ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ СИБИРСКОЙ ПЕЧАТИ.
правитьII.
правитьЗначеніе мѣстной печати, какъ мы указали въ первомъ очеркѣ (№ 19, «В. О.»), выразилось въ томъ, что она сказала первое слово въ защиту нашей родины, первая взяла интересы ея подъ свое покровительство. Въ этомъ заключалась ея серьезная и первостепенная заслуга, въ этомъ доселѣ ея сила и энергія Второю заслугой ея была разработка мѣстныхъ вопросовъ и примѣненіе общихъ принциповъ человѣческаго существованія къ мѣстнымъ условіямъ. Въ-третьихъ, эта печать усмотрѣла опредѣленный идеалъ будущаго развитія страны и дала вѣру мѣстному обществу въ свои силы. Остальныя задачи этой печати были второстепенныя, къ нимъ относились гласность, обличеніе и бичеваніе пороковъ, занесеніе въ хронику событій дня, служеніе практическимъ цѣлямъ: По первымъ вопросамъ можно будетъ судить о ея обликѣ, характерѣ и направленіи. Только съ созданіемъ этого мѣстнаго патріотическаго направленія начинается и умственный самобытный ростъ общества. До этого общество жило инстинктивно и не могло разобраться съ своими вопросами. Оно чувствовало потребность просвѣщенія, но университетскій вопросъ въ сибирскомъ обществѣ не двинулся 70 лѣтъ, общество не шелохнулось, въ немъ по было иниціативы заводить школы, музеи, библіотеки, читальни. Самая польза университета для края, его огромное значеніе смутно сознавалось, и разъяснить это обществу помогла только періодическая печать. Вопросъ о вліяніи и значеніи ссылки для края совсѣмъ былъ не разработанъ. Только съ нарожденіемъ печати былъ выясненъ весь вредъ, все зло уголовныхъ преступниковъ для края, вся тяжесть, все пагубное вліяніе ссылки на гражданское развитіе края и выдвинулся во всей Грандіозности «штрафной вопросъ», создавшій цѣлую литературу.
Та же печать обнаружила, что самые экономическіе вопросы доселѣ разсматривались односторонне и направлялись къ одной цѣли — эксплоатировать богатства окраины, но упускалось изъ виду экономическое развитіе ея собственныхъ промышленныхъ силъ. Словомъ, эта печать старалась выдвинуть массу вопросовъ, которые прежде были смутны и сбивчивы. Понятно, что это направленіе могло явиться только благодаря пробужденію умственной жизни на окраинѣ и нарожденію своей мѣстной интеллигенціи.
До этого времени интеллигенція была пріѣзжая. Интеллигентные и образованные люди, являвшіеся въ Сибирь, такъ или иначе, старались содѣйствовать развитію общества, пробужденію сознанія въ немъ обще-человѣческаго достоинства, но они не могли быть достаточно компетентны въ мѣстныхъ вопросахъ, они не могли принимать къ сердцу интересовъ отдаленной страны такъ, какъ принималъ ихъ мѣстный патріотъ.
Правда, Сибирь обязана немало ученымъ и разнымъ путешественникамъ, работавшимъ по ея изученію, она обязана ссыльнымъ шведамъ, заводившимъ здѣсь школы, обязана декабристамъ, изъ которыхъ выходили публицисты и защитники сибирскихъ интересовъ, какъ Дм. Пр. Завалишинъ (по амурскимъ дѣламъ, по вопросу о ссылкѣ и т. д.). Въ Сибирь являлись просвѣщенные люди, какъ губернаторъ Степановъ, иногда умные и энергичные администраторы, какъ Сперанскій, но они при всемъ ихъ талантѣ, не могли создать жизни въ самомъ обществѣ, они не могли формулировать всѣхъ вопросовъ, это выпало на долю только мѣстной печати. Многіе пріѣзжіе и закинутые въ Сибирь образованные люди не могутъ отрѣшиться отъ многихъ предвзятыхъ взглядовъ и никогда не примирятся съ мѣстными условіями страны. У большинства пріѣзжихъ является желаніе разрѣшать общественные вопросы нашего края по своей мѣркѣ или по опыту другой не подходящей страны. Наконецъ, никакіе таланты и руководители не въ состояніи были бы замѣнить мысль и умственную работу самого населенія, которое выдѣляетъ въ печать своихъ представителей и гражданъ.
Съ самаго начала печать, призванная служить пробужденію общества, не могла игнорировать его недостатки, его невѣжество, грубые инстинкты, личныя стремленія, разныя общественныя язвы, въ родѣ кулачества, стремленія къ наживѣ и т. д. Она не могла равнодушно относиться къ этимъ недостаткамъ. Но это отношеніе уже было нѣсколько иное, чѣмъ прежде. Это не было огульное порицаніе всего населенія, приговоръ смерти ему, не было высокомѣрное отношеніе заѣзжагб идеалиста или цивилизатора. Нѣтъ! это было гражданское негодованіе человѣка, любящаго свой край и желающаго ему обновленія. Это не было бичеваніе всего общества, но только дурной части его. Нельзя сказать, чтобы представители мѣстной печати были снисходительны къ недостаткамъ мѣстной среды. Напротивъ, анализъ общественныхъ недуговъ и пороковъ былъ произведенъ ими безпощадно и формулированъ такъ откровенно, что нѣкоторые, не понимая цѣли такого анализа у писателей — патріотовъ, торопились съ злорадствомъ воскликнуть: «Смотрите-ка, какъ сами сибиряки аттестуютъ свое общество, это даже поклонники Сибири такъ говорятъ, что же это за общество на самомъ дѣлѣ!» Люди, такъ негуманно злорадствовавшіе надъ сознаніемъ недостатковъ глухой страны, забывали, что за открытіемъ порока еще скрывался вопросъ, «кто виноватъ?»; они не понимали, что самое сознаніе этихъ пороковъ и недостатковъ мѣстной среды со стороны передовыхъ людей, принадлежащихъ къ тому же обществу, есть признакъ пробужденія, есть залогъ лучшаго, есть прямое доказательство, что здѣсь не все порочно и не все еще потеряно. Иное дѣло самимъ открывать и иное дѣло пользоваться чужими словами. При этомъ надо различать смыслъ и значеніе словъ въ разныхъ устахъ. Иное дѣло — обличительный голосъ предупрежденія, воззванія къ совѣсти общества, и иное — голосъ чуждаго обличителя; иное дѣло — безчувственное, сухое, желчное издѣвательство и присвоиваніе обществу только однихъ пороковъ, униженіе его, срываніе на этомъ обществѣ собственной злобы и собственныхъ неудачъ.
У обличителя мѣстнаго источникомъ обличенія является не ненависть, а любовь, въ его чувствѣ порицанія сказывается горечь и сожалѣніе, а не высокомѣрное эгоистическое торжество и ликованіе въ изысканіи чужихъ грѣховъ, чтобы дать услажденіе своему высокомѣрію. Голосъ мѣстнаго обличителя, сына своей родины, будитъ добрые инстинкты, онъ стремится исправить общество, а lie обречь его на гибель, онъ не теряетъ вѣры въ его способности, въ лучшее его будущее. Онъ готовъ ополчиться каждую минуту въ защиту родины, стать за нее горою! Это слѣдовало всегда отличать и помнить мѣстному читателю, но онъ не всегда замѣчалъ это, и иногда голосъ уроженца Сибири и писателя, обличающаго мѣстные пороки, ему былъ непріятенъ. Наивный молодой читатель не понималъ, что квасной патріотизмъ и лѣнивое самодовольство не создаетъ залоговъ усовершенствованія, жизни, движенія. Не понималъ онъ благородныхъ намѣреній писателя, его чувствъ, его сердца, его любви и преданности къ родинѣ. Вотъ откуда явились сѣтованія на мѣстную печать, втеченіе ея немноголѣтняго существованія, и даже враждебное къ ней настроеніе. И это было отчасти естественно при невозможности угодить всѣмъ интересамъ.
Преданная беззавѣтно служенію родинѣ и общественнымъ интересамъ, разумѣя большинство населенія, печать являлась часто безпощадною въ бичеваніи частныхъ пороковъ и въ открытіи мѣстныхъ злоупотребленій. Ея обличенія и указанія, безсильныя какъ слово, могли легко перейдти въ дѣло и иногда служили косвеннымъ указаніемъ и вели къ практическимъ послѣдствіямъ. Указанія печати могли быть приняты къ свѣдѣнію правительствомъ, желавшимъ также искоренить злоупотребленія на окраинѣ.
Понятно, что эта печать должна была возбудить негодованіе и ненависть въ нѣкоторыхъ элементахъ, которые жили и дѣйствовали доселѣ безъ контроля, безъ гласности и могли скрывать свои поступки. Понятно, какъ долженъ былъ ненавидѣть народившуюся печать человѣкъ произвола, всякій самодуръ, всякій взяточникъ, корыстолюбецъ, кулакъ, наконецъ, заѣзжій спекуляторъ, ссыльный авантюристъ и ссыльный воръ обличаемый этою печатью. Понятно также, какіе элементы негодовали противъ печати: это были элементы наиболѣе вредные и худшіе. До времени эти элементы были совершенно безопасны и страшились мѣстной печати и обличенія. Въ первую минуту даже явилась паника. Почувствовавъ неудобство отъ этой печати и испытавъ ея силу, разныя темныя силы и обличаемые элементы сначала только бранились за угломъ, въ лавкѣ, на улицѣ, на базарѣ. Но печать была безпощадна. Она бичевала, не переставая, и подобно Великому Учителю изгоняла изъ храма барышниковъ, желавшихъ прикидываться благодѣтелями. Удары ея были чувствительны. И вотъ многія лица изъ кулаковъ и монополистовъ, которые доселѣ играли видную роль въ обществѣ (извѣстно, какъ капиталъ заправлялъ всѣмъ въ Сибири), организовались и сплотились вмѣстѣ съ представителями стараго суда, изгнанными и скомпрометированными исправниками, съ чувствующими за собою грѣхи практиками. Тогда началась уже болѣе энергичная брань и протестъ противъ «своеволія печати». — Кто ей далъ право судить насъ! — Развѣ у меня кто считалъ въ карманѣ, развѣ я за свой капиталъ да не могу приказчика убить, жену запороть! — началъ вопіять купецъ. — Позвольте! мое дѣло въ сенатѣ, положимъ, я сужусь за растрату и злоупотребленія, но зачѣмъ же писать! — вопіетъ обнаруженный взяточникъ и т. д. И вотъ эти элементы начали сближаться по сочувствію и составили комплотъ. Они начали вопіять, жаловаться начальству, указывать на зло печати.
Въ дореформенномъ обществѣ, въ средѣ, гдѣ впродолженіе вѣковъ были безпорядки, гдѣ выдвинулся въ обществѣ съ своимъ вліяніемъ не интеллигентный и честный, а тотъ, кто набилъ скорѣе карманъ, понятно, какія нареканія, какія превратности должна была претерпѣть печать. Если бы эти противники были откровенны и признались, за что они ненавидятъ возникающую печать, дѣло было бы ясно, и они не нашли бы защиты. Они должны были бы сказать: «мы ненавидимъ печать, ибо она говоритъ, что мы злы и порочны».
Но всякій хитрый врагъ и противникъ никогда не выскажетъ причины своей ненависти откровенно, онъ придумаетъ маскировку и будетъ напирать совершенно на другое. Онъ прикроется лицемѣрно также общественными интересами, розыграетъ угнетенную невинность, будетъ говорить о неприкосновенности личности, о святости семейнаго очага, но не заикнется о томъ, за что его обличаютъ. Противъ всякой печати кстати всегда можно найдти массу готовыхъ уже инсинуацій и шаблонныхъ обвинительныхъ словъ и фразъ. Стоитъ ихъ позаимствовать только изъ какой нибудь «клоаки». I! вотъ эта куча обвиненій, громкихъ фразъ о вредномъ вліяніи печати, о пристрастномъ отношеніи къ лицамъ, о личной чести полилась изъ глотки того торговца, который доселѣ протестовалъ только на толкучемъ, потекла и изъ-подъ пера кляузника. Немало приходилось защищаться печати отъ этихъ нападокъ и клеветъ нечистоплотнѣйшихъ элементовъ общества.
Но одни мѣстные невѣжественные и норочные элементы были бы безсильны бороться съ печатью, они не знали ни средствъ, ни тактики, у нихъ не было ловкости и умѣнья. За союзниками и наемными людьми дѣло не стало. Сибирское общество, къ несчастій), содержитъ пестрые элементы всякаго сброда. Въ немъ кишитъ масса паразитовъ, это разные авантюристы безъ отечества и привязанностей, люди, готовые продать себя за грошъ, а не только за нѣсколько рублей, здѣсь масса прихлебателей, Рисположенскихъ, вьющихся около купцовъ, наконецъ, сибирскіе города наводнены ловкими людьми изъ ссыльныхъ шуллеровъ, червонныхъ валетовъ, бывшихъ адвокатовъ. Это артисты и интеллигенція ссылки. Еще не оцѣнено достаточно, кто больше наноситъ вреда сибирскому обществу — ссыльный, воръ, или убійца, вторгающійся ночью, противъ котораго, однако найдется замокъ и револьверъ, или ловкій джентельменъ изъ ссыльныхъ, пропитанный духами" но въ то же время безнравственностью и продажностью, ловко втирающійся во всѣ общественные слои и играющій всѣми дурными страстями общества и прививающій къ нему самые гнусные пороки!
И вотъ лица этой категоріи начали учить сибирское общество и темные элементы бороться съ печатью. Люди эти ловки и мудры, они отбивались краснорѣчіемъ въ судахъ, защищая свои подлоги и растраты, они писали и печатали на всѣ руки въ газетахъ, они смышленные практики, наглы, неразборчивы на средства, имъ нужна деньга, нужны покровители для своихъ цѣлей. Если не кинжаль, то у нихъ всегда къ услугамъ фальшивая подпись и гравировальное искусство. И вотъ въ мѣстной средѣ противъ небольшой честной интеллигенціи, противъ начинающей свое дѣло скромной печати является цѣлый лагерь озлобленныхъ кулаковъ съ предпріимчивой шайкою на помощь. Этотъ лагерь поддерживаетъ другъ друга въ борьбѣ съ печатью во всѣхъ сферахъ, онъ не задумывается ни предъ чѣмъ — ни предъ сплетнею, ни предъ похищеніемъ чужаго письма, ни предъ фальшивымъ доносомъ, ни предъ пасквилемъ и подметнымъ письмомъ, угрозою, фиктивнымъ вызовомъ на дуэль и предлогомъ завязать драку, а потомъ, можетъ быть, совершить убійство и оправдаться самозащитой или запальчивостью.
Съ такою силою весьма трудно справляться людямъ идеи и мысли, съ однимъ перомъ въ рукахъ, людямъ честнымъ, у которыхъ нѣтъ правила дѣйствовать всѣми средствами и которые неспособны къ насилію и гадости. Вотъ въ какое печальное положеніе бывали поставлены иногда мѣстные дѣятели печати въ Сибири, любезный читатель. Вотъ подкладка этой борьбы, часто неизвѣстная читателю. Нерѣдко распространяются въ мѣстномъ обществѣ этими врагами мѣстной печати и шайкой негодяевъ слухи, что тотъ или другой органъ подкупленъ, они стараются загрязнить дѣятеля печати чѣмъ могутъ. По намъ остается только напомнить обществу исторію мѣстной печати, условія ея возникновенія и существованія. Она возникла при самыхъ печальныхъ обстоятельствахъ, безъ всякихъ средствъ и поддержки, она поднялась сама наноси въ числѣ двухъ, трехъ органовъ и теперь считаетъ подписчиковъ только сотнями и едва окупаетъ свое существованіе. Никогда корыстныя стремленія не были ея цѣлями. Если бы она искала субсидій и шла на подкупъ, она бы была давно къ услугамъ золотопромышленниковъ и коммерсантовъ; ни г. Бутинъ, ни г. Михайловъ не были бы враждебны ей, можетъ быть, писатели благоденствовали бы и только словословили своихъ кормильцевъ. Но не даромъ въ ней слышался независимый-голосъ. При невѣжествѣ общества, при началѣ дѣла печать была самымъ невыгоднымъ предпріятіемъ въ мѣстномъ обществѣ и никакой практическій человѣкъ за нее не брался. Взялась за это бѣдная интеллигенція, немногіе образованные люди края, скромные писатели бѣдняки, но у кого было сердце полно любви къ краю и глубокаго сожалѣнія къ нему. Ихъ вдохновляла идея будущаго, а не текущія награды и лавры. Пусть имена этихъ мѣстныхъ писателей и ихъ безупречную жизнь оцѣнить будущее, жизнь подобныхъ людей не будетъ секретомъ, мы же будемъ скромны и не будемъ пока перечислять гражданскія свойства живыхъ.
Мы только скажемъ, что начало печати, благодаря стеченію этихъ бѣдняковъ-тружениковъ въ провинціи, дало вполнѣ благопріятные результаты въ эти десять лѣтъ. Если она можетъ завѣщать какое либо лучшее имущество грядущему такъ это свою честность и любовь къ несчастной странѣ своей. Всякій изъ честныхъ гражданъ и читателей пойметъ до какой степени были несправедливы и горьки для мѣстнаго писателя всякія клеветы при этихъ условіяхъ.
Не вѣчно, однако, для сибирскаго общества будетъ длиться такое благопріятное положеніе, и читатель, негодующій на скромныхъ писателей своей родины, вѣроятно, когда нибудь раскается. Никакая печать и литература не остается подолгу въ составѣ своемъ изъ однихъ честныхъ и преданныхъ только идеѣ и общему интересу людей. Извѣстные люди и группы могутъ сохранять нравственное вліяніе, но они безсильны помѣшать появленію органовъ, иногда совершенно имъ противоположныхъ и безусловно неблагопріятныхъ для общества. Въ метрополіи нашей, въ Россіи, гораздо болѣе окрѣпшей, рядомъ съ органами честными возникла и спекуляція и тор говлл печатнымъ словомъ. Къ этому должна быть готова и окраина, особенно въ виду указанной разнородности элементовъ въ ней.
Можетъ случиться, что рядомъ съ патріотическими и честными сибирскими органами выступятъ органы, которые выйдуть изъ другаго лагеря, и будутъ стараться сбить общественное мнѣніе но всѣмъ вопросамъ. Могутъ выступить люди, не имѣющіе понятія о честности печатнаго слова, не имѣютъ никакихъ убѣжденій, не имѣющіе ничего общаго съ краемъ, эти люди захотятъ просто поспекулировать и также овладѣть общественнымъ вниманіемъ. Тогда наступитъ одно изъ серьезныхъ искушеній мѣстному обществу. Эти спекулаторы слова также кинутся обличать, но ихъ обличеніе уже будетъ имѣть другія цѣли и характеръ, и читатель тогда вспомнить старую честную прессу. Это будетъ пошлая литература сплетни, литература личностей и шантажа. Это будетъ дѣйствительно продажная печать. Вотъ какой печати придется страшиться обществу.
Представителямъ мѣстной интеллигенціи и лучшей печати на случай подобнаго явленія придется удержаться на прежней высотѣ, своей задачи, и если не вполнѣ оградить общество отъ деморализаціи, то показать примѣръ серьезнаго служенія и того сдержаннаго благородства, которое рекомендуетъ людей идеи и высшаго принципа. Писателямъ честнымъ здѣсь будетъ предстоять сплотиться во имя отстаиванія дорогаго имущества, но имя родины и стремленія спасти печатное слово отъ оскверненія. Дай Богъ, чтобы эта чаша миновала нашу окраину, но мы не можемъ ея не предугадывать. Мы увѣрены, однако, что у самого общества достанетъ чутья отличать лучшіе и наиболѣе нравственные элементы литературы отъ подонковъ и наноса. Мы увѣрены, что на служеніе родины выдвинутся лучшія молодыя силы изъ новаго поколѣніи образованныхъ сибиряковъ и что ихъ служеніе будетъ столь же честно и безкорыстно на пользу родины, какъ и первыя попытки ихъ предшественниковъ!