Птичий базар
Удивительные вещи увидели мы на птичьем базаре.
Читатель должен представить себе высокую скалу, падающую в море отвесными обрывами. Горная порода, из которой она состоит, расположилась горизонтальными слоями. Вследствие неодинаковой водопроницаемости скала подверглась частичному разрушению. Во многих местах она выветрилась и обвалилась в море, вследствие чего по всему обрыву от верха до самой воды образовалось множество карнизов различной длины и ширины. Одни из них были длинные и узкие, другие, наоборот, — короткие и широкие, одни выклинялись и сходили на нет, другие обрывались в самом начале или располагались в шахматном порядке по вертикали. Кое-где над морем нависли большие плоские глыбы, которые каким-то чудом держались на весу, некоторые из них имели вид полок гигантской этажерки, подпираемых снизу громадными кронштейнами. В одном месте как-то странно вывалился целый пласт и образовалась длинная галерея, открытая со стороны моря. И все карнизы были заняты бесчисленным множеством морских птиц разной величины и разной окраски.
В самом низу сидели кармораны (Phalacrocorax carbo Linnaeus). Несмотря на свой мрачный характер, эти большие птицы любят гнездиться обществами. Как на выставке, они сидели чинно в ряд и с беспокойством поглядывали на наши лодки. Среди массы белых испражнений, которым был покрыт весь карниз, они резко выделялись своим черным цветом. Тут же поблизости, частью вперемежку с ними или по соседству небольшими группами, точно солдаты, вытянувшись в линию, сидели малые бакланы (Phalacrocorax pelagicus Pallas), оперение которых ярко отливало сине-зеленым металлическим блеском. Если бы они не поворачивали голов для того, чтобы проводить нас глазами, их можно было бы принять за чучела, выставленные напоказ. Повыше бакланов, но тоже недалеко от воды, устроились утки-каменушки (Histrionicus histrionicus Linnaeus) с окраской черного, коричневого и белого цветов. На фоне темно-бурой скалы, густо вымазанной гуано, они были бы тоже мало заметны, если бы сидели неподвижно.
Все трещины и углубления в камнях заняли топорки — странные птицы величиной с утку, с темной окраской тела, белесоватой головой и уродливыми оранжево-зелеными клювами, за которые они получили название морских попугаев. На самых верхних уступах помещались многочисленные чайки. Белый цвет птиц, белый пух и белый помет на карнизах делали их столь же мало заметными, как и карморанов. Большие чайки серого и белого цветов (Larus glaucus Brünnich) сидели вперемежку с грациозными клушами (Larus schistisagus Stejneger) и не ссорились между собою. Они как бы переминались с ноги на ногу, передвигались в сторону и иногда сталкивали друг друга со скалы. Тогда упавшая птица отлетала немного, но тотчас возвращалась назад и старалась занять прежнее место или сесть рядом. Но больше всего на птичьем базаре было остроклювых кайр, относящихся к семейству чистиков (Uria lomvia arra Pallas). Они были величиной с небольшую утку и имели аспидно-бурую окраску. Посаженные далеко назад пурпурово-красные ножки заменяли им короткие хвостовые перья, которыми так скупо их наделила природа.
Каждый выступ, каждое углубление, каждая пядь карниза, где хоть мало-мальски можно было присесть, все было занято кайрами.
Несмотря на то, что мы подходили к скале совсем близко, все птицы сидели крепко. Только некоторые бакланы слетали с насиженных мест, но, видя, что никто не следует их примеру, тотчас возвращались к своим пенатам.
Миновав утесы, мы свернули в небольшую бухточку и, как всегда, встали биваком на намывной полосе прибоя, где было достаточно плавника, высушенного солнцем и ветрами. На другой день была назначена днёвка. Я решил воспользоваться свободным временем и посетить птичий базар.
Со стороны суши подойти к нему было нетрудно. Некоторые карнизы загибались в долинку и были вполне доступны. Я взбирался по ним, как по лестнице, иногда опираясь на колени и хватаясь руками за выступы камней. Здесь было так много кайр, что я должен был двигаться с большой осторожностью, чтобы не задевать их ногами. Как-то странно было видеть птиц в непосредственной к себе близости, которые к тому же не выказывали ни малейшего беспокойства и не делали никаких попыток улететь или хоть немного отодвинуться в сторону. Они высиживали яйца, причем гнезда их были устроены на камнях без всякого укрытия сверху. Эти глупые птицы совершенно не смущались моим присутствием; даже в тех случаях, когда я протягивал руку, чтобы дотронуться до них, они раскрывали рты, но не подымались с мест.
В это время справа от себя я увидел одну, потом еще двух ворон. Они садились на свободные камни, озирались по сторонам и часто перелетали с одного места на другое. Я заметил, что вороны сопровождали меня и, можно сказать, следовали за мной по пятам. Сначала я не обращал на них внимания, но потом это стало мне надоедать. Я никак не мог понять, что им от меня нужно. Раза два я бросал в них камнями. Хитрые птицы караулили мои движения. Если я нагибался за камнем или взмахивал рукой, они предупреждали меня и вовремя поднимались на воздух, но тотчас опять садились по соседству и иногда даже ближе, чем раньше.
Так, пробираясь по карнизам, я скоро попал в самую гущу кайр. Очень часто мне приходилось ставить ногу совсем вплотную к какой-нибудь птице. Тогда она откидывала немного голову назад и с недоумением рассматривала большой и незнакомый ей предмет. Я нагнулся и взял в руки одну кайру. Тотчас откуда-то сбоку появилась ворона. В мгновение ока она схватила единственное в гнезде яйцо и полетела вдоль террасы. Теперь я понял, почему так настойчиво следовали за мной пернатые воровки. Казалось, они отлично понимали, что, сопровождая человека по птичьему базару, им легко можно будет полакомиться яйцами. Надо только не отставать. Поступок вороны так возмутил меня, что я выпустил кайру, снял с плеча ружье и выстрелил в ту ворону, которая с яйцом в клюве только что уселась на соседний выступ. Звук выстрела подхватило гулкое эхо. Тысячи птиц с криками поднялись на воздух. Они буквально затмили солнце. В то время я сразу опять увидел трех ворон. Та, что была ближе всех, опять украла чье-то яйцо. Она расколола его своим сильным клювом. Из яйца вывалился почти насиженный совершенно голый цыпленок. Ворона тут же разорвала его и съела, потом схватила второе яйцо и улетела прочь. Мало-помалу бакланы, топорки, каменушки, чайки и кайры стали успокаиваться и возвращаться на свои места. Я тогда решил не тревожить их больше и пошел назад по карнизу.
На другой день мы встали поздно. После полудня казак Крылов отправился на птичий базар. Ему как-то не верилось, что птицы в гнездах сидят так крепко и не улетают даже тогда, когда их трогают руками. Казак взял ружье и направился вдоль берега. Когда он стал приближаться к птичьему базару, с одного из кустов снялась ворона и полетела ему вдогонку. Она как-то странно кричала: «Курлы, курлы!» Тотчас ей ответили еще две вороны. Одна появилась со стороны нашего бивака, другая вылетела из леса. Они не старались его обогнать, наоборот, они сели на камнях, около береговых обрывов, ожидая, когда человек пройдет мимо. Часа через два Крылов вернулся и сообщил, что прошлой ночью птичий базар посетил медведь. Казак видел его следы и нашел много разоренных гнезд и много раздавленных яиц.
Перед сумерками я пошел немного пройтись. Солнце уже давно скрылось на западе за горами. Морские волны тихонько взбегали на намывную полосу прибоя и о чем-то шептались с прибрежными камнями. На фоне светлого неба темной массой выделялся птичий утес, где тысячами собрались пернатые, чтобы вывести птенцов, научить их плавать, летать, добывать пищу, которые в свою очередь и на том же самом месте тоже будут выводить себе подобных. Кто знает, скольким поколениям эта скала уже дала приют и сколько еще поколений будет считать ее своей родиной.
Вечерняя заря уже угасла, и только узенькая багровая полоска на горизонте показывала место, где скрылось солнце. Ночная тьма властно вступала в свои права; вверху в беспредельной высоте зажглись таинственные светила, из века в век расположенные в созвездия.