Пруссія и Австрія въ польскомъ дѣлѣ. править
Истекшій годъ, сопоставленный съ рядомъ ближайшихъ предшествующихъ ему годовъ, уже ярко и опредѣленно обозначилъ направленіе и намѣченную цѣль событій, совершающихся на Балканскомъ полуостровѣ. Становится до поразительности очевиднымъ, что здѣсь не прекращается поступательное движеніе политики Габсбурговъ, направленное къ тому, чтобы охватить своимъ преобладающимъ вліяніемъ весь этотъ полуостровъ и окончательно вытѣснить отсюда вліяніе Россіи. Быть можетъ, нѣкоторымъ и выгодно держаться въ своихъ совѣтахъ и сообщеніяхъ каждый разъ только одной данной минуты, напуская забвеніе на прошлое и умышленно избѣгая общаго взгляда на итоги за цѣлый извѣстный періодъ времени. Въ каждую отдѣльную минуту все, повидимому, обстоитъ благополучно, и событія, послѣдовательно истекающія одно изъ другаго, не представляйся столь грозными и опасными по своимъ послѣдствіямъ, какъ это могло бы обнаружиться, если бы выводъ былъ сдѣланъ за много лѣтъ, взятыхъ въ совокупности. Даже двѣ, три газеты на новый годъ не затруднились сказать, что внѣшнее могущество Россіи опять поднято и поставлено на достодолжную высоту. Можетъ быть, это и такъ; но историческій опытъ учитъ насъ, что русская дипломатія оказывалась не въ состояніи вести равносильную мирную борьбу съ противниками, такъ чтобы ходы той и другой стороны постепенно уравновѣшивались и руководящая нить событій не миновала и нашихъ рукъ. Напротивъ, мы видимъ, что двѣ послѣднія войны были навязаны Россіи насильно именно потому, что ея дипломатія, не заручившаяся впередъ умѣлыми и искусными ходами, становилась подъ конецъ совершенно безсильною и другіе дворы тащили ее за собою на буксирѣ до тѣхъ поръ, пока, потерявши удобное время, испытавши множество оскорбленій, обмановъ и насмѣшекъ, она вынуждена бывала сложить перо и передать огражденіе чести и достоинства отечества — мечу. Русскій мечъ всегда больше дѣлалъ для Россіи, чѣмъ русское перо. Въ недавно появившемся выпускѣ Deutsche Rundschau помѣщена статья, обратившая на себя общее вниманіе. Въ ней можно найти разоблаченія, впрочемъ, не новыя, той дипломатической игры, которая заставила Россію вести войну съ Турціей, какъ угодно было Бисмарку. Такъ точно" такая же дипломатическая игра довела Россію до Крымской войны. Желающіе убѣдиться въ этомъ могутъ справиться въ книгѣ стараго дипломата Etude diplomatique sur la guerre de Crimée. Въ обоихъ случаяхъ дипломатія наша не съ умѣла Предотвратить разсчеты противниковъ, наталкивавшихъ Россію на войну. Она не въ состояніи была держать въ своихъ рукахъ нить событій, и приходилось волей-неволей рѣшать распрю мечомъ.
Такъ и теперь, не гадательно, а положительно, на основаніи совершающихся событій, можно ощущать, что подъ возстановленное, какъ нѣкоторые утверждаютъ, могущество Россіи ведутся дальнѣйшіе подкопы, и кто поручится, чтобы почва, воздѣлываемая дипломатіею, опять не рухнула подъ ея ногами и не пришлось бы вновь упрочивать ее кровью и желѣзомъ? Писалъ же князь Горчаковъ графу Шувалову за годъ до войны, въ іюнѣ 1876 года: «Мы думаемъ теперь, какъ и восемь мѣсяцевъ тому назадъ, что взрывъ рѣшительнаго кризиса на Востокѣ вовсе не желателенъ, такъ какъ ходъ дѣлъ не достаточно созрѣлъ для его рѣшенія»; и, однако, несмотря на то, кризисъ разразился и, какъ показали послѣдствія, Россія поставлена была, вопреки желанію князя Горчакова, въ необходимость, во-первыхъ, начать войну съ Турціею, а, во-вторыхъ, подписать берлинскій договоръ, о которомъ тотъ же князь Горчаковъ выразился, что онъ составляетъ «печальную страницу въ его жизни». Видно, руководящая нить событій и умѣнье ускорять созрѣваніе дѣлъ принадлежали другимъ, болѣе тонкимъ умамъ, другой, болѣе сильной волѣ. Поэтому нисколько неудивительно, если корреспондентъ одной нѣмецкой газеты Frankfuter Zeitung, видѣвшійся съ г. Тирсомъ во время его недавней поѣздки въ Монтрё, влагаетъ въ уста русскаго министра иностранныхъ дѣлъ, между прочимъ, слѣдующія слова: «Ахъ, вѣдь, вамъ извѣстно, что есть человѣкъ, который держитъ въ своихъ рукахъ всѣ нити европейской политики и на котораго обращены взоры всѣхъ и каждаго. Я видѣлся съ нимъ въ Фридрихсруэ и удостовѣрился, что онъ вполнѣ стоитъ за миръ». Хотя Journal de St. Petersbourg и утверждаетъ, что словъ этихъ могъ и не произносить г. Гирсъ, однако, къ намъ въ Россію не ѣдутъ ни Андраши, ни Кальноки, ни Бисмаркъ, а мы сами ѣдемъ къ нимъ, какъ бы выражая тѣмъ самымъ грустное сознаніе ихъ превосходства надъ нами. И потому о сообщеніи нѣмецкаго корреспондента можно сказать, что оно se non e vero — е ben trovato. Вотъ почему желательно бы было, чтобы въ противодѣйствіе первенству всерѣшающаго и всемогущаго германскаго канцлера Россія снабжалась умами и способностями не одной только своей дипломатической среды, но чтобы во внѣшнихъ ея отношеніяхъ участвовали своими совѣтами и другіе высшіе государственные сановники. Не все же однимъ оружіемъ, но также и мирнымъ преобладаніемъ и безкровными побѣдами въ области внѣшнихъ сношеній могущество ея должно быть поддержано. Тогда, и только тогда, европейскій миръ будетъ зависѣть отъ нея самой, не требуя съ ея стороны ни искательства, ни уступокъ, и онъ навѣрное будетъ проченъ и продолжителенъ. Но пока на Западѣ будутъ смѣть предлагать намъ «безмолвное созерцаніе» хода восточныхъ дѣлъ, ведомыхъ съ дерзкою смѣлостію другими въ ущербъ вѣковымъ правамъ Россіи; пока не умолкнутъ тамъ странныя требованія, чтобы Россія отказалась отъ участія въ дѣлахъ европейскаго Востока, за что получить дозволеніе дѣйствовать съ полною свободою въ степяхъ средней Азіи; пока тамъ будутъ ободряемы на такіе смѣлые совѣты смысломъ ноты 4 марта 1881 г., въ которой наше министерство иностранныхъ дѣлъ обѣщаетъ, что Россія займется исключительно своими внутренними дѣлами, а относительно своихъ сосѣдей будетъ поддерживать преданія дружбы; пока противъ Россіи будутъ раздуваемы зажигательные очаги въ Галиціи, въ славянскихъ земляхъ на Балканскомъ полуостровѣ и въ самомъ Константинополѣ; пока дѣйствительное могущество Россіи не остановитъ этого быстраго, враждебнаго ей движенія, отнявши у двигателей чувства самонадѣянности и безнаказанности; пока, наконецъ, Россія въ своихъ собственныхъ народныхъ нѣдрахъ не найдетъ достаточной умственной силы и самоотверженнаго отчизнолюбія для успѣшнаго ратоборства съ враждебною ей иностранною политикою, — до тѣхъ поръ нельзя отбросить сомнѣнія, чтобы чужіе разсчеты, чужія прихоти, чужое руководство не ввергли Россію въ третью принужденную и нежелаемую для нея войну.
Такимъ образомъ, главнѣйшая задача внѣшней политики Россіи заключается, во-первыхъ, въ томъ, чтобы остановить и воротить вспять то наступательное со стороны Австріи и Германіи движеніе, которое на Востокѣ ежеминутно подрываетъ ея значеніе и умаляетъ ея историческое достояніе какъ оно было, за нею до половины нынѣшняго столѣтія; во-вторыхъ, въ томъ, чтобы обезпечить весь Балканскій полуостровъ отъ иностранныхъ захватовъ и такого рода иностраннаго давленія, которое опирается исключительно на права сильнаго и, въ-третьихъ, въ томъ, чтобы весь православный Востокъ былъ предоставленъ самому себѣ5 Тогда только Россія можетъ съ похвальною гордостью провозгласить, что миръ зависитъ отъ нея и что онъ будетъ ненарушимъ. Тогда только поѣздки, предпринимаемыя къ иностраннымъ дворамъ, утратятъ въ глазахъ недоброжелателей смыслъ уступчиваго искательства мира и получатъ въ будущемъ болѣе приличный смыслъ обузданія чужихъ посягательствъ на нарушеніе мира.
На западѣ, за Днѣпромъ, до самыхъ Карпатскихъ горъ, было нѣкогда чисто русское государство, съ чисто русскимъ населеніемъ, и княжили въ немъ потомки Рюрика; главнѣйшими городами были здѣсь чисто русскіе Львовъ, Перемышль, Галичъ, Владиміръ, Луцкъ и др. Княжившій здѣсь въ началѣ XIV ст. внукъ короля Даніила Галицкаго Юрій Львовичъ еще назывался «королемъ русскимъ». Съ XIV столѣтія эти земли постепенно переходятъ къ Польшѣ и остаются за нею до конца XVIII ст. Въ это время здѣсь вводится насильственно вѣроисповѣдная унія и водворяется польское землевладѣніе въ рукахъ католическаго польскаго дворянства, въ составъ котораго переходятъ мало-по-малу и мѣстные русскіе роды. Съ конца же XVIII ст., вслѣдствіе многократныхъ раздѣловъ Польши, надъ этими землями утвердилось владычество Габсбургскаго дома, который и ввелъ ихъ въ общій составъ Австрійской имперіи.
Сначала въ первое время подъ строго полицейскимъ управленіемъ Австріи польская шляхта въ Галичинѣ пребывала въ спокойствіи и не могла кричать противъ Россіи, гдѣ Императоръ Александръ Павловичъ для^ русскихъ поляковъ создалъ Царство Польское на конституціонныхъ началахъ, гораздо болѣе широкихъ, чѣмъ были тѣ способы обезпеченія народности и правъ, о которыхъ Россія договорилась особо съ Австріей) и Пруссіею въ пользу поляковъ, отданныхъ въ ихъ подданство. Наши добрыя нѣмецкія сосѣдки даже упрашивали Императора урѣзать политическія права русской Польши для того, чтобы состоявшіе въ ихъ подданствѣ поляки не засматривались на русскихъ поляковъ. Такъ какъ этого не сбылось, то Австрія прибѣгла къ своей обычной подпольной работѣ. Вліяніе Меттерниха увѣнчалось въ 1818 г. успѣхомъ. Съ этого года начались постоянныя стѣсненія конституціи, дѣйствовавшей въ Царствѣ Польскомъ; оставалось поджечь недовольныхъ. Благодаря тайнымъ проискамъ и поощреніямъ австрійскихъ агентовъ, а также примѣру французской и бельгійской революціи, въ концѣ 1830 г. въ Царствѣ Польскомъ вспыхнулъ бунтъ. И дѣйствительно, отмѣна правъ и строгость управленія, послѣдовавшія для русскихъ поляковъ при Императорѣ Николаѣ Павловичѣ, были какъ нельзя болѣе на руку Австріи и Пруссіи. Все смолкло и утихло. Только польская эмиграція издали подавала свой голосъ, исполненный то мечтательности, то ненависти къ Россіи. Насколько тогда правительство Габсбурговъ мало цѣнило польскую шляхту, обнаруживается изъ того, что съ его попустительства, чтобы не сказать больше, совершилось въ Галичинѣ въ 1846 году страшное избіеніе польскихъ. помѣщиковъ русскими поселянами. По этому поводу маркизъ Велепольскій въ своемъ открытомъ письмѣ къ князю Меттерниху указываетъ на русскихъ поляковъ, которымъ въ Царствѣ Польскомъ подъ русскою властію живется лучше и привольнѣе. Вѣроятно, не предвидя ничего враждебнаго со стороны Австріи и уважая основы священнаго союза, Императоръ Николай Павловичъ счелъ даже возможнымъ уступить тогда же Австріи вольный городъ Краковъ.
Наступившія послѣ 1848 года времена министерства Баха были тяжелыми для всѣхъ славянскихъ подданныхъ Австріи. Въ Варшавѣ, между тѣмъ, Императоръ Александръ Николаевичъ, вскорѣ по воцареніи своемъ, произнесъ къ польскимъ представителямъ знаменательныя слова: «point de rêveries, messieurs». За этимъ искреннимъ .и прямодушнымъ изреченіемъ, не допускавшимъ несообразныхъ польскихъ стремленій за предѣлы возможнаго, но уже тѣмъ самымъ допускавшимъ возможность такой дѣйствительности, которая не противорѣчила общимъ интересамъ имперіи и согласовалась съ либеральными намѣреніями Императора, послѣдовали, во-первыхъ, амнистія для польскихъ политическихъ ссыльныхъ и, во-вторыхъ, преобразованіе управленія въ Царствѣ Польскомъ по проекту маркиза Велепольскаго. Опять Австрія увидала опасность для себя и соблазнительный примѣръ для своихъ поляковъ въ нововводимой системѣ управленія въ русской Польшѣ. Въ. 1860 году Шмерлинъ заступилъ Баха и съ этого времени австрійская политика начинаетъ мало-по-малу принимать относительно австрійскихъ поляковъ, какъ и другихъ народностей, болѣе уступчивое направленіе. Можно думать, что тогда въ Вѣнѣ впервые зародилась мысль дать австрійскимъ полякамъ то же или еще больше того, что давалось имъ дважды при Александрѣ I и Александрѣ II въ Россіи, и, такимъ образомъ, центръ влеченія умѣренныхъ польскихъ вожделѣній перемѣстить изъ Россіи въ Австрію. Для этого нужно было усилить, или, такъ сказать, ощутительнѣе выказать различіе въ государственномъ положеніи польскаго народа въ Россіи и Австріи. Опять Австрія при содѣйствіи Пруссіи прибѣгла къ прежнему, уже разъ испытанному средству. Поѣхали въ русскую Польшу австрійскіе и прусскіе эмисары, — и бунтъ польскій вспыхнулъ вновь. Послѣдствія его извѣстны. Для Пруссіи сосѣднее польское возстаніе было уже не опасно, а скорѣе приходилось ей на руку; она уже не боялась своихъ поляковъ, потому что она держала ихъ въ желѣзныхъ рукахъ и съ лихорадочною дѣятельностію на казенныя средства спѣшила онѣмечить герцогство Познанское. Протесты польсшгхъ представителей въ пользу народныхъ правъ встрѣчались въ прусскомъ ландтагѣ единодушнымъ громкимъ хохотомъ; польское землевладѣніе убывало съ такою быстротою, что въ какія-нибудь десять лѣтъ отношеніе его къ нѣмецкому стало обратнымъ. Нововводимыя строгости въ русской Польшѣ и крики объ обрусѣніи края- отвлекали польскія сочувствія отъ Россіи и сдерживали прусскихъ поляковъ, что и нужно было' для Пруссіи. Но въ Австріи уже затѣвалась двойная игра. Ей нужна была польская смута въ Россіи для того, чтобы русскихъ поляковъ втянуть въ общую польскую политику, которую вновѣ создавала Австрія и направляла противъ Россіи. Уже одно то, что въ 1862 году Австрія пристала къ представителямъ Франціи и Англіи въ пользу русской Польши и впервые въ своихъ отношеніяхъ къ Россіи затронула эту новую для нея политическую струну, должно бы было обратить на себя полное вниманіе князя Горчакова.
Плачевный для Габсбурговъ исходъ австро-прусской войны далъ рѣшительный оборотъ ихъ внутренней политикѣ, подготовленной къ тому министерствами Шмерлинга и Белькреди. Въ ней совершился переломъ въ пользу конституціоннаго правленія. Венгрія получила политическую самостоятельность; министерство Шмерлинга еще прежде того" издало избирательный законъ; установлены политическія права отдѣльныхъ областей. Австро-Венгрія получила какую ни на есть, а, все-таки, конституціонную жизнь, съ правильнымъ центральнымъ народнымъ представительствомъ въ той и другой части имперіи и отдѣльными областными сеймами. Счастливый для Пруссіи конецъ войны съ Фракціею заставилъ Бисмарка, изъ опасенія возмездія со стороны Франціи, разграничить окончательно интересы Германіи и Австро-Венгріи, такъ чтобы надолго, если не навсегда, заручиться союзомъ Габсбургской монархіи. Съ этой минуты совершился и во внѣшней политикѣ Габсбурговъ рѣшительный поворотъ. Отселѣ цѣлью ихъ вѣчно властолюбивыхъ стремленій сталъ Балканскій полуостровъ, куда, по общей съ Германіею программѣ, должны быть направлены: католичество, колонизація, владычество и вліяніе Австріи. Но такъ какъ каждый шагъ на этомъ новомъ поприщѣ долженъ былъ исключать собою вѣковое первенствующее здѣсь значеніе Россіи, то нужно было на всякій случай выставить противъ Россіи отводъ гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ. Гдѣ же удобнѣе было найти его, какъ не на Галичинѣ, въ польскихъ панахъ?
Какъ поѣздка императора Франца-Іосифа въ Далмацію въ 1875 г., такъ и поѣздка его въ Галичину въ 1880 году служила предвѣстницею новыхъ политическихъ замысловъ. Изъ Вѣны сдѣлано было внушеніе и предоставлена была полная свобода полякамъ въ пріемѣ царственнаго гостя. Торжественныя встрѣчи и высокопарныя привѣтствія, великолѣпныя празднества, пиры и ликованія, знаменитый балъ въ Краковѣ, въ замкѣ Пястовъ на горѣ Вавелѣ, блестящая богатствомъ и роскошью національныхъ костюмовъ толпа магнатовъ и пановъ, эскортировавшая императора, --все это уподоблялось шествію тріумфатора. Этотъ тріумфаторъ, безъ предварительнаго обѣщанія, какъ бы нежданно-негаданно посѣтилъ свою «вѣрную польскую» Галицію; и, однако, этотъ же самый тріумфаторъ не сдержалъ своего обѣщанія, даннаго чехамъ, быть въ ихъ странѣ и короноваться короною Вячеслава. Въ концѣ того же года императорскимъ указомъ назначены въ австрійскую палату господъ четыре лица изъ польскихъ магнатовъ; въ началѣ слѣдующаго года шесть дамъ изъ высшихъ польскихъ фамилій назначены статсъ- дамами къ императрицѣ. Въ томъ же 1880 году установлена была линія укрѣпленій со стороны русской границы. 25 сентября министръ Гаймерле поѣхалъ въ Фридрихсруэ на свиданіе съ Бисмаркомъ,, а въ октябрѣ въ соединенной австро-венгерской делегаціи въ Пештѣ уже разсматривался чрезвычайный бюджетъ на военныя надобности, «не требующія отлагательства», а именно на усиленіе крѣпостей, расположенныхъ вдоль русской границы: Кракова, Перемышля, Залѣщиковъ и др. Первую изъ, нихъ предположено обратить въ обширный укрѣпленный лагерь. Только теперь можно видѣть, какое громадное пріобрѣтеніе сдѣлала Австрія, получивши Краковъ изъ рукъ довѣрчивой Россіи. Расположенный въ углу между владѣніями трехъ имперій, Краковъ — эта первокласная нынѣ крѣпость, въ которой предполагается вмѣстить въ случаѣ надобности до ста тысячъ войска, будетъ служить и исходнымъ опорнымъ пунктомъ для вторженія въ русскую Польшу, и сильнымъ разъединительнымъ и угрожающимъ пунктомъ для русскихъ армій, если бы онѣ, при существованіи австро-германскаго оборонительно-наступательнаго союза, вступили въ прусскую Силезію и австрійскую Галицію. Одновременно съ крѣпостями обращено было вниманіе и на переходы, ведущіе чрезъ Карпатскія горы, и на желѣзныя дороги. Число послѣднихъ предположено увеличить тремя стратегическими линіями, двумя въ Галичинѣ и одною въ Буковинѣ, ведущими изъ Вѣны и Пешта къ русской границѣ. Эти военныя мѣры приводятся въ исполненіе; и въ настоящее время въ государственный бюджетъ Австріи вносится ежегодно расходъ на укрѣпленіе ея восточной границы. Не далѣе конца 1882 и начала 1883 года въ Австріи предприняты были и мѣры къ усиленію боевой готовности чрезъ увеличеніе артиллеріи и кавалеріи, и новая организація ландвера. 24 января прошлаго года въ совѣтѣ общеимперскаго министерства предсѣдательствовалъ самъ императоръ и пренія шли о сооруженіи стратегическихъ дорогъ къ русской границѣ, объ артиллеріи и о ландверѣ. Положено, чтобы при первой надобности Австрія могла выставить на своей восточной границѣ не менѣе 575 тысячъ войска.
Одновременно съ этими военными мѣрами поддерживалось въ галицкихъ полякахъ возбужденное настроеніе духа, враждебное къ Россіи. Вслѣдъ за поѣздкою императора Франца-Іосифа въ Галичину, не далѣе какъ черезъ три мѣсяца внесена была въ венгерскій парламентъ петиція о возстановленіи Польши. Оказывается, что польскія мечты, rêveries, перенесены правительствомъ дружественной намъ державы изъ Варшавы въ Львовъ и Краковъ и здѣсь этимъ самымъ правительствомъ эксплуатируются противъ Россіи. Возбудить войну между Россіею и союзными нѣмецкими державами, вѣрить въ торжество этихъ послѣднихъ и этою войною воспользоваться для возстановленія польской независимости въ границахъ 1772 года стало съ 1882 года любимою мечтою австрійскихъ поляковъ. Къ этому времени относятся всѣ слухи, пущенные поляками о передвиженіи русскихъ войскъ къ западной границѣ, о поимкѣ какихъ-то русскихъ офицеровъ-соглядатаевъ въ Перемышлѣ, о хвастливыхъ словахъ одного прусскаго генерала подъ Торномъ о рекогносцировкѣ прусскими кавалерійскими офицерами русскихъ пограничныхъ мѣстностей, о вооруженіи Австріи и Германіи, — словомъ, первоначальнымъ источникомъ всѣхъ слуховъ, которые должны были возбудить взаимную подозрительность между сосѣдними имперіями и вывести на чистую воду то, что кабинеты желали бы обдѣлать между собою негласно, служила польская печать. Если дипломатіи и не нравилась эта болтливость, то, по крайней мѣрѣ, русское общество не можетъ не благодарить за это поляковъ. Они первые разоблачили дѣйствительное существованіе австро-германскаго союза, который русская независимая печать получила возможность съ пользою для общества обсудить, какъ того требовала важность такого союза. Изъ польскаго же источника вышло разоблаченіе замысловъ Бисмарка на русскую Польшу. Бакъ ни старались замять это дѣло, но подтвержденіе Чайковскимъ въ Московскихъ Вѣдомостяхъ происковъ Бисмарка и сношеній его по этому поводу съ поляками въ Константинополѣ въ бытность тамъ Чайковскаго не оставляютъ никакого сомнѣнія, что въ разсчеты имперскаго канцлера по обезпеченію Германской имперіи съ восточной стороны входила нѣкоторое время, а, можетъ быть, и доселѣ входитъ мысль объ отторженіи отъ Россіи завислянской части Польши и образованіи изъ нея составной части Германской имперіи подъ управленіемъ Саксонскаго дома, или, какъ прежде сообщалось Чайковскому, подъ завѣдываніемъ одного изъ принцевъ Гогенцолернскаго дома. Это извѣстіе въ первый разъ сообщено было въ польской газетѣ года два тому назадъ. Но не одна эта газета указывала тогда на замыслы Бисмарка на русскую Польшу; о нихъ сообщалъ тогда же. и русскій ученый, Н. Б. Бергъ, хорошо знакомый съ польскими дѣлами. Теперь Poznanski и нѣмецкая брошюра «Бисмаркъ — 12 лѣтъ нѣмецкой политики» повторили это самое извѣстіе. Хотя органъ Бисмарка Norddeutsche Allgemeine Zeitung и опровергаетъ положительно показаніе польскихъ газетъ и отрицаетъ, чтобы какой бы то ни было полякъ былъ приглашаемъ германскимъ канцлеромъ въ Варцинъ и велъ съ нимъ бесѣду о Польшѣ, однако, нельзя не замѣтить, что опроверженіе касается лишь формы. Очень можетъ быть, что Бисмаркъ никогда никому изъ польскихъ магнатовъ не посылалъ писемъ съ приглашеніемъ пріѣхать къ нему въ Варцинъ, и что потому печатный органъ канцлера можетъ безопасно назначать 100 тысячъ марокъ преміи тому, кто представилъ бы подобное письмо, тѣмъ не менѣе, самое существованіе плана на русскую Польшу, приписываемаго канцлеру Германской имперіи, остается безъ опроверженія. О немъ идутъ сообщенія изъ Варшавы, Кракова, Познани, Лейпцига и Константинополя; свидѣтельство Чайковскаго остается въ полной силѣ, и потому нѣтъ основанія не вѣрить ему. Эти польскія разоблаченія, къ какой бы цѣли они ни были направлены, принесли русскому обществу несомнѣнную пользу: теперь оно можетъ еще больше убѣдиться въ степени искренности дружелюбія нашихъ нѣмецкихъ сосѣдей, что бы тамъ ни говорилось между дипломатами и въ нѣкоторыхъ подслуживающихся газетахъ.
Воинственные слухи, распускавшіеся въ 1882 году австрійскими поляками, находили себѣ поддержку и въ венгерской печати, такъ какъ мадьяры и поляки солидарны между собою. Азартъ венгерскихъ газетъ вслѣдствіе этихъ слуховъ дошелъ до того, что одна изъ крупныхъ полуправительственныхъ газетъ Pester Lloyd требовала немедленнаго объявленія войны Россіи, не дожидаясь, чтобы Россія предупредила Австро-Венгрію. Это было не далѣе какъ въ декабрѣ 1882 года..
Недавно еще польская печать призывала всѣхъ поляковъ возсоединиться подъ скипетромъ Габсбурговъ, которые въ своей монархіи даютъ имъ ручательство въ обезпеченіи ихъ народности и политическихъ правъ.
Съ другой стороны, заигрываніе съ поляками, идущее изъ Вѣны, выразилось въ подчиненіи имъ русскихъ, составляющихъ коренное населеніе Галичицы. Долго бы было описывать всѣ угнетенія, которыя, вопреки конституціонной свободѣ, испытываетъ русское населеніе отъ польской шляхты, поддержанной центральнымъ правительствомъ изъ Вѣны. Избирательный законъ далъ ему незначительное число представителей въ сравненіи съ подавляющимъ большинствомъ польскихъ депутатовъ; а свободно допускаемыя польскія интриги и насилія довели это число до ничтожества. Народныя общества преслѣдуются и закрываются, библіотеки и деньги конфискуются, русскія школы обращаются въ польскія, греко-уніатскіе монастыри отнимаются у русскаго духовенства и передаются іезуитамъ, греко-уніатское исповѣданіе направляется къ католицизму, а попытка галичанъ перейти въ православіе раздута была при нарушеніи конституціоннаго права свободы вѣроисповѣданія въ громадный и шумный уголовный процессъ одиннадцати, во время котораго на коронномъ судѣ коронный прокуроръ не стѣснился обвинять Адольфа Добрянскаго, Ольгу Грабаръ и Іоанна Наумовича въ государственной измѣнѣ. Процессъ этотъ доставилъ истинное торжество I галицкимъ полякамъ, которое завершилось отстраненіемъ отъ должности львовскаго митрополита Іосифа Сембратовича, главы греко-уніатской церкви, и «великимъ отлученіемъ» священника Наумовича ради его склонности къ православію-. Захвативши въ свои руки все русское населеніе Галичины, поляки стараются всѣми .силами оторвать его и въ религіи, и въ языкѣ, и даже въ самомъ названіи отъ тождественнаго съ нимъ населенія Россіи. Въ этомъ усиленно поддерживаютъ ихъ изъ Вѣны. Изъ общаго русскаго языка создается какое-то особенное нарѣчіе чрезъ смѣшеніе малороссійскихъ словъ съ нѣмецкими и польскими; слово «русскій» изгнано изъ употребленія н преслѣдуется какъ признакъ государственной измѣны; вмѣсто него обыкновенно употребляются слова: руссины, рутены, изъ коихъ послѣднее (les Ruthenes), какъ, и Leopol (вмѣсто Lwow, Львовъ), обыкновенно употребляются и нашею дипломатическою газетою Journal de St.-Petersburg, вѣроятно, для пущаго удовольствія австрійскихъ нѣмцевъ и поляковъ. Тогда какъ у насъ подъ строгій контроль поставлены какія бы то ни было, хотя и внѣполитическія сношенія съ православными русскими и вообще славянами въ Австріи, — австрійское правительство, въ отвѣтъ на эту утонченно-вѣжливую внимательность, дозволяетъ своимъ полякамъ открыто работать надъ предполагаемымъ обособленіемъ Украйны отъ Россіи, сначала чрезъ письменный языкъ, а потомъ и другими способами. Не входя въ разсмотрѣніе этой польской работы по существу, я указываю на нее только какъ на фактъ, свидѣтельствующій о томъ, до какихъ мелочей доходитъ Австрія въ поблажкѣ своимъ полякамъ, — не по искреннему, конечно, расположенію къ нимъ, но потому только, что они пригодны ей своею враждою къ Россіи. Страсть нуждается въ возбудительной поддержкѣ. Страстность враждебнаго къ Россіи настроенія австрійскихъ поляковъ усердно поддерживается изъ Вѣны: то совершается для подъема народнаго ихъ духа поѣздка Франца-Іосифа въ Галицію, то искусственно поджигается своею и мадьярскою печатью, поляки уже требуютъ возстановленія русской Польши и отдѣленія ея отъ Россіи хотя бы съ поднятіемъ оружія; то шумно торжествуютъ они обличеніе государственной измѣны въ Ольгѣ Грабаръ и ея соучастникахъ; то напряженно работаютъ надъ украйнскимъ сепаратизмомъ; то всюду у себя въ Галичинѣ празднуютъ побѣду надъ русскимъ народомъ. Изъ Вѣны лукаво смотрятъ на нихъ и безбоязненно въ своихъ видахъ подливаютъ масло въ огонь, чтобы не прекращалось ихъ возбужденное состояніе.
Но умное австрійское правительство понимаетъ, что не одними воздушными восторгами, но и чѣмъ-нибудь болѣе существеннымъ надо подкрѣпить польскій духъ въ своихъ полякахъ. И вотъ оно дѣлаетъ ихъ панами надъ русскими. Все представительство народное, какъ земское, такъ и общее имперское, замѣщено поляками; въ Галиціи полными хозяевами сдѣланы одни поляки; землевладѣніе и народное хозяйство въ рукахъ или поляковъ, или преданныхъ имъ жидовъ; народное образованіе тоже въ польскихъ рукахъ. Такъ какъ полякъ неразлученъ съ іезуитомъ и католикомъ, какъ, наоборотъ, русскій съ греко-уніатомъ, то чтобы окончательно сломить русскую народность, надломленную флорентинскою уніею, и подчинить ее польской католической, — австрійское правительство въ союзѣ съ папою и іезуитскимъ орденомъ всячески тѣснитъ греко-уніатовъ. Съ одной стороны, духовенство греко-уніатское доведено до нищенства; у бѣлаго отнимаются приходы и замѣщаются католическими патерами, у чернаго отнимаются монастыри и отдаются іезуитамъ; монашеству закрытъ доступъ къ епископскимъ мѣстамъ; съ другой стороны, воспрещается употребленіе шестиконечныхъ крестовъ; вводится въ богослуженіе латинскій языкъ, установлена безбрачіе бѣлаго духовенства, изгоняется православный календарь, вводится догматъ filioque, поминается въ церквахъ римскій папа, алтари дѣлаются открытыми, священникамъ дозволяется служить на одной просфорѣ по двѣ и три литургіи въ одинъ и тотъ же день, въ св. причастіи преподается одно тѣло Христово съ простымъ виномъ, — словомъ, первоначальное постановленіе флорентинскаго собора, на основаніи котораго православные русскіе въ Галиціи признали власть римскаго папы, сдѣлавшись чрезъ то уніатами, нарушено въ пользу римско-католической вѣры не только въ обрядахъ, но и въ нѣкоторыхъ догматахъ, такъ что теперь уже называютъ русскихъ не греко-уніатами, а «восточными католиками». Замѣчательно слѣдующее мѣсто въ памятной запискѣ, поднесенной императору Францу-Іосифу и министру исповѣданій Конраду будто бы отъ всего галицко-русскаго духовенства: «Да будетъ намъ дозволено, въ молитвѣ и смиреніи стараясь постигнуть пути Вышняго Промысла, заявить, что Австріи предопредѣлена великая задача на Востокѣ. Уже только однимъ доказывается это, что Австрія обладаетъ многочисленнѣйшимъ и лучше чѣмъ гдѣ-либо устроеннымъ клиромъ, хотя и восточнаго обряда, но стоящимъ въ единеніи со святымъ апостольскимъ римскимъ престоломъ. Чѣмъ больше австрійскіе восточные католики будутъ осчастливлены могущественнымъ покровительствомъ блестящей короны Габсбурговъ, тѣмъ съ большимъ сознаніемъ и сосѣдніе восточные народы придутъ къ убѣжденію, что восточная католическая церковь можетъ вернуть прежній свой блескъ и древнюю славу лишь въ лонѣ римскаго католицизма и лишь подъ защитою и покровительствомъ Австріи». Прозрачный намекъ на сосѣдній съ восточной стороны православный народъ, которому уготовляется унія подъ защитою и покровительствомъ короны Габсбурговъ, не можетъ не возбуждать духа австрійскихъ, поляковъ, тѣмъ болѣе, что въ самой Галиціи австрійское правительство старается оправдать это дѣйствительностію, отдавши и русское духовенство, и народъ русскій въ жертву польско-іезуитской пропагандѣ.
Коренное основаніе австрійской политики «ratio status sic requirit», или то же, что іезуитское «цѣль оправдываетъ средства», примѣнено теперь къ галицкимъ полякамъ, какъ политическому орудію, направленному и изощренному противъ Россіи. Изъ своей Польши вѣнское правительство создаетъ противъ Россіи на ея западной границѣ зажигательный очагъ, котораго, однако, прежде не было. Это созданіе послѣдняго времени. Предвидѣли ли его князь Горчаковъ и его преемникъ, и если предвидѣли, то что сдѣлано было къ отвращенію его вреднаго для Россіи дѣйствія мы не знаемъ. Но нельзя не признать, что вѣнское правительство такъ именно и смотритъ на него, какъ на враждебное въ своихъ рукахъ орудіе противъ Россіи. Доказательствомъ этому можетъ служить то обстоятельство, что какъ скоро императоръ Францъ-Іосифъ пожелалъ видѣть г. Гирса въ Вѣнѣ на обратномъ его пути изъ Монтрё, то «дружественное» намъ вѣнское правительство, въ знакъ вниманія къ примирительнымъ намѣреніямъ Россіи, распорядилось, чтобы австрійская польская печать прекратила на это время свои воинственны" сообщенія о расположеніи русскихъ войскъ по западной русской границѣ. Очевидно, галицкіе поляки являются уже постояннымъ политическимъ органомъ вѣнскаго правительства въ отношеніяхъ его къ Россіи. Это новинка къ наступившему году.
Въ истекшемъ году русская печать много толковала о польскомъ дѣлѣ. Однѣ газеты, возбуждая недовѣріе къ русскимъ полякамъ, предлагали мѣры строгости по совѣту германской печати, преподанному въ концѣ 1882 года, другія газеты, напротивъ, толковали о примиреніи съ поляками. Опытъ исторій, начиная съ того, что Австрія и Пруссія противились политическому устройству Царства Польскаго при Александрѣ I, показываетъ, что чѣмъ меньше правъ будетъ предоставлено русской Польшѣ, тѣмъ больше выгодъ извлекутъ для себя Австрія и Германія. Вопросъ о примиреніи невозможенъ для рѣшенія при нынѣшнемъ взаимномъ положеніи трехъ имперій, пока уступчивое миролюбіе Россіи не перестанетъ внушать за границею увѣренность въ военномъ превосходствѣ двухъ нѣмецкихъ союзниковъ надъ Россіею и не остановитъ ихъ смѣлой вызывательной политики на западной окраинѣ Россіи. До тѣхъ поръ онъ останется открытымъ вопросомъ. Наконецъ, еще третій способъ проскользнулъ какъ бы намекомъ въ одной русской газетѣ, издаваемой въ Варшавѣ. Эта газета заявила полякамъ, что Россія, чтобы обуздать ихъ, можетъ рѣшиться на территоріальный кампромисъ съ сосѣдями. Хотя можно бы было догадываться, что подъ этимъ намекомъ газета разумѣла отодвинутіе назадъ таможенной черты, чрезъ что производительность польская была бы подавлена нѣмецкою, однако, русская печать поняла этотъ намекъ иначе, думая, что оффиціальная варшавская газета имѣетъ въ виду именно уступку завислянской Польши Германіи. Казалось бы, что такое предположеніе не только не могло быть высказано вслухъ, но не должно бы и приходить въ голову никому изъ русскихъ. Оно, во-первыхъ, означало бы ничемъ не оправдываемое сознаніе собственной слабости; во- вторыхъ, еще новую уступку германскому напору, который уже и безъ этого непозволительнымъ образомъ дѣйствуетъ въ нашей западной окраинѣ, и, въ-третьихъ, преступное посягательство на государственную цѣльность Россіи, составляющую наслѣдство отъ ея славнаго прошлаго. Во всякомъ случаѣ это ободрило бы еще больше нѣмецкую настойчивость въ хищнической политикѣ и повело бы ее къ дальнѣйшимъ притязаніямъ, которыя могли бы окончиться лишь кровавою развязкою.
Польскій вопросъ въ Россіи едва ли существуетъ; его создаютъ нѣкоторыя русскія газеты. Но, прежде чѣмъ толковать о немъ или стараться рѣшить его хотя бы въ общихъ чертахъ, нужно сначала хорошенько изучить содержаніе его, изслѣдовать различныя теченія въ польскомъ обществѣ, познакомиться съ образомъ мыслей и стремленіями различныхъ партій и, притомъ, во всѣхъ польскихъ областяхъ. Извѣстно, что поляки, несмотря на политическое ихъ разграниченіе между тремя имперіями, живутъ одною жизнію и составляютъ одно нравственное цѣлое, внутри котораго все болѣе и болѣе выдѣляются два главныя теченія. Одна часть поляковъ, подстрекаемая поблажками Австріи, мечтаетъ о возстановленіи одной цѣлой Польши отъ моря до моря, питаетъ, разумѣется, сильную ненависть къ Россіи, разжигаемую католическимъ духовенствомъ, и мечтаетъ достигнуть своей цѣли, возбудивши войну между Россіею и союзными Австріей) и Германіей); другая часть поляковъ, напротивъ, не чаетъ добра отъ нѣмцевъ; на основаніи исторіи она не вѣритъ имъ, а изъ живой дѣйствительности убѣждается, что- нѣмецкій элементъ истребляетъ вкорень польскую народность; поэтому она ищетъ примиренія съ Россіею, вѣря, что только въ связи съ славянствомъ можетъ сохранить свою народность. На этой сторонѣ стоятъ люди большею частію молодаго поколѣнія, трезвые въ своихъ мысляхъ, не мечтающіе, а вдумывающіеся въ дѣйствительность. Границами Польши они признаютъ тѣ, которыя опредѣляются настоящимъ разселеніемъ польской народности. Газеты русскія ошибаются, когда говорятъ о полякахъ огуломъ, и еще больше ошибаются, если говорятъ, основываясь на однѣхъ польскихъ газетахъ. Въ польской повременной печати еще до сихъ поръ ведется мода относиться непріязненно къ Россіи; въ ней сохраняется еще до нѣкоторой степени исключительность иди своего рода терроръ, не дающій права свободно высказываться противуположнымъ мнѣніямъ. Нужно сначала тщательно изслѣдовать польское общество и близко познакомиться съ его различными политическими воззрѣніями, воздерживаясь отъ всякихъ общихъ намековъ и огульныхъ обвиненій.
Было бы преждевременно входить въ разсмотрѣніе польскаго дѣла по существу его. Достаточно установить то, что есть и что не подлежитъ никакому сомнѣнію. Польская народность служитъ связующимъ звѣномъ для трехъ имперій. Но отношенія къ ней всѣхъ трехъ императорскихъ правительствъ не одинаковы.
Пруссія, въ силу своего конституціоннаго правленія, предоставила въ утѣшеніе своимъ полякамъ имѣть отъ себя депутатовъ въ ландстагѣ и рейхстагѣ, но она знаетъ хорошо, что голосъ ихъ тамъ вопіетъ въ пустынѣ, а, между тѣмъ, она твердо рѣшилась истребить ихъ до конца и замѣстить нѣмцами. Она продолжаетъ здѣсь истребительную политику, которая начата тысячу лѣтъ тому назадъ нѣмецкими императорами и благодаря которой теперь не осталось и слѣдовъ славянъ, жившихъ сплошнымъ населеніемъ, начиная отъ устьевъ Эльбы къ востоку, въ нынѣшнихъ Голштиніи, Мекленбургѣ, Помераніи, т.-е. Поморьѣ и т. д. Въ Познанскомъ герцогствѣ совершается радикальное онѣмеченіе; при пособіи казны польскія земли переходятъ въ нѣмецкія руки и заселяются нѣмцами. Въ три года съ 1878 г. польское землевладѣніе уменьшилось на 53,000 моргеновъ, въ томъ числѣ 45 крупныхъ польскихъ имѣній перешли къ нѣмцамъ; въ 1881 г. оно уменьшилось на 73,000 моргеновъ, а въ 1882 г. еще больше. Поляки въ Пруссіи осуждены на безземелье, обезъязыченіе и постепенное вымираніе. Пруссія не дорожитъ ими и не боится ихъ; ей нужны не они, а ихъ земля. Поэтому у нея всегда на готовѣ самыя крутыя противъ нихъ мѣры.
Русское правительство въ русской Польшѣ заботится только о сохраненіи государственнаго единства. Поэтому польская народность въ Польшѣ подъ русскимъ управленіемъ сохраняется цѣлой невредимо. Если укажутъ на покупку земель нѣмцами въ завислянской части Польши, то это было лишь отрывочнымъ, временнымъ явленіемъ, которое допустилъ покойный намѣстникъ гр. Бергъ, истый въ душѣ нѣмецъ. Оно имѣло полезную, на ; взглядъ гр. Берга, цѣль — укрѣпить государственность въ Польшѣ, но вовсе не исходило, какъ въ Пруссіи, изъ послѣдовательно-истребительной политики. Разумѣется, оказалось впослѣдствіи, что нѣмецъ радѣлъ нѣмцамъ, а для Россіи польскіе нѣмцы-друзья при случаѣ могли бы сдѣлаться опаснѣе домашнихъ враговъ. Русское правительство ничего не имѣло и не имѣетъ противъ процвѣтанія польскаго языка, польской науки и литературы, и вообще противъ польской народности и католической вѣры, лишь бы русскіе поляки не стремились къ произвольному выдѣленію себя изъ общаго государственнаго строя имперіи.
Австрійское правительство, создавая изъ Галиціи свою, австрійскую Польшу, держится здѣсь другой крайности, противуположной той, которой слѣдуетъ Пруссія. Съ конца семидесятыхъ годовъ, именно съ того времени, какъ по мысли Бисмарка Австріи окончательно предоставлено сдѣлаться восточною славяно-мадьярскою державою, или принять мѣры вродѣ австро-германскаго союза, чтобъ обезпечить ея безнаказанность и безопасность при неизбѣжномъ нарушеніи основныхъ интересовъ Россіи, — австрійское правительство стало всячески мирволить австрійскимъ полякамъ. Они сдѣланы полными господами въ Галиціи; русскій греко-уніатскій народъ, хотя всегда отличавшійся своею вѣрноподданническою преданностію Габсбургамъ, отданъ въ рабство полякамъ. Здѣсь, въ Галиціи, для поляковъ не писаны законы. Ни общія конституціонныя права, ни рѣшенія высшихъ судовъ не принимаются въ уваженіе. Народное представительство, народныя русскія школы, даже духовныя греко-уніатскія училища предоставлены полякамъ и іезуитамъ. Признанная оффиціальность русскаго языка отвергается. Всюду приставлены польскіе шпіоны и даже при церковныхъ требахъ — жандармы. Полякамъ данъ полный просторъ кричать и писать противъ Россіи и въ этомъ враждебномъ настроеніи почерпать вдохновеніе для политическихъ замысловъ. У австрійскаго правительства слишкомъ очевидна цѣль — сдѣлать Галицію польскою, вмѣсто русской, въ тѣхъ видахъ, чтобы но сосѣдству съ Россіею господствовали самыя враждебныя ей силы, въ рукахъ которыхъ были бы всѣ средства, какими располагаетъ Галиція, и чтобы это былъ постоянный Зажигательный очагъ — угроза Россіи.
Не трудно послѣ этого понять махинацію заговора, который на почвѣ Польши ведется противъ Россіи двумя сосѣдними съ нею имперіями. Мы не знаемъ кабинетныхъ переговоровъ, но, судя по газетамъ, получающимъ внушенія отъ кн. Бисмарка, мы знаемъ, что Пруссія совѣтуетъ Россіи держать поляковъ въ ежевыхъ рукахъ. Въ особенной, заботливости, которую въ концѣ 1882 года обнаружила Пруссія относительно русской Польши, и въ совѣтахъ ея въ смыслѣ безусловной внѣшней строгости къ полякамъ довольно прозрачно виднѣется умыселъ Пруссіи, чтобы къ извѣстному по ея разсчетамъ сроку умы русскихъ поляковъ были раздражены и чтобы въ нихъ поддерживалась постоянная непріязнь къ Россіи. А, съ другой стороны, подъ руководствомъ того же Бисмарка австрійское правительство оказываетъ всевозможныя потворства, поблажки своимъ австрійскимъ полякамъ, выставляя ихъ Привлекательнымъ примѣромъ для русскихъ поляковъ, а, вмѣстѣ съ этимъ, и какъ угрозу Россіи. Такимъ образомъ, чѣмъ больше Россія слушалась бы совѣтовъ изъ Берлина, то тѣмъ больше дѣйствіемъ этихъ самыхъ совѣтовъ раздражала бы умы и страсти въ своихъ полякахъ, и тѣмъ охотнѣе эти послѣдніе засматривались бы на соблазнительный примѣръ, выставленный передъ ними Австріей). Нельзя не отдать справедливости нашимъ сосѣдямъ и будто бы друзьямъ, что они съумѣли относительно нашей польской окраины такъ хорошо поставить себя, что Россія невольно подчинилась игрѣ ихъ политики. Эта дипломатическая игра, въ переводѣ на простой языкъ, выражается такъ: Пруссія, обращаясь къ Россіи, говоритъ ей: «держи своихъ поляковъ какъ можно строже, и если они будутъ оттого возбуждены, то Hé обращай вниманія, --побольше строгости и строгости; я даю такой совѣтъ изъ сердечной пріязни къ тебѣ». Затѣмъ, обращаясь къ Австріи, Пруссія продолжаетъ: «я буду совѣтовать Россіи, подъ личиною сердечной пріязни, чтобы она принимала самыя крутыя мѣры относительно своихъ поляковъ: иначе я напугаю ее призракомъ самоубійства. Долженствующія произойти отсюда въ ней домашнія неудовольствія для насъ полезны, потому что, занятая у себя дома, Россія тѣмъ готовнѣе допуститъ насъ обработать наши общія дѣлишки на Востокѣ, тѣмъ болѣе, что сама русская дипломатія въ нотѣ отъ 4 марта 1881 г. обѣщаетъ, что Россіи остается только упрочить свое положеніе, оградитъ себя извнѣ, и что только долгъ защитить честь свою или безопасность можетъ отвлечь ее отъ внутренней работы. Такъ пусть же дипломатія ея отдыхаетъ, не усматривая ущерба ея чести или безопасности и не отвлекая ея отъ внутренней работы; а мы въ это время займемся тѣмъ, что лежитъ извнѣ ея, т.-е. Балканскимъ полуостровомъ; и тамъ, гдѣ дѣйствовало доселѣ русское вліяніе, водворимъ наше, нѣмецкое; тамъ, гдѣ господствовало православіе — введемъ унію или наше иновѣріе; тамъ, гдѣ должны бы быть народныя симпатіи, обращенныя къ Россіи, --повернемъ ихъ въ сторону Запада. Я не боюсь своихъ поляковъ ни въ какомъ случаѣ: они у меня уже приглушены на вѣки. А ты, между тѣмъ, у себя старайся какъ можно больше ублажать своихъ поляковъ. Для тебя самой они тоже не страшны, потому что, во-первыхъ, все, чѣмъ позабавишь ихъ, будетъ имѣть смыслъ не болѣе какъ административнаго потворства, послабленія, но отнюдь не какъ законнаго ихъ нрава; во-вторыхъ, когда минуетъ въ нихъ надобность, существующее законодательство послужитъ тебѣ основаніемъ къ низведенію ихъ до прежняго скромнаго положенія; въ случаѣ же ихъ упрямства, у тебя подъ рукою есть три милліона всегда вѣрныхъ тебѣ русскихъ, которыми ты можешь во всякое время воспользоваться для обузданія польской заносчивости, допустивши для нихъ равноправность съ поляками въ силу существующей конституціи. Твое умѣнье возстановлять одну народность противъ другой, по перемѣнно то возвышая, то понижая одну насчетъ другой, и съ помощью этой сноровки управлять ими, --давно уже испытано и доказано. Слѣдовательно, польскія увлеченія, которыя ты допустишь, опасны тебѣ не будутъ. Твои поляки явятся самыми покорными тебѣ слугами. Пока намъ нужно, они подъ твоимъ административнымъ покровительствомъ будутъ поддерживать возбужденное состояніе въ сосѣднихъ русскихъ полякахъ, что намъ и требуется. Во всякомъ случаѣ Россія, если мы станемъ тѣмъ или другимъ путемъ возбуждать броженіе умовъ въ ея Польшѣ, будетъ поставлена въ затруднительное положеніе, которое для насъ выгодно и, пока она занята только своею внутреннею работою; у насъ развязаны руки на Востокѣ».
Но это затрудненіе только видимое: оно будетъ продолжаться только пока берлинскій оракулъ не перестанетъ быть для насъ оракуломъ, а щекотливая, взыскательная и капризная Вѣна не перестанетъ быть предметомъ благоговѣйной съ нашей стороны угодливости. Несомнѣнно, что Бисмаркъ заглядывается на нашу завислянскую Польшу. При самостоятельномъ образѣ дѣйствій, и если бы хватило у насъ ума, энергіи и ловкости, мы могли бы легко достигнуть того, что, наоборотъ, сами пѳзнанскіе поляки стали бы отъ Пруссіи тянуть къ Россіи. Такъ точно и Австрію мы могли бы вывести на чистую воду и убѣдить ея поляковъ, что ласки и заигрываніе съ ними изъ Вѣны суть только эфемерныя и ad boc допускаемыя уловки, условливаемыя, ужь, конечно, не расположеніемъ къ нимъ правительства, а высшими политическими соображеніями — столь извѣстнымъ и не разъ испытаннымъ австрійскими народами и отдѣльными лицами догматомъ: ratio status sic postulat. Во всякомъ случаѣ, въ виду зажигательнаго о<іага, который Австрія, въ соглашеніи съ Пруссіею, создала на нашей границѣ, польскій вопросъ, если только онъ существуетъ для Россіи, можетъ быть разрѣшенъ не въ Россіи, а въ Вѣнѣ послѣ крупнаго и громкаго разговора. Вмѣстѣ съ тѣмъ, всѣ поляки всѣхъ трехъ имперій должны быть убѣждены, что Россіи несвойственно дѣйствовать ни обманно-ласкательно, подобно Австріи, ни безчеловѣчно-истребительно, подобно Пруссіи. Въ Россіи возможно и желательно спокойное и безопасное существованіе и развитіе каждой народности въ ея естественныхъ предѣлахъ, разумѣется, безъ пожиранія чужой народности и безъ происковъ вѣроисповѣдныхъ. Россія уже давала доказательства своего искренняго желанія устроить политическое положеніе своей Польши, и если это положеніе было разрушаемо по почину самихъ поляковъ, дѣйствовавшихъ по подстрекательству, исходившему изъ сосѣднихъ государствъ, которымъ представлялся опаснымъ такой соблазнительный примѣръ, то въ этомъ уже не вина Россіи. Теперь эти опасенія у нашихъ сосѣдей болѣе не существуютъ. Пруссія обезпечила себя постоянно усиливающеюся нѣмецкою колонизаціею въ Познани и Силезіи; Австрія, напротивъ, даетъ широкую политическую свободу своимъ полякамъ въ Галиціи. Пріемы, какъ видится, совершенно противуположные, но ими уже обезопасили себя наши сосѣди. Насчетъ же Россіи они, какъ кажется, еще не признаютъ польское дѣло въ ней улаженнымъ и надѣются, — Пруссія своими совѣтами, Австрія своею отважною приманкою, --имѣть на всякій случай заручку въ возможности, по прежнимъ примѣрамъ, произвести смуту въ русской Польшѣ.
Вотъ послѣдствія, къ которымъ чрезъ сто лѣтъ привели первый и за нимъ послѣдующіе раздѣлы Польши. Починъ принадлежитъ Австріи, которая поспѣшила, не дожидаясь Пруссіи и Россіи, отхватить отъ Польши Спижское староство; а самая мысль раздѣла принадлежитъ Фридриху II. Россія вовлечена была въ эти раздѣлы политическими замыслами своихъ сосѣдей-друзей, которые умѣли обращать въ свою пользу всѣ перепетіи польскаго вопроса и теперь вкушаютъ его сладкіе плоды, а на долю Россіи остается пока одинъ лишь горькій плодъ.