Пять языков (Ильф и Петров)
| Пять языков |
| Опубл.: 1933. Источник: Илья Ильф, Евгений Петров. Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска / сост., комментарии и дополнения (с. 430-475) М. Долинского. — М.: Книжная палата, 1989. — С. 155-156. • Единственная прижизненная публикация: Красный черноморец. 1933, № I, 18 октября (ЦГАЛИ, фонд 1821, ед. хр. 64). Вторая публикация — «Литературная Россия», 1967, № 52. Несколько более расширенный и переработанный вариант под названием «Черноморский язык» опубликован в «Правде» (1934, № 53, 23 февраля)[1]) и сборнике «Как создавался Робинзон» (1935). «Красный черноморец» издавалась на крейсере «Красный Кавказ», на котором авторы как корреспонденты «Правды» участвовали в плавании военных кораблей, направлявшихся с дружественным визитом в Неаполь. Это путешествие отражено в очерках «Начало похода» и «День в Афинах»[2]. |
Не успел Севастополь скрыться из глаз, как на корабле послышались страшные звуки.
— Синдрофос синдрофос, синдрофос.
— Тешекур едерим.
— Здравствуйте — мерхаба. Прощайте — смарладык. Здравствуйте — мерхаба. Как будто выходит ничего. Конечно, я не оратор, не докладчик, но уже в прениях выступать бы мог. Так и так, мол, товарищи. Мерхаба, здравствуйте, бу ел нирее гидер, куда ведет эта дорога, ну и, конечно, смарладык, до свидания.
Все держали в руках «Словарик наиболее употребительных слов». Хотелось выучить все слова сразу, чтобы явиться за границу во всеоружии.
Даже с «Петровского» на «Красный Кавказ» доносилось:
— Бу насыл бинадыр, бу насыл бинадыр. Что это за здание? Что это за здание?
А никакого здания еще не было видно и не могло быть. Корабли шли в открытом море, и вместе с ними летели на юг птичьи стайки. Утомленные перелетом, птички садились на грозные орудийные башни, изнеможенные падали в люки, отогревались в теплых гостеприимных ладонях краснофлотцев.
А на «Шаумяне» кто-то бодрым басом зубрил на все Черное море:
— Дайте мне стакан воды. Бина бир стакан су вериниз. Дайте мне стакан воды. Дзосте му эна потири неро. Дайте мне стакан воды. Дате ме ун биккиере д'аку.
Можно было подумать, что бедняга умирает от жажды. Но вдруг он неожиданно завопил:
— Пулита, ме ле стивали. Почистите мне сапоги. Это по-итальянски. А по-турецки? — Беним гизмаларыны темизление. Ох, какой трудный язык. Лучше я подожду с чисткой сапог до Неаполя.
В то время как команда корабля обучалась беглому разговору на греко-турецко-итальянском языках, гражданские гости корабля не отставали. Кроме этих трех языков, им надо было изучить еще четвертый, самый трудный, морской язык.
Тут уже смешалось все.
— Не будем спешить. Давайте по порядку. Сначала греческий, пушка — канони, улица — одос, подлодка — поврихио, а кухня — камбуз.
— Здрасте!
— Что здрасте?
— А то здрасте, что камбуз — это не по-гречески, а по-турецки, и не кухня, а рыба, вроде камбалы, только больше.
— Вы уверены?
— Абсолютно уверен.
— Так, так. Что же, в таком случае кильватер — это чисто морской инструмент. Точная механика. Одним словом, прибор для измерения чего-то.
Наступило молчание. . — А бак? . …
— Что бак?
— Ну, бак. Вообще.
— Вообще — это корма.
— По-гречески?
— Кажется. Значит, вернемся к греческому. Тридцать — трионда, сорок — саранда, пятьдесят — пенинда, шестьдесят — ексинда.
Между тем берега приближались. И скоро добытые сведения придется пустить в ход. И аркадыщ что значит товарищ, и синдрофос, что тоже значит товарищ, и кампанио, что тоже значит товарищ.
В кают-компании жаловались на то, что в словарике мало слов.
— Куда там с полусотней слов! Трудновато будет объясняться.
Ничего, хватит. Вы не забывайте, что, кроме этих слов, есть еще слова, созданные революцией. Они стали международными.
Это поистине новый язык.
Пятилетка.
Советы.
Промфинплан.
Большевик.
Днепрогэс.
Магнитогорск.
Беломорстрой.
Колхозы.
Их много, этих слов, и их поймут без перевода везде, куда мы ни придем.