Прошло нѣсколько дней послѣ нашего пріѣзда на островъ, и я немного отдохнулъ отъ продолжительнаго путешествія. Меня познакомили съ высшимъ обществомъ и при этомъ разсказали о моей сильной страсти къ путешествіямъ. Всѣ очень интересовались мной, какъ иностранцемъ и засыпали всевозможными вопросами. Особенно хорошо я сошелся съ старшимъ сыномъ губернатора. Это былъ высокій, сильный юноша. Какъ то разъ онъ предложилъ мнѣ пойти съ нимъ на охоту, я согласился съ большимъ удовольствіемъ. Не буду себя хвалить, а просто скажу, что я превосходилъ его во многомъ и уступалъ только въ одномъ. Онъ, какъ туземецъ, привыкшій къ мѣстному климату, легко переносилъ нестерпимый зной. Я мучился отъ жары и уставалъ до невозможности, а онъ шелъ себѣ свободно шагалъ все впередъ и впередъ. Вы только представьте себѣ, что солнечные лучи растопляли оловянныя пуговицы моей тужурки, и олово стекало съ нихъ, какъ воскъ со свѣчи, ружье же мое накалялось до того, что я боялся, какъ бы порохъ не вспыхнулъ самъ собой и не произвелъ бы выстрѣла. Во избѣжаніе такой непріятности я придумалъ остроумное средство: потъ отъ сильнаго зноя лилъ съ меня, положительно, ручьями, и платокъ, которымъ я каждую минуту обтирался промокалъ насквозь, какъ будто его смачивали водою. Я сообразилъ, что мокрымъ платкомъ можно охладить накаленное желѣзо въ ружейномъ замкѣ. Каждый разъ, когда я накладывалъ влажный платокъ, раскаленное желѣзо замка шипѣло, точно плита, когда на нее прольется жидкость. При такомъ невыносимомъ жаркомъ климатѣ мнѣ, европейцу, приходилось очень плохо, я не могъ идти вмѣстѣ со своимъ товарищемъ и вынужденъ былъ лечь отдохнуть, чтобы набраться новыхъ силъ. Я выбралъ уютное мѣстечко надъ самымъ берегомъ какой-то широкой рѣки въ густомъ, тѣнистомъ лѣсу. Тѣнь его такъ и манила меня въ свои объятія, и я хотѣлъ уже расположиться для отдыха, какъ, вдругъ, услышалъ позади себя въ кустахъ какой то шорохъ. Я невольно оглянулся и окаменѣлъ: огромный левъ осторожно, какъ кошка, крался ко мнѣ. Въ его глазахъ, налитыхъ кровью, я ясно читалъ его непреодолимое желаніе полакомиться мной, безъ моего на то позволенія. Онъ увидѣлъ, что я замѣтилъ его и приближался ко мнѣ уже съ оглушительнымъ ревомъ. Я совсѣмъ растерялся, увидя на близкомъ разстояніи отъ себя страшнаго звѣря, и схватился за ружье, не сообразивъ даже, что мой выстрѣлъ раздражитъ его только еще больше, такъ какъ
ружье заряжено было заячьей дробью, но гдѣ тутъ было соображать? Я прицѣлился и выстрѣлилъ. Левъ потрясъ головой, его косматая грива зашевелилась, вселяя въ меня невыразимый ужасъ, зарычалъ еще съ большей силой и бросился бѣжать прямо на меня. Что я въ эту минуту почувствовалъ, трудно описать. Я инстинктивно повернулся, и намѣривался бѣжать, совершенно выпустивъ изъ виду, что это самое худшее средство въ опасныхъ случаяхъ на охотѣ. Въ это самое время я увидѣлъ… Боже мой, я содрагаюсь при одной только мысли объ этомъ! Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя увидѣлъ я огромнаго крокодила, раскрывшаго страшную пасть и выжидавшаго удобнаго момента, чтобы меня проглотить. Всѣ мои надежды на спасеніе рухнули! Даже теперь еще пробѣгаютъ у меня мурашки по тѣлу при воспоминаніи о томъ критическомъ положеніи.
Спереди, — раскрывшій пасть крокодилъ, позади бѣжалъ разъяренный левъ, влѣво бурлилъ быстрый потокъ, а вправо зіяющая пропасть, на днѣ которой кишѣли ядовитыя змѣи…
Я потерялъ сознаніе и упалъ на землю. Послѣдняя мысль моя была о страшной смерти, такъ какъ я былъ увѣренъ, что мнѣ не миновать зубастыхъ челюстей крокодила или же пасти и когтей косматаго льва. Въ подобную минуту, навѣрное, и самъ Геркулесъ ощутилъ бы тоже самое. Да, милостивые государи, я испыталъ тогда, что значитъ боязнь смерти, мнѣ пришлось взглянуть ей прямо въ глаза.
Вы блѣднѣете? О успокойтесь, мои милые, дѣло уладилось, какъ нельзя лучше, и я остался, какъ видите, живъ. Сейчасъ вамъ разскажу, какъ это случилось. Когда я лежалъ на землѣ, разсвирѣпѣвшій левъ не разсчитавши прыжка, перескочилъ черезъ меня и попалъ головою прямо въ пасть крокодила. Раздался сильный ревъ и ужасный стонъ, приподнявъ немного голову я увидѣлъ, что, къ великой моей радости, я спасенъ. Понимаете, спасенъ отъ вѣрной смерти! Вѣдь я себя уже тогда приписалъ къ лику святыхъ мучениковъ. Голова льва застряла въ зубахъ чудовища и они оба старались другъ отъ друга отдѣлаться. Глодка крокодила расширилась, на сколько могла, но не было никакой возможности проглотить льва. Мнѣ лежать дольше не прходилось; я моментально вскочилъ на ноги, вынулъ изъ-за пояса свой охотничій ножъ и однимъ ударомъ отсѣкъ голову льву. Громоздкое его туловище дрогнуло и тяжело упало къ моимъ ногамъ въ предсмертныхъ судорогахъ, а голову его я ружейнымъ прикладомъ затолкалъ въ глубину пасти крокодила, такъ что тотъ, не имѣя возможности дышать, — задохнулся и околѣлъ на моихъ глазахъ. Такимъ образомъ я избавился сразу отъ двухъ опасныхъ враговъ, все это произошло, благодаря счастливому случаю и моей находчивости.
Черезъ нѣкоторое время послѣ моихъ сильныхъ испытаній, закончившихся блестящей побѣдой надъ двумя страшными врагами, пришелъ мой товарищъ, сынъ губернатора, котораго сильно безпокоило мое отсутствіе. Онъ догадывался, что со мной случилось что-нибудь, но никогда еще не видѣлъ и не слыхалъ даже, чтобы одинъ человѣкъ въ одно и тоже время, будучи почти безъ оружія, могъ убить льва и огромнѣйшаго крокодила. Онъ меня радостно привѣтствовалъ, и мы вмѣстѣ измѣрили крокодила, оказалось, что онъ имѣлъ около семи сажней въ длину.
Дома мы разсказали объ этомъ необыкновенномъ происшествіи губернатору, онъ велѣлъ немедленно послать телѣгу и людей, чтобы привезти обоихъ животныхъ въ такомъ видѣ, въ какомъ ихъ найдутъ на мѣстѣ. При губернаторскомъ дворѣ на островѣ Цейлонѣ жилъ замѣчательный шорникъ; когда онъ узналъ объ случаѣ со мной, то самъ мнѣ предложилъ сдѣлать изъ шкуры льва сумки; я на такое предложеніе охотно согласился и въ короткое время онъ доставилъ ко мнѣ на квартиру множество сумокъ удивительной работы, которыя я частью раздарилъ своимъ знакомымъ на память о пребываніи своемъ на островѣ Цейлонѣ, остальныя же подарилъ потомъ амстердамскому бургомистру, который хотѣлъ
меня отблагодарить наградой въ тысячу червонцевъ, но я, конечно, постарался отклонить его любезное предложеніе, что потребовало не малаго труда и краснорѣчія.
Изъ крокодила же получилось прекрасное чучело, составляющее теперь одно изъ лучшихъ украшеній амстердамскаго музея. Всѣ посѣтители этого музея всегда съ любопытствомъ останавливаются и долго всматриваются въ чудовище, а служитель музея разсказываетъ каждому, какимъ образомъ чучело попало въ музей, подробно разсказывая при этомъ о моемъ приключеніи. Но я долженъ замѣтить, что, какъ и всегда, это приключеніе разсказываютъ по своему, съ большими преувеличеніями, такъ что слушателю трудно вѣрить въ правдивость разсказа. Такъ, напримѣръ, служитель разсказываетъ, что левъ хотѣлъ проскочить сквозь крокодила и уже прошелъ всю длину его, но былъ замѣченъ „господиномъ прославленнымъ барономъ“ — какъ онъ меня называетъ, — въ то время, когда левъ показалъ свою голову изъ туловища крокодила и баронъ отрубилъ ему голову. „Крокодилъ сейчасъ же повернулся, — такъ продолжаетъ мой разсказчикъ, — и раздраженный выходкой льва, выхватилъ изъ рукъ барона его охотничій ножъ и съ такимъ неистовствомъ проглотилъ его, что онъ прошелъ черезъ сердце чудовища и страшилище погибло въ страшныхъ мученіяхъ“. Про безстыдство этого разсказчика и говорить не стоитъ. Его разсказы кромѣ большихъ непріятностей, мнѣ ничего не приносятъ. Такія небывальщины, какія онъ умѣетъ составлять въ своей праздной фантазіи, только подрываютъ довѣріе моихъ уважаемыхъ слушателей. Въ нашъ вѣкъ сомнѣній, многіе, не знающіе меня, вслѣдствіе грубой лжи этого человѣка, чего добраго и въ мои правдивые разсказы не повѣрятъ, а отнесутъ ихъ къ области пустого вымысла. Уже и теперь, когда я самъ разсказываю о своемъ приключеніи съ этимъ крокодиломъ, то люди, бывшіе въ музеѣ съ полуулыбкой говорятъ: „мы уже слыхали объ этомъ въ Амстердамскомъ музеѣ!“ Повѣрьте, господа, что каждый благородный человѣкъ послѣ этого долженъ почувствовать себя глубоко оскорбленнымъ. Увѣряю васъ, мнѣ это обидно и досадно.