ПУТЕШЕСТВІЕ МИССІОНЕРОВЪ ХЮКА И ГАБЕ ПО МОНГОЛІИ И ТИБЕТУ.
правитьДва французскіе миссіонера, изъ ордена лазаристовъ, отправились изъ сѣверной столицы Китая, къ племенамъ, кочующимъ на сѣверъ отъ Великой стѣны, въ едва извѣстныя европейцамъ страны, для проповѣдыванія Евангелія между тамошними жителями. Оффиціяльныя донесенія ихъ сзоему начальству такъ интересны, что обратили на себя общее вниманіе всѣхъ занимающихся землевѣдѣніемъ. Почтенные отцы, кажется, сами не догадывались о важности своихъ открытіи: такъ, по выраженію одного изъ членовъ здѣшняго Географическаго Общества, въ былыя времена, наши казачьи атаманы и промышленники за-просто отписывали царю о Мунгальской землѣ, вовсе не думая быть преемниками Марко-Поло въ открытіи для Европы средней Азіи.
Сперва скажемъ нѣсколько словъ о римско-католическихъ миссіяхъ въ Монголіи.
Начало этихъ миссій относится къ концу XVIII вѣка. Всѣмъ извѣстно появленіе, въ началѣ прошлаго столѣтія, католическихъ миссіонеровъ въ Пекинѣ, ихъ первоначальные успѣхи и вмѣшательство въ правительственныя дѣла Китая: послѣднее обстоятельство возбудило негодованіе прежняго ихъ покровителя — китайскаго богдыхана. Христіане были разогнаны и бѣжали въ степь за Великую стѣну: за ними отправились туда французскіе миссіонеры, въ 1796 году, и успѣли собрать въ кучи гонимыхъ христіянъ, число которыхъ увеличивалось безпрестанно вновь прибывающими выходцами и новообращенными въ христіянство монголами. Такимъ образомъ положено основаніе паствѣ монгольскаго викаріата. Въ 1827 году, когда католическіе миссіонеры были изгнаны изъ Пекина, они переселились въ Си-вань, въ Монголію, и папа Григорій XVI, буллою 28 августа 1840 года, назначилъ сюда эпархіяльнаго епископа in partit us infideliuni. Въ этой обширной по пространству епархіи[1], среди китайцевъ, монголовъ, турокъ и манчжуровъ, разсѣяно отъ семи до осьми тысячь монгольскихъ христіянъ. Но миссіонеры не перестаютъ трудиться для пріобрѣтенія неофитовъ: еще въ 1844 году двое отцовъ отправились на сѣверъ съ благочестивою цѣлію. Въ теченіи двухъ лѣтъ не было о нихъ ни слуху, ни духу, какъ вдругъ подозрительное китайское правительство, чрезъ своихъ агентовъ, открыло этихъ почтенныхъ странниковъ въ столицѣ Тибета: ихъ привезли, въ Макао, допрашивали и наконецъ выпустили на свободу. Эти два миссіонера были Хюкъ [Hue) и Габе (Gabet), о странствованіи которыхъ идетъ теперь рѣчь.
Наши миссіонеры, въ сопровожденіи одного монгольскаго неофита, отправились въ путь 3 августа 1844 года изъ долины Черныхъ водъ[2], служащей убѣжищемъ для нѣсколькихъ христіанскихъ семействъ, и цѣлую недѣлю слѣдовали плодородными равнинами монгольской провинціи Кешиктенъ (которую Французы называютъ le royaume de Gechekten), пока наконецъ увеличившееся населеніе не показало имъ близости большого города. То былъ Долонъ-норъ, въ которомъ красуются два великолѣпныхъ ламайскихъ храма; ихъ позолоченныя крыши издалека блестятъ въ глаза путнику. Городъ весь окруженъ кладбищами, между которыми разведено нѣсколько садовъ и огородовъ, лелѣющихъ весьма скудную растительность: песчаная почва, при скудости воды, здѣсь почти совершенно безплодна, и маленькіе ручейки, ее орошающіе, пересыхаютъ лѣтомъ. Самый городъ весь состоитъ изъ маленькихъ, грязныхъ домишекъ, выстроенныхъ безъ всякаго порядка, по сторонамъ грязныхъ и кривыхъ улицъ, и, несмотря на то, онъ чрезвычайно многолюденъ и ведетъ обширную торговлю. Долонъ-норъ значитъ по-монгольски Семь-озеръ; китайцы называютъ его Лама-міао (Ламайскій храмъ), и онъ есть одинъ изъ главныхъ городовъ обширнаго и плодороднаго аймака Кешиктенъ. Китайцы здѣсь очень тѣснятъ монголовъ, которые, можетъ быть, скоро будутъ вынуждены удалиться съ своими стадами далѣе на сѣверъ.
Изъ Долонъ-нора миссіонеры направили свой путь въ провинцію Чахаръ, называемую китайцами Ба-цзы (восемь знаменъ). Эта область была пожалована храбрѣйшимъ солдатамъ Небесной имперіи — манчжурамъ, способствовавшимъ возведенію на престолъ нынѣшней династіи владѣтелей Китая, за блистательные подвиги манчжурскихъ воиновъ, при завоеваніи Китая. Провинція Чихаръ есть Одна изъ богатѣйшихъ въ цѣломъ Срединномъ царствѣ, по своему плодородію: тучныя пажити и богатая растительность поддерживаются обиліемъ чистой воды, и безконечныя равнины пересѣкаются высокими горами и быстрыми рѣками. Но промышленность и земледѣліе еще не проникли въ этотъ земной рай, и здѣсь нѣтъ ни городовъ, ни селеній, — только пасутся тучныя стада да бѣлѣютъ шатры монголовъ.
Проѣхавъ нѣсколько дней по этой провинціи, путешественники увидѣли развалины какого-то древняго города: до сихъ поръ выглядываютъ изъ-подъ грудъ земли зубчатыя стѣны. Съ подзорными башнями и четырьмя городскими воротами. Такія развалины городовъ нерѣдко попадаются въ пустыняхъ Монголіи, и по нимъ пасутся стада номадовъ. Близь этихъ развалинъ пролегаетъ большая дорога, по которой проѣзжаетъ русская миссія изъ Кяхты въ Пекинъ.
Проведя въ дорогѣ цѣлый мѣсяцъ, странники достигли двухъ городовъ, отстоящихъ другъ отъ друга не болѣе двухъ или трехъ верстъ: это Старый и Новый Хуху-хото (Koukou-hotè)[3]. Миссіонеры остановились въ старомъ городѣ: онъ былъ первоначально обнесенъ стѣною, по при увеличеніи населенія образовались вокругъ города предмѣстья, превосходящія его какъ обширностью, такъ и населеніемъ[4]. Чрезмѣрное распространеніе этихъ внѣшнихъ кварталовъ заставило основать новый городъ, который существуетъ еще недавно; онъ выстроенъ такъ правильно и красиво, что нестыдно ему бы стоять въ средѣ европейскихъ городовъ. Жаль только, что низенькіе дома, въ византійскомъ вкусѣ, вовсе не соотвѣтствуютъ длиннымъ, широкимъ улицамъ. Несмотря на многочисленность населенія, торговля Хуху-хото самая незначительная.
Отсюда перебрались путешественники на берега Жолтой рѣки, въ Чаганъ-куренъ, чистый и опрятный, но весьма тихій и незначительный городъ.
Изъ Чаганъ-курена миссіонеры направились въ Ордосъ, и для этого нужно было переправиться за Жолтую рѣку. Она была въ то время въ разливѣ, и пушественники пробродили трое сутокъ, прежде чѣмъ нашли средства переправиться на другую сторону. Провинція Ордосъ бѣдна и безплодна: вездѣ пески да обнаженныя скалистыя горы; даже воды здѣсь мало, да и та по большой части соленоватая и вонючая, такъ-что люди и скотъ принуждены иногда по нѣскольку дней терпѣть жажду. Стада рогатаго скота у здѣшнихъ монголовъ самыя жалкія; зато верблюды, любящіе пастись на солончакахъ, разведены здѣсь въ большомъ количествѣ.
Послѣ десяти-дневнаго пути по Ордосу, путники вышли на проѣзжую дорогу, ведущую на западъ къ озеру Добосъ-норъ[5]. За день пути, недоходя этого озера, замѣчается совершенное измѣненіе почвы, которая изъ жолтой переходитъ въ бѣлую. Добосъ-норъ есть огромный резервуаръ соляного раствора около осьми верстъ въ окружности. Вокругъ озера виднѣются соленыя растенія да нѣсколько монгольскихъ юртъ, въ которыхъ живутъ бѣдные промышленники, занимающіеся добываніемъ соли. Эту соль везутъ на китайскіе рынки и промѣниваютъ тамъ на чай, табакъ и водку. По солончаку идетъ большая караванная дорога.
Монголы, промышляющіе солью, увѣряли путешественниковъ, что въ Добосъ-норѣ есть бездонныя пропасти, гдѣ нельзя достать дна веревкою въ нѣсколько саженъ; но Богъ знаетъ, справедливо ли такое показаніе.
За этимъ озеромъ, въ разстояніи двухъ дней пути, лежитъ довольно плодородная равнина, которая послѣ пройденныхъ пустынь кажется чрезвычайно привлекательною. Тутъ наши путешественники радушно были приняты монголами, которые угощали ихъ какъ могли и старались веселить пѣніемъ и пѣснями. Въ одной изъ такихъ пѣсенъ упоминалось о Тимурѣ, или Тамерланѣ.
Гранитный кряжъ горъ, тянущійся между Ордосомъ и собственнымъ Китаемъ, изрытъ множествомъ ущелій и пропастей, которыя усѣяны валунами слюдистаго сланца. Жаль, что миссіонеры были плохіе геогносты, а то изслѣдованіямъ ихъ представилось бы здѣсь весьма обширное поле, еще никѣмъ не тронутое.
Наши странники опять переправились за Жолтую рѣку и очутились въ собственномъ Китаѣ. Цѣль ихъ была пробраться чрезъ провинцію Ганъ-су въ Хуху-норъ. Первый встрѣченный на пути городъ Нинъ-ся состоитъ изъ маленькихъ, закоптѣлыхъ домовъ, построенныхъ вдоль грязныхъ, узкихъ и кривыхъ улицъ и весь окруженъ болотами, поросшими камышемъ. За нимъ городъ Цзунъ-ней, расположенный на берегу Жолтой рѣки, отличается чистотою и красивымъ видомъ: многочисленное его населеніе ведетъ значительную торговлю.
Изъ Цзунъ-нея дорога ведетъ чрезъ Великую стѣну и Альджанскій хребетъ, отлогости котораго покрыты сыпучимъ пескомъ и потому весьма трудны для путешественниковъ. Въ этомъ песчаномъ морѣ верблюды тонутъ по брюхо, а на лошадяхъ почти невозможно ѣхать, потому-что онѣ проваливаются сквозь песокъ. При сильномъ вѣтрѣ можно рисковать быть снесеннымъ съ грудами песку въ волны Жолтой рѣки.
За Альджаномъ начинается большая дорога, ведущая въ Или, куда китайцы ссылаютъ своихъ преступниковъ на поселеніе. Эта дорога идетъ чрезъ горный хребетъ Мусуръ, вершина котораго покрыта вѣчнымъ льдомъ, и для перехода нужно въ этомъ льду прорубать ступени. Самъ Или принадлежитъ къ провинціи Торгозъ, населенной монголами.
Наконецъ наши странники перешли чрезъ Великую стѣну, которая, но замѣчанію г. Габе, переходившаго ее разъ пятнадцать, не вездѣ такъ хорошо сохранилась, какъ въ окрестностяхъ Пекина; во многихъ мѣстахъ она просто состоитъ изъ высокой гряды булыжнаго камня, а иногда превращается даже въ земляной валъ.
Въ Великой стѣнѣ находятся во многихъ мѣстахъ заставы, гдѣ производится строгій досмотръ и взимается пошлина съ товаровъ.
Миссіонерамъ на этотъ разъ пришлось проходить чрезъ заставу Санъ-янь-цзинь, — и цѣлая толпа таможенныхъ приставовъ обступила ихъ; но видя, что у нихъ рѣшительно ничего нѣтъ, пристава пропустили ихъ даромъ, строго наказавъ, впрочемъ, не говорить о такомъ безкорыстіи встрѣчнымъ монголамъ, чтобы не подать имъ мысли о возможности проѣзда безъ подарка таможеннымъ чиновникамъ.
Достигши Ужуанъ-линь-инья, путешественники пошли далѣе къ городу Си-нинь-фу, чрезъ едва проходимыя горныя дороги хребта Чинь-чеу. Тутъ на всякомъ шагу предстоитъ опасность свалиться или скатиться внизъ. Си-нинь-фу огромный, но относительно мало населенный городъ, потому-что вся мѣстная торговля въ рукахъ жителей ближняго города Тан-чеу-эль. Послѣдняго, несмотря на его торговую значительность, нѣтъ ни на одной европейской картѣ Китая.
Тан-чеу-эль построенъ на границѣ Хуху-нора и провинціи Ганьсу. Послѣдняя отличается какъ богатствомъ почвы, такъ и красотою видовъ: климатъ ея умѣренный и здоровый. Здѣшнее земледѣліе стоитъ на довольно высокой степени, а гидравлическія работы для искуственнаго орошенія дѣйствительно заслуживаютъ удивленія. Посредствомъ каналовъ со шлюзами, земледѣлецъ распоряжается водою по своему произволу и можетъ ее впустить и выпустить во всякое время, какъ только это ему потребуется. Немудрено, послѣ этого, что здѣсь встрѣчаешь поля, поросшія отличными зерновыми злаками, особенно пшеницею, и тучныя пажити, на которыхъ пасутся многочисленныя стада. Здѣсь также находится въ изобиліи и каменный уголь, употребляемый для топлива. Туземцы, буддійскаго вѣроисповѣданія, чрезвычайно набожны и не только этимъ, но даже нравами и языкомъ отличаются отъ китайцевъ, превосходя ихъ нравственными качествами.
Въ части Гань-су, называемой Санъ-чжуань, живутъ джауры, составляющіе совершенно отдѣльное отъ прочихъ племя. Они злы, коварны, грубы и притомъ страшные плуты. Воровство и убійство составляютъ у нихъ подвиги, которыми всякій гордится и хвалится. Они манчжурскаго происхожденія и хотя подчинены Китаю, но управляются собственнымъ царькомъ (ду-сы), который судитъ ихъ по собственнымъ стариннымъ законамъ племени. Языкъ джауровъ есть смѣсь китайскаго, монгольскаго и восточно-тибетскаго.
Впрочемъ, въ этой части Китая проживаетъ нѣсколько племенъ, управляемыхъ своими собственными князьями и законами.
Танъ-геу-эль (о которомъ говорится выше), несмотря на свою необширность, чрезвычайно населенъ и ведетъ обширную торговлю, которая привлекаетъ сюда множество разноязычныхъ народовъ средней Азіи: тибетцевъ, монголовъ, китайцевъ и турокъ. Такъ-какъ здѣшняя полиція существуетъ только по имени и безпрерывно случаются драки я насилія, то каждый ходитъ здѣсь вооруженнымъ. Рѣдкій день обходится безъ убійства, или, по-крайней-мѣрѣ, безъ кровопролитія.
Миссіонеры не могли долго оставаться въ такомъ мѣстѣ и скоро отправились въ знаменитый буддійскій монастырь Кумбунь, лежащій въ восточномъ Тибетѣ, гдѣ они намѣревались прожить съ полгода, для изученія тибетскаго языка.
Въ Кумбунѣ родился Цонка-Рембучія, преобразователь буддійской религіи. Преданіе приписываетъ рожденіе его чуду; онъ постригся и покинулъ міръ семи лѣтъ отъ роду и учился таинствамъ закона у «длинноносаго ламы, пришедшаго съ западнаго неба»[6]. Религіозная реформа, произведенная имъ въ Тибетѣ, ограничивается только нѣкоторыми обрядами и формулами и перемѣною цвѣта одежды.[7] Кумбунсуій монастырь расположенъ весьма живописно на горѣ, и въ немъ живетъ болѣе трехъ тысячъ ламъ. Бѣлые, опрятные домики ламъ расположенны амфитеатромъ по скату горы, вдоль раздѣляющаго ея глубокаго оврага, и окружены садиками; монотонность нарушается, впрочемъ, позолоченными крышами многочисленныхъ часовенъ. Здѣсь, въ мирѣ и братскомъ согласіи, подъ закономъ строгой дисциплины, живутъ ламы, отличающееся своею красною одеждою и жолтыми митрами. Всякое преступленіе и даже проступокъ здѣсь строго наказываются.
Пробывъ здѣсь нѣсколько мѣсяцевъ, Хюкъ и Габе простились съ ламами и отправились въ Хуху-норъ[8].
Хуху-норъ, у китайцевъ Синь-хай[9], представляетъ огромный водоемъ, въ которомъ горько-соленая вода, подобно морю, имѣетъ свои приливы и отливы (?). На острову, среди озера, построенъ буддійскій храмъ, служащій убѣжищемъ для отшельниковъ, которыхъ тамъ человѣкъ около двадцати. Они совершенно удалены отъ міра, потому-что на озерѣ нѣтъ ни одной лодки; единственное сообщеніе бываетъ лишь во время сильныхъ зимнихъ морозовъ, когда ледъ на озерѣ замерзнетъ. Поклонники ждутъ этого времени и несутъ на островъ съѣстные припасы въ замѣнъ благословенія аскетовъ.
Окрестная страна чрезвычайно плодородна, но не производитъ лѣсу. Здѣшніе жители много терпятъ отъ разбойничьихъ шаекъ, распространившихся повсюду и раззоряющихъ въ-конецъ мирныхъ поселянъ и пастуховъ. Эти разбойники — тибетцы, племени Сыфэнъ, и часто жители Хуху-нора выдерживаютъ съ ними жаркія схватки.
Преданіе говоритъ, что Хуху-норское озеро перешло сюда изъ Тибета подземными ключами, и это преданіе одинаково существуетъ и въ Хуху-норѣ и въ Тибетѣ.
Дабы проникнуть въ Тибетъ, миссіонеры присоединились къ такъ называемому посольству, возвращавшемуся изъ Пекина въ Хлассу: это просто купеческій караванъ. За Хуху-норомъ тянется Цай-дацъ, дикая и безплодная страна, населенная угрюмымъ монгольскимъ племенемъ. Но всего любопытнѣе былъ перевалъ чрезъ гору бурханъ-бота, которая окружена зловредными испареніями. Несмотря на предохранительное средство (чеснокъ), и люди и лошади изнемогаютъ отъ дѣйствія удушливыхъ паровъ, поражающихъ странника при самомъ вступленіи въ ущелья горы[10]. Грудь дышетъ свободно только на вершинѣ.
Переправа чрезъ гору Шуга была также весьма затруднительна и опасна. Во время перехода каравана черезъ вершину случилась буря со снѣгомъ. Вѣтеръ, снѣгъ и морозъ, усиливаясь безпрерывно, погубили не только множество вьючныхъ животныхъ, но и людей. Путь каравана былъ усѣянъ трупами, а Габе отморозилъ себѣ носъ.
Добравшись до истоковъ Синей рѣки, путешественники перешли ее по льду, при чемъ увидѣли въ немъ около 50 замерзшихъ буйволовъ, которыхъ головы да огромные рога торчали поверхъ льду. Морозъ съ ураганомъ продолжалъ свирѣпствовать еще двѣ недѣли: люди и скотъ гибли страшною смертью. Даже больные, не могшіе болѣе слѣдовать за караваномъ, оставлялись въ пустынѣ, гдѣ скоро тѣло ихъ служило пищею звѣрямъ да хищнымъ птицамъ. Такихъ полуживыхъ, оставленныхъ на вѣрную смерть, было около сорока человѣкъ.
Въ довершеніе несчастія, караванъ наткнулся на шайку разбойниковъ, и только уваженіе къ священному сану спасло миссіонеровъ. Наконецъ, въ теченіи двадцати двухъ дней, переходили чрезъ горную возвышенность Танла, за которою начинаются благословенныя долины Тибета. Населеніе безпрерывно умножалось, и повременамъ мелькали черные шестиугольные шатры кочевыхъ тибетцевъ. За рѣкою Нанчу верблюды смѣнились яками, или тибетскими быками. Дорога все болѣе и болѣе оживляется, хотя она камениста и трудна. Съ приближеніемъ къ Хлассѣ, пастушескіе шатры исчезаютъ и замѣняются домами осѣдлыхъ земледѣльцевъ.
Въ богатой и плодоносной равнинѣ Панму яки, или быки, смѣняются ослами. Эта долина отдѣляется отъ Хлассы чрезвычайно-крутою горою, на которую богомольные тибетцы и монголы ходятъ совершать поклоненіе, будучи увѣрены, что всякій достигнувшій вершины получаетъ отпущеніе грѣховъ.
За горою стелется равнина Хлассы. Столица далай-ламы, окруженная вѣковыми деревьями, красуется высокими позолоченными крышами храмовъ и дворцовъ. Городъ имѣетъ до осьми верстъ въ окружности и не обведенъ стѣною, но окруженъ живописными садами. Главныя улицы широки, прямы и чисты, но предмѣстья отвратительны до невѣроятности. Дома, въ нѣсколько этажей, встрѣчается каменные и кирпичные, а въ одинъ этажъ земляные. Они выштукатурены и выбѣлены известью съ красными и жолтыми разводами вокругъ оконъ и дверей. Въ предмѣстьяхъ встрѣчаются дома, выстроенные изъ бараньихъ и бычачьихъ роговъ, смазанныхъ известью! Несмотря на оригинальность матеріала, постройка прочна. Храмы построены всѣ на одинъ ладъ и отличаются только величиною и богатствомъ.
Великолѣпный дворецъ далай-ламы возвышается на Будда-ла, или Священной горѣ, невысокой, конусообразной скалѣ, отстоящей на версту отъ Хлассы. Изъ послѣдней ведутъ къ нему двѣ прекрасныя аллеи.
Хласса населена самыми разнообразными народами, но все это или купцы, или богомольцы. Предъ закатомъ солнца, всякій спѣшитъ на площадь, гдѣ образуются группы по поламъ и возрастамъ; эти группы садятся на землю и начинаютъ протяжно, въ полголоса, пѣть молитвы. Такое общее пѣніе, несмотря на его странность, сильно потрясаетъ душу.
Тибетцы носятъ длинные волосы, распущенные по плечамъ или завитые въ косу, украшенную золотомъ и драгоцѣнными каменьями. Головной уборъ состоитъ изъ синяго бархатнаго тока съ краснымъ помпономъ. Широкое верхнее платье подпоясывается краснымъ кушакомъ, а сапоги дѣлаются изъ краснаго или фіолетоваго сукна. Женщины носятъ одинаковый костюмъ съ мужчинами, но только надѣваютъ еще сверху коротенькую, пеструю юбку. Выходя изъ дому, женщина намазываетъ себѣ лицо чернымъ лакомъ, чтобы не возбудить соблазнительныхъ мыслей въ мужчинахъ; однакожъ, эта предосторожность, по увѣренію Хюка, не достигаетъ своей цѣли. Здѣшнія женщины пользуются полною свободою, не менѣе европейскихъ.
Населеніе Хлассы не болѣе 40,000 душъ, изъ которыхъ двѣ трети духовнаго сословія. Пища здѣшнихъ жителей — черный ржаной хлѣбъ да кирпичный чай; мясо очень дорого и доступно только для богатыхъ людей.
Мануфактурная и земледѣльческая промышленности въ Тибетѣ стоятъ на весьма низкой степени развитія; но зато благородные металлы добываются здѣсь весьма легко и въ большомъ количествѣ. Все золото и серебро сосредоточивается, однакожь, въ храмахъ и находится въ рукахъ ламъ. Здѣшніе ремесленники — индѣйцы изъ Бутана, а богатѣйшіе купцы (качи) — мусульмане изъ Кашмира: они и содержатели магазиновъ, и маклера, и ростовщики. Вся оптовая торговля въ ихъ рукахъ[11]. Мухамедане и ламайцы взаимно ненавидятъ другъ друга, хотя на улицѣ безпрерывно размѣниваются поклонами. Въ Тибетѣ кланяются снявъ шапку и въ тоже самое время высунувъ языкъ и чеша правое ухо (?).
Китай, несмотря на частыя войны съ Тибетомъ и на пораженія, потерпѣнныя въ ролѣ, восторжествовалъ надъ послѣднимъ своею дипломатикою. Отъ Сы-чуана до Хлассы тянется рядъ китайскихъ постовъ, а въ самой Хлассѣ живутъ два полномочныхъ посла пекинскаго двора, съ нѣсколькими сотнями китайскихъ солдатъ, въ видѣ тѣлохранителей.
Тибетцы боятся только англичанъ да китайцевъ; относительно прочихъ народовъ они совершенно равнодушны. Наши миссіонеры прямо объявили губернатору Хлассы, что они «ламы съ западнаго неба», и пришли изъ страны Франціи, для распространенія западной вѣры. Якъ-фо-се![12] хладнокровно отвѣчалъ губернаторъ и пересталъ думать о двухъ иностранцахъ.
Далай-лама[13] есть верховный духовный и политическій властитель Тибета, и въ его рукахъ сосредоточены законодательная и исполнительная власти. Онъ не умираетъ, но душа его переселяется въ новое тѣло, которое обрѣтается по смерти прежняго. Далай-лама есть олицетвореніе воплощеннаго бога Будды. Правленіе его неограниченное; а исполнители его повелѣній суть — помеханъ, или главный князь, съ четырьмя министрами — калу. Правители провинцій ламы — хутухты, ведутъ иногда между собою войну, и сильнѣйшій изъ нихъ Буджанъ-Рембучи соперничаетъ съ самимъ далай-ламою, выдавая себя своимъ многочисленнымъ приверженцамъ за истинное воплощеніе Будды.
Китайцы говорятъ, что въ Тибетѣ всего болѣе ламъ, женщинъ и собакъ. Собакъ здѣсь несмѣтное множество, и онѣ служатъ для одного изъ религіозныхъ обрядовъ, именно — погребенія. Въ Тибетѣ трупы или сожигаются, или бросаются въ поду, или выставляются въ горныхъ вершинъ, или кидаются собакамъ. Богатые и знатные люди нарочно держатъ особыхъ священныхъ собакъ, которымъ назначаютъ свой трупъ на съѣденіе: это самые почетные похороны.
Въ Хлассѣ превосходная полиція, слѣдящая за всякимъ новопріѣзжимъ. Наши миссіонеры вскорѣ сдѣлались предметомъ общаго любопытства, и толпы посѣтителей не давали имъ покою. Много было догадокъ на-счетъ ихъ происхожденія. Одни думали, что это муфтіи изъ Кашмира; другіе считали ихъ индѣйскими брахманами, или ламами изъ сѣверной Манчжуріи; но самое распространенное мнѣніе было, что это — или галгаты[14], или уруси[15]. Губернаторъ Хлассы очень ласкалъ ихъ, звалъ къ себѣ ужинать и отвелъ квартиру въ собственномъ своемъ дворцѣ. Но китайскіе послы были очень недовольны такими поступками губернатора: они опасались, нѣтъ ли у иностранцевъ картъ Китая или Тибета, чего китайцы чрезвычайно боятся.
Однажды ночью вещи миссіонеровъ и ихъ бумаги были опечатаны, и они сами позваны предъ судилище китайскаго посла. Пекинскій мандаринъ со вниманіемъ разсматривалъ ихъ книги, церковные сосуды, кресты, но ужаснулся, увидѣвъ нѣсколько географическихъ картъ. Впрочемъ, такъ-какъ эти карты были гравированныя, то онъ успокоился, увѣрившись, что сами миссіонеры не могли же ихъ сдѣлать. Китаецъ отпустилъ ихъ наконецъ, удержавъ только рукописи, которыя обѣщалъ сперва разсмотрѣть. Эти манускрипты были писаны по-французски, а никто въ цѣломъ Тибетѣ не зналъ ни одного слова на этомъ языкѣ!
Губернаторъ былъ человѣкъ умный и добрый. Онъ не разъ говорилъ съ миссіонерами объ ихъ вѣрѣ и остался весьма доволенъ ихъ объясненіями. Чтобы показать свое къ нимъ расположеніе, онъ не только самъ выучился французской азбукѣ, но и поручилъ миссіонерамъ воспитаніе своего сына. И китайскій посолъ былъ, по наружности, вѣжливъ съ двумя французами, толкуя съ ними весьма часто о европейскихъ государствахъ. Впрочемъ, китаецъ не благоволилъ къ миссіонерамъ и, несмотря на всѣ доводы губернатора, настаивалъ касательно удаленія ихъ изъ Хлассы. Не желая доводить этихъ чиновниковъ до явной ссоры, гг. Хюкъ и Габе добровольно рѣшились оставить Тибетъ. Претерпѣвъ на возвратномъ пути, въ теченіи четырехъ мѣсяцевъ, самыя ужасныя опасности и лишенія, они явились на границахъ Китая, гдѣ ихъ осмотрѣли, нашли рукописи и карты, и вслѣдствіе того начали допрашивать и таскать изъ одного города въ другой. Наконецъ, послѣ долгихъ продѣлокъ со стороны китайскихъ властей и страданій со стороны миссіонеровъ, пришелъ изъ Пекина приказъ отправить ихъ черезъ Кантонъ въ Макао.
Такъ кончилось многотрудное странствованіе двухъ путешественниковъ, обогатившихъ науку свѣдѣніями о малодоступныхъ для европейца странахъ средней Азіи.
- ↑ Около тысячи верстъ въ длину и четырехъ сотъ верстъ въ ширину.
- ↑ Эта долина лежитъ къ сѣверу отъ Пекина, на разстояніи около четырехъ сотъ верстъ отъ сѣверной столицы Китая.
- ↑ Это имя значитъ по-монгольски — Синій городъ.
- ↑ Подобный примѣръ видимъ и въ Европѣ: стоитъ только вспомнить Вѣну съ ея 33 предмѣстіями.
- ↑ Соленое озеро.
- ↑ То есть изъ Европы.
- ↑ Прежде онъ былъ пепельный и сохранился у китайскихъ бонзъ; монгольскіе же и тибетскіе ламы приняли жолтый цвѣтъ для своей одежды.
- ↑ Хуху-норъ значитъ по-монгольски — Синее озеро.
- ↑ Синее море.
- ↑ Вѣроятно, испаренія углекислаго газа — виною описанныхъ явленій. Но тогда плохую помощь окажетъ чеснокъ.
- ↑ Замѣчательно, что русское сукно продается въ Хлассѣ дешевле, чѣмъ англійское. привезенное чрезъ Калкуту
- ↑ Хорошо!
- ↑ Море мудрости.
- ↑ Калкутскіе англичане.
- ↑ Русскіе.