ПУТЕШЕСТВІЕ ЛОРДА БАЙРОНА ВЪ КОРСИКУ И САРДИНІЮ.
правитьЕсть существа, отмѣченныя судьбою, о которыхъ образованные народы говорятъ и пишутъ десятки, сотни лѣтъ, и слушать объ нихъ не устаетъ даже самое нетерпѣливое поколѣніе — поколѣніе нашего XIX вѣка. Какъ бы мы ни спѣшили жить и чувствовать, а есть струны къ которымъ стоитъ только прикоснуться, и мы останавливаемся на бѣгу, прислушиваемся къ давно извѣстнымъ звукамъ, возвращаемся даже вспять, мы, вѣчно бѣгущіе впередъ, — возвращаемся къ ощущеніямъ, давно нами перечувствованнымъ, но вѣчно въ насъ живущимъ.
Кто изъ насъ не остановится съ любопытствомъ на разсказѣ о подобныхъ существахъ, въ особенности, если намъ скажутъ, что подобный разсказъ не былъ въ печати?
Къ плеядѣ міровыхъ извѣстностей, вѣчно и живо интересующихъ мысль и сердце человѣка — безспорно принадлежитъ и Байронъ, — представитель поэзіи нашего вѣка въ высшемъ ея проявленіи.
Геній и творенія его извѣстны всему образованному міру; послѣднія составляютъ предметъ живыхъ восторговъ и удивленія столько же иноземцевъ, какъ и соотечественниковъ его.
Въ представляемомъ нынѣ разсказѣ о знаменитомъ лордѣ, нигдѣ еще не напечатанномъ, говорится о немъ, не какъ о геніѣ, но какъ о человѣкѣ. Мало было людей замѣчательныхъ, на которыхъ бы столько клеветали, какъ на геніальнаго англичанина, а между-тѣмъ всѣ знавшіе лорда Байрона лично, а не по однимъ только слухамъ, уважали высокую душу поэта, несмотря на нѣкоторые недостатки и странности его нрава. Многіе описывали уже Байрона въ колоссальныхъ размѣрахъ, въ какихъ онъ является въ области человѣческаго разума. Я же представляю читателямъ только нѣсколько легкихъ, но вѣрныхъ очерковъ этой удивительной, поэтической личности. Извѣстно, что послѣднія восемь лѣтъ своей жизни, а именно съ 1816 года, лордъ Байронъ провелъ почти безвыѣздно въ Италіи. Въ-продолженіе этой эпохи, поэтъ подарилъ міру множество безсмертныхъ твореній, слѣдовавшихъ одно за другимъ съ неимовѣрною, поразительною быстротою. Нѣсколько чертъ его частной жизни ускользнули отъ наблюденій въ ту пору, когда образованный міръ и друзья поэта ослѣплены были этимъ потокомъ безпрерывно возобновляющихся метеоровъ ума и воображенія — метеоровъ, поражающихъ своимъ блескомъ!
Окруженный нѣсколькими друзьями, Байронъ предпринималъ маленькія путешествія, иногда моремъ, иногда сухимъ путемъ, и одно изъ нихъ послужило матеріаломъ для слѣдующаго разсказа. Это путешествіе предпринято было лордомъ Байрономъ съ священною цѣлію: выполнить обѣщаніе, данное имъ умирающей матери, относительно оставленнаго ею сироты сына. Извлеченія изъ записокъ друзей, которые сопровождали лорда въ этой поѣздкѣ, на яхтѣ, подъ командой капитана Бенсона, собраны самимъ капитаномъ и составляютъ его дневникъ.
Капитанъ Бенсонъ велъ свой дневникъ регулярно день въ день, внося въ него все слышанное о знаменитомъ лордѣ и все видѣнное и подмѣченное имъ самимъ. Бенсонъ часто сопровождалъ Байрона и въ путешествіяхъ его по сушѣ. Я имѣла необыкновенное счастіе добыть эти записки въ рукописи, и спѣшу подѣлиться ими съ русской публикой.
I.
правитьТо было въ прекрасный майскій вечеръ. Открытая гондола плыла но Адріатическому-морю, возвращаясь въ Венецію. Миновавши Бранхельскія горы, музыка замолкла. Всплескиваніе веселъ, тихо погружающихся въ море, едва вспѣнивало его зеркальную поверхность. Послѣдніе лучи заходящаго солнца, освящая колокольни Венеціи, скользили уже съ бѣлыхъ дворцовъ, а окружающее насъ море, отсвѣчивало блестящій сводъ неба.
Вдали, влѣво отъ гондолы, Рагузскія горы, казались темными облаками на горизонтѣ, измѣняющими безпрестанно свои очертанія, по мѣрѣ усиленія или упадка вѣтра.
Байронъ долго созерцалъ задумчиво эту величественную картину, наконецъ сказалъ: "Мнѣ наскучило все плавать по водамъ Венеціанскаго залива, я располагаю пуститься въ болѣе широкое море. Я такъ давно сбираюсь побывать въ Корсикѣ и Сардиніи, что не вспомню даже, когда впервые это желаніе пришло мнѣ въ голову. Священный долгъ заставляетъ меня ѣхать туда нынѣшнемъ же лѣтомъ: я далъ обѣтъ одной женщинѣ, обѣтъ тѣмъ священнѣйшій, что онъ данъ былъ мною на смертномъ одрѣ ея, и я скорѣе предпочту умереть, чѣмъ не исполнить его. Друзья мои! кто хочетъ сопровождать меня — скажите, моя яхта довольно помѣстительна, она приметъ всѣхъ васъ на свою гостепріимную палубу. Всѣ спутники единодушно приняли предложеніе лорда, благодаря его за приглашеніе. Положено было ровно черезъ недѣлю перебраться на яхту, и каждому позаботиться о самомъ себѣ, чтобы быть готовымъ къ отплытію.
Гондола подплыла къ яхтѣ, все общество взошло на ея палубу; яхта снялась съ якоря и лавировала по заливу до полуночи. За ужиномъ Байронъ сдѣлался задумчивъ и сталъ стучать пальцами по столу подъ припѣвъ какой-то арія. Мы почли это сигналомъ, и тихо, одинъ за другимъ, удалились, оставя его совершенно одного. На другой день за завтракомъ, онъ прочиталъ намъ нѣсколько своихъ твореній. Нѣкоторые изъ нихъ были имъ исправлены и даже измѣнены въ короткія минуты его вчерашняго одиночества. Затѣмъ каждый изъ спутниковъ занялся устройствомъ своей каюты но своему усмотрѣнію и но собственной фантазіи. Яхта была въ сорокъ-пять тоновъ, съ двумя большими парусами какъ на фелукахъ; раздѣлена на каюты, кладовыя для провизіи и трюмы прислуги. Команда скрывалась ночью подъ большую палатку изъ крашеннаго полотна, которую днемъ скатывали жгутомъ и укладывали очень удобно и красиво на палубѣ. Средина яхты была искусно убрана шелковыми занавѣсами и колонками изъ краснаго дерева. Диваны, зеркала, буфетъ и вся прочая мебель отличались изящною простотою и особеннымъ вкусомъ въ подробностяхъ. Шканцы обращены были.въ общую гостинную и обставлены кожанными диванами. На палубѣ, устланной клеенкою, съ пестрымъ азіатскимъ узоромъ, разставлены были столы для книгъ, бутылки съ разными напитками, и стаканы; фрукты расположены были на столѣ, посрединѣ этой фантастической гостинной. Руль устроенъ былъ такъ, что сидя на краю кормы, можно было управлять имъ безъ шума и суматохи.
Снаружи, яхта была выкрашена блѣдно-желтымъ цвѣтомъ съ двумя золотыми полосами, опоясывающими ее кругомъ. На кормѣ красовалась фигура, искусно вырѣзанная венеціанскимъ художникомъ. Яхта эта была такъ быстра на ходу, что была признана самымъ красивымъ изъ всѣхъ судовъ и лучшимъ ходокомъ, какъ выражаются моряки, изъ всѣхъ сновавшихъ въ то время на водахъ Венеціанскаго залива. На ней же развѣвался венеціанскій флагъ, шелковый, вышитой графинею Гуичіоли и ея пріятельницами. Сорокъ другихъ флаговъ, которыми обладала яхта, служили только въ чрезвычайныхъ случаяхъ.
Яхту нагрузили провизіею на два мѣсяца, для двадцати человѣкъ; и кормомъ для коровы, четырехъ козъ, трехъ лошадей, мула и множества домашнихъ птицъ. Корова и козы назначены были для снабженія путниковъ молокомъ. Какъ (передовая часть палубы), легко могъ служить мѣстомъ для размѣщенія оркестра. Изъ числа команды шесть человѣкъ были хорошіе музыканты и почти всѣ члены нашего маленькаго общества владѣли какимъ-нибудь инструментомъ.
Двѣ небольшія мѣдныя пушки стояли на кормѣ, точно такія же двѣ на шканцахъ, по одной съ каждой стороны яхты.
Въ названный день, въ двѣнадцать часовъ, всѣ путники были на яхтѣ, и простившись съ знакомыми, стоявшими на берегу, мы снялись съ якоря и пустились внизъ по заливу. Какъ только мы обогнули Греческій мысъ погода приняла довольно мрачный видъ, и облака начали сбѣгаться въ густую массу, предвѣщая бурю. Капитанъ Бенсонъ хотѣлъ бросить якорь у мыса Отрантскаго, но лордъ Байронъ этому воспротивился, и въ досадѣ даже топнулъ ногою.
Однако Бенсонъ стоялъ на своемъ и лордъ покорился доводамъ капитана. Яхта укрылась между двумя скалами, въ узкомъ проходѣ, который привелъ ее въ небольшую бухту, гдѣ, по увѣренію настойчиваго капитана, всѣ находились внѣ всякой опасности. Яхта бросила якорь и стала на немъ покачиваться беззаботно и граціозно. Спутники почли себя счастливыми, найдя такое спокойное убѣжище, потому-что буря все увеличивалась и до путешественниковъ долетали издали ея бѣшенные порывы. Командѣ была дана двойная порція вина, и всѣ сѣли ужинать съ тѣми же удобствами, какъ бы ужинали въ столовой палаццо лорда Байрона, на площади Сан-Марко, въ Венеціи. Каюта, назначенная для столовой, была расположена посрединѣ яхты, имѣла 20 футовъ въ ширину и 36 въ длину. Буфетъ поставленъ былъ въ углу, мѣста для слугъ оставалось довольно; нѣсколько великолѣпныхъ картинъ, въ золоченыхъ рамахъ, висѣли на стѣнахъ, по обѣимъ сторонамъ судна. Вышина этой каюты была въ 7 футовъ, слѣдственно мы но могли быть помѣщены съ большимъ комфортомъ на англійскомъ фрегатѣ.
Послѣ ужина лордъ Байронъ позвалъ капитана, который ужиналъ отдѣльно въ своей каютѣ. Бенсонъ присоединился къ обществу и лордъ Байронъ, между разговоромъ, далъ ему обѣщаніе не вмѣшиваться ни во что и не прекословить впередъ, во всемъ, что будетъ относится къ мореплаванію.
Къ восходу солнца всѣ вышли на верхъ, чтобы поклониться дневному свѣтилу послѣ бурной прошедшей ночи. Тихое и ясное утро манило и приглашало путешественниковъ позавтракать на шканцахъ. Морскіе берега представляли замѣчательное зрѣлище по ихъ дикости. Высокіе, безплодныя скалы, потоки, пробивающіеся сквозь безчисленныя разщелины, песчаный, неприступный берегъ представляли почти неодолимыя затрудненія къ тому, чтобы путешественникамъ можно было съѣхать на берегъ; но препятствія заставляли всѣхъ только пламеннѣе желать этого. Капитанъ, хорошо знакомый съ мѣстностью, свезъ ихъ на довольно гладкую скалу, съ которой можно было подняться на значительную высоту.
Адріатическое море представляло съ этой точки мало утѣшительнаго для взора. За скалой возвышался надъ обрывомъ знаменитый замокъ Отрантъ, который, на такомъ близкомъ разстояніи, представлялъ только однѣ развалины. Замокъ этотъ, избранный мѣстомъ происшествія замѣчательнаго англійскаго романа, не былъ никогда обширенъ.
Двѣ башни еще сохранились довольно хорошо, иронія разрушены совершенно. Стѣны развалились, но въ уцѣлѣвшихъ мѣстахъ вышина ихъ простирается до 30-ти футовъ. Всѣ покои очень мрачны: въ нихъ только по одному окну. Внизу нѣсколько безобразныхъ башень, не стоющихъ того, чтобы заняться ихъ описаніемъ.
Одна изъ нихъ наполнена человѣческими оставами.
Пассажиры яхты поспѣшили оставить эту унылую обитель.
Поселяне продали имъ молока и апельсиновъ а рыбаки корзину свѣжей, превосходной, только что пойманой рыбы. Яхта снялась съ якоря и скользила попутнымъ вѣтромъ къ мысу Реджіо, гдѣ и пристала для обѣда. Байронъ, говоря о только что имъ видѣнномъ замкѣ, сказалъ: Романъ, «Отрантскій замокъ», лучшій романъ, написанный на англійскомъ языкѣ, но послѣ него автору слѣдовало умереть.
Сильный вѣтеръ, сопровождаемый невыносимымъ холодомъ, мѣшалъ намъ войти нѣсколько дней въ Мессинскій проливъ. Придя въ него и спустивъ шлюбку, лордъ Байронъ съ нѣсколькими лицами изъ своего общества, съѣхали на берегъ. Губернаторъ города встрѣтилъ ихъ на набережной и пригласилъ къ себѣ. Послѣ обѣда Байронъ привезъ съ собою на яхту лоцмана, которому были знакомы берега Корсики.
Губернаторъ указалъ путешественникамъ нѣсколько пунктовъ, на которыхъ войско короля Іоахима дралось съ войсками англійскимъ и сицилійскомъ.
Байронъ высказалъ нѣсколько замѣчаній касательно преданія о Биллѣ и Харибдѣ, которое, по его мнѣнію, основано на истинныхъ фактахъ. Невдалекѣ отъ Мессины стоитъ небольшой городокъ Билла, построенный на возвышеніи. Изъ этого городка произошелъ княжескій домъ, находящійся въ родствѣ съ неаполитанской королевской фамиліей. Харибдой называется цѣпь скалъ на противоположномъ берегу, которыя должны были быть гораздо страшнѣе во времена младенчества мореплаванія. Впрочемъ и частыя землетрясенія много измѣнили видъ этого пролива, представляющаго нынѣ гораздо меньше опасности, чѣмъ въ былыя времена.
Въ 1783 году, во-время ужаснаго землетрясенія, владѣтельный принцъ Силлы, вмѣстѣ со всѣми своими подданными, погибъ въ волнахъ.
Серъ Вилліамъ Гамильтонъ, бывшій нѣсколько разъ въ Мессинѣ до этой гибельной катастрофы, увѣрялъ, что мѣста эти такъ измѣнились, что онъ узнавалъ ихъ съ большимъ трудомъ.
Здѣсь вы встрѣтите Сиренъ, которыя впрочемъ не имѣютъ ничего общаго съ подводными очаровательницами. Я говорю о молодыхъ пѣвицахъ, въ шелковыхъ платьяхъ, съ цвѣтами въ волосахъ; онѣ катаются на катерахъ съ молодыми людьми въ фантастической одеждѣ, пристаютъ къ судамъ, проходящимъ проливъ, желаютъ имъ счастливаго плаванія и распѣваютъ національныя пѣсни. Вотъ мнѣніе лорда Байрона по поводу этого обыкновенія, высказанное имъ друзьямъ: "Матросы этому вообще очень рады, но онѣ никогда Не входятъ на суда, что довольно странно, потому-что скромность не есть одно изъ непремѣнныхъ ихъ качествъ. Происхожденіе этихъ странствующихъ пѣвицъ опредѣлить не трудно. Нарядъ ихъ тотъ же, что носили Молодыя римлянки во-время ихъ плясокъ передъ храмами, въ дни празднествъ, называемыхъ Луперкаліями. Гребцы этихъ сиренъ, украшенные всегда лавровымъ вѣнкомъ на головѣ, съ корзиной и кубкомъ висящими у пояса, напоминаютъ Вакханакъ, которыя во-время празднествъ Цереры плавали ночью по Тибру, въ особенно устроенныхъ лодкахъ.
II.
правитьВъ пять часовъ послѣ обѣда, все общество возвратилось на яхту, съ большимъ запасомъ фруктовъ для команды; не смотря на то, что погода была не совсѣмъ благопріятная, яхта снялась съ якоря. Теченіе было очень сильно. При поворотѣ, у мыса Санди, порывъ вѣтра разорвалъ въ клочья парусъ бизань-мачты и яхта стала на мель, къ ужасу дамъ.
Всѣ пассажиры и команда принялись за дѣло и едва успѣли къ полуночи стащить яхту съ мели.
Въ это время Везувій извергалъ пламя, освѣщая море яркимъ свѣтомъ. При помощи такого маяка, поставленнаго въ облакамъ, яхта направила путь свой въ открытое море. Гора Стромболи также была вся въ огнѣ; яркій свѣтъ, озарявшій ее, Составлялъ издали рѣзкую противуположность съ мракомъ, окружавшимъ нашихъ пловцовъ. Яхта вынуждена была убрать паруса и стать на якорѣ, не доходя Липарскихъ острововъ. Громъ гремѣлъ, Дождь Лилѣ ливмя, молнія пробѣгала по небосклону по всѣмъ направленіямъ. Море было довольно спокойно. Всѣ ушли спать, кромѣ стоявшихъ на вахтѣ и лорда Байрона, который завернувшись въ плащъ, ходилъ по палубѣ до самаго разсвѣта. Такъ какъ бурная погода все еще продолжалась, яхта вошла въ небольшую бухту одного изъ Липарскихъ острововъ, въ которой она совершенно скрылась отъ урагана и его ужасовъ.
Островъ этотъ былъ когда-то выбранъ Фердинандомъ и его министромъ Актономъ мѣстомъ ссылки для Неаполитанцевъ, перешедшихъ подъ французскія знамена. Почти вся поверхность острова покрыта лавою, выброшенною изверженіями Стромболи. Только на покатостяхъ горы дожди смыли ее, и помоему они тщательно обработываются. Вода здѣсь имѣетъ сѣрный, затхлый вкусъ, воздухъ нездоровъ. Деревни населены рыбаками, которые продаютъ рыбу въ Мессинѣ и Палермо; но вообще они находятся въ глубокой бѣдности и нищетѣ.
Въ одной пещерѣ, у которой яхта стояла на якорѣ, герцогъ Регаліо, супруга и дочь его прожили три мѣсяца, спали на морской травѣ и питались рыбою, которую они успѣвали изловить сами.
Герцогиня умерла на этомъ островѣ, и похоронена у входа въ пещеру, подъ ясенью, растущею посреди скалъ. На обломкѣ скалы, написано, вѣроятно, дружнею рукою:
«Маргарита, герцогиня Регаліо, умерла здѣсь 10-го ноября 1799 года. Прохожій, не полагайся на блага земныя; молись за упокой души той, которая раздѣляла свои богатства съ несчастными и неимущими».
Г-нъ Дензель перевелъ эту эпитафію, и записалъ подъ нею имена лорда Байрона и многихъ другихъ лицъ, съ нимъ тутъ бывшихъ. Прелестная графиня Гуичіоли пролила не мало слезъ надъ печальною участію герцогини, съ которой она была въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ.
Герцогъ Регаліо, спустя нѣсколько времени послѣ кончины герцогини, бѣжалъ на сардинскомъ кораблѣ, вмѣстѣ съ дочерью, но послѣ того онъ былъ помилованъ и вызванъ въ Неаполь; помѣстья и титла были ему возвращены.
Настало воскресенье. Погода была прелестная; свезли на берегъ палатку и раскинули ее у входа въ пещеру, гдѣ и занялись приготовленіемъ обѣда; вся команда обѣдала также на берегу; графиня Гуичіоли сама занялась раздачею ей вина; музыка гремѣла, все общество оживилось, всѣ были въ самомъ веселомъ расположеніи духа. Дензель занялся снятіемъ вида горы Стромболи съ западной стороны Липарскихъ острововъ. Общество возвратилось на яхту съ захожденіемъ солнца; матросы гребли подъ звуки музыки, продолжавшей играть долго еще по захожденіи солнца.
Рано утромъ на слѣдующій день назначена была ловля рыбы, для чего и привязали за кормой большое бревно, къ которому прикрѣпили нѣсколько морскихъ растеній, что и привлекло множество лещей. Каждый изъ пассажировъ вооружился чѣмъ попало, чтобы принять участіе въ этой забавѣ.
Графиня на свою долю наловила одна съ дюжину лещей, а лордъ Байронъ прозѣвалъ и упустилъ столько же. Смѣху, бѣготнѣ и крикамъ не было конца; каждая изъ рыбъ вѣсила неменѣе 3 фунтовъ.
Длинный переходъ въ Корсику становился уже для всѣхъ скучнымъ. Какъ вдругъ въ одно прекрасное утро мы очутились вблизи турецкаго фрегата. Байронъ окликнулъ его по-арабски. На это отвѣтили ему приглашеніемъ взойти на фрегатъ. Когда лордъ поднимался по трапу, его привѣтствовали девятью пушечными выстрѣлами. Изъ уваженія къ турецкому флагу, Байронъ одѣлся въ восточный нарядъ. На немъ была турецкая синяя атласная шуба, узкая, шитая золотомъ куртка, бѣлый, шелковый поясъ, за который онъ заткнулъ пару пистолетовъ и кинжалъ, обдѣланный въ золото. На головѣ красовалась чалма, убранная страусовымы перьями. Въ такомъ нарядѣ, благородному лорду, не доставало только густой бороды, чтобы быть истиннымъ красавцемъ Востока. Графиня Гупчіоли помогла этому горю вполовину; она наклеила ему пару усовъ изъ собственныхъ волосъ своихъ.
Фрегатъ былъ сорокапушечный и назывался: «Омаръ». Командиръ его оказался старымъ знакомымъ поэта; Это былъ М-удей Абдала, который за нѣсколько лѣтъ предъ тѣмъ перевезъ лорда Байрона на военномъ бригѣ изъ Тенедоса въ Абидосъ.
Всѣ знававшіе когда-либо Байрона были въ восторгѣ съ нимъ снова встрѣтиться. Сопровождавшіе его друзья были приглашены всѣ безъ исключенія на фрегатъ, гдѣ графиня и ея пріятельница, госпожа В***, скоро были утомлены турецкою вѣжливостью. Обѣдъ былъ приготовленъ на самой задней части кормы, устланной коврами. Всѣ гости должны были сѣсть на подушки, лежавшія на полу. Имъ поданы были серебряныя вилки, что избавило ихъ отъ турецкаго обыкновенія ѣсть пальцами. Шербетъ обносили въ прекрасныхъ хрустальныхъ бокалахъ.
Затѣмъ наступила очередь трубокъ, и какъ многіе изъ турецкихъ офицеровъ знали французскій языкъ, бесѣда стала почти общею.
Фрегатъ былъ уже въ морѣ три мѣсяца. Лордъ Байронъ сообразилъ, что нѣсколько фруктовъ будутъ истиннымъ подаркомъ для всего штаба офицеровъ фрегата, а потому и послалъ за ними на яхту. Онъ не забылъ и турецкой команды; ей было роздано апельсиновъ и лимоновъ въ изобиліи.
Турецкій фрегатъ представлялъ странную противуположность съ подобными англійскими судами, какъ въ отношеніи постройки, такъ и въ вооруженіи, въ порядкѣ и во всемъ остальномъ. Напримѣръ, нельзя было не замѣтить, что пушки не стояли на лафетахъ, а прикрѣплялись просто веревками. Но зато, какъ бы въ замѣнъ, каютъ-компанія была убрана со всею роскошью востока.
Мулей Абдала первый сообщилъ европейскимъ гостямъ своимъ новости объ успѣхахъ грековъ. Его фрегатъ даже много пострадалъ въ Хіосскомъ проливѣ, и онъ признавался чистосердечно, что обязанъ спасеніемъ отъ вѣрной гибели только быстротѣ хода своего фрегата. Онъ былъ посланъ крейсировать, съ цѣлію завладѣть фрегатомъ паши Египетскаго, который долженъ былъ возвратиться изъ Англіи въ Александрію. Мулей Абдала получилъ вмѣстѣ съ тѣмъ приказаніе ввести египетскій фрегатъ въ Дарданеллы, предложить англійскимъ матросамъ, находящимся на немъ, Вступить въ турецкую службу, съ обѣщаніемъ, выполнить всѣ условія, какія они потребуютъ.
При прощаніи съ капитаномъ турецкаго фрегата лордъ Байронъ предложилъ ему телескопъ Доланда, а тотъ, самымъ вѣжливымъ образомъ накинулъ на плеча графини дорогую шаль, въ ту минуту когда она начала спускаться съ траппа фрегата, возвращаясь на яхту. Два дня «Омаръ» и наша яхта плавали въ виду другъ-друга, наконецъ фрегатъ сдѣлалъ поворотъ, съ той и съ другой стороны раздались по три прощальныхъ выстрѣла.
Когда фрегатъ скрылся изъ виду, лордъ Байронъ сказалъ друзьямъ своимъ: «Я не хотѣлъ возмущать спокойствіе и удовольствіе, которое какъ мнѣ казалось, вы ощущали въ обществѣ Мулея Абдалы; но знайте, что это первый злодѣй и мерзавецъ во всемъ турецкомъ флотѣ. Я познакомился съ нимъ въ первый разъ въ Тенедосѣ. Островъ этотъ, нѣкогда цвѣтущій и красивый, былъ только что разоренъ капитанъ-нашею, истребившимъ все огнемъ и мечемъ. Онъ уничтожилъ даже всѣ произведенія земли, съ цѣлію подвергнуть неизбѣжному голоду тѣхъ изъ жителей, которые спаслись отъ оружія, или избѣгнули пламени. Мулей Абдала прибылъ въ Тенедосъ послѣ его разоренія, однако онъ не захотѣлъ отстать отъ своихъ предшественниковъ въ жестокости и мщеніи. Онъ велѣлъ разстрѣлять тридцать духовныхъ лицъ, чтобы только завладѣть ихъ одѣяніемъ. Онъ потребовалъ съ каждаго грека, уже ограбленнаго на чисто, новыя, значительныя контрибуціи, и когда тѣ не могли выполнить этихъ жестокихъ требованій, Мулей Абдала приказалъ запереть въ храмѣ сорокъ человѣкъ жителей, мужчинъ и женщинъ, подозрѣваемыхъ имъ въ томъ, Что они скрыли свои сокровища; выманилъ отъ этихъ несчастныхъ всѣ суммы, какія они были въ состояніи дать, и обѣщалъ имъ возвратить свободу въ скоромъ времяни. Проморивъ ихъ голодомъ на столько, чтобы они не умерли, и когда обѣщанный день освобожденія для нихъ Насталъ, онъ поджогъ храмъ, и всѣ въ немъ заключенные погибли въ пламени, а тѣ, которые было вздумали искать спасенія, погибали отъ турецкой сабли».
«Корабль, на которомъ я прибылъ въ Тенедосъ, продолжалъ лордъ Байронъ, былъ сожженъ по приказанію капитана-паши. Что касается до меня, то я скрывался въ лѣсахъ во время всѣхъ этихъ ужасовъ и тамъ находилъ себѣ убѣжище и пищу въ хижинахъ до того бѣдныхъ и удаленныхъ, что онѣ не обращали на себя кровожаднаго и корыстнаго вниманія турокъ. Но увѣренный, что рано или поздно, вѣрная смерть ожидаетъ меня, если нападутъ на слѣдъ мой, я рѣшился наконецъ, явиться къ Мулею Абдалѣ, показать ему фирманъ Великаго Визиря и просить его принять меня на фрегатъ, которымъ онъ командовалъ. Этотъ фирманъ, а еще болѣе подаренные мною часы, осыпанные брилліантами, расположили въ мою пользу злодѣя, и онъ перевезъ меня въ Абидосскій замокъ.»
«Если, несмотря на мое отвращеніе къ этому извергу, я оказалъ ему въ настоящемъ, случаѣ столько вниманія, то признаюсь, я дѣлалъ это въ видахъ моего и вашего интереса. Малѣйшая прихоть, надежда на прибыль, безотчетная жажда дѣлать зло, могли внушить ему мысль ограбить наше судно и пустить его ко дну со всѣми пассажирами, еслибы мы дали къ тому какой-нибудь самомалѣйшій поводъ. Знайте же, друзья мои, что я далъ ему значительную сумму денегъ, потомучто мнѣ извѣстно его жадное корыстолюбіе! Если не дать ему денегъ, онъ захочетъ вашей крови.»
Спутники лорда Байрона были поражены ужасомъ, выслушавъ разсказъ его объ этихъ злодѣяніяхъ, и благодарили Провидѣніе за спасеніе отъ такихъ варваровъ.
Госпожа В***, которая постоянно страдала, болѣе или менѣе, морского болѣзнью, сдѣлалась наконецъ такъ больна, что слегла съ постель. Докторъ Него ухаживалъ за нею со всѣмъ стараніемъ, но несмотря на то болѣзнь ея усиливалась день это дня, такъ, что начали опасаться за ея жизнь.
Лордъ Байронъ понуждалъ капитана направить судно къ ближайшей гавани, чтобы свезти больную на берегъ и доставить ей всѣ удобства и пособія, которыхъ требовало ея положеніе, но другаго порта, ближе того, куда мы плыли, не было. Графиня не отходила отъ постели своей пріятельницы и предавалась совершенному отчаянію. Маленькое общество, до-сихъ-поръ веселое и счастливое, погружено было теперь въ уныніе и непритворную скорбь.
Вскорѣ больная впала въ бредъ, и докторъ Пето объявилъ, что не лишнее было бы воспользоваться первыми минутами, когда больная придетъ въ память, чтобы исподволь приготовить ее къ смерти, и узнать, не желаетъ ли она сдѣлать какихъ-нибудь распоряженіи. Тогда лордъ Байронъ сказалъ ему: «Вы все сдѣлали, что могли, докторъ; я хотѣлъ бы съ своей стороны испытать, не могу ли я въ свою очередь сдѣлать чего-нибудь. Вы намекаете, что для нашей больной все кончено, а потому если она умретъ, то нельзя будетъ приписать ея смерть тѣмъ средствамъ, которыя я думаю употребить, съ цѣлію спасти ее.»
Лордъ Байронъ занялся приготовленіемъ большаго размѣра пластыря изъ шпанскихъ мухъ; велѣлъ обрить голову несчастной больной и облѣпилъ ей всю голову до самыхъ щекъ. Доктора же просилъ выпустить ей, посредствомъ банокъ, до тридцати унцій крови. Больная уснула. Лордъ Байронъ девять часовъ сряду не покидалъ ее ни на мгновеніе, наблюдая съ безпокойствомъ за дѣйствіемъ тѣхъ средствъ, которыя онъ употребилъ въ дѣло.
Больная проснулась въ совершенной памяти и съ помощью неусыпныхъ попеченій обоихъ своихъ врачей, черезъ три дня была внѣ всякой опасности.
Докторъ Пето долженъ былъ сознаться, что больная одолжена была лорду Байрону своимъ исцѣленіемъ.
Простое и ласковое обхожденіе г-жи В*** сдѣлало ее любимицей маленькаго общества и когда она въ первый разъ послѣ своего выздоровленія вышла На палубу, то въ честь ея была выпита не одна бутылка вина. Къ довершенію всеобщей радости, вдали показался давно желанный Корсиканскій мысъ.
При этомъ извѣстіи лордъ Байронъ велѣлъ роздать командѣ нѣсколько бутылокъ рому, а послѣ ужина угостилъ свою компанію старымъ, шестнадцатилѣтнимъ кипрскимъ виномъ. Въ заключеніе такого радостнаго дня графиня сдѣлала истинный сюрпризъ обществу сѣвъ за давно оставленный рояль, а графъ П*** и Денцель спѣли нѣсколько прелестныхъ арій.
Не даромъ говорятъ матросы, что передъ бурею бываетъ штиль. Наши пассажиры испытали это на дѣлѣ. Едва замѣтный и постоянно шедшій съ юго-востока вѣтръ, на утро вдругъ перемѣнился и началъ дуть съ необычайною силою. Команда убрала паруса и стояла въ готовности на всякій случай. Капитанъ Бенсонъ и капитанъ Ф*** предварили общество, что яхтѣ придется выдержать жестокій восточный вѣтръ, который обратится въ штормъ, если яхта не успѣетъ обогнуть мысъ и войти въ заливъ Санто-Флоренцо. Всѣ попытки къ тому и старанія остались тщетными.
Цѣлыя сутки яхта лавировала по всѣмъ направленіямъ, но безполезно, — она не могла попасть въ гавань.
III.
правитьМорская болѣзнь начинала мучить не только дамъ, но и мужчинъ. Графъ П***, Денцель и Сентъ-Ф***, самые крѣпчайшіе изъ пассажировъ, начали разнемогаться. Все веселое общество лежало по своимъ каютамъ. Солнце, при своемъ закатѣ, бросало какіе-то мрачные, не утѣшительные проблески, а вѣтеръ, болѣе и болѣе поворачивая къ востоку, постоянно прибивалъ яхту къ берегамъ. Положеніе ея становилось опасно. Спустили реи, укрѣпили паруса. Вспыхивающая по временамъ молнія открывала глазамъ небо въ видѣ необъятнаго пламени, которое тотчасъ же исчезало въ глубокомъ мракѣ. Громъ безпрерывно гремѣлъ надъ головами пловцовъ; казалось, буря должна была съ минуты на минуту разбить въ дребезги утлое судно и погрузить его въ разъяренныя волны, которыя жадно прыгали и бушевали вокругъ.
Сначала лордъ Байронъ, капитанъ К*… докторъ Пето и Шеллей оставались на палубѣ; остальное общество предпочло не покидать своихъ каютъ; но вдругъ необыкновенно сильный ударъ въ яхту, отворилъ пазы судна и вода хлынула въ него съ яростною быстротою со всѣхъ сторонъ. Бросились къ помпамъ, и лордъ Байронъ вмѣстѣ съ другими участвовалъ въ этой тяжкой работѣ. Чтобы облегчить яхту, артиллерія ея была выброшена въ море, обрѣзаны, веревки, прикрѣплявшія шлюбку, и она была мгновенно поглощена волнами. Коровы, козы имѣли ту же участь, равно и одна изъ лошадей. За животными послѣдовали и два большіе якоря. Такимъ образомъ облегченная яхта стала подниматься на волнахъ, что и разбудило во всѣхъ сердцахъ надежду на спасеніе. Для подкрѣпленія силъ тѣла и духа команды, ей роздана была порція водки. Вдругъ изъ-за тучъ мелькнулъ огонекъ. То, вѣроятно, былъ огонекъ, свѣтящійся въ какой-нибудь прибрежной хижинѣ рыбака. Буря давала ему какой-то кровавый отливъ. Матросы — итальянцы, со всею живостью ихъ южнаго, суевѣрнаго воображенія, стали увѣрять, что это свѣтится маякъ Св. Петра, который всегда является передъ гибелью, чтобы приготовить моряковъ къ смерти. Трудно было, въ-самомъ-дѣлѣ, почесть этотъ огонь за путеводный, тѣмъ болѣе, что капитанъ Бенсонъ увѣрялъ, что ему не было извѣстно ни одного маяка по этой сторонѣ берега, и что, вѣроятно, яхта находится въ гибельной близости къ землѣ, если можно простыми глазами видѣть огонь. Такъ оно къ несчастію и было. Вскорѣ можно было разсмотрѣть абрисъ высокихъ горъ. Дорого дали-бы наши пловцы, чтобы быть на вершинѣ ихъ и оттуда полюбоваться разъяренною стихіею — вмѣсто того, чтобы быть жертвою ея неистоваго бѣшенства. Капитанъ Бенсонъ, наблюдавшій съ безпокойствомъ за усиленіемъ бури, объявилъ пассажирамъ, но такъ, чтобы ни одинъ изъ матросовъ его не слыхалъ, что онъ удостовѣрился, что утесы въ очень близкомъ разстояніи отъ яхты, и что гибель ея неизбѣжна. Капитанъ Ф*… былъ того-же мнѣнія. — «Ну что-жъ? сказалъ лордъ Байронъ, мы всѣ рождены съ тѣмъ, чтобъ умереть. Я прощусь съ жизнію не безъ сожалѣнія, но безъ страха».
Яхта болѣе и болѣе приближалась къ прибрежнымъ скаламъ, которыя виднѣлись уже очень ясно. Лордъ Байронъ совѣтовалъ всѣмъ матросамъ привязать себя къ мачтамъ, что и было ими исполнено. Капитанъ Бенсонъ и капитанъ Ф*… стали у руля. Лррдъ Байронъ сошелъ въ каютъ-кампанію. Тамъ не знали степени опасности, угрожавшей всѣмъ, но не менѣе того всеобщій испугъ былъ невыразимъ. Байронъ старался всѣхъ успокоить, и взявши банку духовъ, онъ снова вышелъ наверхъ, сѣлъ, и поставилъ ее возлѣ себя. Помолчавши нѣсколько, онъ спросилъ капитана Бенсона — есть-ли хоть какая-нибудь надежда не быть выброшенными на берегъ, и получилъ отвѣтъ, что спасенья нѣтъ. Если такъ, сказалъ онъ, то долгъ каждаго изъ насъ сохранять всѣми способами жизнь, которую далъ ему Создатель. Совѣтую вамъ господа, всѣмъ снять съ себя одежду. Я знаю, что трудно намъ будетъ бороться съ такими разъяренными волнами. Черезъ нѣсколько часовъ, Божіею волею, мы всѣ успокоимся на вѣки. Я даже не желаю спастись, если суждено погибнуть всѣмъ пловцамъ яхты. Сказавъ это, лордъ Байронъ снялъ свою одежду, кромѣ нижняго платья, которое перевязалъ у пояса шейнымъ платкомъ своимъ, какъ можно туже, и скрестивъ руки, сѣлъ снова, спокойно ожидая своей участи. Шеллей лежалъ у ногъ его, безчувственъ, недвижимъ. Лордъ Байронъ, взглянувъ на него съ прискорбіемъ, сказалъ: — «Бѣдный человѣкъ!» Докторъ Пето, завернувшись въ свой плащъ, легъ на палубу, предаваясь самому сильному отчаянію. Капитанъ Ф*… вынималъ деньги изъ снятаго имъ платья и перекладывалъ ихъ въ карманъ своихъ панталонъ. Лордъ Байронъ, увцдѣвши это, непритворно расхохотался, несмотря на всеобщее отчаянное положеніе. "Другъ мой, не берете-ли вы съ собою деньги въ видѣ груза, чтобъ скорѣе утонуть, сказалъ ему Байронъ.
Наконецъ солнце лѣниво, какъ-бы нехотя, взошло и бросало какіе-то мутные, кровавые лучи. Море сильно вздымалась, и волны съ шумомъ и пѣной разбивались о прибрежныя скалы; гулъ и ревъ не прерывался ни на мгновеніе.
Во все время, пока длилась опасность, лордъ Байронъ дѣйствовалъ и говорилъ съ хладнокровнымъ мужествомъ, свойственнымъ лишь возвышеннымъ и энергическимъ натурамъ. Утесы уже были неболѣе, какъ въ четверти мили отъ яхты: «Если; мы не успѣемъ удержаться до упадку вѣтра, насъ неминуемо выброситъ на скалы и тогда гибель наша неотразима и несомнѣнна», сказалъ Бенсонъ. «Да будетъ воля Божья», сказалъ лордъ Байронъ, поднялъ голову, чтобъ посмотрѣть, что дѣлается въ воздухѣ, и снова принялъ свое положеніе, устремивъ взоры на чернѣющіяся скалы. Въ это мгновеніе ужасной величины волна взлетѣла на корму яхты и пронеслась вдоль всего судна съ необычайною силой и ревомъ унеся съ собою доктора Пето, который и изчезъ въ волнахъ!…
— «Боже Милосердый!» вскрикнулъ Байронъ, устрашенный въ первый разъ этимъ несчастнымъ случаемъ….. И вдругъ вторая волна, вдвое громаднѣе первой возноситъ яхту, къ небесамъ и снова спускаетъ ее въ бездну….. Этимъ страшнымъ движеніемъ яхта отбрасывается на значительное разстояніе отъ берега.
— Мы спасены! кричитъ капитанъ Ф*…
— Парусъ отдать! скомандовалъ громовымъ голосомъ капитанъ Бенсонъ, — и матросы бросились исполнять приказаніе командира съ неистовыми криками радости. Лордъ Байронъ, желая смягчить ихъ выразительныя изъявленія восторга, кричалъ имъ:
— Молитесь лучше Богу, чѣмъ неистовствовать, благодарите, что Онъ спасъ васъ такимъ чуднымъ образомъ отъ вѣрнѣйшей гибели. Самъ-же лордъ бросился внизъ успокоить дамъ, объявивъ имъ, что опасность миновала, и возвратился оттуда съ бутылкой рому, разливая его для всякаго встрѣчнаго, и не забывая себя. Шеллей все еще лежалъ въ безпамятствѣ, такъ, что принуждены были перенести его въ каюту и уложить въ постели. Яхта могла наконецъ спуститься въ проливъ Санто-Фіоренцо, извѣстный капитану Бенсону, по своей мѣстности и стоянкѣ для судовъ, и къ восьми часамъ утра все общество собралось пить кофе. Тутъ только вспомнили, что доктора Пето судьба вырвала изъ круга, такимъ несчастнымъ образомъ. О немъ жалѣли, хотя онъ и не оставилъ по себѣ достойной памяти. Родомъ венеціанецъ, Пето былъ эгоистъ и корыстенъ въ высшей степени. Онъ извѣстенъ былъ, какъ музыкантъ, но эта извѣстность была преувеличена. Шеллей тоже явился къ кофе, едва оправившись отъ страха. Онъ походилъ на мертвеца. Лордъ Байронъ, пожимая ему руку, сказалъ ему, вмѣсто привѣтствія, стихъ извѣстнаго драматическаго англійскаго писателя:
Cowards die many times befare their death
The valiant never taste of death but once.
— Трусъ умираетъ тысяча разъ; храбрый только разъ.
Выпитый стаканъ пуншу возвратилъ ему его обычную веселость, и въ-теченіе сутокъ онъ снова сталъ скептикомъ, какимъ былъ всю свою жизнь.
Туманъ еще не разсѣялся вполнѣ, а потому капитанъ продолжалъ самъ управлять яхтою, а пассажиры стали хлопотать объ обѣдѣ. Ночь, проведенная въ такихъ треволненіяхъ, морской, живительный воздухъ, движеніе и работа придали всѣмъ звѣрскій апетитъ. Только дамы, запертыя во все время опасности въ своихъ каютахъ, не изъявляли ни малѣйшаго желанія покушать. Къ сожалѣнію, всѣ свѣжіе запасы, говядина, гуси, индѣйки, куры и даже водоочистительные камни, которымъ лордъ Байронъ придавалъ особенное значеніе, все сдѣлалось жертвою волнъ. Уцѣлѣли впрочемъ солонина, сухіе фрукты и разныя соленья — и этимъ пренебрегать было-бы грѣшно, а потому и сдѣлано было на нихъ нападеніе, сообразное съ апетитомъ каждаго. Между этою импровизированною закускою и обѣдомъ, которымъ занялись съ особенною тщательностью, общество поочередно купалось въ двухъ марморныхъ ваннахъ яхты, прелестно устроенныхъ, а потомъ занялось приведеніемъ въ порядокъ своего туалета.
Здѣсь кстати сказать объ одной особенности, которая могла быть замѣчена всякимъ наблюдательнымъ глазомъ. Когда лордъ Байронъ, во время опасности, возвратился въ послѣдній разъ изъ каюты наверхъ, онъ принесъ съ собою маленькій ящичекъ, который заботливо поставилъ около себя. Говорили, что онъ не разлучался съ нимъ и запиралъ его тщательно, когда ложился спать. Ящичекъ былъ зашитъ, въ холстъ и прикрѣпленъ дномъ къ большому куску лубка, вѣроятно съ цѣлью, чтобы онъ могъ держаться на водѣ. — Никто не зналъ, что заключалось въ этомъ таинственномъ ящикѣ, который былъ постояннымъ предметомъ его заботливости.
Вѣрно только то, что въ немъ не было ни денегъ, ни драгоцѣнностей, потому-что лордъ Байронъ былъ на этотъ счетъ характера безпечнаго и никогда не занимался денежными разсчетами. Много было дѣлано предположеній и догадокъ на счетъ этаго ящика, и всѣ онѣ были забавны или нелѣпы до крайности. Можно сказать съ достовѣрностью одно, что лордъ Байронъ имѣлъ его при себѣ на яхтѣ во все продолженіе его плаванія. Мы увидимъ скоро, что случилось съ этою вещицею въ-послѣдствіи.
Обѣдъ былъ веселый и шумный, пили много. Лордъ Байронъ, казалось, никогда еще не былъ въ такомъ веселомъ расположеніи духа. Онъ трунилъ надъ Шелеемъ, грозилъ написать элегію на смерть его, а графиня прибавила, что она напишетъ музыку на его послѣднее «Прости міру», и посвятитъ ее генію бурь. Часы летѣли незамѣтно и пріятно. Общество воображало, что яхта еще въ морѣ, какъ вдругъ явился капитанъ Бенсонъ поздравить съ прибытіемъ. Яхта бросила якорь въ заливѣ Мартелло, за пять миль отъ города Санто-Фіоренцо.
IV.
правитьКорсика! Корсика! островъ, прославленный двумя именами! двумя противуположными міровыми событіями: Овидій и Наполеонъ! Страна изгнанія одного, рожденія другаго! — Недовольно-ли уже тебѣ этихъ двухъ именъ, чтобы ты была извѣстна всѣмъ, хотя по слуху.
Яхта бросила якорь въ Корсикѣ, въ солнечный великолѣпный, ослѣпительный день; путешественники могли наслаждаться вполнѣ прелестнымъ видомъ, представившимся глазамъ ихъ. Горы, окружающія заливъ высоки и дики. Городъ издали очень красивъ. Его холмы покрыты деревьями и кустарниками различныхъ видовъ; между-ними отличались миртовыя и фиговыя деревья.
Въ 1773 году, во-время войны французовъ съ англичанами, французскій флотъ, крейсировавшій близъ Тулона, прибылъ въ заливъ Мартелло, для исправленія нѣкоторыхъ поврежденій своихъ судовъ. Славная мартельская башня, давшая свое названіе многимъ другимъ выстроеннымъ по берегамъ Великобританіи, была тогда уже полуразрушена, но даже и въ такомъ видѣ она считалась неприступнѣе всѣхъ соименныхъ ей башень въ Англіи. Имѣя только двѣ пушки и двадцать человѣкъ гарнизона, она защищалась и даже разбила семидесяти-четырехъ-пушечный корабль «The Fortitude» и тридцати-двухъ-пушечный фрегатъ «Юнона».
Наконецъ, послѣ продолжительной осады, адмиралъ Нельсонъ завладѣлъ башнею, но не иначе, какъ предварительно и внезапно занявъ одну возвышенность, почитаемую дотолѣ недосягаемою, а потому и неприступною.
Не успѣла яхта бросить якоря, какъ на нее явились нѣсколько греческихъ и генуэзскихъ купцовъ, стоявшихъ въ Мартелло на якорѣ, въ ожиданіи попутнаго вѣтра.
Отъ нихъ узнали наши путешественники, что комендантъ Санто-Фіоренцо былъ французъ, обходительный и любезный человѣкъ и что островъ наслаждался совершеннымъ спокойствіемъ, какого не запомнятъ во все время владычества англичанъ. Лордъ Байронъ сознался при этомъ, что французы, своимъ учтивымъ и вѣжливымъ обхожденіемъ, пріобрѣтутъ довѣренность народовъ гораздо скорѣе и прочнѣе, чѣмъ англичане сыпля деньгами, и что когда французы овладѣютъ какимъ-либо мѣстомъ, они уже Могутъ быть увѣрены, что сохранятъ его безъ особенныхъ трудовъ и наблюденій,
Яхта пріобрѣла отъ гостей-купцовъ шлюбку, два якоря и четыре пушки, въ замѣнъ тѣхъ, которыя она принуждена была выбросить въ море во-время бури. Пассажиры запаслись и прочими нужными вещами, и такимъ образомъ все снова было приведено въ порядокъ, какъ будто съ яхтой и съ пассажирами ничего особеннаго и не случались.
Послѣ завтрака, составленнаго изъ молока, свѣжихъ фигъ и другихъ фруктовъ, яхта снялась съ якоря и направила путь вверхъ по заливу, чтобы войти въ маленькую гавань. У входа яхта подняла два флага, венеціанскій на кормѣ и англійскій на средней мачтѣ. Музыка ея заиграла народную пѣсню «Rule Britania» «Владычествуй Британія», яхта сдѣлала салютъ крѣпости семью выстрѣлами, и ей отвѣтили тѣмъ же числомъ выстрѣловъ. Такъ какъ принято, что крѣпости и порты отвѣчаютъ только военнымъ судамъ, то лордъ Байронъ при этомъ сдѣлалъ замѣчаніе, что похвалы купцовъ на счетъ вѣжливости коменданта не были преувеличены. Капитанъ Ф*… или, какъ называли его пассажиры, «молодой капитанъ», въ отличіе отъ старшаго капитана, Бенсона, въ полной военной формѣ, съѣхалъ на берегъ съ нашими паспортами, чтобы просить пропуска для дальнѣйшаго плаванія. Комендантъ, полковникъ Мишо, встрѣтилъ его на пристани, самъ вскочилъ къ нему въ шлюбку и вернулся съ нимъ на яхту. Полковникъ былъ среднихъ лѣтъ, высокаго роста и привлекательной наружности. Онъ изъявилъ большое удовольствіе, увидавъ знаменитаго лорда, который представилъ ему всѣхъ своихъ спутниковъ. Комендантъ засыпалъ дамъ любезностями, и привѣтствіями мужчинъ, выражая свою надежду, что они погостятъ нѣсколько времяни въ Санто-Фіоренцо, чтобы помочь женѣ его въ дѣлѣ образованія жителей. Съ этой фразой онъ обратился предпочтительно къ нашей красавицѣ-графинѣ. Дамы изъявили готовность съѣхать на берегъ тотчасъ же, и лордъ Байронъ принялъ предложеніе коменданта остановиться у него въ домѣ со всѣми своими спутниками. Сейчасъ же были сдѣланы распоряженія для перевозки на берегъ всего нужнаго, и положено было, что всѣ съѣдутъ съ яхты послѣ обѣда. Полковникъ остался, безъ лишнихъ церемоній, обѣдать на яхтѣ, и даже послалъ на берегъ за своею супругою и дочерью, и тѣмъ доставилъ истинное удовольствіе всему обществу, потому что какъ та, такъ и другая были замѣчательны своимъ милымъ, утонченнымъ обхожденіемъ, которое возвышало ихъ миловидность. Обѣдали на палубѣ. Во все продолженіе обѣда музыка гремѣла, и лордъ Байронъ распорядился, чтобы преимущественно были играны французскія арш. За дессертомъ полковникъ Мишо подчивалъ всѣхъ фруктами изъ своего сада, а графиня Гуичіоли, какъ всегда, была душею всего маленькаго общества.
Лордъ Байронъ постигъ науку быть всегда и всюду хорошо принятымъ; по прибытіи своемъ на островъ Корсику, онъ послалъ епископу золотую вазу и денежное пожертвованіе въ пользу церкви въ Сантофіорепцо. Епископъ, по имени Паскаль Паоло, изъ роду генерала того-же имени, прибылъ на яхту благороднаго лорда и предложилъ отслужить благодарственный «Te Deum» за спасеніе отъ вѣрной смерти. Окончивъ молебенъ, почтенный епископъ, бесѣдовалъ въ общей каютѣ, принимая въ разговорѣ общества дѣятельное участіе.
Послѣ кофе, комендантъ съ своимъ семействомъ распрощался съ путешественниками, до скораго свиданія.
Чтобы избѣжать стеченія толпы любопытныхъ, жадной ко всему новому, рѣшено было съѣхать съ яхты, когда совершенно стемнѣетъ. Лордъ Байронъ и друзья его ночевали на берегу въ первый разъ съ самаго отплытія своего изъ Венеціи.
V.
правитьНа другой день путешественники были разбужены музыкою. Она играла подъ ихъ окнами народный англійскій гимнъ «Боже, храни короля». Послѣ завтрака общество раздѣлилось. Дамы, не привыкшія переносить усталость, рады были случаю отдохнуть и полѣниться въ своихъ комнатахъ; капитанъ Бенсонъ занялся устройствомъ яхты; Шеллей и Денцель пошли снимать виды города, каждый съ своей избранной точки. Лордъ Байронъ съ прочими отправился на охоту, съ двумя прекрасными охотничьими собаками. Онъ надѣлъ для охоты маленькую, узкую курточку зеленаго цвѣта, подпоясанную шелковымъ кушакомъ, толстые башмаки и стиблеты.
Въ странѣ гористой и лѣсной, какъ Корсика, удовольствія охоты всегда бываютъ утомительны. Должно безпрестанно переходить черезъ ручьи и рѣчки, продираться сквозь чащу лѣсовъ, очень густыхъ, вскарабкиваться на крутыя горы и утесы. Охотники наши такъ углубились въ страну, что когда заходящее солнце напомнило о возвратѣ, они очутились за шесть добрыхъ миль отъ города Санто-Фіоренцо. Они рѣшились направить путь свой къ деревушкѣ Казосъ, престарѣлый священникъ которой принялъ ихъ самымъ радушнымъ образомъ; подчивалъ довольно хорошимъ виномъ, и Лордъ Байронъ изъявилъ согласіе переночевать у него, если только это не будетъ для него стѣснительно… Желаніе это принято съ готовностію. Молоденькая и хорошенькая племянница священника обмыли ноги гостей, по восточному обыкновенію, не смотря на всѣ ихъ сопротивленія.. Затѣмъ накрыла ужинъ, состоявшій, какъ всегда бываетъ въ этой странѣ, изъ рыбы, яицъ и грушъ. Бутылка водки, о которой вспомнили уже послѣ ужина, послужила для пунша, который всѣмъ показался восхитительнымъ.
Лордъ Байронъ и священникъ не ложились до поздней ночи, и, по обыкновенію своему, поэтъ такъ увлекъ хозяина своею бесѣдою, что тотъ, съ своей стороны, расказалъ ему всѣ подробности своей жизни. Деревенскій пастырь зналъ только Корсику и ни о чемъ болѣе говорить не могъ, но онъ былъ прекрасный человѣкъ, всегда ровнаго и веселаго нрава. Приходъ его приносилъ ему до 500 франковъ въ годъ, и онъ этимъ былъ совершенно доволенъ, тѣмъ болѣе, что огородъ его былъ всегда обработанъ, а также и маленькій виноградникъ, который вознаграждалъ съ избыткомъ за всѣ его попеченія. Кромѣ-того, честный пасторъ самъ ловилъ рыбу и билъ дичь для своего продовольствія.
Приходская церковь стояла въ срединѣ лѣса, окруженная тридцатью хижинами, населенными фермерами. Посреди этой деревушки протекла хорошенькая рѣчка, берега которой засажены были миртами. Тамъ и сямъ виднѣлись сваленныя въ рѣку деревья, служащія способомъ сообщенія между двумя берегами, — но жители, мужчины и женщины предпочитали переходить рѣку въ бродъ.
Лордъ Байронъ всталъ съ зарею, съ намѣреніемъ продолжать начатую охоту. Хозяинъ велѣлъ приготовить пирожковъ къ завтраку и сбить свѣжаго масла, а густыя сливки замѣнили неизвѣстный здѣсь чай. Хорошенькая племянница священника вызвалась сопровождать охотниковъ и указать луговище двухъ кабановъ, которое она знала. Кстати здѣсь описать нашу красавицу. Волосы ея свободно ниспадали до пояса, рубашка застегнутая у шеи, плотно къ ней прилегала; на плеча надѣта была голубая кофточка; короткая юбка, изъ сѣрой шерстяной матеріи, едва достигала до колѣнъ; красные бумажные чулки, безъ носковъ, доходящія только до ладыжекъ, а на ногахъ ременная плетеная обувь, напоминающая древнія сандаліи. Дѣвушка была очень смугла, имѣла черные глаза и черты римлянки. Высокая и гибкая, она перепрыгивала съ легкостью серны черезъ рвы, съ утеса на утесъ. Ей было около 16 лѣтъ, а она этого еще не замѣчала, и рѣзвилась и лепетала, какъ дитя. Она сдержала обѣщаніе и вынудила кабановъ выйти изъ ихъ логовища. Пасторъ убилъ одного сразу, а за другимъ собаки рванулись и понеслись вдаль. Приблизившись къ утесамъ, кабанъ повернулся и сталъ передомъ, въ оборонительное положеніе, поджидая врагогъ своихъ. Сначала онъ боролся съ ними съ замѣтнымъ успѣхомъ, но пронзенный пулею, онъ бросился въ рѣку, куда собаки не послѣдовали за нимъ, потому-что кабанъ поранилъ ихъ не нашутку. Лордъ Байронъ очень досадовалъ, что онъ ускользнулъ отъ нихъ живой. Корсиканка развязала ремень, обхватывавшій ея талію, бросилась за кабаномъ въ рѣку и съ неимовѣрною ловкостью набросила на голову и переднія ноги звѣря петлю, которую уже она успѣла сдѣлать на серединѣ ремня, одинъ конецъ котораго она бросила Байрону, а другой не выпускала изъ рукъ своихъ. Такимъ способомъ вытащили жертву на берегъ, безъ всякаго сопротивленія съ ея стороны, или опасности для кого бы то ни было. Молодая дѣвушка смѣялась отъ души надъ страхомъ лорда за нее, особенно, когда онъ замѣтилъ ей, что она можетъ простудиться, оставаясь въ мокромъ платьѣ. Хохотунья увѣряла, что это случается съ нею по десяти разъ на день, но что она не помнитъ, чтобы имѣла насморкъ хотя разъ во всю свою жизнь.
Эта сцена напомнила поэту охоту Діаны и нимфъ ея, и никогда эта богиня лѣсовъ не могла быть лучше изображена, какъ чертами молодой корсиканки, которая соединила въ себѣ гибкость стана съ отвагою и силою аркадскихъ пастушекъ. Настала минута разлуки. Дѣвушка съ видимымъ сожалѣніемъ должна была проститься съ охотниками. Лордъ Байронъ подарилъ ей шелковый платокъ, она накинула его кокетливо на свою классическую, головку, кивнула, и исчезла съ быстротою серны.
Возвращеніе въ Санто-Фіорепцо совершилось безъ поворотовъ въ сторону, а потому довольно скоро. Друзья Байрона, оставшіеся въ городѣ, нисколько не безпокоились на его счетъ, потому-что имъ была извѣстна отличительная черта характера поэта. Онъ никогда не назначалъ часа своего возвращенія, прибытія или отъѣзда. Во всемъ онъ любилъ неизвѣстность и непреодѣленность. Никогда не знали, гдѣ его отыскать, никогда нельзя было угадать, чѣмъ онъ займется. Но если онъ что однажды рѣшалъ, то ничт не могло отвлечь его отъ цѣли. Онъ стремился къ ней быстрѣе молніи, неукротимѣе бури. Зато никто не умѣлъ такъ, какъ онъ, наслаждаться жизнію; онъ умѣлъ извлекать для себя пользу даже изъ самыхъ неудачь. Когда случалось ему впадать въ мрачное расположеніе духа, онъ не походилъ на самого себя. Ему казалось, что все гало ему наперекоръ. Солнце теряло свой блескъ и теплоту, природа свою красоту; море, это божество поэта, казалось ему безобразною массою грязной жидкости; веселье другихъ ему было тягостно, а скорбь чужая — казалась смѣшною. Только совершенное уединеніе исцѣляло его отъ такого болѣзненнаго состоянія. Онъ и искалъ уединенія, пока эти припадки сплина исчезали совершенно. Къ счастію, они не были продолжительны и лордъ Байронъ старался заставить другихъ забыть ихъ, старался всѣми зависящими отъ него средствами.
Путешественники пробыли около мѣсяца въ Санто-Фіоренцо, къ ожиданіи писемъ, которыя лордъ Байронъ надѣялся тутъ получить. Между-тѣмъ, какъ графъ П*… госпожа В*… и прочія особы нашего маленькаго общества, составляли разныя празднества и пирушки, съ дѣятельною помощью коменданта, лордъ Байронъ отправился въ Кортб, городъ, лежащій въ срединѣ острова. Дорожный дормезъ поэта былъ устроенъ такимъ-образомъ, что могъ переплывать черезъ рѣки. Для этого, нужно было только отпрячь лошадей и снять колеса, для которыхъ устроены были мѣста, на подобіе зимнихъ возковъ, которые капитанъ Ф*… видалъ въ Сибири, и по плану начертанному капитаномъ, эта карета и была заказана. Кромѣ-того, внутри ея была устроена покойная, висячая постель, которая на день складывалась подъ подушки. Въ этомъ-то подвижномъ домѣ, Байронъ путешествовалъ, не дѣлая болѣе двадцати миль въ день (около восьми льё) по каменистымъ дорогамъ, мѣстами совершенно не проѣзжимъ для такого громоздкаго экипажа. Случалось нерѣдко, что надо было прибѣгать къ помощи силы и искусства корсиканцевъ, которые съ босыми ногами, по острымъ камнямъ несли карету на рукахъ, съ такою же легкостью, какъ индѣйскіе невольники носятъ паланкины; съ тою только разницею, что индѣйцы ходятъ по сыпучему песку, а не по кремнямъ. На вторую ночь этого романтическаго путешествія, дормезъ остановился на ночлегъ въ маленькой разоренной деревушкѣ, жители которой, числомъ не болѣе пятидесяти, казалось, терпѣли крайнюю бѣдность. Лордъ Байронъ роздалъ имъ сорокъ штукъ разной дичи, которую онъ успѣлъ настрѣлять во-время своего двухдневнаго путешествія. Жители отблагодарили его козьимъ молокомъ и дикими фигами. Деревушка эта лежитъ у подошвы высокой горы, съ которой падаетъ каскадомъ ручей; пройдя шаговъ двѣсти, онъ теряется въ долинѣ. На самой же оконечности этой горы виднѣются развалины нѣкогда укрѣпленнаго замка, построеннаго генуэзцами. Тремя сторонами своихъ стѣнъ онъ касается почти перпендикулярнымъ обрывамъ горы и только съ четвертаго его фаса, можно взобраться къ замку, узкою, крутою тропою. Путешественники съ большимъ трудомъ и часто съ помощью рукъ своихъ, взибрались на вершину, гдѣ стоялъ замокъ. Онъ построенъ на трехъ стахъ саженяхъ и изъ него можно обнять взоромъ почти все пространство острова.
Изъ средины двора замка вытекаетъ ручей, о которомъ говорено выше, бросается внизъ и разбивается въ дребезги у подошвы горы. Въ былыя времена, замокъ этотъ былъ могучъ и неприступенъ. Вовремя своего владычества, Генуэзцы избрали его складочнымъ мѣстомъ своихъ военныхъ снарядовъ и продовольствія и центромъ своихъ дѣйствій; въ позднѣйшее время, Паоли пожертвовалъ жизнью двухъ тысячъ людей, чтобы овладѣть имъ. Въ этихъ дикихъ и необитаемыхъ мѣстахъ, несчастіе отыскало однако себѣ жертву. Какой-то, корсиканецъ, пятидесяти лѣтъ, поселился въ одной изъ полуразрушенныхъ башенъ, почти незащищавшей его отъ стужи и непогодъ. Ружье и собака были для него единственныя средства къ разсѣянію и къ существованію, не считая крошечнаго уголка земли, на которомъ красовались десятокъ яблонь и фиговыхъ деревъ, взрощенныхъ его руками; онъ продавалъ иногда, въ Корте и Санто-Фіоренцо, снятые съ нихъ плоды, вмѣстѣ съ козьимъ молокомъ. Отецъ его умеръ въ этихъ же развалинахъ, и онъ показалъ намъ мѣсто, гдѣ самъ зарылъ его въ могилу. При этомъ корсиканецъ прослезился. Длинная борода, до которой никогда еще не касалась сталь, падала ему до пояса и придавала ему видъ пустынника. Одинъ изъ проводниковъ лорда Байрона шепнулъ ему на ухо, чтобы онъ его остерегался, потому-что онъ знается съ нечистой силою. Лордъ Байронъ усмѣхнулся и сказалъ, что видитъ въ немъ только человѣка, привыкшаго къ своему образу жизни на столько, что еслибы вздумалъ измѣнить его, то сталъ-бы несчастливъ. Только-что корсиканецъ замѣтилъ путешественниковъ, онъ вынесъ имъ скамью, изюму, чашку молока и маленькій хлѣбъ. Вступивъ съ ними въ разговоръ, онъ выразилъ сожалѣніе, что англичане не владѣютъ больше Корсикой; не потому, чтобы онъ былъ имъ больше преданъ, въ его одиночествѣ для него всѣ люди были равны, но потому, что у нихъ дешевле можно было покупать свинецъ и порохъ. Услышавъ это, лордъ Байронъ подарилъ ему жестянку съ двумя фунтами пороху и мѣшокъ съ дробью. Байронъ, замѣтивъ, что его ружье находится въ неисправности, далъ ему записку къ капитану яхты, съ тѣмъ, чтобы Бенсонъ снабдилъ подателя хорошимъ ружьемъ, порохомъ, пулями и дробью; словомъ, всѣмъ охотничьимъ снарядомъ. Столько милостей тронули старика; онъ сказалъ намъ, что къ ночи же уйдетъ въ Санто-Фіоренцо. Байронъ, между-прочимъ, спрашивалъ о причинѣ удаленія его отъ людей. И вотъ что сказалъ на это корсиканецъ: «У меня нѣтъ другаго пристанища, кромѣ этихъ развалинъ, другаго друга, кромѣ этой собаки; многіе принимаютъ меня за демона, потому-что я избѣгаю людей; я прожилъ здѣсь болѣе пятидесяти лѣтъ; я не оставлялъ отца моего живаго. не оставлю его и мертваго; когда я умру, то вѣрно соединюсь съ нимъ. Нужды мои не велики. Я не имѣю надобности ни въ комъ. Вы меня осчастливили, и я буду за васъ молиться Богу».
Старикъ провелъ своего покровителя до подошвы горы, гдѣ лордъ Байронъ основалъ свое минутное кочевье. Всѣмъ жителямъ деревушки роздано было по пяти франковой монетѣ, что привело ихъ въ такой восторгъ, что они стали воспѣвать хоромъ хвалу великодушію лорда Байрона, и чуть не оглушили его, въ знакъ своей благодарности.
Дорога въ городъ Корте лежитъ между двухъ горъ, самый же въѣздъ съуживается такъ, что едва есть проѣздъ для трехъ каретъ въ рядъ. Это дефиле тянется на восьми стахъ саженяхъ. Горсть людей можетъ защищать этотъ въѣздъ отъ многотысячной арміи; зато Кортб всегда принадлежалъ корсиканцамъ, несмотря на всѣ покушенія генуэзцовъ и французовъ Во многихъ мѣстахъ этого ущелья деревья съ обѣихъ сторонъ сплетаются вѣтвями и составляютъ зеленый сводъ самаго привлекательнаго, вида. Тамъ-и-сямъ роскошныя грозды винограда спускаются къ самому рту путешественниковъ, и манятъ ихъ своимъ прелестнымъ видомъ и вкусомъ. При самомъ входѣ въ этотъ дефиле есть ручей. Надъ ручьемъ выстроенъ деревянный мостикъ самой неизящной архитектуры. Въ концѣ ущелья виднѣется одинъ изъ главныхъ городовъ острова Корсики; какъ орлиное гнѣздо лѣнится онъ на самой вершинѣ утеса. Утесъ же стоитъ въ долинѣ, окруженной высокими горами.
Лордъ Байронъ, говоря о Корте, вспомнилъ, что когда Наполеона просили учредить въ его родномъ островѣ, въ нѣкоторыхъ портахъ, портофранко, чтобы привлечь, къ нимъ торговлю, Наполеонъ спросилъ: пользовались-ли они когда-нибудь этимъ преимуществомъ? — И на отрицательный отвѣтъ, сказалъ, что не видитъ въ томъ необходимости, потомучто корсиканцы счастливы и покойны и безъ того, а если дать имъ новое преимущество, то они на немъ не остановятся и станутъ требовать наконецъ, какъ права, такихъ привилегіи, которыя не сдѣлаютъ ихъ счастливѣе, а только требовательнѣе и взыскательнѣе.
Съ перваго взгляда Кортё кажется столько же красивымъ, какъ онъ живописенъ. Домы изъ бѣлаго камня, большею частію, не высоки и почти всѣ окружены зеленѣющими палисадниками. Нѣсколько колоколенъ вели чаво возносятся къ облакамъ.
День въѣзда Лорда Байрона въ городъ былъ праздничный: французскія и корсикапскія знамена развѣвались на нѣкоторыхъ зданіяхъ. Со всѣхъ сторонъ виднѣются огромныя деревья, равняющіяся вышиною съ окружающими городъ горами. Фермы, монастыри, разбросанные тамъ-и-сямъ, разнообразятъ видъ и составляютъ привлекательный контрастъ съ томными окружающими ихъ лѣсами. Карета-дормезъ нашихъ путешествениковъ остановилась около хорошенькаго домика, близъ одной изъ заставъ города. Корсиканецъ, господинъ Сегаро, владѣлецъ дома, принялъ гостей съ особенною привѣтливостью и радушіемъ. Онъ былъ въ не по, цѣльномъ восторгѣ, увидя лорда Байрона, котораго не видалъ около семи лѣтъ. Онъ питалъ къ поэту живѣйшую дружбу, и не могъ придти въ себя отъ радости, видя его своимъ гостемъ.
VI.
правитьИздали Корте можетъ напомнить воображенію счастливую долину Абиссинскихъ князей, такъ пріятно описанную Джонсономъ, въ его «Расселасѣ.» Подъѣзжая къ дому г. Сегаро, лордъ Байронъ, указавъ спутникамъ рукою на великолѣпный видъ города, сказалъ стихъ Балтеръ Скотта:
"Giant mountains lake their stand,
«Like sentinels raund fairy land.»
Къ счастію, очарованіе разрушается, какъ только въѣзжаешь въ маленкій городишко, замѣчательный внутри только по чрезвычайной нечистотѣ и безпорядку. Невымощенныя улицы наполнены стадами свиней, тощихъ собакъ и рогатымъ скотомъ. Часто взоръ встрѣчаетъ на улицѣ и падаль, издающую невыносимый смрадъ, особенно въ жаркое время, въ которое довелось нашимъ путешественникамъ посѣтить Кортё. Домы здѣсь имѣютъ дверь на улицу, а окна во дворъ или въ садъ, какъ въ Каирѣ. Епископъ города предложилъ Байрону помѣщеніе въ своемъ дворцѣ, но тотъ учтиво уклонился отъ его предложенія, предпочитая маленькій, почти загородный домикъ своего стараго друга г. Сегаро. Домикъ этотъ стоялъ у городскихъ воротъ, на берегу маленькой прозрачной рѣчки, окруженный миртами и алое и защищенный съ восточной стороны длинною, густою каштановою аллеею. Сегаро владѣлъ обширными виноградниками и велъ большую торговлю винами. Кромѣ оптовой продажи, онъ имѣлъ много маленькихъ погребовъ въ городѣ, гдѣ вино продавалось разною мѣрою, и сверхъ-того онъ отпускалъ на вывозъ болѣе 300 бочекъ вина. Древніе римляне получали изъ Корсики свое славное фалернское вино.[1] Сегаро назвалъ этимъ имянемъ свое новое, непереигравшее еще вино, правильнѣе сказать, только что выжатый виноградный сокъ. Виноградъ здѣсь не крупенъ, желтаго цвѣта, и молодое вино, которое изъ него выдѣлывается, бываетъ нѣжнаго, прекраснаго вкуса.
Лордъ Байронъ познакомился съ Сегаро въ Венеціи. Женившись на римлянкѣ, г. Сегаро имѣлъ несчастіе потерять жену свою во-время первыхъ родовъ ея. Онъ поручилъ своего первенца лорду Байрону, и возложилъ на него всѣ попеченія, какъ о жизни такъ и о воспитаніи малютки. Лордъ Байронъ оправдалъ довѣріе отца, въ полномъ смыслѣ слова. Онъ нарочно заѣхалъ въ маленькій, ничтожный городишко Корте, чтобы изустно сообщить отцу подробности о воспитанія его сына, и только этою потребностью благородной, возвышенной души его, оправдывается путешествіе, сопряженное съ такими лишеніями и трудностями.
Во все время своего пребыванія въ Корте, лорду Байрону ни разу не пришла даже мысль о его любимомъ развлеченіи; онъ не выѣзжалъ на охоту. Привыкнувъ къ частымъ купаньямъ, онъ только всего три раза въ цѣлую недѣлю выкупался здѣсь, тогда какъ всюду, въ другихъ мѣстахъ, онъ это дѣлалъ по два и по три раза на день. Иногда друзья замѣчали ему, что такія неумѣренныя купанья могутъ вредить здоровью, особенно въ слишкомъ жаркіе дни, но онъ никого не слушалъ, воображая себя Геркулесомъ.
Случалось, что поэтъ засыпалъ послѣ обѣда въ обществѣ и сердился если выходили изъ комнаты, и оставляли его одного, или даже замѣчали сонъ его. Видно было, что онъ утомлялъ себя сверхъ силъ своихъ, но онъ никогда не хотѣлъ въ томъ сознаться. Зато нельзя было удачнѣе польстить ему, какъ удивляясь его физической силѣ. Гостя у своего друга, Байронъ сдѣлался усидчивѣе, чѣмъ когда-либо, почти не выходилъ изъ дому, и цѣлые вечера проводилъ въ бесѣдѣ.
Лордъ Байронъ поручилъ капитану Ф*… раздачу милостыни и вспоможенія бѣднымъ жителямъ города, за что «молодой капитанъ» сдѣлался всеобщимъ любимцемъ.
Корте бѣденъ обществомъ и увеселеніями; но путешественники наши успѣли устроить маленькія вечернія собранія и обѣды, куда мужчины лучшаго мѣстнаго общества являлись одѣтыми въ самыя простыя платья англійскихъ фермеровъ. Дамы, черноглазыя и живыя, къ-сожалѣнію, не отличались изяществомъ въ движеніяхъ и обращеніи, плодомъ воспитанія болѣе утонченнаго, чѣмъ то, которое онѣ здѣсь получаютъ.
Между служанками, въ домѣ Сегаро была молоденькая дѣвушка, которая любила одного молодаго работника и обѣщала выйти за него замужъ уже пять лѣтъ тому назадъ; но обоюдная бѣдность препятствовала принятому ими намѣренію и, вѣроятно препятствовала бы еще долго, если не цѣлую жизнь. Не смотря на это, Анунціата не желала разлучаться съ любезнымъ Бенно, и рѣшилась умереть дѣвушкой, если нельзя ей быть его женою.
Этотъ маленькій любовный эпизодъ очень понравился лорду Байрону, и онъ пожелалъ разъяснить его. Въ Корте существуетъ обычай, который запрещаетъ работнику жениться, пока онъ не пріобрѣтетъ домика и нѣсколько земли, способныхъ прокормить его съ семьею. Цѣнность такого пріобрѣтенія бываетъ отъ пяти сотъ франковъ до тысячи, сумма значительная въ странѣ, гдѣ работникъ не можетъ выработать болѣе шести су въ день, а женщина служитъ только изъ того, чтобы ее кормили и одѣвали. Несмотря на такой стѣснительный обычай, нравы здѣсь чисты.
Лордъ Байронъ со свойственною ему энергіею возставалъ противъ этого обычая. «Лучшій способъ, говорилъ онъ, по этому поводу, пріучать человѣка къ трудолюбію состоитъ въ томъ, чтобы дать ему свободу любить и жениться; сердце научитъ его, какъ поддержать существованіе своей семьи.»
Увѣрившись въ чистомъ, безукоризненномъ поведеніи Анунціаты и Бенно, лордъ Байронъ купилъ имъ хижинку съ землею и сыгралъ ихъ свадьбу у г-на Сегаро, который взялъ на себя издержки по случаю этаго событія, чтобы участвовать хоть чѣмъ-нибудь въ такомъ благотворительномъ дѣлѣ.
Никогда чета влюбленныхъ не была такъ счастлива.
Лордъ Байронъ находилъ наслажденіе въ томъ, чтобы расточать свои благодѣянія при всякомъ удобномъ случаѣ; онъ не покидалъ ни одного мѣста, не оставивъ въ немъ слѣдовъ своего великодушія и знаковъ своей щедрости. Многіе изъ окружавшихъ его удивлялись его расточительности на тѣхъ, кого онъ никогда болѣе не увидитъ. Лордъ Байронъ отвѣтилъ на эти замѣчанія, что онъ жалѣетъ о тѣхъ нечувствительныхъ, черствыхъ душахъ, которыя не понимаютъ высокаго наслажденія счастливить ближнихъ.
Во-время пребыванія нашихъ путешественниковъ въ Корте, гарнизонъ его состоялъ только изъ ста человѣкъ французскихъ солдатъ и нѣсколькихъ ротъ корсиканской милиціи, одѣтой въ холстинныя куртки темнаго цвѣта и кожаные стиблеты. Каждый солдатъ эгаго войска снабженъ карабиномъ и кинжаломъ заткнутымъ за поясъ.
Всѣ часовые, полицейскіе и будочники не выпускаютъ трубокъ изо рта, какого бы роду службу они не отправляли. Привычка курить до того укоренилась въ этой странѣ, что мужчины и женщины всѣхъ возрастовъ, и даже дѣти восьми и десяти лѣтъ, не выходятъ на улицу безъ трубокъ. Въ тихіе, лѣтніе вечера, дымъ стоитъ на улицахъ, такъ, что встрѣчные съ трудомъ могутъ различать другъ друга. Лордъ Байронъ увѣрялъ, что этимъ постояннымъ окуриваніямъ жители обязаны своимъ здоровьемъ, чему можетъ служить доказательствомъ, что во всемъ городѣ существовали только одинъ врачъ, три фельдшера и два аптекаря. Комендантомъ города былъ старый, заслуженный воинъ, котораго лордъ Байронъ посѣщалъ каждую недѣлю два раза. При разставаньѣ они обмѣнялись подарками въ знакъ памяти. Дворецъ, нѣкогда обитаемый потомками Паоли и королемъ Теодоромъ, представлялъ однѣ развалины.
Только нѣсколько старыхъ пушекъ напоминали о минувшемъ его величіи. Sic transit gloria luundi!
Послѣ шестинедѣльнаго пребыванія въ Корте, лордъ Байронъ распрощался съ городомъ и съ другомъ своимъ Сегаро и направилъ путь снова въ Санто-Фіоренцо. Молодые, соединенные бракомъ съ помощью щедротъ благороднаго лорда, провожали насъ верхомъ болѣе трехъ миль за городъ. Когда настала минута разставанья, молодые супруги плакали на взрыдъ, изъявляя, какъ умѣли, всю мѣру своей благодарности. Лордъ Байронъ далъ молодому нѣсколько серебряныхъ монетъ, но тотъ рѣшительно отъ нихъ отказался.
«Какъ несправедливы были историки» сказалъ при этомъ лордъ Байронъ, «говоря о корсиканцахъ, будто чувство благодарности имъ совершенно неизвѣстно. Вотъ эти, напримѣръ, вѣроятно, ни отъ кого никогда не получали благодѣяній, но доказываютъ, что умѣютъ быть благодарными. Я думаю, что нѣтъ такого дикаго, варварскаго племяни, которое бы оставалось нечувствительнымъ къ благодѣянію, ему оказанному. Наше пребываніе въ Корте уже тѣмъ будетъ памятно и не безполезно, что мы устроили счастіе двухъ любящихся существъ. Такіе случаи представляются не часто».
Лордъ Байронъ снова раскинулъ свой походный лагерь въ разрушенной деревушкѣ и снова увидѣлъ горнаго отшельника. Онъ съ видимымъ удовольствіемъ несъ на плечѣ свое новое ружье и разсказывалъ съ восторгомъ о пріемѣ, сдѣланномъ ему на яхтѣ. Ужинъ путешественниковъ состоялъ изъ рыбы и дичины, наловленной и настрѣленной пустынникомъ. Лордъ Байронъ и съ нимъ простился не безъ новыхъ знаковъ своей обычнѣй щедрости.
VII.
правитьУтромъ того дня, въ которой путешественники выѣхали изъ Корте, они услышали ружейный выстрѣлъ, и пуля, пущенная изъ-за лѣсу, пробивши задъ кареты, остановилась въ подушкѣ, подъ колѣнами лорда Байрона. Поѣздъ остановился; всѣ взялись за оружіе и стали въ оборонительное положеніе, ожидая нападенія. Въ Корсикѣ такія нападенія на дорогахъ были тогда нерѣдкостью. Никто однако не показывался; изъ Лѣсу, только слышенъ былъ въ отдаленіи лай собакъ. Байронъ заключилъ изъ этого, что происшествіе, котораго онъ могъ быть жертвою, должно отнести къ случайности, и тѣмъ достовѣрнѣе, что корсиканцы охотятся на кабановъ съ пулями.
Путешественникамъ нашимъ предлагали въ Корте и въ Санто-Фіоренцо конвой, но лордъ Байронъ отъ него отказался, потому болѣе, что говорили, что на дорогахъ вездѣ тихо и безопасно и что по всѣмъ направленіямъ острова можно путешествовать, не подвергаясь ни малѣйшей опасности. Поѣздъ останавливался предпочтительно въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ можно было, кормить лошадей травою. Жители деревень, лежащихъ по дорогѣ, по которой проѣзжалъ лордъ Байронъ съ своими спутниками, собирались поглазѣть на проѣзжихъ. Случалось, что въ иныхъ мѣстахъ каретѣ нельзя было проѣхать; путешественники стрѣляли изъ ружья и жители ближайшей деревни сбѣгались во множествѣ на призывъ, отпрягали лошадей и поднимали на плеча карету и несли ее, пробираясь по каменистымъ тропинкамъ съ большею легкостью, чѣмъ остальные путешественники, которые вели лошадей подъ уздцы; многіе изъ носильщиковъ были уже знакомы лорду Байрону по первому его проѣзду въ этихъ мѣстахъ; всѣ они были рады снова увидѣть его и услужить ему; но нельзя было принудить ихъ взять.како-либо денежное вознагражденіе за трудъ. Лордъ Байронъ успѣлъ только подѣлиться съ ними табакомъ и порохомъ — отчего, какъ кажется, горные жители уже не въ силахъ отказаться.
Путешественники прибыли въ Санто-Фіоренцо здравы и невредимы послѣ пятидневнаго путешествія по странѣ самой романической. Оставшіеся друзья Байрона ожидали его съ живѣйшимъ нетерпѣніемъ. Денцель успѣлъ снять нѣсколько лучшихъ видовъ страны, а Шеллей воспѣлъ городъ въ стихахъ, которые хотя были посредственны и не отличались чистотою французскаго языка, но очень польстили начальнику города.
Наканунѣ дня, назначеннаго для отплытія путешественниковъ, Денцель и Шеллей поѣхали покататься по заливу; порывъ вѣтра опрокинулъ ихъ шлюбку; пловцы держались за нее въ-продолженіе четырехъ часовъ, пока ихъ замѣтили на одномъ плывшемъ подъ парусами суднѣ. Имъ подана была помощь въ ту самую минуту, когда Шеллей, выбившись изъ силъ, уже сталъ тонуть. Этотъ случай произвелъ на него такое впечатлѣніе, что онъ вообразилъ, что если онъ останется на яхтѣ, то ему придется неминуемо утонуть. Эта идея до того овладѣла его головой, что онъ рѣшился остаться въ Санто-Фіоренцо, и ожидать тамъ судна, которое перевезло-бы его прямо въ Венецію.
Лордъ Байронъ много трунилъ надъ суевѣрными опасеніями бѣднаго Шеллея, который доселѣ хвасталъ своимъ легкомысліемъ, но не принудилъ его перемѣнить намѣренія. Шеллей былъ уменъ — но страшный оригиналъ. Преданный лорду Байрону, онъ былъ съ нимъ друженъ съ самыхъ юныхъ лѣтъ, что не заставило его однако уступать своимъ предчувствіямъ; и странно, они не обманули его; предчувствіе Шеллея, что онъ долженъ рано или поздно утонуть, сбылось на самомъ дѣлѣ. Два дни спустя послѣ описываемыхъ нами событій, онъ погибъ вмѣстѣ съ судномъ, на которомъ онъ плылъ, у тосканскихъ береговъ.
Яхта подняла якорь въ Санто-Фіаренцо, при шумныхъ изъявленіяхъ пріязни и сожалѣній новыхъ друзей и знакомыхъ лорда Байрона. Бѣдный Шеллей стоялъ на пристани въ нерѣшимости, съ глазами, полными слезъ, и долго, долго провожалъ отплывающихъ, развѣвая платокъ свой въ воздухѣ, пока яхта не скрылась изъ виду. Скоро послѣ того яхта бросила якорь на рейдѣ Бастіи.
VIII.
правитьНачальственныя лица Бастіи встрѣтили лорда Байрона съ особеннымъ отличіемъ. Онъ принялъ здѣсь имя лорда Ньюштадскаго и просилъ друзей своихъ, не называть его иначе. Ньюштадтъ принадлежалъ съ давнихъ временъ предкамъ лорда Байрона. Разстроенныя дѣла заставили поэта продать старинное родовое помѣстье, и онъ всю жизнь скорбѣлъ о томъ, что вынужденъ былъ силою обстоятельствъ на такую мѣру. Бастія — древняя столица Корсики. Городъ хорошо укрѣпленъ, имѣетъ хорошую пристань, театръ; въ немъ можно найти не только все необходимое для жизни, но много предметовъ, относящихся къ роскоши. Вовремя бытности своей въ этомъ городѣ лордъ Байронъ былъ очень удивленъ, когда въ одно прекрасное утро явился къ нему на яхту молодой мулатъ, по прозванію Камбель, индѣецъ по рожденію, котораго лордъ Байронъ считалъ погибшимъ на суднѣ, принадлежавшемъ отцу Байрона. Оказалось, что изъ цѣлаго экипажа, онъ одинъ спасся чудеснымъ образомъ. Простившись съ Бастіею, яхта, послѣ двухдневнаго плаванія, должна была зайти въ Кальви, нѣкогда бомбандированный и взятый лордомъ Нельсономъ. Капитанъ Ф!… указалъ спутникамъ утесы, на которыхъ Нельсонъ долженъ былъ поставить свою батарею для осады. Въ этомъ-то мѣстѣ знаменитый адмиралъ лишился глаза. Лордъ Байронъ не изъявилъ желанія съѣхать на берегъ, потому-что онъ занятъ былъ перепискою. Молодой Камбель говорилъ по итальянски, а потому былъ полезенъ Байрону и взятъ имъ на яхту. Мулатъ занимался переводомъ разныхъ нужныхъ бумагъ, но когда яхта поравнялась съ утесами, на которыхъ разбилось судно, принадлежавшее отцу Байрона, мулатъ выбѣжалъ на верхъ, указать поэту даже мѣсто, гдѣ онъ вмѣстѣ съ другими претерпѣлъ крушеніе и спасся чуднымъ образомъ. Послѣ кратковременнаго плаванія яхта взошла въ Аячіо. Едва она успѣла бросить якорь, какъ друзья лорда Байрона, давно ожидавшіе его прибытія, наполнили всѣ каюты. Между ними явился и одинъ изъ его школьныхъ товарищей, г. Форстеръ, изъ Ливерпуля. Лордъ Байронъ перебрался къ нему въ домъ. Сестра Форстера была замужемъ за начальникомъ города. Лордъ Байронъ поручилъ капитану Ф*** отправиться въ Сардинію съ нѣкоторыми важными бумагами. Какъ только поэтъ отправилъ бумаги, къ нему возвратилась его обычная веселость, его всегдашняя привѣтливость и любезность. Казалось, онъ переродился съ новыми друзьями своими и сдѣлался душею всѣхъ пирушекъ и празднествъ. Аячьо давно не былъ "свидѣтелемъ такихъ разнообразныхъ увеселеній; маскарады; балы, обѣды, катанья смѣняли другъ друга. Все пѣло, все ликовало.
Съ самаго прибытія путешественниковъ въ Аячіо, французскій офицеръ, капитанъ Сентъ П… всюду слѣдовалъ за госпожею В…. Дѣла шли обыкновеннымъ порядкомъ, какъ вдругъ въ одно утро капитанъ Сентъ ГГ получаетъ вызовъ на дуэль отъ графа Ф*… Всѣ были поражены этимъ происшествіемъ. Лордъ Байронъ успѣлъ однако устранить дуэль и поспѣшилъ соединить бракомъ графа Ф. и госпожу В… тѣмъ болѣе, что они были пара другъ другу во всѣхъ отношеніяхъ. Онъ подарилъ невѣстѣ, вмѣсто свадебнаго подарка, 1,000 цѣхиновъ, съ тѣмъ, чтобы она ихъ употребила на приданое своему первенцу. Затѣвались новые празднества по случаю этого бракосочетанія, какъ вдругъ капитанъ Ф…. совсѣмъ неожиданно возвратился изъ Сардиніи съ письмами, по которымъ лордъ Байронъ долженъ былъ немедленно отправиться въ Каліари. Это непредвидѣнное препятствіе затѣваемымъ праздникамъ подошло очень кстати; надо было быть желѣзнымъ, чтобы выдержать еще нѣсколько дней такой образъ жизни.
Молодые супруги остались въ Аячіо, совершивъ обрядъ бракосочетанія, свидѣтелями котораго было все маленькое общество яхты. Лордъ Байронъ обѣщалъ имъ возвратиться. Яхта снова подняла якорь, распустила всѣ паруса, и легкимъ попутнымъ вѣтромъ проскользнула по проливу Бонифачіо, а на десятый день бросила якорь въ Каліари, не испытавъ во-время своего плаванія ни одного непріятнаго случая, почти неизбѣжныхъ при длинныхъ морскихъ переходахъ. Каліари, бывшая столица Сардиніи, нынѣ только резиденція вице-короля.
Музыка на яхтѣ грянула, а съ батареи отвѣчали ей выстрѣлами, въ ту минуту, какъ лордъ Байронъ спускался въ шлюбку. На берегу ожидала его почетная стража, которую онъ тотчасъ отослалъ и сѣлъ въ приготовленный для него экипажъ, который и помчалъ его въ назначенный для него отель.
Мы уже говорили, что цѣль поѣздки лорда Байрона въ Сардинію состояла въ томъ, чтобы выполнить данное матери молодаго графа Сентъ Ф*… обѣщаніе возстановить его права и возвратить ему оспариваемыя у него земли.
Все, что могли придумать сутяжничество самое ловкое и ябеда самая низкая, все было употреблено въ дѣлѣ молодаго графа Сентъ Ф*… противъ ходатайства лорда Байрона, но не могло сломить желѣзной воли его. Онъ восторжествовалъ надъ затрудненіями настойчивостію, терпѣніемъ и умомъ.
Болѣе шести недѣль употреблено было на то, чтобы доказать неподложность молодаго графа. Кормилица его и старый слуга, находившіеся при немъ безотлучно, пропали безъ вѣсти. Послѣ большихъ розысковъ и неимовѣрныхъ усилій, Байронъ отыскалъ ихъ, и осыпалъ милостями въ благодарность за ихъ попеченія о молодомъ графѣ.
Случившееся въ то время происшествіе доказало лорду Байрону, какъ долженъ былъ онъ охранять свою собственнуго жизнь, выходя вечеромъ изъ дому. Его противники были люди сильные и богатые, а извѣстно, что въ Сардиніи часто прибѣгаютъ къ убійству, какъ къ лучшему средству покончить длинные судебные процессы. Въ одинъ вечеръ капитанъ Ф*… съѣхалъ съ яхты на берегъ, съ нѣкоторыми нужными бумагами, которыя онъ и положилъ въ боковой карманъ, застегнувъ платье на груди, изъ предосторожности, чтобъ не обронить ихъ. Проходя одну узкую улицу, онъ получилъ ударъ стилета въ плечо, который прокололъ нѣсколько листовъ бумаги и пергаментъ въ который онѣ были завернуты.
Вечеръ показался капитану Ф*… прохладнымъ и онъ накинулъ выходя первую попавшуюся ему шинель. Оказалась, что шинель эта была лорда Байрона… Очевидно, что ударъ былъ приготовленъ для него; онъ могъ быть гибеленъ для капитана, еслибы бумаги не отразили опасности.
Наконецъ молодой графъ совершенно выигралъ процессъ и водворенъ былъ въ правахъ и званіи своихъ предковъ.
Вскорѣ послѣ того, какъ онъ былъ введенъ во владѣніе своихъ земель и помѣстьевъ, онъ поручилъ ихъ управленіе двумъ преданнымъ ему родственникамъ и предложилъ лорду Байрону возвратиться съ нимъ вмѣстѣ въ Италію, имѣя въ виду поѣхать въ Туринъ, чтобы представиться королю.
IX.
правитьПросимъ читателя вспомнимъ, что во-время бури, которую яхта испытала, плывя къ берегамъ Корсики, лордъ Байронъ предполагая, по словамъ капитана Бенсона, что крушеніе яхты неизбѣжно, — вынесъ на палубу маленькій ящичекъ, намѣреваясь взять его съ собою, еслибы даже пришлось спасаться вплавь. Онъ повидимому придавалъ большую цѣну этому сокровищу и охранялъ его неусыпно. По прибытіи въ Каліари, лордъ Байронъ перевезъ его на берегъ, въ сопровожденіи графа Сентъ Ф*… и мулата Камбеля. Всѣ трое не возвращались на яхту цѣлые четыре дни. Говорили, что таинственный ящикъ заключалъ бренные останки меньшаго брата графа Сентъ Ф*… умершаго въ Греціи, вскорѣ послѣ своего рожденіи. Графиня, мать младенца, умирая поручила также лорду Байрону перевести прахъ своего младенца въ гробницу его предковъ, какъ поручила ему своего живаго сына. Поступки знаменитаго лорда доказываютъ, какъ свято было для него обѣщаніе, данное умирающей.
Вотъ нѣсколько словъ о жизни графини Сентъ Ф*… Она была дочь достаточныхъ и достойныхъ родителей, но неблагороднаго происхожденія. Графъ Сентъ Ф*… обвѣнчался съ нею. тайно и имѣлъ сына, нынѣшняго молодаго графа. Этотъ тайный бракъ объяснялъ, почему супруги воспитывали своего первенца въ уединеніи до 9-ти-лѣтняго возраста. Въ это время графъ съ женою и малолѣтнимъ сыномъ переѣхали въ Венецію. Когда же умеръ отецъ графа, то онъ долженъ былъ поѣхать, въ Сардинію и оставить жену и ребенка. Онъ поручилъ ихъ лорду Байрону, обѣщая въ скоромъ времени пріѣхать за ними. Но онъ не сдержалъ слова, забылъ обязанности мужа и отца, вошелъ въ новыя сердечныя связи и тѣмъ убилъ жену свою. Несчастная не вынесла его невѣрности, и вскорѣ заболѣла отъ сердечной тоски и печали. Самъ же графъ былъ убитъ на дуэли однимъ французскимъ офицеромъ. Покинутая жена, желая облегчить свои душевныя страданія, предположила сама поѣхать въ Сардинію къ невѣрному. Она путешествовала въ сопровожденіи лорда Байрона, но не вынесла дороги и умерла на островѣ Кипрѣ. Тамъ-то, умирая, она сдѣлала поэта своимъ душеприкащикомъ. Обѣщанія лорда Байрона касательно ея сына облегчили несчастной послѣднія минуты разставанья съ жизнію. Три года хлопоталъ великодушный поэтъ, чтобы возвратить молодому графу права его, и успѣхъ его былъ сомнителенъ. Тогда-то онъ предпринялъ описываемое нами путешествіе, которое имѣло такую благородную цѣль и такой блистательный результатъ.
Все было готово къ отплытію. Двѣнадцать прощальныхъ выстрѣловъ посланы были яхтою крѣпости, и та отозвалась тѣмъ же числомъ выстрѣловъ.
Яхта распустила свои бѣлые паруса и поплыла по направленію къ Каліари. Миновавъ проливъ Санто Бонифачіо, сильный порывъ вѣтра принудилъ яхту повернуть къ Неаполю, гдѣ она бросила якорь и гдѣ кончилось это занимательное путешествіе знаменитаго поэта[2].
- ↑ Еслибы лордъ Байронъ зналъ, что говорится здѣсь о фалернскомъ винѣ, то онъ поправилъ бы ошибку капитана Бенсона. Римляне получали фалернское вино, не изъ Корсики, а изъ маленькой области, лежавшей въ древней Кампаніи.
- ↑ Редакція приноситъ живѣйшую благодарность талантливой писательницѣ, А. И. Бибиковой, за доставленіе этихъ любопытныхъ записокъ, открывающихъ много замѣчательныхъ чертъ знаменитаго британскаго поэта, чертъ доселѣ неизвѣстныхъ европейскимъ его біографамъ. Записки эти, являясь впервые въ печати въ «Пантеонѣ», вѣроятно обратятъ на себя вниманіе самыхъ англичанъ, которые поспѣшатъ подѣлиться ими съ соотечественниками Лорда Байрона. Редак.