Простая история (Рид)/ДО

Простая история
авторъ Чарльз Рид, пер. Анна Николаевна Энгельгардт

Оригинал: англ. Singleheart And Doubleface, опубл.: 1884. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал «Вѣстникъ Европы», №№ 11-12, 1884.

ПРОСТАЯ ИСТОРІЯ

SINGLEHEART AND DOUBLEFACE. Повѣсть Чарльза Рида.

I.

Матью Брентъ, мелкій лавочникъ въ Зеленой улицѣ, въ Ливерпулѣ, былъ вдовецъ съ двумя дочерьми. Старшая, Дебора, умная и рѣчистая, ни за что на свѣтѣ не хотѣла учиться грамотѣ. Младшая, Сара, была прилежна и внимательна съ дѣтства.

Отецъ поощрялъ въ ней эти качества, такъ какъ зналъ, что въ нихъ заключается корень всякаго превосходства. Онъ отдалъ дѣвочку въ школу и тамъ она пріобрѣла обычныя, поверхностныя знанія, но при этомъ кое-что и болѣе важное, а именно: способность къ самообученію. Съ этой счастливой способностью она научилась писать какъ клеркъ, вести отцовскія книги, помнить цѣны всѣхъ предметовъ, продаваемыхъ въ мелочной лавочкѣ, помогать отцу отпускать товаръ покупателямъ, когда ихъ наберется заразъ очень много въ лавкѣ, и читать для собственнаго удовольствія и образованія. Въ восемнадцать лѣтъ она была правой рукой Брента и по вечерамъ — его чтицей.

Дебора, которая могла съ грѣхомъ пополамъ разобрать по складамъ «The Mercury» и отлынивала отъ этого всякій разъ, какъ ей удавалось заставить Салли прочитать газету для себя вслухъ, была за то отличной кухаркой, хозяйкой и торговкой. Двадцати лѣтъ она была высокой, гибкой, сильной дѣвушкой, недурной наружности, хотя въ веснушкахъ и рыжая; кожа у нея была очень бѣла, но легко загорала, и о природной красотѣ ея можно было судить только по шеѣ и затылку. Этотъ затылокъ, бѣлоснѣжный и могучій, да два ряда перламутровыхъ зубовъ — были ея главной прелестью. Она скоро выскочила замужъ за двоюроднаго брата своего отца, мелкаго фермера, и поселялась въ Беркширѣ, своей родинѣ.

Сара Брентъ была на два вершка почти ниже своей сестры, но изящнѣе сложена; овальное личико ея было скромно и выражало кроткое достоинство. Кожа у ней была тоже очень бѣла, какъ объ этомъ можно было судить по ея красивымъ рукамъ и алебастровой шеѣ. Волосы у ней были темные, а также и глаза, безстрашно глядѣвшіе въ лицо людямъ, не будучи нескромными. Когда ей минуло девятнадцать лѣтъ, одинъ достойный молодой человѣкъ, по имени Джозефъ Пиндеръ, влюбился въ нее и сталъ за ней ухаживать. Онъ ухаживалъ издалека и очень почтительно, такъ какъ смотрѣлъ на нее, какъ на высшее существо. Она не умѣла болтать, хотя всегда отвѣчала вѣжливо и разумно; это, вмѣстѣ съ личикомъ какъ у Мадонны, внушало Джозефу Линдеру великое къ ней почтеніе. Ея отецъ былъ высокаго о немъ мнѣнія и поощрялъ его визиты, такъ что они часто видались и были на очень дружеской ногѣ; но когда онъ наконецъ прямо объяснился ей въ любви, она спокойно объявила ему, что можетъ быть только его другомъ.

— Къ тому же, — прибавила она, — я не оставлю батюшку ни для какого молодого человѣка въ свѣтѣ.

Джозефъ Пиндеръ зналъ, что такія увѣренія часто предшествуютъ бракосочетанію, а потому продолжалъ свое ухаживаніе, и молодые люди часто возвращались изъ церкви вдвоемъ: онъ, сіяя отъ счастья, что идетъ рядомъ съ ней, она спокойная, хотя и дружелюбная.

Бренты вели, какъ уже сказано, мелочную торговлю, а почитатель Сары былъ маляръ изъ тѣхъ, что пишутъ вывѣски и благодаря искусной растушевкѣ заставляютъ плоскія буквы казаться выпуклыми или вогнутыми, смѣло выскакивать изъ стѣны или вывѣски и возвѣщать имя и спеціальность лавочника. Разъ ему пришлось отлучиться за этимъ дѣломъ въ Манчестеръ, гдѣ онъ проработалъ цѣлыхъ двѣ недѣли. Оттуда онъ отправился въ Престонъ и тамъ пробылъ столько же времени. Спустя мѣсяцъ онъ вернулся назадъ домой съ биткомъ набитымъ деньгами кошелькомъ и съ радостью въ сердцѣ, что увидитъ снова Сару.

Онъ засталъ Брентовъ за ужиномъ и въ гостяхъ у нихъ молодого человѣка, необыкновенно разговорчиваго и пріятнаго; онъ имѣлъ даръ смѣшить старика, и молодая дѣвушка часто взглядывала на него украдкой, съ нескрываемой благосклонностью. То былъ троюродный братъ м-ра Брента, нѣкто Джемсъ Maнсенъ, тоже маляръ и декораторъ, поселившійся въ Ливерпулѣ во время отсутствія Пиндера.

При видѣ его у Пиндера упало сердце въ груди, и вмѣсто того, чтобы соперничать съ пришельцемъ въ пріятности разговора, онъ становился тѣмъ молчаливѣе и унылѣе, чѣмъ болтливѣе былъ Джемсъ Манселъ; короче сказать, онъ сдѣлался непріятнымъ собесѣдникомъ отъ того, что тотъ былъ пріятнымъ.

Спустя нѣкоторое время, онъ сказалъ:

— Прощайте.

Кокетка проводила бы его до дверей и умилостивила; но Сара Брентъ была на это неспособна; она отвѣтила: «прощайте», очень дружелюбно, но не тронулась съ мѣста, и языкъ Джемса и ангела продолжалъ молоть безъ умолку.

Эта сцена повторялась съ тѣхъ поръ много и много разъ. Сара постоянно была добра, но холодна съ своимъ старымъ поклонникомъ и очевидно увлекалась новымъ. Въ концѣ концовъ вышло такъ, что Пиндеру уже больше никогда не удавалось погулять съ ней наединѣ, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда онъ провожалъ ее изъ церкви домой.

Разъ онъ рѣшился мягко ей замѣтить:

— Если бы вы не сказали мнѣ, что ни для кого не покинете своего батюшку, я бы почти боялся, что этотъ Манселъ отниметъ васъ у всѣхъ насъ.

— У всѣхъ, но только не у батюшки.

Кажется, ясно; однако Джозефъ никакъ не могъ съ этимъ освоиться и продолжалъ допрашивать ее: неужели же она рѣшится бросить такого стараго друга, какъ онъ, для пришельца?

Она спокойно отвѣчала:

— Развѣ я перемѣнилась относительно васъ? Я всегда васъ уважала и теперь уважаю.

— Это утѣшительно, Сара. Но если такъ будетъ идти и дальше, то я боюсь, что вы полюбите другого человѣка гораздо болѣе меня, хотя бы вы меня и уважали по прежнему.

— Это мое дѣло, — твердо замѣтила она.

— И мое также, Сара. Вѣдь мы два года водили компанію.

— Какъ друзья, не болѣе. Я никогда не обманывала васъ, и если вы благоразумный человѣкъ, то выберете себѣ теперь другую дѣвушку. Вы легко найдете другую, не хуже меня.

— Только не въ здѣшнемъ свѣтѣ.

— Глупости, Джо; и кромѣ того…

— Что такое?

— Я предусмотрительна и боюсь, что вы будете упрекать меня и сами будете мучиться и когда-нибудь мы разстанемся поссорившись, а это было бы жаль.

— Ничто кромѣ смерти не разлучитъ насъ.

— А до тѣхъ поръ вотъ эта дверь. Батюшка сегодня не совсѣмъ здоровъ.

Дверь, о которой шла рѣчь, вела въ ея собственный домъ.

Пиндеръ понялъ намекъ и ласково простился съ ней.

Онъ пошелъ погулять одинъ за городъ, размышляя о томъ: можетъ ли онъ надѣяться на то, чтобы Сара когда-либо стала его женой. Его отвергли, но онъ не пришелъ въ отчаяніе. Въ томъ сословіи, къ которому онъ принадлежалъ, мужчины и женщины часто имѣютъ нѣсколько увлеченій, прежде, нежели вступятъ въ бракъ. Сара была не изъ такихъ, но Джемсъ Манселъ, вѣроятно, уѣдетъ изъ Ливерпуля и забудетъ и думать о Сарѣ Брентъ. Въ его профессіи человѣкъ сегодня здѣсь, а завтра тамъ, а онъ не похожъ на человѣка, способнаго помнить объ отсутствующихъ.

Пиндеръ возвращался домой по Зеленой улицѣ, чтобы въ послѣдній разъ взглянуть на раковину, скрывавшую его жемчужину. Въ то время, какъ онъ проходилъ по другой сторонѣ улицы, показался Джемсъ Манселъ и постучался въ дверь дома м-ра Брента. Пиндеръ ждалъ съ ревнивымъ удовольствіемъ, что его спровадятъ, какъ и его. Сара отворила дверь и вступила въ переговоры; вѣроятно, она говорила ему, что ея отецъ нездоровъ. Пиндеръ прошелъ немного дальше и затѣмъ оглянулся.

Переговоры продолжались. Они казались нескончаемыми. Женщина, которую онъ любилъ, теперь, очевидно, совсѣмъ не торопилась вернуться къ больному отцу, а когда наконецъ собралась къ нему идти, то что же произошло? Манселъ былъ приглашенъ войти въ домъ и дверь рая закрылась, пропустивъ его, вмѣсто того, чтобы запереться передъ его носомъ.

Свидѣтель стоялъ преображенный отравленной стрѣлой ревности. Онъ по очереди и злился, и горевалъ, и наконецъ испугался самого себя и рѣшилъ держаться отнынѣ подальше отъ Джемса Мансела, съ которымъ бороться безполезно. Предпочтеніе Сары слишкомъ очевидно.

Но онъ такъ сильно любилъ ее, что не могъ отказаться отъ проводовъ изъ церкви, и Сара никогда не протестовала и даже приглашала его ужинать. Но онъ былъ увѣренъ, что встрѣтитъ у ней своего соперника и будетъ изображать изъ себя нуль.

Такъ шли дѣла. Онъ не видѣлъ того, что происходило между Манселомъ и Сарой Брентъ: открытаго ухаживанья мужчины и скромнаго разцвѣта женщины, восхищенной, увлеченной, согрѣтой солнцемъ любви. Но все же онъ замѣчалъ многое: она точно выскальзывала у него изъ рукъ тихо и постепенно, но неумолимо. Она такъ же дружески-холодно относилась къ нему, какъ и прежде, во не обращала на него никакого вниманія.

Она была постоянно разсѣянна и какъ будто думала о чемъ-то другомъ, даже во время прогулокъ изъ церкви, единственнаго знака ихъ вялой, хотя и неизмѣнной дружбы.

Но вотъ пришло время, когда даже эта привилегія была отнята. Разъ бъ воскресенье Джемсъ Манселъ пришелъ въ Зеленую улицу раньше обыкновеннаго, ему сказали гдѣ Сара и онъ пошелъ ей на-встрѣчу. Она шла съ Пиндеромъ. Манселъ немного выпилъ и, можетъ быть, не зналъ, какъ мало основанія ему ревновать. Онъ грубо сталъ между Пиндеромъ и миссъ Брентъ и взялъ ее подъ руку, тогда какъ Пиндеръ только шелъ съ нею рядомъ.

— Это еще что за манеры? — спросилъ Пиндеръ.

— Мои собственныя, — отвѣчалъ тотъ надменно. — Ей совсѣмъ не зачѣмъ гулять съ вами.

— По крайней мѣрѣ не оскорбляйте ее. Она гуляла со мной три года.

— А теперь ступайте и гуляйте съ другой дѣвушкой.

— Не по твоему ли приказу, скотина?

— О! тебя надо, я вижу, проучить.

— Нѣтъ, не меня, а тебя.

Джемсъ Манселъ отвѣчалъ ударомъ, который захватилъ Пиндера въ расплохъ и отъ котораго онъ пошатнулся.

Джемсъ хотѣлъ снова ударить его, но Пиндеръ уклонился на этотъ разъ и въ свою очередь ударилъ его, крича:

— Трусъ! нападаетъ на человѣка, не предупредивши.

Сара въ ужасѣ всплеснула руками.

— О, ради Бога не ссорьтесь изъ-за меня.

— Отойдите! — закричалъ Манселъ повелительно. — Этому надо положить конецъ.

Сара повиновалась человѣку, котораго очевидно признавала своимъ господиномъ, но умоляла его не бить Джо Пиндера, такъ какъ онъ ей только пріятель. Дѣло въ томъ, что Манселъ столько насказалъ про свою силу и ловкость, что благодаря его хвастовству и своей слѣпой любви, она воображала, что никакой человѣкъ въ мірѣ съ нимъ не справится.

Онъ хорошо бился на кулачкахъ и нѣсколько разъ стукнулъ Пиндера, хотя и не сильно.

Оба вскорѣ пришли въ ярость и драка началась не на шутку.

При подобныхъ обстоятельствахъ Виргиліева телка щипала травку съ безмятежнымъ спокойствіемъ, довольствуясь сознаніемъ, что въ супруги ей достанется самый сильный изъ двухъ быковъ.

Не то было съ Сарой Брентъ. Она ломала руки и кричала, умоляя своего героя смиловаться. Совѣсть подсказывала ей, что ея ни въ чемъ неповинный другъ обиженъ во всѣхъ отношеніяхъ.

Но вотъ ея герой, нанеся нѣсколько сильныхъ ударовъ своему противнику, получилъ въ свою очередь весьма здоровый тумакъ. Обезумѣвъ отъ ярости, онъ набросился на Пиндера, чтобы истребить его. Но Пиндеръ былъ самъ малый непромахъ. Онъ отскочилъ на ципочкахъ назадъ и встрѣтилъ Джемса Мансела таимъ страшнымъ ударомъ кулака, что онъ заставилъ Мансела растянуться на землѣ у самыхъ ногъ Сары Брентъ.

Въ одну минуту декораціи перемѣнились; она бросилась къ повергнутому на земь человѣку и прикрыла его своимъ тѣломъ отъ дальнѣйшихъ ударовъ, потому что въ Ливерпулѣ драка обыкновенно бываетъ, какъ говорится «не на животъ, а на смерть».

— Негодяй! — закричала она, — ты убилъ человѣка, котораго я люблю!

И тутъ Пиндеръ въ свою очередь пошатнулся при видѣ ея блѣднаго лица, сверкающихъ глазъ и при звукѣ этихъ роковыхъ словъ.

— Человѣка, котораго вы любите? — повторилъ онъ.

— Люблю! люблю! люблю! — закричала она съ женскимъ инстинктомъ, вонзая единственный ножъ, который былъ у нея въ распоряженіи, въ чудовище, сразившее ея любовь.

Пиндеръ отступилъ назадъ обезоруженный, со вздохомъ отчаянія; она стала на колѣни, приподняла голову Джемса Мансела и истерически разрыдалась надъ ней.

Подошелъ тѣмъ временемъ народъ. Но съ Пиндеромъ въ эти нѣсколько секундъ произошла полная перемѣна, онъ выступилъ впередъ, растолкалъ народъ, сталъ на колѣни, поднялъ Джемса Мансела и взялъ его подъ руку.

— Предоставьте его мнѣ, Сара, — сказалъ онъ.

— Вамъ? — рыдая, спросила она.

— Да; неужели вы думаете, что я когда-нибудь трону его пальцемъ, послѣ того какъ вы мнѣ сказали, что любите его.

Онъ такъ выразительно проговорилъ это, что она повѣрила ему. Послѣ того онъ послалъ за губкой и водкой, а тѣмъ временемъ Манселъ, который былъ малый здоровый, пришелъ въ себя; вода и водка окончательно возвратили его обществу. Пиндеръ обмылъ губкой его лицо и ноздри и отвелъ его въ домъ Брента, Сара бѣжала возлѣ, точно насѣдка за своими цыплятами. Она отворила дверь ключомъ и впустила въ нее своего любимца, а затѣмъ мягко, но рѣшительно заперла ее. Но Джо Пиндеръ и самъ не вошелъ бы въ ней въ домъ, еслибы даже она и пригласила его. Онъ даже не рѣшился сказать ей: — прощайте. Все было кончено между ей и имъ, и онъ это зналъ.

Введя Джемса Мансела въ домъ, она уложила его на маленькомъ диванѣ, и усѣвшись возлѣ него, прикладывала холодные компрессы къ его распухшимъ щекамъ и къ царапинѣ на лбу, произведенной кулаками Пиндера.

Пришелъ ея отецъ, ходившій навѣстить больного пріятеля, и при видѣ этой группы, спросилъ, что все это значитъ.

— Его отколотилъ жестокій Джо Пиндеръ, батюшка. Я думала, что онъ его убьетъ.

— За что?

Сара покраснѣла и молчала; она не хотѣла сознаться, что Джемсъ былъ зачинщикомъ, но не могла и соврать.

— Джо Пиндеръ? — переспросилъ старикъ. — Онъ никогда не былъ драчуномъ. Во всемъ городѣ нѣтъ добрѣе и порядочнѣе молодого человѣка. Скажи мнѣ, изъ-за чего вышла ссора?

— О, батюшка, — отвѣчала Сара смущенно.

— Ай! ай! вижу, что нечего и спрашивать. Они поссорились изъ-за женщины, да? Вы могли бы лучше провести субботній вечеръ всѣ трое.

— Сара ничего не сдѣлала; она только возвращалась изъ церкви съ нимъ вдвоемъ, — вмѣшался Манселъ: — что до меня касается, то я столько же виноватъ, какъ и Пиндеръ, и потому не будемъ больше объ этомъ говорить.

Сара шепнула ему:

— Вы очень великодушны.

Разговоръ перевели на другое, пока старикъ не ушелъ спать, а тогда Джемсъ Манселъ, все о чемъ-то задумывавшійся, высказалъ слѣдующее:

— Онъ не дурной малый, этотъ Джо Пиндеръ. Но или онъ, или я здѣсь лишній; поэтому вы должны сегодня вечеромъ рѣшить, кого вы выбираете себѣ въ мужья, а остального отправить на всѣ четыре стороны.

Это была мужественная рѣчь и заслуживала женскаго отвѣта. Онъ немедленно и воспослѣдовалъ, не на словахъ, но въ дѣйствіи; а именно: бѣлая рука обвилась вокругъ шеи побѣдителя и красивая головка легла на его плечо.

Джозефъ Пиндеръ грустилъ и наблюдалъ; но больше не мѣшалъ влюбленнымъ. Джемсъ Манселъ приставалъ, чтобы Сара назначила день. Она протестовала. Здоровье ея отца все ухудшалось и она не хотѣла его покидать. Манселъ настаивалъ; она не сдавалась. Онъ укорялъ ее въ томъ, что она недостаточно его любитъ. Она дивилась, какъ онъ можетъ это говорить, и вздыхала, но была непоколебима.

Мало-по-малу отецъ узналъ, въ чемъ дѣло. Онъ немедленно послалъ за нотаріусомъ и совершилъ дарственную запись на имя Сары на домъ и лавку. Затѣмъ объявилъ, что она не должна ждать его смерти: что онъ предпочитаетъ видѣть ее счастливой съ человѣкомъ, котораго она выбрала, и радъ помочь ей въ дѣлѣ совѣтомъ въ тѣ немногіе дни, какіе ему еще осталось прожить на свѣтѣ.

Такимъ образомъ помолвка была оглашена, и Джозефъ Пиндеръ молча услышалъ объ этомъ, а затѣмъ Джемсъ Манселъ и Сара Брентъ сочетались законнымъ бракомъ.

---

Бракъ этотъ, повидимому, обѣщалъ быть вполнѣ благополучнымъ, не смотря на смиренную долю молодыхъ. Мужу было двадцать семь лѣтъ, женѣ двадцать и она была разсудительна не по лѣтамъ.

Оба были здоровы, любили другъ друга и были отличные работники. Кромѣ того, работа мужа постоянно разлучала мужа съ женой и они видѣлись только за обѣдомъ и по вечерамъ. Между тѣмъ ничто такъ не украшаетъ брачной жизни и не разбиваетъ ея монотонность и ennui, какъ эти ежедневныя разлуки и свиданія. У Мансела было три профессіи, и въ одной изъ нихъ: въ искусствѣ поддѣлки подъ дерево, онъ могъ считаться даже артистомъ. Никто лучше его не могъ поддѣлать что угодно подъ красное дерево, американскій орѣхъ и пр. Сара была необыкновенно ловкая продавщица, вѣжливая, расторопная, услужливая и красивая, — все такія качества, которыя привлекаютъ покупателей. Она отпускала въ кредитъ только на недѣлю, а сама ничего не брала въ долгъ.

Во всѣхъ слояхъ общества хорошо, если оба супруга участвуютъ въ пріобрѣтеніи средствъ къ жизни. Это счастливое обстоятельство чаще всего встрѣчается въ среднихъ классахъ. Большинство крестьянскихъ женъ занимается только домоводствомъ, и немногія жены джентльменовъ въ состояніи заработать одинъ пенни.

Поэтому Манселы находились въ особенно счастливыхъ условіяхъ.

Насталъ день, когда ихъ постигло большое горе, но не неожиданное. Матью Брентъ мирно скончался, благословивъ своихъ дочерей и зятя.

На слѣдующій день произошло счастливое событіе. У Сари родился ребенокъ: хорошенькая дочка.

Могучая природа утѣшила осиротѣвшую дочь, и вскорѣ домъ сталъ такъ же веселъ, какъ и прежде.

Только на третій годъ ея замужества появилось облачко, повязавшееся въ началѣ совсѣмъ незначительнымъ.

Джемсъ Манселъ началъ приходить домой въ субботу вечеромъ, а не днемъ. И причина была слишкомъ очевидна: отъ него несло водкой и хотя онъ и не бывалъ пьянъ, но языкъ у него частенько заплетался.

Сара, какъ предусмотрительная женщина, встревожилась и сейчасъ же приняла мѣры. Она припомнила, какъ отецъ ея — человѣкъ наблюдательный — говаривалъ ей не разъ, что искусные работники, такъ называемые артисты-ремесленники, часто бываютъ склонны къ пьянству.

Со всѣмъ тѣмъ эта осторожная женщина сочла за лучшее не поднимать вопроса о винѣ. Она просто заявила мужу, что по субботамъ и днемъ, и вечеромъ, посѣтители осаждаютъ лавку и она не можетъ обойтись безъ его помощи. Не будетъ ли онъ такъ добръ помочь ей? Онъ охотно согласился, и съ тѣхъ поръ суббота стала для нея счастливѣйшимъ днемъ. Онъ самъ, казалось, былъ радъ и дѣлу, и наплыву публики, и обществу жены.

Но-мало-по-малу онъ сталъ приходить очень поздно по понедѣльникамъ и со всѣми признаками опьянѣнія.

Тогда она замѣтила ему это и стала умолять его не дѣлать этого, но не позволила себѣ ни одного упрека. Онъ согласился, что поступаетъ дурно, и не разсердился на жену. Но все же одинъ день въ недѣлю возвращался домой поздно вечеромъ, и языкъ его сильно заплетался. Сара огорчилась и встревожилась, но все же надѣялась, что дальше этого не пойдетъ. Однако, не тутъ-то было. Въ одну прекрасную субботу онъ не пришелъ помочь ей въ лавкѣ, не пришелъ даже къ ужину, а она-то приготовила его съ такимъ стараніемъ.

Она сѣла у окна и мучилась. То отойдетъ отъ него и пойдетъ взглянетъ на свою спящую дѣвочку, то опять сунется къ окну.

Въ полночь, когда шумъ на улицѣ совсѣмъ затихъ, раздались шаги по мостовой. Она выглянула въ окно и увидѣла двухъ людей, которые вели подъ руки третьяго.

Она выбѣжала изъ дому и приняла своего мужа изъ рукъ двоихъ мужчинъ, которые были совсѣмъ трезвы. Одинъ изъ нихъ отвернулся и быстро ушелъ, завидя ее. Но она его узнала, хотя не видѣла передъ тѣмъ три года.

То былъ Джозефъ Пиндеръ.

II.

М-ръ Манселъ началъ карьеру пьяницы съ такимъ качествомъ, которое чаще можно встрѣтить въ Россіи, чѣмъ въ Англіи: онъ былъ добръ во хмѣлю. Онъ ласково встрѣтилъ жену и только по инерціи сопротивлялся, когда она толкала его впередъ, наконецъ, уложила на диванѣ въ пріемной комнатѣ. Послѣ того она развязала ему галстухъ, вымыла ему лицо лавендовой водой и поднесла соли къ носу. Очутившись въ лежачемъ положеніи, онъ скоро заснулъ и громко храпѣлъ, въ то время, какъ она сидѣла на отцовскомъ креслѣ и горько, и грустно глядѣла на него.

Сначала его тяжелое дыханіе тревожило ее и она сидѣла, опасаясь, чтобы съ нимъ не сдѣлался апоплексическій ударъ.

Но подъ утро сонъ осилилъ ее. Солнечный свѣтъ разбудилъ ее и она оглядѣлась кругомъ. Комната въ безпорядкѣ, мужъ спитъ пьяный, а она сама провела ночь въ отцовскомъ креслѣ, а не на супружескомъ ложѣ.

Ея первой мыслью было: — Охъ! еслибы батюшка могъ насъ видѣть теперь!

Она грустно встала и затопила печку. Потомъ пошла на верхъ; вымыла и одѣла свою дочку и заставила ее сказать молитву. Потомъ не желая, чтобы дочь видѣла отца въ его настоящемъ видѣ, сошла внизъ, разбудила мужа и заставила умыть лицо и прибраться. Онъ попросилъ водки; она поглядѣла ему прямо въ лицо, говоря: — Нѣтъ, ни одной капли.

Но онъ чувствовалъ себя очень дурно, и сталъ ее упрашивать. Она дала ему столовую ложку водки, и сваривъ чашку крѣпкаго кофе, заставила его выпить его горячимъ.

Она не была вспыльчива, и хотя лицо ея было уныло и серьезно, но она не высказывала ему своего мнѣнія объ его поведеніи. Поэтому онъ самъ заговорилъ о немъ.

— Это мнѣ хорошій урокъ.

— Надѣюсь, — серьезно отвѣчала она.

— Не понимаю, какъ это я такъ попался.

— Зачѣмъ пошелъ, то и нашелъ. Еслибы ты помогалъ мнѣ въ лавкѣ, гдѣ твоя помощь необходима, было бы лучше для тебя и для меня.

— Хорошо, я теперь такъ и сдѣлаю. Это мнѣ послужить урокомъ.

Она смягчилась.

— Хорошо, Джемсъ, если ты принимаешь это къ сердцу, я не буду упрекать тебя. Какой смыслъ пилить человѣка, который самъ сознается, что неправъ? Но, Джемсъ, еслибы ты зналъ, какая это мнѣ обида! Ты помнишь ли, кто привелъ тебя домой?

Онъ пытался припомнить, но не могъ.

— Человѣкъ, котораго я бы изъ всего Ливерпуля меньше всего хотѣла въ свидѣтели твоей слабости: Джо Пиндеръ.

— Я и не замѣтилъ его. Что, онъ тоже былъ пьянъ?

— Нѣтъ; еслибы онъ былъ пьянъ, мнѣ не такъ было бы обидно. Онъ былъ трезвъ, а ты…

Мужъ никакъ не могъ понять чувствъ жены и безпечно замѣтилъ:

— О, такъ это онъ привелъ меня домой? Онъ славный, однако, малый.

Сара только глава вытаращила при такомъ разумномъ отношеніи къ поведенію ея стараго поклонника. Она больше многихъ другихъ женщинъ старалась быть справедливой, но женская натура брала верхъ. Она умолкла и обдумывала взглядъ Мансела на это дѣло, но вернулась къ своей точкѣ зрѣнія.

— Я надѣюсь, — сказала она, — что ты больше не напьешься такъ какъ вчера. Подумай о своемъ ребенкѣ! Но если и напьешься, то не приходи подъ руку съ этимъ человѣкомъ. Я бы на твоемъ мѣстѣ лучше ползкомъ добралась до дому.

— Хорошо, — неопредѣленно сказалъ онъ.

Тутъ она воспользовалась случаемъ и попросила его пойти съ ней въ церковь. До сихъ поръ онъ всегда отказывался, но сегодня очень охотно согласился. Онъ радъ былъ идти на компромиссъ.

— Салли, — говорилъ онъ, — кто прегрѣшилъ, тотъ долженъ бить наказанъ.

Дѣло въ томъ, что онъ ожидалъ, что поведеніе его будетъ посрамлено съ каѳедры. Ничуть не бывало! Каѳедра не настолько практична и рѣдко посвящаетъ какихъ-нибудь десять минутъ пороку, который губитъ страну. Джемсъ Манселъ наслушался общихъ мѣстъ и вернулся домой самодовольный.

Жена была имъ тоже довольна, въ особенности, когда онъ взялъ ее съ Люси на прогулку вечеромъ и они поочередно несли дитя.

Послѣ этого мужъ держался въ границахъ приличія. Онъ попивалъ, но всегда приходилъ домой безъ посторонней помощи. Но вотъ бѣда; онъ круглую недѣлю пребывалъ въ полпьяна. Это очень огорчало его добрую жену и привело къ такимъ результатамъ, которые встревожили въ ней мать и дѣловую женщину. Манселъ все еще оставался первымъ маляромъ въ городѣ, и мѣстные лавочники предпочтительнѣе передъ другими обращались бы къ нему, еслибы на него можно было положиться. Но онъ былъ такой ненадежный человѣкъ; пойдетъ обѣдать и застрянетъ въ харчевнѣ, назначитъ часъ для начала работъ, и просидитъ его кабакѣ. Одинъ за другимъ давальцы отставали отъ него. Поэтому доходы семьи очень убавились, а расходы, какъ это всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, увеличились, такъ какъ миссисъ Манселъ, не видя помощи отъ мужа, вынуждена была нанять служанку.

Зачастую вечеромъ, заперевъ пораньше лавку и поручивъ своего ребенка служанкѣ, она ходила розыскивать мужа по кабакамъ и тамъ уговаривала и убѣждала его, пока не приводила домой.

При всемъ томъ она была вѣрна ему, какъ сталь. Она даже никогда не соглашалась допустить, что онъ пьяница. Самое большое, въ чемъ она могла согласиться съ разсерженными заказчиками, да и то свысока, это, что онъ иногда выпиваетъ лишнюю рюмочку, чтобы прогнать запахъ масляной краски.

Но наединѣ съ нимъ она не была такъ снисходительна. Она упрашивала, уговаривала его, упрекала и иногда приходила въ отчаяніе отъ его поведенія и горько плакала.

Все это произвело свое дѣйствіе. Упреки задѣвали самолюбіе м-ра Мансела, слезы надоѣдали ему; все вмѣстѣ приводило его въ дурное расположеніе духа и убивало въ немъ привязанность къ женѣ. Обиженная жена охотно прощала, но обидчикъ-мужъ — нѣтъ. Такъ какъ онъ ни въ чемъ не могъ упрекнуть жену, то вскорѣ началъ ее ненавидѣть. Но ея любовь оставалась столь же непоколебима, какъ и его пороки.

Мужъ Деборы внезапно умеръ отъ апоплексическаго удара. Сара не рѣшилась ѣхать утѣшать сестру и не хотѣла открыть ей причину. А потому пригласила вдову пріѣхать къ себѣ.

Дебора пріѣхала, и сестры, обнявшись, долго плакали. Хотя характеры у нихъ были и разные, но онѣ искренно любили другъ друга.

Мало-по-малу Дебора сообщила ей съ новымъ взрывомъ слезъ и горя, что мужъ, умирая, ничего ей не оставилъ, кромѣ долговъ. Ей оставалось идти по міру.

— Нѣтъ, пока я жива, — былъ спокойный отвѣтъ. — Переѣзжай жить ко мнѣ.

По просьбѣ Деборы служанку отпустили; Дебора говорила, что должна работать или умретъ съ тоски. Согласно этому она и плакала, и работала, и вскорѣ всѣ мѣдныя и стальныя вещи въ домѣ заблестѣли отъ того, что въ домѣ была неутѣшная вдова.

Сестра была во всѣхъ отношеніяхъ большой подмогой Сарѣ; она могла спокойнѣе уходить изъ дому, когда ея возлюбленнаго мужа приходилось вытаскивать изъ кабаковъ. Ей легче стало переносить собственное горе теперь, когда приходилось жалѣть и сестру. Но пока она не говорила той о своихъ заботахъ и эта черта достаточно, полагаю, характеризуетъ ея характеръ.

Что касается Деборы, то она скоро выплакала всѣ свои слезы и разъ утромъ Сара услыхала, какъ она смѣется, болтая съ прикащикомъ хлѣбопека, смѣется грудью какъ велятъ молодымъ дѣвицамъ пѣть (но чего имъ не дозволяетъ господинъ корсетъ), и октавой ниже своего обыкновеннаго голоса, которымъ она разговаривала съ сестрой.

Сара была удивлена и почти скандализирована. Но она сказала себѣ: — бѣдная Дебъ, она осталась такой же легкомысленной какъ и была; да и съ какой стати ей убиваться по немъ? Вѣдь онъ не сталъ бы убиваться по ней!

Мало-по-малу Дебора повадилась уходить изъ дому, окончивъ работу, если Сара оставалась дома. Она не любила читать, слѣдовательно должна была ходить въ гости и разговаривать. Она не прочитала ни одной книги за послѣднія пять лѣтъ; но способность къ болтовнѣ въ ней очень развилась. Она продавала сельскіе продукты еженедѣльно на двухъ ярмаркахъ и нахваталась множества народныхъ пословицъ и поговорокъ.

Вскорѣ она стала посѣщать своихъ прежнихъ знакомыхъ и дѣятельно работать языкомъ. И подивитесь слѣдующему явленію: весь ея словарь состоялъ изъ какихъ-нибудь девяти сотъ словъ, между тѣмъ какъ мы съ вами знаемъ ихъ, можетъ быть, десять тысячъ, и даже больше. Но она могла бы заткнуть насъ съ вами за поясъ своей болтовней.

Такъ какъ весь ея разговоръ вертѣлся на сплетняхъ, то она вскорѣ узнала про Манселовъ больше, чѣмъ они сами знали, и услышала, что Манселъ пьетъ и живетъ на счетъ жены.

Это ее просвѣтило. Теперь она поняла причину періодическихъ отсутствій Сары изъ дому и ея возвращеній съ мужемъ, опиравшимся на нее и безсловеснымъ. Она не брякнула объ этомъ сразу сестрѣ, а также и не обидѣлась за отсутствіе довѣрія съ ея стороны. Она знала характеръ Сары и скорѣе восхищалась въ ней тѣмъ, что она не хотѣла ни передъ кѣмъ изобличать своего мужа. Но все же, зная ея тайну, она не могла не намекать на нее время отъ времени, такъ что бѣдняжка Сара, нуждавшаяся въ сочувствіи, наконецъ со вздохомъ открылась сестрѣ.

Дебора утѣшала ее тѣмъ, что мужъ остепенится, и Сара радовалась, что открылась ей, тѣмъ болѣе, что Дебора хотя и болтала, но не проговаривалась. Она была способна болтать какъ сорока и однако ни за что не выдать тайны. Она передавала Сарѣ все, что слышала въ людяхъ, но не переносила въ люди того, что дѣлалось и говорилось въ домѣ.

Разъ она сказала Сарѣ:

— Знаешь ли ты человѣка по имени Варней, Дикъ Варней?

Сара отвѣчала, что никогда не слыхивала такого имени.

— Ну, такъ тебѣ слѣдовало бы узнать его.

— Зачѣмъ?

— Затѣмъ, что когда знаешь своего врага, то можешь остерегаться его, а онъ въ нѣкоторомъ родѣ твой врагъ, потому что это онъ сбиваетъ съ толку твоего мужа, какъ мнѣ сказалъ одинъ молодой человѣкъ.

— Какой молодой человѣкъ?

— Кажется, его фамилія Спенсеръ и кто-то называлъ его Джо; онъ очень красивый молодой человѣкъ. Кажется, онъ былъ пріятелемъ съ Джемми Манселомъ. Кто-то похвалилъ тебя и сказалъ, что ты была доброй дочерью и теперь стала доброй женой, но что ты сдѣлала плохой выборъ. Это послужило сигналомъ для всѣхъ, чтобы напасть на Джемми Мансела. Я не стану передавать тебѣ того, что они говорили. Но этотъ красивый молодецъ вступился за него и говорилъ, что онъ первый работникъ въ мірѣ и добрый малый, но что его сбиваетъ съ толку Дикъ Варней. Поэтому, когда я сказала ему, кто я такая, онъ, кажется, былъ доволенъ и сообщилъ мнѣ, что слышалъ обо мнѣ. Конечно, я подтвердила то, что онъ говорилъ: я сказала, что Джемсъ Манселъ отличный мужъ и прекраснѣйшій человѣкъ, но что одна бѣда… это водка.

Сара поблагодарила ее, но сказала:

— Ахъ, какъ печально, что про насъ сплетничаютъ.

— Милая, сплетничаютъ про всѣхъ рѣшительно, а ты лучше слѣди за этимъ Варнеемъ.

— Какъ я могу, когда я его не знаю?

— Да и я также; и какая я глупая, что не спросила у этого красиваго молодаго человѣка про него. Желала бы я знать, кто онъ самъ такой; я спрошу у Джемса.

— Не надо.

— Отчего?

— Опиши мнѣ его.

— Хорошо; онъ высокаго роста и широкоплечій; волосы у него свѣтлые, темно-сѣрые глаза точно звѣзды, а зубы бѣлѣе молока, и обращеніе у него мягкое и пріятное. Онъ немного грустенъ, какъ человѣкъ, которому не повезло въ любви, хотя этого не можетъ быть; неужели нашлась такая дура, что его не оцѣнила. Онъ очень чисто и хорошо одѣтъ, какъ человѣкъ уважающій себя, и когда говоритъ съ женщиной, то понижаетъ голосъ. Такой душка!

Сара немного удивилась такому восторженному описанію. Однако, подумавъ немного, нашла, вѣроятно, что въ немъ есть правда, хотя она этого прежде и не замѣчала. Она безпечно спросила:

— Чѣмъ онъ занимается?

— Кажется тѣмъ же, чѣмъ и Джемсъ.

— Его зовутъ Пиндеръ — Джозефъ Пиндеръ?

— Да, въ этомъ родѣ. Фамилію не помню, но имя навѣрное Джозефъ.

— Ну да, это Джозефъ Пиндеръ. Пожалуйста не знакомься съ нимъ. Ты очень легко знакомишься для женщины въ твоемъ положеніи.

— Мое положеніе, — отвѣчала Дебора, — именно таково, что я должна работать или разговаривать. Я бѣгу отъ своихъ мыслей. Съ твоей стороны очень не хорошо попрекать меня моимъ положеніемъ.

— Я не хотѣла попрекнуть тебя, Дебъ. Прости меня.

— Отъ всего сердца. Тебѣ тоже не легко живется. Но только объясни мнѣ, почему я не должна разговаривать съ этимъ Джозефомъ — какая у него иностранная фамилія — съ красивымъ Джо?

— Потому что онъ когда-то ухаживалъ за мной.

— Ага! Вотъ въ чемъ дѣло?

— Мы гуляли съ нимъ, какъ двое дѣтей, пока не пріѣхалъ мой мужъ. Тогда они поссорились и этотъ Пиндеръ поколотилъ его и я не могу ему этого простить. А въ первый разъ какъ Джемсъ напился, его привелъ домой опять-таки Пиндеръ, и это мнѣ было ножемъ въ сердце.

— Бѣдная Салли! ты увидѣла, что ошиблась въ выборѣ.

— Ошиблась въ выборѣ! — закричала презрительно Сара. — Я не промѣняю мизинца моего Джемса, пьянаго или трезваго, на тысячу Джозефовъ Пиндеровъ. Съ тобой не стоитъ разговаривать. Ты не понимаешь меня. Но только прошу тебя, не знакомься съ этимъ человѣкомъ и не передавай ему о томъ, что у насъ въ домѣ дѣлается.

— Разумѣется, нѣтъ, Салли, если ты этого не хочешь. Что мнѣ за дѣло до этого человѣка! Твоя воля для меня удовольствіе, а твое слово — законъ.

Такой отвѣтъ, да еще отъ старшей сестры, заслуживалъ поцѣлуя и она получила очень нѣжный.

Наконецъ, дошло до того, что никто въ городѣ, кто зналъ Джемса Мансела, не хотѣлъ нанимать его.

Вмѣсто того, чтобы самому зарабатывать деньги, онъ жилъ за счетъ жены и жилъ худо. И вотъ домъ раздѣлился на двое. Мужъ, работникъ на семью въ теоріи, дѣлалъ все, чтобы разорить ее; двѣ мужественныхъ женщины изо всѣхъ силъ трудились, чтобы ее спасти. Деньги мало-по-малу уплывали и это очень тревожило Сару. Но у нея было отложено шестьдесятъ фунтовъ въ желѣзномъ сундукѣ съ крѣпкимъ замкомъ. Она ни слова объ этомъ не говорила мужу. Для его же пользы. Сундукъ былъ невеликъ, но прикрѣплялся толстыми цѣпями къ стѣнѣ она прикрывала его обыкновенно различными товарами, чтобы онъ не былъ на виду.

Поведеніе Мансела она выносила грустно и терпѣливо, но не безъ упрековъ, это ожесточало его. Тщеславіе этого человѣка равнялось его дрянности.

Въ то время какъ стойкая жена и мать боролась съ незаслуженнымъ несчастіемъ, ее постигла новая бѣда.

Такъ какъ ей никто не помогалъ въ лавкѣ, то она имѣла обыкновеніе заранѣе отвѣшивать и приготовлять пакеты съ сахаромъ, чаемъ, содой и другими вещами. Разъ она вынула изъ бочки брусокъ ирландскаго масла вѣсомъ въ пять фунтовъ и оставила его на прилавкѣ. Ежедневно утромъ приходилъ за нимъ покупатель и ему отвѣшивали фунтъ. Когда на слѣдующее утро она отвѣсила ему обычный фунтъ, то увидѣла, что въ остающемся брускѣ не болѣе полутора фунта.

Сначала она сама себѣ не повѣрила; но дѣло было ясно. Она спросила Дебору съ напускной безпечностью, сколько вчера онѣ отвѣсили масла, Дебора отвѣчала безъ запинки:

— Пять фунтовъ.

Послѣ этого она стала внимательнѣе смотрѣть за товаромъ и убѣдилась, что въ немъ большіе недочеты. Безпрестанно пропадало то то, то другое: разъ кусокъ свиного жира, другой — жестянка съ мясными консервами; короче сказать, происходило организованное воровство. Но это слово пугало ее, и она хотѣла объяснить себѣ недостачу просто безпечностью и излишней расточительностью Деборы въ употребленіи продуктовъ по хозяйству. Она сказала ей о своемъ открытіи и спросила ее такъ деликатно, какъ только можно, не беретъ ли она изъ лавки товаръ для кухни.

Дебора вспыхнула какъ порохъ, къ которому поднесли зажженый фитиль:

— Я стану брать что-нибудь изъ твоей лавки въ мою кухню!

— Господи! да вѣдь и кухня, и лавка — мои. Не все ли это равно, что перекладывать изъ одного кармана въ другой.

Но ту не такъ-то легко было успокоить.

— Я стану брать то, что мнѣ не принадлежитъ! О! до чего я дожила, что моя родная сестра меня подозрѣваетъ! Я скорѣе отрѣжу себѣ руку, нежели возьму чужое. Я во всю свою жизнь копѣйки не утянула ни у кого. Отпусти меня домой. Отпусти меня въ рабочій домъ. Если мнѣ не вѣришь!.. Охъ! охъ! охъ!

И она сѣла и завыла.

— Ну же, ну, успокойся! — закричала Сара, усаживаясь рядомъ съ ней. — Ну что за бѣда, еслибы ты взяла товаръ, чтобы употребить его на насъ же? И кромѣ того, развѣ я не должна спросить тебя, прежде нежели заподозрѣть худое? О, Дебора! неужели у меня мало горя, что ты еще такъ огорчаешь меня? Охъ! охъ! подумай и обо мнѣ также, а не объ одной только себѣ! Развѣ тебѣ все-равно, что меня обворовываютъ? Развѣ у меня мало горя и безъ того? Ну перестань же, милая, и я сегодня же подарю тебѣ новое ситцевое платье.

Дебора моментально перестала плакать и чувства ея перемѣнились, какъ вѣтеръ.

— Желала бы я знать, кто обворовываетъ тебя, — сказала она и съ угрозой протянула свою большую, длинную и сильную руку.

— Мы должны день и ночь сторожить, милая, — отвѣчала миссисъ Манселъ, мрачно и съ утомленнымъ видомъ. Все это она принимала близко къ сердцу, такъ же и огорченіе, причиненное ею Деборѣ, хотя съ той все скатывалось, какъ съ гуся вода и она черезъ десять минутъ уже позабыла обо всемъ, что было сказано. Не то было съ болѣе глубокой натурой ея сестры. Миссисъ Манселъ все время думала объ этомъ, пока не закрыла лавку, и тогда, усѣвшись въ пріемной, думала и страдала. Джемса Мансела по обыкновенію не было дома. Она сидѣла и глядѣла на Люси, размышляя, какова-то будетъ ея судьба и судьба ея ребенка въ результатѣ этой отчаянной борьбы. Наконецъ, съ ней сдѣлалась истерика, что бывало съ ней очень рѣдко, и Дебора нашла ее на прежнемъ мѣстѣ, но внѣ себя. Ее всю подергивало и горячія слезы бѣжали по ея щекамъ.

Это былъ припадокъ женскаго отчаянія и Дебора, хорошо знавшая женскую натуру, усѣлась рядомъ съ сестрой и взяла ее за руку. Сара уцѣпилась за ея руку и время отъ времени конвульсивно ее сжимала. Она говорила прерывистымъ голосомъ:

— Судьба противъ меня. Мнѣ не справиться. Тутъ пьянство, тамъ воровство. Мы пойдемъ по міру. Иначе быть не можетъ. Я рада, что батюшка умеръ! Бѣдный батюшка! вотъ до чего я дожила, что радуюсь его смерти.

Болтливая Дебора ни слова не говорила и Сара мало по малу начала успокоиваться.

Къ несчастью, прежде чѣмъ она совсѣмъ успокоилась, Манселъ постучался въ дверь. Сара знала наизусть его манеру стушь, и его походку, и каждое его движеніе. Лицо ея просвѣтлѣло. Часъ былъ еще не очень поздній. Онъ былъ, значитъ, трезвъ и она подѣлится съ нимъ своимъ новымъ горемъ.

Дебора побѣжала отворить дверь. Сара стояла и ждала мужа.

Онъ ввалился въ комнату, пьяный какъ стелька, съ развязаннымъ галстухомъ, налитыми кровью глазами; онъ едва держался на ногахъ.

Сара схватила свою дочку точно львица, бросила взглядъ, полный презрѣнія и отвращенія на своего мужа, и величественно вышла изъ комнаты, унося ребенка на рукахъ.

Какъ онъ ни былъ пьянъ, однако, замѣтилъ этотъ выразительный взглядъ и краснорѣчивый уходъ. Онъ ткнулся объ каминъ и повѣсилъ носъ.

Дебора подбоченилась.

— Вы ужъ слишкомъ часто повадились приходить въ такомъ видѣ, — замѣтила она, ухмыльнувшись и зло глядя на него.

— Не ваше дѣло, — отрѣзалъ онъ. — Чего она удрала отъ меня?

— Потому, конечно, что не хочетъ, чтобы Люси видѣла васъ пьянымъ. Ну, не будемъ ссориться. Хотите ужинать?

— Не хочу ужинать; хочу, чтобы жена ко мнѣ пришла. Ступайте и немедленно приведите ее.

Онъ былъ раздраженъ, и Дебора, желая сохранить миръ, пошла въ комнату Люси передать порученіе мужа Сарѣ.

Сара вся задрожала и отвѣчала отказомъ.

— Я не смѣю, — говорила она, — я въ такомъ состояніи, что могу сказать или сдѣлать что-нибудь такое, въ чемъ послѣ раскаюсь, потому что я все-таки его люблю. Я жалѣю, что встрѣтилась съ нимъ, но я люблю его. Поди и успокой его. Я буду спать здѣсь съ моей дочерью.

Дебора сошла внизъ и нашла Мансела сидящимъ въ креслахъ съ разсерженнымъ лицомъ. Она сказала ему, что Сара не совсѣмъ здорова и не можетъ сойти внизъ.

— Вздоръ! — заревѣлъ Джемъ Манселъ. — Она притворяется. Я пойду и приведу ее сюда, — и онъ всталъ, качаясь, съ кресла.

Дебора заслонила собою дверь.

— Пустите меня, — и онъ хотѣлъ оттолкнуть ее.

Но она схватила его обѣими руками за воротникъ, тряхнула нѣсколько разъ, какъ собака трясетъ пойманную крысу, потомъ съ такой силой отбросила его въ кресло, что послѣднее ударилось объ стѣну, а Манселъ полетѣлъ головой внизъ, ногами вверхъ.

Сначала онъ не могъ понять; въ чемъ дѣло. Ему казалось, что какая-то сверхъестественная сила распорядилась съ нимъ такимъ образомъ. Онъ долго не могъ представить себѣ, чтобы у женщины могла оказаться такая сила.

— Я никогда не подниму руки на женщину, — мрачно сказалъ онъ, наконецъ.

— Я не такъ добра, — отвѣчала Дебора, выпрямившись передъ нимъ во весь ростъ и подперевшись руками въ бокъ. —Я подниму руку на мужчину для его же добра. Мнѣ случалось это не разъ и прежде.

Затѣмъ помолчавъ немного, дружески посовѣтовала ему:

— Джемми, милый мой, женщины — удивительныя созданія. Онѣ бываютъ по временамъ сами не свои. У нашей Салли разстроены нервы. Она способна пырнуть тебя ножемъ, если ты станешь ее мучить теперь, когда она плачетъ надъ своимъ ребенкомъ. Послушайся меня; вѣдь я желаю добра вамъ обоимъ. Оставь ее въ покоѣ. Если ты не будешь приставать къ ней сегодня, чего я тебѣ, впрочемъ, и не позволю, то завтра она будетъ попрежнему ласкова съ тобой.

— Можетъ быть, она, — мрачно отвѣтилъ Манселъ, — но не я. Если она нынѣшнюю ночь проспитъ отдѣльно отъ меня, то я цѣлый годъ и даже больше буду спать отдѣльно отъ нея, замѣть себѣ это.

— Гдѣ это? въ кабакѣ?

— Нѣтъ. Ты хочешь этимъ, должно быть, сказать, что я живу на ея счетъ.

— А развѣ нѣтъ? откуда ты берешь деньги, которыя пропиваешь?

— Мнѣ предлагаютъ работу.

— Работу? У себя въ носу?

— Не здѣсь, но въ Америкѣ. Тамъ мое мастерство хорошо оплачивается и я могу разбогатѣть и никто не посмѣетъ попрекать меня тѣмъ, что я живу на счетъ женщины.

Дебора не удостоила отвѣтомъ такую похвальбу. Она предложила ему лучше отдохнуть послѣ понесенныхъ имъ тяжкихъ трудовъ: шутка сказать, сколько штофовъ и кружекъ съ виномъ перетаскалъ онъ, бѣдняжка, отъ прилавка ко рту. Насилу свела она его на верхъ, сняла съ него жилетъ и разстегнула воротъ рубашки. Потомъ вышла изъ комнаты, и подождавъ, пока онъ уляжется въ постель, вернулась и унесла отъ него свѣчку, точно отъ ребенка. Онъ позвалъ ее:

— Выслушай мое послѣднее слово.

— Такого благополучія не дождаться, — сухо отвѣтила она.

— Держи языкъ за зубами.

— Если я буду держать его за зубами, то сломаю зубы.

— Be можешь ты развѣ выслушать меня.

— Ну, говори.

— Ну такъ вотъ что. Если она меня бросаетъ такимъ образомъ, то и я ее брошу. Я не позволю женщинѣ шутить съ собой.

— Я передамъ ей это, — сказала она, чтобы его успокоить. И унеся съ собой свѣчку, пошла внизъ, взяла свою перину и снесла ее въ Сарѣ въ комнату, гдѣ и постлала ее на полу.

— Онъ угомонился, — объявила она ей.

Потомъ сошла внизъ въ кухню, гдѣ обыкновенно спала, и завила въ папильотки свои рыжіе волосы. Она кокетничала напропалую со всѣми мужчинами, такъ какъ № 1 уже полгода какъ лежалъ въ могилѣ. Потомъ уснула богатырскимъ сномъ на жесткомъ матрацѣ, не болѣе, впрочемъ, крѣпкомъ, чѣмъ ея собственное здоровое тѣло.

III.

Какое удивительное лекарство крѣпкій, продолжительный сонъ и дневной свѣтъ! Они укрѣпляютъ тѣло и освѣжаютъ умъ. Они разсѣеваютъ тоску и страхъ, нагоняемыя ночью, и озаряютъ не только всю природу, но и наши личныя надежды. Свѣтлый день, встающій передъ нашими отдохнувшими очами и подкрѣпленными тѣлами, подобенъ трубѣ, взывающей: «Nil desperandum».

Миссисъ Манселъ была изъ числа многихъ людей, которыхъ сонъ и день воодушевили и примирили съ своей долей въ это утро. Она проспала въ чистой атмосферѣ, не зараженной дыханіемъ пьяницы. И проснулась съ успокоившимися нервами и ободреннымъ сердцемъ.

Жизнь ея должна была быть борьбой — это ясно. Но у ней были силы и вѣрная союзница. Силы ея были: рѣдкое здоровье, физическая крѣпость, благоразуміе и трезвость. Союзницей ея была Дебора. Она начала борьбу въ это утро съ яснымъ духомъ и надеждой въ сердцѣ. Она встала раньше всѣхъ, опрятно, какъ и всегда, одѣлась, надѣла большой фартукъ, грубый, но чистый, и сошла въ пріемную. И позвала, открывъ дверь на витую лѣстницу:

— Джемсъ!

Нѣтъ отвѣта.

Она прошла въ лавку, и отворивъ дверь на лѣстницу, которая вола въ кухню, кликнула сестру. Сестра тоже не отозвалась.

— Лѣнтяй, — сказала Сара. Она зажгла свѣчу въ лавкѣ и глаза ея остановились на большомъ ручномъ колоколѣ. Она взяла его и позвонила на лѣстницѣ, которая вела въ кухню. Въ кухнѣ немедленно послышалась отчаянная зѣвота. Потомъ она побѣжала въ пріемную и, отворивъ дверь на витую лѣстницу, которая вела на верхъ, тоже позвонила. Послѣ этого вернулась со свѣчей въ лавку и стала ее подметать, убирать, пересчитала и прибрала товаръ и вымыла прилавокъ.

Тутъ пришла Дебора изъ кухни, съ волосами въ папильоткахъ и зѣвая во весь ротъ.

— Что, у насъ пожаръ что ли?

— Нѣтъ. Но кто растопитъ печку въ кухнѣ и приготовитъ завтракъ мужу, когда я отворю лавку? Тебѣ не стыдно самой себя?

— Мнѣ слишкомъ хочется спать (зѣвая), чтобы стыдиться чего бы то ни было!

— Ну такъ проснись и принимайся за дѣло.

Дебора потянулась, и ея длинныя руки напоминали крылья вѣтреной мельницы. Послѣ этого она принялась за работу. Обѣ сестры скоро убрали пріемную, и затѣмъ Сара пошла въ лавку и отперла дверь; но патентованныя оконныя ставни были тяжелы и громоздки, и она позвала Дебору.

— Отвори-ка ставни; ты сильнѣе меня, хоть и расплылась точно желё.

Дебора отступила въ смущеніи.

— Какъ я пойду на улицу? я еще не одѣта!

— Красиво сложенныя женщины интересны въ дезабилье. Еще, гляди, подцѣпишь себѣ мужа на мостовой.

— Я лучше подцѣплю его въ церкви въ новой шляпкѣ.

И чтобы ее не заставляли больше идти на улицу и выставить вз показъ свои папильотки, — потому что въ этомъ и заключалась причина ея нежеланія, чтобы ее видѣли, — она побѣжала въ пріемную и крикнула, отворивъ дверь на витую лѣстницу:

— Хозяинъ, ступайте сюда! Джемсъ Манселъ, васъ зовутъ!

— Молчи, — сказала Сара, покраснѣвъ, — онъ тебѣ не лакей. Вовсе не дѣло хозяина открывать ставни для жены.

— А я думаю, что это его дѣло, если онъ мужчина; это мужское дѣло.

Не успѣла Дебора проговорить это, какъ чьи-то мужскія руи открыли ставни и впустили дневной свѣтъ.

— Не говорила я тебѣ? — нашлась Дебора. — Вотъ и мужчина свалился для этого съ неба.

— Да это Джозефъ Пиндеръ, — сказала миссисъ Манселъ, отступая отъ окна.

— Эге! твой прежній милый!

— Никогда въ жизни! стыдясь! не говори пустяковъ!

Дебора съ восторгомъ хихикнула и бросилась вонъ изъ пріемной, чтобы стащить папильотки и слушать, что будетъ говориться. Сара пошла за прилавокъ и занялась своимъ дѣломъ. Она была увѣрена, что Пиндеръ пойдетъ дальше своей дорогой, послѣ того, какъ оказалъ имъ эту услугу.

Вмѣсто того онъ медленно и застѣнчиво вошелъ въ дверь и всталъ у прилавка напротивъ нея. Онъ былъ одѣтъ въ сьютѣ изъ бѣлой бумажной матеріи, который очень шелъ къ его темнымъ волосамъ, и вообще имѣлъ видъ щегольской и опрятный.

— Здравствуйте, миссисъ Манселъ, — сказалъ онъ почтительно.

— Здравствуйте, м-ръ Пиндеръ, — отвѣчала она. Затѣмъ сухо прибавила: — напрасно такъ безпокоились.

Пиндеръ удивился и не понялъ, въ чемъ дѣло.

— Я говорю, напрасно безпокоились открывать ставни. У меня есть прислуга.

— О! я слышалъ, какъ кто-то говорилъ, что это дѣло мужчины.

Сара поспѣшно объяснила:

— О! это говорила моя сестра.

— Дебора?

— Дебора, — сухо и коротко отвѣчала она, давая этимъ знать, что разговоръ конченъ.

Но Пиндеръ не уходилъ. Онъ мялъ шляпу и, наконецъ, проговорилъ, что приходъ его не случайный, что онъ хотѣлъ ее видѣть.

— Зачѣмъ? — широко раскрыла она глаза.

— По дѣлу.

Сара покраснѣла и сухо промолвила:

— Чѣмъ могу служить вамъ?

— Мое дѣло не къ вамъ, а къ вашему мужу.

— Вотъ какъ, — почти подозрительно замѣтила она.

— Досталъ ему работу.

— Вы очень добры, — перешла она вдругъ въ сатирическій тонъ. — У моего мужа работы пропасть.

— Было, да сплыло; всѣ лавочники въ городѣ теперь противъ него; говорятъ, что онъ небреженъ въ работѣ.

Сара воспользовалась случаемъ, чтобы отдѣлаться отъ м-ра Пиндера.

— Развѣ вы пришли затѣмъ, чтобы бранить моего мужа мнѣ въ глаза? — надменно спросила она.

— Неужели вы считаете меня на это способнымъ? — въ свою очередь обидѣлся Пиндеръ. — Я пришелъ оказать услугу человѣку, не разсчитывая даже на благодарность.

Сара покраснѣла и притихла. Онъ попалъ съ ней въ настоящій тонъ. Но этому добряку трудно было выдержать характеръ съ нею, и онъ прежнимъ дружескимъ тономъ объяснилъ, что новый ректорскій домъ отдѣлывается одной лондонской фирмой, но что ихъ собственный маляръ и декораторъ заболѣлъ и онъ, Пиндеръ, сказалъ главному прикащику, что знаетъ отличнаго маляра и декоратора, Джемса Мансела, а прикащикъ такъ за него и ухватился обѣими руками.

— Я сторговался съ нимъ, Сара. Лондонская цѣна. Тридцать фунтовъ стерлинговъ.

И онъ съ гордостью поглядѣлъ на нее.

— Тридцать фунтовъ? — воскликнула Сара.

— Да; домъ большой, комнаты съ панелями, прихожая и лѣстница, все должно быть отдѣлано подъ дерево, кромѣ того двери и ставни. Но только, помните, что эти выжиги, лондонскіе торговцы, терпѣть не могутъ неаккуратности. Гдѣ вашъ мужъ?

— О! онъ дома.

— Такъ пустите меня къ нему.

— Нѣтъ, сейчасъ нельзя.

Дебора, слышавшая все отъ перваго слова до послѣдняго, нашла моментъ удобнымъ, чтобы появиться изъ пріемной. Она употребила папильотки на растопку печки и пришла причесанная и въ хорошенькомъ чепчикѣ и отвѣсила поклонъ.

— Дайте ему полчаса срока, чтобы одѣться, м-ръ Пиндеръ, — -мягко связала она, — онъ еще въ постелѣ.

Пондеръ поглядѣлъ на часы и сказалъ, что не можетъ ждать полчаса; ему пора идти на работу. Но онъ написалъ карандашомъ записку, которую Манселъ долженъ былъ передать прикащику, и снявъ шляпу, проговорилъ:

— Прощайте, сударыни.

— Прощайте сэръ, — ласково отвѣчала Дебора.

— Благодарю васъ, Джозефъ, — мягко сказала Сара.

— Не стоитъ благодарности.

Когда онъ ушелъ, искусственное спокойствіе Сары исчезло въ одинъ моментъ. Она побѣжала въ пріемную и, отворивъ дверь за витую лѣстницу, стала звать:

— Джемсъ! Джемсъ! хорошія вѣсти! Скорѣе вставай и иди сюда!

— Что тамъ еще? — спросилъ заспанный голосъ.

Сара сказала Деборѣ:

— Очень нужно тебѣ было объяснять, что онъ еще въ постелѣ.

— Правда глаза колетъ, но шила въ мѣшкѣ не утаишь, — твердо отвѣчала Дебора.

Пословицы неопровержимы, и Сара перемѣнила разговоръ:

— И зачѣмъ это ты надѣла мой новый чепчикъ!

На это у Деборы не нашлось подходящаго отвѣта, а потому она смиренно сказала:

— Душечка Салли, онъ такой интересный молодой человѣкъ. Ты не можешь его терпѣть, но вкусы бываютъ равные. Какъ ты думаешь: придетъ онъ опять? Я намѣрена рѣшительно за нимъ ухаживать.

— Но только не въ моихъ перьяхъ, слышишь, — и Сара, которая рѣдко бывала въ шутливомъ расположеніи духа, сбила въ одинъ моментъ чепецъ съ головы сестры.

— Потише! не растрепли мнѣ волосъ! — завизжала Дебора.

— Вѣдь они у меня свои собственные.

— Значить, ты отстала отъ моды, — былъ быстрый отвѣтъ. — Ну, Дебъ, довольно болтать; это утро у насъ выходитъ дѣловое и счастливое въ награду за прошлый вечеръ. Теперь, милочка, свари мужу кофе покрѣпче.

— Хорошо.

— И вычисти ему сапоги.

— Нечего дѣлать, вычищу, — отвѣтила Дебора съ внезапной вялостью.

Она никакъ не могла понять, почему женщины должны чистить сапоги мужчинамъ.

— И выглади ему рубашку.

— Это все? — спросила Дебора съ притворнымъ удивленіемъ.

— Пока все, — отвѣчала хозяйка сухо.

— Неужели? а развѣ не надо застегнуть ему штаны, причесать волосы, вычистить зубы.

— Убирайся, пока цѣла, — пригрозила ей весело Сара щеткой.

У ней было легко на сердцѣ. Пришли тѣмъ временемъ кое-кто изъ покупателей. Она быстро и вѣжливо отвѣшивала имъ товаръ.

Наконецъ, супругъ ея медленно спустился съ винтовой лѣстницы. Она побѣжала въ пріемную встрѣтить его. Про вчерашній вечеръ ни слова; вся она цвѣла улыбкой и нѣжно поцѣловала его.

— Хорошія вѣсти, милый, — ликуя объявила она.

Онъ принялъ ея извѣстіе съ обезкураживающей вялостью.

— Ну, что тамъ еще?

Но ее нельзя было такъ легко обезкуражить.

— Милый Джемми, тебя работа дожидается и за нее тебѣ заплатятъ тридцать фунтовъ стерлинговъ.

— Тридцать фунтовъ! Должно быть, анаѳемски долгая работа!

Она покачала на это головой.

— Огчего же долгая? конечно, въ одинъ день ее не кончишь. Ахъ! еслибы я умѣла такъ хорошо работать и была бы такъ умна, какъ ты, я скоро справилась бы съ ней. Пойдемъ, вонъ Дебора несетъ тебѣ кофе и поджареный хлѣбъ. Нѣтъ, Дебъ, не неси его въ пріемную, подай сюда, чтобы не терять времени. Поставь его на прилавокъ. Я люблю смотрѣть, какъ онъ ѣстъ.

М-ръ Манселъ, поощренный такимъ образомъ, поднесъ кофе и губамъ. Но тотчасъ же отставилъ чашку, не отхлебнувъ даже, а объявилъ, что не можетъ пить.

— Попробуй, малый, это тебѣ будетъ здорово.

— Не могу, Салли; мнѣ очень нездоровится; голова кружатся и грудь вся въ огнѣ, — и м-ръ Манселъ прислонился въ прилавку и громко застоналъ.

Испуганная Сара приказала Деборѣ бѣжать за докторомъ.

Но Дебора не тронулась съ мѣста и совершенно равнодушно внимала стонамъ паціента.

— Доктора? вотъ еще, очень нужно! Отъ него только хуже заболѣешь.

Она сложила руки и разглядывала жертву.

— У него голова трещитъ съ похмѣлья, — сказала она. — Ему нужно крошечку того самаго лекарства, отъ котораго онъ заболѣлъ.

— Да, Дебъ, Христа ради, — застоналъ больной, — Христа ради, капельку водки!

Еслибы Дебора была хозяйка, то немедленно исполнила бы это желаніе, но теперь она прежде взглянула на сестру.

Сара отвѣчала на этотъ взглядъ съ большой рѣшимостью.

— Ни за что, если ты называешься мнѣ сестрой. Что-жъ по за манера такая: напиться, чтобы заболѣть и затѣмъ опять напиться, чтобы выздоровѣть, а затѣмъ опять напиться и заболѣть, и опять за водку, и такъ безъ конца, пить, пить, пить, пока не сопьешься съ круга и не пойдешь по міру.

И затѣмъ съ твердостью прибавила:

— Слушай, выпей кофе безъ разговоровъ и ступай работать на свою дочь, какъ мужчина. Вотъ!

Она подала ему чашку съ повелительнымъ видомъ, хотя сердце у нея колотилось въ груди, и онъ, будучи въ ту минуту въ покорномъ настроеніи духа, смиренно взялъ чашку и проглотилъ нѣсколько капель. Но тутъ пришелъ покупатель. Однако, Сару трудно было сбить съ ея поста. Она приказала Деборѣ присмотрѣть за тѣмъ, чтобы кофе былъ выпитъ. Дебора скрестила свои обнаженныя руки и зорко слѣдила за Джемсомъ. Онъ выпалъ двѣ трети чашки, но затѣмъ взглянулъ на нее такъ жалобно, что она сжалилась надъ нимъ, взяла чашку изъ его рукъ и залпомъ выпила остатокъ кофе, и затѣмъ сунула чашку ему обратно въ руки. Все это совершилось почти моментально, и Сара была обманута.

— Вотъ и отлично, — сказала она, — крѣпкій кофе, говорятъ, самое дѣйствительное противоядіе, а работа и того лучше. Ступай въ ректорскій домъ и оставайся тамъ до часу. А тѣмъ временемъ Дебора состряпаетъ тебѣ вкусный, горячій обѣдъ.

Она подала ему его рабочіе инструменты, собранные и вычищенные, хотя онъ забросилъ ихъ грязными.

При видѣ ихъ нѣчто въ родѣ благодарности проснулось въ немъ. Онъ сказалъ:

— Ты хорошая женщина. На тебя стоитъ работать.,

— И на нашего ребенка тоже, Джемсъ, — отвѣчала она. — Помни про насъ обѣихъ. О, милый Джемми! если тебя станутъ опятъ соблазнять, ты подумай только: любятъ ли тебя тѣ, кто влечетъ тебя къ погибели, такъ, какъ мы тебя любимъ.

— Довольно, Салли. Я сталъ другимъ человѣкомъ. Поцѣлуй меня.

И они нѣжно поцѣловались.

Дебора глядѣла на нихъ и пошутила:

— У меня, бѣдной вдовы, слюнки текутъ.

— Прощайте, — сказалъ Джемсъ, уходя. — Капли во рту у меня не будетъ до тѣхъ поръ, пока я не принесу домой тридцать фунтовъ.

Съ этимъ рѣшеніемъ онъ вышелъ изъ лавки.

Сара вышла за дверь и глядѣла ему вслѣдъ, пока онъ не повернулъ въ другую улицу, затѣмъ вернулась въ лавку вся сіяющая.

— Спаси его Богъ! — закричала она. — Въ цѣлой Британіи не найти лучшаго человѣка, работника и мужа, только держи отъ него вино подальше. Не правду развѣ я говорю? — обратилась она къ Деборѣ.

— Ну, Сара, почемъ я знаю? Я его не видала трезвымъ два дня сряду. Ты говоришь, что онъ былъ хорошимъ для тебя мужемъ. Ну, кто знаетъ, можетъ, онъ и исправится, если сдержитъ слово.

— И сдержитъ, вотъ увидишь. Онъ сегодня сталъ другимъ человѣкомъ и я опять счастливѣйшая женщина.

— А я пойду готовить ему обѣдъ.

И Дебора ушла въ кухню, гдѣ слышно было, какъ она принялась возиться, напѣвая веселыя и забористыя пѣсенки. Въ этомъ ее не перещеголялъ бы никакой кузнецъ или деревенскій батракъ.

Миссисъ Манселъ занялась своими покупателями. Пришла кухарка и купила три фунта свиного сала по 8 шиллинговъ за фунтъ для барыни и столько же лучшаго лимерикскаго сала для кухни, по 11 шиллинговъ, причемъ цѣны эти обозначила навыворотъ въ своей приходо-расходной книжкѣ. Она также уплатила недѣльный счетъ и потребовала гостинецъ. Сара покорно подала ей полкроны, такъ какъ въ противномъ случаѣ она уговорила бы свою госпожу покупать все въ другой лавкѣ.

Затѣмъ пришла горничная за содой, сахаромъ, крахмаломъ и ваксой.

Пришли и другіе покупатели, между прочимъ, дѣти, и большинство изъ нихъ безмолвно показывало деньги, а Сара должна была догадываться, чего имъ надо. Но она уже привыкла къ нимъ и ей стоило только поглядѣть на рожицу каждаго и его монету, чтобы узнать, что ему требуется. Одному она дала табаку для его отца, другому — свѣчку, завернутую въ бумагу, третьему леденцу. Когда наступилъ часъ обѣда, толпа покупателей замѣтно порѣдѣла и изъ кухни донесся вкусный запахъ кушанья. Доброй женѣ приличествуетъ наблюсти за мужнинымъ обѣдомъ. Она заперла лавку и побѣжала въ кухню, и когда пробилъ часъ, вернулась въ лавку, отперла дверь, накрыла столъ чистой скатертью въ пріемной и разодѣла Люси какъ куколку, такъ чтобы новообращенный мужъ и работникъ нашелъ все въ порядкѣ во время заслуженной имъ трапезы.

Спустя нѣкоторое время Дебора заглянула съ красными, какъ ея волосы, щеками и объявила, что бифштексъ пережарится, если его не подать скоро на столъ.

— А ты постарайся, чтобы онъ не пережарился, — строго замѣтила Сара. — Теперь Джемсъ скоро долженъ быть… да вотъ и онъ, — прибавила она, такъ какъ мужская фигура показалась въ дверяхъ. — Нѣтъ! это не онъ; это Джозефъ Пиндеръ.

То былъ дѣйствительно онъ и на этотъ разъ угрюмый и мрачный. Онъ держалъ въ рукахъ небольшой оловянный пузырекъ съ узкимъ горлышкомъ и съ нѣкоторымъ шумомъ поставилъ его на прилавокъ, какъ бы желая сказать: теперь я пришелъ какъ покупатель и ничего болѣе. Миссисъ Манселъ и приняла его какъ покупателя и, зайдя немедленно за прилавокъ, дожидалась его приказаній.

— Полъ-литра скипидару, — сказалъ онъ почти грубо. Миссисъ Манселъ сейчасъ же взяла его пузырекъ и налила въ него изъ небольшого боченка съ краномъ.

Но Дебора, которая никогда не читала книгъ, всегда читала лица. Она поглядѣла на Пиндера и проговорила: — Вы, кажется, не въ духѣ? Что съ вами?

— Многое, — отвѣчалъ онъ, — больше, нежели мнѣ пріятно пересказывать. Но все-равно рано или поздно она узнаетъ. Подѣломъ мнѣ за то, что рекомендовалъ…

Онъ во-время остановился, и отвернувшись отъ Сары къ Деборѣ, горько произнесъ: — Онъ совсѣмъ не приходилъ на работу. Онъ въ этой самой улицѣ набрелъ на своего соблазнителя и немедленно пошелъ съ нимъ въ кабакъ.

Сара всплеснула руками и не сказала ни слова, но такъ холодно и удивленно вскрикнула, что гнѣвъ Пиндера немедленно перешелъ въ состраданіе и онъ началъ оправдывать виновнаго и валить всю вину на Дика Варнея, опаснаго негодяя, съ льстивымъ языкомъ, вора и безсовѣстнѣйшаго человѣка. Онъ обратился теперь къ самой Сарѣ и перечислялъ ей пороки этого негодяя, который уже два раза сидѣлъ въ тюрьмѣ и губилъ Джемса Мансела.

Но Сара перебила его, говоря:

— Богъ съ нимъ. Гдѣ теперь мой бѣдный мужъ?

— Въ кабакѣ.

— Подай мнѣ шляпу и шаль, Дебора.

— Зачѣмъ? — спросилъ Пиндеръ съ безпокойствомъ.

— Чтобы идти за мужемъ.

Доселѣ скрываемая правда вышла наружу.

— О! мнѣ не въ первый разъ приходится разыскивать его по кабакамъ и уводить оттуда домой на глазахъ у всѣхъ пьяницъ и выслушивать ихъ насмѣшки. Онъ самъ не разъ ругалъ меня при нихъ, но еще ни разу не билъ. Можетъ, дойдетъ и до этого. Можетъ, сегодня онъ и прибьетъ меня, потому что въ прошлый разъ онъ былъ сердитѣе, чѣмъ когда-либо. Но мнѣ все-равно, лишь бы привести его домой.

— Но не изъ того кабака, гдѣ онъ теперь; пожалуйста, туда не ходите. Вы не знаете, что это за мѣсто; тамъ собираются не только дурные мужчины, но и дурныя женщины. По просту говоря, это притонъ воровъ и потаскушекъ. Увести отъ нихъ мужчину. Да онѣ выцарапаютъ вамъ глаза и чего добраго на вѣки васъ обезобразятъ. Оставайтесь съ сестрой. Я самъ пойду за нимъ. Разъ въ жизни брошу работу и приведу вашего мужа домой.

Это растрогало обѣихъ сестеръ, въ особенности Сару, которая до тѣхъ поръ была такъ холодна съ своимъ прежнимъ поклонникомъ.

— О! благодарю васъ, Джозефъ, — заплакала она, — Боже васъ благослови.

— Не плачьте, Салли, — отвѣчалъ взволнованный добрякъ, — пожалуйста, не плачьте! Я не могу выносить вашихъ слезъ.

И онъ почти бѣгомъ пустился изъ лавки, боясь, что скажетъ что-нибудь болѣе нѣжное, нежели слѣдуетъ. Его подмастерье дожидался на улицѣ. Онъ послалъ его въ лавку взять скипидаръ, а самъ пошелъ въ кабакъ, гдѣ засѣдалъ Манселъ, и засталъ его ссорящимся съ тремя изъ его посѣтителей разбойниковъ. Прежде нежели онъ успѣлъ опомниться, одинъ изъ нихъ ударялъ Мансела кулакомъ по носу, изъ котораго кровь хлынула ручьемъ. Въ слѣдующій моментъ онъ уже лежалъ на спинѣ, сбитый съ ногъ Джо Пиндеромъ. Двое другихъ набросились-было на него, но отретировались передъ его здоровенными кулаками. Пиндеръ схватилъ Мансела за руку и сказалъ: — негодяи васъ поранили; пойдемъ лечиться.

И не давая ему времени опомниться, вытащилъ его изъ кабака и повелъ домой.

Тѣмъ временемъ Сара сидѣла печальная и говорила, что ея счастливые дни скоро прошли и что она желала бы умереть.

Дебора сидѣла около нея и утѣшала.

— Хорошо, что у тебя нашелся другъ какъ разъ тогда, какъ въ немъ явилась нужда. И подумать только, что ты могла бы выдти замужъ за Джозефа Пиндера и предпочла ему Джемса Мансела.

Сара вспылила:

— И теперь предпочитаю, несмотря на всѣ его недостатки, Я бы не промѣняла его ни на Джо Пиндера, ни на кого другого.

— Тѣмъ лучше, такъ какъ ты съ нимъ связана, — замѣтила Дебора.

— Какъ ты думаешь, приведетъ его Джозефъ домой?

— Я думаю. На этого человѣка можно положиться. Его слово свято.

— Ну такъ похлопочи, чтобы обѣдъ былъ готовъ.

Дебора покорно пошла хлопотать для недостойнаго мужа. Сара угадала, что это ей не по нутру и захотѣла позолотить пилюлю.

— Ты добрая сестра, — замѣтила она.

— Это святая истина, — откровенно созналась Дебора. — Но вѣдь и ты также, и кромѣ того я всегда любила тебя, какъ корова своего теленка.

— А я не позабыла про ситецъ; но ты видишь, какъ меня шпигуютъ. Я не открою своего желѣзнаго сундука даже для тебя; но вотъ тутъ въ выручкѣ есть у меня полкроны. Возьми ее прежде, чѣмъ новая бѣда заставитъ меня о ней позабыть.

Глава Деборы засверкали, но она стала отказываться отъ денегъ, говоря, что и безъ того у Сары много расходовъ.

— Это правда, но они меня не разорятъ. Не говори только никому, а я много денегъ зарабатываю въ своей лавкѣ. Я бы не продала своей субботы за 5 фунтовъ.

И почти шопотомъ добавила:

— У меня отложено цѣлыхъ 60 фунтовъ въ желѣзномъ сундукѣ, а сундукъ прибитъ къ стѣнѣ. Я не должна трогать этихъ денегъ. Я ихъ берегу для моей дорогой Люси. Но вотъ въ выручкѣ есть полкроны для тебя. У Коверлея получены чудные ситцы.

Разъ рѣчь коснулась нарядовъ, то разговоръ такъ и полился. Тѣмъ временемъ она взяла ключи и отперла выручку. Въ ней было гораздо меньше денегъ, чѣмъ она думала. Она перебрала всю мелкую монету; полкроны не набиралось.

— Боже, Боже! — вскрикнула она, выручку обворовали.

— Сара, не можетъ быть! — закричала Дебора.

— Говорю тебѣ, да; здѣсь не наберется и шиллинга.

— Когда ты въ послѣдній разъ открывала ящикъ?

— Вчера въ шесть часовъ вечера я насчитала полкроны и восемнадцать шиллинговъ серебромъ. Что со мной теперь будетъ? у насъ въ домѣ завелись воры. Ужъ куда товаръ дѣвается, Богъ его вѣдаетъ, а это дѣло мужскихъ рукъ.

— Желала бы я, чтобы воръ попался мнѣ въ руки, — проговорила Дебора и выставила впередъ свои длинныя, мускулистыя руки и свои здоровенные кулаки.

Не успѣла она произнести этихъ словъ, какъ Джемъ Манселъ въ рубашкѣ и панталонахъ, залитыхъ кровью, былъ введенъ въ комнату Джозефомъ Пиндеромъ: бѣлый и опрятный нарядъ послѣдняго тоже пострадалъ отъ этого соприкосновенія.

Обѣ женщины подняли вопль при видѣ обоихъ, и Сара закричала:

— О! они убили его!

Пиндеръ поспѣшно замѣтилъ:

— Нѣтъ, нѣтъ, большой бѣды не случилось; ему только расшибли носъ.

— Значитъ, онъ дешево отдѣлался, — заключила Дебора.

— Да, но я подоспѣлъ во-время, увѣряю васъ: за него напало цѣлыхъ трое человѣкъ.

— О! — вскричала Сара, — какіе трусы!

М-ръ Манселъ поймалъ слово: трусы, и закричалъ: — пойдемъ и поколотимъ ихъ.

— Ни, ни, — отвѣчалъ Пиндеръ, останавливая его и держа точно въ клещахъ своими сильными руками.

— Неужели и ты обратился въ труса? Представьте, онъ ихъ всѣхъ троихъ разметалъ, точно щепки.

— И пусть ихъ себѣ валяются, — объявилъ разсудительный герой.

— Ну такъ я одинъ пойду, и задамъ имъ, — хорохорился безразсудный.

Но при первомъ же шагѣ къ двери м-ръ Манселъ свалился а ногъ, и Пиндеръ бросился поднимать его съ полу и читать наставленія:

— Тебѣ теперь нужно вымыться и лечь спать, а не идти а драку.

Сара предложила поправку:

— Ему еще нужнѣе этого, м-ръ Пиндеръ, обрѣсти снова сердце и совѣсть.

— Еще чего? — заявилъ нераскаянный грѣшникъ.

Дебора сжала кулаки. Но м-ръ Манселъ лучше бы сдѣлалъ, еслибы придержалъ языкъ за зубами. Долготерпѣливая жена обратилась къ нему съ такой нотаціей:

— Послѣ того, какъ ты мнѣ сегодня обѣщалъ и клялся, ты пошелъ и напился, какъ свинья. Тебѣ доставилъ выгодную работу человѣкъ, который вамъ ни съ какой стороны не родня, у тебя покойный домъ, тебя ждетъ вкусный обѣдъ, добрая жена и дочь, считали всѣ минуты до твоего возвращенія, а ты… Что ты за человѣкъ послѣ этого? Ты не мужъ, и не отецъ, и не мужчина.

IV.

— Молчи, — заоралъ виновный.

Но ея кровь разошлась, и вмѣсто того, чтобы отступить отъ него, она накинулась на него, какъ львица.

— Нѣтъ: я слишкомъ долго молчала и покрывала твои вины таила отъ свѣта свои горести. Какое право имѣютъ подобные мужчины жениться и имѣть дѣтей, которыхъ они ненавидятъ и рады сдѣлать нищими, такъ же какъ и своихъ несчастныхъ женъ?

Она поднесла внезапно руку къ лбу, точно ощутивъ въ немъ острую боль.

— Онъ меня съ ума сведетъ. Если ты мнѣ сестра, убери его съ моихъ глазъ долой.

Она топнула ногой о полъ и глаза ея засверкали.

— Слышишь? убери его прежде нежели сердце у меня разорвется въ груди и я прокляну часъ, когда я его впервые увидѣла.

Дебора потащила его въ пріемную, говоря:

— Пойдемъ, Джемми, благоразумный человѣкъ никогда не связывается съ разсерженной женщиной.

Что касается Сары, то она упала на стулъ въ изнеможеніи, и послѣ грома, полилъ дождь.

Пиндеръ съ инстинктивной деликатностью повернулся-было, чтобы уйти. Но не могъ. Женщина, которую онъ всегда любилъ и которая причинила ему столько горя, сидѣла и рыдала въ безусловномъ отчаяніи. Онъ поглядѣлъ на нее и душа у него замерла: онъ не зналъ, чѣмъ помочь и что сдѣлать, но не могъ и уйти. Онъ мягко сказалъ: — не отчаивайтесь; пока человѣкъ живъ, надежда не потеряна.

Она печально покачала головой.

— Для меня нѣтъ больше надежды.

— О! да; еслибы только удалить этого Варнея, онъ могъ бы образумиться. Онъ не дурной человѣкъ, а только слабый.

— Въ чемъ же разница; если оба поступаютъ одинаково. Но вы слишкомъ добры, что заступаетесь за него.

Она вынула изъ кармана бѣлый носовой платокъ и вытерла имъ глаза; потомъ встала и сказала серьезнымъ, степеннымъ — стоимъ прежнимъ, какъ онъ нашелъ — голосомъ:

— Дайте мнѣ поглядѣть на васъ.

Она направилась къ нему, но онъ не пошелъ ей навстрѣчу. Напротивъ того, онъ стоялъ неподвижно и конфузился, и когда она взглянула на него, онъ опустилъ голову.

— Нѣтъ, поглядите на меня, — сказала она, — вы ничего не сдѣлали такого, чего бы вамъ слѣдовало стыдиться.

Вызванный такимъ образомъ, онъ взглянулъ на нее, но не такъ прямо, какъ она. Особенность этой женщины заключалась въ томъ, что она могла глядѣть въ лицо мужчины, не краснѣя, и не казаться безстыдной. Не спуская глазъ съ Пиндера, она проговорила, медленно и задумчиво, какъ бы изучая его лицо:

— Вы, должно быть, очень хорошій человѣкъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, вы ухаживали за мной, а я была съ вами только вѣжлива.

Пиндеръ мягко отвѣчалъ:

— Вы никогда меня не обманывали.

— Нѣтъ, но и не цѣнила васъ, какъ слѣдуетъ. Теперь, когда я стала старше, я замѣтила, что ничто такъ не озлобляетъ мужчину противъ женщины, какъ если она отвергнетъ его. Боже мой! только оскорбите его самолюбіе и вся его хваленая любовь немедленно превратится въ ненависть; вы же, напротивъ, всегда хорошо отзывались обо мнѣ, какъ мнѣ это передавали; и благоразумно держались поодаль отъ меня до тѣхъ поръ, пока я не попала въ бѣду, и тогда пришли и оказали мнѣ самую цѣнную услугу, помогая моему несчастному мужу. Такихъ, какъ вы, одинъ на тысячу, и Боже васъ благослови!

Въ это время Пиндеръ опустилъ глаза передъ спокойнымъ взглядомъ и разумной похвалой женщины, которая все еще была ему дорога.

— Вы кончили? — сухо произнесъ онъ, разсматривая полъ.

— Да, — отвѣчала она, — я высказала то, что думала.

— Хорошо, въ такомъ случаѣ и я съ своей стороны скажу вамъ кое-что. Мужчина дѣлается лучше, если полюбитъ хорошую женщину, хотя бы даже она и не отвѣчала ему взаимностью. Я изучалъ васъ, когда вы были дѣвушкой, и это удержало меня отъ многихъ грубыхъ пороковъ. Съ тѣхъ поръ, какъ ни вышли замужъ, я постоянно слѣдилъ за вами и сталъ еще снънѣе уважать васъ, а съ тѣмъ вмѣстѣ и добродѣтель. У васъ есть опасный врагъ въ лицѣ Дика Варнея. Чтобы бороться съ въ вамъ нуженъ другъ, и мнѣ кажется иногда, что я призванъ быть этимъ другомъ. И увѣряю васъ, Сара, что я уже не такъ неблагоразуменъ, какъ во время оно. Я чувствовалъ бы себя вполнѣ счастливымъ, еслибы жизнь ваша шла тихо и гладко. Но не все еще пропало. Не могу ли я чѣмъ еще служить вамъ?

Въ виду такого дружескаго участія, осаждаемая затрудненіями и уже сознавая, какое рѣдкое удобство и поддержку можетъ найти въ другѣ-мужчинѣ, она созналась, что у нея есть еще одна бѣда, ничтожная сравнительно, но все же при всемъ остальномъ очень непріятная. Ее обокрали. Она разсказала ему все и онъ просилъ дать ему осмотрѣть замокъ у выручки.

Онъ внимательно осмотрѣлъ его и сейчасъ же увидѣлъ, что онъ былъ отпертъ отмычкой, а не ключомъ. Онъ такъ ей и сказавъ, но это ей ничего не объяснило.

— Но мнѣ это многое объясняетъ, — сказалъ онъ. — Это доказываетъ, что никто въ домѣ этого не сдѣлалъ. Это дѣло профессіональныхъ рукъ. Я не удивлюсь, если это сдѣлалъ Варней. Онъ старый воръ и мастеръ въ этихъ дѣлахъ. Приходить онъ когда въ вашу лавку?

— Можетъ быть. Я его не знаю въ лицо.

Пиндеръ соображалъ.

— Джемсъ Манселъ все ему говоритъ, можете быть въ этомъ увѣрены, а онъ какъ разъ такой негодяй, чтобы въ одно и то же время обворовывать жену и губить мужа.

Опять онъ задумался, но вдругъ съ довольнымъ видомъ ударилъ себя по колѣнкѣ: ему показалось, что онъ нашелъ способъ выпутаться изъ затрудненія.

— Еслибы только мы могли поймать этого Варнея съ поличнымъ и упрятать его лѣтъ на пять въ тюрьму — дешевле онъ навѣрное не отдѣлается, потому что попадался уже не разъ — Манселъ освободился бы отъ своего соблазнителя и тогда послушался бы нашихъ совѣтовъ, бросилъ пить и началъ работать, и опять сталъ бы счастливымъ человѣкомъ, а вы счастливой женщиной.

— О! какъ вы меня утѣшаете! — проговорила бѣдная Сара. — Но какъ мнѣ поймать негодяя?

— Другіе это сдѣлаютъ. Ступайте въ полицію и подайте жалобу надзирателю. Я пойду послѣ васъ и переговорю съ м-ромъ Стилемъ, сыщикомъ; онъ мой пріятель и скоро развѣдаетъ все дѣло. Пьяный воръ — такой же болтунъ, какъ и всѣ прочіе смертные. Но вы должны держать это въ секретѣ; сестра ваша добрая женщина, но болтушка и каждый вечеръ бѣгаетъ по гостямъ. Мнѣ не хочется идти вмѣстѣ съ вами, потому что у меня запачкано кровью платье, но если вы сейчасъ же отправитесь, я успѣю переодѣться и застану васъ еще въ полиціи, а оттуда провожу домой.

Сара послѣдовала этимъ инструкціямъ съ обычной своей пунктуальностью. Она удостовѣрилась, что мужъ ея крѣпко спитъ; надѣла шляпку и шаль, поручила Люси и лавку Деборѣ, и когда эта послѣдняя спросила: — куда она идетъ, то сухо отвѣчала:

— Туда и назадъ.

Съ этими словами она исчезла.

— Благодарю васъ, м-ръ Пиндеръ, — сказала Дебора, — этимъ я вамъ обязана.

— Какъ такъ?

— Когда у женщины явится повѣренный, красивый молодой человѣкъ, то она считаетъ лишнимъ разговаривать съ сестрой.

— Ну чтоже, не завидуйте мнѣ, — отвѣчалъ онъ. — Вѣдь уже цѣлыхъ пять лѣтъ я не слыхалъ отъ нея ласковаго слова.

И тоже ушелъ, а Деборѣ осталось разговаривать только съ покупателями и маленькой Люси.

Покупатели, привыкшіе къ степенной, скромной Сарѣ, были, должно быть, немножко удивлены веселостью ея помощницы.

Первымъ изъ удивленныхъ былъ одинъ охотникъ. Онъ явился, облеченный въ бархатную куртку и кожаные штиблеты, прямо изъ деревни. И вытаращилъ глаза на Дебору, отчасти потому что она какъ разъ въ эту минуту насвистывала пѣсню браконьера.

— Гдѣ же хозяйка? — спросилъ онъ.

— Пошла за хозяиномъ.

— А хозяинъ?

— Ушелъ раньше хозяйки.

— Мнѣ нужно фунтъ пороху.

Дебора встрепенулась:

— Я ни за какія сокровища до него не дотронусь.

Охотникъ разсмѣялся.

— Какая же вы прекрасная лавочница.

— О, сэръ, — кокетливо отвѣчала Дебора, — я увѣрена, что вы прекрасный охотникъ.

Онъ не сразу понялъ, въ чемъ соль ея отвѣта; но когда, вконецъ, сообразилъ, то сказалъ:

— Ладно, будемъ торговать. Вы побьете меня на словахъ. Порохъ вѣдь держатъ не безъ покрышки. Его держатъ въ жестяныхъ ящикахъ.

— О! — замѣтила Дебора: — вы кажется отлично знаете все, что касается пороха, хотя его и не выдумали. Гдѣ она его держитъ?

— Да вонъ, подъ самымъ вашимъ носомъ.

— Къ несчастію, я не вижу носомъ.

Она неохотно взяла ящикъ и поставила на прилавокъ.

— Теперь прежде нежели онъ выпалитъ и отправитъ насъ всѣхъ на тотъ свѣтъ, скажите, пожалуйста, что онъ стоитъ?

— Вотъ прекрасно! Цѣну назначаетъ продавецъ.

— Когда такъ, то — десять шиллинговъ.

— Хозяйка всегда продаетъ за пол-кроны.

— Ай! какая она скупая женщина. Дайте мнѣ шиллингъ, и я продамъ вамъ за восемнадцать пенсовъ.

Въ то время, какъ онъ считалъ деньги, послышался тонкій свистъ, Дебора своимъ чуткимъ слухомъ тотчасъ же услышала его.

— Это предназначается для васъ? — спросила она.

— Нѣтъ; скорѣе для васъ.

— Тѣмъ лучше: «посвисти, и я выйду къ тебѣ на свистъ, мой милый», какъ говорится въ пѣснѣ.

— Еслибы я могъ этому повѣрить, то сейчасъ вышелъ бы на улицу и засвисталъ, — объявилъ охотникъ. — Я попробую.

— Пожалуйста.

"It’s а man’s part to try,

"And а woman’s to deny,

"And now you’d better fly *),

• ) Мужчинѣ прилично пробовать, а женщинѣ отказывать, а теперь вамъ лучше уходить.

потому что вотъ идетъ наша фамильная губка. Ну по крайней мѣрѣ онъ скоро отрезвляется, это я должна признать за нимъ.

Джемсъ Манселъ появился изъ пріемной чисто вымытый и прилично одѣтый.

— Миссисъ Смортъ, — вѣжливо сказалъ онъ.

— М-ръ Манселъ, надѣюсь, что вы хорошо себя чувствуете, сэръ. Для головы, очевидно, полезно, когда носомъ кровь идетъ, — замѣтила Дебора, — равно какъ послѣ выпивки и драки хорошо соснуть.

— Я хорошо вздремнулъ.

— Прекрасно, сэръ, а теперь, когда вы отдохнули, что прикажете еще? Чашку кофе, гарантированнаго, что въ немъ небольшая примѣсь цикорея, и большая жженой пробки, тряпокъ и навоза?

— Нѣтъ, послѣ послѣдняго опыта я на вѣки отказался отъ всякихъ жидкостей, кромѣ сочной говядины и жаренаго картофеля. И я былъ бы очень вамъ обязанъ, еслибы вы соблаговолили сжарить мнѣ хорошенькій бифштексъ съ лукомъ, какъ вы одна умѣете его готовить.

— Послѣ такихъ любезныхъ словъ только и остается, что повиноваться, — отвѣчала Дебора и отправилась въ кухню, попросивъ его посидѣть за нее въ лавкѣ. Она не подозрѣвала, что главной его цѣлью было отъ нея отдѣлаться.

Онъ подождалъ, пока она выйдетъ, и затѣмъ пошелъ къ входной двери и выглянулъ изъ нея. Свистъ Варнея привлекъ его; — этотъ достойный джентльменъ дожидался за улицѣ, а по приглашенію Мансела осторожно вошелъ въ лавку. Никогда еще воръ не былъ болѣе явственно отмѣченъ природою. Его маленькая, худенькая, подвижная фигурка напоминала хорька, а брови точно выскакивали изъ висковъ и сходились на переносицѣ. Глаза, окаймленные такимъ образомъ, не могли минуту пробыть покойными. Они, какъ уши у зайца, вѣчно были на-сторожѣ. Между этимъ человѣкомъ и Манселомъ завязался оживленный, торопливый и не шумный разговорѣ, котораго никто не могъ слышать, кромѣ ихъ самихъ. Но всякій, кто бы увидѣлъ собесѣдниковъ, навѣрное заключилъ бы, что они замышляютъ недоброе.

Очевидно они успѣли даже въ такое короткое время въ чемъ-то сговориться и тогда Варней, которому тутъ было не по себѣ, сталъ звать Мансела съ собой.

Манселъ возражалъ, что онъ голоденъ и что ему готовятъ обѣдъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, — протестовалъ тотъ, — я тутъ не останусь. Пойдемъ со мной въ кухмистерскую Бука и, смотри, не давай мнѣ больше пить сегодня. А не то все пойдетъ въ чорту.

Онъ юркнулъ въ двери, а Манселъ взялъ шляпу и крикнулъ съ лѣстницы въ кухню: — миссисъ Смортъ, Дебора, пожалуйста придите сюда и побудьте въ лавкѣ. Меня зовутъ по дѣлу.

Дебора не спорила, но тутъ же порѣшила, что бифштексъ, который она въ два пріема готовила сегодня глупцу, будетъ съѣденъ разумнымъ существомъ, а для того, чтобы быть въ томъ вполнѣ увѣренной, она съѣстъ его сама. Поэтому она накрыла салфеткой подносъ, поставила на него бифштексъ съ картофелемъ и понесла все это на верхъ и только-что поднесла первый кусокъ ко рту, какъ явилась одна изъ тѣхъ крошекъ, о которыхъ я упоминалъ выше и понимать которыхъ умѣла только Сара. Крошка стала возить пенни по прилавку. Дебора оторвалась отъ бифштекса и поглядѣла на него:

— Чѣмъ могу служить вамъ, сэръ?

Крошка застучалъ монетой по прилавку точно молоткомъ.

— О, да, — сказала Дебора, — я вижу, что должна получить съ васъ, но что вы желаете получить за такую кучу денегъ?

Она наклонилась къ ребенку:

— Табаку? мыла? еслибы я была твоей матерью, то непремѣнно купила бы мыла, чтобы вымыть тебѣ рожицу, поросенокъ ты эдакій! Чтожъ? такъ и не скажешь? Это такой страшный секретъ? Надо иначе попытаться.

И она стала подавать ребенку одинъ за другимъ разные товары.

— Вотъ, табачку для папаши; вотъ мыла на пенни; вотъ ячменнаго сахару на пенни.

Дитя въ одно мгновеніе схватило сахаръ и положило монетку на прилавокъ, а Дебора вернулась къ своему бифштексу, бормоча:

— Салли догадалась бы, что ему нужно, по цвѣту его волосъ.

Въ лавку приходили покупатели одинъ за другимъ. Не успѣвала она разжевать кусочекъ бифштекса, какъ уже являлся покупатель съ пенни въ рукахъ. Дебора справлялась съ ними, какъ умѣла, и опять къ своему бифштексу, но все напрасно: то было безконечное «va et vient». Послѣднимъ явился дюжій мальчуганъ, стукнулъ пенни о прилавокъ и изумительнымъ для своего роста басомъ прокричалъ: леденцовъ.

Дебора удовлетворила его желаніе, бросила пенни въ ящикъ для мѣди, и поспѣшила къ бифштексу. — О, Боже! — сказала она, — я бы желала лучше сразу получить шиллингъ, чѣмъ этотъ непрерывный потокъ грязныхъ мѣдныхъ монетъ.

Она еще не доѣла бифштекса, какъ м-съ Манселъ и Пиндеръ вернулись.

— Какъ онъ себя теперь чувствуетъ? — былъ первый вопросъ Сары.

— Трезвъ какъ судья и ушелъ на работу; и если вамъ все-равно, то я попрошу дать мнѣ спокойно поужинать.

И Дебора, забравъ подносъ, убѣжала въ кухню.

Не успѣла она уйти, какъ явился сыщикъ переодѣтый, и шопотомъ сказалъ, что есть новенькое. Женщина сыщикъ приставлена была къ Варнею съ удивительнымъ успѣхомъ; она подслушала въ кухмистерской цѣлую исторію: кухня Сары стояла по вечерамъ пустая, служанка ходила по гостямъ, Варней прошелъ въ лавку черезъ кухню и обчистилъ выручку, а сегодня ночью собирается опять обокрасть и выручку, и желѣзный сундукъ или что-то въ этомъ родѣ.

— Теперь, — продолжалъ Стиль, — надо ввести сюда моихъ молодцовъ, такъ чтобы служанка объ этомъ не знала, затѣмъ ее удалите подъ какимъ-нибудь предлогомъ и мы захватимъ вора на мѣстѣ.

Пиндеръ одобрялъ этотъ планъ, но Сара колебалась: — Боже мой! — говорила она, — воры, полиція въ моемъ домѣ, и чего добраго съ пистолетами.

Стиль шепнулъ Пиндеру:

— Отошлите ее или она испортитъ намъ все дѣло.

Пиндеръ убѣдилъ ее идти въ комнату Джемса и побыть тамъ съ ребенкомъ, пока они не пошлютъ за ней. Она очень охотно согласилась. Послѣ того Стиль впустилъ полисмена я спряталъ его за ширмами въ пріемной. Двое другихъ были спрятаны въ пустомъ домѣ напротивъ, чтобы наблюдать за всѣмъ, что произойдетъ.

Послѣ того Пиндеръ закрылъ ставни и въ лавкѣ стало темно. Теперь оставался вопросъ: какъ выпроводить Дебору изъ дому. Пиндеръ пошелъ спросить Сару, нельзя ли это устроить? — Въ одну минуту, — отвѣчала она. Она спустилась внизъ, прошла въ кухню ы, подавая Деборѣ десять шиллинговъ, сказала, что она получитъ свое ситцевое платье наперекоръ всѣмъ и всему. Тогда Дебора сама стала рваться вонъ изъ дому, чтобы успѣть купить ситецъ прежде нежели лавки закроются, и вскорѣ союзники услышали, какъ она ушла и заперла дверь кухни снаружи.

Нельзя было положительно знать: сторожитъ Варней ея уходъ мы нѣтъ. Если да, то онъ могъ предпринять свое дѣло черезъ какихъ-нибудь пять минуть, равно какъ могъ переждать часъ или два. Такъ какъ онъ былъ опытный воръ, то по всей вѣроятности обойдетъ прежде кругомъ дома, чтобы видѣть, нѣтъ ни какой опасности. Всѣ огни въ домѣ потушили и закрыли ставни.

Они заперли дверь въ пріемную и спрятались въ ней.

— Но какимъ образомъ мой мужъ пройдетъ въ домъ? — шопотомъ спросила Сара.

Одна изъ темныхъ фигуръ, разглядѣть лица которой нельзя било, отвѣчала:

— Очень просто, но только надо надѣяться, что онъ не вернется раньше двухъ часовъ; иначе онъ испортить все дѣло.

— Не вернется къ ужину! — но вѣдь это будетъ значить, что онъ нетрезвъ. Я вся дрожу.

— Тсс…

— Что? воры?

— Нѣтъ; но пожалуйста не разговаривайте. Тотъ, кого мы ждемъ, хитеръ какъ бѣсъ. Чу!

— Что такое?

— Кухонное окно скрипнуло, — шепнулъ Стиль.

Сара умолкла и тяжело дышала въ темнотѣ.

Мало-по-малу послышались шаги на лѣстницѣ. Затѣмъ замолкли… и опять тѣ же крадущіеся шаги. Сторожившіе люди притаились за ширмами.

О томъ, что теперь происходило, они могли судить лишь по догадкѣ.

Но я опишу, какъ оно было по другую сторону двери пріемной.

Человѣкъ осторожно отворилъ дверь кухни и прокрался въ все тихо и неслышно, какъ кошка.

Въ рукахъ у него былъ потайной фонарь и онъ на минуту открылъ его, чтобы оглядѣться кругомъ себя. Въ эту минуту оказалось, что на лицѣ у него небольшая черная маска. Какъ ни была она мала, она совсѣмъ измѣняла его лицо, а глаза, сверкавшіе преступнымъ огнемъ, казались отъ нея еще страшнѣе. Онъ отворилъ дверь въ пріемную, освѣтилъ ее на минуту фонаремъ, затѣмъ заперъ дверь. Эта минута была мучительна для засады. Они боялись, что онъ станетъ осматривать комнату.

Послѣ того человѣкъ осторожно вернулся въ кухонной двери, отворилъ ее и прошепталъ: — Мѣсто чистое; входи! — Другой человѣкъ вошелъ на цыпочкахъ. Первый подалъ ему фонарь.

— Нѣтъ, — прошепталъ тотъ, — держи ты фонарь, а мнѣ дай ключъ.

Тогда первый навелъ свѣтъ фонаря прямо на сундукъ и подалъ второму блестящій новый ключъ, очевидно нарочно сфабрикованный на этотъ случай. Сундукъ былъ отпертъ вторымъ пришельцемъ. Онъ заглянулъ въ сундукъ и у него вырвалось восклицаніе удивленія. Затѣмъ онъ засунулъ въ него обѣ руки, и послышался музыкальный звонъ, который былъ услышанъ и понятъ въ комнатѣ рядомъ, изъ которой вышли сторожившіе тамъ люди.

— Выкладывай деньги на прилавокъ! — закричалъ одинъ изъ воровъ и высыпалъ туда первую пригоршню денегъ. Но въ эту самую минуту яркій свѣтъ фонаря озарилъ сверкающую груду золота. Человѣкъ остался какъ былъ на мѣстѣ. Другой съ крикомъ бросился къ кухонной двери и растворилъ ее, но въ ту же минуту былъ озаренъ свѣтомъ другого фонаря. Онъ бросился назадъ и въ одну минуту очутился у дверей лавки и отворилъ ее; ключъ оставленъ былъ въ замкѣ, для того, чтобы Джемсъ могъ войти, когда вернется домой. Другой фонарь встрѣтилъ тамъ его, въ рукахъ у полисмена, который вошелъ въ лавку, приказавъ своему товарищу оставаться на улицѣ.

Теперь лавка была ярко освѣщена всѣми этими яркими лучами, сосредоточенными на украденномъ золотѣ и время отъ времени озарявшими замаскированныя лица, блѣдныя щеки и сверкающіе глаза грабителей.

Стиль мрачно созерцалъ въ продолженіе двухъ или трехъ секундъ захваченныхъ воровъ. Онъ сознавалъ, что побѣгъ для нихъ невозможенъ.

— Ну, Дикъ Варней, — сказалъ онъ, — по тебѣ тюрьма плачетъ. Надѣть на него колодки.

Маленькая фигурка не сопротивлялась.

— А теперь говори, кто твой сообщникъ? Не знаю его по виду. Ну, любезный, долой эту маску и покажи намъ твою харю.

Онъ готовился снять съ него маску, но человѣкъ схватилъ ножъ, забытый Деборой на прилавкѣ.

— Посмѣйте только тронуть меня!

— О! такъ ты вотъ какъ? — сказалъ рѣшительно Стиль. — Молодцы, выньте кистени. Ну, любезный, не пытайся мнѣ сопротивляться. Брось-ка ножъ и покорясь закону, или же тебѣ мигомъ раскроятъ черепъ.

Человѣкъ бросилъ ножъ съ яростью на полъ.

— А теперь скажи намъ, кто ты таковъ?

Человѣкъ сорвалъ маску и съ бѣшенствомъ провозгласилъ:

— Я хозяинъ здѣшняго дома!

Онъ съ тріумфомъ возгласилъ эти слова, точно изъ трубы протрубилъ, и въ отвѣть на нихъ слабый стонъ послышался въ пріемной.

— Штуки! — сказалъ Стиль презрительно.

— Спросите Дика Варнея; спросите вонъ Джо Пиндера, — отвѣчалъ человѣкъ. Спросите, кого хотите.

— Меня спросите, — проговорила несчастная жена, внезапно появляясь передъ ними. — Онъ мой мужъ, сэръ, спаси меня Богъ!

— Слышите? — заоралъ негодяй, чувствуя себя и униженнымъ до глубины души и вмѣстѣ съ тѣмъ торжествуя, что можетъ отомстить. — Этотъ домъ — мой! эта лавка — моя! эта женщина — моя! и деньги — мои!

Онъ взялъ золото пригоршнями и нахально набилъ имъ себѣ карманы.

— Долой руки съ этого человѣка, Бобби!

— Какъ бы не такъ! — отвѣчалъ Стиль. — Воръ, пойманный на мѣстѣ преступленія.

— Воръ? — Онъ мой слуга и исполнялъ мои приказанія. Онъ одинъ изъ моихъ слугъ и только. Вотъ моя жена — она тоже моя служанка по закону, захватила мои деньги и припрятала ихъ отъ меня; я приказалъ другому моему слугѣ открыть сундукъ и вынуть оттуда то, что мнѣ принадлежитъ. Онъ здѣсь съ моего вѣдома и приказа.

— Но зачѣмъ же вы были въ маскахъ, безстыжій негодяй? — спросилъ Стиль.

— О, пожалуйста не сердите его, сэръ, — проговорила бѣдная Сара. — Да, Джемсъ, ты здѣсь хозяинъ. Все это произошло по ошибкѣ; мы не имѣли понятія… О! — и она запнулась, приложивъ руку ко лбу.

Стиль посадилъ ее на стулъ. Такой ничтожный эпизодъ не могъ остановить краснорѣчія ея господина.

— Уважайте законъ, говорите вы? Сами вы хороши, представители закона, вы развѣ не знаете, какъ законъ опредѣляетъ отношенія между мужемъ и женой?

Давно уже Стиль спохватился, что попался въ просакъ.

— Мы хорошо знаемъ законъ, — замѣтилъ онъ кисло. — Хотъ онъ и остороженъ, а все же законъ. Ну, молодцы, отпустите этого бродягу.

— Онъ подастъ жалобу за неправильный арестъ.

— Нѣтъ, не подастъ.

— Почему нѣтъ? Законъ на его сторонѣ.

— А на нашей его маска и кое-какіе прежніе грѣшки.

Варней выскользнулъ на улицу, и въ то же самое время Дебора отперла дверь кухни я остановилась въ изумленіи.

— Идемъ, молодцы, — скомандовалъ Стиль, — дѣлать нечего. Мы только ссоримъ мужа съ женой и ей, бѣдняжкѣ, придется и это расплачиваться.

— Нѣтъ, — сказалъ Джемсъ Манселъ съ авторитетомъ. — Я хозяинъ, и такъ какъ вы выслушали одну исторію, то прошу васъ выслушать и другую. Жертва во всемъ этомъ — я одинъ. Меня ограбили, у меня отняли деньги, любовь жены и доброе имя.

— О, Джемсъ! — вскричала Сара, — пожалуйста, не говоря этого. Ты не можешь такъ думать.

Онъ не обращалъ на нее никакого вниманія, ни разу не взглянулъ на нее, но подойдя къ сыщику, сказалъ:

— Моя жена спрятала отъ меня мои деньги.

— Чтобы платить аренду за домъ, въ которомъ жилъ мой хозяинъ, и воспитывать его дочь, — объяснила Сара.

— А теперь она и ея прежній возлюбленный…

— Возлюбленный! Ты одинъ былъ моимъ возлюбленнымъ; у меня никогда не было другого.

— Они заклеймили меня воромъ въ здѣшнемъ городѣ. Ладно же. Я покину его на вѣки. Я отправлюсь въ Америку.

Онъ пошелъ къ выходной двери и оглянулся, чтобы послать свою послѣднюю стрѣлу:

— Вмѣстѣ съ моими деньгами, — онъ хлопнулъ себя по карману, — и съ моей свободой… — и онъ помахалъ шляпой.

— Но прежде я убью тебя, — заревѣлъ Пиндеръ и направился къ нему, съ угрозой въ глазахъ.

Но Сара Манселъ, сидѣвшая точно раздавленная и какъ бы нечувствительная ко всему окружающему, въ одну минуту вскочила на ноги и схватила Пиндера съ невѣроятной силой.

— Посмѣй только его тронуть! — закричала она.

И повѣрите ли вы, мужчины, что послѣ того, какъ она проявила такую силу, она вдругъ опять вся ослабѣла, у нея подкосились ноги и она принуждена была, чтобы не упасть, ухватиться за человѣка, котораго только-что удержала желѣзной рукой. Ему ничего не оставалось, какъ поддержать ее, и остановленный женской силой, проявляющейся лишь на одну минуту, побѣжденный женской слабостью, которая непреодолима, онъ нѣжно довелъ, или, вѣрнѣе, донесъ ее до аула. Эта защита ею своего обидчика была послѣднимъ подвигомъ непобѣдимой любви въ этотъ день.

Полисмены потихоньку ушли съ мужественнымъ соболѣзнованіемъ, оглядываясь назадъ.

Вскорѣ послѣ оглушительнаго удара наступила агонія обиженной, брошенной, но все еще любящей жены. Но Дебора вбѣжала съ Люси на рукахъ и заставила мать поцѣловать своего ребенка, потомъ охватила ихъ обѣихъ своими длинными руками, и онѣ, по-деревенски, принялись плакать и причитать въ одинъ голосъ.

Честный Джо Пиндеръ прислонился лицомъ къ стѣнѣ, но на этомъ и докончилось его самообладаніе; онъ громко и отъ всего сердца зарыдалъ.

V.

За первымъ взрывомъ отчаянія послѣдовала мука неизвѣстности: въ продолженіе нѣсколькихъ дней, по просьбѣ Сары, доброжелательная полиція слѣдила за пароходами, чтобы дать ей возможность умилостивить своего грабителя. И въ продолженіе всего этого времени глаза ея вѣчно устремлены были на улицу, а уши были насторожѣ: не услышитъ ли она звукъ любимыхъ шаговъ? Она надѣялась на его отеческія чувства: за что онъ броситъ Люси? Она вѣдь ничѣмъ его не оскорбила.

Но, наконецъ, ей сообщили навѣрное, что онъ отплылъ на пароходѣ въ Нью-Іоркъ.

---

Я не занимаюсь вивисекціей, а потому не стану описывать страданій покинутой жены, — страданій тѣмъ сильнѣйшихъ, что она была очень умная и добродѣтельная женщина, и ея красотой и добрыми качествами всѣ восхищались, за исключеніемъ мужа. Общественныя симпатіи были на ея сторонѣ: одна ливерпульская газета, узнавъ объ этомъ эпизодѣ отъ полиціи, отвела ему параграфъ съ слѣдующимъ заглавіемъ: Человѣкъ ограбившій самаго себя, Авторъ статьи, съ свойственной его собратьямъ манерой, приправилъ блюдо пряностями собственной кухни. Другъ жены прицѣливался въ грабителя изъ пистолета, но жена обезоружила его. — обстоятельство, которое авторъ оплакивалъ, высказывая надежду, что еслибы попытка къ грабежу повторилась, то супружеская привязанность уважитъ интересы общества и предоставитъ пулѣ найти виноватаго.

Пиндеръ прочиталъ эту замѣтку и перевелъ ее на простой языкъ.

Дебора пришла въ восторгъ, но Сара была въ отчаяніи отъ этой огласки и негодовала на то, что газеты вмѣшиваются въ семейныя дѣла. Послушать ее, такъ выходило, что если какой-нибудь негодяй укокошитъ жену, то никому до этого нѣтъ дѣла, что это должно остаться между мужемъ и женой и всякое вмѣшательство постороннихъ есть дерзость и неделикатность.

Я пишу эту исторію не затѣмъ, чтобы доказывать ту или другую истину; но по мѣрѣ того, какъ ея различные эпизоды развертываются передо мной, меня поражаетъ одно обстоятельство: какъ часто зло влечетъ за собой неожиданныя хорошія послѣдствія.

За примѣрами ходить не далеко. Во-первыхъ, до той поры, какъ Сару Манселъ постигла такая великая бѣда, м-ръ Джозефъ Пиндеръ относился съ естественнымъ, но несправедливымъ пренебреженіемъ къ м-съ Деборѣ Смортъ. Онъ видѣлъ, что эта шестимѣсячная вдова безъ зазрѣнія совѣсти пріискивала себѣ мужа. Выражаясь на его собственномъ грубоватомъ, но характерномъ языкѣ, она гонялась по городу за № 2. По когда горе постигло Сару, онъ увидѣлъ, что эта небезукоризненная вдова отложила всѣ свои матримоніальныя попеченія и употребляла всѣ усилія, чтобы утѣшить сестру. Онъ никакъ не ожидалъ встрѣтить такую нѣжную симпатію въ такой грубоватой, деревенской бабѣ. Вслѣдствіе этого Пиндеръ и Дебора подружились и вдвоемъ ухаживали за Сарой.

Второе хорошее послѣдствіе было оцѣнено самой Сарой, такъ какъ она была мать и не могла не думать о будущемъ.

Видя ее покинутой и безпомощной, Джозефъ Пиндеръ сталъ ея слугой и вмѣстѣ съ тѣмъ компаньономъ. За хорошее жалованье онъ взялся за дѣло и вскорѣ усовершенствовалъ и расширилъ его. Мясные и бульонные консервы и фрукты только-что начинали осаду желудковъ предубѣжденныхъ бриттовъ. Джозефъ уговорилъ сестеръ испробовать ихъ и выбрать тѣ, которые годятся. Онѣ вскорѣ нашли, что въ числѣ дряни были и весьма цѣнные припасы, какъ, напр., бостонскіе сухари, австралійское сушеное мясо и американскій бульонъ.

Пиндеръ, бывшій, подобно многимъ ремесленникамъ, весьма находчивымъ малымъ, употребилъ всѣ свои сбереженія на напечатаніе объявленій, которыми наводнилъ всѣ трактиры и частныя кухни, и въ которыхъ выхвалялъ эти товары. И даже пригласилъ многихъ поваровъ, кухарокъ и небогатыхъ хозяекъ отвѣдать дешеваго американскаго бульона. Какой смыслъ, говорилъ онъ, вываривать на бульонъ бычачьи ноги, когда вотъ тутъ вамъ предлагаютъ болѣе дешевый и уже готовый бульонъ, съ которымъ вамъ не приходится возиться.

Однажды Сара съ печальной гордостью показала ему такъ называемые «панели» Джемса Мансела. Этотъ человѣкъ, прежде нежели стать пьяницей, съ энтузіазмомъ относился къ своему искусству и приготовилъ около пятнадцати образчиковъ панелей. Они были дѣйствительно великолѣпны. Джозефъ отчистилъ и отлакировалъ, нанялъ подмастерья и затѣмъ выставилъ панели въ окнѣ съ подписью: «Лакировка подъ дерево ученика Джемса Мансела».

Торговцы обратили на нихъ вниманіе и стали дѣлать заказы. Ученикъ Джо Пиндера, хотя и не былъ такъ искусенъ какъ Джемсъ Манселъ, однако, благодаря оставленнымъ образцамъ и руководству Пиндера, мало-по-малу нашелъ кліентовъ, и миссисъ Манселъ, кромѣ своей торговли, получила возможность продолжать также и дѣло своего мужа. Деньги приливали двумя каналами и некому было пропивать ихъ. Плата Пиндеру не составляла и одной десятой прибыли, которую его усердіе и хорошее управленіе доставляли Сарѣ, и вдобавокъ въ семьѣ не было больше пьяницы и вора, чтобы обирать выручку.

Въ три года, что длились эти событія, которыхъ я рѣшилъ не передавать подробно, покинутая жена купила лавку и домъ въ Зеленой улицѣ и помѣстила 400 фунтовъ въ банкъ, такъ какъ Пиндеръ убѣдилъ ее, что Лондонскій банкъ болѣе безопасное мѣсто для храненія денегъ, нежели желѣзный сундукъ.

Люси Манселъ было теперь слишкомъ семь лѣтъ и она была развита не по лѣтамъ, частію отъ природы (не даромъ у нея былъ умный отецъ и разсудительная мать), частію отъ того, что постоянно находилась въ обществѣ взрослыхъ, а не дѣтей. Такъ какъ она унаслѣдовала материнскую внимательность и отличалась врожденной способностью въ мимикѣ, то казалась постороннимъ даже умнѣе, чѣмъ была на самомъ дѣлѣ. Живость и рѣчистость тетушки Деборы естественно восхищали ее и она старалась подражать ей и ловила всѣ ея поговорки и словечки.

Теперь, передавъ, хотя кратко, но правдиво событія треи лѣтъ, я перехожу въ описанію одного знаменательнаго дня.

Сара сидѣла за прилавкомъ и пила, готовая каждую минуіу вскочить, чтобы прислужиться покупателямъ. Люси сидѣла у ея ногъ, и тоже шила, готовясь бѣжать, куда ее пошлютъ. Дебора пришла изъ кухни съ сырымъ бифштексомъ и почками въ корзинкѣ, съ какой она ходила на рынокъ, и поднесла провизію подъ самый носъ сестры. Дебора была знатокомъ сырого мяса, къ счастью для дома, и восхищалась имъ, когда оно было хорошо. Сара же не любила сырого мяса и потому сказала: — Я вѣрю тебѣ на слово, что оно хорошо.

— Да понюхай же его, — настаивала Дебора.

Но Сара только отвернула голову.

Дебора разгорячилась.

— Подожди, вотъ ужо какъ я подамъ его на столъ, ты запоешь другое. Я намѣрена приготовить сегодня пуддингъ изъ говядины и почекъ.

— О! какъ вкусно! — закричала Люси, хлопая въ ладони.

— Ну, слава Богу, хоть одна разсудительная душа нашлась въ нашемъ домѣ, — замѣтила Дебора, — и если твоей мамашѣ не понравится мой пуддинѣ, то я откажусь отъ стряпни.

— Я постараюсь угодить тебѣ, сестра, — кротко отвѣчай Сара. — Но вѣдь ты знаешь, что пустой хозяйскій стулъ за столомъ отнимаетъ аппетитъ.

— Правда, моя бѣдная Салли. Но, дорогая моя, неужели ты никогда не перестанешь тосковать о человѣкѣ, который бросилъ тебя и никогда ни строчки даже не напишетъ.

— Въ этомъ-то все мое и горе. Я боюсь, что онъ умеръ.

— Ну, нѣтъ. Онъ еще много бѣдъ причинитъ тебѣ. Я боюсь, что ты возненавидишь меня, но я не въ силахъ молчать. Правда глаза колетъ, но шила въ мѣшкѣ не утаишь. Самымъ большимъ счастіемъ для тебя было то, что онъ оставилъ тебя и ты нашла добраго слугу, вмѣсто злого господина.

— Еслибы только я знала, что онъ живъ, — настаивала Сара, поглощенная одной мыслью.

Терпѣніе Деборы лопнуло и она высказала то, что думала. Она молчала цѣлыхъ полтора года и, наконецъ, не выдержала. Она подперлась руками въ бокъ — поза, которую она рѣдко принимала, говоря съ Сарой.

— Если тебѣ надоѣли тишина и спокойствіе и карманы, биткомъ набитые деньгами, то объяви въ газетахъ, что купила этотъ домъ и отложила въ банкъ 400 фунтовъ и попомни мое слово: Джемми Манселъ появится черезъ какой-нибудь мѣсяцъ; но онъ пріѣдетъ ради денегъ, а не ради тебя и ребенка.

Эти горькія истины произвели на Сару болѣе сильное впечатлѣніе, чѣмъ ожидала Дебора. Обыкновенно Сара изо всѣхъ силъ защищала мужа, но теперь она только сильно взволновалась, и когда Дебора пришла къ своему безотрадному заключенію, она выпрямилась во весь ростъ и сказала: — Еслибы я это думала, то вырвала бы его изъ своего сердца, хотя бы мнѣ пришлось вмѣстѣ съ тѣмъ вырвать сердце изъ груди. Быть можетъ, ты считаешь меня слабой потому, что я привязчива и когда люблю, не люблю. Но ты меня не знаешь. Если я разлюблю, то стану жестка, какъ камень.

Съ этими словами лицо ея приняло очень жесткое, почти злое выраженіе и такъ сильно поблѣднѣло, что въ самомъ дѣлѣ стало какъ каменное, и кроткая Сара была неузнаваема. Даже Дебора, знавшая ее съ дѣтства, вытаращила на нее глаза и подумала, что она не вполнѣ поняла ея характеръ. Люси придала иное направленіе разговору. Она находила, что слишкомъ много шуму изъ пустяковъ.

— Не сердитесь, мамаша, — замѣтила она: — если папаша не вернется, то выходите замужъ за дядюшку Джо.

Миссисъ Манселъ остановила дочь.

— Люси, милая, какъ тебѣ не стыдно.

— Выходите за него. Вотъ и онъ самъ.

— Тсъ! — и Сара вспыхнула, какъ огонь.

Пиндеръ отворилъ дверь лавки; онъ пришелъ по дѣлу,

— Здравствуйте, Сара; здравствуйте, Дебора; здравствуйте, маленькая красавица. Пожалуйста откройте вашу приходо-расходную книгу и занесите въ нее слѣдующія уплаты, въ алфавитномъ порядкѣ. Б. — Беннетъ, новая гостинница, уплатилъ 3 фунта 13 шиллинговъ 6 пенсовъ. Вотъ и деньги.

Сара занесла эту сумму въ счетъ Беннета.

Пиндеръ продолжалъ перечислять уплаты: Черчъ — 1 фунтъ, б шиллинговъ. М-ръ Дрекъ — 7 фунтовъ, 9 шиллинговъ.

— Это селезень^[1], — спросила Люси.

— Сами вы утка, — возразилъ Пиндеръ. — А теперь перейдемъ къ М… Миссисъ Меръ.

— Кобыла^[2]? — поспѣшила освѣдомиться Люси.

Пиндеръ опровергъ это и заявилъ, что это самая крупная муниципальная власть въ городѣ и въ доказательство привелъ значительность уплаченной суммы: 17 фунтовъ, 4 шиллинга. А теперь что у васъ новенькаго? — освѣдомился онъ въ свою очередь.

— Я скажу вамъ, — отвѣчала миссъ Люси съ обязательнымъ видомъ; — мама и тетя Дебъ повздорили.

— О, фи! — вскричала Дебора. — Откуда ты берешь такія выраженія.

— У тебя подхватываетъ, — замѣтила мать. — Она во всемъ тебѣ подражаетъ. Мы только не сошлись во мнѣніи.

— И поругались, — подсказала Люси.

Дебора вскричала:

— Какъ тебѣ не стыдно говорить это!

Но неумолимый ребенокъ объявилъ:

— Правда глаза колетъ, но шила въ мѣшкѣ не утаишь. Вѣдь вы знаете, что вы поссорились.

— Какъ это страшно слышать, — замѣтилъ сухо Пиндеръ. — Надо васъ скорѣй помирить. Изъ-за чего вышла ссора? — съ недовѣрчивымъ видомъ спросилъ онъ.

— А вотъ изъ-за чего, — отвѣчала Люси, не обращая вниманія на знаки, которые ей дѣлала мать украдкой. — Мамаша горевала, что папаша не пишетъ, а она (и Люси, вопреки всѣмъ правиламъ хорошаго воспитанія, указала пальцемъ на Дебору) бранила ее за то, что она огорчается и сказала: — напечатай въ газетахъ, какая ты стала богатая и онъ тотчасъ же вернется. Тогда мамаша вышла изъ себя и расплакалась. Всегда вѣдь кончится тѣмъ, что бѣдная мамаша расплачется.

И Люси охватила руками шею матери, а Пиндеръ проговорилъ:

— Ангелочекъ!

Сара нѣжно поцѣловала свою дочку и сказала:

— Нѣтъ, нѣтъ, мы не будемъ ссориться. И только докажите мнѣ, что онъ живъ, я обѣщаюсь вамъ, что больше не пророню ни слезинки.

— По рукамъ, — сказалъ Пиндеръ.

— Хорошо.

И она подала ему руку, съ оживленіемъ глядя ему въ лицо.

Онъ тотчасъ же вышелъ изъ лавки, не отвѣчая на градъ вопросовъ, немедленно посыпавшихся на него. Дѣло въ томъ, что въ настоящую минуту онъ ничего не могъ сказать навѣрное, но зналъ, что Дикъ Варней ѣздилъ въ Нью-Іоркъ три мѣсяца тому назадъ и сегодня какъ разъ его видѣли въ кабакѣ, по сосѣдству съ Зеленой улицей. Пиндеръ забралъ себѣ въ голову, что Варней долженъ знать, живъ или нѣтъ Манселъ. Не безъ труда нашелъ онъ Варнея. Этотъ достойный человѣкъ былъ въ нищенскомъ видѣ, а потому согласился за соверенъ явиться въ миссисъ Манселъ и сообщить ей все, что знаетъ объ ея супругѣ. Хитрый Варней не хотѣлъ сообщить своихъ свѣденій Пиндеру, прежде нежели ему не заплатятъ, и попросилъ задатка. Но Пиндеръ самъ былъ не промахъ и наотрѣзъ отказалъ въ задаткѣ, но показалъ ему деньги.

И вотъ, не довѣряя другъ другу, они направились въ Зеленую улицу. Но подойдя къ двери, Варней припомнилъ сцену ночного грабежа и отчаянія жены Мансела; ему вдругъ стало страшно и онъ хотѣлъ убѣжать.

— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ Пиндеръ: — я принимаю на себя всѣ послѣдствія вашего посѣщенія, — и почти насильно втащилъ его.

Семья все еще сидѣла въ лавкѣ, и Дебора находилась около сестры. Хотя Сара видѣла Варнея только разъ въ жизни, но лицо его и фигура запечатлѣлись въ ея памяти навѣки при видѣ его она слегка вскрикнула, закрыла лицо обѣими руками и вдобавокъ отвернула голову.

— О! опять этотъ человѣкъ! — вскричала она.

— Видите! — замѣтилъ Варней, — она не можетъ меня видѣть, да и немудрено.

И съ этими словами, самыми разумными, какія онъ когда-либо произносилъ, онъ собирался удрать. Но Пиндеръ взялъ его за шиворотъ и удержалъ желѣзною рукой и впервые въ продолженіе этихъ трехъ лѣтъ позволилъ себѣ упрекнуть Сару:

— Ну, благоразумно ли съ вашей стороны застращивать этого человѣка и замазывать ему такимъ образомъ ротъ?

— Нѣтъ, нѣтъ, — поспѣшно вмѣшалась Дебора, — если вы можете что-нибудь сообщить ей о ея мужѣ, то будьте увѣрены въ хорошемъ пріемѣ. Забудемъ старое.

— Я готовъ отвѣчать на все, что она спроситъ.

— А я готовъ дать вамъ вотъ это, если вы это сдѣлаете, — сказалъ Пиндеръ. — А пока Дебора его подержитъ, — и онъ передалъ соверенъ Деборѣ. Она крѣпко зажала золотую монету въ рукѣ, и было очевидно, что даромъ она ее не выпуститъ.

Въ это время глава Сары устремились на Варнея и теперь, казалось, пронизывали его насквозь.

— Вы были въ Нью-Іоркѣ?

VI.

— Да.

— Вы видѣли моего мужа?

— Разумѣется, и повѣрьте, что мнѣ не легко было разыскать его.

— Разыскать его? Онъ живъ?

— Живъ ли онъ? разумѣется.

— Слава Богу, слава Богу!

Она такъ взволновалась, что Пиндеръ и Дебора бросились жъ ней на помощь. Но она отстранила ихъ.

— Нѣтъ, — говорила она, — радость не убьетъ меня. Значить, онъ живѣ и здоровъ?

— Вполнѣ.

— И счастливъ?

— Веселъ, какъ полишинель.

— Полишинель? — переспросила Люси.

Слѣдующій свой вопросъ Сара произнесла робко и жалостно:

— Онъ про насъ не спрашивалъ?

Дебора со страхомъ взглянула на Пиндера. Она жалѣла, что сестра спросила это, и ждала непріятнаго для нея отвѣта.

— Еще бы! — отвѣчалъ Варней. — Первымъ его словомъ было: какъ поживаетъ Сара и цыпленокъ.

— Боже благослови его! — вскричала Сара.

Люси объявила компаніи, что цыпленокъ это маленькая курочка.

Но ея наивность не вызвала даже улыбки. Всѣ смотрѣли на Дика Варнея.

— А что вы ему сказали про насъ?

— О! я сказалъ ему то, что всѣ про васъ говорятъ, что вы ведете его дѣло, такъ же какъ и свое. Что Джо Пиндеръ — вашъ фактотумъ. Что вы богата какъ жидъ и пользуетесь всеобщимъ уваженіемъ.

— Вы сказали ему это? — спросила Дебора проницательно.

— Этими самыми словами.

— И онъ не вернулся вмѣстѣ съ вами?

— Нѣтъ.

— Значитъ, дѣла его хорошо идутъ.

— Должно быть; онъ былъ одѣтъ какъ джентльменъ.

— И навѣрное былъ похожъ на джентльмена, — замѣтила преданная жена.

— Онъ велъ себя, однако, не какъ джентльменъ, потому что холодно встрѣтилъ стараго пріятеля.

— Какая жалость! — замѣтила Дебора, — а вы-то всегда подавали ему такой прекрасный примѣръ.

Пиндеръ сказалъ, что его недобросовѣстно, такъ какъ Варней говоритъ имъ все, что знаетъ. Дебора согласилась съ этимъ и объявила, что если м-ръ Варней желаетъ пойти съ ней въ кухню, она зажаритъ ему кусочекъ бифштекса.

Варней объявилъ, что будетъ очень радъ.

— Но помните, что водки въ нашемъ домѣ не полагается. Не желаете ли выпить элю домашняго приготовленія.

— Я пью все, что угодно, — былъ поспѣшный отвѣтъ.

Она провела его въ кухню и затѣмъ вернулась на минутку въ лавку.

— Онъ не все передалъ намъ, — сказала она. — Я намѣрена выжать его, какъ лимонъ.

И убѣжала съ этимъ намѣреніемъ въ кухню. Она была вполнѣ способна на это, и какъ кошка, которая крадется за добычей, не сразу набросилась на свою жертву, но сперва хорошенько накормила Варнея и напоила его домашнимъ элемъ, очень невиннымъ на вкусъ, но тѣмъ не менѣе очень крѣпкимъ. Этотъ маневръ ея возбудилъ неопредѣленныя ожиданія въ умѣ взрослыхъ; но вниманіе Люси, по обыкновенію, устремилось на незнакомое слово.

— Выжимать его, какъ лимонъ? — обратилась она къ Пиндеру. — Какъ она это сдѣлаетъ, фактотумъ?

— Не знаю, не могу сказать, — отвѣчалъ фактотумъ.

— Вотъ такъ что ли, фактотумъ.

И она взяла его за руку и принялась тискать.

— Прощайте, фактотумъ, — заключила она. Для нея всякое новое слово было точно новая игрушка. — Я побѣгу посмотрѣть, какъ она его выжимаетъ.

Пиндеръ засмѣялся и поглядѣлъ на Сару; но та не улыбнулась.

— Какъ? вы опять за старое? А вѣдь вы обѣщали, что будете счастливы и довольны, если узнаете, что онъ живъ?

— Я такъ думала въ то время. Но теперь, когда я узнала, что онъ живъ, я знаю также, что онъ умеръ для меня. Живъ и ни словечка мнѣ не написалъ! Я оскорбила его и онъ меня возненавидѣлъ. Я — покинутая жена.

— А я — безполезный другъ. Все, что я не дѣлаю, ни къ чему не служитъ.

Онъ пришелъ въ отчаяніе и ушелъ изъ лавки, чтобы пройтись и разсѣять досаду, овладѣвшую имъ.

Она поглядѣла ему вслѣдъ и подумала, что онъ совсѣмъ ушелъ отъ нея. Она чувствовала, что должна казаться неблагодарной и можетъ вывести изъ терпѣнія самаго вѣрнаго друга.

«Но я не виновата, — говорила она самой себѣ. — Я люблю только одного человѣка въ мірѣ и его-то какъ-разъ никогда больше въ жизни не увижу».

Никогда еще не чувствовала она себя такой покинутой к одинокой. Она прислонилась лбомъ къ прилавку и слезы медленно, но безостановочно покатились по ея щекамъ.

Она просидѣла такъ нѣкоторое время, какъ вдругъ чей-то голосъ.робко произнесъ: — Салли.

Она подняла голову, но не взглянула въ ту сторону, откуда слышался голосъ. Ей казалось, что она слышитъ его во снѣ.

— Это я, — сказалъ какой-то человѣкъ и подошелъ къ ней.

Она взглянула и крикъ восторга вырвался у нея изъ груди. Черезъ минуту мужъ и жена были въ объятіяхъ другъ друга.

Въ эту самую минуту, Пиндеръ, мимолетная досада котораго смѣнилась жалостью и состраданіемъ, вернулся, чтобы загладить усиленнымъ вниманіемъ свое нетерпѣливое движеніе. А Дебора, услышавъ радостный кривъ сестры, прибѣжала изъ кухни. Но въ первомъ порывѣ радости отъ свиданія и примиренія, ли мужъ, ни жена не замѣчали этихъ удивленныхъ свидѣтелей.

— Мой Джемми! мой милый, милый Джемми!

— Моя милая жена, ты простила меня.

— Мнѣ слѣдуетъ просить у тебя прощенія.

— Нѣтъ, нѣтъ! это полиція меня свела съ ума.

— И ты бросилъ меня на цѣлыхъ три года!

— Неужели ты думаешь, что я пробылъ бы вдали отъ тебя три недѣли, еслибы былъ увѣренъ въ такой радушной встрѣчѣ?

— Кахъ? неужели ты не зналъ, какъ я тебя люблю?

И послѣдовали новыя объятія и поцѣлуи, пока Сара не спохватилась, что по обѣ стороны ея стоятъ свидѣтели и эти свидѣтели не питаютъ особеннаго пристрастія въ ея вновь обрѣтенному сокровищу.

— Пойдемъ, милый, — сказала она, — радость вещь священная, — и обѣими руками потащила его въ пріемную жестомъ, исполненнымъ нѣжности и граціи, и заперла за собою дверь.

Пиндеръ и Дебора поглядѣли другъ на друга продолжительнымъ и выразительнымъ взглядомъ и инстинктивно зашли за прилавокъ, когда дверь пріемной затворилась, Дебора, вся красная, съ сверкающими глазами, а Пиндеръ блѣдный, какъ смерть.

— Ну что, м-ръ Пиндеръ, — начала она съ напускнымъ спокойствіемъ, но плохо скрытой горечью, — насъ съ вами теперь не нужно больше. Три года любви и вниманія съ нашей стороны не идутъ въ счетъ и три года невниманія съ его стороны не ставятся ему въ вину. Я слыхала, что разлука усиливаетъ любовь и вотъ теперь мы это видимъ на дѣлѣ.

Пиндеръ сталъ оправдывать своего идола.

— Она не виновата, — говорилъ онъ. — Но что я испыталъ, когда увидѣлъ ихъ встрѣчу послѣ того какъ онъ цѣлыхъ три года забылъ и думать о ней — этого я не забуду во всю жизнь. Я не останусь глядѣть на нихъ, точно діаволъ на Адама съ Евой; я не стану дожидаться, чтобы онъ говорилъ, что дѣло, которое я расширилъ, есть его дѣло, что эта женщина — его, и ребенокъ — его и деньги, которыя мы скопили, тоже его. Нѣтъ, Дебора, я уйду, пожелавъ имъ всякаго благополучія, и вы меня больше здѣсь не увидите.

— Кахъ? неужели же вы ее бросите?

— Брошу ее? Это не совсѣмъ подходящее слово. Я оставлю ее теперь, когда она счастлива. Я ей нуженъ только въ несчастіи.

— А въ бѣдѣ вы ей не другъ?

— Я не вижу, какая ей грозитъ теперь бѣда.

— Ахъ, подумайте хорошенько, что его привело домой? Отвѣчайте мнѣ на это?

— Нетрудно отвѣтить. Домъ у него такой привлекательный, что надо быть глухимъ, слѣпымъ идіотомъ, чтобы этого не видѣть.

— Ахъ! это вы такъ на нее смотрите, но я желала бы, чтобы вы вникли въ его чувства къ ней. Подумайте, вѣдь ужъ три года прошло съ тѣхъ поръ, какъ онъ ее бросилъ, и всего только одинъ мѣсяцъ съ тѣхъ поръ, какъ Варней сообщилъ ему, что она стала богатой женщиной, и вотъ онъ ужъ здѣсь.

— О! — проговорилъ честный Джо Пиндеръ. — Я вижу, куда вы гнете, но вѣдь это могло быть совпаденіе обстоятельствъ. Вѣдь и это тоже бываетъ. Не будемъ слишкомъ подозрительны. Неужели онъ все такой же низкій человѣкъ?

— Онъ не хуже того, чѣмъ былъ, и не лучше, повѣрьте. Человѣкъ не перемѣнится отъ того, что побываетъ за моремъ, и а увѣряю васъ, что онъ явился сюда переодѣтый джентльменомъ за тѣмъ самымъ, за чѣмъ являлся переодѣтый воромъ.

Тутъ она постучала въ сундукъ ключемъ отъ кухонной двери, который держала въ рукахъ, звонъ металла какъ бы подкрѣпилъ ея разсужденія. Она воспользовалась своими преимуществами и стала убѣждать Пиндера, что если онъ не окажетъ поддержки Сарѣ, то ее скорехонько оберутъ и опять бросятъ.

— Если онъ это сдѣлаетъ, я убью его, вотъ и все, — объявилъ Пиндеръ.

— На здоровье, — отвѣтила Дебора. — Но не бросайте ее. Да и меня также, — прибавила она. — Неужели вы, такой добрый человѣкъ, бросите меня имъ на съѣденіе. Конечно, я кухарка, и кухня у меня наводнена крысами, и на какой-нибудь пенни мышьяку можно освободить меня и отъ четвероногой, и отъ двуногой нечести.

Пиндеръ пришелъ въ ужасъ и заставилъ ее поклясться, что она будетъ отгонять отъ себя такія мысли.

— Ну такъ не оставляйте меня наединѣ съ моими мыслями, — сказала она, — потому что я ненавижу его отъ всего сердца и отъ всей души.

На этомъ споръ не окончился и, короче сказать, Дебора одержала въ немъ верхъ. Пиндеръ сдѣлалъ уступку и согласился не оставлять Ливерпуля и время отъ времени навѣдываться и слѣдить за тѣмъ, чтобы Сару не ограбили.

— Но, — прибавилъ онъ, — если вамъ все равно, то я буду приходить къ вамъ въ кухню, а не въ лавку.

У Деборы въ буквальномъ смыслѣ и безъ всякой метафоры потекли слюнки при такомъ предложеніи, до такой степени ей улыбался tête-à-tête къ кухнѣ съ Джорджемъ Пиндеромъ. Онъ ей понравился съ перваго взгляда. Она отвѣчала:

— Хорошо, приходите. Чего не видишь, то не раздражаетъ. Предоставьте въ его вѣденіе лавку и приходите въ кухню.

Послѣ этого соглашенія Пиндеръ ушелъ, съ удрученнымъ сердцемъ. Дебора хотѣла остаться въ кухнѣ, до того ей противенъ былъ видъ зятя и, кромѣ того, она ревновала сестру. Однако у ней не хватило смѣлости. Она побоялась объявятъ сразу войну своимъ домашнимъ, не имѣя вдобавокъ союзника. Поэтому она пошла на компромиссъ и повела Люси въ пріемную здороваться съ отцемъ.

Ребенокъ сказалъ: — Какъ вы поживаете, папа? — и былъ покрытъ поцѣлуями.

Но Люси не отвѣчала на поцѣлуи и принялась немедленно засыпать вопросами: — Почему вы были такъ долго въ отсутствія и оставили мамашу горевать? Почему вы не писали ей, если не могли сами пріѣхать?

Сара прекратила поскорѣй этотъ допросъ и сказала Люси, что не ея дѣло допрашивать отца. Дебора глазомъ не мигнула, но внутри вся тряслась отъ злости.

— Что прикажете изготовить вамъ на ужинъ? — спросила она съ притворной любезностью.

— Что хотите, — отвѣчалъ Джемсъ вѣжливо. — Пожалуйста, не относитесь во мнѣ, какъ къ гостю.

Вечеръ соединившаяся вновь чета провела въ сладкихъ воспоминаніяхъ и усиленной супружеской нѣжности.

Но къ утру они уже переговорили обо всемъ, по крайней мѣрѣ Сара все разсказала и изъ благодарности къ Пиндеру, желая, чтобы ея благодѣтель и мужъ были дружны между собой, сообщила о результатахъ вѣрныхъ услугъ Джоржа и о томъ, что лавка куплена, а въ банкъ отложено 400 фунт. стерл.

— На какой процентъ? — спросилъ Джемсъ.

— О! безъ всякихъ процентовъ. Я жду, пока найду случай купить землю или хорошій домъ.

Джемсъ засмѣялся и сказалъ, что это совсѣмъ въ англійскомъ духѣ оставлять деньги безъ всякаго прироста, тогда какъ въ Соединенныхъ Штатахъ можно получать на нихъ десять процентовъ безъ всякаго риска.

Заговоривъ объ этомъ предметѣ, онъ сталъ необыкновенно краснорѣчивъ, распространялся о широкомъ полѣ дѣятельности, какъ для промышленности, такъ и для капитала, представляющемся въ Соединенныхъ Штатахъ, и замѣтилъ ей, что и самъ онъ поправилъ свои обстоятельства только путемъ одной промышленности.

— Но съ капиталомъ, — прибавилъ онъ, — я скоро сдѣлалъ бы изъ тебя лэди.

— Сдѣлай лэди изъ Люси, — отвѣчала она, — а я жила и умру простой женщиной.

Видя, что она слушаетъ его, онъ нѣсколько разъ заговаривалъ объ этомъ предмѣтѣ, но я не нахожу нужнымъ передавать ихъ разговоръ «in extenso». Краснорѣчіе спекулаторовъ отличается извѣстной монотонностью, равно какъ и разумныя возраженія осторожныхъ людей. Я избавляю читателя отъ всего этого, такъ какъ не давалъ клятвы написать во что бы то ни стало три тома.

На слѣдующій день около полудня, Пиндеръ, которому больше нечего было дѣлать, какъ скучать и тосковать, пришелъ въ кухню къ Деборѣ, чтобы поболтать съ нею. Онъ заглянулъ въ кухню, но Деборы тамъ не было. Тогда онъ робко поглядѣлъ въ окна лавки и увидѣлъ тамъ Дебору за прилавкомъ. Ея искусство, какъ продавщицы, было такъ же хорошо извѣстно ему, какъ и читателямъ, а потому онъ нѣсколько удивился.

— А гдѣ же остальные? — спросилъ онъ.

— Въ бесѣдкѣ купидона, — отвѣчала Дебора, вычитавшая эту фразу въ какой-то газетѣ. — Воркованье и милованье пріятнѣе, нежели дѣло.

— А гдѣ же Люси?

— Вы — первый человѣкъ, который освѣдомился о ней. Она должно быть на верху и спить. Милэди впервые въ продолженіе трехъ лѣтъ увидѣла, что ею пренебрегаютъ, и пришла ко мнѣ вся въ слезахъ. Я взяла ее на руки, снесла наверхъ и уложила спать, теперь она успокоилась. Жаль, что взрослые не могутъ спать, когда вздумается, и позабыть свое горе.

Въ эту минуту дверь пріемной отворилась, и Сара Манселъ, которая цѣлыхъ три года ничего не носила, кромѣ чернаго, появилась въ хорошенькомъ голубомъ платьѣ съ бѣлыми крапинками и нарядной шляпкѣ. Это свѣтлое явленіе сразу разсѣяло досаду въ сердцѣ Деборы.

— Ты похожа на картинку, — объявила она.

Сара остановилась передъ ней, охорашиваясь и улыбаясь.

— Ну, — сказала Дебора, — онъ нашелъ средство примирить всѣхъ насъ съ его возвращеніемъ домой.

Сара любовно улыбнулась ей и сказала, что единственное ея желаніе, это сдѣлать всѣхъ такими же счастливыми, какъ она сама.

— Мы всѣ счастливы, — отвѣчала Дебора, разыгрывая царедворца, чтобы угодить сестрѣ. — А куда это ты такъ разрядилась?

— Я ѣду въ банкъ, вынуть свои деньги, — отвѣчала весело Сара.

Пиндеръ и Дебора переглянулись.

— А сколько именно? — спросила Дебора.

— Четыреста фунтовъ стерлинговъ, — безмятежно объявила Сара.

Пиндеръ крякнулъ, но не сказалъ, ни слова. Дебора всплеснула руками.

— О, Сара, — жалобно начала она, — подумай, какъ долго пришлось копить ихъ и не растрачивай ихъ въ одну минуту.

Сара улыбнулась съ видомъ превосходства.

— Я поссорилась съ нимъ изъ-за денегъ три года тому назадъ и вы видѣли, что изъ этого вышло.

Она небрежно направилась въ двери, не сердись и нисколько не волнуясь отъ оппозиціи своихъ друзей, но Пиндеръ вставилъ серьезное слово.

— Удѣлите ему добрую половину, — сказалъ онъ, — но оставьте немножко и для Люси. Вы не только жена, но и мать.

Она повернулась къ нему у двери съ внезапнымъ яростнымъ желаніемъ оборвать его за то, что онъ смѣетъ напоминать ей про материнскія обязанности, но вспомнивъ все, чѣмъ ему обязана, удержалась. Но какимъ взглядомъ подарила она его за то. И кровь хлынула къ ея щекамъ.

Пиндеръ содрогнулся отъ этого взгляда, и Дебора покачала головой. Они оба почувствовали, что они нуль, а Джемсъ Манселъ снова господинъ. Онъ и не преминулъ показать имъ это. Само собою разумѣется, что онъ слышалъ съ лѣстницы каждое слово, сказанное его женѣ, и войдя въ лавку, принялъ повелительную позу около прилавка, напротивъ Пиндера и Деборы. Они стояли за прилавкомъ неподалеку другъ отъ друга.

Онъ прежде всего атаковалъ Пиндера.

— Неужели вы хотите путаться въ дѣла мужа и жены, — спокойно сказалъ онъ, — Вѣдь хорошаго изъ этого, помните, ничего не вышло.

Пиндеръ не счелъ удобнымъ ссориться съ нимъ, а потому не отвѣчалъ ни слова.

Но Дебора не была такъ осторожна.

— Вотъ еще! вѣдь вы же сами предоставляли ему цѣлыхъ три года путаться въ эти дѣла. Вы ограбили и бросили ее; онъ впутался въ это дѣло и обогатилъ ее. Его вмѣшательство ей не вредно.

Тогда заговорилъ Пиндеръ, но въ болѣе миролюбивомъ духѣ.

— Я вовсе не желаю вмѣшиваться, — объявилъ онъ, — но мы съ Деборой старались сколько могли быть вамъ обоимъ полезны, и мнѣ кажется, что друзьямъ вашей жены можно позволить высказать свое мнѣніе на счетъ того, какъ распорядиться съ сбереженіями, которыя пришлось копить цѣлыхъ три года.

Не успѣлъ онъ договорить этихъ словъ, какъ Манселъ поклялся въ душѣ избавиться отъ него и отъ Деборы.

Онъ отвѣчалъ съ намѣреніемъ вывести ихъ изъ себя.

— Прекрасно; но я не слыхалъ, чтобы хозяинъ былъ обязавъ отдавать отчетъ своимъ слугамъ въ томъ, какъ онъ намѣренъ распорядиться съ своими деньгами.

— Вашими деньгами? — усмѣхнулась Дебора.

— Ахъ! — отвѣчалъ этотъ нахалъ: — деньги моей жены — мои деньги. Кажется, что я далъ вамъ понять это въ прошлый разъ. Ну вотъ я собираюсь помѣстить мои деньги въ американскія бумаги и получать на нихъ десять процентовъ, вмѣсто того, чтобы держать ихъ въ банкѣ мертвымъ капиталомъ.

— О! — отвѣчала Дебора. — Это та сказка, которую вы сплели ей? Ну, а я скажу правду, какъ она есть. Вы собираетесь подтибрить ея деньги и уѣхать съ ними въ Америку. Варней былъ здѣсь и извѣстилъ васъ обо всемъ. Вы пріѣхали сюда не для жены, а для денегъ.

Она съ такой силой бросила ему эти слова въ лицо, что даже его мѣдный лобъ покраснѣлъ, точно она ударила его по лицу. Но прежде нежели онъ успѣлъ отвѣтить, Сара появилась въ смущеніи въ дверяхъ.

— О, Боже мой! уже бранятся!

Тутъ Джемсъ Манселъ, который въ своемъ родѣ, былъ умнѣе ихъ всѣхъ, моментально собралъ все свое хладнокровіе спокойно сказалъ ей:

— Не я бранюсь съ ними, увѣряю тебя. Но вотъ эта молодая женщина говоритъ, что я пріѣхалъ не для тебя, а для денегъ. Развѣ хорошо кричать такія вещи на всю улицу. Послушай, Сара, я не бранюсь съ ней, но спокойно спрашиваю тебя: могу ли я оставаться въ одномъ домѣ съ людьми, которые ненавидятъ меня и стараются поссорить меня съ женой?

VII.

Пиндеръ и Дебора оба почувствовали, что имъ не справиться съ Манселомъ. Пиндеръ оставался спокойнымъ; но Дебора этого не могла. Ея губы дрожали, но она до послѣднихъ силъ сразилась съ нимъ.

— Я оставлю этотъ домъ только по приказанію моей сестры, а не по приглашенію посторонняго человѣка, который сегодня здѣсь, а завтра его и слѣдъ простылъ, какъ скоро онъ успѣетъ выдоить корову и зарѣзать теленка.

И жестомъ руки она показала на Сару, при словѣ корова, и на Люси, при словѣ теленокъ.

Рѣзкія слова и вульгарный, но выразительный жестъ, съ какимъ она ихъ произнесла, заставили даже Пиндера произнести: — О!

Что касается Мансела, то хладнокровіе оставило его и онъ яростно бросился къ ней.

Но Сара остановила его.

— Нѣтъ, не отвѣчай ей, Джемсъ. Посиди съ дочерью, а а переговорю съ ними обоими.

Она сказала это такъ серьезно и съ такимъ чувствомъ собственнаго достоинства, что никто ей не противорѣчилъ.

Манселъ взялъ Люси и пошелъ съ ней на верхъ.

Когда онъ ушелъ, Сара протянула обѣ руки и кротко сказала: — Подойдите ко мнѣ оба.

Они взяли протянутыя имъ руки и глаза ихъ заблестѣли.

Она заговорила мягкимъ и ласковымъ голосомъ, который подѣйствовалъ на нихъ необыкновенно успокоительно.

— Вы оба искренно любите меня. Ну, такъ пожалѣйте меня и не доводите до крайности. Не заставляйте меня выбирать между мужемъ и вами; вы знаете, кого я должна выбрать. Боже мой, еслибы я издержала свои деньги на наряды, вы бы не пожалѣли ихъ. Ну, такъ позвольте же мнѣ распорядиться ими такъ, какъ пріятно моему сердцу, и отдать деньги человѣку, котораго я люблю; вѣдь любовь моя дороже 400 фунтовъ стерлинговъ, какъ вы думаете?

Они оба покорно выслушали ее. Но Дебора сказала, жалобно обращаясь къ Пиндеру:

— Она насъ не понимаетъ.

— Мы хотимъ сказать, что выпустить изъ рукъ деньги, значитъ лишиться мужа; пока деньги въ вашихъ рукахъ, онъ васъ не покинетъ, а мы оба видѣли, какъ вы по немъ горевали, и боимся, чтобы онъ опять не покинулъ васъ.

— Ахъ! — сказала Сара съ благородствомъ и безъ всякой досады, — вы желаете мнѣ добра; но вы сомнѣваетесь, не довѣряете и подозрѣваете. Я не хочу васъ обидѣть, но у меня другой характеръ, нежели у васъ. Я прямодушна, я не умѣю любить и не довѣрять. Я не могла бы также не довѣрять и любить.

Красота ея души и кротость ея сильныхъ и трезвыхъ словъ побѣдили ея бывшаго поклонника и нѣжнаго друга.

— Не приставайте больше къ ней, — сказалъ онъ. — Она слишкомъ хороша для здѣшняго міра. Она ангелъ.

Дебора улыбнулась и, бросивъ добрый взглядъ на сестру, хладнокровно отвѣтила:

— Она — отличная женщина; всякій, кто взглянетъ на нее, пойметъ это; но она такая же женщина, какъ и всѣ остальныя, будьте въ этомъ увѣрены. Сара, безполезно долѣе играть въ прятки. Пріятно ли тебѣ будетъ, если твои 400 фунтовъ пойдутъ къ другой женщинѣ.

— Къ другой женщинѣ? — закричалъ предполагаемый ангелъ, немедленно выходя изъ себя. — Что ты хочешь этимъ сказать? какая другая женщина?

— Дикъ Варней видѣлъ его съ другой женщиной и очень красивой.

— Что-жъ это доказываетъ?

— Само по себѣ ничего; но когда человѣкъ его лѣтъ на цѣлыхъ три года бросаетъ жену, то можно быть увѣреннымъ, что онъ найдетъ другую.

— О! — вскричала Сара, — не говори мнѣ этого.

Но Дебору не легко было сбить. Она продолжала:

— Все это весьма таинственно и неестественно, если въ дѣлѣ не замѣшана другая женщина; но если замѣшана, то все ясно, какъ бѣлый день. Три года пренебреженія и молчанія — другая женщина — ты изнываешь въ Англіи — нѣтъ другого мужчины (м-ръ Пиндеръ только другъ тебѣ) — онъ веселъ какъ полишинель въ Нью-Іоркѣ — другая женщина — она нуждается въ деньгахъ (другія женщины всегда въ нихъ нуждаются) — Дикъ Варней говоритъ ему, что ты много денегъ припасла здѣсь — и вотъ онъ здѣсь черезъ мѣсяцъ и въ тотъ же день принимается доить корову. Американскія бумаги! Хорошенькая дѣвчонка изъ породы янки.

На этотъ разъ ея простодушное краснорѣчіе и неподкупный здравый смыслъ оказались побѣдителями. Сара, лицо которой измѣнилось подъ вліяніемъ яда ревности, утратила свое спокойствіе Мадонны. Лицо ея исказилось конвульсіями и она громко простонала: — если это такъ, спаси меня Богъ! — Она поднесла руку къ груди и ея прекрасные темные глаза закатились и видны были одни только бѣлки.

— О, сестра! ты подпустила змѣю къ моей груди — сомнѣніе. Она изгрызетъ мое сердце.

— Спаси Богъ! — воскликнула Дебора, устрашенная словами своей сестры и еще болѣе ея страннымъ взглядомъ. Она стала бранить свой женскій длинный языкъ и просить Сару оставить свои подозрѣнія. Но Сара отвѣчала на это тоже въ своемъ родѣ удивительно:

— Нѣтъ, — сказала она, твердо, — я бы не могла любить, сомнѣваться и жить. Я испытаю его.

Дебора съ удивленіемъ поглядѣла на нее. Сара подошла въ двери пріемной и позвала:

— Джемсъ, милый, сойди сюда.

— Что такое она собирается сказать или сдѣлать? — пробормотала Дебора, содрогаясь.

Сара подошла къ ней и сказала какимъ-то свистящимъ шопотомъ:

— Теперь, когда ты научила меня подозрѣвать, и недовѣрять, и сомнѣваться, ты должна докончить свое дѣло. Я поручаю тебѣ слѣдить за моимъ мужемъ, за его лицомъ и всѣми движеніями, пока я, его жена, стану играть съ нимъ комедію.

Джемсъ Манселъ вошелъ и хитро оглядѣлся кругомъ. Лицо Деборы ничего ему не сказало. На немъ было написано безусловное равнодушіе, Пиндеръ стоялъ повѣся носъ.

Манселъ очутился между двумя замаскированными батареями; глаза жены впились въ него, а Дебора изподтишка, какъ кошка, наблюдала за нимъ, пока Сара испытывала мужа.

— Милый Джемсъ, я очень люблю свою сестру и искренно уважаю Пиндера и обоимъ имъ многимъ обязана.

Лицо Джемса омрачилось при этихъ словахъ.

— Но я люблю тебя больше всѣхъ на свѣтѣ, я не могу выгнать этихъ вѣрныхъ друзей изъ дому, они утѣшали меня, когда я была одинока.

Манселъ опять омрачился.

— И однако я не могу принести тебя въ жертву никому. Поэтому, если я тебѣ такъ же дорога, какъ и мои деньги, то возьми меня съ собой въ Америку.

Пиндеръ и Дебора вскрикнули отъ удивленія и огорченія, но глаза Деборы такъ и впились въ Джемса. Онъ былъ пораженъ, но не выказалъ неудовольствія. Онъ только сказалъ:

— Ты это только такъ говоришь?

— Нѣтъ; я готова ѣхать съ тобой; но, можетъ быть, ты этого не хочешь. Тебѣ пріятнѣе уѣхать одному?

Двѣ пары глазъ слѣдили за Джемсомъ.

— Нисколько, — сказалъ онъ: — мы и безъ этого слишкомъ долго были въ разлукѣ. Но неужели ты въ самомъ дѣлѣ поѣдешь со мной за-море?

— Такъ же охотно какъ перейду черезъ эту комнату, если я въ самомъ дѣлѣ нужна тебѣ.

— Конечно, ты нужна мнѣ, если мы не можемъ жить здѣсь, гдѣ твои друзья меня ненавидятъ. Но, Салли, если ты готова эмигрировать со мной, то къ чему дробить имущество? Продадимъ лавку и реализируемъ все имущество и переселимся совсѣмъ въ Соединенные Штаты. У меня здѣсь нѣтъ друзей, а ты не пожелаешь больше вернуться въ Англію, побывавъ въ Нью-Іоркѣ.

Стрѣла была ядовитая. Дебора жалостно всплеснула руками и воскликнула:

— О, Сара!

Сара сдѣлала ей знакъ рукой успокоиться.

— Нѣтъ, — отрѣзала она коротко и сухо, — я не пущу своей сестры по міру, да и не хочу рисковать всѣмъ имуществомъ Люси. Я готова рискнуть только 400 фунтами стерлинговъ, ни копѣйкой больше. Я вовсе не ожидаю, что улицы Нью-Іорка вымощены золотомъ. Деньги и тамъ не валяются на улицахъ, а люди навѣрное смышленѣе и хитрѣе насъ, англичанъ. Многіе ѣдутъ туда за деньгами и возвращаются нищими. Эта маленькая лавка будетъ для насъ тихой пристанью на случай крушенія. А наши добрые друзья сберегутъ ее для насъ. Кстати, мнѣ припоминается, какъ будто сегодня вечеромъ долженъ отплыть пароходъ въ Нью-Іоркъ.

— Сегодня вечеромъ! — вскричали Пиндеръ и Дебора въ одинъ голосъ.

— Ну да, сегодня вечеромъ, — прежде нежели привязанность будетъ убита ссорами, а любовь отравлена ревностью.

Послѣ этого она попросила Джемса пойти узнать, въ который часъ отходитъ пароходъ. Люси и она будутъ готовы; съ помощью Деборы она въ полчаса уложитъ свой гардеробъ. И такимъ образомъ великій характеръ этой женщины высказался еще разъ. Она съ женской смѣтливостью увидѣла, что настоящее положеніе дѣлъ невозможно и съ мужской рѣшимостью разрубила Гордіевъ узелъ. Съ этой минуты она стала главой семьи.

Дебора ломала руки и вопила:

— О! что я надѣлала! что я надѣлала. — Сара спокойно замѣтила:

— Время покажетъ. Пожалуйста, пойдемъ со мной и помоги мнѣ уложиться. А Джорджъ запретъ ставни. Сегодня я больше торговать не буду. Ахъ! никогда мнѣ и въ голову не приходило разставаться съ своимъ роднымъ гнѣздомъ. Ну, чтожъ дѣлать! Мѣсто жены возлѣ мужа.

Въ то время какъ онѣ укладывались, и Дебора принималась время отъ времени плакать, Сара сказала ей, немного надменно:

— Ну что? — выдержалъ онъ испытаніе?

— Да, — отвѣчала Дебора, смиренно.

— Какъ ты думаешь, онъ взялъ бы меня съ собой въ Нью-Іоркъ, еслибы тамъ его ждала другая женщина?

— Нѣтъ, — былъ смиренный отвѣтъ.

— Ну вотъ видишь, что значитъ возбуждать недовѣріе, — замѣтила она печально. — Я зашью банковые билеты въ его воскресной жилетъ, но не отдамъ ему ихъ до тѣхъ поръ, пока мы не будемъ уже въ открытомъ морѣ.

Дебора начала-было:

— Ахъ! зачѣмъ… — но не продолжала, и закончила словами: — я боюсь говорить.

Послѣ этого онѣ вынули изъ комода воскресный жилетъ мужа и проворные пальцы ихъ вскорѣ прорѣзали подкладку подъ однимъ изъ кармановъ, и зашили туда банковые билеты. Послѣ того онѣ до поры, до времени уложили жилетъ въ дорожный сундукъ Сары.

Укладка вещей была окончена за два часа до отхода парохода.

Вся партія снова сошлась въ пріемной. Пиндеръ хотѣлъ уже тутъ распрощаться, но Манселъ, желая, вѣроятно, угодить женѣ, вѣжливо сказалъ:

— Нѣтъ, нѣтъ, проводите насъ на пароходъ. Разстанемся друзьями; можетъ быть, мы больше никогда не увидимся.

Эти слова точно громомъ поразили вѣрныя сердца, которыя Сара Манселъ оставляла за собой.

Пиндеръ и Дебора проводили Манселовъ на пароходъ и грустно вернулись въ домъ, изъ котораго ушелъ ихъ солнечный свѣтъ.

Въ этотъ вечеръ Дебора вся въ слезахъ попросила Пиндера не оставлять ее одну въ домѣ. Она не могла ни о чемъ говорить, кромѣ какъ о Сарѣ. Еслибы она пошла къ знакомымъ, то они непремѣнно стали бы сплетничать о томъ и о семъ, а ей этого не хотѣлось.

Пиндеръ былъ того же мнѣнія, и охотно согласился на ея предложеніе. Она предоставила ему выбирать между комнатой Люси и спальней супруговъ. Онъ, конечно, избралъ комнату Люси. Теперь онъ сталъ хозяиномъ дома и лавки и у него было много дѣла. Онъ училъ Дебору цѣнамъ товаровъ и какъ ихъ взвѣшивать и заворачивать въ бумагу, а это цѣлое искусство. По вечерамъ онъ читалъ ей газету или книгу и они говорили о Сарѣ, безъ конца дивясь и ломая голову о томъ, какова-то будетъ ея судьба. Дебора полагала, что она вернется черезъ годъ, 400 фунтовъ стерлинговъ не хватитъ долѣе въ рукахъ у Мансела, а онъ навѣрное заберетъ ихъ въ свои руки. Но Пиндеръ думалъ, что она совсѣмъ не вернется, такъ какъ Джемсъ Манселъ очевидно ревнуетъ ее къ друзьямъ и хочетъ разлучить ихъ съ нею.

Послѣ нея остался хорошій фотографическій портретъ въ размѣрѣ кабинетной карточки. Онъ снесъ его къ Ферранти и этотъ артистъ увеличилъ, ретушировалъ и раскрасилъ его. Ферранти, заставлявшій ретушировать подобные портреты подъ своимъ личнымъ наблюденіемъ, создалъ художественное произведеніе. Оно было прочно и отчетливо, какъ мраморное произведеніе.

Они просили только слегка раскрасить портретъ, главнымъ образомъ глаза и волосы, такъ, чтобы не испортить прозрачныхъ тоновъ фотографіи, и передъ ними была теперь Сара Манселъ во весь ростъ, только-что не живая.

Когда портретъ принесли поздно вечеромъ, Пиндера не было дома; но по своемъ возвращеніи онъ раскрылъ ящикъ и вынулъ портретъ, и ни онъ, ни Дебора не могли достаточно наглядѣться на него и не ложились спать.

— Я и не подозрѣвала до сихъ поръ, какая она красавица, — говорила Дебора.

Они просидѣли до двухъ часовъ ночи, глядя на изображеніе этого добраго и красиваго лица и изливались въ похвалахъ ея добродѣтелямъ; Дебора разсказывала различные эпизоды изъ ея дѣтства, а Пиндеръ припоминалъ всѣ умные и разсудительные отвѣты, какіе отъ нея слышалъ.

---

Теперь Пиндеръ постепенно изъ холостяка превратился въ полу-женатаго человѣка. Его обѣдъ былъ всегда поданъ во-время и на чистой скатерти; и пріятной наружности женщина, годомъ моложе его самого, стряпала этотъ обѣдъ и надѣвала чистый фартукъ и чепецъ, чтобы съѣдать его вмѣстѣ съ нимъ. Они также вмѣстѣ ужинали. Она оставила свои ночныя скитанія въ поискахъ за мужемъ и всегда была готова къ его услугамъ, готова разговаривать съ нимъ или выслушивать его. Когда онъ читалъ вслухъ разные полицейскіе случаи или другія вещи, въ которыхъ мужчины и женщины обнаруживаютъ свои характеры и общія черты человѣческой натуры, ея замѣчанія — въ особенности въ томъ, что касалось ея собственнаго пола — были такъ же премудры, какъ еслибы она всю жизнь изучала философію.

Порою также въ ней что-то напоминало ея сестру. Онъ уже больше не надѣялся когда-нибудь увидѣть Сару и примирился съ этимъ и былъ на томъ пути, который зачастую приводитъ жертву романической привязанности къ спокойному дружескому союзу.

---

Когда пароходъ вышелъ въ открытое море, Сара принесла Джемсу его жилетъ и показала, какимъ образомъ она зашила въ него банковые билеты.

— Ты храни билеты у себя, — сказала она, — а я буду хранить нумера.

Алчные глаза Мансела засверкали.

— Ты дѣловая женщина, — замѣтилъ онъ: — мы вдвоемъ не пропадемъ.

Вода была какъ зеркало въ продолженіе восьми дней, но затѣмъ налетѣла буря, и Манселъ заболѣлъ морской болѣзнью. Море опять успокоилось, когда они доѣхали до цѣли ихъ путешествія, но Манселъ не поправлялся. Когда они прибыли въ Нью-Іоркъ, онъ былъ блѣденъ, слабъ и взмученъ.

Они высадились на берегъ и оставили свои сундуки въ таможнѣ, и Джемсъ Манселъ сказалъ Сарѣ и Люси, чтобы онѣ подождали его здѣсь, пока онъ сбѣгаетъ въ сосѣднюю улицу поглядѣть: свободна ли его прежняя квартира, которой онъ былъ очень доволенъ.

Она просила его поскорѣй возвращаться назадъ:

— Помни, что вѣдь я здѣсь чужая, — говорила она.

— Онъ скоро вернется, навѣрное, — сказалъ вѣжливый таможенный чиновникъ, стоявшій возлѣ и принесъ два стула.

— Покорнѣйше васъ благодарю, сэръ, — отвѣчала она, — Люси, милая, поблагодари этого джентльмена.

Люси отступила на два шага, какъ ей предписывалъ ея танцовальный учитель, и затѣмъ присѣла по всѣмъ правиламъ искусства, говоря:

— Благодарю васъ, сэръ.

Джентльменъ, высокій, сухопарый гражданинъ Иллинойса ухмыльнулся и отвѣсилъ поклонъ подъ прямымъ угломъ, держа шляпу въ рукахъ.

Сара видѣла, какъ ея мужъ повернулъ въ улицу направо и исчезъ; Послѣ того она взяла работу, чтобы не сидѣть сложа, руки, а Люси болтала, какъ сорока въ восторгѣ отъ всего, что видѣла. Никогда еще блестящій городъ Нью-Іоркъ не находилъ такого восторженнаго критика. Конечно, она еще не научилась убійственной манерѣ все унижать, благодаря которой намъ ничто не нравится и мы ничѣмъ не увлекаемся.

Прошелъ часъ, прошло два… Джемсъ не возвращался. Сара была сначала обижена, потомъ смущена, наконецъ встревожена. Что если онъ напился пьянъ? Онъ казался совсѣмъ истощенъ отъ путешествія! Когда разъ этотъ страхъ овладѣлъ ею, ей показалось нестерпимымъ дожидаться его здѣсь, сложа руки. Она вопросила чиновника отставать къ стороикѣ ихъ сундуки, взяла Люси за руку и пошла въ томъ направленіи, въ какомъ скрылся ея мужъ. Но такъ какъ ей пришлось проходить цѣлые долгіе часы, прежде нежели найти свое сокровище, то я прошу позволенія побывать до нея въ нѣкоторой улицѣ.

VIII.

Саломонъ Гресь, человѣкъ, который былъ такъ вѣжливъ съ Сарой Манселъ въ таможнѣ, былъ второй Пиндеръ, хотя сонный и грубоватый. Идя въ таможню и возвращаясь изъ нея, онъ имѣлъ обыкновеніе постоять минуты двѣ и поглазѣть въ окна одного дома въ улицѣ сто-четвертой, принадлежавшаго нѣкоей Елизаветѣ Гайнесъ. Двѣ минуты не слишкомъ долгій срокъ для того, чтобы ими не пожертвовать воспоминаніямъ прошлаго, и Саломона никогда еще не ловили на этой слабости. Но сегодня Елизавета Гайнесъ увидала его въ зеркало, передъ которымъ надѣвала шляпку, и надѣвъ ее, подошла къ двери и увидала, что онъ смотритъ въ ея окно.

Миссисъ Гайнесъ была красивая, веселая молодая женщина, очень отъ природы умная. Она отлично впала, чего Саломону нужно, но ни къ чему не ведущія чувства были ее въ ея характерѣ.

— Эге! — сказала она, притворяясь удивленной, — это вы, м-ръ Гресь, стоите тутъ, точно окаменѣлый полисменъ?

Саломонъ былъ слишкомъ сконфуженъ, чтобы отвѣтить.

— Быть можетъ, вамъ угодно нанять комнату? — и она указала на билетики, прибитые въ окнамъ.

— Быть можетъ, мнѣ нужно поглядѣть на лэди, которая ихъ сдаетъ.

— Почему же въ такомъ случаѣ не постучаться въ дверь и не узнать, дома ли она?

— Потому что я подозрѣваю, что отвергнутые женихи не желанные гости.

— Почему нѣтъ? Если они прилично ведутъ себя, то неужели же вы думаете, что женщинѣ непріятно видѣть человѣка, который былъ въ ней неравнодушенъ? Въ слѣдующій радъ не стойте на улицѣ, но приходите прямо ко мнѣ и сообщите всѣ новости съ запада.

— Видите ли, — отвѣчалъ онъ, запинаясь, — я боюсь ссоры. Теперь въ этомъ домѣ поселился человѣкъ, на котораго я сердить. Ему досталось сокровище, а онъ его не цѣнитъ. Онъ проигрываетъ всѣ ваши деньги и никогда не бываетъ дома. Вы были замужемъ за уроженцемъ Иллинойса и онъ уважалъ и любилъ васъ; и кой чортъ толкалъ васъ выйти замужъ за иностранца? Вы могли выбрать кого угодно изъ цѣлаго штата.

— А въ особенности м-ра Саломона Греса! Вы забываете, что я сама иностранка. Я не присоединена къ вашему штату.

Саломонъ согласился съ этимъ, но сказалъ, это это оплошность со стороны конституціи.

— И вотъ почему отвергнутые женихи не желанные гости для осторожныхъ женщинъ и добрыхъ женъ. Они большею частію ругаютъ человѣка, котораго онѣ выбрали и притомъ за его спиной.

О! это низость, — большая низость.

Эта уступка дѣлала ему такую честь, что она пригласила его проводить ее на рынокъ.

Саломонъ не повѣрилъ своему счастію. Она посмѣялась надъ нимъ и объяснила ему:

— Какой вы смѣшной, неужели же вы не понимаете, что веселѣе гулять въ обществѣ приличнаго человѣка, нежели одной? Какъ вы плохо знаете женщинъ! Я полагаю, что джентльменъ, о которомъ вы говорили, знаетъ ихъ гораздо лучше. У него, впрочемъ, навѣрное было много учительницъ, у бѣдняжки!

— Я бы охотно помѣнялся съ нимъ судьбой.

— Саломонъ, — строго произнесла миссисъ Гайнесъ, — лесть — ядъ, поэтому идемъ скорѣй. Я не хочу стоять тутъ и пить подносимую вами отраву.

И вотъ она отправилась по лавкамъ и ходила еще долго послѣ того, какъ разсталась съ Саломономъ Гресь.

---

Миссисъ Манселъ бродила по улицамъ безъ цѣли, Люси весело болтала и почти раздражала ее этимъ, пока наконецъ не проголодалась. Тогда мать купила ей кусокъ пирога, но сама не могла ѣсть. Наступилъ вечеръ, зажгли фонари; отбивъ себѣ ноги, съ удрученнымъ сердцемъ, она едва двигалась и начала горько спрашивать себя: неужели же она опять брошена и всѣми покинута? Но на самомъ дѣлѣ она не была покинута; мудрый и справедливый Промыслъ руководилъ каждымъ ея шагомъ. Наконецъ она остановилась въ отчаяніи и стала высказывать свое мнѣніе Люси, такъ какъ никого другого у ней не было.

— Это невнимательно, это жестоко, — говорила она, — бросать меня, совсѣмъ здѣсь чужую, въ этомъ большомъ городѣ. Почему онъ не взялъ меня съ собой взглянуть на квартиру? — О, Люси, у меня умъ заходитъ за разумъ!

— Присядьте, мамаша, на эти ступеньки, — сказала Люси съ нѣжной лаской.

— Въ самомъ дѣлѣ, мнѣ надо немножко отдохнуть.

Она усѣлась на ступенькахъ лѣстницы и ее мучили мысли, какихъ она не могла сообщить Люси. Его опять видно осилилъ ея старый врагъ: пьянство. Онъ казался такимъ блѣднымъ и истощеннымъ. Да! это такъ навѣрное!

О, горе! разъ онъ втянется опять въ эту привычку, послѣ столь долгаго воздержанія, то кончено. Онъ никогда отъ нея больше не отстанетъ. Какая ужасная жизнь предстоитъ ей и это въ чужой странѣ, гдѣ у нея нѣтъ ни друзей, ни опоры. И если онъ напьется, то его навѣрное ограбятъ. Какъ хорошо, что она зашила банковые билеты въ его жилетъ! А деньги! И снова ужасъ оледенилъ ея члены. Къ чему она разсталась съ ними? Ее вѣдь предупреждали, что пока она удерживаетъ деньги въ своихъ рукахъ, мужъ ее не броситъ. Но это былъ лишь минутный страхъ. Она прогнала это подозрѣніе, какъ чудовищное и недостойное ея, и устыдилась самой себя, что могла питать такой низкій страхъ.

Люси увидѣла перемѣну на ея измученномъ лицѣ и пришла въ простому и весьма естественному заключенію:

— Мамаша, онъ дурной человѣкъ.

Сара сначала пришла въ ужасъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, дитя мое, онъ хорошій человѣкъ и твой отецъ.

— Ну такъ, значитъ, отцы меньше любятъ насъ, нежели дяди. Дядя Джо не бросилъ бы насъ такимъ образомъ. Я бы желала, чтобы мы не уѣзжали изъ нашего дома.

Сара не хотѣла сказать этого, но глубоко вздохнула и сидѣла, раскачиваясь, на деревенскій манеръ.

Миссисъ Гайнесъ вернулась домой къ чаю и нашла ее въ этомъ состояніи, между тѣмъ какъ Люси стояла возлѣ, широко раскрывъ глаза съ грустнымъ удивленіемъ. Въ первую минуту миссисъ Гайнесъ подумала, что они нищіе, но затѣмъ одумалась, увидя ихъ чистый и приличный нарядъ и сережки въ ушахъ Люси, золотые съ жемчугомъ.

Она вѣжливо спросила миссисъ Манселъ, что съ ней такое, не устала ли она?

Миссисъ Манселъ взглянула на нее и печально сказала, что она въ большомъ горѣ. Она потеряла своего мужа.

— Онъ умеръ?

— Боже упаси! но мы разстались на набережной. Онъ пошелъ поглядѣть квартиру и не вернулся назадъ. Я не знаю, что думать и что дѣлать.

— Боже мой, — повторила та, — и вы здѣсь пріѣзжая!

Сара вздохнула.

— Ребенку нездорово быть на улицѣ въ такой поздній часъ.

Сара съ материнской благодарностью взглянула на нее и прижала дѣвочку къ себѣ, подъ вліяніемъ мысли, что съ ней можетъ что-нибудь случиться дурное.

Миссисъ Гайнесъ пристально вглядывалась въ обѣихъ и ихъ лица понравились ей даже больше ихъ костюма. — Она ласково сказала:

— Войдите лучше во мнѣ и отдохните, а тамъ увидимъ, что дѣлать.

— Благодарю васъ отъ всего сердца; вы очень добры.

Миссисъ Гайнесъ отворила дверь ключомъ и ввела ихъ въ комнату смѣшаннаго характера. Въ ней находилась французская кровать съ пологомъ. Тамъ былъ также шкафъ съ полками, кресло, довольно истасканное, и круглый столъ, накрытый бѣлой скатертью; словомъ, комната была тѣсная и плохо меблированная.

— Снимите шляпки и отдохните, — сказала миссисъ Гайнесъ. И пока онѣ исполняли это, шепнула какое-то приказаніе своей служанкѣ, по имени Миллисентъ. Послѣ того вынула чашки и блюдечки изъ буфета и сама вытерла ихъ. Все это время она разговаривала съ миссисъ Манселъ.

Тщеславіе хозяйки легко возбуждается, если она заподозритъ присутствіе соперницы: такъ какъ миссисъ Манселъ, судя по виду, имѣла собственный домъ, миссисъ Гайнесъ сказала:

— Вы не должны судить о моемъ домѣ по этой комнатѣ; у меня прекрасный домъ, но я беру жильцовъ и онъ такъ полонъ, что нѣтъ ни одного угла свободнаго. Но бѣда невелика, знаете, когда мужа дома нѣтъ.

Люси слушала и не безъ удивленія сообщила матери, что молодая лэди замужемъ.

— Милое дитя мое, я два раза была замужемъ. Въ первый разъ за уроженцемъ Иллинойса. Ахъ! что за чудесный онъ былъ мужъ! Теперь я замужемъ за англичаниномъ, Матью Гайнесомъ. Я не могу представить вамъ его, потому что онъ уѣхалъ въ Англію получать наслѣдство и это должно отнять довольно много времени.

Она умолкла на минуту, чтобы заварить чай.

— А вы сами родились въ Нью-Іоркѣ? — спросила Сара.

Миссисъ Гайнесъ, махая чайникомъ въ воздухѣ, улыбнулась ея простотѣ.

— Нѣтъ, — сказала она, — я такъ же, какъ и вы, не здѣшняя. Развѣ вы не замѣчаете, что я говорю по-англійски не хуже васъ. Помилуйте, я узнала въ васъ соотечественницу, какъ только вы раскрыли ротъ, и нисколько не удивляюсь, если мы землячки. Я изъ Уильтшира.

— А я изъ Баркшира.

— Ну, не говорила ли я вамъ?

Тутъ вошла Миллисентъ съ большимъ блюдомъ вареныхъ устрицъ.

— Вы не достанете такихъ большихъ устрицъ въ Баркширѣ.

— Нѣтъ; я никогда не видывала такъ много устрицъ заразъ.

Хлѣбосольная хозяйка угощала странницъ и онѣ насытились, глава ихъ заблестѣли, румянецъ снова заигралъ на щекахъ, и тогда, какъ истая жена, миссисъ Гайнесъ сказала:

— Ну, теперь разскажите мнѣ про вашего мужа.

Миссисъ Манселъ была съ ней откровеннѣе, чѣмъ съ болѣе старой знакомой.

— О, мой мужъ — отличный человѣкъ, — сказала она. — У него только одинъ недостатокъ, что иногда онъ выпиваетъ лишнее.

— О! это, кажется, случается со всѣми ими, — безпечно замѣтила миссисъ Гейнесъ.

— И даже отъ этого онъ исправился въ послѣднее время, — серьезно прибавила Сара, — но онъ такъ былъ боленъ во врекя плаванія и такъ истощенъ. Какъ объяснить иначе его отсутствіе, я и ума не приложу. Вы знаете, что иногда имъ нужно выпить рюмочку просто какъ лекарсгво.

— Ну да, это ихъ обычная манера такъ говорить; а за рюмочкой слѣдуетъ другая. Ну, не огорчайтесь. Вы все-таки увидите своего мужа гораздо раньше, нежели я увижу своего.

Тутъ она замѣтила, что у Люси глаза слипаются. Она рѣшилась пойти дальше, чѣмъ располагала сначала, и оставить ихъ ночевать у себя.

— Снимите ваши шляпки, — сказала она, — и идите за мной.

Она отворила дверь и провела ихъ въ пріемную, гдѣ стояла односпальная кровать. Коверъ былъ снятъ съ пола и свернутъ, но все остальное было въ порядкѣ.

— Эта комната сдана, но будетъ занята только завтра въ двѣнадцать часовъ. Извините, что она не совсѣмъ въ порядкѣ. Уложите милую крошку спать, а мы съ вами поболтаемъ. Ахъ! — прибавила она измѣнившимся голосомъ, который вдругъ сталъ кротокъ я трогателенъ. — У меня была маленькая дѣвочка отъ моего перваго мужа; она была бы почти однихъ лѣтъ съ вашей, еслбы осталась въ живыхъ. Поэтому мое сердце сразу было тронуто, когда я увидѣла вашу дочку, какъ она стояла возлѣ васъ съ испуганными и ласковыми главами.

Миссисъ Гайнесъ поплакала немножко при этомъ воспоминаніи, и счастливая мать поцѣловала несчастливую и та отдала ей поцѣлуй. Послѣ того миссисъ Гайнесъ ушла и позвала свою служанку, та вынесла приборы и онѣ стали мыть чашки и блюдечки и болтать другъ съ другомъ, такъ какъ миссисъ Гайнесъ необходимо было съ кѣмъ-нибудь поболтать. Она была хорошо воспитана, не такъ какъ Дебора Смортъ, но тѣмъ не менѣе никогда не читала книгъ; а кто не любитъ чтенія, тотъ любитъ болтовню. Дверь была тонка и не плотно затворялась; новое дерево ссохлось, и Сара, противъ воли, слышала частію ихъ разговоръ, но не обращала вниманія. Первымъ дѣломъ заботливой матери было осмотрѣть постель и она тутъ же рѣшила, что не положитъ въ ней дочки. Она сказала ей, чтобы та не раздѣвалась. Люси стала на колѣни и начала молиться. Прочитавъ молитву, она спросила: — можетъ ли она помолиться за добрую лэди.

— Конечно, душа моя, и я помолюсь за нее. Это все, что мы можемъ для нея сдѣлать.

Она отбросила покрывало, положила Люси и прикрыла ее пальто. Все это время она думала и теперь мысли ея просились наружу.

— Не странно ли, моя милочка, что тѣ, кто долженъ о насъ заботиться, а мы о нихъ, забываютъ о насъ; а лэди, которая никогда насъ въ глаза не видѣла, пустила насъ въ свой домъ и приласкала насъ, оттого, что мы чужіе люди въ чужой стражѣ. Боже ее благослови!

Въ это время раздался сильный стукъ у входной двери. За нимъ послѣдовало громкое восклицаніе въ сосѣдней комнатѣ. — О! Милли! это стучитъ мой мужъ! навѣрное.

— О! я надѣюсь, что да, — вскричала также и Сара, въ то время какъ Миллисентъ и ея госпожа бросились отпирать дверь.

— Люси, это ея мужъ; какъ я рада! — вскричала Сара.

— И я также, мама.

— Сюда! сюда! — кричала миссисъ Гайнесъ, вталкивая въ свою маленькую комнату мужа, который показался Сарѣ весьма неласковымъ. Я хочу на тебя наглядѣться!

И затѣмъ послѣдовалъ долгій и жаркій поцѣлуй.

Сара инстинктивно чувствовала что происходятъ, и сидя свою Люси, печально проговорила: — Ахъ! они счастливы теперь.

Потомъ прибавила веселѣе: — Ну чтожъ, придетъ и мой чередъ.

Сара Манселъ не слышала отчетливо того, что говорилось въ сосѣдней комнатѣ, по я скажу это читателямъ.

Миссисъ Гайнесъ, зажегшая газъ, была поражена видомъ мужа.

— Ой, — сказала она, — какъ ты блѣденъ! Сядь въ кресло.

Онъ, шатаясь, добрелъ до стула.

— Я сдѣлаю тебѣ чашку чая.

— Провались съ своимъ чаемъ! — былъ грубый отвѣтъ.

Сара услышала его съ того мѣста, гдѣ сидѣла, приложивъ свою щеку къ щекѣ Люси. Она отскочила отъ нея, не то испуганная, не то удивленная.

— Джину… капельку водки, — произнесъ голосъ еще громче.

Сара прыгнула на средину комнаты и тамъ остановилась, задыхаясь. Даже Люси приподнялась на рукахъ въ кровати и широко раскрыла глаза.

— Мнѣ кажется, что ты и такъ хорошъ, — послышался отвѣтъ въ сосѣдней комнатѣ. — Кстати, какъ я сообразила это теперь, ты, должно быть, прибылъ на пароходѣ восемь часовъ тому назадъ. Сколько водки выпилъ ты, прежде нежели вспомнилъ про жену?

— Не знаю, — отвѣчалъ онъ, точно пролаялъ, громко, рѣзко и сердито.

Люси услышала, выпрыгнула изъ постели и подбѣжала въ матери, вся пылая любопытствомъ.

— Мамаша, — сказала она, — да вѣдь это…

Но дальше не могла продолжать, Сара зажала рукой ротъ ребенку почти съ яростью и затѣмъ прижала лицо испуганной дѣвочки къ себѣ.

Нервы ея были такъ возбуждены, что она все слышала сквозь двери точно онѣ были изъ картона. И вотъ, что она услышала отъ человѣка, который былъ ея мужемъ и мужемъ женщины, пріютившей ея.

— Если хочешь знать, то я былъ нездоровъ и разстроенъ и выпилъ только одну рюмочку, чтобы освѣжиться и ободриться, а за одной послѣдовала другая. Но не сердись. Я — хорошій мужъ тебѣ, лучшаго не найти во всей Англіи, ни въ Нью-Іоркѣ, вы въ цѣломъ свѣтѣ, слышишь?

— Слышу, слышу, — отвѣчала другая жена, — это хорошія вѣсти, только не кричи такъ громко.

И она что-то ему прошептала.

Сара схватила свою дочку, точно маленькаго ребенка, на руки, въ одно мгновеніе уложила ее въ постель и такимъ грознымъ жестомъ и взглядомъ приказала ей молчать и не шевелиться, какихъ еще не знавала у ней испуганная дѣвочка. Затѣмъ прошипѣвъ: — Я узнаю все, хотя бы это меня убило, — скользнула какъ змѣя къ дверямъ. И приложила ухо къ замочной скважинѣ.

Матью Гайнесъ, иначе Джемсъ Манселъ, понизилъ голосъ.

— Ты не знаешь, какую жертву я тебѣ принесъ, — провалиться бы мнѣ. Ради Бога одну капельку водки.

— Но только одну, слышишь.

Она подала ему рюмку. Онъ залпомъ ее выпилъ.

— Ахъ! къ чему перекоряться; я не хотѣлъ напиться. Но это случилось нечаянно. Я былъ въ чертовскомъ положеніи.

— Что такое онъ мелетъ? — проговорила Елизавета. Чортъ бы побралъ эту водку!

Она возвысила голосъ и онъ тотчасъ же заговорилъ громче:

— Что? ты хочешь со мной ругаться? Тебѣ совсѣмъ не пристало ворчать на меня! Я для тебя постарался. Я добылъ четыреста фунтовъ, которые тебѣ обѣщалъ.

Онъ произнесъ эти слова не громко, но очень выразительно и раздѣльно.

И они впились въ душу Сары Манселъ, точно ледяныя стрѣлы. Бѣдное созданіе сначала вся съежилась, какъ бы подъ вліяніемъ острой боли. Затѣмъ съ нею сдѣлались конвульсіи, руки вытянулись и искривились, а все тѣло приняло такое положеніе, точно ее распали на крестѣ не только нравственно, но и физически. И когда послѣ нѣсколькихъ ничего не значущихъ словъ, друта женщина произнесла:

— Ну ладно, ты добрый мужъ, я тебя поцѣлую, — ослабѣвшее тѣло и поникшая голова настоящей жены безпомощно навалились на дверь, произведя странный шумъ, слабый, но тяжелый, точно отъ паденія мертваго тѣла.

IX.

Лицемѣръ Манселъ, какъ и всѣ, у кого совѣсть нечиста, былъ испуганъ непонятнымъ для него звукомъ. Онъ оттолкнулъ свою подругу и спросилъ:

— Это что такое?

— Моя жилица, — отвѣчала Елизавета. — Я пойду и погляжу, что съ нею.

Она направилась въ двери, о которую опиралась Сара. Она не была безъ чувствъ, во не могла двинуть ни однимъ членомъ и чувствовала, что упадетъ со всѣхъ ногъ, если только пошевелится.

Но тутъ двоедушнымъ Манселемъ вдругъ овладѣла дикая ревность.

— Нѣтъ, — сказалъ онъ, — чортъ побери твоихъ жильцовъ. Я хозяинъ. Уложи сначала меня. Помоги снять жилетъ и сюртукъ. Теперь подай халатъ. — Теперь подай туфли.

И, наконецъ, онъ улегся въ постель. Между тѣмъ, Елизавета Гайнесъ заподозрила, что ея жилица подслушиваетъ у дверей, и подумала, что это слишкомъ дурно съ ея стороны. Она рѣшила поймать ее на мѣстѣ преступленія.

Она сняла башмаки и на цыпочкахъ подкралась отъ постели къ двери. Но въ эту самую минуту Сара Манселъ, узнавъ все, что ей было нужно, попыталась сойти съ своего мучительнаго поста. Она оперлась рукой въ дверь и кое-какъ добралась до кресла, за которое зацѣпилась, и какъ разъ въ ту минуту, какъ Елизавета Гайнесъ повернула ручку двери, она упала на колѣни передъ кроватью, конвульсивно вытянувъ руки впередъ. Елизавета заглянула въ комнату, подумала, что она молится и отложила слѣдствіе до слѣдующаго утра.

Она не совсѣмъ ошиблась, такъ какъ первымъ дѣломъ обманутой жены, когда она пришла въ себя, было помолиться надъ своимъ ребенкомъ, у котораго не было больше отца. Она долго, долго молилась Богу и Онъ услышалъ ее.

Сначала это не было замѣтно. Въ эту ужасную ночь она пережила цѣлую вѣчность муки. Она припоминала все, что она сдѣлала и выстрадала ради этого человѣка, и все-таки онъ глядѣлъ на нее только какъ на дойную корову, а настоящая жена была за дверью.

Она была за три тысячи миль отъ дому и… брошенная жена. Если когда-либо женщина мучилась, такъ это она. Мука до того истомила ея тѣло, что она даже соснула съ полчаса.

Ей снились событія послѣднихъ лѣтъ, но въ концѣ-концовъ въ калейдоскопѣ сновъ выдѣлилось передъ ней одно видѣніе.

Она увидѣла себя въ своей собственной маленькой пріемной. Въ ней сидѣли Дебора и Пиндеръ, и глядѣли на какой-то портретъ. Портретъ она не могла видѣть, но лица Деборы и Пяндера она отчетливо видѣла и они горѣли любовью къ ней. Они говорили, что это ея портретъ, и что онъ такъ же хорошъ, какъ и она сама и что они боятся, что никогда больше ее не увидятъ. Ей снилось, что ей хочется утѣшить ихъ и сказать: — нѣтъ, увидите, увидите! но языкъ ей не повиновался. Оба лица про свѣтлѣли, какъ ангельскіе лики, подъ вліяніемъ чувства любви, затѣмъ исчезли.

Она проснулась. Постепенно ей припоминается ея настоящее бѣдственное положеніе. Но какъ это странно! Горе, глодавшее ее, все еще живетъ въ ней, но больше не рветъ, не терзаетъ ей душу, не доводитъ до безумія. Оно пережито и сердце ея словно окаменѣло.

— Негодяй, пьяница, воръ и измѣнникъ, — сказала она самой себѣ. — И все это время, всѣ это знали, кромѣ меня. Кончено, я больше не пролью по немъ ни слезинки. Я его больше не люблю. Я — каменная.

Она повернула газовый рожокъ и поглядѣла на Люси. И въ эту минуту почувствовала, что въ ея сердцѣ нѣтъ больше ей соперника.

Она рѣшила немедленно уйти изъ этого дома.

Вдругъ она вспомнила про деньги, которыя негодяй взялъ у нея, чтобы составить счастіе Люси, какъ онъ говорилъ. Она наклонилась надъ Люси и поцѣловала ее, но тихонько, чтобы не разбудить.

— Нѣтъ, моя бѣдная сиротка, — подумала она, — деньги не имѣютъ больше цѣны въ моихъ глазахъ, но они не обкрадутъ тебя. Ты получишь свое обратно, хотя бы они убили меня.

Она сѣла и стала думать, какъ ей всего лучше поступить теперь. И не всякій изъ насъ былъ бы такъ догадливъ и смышленъ, въ данномъ случаѣ. Она прежде всего приготовила въ своей комнатѣ все, что нужно въ предстоящему дѣлу. Она пододвинула небольшой столикъ къ газовому рожку, положила на него ножницы, вдѣла нитку въ иголку и воткнула ее въ рукавъ.

Затѣмъ встала тихонько и, отворивъ одну половинку двери, удостовѣрилась, что негодяй и его другая жена спятъ. Потомъ прокралась въ ихъ комнату, уменьшила свѣтъ газа и отыскала его панталоны и подъ ними жилетъ, унесла его въ свою комнату и оставила дверь открытой.

Она поднесла жилетъ къ столу, распорола то мѣсто, гдѣ положены были банковые билеты, и спрятала ихъ на груди, и все это дѣлала какъ только можно хладнокровнѣе.

Потомъ присѣла къ столу и опять зашила подпоротое мѣсто въ жилетѣ, по возможности по прежнимъ же стежкамъ.

Послѣ того взяла жилетъ, снесла его въ сосѣднюю комнату и положила на прежнее мѣсто на стулъ и по прежнему накрыла панталонами.

Затѣмъ, вернувъ свое и не заботясь больше о томъ, будетъ или нѣтъ она накрыта человѣкомъ, котораго можетъ упрятать въ тюрьму за двоеженство, она отдернула пологъ кровати, и сложивъ руки, уставила пристальный взглядъ на спящую чету, — такой взглядъ, какой рѣдко можно встрѣтить въ человѣческихъ глазахъ. Мужъ лежалъ на спинѣ и громко храпѣлъ, какъ это съ нимъ всегда бывало послѣ попойки. Другая, обманутая имъ женщина лежала съ нимъ рядомъ и, невинная, какъ дитя, спала дѣтскимъ сномъ.

Рѣшительная женщина, глядѣвшая на нихъ, рѣшила, что не отведетъ глазъ до тѣхъ поръ, пока не излечится или не умретъ. Сначала душа ея ныла и болѣла, но она стиснула зубы и стояла, добровольно казнясь этимъ зрѣлищемъ, чтобы никогда больше не забыть и не простить его.

Вскорѣ затѣмъ начало разсвѣтать, и служанка отперла наружную дверь.

Тогда Сара потихоньку разбудила и одѣла Люси; обѣ надѣли свои шляпки, она провела дѣвочку черезъ сосѣднюю комнату, стараясь загородить ей собою кровать, такъ, чтобы ей ничего не было видно, и обѣ молча оставили домъ.

Поздно утромъ Джемсъ Манселъ проснулся отъ тяжелаго сна и увидѣлъ, что онъ одинъ въ постелѣ. Онъ вскорѣ сообразилъ, въ какое безвыходное положеніе поставилъ себя тѣмъ, что напился вчера, и испугался.

Мысли его были горькія. Какъ вино насмѣялось надъ всѣми его хитрыми соображеніями!

Въ трезвомъ состояніи онъ рѣшилъ провести за носъ обѣихъ женщинъ; не видѣться съ Елизаветой въ Нью-Іоркѣ до тѣхъ поръ, пока не поселитъ Сару въ Бостонѣ и не проживетъ съ нею по крайней мѣрѣ мѣсяцъ. Что теперь дѣлать? Одно только: перекусивши, бѣжать отыскивать Сару, наврать ей съ три короба и поскорѣй отправиться съ ней въ Бостонъ, а оттуда написать, Елизаветѣ тоже какую-нибудь ложь въ поясненіе своего внезапнаго отъѣзда.

Онъ подошелъ къ дверямъ и распахнулъ ихъ настежь, чтобы дать доступъ воздуху. Въ сосѣдней комнатѣ его разстроенное лицо уставилось на Елизавету, улыбающуюся и приготовляющую ему чай и завтракъ. Ея чуткое ухо услышало, что онъ ворочается въ постелѣ.

— Вотъ это хорошо, — сказалъ онъ, — дай мнѣ поскорѣй поѣсть. Я долженъ сейчасъ идти въ таможню за своимъ багажомъ.

— Какъ неужели и деньги твои и вещи въ таможнѣ?

— Только не деньги. Я не разстаюсь съ ними ни днемъ, ни ночью.

— Ого! такъ ты, значитъ, можешь показать ихъ мнѣ? — спросила она.

— Ты, можетъ быть, не вѣришь, что у меня есть деньги.

— Вотъ идея! разумѣется, я тебѣ вѣрю на слово.

Она налила чашку чая и не сказала больше ни слова. Онъ первый заговорилъ объ этомъ.

— Послушай, тебѣ пріятно было бы увидѣть ихъ и удостовѣриться, что они есть.

— Что-жъ, Матью, — отвѣчала она, — какой же женщинѣ это не было бы пріятно.

— Ну такъ погляди сюда, и онъ снялъ сюртукъ.

— Какъ? они у тебя въ карманѣ? О, Боже мой! какая неосторожность!

— Угадай, — замѣтилъ онъ.

И потомъ разстегнувъ жилетъ, показалъ ей на внутренній карманъ въ немъ.

. Она поглядѣла черезъ столъ и одобрила.

— Вижу, — сказала она. — Кто могъ бы ожидать отъ мужчины столько догадливости.

Но послѣ нѣкотораго размышленія, нахмурилась.

— Кто зашивалъ деньги? — рѣзко спросила она. — Я вижу стежки отсюда. Это женская работа.

— Пускай женщина и распоретъ, — былъ презрительный отвѣтъ, и онъ протянулъ ей жилетъ и принялся за завтракъ.

Она взяла жилетъ на колѣни, вынула изъ кармана ножницы и осторожно распорола стежки и засунула пальцы въ карманъ.

— Прекрасно, — сказала она, — но вѣдь никакихъ денегъ тутъ нѣтъ.

— Вздоръ, — проговорилъ онъ съ набитымъ ртомъ.

Она вывернула карманъ наизнанку.

— Говорю тебѣ, что никакихъ денегъ тутъ нѣтъ.

— Не лги. Дай мнѣ жилетъ.

Она подала ему жилетъ и зорко, почти подозрительно слѣдила за нимъ.

Онъ ощупалъ карманъ, вывернулъ его: въ немъ ничего не было.

— Господи! чтожъ это такое? — завопилъ онъ. — Неужели я съума сошелъ? Или я брежу? Но вѣдь это невозможно. Разрѣжь жилетъ на куски! разорви его на клочки! Украли! украли! Я пойду въ полицію! Я обыщу каждую женщину въ этомъ докѣ!

И онъ яростно вскочилъ на ноги.

Но Елизавета тоже встала и сказала очень твердо:

— Ничего такого ты не сдѣлаешь; здѣсь нѣтъ воронъ. Садись и хорошенько подумай.

— Не могу; у меня голова идетъ кругомъ.

— Ты долженъ овладѣть собой. Скажи мнѣ названія всѣхъ кабаковъ, гдѣ ты пилъ, прежде нежели придти сюда.

Онъ заворчалъ, но назвалъ нѣсколько кабаковъ.

— Были тамъ женщины?

— Толпа.

— Ты снималъ сюртукъ?

— Не думаю. Да говорю же тебѣ, что я ощупалъ карманъ прежде, чѣмъ легъ спать, и билеты тамъ были.

— То-есть тебѣ такъ показалось. Говори теперь, кто зашивалъ ихъ?

— Не все ли равно.

— Кто зашивалъ ихъ?

— Портной.

— Нѣтъ, Матью, женщина зашивала ихъ и женщина же зашивала пустой карманъ. Это не мужская работа, да къ тому же мужчины и не такъ догадливы. Ты не всю правду сказалъ мнѣ.

И она нахмурилась.

Обманщикъ въ одну минуту составилъ планъ. Онъ отправится въ таможню, подождетъ, пока Сара придетъ за багажемъ, и скажетъ ей, что его ограбили. Затѣмъ ѣдетъ съ ней на мѣсяцъ и будетъ работать, пока она не получить еще денегъ изъ Англіи.

Поэтому онъ сказалъ Елизаветѣ, что поведетъ полицію по всѣмъ кабакамъ, гдѣ пилъ, и поспѣшно ушелъ.

Она не противорѣчила, и, сидя, размышляла объ этой странной и таинственной исторіи.

Неожиданно къ ней пришелъ гость, съ которымъ ей можно было откровеннѣе поговорить, чѣмъ съ мужемъ.

---

Сара Манселъ, выйдя изъ дому, спросила, какъ пройти въ таможню. Къ ея удивленію оказалось очень близко. Все ея желаніе теперь было уѣхать домой. Сердце ея, прямолинейное, какъ всегда, рвалось къ своимъ. Ревность слишкомъ замучила ее. Мука, которая убиваетъ чувства, вмѣстѣ съ тѣмъ и изнашиваетъ самое себя; любовь ея пропала, вмѣстѣ съ болью. Кромѣ того, у ней былъ особенный характеръ, такъ какъ женщины такъ же бываютъ различны, какъ и мужчины: въ иныхъ ревность беретъ верхъ надо всѣмъ и онѣ не могутъ уступать недостойнаго человѣка, принадлежащаго имъ, другой женщинѣ; въ другихъ ревность, хотя страшно сильная, подчиняется гордости и самоуваженію. Эти гордыя женщины хотятъ нераздѣльной любви или никакой, и замѣтьте, что чѣмъ сильнѣе онѣ любятъ человѣка, тѣмъ болѣе хотятъ онѣ, чтобы онъ принадлежалъ имъ нераздѣльно, или же вырываютъ его съ корнемъ вонъ изъ сердца: ничѣмъ нельзя поколебать въ нихъ этого рѣшенія. Эти любящія, но энергическія женщины не принадлежатъ къ одному какому-нибудь классу общества, но находятся во всѣхъ. Книга, газеты, образованіе, невѣжество не создаютъ и не передѣлываютъ ихъ. Это законъ ихъ природы, хотя и не общій законъ.

Сара узнала, что въ этотъ самый день пароходъ отходитъ въ Англію. Она немедленно заняла каюту для себя и Люси, а пока увезла свой багажъ въ кэбѣ, опасаясь, что Джемсъ Манселъ придетъ и будетъ ее дожидаться. Она нисколько не боялась его, но ей было противно его видѣть.

Она велѣла кэбману отвезти ее въ какую-нибудь большую гостинницу, но только подальше.

Джемсъ Манселъ пришелъ въ таможню и освѣдомился, гдѣ багажъ жены, такъ какъ узналъ, что она переѣхала въ гостинницу.

Извощикъ, отвозившій ее, еще не вернулся, но человѣкъ, которому Джемсъ обѣщалъ дать на водку, взялся спросить у извощика, въ какую гостинницу онъ отвезъ эту даму. Послѣ того Манселъ вернулся домой, чтобы попросить денегъ у Елизаветы, такъ какъ всѣ свои карманныя деньги онъ пропилъ наканунѣ.

---

Гость, который тѣмъ временемъ пришелъ въ его женѣ, былъ не кто иной какъ Саломонъ Гресь. Онъ вошелъ робко и принялся-было извиняться, но она коротко и рѣзко перебила его.

— Вы пришли какъ нельзя болѣе кстати. У меня украли 400 фунтовъ.

И она разсказала ему все, что произошло между нею и Матью, и Саломонъ представилъ свою теорію, то-есть, что банковые билеты никогда не существовали.

— Нѣтъ, знаете, я думаю, что это не такъ, — отвѣчала Елизавета, — И въ этомъ-то мое горе. Есть даже лицо, которое я подозрѣваю, но только не хотѣла ему говорить, потому что онъ сталъ бы меня бранить за то, что я пустила ночевать. незнакомую женщину, да и въ самомъ дѣлѣ это было довольно безразсудно съ моей стороны. Я пріютила нынѣшней ночью одну англичанку съ дочкой. Она сказала мнѣ, что пріѣхала на пароходѣ и потеряла мужа. Я боюсь, что у нея его никогда не было. Какъ бы то ни было, она ночевала въ этой самой комнатѣ, и знаете, Саломонъ, въ то самое время какъ мужъ сообщалъ мнѣ, что онъ досталъ мнѣ 400 фунтовъ, она подошла къ двери и мнѣ показалось, что она подслушиваетъ.

— Ну, значитъ, это ея дѣло и ничье больше, — заключилъ Саломонъ.

Но для полной увѣренности спросилъ: сообщалъ ли ей м-ръ Гайнесъ о томъ, что билеты зашиты въ жилетѣ, въ то время, какъ женщина подслушивала.

— Должно быть, — отвѣчала Елизавета.

Потомъ подумала немного.

— Нѣтъ, онъ этого не говорилъ, она, конечно, не могла услышать того, чего я не слыхала, а этого я не слыхала, и онъ сказалъ мнѣ объ этомъ только сегодня утромъ за завтракомъ. Нѣтъ, она не могла объ этомъ знать, если только сама не зашивала ихъ, а это совсѣмъ невѣроятно. Нѣтъ, это какая-то тайна, я тутъ ничего не понимаю.

Саломонъ подивился въ свою очередь. Онъ сказалъ, что очень красивая женщина дожидалась своего мужа битыхъ два часа въ таможнѣ и съ ней былъ ребенокъ.

— Дѣвочка?

— Да; дѣвочка.

— Какъ она была одѣта?

— Не замѣтилъ.

— Какая наружность у дѣвочки?

— Брюнетка… чудные черные глаза… настоящая картинка.

— Это онѣ, нѣтъ сомнѣнія. Вы, конечно, никакого мужа не видѣли?

— Ай, нѣтъ, видѣлъ, правда, только спину. Но эта женщина не похожа на воровку, она приличная честная женщина. Она и съ лица похожа не то на теленка, не то на ангела.

— Да, правда, — отвѣчала Елизавета, — она казалась честной, и если ея разсказъ справедливъ, то несправедливо было бы ее подозрѣвать Я рѣшительно теряюсь во всемъ этомъ.

Тогда Саломонъ Гресъ сталъ сопоставлять факты:

— Онъ пьяница и игрокъ. Одного изъ этихъ качествъ достаточно, чтобы потерять 400 фунтовъ въ такомъ городѣ какъ Нью-Іоркъ. Я видалъ много людей, которыхъ здѣсь обчищали до послѣдней полушки, но никогда не слыхивалъ про такого дурака, у котораго бы украли изъ внутренняго кармана зашитые тамъ банковые билеты. Готовъ побожиться, что это чистая ложь.

Послѣднія слова были услышаны м-ромъ Манселомъ изъ пріемной, куда онъ прошелъ черезъ черный ходъ.

Онъ вошелъ въ комнату и спросилъ:

— А слыхали вы, чтобы честные люди прокрадывались въ домъ и за спиной мужа ругали его при женѣ.

Саломонъ покраснѣлъ отъ гнѣва и спада, потому что его положеніе было не изъ красивыхъ.

— Не могу сказать, чтобы слыхалъ, но знавалъ людей, для которыхъ правда была чистый ядъ.

— А правда та, что вы неудачный поклонникъ моей жены и проклятый лицемѣръ.

Елизавета испугалась, потому что знала, что Саломонъ можетъ въ одну минуту свернуть шею ея задорному пѣтуху и не питала слѣпой вѣры въ его миролюбивыя наклонности, хотя онъ и хвалился ими.

— Увы! Матью, неужели ты хочешь, чтобы тебѣ переломали всѣ кости? А вы, Саломонъ, извините его ради меня, онъ въ большомъ горѣ. Я васъ больше не задерживаю.

— Вотъ что значитъ путаться не въ свое дѣло, — сказалъ бѣдный Саломонъ. — Я миролюбивый человѣкъ, — прибавилъ онъ, чуть не плача отъ досады. — Я, конечно, уйду, мнѣ лучше уйти. Но британскій…

— Что, старый Огайо?

— Одно только слово на прощанье.

— По чикагски?

— Будетъ и на нашей улицѣ праздникъ, это, думаю, по аниглійски.

Когда онъ ушелъ, Елизавета постаралась успокоить Джемсъ Она сказала ему, что совсѣмъ не вѣритъ, чтобы онъ пропилъ или проигралъ 400 фунтовъ. — Но, — прибавила она, — безполезно сердиться на Саломона Греси за то, что онъ повторяетъ то, что весь свѣтъ говоритъ.

Потомъ, помолчавъ немного, пустилась въ философскія разсужденія.

— Еслибы ты предложилъ мнѣ на выборъ 400 фунтовъ или трезваго, работящаго мужа, неужели ты думаешь, что я бы выбрала деньга? некогда. Поэтому не будемъ ныть о томъ, чего не воротить, но брось игру — ты теперь меньше сталъ пить, чѣмъ прежде — и мы отлично заживемъ. Комнаты у меня всѣ заняты и жильцы любятъ меня. Теперь комнаты никогда больше не будутъ пустовать. Трудно было только начать. Я буду содержать тебя, если ты согласишься проводить со мной хоть вечера.

Джемсъ Манселъ притворился, что согласенъ на эти условія, и Елизавета пригласила его прогуляться съ ней.

Онъ и на это согласился съ притворнымъ удовольствіемъ, она принарядилась для этого случая, и они отправились подъ руку, она веселая, какъ жаворонокъ, онъ же мрачный и разсѣянно слушавшій ея болтовню.

---

Тѣмъ временемъ миссисъ Манселъ и Люси отлично вымылись и хорошо позавтракали и имъ подали экипажъ, чтобы отвезти ихъ и багажъ къ пароходу.

Но Люси не хотѣлось уѣзжать.

— О, мама! — говорила она, — мы только что пріѣхали.

— Что-жъ дѣлать, — угрюмо отвѣчала мать.

— Но здѣсь все такъ прекрасно и люди такъ добры: они называютъ меня «миссъ!»

— Дитя мое, — сказала мать, — я должна ѣхать домой. Раненые всѣ уѣзжаютъ домой, а я ранена въ самое сердце. У меня больше никого нѣтъ, кромѣ тебя. Будь же добра ко мнѣ.

Люси обняла руками шею матери и объявила:

— Ахъ, мамаша! я поѣду съ вами въ Іерихонъ.

X.

Казалось, что теперь все улажено для ихъ возвращенія въ Англію. Въ таможнѣ они встрѣтили Саломона Греса, и Сара обратилась къ нему и спросила, какимъ образомъ ей доставить свой багажъ на пароходъ.

— Какъ? вы уже уѣзжаете? и безъ мужа?

— Сэръ, мой мужъ бросилъ меня.

— Какъ, совсѣмъ?

— Да; меня и моего ребенка.

— Какой негодяй!

Облегчивъ такимъ образомъ свою душу, онъ объявилъ, что готовъ къ ея услугамъ и что не можетъ уйти изъ таможни, но что если она отдастъ ему свой билетъ, то его товарищъ перенесетъ ея вещи въ ея каюту. Такъ оно и сдѣлалось. Тѣмъ временемъ онъ попросилъ позволенія задать ей одинъ вопросъ.

— Сколько угодно, — спокойно отвѣчала она.

— Гдѣ вы ночевали прошлую ночь?

— У одной лэди, которая сказала мнѣ, что ее зовутъ миссисъ Гайнесъ.

— Въ улицѣ № 104?

— Не знаю, къ несчастію. Но такъ какъ вы объ этомъ спрашиваете, то, можетъ быть, вы сами знаете миссисъ Гайнесъ?

— Думаю, что знаю.

— Какъ это странно.

— Вовсе нѣтъ. Я знаю ее уже девять лѣтъ. Ея первый мужъ былъ мой двоюродный братъ. Когда онъ умеръ, я желалъ быть его преемникомъ, но не рѣшился сдѣлать ей предложеніе на кладбищѣ. А красивый англичанинъ не поцеремонился и перебилъ мнѣ дорогу.

Сара взглянула на него съ участіемъ.

— Я васъ прекрасно понимаю, — сказала она. — Вы уважали ее больше, потому что сильнѣе любили.

Саломонъ вытаращилъ на нее глаза. Онъ былъ крайне удивленъ и вмѣстѣ съ тѣмъ очарованъ, что эта пріятная незнакомка такъ хороню поняла его и въ такомъ лестномъ смыслѣ. Онъ попросилъ позволенія пожать ей руку.

— Сдѣлайте одолженіе, — съ спокойной улыбкой отвѣчала она.

— Я скажу вамъ всю правду, хотя она и не служитъ къ моей чести. Я все еще люблю ее; я никакъ не могу выбросить ее изъ головы.

— Да и не къ чему, — замѣтила она.

Саломонъ опять вытаращилъ глаза.

— Вы точно бѣдный Джо Пиндеръ, — сказала она, больше про себя.

— Не могу знать, никогда не слыхивалъ этой фамиліи.

Сара задумалась. Потомъ пристально взглянувъ на него, медленно проговорила:

— Мнѣ кажется, что мнѣ слѣдуетъ написать письмо миссисъ Гайнесъ.

— О томъ, что она пріютила васъ на ночь?

— Объ этомъ и о другомъ. Вы знаете и уважаете ее; вы передадите письмо?

— Разумѣется.

— Въ ея собственныя руки?

— Съ удовольствіемъ.

— Не въ руки мужа?

— Ея мужа? какъ бы не такъ! чортъ бы его побралъ! Успокоившись на этотъ счетъ, Сара сказала, что пойдетъ и напишетъ письмо въ каютѣ, гдѣ не такъ шумно. Саломонъ перевелъ ее и Люси на пароходъ. Сара вынула изъ мѣшка листъ бумаги и конвертъ: она хотѣла-было писать своей сестрѣ. Теперь она сѣла и написала другой женѣ Джемса Мансела. Саломону Гресу оставалось только глядѣть, какъ она писала и онъ дивился про себя, о чемъ могла писать своей бѣлой ручкой эта тихая женщина къ той, которую онъ все еще любилъ.

Дѣло было затруднительно. Англичанкѣ нелегко было сочинить письмо. Она задумывалась надъ каждой строчкой. Лицо ея было торжественно, серьезно и внушительно. Такъ что удивленіе Саломона все усиливалось. Онъ видѣлъ, что эта женщина пишетъ не простое заявленіе благодарности за оказанное ей гостепріимство. Когда она кончила писать, она сложила письмо, запечатала его и подозвала Саломона Гроса.

— Вы передадите это письмо ей прямо въ руки и она при васъ прочитаетъ его.

— Хорошо; отъ чьего имени передать его?

— Отъ Сары Манселъ.

— О! отъ Сары Манселъ. Значитъ, вы Сара Манселъ?

— Я — Сара Манселъ.

Затѣмъ прибавила внушительно:

— Вы вѣдь искренно любите миссисъ Гайнесъ?

— Я по ея милости холостякъ, — отвѣчалъ онъ уныло.

Она устремила на него внимательный взглядъ.

— Быть можетъ, когда-нибудь выбудете женатымъ человѣкомъ по ея милости.

Саломонъ покачалъ головой.

— Что это, загадка?

— Да; будущее вообще — загадка. И то, что я теперь дѣлаю, доказываетъ это. Кто знаетъ? Вы были очень добры во мнѣ. Блаженны тѣ, кто дѣлаетъ добро чужеземцамъ, сиротамъ и вдовамъ. Мое дитя сегодня осиротѣло, а я покинутая жена и одна одинешенька пускаюсь по этому большому океану и со мной никого нѣтъ, кромѣ моего ребенка и Господа Бога.

Бѣдный Саломонъ могъ бы отвѣтить ей, что эти два спутника предпочтительнѣе семидесяти-семи дурнымъ мужьямъ, но она совсѣмъ растрогала нѣжное сердце, бившееся въ его мужественной груди.

— Полноте, полноте, — захныкалъ онъ, — вы заставите меня разревѣться въ три ручья. Вы не одиноки, вы не можете быть одиноки. Подите-ка сюда, красавица, и утѣшьте мамашу. Я не оставлю васъ, пока пароходъ не отчалитъ, а затѣмъ думайте о тѣхъ, кто васъ ждетъ дома. Вѣдь у васъ есть друзья дома?

— Есть.

— Они васъ любятъ?

— Да, сэръ.

— Ну вотъ видите. Они васъ ждутъ, они думаютъ о васъ

— Да. Я видѣла ихъ сегодня ночью во снѣ.

— Сомнѣнья нѣтъ. Вы рождены за тѣмъ, чтобы быть любимой.

— И я когда-то такъ думала, сэръ.

— А я и теперь такъ думаю. Вы обаятельная женщина. Я готовъ дать себя на куски разрѣзать ради васъ.

Оставимъ эту добрую душу утѣшать Сару Манселъ, пока съ нарохода не удалили всѣхъ постороннихъ лицъ, и поспѣшимъ навстрѣчу менѣе интересной четѣ, направляющейся въ эту сторону.

Такъ какъ Джемсъ пошелъ гулять только затѣмъ, чтобы угодить Елизаветѣ, онъ шелъ куда ей было угодно. Они отправились въ лавку съѣстныхъ припасовъ и купили такія вещи, какія онъ любилъ. Елизавета была хороша собой и хорошо одѣта и много восхищенныхъ взглядовъ устремлялось на нее. Тщеславіе ея спутника было пріятно этимъ польщено. Одно только отравляло ему прогулку, это нетерпѣніе идти разыскивать Сару.

Когда они подошли къ набережной, нетерпѣніе Джемса усилилось. Ему хотѣлось бѣжать узнать отъ своего агента, разыскалъ ли онъ Сару, и вмѣстѣ съ тѣмъ онъ боялся наткнуться на нее на улицѣ. Сара могла издали увидѣть его подъ-руку съ Елизаветой. Его волненіе не укрылось отъ этой послѣдней.

— Ну, что это съ тобой дѣлается? — спросила она. — У тебя такой видъ, точно у тебя совѣсть не покойна и ты боишься, что полицейскій арестуетъ тебя.

— Ты сама не была бы спокойна, еслибы потеряла 400 фунтовъ и не знала бы, какъ это случилось.

— Нѣтъ, была бы спокойна, еслибы умѣла безъ нихъ обойтись. Вѣдь эти деньги должны были мнѣ достаться, однако, я не горюю объ нихъ. Да и къ чему, милый, попусту горевать.

Въ эту минуту прозвонилъ пароходный колоколъ.

— Постоимъ тутъ, — ласково сказала Елизавета, — и пошлимъ, какъ отходитъ пароходъ.

— Дай мнѣ нѣсколько долларовъ, пожалуйста, — попросилъ онъ.

Она немедленно исполните его желаніе.

— Подожди меня тутъ, — сказалъ онъ, и Елизавета усѣлась въ хорошенькой пріемной близъ главнаго входа на пристань и стала ждать.

Онъ побѣжалъ въ лавку и наполнилъ свою фляжку водкой. Затѣмъ бросился къ своему агенту и отъ него узналъ названіе отеля, куда переѣхала Сара Манселъ. Ему хотѣлось сейчасъ же отправиться туда, но онъ не посмѣлъ. У Елизаветы характеръ былъ не изъ покладливыхъ. Лицемѣръ попался между двухъ огней. Но какъ бы то ни было, а свиданіе было только отложено на часъ, не болѣе. Елизавета, у которой домъ биткомъ былъ набитъ жильцами, должна будетъ скоро вернуться, я тогда онъ полетитъ на крыльяхъ раскаянія къ Сарѣ и не оставитъ ее до тѣхъ поръ, пока не проведетъ окончательно и не вырветъ съ корнемъ всякія подозрѣнія.

Итакъ онъ вернулся къ Елизаветѣ. Она спокойно разсѣлась и, повидимому, не собиралась уходить.

«Чортъ бы ее вобралъ, — подумалъ онъ, — ее необходимо спровадить домой».

Но вотъ канаты были убраны и сдѣланы всѣ другія приготовленія въ отходу парохода. Это превосходно устроено въ Нью-Іоркѣ. Самый большой пароходъ проходитъ въ Атлантичесгій океанъ такъ же легко, какъ рѣчная лодка плыветъ но Темзѣ.

"Ахъ! — сказалъ самому себѣ лицемѣръ, терзаемый положеніемъ, которое онъ самъ создалъ, — я бы желалъ, чтобы могъ отплыть на этомъ пароходѣ и… одинъ. Онъ продвинулся впередъ и глядѣлъ ему вслѣдъ.

Въ эту минуту женщина, замѣтившая раньше Джемса Мансела, но скрывавшаяся до сихъ поръ, бросилась на палубу, въ сопровожденіи маленькой дѣвочки. Она вынула пачку банковыхъ билетовъ и высоко махнула ими въ воздухѣ въ его сторону, затѣмъ прижала головку дѣвочки въ своей груди.

Вотъ, что она сдѣлала. Но слова безсильны передать величіе и мягкость ея страстныхъ жестовъ, и краснорѣчивую повѣсть, которую они повѣдали негодяю и дураку, обладавшему ею, мучившему ее долгіе годы и съумѣвшему, наконецъ, оттолкнуть отъ себя.

Онъ отскочилъ назадъ удивленный, испуганный, пораженный и глядѣлъ ей вслѣдъ съ тупымъ ужасомъ.

Въ то время какъ онъ стоялъ таимъ образомъ, точно окаменѣлый, чей-то голосъ проговорилъ ему на ухо:

— Ты знаешь теперь… куда дѣвались… твои банковые билеты…

То была Елизавета, стоявшая позади его. Лицемѣръ медленно оглянулся, подавленный этой новой опасностью. Онъ тяжело перевелъ духъ, но не могъ проговорить ни единаго слова.

Елизавета положила правую руку на его плечо, а лѣвою указала на Сару:

— Почему эта женщина махаетъ ими подъ самымъ твоимъ носомъ? — И потряся его за плечи, обернула его лицомъ въ себѣ.

— Твое лицо блѣднѣе полотна! Что такое произошло между этой женщиной и тобой? Она взяла твои деньги и однако нисколько не боится. Она хвастается этимъ, а ты дрожишь. О! что все это значитъ?

Въ волненіи она такъ крѣпко уцѣпилась за него, что ногтями оцарапала его сквозь платье, но вдругъ она выпустила его и, ослабѣвъ, только повторяла: — О! что все это значитъ!

Лицемѣръ, привыкшій лгать, и теперь пытался выпутаться изъ бѣды, какъ это ни было трудно. Онъ пролепеталъ: — не знаю. Я видѣлъ женщину, которая чѣмъ-то махала мнѣ… но почемъ знать, что именно мнѣ.

— Кому же другому?

— Мнѣ показалось, что она кого-то видитъ за моей спиной. Гдѣ ты была?

— Позади тебя.

— Не тебѣ ли, значитъ, она махала? — Отчаянный негодяй самъ не зналъ, что говорилъ, но въ его удивленію это нахальное предположеніе не было отвергнуто.

— Да, конечно, можетъ быть, и мнѣ.

Онъ ловко воспользовался этой уступкой.

— Вѣроятнѣе, что ни тебѣ, ни мнѣ, — сказалъ онъ, — но я все-таки не знаю, что мнѣ думать. Съ тѣхъ поръ какъ я вернулся домой, все вокругъ меня стало таинственно.

— Это правда и я думаю, что никогда не узнаю, что все это значить.

— Я такъ же мало объ этомъ знаю, какъ и ты, хочешь вѣрь, хочешь нѣтъ. — И онъ отошелъ отъ нея, показывая этимъ, что намѣренъ съ нею поссориться. Это часто бываетъ выгодно, когда человѣкъ не правъ.

Но этотъ дипломатическій маневръ дозволилъ третьему лицу стать между ними, и это лицо было не кто иной какъ Саломонъ Гресь.

— Письмо отъ Сары Манселъ.

Лицемѣръ повернулся къ нему съ крикомъ и хотѣлъ схватить письмо. Но Саломонъ, державшій его въ правой рукѣ, лѣвою удержалъ его и не допустилъ завладѣть письмомъ.

— Нѣтъ, — сказалъ добросовѣстный великанъ, — я обѣщала миссисъ Сарѣ Манселъ доставить ея письмо прямо въ руки миссисъ Гайнесъ, которая должна прочитать его при мнѣ.

Елизавета вытаращила глаза, но не рѣшалась раздражать мужа при Саломонѣ Гресѣ.

— Я ее совсѣмъ не знаю, — говорила она, глядя на письмо въ рукѣ Саломона.

— Нѣтъ знаете, это — та самая лэди, которая ночевала въ вашемъ домѣ прошлой ночью.

Елизавета вскрикнула и задрожала. Она почти вырвала письмо, говоря:

— Ну если такъ, то она подслушивала у дверей.

— Безъ сомнѣнія, — замѣтилъ Джемсъ, — и теперь знаетъ, какъ поссорить насъ.

— Да; но она знаетъ больше того, что ты сказалъ мнѣ прошлой ночью. Она знала, гдѣ найти банковые билеты. Ай, ай! только тотъ можетъ найти спрятанное, кто самъ его пряталъ. Мои руки дрожатъ. Распечатайте письмо за меня, Саломонъ.

Онъ распечаталъ письмо и подалъ его Елизаветѣ и держалъ Джемса Мансела на почтительномъ разстояніи. Елизавета читала письмо очень медленно и съ передышкой. Да и какъ могла она его иначе читать: наступилъ ея очередь испытать, что значитъ разбитое сердце.

«Сударыня, вы и я — двѣ несчастныхъ женщины. Вы одурачены и я обманута. Если я скажу правду, я огорчу васъ; если я скрою ее, онъ будетъ продолжать васъ обманывать». — О! что будетъ дальше! — проговорила бѣдная Елизавета. «Человѣкъ, который выдаетъ себя за Матью Гайнеса» — она остановилась и поглядѣла на него, затѣмъ продолжала — «выдаетъ себя за Матью Гайнеса, есть Джемсъ Манселъ, мой мужъ!» (Елизавета жалобно протянула руку Саломону Гресу; онъ поддержалъ ее и ей стало какъ-то легче читать, опираясь на его руку). «Мы были обвѣнчаны въ церкви св. Маріи въ Глостерѣ 18 іюля 1878 г.»

— Это ложь! — сказалъ Джемсъ.

— Не похоже, — былъ угрюмый отвѣтъ.

«Въ 1878 г. онъ укралъ у меня мои сбереженія и отправился въ Америку. Въ прошломъ мѣсяцѣ нѣкто Варней изъ Ливерпуля сказалъ ему, что у меня есть деньги. Онъ немедленно пріѣхалъ ко мнѣ и взялъ меня съ собой и деньги — ихъ было 400 фунтовъ — такъ какъ желалъ во что бы то ни стало получить ихъ. Дорогая моя, я не могла дозволить ограбить моего ребенка». — Я такъ и знала, что она взяла то, что ей принадлежало. — «Но Джемса Мансела предоставляю вамъ, если вы находите, что за него стоитъ держаться». — Стоишь ли ты этого? — "Моего порога онъ больше никогда не переступитъ. Но если когда-нибудь вы будете такъ же одиноки и несчастны, какъ я была, когда сидѣла на порогѣ вашего дома въ ту горькую для меня ночь, мой домъ къ вашимъ услугамъ. Боже, спаси насъ обѣихъ!

"Сара Манселъ.
13, Зеленая улица, въ Ливерпулѣ".

— Это самая наглая ложь, на какую только способна женщина, — сказалъ Джемсъ Манселъ.

Елизавета отвѣчала:

— Это истинная правда! Это ясно, какъ божій день. Итакъ, у меня былъ по настоящему только одинъ мужъ.

И она закрыла лицо обѣими руками и покраснѣла до ушей. — Вы были его другомъ, отведите меня домой.

Она жалобно уцѣпилась за Саломона. Затѣмъ обратясь къ лицемѣру, объявила:

— Черезъ часъ служанка передастъ вамъ ваше платье у дверей моего дома. Не смѣйте больше переступать за его порогъ.

— Слышите! — подтвердилъ уроженецъ Иллинойса. — Я буду смотрѣть за тѣмъ, чтобы вы не пробрались туда. Насталъ и на моей улицѣ праздникъ.

Съ этими словами онъ предложилъ руку непреклонной, но дрожащей Елизаветѣ, и повелъ ее домой.

Лицемѣръ послалъ имъ вслѣдъ проклятіе. Затѣмъ бросился къ водѣ, на которой пароходъ былъ отчетливо видѣнъ, а на немъ Сара Манселъ, стоявшая на палубѣ съ своимъ ребенкомъ, поднявъ глаза къ небу.

И вотъ тутъ негодяй и дуракъ принялся бѣсноваться въ виду двухъ хорошихъ женщинъ, которыхъ онъ обманулъ и лишился. Обѣ были слишкомъ для него хороши и онъ это наконецъ понялъ — обѣ были у него на глазахъ, но уходили отъ него навѣки и онъ это тоже понялъ. Онъ злился, ругался и побѣжалъ на край воды. Но нѣтъ, у него не хватало духу умереть. Онъ вынулъ фляжку прибѣгъ за утѣшеніемъ къ водкѣ.

Она огнемъ разлилась по его жиламъ и отъ сердца макъ будто отлегло. Онъ выпилъ еще. Ага! чортъ бы ихъ всѣхъ побралъ! Наплевать на нихъ! Онъ пилъ за здоровье обѣихъ! И клялся, что найдетъ другихъ, да еще получше ихъ двухъ! Онъ пилъ до тѣхъ поръ, пока не повалился безъ чувствъ на мостовую. Тамъ нашли его полицейскіе мертвецки пьянымъ и у нихъ произошло краткое совѣщаніе.

— Въ полицію отвезти его?

— Нѣтъ, въ госпиталь.

XI.

Джоржъ Пиндеръ и Дебора Смортъ смотрѣли за домомъ и за лавкой и были въ дружескихъ отношеніяхъ, которыя часто приводятъ въ болѣе нѣжному чувству, когда сильная привязанность устранена съ пути.

По прошествіи мѣсяца ихъ стало тревожить отсутствіе извѣстій отъ Сары, и однажды вечеромъ Пиндеръ сказалъ, что еслибы она написала въ тотъ день, какъ пріѣхала или даже на другой день, они должны бы получить сегодня письмо.

— О! — отвѣчала Дебора, — онъ не позволить ей намъ писать. Это-то меня и мучитъ; мы теперь никогда не узнаемъ, жива она или умерла.

Пиндеръ не могъ этому повѣрить и у нихъ вышелъ споръ. Онъ былъ прерванъ стукомъ кэба, подъѣхавшаго къ дверямъ. Въ ихъ домъ рѣдко кто пріѣзжалъ въ экипажѣ. Дебора подумала, что извощикъ ошибся дверью; Пиндеръ же сказалъ, что пойдетъ и посмотритъ; стукъ въ дверь рѣшилъ вопросъ. Пиндеръ отворилъ ее, и вотъ на порогѣ, при яркомъ свѣтѣ газа, показались Сара Манселъ и Люси. Пиндеръ громко вскрикнулъ. Она вздохнула съ облегченіемъ и положила обѣ руки ему на плечи.

— Да, мой добрый Джоржъ, мы здѣсь, слава Боту! О! сестра!

И она остановила восклицанія удивленія и восторга Деборы, бросившись ей на шею. Съ извощикомъ разсчитались, сундуки внесли въ пріемную, и затѣмъ Сара и Люси были опять заключены въ объятія.

Послѣ того послѣдовалъ градъ вопросовъ.

— Но отчего вы такъ скоро вернулись? Онъ вѣрно передумалъ? Я никакъ не ожидалъ, что онъ позволитъ вамъ вернуться. И ты свѣжа, какъ роза; то-есть, собственно говоря, ты очень загорѣла, но это къ тебѣ идетъ. Все идетъ моей сестрицѣ. Вотъ твой портретъ. Онъ былъ вамъ единственнымъ утѣшеніемъ. Ты не голодна съ дороги?

— Очень голодна.

— Вотъ и чудесно! И я готова разцѣловать его за то, что ты вернулась такой здоровой и веселой. Иди на верхъ и переодѣнься; ужинъ будетъ готовъ черезъ десять минутъ. Охъ! я себя не помню отъ радости!

Скоро накрытъ былъ столъ на пятерыхъ и поданъ ужинъ.

— Онъ будетъ съ нами ужинать? — спросила Дебора, значительно понизивъ голосъ.

— Нѣтъ.

— Какъ странно. Но, конечно, ночевать будетъ дома?

— Нѣтъ.

При этихъ словахъ Дебора и Пиндеръ разинули рты и не вѣрили своимъ ушамъ. Сара сіяетъ здоровьемъ и весельемъ, не смотря на то, что при ней нѣтъ мужа. Онъ, конечно, недалеко, — подумала Дебора.

— Онъ въ Ливерпулѣ?

— Нѣтъ.

— Значитъ, онъ прибудетъ съ слѣдующимъ пароходомъ?

— Нѣтъ.

— Ничего не понимаю.

— Не приставайте къ ней съ вопросами; будемъ рады тому, что она вернулась; она сама сообщить намъ все, что нужно, когда ей вздумается. Я счастливъ уже тѣмъ, что вижу ее здоровой и довольной.

— Я довольна потому, что успокоилась душой и вернулась къ двумъ дорогимъ друзьямъ. Ахъ! я видѣла васъ обоихъ во снѣ, что вы сидите около этого портрета и говорите: — мы никогда ее больше не увидимъ.

— Господи! — вѣдь это такъ и было! — закричала Дебора.

— Я была въ этомъ увѣрена, видѣніе было такъ отчетливо.

Дебора сгорала отъ любопытства и не могла удержаться отъ прямыхъ и косвенныхъ вопросовъ. Сара спокойно отвѣчала на нихъ. Затѣмъ пришлось рѣшить практическій и нѣсколько щекотливый вопросъ. Дебора косвенно подошла къ нему.

— Со времени твоего отъѣзда, такъ какъ я боялась оставаться одна въ домѣ, м-ръ Пиндеръ ночевалъ въ спальнѣ Люси.

Сара тотчасъ же поняла, въ чемъ дѣло, и отвѣчала:

— Пожалуйста, не дѣлайте никакихъ перемѣнъ изъ-за меня. Люси будетъ спать въ моей спальнѣ. Намъ обѣимъ это будетъ пріятнѣе, неправда ли?

— О, да, мамаша! я бы желала никогда съ вами не разставаться, ни днемъ, ни ночью.

Дебора была въ восторгѣ отъ такого устройства, а также и Пиндеръ, который ожидалъ, что его вѣжливо попросятъ поискать себѣ другой квартиры. Но Дебора и тутъ не могла успокоиться.

— Это восхитительный порядокъ дѣлъ, но я боюсь, что онъ слишкомъ хорошъ, чтобы долго продлиться. Онъ свалится къ намъ на голову въ одинъ прекрасный день и перевернетъ по своему.

Сара ни слова на это не отвѣтила и пребывала хладнокровной, какъ будто эти слова ея вовсе не касались. Надо сознаться, что это могло только подстрекнуть любопытство.

— Хорошо, — сказала Дебора въ отчаяніи, — отвѣть мнѣ только на одинъ вопросъ: — подцѣпилъ онъ твои денежки?

Сара вытащила пачку банковыхъ билетовъ.

— Вотъ онѣ въ цѣлости и сохранности; я истратила ни нихъ только то, чего мнѣ стоили дорожныя издержки, — спокойно отвѣчала она.

— Я радъ этому, — замѣтилъ Пиндеръ, — и ради Бога не приставайте больше къ ней съ вопросами.

Сара улыбнулась.

— Вы слишкомъ многаго отъ нея требуете, Джозефъ; она не можетъ не спрашивать, потому что она женщина и любитъ меня. Но вѣдь я не обязана отвѣчать.

— Если она не хочетъ, чтобы ее спрашивали, то пускай идетъ спать, потому что я умираю отъ любопытства, а вы развѣ нѣтъ, м-ръ Пиндеръ? — скажите правду.

— Если говорить правду, то, конечно, да. Но я готовъ и подождать. По мнѣ лучше ничего не знать и видѣть, что она здѣсь, нежели знать все и не видѣть ее.

Дебора лицемѣрно согласилась съ этимъ, потому что вдругъ вспомнила, что можетъ все вывѣдать отъ Люси. Эта юная дѣвица казалась утомленной и маленькая компанія разошлась спать.

— Одно слово, — сказала Дебора, прежде нежели проститься съ Сарой, — только одно слово, чтобы я могла уснуть спокойно. Ты счастлива?

— Сестра, я довольна.

Дебора разспрашивала Люси. Но Люси, къ ея великому удивленію, точно набрала воды въ ротъ и не сказала ни слова.

Мать взяла съ нея торжественное обѣщаніе никому и ничего не говорить о томъ, что съ ними было въ Нью-Іоркѣ.

Дебора терзалась отъ этой неизвѣстности, но Пиндеръ легко относился къ ней, и дѣйствительно можно было утѣшиться въ недостаткѣ свѣденій, когда сама Сара была на лицо. Она опять стала заниматься своимъ дѣломъ и его ревность затихла.

Мужа не было съ ней и онъ больше не занималъ ея мыслей. Она нисколько по немъ не горевала; мало того: она какъ будто позабыла объ его существованіи. Это явленіе было ново и непонятно, но несомнѣнно. Джозефъ Пиндеръ съ большимъ рвеніемъ, чѣмъ когда-либо, принялся ей услуживать и убѣдилъ ее воспользоваться случаемъ и нанять болѣе просторное и лучше обставленное помѣщеніе на хорошей улицѣ. Здѣсь вскорѣ дѣла пошли такъ шибко, что Сара Манселъ буквально стала богатѣть. Но вдругъ Люси начала хирѣть. Сейчасъ явился на помощь Пиндеръ. Онъ нанялъ небольшую виллу съ садомъ за чертой города и поселилъ тамъ Дебору и Люси съ служанкой. Сара ѣздила туда на ночь. У Пиндера тоже была тамъ комната, но онъ обыкновенно ночевалъ на старой квартирѣ.

Все это время Сара Манселъ явно благоволила къ нему. Мало того: эта прямодушная женщина и не скрывала своего расположенія. Эту перемѣну можно было уже замѣтить въ самый вечеръ ея пріѣзда, но теперь, по прошествіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, ея невинная привязанность и нѣжность въ другу, который страдалъ за нее и любилъ ее впродолженіе цѣлыхъ десяти лѣтъ, все усиливались. Дебора видѣла это. Видѣла это и Люси. Послѣдній замѣтилъ это самъ Джозефъ; но и онъ, наконецъ, открылъ это, съ помощью Деборы. Въ сущности, это была вовсе не тайна. Единственный секретъ тутъ заключался въ томъ, какъ примирить это съ ея положеніемъ: вѣдь она была замужняя женщина и необыкновенно осторожна. Зачѣмъ же въ такомъ случаѣ показывать Джозефу Пиндеру, что она любитъ его и только его одного? Однако счастливый Джозефъ нашелъ, что ли ея любви есть границы. Въ увлеченіи своей привязанностью онъ дошелъ до того, что поцѣловалъ ее. Она тотчасъ же отступила назадъ, говоря: — пожалуйста, не забывайте, что я жена Джемса Мансела. И дня два послѣ того ея манеры были сдержанны и строги. Это должно было служить предостереженіемъ м-ру Джозефу Пиндеру. Ему предлагалась безусловная и нѣжная дружба, но страсть отвергалась, безъ всякаго колебанія. Джозефъ былъ охлажденъ и разочарованъ на минуту, но то, что онъ вытерпѣлъ изъ-за нея въ менѣе счастливыя времена, примирило его съ наложеннымъ ею теперь ограниченіемъ. Положеніе его было блаженнѣйшее сравнительно съ тѣмъ, что предшествовало, и кромѣ того ему не къ кому было ее ревновать. Ему служила также утѣшеніемъ привязанность Люси и Деборы. Эти двѣ особы, такъ же какъ и Сара, любили, баловали его и ухаживали за нимъ.

Какъ бы долго продлились это спокойная дружба и мирное довольство — величайшее счастіе, какое только возможно дл человѣка, хотя къ несчастію онъ этого не понимаетъ — не могу сказать, потому что черезъ десять мѣсяцевъ послѣ возвращенія Сары оно было внезапно нарушено открытіемъ, возбудившимъ страсти и нарушившимъ миръ и спокойствіе.

Они вели теперь оживленныя торговыя дѣла съ Соединенными Штатами и однажды вечеромъ къ нимъ пріѣхалъ изъ Нью-Іорка новый агентъ съ очень выгодными предложеніями. Этотъ человѣкъ оказался сплетникъ и пріятель Соломона Греса.

— Манселъ! — сказалъ онъ (прочитавъ имя на вывѣскѣ), — я могъ бы разсказать вамъ диковинную исторію по поводу этого имени.

— Это довольно обыкновенное имя, — отвѣчалъ Пиндеръ. — Что, ваша исторія не про Джемса Мансела?

— Нѣтъ, моя исторія про женщину, нѣкую миссисъ Манселъ. Жена моего пріятеля Греса — по крайней мѣрѣ теперь она за нимъ замужемъ — нашла ее сидящей на порогѣ своего дома съ маленькой дѣвочкой; она ей сказала, что потеряла своего мужа. Миссисъ Гресь — то-есть тогда она была миссисъ Гайнесъ — пригласила ее къ себѣ, и она такъ ей понравилась, что она оставила ее ужинать и ночевать. Тѣмъ временемъ вернулся мистеръ Гайнесъ, ея мужъ, совершенно неожиданно. Они потолковали о своихъ семейныхъ дѣлахъ. И вдругъ оказалось, что эта миссисъ Манселъ подслушала ихъ, потому что на другой день этотъ Гайнесъ, какъ онъ себя называлъ, хватился 400 фунтовъ стерлинговъ, которые были зашиты у него во внутреннемъ карманѣ жилета. Ну, конечно, поднялась кутерьма; одинъ говоритъ одно, другой другое. Затѣмъ… постойте… что же было затѣмъ? О! вспомнилъ! какъ вы думаете? М-ръ и м-съ Гайнесъ пошли поглядѣть на пароходъ, отплывавшій въ Англію. И вдругъ видятъ, что миссисъ Манселъ появилась на палубѣ и машетъ пропавшими банковыми билетами у нихъ подъ самымъ носомъ…

— Отлично! — заревѣлъ Пиндеръ. — Продолжайте, продолжайте!

— И оказалось, что она только взяла назадъ свое собственное, потому что Гайнесъ былъ вовсе не Гайнесъ, а Манселъ и, представьте себѣ, затѣялъ двоеженство.

— Негодяй! Теперь я понимаю все.

— Но ему это не удалось. Обѣ женщины отвернулись отъ него, а друзья миссисъ Гайнесъ хотѣли посадить его въ тюрьму. Но Соломонъ Гресь сказалъ: — не заводите исторіи. Выходите за меня замужъ. Онъ, замѣтьте, давно уже былъ влюбленъ въ нее. И такимъ образомъ она вышла за него замужъ. Э! да какъ вы взволновались. Развѣ вы знаете этихъ людей?

— Знаю. Эта лавка какъ разъ принадлежитъ миссисъ Манселъ. Разсказывайте, что-жъ дальше?

— Но вы, конечно, уже знаете эту исторію?

— Нѣтъ, не знаю. Она никогда про него ни словомъ не упоминаетъ.

— Немудрено. Предметъ невеселый.

— Гдѣ же теперь этотъ негодяй? Что съ нимъ сдѣлалось? Можно ждать, что онъ сюда пріѣдетъ?

— Почемъ я знаю.

Можете себѣ представить, какой эффектъ произвела эта исторія на Пиндера. Онъ отправился на виллу совсѣмъ взбудораженный ею, горя любрвью и жалостью къ Сарѣ и негодованіемъ къ ея мужу. Но дорогой нѣсколько поостылъ и сталъ даже вопрошать самого себя: слѣдуетъ ли ему идти и выболтать о томъ, что узналъ?

У Сары была, вѣроятно, какая-нибудь причина молчать объ этомъ такъ долго. Разумѣется, ей обидна была вся эта исторія и она не поблагодаритъ его за то, что онъ ее разгласитъ.

Въ этомъ отношеніи онъ не понялъ мотивовъ Сары: они были болѣе глубоки и были результатомъ долгихъ соображеній и размышленій. Но пускай она сама намъ ихъ сообщитъ.

Что касается Пиндера, то онъ избралъ средній путь: онъ открылся Деборѣ, разсчитывая, что она съумѣетъ вывѣдать отъ Сары, что нужно.

Дебора поступила согласно его инструкціямъ. Но Сара тотчасъ же поняла, въ чемъ дѣло, и высказала всю правду.

На другой день утромъ она завела конфиденціальный разговоръ съ Пиндеромъ.

— Итакъ, вы слышали о томъ, что разлучило меня съ Джемсомъ Манселомъ навсегда?

Она сразу угадала, что Дебора узнала объ этомъ отъ Пиндера.

— Да, Сара, говоря по правдѣ, слышалъ.

— Хорошо, Дебора разскажетъ вамъ всю исторію подробно. Мнѣ самой непріятно говорить объ этомъ.

— Я бы охотнѣе выслушалъ ее отъ васъ, чѣмъ отъ посторонняго лица. Неужели вы сомнѣваетесь, чью сторону я приму?

— Нѣтъ, Джозефъ, ни на одну минуту. Если хотите знать, то я ради васъ самихъ молчала такъ долго.

— Ради меня? Ну что-жъ я только еще сильнѣе буду васъ за это любить. Подумать, что такого ангела, какъ вы, обманули и ограбили!

— И вылечили. Хотите вѣрьте, хотите нѣтъ, но я довольна тѣмъ, что случилось, и почти благодарна человѣку, выведшему меня изъ заблужденія прежде, нежели я потратила еще больше любви на такую дрянь. Нѣтъ, Джозефъ. Я прямолинейный человѣкъ, и всегда была такой, и мое сердце было ваше, прежде нежели мы свидѣлись съ вами въ этотъ разъ. И если я затаила эту жестокую исторію въ душѣ, то ради васъ. Увы! мнѣ помѣшали въ этомъ дѣлѣ. Вы знаете теперь, что я такое: ни дѣвушка, ни жена, ни вдова… и я боюсь, что это будетъ смущать васъ и мы не будемъ больше такъ счастливы, какъ были до сихъ поръ.

Она вздохнула, говоря это. Онъ улыбнулся надъ ея дикимъ предположеніями. Но она была разумная женщина и хорошо знала сердце мужчины и была предусмотрительна.

XII.

Единственная разница, произошедшая вначалѣ, выразилась только въ усиленной симпатіи и уваженіи со стороны Джозефа Пиндера. Но за этимъ послѣдовали болѣе пламенныя выраженія преданности и, наконецъ, открытое ухаживаніе.

Сара нашла, что ея собственное достоинство и ея положеніе обязываютъ ее обуздывать его. И дѣлала это превосходно, когда шутливо, когда холодно, порою очень твердо, но всегда ласково. И все-таки, не смотря на весь ея тактъ и постоянный отпоръ, Пиндеръ не унимался.

Она была огорчена, но изъ осторожности не хотѣла этого показывать. Дѣло всегда оканчивалось тѣмъ, что онъ просилъ прощенія, а она говорила ему, что не сердится на него. Это было естественнымъ послѣдствіемъ ея двусмысленнаго положенія, теперь, когда оно обнаружилось.

Но такъ какъ ничто и никогда не остается въ одномъ и томъ же положеніи, то произошло то, что Сара предвидѣла. Мужчина, послѣ столькихъ лѣтъ самообладанія и столькихъ услугъ, видѣлъ себя вознагражденнымъ за все это только дружбой. Это было пріятно, но вмѣсто того, чтобы удовлетворить его, только раздражало. Онъ стремился обладать ею и спрашивалъ себя, почему бы и нѣтъ. Это не было ни невозможно, ни безнравственно. Онъ умолялъ ее развестись съ Джемсомъ Манселомъ и выйти за него замужъ. Она съ ужасомъ услышала это предложеніе. — О! какой позоръ! — воскликнула она, повернулась къ нему спиной и нѣкоторое время не хотѣла даже съ нимъ разговаривать.

Онъ сначала довольно смиренно принялъ этотъ отпоръ. Но затѣмъ посовѣтовался съ друзьями и они подзадорили его; онъ опять сталъ приставать въ Сарѣ. Онъ убѣждалъ, упрашивалъ ее, сердился, но все напрасно. Она не сдавалась и досаднѣе всего было то, что она не спорила. Ея старомодная религія и старомодная щекотливость не позволяли ей разсуждать о такомъ вопросѣ. Онъ могъ бы съ такимъ же успѣхамъ предлагать ей двоеженство. Она была предубѣждена и глуха къ логикѣ. Въ первый же разъ, какъ онъ завелъ объ этомъ рѣчь, она выказала большое смущеніе.

— Ахъ! — сказала она, — я это предвидѣла. Теперь вы узнаете, почему я держала про себя свою печальную исторію. Я очень дорожу спокойствіемъ и чистой привязанностью и знала, что вы, какъ и всякій другой мужчина, запросите больше, чѣмъ я могу дать. Я не ставлю вамъ это въ упрекъ, милый, но вы мнѣ не простите моего отказа, этого быть не можетъ.

Ея слезы, первыя, которыя онъ заставилъ ее пролить, смягчили его. Онъ поцѣловалъ ее и просилъ простить его. Она вздохнула и сказала:

— Я думаю, что безполезно говорить вамъ, какъ мнѣ тяжело отказывать вамъ. Вы теперь не будете знать покоя, но это не перемѣнитъ моего взгляда. Я тутъ безсильна и должна возложить всю надежду на Бога.

Джозефъ Пиндеръ объявилъ пріятелямъ, что безполезно настаивать. Ее не переубѣдишь и онъ только мучитъ себя и ее. Тогда одинъ изъ нихъ разсмѣялся ему въ лицо и сказалъ, что онъ любитъ женщину какъ теленокъ, а не какъ мужчина. Если она дѣйствительно его любитъ, то онъ можетъ ею командовать. Она тѣмъ сильнѣе будетъ любить, хотя и станетъ притворяться въ противномъ. Нужно показать женщинѣ свою силу, чтобы она оцѣнила человѣка, какъ слѣдуетъ.

Другой сказалъ ему, что онъ разыгралъ дурака и что его водятъ за носъ. Женщина эта тайно надѣется, что мужъ вернется и попроситъ прощенія. И вотъ подъ вліяніемъ страсти, сознанія своихъ долголѣтнихъ услугъ, подозрѣній, зароненныхъ ему въ душу, и оскорбленнаго самолюбія, Джозефъ Пнндеръ, тщетно промучивъ себя и Сару цѣлыхъ полгода, рѣшилъ произвести перемѣну въ ихъ жизни. Въ одинъ прекрасный вечеръ онъ уложилъ свой саквояжъ и возвѣстилъ, что отправляется на слѣдующее утро въ Манчестеръ, а оттуда въ Лондонъ.

— Надолго ли? — спросила тревожно Сара.

— Да что, Сара, собираюсь совсѣмъ переѣхать отъ васъ, если ничего не произойдетъ.

Сара ничего не сказала; она въ одну минуту поняла, что онъ дѣлаетъ послѣднюю попытку, чтобы убѣдить ее измѣнить свое рѣшеніе.

На слѣдующее утро она стиравшись въ церковь по обыкновенію, а Джо Пиндеръ дожидался ея возвращенія, чтобы объявить ей свой ультиматумъ.

Однако его чувства подверглись довольно чувствительному испытанію прежде нежели она вернулась.

День былъ славный.

Люси и Дебъра сидѣли въ маленькомъ садикѣ. Онъ окончилъ укладку своихъ вещей и пришелъ къ нимъ. Онъ нашелъ Дебору съ заплаканными глазами и молчаливую — вещь совершенно для нея необычную. Она и Люси очевидно толковали про его отъѣздъ, такъ какъ Люси безъ церемоніи спросила у него, почему мамаша не хочетъ выйти за него замужъ.

Онъ сердито отвѣчалъ:

— Потому что я этого, вѣроятно, не стою.

— Какія глупости, — строго замѣтила Люси. — Если она не хочетъ, то женитесь на мнѣ. Все лучше чѣмъ сердиться.

— Ты должна еще сперва вырости, — сказала ей Дебора.

— Или я помолодѣть, — отвѣчалъ Пиндеръ. Онъ посадилъ Люси въ себѣ на колѣни и такъ какъ не былъ расположенъ шутить, то серьезно сказалъ:

— Я хотѣлъ, чтобы ты была мнѣ дочерью. Жену-то я всегда найду, но не такую дочь какъ ты, любящую меня, настоящій розовый бутонъ! Увы! увы!

Люси, чувствительная не по лѣтамъ, немедленно растрогалась.

— Найдешь, найдешь. И, знаешь, я подумала, что вѣдь и мнѣ нуженъ отецъ. Я никогда не любила того, другого. Но я люблю тебя, дядя Джо… я хочу сказать папа Джо. Я люблю, обожаю тебя.

И она съ восторгомъ обняла его обѣими руками за шею.

— Ангелочекъ! — сказалъ растроганный Пиндеръ. — Ну, Люси, я еще попытаюсь ради тебя, по думаю, что это безполезно. Да, Дебора, — прибавилъ онъ, — я пойду за своимъ мѣшкомъ и черезъ нѣсколько минутъ все дѣло будетъ рѣшено.

Дебора не могла порицать его, потому что знала, что, будь она мужчина, она бы не была такъ терпѣлива, какъ Джо Пиндеръ. Въ саду была калитка; она теперь отворилась и въ ней показалась Сара. Общественное положеніе ея повысилось. И она и Дебора обѣ были одѣты въ черныхъ шелковыхъ платьяхъ, но безъ всякой отдѣли или оборокъ. Обѣ были высоки ростомъ, а потому экономничали на матеріи. На Сарѣ была надѣта бѣлая французская шляпка и хорошенькія перчатки; но въ рукахъ она держала, въ знакъ смиренія, молитвенникъ.

Дебора отослала Люси въ домъ и поспѣшила навстрѣчу сестрѣ.

— О, Сара, — торопливо заговорила она, — подумай о томъ, что дѣлаешь. Джо Пиндеръ потерялъ всякое терпѣніе. Я думаю, что это пріятели подстрекаютъ его.

Сара вздохнула.

— Что-жъ я могу сдѣлать?

— Ты ничего не можешь сдѣлать, но можешь многое сказать. Господи, да на что же женщинѣ данъ языкъ? Поговори съ нимъ, обѣщай ему все, что онъ хочетъ. Эхъ! была бы я на твоемъ мѣстѣ, онъ бы меня ни за что не оставилъ.

Прежде нежели Сара успѣла отвѣтить, показался Пиндеръ въ дверяхъ съ большимъ саквояжемъ въ рукахъ. Онъ поставилъ его на порогъ. Дебора подбѣжала къ нему.

— О, Джозефъ, — сказала она патетически, — что мы будемъ безъ тебя дѣлать? И погляди на этотъ садъ, каждый цвѣтокъ въ немъ посаженъ тобой и ты самъ обложилъ его дерномъ. Джо, милый, повѣрь, что она любитъ тебя всѣмъ сердцемъ. Она никогда не умѣла любить двоихъ и теперь ты единственный человѣкъ, который ей по душѣ.

— Пусть она это докажетъ, — отвѣчалъ Пиндеръ. Онъ былъ такъ блѣденъ и угрюмъ, что Дебора потеряла всякую надежду на то, что онъ уступитъ. Онъ подошелъ къ Сарѣ; она сидѣла на садовой скамейкѣ и храбро дожидалась его. Онъ сталъ прямо передъ ней.

— Я пришелъ узнать ваше мнѣніе окончательно.

— Я думаю, что вы его знаете, — кротко отвѣчала она, — и знаете мое сердце.

— Нѣтъ, Сара, не знаю.

— Можетъ быть, и нѣтъ, впрочемъ. Мужчины никогда не понимаютъ женщинъ. Нужды нѣтъ. Выскажите свое мнѣніе, милый Джозефъ.

Пиндеръ отвѣчалъ, что затѣмъ только и пришелъ.

— Сначала я долженъ однако задать вамъ одинъ вопросъ, хотя мнѣ почти стыдно это спрашивать.

— Теперь не время бояться или стыдиться, — отвѣчала она торжественно. — Дайте мнѣ узнать все, все, что таится въ вашемъ сердцѣ, котораго я должна лишиться.

— Нѣтъ, нѣтъ, — отвѣчалъ Пиндеръ, — если считаете, что оно стоить того, чтобы вы его удержали. Вотъ что я хочу спросить васъ, Сара: можетъ ли человѣкъ больше стараться, нежели я, чтобы заслужить любовь женщины? Я честно любилъ васъ впродолженіе десяти лѣтъ. Я былъ вѣренъ вамъ, когда вы мнѣ не принадлежали. Я старался ради васъ оказывать услуги вашему мужу, человѣку, котораго я всегда не любилъ и не уважалъ. Вы поняли его наконецъ и разстались съ нимъ. Тогда я открылъ вамъ свою душу.

— Она никогда не была для меня закрыта.

— Съ тѣхъ поръ какъ вы вернулись одна, безъ мужа, я открыто ухаживалъ за вами. Вы мнѣ этого не запрещали. Вы какъ будто сами меня любили.

— Какъ будто любила! Я люблю васъ всѣмъ сердцемъ и всей душой. Я никогда такъ не любила мужа, какъ васъ люблю, потому что никогда его не уважала.

— Ахъ! еслибы только я могъ этому повѣрить!

— Повѣрьте. Я никогда не лгала. Мое сердце обратилось къ вамъ, когда я увидѣла васъ во снѣ и подумала о вашей вѣрной и безкорыстной любви. Мой бѣдный Джозефъ, сердце мое все сильнѣе и сильнѣе рвалось къ вамъ по мѣрѣ того какъ корабль все ближе подплывалъ къ англійскимъ берегамъ и только мысль о васъ скрашивала мнѣ возвращеніе домой. Гдѣ ваши глаза? Съ тѣхъ поръ какъ я вернулась, развѣ я хоть разъ пожалѣла о твари, которую когда-то такъ любила?

Она покраснѣла и закрыла лицо своими бѣлыми руками.

— Женщины не ухаживаютъ за тѣми кого любятъ, какъ мужчины, но онѣ на тысячу ладовъ выражаютъ свою любовь, и мужчинѣ стоитъ только захотѣть, чтобы ее увидѣть.

— Если такъ, то докажите, что меня любите… истинно любите. Выходите за меня замужъ!

— Какъ я могу?

— Очень просто. Разведитесь съ этимъ негодяемъ и обвѣнчайтесь со мной. Дѣло ясное; разводъ легко получить, потому что мужъ бросилъ и измѣнилъ вамъ. Васъ разведутъ какъ только вы объ этомъ попросите.

— Какъ! идти въ судъ?

— Ну такъ что-жъ такое? это каждый день дѣлается людьми, которые лучше васъ.

Она слегка покраснѣла и съ кроткой важностью отвѣчала:

— Вы хотите сказать, которые выше меня поставлены въ свѣтѣ. Они многое дѣлаютъ, чего я не умѣю, они, напримѣръ, бѣлятся и румянятся. Какъ я пойду въ судъ просить, чтобы разлучили тѣхъ, кого церковь соединила до смерти?. Этого я ни за что не сдѣлаю.

Пиндеръ разсердился. Онъ принадлежалъ къ либеральному клубу и сталъ убѣждать ее въ его духѣ.

— Все это одни предразсудки. Попы привыкли увѣрять невѣжественный народъ, что бракъ таинство что только папа римскій можетъ расторгнуть его. Но въ наше время мы больше не рабы суевѣрія и поповъ. Бракъ не таинство; это контрактъ, ни болѣе, ни менѣе. Вашъ мужъ нарушилъ его по закону и вамъ остается только порвать его, тоже на основаніи закона. Неужели же я бы не развелся для васъ съ невѣрной женой? И неужели же вы не сдѣлаете для меня то, что я для васъ сдѣлалъ бы, если любите меня такъ, какъ я васъ люблю.

— Я сильнѣе люблю васъ, — отвѣчала она. — Я бы не могла сердиться на васъ, какъ вы на меня сердитесь. О! пожалуйста не просите меня идти въ судъ и, объявить тамъ, что я хочу, чтобы меня разведи съ дурнымъ мужемъ, потому что другой мужчина хочетъ на мнѣ жениться. Ахъ! еслибы вы уважали меня такъ, какъ я васъ уважаю, вы бы не могли…

— Я уважалъ васъ цѣлыхъ десять лѣтъ и доказалъ это. Теперь пора показать, что я себя уважаю. Я сталъ посмѣшищемъ своихъ пріятелей за свою баранью любовь.

— Ахъ! — вскричала она въ уныніи, — если они задѣли ваше самолюбіе, все кончено. Любовь мужчины не можетъ устоять передъ его самолюбіемъ. Но, Боже мой! еслибы они знали, какъ васъ любятъ и уважаютъ, они бы постыдились вооружать васъ противъ меня. Милый Джозефъ, потерпите, какъ я терплю. Повѣрьте, что я люблю васъ сильнѣе, чѣмъ вы или какой другой мужчина можетъ любить меня. Вы тамъ взволнованы и таи сердиты, я васъ просто боюсь. Но поразмыслите спокойно, что всего цѣннѣе въ бракѣ? развѣ не уваженіе и не нѣжная привязанность и дружба? Какой мужъ любитъ и уважаетъ больше, чѣмъ вы? Сестра моя любитъ васъ, дочь моя любитъ васъ; я васъ искренно люблю. Еслибы вы могли видѣть насъ, когда васъ нѣтъ дома, какъ мы всѣ унылы, и какимъ мертвымъ кажется домъ, но только что вы появляетесь, всѣ становятся веселы и разговорчивы. Вы вашъ хозяинъ, наша радость и утѣшеніе, и неужели же это ничего не стоитъ?

Джозефъ Пиндеръ пилъ медъ ея рѣчей съ блестящими глазами, но не могъ вполнѣ переварить ихъ. Онъ сказалъ, что все это хорошія слова и что было время, когда они могли бы очаровать его и закрыть ему глаза на печальную истину. Но теперь онъ сталъ опытнѣе и знаетъ, какую цѣну слѣдуетъ придавать словамъ женщины. Только по ея поступкамъ можно узнать и истинныя чувства.

— Джемсъ Манселъ, — говорилъ онъ, — человѣкъ моихъ лѣтъ. Совсѣмъ невѣроятно, чтобы мы оба пережили его. Поэтому, когда вы говорите, что не хотите развестись съ нимъ, то это все равно, какъ еслибы вы сказали, что до тѣхъ поръ не согласитесь стать моей женой, пока онъ не окажетъ намъ любезности умереть. Но развѣ это не значитъ обращаться со мной, какъ съ бараномъ? Я не согласенъ оставаться всю жизнь холостякомъ въ угоду Джемсу Манселу или женщинѣ, которая хочетъ быть по гробъ вѣрной ему. Я уѣду отъ васъ и убью въ себѣ любовь къ вамъ или умру.

Но на это Сара твердо возразила:

— Нѣтъ, Джозефъ, если мы должны разстаться, то мнѣ слѣдуетъ уѣхать, а вамъ оставаться. Этотъ хорошенькій домикъ и садъ, которыми я такъ наслаждалась, плоды вашего трудолюбія, искусства и вашей привязанности, а такъ какъ я не могу вознаградить васъ такъ, какъ вы того желаете, то вы со временемъ назовете меня неблагодарной и этимъ окончательно разобьете мое сердце. Вы должны оказать мнѣ одну милость: останьтесь жить въ этомъ домѣ и отошлите меня назадъ въ мою лавку. А вы живите богато и осчастливьте какую-нибудь женщину, которая съумѣетъ любить васъ лучше, нежели я. Вы любили меня всего сильнѣе, когда я стояла за прилавкомъ въ Зеленой улицѣ и не корчила изъ себя лэди.

Она начала довольно храбро, но кончила слезами.

— Нѣтъ, Сара, я не намѣренъ вѣчно плясать по вашей дудкѣ. Люси любитъ меня и согласилась бы стать моей дочерью хоть завтра. Я не хочу обидѣть ее и не могу позволить вамъ вернуться назадъ въ Зеленую улицу. Я ничего съ собой не возьму, кромѣ саквояжа и своего сердца, которое вы истомили.

Тутъ Сара принялась плакать навзрыдъ.

— О, Джозефъ, — сказала она, такимъ голосомъ, который могъ бы тронуть камень: — неужели мало горя, что мы разстаемся? неужели вы можете сердиться на меня? я бы не разсердилась на васъ, еслибы вы меня убили.

— Сердиться на васъ? — повторилъ онъ. — Упаси Богъ! простите меня, милая, если я сказалъ рѣзкое слово и дайте мнѣ руку на прощанье.

Онъ протянулъ ей руку, она схватила ее, страстно поцѣловала. Онъ такъ же нѣжно поцѣловалъ ее, ихъ слезы смѣшались. Но онъ былъ мужчина и сказалъ, что уйдетъ. Поэтому оторвался отъ нея, схватилъ саквояжъ и шмыгнулъ въ калитку. И такъ велики были его мужественная рѣшимость и оскорбленное самолюбіе, что онъ прошелъ тридцать или по меньшей мѣрѣ двадцать пять шаговъ, прежде нежели пожелалъ вернуться назадъ во что бы то ни стало. До сихъ поръ онъ не зналъ, какъ сильно она его любила.

Что касается Сары, то она даже не пыталась обмануть себя или другихъ. Она прислонилась лбомъ къ столику и горько рыдала. Дебора подбѣжала къ ней, сняла съ нее первымъ долгомъ шляпку, потому что, къ чему же испортить и шляпку, мало развѣ, что сердце ея разбито? Но, спасая дорогую шляпку, она старалась, вмѣстѣ съ тѣмъ, успокоить и ея сердце.

— Какъ могъ онъ уйти? зачѣмъ ты его отпустила? это убьетъ тебя.

— Можетъ быть, и нѣтъ. Я надѣюсь на Бога.

— Не плачь, милая; онъ вернется черезъ мѣсяцъ или два и тогда ты уступишь его желанію.

— Нѣтъ. Я могу только плакать и надѣюсь только на Бога, какъ и тогда, когда эта гадина бросилъ меня съ ребенкомъ. Моя вѣра не была обманута. Приведи ко мнѣ Люси.

Дебора посадила Люси къ ней на колѣни и Сара принялась ласкать ее и плакать надъ ней. Но вдругъ Дебора увидѣла Джозефа Пиндера съ саквояжемъ въ рукахъ у калитки. Она подбѣжала къ нему и шепнула:

— Не теперь, глупый человѣкъ; вернитесь не раньше недѣли и тогда она станетъ шелковая.

— Я вовсе не вернулся, — отвѣчалъ Пиндеръ громко и задорно, — Я пришелъ изъ вѣжливости. Какая-то лэди и какой-то джентльменъ изъ Америки разыскиваютъ ее.

И онъ отворилъ калитку и пригласилъ въ нее войти прибывшихъ.

Сара навострила уши, какъ заяцъ. Соломонъ Гресь важно прошелъ черезъ садъ и церемонно протянулъ ей руку. Миссисъ Гресь тоже направилась въ Сарѣ, но остановилась позади мужа. Оба имѣли весьма торжественный видъ. Пиндеръ, вмѣсто того, чтобы уйти, продвинулся впередъ съ своимъ мѣшкомъ и между нимъ и Деборой немедленно началась перестрѣлка.

— Вы вернулись изъ вѣжливости, а что же заставляетъ васъ оставаться здѣсь?

— Любопытство, — огрызнулся Пиндеръ.

Какъ только миссисъ Манселъ увидѣла Саломона Греса, она живо сказала:

— Какъ? это вы мой добрый другъ? Добро пожаловать.

И протянула ему обѣ руки.

Онъ взялъ ихъ и серьезно сказалъ:

— Мы привезли вамъ важныя вѣсти.

При словѣ «мы», Сара обернулась и увидѣла миссисъ Гресь. Она привѣтствовала ее такъ же радушно, какъ и ея мужа. Люси низко присѣла обоимъ. Наступила минута замѣшательства, Гресь и его жена переглядывались между собой.

— Ты можешь сказать ей, — замѣтила Елизавета.

Сара Манселъ пристально поглядѣла на нихъ.

— Да; вы можете сказать мнѣ: кто обманулъ меня, тотъ для меня все равно, что умеръ.

Она догадалась объ истинѣ. Нѣкоторыя женщины умѣютъ понимать лица, манеры, всякія мелочи и это въ одно мгновеніе. Сара была изъ ихъ числа.

— Да, — отвѣчала Елизавета, — я рада, что вы къ этому готовы, Джемса Мансела нѣтъ больше въ живыхъ.

И тутъ Гресь протянулъ ей свидѣтельство о смерти Мансела.

Миссисъ Гресь продолжала:

— Онъ умеръ въ больницѣ и передъ смертью раскаялся и просилъ прощенія у всѣхъ, кого обидѣлъ. Миссисъ Манселъ, я стояла у его постели и простила ему.

— И я ему прощаю отъ всего сердца, — сказала миссисъ Манселъ.

Пока все это происходило, Дебора подошла къ Пиндеру, серьезно прислушивавшемуся къ каждому слову, и спокойно взяла у него изъ рукъ саквояжъ и приказала служанкѣ убрать его.

Когда по прошествіи нѣкотораго времени Пиндеръ робко высказалъ, что надѣется въ не очень долгомъ времени назвать Сару своей женой, она широко раскрыла глаза и сказала:

— Когда вамъ будетъ угодно. Я жду вашего приказанія.

Онъ въ свою очередь удивился. Но это не помѣшало ему съ восторгомъ обнять ее.

Онъ признался ей, что боялся, что она потребуетъ годоваго срока.

— Нѣтъ, — отвѣчала она, — ни единаго мѣсяца. У меня свои понятія о приличіяхъ, но этикетовъ я не знаю. Я вѣдь не какая-нибудь лэди.

И, такимъ образомъ, они повѣнчались и она вскорѣ доказала Пиндеру: любятъ она его или нѣтъ. Всѣ мечты его о любви были превзойдены. Счастіе его безгранично и тѣмъ цѣннѣе, что далось ему трудно и не сразу.

Въ глазахъ свѣта они простые торговцы, дѣловитые и расторопные, и притомъ добрые люди; но ихъ судьба гораздо романичнѣе, чѣмъ жизнь девятнадцати поэтовъ изъ двадцати.

Дебора усердно ищетъ себѣ мужа. Однажды въ воскресенье Люси, зѣвавшая за хорошей книгой, что не мѣшало ей зорко наблюдать за происходящимъ вокругъ нея, увидѣла, что за Деборой ухаживаютъ цѣлыхъ три поклонника. Тогда Люси спросила у нея, за котораго она выйдетъ замужъ.

— Почемъ я знаю, — отвѣчала та.

— Развѣ всѣ они трое такіе милые? — робко спросила Люси.

— Трое лучше, чѣмъ ни одного, — отвѣчала Дебора.

— Тетя Дебъ, я не думаю, чтобы ты вышла замужъ.

— Пріятная для меня новость. Но почему же?

— Потому что браки составляются въ небесахъ.

Теперь хотя и не мое дѣло предсказывать будущее, но изъ моихъ наблюденій надъ Люси Манселъ, я вывелъ, что эта юная дѣвица, достигнувъ семнадцати-лѣтняго возраста, будетъ скромна и застѣнчива, но глупа, какъ сова.

А. Э.

"Вѣстникъ Европы", №№ 11—12, 1884

---

1. «Drake» — значитъ утка. Игра словъ.
2. «Маге» — кобыла, та же игра словъ.