ПУТЕШЕСТВІЕ ПО АВСТРАЛІИ И ОКЕАНІИ. править
I.
Переѣздъ.
править
Передъ площадью С-го Марка въ Венеціи стоялъ на якорѣ параходъ Тенжоръ. Занявъ въ немъ каюту, я, въ ожиданіи отъѣзда, любовался съ палубы двумя рядами дворцовъ, окаймляющихъ воды Большого канала, пышнымъ дворцомъ дожей, храмомъ С-го Марка и прекрасной набережной, по которой разсыпались гондольеры, приглашая разгуливающихъ иностранцевъ прокатиться въ гондолѣ въ садъ на полуостровѣ или въ Лидо. Странно казалось мнѣ, что европейцамъ именно здѣсь, — въ этомъ отжившемъ, какими-то земноводными обитателями въ средніе вѣка сооруженномъ, городѣ, приходится садиться на пароходъ съ тѣмъ, чтобы плыть въ дальній новый, едва лишь зараждающійся край, въ Австралію.
Любуясь прекрасной Венеціей, невольно спрашиваешь себя: къ чему существуетъ теперь этотъ своеобразный средневѣковой городъ? Какое значеніе имѣетъ онъ въ настоящее время? Строился онъ купцами и мореходами въ такое время, когда города и жилища вообще строились попреимуществу съ цѣлью защищаться отъ хищныхъ набѣговъ доблестныхъ рыцарей и пиратовъ, или съ цѣлью самимъ совершать набѣги и грабежи, какъ напримѣръ, бурги, которыми любуются туристы по Рейну. Эти развалившіяся нынѣ укрѣпленія на недоступныхъ скалахъ давно покинуты. Пожалуй и выстроенную на водахъ Венецію постигла бы та же участь, еслибъ она не привлекала къ себѣ толпы праздныхъ туристовъ, которые посѣщаютъ ее изъ любопытства, точно также какъ посѣщаютъ они Геркуланумъ и Помпею, которые любуются ея погруженными въ воду дворцами, катаются въ гондолѣ и дышатъ при этомъ навѣвающимъ нѣгу воздухомъ, подъ чуднымъ небомъ Италіи.
Въ самомъ дѣлѣ, стоитъ только побыть день-другой на площади С-го Марка и убѣдиться, что городъ существуетъ не самъ по себѣ, не для туземныхъ жителей, а скорѣе для иностранцевъ, и что существованіе его — въ настоящемъ видѣ по крайней мѣрѣ — только ими и поддерживается. Роскошныя гостинницы оплачиваются, конечно, одними только иностранцами. Съ ранняго утра, съ Бедекеромъ въ красномъ переплетѣ подъ мышкой и съ биноклемъ черезъ плечо, высыпаютъ они изъ отелей на площадь С-го Марка. Магазины подъ арками съ ихъ блестящими бездѣлушками, съ фотографіями, изображающими Венецію въ разныхъ видахъ, то днемъ, то при лунномъ свѣтѣ, кофейныя, кондитерскія — словомъ все, чѣмъ переполнены здѣсь магазины и лавочки, въ которыхъ торгуютъ итальянцы, разсчитываетъ на тароватость туристовъ и живетъ только ими. Сами же итальянцы пользуются Венеціей какъ бы въ видахъ промысла, а простой народъ — тотъ здѣсь словно чужой: онъ робко держится въ сторонѣ и какъ будто то и дѣло высматриваетъ — нельзя ли и ему попользоваться отъ щедротъ чуждыхъ пришельцевъ. Это поражаетъ тѣмъ болѣе, что итальянецъ по природѣ вообще не робокъ и не чуждается людей; напротивъ, онъ очень общителенъ и равнодушнаго нрава. Но здѣсь, также конечно и въ другихъ посѣщаемыхъ иностранцами городахъ Италіи, онъ смотритъ на людей, какъ на добычу и становится попрошайкой, нищимъ. Стоитъ иностранцу остановиться гдѣ нибудь на улицѣ и спросить о какомъ нибудь мѣстѣ, тотчасъ явится оборванный итальянецъ съ предложеніемъ услугъ. И онъ уже не отстанетъ отъ васъ, пока не получитъ подачки въ видѣ пяти или десяти центовъ. Весь этотъ людъ и всѣ промышляющіе въ роскошныхъ магазинахъ, отеляхъ, на рынкахъ, снабжающихъ отели съѣстными припасами, а вмѣстѣ съ тѣмъ и банки навѣрное покинули бы Венецію, еслибъ иностранцы, наскучивъ ею, перестали посѣщать ее. Но теперь, т. е. въ двадцатыхъ числахъ сентября, въ осенній сезонъ, Венеція кишитъ народомъ, и это тѣмъ еще болѣе, что въ настоящее время въ ней собрался географическій конгрессъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ открыта также выставка.
Я попалъ сюда въ самый разгаръ конгресса. Ф. Лессепсъ открылъ его рѣчью, въ которой указалъ на значительное вліяніе, какое въ свое время Италія вообще и Венеція въ особенности имѣли на расширеніе географическихъ знаній. И въ самомъ дѣлѣ, въ тѣ смутныя времена средневѣковыя, когда существовали лишь самыя скудныя средства сообщенія, когда путешествіе въ дальніе края составляло, дѣйствительно, нетолько трудный, но и опасный, для не многихъ лишь личностей доступный подвигъ — не то что въ наше время — изъ Венеціи вышелъ Марко Поло, слава этого города. Пространствовавъ цѣлые года по дальнему востоку, онъ сообщилъ о немъ свѣдѣнія, которыя современниками считались чуть-ли не вымысломъ праздной фантазіи, тогда какъ достовѣрность ихъ поразительно подтверждалась все болѣе и болѣе, по мѣрѣ того, какъ европейцы стали ближе знакомиться съ востокомъ. Упомянувъ о другихъ уроженцахъ Италіи, содѣйствовавшихъ, какъ своими путешествіями, такъ и научными изслѣдованіями, расширенію географическихъ знаній, Лессепсъ указалъ на генуэзца Христофора Колумба, на Америко Веспучи, по имени котораго названъ новооткрытый материкъ, на венеціанцевъ Іоанна и Севастіана Каботовъ, изслѣдовавшихъ восточныя побережья сѣверной Америки. Если помимо другихъ присоединить сюда еще имя славнаго Галлилея, то для насъ будетъ ясно то высокое вліяніе, какое уроженцы Италіи оказали на наши познанія о поверхности земнаго шара вообще.
Послѣ Лессепса, занятаго въ настоящее время прорытіемъ Панамскаго перешейка, говорилъ генералъ Тюрръ, излагая въ своей рѣчи проэктъ по поводу прорытія Коринѳскаго перешейка. Ораторъ закончилъ ее такими словами: «Марко Поло начерталъ намъ также нашу миссію. А именно, творить благо въ нашихъ изслѣдованіяхъ, употребить наши знанія на пользу всѣхъ народовъ, менѣе цивилизованныхъ и менѣе свѣдущихъ, и такимъ образомъ заставить ихъ полюбить насъ; вообще — сблизить между собою всѣ человѣческія племена и — да исчезнутъ затѣмъ послѣдніе слѣды варварства на землѣ!»
Эти громкія слова возбуждаютъ, конечно, сочувствіе слушателей, но увы! — въ дѣйствительности онѣ рѣдко осуществляются. Не отрицая нисколько громадной пользы, доставляемой сокращеніемъ и вслѣдствіе того удешевленіемъ средствъ сообщенія, нельзя однако не замѣтить, что именно такого благотворнаго сближенія народовъ другъ съ другомъ на дѣлѣ не оказывается. Стоитъ только указать на Америку, гдѣ до прибытія европейцевъ жило нѣсколько милліоновъ краснокожихъ, тогда какъ, по сближеніи съ ними бѣлыхъ, многіе изъ туземныхъ племенъ уже вовсе исчезли съ лица земли, а остальныя, въ числѣ нѣсколькихъ тысячъ душъ, продолжаютъ исчезать подъ вліяніемъ проникающей къ нимъ цивилизаціи, такъ что не далеко то время, когда въ Соединенныхъ штатахъ не останется и слѣда отъ Первобытныхъ владѣльцевъ этого края. За то, правда, въ настоящее время, благодаря эмиграціи изъ Европы, тамъ около пятидесяти милліоновъ такъ называемаго цивилизованнаго населенія, причемъ въ самой Европѣ населеніе за послѣднее столѣтіе не только не уменьшилось, а напротивъ — еще наросло.
Какъ бы то ни было, во мы тутъ не видимъ любвеобильнаго сближенія человѣческихъ племенъ между собою, какъ хочетъ увѣрить насъ ораторъ, а скорѣе столкновеніе двухъ расъ, всегда роковое и гибельное для туземцевъ. Китайцы не даромъ противились такъ долго вторженію въ свой край европейцевъ съ ихъ цивилизаціей, и, какова бы ни была китайская цивилизація, но благодаря ихъ упорному сопротивленію, поддерживаемому особенностями географическаго положенія ихъ края, они успѣли сохранить свою народность до нашего времени, и сохранятъ ее, какъ надо полагать, навсегда, хотя бы и шли по стезѣ прогресса своимъ самобытнымъ путемъ. Не всѣ народы поставлены были въ такія благопріятныя въ этомъ отношеніи условія, какъ китайцы, и мы видимъ, что, вслѣдствіе улучшенія и сокращенія путей сообщенія, совершается полное уничтоженіе одной расы другою, а вмѣстѣ съ тѣмъ, правда, и расширеніе нашей европейской цивилизаціи, для которой такимъ образомъ открывается все болѣе и болѣе обширное поприще. Напрасно было бы и прибѣгать къ такимъ ораторскимъ уловкамъ: вѣдь сами ораторы, да и слушатели ихъ вполнѣ убѣждены, что ради братскаго сближенія европейцевъ съ туземцами ни одинъ банкиръ не сталъ бы покупать акціи общества, составленнаго хотя бы для прорытія Суэсскаго канала, еслибъ подобнаго рода предпріятія, не представляли громадныхъ выгодъ для торговли. А потому они и выгодны преимущественно для того класса нашего цивилизованнаго общества, въ рукахъ котораго сосредоточиваются коммерческія операціи вообще.
Что же касается до вліянія на судьбу туземныхъ племенъ, вслѣдствіе прорытія Суэсскаго перешейка, то въ предстоящемъ путешествіи по странамъ Тихаго океана мы надѣемся не разъ еще встрѣтиться съ этимъ вопросомъ.
Воздавъ Венеціи должную дань за ея прошлые подвиги по части мореплаванья и географическихъ открытій, ораторы ничего не сказали о настоящемъ значеніи этого города. Да и что могли бы сказать они по этому поводу? Развѣ то, что благодаря открытію Суэсскаго канала англійское общество восточнаго пароходства (Peninsular and Oriental steam Navigation Company), воспользовалось незначительною гаванью Венеціи и избрала ее исходнымъ пунктомъ для пассажировъ, отправляющихся съ европейскаго материка въ Индію и Австралію.
На пароходѣ поднялась суета: онъ снялся съ якоря; раздался свистокъ — другой — и ровно въ 10 часовъ утра 23-го сентября нов. ст. наше мореходное зданіе, описавъ полукругъ, въ виду толпившихся на набережной зрителей, двинулось къ выходу изъ залива. Прощай прекрасная Венеція! — Осторожно подвигаясь между лагунами, Тенжоръ часа черезъ два миновалъ проливъ Лидо и, прибавивъ паровъ, смѣлѣе пошелъ по Адріатическимъ волнамъ.
Въ Адріатикѣ, служившей нѣкогда поприщемъ весьма оживленнаго мореходства, встрѣчали мы очень мало судовъ, да и то были все однѣ барки съ парусами кирпичнаго цвѣта. Съ нашей палубы виднѣлись извилистые очерки Аппенинъ на западѣ. Вообще, во все время плаванія по этому морю, берега, то съ одной, то съ другой стороны, почти никогда не пропадали изъ виду. Къ вечеру того же дня пароходъ присталъ къ Анконѣ и, простоявъ ночь въ гавани, принялъ тутъ новый грузъ и еще нѣсколькихъ пассажировъ. Раннимъ утромъ мы шли уже опять въ виду песчаныхъ, частью обнаженныхъ береговъ Италіи, гдѣ по временамъ виднѣлись мѣстечки и села. На третій день нашего плаванія пароходъ узкимъ проливомъ вошелъ въ небольшую гавань Бриндизи. Налѣво передъ нами пріютился городокъ, а на противоположной сторонѣ, на правомъ берегу, раскинулись домики и сады съ изгородями изъ лапчатыхъ кактусовъ, съ агавами, пальмами и другими тропическими растеніями. Тенжоръ причалилъ вплоть къ набережной, гдѣ стояли три парохода, два фрегата и нѣсколько мелкихъ судовъ. Это было въ воскресенье, а потому не приступали къ нагрузкѣ, и намъ пришлось прождать здѣсь цѣлый день. Пользуясь этимъ, пассажиры разсыпались по городу.
Бриндизи или классическій Брундузіумъ римлянъ носитъ на себѣ отпечатокъ разныхъ историческихъ эпохъ. Ветхіе дома съ вывѣтрившимися барельефами, дворы съ арками, полуразвалившіеся фонтаны свидѣтельствуютъ о древнемъ владычествѣ здѣсь римлянъ, а фортификація, защищавшая городъ съ суши, съ ея развалившимися амбразурами и обсыпавшимися стѣнами, полуразрушенная церковь и бывшій дворецъ, обращенный теперь въ тюрьму, напоминаютъ собою средніе вѣка, тогда какъ обновленная и хорошо выложенная камнемъ набережная, новая макадамизированная улица, подъ названіемъ страта Амэна, ведущая отъ набережной внутрь города къ площади, новые щегольскіе дома по ней и зданіе почты — служатъ представителями девятнадцатаго столѣтія.
Послѣднія постройки, какъ и гавань, обязаны своимъ возникновеніемъ также открытію Суэсскаго канала: почта со всѣхъ государствъ Европы, клади, пассажиры — все это окончательно принимается пароходами въ Бриндизи, какъ въ самомъ крайнемъ европейскомъ портѣ, въ которомъ пристаютъ они. Благодаря этому, древняя, полузабытая гавань пріобрѣтаетъ въ наше время опять важное значеніе. Городъ не великъ, такъ что нѣсколькихъ часовъ достаточно было для того, чтобы обойти его по всѣмъ улицамъ и побывать даже за крѣпостнымъ валомъ. Но и въ этомъ городѣ также непріятно поражаетъ васъ нищенство итальянцевъ. Особенно дѣти съизмала уже пріучаются къ такому промыслу. Они просто не могутъ видѣть иностранца безъ того, чтобы не просить милостыни. Мнѣ случилось какъ-то на старой каменной лѣстницѣ, близь средневѣковаго храма, взобраться на площадку, среди которой стоитъ мраморная колонна. На возвышенной, усыпанной камнемъ, площадкѣ не было ни души. Я принялся было разбирать отчасти вывѣтрившуюся древнюю латинскую надпись на пьедесталѣ колонны, какъ, откуда ни возьмись, меня окружила толпа мальчиковъ отъ семи до десятилѣтняго возраста; нѣкоторые изъ нихъ были даже хорошо одѣты. Сначала я не обратилъ на нихъ вниманія, но они все ближе приступали ко мнѣ, прося подачки. Я видѣлъ, что тутъ не до надписи и направился внизъ. Вся орава съ прыжками и крикомъ послѣдовала за мною, что разсмѣшило меня. Ободренные моимъ смѣхомъ, мальчики стали чуть не прыгать на меня, прося пенни. На мое счастіе въ это самое время по лѣстницѣ взбирался итальянецъ съ корзиной на плечѣ и грозно прикрикнулъ. Вся ватага вмигъ разсыпалась въ разныя стороны, и я успѣлъ спастись на палубу парохода. Другіе пассажиры тоже жаловались, что отъ нищихъ проходу нѣтъ. И подъ такими-то впечатлѣніями пришлось намъ покинуть европейскій материкъ. Иностранцы, на короткое время побывавшіе здѣсь, по неволѣ выносятъ весьма грустное мнѣніе о жалкомъ итальянскомъ народѣ, дѣти котораго съ малыхъ лѣтъ пріучаются къ нищенству, и, какъ видно по ихъ здоровымъ лицамъ, по порядочной одеждѣ, дѣлаютъ это не по нуждѣ, а просто изъ баловства.
На разсвѣтѣ слѣдующаго дня пароходъ принялъ почту съ разныхъ концовъ Европы, еще нѣсколько пассажировъ и вышелъ изъ гавани, направляясь далѣе къ югу. На закатѣ второго дня, по выходѣ изъ Бриндизи, мы прошли въ виду острова Кандіи и, оставивъ его за собою, окончательно распростились съ Европой. Потомъ пароходъ направился къ юговостоку по тихимъ синимъ волнамъ Средиземнаго моря, а на шестые сутки, по выѣздѣ изъ Венеціи, онъ вошелъ въ круглую, довольно просторную гавань Александріи.
Едва пароходъ успѣлъ причалить къ пристани, какъ на палубу съ шумомъ и гамомъ взобрались копты и феллахи въ бѣлыхъ и синихъ балахонахъ и въ фескахъ съ бѣлыми тюрбанами на головѣ, предлагая въ продажу финики, бананы, апельсины, кокосовые орѣхи и проч. Тутъ же появился фокусникъ и, размѣстивъ на палубѣ свои снаряды, сталъ потѣшать любопытную публику. Къ пристани, у которой мы остановились, проведены рельсы желѣзной дороги. Пассажиры переходятъ прямо въ вагоны и отправляются отсюда въ Суэсъ, гдѣ ожидаетъ ихъ пароходъ изъ Англіи. Дѣло въ томъ, что нѣкоторые изъ пассажировъ и болѣе грузная кладь изъ Великобританіи отправляются на большомъ пароходѣ компаніи прямо изъ Соутемптона: гавань его собственно и составляетъ настоящій исходный пунктъ морского пароходства изъ Европы въ Индію и Австралію. Но желающіе избавиться отъ двухнедѣльнаго плаванія вокругъ Европы отправляются сухимъ путемъ по желѣзнымъ дорогамъ въ Венецію или Бриндизи, откуда и перевозятся на пароходѣ меньшаго размѣра той же компаніи въ Александрію, а затѣмъ по желѣзной дорогѣ въ Суэсъ.
Дорога идетъ сначала по низменностямъ Дельты Нила. Поля и огороды по обѣ стороны ея засѣяны рисомъ, дуррою, сахарнымъ тростникомъ, хлопчатникомъ, а мѣстами красуются группы финиковыхъ пальмъ съ ихъ большими гроздіями спѣлыхъ плодовъ. Кое-гдѣ попадаются деревни туземцевъ: лачуги кое-какъ слѣплены изъ глины или скорѣе изъ сырой грязи, а плоскія кровли просто завалены пальмовыми листьями. Въ этихъ лачугахъ и живутъ полунагіе, едва прикрытые лохмотьями туземцы. Кладбища, похожія нѣсколько на еврейскія, были чище и пригляднѣе самихъ деревень. Такая крайняя бѣдность поражаетъ еще сильнѣе въ виду окружающей ее роскошной растительности. Сколько вѣковъ трудились здѣсь предки подъ владычествомъ фараоновъ и другихъ державцевъ, сколько пирамидъ, обелисковъ, каналовъ, озеръ и прочихъ чудесъ настроили они на удивленіе міру, а въ концѣ-концовъ оставили своимъ потомкамъ въ наслѣдіе одно нищенство, и все это въ такомъ богатомъ растительностью краѣ.
Египетъ, эта колыбель исторіи человѣчества, представляетъ намъ такимъ образомъ поразительный фактъ, а именно: вездѣ и всегда туземныя племена, коренные обладатели земли порабощаются чуждыми пришельцами, захватывающими силою меча власть и верховенство надъ краемъ. И этотъ фактъ роковымъ образомъ повторяется черезъ всю исторію съ тою развѣ разницею, что въ иныхъ мѣстахъ туземцы окончательно искореняются, тогда какъ уцѣлѣвшія порабощенныя племена споконъ вѣка и понынѣ, подобно коптамъ и феллахамъ, влачатъ жалкую жизнь подъ гнетомъ, если не фараоновскаго, то столь же тяжкаго для нихъ деспотизма.
Начиная съ четвертой станціи — Бэнга (Benha), по мѣрѣ приближенія къ Суэсскому каналу, открывается песчаная пустыня: по обѣ стороны дороги стелется желтоватый песокъ перемѣшанный съ хрящомъ, образуя здѣсь и тамъ наносные холмы. Рельсы большею частью пролегаютъ по берегу канала съ прѣсной водой, который былъ проведенъ отъ Нила для снабженія свѣжею водою рабочихъ на перешейкѣ. На шестой станціи Нифишъ вмѣстѣ съ нашимъ поѣздомъ на запасномъ рельсовомъ пути остановился другой, весь наполненный магометанами-богомольцами, направлявшимися въ Мекку. Отсюда желѣзная дорога развѣтвляется: одна вѣтвь ея идетъ прямо на востокъ въ Измаилію, городокъ, возникшій на берегу Суэсскаго канала у озера Тимзы, а другая, т. е. наша вѣтвь, направляется къ югу въ Суэсъ все тѣмъ же берегомъ канала прѣсной воды. Такимъ образомъ, въ настоящее время богомольцы къ святымъ мѣстамъ, какъ въ Мекку и Медину, такъ точно и въ Іерусалимъ, направляются по рельсовому пути до Измаиліи, а оттуда уже, пользуясь каналомъ, далѣе къ мѣсту назначенія. Магометане, столпившись въ запертыхъ вагонахъ съ рѣшетчатыми стѣнками въ густыя кучи, производили страшный шумъ, перекрикиваясь другъ съ другомъ и съ торговцами, которые снаружи предлагали имъ разнаго рода съѣстные припасы и плоды, большею частью финики.
Нашъ поѣздъ двинулся, наконецъ, перейдя по мосту, на другой берегъ того же канала прѣсной воды. Вдоль по окаймляющему его валу то и дѣло попадались туземцы съ верблюдами. Изогнувъ шею кверху и вытянувъ впередъ губастую морду, важно и степенно шагали они одинъ за другимъ съ ношами на горбахъ, а подгоняемые феллахами ослики торопливо сѣменили вслѣдъ за ними. По полямъ паслись сѣропепельнаго цвѣта коровы тоже съ длинными шеями и серпообразными назадъ изогнутыми рогами, какъ обыкновенно изображаются на иллюстраціяхъ тощія фараоновы коровы. Въ болотистыхъ мѣстахъ взлетали испуганные шумомъ паровоза бѣлые ибисы. Женщины, попадавшіяся по пути, были одѣты въ черные балахоны съ накидками на головѣ и чернымъ наличникомъ, скрывавшимъ нижнюю часть лица, такъ что видны были одни только глаза. Дѣти бѣгали совсѣмъ голыя.
Вечеромъ поѣздъ подкатилъ къ Суэсу, который мы не могли видѣть за темнотой, тѣмъ болѣе, что наши вагоны тотчасъ же были осаждены туземцами, предлагавшими въ продажу табакъ, сигары, разные плоды, фотографіи и проч. Они не могли проникнуть въ самые вагоны, такъ какъ дверцы были заперты, но цѣплялись снаружи и старались пролѣзть въ открытыя окна. Когда поѣздъ, захвативъ почту въ Суэсѣ, направился къ гавани, то туземцы такъ и не покидали своего поста и, все также цѣпляясь снаружи, проводили насъ до самой пристани.
Такъ какъ въ самомъ заливѣ, у котораго расположился Суэсъ, вода недостаточно глубока для большихъ пароходовъ, то пристань перенесли на песчаную отмель въ море, соединивъ ее съ городомъ посредствомъ широкаго вала, по которому пролегаютъ три пары рельсъ. Поѣздъ подкатилъ къ самой пристани, гдѣ насъ ожидали два парохода: одинъ изъ нихъ былъ назначенъ въ Бомбей, къ сѣверо-востоку по выходѣ изъ Краснаго моря, тогда какъ нашъ направлялся на юго-востокъ — къ острову Цейлону. Такимъ образомъ часть пассажировъ и груза перешла отъ насъ на другой пароходъ; но на нашемъ и безъ того уже былъ значительный грузъ, привезенный изъ Англіи; на немъ же пріѣхало нѣсколько пассажировъ прямо изъ Соутемптона. Въ Бомбей отправлялись большею частью офицеры индѣйской арміи. Они обыкновенно въ это время возвращаются изъ отпуска на европейскую родину къ своимъ полкамъ въ Индіи.
Нашъ пароходъ, по имени Нипаль, прибылъ изъ Соутемптона, приставая по пути къ Гибралтару и острову Мальтѣ. Изъ Портъ-Саида, на сѣверномъ концѣ канала, онъ прошелъ до Суэса въ три дня, останавливаясь по ночамъ въ пристаняхъ, такъ какъ по уставу суда ночью по каналу не ходятъ. Весь переѣздъ отъ Соутемптона до Суэса онъ совершилъ въ теченіи семнадцати сутокъ. Плаваніе по каналу, судя по разсказамъ пассажировъ, крайне не привлекательно, а вслѣдствіе жаровъ оно даже довольно утомительно. По обѣ стороны тянется все та же песчаная пустыня, и только на станціяхъ, гдѣ пристаютъ суда, насажены деревца, которыя, однако, не успѣли еще порядкомъ разростись. А приставать приходилось нетолько по ночамъ, но и днемъ, оттого, что по узкому каналу для пропуска какого-нибудь встрѣчнаго корабля одному приходится причаливать къ пристани и выжидать, пока другой не прошелъ. Помимо этихъ задержекъ самая плата за переѣздъ все еще очень высока. Такъ Нипаль заплатилъ за проѣздъ, какъ за грузъ, такъ и за пассажировъ 1,200 фунтовъ стерлинговъ. Но даже такая высокая плата была бы не въ ущербъ для компаніи пароходства, еслибы только сократили еще время перехода по каналу, а для этого необходимо расширить его настолько, чтобы большія суда свободно могли проходить одно возлѣ другого.
Въ виду всѣхъ этихъ неудобствъ невольно возникаетъ вопросъ: какая польза отъ этого канала? На это самъ Лессепсъ въ одной изъ рѣчей своихъ отвѣчаетъ слѣдующимъ картиннымъ образомъ: Во время моего послѣдняго похода по пустынѣ, я посѣтилъ начальника одного изъ аравійскихъ племенъ, живущихъ на границѣ между Египтомъ и Сиріей. Этотъ вождь, окруженный шейками разныхъ сосѣднихъ мѣстъ, просилъ меня объяснить ему пользу и цѣль нашего предпріятія. Тогда я тутъ же на пескѣ передъ ними изобразилъ карту земного шара и указалъ имъ, какъ отправившись изъ Европы и съ побережья Средиземнаго моря, перерѣзавъ Египетъ и достигнувъ восточнаго моря, этотъ путь съ запада на востокъ приводитъ въ сообщеніе триста милліоновъ европейцевъ съ семью стами милліоновъ жителей Африки, Азіи и Океаніи. Съ другой стороны, я показалъ, какъ путь черезъ Гибралтарскій проливъ, огибающій всю Африку и мысъ Доброй Надежны, пересѣкаетъ два раза экваторъ и, проходя мимо Мадагаскара, лишь послѣ гораздо болѣе долгаго плаванія достигаетъ того же Индѣйскаго океана, отдѣленнаго при посредствѣ Суэсскаго канала всего только на четыре или пятьсотъ миль отъ Средиземнаго моря. Внимательно разсмотрѣвъ предложенный имъ мною очеркъ и выслушавъ мое объясненіе, эти люди, пораженные величіемъ предпріятія, подняли руки къ небу и начали восхвалять аллаха; эти первобытныя натуры, воспитываясь въ уединеніи пустыни, вездѣ и во всемъ видятъ перстъ божій и все великое и доблестное относятъ ко славѣ Всевышняго".
Главная выгода состоитъ, конечно, въ значительномъ сокращеніи пути и въ томъ, что благодаря каналу избѣгается опасное плаваніе вокругъ мыса Доброй Надежды. Вслѣдствіе всего этого значительно сокращаются и страховыя преміи, такъ какъ корабли болѣе короткій срокъ подвергаются опасностямъ плаванія. Не входя въ дальнѣйшія подробности, прибавимъ только, что, несмотря даже на высокую плату за проѣздъ по каналу, пароходныя компаніи все-таки много выгадываютъ, пользуясь этимъ путемъ. А со временемъ, когда каналъ расширится и устранятся другія его неудобства, громадные расходы на него потраченные вознаградятся сторицею.
Принявъ почту и кладь, пароходъ Нипаль въ полночь двинулся въ Красное море. Цвѣтъ воды его синій немного свѣтлѣе, нежели въ Средиземномъ. Но отличается это море необыкновеннымъ зноемъ: такого палящаго воздуха даже подъ экваторомъ не бываетъ. Такъ и кажется здѣсь, будто сами воды раскалены отъ солнечныхъ лучей. Оно иначе и быть не можетъ: съ одной стороны каменистая Аравія, а съ другой песчаная Нубія такъ накаляютъ воздухъ, что откуда бы ни подулъ вѣтеръ, онъ нисколько не освѣжаетъ атмосферы. Температура поднималась до 28 град. по Реомюру. Вообще вѣтру мало и море спокойно. Четверо сутокъ пришлось намъ печься въ этой жарѣ. Иные съ жары пьютъ невоздержно и оттого нерѣдко заболѣваютъ дизентеріей. Одна изъ служанокъ на пароходѣ, дѣйствительно, заболѣла и умерла во время нашего плаванія по Красному морю. Похороны совершены были на самомъ пароходѣ: покойницу завернули въ парусъ. Между пассажирами оказался англійскій священникъ; онъ и прочелъ молитву, затѣмъ тѣло усопшей выдвинули въ люкъ и при посредствѣ привѣшеннаго груза опустили на дно морское.
Вообще, переѣздъ по Красному морю считается нетолько непріятнымъ, но даже опаснымъ. Вслѣдствіе этого нѣкоторые путешественники отправляются въ Австралію инымъ путемъ, а именно черезъ Америку. Другіе огибаютъ далѣе мысъ Доброй Надежды, лишь бы избѣжать Краснаго моря. Оно въ настоящее время до того покинуто, что мы въ теченіи нашего плаванія по немъ встрѣтили только двѣ или три барки арабовъ. А было же время, когда и по этому морю кипѣло мореходство: по немъ ходили корабли Хирама и Соломона за золотомъ въ Офиръ; изъ него вышли финикіяне, совершая свое плаваніе вокругъ Африки, а греки отсюда же пускались въ Индѣйскій океанъ; корабли Птоломеевъ ходили по немъ за драгоцѣнными парчами въ Индію и за пряностями въ Аравію. Но это море давно уже какъ бы вымерло и даже Суэсскій каналъ мало способствуетъ его оживленію. Мы рады были, когда, по прошествіи четырехъ сутокъ, пароходъ вышелъ, наконецъ, Бабельмандебскимъ проливомъ изъ Краснаго моря и остановился въ Адэнскомъ заливѣ, въ виду самой крѣпости Адэна.
Это, сооруженное англичанами, гнѣздо въ потухшемъ кратерѣ, не что иное, какъ Гибралтаръ Краснаго моря: здѣсь постоянно находится англійскій гарнизонъ. Но офицеры и солдаты довольно часто смѣняются отрядами изъ Англіи, оставаться по долгу въ этомъ притонѣ ужасныхъ болѣзней было бы невыносимо для европейскаго организма. Пустынное, выжженное солнцемъ, побережье вообще неудобообитаемо ни для какого организма. Базальтъ, лава и голыя скалы, и на нихъ никакой растительности, вотъ на чемъ англичане воздвигли укрѣпленія, наставили пушекъ и готовы запереть выходъ изъ Краснаго моря всякому враждебному судну, во всякое время, когда имъ вздумается. Вмѣстѣ съ тѣмъ, должно, конечно, прекратиться и судоходство по Суэзскому каналу, и оно, хотя и не непосредственно, но все-таки болѣе въ ихъ власти; такъ что французы строили каналъ, а англичане нетолько преимущественно передъ всѣми націями пользуются имъ, но даже господствуютъ надъ нимъ. Властвуя такимъ образомъ надъ всѣми морями, англичане, конечно, никакъ не могутъ забыть, что Дарданеллы все еще не въ ихъ власти и что они не вполнѣ еще господствуютъ надъ Чернымъ моремъ.
Здѣсь, въ Адэнѣ, по цѣлымъ годамъ не бываетъ дождя. Въ крѣпости выстроены обширные водоемы, въ которыхъ скопляется влага, стекающая послѣ рѣдкихъ дождей съ окрестныхъ горъ. Кромѣ того, въ послѣднее время здѣсь устроили дистиллировальный снарядъ въ довольно большихъ размѣрахъ, чтобы снабдить обитателей хоть сколько-нибудь сноснымъ пойломъ. Впрочемъ, нашъ пароходъ привезъ для гарнизона большое число ящиковъ съ винами и коньякомъ. Вообще всякіе припасы, все необходимое для жизни, доставляются, конечно, изъ Англіи. Можно себѣ представить поэтому, съ какимъ нетерпѣніемъ ожидаются гарнизономъ пароходы, заходящіе сюда раза по два въ мѣсяцъ. Самая крѣпость возвышается по правой сторонѣ бухты, а на лѣвомъ низкомъ песчаномъ побережья ея раскинулось мѣстечко, состоящее изъ нѣсколькихъ сотенъ бѣлыхъ домишекъ съ плоскими кровлями, издали похожихъ на ящики. Тамъ живутъ арабы и жиды.
Когда мы подошли къ Адэну, то въ немъ свирѣпствовала холера, а потому всякое сообщеніе съ жителями было настрого заказано. Мы остановились въ полумили отъ крѣпости. Несмотря на это, жители мѣстечка не преминули явиться къ намъ. Прежде всего подъѣхалъ маленькій пароходъ съ агентомъ компаніи и разными властями изъ Адэна. Тутъ стали выгружать почту и кладь, назначенную для гарнизона. Вслѣдъ затѣмъ подошли двѣ барки, на которыхъ оказались евреи въ длинныхъ бѣлыхъ балахонахъ, покрытые пестрыми фесками, изъ подъ которыхъ по вискамъ спускались длинные пейсики завитками. Они просились на нашу палубу, но, несмотря на ихъ умильныя просьбы, капитанъ не пустилъ ни одного. Тогда они съ своихъ барокъ стали предлагать пассажирамъ товары, состоявшіе преимущественно изъ страусовыхъ перьевъ и яицъ. Вскорѣ потомъ появилось еще съ дюжину лодочекъ или скорѣе душегубокъ изъ древесной коры, управляемыхъ однимъ короткимъ весломъ. Въ каждой изъ нихъ сидѣло по одному или по два совершенно нагихъ туземца шеколаднаго цвѣта кожи. Мало того: за неимѣніемъ лодокъ, дюжины три туземцевъ прибыли къ пароходу просто вплавь. Въ душегубкахъ привезли съ собою разные товары якобы своего издѣлія; но весьма сомнительно, чтобы они сами изготовили всѣ эти красиво сплетенныя корзины, деревянные ящички, коврики и т. п. Потомъ предлагались въ продажу также кораллы, страусовыя яйца, ананасы, кокосы. Скоро завязался живой торгъ. Пассажиры, евреи и туземцы перекрикивались между собою: одни, показывая товаръ, назначали цѣны, а съ палубы имъ предлагали чуть ли не десятую часть требуемаго. Когда, несмотря на такое разногласіе, торгующіе сходились въ цѣнѣ, то товаръ передавался на бичевѣ или въ люкъ; тѣмъ же путемъ производилась и расплата.
Но болѣе всего туземцы выручали инымъ путемъ: во все время пока производилась выгрузка и совершалась крикливая торговля, человѣкъ двадцать показывало свое искуство въ плаваніи и ныряніи. Колыхаясь все время на волнахъ передъ пароходомъ, съ палубы котораго смотрѣли на нихъ пассажиры, пловцы то и дѣло припѣвали: «мы нырнемъ, мы нырнемъ»! соблюдая при этомъ своеобразный тактъ. Вотъ одинъ изъ пассажировъ бросилъ монету въ воду, и вмигъ всѣ двадцать головъ погрузились въ глубь на дно морское А глубина въ этомъ мѣстѣ не малая, судя уже по тому, что тутъ ходятъ большіе пароходы; во всякомъ случаѣ до дна никакъ не менѣе трехъ сажень. Прошло нѣсколько секундъ и курчавыя головы опять показались на поверхности: одинъ изъ туземцевъ показываетъ въ рукѣ захваченную имъ монету. Та же гимнастика съ тѣми же припѣвами продолжалась во все время нашей стоянки, т. е. отъ полудня и до шести часовъ вечера. Когда иной изъ пловцовъ уставалъ, то онъ вскакивалъ изъ воды въ одну изъ душегубокъ, а товарищъ прямо оттуда нырялъ въ воду за брошенною кѣмъ-нибудь монетой. — Но вотъ, какимъ-то образомъ, туземецъ очутился въ одной изъ шести лодокъ, привѣшенныхъ по обѣ стороны парохода надъ верхней палубой. Никто и не замѣтилъ, какъ онъ туда вскарабкался. Боцманъ тотчасъ же послалъ матроса, чтобы прогнать араба; онъ, не долго думая, прямо сверху бросился въ глубь. Гамъ, шумъ и крикъ раздавались въ воздухѣ во все это время. «Это настоящій Бедламъ!» воскликнулъ одинъ англичанинъ на палубѣ. Наконецъ когда, принявъ грузъ, пароходикъ пошелъ къ пристани, а нашъ Нипаль сталъ выходить изъ бухты, пошли къ берегу и барки съ жидами и душегубки, а вслѣдъ за ними вплавь отправились и всѣ остальные туземцы. Съ парохода было еще видно, какъ, выходя одинъ за другимъ на каменистый берегъ, они отряхали съ себя соленую воду.
Выбравшись изъ Адэнскаго залива въ Аравійскій, мы почувствовали, что воздухъ значительно посвѣжѣлъ. Несмотря даже на то, что мы приближались къ экватору, направляясь къ юговостоку, но дня черезъ два въ Индѣйскомъ океанѣ стало еще свѣжѣе, особенно когда небольшой дождь оросилъ палубу. Сталъ подувать юговосточный муссонъ. Отъ небольшой качки нѣкоторые изъ пассажировъ по не привычкѣ страдали морскою болѣзнію. Но вообще въ этихъ моряхъ никогда не бываетъ такого сильнаго волненія, какое приходится испытывать въ Атлантическомъ океанѣ. Даже пароходы, которые ходятъ по здѣшнимъ водамъ, снаряжаются такъ, что въ нихъ было бы крайне неудобно плавать по болѣе бурной Атлантикѣ. Тамъ пассажирамъ не возможно было бы такъ спокойно размѣщаться въ креслахъ и кушеткахъ на палубѣ, какъ это дѣлалось, напримѣръ, на нашемъ Нипалѣ. Такія плетеныя кресла и кушетки предлагаются въ продажу еще въ Бриндизи, и многіе изъ пассажировъ тамъ уже запасаются ими на все время переѣзда.
Пора, однако, покороче ознакомиться съ нашимъ житьемъ-бытьемъ на пароходѣ, на которомъ намъ, какъ бы членамъ одной коммуны, приходится совершить переѣздъ въ теченіи цѣлаго мѣсяца. Вѣдь общество пассажировъ тоже своего рода коммуна, въ которой каждый изъ членовъ внесъ извѣстную плату и за то пользуется всѣми удобствами содержанія. Итакъ, начнемъ съ ранняго утра.
Едва забрежжетъ свѣтъ на востокѣ, какъ по знаку боцмана на палубѣ просыпаются уже матросы. На пароходахъ, плавающихъ по Индѣйскимъ водамъ, матросы набираются съ острова Цейлона; это такъ называемые сингалезы, каштановаго цвѣта кожи, народъ очень ловкій, смышленный и трудолюбивый. Въ синихъ или сѣрыхъ порткахъ и рубахахъ, перепоясанныхъ красными платками, съ круглыми изъ тростника плетеными шапочками и красными тюрбанами на головѣ, сингалезы, въ числѣ двадцати человѣкъ, съ разсвѣтомъ вскакиваютъ по знаку боцмана и берутся за дѣло, т. е. за мытье и чистку парохода, что безотложно производится изо-дня въ день. Длинная каучуковая кишка привинчивается посреди палубы къ насосу, приводимому въ движеніе паровой машиной. Кишка разстилается до самаго носа корабля и водой изъ нея поливается вся палуба отъ одного конца до другого. Затѣмъ сингалезы вооружаются терками, сдѣланными изъ перепиленныхъ на двое толстыхъ скорлупъ кокосовыхъ орѣховъ. Становясь на карточки по трое въ рядъ, они трутъ опиленной стороной орошенную и посыпанную пескомъ палубу, подвигаясь въ то же время на карточкахъ все болѣе впередъ съ одного конца до другого. Когда эта операція окончена, то сингалезы берутся за половыя щетки, и вытираютъ ими опять всю палубу, такъ что ей остается только просохнуть подъ вліяніемъ вѣтра и солнечныхъ лучей. Остальныя части на кораблѣ, а именно скамьи, перила, борта, двери и окна также моются и чистятся; мѣдная оковка вездѣ доводится до блестящаго состоянія. Потомъ сингалезы окончательно разставляютъ вдоль по палубѣ упомянутыя выше кресла и кушетки пассажировъ, оставляя только мѣсто для прохода вдоль бортовъ.
Пока производилась эта работа, солнце успѣло уже подняться надъ горизонтомъ въ такомъ блескѣ и такъ величаво, какъ рѣдко приходится видѣть это на сушѣ, развѣ въ степяхъ. Изъ пассажировъ нѣкоторые уже вышли изъ своихъ каютъ. Эти каюты размѣщены по обѣ стороны общей залы подъ верхней палубой. Въ каждой изъ нихъ по двѣ или по три койки, умывальный столикъ, зеркало, такъ что нельзя жаловаться на неудобство помѣщенія. Надѣвъ шерстяныя шаровары и рубаху, каждый изъ пассажировъ спѣшитъ съ полотенцемъ въ ванную. Напустивъ туда посредствомъ крана морской воды и нагрѣвъ ее по желанію посредствомъ пара, проведеннаго изъ котла паровой машины, съ наслажденіемъ погружаешься въ соляную влагу. Выкупавшись, жадно поглощаешь чашку чая или кофе съ сухаремъ. Потомъ съ босыми ногами и въ томъ же легкомъ костюмѣ спѣшишь на палубу, по которой шагаешь изъ конца въ конецъ, вдыхая свѣжій морской воздухъ и выкуривая тутъ же утреннюю папиросу.
Все это разрѣшается до восьми часовъ. Тутъ раздается первый звонокъ изъ зала и на палубу появляются леди, а потому джэнтельмены обязаны перемѣнить свой утренній костюмъ на болѣе приличный. Палуба понемногу наполняется пассажирами обоего пола. На Нипалѣ насъ было до полутораста человѣкъ. Въ половинѣ девятаго раздается второй звонокъ, и всѣ спѣшатъ внизъ, въ залъ, гдѣ на длинномъ столѣ накрытъ обильный завтракъ. Всякій занимаетъ свое мѣсто, которое не мѣняется уже во все время переѣзда. Пароходная прислуга спѣшить удовлетворить всѣмъ требованіямъ пассажировъ, а между тѣмъ мальчики сингалезы, прислонившись къ стѣнкамъ зала, приводятъ въ движеніе такъ называемыя длинныя панки, приспособленныя надъ столомъ такъ, чтобы они могли обмахивать пассажировъ, которымъ иначе было бы невыносимо въ душномъ залѣ подъ тропическимъ зноемъ. Было бы, конечно, лучше, еслибы эти панки приводились въ движеніе не мальчиками, стоящими позади васъ, а при посредствѣ паровой машины, что и дѣлается въ иныхъ случаяхъ.
Завтракъ весьма обильный, особенно для такого ранняго часа; но вѣдь надо знать, что на морѣ вообще развивается сильный, чуть ли не волчій аппетитъ. Тутъ предлагается вамъ и баранина, и котлеты, и бифстексъ, и ветчина, и сосиски, и яйца, сверхъ того рисъ, и всякая овощь, и все это запивается кофе или чаемъ. Кстати, скажемъ здѣсь же, что полдникъ, такъ называемый англійскій лёнчъ (lunch) состоитъ тоже изъ обильнаго количества мясныхъ блюдъ, но холодныхъ, а къ обѣду все подается опять горячее и прибавляются еще разнаго рода пуддинги и печенія, и все это завершается окончательно десертомъ изъ фруктовъ, орѣховъ, изюму, миндалю и т. п.
Какъ видно, выборъ яствъ довольно полный и можетъ удовлетворить всякому желудку. Но и тутъ находятся недовольные. Возлѣ меня съ одной стороны сидѣлъ вегетарьянецъ изъ Венгріи, а съ другой французъ изъ Ліона. Венгерецъ жаловался все на чрезвычайное обиліе мясной пищи, которой онъ вовсе не употреблялъ, и на скудность мучныхъ яствъ: онъ къ обѣду и не приходилъ до тѣхъ поръ, пока не подавались пуддинги и печенія, и ими только и питался. Французъ же, съ другой стороны, жаловался на неимѣнье англичанъ приготовлять супы и соусы. «Ужь лучше бы» говорилъ онъ: «англичане остались при своей туземной кухнѣ стараго времени, когда подавался простой, но сочный ростбифъ, а затѣмъ ихъ плумпъ-пуддингъ и честерскій сыръ. А то вздумали подражать французамъ, и вотъ супъ ихъ — какая то бурая, нещадно приправленная каіенскимъ перцемъ жижа, которая только жжетъ во рту, а соусы отзываются какимъ то скипидаромъ». — Это отчасти правда, но, при такомъ обиліи блюдъ, можно обойтись и безъ супа и безъ соуса. — Замѣтимъ еще, что упомянутыя блюда подаются въ салонъ перваго класса. У пассажировъ второго класса столъ проще, не такъ разнообразенъ, но довольно хорошъ и всего вдоволь. Мясо и всѣ припасы въ свѣжемъ состояніи. На этотъ конецъ на пароходѣ всегда берется съ собой около пяти воловъ, дюжины двѣ овецъ, нѣсколько куръ, утокъ, гусей, и все это убивается во время переѣзда по мѣрѣ надобности. Съ нами была даже дойная корова, снабжавшая насъ свѣжимъ молокомъ. Изъ всего этого видно уже, съ какимъ удобствомъ совершаются въ настоящее время кругосвѣтныя путешествія. Это скорѣе прогулка вокругъ свѣта, особенно по здѣшнимъ морямъ. И дѣйствительно, въ Лондонѣ существуетъ компанія Кука, учиняющая подобныя кругосвѣтныя поѣздки съ туристами.
Послѣ утренняго завтрака пассажиры собираются на палубѣ. Барыни съ нѣгой разваливаются по кушеткамъ и лежа ведутъ бесѣду, среди которой иногда незамѣтно задремлятъ. Дѣти рѣзвятся кругомъ. Мущины то курятъ въ особоотведенномъ для того мѣстѣ, куда леди не заходятъ обыкновенно, то разгуливаютъ по палубѣ. Иные играютъ въ шашки или шахматы, другіе въ карты, а не то читаютъ, сидя въ плетеныхъ креслахъ. Для этого запасаются обыкновенно книгами и журналами на переѣздъ, а на пароходѣ есть также своя библіотека, состоящая изъ нѣсколькихъ десятковъ экземпляровъ, собранныхъ по случаю отъ прежде переѣзжавшихъ пассажировъ. Она состоитъ подъ вѣдѣніемъ доктора, который за умѣренную плату выдаетъ желающимъ по одной книгѣ въ день.
Такъ проходитъ на пароходѣ часъ за часомъ, и если кто скучаетъ, то пусть винитъ самаго себя за неумѣнье устроить свои занятія. За то пассажиры не знаютъ ни заботъ, ни тревогъ, ихъ не возмущаютъ никакія возбуждающія желчь извѣстія и пересуды газетъ; до нихъ не доходитъ никакая злоба дня: отрѣшенные отъ всего остального міра, они всѣ свои интересы сосредоточили въ жизни на пароходѣ. Въ полдень на немъ наступаетъ интересный моментъ: въ это время капитанъ и офицеры производятъ наблюденія надъ высотою солнца для опредѣленія мѣстнаго полудня и притомъ также долготы мѣста. Такъ какъ пароходъ шелъ на юговостокъ, то полдень каждыя сутки наступалъ нѣсколько ранѣе чѣмъ наканунѣ. Опредѣливъ полденъ, капитанъ переставлялъ часы минутъ на 20 или на 30 впередъ, смотря по пройденному числу градусовъ долготы, и пассажиры не мало радовались такой перестановкѣ, какъ будто имъ удавалось украсть у времени нѣсколько лишнихъ, скучныхъ минутъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ вывѣшивается наружу табличка съ указаніемъ долготы и широты мѣста, гдѣ въ самый полдень находится пароходъ, и пройденнаго имъ пространства отъ одного полудня до другого. Нашъ пароходъ дѣлалъ обыкновенно отъ 250 до 300 миль въ сутки.
Ровно въ часъ пополудни опять раздается рѣзкій звонокъ изъ зала, и пассажиры идутъ вкушать полдникъ. Затѣмъ слѣдуетъ уже въ шесть часовъ обѣдъ и чай. Солнце закатывается, на морѣ наступаютъ сумерки и вскорѣ ночь съ усыпаннымъ звѣздами небомъ разстилается надъ словно серебромъ окаймленною морскою далью. Въ воздухѣ разлита такая теплая свѣжесть. Даже барыни покидаютъ свои кушетки, одна изъ нихъ садится за рояль, помѣщенный на палубѣ и акомпанируетъ какой-нибудь пѣвицѣ. Жаль только, что между пассажирами не оказалось ни виртуозовъ хорошихъ, ни пѣвицъ съ сильнымъ голосомъ. Пѣсни ихъ слабо звучали среди безпредѣльнаго океана. На нашемъ пароходѣ устраивались даже танцы подъ звуки роялино. — Насладившись ночной прохладой, пассажиры мало по малу расходятся по своимъ каютамъ и предаются сну съ тѣмъ, чтобы съ слѣдующаго утра опять начать туже беззаботную, ни чѣмъ невозмущаемую жизнь. При такихъ условіяхъ и особенно при спокойномъ плаваньи по здѣшнимъ морямъ путешествіе благотворно вліяетъ на организмъ, а потому и не удивительно, что доктора въ послѣднее время, для излѣченія отъ нѣкоторыхъ болѣзней, совѣтуютъ паціентамъ совершить кругосвѣтное плаванье.
Ограничивая свои общіе интересы предѣлами парохода, постоянно находясь въ близкомъ соприкосновеніи другъ съ другомъ, пассажиры, конечно, скоро знакомятся между собою: развѣ какой-нибудь отъявленный бирюкъ не сведетъ знакомства и не перемолвитъ хоть по нѣскольку словъ почти со всѣми на палубѣ. На нашемъ пароходѣ обращалъ на себя особенное вниманіе публики упомянутый вегетарьянецъ изъ Венеціи. Его иначе и не звали какъ вегетарьянцемъ. Но онъ заинтересовалъ публику не тѣмъ только, что не употреблялъ никакой мясной пищи и чѣмъ возбуждалъ опасеніе англичанъ касательно благополучнаго состоянія его организма; но также и другими странными затѣями. Такъ напр. онъ курилъ маленькія папиросы, насаживая ихъ на громадный, длиною въ одинъ футъ, мундштукъ, на которомъ изъ пѣнки изваяна была цѣлая охота: олень и кабанъ, за ними свора собакъ и наконецъ самъ охотникъ верхомъ на конѣ. Курилъ онъ изъ этого мундштука, какъ потомъ оказалось, болѣе для показа. Привлекаемые прекрасно сдѣланными фигурами охоты пассажиры окружали его и любовались чудесной отдѣлкой. Пользуясь этимъ случаемъ, онъ разсказывалъ, что у него много такихъ прекрасныхъ вещей, которыя онъ везетъ съ собою въ продажу, и приглашалъ любопытныхъ посмотрѣть его коллекцію. И дѣйствительно, онъ везъ съ собой два большихъ сундука, наполненныхъ разными галантерейными товарами, какъ то: мундштуками, вѣерами изъ страусовыхъ и другихъ перьевъ, нессесерами, золотыми брошками и кольцами съ алмазами, опадали и цвѣтными драгоцѣнными каменьями, и вообще все предметами чрезвычайно дорогими и мало полезными. Онъ имѣлъ въ виду распродать всѣ эти бездѣлки въ Мельбурнѣ и такимъ образомъ въ короткое время зашибить капиталъ, достаточный для открытія болѣе обширнаго предпріятія. Между пассажирами были многіе, возвращавшіеся въ Мельбурнъ и Сидней, которымъ хорошо извѣстны тамошнія торговыя условія. Эти господа посмѣивались надъ замысломъ венгерца, какъ надъ вещью несбыточною, но онъ нисколько не смущался, будучи увѣренъ въ успѣхѣ. Онъ заинтересовалъ меня какъ типъ аферистовъ, которые, по нѣкоторымъ печатнымъ, плохо понятымъ ими извѣстіямъ, составляютъ себѣ свое особое мнѣніе о новомъ краѣ и пускаются туда за наживой. А потому я рѣшился и впредь не упускать его изъ виду. Между пассажирами однако нашлись иные, которые для развлеченія полюбопытствовали осмотрѣть его коллекцію, и при этомъ случаѣ ему-таки удалось сбыть нѣсколько бездѣлушекъ, ѣхавшій въ Калькутту инженеръ, итальянецъ родомъ, купилъ у него небольшую жокейскую шапку изъ розоваго шелку, которой прикрывалась простая чернильница; потомъ еще преспапье изъ слоновой кости и черепаховую сигарочницу, и все это за весьма дорогую цѣну. Другой пассажиръ пріобрѣлъ себѣ коллекцію фотографическихъ видовъ разныхъ мѣстностей въ Италіи. Этотъ починъ много способствовалъ ободренію венгерца.
Другой пассажиръ, молодой берлинецъ, былъ болѣе положительнаго свойства: онъ служилъ комми-вояжеромъ при большомъ торговомъ домѣ въ Берлинѣ и ѣхалъ въ Мадрасъ для закупки индиго. Венгерецъ то и дѣло препирался съ нимъ, доказывая ему превосходство города Вѣны надъ Берлиномъ, на что берлинецъ, возражая, напоминалъ ему Кёниггрецъ. Эти стычки тоже служили предметомъ развлеченія для пассажировъ. Между нами находились еще два инженера, англичане, ѣздившіе на побывку въ Европу и возвращавшіеся въ Калькутту; потомъ коммиссіонеры, агенты разныхъ компаній и торговцы изъ Мельбурна и Сиднея. Одинъ изъ негоціантовъ везъ изъ Англіи свою семью, т. е. Жену и двухъ дѣтей, мальчиковъ отъ трехъ до пяти лѣтъ. При нихъ находилась нянюшка, которая съ утра до вечера бдительно слѣдила за дѣтьми, нисколько не мѣшая имъ бѣгать и возиться по палубѣ, сколько душѣ угодно. На пароходѣ былъ съ нами юный австраліецъ, изучавшій въ Европѣ машинное производство и возвращавшійся теперь послѣ шестилѣтняго отсутствія къ своимъ роднымъ въ городъ Фриментль, что въ Западной Австраліи, гдѣ старикъ, дядя его, содержитъ довольно значительный заводъ сельско-хозяйственныхъ машинъ. Потомъ съ нами ѣхалъ также епископъ Тасманіи съ женой, дочерью и сыномъ, который служилъ священникомъ въ Гобартѣ, главномъ городѣ Тасманіи. Нѣсколько офицеровъ индѣйской арміи возвращались въ Калькутту къ своимъ полкамъ.
Все это пассажиры перваго класса. Во второмъ же, который, какъ значится въ програмѣ пароходной компаніи, назначается также для прислуги, ѣхало человѣкъ десять ремесленниковъ и мелкихъ торговцевъ, возвращавшихся изъ побывки въ Европу. Но напрасно стали бы искать на пароходѣ того настоящаго ядра переселенцевъ, которое на судахъ, отправляющихся изъ Европы въ Америку, составляютъ самую людную массу пассажировъ, а именно хлѣбопашцевъ и вообще рабочихъ. Да оно и не удивительно, потому уже, что переѣздъ въ Австралію обходится слишкомъ дорого для недостаточнаго люда. И въ самомъ дѣлѣ: въ первомъ классѣ переѣздъ изъ Соутемптона вмѣстѣ съ содержаніемъ стоитъ 70, а во второмъ 45 фунтовъ стерлинговъ; тогда какъ переѣздъ въ Америку обходится чуть ли не вчетверо дешевле. Вслѣдствіе такой дороговизны, нѣкоторые, но весьма немногіе изъ переселяющихся въ Австралію, отправляются туда на парусныхъ судахъ, совершая этотъ переѣздъ иногда въ теченіе трехъ мѣсяцевъ. Но и это обходится не очень дешево, а потому многіе нанимаются въ Англіи на судно, отправляющееся въ Австралію, въ качествѣ матросовъ или кочегаровъ, и, по прибытіи туда, остаются въ странѣ. Такимъ образомъ, въ теченіе послѣдняго десятилѣтія въ Австралію, перебралось около 250,000, тогда какъ въ Соединенные Штаты Сѣверной Америки въ одинъ истекшій годъ переселилось изъ Европы слишкомъ 400,000 человѣкъ. Переселеніе изъ Европы въ Австралію, за дальностью разстоянія, едва ли когда-нибудь достигнетъ такихъ размѣровъ. Скорѣе всего можно ожидать, что въ дальнемъ будущемъ такое переселеніе будетъ совершаться развѣ изъ Америки и Азіи, когда со временемъ въ этихъ странахъ, такъ же какъ теперь въ Европѣ, тѣсно покажется ихъ обитателямъ.
Наше житье-бытье на пароходѣ разнообразилось нѣсколько по воскресеньямъ. Въ этотъ день совершалось обыкновенно богослуженіе. Прежде всего, часу въ двѣнадцатомъ, всѣ матросы-сингалезы, одѣтые попраздничному въ бѣлыя рубахи, перепоясанныя пестрыми платками, выстраивались на палубѣ вмѣстѣ съ остальною прислугою въ два ряда. Капитанъ съ офицерами обходили ихъ, дѣлая генеральный смотръ. Потомъ на палубѣ размѣщались скамьи, въ-родѣ того, какъ это бываетъ въ англійскихъ церквахъ, а столъ передъ роялью покрывался флагами, представляя такимъ образомъ родъ налоя. Сопровождавшій насъ епископъ и капланъ, сынъ его, являлись — первый въ фіолетовомъ, а послѣдній въ бѣломъ облаченіи по уставу англійской епископальной церкви. Одна изъ дамъ садилась за рояль; присутствовавшимъ вручались псалмы и молитвенники, и богослуженіе сопровождалось пѣніемъ; послѣ чего капланъ говорилъ небольшую проповѣдь. — Въ этотъ день пассажиры скучали болѣе всего, потому что по англійскому обычаю считается непозволительнымъ играть въ карты или шахматы до воскресеньямъ…
А паровая машина безустанно день и ночь работаетъ во все это время, и пароходъ все подвигается къ своей цѣли. По пути встрѣчалось мало судовъ. Вообще, эти моря далеко еще не такъ оживлены, какъ Атлантическій океанъ, гдѣ дня не проходитъ безъ встрѣчи съ пароходомъ или парусными судами. Изрѣдка подлетали къ намъ чайки. Разъ въ морѣ показалась стая дельфиновъ: играя и кувыркаясь, они волновали и пѣнили морскую воду на большое пространство. Наконецъ, семь дней спустя послѣ нашей стоянки передъ Адэномъ, показались въ туманѣ очерки горъ Цейлона, изъ которыхъ выступала остроконечная вершина Адамова пика. Издали уже виднѣлась бѣлая пѣна отъ прибоя волнъ, разбивавшихся о шхеры и подводные камни, которыми окружена укрѣпленная гавань Галля, куда вошелъ нашъ пароходъ. За укрѣпленіями раскинулся городокъ съ его каменными, черепицей крытыми, домами отчасти восточной архитектуры.
Пароходъ Нипаль, пришедшій изъ Соутемптона, направляется отсюда въ Мадрасъ и Калькутту, а почта, кладь и пассажиры, держащіе путь на Австралію, переходятъ здѣсь на другой корабль, находящійся въ вѣдѣніи австралійской компаніи. Такимъ образомъ, перейдя съ Нипаля на австралійскій пароходъ Индусъ, мы окончательно могли считать, что ступили какъ бы на почву Австраліи: мы находились уже подъ ея флагомъ и подчинялись ея законамъ.
Препроводивъ свой багажъ на Индусъ, мы воспользовались временемъ, пока онъ нагружался и отправились въ лодкѣ на берегъ. Лодки туземцевъ устроены весьма оригинально: онѣ такъ узки, что одинъ человѣкъ едва въ состояніи умѣститься на лавочкѣ, но за то довольно длинны, такъ что въ каждой усаживается гуськомъ человѣка четыре. Будучи такъ узки, лодки не могли бы удержаться въ равновѣсіи на водѣ и, навѣрное, опрокинулись бы при малѣйшемъ толчкѣ. Для избѣжанія этого, туземцы придумали родъ противовѣса: поперекъ лодки прикрѣпляются два дугообразныхъ коромысла, длиною сажени въ три, которыя другими своими концами спускаются къ водѣ. Къ этимъ концамъ, параллельно съ лодкой и такой же длины, какъ она, прикрѣпляется здоровая балка, которая и служитъ противовѣсомъ: плавая на поверхности воды, она не даетъ лодкѣ покачиваться ни въ ту, ни въ другую сторону… Когда я съ двумя товарищами высадились на пристани, то лодочникъ потребовалъ съ каждаго изъ насъ по 2 шиллинга. Одинъ изъ моихъ товарищей, бывавшій уже прежде въ этихъ мѣстахъ, заявилъ, что цѣна ниже, и подошелъ съ лодочникомъ къ висящей на пристани таксѣ: тутъ послѣдній торжественно указалъ пальцемъ на графу цѣнъ и, дѣйствительно, тамъ стояло по 2 шиллинга. Тогда товарищъ нашъ обратился къ подошедшему полицейскому, тоже изъ туземцевъ, и спросилъ его, что слѣдуетъ заплатить? По полушиллингу съ человѣка, коротко отрѣзалъ полицейскій, грозно посмотрѣвъ на лодочника, который, получивъ съ насъ троихъ законные полтора шиллинга, тотчасъ же поспѣшилъ скрыться въ своей лодкѣ. Недоумѣвая, что это значитъ, мы опять обратились къ таксѣ, установленной мѣстнымъ начальствомъ, и тутъ только замѣтили, что на ней значится двѣ графы цѣнъ: одна для поѣздокъ внутри, а другая — внѣ гавани. Чтобы сбить съ толку пріѣзжихъ, лодочники затерли первую графу, такъ что осталась одна только съ высшими цѣнами для дальнѣйшихъ поѣздокъ внѣ гавани.
Въ городѣ, въ который мы вошли затѣмъ, довольно роскошная гостинница въ восточномъ вкусѣ, съ арками и обширной террасой, гдѣ и размѣстились тотчасъ же прибывшіе сюда пассажиры. Всѣ были рады хоть на нѣсколько часовъ ступить на твердую землю. Тутъ же появились туземные торговцы, предлагая разные предметы роскоши: въ родѣ слониковъ изъ слоновой кости для преспапье, черепаховыхъ ящичковъ и портсигаровъ, а также колецъ, серегъ и брошекъ съ драгоцѣнными камнями, которыми славится Цейлонъ. Всѣ эти предметы нарочно изготовляются для пріѣзжающихъ европейцевъ. Торговцы запрашиваютъ, обыкновенно, высокія цѣны, а уступаютъ потомъ втридешево. На улицѣ туземцы то и дѣло пристаютъ съ предложеніемъ размѣнять деньги или купить какую-нибудь бездѣлушку, въ родѣ зонтика туземнаго произведенія, драгоцѣнныхъ камней, причемъ, какъ увѣряли насъ, не рѣдко эти камни замѣняются искуственными, привезенными изъ Европы. Вообще, какъ туземцы, такъ и торгующіе здѣсь европейцы заражены, казалось намъ, однимъ общимъ порокомъ, порождаемымъ гоньбою за наживой. Но при этомъ никакъ не слѣдуетъ упускать изъ виду, что иностранцамъ, заѣзжающимъ на короткій срокъ въ край, вездѣ суждено соприкасаться прежде всего съ самыми дурными сторонами туземныхъ обитателей.
Около шести часовъ пополудни, мы, австралійскіе пассажиры, отправились опять-таки въ узенькой лодочкѣ на Индусъ. Насъ теперь осталось всего человѣкъ сорокъ. Остальные спутники наши отправились на другихъ пароходахъ, кто въ Мадрасъ и Калькутту, кто въ Сингапуръ и Шангай. Вышедъ изъ гавани, Индусъ направился по Индѣйскому океану прямо къ югозападной оконечности Австраліи, Кингъ-Джоржъ-Зоунду.
Изъ Цейлона къ намъ прибыло два новыхъ пассажира, а именно: директоръ французской компаніи пароходства и съ нимъ агентъ. Они ѣхали въ Сидней, съ тѣмъ, чтобы развѣдать условія, касательно устройства новой линіи пароходства. Компанія изготовляетъ къ будущему году шесть большихъ пароходовъ, которые и будутъ поддерживать сообщеніе съ Австраліей, заходя по пути на принадлежащіе Франціи острова, на востокѣ отъ Африки.
На другой день по выѣздѣ изъ Галля, рано утромъ, мы пересѣкли экваторъ, что, впрочемъ, ничѣмъ въ особенности не ознаменовалось, такъ что мы незамѣтно изъ области осени въ сѣверномъ полушаріи, перешли въ область весны въ южномъ, гдѣ она и начинается именно въ сентябрѣ мѣсяцѣ. Вѣтеръ все болѣе крѣпчалъ, и по временамъ перепадали теплые дожди, освѣжая нѣсколько воздухъ. Въ морѣ чаще стали показываться летучія рыбки. Двѣ изъ нихъ случайно влетѣли въ открытое окно моей каюты. Эти рыбки немногимъ болѣе нашихъ ершей, съ серебристой чешуей и прозрачными сѣтчатыми крылушками. Перелетывая, онѣ поднимаются надъ водою аршина на два и, проносясь по воздуху около двухсотъ шаговъ, дѣлаютъ рикошетъ, потомъ опять поднимаются, летятъ далѣе и ныряютъ наконецъ въ воду.
Намъ предстояло теперь совершать самый долгій переѣздъ до ближайшей стоянки, а именно, слишкомъ двѣнадцать сутокъ пришлось пробыть въ открытомъ морѣ. По мѣрѣ того, какъ мы удалялись на югъ отъ экватора, въ воздухѣ становилось все свѣжѣе; почти все время дулъ сильный противный вѣтеръ, такъ что въ послѣдніе дни намъ показалось даже холодно на палубѣ, особенно послѣ тропическихъ жаровъ, и необходимо было облечься въ болѣе теплое платье. На тринадцатый день, около полудня, мы съ палубы завидѣли, наконецъ, песчаные берега Западной Австраліи, а вечеромъ Индусъ вошелъ Въ прекрасную, окруженную скалами, холмами и песчаными отмелями бухту Кингъ-Джоржъ-Зоунда. Самый городокъ, по имени Ольбени, размѣстился въ ложбинѣ между двумя каменистыми холмами, вершины и скаты которыхъ покрыты экалиптами, впервые увидѣнными нами въ этомъ мѣстѣ. Въ городѣ, состоящемъ изъ нѣсколькихъ десятковъ домиковъ, изъ гостинницы, двухъ-трехъ магазиновъ, почтамта и зданія пароходной компаніи, наши взоры болѣе всего привлекали къ себѣ величавыя араукаріи, краса австралійскаго хвойнаго лѣса, вышиною съ нашу обыкновенную сосну, съ ихъ рядами, размѣщенными правильно расходящимися во всѣ стороны вѣтвями.
Съ ранняго утра нашъ пароходъ началъ разгружаться. Времени до отхода его оставалось еще много. Директоръ французской компаніи съ молодымъ агентомъ, венгерецъ и я поѣхали въ лодкѣ на берегъ и пошли гулять по городу. Въ садикахъ, передъ домами, пестрѣли цвѣты, но напрасно искали мы между ними представителей туземной флоры: тутъ болѣе всего разводились гераній, пеларгоніи и розаны, къ которымъ, какъ мы замѣтили, жители питаютъ особенное пристрастіе. Подымаясь по не вполнѣ еще застроенной улицѣ, мы увидѣли среди пустыря новую каменную церковь, въ которой отправлялось богослуженіе. Мы вошли въ нее и сѣли на скамью. Кромѣ священника и двухъ французскихъ сестеръ-милосердія, которыхъ не трудно было признать по бѣлымъ, особаго покроя чепцамъ, въ ней никого болѣе не оказалось. Служба скоро кончилась. Узнавъ своихъ соотечественницъ, французы подошли къ сестрамъ и завели съ ними бесѣду. Выходя изъ церкви, онѣ пригласили насъ въ свое жилище. Одна изъ сестеръ, постарше, уже тридцать лѣтъ живетъ въ Австраліи, куда пріѣхала съ миссіонерами. Другая, помоложе, прибыла сюда недавно. Священникъ, католическій патеръ, былъ родомъ испанецъ. Сестры ввели насъ въ свою гостиную, посреди которой стоялъ столъ; на немъ лежали библія и разные молитвенники въ красивыхъ переплетахъ, въ родѣ кипсековъ. На стѣнѣ висѣли картины священнаго содержанія, между прочимъ, портретъ Пія IX. Надъ каминомъ стояло распятіе изъ слоновой кости, по обѣ стороны котораго красовались въ вазахъ прекрасные гладіолусы. Вообще вся обстановка и изящная меблировка производила на глаза пріятное впечатлѣніе. Между французами завязалась живая бесѣда о Франціи, о тамошнихъ послѣднихъ событіяхъ. А испанецъ-патеръ заговорилъ съ венгерцемъ. Не проговоривъ съ нимъ и пяти минутъ, патеръ сказалъ послѣднему: «Мнѣ почему-то кажется, что вы были въ монастырѣ». — И дѣйствительно, оказалось, что вегетарьянецъ воспитывался въ монастырѣ въ теченіе восьми лѣтъ, какъ это часто дѣлается въ Венгріи, гдѣ родители отдаютъ туда своихъ дѣтей. Но почему патеръ такъ вѣрно угадалъ, это осталось для насъ загадкой. — Затѣмъ, сестры пригласили насъ къ своему завтраку, за которымъ угостили насъ отличнымъ кофе и бараньими котлетами. Рѣдко встрѣчаясь здѣсь съ образованными людьми, онѣ рады были оказать гостепріимство пріѣзжимъ изъ Европы, и тѣмъ болѣе своимъ соотечественникамъ. Распростившись съ ними, мы отправились назадъ къ пристани.
По дорогѣ, навстрѣчу къ намъ, шли два туземца, но, конечно, уже не въ своемъ первобытномъ костюмѣ, а одѣтые нѣсколько по-европейски, въ старое, изодранное платье. Ихъ вообще называютъ здѣсь неграми, съ которыми, впрочемъ, у нихъ одно только общее — почти черный цвѣтъ кожи. Въ остальномъ они мало походятъ на африканскихъ негровъ, съ ихъ курчавыми волосами, похожими болѣе на шерсть. У австралійцевъ, напротивъ того, волосы висятъ прядью, ротъ большой, но губы не такъ сильно вздуты. У обоихъ туземцевъ, какъ мы замѣтили, недоставало по два верхнихъ переднихъ зуба; оказывается, они нарочно въ дѣтствѣ еще вышибаютъ себѣ рѣзцы — съ какою цѣлью, трудно сказать; говорятъ, для красы. Одинъ изъ туземцевъ несъ въ правой рукѣ два длинныхъ копья, а у другого подъ мышкой было орудіе, въ которомъ я, по видѣннымъ мною рисункамъ, призналъ бомерангъ. Мы тотчасъ же уговорили негра метнуть эту штуку. Онъ тутъ же перелѣзъ черезъ ближайшій тынъ, за которымъ разстилалось большое, открытое поле и швырнулъ свое деревянное плоское орудіе, по формѣ напоминающее серпъ, а величиною отъ одного конца до другого, слѣдуя по изгибу, около аршина. Бомерангъ крутясь пролетѣлъ высоко по воздуху шаговъ на триста впередъ и, описавъ параболу, сталъ было спускаться; но, не дошедъ шаговъ на двадцать до земли, вдругъ перевернулся на воздухѣ и полетѣлъ назадъ; описавъ снова параболу, онъ, наконецъ, упалъ къ ногамъ туземца. Въ другой разъ негръ бросилъ свое орудіе такъ, что оно, пролетѣвъ впередъ, перевернулось и направилось по воздуху въ сторону, потомъ, не падая на земь, перевернулось еще разъ и полетѣло опять въ другую сторону.
Мы нигдѣ не могли допытаться объясненія этого явленія, но намъ кажется, его лучше всего можно бы объяснить, если вспомнить подобный опытъ, производимый надъ билліарднымъ шаромъ. Если, пожимая шаръ пальцемъ сверху, сообщимъ ему толчокъ впередъ и вмѣстѣ съ тѣмъ вращательное движеніе, но не такое, какое онъ имѣлъ бы, катясь впередъ самъ собою по наклонной плоскости, а въ противоположную сторону, то извѣстно, что шаръ, прокатившись нѣсколько по билліарду, возвратится опять къ своему прежнему мѣсту. Почти тоже происходитъ и съ бомерангомъ: если стать по правую руку отъ мечущаго туземца, то увидимъ, что бомеренгъ, пролетая по воздуху, въ то же время крутится справа налѣво, т. е. по направленію къ бросившему его негру. А потому бомеренгъ и летитъ впередъ лишь до тѣхъ поръ, пока не истощится вся сила сообщеннаго ему толчка впередъ. Когда же дѣйствіе этой силы израсходовалось, такъ сказать, то бомерангъ, вслѣдствіе сообщеннаго ему сверхъ того обратнаго вращенія долженъ уже летѣть въ противоположную сторону и возвратиться къ своему прежнему мѣсту.
Это своеобразное и одними только австралійцами употребляемое орудіе, изготовляется изъ сучьевъ особой породы растущей здѣсь акаціи. Туземцы убиваютъ бомерангомъ птицъ и мелкихъ кенгуру. Они пользуются имъ также въ своихъ бояхъ, и въ такомъ случаѣ орудіе это опасно тѣмъ болѣе, что, увидавъ его въ воздухѣ, непріятель никакъ не можетъ угадать, куда ему вздумается полетѣть. Но попавъ въ цѣль, или ударившись о какой-нибудь предметъ, бомерангъ тутъ же падаетъ на земь. Показавъ свое искуство въ метаніи, туземецъ никакъ не хотѣлъ разстаться съ своимъ орудіемъ, но за нѣсколько шиллинговъ мы успѣли уговорить негра уступить его намъ.
Въ Олбени окончательно высадился ѣхавшій съ нами юноша, изучавшій въ Европѣ механическое производство. Дядя его выѣхалъ къ нему на встрѣчу изъ своего города Фриментля, лежащаго на сѣверъ отсюда, на берегу Соунъ-Ривера или, какъ значится на русскихъ картахъ, Лебединой рѣки. Встрѣтившись съ нами, юноша познакомилъ насъ съ своимъ дядей, который прибылъ въ Западную Австралію мальчикомъ, лѣтъ двѣнадцати, вмѣстѣ съ первыми переселенцами изъ Англіи. Онъ разсказалъ намъ нѣсколько интересныхъ эпизодовъ этой курьёзной эмиграціи. «Мы переселились сюда экспромптомъ, говорилъ онъ: — изъ насъ никто порядкомъ не зналъ, куда мы ѣдемъ и что найдемъ здѣсь. Всѣ думали только о томъ, какъ бы скорѣе разбогатѣть, но о средствахъ и способахъ для этого не имѣли никакого понятія».
Для большей ясности передаемъ здѣсь сообщенныя имъ свѣдѣніямъ связи съ историческими подробностями, почерпнутыми нами изъ печатныхъ извѣстій по этому поводу.
Моряки, посѣтившіе югозападныя окраины Австраліи, возвратившись въ 1827 году на родину, распространили въ Англіи слухъ о весьма благодатныхъ естественныхъ условіяхъ новаго, видѣннаго ими края, при устьѣ большой рѣки, которая вскорѣ прославилась черными, впервые здѣсь попавшимися европейцамъ, лебедями. Въ то время въ восточной Австраліи, куда ссылали преступниковъ, колоніи успѣли уже развернуться настолько, что многіе изъ отправлявшихся туда вольныхъ предпринимателей пріобрѣтали въ короткій срокъ значительныя имущества. Англичане и разсудили, если въ колоніи съ каторжниками достигаются такія богатства, то въ свободномъ отъ ссылки краѣ надо надѣяться достичь еще болѣе блестящихъ успѣховъ. И вотъ, съ свойственною англичанамъ рѣшительностью, нѣсколько негоціантовъ составили компанію для заселенія югозападной Австраліи. Правительство поощрило такое предпріятіе, впередъ раздавая щедрою рукою огромныя пространства земель отважнымъ выходцамъ въ новый край, который оно почему-то считало своею собственностью. Такая щедрость, конечно, ничего ему не стоила, а между тѣмъ образовался новый классъ крупныхъ землевладѣльцевъ, въ сравненіи съ которыми даже англійскіе ландлорды казались мелкими. Переселенцы снарядились въ дальній путь такъ, какъ вообще англичане любятъ снаряжаться, перенося съ собою въ новый край всѣ свои обычаи и житейскія привычки; а на этотъ разъ ландлорды новыхъ австралійскихъ земель довели, какъ кажется, такой англійскій норовъ до крайнихъ предѣловъ. Они, какъ выразился нашъ знакомый австраліецъ, собрались словно на пикникъ. Суда нагружались нетолько всѣми возможными предметами, необходимыми для домашняго комфорта въ англійскомъ смыслѣ, но даже вещами, вовсе непригодными въ новомъ, не заселенномъ краѣ: будущіе ландлорды везли съ собою отличныя рояли, великолѣпныя лондо, кровныхъ лошадей, породистый скотъ, мериносовъ и пр. Короче, они замышляли въ новомъ краѣ зажить такъ, какъ въ Англіи привыкли жить крупные землевладѣльцы. Они забрали съ собою также заранѣе законтрактованныхъ рабочихъ.
Послѣ долгаго плаванія, переселенцы высадились, наконецъ, при устьѣ Суонъ-Ривера и тутъ же, на первомъ шагу на новой землѣ, для нихъ наступило горькое разочарованіе. Во-первыхъ, дикіе встрѣтили ихъ враждебно, вовсе не думая уступать новымъ пришельцамъ правъ на земли, купленныя у англійскаго правительства, котораго дикари знать не знали. Притомъ, сама страна съ перваго раза оказалась далеко не такою плодородною, какъ ее расписывали. Къ тому же наступила еще новая бѣда: законтрактованные въ Англіи рабочіе отказывались исполнить условія и шли на работу только за весьма высокую плату. А новые рабочіе не прибывали, оттого, что никому не было охоты ѣхать изъ Англіи въ такую даль съ тѣмъ, чтобы опять поступить въ батраки къ ландлордамъ; хлѣбопашцы переселялись туда, гдѣ могли пріобрѣсть кусокъ земли въ свою полную собственность и работать на самихъ себя. Такимъ образомъ, оказалось на самомъ дѣлѣ, что изъ всѣхъ родовъ колонизаціи самый безуспѣшный и всего менѣе цѣлесообразный именно тотъ, который избрали на этотъ разъ, и который, какъ извѣстно, нерѣдко практиковался и у насъ въ Россіи, а именно: колонизація посредствомъ раздачи крупныхъ участковъ лицамъ, по ихъ профессіи не имѣющимъ никакого прямого отношенія къ землевладѣнію.
Бѣдственное состояніе колонистовъ доходило до крайней степени: они во всемъ терпѣли нужду; рабочихъ рукъ было крайне мало, такъ что, наконецъ, лѣтъ десять спустя они нашлись вынужденными обратиться въ Англію съ просьбою о помощи, а именно, чтобы правительство выслало къ нимъ для работъ каторжныхъ. Правительству это было тогда какъ разъ на руку, потому что другія колоніи въ восточной Австраліи отказывались уже принимать къ себѣ ссыльныхъ. И вотъ, съ тѣхъ поръ какъ изъ Англіи стали присылать преступниковъ въ Западную Австралію, съ тѣмъ чтобы ихъ за извѣстное содержаніе отдавали на заработки колонистамъ, дѣла въ новомъ краѣ стали поправляться: благодаря каторжникамъ, вскорѣ устроена была гавань Фриментля, а потомъ основанъ, также на берегу Суонъ-Ривера, Портъ, теперешній главный городъ Западной Австраліи. Когда явились рабочія руки, то и край оказался вовсе не такимъ бѣднымъ производительными средствами природы. Впослѣдствіи Западная Австралія перестала даже принимать къ себѣ ссыльныхъ изъ Англіи. Но какъ туго все еще подвигается заселеніе края, можно судить уже по тому, что въ этой, самой обширной по пространству изъ всѣхъ колоній Австраліи, населеніе до сихъ поръ не достигаетъ даже 30,000 душъ.
На нашемъ пароходѣ раздался свистокъ, призывавшій пассажировъ съ суши на палубу. Вскорѣ послѣ полудня пароходъ, обогнувъ мысъ, понесъ насъ на востокъ вдоль южнаго берега Австраліи. Становилось все холоднѣе, подувалъ довольно сильный вѣтеръ, такъ что пассажиры болѣе засиживались въ общемъ залѣ. Тутъ мы нашли новыя газеты, которыя предупредительными редакціями изъ разныхъ городовъ нарочно высылаются въ Кингъ-Джорджъ-Зоундъ для пассажировъ, какъ и значится на оберткѣ. Въ газетахъ сообщалось мало интересныхъ новостей изъ Европы. Несмотря на прямое телеграфное сообщеніе, редакціи ограничиваются весьма скудными извѣстіями изъ европейскихъ государствъ.
Проѣхавъ четверо сутокъ, мы завидѣли по правую нашу сторону пески и лѣса острова Кенгуру и маяки на немъ, а ночью затѣмъ пароходъ вошелъ въ заливъ св. Викентія и остановился въ виду приморскаго мѣстечка Гленеля. На песчаномъ побережьи красовались новенькія каменныя двухъэтажныя гостинницы, у самой пристани стояла обширная купальня, а за городомъ виднѣлись покрытые эвкалиптами каменистые холмы.
Мѣстечко Гленель служитъ лѣтней дачей и мѣстомъ морскаго купанья для жителей Аделаиды, съ которымъ оно сообщается посредствомъ желѣзной дороги. Покинувъ окончательно пароходъ и распростившись съ своими спутниками, ѣхавшими далѣе, въ Мельбурнъ и Сидней, я высадился на берегъ и черезъ часъ былъ уже въ Аделаидѣ, главномъ городѣ Южной Австраліи.
Аделаида. Ноября 2-го, 1881 г.
II.
Аделаида.
править
Еслибъ не увѣренность, что, пересѣкши экваторъ, мы находимся на южномъ полушаріи, а не въ Европѣ, то съ перваго взгляда, прибывъ въ Аделаиду, всякій могъ бы подумать, что попалъ въ одинъ изъ городовъ старой доброй Англіи — особенно если при этомъ еще вспомнить тревожную дѣятельность и живымъ ключемъ бьющую жизнь, какими подхватывается путешественникъ въ молодыхъ городахъ Сѣверной Америки. Ожидая и здѣсь встрѣтить нѣчто подобное, я, напротивъ того, пораженъ былъ относительной тишиной и спокойствіемъ, какія засталъ въ этомъ молодомъ городѣ. Сходя съ дебаркадера желѣзной дороги, я едва доискался извощика, чтобы перевезть чемоданъ въ гостинницу. А въ самомъ отелѣ никого не оказалось въ передней, такъ что я не зналъ куда дѣться съ своимъ багажемъ. Наконецъ-то, появился джентльмэнъ съ весьма важной осанкой и, узнавъ о моемъ желаніи занять комнату, позвалъ слугу, который, подхвативъ мой чемоданъ, повелъ меня наверхъ въ назначенный мнѣ номеръ.
Господствовавшая тишина и вообще весь чинный складъ жизни въ домѣ — все напоминало подобныя гостинницы въ Лондонѣ. Тогда какъ въ любомъ американскомъ отелѣ общая пріемная зала кишитъ народомъ, шумно разговаривающимъ и совершающимъ тутъ же свои дѣла и даже свои торги, словно на биржѣ, въ то же время здѣсь царствуетъ ни чѣмъ не нарушаемое спокойствіе и глубокое молчаніе. Пріѣзжіе сходятся въ назначенный часъ къ завтраку или обѣду, чинно садятся за общій столъ., изрѣдка перемолвивъ, и то лишь шопотомъ, слово-другое съ сосѣдомъ. За столомъ соблюдается своего рода чинный этикетъ Стюарты, во фракахъ съ блестящими пуговицами, подаютъ требуемыя блюда въ разныхъ затѣйливыхъ сосудахъ, на такихъ же серебряныхъ подставкахъ, и все это для того, чтобы накормить васъ просто ростбифомъ или бараниной и картофелемъ. Порядокъ дня наблюдается тотъ же, что былъ на пароходѣ, который привезъ меня сюда: въ тотъ же часъ подается завтракъ, потомъ полдникъ и обѣдъ; такъ что переѣзжающіе сюда англичане вполнѣ сохраняютъ свои привычки, съ какими освоились въ отчизнѣ. Послѣ стола постояльцы расходятся въ разныя стороны. Въ гостинницѣ рѣдко кто остается, оттого уже, что отведенный вамъ номеръ — не что иное, какъ спальня, гдѣ, кромѣ кровати, стула и умывальника, нѣтъ ни стола и никакой иной мебели. Кому вздумается писать или читать, тотъ отправляется въ нарочно для того отведенную общую комнату, гдѣ на столѣ лежатъ всѣ возможныя газеты и гдѣ находятся также всякія письменныя принадлежности. Но и сюда посѣтители заходятъ больше передъ самымъ обѣдомъ, въ ожиданіи созывающаго ихъ звонка.
Нетолько гостинница напоминаетъ складъ жизни въ старой Англіи, но и самый городъ, хотя и новый и чрезвычайно правильно по компасу выстроенный, какъ-будто цѣликомъ перенесенъ сюда изъ какого-нибудь англійскаго графства. Архитектура домовъ, или скорѣе отсутствіе всякой архитектуры, устройство подъемныхъ оконъ, магазины и размѣщеніе въ нихъ разныхъ товаровъ, самые эти товары, начиная отъ простого гвоздя и до модной шляпки послѣдняго фасона, отъ малѣйшихъ игрушекъ англійскихъ бебэ и до велосипеда и крикета, этой всеобщей игрушки взрослыхъ англичанъ, аптеки и торгующіе виномъ, такъ называемые, бары — все вывезено изъ Англіи. Даже цвѣты на окнахъ какъ-будто пересажены сюда изъ англійскихъ теплицъ. Торгующіе въ магазинахъ комми, съ ихъ тщательно причесанными, лоснящимися волосами съ проборомъ по серединѣ, какъ-будто только-что пріѣхали съ Риджинсъ-стрита въ Лондонѣ. А въ мѣстахъ удаленныхъ отъ торговой суетни, вы увидите такіе же коттеджи, по одному для каждой семьи особо, какими отличаются англійскіе города. Да и встрѣчающіяся на улицѣ личности большею частью кровные англичане. Словомъ, все — какъ, люди, такъ и дома, и экипажи — поразительно напоминаетъ Великобританію и носитъ на себѣ ея отличительный отпечатокъ. Нѣмецкая поговорка гласитъ: «отчизну не унесешь съ собою на пяткахъ». Это, пожалуй, примѣнимо къ нѣмцамъ, но ужь никакъ не къ англичанамъ, которые, какъ мы видимъ, нашли средства чуть ли не цѣликомъ перенести съ собою отчизну изъ одного полушарія въ другое. Этимъ отчасти и объясняется то обстоятельство, что изъ всѣхъ переселяющихся націй англичанинъ менѣе всего страдаетъ тоскою по родинѣ: пересаживая въ чуждый край всю обстановку, къ которой привыкъ съизмала, онъ вездѣ на земномъ шарѣ чувствуетъ себя, какъ дома. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ заставляетъ и нѣмца, и француза пріурочиться къ своему уставу домашняго строя, который считаетъ какъ бы идеальнымъ, и который вводитъ всюду на чужбинѣ, вопреки даже не совсѣмъ подходящимъ климатическимъ и другимъ мѣстнымъ условіямъ, вопреки нашей пословицѣ: «въ чужой монастырь съ своимъ уставомъ не ходятъ!»
Понятно, что вмѣстѣ съ внѣшними предметами сыны гордаго Альбіона переносятъ съ собою также эгоистическую привязанность къ родинѣ и вѣрноподданническія чувства къ королевѣ. Это обнаруживается отчасти въ появленіи на улицахъ волонтеровъ въ круглыхъ шапочкахъ, едва прикрывающихъ макушку, и въ туго перетянутыхъ куцыхъ мундирахъ. Иначе нельзя понять, на какой конецъ служатъ здѣсь эти воины, такъ какъ никакой внѣшній врагъ не угрожаетъ странѣ, конвиктовъ здѣсь также нѣтъ, туземныя племена никогда не были опасны, а теперь и вовсе исчезли изъ края, удалившись далеко на сѣверъ во внутрь страны. Однако, такая цѣпкая привязанность къ родинѣ понесла сильный ущербъ съ той поры, какъ англійское правительство, признавъ за колоніями право полнаго самоуправленія, окончательно вывело оттуда своихъ солдатъ въ красныхъ мундирахъ. Но колонисты утѣшились и въ этомъ отношеніи, одѣвъ въ такого же цвѣта фраки своихъ кольпортеровъ, разносящихъ биржевые чеки и векселя по торговымъ домамъ. Вообще вѣрноподданническія чувства проявляются здѣсь при каждомъ удобномъ и неудобномъ случаѣ: въ имени самого города, прозваннаго въ честь супруги короля Вильгельма IV, потомъ также въ названіяхъ улицъ — Кингъ-Вилльямъ-стритъ, Викторія-Елизабетьстритъ, и пр. На одной изъ главныхъ улицъ увидѣлъ я новый мраморный монументъ, изображающій королеву Викторію во весь ростъ съ короной на головѣ и въ полномъ королевскомъ облаченіи. Этотъ монументъ выставленъ тутъ художникомъ: разсчитывая на вѣрноподданническія чувства горожанъ, онъ предлагаетъ городу купить его. На такой конецъ въ думу явилась депутація отъ нѣкоторыхъ изъ горожанъ съ предложеніемъ, чтобы дума внесла половину суммы; другую же половину депутаты берутся собрать по подпискѣ. А сумма значительная для такого молодого города — именно 4,000 ф. ст. По моемъ отъѣздѣ изъ Аделаиды памятникъ все еще стоялъ на мѣстѣ и предлагался въ продажу, такъ что не знаю навѣрное, купилъ ли его городъ, и осталась ли королева на занимаемомъ ею мѣстѣ?
По всему видно, что колонисты этого свѣжаго края не успѣли еще переродиться сообразно мѣстнымъ естественнымъ условіямъ, подобно тому, какъ тѣ же англичане, переселившись въ сѣверную Америку, чрезъ нѣсколько поколѣній переродились въ особый типъ такъ называемыхъ американцевъ, совершенно отличный отъ типа англосаксонскаго племени. И не удивительно: въ Австраліи не успѣло еще сложиться новое, въ странѣ народившееся поколѣніе; лица, пріѣхавшія сюда прямо изъ Англіи при заложеніи новой колоніи и основаніи молодого города, еще живы. А сверхъ того многое окажется еще болѣе понятнымъ, когда узнаемъ, какимъ путемъ возникла колонія и какъ основался городъ.
Первыми свободными переселенцами въ Сѣверную Америку, были, какъ извѣстно, пуритане, покинувшіе родину вслѣдствіе гоненій, какимъ секта подвергалась въ Великобританіи. Эти такъ называемые отцы-пилигримы внесли въ новый свѣтъ отпечатокъ строгой жизни, дѣятельнаго трудолюбія и для всѣхъ равно доступнаго образованія. Суровые выходцы, переселяясь, окончательно сжигали за собой корабли и навѣки покидали родной край, съ тѣмъ, чтобы начать новую многотрудную жизнь по своимъ твердо сложившимся убѣжденіямъ. Это и послужило исходнымъ началомъ для будущаго развитія Соединенныхъ Штатовъ, и, несмотря на проникшіе въ нихъ впослѣдствіи чуждые элементы, все-таки начала, положенныя пуританами въ основу общественнаго строя, сохранились въ Штатахъ, по крайней мѣрѣ, въ главныхъ чертахъ. Совершенно инымъ путемъ предстояло заселяться Австраліи, въ различныхъ фазисахъ ея колонизаціи. Какъ въ Западную, такъ точно и въ Южную Австралію никто не переселялся по нуждѣ или вслѣдствіи гоненій и никто не думалъ порвать связь съ родиной. Тутъ переселеніе было затѣей людей иного свойства: оно большею частью было дѣломъ чистой спекуляціи вслѣдствіе гоньбы за наживой.
Перенося съ собою житейскія привычки и своеобразные нравы въ новый край, англичане во что бы то ни стало хотѣли перевесть туда также господствующее въ ихъ отчизнѣ крупное землевладѣніе. Но въ Западной Австраліи, какъ мы уже видѣли, оказалось на опытѣ, что обширныя пространства земли, пріобрѣтаемыя богачами почти задаромъ, при отсутствіи рабочихъ, не приносятъ никакой выгоды: одинъ только прилагаемый къ почвѣ трудъ человѣка придаетъ ей настоящую цѣнность. Умудренный этимъ опытомъ, Вакфильдъ, бывшій крупный владѣлецъ въ Австраліи, создалъ въ 1829 г. новую систему эмиграціи. Онъ исходилъ отъ слѣдующихъ положеній: для успѣшнаго заселенія края необходимы прежде всего рабочія руки; но въ странѣ, гдѣ всякій легко можетъ пріобрѣсть кусокъ земли, рабочіе всегда будутъ чрезвычайно дороги, оттого что каждый изъ нихъ постарается скорѣе сдѣлаться мелкимъ фермеромъ и будетъ воздѣлывать землю на свой пай. А потому необходимо поднять цѣны на землю, такъ чтобы только обладающіе значительнымъ капиталомъ въ состояніи были пріобрѣтать ее. Деньги же, выручаемыя продажею участковъ, слѣдуетъ обратить на введеніе въ край недостаточныхъ землевладѣльцевъ. Этимъ переселенцамъ поневолѣ придется идти въ рабочіе къ крупнымъ землевладѣльцамъ и понизить цѣну на свой трудъ.
Система Вакфильда тѣмъ знаменательна, что она представляетъ отличительную характерную черту заселенія Австраліи въ прежнія времена. Будучи составлена въ угоду достаточнаго класса, она можетъ быть названа аристократическою, или, всего вѣрнѣе, буржуазною, въ противоположность другой системѣ, болѣе демократическаго пошиба, практикуемой въ Сѣверной Америкѣ, гдѣ наоборотъ исходятъ отъ того начала, что владѣть землею имѣетъ право лишь тотъ, кто воздѣлываетъ ее и лишь до тѣхъ поръ, пока онъ ее воздѣлываетъ, и гдѣ поэтому по возможности ограничивается величина участка, пріобрѣтаемаго однимъ лицомъ.
Однако, достаточному классу въ Англіи система Вакфильда пришлась по нраву и показалась вполнѣ цѣлесообразною. Потому тамъ вскорѣ составилось общество изъ негоціантовъ и спекуляторовъ подъ именемъ южно-австралійской земельной компаніи. Еще никто и не думалъ переселяться, а компанія уже раздавала свои акціи. Обладатель каждой изъ нихъ имѣлъ право на 120 акровъ земли внутри края и на одинъ акръ въ предполагаемомъ главномъ городѣ. На митингахъ, въ газетахъ, брошюрахъ успѣли разгласить весьма увлекательныя вѣсти о новомъ краѣ. Такъ, между протамъ, на одной изъ главныхъ улицъ въ Аделаидѣ я посѣтилъ типографію, въ которой до сихъ поръ печатается газета, подъ названіемъ «Register»: эта газета старше самого города и колоніи, потому что, съ цѣлью прославить новый край, первый номеръ ея вышелъ въ Лондонѣ въ 1836 г. за шестъ мѣсяцевъ прежде, чѣмъ Южная Австралія была признана правительствомъ британской колоніей. Второй номеръ вышелъ уже годъ спустя послѣ перваго, въ только что возникшемъ тогда городѣ Аделаидѣ. Это и было первое печатное произведеніе въ колоніи.
Благодаря распространяемымъ такимъ путемъ заманчивымъ объявленіямъ, въ тотъ же годъ, на вырученные за акціи капиталы, снарядили три корабля для отправки въ Южную Австралію. Туда же прибыли: назначаемый отъ правительства губернаторъ, секретарь его и члены компаніи. При самомъ основаніи колоніи постановлены были слѣдующія главныя условія: чтобы въ нее ни подъ какимъ видомъ не были ввозимы преступники изъ метрополіи; чтобы она поддерживалась своими собственными средствами, не прибѣгая къ помощи правительства; чтобы въ ней никакая церковь не признавалась господствующею, и чтобы всѣ секты пользовались равными правами. Мѣстомъ высадки трехъ кораблей съ переселенцами избрали островъ Кенгуру, который находится передъ въѣздомъ въ заливъ св. Викентія. Но островъ оказался безплоднымъ, а потому избрали другое мѣсто, на востокъ отъ залива, на берегу рѣчки Торренса, гдѣ въ 1836 г. распланировали будущую столицу новаго края, придавъ приличныя наименованія улицамъ и площадямъ, такъ что городъ, на бумагѣ конечно, предсталъ въ весьма привлекательномъ видѣ. Каждый изъ акціонеровъ получилъ приходящійся на его долю участокъ, а остальные участки въ городѣ были распроданы съ молотка.
Такимъ образомъ, скоро вся земля въ городѣ и его окрестностяхъ была раскуплена капиталистами и спекулаторами въ Англіи, а въ Аделаидѣ, между тѣмъ, возникли уже общественныя зданія, магазины и отели. Въ Европѣ газеты разносили вѣсть о быстро возникающемъ благосостояніи въ новомъ краѣ, благодаря чему, спекулаторы спѣшили сбывать участки за высокія цѣны: тогда какъ въ самой странѣ еще ничего не производилось, а только потреблялось все привозимое изъ Англіи. Это продолжалось года четыре. Затѣмъ, вдругъ прекратилась столь прибыльная для компаніи распродажа земель, а когда въ Лондонѣ усомнились въ блестящемъ ходѣ новаго заселенія, то англійскій банкъ наложилъ протестъ на векселя изъ Аделаиды, вслѣдствіе чего тамъ и наступило всеобщее банкротство. Тогда началось сильное выселеніе изъ города: многіе изъ землевладѣльцевъ отправились въ свои владѣнія, съ тѣмъ чтобы тамъ по возможности поправить свои дѣла инымъ, болѣе производительнымъ путемъ. Вслѣдъ за ними вышли изъ города также рабочіе, оставшіеся вслѣдствіе общаго застоя дѣлъ безъ заработковъ, такъ что населеніе сократилось на половину, и колонія была уже близка къ окончательному распаденію.
Къ счастію, въ это время явились въ Южную Австралію гуртовщики и овцеводы изъ сосѣднихъ колоній. Прослышавъ о чрезвычайно высокихъ цѣнахъ на съѣстные припасы въ Аделаидѣ, они прогнали свои стада по необозримымъ пустынямъ въ новый край и прибытіемъ своимъ вдохнули свѣжую, здоровую жизнь въ молодую, неопытную колонію. Вмѣстѣ съ тѣмъ прибыло нѣсколько нѣмецкихъ семей изъ Германіи и, пріобрѣвъ значительно подешевѣвшіе послѣ банкротства участки, принялись, съ свойственнымъ нѣмцамъ трудолюбіемъ и выдержкою, за воздѣлку земли. Но въ этомъ случаѣ Южная Австралія болѣе всего была одолжена открытію богатыхъ мѣдныхъ рудниковъ на сѣверѣ, благодаря которымъ колонія окончательно оправилась отъ бѣдственнаго состоянія, въ какое вовлечена была бумажными спекуляціями.
Въ послѣднія десятилѣтія система Вакфильда была измѣнена въ пользу земледѣльческаго класса. Во время моего здѣсь пребыванія, въ парламентѣ прошелъ билль, въ силу котораго хлѣбопашцу предоставляется пріобрѣсть по выбору участокъ не свыше 640 акровъ на одно лицо съ условіемъ, чтобы это лицо проживало на участкѣ, по крайней мѣрѣ, по девяти мѣсяцевъ въ году и учинило на немъ сельско-хозяйственныя улучшенія. Намѣреваясь отправиться во внутрь края съ цѣлью посѣтить нѣкоторыя хозяйства, я имѣю въ виду впослѣдствіи нѣсколько подробнѣе изслѣдовать вопросъ о здѣшнемъ землевладѣніи и о средствахъ къ пріобрѣтенію новыхъ участковъ.
Несмотря на такія перемѣны къ лучшему, въ городѣ до сихъ поръ сохранился буржуазный, или, какъ здѣсь называютъ для пущей важности, аристократическій пошибъ, внесенный въ него первыми пришельцами. Вмѣстѣ съ тѣмъ не прекратилась также страсть къ бумажнымъ спекуляціямъ. Этимъ объясняется существованіе въ немъ такого множества лендъ брокеровъ (Landbrokers), представляющихъ въ продажу участки, какъ въ разныхъ концахъ колоніи, такъ и въ разныхъ частяхъ города съ окружающими его пригородами.
Аделаида разбивается рѣкою или вѣрнѣе потокомъ Торренсомъ на двѣ части, на сѣверную и южную. Въ послѣдней совершается собственно коммерческая дѣятельность, тогда какъ въ сѣверной находятся большею частью виллы и коттеджи семействъ, въ средѣ которыхъ, окончивъ торговыя дѣла, отдыхаютъ обыкновенно дѣльцы отъ своихъ дневныхъ занятій, пользуясь тутъ болѣе широкимъ просторомъ и свѣжимъ воздухомъ среди мало занятыхъ еще полей и парковъ. Обѣ части города раздѣляются нетолько рѣчкою Торренсомъ, но еще довольно обширнымъ паркомъ, растянувшимся по обѣ ея стороны; а соединяются онѣ тремя мостами.
Южная Аделаида, т. е. настоящій городъ, занимаетъ довольно ограниченное почти со всѣхъ сторонъ замкнутое пространство, такъ что ему некуда расшириться вдоль. Окраины его и улицы расположены до того правильно, что планъ города можетъ начертить всякій, даже не видавши его. Возьмите для этого листъ бумаги и начертите правильный четыреугольникъ такъ, чтобы стороны были размѣщены двѣ съ сѣвера на югъ, а другія двѣ съ востока на западъ. Представьте себѣ, что первыя тянутся на одну англійскую милю въ длину, а послѣднія — на полторы. Это и будутъ рубежи города. Для большей точности замѣтимъ только, что восточный рубежъ нѣсколько уклоняется отъ прямолинейнаго направленія, представляя на чертежѣ подобіе лѣстницы. Раздѣлите сѣверный рубежъ на четыре равныя части, а западный на десять, потомъ проведите черезъ точки дѣленія линіи параллельныя съ сторонами четыреугольника. Эти параллели — однѣ съ сѣвера на югъ, а другія съ востока на западъ — изобразятъ на планѣ главныя улицы города. Чтобы дополнить планъ, начертите въ самой серединѣ на перекресткѣ двухъ улицъ небольшой продолговатый четыреугольникъ: это будетъ центральный такъ-называемый Викторія-скверъ. Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ него, тамъ, гдѣ пересѣкаются другія улицы, находятся еще четыре такихъ же сквера въ симметричномъ расположеніи. Остается еще провести нѣсколько узкихъ переулковъ между главными улицами — и планъ города готовъ. По рубежамъ тянутся широкіе бульвары, называемые здѣсь террасами. Сѣверная террасса идетъ вдоль парка, который покатымъ спускомъ нисходитъ къ Торренсъ-риверу; у западной террасы находится обсерваторія и кладбище, а за южной тянется другой паркъ, тогда какъ къ восточной примыкаютъ подгородныя мѣстности, гдѣ точно такъ же, какъ въ сѣверной части города за рѣкой находятся коттеджи жителей, торгующихъ и работающихъ въ теченіи дня въ южной Аделаидѣ. При такомъ распредѣленіи города, въ немъ трудно заблудиться, особенно съ компасомъ въ карманѣ.
Главная поперечная улица, Кингъ-Вилльямъ-стритъ пересѣкаетъ городъ съ сѣвера на югъ по самой серединѣ и раздѣляетъ его на двѣ равныя и симметричныя части, на восточную и западную. На этой улицѣ и находятся важнѣйшія оффиціальныя зданія, а именно: городская дума, казначейство, окружной судъ и почтамтъ. Всѣ они расположены вокругъ Викторія-сквера. Надо отдать справедливость горожанамъ, они не поскупились на свои общественныя зданія, между которыми особенно отличается почтамтъ, выстроенный изъ темнаго дикаго камня въ итальянскомъ вкусѣ, съ широкой, открытой, украшенной колоннами галлерей, обращенной выходомъ къ главной улицѣ, и съ башней, наверху которой находятся большіе часы. По обѣ стороны довольно обширной галлереи открываются большія окна, за которыми въ конторахъ и орудуютъ почтовые чиновники, то принимая письма, посылки и пр., то выдавая ихъ предъявителямъ. Въ той же галлереѣ всякій можетъ навести справки касательно отхода и прихода почты, пароходовъ, потомъ также касательно состоянія погоды въ разныхъ частяхъ Австраліи. Эти извѣстія нарочно сообщаются по телеграфу и написанныя на бумагѣ вывѣшиваются наружу для публики. Въ дополненіе къ нимъ на стѣнѣ виситъ еще барометръ съ термометромъ.
Жители и тутъ не преминули заявить о своихъ вѣрноподданническихъ чувствахъ. Закладка почтамта совершалась въ 1867 году, когда Австралію посѣтилъ принцъ Эдинбургскій; онъ положилъ краеугольный камень башни, на которомъ, въ память такого событія, и высѣчена надпись, гласящая, что этотъ камень положенъ принцемъ и пр. Самая башня въ честь королевы названа Викторія-тоуеръ.
Какъ почтамтъ, такъ и другія общественныя зданія производятъ здѣсь тѣмъ большій эффектъ, что остальные большею частью каменные дома не высоки, обыкновенно въ два, изрѣдка въ три этажа. Изъ этихъ домовъ своею архитектурою отличаются особенно банки, которые также почти всѣ на Кингъ-Вилльямъ-стритѣ. Меня удивило, какъ въ такомъ небольшомъ городѣ, въ которомъ всего около 35,000 жителей, можетъ существовать, а судя по щегольскимъ зданіямъ, даже процвѣтать такое большое число банковъ. На Кингъ-Вилльямъ-стритѣ ихъ девять, и каждый изъ нихъ щеголяетъ фасадомъ, обращеннымъ къ главной улицѣ. Кингъ-Вилльямъ-стритъ вообще служитъ главнымъ поприщемъ для крупныхъ коммерческихъ и спекулятивныхъ oneрацій. На немъ то и дѣло попадаются вывѣски съ надписями: Land-Brokers, т. е. продавцы земель. Тутъ на окнѣ вы видите планы и объявленія о продажѣ участковъ въ самомъ городѣ или его окрестностяхъ, а тамъ предлагается дѣвственная почва въ сѣверныхъ, незаселенныхъ еще мѣстностяхъ, или готовая станція, какъ называютъ здѣсь хозяйство съ угодьями, скотомъ и овцами. Само собою разумѣется, что на той же улицѣ находится нѣсколько гостинницъ и отелей; а близь почтамта собирается большая часть омнибусовъ, служащихъ для постояннаго сообщенія центра города съ окрестностями и болѣе отдаленными мѣстами. Галантерейные и другого рода магазины также находятся здѣсь, но главное мѣсто этого рода розничной и мелочной торговли собственно въ сѣверной части города, на такъ-называемомъ Рёндль-стритѣ, пролегающемъ съ востока на западъ.
Одна сторона этой самой многолюдной улицы находится постоянно въ тѣни, а другая обращена въ теченіе дня къ солнцу; но, замѣтимъ кстати, не сѣверная, какъ было бы у насъ на сѣверномъ полушаріи, а напротивъ — южная, такъ какъ здѣсь солнце въ полдень проходитъ по сѣверной половинѣ неба. Было бы нестерпимо жарко на каменномъ тротуарѣ подъ солнечными лучами, когда даже въ тѣни здѣсь въ лѣтнее время обыкновенно свыше двадцати пяти градусовъ по Реомюру. Для избѣжанія такого неудобства, вдоль всей улицы надъ южнымъ тротуаромъ возведены навѣсы изъ гальванизированной бѣлой жести, предохраняющіе пѣшеходовъ отъ солнечныхъ лучей и дождя. Тутъ-то въ магазинахъ подъ навѣсами и производится главнѣйшая торговля готовыми платьями, обувью, табакомъ, разными галантерейными товарами, выписываемыми большею частью изъ Англіи, Франціи и Америки. Тутъ имѣются также мясныя, овощныя и другія лавки, снабжающія жителей разными съѣстными припасами. Надо замѣтить, что на этотъ конецъ въ Аделаидѣ нѣтъ собственно рынка. То, что здѣсь называютъ рынкомъ, не что иное какъ мѣсто, покрытое простыми навѣсами, подъ которыми собираются наѣзжающіе въ извѣстные дни фермеры и поселяне изъ ближнихъ и дальнихъ селеній, съ тѣмъ, чтобы сбыть тутъ произведенія своего хозяйства. Доставляемые ими продукты скупаются большею частью зеленщиками и мясниками. Обыватели города снабжаются уже изо-дня въ день въ ближайшихъ къ ихъ дому мясныхъ и овощныхъ лавкахъ, разсыпанныхъ въ разныхъ концахъ города въ значительномъ количествѣ. Мнѣ, однако, не случалось видѣть, чтобы хозяйки или хозяева изъ болѣе достаточнаго класса сами закупали свою провизію, какъ это дѣлается обыкновенно въ Америкѣ и у насъ. Здѣсь, напротивъ, для этого съ ранняго утра рассылаются слуги верхомъ на лошади.
Впрочемъ, городъ вообще не рано пробуждается отъ ночнаго отдыха: до восьмого часа улицы почти пусты и магазины заперты. Кое-гдѣ развѣ прогремитъ двуколесная телега мясника или хлѣбника, съ запасами для постоянныхъ покупщиковъ, или покажется приставленный отъ думы рабочій, подметающій мостовую. Раньше всѣхъ открываются мясныя и овощныя лавки, также булочныя, а по мостовой скачутъ въ галопъ верховые, съ большими корзинами подъ мышкой, и, забравъ что нужно въ лавкахъ, возвращаются домой. Затѣмъ уже, часу въ девятомъ, начинаютъ открываться табачныя и другія мелочныя лавки, а позже всѣхъ модные и галантерейные магазины. По мостовой грохочутъ уже омнибусы, влекомые четверкою добрыхъ коней цугомъ и сверху до низу биткомъ набитые пріѣхавшими изъ своихъ дачныхъ квартиръ банкирами, негоціантами, ихъ клерками и вообще всякимъ дѣловымъ людомъ. Выѣзжаютъ извощики и становятся по очереди въ рядъ, занимая середину мостовой. По тротуарамъ мужчины и женщины спѣшнымъ шагомъ направляются прямо къ своей должности. Теперь недосугъ предаваться постороннимъ дѣламъ; какъ пріѣзжающіе, такъ и пѣшеходы едва успѣваютъ по дорогѣ просмотрѣть въ газетѣ самыя свѣжія новости, сообщаемыя по телеграфу прямо изъ Лондона.
Другое дѣло, послѣ лёнча, т. е. полдника: тогда наступаетъ болѣе досужая пора. Въ это время до обѣда, т. е. до шести часовъ, появляется на улицахъ здѣшняя аристократія, какъ называютъ тутъ вообще всякаго рода богачей, не справляясь о томъ, какимъ путемъ добыто богатство. Джентльмены и лэди прогуливаются и толкутся подъ навѣсами южнаго тротуара на Рёндль-стритѣ, снуютъ по магазинамъ, гдѣ, впрочемъ, болѣе перебираютъ и осматриваютъ модные товары, чѣмъ покупаютъ.
Меня всякій разъ удивляло многолюдство на улицахъ въ такомъ относительно маломъ городѣ. И, въ самомъ дѣлѣ, въ Аделаидѣ всего около 35,000 жителей, а со всѣми къ ней примыкающими пригородами 60,000. Но, при видѣ густой толпы пѣшеходовъ и частой ѣзды омнибусовъ, конной-желѣзной дороги и экипажей, можно подумать, что тутъ обитаетъ чуть ли не цѣлый милліонъ. Стоитъ, впрочемъ, походить день-другой по улицамъ и тогда вы замѣтите, что то и дѣло попадаются однѣ и тѣ же личности, съ которыми вы встрѣчались уже не разъ гдѣ-нибудь въ другихъ концахъ города. Дѣло въ томъ, что здѣсь мало кто остается дома: всѣ съ утра уже спѣшатъ на улицу — все равно по дѣлу или бездѣлью. Оттого здѣсь рѣдко кого можно застать у себя дома. Однако, надо замѣтить, что въ другомъ отношеніи число жителей въ городѣ съ его пригородами сравнительно съ краемъ все-таки чрезмѣрно велико. И дѣйствительно, во всей провинціи или, какъ здѣсь обыкновенно называютъ, въ колоніи Южной Австраліи, по послѣднему народосчисленію 1880 года, всего около 240,000 человѣкъ, такъ что городъ заключаетъ въ себѣ четвертую часть всего населенія страны. Не слѣдуетъ также упускать изъ виду, что въ Южной Австраліи кромѣ Аделаиды есть еще нѣсколько городовъ, такъ что на долю сельскаго населенія останется весьма скудный процентъ населенія со всего обширнаго края, растянутаго на огромномъ пространствѣ отъ залива Карпентарія на сѣверѣ и до залива св. Викентія на югѣ, такъ что Южная Австралія занимаетъ болѣе четвертой части всего материка. Кстати замѣтимъ, она расположена отнюдь не въ самой южной части континента, какъ можно бы подумать по ея названію; напротивъ, сосѣдняя колонія Викторія находится большею своею частью южнѣе такъ называемой Южной Австраліи. — Едва ли въ какой-нибудь другой странѣ можно еще встрѣтить такое несообразное отношеніе между городскимъ и сельскимъ населеніемъ. Эта характеристическая черта Аделаиды осталась за нею, по основаніи ея, когда вопреки здравой колоніальной политикѣ городъ залагался прежде, чѣмъ явились настоящіе колонисты, т. е. земледѣльческое населеніе.
Воротимся къ описанію уличной жизни въ Аделаидѣ.
Къ шести часамъ лэди и джентльмэны спѣшатъ домой обѣдать, и вслѣдъ затѣмъ магазины запираются, такъ что все закрыто уже засвѣтло, исключая баровъ и табачныхъ лавокъ и еще нѣкоторыхъ ресторановъ, гдѣ обѣдаютъ холостяки, не успѣвшіе обзавестись своимъ хозяйствомъ. Послѣ солнечнаго заката на улицахъ встрѣчается уже масса народу, и одни только газовые фонари вдоль тротуаровъ тускло мерцаютъ, едва освѣщая предавшійся покою городъ. Такъ продолжается изо дня въ день.
Но вотъ наступила суббота, и какъ удивился я, выйдя вечеромъ послѣ обѣда на улицу и увидавъ, что магазины и лавки не заперты, а, напротивъ, освѣщаемые многими газовыми рожками, сіяютъ въ полномъ блескѣ всѣми своими галантерейными, золотыми, серебряными и мишурными товарами. Еще ярче освѣщены театры и концертные залы. А на улицахъ публика толчется словно на раутѣ: народъ толпится нетолько по тротуарамъ, но пѣшеходы заняли даже всю мостовую, такъ что ѣзда по ней почти совсѣмъ прекратилась. По временамъ лишь омнибусы, проходя шагомъ, едва въ состояніи пробраться сквозь густую толпу, состоящую большею частью изъ простого люда. Тутъ показались такія личности, какихъ вовсе нельзя встрѣтить въ городѣ въ иные дни: широкоплечіе, неуклюжіе рабочіе съ заскорузлыми руками, дебелыя жены ихъ; нѣмцы-фермеры со всею семьею, т. е. съ женой и кучею дѣтей малъ-мала меньше. Попадаются, между прочимъ, суровыя, подозрительныя физіономіи, съ которыми непріятно было бы встрѣтиться въ безлюдномъ мѣстѣ. Они невольно напомнили мнѣ бывшихъ конвиктовъ, т. е. ссыльныхъ въ Австралію. Хотя теперь давно уже не ссылаютъ сюда преступниковъ, а въ Южной Австраліи конвиктовъ даже никогда не было, однако, убійства ради грабежа все-таки случаются изрѣдка. Недавно еще совершено было убійство въ одномъ изъ сосѣднихъ парковъ, какъ узналъ я по объявленію отъ полиціи, назначившей 25 фунтовъ стерлинговъ награды тому, кто укажетъ на слѣдъ убійцы. Несмотря на густыя толпы такого разнороднаго люда, на улицахъ встрѣчается мало полиціи, состоящей здѣсь изъ такихъ же опытныхъ полисменовъ, какъ и въ Лондонѣ. Хотя ея и не видать, но она на самомъ дѣлѣ вездѣ поспѣваетъ. И, дѣйствительно, вы рѣдко встрѣтите здѣсь пьяныхъ, не оттого, чтобы ихъ вовсе не было, а благодаря тому, что полиція ревностно подбираетъ ихъ, и вы только на другой день по газетамъ узнаете, сколько было арестовано за пьянство. Круглымъ числомъ приходится по семи-восьми человѣкъ на день, и странно то, что между этими пьяными чаще всего попадаются женщины. Это надо полагать оттого, что мужчины, какъ болѣе привычные, удачнѣе уклоняются отъ зоркихъ взоровъ полисмэновъ.
Вотъ для какой публики магазины и лавки предстали въ праздничномъ освѣщеніи! Здѣшней аристократіи теперь совсѣмъ не видно на улицѣ. Ужь не празднуетъ ли простой народъ свою годовщину демократіи? думалъ я. Но дѣло скоро объяснилось гораздо проще. По англійскому обычаю въ воскресенье не дозволяется ни работать, ни торговать, ни даже предаваться какимъ-либо увеселеніямъ: весь этотъ день слѣдуетъ посвятить церкви. Этотъ обычай, напоминающій еврейскій шабашъ, англичане точно такъ же, какъ и все остальное, перенесли съ собой съ сѣвернаго полушарія въ южное. Богачи-аристократы, конечно, вознаграждаютъ себя за воскресную скуку во всѣ остальные дни недѣли. Но рабочему люду недосугъ въ будни, а потому онъ и избралъ для себя субботу, съ тѣмъ, чтобы, послѣ проведенныхъ въ потѣ лица трудовыхъ дней, хоть разъ въ недѣлю отвести душу и насладиться городскими удовольствіями. На такой конецъ во всѣхъ мастерскихъ и на заводахъ рабочихъ разсчитываютъ въ этотъ день тотчасъ послѣ полудня. Получивъ заработанную въ теченіи недѣли плату, они со всѣхъ окрестныхъ мѣстъ спѣшатъ затѣмъ въ городъ, гдѣ закупаютъ разныя нужныя и ненужныя для нихъ вещи, посѣщаютъ театры, концерты и до полуночи проводятъ время на улицѣ, заходя въ рестораны или бары, гдѣ иногда, на бѣду и горе бѣдныхъ семействъ, пропиваютъ не малую часть заработковъ. Вообще, въ субботу вечеромъ здѣшніе торговцы выручаютъ значительную прибыль.
Послѣ полуночи газъ въ магазинахъ потухаетъ и улицы пустѣютъ. А на слѣдующій затѣмъ день городъ словно вымеръ. На улицахъ не видать уже ни скачущихъ съ корзинами верховыхъ, ни телегъ, ни омнибусовъ; магазины заперты, тротуары обезлюдѣли. Кое-гдѣ лишь на перекресткахъ собираются пять-шесть молодыхъ прикащиковъ и, покуривая изъ коротенькихъ трубочекъ, неистово зѣваютъ отъ скуки. Однѣ только церкви открываютъ свои двери для богомольной публики. По окончаніи службы въ нихъ, джентльмэны и разряженныя лэди, съ маленькими молитвенниками въ рукахъ, выходятъ изъ храмовъ и чинно расходятся по домамъ. А церквей здѣсь, надо прибавить, даже черезчуръ много для такого небольшого города: я насчиталъ ихъ въ Аделаидѣ болѣе тридцати, и это на 35,000 жителей; такъ что почти на каждую тысячу душъ приходится по одной церкви. Едва ли даже въ гордящейся своими золотоглавыми храмами Москвѣ окажется такое относительное обиліе ихъ. Но что касается до звона колоколовъ, то, конечно, Москва остается недосягаемою. Съ этимъ нечего и сравнивать звонъ при здѣшнихъ церквахъ. При нихъ бываетъ обыкновенно по одному весьма малыхъ размѣровъ колоколу, издающему какой-то дребезжащій, унылый звукъ.
Здѣсь, въ Аделаидѣ, церкви не бросаются такъ въ глаза, какъ выстроенные въ византійскомъ вкусѣ храмы въ Москвѣ, оттого что архитектура ихъ здѣсь зачастую мало чѣмъ отличается по наружности отъ архитектуры обыкновенныхъ домовъ; такъ что церковь не сразу замѣтишь по маленькому, часто вовсе незамѣтному крестику на фронтисписѣ. Лучше всего можно еще узнать ее по вывѣшиваемой обыкновенно наружу черной доскѣ, на которой золотыми буквами начертано объявленіе о часахъ, въ какіе имѣетъ производиться служба въ воскресенье. Богослуженіе отправляется обыкновенно утромъ до завтрака, въ полдень и вечеромъ до обѣда.
Существованіе такого множества храмовъ объясняется тѣмъ, что каждая изъ сектъ имѣетъ, по крайней мѣрѣ, по одной, а нѣкоторыя даже по нѣскольку церквей. Кромѣ приверженцевъ англо-епископальнаго вѣроисповѣданія, здѣсь находятся римско-католики, лютеране, конгреціоналы, пресвитеріяне, баптисты и анабаптисты, методисты, сведенборгіане, унитаріяне, поклонники св. Патрика и проч., не считая еще евреевъ, у которыхъ также своя синагога. Такое обиліе церквей въ городѣ свидѣтельствуетъ, между прочимъ, о полной свободѣ вѣроисповѣданія въ краѣ: правительство вовсе не вмѣшивается въ церковныя дѣла, и каждая изъ сектъ содержитъ церковь на свой счетъ.
Но до какой степени ревниво каждая изъ сектъ соблюдаетъ свои интересы, можно видѣть по возбудившему въ послѣдніе дни горячія пренія въ парламентѣ вопросу касательно преподаванія закона Божія въ школахъ. Для того, чтобы не давать повода къ соблазнительнымъ столкновеніямъ между разнаго рода религіозными толками, здѣсь въ школахъ нетолько не назначается уроковъ закона Божія, но отмѣнено даже чтеніе библіи. Вообще самимъ родителямъ и священникамъ разныхъ сектъ предоставляется обучать дѣтей религіи по своимъ убѣжденіямъ, но только внѣ общественной школы. Въ послѣднее время нѣкоторыя лица изъ духовенства, особенно католики предъявили требованіе, чтобы въ школахъ введено было, по крайней мѣрѣ, чтеніе священнаго писанія съ толкованіемъ со стороны учителя. При этомъ, конечно, имѣлось въ виду подчинить образованіе молодого поколѣнія вліянію духовенства. Но, несмотря на такого рода поползновенія, парламентъ остался вѣренъ положенному при основаніи колоніи принципу полной вѣротерпимости, и преподаваніе закона Божія ни подъ видомъ чтенія библіи и ни подъ какимъ инымъ видомъ не допускается въ школахъ.
Нельзя сказать, чтобы церкви посѣщались здѣсь очень ревностно: несмотря на весьма ограниченное помѣщеніе въ нихъ, онѣ и на половину не наполняются молящимися, большая часть которыхъ принадлежитъ къ женскому полу. Жители, осужденные почему-либо имѣть свои квартиры въ самомъ городѣ, покидаютъ его въ воскресенье, съ тѣмъ, чтобы подышать свѣжимъ воздухомъ парковъ и нагорныхъ полей по сосѣдству съ Аделаидой. Послѣ полудня омнибусы начинаютъ свои поѣздки въ загородныя мѣста, и даже нѣкоторые изъ поѣздовъ желѣзной дороги разрѣшаются по воскресеньямъ, по крайней мѣрѣ, до ближайшихъ дачныхъ станцій.
Къ наиболѣе пріятнымъ мѣстамъ подобнаго рода относится, между прочимъ, извѣстное уже намъ приморское мѣстечко Гленель, отстоящее всего въ шести миляхъ отъ Аделаиды. Публика гуляетъ тутъ по прекрасной набережной и пользуется морскимъ купаньемъ въ устроенной обширной купальнѣ. Отправляющіеся на такія дальнія прогулки обыкновенно берутъ съ собою въ сакъ-вояжѣ разные съѣстные припасы и лакомства. Расположившись на зеленомъ лугу, гдѣ-нибудь въ тѣни деревьевъ, они закусываютъ на чистомъ воздухѣ. Впрочемъ, какъ въ Гленелѣ, такъ точно и въ паркахъ и другихъ посѣщаемыхъ гуляющими мѣстахъ всегда находятся рестораны, которымъ вопреки воскресенью разрѣшается продажа какъ съѣстнаго, такъ и напитковъ. Въ этомъ отношеніи англичане являются замѣчательными формалистами и въ нѣкоторомъ родѣ фарисеями. Для того, чтобы торговля въ ресторанахъ и гостинницахъ за городомъ не послужила соблазномъ, не показалась простолюдину нарушеніемъ воскреснаго устава, они примкнули къ послѣднему законное постановленіе, въ силу котораго гостинницамъ и ресторанамъ разрѣшается принимать проѣзжающихъ путешественниковъ и продавать имъ какъ съѣстное, такъ и напитки. Путешественникомъ считается всякій, кто не живетъ въ мѣстѣ пребыванія гостинницы, а прибылъ туда откуда бы то ни было, лишь бы не ближе, какъ за двѣ мили. Пріѣзжающіе изъ города для прогулокъ, конечно, тоже считаются такими путешественниками; а потому всегда и принимаются въ загородныхъ отеляхъ и снабжаются тамъ всѣмъ необходимымъ для подкрѣпленія силъ.
Впрочемъ, горожане вездѣ въ окружающихъ Аделаиду паркахъ находятъ много пріятныхъ мѣстъ для прогулокъ. Охотнѣе всего посѣщается ботаническій садъ, расположенный даже въ чертѣ самого города, считая, конечно, южную и сѣверную Аделаиду за одинъ городъ. Входъ въ садъ съ сѣверной террасы, тамъ, гдѣ по обѣ стороны рѣчки Торренса вытянулся паркъ. Казалось бы, ботаническій садъ назначенъ вовсе не для того, чтобы служить поприщемъ для публичныхъ прогулокъ; но на дѣлѣ выходитъ, что онъ составляетъ одно изъ наиболѣе посѣщаемыхъ гуляющими мѣстъ.
Садомъ управляетъ директоръ Шомбургъ, извѣстный путешественникъ по Бразиліи. Когда я въ первый разъ вошелъ въ садъ, то засталъ директора у строющагося фонтана, гдѣ онъ съ мастеромъ разсуждалъ о томъ, какъ приладить къ верхнему отверстію трубки Сегнерово колесо, съ цѣлью учинить, такимъ образомъ, крутящіяся брызги. Мнѣ показалось страннымъ, что директоръ ботаническаго сада занимается такими не имѣющими никакого отношенія къ ботаникѣ вещами. Но Шембургъ послѣ самъ выразился по этому поводу: «Нашъ садъ, хотя и называется ботаническимъ, но въ строгомъ смыслѣ слова его нельзя назвать такимъ: онъ скорѣе публичный. Садъ содержится на счетъ города, а потому горожане и требуютъ, чтобы онъ служилъ имъ пріятнымъ мѣстомъ прогулки. Намъ поневолѣ и приходится угождать вкусамъ публики, отчасти даже въ ущербъ наукѣ». Занимаясь украшеніями въ родѣ фонтановъ, статуй, бесѣдокъ, и разводя въ саду большую коллекцію разнаго рода цвѣтовъ, садовники, конечно, не успѣваютъ удовлетворять всѣмъ требованіямъ научной ботаники. Для послѣдней отведено небольшое пространство, гдѣ нѣкоторыя растенія размѣщены въ систематическомъ порядкѣ. Стараніями Шомбурга теперь сооруженъ въ саду прекрасный ботаническій музей, который понемногу наполняется разнаго рода предметами, имѣющими какое-нибудь отношеніе къ ботаникѣ. Тамъ, между прочимъ, я видѣлъ довольно полный гербарій австралійской флоры, и притомъ въ нѣсколькихъ экземплярахъ; такъ что директоръ предлагаетъ для желающихъ по одному экземпляру въ обмѣнъ. Въ оранжереяхъ процвѣтаютъ тропическія растенія такъ роскошно, какъ мнѣ никогда не приходилось видѣть въ нашихъ теплицахъ. Когда я замѣтилъ директору, что намъ, жителямъ холоднаго сѣвера, приходится позавидовать здѣшнимъ садоводамъ, не вынужденнымъ топить оранжереи, то Шомбургъ возразилъ, что, напротивъ, мы еще можемъ бороться съ холодомъ, устраивая топки, тогда какъ имъ труднѣе бороться съ жаромъ и сухимъ воздухомъ, столь вреднымъ для многихъ растеній. Шомбургъ гордится своимъ большимъ акваріемъ въ родѣ фонаря, въ которомъ каждый годъ, въ февралѣ мѣсяцѣ, цвѣтетъ открытая имъ вмѣстѣ съ его умершимъ братомъ великолѣпная Викторія регина. Показывая этотъ акварій, гдѣ на водѣ плавали уже молодые листья, величиною въ поларшина, онъ тутъ же привелъ нѣкоторыя подробности касательно самаго открытія на Амазонкѣ. Сверхъ того, въ саду положено начало для звѣринца, въ которомъ содержатся нѣсколько туземныхъ животныхъ и птицъ, собранныхъ здѣсь, впрочемъ, болѣе для развлеченія публики, чѣмъ для изученія австралійскій фауны.
Хотя все это и не вполнѣ отвѣчаетъ научнымъ требованіямъ, однако, желающіе заняться ботаникой найдутъ здѣсь для изученія богатыя средства. Особенно интересно сравненіе европейской флоры съ австралійской. Директоръ подвелъ меня къ площадкѣ и, указавъ на разросшіяся передъ нею густымъ лѣсомъ деревья, сказалъ: «Вотъ передъ вами, съ одной стороны, европейскій, а съ другой — австралійскій лѣсъ: тутъ можете видѣть разницу между тѣмъ и другимъ». И дѣйствительно, контрастъ поразительный: съ одной стороны вы видите свѣжую, сочную, ярко-зеленую листву нашихъ тѣнистыхъ ясеней, кленовъ, тополей и плакучихъ ивъ, съ ихъ нависшими надъ водою вѣтвями, а съ другой — сухіе, зеленовато-пепельнаго цвѣта серповидные листья эйкалиптовъ, съ ихъ облупившейся корой, покрытые колючками, почти безлиственныя вѣтви акацій, кожистую листву фикусовъ и другихъ австралійскихъ породъ, дающихъ вообще мало тѣни. Въ саду разводятся австралійскія деревья и кусты, но на туземные полевые цвѣты и луговыя травы вообще обращается мало вниманія. Всѣ подобнаго рода растенія, украшающія садъ, вывезены сюда изъ Европы, и ни одного австралійскаго цвѣтка не культивировали здѣшніе садовники. А когда я обратился къ директору съ запросомъ касательно сѣмянъ туземныхъ травъ, то онъ отвѣтилъ: «Такихъ сѣмянъ мы не собираемъ; мы, напротивъ, стараемся ввести европейскія и уничтожить туземныя травы, такъ какъ онѣ малопитательны, а нѣкоторыя даже вредны для овецъ. Тамъ, гдѣ теперь прокармливается пара овецъ, на томъ же лугу, покрытомъ европейскими травами, можно легко прокормить ихъ паръ пять». Шомбургъ по этому поводу издалъ даже сочиненіе подъ заглавіемъ: «О пріуроченныхъ травахъ и другихъ растеніяхъ въ Южной Австраліи».
Всякому, заѣхавшему сюда иноземцу, всего страннѣе покажется то, что въ этомъ саду, назначенномъ преимущественно для общественныхъ прогулокъ, настрого запрещается курить, какъ гласитъ надпись на вывѣшенной у воротъ доскѣ. Это тоже одинъ изъ обычаевъ, вывезенныхъ англичанами изъ ихъ доброй старой Англіи. Вообще здѣсь мало найдется такихъ общественныхъ мѣстъ, гдѣ не запрещалось бы курить. На станціяхъ желѣзныхъ дорогъ всюду вывѣшаны объявленія, что за куреніе на платформѣ взимается два фунта стерлинговъ штрафу. И все это ради того, чтобы не оскорбить обонянія черезчуръ щепетильныхъ на этотъ счетъ лэди. Для курящихъ вездѣ отводятся особыя мѣста, недоступныя для женскаго пола, а по желѣзнымъ дорогамъ назначаются особые курительные вагоны. Куря въ такомъ вагонѣ во время остановки поѣзда, вы на ту же платформу, на которой куренье запрещено, вольны пускать клубы дыма; это ничего не значитъ: для англичанина дорого лишь то, чтобы была соблюдена формальность.
Директоръ Шомбургъ сообщилъ мнѣ, что въ Аделаидѣ живетъ выходецъ изъ Россіи, а именно учитель музыки изъ Риги. Я, конечно, не преминулъ познакомиться съ нимъ. Профессоръ музыки, какъ здѣсь обыкновенно зовутъ учителей, двадцать восемь лѣтъ тому назадъ покинулъ Ригу и поселился съ женой въ Аделаидѣ, гдѣ и жилъ все это время, давая уроки на фортепіано. Онъ увѣрялъ меня, что горожане вообще, а изъ болѣе достаточнаго класса, въ особенности, большіе любители музыки. Концерты посѣщаются ими весьма охотно. Онъ же, между прочимъ, разсказывалъ мнѣ, что въ первое время его пребыванія здѣсь дикіе австралійцы бродили еще въ окрестностяхъ города, и ему не разъ случалось встрѣчаться съ партіями дикарей, въ первобытномъ ихъ состояніи, несмотря на то, что тогда самъ городъ Аделаида существовалъ уже безъ малаго двадцать лѣтъ. Такъ туго въ началѣ подвигалось заселеніе края. Теперь, конечно, о дикихъ здѣсь давно уже и помину болѣе нѣтъ.
Учитель познакомилъ меня съ своимъ сосѣдомъ, докторомъ Мурэ, однимъ изъ старожиловъ въ Аделаидѣ, пригласившимъ насъ къ себѣ. Докторъ — человѣкъ преклонныхъ уже лѣтъ — занимается теперь мало практикой и большую часть дня проводитъ въ своемъ кабинетѣ, четыре стѣны котораго съ потолка до полу наполнены произведеніями ученой литературы, нетолько по части медицины, но и по части философіи, исторіи и естественныхъ наукъ. Въ то время, когда мы вели бесѣду о Спенсерѣ и Дарвинѣ, до слуха нашего долетали звуки віолончели и флейты. Докторъ, наконецъ, повелъ насъ въ залъ, гдѣ мы и застали трехъ молодыхъ людей, одинъ изъ которыхъ игралъ на рояли, а двое другихъ акомпанировали на флейтѣ и віолончели. Тутъ же присутствовали три молодыя слушательницы. Когда кончилась симфонія, то докторъ познакомилъ меня съ своимъ сыномъ и его двумя товарищами. Всѣ трое служатъ въ различныхъ банкахъ, гдѣ и заняты въ теченіи дня; а по вечерамъ собираются въ одномъ или другомъ мѣстѣ и упражняются въ музыкѣ. Одна изъ дѣвицъ была дочь доктора, а другія двѣ — ея пріятельницы. Жена его умерла нѣсколько лѣтъ тому назадъ, а потому теперь дочь хозяйничаетъ въ домѣ.
Благодаря этимъ знакомствамъ и приглашеніямъ, я имѣлъ случай приглядѣться нѣсколько къ здѣшней семейной жизни и къ домашнему обиходу. Для насъ, избалованныхъ всегдашнею готовностью русскихъ слугъ исполнять во всякое время наши приказанія, самая отличительная черта въ здѣшнемъ домашнемъ обиходѣ состоитъ въ крайне рѣдкомъ появленіи прислуги въ домѣ вообще. Все дѣлается въ опредѣленное время: въ положенный часъ обѣда слуга или служанка накрываетъ столъ, разставляетъ на немъ блюда съ кушаньемъ, потомъ, позвонивъ въ колокольчикъ, извѣщаетъ хозяевъ, что все готово и удаляется изъ столовой. Явившись на этотъ звонъ въ столовую, хозяинъ садится на одномъ концѣ стола, хозяйка — на другомъ, а остальные размѣщаются по обѣ ихъ стороны. Обязанность разрѣзать жаркое принадлежитъ хозяину. Дамы здѣсь никогда не берутъ назначеннаго для этого большого ножа въ руки. Онѣ разливаютъ обыкновенно чай или накладываютъ желающимъ овощь на ихъ тарелки. Когда всѣ покончили съ жаркимъ, то хозяйка звонитъ. Является прислуга и, убравъ что нужно со стола, приноситъ другія блюда, разставляетъ ихъ и опять удаляется. По окончаніи обѣда всѣ уходятъ изъ столовой въ такъ называемый парлуръ или гостинную. Такимъ образомъ, слуги изрѣдка лишь показываются на глаза, и здѣсь никому не вздумается помыкать ими изъ-за всякой бездѣлицы. Отношеніе къ нимъ господъ, вообще, таково, что не оскорбляетъ человѣческаго достоинства. Надо, впрочемъ, сознаться, что такое отношеніе сложилось поневолѣ: не вслѣдствіе внесеннаго сюда принципа со стороны господъ, а скорѣе вслѣдствіе того, что прислугу здѣсь, какъ вездѣ въ молодыхъ колоніяхъ, очень трудно добыть, и она оплачивается довольно дорого.
Въ домѣ всѣмъ распоряжается, конечно, хозяйка. Мужъ является домой только на отдыхъ: поприще его дѣятельности въ банкѣ, магазинѣ, конторѣ или оффисѣ, какъ здѣсь называютъ, гдѣ онъ проводитъ цѣлый день за дѣлами. Уѣхавъ съ утра изъ дому, онъ возвращается лишь къ обѣду, часовъ въ шесть, по окончаніи котораго проводитъ вечеръ въ семьѣ, принимая иногда гостей у себя, а не то и самъ отправляется къ знакомымъ или въ какое-нибудь публичное собраніе, гдѣ проводитъ вечеръ. Надо замѣтить, что послѣ обѣда, за которымъ пьютъ обыкновенно чай или кофе, ничего болѣе не подается, такъ что послѣ семи часовъ вечера прислуга, убравшись, свободна: въ ней нѣтъ болѣе надобности.
По воскресеньямъ часто совершаются недальнія прогулки всей семьей. Для этого болѣе достаточные держатъ своихъ лошадей. Впрочемъ, здѣсь всегда можно нанять экипажъ на цѣлый день въ такъ называемыхъ лейвери-стебль (Livery-stable), гдѣ содержится на этотъ конецъ большое число лошадей и нѣсколько экипажей. Послѣдніе устроены большею частью по образцу американскихъ богге; они также легки и помѣстительны. Для такихъ поѣздокъ рѣдко берутъ съ собой кучеровъ: одинъ изъ членовъ семьи правитъ лошадью, а пріѣхавъ на мѣсто, оставляетъ экипажъ въ одной изъ ближайшихъ гостинницъ.
Къ любимымъ прогулкамъ такого рода относится, между прочимъ, поѣздка на ближайшія къ городу высоты, такъ называемыя, Лофти-ренжа (Lofty-range). Эти самыя высокія возвышенности въ малогористой колоніи Южной Австраліи тянутся, подобно валу, въ три тысячи футовъ вышиною съ сѣвера на югъ, пролегая на востокъ верстахъ въ пяти отъ города. Тамъ можно видѣть туземную растительность въ ея настоящемъ состояніи безъ примѣси подавляющей и изгоняющей ее европейской флоры, которая вездѣ уже успѣла проникнуть въ болѣе населенныя мѣста. Воспользовавшись хорошей погодой, я разъ отправился туда пѣшкомъ.
Пересѣкши на Рёндль-стритѣ такъ называемую восточную террасу, я незамѣтно перешелъ изъ Аделаиды въ подгородное мѣстечко Кенсингтонъ: оно до того сливается съ городомъ, что трудно даже догадаться, гдѣ кончается Аделаида и начинается Кенсингтонъ — тѣмъ болѣе, что въ отдаленной части города такіе же одноэтажные коттеджи, изъ какихъ большею частью состоитъ и мѣстечко. Изъ Кенсингтона, полями, въ часъ времени, дошелъ я до другого мѣстечка у подножія высотъ, на скатѣ которыхъ въ этомъ мѣстѣ сооруженъ бассейнъ водопровода, снабжающаго жителей водою. Тутъ же обнажались темнобурыя скалы, и я увидѣлъ передъ собою каменоломни, въ которыхъ добывается матерьялъ для постройки городскихъ зданій. Въ горы ведетъ хорошо поддерживаемое шоссе. Подымаясь все выше и выше, я, наконецъ, очутился среди настоящей австралійской флоры. По скатамъ горъ растетъ скудная туземная трава: издали кажется вамъ, будто голыя скалы покрыты легкимъ зеленымъ налетомъ или плесенью; а мѣстами обнажаются плѣшины. Трава эта не похожа на нашу: она какая-то шероховатая, тусклая, такъ что поэтическое выраженіе — бархатъ дерна — придаваемое нашимъ лугамъ, вовсе не примѣнимо здѣсь. Здѣшніе луга съ виду напоминаютъ скорѣе суровый плющъ, чѣмъ бархатъ. Но всего болѣе поразилъ меня здѣсь мелкій кустарникъ, которымъ мѣстами покрыты болѣе отлогіе скаты. Онъ весь состоитъ изъ колючихъ растеній, большею частью изъ рода акацій, и пройти этимъ кустарникомъ можно развѣ въ здоровыхъ кожаныхъ брюкахъ, хотя кусты не выше колѣна. Здѣшніе поселяне называютъ его скрубъ (scrub). Этотъ колючій скрубъ внутри страны тянется иногда на сотни миль по равнинѣ, представляя весьма сильное препятствіе для путешественниковъ. Кое-гдѣ кустарникъ смѣняется разсыпанными по вершинамъ и скатамъ эйкалиптами, а мѣстами эти деревья, сплотившись, образуютъ небольшія рощи. Что за унылый видъ представляютъ эйкалипты, все равно, стоятъ ли они по одиночкѣ или сплотившись въ лѣса. Свѣтлобурая кора лупится и висящіе клочья, словно грязное тряпье, окружаютъ голый стволъ. Сучья и вѣтви дерева, величиною съ наши осины, начинаются лишь на значительной высотѣ и, подымаясь кверху, образуютъ кудрявую, но не густую макушку. Узкіе, сухіе, пепельно-зеленаго цвѣта висячіе листья по формѣ напоминаютъ серпъ. Напрасно искалъ я тѣнистаго мѣстечка подъ деревьями: вездѣ просвѣчиваетъ солнце.
Все кругомъ — и покрытыя скудной травой темнобурыя скалы съ плѣшинами, и тусклый цвѣтъ лугового дерна, и скрубъ съ его обильными колючками, и малотѣнистые эйкалипты съ ихъ ободранной корой, представляло унылый, какъ будто выжженный солнцемъ ландшафтъ. Но, благодаря холмамъ и долинамъ съ ихъ мрачными рытвинами, и тутъ, такъ же какъ и вездѣ, природа являетъ своего рода прелесть и величіе: растительность какъ будто не успѣла еще развернуться вполнѣ и, увядая, она служитъ только наземомъ для почвы, на которой со временемъ имѣетъ разростись иная болѣе пышная флора. И въ самомъ дѣлѣ: подымаясь на гору, я замѣтилъ, что даже сюда, на эти еще никѣмъ не занятыя высоты, успѣла уже проникнуть чужеземная растительность. По сторонамъ дороги разросся мѣстами нашъ шиповникъ, покрытый розовыми цвѣтами; въ поляхъ здѣсь и тамъ попадались наши желтые одуванчики, а кое-гдѣ изъ-подъ туземной травы краснѣли головки клевера. — Съ перевала горы, до котораго я поднялся, открылся прекрасный видъ на городъ, на дальнее море и на разсыпанныя между ними селенія и фермы съ ихъ фруктовыми садами и виноградниками по скатамъ холмовъ…
Возвращаясь въ городъ, я прошелъ паркомъ, въ которомъ между эйкалиптами и фикусами росли тополи, дубы и другія растенія европейской породы. Подъ однимъ изъ дубовъ я увидѣлъ четырехъ мальчиковъ, внимательно высматривавшихъ что-то въ вѣтвяхъ. Наконецъ, одинъ изъ нихъ полѣзъ на дерево и сталъ осматривать оказавшееся наверху отверстіе въ стволѣ. Я думалъ, ужь не охотятся ли они здѣсь за опоссумомъ, который днемъ прячется обыкновенно въ дуплахъ. Но оказалось не то: они просто разыскивали воробьиныя гнѣзда, чтобы добыть оттуда яйца. Лѣтъ съ десятокъ тому назадъ, кому-то вздумалось привезти сюда изъ Европы нѣсколько паръ воробьевъ, для того, чтобы они уничтожали вредныхъ для растительности гусеницъ. Воробьи добросовѣстно исполняли предназначенную имъ должность и гусеницы стали менѣе безпокоить фермеровъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ воробьи въ короткій срокъ расплодились чрезмѣрно, какъ здѣсь размножается вообще все, что привозится сюда изъ Европы, и стали цѣлыми стаями нападать на фруктовые сады, огороды и особенно на пшеничныя поля. И вотъ теперь воробьи въ свою очередь сдѣлались страшной заразой для фермеровъ, до такой степени, что послѣдніе во что бы то ни стало хотятъ окончательно уничтожить въ краѣ этихъ пернатыхъ пришельцевъ. Точно такою же заразой для сельскихъ хозяевъ оказались еще кролики и зайцы, тоже вывезенные сюда какимъ-то спортсменомъ съ цѣлью охоты. Но фермеры пуще всего озлоблены на воробьевъ, и газеты наполнены жалобами на нихъ, такъ что наконецъ дѣло о нихъ поступило въ здѣшній парламентъ. Правительство въ угоду фермерамъ назначило премію: за дюжину воробьиныхъ головъ 6 пенсовъ, а за сотню яицъ 2 шиллинга 6 пенсовъ. Вотъ школьники и принялись за дѣло, и въ свободное отъ школьныхъ занятій время они разыскиваютъ воробьиныя гнѣзда по деревьямъ. Но все это мало помогаетъ: не обращая никакого вниманія на жестокія преслѣдованія, воробьи продолжаютъ распространяться на широкомъ привольѣ и беззаботно чирикаютъ среди новой для нихъ листвы. Въ парламентѣ одинъ изъ ораторовъ, горячо ратуя противъ вредныхъ пришельцевъ, требовалъ даже, чтобы правительство установило законъ объ обязательномъ уничтоженіи воробьевъ и побудило къ тому же другія сосѣднія колоніи, такъ какъ воробьи и туда успѣли уже забраться. По тому же поводу въ газетахъ происходитъ теперь горячая полемика между сторонниками воробьевъ, доказывающими пользу ихъ для уничтоженія гусеницъ, и гонителями ихъ. Какъ не позавидовать публикѣ, у которой злоба дня ограничивается подобнаго рода воробьиными вопросами, и странѣ, гдѣ заботы отцовъ такъ дружно сливаются съ потѣхами молодого школьнаго поколѣнія!
Къ сожалѣнію, нельзя умолчать здѣсь, что въ воскресенье не выходятъ даже газеты, составляющія въ этой странѣ насущную потребность всякаго, начиная отъ банкира и до послѣдняго поденщика. Случилось, что одному изъ фермеровъ почта не доставила во-время слѣдующій ему номеръ. Обратившись съ жалобой къ почтмейстеру, фермеръ въ сердцахъ воскликнулъ: «я могу еще обойтись безъ своей трубки, но безъ вѣдомостей — никогда!» — Этимъ и объясняется существованіе здѣсь относительно большого числа газетъ разныхъ оттѣнковъ. И въ самомъ дѣлѣ: въ Аделаидѣ выходятъ 4 ежедневныя газеты, а еженедѣльныхъ 11, не считая притомъ разныхъ мѣсячныхъ журналовъ. Хотя эти вѣдомости расходятся въ большомъ количествѣ внутри страны, тѣмъ не менѣе въ каждомъ городкѣ, въ провинціи, выходятъ также свои газеты по малой мѣрѣ по одной. Но въ воскресенье весь край лишается даже этой самой насущной своей потребности, и даже воробьиный вопросъ никого не тревожитъ въ этотъ день.
Чтобы посѣтить мѣста, куда не залетали еще воробьи, я рѣшился отправиться по желѣзной дорогѣ на сѣверъ во внутрь страны. Объ этомъ — въ слѣдующемъ письмѣ.
Аделаида, ноябрь 11, нов. стиля.
III.
Отъ Гоулера до Моргена.
править
Путешественнику нигдѣ не приходится наблюдать разные слои общества въ такомъ близкомъ соприкосновеніи другъ съ другомъ, какъ на пароходахъ и по желѣзнымъ дорогамъ. Въ гостинницѣ, въ которой вы остановились, постояльцы относятся болѣе или менѣе къ одной и той же общественной категоріи, а на улицѣ разные классы общества вездѣ пользуются какъ бы одинакими правами: она открыта для всѣхъ безвозмездно. Другое дѣло на желѣзной дорогѣ. Въ Соединенныхъ Штатахъ Сѣверной Америки, признавшихъ въ своей конституціи равенство всѣхъ людей — въ принципѣ, по крайней мѣрѣ — по желѣзнымъ дорогамъ не существуетъ раздѣленія на классы; тамъ теперь даже негры пользуются соціальнымъ равенствомъ и занимаютъ мѣсто въ одномъ и томъ же вагонѣ съ бѣлокожими аристократами. Въ Австраліи, напротивъ того, такое равенство не признается ни въ принципѣ, ни de facto, что и отзывается раздѣленіемъ желѣзнодорожныхъ вагоновъ на классы. Хотя вагоны перваго класса дороже второклассныхъ, но нельзя сказать, чтобы они отличались особыми удобствами: они вообще хуже даже нашихъ второклассныхъ по Николаевской желѣзной дорогѣ. А цѣны, между тѣмъ, довольно высоки: въ первомъ классѣ каждыя сто миль (около 140 верстъ) обходятся среднимъ числомъ около одного фунта стерлинговъ съ четвертью, а во второмъ — около 19-ти шиллинговъ. О скорости ѣзды можно судить по тому, что почтовый поѣздъ, на которомъ я отправился къ сѣверу во внутрь страны, въ часъ съ четвертью доѣхалъ до новаго городка Гоулера, отстоящаго отъ Аделаиды почти въ 25-ти миляхъ (въ 35-ти верстахъ). Съ пассажирскимъ багажемъ обходятся здѣсь — точно такъ же, какъ въ Англіи — крайне довѣрчиво: когда, взявъ билетъ на станціи въ Аделаидѣ и сдавъ чемоданъ багажному, я потребовалъ отъ него квитанціи или чека, то онъ мнѣ объяснилъ, что у нихъ ничего такого не выдается на багажъ. Прибывъ на мѣсто, я подошелъ къ багажному вагону и мнѣ выдали чемоданъ по моему указанію. Такой пріемъ показался мнѣ страннымъ, тѣмъ болѣе, что, согласно правиламъ желѣзнодорожной компаніи, съ которыми я справился, пассажирамъ предоставляется самимъ наблюдать за своимъ багажомъ, и даже прибавлено, что правленіе не отвѣчаетъ за цѣлость его. Несмотря на эту безконтрольность, не слыхать, однако, чтобы пропадали вещи пассажировъ; иначе газеты не преминули бы разгласить о такихъ пропажахъ.
Въ этомъ отношеніи въ здѣшнихъ гостинницахъ господствуетъ такая же довѣрчивая система. Въ Европѣ постояльцы, выходя со двора, должны запирать свой номеръ, а ключъ оставлять въ конторѣ. По привычкѣ, я сначала и здѣсь поступалъ также. Но хозяинъ отеля заявилъ мнѣ, что я напрасно запираю свою дверь, такъ какъ прислугѣ всякій разъ приходится бѣгать внизъ за ключомъ. И я потомъ, дѣйствительно, замѣтилъ, что здѣсь никто изъ постояльцевъ не запираетъ своихъ дверей. Мало того, онѣ почти все время отворены настежъ, а въ комнатѣ чемоданы и саки открыты и разбросаны. Несмотря на эту небрежность, здѣсь, сколько мнѣ извѣстно, не случалось, чтобы у постояльцевъ пропадали вещи изъ номера.
По пути до Гоулера попадались досчатые домики фермеровъ, огороженныя поля, засѣянныя пшеницей и овсомъ, частью также песчаныя, едва прикрытыя травою, площади, по которымъ паслись овцы. Самъ Гоулеръ интересовалъ меня какъ первый внутренній новый городокъ въ Австраліи, который мнѣ пришлось посѣтить. Главная его улица, по которой проходитъ конная желѣзная дорога, обстроена каменными, большею частью двухэтажными домами. Нижніе этажи заняты магазинами съ такими же выписанными изъ Англіи или Америки товарами, какъ и въ Аделаидѣ. На той же улицѣ я насчиталъ пять банковъ. Этотъ городъ, въ которомъ немногимъ болѣе двухъ тысячъ жителей, освѣщается газомъ, а въ настоящее время тутъ прокладываются водопроводныя трубы. Въ немъ выходятъ ежедневно двѣ газеты. Почтамтъ и здѣсь также одно изъ самыхъ красивыхъ зданій. Между ними своимъ фасадомъ щеголяетъ, между прочимъ, общественная читальня или, какъ австралійцы называютъ обыкновенно подобнаго рода библіотеки, институтъ. По развѣшаннымъ на окнахъ афишамъ я узналъ, что въ залѣ этого института вечеромъ данъ будетъ концертъ. Какъ видно, это городъ со всѣми принадлежностями вполнѣ цивилизованнаго общества. Встрѣчавшіяся по тротуарамъ изъ сѣраго шифернаго камня лэди и джентльмэны щеголяютъ нарядами такъ же, какъ и въ Аделаидѣ. А по окружающимъ городъ окрестнымъ холмамъ и по берегу одноименной съ нимъ рѣки настроены каменныя дачи съ парками и садами, какія у насъ встрѣчаются только около столицъ. Но при всемъ томъ здѣсь мало движенія: нѣтъ той кипучей дѣятельности, какую ожидаешь въ молодомъ краѣ. Жители какъ будто окончательно устроились и затѣмъ предались отдыху послѣ многотрудной жизни.
По главной улицѣ, на самой окраинѣ города, возлѣ кладбищенской ограды я увидѣлъ небольшой памятникъ, состоящій изъ четырехъ колоннъ, поддерживающихъ крышу со шпицемъ. Высѣченная въ глубинѣ ниши англійская надпись золотыми буквами гласитъ: «Монументъ Макъ-Кинлею воздвигнутъ въ 1875-мъ году». А внизу на камнѣ, служащемъ основаніемъ, прибавлено: «Этотъ камень положенъ Джономъ Форрестомъ, изслѣдователемъ (Explorer)».
Какъ Форрестъ, такъ и Макъ-Кинлей принадлежатъ къ числу тѣхъ смѣлыхъ путешественниковъ, благодаря которымъ въ послѣдніе годы внутреннія страны Австраліи пройдены почти по всѣмъ направленіямъ, какъ съ юга на сѣверъ, такъ и съ запада на востокъ. Эти изслѣдованія внутренностей неизвѣстнаго материка вообще какъ по цѣлямъ, такъ и по средствамъ, отличаются своеобразными свойствами. Главною цѣлью служили большею частью попытки богатыхъ овцеводовъ открыть болѣе обширныя пастбища для ихъ быстро наростающихъ стадъ. Но, проникая во внутрь безводной пустыни, нѣкоторые изъ смѣльчаковъ дѣлались жертвою своихъ попытокъ, вслѣдствіе чего какъ правительствами колоній, такъ и частными лицами снаряжались новыя экспедиціи съ цѣлью отысканія слѣдовъ пропавшихъ безъ вѣсти изслѣдователей. И въ самомъ дѣлѣ, въ короткій срокъ послѣдняго пятидесятилѣтія, Австралія поглотила много такихъ жертвъ, и надо удивляться, съ какою настойчивостью здѣшніе капиталисты стремились къ достиженію своихъ цѣлей, снабжая для того отважныхъ изслѣдователей обширными средствами. Но еще болѣе достойны удивленія смѣлые путешественники, проникавшіе вслѣдъ за погибшими въ невѣдомые края. Къ такого рода изслѣдователямъ принадлежатъ также Форрестъ и Макъ-Кинлей.
Послѣдній былъ снаряженъ правительствомъ Южной Австраліи для отысканія слѣдовъ погибшей въ пустынѣ большой экспедиціи Бёрке и Уильса, вышедшихъ изъ Мельбурна въ 1860 году. Не получая въ теченіи года никакихъ вѣстей отъ своихъ піонеровъ, общество сильно обезпокоилось касательно ихъ судьбы. Съ цѣлью отыскатъ и по возможности спасти путешественниковъ, колоніи и снарядили пять экспедицій, одна изъ которыхъ была поручена опытному въ этомъ дѣлѣ Макъ-Кинлею. Ему, правда, удалось напасть на слѣдъ Бёрке; а именно, онъ открылъ могилу одного изъ его спутниковъ. Но въ тоже время, до Макъ-Кинлея дошла вѣсть, что другая экспедиція, отправленная изъ Мельбурна, нашла останки самого Бёрке и застала даже въ живыхъ одного изъ его товарищей, спасеннаго дикарями отъ голодной смерти. Узнавъ объ этомъ, Макъ-Кинлей прекратилъ дальнѣйшіе поиски и самъ пустился далѣе на сѣверъ во внутрь края. Преодолѣвъ по пути всѣ препятствія, онъ проникъ даже до залива Карпентарія, перерѣзавъ, такимъ образомъ, материкъ съ юга и до сѣверныхъ береговъ его.
Однако, еще прежде Макъ-Кинлея другой путешественникъ, а именно Джонъ Стюартъ, успѣлъ уже пройти весь материкъ, но только инымъ путемъ. Съ именемъ этого неутомимаго изслѣдователя связано проложеніе замѣчательнаго по своему протяженію телеграфа по пустынямъ Австраліи черезъ весь материкъ съ юга на сѣверъ. И дѣйствительно, пролагая этотъ телеграфъ, инженеры шли именно по слѣдамъ Стюарта, которому впервые удалось проникнуть отъ южныхъ береговъ континента и до сѣверныхъ. Поводомъ къ тому послужило рѣшеніе парламента Южной Австраліи, назначившаго въ 1860 году премію въ 2,000 фунтовъ стерлинговъ тому изъ путешественниковъ, который на свой счетъ перерѣжетъ материкъ отъ моря до моря. Совершивъ еще прежде три путешествія во внутрь страны, Стюартъ рѣшился исполнить этотъ трудный подвигъ. Ему удалось уже дойти до 18-го градуса южной широты, такъ что до мыса Карпентарія оставалось всего около двухъ-сотъ миль. Но тутъ встрѣтились непреодолимыя преграды для продолженія дальнѣйшаго пути.
Главныя препятствія, встрѣчаемыя внутри австралійскаго континента, состояли всегда или въ обширныхъ песчаныхъ площадяхъ, поросшихъ колючими кустами, называемыми скрубомъ и состоящими, какъ мы уже видѣли, изъ низкорослыхъ эйкалиптовъ, частью также изъ акацій. А мѣстами пески покрыты особаго рода жесткой травой, похожей на иглы ежа и извѣстной здѣсь подъ именемъ спинифекса (spinifex). Среди этихъ площадей изъ скруба и спинифекса люди и животныя страдали отъ голода и жажды; а часто кусты оказывались вовсе непроницаемыми. Потомъ внутри встрѣчаются также лишенныя всякой растительности песчаныя пустыни. Нерѣдко путешественнику приходится перебираться черезъ горы по нагроможденнымъ грудамъ камня. Когда же ему удастся преодолѣть всѣ эти препятствія и попасть въ луговыя пространства, орошенныя хоть сколько-нибудь водою, то его встрѣчаютъ шайки враждебныхъ дикарей, собирающихся именно въ такихъ, болѣе удобообитаемыхъ мѣстахъ.
Такъ случилось и съ Стюартомъ, когда онъ, наконецъ, проникъ до рѣчки, протекающей по направленію къ сѣверу. Тутъ дикари, напавъ вечеромъ на его лагерь, стали метать копья въ непрошенныхъ пришельцевъ и зажгли траву вокругъ лагеря. Стюарту съ его товарищами удалось, правда, ружейными выстрѣлами разогнать шайку, но сильно истощенные походомъ путешественники все-таки вынуждены были воротиться назадъ, немного не дойдя до водъ Индѣйскаго океана.
По возвращеніи Стюарта въ Аделаиду, правительство снарядило новую экспедицію подъ его же предводительствомъ. На этотъ разъ съ нимъ отправили хорошо вооруженный отрядъ изъ десяти человѣкъ. Снабженная вдоволь съѣстными припасами, экспедиція направилась, 1-го января 1861 г., къ тому самому мѣсту, откуда прошлый разъ дикари заставили Стюарта вернуться. Совершивъ утомительный переходъ черезъ цѣлый рядъ песчаныхъ холмовъ, экспедиція достигла рѣки, берега которой покрыты были пышною растительностью. Но вскорѣ вода въ руслѣ стала изсякать и, наконецъ, совсѣмъ исчезла, какъ то часто случается въ здѣшней странѣ, особенно въ сухое время года. Послѣ этого путешественникамъ пришлось пробиваться черезъ ужасный спинифексъ, взбираться и спускаться по крутымъ скалистымъ обрывамъ и проводить нѣсколько ночей безъ воды. Тамъ, гдѣ оказывалось нѣсколько влаги, росъ обыкновенно колючій скрубъ, а гдѣ его не было, тамъ не было воды и стлалась равнина, покрытая красноватымъ пескомъ. Преодолѣвъ всѣ эти трудности, Стюартъ дошелъ до рѣки Аделаиды и, продолжая путь на сѣверъ, достигъ, наконецъ, побережья Индѣйскаго океана у Вандименовой бухты. Здѣсь на высокомъ деревѣ онъ вывѣсилъ британское знамя.
Лѣтъ девять спустя послѣ того, правительство Южной Австраліи рѣшилось привести въ исполненіе давно задуманный планъ проложенія трансконтинентальнаго телеграфа. Когда приступили къ этому громадному дѣлу, то во всей колоніи было не вполнѣ 200,000 жителей. Но число жителей тутъ не имѣетъ никакого значенія: вѣдь все было дѣломъ однихъ капиталистовъ, и они не останавливались ни передъ какими расходами, лишь бы получать телеграфическія извѣстія изъ Англіи прежде другихъ колоній. Это особенно важно по отношенію къ хлѣбной и шерстяной торговлѣ, такъ какъ цѣны на пшеницу и шерсть устанавливаются на рынкахъ Англіи. По порученію парламента, инженеры, въ 1870 г., принялись за работу. Изъ Аделаиды до порта Августы существовало ужь телеграфное сообщеніе. Изъ порта на сѣверъ, на протяженіи ста верстъ съ небольшимъ, мѣстность была хотя весьма скудно заселена, но далѣе — до самаго крайняго пункта, т. е. до порта Дарвина при Индѣйскомъ океанѣ, на разстояніи 2,500 верстъ слишкомъ, инженерамъ пришлось проходить по безлюднымъ пустынямъ, придерживаясь вообще слѣдовъ послѣдняго Стюартова похода, нерѣдко случалось также встрѣчаться съ враждебными шайками дикарей, которыхъ приходилось разгонять ружейными выстрѣлами. По этимъ невѣдомымъ пустынямъ и лѣсамъ необходимо было прокладывать дороги для подвоза на колесахъ строевого матеріала, какъ-то проволоки, изоляторовъ, даже столбовъ, а также и провіанта для рабочихъ. Чтобы имѣть свѣжее мясо, пригонялись стада рогатаго скота и овецъ. Всѣ работы были исполнены въ теченіи двухъ лѣтъ, такъ что уже въ октябрѣ 1872 г. губернаторъ южной Австраліи обмѣнялся первою депешею съ королевою Викторіей. А вторая телеграмма, какъ съ гордостью разсказывалъ мнѣ нѣмецкій консулъ въ Аделаидѣ, была отправлена имъ къ германскому императору.
Телеграфная проволока тянется слѣдующими путями: изъ Аделаиды на сѣверъ въ портъ Августу, отсюда черезъ весь материкъ въ портъ Дарвинъ, потомъ моремъ до острова Явы, въ Сингапуръ, Пенангъ, Мадрасъ, а изъ Мадраса по Индіи въ Бомбей, затѣмъ опять моремъ въ Адэнъ, Суэцъ, изъ Суэца въ Александрію, а оттуда на островъ Мальту, къ Гибралтару, наконецъ, въ Лендсэндъ въ Англіи и въ Лондонъ. Протяженіе всего этого пути составляетъ слишкомъ 12,500 миль. Отправка телеграммы обходится довольно дорого, а именно изъ Аделаиды до Лондона по 10 шиллинговъ 8 пенсовъ за каждое слово. Телеграфъ работалъ до сихъ поръ безъ перерывовъ. Бродячія шайки австралійскихъ негровъ пытались, правда, разрушать столбы; но ихъ такъ запугали выстрѣлами, что теперь они боятся подходить къ проволокѣ. Телеграфныя станціи представляютъ родъ укрѣпленныхъ фортовъ съ высокими оградами вокругъ каменнаго жилища хорошо вооруженныхъ чиновниковъ. Не малая опасность въ тропическомъ краѣ грозила также отъ бѣлыхъ муравьевъ, такъ называемыхъ термитовъ, протачивающихъ дерево. Для предупрежденія такого зла, въ тѣхъ мѣстахъ деревянные столбы замѣнили желѣзными. Благодаря всѣмъ этимъ мѣрамъ, сообщеніе по телеграфу во все время его существованія ни разу не прекращалось. Нельзя, однако, сказать, чтобы здѣшнія газеты много пользовались. имъ для доставки европейскихъ политическихъ извѣстій. Болѣе всего онъ служитъ для коммерческихъ цѣлей. Особенно цѣны шерсти на англійскихъ рынкахъ сообщаются теперь четырьмя недѣлями ранѣе, нежели прежде, когда извѣстія изъ Европы доставлялись въ Австралію одними пароходами. Прибавимъ еще, что въ настоящее время капиталисты южной Австраліи помышляютъ уже о проложеніи желѣзной дороги черезъ весь материкъ до береговъ Индѣйскаго океана.
Край, среди котораго находится Гоулеръ, славится своей пшеницей, и въ самомъ городѣ находятся три большія мукомольныя мельницы, сверхъ того, чугунно-литейный и машинный заводы. Желая ознакомиться съ здѣшнимъ сельскимъ хозяйствомъ, я рѣшился объѣхать земледѣльческій край въ почтовой каретѣ. Первою цѣлью моей поѣздки было мѣстечко Танунда, миляхъ въ двадцати отъ Гоулера. Почтовая карета или скорѣе крытая бричка на рессорахъ, влекомая парою добрыхъ коней, останавливалась по дорогѣ у разныхъ фермъ, сдавая и принимая мѣстную почту, и часа черезъ три подвезла меня къ гостинницѣ небольшого чистаго мѣстечка, состоящаго изъ одноэтажныхъ деревянныхъ или скорѣе досчатыхъ бѣлыхъ домиковъ, вытянутыхъ по обѣ стороны большой дороги. Тутъ меня встрѣтилъ молодой парень, въ которомъ нельзя было не признать выходца изъ Германіи. Онъ былъ поперекъ себя шире и пренаивно улыбался во весь ротъ, показывая отведенный мнѣ номеръ въ гостинницѣ.
Лучшими сельскими хозяевами, какъ вездѣ въ колоніяхъ, оказываются нѣмцы, и мѣстечко Танунда съ его окрестностями все населено ими. Какъ ни малъ этотъ городокъ, но и въ немъ также найдете всѣ предметы первой необходимости цивилизованнаго быта. Тутъ находится нетолько молочная лавка или гросери (grocery), какъ называютъ англичане, торгующая всякими колоніальными товарами, начиная отъ чая, сахара и кофе до веревокъ и гвоздей; но также сапожное, сѣдельное и шорное производства, магазинъ готоваго платья, аптека, двѣ школы, книжная лавка, фотографія, мало того, здѣсь имѣются отрасли двухъ банковъ, и неминуемый въ здѣшнихъ городахъ институтъ, въ которомъ получаются разныя газеты и, между прочимъ, также нѣмецкая, единственная выходящая въ Австраліи на этомъ языкѣ и издаваемая въ Аделаидѣ. Въ томъ же институтѣ находится библіотека для чтенія. И все это на 800 жителей, а считая съ окрестными фермами всего на тысячу душъ съ небольшимъ.
Я познакомился, между прочимъ, съ однимъ изъ здѣшнихъ наиболѣе зажиточныхъ фермеровъ, усадьба котораго находится верстахъ въ трехъ отъ Танунды. Поля и луга его, расположенные по отлогой покатости по обѣ стороны небольшого потока, занимаютъ пространство величиною около тысячи акровъ. Онъ нанимаетъ четырехъ годовыхъ рабочихъ, получающихъ каждый по 50 фунтовъ стерл. въ годъ на хозяйскомъ содержаніи. Скота у него немного: всего шесть коровъ, сверхъ того, пять рабочихъ лошадей. Кромѣ пшеницы и овса, которыми засѣяны поля, фермеръ развелъ у себя фруктовый садъ. Въ немъ зрѣютъ персики, абрикосы, фиги, миндаль и маслины. Земля здѣсь поднялась уже въ цѣнѣ и обходится около пяти фунтовъ стерлинговъ за акръ. Мука, получаемая изъ пшеницы здѣшнихъ фермъ, считается лучшею въ Австраліи и расходится по всѣмъ колоніямъ, подъ названіемъ «муки изъ Аделаиды». Но, какъ говорилъ мнѣ хозяинъ, рабочая плата слишкомъ высока, такъ что здѣшніе хозяева, промышляя однимъ хлѣбопашествомъ, едва могутъ свести концы съ концами. Потому почти каждый изъ фермеровъ, помимо хлѣбопашества, занимается еще какимъ-нибудь постороннимъ промысломъ. Такъ и онъ тоже при своей фермѣ промышляетъ еще распродажею яицъ въ довольно большихъ размѣрахъ. На тотъ конецъ, онъ разсылаетъ по окрестнымъ мѣстамъ своихъ рабочихъ, которые скупаютъ у поселянъ яйца; а потомъ отправляетъ ихъ большими партіями въ Мельбурнъ. Отъ этой торговли онъ выручаетъ даже болѣе, нежели отъ хлѣбопашества. Изъ него онъ извлекаетъ главныя выгоды распродажею пшеницы зерномъ. Ячменя производится немного, только для пивоваренъ, а овесъ, которымъ засѣяны поля, неудобныя подъ пшеницу, весь идетъ на сѣно. Сухая трава здѣшнихъ луговъ не годится для этого. А потому овесъ косятъ и убираютъ, не давая ему дозрѣть. Потомъ его прессуютъ, какъ сѣно, и это служитъ какъ въ селахъ, такъ и въ городахъ, единственнымъ кормомъ для лошадей, которыя при этомъ находятся вездѣ въ отличномъ состояніи. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ пользуются также большими паровыми соломорѣзками. Косится овесъ обыкновенно американскою косилкою. Вообще всякія сельско-хозяйственныя машины выписываются изъ Америки или сооружаются въ Австраліи по полученнымъ образцамъ. Но, примѣняясь къ мѣстнымъ условіямъ, австралійцы придумали для уборки пшеницы своеобразную новую машину, извѣстную у нихъ подъ именемъ стрипперъ (stripper), которую можно назвать жнеей-молотилкой. Она состоитъ изъ большого ящика на двухъ колесахъ съ покатою напередъ крышею. Впереди ящика приспособленъ рядъ зубьевъ, вродѣ того, какъ у обыкновенной косилки. Но этими зубьями солома отнюдь не перерѣзается; напротивъ, ими захватываются одни только сухіе колосья пшеницы и отрываются отъ соломы. Попавъ въ ящикъ, они проходятъ тамъ подъ бичами быстро вращающагося барабана, такъ что зерно тутъ же вымолачивается какъ въ обыкновенной молотилкѣ. Потомъ это зерно пропускается черезъ вѣялку и поступаетъ въ мѣшки готовое къ продажѣ. Солома же такъ и остается въ полѣ; ее впослѣдствіи тутъ же сжигаютъ. Скотъ круглый годъ гуляетъ на волѣ, а потому здѣсь не нуждаются въ соломѣ для подстилки. Благодаря описанной машинѣ, которая заразъ и жнетъ и молотитъ, конечно, много сокращается и удешевляется уборка и молотьба хлѣба. Но такого рода производство возможно только при чрезвычайно сухомъ климатѣ, какимъ отличается Австралія, особенно въ лѣтнюю пору. Иначе зубья не въ состояніи были бы такъ легко отдирать колосья.
Въ настоящую пору, т. е. въ ноябрѣ мѣсяцѣ, здѣшніе хозяева заняты по преимуществу своимъ сѣнокосомъ, т. е. уборкою недозрѣлаго овса. Посѣвъ производится обыкновенно въ маѣ и іюнѣ, которые считаются здѣсь зимними мѣсяцами. А уборка пшеницы начинается среди здѣшняго лѣта, въ концѣ декабря и въ январѣ. Вообще здѣшнее хлѣбопашество отличается многими своебразными чертами. Оно, можно сказать, находится еще въ младенчествѣ, и главная причина его тугого развитія заключается отчасти въ недостаткѣ плодородной почвы, а болѣе еще въ противодѣйствіи, какое встрѣчаетъ оно со стороны крупныхъ овцеводовъ. Австралія съ самаго почина колонизаціи представляла превосходное поприще для обширнаго овцеводства, а вмѣстѣ съ тѣмъ для крупнаго землевладѣнія, къ которому такъ пристрастны англійскіе капиталисты. А потому здѣшніе овцеводы или скваттеры, какъ ихъ зовутъ обыкновенно въ Австраліи, всячески препятствовали развитію въ краѣ мелкаго земледѣльческаго производства. Лѣтъ двадцать тому назадъ, почти вся доступная поселенцамъ земля была занимаема скваттерами, считавшими свои владѣнія не акрами, а квадратными милями. Овцеводы хотѣли бы всю Австралію обратить въ огромное пастбище для своихъ многочисленныхъ стадъ и потому они всегда враждебно поэматривали на мелкихъ фермеровъ, занимавшихъ для хлѣбопашества лучшіе и наиболѣе орошаемые куски земли. Эта вражда между овцеводами и фермерами продолжается до сихъ поръ и только благодаря настойчивымъ требованіямъ со стороны народа, парламентъ въ послѣднее время отмѣнилъ прежніе въ угоду скваттеровъ существовавшіе законы и издалъ новыя постановленія, въ силу которыхъ могли бы развиться въ краѣ мелкоземельныя фермы.
Внутри Австралійскаго мастерика находятся обширныя пространства вовсе негодныхъ для воздѣлки земель. Эти пустыри предоставлены овцеводству. Но годныя для воздѣлки площади разверстаны на участки, величиною не болѣе какъ въ 500 акровъ каждый. Участки предлагаются правительствомъ въ продажу съ аукціона, цѣною не ниже одного фунта стерлинговъ за акръ, и притомъ на выборъ, такъ что предложившій наивысшую цѣну имѣетъ право перваго выбора. Оттого пріобрѣтающіе такіе участки фермеры и называются выбирателями — селекторами (selectors). Но избравшій себѣ участокъ селекторъ обязывается жить на немъ и возвести необходимыя хозяйственныя постройки. Притомъ онъ въ первое время долженъ каждый годъ поднимать вновь и подвергать воздѣлкѣ по малой мѣрѣ одну пятую часть участка. Передать послѣдній другому лицу онъ можетъ только съ согласія на то правительственнаго комиссіонера по земельнымъ дѣламъ. Уплата распредѣляется на девять лѣтъ въ слѣдующемъ порядкѣ: при совершеніи купли селекторъ вноситъ 10 процентовъ съ предложенной имъ полной суммы за участокъ, какъ бы за ссуду на будущіе три года. По прошествіи трехъ лѣтъ, онъ уплачиваетъ вновь 10 % за слѣдующіе три года. По истеченіи шести лѣтъ, онъ обязанъ внести четверть назначенной въ купчей суммы и опять-таки 10 % за остальныя три четверти. А въ концѣ девятаго года онъ вноситъ остатокъ сполна и получаетъ землю въ полную собственность, если имъ выполнены всѣ сказанныя условія.
Хотя низшая назначенная за земли цѣна, т. е. по одному фунту за акръ, сравнительно довольно высока, однако, правительственныя земли съ аукціона продавались даже по 4 фунта. Приведенныя условія и распредѣленія уплаты установлены съ цѣлью, чтобы земли поступали въ собственность дѣйствительныхъ хлѣбопашцевъ, а не доставались въ руки промышляющихъ перепродажею участковъ съ барышомъ или такъ называемыхъ здѣсь земельныхъ акулъ (Land-sharks). Благодаря приведеннымъ постановленіямъ, мелкіе фермеры или селекторы въ послѣднія два десятилѣтія стали проникать все болѣе вовнутрь края и обратили тамъ пустопорожнія земли, служившія слерва только пастбищемъ для овецъ, въ плодоносныя поля, такъ что богатые овцеводы, арендовавшіе тѣ же участки, нашлись вынужденными удалиться съ своими стадами далѣе на сѣверъ. Такимъ образомъ всякія поползновенія скваттеровъ обратить Южную Австралію въ страну пастбищъ и ввести здѣсь исключительно крупное землевладѣніе разрушаются поступательнымъ движеніемъ селекторовъ, вслѣдствіе чего эти мелкіе фермеры стали какъ бѣльмо на глазу для крупныхъ овцеводовъ. Послѣдніе и теперь всячески стараются препятствовать дальнѣйшему распространенію хлѣбопашества, обвиняя селекторовъ, будто они нетолько лишаютъ ихъ стада достаточнаго пойла, выбирая наиболѣе орошаемыя мѣста, но даже воруютъ у нихъ овецъ. Капиталисты всячески стараются также заманить въ Австралію переселенцевъ изъ Европы, но отнюдь не такихъ, которые были бы въ состояніи открыть здѣсь ферму, а напротивъ, только такихъ голышей, которые вынуждены были бы служить у нихъ пастухами. Система Вакфильда, имѣющая цѣлью преградить недостаточному классу возможность къ пріобрѣтенію въ собственность земель, какъ видно, не совсѣмъ еще забыта въ молодой колоніи. Въ этомъ отношеніи Австралія вообще представляетъ рѣзкую противоположность Сѣверной Америкѣ. И дѣйствительно, замѣчено, что тамъ пріобрѣтаютъ и достигаютъ значительнаго состоянія большею частью такіе люди, которые пріѣзжаютъ туда безъ капиталовъ. Здѣсь же, въ Австраліи, напротивъ того, недостаточному классу гораздо труднѣе нажиться: здѣсь богатѣютъ только капиталисты, имѣющіе возможность открыть обширное овцеводство въ нѣсколько десятковъ тысячъ овецъ.
Посѣщая окрестности Танунды, я миляхъ въ пяти отъ мѣстечка набрелъ на селеніе, напомнившее мнѣ наши деревни. Оно состояло изъ крытыхъ соломою хижинъ, низкія стѣны которыхъ были вылѣплены глиной, вродѣ того какъ мазанки въ нашей Малороссіи. Тутъ живутъ мелкіе хлѣбопашцы, обладающіе участками не свыше ста акровъ. Воздѣлывая поля, они едва перебиваются изъ года въ годъ, и то благодаря лишь какому-нибудь постороннему промыслу. Такъ, напримѣръ, они во время стрижки овецъ отправляются на эту работу къ одному изъ ближайшихъ овцеводовъ, или нанимаются у него же для перевозки шерсти до ближайшей станціи на своихъ лошадяхъ.
Почва здѣсь, какъ я замѣтилъ, красная, глинистая. Иногда попадаются болѣе плодородныя черноземныя площади. На этой дѣвственной почвѣ хлѣбопашцы изъ года въ годъ сѣютъ одну пшеницу, а болѣе тощія мѣста отводятся для овса, который, какъ мы видѣли, косится только на сѣно. Благодаря господствующей въ краѣ сухости въ теченіи лѣта, здѣшніе хозяева не нуждаются ни въ сараяхъ, ни въ закромахъ: вымолоченное и провѣянное въ полѣ зерно отвозится прямо или на ближайшую мельницу, или продается зерномъ въ Танундѣ. Мѣстами въ деревнѣ разросся лапчатый кактусъ, служа изгородью для усадебъ. Поля вообще всѣ огораживаются. Для изгороди употребляютъ грубыя бревна изъ эйкалиптовъ. Эти корявыя, крѣпкія, съ виду какъ будто окаменѣлыя бревна врываются въ землю, а въ просверленныя въ нихъ отверстія пропускается довольно здоровая проволока въ пять рядовъ, такъ чтобы скотина не могла проникнуть въ огороженное поле. Такая изгородь обходится довольно дорого, а потому въ мѣстахъ, изобилующихъ лѣсомъ, вся ограда состоитъ изъ выложенныхъ вдоль бревенъ.
По всему видно, что здѣшнимъ поселенцамъ приходится бороться съ нуждою; особенно имъ трудно въ первые девять лѣтъ, пока не оплачены ихъ участки. Но, вспоминая свое бѣдственное состояніе въ Европѣ, они не жалуются на судьбу, а напротивъ, живутъ надеждою, что, уплативъ долгъ правительству, они послѣ девятилѣтняго срока сдѣлаются независимыми обладателями своихъ участковъ и тогда освободятся отъ всякихъ дальнѣйшихъ платежей: тогда они не будутъ знать ни налоговъ, ни рекрутчины и никакихъ стѣсненій, которыми были обременены на дальней родинѣ и, воздѣлывая свои поля, они всегда увѣрены, что плоды ихъ тяжкаго труда вполнѣ останутся неотъемлемо за ними.
Миновавъ селеніе, я за милю отъ него вышелъ въ мѣста, лишенныя всякой изгороди, какъ видно никѣмъ еще незанятыя. Тропа, по которой я пробирался, углублялась въ лѣсъ, пролегая между высокими, но малотѣнистыми эйкалиптами съ одной стороны, а съ другой мелкими кустами, которыми поросла здѣсь песчаная почва. Мѣстами открывались площади, покрытыя спинифексомъ по глубокому песку: словно колючія иглы ежей торчитъ эта жесткая трава большими пучками, фута на два отъ почвы. Пробиться сквозь частый спинифексъ еще труднѣе, нежели сквозь кусты скруба. Послѣдній мѣстами напоминалъ мнѣ поросль, какою обыкновенно покрываются у насъ лѣсныя сѣчи въ первый годъ послѣ порубки чернолѣсья, съ тою только разницею, что скрубъ весь состоитъ какъ бы изъ колючекъ, будучи такъ же густъ, и такъ же пестрѣя цвѣтами, какъ наша лѣсная поросль. Безмолвіе лѣса нарушалось по временамъ особаго рода свистомъ, издаваемымъ птицами, величиною съ нашу сороку и съ виду также нѣсколько похожихъ на нее, но только съ болѣе бѣлою спинкою. Вслѣдствіе издаваемаго ими довольно громкаго свиста, нѣмцы называютъ ихъ органщиками (Orgelpfeifer). По кустамъ перелетывали также зеленые попугайчики, оживляя нѣсколько унылый видъ эйкалиптовъ съ ихъ облупленной корой и узкими кожистыми листьями.
Вернувшись съ прогулки въ городъ, я не могу сказать, чтобы засталъ въ немъ большое оживленіе. Напротивъ, изрѣдка встрѣчавшіеся на улицѣ довольно тучные нѣмцы показались мнѣ какими-то сопливыми. Тѣмъ болѣе меня поразило всеобщее оживленіе, охватившее жителей на другой затѣмъ день, а именно въ воскресенье. Въ этомъ отношеніи нѣмцы вовсе не похожи на англичанъ: у послѣднихъ въ городахъ въ будни замѣчается гораздо болѣе движенія на улицѣ, за то въ праздникъ городъ словно вымеръ; а у нѣмцевъ наоборотъ: въ будни тихо, а въ праздникъ шумно. Въ воскресенье, по окончаніи службы въ здѣшней лютеранской церкви, я направился вслѣдъ за веселой компаніей вдоль по улицѣ и на окраинѣ города въ увеселительный садъ (Lustgarten), какъ значится на вывѣскѣ при самомъ входѣ. Тутъ нѣмцы принялись за кегли, неизбѣжныя у нихъ, точно такъ же, какъ крикетъ у англичанъ. Катая шары до поздняго вечера, шумная компанія выпивала при этомъ несмѣтное количество пива. Строгій воскресный законъ англичанъ, какъ видно, не писанъ для нѣмцевъ.
На другое утро, я опять занялъ мѣсто въ почтовой каретѣ, направившись въ мѣстечко Труро, расположенное на холмахъ невысокой горной цѣпи Лофти рэнжа. Отчасти хрящеватая почва здѣсь менѣе плодородна, земля едва покрыта сухою травой. Оттого здѣшніе поселенцы менѣе занимаются хлѣбопашествомъ, оставляя большую часть земель подъ пастбища для скота и овецъ. Самъ Труро обитаемъ англичанами и состоитъ лишь изъ сотни съ небольшимъ деревянныхъ домиковъ, между которыми, однако, находятся два отеля, церковь, школа, отрасль одного изъ банковъ въ Аделаидѣ и неизбѣжный институтъ съ библіотекой для чтенія.
Переночевавъ здѣсь, я на другой же день переѣхалъ въ каретѣ въ мѣстечко Фрилингъ, гдѣ находится станція желѣзной дороги, пролегающей на сѣверъ въ Капунду, куда я и прибылъ къ вечеру. Этотъ городъ замѣчателенъ тѣмъ, что онъ способствовалъ отчасти развитію молодой колоніи: когда Южная Австралія бумажными спекуляціями англійскихъ капиталистовъ, какъ мы видѣли, доведена была до крайне бѣдственнаго состоянія, и поселенцы уже готовы были бросить новый край, то одному изъ смѣлыхъ піонеровъ, проникавшихъ въ эти мѣста съ своими овцами, удалось здѣсь открыть богатые мѣдные рудники, прославившіеся вскорѣ необычайнымъ обиліемъ содержащейся въ нихъ руды. Капиталы тотчасъ же обратились къ ихъ разработкѣ и рабочіе, искавшіе средствъ для пропитанія, большими толпами устремились въ дѣвственный тогда край. Мѣдь оказалась для Южной Австраліи такимъ же сильнымъ двигателемъ колонизаціи, какъ золото въ другихъ колоніяхъ. Особенно когда вслѣдъ за здѣшними рудниками далѣе на сѣверѣ открыты были еще болѣе богатые, а именно въ Буррѣ-Буррѣ, Валлару и Мунтѣ. Близь послѣднихъ двухъ городовъ рудники оказались до того выгодными, что капиталисты въ нынѣшнемъ году покинули разработку въ Капундѣ и окончательно обратились къ тѣмъ болѣе прибыльнымъ мѣстамъ.
Вслѣдствіе этого въ настоящее время рудники близъ Капунды представляютъ унылый, запустѣлый видъ. Мины находятся верстахъ въ двухъ отъ города. Тамъ на незначительной возвышенности подымаются мѣстами конусообразные холмы. Многіе изъ нихъ перерыты и вокругъ громоздятся выброшенныя изъ шахтъ огромныя глыбы камня и мусора, то бѣлаго, то бураго и сѣраго, то цвѣта мѣдянки. Тутъ же разбросаны остатки колесъ, элеваторовъ и всякихъ рудокопныхъ снарядовъ, а въ нѣкоторыхъ мѣстахъ подъ ногами открываются узкія глубокія тахты. Все представляетъ видъ разрушенія, словно сильное землетрясеніе прошло по краю и выворотило наружу земную утробу, разбросавъ ее кругомъ безпорядочными громадными грудами. По скату возвышенности разсыпаны въ разбросъ бѣлыя мазанки рабочихъ. Это селеніе и составляетъ собственнно настоящій зародышъ нынѣшняго довольно богатаго города Капунды. Рабочіе возлѣ хижинъ своихъ нарыли неглубокіе прудики, въ которыхъ стоячая вода образуетъ мутныя зловонныя лужи. Въ нихъ полощутся утки, вокругъ бродятъ козы, служащія для бѣдняковъ замѣною крупнаго рогатаго скота. Вездѣ слѣды крайне бѣдственнаго состоянія, запустѣнія и безпорядка. Въ настоящее время стараются ввести нѣкоторый порядокъ въ этой безурядицѣ, строя правильныя изгороди и проводя прямыя дороги къ новому городу, который прямолинейными улицами своими раскинулся на болѣе ровной мѣстности близъ мины. Въ немъ мостовыя и каменные тротуары находятся въ хорошемъ состояніи, и онъ не мало щеголяетъ, особенно по главной улицѣ, своими двухъ- и трехъ-этажными, большею частью каменными домами.
Мѣстность окрестъ Капунды оказалась весьма плодородною, а потому вскорѣ послѣ открытія руды по обѣ стороны протекающаго здѣсь потока разсыпались довольно цвѣтущія фермы. Благодаря быстрому развитію хлѣбопашества въ краѣ, городъ, несмотря на то, что рудники покинуты, продолжаетъ рости, служа какъ бы складомъ для сельскихъ произведеній окрестныхъ хозяйствъ; изъ рудокопнаго города онъ преобразился, такъ сказать, въ земледѣльческій: въ немъ скупается пшеница и скотъ, пригоняемый изъ окрестныхъ фермъ, и то и другое препровождается но желѣзной дорогѣ на югъ въ Аделаиду. Въ его машинныхъ заводахъ изготовляются необходимые для фермеровъ сельскохозяйственные снаряды. Онъ же снабжаетъ весь земледѣльческій край всякими произведеніями, необходимыми для обстановки цивилизованной и даже болѣе или менѣе роскошной жизни. Притомъ жители города питаютъ надежду, что со временемъ ихъ мѣдные рудники опять будутъ разработываться, такъ какъ они далеко еще не исчерпаны, и тогда городъ оживится еще болѣе.
Я попалъ въ Капунду какъ разъ наканунѣ дня рожденія принца Уэльскаго. По этому случаю вѣрноподданными горожанами назначено было на слѣдующій день великое торжество и общественный пикникъ, причемъ въ печатныхъ объявленіяхъ извѣщалось, что будутъ бѣга взапуски, крикетъ и всякія другія увеселенія. Сверхъ того, вечеромъ наканунѣ праздника, на окнахъ, на уличныхъ столбахъ, на мостахъ и въ юстипнацахъ появилось пропечатанное крупными буквами на цвѣтной бумагѣ лаконическое извѣстіе: «Дирфуртъ прибылъ!» (Deerfoort is coming!). Вотъ, думалъ я, прибылъ наконецъ какой-нибудь знаменитый пѣвецъ или, по крайней мѣрѣ, ораторъ, и рѣшился во что бы то ни стало принять участіе въ пикникѣ.
На другое утро, возлѣ одного изъ главныхъ отелей города, начали собираться члены разныхъ благотворительныхъ и другихъ обществъ, а около десяти часовъ открылась торжественная процессія. Впереди шли музыканты, разыгрывая маршъ изъ Фауста. За ними слѣдовали члены франмасонской и другихъ ложъ, отличаясь другъ отъ друга большими знаменами, развѣвавшимися каждое на двухъ шестахъ, въ родѣ хоругви. Шествіе направилось по главной улицѣ и, вышедъ изъ города, повернуло къ обширному огороженному, слегка всхолмленному и поросшему немногими деревцами полю, принадлежащему одному изъ горожанъ и называемому здѣсь обыкновенно паддокъ (paddock). Тутъ при входѣ съ посѣтителей взималась плата по одному шиллингу съ человѣка. Среди поля или паддока отведено было мѣсто для бѣгуновъ взапуски, также для крикетеровъ. Дойдя до этихъ мѣстъ, процессія сложила свои большія знамена и президентъ объявилъ собравшимся посѣтителямъ, что пикникъ въ честь принца Уэльскаго открывается. Тутъ же кругомъ были раскинуты палатки, подъ которыми продавались разнаго рода напитки, закуски и лакомства. Въ разныхъ мѣстахъ по полю тотчасъ же устроились нѣсколько партій крикета, безъ котораго здѣсь не обходится никакое празднество. Въ то же время начались бѣга взапуски. Бѣгуны явились одѣтые въ трико тѣлеснаго цвѣта съ пестрыми шапочками, вродѣ мурмолокъ на головѣ. Зрители становились въ двѣ шеренги, оставляя достаточное мѣсто для состязателей. Но случилось, что у самой цѣли обѣ шеренги сомкнулись между собою, для того чтобы лучше видѣть бѣгущихъ. Опередившій своихъ соперниковъ не могъ сразу остановиться и, налетѣвъ со всего маха на любопытную толпу, повергъ вмѣстѣ съ собою человѣкъ десять на земь. Это обстоятельство не помѣшало однако другимъ продолжать такого же рода состязаніе. Я съ нетерпѣніемъ ждалъ, скоро ли выступитъ самъ Дирфуртъ, о прибытіи котораго объявлялось съ такимъ торжествомъ? Наконецъ-то наступилъ и его чередъ и, что же оказалось? Дирфуртъ появился въ такомъ же трико тѣлеснаго цвѣта, какъ и другіе бѣгуны, между которыми онъ и снискалъ себѣ громкую извѣстность тѣмъ, что можетъ пробѣжать десять миль въ одинъ часъ. Это хоть доброй лошади впору, подумалъ я. И онъ дѣйствительно пробѣжалъ десять миль въ назначенный срокъ. За всѣми этими потѣхами, собравшіеся тутъ посѣтители, все солидные джентльмэны, слѣдили съ подобающею серьёзностью и даже съ нѣкоторымъ азартомъ, а на другой день, мѣстныя газеты съ восторгомъ разглашали о подвигѣ Дирфурта. Въ нихъ вообще всѣ состоявшіеся бѣга и партіи крикета описывались со всѣми подробностями, какъ описываются обыкновенно важныя политическія событія или парламентскія засѣданія. Такимъ порядкомъ пикникъ продолжался до солнечнаго заката. Вечеромъ публика собралась въ залѣ здѣшняго института, гдѣ данъ былъ вокальный и инструментальный концертъ, а затѣмъ праздникъ завершился танцами.
Такъ жители Капунды отпраздновали день рожденія принца Уэльскаго. Едва ли самъ виновникъ торжества въ обуреваемой политическими невзгодами Европѣ провелъ этотъ день такъ весело и беззаботно, какъ его вѣрноподанные въ южномъ полушаріи.
Капунда не такъ еще давно была крайней станціей желѣзной дороги изъ Аделаиды, и только въ нынѣшнемъ году поѣзды стали ходить далѣе на сѣверо-востокъ до береговъ Муррея. По мѣрѣ того, какъ поѣздъ, на которымъ я отправился, удалялся отъ города, край становился все менѣе и менѣе населеннымъ. По временамъ приходилось проѣзжать первобытными лѣсами эйкалиптовъ. Кое-гдѣ недавно водворившіеся въ нихъ поселенцы корчевали лѣса и сжигали поваленныя деревья, подготовляя такимъ образомъ плодородную лѣсную почву для будущихъ посѣвовъ, точь-въ-точь какъ то дѣлается въ нашихъ лѣсныхъ палахъ. Благодаря легкой песчаной почвѣ, въ которой эйкалипты пускаютъ не очень глубокіе корни, корчевка здѣсь не такъ затруднительна. Мѣстами попадались огороженныя грубыми, съ виду словно окаменѣлыми бревнами эйкалиптовъ луговыя пространства, по которымъ бродили большія отары овецъ. Станціи, у которыхъ изрѣдка останавливался поѣздъ, для того, чтобы запастись водой и топливомъ, состояли каждая изъ досчатаго домика смотрителя, нѣсколькихъ палатокъ, раскинутыхъ здѣсь рабочими, и изъ вырытаго тутъ же пруда, въ которомъ накоплялась дождевая вода. Изрѣдка неподалеку отъ станціи среди пустынной мѣстности попадались хижины поселенцевъ, а не то и просто палатки только что прибывшихъ піонеровъ, пріютившихъ на первыхъ порахъ кое-какъ семью до тѣхъ поръ, пока не успѣли еще сколотить досчатый домишко. Меня поражало множество беззаботно возившихся дѣтей всѣхъ возрастовъ, какое приходилось видѣть при такихъ палаткахъ среди здѣшнихъ малообитаемыхъ, суровыхъ лѣсовъ.
Проѣхавъ около трехъ часовъ, поѣздъ остановился, наконецъ, у мѣстечка Моргена, расположеннаго на правомъ берегу Муррея въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ рѣка дѣлаетъ крутой поворотъ: протекая, до сихъ поръ, съ востока на западъ, Муррей направляется отсюда прямо на югъ до своего устья. Станція находится у самаго берега рѣки, по которой въ полую воду отсюда ходятъ пароходы вверхъ до устья впадающаго въ Муррей Дарлинга. Тотчасъ же за станціей возвышается желтовато бурый каменистый холмъ, на вершинѣ котораго теперь устраивается резервуаръ для будущаго водопровода возникающаго тутъ города. Позади холма на возвышенномъ берегу красуется кирпичное зданіе почтамта, а у подножія его стоятъ двѣ гостинницы по угламъ имѣющей здѣсь быть въ скоромъ времени главной улицы. Далѣе по высокому песчаному берегу разсыпаны большею частью недостроенные еще дома, въ которыхъ торговцы не успѣли еще разложить свои товары. А тамъ — среди пустыря стоитъ одиноко каменное двухъ-этажное зданіе народной школы. Слѣва отъ города тянутся унылые лѣса эйкалиптовъ, а справа раздвинулась далекая отчасти каменистая, отчасти песчаная равнина. Всѣ строенія раскинуты, повидимому, въ крайнемъ безпорядкѣ. Но это только такъ кажется съ перваго взгляда: всмотрѣвшись внимательнѣе, вы замѣтите, что городъ распланированъ весьма правильно и улицы его обозначены торчащими въ землѣ тычками, а дома фасадомъ всѣ обращены къ будущимъ тротуарамъ.
Городъ одолженъ своимъ возникновеніемъ пароходству по рѣкѣ, иначе было бы непонятно, что за охота жителямъ селиться въ такомъ пустынномъ мѣстѣ на юру. Но и самые пароходы ходятъ отсюда вверхъ по рѣкѣ только въ полую воду, такъ что въ настоящее сухое время года они вовсе прекращаютъ свои рейсы.
Миновавъ одиноко стоящую среди пустыря школу, я пошелъ по тропѣ, которая, то подходя къ берегу рѣки, то удаляясь отъ него, пролегала но направленію на востокъ. Муррей, съ его мутно-зеленоватою водою, въ этихъ мѣстахъ не шире нашей Волги подъ Тверью. Съ возвышеннаго праваго берега виднѣлись безконечные лѣса на другой, низменной сторонѣ рѣки. Среди дебрей кое-гдѣ показывались лачужки, вокругъ которыхъ бродили стада козъ. Поселенцы употребляютъ мясо ихъ въ пищу, а шкуру продаютъ въ ближайшіе города: она идетъ здѣсь на обувь и на разныя другія подѣлки. Немногіе изъ здѣшнихъ поселянъ успѣли разжиться настолько, чтобы обзавестись крупнымъ рогатымъ скотомъ. — По правому, высокому берегу передо мною до самаго горизонта стлалась безплодная, едва поросшая скудной сухою травой равнина съ глинистой почвой блѣдно-розоватаго цвѣта. Глина до того высохла и отвердѣла, что почва подъ ногами казалась на первый взглядъ каменистою. Тутъ на большомъ протяженіи не видать было ни жилья, ни даже изгороди; ни одинъ звукъ не нарушалъ глубокаго безмолвія далеко раскинувшагося нередо мною пространства.
Пройдя такимъ образомъ верстъ около восьми отъ Моргена, я, наконецъ, завидѣлъ вдали стадо рогатаго скота. Сперва мнѣ казалось, не миражъ ли это, про который такъ много разсказываютъ проникавшіе во внутрь края путешественники. Но, подходя ближе, я убѣдился, что передо-мною дѣйствительно стадо; тутъ же паслись разсѣдланныя лошади, и скоро показался даже потухающій костеръ, вокругъ котораго сидѣло три человѣка. Поздоровавшись съ ними, я подсѣлъ къ костру и сталъ разспрашивать. Оказалось, то были скотопромышленники, пригнавшіе сюда головъ около двухъ сотъ съ сѣверовостока изъ дальней колоніи Квинсленда. Они уже три мѣсяца слишкомъ странствуютъ по пустынямъ и теперь гонятъ скотъ къ станціи желѣзной дороги, съ тѣмъ чтобы по ней доставить его въ Аделаиду. На мой вопросъ, случалось ли имъ встрѣчаться съ дикарями, хозяинъ, которому принадлежало стадо, отвѣтилъ, что далѣе на сѣверѣ, въ Квинслендѣ, негры еще встрѣчались изрѣдка; но они теперь такъ напуганы выстрѣлами, что при одномъ видѣ приближающагося стада скрываются въ лѣса. Такъ что трудно бываетъ захватить кого-нибудь изъ нихъ врасплохъ, когда нужно навести справки о незнакомой мѣстности. «Для насъ, скотоводовъ, прибавилъ разскащикъ: — они теперь не опасны. Вотъ другое дѣло на минахъ, гдѣ мнѣ случилось быть года два тому назадъ, тамъ они сильно докучаютъ рудокопамъ. На дальнихъ минахъ рабочіе живутъ обыкновенно въ палаткахъ; тутъ у нихъ сохраняются и съѣстные припасы — мука, ветчина, чай и сахаръ. На это негры чрезвычайно падки. Недалеко отъ нашихъ минъ, все время бродила шайка черныхъ воровъ. Бывало отправишься съ утра на работу въ рудники; вернувшись вечеромъ, смотришь мѣшокъ съ мукой пропалъ изъ палатки. Подкараулить вора никому изъ насъ недосугъ, и вотъ рудокопы придумали другое средство. Мы добыли мышьяку и подмѣшали его къ мукѣ; а для того, чтобы кто-нибудь изъ нашихъ ошибкой не отравился, на мѣшкѣ вывѣшена бумажка съ надписью „ядъ“. Неграмъ не въ догадъ: они читать не умѣютъ. И вотъ, къ вечеру мѣшокъ точно исчезъ. Но на другой же день изъ бродившей вблизи шайки дикарей перемерло человѣкъ шесть, а остальные со страху ушли подальше отъ нашихъ минъ. Послѣ этого, бывало, ни одного негра ничѣмъ не заманишь къ палаткамъ рудокоповъ, и наша мука не пропадала болѣе». Все это разсказывалось съ такимъ цинизмомъ, какъ будто дѣло шло объ отравленіи обжорливыхъ крысъ.
Такимъ-то образомъ, жадные до золота піонеры цивилизаціи, проникая во внутрь края, всякими средствами, то огнестрѣльнымъ орудіемъ, то отравами, безпощадно изводятъ туземцевъ и ускоряютъ безъ того неминуемое уничтоженіе ихъ. По словамъ разскащика, австралійскіе негры крайне трусливый народъ. Двое-трое хорошо вооруженныхъ рудокоповъ обращаютъ въ бѣгство большія шайки дикарей, снабженныхъ, конечно, одними копьями и бумерангомъ. Не надо только отрѣзать имъ пути къ отступленію. По Муррею теперь рѣдко попадаются негры: они уходятъ все болѣе на сѣверъ. Но въ Квинслендѣ они еще бродятъ довольно большими шайками, и если имъ удается напасть врасплохъ на селеніе, то они не даютъ пощады бѣлымъ. Такъ недавно еще дикіе напали тамъ на станцію одного изъ овцеводовъ. Самъ хозяинъ уѣхалъ со станціи, оставивъ тамъ жену и прислугу, состоявшую изъ трехъ китайцевъ. Воспользовавшись его отсутствіемъ, дикари перебили всѣхъ оставшихся на станціи, сжарили и съѣли трехъ китайцевъ, но тѣло убитой женщины зарыли въ землю, гдѣ его и нашли впослѣдствіи. Вслѣдъ за тѣмъ раздраженные бѣлые поселенцы того края стали безпощадно избивать всѣхъ попадавшихся имъ дикарей, принуждая ихъ спасаться въ дальніе края, куда не успѣли еще проникнуть піонеры. Такая непрерывная борьба туземцевъ съ бѣлыми кончится, конечно, такъ же, какъ кончалась она вездѣ, т. е. совершеннымъ истребленіемъ туземнаго племени.
Бѣлые поселенцы вообще легко справляются съ туземцами, благодаря, съ одной стороны, огнестрѣльному оружію, а съ другой — и еще болѣе — весьма низкой степени развитія австралійскихъ негровъ. И дѣйствительно, выраженіе «первобытное племя», такъ часто неумѣстно употребляемое въ этнографіи по отношенію къ туземцамъ, скорѣе всего еще примѣнимо къ дикарямъ въ Австраліи: изъ извѣстныхъ намъ расъ — а нынѣ едвали въ какомъ-нибудь уголкѣ земного шара скрывается неизвѣстная еще намъ раса — австралійскіе негры, можно сказать, находятся на низшей ступени человѣческаго развитія. Они наготу свою едва прикрываютъ шкурами опоссума или кенгуру, почти вовсе незнакомы съ постоянными жилищами, и зимой развѣ укрываются отъ холода въ кое-какъ сложенной изъ коры или дерна лачугѣ. Однако, какъ бы низко на лѣстницѣ человѣческаго развитія ни стояли австралійскіе негры, и ихъ даже нельзя назвать первобытными людьми въ строгомъ смыслѣ слова; потому уже, что они для приготовленія пищи пользуются даромъ Прометея, огнемъ, добываемымъ посредствомъ тренія двухъ деревяшекъ; и потому еще, что употребляютъ въ дѣло разныя орудія, копья, палицы и единственный въ своемъ родѣ бумеренгъ. Они вообще людоѣды и поѣдаютъ обыкновенно убитаго врага, въ полной увѣренности, что вмѣстѣ съ мясомъ, поступающимъ въ ихъ желудокъ, къ нимъ переходитъ также и тѣлесная сила его. Потому, надо полагать, они не употребляютъ въ пищу убитыхъ женщинъ, какъ существъ болѣе слабыхъ.
Во всякомъ случаѣ, однако, какъ наинизшая раса, туземцы Австраліи составляютъ интересный предметъ для этнографовъ, изучающихъ состояніе первобытнаго человѣка. Но послѣднимъ необходимо поторопиться своими изслѣдованіями: и дѣйствительно, теперь уже навѣрное можно сказать, что раса австралійскихъ негровъ исчезнетъ съ лица земли даже скорѣе, нежели сильнѣйшее, воинственное и болѣе опасное для бѣлыхъ племя краснокожихъ въ Сѣверной Америкѣ, и уже не далеко то время, когда отъ нея не останется никакого слѣда; съ такою неудержимою быстротою поступательнымъ движеніемъ цивилизаціи совершается уничтоженіе этой жалкой, слабой, беззащитной расы.
Покинувъ скотопромышленниковъ, я тѣмъ же пустыннымъ путемъ вернулся въ Моргенъ, а на другое утро отправился по желѣзной дорогѣ въ Аделаиду, куда и прибылъ около полудня. Такіе рѣзкіе переходы отъ дѣвственныхъ необитаемыхъ пустынь къ шумному движенію въ многолюдномъ благоустроенномъ городѣ нерѣдко приходится испытывать въ молодыхъ колоніяхъ.
IV.
Мельбурнъ.
править
Пароходъ, поддерживающій сообщеніе между Аделаидой и Мельбурномъ, вышелъ проливомъ между островомъ Кенгуру и твердой землей въ открытое море и продолжалъ свой путь по расходившимся волнамъ, придерживаясь юго-западнаго направленія. Мы почти все время шли въ виду южныхъ береговъ Австраліи. Небо было облачно. По временамъ перепадалъ дождь. Послѣ полудня разразилась гроза. Пассажиры убрались въ общую каюту, а страдавшіе отъ качки лежали по своимъ койкамъ, такъ что палуба почти совсѣмъ опустѣла. Порывистые раскаты грома смѣшивались съ непрерывающимся гуломъ морскихъ волнъ. При блескѣ молніи онѣ казались мутно-зеленоватаго цвѣта. Вода океана, густо-синяя въ открытомъ морѣ, принимаетъ всегда зеленоватый оттѣнокъ въ заливахъ и вблизи береговъ.
На другой день плаванія съ самаго утра шелъ проливной дождь и продолжался до полудня. Обогнувъ мысъ Отвей, пароходъ направился къ сѣверо-западу и не широкимъ проливомъ вступилъ въ обширную бухту Порта-Филиппа. Справа поднимались зеленѣющіе холмы, а слѣва бѣлѣлъ песчаный берегъ, по которому мѣстами возвышались маяки.
Дойдя подъ вечеръ до сѣвернаго угла залива, пароходъ пошелъ по извилинамъ фарватера и вступилъ въ грязно-бурыя воды впадающей тутъ рѣки Ярры-Ярры. По лѣвую отъ насъ сторону раскинулись мѣстечки, съ ихъ невысокими, большею частью деревянными домами, а по правую стлались низменныя, отчасти болотистыя площади. Кое-гдѣ встрѣчались шедшія внизъ по теченію плашкоты, нагруженныя илистою землею, которую выгребали со дна въ верхней части рѣки и выгружали на низменныя мѣста, углубляя такимъ образомъ русло. Благодаря такому распоряженію, теперь по рѣкѣ до самаго Мельбурна могутъ ходить даже большія суда. Миновавъ осторожно нѣсколько стоявшихъ вдоль пристани парусныхъ и паровыхъ судовъ, нашъ пароходъ причалилъ къ предназначенной для него верфи въ виду воздвигнутаго изъ темнобураго камня зданія таможни.
Вышедъ съ палубы на подмостки верфи, я не мало удивился появленію тутъ таможеннаго чиновника для осмотра нашего багажа. Тѣмъ еще болѣе, что по пріѣздѣ изъ Европы въ Аделаиду, багажъ разъ уже подвергся обыску. Зачѣмъ же, казалось бы, колоніямъ ограждаться еще другъ отъ друга таможенными преградами, напоминающими подобный порядокъ, господствовавшій въ первой половинѣ нашего столѣтія въ раздробленной тогда Германіи, гдѣ каждое мелкое герцогство или графство оцѣплялось цѣлою арміею таможенной стражи. Но съ тѣхъ поръ сами же англичане, какъ въ теоріи, такъ и на практикѣ старались убѣдить европейскую публику въ нецѣлесообразности покровительственной системы вообще и всѣми мѣрами пропагандировали всеобщую свободу торговли. Однако, какъ оказывается на дѣлѣ, тѣ-же англійскіе фритредеры, переѣхавъ экваторъ, находятъ у себя же въ Австраліи неудобнымъ примѣнять на практикѣ свои фритредерскія теоріи, какъ-будто послѣднія пригодны только для сѣвернаго, но отнюдь не для южнаго полушарія. Здѣсь тѣ-же англійскіе пропагандисты свободной торговли соблюдаютъ строжайшую таможенную систему, основываясь на томъ, что молодая земледѣльческая колонія, вывозя одни только громоздкіе сельскіе продукты, въ родѣ пшеницы и шерсти, и получая взамѣнъ цѣнныя произведенія болѣе зрѣлыхъ уже странъ, всегда будетъ находиться въ зависимости отъ послѣднихъ. Оставаясь на степени земледѣльческаго края и истощая свою почву, колонія въ такомъ случаѣ никогда не будетъ въ силахъ достичь вполнѣ самостоятельнаго положенія. Австралійцы ссылаются притомъ на сѣверо-американскіе Соединенные Штаты, которые, благодаря покровительственной системѣ, въ настоящее время соперничаютъ уже съ Европой по части мануфактурныхъ и фабричныхъ издѣлій, вывозя ихъ въ большихъ размѣрахъ нетолько въ Австралію, по даже въ самый Лондонъ.
Сверхъ того, тарифъ служитъ также фискальною мѣрою: имъ пользуются для пополненія правительственныхъ доходовъ, состоящихъ почти только изъ суммъ, выручаемыхъ съ продажи правительственныхъ земель, и таможенныхъ сборовъ, составляющихъ такимъ образомъ какъ бы косвенный налогъ на потребителей. Хотя при такой системѣ послѣднимъ платье, обувь и другіе предметы обходятся нѣсколько дороже, чѣмъ было бы при свободѣ торговли; однако жители охотно подчиняются этому косвенному налогу, особенно рабочій людъ, разсчитывая на то, что только при покровительствѣ и можно надѣяться на развитіе фабричнаго дѣла въ странѣ, а слѣдовательно и на повышеніе задѣльной платы рабочимъ. Хлѣбопашцы и овцеводы, съ своей стороны, также отстаиваютъ строгій тарифъ на томъ основаніи, что при полной свободѣ торговли надо, конечно, ожидать сильнаго наплыва мануфактурныхъ товаровъ, привозимыхъ на судахъ изъ Англіи и другихъ странъ. А въ такомъ случаѣ коммерческія и другія дѣла сосредоточатся по преимуществу въ портовыхъ городахъ, гдѣ вслѣдствіе того и застрянетъ главная масса населенія, такъ что внутреннія области по сосѣдству съ хлѣбородными землями и пастбищами останутся незаселенными.
Только такимъ образомъ и объясняется странное на первый взглядъ явленіе. И точно, какъ ни сильна у австралійцевъ привязанность къ старой родинѣ, къ Великобританіи, но выгоды новой отчизны превозмогаютъ во всякомъ случаѣ, и, несмотря ни на какія жертвы со стороны потребителей, всѣ слои общества дружно противятся свободному ввозу товаровъ даже изъ своей излюбленной отчизны: любовь къ послѣдней въ этомъ случаѣ уступаетъ такъ сказать туземному патріотизму. Этотъ патріотизмъ господствуетъ до такой степени, что жители охотнѣе покупаютъ мануфактурныя издѣлія своего туземнаго производства, нежели иностраннаго, хотя бы даже англійскаго. И въ самомъ дѣлѣ, у насъ въ Россіи стараются товаръ домашняго производства выдать за иноземный, а здѣсь наоборотъ: въ магазинахъ намъ не разъ приходилось видѣть надъ сапогами, чемоданами, сѣдлами, надъ мебелью, экипажами и другими предметами надписи вродѣ «Колоніальныя издѣлія» (Colonial makes) или «Наше собственное издѣліе» (Our own makes). А потребители съ своей стороны охотнѣе покупаютъ такія вещи, нежели иностранныя, хотя послѣднія обходятся не дороже первыхъ. Въ такомъ случаѣ всѣ твердятъ, что для вящшаго процвѣтанія края необходимо всѣми мѣрами споспѣшествовать развитію мѣстнаго мануфактурнаго производства.
Тѣ же доводы приводятся также касательно охраненія одной колоніи отъ другой. Въ стародавнихъ поселеніяхъ, какъ напр. въ Нью-Зоутъ-Вельсѣ, въ теченіе времени могли, конечно, развиться и фабрики и заводы; тогда какъ болѣе молодыя, вродѣ Викторіи и Южной Австраліи, не успѣли еще развить у себя мануфактурное производство. Потому послѣднія и требуютъ покровительственной системы. Вслѣдствіе этого тарифомъ — и довольно высокимъ — облагаются нетолько табакъ, чай, вино и тому подобные предметы, но также товары, вродѣ стеарина, мыла, сыра, даже зерноваго хлѣба и т. п., и если вы какой-нибудь изъ этихъ предметовъ вздумаете перевезть изъ одной колоніи въ другую, хотя бы изъ Аделаиды въ Мельбурнъ, то за это взимается пошлина, доходящая иногда до двадцатипяти процентовъ съ стоимости товара.
Не имѣя въ своемъ небольшомъ чемоданѣ ничего подлежащаго тарифу, я скоро отдѣлался отъ таможни и поѣхалъ въ гостинницу.
Городъ съ перваго раза произвелъ на меня весьма пріятное впечатлѣніе. Въ такомъ случаѣ многое, конечно, зависитъ отъ того мѣста, которое мы только-что покинули, переѣзжая въ новый для насъ край. Это предшествовавшее мѣсто служитъ, какъ бы основою, на которой потомъ выводится ткань нашихъ новыхъ представленій. И въ самомъ дѣлѣ, когда я изъ претендующей на аристократизмъ и пропитанной англійскимъ духомъ Аделаиды попалъ на улицы въ Мельбурнѣ, то на меня какъ будто повѣяло иною, болѣе размашистою жизнью. Нетолько оттого, что здѣсь и улицы шире, и дома выше, магазины пышнѣе, отели обширнѣе и обращеніе въ нихъ менѣе натянутое, но еще болѣе оттого, что толпившіеся по тротуарамъ люди отличались большею простотою и свободою въ движеніяхъ: на всѣхъ ихъ дѣйствіяхъ отражалась печать личной самоувѣренности и широкаго размаха при отсутствіи всякихъ претензіи. Короче, Аделаида производитъ — произвела на меня, по крайней мѣрѣ — впечатлѣніе провинціальнаго аристократическаго, а Мельбурнъ напротивъ — демократическаго, вполнѣ своеобразнаго города. Но всему видно, что населеніе его сложилось не изъ тѣхъ бумажныхъ спекуляторовъ, которые наживались большею частью перепродажею земель, не прилагая къ нимъ своего труда, а изъ людей иного, болѣе крѣпкаго кряжа, поработавшихъ на своемъ вѣку въ золотыхъ розсыпяхъ и извѣдавшихъ безпокойную жизнь скотопромышленниковъ. Такого рода поселенцы съ самого начала и наложили свою печать на складъ здѣшней жизни.
И въ самомъ дѣлѣ, Мельбурнъ былъ основанъ выходцами изъ сосѣдняго острова Тасманіи или, какъ онъ тогда назывался, Вандименовой земли. Эти испытанные уже трудовою колоніальною жизнью піонеры искали болѣе обширныхъ пастбищъ для своихъ расплодившихся овецъ. Въ 1835 году они перебрались съ Ванъ-Дименовой земли съ своими стадами на пустынные берега большого залива порта Филиппа. При этомъ самое заселеніе сопровождалось эпизодомъ, могущимъ служить какъ бы характеристикою касательно существовавшихъ тогда правилъ землевладѣнія въ дѣвственномъ краѣ, по которому въ то время бродили еще шайки туземныхъ племенъ.
Войдя въ болѣе близкія сношенія съ туземцами, одинъ изъ піонеровъ, по имени Бетманъ, задумалъ присвоить себѣ обширную область по берегу залива. Съ этою цѣлью онъ предложилъ туземнымъ вождямъ, или вѣрнѣе, главамъ нѣкоторыхъ семействъ нѣсколько шерстянныхъ одѣялъ; рубашекъ, топоровъ, ножей и тому подобныхъ предметовъ, съ тѣмъ, чтобы они уступили ему право на владѣніе 600,000 акровъ въ занимаемой ими области. Получивъ дорогія для нихъ орудія, вовсе незнакомые съ земледѣліемъ дикари, конечно, согласились на такую уступку, не понимая вовсе, какую прибыль можетъ извлечь бѣлый человѣкъ изъ права на владѣніе землею. Желая его закрѣпить за собою, Бетманъ составилъ актъ по всѣмъ правиламъ англійской юриспруденціи и убѣдилъ вождей приложить руку къ граматѣ, написанной на непонятномъ для нихъ языкѣ. Составленный такимъ образомъ со всѣми формальностями актъ былъ предъявленъ для утвержденія министру по дѣламъ колоній въ Лондонѣ. Однако, оттуда послѣдовалъ отказъ, на томъ основаніи, что вся область вокругъ порта Филиппа составляетъ часть колоніи Нью-Зоутъ-Вельса и входитъ въ составъ правительственныхъ земель, которыя могутъ быть пріобрѣтаемы отнюдь не куплею отъ дикихъ, а только по установленнымъ правиламъ отъ правительственнаго комиссіонера. Такимъ образомъ самъ собою возникъ вопросъ: кому собственно принадлежитъ земля? Туземцамъ ли, которые, вопреки скрѣпленнаго ими, но непонятнаго для нихъ акта, продолжали стоять по отчужденнымъ ими мѣстамъ, вовсе и не подозрѣвая, что занимаемая ихъ предками испоконъ вѣка область входитъ въ составъ владѣнія какого-то далеко за морями орудующаго правительства? или пріобрѣтшему ее отъ нихъ піонеру, водворившемуся тутъ съ своими стадами и поднявшему плугомъ дѣвственную почву? или, наконецъ, англійскому правительству, которое чрезъ своихъ мореходовъ, пристававшихъ къ берегамъ Австраліи, безъ дальнѣйшихъ околичностей, заявило, что принимаетъ въ свое владѣніе всѣ земли новооткрытой страны? Вопросъ остается открытымъ и до сей поры, по правительство, какъ сильнѣйшій изъ претендентовъ, настояло, конечно, на своемъ правѣ и предоставило Бетману на законныхъ условіяхъ пользоваться хотя не всею, но нѣкоторою занятою имъ подъ пастбища частью купленной области. А туземцы просто были изгнаны силою огнестрѣльнаго оружія, такъ что въ настоящее время отъ нихъ и слѣда не осталось.
Этотъ эпизодъ напоминаетъ мнѣ другой, котораго я былъ случайнымъ свидѣтелемъ у насъ въ Россіи, а именно во время объявленія эмансипаціи крестьянъ. Дѣло происходило въ Новороссіи, въ самую рабочую пору — лѣтомъ. Въ деревню пріѣхалъ посредникъ, съ тѣмъ, чтобы разъяснить хохламъ объявленное имъ тогда новое Положеніе. Мужики находились въ отдаленной степи на косовицѣ, куда посредникъ и отправился. Собравъ вокругъ себя хохловъ, онъ сталъ объяснять имъ ихъ новыя отношенія къ владѣльцу имѣніемъ и, желая убѣдить крестьянъ, что за отведенный надѣлъ они обязаны внести извѣстную плату, онъ прибавилъ: «Вѣдь вы сами знаете, кому принадлежитъ земля? Ну, скажи, чья она?» спрашивалъ онъ, настойчиво обращаясь къ одному изъ косарей. Принуждаемый къ отвѣту, хохолъ, какъ бы нехотя, произнесъ: «А Богъ ее вѣдаетъ, чья она, наша кормилица! Озадаченный такимъ отзывомъ посредникъ только и нашелся сказать дурака неподатливому отвѣтчику.
Намъ всегда казалось знаменательнымъ, что у различныхъ народовъ, повидимому, не имѣющихъ ничего общаго между собою, какъ въ настоящемъ случаѣ у бродячихъ племенъ австралійскихъ негровъ и у нашихъ осѣдлыхъ хлѣбопашцевъ, что у такихъ антиподовъ, какъ можно назвать ихъ во всѣхъ отношеніяхъ, никакъ не слагается понятіе о личной земельной собственности: земля, точно такъ же, какъ воздухъ, по ихъ мнѣнію, не можетъ принадлежать одному лицу, ни быть предметомъ продажи и купли. Этимъ можно отчасти объяснить ту беззаботную легкость, съ какою дикари вообще вездѣ, какъ въ Австраліи, такъ еще болѣе и въ Сѣверной Америкѣ, отчуждаютъ земли, получая за нихъ сравнительно весьма скудное вознагражденіе, для нихъ, однако, весьма цѣнное. Тѣмъ болѣе, что предметы, напримѣръ, ружья, одѣяла и т. п., за которые они въ такомъ случаѣ признаютъ право бѣлыхъ людей на владѣніе ихъ областями, дикари получаютъ изъ рукъ въ руки и уносятъ съ собою, какъ свою неотъемлемую собственность, чего бѣлый человѣкъ не можетъ, конечно, сдѣлать съ почвою, неизмѣнно пребывающею на прежнемъ мѣстѣ. Впослѣдствіи, когда новые землевладѣльцы обносятъ участки изгородями и возбраняютъ постороннимъ лицамъ доступъ на свои поля, тогда для краснокожихъ наступаетъ горькое разочарованіе и, несмотря ни на какіе договорные акты и вознагражденія, они силою пытаются вновь завладѣть прежнимъ поприщемъ своихъ охотъ и изгнать оттуда бѣлыхъ покупателей участковъ, но тщетно!
Въ Австраліи обладаніе землею сложилось для европейцевъ еще гораздо проще и легче, нежели въ Америкѣ. Тутъ правительство не нашло даже необходимымъ вступать въ какіе-либо переговоры или соглашенія съ безсильными туземными племенами и предлагать имъ какія-либо вознагражденія: пользуясь ихъ слабостью, оно просто объявило свои права на всѣ области и отчуждаетъ участки на извѣстныхъ условіяхъ поселенцамъ, предоставляя послѣднимъ самимъ справляться съ туземцами, въ случаѣ этимъ вздумается вернуться на ихъ бывшія логовища, гдѣ они испоконъ вѣка пользовались водою, такъ рѣдко встрѣчаемою въ нѣкоторыхъ пустыняхъ Австраліи и составляющею поэтому самый насущный, жизненный вопросъ для дикарей.
Разсказанная выше покупка земли піонеромъ Бетманомъ и заключенный договоръ съ туземцами, якобы скрѣпленный вождями, составляемъ чуть ли не единственный случай подобныхъ продѣлокъ. Самъ покупатель отнюдь не имѣлъ притомъ въ виду совершить актъ справедливости относительно исконныхъ туземныхъ обладателей края. Для него главнѣйшій вопросъ состоялъ въ томъ, чтобы предупредить другихъ поселянъ и тѣмъ или другимъ путемъ предъявить свои права на занятыя имъ пространства, что — хотя не вполнѣ — удалось ему: съ разрѣшенія правительства онъ завладѣлъ, правда, не всею купленною имъ областью, но все-таки довольно значительною частью ея.
Вслѣдъ за Бетманомъ изъ той же Тасманіи прибыли вскорѣ другіе скваттеры съ ихъ стадами рогатаго скота и овецъ, а года два спустя послѣ того, по берегамъ Порта Филиппа образовались уже довольно значительныя колоніи. Тогда, на берегу впадающей въ него рѣчки, одинъ изъ переселенцевъ открылъ въ баракѣ торговлю виномъ и всякими мелочными товарами, другой выстроилъ по сосѣдству отель, новые пришельцы раскинули вокругъ палатки и сколотили бараки, словомъ, все совершалось тѣмъ же порядкомъ, какъ то дѣлается и въ настоящее время въ заселяемыхъ вновь мѣстахъ, и какой-нибудь возникающій нынѣ городокъ, въ родѣ, напримѣръ, описаннаго нами Моргена, можетъ служить нагляднымъ образчикомъ того, чѣмъ былъ Мельбурнъ лѣтъ сорокъ тому назадъ.
Такъ какъ область вокругъ Порта Филиппа составляла тогда часть колоніи Нью-Зоутъ-Вельса, то, узнавъ о возникшемъ тамъ поселеніи изъ тасманскихъ выходцевъ, губернаторъ отрядилъ туда правительственнаго агента для установленія надлежащаго порядка. Тогда рѣшили оффиціальнымъ путемъ заложить городъ на берегу рѣчки. Правительственный инженеръ распланировалъ его, назначивъ тычками протяженіе будущихъ улицъ, и новому городу дали названіе въ честь бывшаго тогда перваго министра въ Лондонѣ.
Вообще въ этой странѣ горы, долины, рѣки, города и области надѣляются именами людей, замѣчательныхъ болѣе или менѣе, а иногда даже вовсе незамѣчательныхъ. Такъ вы встрѣчаете здѣсь рѣку Альбертъ, гору Миллеръ, потокъ Куперъ, портъ Дарвинъ. Тутъ же увѣковѣчены имена Пальмерстона, Дизраэли, Гладстона и пр., и рѣдко-рѣдко гдѣ сохранилось какое-нибудь названіе туземцевъ: до того безслѣдно прошли они по занимаемому ими краю. Между туземными названіями сохранилось имя рѣчки, при которой расположился Мельбурнъ. Какъ прежде туземцы, такъ и теперь ее называютъ „Ярра-Ярра“, что на языкѣ дикарей дословно значитъ „всегда-всегда“, подразумѣвая подъ этимъ „всегда текущая“. Такое прозвище характеристично для рѣкъ Австраліи вообще, потому что вслѣдствіе недостатка высокихъ горъ, внутри континента, въ немъ, за исключеніемъ Муррея и нѣкоторыхъ изъ притоковъ его, рѣдко можно встрѣтить рѣку, въ руслѣ которой всегда находилась бы текущая вода. Здѣшніе потоки большею частью во время водополья выступаютъ изъ береговъ и заливаютъ огромныя пространства, а потомъ, лѣтомъ, почти все въ нихъ высыхаетъ и русла часто обращаются въ топкія болота. А потому обстоятельство, что Ярра-Ярра всегда течетъ, было весьма важно для возникшаго на берегахъ ея города: тутъ, какъ оказалось на самомъ дѣлѣ, легко было заложить удобную гавань. Сверхъ того, и окружающая область отличалась плодородною почвою, такъ что вполнѣ заслужила приданное ей однимъ изъ инженеровъ названіе „Счастливой Австраліи“ (Australia felix). Благодаря этому, нетолько самъ Мельбурнъ, но и прилегающій къ нему край скоро населился, какъ овцеводами, такъ и хлѣбопашцами, открывшими тутъ цвѣтущія фермы. Въ 1850 году, число жителей доходило уже до 80,000; изъ нихъ цѣлая четверть обитала въ самомъ городѣ.
При тогдашнихъ скудныхъ средствахъ сообщенія, жители нашли крайне неудобнымъ отправлять представителей въ Сидней, гдѣ находился парламентъ, и вообще сноситься съ послѣднимъ по дѣламъ управленія. А потому поселенцы подали правительству въ Лондонѣ прошеніе объ отдѣленіи ихъ области отъ колоніи Нью-Зоутъ-Вельса и введеніи въ ней самостоятельнаго правленія. Правительство метрополіи утвердило конституцію вновь образовавшейся колоніи. Затѣмъ, приславъ туда по заведенному порядку губернатора, какъ представителя королевской власти, и опредѣливъ границы новой колоніи, оно придало ей въ честь англійской королевы названіе Викторіи. Ее можно бы назвать южной Австраліей, съ большимъ правомъ, нежели сосѣднюю съ нею область, носящую это имя, потому что Викторія на самомъ дѣлѣ занимаетъ самую южную часть континента. Замѣтимъ здѣсь также, что эта наименьшая по пространству, но самая населенная и цвѣтущая изъ нынѣшнихъ колоній, съ ея городомъ Мельбурномъ, по мѣстоположенію составляетъ отрасль Нью-Зоуть-Вельса, но по составу населенія она не что иное, какъ отпрыскъ другой старой колоніи — Вандименовой земли, выходцы которой положили собственно начало ея развитію. Имъ-то, какъ вся Викторія вообще, такъ и городъ Мельбурнъ въ частности, и одолжены главнѣйше своимъ быстрымъ развитіемъ, такъ что юный отпрыскъ вскорѣ переросъ даже своихъ родичей.
Такому быстрому росту его способствовало болѣе всего еще одно обстоятельство, благодаря которому Мельбурнъ пріобрѣлъ даже всесвѣтную извѣстность. А именно, въ 1852 году къ сѣверу отъ города открыты были богатѣйшія золотыя розсыпи. Со всѣхъ концовъ свѣта, а особенно изъ Сѣверной Америки, стали стекаться туда массы золотоискателей, высаживаясь, конечно, прежде всего въ Мельбурнѣ. Эти новые пришельцы изъ Америки, въ свою очередь, также наложили свою печать на складъ городской жизни, которая и отличается здѣсь, какъ мы видѣли, болѣе демократическимъ пошибомъ.
Отсюда, впрочемъ, никакъ еще не слѣдуетъ, чтобы въ городѣ не было такъ называемаго фешнебельнаго класса, состоящаго изъ богачей. Напротивъ, по одной изъ главныхъ улицъ, по Коллинсъ-стриту красуются фасады роскошныхъ зданій банковъ и страховыхъ обществъ съ ихъ гранитными колоннами, а магазины наполнены предметами для высшаго класса общества, состоящаго по преимуществу изъ семействъ богатыхъ овцеводовъ и золотопромышленниковъ. Тутъ, особенно послѣ полудни, вы встрѣчаете щегольски, по модѣ, но, по правдѣ сказать, черезъ-чуръ пестро и затѣйливо разодѣтыхъ лэди, то гуляющихъ по широкимъ каменнымъ тротуарамъ, то разъѣзжающихъ въ коляскѣ, влекомой парою красивыхъ лошадей въ щегольской сбруѣ. Джентльмэны одѣваются хотя также по послѣдней лондонской модѣ, но проще. Они ходятъ обыкновенно въ черныхъ двубортныхъ сюртукахъ или пальто. Но что за здоровый, рослый, ширококостный народъ попадается тутъ на каждомъ шагу. Многіе изъ пожилыхъ джентльмэновъ отличаются длинными, большею частью свѣтлорусыми бородами, спускающимися на грудь, какъ говорится, метелкой. Меня поражали также руки у нѣкоторыхъ изъ мужчинъ. Тогда какъ лэди не выходятъ изъ дому безъ перчатокъ, и притомъ обыкновенно довольно длинныхъ, покрывающихъ руки нѣсколько выше кисти, въ тоже время джентльмэны рѣдко пользуются этою туалетною принадлежностью, и, какъ я замѣтилъ особенно у пожилыхъ мужчинъ, ихъ руки покрыты нетолько загаромъ, но нерѣдко также твердой мозолистой кожей: они вообще носятъ на себѣ слѣды бывалой грубой работы. Даже между фешнебельною знатью рѣдко встрѣчаются бѣлоручки.
Поднявшись отлогимъ скатомъ въ верхнюю часть той же аристократической улицы, я увидѣлъ среди мостовой памятникъ Берка и Вильса. Въ прошломъ письмѣ, по поводу памятника Макъ-Кинлея, мы упомянули уже вскользь объ этихъ погибшихъ въ пустынѣ путешественникахъ. Но экспедиція ихъ отличается многими своеобразными особенностями, а потому и прибавимъ здѣсь еще нѣсколько подробностей о совершенномъ ими походѣ во внутрь страны.
Въ 1860-мъ году, въ городѣ Мельбурнѣ, на собранные по подпискѣ капиталы, снаряжена была большая экспедиція съ цѣлью проникнуть на сѣверъ до береговъ Индѣйскаго океана. Начальство надъ нею поручено было Бёрке, а Вильсъ сопровождалъ его въ качествѣ астронома наблюдателя. Къ нимъ присоединили также естествоиспытателя и художника. Всего вмѣстѣ съ Бёрке выступило пятнадцать человѣкъ. Они снабжены были на цѣлый годъ съѣстными припасами, навьюченными на лошадяхъ и верблюдахъ. Очевидцы до сихъ поръ вспоминаютъ о великолѣпныхъ проводахъ, на которые высыпали жители Мельбурна, когда двинулась въ путь эта, небывалая по предоставленнымъ ей обширнымъ средствамъ, много обѣщавшая экспедиція. Но черезъ-чуръ сложный составъ ея и былъ главною причиною то и дѣло повторявшихся задержекъ на пути: то разбѣгались лошади или верблюды, то оказывалось крайне неудобнымъ переправляться черезъ болота со всѣмъ взятымъ съ собою провіантомъ и грузомъ. Вообще въ Австраліи лучше всего удавались экспедиціи, предпринимаемыя не учеными, но знакомыми съ пустынною жизнью, такъ называемыми бушменами, которые смѣло пускались во внутрь самъ-другъ или самъ-третей, вродѣ, напримѣръ, Стюарта, прошедшаго, какъ мы уже знаемъ, впервые материкъ отъ моря до моря. Бёрке убѣдился въ томъ же горькимъ опытомъ, вслѣдствіе чего почти на полупути уже рѣшился разбить экспедицію на партіи. Оставивъ въ видѣ резерва большую часть на берегу небольшой рѣчки внутри края, онъ взялъ съ собою Вильса и еще двухъ спутниковъ и съ небольшими запасами, самъ-четверть, направился далѣе къ сѣверу.
Эти четверо путешественниковъ, мѣсяцевъ пять спустя по выходѣ изъ Мельбурна, остановились въ недальнемъ разстояніи отъ береговъ залива Карпентарія. Тутъ Бёрке и Вильсъ, оставивъ на привалѣ своихъ товарищей съ верблюдами, вдвоемъ пѣшкомъ достигли морского берега, такъ что цѣль экспедиціи была въ сущности достигнута. Но на возвратномъ пути четверымъ спутникамъ суждено было испытать всѣ бѣдствія, какими обыкновенно сопровождаются подобные походы во внутрь Австраліи. Послѣ бывшей до того засухи, полили ливни и затопили кругомъ пустыню, такъ что лошади и верблюды то и дѣло вязли и едва въ состояніи были подвигаться впередъ. Вслѣдствіе этого сильно замедлялись дальнѣйшіе переходы. Съѣстные припасы между тѣмъ приходили къ концу, такъ что путешественники вынуждены были наконецъ убивать верблюдовъ и питаться ихъ мясомъ. А когда, два мѣсяца спустя послѣ того, они попали въ каменистую пустыню, неорошаемую дождями, то имъ дня по два приходилось проводить безъ воды. Одинъ изъ спутниковъ уже умеръ отъ такихъ лишеній. Остальные трое, томимые голодомъ, встрѣтились, наконецъ, съ шайкою чернокожихъ. Сжалившись надъ скитальцами, послѣдніе накормили ихъ новою для европейцевъ пищею, извѣстною у дикарей подъ именемъ нарду. Овальной формы, величиною съ большую горошину, этотъ нарду представляетъ нѣчто вродѣ споръ одного тайнобрачнаго растенія. Не находя въ своемъ краѣ никакихъ болѣе питательныхъ плодовъ, австралійскіе негры довольствуются иногда зернами нарду, растирая ихъ между камнями и приготовляя изъ получаемой муки съ водою кашицу. Но эта пища, поддерживая жалкую жизнь туземцевъ, оказалась мало питательною для непривычныхъ къ ней европейскихъ желудковъ. При всемъ обиліи находимаго ими въ поляхъ дикорастущаго нарду, силы путниковъ видимо истощались изо дня въ день, и наконецъ двое изъ нихъ, сперва Вильсъ, а потомъ Бёрке умерли, если не прямо съ голода, то явно отъ истощенія. Въ живыхъ остался только одинъ изъ спутниковъ, котораго, какъ мы уже упоминали, говоря объ экспедиціи Макъ-Кинлея, и нашли на стоянкѣ у дикарей. Но предпріятіе Бёрке не ограничилось этими тремя жертвами. Оставленная у рѣчки партія, служившая какъ бы резервомъ и тщетно дожидавшаяся возвращенія своего главнаго начальника, въ свою очередь также лишилась четырехъ товарищей, умершихъ отъ скорбута. Такъ что изъ пятнадцати человѣкъ, отправившихся мѣсяцевъ десять тому назадъ съ такими блистательными надеждами во внутрь края, едва спаслись только восемь, которые и вернулись, больные и истомленные, въ Мельбурнъ. Но желанію горожанъ останки Бёрка и Вильса перенесли также въ городъ и похоронили ихъ съ большимъ почетомъ при стеченіи всѣхъ жителей города.
Выставленныя на Коллинсъ-стритѣ бронзовыя фигуры этихъ злополучныхъ изслѣдователей внутренностей материка, представлены здѣшнимъ художникомъ именно въ критическій моментъ ихъ безнадежнаго положенія. Они какъ будто всматриваются въ пустынную даль, не явится ли оттуда тщетно ожидаемая помощь на ихъ выручку…
На фешнебельной улицѣ, на которой мы остановились передъ памятникомъ, магазины большею частью запираются уже въ седьмомъ часу, такъ что по вечерамъ на ней встрѣчается мало народу. Но настоящій демократическій элементъ вращается болѣе въ другой главной улицѣ, параллельной съ первою, а именно по Бурке-стриту. Эта улица и днемъ также бываетъ гораздо многолюднѣе, а съ наступленіемъ сумерекъ, когда рабочій людъ покончилъ свой дневной трудъ, здѣсь подъ навѣсомъ, растянутымъ надъ тротуаромъ, толпится самая разнокалиберная публика. Въ субботу послѣ обѣда ею запружены обыкновенно нетолько тротуары, но и мостовыя, точь въ точь также, какъ то дѣлается въ Аделаидѣ. Публика заходитъ въ торгующіе виномъ бары и кафе-рестораны, попадающіеся здѣсь довольно часто.
Послѣдніе представляютъ нѣчто вродѣ нашихъ трактировъ. Такой ресторанъ содержится обыкновенно булочникомъ или кондитеромъ. Оттого, при входѣ въ него, вы видите передъ собою справа и слѣва витрины съ разнаго рода печеніями и конфектами; а за ними, въ глубинѣ продолговатаго зала, тянутся рядами вдоль стѣнъ столики, покрытые скатертью и уставленные разнаго рода посудой. Занявъ мѣсто за такимъ столикомъ, посѣтитель, по находящейся тутъ же картѣ, требуетъ себѣ порцію того или другого блюда и расплачивается потомъ, смотря по означеннымъ на картѣ цѣнамъ. Но отъ нашихъ трактировъ здѣшніе рестораны отличаются тѣмъ, что въ нихъ только въ извѣстные часы дня, назначенные для завтрака, ленча и обѣда, можно получить означенныя на картѣ блюда. Нельзя сказать, чтобы цѣны за порціи были высоки: въ лучшихъ ресторанахъ онѣ вообще не выше, чѣмъ въ нашихъ трактирахъ средней руки, а въ болѣе простыхъ по Бурке-стриту даже и того дешевле. Въ назначенные для завтрака или обѣда часы, рестораны обыкновенно полны народа, за то въ остальное время дня тамъ рѣдко можно застать случайно забредшаго туда посѣтителя.
По вечерамъ, когда городъ освѣщенъ газомъ, по Бурке-стриту надъ нѣкоторыми порталами ярко горятъ затѣйливые вензеля. Вотъ тамъ, откуда несутся по улицѣ звуки роговой музыки, открытъ залъ съ восковыми фигурами, вродѣ извѣстнаго лондонскаго музея мадамъ Тиссо. Недалеко отсюда, подъ другимъ пышно горящимъ вензелемъ, находится входъ въ оперу, а немного далѣе оттуда — драматическій театръ или концертная зала, какой-нибудь гипподромъ и не мало еще другихъ увеселительныхъ заведеній, все большею частью приспособленныхъ къ вкусамъ средняго и рабочаго класса, но обставленныхъ со всею декоративною пышностью, свойственною вообще такого рода заведеніямъ.
По той же улицѣ Бурке вниманіе публики привлекается еще электрическимъ освѣщеніемъ. Войдя подъ порталъ, вы видите передъ собою обширный крытый рынокъ, размѣщенный въ два яруса. Въ немъ свѣтло, какъ днемъ, даже еще свѣтлѣе, потому что проникающій въ окна дневной свѣтъ далеко не такъ ярокъ, какъ электрическій, равномѣрно распространяемый нѣсколькими лампами. Въ настоящее время на этомъ роскошномъ рынкѣ болѣе всего продаются фрукты, всякая овощь и зелень, цвѣты въ горшкахъ и букетами. Остальныя отрасли рыночной торговли, какъ кажется, еще не успѣли освоиться съ этимъ нововведеніемъ въ Мельбурнѣ, а потому многіе столы и витрины стоятъ пока впустѣ незанятыми. Но на этомъ великолѣпно сооруженномъ рынкѣ насъ особенно поражаетъ крайняя его неопрятность: на каждомъ шагу попадаются соръ и грязь, еще болѣе бросающіеся въ глаза при яркомъ электрическомъ свѣтѣ. Англичане вообще не умѣютъ содержать въ чистотѣ и опрятности свои рынки. Французы навѣрное иначе воспользовались бы этими пышно устроенными и ярко освѣщаемыми палатами; въ настоящемъ ихъ видѣ, жаль даже потраченныхъ на нихъ капиталовъ.
Нѣсколько прекрасныхъ пассажей соединяютъ Бурке-стритъ съ другою параллельною съ нимъ улицею. Эти пассажи служатъ здѣсь нетолько для прохода, но въ нихъ вы можете также присѣсть на одно изъ разставленныхъ тутъ для публики креселъ и, отдыхая, смотрѣть на выставленные въ окнахъ товары или на прогуливающійся народъ. Вообще уличная жизнь въ Мельбурнѣ представляетъ много разнаго рода развлеченій и удобствъ, легко доступныхъ для всѣхъ классовъ, что и придаетъ городу по преимуществу демократическій характеръ. Заглянемъ, напримѣръ, въ открытую галлерею, недалеко отъ описаннаго нами рынка, называемую книжною аркадою (Book Arcade), тоже своего рода нововведеніе въ Мельбурнѣ. Вы тутъ входите въ настежъ отворенныя двери и видите передъ собою до серединѣ продолговатый столъ, заваленный разными народными и дѣтскими книгами и журналами. Никто не обратится къ вамъ съ обычнымъ въ магазинахъ вопросомъ: „что вамъ угодно?“, никто и не обратитъ на васъ вниманія. Вокругъ стола старъ и младъ, стоя, читаютъ что кому вздумается. По обѣ стороны галлереи стѣны сверху до низу уставлены книгами на полкахъ, а посрединѣ, позади стола тянутся шкани съ выдвижными ящиками. Надъ каждымъ изъ нихъ стоитъ надпись съ обозначеніемъ отрасли наукъ, къ которой относятся содержащіеся въ немъ экземпляры. Выдвиньте по желанію любой изъ ящиковъ и разбирайте въ немъ интересующія васъ книги сколько вамъ угодно. Если пожелаете пріобрѣсть какую-нибудь изъ нихъ, то обратитесь съ нею къ кассиру и, заплативъ за нее что слѣдуетъ, продолжайте, если угодно, обзоръ этой открытой для всѣхъ съ утра до вечера библіотеки.
А не то отправимтесь въ публичную читальню (Public Library), также открытую для всѣхъ безденежно отъ 10 часовъ утра и до 10 вечера и содержащую около ста тысячъ томовъ по всѣмъ отраслямъ литературы, но большею частью приспособленныхъ для народнаго чтенія. Тутъ въ обширной залѣ всегда застанете публику, занятую чтеніемъ выдаваемыхъ по требованію книгъ. Въ другой смежной комнатѣ лежатъ газеты, издаваемыя не только въ Австраліи, но выписываемыя также изъ Европы и Америки. Въ самомъ Мельбурнѣ издаются четыре ежедневныхъ газеты и нѣсколько еженедѣльныхъ и мѣсячныхъ изданій. Подобныя открытыя для всѣхъ классовъ общества библіотеки производятъ здѣсь пріятное впечатлѣніе, тѣмъ болѣе, что англичане у себя дома пристрастны скорѣе къ замкнутой обособленной жизни, особенно привилегированные классы.
Проходя по Бурке-стритъ, я встрѣтился съ однимъ изъ спутниковъ, съ которымъ на пароходѣ совершилъ переѣздъ изъ Европы въ Австралію, а именно съ знакомымъ уже намъ по одному изъ прежнихъ писемъ венгерцемъ и вмѣстѣ съ тѣмъ вегетарьянцемъ, который везъ съ собою разныя галантерейныя произведенія изъ Европы для распродажи ихъ въ Австраліи особымъ, имъ самимъ придуманнымъ оригинальнымъ способомъ. Онъ интересовалъ меня потому, что при такой аферѣ ему во всякомъ случаѣ придется входить въ сношенія съ здѣшнимъ обществомъ, и тогда можно бы ознакомиться съ нѣкоторыми любопытными чертами послѣдняго. Но увы! съ первыхъ же словъ его оказалось, что онъ встрѣтилъ неудачу.
„Помилуйте, говорилъ онъ негодующимъ голосомъ: — тутъ съ меня на таможнѣ потребовали одной пошлины двадцать пять процентовъ. Можете себѣ представить, во что обойдется мой и безъ того дорогой товаръ. А кому я стану сбывать его здѣсь? Развѣ этой сволочи, что тутъ шатается по улицѣ“, прибавилъ онъ, указывая на толпы проходящихъ рабочихъ. И дѣйствительно, для заскорузлыхъ рукъ этой сволочи ни одна пара изъ его лайковыхъ перчатокъ не пришлась бы впору. Я намекнулъ, однако, о здѣшнихъ аристократахъ.
„Какія тутъ аристократы! возразилъ онъ въ сердцахъ: — наѣдетъ съ своей дальней станціи какой-нибудь скваттеръ, овцеводъ, и соритъ безъ толку деньгами: ему все равно, что бы ни купить, лишь бы бросалось въ глаза. Онъ ни въ чемъ не знаетъ толку, а вкуса у него и того менѣе. Вотъ въ магазинахъ и сбываютъ ему всякую дрянь. Присмотрѣвшись здѣсь, я и ящиковъ своихъ не бралъ изъ таможни, и теперь рѣшился, не разбирая ихъ вовсе, отправиться на дняхъ въ Сидней. Авось тамъ найду болѣе благообразную публику“.
Я пожелалъ ему успѣха и уговорился съ нимъ, гдѣ намъ встрѣтиться въ Сиднеѣ. Но полюбопытствовалъ узнать, на что онъ собственно разсчитывалъ, ѣхавши сюда въ Мельбурнъ?
„Какъ на что! объяснялъ онъ: — да сами посудите: въ газетахъ и брошюрахъ то и дѣло прославляли Мельбурнъ. Кто-то разгласилъ даже, что это, судя по великолѣпнымъ зданіямъ, чуть ли не пятый городъ въ мірѣ. Особенно когда въ немъ затѣяли интернаціональную выставку. Вы взгляните только на иллюстраціи: какія тамъ чудесныя постройки изображены въ Мельбурнѣ. А что же выходитъ на повѣрку: эти зданія значатся только на бумагѣ, а въ натурѣ они и на половину еще не достроены. Вотъ хоть бы почтамтъ, прибавилъ онъ, указывая на него, когда мы, спускаясь по Бурке-стриту, подошли къ этому дѣйствительно прекрасному зданію: — посмотрите въ какихъ грандіозныхъ размѣрахъ онъ начертанъ въ иллюстраціи; а на самомъ-то дѣлѣ, какъ видите, выстроена только одна половина его, тогда какъ другая часть скрывается тутъ за досчатой оградой, и намъ врядъ ли дождаться, когда она будетъ готова. Взгляните въ иллюстраціяхъ на фасадъ ихъ парламента. Въ Европѣ немного найдется такихъ построекъ. Пріѣхавъ сюда, я тотчасъ же пошелъ смотрѣть парламентъ, и что же вижу! Величественная терраса, на ней первый этажъ зданія, а по бокамъ подмостки и лѣса, на которыхъ копошатся нѣсколько рабочихъ, мало подвигая дѣло впередъ. Тоже вонъ и новый ихъ окружной судъ, продолжалъ онъ, указывая на возвышающееся въ недальнемъ разстояніи отъ почтамта большое четырехугольное, изъ дикаго камня воздвигнутое зданіе съ куполомъ посерединѣ. — Судя по плану это просто — грандіозное произведеніе архитектуры; но врядъ ли наше поколѣніе увидитъ осуществленіе его. А вѣдь въ иллюстраціяхъ все это изображено, какъ-будто оно уже готово, и стоитъ только пріѣхать сюда и любоваться. Я и разсчитывалъ: въ городѣ, гдѣ затѣвается интернаціональная выставка, гдѣ столько грандіозныхъ построекъ — въ такомъ городѣ, думалъ я, должны жить, если и не настоящіе аристократы, то, по крайней мѣрѣ, милліонеры, которымъ деньги ни почемъ“.
Такой разсчетъ венгерца служитъ отчасти характеристическимъ примѣромъ тѣхъ опрометчивыхъ взглядовъ, какіе нерѣдко составляются въ Европѣ по газетнымъ извѣстіямъ и иллюстраціямъ о молодыхъ колоніяхъ, какъ въ Австраліи, такъ точно и въ Америкѣ. Европейцы на все въ свѣтѣ привыкли смотрѣть съ своей европейской точки зрѣнія и мѣрить все европейскимъ аршиномъ, упуская изъ виду, что ихъ мѣрило вовсе непримѣнимо къ молодымъ развивающимся странамъ. Точно также и въ настоящемъ случаѣ, нашъ венгерецъ не принялъ въ соображеніе, что городъ Мельбурнъ существуетъ всего лѣтъ сорокъ пять, и его нечего сравнивать съ городами въ западной Европѣ, которые созидались и перестроивались цѣлыми вѣками. Правда, однако, и то, что въ Мельбурнѣ затѣяно не мало великолѣпныхъ построекъ, которыя въ настоящее время медленно подвигаются впередъ. Старожилы въ городѣ, къ которымъ я обращался по такому поводу за объясненіемъ, говорили, что это сдѣлалось какъ бы невольно, само собою: въ то блаженное время, когда открыты были богатѣйшія въ свѣтѣ золотыя розсыпи, золотопромышленники щедрою рукою надѣляли городъ добытыми въ рудникахъ капиталами и требовали только, чтобы администрація не щадила издержекъ на украшеніе его. Но потомъ, когда по грандіознымъ проэктамъ уже заложены были новыя зданія, доходы золотопромышленниковъ сократились, и городъ вынужденъ былъ умѣрить свои траты, такъ что дальнѣйшія постройки совершались уже медленнѣе, а многое осталось до сихъ поръ недоконченнымъ.
Надо, однако, отдать справедливость мельбурнцамъ: несмотря на нѣкоторыя недоконченныя зданія, ихъ городокъ все-таки очень хорошо обстроенъ и нѣкоторыя изъ главныхъ улицъ въ родѣ, напримѣръ, Коллинсъ-стрита, по ихъ строеніямъ немного въ чемъ уступятъ такимъ же улицамъ, хотя бы въ самомъ Лондонѣ. Необходимо замѣтить при этомъ, что въ Мельбурнѣ со всѣми его предмѣстьями около 250,000 жителей. Очень высокихъ домовъ здѣсь не бываетъ: въ три или четыре яруса, не больше. Но вѣдь и въ Лондонѣ по Риджинсъ-стриту, напримѣръ, рѣдко можно встрѣтить болѣе высокіе дома. Не то что въ Парижѣ или въ американскихъ городахъ, вродѣ Нью-Іорка или Чикаго, гдѣ сплошь да рядомъ встрѣчаются шести, нерѣдко даже восьмиэтажныя зданія. Такая разница въ постройкахъ происходитъ отчасти вслѣдствіе различнаго склада жизни у англичанъ и французовъ. И, дѣйствительно, парижане съ ихъ семействами почти круглый годъ занимаютъ квартиры въ самомъ городѣ и только болѣе достаточные переѣзжаютъ на нѣсколько лѣтнихъ мѣсяцевъ на дачи въ окрестностяхъ Парижа. Англичане, напротивъ того, нетолько въ Англіи, но и въ Австраліи также, занимаютъ въ самомъ городѣ дома большею частью только подъ магазины, банки, конторы и тому подобныя помѣщенія, тогда какъ семейства, если и не всегда, то большею частью живутъ въ предмѣстьяхъ. Даже рабочій людъ, отправляясь съ утра по своимъ дѣламъ въ городъ, возвращается къ вечеру въ свои коттеджи, какихъ не мало разсыпано по окрестнымъ мѣстамъ близь центральнаго города. Англичанинъ, по возможности, вездѣ отдѣляетъ свой домашній очагъ отъ дѣлового, промышленнаго помѣщенія. Оттого-то и нѣтъ надобности въ самомъ городѣ или, точнѣе говоря, въ коммерческой части его воздвигать черезъ-чуръ высокія зданія. Оттого отчасти также англійскіе города вообще по наружности отличаются болѣе дѣловымъ, промышленнымъ характеромъ, нежели французскіе.
Мельбурнъ можетъ похвалиться также своими прямыми, широкими, макадамизированными улицами и хорошими тротуарами, изъ сѣроватаго шифернаго камня. Вдоль по окраинѣ послѣднихъ, для стока воды тянутся широкія канавы, черезъ которыя на перекресткахъ и въ другихъ мѣстахъ перекинуты для пѣшеходовъ довольно высокіе и широкіе мостики. Я сначала недоумѣвалъ, для чего они воздвигаются здѣсь въ такихъ большихъ размѣрахъ, но скоро мнѣ пришлось убѣдиться въ ихъ цѣлесообразности.
И въ самомъ дѣлѣ — какъ-то разъ вечеромъ, когда я вмѣстѣ съ венгерцемъ проходилъ по Бурке-стриту, пошелъ сильный дождь. Товарищъ мой предложилъ переждать его, благо мы находились подъ навѣсомъ противъ почтамта, какъ разъ на углу Бурке и Елисабетъ-стрита, пролегающаго какъ бы по долинѣ. Дѣло въ томъ, что Мельбурнъ расположенъ на двухъ широко раскинувшихся холмахъ, а по долинѣ между ними вытянулась именно довольно богатая и многолюдная улица Елисаветы (Еlіsabeth-street). По широкимъ канавамъ вдоль тротуаровъ скоро полились быстрые потоки. Тутъ-то и пришлось убѣдиться, что не было бы никакой возможности перешагнуть черезъ льющіеся по канавамъ широкіе ручьи, и пѣшеходамъ не перейти бы на другую сторону улицы, еслибъ не было этихъ высокихъ мостиковъ. Однако, вмѣсто того, чтобы перестать, дождь перешелъ въ настоящій ливень, а потоки съ холмовъ, стекаясь въ растянутой по долинѣ улицѣ, вскорѣ вышли изъ береговъ продольныхъ канавъ и разлились по всей мостовой. Стоявшіе тутъ извощики поспѣшили выбраться на болѣе возвышенныя мѣста, расплескивая при проѣздѣ во всѣ стороны мутную воду. Не простояли мы тутъ и десяти минутъ, какъ, смотрю, вода стала уже забираться на довольно высокій тротуаръ и подходить къ нашимъ ногамъ. Отступая къ стѣнѣ дома, мы наконецъ вынуждены были войти въ торгующій тутъ виномъ баръ. Изъ него къ намъ навстрѣчу вышелъ какой-то смѣльчакъ, пріободрившій себя, какъ видно стаканомъ вина. Онъ отважно перешагнулъ по мостику съ тротуара на мостовую и при громкомъ смѣхѣ и гвалтѣ собравшейся на перекресткѣ толпы сталъ шагать по ней выше колѣна въ водѣ. Однако, на противоположной сторонѣ, думая перешагнуть на тротуаръ, онъ оступился и со всего маха полетѣлъ въ канаву. Подхваченный быстрымъ потокомъ, онъ понесся внизъ по теченію. Всѣ считали его уже погибшимъ. Къ счастью, у парикмахера на Елисабетъ-стритѣ оказалась ньюфоунлендская собака. Онъ выпустилъ ее и умный пёсъ бросился за утопающимъ, схватилъ зубами фалды его сюртука и сталъ тащить къ тротуару. На бѣду фалда оборвалась; однако, этой минутной задержки было уже достаточно: по тротуару подбѣжалъ полисменъ и успѣлъ схватить за руку погибавшаго. Послѣдній на силу могъ опомниться, когда его поставили на ноги. Минутъ черезъ пять послѣ того, ливень прекратился, вода, быстро сбѣжавъ съ тротуара и мостовой, понеслась по широкимъ канавамъ внизъ къ водосточнымъ трубамъ. Скоро все приняло свой обычный видъ. Толпы пѣшеходовъ, переждавъ дождь подъ навѣсами, опять двинулись по тротуару, а по мостовой омнибусы и кэбы отвозили запоздавшихъ по домамъ въ дальнія окраины города. Казалось бы, что въ Австраліи, отличающейся крайне сухимъ климатомъ, нельзя ожидать такого ливня. Но, повторяясь отъ времени до времени, эти потоки дождя мало способствуютъ къ орошенію песчаной почвы въ краѣ. Послѣ ливня вода разливается шумными потоками, потомъ такъ же быстро стекаетъ, пропадая въ пескахъ, и опять наступаетъ совершенная сушь.
Я простился съ венгерцемъ въ надеждѣ свидѣться съ нимъ въ Сиднеѣ, куда онъ и отправился на другой день. Послѣ уже, по отъѣздѣ его, я замѣтилъ, что, перечисляя грандіозные, но недостроенные чертоги въ городѣ, онъ не обратилъ никакого вниманія на давно уже сооруженныя, въ своемъ родѣ тоже величественныя зданія, болѣе всего свойственныя Мельбурну и служившія настоящимъ источникомъ его быстраго роста. А именно четырехъ и пятиэтажныя изъ темно-бураго камня воздвигнутыя, такъ называемыя шерстяныя палаты (Wool-palace) или просто складочные магазины. Они находятся близъ станціи желѣзной дороги и верфей на рѣкѣ, наполняясь сверху донизу шерстяными тюками, доставляемыми сюда нетолько со всей колоніи Викторіи, но частью даже изъ Нью-Зоутъ-Вельса, особенно съ его овцеводныхъ станцій по берегамъ пограничнаго съ колоніей Муррея. Изъ складовъ тюки поступаютъ на отправляющіеся въ Англію корабли. Шерстяная торговля, еще прежде открытія золота, послужила уже сильнымъ двигателемъ колонизаціи въ краѣ и быстраго развитія Мельбурна.
Однако, стекавшееся къ нему со всѣхъ розсыпей и рудниковъ золото, конечно, болѣе всего способствовало всесвѣтной его извѣстности. Оно доставляется теперь прямо на здѣшній монетный дворъ. Это зданіе, хотя и не высокое, но довольно обширное, какъ по наружному виду, такъ особенно и по внутреннему устройству, можетъ служить отличнымъ образцомъ и отвѣчаетъ всѣмъ требованіямъ современной техники по монетному дѣлу. Впрочемъ, и оно тоже, хотя и закончено вполнѣ, но все-таки затѣяно въ черезъ чуръ обширныхъ размѣрахъ. Тѣмъ еще болѣе, что вѣдь въ Сиднеѣ давно уже существуетъ подобный монетный дворъ, и его одного было бы весьма достаточно для всей Австраліи. Но по этому поводу надо замѣтить, что здѣшніе города то и дѣло вступаютъ какъ бы въ состязаніе другъ съ другомъ и стараются превзойти другъ друга, иногда даже въ ущербъ для самихъ себя. Если въ одномъ городѣ выстроенъ великолѣпный почтамтъ, то другой старается выстроить по возможности еще великолѣпнѣе; если въ первомъ разведенъ отличный ботаническій садъ для гуляющей публики, то въ послѣднемъ жители добиваются по возможности еще лучшаго сада. Такое соперничество особенно сильно проявляется между Сиднеемъ и Мельбурномъ. Вслѣдствіе чего, послѣдній городъ и не могъ, конечно, обойтись безъ своего монетнаго двора, притомъ въ такихъ большихъ, размѣрахъ, что изъ двѣнадцати машинъ, назначенныхъ для отчеканки золотой монеты, при мнѣ работала только одна.
Замѣтимъ кстати, что здѣсь во всѣ подобныя мѣста доступъ далеко не такъ легокъ, какъ, напримѣръ, въ Соединенныхъ Штатахъ Сѣверной Америки. Въ этомъ отношеніи англичане вообще строго придерживаются системы замкнутости и таинственности. нашъ принципъ никому не показывать нашихъ заводовъ», такой отвѣтъ приходится слышать отъ англійскаго заводчика или фабриканта, если вы вздумаете проникнуть въ его заведеніе. Въ настоящемъ случаѣ, благодаря только нашему вице-консулу въ Мельбурнѣ, удалось мнѣ посѣтить такія трудно доступныя для постороннихъ мѣста. Мистеръ Деміонъ — имя нашего консула — родомъ англичанинъ, но долгое время проживалъ въ Россіи, большею частью на югѣ, и выучился по-русски тѣмъ же путемъ, какъ и теперь тоже многіе иностранцы изучаютъ нашъ языкъ; а именно, поселясь на нѣсколько мѣсяцевъ въ деревню на хлѣба къ одному изъ священниковъ, предлагающихъ свои услуги для обученія иностранцевъ. Такимъ образомъ, мистеръ Деміонъ до сихъ поръ нетолько говоритъ, но даже довольно правильно пишетъ по-русски, что не часто встрѣчается между нашими консулами въ отдаленныхъ частяхъ свѣта.
Несмотря на отдаленность Австраліи отъ Россіи, мистеру Деміону нерѣдко приходится принимать въ Мельбурнѣ русскихъ подданныхъ. По временамъ здѣсь пристаютъ эскадры, отправляемыя изъ Россіи въ Тихій океанъ. При мнѣ консулъ получалъ письма, русскія газеты и журналы для передачи ожидаемымъ здѣсь военнымъ пароходамъ, возвращавшимся въ Россію. По послѣднимъ извѣстіямъ, они уже вышли изъ Гонолулу на Сандвичевыхъ островахъ, и консулъ со дня на день ожидалъ ихъ прихода. Но меня болѣе всего заинтересовало, когда я узналъ о прибытіи въ Мельбурнъ двухъ парусныхъ судовъ подъ русскимъ флагомъ. Они пришли изъ Финляндіи съ грузомъ строевого лѣса, который съ выгодой сбывается въ здѣшнихъ краяхъ. Отсюда корабли нагрузятся шерстью для доставки въ Европу. Такимъ образомъ, предпріимчивые финляндскіе шкиперы изъ года въ годъ совершаютъ дальнія плаванія изъ Россіи въ южное полушаріе. Меня удивляло, однако, какъ при обиліи дѣвственныхъ лѣсовъ въ самой Австраліи подобный товаръ можетъ доставляться сюда съ выгодою изъ такой дали. Здѣшніе плотники, съ которыми приходилось говорить по этому поводу, объясняли это тѣмъ, что туземные лѣса, лишенные хвойныхъ породъ и состоящіе почти изъ однихъ эйкалиптовъ, даютъ грубое, корявое дерево, неудобное для разныхъ подѣлокъ при постройкѣ домовъ. Оттого здѣсь для оконныхъ рамъ, дверей, также для половъ пользуются предпочтительно сосновымъ лѣсомъ, доставляемымъ изъ сѣверной Америки и изъ Россіи.
Нашему консулу я одолженъ также посѣщеніемъ здѣшней тюрьмы. Это, можно сказать, во всѣхъ отношеніяхъ законченное и даже до совершенства доведенное заведеніе. Тюрьма находится миляхъ въ шести отъ почтамта, у котораго мы и сѣли въ омнибусъ. Вся она выстроена и обведена высокими стѣнами изъ того же темнобураго камня, который здѣсь вообще употребляется на большія постройки. Встрѣтившій насъ при входѣ смотритель, прочитавъ добытую консуломъ у губернатора записку, повелъ насъ по галлереямъ и сталъ показывать устройство отдѣльныхъ каморокъ, въ которыхъ, при помощи разныхъ замысловатыхъ механизмовъ, все приспособлено такъ, чтобы заключенному было удобно, но чтобы онъ никоимъ образомъ не могъ ускользнуть или чѣмъ-нибудь нарушить строгія тюремныя постановленія. Въ каждой каморкѣ, кромѣ складной кровати и стула, стоитъ столикъ съ нѣсколькими книгами священнаго содержанія, а въ правомъ углу находится нетолько умывальникъ, но также катеръ-клозетъ: заключенному стоитъ только повернуть кранъ, оборачивающійся въ ту или другую сторону, чтобы пропустить куда слѣдуетъ воду. Если онъ, сверхъ того, нуждается еще въ чемъ-нибудь, въ такомъ экстренномъ случаѣ ему стоитъ только пожать кнопикъ у двери: раздается звонокъ и наружу у дверей выскакиваетъ металлическая планка, такъ чтобы дежурный могъ видѣть изъ какого номера звонили. Въ извѣстные часы дня заключенные занимаются сообща разными легкими работами: ихъ заставляютъ расчесывать шерсть и т. п. При насъ они собрались въ общую столовую къ обѣду. Харчи, надо отдать справедливость, довольно обильные, и многіе изъ преступниковъ едва ли на волѣ ѣдятъ такъ сытно. Бѣлаго хлѣба въ достаточномъ количествѣ, потомъ супъ, говядина, печеный картофель. Послѣ обѣда всѣ стали расходиться по номерамъ. Тутъ въ толпѣ намъ бросился въ глаза молодой человѣкъ лѣтъ двадцати-пяти. Онъ былъ одѣтъ, такъ же, какъ и остальные преступники, въ бѣлую холщевую куртку и такія же штаны съ начертаннымъ назади черными чернилами крупнымъ номеромъ. Однако, по физіономіи и особенно по очкамъ въ золотой оправѣ, тотчасъ же можно было признать, что онъ не изъ того низшаго класса, къ которому принадлежатъ его сотоварищи. И дѣйствительно, это былъ, какъ объяснилъ смотритель, клеркъ одной значительной фирмы. Попался онъ въ тюрьму за учиненную имъ фальшивую подпись. На вопросъ, не отдѣляютъ ли такихъ людей отъ остальныхъ заключенныхъ, смотритель замѣтилъ, что въ этомъ царствѣ общественной Немезиды, какъ въ царствѣ небесномъ, всѣ смертные равны и между ними не полагается никакого различія; такъ что проворовавшійся и уличенный членъ парламента, будучи приговоренъ судомъ, подчиняется той же участи и тѣмъ же порядкамъ, какъ и обыкновенный воришка изъ низшаго сословія. Зато въ тюрьмѣ соблюдается своего рода градація, а именно смотря по поведенію. Въ этомъ отношеніи заключенные дѣлятся на четыре степени, и чѣмъ выше степень, какой удостоенъ преступникъ, тѣмъ большей свободой онъ пользуется въ предѣлахъ тюрьмы. Достигшему, напримѣръ, четвертой степени разрѣшается даже курить, что остальнымъ возбраняется. Раздавшійся у воротъ звонокъ возвѣстилъ о новоприбывшихъ, и мы пошли вслѣдъ за смотрителемъ встрѣчать ихъ. На дворъ тюрьмы въѣхала влекомая парою лошадей со всѣхъ сторонъ крытая колымага, съ окнами, снабженными желѣзною рѣшоткою. Здѣсь преступниковъ перевозятъ въ крытыхъ экипажахъ, и никогда не приходится видѣть проводимыхъ по улицамъ подъ конвоемъ колодниковъ. Горожане избавлены отъ такого крайне возмутительнаго зрѣлища, оскорбительнаго нетолько для самихъ преступниковъ, но болѣе всего для неповинныхъ ни въ чемъ жителей города. Смотритель отперъ дверцы въ задней стѣнкѣ экипажа, и изъ него вышло пятеро молодыхъ людей отъ двадцати до тридцати лѣтъ отъ роду. Одни были въ старыхъ пальто, другіе просто въ довольно поношенныхъ сюртукахъ. Каждый изъ нихъ вытащилъ изъ колымаги — кто чемоданчикъ, кто сакъ-вояжъ съ пожитками. Потомъ всѣ стали въ рядъ, въ ожиданіи, какой номеръ отведется каждому изъ нихъ. Глядя на такой пріемъ и принявъ въ соображеніе всѣ видѣнныя нами удобства помѣщенія и сытные харчи, консулъ замѣтилъ, что иной, пожалуй, и намѣренно совершитъ какое-нибудь преступленіе, лишь бы попасть въ тюрьму, гдѣ его принимаютъ и содержатъ, словно въ отелѣ.
— Это на самомъ дѣлѣ нерѣдко случается у насъ, подтвердилъ смотритель: — и замѣтьте, прибавилъ онъ: — преступникъ очень хорошо знаетъ, сколько времени приходится просидѣть въ тюрьмѣ за такое или иное преступленіе. Сообразуясь съ этимъ, онъ и поступаетъ, пригоняя всегда такъ, чтобы попасть сюда на зимніе мѣсяцы. Лѣтомъ онъ вездѣ находитъ пріютъ и ему, конечно, легче прокормиться.
Такимъ образомъ, на повѣрку выходитъ, что тюрьма нетолько не исправляетъ, но служитъ какъ бы поводомъ къ повторенію преступленій. Отдавая полную справедливость всѣмъ механизмамъ и усовершенствованіямъ въ тюремномъ дѣлѣ, невольно приходишь, однако, къ заключенію: еслибъ подобнаго рода изобрѣтенія и средства, потрачиваемыя на содержаніе людей въ неволѣ, были примѣнены къ улучшенію быта бѣднаго люда, то можно бы обойтись и безъ такой большой тюрьмы. Но англичане, какъ у себя въ Англіи, такъ и въ колоніяхъ похваляются своими тюрьмами и рабочими домами, а также всякаго рода филантропическими заведеніями, упуская вовсе изъ виду, что подобныя учрежденія вытекаютъ лишь какъ неминуемыя послѣдствія изъ превратнаго состоянія соціальныхъ условій, лежащихъ какъ бы въ основѣ ихъ цивилизаціи. Задача современныхъ благотворителей человѣческаго рода должна, казалось бы, состоять не столько въ томъ, какъ устроить наилучшіе остроги и рабочіе дома, а скорѣе — какъ бы довести соціальный строй общества до такого состоянія, чтобы оно не нуждалось ни въ какихъ подобныхъ заведеніяхъ.
Мы привели здѣсь эти давно извѣстныя положенія, потому что сама Австралія нагляднымъ образомъ подтверждаетъ возможность осуществленія ихъ. И въ самомъ дѣлѣ, вѣдь цвѣтущія колоніи ея своимъ развитіемъ въ концѣ концовъ одолжены тѣмъ самымъ преступникамъ, которыхъ въ былое время извергали въ этотъ край англійскія тюрьмы. Въ первыя десятилѣтія по открытіи колонизаціи, бѣлое населеніе въ Австраліи, по выраженію одного изъ мѣстныхъ губернаторовъ, состояло или изъ ссыльныхъ, или изъ заслуживающихъ ссылку. Несмотря на это, большая часть конвиктовъ, которые иначе промаяли бы жизнь въ тюремномъ заключеніи на родинѣ, или, освободившись отъ него, были бы увлечены къ дальнѣйшимъ преступленіямъ — тѣ же самые люди, благодаря инымъ соціальнымъ условіямъ, нашли средства достичь законными путями высокаго благосостоянія, такъ что въ настоящее время, съ прекращеніемъ подвоза сюда преступниковъ, не осталось и слѣдовъ отъ прежнихъ конвиктовъ. Мало того, потомки ихъ пользуются теперь всѣми правами и преимуществами свободныхъ гражданъ и занимаютъ въ обществѣ подобающее таковымъ мѣсто, наравнѣ съ остальными. Но, повторяемъ, если ужь общество не можетъ обойтись безъ подобныхъ учрежденій, въ такомъ случаѣ тюрьма въ Мельбурнѣ да послужитъ идеальнымъ образцомъ, вполнѣ достойнымъ подражанія.
Консулъ выхлопоталъ также дозволеніе къ доступу въ здѣшній парламентъ, засѣданія котораго происходятъ въ недостроенномъ и обставленномъ лѣсами зданіи. Несмотря на это, большой залъ, гдѣ собрались на этотъ разъ члены верхней палаты, устроенъ довольно роскошно. Мы заняли мѣста въ возвышенной галлереѣ, вытянутой вдоль задней стѣны. Внизу, посреди зала, стояло нѣсколько столовъ, а у противоположной отъ насъ стѣны возвышалась каѳедра предсѣдателя. Вскорѣ появились члены палаты, и я не мало удивился, увидѣвъ, что какъ они, такъ и предсѣдатель предстали въ черныхъ длиннополыхъ таларахъ и напудренныхъ парикахъ, какъ водится въ самой Англіи. Рѣшительно, колонисты на новую почву переносятъ всѣ стародавніе, отжившіе свой вѣкъ обычаи, переливая, такъ сказать, старое вино въ новые мѣха. Этотъ средневѣковой маскарадъ какъ-то вовсе не шелъ къ молодой развивающейся колоніи. Для любителей политическихъ преній откроется мало интереснаго въ здѣшнемъ парламентѣ, не столько за недостаткомъ ораторскихъ талантовъ, но болѣе еще вслѣдствіе отсутствія важныхъ политическихъ вопросовъ. И въ самомъ дѣлѣ, благодаря изолированному положенію Австраліи, несвязанной никакими политическими интересами съ другими государствами, въ парламентѣ рѣдко встрѣчается поводъ къ рѣшенію подобнаго рода вопросовъ. Онъ занимается почти исключительно внутренними, домашними, хозяйственными дѣлами колоніи, а потому въ немъ трактуютъ и о такихъ предметахъ, которые въ Европѣ подлежатъ исключительно вѣдѣнію города или земства. Такъ, напримѣръ, члены разсуждаютъ нетолько о тарифѣ и о проложеніи телеграфа, но также о постройкѣ новаго моста въ городѣ, о проложеніи въ немъ конной желѣзной дороги, объ открытіи какой-нибудь школы и т. п. Случалось даже, что здѣшняя городская дума жаловалась на неумѣстное вмѣшательство парламента въ дѣла, подлежащія ея вѣдомству. Что касается конституцій въ разныхъ колоніяхъ, то всѣ онѣ составлены, конечно, по образцу англійской: парламентъ состоитъ изъ верхней и нижней палатъ. Губернаторъ, какъ представитель королевской власти, назначается англійскимъ правительствомъ. Пользуясь весьма ограниченною властью, онъ служитъ единственнымъ административнымъ звеномъ, связующимъ колоніи съ метрополіей. Онѣ, можно сказать, по всѣхъ отношеніяхъ управляются вполнѣ независимо.
Наступилъ день субботній, когда съ полдня прекращаются всякія коммерческія и промышленныя дѣла въ городѣ, за исключеніемъ только вечерней торговли по демократической улицѣ Бурке. Проходя послѣ полудня по Коллинсъ-стриту, я увидѣлъ десятокъ высококолесныхъ велосипедовъ, стройно вытянувшихся врядъ вдоль тротуара. Возлѣ каждаго изъ нихъ стоялъ джентльмэнъ, готовый по первому знаку возсѣсть на свою колесницу. Это, какъ оказалось, былъ клубъ велосипедистовъ, члены котораго, пользуясь субботнимъ досугомъ, собрались для катанья по городу. И въ самомъ дѣлѣ, по данному знаку передового джентльмэна, всѣ десятеро велосипедистовъ очутились верхомъ между двухъ высокихъ колесъ и, дѣйствуя ногами, помчались гуськомъ по макадаму, обгоняя омнибусы и перебѣгая изъ одной улицы въ другую, такъ что мнѣ пришлось еще нѣсколько разъ встрѣчаться съ весело мчавшейся вереницей. Это — вродѣ крикета, гонки на лодкахъ, бѣговъ взапуски — тоже своего рода спортъ, которому англичане, словно дѣти, предаются съ величайшимъ наслажденіемъ. Не знаю, сколько часовъ продолжалось катанье на велосипедахъ, но я потерялъ ихъ окончательно изъ виду, углубившись въ тѣнистыя аллеи обширнаго сада Фицроя (Fizroy garden).
Онъ находится позади красиваго, изъ темнобураго камня воздвигнутаго зданія казначейства, на восточномъ концѣ Коллинсъ-стрита. Раскинутый по слегка холмистой мѣстности садъ — вмѣстѣ съ тѣмъ и паркъ, съ его прекрасными фиговыми аллеями, съ полями, среди которыхъ возвышаются стройныя араукаріи, называемыя здѣсь норфолькскою пихтою, съ проточными прудами, вокругъ которыхъ группы древовидныхъ папоротниковъ распустили величественнымъ вѣнцомъ большіе, прихотливо иззубренные листья, съ его манящею въ лѣтній зной влажною прохладою — все это представляетъ славное укромное мѣсто прогулки для проживающихъ поневолѣ въ городѣ жителей. Вообще горожане не могутъ жаловаться на недостатокъ у нихъ садовъ, находящихся еще во многихъ другихъ мѣстахъ.
Въ воскресенье, когда здѣсь, точно такъ же какъ и въ другихъ австралійскихъ городахъ, жители предаются благоговѣйному отдыху отъ суетной будничной жизни, когда прекращаются всякія коммерческія операціи и улицы обезлюдѣли, я отправился смотрѣть зданіе бывшей всемірной выставки, которая въ свое время также много способствовала всесвѣтной извѣстности Мельбурна. Выставка расположена на самой окраинѣ города, въ Карльтонскомъ саду, занимающемъ довольно возвышенную мѣстность. Выстроенное изъ сѣраго камня обширное зданіе, съ высокимъ куполомъ посерединѣ, господствуетъ надъ самимъ городомъ и видно съ разныхъ концовъ его. Прекрасный садъ съ выкошенными свѣжими газонами, съ клумбами, по которымъ цвѣтутъ пунцовыя пеларгоніи, разныхъ колеровъ розаны, петуніи и проч., окружаетъ опустѣвшую выставку. Ее, какъ говорили мнѣ, хотятъ обратить въ нѣчто вродѣ обширнаго музея. До сихъ поръ, однако, всѣ заботы, какъ видно, обращены на убранство сада. Тутъ на каждомъ шагу на газонахъ попадаются бѣлыя дощечки съ надписями: Keep of the paths, или еще: No smoking allowed. Такого рода предостереженія здѣсь вообще весьма распространены, а иногда они доходятъ даже до крайности. Такъ, между прочимъ, въ уличной ретирадѣ выпуклыми буквами въ чугунной стѣнкѣ начертано: Please adjust your dress befor leaving. Въ этомъ отношеніи необходимо даже быть очень осторожнымъ; иначе того и гляди попадешься, учинивъ что-нибудь непозволительное, и какъ разъ подвергнешься значительному денежному штрафу. А для того, чтобы облегчить полиціи надзоръ и уличить провинившагося, здѣсь прибѣгаютъ даже къ системѣ доносовъ. Публику не просто приглашаютъ доставить въ полицію свѣдѣніе о какомъ-нибудь учиненномъ преступленіи, но при этомъ всякій разъ обѣщаютъ значительное вознагражденіе. Недавно въ окрестностяхъ Мельбурна на улицѣ найденъ былъ мертвый ребенокъ. За открытіе повиннаго въ этомъ дѣтоубійствѣ назначается, какъ гласитъ вывѣшенное въ разныхъ частяхъ города объявленіе, сто фунтовъ стерлинговъ награды. Такимъ образомъ, всякое уличеніе преступника со стороны частныхъ лицъ принимаетъ какъ бы форму доноса изъ-за денегъ. Это еще куда ни шло; но къ какой категоріи прикажете отнести слѣдующее объявленіе, вывѣшенное при одной изъ уличныхъ ретирадъ и скрѣпленное даже подписью члена городской управы: Twenty shillings reward for information and conviction of any person found depositing excreta in this urinal. — Намъ всегда казалось, что подобнаго рода предостереженія и объявленія о наградахъ за доносъ служатъ явнымъ признакомъ крайней нравственной испорченности и грубости того населенія, у котораго оказывается цѣлесообразнымъ и даже необходимымъ примѣнять ихъ къ дѣлу. У французовъ, напримѣръ, намъ не случалось видѣть подобнаго рода объявленій. Должно быть администрація ихъ не бываетъ вынуждена прибѣгать къ нимъ.
Взглянувъ изъ сада на раскинувшійся передо мною городъ, я пораженъ былъ поднявшеюся со всѣхъ концовъ его пылью. Она неслась надъ домами и въ этой пыльной атмосферѣ то тутъ, то тамъ крутились и летали по волѣ вѣтра какіе-то свѣтлые клочья не то бумажекъ, не то иныхъ лоскутьевъ. Дѣло въ томъ, что въ будни выбрасываемый изъ домовъ соръ подбирается и вывозится, а улицы подметаются конными, вертящимися на подобіе вала большими щетками и даже поливаются. Но въ воскресный день благочестивые горожане не допускаютъ подобныхъ работъ, и вотъ — улицы остаются неубранными и неметенными съ самой субботы.
Куда было дѣваться отъ этой слѣпившей глаза пыли? Вотъ кстати подъѣхалъ омнибусъ, отвозя спасающихся отъ нея горожанъ въ дальнія предмѣстья и парки. Поѣду и я туда же. Но объ нихъ — въ слѣдующемъ письмѣ.
Мельбурнъ, ноябрь 19. 1881.
V.
Предмѣстья Мельбурна.
править
Переѣхавъ до мосту на южную сторону Ярры-Ярры, я оставилъ за собой по лѣвую руку стоящій на возвышенномъ мѣстѣ среди парка губернаторскій домъ, украшенный четырехугольною высокою башнею, а потомъ вытянувшійся позади него ботаническій садъ, и, минутъ двадцать спустя послѣ того, вышелъ изъ омнибуса, съ тѣмъ, чтобы отыскать квартиру извѣстнаго ботаника, барона Мюллера. Обратившись съ даннымъ мнѣ адресомъ къ степенно шагавшему по тротуару полисмэну, я попросилъ его указать мнѣ дорогу.
«Здѣсь нѣтъ такой улицы, объяснилъ онъ мнѣ: — вамъ слѣдуетъ вернуться въ южный Мельбурнъ».
"Да развѣ мы здѣсь не въ Мельбурнѣ? спросилъ я, недоумѣвая.
«Нѣтъ, вы находитесь теперь въ городѣ Виндзорѣ. Чтобы попасть въ южный Мельбурнъ, вамъ надо направиться по этой улицѣ къ сѣверу, объяснилъ систематично услужливый полисмэнъ: — потомъ, пройдя черезъ городъ Праранъ, вы поверните налѣво. Тамъ вамъ укажутъ вашу улицу».
Признаться, я никакъ не ожидалъ, чтобы въ теченіе получаса на медленно катившемся омнибусѣ можно было проѣхать цѣлыхъ три города и очутиться изъ Мельбурна въ какомъ-то австралійскомъ Виндзорѣ, тѣмъ болѣе, что какъ послѣдній, такъ и другіе два города — Праранъ и Южный Мельбурнъ — рѣшительно не разграничены другъ отъ друга никакими наружными признаками. И дѣйствительно, вы тутъ идете по тротуару, по обѣ стороны улицы передъ вами тянутся ничѣмъ не прерываемые ряды домовъ, магазиновъ и разныхъ лавокъ, а черезъ нѣсколько минутъ, ничего не подозрѣвая, вы очутились уже въ другомъ городѣ. Еслибъ я не поторопился выйдти изъ омнибуса и проѣхалъ бы въ немъ далѣе по той же дорогѣ на югъ, то скоро попалъ бы въ четвертый городъ Санъ-Кильду, а не болѣе какъ минутъ черезъ двадцать, очутился бы въ Брейтонѣ, на берегу широко открытаго залива. Вспоминая свой излюбленный Брейтонъ въ Англіи, жители Мельбурна большими партіями наѣзжаютъ туда, какъ въ обнибусахъ, такъ и по желѣзной дорогѣ, и гуляютъ по песчаному берегу, вдыхая полною грудью здоровый морской воздухъ.
И такъ, мы видимъ, что городъ Мельбурнъ, какъ столица колоніи Викторіи, подобно растительной ячейкѣ, выдѣлилъ изъ себя нѣсколько отпрысковъ, вполнѣ сливающихся съ нимъ по наружности, но строго отдѣленныхъ отъ него по ихъ внутреннему составу. И въ самомъ дѣлѣ, каждый изъ приведенныхъ нами городовъ или каждое изъ предмѣстій, какъ бы ихъ назвали у насъ, управляется независимо отъ столицы. Въ каждомъ изъ нихъ своя дума, засѣдающая въ особомъ, нарочно для этой цѣли выстроенномъ зданіи, свой голова и свои члены управы, своя полиція; въ каждомъ находятся также банки, школы, почтамтъ, телеграфная станція, свои газеты и своя читальня, словомъ, все это вполнѣ развившіяся самостоятельныя новыя ячейки — города.
Выше мы поименовали только предмѣстья, находящіяся къ югу, по дорогѣ въ Брейтонъ; но Мельбурнъ и со всѣхъ другихъ сторонъ окружонъ подобными же самостоятельными ячейками, отдѣлившимися отъ центральнаго города. Не станемъ приводить ихъ всѣ поименно; скажемъ только, что такихъ подгородныхъ мѣстечекъ наберется до двухъ десятковъ. Прибавимъ къ этому еще двѣ находящіяся при выходѣ изъ Ярры-Ярры въ открытый заливъ и лежащія другъ противъ друга гавани, Вилльямстонъ и Сендриджъ, принадлежащія также къ составнымъ частямъ самого Мельбурна. Тутъ обыкновенно пристаютъ самыя большія суда, которымъ иногда неудобно бываетъ пробираться по извилинамъ рѣчного фарватера до верфей противъ таможни въ центральномъ городѣ.
Говоря о населеніи Мельбурна вообще, т. е. со всѣми предмѣстьями, въ немъ насчитывается слишкомъ 250,000 человѣкъ, тогда какъ въ частности, собственно въ самой столицѣ, постоянно проживающихъ полагаютъ всего около 70,000 человѣкъ. Остальная затѣмъ часть населенія разсѣяна по подгороднымъ мѣстечкамъ и наѣзжаетъ въ самый Мельбурнъ по своимъ коммерческимъ и промышленнымъ дѣламъ. Понятно, поэтому, что въ будни центральный городъ въ теченіи дня отличается многолюдствомъ, а предмѣстья его пустѣютъ. Тамъ въ это время попадаются большею частью дѣти съ ихъ няньками. По воскресеньямъ же наоборотъ: самъ Мельбурнъ пустѣетъ, а жители его разсыпаются по окрестнымъ мѣстечкамъ.
Такое раздробленіе Мельбурна на многія самостоятельныя ячейки характеристично нетолько относительно здѣшнихъ большихъ городовъ, но оно примѣняется также и къ колоніямъ. Мы знаемъ уже, что колонія Викторія есть отпрыскъ Нью-Соутъ Уэльса. Точно также отъ послѣдняго въ 1859-мъ году отдѣлилась юнѣйшая изъ колоній, а именно Квинслендъ, образовавъ у себя самостоятельное управленіе; Такимъ образомъ весь континентъ въ настоящее время разбитъ на пять самостоятельныхъ колоній, а именно, переходя съ запада на востокъ: Западная и Южная Австралія, Уэльсъ и Квинслендъ. Сюда слѣдуетъ еще присоединить шестую колонію на островѣ Тасманіи. Сверхъ того къ Австраліи же причисляютъ также колоніи на островахъ Новой Зеландіи и Фиджи.
Наименьшая изъ колоній на континентѣ, Викторія, по величинѣ равняется почти итальянскому полуострову, тогда какъ изъ остальныхъ нѣкоторыя занимаютъ такія огромныя пространства, что со временемъ онѣ въ свою очередь также вынуждены будутъ выдѣлить изъ себя новыя колоніи. Такое выдѣленіе въ большинствѣ случаевъ совершается благодаря частнымъ мѣстнымъ интересамъ поселенцевъ извѣстнаго края. Такъ, напримѣръ, жителямъ дальнихъ колоній въ Квинслендѣ нѣтъ никакой выгоды отъ того, что въ Нью-Соутъ-Уэльсѣ проводятся желѣзныя дороги, стекающіяся въ Сидней. Потому они и не желаютъ принимать на себя долю расходовъ, разрѣшаемыхъ парламентомъ въ Сиднеѣ, на проложеніе рельсовыхъ путей. Тоже самое происходитъ и съ городами. И дѣйствительно, для Брейтона или другого предмѣстья Мельбурна не предвидится никакой пользы отъ того, что центральный городъ строитъ у себя доки, улучшаетъ свои мостовыя или сооружаетъ великолѣпные рынки съ электрическимъ освѣщеніемъ. Въ предмѣстьяхъ свѣтлѣе отъ того не будетъ, а потому они и не намѣрены нести тяжкое бремя расходовъ на сооруженія, которыми пользуются жители центральнаго города. А послѣдній, въ свою очередь, пожалуй тоже не захочетъ удѣлить часть расходовъ на какое-нибудь улучшеніе, пригодное для подгородныхъ мѣстностей, напримѣръ, на практикуемую тамъ разсадку деревьевъ вдоль улицъ. Вслѣдствіе этого каждое отдѣльное предмѣстье живетъ, такъ сказать, своею особою жизнью и устроивается по своему, дѣлая у себя такія улучшенія, какія, по усмотрѣнію его думы, окажутся наиболѣе выгодными и цѣлесообразными для него самого. Благодаря именно такой широкой децентрализаціи въ дѣлахъ управленія, здѣшніе города и предмѣстья устроиваются, можно сказать, образцовымъ образомъ, и, въ этомъ отношеніи, превосходятъ наши занимающія пространства огромнаго размѣра столицы, гдѣ какъ центральныя части, такъ и отдаленныя окраины состоятъ обыкновенно подъ вѣдѣніемъ одной и той же думы.
Миновавъ, по указанной полисмэномъ улицѣ, два города и свернувъ налѣво, я увидѣлъ передъ собою небольшіе одноэтажные домики, въ родѣ дачъ, окруженные садиками. Это былъ укромный уголокъ, куда не проникаетъ шумъ городской суетни, гдѣ изрѣдка лишь можно встрѣтить прохожаго, а какой-нибудь экипажъ — и того еще рѣже. Въ одномъ изъ этихъ домиковъ и живетъ основатель здѣшняго ботаническаго сада, Мюллеръ, предаваясь въ своемъ уединеніи научнымъ изслѣдованіямъ. Въ настоящее время онъ, къ сожалѣнію, отрѣшенъ отъ должности директора устроеннаго имъ сада. По этому поводу онъ съ негодованіемъ говоритъ о неблагодарныхъ англичанахъ, которые, по его словамъ, разными происками добились его отставки съ тѣмъ, чтобы поставить на его мѣсто одного изъ своихъ… Несмотря, однако, на отставку, здѣшнее правительство все-таки не совсѣмъ устранило Мюллера отъ дѣлъ: онъ занимаетъ теперь должность правительственнаго ботаника, и, въ качествѣ таковаго, получаетъ годовой окладъ. Должность правительственнаго ботаника, говорили мнѣ: — служитъ въ этомъ случаѣ какъ бы отводомъ и придумана нарочно для Мюллера, устраняя котораго отъ сада, правительство имѣло въ виду дать ему возможность продолжать столь плодотворныя для Австраліи научныя изслѣдованія, по части ботаники, съ тѣмъ, чтобы при случаѣ воспользоваться также его совѣтами по части хорошо знакомой ему флоры южнаго материка. Все дѣло объясняется тѣмъ, что Мюллеръ, какъ человѣкъ науки — но отнюдь не садоводъ — разводя садъ, строго придерживался требованій научной ботаники. И, дѣйствительно, во время его директорства, садъ вполнѣ заслуживалъ названія ботаническаго. Сверхъ того, въ немъ разводились школы разныхъ древесныхъ породъ, которыми пользовались для разсадки въ мѣстахъ, вполнѣ обнаженныхъ отъ лѣса. Но горожанамъ пришлись не по вкусу ни такое строгое отношеніе къ наукѣ, ни заботы касательно облѣсенія края. Выдавая деньги на содержаніе сада, хотя бы и прозваннаго ботаническимъ, они требовали, чтобы садъ вмѣстѣ съ тѣмъ служилъ имъ пріятнымъ мѣстомъ для воскресныхъ прогулокъ и сѣтовали на то, что онъ мало удовлетворяетъ ихъ въ этомъ отношеніи. Шомбургъ въ Аделаидѣ, какъ мы видѣли, лучше успѣлъ примѣниться къ вкусамъ публики.
Баронъ Мюллеръ ознакомилъ европейскую публику съ малоизвѣстною до него австралійскою флорою, издавъ по этой части весьма уважаемое въ ученомъ мірѣ сочиненіе. Въ 1881 году вышла его новая книга о тропическихъ растеніяхъ, подъ заглавіемъ: «Select extra-tropical plants peadily eligible for industrial culture and naturalisation» by Baron Ferd. von Mueller, Sydney. Edition 1881. Здѣсь, въ Австраліи, онъ пользуется широкою популярностью, главнымъ образомъ благодаря его дѣятельному участію въ дѣлѣ изслѣдованія внутренностей материка. Когда соотечественникъ его, Лейхардтъ, отправившись въ 1848 году съ небольшою партіею вовнутрь края, въ теченіе цѣлаго года не давалъ никакихъ вѣстей о своей экспедиціи, то Мюллеръ настойчиво побуждалъ правительство выслать новую экспедицію для отысканія пропавшихъ безъ вѣсти. Несмотря на неудачные поиски, какіе совершались съ этою цѣлью, Мюллеръ въ теченіе послѣднихъ тридцати лѣтъ неустанно преслѣдовалъ свою цѣль и пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы, если не спасти, по всей вѣроятности, погибшихъ въ пустынѣ, то, по крайней мѣрѣ, хоть открыть слѣды ихъ послѣдняго мѣстопребыванія. Такіе случаи представлялись особенно послѣ проложенія извѣстнаго уже намъ трансконтинентальнаго телеграфа. Правительства, разныхъ колоній обращались къ Мюллеру за совѣтомъ и снаряжали экспедиціи по предначертанной имъ программѣ. Но тщетны были всѣ поиски; никакихъ слѣдовъ Лейхардтовой экспедиціи не найдено. Наконецъ, въ 1881 году, одинъ изъ фермеровъ въ отдаленномъ поселеніи Квинсленда открылъ случайно дневникъ Лейхардта. Подробности о судьбѣ, постигшей послѣдняго и его товарищей, еще не выяснены; достовѣрно только то, какъ говорилъ Мюллеръ, что Лейхардтъ и спутники его погибли отъ недостатка воды въ песчаной пустынѣ.
Не ограничиваясь учеными изслѣдованіями и начертаніемъ программъ, Миллеръ и самъ, въ качествѣ правительственнаго ботаника, принялъ дѣятельное участіе въ одной изъ большихъ экспедицій, снаряженной въ 1855 году съ цѣлью изслѣдовать сѣверныя, еще мало извѣстныя области материка. Этотъ походъ въ тропическія страны Австраліи много способствовалъ къ обогащенію его извѣстнаго сочиненія.
Говоря съ нимъ о флорѣ южнаго материка, я, между прочимъ, коснулся вошедшихъ въ употребленіе популярныхъ названій, придаваемыхъ англичанами и нѣмцами австралійскимъ растеніямъ. Такъ, напримѣръ, первые называютъ эйкалиптъ по-англійски gum-tree, а послѣдніе по-нѣмецки Gummibaum. Въ переводѣ по-русски это значило бы камедное дерево. Такое названіе придано первыми поселенцами вслѣдствіе содержимаго въ эйкалиптахъ сока, издающаго особый, имъ однимъ свойственный запахъ. И въ самомъ дѣлѣ, когда, бывало, подойдешь къ эйкалиптовой рощѣ, то издали уже обоняніе поражается ароматическимъ запахомъ, напоминавшимъ мнѣ нѣсколько скипидаръ съ примѣсью запаха, издаваемаго листомъ черной смородины. Но въ эйкалиптовомъ сокѣ нѣтъ и слѣда такъ называемаго гумми или камеди.
«Я въ своихъ сочиненіяхъ, говорилъ Мюллеръ: — никогда не называлъ ихъ камедными деревьями, потому что такое ни съ чѣмъ несообразное названіе вводитъ только въ заблужденіе мало знакомыхъ съ ботанической номенклатурой читателей. И зачѣмъ намъ искать еще другого болѣе популярнаго названія; вѣдь айкали птъ имя довольно благозвучное и не можетъ повести къ недоумѣнію».
Потомъ зашла рѣчь о распространенныхъ въ нашихъ географическихъ учебникахъ разныхъ курьёзахъ касательно Австраліи. Такъ, между прочимъ, упоминается, что тамъ, у антиподовъ, все творится шиворотъ на выворотъ, начиная съ того, что у насъ солнце въ полдень находится на югѣ, тогда какъ тамъ оно появляется на сѣверѣ. Когда у насъ начинается весна, тамъ наступаетъ осень, а во время нашей зимы тамъ господствуетъ знойное лѣто. Деревья — разумѣется подъ ними обыкновенно эйкалиптъ — тамъ вмѣсто листвы мѣняютъ ежегодно кору. Оттого то, спадая со ствола, она и виситъ вокругъ него клочьями, въ родѣ тряпья, пока не спадетъ совсѣмъ на землю. Все это еще имѣетъ нѣкоторый смыслъ, хотя въ послѣднемъ отношеніи можно замѣтить, что вѣдь и на старомъ континентѣ нѣкоторыя деревья сбрасываютъ кору, какъ, напримѣръ, платаны, даже наши березы. Но, проводя далѣе параллель между противоположностями антиподовъ, въ учебникахъ разсказывается, будто въ Австраліи груши сидятъ не толстымъ, но тонкимъ концомъ на черенкѣ, а у вишень косточка находится не внутри, а снаружи плода. На самомъ дѣлѣ, конечно, оказывается, что ничего этого нѣтъ въ дѣйствительности. Первые колонисты, прибывъ въ Австралію и вспоминая о своей дальней родинѣ, придавали какъ новымъ городамъ, такъ и разнымъ незнакомымъ имъ растеніямъ заимствованныя изъ старой отчизны названія, руководясь въ этомъ случаѣ большею частью однимъ наружнымъ сходствомъ. Такъ грушей они назвали плодъ, съ перваго взгляда, правда, напоминающій нашу грушу, но не имѣющій съ послѣднею ничего общаго. Ростущая на кустѣ съ лавровидными, жесткими листьями, такъ прозываемая австралійская груша отнюдь не съѣдобна и представляетъ твердый одеревенѣлый плодъ. Высохши, онъ расщепляется на двѣ половинки, съ сѣменами въ каждой изъ нихъ, и тогда уже не имѣетъ никакого сходства съ обыкновенной грушей. А такъ называемая австралійская вишня, ростущая также на не высокомъ кустѣ, даже и не плодъ, а просто утолщенный черенокъ, на которомъ сидитъ настоящій, похожій нѣсколько на косточку, плодъ. Его-то и сочли за вишневую косточку, а черенокъ за самую вишню. Трудно, конечно, доискаться, какими путями проникли въ наши учебники всѣ эти недоразумѣнія. Во всякомъ случаѣ, однако, давно пора бы, какъ выразился Мюллеръ, выбросить изъ руководствъ подобныя несообразности.
Разведенный ученымъ Мюллеромъ ботаническій садъ, въ который онъ, однако, теперь вовсе не заглядываетъ, не желая встрѣчаться съ своимъ преемникомъ, занимаетъ довольно большое пространство на лѣвомъ берегу Ярры-Ярры. Я не нашелъ въ немъ того, что слѣдовало бы ожидать отъ ботаническаго сада, и, понятно, новый директоръ, какъ практическій садоводъ, но не ученый ботаникъ, угождая вкусамъ публики, обратилъ все свое вниманіе на украшенія. Для этой цѣли теперь тамъ прокладываются новыя дорожки, разбиваются клумбы для красивыхъ цвѣтовъ и предпринимаются разныя другія затѣи для удовольствія гуляющихъ. Одни только торчащіе по газонамъ бѣленькіе этикеты, съ начертанными на нихъ названіями растеній, напоминаютъ еще о поползновеніяхъ прежняго директора придать саду болѣе сообразный съ научными цѣлями видъ. Но, поросшая деревьями разныхъ породъ, холмистая мѣстность окружающихъ его парковъ, аллей вдоль берега рѣки, разнообразіе роскошной растительности, разводимой у насъ только въ теплицахъ — все вмѣстѣ, даже безъ искуственныхъ украшеній, представляетъ весьма пріятное мѣсто прогулки для спасающихся отъ городской пыли жителей.
Провѣдавъ случайно по газетамъ, что въ окрестностяхъ Мельбурна находится правительственная такъ называемая образцовая ферма (Model-Farm) и зная уже не опыту, что у англичанъ не всегда свободенъ доступъ къ подобнымъ мѣстамъ, я, чрезъ посредство нашего консула, добылъ открытое письмо для посѣщенія этого заведенія. Снабженный такого рода документомъ, я направился къ сѣверу отъ Мельбурна и, миновавъ одно смежное съ нимъ, но также независимое отъ него мѣстечко, попалъ въ королевскій паркъ. Долго блуждалъ я по дорогамъ и пустырямъ обширнаго парка, напрасно распрашивая встрѣчныхъ прохожихъ о мѣстонахожденіи образцовой фермы. Никто изъ нихъ и не вѣдалъ о существованіи этой правительственной Model-Farm. Дойдя такимъ образомъ до ручейка, черезъ который перекинутъ мостъ, я встрѣтилъ, наконецъ, джентльмэна, который, подумавъ, указалъ мнѣ на протянутую вдоль дороги низкую изгородь и прибавилъ: «Перелѣзьте тутъ на ту сторону и ступайте по берегу вверхъ по ручейку. Тамъ увидите дорожку: она и приведетъ васъ къ фермѣ».
Совершивъ этотъ маневръ и пройдя немного по каменистому берегу рѣчки, я скоро очутился на полянѣ, на которой паслось съ дюжину дойныхъ коровъ. Наконецъ, увидѣлъ я вдали строенія и направился прямо къ нимъ. Изъ небольшого одноэтажнаго дома вышла дородная женщина, къ которой я и обратился съ разспросами, предъявляя свое открытое письмо. Это была, какъ оказалось, сама управительница сельско-хозяйственнаго заведенія. Она тотчасъ же заявила полную готовность показать мнѣ все, что у нихъ есть. Но, къ сожалѣнію, всего этого оказалось очень немного: плохой огородъ позади дома, низкій, нечисто содержимый баракъ, въ которомъ приготовлялось масло, потомъ еще нѣсколько акровъ земли, засѣянныхъ пшеницей и овсомъ. Сюда надо прибавить еще небольшую школу, въ которой молодая миссъ обучала грамотѣ съ дюжину мальчиковъ отъ восьми до десяти-лѣтняго возраста. Вотъ все, что пришлось мнѣ видѣть на правительственной образцовой фермѣ. Послѣ такого обзора, я не удивлялся болѣе, что изъ мѣстныхъ обывателей никто и не подозрѣваетъ о существованіи у нихъ подобнаго заведенія. Дѣло въ томъ, что это тоже одно изъ учрежденій, затѣянныхъ правительствомъ въ довольно обширныхъ размѣрахъ, но не доведенныхъ до конца. Подобнаго рода неудавшіяся или недоконченныя предпріятія въ газетахъ вообще прозываютъ въ насмѣшку бѣ лымъ слономъ. Пожалуй и не стоило бы вовсе упоминать о немъ, тѣмъ болѣе, что нѣтъ никакой охоты выставлять на показъ разные попадающіеся въ путешествіи недостатки, какіе встрѣчаются въ каждой странѣ. Но въ настоящемъ случаѣ съ этимъ неудавшимся учрежденіемъ связаны нѣкоторыя поучительныя обстоятельства.
Прежнее министерство сначала имѣло въ виду устроить образцовую ферму, съ тѣмъ, чтобы при ней открыть школу для образованія опытныхъ агрономовъ. Цѣль сама по себѣ благая, если притомъ имѣется въ виду образовать дѣльныхъ практическихъ сельскихъ хозяевъ, которые съумѣли бы вести хозяйство и съ выгодою примѣнить къ дѣлу извѣстную, выработанную для края, сельско-хозяйственную систему. Однако, настоящее новое министерство справедливо замѣтило по этому поводу, что въ Австраліи не утвердилась еще никакая агрономическая система, про которую можно было бы сказать, что она дѣйствительно представляетъ всѣ условія для наиболѣе выгоднаго устройства фермерскаго хозяйства. Другое дѣло въ европейскихъ государствахъ: тамъ долговременнымъ опытомъ установились разныя агрономическія системы, согласно разнымъ мѣстнымъ условіямъ. Но ни одна изъ нихъ, конечно, непримѣнима къ дѣвственнымъ и во всѣхъ отношеніяхъ непохожимъ на европейскую природу странамъ Австраліи. Мы уже видѣли, какъ своеобразно поступаютъ тутъ съ овсомъ, скашиваемымъ на сѣно, какъ убираютъ пшеницу, съ помощью придуманной здѣшними агрономами жнеи-молотилки. Все это представляетъ новые, неизвѣстные въ Европѣ, пріемы, обусловливающіе собою примѣненіе новыхъ системъ. И точно, еслибы пріѣхавшій изъ Англіи искусный фермеръ задумалъ поступать здѣсь такъ же, какъ привыкъ поступать у себя на старой родинѣ, то онъ хозяйничилъ бы себѣ въ убытокъ. Онъ, напротивъ, былъ бы вынужденъ приспособиться къ новымъ для него мѣстнымъ условіямъ, и, сообразуясь съ ними, составить совершенно новый планъ хозяйства. Но какой же хозяйственный планъ можетъ онъ составить въ странѣ, гдѣ агрономія вообще находится еще въ зародышѣ, гдѣ никто не можетъ рѣшить, какая система наиболѣе выгодна для края. Открытіе же агрономической школы, какъ это было предпринято прежнимъ министерствомъ, мало поможетъ въ этомъ случаѣ. И въ самомъ дѣлѣ, такая школа окажется либо излишнею, либо несвоевременною. Если въ ней будутъ преподавать естественныя и другія науки, съ пользою примѣняемыя къ земледѣлію, то она, по мнѣнію новаго министерства, будетъ излишнею, потому что сказанныя науки и безъ того преподаются въ среднихъ и высшихъ учебныхъ заведеніяхъ. Если же въ ней задумаютъ излагать разныя сельско-хозяйственныя системы и т. п., съ тѣмъ, чтобы учащіеся примѣняли ихъ на практикѣ, то она во всякомъ случаѣ несвоевременна, такъ какъ въ краѣ не выработалась и не установилась еще никакая система, которую можно бы предложить въ образецъ учащимся.
Вслѣдствіе этого, новое министерство пришло къ заключенію, что слѣдуетъ устроить — не агрономическую школу, не образцовое сельско-хозяйственное заведеніе, а прежде всего опытную ферму (Experimental Farm). Такая опытная ферма должна имѣть цѣлью изслѣдовать и установить агрономическую систему, сообразно условіямъ новаго края, съ тѣмъ, чтобы изъ земледѣлія извлечь наивысшую пользу, не истощая при этомъ почвы, а напротивъ, улучшая ее, и чтобы притомъ австралійскіе фермеры въ состояніи были съ выгодою для себя поставлять свои произведенія на рынокъ. Когда затѣмъ, на такой опытной фермѣ въ теченіи многихъ лѣтъ, выработается извѣстная цѣлесообразная система, тогда можно будетъ открыть образцовую ферму, которая и будетъ вестись по готовому выработанному уже плану. Послѣ этого, наконецъ, предстанетъ уже возможность присоединить къ такой фермѣ агрономическую школу.
Такимъ образомъ, существующая нынѣ образцовая ферма находится какъ бы въ переходномъ состояніи и все еще считается бѣлымъ слономъ. Въ настоящее время она подлежитъ переустройству, по изложеннымъ нами вкратцѣ взглядамъ новаго министерства. Оттого-то я и засталъ ее въ такомъ разстроенномъ видѣ. Предначертанный министерствомъ новый планъ, положенный въ основу предполагаемаго переустройства, нельзя не признать вполнѣ цѣлесообразнымъ. По этому плану и предполагается завести сперва опытную, а затѣмъ уже образцовую ферму, и при ней агронономическую школу. Таковъ путь, начертанный въ настоящее время министерствомъ. При этомъ невольно вспоминаешь о нашихъ дорого стоющихъ сельско-хозяйственныхъ заведеніяхъ и спрашиваешь: насколько они способствуютъ успѣхамъ нашего крайне неудовлетворительнаго и до сихъ поръ едва ли установившагося сельскаго хозяйства?
Недалеко отъ образцовой фермы, въ томъ же королевскомъ паркѣ, находится зоологическій садъ, поддерживаемый обществомъ акклиматизаціи. Заплативъ за входъ одинъ шиллингъ, я пошелъ смотрѣть животныхъ Австраліи. Здѣсь находится весьма ограниченное число звѣрей стараго свѣта; но желающіе наглядно ознакомиться съ фауной южнаго материка найдутъ въ этомъ обширномъ звѣринцѣ довольно полное собраніе своеобразныхъ туземныхъ породъ. Это представляетъ высокій интересъ для изучающихъ зоологію, тѣмъ болѣе, что мѣстныя животныя, точно такъ же какъ и растенія, роковымъ образомъ вытѣсняются породами стараго свѣта, по мѣрѣ того, какъ европейская цивилизація проникаетъ внутрь края. И теперь уже въ мѣстахъ даже мало заселенныхъ, трудно напасть на слѣдъ какого-нибудь туземнаго звѣря. Для этого надо проникнуть далеко внутрь материка, да и туда необходимо отправиться съ исключительною цѣлью поохотиться, чтобы встрѣтить стадо кенгуру или эму. А между тѣмъ, случайно завезенные сюда европейскіе зайцы и кролики размножились съ неимовѣрною быстротою, и въ лѣсахъ нерѣдко случается видѣть, какъ эти звѣрки перебѣгаютъ дорогу.
На просторной, со всѣхъ сторонъ обнесенной проволочною изгородью луговинѣ сада частью паслись, перепрыгивая на заднихъ лапахъ, частью лежали, вытянувшись на боку во весь ростъ, животныя разныхъ величинъ изъ породы кенгуру, этого представителя млекопитающихъ Австраліи, помѣщеннаго въ ея гербѣ вмѣстѣ съ птицей эму. Самыхъ рослыхъ изъ породы кенгуру поселенцы прозываютъ стариками — Old Men. Когда они сидятъ, упираясь на свой сильный и упругій хвостъ, то достигаютъ средняго человѣческаго роста. Одинъ изъ самцовъ рыжаго цвѣта разлегся на боку, вытянувъ длинныя заднія ноги. Въ такомъ положеніи онъ казался гораздо болѣе рослаго человѣка. Самка нѣсколько менѣе ростомъ. Въ отдаленныхъ поселеніяхъ колонисты иногда охотятся за кенгуру, устраивая родъ облавы. Для этого сперва обводятъ просторное мѣсто крѣпкою оградою изъ кольевъ и бревенъ. Въ сторонѣ, обращенной къ лѣсу, изъ ограды ведетъ родъ галлереи, все болѣе и болѣе расширяющейся наружу. Собравшись въ числѣ десяти или болѣе человѣкъ, сопровождаемые собаками поселенцы верхомъ разсыпаются въ разныя стороны по мѣстамъ, посѣщаемымъ стадами кенгуру, и начинаютъ гнать ихъ въ галлерею по направленію, къ ея открытому широкому входу. Съуживая все болѣе и болѣе свой кругъ, загонщики устремляются, наконецъ, съ гикомъ и крикомъ на оробѣвшихъ животныхъ и вгоняютъ ихъ въ огороженное мѣсто. Тутъ начинается настоящая бойня. Загнанныхъ звѣрей убиваютъ ружейными пулями, дубинами и чѣмъ ни попало.
Однако, настоящіе спортсмэны охотятся на кенгуру съ собаками, въ томъ же родѣ, какъ у насъ на волковъ и лисицъ. Вывезенныя изъ Европы борзыя англійской породы собаки встрѣчаются здѣсь вездѣ въ городахъ и селахъ. Преслѣдуемыя ими кенгуру, спасаясь бѣгствомъ, скачутъ на заднихъ ногахъ такъ быстро, что собакамъ не легко ихъ нагнать. Матка при этомъ уноситъ дѣтенышей въ своей сумкѣ и только въ крайнемъ случаѣ, не видя другого спасенія, выбрасываетъ ихъ на бѣгу. Бѣда, если собака попадется спереди въ объятія доведеннаго до отчаянія звѣря: своими короткими передними лапами, онъ способенъ задушить опрометчиваго пса; а не то распоретъ ему брюхо большимъ крюкообразнымъ когтемъ на заднихъ лапахъ.
Въ особой клѣткѣ, за желѣзною рѣшоткой, находится пара дикихъ собакъ, извѣстныхъ подъ названіемъ динго. Съ свѣтлобурою шерстью, величиною съ обыкновенную лягавую собаку, но съ стоячими ушами и слегка пушистымъ хвостомъ, динго, съ виду, весьма статенъ и даже красивъ. Своимъ заостреннымъ рыломъ, онъ напоминаетъ лисицу. Въ немъ совмѣщаются вообще всѣ признаки нашей собачьей породы, что и подало поводъ къ предположенію, не происходитъ ли этотъ единственный въ Австраліи не принадлежащій къ семейству двуутробокъ хищникъ отъ случайно завезенныхъ сюда мореходами собакъ. Во всякомъ случаѣ странно, что туземцы не приручили это животное, которое въ старомъ свѣтѣ встрѣчается не иначе, какъ въ сообществѣ съ человѣкомъ. Одно это обстоятельство свидѣтельствуетъ уже о крайне низкой степени развитія здѣшнихъ дикарей. Въ Австраліи динго совершенно одичалъ и, подобно нашему волку, преслѣдуетъ овецъ, такъ что пастухи, для охраны стадъ, разводятъ по ночамъ огни въ овечьихъ загонахъ. Переселенцы всячески стараются истреблять опаснаго хищника, и въ настоящее время онъ уже рѣдко заходитъ въ болѣе или менѣе заселенныя мѣста.
Въ другой клѣткѣ лежали, свернувшись въ клубокъ, три звѣрка, величиною съ куницу, съ темною глянцевитою поверхъ спинки, почти черною густою шерстью, изъ семейства двуутробокъ. Этотъ звѣрокъ, извѣстный у колонистовъ подъ именемъ опоссума, лазитъ по деревьямъ, цѣпляясь при этомъ за сучья своимъ длиннымъ цѣпкимъ хвостомъ. Днемъ онъ спитъ, обыкновенно свернувшись въ дуплѣ, откуда выходитъ на кормёжку въ сумерки. Опоссумъ питается большею частью растительною пищею, по преимуществу листьями эйкалиптовъ; иногда ловитъ также мелкихъ пташекъ и насѣкомыхъ. Мѣхъ опоссума, извѣстнаго у насъ подъ общимъ именемъ двуутробки, съ короткою, но густою и мягкою шерстью, употребляется жителями Австраліи на коврики и взамѣнъ одѣялъ, а также на муфты, воротники и домашнія шапочки.
Подходя къ одному изъ деревьевъ въ саду, обведенному невысокою рѣшотчатою оградою, я замѣтилъ, что земля подъ деревомъ сильно перерыта. Оказалось, что тутъ живутъ эхидны. Ростомъ нѣсколько болѣе нашего ежа, онѣ снабжены такими же, какъ у него, иглами, но отличаются круглымъ, тонкимъ длиннымъ рыломъ, похожимъ скорѣе на птичій клювъ. Эти звѣрки своими сильными когтями то и дѣло роются въ землѣ. Питаются они червями, также муравьями, причемъ, подобно извѣстному американскому муравьѣду, высовываютъ длинный языкъ. Когда наберутся на него муравьи, то звѣрки разомъ поглощаютъ ихъ.
Въ просторной клѣткѣ, обтянутой проволочною сѣтью, содержится большое число разнаго рода попугаевъ, которыми такъ изобилуютъ лѣса Австраліи. Между ними красуется особенно бѣлый какаду-инка съ прелестнымъ хохломъ изъ бѣлыхъ, желтыхъ и розовыхъ перышковъ. Въ другой, такой же обширной клѣткѣ перепархиваютъ по вѣтвямъ мелкія пташки австралійскихъ породъ. Тутъ же по сосѣдству, за рѣшотчатой оградой, разгуливаютъ по луговинѣ австралійскіе страусы, такъ-называемые у насъ казуары, но въ Австраліи болѣе извѣстные подъ именемъ эму. Охотясь за ними, дикари убиваютъ ихъ иногда своими бумеренгами. На прудѣ плаваютъ горделивые черные лебеди.
Не вдаваясь въ дальнѣйшія подробности, ограничимся этими немногими образцами туземной фауны, съ которою такъ хорошо знакомитъ насъ здѣшній зоологическій садъ.
Недалеко отъ послѣдняго, въ предмѣстьи Карлетонѣ, среди обширнаго пустыря, возвышается большое четырехугольное зданіе изъ свѣтлосѣраго камня съ башней по серединѣ, увѣнчанной невысокимъ шпицемъ. Это Мельбурнскій университетъ, основанный въ 1855-мъ году. Не знаешь, къ какому стилю отнести это странное на видъ зданіе, не то въ норманскомъ, не то въ готическомъ вкусѣ; тѣмъ болѣе, что задняя часть его еще не совсѣмъ достроена. Близь университета, на той же площади, находится съ одной стороны колледжъ, а съ другой англиканская церковь. Пустырь вокругъ этихъ зданій — частью перерытъ, частью обросъ скудной травой, и даже не отгороженъ отъ большой дороги. Сколько разъ ни случалось мнѣ проходить этимъ мѣстомъ, я не видалъ, чтобы здѣсь производились какія-нибудь работы, такъ что все вмѣстѣ представляетъ видъ недостроенности и запустѣнія. Это, впрочемъ, не помѣшало европейской метрополіи признать за здѣшнимъ университетомъ тѣ же права и преимущества, какими пользуются стародавніе Оксфордъ и Кембриджъ, такъ что ученыя степени, выдаваемыя въ Мельбурнѣ, признаются также и въ Лондонѣ. Вслѣдствіе этого и самая система преподаванія, нетолько въ университетѣ, но и въ колледжахъ вполнѣ приспособляется къ англійскимъ образцамъ, такъ что въ этомъ отношеніи въ Австраліи не представляется ничего новаго. Но едва ли познанія здѣшнихъ студентовъ въ строгомъ смыслѣ отвѣчаютъ признаваемымъ за ними ученымъ степенямъ. Во всякомъ случаѣ, со стороны метрополіи дѣлается снисхожденіе, съ цѣлью поощренія, и для того, чтобы тѣснѣе связать колоніальные интересы съ англійскими. Правительство Викторіи выдаетъ университету въ видѣ пособія по 9,000 фунтовъ стерлинговъ въ годъ. Сверхъ того, доходъ пополняется взносами студентовъ, которыхъ въ настоящее время считается около 250 человѣкъ.
Здѣшнее университетское образованіе, конечно, не можетъ идти въ сравненіе съ европейскимъ; за то въ отношеніи элементарнаго, такъ называемаго народнаго обученія, колонія во всякомъ случаѣ не уступаетъ, а пожалуй даже и превосходитъ метрополію. И въ самомъ дѣлѣ, въ Англіи правительство и общество съ недавнихъ только поръ стали заботиться о низшихъ народныхъ школахъ; тогда какъ въ небольшой и молодой Викторіи имѣется уже около 1,700 элементарныхъ училищъ, при которыхъ состоятъ около 4,000 учителей и учительницъ. Правительство колоніи издерживаетъ на этотъ предметъ ежегодно слишкомъ полмилліона фунтовъ стерлинговъ. Сверхъ того, въ колоніи находится еще около шестисотъ частныхъ элементарныхъ школъ, не считая колледжей и такъ-называемыхъ граматическихъ училищъ. Необходимо замѣтить притомъ, что во всей Викторіи жителей насчитывается менѣе одного милліона. Благодаря такому широкому развитію элементарныхъ учебныхъ заведеній, общій уровень народнаго образованія въ колоніяхъ чуть ли не выше, нежели въ метрополіи. Жаль только, что въ школахъ все еще придерживаются устарѣлыхъ англійскихъ способовъ преподаванія, отличающихся вообще тугимъ формализмомъ.
Проходя по большимъ улицамъ въ предмѣстьяхъ Мельбурна, я замѣтилъ, что онѣ большею частью обсажены молодыми деревцами по обѣ стороны мостовой вдоль тротуаровъ. Жители, какъ видно, весьма заботливо относятся къ этой обсадкѣ: каждое деревцо обведено рѣшотчатой оградой, а сверхъ того, на каждой улицѣ выставлено обычное въ здѣшнихъ мѣстахъ предостереженіе, въ силу котораго всякій, причинившій вредъ деревцу, подвергается извѣстной пенѣ. Для такой обсадки употребляютъ здѣсь предпочтительно европейскія породы, какъ-то: кленъ, букъ, вязъ, дубъ и т. п. За недостаткомъ ихъ сажаютъ, впрочемъ, разныхъ породъ акаціи и молодые эйкалипты. Послѣдніе по наружности отличаются листомъ отъ старыхъ деревьевъ: у молодыхъ эвкалиптовъ листъ не узкій, серповидный, какъ у старыхъ, а крупный, овальный, съ голубоватымъ отливомъ и притомъ болѣе сочный. Разница эта до того поразительна, что увидѣвъ молодое дерево возлѣ стараго, съ перваго взгляда никакъ не предполагаешь, что они принадлежатъ къ одному и тому же роду. Иногда листья обоихъ видовъ встрѣчаются на одномъ и томъ же деревѣ, такъ что на нижнихъ вѣтвяхъ ростутъ овальные голубоватые листья, а на верхнихъ — серповидные, сухіе зеленовато-пепельнаго цвѣта. Долго, конечно, придется ждать, когда молодыя деревца образуютъ тѣнистыя аллеи по тротуарамъ. Въ этомъ отношеніи эйкалипты имѣютъ то преимущество, что ростутъ гораздо быстрѣе европейскихъ породъ, такъ что посаженное крохотное деревцо лѣтъ черезъ пятнадцать достигаетъ уже роста порядочной березы.
Нѣкоторыя изъ предмѣстій Мельбурна, особенно лежащія къ сѣверу отъ него, отличаются болѣе демократическимъ характеромъ: тамъ по преимуществу находятся жилища рабочихъ, отправляющихся съ утра въ городъ по дѣламъ и возвращающихся къ вечеру домой. Эти жилища состоятъ обыкновенно изъ цѣлаго ряда такъ-называемыхъ коттеджей, отдѣляемыхъ другъ отъ друга низкими заборчиками. Каждый изъ коттеджей съ передняго фаса представляетъ по серединѣ дверь, по обѣ стороны которой находится по одному окну, а передъ дверью расположенъ небольшой садикъ. Какъ бы бѣденъ англичанинъ ни былъ, но онъ, по возможности, старается жить особнякомъ съ семьею, цѣпко придерживаясь своей излюбленной поговорки: Му house, my castle.
Коттеджи цѣлыми рядами строятся обыкновенно частными предпринимателями, отдающими ихъ въ наемъ рабочимъ. Такія квартиры обходятся послѣднимъ нѣсколько дороже, нежели въ Англіи. Если взять еще въ разсчетъ, что одежда, домашняя утварь и тому подобные предметы домашняго хозяйства, доставляемые въ колоніи изъ-за границы, стоятъ также дороже процентовъ на двадцать, то понятно, что здѣшнимъ рабочимъ не прожить на ту задѣльную плату, какую получаютъ его собратья въ Европѣ. Это тѣмъ болѣе, что здѣсь, въ Австраліи, рабочій людъ привыкъ жить лучше, комфортабельнѣе. Нетолько квартира его обставлена лучше, но онъ и жена его одѣваются также щеголеватѣе и имѣютъ болѣе сытный столъ, благодаря особенно дешевизнѣ мясной пищи. Вслѣдствіе этого и задѣльная плата въ колоніи гораздо выше, нежели въ метрополіи. Дороже всего оплачивается прислуга, какъ въ частныхъ домахъ, такъ и въ отеляхъ. Простой поваръ, напримѣръ, получаетъ около 60 фунтовъ стерлинговъ въ годъ на всемъ готовомъ. Обыкновенная горничная отъ 25 до 30 фунт. стерл. Каменьщики и плотники заработываютъ по 10 шиллинговъ въ день на своихъ харчахъ; а обыкновенный работникъ около семи шиллинговъ. Вообще, несмотря на дороговизну нѣкоторыхъ изъ предметовъ потребленія, здѣшній рабочій нетолько лучше живетъ, но и въ состояніи даже, за всѣми расходами, болѣе сберечь и отложить въ сохранную казну, нежели его собратъ въ Англіи.
Въ молодой колоніи, куда такъ трудно добраться малодостаточнымъ людямъ, наемниковъ имѣется весьма ограниченное число. Благодаря такимъ благопріятнымъ для нихъ условіямъ, здѣсь и не приходится слышать о рабочемъ вопросѣ, о рабочихъ союзахъ, стачкахъ и тому подобныхъ соціальныхъ проявленіяхъ, существующихъ въ старомъ свѣтѣ, вслѣдствіе борьбы труда съ капиталомъ. Вообще, въ настоящее время мы застаемъ рабочихъ въ Австраліи почти въ такомъ же состояніи, въ какомъ они находились лѣтъ двадцать тому назадъ въ Соединенныхъ Штатахъ Сѣверной Америки, гдѣ съ той поры рабочій вопросъ успѣлъ уже сильно обостриться. Такъ что въ настоящее время едва ли найдется другой край, гдѣ физическій трудъ вообще пользовался бы такими выгодными условіями, какъ въ Австраліи, и особенно въ Мельбурнѣ. Благодаря ограниченному переселенію изъ Европы, такое относительно блаженное состояніе рабочихъ можетъ продержаться здѣсь долѣе, нежели въ Америкѣ, куда переселеніе усиливается изъ года въ годъ. Къ тому же австралійцы заблаговременно принимаютъ уже мѣры, чтобы ограничить столь опасное для рабочаго класса переселеніе китайцевъ, налагая значительную пошлину на китайскихъ эмигрантовъ. Несмотря на это, сыны Небесной имперіи, прельщаемые особенно богатыми золотыми пріисками, успѣли-таки проникнуть въ край и, довольствуясь весьма низкою задѣльною платою, сдѣлали уже нѣкоторыя мѣста вовсе недоступными для болѣе требовательныхъ европейскихъ наемниковъ. Такъ, между прочимъ, прислуга на австралійскихъ пароходахъ и теперь уже состоитъ большею частью изъ китайцевъ; а въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, какъ, напримѣръ, въ находящейся подъ тропиками колоніи Квинслендъ, гдѣ разводится сахарный тростникъ, начали даже ввозить темнокожихъ дикарей съ острововъ Тихаго океана. Ихъ вводятъ, конечно, подъ видомъ добровольныхъ наемщиковъ, но въ сущности все дѣло сводится на кабалу. Благодаря ловкимъ агентамъ, отправляющимся на острова будто бы для найма рабочихъ на плантаціи въ Квинслендъ, дикари часто поневолѣ, сами не зная какъ, попадаютъ на корабль, отвозящій ихъ въ Австралію, и, ничего не смысля въ заключаемыхъ съ ними контрактахъ, завербовываются на нѣсколько лѣтъ подъ видомъ вольныхъ наемниковъ. Такимъ образомъ здѣсь кладется зародышъ рабства, облеченнаго только въ новую форму.
Послѣ всего невольно приходишь къ заключенію, какъ бы ни улучшался временно бытъ рабочихъ въ Мельбурнѣ и колоніяхъ вообще, но пока англичане будутъ поддерживать въ Австраліи господствующее въ Европѣ отношеніе труда къ капиталу, до тѣхъ поръ рабочій вопросъ никоимъ образомъ нельзя считать рѣшеннымъ. Въ концѣ концовъ онъ всегда будетъ сводиться, въ той или другой формѣ, къ кабалѣ, мало чѣмъ отличающейся отъ невольничества.
Вообще надо замѣтить, несмотря на столь выгодное въ настоящее время положеніе наемнаго люда, въ Австраліи различные классы населенія рѣзче разграничиваются, нежели въ Соединенныхъ Штатахъ Сѣверной Америки. Здѣсь все еще придерживаются — какъ въ теоріи, такъ и на практикѣ — того мнѣнія, что всякое общество должно состоять изъ богатыхъ и бѣдныхъ людей, проживающихъ въ роскоши и трудящихся ради насущнаго хлѣба, изъ привилегированнаго сословія, существующаго для того, чтобы повелѣвать и пользоваться плодами чужихъ трудовъ и изъ черни, осужденной весь свой вѣкъ маяться и повиноваться. Здѣсь и помину нѣтъ о соціальномъ равенствѣ между людьми, которое въ Соединенныхъ Штатахъ, по крайней мѣрѣ, въ ихъ конституціи служитъ исходною точкою соціальнаго строя, и которое во всякомъ случаѣ тамъ сознается всѣми сословіями, всѣми классами населенія, начиная отъ желѣзнодорожнаго князька и до работающаго въ каменно-угольныхъ копяхъ поденьщика. Это сознаніе равенства между людьми и отзывается тамъ нерѣдко во взаимныхъ отношеніяхъ между людьми разныхъ сословій, несмотря даже на существующую разницу состояній. И въ самомъ дѣлѣ, австралійскій работникъ далеко не представляетъ такого высокаго чувства собственнаго достоинства, какъ истый американецъ, хотя бы послѣдній и не пользовался такими выгодными условіями въ житейскомъ отношеніи, какъ первый. Вообще, можно сказать, что существующая система труда въ Австраліи чисто анти-демократическая, какъ и въ самой Англіи. Здѣсь трудъ находится въ полной зависимости отъ капиталовъ, сосредоточенныхъ въ рукахъ единичныхъ личностей. Тогда какъ въ Америкѣ рабочіе нетолько даютъ отпоръ капиталистамъ своими сильно сплоченными союзами, нетолько въ качествѣ пайщиковъ получаютъ извѣстную долю съ барышей фабриканта, но въ нѣкоторыхъ штатахъ появляются даже обширныя учрежденія, составляющія вполнѣ собственность работающихъ въ нихъ на основаніи кооперативныхъ началъ. Такое тѣсное сочетаніе труда съ капиталомъ только и можетъ вести къ настоящему рѣшенію такъ называемаго рабочаго вопроса.
Такими отношеніями наемнаго люда къ капиталу объясняется отчасти, что, несмотря на острый характеръ, какой принялъ въ Америкѣ рабочій вопросъ въ позднѣйшемъ фазисѣ его развитія, несмотря на повторявшіяся въ послѣднее время горячія схватки рабочихъ съ капиталистами, европейское населеніе все сильнѣе и сильнѣе увлекается въ эту по пренмуществу демократическую страну, тогда какъ переселеніе въ Австралію, напротивъ, для наемнаго люда представляется нетолько неудобнымъ, по причинѣ дальняго разстоянія и дороговизны переѣзда, но даже далеко не столь заманчивымъ. А сверхъ того надо прибавить, что даже сами австралійцы не поощряютъ такого переселенія. Здѣсь существуютъ, правда, эмиграціонныя общества, но дѣятельность ихъ весьма ограниченна. Они, повидимому, болѣе всего заботятся о доставленіи болѣе выгодной и угодливой прислуги для скваттеровъ и другихъ богачей. Скваттеры вовсе и не желаютъ, чтобы переселялись сюда хлѣбопашцы, работники для заводовъ и пр. Они, напротивъ, стараются завербовать изъ европейской черни пастуховъ для своихъ стадъ и во всеуслышаніе заявляютъ, что Австралія не нуждается въ переселенцахъ иного рода. А съ другой стороны сами рабочіе, положеніе которыхъ здѣсь во всякомъ случаѣ лучше, чѣмъ въ Англіи, не совѣтуютъ своимъ собратьямъ переѣзжать въ Австралію, пугая ихъ тѣмъ, что страна уже переполнена ими и что новые переселенцы рискуютъ остаться безъ заработковъ. Поступая такъ, они, конечно, опасаются личной конкурренціи и упадка задѣльной платы отъ наплыва новыхъ пришельцевъ. Въ противуположность такому узкому своекорыстію, мы видимъ, что въ Америкѣ одна масса переселенцевъ влечетъ за собою другія, еще большія массы, и эмиграція туда доходитъ до небывалыхъ въ исторіи размѣровъ.
А между тѣмъ, въ Австраліи вообще и въ Викторіи въ частности, ощущается большой недостатокъ въ рабочихъ силахъ, особенно въ производствахъ, получившихъ довольно широкое развитіе за послѣднія десятилѣтія. Въ молодыхъ, строящихся городахъ плотники и каменьщики никогда не остаются безъ дѣла. Притомъ, большія фабрики, въ которыхъ изготовляются предметы изъ кожъ, оказались здѣсь весьма выгодными, такъ что здѣшніе сапожники, сѣдельники, шорники, каретники и проч. не успѣваютъ удовлетворять всѣмъ мѣстнымъ требованіямъ, и большая часть такого рода кожанныхъ издѣлій поневолѣ выписывается изъ Америки или Англіи. Заводчики и фабриканты въ метрополіи доходятъ въ этомъ случаѣ даже до самообольщенія, проповѣдуя, будто колоніи должны имъ поставлять свою шерсть и вообще всякое сырье, а взамѣнъ того забирать у нихъ готовое платье, обувь и прочія фабричныя издѣлія. Чугунно-литейное производство и разныя отрасли съ нимъ связанныя получили въ послѣднее время также довольно широкое развитіе въ небольшой, но наиболѣе предпріимчивой колоніи Викторіи. Благодаря всему этому, рабочій классъ и пользуется, въ послѣдней по преимуществу, выгоднымъ положеніемъ.
Но и сюда уже, какъ мы видѣли, начинаютъ проникать личности живучаго и многолюднаго китайскаго племени, составляющаго въ наши дни сильный камень преткновенія для болѣе успѣшнаго рѣшенія рабочаго вопроса въ новыхъ странахъ, прилегающихъ къ Тихому Океану. Это племя поистинѣ можно назвать заразой трудового люда вездѣ, куда оно успѣло проникнуть, съ его крайне ограниченными потребностями, съ его непомѣрно дешевою работою, кропотливымъ неустаннымъ трудомъ, съ его рабскимъ подобострастіемъ и, при всемъ томъ, съ цѣпкою привязанностью къ прадѣдовскимъ обычаямъ и образу жизни своей родины.
Китайцы, какъ въ Америкѣ, такъ и въ Австраліи никогда не дѣлаются настоящими переселенцами. Отказывая себѣ въ житейскихъ удобствахъ и проживая самымъ скареднымъ образомъ, они стараются только сколотить хотя небольшой капиталецъ, съ тѣмъ, чтобы возвратиться съ нимъ въ Китай и зажить тамъ маленькими рентьерами. Въ Мельбурнѣ китайцевъ еще не такъ много. Хотя они и живутъ, по своему обыкновенію, скученно въ одномъ изъ предмѣстьевъ, стараясь занимать жилища по сосѣдству другъ съ другомъ, но здѣсь они все-таки не успѣли еще образовать китайскаго квартала, составляющаго въ нѣкоторомъ родѣ грязное пятно въ космополитическомъ Санъ-Франциско.
Китайцы, какъ говорили мнѣ, гораздо чаще встрѣчаются въ золотоносныхъ краяхъ, внутри колоніи Викторіи. Въ эти мѣста я и имѣю въ виду направиться теперь по желѣзной дорогѣ.
VI.
Отъ Балларата до Дениликина.
править
Поѣздъ, съ которымъ я выѣхалъ изъ Мельбурна, шелъ по направленію къ сѣверу, удаляясь отъ береговъ, омываемыхъ водами Порта Филиппа. Передъ нами во всѣ стороны стлалась бугристая площадь, поросшая скудною травою и усыпанная густыми глыбами темнобураго, почти чернаго камня, свидѣтельствующаго о бывшихъ, но давно уже потухшихъ вулканахъ въ странѣ. Каменныя глыбы разсыпаны по равнинѣ въ такомъ изобиліи, что переѣздъ по ней на колесахъ оказывается крайне затруднительнымъ, почти невозможнымъ. Не то что по нашимъ ровною гладью раскинувшимся украинскимъ степямъ или по такимъ же преріямъ въ Сѣверной Америкѣ. Тамъ, по луговой дѣвственной равнинѣ безпрепятственно переѣзжаешь въ любомъ экипажѣ по прямому направленію, руководясь, словно на морѣ, однимъ компасомъ. По здѣшнимъ же мѣстамъ немыслима такая ѣзда: тутъ на каждомъ шагу пришлось бы или сворачивать въ сторону отъ попадающихся глыбъ, или сперва устранять ихъ и, проложивъ такимъ образомъ путь, пробираться кое-какъ далѣе.
Если сверхъ того припомнить еще встрѣчающіяся внутри края безводныя пустыни и поросшія колючимъ скрубомъ, неудобопроникаемыя для лошадей площади, то станетъ понятно, отчего, даже помимо всякихъ другихъ причинъ, въ Австралію никогда не было, да и не можетъ быть такого дружнаго передвиженія переселенцевъ, какое приходилось намъ видѣть въ Сѣверной Америкѣ. И дѣйствительно, тамъ такъ-называемые моверы, снарядивъ свои крытыя бѣлымъ холщевымъ шатромъ фуры, влекомыя парою добрыхъ коней и нагруженныя всякимъ домашнимъ скарбомъ, даже тюфяками, подушками и походною печкою назади, переѣзжаютъ съ своими семьями по ровной степи, отыскивая въ теченіи лѣта удобныя для нихъ угодья, съ тѣмъ, чтобы обзавестись домашнимъ и сельскимъ хозяйствомъ. Другое дѣло въ Австраліи: здѣсь одни только пастухи съ ихъ отарами неприхотливыхъ овецъ въ состояніи исподволь передвигаться съ мѣста на мѣсто и занимать никѣмъ неприсвоенныя еще пространства.
Однако, по пути къ Балларату, вся земля, какъ видно, была уже занята большею частью овцеводами. Въ этомъ можно было убѣдиться уже потому, что обширныя площади по обѣ стороны рельсоваго пути были обнесены каменными оградами. Для нихъ переселенцы пользуются тѣми же разсыпанными подъ рукой камнями, накладывая ихъ просто рядами другъ на дружку и образуя такимъ образомъ грубыя стѣны, вышиною нѣсколько болѣе человѣческаго роста. Хотя камни ничѣмъ не склочиваются другъ съ другомъ, но стѣна настолько толста и тверда, что становится непроницаемою нетолько для человѣка, но даже для динго, этого опаснаго хищника овецъ. Такимъ образомъ, въ мѣстахъ, лишенныхъ лѣса, камни оказались весьма пригоднымъ матеріаломъ для оградъ. За ними паслись на полной свободѣ никѣмъ не охраняемыя овцы. Кое-гдѣ виднѣлись почернѣвшія досчатыя хижины пастуховъ, которымъ здѣсь только и дѣла, что смотрѣть за цѣлостью ограды. Изрѣдка попадались, впрочемъ, лѣсныя пущи. Въ нихъ мѣстами переселенцы приготовляютъ землю подъ пашню. Для этого деревья поджигаютъ снизу, потомъ, спустя нѣсколько времени, сваливаютъ ихъ оголенные отъ листвы остовы, оставляя пни на мѣстахъ и распахивая между ними новь. Все вмѣстѣ — и темнобурыя глыбы камней по полямъ, и такія же ограды, и тусклые лѣса эйкалиптовъ съ подгорѣлыми стволами, и неприглядныя лачуги — представляло мрачную картину, хотя и освѣщенную, при сухомъ, чрезвычайно прозрачномъ воздухѣ, яркими лучами полуденнаго солнца.
Далѣе къ сѣверу, мѣстность нѣсколько оживилась частью голыми, частью лѣсистыми холмами, показавшимися по обѣ стороны дороги, и, чѣмъ ближе къ Балларату, тѣмъ выше подымались холмы. Въ то же время чаще стали попадаться большія площади съ перерытою золотоискателями хрящеватою почвою. А подъ самымъ городомъ, отстоящимъ верстъ на полтораста отъ Мельбурна, открылся видъ на гористую мѣстность, покрытую нескончаемыми грудами песка, глины и всякаго сору, извлекаемыми изъ нѣдръ земли и разсыпанными въ крайнемъ безпорядкѣ по скатамъ и вершинамъ горъ.
Расположенный на холмахъ Балларатъ, гдѣ я остановился въ гостинницѣ, представляетъ въ высшей степени своеобразную картину. Вы видите передъ собою рядъ щегольскихъ высокихъ зданій, возлѣ нихъ съ одной стороны недостроенные дома, а съ другой — кучи мусора, словно оставшіеся здѣсь слѣды недавно случившагося разрушенія, какими вездѣ сопровождаются золотые рудники. Въ главной части города, на болѣе возвышенномъ мѣстѣ, по серединѣ широкой улицы тянется бульваръ. Тамъ, гдѣ онъ кончается, на спускъ мостовой стоитъ памятникъ. Двѣ-три улицы снабжены каменными тротуарами. Остальныя же находятся въ первобытномъ состояніи и отчасти лишены даже тротуаровъ. Окрестъ этого городского центра, по долинамъ и скатамъ холмовъ, разсыпаны въ картинномъ безпорядкѣ предмѣстья съ ихъ невысокими жилищами рабочихъ. А между домами, нетолько въ предмѣстьяхъ, но нерѣдко даже въ самомъ городѣ, то и дѣло попадаются элеваторы, при посредствѣ которыхъ изъ глубокихъ шахтъ выгружается золотоносный кварцъ. Балларатъ, можно сказать, построенъ на золотѣ, разумѣя это нетолько въ переносномъ, но въ самомъ прямомъ, настоящемъ смыслѣ. Проходя по нѣкоторымъ улицамъ, нельзя даже рѣшить сразу, изъ чего попреимуществу состоитъ городъ: изъ домовъ или изъ минъ, съ ихъ высокими элеваторами и громадными сорными кучами, выкинутыми изъ глубокихъ шахтъ, проходящихъ даже подъ домами. Еслибы можно было всю мѣстность обозрѣть съ высоты птичьяго полета, то взорамъ представилась бы картина крайняго безпорядка, мало походящая на обыкновенные города.
Такое впечатлѣніе произвелъ на меня Балларата вообще. Переходя затѣмъ къ частностямъ, замѣтимъ прежде всего, что имя города относится къ тѣмъ изрѣдка встрѣчаемымъ въ странѣ названіямъ, какія сохранились отъ здѣшнихъ туземцевъ, а именно: на языкѣ мѣстныхъ дикарей Балларатъ, или, собственно, Баллааратъ, значитъ «мѣсто отдохновенія». И дѣйствительно, до появленія здѣсь золотоискателей, холмы, по которымъ раскинутъ городъ, служили любимой стоянкой для чернокожихъ. Теперь же, послѣ изгнанія послѣднихъ изъ края, это мѣсто стало главною стоянкой для золотопромышленниковъ Викторіи. Въ настоящее время Балларатъ, съ его сорокатысячнымъ населеніемъ, считается послѣ Мельбурна важнѣйшимъ городомъ колоніи, отличающимся нетолько богатствомъ его обитателей, но также многими щегольскими зданіями. Городская дума, почтамтъ, публичная библіотека, разные банки и церкви по главной улицѣ, съ ея отелями и магазинами, развѣ немного въ чемъ уступаютъ такимъ же строеніямъ въ Мельбурнѣ. На той же главной улицѣ, называемой Стёртъ-стритъ, какъ мы уже видѣли, на концѣ бульвара находится памятникъ, хотя и незначительный съ виду, но заинтересовавшій меня своими надписями. Небольшая гранитная пирамида стоитъ на каменномъ пьедесталѣ. На одной сторонѣ послѣдняго золотыми буквами начертана надпись такого содержанія: «Этотъ памятникъ воздвигнутъ городскою думою для рабочихъ въ Балларатѣ. Апрѣля 21-го 1880 г.» На другой, противоположной, сторонѣ значится: «Воздвигнутъ въ честь Джемса Галловея, основателя восьмичасовой системы въ Викторіи. Родился въ Спрингфильдѣ, 28-го февраля, 1828 г. Скончался въ Коллингвудѣ, близь Мельбурна, 3 то іюня 1860 г.» Наконецъ, на третьей промежуточной сторонѣ значится: «Восемь часовъ труда, восемь часовъ рекреаціи, восемь часовъ отдыха» (Eight hours labor, eight hours recreation, eight hours rest). — Благодаря такой восьмичасовой системѣ, здѣшній рабочій людъ дѣйствительно пользуется нѣсколькими часами въ сутки для чтенія газетъ и разныхъ популярныхъ изданій въ здѣшней публичной библіотекѣ, гдѣ поэтому въ извѣстные часы дня всегда можно застать большое собраніе читателей. А по вечерамъ главнымъ развлеченіемъ служатъ между прочимъ театры, концерты и другія увеселительныя заведенія.
Проходя по тому же Стёртъ-стриту, я увидѣлъ на перекресткѣ подъ навѣсомъ густую толпу собравшихся тутъ джентльмэновъ, частью тихо разговаривавшихъ между собою, частью праздно смотрѣвшихъ на проѣзжающихъ и проходящихъ по улицѣ. Это мѣсто называется Балларатовъ уголъ (Ballarat corner), а зданіе, передъ порталомъ котораго собралась толпа, не что иное, какъ здѣшняя биржа золотопромышленниковъ (Mining Exchange). Тутъ происходятъ торги акціями мѣстныхъ рудокопныхъ компаній. Акціонеры, маклеры и разнаго рода спекуляторы продаютъ и покупаютъ бумаги, которыя то повышаются, то понижаются въ цѣнѣ, смотря по тому, съ какимъ успѣхомъ производится разработка въ окрестныхъ минахъ. Самая торговля совершается внутри зданія, въ большой залѣ биржи, гдѣ во время этой операціи раздается крикъ и гамъ тысячи голосовъ, такъ что непосвященному въ дѣла жителю со стороны представляется здѣсь нѣчто въ родѣ собранія бѣснующихся, изъ которыхъ каждый старается перекричать остальныхъ. Выходя по окончаніи торга на тротуаръ, джентльмэны успокоиваются отъ тревогъ и, въ ожиданіи новыхъ предстоящихъ торговъ, предаются мирному созерцанію уличной жизни.
Эта биржа составляетъ, такъ сказать, душу Балларата. Въ ней какъ въ фокусѣ сосредоточиваются всѣ результаты повседневныхъ работъ въ золотоносныхъ минахъ, разсыпанныхъ нетолько по самому городу, но и по ближнимъ и дальнимъ окрестнымъ холмамъ. Благодаря рекомендательному письму, какимъ снабдилъ меня нашъ консулъ въ Мельбурнѣ, мнѣ удалось осмотрѣть одну изъ лучшихъ здѣшнихъ минъ. Шахты проникаютъ на шестьсотъ футовъ въ глубину. Иногда онѣ доходятъ даже до полуторы тысячи футовъ. Оттуда золотоносный кварцъ выгружается посредствомъ элеватора футовъ въ 70 вышиною. Кварцевые камни поступаютъ затѣмъ въ машинное отдѣленіе, гдѣ подвергаются измельчанію, посредствомъ длиннаго ряда тяжелыхъ стальныхъ ступокъ, приводимыхъ въ движеніе большими паровиками. При помощи пропускаемыхъ къ кварцу водяныхъ струй камни измельчаются въ порошокъ, который окончательно подвергается амальгамаціи со ртутью. Послѣдняя выпаривается въ ретортахъ, и затѣмъ получается уже чистое золото. На минѣ работаютъ до двухсотъ человѣкъ. Обыкновенные рабочіе получаютъ отъ 5 до 7 шиллинговъ въ день на своихъ харчахъ, что составляетъ весьма хорошій заработокъ, тѣмъ болѣе, что съѣстные припасы, особенно мясо и баранина, здѣсь недороги. Въ настоящее время, какъ въ Балларатѣ, такъ и во всемъ прилежащемъ къ нему краѣ, золото добывается не иначе, какъ посредствомъ разработки кварца, выгружаемаго изъ глубокихъ шахтъ; причемъ пользуются новѣйшими усовершенствованными пріемами и лучшими паровыми машинами. Другое дѣло лѣтъ двадцать тому назадъ, когда драгоцѣнный металлъ находили еще на поверхности и рудокопы пользовались самыми простыми снарядами для работъ. Хотя теперь и улеглась свирѣпствовавшая въ то время золотая горячка, однако, въ газетахъ все еще появляются заманчивыя извѣстія о вновь открываемыхъ пріискахъ внутри края, особенно въ болѣе сѣверныхъ областяхъ. Тамъ и теперь еще драгоцѣнный металлъ находится въ верхнемъ почвенномъ слоѣ и добывается попрежнему промывкою песка.
Въ Балларатѣ и смежныхъ съ нимъ областяхъ всѣ интересы, всѣ помыслы населенія, вся кратковременная исторія страны тѣсно связаны съ поисками золота. Въ ту блаженную для рудокоповъ пору, когда въ 1848 году пронеслась по всему свѣту вѣсть о чрезвычайно богатыхъ пріискахъ въ Калифорніи, когда со всѣхъ концовъ земного шара, а также и изъ Австраліи, устремились туда охваченные золотою горячкою искатели богатствъ, тогда уже извѣстный геологъ Мерчисонъ обратилъ вниманіе публики на поразительное сходство горныхъ породъ на Южномъ материкѣ съ золотоносными пріисками на нашемъ Уралѣ. Опасаясь, чтобы золотая горячка не увлекла въ Калифорнію послѣднихъ рабочихъ изрѣдка населенной Австраліи, мѣстныя правительства всѣми мѣрами стали поощрять развѣдки драгоцѣннаго металла въ своей собственной странѣ. Эти попытки, согласно предсказанію Мёрчисона, увѣнчались вскорѣ успѣхомъ свыше всякаго ожиданія. Первое золото было найдено въ сосѣдней колоніи новаго южнаго Валлиса, и несмѣтныя толпы устремились въ новые изобилующіе богатствами края. Тогда правительство Викторіи, въ свою очередь, назначило премію за открытіе золота въ предѣлахъ самой колоніи. Благодаря этому, на томъ мѣстѣ, гдѣ стоитъ Балларатъ и по сосѣдству съ нимъ, уже въ 1851 году были открыты такіе богатые пріиски, что нѣкоторымъ рудокопамъ, какъ увѣряютъ, удавалось добывать до пяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ въ день. Слухъ о такихъ разсыпанныхъ на поверхности земли баснословныхъ богатствахъ привлекъ въ страну новыя массы чужеземцевъ, нахлынувшихъ сюда даже изъ Калифорніи. Эти пришельцы изъ-за моря приставали, какъ мы уже видѣли, прямо къ Мельбурну, чему онъ главнымъ образомъ и обязанъ своимъ быстрымъ ростомъ. Хлѣбопашцы и фабричные рабочіе, офицеры и чиновники всѣхъ вѣдомствъ, лавочники и слуги, словомъ, всѣ и вся побросали свои обычныя должности и безъ оглядки ринулись въ новооткрытое эльдорадо, гдѣ имъ мерещилась надежда въ день-другой добыть себѣ состояніе, обезпечивающее человѣка на всю жизнь. Въ концѣ 1851 года по нѣскольку недѣль кряду привозилось въ Мельбурнъ добытое въ окрестностяхъ Балларата золото, цѣнностью отъ двухсотъ тысячъ и до полутора милліоновъ рублей каждый разъ. Быстро богатѣвшіе рудокопы таровато проживали добытыя богатства, благодаря чему, предметы насущнаго продовольствія поднимались до невѣроятныхъ цѣнъ. Вспоминая теперь объ этихъ событіяхъ, свидѣтели и соучастники ихъ говорятъ, что люди въ то время были какъ бы охвачены одуряющимъ чадомъ, лишавшимъ ихъ способности понять всю несообразность такихъ предпріятій. Какъ въ обыкновенной лотереѣ, такъ и тутъ, немногимъ лишь удалось дѣйствительно разбогатѣть; за то сотни, тысячи людей падали жертвами своей алчности къ золоту.
При этомъ какъ нельзя болѣе наглядно обнаружились слабыя стороны нашего такъ называемаго цивилизованнаго соціальнаго строя. И въ самомъ дѣлѣ, только при существующей системѣ общественнаго быта, опирающагося на всемогущество капитала, и возможны такія горячечныя проявленія въ народной жизни. Какъ было не заразиться алчностью къ золоту, зная, что человѣкъ, которому удалось пріобрѣсти огромныя богатства, становится властелиномъ въ нашемъ обществѣ, подчиняетъ своей прихоти тысячи покорныхъ ему рукъ и, проживая рентьеромъ, пользуется плодами чужихъ трудовъ. Все это, благодаря единственно тому, что онъ, по волѣ слѣпого случая, набрелъ на лежавшій тутъ на землѣ споконъ вѣка добрый кусокъ золота. Такіе золотые слитки, во наружному виду напоминающіе собою бычачью печень и почти такой же величины, находились вѣсомъ отъ ста и до двухсотъ пятидесяти фунтовъ и составляли капиталъ отъ четырехъ и до десяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Подобныя находки доставались, конечно, весьма ограниченному числу золотоискателей, тогда какъ большинству приходилось довольствоваться болѣе умѣренною добычею. Не мало было такихъ, которые, бросивъ для поисковъ свой прежній выгодный промыселъ, послѣ безуспѣшныхъ попытокъ, возвращались вспять ни съ чѣмъ, а то и вовсе погибали на пріискахъ отъ болѣзней, лишеній и непосильнаго труда. Грабежи и убійства повторялись часто, особенно въ началѣ, когда еще не успѣли ввести порядокъ въ краѣ, куда устремлялась незнающая никакой осѣдлости масса золотоискателей.
Не легко было установить административный порядокъ потому уже, что на такой конецъ у правительства не хватало даже людей, такъ какъ всѣ и всякъ бѣжали искать золото и никто не соглашался поступать на службу. Сверхъ того, за день впередъ никакъ нельзя было угадать, въ какую сторону хлынетъ народъ на новооткрытые пріиски, о которыхъ то и дѣло разносилась крайне соблазнительные слухи. Когда вѣсть о новыхъ пріискахъ подтверждалась, то на мѣсто тотчасъ же отправлялся правительственный комиссаръ съ вооруженнымъ отрядомъ для поддержанія порядка и взиманія налога. Каждый изъ золотоискателей облагался извѣстною податью, въ размѣрѣ до полутора фунтовъ стерлинговъ въ мѣсяцъ. Этотъ правительственный налогъ въ свою очередь не разъ служилъ поводомъ къ неудовольствіямъ, доходившимъ даже до кровавыхъ раздѣлокъ. Одно изъ подобныхъ столкновеній между правительственнымъ отрядомъ и рудокопами случилось подъ самымъ Балларатомъ, а именно на такъ называемомъ Юрика-стокадѣ или палисадѣ (Eureka Stockad).
Чтобы взглянуть на это пресловутое въ исторіи Балларата мѣсто, я направился въ восточную часть города. Улица пролегаетъ тутъ по узкому гребню продольнаго холма, на которомъ едва нашлось мѣсто для двухъ рядовъ одноэтажныхъ строеній. По скатамъ и долинамъ, справа и слѣва, возвышаются элеваторы, при которыхъ тянутся обыкновенно бараки съ паровыми машинами. Выйдя за городскую черту и своротивъ съ дороги, я остановился на выдающейся, въ родѣ мыса, высокой окраинѣ холма. Отсюда передо мною открылся чудный видъ на далеко раскинувшуюся окрестность. Никакая фотографія, ни даже картина искуснаго художника не въ состояніи передать развернувшуюся передо мною обширную панораму. Восточный горизонтъ былъ заслоненъ грядою дальнихъ вытянувшихся полукругомъ горъ. Обнаженныя песчаныя вершины и бока ихъ желтѣли отъ яркаго освѣщенія. Изъ этой желтой основы выдѣлялись большія темныя груды мусора и неизбѣжные при нихъ элеваторы. А по всей обширной, погруженной въ тѣнь, долинѣ, охваченной гористымъ полукругомъ, раскинулись безпорядочными группами деревушки съ ихъ бѣлѣющими коттеджами рабочихъ, зеленѣющими садами, огородами и виноградниками. — Вернувшись на дорогу, я пошелъ далѣе и вскорѣ увидѣлъ передъ собою обширную пустынную площадь съ хрящеватымъ грунтомъ, перерытую изъ одного конца въ другой, такъ что по ней то и дѣло приходилось подниматься и спускаться по наваленнымъ песчанымъ грудамъ, поросшимъ мѣстами скудною травой. Это и былъ столь памятный для горожанъ Юрика-стокадъ. Здѣсь въ 1854 году десятки тысячъ народа, добывая золото, разрывали почву. Когда наплывъ пришельцевъ со всѣхъ краевъ оказался черезчуръ сильнымъ, то правительство задумало повысить налогъ за право добыванія золота до 3 фунтовъ стерлинговъ. Золотоискатели отказались вносить такую высокую подать. Губернаторъ выслалъ противъ нихъ военный отрядъ. Засѣвъ въ ямахъ и за полисадами, рабочіе встрѣтили его ружейнымъ огнемъ. Завязалась упорная перестрѣлка. Наконецъ, отрядъ взялъ приступомъ на-скоро сооруженныя укрѣпленія и заставилъ рудокоповъ сложить оружіе. Съ той и другой стороны легли сотни убитыхъ и раненныхъ. Несмотря на одержанную солдатами побѣду, правительство все-таки уступило и налогъ былъ опять пониженъ до полутора фунтовъ стерлинговъ. Павшихъ, при этой вполнѣ безцѣльной стычкѣ, похоронили на городскомъ кладбищѣ, и теперь останки ихъ мирно покоятся другъ возлѣ друга подъ двумя памятниками, воздвигнутыми — одинъ въ честь правительственныхъ солдатъ, а другой въ честь возставшихъ золотоискателей. Оба памятника, казалось намъ, служатъ здѣсь краснорѣчивымъ упрекомъ не столько павшимъ солдатамъ и рабочимъ, сколько тѣмъ соціальнымъ условіямъ, благодаря которымъ общество подъ фирмою законовъ доводится до подобныхъ кровавыхъ раздѣлокъ.
Теперь золото добывается по всѣмъ правиламъ современной техники. Тѣ же рудокопы извлекаютъ его изъ нѣдръ земли, но не для себя, какъ бывало прежде, а для акціонерныхъ компаній. Члены послѣднихъ на упомянутой нами выше биржѣ производятъ торгъ или скорѣе азартную игру акціями. Все это совершается, конечно, не столь дикимъ, болѣе цивилизованнымъ образомъ. Тѣмъ не менѣе и теперь также, подъ охраною законовъ, волнуютъ людей тѣ же страсти, та же погоня за скорой наживой, и правительство все также насильственнымъ образомъ поддерживаетъ ничѣмъ не оправдываемыя стяжанія биржевыхъ азартныхъ игроковъ, которые, благодаря случайному подъему акцій, не исполнивъ сами никакого производительнаго труда, дѣлаются обладателями всемогущихъ капиталовъ.
Чтобы убѣдиться, насколько успокоились и умиротворились нынѣ жители Балларата, стоитъ только обратиться въ противоположную отъ Юрикъ-стокада часть города, т. е. къ западнымъ окраинамъ его, гдѣ не видать ни раскопокъ, ни минъ съ ихъ элеваторами. Туда отправляются балларатцы отдохнуть въ паркахъ и садахъ отъ золотопромышленныхъ тревогъ. Я случайно встрѣтилъ въ городѣ одного изъ спутниковъ, съ которымъ мы совершили переѣздъ на пароходѣ изъ Европы въ Австралію. Онъ предложилъ мнѣ свои услуги, съ тѣмъ, чтобы познакомить съ загородными прогулками, желая показать мнѣ городъ съ наилучшей его стороны. Въ своемъ богге повезъ онъ меня прежде всего въ такъ называемый ботаническій садъ. Но такое названіе отнюдь не должно насъ вводить въ заблужденіе. Замѣтимъ здѣсь разъ навсегда, что второстепенные города въ Австраліи имѣютъ поползновеніе во всемъ подражать столицѣ и по возможности ни въ чемъ не отставать отъ нея. Оттого нерѣдко случается, что разнымъ учрежденіямъ придаютъ здѣсь названія, вовсе имъ не свойственныя. Такъ точно и въ настоящемъ случаѣ: Мельбурнъ гордится своимъ ботаническимъ садомъ, который, какъ мы уже знаемъ, въ былое время, подъ управленіемъ ботаника Мюллера, дѣйствительно имѣлъ право такъ называться. Чтобы не отстать въ этомъ отношеніи, жители въ Балларатѣ обыкновенному саду для гуляющихъ придали также названіе ботаническаго. Онъ, впрочемъ, отличается прекрасными аллеями и изобилуетъ всякаго рода цвѣтами, какими украшаются обыкновенно европейскіе сады. По сосѣдству съ нимъ, въ обширномъ паркѣ, носящемъ точно также, какъ и въ Мельбурнѣ, названіе королевскаго (Royal Park), находится большой ресторанъ, въ которомъ по воскреснымъ днямъ собираются пріѣхавшіе сюда подышать чистымъ воздухомъ горожане. Миновавъ тѣнистый паркъ, мы выѣхали изъ-за деревьевъ на просторъ и увидѣли передъ собою синюю гладь обширнаго, почти круглаго озера, величиною версты двѣ въ діаметрѣ.
Открывавшаяся передъ нами полная жизни картина поразила меня тѣмъ болѣе, что въ Австраліи вообще рѣдко встрѣчаются подобныя привлекательныя мѣстности. Какъ зеркало стлалась спокойная поверхность ясныхъ водъ, и въ ней отчетливо отражались лѣса и кустарники, почти со всѣхъ сторонъ окаймляющіе озеро. Только небольшая часть дальняго берега застроена красивыми дачами, которыя съ ихъ верандами и башенками такъ же отчетливо виднѣлись въ водѣ въ опрокинутомъ видѣ. Съ дальней пристани отчалилъ пароходикъ, перевозившій гуляющихъ къ противоположному берегу. Нѣсколько яхтъ, распустивъ паруса и сильно наклонясь на бокъ, бороздили водную поверхность по всѣмъ направленіямъ, а между ними тутъ и тамъ носились многовесельныя длинныя лодки, развозя по озеру веселыя компаніи. Въ болѣе удаленныхъ отъ шумнаго движенія заводяхъ, подъ сѣнью развѣсистыхъ деревъ изъ рода эйкалиптовъ, очень похожихъ издали на наши плакучія ивы, сидѣли притаясь рыбаки, внимательно слѣдя за поплавками закинутыхъ въ воду удочекъ. Около часу объѣзжали мы озеро по отличному окружающему его шоссе, любуясь живымъ пейзажемъ, представлявшимся намъ съ разныхъ сторонъ всякій разъ въ новомъ видѣ. Указавъ на два зданія, выглядывавшія изъ-за кустовъ на двухъ противоположныхъ сторонахъ озера, мой знакомый сказалъ:
«Въ томъ домѣ направо живетъ нашъ англійскій епископъ, а въ коттеджѣ на лѣвомъ берегу — католическій. Это — злѣйшіе враги въ нашемъ мирномъ городѣ. Мы ихъ и размѣстили по разнымъ сторонамъ озера; а иначе они, изъ пущей религіозной ревности, готовы придушить другъ друга. Теперь же, переглядываясь черезъ озеро, они не мѣшаютъ намъ спокойно предаваться удовольствіямъ».
И въ самомъ дѣлѣ, здѣсь, на синихъ водахъ и по зеленѣющимъ берегамъ, горожане имѣютъ возможность вполнѣ умиротвориться и забыть всякія страстныя погони за золотомъ, биржевыя азартныя спекуляціи и даже религіозныя распри. Не даромъ балларатцы такъ любятъ свое озеро и такъ гордятся его красотами.
Уѣзжая изъ Балларата, я на прощаньи обратился было къ своему знакомому, какъ къ давнишнему жителю въ здѣшнемъ краѣ, за совѣтомъ касательно дальнѣйшаго маршрута. Но увы! я отъ него не могъ добиться никакого дѣльнаго совѣта.
— «Зачѣмъ вамъ ѣхать еще далѣе? говорилъ онъ: — вы тамъ не найдете ничего интереснаго».
Не въ первый разъ пришлось мнѣ слышать такія заявленія отъ мѣстныхъ жителей. Предполагая, что путешественника могутъ интересовать только города, отличающіеся величественными зданіями, монументами, театрами и т. п. или, по крайней мѣрѣ, какія-нибудь грандіозныя явленія природы въ родѣ горъ съ снѣжными вершинами, водопадовъ или вулкановъ, они недоумѣваютъ, какой интересъ можетъ быть въ посѣщеніи только что возникающихъ городовъ, съ ихъ лачужками среди пустопорожней мѣстности, гдѣ не найдется даже порядочной гостинницы. А между тѣмъ, для всякаго, желающаго ознакомиться съ краемъ, именно эти города, въ разныхъ фазисахъ ихъ развитія, гораздо любопытнѣе всякихъ здѣшнихъ памятниковъ и разныхъ архитектурныхъ произведеній. Это — своего рода сравнительное изученіе городовъ — въ томъ же смыслѣ, какъ разумѣютъ сравнительную анатомію или сравнительное землевѣдѣніе, по опредѣленію современныхъ географовъ. И въ самомъ дѣлѣ: посѣщая разныя развивающіяся мѣстечки — смотря по тому, находятся ли въ нихъ наскоро сколоченныя лачужки или болѣе благовидныя постройки, мы въ воображеніи можемъ себѣ представить, каковы были Балларатъ или Мельбурнъ въ первые годы ихъ возникновенія, и такимъ образомъ передъ нами наглядно проходятъ всѣ фазисы многолѣтняго развитія болѣе или менѣе законченныхъ нынѣ городовъ. Итакъ, вопреки совѣтамъ моего знакомаго, я рѣшился продолжать поѣздку по желѣзной дорогѣ на сѣверъ.
Поѣздъ все время шелъ по хребтамъ такъ называемыхъ здѣсь Пириней, у которыхъ, впрочемъ, съ европейскими горами того же имени нѣтъ ничего общаго, кромѣ названія. По сторонамъ рельсоваго пути выдѣлялись отдѣльныя вершины горъ, похожихъ скорѣе на холмы. На зеленѣющихъ лугахъ, по скатамъ и долинамъ во множествѣ желтѣли яркіе цвѣты одуванчиковъ, случайно занесенныхъ сюда изъ Европы и, какъ видно, быстро распространившихся по краю. Мѣстами земля перерыта золотоискателями. Раскопки производились даже въ чащѣ лѣсовъ, которыми приходилось намъ проѣзжать. Попадалось также не мало минъ съ ихъ элеваторами. Послѣднихъ особенно много показалось около города Кестльмена, близь котораго виднѣлась одна изъ наиболѣе высокихъ вершинъ горы Александра, поднимающейся до 4,000 футъ надъ поверхностью моря и извѣстной по чрезвычайно богатымъ золотымъ пріискамъ. Жилища, попадавшіяся по дорогѣ, состояли большею частью изъ досчатыхъ домиковъ съ кирпичными трубами, какъ бы приставленными къ задней стѣнѣ дома, такъ что труба, въ которую выходитъ дымъ изъ большого открытаго камина въ комнатѣ, вся отъ основанія до верху находится снаружи строенія. Тутъ живутъ рабочіе, между которыми не мало китайцевъ, промышляющихъ промывкою золотоноснаго песка. Они перерываютъ здѣсь груды, покинутыя прежними рудокопами, какъ нестоющія дальнѣйшей разработки, вслѣдствіе скуднаго содержанія въ нихъ золота. Неприхотливые китайцы довольствуются, однако, даже этими заброшенными остатками. Послѣ четырехъ часовъ ѣзды отъ Балларата, поѣздъ подкатилъ къ станціи въ городѣ, носящемъ оффиціальное названіе Сандёрста, но извѣстнаго здѣсь болѣе подъ туземнымъ именемъ Бендиго. Такъ же называется и протекающая подъ городомъ рѣчка.
Быть въ Римѣ и не видать папы — быть въ Австраліи и не видать ни Балларата, ни Бендиго! И въ самомъ дѣлѣ, мѣста, въ родѣ Аделаиды, всецѣло переносятъ васъ въ Англію. Даже Мельбурнъ по наружности много напоминаетъ собою англійскіе города. Балларатъ и Бендиго, напротивъ того, мало походятъ на послѣдніе, несмотря даже на то, что и въ нихъ уличная обстановка, съ ея зданіями и магазинами, созидается по англійскому образцу. Но мѣстныя особенности придаютъ имъ отличительный характеръ, такъ что они, можно сказать, представляютъ собою своеобразные типы въ золотоносныхъ мѣстностяхъ Австраліи. Оттого-то Аделаида, напримѣръ, производитъ на васъ скорѣе впечатлѣніе провинціальнаго мѣстечка, подражающаго во всемъ англійской столицѣ; тогда какъ эти типичные австралійскіе города, хотя и считаются второстепенными, имѣютъ свою собственную физіономію, свой, имъ только свойственный, пошибъ, отнюдь не напоминающій о подражаніи чему бы то ни было.
Таковъ, между прочимъ, и Сендёрстъ, Бендиго тожъ. Главная улица его состоитъ изъ одного ряда магазиновъ, табачныхъ и мелочныхъ лавокъ, торгующихъ виномъ, баронъ и отелей. А противъ фасада этихъ, большею частью трехъ этажныхъ, зданій раскинулся просторный паркъ, въ которомъ какъ разъ передъ окномъ моей комнаты въ гостинницѣ, работаетъ золотоносная мина. Позади парка подымается высокій холмъ, на плоской вершинѣ котораго красуется большое зданіе въ готическомъ вкусѣ. Середина его занята церковью, а два просторныхъ флигеля по обѣ стороны ея вмѣщаютъ въ себѣ школы, одну для мальчиковъ, другую для дѣвочекъ. По окончаніи классовъ, ученики и ученицы шумно и весело сбѣгаютъ по крутому скату и разсыпаются по парку, спѣша домой въ разные концы города. Позади церкви, на плоской возвышенности холма, среди луговъ, синѣютъ два небольшихъ озера съ зеленѣющими островками, гдѣ живутъ одни только черные лебеди и разныхъ породъ утки. За озерами вы опять видите продолженіе улицъ и городскихъ строеній, т. е. дома, коттеджи и неизбѣжныя мины. Хотя Бендиго, въ которомъ около 26,000 жителей, и уступаетъ Балларату по величинѣ и населенію, но минъ въ немъ немногимъ развѣ менѣе, чѣмъ въ послѣднемъ. Въ нихъ однѣхъ паровыхъ машинъ считается до 225. Оригинальнымъ показалось мнѣ, между прочимъ, положеніе ратуши въ городѣ. Кирпичное зданіе ея помѣщается на большой площади. Съ одной стороны его, расположился подъ навѣсами сѣнной рынокъ, куда привозится пресованная овсяная солома, замѣняющая здѣсь наше сѣно; а съ другой — также подъ навѣсами — мясной рынокъ, гдѣ, кромѣ мяса, продается всякая живность и зелень. Благодаря такому расположенію, администрація думы прямо изъ оконъ можетъ наблюдать за подлежащимъ ея вѣдѣнію порядкомъ торговли.
Какъ въ Балларатѣ, такъ и вообще на золотыхъ пріискахъ, встрѣчается много китайцевъ. Прежде, когда золото находилось еще въ верхнихъ слояхъ земли и добывалось промывкою золотоноснаго песка, ихъ было здѣсь гораздо болѣе, но и въ настоящее время въ Бендиго находится около тысячи выходцевъ изъ Небесной имперіи. Живутъ они цѣлыми кучами въ отдѣльной части города, устроивая изъ досокъ лачужки, похожія скорѣе на нагроможденныя другъ на дружку голубятни. Стоитъ только видѣть ихъ тѣсныя, грязныя жилища, чтобы понять, что никакой европейскій рабочій, привыкшій къ нѣкоторымъ удобствамъ, не въ состояніи угоняться за китайцами по части дешевизны задѣльной платы, тѣмъ болѣе, что и скудная пища, состоящая большею частью изъ риса и маленькой чашки чая, обходится имъ также очень дешево. Благодаря этому, китайцы и могутъ работать за половинную цѣну противъ европейцевъ. Многіе изъ этихъ сыновъ Небесной имперіи занимаются стиркой бѣлья. Стираютъ они хорошо и такъ дешево, что никакія прачки не въ состояніи соперничать съ ними.
Къ особенностямъ городовъ въ колоніи Викторіи слѣдуетъ отнести, между прочимъ, то обстоятельство, что въ нихъ не вошли въ употребленіе конно-желѣзныя дороги. Ихъ не видать ни въ Мельбурнѣ, ни въ Балларатѣ, ни въ Бендиго. Несмотря на это, жители, благодаря омнибусамъ, пользуются хорошими и недорогими средствами сообщенія между далеко раскинутыми, вслѣдствіе обширныхъ минныхъ построекъ, частями города. Отсутствіе конокъ происходитъ отчасти вслѣдствіе холмистой мѣстности, изобилующей довольно крутыми спусками, такъ что по улицамъ города приходится то подниматься на высоты, то спускаться въ долины.
Въ одной изъ такихъ долинъ, гдѣ не такъ еще давно тысячи народа занимались промывкою золотоноснаго песка, я нашелъ кирпичные и гончарные заводы, которыми промышляетъ Бендиго. Красная и отчасти желтобурая почва, сильно изрытая уже золотоискателями, теперь вновь перерывается заводами, такъ что обширная долина съ ея потокомъ, по сѣрому сланцевому дну котораго едва сочится тонкимъ слоемъ скудная вода, являетъ крайне неприглядную картину разрушенія. Но разрушеніе въ этомъ мѣстѣ обусловливаетъ собою созиданіе въ другомъ. Вообще, можно замѣтить, что вездѣ въ Австраліи созидающими силами являются золото и вода. Первое служило и служитъ все еще одною изъ главныхъ притягательныхъ силъ, увлекающихъ тысячи пришельцевъ во внутрь пустыннаго края. Но безъ воды невозможно было бы ни промывать золотоносный песокъ, ни разработывать кварцевую руду. Безъ воды, сверхъ того, не можетъ существовать овцеводство. А потому даже такіе скудные потоки, какъ Бендиго, считаются въ маловодной Австраліи однимъ изъ главныхъ средствъ къ обогащенію колонистовъ, занимающихъ поселенія по берегамъ рѣчки.
Первыми поселенцами въ краѣ являются обыкновенно овцеводы и скотопромышленники. Даже золотые пріиски зачастую открывались пастухами. Когда по странѣ разносился слухъ о богатыхъ пріискахъ, то мѣстное населеніе росло не по днямъ, а по часамъ, чѣмъ, въ свою очередь, пользовались овцеводы и скотопромышленники, сбывая нахлынувшимъ пришельцамъ мясо за относительно высокую цѣну. Благодаря такому выгодному сбыту, стада овецъ и рогатаго скота умножались изъ года въ годъ, а проложеніе рельсоваго пути открыло скотопромышленникамъ новые, болѣе отдаленные рынки для сбыта. Такъ точно и Бендиго сталъ теперь средоточіемъ обширнаго скотоводства, развившагося въ его окрестностяхъ. Въ виду этого, на одномъ изъ холмовъ близь города, устроены большіе загоны, какъ для рогатаго скота, такъ и для овецъ. Скотопромышленники сгоняютъ сюда свой живой товаръ большими партіями и оставляютъ его въ загонахъ, пока не откроется возможность препроводить скотъ по желѣзной дорогѣ въ Мельбурнъ. Тутъ же, по сосѣдству, находится бойня. Но ее — замѣчу мимоходомъ — узналъ я отнюдь не по запаху, какъ легко узнаются обыкновенно наши на большомъ пространствѣ заражающія воздухъ русскія бойни. Здѣсь, напротивъ, я догадался, что передо мною бойня тогда только, когда подошелъ къ большимъ воротамъ ея и заглянулъ во внутренніе просторные дворы, содержимые въ большой чистотѣ.
Отправляясь на другой день далѣе на сѣверъ, по желѣзной дорогѣ, я на одной изъ станцій засталъ товарный поѣздъ, состоящій изъ четырнадцати вагоновъ, биткомъ набитыхъ овцами. Для перевозки, какъ овецъ, такъ и рогатаго скота, употребляются обыкновенно вагоны съ рѣшетчатыми стѣнками, иначе животныя задохнулись бы въ спертомъ воздухѣ.
Теперь цѣлью моей поѣздки былъ городъ Ичука, про который мнѣ еще въ Мельбурнѣ говорили, что это, по быстротѣ развитія — австралійскій Чикаго. Мы помнимъ, каковъ былъ Чикаго въ ранній періодъ его существованія, когда ему едва минуло двадцать лѣтъ отъ основанія: въ немъ уличная жизнь била тогда такимъ живымъ ключомъ, что даже посторонній посѣтитель невольно уносился неугомонною толпою, заражаясь стремленіемъ къ животрепещущей дѣятельности. Помня это, я, признаться, съ сильнымъ интересомъ подъѣзжалъ къ Ичукѣ, которая существуетъ такъ же лѣтъ около двадцати. Но, прибывъ на мѣсто, я сразу долженъ былъ убѣдиться, что въ дѣйствительности этотъ городъ обладаетъ весьма сомнительными задатками для того, чтобы хоть въ отдаленномъ будущемъ сравниться съ американскимъ Чикаго. Къ такому заключенію пришелъ я не оттого, что Ичука состоитъ всего изъ двухъ немощеныхъ улицъ, изъ которыхъ одна тянется вдоль берега Муррея, а другая пролегаетъ параллельно съ нею, не оттого, что здѣсь, кромѣ отеля, банка, думы и почтамта, воздвигнутыхъ изъ кирпича, всѣ остальные дома деревянные, одноэтажные, не оттого также, что населеніе здѣсь не достигаетъ еще и десяти тысячъ душъ. Нѣтъ! Вѣдь и американскій городъ не за ночь выстроился и заселился. Но разочарованіе мое возникло главнымъ образомъ вслѣдствіе недостатка живого движенія по малолюднымъ улицамъ, вслѣдствіе отсутствія у горожанъ той неугомонной дѣятельности, какая невольно сообщается всякому пріѣзжему, заставляя быстрѣе обращаться кровь въ жилахъ. Здѣсь, напротивъ, теченіе жизни совершается гораздо спокойнѣе, чтобы не сказать даже вяло, и нѣтъ никакихъ признаковъ дальнѣйшаго расширенія города. Я не замѣтилъ даже, чтобы въ немъ принимались за постройку новыхъ домовъ. Онъ какъ будто завершилъ уже свое развитіе и не имѣетъ въ виду двинуться много впередъ. Если ужь сравнивать австралійскій городъ съ американскимъ, на что такъ падки здѣшніе жители, то можно, пожалуй, придти къ такому выводу, что Ичука относится къ Чикаго такъ же, какъ вся маловодная Австралія, съ ея обширными пастбищами, относится къ Соединеннымъ Штатамъ, съ ихъ судоходными рѣками и энергическимъ населеніемъ. Не будь въ Австраліи чрезвычайно богатыхъ золотыхъ пріисковъ, она вынуждена была бы ограничиться чуть ли не однимъ овцеводствомъ, и внутреннія области ея состояли бы большею частью изъ пустынныхъ пастбищъ, рѣдко населенныхъ полусонными пастухами. Вотъ еще одинъ изъ признаковъ мѣшкотнаго поступательнаго движенія въ здѣшнихъ городахъ: въ какомъ-нибудь быстро возрастающемъ американскомъ мѣстечкѣ, въ первый періодъ его развитія, когда оно только что начинаетъ обстроиваться, сразу кладутся газовыя трубы и строятся водопроводы, такъ что жители не успѣли еще занять новыхъ, только что сколоченныхъ зданій, а газъ и вода уже готовы къ ихъ услугамъ и проводятся во всѣ дома. Въ Ичукѣ нѣтъ ничего подобнаго: какъ на улицахъ, такъ и въ домахъ для освѣщенія пользуются фотогеномъ. На песчаныхъ улицахъ почти не видать экипажей; прохожихъ попадается мало, да и тѣ бредутъ какъ-будто безъ цѣли. Между ними встрѣчаются также праздношатающіеся черные туземцы, одѣтые въ сильно поношенное европейское платье. Одни только китайцы, словно муравьи, вѣчно заняты какимъ-нибудь дѣломъ: перенося на плечѣ клади въ большихъ корзинахъ на обоихъ концахъ коромысла, они проворно сѣменятъ по песчаному тротуару, то и дѣло присѣдая подъ тяжелою ношею.
Въ виду такой малоподвижной жизни, недоумѣваешь даже — съ какой стати жителямъ вздумалось прибѣгать къ невыгодному для нихъ сравненію съ американскимъ городомъ. Мое недоумѣніе, впрочемъ, разрѣшилось отчасти, когда, пройдя по берегу Муррея, я увидѣлъ на его мутно-зеленыхъ водахъ пять пароходиковъ близъ пристани. Оказывается, что въ зимніе мѣсяцы, т. е. отъ мая до до сентября, эти суда ходятъ во время половодья какъ вверхъ, такъ и внизъ по рѣкѣ, поднимаясь также по впадающимъ въ Муррей Дарлингу и Мурембидже. Кромѣ шерсти, изъ Ичуки вывозится много кожъ и лѣсу. Съ открытіемъ навигаціи городъ оживаетъ и тогда, какъ говорили мнѣ, происходитъ въ немъ довольно бойкое коммерческое движеніе. Съ наступленіемъ же знойнаго сухого лѣта вода въ рѣкахъ мелѣетъ, такъ что пароходы бываютъ вынуждены прекратить свои рейсы. Мнѣ такъ и не удалось проѣхаться хоть сколько-нибудь по Муррею. Ичука считается, однако, одною изъ самыхъ важныхъ рѣчныхъ гаваней въ колоніи Викторіи. Можно судить по этому, какими относительно скудными средствами воднаго сообщенія надѣлена страна отъ природы. Вѣдь Муррей самая большая рѣка въ Австраліи, и въ него вливаются другіе большіе потоки, вслѣдствіе чего онъ и прозванъ жителями австралійскимъ Миссиссипи. Однако, движеніе судовъ по послѣднему совершается круглый годъ, до крайней мѣрѣ, въ нижнемъ теченіи его, такъ что и въ этомъ случаѣ австралійскій Миссиссипи настолько же походитъ на американскій, насколько Ичука — на Чикаго. Даже самые пароходики, которые стояли у города, предназначены болѣе для перевозки незначительнаго груза, нежели пассажировъ. Недалеко отъ пристани на водѣ увидѣлъ я между прочимъ баракъ, принадлежащій, какъ значится на надписи надъ воротами, здѣшнему яхтъ-клубу. Тутъ же засталъ я сидящаго на берегу джентльмэна: закинувъ удочку въ воду, онъ внимательно слѣдилъ за поплавкомъ. Этотъ рыболовъ показался мнѣ нагляднымъ олицетвореніемъ царствующаго покоя въ здѣшнихъ мѣстахъ, гдѣ жители, какъ видно, не обуреваемы суетными тревогами американскаго неугомоннаго движенія впередъ.
Ичука — пограничный городъ колоніи Викторіи. Противоположный правый берегъ Муррея входитъ уже въ составъ сосѣдней олоніи Новаго Южнаго Валлиса. Переѣхавъ по желѣзнодорожному мосту на другую сторону рѣки, поѣздъ, съ которымъ я отправился далѣе, остановился у пограничной таможни, въ виду незначительнаго мѣстечка на правомъ берегу. Тутъ чемоданъ мой, ужь и не помню въ который разъ, вновь подвергся таможенному осмотру. Послѣ непродолжительной, впрочемъ, остановки, поѣздъ помчался по довольно плоской мѣстности, частью поросшей невеселыми лѣсами эйкалиптовъ, частью покрытой неоглядными пастбищами. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ лѣса выжигались и готовились поселенцами подъ пашню. Станціи, гдѣ машина запасалась водой и топливомъ, состояли изъ простыхъ, грубо сколоченныхъ бараковъ, возлѣ которыхъ рабочіе раскинули свои походныя палатки. При одной изъ станцій, среди пустыннаго лѣса, положено даже начало новаго города. Тутъ между деревьями виднѣлись наполовину выстроенные деревянные домики; между ними по вывѣскамъ можно было узнать отель, лавку съѣстныхъ и мелочныхъ товаровъ, потомъ бараки сапожника и сѣдельника; эти ремесленники, повидимому, прежде всѣхъ поселяются въ дѣвственныхъ мѣстахъ. Послѣ трехчасового переѣзда локомотивъ остановился въ Дениликинѣ, гдѣ окончательно прекращается рельсовый путь.
Расположенный на берегу рѣчки Эдуарда (Edwards river), городокъ состоитъ всего изъ трехъ немощеныхъ улицъ и нѣсколькихъ поперечныхъ переулковъ. Большихъ зданій въ немъ, конечно, нѣтъ, а все-таки здѣсь находятся нетолько отели, почтамтъ и телеграфная станція, но и хорошо содержимая больница, аптека, нѣсколько банковъ, публичная читальня, вообще — всѣ неизбѣжныя принадлежности всякаго австралійскаго города, какъ бы молодъ и малъ онъ ни былъ. Однако, Дениликинъ играетъ важную роль, служа сборнымъ пунктомъ для обширнаго края, омываемаго самыми большими рѣками континента, а именно Мурреемъ и притоками его Мурембидже и Дарлингомъ. Эта область многорѣчья носитъ названіе Риверины (Riverina). Хотя въ ней найдется мало мѣстъ, удобныхъ для выгоднаго хлѣбопашества, за то въ покрытыхъ отчасти солончаками равнинахъ она представляетъ весьма благопріятныя условія для развитія обширнаго скотоводства. Предназначенная отъ природы быть пастушескимъ краемъ, область Риверины — настоящее Эльдорадо для богатыхъ овцеводовъ; къ тому же не совсѣмъ удобная для воздѣлыванія хлѣбовъ почва избавляетъ здѣсь скваттеровъ отъ столь ненавистнаго для нихъ сосѣдства мелкихъ фермеровъ, или такъ называемыхъ селекторовъ.
Хотя весь край, съ его городомъ Дениликиномъ, и входитъ въ составъ колоніи Новаго и Южнаго Валлиса, однако, находясь слишкомъ далеко отъ столицы ея, Сиднея, и будучи связанъ рельсовымъ путемъ съ Мельбурномъ, онъ всѣми своими интересами гораздо болѣе тяготѣетъ къ сосѣдней колоніи Викторіи. Здѣшніе промышленники отправляютъ шерсть и другія произведенія скотоводства по желѣзной дорогѣ въ Мельбурнъ, а взамѣнъ того вывозятъ оттуда жизненные припасы и всякіе предметы для домашняго обихода. Мало того, самый удобный перѣездъ изъ Сиднея въ Дениликинъ совершается теперь по желѣзнымъ дорогамъ черезъ Мельбурнъ. Такъ что для жителей Риверины было бы, казалось, цѣлесообразнѣе, еслибъ ихъ область примкнула къ колоніи Викторіи. Но они до того проникнуты здѣсь духомъ сепаратизма, что скорѣе рѣшатся образовать самостоятельную колонію, въ которой въ такомъ случаѣ столицею, надо полагать, будетъ Дениликинъ. Какъ во всякомъ пастушескомъ краѣ, населеніе здѣсь, разумѣется, никогда не можетъ достичь значительныхъ размѣровъ. За то страна теперь уже изобилуетъ овцами и рогатымъ скотомъ. Здѣсь я ознакомился нѣсколько съ мѣстнымъ овцеводствомъ, посѣщая изъ Дениликина окрестныя хозяйства или, какъ называютъ ихъ въ Австраліи, овцеводныя станціи (Sheep-station).
Одна изъ такихъ станцій, верстахъ въ пяти отъ Дениликина, занимаетъ пространство въ 140,000 акровъ. Ровная мѣстность въ различныхъ направленіяхъ со всѣхъ сторонъ обведена изгородями, состоящими изъ столбовъ, въ пробуравленныя отверстія которыхъ протянуты проволоки въ пять или шесть рядовъ, лишь бы овца не могла пролѣзть. Такая проволочная изгородь обходится здѣсь по сорока фунтовъ стерлинговъ за англійскую милю, а вся она тянется миль на восемьдесять, такъ что расходъ на нея составляетъ уже капиталъ въ 3,200 фунтовъ стерлинговъ. За то хозяинъ избавленъ отъ необходимости содержать большое число пастуховъ для своихъ овецъ.
Войдя въ ворота, я направился по пролегающей лугомъ дорогѣ къ небольшой группѣ эйкалиптовъ, въ тѣни которыхъ виднѣлась крыша одноэтажнаго дома. Это было жилище владѣльца станціи или, по здѣшнему, скваттера: Такое названіе заимствовано у американцевъ, но въ Австраліи оно получило иное мѣстное значеніе. Въ Соединенныхъ Штатахъ Сѣверной Америки скваттеромъ называютъ всякаго, кто, отправляясь въ края дальнаго запада, захватываетъ тамъ никѣмъ еще не занятыя дѣвственныя земли и воздѣлываетъ ихъ, не внося за то никакой платы. То и дѣло подвергаясь опасности нападенія со стороны охотничьихъ племенъ краснокожихъ, скваттеръ, постоянно вооруженный, хозяйничаетъ, впрочемъ, безпрепятственно, пока не появятся въ краѣ настоящіе фермеры и не займутъ участки на установленныхъ правительствомъ условіяхъ. Тогда скваттеръ, пользуясь правомъ первенства при покупкѣ участковъ отъ правительства, продаетъ свое право фермеру, которому приглянулось его мѣсто, а самъ отправляется далѣе на западъ, съ тѣмъ, чтобы тамъ опять захватить безплатно новый, никѣмъ незанятый участокъ. Этотъ своего рода кочующій хлѣбопашецъ Сѣверной Америки и есть настоящій піонеръ земледѣльческой культуры въ странѣ[1]. Совсѣмъ иное дѣло скваттеръ въ Австраліи. Онъ, правда, также занимаетъ для своихъ стадъ свободныя, неотчужденныя еще пространства, что и подало поводъ примѣнить къ нему такое прозвище; но, помимо этого, такъ сказать, неузаконеннаго до поры до времени занятія земли, у него нѣтъ ничего болѣе общаго съ американскимъ скваттеромъ. Австралійскимъ овцеводомъ можетъ быть только человѣкъ, обладающій достаточнымъ капиталомъ для того, чтобы обзавестись нѣсколькими тысячами овецъ и обнести пастбище дорого стоющею, какъ мы видѣли, изгородью, тогда какъ скваттеръ въ Америкѣ начинаетъ, можно сказать, почти ни съ чѣмъ: лошадь, ружье, плугъ и топоръ — вотъ въ крайности наиболѣе необходимыя принадлежности его хозяйства. Какъ капиталистъ, занимающій притомъ обширныя пространства земель, австралійскій скваттеръ считается въ нѣкоторомъ родѣ аристократомъ; тогда какъ американскій, напротивъ, демократъ, въ самомъ широкомъ значеніи этого слова. Хотя австралійскіе овцеводы не всегда пріобрѣтаютъ занятыя ими земли въ собственность, а пользуются пастбищами лишь на правахъ арендаторовъ, хотя правительство и удерживаетъ за собою право на продажу селекторамъ мелкихъ участковъ, которые окажутся годными для хлѣбопашества, но здѣшніе скваттеры большею частью сами стараются заблаговременно пріобрѣсть такіе участки и устраиваютъ свои дѣла такъ, что селекторамъ не легко бываетъ проникнуть въ захваченныя ими подъ овцеводство владѣнія. Такъ что, въ концѣ концовъ, скваттеръ, внося исправно ренту, можетъ считаться настоящимъ владѣльцемъ неоглядныхъ, занятыхъ имъ пастбищъ. Благодаря такимъ мѣстнымъ условіямъ, здѣшніе овцеводы и играютъ роль настоящихъ аристократовъ въ молодой странѣ, гдѣ не успѣла еще сложиться родовая аристократія, подобная европейской.
Уподобляясь многоземельнымъ ландлордомъ Великобританіи, скваттеръ вмѣстѣ съ тѣмъ считаетъ своею обязанностью оказывать широкое гостепріимство всякому, случайно забредшему на его станцію пришельцу. Такая, якобы аристократическая, черта связана отчасти съ мѣстными хозяйственными условіями. И въ самомъ дѣлѣ, содержа при многочисленныхъ стадахъ весьма ограниченное число пастуховъ, скваттеръ во время стрижки овецъ нуждается въ большомъ числѣ рабочихъ рукъ. Въ такое время рабочіе артелями переходятъ обыкновенно отъ одной станціи къ другой, предлагая свои услуги. Но если для нихъ и не предстоитъ никакой работы, то имъ все-таки не отказывается въ пріютѣ. На станціи, которую я посѣтилъ, стрижка была уже окончена и шерсть упакована, такъ что никакого дѣла не предвидѣлось, но, несмотря на это, я засталъ тамъ человѣкъ шесть пришлыхъ рабочихъ, помѣстившихся на ночь въ нарочно на такой случай отведенномъ баракѣ, гдѣ для нихъ готовился ужинъ. На другое утро они отправились далѣе, имѣя въ виду точно такъ же прогостить на слѣдующей затѣмъ станціи. Перекочевывая такимъ образомъ съ мѣста на мѣсто, они останавливаются по долгу только тамъ, гдѣ находятъ работу.
Въ домѣ, убранномъ нетолько съ надлежащимъ комфортомъ, но даже съ нѣкоторою роскошью и окруженномъ снаружи прекрасною верандою, я не засталъ самого владѣльца. Вмѣсто него тутъ жилъ инспекторъ съ своей семьей. Самъ же хозяинъ по окончаніи стрижки отправился въ Мельбурнъ, куда отвезена была упакованная шерсть для сдачи въ тамошній шерстяной складъ. Продавъ свою партію шерсти, скваттеръ имѣетъ въ виду отправиться затѣмъ въ Лондонъ, гдѣ и проживетъ, конечно, большую часть вырученныхъ имъ капиталовъ. Въ Австраліи, надо замѣтить, вообще сильно практикуется та-же пагубная система абсентеизма, которая составляетъ одну изъ причинъ столь бѣдственнаго и крайне смутнаго состоянія дѣлъ въ Ирландіи. Въ свое имѣніе владѣлецъ заѣзжаетъ лишь но временамъ, да и то на короткій лишь срокъ, пригоняя всякій разъ такъ, чтобы пробыть тамъ время стрижки, которая производится въ октябрѣ и ноябрѣ, въ особо для того устроенныхъ обширныхъ баракахъ. При станціи считается до тридцати тысячъ овецъ и сверхъ того до полуторы тысячи рогатаго скота, который пасется въ особомъ паддокѣ, какъ называютъ здѣсь отгороженное пастбище. Лошади, около сорока штукъ, также ходятъ но волѣ, за исключеніемъ двухъ или трехъ, которыя постоянно стоятъ осѣдланными близь дома, для того, чтобы во всякій моментъ быть наготовѣ для инспектора и его помощниковъ. Прибавимъ здѣсь, что это имѣніе далеко не изъ самихъ крупныхъ: при иныхъ станціяхъ внутри края число овецъ считается сотнями тысячъ.
Пастухи, которымъ поручается надзоръ за рогатымъ скотомъ, исполняютъ свою должность всегда верхомъ. Обязанность ихъ состоитъ въ наблюденіи за цѣлостью изгороди, которую они объѣзжаютъ почти всю изо дня въ день. Овчары, изъ которыхъ каждому поручается отъ трехъ до пяти тысячъ овецъ, живутъ въ отдаленныхъ лачужкахъ, иногда верстъ за пятнадцать и далѣе отъ дома владѣльца. При болѣе крупныхъ отарахъ находятся по два человѣка, но иному овчару случается проживать въ совершенномъ одиночествѣ, такъ что нерѣдко въ теченіе мѣсяца ему не приходится слышать человѣческаго голоса. Вербуя этихъ людей изъ самаго бѣднаго населенія въ Европѣ, скваттеры умѣютъ повести дѣло такъ, чтобы овчаръ не могъ вырваться изъ своего одиночества. Иногда при станціи или близъ нея заводится лавка съ разными припасами, и наемникамъ отпускается изъ нея все потребное въ кредитъ. Беззаботно удовлетворяя своимъ потребностямъ, не расплачиваясь притомъ наличными деньгами, овчаръ, къ удивленію своему, никакъ не можетъ выйти изъ долговъ и потому видитъ себя какъ бы прикрѣпощеннымъ навсегда къ станціи. Проводя все время въ пустынѣ, въ единственномъ сообществѣ овецъ, и развлекая себя звуками гармоники, этой замѣны классической свирѣли, онъ окончательно дичаетъ и тупѣетъ. При встрѣчѣ съ пастухами трудно бывало разобрать довольны ли они своимъ положеніемъ или нѣтъ? Апатія ихъ, казалось мнѣ, доходитъ до такой степени, что они и сами не въ состояніи дать себѣ отчетъ въ этомъ отношеніи.
Солнце близилось уже къ закату, когда я изъ станціи возвращался въ Дениликинъ. На сѣверномъ горизонтѣ виднѣлось желтобурое облако, которое, какъ казалось издали, медленно подвигалось по открытому полю прямо по направленію къ городу. Не успѣлъ я, однако, дойти до отеля, какъ по улицѣ быстро пронесся сильный вихрь, взметая высоко надъ домами цѣлыя тучи песку. Солнце на западѣ представилось тускло багровымъ кругомъ. Буря продолжалась минуты двѣ; затѣмъ вѣтеръ такъ же внезапно упалъ, желтобурое облако, пронесясь далѣе, пропало за лѣсомъ изъ виду, и опять наступила совершенная тишь. Такіе, но болѣе продолжительные порывы вѣтра нерѣдко случаются здѣсь лѣтомъ. Подымаясь внутри материка надъ песчаными пустынями, знойный вихрь несется по гладкой открытой равнинѣ, увлекая съ собою тучи мелкаго песка и покрывая имъ пространства въ нѣсколько десятковъ миль.
За недостаткомъ дальнѣйшихъ средствъ сообщенія, я на другое утро поневолѣ долженъ былъ отправиться назадъ. Въ этомъ отношеніи путешествіе по Австраліи представляетъ до сихъ поръ большія неудобства. Рельсовые пути, какъ изъ Аделаиды, такъ и изъ Мельбурна, пролегая на сѣверъ, упираются, такъ сказать, конечными станціями въ непроницаемую для обыкновеннаго проѣзда пустыню, въ которую можно проникнуть, развѣ только снарядившись запасами на долгое время, какъ дѣлали изслѣдователи внутреннихъ краевъ. Иначе нѣтъ никакой возможности подвигаться впередъ въ этой странѣ, такъ что мнѣ пришлось опять побывать въ Мельбурнѣ, съ тѣмъ, чтобы отсюда уже направиться въ новыя для меня мѣста.
Мельбурнъ.
Декабря 3, 1882.
VII.
Поѣздка въ Тасманію.
править
Англичане, какъ извѣстно, самые рьяные туристы въ Европѣ. Гонимые осенними туманами съ родного острова, они тысячами переѣзжаютъ на материкъ, съ тѣмъ чтобы постранствовать по классической Италіи, по гористой Швейцаріи и побывать на минеральныхъ водахъ. Здѣсь, на континентѣ Австраліи, нѣтъ странъ, подобныхъ Италіи, съ ея произведеніями искуствъ, ни подобныхъ Швейцаріи, съ ея покрытыми вѣчнымъ снѣгомъ Альпами; здѣсь до сихъ поръ не открыто никакихъ привлекающихъ публику цѣлительныхъ водъ. А потому у туристовъ отнятъ, казалось бы, всякій поводъ для удовлетворенія своей страсти къ странствованіямъ. Тѣмъ еще болѣе, что климатъ въ населенной части Австраліи, т. е. по берегамъ, удаленнымъ отъ тропиковъ, и безъ того считается весьма здоровымъ; а о сильныхъ туманахъ тутъ, конечно, и помину нѣтъ. Несмотря на то, страсть къ путешествіямъ, какою одержимы англичане въ Европѣ, переносится ими также въ южное полушаріе и, за неимѣніемъ настоящей цѣли для этого, они сами создаютъ ее себѣ, если и не всегда въ натурѣ, то, по крайней мѣрѣ, въ воображеніи. Въ странѣ, бѣдной поражающими взоры чудесами природы, пользуются на такой конецъ всякою хоть сколько-нибудь выдающеюся возвышенностью, всякимъ водопадикомъ или инымъ феноменомъ, лишь бы имѣть поводъ къ странствованіямъ. А въ добавокъ къ этому здѣшніе медики также отыскиваютъ края, если не съ минеральными водами, то, по крайней мѣрѣ, съ цѣлительнымъ воздухомъ. Къ такимъ краямъ относится между прочимъ островъ Тасманія или, какъ назывался онъ прежде, Ванъ-Дименова земля. Для неусидчивыхъ англичанъ онъ какъ бы предназначенъ замѣнить собою здѣсь отчасти и Швейцарію и всякія воды. Съ этою цѣлью пароходныя компаніи, поддерживающія правильныя сообщенія съ островомъ, устроиваютъ даже лѣтнія экскурсіи по удешевленнымъ цѣнамъ. Такія экскурсіи не ограничиваются, впрочемъ, одною Тасманіею, но распространяются даже на болѣе удаленную отъ Австраліи Новую Зеландію; пароходы здѣшнихъ компаній совершаютъ поѣздки вокругъ обоихъ острововъ, приставая на короткое время къ болѣе или менѣе интереснымъ мѣстамъ и возвращаясь опять или въ Мельбурнъ, или въ Сидней. Хотя такія поѣздки обходятся на цѣлую треть дешевле обыкновеннаго переѣзда отъ мѣста до мѣста, но они неудобны тѣмъ, что при нихъ пассажиры связаны извѣстными сроками, обусловливаемыми временемъ прибытія и отхода судовъ. Не желая стѣснять себя въ этомъ отношеніи, я взялъ билетъ только до Ланцестона.
Выбравшись къ вечеру изъ спокойнаго залива Порта Филиппа, пароходъ пошелъ по волнамъ опаснаго своими мелями и коралловыми рифами Бассова пролива. Издали, словно звѣзды, мерцали перемежающіеся огни маяковъ, благодаря которымъ плаванье по проливу теперь стало вполнѣ безопаснымъ. Мы не избавились только отъ небольшой качки, вслѣдствіе чего заболѣло нѣсколько пассажировъ. Но на разсвѣтѣ и качка прекратилась. Пароходъ вошелъ въ узкій, довольно глубоко врѣзавшійся въ землю заливъ Порта Дерлимпля, составляющій какъ бы продолженіе устья рѣки Тамаръ, такъ что не разберешь, гдѣ собственно кончается рѣка и гдѣ начинается заливъ. Тѣмъ болѣе, что Тамаръ то расширяется, то вновь суживается между отлогими берегами, образуя какъ бы непрерывную цѣпь ясно-синихъ озеръ. Пассажиры повеселѣли въ виду живописныхъ зеленѣющихъ береговъ, освѣщенныхъ яркими лучами восходящаго солнца. Мѣстами, то съ одной, то съ другой стороны поднимались холмы съ отлогими скатами, по которымъ изрѣдка попадались деревянные домики, окруженные фруктовыми садами, огородами и полями. А вдали виднѣлись болѣе высокія горы, служа общимъ фономъ веселаго пейзажа. Къ полудню мы пристали къ городу Ланцестону, пріютившемуся въ окруженной съ трехъ сторонъ горами лощинѣ, на лѣвомъ берегу, тамъ, гдѣ двѣ рѣчки, сливаясь вмѣстѣ, образуютъ Тамаръ.
Послѣ вчера только покинутаго нами оживленнаго многолюдствомъ Мельбурна городокъ Ланцестонъ, съ его десятью тысячнымъ населеніемъ, показался мнѣ тихимъ, скромнымъ мѣстечкомъ. По улицамъ встрѣчается мало экипажей; изрѣдка проѣдетъ старомодный омнибусъ, привозя пассажировъ со станціи желѣзной дороги въ отель; по тротуарамъ скромно прохаживается немноголюдная публика. Здѣсь вовсе не видать даже мальчишекъ съ газетами, которые въ Мельбурнѣ то и дѣло перебегаютъ изъ одной улицы въ другую, визгливо выкрикивая о выходѣ свѣжаго номера. Словомъ, все тихо, спокойно, настоящій пріютъ отдохновенія. Въ городъ пріѣхали, если и не совсѣмъ больные, для которыхъ доктора такъ ревностно рекомендуютъ островъ, а напротивъ, какъ казалось мнѣ, вполнѣ здоровые, но ищущіе успокоенія отъ всякихъ коммерческихъ и политическихъ тревогъ. Впрочемъ, настоящихъ туристовъ встрѣчается здѣсь далеко не такъ много, какъ въ Швейцаріи, несмотря даже на удешевленныя поѣздки лѣтнихъ экскурсій. По наружности Ланцестонъ нисколько и не походитъ на щегольски обставленные города съ цѣлительными водами въ Европѣ, привлеклющіе въ лѣтній сезонъ такое множество гостей изъ туманнаго Альбіона. Напротивъ, здѣсь улицы нѣсколько даже грязноваты, а отчасти посѣрѣвшіе отъ времени, даже развалившіеся и не возобновляемые дома придаютъ городу видъ обветшалости. Онъ и въ самомъ дѣлѣ одинъ изъ болѣе старыхъ городовъ въ колоніяхъ. Ланцестонъ заложенъ еще въ первое десятилѣтіе текущаго вѣка, когда о Мельбурнѣ и помину не было, такъ что онъ чуть-ли не вдвое старше послѣдняго. А между тѣмъ поводомъ къ основанію Ланцестона послужило именно то обстоятельство, что капитанъ судна, отправленнаго изъ Сиднея съ преступниками для заложенія колоніи на берегу Порта Филиппа, въ сѣверной части котораго, какъ мы знаемъ, и раскинулся впослѣдствіи Мельбурнъ, не нашелъ тамъ удобнаго мѣста для поселенія. Вслѣдствіе этого, еще въ началѣ нашего столѣтія, преступниковъ и стали выселять на Ванъ-Дименову землю, а именно по берегамъ Дервента на югѣ, гдѣ лежитъ столица острова, Гобартъ, и рѣки Тамара на сѣверѣ, гдѣ расположился Ланцестонъ.
Однако, исторія колонизаціи этого острова вообще изобилуетъ жестокими, кровавыми, возмущающими человѣческое чувство эпизодами. Не прекращавшіеся въ теченіе нѣсколькихъ десятилѣтій варварскіе поступки какъ со стороны бѣлыхъ пришельцевъ, такъ и со стороны черныхъ туземцевъ до того потрясали умы даже самихъ колонистовъ, что они называли свой край ужъ не Ванъ-Дименовой, а Ванъ-Демонской землей (Van-Demon’s land). Желая предать забвенію гнусное прошлое, жители впослѣдствіи настойчиво требовали, чтобы острову было придано оффиціальное названіе Тасманіи, ссылаясь на то, что онъ открытъ, какъ извѣстно, голландскимъ мореплавателемъ Тасманомъ. Въ настоящее время нетолько въ оффиціальномъ мірѣ, но и въ частныхъ сношеніяхъ вы не услышите здѣсь оскорбительнаго для обитателей названія Ванъ-Дименовой земли. Оно дѣйствительно какъ будто забыто нынѣ. Но развѣ исторія, этотъ безпристрастный судъ міра, съ перемѣною названія можетъ забыть совершенныя злодѣянія? А прослѣдя за колонизаціей Тасманіи, недоумѣваемъ, кого причислить къ наиболѣе жестокимъ варварамъ: англійскую ли администрацію, съ ея свободными переселенцами и конвиктами, или нецивилизованныхъ черныхъ туземцевъ? Передъ судомъ міра, послѣдніе, конечно, будутъ оправданы нетолько въ силу ихъ невмѣняемости, но еще болѣе потому, что въ дѣйствіяхъ своихъ они побуждались чувствомъ самосохраненія, обороняя себя и свои семьи отъ незванныхъ цивилизованныхъ пришельцевъ и отстаивая занятыя ими споконъ-вѣка земли. Такъ что вина въ совершенныхъ злодѣяніяхъ какъ съ той, такъ и съ другой стороны всею тяжестью ложится на націю, имѣющую притязаніе быть представительницею современной цивилизаціи на земномъ шарѣ. Тѣмъ еще болѣе, что туземцы, съ своей стороны, съ самаго начала не подавали никакого повода къ враждебнымъ столкновеніямъ. И точно, сами англичане сознаются, что съ появленіемъ первыхъ колонистовъ въ Тасманіи толпа туземцевъ, состоявшая изъ мужчинъ и женщинъ, мирно подходила къ поселенію новоприбывшихъ, изъявляя знаки привѣтствія и дружбы. Но храброму начальнику вооруженнаго отряда, сопровождавшаго колонистовъ, почудились въ этихъ знакахъ враждебныя намѣренія, и онъ изъ предосторожности скомандовалъ солдатамъ стрѣлять. Около пятидесяти чернокожихъ мужчинъ и женщинъ тутъ же пали жертвою оплошной довѣрчивости. Понятно, что дикіе озлобились и стали пользоваться всякимъ представившимся случаемъ отмстить бѣлымъ за смерть своихъ собратьевъ. И съ этихъ поръ, т. е. съ 1804 года, «началась война съ чернокожими», какъ выражается лѣтописецъ. Но, выражаясь точнѣе, то была не война, а скорѣе бойня, въ которой туземцы истреблялись систематически. Колонисты, собираясь цѣлыми компаніями, охотились по чернокожимъ, какъ по звѣрю. Администрація учиняла настоящія облавы по нимъ. Пастухи и фермеры, выходя въ поле не иначе какъ съ заряженными ружьями, безъ околичностей убивали всякаго встрѣчнаго дикаря. Туземцы, по мѣрѣ силъ и возможности, не оставались, конечно, въ долгу и нерѣдко отплачивали поселенцамъ, пуская въ ходъ краснаго пѣтуха. Правда, впослѣдствіи мѣстные губернаторы не разъ издавали прокламаціи, напоминая колонистамъ, что черные туземцы считаются подданными англійской королевы и какъ таковые состоятъ подъ охраною англійскихъ законовъ; въ силу чего, всякій колонистъ за убійство туземца подвергается уголовному суду. Но такія постановленія въ большей части случаевъ оставались мертвою буквою.
Въ этомъ отношеніи особенно интересна одна изъ прокламацій, которую мнѣ случилось видѣть въ одномъ изъ здѣшнихъ музеевъ, именно видѣть, а не читать, такъ какъ она была не писана, а нарисована. Желая умиротворить то и дѣло обагряемый кровью край, губернаторъ Девисъ въ 1816 году возъимѣлъ благое намѣреніе довести свою прокламацію до свѣденія дикарей, нетолько не умѣвшихъ читать, но и не понимавшихъ ни слова по англійски. Чтобы выяснить имъ смыслъ прокламаціи, губернаторъ прибѣгъ къ оригинальному способу: на бумагѣ, величиною съ четвертушку, онъ наглядно, въ лицахъ изобразилъ свои благія намѣренія съ цѣлью умиротворенія. На верхней строкѣ изображено нѣсколько человѣческихъ фигуръ, представляющихъ благодушную идиллію во взаимныхъ отношеніяхъ колонистовъ съ туземцами. Тутъ вы видите женщину съ бѣлымъ лицомъ, держащую на рукахъ малютку съ чернымъ лицомъ, а рядомъ съ нею чернокожую женщину съ бѣлолицымъ младенцемъ. Возлѣ нихъ стоятъ, взявшись за руки, два отрока, одинъ черный, другой бѣлый, далѣе — еще такіе же два подростка, дружно обнявшись, ведутъ каждый по собачкѣ на снуркѣ. На второй строкѣ четыре фигуры съ бѣлыми и четыре съ черными лицами идутъ навстрѣчу другъ къ другу. Одинъ изъ бѣлыхъ въ треуголкѣ съ султаномъ протягиваетъ, въ знакъ дружбы, руку вождю дикарей съ перомъ на головѣ. На третьей строкѣ фигуры являются уже во враждебномъ видѣ. Съ лѣвой стороны изображено, какъ чернокожій пронзаетъ бѣлаго копьемъ, а справа тотъ же начальникъ въ треуголкѣ наблюдаетъ, какъ бѣлый солдатъ вѣшаетъ на деревѣ чернаго убійцу. На послѣдней строкѣ фигуры мѣняются ролями: тутъ колонистъ изъ ружья стрѣляетъ въ дикаря, а рядомъ съ этимъ опять такъ же вѣшаютъ, но уже бѣлолицаго.
Постигли ли туземцы эту наглядную прокламацію — намъ неизвѣстно. Но вѣрно то, что сами колонисты, негодуя на якобы филантропическія затѣи администраціи, настоятельно требовали, чтобы правительство избавило ихъ окончательно отъ сосѣдства дикарей. Администрація вслѣдствіе этого и задумала прибѣгнуть къ болѣе гуманнымъ мѣрамъ: въ 1835 году переловлена была послѣдняя шайка чернокожихъ и отправлена на одинъ изъ островковъ къ сѣверу отъ Тасманіи. Этотъ остатокъ туземнаго племени состоялъ всего изъ 300 человѣкъ. Несмотря на попеченія, какія оказывали имъ на островѣ, дикари быстро вымирали. Немногихъ оставшихся затѣмъ въ живыхъ переселили, наконецъ, на южный берегъ Тасманіи, гдѣ сердобольные миссіонеры довершили истребленіе племени, одѣвая дикарей въ европейское платье и обращая ихъ въ христіанство. Надѣленные такимъ образомъ плодами нашей цивилизаціи, туземцы — вопреки послѣдней — вымирали одинъ за другимъ и, наконецъ, лѣтъ пять тому назадъ, скончалась въ Гобартѣ послѣдняя представительница жалкаго чернокожаго племени. Такимъ образомъ, англійскіе колонисты вполнѣ достигли своей цѣли: въ настоящее время на всемъ островѣ не осталось ни одного изъ прежнихъ обладателей его. И такое систематическое истребленіе туземцевъ совершилось на нашей памяти, въ то самое время, когда услужливые англійскіе публицисты разглашали по всему свѣту о благодѣтельныхъ подвигахъ миссіонеровъ по поводу обращенія дикарей въ христіанство и успѣшнаго пріобщенія ихъ къ благамъ цивилизаціи. Несмотря на то, что подобныя разглагольствованія оказались злою ироніею въ Тасманіи, въ наши дни по поводу открытія новыхъ усовершенствованныхъ путей сообщенія все еще хотятъ увѣрить публику, будто подобныя усовершенствованія служатъ для благотворнаго сближенія туземныхъ племенъ съ цивилизованными націями. Но небольшой островъ Тасманіи представляетъ только въ меньшихъ размѣрахъ тоже самое, что въ не очень дальнемъ будущемъ предстоитъ испытать всему материку Австраліи.
Прибавимъ еще, что дурная память о недавно минувшемъ Ванъ-Дименовой земли не ограничивается варварскимъ истребленіемъ туземцовъ. И дѣйствительно, острову съ самаго появленія на немъ англійскихъ переселенцевъ суждено было испытать всѣ ужасы каторжной колоніи. Администрація обращалась съ ссыльными съ такимъ жестокосердіемъ, что послѣдніе нерѣдко совершали новыя преступленія, лишь бы подвергнуться смертной казни и такимъ путемъ избавиться отъ нестерпимыхъ жестокостей. Многимъ изъ конвиктовъ удавалось спасаться бѣгствомъ въ недоступные для англійскихъ солдатъ лѣса, раскинутые по горамъ и ущельямъ. Но бѣжавшіе испытывали чуть ли не болѣе ужасныя мученія, чѣмъ оставшіеся на мѣстахъ. Незнакомые ни съ мѣстностью, ни съ природою края, лишенные всякихъ средствъ добыть себѣ пропитаніе, бѣглецы, образовавъ шайки, жили почти однимъ грабежомъ. Когда же правительственные вооруженные отряды отрѣзали у нихъ и этотъ единственный путь, то имъ оставалось умирать съ голода. Въ такихъ случаяхъ, проголодавшіеся нерѣдко убивали одного изъ товарищей и въ теченіи нѣсколькихъ дней утоляли голодъ, питаясь трупомъ измѣннически убитаго. До подобнаго звѣрства рѣдко доходятъ даже истые людоѣды, которые употребляютъ въ пищу обыкновенно тѣла убитыхъ въ битвѣ враговъ. А болѣе кроткіе, миролюбивые туземцы Ванъ-Дименовой земли даже и не были никогда людоѣдами.
Въ настоящее время Тасманія очищена отъ чернокожихъ, а съ 1854 года окончательно прекратился подвозъ конвиктовъ, и успокоенные жители, переименовавъ свой островъ, настроили въ городахъ и селахъ довольно много церквей. Послѣднія, какъ мнѣ бросилось въ глаза, съ перваго дня по прибытіи въ Ланцестонь, посѣщаются здѣсь ревностнѣе, нежели въ какой-либо другой колоніи. Въ этомъ отношеніи успокоенная нынѣ Тасманія напоминаетъ собою въ нѣкоторомъ родѣ тѣ богомольныя личности, которыя, совершивъ въ молодости тяжкія преступленія, поступаютъ за истощеніемъ силъ въ монастырь, съ тѣмъ, чтобы отмаливать прошлые грѣхи.
А между тѣмъ этотъ изобилующій горами островъ, величиною почти съ Ирландію, прозываемый Швейцаріею южнаго полушарія, хотя далеко и не выдерживаетъ съ нею сравненія, но все-таки представляетъ много естественныхъ красотъ, привлекательныхъ для австралійскихъ туристовъ. Такъ, между прочимъ, не лишена своеобразной прелести прогулка по холмистому берегу подъ самымъ городомъ. Проложенныя для пѣшеходовъ усыпанныя пескомъ дорожки, то подымаясь на возвышеніе, то спускаясь въ долину, извиваются смотря по прихотливому очертанію лѣваго берега. Съ вершины холма открывается тутъ видъ на сліяніе двухъ рѣчекъ, тогда какъ образуемый ими Тамаръ разливается въ ширину въ видѣ спокойнаго озера, на правомъ берегу котораго зеленѣютъ лѣса, а на лѣвомъ виднѣются верфи съ стоящими у пристаней судами.
Въ другомъ мѣстѣ близъ города рѣка является въ болѣе грозной обстановкѣ. Чернобурыя, мхомъ и мелкими кустами покрытыя скалы съ обѣихъ сторонъ стѣсняютъ русло потока, такъ что быстрыя въ этомъ мѣстѣ воды его, плеща и бушуя по уступамъ и камнямъ, съ шумомъ порываются на просторъ сквозь задерживающія ихъ тѣснины. Смотря на нихъ съ перекинутаго черезъ рѣку моста, я вспомнилъ извѣстное въ Швейцаріи ущелье Тамина подъ Рагацомъ, на которое эти тѣснины могутъ служить довольно удачнымъ намекомъ. Съ другой стороны моста, гдѣ рѣка течетъ уже спокойнѣе, стоитъ купальня, а возлѣ нея, сажени на двѣ надъ уровнемъ воды, торчитъ скалистая глыба. Мальчики, купаясь тутъ, взбирались на верхъ скалы и съ крикомъ бросались оттуда въ синюю глубь.
При городѣ разведенъ довольно обширный садъ, въ которомъ при мнѣ открыта была цвѣточная выставка. Въ настоящее кремя года, а именно, въ ноябрѣ и декабрѣ, такія выставки появляются то въ одномъ, то въ другомъ городѣ, свидѣтельствуя объ особенномъ пристрастіи жителей къ цвѣтамъ. Въ довольно обширномъ досчатомъ павильонѣ среди сада, разукрашенномъ внутри флагами и вензелями, красовались по преимуществу розаны всѣхъ возможныхъ сортовъ, левкои, пеларгоніи, олеандры и тому по добные изъ европейскихъ оранжерей перенесенные сюда цвѣты, и между ними ни одного туземнаго австралійскаго растенія, такъ что въ этомъ отношеніи, какъ въ здѣшнихъ садахъ, такъ и на выставкѣ, я не нашелъ ничего новаго.
Противъ самаго сада находится весьма невзрачная на видъ станція желѣзной дороги, пересѣкающей островъ съ сѣвера на югъ, отъ Ланцестона до Гобарта, на протяженіи 185-ти верстъ. Когда я заявилъ въ гостинницѣ, что намѣренъ отправиться съ утреннимъ поѣздомъ, то мнѣ посовѣтовали запастись закуской, такъ какъ по всей дорогѣ я не встрѣчу ни одного ресторана, ни даже простого буфета. И дѣйствительно, строенія на здѣшнихъ станціяхъ состоятъ изъ небольшихъ досчатыхъ домиковъ, въ которыхъ живутъ служащіе при дорогѣ. Поѣздъ останавливался только для того, чтобы запастись водой и топливомъ. Рельсы крутыми изгибами извиваются то по долинѣ у подножія горъ, то по отлогостямъ ихъ, а мѣстами взбираются на горные проходы, съ тѣмъ, чтобы перевалить на другую сторону хребта. Горы до самой вершины покрыты довольно густыми мрачными лѣсами. Изрѣдка по долинамъ и скатамъ показывались домики фермеровъ, окруженные воздѣланными полями и фруктовыми садами, которыми славится Тасманія. Кое-гдѣ попадались лачуги пастуховъ, при которыхъ въ лѣсной чащѣ паслись стада овецъ. Но все вмѣстѣ — и домики, и лачуги — смотритъ какъ-то старо, обветшало. Нигдѣ не встрѣчали мы новыхъ поселеній, какія возникаютъ обыкновенно въ молодомъ краѣ по линіи желѣзной дороги. На всемъ островѣ оказывается немногимъ болѣе ста тысячъ жителей, и число ихъ не пополняется новыми колонистами, несмотря на всѣ заботы въ этомъ отношеніи со стороны нетолько мѣстнаго правительства, но и частныхъ лицъ. И въ самомъ дѣлѣ, тасманцы всѣми мѣрами стараются открыть въ краѣ такія естественныя произведенія, которыя были бы способны привлечь по больше капиталовъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и новыхъ поселенцевъ за островъ. Болѣе молодая Викторія, какъ мы видѣли, одолжена своимъ быстрымъ ростомъ золотымъ пріискамъ, а Южную Австралію выручили мѣдные рудники. Соблазнясь такими примѣрами, тасманцы пытались также на своемъ островѣ открыть минеральныя богатства; но до сихъ поръ поиски оказались мало успѣшными. Въ горахъ найденъ, правда, золотоносный кварцъ, однако, рудники даютъ сравнительно небольшой доходъ. Наконецъ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, удалось открыть весьма обильную оловянную руду отличнаго качества. И вотъ, въ настоящее время, жители всѣ свои надежды возлагаютъ на олово. Однако, образовавшіяся для разработки пріисковъ компаніи не въ состояніи давать такіе крупные дивиденды, какъ золотоносные рудники въ Викторіи и мѣдные въ Южной Австраліи. Тасманцы, правда, утѣшаютъ себя въ этомъ отношеніи, справедливо заключая, что страна можетъ еще просуществовать безъ дорогихъ металловъ, но безъ земледѣлія и скотоводства — никогда. Несмотря на то, нельзя не замѣтить, что покрывающія весь островъ горы, поросшія лѣсами, мало способствуютъ успѣшному развитію какъ земледѣлія, такъ и овцеводства, нашедшаго себѣ такое выгодное поприще въ неоглядныхъ равнинахъ внутри материка Австраліи. Послѣ такихъ неудачныхъ состязаній съ младшими, но переросшими ихъ колоніями, тасманцы обратились, наконецъ, къ фруктовому садоводству, и въ настоящее время утѣшаются хоть тѣмъ, что въ этомъ отношеніи за ними неоспоримо осталась пальма первенства. И дѣйствительно, какъ климатическія, такъ и вообще мѣстныя условія благопріятствуютъ разведенію всякаго рода фруктовъ, изъ которыхъ въ городахъ изготовляютъ варенья и сиропы для вывоза за-границу.
Но торговля фруктами въ разныхъ видахъ мало содѣйствуетъ къ обогащенію и заселенію края, такъ что до поры до времени Тасманія вынуждена ограничиться скромной ролью спокойнаго санитарнаго пріюта для желающихъ отдохнуть какъ отъ знойнаго воздуха на материкѣ, такъ и отъ суетной погони за наживой. Стараясь хоть съ этою цѣлью привлечь къ себѣ поболѣе туристовъ, тасманцы въ своемъ рвеніи доходятъ иногда до наивныхъ поползновеній. При мнѣ, между прочимъ, въ газетахъ стали разглашать о появленіи дымящагося вулкана внутри острова. И дѣйствительно, на одной изъ болѣе высокихъ вершинъ показался издали густой столбъ дыма. Вѣсть о такомъ необычайномъ феноменѣ разнеслась газетами по всѣмъ колоніямъ Австраліи, и обрадованные туристы собирались уже посѣтить новооткрытый вулканъ, выжидая только болѣе точныхъ свѣдѣній. Редакціи газетъ въ Гобартѣ снарядили своихъ репортеровъ. Преодолѣвъ немалыя трудности по пути, послѣдніе проникли, наконецъ, до вершины дымящейся горы. Тутъ все оказалось фальшивой тревогой: пастухамъ, прогонявшимъ овецъ по скату горы, вздумалось развести костеръ, отъ котораго загорѣлся лѣсъ, и пожаръ распространился до самой вершины, что и было причиной густого дыма; онъ же притомъ скоро совсѣмъ исчезъ съ прекращеніемъ пожара. Такимъ образомъ и на этомъ попытка привлечь въ край новыя толпы тароватыхъ гостей оказалась вполнѣ неудачною.
Названія нѣкоторыхъ изъ станцій по желѣзной дорогѣ въ Гобартъ невольно обращаютъ на себя вниманіе. Такъ одна изъ нихъ, при которой находится нѣсколько фермерскихъ домиковъ или двѣ или три мелочныя лавки, именуется Іерихонъ, а другая при мѣстечкѣ, съ населеніемъ въ четыреста душъ — Іерусалимъ. Тутъ же по сосѣдству протекаетъ и рѣчка Іорданъ, впадающая въ Дервентъ. Такія названія приданы незначительнымъ мѣстечкамъ, не имѣющимъ, впрочемъ, ничего общаго съ одноименными городами древности, набожными миссіонерами. Однако тасманцы, повидимому, одержимы страстью къ перемѣнѣ своихъ прежнихъ мѣстныхъ названій. Когда я еще въ Ланцестонѣ на станціи желѣзной дороги обратился къ кассиру съ требованіемъ билета въ «Гобартъ-тоунъ», то почтенный джентльмэнъ довольно сурово замѣтилъ, что такого города у нихъ нѣтъ, а что онъ мнѣ дастъ билетъ въ «Гобартъ». Я недоумѣвалъ, какая разница между тѣмъ и другимъ прозвищемъ, а между тѣмъ дѣйствительно оказалось, что съ 1-го января текущаго года оффиціальнымъ актомъ постановлено называть столицу Тасманіи не Гобартъ-тоунъ, какъ она именовалась до сихъ поръ, а просто — Гобартъ, что почему-то придаетъ городу большую важность. Итакъ, теперь на здѣшнихъ географическихъ картахъ не встрѣтите ни Ванъ-Дименовой земли, на Гобартъ-Тоуна, а вмѣсто нихъ значится островъ Тасманія, съ главнымъ городомъ Гобартомъ.
Какъ бы впрочемъ ни называлась незначительная столица острова, съ ея двадцати-тысячнымъ населеніемъ, но благодаря своеобразному мѣстоположенію, она представляетъ весьма живописное зрѣлище. Расположенный на правомъ берегу широкаго устья Дервента городокъ прихотливо раскинулся по холмамъ, образовавшимъ тутъ нѣчто въ родѣ неправильныхъ террасъ.
Слѣдуя по теченію рѣки, прежде всего взорамъ представляется на одномъ изъ ближайшихъ къ берегу холмовъ выстроенный изъ дикаго камня губернаторскій дворецъ, которымъ почему-то такъ гордятся горожане, считая его красивѣйшимъ изъ всѣхъ губернаторскихъ жилищъ въ колоніяхъ. Далѣе, внизъ по теченію Дервента, слѣдуютъ верфи очень хорошей гавани; здѣсь стоятъ нѣсколько большихъ и малыхъ судовъ. За верфями берегъ почти полукругомъ загибаетъ вправо. Рѣка тутъ разливается словно море, а вдали позади города высятся двѣ вершины горъ, носящихъ громкія имена Уашингтона и Нельсона. Хотя всего только ококо четырехъ тысячъ футовъ вышины надъ уровнемъ воды, эти горы производятъ однако довольно грандіозное впечатлѣніе, особенно, когда подъѣзжаешь къ городу со стороны моря. Нечего, конечно, сравнивать ихъ съ швейцарскими Альпами, которыя чуть ли не вчетверо выше. Надо, однако, принять въ разсчетъ, что, созерцая послѣднія, самъ наблюдатель находится уже на довольно значительной высотѣ; тогда, какъ здѣсь передъ вами вся горная масса почти непосредственно подымается надъ уровнемъ моря. Въ этой холмистой мѣстности, ограниченной съ одной стороны водами Дервента, а съ другой — тѣми горами, и расположился амфитеатромъ чистенькій городъ, съ его парками и садиками, съ его башнями и шпицами надъ церквами, которыми изобилуетъ Гобартъ.
Здѣсь мнѣ опять пришлось убѣдиться въ набожномъ настроеніи обитателей. Нетолько по воскреснымъ днямъ, но даже въ будни по улицамъ встрѣчаются лэди и джентльмэны, спѣшащіе съ молитвенниками въ рукахъ на богослуженіе либо въ тотъ, либо въ другой изъ здѣшнихъ храмовъ. Какъ нарочно случай свелъ меня съ представителями здѣшней англиканской церкви. Я познакомился съ ними еще на пароходѣ, во время переѣзда изъ Европы въ Австралію. Это была семья церковнослужителей: отецъ, почтенная личность преклонныхъ уже лѣтъ, состоитъ епископомъ Тасманіи; старшій сынъ, весьма симпатичный молодой человѣкъ, служитъ деканомъ, а младшій братъ его управляетъ хоромъ въ одномъ изъ главныхъ храмовъ, наконецъ, дочь исполняетъ должность домашняго секретаря при епископѣ. Я встрѣтился здѣсь съ старшимъ сыномъ и онъ тотчасъ же пригласилъ меня въ домъ своего отца. Жилище епископа находится на возвышенной окраинѣ города, почти у подножія горы Нельсона. Одноэтажный домъ окруженъ красивымъ садомъ, а съ веранды надъ спускомъ къ рѣкѣ открывается прелестный видъ на разлившійся широкимъ заливомъ Дервентъ, съ одной стороны, и на вершину Нельсона съ другой. Жена епископа радушно приняла меня, какъ стараго знакомаго. Отъ нея я узналъ, что въ это самое время было назначено собраніе синода въ Гобартѣ, вслѣдствіе чего въ городъ съѣхалось духовенство со всѣхъ концовъ Тасманіи. Оттого то по улицамъ и приходилось такъ часто встрѣчаться съ священниками англиканской церкви. При мнѣ въ домѣ они то и дѣло появлялись съ тѣмъ, чтобы представиться своему главѣ, принимавшему ихъ въ своемъ кабинетѣ. Когда пріемъ кончился, то епископъ, вмѣстѣ съ своими сыновьями и дочерью-секретаремъ, вышелъ въ гостинную, гдѣ и собралась вся семья. Какъ теперь, такъ и впослѣдствіи, когда мнѣ случалось еще бывать въ этомъ домѣ, онъ производилъ на меня впечатлѣніе укромнаго уголка, удаленнаго отъ суетныхъ тревогъ городской жизни. Надо всѣмъ вѣялъ мирный духъ, свойственный строгой англійской домовитости. Мнѣ впослѣдствіи не разъ говорили, что въ Тасманіи вообще, а въ Гобартѣ въ особенности болѣе, чѣмъ гдѣ либо въ другихъ колоніяхъ, сохранились англійскіе нравы, англійскій складъ жизни и вообще отличительныя черты англійскаго характера. Но это: сколько я могъ замѣтить, справедливо только въ отношеніи набожности и домовитости англичанъ. Что же касается остальныхъ затѣмъ чертъ, а именно предпріимчивости, энергіи, пристрастія къ промышленнымъ и коммерческимъ предпріятіямъ, то тасманцы никоимъ образомъ не могутъ похвалиться этими отличительными свойствами англійской націи.
Епископъ пригласилъ меня на имѣющее быть вечеромъ засѣданіе синода. Въ довольно просторномъ, но весьма скромно обставленномъ залѣ, собралось около ста человѣкъ священниковъ. Подъ предсѣдательствомъ епископа они совѣщались тутъ о хозяйственныхъ дѣлахъ тасманскихъ приходовъ. Если принять въ разсчетъ, что на островѣ всего около ста тысячъ жителей, и что къ англиканской церкви, какъ значится по народной переписи, принадлежитъ только одна половина населенія, тогда какъ другая относится къ католическому, лютеранскому и разнымъ другимъ вѣроисповѣданіямъ, то нельзя не подивиться такому относительно многочисленному собранію духовныхъ лицъ. Недаромъ же Тасманія слыветъ такимъ набожнымъ краемъ. Это, можно сказать, вообще край для отрѣшившихся отъ житейскихъ суетъ, алчущихъ душевнаго спасенія людей, желающихъ прожить скромными рентьерами средней руки. И дѣйствительно, необходимыя жизненныя потребности обходятся здѣсь гораздо дешевле не только, чѣмъ въ Англіи, но дешевле даже, чѣмъ въ любой изъ остальныхъ колоній. А потому, кто имѣетъ въ виду прожить тихою домашнею жизнью, пользуясь при этомъ всякими благами современной цивилизаціи, кто сверхъ того желаетъ наслаждаться благораствореніемъ ровнаго, теплаго, но отнюдь не тропическаго климата и не лишенными нѣкоторой прелести красотами природы, тотъ при небольшихъ достаткахъ найдетъ весьма пріятное убѣжище въ Гобартѣ, съ его чистыми макадамами, красивыми зданіями, общественными садами и прекрасно расположенными дачами горожанъ.
Въ окрестностяхъ города сверхъ того проведены отличныя шоссе. Одно изъ нихъ переваливаетъ черезъ гору Веллингтонъ. Я направился разъ съ утра по этой дорогѣ. Поднявшись но ней на нѣкоторую высоту, я скоро очутился среди дикой, пустынной мѣстности: по скатамъ и въ ущельяхъ ростутъ мрачные лѣса эвкалиптовъ, достигающихъ здѣсь громадныхъ размѣровъ. До перевала, въ сторонѣ отъ дороги, мнѣ попался только одинъ посѣрѣвшій отъ времени деревянный домикъ, съ клочкомъ вспаханнаго поля при немъ. Другой такой же, но развалившійся уже домъ былъ вовсе покинутъ. Эти тщетныя попытки къ заселенію, какъ-то еще болѣе усиливаютъ пустынность безлюдной мѣстности. Напрасно надѣялся я встрѣтить тутъ хоть какого-нибудь заѣзжаго туриста. Разъ только промчалась внизъ съ горы грузная почтовая карета, влекомая четверкою цугомъ и наполненная до верху пассажирами. Съ вершины горы открывается широкій видъ на прихотливо раскинутый далеко внизу городокъ съ его гаванью и на разстилающуюся до горизонта водную гладь залива.
Здѣшніе жители, какъ видно, слишкомъ мало пользуются живописными мѣстами, какими надѣлила ихъ природа, такъ что столица Тасманіи, въ противность столицамъ въ другихъ колоніяхъ, вообще отличается почти безлюдными, пустынными окрестностями. Въ другой разъ я прошелъ у подножія Веллингтона по долинѣ небольшого потока, впадающаго въ Дервентъ. Миновавъ тотчасъ же за городскою чертой обширную четырехэтажную пивоварню, безъ которой не обходится ни одно сколько нибудь значительное мѣсто въ Австраліи, я очутился въ мелкомъ лѣсу, росшемъ по берегу рѣчки. Чистая какъ кристалъ вода горнаго потока то спокойно текла, то шумно плескалась по каменистому дну. Перейдя черезъ ветхій мостикъ на другую сторону рѣки, я по песчаной дорожкѣ вышелъ на бугоръ и увидѣлъ передъ собою на полянѣ каменное зданіе. Какъ по наружности вообще, такъ и по фронтиспису съ готическими окнами, оно походило на церковь. И дѣйствительно, здѣсь была когда-то церковь миссіонеровъ, обращавшихъ туземцевъ въ христіанство. Потомъ ее покинули, такъ какъ некого было болѣе обращать, а въ настоящее время какой-то фермеръ воспользовался зданіемъ для жилья, пристроивъ возлѣ него деревянный сарай и распахавъ примыкающій къ нему участокъ земли. Кромѣ этой преобразованной въ фермерское жилище церкви, мнѣ на разстояніи пяти шести верстъ отъ города не пришлось болѣе встрѣтить ни кола, ни двора. А между тѣмъ растительность въ лѣсу вдоль берега рѣчки вообще отличается здѣсь большею сочностью и свѣжестью, чѣмъ на континентѣ Австраліи, гдѣ жителямъ нерѣдко приходится искуственно насаждать дачные парки по голымъ пескамъ. Замѣчу здѣсь кстати: такую же покинутую церковь я видѣлъ еще въ другомъ мѣстѣ внутри острова, къ сѣверу отъ Гобарта. Вотъ единственные безплодные слѣды бывшей миссіонерской дѣятельности на Ванъ-Дименовой землѣ. Впослѣдствіи мнѣ какъ-то пришлось разговориться по этому поводу съ однимъ изъ англійскихъ миссіонеровъ, который старался убѣдить меня, что ихъ усилія нельзя считать вполнѣ тщетными.
— Намъ, правда, не удалось спасти туземное племя отъ гибели, говорилъ онъ: — за то мы спасли души тѣхъ, которыхъ успѣли обратить.
Подобнаго рода религіозный фанатизмъ, какимъ утѣшаютъ себя эти проповѣдники, способствуетъ лишь, какъ оказывается на дѣлѣ, къ ускоренію неминуемой гибели дикарей.
Мнѣ удалось, впрочемъ, видѣть нѣкоторые слѣды исчезнувшихъ туземцевъ Тасманіи, а именно въ здѣшнемъ небольшомъ музеѣ. Онъ болѣе всего интересенъ какъ по собраннымъ въ немъ животнымъ, населяющимъ островъ и тоже исподволь изгоняемымъ животными стараго свѣта, такъ и по немногимъ, сохраняемымъ тутъ за стекломъ снарядамъ и орудіямъ первобытнаго свойства, какія были въ ходу у мало развитыхъ дикарей. Все искуство ихъ, судя по собраннымъ здѣсь предметамъ, состояло въ изготовленіи деревянныхъ копій и палицъ, причемъ первыя просто заострялись на концахъ, не будучи снабжаемы ни рыбьими костями, ни другими подобнаго рода остріями, какія обыкновенно встрѣчаются на копьяхъ австралійскихъ негровъ. Въ числѣ орудій не попадаются сверхъ того ни бумеренгъ, ни даже щиты, которыми тасманцы вовсе не пользовались. Однако, въ музеѣ лежали еще молотки, сдѣланные изъ кремня, или изъ грюнштейна, вставленнаго въ расщепъ деревянной рукоятки и прикрѣпленнаго къ ней посредствомъ древесныхъ волоконъ. Въ шкапахъ висѣло также нѣсколько небольшихъ сѣтей и грубо сплетенныхъ корзинъ. За исключеніемъ шкуры кенгуру, которая иногда накидывалась дикими на плечи, не видать болѣе никакихъ слѣдовъ одѣянія: чернокожіе тасманцы ходили совершенно нагіе. По свидѣтельству первыхъ пристававшихъ къ острову моряковъ, дикари вообще находились на крайне низкой степени развитія, но при всемъ томъ отличались кроткимъ, миролюбивымъ нравомъ. Они нетолько не занимались ни земледѣліемъ, ни скотоводствомъ, но не строили даже жилищъ, за исключеніемъ развѣ шалашей, кое-какъ составляемыхъ изъ сучьевъ для защиты отъ вѣтра. Отъ сосѣднихъ австралійцевъ черные туземцы Тасманіи отличались болѣе плотнымъ сложеніемъ тѣла и меньшимъ ростомъ, но въ особенности курчавыми волосами, походившими скорѣе на шерсть, какъ у африканскихъ негровъ. Судя по такимъ признакамъ, островитяне составляли во всякомъ случай расу, отличную отъ австралійской. Но откуда взялось это племя, какъ оно попало на островъ? — осталось до сихъ поръ не выясненнымъ.
Мнѣ не хотѣлось покинуть Гобартъ, не посѣтивъ здѣшней высшей школы (High School of Hobart). Но зная по опыту, какъ у англичанъ вообще труденъ доступъ въ подобныя заведенія, я запасся рекомендательнымъ письмомъ къ ректору отъ моего знакомаго декана, что, какъ оказалось впослѣдствіи, было не лишнимъ. Высшая школа находится на окраинѣ города, примыкая къ обширному парку, одна часть котораго занята губернаторскимъ дворцомъ съ его садомъ. На возвышенномъ, со всѣхъ сторонъ открытомъ мѣстѣ стоитъ довольно красивое, хотя уже не новое, трехэтажное каменное зданіе. Войдя въ парадное крыльцо, я встрѣтилъ служанку и попросилъ ее передать письмо ректору. Она пригласила меня въ его кабинетъ, куда скоро явился самъ содержатель частной школы. Держа принесенное мною письмо въ рукѣ, онъ тутъ же сталъ предлагать вопросы, показавшіеся мнѣ весьма странными. Какая собственно цѣль моего посѣщенія? Для чего я хочу видѣть его школу? Ну, точь въ точь англійскій фабрикантъ, который изъ опасенія конкурренціи никого не допускаетъ на свою фабрику. По всему видно было, что ректоръ чѣмъ-то затруднялся и какъ-будто конфузился. Но, съ одной стороны, рекомендательное письмо, а съ другой — мое объясненіе, что я, какъ иностранецъ, желаю просто ознакомиться съ учрежденіями посѣщаемаго мною края, побудили его, наконецъ, повести меня въ классы, находившіеся во второмъ этажѣ. Когда мы вошли въ одинъ изъ нихъ, гдѣ преподавалась на этотъ разъ ариѳметика, то мнѣ тотчасъ же объяснились все смущеніе ректора, такъ неохотно допускающаго въ свою школу стороннихъ посѣтителей. И въ самомъ дѣлѣ, по бросающейся въ глаза щегольской наружности зданія, никакъ нельзя было ожидать, чтобы въ немъ помѣщались такіе невзрачные покои. Мы очутились тутъ въ низкой комнатѣ съ посѣрѣвшимъ потолкомъ и неопредѣленнаго цвѣта оштукатуренными стѣнами, которыя, какъ видно, окрашены были въ то время, когда обои не вошли еще въ общее употребленіе, и съ той поры такъ и оставлены въ первобытномъ ихъ состояніи. Длинные, стараго устройства черные столы съ скамьями, протянутые рядами вдоль комнаты, были нетолько грязны, но сверхъ того изрѣзаны по всѣмъ направленіямъ, чѣмъ со скуки, конечно, занималось здѣсь нѣсколько поколѣній учащихся. Ученики отъ двѣнадцати до пятнадцатилѣтняго возраста рѣшали задачи на грифельныхъ доскахъ съ отбитыми краями. Учитель провѣрялъ ихъ, чѣмъ при насъ и ограничилось преподаваніе. Послѣ такого пріема со стороны ректора и особенно послѣ всего видѣннаго, у меня пропала всякая охота къ дальнѣйшему обозрѣнію школы. Мнѣ всегда казалось, что собирать свѣденія о разныхъ дурныхъ сторонахъ мѣстныхъ учрежденій дѣло вовсе не посѣщающаго край путешественника, а скорѣе развѣ репортеровъ мѣстной печати, съ цѣлью исправленія существующихъ недостатковъ. Для иностранца же гораздо интереснѣе наблюдать, по возможности, болѣе совершенныя, образцовыя проявленія соціальнаго быта. Однако, изъ учтивости я все-таки послѣдовалъ за ректоромъ, который повелъ меня въ другой классъ, гдѣ преподавался латинскій языкъ. Объ этомъ я догадался, впрочемъ, только тогда, когда заглянулъ въ книгу, лежавшую передъ однимъ изъ учениковъ. Да и самъ Цицеронъ, рѣчь котораго тутъ читалась, навѣрное не понялъ бы ни слова, оттого что ученикъ латинскія слова произносилъ на англійскій ладъ, такъ что со стороны трудно было рѣшить, на какомъ собственно языкѣ онъ читаетъ. Выходя изъ класса, я высказалъ ректору мое замѣчаніе по поводу такого страннаго выговора.
— Развѣ мы можемъ знать, какъ во время Цицерона произносились латинскія слова? сказалъ на это ректоръ. — Понятно, что у каждаго изъ новѣйшихъ народовъ сложилось свое особенное произношеніе: французы выговариваютъ латинскія слова на свой ладъ, нѣмцы — опять по своему, и мы также. Настоящій же латинскій выговоръ утраченъ для насъ навсегда.
Мое недоумѣніе касательно цѣлесообразности преподаванія мертвыхъ языковъ въ общеобразовательныхъ заведеніяхъ молодого края разрѣшилось отчасти, когда я узналъ отъ ректора, что нѣкоторые изъ окончившихъ курсъ въ его школѣ поступаютъ въ классическіе Оксфордскій и Кембриджскій университеты въ Англіи, гдѣ требуется главнѣйше знаніе латинскаго и греческаго. Благодаря такимъ поползновеніямъ здѣшнихъ родителей, добивающихся диплома изъ англійскихъ университетовъ для своихъ сыновей, въ молодой странѣ и не выработывается никакой самостоятельной системы образованія и въ здѣшнихъ школахъ продолжаютъ рабски идти по давно отжившей рутинѣ англійскаго, такъ называемаго, классическаго преподаванія. Простившись съ ректоромъ, я, признаться, радъ былъ, когда вышелъ изъ этого разсадника классицизма.
Изъ Гобарта можно проѣхать моремъ на пароходѣ прямо въ Сидней, но мнѣ хотѣлось побывать еще внутри континента Австраліи и воспользоваться для этого желѣзною дорогой, соединяющею Мельбурнъ съ Сиднеемъ. А потому я отправился прежнимъ сухимъ путемъ къ сѣверу, покинувъ, однако, на третьей станціи отъ Гобарта поѣздъ, съ тѣмъ, чтобы отсюда проѣхать въ почтовой каретѣ въ Нью-Норфолькъ. Старомодный, излюбленнаго англичанами краснаго цвѣта экипажъ, въ которомъ по нуждѣ могло помѣститься человѣкъ девять, стоялъ у самой станціи, поджидая пассажировъ. Насъ всего оказалось пять человѣкъ, и четверка добрыхъ коней цугомъ понесла нашъ фаэтонъ по гладкому шоссе. Своротивъ послѣ трехчасовой ѣзды съ дороги влѣво, грузный экипажъ остановился передъ гостинницей въ мѣстечкѣ Нью-Норфолькъ. Улицы въ немъ, собственно говоря, вовсе нѣтъ; а на возвышенной площади праваго берега Дервента вытянулся рядъ деревянныхъ домовъ, передъ которыми въ видѣ сквера обнесенъ деревянною изгородью обширный лугъ съ разсаженными по немъ молодыми деревцами, пользующимися всегда заботливымъ уходомъ со стороны жителей. Нью-Норфолькъ славится образцовымъ домомъ умалишенныхъ, посѣтить который совѣтовалъ мой знакомый деканъ въ Гобартѣ, снабдивъ меня на этотъ конецъ рекомендательнымъ письмомъ къ здѣшнему доктору. Подходя къ бѣлѣвшей на краю города высокой каменной оградѣ, я у рѣшотчатыхъ желѣзныхъ воротъ встрѣтилъ самого молодого врача и вручилъ ему письмо. Онъ тотчасъ же повелъ меня показывать больницу.
На обширномъ, травой поросшемъ дворѣ сидѣло и гуляло человѣкъ пятьдесятъ на полной свободѣ, но подъ бдительнымъ надзоромъ смотрителей, которые впрочемъ нисколько не стѣсняли умалишенныхъ. Въ глубинѣ двора вытянулся одно-этажный флигель съ верандою, въ которомъ содержатся больные изъ простолюдиновъ. Въ другомъ такомъ же флигелѣ съ выходомъ на особенный дворъ живутъ джентльмэны. На женской половинѣ соблюдается такое же раздѣленіе на касты: въ одномъ изъ флигелей помѣшаются женщины изъ простого сословія, въ другомъ — лэди. Эти одно-этажныя, отдѣленныя другъ отъ друга строенія, съ особыми при каждомъ изъ нихъ обширными дворами, отнимаютъ у больницы тотъ казарменный складъ, какимъ вообще отличаются подобнаго рода заведенія. Помѣщенія въ больницѣ начиная отъ спаленъ и до кухни, содержатся въ образцовомъ порядкѣ и производятъ пріятное впечатлѣніе, какъ большимъ въ нихъ просторомъ, такъ и хорошимъ освѣщеніемъ комнатъ. Умалишенные пользуются всякими удобствами и большою свободою, такъ что они на посторонняго посѣтителя не оказываютъ того тягостнаго чувства, какое выносится обыкновенно изъ подобныхъ домовъ. По словамъ доктора, въ отдѣлѣ простолюдиновъ часто встрѣчаются больные изъ пастуховъ, сходящихъ съ ума, вслѣдствіе совершенно уединенной жизни въ безлюдной пустынѣ, въ сообществѣ овецъ. Между джентльмэнами нерѣдко попадаются раззорившіеся золотопромышленники. Простолюдины принимаются въ больницу безплатно, а джентльмэны вносятъ извѣстную плату за содержаніе. Недостающіе затѣмъ суммы на расходъ дополняются мѣстнымъ правительствомъ.
Нельзя не обратить вниманія на странное обстоятельство, съ какимъ вообще встрѣчаемся въ англійскихъ колоніяхъ: тюрьмы, больницы, дома умалишенныхъ — вообще заведенія, предназначаемыя для устраненія недуговъ физическихъ и нравственныхъ увѣчій, пользуются здѣсь большею заботливостью, отвѣчаютъ болѣе современнымъ требованіямъ гуманности, нежели школы и вообще образовательныя учрежденія, имѣющія цѣлью развитіе здоровыхъ, нормальныхъ элементовъ общества. Въ этомъ какъ будто сказывается пристрастіе англичанъ къ филантропическимъ подвигамъ.
На другое утро я отправился пѣшкомъ по дорогѣ, иззивающейся по берегу рѣки. Съ лѣвой стороны подымались то обнаженныя крутыя скалы, то поросшіе лѣсами и кустарникомъ съ ихъ сочною свѣжею зеленью скаты горъ; а справа текли ясныя воды Дервента, разливаясь мѣстами широкимъ озеромъ, въ которомъ, при тепломъ прозрачномъ воздухѣ, ярко отражалась небесная лазурь. Все здѣсь напоминаетъ подобныя дороги, пролегающія по берегамъ женевскаго озера, недостаетъ только веселыхъ деревень, съ ихъ садами, и многолюдныхъ городовъ по сторонамъ. Это отличное, но пустынное шоссе, по которому, на разстояніи семи или восьми верстъ отъ города, я не встрѣтилъ ни слѣда заселенія, проходитъ однако по всему острову съ юга на сѣверъ, пролегая по горамъ и долинамъ, отъ Гобарта и до Ланцестона, соединенныхъ сверхъ того, какъ мы уже знаемъ, новымъ рельсовымъ путемъ.
Принявъ во вниманіе крайне ограниченные доходы въ малонаселенной колоніи, съ ея скудно развитою торговлею и промышленностью, невольно спрашиваешь, откуда у жителей, отнюдь неодержимыхъ духомъ предпріимчивости, нашлись средства для сооруженія такихъ дорого стоящихъ построекъ? Загадка разрѣшается очень просто: какъ воздвигнутыя изъ дикаго камня правительственныя зданія въ Гобартѣ, такъ точно и прекрасныя дороги и шоссе сооружены руками конвиктовъ еще въ то время, когда присылались сюда преступники изъ Англіи, когда Тасманія носила еще столь ненавистное нынѣ для жителей имя Ванъ-Дименовой Земли. И въ самомъ дѣлѣ, если тасманцы въ настоящее время пользуются нѣкоторымъ благоустройствомъ, то они должны сознаться, что много одолжены этимъ никакъ не настойчивому трудолюбію предшествовавшихъ имъ вольныхъ переселенцевъ, а напротивъ выброшеннымъ изъ англійскихъ тюремъ каторжникамъ. Одна часть ссылаемыхъ сюда въ то время конвиктовъ употреблялась мѣстною администраціею для общественныхъ работъ: они пролагали шоссе черезъ скалистыя горы и непроходимыя дебри, воздвигали правительственныя зданія въ городахъ. Другая часть преступниковъ отдавалась въ кабалу колонистамъ. Обязуясь содержать ихъ на свой счетъ, послѣдніе пользовались такимъ образомъ весьма дешево обходившимся трудомъ конвиктовъ. Нетолько рабочіе, но и домашняя прислуга въ то время состояла почти исключительно изъ ссыльныхъ. Мало того, снабжая такимъ образомъ островъ рабочими силами, метрополія присылала въ колонію также своихъ солдатъ для охраны мирныхъ гражданъ, и сверхъ того выдавала еще извѣстную субсидію, смотря по числу ссылаемыхъ въ каторгу. Не удивительно по этому, что колонисты бывшей Ванъ-Дименовой Земли, широко пользуясь какъ бы плодами преступленія, въ свое время похвалялись блистательными успѣхами и въ короткій срокъ довели край до сравнительно цвѣтущаго положенія. Но съ тѣхъ поръ, какъ прекратился подвозъ конвиктовъ, жители лишились нетолько дешевыхъ рабочихъ рукъ, но также ежегодной субсидіи, а вмѣстѣ съ тѣмъ были выведены изъ Тасманіи правительственные отряды солдатъ, и предоставленные своимъ собственнымъ средствамъ, тасманцы теперь едва въ состояніи поддерживать прежнее цвѣтущее положеніе, чѣмъ отчасти и объясняется, что въ молодомъ краѣ нерѣдко встрѣчаются ветхія и развалившіяся строенія, фермы, покинутыя хозяевами, находившими убыточнымъ воздѣлывать землю наемными рабочими; тѣмъ болѣе, что сбытъ сельскихъ произведеній вообще незначителенъ. Немноголюдное населеніе острова потребляетъ весьма ограниченное количество жизненныхъ припасовъ, а вывозу ихъ на континентъ препятствуетъ строгій таможенный тарифъ, которымъ ограждаютъ себя остальныя колоніи. Еслибъ не это обстоятельство, то островъ могъ бы снабдить послѣднія всѣми возможными произведеніями сельскаго хозяйства, особенно фруктами. Вслѣдствіе всего этого Тасманія, можно сказать, довременно отцвѣла и, за недостаткомъ свѣжаго переселенія въ страну, не подаетъ даже никакихъ надеждъ въ будущемъ. Такимъ образомъ, прекрасный по естественнымъ свойствамъ край, въ которомъ выморили до тла бывшее туземное населеніе, влачитъ теперь сонливую, малопроизводительную жизнь, подобно раззорившемуся плантатору, у котораго отобрали невольниковъ.
VIII.
Отъ Мельбурна до Сиднея.
править
Непрерывное рельсовое сообщеніе между Мельбурномъ и Сиднеемъ, на разстояніи около восьмисотъ верстъ, открыто только съ текущаго, 1881 года, и то еще не вполнѣ, такъ какъ черезъ Муррей желѣзнодорожный мостъ еще не наведенъ, и его приходится переѣзжать въ омнибусѣ. Это пока единственный рельсовый путь въ Австраліи, не упирающійся въ пустыню, подобно остальнымъ ея желѣзнымъ дорогамъ, а соединяющій, напротивъ, другъ съ другомъ столицы двухъ сосѣднихъ колоній, Викторіи и Нью-Соутъ-Вельса. Такая поѣздка изъ Мельбурна въ Сидней и обратно составляетъ здѣсь въ нѣкоторомъ родѣ событіе, о которомъ извѣщается въ газетахъ изо-дня въ день. На этотъ конецъ по пути заходитъ въ вагоны джентльмэнъ и переписываетъ пассажировъ, обращаясь къ каждому изъ нихъ съ вѣжливою просьбой назвать фамиліи. Потомъ онъ же по телеграфу сообщаетъ ихъ въ редакціи газетъ; такъ что въ послѣднихъ имена пріѣзжающихъ печатаются въ тотъ же день, какъ поѣздъ достигаетъ мѣста своего назначенія.
Изъ каждой изъ столицъ отправляется ежедневно по одному поѣзду. Переѣздъ совершается въ 25 часовъ и обходится довольно дорого, а именно въ первомъ классѣ 4 фунта стерл., а во второмъ 3; причемъ надо замѣтить, что здѣсь первоклассные вагоны вообще не лучше второклассныхъ по нашимъ желѣзнымъ дорогамъ. За мѣсто въ спальномъ вагонѣ взимается добавочная плата въ 10 шиллинговъ. Билетъ, взятый прямо до Сиднея, не теряетъ силы въ семидневный срокъ, такъ что пассажиры вольны останавливаться на любой станціи по дорогѣ и продолжать путь съ однимъ изъ слѣдующихъ поѣздовъ. Воспользовавшись этимъ удобнымъ распоряженіемъ, я и остановился въ первый разъ въ мѣстечкѣ Симуръ, верстахъ въ 90 къ сѣверу отъ Мельбурна.
Виды по дорогѣ вовсе непривлекательны, особенно послѣ гористой и покрытой болѣе сочною растительностью Тасманіи. Если наши сосна, да осина представляютъ не веселую картину, то встрѣчавшіеся тутъ по обѣимъ сторонамъ рельсовъ лѣса эйкалиптовъ и подавно способны навести уныніе на душу своею тусклою, изсушенною солнцемъ, рѣдкою листвою и своими корявыми сводами съ ихъ облупленною, клочьями висящею корою.
Городокъ Симуръ расположеніемъ домовъ напомнилъ мнѣ русское село, съ его вытянутыми въ два ряда избами но обѣ стороны большой дороги. Но вмѣсто нашихъ бревенчатыхъ избъ здѣсь двухъэтажные досчатые дома, между которыми находятся два банка, три отеля, почтамтъ, большая пивоварня и прочія неизбѣжныя принадлежности всякаго австралійскаго города. Протекающая здѣсь рѣка Гольбурнъ, впадающая въ Муррей, считается одною изъ многоводныхъ рѣкъ Австраліи: въ зимніе мѣсяцы, въ полую воду по ней ходятъ даже небольшіе пароходы до знакомой уже намъ Ичуки на Мурреѣ. Какъ этому обстоятельству, такъ вмѣстѣ съ тѣмъ и прилегающей здѣсь желѣзной дорогѣ Симуръ и одолженъ своимъ возникновеніемъ. Въ немъ, однако, населеніе не превышаетъ шестисотъ душъ, хотя окрестная мѣстность и принадлежитъ къ хлѣбороднымъ краямъ въ Австраліи, а въ раскинутыхъ на обширномъ пространствѣ фермахъ съ успѣхомъ воздѣлывается пшеница.
На другой день я опять сѣлъ въ вагонъ и отправился далѣе къ сѣверу по пустынной, крайне скудно населенной мѣстности. Только приближаясь къ великой австралійской рѣкѣ, къ Муррею, мѣстность оживляется нѣсколько, благодаря встрѣчающимся кое-гдѣ фермамъ съ пшеничными полями. На пограничной станціи по сю сторону рѣки пассажиры вышли изъ вагоновъ и въ двухъ омнибусахъ переѣхали по мосту на другой берегъ, принадлежащій къ Нью-Соутъ-Вельсу, этой родоначальницѣ всѣхъ австралійскихъ колоній. Омнибусы подвезли насъ къ гостинницѣ въ Ольбури, гдѣ для пассажировъ приготовленъ былъ обѣдъ. Утоливъ голодъ, они опять размѣстились по омнибусамъ, которые и доставили ихъ, наконецъ, на находящуюся на краю города ставцію желѣзной дороги. Когда улеглась поднявшаяся при этомъ суетня, я спросилъ себѣ номеръ въ гостинницѣ, располагая остаться дня на три въ Ольбури.
Этотъ городъ, съ его трехтысячнымъ населеніемъ, раскинулся на правомъ берегу Муррея до долинѣ, ограниченной съ сѣверной стороны грядою невысокихъ холмовъ. Мѣстоположеніе настолько низменное, что во время разлива рѣки вода, какъ говорили мнѣ, нерѣдко врывается въ улицы и не мало вредитъ строеніямъ. Однако, Ольбури считается въ Нью-Соутъ-Вельсѣ однимъ изъ важнѣйшихъ городовъ послѣ Сиднея. Можно судить поэтому, какъ еще мало населена даже старѣйшая изъ австралійскихъ колоній. И въ самомъ дѣлѣ, занимая пространство почти равное Франціи и Великобританіи вмѣстѣ взятыхъ, она содержитъ въ себѣ всего около 750,000 жителей, значитъ меньше, нежели какой-нибудь даже не изъ первостепенныхъ городовъ въ Европѣ.
Несмотря на то, здѣшніе публицисты, съ цѣлью привлечь переселенцевъ изъ Европы, всячески стараются выставить на видъ быстрое наростаніе населенія въ краѣ, прибѣгая для этого даже къ нѣкоторымъ уловкамъ. Они указываютъ, между прочимъ, на то, что въ 1870 году въ Нью-Соутъ-Вельсѣ было всего около 500,000 жителей, такъ что въ одно десятилѣтіе населеніе увеличилось на 250,000 душъ, значитъ, оно наросло на цѣлыхъ 50 процентовъ. Процентный приростъ, правда, весьма значительный, но къ молодой колоніи такой разсчетъ ни въ какомъ случаѣ непримѣнимъ, что легко обнаружить, прибѣгнувъ къ сравненію. Вѣдь колонія Нью-Соутъ-Вельса существуетъ слишкомъ 90 лѣтъ, считая со дня, когда первый корабль изъ Англіи присталъ съ преступниками въ портъ Джаксонъ. Въ ту пору, въ Соединенныхъ Штатахъ Сѣверной Америки только-что начиналась колонизація къ западу отъ Аллегановъ и, напримѣръ, о какомъ-нибудь Иллинойсѣ тамъ еще и помина не было: онъ только-что началъ заселяться въ исходѣ истекшаго столѣтія, а въ число штатовъ былъ принятъ лишь съ 1818 года. Однако, въ настоящее время въ немъ считается уже до трехъ милліоновъ жителей. Здѣшніе публицисты напрасно прибѣгаютъ къ подобнаго рода статистическимъ уловкамъ: вопреки имъ, переселенцы все-таки устремляются въ страны, гдѣ имъ болѣе всего благопріятствуютъ нетолько естественныя условія, но гдѣ также, въ силу мѣстныхъ постановленій, предпріимчивымъ личностямъ открывается болѣе широкая возможность воспользоваться производительными силами природы. А какъ въ томъ, такъ и въ этомъ отношеніи условія въ колоніяхъ Австраліи не могутъ считаться благопріятными для малодостаточнаго класса переселенцевъ, къ которому относится главная масса эмигрантовъ изъ Европы въ Америку, именно для земледѣльцевъ, рабочихъ и вообще для наиболѣе производительныхъ элементовъ населенія. Понятно, что такіе элементы тяготѣютъ сильнѣе къ странѣ, гдѣ преобладаетъ демократическій образъ правленія, а въ Нью-Соутъ-Вельсѣ составъ самого правительства скорѣе благопріятствуетъ аристократическимъ поползновеніямъ. И въ самомъ дѣлѣ, глава правительства въ колоніи, губернаторъ, не избирается здѣшними жителями, а назначается изъ Англіи, часто даже вопреки желаніямъ мѣстнаго населенія. Мало того, въ верхней палатѣ засѣдаютъ 36 назначаемыхъ отъ правительства пожизненно членовъ, а въ нижней 73 депутата, избираемыхъ столькими же округами. Благодаря такому составу правительства, здѣшніе скваттеры — эти туземные ландлорды — пользуются здѣсь еще болѣе широкими преимуществами, нежели въ сосѣдней колоніи Викторіи. Они и здѣсь, какъ вездѣ въ Австраліи, не находятъ для себя выгоднымъ поощрять хлѣбопашцевъ и мелкихъ землевладѣльцевъ вообще. Потому-то послѣднимъ въ колоніи и предлагаются далеко не столь выгодныя условія для пріобрѣтенія фермерскихъ участковъ, какъ въ Америкѣ.
Припомнимъ сверхъ того, что плодородныя земли встрѣчаются здѣсь лишь въ видѣ оазисовъ по берегамъ рѣкъ, не высыхающихъ въ лѣтнее время. Къ такимъ плодороднымъ мѣстамъ принадлежитъ, между прочимъ, округъ, въ которомъ Ольбури составляетъ средоточіе земледѣльческаго края. Мѣстечки подобнаго рода вообще отличаются большимъ спокойствіемъ, нежели находящіеся среди золотоноснаго края болѣе многолюдные шумные города, съ ихъ минами, биржами и неусидчивыми рудокопами. И дѣйствительно, когда послѣ шумной суетни, какою сопровождалась отправка омнибусовъ съ пассажирами на станцію, желѣзной дороги, я вышелъ изъ гостинницы на улицу, то меня поразила наставшая, ничѣмъ не возмущаемая тишина въ городѣ. Населеніе въ немъ какъ будто заснуло. И такое сонливое состояніе его продолжается цѣлыя сутки, т. е. до прибытія слѣдующихъ поѣздовъ. Лишь только заслышится издали свистокъ приближающагося локомотива, какъ въ городѣ опять все разомъ пробуждается на короткое время, съ тѣмъ, чтобы по отходѣ поѣзда вновь погрузиться въ невозмутимый покой.
Проходя по песчанымъ улицамъ Ольбури, я то и дѣло долженъ былъ отмахиваться отъ мухъ, налетавшихъ цѣлыми миріадами. Такія же сонливыя, какъ и сами горожане, онѣ крайне докучливы и безотвязно прилѣпляются нетолько къ одеждѣ, но и къ лицу, залѣзаютъ въ уши, носъ и даже въ ротъ, если зазѣваешься. Чтобы предохранить, по крайней мѣрѣ, лицо отъ докучливыхъ насѣкомыхъ, жители носятъ обыкновенно шелковыя сѣтки, надѣвая ихъ на шляпы, въ родѣ дамскихъ вуалей. Купивъ себѣ такую сѣтку въ одномъ изъ здѣшнихъ магазиновъ, я отправился за городъ.
Ольбури обязанъ своимъ существованіемъ собственно сельскому хозяйству, особенно винодѣлію въ окрестныхъ мѣстахъ. По скатамъ холмовъ, почти полукругомъ облегающихъ городъ, не въ дальнемъ отъ него разстояніи разсыпаны фермы, съ ихъ полями и садами. Говорить о хозяйствѣ на здѣшнихъ фермахъ значило бы повторять то же, что уже изложено нами прежде: способы и пріемы все тѣ же, что и въ колоніяхъ Южной Австраліи и Викторіи. Но въ здѣшнемъ округѣ встрѣчается много виноградниковъ, разводимыхъ по отлогостямъ холмовъ. Окрестныя фермы занимаются преимущественно винодѣліемъ, которое составляетъ одинъ изъ главныхъ источниковъ его доходовъ.
Винодѣліе вообще находится здѣсь еще въ младенчествѣ, но климатъ и почва настолько благопріятны для этой отрасли хозяйства, что фермеры обращаютъ свою хозяйственную дѣятельность главнѣйше на виноградники. Интересно, между прочимъ, то обстоятельство, что виноградъ впервые перенесенъ въ страну тѣмъ же піонеромъ, которому Австралія одолжена разведеніемъ столь важнаго для нея овцеводства. И дѣйствительно, Макъ-Артуръ, одинъ изъ предпріимчивыхъ піонеровъ, въ 1797-мъ году уже ввелъ въ страну небольшую партію мериносовъ, которыхъ и слѣдуетъ считать родоначальниками неисчислимыхъ овечьихъ отаръ, разсѣянныхъ нынѣ по континенту и придающихъ ему столь своеобразный, типичный обликъ. Тотъ же неутомимый Макъ-Артуръ впослѣдствіи, посѣтивъ Европу, вывезъ изъ Франціи и Германіи виноградныя лозы лучшихъ сортовъ и насадилъ ихъ въ мѣстечкѣ, находящемся тоже по линіи желѣзной дороги, но ближе къ Сиднею. Отсюда виноградъ распространился въ остальныя удобныя для него мѣста. Между фермерами, занимающимися винодѣліемъ, чаще всего встрѣчаются французы и швейцарцы. Одинъ изъ нихъ, показывая свое хозяйство и обширные погреба, наполненные бочками съ винами разнаго возраста, самодовольно говорилъ, что со временемъ Австралія будетъ снабжать нетолько колоніи, но и Европу своими винами, точно такъ же, какъ нынѣ она уже снабжаетъ ее шерстью. Если винодѣліе въ краѣ, съ легкой руки Макъ-Артура, разовьется такъ же какъ овцеводство, то нельзя сомнѣваться, что Австралія въ этомъ отношеніи скоро выступитъ опасною соперницею для европейскихъ виноградарей, особенно въ виду то и дѣло повторяющихся болѣзней, какими въ послѣднее время поражались виноградники въ Европѣ.
Когда на другой день я покинулъ Ольбури и поѣздъ удалился отъ Муррея, плодородный оазисъ вскорѣ исчезъ изъ виду, и опять пошли писать по сторонамъ мрачные лѣса, неоглядныя овцеводныя станціи, смѣняясь изрѣдка вовсе непривлекательными мѣстечками съ ихъ большею частью посѣрѣвшими отъ времени постройками. Такъ продолжалось до ночной темноты. На разсвѣтѣ, когда поѣздъ сталъ приближаться къ Сиднею, показались болѣе населенные, оживляемые промышленною дѣятельностью города, между прочимъ Ливерпуль, въ которомъ находится нѣсколько большихъ писчебумажныхъ фабрикъ. Наконецъ, въ восьмомъ часу утра поѣздъ подкатилъ къ станціи въ Сиднеѣ.
Послѣ новенькой, чистенькой столицы Южной Австраліи, Аделаиды, послѣ болѣе размашистаго Мельбурна, съ его заложенными на широкую ногу, но частью недостроенными зданіями, Сидней, этотъ первый возникшій на южномъ материкѣ городъ, показался мнѣ устарѣвшимъ, хотя не прошло еще и ста лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ на покрытый тогда дѣвственнымъ лѣсомъ берегъ высадился англійскій экипажъ, состоявшій изъ гарнизона и партіи конвиктовъ. Городъ какъ будто довременно состарѣлся, и наружная старообразность его поразила меня тѣмъ болѣе, что, напримѣръ, Нью-Іоркъ въ Америкѣ, который вѣдь гораздо старше, смотритъ, однако, болѣе свѣжимъ, болѣе молодымъ городомъ. Такую старовидность, какъ намъ кажется, можно объяснить тѣмъ обстоятельствомъ, что Сидней основанъ въ то время, когда американцы, отложившись отъ Великобританіи, отрѣшились, такъ сказать, отъ обычаевъ, привычекъ и вообще отъ склада жизни своихъ европейскихъ предковъ, стали жить самобытною жизнью и какъ во всѣ отрасли народнаго быта, такъ точно и въ устройство городовъ внесли своеобразный, имъ только свойственный новый обликъ. Тогда какъ основанный административнымъ порядкомъ и выстроенный отчасти руками конвиктовъ Сидней ни на пядь не отступаетъ отъ способа построекъ, издавна вошедшаго въ употребленіе въ Англіи. Мало того, не возобновляя прежнихъ зданій, онъ и въ настоящее время даже новыя постройки продолжаетъ возводить но тому же заведенному съ самаго начала типу. А между тѣмъ такой способъ постройки, пригодный для туманнаго края съ умѣреннымъ климатомъ, оказывается крайне нецѣлесообразнымъ въ полутропической странѣ, гдѣ зимой бываетъ не холоднѣе, чѣмъ въ Южной Австраліи, а лѣтомъ даже гораздо жарче. Вѣдь Сидней лежитъ ближе къ экватору нежели Алжиръ въ Африкѣ, и тутъ-то цѣпкіе къ прадѣдовскимъ привычкамъ англичане вздумали строиться какъ у себя дома, въ своей болѣе холодной метрополіи. Такія же изъ песчанника или изъ кирпича возведенныя стѣны трехъ и четырехъ этажныхъ домовъ, съ плотно затворяющимися окнами и дверьми, безъ всякихъ приспособленій, употребляемыхъ въ тропическомъ краѣ для умѣренія зноя въ жилищахъ, тянутся непрерывнымъ строемъ по обѣ стороны камнемъ вымощенной улицы, и солнечные лучи безпрепятственно нагрѣваютъ и безъ того крайне сухой воздухъ въ домахъ; такъ что въ комнатѣ, даже при открытыхъ окнахъ, по ночамъ бываетъ душно.
Но городъ кажется старымъ нетолько отъ старомодныхъ построекъ, а также отъ несходящей съ мостовыхъ слякоти. Онѣ рѣдко подметаются, и пыль при малѣйшемъ дождѣ превращается въ густую грязь. А когда нѣтъ дождя, то улицы усредно поливаются, и мостовыя покрываются такимъ же грязнымъ слоемъ. Единственное нововведеніе, какое позволили себѣ здѣсь англичане для защиты отъ знойныхъ солнечныхъ лучей на улицѣ, состоитъ въ навѣсахъ надъ тротуарами, но и то только по главнымъ торговымъ улицамъ, а именно по Джоржъ и Питтъ-стриту, названнымъ такъ въ честь короля и его министра. Здѣсь съ утра до вечера по тротуарамъ передъ магазинами толчется разнородная публика, а по мостовой мчатся двухколесные экипажи, гремятъ высокіе омнибусы, тянутся огромныя фуры съ нагруженною кладью. Право, подумаешь, что въ городѣ безъ малаго милліонъ жителей, тогда какъ на самомъ дѣлѣ въ немъ столько же, сколько и въ Мельбурнѣ, т. е. около 200,000, и то еще считая со всѣми предмѣстьями.
Однако, эти многолюдныя улицы не отличаются тою правильностью, какая въ нашъ вѣкъ, по образцу Филадельфіи, вошла въ общее употребленіе при распланировкѣ новыхъ городовъ въ молодыхъ колоніяхъ. Въ Сиднеѣ длинныя улицы тянутся вкривь и вкось и пересѣкаются другими подъ разными углами; а нѣкоторыя изъ нихъ, слѣдуя извивамъ по берегу залива, описываютъ дугообразные извороты. Такая неправильность въ расположеніи улицъ въ свою очередь тоже придаетъ городу старообразный видъ.
Нельзя впрочемъ сказать, чтобы въ Сиднеѣ не было зданій, отличающихся архитектурными достоинствами, хотя бы и мало приспособленными къ полутропическому климату. На той же улицѣ Джоржъ-стритѣ стоитъ великолѣпное трехэтажное зданіе почтамта, привлекающее вниманіе публики своей гранитной колоннадой, подъ арками которой вывѣшиваются объявленія о приходящихъ и отходящихъ пароходахъ, о состояніи погоды въ разныхъ концахъ материка, также напечатанный реэстръ, по которому всякій можетъ справиться, имѣется ли на почтѣ письмо на его имя. Особенно много народу толчется, какъ въ самомъ почтамтѣ, такъ и около него въ дни отправленія почты съ отходящимъ въ Европу пароходомъ, что случается обыкновенно разъ въ двѣ недѣли, а иногда и чаще. Въ это время на улицѣ за угломъ почтамта идетъ бойкій торгъ мѣстными періодическими изданіями разнаго рода. Они тутъ же раскладываются на столикахъ. Каждое изъ нихъ снабжается готовою бандеролью и почтовою маркой, такъ что желающему отправить въ Европу какую-нибудь газету стоитъ только написать тутъ же адресъ и вложить ее въ почтовый ящикъ. О движеніи здѣшней періодической печати можно судить по тому, что въ городѣ выходитъ пять ежедневныхъ газетъ, между которыми первое мѣсто занимаетъ «Утренній Вѣстникъ» («The Sydney Morning Herold»); сверхъ того десять еженедѣльныхъ и восемь мѣсячныхъ изданій, изъ которыхъ нѣкоторыя съ иллюстраціями.
Не въ дальнемъ разстояніи отъ почтамта находится двухэтажное зданіе городской думы, съ высокою башнею посерединѣ, снабженною часами. Оно со всѣхъ сторонъ окружено садомъ, обнесеннымъ желѣзною рѣшетчатою оградой. Но чѣмъ никакъ не можетъ похвалиться городъ, это — такъ называемый центральный рынокъ, гдѣ торгуютъ овощами, плодами, цвѣтами и всякою живностью. Невзрачное, снаружи посѣрѣвшее строеніе отличается, какъ вообще всѣ англійскіе рынки, крайнею неопрятностью. По всему видно, что рынки здѣсь посѣщаются болѣе прислугою и такъ называемымъ чернымъ людомъ, невзыскательнымъ по части чистоты.
Лучшія въ архитектурномъ отношеніи зданія находятся, конечно, на Мекери-стритѣ, на этой по преимуществу аристократической улицѣ, поименованной въ память одного изъ наиболѣе популярныхъ губернаторовъ, бывшихъ въ Сиднеѣ. Тутъ фешенебельная знать, члены которой происходятъ отъ разбогатѣвшихъ въ Австраліи переселенцевъ, а частью также отъ конвиктовъ, воздвигла цѣлый рядъ трехъ и четырехъ-этажныхъ домовъ по образцу аристократическихъ зданій подобнаго рода въ Лондонѣ. Эти палаты, занимая одну сторону немноголюдной, удаленной отъ коммерческой суетни улицы, обращены своими красивыми, но однообразными фасадами къ парку, среди котораго красуется губернаторскій дворецъ съ башенками въ готическомъ вкусѣ.
Прибавимъ еще, что здѣшній университетъ въ архитектурномъ отношеніи также слѣдуетъ отнести къ разряду величественныхъ построекъ. Находясь въ отдаленной части города, почти на окраинѣ его, онъ воздвигнутъ въ готическомъ стилѣ и по наружности похожъ отчасти на великолѣпную церковь. Система преподаванія въ немъ та же, что и въ классическомъ Оксфордѣ. Церквей въ Сиднеѣ очень много. Между ними бросается особенно въ глаза еврейская синагога, какъ по своей нѣсколько причудливой архитектурѣ въ византійскомъ вкусѣ, такъ и потому, что она занимаетъ очень видное мѣсто противъ парка.
Въ Сиднеѣ я опять встрѣтился съ знакомымъ уже намъ венгерцемъ, который, выѣхавъ послѣ неудачныхъ коммерческихъ попытокъ изъ Мельбурна, сообщилъ мнѣ свой адресъ. Онъ занялъ въ отдаленной части города небольшую комнату съ однимъ окномъ въ нижнемъ этажѣ. Благодаря менѣе строгимъ таможеннымъ правиламъ въ Сиднеѣ, ему удалось подъ видомъ образцовъ провезти свой товаръ безпошлинно. На вопросъ, какъ ему нравится Сидней, венгерецъ отвѣчалъ, что столица Нью-Соутъ-Вельса во всякомъ случаѣ болѣе похожа на городъ, чѣмъ Мельбурнъ, хотя, конечно, не можетъ идти въ сравненіе съ Вѣной, которую онъ ставилъ выше всѣхъ городовъ въ мірѣ. Отзывъ его основанъ отчасти на томъ, что Сидней по наружности дѣйствительно напоминаетъ собою старые города въ Европѣ, особенно въ Англіи.
— Къ тому же, прибавилъ мой пріятель: — здѣсь вы можете встрѣтить настоящихъ аристократовъ, а не однихъ только скваттеровъ и скотоводовъ, какъ въ Мельбурнѣ.
И въ самомъ дѣлѣ, въ Сиднеѣ, какъ я замѣтилъ, фешенебельный классъ строже отдѣляется отъ черни и, подражая аристократіи въ метрополіи, обнаруживаетъ всѣ признаки своего высокаго званія. Здѣсь на улицахъ и въ паркахъ чаще встрѣчаются щегольскія кареты и ландо, на козлахъ которыхъ рядомъ съ кучеромъ сидитъ чернокожій гайдукъ.
Разобравъ свои товары изъ ящиковъ, венгерецъ тутъ же въ комнатѣ устроилъ нѣчто въ родѣ выставки. Приставивъ столъ къ задней стѣнѣ во всю длину ея, онъ размѣстилъ на немъ въ живописномъ порядкѣ разные дорогіе нессесеры, письменныя принадлежности, вазы, вѣера, музыкальные ящики и тому подобныя роскошныя бездѣлушки; на кругломъ столѣ посреди комнаты онъ разложилъ большіе пышные альбомы съ фотографіями — словомъ, преобразилъ свою комнату въ маленькій магазинъ галантерейныхъ товаровъ, поджидая среди этой обстановки тароватыхъ покупателей.
Мнѣ страннымъ показалось, почому онъ поселился въ такой удаленной отъ болѣе посѣщаемыхъ торговыхъ улицъ части города. Этотъ кварталъ носитъ странное названіе Улумулу, что мнѣ врѣзалось въ память, благодаря надписямъ на приходящихъ сюда омнибусахъ; на нихъ большими буквами начертано имя: Wooloomooloo, въ которомъ, какъ видно, буква o повторяется ровно восемь разъ. Мой знакомый объяснилъ мнѣ, что онъ не безъ умысла избралъ столь отдаленную мѣстность, такъ какъ товаръ его предназначенъ не для толпы, а для аристократовъ, а аристократія живетъ какъ разъ здѣсь по сосѣдству. Онъ и предложилъ на другой же день свести меня въ главное мѣстопребываніе здѣшней фешенебельной знати, извѣстное подъ именемъ Уляры. Оно расположено по возвышенному берегу залива, къ которому спускается то ступенями, то болѣе отлогими скатами. Близость морской воды придаетъ много прелести красивому мѣстоположенію. Тутъ, вдали отъ городского шума, по скатамъ разсыпались окруженныя прекрасными садами роскошныя виллы богачей. На нихъ-то главнѣйше и разсчитывалъ венгерецъ, открывшій мнѣ и самый секретъ своихъ коммерческихъ операцій. Не имѣя ни настоящаго магазина, ни вывѣски надъ дверью и называя свой способъ торговли «домашней коммерціей», онъ прибѣгъ къ циркулярамъ. Отпечатавъ нѣсколько сотенъ объявленій съ реэстромъ продажныхъ вещей, онъ разослалъ ихъ по городской почтѣ къ наиболѣе знатнымъ личностямъ, адресы которыхъ добылъ по городскому адресъ-календарю. Исполнивъ свое циркулярное посланіе, онъ изо дня въ день поджидалъ на квартирѣ появленія покупателей, надѣясь, что здѣшніе богачи соблазнятся изящными произведеніями дальней Вѣны. Однако, мой знакомый упустилъ изъ виду одно невыгодное для него обстоятельство, а именно — неусидчивость легкихъ на подъемъ англичанъ. И въ самомъ дѣлѣ, между здѣшними богачами едва ли найдется хоть одинъ изъ десяти, который въ годъ или, по крайней мѣрѣ, въ два года разъ не побывалъ бы въ Европѣ и не запасся бы въ тамошнихъ столицахъ всякими нужными и ненужными роскошными предметами для своей домашней обстановки, такъ что едва, ли кто могъ бы прельститься ограниченнымъ выборомъ вещей, имѣвшихся на лицо у венгерца. А потому оригинально придуманная торговая операція моего знакомаго, какъ и слѣдовало ожидать, оказалась въ концѣ-концовъ мыльнымъ пузыремъ, которымъ онъ тѣшилъ себя довольно долго. Когда, нѣсколько недѣль спустя, я зашелъ опять на его квартиру, то не засталъ его болѣе. Хозяинъ дома объявилъ мнѣ, что венгерецъ въ одно прекрасное утро уложилъ свои драгоцѣнныя вещи въ сундуки и на пароходѣ отправился съ ними обратно въ Вѣну.
Воображаю, какъ тамъ у себя дома будетъ онъ поносить и Мельбурнъ, и Сидней, и всѣ колоніи, какъ поступаютъ обыкновенно всѣ подобные ему неудачники, отправляющіеся въ невѣдомые для нихъ края съ фантастическими замыслами, въ надеждѣ разбогатѣть на счетъ простоватыхъ колонистовъ. Эти возвратившіеся во свояси неудачники и разносятъ у себя дома разныя невыгодныя вѣсти о новыхъ краяхъ, тогда какъ дѣльные переселенцы остаются въ странѣ, молча преуспѣвая въ своихъ болѣе зрѣло обдуманныхъ и настойчиво проводимыхъ предпріятіяхъ. Невыгодные отзывы злорадно подхватываются услужливыми газетами, что, между прочимъ, и служитъ однимъ изъ источниковъ распространяемыхъ по Европѣ неблагопріятныхъ вѣстей о дальнихъ колоніяхъ, нетолько австралійскихъ, но точно также и американскихъ.
Однако, мы о Сиднеѣ вынесли бы, пожалуй, также не очень выгодное и во всякомъ случаѣ одностороннее понятіе, еслибъ ограничились обзоромъ однихъ застроенныхъ устарѣвшими съ виду домами кривыхъ улицъ его. И въ самомъ дѣлѣ, переѣхавъ сюда сухимъ путемъ по желѣзной дорогѣ, мы вступили въ городъ какъ бы съ задняго крыльца. Другое дѣло, еслибы намъ пришлось подъѣхать къ нему водою: тогда съ палубы парохода развернулась бы передъ нами иная, болѣе блестящая картина гавани Сиднея. Главную прелесть его составляетъ, конечно, заливъ, извѣстный подъ именемъ Порта Джаксона. Врѣзавшись въ материкъ по направленію отъ востока къ западу въ длину верстъ на восемь, онъ представляетъ чрезвычайное разнообразіе въ очертаніяхъ сѣвернаго и южнаго береговъ. Удаляясь одинъ отъ другого версты на двѣ, они мѣстами отстоятъ другъ отъ друга не болѣе, какъ на полверсты. Дѣло въ томъ, что Портъ Джаксонъ на всемъ протяженіи своемъ, какъ по сѣверной, такъ и по южной окраинѣ, образуетъ множество заливчиковъ и бухтъ, изрѣзавъ, такимъ образомъ, возвышенные берега и образовавъ полуострова, мысы и косы, спускающіеся къ водѣ то отвѣсными скалами, то террасами, то болѣе или менѣе отлогими скатами. Сидней и расположился на скалахъ, террасахъ и покатостяхъ въ самой глубинѣ залива, на южномъ берегу его, тогда какъ на сѣверномъ разсыпались живописный предмѣстья города. Мѣстами онъ подымается надъ заливомъ амфитеатромъ, и, смотря на него съ палубы парохода, видишь передъ собою какъ бы городъ надъ городомъ. Прибавьте сюда еще нѣсколько острововъ среди залива съ воздвигнутыми на нихъ фортами, служащими скорѣе для украшенія, чѣмъ для обороны, незастроенные пока, но покрытые свѣжею зеленью берега, потомъ пароходы, большія и малыя парусныя суда, то спокойно стоящія на мѣстахъ, то бороздящія зеленоватую поверхность воды — и передъ вами развернута панорама, покрытая сверху свѣтлою прозрачною синевою неба и освѣщенная яркими лучами, свободно проникающими сквозь чистый, сухой воздухъ. При видѣ дивнаго, не поддающагося никакой живописи залива, притомъ столь удобнаго для стоянки множества судовъ, хотя бы самыхъ большихъ размѣровъ, нельзя не подивиться тому, что Кукъ, впервые проѣхавъ мимо входа въ заливъ, не обратилъ на него вниманія и посовѣтовалъ англійскому правительству послать эскадру, отвозившую первую партію преступниковъ въ Австралію, не въ Портъ Джаксонъ, а въ Ботани-Бей. Дѣйствительно, начальникъ эскадры, капитанъ Филинъ, которому въ 1787 году лордомъ Сиднеемъ поручено было заложить въ Австраліи колонію ссыльныхъ, прежде всего и заѣхалъ въ указанный ему заливъ. Но, убѣдившись на мѣстѣ, что онъ крайне не удобенъ для поселенія, капитанъ направился далѣе къ сѣверу. Вошедъ затѣмъ въ Портъ-Джаксонъ, онъ былъ такъ очарованъ чуднымъ видомъ залива и всѣми удобствами для заложенія обширной гавани, что, несмотря ни на какія предстоявшія препятствія, приступилъ тутъ же къ основанію города. Но вслѣдствіе крайне недостаточныхъ средствъ сообщенія въ ту пору, вѣсть о новомъ поселеніи долго не доходила до метрополіи. Оттого-то въ Англіи сначала вовсе не подозрѣвали, что конвикты стали селиться въ Портъ-Джаксонѣ, и правительство попрежнему мѣстомъ ссылки для каторжныхъ продолжало назначать Ботани-Бей. Вслѣдствіе этого, съ именемъ послѣдняго у англичанъ и сложились такія же ужасъ наводящія понятія, какъ у насъ съ именемъ Сибири. На самомъ же дѣлѣ въ Ботани-Беѣ никогда и помина не было о колоніи ссыльныхъ, водворившихся, напротивъ, въ Портъ-Джаксонѣ, именно въ томъ мѣстѣ, гдѣ въ настоящее время находится такъ называемая Циркулярная пристань (Circular Quay).
Это, можно сказать, самое видное и наиболѣе посѣщаемое публикою мѣсто въ гавани. Бухта образуетъ здѣсь почти правильный полукругъ, по которому размѣстилось нѣсколько пристаней разныхъ обществъ пароходства. Отсюда то и дѣло отчаливаютъ пароходы либо на противоположный сѣверный берегъ, либо въ другія, болѣе отдаленныя мѣста по берегамъ Портъ-Джаксона. При входѣ въ Циркулярную бухту съ моря, по бокамъ ея, на оконечностяхъ полуострововъ красуются съ одной стороны баттарея, а съ другой — фортъ; они именно красуются здѣсь, потому что иначе рѣшительно недоумѣваешь, отъ какого врага имъ приходится оборонять городъ. За полуостровомъ слѣдуетъ опять бухта, и такая постоянная смѣна полуострововъ и заливчиковъ продолжается до самаго выхода изъ порта.
Къ Циркулярной пристани примыкаетъ губернаторскій садъ, съ его высокой эспланадой по скалистому берегу полуострова. Тутъ же на возвышенной площади среди сада красуется зданіе бывшей всемірной выставки, такъ что оно господствуетъ надъ заливомъ и издалека уже привлекаетъ къ себѣ взоры подъѣзжающихъ на пароходѣ. Затѣмъ слѣдуетъ здѣшній ботаническій садъ, хотя и не совсѣмъ заслуживающій названія ботаническаго, зато представляющій превосходное поприще для прогулокъ то по низменной набережной подъ навѣсомъ выдающихся здѣсь скалъ, то по высокой эспланадѣ на тѣхъ скалахъ, то по аллеямъ съ пальмами, араукаріями, древовидными папоротниками и всякаго рода растеніями, которыми мы любуемся у себя въ однихъ только оранжереяхъ. Вообще, этотъ ботаническій садъ, съ примыкающими къ нему обширными парками, раскинувшимися далѣе внутрь материка, съ ихъ холмами, пригорками, съ торчащими на нихъ голыми скалами, съ ихъ обширными зеленѣющими луговинами, аллеями старыхъ густотѣнистыхъ фикусовъ составляетъ такое дивное сочетаніе естественныхъ красотъ и искуственныхъ приспособленій къ нимъ, какое едва ли гдѣ встрѣтишь въ старыхъ городахъ Европы. Тутъ по прекраснымъ макадамамъ разъѣзжаетъ въ щегольскихъ экипажахъ фешнебельная знать, а по широкимъ тѣнистымъ аллеямъ прогуливается разнокалиберная толпа. Многіе, сидя на скамьяхъ, внимательно слѣдятъ за играющими на противоположной луговинѣ въ крикетъ. И все это находится въ чертѣ самаго города въ нѣсколькихъ шагахъ отъ торговаго средоточія его, отъ Питтъ-стрита, какъ разъ противъ аристократическихъ палатъ по Мекери-стриту.
При входѣ въ паркъ со стороны послѣдней улицы, на площадкѣ находится бронзовая статуя одного изъ бывшихъ въ Сиднеѣ губернаторовъ, по имени Бурке. Но меня болѣе заинтересовали помѣщенныя здѣсь по обѣ стороны памятника двѣ русскія пушки изъ-подъ Севастополя. Съ какой стати попали онѣ сюда и чѣмъ австралійцы заслужили такой почетъ? — не знаю; метрополія, конечно, хотѣла польстить этими трофеями патріотическимъ чувствамъ своихъ отдаленныхъ колоній.
На памятники, какъ видно, здѣсь не скупятся; но изъ нихъ развѣ одинъ только дѣйствительно заслуживаетъ вниманія потомства, а именно памятникъ великаго мореплавателя, широко раздвинувшаго область нашихъ географическихъ знаній и, собственно говоря, открывшаго Австралію — Джемса Кука. Бронзовая статуя его стоитъ среди Гейдъ-парка, какъ разъ протикъ прекраснаго зданія здѣшняго музея. Англійскій капитанъ, въ морскомъ мундирѣ, держитъ въ лѣвой рукѣ телескопъ, а правую высоко поднялъ надъ толовою, какъ бы торжественно возглашая на весь міръ о томъ, что Великобританія принимаетъ въ свое неотъемлимое, вѣчное владычество открытый имъ материкъ. Моментъ, избранный художникомъ, дѣйствительно величавый! Но, смотря на эту вѣчно поднятую къ верху десницу, такъ и хочется сказать: «Опусти твою руку, великій мужъ: вѣдь подъ луною нѣтъ ничего вѣчнаго!» — И дѣйствительно, какое значеніе будетъ имѣть этотъ памятникъ, когда въ болѣе или менѣе отдаленномъ будущемъ австралійскія колоніи отложатся отъ метрополіи, подобно американскимъ? Что станетъ тогда съ неотъемлемымъ владычествомъ Великобританіи въ Южномъ полушаріи? А что такой моментъ неминуемо настанетъ когда-нибудь, въ этомъ едва ли можно сомнѣваться.
Въ первыя десятилѣтія, когда Австралія, подъ именемъ Ботани-Бея, служила мѣстомъ ссылки, интересы колоній были гораздо тѣснѣе связаны съ метрополіей. Но съ тѣхъ поръ, какъ прекратился подвозъ конвиктовъ и вмѣстѣ съ тѣмъ колоніи лишились нетолько гарнизона, но также и соотвѣтствующихъ субсидій изъ Англіи, связь ихъ съ метрополіей сильно ослабѣла. Теперь же мѣстныя правительства помышляютъ уже объ уничтоженіи таможенъ между колоніями, и вопросъ о таможенномъ союзѣ на очереди. А отъ таможеннаго союза къ вопросу о федераціи всѣхъ колоній и о полной ихъ независимости — одинъ только шагъ. Стоитъ только Англіи запутаться въ войну съ другою сильною на морѣ державою, и австралійцамъ не будетъ никакого разсчета изъ-за метрополіи подвергаться блокадѣ или даже нападенію со стороны враговъ. Въ такомъ случаѣ имъ предстоитъ одинъ только выходъ: окончательно отложиться отъ Великобританіи.
Однако, въ настоящее время у колонистовъ еще слишкомъ свѣжа память о старой отчизнѣ: не успѣло еще сложиться, не успѣло возмужать то народившееся въ Австраліи молодое поколѣніе, которое могло бы назвать ее настоящею своею родиною, своимъ отечествомъ. Напротивъ, большинство австралійцевъ смотритъ на колоніи лишь какъ на мѣсто временнаго пребыванія, избранное съ цѣлью наживы. Они всѣми помышленіями своими, всею душою все еще тяготѣютъ къ общей матери своей, Великобританіи. Большая часть скваттеровъ, распродавъ свои партіи шерсти, также немалое число здѣшнихъ богатыхъ негоціантовъ изъ года въ годъ отправляются на побывку въ Англію: съѣздить домой (going home), какъ выражаются они — направляясь обыкновенно подъ конецъ лѣта въ Европу, считается какъ бы священнымъ долгомъ; точь въ точь какъ у насъ крестьяне, отправляющіеся на заработки въ города, считаютъ непремѣнною обязанностью побывать хоть разъ въ годъ у себя дома, въ деревнѣ. Между тѣми и другими огромная разница, конечно, въ разстояніяхъ. Направляясь изъ Сиднея Тихимъ океаномъ до Санъ-Франциско, а оттуда по желѣзной дорогѣ до Нью-Іорка и моремъ до Ливерпуля, австралійцы, побывавъ въ Лондонѣ, возвращаются назадъ Суэзскимъ каналомъ и Индѣйскимъ океаномъ, такъ что они изъ года въ годъ совершаютъ кругосвѣтное путешествіе.
Одно изъ звеньевъ, связующихъ еще въ настоящее время колоніи съ метрополіей, состоитъ отчасти въ торговлѣ шерстью. Въ Сиднеѣ, точно также, какъ и въ Мельбурнѣ, находятся огромные складочные магазины или, по здѣшнему, палаты для шерсти (Woolpalace), расположенныя большею частью близь пристаней. Рынкомъ для сбыта этого товара до послѣдняго времени служила почти исключительно Англія. Однако, въ послѣдніе года стали появляться покупатели также изъ другихъ краевъ Европы. Въ гостинницѣ, въ которой я стоялъ, мнѣ пришлось познакомиться съ нѣсколькими комиссіонерами по шерстяной торговлѣ изъ Германіи, Франціи и Бельгіи. Поводомъ къ нашему знакомству послужило между прочимъ то обстоятельство, что эти господа пріѣхали въ Австралію, побывавъ предварительно въ Россіи. Въ наши лѣтніе мѣсяцы они посѣтили ярмарки въ Харьковѣ, Полтавѣ и Екатеринославлѣ. Закупивъ тамъ нѣсколько партій шерсти, они отправились съ тою же цѣлью въ Южное полушаріе. Прибывъ въ Австралію также въ здѣшній лѣтній сезонъ, въ ноябрѣ, они, не на ярмаркахъ, конечно, которыхъ здѣсь не бываетъ, а въ складочныхъ магазинахъ въ Мельбурнѣ и Сиднеѣ дѣлаютъ новые запасы, потомъ заѣзжаютъ за тѣмъ же дѣломъ въ Новую Зеландію и черезъ Америку возвращаются домой, въ Европу, совершая такимъ образомъ, подобно продавцамъ шерсти, скваттерамъ, каждогодно кругосвѣтное путешествіе. По словамъ комиссіонеровъ австралійская шерсть качествомъ превосходитъ русскую: послѣдняя гораздо грязнѣе, что приписываютъ преобладанію чернозема въ нашихъ степяхъ. Несмотря на то, здѣшніе скваттеры, какъ не разъ приходилось слышать, жалуются на опасную для нихъ конкурренцію со стороны русскихъ овцеводовъ. Но, кажется, послѣднимъ скорѣе приходится сѣтовать на возрастающее изъ года въ годъ овцеводство въ Австраліи. Тѣмъ еще болѣе, что помимо шерсти, Австралія соперничаетъ съ Россіей въ торговлѣ саломъ. Послѣднее, правда, составляетъ здѣсь какъ бы побочный продуктъ овцеводства, отчасти даже, такъ сказать, случайный. И дѣйствительно, когда въ маловодныхъ пустыняхъ внутри континента наступаетъ засуха, когда въ теченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ къ ряду не выпадаетъ ни капли дождя, то милліоны овецъ погибаютъ отъ жажды. Въ такое время онѣ отдаются за безцѣнокъ, лишь бы нашелся охотникъ содержать ихъ. Скваттеры съ отчаянья прибѣгаютъ къ крайнему средству: они истребляютъ тысячи тысячъ овецъ на сало, и наполняютъ имъ рынки, едва окупая при этомъ издержки производства. Многіе изъ скаттеровъ раззорялись такимъ образомъ окончательно, и только сильные капиталисты въ состояніи были оправиться послѣ такихъ невзгодъ, случавшихся раза по два и даже чаще въ одно десятилѣтіе.
Помимо овцеводства Австралія является опасною соперницею Россіи еще по части хлѣбной торговли, главнѣйше пшеницы. Несмотря на весьма тугое развитіе здѣшняго земледѣлія, воздѣлка пшеницы въ послѣднее время расширилась до того, что изъ портовъ Сиднея, Мельбурна, а особенно изъ Аделаиды съ каждымъ годомъ этого хлѣба все болѣе и болѣе вывозится на рынки въ Англію. Такимъ образомъ, русскимъ хлѣбнымъ торговцамъ приходится вести борьбу не съ одними американцами, уже отбивающими у нихъ европейскіе рынки, но еще съ неменѣе предпріимчивыми въ комерчесскомъ отношеніи австралійцами.
Сверхъ того, въ послѣднее время колонисты приступили къ открытію еще новой отрасли торговли съ метрополіею, а именно бойнымъ скотомъ. Благодаря неогляднымъ пастбищамъ внутри континента, здѣсь изъ года въ годъ развивается обширное скотоводство, такъ что цѣны на мясо крайне низки. Скваттеры назначили отъ себя премію за устройство на пароходахъ такого помѣщенія, въ которомъ битое въ Австраліи мясо могло бы быть доставлено въ Европу въ свѣжемъ состояніи. Въ нынѣшнемъ году уже были отправлены изъ Сиднея нѣсколько партій свѣжаго мяса. Хотя результаты оказались не вполнѣ удачными, однако, при упорной настойчивости, какою отличаются колонисты, можно быть увѣрену, что они, наконецъ, преодолѣютъ всѣ препятствія и добьются своего.
Между тѣмъ какъ колонія съ каждымъ годомъ продолжаетъ все болѣе и болѣе снабжать европейскіе рынки избыткомъ своихъ естественныхъ произведеній, въ то же время она, при посредствѣ покровительственной системы, стремится по возможности избавиться отъ подвоза разныхъ фабричныхъ и мануфактурныхъ издѣлій, поставляемыхъ сюда изъ Европы и Сѣверной Америки. Въ Сиднеѣ открыто уже нѣсколько чугуннолитейныхъ, машинныхъ и обширныхъ кожевенныхъ заводовъ. Тутъ находятся также сапожныя, суконныя и мебельныя фабрики, произведенія которыхъ находятъ въ странѣ обширный сбытъ, благодаря именно патріотическому предпочтенію, какое, какъ мы уже видѣли, колонисты всегда отдаютъ собственнымъ издѣліямъ. Это обстоятельство въ свою очередь также содѣйствуетъ ослабленію связи съ метрополіей.
Какъ бы то ни было, но молодая колонія, основанная преступниками, осужденными въ Англіи на ссылку въ Ботани-бей, являетъ міру наглядное доказательство, что негодные элементы отверженниковъ европейскаго общества, перенесенные на дѣвственную почву, въ состояніи преобразиться къ лучшему и составить изъ себя здоровый цивилизованный строй, во многихъ отношеніяхъ не уступающій, по крайней мѣрѣ, своему европейскому прототипу.
IX.
Окрестности Сиднея и Синія горы.
править
Во время переѣзда изъ Европы по океану на пароходѣ нѣкоторые изъ возвращавшихся въ Австралію пассажировъ уже говорили мнѣ, что я встрѣчу тамъ соотечественника, извѣстнаго путешественника Миклухо-Маклая; но никто не зналъ навѣрное, гдѣ именно находился онъ въ то время. Въ Аделаидѣ мнѣ сообщили, что я застану его въ Сиднеѣ. То же самое подтвердили въ Мельбурнѣ, и нетолько люди ученые, а также личности, вовсе не причастныя къ научному міру. Нарочно упоминаю объ этомъ обстоятельствѣ, такъ какъ по немъ можно уже судить объ обширной популярности, какою пользуется на Южномъ материкѣ имя нашего соотечественника. Такая популярность его объясняется, конечно, тѣмъ, что Миклухо-Маклай поприщемъ своихъ изслѣдованій избралъ малоизвѣстный, недоступный еще для колонизаціи островъ Новой Гвинеи, который, однако, англичане имѣютъ въ виду присоединить къ остальнымъ австралійскимъ владѣніямъ. И дѣйствительно, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, англійское правительство заключило договоръ съ Голландіею, въ силу котораго послѣдняя уступила Великобританіи свои права на Новую Гвинею. Благодаря такому пріобрѣтенію, владычество Англіи въ Южномъ полушаріи принимаетъ еще большіе размѣры.
Узнавъ въ Сиднеѣ, что я найду соотечественника на зоологической станціи близь Ватсоновской бухты, я на Циркулярной пристани сѣлъ на отправлявшійся туда пароходъ и, проѣхавъ мимо острововъ съ ихъ фортами въ виду подымающагося амфитеатрами дачнаго предмѣстья Уляры, черезъ полчаса ѣзды, почти у самаго выхода изъ залива, на южной сторонѣ его, высадился въ сказанной бухтѣ. Здѣсь на пристани мнѣ удалось застать самого Миклухо-Маклая. Онъ тотчасъ же повелъ меня на основанную имъ станцію. Поднявшись по скалистому берегу и оставивъ за собою нѣсколько разсыпанныхъ по отлогости домовъ, съ окружающими ихъ садиками, мы вышли на возвышенную площадку, гдѣ на каменистой почвѣ одиноко стоитъ новый, небольшой коттеджъ съ верандою со всѣхъ четырехъ сторонъ.
Зоологическая станція въ настоящее время находится, можно сказать, еще въ зародышѣ. Да и вообще подобнаго рода заведенія стали возникать съ недавнихъ лишь поръ, при чемъ иниціатива въ этомъ дѣлѣ принадлежитъ доктору Дорну, товарищу по наукѣ Миклухо-Маклая. Въ 1868 году, оба ученые занимались естественными изслѣдованіями въ Мессинѣ. Тутъ они на опытѣ убѣдились въ пользѣ, какую могла бы принести цѣлесообразно устроенная зоологическая станція въ подобномъ мѣстѣ. И въ самомъ дѣлѣ, вслѣдствіе широкаго развитія естественныхъ наукъ за послѣднія десятилѣтія, недостаточными оказались музеи и тому подобные склады разныхъ коллекцій для строгаго изученія природы. Для достиженія болѣе полнаго успѣха нынѣ необходимо производить наблюденія и изслѣдованія надъ живыми экземплярами и притомъ непосредственно, такъ сказать, на самомъ мѣстѣ проявленія интересующаго насъ предмета. Такія изслѣдованія особенно важны по отношенію къ морскимъ растеніямъ и животнымъ. Зоологическая станція и должна служить, какъ выражается Маклай, мастерскою или лабораторіей для естественно научныхъ изученій въ самомъ обширномъ смыслѣ слова. На такой конецъ прежде всего необходимо имѣть пристанище, гдѣ изслѣдователь могъ бы безпрепятственно и безъ помѣхи предаваться своимъ занятіямъ. Согласно съ такими требованіями, докторъ Дорнъ, въ 1875 году, и основалъ первую станцію въ Неаполѣ. Вслѣдъ затѣмъ подобныя заведенія открыты были также въ другихъ мѣстахъ Европы.
Само собою разумѣется, что въ этомъ отношеніи мало еще извѣстная Австралія представляетъ обширное, едва початое поприще для изученій какъ въ царствѣ животномъ, такъ и растительномъ. А потому, задумавъ открыть зоологическую станцію въ Сиднеѣ, Маклай обратился съ предложеніемъ къ здѣшнему обществу естествоиспытателей; вслѣдствіе чего, правительство отвело мѣсто для коттеджа, на постройку котораго оно обѣщало выдать субсидію, въ размѣрѣ 300 фунтовъ стерлинговъ, если такая же сумма предварительно будетъ собрана путемъ частной подписки. До настоящаго времени общество не успѣло еще собрать этой незначительной суммы, но на собранныя деньги, вмѣстѣ съ правительственною субсидіей, можно было, по крайней мѣрѣ, приступить къ постройкамъ, что и было поручено Маклаю, поставленному во главѣ этой первой въ Австраліи зоологической станціи.
Устроивъ въ пустынномъ уединеніи у Ватсоновой бухты пріютъ для желающихъ заняться здѣсь естественно-научными изслѣдованіями, Миклухо-Маклай самъ поселился тутъ же, съ тѣмъ, чтобы вдали отъ тревожной городской жизни разработать богатый матеріалъ, собранный имъ во время его одиннадцати-лѣтняго странствованія по островамъ Тихаго океана и, главнѣйше, во время продолжительнаго пребыванія между папуасами на южномъ берегу Новой Гвинеи. Мѣсто, отведенное здѣшнимъ правительствомъ подъ станцію, не лишено своеобразной пустынной прелести: каменистый грунтъ едва покрытъ тонкимъ слоемъ зеленѣющаго дерна; подойдя къ краю скалистаго берега, вы видите передъ собою проливъ, соединяющій воды океана съ Портъ-Джаксономъ. Вслѣдствіе подымающихся изъ воды отвѣсныхъ скалъ съ обѣихъ сторонъ, этотъ водный проходъ на взглядъ кажется довольно узкимъ, тогда какъ на самомъ дѣлѣ онъ болѣе одной версты въ ширину. Въ недальнемъ разстояніи отъ станціи, ближе къ выходу въ океанъ, на мысѣ возвышается маякъ, а тамъ далеко, до самаго горизонта катятся морскія волны, буруномъ разбиваясь объ отвѣсныя скалы. Среди этой величавой обстановки и помѣщается скромное убѣжище ученаго изслѣдователя. Коттеджъ вмѣщаетъ въ себѣ три небольшихъ отдѣленія; каждое состоитъ изъ рабочей комнаты и спальни. Въ одномъ изъ помѣщеній живетъ самъ Маклай, остальныя два пока пусты, но во всякое время готовы принять ученыхъ пришельцевъ, которые, надо надѣяться, не преминутъ воспользоваться столь удобнымъ для научныхъ занятій пріютомъ.
Въ Южной Гвинеѣ, близь бухты Астролябіи, на такъ называемомъ берегу Маклая, до сихъ поръ стоитъ домъ, въ которомъ нашъ соотечественникъ прожилъ долгое время, въ сосѣдствѣ съ обитающими въ окрестныхъ деревняхъ папуасами. Это жилище со временемъ, пожалуй, тоже можетъ послужить пристанищемъ для какого-нибудь любознательнаго естествоиспытателя. Но для того, чтобы поселиться хотя бы на время въ отрѣзанномъ отъ всякаго общенія съ цивилизованнымъ міромъ краѣ, обитаемомъ одними дикарями, мало одной любознательности; тутъ самоотверженно посвятившій себя научнымъ изслѣдованіямъ долженъ обладать тою хладнокровною отвагою, которая спокойно и безъ страха смотритъ въ глаза смерти, угрожающей ему на каждомъ шагу отъ сосѣднихъ туземцевъ. Тѣмъ еще болѣе, что племя папуасовъ, по отзывамъ ученыхъ этнографовъ, принадлежитъ нетолько къ наиболѣе сильнымъ и воинственнымъ племенамъ въ южномъ полушаріи, но также къ наиболѣе лютымъ и опаснымъ. «Папуа, говоритъ одинъ изъ нѣмецкихъ писателей: — не что иное, какъ лютый звѣрь, и, къ ужасу нашему, должно признать, что это чрезвычайно одаренный, умный, способный даже къ искуснымъ производствамъ звѣрь». Какъ бы ни былъ преувеличенъ этотъ отзывъ, но никто не станетъ отрицать опасности, которой подвергаются чужестранцы, живя между папуасами. Несмотря на то, Маклай съумѣлъ нетолько прожить долгое время среди этихъ людоѣдовъ, на даже снискать себѣ уваженіе дикарей, почитавшихъ его чуть ли не сверхъестественнымъ существомъ. Онъ успѣлъ расположить ихъ къ себѣ такъ, что, наконецъ, считалъ себя въ безопасности среди туземцевъ. Такимъ образомъ, Маклай явилъ новое доказательство тому, что, при умѣньи обращаться съ лютыми дикарями, хотя бы даже съ людоѣдами, европейцы могутъ кроткими мѣрами, не прибѣгая къ оружію, укротить кровожадные инстинкты туземцевъ.
Зная, какимъ довѣріемъ и уваженіемъ пользуется Маклай со стороны дикарей, среди которыхъ онъ прожилъ, англичане тѣмъ еще сильнѣе заинтересованы его изслѣдованіями нетолько съ научной, но, пожалуй, еще болѣе съ политической стороны, а именно въ виду будущаго заселенія края. По этому поводу здѣсь обнаружились даже нѣкоторыя опасенія, такъ какъ изслѣдователемъ въ настоящемъ случаѣ оказался русскій. И въ самомъ дѣлѣ, въ бытность мою въ Сиднеѣ сюда прибыла давно ожидаемая въ Австраліи русская эскадра, состоявшая изъ адмиральскаго парохода «Африки» и двухъ крейсеровъ, «Пластуна» и «Вѣстника». Эскадрѣ, какъ и слѣдовало ожидать, были воздаваемы со стороны здѣшнихъ властей всевозможныя почести. Но въ то же время, въ мельбурнской газетѣ «Аргусъ», появилась престранная статья, не мало переполошившая патріотическихъ австралійцевъ. Дѣло въ томъ, что въ ней высказано было предположеніе, не состоитъ ли крейсировка русской эскадры по водамъ южнаго полушарія въ связи съ пребываніемъ Миклухо-Маклая въ Австраліи?! Не имѣетъ ли Россія видовъ на Новую Гвинею? — Такія опасенія усилились еще болѣе, вслѣдствіе того, что Маклай, желая, послѣ долгаго отсутствія изъ Россіи, побывать на родинѣ, отправился съ эскадрой въ Сингапуръ, съ тѣмъ, чтобы оттуда съ первой удобной оказіей переѣхать въ Европу. Надо полагать, что по возвращеніи Маклая изъ Россіи въ Сидней ему удастся окончательно разсѣять всѣ опасенія австралійцевъ касательно небывалыхъ поползновеній Россіи въ южномъ полушаріи.
Маклай, между прочимъ, обратился къ англійскому правительству съ тепло написаннымъ заявленіемъ, имѣвшимъ цѣлью предохранить туземное племя въ Новой Гвинеѣ отъ всегда гибельнаго дли дикарей столкновенія съ европейской цивилизаціей. Онъ указываетъ на то, какъ, строго уряжая будущее переселеніе въ новый край, правительство можетъ предупредить опасныя для туземцевъ послѣдствія отъ близкаго сосѣдства съ европейцами. Въ отношеніи папуасовъ надежды его основываются, главнѣйше, на томъ, что они въ настоящее время уже занимаются земледѣліемъ. Причемъ, по словамъ его, у племени, среди котораго онъ жилъ, господствуютъ общинныя начала: земля составляетъ собственность племени, живущаго въ деревнѣ и разверстывается на участки по семьямъ. Глава каждаго семейства раздаетъ участки младшимъ членамъ его, сообразуясь съ ихъ потребностями. Такимъ образомъ каждый пользуется землей лишь до тѣхъ поръ, пока онъ ее воздѣлываетъ. Осуществятся ли гуманныя попытки Маклая — покажетъ будущее. Признаться, мы сильно сомнѣваемся, въ успѣхѣ, тѣмъ болѣе, что миссіонеры не разъ уже пытались спасти отъ гибели другія туземныя племена, точно такъ же занимавшіяся земледѣліемъ, но всѣ подобныя попытки оказывались до симъ поръ тщетными. Куда бы ни проникали англійскія поселенія съ европейскою цивилизаціею, вездѣ туземцы, если не оружіемъ, то какъ бы изморомъ изводились и таяли подобно снѣгу подъ вліяніемъ весенняго дождя.
Мѣсто, гдѣ находится зоологическая станція, рѣдко посѣщается горожанами, которые для прогулокъ избрали противоположный Ватсоновой бухтѣ берегъ, гдѣ находится городокъ Брейтонъ. Безъ излюбленнаго Брейтона, истые англичане, какъ видно, не могутъ обойтись даже въ Австраліи; и дѣйствительно, городъ этого имени мы встрѣтили уже разъ близь Мельбурна. Въ одно воскресенье я присоединился къ довольно многочисленной публикѣ, съ тѣмъ, чтобы на пароходѣ переѣхать къ сѣверной бухтѣ, въ глубинѣ которой на перешейкѣ и расположился сказанный городокъ. Послѣ получасового плаванія, пароходъ причалилъ къ пристани. Поднявшись по слегка покатой отлогости, я вслѣдъ за толпою гуляющихъ прошелъ съ полверсты по песчаной улицѣ Брейтона и, минуя нѣсколько открытыхъ здѣсь для гостей ресторановъ и кофеенъ, очутился на другой сторонѣ узкаго и низменнаго перешейка въ виду раздольныхъ водъ океана. Слегка вогнутое тутъ побережье песчанною отмелью спустилось къ морскимъ волнамъ, а слѣва и справа, на далекомъ разстояніи другъ отъ друга, возвышались скалы, о которыя съ плескомъ и пѣнистыми брызгами разбивались волны. По всей побережной отмели разсыпались въ разныя стороны гуляющіе: дѣти разныхъ возрастовъ бѣгали по песку, подбирая раковины, выброшенныя приливомъ; мальчики и дѣвочки забирались по колѣно въ воду, розыскивая краббовъ подъ лежащими тамъ камнями; лэди сидѣли на выставленныхъ по берегу лавкахъ, всматриваясь въ даль; а какой-то джентльмэнъ, любитель морскихъ видовъ, разъѣзжалъ верхомъ по берегу; то и дѣло останавливаясь, онъ каждый разъ оборачивалъ лошадь мордою къ морскому горизонту; потомъ, налюбовавшись, шагомъ ѣхалъ далѣе, повторяя тотъ же маневръ нѣсколько разъ кряду. — Направившись къ скалѣ направо въ сторону, и поднявшись по крутому обрыву ея, я вскорѣ очутился въ густомъ лѣсу, гдѣ между эйкалиптами, похожими на плакучія пихты, казуаринами и разнаго рода акаціями засталъ странныя съ виду банксіи, съ ихъ причудливыми шишкообразными цвѣтами, напоминающими съ виду маленькихъ ежей.
Пробродивъ нѣсколько часовъ по лѣсу, я воротился въ Брейтонъ и, не торопясь, направился къ пристани, откуда, какъ значилось по обыкновенному росписанію, въ семь часовъ вечера долженъ былъ отправиться пароходъ обратно въ Сидней. Но я упустилъ изъ виду, что по воскреснымъ днямъ у англичанъ во всемъ особые порядки, и, къ удивленію, узналъ, что послѣдній пароходъ отчалилъ уже въ пять часовъ. Увидѣвъ у пристани вывѣску лодочника, я обратился было къ нему, но получилъ въ отвѣтъ, что въ воскресенье некому грести на лодкѣ. Экипажа тоже негдѣ было достать, для того чтобы доѣхать до города сухимъ путемъ. Не располагая вовсе провести ночь въ Брейтонѣ, я отправился наудачу по большой дорогѣ вдоль сѣвернаго берега залива. Она пролегала по довольно пустынной мѣстности, то исподволь поднимаясь въ гору, то спускаясь въ лощину. Изрѣдка по сторонамъ попадались дома фермеровъ. Пройдя около часу, я не встрѣтилъ ни души. Дорога вскорѣ своротила влѣво и стала круто спускаться внизъ по ущелью; по обѣ стороны ея возвышались отвѣсныя скалы, между которыми совсѣмъ стемнѣло. Но вотъ скалы раздвинулись, и я очутился на берегу обширной заводи, глубоко врѣзавшейся въ материкъ. Зная, что по дорогѣ ходитъ омнибусъ, я предполагалъ, что въ этомъ мѣстѣ наведенъ мостъ; но, какъ оказалось, экипажи перевозятся тутъ просто на паромѣ. Однако, нигдѣ не было видно ни парома, ни лодки. Къ счастью, въ это же самое время къ берегу спустился какой-то мужчина и тотчасъ же громкимъ крикомъ сталъ звать лодочника. Съ другой стороны отозвался кто-то, и вскорѣ на нашу сторону причалила лодка, на которой мы и переѣхали на другой берегъ. Потомъ мы уже вдвоемъ пошли далѣе, сообщая дорогой другъ другу наши неудачи добраться водою до Сиднея. Мой спутникъ, живя въ городѣ, отправился навѣстить брата на фермѣ, и такъ же, какъ я, опоздалъ къ пароходу. Хотя мы находились еще довольно далеко отъ берегового края, но пустынная мѣстность тутъ была настолько высока, что издали виднѣлись уже огни на противоположномъ берегу залива. Тамъ далеко, ближе къ выходу изъ него, ярко свѣтилъ высокій маякъ. Въ предмѣстьи Уляры огоньки амфитеатромъ поднимались отъ поверхности воды, а вправо оттуда, въ самомъ Сиднеѣ, свѣтъ фонарей длинными рядами разливался по улицамъ. Наконецъ мы вошли въ предмѣстье Санъ-Леонардъ, красиво расположенное на скалистой возвышенности противъ самаго Сиднея, и, пройдя по правильнымъ, прекрасно обстроеннымъ улицамъ, спустились къ пристани. Но тутъ, въ виду ярко освѣщеннаго передъ нами города на другой сторонѣ залива, на разстояніи не болѣе версты отъ насъ, мы опять остановились въ недоумѣніи: пароходъ, поддерживающій сообщеніе между берегами, ушелъ уже и, какъ намъ говорили, не воротится болѣе. Здѣсь на пристани мы застали человѣкъ десять мужчинъ и женщинъ, также опоздавшихъ къ перевозу. Значитъ, не мы одни подверглись на этотъ разъ затрудненіямъ, вслѣдствіе упорно поддерживаемаго воскреснаго устава, которымъ здѣшнія власти, подъ вліяніемъ главнѣйше англійскаго духовенства, хотятъ во что бы то ни стало понудить жителей проводить воскресный день въ строгомъ, благоговѣйномъ бездѣйствіи. Посовѣтовавшись между собою, мы всѣ гурьбой согласились нанять лодочника, который и перевезъ насъ благополучно на другую сторону, взявъ по одному шиллингу съ брата. Такимъ образомъ часу въ одиннадцатомъ вечера я добрался наконецъ до своей гостинницы.
По только-что пройденному мною возвышенному сѣверному берегу, который мнѣ приходилось посѣщать нѣсколько разъ днемъ, вообще много прекрасныхъ пейзажей, главная прелесть которыхъ заключается въ то и дѣло смѣняющихъ другъ друга сочетаніяхъ голыхъ, темносѣрыхъ скалъ, зеленѣющихъ луговинъ, кустарниковъ и лѣсовъ, отражаемыхъ зеленоватою поверхностью ясныхъ водъ при яркомъ освѣщеніи подъ чистымъ лазоревымъ небомъ. Благодаря пароходнымъ сообщеніямъ, горожане пользуются тутъ обширнымъ поприщемъ для самыхъ пріятныхъ загородныхъ прогулокъ.
Въ текущемъ году въ Сиднеѣ открыто новое средство сообщенія съ его предмѣстьями, а именно: желѣзная дорога, но не конная, а паровая. Такъ называемыя у насъ конки, получившія обширное примѣненіе въ городахъ Сѣверной Америки, здѣсь, въ Астраліи, вообще, мало въ ходу: англичане почему-то пренебрегаютъ ими, предпочитая имъ простые омнибусы. Однако, въ Сиднеѣ проложили теперь рельсовый путь, двигателемъ по которому служитъ обыкновенный локомотивъ, несмотря на то, что желѣзная дорога проходитъ по улицамъ самаго города и разныхъ его предмѣстій. Она начинается близко отъ знакомой уже намъ Циркулярной бухты. Къ небольшому паровозу прицѣпляется пять или шесть двухъэтажныхъ вагоновъ, на подобіе тѣхъ, которые употребляются обыкновенно при конкахъ, но только съ выдвижными боковыми стѣнками, такъ что пассажиры входятъ въ вагонъ съ обоихъ боковъ. Проходя по улицѣ, мимо Гейдъ-парка, поѣздъ останавливается на каждомъ перекресткѣ. Остановка длится лишь нѣсколько секундъ: одни пассажиры соскакиваютъ, другіе садятся въ вагонъ, раздается свистокъ и поѣздъ мчится до слѣдующаго перекрестка. Несмотря на частыя, но весьма короткія остановки, ѣзда по этой дорогѣ совершается все-таки гораздо быстрѣе, чѣмъ по конкѣ. Проходя затѣмъ по улицамъ ближайшаго предмѣстья, рельсовый путь развѣтвляется въ разныя стороны. По одной изъ этихъ вѣтвей я проѣхалъ какъ-то разъ до Ваверлея, мѣстечка, расположеннаго по прибрежью океана. Подобно Брейтону, это также одно изъ многопосѣщаемыхъ гульбищъ. Бродя по его окрестностямъ, я попалъ на холмистую песчаную мѣстность, гдѣ увидѣлъ правильно размѣщенныя въ пескѣ тычки съ надписями на нихъ. Песчаная пустыня, какъ оказалось, распланирована и кое-гдѣ начали уже строиться. Но для того, чтобы добраться до твердаго грунта, тутъ приходится разрывать песокъ до значительной глубины. Однако, здѣшніе капиталисты, какъ видно, не останавливаются ни передъ какими затрудненіями, лишь бы воздвигнуть себѣ дачи по возможности ближе къ берегамъ океана.
Изъ всѣхъ окрестныхъ предмѣстій Сиднея самое интересное въ историческомъ отношеніи, конечно, Ботани-бей, какъ мѣсто, гдѣ англійскіе мореплаватели, подъ начальствомъ Кука, впервые пристали къ восточному берегу Австраліи. Однако, исторія открытія южнаго материка вообще до сихъ поръ еще мало выяснена. Когда въ этомъ отношеніи рѣчь заходитъ объ Америкѣ, то всякій, не обинуясь, отвѣтитъ, что она открыта Колумбомъ, хотя послѣдній и самъ не подозрѣвалъ, что посѣщенныя имъ земли принадлежатъ къ новому свѣту, считая ихъ, напротивъ, составными частями Китайской имперіи; хотя не подлежитъ сомнѣнію, что и прежде Колумба мореплаватели посѣщали уже побережья западнаго материка; во всякомъ случаѣ, однако, съ именемъ Америки неразрывно связана личность Колумба, какъ открывшаго ее. Другое дѣло, если вопросъ коснется Австраліи. Тутъ нетолько нельзя указать на личность какого-нибудь мореплавателя, но въ этомъ случаѣ даже разныя національности оспариваютъ другъ у друга славу перваго посѣщенія южнаго материка. Долгое время голландцы считались первыми изъ посѣщавшихъ его европейцевъ, и новая часть свѣта носила даже отмѣненное теперь имя Новой Голландіи. Но въ новѣйшее время, какъ оказывается, въ британскомъ музеѣ найдено нѣсколько картъ французскаго происхожденія отъ 1631 и слѣдующихъ годовъ съ изображеніемъ сѣверо-западнаго побережья южнаго или такъ называвшагося тогда австральнаго материка. Если поэтому предположить, что изображавшіе невѣдомый край на картахъ сами же и посѣщали его, то славу перваго открытія южнаго материка слѣдуетъ приписать французамъ. А между тѣмъ, португальцы, въ свою очередь, также не хотятъ поступиться въ этомъ случаѣ правомъ первенства. Объѣзжая открытый ими мысъ Доброй Надежды и проникая до Целебеса и Явы, они отъ малайскихъ судовщиковъ прослышали о существованіи далѣе на востокѣ неизвѣстныхъ земель, а въ 1526 году португальское судно бурею было занесено даже въ одинъ изъ заливовъ острова Новой Гвиней. Малайцамъ, безъ сомнѣнія, давно, до появленія европейцевъ въ этихъ водахъ, извѣстно было существованіе земли въ южномъ полушаріи, и отъ нихъ, какъ французы, такъ и португальцы заимствовали, надо полагать, свѣдѣнія о новыхъ странахъ. Европейскіе мореплаватели, которымъ впервые случилось приставать къ берегамъ Австраліи, были заносимы туда случайно — бурею, а правительства, до которыхъ доходили вѣсти о неизвѣстныхъ краяхъ, изъ взаимной зависти сохраняли втайнѣ получаемыя о нихъ свѣдѣнія. Этому обстоятельству и слѣдуетъ отчасти приписать, что исторія открытія австралійскихъ земель до сихъ поръ такъ мало выяснена. Тѣмъ еще болѣе, что для изслѣдованія ихъ не снаряжались правильно организованныя экспедиціи съ опредѣленною цѣлью, подобно тому, какъ дѣлалось это по случаю открытія Америки Колумбомъ. Извѣстія о такихъ правильно организованныхъ португальскихъ и испанскихъ экспедиціяхъ, сохранявшихся, однако, долгое время втайнѣ, появляются лишь въ началѣ семнадцатаго столѣтія. Наиболѣе плодотворными по своимъ результатамъ въ этомъ случаѣ оказались, конечно, изслѣдованія въ такъ называемыхъ австральныхъ водахъ, произведенныя по распоряженію голландской торговой компаніи въ Индостанѣ. Изъ голландскихъ экспедицій самою замѣчательною была, какъ извѣстно, предпринятая Тасманомъ (1642 г.), на картѣ котораго съ моря видѣнный имъ материкъ и значится подъ именемъ Новой Голландіи. Однако, до тѣхъ поръ, какъ видно, англичане, нынѣшніе владѣтели Австраліи, не появлялись еще у береговъ ея. Послѣ Тасмана уже англійскій капитанъ Демпьеръ приставалъ, правда, къ западнымъ окраинамъ, но восточные берега никѣмъ еще не посѣщались.
Лишь въ 1770 году Кукъ, совершая свое первое кругосвѣтное путешествіе, приблизился къ юговосточному берегу Австраліи и, продолжая плаваніе къ сѣверу, вошелъ, наконецъ, въ глубоко вдавшійся въ землю заливъ съ тѣмъ, чтобы бросить якорь на южной сторонѣ его. Тутъ, на низменномъ песчаномъ берегу, покрытомъ въ недальнемъ разстояніи отъ воды лѣсами, стояло нѣсколько простыхъ шалашей туземцевъ. Когда моряки хотѣли въ лодкѣ пристать къ берегу, то нѣсколько дикарей, вооруженныхъ копьями и бумеренгомъ, отважно выступили противъ новыхъ пришельцевъ, намѣреваясь воспрепятствовать имъ высадиться на землю. Несмотря на дружественные знаки со стороны англичанъ, туземцы, повидимому, рѣшились во что бы то ни стало защищать свои очаги, свои земли отъ нашествія чужестранцевъ, угрожая имъ копьями и бумеренгомъ. Но съ лодки раздались ружейные выстрѣлы, дикари, обратившись въ бѣгство, скрылись въ ближайшемъ лѣсу, и англичане безпрепятственно вышли на берегъ. Таково было первое въ этомъ мѣстѣ столь роковое для черныхъ туземцевъ столкновеніе съ бѣлыми пришельцами.
Послѣ того Кукъ съ своими спутниками, извѣстными естествоиспытателями Банксомъ и Соландеромъ, вышелъ на берегъ, съ цѣлью изслѣдовать окрестныя мѣста. Ихъ поразила при этомъ своеобразная, незнакомая для нихъ флора, и восхищенные богатымъ собраніемъ совершенно новыхъ растеній, изслѣдователи назвали заливъ Ботаническою бухтой — Botany Bey — названіе, которое нетолько сохранилось за заливомъ, но стало впослѣдствіи нарицательнымъ именемъ для мѣста ссылки въ Австралію вообще, хотя, какъ мы уже видѣли, собственно въ Ботани-Беѣ никогда и не существовало колоніи ссыльныхъ. Окрестныя земли въ началѣ оставались впустѣ, и уже долго спустя послѣ основанія первой колоніи въ Сиднеѣ, на ближайшихъ къ заливу холмахъ стали селиться колонисты. Потомъ тутъ былъ заложенъ городокъ, получившій названіе Ботани.
Онъ находится верстахъ въ семи отъ Сиднея, сообщеніе съ которымъ поддерживается омнибусомъ. Воспользовавшись послѣднимъ, я однажды съ утра отправился въ недальній путь. Миновавъ два предмѣстья, изъ которыхъ одно носитъ громкое названіе Ватерлоо, омнибусъ, часъ спустя, остановился въ растянувшемся вдоль по дорогѣ мѣстечкѣ Ботани, состоящемъ изъ одноэтажныхъ домовъ и нѣсколькихъ ресторановъ среди парковъ, куда горожане часто съѣзжаются на пикники. Оставивъ парки за собою, я по тропѣ, пролегающей рѣдкимъ лѣсомъ, подошелъ къ краю бухты. Передо мною разстилалась обширная водная гладь, окаймленная со всѣхъ сторонъ ярко бѣлѣвшимъ подъ блескомъ солнечныхъ лучей песчанымъ побережьемъ. За узкою каймою его вездѣ зеленѣли лѣса и кусты. Кое-гдѣ виднѣлись шалаши рыбаковъ. Я пошелъ впередъ по низменному песчаному берегу у самаго края воды. Влѣво отъ меня возвышались эйкалипты. Вскорѣ вдоль берега показалась досчатая ограда, возлѣ которой стоялъ столбъ съ прибитою на немъ надписью: «Ходить по берегу воспрещается подъ опасеніемъ пени». Попавъ тутъ словно въ ловушку, я остановился въ недоумѣніи, не зная, куда пойти, чтобы избѣжать непріятнаго столкновенія съ строгимъ хозяиномъ. За оградой тянулись посѣрѣвшія отъ времени постройки мыловареннаго завода. Невольно вспомнились мнѣ подобныя похожденія мои въ Соединенныхъ Штатахъ Сѣверной Америки: тамъ я безвозбранно прошелъ бы нетолько по берегу, но безъ дальнихъ околичностей проникъ бы даже въ самый заводъ, ходилъ бы по всѣмъ отдѣленіямъ его и никто не подумалъ бы остановить меня, лишь бы я не мѣшалъ рабочимъ. А тутъ — на каждомъ шагу запреты. Пользуясь тѣмъ, что меня еще никто не видалъ, я поспѣшилъ далѣе по берегу и, миновавъ благополучно ограду, вскорѣ поднялся на скалистую возвышенную площадь у самаго выхода изъ залива въ открытое море.
На площади находится зданіе таможни и гостинница подъ названіемъ Бельвю, а на скатѣ поближе къ водѣ стоитъ невысокая колонна изъ сѣроватаго камня, увѣнчанная глобусомъ изъ желѣзныхъ обручей. Надпись на пьедесталѣ съ одной стороны на англійскомъ, а съ другой — на французскомъ языкѣ гласитъ: «Съ этого мѣста, къ которому въ 1788 году приставалъ Лаперузъ, получено послѣднее отъ него извѣстіе. Воздвигнуто отъ имени Франціи Буженвилемъ и Дюкампьеромъ въ 1825 году». На другой сторонѣ пролива, на низменномъ берегу стоитъ обелискъ, сооруженный англичанами въ память Кука на томъ мѣстѣ, гдѣ онъ впервые высадился на берегъ Австраліи. Поднявшись немного на вершину скалистаго горба, я увидѣлъ передъ собою открытое море. Недалеко отъ берегового края, на лужайкѣ въ тѣни деревъ размѣстилась веселая компанія изъ лэди и джентльмэновъ. Разобравъ привезенныя съ собою корзины, они завтракали въ виду этой во всѣхъ отношеніяхъ величавой и знаменательной по воспоминаніямъ обстановки.
Въ обратный путь я пошелъ по старой дорогѣ, пролегающей сначала близь береговой окраины въ виду океана. Въ сторонѣ отъ поднимавшейся отлогимъ скатомъ дороги показались каменоломни, откуда доставляется въ городъ пережигаемая тутъ известь. Далѣе потянулась пустынная мѣстность, гдѣ по песчаному грунту росъ только колючій скрубъ. На одной только обширной полянѣ вниманіе мое было привлечено новымъ для меня растеніемъ, характернымъ для Австраліи. Это были такъ называемыя здѣсь травяныя деревья, извѣстныя у ботаниковъ подъ именемъ ксанторреи (Xantorrhoea). Прозваны они травяными оттого, что у нихъ верхушка голаго ствола, на подобіе панданусовъ, увѣнчана раскинувшимся во всѣ стороны большимъ пучкомъ травы или скорѣе осоки. Но у особаго вида низкорослой ксанторреи стволъ такъ коротокъ, что травяной пучокъ выходитъ какъ бы прямо изъ земли. Изъ средины каждаго пучка, въ родѣ того, какъ у агавъ, поднимается высокій стержень съ продолговатою, темно-бурою шишкою на концѣ. Изъ этихъ стержней туземцы изготовляютъ свои легкія, гибкія, но прочныя копья.
Верстъ на пять разстоянія тянулась все та же пустыня и по всей дорогѣ не показалось даже никакого жилья до тѣхъ поръ, пока я не подошелъ къ мѣсту скачки подъ самымъ Сиднеемъ. Такъ близко даже отъ старѣйшаго изъ городовъ Австраліи встрѣчаются еще никѣмъ не занятыя и неудобныя ни для воздѣлки, ни для пастьбы пустынныя пространства.
Здѣсь давно уже наступила самая жаркая пора: температура доходила до 25 градусовъ по Реомюру и знойный сухой воздухъ умѣрялся нѣсколько прохладнымъ вѣтеркомъ, дувшимъ отъ залива. Выходя однажды утромъ изъ гостинницы, я остановился въ недоумѣніи: ужь не семикъ ли празднуютъ тутъ? не Троицынъ ли день? Вездѣ по улицамъ развозятъ срубленныя молодыя деревца, разставляютъ ихъ передъ воротами, по тротуарамъ, даже по балконамъ верхнихъ этажей. Дѣло въ томъ, что наступилъ сочельникъ, въ который здѣсь вмѣсто нашихъ рождественскихъ ёлокъ въ нагрѣтыхъ комнатахъ выставляются наружу просто разнаго рода лиственныя деревца.
Пріѣзжающіе сюда изъ сѣвернаго полушарія путешественники въ великіе годовые праздники, въ Рождество и Святую, невольно поражаются рѣзкими противоположностями временъ года. Тогда какъ обитатели сѣвера въ рождественскіе морозы замыкаются въ четырехъ стѣнахъ, устраивая дѣтскія ёлки, здѣсь, въ Австраліи, и старъ, и младъ порываются вонъ изъ домовъ, съ тѣмъ, чтобы на полномъ просторѣ, подъ открытымъ небомъ, въ тѣни деревъ отпраздновать Рождество. А съ другой стороны, Свѣтло-Христово воскресенье у насъ на сѣверѣ на самомъ дѣлѣ совпадаетъ съ воскресеніемъ природы отъ сковывавшаго ее зимняго окоченѣнія, тогда какъ въ южномъ полушаріи этотъ праздникъ совпадаетъ съ наступленіемъ зимы. Не надо, впрочемъ, забывать, что въ полутропической полосѣ, въ которой расположены австралійскія колоніи, не бываетъ такихъ рѣзкихъ переходовъ временъ года, какъ у насъ. Въ Сиднеѣ, напримѣръ, даже въ самые холодные мѣсяцы, іюлѣ и августѣ, температура днемъ рѣдко падаетъ ниже 11 градусовъ тепла, а во время Святой недѣли здѣсь и того теплѣе, такъ что жители и этотъ праздникъ проводятъ подъ чистымъ небомъ, развѣ тому помѣшаютъ дожди, которые обильнѣе всего выпадаютъ въ апрѣлѣ мѣсяцѣ. Но, благодаря дождямъ, растительность, увядшая отъ сильныхъ лѣтнихъ жаровъ, именно въ это время года опять оживаетъ. Рѣки, русла которыхъ изсякли въ знойное лѣто, опять широко разливаются шумными потоками. Эйкалипты, сбросивъ съ себя старую кожу, облекаются въ новую, а кожистые листья ихъ покрываются болѣе свѣжимъ глянцемъ; зелень на лугахъ становится ярче, даже сухой колючій скрубъ пестрѣетъ множествомъ разноцвѣтныхъ вѣнчиковъ. Такъ что и здѣсь, можно сказать, въ свѣтлый праздникъ воскресенья природа пробуждается отъ усыпленія въ лѣтній зной.
Однако, наступавшій на этотъ разъ праздникъ Рождества причинилъ не мало тревогъ въ Австраліи. Дѣло въ томъ, что 25-е декабря текущаго года выпало какъ разъ на воскресенье, и англичане, какъ строгіе формалисты, не могли примириться съ мыслью, чтобы воскресенье и Рождество Христово праздновались въ одинъ и тотъ же день. Вслѣдствіе этого, еще недѣли за двѣ до наступленія сочельника, редакціи здѣшнихъ газетъ подняли важный вопросъ, какой день назначить для Рождества? Долго судили и рядили въ печати и, наконецъ, рѣшили отложить праздникъ до 26-го, т. е. до понедѣльника.
Однако, сочельникъ очень кстати пришелся въ субботу, такъ какъ въ этотъ день, по здѣшнему обыкновенію, народъ и безъ того со всѣхъ концовъ Сиднея и его предмѣстій собирается въ городъ для разныхъ закупокъ какъ на рынкѣ, такъ и въ магазинахъ. Но на этотъ разъ субботняя торговля должна была производиться съ болѣе торжественною обстановкою. Проходя мимо закрытаго рынка, я за нѣсколько дней до наступленія сочельника замѣтилъ уже по тревожной дѣятельности въ немъ, что тамъ что то готовится. И въ самомъ дѣлѣ, въ субботу вечеромъ, по главнымъ улицамъ, украшеннымъ молодыми деревцами, набралось пропасть народу, а въ самомъ рынкѣ тѣснились густыя толпы покупающихъ и просто гуляющихъ. Тутъ нагружены были большіе склады всѣхъ возможныхъ фруктовъ, поднимавшіеся настоящими террасами съ полу до потолка; разнаго рода живность висѣла надъ головами въ симетричномъ порядкѣ; цѣлыя туши были окаймлены изъ бумаги вырѣзанными кружевами; на столикахъ продавались лакомства; въ двухъ мѣстахъ гремѣла музыка, приглашая публику въ открытые тутъ же балаганы съ акробатами и какимъ-то фокусниками. Все это украшалось пестрыми гирляндами и букетами изъ живыхъ цвѣтовъ и освѣщалось тысячью газовыхъ фонарей ярче обыкновеннаго. Магазины по главнымъ улицамъ и самый рынокъ открыты были противъ обыкновенія далеко за полночь; такъ что, собственно говоря, и воскресенье уже наступило, но вездѣ шелъ еще бойкій торгъ и гудѣли густыя толпы разгулявшейся публики. А утромъ городъ, по обыкновенію, погрузился въ воскресное благоговѣніе, изъ котораго ему снова предстояло пробудиться въ отложенный до понедѣльника праздникъ.
И точно, въ понедѣльникъ, 26-го, съ ранняго утра уже городъ оживился: вездѣ по улицамъ встрѣчались толпы народа, спѣшившія то къ пристанямъ на пароходы, то къ станціи желѣзной дороги. Фешнебльная знать, замыкаясь здѣсь строже, чѣмъ гдѣ-либо въ Австраліи, отъ черни, держалась какъ бы въ сторонѣ, совершая прогулки въ пышныхъ экипажахъ по своимъ роскошно обставленнымъ дачнымъ окрестностямъ. Впрочемъ, въ этотъ день мѣстные аристократическіе спортсмены направляются обыкновенно на большую скачку подъ Сиднеемъ, которая производится здѣсь тѣмъ же порядкомъ и со всею тою же обстановкою, напоминающею отчасти карнавалъ, какъ и въ самой Англіи. Я послѣдовалъ за густою толпой, направлявшеюся къ верфямъ Параматты. Тутъ у пароходной пристани гремѣла роговая музыка и подъ громкіе, но не очень-то гармоничные звуки оркестра, публика густымъ потокомъ переходила съ подмостковъ верфи на палубу парохода. Однако, мнѣ тутъ же бросилась въ глаза невзрачность послѣдняго: несмотря на торжественность обстановки, на щегольскіе наряды людей большею частью изъ ремесленнаго и вообще рабочаго класса, на развѣвающіеся на снастяхъ стоящихъ тутъ судовъ пестрые флаги, на трескучую музыку — тѣсны и грязны показались мнѣ здѣшніе рѣчные пароходы въ сравненіи съ сооружаемыми для такихъ же прогулокъ пышными чертогами, плавающими по рѣкамъ Сѣверной Америки. Не стоило бы, пожалуй, и упоминать о такомъ сравненіи; но вѣдь съ этими противоположностями молодыхъ колоній связаны характерныя черты соціальнаго строя въ нихъ. И въ самомъ дѣлѣ: тамъ, въ Соединенныхъ Штатахъ, классъ богачей, такъ-называемая аристократія, какъ-то менѣе сторонится отъ черни. Послѣдняя тамъ вообще не такъ бросается въ глаза, хотя на одномъ и томъ же пароходѣ вы встрѣтитесь и съ желѣзнодорожнымъ князькомъ, и съ сенаторомъ въ сообществѣ съ фермеромъ, ремесленникомъ и простымъ поденьщикомъ. Благодаря такому близкому соприкосновенію общественныхъ слоевъ, нравы простолюдиновъ смягчаются, шероховатости сглаживаются подъ вліяніемъ хотя вполнѣ свободныхъ, не знающихъ никакой натяжки, но все-таки болѣе мягкихъ, пристойныхъ пріемовъ высшаго класса. Оттого-то истый американецъ, къ какому бы слою ни принадлежалъ, какъ бы бѣдно ни былъ одѣтъ, всегда является настоящимъ джентльмэномъ, въ лучшемъ значеніи этого слова. А тутъ, какая разница! Несмотря на франтовство мужчинъ и женщинъ, васъ на каждомъ шагу поражаетъ неотесанная, хотя отнюдь не злонамѣренная, грубость простолюдиновъ; даже любезныя ихъ шутки отзываются скорѣе пошлымъ цинизмомъ, нежели добродушною простотою. По правдѣ сказать, даже здѣшняя замкнутая въ своемъ кружкѣ аристократія отличается не столько изяществомъ манеръ, сколько чопорностью, надутымъ формализмомъ разбогатѣвшаго провинціала, такъ что она, пожалуй, и не могла бы служить образцомъ простого, но пріятнаго человѣчнаго обращенія въ обществѣ.
Густая толпа не безъ труда размѣстилась на тѣсной палубѣ парохода, и онъ двинулся мимо выдающихся въ заливъ холмистыхъ полуострововъ и отмелей, направляясь къ устью Параматты. Невысокіе берега ея то далеко расходились по обѣ стороны, то опять сближались. Лѣса эйкалиптовъ смѣнялись иногда красивыми дачами или домами фермеровъ, съ ихъ фруктовыми садами. Послѣ трехчасоваго плаванія, русло рѣки стало сильно съуживаться, и пароходъ причалилъ, наконецъ, къ пристани у города Параматты. Вышедъ на низменный песчаный берегъ, пассажиры гурьбой направились по слегка поднимавшейся тропѣ къ близкому городу, расположенному на правомъ, нѣсколько поднятомъ надъ рѣкою берегу. Пройдя вдоль по чистой и обстроенной двухэтажными домами улицѣ, я вмѣстѣ съ толпою гуляющихъ очутился въ обширномъ паркѣ.
При видѣ разсыпавшейся по немъ публики, мнѣ вспомнились наши народныя гульбища подъ столицами въ дни перваго мая или семика. Тутъ и тамъ въ тѣни деревъ размѣстились кружками веселыя компаніи: разложивъ на лугу съѣстные припасы, онѣ съ наслажденіемъ закусывали. Кое-гдѣ стояли простые экипажи съѣхавшихся сюда фермеровъ. По дорогамъ, шумно тараторя, бродили группы молодежи, а дѣти рѣзвились по лугу, то бѣгая взапуски, то играя въ мячъ. Въ сторонѣ стояли палатки, подъ которыми на столикахъ продавались лакомства, имбирное пиво и другіе прохладительные напитки. Изъ лакомствъ главную роль играли апельсины, которыми недаромъ славится Параматта. И дѣйствительно, въ окрестностяхъ ея разведены обширные фруктовые сады, въ которыхъ зрѣютъ персики, абрикосы, виноградъ, но болѣе всего апельсины. Параматта снабжаетъ ими чуть ли не всѣ колоніи. Это мѣстечко составляетъ вообще прелестный оазисъ въ обильной пустынями странѣ и замѣчательно еще тѣмъ, что послѣ Сиднея это — старшій изъ городовъ Австраліи. Параматта заложена первыми прибывшими сюда конвиктами въ тотъ же годъ, въ который основанъ Сидней. По сосѣдству съ столицей не нашлось удобныхъ для хлѣбопашества участковъ, и партія конвиктовъ, поднявшись верхъ по рѣкѣ, остановилась въ этомъ мѣстѣ для воздѣлки дѣвственной почвы. Здѣсь-то впервые на южномъ материкѣ плугъ взбороздилъ почву, которая была засѣяна пшеницей, и въ то же лѣто тутъ собрана была первая богатая жатва.
Празднуя подъ открытымъ небомъ день Рождества, жители отправляются на гулянье не въ одну только Параматту, но и въ другія подобныя ей мѣста, куда на пароходахъ и по желѣзнымъ дорогамъ въ теченіи цѣлаго дня отвозятся толпы за толпами. Плата за проѣздъ взадъ и впередъ понижается въ этотъ день, такъ что подобныя поѣздки доступны чуть ли не для всѣхъ. Располагающіе болѣе достаточными средствами совершаютъ иногда дальнія поѣздки, чаще всего въ прославляемыя мѣстными жителями Синія горы.
Несмотря на незначительную высоту, Синія горы долгое время служили непреодолимою преградой первымъ поселенцамъ для проникновенія внутрь края. И въ самомъ дѣлѣ, первые колонисты долгое время должны были ограничиться береговою полосою, верстъ въ семьдесятъ ширины, словно валомъ, ограниченною на западѣ Синими горами. Попытки перевалить черезъ эту преграду, съ тѣмъ чтобы перенести далѣе на западъ поселенія, оказывались въ началѣ безуспѣшными. Лишь въ 1814 году одному изъ мѣстныхъ землемѣровъ удалось съ нѣсколькими смѣльчаками перешагнуть черезъ водораздѣлъ и открыть на другой сторонѣ горъ рѣку, протекающую по направленію къ западу. Это, можно сказать, былъ первый шагъ къ проникновенію внутрь края и къ послѣдовавшимъ затѣмъ открытіямъ новыхъ земель внутри материка. Въ настоящее время по горамъ проходитъ уже рельсовый путь, связывающій Сидней съ отдаленными станціями на западѣ и имѣющій въ непродолжительномъ времени дойти до береговъ Дарлинга, одного изъ большихъ притоковъ Муррея.
Вечерній поѣздъ, съ которымъ я отправился по желѣзной дорогѣ изъ Сиднея, послѣ двухчасовой ѣзды подкатилъ уже къ подножію Синихъ горъ. Потомъ онъ медленно, зигзагами сталъ взбираться по крутому ихъ скату и поднялся такимъ образомъ слишкомъ на двѣ тысячи футовъ надъ поверхностью долины. Когда уже совсѣмъ стемнѣло, я вышелъ на станціи Лозенъ изъ вагона и направился по песчаной дорогѣ къ находящемуся вблизи мѣстечку. Оно состоитъ всего изъ пяти деревянныхъ домиковъ, между которыми оказался одинъ отель, гдѣ я и пріютился на ночь.
Синія горы не достигаютъ большихъ высотъ; въ нихъ нѣтъ выдающихся вершинъ; онѣ скорѣе походятъ на плоскую возвышенность, усѣянную здѣсь и тамъ невысокими холмами. Но вѣдь и весь материкъ вообще отличается отсутствіемъ значительныхъ горныхъ системъ, что собственно и имѣло роковое вліяніе на его столь невыгодную для заселенія поверхность. Наивысшія вершины австралійскихъ Альпъ не превышаютъ семи тысячъ футовъ, такъ что онѣ не доходятъ до предѣловъ вѣчнаго снѣга. Сама поверхность всего материка такъ мало поднята надъ уровнемъ моря, что, по выраженію одного изъ географовъ, при подъемѣ морского уровня лишь на нѣсколько сотъ футовъ, весь континентъ превратился бы въ группу острововъ разныхъ величинъ. Такому низменному положенію, при недостаткѣ снѣговыхъ вершинъ, и слѣдуетъ приписать скудость водныхъ артерій внутри страны, обиліе пустынныхъ площадей и вмѣстѣ съ тѣмъ отсутствіе выдающихся величавыхъ горныхъ видовъ.
Находясь въ Лозенѣ на высотѣ 2,400 футовъ, я бы и не подозрѣвалъ, что поднялся на самый хребетъ горъ, еслибъ тому не предшествовалъ довольно крутой подъемъ зигзагами. Слегка всхолмленная площадь, окружающая мѣстечко, поросла невысокимъ лѣсомъ. Углубившись въ него по тропинкѣ, я скоро дошелъ до мѣста, гдѣ, какъ мнѣ говорили, находится водопадъ. И дѣйствительно, по крутому каменному скату тутъ течетъ ручеекъ; достигнувъ глубокаго обрыва въ узкое ущелье, вода брызжетъ внизъ, разсыпаясь мелкимъ бисеромъ и орошая въ паденіи своемъ зеленѣющіе по бокамъ трещины папоротники и мимозы. Въ окрестностяхъ Лозена находится еще другой водопадикъ, болѣе живописный по своей обстановкѣ. Къ нему проложена даже дорога для туристовъ. Сперва она спускается легкимъ покатомъ, а потомъ крутыми изворотами нисходитъ въ ущелье. Сойдя внизъ, я очутился на днѣ глубокой котловины. Кругомъ со всѣхъ сторонъ окружали меня отвѣсныя скалы, въ трещинахъ и на выступахъ которыхъ успѣли укорениться разныхъ видовъ папоротники. Надъ головою былъ видѣнъ только небольшой клокъ синяго неба, а сверху, между зеленѣющими тамъ кустами и деревцами, струился потокъ и, орошая брызгами темнобурые камни, отвѣсно ниспадалъ на каменистое дно котловины, образуя такимъ образомъ маленькое озеро съ чистой, какъ хрусталь, водою.
Подобныя ущелья и котловины встрѣчаются здѣсь довольно часто и они-то въ Синихъ горахъ болѣе всего и посѣщаются здѣшними туристами. Главнымъ мѣстопребываніемъ для послѣднихъ служитъ Моунтъ-Викторія, куда я и отправился по желѣзной дорогѣ. Въ этомъ мѣстечкѣ, на высотѣ 3,400 футовъ надъ моремъ, жители Сиднея проживаютъ иногда по нѣскольку недѣль, пользуясь здѣсь въ лѣтній зной прохладнымъ горнымъ воздухомъ. Недалеко отъ Моунтъ-Викторіи находится также котловина, которая считается самымъ замѣчательнымъ явленіемъ въ Синихъ горахъ. Пройдя верстъ восемь по широкой дорогѣ, проложенной по лѣсистому хребту, я, по выходѣ изъ чащи, остановился на краю широко раздвинувшейся, почти круглой пропасти. Она со всѣхъ сторонъ ограничена отвѣсными скалистыми боками, а глубоко на днѣ разрослись деревья, казавшіяся мелкими кустиками, и только вооруженнымъ глазомъ можно было разобрать толстые, высокіе стволы эйкалиптовъ и казуариновъ. Въ одномъ мѣстѣ сверху ниспадаетъ узкая струйка воды. Тутъ у края пропасти я засталъ двухъ лэди: сидя на камняхъ, онѣ погрузились въ созерцаніе крайне своеобразной, но скорѣе глубоко-мрачной, нежели величественной картины.
Желѣзная дорога, по которой я на другой же день отправился далѣе, вскорѣ послѣ Моунтъ-Викторіи достигаетъ высшей точки перевала, около 3,600 футовъ, съ котораго спускается потомъ по крутому западному склону опять такими же зигзагами, какъ и при подъемѣ. Выѣхавъ въ долину, поѣздъ подкатилъ къ станціи Искъ-Бенка. Тутъ я непосредственно съ поприща праздныхъ туристовъ, съ тихими дачными мѣстечками, попалъ въ область тревожной промышленной дѣятельности. Меня поразило это тѣмъ болѣе, что изъ моихъ знакомыхъ въ Сиднеѣ, снабдившихъ меня подробнымъ маршрутомъ въ дорогу, никто не говорилъ мнѣ о существованіи здѣсь такого оживленнаго мѣста; я даже и не распологалъ вовсе остановиться въ немъ; но при видѣ представшаго животрепещущаго движенія, я вышелъ изъ вагона и направился въ городъ. По всѣмъ наружнымъ признакамъ, можно было убѣдиться, что онъ возникъ такъ сказать на дняхъ: онъ не значится даже ни на одной изъ здѣшнихъ новѣйшихъ картъ. Улицъ въ неправильно раскинувшемся вдоль по желѣзной дорогѣ и по берегу рѣчки городѣ вовсе еще не было; на незастроенныхъ мѣстахъ между домами стояли толстыя пнища, какъ видно, отъ недавно сведеннаго здѣсь первобытнаго лѣса; кое-гдѣ торчали тычки, указывая направленіе будущихъ улицъ. Кромѣ обычныхъ городскихъ строеній, здѣсь по одну сторону рѣки возвышались трубы литейныхъ заводовъ, элеваторы, подымавшіе каменный уголь изъ шахтъ, тянулись обширные сараи гончарныхъ заводовъ; а по другую сторону потока у подножія горъ разсыпались коттеджи рабочихъ. Пробродивъ нѣсколько часовъ между этими раскинутыми въ безпорядкѣ постройками, въ которыхъ кипѣла суетливая дѣятельность, я подъ вечеръ, уже не останавливаясь болѣе, доѣхалъ по желѣзной дорогѣ до Батурста.
Это — первый городъ, основанный внутри континента послѣ того, какъ проложена была дорога черезъ Синія горы. Онъ и теперь, съ его шестьютысячнымъ населеніемъ, считается однимъ изъ наиболѣе значительныхъ внутреннихъ городовъ. Странный видъ являетъ Батурстъ, когда смотрѣть на него съ одного изъ невысокихъ окрестныхъ холмовъ: раскинутый по ровной площади, онъ видѣнъ тутъ весь какъ на ладони. Центральную часть его занимаетъ обширный четыреугольникъ, на подобіе сквера, внутри котораго, однако, въ противность обыкновеннымъ скверамъ, размѣщены разныя публичныя зданія: почтамтъ, окружной судъ, дума, потомъ еще церковь; а съ четырехъ сторонъ, вокругъ этого обнесеннаго легкой оградой, какъ бы офиціальнаго сквера, тянутся ряды отелей и магазиновъ. Остальныя части города пересѣкаются правильными прямыми улицами, а по восточной окраинѣ его течетъ рѣчка Мекери, одинъ изъ притоковъ Дарлинга. По берегамъ мелководнаго потока разсыпаны въ разбродъ нѣсколько фермъ съ садами. Кругомъ всей занятой городомъ ровной мѣстности раскинуты голые, пустынные горбы, съ хрящеватымъ грунтомъ; лишь далеко на сѣверномъ горизонтѣ виднѣются темные лѣса по болѣе высокимъ холмамъ.
Батурстъ между прочимъ прославился тѣмъ, что въ его окрестностяхъ найдено было первое золото въ Австраліи. И въ настоящее время даже въ его области не безъ успѣха разработываются кварцевыя мины. Но ни въ самомъ Батурстѣ, ни въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ нимъ нѣтъ болѣе рудниковъ. Городъ считается теперь, напротивъ, средоточіемъ земледѣльческаго и скотопромышленнаго края, чего никакъ нельзя бы предполагать въ виду окружающей его пустыни. Въ этомъ отношеніи окрестности Батурста представляютъ собою въ маломъ видѣ, можно сказать, типичный образчикъ всего австралійскаго материка, вообще столь скудно надѣленнаго природою и мало обѣщающаго въ будущемъ.
Въ самомъ дѣлѣ, какая будущность предстоитъ молодымъ колоніямъ? Посѣщая портовые города, Сидней, Мельбурнъ, Аделаиду, или золотопромышленные, вродѣ Балларата и Сендёрста, мы, конечно, удивляемся быстрому росту новыхъ поселеній, не успѣвшихъ прожить даже одного столѣтія. Прилагая мѣрку совершавшагося доселѣ развитія края къ будущимъ временамъ, здѣшніе публицисты предрекаютъ Австраліи чрезвычайные успѣхи впереди. Но чѣмъ болѣе проникаешь внутрь края, тѣмъ сильнѣе убѣждаешься въ несбыточности такихъ выспреннихъ надеждъ. Плодоносныя земли тянутся лишь не очень широкою полосою, да и то не вездѣ, по берегамъ континента, а внутри онѣ попадаются въ видѣ рѣдкихъ исключеній среди обширныхъ пустынь, часто лишенныхъ даже всякаго орошенія. Большая часть годной для воздѣлки почвы уже занята, за исключеніемъ развѣ мѣстъ, находящихся въ тропическомъ поясѣ, неудобныхъ, впрочемъ, для привыкшихъ къ умѣренному климату европейскихъ переселенцевъ. Припомнимъ сверхъ того, что и теперь уже значительная доля почти двухмилліоннаго населенія Австраліи скучивается главнѣйше по городамъ; тогда какъ на долю сельскаго люда остается затѣмъ весьма скудный процентъ. При крайне ограниченномъ содержаніи удобныхъ мѣстъ для земледѣлія, въ будущемъ точно также слѣдуетъ ожидать несоразмѣрнаго преобладанія городского населенія надъ сельскимъ. Но развитіе городовъ обусловливается главнѣйше фабричною и коммерческою промышленностью, которая въ свою очередь тѣсно связана съ сосредоточеніемъ капиталовъ. Если къ тому прибавить еще, что вслѣдствіе преобладанія пустынныхъ равнинъ въ Австраліи, она какъ бы самой природой предназначена для обширнаго скотоводства, требующаго весьма ограниченнаго числа рабочихъ, но за то значительныхъ капиталовъ, то приходишь къ заключенію, что въ этой новой странѣ капиталу суждено имѣть сильный перевѣсъ надъ трудомъ. А потому молодыя колоніи и представляются намъ какъ бы убѣжищемъ — отнюдь не для земледѣльческаго и вообще рабочаго класса, а скорѣе для крупныхъ капиталистовъ, имѣющихъ въ виду употребить свои накопленныя богатства на выгодныя предпріятія, частью въ городахъ, частью на овцеводныхъ станціяхъ…
Какъ бы, впрочемъ, ни были безнадежны по отношенію къ будущему развитію страны впечатлѣнія, выносимыя изъ поѣздокъ внутрь края, но, воротившись изъ Батурста въ Сидней и очутившись вновь среди неугомоннаго промышленнаго движенія этого относительно молодого города, основаннаго конвиктами въ странѣ, надѣленной столь скудными естественными условіями, я тѣмъ еще болѣе долженъ былъ подивиться колонизаторскому дару англичанъ, не останавливающихся ни передъ какими физическими препятствіями и пускающихъ глубокіе корни въ своихъ разсыпанныхъ по всѣмъ частямъ свѣта колоніяхъ.
Сидней, январь 3, 1883.
- ↑ О скваттерахъ и моверахъ подробнѣе изложено въ моей книгѣ: Соединенные Штаты Сѣверной Америки.