Простая история (Инчбальд)/ДО

Простая история
авторъ Елизавета Инчбальд, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: англ. A Simple Story, опубл.: 1791. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал: «Отечественныя Записки», №№ 6-7, 1848.

ПРОСТАЯ ИСТОРІЯ.

Романъ Мистриссъ Инчбальдъ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

І.

Окончивъ курсъ наукъ въ Сент-Омерскомъ Коллегіумѣ, Доррифоръ, въ-слѣдствіе даннаго имъ еще давно торжественнаго обѣта, сдѣлался римско-католическимъ священникомъ. Онъ вполнѣ обладалъ качествами, которыя были достойны лучшаго христіанина; онъ старался показать на дѣлѣ примѣры тѣхъ добродѣтелей, о которыхъ проповѣдовалъ съ каѳедры, и не принадлежалъ къ числу тѣхъ духовныхъ, которые, удалясь отъ міра, отказываются отъ заслугъ, которыя могли бы сдѣлать, исправляя людей. Доррифоръ не захотѣлъ укрыться отъ соблазновъ міра за монастырскими стѣнами; нѣтъ, въ центрѣ самаго Лондона онъ нашелъ убѣжище отъ нихъ въ своемъ благоразуміи, въ твердости своего характера, въ обузданіи своихъ страстей.

Доррифору было около тридцати лѣтъ, когда одинъ изъ искреннихъ друзей его умеръ, оставивъ его попечителемъ своей дочери, восьмнадцати-лѣтней дѣвушки.

Покойный мистеръ Мильнеръ, чувствуя скорое приближеніе смерти, такъ разсуждалъ самъ съ собою: — «Въ жизни моей я подружился искренно только съ однимъ человѣкомъ и знаю сердце Доррифора. Узнавъ добрыя качества этого сердца, я пересталъ искать другихъ связей, чтобъ не уменьшить высокаго уваженія, которое ввушалъ мнѣ Доррифоръ къ достоинству человѣка. Въ настоящую минуту, минуту живѣйшаго опасенія за каждую мысль, которая раждается въ умѣ моемъ, за каждое дѣяніе, въ которомъ я скоро буду долженъ отдать отчетъ, прочь всѣ суетные, мірскіе виды; я долженъ дѣйствовать, какъ-бы высшій судъ, предъ который я скоро предстану, уже собрался разбирать мои помыслы. Забота о будущности моего единственнаго дѣтища — вотъ величайшая обязанность, которую я долженъ исполнить въ свои послѣднія минуты. Привязанность къ дочери, возникшая во мнѣ въ-слѣдствіе привычки, по симпатіи, или скорѣй но любви родительской, заставляетъ меня подумать о счастіи ея, оставить ее на попеченіе тѣхъ, кого она могла бы считать своими лучшими друзьями; но увы! они дорожатъ этимъ священнымъ именемъ только до-тѣхъ-поръ, пока фортуна являетъ свою свѣтлую, блестящую сторону: пріидутъ невзгоды, болѣзни, домашнія ссоры, друзья покинутъ жилище бѣдствій, хотя это зданіе часто воздвигается ихъ собственными руками».

Про этой мысли, горесть отца одержала верхъ надъ тоской умирающаго.

Онъ продолжалъ:

«Гдѣ дочь моя найдетъ себѣ утѣшеніе? Божественное предательство религіи, утѣшающее теперь мою бѣдную душу посреди самыхъ пытокъ предсмертной агоніи, не будетъ охранять моей дочери.»

Здѣсь мѣсто замѣтить, что мистеръ Мильнеръ былъ членъ римской церкви, а жена его была протестантка. Супруги условились воспитывать сыновей своихъ въ религіи отца, дочерей въ законѣ матери. Плодомъ ихъ брака была только одна дочь, которой будущность занимала въ настоящую минуту мысли умирающаго. Мистеръ Мильнеръ, вѣрно исполняя обѣщаніе, которое далъ покойной женѣ своей относительно религіи дочери, отдалъ дѣвочку въ протестантскій пансіонъ. Миссъ Мильнеръ возвратилась изъ пансіона съ такими понятіями о благочестіи, какія обыкновенно имѣютъ всѣ свѣтскія молодыя дѣвушки. Она безпрестанно думала о своей внѣшности, забывая украшать свой умъ и сердце, которые такимъ-образомъ оставались только при гомъ, что дала изъ природа. Даже эти качества природы не были предохранены въ ней отъ пагубнаго вліянія искусства.

Какъ бы то ни было, мастеръ Мильнеръ, наслаждаясь еще цвѣтущимъ здоровьемъ, съ удовольствіемъ смотрѣлъ на свою милую дочь, въ которой не было ни одного изъ тѣхъ недостатковъ, какіе не извиняются въ свѣтѣ, и не думалъ о томъ, что въ дѣвушкѣ было много другихъ несовершенствъ. Но теперь, когда онъ лежалъ на печальномъ одрѣ смерти, всѣ эти несовершенства вдругъ поразили его умъ. Бѣдный отецъ позабылъ о тѣхъ нѣжныхъ наслажденіяхъ, которыя доставлялъ ему каждый успѣхъ дочери въ блестящихъ свѣтскихъ гостинныхъ, гдѣ молодая дѣвушка очаровывала своихъ слушателей умомъ и талантами, или, если и вспоминалъ объ этихъ минутахъ, то оплакивалъ ихъ съ горестью и съ презрѣніемъ смотрѣлъ на суетныя достоинства дочери.

— «Надо помышлять, думалъ онъ: — о существенномъ, о чемъ-нибудь такомъ, что могло бы приготовить ее къ тому часу, каковъ послѣдній часъ жизни человѣка. Могу ли я оставить дочь мою на попеченіе тѣхъ, которые сами никогда не вспоминаютъ, что подобный часъ непремѣнно пріидетъ рано или поздно! Да, только одинъ Доррифоръ, соединяя въ себѣ всѣ нравственныя и религіозныя добродѣтели и благочестивую вѣру въ достоинство человѣка, будетъ въ-состояніи заботиться о моей дочери. Онъ съумѣетъ подать ей благіе совѣты, не принуждая ее ихъ выслушивать, съумѣетъ ободрить ее, не льстя ей, и можетъ-быть со временемъ содѣлаетъ добрымъ нѣжный предметъ всѣхъ помышленій его умирающаго друга.»

Доррифоръ поспѣшно пріѣхалъ изъ Лондона на зовъ мистера Мильнера, за нѣсколько минутъ до его смерти выслушалъ послѣднюю волю умирающаго и обѣщалъ исполнить ее. Но этотъ послѣдній залогъ высокаго уваженія, которое питалъ къ нему Мильнеръ, еще не давалъ ему никакого права воспитать свою питомицу въ религіозныхъ началахъ, противныхъ тѣмъ, которымъ слѣдовала ея мать.

— «Не внушайте ей никогда мнѣній, которыя могутъ только смутить ея умъ, и не сдѣлаютъ ея лучше.» Таковы были послѣднія слова мистера Мильнера, и Доррифоръ отвѣчалъ на нихъ умирающему другу самымъ утѣшительнымъ образомъ.

Въ грустное время кончины мистера Мильнера, миссъ Мильнеръ была въ Батѣ. Подруга, съ которой она поѣхала въ этотъ городъ, сочла обязанностью не говорить ей объ опасности болѣзни ея отца. Она даже вовсе скрыла отъ нея, что мистеръ Мильнеръ боленъ, боясь этой грустной вѣстью нанести страшный ударъ душѣ миссъ Мильнеръ, которую она считала слишкомъ-чувствительной. Эта нѣжная предупредительность подруги дорого стоила бѣдной миссъ Мильнеръ, которая вдругъ была поражена вѣстью о смерти отца, не зная даже до того времени о томъ, что онъ былъ боленъ. Ея горесть доходила до отчаянія. Она поспѣшила отдать послѣдній долгъ праху отца, и исполняла его съ искренней дочерней любовью.

Въ это время, Доррифора уже не было въ домѣ мистера Мильнера. Онъ долженъ былъ возвратиться въ Лондонъ, куда требовали его по какому-то очень важному дѣлу.

II.

Доррифоръ возвратился въ Лондонъ, глубоко-огорченный смертію своего друга, и можетъ-быть еще болѣе занятый мыслію о довѣренности, которую тотъ имѣлъ къ нему. Онъ зналъ родъ жизни, который привыкла вести миссъ Мильнеръ, боялся того, что его увѣщанія могутъ встрѣтить въ ней одно упрямство, и предполагалъ, что обязанность надзора за молодой свѣтской дѣвушкой была выше силъ его.

Мистеръ Доррифоръ былъ въ близкомъ родствѣ съ однимъ изъ первыхъ католическихъ перовъ Англіи. Его доходы могли доставить ему жизнь роскошную; но по добротѣ души своей онъ такъ заботился о бѣдныхъ и до такой степени умѣрялъ свои желанія, что жилъ чрезвычайно просто и крайне-экономически. Онъ нанималъ квартиру въ домѣ мистриссъ Гортонъ, пожилой женщины, у которой была незамужняя племянница, дѣвушка тоже не первой молодости. Но хотя миссъ Вудли было уже около тридцати-пяти лѣтъ и ея наружность была очень-обыкновенна, но по своему веселому характеру и безконечной добротѣ она не только не была смѣшна, но даже не считалась старой дѣвой.

Доррифоръ привыкъ къ этому семейству еще до смерти мистера Тортона, и послѣ этого печальнаго событія, не смотря на обѣтъ безбрачія, не нашелъ возможнымъ убѣгать общества двухъ женщинъ, столь не опасныхъ. Съ своей стороны, мистриссъ Гортонъ и ея племянница смотрѣли на него съ глубочайшимъ почтеніемъ, которое всякая благочестивая паства оказываетъ своему пастырю, и придавали его дружескому обществу цѣну не только нравственную, но и матеріальную, потому-что плата мистера Доррифора за квартиру и за столъ была такъ щедра, что давала имъ возможность оставаться въ томъ же домѣ, который мистриссъ Гортонъ занимала при жизни мужа.

По возвращеніи мистера Доррифора въ Лондонъ, въ его квартирѣ тотчасъ начались приготовленія къ пріему питомицы, по тому-что мистеръ Мильнеръ просилъ его, чтобы хотя нѣкоторое время миссъ Мильнеръ прожила въ одномъ домѣ съ своимъ опекуномъ, познакомилась съ его знакомыми и подружилась съ его друзьями.

Когда миссъ Мильнеръ узнала о послѣдней волѣ своего отца, она покорилась его требованіямъ безъ малѣйшаго противорѣчія. Находясь подъ вліяніемъ глубокой скорби, молодая дѣвушка не видѣла въ будущности своей ни одной счастливой минуты. По ея безмолвному согласію назначенъ былъ день, въ который она должна была пріѣхать въ Лондонъ и поселиться въ немъ въ качествѣ богатой наслѣдницы.

Мистриссъ Гортонъ, какъ хозяйка дома, была очень-доволыіа тѣмъ, что появленіе миссъ Мильнеръ въ ея домѣ должно было увеличить ея ежегодные доходы и улучшить ея образъ жизни. Добрая миссъ Вудли была въ восторгѣ отъ мысли о новой собесѣдницѣ, но сама не знала, чему приписать эту радость, а между-тѣмъ эта радость объяснялась очень-просто. Любящее сердце миссъ Вудли требовало болѣе обширнаго поля для выраженія безконечной доброты своей.

Не такъ пріятны были размышленія мистера Доррифора: его умъ сдѣлался грустной добычей заботъ, сомнѣній, боязни. При каждомъ представлявшемся случаѣ, мистеръ Доррифоръ старался собрать какія-нибудь свѣдѣнія о характерѣ своей питомицы, прежде чѣмъ ему прійдется увидѣть ее лично, потому-что онъ не только еще не зналъ желаній миссъ Мильнеръ, но не видалъ и ея самой. Когда ему удавалось бывать у мистера Мильнера, онъ никогда не встрѣчалъ молодой миссъ, которая безпрестанно дѣлала визиты. Первая особа, у которой мистеръ Доррифоръ съ приличной осторожностью спросилъ о миссъ Мильнеръ, была лэди Ивенсъ, вдова баронета, часто навѣщавшая мистриссъ Гортонъ.

Здѣсь необходимо сдѣлать описаніе особы мистера Доррифора, чтобъ читатель могъ принимать участіе въ его разговорахъ и въ его поступкахъ. Мистеръ Доррифоръ былъ высокъ ростомъ и сложенъ прекрасно. Впрочемъ, кромѣ черныхъ блестящихъ глазъ, бѣлыхъ, какъ снѣгъ, зубовъ и черныхъ кудрей, въ лицѣ его не было ни одной черты, которая могла бы возбудить удивленіе; но при всемъ томъ въ каждой чертѣ этого лица выражалось столько чувствительности, что многіе находили его прекраснымъ, привлекательнымъ. На лицѣ Доррифора можно было прочесть всѣ чувства его сердца, быстрые переходы отъ страха къ надеждѣ, непоколебимое терпѣніе, невозмутимое спокойствіе духа и дивное самоотверженіе. По этой физіономіи можно было угадать весь внутренній процессъ его мыслей, и подобно тому, какъ душа Доррифора была обогащена всѣми добродѣтелями, его лицо украшалось выраженіемъ каждаго изъ этихъ добрыхъ качествъ. Они не только придавали блескъ его внѣшнему виду, но еще наполняли дивной гармоніей каждое слово его разговора, дышавшаго убѣдительнымъ краснорѣчіемъ.

Одно изъ тѣхъ безпокойныхъ выраженій, обличающихъ внутреннюю борьбу сердца, проявилось на лицѣ Доррифора, когда онъ спросилъ у лэди Ивенсъ о миссъ Мильнеръ.

— Кажется, миледи, весной вы были въ Батѣ, и вѣроятно знаете молодую дѣвушку, которой я имѣю честь быть опекуномъ. Прошу васъ…

Доррифору очень хотѣлось сдѣлать вопросъ, но лэди Ивенсъ не дала ему кончить фразы.

— Не спрашивайте меня, любезный мистеръ Доррифоръ, о миссъ Мильнеръ. Когда я видѣла ее, она была еще очень молода. Правда, что послѣ этого времени прошло только три мѣсяца и стало-быть молодая миссъ не много сдѣлалась старше

— Ей восьмнадцать лѣтъ, замѣтилъ Доррифоръ, досадуя на то, что лэди Ивенсъ еще болѣе усилила его сомнѣнія.

— Надо отдать справедливость, миссъ Мильнеръ была въ то время очень хороша собой, прибавила лэди Ивенсъ.

— Красота не достоинство, отвѣчалъ Доррифоръ, вставая и по видимому очень недовольный.

— Извините, гдѣ нѣтъ ничего болѣе, и красота что-нибудъ да значитъ.

— По моему мнѣнію, хуже, чѣмъ ничего.

— Впрочемъ, мистеръ Доррифоръ, вы пожалуйста не безпокойтесь и не подумайте, что въ вашей питомицѣ найдете множество недостатковъ. Я только замѣтила, что она дѣвушка легкомысленная, праздная, нескромная, окруженная всегда полдюжиной обожателей, холостыхъ и женатыхъ, глупыхъ и умныхъ.

Доррифоръ поблѣднѣлъ.

— Въ первый разъ въ моей жизни, сказалъ онъ съ грустію: — я досадую на то, что зналъ ея отца.

— И, полноте, мистеръ Доррифоръ, замѣтила мистриссъ Гортонъ, имѣвшая слабость думать, что все непремѣнно сдѣлается по ея желанію: — я увѣрена, что вы скоро наведете малютку на путь истины.

— Ахъ, Боже мой! быстро воскликнула лэди Ивенсъ: — я вовсе не думала, чтобы въ словахъ моихъ было что-нибудь дурное. Впрочемъ, эти замѣчанія сдѣланы не мною; я только повторяю слова другихъ.

— Напрасно повторяете, кротко осмѣлилась замѣтить добрая миссъ Вудли, которая, работая у окна, внимательно слѣдила за разговоромъ.

— Довольно объ этомъ… сказалъ Доррифоръ.

— О, я съ большимъ удовольствіемъ оставлю этотъ разговоръ, сказала лэди Ивенсъ: — и сказать правду, это будетъ гораздо выгоднѣе для миссъ Мильнеръ.

— Что, она высокаго роста? спросила мистриссъ Гортонъ, желая узнать что-нибудь еще.

— Довольно высока, возразила лэди Ивенсъ: — повторяю вамъ, что нельзя упрекнуть ее ни въ одномъ внѣшнемъ недостаткѣ,

— Но если сердце ея наполнено порочными наклонностями? сказалъ Доррифоръ со вздохомъ,

— Сердце способно сдѣлаться лучше, скромно замѣтила миссъ Вудли.

— Нѣтъ, моя милая, возразила лэди Ивенсъ: — мнѣ еще не удавалось слышать, что изобрѣли корсеты для исправленія недостатковъ характера.

— Извините, отвѣчала миссъ Вудли: — хорошее общество, наставительныя книги, опытъ и несчастія могутъ измѣнить характеръ, склонить сердце къ добродѣтели еще скорѣе…

Лэди Ивенсъ вскочила со стула и не дала миссъ Вудли кончить фразы.

— Я ухожу, воскликнула она: — меня ждутъ дома сто человѣкъ. Притомъ же, еслибъ ужъ и я расположена была слушать проповѣдь, такъ послушала бы мистера Доррифора, а не васъ.

Въ эту минуту, въ комнату пошла мистрисъ Гилльгревъ, жена одного разорившагося негоціанта.

— А, да вотъ мистриссъ Гилльгревъ, воскликнула лэда Ивенсы — она, кажется, знаетъ миссъ Мильнеръ.

Мистриссъ Гилльгревъ, услышавъ это имя, подняла руки къ небу и слезы блеснули въ глазахъ ея.

— Разскажите, пожалуйста, мистриссъ, продолжала леди Ивенсъ, обращаясь къ вошедшей: — что вы знаете о миссъ Мильнеръ. Досадно, что мнѣ некогда васъ слушать.

При этихъ словахъ, лэдй Ивенсъ поклонилась и вышла.

Мистриссъ Гортонъ было очень любопытно узнать, почему при имени миссъ Мильнеръ мистриссъ Гилльгревъ такъ растрогалась, и она спросила ее о причинѣ.

Этотъ вопросъ пробудилъ снова боязнь въ сердцѣ Доррифора. Съ безпокойствомъ онъ ожидалъ отвѣта.

— Миссъ Мильнеръ истинная моя благодѣтельница, сказала мистрисъ Гилльгревъ, отирая слезы, обильно катившіяся по ея щекамъ.

— Что это значитъ? живо воскликнулъ Доррифоръ, и въ глазахъ его блеснуло выраженіе радости.

— Мужъ мой, продолжала мистриссъ Гилльгревъ: — потерпѣвъ большія потери, остался долженъ мистеру Мильнеру значительную сумму денегъ. Послѣ разныхъ угрозъ, мистеръ Мильнеръ рѣшился взять у насъ все, что мы имѣли. Дочь его, однакожь, выпросила для насъ отсрочку. Когда къ новому сроку мы не могли уплатить долга, Мистеръ Мильнеръ не слушалъ никакихъ просьбъ; молодая миссъ тихонько продала свои драгоцѣнности и внесла за насъ деньги.

Диррифоръ былъ въ восторгѣ отъ этой вѣсти, съ жаромъ пожалъ руку мистрисъ Гилльгревъ и сказалъ, что она никогда не останется безъ друзей.

— А какого роста миссъ Мильнеръ? спросила мистриссъ Гортонъ, боясь, чтобы разговоръ не перемѣнился.

— Не знаю, отвѣчала мистриссъ Гилльгревъ.

— Хороша собой?

— Право, трудно отвѣчать на этотъ вопросъ.

— Удивительно, какъ вы ея не замѣтили.

— Я очень замѣтила ее, но не довѣряю своему сужденію. Она показалась мнѣ прекрасною, какъ ангелъ, а можетъ-быть это потому, что я находилась подъ вліяніемъ ея душевной красоты.

III.

Слова мистриссъ Гилльгревъ нѣсколько успокоили Доррифора на счетъ характера и поведенія его питомицы.

Наступилъ день, въ который миссъ Мильнеръ должна была оставить родительскій домъ и переселиться въ жилище опекуна. Мистеръ Доррифоръ, въ сопровожденіи миссъ Вудли, поѣхалъ на встрѣчу своей питомицѣ, и остановился ожидать ее въ гостинницѣ.

Оплакавъ память отца, миссъ Мильнеръ пріѣхала 10-го ноября въ то мѣстечко, гдѣ ее ожидали Доррифоръ и миссъ Вудли. Кромѣ людей, молодую наслѣдницу сопровождали двое дальнихъ родственниковъ ея матери, которые сочли необходимой обязанностью проводить ее хоть нѣкоторую часть пути. Почтенные родственники такъ досадовали на Доррифора за ту довѣренность, которую оказалъ ему мастеръ Мильнеръ, что, вручивъ ему миссъ Мильнеръ, тотчасъ же вернулись домой.

Когда карета миссъ Мильнеръ подъѣхала къ гостинницѣ и когда Доррифору сказали объ этомъ, онъ поблѣднѣлъ. Лицо его омрачилось; какое-то роковое предчувствіе заставило сильно забиться его сердце. Онъ такъ потерялся, что миссъ Вудли должна была вывести его изъ этого положенія, и первая пошла навстрѣчу прекрасной питомицы.

Но природная живость, веселость, приписываемая миссъ Мильнеръ, въ эту минуту была убита грустью, и ее замѣнила тихая меланхолія; горделивое желаніе выказать свою красоту, желаніе, въ которомъ особенно обвиняли ее, уступила мѣсто задумчивой важности. Въ ту минуту, когда миссъ Вудли представила ей Доррифора, какъ ея опекуна и лучшаго друга ея отца, молодая дѣвушка зарыдала, упала передъ номъ на колѣни и обѣщала всегда повиноваться ему какъ своему отцу. Въ это время Доррифоръ закрылъ лицо платкомъ; иначе миссъ Мильнеръ замѣтила бы его волненіе, угадала бы тайныя ощущенія его сердца.

Послѣ этой трогательной сцены, приказали подавать лошадей. Миссъ Мильнеръ простилась съ родственниками, которые ее провожали и сѣла въ свою карету вмѣстѣ съ миссъ Вудли. Доррифоръ отправился въ коляскѣ, въ которой пріѣхалъ изъ Лондона.

Дорогой миссъ Вудли не сдѣлала ни малѣйшаго покушенія подружиться съ миссъ Мильнеръ, хотя, можетъ-быть, эта честь была предметомъ всѣхъ ея помышленій. Она обходилась съ нею, какъ обходилась со всѣми другими. Впрочемъ, этого было уже довольно для того, чтобъ она могла снискать себѣ уваженіе внимательной миссъ Мильнеръ, которая тотчасъ съумѣла оцѣнить достоинства миссъ Вудли и скоро искренно съ ней подружилась.

IV.

На другой день пріѣзда въ Лондонъ, миссъ Мильнеръ, послѣ спокойнаго, продолжительнаго сна, пробудилась съ своей природной живостью, которая на нѣкоторое время только уступала слабому вліянію печали о потерѣ отца. Внѣ родительскаго дома, находясь менѣе подъ вліяніемъ грустныхъ впечатленій и нѣсколько освоившись съ новьыми знакомыми, молодая дѣвушка была пріятно занята мыслью о томъ, что она наконецъ увидѣла веселую столицу, которой обольстительную картину уже давно рисовало ея дѣятельное воображеніе.

Какъ ни была она хороша въ ту минуту, когда Доррифоръ и миссъ Вудли увидали ее при первой встрѣчѣ, но на другой день, во время завтрака, она еще болѣе поразила ихъ своей благородной простотой, изяществомъ и одушевленіемъ. Доррифоръ и миссъ Вудли съ удивленіемъ посмотрѣли другъ на друга. Мистриссъ Гортонъ, разливавшая чай, почла себя, въ сравненіи съ миссъ Мильнеръ, простой служанкой: такова власть красоты, когда она соединена съ умомъ и добродѣтелью. Все это было въ миссъ Мильнеръ. Однакожь, пусть слишкомъ щекотливый читатель не обманывается, пусть не составляетъ себѣ преувеличенной идеи о достоинствахъ миссъ Мильнеръ, не ставитъ ея добродѣтелей выше того, что обыкновенно имѣютъ простые смертные, и пусть не сердится на насъ, если, разсмотрѣвъ характеръ нашей героини по ближе, найдетъ въ ней много недостатковъ. Но, съ другой стороны, пусть онъ замѣтитъ, что если миссъ Мильнеръ имѣла недостатковъ болѣе, чѣмъ обыкновенно имѣютъ другіе, — она имѣла ихъ потому-что у ней было больше соблазновъ, чѣмъ у нихъ.

Съ самаго дѣтства миссъ Мильнеръ, всѣ повиновались малѣйшимъ ея желаніямъ, даже капризамъ, и она привыкла возставать противъ всякаго надзора. Она была прекрасна: ей слишкомъ-часто льстили, возвышая достоинство ея красоты, и она считала напрасно потерянной каждую минуту, въ которую ей не удавалось увеличить число своихъ побѣдъ. Она была слишкомъ чувствительна, и эта чувствительность очень-часто проявлялась непосредственно въ обидахъ или невнимательности. Кромѣ того, она пріобрѣла опасную репутацію дѣвушки остроумной; въ дѣйствительности, она не имѣла претензій на остроуміе, но, слушая ея разговоръ, самый тонкій критикъ могъ ошибиться въ этомъ. Всѣ ея отвѣты походили на возраженія, не потому, чтобъ она въ-самомъ-дѣлѣ обладала качествомъ, которое собственно можно назвать умомъ, но потому-что во всемъ, что она ни говорила, видна была удивительная энергія, быстрая, могущественная способность соображанія, простота естественная, или по-крайней-мѣрѣ чрезвычайно искусно поддѣланная, и все это произносилось съ быстрымъ, огненнымъ движеніемъ глазъ, съ лукавой, нѣсколько злой улыбкой. Ея слова походили на слова другихъ, и, какъ слова другихъ, составляли совершенно обыкновенныя фразы; но манера произносить ихъ придавала имъ свойство ума, подобно тому, какъ очень-часто пріятность чертъ лица заставляетъ находить его очень правильнымъ, тогда-какъ въ сущности эти черты вовсе не симметричны.

Но довольно описанія. Изъ поступковъ миссъ Мильнеръ, важныхъ или легкомысленныхъ, о которыхъ читатель узнаетъ далѣе, онъ долженъ составить себя понятіе о питомицѣ мистера Доррифора.

За завтракомъ, который подали въ началѣ этой главы, разговоръ прекрасно поддерживался всѣми собесѣдниками: миссъ Мильнеръ говорила съ большимъ одушевленіемъ, Доррифоръ блисталъ умомъ, слова миссъ Вудли дышали необыкновенной добротой. Мистриссъ Гортонъ въ своемъ разговорѣ имѣла претензію на всѣ эти три качества.

— Знаете ли, миссъ Мильнеръ, сказалъ Доррифоръ: — вы походите на вашего батюшку гораздо болѣе, чѣмъ я предполагалъ. Судя потому, что мнѣ разсказывали о васъ, я не ожидалъ въ васъ найдти столько сходства.

— Я тоже, мистеръ Доррифоръ, замѣтила миссъ Мильнеръ: — вовсе не представляла себѣ васъ такимъ, каковы вы въ-самомъ-дѣлѣ.

— Вотъ какъ! а позвольте спросить, какимъ же вы меня представляли?

— Я думала, что вы пожилой человѣкъ, почтенный добрякъ…

Эти слова миссъ Мильнеръ произнесла съ невиннымъ, простодушнымъ видомъ, но такимъ тономъ, который ясно говорилъ, что она находила своего опекуна и молодымъ и прекраснымъ.

— Добрякъ! воскликнулъ Доррифоръ въ смущеніи: — и вы не ошиблись, миссъ; по-крайней-мѣрѣ, вы всегда увидите меня такимъ во всѣхъ моихъ дѣйствіяхъ.

— О, въ такомъ случаѣ ваши поступки будутъ совершенно противорѣчіе съ вашей наружностью.

Миссъ Мильнеръ обладала въ высшей стеневи исключительнымъ свойствомъ людей остроумныхъ, свойствомъ бросать первую пришедшую на умъ мысль, которая почти всегда бываетъ справедлива.

— Мнѣ кажется, сказалъ Доррифоръ: — что вы, миссъ, должны быть очень дурнымъ судьей въ рѣшеніи подобныхъ вопросовъ.

— Почему жъ такъ?

— Я увѣренъ, что вы безъ всякихъ околичностей, пожалуй, скажете, что не находите себя прекрасной. Не правда ли; въ этомъ случаѣ, вы тотчасъ докажете, что вы плохой судья.

— Я лучше хотѣла бы быть плохимъ судьей, чѣмъ дурною.

— Да развѣ вы въ-самомъ-дѣлѣ не находите себя прекрасною? спросилъ Доррифоръ съ серьёзнымъ видомъ, какъ-будто-бы дѣло шло о чрезвычайно-важномъ вопросѣ.

— Еслибъ я слушалась моего собственнаго мнѣнія, отвѣчала миссъ Мильнеръ: — я сказала бы вамъ, что не нахожу; но въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ я поступаю, какъ католичка, т. е. не вѣрю своему убѣжденію, а вѣрю тому, что мнѣ говорятъ другіе.

— И пусть это служитъ вамъ доказательствомъ, что наше ученіе истинно, возразилъ Доррифоръ съ строгостію: — вы сами можете видѣть, что оставались бы въ заблужденіи, еслибъ не вѣрили тѣмъ, которые знаютъ больше, чѣмъ вы. Но, любезная миссъ Мильнеръ, оставимъ этотъ предметъ разговора и не будемъ никогда къ нему возвращаться. Я полагаю, что мы только въ одномъ отношеніи не сойдемся въ нашихъ мнѣніяхъ. Надѣюсь, что мы никогда не будемъ спорить о религіи. Я рѣшился никогда васъ не убѣждать въ моихъ духовныхъ принципахъ, и за то прошу вдсъ съ своей стороны не разувѣрять меня.

Миссъ Мильнеръ съ удивленіемъ замѣтила, что слова ея, сказанныя вскользь, приняты были съ серьёзной стороны. Добрая миссъ Вудли мысленно молилась, чтобъ Господь простилъ ея подругу за невольный грѣхъ, между-тѣмъ, какъ мистриссъ Гортонъ перекрестилась, какъ-бы стараясь предохранить себя отъ заразительной ереси. Миссъ Мильнеръ случайно замѣтила этотъ жестъ и на лицѣ ея мелькнула улыбка, такъ-что хозяйка дома вскричала: «Да проститъ васъ Богъ!»

— Милая миссъ Вудли, сказала, обращаясь къ ней, миссъ Мильнеръ: — я боюсь, что вы не простите мнѣ необдуманныхъ словъ моихъ моей неумѣстной веселости.

— О, конечно, не прощу, отвѣчала миссъ Вудли.

Но извѣстно, какъ въ разговорѣ слова бываютъ часто ничтожны, не имѣютъ никакой цѣны. Одни взгляды, одни жесты полны выразительнаго значенія: на-примѣръ, въ настоящемъ случаѣ, во взорѣ миссъ Вудли, когда она говорила, что не проститъ своей подруги — ярко блистало снисхожденіе.

V.

Уже прошло шесть недѣль съ-тѣхъ-поръ, какъ миссъ Мильнеръ пріѣхала въ Лондонъ. Она съ восторгомъ наслаждалась всѣми удовольствіями столицы, между-тѣмъ, какъ Доррифоръ со страхомъ слѣдилъ за ея поступками и съ жаромъ молилъ небо спасти ее. Безпрестанные визиты, которые она дѣлала къ своимъ знакомымъ, безконечныя посѣщенія ея прежнихъ знакомыхъ и новыхъ друзей, съ которыми она завела сношенія, рѣдко давали Доррифору случай поговорить съ нею, намекнуть объ опасности, ей угрожавшей. За то, когда такая счастливая минута удавалась ему, онъ съ жаромъ дѣлалъ наставленія своей питомицѣ, говорилъ ей о необходимости чаще предаваться уединенію, размышлять, читать, думать о будущности и развивать въ себѣ гѣ качества, которыя могли бы доставить ей утѣшеніе въ старости. Неподдѣльное чувство, которымъ дышали всѣ слова Доррифора, его краснорѣчіе производили иногда дѣйствіе на умъ миссъ Мильнеръ и она жестомъ или взглядомъ, казалось, хотѣла изъявить свое согласіе, Иногда она сама говорила, какъ убѣжденная въ томъ, чего требовалъ отъ нея опекунъ, но при первомъ стремленіи къ разсѣянности она вдругъ позволяла себѣ неумѣстныя насмѣшки или капризныя жалобы на то, что ей мѣшаютъ наслаждаться удовольствіями, къ которымъ ее призываютъ и ея происхожденіе и богатство.

Между множествомъ молодыхъ людей, которые ухаживали за миссъ Мильнеръ, казалось, только одинъ занималъ всѣ ея мысли. Это былъ лордъ Фредерикъ Лоунди, младшій сынъ герцога Лоунди, и любимецъ всѣхъ дамъ, даже самыхъ разборчивыхъ.

Въ-самомъ-дѣлѣ, лордъ Фредерикъ былъ чрезвычайно хорошъ собою. Двадцати-трехъ-лѣтній молодой человѣкъ, живаго характера, cъ изящными манерами, онъ былъ одаренъ, кромѣ того, всѣми качествами, которыя могли бы плѣнить сердце даже не столь чувствительное къ любви, каково было сердце миссъ Мильнеръ. Неудивительно, если ей нравилось общество такого обольстительнаго молодаго человѣка; точно также понятно, что она гордилась тѣмъ, что лордъ Фредерикъ былъ въ числѣ самыхъ страстныхъ ея обожателей. Доррифоръ слѣдилъ за ходомъ этой любви то съ удовольствіемъ, то съ грустію. Съ одной стороны, онъ желалъ видѣть миссъ Мильнеръ замужемъ, хотѣлъ передать другому надзоръ за ея поступками; съ другой, онъ боялся отдать свою питомицу молодому вертопраху, погруженному во всѣ пороки. Доррифоръ боялся за будущее счастіе своей питомицы, и еще болѣе боялся, чтобъ молодая дѣвушка не увлеклась любовью и не отдала своего сердца безъ освященія закона.

Тревожимый этими мыслями, Доррифоръ не могъ скрыть, какъ ему было непріятно видѣть въ своемъ домѣ лорда Фредерика; молодой человѣкъ тоже былъ довольно проницателенъ и могъ замѣтить подозрѣнія опекуна: въ-слѣдствіе этого они оба тяготились, когда были вмѣстѣ. Миссъ Мильнеръ замѣтила ихъ непріязненныя чувства, но замѣтила съ совершеннымъ равнодушіемъ. Въ ея сердцѣ была одна сильная страсть — тщеславіе, — и это тщеславіе являлось то надменной гордостью, то безграничнымъ самолюбіемъ, то чрезмѣрнымъ желаніемъ нравиться. При всемъ томъ, ея сердце было мягко, воспріимчиво и часто поддавалось вліянію достойнѣйшихъ стремленій; но эти быстрые порывы къ возвышенной цѣли, нерѣдко, въ самомъ зародышѣ своемъ, забывались для какого-нибудь пустаго, легкомысленнаго удовольствія.

Миссъ Вудли, — умѣвшая замѣтить добрыя качества, какъ бы они ни были малы, — дѣятельно защищала миссъ Мильнеръ, когда мистеръ Доррифоръ, въ ея отсутствіе, заводилъ о ней разговоръ. Доррифоръ съ удовольствіемъ слушалъ похвалы, которыя миссъ Вудли дѣлала его питомицѣ, но нерѣдко вздыхалъ съ грустію, видя, какъ мало оправдывались эти незаслуженныя добрыя слова. Часто онъ силился заглушить свое негодованіе, еще чаще старался удержать слезы, которыя готовы были брызнуть изъ глазъ при мысли о грустной участи его питомицы.

Всѣ знакомые миссъ Мильнеръ полагали, что она была влюблена въ лорда Фредерика; слуги потихоньку выдавали это за вѣрное, а нѣкоторыя изъ газетъ даже назначили день свадьбы. Лордъ Фредерикъ, однакожъ, ни слова не говорилъ о бракѣ и мистеръ Доррифоръ замѣтилъ своей питомицѣ, что благоразуміе требуетъ, чтобъ лордъ Фредерикъ не продолжалъ болѣе своихъ посѣщеній. Миссъ Мильнеръ улыбнулась при этомъ предостереженіи опекуна, но когда Доррифоръ повторилъ свои слова тономъ власти, она обѣщала не только передать лорду его требованіе, но еще съ своей стороны просить его объ этомъ. И въ-самомъ-дѣлѣ, въ первый же разъ, какъ только пріѣхалъ лордъ Фредерикъ, миссъ Мильнеръ передала ему желаніе своего опекуна, сказавъ, что мистеръ Доррифоръ единственно изъ деликатности позволилъ ей просить лорда о томъ, чего онъ имѣетъ полное право требовать. Фредерикъ покраснѣлъ отъ досады: онъ любилъ миссъ Мильнеръ, но по опыту былъ увѣренъ, что его непостоянство не позволитъ ему долго питать эту страсть. Лордъ Фредерикъ понялъ, что вмѣшательство опекуна миссъ Мильнеръ угрожало ему или объясненіемъ, или необходимостью прекратить визиты прежде, нежели ему удастся покорить сердце прекрасной дѣвушки.

— О, я увѣренъ, вскрикнулъ онъ въ смущеніи и въ быленствѣ: — что мистеръ Доррифоръ самъ влюбленъ въ васъ, и изъ ревности дѣлаетъ мнѣ это замѣчаніе.

— Полноте, милордъ! вскричала миссъ Вудли, ужаснувшись при этомъ предположеніи.

— Ну, такъ ему же стыдъ, если онъ не влюбленъ, возразилъ лордъ: — потому-что развѣ только дикарь можетъ созерцать красоту и не покориться ея могуществу.

— Привычка много значитъ, замѣтила миссъ Мильнеръ: — мистеръ Доррифоръ часто бываетъ въ обществѣ прекрасныхъ женщинъ, но, по привычкѣ, не влюбляется въ нихъ безпрестанно; между-тѣмъ, какъ вы, милордъ, вы безпрестанно влюбляетесь тоже только по привычкѣ.

— Стало-быть, вы не считаете меня способнымъ любить?

— Ваша любовь, милордъ, скоро гаснетъ.

— Я желалъ бы, чтобъ она вѣчно пламенѣла. Я считаю преступленіемъ оставаться нечувствительнымъ къ дивнымъ удовольствіямъ любви.

— Въ такомъ случаѣ, вы предаетесь этой страсти, чтобъ избѣжать проступка; эта же самая причила именно и удерживаетъ отъ любви мистера Доррифора.

— Это потому-что онъ далъ клятву безбрачія, но монастырскіе обѣты, какъ и связи брачныя, могутъ быть уничтожены, и я увѣренъ, что когда вашъ опекунъ бросаетъ на васъ свой взоръ, его помышленія…

— Такъ же чисты, какъ помышленія моего ангела-хранителя;, съ живостью перебила миссъ Мильнеръ.

Въ эту минуту Доррифоръ вошелъ въ комнату. Миссъ Мильнеръ произнесла свое мнѣніе и немъ съ такимъ жаромъ, что румянецъ выступилъ у нея на лицѣ. Увидя Доррифора въ ту самую минуту, когда она едва успѣла сказать ему похвалу, миссъ Мильнеръ еще болѣе покраснѣла и смутилась; губы ея дрожали.

— Что съ вами, миссъ? спросилъ Доррифоръ, встревоженный ея волненіемъ.

— Комплиментъ, который миссъ Мильнеръ сдѣлала вамъ, привелъ ее въ такое смущеніе, отвѣчалъ лордъ.

— Что жь, развѣ она стыдится своей неоткровенности?

— О, это несправедливо, мистеръ Доррифоръ, возразила миссъ Вудли: — если бы вы были здѣсь…

— Такъ я не сказала бы ни слова, перебила миссъ Мильнеръ: — мистеръ Диррофоръ самъ могъ бы оправдаться.

— Какъ? развѣ я имѣю нужду въ чемъ-нибудь оправдываться? Стоитъ ли труда клеветать на такое незначительное существо, какъ я?

— Не думаю, замѣтилъ лордъ Фредерикъ: — опекунъ миссъ Мильнеръ уже по одному этому званію человѣкъ значительный.

— Надѣюсь, милордъ, что вы не думаете вывести изъ этого ничего дурного, возразилъ Доррифоръ съ такой твердостью, что его антагонистъ не нашелся что сказать.

Въ ту минуту, когда Доррифоръ отвернулся, миссъ Мильнеръ тихонько попросила лорда оставить этотъ предметъ разговора. Фредерикъ поклонился въ знакъ согласія.

— Я долженъ, просить васъ, мистеръ Доррифоръ, сказалъ онъ иронически; — о разрѣшеніи всѣхъ проступковъ моихъ… Сознаюсь, они очень, очень многочисленны.

— Пожалуйста, милордъ, не будьте такъ откровенны при дамахъ; пожалуй, желаніе возбудить ихъ состраданіе заставитъ васъ признаться въ такихъ проступкахъ, которыхъ вы и не сдѣлали.

Миссъ Мильнеръ расхохоталась при этомъ отвѣтѣ. Казалось, остроумная выходка опекуна ей очень понравилась, и лордъ Фредерикъ съ насмѣшливой улыбкой продекламировалъ;

…. Произнесенная устами Абеляра

Мысль каждая мила для сердца Элоизы.

Доррифоръ выслушалъ эта два стиха безъ всякаго смущенія и безъ гнѣва, по невниманію ли, или потому-что считалъ ихъ вовсе неприложимыми къ себѣ. Напротивъ, миссъ Мильнеръ, казалось, была очень поражена этимъ намекомъ; она отошла къ окну, чтобъ скрыть смущеніе, которое причинили ей эти стихи.

Въ эту минуту, слуга доложилъ о пріѣздѣ лорда Эльмвуда. Лордъ Эльмвудъ былъ католикъ, кузенъ мистера Доррифора, недавно сдѣлавшійся главою дома Эльмвудовъ.

Какъ всѣ церемонные визиты мистера Доррифора миссъ Мильнеръ и мистриссъ Гортонъ принимали въ общей гостиной, то лордъ Эльмвудъ точно также былъ принятъ въ этой комнатѣ, и его появленіе, натурально, дало другой оборотъ разговору.

VI.

Желая прекратить сношенія лорда Фредерика и миссъ Мильнеръ, мистеръ Доррифоръ съ удовольствіемъ принялъ отъ сэра Эдварда Астона предложеніе вступить въ бракъ съ его питомицей.

Сэръ Эдвардъ былъ ни молодъ, ни хорошъ, ни старъ, ни дуренъ, но за то чрезвычайно богатъ; кромѣ того, множество прекрасныхъ качествъ души и ума дѣлали его достойнымъ того счастія, которое онъ думалъ найдти въ бракѣ съ миссъ Мильнеръ.

Онъ былъ именно такимъ человѣкомъ, котораго мистеръ Доррифиръ скорѣй всякаго другаго избралъ бы въ мужья своей питомицѣ, и опекунъ надѣялся, что миссъ Мильнеръ не отвергнетъ такого мужа. Онъ далъ обѣщаніе сору Эдварду при первомъ удобномъ случаѣ испытать, въ какой степени миссъ Мильнеръ уважала его совѣты.

Не смотря на совершенное различіе мнѣній опекуна и его питомицы, оба они, и особенно мистеръ Доррифоръ, съ точностью придерживались правилъ умѣнья — жить. Вѣжливость мистера Доррифора даже, казалось, была основана на системѣ, которую онъ начерталъ себѣ, какъ единственное средство удержать свою питомицу въ тѣхъ же границахъ. Каждый разъ, когда онъ говорилъ съ нею, его разговоръ былъ кротче обыкновеннаго: въ немъ даже проявлялась какъ-будто осторожность. Доррифоръ обходился съ миссъ Мильнеръ съ уваженіемъ, которое, казалось, внушало ему ея положеніе. Онъ хотѣлъ этимъ и ее заставить поступать съ нимъ точно также, и искусно достигъ своей цѣли. Сначала, она, хотя и понимала, по инстинкту, какъ ей должно было вести себя съ тѣмъ, который занялъ мѣсто ея отца, но по легкомысленности, по живости характера ежеминутно была готова обходиться съ нимъ не совсѣмъ уважительно. Мистеръ Доррифоръ нечувствительно, съ кротостью напоминалъ ей объ уваженіи, которымъ она была ему обязана и такимъ-образомъ искусно умѣлъ установить ихъ взаимныя отношенія.

Однажды утромъ, когда мистеръ Доррифоръ сидѣлъ въ гостиной вмѣстѣ съ своей питомицей и съ миссъ Вудли, онъ нашелъ случай завести разговоръ о желаніи сэра Эдварда Астона. Сначала, онъ съ жаромъ принялся хвалить своего друга, потомъ прямо сказалъ, что считаетъ свою питомицу способною составить счастіе такого достойнаго человѣка. Миссъ Мильнеръ на это отвѣчала однимъ смѣхомъ. Доррифоръ строгимъ взглядомъ остановилъ ее, и потомъ съ своей обыкновенной вѣжливостью сказалъ:

— Я желалъ бы, чтобы, не отвергая предложенія сэра Эдварда одной неприличной насмѣшкой, вы показали намъ, что у васъ есть поболѣе вкуса.

— Какъ? Вы требуете отъ меня вкуса, тогда какъ сэръ Эдвардъ, къ которому вы питаете такое высокое уваженіе, представляетъ намъ такой дурной образчикъ? — Вѣдь онъ мнѣ предлагаетъ свою руку!

Доррифоръ не подумалъ отвѣчать комплиментомъ, на который миссъ Мильнеръ, казалось, сама напрашивалась, и съ минуту не зналъ, что сказать.

— Отвѣчайте же на мой вопросъ? восклинула она.

— Положимъ, миссъ, что вы справедливо унизили себя, всетаки сэръ Эдвардъ насколько не страдаетъ отъ этого, потомучто, когда сердце питаетъ въ себѣ страсть, вкусъ, или скорѣе разулъ, не въ силахъ ничего сдѣлать. Сколько я знаю, сэръ Эдвардъ находится именно въ этомъ положеніи.

— О, да, вы правы, мистеръ Доррифоръ, и ваши слова совершенно оправдываютъ сэра Эдварда. Если мнѣ пріидется когда-нибудь влюбиться, я попрошу васъ точно такимъ же образомъ извинить меня.

— Очень радъ, съ живостью возразилъ Доррифоръ: — но прежде, нежели вашему сердцу пріидетъ случай быть въ томъ положеніи, о которомъ я упомянулъ, постарайтесь руководствоваться вашимъ умомъ.

— О, непремѣнно; ужь, конечно, я не соглашусь выйдти замужъ за человѣка, котораго никогда не буду въ состояніи любить.

— Если ваше сердце еще не принадлежитъ ни кому, какимъ же образомъ вы можете говорить это съ такой увѣренностью?

Говоря это, Доррифоръ думалъ о лордѣ Фредерикѣ и внимательно смотрѣлъ на миссъ Мильнеръ, какъ-бы желая угадать всѣ ея тайныя помышленія, и вмѣстѣ съ тѣмъ боясь въ-самомъ-дѣлѣ открыть что нибудь въ ея сердцѣ. Миссъ Мильнеръ покраснѣла. По выраженію лица можно было обвинить ее, но свободный, нимало не измѣнившійся голосъ болѣе чѣмъ самыя слова оправдывалъ ее.

— Нѣтъ, возразила она: — я никому не отдавала моего сердца; но во всякомъ случаѣ смѣю увѣрить васъ, что оно никогда не будетъ принадлежать сэру Эдварду.

— Очень жалѣю, что таковы ваши чувства, сказалъ Доррифоръ: — но пока вы еще остаетесь полной владѣтельницей вашего сердца, прибавилъ онъ съ видимымъ удовольствіемъ: — позвольте мнѣ предостеречь васъ, что оно безцѣнный даръ, что опасности, которымъ вы подвергаетесь, отдавая его кому нибудь, гораздо серьёзнѣе, чѣмъ вы думаете. Стоитъ только полюбить, и наши мысли и наши поступки болѣе не принадлежатъ намъ.

Мистеръ Доррйфоръ, казалось, съ чрезвычайнымъ усиліемъ произнесъ эти слова, но все-таки онъ остановился какъ-будто нехотя; казалось, онъ говорилъ бы долго-долго, еслибъ предметъ разговора не казался ему слишкомъ щекотливымъ.

Когда Доррифоръ вышелъ изъ комнаты, миссъ Мильнеръ на минуту задумалась.

— Не понимаю, воскликнула она: — какъ это дѣлается, что добрые, непорочные люди такъ хорошо знаютъ слабости другихъ? Слушая благоразумные совѣты мистера Доррифора, подумаешь, что онъ съ-дѣтства жилъ въ разсѣяніи, испыталъ всѣ опасныя обольщенія свѣта и успѣлъ раскаяться въ нихъ; трудно себѣ представить, что онъ провелъ всю свою жизнь или въ монастырѣ, или въ своемъ кабинетѣ. О любви, на-примѣръ, онъ говоритъ съ такимъ тонкимъ чувствомъ, что своими словами придаетъ большую цѣну самой любви. Не думаю, чтобъ милордъ Фредерикъ, описывая прелесть и наслажденія любви, съумѣлъ представить ихъ въ такомъ блестящемъ, привлекательномъ видѣ, какъ мистеръ Доррифоръ представляетъ ее, описывая ея огорченія. Право, если онъ чаще будетъ говорить со мною подобнымъ образомъ, его краснорѣчіе сдѣлаетъ то, что мнѣ будетъ жалко смотрѣть на лорда Фредерика.

Миссъ Вудли съ безпокойствомъ услышала послѣднюю фразу.

— Увы! воскликнула она: — стало-бытъ, вы въ-самомъ-дѣлѣ думаете о лордѣ Фредерикѣ?

— Положимъ, что такъ, отвѣчала миссъ Мильнеръ: — но къ чему жь это увы?

— Я боюсь, что вы не будете съ нимъ счастливы.

— То-есть, вы хотите сказать, что онъ не будетъ со мной счастливъ.

— Не знаю… Я не могу судить о бракѣ по опыту; но мнѣ кажется, я угадала, что такое бракъ.

— Я тоже, миссъ Вудли, не могу судить о любви по собственному опыту, но, кажется, угадала, что такое любовь.

— Но, ради Бога, моя милочка, не влюбляйтесь, вскричала миссъ Вудли съ своимъ обыкновеннымъ простодушіемъ, какъ-будто она просила о томъ, исполненіе чего совершенно зависѣло отъ воли миссъ Мильнеръ: — по-крайней-мѣрѣ, прибавила она: — не влюбляйтесь, не признавшись въ томъ вашему опекуну.

Миссъ Мильнеръ улыбнулась безполезной просьбѣ своей подруги, но обѣщала сдѣлать все, чѣмъ могла обязать ее.

VII.

Когда Доррифоръ со всей осторожностью сказалъ сэру Эдварду объ отказѣ миссъ Мильнеръ, достойный джентльменъ не поддался отчаянію и все еще питалъ надежду на будущее. Онъ не переставалъ бывать у мистриссъ Гортонъ, и такъ часто, что его посѣщенія возбудили ревность лорда Фредерика, который, чувствуя, какъ сильно страдало отъ того его сердце, сталъ убѣждаться въ искренности своей любви. Каждый разъ, какъ ему удавалось видъть предметъ своей страсти, онъ молилъ ее о любви съ такимъ жаромъ, что миссъ Вудли, сострадательная ко всѣмъ и во всемъ, не могла не желать ему успѣха. Фредерикъ уже явно говорилъ миссъ Мильнеръ о бракѣ и просилъ у нея позволенія поговорить объ этомъ съ мистеромъ Доррифоромъ; но миссъ Мильнеръ положительно запретила.

Лордъ Фредерикъ приписалъ причину этого отказа не чувствамъ миссъ Мильнеръ, а вліянію ея опекуна, который, какъ онъ зналъ, ободрялъ предложенія сэра Эдварда. Фредерикъ болѣе чѣмъ когда-нибудь почувствовалъ отвращеніе къ мистеру Доррифору, думая, что тотъ своимъ вмѣшательствомъ отнималъ у него свою питомицу, не смотря на то, что она, можетъ-быть, любила его. Миссъ Мильнеръ, однакожъ, рѣшительно объявила и ему и своей подругѣ, что до-сихъ-поръ любовь не проникала въ ея сердце. Не смотря на это признаніе, бдительная миссъ Вудли не разъ подслушивала едва замѣтные вздохи своей подруги. Замѣтивъ въ ней эту внутреннюю борьбу со страстью, миссъ Вудли еще болѣе полюбила ее, и даже готова была подвергнуться неудовольствію Доррифора, лишь бы только доставить своей милой миссъ Мильнеръ какое-нибудь развлеченіе отъ сердечной грусти, которою та, какъ казалось ей, сильно страдала.

Балы, спектакли, безпрерывные визиты вывели, наконецъ, Доррифора изъ терпѣнія, съ которымъ онъ обыкновенно обходился съ своей питомицей. Почти каждую ночь сонъ его тревожила боязнь за ту, которая въ эту минуту не находилась подъ кровлей своего жилища; почти каждое утро его сонъ прерывался шумомъ, который происходилъ при возвращеніи массъ Мильнеръ съ бала.

Выведенный изъ терпѣнія, Доррифоръ встрѣтилъ ее однажды утромъ на лѣстницѣ и строго сказалъ:

— Надѣюсь, миссъ, что вы проведете нынѣшній вечеръ дома?

Не ожидая этого внезапнаго вопроса, она покраснѣла и отвѣчала, что останется, хотя очень-хорошо помнила, что была приглашена на блестящій балъ, къ которому цѣлую недѣлю заготовляла наряды.

Она надѣялась, что можно будетъ отговориться забывчивостью, если опекунъ узнаетъ о ея приготовленіяхъ. Въ-самомъ-дѣлѣ, мистеръ Доррифоръ узналъ истину гораздо скорѣе, чѣмъ она предполагала. Въ ту самую минуту, когда убирали со стола, слуга доложилъ миссъ Мильнеръ, что пришла модистка и спрашиваетъ ея приказаній на-счетъ бальнаго платья на нынѣшній вечеръ. Мистеръ Доррифоръ, казалось, былъ пораженъ этимъ.

— Помнится, миссъ, сказалъ онъ: — вы дали мнѣ слово остаться нынѣшній вечеръ дома,

— Я забыла, что дала слово быть сегодня на балѣ.

— А! вы забыли!

— Да, забыла, и думаю, что должна сдержать мое первое обѣщаніе; не такъ ли?

— Стало-быть, вы считаете ни во что обѣщаніе, которое дали мнѣ?

— Напротивъ, если оно что-нибудь значитъ для васъ.

— Для меня оно имѣетъ значеніе.

— О, я думаю, что вы хотите придать ему больше важности, чѣмъ оно имѣетъ въ-самомъ-дѣлѣ, и конечно отъ-того, что вы обидѣлись.

— Можетъ-быть, я и обидѣлся… отвѣчалъ Доррифорь, и, казалось, онъ былъ дѣйствительно обиженъ.

Мистриссъ Гортонъ встала, обнесла вино и плоды и снова усѣлась на свое мѣсто. Въ это время никто не произнесъ ни слова. Оффиціальная заботливость этой почтенной женщины, нисколько не уменьшила всеобщаго смущенія.

Наконецъ, миссъ Мильнеръ съ живостью встала изъ-за стола и хотѣла выйдти изъ комнаты, но Доррифоръ возвысилъ голосъ и съ строгостью сказалъ:

— Миссъ Мильнеръ, вы не поѣдете сегодня на балъ.

— Мистеръ Доррифоръ! вскричала она, какъ-будто сомнѣваясь въ томъ, что слышала. Она была такъ поражена словами своего опекуна, что рука ея осталась неподвижно на ручкѣ двери, которую она вполовину отворила. Она не знала, что ей дѣлать, уйдти ли, съ шумомъ захлопнувъ за собою дверь, или остаться, тихонько притворивъ ее. Прежде, нежели она успѣла рѣшиться, Доррифоръ вскочилъ съ своего мѣста, глаза его горѣли гнѣвомъ, котораго до-сихъ-поръ въ немъ не замѣчали.

— Я приказываю вамъ остаться нынѣшній вечеръ дома, сказалъ онъ съ жаромъ и вышелъ въ другую дверь.

Миссъ Мильнеръ опустила ручку дверей и остановилась неподвижно. Мистриссъ Гортонъ, убѣждая ее не слишкомъ печалиться выходкой опекуна, расплакалась, какъ-будто сердцу ея было отъ этого очень-больно.

Миссъ Вудли непремѣнно постаралась бы утѣшить свою подругу, еслибъ могла удержаться отъ заразительныхъ слезъ, и тоже зарыдала такъ, что не могла произнести ни одного слова. Очевидно, для грусти миссъ Вудли не было никакой дѣйствительной причины, но добрая миссъ была такъ симпатически создана, что слезы другихъ растрогивали и ее.

Мистриссъ Гортонъ въ глубинѣ души наслаждалась этой сценой, но сама себя увѣряла, что сострадаетъ о бѣдной массъ Мильнеръ. Таково ужь было ея сердце.

Мистриссъ Гортонъ, однакожь, не упустила случая замѣтить, что она все это предвидѣла и благодарила Бога, что не случилось ничего хуже.

— Что жь могло быть еще хуже? спросила миссъ Мильнеръ: — развѣ я не лишена удовольствія быть на балъ?

— А! стало-бытъ, вы не хотите ѣхать на балъ, сказала мистриссъ Гортонъ: — прекрасно, хвалю ваше благоразуміе и смѣю сказать, что вы дѣлаете даже больше, чѣмъ опекунъ вашъ ожидаетъ отъ васъ.

— Не-уже-ли вы думаете, что я могу ѣхать противъ его воли? съ живостью воскликнула миссъ Мильнеръ.

— Что жъ? Поѣхавъ сегодня на балъ, вы не въ первый разъ поступили бы противъ его желанія, возразила мистриссъ Гортонъ гакинъ кроткимъ голосомъ, что, казалось, хотѣла имъ смягчить грубость своихъ словъ.

— Если вы такъ думаете, воскликнула миссъ Мильнеръ: — то а не вижу причины, почему бы мнѣ и сегодня не сдѣлать того же.

И она стремительно вышла изъ комнаты, какъ-будто твердо Рѣшившись не повиноваться приказанію опекуна.

Бѣдная миссъ Вудли испугалась.

— Милая тётушка, вскричала она: — ради Бога, подите къ миссъ Мильнеръ, уговорите се остаться дома: вѣдь она хочетъ ѣхать на балъ… и противъ воли своего опекуна.

— О, ужь вѣрно я не буду уговаривать ее… Пусть-себѣ ѣдетъ. Можетъ-быть, это къ лучшему. По-крайней-мѣрѣ, этотъ случай наведетъ мистера Доррифора на мысль прибѣгнуть къ болѣе сильнымъ средствамъ отвратить ее отъ зла.

— Ахъ, тётушка, говорила миссъ Вудли: — надо непремѣнно удержать ее отъ неповиновенія. Вы сами же навели ее на это покушеніе, вамъ и слѣдуетъ уговорить ее. Впрочемъ, если вы не хотите, я пойду сама.

Миссъ Вудли встала и хотѣла исполнить это доброе дѣло, но мистриссъ Гортонъ, подражая Доррифору, вскричала:

— Племянница, приказываю вамъ не трогаться съ мѣста во весь вечеръ.

Миссъ Вудли съ смиреніемъ снова сѣла на стулъ, и хотя ея сердце и ея мысли улетѣли въ комнату подруги, она ни чѣмъ не выразила своей досады, ни словомъ, ни жестомъ, ни какой-нибудь гримасой.

Въ извѣстное время, слуга доложилъ мистеру Доррифору и миссъ Мильнеръ, что чай готовъ. Когда Доррифоръ вошелъ въ гостиную, на лицѣ его еще были видны слѣды досады и разсѣянности. Онъ напрасно брался за книгу и старался сдѣлать видъ, будто читаетъ: легко можно было замѣтить, что онъ едва зналъ, что держалъ въ рукахъ своихъ.

Мистриссъ Гортонъ разливала чай, но умъ ея тоже былъ далеко. Ей очень хотѣлось узнать, что выйдетъ изъ этой ссоры; но она боялась говорить о предметѣ, занимавшемъ всѣ ея мысли, даже боялась показать, что думаетъ о немъ, и кусала себѣ губы, стараясь самымъ выраженіемъ глазъ не выдать своей тайны. Боясь, чтобы какой-нибудь шумъ не помѣшалъ ей услыхать то, что могло случиться, она ходила до комнатѣ тише обыкновеннаго, и потихоньку переставляла чашки и все, до чего дотрогивалась руками.

Миссъ Вудли считала себя обязанною хранить совершенное молчаніе.

Такимъ-образомъ спокойствіе въ гостиной мистриссъ Гортонъ было такъ велико, что стукъ чайной ложки производилъ эффектъ не хуже огромнаго колокола.

Мистриссъ Гортонъ, размышлявшая о себѣ-самой всегда съ особеннымъ удовольствіемъ, находила, что она играла не послѣднюю роль въ ссорѣ опекуна съ своей питомицей и въ эту минуту чувствовала себя замѣчательно кроткой и человѣколюбивой. Миссъ Вудли заключала въ себѣ эти добрыя качества, нисколько не подозрѣвая ихъ: они инстинктивно обнаруживались въ ней, и случай не могъ къ нимъ ничего прибавить.

Едва чай былъ сдѣланъ, явился слуга и сказалъ, что миссъ Мольнеръ не угодно чаю. При этомъ извѣстіи, книга едва не упала изъ рукъ мистера Доррифора. Онъ думалъ, что его питомица одѣвается на балъ и составлялъ планъ предупредить или наказать ее за неповиновеніе. Онъ взялъ чашку, кашлялъ, хотѣлъ заговорить, но не могъ; отъ времени до времени онъ читалъ, или по-крайней-мѣрѣ смотрѣлъ въ книгу.

Такимъ-образомъ прошло около двухъ часовъ; вдругъ въ гостиную вошла миссъ Мильнеръ, не въ бальномъ нарядѣ, а въ томъ самомъ платьѣ, въ какомъ была за обѣдомъ. Доррифоръ продолжалъ читать книгу, казалось, боясь увидѣть то, за что не простилъ бы ей.

Миссъ Мильнеръ взяла стулъ и сѣла возлѣ своей подруги, которая была въ восхищеніи. Мистриссъ Гортонъ, напротивъ, пришла въ отчаяніе отъ неожиданной покорности питомицы мастера Доррифора. Послѣ минутнаго молчанія, она съ смущеніемъ спросила ее, не хочетъ ли она чаю?

— Нѣтъ, мистриссъ Гортонъ, благодарю васъ, отвѣчала миссъ Милыіеръ дрожащимъ голосомъ, такъ-что Доррифоръ взглянулъ на нее, и увидѣвъ на ней ея повседневное платье, отвернулся, не съ торжествующимъ видомъ, а въ смущеніи.

Евіу казалось, что еслибъ онъ увидѣлъ миссъ Мильнеръ въ бальномъ платьѣ, попирающую его приказанія, онъ испыталъ бы вполовину менѣе страданія, чѣмъ теперь. Онъ проклиналъ себя.

Ему показалось, что онъ обошелся съ ней съ излишнею строгостью; онъ удивлялся жертвѣ, которую принесла она, и упрекалъ себя, что принудилъ ее сдѣлать это; онъ мучился желаніемъ испросить ея прощеніе, но не зналъ, что сказать ей.

Довольно веселый отвѣть, который миссъ Мильнеръ сдѣлала на одинъ вопросъ своей подруги, еще болѣе смутилъ его. Онъ ужь лучше хотѣлъ, чтобъ она была сердита, капризна: по-крайней-мѣрѣ, это могло бы послужить ему предлогомъ къ тому же.

Тревожимый различныіми ощущеніями, которыя толпою тѣснились въ его сердцѣ, Доррифоръ продолжалъ читать, или скорѣе старался придать себѣ видъ, что не замѣчаетъ ничего, происходящаго вокругъ него. Вдругъ вошелъ слуга и спросилъ у миссъ Мильнеръ, къ какому часу она прикажетъ приготовить карету. Она отвѣчала, что нынѣшній вечеръ никуда не поѣдетъ.

Доррифоръ положилъ книгу на столъ, и когда слуга вышелъ, сказалъ послѣ минутнаго молчанія:

— Миссъ Мильнеръ, право, я боюсь, что не слишкомъ-любезно выразилъ мое участіе въ васъ и въ вашихъ поступкахъ; но другъ очень-часто обязанъ быть непріятенъ, иногда даже невѣжливъ. Простите мнѣ, что я исполнилъ только мою обязанность, и будьте увѣрены, что если я по этой обязанности лишилъ насъ удовольствія, то я болѣе всѣхъ огорченъ этимъ.

Доррифоръ произнесъ эти слова съ такой искренностью, что еслибъ миссъ Мильнеръ была даже взбѣшена его давишней выходкой, то она простила бы ему. Она хотѣла отвѣчать, но не могла. Слезы прервали ея слова.

Доррифоръ всталъ, подошелъ къ ней и съ кротостью сказалъ:

— Докажите мнѣ, миссъ, еще разъ ваше повиновеніе. Поѣзжайте на сегодняшній балъ и будьте увѣрены, что впередъ и буду остороженъ и осмотрителенъ въ моихъ приказаніяхъ. Теперь я уже знаю, съ какой точностью они исполняются.

Тщеславная, вѣтренная, кокетливая миссъ Мильнеръ была побѣждена добротою своего опекуна, и изъ глазъ ея катилась слезы. Мистеръ Доррифоръ съ удивленіемъ и вмѣстѣ съ радостью глядѣлъ на нее. Онъ былъ въ восторгѣ отъ-того, что нашелъ въ своей питомицѣ мягкость характера, и образчикъ ея повиновенія уже подавалъ. ему надежду на успѣхъ его опеки и на вѣчное счастіе его питомицы.

VIII.

Сколько ни было прекрасныхъ качествъ въ характерѣ мистера Доррифора, все-таки въ блестящей картинѣ, которую мы начертили, описывая свойства его души, были и темныя пятна. Напримѣръ, онъ былъ чрезмѣрно упоренъ, качество, которое и онъ самъ и всѣ его друзья называли твердостью характера, но не будь оно смѣшано въ немъ съ другими свойствами души, это было бы грубое упрямство.

У Доррифора была сестра, которую онъ прежде нѣжно любилъ, но потомъ, когда молодая дѣвушка противъ его желанія вышла замужъ за одного молодаго офицера, мистера Рушбрука, Доррифоръ не хотѣлъ болѣе ее видѣть. Скоро она умерла, оставивъ сиротой трехлѣтняго сына, который не имѣлъ другаго средства къ существованію, кромѣ великодушія своего дяди. Доррифоръ дѣйствительно взялся воспитать его, но по враждѣ къ матери не хотѣлъ видѣть и сына.

Миссъ Мильнеръ, сердце которой сострадало несчастію, какъ-то узнала грустную исторію мистриссъ Рушбрукъ и тотчасъ захотѣла увидать невинную жертву гнѣва мистера Доррифора. Она уговорила миссъ Вудли ѣхать съ собою на ферму, въ которой воспитывался маленькій Гарри Рушбрукъ. Ферма эта была очень недалеко отъ Лондона.

Необыкновенная красота малютки и его ласковость тотчасъ пріобрѣли ему любовь миссъ Мильнеръ. Она смотрѣла на него съ удивленіемъ и состраданіемъ. Малютка, съ своей стороны, такъ полюбилъ добрую миссъ Мильнеръ, что когда она начала при отъздѣ домой прощаться съ нимъ, онъ расплакался и просилъ взять его съ собою. Не умѣя противиться искушенію, миссъ Мильнеръ тотчасъ уступила просьбамъ маленькаго Гарри, и опровергнувъ слабые доводы миссъ Вудли, рѣшилась взять его съ собою и представить дядѣ. Сдѣлавъ подарокъ кормилицѣ, она безъ труда уговорила ее разлучиться съ малюткой дни на два. Радость Гарри, когда посадили его въ карету, была такъ велика, что миссъ Мильнеръ съ удовольствіемъ любовалась милымъ ребенкомъ и считала себя вполнѣ вознагражденной за всѣ упреки, которые могъ ей сдѣлать мистеръ Доррифоръ за этотъ своевольный поступокъ.

— Впрочемъ, сказала она миссъ Вудли, которая никакъ не могла успокоиться: — вѣдь вы желали бы, чтобъ мистеръ Доррифоръ заботился о своемъ бѣдномъ племянникѣ не только потому, что это его долгъ. Пусть къ этому сознанію долга присоединится въ немъ и чувство любви къ малюткѣ. Когда онъ подростеть, тогда ему будетъ гораздо труднѣе, чѣмъ теперь, внушить это чувство любви, которое непремѣнно должно родиться изъ самаго состраданія.

Миссъ Вудли совершенно согласилась съ мнѣніемъ своей подруги.

Дорогой, обѣ дѣвушки вспомнили, что мистеръ Доррифоръ. Въ сердцахъ обыкновенно былъ очень суровъ въ обращеніи. Это крайне смутило ихъ обѣихъ, особенно миссъ Вудли, и онѣ совершенно смолкли, когда въѣхали въ улицу, въ которой жили: миссъ Вудли не хотѣла говорить, потому-что уже сообщила подругѣ свои опасенія, а миссъ Мильнеръ не желала сознаться, что подобно ей сильно безпокоится.

Однакожь, въ ту минуту, когда карета остановилась у воротъ дома, миссъ Мильнеръ рѣшилась сказать:

— Мы не будемъ говорить мистеру Доррифору, что этотъ малютка его племянникъ, по-крайней-мѣрѣ до-тѣхъ-поръ, пока онъ не полюбитъ его. Тогда, я полагаю, можно будетъ безопасно признаться ему во всемъ.

Дѣвушки рѣшились прибѣгнуть къ этому средству, и дѣйствительно, когда мистеръ Доррифоръ явился къ обѣду, онѣ представили ему маленькаго Гарри, какъ сына одной ихъ знакомой дамы. Это удалось какъ-нельзя-лучше: дядя пожалъ дружески руку племянника, и скоро, очарованный ласковостью малютки и его остроумными отвѣтами, посадилъ его къ себѣ на колѣни. Миссъ Мильнеръ едва могла скрыть свою радость. Но, къ-несчастію, мистеръ Доррифоръ спросилъ малютку:

— Ну, теперь, скажи же мнѣ, какъ тебя зовутъ?

— Гарри Рушбрукъ! отвѣчалъ звонкимъ голосомъ мальчикъ.

При этомъ отвѣтѣ, Доррифоръ такъ быстро отвернулъ свою руку, которою поддерживалъ племянника на своихъ колѣняхъ, что малютка едва на упалъ, и чтобъ удержаться, схватился за шею дяди. Миссъ Мильнеръ и миссъ Вудли отвернулись, чтобъ скрыть свои слезы.

— Я чуть-было не упалъ! вскричалъ Гарри, не видя болѣе опасности.

Мистеръ Доррифоръ освободился изъ рукѣ малютки и ссадилъ его на полъ; потомъ взялъ шляпу и ушелъ изъ дома.

Миссъ Мильнеръ расплакалась съ досады, но все-таки съ нѣжностью ухаживала за малюткой. За обѣдомъ, она посадила его къ себѣ на колѣни и безпрестанно твердила ему, что она всегда будетъ его другомъ.

Когда въ душѣ ея прошли первые порывы досады противъ опекуна, она воротилась на ферму, чтобъ отвезти своего любимца до прихода мистера Доррифора. Миссъ Вудли очень желала, чтобъ Доррифоръ узналъ объ этомъ второмъ доказательствѣ безмолвнаго повиновенія миссъ Мильнеръ. Она узнала, куда ушелъ мистеръ Доррифоръ и написала ему нѣсколько словъ, которыми увѣдомляла его о происшедшемъ и сколько было возможно оправдывала этотъ случай.

Когда, вечеромъ, мистеръ Доррифоръ воротился домой, повидимому, онъ не былъ нимало сердитъ, ни слова не говорилъ о случившемся, но на лицѣ его, однакожь, можно было видѣть, что онъ не забылъ ничего, и въ чертахъ его не было ни малѣйшаго состраданія къ бѣдному Гарри.

IX.

Для характеровъ горделивыхъ, тщеславныхъ, всего убійственнѣе видѣть себя предметомъ сравненія, тѣмъ болѣе еще, если оно не совсѣмъ для нихъ благопріятно. Мужчины едва переносятъ это сравненіе, а для женщинъ оно служитъ невыносимой пыткой. Миссъ Мильнеръ именно находилась въ этомъ положеніи по слѣдующему случаю.

Мистеръ Доррифоръ познакомилъ ее съ миссъ Фентонъ, молодой дѣвушкой удивительной красоты, изящной и любезной въ обхожденіи, кроткой по характеру и чрезвычайно благоразумной и осторожной въ поведеніи. Опекунъ часто приводилъ своей питомицѣ въ примѣръ прекрасную миссъ Фентонъ. Хотя онъ и не говорилъ ей этого прямо, но старался нечувствительно навести ее на эту мысль жаркими похвалами тѣмъ качествамъ, которыми обладала миссъ Фентонъ, и которыхъ очевидно не было въ миссъ Мильнеръ. Эти похвалы возбудили въ миссъ Мильнеръ не желаніе къ соревнованію, но чувство зависти.

Невозможно было не удивляться миссъ Фентонъ, невозможно было найдти какой-нибудь недостатокъ ни въ ея наружности, ни въ ея чувствахъ, и, однакожь, едва-ли можно было любить ее.

Торжественность души, придававшая чертамъ лица ея всегдашнее спокойствіе, очаровывала съ перваго взгляда; по скоро зрѣніе утомлялось недостаткомъ разнообразія, игры въ ея физіономіи. Эта апатичность въ лицѣ миссъ Фентонъ доходила до того, что даже выраженіи гнѣва, конвульсивныя движенія радости или глубокаго отчаянія придали бы этому лицу интересъ; но душа миссъ Фентонъ, казалось, была выше всѣхъ этихъ чувствованій; скорѣй можно было чтить ее, какъ образецъ добродѣтели, чѣмъ любить, какъ женщину. И, однакожъ, Доррифоръ, сердце котораго, казалось, не было рождено для любви, почиталъ ее совершеннѣйшимъ, изящнѣйшимъ образцомъ своего пола. Лордъ Фредерикъ, увидавъ миссъ Фентонъ, въ первый разъ былъ пораженъ ея красотою, и миссъ Мильнеръ боялась въ ней своей соперницы; но на третій же разъ онъ назвалъ ее несноснѣйшимъ изъ всѣхъ существъ, и божился, что находитъ болѣе прелести въ простодушной физіономіи миссъ Вудли.

Миссъ Мильнеръ душою любила подругъ своихъ, даже тѣхъ, которыхъ считала лучше себя; но на этотъ разъ, по чувству ли противорѣчія, потому ли, что она находила себя сильно оскорбленною похвалами, которыя говорилъ мистеръ Дорриферъ ея соперницѣ, или, наконецъ, потому-что въ миссъ Фентонъ была какая-то скрытность, самозаключительность, не довольно симпатизировавшая съ простодушной и воспріимчивой натурой миссъ Мильнеръ, эта послѣдняя всегда старалась обратить въ смѣшную сторону красоту и добродѣтели соперницы, особенно въ присутствіи мистера Доррифора. Почтенный опекунъ всегда показывалъ при этомъ свое неудовольствіе по многимъ причинамъ, и между-прочимъ потому, что миссъ Фентонъ была дѣвушка, которую онъ уважалъ не только за ея нравственныя качества, но и за то, что она дѣлалась его родственницей, выходя замужъ за его кузена, лорда Эльмвуда, котораго онъ искренно любилъ.

Лордъ Эльмвудъ самъ замѣтилъ поразительную красоту миссъ Фентонъ, а мистеръ Сандфоръ, его наставникъ, указалъ ему на нравственныя достоинства красавицы и на матеріальныя выгоды брака съ нею.

Сандфоръ имѣлъ деспотическую власть надъ страстями своего воспитанника; но онъ такъ искусно пользовался своимъ правомъ, что никто, ни даже самъ лордъ Эльмвудъ, не могъ этого замѣтить.

Этотъ строгій менторъ и другъ нѣкогда воспитывался въ томъ же коллегіумѣ, въ которомъ въ-послѣдствій и Доррифоръ получилъ свое образованіе. Оттуда онъ вступилъ въ іезуитскій орденъ, сдѣлался наставникомъ Доррифора и лорда Эльмвуда, и, связанный съ этимъ семействомъ такой почтенной связью, въ настоящее время почти былъ его членомъ. Какъ іезуитъ, Сандфоръ, разумѣется, былъ человѣкъ весьма-ученый и образованный. Сила воли доходила въ немъ до того, что онъ могъ, не смотря на всѣ препятствія, прослѣдить до конца однажды-сознанный планъ. Проницательный, хитрый, онъ умѣлъ управлять видами людей самыхъ могущественныхъ, но не столь умныхъ, какъ онъ. Молодой графъ, привыкнувъ съ-дѣтства бояться Сандфора, какъ своего учителя, сдѣлавшись юношей, былъ признателенъ къ нему за большую снисходительность, и наконецъ полюбилъ его, какъ отца.

Точно также и мистеръ Доррифорь не вовсе освободился отъ этихъ чувствованій въ-отношеніи къ своему бывшему наставнику.

Въ-самомъ-дѣлѣ, Сандфоръ искусно умѣлъ поддерживать свое вліяніе на мысли и чувства другихъ; но сильно старался не привлекать къ себѣ ихъ сердецъ: это доходило до того, что онъ не считалъ недостойнымъ труда возбуждать ненависть, и если ему приходила въ голову мысль достичь этой цѣли, онъ скоро осуществлялъ свой планъ. Точно такого результата достигли его поступки въ-отношеніи къ миссъ Мильнеръ.

Миссъ Мильнеръ была воспитана въ англійскомъ пансіонѣ, и не получила ни малѣйшаго понятія о той строгой дисциплинъ, которою въ иностранныхъ женскихъ заведеніяхъ исправляютъ въ воспитанницахъ всѣ неровности характера. Притомъ же, какъ женщина, она имѣла привилегію говорить все, что ей приходило на умъ, а какъ женщина хорошенькая, она имѣла право на то, чтобъ всѣ удивлялись тому, что она говоритъ.

Сандфоръ такъ же хорошо зналъ женское сердце, какъ и мужское, хотя очень-мало времени проводилъ въ женскомъ кругу. Онъ разгадалъ сердце миссъ Мильнеръ съ перваго взгляда, открылъ въ немъ множество недостатковъ, и рѣшился ихъ уничтожить до основанія. Онъ началъ трудъ свой тѣмъ, что старался поселить въ ней презрѣніе къ самой-себѣ. Сандфоръ былъ чрезвычайно опытенъ въ искусствѣ убивать самолюбія. Какъ человѣкъ, уважаемый всѣми, и особенно тѣми, которые бывали въ обществѣ друзей миссъ Мильнеръ, онъ старался возбудить ея вниманіе совершеннымъ пренебреженіемъ, которое ей оказывалъ.

Сандфоръ говорилъ о миссъ Мильнеръ, при ней самой, какъ о дѣвушкѣ пустой, ничтожной; даже иногда дѣлалъ видъ, что не помнитъ ея имени; иногда онъ просилъ у нея прощенія, увѣряя, что дѣйствительно позабылъ, какъ ее зовутъ; и все это онъ дѣлалъ съ такимъ видимымъ сожалѣніемъ о своей винѣ, что она никакъ не могла предполагать въ этомъ умышленной обиды, и тѣмъ болѣе страдала изъ-за нея.

Въ то время, какъ въ обществѣ всѣ считали ее царицей, удивлялись ея уму, талантамъ въ музыкѣ, въ танцахъ, мистеръ Сандфоръ не ставилъ ее ни во что. Иногда она объясняла себѣ это презрѣніе неумѣньемъ его жить въ обществѣ, но этого недостатка въ немъ очевидно не было, потому-что онъ былъ изъ благородной фамиліи, хорошо воспитанъ, бывалъ въ высшемъ кругу — и, какъ человѣкъ образованный, имѣлъ много такта. — И такой человѣкъ, говорила миссъ Мильнеръ: — презираетъ меня, не думая объ этомъ. Миссъ Мильнеръ еще не знала всѣхъ тонкостей притворства, и не подозрѣвала, что всѣ поступки Сандфора относительно ея были результатомъ чистаго разсчета.

И дѣйствительно, Сандфоръ отчасти успѣлъ въ томъ, чего желалъ: онъ унизилъ тщеславную дѣвушку въ ея собственномъ мнѣніи, и унизилъ болѣе, чѣмъ тысяча проповѣдей о кратковременности молодости и о тщетѣ красоты. Въ первый разъ въ жизни, она почувствовала всю пустоту этихъ качествъ, и конечно, излечилась бы отъ своего тщеславія, еслибь не была одарена необыкновенной энергіей характера, далеко превосходившей обыкновенную твердость большей части женщинъ, — энергіей, которой самъ Сандфоръ при всей своей проницательности не подозрѣвалъ въ ней. Гордая, она рѣшилась отмстить за себя и открыто выступить на поле битвы.

Миссъ Мильнеръ начала свои военныя дѣйствія опроверженіемъ всѣхъ доказательсгвъ Сандфора, насмѣшками надъ его эрудиціей, надъ его любимыми аксіомами, и такъ искусно умѣла обратить въ смѣшную сторону все благоразуміе почтеннаго мужа, что успѣла подвергнуть его терпѣніе пыткамъ страшнѣе тѣхъ, которыя іезуитскій орденъ могъ предписать ему въ покаяніе. — Мистеръ Сандфоръ многое переносилъ съ истинно-мученической твердостью, но иногда все его терпѣніе уничтожалось при нападкахъ питомицы мистера Доррифора, и онъ прибѣгалъ къ помощи своего прежняго ученика, прося его воспользоваться своею опекунской властью и заставить молчать неумолимую насмѣшницу. Тогда миссъ Мильнеръ говорила, что дѣлала все это съ цѣлью испытать характеръ почтеннаго мистера Саидфора, а что еслибъ онъ еще нѣсколько минутъ выдержалъ терпѣливо ея нападенія, она признала бы его права на безусловное, ужасное, но что теперь, когда онъ съ невѣроятной слабостью уступилъ увлеченію гнѣва, она находила нужнымъ подвергнуть его новымъ испытаніямъ.

Если Доррифоръ удивлялся миссъ Фентонъ, — Сандфоръ обожалъ ее, но, не ставя ея въ примѣръ миссъ Мильнеръ, онъ говорилъ о ней, какъ о созданіи совершенномъ, до котораго миссъ Мильнеръ никогда не достигнетъ. Часто, качая головой, онъ говаривалъ:

— Нѣтъ, миссъ Мильнеръ, я не такъ прихотливъ, какъ вашъ опекунъ, и желаю только, чтобъ вы искренно полюбили миссъ Фентонъ: вы никогда не будете походить на нее; достигнуть этого вы не въ силахъ.

Этихъ словъ было достаточно для того, чтобъ задеть за живое какого угодно хладнокровнаго человѣка, и миссъ Вудли, которая обыкновенно бывала свидѣтельницей этихъ споровъ, не мало страдала, видя, какъ подобныя фразы оскорбляли ея подругу. Но добрая миссъ Вудли точно также жалѣла и Сандфора, и потому радость, которую она испытывала, слушая остроумныя возраженія миссъ Мильнеръ, большею частію ослаблялась неудовольствіемъ, которое замѣчала она на лицѣ достойнаго, отца. Что же касается до мистриссъ Гортонъ, то она искренно была предана мистеру Сандфору, и часто съ такимъ жаромъ брала его сторону, что отвѣчала за него миссъ Мильнеръ, соединяя такимъ-образомъ въ лицѣ своемъ обязанность противника съ ревностной защитой адвоката.

X.

Мистеръ Сандфоръ видѣлъ, сколько труда и непріятностей стоилъ Доррифору надзоръ за своей питомицей, находилъ ее совершенно неисправимой, и потому совѣтовалъ ему поскорѣй найдти ей приличную партію, и передать въ другія руки попеченіе о такой опасной дѣвушкѣ. Доррифоръ совершенно соглашался съ основательностію этого совѣта, но съ грустію считалъ великимъ трудомъ найдти жениха, который понравится его питомицѣ, потому-что кромѣ сэра Эдварда, она не согласилась еще на нѣсколько, не менѣе выгодныхъ предложеній.

— О, стало-быть, вскричалъ Сандфоръ; — она въ кого-нибудь влюблена, и вы во что бы то ни стало должны узнать, въ кого именно.

Доррифоръ думалъ, что знаетъ предметъ любви миссъ Мильнеръ, и назвалъ лорда Фредерика Лоунли, по прибавилъ при этомъ, что это предположеніе не имѣетъ другой основы, кромѣ его собственныхъ замѣчаній, потому-что и онъ и миссъ Мильнеръ обоюдно избѣгали объясненій по этому поводу.

— Въ такомъ случаѣ, увезите ее въ деревню, и если лордъ Фредерикъ послѣдуетъ туда за нею, тогда вы по-крайней-мѣрѣ разувѣритесь въ вашихъ подозрѣніяхъ.

— Не думаю, возразилъ Доррифоръ: — чтобъ мнѣ было легко уговорить миссъ Мильнеръ оставить Лондонъ въ такое блестящее время.

— Попробуйте, и если не успѣете теперь, такъ опредѣлите время отъѣзда осенью, но только будьте непремѣнно тверды въ своей рѣшимости.

— Осенью, замѣтилъ Доррифоръ: — лордъ Фредерикъ будетъ непремѣнно жить въ деревнѣ, и какъ деревня его дяди находится возлѣ нашей, то, разумѣется, его пребываніе тамъ не будетъ служить намъ доказательствомъ, что лордъ Фредерикъ послѣдуетъ туда за миссъ Мильнеръ, тогда какъ это именно подлежало бы яснымъ доказательствомъ, еслибъ мнѣ удалось увезти ее немедленно.

Условились сдѣлать попытку.

Когда мистеръ Доррифоръ сдѣлалъ миссъ Мильнеръ это неожиданное предложеніе, она не показала ни малѣйшаго неудовольствія, и къ всеобщему удивленію тотчасъ же согласилась. Опекунъ наговорилъ своей питомицѣ тысячу любезностей за ея готовность исполнять его желанія.

— Малѣйшее ваше одобреніе, мистеръ Доррифоръ, сказала миссъ Мильнеръ: — имѣетъ для меня высокую цѣну; но ваша теперешняя любезность болѣе мнѣ драгоцѣнна по своей рѣдкости, потому-что съ-тѣхъ-поръ, какъ мистеръ Сандфоръ и миссъ Фентонъ въ Лондонъ, вы не оказали мнѣ ни малѣйшаго знака уваженія.

Если бы эти слова миссъ Мильнеръ были сказаны шутливымъ тономъ, конечно, они осталась бы незамѣченными, но договаривая ихъ, она покраснѣла и бросала на Сандфора проницательный взглядъ, въ которомъ выразилось ея отвращеніе къ нему, и выразилось такъ поразительно, что этого не сдѣлали бы тысячи ея обыкновенныхъ насмѣшекъ надъ почтеннымъ отцомъ.

Мистеръ Доррифоръ смутился, но цѣна, которую миссъ Мильнеръ видимо придавала его доброму мнѣнію о ней, заставила его удержаться отъ упрековъ, которые онъ могъ бы сдѣлать за рѣзкую выходку противъ своего друга, Мистриссъ Гортонъ была глубоко поражена непочтительностью массъ Мильнеръ въ-отношеніи къ Сандфору, а Вудли поглядѣла на него съ такой благосклонностью, что, казалось, хотѣла этимъ подать ему примѣръ того, какъ долженъ былъ онъ смотрѣть на обвиненіе ея подруги. Однакожь, ея доброе намѣреніе не имѣло успѣха: хотя Сандфоръ, казалось, былъ совершенно спокоенъ, однакожь сказалъ съ ужасной холодностью:

— Деревенскій воздухъ, кажется, уже дурно подѣйствовалъ на миссъ Мильнеръ; по-крайней-мирѣ, хорошо и то, что шаткость въ характерѣ, которой женщины сильно подвержены, не допускаетъ ихъ до опасныхъ послѣдствій, даже въ ихъ притворствѣ.

— Въ притворствъ? воскликнула массъ Мильнеръ: — въ чемъ же я лицемѣрю? Развѣ я когда-нибудь старалась доказать вамъ, что питаю къ вамъ уваженіе?

— Это не было бы притворствомъ, миссъ, но только знаніемъ приличій.

— Я не желаю никогда жертвовать истиной даже вѣжливости.

— За исключеніемъ одного раза, когда мистеръ Доррифоръ предложилъ вамъ ѣхать въ деревню: тутъ вы нашли нужнымъ изъ вѣжливости показаться довольною.

— И я дѣйствительно была довольна до-тѣхъ-поръ, пока не вспомнила, что, вѣроятно, и вы будете тамъ же. Сознаюсь, въ эту минуту каждый лѣсокъ представился мнѣ грустной пустыней, каждый ручей превратился въ тинистое болото, каждая мелодическая птичка показалась каркающимъ ворономъ.

— Чрезвычайно поэтическое описаніе! замѣтилъ хладнокровно Сандфоръ: — но напрасно, миссъ Мильнеръ, вы опасаетесь моего присутстія. Деревня, въ которую вашъ опекунъ располагаетъ везти васъ, принадлежитъ вамъ; въ этомъ случаѣ будьте увѣрены, что я никогда не позволю себѣ войдти въ домъ, въ которомъ хозяйкой будете вы.

— Надѣюсь также, мистеръ Сандфоръ, что вы не войдете и въ такой домъ, въ которомъ сами не будете хозяиномъ.

— Что вы хотите этимъ сказать? спросилъ Сандфоръ, возвысить голосъ: — раздѣ здѣсь я хозяинъ?

— Преданные ваши слуги, возразила миссъ Мильнеръ, взглянувъ на все общество: — конечно, не скажутъ вамъ этого, но я говорю, что именно здѣсь вы хозяинъ.

— Вы слишкомъ-добры, мистеръ Сандфоръ, съ гнѣвомъ вскричала мистриссъ Гортонъ: — за чѣмъ спорить съ безразсудной дѣвочкой?… Правда, я знаю, что вы дѣлаете это для ея же блага.

— Прекрасно, миссъ Мильнеръ! воскликнулъ Доррифоръ: — я вижу, что мое предложеніе раздосадовало васъ; я не буду болѣе говорить о немъ.

Эти простыя слова сильно подѣйствовали на миссъ Мильнеръ. Несмотря на всю досаду, на гнѣвъ, пламя которыхъ иногда сильно разливалось въ жилахъ ея, она никогда не забывала уваженія къ своему опекуну, и одно его строгое слово, не только не раздражало, но напротивъ, всегда укрощало ее. Такъ случилось при настоящемъ случаѣ: слова мистера Доррифора глубоко укололи ее, но она не отвѣчала на нихъ, а только расплакалась. Доррифоръ, однакожь, не тронулся этими слезами, какъ обыкновенно бывало, когда онъ видѣлъ ея печаль, но казалось, еще болѣе разсердился. Онъ думалъ, что слезы массъ Мильнеръ были новымъ упрекомъ Сандфору, и что показаться тронутымъ ими значило бы безмолвно осудить поведеніе своего друга. Миссъ Мильнеръ поняла мысль своего опекуна, и удерживая слезы, объяснилась въ своей слабости, говоря, что не можетъ равнодушно перенести несправедливаго обвиненія.

— Чтобы доказать намъ, миссъ, что мое обвиненіе именно было несправедливо, сказалъ Доррифоръ: — я приказываю вамъ немедленно приготовиться къ отъѣзду изъ Лондона, и прошу не выражать никакихъ сожалѣній, ни жалобъ.

Миссъ Мильнеръ поклонилась въ знакъ повиновенія.

Приготовленія къ отъѣзду начались, и въ то время, какъ молодая миссъ съ видимымъ удовольствіемъ чертила планъ своего путешествія, въ душѣ своей она торжествовала, надѣясь сильно раздосадовать Сандфора своимъ безпрекословнымъ повиновеніемъ.

Вѣсть объ отъѣздѣ ея, какъ обыкновенно водится, скоро распространилась. Каждый человѣкъ съ тайнымъ удовольствіемъ выслушиваетъ сожалѣнія о своихъ несчастіяхъ, хотя бы эти несчастія были даже часто воображаемыя. Такъ точно и миссъ Мильнеръ съ не выразимымъ наслажденіемъ узнала, что ея положеніе многіе считали жестокимъ, и находили, что несправедливо, безчеловѣчно принуждать молодую, прекрасную дѣвушку заключиться въ грустное уединеніе, тогда какъ Лондонъ полонъ ея обожателями, которыхъ отъѣздъ ея долженъ сильно поразитъ. Все это, повторяемое тысячу разъ, на тысячу разныхъ ладовъ, миссъ Мильнеръ выслушивала съ удовольствіемъ, но ничто не поколебало ея рѣшимости повиноваться волѣ опекуна.

Какъ бы то на было, невольные вздохи, которые миссъ Вудли уже давно подслушала у своей подруги, чаще стали вылетать изъ груда ея, а изрѣдка показывалась въ ея глазахъ яркая слезинка, служившая для миссъ Вудли предметомъ новыхъ наблюденій. Однакожь, если миссъ Мильнеръ и впадала въ меланхолію, за то нисколько не казалась несчастной. Миссъ Вудли знала любовь только по имени, но все-таки на основаніи многихъ признаковъ подозрѣвала и наконецъ положительно заключила, что любовь была причиною тоски ея подруги. «Сердцемъ она любитъ» думала про себя миссъ Вудли: «лорда Фредерика, но умъ твердитъ ей о порокахъ этого молодаго человѣка и упрекаетъ ее. О, Боже мой! если бы мистеръ Доррифоръ и Сандфоръ знали объ этой внутренней борьбѣ ея, какъ бы они стали удивляться ей!»

Вдохновенная этою мыслію, миссъ Вудли съ самымъ добрымъ намѣреніемъ старалась внушить и Доррифору и Сандфору, что въ сердцѣ ея подруги происходитъ страшная борьба. Доррифоръ былъ растроганъ этимъ разсказомъ, а Саадфоръ болѣе чѣмъ когда-нибудь сталъ настаивать на необходимости немедленнаго отъѣзда.

Черезъ нѣсколько дней, наконецъ, мистриссъ Гортонъ, миссъ Вудли, Доррифоръ и миссъ Мильнеръ отправились въ деревню. Миссъ Мильнеръ, желая доставить своему опекуну удовольствіе, пригласила къ себѣ на три мѣсяца и миссъ Фентонъ. Эльмвудъ-Гоузъ, или скорѣе Эдьмвудъ-Кэстль, находился въ нѣсколькихъ миляхъ отъ деревни миссъ Мильнеръ, и молодой лордъ Эльмвудъ долженъ былъ провести тамъ большую часть лѣта съ своимъ наставникомъ Сандфоромъ, вблизи своей невѣсты.

По сосѣдству также было и имѣніе дяди лорда Фредерика, а потому всѣ предполагали, что молодой лордъ не замедлитъ сдѣлать имъ визитъ: этому ожиданію большею частію приписывали видимое удовольствіе миссъ Мильнеръ.

XI.

Миссъ Мильнеръ и все общество, по пріѣздѣ въ деревню, провели первыя шесть недѣль въ совершенномъ спокойствіи. Всѣ были довольны. Миссъ Мильнеръ вела себя такъ, что опекуну ея не нужно было прибѣгать ни къ выговорамъ, ни къ строгимъ взглядамъ. Она даже подружилась съ миссъ Фентонъ и старалась доставлять ей всѣ удовольствія.

Мистеръ Сандфоръ, прибывшій въ замокъ лорда Эльмвуда черезъ недѣлю послѣ пріѣзда миссъ Мильнеръ въ деревню, съ такой пунктуальностью держался своего слова — не входить никогда въ домъ миссъ Мильнеръ, что даже не хотѣлъ посѣтить своего друга Доррифора. Правда, что въ прогулкахъ и у лорда Эльмвуда отъ-времени-до-времени соединялись оба общества, и тогда, натурально, Сандорфъ и миссъ Мильнеръ по необходимости встрѣчались другъ съ другомъ, но они оба вели себя такъ, что не обмѣнивались ни однимъ словомъ.

Миссъ Мильнеръ не любила Сандфора, но какъ она не имѣла причины питать къ нему вѣчную злобу, не была мстительна и даже уважала его какъ человѣка, котораго намѣренія были прекрасны, то часто сожалѣла, что онъ не говорилъ съ нею. Однажды утромъ, когда, послѣ продолжительной прогулки, лордъ Эльмвудъ отправился къ ней обѣдать, она не могла удержаться отъ слезъ, когда увидѣла, что Сандфоръ поклонился и воротился домой.

Но если миссъ Мильнеръ великодушно забывала обиды, за то ей не доставало смиренія сдѣлать уступку, хотя она очень-хорошо знала, что для примиренія съ гордымъ прелатомъ ей стоило только извиниться передъ нимъ. Доррифоръ съ тайнымъ удовольствіемъ замѣтилъ грусть, которая томила ее по этому поводу и удивлялся ей. Миссъ Мильнеръ однажды намекнула своему опекуну, чтобъ онъ помирилъ ее съ Сандфоромъ; но прежде, нежели это примиреніе успѣло совершаться, всеобщее спокойствіе нарушилось прибытіемъ сэра Эдварда Астона къ лорду Эльмвуду, къ которому, казалось, его пригласили какъ-бы для исполненія плановъ брака съ миссъ Мильнеръ.

За обѣдомъ у лорда Эльмвуда, вдругъ доложили о сэрѣ Эдвардѣ, какъ о неожиданномъ гостѣ. Миссъ Мильнеръ поблѣднѣла при этомъ имени. Мистеръ Доррифоръ, по-видимому, съ состраданіемъ посмотрѣлъ на нее, между-тѣмъ, какъ Сандфоръ, казалось, торжествовалъ и безпрестанно повторялъ баронету, что онъ былъ желаннымъ гостемъ. Въ душѣ миссъ Мильнеръ снова пробудилось чувство непріязни къ Сандфору, котораго она подозрѣвала въ томъ, что онъ былъ главной причиной пріѣзда сэра Эдварда. Неудовольствіе ея и досада скоро выразились самымъ убійственнымъ образомъ: когда сэръ Эдвардъ заговорилъ о сосѣднихъ помѣщикахъ, она сказала съ видимымъ удовольствіемъ, что скоро ждутъ лорда Фредерика Лоуола. Сэръ Эдвардъ покраснѣлъ, Доррифоръ смутился, а Сандфоръ пришелъ въ совершенное бѣшенство.

— Развѣ лордъ Фредерикъ говорилъ вамъ, что онъ пріѣдетъ? спросилъ Сандфоръ у Доррифора.

— Нѣтъ, отвѣчалъ тотъ.

— Но я знаю, что онъ пріѣдетъ, съ живостію воскликнула миссъ Мильнеръ: — надѣюсь, мистеръ Сандфоръ, вы позволите мнѣ знать объ этомъ?

— Еслибъ это зависѣло отъ меня, миссъ, возразилъ Сандфоръ: — то, конечно, вы не знали бы этого.

— О, я увѣрена, что не знала бы ни этого, ни всего другаго. Вы оставили бы меня въ совершенномъ невѣжествѣ,

— Именно.

— Конечно, мистеръ Сандфоръ, вы сдѣлали бы это чисто изъ эгоизма, для того, чтобъ я имѣла къ вамъ болѣе уваженія.

Нѣкоторые изъ присутствующихъ усмѣхнулись при этой выходкѣ, мистриссъ Гортонъ закашлялась, миссъ Вудли покраснѣла, лордъ Эльмвудъ захохоталъ, Доррифоръ нахмурилъ брови; одна миссъ Фентонъ осталась совершенно покойной, и на лицъ ея не выразилось ровно ничего.

Всѣ спѣшили перемѣнить разговоръ и общество Мильнер-Лоджа отправилось домой.

Миссъ Мильнеръ едва успѣла выйдти изъ своей комнаты, въ которой она переодѣвалась, какъ слуга ея опекуна пришелъ сказать ей, что мистеръ Доррифоръ въ своей комнатѣ и желаетъ ее видѣть. Она затрепетала. Совѣсть тотчасъ напомнила ей, что она неприлично вела себя у лорда Эльмвуда. Она предвидѣла, что опекунъ сдѣлаетъ ей выговоръ и сердце шептало ей, что еще никогда добрый мистеръ Доррифоръ не упрекалъ ее безъ основанія.

Въ эту минуту вошла массъ Вудли. Миссъ Мильнеръ была въ такомъ страхѣ, что просила ее идти вмѣстѣ съ ней и въ случаѣ надобности заступиться за нее.

— За чѣмъ же, моя милая, отвѣчала миссъ Вудли: — не сейчасъ ли вы смѣло защищали себя при цѣломъ обществѣ, которое состояло большею частію изъ вашихъ противниковъ, а теперь имѣете нужду въ адвокатѣ, когда будете говорить наединѣ съ вашимъ опекуномъ, который всегда обходится съ вами съ необыкновенной добротою.

— Именно эта-то доброта его и устрашаетъ меня, дѣлаетъ меня совершенно нѣмой, безотвѣтной. Можно ли отвѣчать шутками и глупостями на снисходительныя и умныя слова мистера Доррифора! Мнѣ остается только стоять передъ нимъ въ совершенномъ безмолвіи, какъ виновницѣ, сознающей свои проступки.

Она снова просила массъ Вудли идти съ нею, но та рѣшительно отказалась, находя это чрезвычайно неприличнымъ.

Миссъ Мильнеръ принуждена была идти одна.

Человѣкъ наблюдательный навѣрно не разъ замѣчалъ, что внѣшнія обстоятельства имѣютъ вліяніе не только на слова и поведеніе нѣкоторыхъ людей, но даже измѣняютъ и самую ихъ наружность. Миссъ Мильнеръ, въ гостиной лорда Эльмвуда, окруженная множествомъ слушателей, въ числѣ которыхъ даже враги ея не могли не удивляться ея уму, одушевленная ихъ одобреніями и похвалами, и миссъ Мильнеръ, готовая явиться къ своему опекуну и выслушать отъ него строгій выговоръ, быть съ нимъ наединѣ, безъ легкомысленныхъ свидѣтелей, которые могли бы придать ложный блескъ ея поступкамъ, вспомоществуемая одной собственной совѣстью, которая втайнѣ упрекала ее — были два совершенно различныя существа. Хотя все еще прекрасное, лицо ея, однакожь, совершенно измѣнилось; самая фигура ея сдѣлалась какъ-будто меньше, походка неправильнѣе, манеры тяжеле: въ нихъ не было прежней ловкости, развязности.

Подойдя къ кабинету опекуна, миссъ Мильнеръ отворила дверь въ сильномъ волненіи, въ которомъ сама не могла отдать себѣ отчета, и явилась передъ Доррифоромъ измѣнившаяся, какъ мы уже описали ее. Доррифоръ былъ сильно раздраженъ на нее и лицо его выражало строгій упрекъ; но едва онъ увидѣлъ свою питомицу, въ душѣ его совершился мгновенный переворотъ и лицо его приняло совершенно иное выраженіе.

Она остановилась, какъ-бы страшась подойдти къ нему; онъ молчалъ, какъ-будто не зналъ, что сказать ей. Вмѣсто недовольнаго тона, къ которому Доррифоръ заранѣе было-приготовился, онъ невольно съ кротостью сказалъ:

— Милая миссъ Мильнеръ…

Ожидая найдти своего опекуна въ гнѣвѣ, она въ смущеніи не замѣтила этой съ кротостью сказанной фразы. Ей представилось, что это былъ упрекъ, и она не переставала дрожать отъ страха, хотя мистеръ Доррифоръ нѣсколько разъ старался дать ей понять, что не желаетъ упрекать ее, а только дать добрый совѣтъ.

— Что касается, говорилъ онъ: — до вашихъ маленькихъ споровъ съ мистеромъ Саодфоромъ, я былъ бы слишкомъ пристрастенъ, еслибъ сталъ порицать васъ больше, чѣмъ его: конечно, ваши насмѣшки надъ нимъ, и по лѣтамъ его и по характеру, гораздо важнѣе, чѣмъ его шутки надъ вами; но все-таки, если онъ самъ вызываетъ васъ на возраженія, то и должно винить только одного себя. Я не беру на себя обязанности разсудить васъ, но я имѣю нужду, миссъ Мильнеръ, сдѣлать вамъ одинъ вопросъ. Прошу отвѣчать серьёзно и безъ всякихъ уловокъ, прямо. Ожидаете ли вы пріѣзда лорда Фредерика въ деревню?

— Да! отвѣчала она безъ всякаго замедленія.

— Еще одинъ вопросъ, миссъ. Надѣюсь, что вы отвѣтите на него также искренно. Избрало ли ваше сердце лорда Фредерика? Думаете ли вы выйдти за него замужъ?

Про этомъ вопросѣ, миссъ Мильнеръ чрезвычайно смутилась и слабымъ отъ волненія голосомъ отвѣчала:

— Нѣтъ, не думаю.

— Вы говорите одно, но глаза ваши выражаютъ совершенно другое. Чему я долженъ вѣрить?

— Чему вамъ угодно! отвѣчала миссъ Мильнеръ съ видомъ оскорбленнаго достоинства.

Это удивило, но не убѣдило Доррифора.

— Въ такомъ случаѣ, продолжалъ онъ; — зачѣмъ же вы ободряете преслѣдованіе лорда Фредерика?

— Боже мой! вскричала она вся въ слезахъ: — скажите, зачѣмъ я дѣлаю тысячу глупостей каждый часъ своей жизни.

— Стало-быть, вы заставляете лорда Фредерика надѣяться и, между-тѣмъ, не имѣете намѣренія исполнить его надеждъ. Такое поведеніе заставляетъ меня быть осторожнымъ, и вы болѣе не будете обманывать ни его, ни себя-самой. Я требую отъ васъ, чтобъ вы тотчасъ по пріѣздѣ лорда Фредерика или отказали ему въ посѣщеніяхъ, или немедленно сдѣлались его женою.

Отвѣчая на это требованіе опекуна, миссъ Мильнеръ, казалось, не думала исполнить ни того, ни другаго, и, однакожъ, не объяснила, по какимъ причинамъ.

Мистеръ Доррифоръ, послѣ этого совѣщанія, остался въ такомъ же невѣдѣніи на-счетъ истинныхъ чувствъ своей питомицы, какъ былъ и прежде: однакожъ, твердая рѣшимость исполнить предпринятое намѣреніе доставила ему большое утѣшеніе.

XII.

Сэръ Эдвардъ Астонъ очень-часто бывалъ, въ домѣ миссъ Мильнеръ, хотя она и не приглашала его. Иногда онъ сопровождалъ лорда Эльмвуда, иногда приходилъ одинъ къ мистеру Дорриферу, который обыкновенно вводилъ его въ общую гостиную. Но сэръ Эдвардъ такъ боялся сдѣлать малѣйшее неудовольствіе предмету любви своей, что рѣдко говорилъ ей что-нибудь кромѣ разспросовъ о здоровьѣ при входѣ и привѣтствіи при прощаніи. Эта боязнь сэра Эдварда оскорбить миссъ Мильнеръ, и совершенная безнадежность поеравиться ей, имѣла несчастное вліяніе на разговоръ и на обхожденіе достойнаго баронета; его усилія нечувствительно достигнуть вниманія любимой женщины не сердя ея ни словомъ, ни взглядомъ, были такъ забавны, что не разъ заставляли гордую миссъ улыбаться, хотя иногда достаточно было произнести одно имя сэра Эдварда, чтобъ потушить въ ней всякое чувство веселости. Она смотрѣла на него не иначе, какъ на причину настояній, которыя дѣлалъ ей опекунъ по поводу выбора мужа, тогда-какъ сердце ея еще не избрало никого себѣ въ любимцы. Притомъ же, старанія баронета понравиться ей, только досаждали ей, не доставляя пищи ея тщеславію, тогда-какъ любовь лорда Фредерика въ высшей степени льстила ея самолюбію.

Наконецъ, лордъ Фредерикъ пріѣхалъ въ замокъ и въ одно утро явился съ визитомъ къ миссъ Мильнеръ. Доррифоръ увидалъ карету лорда и приказалъ людямъ сказать, что госпожи ихъ нѣтъ дома, но что мистеръ Доррифоръ принимаетъ; Фредерикъ приказалъ кланяться и уѣхалъ домой.

Дамы изъ окна узнали экипажъ и ливрею лорда Лоунли. Миссъ Мильнеръ бросилась къ зеркалу, поправила свой туалетъ, и въ глазахъ ея выражалось каждое біеніе сердца. Но напрасно она не спускала глазъ съ двери гостиной: Фредерикъ не явился.

Послѣ нѣсколькихъ минутъ ожиданія, дверь отворилась и вошелъ Доррифоръ. Миссъ Мильнеръ была въ отчаяніи. Опекунъ замѣтилъ волненіе своей питомицы и серьезно смотрѣлъ на нее. Она тотчасъ вспомнила о требованіи его и въ досадѣ и смущеніи не знала что дѣлать.

Хотя въ гостиной были посторонніе, Доррифоръ, однакожь, обратился съ строгостію къ своей питомицѣ и сказалъ:

— Можетъ-быть, миссъ Мильнеръ, вы находите, что я поступилъ съ непростительною дерзостью, велѣвъ вашимъ людямъ отказывать лорду Фредерику; но до-тѣхъ-поръ, пока мнѣ не удастся поговорить съ милордомъ наединѣ, или пока вы не удостоите яснѣе выразить вашихъ намѣреній относительно его, я считаю обязанностью положить конецъ его посѣщеніямъ.

— Я не сомнѣваюсь, мистеръ Доррифоръ, въ томъ, что вы всегда будете исполнять долгъ вашъ, не смотря на то, будемъ ли мы согласны въ мнѣніяхъ или нѣтъ.

— Въ этомъ случаѣ, однакожь, миссъ, позвольте мнѣ замѣтить, что я исполнялъ бы свои обязанности въ-отношеніи къ вамъ всегда съ большимъ удовольствіемъ, еслибъ надѣялся, что тѣмъ не противорѣчу вашимъ склонностямъ.

— Я не имѣю власти надъ своими склонностями, мистеръ Доррифоръ; иначе онѣ всегда были бы согласны съ вашими.

— Позвольте мнѣ руководить ими, и я даю вамъ слово, что достигну этого.

Въ эту минуту вошелъ слуга и сказалъ Доррифору, что лордъ Фредерикъ воротился и очень желалъ бы его видѣть.

— Попроси его въ мой кабинетъ, съ живостію отвѣчалъ Доррифоръ и быстро вышелъ.

— Надѣюсь, что они не поссорятся, сказала мистриссъ Гортонъ такомъ тономъ, который значилъ, что она именно была увѣрена въ противномъ.

— Жалѣю, что вы такъ тревожитесь, миссъ Мильнеръ! замѣтила съ совершеннымъ равнодушіемъ миссъ Фентонъ.

Такъ-какъ дурное время помѣшало дамамъ сдѣлать обыкновенную ихъ прогулку, то онѣ принялись за иглу и работали до самаго обѣда.

— Какъ вы думаете, шопотомъ спросила миссъ Мильнеръ у своей подруги: — уѣхалъ милордъ Фредерикъ?

— Полагаю, что еще нѣтъ, отвѣчала миссъ Вудли.

— Подите, узнайте, душа моя.

Миссъ Вудли вышла. Черезъ минуту она воротилась и сказала:

— Вотъ онъ садится въ карету. Онъ чрезвычайно-быстро прошелъ мимо меня; казалось, онъ летѣлъ.

— Mesdames, обѣдъ готовъ, кричала изъ столовой мистриссъ Гортонъ.

Всѣ пошли въ столовую, куда не замедлилъ явиться и мистеръ Доррифоръ, привлекшій всеобщее вниманіе смущеніемъ и совершеннымъ безмолвіемъ, вовсе ему не привычнымъ. Однакожь, въ концѣ обѣда, онъ сталъ нѣсколько походить на себя, но все-таки былъ задумчивъ и недоволенъ.

Во время вечерней прогулки, онъ извинился передъ дамами невозможностью сопровождать ихъ, и онѣ только издали видѣли, какъ онъ разговаривалъ съ Сандфоромъ. Вѣроятно, разговоръ былъ слишкомъ одушевленъ, потому-что Доррифоръ и Сандфоръ стояли съ четверть часа на одномъ и томъ же мѣстѣ. Лордъ Эльмвудъ, встрѣтившись съ дамами, пришелъ вмѣстѣ съ ними въ Мильнер-Лоджъ. Скоро воротился и Доррифоръ, не столь мрачный, какъ прежде, спросилъ у своего кузена, будетъ ли онъ завтра дома, и обѣщалъ прійдти къ нему обѣдать вмѣстѣ съ дамами.

Однакожь, Доррифоръ все еще былъ въ страшномъ волненіи, непосредственная причина котораго оставалась неизвѣстною до слѣдующаго дня, когда, за часъ до отъѣзда изъ Эльмвудъ-Кестля, слуга лорда пригласилъ миссъ Мильнеръ и миссъ Вудли въ особенную комнату, въ которой Доррифоръ и Сандфоръ ожидали ихъ. Мистеръ Доррифоръ извинился передъ своей питомицей за торжественность, къ которой онъ прибѣгнулъ, но сказалъ, что къ этому побудила его страшная тяжесть, лежащая на его сердцѣ, потомучто онъ до-сихъ-поръ боится ошибиться въ истинности чувствъ дѣвушки, которой счастіе именно зависитъ отъ вѣрнаго съ его стороны понятія о нихъ.

— Я знаю, миссъ, продолжалъ онъ: — что женщинамъ незамужнимъ позволено скрывать любовь свою, и не говорить, что онѣ думаютъ о томъ, кого любятъ: и вообще въ свѣтѣ имъ дается въ этомъ отношеніи большая свобода. Я тоже готовъ простить всякое притворство, согласное съ женской скромностью, особенно, когда дѣло идетъ о бракѣ. Но тутъ мы можемъ имѣть такія различныя мнѣнія о томъ, до какой степени должна простираться эта простительная ложь, что мнѣ нельзя оставаться въ невѣдѣніи настоящихъ вашихъ чувствъ. Поэтому я желаю еще разъ узнать ваши мысли о бракѣ, и прошу васъ высказать ихъ при особѣ вашего пола именно для того, чтобъ составить мое собственное мнѣніе на основаніи толкованія, которое она сдѣлаетъ на нихъ.

Миссъ Мильнеръ не отвѣчала на эту серьезную рѣчь Доррифора, но, обратясь къ Сандфору, спросила его, не онъ ли особа ея пола, которой сужденіе должно служить основой сужденію ея опекуна

— Миссъ! вскричалъ съ гнѣвомъ Сандфоръ: — васъ позвали сюда по серьёзному дѣлу.

— Всякое дѣло, мистеръ Сандфоръ, въ которомъ вы играете какую-нибудь роль, для меня не можетъ быть не серьёзнымъ: еслибъ вы назвали его тягостнымъ, то и этотъ эпитетъ также хорошо шелъ бы къ нему.

— Миссъ Мильнеръ, сказалъ Доррифоръ: — я позвалъ васъ сюда вовсе не для споровъ съ мистеромъ Сандфоромъ.

— Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же вы пригласили его сюда? гдѣ онъ и я вмѣстѣ, безъ спора не обойдется.

— Я пригласилъ его, миссъ, или лучше сказать, я провелъ васъ сюда именно за тамъ, чтобъ онъ присутствовалъ при этомъ разговорѣ, и чтобъ онъ своей проницательностью помогъ мнѣ избавиться отъ подозрѣнія, котораго я не могу уничтожить своимъ собственнымъ сужденіемъ.

— Нѣтъ ли еще другихъ свидѣтелей, которыхъ вы желаете призвать сюда, чтобъ разсѣять ваши сомнѣнія объ истинности моихъ словъ? Если есть, то прикажите позвать ихъ прежде, нежели начнете допрашивать меня.

Доррифоръ съ грустію склонилъ голову.

Миссъ Мильнеръ продолжала:

— Дозволяется всѣмъ, кому угодно, слушать то, что я буду говорить; каждый имѣетъ право дѣлать свои заключенія о моихъ словахъ.

— Милая миссъ Мильнеръ! воскликнула миссъ Вудли, какъ-бы желая упрекнуть ее за ея запальчивую выходку.

— Можетъ-быть, миссъ Мильнеръ, сказалъ съ важностью Доррифоръ: — вамъ будетъ угодно отвѣчать теперь на вопросы, которые я долженъ вамъ сдѣлать?

— Развѣ я когда-нибудь отказывалась повиноваться вамъ во всемъ, чего вы серьёзно отъ меня требовали? Развѣ я когда-нибудь не повиновалась вашимъ приказаніямъ, которыя вы считали долгомъ давать мнѣ? Если я не дѣлала этого никогда, въ такомъ случаѣ вы не имѣете никакого права предполагать, что я сдѣлаю теперь.

Доррифоръ хотѣлъ-было что-то сказать, но Сандфоръ съ досадой вскочилъ со стула и, идя къ двери, вскричалъ:

— Когда вы дойдете до того пункта, для котораго пригласили меня, то пришлите за мной.

— Останьтесь, воскликнулъ Доррифоръ: — миссъ Мильнеръ, не только прошу васъ, но умоляю отвѣчать мнѣ. Дали ли вы слово лорду Фредерику Лоуни? Принадлежитъ ли ему ваше сердце?

Миссъ Мильнеръ покраснѣла и отвѣчала:

— Я всегда думала, что исповѣдь должна происходить втайнѣ, но все-таки, хоть я и не членъ вашей церкви, однакожь покоряюсь, какъ еретичка, гоненію, и отвѣчаю: я не давала слова лорду Фредерику и сердце мое не принадлежитъ ему.

Сандфоръ, Доррифоръ и миссъ Вудли съ удивленіемъ взглянули другъ на друга, и нѣсколько минутъ не могли сказать ни слова. Наконецъ, Доррифоръ пришелъ въ себя и спросилъ:

— И вы твердо намѣрены никогда не выходить за него?

— Да, по-крайней-мѣрѣ до-сихъ-поръ это было мое твердое намѣреніе.

— До-сихъ-поръ! стало-быть, вы предполагаете, что ваши намѣренія могутъ измѣниться?

— У женщинъ это иногда случается.

— Но прежде, нежели эта перемѣна будетъ имѣть мѣсто въ вашихъ намѣреніяхъ, ваши сношенія съ лордомъ Фредерикомъ прекратятся: это второй пунктъ исполненія, котораго я требую отъ васъ, и, конечно, вы не можете дѣлать на него никакихъ возраженій.

— Я скажу только, отвѣчала она: — что мнѣ было бы пріятнѣе, еслибъ мои сношенія съ нимъ не прерывались.

— Но для чего же?

— Потому-что мнѣ съ нимъ бываетъ весело.

— Стыдитесь, миссъ! эти сношенія только компрометируютъ васъ; впрочемъ, не слѣдуйте моимъ совѣтамъ, если, уничтожая ваши сношенія съ лордомъ Фредерикомъ, я уничтожаю вмѣстѣ и ваше счастіе.

— О, нисколько! возразила миссъ Мильнеръ: — лордъ Фредерикъ можетъ занимать меня, веселить, но не въ состояніи составить моего счастія.

— Миссъ Вудли! воскликнулъ Доррифоръ: — придаете ли вы словамъ вашей подруги положительный, буквальный смыслъ, какой и я придаю имъ?

— Конечно…

— Прошу же васъ теперь сказать, таковы ли всегда были ваши мысли?

Миссъ Вудли не отвѣчала.

Доррифоръ продолжалъ:

— Или теперешній разговоръ измѣнилъ ихъ?

Миссъ Вудли минуту медлила и потомъ отвѣчала:

— Да, теперешній разговоръ измѣнилъ ихъ.

— И вы стали вѣрить? воскликнулъ Сандфоръ, съ презрѣніемъ взглянувъ на нее.

— А вы, мистеръ Сандфоръ, спросилъ Доррифоръ: — развѣ вы не вѣрите?

— Совѣтую вамъ, отвѣчалъ Сандфоръ: — дѣйствовать такъ, какъ-будто и я тоже увѣровалъ.

— Въ такомъ случаѣ, миссъ Мильнеръ, продолжалъ Доррифоръ: — вы болѣе не увидите лорда Фредерика, и я надѣюсь, что вы позволите мнѣ увѣдомить его объ этомъ.

— О, конечно! отвѣчала миссъ Мильнеръ безъ всякаго смущенія.

Миссъ Вудли, посмотрѣла на свою подругу, желая уловить на лицѣ ея какую-нибудь мысль, которая могла быть уликой въ лживости всѣхъ ея увѣреній. Сандфоръ тоже вперилъ въ нее свои проницательные глаза, какъ-будто хотѣлъ прочесть всѣ тайны ея сердца, но она была совершенно спокойна, и онъ сказалъ:

Отъ-чего жь бы миссъ Мильнеръ самой не написать лорду Фредерику этого отказа? по-крайней-мѣрѣ, мистеръ Доррифоръ, это избавило бы васъ отъ новыхъ преній съ лордомъ.

— Въ-самомъ-дѣлѣ, миссъ, воскликнулъ Доррифоръ: — вы бы чрезвычайно обязали меня, потому-что, признаюсь, мнѣ очень-непріятно увидать лорда Лоунли. И то уже, при послѣднемъ нашемъ свиданіи, онъ былъ чрезвычайно утомителенъ для меня. Пользуясь моимъ религіознымъ саномъ, онъ наговорилъ мнѣ тысячу невѣжливостей, которыхъ я, конечно, не перенесъ бы, еслибъ не помнилъ о томъ, что исполняю долгъ свой.

— Продиктуйте мнѣ что вамъ будетъ угодно, я напишу, отвѣчала миссъ Мильнеръ съ жаромъ, который обличилъ ея добрую волю: — и пока вы будете столько добры, что не станете досаждать мнѣ навязчивостью тѣхъ, къ которымъ я питаю отвращеніе, я сочту себя обязанной избавлять васъ отъ присутствія каждаго, съ кѣмъ вы будете имѣть какое-нибудь неудовольствіе.

— Но, возразилъ Доррифоръ: — не думайте, чтобъ я питалъ къ лорду Фредерику какую-нибудь непріязнь; нѣтъ, я только возстаю противъ его сношеній съ вами, потому-что они безпокоятъ всѣхъ насъ и компрометируютъ вашу добрую славу. Но теперь, когда вы такъ добровольно согласились на мое предложеніе отказать ему, я болѣе не буду докучать вамъ темъ, о чемъ я уже высказалъ свои желанія. Мнѣ остается только увѣрить васъ, что ваша уступчивость доставила мнѣ величайшее удовольствіе.

— А вы, мистеръ Сандфоръ, сказала миссъ Мильнеръ: — надѣюсь, тоже довольны мной?

Сандфоръ не могъ отвѣчать — да, но ему стыдно было сказать — нѣтъ; по этому онъ отвѣчалъ только взглядомъ, въ которомъ краснорѣчиво выразились сомнѣніе и подозрѣніе.

Миссъ Мильнеръ тѣмъ не менѣе поклонилась ему съ чрезвычайной вѣжливостью. Мистеръ Доррифоръ подалъ ей руку и довелъ до кареты, которая ожидала у подъѣзда, чтобъ везти ее, миссъ Вудли и Доррифора въ Мильнер-Лоджъ.

XIII.

Не смотря на совершенное спокойствіе и видимую готовность, съ которыми миссъ Мильнеръ отказалась отъ будущихъ сношеній съ лордомъ Фредерикомъ, въ-продолженіе этого краткаго пути, она, казалось, потеряла половину своей обыкновенной веселости, была мечтательна и разъ даже тяжело вздохнула. Доррифоръ началъ опасаться, что она пожертвовала не только своей любовью, но и своей правдивостью. Какія были причины этого, онъ, однакожь, не могъ понять.

Между-тѣмъ, какъ карета медленно подвигалась по узкой дорогѣ отъ Эльмвуд-Гоуза къ Мильнер-Лоджу, миссъ Мильнеръ выглянула въ окно и вдругъ лицо ея прояснилось. Въ ту же самую минуту лордъ Фредерикъ, верхомъ, подъѣхалъ къ окну, и карета остановилась.

— Массъ Мильнеръ, вскричалъ онъ съ выраженіемъ непритворной радости: — какое счастье увидать васъ, хотя я обязанъ этимъ блаженствомъ одному случаю.

Миссъ Мильнеръ видимо была довольна тѣмъ, что встрѣтила лорда Фредерика; но страсть; съ которою онъ говорилъ, казалось, напоминала ей объ осторожности и заставила ее удержаться отъ выраженія удовольствія. Поэтому она отвѣчала съ принужденной холодностью, что ей очень-пріятно встрѣтить милорда.

Фредерикъ тотчасъ понялъ, что она ѣхала съ своимъ опекуномъ, и взглянувъ въ карету, встрѣтилъ строгій взглядъ Доррифора. Лордъ не поклонился ему и отворотился чрезвычайно грубо. Миссъ Мильнеръ пришла въ смущеніе отъ этой выходки, а миссъ Вудли была какъ въ пыткѣ. Доррифоръ, однакожь, казалось, остался совершенно равнодушенъ къ явной обидѣ, которую нанесъ ему лордъ Лоунли.

— Вели ѣхать, сказала миссъ Мильнеръ слугѣ.

— Нѣтъ, вскричалъ Фредерикъ: — вы не уѣдете, пока не скажете, гдѣ могу я увидать васъ.

— Я напишу вамъ, милордъ, отвѣчала миссъ Мильнеръ въ смущеніи: — тотчасъ, какъ пріѣду домой.

Какъ-бы угадывая содержаніе письма, Фредерикъ съ жаромъ вскричалъ:

— Берегитесь, миссъ, за выраженія, которыя вы употребите въ этомъ письмѣ; и вы, мистеръ Доррифоръ, прибавилъ онъ обращаясь къ нему: — берегитесь за его содержаніе, потому-что, если вы будете диктовать его, то вамъ я пришлю и отвѣтъ.

Доррифоръ ни слова не отвѣчалъ лорду, и о высунулся въ противоположное окно и съ гнѣвомъ сказалъ кучеру:

— Какъ ты смѣешь не ѣхать, когда госпожа твоя приказываетъ?

Слуги такъ мало были привычны къ гнѣву Доррифора, что голосъ его на этотъ разъ произвелъ на кучера страшный эффектъ, и онъ поѣхалъ съ такой быстротой, что на минуту Фредерикъ остался далеко назади. Когда, однакожь, молодой лордъ оправился отъ изумленія, онъ поскакалъ за каретой и, догнавъ ее, слѣдовалъ за нею до самаго дома миссъ Мильнеръ. У подъѣзда онъ соскочилъ съ сѣдла въ ту самую минуту, когда миссъ Мильнеръ выходила изъ кареты, и предаваясь бѣшенству страсти, или презрѣнію къ Доррифору, схватилъ ее за руку и умолялъ не оставлять его изъ одного повиновенія ипокриту.

Доррифоръ съ мужественнымъ хладнокровіемъ слушалъ его.

Миссъ Мильнеръ силилась высвободить свою руку изъ рукъ лорда.

— Увольте меня, милордъ, говорила она: — отъ объясненій теперь, въ эту минуту…

Но лордъ въ бѣшеномъ порывѣ прижалъ ея руку къ губамъ своимъ и покрывалъ ее поцалуями. Доррифоръ вдругъ, по невольному влеченію, бросился на него и ударилъ его. Сила удара и изумленіе заставили Фредерика отшатнуться и опустить руку миссъ Мильнеръ. Въ эту минуту, Доррифоръ схватилъ ее и увлекъ въ домъ.

Миссъ Мильнеръ была чрезвычайно испугана, и Доррифоръ съ трудомъ довелъ ее до комнаты. Тамъ онъ, съ помощью горничной, положилъ свою питомицу на диванъ и въ смущеніи упалъ передъ ней на колѣни, умоляя простить невѣжливый поступокъ, который совершилъ въ ея присутствіи. Въ эту минуту, въ головѣ его была только одна мысль, мысль о томъ, что онъ испугалъ ее, и забылъ объ уваженіи, которое долженъ былъ хранить къ своему священному сану.

Миссъ Мильнеръ почувствовала всю неловкость положенія, которое опекунъ принялъ, и была поражена этимъ. Ей казалось, что ея отецъ стоитъ передъ нею на колѣняхъ и молитъ о прощеніи. Въ смущеніи, растроганная, она умоляла Доррифора встать, доказывала ему, что его увлеченіе служить лучшимъ доказательствомъ того участія, которое онъ принимаетъ въ ней.

Въ эту минуту вошла миссъ Вудли: добрая, сострадательная къ несчастію, она съ заботливостью осталась на минуту съ лордомъ Фредерикомъ, уговаривая его, перенести терпѣливо обиду. Сначала, молодой человѣкъ въ бѣшенствѣ угрожалъ отмстить за обиду слугамъ, которые не впускали его; но потомъ увѣренность, что Доррифоръ необходимо явится честнымъ образомъ заплатить за оскорбленіе, успокоила его, и онъ удалился съ поприща своего безчестія.

Тотчасъ, какъ миссъ Вудли вошла, Доррифоръ поручилъ ея заботливости свою питомицу и побѣжалъ къ крыльцу, у котораго оставилъ лорда Фредерика, не думая о томъ, что могло произойти между ними, еслибъ онъ еще засталъ тамъ лорда. Узнавъ, что онъ уже уѣхалъ, Доррифоръ ушелъ въ свою комнату и заперся въ ней, съ сердцемъ, страдавшимъ отъ тяжкой пытки.

Совѣсть страшно заговорила въ немъ.

— Я не выдержалъ своего характера, думалъ онъ: — я оскорбилъ достоинство священнаго званія, я оскорбилъ свои чувства, я позабылъ самого-себя. Нѣтъ, я болѣе не философѣ, но сумасшедшій, я нанесъ непростительную обиду молодому человѣку, котораго единственное преступленіе состояло въ любви и жаркомъ желаніи быть любимымъ. Я долженъ предложить ему удовлетвореніе, какое будетъ ему угодно; законъ чести даетъ ему право требовать отъ меня самой жизни въ удовлетвореніе его оскорбленной чести. Увы! зачѣмъ я не потерялъ своей жизни прежде, когда она еще не осквернилась преступленіемъ, котораго самая смерть искупить не въ силахъ.

— Я оскорбилъ и наполнилъ страхомъ сердце молодой, прекрасной женщины, которую обязанъ былъ покровительствовать, защищать отъ грубостей, которымъ самъ же подвергнулъ ее.

— Я навлекъ на себя справедливое негодованіе своего вѣрнаго наставника и друга, человѣка, котораго одобреніе составляло мою радость, мое счастіе… Еще болѣе, я навлекъ на себя всѣ страшные упреки совѣсти!

Доррифоръ въ волненіи большими шагами ходилъ по комнатѣ.

— Гдѣ провести мнѣ эту безсонную ночь? вскричалъ онъ: — пойдти къ миссъ Мильнеръ, къ миссъ Вудли? Но я недостоинъ ихъ общества. Идти успокоить взволнованную душу на груди Сандфора? Но мнѣ стыдно будетъ признаться ему въ причинѣ моихъ мученій. Пойдти къ лорду Фредерику и униженно молить о прощеніи? Но онъ презритъ меня, какъ низкаго человѣка. Нѣтъ!.. воскликнулъ Доррифоръ, поднявъ глаза къ небу, и въ молитвенномъ восторгѣ говоря: — о Ты, высочайшее, всемогущее существо, тебя оскорбилъ я, нкътебѣ же прибѣгаю въ этотъ часъ скорби и печали, моля о помощи…

XIV.

Хотя миссъ Мильнеръ не предполагала, чтобъ изъ оскорбленія, нанесеннаго опекуномъ лорду Фредерику, могъ выйдти страшный результатъ, однакожь, она провела эту ночь безпокойно. Прежде, нежели она успѣла уснуть, въ головѣ ея промелькнули одна за другой тысяча смутныхъ, грустныхъ мыслей. Едва она успѣла забыться, сердце шептало ей: «ты никогда не увидишь болѣе Фредерика». Эта мысль мучитъ и тяготитъ ея душу; она просыпается въ испугѣ и ей чудится ударъ, который наноситъ Доррифоръ Фредерику. Едва этотъ грустный образъ промелькнулъ передъ нею, она просыпается снова, видя передъ собой своего опекуна, на колѣняхъ умоляющаго о прощеніи. Она вздыхаетъ, грудь ея трепещетъ… все тѣло леденѣетъ отъ ужаса…

Слезы нѣсколько облегчили ее и къ утру она снова впала въ усыпленіе. Пробужденная снова, она видитъ еще тѣ же образы, проходящіе одинъ за другимъ въ ея воображеніи, и не знаетъ, отъ-чего одинъ изъ нихъ нравится ей болѣе, чѣмъ другіе.

Вотъ она встаетъ, мечтательная, полу больная; черты лица страшно измѣнились.

Въ такомъ положеніи миссъ Мильнеръ явилась къ завтраку. Доррифоръ взглянулъ на нее и сердце его сжалось.

Едва онъ успѣлъ оставить гостиную, ему доложили о пріѣздѣ какого-то молодаго офицера. Это былъ вѣстникъ вызова отъ лорда Фредерика.

— Милостивый государь, сказалъ ему Доррифоръ: — какъ лицо духовное, и въ особенности, какъ членъ римской церкви, я полагаю, что мое званіе избавляетъ меня отъ отвѣта на требованіе лорда Фредерика, но я не съумѣлъ удержаться отъ нанесенія обиды, и потому не воспользуюсь своимъ саномъ и не откажу милорду въ удовлетвореніи.

— Стадо-быть, сударь, сказалъ офицеръ: — вы явитесь на назначенное мѣсто.

— Да. Сейчасъ же постараюсь отъискать себѣ секунданта.

Офицеръ уѣхалъ. Доррифоръ, оставшись одинъ, не могъ или лучше боялся мыслить. Со вчерашняго дня размышленія тяготили его душу. Даже на короткомъ пути къ лорду Эльмвуду, каждая мысль, приходившая ему въ голову, была для него невыносимой, и онъ принужденъ былъ заговорить съ своимъ слугой. Уединеніе, прежде услаждавшее его умъ и душу, теперь казалось ему хуже смерти.

Пріѣхавъ къ лорду Эльмвуду, Доррифоръ встрѣтилъ на крыльцѣ Сандфора, но ему непріятно было видѣть его; онъ зналъ, до какой степени поступокъ, на который онъ рѣшился, былъ преступенъ въ мнѣніи друга. Доррифоръ былъ увѣренъ въ томъ, что Сандфоръ даже и не подозрѣваетъ ничего о случившемся, но самое присутствіе его бывшаго наставника уже служило ему страшнымъ укоромъ. Поэтому, онъ почти побѣжалъ къ лорду Эльмвуду, разсказалъ ему обо всемъ, что случилось, и просилъ быть его секундантомъ. Молодой графъ поблѣднѣлъ, и хотѣлъ спросить совѣта у своего наставинка, но Доррифоръ рѣшительно воспротивился этому. Онъ представилъ своему кузену такія причины необходимости хранить объ этомъ предметѣ совершенное молчаніе, что тотъ согласился и обѣщалъ сопровождать его на мѣсто дуэли къ семи часамъ вечера.

Доррифоръ возвратился домой и занялся распоряженіями, которыхъ требовали пагубныя слѣдствія, могущія произойдти отъ этой дуэли. Онъ написалъ нѣсколько писемъ къ своимъ друзьямъ и къ миссъ Мильнеръ. Пиша къ ней, онъ едва имѣлъ силу сохранить обыкновенную твердость души своей.

Черезъ нѣсколько минутъ по отъѣздѣ Доррифора изъ Эльмвуд-Кэстля, Сандфоръ вошелъ въ библіотеку лорда, и удивился, что не засталъ его кузена. Молодой лордъ въ смущеніи сказалъ нѣсколько словъ, изъ которыхъ можно было сейчасъ понять, что ему ввѣренъ секретъ, и наконецъ пересказалъ все, о чемъ далъ обѣщаніе молчать.

Сандфоръ взбѣсился столько, сколько прилично было особѣ его званія; онъ сердился на Доррифора за поступокъ, подавшій поводъ къ дуэли, и еще болѣе за то, что онъ совершилъ преступленіе, принявъ вызовъ. Похваливъ лорда за то, что открылъ ему такую важную тайну, Сандфоръ радовался, что судьба призывала его не только спасти жизнь друга, но предупредить соблазнъ этой дуэли.

Съ этимъ намѣреніемъ, онъ поспѣшилъ прямо къ миссъ Мильнеръ, вошелъ въ домъ, въ который обѣщался не входить никогда, — и вошелъ въ то время, когда всего болѣе былъ въ ссорѣ съ его хозяйкой.

Вбѣжавъ въ комнату Доррифора, онъ осыпалъ его страшными упреками. Доррифоръ перенесъ все съ благочестивымъ терпѣніемъ, но не было краснорѣчія, которое могло бы убѣдить его взять назадъ обѣщаніе удовлетворить противника. Непоколебимый, онъ не поддался ни доказательствамъ, ни настояніямъ, ни угрозамъ Сандфора. Черезъ два часа они разстались, не убѣдивъ другъ друга. Совѣсть шептала Доррифору, что Сандфоръ правъ; она напоминала ему, что онъ связанъ цѣпями, которыя священнее цѣпей мірскихъ; но, сознавая все это, Доррифоръ былъ непоколебимъ — и не хотѣлъ покориться этому долгу.

Сандфоръ, уходя, объявилъ ему, что не потерпитъ, чтобы лордъ Эльмвудъ былъ сообщникомъ его преступленія, и Доррифоръ рѣшился искать другаго секунданта.

Выйдя изъ кабинета Доррифора, Сандфоръ случайно встрѣтилъ мистриссъ Гортонъ, миссъ Мильнеръ и двухъ другихъ дѣвицъ, которыя возвращались изъ сада.

Удивленная тѣмъ, что видитъ въ своемъ домѣ Сэндфора, миссъ Мильнеръ, однакожь, не показала неудовольствія. Напротивъ, она подошла къ нему съ благосклонностью, которая вообще одушевляла ея любящее сердце, взяла его за руку и сжала ее съ такой привѣтливостью, которая лучше всякихъ словъ доказывала, что она была очень рада ему.

Однакожь Сандфоръ, повидимому, остался вовсе нечувствителенъ къ ея ласковости, и какъ-бы въ оправданіе того, что не сдержалъ своего слова, сказалъ:

— Извините, миссъ; но я пришелъ сюда увлеченный желаніемъ предупредить убійство.

— Убійство! вскричали всѣ дамы.

— Да, отвѣчалъ Сандфоръ, обратившись къ миссъ Фентонъ: — и вашъ женихъ принимаетъ въ немъ участіе: онъ долженъ быть секундантомъ мистера Доррифора, который нынѣшній вечеръ имѣетъ намѣреніе драться на дуэли съ лордомъ Фредерикомъ. Онъ хочетъ быть убитымъ или убить лорда, въ дополненіе къ тому удару, который нанесъ ему вчера.

— Если мистеръ Доррифоръ будетъ убитъ, онъ умретъ за честь своей питомицы, замѣтила мистриссъ Гортонъ.

— Боже насъ сохрани отъ этого! съ жаромъ воскликнула миссъ Вудли.

— О, Боже мой! вскричала миссъ Фентонъ.

Миссъ Мильнеръ не могла произнести ни слова и безъ чувствъ упала на полъ.

Ее подняли и отнесли въ залу, выходившую окнами въ садъ. Она скоро пришла въ себя; безпокойство души возвратило ей употребленіе чувствъ и заставило, не смотря на тѣлесную слабость, воспрепятствовать угрожавшей опасности. Но напрасно миссъ Мильнеръ думала идти въ комнату своего опекуна: ей снова сдѣлалось дурно. Массъ Вудли побѣжала за Доррифоромъ.

Узнавъ о причинѣ болѣзни своей питомицы, Доррифоръ съ нѣжнымъ безпокойствомъ поспѣшилъ къ ней, скорбя о томъ, что его неблагоразумный поступокъ такъ разстроилъ ея здоровье. Когда онъ вошелъ въ комнату, въ которой лежала на диванѣ миссъ Мильнеръ, Сандфоръ замѣтилъ безпокойство на лицѣ его, и, обратившись къ миссъ Мильнеръ, сказалъ: «вотъ вашъ опекунъ» — это послѣднее слово онъ произнесъ съ особеннымъ, жосткимъ выраженіемъ.

Доррифоръ слишкомъ былъ занятъ страданіями своей питомицы и не отвѣчалъ Сандфору. Онъ сѣлъ на диванѣ подлъ миссъ Мильнеръ и съ нѣжностью и состраданіемъ упрашивалъ ее не безпокоиться о происшествіи, въ которомъ онъ одинъ былъ виноватъ, и котороепо всему, вѣроятно, кончится миролюбиво.

— Я молю васъ, мастеръ Доррифоръ, объ одной милости, сказала миссъ Мильнеръ: — дайте мнѣ торжественное обѣщаніе не идти на свиданіе съ лордомъ Фредерикомъ. Я знаю, что это торжественное обѣщаніе будетъ священно для васъ.

Доррифоръ медлилъ.

— Э, миссъ Мильнеръ, воскликнулъ Сандфоръ; — теперь это развратный нечестивецъ, и я не повѣрилъ бы его слову, еслибъ онъ и далъ его.

— Довольно, сударь, вскричалъ раздраженный Доррифоръ: — вы можете вѣрить моему слову, потому-что я сдержу то, которае далъ вамъ. Я сдѣлаю лорду Фредерику приличное удовлетвореніе; но, милая миссъ Мильнеръ, пусть это васъ не безпокоитъ: очень можетъ быть, что какое-нибудь счастливое обстоятельство поможетъ намъ окончить дѣло безъ дуэли. Притомъ же, хоть бы и нельзя было обойдтись безъ нея, то подумайте, что въ огромномъ числѣ случающихся дуэлей, очень немногія кончаются несчастливо… Да и согласитесь, что въ этомъ случаѣ для общества будетъ такая ничтожная потеря, если…

— Я ее буду оплакивать, перебила миссъ Мильнеръ: — до конца моей жизни. Я не переживу на одного изъ васъ обоихъ.

— Въ-отношеніи ко мнѣ, продолжалъ Доррифоръ: — лордъ Фредерикъ, котораго я оскорбилъ, имѣетъ столько права на жизнь мою, сколько въ другихъ обстоягельствахъ имѣли бы на нее права законы моего отечества, если бъ я оскорбилъ ихъ. Честь — законъ людей, отличенныхъ умомъ и сердцемъ: мы знаемъ это, и когда умышленно причиняемъ ей насиліе, должны по справедливости подвергнуться и наказанію. Однакожь, миссъ Мильнеръ, это дѣло не такъ скоро будетъ исполнено, я полагаю даже, что она исполнится по вашему желанію. Не думаете ли вы, что я могу теперь быть такъ покоенъ, если мнѣ предстоитъ сейчасъ идти и подвергнуться опасности быть убитымъ.

— О да! воскликнулъ Сандфоръ голосомъ, который ясно выражалъ противное.

— Въ такомъ случаѣ, вы не выйдете весь день изъ дому? спросила миссъ Мильнеръ.

— Къ величайшей досадѣ моей, возразилъ Доррифоръ: — я приглашенъ на обѣдъ; но я возвращусь домой рано.

— Воротитесь, покрытый чужой кровью, воскликнулъ Сандфоръ: — или васъ принесутъ мертваго.

Миссъ Мильнеръ встала съ дивана и бросилась къ ногамъ своего опекуна.

— Умоляю у ногъ вашихъ, оставьте свое страшное намѣреніе; а не встану до-тѣхъ-поръ, пока вы не дадите слова. Я слаба, легкомысленна, непостоянна; но у меня есть сердце, въ которомъ нѣкоторыя чувства никогда, никогда не изгладятся.

Доррифоръ старался поднять свою питомицу, но она не хотѣла встать, и тогда страхъ, сердечная боль, тоска, которыя она испытывала, открыла ей чувства, въ которыхъ она доселѣ сомнѣвалась, и она вскричала;

— Я болѣе не хочу скрывать своей страсти. Я люблю лорда Фредерика Лоунли.

Доррифоръ затрепеталъ,

— Да, продолжала она: — къ стыду своему я сознаюсь, я люблю его. Я хотѣла побѣдить свою слабость, предполагая, что вы находите неприличной эту страсть; но теперь боязнь за жизнь его лишаетъ меня силы долѣе скрывать любовь… Умоляю васъ: пощадите жизнь его.

— Такъ я и думалъ! вскричалъ Сандфоръ съ торжествующимъ видомъ.

— Боже мой! воскликнула миссъ Вудли.

— Иначе и быть не могло — дѣло естественное, глубокомысленно замѣтила мистриссъ Гортонъ.

— Сознаюсь, миссъ Мильнеръ, сказалъ Доррифоръ, силою подымая ее: — что я пораженъ и даже очень оскорбленъ этимъ противорѣчіемъ въ вашемъ характерѣ,

— Но вѣдь я говорилъ вамъ объ этомъ, перебилъ Сандфоръ.

— Однакожь, продолжалъ Доррифоръ: — хотя вы и не сдержали своего слова, я сдержу свое… Будьте увѣрены, что жизнь лорда Фредерика въ безопасности. Но пусть это научитъ васъ…

Доррифоръ на минуту остановился; замѣтивъ на лицѣ своей питомицы стыдъ и внутреннее недовольство собою, онъ перемѣнилъ строгій, гнѣвный тонъ и съ кротостью продолжалъ:

— Пусть это научитъ васъ какъ должно поступать съ друзьями, которые желаютъ вамъ счастія. Вы ввели меня въ заблужденіе, которое могло стоить жизни мнѣ или тому, кого вы любите, и подвергнуть васъ несчастію, которое страшнѣе смерти.

— Я недостойна вашей дружбы, мистеръ Доррифоръ, воскликнула, рыдая, миссъ Мильнеръ: — а съ нынѣшняго дня оставьте меня…

— Какъ? оставить васъ въ ту минуту, когда вы мнѣ въ первый разъ открываете, какимъ-образомъ я могу сдѣлать васъ счастливою? О, никогда!…

Разговоръ, казалось, принималъ такой оборотъ, что остальные, присутствовавшіе въ залѣ, не могли принимать въ немъ участія и потому удалилась всѣ, исключая Сандфора.

Миссъ Мильнеръ, увидавъ, что миссъ Вудли тоже уходитъ, вскричала ей въ-слѣдъ:

— Останьтесь… Теперь болѣе, чѣмъ когда-нибудь, я не могу обойдтись безъ вашей дружбы.

— Можетъ-быть, теперь вы можете обойдтись безъ моей, сказалъ Доррифоръ.

Миссъ Мильнеръ не отвѣчала на слова опекуна. Онъ еще разъ увѣрилъ ее, что жизнь лорда Фредерика въ безооасности. Потомъ, видя печальное и унизительное положеніе, въ которомъ оставлялъ свою питомицу, Доррифоръ, уже подходя къ дверямъ, прибавилъ:

— Будьте увѣрены, миссъ, что мое уваженіе къ вамъ останется неизмѣннымъ.

Сандфоръ, слѣдуя за Доррифоромъ, поклонился ей и съ улыбкой пародировалъ слова своего друга.

— Будьте увѣрены, миссъ, что и мое уваженіе къ вамъ останется тоже неизмѣннымъ.

XV.

Насмѣшливый упрекъ Сандфора почти не произвелъ никакого впечатлѣнія на миссъ Мильнеръ, потому-что всѣ мысли ея устремлены были въ эту минуту на предметъ гораздо важнѣйшій, и совсѣмъ не на мнѣніе, какое онъ имѣлъ о ней. Оставшись наединѣ съ своей подругой, миссъ Мильнеръ сжала ее въ объятіяхъ а съ безпокойствомъ спросила, что она думаетъ о ея поведеніи. Миссъ Вудли, не оправдывавшая ея, старалась, однакожь, успокоить ее и отвѣчала, что находитъ прекрасною искренность, съ которою она, наконецъ, созналась въ своихъ чувствахъ,

— Искренность! воскликнула, поблѣднѣвъ, миссъ Мильнеръ: — ахъ, милая моя, то, что вы слышали, была чистая ложь.

— Ложь?

— О, миссъ Вудли, воскликнула питомица Доррифора, въ рыданіяхъ упавъ на грудь своей подруги: — сжальтесь надо мною, надъ пытками моего сердца, которое по природѣ своей искренно. Пагубная склонность, которая увлекаетъ его, заставляетъ меня унижаться до гнусной лжи и ее допускаетъ открыть истину.

— Что это значитъ? вскричала миссъ Вудли въ изумленіи.

— Не-уже-ли вы думаете, что я люблю лорда Фредерика, что я могу любить его? О, спѣшите къ моему опекуну, помѣшайте ему сказать Фредерику эту ложь.

— Вы меня пугаете… Что это значитъ? повторила миссъ Вудли въ ужасѣ, потому-что противорѣчія миссъ Мильнеръ заставили ее думать, что она помѣшалась.

— Спѣшите, спѣшите, говорила миссъ Мильнеръ: — предупредите пагубныя слѣдствія этой лжи, если мистеръ Доррифоръ передастъ мои слова лорду Фредерику… Да; насъ постигнетъ горе, несчастіе, гораздо-страшнѣе того, въ какомъ мы теперь находимся.

— Но въ такомъ случая, зачѣмъ вы говорили ложь?

— О, вы не знаете, что всѣми поступками, всѣми моими словами управляетъ непреодолимый инстинктъ — судьба, которая навсегда сдѣлала меня несчастнѣйшимъ изъ всѣхъ созданій. О, однакожъ, вы, миссъ Вудли, даже вы не сжалитесь надо мною.

Миссъ Вудли прижала милую подругу къ груди своей и сказала, что какова бы ни была причина ея несчастій, она всегда будетъ сожалѣть о ней.

— Такъ спѣшите же, вскричала миссъ Мильнеръ; — помѣшайте моему опекуну ввести лорда Фредерика въ заблужденіе.

— Но это заблужденіе единственное средство помѣшать дуэли. Если я скажу мистеру Доррифору, что ваша привязанность къ лорду чистое притворство, онъ не откажется принять вызовъ.

— О, во всякомъ случаѣ я погибла… Дуэль для меня страшнѣе всего.

— Но скажите же, ради Бога, почему? вѣдь вы признались мнѣ, что не принимаете никакого участія въ лордѣ Фредерикѣ?

— Но развѣ вы такъ слѣпы, что не можете замѣтить, какое участіе принимаю я-въ мистерѣ Доррифорѣ?… О, миссъ Вудли, я люблю его, люблю всего страстью, всею нѣжностью супруги.

При этихъ словахъ, миссъ Вудли не могла устоять на нотахъ, такъ была поражена она. Бѣлая, какъ снѣгъ, она сѣла на стулъ и не могла произнести ни слова, дрожа какъ въ лихорадкѣ.

Миссъ Мильнеръ взяла ее за руку и сказала:

— Я угадываю ваши чувства, знаю, что вы думаете обо мнѣ, вижу, что вы ненавидите, презираете меня. Но беру въ свидѣтели небо, что я долго боролась съ этой страстью, и не хотѣла признаться въ ней себѣ до-тѣхъ-поръ, пока опасность, которой онъ подвергся, не принудила меня.

— Замолчите! вскричала миссъ Вудли въ ужасѣ.

— И даже теперь, продолжала миссъ Мильнеръ: — развѣ я не скрыла этой любви отъ всѣхъ, развѣ я не повѣрила своей тайны только одной вамъ… а между-тѣмъ, скрывая ее отъ другихъ, я прибѣгла къ поступку, который приводитъ меня въ странное положеніе. И притомъ, могу ли я питать какую-нибудь надежду? Нѣтъ, миссъ Вудли, не могу и не хочу; умоляю васъ, не отнимайте у меня вашей утѣшительной дружбы; она поможетъ мнѣ заглушить въ сердцѣ недостойное чувство; умоляю васъ, не лишите меня вашего дружескаго совѣта, какъ выпутаться изъ сѣтей, въ которыя я себя запутала.

Миссъ Вудли не отвѣчала.

Нѣкоторые называютъ воспитаніе второй натурой. Миссъ Вудли была воспитана въ правилахъ чрезвычайной строгости, и потому въ ея характеръ эта вторая натура была гораздо могущественнѣе первой.

Къ-несчастію, миссъ Мильнеръ любила Доррифора; совѣсть не шептала ей, что эта любовь преступна, и если она скрывала свою пагубную страсть, то только потому, что была внутренно убѣждена въ томъ, что онъ отвергнетъ ее съ отвращеніемъ.

Миссъ Вудли наконецъ нѣсколько оправилась отъ своего перваго удивленія и ужаса, потому-что ея впечатлительная душа доселѣ еще никогда не страдала такъ; она почувствовала въ сердцѣ жалость, состраданіе къ своей подругѣ, къ ея несчастіямъ, къ ея винѣ; снова дружески взглянула на нее, и спросила, что она можетъ сдѣлать, какъ помочь ей сколько-нибудь.

— Заставьте меня, отвѣчала миссъ Мильнеръ: — позабыть всѣ дни, всѣ минуты, протекшіе съ-тѣхъ-поръ, когда я въ первый разъ встрѣтилась съ вами. Съ этой минуты начались всѣ бѣдствія, всѣ муки, отъ которыхъ я должна страдать до самой смерти.

— И даже за гробомъ, воскликнула миссъ Вудли: — не надѣйтесь, что и тамъ избавитесь отъ этихъ мукъ, если не раскаетесь здѣсь на землѣ.

Она хотѣла продолжать, но безпокойство ея подруги — о томъ, что, не смотря на увѣренія Доррифора, дуэль, вѣроятно, будетъ, овладѣло и ея душею. Она позвонила, и спросила, дома ли мистеръ Доррифоръ? Ей отвѣчали, что онъ куда-то уѣхалъ.

— Помните, сказала она: — вѣдь онъ говорилъ намъ, что не обѣдаетъ дома.

Однакожь, это размышленіе не разсѣяло сомнѣній миссъ Мильнеръ, и она послала по двумъ различнымъ дорогамъ двухъ слугъ, разсказавъ имъ о своихъ подозрѣніяхъ и приказавъ помѣшать дуэли. Сандфоръ тоже принялъ свои мѣры; но если онъ зналъ часъ, то не зналъ мѣста, назначеннаго для дуэли, потому-что лордъ Эдьмвудъ забылъ спросить объ этомъ у Доррифора.

Безпокойство миссъ Мильнеръ при отправленіи слугъ было приписано и ими и другими свидѣтелями ея любви къ лорду Фредерику; и никто, кромѣ миссъ Будли, даже и не подозрѣвалъ настоящей причины страха.

Мистриссъ Гортонъ и миссъ Фентонъ, разговаривая о двуличности своего пола, — двуличности, которой новое доказательство видѣли въ миссъ Мильнеръ, не смотря на интересъ такого разговора, уже давно желали прервать его, горя нетерпѣніемъ посмотрѣть на бѣдное, слабое существо, которое онѣ подвергали своей цензурѣ. Онѣ хотѣли узнать, осмѣлится ли она смотрѣть прямо въ глаза имъ, имъ, которыхъ она такъ часто увѣряла, что не любитъ лорда Фредерика.

Съ безконечной радостью онѣ услышали призывъ къ обѣду; но за столомъ онѣ не имѣли того удовольствія, какого ожидали, потому-что миссъ Мильнеръ, погруженная въ грустныя мечтанія, вовсе не обратила на нихъ вниманія и онѣ не могли открыть ни капли краски на лицѣ ея, не могли замѣтить въ глазахъ ея смущенія, причиненнаго ихъ присутствіемъ. Нѣтъ; передъ ними она не открыла того, чего стыдилась: она совѣстилась только, что сказала ложь. Тайна, которая могла покрыть краской лицо ея, была довѣрена одной миссъ Вудли, и только передъ миссъ Мильнеръ приходила въ смущеніе: передъ этой милой, доброй подругой, которой до-сихъ-поръ она разсказывала, не смущаясь, всѣ свои ошибки, всѣ проступки, теперь она потупляла отъ стыда глаза свои.

Вскорѣ послѣ обѣда явился лордъ Эльмвудъ. Благородный молодой человѣкъ сказалъ, что Сандфоръ дурно поступилъ съ нимъ, не позволивъ ему быть секундантомъ кузену; говорилъ, что чрезвычайно боится за Доррифора который можетъ подвергнуться опасности, не имѣя съ собою друга для зашиты.

Миссъ Мильнеръ ужаснулась, услышавъ эти слова, но подруга ея однимъ взглядомъ заставила ее опомниться: до такой степени теперь была сильна власть миссъ Вудли надъ питомицей Доррифора.

— О, что касается до этого, милордъ, возразила миссъ Фентонъ: — я не вижу причины, почему бы лордъ Фредерикъ и мистеръ Доррифоръ не могли быть теперь друзьями.

— Разумѣется, сказала мистрисъ Гортинъ: — какъ только лордъ Фредерикъ узнаетъ о признаніи, сдѣланномъ миссъ Мильнеръ, ссора прекратится.

— Какое признаніе? спросилъ лордъ Эльмвудъ.

Миссъ Мильнеръ не хотѣла слушать еще разсказа о томъ, что и безъ того уже сильно тяготило ея душу и встала, чтобъ уіідти въ свою комнату, но не могла. Она принуждена была прибѣгнуть къ помощи своей подруги и лорда Эльмвуда, которые проводили ее въ кабинетъ.

Лордъ Эльмвудъ тотчасъ же вышелъ.

Миссъ Мильнеръ, оставшись наединѣ съ своей подругой, съ полчаса, однакожь, хранила совершенное молчаніе, и когда разговоръ начался, имя Доррифора не было произнесено ни разу: обѣ дѣвушки, послѣ открытія тайны, сдѣлались какъ-то подозрительны, осторожны, и объ боялись назвать его.

Свѣтская суета, тщеславіе, ничтожество богатства, прелесть уединенія и другія тому подобныя общія мѣста были предметомъ ихъ разговора около двухъ часовъ; но мысли ихъ были далеко…

Вдругъ дверь быстро растворилась и слуга, вбѣжавъ, вскричалъ:

— Миссъ, мистеръ Доррифоръ.

Черезъ минуту вошелъ Доррифоръ и подошелъ къ миссъ Мильнеръ. Миссъ Вудли замѣтила въ глазахъ своей подругѣ чувство радости, и не встала съ своего мѣста, чтобъ уступить его мистеру Доррифору, какъ это она обыкновенно дѣлывала. Поэтому, мистеръ Доррифоръ, стоя, долженъ былъ разсказывать о томъ, чѣмъ кончилось его свиданіе съ лордомъ Фредерикомъ.

Миссъ Мильнеръ, видя опекуна своего невредимымъ, въ восторгѣ забыла спросить о здоровьѣ того, котораго она, по ея увѣренію, любила. На лицѣ ея даже была замѣтна улыбка блаженства.

Миссъ Вудли замѣтила все неприличіе этой радости и смутилась; но Доррифоръ, нисколько не подозрѣвавшій любви къ нему и ея равнодушія къ лорду Фредерику, легко растолковалъ себѣ эту непослѣдовательность.

— Вы догадываетесь по лицу моему, что все кончилось счастливо, уже улыбаетесь, когда я не успѣлъ еще разсказать о томъ, что случилось.

Эти слова заставили миссъ Мильнеръ одуматься, и она, съ принужденнымъ видомъ, силилась выразить безпокойство, котораго не чувствовала.

— Увѣряю васъ, что лордъ Фредерикъ здравъ и невредимъ, продолжалъ Доррифоръ: — и оскорбленіе его совершенно смыто нѣсколькими каплями крови изъ этой руки, прибавилъ онъ, указывая на свою лѣвую руку, завязанную шарфомъ и прикрытую его платьемъ.

Миссъ Мильнеръ взглянула, и увидавъ отверстіе, которое сдѣлала пуля, пробивъ рукавъ, не могла не вскрикнуть и упала на диванъ. Вмѣсто дружескаго участія, которое обыкновенно миссъ Вудли оказывала ей при малѣйшемъ ея нерасположеніи или горѣ, теперь она безъ всякаго состраданія сказала:

— Вѣдь вы слышите, миссъ Мильнеръ, что лордъ Фредерикъ здравъ и невредимъ. О чемъ же вы безпокоитесь?

Она не хотѣла даже подать своей подругѣ воды и приподнять ей голову. Доррифоръ, замѣтивъ это, бросился самъ на помощь своей питомицѣ. Тогда миссъ Вудли воспротивилась, положила къ себѣ на руку голову больной и сказала Доррифору, что это одна изъ маленькихъ слабостей, которыя ни мало не опасны и часто случаются съ миссъ Мильнеръ.

Разувѣренный, Доррифоръ оставилъ свою питомицу на попеченіи подруги, и пошелъ въ свой кабинетъ, гдѣ его ожидалъ хирургъ для осмотра раны.

XVI.

Миссъ Вудли была вовсе неспособна употреблять во зло довѣренность, которую ей оказывали; но тѣмъ не менѣе она была неспособна, по слабодушной снисходительности, сдѣлаться участницей въ проступкѣ своей подруги.

Миссъ Вудли, сострадательная, снисходительная, умѣвшая прощать, смотрѣла съ строгостію на преступную страсть своей подруги, и рѣшилась употребить всѣ средства, какъ бы они ни были жестоки, лишь бы вырвать эту страсть изъ ея сердца. Она не страшилась успѣха этой любви, совершенно увѣренная въ томъ, что на нее не будетъ отвѣта. Однакожь эта увѣренность не помѣшала ей принять всѣ возможныя мѣры, чтобъ Доррифоръ не узналъ о существованіи такой страсти у своей питомицы. Она не хотѣла смущать этой мыслію душевнаго спокойствія Доррифора и подвергать искушенію твердость его нравственныхъ правилъ. Наконецъ, она не хотѣла, чтобъ достойный опекунъ упрекалъ себя въ томъ, что, хотя невольно, могъ внушить своей питомицъ эту пагубную страсть.

Что же касается до миссъ Мильнеръ, то она питала въ душѣ своей эту страсть безъ всякой надежды на взаимность. Она знала, что между ей и ея опекуномъ никогда не будетъ иной связи, связи болѣе близкой, чѣмъ дружеская пріязнь опекуна и друга къ своей питомицѣ; она сроднилась съ этой безнадежной мыслью, но не была приготовлена къ разлукъ съ нимъ.

Между-тѣмъ, миссъ Вудли въ своихъ размышленіяхъ именно дошла до убѣжденія въ необходимости этой разлуки, и предложила подругѣ эту миру съ твердостью, которая сдѣлала бы честь даже непоколебимому характеру Доррифора.

Въ-теченіи немногихъ дней, со времени признанія миссъ Мильнеръ въ любви къ лорду Фредерику, до того дня, въ который миссъ Вудли объявила ей о необходимости разлуки, поведеніе миссъ Мильнеръ выразилось въ длинной цѣпи самыхъ разительныхъ противорѣчій. Чтобъ избѣжать брака съ лордомъ Лоунли и въ то же время скрыть страсть своего сердца, однажды она даже была готова объявить, что любитъ сэра Эдварда Астона.

Въ дуэли между лордомъ Фредерикомъ и Доррифоромъ, послѣдній выдержалъ выстрѣлъ своего противника, и рѣшительно отказался стрѣлять въ него: этимъ онъ сдержалъ данное миссъ Мильнеръ обѣщаніе — не подвергать опасности жизнь молодаго лорда, и отчасти помирилъ съ собою Сандфора.

Сандфоръ, уже не выдержавъ однажды своего намѣренія — не бывать никогда въ домѣ миссъ Мильнеръ, теперь не отказывалъ себѣ въ этомъ, и приходилъ туда очень-часто; но онъ все-таки старался избѣгать встрѣчи съ хозяйкою дома, или, если ему, по необходимости, случалось быть въ ея присутствіи, словами и взглядами показывалъ ей, что теперь менѣе чѣмъ когда-нибудь она могла разсчитывать на его уваженіе.

Сандфоръ былъ у Доррифора вечеромъ въ тотъ самый день, когда происходила дуэль. На другой день, утромъ, онъ завтракалъ съ своимъ другомъ въ его комнатъ и только уже въ половинъ этого дня миссъ Мильнеръ увидѣла опекуна въ первый разъ послѣ того, какъ былъ у ней, воротившись съ дуэли. Однакожь, она спрашивала нѣсколько разъ у слуги Доррифора о здоровьи барина, и съ радостью узнала, что рана легка и вовсе не опасна.

Когда Доррифоръ наконецъ появился въ залъ, на лицѣ его можно было легко замѣтить, что тягостныя мысли разсѣялись въ умѣ его и сердце успоковлось отъ тоска и нравственныхъ страданій. Голосъ его, жесты, слова, все свидѣтельствовало, что онъ былъ спокоенъ, во всемъ выражалось внутреннее самодовольство. Онъ не только не сердился на свою питомицу за то, что она своимъ неблагоразуміемъ подвергала жизнь его опасности; напротивъ, онъ какъ-будто жалѣлъ о ея легкомысленности и старался вывести ее изъ смущенія и страха. И онъ успѣлъ. Каждое слово его успокоивало ее, и еслибъ бдительный глазъ миссъ Вудли не былъ на сторожѣ, еслибъ она взглядомъ не удерживала своей подруги, миссъ Мильнеръ непремѣнно бы открыла свои чувства опекуну.

Тѣмъ не менѣе, волненіе, которое она силилась скрыть, перешло всевозможныя границы, когда послѣ обѣда опекунъ сказалъ ей тихо, но такъ, что всѣ слышали:

— Будьте такъ добры, миссъ Мильнеръ, прійдите уже вечеромъ ко мнѣ въ кабинетъ. Мнѣ нужно поговорить съ вами о важномъ дѣлѣ.

— Буду, сэръ, отвѣчала она, и въ эту минуту въ глазахъ ея ясно выразилась радость: такъ восхитила ее надежда на это свиданіе.

Пусть читатель, однакожь, не воображаетъ, что въ этой страстной надеждѣ была какая-нибудь мысль, которую душа чистая не могла себѣ позволить безъ упрека. Любовь искренная, по-крайней-мѣрѣ въ сердцахъ чувствительныхъ, нѣжныхъ женщинъ, часто бываетъ счастлива такого степенью наслажденія, или, лучше сказать, умѣренности, которая дѣлается пыткой для всякой другой страсти. Любовь истинная часто боится выразиться и довольствуется однимъ лицезрѣніемъ любимаго предмета: для такой любви разговоръ наединѣ съ милымъ сердцу — величайшее блаженство.

Всѣ бывшіе въ комнатѣ слышали слова Доррифора, но только одна миссъ Вудли поняла волненіе, съ которымъ ея подруга приняла приглашеніе своего опекуна.

Пока всѣ дамы оставались въ общей залѣ, гдѣ былъ и Доррифоръ, миссъ Мильнеръ думала только о немъ; но какъ только онѣ вышли въ другую комнату, она вспомнила о миссъ Вудли, взглянула на нее и увидала на лицѣ ея знаки недовѣрія и неудовольствія. Сначала она была этимъ тронута, но потомъ, вспомнивъ, что черезъ два-три часа увидитъ своего опекуна наединѣ, наединѣ будетъ говорить съ пактъ, равнодушно смотрѣла на грусть и неудовольствіе своей подруги и умъ ея заняла одна мысль, мысль о свиданіи съ Доррифоромъ.

Впрочемъ, надо отдать справедливость сердцу миссъ Мильнеръ: она не желала опутать Доррифора сѣтями любви. Еслибъ какая-нибудь сверхъественная власть дала ей на то средства, и въ то же время показала ей всѣ бѣдствія, которыя могла произойдти отъ дѣйствія ея красоты, конечно, у ней достало бы довольно добродѣтели, чтобъ отказаться отъ этой побѣды. Однакожь, она все-таки желала казаться своему опекуну привлекательнѣе, чѣмъ неяркому другу. Она настоящую минуту, когда ей надо было идти къ Доррифору, миссъ Мильнеръ, не обращая даже вниманія на свою подругу, подлетѣла къ зеркалу, поправила свой туалетъ и причесала полосы какъ-можно-обольстительнѣе.

Наконецъ, наступилъ желанный часъ… Миссъ Мильнеръ явилась къ своему опекуну, и всѣ граціозныя позы, которыя она изучала, всѣ улыбки, которыми хотѣла выразить привлекательнѣе прелесть своего лица, все было забыто. Она оробѣла передъ взглядомъ Доррифора; но въ эту минуту, наивная красота, разоблаченная отъ всякой искусственности, была несравненно обольстительнѣе, чѣмъ когда-нибудь. Доррифоръ замѣтилъ страхъ ея, недовѣріе къ себѣ, ее уваженіе къ нему, и съ кротостью сказалъ, что чрезвычайно-доволенъ тѣмъ, что, наконецъ, она открыла ему настоящее положеніе своего сердца.

— Я доволенъ, миссъ Мильнеръ, говорилъ Доррифоръ: — вашими чувствами. Хотя я не пожелалъ бы вамъ, для вашего счастія, быть женой лорда Фредерика, но вѣдь вы могли сдѣлать выборъ менѣе приличный, и я все-таки не противился бы ему, не желая противорѣчить вашимъ склонностямъ.

Эти слова не требовали отвѣта, да миссъ Мильнеръ и не была въ состояніи что-нибудь отвѣчать на нихъ.

Доррифоръ продолжалъ:

— Я пригласилъ васъ сюда за тѣмъ, чтобъ посовѣтоваться съ вами, какимъ образомъ приличнѣе извѣстить лорда Фредерика, что онъ, не смотря на свое недавнее пораженіе, имѣетъ еще шансы получать вашу руку.

— Отложите это объясненіе? съ живостію воскликнула миссъ Мильнеръ.

— Извините, это невозможно. Притомъ же, зачѣмъ слушаться такого нечеловѣколюбиваго желанія? Я самъ такъ искренно хотѣлъ сдѣлать счастливымъ человѣка, который васъ любитъ, что въ минуту нашей дуэли непремѣнно открылъ бы ему ваше признаніе, еслибъ онъ не счелъ этого съ моей стороны за средство отвратить мщеніе и заключить по тому о моей трусости. Послѣ дуэли, я такъ нетерпѣливо спѣшилъ разувѣрить васъ въ его безопасности, что позабылъ доставить ему удовольствіе. Итакъ, теперь, скажите мнѣ, какъ лучше могу а передать ему ваше признаніе?

— Ахъ, мистеръ Доррифоръ, не-уже-ли вы ничего не приписываете первой минутѣ удивленія и боязни, которую внушила мнѣ опасность дуэли? Не-уже-ли вы не думаете, что эта боязнь могла увлечь меня и заставить меня выразиться о лордѣ Фредерикѣ въ такихъ словахъ, которыхъ я въ минуты душевнаго спокойствія на за что бы не подтвердила?

— Извините, миссъ Мильнеръ, я не замѣтилъ въ этихъ словахъ ни малѣйшей двусмысленности: напротивъ, опасность заставила васъ позабыть о всякой осторожности, вы высказали чувства свои совершенно-искренно… я рѣшительно убѣжденъ въ этомъ.

— Досадую на ваше убѣжденіе, возразила миссъ Мильнеръ въ страхѣ и въ смущеніи.

— За чѣмъ же досадуете? Поручите мнѣ открыть ваши чувства лорду, я поступлю осторожно; достаточно будетъ одного намека. Надежда всегда расположена толковать въ свою пользу малѣйшій знакъ снисходительности, малѣйшее слово, а надежда въ человѣкѣ любящемъ еще сильнѣе, чѣмъ во всякомъ другомъ.

— Но я не подавала никакой надежды лорду Фредерику.

— Но вѣдь вы и не заставляли его отчаяваться.

— Пожалуй, его преслѣдованія могутъ служить этому доказательствомъ, но онъ не можетъ привести никакихъ другихъ доказательствъ.

— О, миссъ Мильнеръ, сознаюсь вамъ, что какъ вы ни легкомысленны, я все-таки ожидалъ отъ васъ въ такомъ важномъ случаѣ болѣе послѣдовательности и въ мысляхъ и въ поведеніи.

— И у меня есть эта послѣдовательность… Да! только подъ вліяніемъ одной случайной слабости я поступила такъ безсознательно.

— Стало-быть, вы снова утверждаете, что не имѣете никакой привязанности къ лорду Фредерику.

— Да; по-крайней-мѣрѣ, не имѣю достаточной привязанности для того, чтобъ сдѣлаться его женой.

— Идея брака пугаетъ васъ и я не удивляюсь: это означаетъ благоразумную предосторожность, которая дѣлаетъ вамъ честь; но, моя милая, въ безбрачномъ состояніи есть свои опасности. Сколько я могу судить, молодая дѣвушка съ вашими достоинствами подвержена гораздо большимъ опасностямъ, чѣмъ жена, у которой есть покровитель — мужъ.

— Отецъ мой, мистеръ Доррифоръ, находилъ ваше покровительство достаточнымъ для моей безопасности.

— Но цѣль этого покровительства заключалась въ томъ, чтобъ я могъ только руководить вами въ выборѣ мужа и не препятствовалъ вамъ избрать его. Позвольте мнѣ сдѣлать одно замѣчаніе, которое, можетъ-быть, я уже дѣлалъ не однажды, но при настоящемъ случаѣ необходимо возобновить его. Я хочу сказать о миссъ Фентонъ: ея богатство не такъ значительно, какъ ваше, она не такъ хороша, какъ вы…

Лицо миссъ Мильнеръ покрылось живѣйшимъ румянцемъ радости и признательности къ мнѣнію, которое было высказано съ такой искренностью. Кровь бросилась во всѣ видимыя части ея тѣла, въ лицо, въ шею, въ руки… Казалось, не было ни одной жилки, непроникнутой тайнымъ удовольствіемъ, которое миссъ Мильнеръ испытывала отъ-того, что Доррифоръ считалъ ее лучше прекрасной миссъ Фентонъ.

Если Доррифоръ и замѣтилъ этотъ румянецъ на щекахъ своей питомицы, онъ не могъ и подозрѣвать причины его и продолжалъ:

— Кромѣ того, въ характерѣ миссъ Фентонъ есть особенная тишина, апатичность, которая сдѣлала бы и безбрачную жизнь для нея не опасной; однакожъ, она не безосновательно думаетъ, что должна избрать себѣ мужа, и, слушаясь совѣтовъ своихъ друзей, черезъ нѣсколько недѣль выйдетъ замужъ.

— Миссъ Фентонъ можетъ вындти замужъ изъ послушности, но я не могу.

— Вы хотите сказать, что одна любовь заставитъ васъ рѣшиться.

— Да.

— Любовь — предметъ, о которомъ я менѣе всего способенъ разсуждать; всѣ мои идеи о ней основаны на теоріи; но все-таки то немногое, что я знаю о любви, несомнѣнно убѣждаетъ меня, что ваши слова, сказанныя въ защиту жизни лорда Фредерика, были внушены вамъ нѣжнѣйшей любовью.

— Въ такомъ случаѣ, мистеръ Доррифоръ, не многое, что вы знаете о любви, заставило васъ ошибиться. Еслибъ вы знали болѣе, вы судили бы иначе.

— Преклоняюсь передъ силою вашего возраженія, и, не рѣшаясь судить о немъ самъ собою, спрошу мнѣнія тѣхъ, которые тоже слышали ваши слова.

— Ужь не хотите ли вы принять за экспертовъ мистриссъ Тортонъ и мистера Сандфора?

— Нѣтъ; я обращусь съ вопросомъ къ миссъ Фентонъ и миссъ Вудли.

— Я полагаю, замѣтила миссъ Мильнеръ съ улыбкой: — что даже и въ этомъ случаѣ сужденіе будетъ основано единственно на теоріи.

— Стало-быть, изъ всего, что вы сказали, миссъ, я долженъ только заключить, что вы отказываетесь выйдти замужъ за лорда Фредерика?

— Да.

— И согласны болѣе никогда не видать его?

— Да.

— Стало-быть, все, что вы мнѣ сказали вчера, была ложь?

— О, тогда я не владѣла собой.

Въ эту минуту дверь въ кабинетъ отворилась и вошелъ Сандфоръ. Увидавъ миссъ Мильнеръ, онъ хотѣлъ уйдти, но Доррифоръ удержалъ его и съ жаромъ сказалъ:

— Научите меня, мистеръ Сандфоръ, какомъ образомъ я могу убѣдить миссъ Мильнеръ удостоить меня своей довѣренностью какъ друга, открыть мнѣ свое сердце и вѣрить моему, когда я говорю ей, что всѣ мои совѣты имѣютъ одну цѣль — ея счастіе.

— Вы знаете мое мнѣніе о миссъ Мильнеръ, отвѣчалъ Сандфоръ: — я составилъ его при первой встрѣть съ нею, и нисколько не измѣнилъ до-сихъ-поръ.

— Но научите меня, повторялъ Доррифорь: — какъ могу я внушить ей довѣріе ко мнѣ; какъ я могу дать ей понять то, что говорю для ея пользы.

— О, вы не можете творить чудесъ, отвѣчалъ Сандфоръ.

— И однакожь, возразилъ Доррифоръ: — миссъ Мильнеръ, кажется, обладаетъ этимъ секретомъ… На-примѣръ, что, кромѣ чуда, заставляетъ ее противорѣчить сегодня тому, что вчера она положительно утвердила передъ многими свидѣтелями?

— И это вы называете чудомъ? воскликнулъ Сандфоръ: — чудо было бы, еслибъ этого не случилось, потому-что миссъ Мильнеръ обыкновенно противорѣчитъ сама себѣ: вчера она отвергла то, въ чемъ увѣряла третьяго дня, и посмотрите, если завтра не откажется отъ того, что говоритъ сегодня.

— Я желалъ бы этого, отвѣчалъ Доррифоръ съ кротостію: — потому-что ему стало жалко смотрѣть на слезы миссъ Мильнеръ, которая плакала отъ грубости Сандфора.

— Ахъ, извините, вскричалъ Сандфоръ: — что я такъ невѣжливо говорю о хозяйкѣ дома. Мнѣ нечего здѣсь дѣлать, но гдѣ мистеръ Доррифоръ, я всегда сочту обязанностью быть тамъ же, по-крайней-мѣрѣ до-тѣхъ-поръ, пока меня оттуда не вытолкаютъ.

Миссъ Мильнеръ поклонилась, какъ-бы желая сказать ему, что всегда рада видѣть его въ своемъ домъ.

Сандфоръ продолжалъ:

— Проклинаю себя, что изъ глупой бездѣлицы я такъ долго не приходилъ сюда на помощь вамъ съ своими совѣтами… Въ это время вы успѣли подвергнуться опасности быть убитымъ: но если мнѣ удастся спасти васъ отъ бѣдствій, которыя миссъ Мильнеръ приготовляетъ вамъ, я буду вознагражденъ совершенно.

Сандфоръ говорилъ съ жаромъ, и миссъ Мильнеръ никогда не находила любви своей столь преступною, какъ въ эту минуту.

«Бѣдствія, которыя вамъ приготовляетъ миссъ Мильнеръ», вотъ слова, которыя, подобно крику ворона, отзывалось въ ушахъ ея и были какимъ-то грустнымъ предвѣстіемъ. Кромѣ того, она слышала слово; убійство, пагубное слѣдствіе ея любви. Страхъ сильно поразилъ ея сердце, и въ смущеніи, въ ужасѣ она едва не лишалась чувствъ.

Доррифоръ замѣтилъ это, поспѣшилъ къ ней и съ нѣжнымъ участіемъ сказалъ:

— Простите меня… приглашая васъ сюда, я вовсе не думалъ опечаливать васъ и будьте увѣрены…

Сандфоръ хотѣлъ-было что-то сказать, но Доррифоръ съ гнѣвомъ воскликнулъ:

— Довольно, мистеръ Сандфоръ; миссъ Мильнеръ находится подъ моимъ покровительствомъ, и я полагаю, что вамъ приличнее извиниться передъ ней въ томъ, что вы сказали.

— Вы спрашивали моего мнѣнія, — иначе я не высказалъ бы его. Не хотите ли вы, чтобъ и я, подобно ей, говорилъ не то, что думаю?

— Довольно, сэръ! вскричалъ Доррифоръ, и съ участіемъ проводивъ миссъ Мильнеръ до дверей, сказалъ ей, что найдетъ болѣе удобную минуту для продолженія разговора.

XVII.

Когда Доррифоръ остался наединѣ съ Сандфоромъ, онъ сказалъ ему, что сердце женщины выше его разумѣнія. Сандфоръ откровенно согласился на это. И въ-самомъ-дѣлѣ, Сандфоръ, обладавшій удивительной проницательностью, до-сихъ-поръ не могъ проникнуть въ тайные изгибы сердца миссъ Мильнеръ.

Миссъ Мильнеръ разсказала своей подругѣ обо всемъ, что было говорено въ кабинетъ опекуна. Миссъ Вудли воспользовалась смущеніемъ и ужасомъ своей подруги, еще болѣе увеличила охъ страшными предсказаніями, и кончила тѣмъ, что объявила ей, въ первый разъ, о необходимости не жить долѣе подъ одной кровлей съ опекуномъ. Это предложеніе было смертельнымъ ударомъ для миссъ Мильнеръ, и она силилась мольбами и заклинаніями отвергнуть его; но миссъ Вудли слишкомъ-нѣжно любила свою подругу и опровергла съ твердостью всѣ ея убѣжденія.

— Но какимъ образомъ сдѣлать это? воскликнула миссъ Мильнеръ: — по завѣщанію отца, я должна жить въ одномъ домѣ съ опекуномъ до-тѣхъ-поръ, пока не выйду замужъ.

— Я уважаю послѣднее желаніе умирающаго, но ваше настоящее и будущее счастіе и счастіе мистера Доppифора для меня гораздо священнѣе. Да, это рѣшено, вы должны разлучиться. Если вы не можете или не хотите найдти средства къ этому, то я обязана отъискать ихъ, и мнѣ кажется, это вовсе нетрудцо.

— Какъ? воскликнула съ живостью миссъ Мильнеръ.

— Я открою мистеру Доррифору истинное положеніе вашего сердца; а непослѣдовательность вашихъ поступковъ будетъ служить яснымъ доказательствомъ моихъ словъ.

— О, нѣтъ, вы не захотите подвергнуть меня страшнымъ пыткамъ стыда и отчаянія.

— Конечно, нѣтъ, если вы сами захотите разлучиться съ вашимъ опекуномъ; иначе, я непремѣнно все открою ему.

— Боже мой! Ахъ, миссъ Вудли, а это вы называете дружбой?

— Это лучшее доказательство моей дружбы. Подумайте о томъ, какую обязанность беру я на себя изъ любви къ вамъ и къ нему, когда рѣшаюсь открыть ему ваши преступныя чувства. Я заранѣе читаю на лицѣ его смущеніе, страшныя упреки совѣсти… Мнѣ уже слышится, какъ онъ называетъ васъ самыми жестокими именами… я вижу, какъ спѣшатъ убѣжать отъ вашего взора, проклиная васъ.

— О, умоляю васъ, избавьте меня отъ этихъ страшныхъ образовъ… Какъ? бѣжать отъ меня, какъ отъ чудовища! проклинать мое имя! Нѣтъ, милая миссъ Вудли, я соглашаюсь на все, лишь бы сохранить его дружбу. Приказывайте мнѣ; я уѣду отсюда, но хочу разстаться съ нимъ по-дружески… О, безъ дружбы мистера Доррифора жизнь будетъ для меня тягостнымъ бременемъ.

Миссъ Вудли стала тотчасъ же соображать различные планы разлуки своей подруги съ опекуномъ, и нашла удобнѣйшимъ и естественнѣйшимъ — слѣдующій: миссъ Мильнеръ должна написать къ одной своей дальней родственницѣ письмо, жаловаться на скучную деревенскую жизнь, на которую будто-бы опекунъ осудилъ ее, и просить эту даму пригласить ее къ себѣ погостить на два или на три мѣсяца. Это приглашеніе онъ уговорились отдать на рѣшеніе Доррифора и убѣдительно просить его, чтобъ онъ исполнилъ ихъ страстное желаніе. Составивъ этотъ планъ, дѣвушки отослали тотчасъ же письмо въ Батъ, гдѣ жила родственница миссъ Мильнеръ, и миссъ Вудли съ нетерпѣніемъ ожидала отвѣта, не теряя изъ вида поведенія своей подруги.

Между-тѣмъ, въ одинъ изъ тѣхъ дней, когда ожидали письма изъ Бата, миссъ Мильнеръ получила письмо отъ лорда Фредерика, который жаловался на судьбу свою. Не получивъ отвѣта на свое посланіе, Фредерикъ упросилъ дядю съѣздить къ миссъ Мильнеръ, повидаться съ ней лично и получить отъ нея изустный отвѣтъ; Фредерикъ надѣялся, что причина ея видимаго равнодушія заключалась въ боязни сдѣлать неудовольствіе своему опекуну, или, можетъ-быть, въ томъ, что Доррифоръ перехватилъ его письмо и не показалъ своей питомицѣ.

Старый джентльменъ представился къ миссъ Мильнеръ и къ Доррифору, но получилъ съ обѣихъ сторонъ такой ясный и положительный отвѣтъ, что его племяннику нёчего было болѣе сомнѣваться въ безполезности всякихъ другихъ попытокъ.

Около этого же времени и сэръ Эдвардъ Астонъ получилъ формальную отставку.

Послѣ этого серьёзнаго и положительнаго отказа лорду Фредерику, Доррифоръ болѣе чѣмъ когда-нибудь удивлялся поведенію своей питомицы. Сначала онъ находилъ, что она дѣйствовала въ этомъ случаѣ чрезвычайно двусмысленно, но съ-тѣхъ-поръ, какъ она призналась въ любви къ Фредерику, Доррифоръ рѣшительно думалъ, что она выйдетъ за него замужъ. Съ грустью онъ замѣтилъ свое заблужденіе, о рѣшился положить конецъ капризамъ своей питомицы.

Доррифоръ сдѣлался въ-отношеніи къ ней гораздо строже, чѣмъ былъ прежде; но, не смотря на эту строгость, миссъ Мильнеръ стала сильно грустить при мысли о необходимости разлучиться съ нимъ. Миссъ Вудли, нѣжно привязанная къ своей подругѣ, замѣчая скорбь ея, тоже грустила, и въ обществъ ихъ уже не было прежней радости, тѣмъ болѣе, что и Доррифоръ сдѣлался суровѣе и серьезнѣе. Притомъ же, въ это самое время лордъ Эльмвудъ опасно заболѣлъ и въ-слѣдствіе того миссъ Рентонъ впала въ задумчивость, по-крайней-мѣръ, на столько, на сколько была способна ея флегматическая натура. Что же касается до Сандфора, то онъ и Доррифоръ сильно безпокоились о болѣзни своего друга.

Въ такомъ положеніи были дѣла, когда вдругъ миссъ Мильнеръ получила изъ Бата пригласительное письмо отъ своей родственницы, лэди Лэнгемъ. Письмо показала Доррифору. Желая доказать своей питомицѣ, что онъ очень обиженъ ею и уже не можетъ болѣе принимать въ ней прежняго участія, Доррифоръ равнодушно предложилъ поступить въ этомъ случаѣ какъ ей заблагоразсудится. Миссъ Вудли тотчасъ же воспользовалась этимъ позволеніемъ и написала въ Батъ, назначивъ въ письмѣ день, въ который ея подруга разсчивываетъ прибыть туда.

Миссъ Мильнеръ была сердечно уязвлена холодностью и отчасти грубостью Доррифора и наединѣ и при своей подругъ проливала горькія слезы. Доррифоръ замѣтилъ грусть своей питомицы, и спрашивалъ, ужь не отъѣздъ ли лорда Фредерика въ Лондонъ былъ причиной этой грусти.

Когда осталось уже только два дня до отъъзда миссъ Мильнеръ въ Батъ, Доррифоръ мало-по-малу сдѣлался опять гораздо снисходительнѣе, вѣжливѣе, и даже былъ къ ней внимателенъ болѣе, чѣмъ когда-нибудь. Съ-тѣхъ-поръ, какъ Доррифоръ сдѣлался опекуномъ миссъ Мильнеръ, теперь онъ въ первый разъ разлучался съ ней, и разлучался съ огорченіемъ.

— Она несчастлива, думалъ онъ: — каждое слово ея, всѣ ея поступки служатъ доказательствомъ этому; я слишкомъ-строго обращался съ нею и еще болѣе огорчилъ ее. По-крайней-мѣрѣ, мы разстанемся по-дружески; да! дружеское участіе, которое я принимаю въ ней, такъ сильно, что я не могу разлучиться съ ней недружелюбно.

Миссъ Мильнеръ замѣтила нѣжность опекуна, и это сладкое чувство навсегда удержало бы ее при немъ, еслибъ миссъ Вудли твердо не воспротивилась этому.

— Какія могутъ быть слѣдствія отсутствія, которое продолжится два, три мѣсяца? восклицала миссъ Мильнеръ, защищаясь отъ требованій своей подруги: — вѣдь я ворочусь же, и тогда какой будетъ плодъ этой разлуки?

— Мы постараемся найдти средства продолжить ее, возразила миссъ Вудли.

Этотъ отвѣтъ миссъ Мильнеръ выслушала въ совершенномъ отчаяніи, по сказала, что на все рѣшилась, и стала приготовляться къ отъѣзду.

Доррифоръ съ нѣжной заботливостью старался сдѣлать путешествіе своей питомицы какъ можно болѣе удобнымъ, и горячо желалъ, чтобъ она была счастлива. По случаю чрезвычайно-опасной болѣзни лорда Эльмвуда, онъ, однакожь, не могъ провожать миссъ Мильнеръ, потому-что почти не выходилъ изъ комнаты своего кузена, и даже ночевалъ въ Эльмвудъ-Кэстлѣ.

Утромъ, въ день отъѣзда, когда Доррифоръ подалъ своей питомицѣ руку, чтобъ проводить ее до кареты, она во все время не могла удержать слезъ, а въ минуту прощанія сильно зарыдала. Доррифоръ былъ до глубины душа тронутъ ея печалью, и, отведя ее на насколько шаговъ отъ другихъ, съ участіемъ сказалъ ей:

— Милая миссъ Мильнеръ, надѣюсь, что мы разстаемся какъ добрые друзья? Будьте увѣрены, что я всего болѣе сожалѣю о томъ, что иногда огорчалъ васъ…

— О, я знаю… отвѣчала миссъ Мильнеръ и поспѣшила сѣсть въ карету, боясь, чтобъ проницательный взоръ опекуна не замѣтилъ ея истинной страсти, которую она не въ силахъ была болѣе скрывать. Но опасенія ея были напрасны: сердце Доррифора было слишкомъ-чисто и не подозрѣвало ничего.

Еще разъ опекунъ съ нѣжностію простился съ своей питомицей, и карета полетѣла.

Миссъ Фентонъ и миссъ Вудли провожали свою подругу за тридцать миль. На этомъ разстояніи ихъ встрѣтила сэръ Генри и лэди Лэнгенъ. Новое прощаніе было столь же трогательно, какъ и прежнее.

Миссъ Вудли въ эту грустную минуту пришла въ совершенное отчаяніе. Досадуя на то, что обходилась съ своей подругой во все послѣднее время съ чрезвычайной суровостью, — суровостью, которой она даже и не подозрѣвала въ себѣ. Она просила у миссъ Мильнеръ прощенія, обѣщала писать къ ней и особенно о томъ, что могло всего болѣе утѣшать ее въ разлукѣ.

XVIII.

Когда миссъ Мильнеръ пріѣхала въ Батъ, ей показалось, что этотъ городъ чрезвычайно измѣнился. Но она ошиблась: вся перемѣна произошла въ ней одной.

Гулянья казались ей скучны, общество было невыносимо, балы утомительны… и все это происходило отъ-того, что предметы, драгоцѣнные ей, были отъ нея далеко. Кромѣ ихъ, ничто не могло ни веселить ее, ни нравиться ей.

Хотя миссъ Мильнеръ во время прежняго пребыванія своего въ Батѣ была очень счастлива, однакожь, въ настоящую минуту она не желала сдѣлаться опять такой же, какой была тогда, не смотря на то, что въ такомъ состояніи она могла бы еще насладиться прошедшимъ счастіемъ. И это очень естественно: влюбленный столько же боится мысли, что страсть его можетъ угаснуть, сколько невѣрующій страшится впасть въ ничтожество: чтобы не кончать своего существованія, онъ согласится перенести всѣ возможныя пытки, если онѣ могутъ упрочить ему будущую жизнь. Точно такъ и влюбленный: нѣтъ пытки, которой онъ не согласятся подвергнуться, лишь бы не перестать любить.

Въ печальной перспективѣ тоски и страданіи, воображеніе миссъ Мильнеръ искало какого-нибудь отраднаго утѣшенія, и, наконецъ, нашло его. Какъ ни было оно слабо, но все-таки, за отсутствіемъ другаго, казалось чрезвычайно-важнымъ. Это было письмо миссъ Вудли, письмо, въ которомъ, вѣроятно, будетъ хоть нѣсколько словъ о предметѣ, миломъ сердцу миссъ Мильнеръ.

Это желанное письмо наконецъ явилось. Миссъ Мильнеръ пожирала его глазами: почтовый штемпель, означавшій, откуда оно, названіе Мильнер-Лоджа, написанное сверху, всё это доставило ей удовольствіе. Она медленно прочитывала каждую строчку, чтобъ продолжить сладкое ожиданіе имени Доррифора. Наконецъ, ея нетерпѣливыя глазъ перескользпулъ разомъ черезъ три строчки, увидавъ милое имя.

Но миссъ Вудли была очень осторожна въ своей снисходительности: она старалась упоминать о Доррифорѣ сколько возможно рѣже, и на этотъ разъ сказала только, что онъ сильно огорченъ опаснымъ положеніемъ своего кузена, лорда Эльмвуда. Какъ ни незначительны были эти двѣ строки, все-таки для миссъ Мильнеръ онѣ были важнѣе всего письма: она читала и перечитывала его, думала и передумывала. «Огорченъ, думала она: — что собственно значитъ это слово? Что съ нимъ дѣлается. Какое теперь выраженіе его лица?» Вотъ мысль, которая занимала ее; а причина скорби ея опекуна, дѣйствительно, очень важная и притомъ же, патетически описанная сострадательною миссъ Вудли, едва привлекла на себя ея вниманіе. Она быстро пробѣжала бюллетень миссъ Вудли о здоровья лорда Эльмвуда; можетъ-быть, вспомнивъ объ умирающемъ юношѣ, она и пожалѣла его, но не долго думала о немъ.

Грустно, тяжко умереть молодому человѣку, только-что вступившему во владѣніе огромнымъ богатствомъ, умереть передъ бракомъ съ прекрасной молодой дѣвушкой. Но миссъ Мильнеръ думала, что небесное жилище стоило болѣе, чѣмъ всѣ эти суетныя блага, и не сомнѣвалась, что молодой лордъ будетъ допущенъ въ общество праведныхъ. Она сострадала и миссъ Фентонъ, но знала, что по своему необыкновенно твердому и апатическому характеру она можетъ терпѣливо перенести какой угодно ударъ судьбы. Она знала, что тщеславію миссъ Фентонъ новое доказательство твердости ея характера льстило болѣе, чѣмъ титулъ графини Эльмвудъ. Словомъ, миссъ Мильнеръ не находила никого столько несчастнымъ, какъ самоё-себя, ибо находила, что никто менѣе ея не былъ способенъ переносить несчастія.

Миссъ Мильнеръ отвѣчала на письмо подруги, и особенно распространилась о предметѣ, о которомъ та только упомянула; эта дружеская переписка была теперь для нея единственной отрадой.

Наконецъ и Доррифоръ тоже написалъ ей: хотя предметъ письма былъ очень печаленъ, оно все-таки принесло ей величайшую радость. Хотя чувства, которыя Доррифоръ позволилъ себѣ выразить въ этомъ письмѣ, были чисто общія мѣста, тѣмъ не менѣе въ глазахъ миссъ Мильнеръ они имѣли цѣну нѣжнѣйшихъ изліяній дружбы и любви: и руки ея дрожали и сердце ея билось, когда она писала отвѣтъ, хотя и знала, что, получивъ ея письмо, онъ не испытаетъ на одного изъ тѣхъ чувствъ, которыя испытавала сама. Въ своемъ второмъ письмѣ къ миссъ Вудли, она, какъ безумная, настоятельно требовала, чтобъ ее освободило изъ заключенія, и, какъ сомнамбула, увѣряла, что обладаетъ полнымъ разсудкомъ. Но миссъ Вудли возразила, что это самое требованіе уже доказываетъ всю силу ея душевной болѣзни, и увѣряла, что до-тѣхъ-поръ, пока она не полюбитъ кого-нибудь другаго, все будетъ считать ее нензлечимой.

Третье письмо изъ Мильнер-Лоджа принесло извѣстіе о смерти лорда Эльмвуда: миссъ Вудли была чрезвычайно огорчена этимъ событіемъ, и только о немъ и писала. Миссъ Мильнеръ была сильно поражена, когда прочла слова: «онъ умеръ».

— Какъ все тлѣнно въ этомъ бѣдномъ мірѣ, думала она: — черезъ нѣсколько лѣтъ и я умру… о, какъ тогда я буду счастлива тѣмъ, что могла противиться соблазнамъ жизни!

Блаженство тихой, спокойной смерти долго занимало мысли миссъ Мильнеръ; наконецъ, всѣ эти благочестивыя чувства напомнили многое, что говорилъ ей объ этомъ предметѣ Доррифоръ, и мысли ея снова остановились на немъ одномъ.

Черезъ нѣсколько времени, она вдругъ сдѣлалась нездорова и умъ ея впалъ какъ-будто въ разстройство: однажды ея жизнь была въ сильной опасности. Въ-продолженіи легкой горячки, она безпрестанно поминала имена миссъ Вудли и Доррифора. Лэди Лэнгемъ написала имъ, и они оба тотчасъ же прилетѣли въ Батъ. Въ это время именно миновался опасный кризисъ болѣзни миссъ Мильнеръ. Тотчасъ, какъ она опомнилась, ея первой заботой было спросить о томъ, что она говорила во время своего помѣшательства. Миссъ Вудли, сидѣвшая у ея изголовья, уговаривала ее не безпокоиться, и увѣряла, что она не сказала ничего дурнаго о всѣхъ тѣхъ, которые были дороги ея сердцу.

Миссъ Мильнеръ страстно желала знать, пріѣхалъ ли вмѣстѣ съ миссъ Вудли и ея опекунъ, но она не осмѣливалась спросить объ этомъ при своей подругѣ, а миссъ Вудли, съ своей стороны, боялась вдругъ произнести имя Доррифора.

Черезъ нѣсколько времени вошла въ комнату горничная массъ Мильнеръ и что-то сказала на ухо миссъ Вудли.

Больная съ живостью спросила, что она говоритъ.

— Лордъ Эльмвудъ, миссъ, проситъ позволенія видѣть васъ, отвѣчала горничная.

Миссъ Мильнеръ съ удивленіемъ взглянула на нее.

— Кажется, лордъ Эльмвудъ умеръ, тихо произнесла она: — или мои мысли все еще не пришли въ порядокъ?

— Нѣтъ, моя милая, отвѣчала миссъ Вудли: — это новый лордъ Эльмвудъ желаетъ васъ видѣть. Тотъ, который былъ боленъ, дѣйствительно умеръ.

— Кто жь этотъ новый лордъ Эльмвудъ?

— Вашъ опекунъ.

— Ахъ, да! а я и позабыла, что мистеръ Доррифоръ ближайшій родственникъ покойнаго. Но развѣ онъ здѣсь? Возможно ли это?

— Да! отвѣчала миссъ Вудли такимъ тономъ, которымъ видимо хотѣла умѣрить удовольствіе, на минуту блеснувшее въ мутномъ взорѣ ея подруги: — да, онъ зналъ, что вы больны, и почелъ обязанностью пріѣхать сюда.

— Какъ онъ добръ! тихо сказала миссъ Мильнеръ и слеза сверкнула въ глазахъ ея.

— Угодно ли вамъ, миссъ, видѣть милорда? спросила горничная,

— Нѣтъ еще, нѣтъ еще, мнѣ надо прежде оправиться, сѣсть… отвѣчала миссъ Мильнеръ и боязливо посмотрѣла на свою подругу, какъ-бы желая спросить, прилично ли теперь принять ей Доррифора.

Миссъ Вудли замѣтила эту робкую покорность больной, взяла ее дружески за руку и тихонько сказала: — дѣлайте, что вамъ угодно.

Черезъ нѣсколько минутъ, новый лордъ Эльмвудъ вошелъ въ комнату.

Когда Доррифоръ вошелъ, миссъ Мильнеръ, казалось, не имѣла силы выдержать его взгляда. Взглянувъ на него, она тотчасъ же отвернулась, но звукъ его голоса ободрилъ ее; она снова посмотрѣла на Доррифора и уже не могла отвлечь отъ него глазъ своихъ.

— Право, милая миссъ Мильнеръ, сказалъ онъ: — мнѣ трудно выразить радость, которую я чувствую, видя, что вы внѣ опасности.

Но, за недостаткомъ словъ, лицо Доррифора ясно выражало всѣ его чувства. Въ увлеченіи онъ схватилъ руку своей питомицы… Доррифоръ и не замѣтилъ этого, но она — она замѣтила.

— Я не сомнѣвалась, милордъ, что вы молились за меня, сказала она и улыбнулась, какъ-будто желая этимъ поблагодарить его.

— О, да, я молился за васъ съ жаромъ, съ умиленіемъ, — сказалъ Доррифоръ, и оба эти чувства такъ и выразились въ глазахъ его.

Миссъ Мильнеръ очень желала удержать своего опекуна подолѣе и потому, казалось, была очень расположена говорить; но ея заботливая подруга дала замѣтить лорду Эльмвуду, что это могло повредить здоровью и онъ ушелъ.

Передъ своимъ отъѣздомъ, Доррифоръ, или лучше лордъ Эльмвудъ, былъ еще разъ у миссъ Мильнеръ: на этотъ разъ она уже могла встать съ постели. Не смотря на то, онъ недолго оставался у нея, потому-что многія дѣла, касавшіяся смерти покойнаго кузена, призывали его какъ-можно-скорѣе въ Лондонъ.

Миссъ Вудли, однакожъ, оставалась при своей подругѣ до-тѣхъ-поръ, пока та наконецъ совершенно оправилась отъ болѣзни. Въ это время, Доррифоръ часто былъ предметомъ дружескихъ разговоровъ обѣихъ дѣвушекъ. Миссъ Мильнеръ не разъ доказывала своей подругѣ, что еслибъ Доррифоръ могъ предвидѣть преждевременную кончину послѣдняго лорда Эльмвуда, онъ, конечно, для чести своей религіи сдѣлалъ бы гораздо болѣе, еслибъ предпочелъ брачную жизнь обѣтамъ безбрачія, потому-что теперь древняя фамилія Эльмвудовъ должна была угаснуть съ его смертію.

Когда пришла эпоха отъѣзда миссъ Вудли, миссъ Мильнеръ неотступно просила позволенія уѣхать съ нею, давала самыя торжественныя обѣщанія удерживать нетолько свои поступки, жесты, но самыя мысли, въ тѣхъ границахъ, которыя она предпишетъ ей. Миссъ Вудли отговаривалась, наконецъ уступила и сказала, что такъ-какъ лордъ Эльмвудъ долженъ отправиться по своимъ дѣламъ въ Италію, то по отъѣздѣ его миссъ Мильнеръ можетъ пріѣхать въ Лондонъ, а если миссъ Мильнеръ утвердитъ положительно, что это отсутствіе лорда можетъ угасить любовь ея, то она повѣритъ ея словамъ и рѣшится видѣть ихъ подъ одною кровлею.

Подруги разстались.

Миссъ Вудли возвратилась въ Лондонъ, въ домъ своей тетки. Впрочемъ, митриссъ Гортонъ была намѣрена оставить старое жилище, потому-что ей было предложено взять на себя управленіе домомъ лорда Эльмвуда, на Гросвенор-Скверѣ. Племянница должна была сопровождать туда тетку.

Если лордъ Эльмвудъ не желалъ еще возвращенія своей питомицы въ Лондонъ, то причины этого заключались отчасти во множествѣ дѣлъ, которыя почти не давали ему покоя, отчасти въ томъ, что въ это время Сандфоръ жилъ въ его домѣ, въ качествѣ капеллана. Лордъ Эльмвудъ боялся, чтобъ взаимная антипатія миссъ Мильнеръ и Сандфора не обратилась въ совершенное отвращеніе, если они будутъ жить подъ одной кровлею. На этомъ основаніи, лордъ Эльмвудъ сначала хотѣлъ-было предложить Сандфору квартиру въ другомъ домѣ, но живѣйшее удовольствіе, которое онъ находилъ въ его обществѣ, и мысль о томъ, что подобное предложеніе могло сильно оскорбить Сандфора, помѣшали ему это сдѣлать.

Во все это время, миссъ Мильнеръ нисколько не думала о тѣхъ, которыхъ ненавидѣла; всѣ мысли ея были посвящены тѣмъ, кого она любила; такъ она ни разу и не вспомнила о Сандфорѣ, а образъ лорда Эльмвуда ни на минуту не покидалъ ея воображенія.

Однажды утромъ, когда миссъ Мильнеръ разговаривала съ лэди Лэнгомъ, вдругъ въ комнату вошли сэръ Гарри Лэнгемъ и мистеръ Флитмондъ. Разговоръ нечувствительно коснулся новаго лорда Эльмвуда. Сэръ Лэнгемъ сказалъ, что мистеръ Доррифоръ, вѣроятно, никогда и не воображалъ, что будетъ наслѣдникомъ такого титла и такихъ богатствъ.

— Да и кромѣ того, замѣтилъ Флитмондъ: — это неожиданное событіе должно доставить безконечное удовольствіе мистеру Доррифору.

— Напротивъ, возразилъ сэръ Гарри: — если не брать въ разсчетъ титла и богатства, то это событіе должно сильно печалить его, потому-что теперь у него нѣтъ надежды имѣть наслѣдника своего имени: духовный санъ не позволяетъ ему жениться, и послѣ его смерти громкое имя Эльмвудовъ должно угаснуть.

— Вовсе нѣтъ, отвѣчалъ Флатмонтъ: — онъ очень можетъ имѣть наслѣдника, потому-что, вѣроятно, женится.

— Женится? воскликнулъ баронетъ.

— Ну да! это-то я и разумѣлъ, когда сказалъ, что смерть лорда Эльмвуда, кромѣ богатствъ и громкаго титла, принесла мистеру Доррифору еще одну отраду…

— Да помилуйте, мистеръ Флитмондъ, сказала лэди Лэнгемъ: — какъ же онъ женится, когда не можетъ жениться по своему обѣту безбрачія?

— Э, милэли, у римскихъ католиковъ нѣтъ ни одного религіознаго обѣта, котораго папа своею могущественною волей не могъ бы разрѣшить. Всѣ религіозные уставы дѣлаются церковью, стало-быть, церковь имѣетъ право измѣнять ихъ: и такъ-какъ настоящій случай доставляетъ мало пользы религіи, то его святѣйшество сочтетъ долгомъ своею буллою разрѣшить обѣтъ мистера Доррифора: вѣдь для католиковъ большая честь, что титулъ графа останется въ католическомъ семействѣ. Короче сказать, я держу пари, что милордъ Эльмвудъ черезъ годъ непремѣнно женится.

Миссъ Мильнеръ слушала Флитмонда съ большимъ вниманіемъ, но боялась вѣрить ему: онъ могъ ошибаться, или вовсе ничего не знать. Однакожь, всѣ слова его были очень правдоподобны; притомъ же, онъ былъ тоже католикъ, и, стало-быть, могъ навѣрное знать то, о чемъ говорилъ. — Еслибъ ей пришлось вдругъ получить страшнѣйшую изъ вѣстей, какія когда-либо поражали самаго чувствительнаго изъ смертныхъ и тогда даже она не пришла бы въ такое волненіе, какъ теперь, слушая Флитмонда. При каждомъ его словѣ, холодъ пробѣгалъ по всѣмъ ея членамъ. Ея удовольствіе было такъ живо, такъ сильно, что оно не могло не потрясти ея; одну минуту она досадовала на то, что узнала… и вдругъ готова была отдать за эту вѣсть всю вселенную.

Оправившись отъ радостнаго волненія, миссъ Мильнеръ написала своей подругъ письмо, въ которомъ передала ей во всей подробности то, что слышала.

На это письмо она получила немедленный отвитъ; миссъ Вудли писала слѣдующее:

"Мнѣ очень досадно, что вы узнали эту новость не отъ меня; я думала обрадовать васъ ею, но меня предупредили въ то время, какъ я выжидала вашего совершеннаго выздоровленія; я боялась, что, едва оправившись отъ болѣзни, вы не будете въ силахъ перенести этой радостной вѣсти, которая, естественно, должна поселить въ вашемъ сердцѣ тысячи самыхъ отрадныхъ надеждъ. Однакожь, такъ-какъ вы, повидимому, сомнѣваетесь въ истинѣ того, что вамъ сказали, то, можетъ-быть, мое подтвержденіе этихъ слуховъ доставитъ вамъ удовольствіе, тѣмъ болѣе, что вмѣстѣ съ тѣмъ я посылаю вамъ приглашеніе возвратиться къ намъ тотчасъ, какъ только вы отъищете случай оставить лэди Ленгемъ, необижая ея своимъ преждевременнымъ отъѣздомъ.

«Да, милая миссъ Мильнеръ, пріѣзжайте, пріѣзжайте къ вамъ: въ вашемъ бывшемъ менторѣ вы найдете себѣ добрую повѣренную… Теперь я уже не стану пугать васъ открытіемъ тайны, которую вы повѣрили мнѣ: нѣтъ, трудъ угадать ее — я оставлю проницательности и чувствительности, который теперь долженъ проникать въ сердца женщинъ, чтобъ между ними отъискать одно, которое бьется за-одно съ его сердцемъ. Я болѣе не порицаю любви вашей; я радуюсь ей и желаю, чтобъ она была увѣнчана взаимностью.»

Это письмо было однимъ изъ тѣхъ убійственныхъ удовольствій, которыя приближали чувствительную миссъ Мильнеръ къ могилѣ. Она потеряла аппетитъ и нѣсколько ночей не могла закрыть глазъ. Всѣ ея мысли были заняты возможностью осуществленія надеждъ; ни о чемъ другомъ она не могла думать; не могла даже найдти никакой извинительной отговорки въ томъ, что хотѣла оставить лэди Лэнгемъ до срока, до котораго оставалось еще цѣлыхъ два мѣсяца. Она написала миссъ Вудли и просила ее придумать за нее эту отговорку, упрекала ее за то, что она такъ долго хранила тайну и благодарила за то, что она, наконецъ, открыла ее съ необыкновенной любезностью. Наконецъ, она просила ее увѣдомить, что думалъ и говорилъ мистеръ Доррифоръ объ этой внезапной перемѣнѣ въ судьбѣ его.

Миссъ Вудли скоро прислала отвѣтъ на письмо своей подруги; она приглашала ее воротиться въ Лондонъ, по той причинѣ, что нѣкоторыя дѣла требуютъ ея личнаго присутствія. Какія это дѣла, миссъ Вудли не объясняла, но уже этого достаточно было для того, чтобъ лэди Лэнгемъ не стала удерживать свою родственницу.

На вопросъ относительно лорда Эльмвуда, миссъ Вудли отвѣчала такъ: «Онъ рѣдко говоритъ объ этомъ предметѣ. По-видимому, онъ нисколько не перемѣнился, и судя по его дѣйствіямъ и словамъ, нельзя догадаться, что въ его жизни совершился такой важный переворотъ.» Миссъ Мильнеръ увѣряла себя, что очень довольна тѣмъ, что онъ не перемѣнился. — Я перестала бы любить его, думала она, еслибъ замѣтила малѣйшую перемѣну въ его видѣ, въ разговорѣ, въ привычкахъ.

День, въ который она должна была оставить Батъ, былъ назначенъ: она ожидала его съ нетерпѣніемъ, но скука и тягость ожиданія довели ее до того, что она заболѣла, такъ, что ея вояжъ отложили еще на недѣлю.

Наконецъ, оправившись, миссъ Мильнеръ выѣхала изъ Бата.

И вотъ она снова въ Лондонѣ, въ домѣ своего опекуна, и этотъ опекунъ уже не суровый прелатъ, давшій обѣтъ безбрачія… нѣтъ, теперь это лордъ, человѣкъ свѣтскій и обязанный жениться для продолженія своей фамиліи. Онъ показался ей все такимъ же, каковъ и былъ прежде, — или нѣтъ, теперь онъ былъ для нея гораздо очаровательнѣе, потому-что она еще въ первый разъ видѣла его съ надеждою въ сердцѣ.

Что касается до мистера Сандфора, то миссъ Мильнеръ нашла, что онъ измѣнился. Въ дѣйствительности онъ былъ все таковъ же, какъ и прежде, но она не замѣчала его бранчиваго нрава, или не была чувствительна къ его выходкамъ такъ, какъ прежде. Онъ показался ей любезнымъ, кроткимъ, вѣжливымъ… Такъ бываетъ всегда: внутреннее довольство, душевная веселость, точно такъ же какъ желтуха, всѣмъ предметамъ сообщаетъ свой особенный оттѣнокъ.

XX.

Лордъ Эльмвудъ приготовился ѣхать въ Римъ, чтобъ получить тамъ формальное разрѣшеніе своего обѣта. Этотъ отъѣздъ рѣдко былъ предметомъ его разговоровъ: вообще онъ старался не упоминать о немъ, и если ему случайно приходилось коснуться его, то онъ говорилъ безъ всякой грусти, но и безъ удовольствія, говорилъ равнодушно.

Гордость миссъ Мильнеръ возмутилась: пока онъ былъ мистеръ Доррифоръ, осужденный своимъ религіознымъ саномъ на безбрачіе, его равнодушіе къ прелестямъ миссъ Мильнеръ скорѣе заслуживало уваженія, чѣмъ было достойно упрека; но теперь онъ былъ почти свободенъ, и могъ дѣлать выборъ жены. Миссъ Мильнеръ глубоко оскорблялась тѣмъ, что онъ тотчасъ же не избралъ ее и вообще, повидимому, не обращалъ вниманія на ея красоту. Она привыкла видѣть своими поклонниками всѣхъ молодыхъ людей, которые ее знали; а для нея было въ высшей степени оскорбительно равнодушіе въ томъ, кого она особенно желала видѣть у ногъ своихъ. Она жаловалась миссъ Булли: та проповѣдовала ей о терпѣніи; но терпѣніе было именно одна изъ тѣхъ добродѣтелей, которыя миссъ Мильнеръ менѣе всего развила въ себѣ.

Однакожь, желая поселить любовь въ сердцѣ того, кому принадлежали всѣ ея мысли, миссъ Мильнеръ не пренебрегала никакимъ средствомъ къ успѣху; но при первомъ дебютѣ своемъ она такъ была увѣрена въ побѣдѣ, что разочарованіе было для нея еще болѣе убійственно. Впрочемъ, въ сердцѣ ея гнѣздились поперемѣнно два чувства: надежда и отчаяніе.

Сообразно съ вліяніемъ этихъ чувствъ, ея сердце то было полно энергіи и веселости, то унынія и капризной досады. Эти безпрерывныя перемѣны въ характерѣ довели ее до того, что всѣ ея поступки имѣли видъ дѣтской, легкомысленной прихоти. Она знала, что такимъ поведеніемъ не могла пріобрѣсти себѣ привязанности лорда Эльмвуда, и потому въ его присутствія старалась себя удерживать. Сандфоръ это замѣтилъ и тотчасъ же прибавилъ въ спискѣ ея недостатковъ еще одинъ порокъ — притворство. Миссъ Мильнеръ легко замѣтила, что Сандфоръ день-ото-дня все менѣе и менѣе уважалъ ее. Какъ человѣкъ, имѣвшій огромное вліяніе на ея опекуна, онъ былъ для нея предметомъ не только отвращенія, но и ужаса.

Когда ей случалось быть гдѣ-нибудь вмѣстѣ съ Сандфоромъ, эти два чувства выражались во всѣхъ словахъ ея, во всѣхъ ея движеніяхъ; но въ отсутствіи Сандфора, доброе сердце миссъ Мильнеръ, нисколько непричастное злобѣ, не позволяло ей говорить ничего дурнаго о непріятелѣ. Что же касается до Сандфора, то онъ вовсе не отличался снисходительностью, и всегда говорилъ о миссъ Мильнеръ съ чрезвычайной строгостью.

Однажды, когда миссъ Мильнеръ была въ оперѣ, Сандфоръ, разговаривая съ опекуномъ, сильно порицалъ ея недостатки, пока лордъ Эльмвудъ не возразилъ:

— Однакожь, мистеръ Сандфоръ, есть недостатки, въ которыхъ я не могу обвинять ее.

— А позвольте спросить, Милордъ, какой же это недостатокъ, котораго нѣтъ у миссъ Мильнеръ?

— Вотъ, на-примѣръ, въ нашемъ отсутствіи она никогда не говоритъ про васъ ничего дурнаго.

— Это потому-что она не смѣетъ; она боится разсердить васъ, зная, что вы не нетерпите ея насмѣшекъ надо мною,

— Въ такомъ случаѣ, она оказываетъ мнѣ больше уваженія, чѣмъ вы потому-что вы разбираете ея поступки совершенно свободно, и воображаете, что я расположенъ сносить это.

— Извините, милордъ, вы открыли мнѣ глаза, и отнынѣ я не прійму на себя этой смѣлости.

Лордъ Эльмвудъ всегда оказывалъ Сандфору величайшее уваженіе, а потому и въ настоящую минуту онъ боялся сдѣлать ему неудовольствіе, такъ-что, принявъ сначала сторону своей питомицы, почти былъ готовъ вооружиться противъ нея. Въ-самомъ-дѣлѣ, замѣтивъ, что Сандфоръ оскорбился, лордъ Эльмвудъ сталъ жаловаться на легкомысленность и строптивость миссъ Мильнеръ. Услыхавъ эти жалобы, Сандфоръ тотчасъ позабылъ личное оскорбленіе, и отъ всего сердца сталъ вторить Эльмвуду.

— Теперь, милордъ, прибавилъ онъ: — такъ какъ у васъ есть много другихъ заботъ, требующихъ вашего особеннаго вниманія, вы должны настаивать на томъ, чтобъ она вышла замужъ, или уѣхала въ деревню.

Едва онъ успѣлъ произнести послѣднія слова, миссъ Мильнеръ и миссъ Вудли, воротившись изъ театра, вошли въ комнату. Сандфоръ тотчасъ же хотѣлъ-было выйдти.

— Боже мой, мистеръ Сандфоръ, воскликнула миссъ Мильнеръ: — ужь не больны ли вы, что такъ рано уходите?

— Да! у меня болитъ голова, отвѣчалъ онъ.

— Такъ позвольте жь мнѣ васъ вылечить: — у меня есть вѣрное лекарство отъ головной боли. Вотъ я принесу сейчасъ.

И миссъ Мильнеръ поспѣшно вышла. Черезъ минуту, она воротилась съ бутылочкой какихъ-то капель, которыя очень помогали въ головной боли. Она предложила Сандфору это лекарство съ такимъ искреннимъ участіемъ, что онъ, не смотря на всю свою грубость, не могъ не принять его.

Консчпо, это была одна изъ тѣхъ пошлыхъ вѣжливостей, которыя ежедневно случаются даже между врагами; но тутъ важно было вниманіе, расположеніе, съ которыми миссъ Мильнеръ предложила своему врагу лекарство. Неудовольствіе лорда Эльмвуда тотчасъ же измѣнилось въ удивленіе къ этому поступку; даже Сандфоръ не остался нечувствителенъ къ обязательности своей непріятельницы, и, уходя, пожелалъ ей доброй ночи.

Въ глазахъ миссъ Мильнеръ, которая не участвовала въ предшествовавшемъ разговорѣ, ея поступокъ не имѣлъ никакой заслуги; но для лорда Эльмвуда онъ былъ въ высшей степени пріятенъ. По уходѣ Сандфора, лордъ былъ необыкновенно веселъ, и въ шутку упрекалъ обѣихъ дѣвицъ за то, что онѣ не предложили ему мѣста въ оперѣ.

— Развѣ вы пріѣхали бы, милордъ? спросила миссъ Мильнеръ.

— Разумѣется, еслибъ вы меня пригласили.

— Прекрасно жь: съ нынѣшняго дня я приглашаю васъ разъ на всегда, и чтобы вамъ было пріятнѣе, буду принимать въ свою ложу только тѣхъ, кто вамь нравится.

— Очень обязанъ вамъ, отвѣчалъ лордъ.

— Я впередъ увѣрена, что вы будете больше чѣмъ всякій другой очарованы сладкими звуками, дышащими нѣгой и страстью…

— О, сколько восхитительныхъ удовольствій вы мнѣ обѣщаете… Я боюсь, что моя слабыя чувства не будутъ въ состояніи перенести ихъ.

A! миссъ Мильнеръ взглянула на своего опекуна и замѣтила въ глазахъ его, обращенныхъ на нее, необыкновенную нѣжность, какую-то чарующую силу, которая заставляла ее смотрѣть еще… Наконецъ, она невольно потупила глаза и яркій румянецъ покрылъ ея щеки. Лордъ Эльмвудъ былъ очень пораженъ этимъ, поспѣшилъ снова принять свой обыкновенный видъ и не зналъ, что сказать.

Миссъ Вудли сочла необходимымъ вывести опекуна изъ смущенія, и спросила:

— Когда же, милордъ, вы ѣдете во Францію?

— Вы хотите сказать въ Италію… Нѣтъ, я ужь не ѣду. Мои начальники такъ снисходительны ко мнѣ, что избавили меня отъ этого путешествія. Такъ-какъ мое присутствіе въ Англіи необходимо по поводу многихъ неконченныхъ дѣлъ, то всѣ церемоніи разрѣшенія моихъ обѣтовъ совершились въ Лондонѣ.

— Стало-быть, милордъ, вы теперь болѣе не въ духовномъ званіи? спросила миссъ Вудли.

— Вотъ уже пять дней, какъ я оставилъ его, отвѣчалъ Эльмвудъ.

— Поздравляю васъ, милордъ, сказала миссъ Мильнеръ.

Эльмвудъ поблагодарилъ ее и со вздохомъ сказалъ:

— Боюсь, не пришлось бы мнѣ сожалѣть объ этой перемѣнѣ.

Черезъ нѣсколько минутъ онъ вышелъ.

Какъ ни была счастлива миссъ Мильнеръ въ присутствіи своего опекуна, но на этотъ разъ она очень обрадовалась его уходу, потому-что сгарала нетерпѣніемъ передать свои чувства доброй подругѣ. Съ жаромъ описала она страсть, которую прочла въ глазахъ лорда Эльмвуда, и хотя миссъ Вудли сама присутствовала при разговорѣ съ опекуномъ, но миссъ Мильнеръ съ такимъ искусствомъ умѣла перетолковать въ свою пользу каждый взглядъ его, что еслибъ ея подруга сама не замѣтила и не поняла этихъ взглядовъ, она непремѣнно подумала бы, что лордъ сдѣлалъ своей воспитанницѣ формальное объясненіе.

Миссъ Вудли, натурально, сочла обязанностью умѣрить восторженные порывы своей подруги, доказывая ей, что она могла ошибиться въ своихъ надеждахъ; что даже, еслибъ желанія лорда Эльмвуда и были благопріятны его питомицѣ, все-таки между ними существуетъ тысяча непреоборимыхъ преградъ. Конечно, лордъ Эльмвудъ спросилъ бы по этому поводу совѣта Сандфора: еслибъ это случилось, на что тогда миссъ Мильнеръ могла надѣяться? Лордъ Эльмвудъ былъ вовсе не такой человѣкъ, который могъ совершенно покориться страсти. Такъ говорила миссъ Вудли, стараясь умѣрить восторгъ своей подруги, но въ глубинѣ души она почти не допускала никакихъ обстоятельствъ, которыя могли бы разрушить всѣ надежды миссъ Мильнеръ. Слѣдующее обстоятельство, однакожь, доказало, что она ошиблась.

Человѣкъ богатый и знатный вдругъ сталъ свататься къ миссъ Мильнеръ: Эльмвудъ сильно хлопоталъ въ его пользу у своей питомицы, и такимъ образомъ однимъ ударомъ ниспровергъ всѣ планы бѣдной миссъ Мильнеръ.

Она впала въ глубокую меланхолію, почти не выходила изъ своей комнаты и по приказала принимать никого посторонняго; была ли это чистая, неподдѣльная грусть, или искусный маневръ съ цѣлью побѣдить опекуна уединенной жизнію, которую онъ, какъ извѣстно, очень любилъ? на этотъ вопросъ миссъ Мильнеръ и сама почти не могла отвѣчать положительно. — Какъ бы то ни было, лордъ Эльмвудъ не могъ не замѣтить этой перемѣны, и радовался ей.

Однажды утромъ, когда миссъ Мильнеръ работала съ своей подругой, Эльмвудъ вошелъ къ нимъ въ комнату. Поговоривъ нисколько минутъ о предметахъ постороннихъ, онъ вдругъ сказалъ:

— Если я не ошибаюсь, миссъ Мильнеръ, съ нѣкотораго времени вы сдѣлались задумчивѣе обыкновеннаго?

Она покраснѣла, какъ это бывало всегда, когда разговоръ шелъ о ней.

Эльмвудъ продолжалъ:

— Ваше здоровье, кажется, совершенно возстановилось, и однакожь, какъ я замѣтилъ, вы не находите отрады въ вашихъ прежнихъ удовольствіяхъ.

— Что жь, развѣ вы досадуете на это, милордъ?

— Напротивъ, я чрезвычайно доволенъ и хотѣлъ васъ поздравить съ этой перемѣной. Но позвольте васъ спросить, къ какому счастливому случаю должно отнести ее?

— Стало-быть, милордъ, вы думаете, что всѣ мои похвальные поступки обязаны своимъ существованіемъ какому-нибудь случаю, и что во мнѣ нѣтъ ни одного природнаго добраго качества?

— Извините, миссъ: ихъ въ васъ очень-много.

Миссъ Мильнеръ еще разъ покраснѣла.

Эльмвудъ продолжалъ:

— Притомъ, какъ же я могу сомнѣваться въ прекрасныхъ свойствахъ дѣвушки, которой лицо служитъ видимымъ доказательствомъ ихъ? Да, миссъ Мильнеръ, будьте увѣрены, что пока румянецъ стыдливости будетъ покрывать ваши щеки, я не перестану уважать ваши внутреннія чувства.

— Увы, милордъ, я боюсь, если вы узнали нѣкоторыя изъ нихъ, они покажутся вамъ непростительными.

— И въ моей душѣ, миссъ Мильнеръ, сказалъ Эльмвудъ: — есть такія чувства, которыя показались бы вамъ точно также непростительными, но вы не знаете ихъ.

Миссъ Мильнеръ поблѣднѣла и не могла болѣе владѣть иглою. Въ порывѣ страсти, она вообразила, что любовь была въ числѣ тѣхъ чувствъ, на которыя намекалъ ея опекунъ и не могла отвѣчать ему,

— Да, продолжалъ Эльмвудъ: — мы всѣ во многомъ должны прощать другъ другу, — и часто тотъ, который беретъ на себя право проповѣдывать, столько же достоинъ порицанія, сколько и тотъ, который не хочетъ выслушивать его наставленій. Это предисловіе служитъ къ тому, чтобъ извинить васъ въ случаѣ, если вы отвергнете мой совѣтъ… Теперь я осмѣлюсь подать его вамъ.

— Я никогда не отказывалась слѣдовать вашимъ совѣтамъ.

— Отнынѣ, миссъ, я не буду противиться вашей склонности къ безбрачію.

Эти слова лорда сильно поразили сердце миссъ Мильнеръ и она бросила на своего опекуна взглядъ, полный упрековъ: онъ не замѣтилъ этого и продолжалъ:

— Вашъ батюшка желалъ, чтобъ я не терялъ васъ изъ виду до-тѣхъ-поръ, пока вы не выйдете замужъ… Такъ-какъ я разсчитываю на будущее время большею частію жить въ деревнѣ, то прошу васъ отвѣчать откровенно, можете ли вы прожить тамъ счастливо, по-крайней-мѣрѣ, три четверти года?

Миссъ Мильнеръ съ минуту медлила и потомъ отвѣчала:

— Я не нахожу на это никакихъ возраженій.

— Очень-радъ, съ живостью проговорилъ Эльмвудъ: — я искренно желаю, чтобъ вы жили у меня… Ваше счастіе для меня такъ же дорого, какъ и мое собственное; еслибъ намъ пришлось разлучиться, моя душа сдѣлалась бы добычею страшныхъ опасеній за васъ.

Эти слова, произнесенныя съ большимъ жаромъ, вызвали на глаза миссъ Мильнеръ двѣ яркія слезники. Эльмвудъ замѣтилъ ихъ и сказалъ съ нѣжностію:

— Если вы рѣшаетесь оставить Лондонъ на все то время, о которомъ я говорилъ, я постараюсь всѣми силами сдѣлать ваше пребываніе въ деревнѣ какъ-можно-болѣе пріятнымъ. Я буду просить миссъ Вудли, чтобъ она сопутствовала намъ изъ участія къ намъ обоимъ; и не только я буду стараться составить въ деревнѣ общество, которое было бы пріятно для васъ, но я увѣренъ, что то же сдѣлаетъ и лэди Эльмвудъ…

Эти слова какъ громъ поразили миссъ Мильнеръ.

Эльмвудъ замѣтилъ внезапную перемѣну въ лицѣ ея и сталъ пристально вглядываться въ него. Эта перемѣна не была простымъ переходомъ отъ радости къ печали; нѣтъ, лицо миссъ Мильнеръ выражало отчаяніе, сердечную боль… Эльмвудъ былъ тронутъ о встревоженъ. Миссъ Мильнеръ не плакала, но она подозвала къ себѣ свою подругу такимъ голосомъ, въ которомъ ясно выражались тяжкія душевныя муки.

— Милордъ, вскричала миссъ Вудли, боясь, чтобъ онъ не угадалъ истины; — она опять обманула васъ… не надо увозить ее изъ Лондона… Эта вѣсть одна такъ разстроила ее.

Эльмвудъ былъ удивленъ и огорченъ новымъ доказательствомъ двуличности миссъ Мильнеръ.

— Боже мой! воскликнулъ онъ; — что мнѣ дѣлать, какъ исполнять ея желанія? Какъ могу я угадывать ихъ, если она не имѣетъ ко мнѣ ни малѣйшаго довѣрія и безпрестанно обманываетъ меня? Клянусь небомъ, еслибъ я зналъ, еслибъ я могъ найдти средство сдѣлать ее счастливой, я пожертвовалъ бы для нея своимъ собственнымъ счастіемъ.

— Милордъ, сказала съ улыбкой миссъ Вудли: — не позабудьте этихъ словъ; быть-можетъ, когда-нибудь я потребую отъ васъ исполненія вашего обѣщанія.

Эльмвудъ въ волненіи рѣшительно не понялъ, что хотѣла сказать этимъ миссъ Вудли, но все-таки съ жаромъ отвѣчалъ:

— Требуйте, требуйте… вы уводите, что я навѣрно сдержу свое обѣщаніе.

Хотя миссъ Мильнеръ очень-хорошо чувствовала, что, по совѣсти, нельзя воспользоваться этой клятвой опекуна, но торжественность, съ которою онъ произнесъ ее, воодушевила бѣдняжку. Подобно тому, какъ иногда наслаждаются обладаніемъ какого-нибудь драгоцѣннаго камня, хотя и не имѣютъ намѣренія употребить его въ дѣло, миссъ Мильнеръ утѣшилась клятвой своего опекуна, хотя и не думала ею воспользоваться. Она сѣла у стола, склонила на руку свою горячую голову, но, казалось, была все еще сильно огорчена.

По мѣрѣ того, какъ миссъ Мильнеръ дѣлалась покойнѣе, опекунъ переставалъ сожалѣть о ней и чувство жалости замѣнилось досадой. Хотя онъ не говорилъ ничего, но видимо былъ обиженъ.

Въ минуту этого общаго безмолвія вошелъ Сандфоръ. Всякій, даже не столь проницательный, какъ Сандфоръ, взглянувъ на дѣйствующихъ лицъ этой сцены, сейчасъ замѣтилъ бы затруднительное положеніе, въ которомъ они находилась; многіе почувствовали бы участіе къ нимъ, но Сандфоръ былъ не таковъ: бросивъ бѣглый взглядъ на всѣхъ, онъ съ веселой улыбкой сказалъ:

— О, какой у васъ несчастный видъ, милордъ.

— За то вы, мистеръ Сандфоръ, не имѣете этого вида, отвѣчалъ Эльмвудъ.

— Нѣтъ, милордъ, возразилъ прелатъ: — я не имѣлъ бы его, еслибъ даже былъ на вашемъ мѣстѣ. Чтобъ человѣку умному позволить себѣ выйдти изъ себя, надо, чтобы былъ достойный предметъ этого гнѣва по-крайней-мѣрѣ.

И при этихъ словахъ, Сандфоръ взглянулъ на миссъ Мильнеръ.

— Нѣтъ предметовъ, которые недостойны нашей заботливости, замѣтилъ Эльмвудъ.

— Но за то есть предметы, о которыхъ всякая заботливость безполезна… Я увѣренъ, что вы, милордъ, согласитесь съ этимъ.

— По-крайней-мѣрѣ, мистеръ Сандфоръ, отвѣчалъ Вльмвудъ: — я до-сихь-поръ еще не отчаявался сдѣлать для нихъ что-нибудь полезное.

— Вы забываете, милордъ, что есть люди, которымъ нѣтъ надежды принести какую-нибудь пользу.

И Сандфоръ еще разъ взглянулъ на миссъ Мильнеръ.

— Но болитъ ли у васъ голова, миссъ Мильнеръ? спросила ее миссъ Byдли, видя, что бѣдная дѣвушка сжимала свою голову обѣими руками.

— Да, очень болитъ… отвѣчала миссъ Милыіеръ.

— А что, мистеръ Сандфоръ, спросила миссъ Вудли: — не осталось ли у васъ сколько-нибудь капель, которыя миссъ Мильнеръ дала вамъ отъ головной боли?

— Нѣтъ, не осталось, отвѣчалъ Сандфоръ, котораго этотъ вопросъ привелъ нѣсколько въ смущеніе.

— Я надѣюсь, что мои капли помогли вамъ, сказала съ участіемъ миссъ Мильнеръ и медленно вышла изъ комнаты.

Миссъ Вудли послѣдовала за своей подругой.

Хотя Сандфоръ остался наединѣ съ лордомъ Эльмвудомъ, и, стало-быть, могъ безпрепятственно продолжать свои злые намеки, но не могъ проговорить ни слова. Долго смотрѣлъ онъ на коверъ, вертѣлся на стулѣ, и наконецъ заговорилъ о погодѣ.

XXI.

Когда въ сердцѣ миссъ Мильнеръ прошли первые порывы отчаянія, она снова стала надѣяться. Она находила, что безъ надежды нельзя существовать человѣку; и къ ея великому утѣшенію, миссъ Вудли въ этихъ обстоятельствахъ была къ ней чрезвычайно снисходительна и принимала ея сторону. Миссъ Вудли предполагала, что ли одна женщина не любила Эльмвуда такъ сильно, какъ миссъ Мильнеръ; и притомъ ея любовь имѣла болѣе правъ уже потому, что она давно зародилась въ ея сердцѣ. По-крайней-мѣрѣ, она имѣла право оспоривать побѣду; а въ борьбѣ, какая соперница могла не пасть передъ нею?

Не трудно было, угадать, кто была эта соперница. Да притомъ же, если и были какія-нибудь сомнѣнія на-счетъ этого, то миссъ Вудли скоро узнала истину — отъ Сандфора, который, не подозрѣвая, къ чему клонятся ея разспросы, безъ труда объявилъ, что будущая лэди Эльмвудъ была не кто иная, какъ миссъ Фентонъ, и что свадьба будетъ совершена тотчасъ, какъ кончится трауръ по умершемъ лордѣ Эльмвудѣ. Миссъ Вудли затрепетала, услыхавъ эту вѣсть, однакожь, она слово-въ-слово пересказала ее своей подругѣ.

— Счастливица! воскликнула миссъ Мильнеръ при имени своей соперницы: — она первая имѣла сладкую отраду внушить ему любовь; для нея впервые забилось страстію его сердце.

— Нисколько! возразила миссъ Вудли, думая утѣшить ее: — не предполагайте, чтобъ этотъ бракъ былъ результатомъ любви… нѣтъ, это просто сдѣлка, основанная на приличіи. Покойный лордъ Эльмвудъ видѣлъ въ миссъ Фентонъ выгодную и приличную партію; это же самое находитъ и вашъ опекунъ.

Миссъ Вудли легко было увѣрить свою подругу въ справедливости этихъ словъ, потому-что та желала, чтобъ они были истинны.

— О, еслибъ я могла силу моей страсти противопоставить вліянію холодныхъ приличій! воскликнула миссъ Мильнеръ: — думаете ли вы, моя милая, что я поступлю съ миссъ Фентонъ очень-дурно, если внушу ея будущему мужу чувство, которое она не можетъ внушить ему, и которое она сама неспособна испытывать?

Произнося эти слова, миссъ Мильнеръ съ такимъ умоляющимъ видомъ смотрѣла на свою подругу, что та не могла не сказать: «нѣтъ», хотя, казалось, она долго не рѣшалась выговорить это слово и думала сказать: «да». Какъ бы то ни было, миссъ Мильнеръ не дала ей времени оправиться и объявила, что такъ-какъ миссъ Вудли согласна съ ея мнѣніемъ, отнынѣ она прійметъ свои мѣры и будетъ стараться побѣдить свою соперницу. Чтобъ придать законность этой рѣшимости и разувѣрить совѣсть миссъ Вудли, обѣ подруги согласились, что сердце миссъ Фентонъ не принималось въ разсчетъ при проектѣ этого брака, и, слѣдовательно, ей все равно, состоится онъ или нѣтъ.

Со смерти прежняго графа, миссъ Фентонъ не была въ Лондонѣ и новый графъ видѣлся съ нею въ послѣдній разъ въ первую недѣлю послѣ смерти жениха: стало-быть, въ такую грустную эпоху не могло быть ничего похожаго на объясненіе въ любви; и если послѣ того времени они вошли въ какія-нибудь сношенія, то, конечно, только письменно или чрезъ посредничество Сандфора, который однажды ѣздилъ въ деревню миссъ Фентонъ. Все это доказывало, что тутъ не было и не могло быть серьёзной страсти…

Эти заключенія, отчасти вѣрны, отчасти ошибочныя, утѣшали обѣихъ подругъ; но на другой день за завтракомъ внезапное облако помрачило блестящую перспективу ихъ надеждъ. Мистеръ Сандфоръ, явясь къ завтраку, сказалъ, что миссъ Фентонъ кланяется всѣмъ дамамъ.

— Развѣ она пріѣхала? спросила мистриссъ Гортонъ.

— Пріѣхала, вчера утромъ, отвѣчалъ Сандфоръ: — и остановилась у своего брата, на Ормонд-стритѣ. Милордъ и я, мы вчера ужинали у нихъ, потому-то и воротились домой такъ поздно.

Вскорѣ пришелъ лордъ Эльмвудъ и сказалъ своей питомицѣ, что миссъ Фентонъ поручила ему передать ей свой дружескій поклонъ.

— Ну что, какъ вы нашли эту бѣдную миссъ Фентонъ? спросила мистриссъ Гортонъ у лорда Эльмвуда.

— Она въ добромъ здоровья, весела… отвѣчалъ быстро Сандфоръ.

— Стало-быть, она превозмогла свою печаль? спросила мистриссъ Гортонъ, нисколько не воображая, что дѣлаетъ этотъ вопросъ при ея новомъ женихѣ.

— Отъ-чего жь ей печалиться, возразилъ Сандфоръ: — это было бы недостойно ея характера.

— Но иногда женщины не могутъ переносить подобныхъ потерь, простодушно замѣтила мистриссъ Гортонъ.

Эльмвудъ спросилъ у миссъ Мильнеръ, не хочетъ ли она воспользоваться прекрасной погодой, и не поѣдетъ ли верхомъ.

Она не отвѣчала.

— Есть разные роды женщинъ, замѣтилъ Сандфоръ, обращаясь къ мистриссъ Гортонъ: — между нѣкоторыми женщинами такое же различіе, какъ между злыми и добрыми духами.

Эльмвудъ повторилъ свой вопросъ, не хочетъ ли миссъ Мильнеръ ѣхать прогуляться.

Она отвѣчала, что не расположена.

— И красота, продолжалъ Сандфоръ: — какъ удѣлъ злыхъ духовъ, есть отличительнѣйшій знакъ ихъ злобы и развращенія. Люциферъ былъ прекраснѣйшій изъ ангеловъ рая.

— Почему вы это знаете, мистеръ Сандфоръ? спросила миссъ Мильнеръ.

— Но красота Люцифера, продолжалъ Сандфоръ, не обращая вниманія на вопросы: — еще болѣе усилила его преступленіе, потому-что послужила доказательствомъ его двойной неблагодарности къ творцу, ее создавшему.

— Кстати объ ангелахъ, сказала миссъ Мильнеръ: — я очень желала бы имѣть крылья: съ какимъ удовольствіемъ я полетѣла бы теперь въ паркъ.

— И васъ непремѣнно приняли бы за ангела, замѣтилъ Эльмвудъ.

— Я думаю, что змѣиная кожа была бы болѣе сообразна съ характеромъ, воскликнулъ Сандфоръ, раздраженный комплиментомъ Эльмвуда.

Миссъ Мильнеръ глубоко оскорбилась этимъ обиднымъ сравненіемъ, и почти съ слезами на глазахъ сказала:

— Видите, милордъ, какъ мистеръ Сандфоръ обижаетъ меня.

— Да, отвѣчалъ Эльмвудъ съ недовольнымъ видомъ.

Миссъ Мильнеръ такъ была довольна этими словами, которыя были для нея пріятнымъ торжествомъ, что тотчасъ же простила Сандфора за оскорбленіе, но онъ не простилъ ей.

— До свиданія, сказалъ Эльмвудъ, вставая со стула.

— Вы обѣщали, милордъ, сказала миссъ Вудли: — когда-нибудь поѣхать съ нами въ оперу… ныньче оперный день.

— Пріѣзжайте, милордъ, тихо произнесла миссъ Мильнеръ.

— Я сегодня обѣдаю у мистера Фентона, отвѣчалъ Эльмвудъ: — если онъ и сестра его захотятъ ѣхать, а вы предложите имъ мѣсто въ своей ложѣ, я пріѣду непремѣнно.

Это условіе вовсе не было пріятно миссъ Мильнеръ, но какъ ей хотѣлось увидать своего опекуна въ присутствіи невѣсты, и проникнуть тайну его сердца, она безъ всякой досады сказала, что очень рада видѣть въ своей ложѣ мистера Фентона и его сестру, и просила опекуна кланяться имъ.

— Если они поѣдутъ, и я пріѣду… Если не поѣдутъ, не пріѣду и я… отвѣчалъ Эльмвудъ, и вышелъ изъ комнаты.

Весь день миссъ Мильнеръ провела въ страшномъ безпокойствѣ, потому-что, отъ открытія, которое она должна была сдѣлать нынѣшній вечеръ, казались ей, зависѣла вся ея будущность. Еслибъ она замѣтила въ глазахъ своего опекуна, даже въ малѣйшихъ его движеніяхъ, сколько-нибудь любви къ миссъ Фентонъ, она льстила себя надеждою, что съумѣла бы отказаться отъ всякой мысли ему нравиться; но еслибъ лордъ Эльмвудъ смотрѣлъ на свою невѣсту равнодушно, она могла бы питать въ душѣ своей живѣйшія надежды.

Миссъ Мильнеръ почти безпрерывно совѣтовалась съ своимъ зеркаломъ. Быстрые переходы отъ опасенія къ надеждѣ, отъ надежды опять къ опасенію придали ея глазамъ какой-то необычайный блескъ. Но, увы! безполезны были всѣ ея старанія возвысить красоту свою… Напрасно обращала она въ нетерпѣніи взоръ свой на дверь ложи: лордъ Эльмвудъ не являлся.

Все казалось ей непріятнымъ; музыка раздирала ей уши, пѣніе наводило на нее томительную грусть… словомъ, она была несчастлива, несчастлива вполнѣ.

Съ нетерпѣніемъ ожидала она закрытія занавѣса.

— Но буду ли я дома счастливѣе, чѣмъ здѣсь? думала она: — да, дома я увижу лорда Эльмвуда… Но что, если онъ будетъ смотрѣть на меня съ равнодушіемъ. О! какъ я буду несчастна. Неблагодарный! Нѣтъ, я не хочу болѣе думать о немъ.

Однакожь, еслибъ она могла думать о немъ, не вспоминая вмѣстѣ съ тѣмъ и о миссъ Фентонъ, она не страдала бы такъ; но бѣдняжка смотрѣла на нихъ, какъ на двухъ страстныхъ любовниковъ, и сердце ея было добычей страшныхъ пытокъ.

Не многіе испытываютъ въ полной мѣрѣ чувства ревности, потому-что не многіе любятъ истинно; но у тѣхъ, чье сердце испытало истинную любовь, у тѣхъ не только душа, но каждый нервъ дышетъ, ревностью, Такъ бѣдная миссъ Мильнеръ глубоко страдала, когда воображеніе представляло ей лорда Эльмвуда вмѣстѣ съ миссъ Фентонъ.

Когда опера кончилась, она поспѣшно вышла изъ ложи, какъ-будто желая скрыться отъ страданій, которыя овладѣли ея сердцемъ. Она не вошла въ фойэ, не смотря на убѣжденія миссъ Вудли, но дожидалась своей кареты у центральнаго подъѣзда.

Печальная, страдающая, невнимательная ни къ чему, что происходило вокругъ нея, она вдругъ почувствовала, что чья-то рука тихо сжала ея руку, и чей-то тихій, робкій голосъ сказалъ: «позволите ли мнѣ довести васъ до кареты?» Она опомнилась и увидала передъ собою лорда Фредерика Лоунли. Было ли ея сердце, занятое въ то время любовью къ другому, болѣе обыкновеннаго доступно любви, или она хотѣла отмстить Эльмвуду, только она, казалось, была очень-рада видѣть Фредерика. Молодой человѣкъ замѣтилъ это съ восхищеніемъ. Хотя миссъ Мильнеръ не чувствовала къ нему насколько любви, но была признательна ему, и потому очень-простительно, если объ по ошибкѣ принялъ это чувство признательности за искру скрываемой нѣжности. Однакожъ, Фредерикъ не вышелъ изъ границъ уваженія, посадилъ миссъ Мильнеръ въ карету и исчезъ. Дорогою, миссъ Вудли старалась разсѣять свою подругу и похвалами лорду Фредерику, обратить на него ея вниманіе; но эта попытка не понравилась миссъ Мильнеръ и она сказала:

— Какъ? любить повѣсу… развратника по ремеслу! Нѣтъ, это невозможно! Для меня такой человѣкъ ненавистенъ. Что за радость, что за гордость внушить страсть тому, въ сердцѣ котораго сотня другихъ женщинъ могутъ безъ труда легко пробудить ее.

— Удивительно! воскликнула миссъ Вудли: — когда дѣло идетъ о расположеніи вашего сердца, ваши чувства совершенно не походятъ въ тѣ, которыя имѣютъ вообще всѣ женщины, и междутѣмъ, вы подвержены большей части слабостей нашего пола.

— Послушайте, моя милая, возразила миссъ Мильнеръ: — сравните приторную и досадную угодливость развратника съ одушевленной страстью добродѣтельнаго человѣка, и разсудите, кому отдать преимущество?

Миссъ Вудли улыбнулась, выслушавъ мнѣніе; но, судя по видимой искренности, съ которою оно было высказало, она убѣдилась, что теперешнее поведеніе ея подруги въ-отношеніи къ лорду Фредерику было чисто дѣломъ случая.

Карета лорда Эльмвуда подъѣхала къ дому въ одно время съ каретой его питомицы. Эльмвудъ и Сандфоръ провели вечеръ у мистера Фентона.

Когда всѣ собрались въ залѣ, миссъ Мильнеръ спросила своего опекуна:

— Что же вы не пріѣхали, милордъ?

— Очень досадно, но я надѣюсь, что вы меня не ожидали?

— Какъ не ожидали? вѣдь вы сказали, что пріѣдете.

— Еслибъ я сказалъ, что пріѣду, то ненремѣнно пріѣхалъ бы, возразилъ Эльмвудъ: — но я обѣщалъ быть на условіи…

— И я свидѣтелемъ… воскликнулъ Сандфоръ: — милордъ сказалъ, что это будетъ зависѣть отъ миссъ Фентонъ.

— А она, по своему мрачному расположенію духа, предпочла остаться дома, замѣтила миссъ Мильнеръ.

— Какое мрачное расположеніе духа, милордъ? возразилъ Сандфоръ: — напротивъ, миссъ Фентонъ довольно веселая дѣвушка, и я еще некогда не видалъ ее въ такомъ чудномъ расположеніи духа, какъ сегодня. Не такъ ли, милордъ?

Эльмвудъ не отвѣчалъ ни слова.

— Боже мой, мистеръ Сандфоръ, сказала миссъ Мильнеръ: — я вовсе не думала нападать на характеръ миссъ Фентонъ; я только замѣтила, что она очень любитъ неподвижное спокойствіе.

— Я думаю, возразилъ Сандфоръ: — что скорѣе слѣдовало бы строго порицать тѣхъ, которыя слишкомъ любятъ разъѣзжать и не сидятъ ни минуты на мѣстѣ.

— Надѣюсь, однакожь, сказалъ Эльмвудъ, обращаясь къ миссъ Мильнеръ: — что въ мое отсутствіе съ вами не случилось ничего дурнаго, потому-что, какъ я вижу, съ вами былъ кавалеръ…

— И даже два, отвѣчалъ маленькія сынъ лэди Ивенсъ, котораго миссъ Мильнеръ брала съ собою въ театръ.

— Какъ два? спросилъ Эльмвудъ.

Ни миссъ Мильнеръ, ни миссъ Вудли не отвѣчали.

— Помните, миссъ, продолжалъ малютка: — этотъ господинъ, что посадилъ васъ въ карету, и котораго вы называли милордомъ.

— А, онъ говоритъ о лордъ Фредерикѣ Лоунли, сказала небрежно миссъ Мильнеръ, но покраснмассъвъ отъ стыда.

— Такъ онъ посадилъ васъ въ карету? съ живостью спросилъ лордъ Эльмвудъ.

— Совершенно случайно, милордъ, отвѣчала миссъ Вудли: — у подъѣзда было такъ много…

— Я нахожу, милордъ, перебилъ Сандфоръ: — что васъ не было очень-кстати.

— Еслибъ лордъ Эльмвудъ, возразила миссъ Мильнеръ: — былъ съ нами, мы не имѣли бы нужды ни въ чьей помощи.

— Лордъ Эльмвудъ, миссъ, очень-часто бывалъ съ вами, замѣтилъ Сандфоръ: — и однакожь…

— Мистеръ Сандфоръ, перебилъ Эльмвудъ: — время ложиться спать… вашъ разговоръ мѣшаетъ дамамъ уйдти.

— Васъ, милордъ, нельзя упрекнуть въ этомъ, замѣтила миссъ Мильнеръ: — вы не говорите ничего.

— Я боюсь оскорбить…

— И не думаете ли вы также понравиться? Не рискуя однимъ, не возможно достичь другаго.

— Я думаю, что теперь, по-крайней-мѣрѣ, это было бы слишкомъ отважно, возразилъ Эльмвудъ, и пожелавъ всѣмъ покойной ночи, быстро вышелъ.

— Лордъ Эльмвудъ, замѣтила миссъ Мильнеръ, — сегодня что-то слишкомъ серьёзенъ: онъ вовсе не походитъ и а человѣка, который провелъ вечеръ съ любимой женщиной.

— Быть-можетъ, онъ грустенъ потому, что оставилъ ее, сказала миссъ Вудли.

— Наиротивъ, возразилъ Сандфоръ: — милордъ обиженъ тѣмъ, что говорила миссъ Мильнеръ о его невѣстѣ.

— Я ничего не сказала…

— Ничего? не вы ли сказали, что у нея мрачное расположеніе луха?…

— Вы перебили меня… я хотѣла сказать, что не говорила про нее ничего такого, чего бы не думала о ней.

— Если вы такъ неблагопріятно думаете, то не должны выражать своихъ мыслей.

— Въ такомъ случаѣ, быть можетъ, мнѣ пришлось бы молчать всю жизнь.

— И прекрасно. По-крайней-мѣрѣ, тогда вы не сказали бы никому ничего обиднаго. Знаете ли вы, миссъ, что милордъ женится на миссъ Фентонъ!

— Знаю! отвѣчала миссъ Мильнеръ.

— Знаете ли, что онъ ее любитъ?

— Нѣтъ, не знаю.

— Какъ? стало-быть, вы предполагаете, что онъ не любитъ ея.

— Я предполагаю, что любитъ, но не имѣю на то доказательствъ.

— Ну, если вы предполагаете, что онъ любитъ ее, какъ же вы осмѣлились критиковать ее при немъ?

— Я вовсе не критиковала миссъ Фентонъ. Если я назвала ее мрачной, то я знала, что и лордъ Эльмвудъ и вы удивляетесь этому роду характеровъ.

— Каковъ бы ни былъ, миссъ, ея характеръ, всякій ему удивляется… онъ вовсе не таковъ, какимъ вы его описывали: въ миссъ Фентонъ много живости, которая происходитъ прямо отъ сердца.

— О, — нѣтъ; еслибъ ея живость выходила прямо изъ сердца, я тоже удивлялась бы ей; но она, напротивъ, наводитъ страшную тоску…

— Ну, довольно! воскликнула миссъ Вудли: — пора намъ разойдтись: вы можете кончить вашъ диспутъ завтра.

— Диспутъ! извините, миссъ Вудли, возразилъ Сандфоръ: — отъ роду я не держалъ диспута ни съ кѣмъ, кто не былъ по-крайней-мѣрѣ докторомъ богословія. — Въ настоящую минуту, я только замѣчалъ вашей подругѣ, что не надо смѣяться надъ добродѣтелями, которыя не мѣшало бы имѣть и ей самой. Миссъ Фентонъ прекрасная молодая дѣвушка, вполнѣ достойная такого мужа, какого найдетъ она въ лордѣ Эльмвудѣ.

— Я увѣрена, что то же думала и миссъ Мильнеръ, возразила миссъ Вудли: — она всегда была высокаго мнѣнія о миссъ Фентонъ; и то, что сказала теперь, разумѣется, сказала въ шутку.

— Но шутка вещь очень опасная, особенно, когда она сопровождается злобнымъ смѣхомъ; я самъ былъ свидѣтелемъ, какъ одна шутка погубила добродѣтельную женщину, какъ другая — внушила женѣ отвращеніе, къ мужу, какъ, наконецъ, третья — разрушила бракъ…

— Но я полагаю, что въ настоящемъ случаѣ нечего опасаться ни того, по другаго, ни третьяго, возразила миссъ Вудли.

— О, надѣюсь, что нѣтъ, я не дай Богъ… отвѣчалъ Сандфоръ: — они созданы другъ для друга: ихъ нравы, ихъ склонности, ихъ виды одни и тѣ же… Ихъ взаимная привязанность совершенно одинакова, чистая, свѣтлая, какъ снѣгъ.

— И какъ снѣгъ холодная, прибавила миссъ Мильнеръ.

Сандфоръ, казалось, былъ раздраженъ до послѣдней крайности.

— Ахъ, моя милая, возразила миссъ Вудли: — какъ можете вы говорить это? право, можно подумать, что вы просто завидуете миссъ Фентонъ, и досадуете, что лордъ Эльмвудъ не предложилъ вамъ руки своей.

— Ей! воскликнулъ Сандфоръ, стараясь выказать величайшее удивленіе: — не-уже-ли вы можете думать, что милордъ отступилъ отъ своихъ обѣтовъ затѣмъ, чтобы сдѣлаться мужемъ кокетки, мужемъ…

— Послушайте, мистеръ Сандфоръ, сказала миссъ Мильнеръ, перебивая его; — я вижу по всему, что мое величайшее преступленіе въ вашихъ глазахъ то, что я еретичка.

— Напротивъ, это единственное обстоятельство, которое нѣсколько оправдываетъ какъ; иначе невозможно было бы ничѣмъ извинить васъ….

— Наконецъ-то вы хоть чѣмъ-нибудь извиняете меня… Благодарю васъ, мистеръ Сандфоръ… Это самыя обязательныя слова, которыя вы сказали мнѣ во все время нашего, знакомства. Но мнѣ грустно видѣть, что вы, кажется, досадуете на то, что произнесли ихъ.

— Какъ? я досадую на то, что вы еретичка? Вовсе нѣтъ; напротивъ, мнѣ было бы больно, еслибъ вы принадлежали къ нашей религіи, и ее оскорбляли такъ, какъ оскорбляете свою…

Весь вечеръ миссъ Мильнеръ была дурно расположена: ея терпѣніе подверглось тяжкимъ испытаніямъ; но грубость послѣднихъ словъ Сандфора рѣшительно поразила ее… въ сильномъ волненіи, она вскочила со стула и вскричала:

— Боже мой, за что такъ грубо обходятся со мной? что я сдѣлала?

Хотя Сандфора не легко было устрашить, но въ настоящемъ случаѣ онъ видимо смутился и крайне встревожился. Онъ глядѣлъ вокругъ себя съ такимъ изумленіемъ, которое очень походило на боязнь. Миссъ Вудли сжала въ своихъ объятіяхъ бѣдную подругу и съ нѣжностью, съ состраданіемъ сказала ея:

— Ради Бога, успокоитесь, моя милая…

Миссъ Мильнеръ сѣла, но ея мрачное безмолвіе почти столько же тревожило о устрашало Сандфора, сколько ея гнѣвъ, и онъ только тогда совершенно пришелъ въ себя, когда увидалъ на ея щекахъ слезы… Онъ радостно вздохнулъ, увидавъ, что все кончилось такъ спокойно, но во глубинѣ души обѣщалъ себѣ никогда не забывать страшнаго ужаса, которому подвергнулся въ эту минуту. Черезъ нѣсколько времени, онъ тихонько вышелъ изъ комнаты. Когда, передъ отходомъ ко сну, Сандфоръ сталъ читать молитву, онъ съ набожностью, съ жаромъ произнесъ имя миссъ Мильнеръ, умоляя Всевышняго простить грѣшницу.

XXII.

Хотя миссъ Мильнеръ провела множество безсонныхъ ночей, но послѣдняя ночь не принадлежала къ этому числу: страданія сильно утомили ее и она скоро впала въ глубокое усыпленіе: но тяжелъ и неосвѣжителенъ былъ безпокойный сонъ ея.

Утромъ на другой день, она чувствовала себя сильно разстроенной, и послала сказать, что не можетъ прійдти къ завтраку. Лордъ Эльмвудъ, казалось, былъ очень встревоженъ этой вѣстью и даже Сандфоръ склонилъ голову.

— Здоровье миссъ Мильнеръ что-то очень-плохо, замѣтила мистриссъ Гортонъ.

Эльмвудъ положилъ газету и внимательно слушалъ, что она говорила.

— Да, продолжала мистриссъ Гортонъ: — мнѣ кажется, что въ ней происходитъ что-то необычайное.

— Мнѣ то же кажется, прибавилъ Сандфоръ съ насмѣшливой улыбкой.

— И я то же думаю, замѣтила миссъ Будли съ глубокимъ вздохомъ.

Лордъ Эльмвудъ поперемѣнно смотрѣлъ на нихъ, и когда они перестали говорить, онъ, казалось, не зналъ, что заключить изъ всего сказаннаго.

Послѣ завтрака Сандфоръ и мистриссъ Гортонъ тотчасъ же ушли каждый въ свою комнату. Эльмвудъ и миссъ Вудли остались одни.

— Я нахожу, сказалъ Эльмвудъ: — что миссъ Мильнеръ очень-дурно сдѣлала, доставивъ лорду Фредерику случай говорить съ собою… Впрочемъ, можетъ-быть, она желаетъ, чтобъ лордъ снова посватался на ней.

— Извините, милордъ, отвѣчала миссъ Вудли: — я навѣрное знаю, что она не имѣетъ этого намѣренія, и если она вчера встрѣтилась съ нимъ и позволила проводить себя до кареты, то это просто дѣло случая.

— Очень радъ, если это правда, потому-что хотя я вовсе не подозрителенъ, но все-таки подозрѣваю ея привязанность къ лорду Фредерику.

— Напрасно, милордъ, отвѣчала миссъ Вудли съ улыбкой.

— Однакожь, согласитесь, возразилъ Эльмвудъ: — что ея поведеніе служитъ достаточной основой моихъ подозрѣній. Не безпрестанно ли она противорѣчитъ себѣ?

— О, милордъ, это безъ сомнѣнія доказываетъ только, что она влюблена.

— Не то же ли я и говорю, и не оправдываетъ ли это моихъ подозрѣній? съ живостью спросилъ Эльмвудъ.

— Но развѣ лордъ Фредерикъ только и есть одинъ человѣкъ, на котораго должны падать эти сомнѣнія? замѣтила миссъ Вудли, покраснѣвъ до ушей.

— По-крайней-мѣрѣ, я не знаю никого другаго, возразилъ Эльмвудъ въ удивленіи.

— Можетъ-быть, я ошибаюсь, сказала миссъ Вудли.

— О, это невозможно, возразилъ Эльмвудъ: — вы обладаете ея довѣренностью; вы безпрестанно находитесь съ ней. По-этому, еслибъ даже она и не повѣряла вамъ своихъ тайнъ, все-таки вы могли бы знать всѣ ея склонности; а между-тѣмъ, я знаю, что она вполнѣ довѣряетъ вамъ и радуюсь этому.

— Да, мнѣ кажется, что я совершенно угадываю всѣ ея чувства, отвѣчала миссъ Вудли съ значительнымъ видомъ, который рѣшительно убѣдилъ Эльмвуда въ томъ, что она знаетъ какую-то тайну.

Съ минуту длилось молчаніе. Наконецъ онъ сказалъ:

— Я вовсе не желаю выпытывать тайнъ, которыя, кажется, хотятъ скрывать отъ меня, и тѣмъ болѣе я не хотѣлъ бы воспользоваться какимъ-нибудь неделикатнымъ средствомъ, чтобъ узнать ихъ. Я вижу, что съ моей стороны неприлично дѣлать вамъ еще какіе-нибудь вопросы на счетъ чувствъ миссъ Мильнеръ, и однакожъ я крайне сожалѣю, что не знаю ихъ такъ же хорошо, какъ вы. Я желалъ бы доказать миссъ Мильнеръ мое дружеское участіе, но она не позволяетъ мнѣ этого сдѣлать, и все, что предпринимаю я для ея счастія, я дѣлаю совершенно не зная, къ чему оно поведетъ.

Миссъ Вудли вздохнула, но не сказала ни слова. Эльмвудъ, казалось, ожидалъ ея отвѣта; по какъ она не говорила ничего, онъ продолжалъ;

— Еслибъ когда-нибудь можно было злоупотребить чье-нибудь довѣріе, то ужъ, конечно, въ настоящемъ случаѣ это было бы очень-простительно. Не только мой характеръ и мое значеніе въ-отношеніи къ миссъ Мильнеръ, но и самыя обстоятельства дозволяютъ мнѣ принять на себя эту довѣренность. Мое счастіе такъ тѣсно связано съ счастіемъ моей питомицы, что одно это, не говоря уже о моей чести, можетъ служить доказательствомъ того, что эта довѣренность была бы свято и неприкосновенно хранима мною.

— О, милордъ, воскликнула миссъ Вудли: — вамъ болѣе нежели кому-нибудь другому она не дозволила бы мнѣ повѣрить своей тайны.

— Почему же? спросилъ съ жаромъ Эльмвудъ: — развѣ, имѣя друга, нужно опасаться его? Развѣ нужно не дозволять ему раздѣлять опасность вмѣстѣ съ нами? развѣ нужно страшиться совѣтовъ, которые могли бы спасти насъ? Миссъ Вудли, прибавилъ онъ прерывающимся отъ волненія голосомъ: — вѣрите ли вы мнѣ, что для счастія миссъ Мильнеръ я сдѣлалъ бы все на свѣтѣ?

— Все, что дозволяетъ честь, милордъ.

— Что жь? развѣ ея склонность такъ непозволительна, что мнѣ стыдно одобрять ее?

Миссъ Вудли опять ничего не отвѣчала и Эльмвудъ продолжалъ:

— Какъ бы ни была велика моя дружба, однакожь, она имѣетъ границы, — границы, которыя спасутъ вашу подругу противъ ея воли. Я знаю, что нерѣдко очень-трудно объяснить склонности женщинъ, когда рѣшается важный вопросъ брака; часто въ эти минуты испорченность ихъ вкусовъ, развращенность нрава бываютъ особенно поразительны. Если и миссъ Мильнеръ находится въ этомъ же положеніи, я не соглашусь на ея выборъ. Если она не умѣетъ оцѣнить себя по достоинству, за то съумѣю я. Независимо отъ богатства, она можетъ каждаго плѣнить своей красотою. Не смотря на легкомысленность, въ характерѣ ея есть искренность, много природнаго ума, много милой живости и скромной кротости… Эти качества легко могутъ пріобрѣсть ей любовь человѣка самаго деликатнаго по чувствамъ, самаго серьёзнаго и основательнаго по уму; и я не допущу, чтобъ всѣ эти прекрасныя свойства ея были унижены… Я обязанъ предостеречь ее отъ унизительнаго союза, и исполню эту обязанность.

— Нѣтъ, милордъ, сказала миссъ Вудли: — вкусъ вашей питомицы не развращенъ; напротивъ, онъ прихотливъ до утонченности.

— Я не понимаю васъ, миссъ Вудли, возразилъ Эльмвудъ: — вы говорите такимъ таинственнымъ тономъ… Стало-быть, она боятся, что я воспротивлюсь ея склонности?

— Она убѣждена въ этомъ.

— Въ такомъ случаѣ, любимая ей особа, вѣроятно, недостойна ея?

Миссъ Вудли встала, каждый взглядъ ея, каждый жестъ поперемѣнно обличали то ея рѣшимость открыть тайну, то боязнь это сдѣлать. Вниманіе Эльмвуда было уже возбуждено, но оно дошло, наконецъ, до степени любопытства и изумленія.

— Милордъ, сказала миссъ Вудли трепещущимъ голосомъ: обѣщайте мнѣ, поклянитесь мнѣ свято хранить тайну, и я открою вамъ, кого любитъ миссъ Мильнеръ.

Эльмвудъ затрепеталъ. Онъ перебралъ въ умѣ своемъ всѣхъ, кого только могъ вспомнить, чтобъ мыслію, скорѣе, нежели словомъ, добраться до истины. Но все было напрасно, и онъ снова взглядомъ спрашивалъ миссъ Вудли. Она въ смущеніи не могла сказать ни слова. Эльмвудъ снова сталъ искать въ головѣ своей разгадки, и на этотъ разъ съ полнымъ успѣхомъ; предметъ тотчасъ представился ему: это бьулъ онъ самъ.

Быстрый переходъ различныхъ чувствъ, которыя тотчасъ же отпечатлѣлись на лицѣ Эльмвуда, служилъ для миссъ Вудли доказательствомъ, что тайна разгадана. Она закрыла лицо руками, и слезы, падавшія на грудь ея, болѣе чѣмъ всевозможныя клятвы убѣдили лорда въ справедливости его предположенія. Съ минуту длилось общее молчаніе. Миссъ Вудли была какъ въ пыткѣ, ожидая отъ него отвѣта. Наконецъ, онъ сказалъ:

— Умоляю васъ, миссъ, берегитесь того, что вы сказали… вы разрушили всѣ мои будущіе планы… вы показали мнѣ этотъ бѣдный міръ со стороны слишкомъ-драгоцѣнной…

Миссъ Вудли подняла голову, и ея глаза встрѣтились съ глазами лорда Эльмвуда. Она увидѣла въ нихъ дивный блескъ надежды, изумленія, радости и любви… Что говорю я! она замѣтила въ этихъ глазахъ странный огонь, огонь пылкой, необузданной страсти и испугалась его… Она желала, чтобъ Эльмвудъ любилъ миссъ Мильнеръ, но любилъ умѣренно. Бѣдная миссъ Вудли очень-плохо знала любовь, и не догадалась, что любить такъ, какъ ей желалось, значило не любить вовсе, по-крайней-мѣрѣ, любить не столько, чтобъ имѣть силу разрушить всѣ возможныя препятствія, которыя представлялись союзу ея подруги съ лордомъ Эльмвудомъ.

Эльмвудъ замѣтилъ, что его присутствіе приводило въ смущеніе миссъ Вудли и угадалъ упреки, которые она мысленно себѣ дѣлала. Чтобъ успокоить ее, онъ сказалъ, положивъ руку на сердце:

— Вѣрите ли вы мнѣ, миссъ?

— О, да, милордъ, отвѣчала миссъ Вудли дрожащимъ голосомъ.

— Я не употреблю во зло тайны, которую знаю.

— Я въ этомъ увѣрена, милордъ.

— Но то, что говоритъ мнѣ теперь мое сердце, продолжалъ Эльмвудъ: — не можетъ служить обѣтомъ, клятвой на будущее время. Мое сердце въ волненіи, мои страсти теперь торжествуютъ, но до-сихъ-поръ, однакожь, онѣ никогда не побѣждали меня, и даже въ настоящемъ случаѣ, я надѣюсь, разумъ мой будетъ до конца бороться съ ними…

Эльмвудъ хотѣлъ вы идти изъ комнаты. Миссъ Вудли остановила его и сказала:

— Но, милордъ, что жь мнѣ дѣлать? какъ должно мнѣ теперь смотрѣть на несчастный предметъ моей измѣны?

— Смотрите на нее, отвѣчалъ Эльмвудъ: — какъ на человѣка которой вы не хотѣли сдѣлать никакого зла, и именно не сдѣлали его.

— Но она не будетъ такъ думать.

— Право, мы не можемъ теперь судить ни о чемъ… возразилъ Эльмвудъ: — я внѣ себя отъ вѣсти, которую узналъ отъ васъ… и, однакожь, можетъ-быть, для меня лучше было бы не узнавать ее…

Миссъ Вудли хотѣла еще что-то сказать, но Эльмвудъ, въ сильномъ волненіи, быстро вышелъ изъ комнаты.

XXIII.

Миссъ Вудли, оставшись одна, долго думала, какъ бы ей скрыть слезы и въ этомъ положеніи избѣжать встрѣчи съ миссъ Мильнеръ, отъ которой она должна была скрывать свою измѣну. Она ухватилась за первое попавшееся средство — велѣла подать карету и поѣхала за городъ.

Когда она воротилась къ обѣду, на ея глазахъ вовсе не было замѣтно слезъ, и она отъ всѣхъ любопытныхъ отговаривалась головной болью.

Миссъ Мильнеръ тоже явилась къ обѣду, хотя и не ѣла почти ничего. Лорда Эльмвуда не было, что доставило миссъ Вудли большое удовольствіе, и приводило въ отчаяніе Сандфора. Онъ нѣсколько разъ спрашивалъ у людей, что сказалъ уходя милордъ. — Онъ сказалъ только, что не обѣдаетъ дома, отвѣчали ему.

— Не могу себѣ представить, гдѣ бы онъ могъ обѣдать? восклицалъ Сандфоръ.

— Ахъ, Боже мой! сказала мистриссъ Гортонъ: — не-уже-ли вы не угадываете, что онъ обѣдаетъ у миссъ Фентонъ?

— Нѣтъ, его у нихъ не было весь день, возразилъ Сандфоръ: — я сейчасъ отъ нихъ.

При этихъ словахъ, бѣдная миссъ Мильнеръ нѣсколько успокоилась, потому-что, когда мы потеряемъ всякую надежду, малѣйшее благопріятное обстоятельство приноситъ намъ великую радость.

Не смотря на безпокойство и смущеніе, которыя цѣлое утро не оставляли ни на минуту миссъ Вудли, за обѣдомъ она была такъ покойна, какъ ужь не была давно. Совершенная увѣренность въ обѣщанія лорда, ласковость миссъ Мильнеръ, которая не переставала оказывать ей свое дружеское расположеніе, и совершенное сознаніе чистоты своихъ намѣреній, все это самымъ утѣшительнымъ образомъ убѣдило ее, что ей не въ чемъ было упрекать себя; одно ее нѣсколько тревожило: необходимая встрѣча съ лордомъ Эльмвудомъ.

Миссъ Мильнеръ весь вечеръ провела дома; она читала, играла на арфѣ, мечтала, вздыхала, разговаривала съ миссъ Вудли и такимъ образомъ убила время до десяти часовъ. Тутъ мистриссъ Гортонъ предложила Сандфору съиграть партію въ пикетъ, и когда тотъ отказался, миссъ Мильнеръ охотно замѣнила его. Едва только партія началась, вошелъ Эльмвудъ. Физіономія миссъ Мильнеръ вдругъ оживилась. Хотя она была въ утреннемъ неглиже и очень блѣдна, тѣмъ не менѣе она была прекрасна. Миссъ Вудли стояла за ея стуломъ и смотрѣла на игру. Сандфоръ сидѣлъ у камина и читалъ одного изъ отцовъ церкви. Лордъ Эльмвудъ поклонился и подошелъ къ миссъ Мильнеръ, которой онъ не видалъ со вчерашняго дня, но въ эту миниту Сандфоръ положилъ книгу и спросилъ:

— Гдѣ вы были весь нынѣшній день, милордъ?

— Я былъ сегодня очень занятъ, отвѣчалъ Эльмвудъ, и отошелъ отъ стола, за которымъ сидѣли ламы.

Миссъ Мильнеръ ходила вмѣсто одной карты другою.

— Были вы вечеромъ у мистера Фентона?

— Нѣтъ.

Миссъ Мильнеръ положила вмѣсто червоннаго короля бубноваго туза,

Мистриссъ Гортонъ просила ее обращать вниманіе на игру.

— Отъ-чего вы не были? спросилъ Сандфоръ.

— Я буду у нихъ завтра, отвѣчалъ Эльмвудъ, и потомъ, церемонно подойдя къ миссъ Мильнеръ, спросилъ у ней, каково ея здоровье.

— Мнѣ гораздо лучше, милордъ, отвѣчала она.

Во все это время, глаза Эльмвуда ни разу не встрѣтились съ глазами миссъ Вудли, которая тоже избѣгала его взглядовъ.

Въ эту минуту принесли нѣсколько холодныхъ блюдъ на ужинъ.

Миссъ Мильнеръ проиграла партію.

Когда сѣли за столъ, мистрисъ Гортонъ обратилась къ миссъ Мильнеръ и сказала:

— Пожалуйста, миссъ, покушайте чего-нибудь горячаго: сегодня вы рѣшительно ничего не кушали.

— Позвольте мнѣ приказать что-нибудь принести для васъ… сказалъ Эльмвудъ.

Эти слова лорда, произнесенныя съ большимъ участіемъ, были чрезвычайно пріятны миссъ Мильнеръ. Она покраснѣла, но поблагодарила опекуна, увѣряя, что для нея очень-довольно того, что стояло передъ нею. Но она все-таки не могла ничего съѣсть и поблѣднѣла, стараясь принудить себя къ этому. Лордъ Эльмвудъ всегда былъ къ ней очень внимателенъ; но теперь онъ ухаживалъ за него, какъ за ребенкомъ, самъ перемѣнилъ ея тарелку, положилъ другаго кушанья, и все это дѣлалъ съ необыкновенною бдительностью, какъ-будто-бы онъ былъ доброе и чувствительное дитя, а она его любимая птичка, потеря которой отравила бы всю радость его праздничныхъ дней.

Въ этомъ вниманіи было столько нѣжности, столько предупредительности и столько искренности, что и Сандфоръ и мистриссъ Гортонъ замѣтили его, а у миссъ Вудли на глазахъ выступили слезы. Что же касается до миссъ Мильнеръ — то ея сердце было исполнено признательностью, которая не оставляла мѣста никакому другому чувству, кромѣ любви.

Чтобы разсѣять безпокойство опекуна, миссъ Мильнеръ старалась казаться веселою, и кончила тѣмъ, что дѣйствительно повеселила — тогда Эльмвудъ съ милой заботливостью предложилъ ей выпить рюмку вина. Сандфоръ съ неудовольствіемъ замѣчалъ все это, и наконецъ, какъ человѣкъ, непривыкшій скрывать своихъ мыслей передъ тѣми, которые были въ залѣ, грубо сказалъ:

— Въ прошедшій разъ, когда миссъ Фентонъ была нездорова, вы, милордъ, не безпокоились о ней и въ-половину этого.

— У миссъ Фентонъ есть братъ, возразилъ Эльмвудъ: — онъ долженъ заботиться о здоровья и счастіи своей сестры, а попеченія о миссъ Мильнеръ лежатъ на мнѣ одномъ.

Еслибъ Сандфоръ положилъ къ ногамъ миссъ Мильнеръ все состояніе лорда Эльмвуда, или подарилъ ей вѣчную свѣжесть, украшающую ликъ богини, и тогда онъ не сдѣлалъ бы ей столько удовольствія, сколько принесли эти, довидимому незначительныя слова. Она взглянула на него съ дружеской улыбкой и досадовала, что иногда оскорбляла его.

— Право, я боюсь, мистеръ Сандфоръ, сказала она: — что вчера очень-невѣжливо вела себя съ вами. Угодно ли вамъ принять мое извиненіе?

— Нѣтъ, миссъ, я не принимаю извиненій… мнѣ нужно исправленіе въ грѣхѣ…

— Такъ что жь? замѣтила она съ улыбкой: — положимъ, что я обѣщаю никогда не обижать васъ, что изъ этого выйдетъ?

— Какъ что? воскликнулъ Сандфоръ: — разумѣется, вы не сдержите вашего обѣщанія.

— Не давайте же ему, миссъ, ни какихъ обѣщаній, сказалъ Эльмвудъ: — онъ нарочно постарается, чтобъ вы не сдержали ихъ.

Вечеръ прошелъ въ подобныхъ разговорахъ, и миссъ Мильнеръ ушла въ свою комнату въ пріятномъ расположеніи духа; миссъ Вудли тоже была очень довольна, но ея удовольствіе, однакожь, не мало смущалось мыслію о миссъ Фентонъ. Ей очень хотѣлось узнать сердце этой дѣвушки, чтобъ быть безпристрастнымъ судьей между ею и миссъ Мильнеръ. Къ-несчастію, въ послѣднее время, миссъ Фентонъ избѣгала ихъ общества, и даже, если ей случалось быть у нихъ, она была такъ осторожна, что трудно было разгадать ея сердце и мысли. И такъ миссъ Вудли принуждена была прибѣгнуть единственно къ своему собственному сужденію и отдать остальное на волю провидѣнія.

XXIV.

Въ нѣсколько недѣль въ домѣ лорда Эльмвуда все приняло другой видъ. Эльмвудъ сдѣлался открыто женихомъ миссъ Мильнеръ; она почитала себя счастливѣйшимъ изъ существъ; миссъ Вудли раздѣляла ея радость.

Мистеръ Сандфоръ досадовалъ, что миссъ Мильнеръ была предпочтена его любимицѣ, миссъ Фентонъ. Хотя онъ былъ человѣкъ, облеченный священническимъ саномъ, однакожъ онъ не могъ перенести этого обстоятельства и горесть его выражалась въ совершенно мірскомъ отчаяніи. Онъ едва могъ говорить съ Эльмвудомъ; — не хотѣлъ смотрѣть на миссъ Мильнеръ и былъ недоволенъ всѣмъ свѣтомъ. При первой вѣсти о намѣреніи лорда Эльмвуда жениться на миссъ Мильнеръ, Сандфоръ хотѣлъ оставить его домъ; и такъ-какъ графъ съ твердостью противился всѣмъ его совѣтамъ по этому поводу, онъ рѣшился никогда ихъ не давать ему. Но въ послѣднюю минуту, уже готовый навсегда разлучиться съ своимъ другомъ, своимъ воспитанникомъ, своимъ патрономъ, который, не смотря на свое званіе, на свои лѣта, большею частію слѣпо повиновался его волъ, онъ рѣшился остаться, боясь, чтобъ Эльмвудъ, не поддерживаемый имъ, не погибъ въ порывѣ своей страсти.

— Милордъ, сказалъ онъ ему однажды: — хотя вы и не хотите, плавая по бурному морю страстей, избѣгать пламеиныхъ опасностей, которыя вамъ указываетъ вашъ вѣрный лоцманъ, но онъ все-таки пустится съ вами въ путь и будетъ оплакивать ваше крушеніе. Чѣмъ болѣе будете вы презирать мои совѣты, тѣмъ болѣе они будутъ вамъ нужны. И такъ, я не покину васъ до-тѣхъ-поръ, пока вы не велите мнѣ оставить вашъ домъ, что, конечно, вы скоро сдѣлаете въ угодность вашей женѣ.

Лордъ Эльмвудъ искренно любилъ Сандфора, и былъ очень доволенъ его намѣреніемъ; но какъ только его разумъ и сердце говорили ему, что онъ долженъ разрушить свои связи съ миссъ Фентонъ и жениться на своей питомицѣ, онъ рѣшительно не хотѣлъ слушать ни какихъ совѣтовъ своего бывшаго наставника. Сандфорь съ грустію замѣтилъ эту рѣшимость Эльмвуда; но чувствуя, что безполезно бороться съ нею, — противъ воли покорился.

Эта внезапная перемѣна намѣреній лорда Эльмвуда почти нисколько не подѣйствовала на миссъ Фентонъ: она была бы довольна, еслибъ вышла замужь; но не менѣе была довольна и тѣмъ, что оставалась дѣвицей.

Эльмвудъ поручилъ Сандфору увѣдомить ее объ этомъ и испросить у ней назадъ слово, данное имъ: миссъ Фентонъ выслушала Сандфора съ своей обыкновенной улыбкой одобренія, и съ обыкновеннымъ холоднымъ равнодушіемъ.

Эльмвудъ хорошо зналъ апатическій характеръ миссъ Фентонъ, и потому союзъ съ нею обѣщалъ ему грустную, мрачную зиму на все время жизни; тогда какъ чувствительность и живость миссъ Мильнеръ служили ему вѣрной порукой за то, что бракъ съ него будетъ вѣчной весною, или еще отраднѣе, онъ представлялъ его воображенію разнообразную перспективу весны, лѣта и осени.

Это-то сознаніе апатическаго характера миссъ Фентонъ и заставило Эльмвуда отказаться отъ союза съ него. Притомъ же онъ зналъ, что миссъ Фентонъ ни сколько не страдала отъ его отказа; она не разъ говорила, что помышляетъ о небесномъ блаженствѣ болѣе, чѣмъ о земномъ. По этому, она смотрѣла на отказъ Эльмвуда какъ на счастливое обстоятельство, которое помогло ей рѣшиться обречь себя монастырской жизни. Мистеръ Фентонъ совершенно былъ согласенъ съ своей сестрою, потому-что все ея состояніе такимъ образомъ должно было перейдти въ его руки.

Счастливая своимъ состояніемъ, утопая въ океанѣ блажеиства, миссъ Мильнеръ часто спрашивала свое сердце: не-уже-ли моя красота еще могущественнѣе, чѣмъ я думала? — и сердце, какъ искусный льстецъ, шептало ей: да, да! — «Доррифоръ, думала она: — строгій, серьёзный Доррифоръ покорился красотѣ моей со всѣмъ самозабвеніемъ страстнаго любовника… Одинъ мой взглядъ, одно движеніе бровей превращаютъ этого гордаго, этого суроваго опекуна въ робкаго невольника любви.»

Потомъ она спрашивала себя: «Но зачѣмъ я долѣе не оставляла его въ недоумѣніи? конечно, онъ не могъ любить меня болѣе, чѣмъ теперь; но за то моя власть надъ нимъ была бы сильнѣе. Его любовь дѣлаетъ меня счастливѣйшею изъ женщинъ, но я хотѣла бы знать, можетъ ли эта любовь выдержать испытанія, покориться моимъ капризамъ? Если нѣтъ, стало-быть, онъ не любитъ меня столько, сколько я желалаю быть любимой; если да, въ такомъ случаѣ мое торжество, мое счастіе увеличилось бы еще болѣе.»

Всѣ эти мысли были чистые призраки прихотливаго воображенія: никогда еще миссъ Мильнеръ не думала вести себя сообразно имъ; но мало-по-малу она стала слушаться этихъ внушеній и наконецъ отъ времени-до-времени начала осуществлять ихъ. Да, ей хотѣлось испытать, будетъ ли она любима не смотря на всѣ недостатки, которые нарочно постарается выказать. На этой мысли вертѣлось теперь все ея честолюбіе… Вотъ пустая слава, которой стремятся достичь женщины, увлеченныя тщеславіемъ.

Безразсудная! она не думала о томъ, что, напротивъ, еслибъ она даже стала тщательно скрывать свои недостатки, и тогда все еще они могли быть достаточнымъ испытаніемъ всего терпѣнія, всей любви Эльмвуда. Но какая женщина, не любитъ испытаній? какая изъ нихъ не дѣлалась ихъ грустной жертвой?

Совершенно увѣренная въ любви Эльмвуда и великодушной довѣренности, замѣнившей его прежнюю подозрительность, миссъ Мильнеръ поправилась здоровьемъ; веселость ея возвратилась и скоро она предалась всѣмъ своимъ прежнимъ привычкамъ, всѣмъ моднымъ капризамъ, открыто, безъ малѣйшей осторожности.

Ослѣпленный любовью, Эльмвудъ сначала не замѣчалъ этого; потомъ сталъ предостерегать ее, и то только тогда, когда ея прихотливость рѣшительно выходила изъ границъ. Но она, прежде кроткая и покорная, сдѣлалась гордой, повелительной и не терпѣла никакихъ противорѣчій. Эльмвудъ удивлялся, но отчасти это ему нравилось, какъ новизна.

Въ числѣ, частыхъ жалобъ ея, была, между-прочимъ, жалоба на недостаточность денегъ для издержекъ. Длинные счеты какъ градъ сыпались на бѣднаго опекуна; и что же составляло содержаніе этихъ счетовъ? разныя бездѣлки для туалета, которыхъ она иногда вовсе не употребляла; часто вещи безполезныя и вышедшія изъ моды; нерѣдко значительное подаяніе, сдѣланное легкомысленно или по капризу.

Кромѣ того, она часто оскорбляла своего опекуна или слишкомъ позднимъ возвращеніемъ домой, или приглашеніемъ такого общества, котораго онъ не одобрялъ.

Миссъ Мильнеръ была въ восхищеніи, видя, какъ любовь дѣлала Эльмвуда слишкомъ снисходительнымъ къ ней, и небрежно, беззаботно выслушивала его предостереженія, желая показать своей подругѣ и особенно Сандфиру, до какой степени простиралась ея власть надъ сердцемъ Эльмвуда.

Между-тѣмъ, какъ дѣлались различныя приготовленія къ свадьбѣ, которая должна была совершиться въ Эльмвуд-Гоузѣ, миссъ Мильнеръ рѣшилась въ остальное время своего пребыванія въ Лондонѣ пользоваться всѣми удовольствіями столицы. Она, однакожъ, нисколько не ставила ихъ въ параллель съ тихими радостями супружеской жизни, которыхъ ожидала съ нетерпѣніемъ, а часто, единственно для сокращенія грустныхъ часовъ, отдѣлявшихъ ее отъ желанной минуты, прибѣгала къ разнообразнымъ удовольствіямъ, которыхъ не одобрялъ ея опекунъ.

Въ это время, вдругъ у лорда Эльмвуда завязался процессъ по имѣнію въ Западной-Индіи. Это обстоятельство и многія другія запутанныя дѣла заставляли лорда часто отлучаться изъ дома, и даже дома онъ нерѣдко по цѣлымъ часамъ безвыходно просиживалъ въ кабинетѣ съ адвокатами. Но если въ это время онъ не могъ наблюдать надъ поведеніемъ своей питомицы, за то Сандфоръ былъ на сторожѣ. Эльмвудъ очень-хорошо зналъ, что Сандфоръ имѣлъ недостатокъ дурно думать о миссъ Мильнеръ; по-этому, когда почтенный прелатъ отдавалъ ему отчетъ въ поведеніи его питомицы, и представлялъ ея истинные недостатки въ преувеличенномъ видѣ, онъ только досадовалъ и на него и на нее.

Впрочемъ, Эльмвулъ скоро самъ замѣтилъ недостатки миссъ Мильнеръ въ ихъ настоящемъ видѣ.

— Ну, что, милордъ, воскликнулъ тогда Сандфоръ съ торжествующимъ видомъ: — не говорилъ ли я вамъ, что этотъ бракъ вовсе неприличенъ вамъ; но вы не хотѣли слушать, не хотѣли видѣть.

— Можете ли вы порицать меня, возразилъ Эльмвудъ: — когда, вы сами оставались слѣпы? Еслибъ вы были безпристрастны и замѣтили достоинства миссъ Мильнеръ такъ же хорошо, какъ ея недостатки, я непремѣнно повѣрилъ бы вамъ и послушался вашихъ совѣтовъ. Но вы замѣчали только ея слабости и ошибались въ ней столько же, сколько ошибался я, видя только одни ея совершенства.

— Однакожъ, милордъ, мои замѣчанія были бы для васъ полезнѣе, потому-что я видѣлъ то, чего должно опасаться.

— За то мои были пріятнѣй, потому-что я видѣлъ то, что всегда долженъ любить.

Сандфоръ вздохнулъ и поднялъ руки къ небу.

— Послушайте, мистеръ Сандфоръ, продолжалъ Эльмвудъ съ рѣшительнымъ видомъ, — теперь и вижу ясно всѣ достоинства и всѣ недостатки миссъ Мильфоръ, и болѣе не позволю себѣ увлекаться: ваши вѣчныя преслѣдованія заставили меня изъ состраданія принять ея сторону, и… это состраданіе скоро превратилось въ любовь.

— Ради Бога, милордъ, возразилъ Сандфоръ: — не сваливайте на меня отвѣтственности за вашу любовь къ миссъ Мильнеръ.

— Не прерывайте меня, сказалъ Эльмвудъ: — каковы бы ни были ваши намѣренія, но слѣдствія ихъ вышли именно таковы, какъ я сказалъ. Теперь я не желаю болѣе, чтобъ ваша непріязнь къ миссъ Мильнеръ придавала болѣе силы красотѣ ея, которая и сама-по-себѣ уже слишкомъ могущественна. Я не хочу болѣе слышать вашихъ жалобъ на нее… я самъ буду слѣдить за ея поступками, и если найду ея умъ и сердце слишкомъ легкомысленными, слишкомъ слабыми для счастія, котораго ищу, будьте увѣрены — этому браку не бывать.

— О, я увѣренъ, что ему не бывать, съ живостію отвѣчалъ Сандфоръ.

— Вы несправедливы, Сандфоръ; нельзя говорить такъ прежде испытанія, и ваша несправедливость заставляетъ меня еще болѣе не слѣдовать вашему примѣру.

— Но, милордъ…

— Мое намѣреніе рѣшительно, продолжалъ Эльмвудъ, перебивая Сандфора: — я не давалъ клятвъ миссъ Мильнеръ, и исполню мое желаніе быть ея мужемъ только тогда, когда она будетъ того достойна; но все-таки, слѣдя со всею строгостію за ея поведеніемъ, я постараюсь быть въ отношеніи къ ней справедливѣе, чѣмъ были вы.

— Милордъ, вы не назовете моихъ замѣчаній несправедливыми, когда будете судить какъ человѣкъ благоразумный, а не какъ влюбленный… Сбросьте съ себя цѣпи любви и вы послѣдуете по моему пути.

— Нѣтъ, мистеръ Сандфоръ, я не буду брать ни съ кого примѣра; самъ буду судьею, и черезъ нѣсколько мѣсяцевъ я или женюсь на миссъ Мильнеръ, или навсегда разлучусь съ нею.

Послѣднія слова лорда Эльмвуда были произнесены съ твердой рѣшимостью, которая доставила большое удовольствіе сердцу Сандфора, и онъ оставилъ графа, поздравляя его съ принятіемъ благоразумнаго намѣренія, и увѣряя, что совершенно убѣжденъ въ томъ, что онъ непремѣнно сдержатъ свое слово.

Составивъ этотъ рѣшительный планъ дѣйствій, Элъмвудъ нѣсколько избавился отъ душевныхъ безпокойствъ, въ которыя его повергли безпрестанныя домашнія ссоры, безпорядокъ, безразсчетное хозяйство, — словомъ, всѣ слѣдствія безразсудной легкомысленности миссъ Мильнеръ.

Мистеръ Сандфоръ хотя и былъ человѣкъ умный, ученый, образованный, безпримѣрный казуистъ, все-таки онъ не замѣчалъ своихъ собственныхъ ошибокъ. Онъ всегда слѣдилъ за недостатками другихъ, и какъ человѣкъ, желающій добра, конечно, захотѣлъ бы исправить и свои слабости, еслибъ зналъ ихъ; онъ такъ долго былъ духовнымъ наставникомъ всѣхъ тѣхъ, съ которыми жилъ, такъ былъ занятъ поученіемъ другихъ, что не имѣлъ времени подумать о томъ, что самъ имѣлъ нужду въ наставленіи; и его обыкновенная строгость такъ дѣйствовала на всѣхъ его окружающихъ, что хотя у него было много друзей, никто изъ нихъ не осмѣливался замѣтить ему его недостатки, и если въ послѣднемъ разговорѣ Эльмвудъ высказалъ своему наставнику нѣсколько истинъ, то потому только, что говорилъ какъ влюбленный. Почему жь, слѣдовательно, могъ онъ подозрѣвать въ себѣ какіе-либо недостатки? Правда, враги его говорили, что онъ имѣлъ ихъ, но онъ не хотѣлъ слушать враговъ, и при всемъ своемъ здравомысліи не подумалъ слѣдовать правилу, которое повелѣваетъ болѣе вѣрить тому, что говорятъ про насъ, нежели, что говорятъ друзья. Да, еслибъ онъ хотѣлъ слушать своего врага въ ту минуту, какъ вышелъ отъ Эльмвуда, тотъ непремѣнно сказалъ бы ему: «жестокій человѣкъ! ты уходишь съ довольнымъ сердцемъ, ты торжествуешь при мысли, что надежды миссъ Мильнеръ, надежды, которыя составляютъ всю жизнь ея, предохраняютъ ее отъ убійственной грусти, радуютъ ее, что эти надежды будутъ всѣ разрушены. Ты обманываешь себя, если думаешь, что утѣшаешься теперь изъ участія къ своему другу, лорду Эльмвуду, который избѣгъ отъ опасности… Нѣтъ, не такова причина твоего восхищенія, но ты не хочешь узнать ея… Вотъ она: ты радуешься тому, что спасеніе твоего друга будетъ казнью его питомицы. Ужасный человѣкъ! прости ей вину, потому-что ты самъ, даже въ настоящую минуту, имѣешь нужду въ прощеніи!»

Еслибъ кто-нибудь сказалъ Сандфору эти слова, или его собственное сердце шепнуло ихъ, конечно, онъ, какъ человѣкъ прямой и честный, тотчасъ возвратился бы къ лорду Эльмвуду и утвердилъ его въ благопріятномъ мнѣніи, которое тотъ имѣлъ о своей питомицѣ; но какъ у Сандфора не было такого строгаго наставника, то онъ продолжалъ свой путь совершенно довольный, и, встрѣтивъ миссъ Вудли, съ торжествующимъ видомъ сказалъ:

— Ну, что, гдѣ ваша милая подруга? гдѣ миссъ Эльмвудъ?

Миссъ Вудли улыбнулась и отвѣчала, что она пошла за покупками. — Но зачѣмъ, мистеръ Сандфоръ, вы уже придаете ей этотъ титулъ? прибавила она.

— А за тѣмъ, что ей никогда не имѣть его.

— Боже мой! мистеръ Сандфоръ… Что такое случилось?

— Ничего новаго… кромѣ ея обыкновенныхъ причудъ и неприличнаго поведенія.

— О, я знаю, что она неблагоразумно ведетъ себя, сказала миссъ Вудли: — что ея поведеніе часто заслуживаетъ упрека; но вѣдь лордъ Эльмвудъ страстно любитъ ее, и любовь обыкновенно многаго не замѣчаетъ.

— Да, онъ любить ее, но онъ умѣетъ замѣчать пороки и у него много рѣшительности. Онъ точно также нѣжно любилъ свою сестру, но когда рѣшился болѣе никогда не видать ея, то, не смотря на всѣ ея просьбы, не пришелъ даже и тогда, какъ она лежала на смертномъ одрѣ. И теперь еще онъ не хочетъ видѣть сына этой сестры, а между-тѣмъ заботится о немъ, и, смѣю сказать, любитъ его.

— Бѣдная миссъ Мильнеръ! воскликнула миссъ Вудли съ состраданіемъ.

— Однакожь, лордъ Эльмвудъ еще не объявилъ, что не намѣренъ болѣе видѣть ее, а только угрожалъ этимъ; но вѣдь я знаю, что у него исполненіе скоро послѣдуетъ за угрозой.

— Вы очень-добры, что во время предупредили меня. Я могу увѣдомить миссъ Мильнеръ, и она по-крайней-мѣрѣ будетъ осторожнѣе.

— Къ чему ее предупреждать? перебилъ Сандфоръ: — это ни къ чему не послужитъ. Притомъ же, я полагаю, что лордъ Эльмвудъ желалъ бы сохранить въ тайнѣ свое намѣреніе, и въ такомъ случаѣ…

— Нѣтъ, мистеръ Сандфоръ, при всемъ моемъ уваженіи къ вашему мнѣнію, я не согласна съ вами. Не-уже-ли вы не думаете, что въ настоящемъ случаѣ хранить эту тайну было бы преступленіемъ? Вспомните только всѣ страданія, которымъ подвергнется сердце моей бѣдной подруги, если она не узнаетъ этой тайны, тогда-какъ, предупредивъ ее, мы можемъ снасти ее отъ…

Сандфоръ не далъ ей договорить.

— Вы можете себѣ думать, сказалъ онъ: — что не предупредить вашу подругу было бы преступленіемъ, но я, я буду считать злоупотребленіемъ довѣренности…

Прибытіе миссъ Мильнеръ прекратило разговоръ ихъ.

Миссъ Мильнеръ провела все утро въ магазинахъ и издержала около двухъ-сотъ гиней на покупку вещей, въ которыхъ не имѣла никакой нужды, но которыя купила только потому, что ее увѣряли въ ихъ дешевизнѣ. Между прочими покупками было нѣсколько книгъ о химіи и нѣсколько латинскихъ классиковъ.

Сандфоръ взглянулъ на листокъ, на которомъ выписаны были покупки миссъ Мильнеръ, и сказалъ:

— Знаете ли, миссъ, что вы купили? Вѣдь вы не можете читать ни одной изъ этихъ книгъ, вы не пойдете въ нихъ вы слова.

— Въ-самомъ-дѣлѣ, отвѣчала она: — но увѣряю васъ, что онѣ очень понравятся вамъ, когда вы увидите, какъ онѣ изящно переплетены,

— Зачѣмъ вы купили этотъ фарфоръ? спросила мистриссъ Гортонъ: — у лорда Эльмвуда и у васъ столько фарфора, что не знаешь, куда его дѣвать.

— Да, это правда, мистриссъ Гортонъ, я совсѣмъ забыла.

Лордъ Эльмвудъ, вошедшій въ комнату въ концѣ этого разговора, вздохнулъ и грустно склонилъ голову.

— Милордъ, сказала миссъ Мильнеръ: — я очень-пріятно провела утро, но, кажется, я васъ огорчила. Если бы вы были со мною, я накупила бы еще больше разныхъ разностей, но безъ васъ я не хотѣла!..

Сандорфъ бросилъ испытующій взглядъ на лорда Эльмвуда: онъ улыбнулся, но былъ задумчивъ.

— Кстати, милордъ, продолжала миссъ Мильнеръ: — я купила вамъ подарокъ…

— Я не желаю его, миссъ Мильнеръ.

— Какъ? вы не хотите отъ меня подарка? Прекрасно, милордъ.

— Я прошу васъ только, отвѣчалъ Эльмвудъ: — чтобъ вы подарили мнѣ самое-себя.

Сандфоръ повернулся на стулѣ, какъ-будто ему было крайне неловко сидѣть.

— Миссъ Вудли, сказала миссъ Мильнеръ: — этотъ подарокъ будетъ для васъ. Ахъ, какая досада, онъ вамъ не годится, его можно подарить только мужчинѣ. Хорошо, я подарю его лорду Фредерику въ первый разъ, какъ увижусь съ нимъ. Я видѣла его сегодня; онъ былъ чудо какъ хорошъ; мнѣ очень хотѣлось поговорить съ нимъ.

Миссъ Вудли бросила украдкой боязливый взглядъ на лорда Эльмвуда и затрепетала. Эльмвудъ покраснѣлъ отъ гнѣва.

Сандфоръ во всѣ глаза посмотрѣлъ на него, потомъ поправился на стулѣ и понюхалъ табаку.

Водворилось всеобщее молчаніе.

Черезъ нѣсколько минутъ, миссъ Мильнеръ первая прервала его;

— О, какъ вы всѣ скучны, сказала она: — досадно, что я такъ рано воротилась домой.

Миссъ Вудли была какъ въ пыткѣ; она видѣла чрезвычайное неудовольствіе лорда Эльмвуда и боялась, чтобъ онъ не сказалъ чего-нибудь такого, чего миссъ Мильнеръ не могла простить; по этому она шепнула своей подругѣ, что имѣетъ сообщить ей нѣчто важное и увела ее за собою.

Едва обѣ дѣвушки успѣли выйдти изъ комнаты, Сандфоръ всталъ со стула, весело потирая руками, и сталъ ходить по комнатѣ. Потомъ спросилъ лорда Эльмвуда, будетъ ли онъ обѣдать дома.

То, что такъ радовало Сандфора, сильно опечалило и поразило Эльмвуда, и онъ нѣсколько минутъ не отвѣчалъ ни слова на вопросъ Сандфора. Наконецъ, онъ слабымъ голосомъ сказалъ:

— Нѣтъ, я не думаю обѣдать дома.

— Гдѣ же вы обѣдаете, милордъ? сказала мистриссъ Гортонъ; — я думала, что мы сегодня будемъ обѣдать вмѣстѣ; кажется, и миссъ Мильнеръ обѣдаетъ дома.

— Я еще не рѣшилъ, гдѣ мнѣ сегодня обѣдать, отвѣчалъ Эльмвудъ.

— Если вы намѣрены идти въ таверну, милордъ, сказалъ Сандфоръ; — такъ позвольте и мнѣ вамъ сопутствовать.

— Съ большимъ удовольствіемъ, Сандфоръ, отвѣчалъ Эльмвудъ,

И они вышли.

XXV.

Миссъ Вудли еще въ первый разъ не послушалась Сандфора, и, оставшись наединѣ съ своей подругой, тотчасъ пересказала ей все, что слышала отъ него. Но еслибъ самъ злобный геній Сандфора лично присутствовалъ при этомъ повѣствованіи, и онъ не расположилъ бы миссъ Мильнеръ принять предостереженіе своей подруги болѣе противоположно намѣренію, съ которымъ оно было дано. Вмѣсто того, чтобъ устрашиться угрозы лорда Эльмвуда, миссъ Мильнеръ сказала:

— Онъ не осмѣлится.

— Почему же? спросила миссъ Вудли.

— Потому-что онъ слишкомъ любитъ меня, потому-что ему дорого его собственное счастіе.

— Я вѣрю тому, что онъ васъ любитъ, однакожь, очень-сомнительно, чтобъ онъ…

— Все это ненадолго… сказала миссъ Мильнеръ, перебивая свою подругу: — я его непремѣнно подвергну испытанію.

— Ахъ, моя милая, право, вы говорите не подумавъ. Что вы разумѣете подъ вашимъ испытаніемъ?

— Какъ что? Я нарочно сдѣлаю что-нибудь такое, за что не простилъ бы ни одинъ благоразумный человѣкъ, и, однакожь, какъ онъ ни благоразуменъ, онъ проститъ мнѣ, и пожертвуетъ своимъ справедливымъ негодованіемъ пристрастію любви.

— Но что, если вы ошибетесь въ разсчетѣ, и онъ не сдѣлаетъ этой жертвы?

— О, тогда я только потеряю въ немъ человѣка, который не имѣетъ ко мнѣ ни малѣйшаго уваженія.

— Извините, не смотря на все это, онъ можетъ питать въ душѣ своей полное уваженіе къ вамъ…

— Этого мало, возразила миссъ Мильнеръ: — за любовь мою къ нему, я требую чего-нибудь побольше полнаго уваженія.

— Вы обладаете его любовью.

— Но походитъ ли эта любовь на мою? Я могла бы любить его, еслибъ онъ имѣлъ тысячи недостатковъ: — и однакожь… и однакожъ, мнѣ кажется, что я полюбила его потому-что замѣтила въ немъ одни совершенства.

Миссъ Мильнеръ продолжала говорить то съ гнѣвомъ, то шутя, до-тѣхъ-поръ, пока, наконецъ, ихъ позвали къ обѣду.

Войдя въ столовую и увидѣвъ мѣсто лорда Эльмвуда незанятымъ, она отступила. Она ожидала удовольствія обѣдать вмѣстѣ съ нимъ, и потому была теперь въ отчаяніи: это внезапное отсутствіе огорчило ее тѣмъ болѣе, что она успѣла выслушать предостереженіе своей подруги. Миссъ Мильнеръ сѣла на свой стулъ съ такимъ равнодушіемъ, которое ясно доказывало, что она не будетъ ничего ѣсть; она даже не тронула своего прибора, и но слова не отвѣчала на то, что говорили ей мистриссъ Гортонъ и миссъ Вудли. Впрочемъ, обѣ эта дамы слишкомъ-хорошо знали доброту души ея, и потому ни сколько не обидѣлись ея невѣжливостью, и даже старались показать, что вовсе и не замѣтили ея. Обѣдъ уже былъ конченъ, вдругъ раздался громкій стукъ у внѣшнихъ дверей,

— Что тамъ такое? спросила мистриссь Гортонъ.

Одинъ слуга взглянулъ въ окно и отвѣчалъ:

— Милордъ и мистеръ Сандфоръ, милэди.

— Воротились обѣдать!.. Ахъ, Боже мой! говорила мистриссъ Гортонъ.

Миссъ Мильнеръ не сказала ни слова, но на губахъ ея мелькнула едва-замѣтная улыбка удовольствія,

Лордъ Эльмвудъ и Сандфоръ вошли.

— Я очень-довольна, милордъ, что вы пришли, сказала мистриссъ Гортонъ: — потому-что миссъ Мильнеръ рѣшительно ни чего не кушала,

— Это очень-просто… у меня нѣтъ аппетита, отвѣчала миссъ Мильнеръ, покраснѣвъ до ушей.

— Мы не воротились бы къ обѣду, сказалъ Сандфоръ: — но, къ-несчастію, въ тавернѣ, гдѣ мы хотѣли обѣдать, были заняты всѣ мѣста.

Лордъ Эльмвудъ положилъ крылышко курицы на тарелку миссъ Мильнеръ, не спросивъ у ней, хотѣла ли она — однакожъ, она съѣла. Въ общемъ разговорѣ, они изрѣдка мѣнялись словами, но съ такой осторожностью, какъ-будто были въ ссорѣ; впрочемъ, имъ дѣйствительно казалось, что они поссорились, хотя вовсе не случилось ничего подобнаго.

Прошло около двухъ недѣль, въ которыя и лордъ Эльмвудъ и миссъ Мильнеръ старались, по-видимому; держаться другъ отъ друга на нѣкоторомъ разстояніи, но ни тотъ, ни другая не осмѣливались ни рѣшительно поссориться, ни выразить своей глубокой привязанности.

Впрочемъ, въ промежуткѣ этого времени, однажды они чуть-чуть было не сдѣлались явно такими же добрыми друзьями, каковы были въ глубинѣ души.

Это было вотъ по какому поводу.

Миссъ Мильнеръ и миссъ Вудли ѣздили посмотрѣть на маленькаго Рушбрука. Лордъ Эльмвудъ спросилъ, гдѣ онѣ провели утри. Миссъ Мильнеръ откровенно отвѣчала ему, гдѣ онѣ были, а замѣтила, что ей было очень-больно оставить ребенка, который сильно плакалъ и просился, чтобъ она взяла его съ собой.

— Ну, такъ съѣздите завтра за нимъ, и привезите его сюда, сказалъ Эльмвудъ.

— Привезти его сюда? повторила миссъ Мильнеръ въ изумленіи.

— Да, продолжалъ Эльмвудъ: — если вы желаете, этотъ домъ будетъ его домомъ; отнынѣ вы будете ему матерью, а я отцомъ.

Это снисхожденіе тѣмъ болѣе имѣло цѣны для миссъ Мильнеръ, что Эльмвудъ, не смотря на всѣ просьбы друзей, не соглашался взять къ себѣ сына своей сестры.

Сандфоръ крѣпко поморщился при этомъ явномъ доказательствѣ уваженія Эльмвуда къ своей питомицѣ; но все-таки изъ глазъ его выкатились двѣ радостныя слезы за счастіе ребенка. Его досада была слѣдствіемъ предубѣжденія; слезы — были исторгнуты голосомъ природы.

Какъ бы то ни было, малютка Рушбрукъ былъ привезенъ въ домъ своего дяди, и каждый разъ, какъ Эльмвудъ хотѣлъ понравиться миссъ Мильнеръ, онъ сажалъ своего племянника, болталъ съ нимъ и говорилъ, что очень-доволенъ тѣмъ, что узналъ его.

Кому ни случалось быть свидѣтелемъ разнообразныхъ, но всегда деликатныхъ вспышекъ, происходившихъ между опекуномъ и его питомицей, всѣ предполагали, что дѣло кончится бракомъ, ибо даже самый плохой наблюдатель могъ замѣтить, что источникомъ взаимныхъ печалей и радостей была взаимная страстная любовь. Однакожь, одно важное событіе разрушило всякую надежду на будущее примиреніе.

Леди Ж*** давала маскарадъ. Билеты были разосланы лицамъ знатнымъ, извѣстнымъ своимъ богатствомъ и образованіемъ. Между прочимъ, и миссъ Мильнеръ получила три билета. Ей еще не удавалось никогда быть на подобныхъ балахъ, и потому она обрадовалась приглашенію тѣмъ болѣе, что балъ этотъ давала знатная дама стало-быть, ей не было неприлично ѣхать на него. Она ошиблась. Какъ только сказала она о своемъ намѣреніи лорду Эльмвуду, онъ строго запретилъ ей ѣхать. Оскорбленная этимъ запрещеніемъ, и еще болѣе его строгимъ голосомъ, миссъ Мильнеръ рѣшительно объявила, что непремѣнно поѣдетъ въ маскарадъ.

Она ожидала упрековъ, но Эльмвудъ не сказалъ ни слова. Это ее устрашило и пророчило ей печали, гораздо-страшнѣйшія всѣхъ самыхъ строгихъ его упрековъ. Миссъ Мильнеръ придумывала средства, какъ бы пробудить Эльмвуда отъ этого безмолвія: сначала она придумывала-бмло начать съ нимъ ссору, потомъ хотѣла успокоить его; наконецъ, рѣшилась смѣяться надъ нимъ, хотя это средство было гораздо-опаснѣе перваго.

— Милордъ, сказала миссъ Вудли, видимо желая помирить любовниковъ: — не угодно ли вамъ проводить миссъ Мильнеръ въ маскарадъ? Есть три билета…

При этихъ словахъ, лицо миссъ Мильнеръ прояснилось, и она вздохнула, ожидая съ безпокойствомъ его согласія.

— Какъ, миссъ Вудли, сказалъ Эльмвудъ: — вы хотите, чтобъ я ѣхалъ въ маскарадъ? Не-уже-ли вы думаете, что мнѣ пріятно будетъ играть роль шута?

— Извините, милордъ, возразила миссъ Вудли: — мнѣ случалось встрѣчать въ маскарадахъ и серьезные костюмы.

— Э, полноте, моя милая, перебила миссъ Мильнеръ: — къ чему вы упрашиваете милорда надѣть маску въ ту самую минуту, какъ онъ только что снялъ ее.

Эльмвудъ рѣшительно потерялъ терпѣніе и сказалъ:

— Если вы подозрѣваете меня, миссъ, въ измѣнчивости, то вы дѣйствительно скоро найдете во мнѣ перемѣну.

Довольная тѣмъ, что успѣла взбесить его, миссъ Мильнеръ улыбнулась съ торжествующимъ видомъ, и хотѣла-было возражать ему, но не успѣла сказать ни слова. Эльмвудъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты.

Миссъ Мильноръ была глубоко оскорблена своимъ опекуномъ и объявила, что съ этой минуты изгоняетъ его изъ сердца. Потомъ, чтобы доказать, что презираетъ и любовь и гнѣвъ его, она велѣла себѣ подать карету и сказала, что ѣдетъ къ одной изъ своихъ подругъ посовѣтоваться на счетъ маскараднаго костюма. Миссъ Вудли видѣла, какъ безполезно было въ эту минуту отговаривать свою подругу, и потому молчала.

Карету подали и миссъ Мильнеръ отправилась.

Она не обѣдала дома, и воротилась очень-поздно. Лордъ Эльмвудъ цѣлый день никуда не выходилъ, но ни слова не говорилъ о ней.

Онъ уже успѣлъ уйдти въ свой кабинетъ, когда миссъ Мильнеръ вошла въ залу въ сильномъ одушевленіи. Въ первый разъ она, казалось, очень-мало заботилась о томъ, что подумаетъ опекунъ о ея поведеніи. Всѣ ея мысли были сосредоточены теперь на одномъ балѣ, который занималъ ее весь день; когда осталась одна съ миссъ Вудли, она только и говорила о своемъ туалетѣ и разсказала ей, что видѣла полный ассортиментъ самыхъ блестящихъ костюмовъ.

— Однакожъ, прибавила миссъ Мильнеръ: — я выбрала простенькій костюмъ, который, впрочемъ, очень идетъ ко мнѣ… узнать въ немъ меня нельзя.

— Стало-быть, вы серьёзно рѣшились ѣхать въ маскарадъ? спросила миссъ Вудли.

— Да, я непремѣнно поѣду.

— Но, моя милая, вѣдь вашъ опекунъ просилъ васъ не ѣздить, и вы всегда имѣли обыкновеніе повиноваться его желаніямъ.

— Конечно, я повиновалась ему, какъ опекуну, но, какъ жениху, я не хочу ему повиноваться.

— Но вѣдь такъ онъ никогда не будетъ ваншмъ мужемъ.

— Какъ ему угодно. Если онъ не хочетъ согласиться страстно любить меня, любить какъ любовникъ, я не соглашусь быть его женой: въ немъ нѣтъ, стало-быть, той страсти, которой я требую отъ мужа.

Подобный разговоръ занялъ обѣихъ подругъ почти до утра.

Въ эту ночь, миссъ Мильнеръ почти не видала во снѣ Эльмвуда; она безпрерывно бредила маскарадомъ. На другой день, она встала очень-рано, завтракала въ своемъ кабинетѣ, и оставалась въ немъ большую часть дня, занимаясь разными приготовленіями къ маскараду. Особенно она старалась убрать голову мелкими буклями, и уладить костюмъ такъ, чтобъ онъ какъ можно лучше выказывалъ ея стройный станъ. И она совершенно успѣла.

Миссъ Вудли вошла къ своей подругѣ въ ту самую минуту, когда она примѣривала свой костюмъ, о была удивлена его изяществомъ и блестящимъ эффектомъ, съ которымъ онъ выказывалъ граціозную фигуру миссъ Мильнеръ. Но особенно миссъ Вудли была поражена смѣлостью, съ которой ея подруга сдѣлала выборъ костюма, потому-что, хотя это и былъ костюмъ богини цѣломудрія, но короткая юбка и длинные полусапожки съ перваго взгляда бросались въ глаза и давали понятіе о женщинѣ гораздо менѣе добродѣтельной. Миссъ Вудли удивлялась этому костюму, а потомъ, однакожъ, начала дѣлать строгія замѣчанія; но такъ какъ ея удивленіе было выражено прежде, то и замѣчанія ея не имѣли никакого вѣса.

— Гдѣ лордъ Эльмвудъ, спросила миссъ Мильнеръ: — онъ не долженъ видѣть меня сегодня.

— О да, ради Бога! сказала миссъ Вудли: — я ни за что на свѣтѣ не желала бы, чтобъ онъ увидалъ васъ въ этомъ костюмѣ.

— И однакожъ, говорила миссъ Мильнеръ: — зачѣмъ я такъ довольна этимъ костюмомъ? я желала бы, чтобъ онъ одинъ удивлялся мнѣ; что мнѣ нужды до восхищенія другихъ? а между-тѣмъ, онъ одинъ не увидитъ меня въ этомъ костюмѣ.

— Но ему не понравился бы этотъ костюмъ, замѣтила миссъ Вудли: — и онъ не сталъ бы любоваться вами въ такой странной одеждѣ.

— Какъ бы мнѣ избѣжать на сегодня его встрѣчи? сказала миссъ Мильнеръ; — что, если онъ предложитъ проводить меня до кареты?

— Знаете ли, моя милая, вы лучше бы одѣлись у тѣхъ дамъ, съ которыми поѣдете въ маскарадъ…

Миссъ Мильнеръ приняла совѣтъ своей подруги.

За обѣдомъ онѣ узнали, что лордъ Эльмвудъ долженъ ѣхать вечеромъ въ Виндзоръ, чтобы завтра рано утромъ приготовиться къ королевской охотѣ. Эта вѣсть разсѣяла опасенія миссъ Мильнеръ, и она рѣшилась одѣться дома.

Лордъ Эльмвудъ, во время обѣда, казался очень спокойнымъ и нисколько не думалъ о маскарадѣ; хотя онъ и очень оскорбился тѣмъ, что миссъ Мильнеръ именно въ досаду ему сказала, что поѣдетъ на этотъ балъ, но не предполагалъ, чтобъ она осмѣлилась исполнить намѣреніе, противное его волѣ.

Миссъ Мильнеръ, съ своей стороны, льстила себя надеждою, что отъѣздъ ея опекуна въ Виндзоръ имѣлъ цѣлью деликатнымъ образомъ предоставить ей на этотъ вечеръ полную свободу, то-есть, что опекунъ уѣзжалъ нарочно затѣмъ, чтобы не быть обязаннымъ знать о ея неповиновеніи, а слѣдственно и не упрекать ее. Миссъ Вудли совершенно согласилась съ мнѣніемъ своей подруги, и кончила тѣмъ, что рѣшилась ѣхать съ ней въ маскарадъ въ костюмѣ нимфы.

XXVI.

Въ двѣнадцать часовъ, миссъ Мильнеръ и миссъ Вудли отправились въ двухъ портшезахъ къ одной дамѣ, у которой должно было собраться все общество нимфъ, составлявшихъ свиту Діаны.

Едва успѣли онѣ удалиться на нѣсколько шаговъ отъ дома, лордъ Эльмвудъ подъѣхалъ къ нему въ почтовой каретѣ. Охота была отложена. Разсказавъ мистриссъ Гортонъ и Сандфору о причинѣ своего возвращенія, онъ велѣлъ подать себѣ ужинъ, и спросилъ:

— Кто это у насъ былъ?

— Мы весь вечеръ было одни, милордъ, отвѣчала мистриссъ Гортонъ.

— Однакожь, подъѣзжая къ дому, я видѣлъ, какъ нѣсколько слугъ несло два портшеза… я не могъ только различить ливреи.

— У насъ никого не было, повторила мистриссъ Гортонъ.

— Можетъ-быть, у миссъ Мильнеръ былъ кто-нибудь? сказалъ Эльмвудъ.

Этотъ вопросъ возвратилъ память мистриссъ Гортонъ и она сказала:

— О, теперь я знаю…

— Что такое? съ живостью спросилъ Эльмвудъ.

— Ничего, ничего не знаю, отвѣчала скороговоркой мистриссъ Гортонъ, поднявъ руки къ верху.

— Это говорятъ обыкновенно всѣ тѣ, которые знаютъ слишкомъ-много, замѣтилъ Сандфоръ: — я подозрѣваю, что вы знаете что-то важное…

— Да, мастеръ Сандфоръ, отвѣчала мистриссъ Гортонъ: — я знаю то, чего и не желала бы знать.

Эльмвудъ потерялъ терпѣніе.

— Говорите яснѣе, сказалъ онъ.

— Если милорду будетъ угодно подумать и кое-что припомнить, отвѣчала мистриссъ Гортонъ: — такъ онъ будетъ знать все, что я знаю.

— Что припомнить?

— Вашу ссору съ миссъ Мильнеръ по поводу маскарада.

— Ну, такъ что жь? Вѣдь она не поѣхала?

— Не знаю, милордъ, возразила мистриссъ Гортонъ: — но если вы видѣли, какъ два портшеза отправились изъ нашего дома, то я подозрѣваю, что это миссъ Мильнеръ и моя племянница отправились на балъ.

Эльмвудъ громко позвонилъ. Вошелъ слуга.

— Пошли сюда горничную миссъ Мильнеръ сію же минуту, сказалъ лордъ.

Слуга вышелъ.

— Помилуйте, милордъ, замѣтила мистриссъ Гортонъ: — каждый лакей могъ бы сказать вамъ уѣхала или нѣтъ миссъ Мильнеръ.

— Можетъ-быть и нѣтъ, возразилъ лордъ.

Горничная вошла въ комнату.

— Гдѣ ваша госпожа? сказалъ Эльмвудъ.

Дѣвушка не получала приказаній скрывать, куда отправились обѣ дамы, но инстинктъ, управляющій мыслями всѣхъ субретокъ, шепнулъ ей, что не надо говорить истины.

— Гдѣ ваша госпожа? повторилъ Эльмвудъ въ нетерпѣніи, и громче, чѣмъ въ первый разъ.

— Уѣхала, милордъ.

— Куда?

— Миссъ не изволила мнѣ сказывать.

— Но вы сами не знаете?

— Нѣтъ, милордъ.

— Сегодня ли маскарадъ?

— Не знаю, милордъ, но мнѣ кажется, что не сегодня.

Сандфоръ подошелъ къ столу, который стоялъ на другомъ коицѣ комнаты, взялъ со стола газету и показалъ Эльмвуду параграфъ, въ которомъ было упомянуто о балѣ.

— Видите; милордъ, сказалъ онъ: — балъ дѣйствительно сегодня.

— Ступайте, сказалъ Эльмвудъ горничной.

— Да, да, говорилъ Сандфоръ: — вотъ и объявленіе… и онъ прочелъ слѣдующее: «нынѣшній вечерь маскарадъ у лэди Ж***. Увѣряють, что уже насколько лѣтъ не было такихъ блестящихъ приготовленій. Ожидаютъ, что балъ будетъ чудо великолѣпія».-- Слышите ли, милордъ?

— Не слѣдовало бы, замѣтила мистриссъ Гортонъ: — дѣлать этихъ объявленій… Они только увлекаютъ къ погибели молодыхъ дѣвушекъ.

Слово «погибель» укололо ухо Эльмвуда; и онъ велѣлъ слугѣ, который принесъ-было ему ужинъ, унести его назадъ. Потомъ онъ всталъ со стула и долго ходилъ по комнатѣ.

Въ это время въ комнату зачѣмъ-то вошелъ одинъ изъ каммердинеровъ миссъ Мильнеръ.

— Ты провожалъ миссъ Мильнеръ въ маскарадъ? спросилъ Эльмвудъ.

— Да, милордъ.

— Мнѣ бы очень хотѣлось знать, сказала мистриссъ Гортонъ: — какой она надѣла костюмъ. Ты не знаешь, въ чемъ она была одѣта?

— Въ мужскомъ платьѣ, отвѣчалъ слуга.

— Какъ? вскричалъ Эльмвудъ.

— Быть не можетъ, замѣтила мистриссъ Гортонъ.

— Напротивъ, очень можетъ быть, возразилъ Сандфоръ: — я въ этомъ увѣренъ… Томъ честный малый и ни за что въ свѣтѣ не станетъ лгать…

Эльмвудъ велѣлъ снова позвать горничную миссъ Мильнеръ. Она пришла.

— Какой костюмъ надѣла ваша госпожа отправляясь въ маскарадъ? спросилъ Эльмвудъ строгимъ голосомъ, въ которомъ ясно выражалось повелѣніе говорить истину.

— Миссъ Мильнеръ поѣхала въ своемъ обыкновенномъ платьѣ, уклончиво отвѣчала горничная.

— Въ мужскомъ или въ женскомъ?

— Помилуйте, милордъ, ей-Богу въ женскомъ, милордъ, отвѣчала, всхлипывая, горничная.

Сандфоръ велѣлъ снова позвать каммердинера миссъ Мильнеръ.

— Надо поставить ихъ на очную ставку… сказалъ онъ.

Каммердшіеръ явился, но лордъ Эльмвудъ, которому опротивѣла эта сцена, отошелъ и сѣлъ въ углу комнаты, предоставивъ Сандфору дѣлать вопросы.

Съ важностью деревенскаго судьи, Сандфоръ сталъ у камина, и съ строгостію спросилъ сначала у каммердинера:

— Въ чемъ, говоришь ты, была одѣта миссъ Мильнеръ, когда отправилась на балъ?

— Миссъ была въ мужскомъ платьѣ, отвѣчалъ Томъ Съ полной увѣренностью,

— Ахъ, Боже мой, Томъ, можно ли говорить такія ужасти! воскликнула горничная.

— А вы, спросилъ у ней Сандфоръ: — вы что давиче сказали?

— Я сказала, что миссъ была въ женскомъ платьѣ, и осмѣливаюсь увѣрить васъ.

— Странно! замѣтила мистриссъ Гортонъ.

— Было ли на ней платье? да или нѣтъ? спросилъ Сандфоръ.

— Да, на ней была юбка, отвѣчала горничная.

— Ты что скажешь Томъ? была на миссъ Мильнеръ юбка?

— Не могу сказать… Я замѣтилъ только, что на ногахъ миссъ были сапоги.

— Это не сапоги, возразила горничная: — а полусапожки; ей-Богу, полусапожки.

— Милая моя, сказалъ Сандфоръ: — ваше собственное свидѣтельство уже осуждаетъ вашу госпожу. Развѣ женщина имѣетъ нужду въ сапогахъ, какой бы формы они не были.

Эльмвудъ вышелъ изъ терпѣнія, велѣлъ людямъ выйдти и посмотрѣлъ на часы.

— Уже часъ… скоро ли она воротится? съ грустію сказалъ онъ.

— Я думаю не воротится ранѣе трехъ часовъ, отвѣчала мистриссъ Гортонъ.

— Скажите лучше, не воротится раньше шести, замѣтилъ Сандфоръ.

— Едва-ли я дождусь ея, сказалъ Эльмвудъ съ глубокимъ вздохомъ,

— Ложитесь лучше спать, милордъ, сказала мистриссъ I’ортонъ: — во снѣ время пройдетъ незамѣтно.

— Да, если бъ я могъ уснуть…

— Не хотите ли, милордъ, сказалъ въ свою очередь Сандфоръ: — съиграть въ карты, я васъ не оставлю и дождусь ея возвращенія, хоть я и не привыкъ не спать цѣлую ночь…

— Цѣлую ночь! воскликнулъ Эльмвудъ: — она не осмѣлится остаться цѣлую ночь.

— Почему жь? вѣдь она ужь осмѣлилась ѣхать туда противъ вашей воли.

— По-крайней-мѣрѣ, она теперь въ хорошемъ обществѣ, замѣтила мистриссъ Гортонъ.

— Она сама не знаетъ, въ какомъ она обществѣ, проговорилъ лордъ.

— Да, и какъ ей знать это? сказалъ Сандфоръ: — въ маскарадѣ всѣ въ маскахъ…

Разговаривая такимъ-образомъ, они досидѣли до пяти часовъ утра. Правда, мистриссъ Гортонъ ушла еще въ два часа въ свою комнату; когда лордъ Эльмвудъ и Сандфоръ остались вдвоемъ, ихъ разговоръ сдѣлался серьёзнѣе, но еще менѣе благопріятенъ для бѣдной миссъ Милѣнеръ.

Между-тѣмъ, миссъ Мильнеръ была въ маскарадѣ, о которомъ такъ долго мечтала, надѣясь доставать себѣ въ немъ тысячу удовольствій, и что жь? Она была увѣрена, что болѣе никогда не поѣдетъ въ маскарадъ. Шумъ и давка утомили ее. Слишкомъ-свободныя выраженія оскорбляли ея деликатность, и хотя она видѣла, что всѣ обращали на нее вниманіе, превозносили ее похвалами, но чувствовала, что ей не доставало одной похвалы, которая была дороже всѣхъ другихъ. Она сожалѣла, что не послушалась совѣта своего опекуна изъ такого пустаго, утомительнаго развлеченія, и, грустная, рано покинула бы балъ, еслибъ могла оставить дамъ, съ которыми пріѣхала. Наконецъ, въ половинѣ пятаго онѣ рѣшились ѣхать домой.

День уже проглядывалъ сквозь ставни комнаты, въ которой сидѣли Эльмвудъ и Сандфоръ, какъ вдругъ у воротъ дома остановилась карета. Лордъ Эльмвудъ вздрогнулъ и поблѣднѣлъ. Сандфоръ замѣтилъ это и предложилъ ему выпить стаканъ вина. Эльмвудъ выпилъ.

Трудно описать истинную причину его волненія: было ли то негодованіе на поступокъ миссъ Мильнеръ, и желаніе отмстить ей за него тотчасъ же, или это была радость видѣть ее, или, наконецъ, это была досада на то, что онъ упрекалъ свою питомицу?.. Всего вѣроятнѣе, что въ его волненіи выражались всѣ эти противоположныя другъ-другу чувства.

Когда миссъ Мильнеръ вышла изъ кареты, на лѣстницѣ ее встрѣтилъ каммердинеръ Эльмвуда и сказалъ, что милордъ желаетъ ее сейчасъ же видѣть.

— Развѣ милордъ не въ Виндзорѣ? спросила она.

— Нѣтъ, миссъ, онъ воротился въ ту минуту, какъ вы изволили отправиться въ маскарадъ, и ее ложился почивать, ожидая васъ.

Эти слова поразили миссъ Мильнеръ. Ужасъ, печаль и стыдъ овладѣли ея сердцемъ; она въ изнеможеніи оперлась о плечо своей горничной, которая ждала ее на лѣстницѣ, и сказала миссъ Вудли:

— Рада Бога, подите, извините меня передъ нимъ… я не въ состояніи видѣть его теперь…

Миссъ Вудли боялась идти къ нему и отвѣчала:

— Милордъ спрашиваетъ васъ, а не меня, умоляю васъ, послушайтесь его.

— О, да, миссъ, послушайтесь… умоляла горничная: — милордъ ужасно сердитъ сегодня…

— Боже мой! вскрикнула миссъ Мильнеръ пророческимъ голосомъ: — такъ, онъ не будетъ моимъ мужемъ.

— Вовсе нѣтъ, возразила миссъ Вудли; — только подите теперь къ нему, постарайтесь показать, что вы раскаиваетесь и просите у него прощенія. Вы знаете свою власть надъ нимъ… еще все можетъ поправиться.

Миссъ Мильнеръ обратила на свою подругу глаза, полные слезъ; — губы ея дрожали.

— Не-уже-ли на моемъ лицѣ не видно раскаянія? сказала она.

Въ эту минуту раздался сильный звонъ колокольчика, и обѣ дѣвушки поспѣшило къ лорду Эльмвуду.

Лоръ Эльмвудъ въ это время успѣлъ оправиться и встрѣтилъ свою питомицу легкимъ наклоненіемъ головы.

— Я виновата, милордъ, сказала она почти шопотомъ.

— Да, миссъ Мильнесъ, отвѣчалъ Эльмвудъ; — вы виноваты; но не думайте, чтобы я сталъ упрекать васъ… Напротивъ, я намѣренъ избавить васъ отъ всякихъ наставленій и упрековъ и на будущее время.

Эти слова произнесены были съ такой важностью, съ такой рѣшительностью, что они глубоко уязвили сердце миссъ Мильнеръ. Однакожь, она даже и не вздохнула, стараясь скрыть тайныя страданія, и прерывающимся голосомъ отвѣчала:

— Я этого ожидала…

— Можетъ-быть, миссъ, вы ожидаете все то, что я предполагаю сдѣлать, сказалъ Эльмвудъ.

— Да, по-крайней-мѣрѣ всего, что касается до меня.

— Въ такомъ случаѣ, вы можете ожидать, что черезъ нѣсколько дней мы разстанемся.

— Я приготовилась къ этому, милордъ, отвѣчала миссъ Мильнеръ и въ волненіи упала на стулъ.

— Милордъ, ради Бога, говорила миссъ Вудли: — если вы хотите сказать еще что-нибудь, не говорите теперь… вы видите, она не въ состояніи перенести…

— Мнѣ болѣе нечего говорить, перебилъ Эльмвудъ: — остается только дѣйствовать.

— Лордъ Эльмвудъ, сказала миссъ Мильнеръ съ грустію и съ гнѣвомъ: — не думайте устрашить меня вашими угрозами… я могу разлучиться съ вами… Небо тому свидѣтель… Ваши послѣдніе поступки приготовили меня къ мысли о разлукѣ.

Эльмвудъ не отвѣчалъ и хотѣлъ выйдти изъ комнаты, но миссъ Вудли удержала его:

— Сжальтесь надъ нею, милордъ, простите ее…

Эльмвудъ остановился. Миссъ Вудли хотѣла продолжать, но Самдфоръ вдругъ грубо спросилъ ее:

— Что это значитъ, миссъ Вудли?

Она вздрогнула и замолчала.

— Нѣтъ, Сандфоръ, сказалъ Эльмвудъ: — не сомнѣвайтесь во мнѣ… я разсудилъ и рѣш…

Онъ хотѣлъ сказать рѣшился, но миссъ Мильнеръ, страшась этого слова, перебила его:

— О, еслибъ мои бѣдный отецъ могъ знать всѣ горести, которыя я испытала послѣ его смерти, какъ раскаялся бы онъ, избравъ мнѣ такого пагубнаго покровителя!

Эти слова сильно подѣйствовали на лорда Эльмвуда: они напомнили ему друга и намекнули на любовь, которую давно питала къ нему его питомица. Онъ былъ встревоженъ, смущенъ; но, устыдясь своего слабодушія, старался восторжествовать надъ желаніемъ простить миссъ Мильнеръ. Онъ долго не рѣшался, что ему дѣлать, выйдти ли изъ комнаты или остаться въ ней? говорить или молчать?

Наконецъ, онъ обратился къ своей питомицѣ и сказалъ:

— Напрасно вы взываете теперь къ памяти вашего отца… онъ не узналъ бы васъ въ этомъ костюмѣ… Вспоминайте о немъ для того, чтобъ это воспоминаніе удержало васъ отъ неприличныхъ и безразсудныхъ поступковъ. За тѣмъ тревожить его память жалобой на то, что противорѣчитъ вашимъ капризамъ, и то единственно для того, чтобъ уколоть нѣжнѣйшаго вашего друга.

Эти слова дышали искренностію и глубокимъ чувствомъ, которое испугало Сандфора. Онъ схватилъ Эльмвуда за руку и повлекъ за собою, говоря:

— Пойдемте, пойдемте, милордъ… ужe слишкомъ-поздно… Начинается день… добрые люди встаютъ…

Сандфоръ повторялъ эти слова такъ громко, что рѣшительно не давалъ лорду Эльмвуду возможности ни говорить, ни слышать того, что ему хотѣлось бы услыхать…

Наконецъ, они ушли, и день, ознаменованный такими грустными событіями, кончился.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ И ПОСЛѢДНЯЯ.

I.

Прошло нѣсколько дней послѣ маскарада, бывшаго у лэди Ж*. Миссъ Мильнеръ провела все это время въ страшномъ безпокойствѣ, потому-что ни въ словахъ, ни въ обхожденіи лорда Эльмвуда не замѣтно было никакой перемѣны: онъ все былъ такъ же строгъ и холоденъ, какъ и въ ночь послѣ маскарада. Хотя Эльмвудъ и сказалъ, что избавитъ на будущее время свою питомицу отъ всякихъ наставленій и упрековъ, однакожь она надѣялась, что онъ не приведетъ въ исполненіе своей угрозы: тѣмъ не менѣе и въ самой надеждѣ ея было много томительнаго страха.

Миссъ Вудли замѣтила худо скрываемое волненіе миссъ Мильнеръ и умоляла свою подругу принять ее въ посредницы между нею и лордомъ. Она хотѣла поговорить съ Эльмвудомъ, и въ случаѣ возможности помирить обѣ враждующія стороны. Миссъ Мильнеръ не согласилась принять этого посредничества: она говорила, что послѣ ссоры, происшедшей между ею и ея опекуномъ, ему слѣдовало сдѣлать первый шагъ къ примиренію.

— Нѣтъ, возразила миссъ Вудли: — я знаю характеръ лорда Эльмвуда и совершенно убѣждена въ томъ, что онъ не легко согласится просить прощенія въ винѣ, которую, по его мнѣнію, совершили вы.

— Это будетъ значить только, что онъ меня не любитъ, замѣтила миссъ Мильнеръ.

— Полноте, моя милая; онъ васъ любитъ, слишкомъ любитъ; но вы забываете, что онъ не только вашъ женихъ, но и опекунъ; вы забываете, что лордъ очень щекотливъ въ дѣлѣ чести, и не захочетъ дать вамъ еще до брака тѣхъ правъ, которыхъ не намѣренъ признавать и послѣ брака.

— Не правда; любовь и даже вѣжливость, которыя человѣкъ любящій обязанъ оказывать своей возлюбленной, требуютъ его покорности. Теперь я не надѣюсь довести лорда до этой покорности своей нѣжностью и кротостью, за то я стану дѣлать все наперекоръ ему… по-крайней-мѣрѣ, я сдѣлаю опытъ и узнаю, какъ мнѣ будетъ надо вести себя въ-отношеніи къ нему.

— Что-жь вы хотите дѣлать?

— Я приглашу къ себѣ лорда Фредерика и попрошу у своего опекуна согласія на нашъ бракъ… Тогда вы увидите, какой эффектъ произведетъ на Эльмвуда эта выдумка.

— Если вы это сдѣлаете, тогда все пропало… вы рискуете выйдти замужъ за человѣка, котораго не любите, и сдѣлать себя несчастною на всю жизнь, или вы заставите мистера Доррифора (лорда Эльмвуда хотѣла я сказать) еще разъ драться на дуэли съ Фредерикомъ.

— Называйте, называйте его Доррифоромъ, воскликнула миссъ Мильнеръ, и слезы брызнули изъ глазъ ея: — да, онъ дорогъ мнѣ только подъ этимъ именемъ.

— Однакожь, миссъ Мильнеръ, съ какимъ восторгомъ услышали вы его признаніе въ любви, а тогда онъ назывался уже лордомъ Эльмвудомъ.

— Да, но Эльмвудъ жестокъ, а Доррифоръ всегда былъ нѣженъ…

Такимъ-образомъ, миссъ Мильнеръ часто передавала своей подругѣ и свои надежды и свои опасенія, но въ-присутствіи лорда Эльмвуда она всегда старалась быть гордою и холодною: это удивило даже самого Эльмвуда, который менѣе нежели кто-нибудь вѣрилъ ея любви. Она начинала бояться, что слишкомъ выказала ему свою страсть, и рѣшилась попробовать вести себя совершенно иначе. Она рѣшилась испытать, въ какой мѣрѣ надменность, которою она нѣкогда приводила въ отчаяніе своихъ обожателей, можетъ подѣйствовать на Эльмвуда. Миссъ Мильнеръ такъ-искусно разъигрывала эту роль, что всѣ, кромѣ миссъ Вудли, повѣрили ей. Однакожь, она съ внимательнымъ безпокойствомъ старалась быть какъ-можно-болѣе осторожною и избѣгала малѣйшихъ обстоятельствъ, которыя могли бы разсердить ея опекуна. Лордъ Эльмвудъ, съ своей стороны, былъ также холоденъ, учтивъ и казался совершенно равнодушнымъ. Однакожь, его теперешнее холодное обращеніе съ миссъ Мильнеръ не изгладило изъ ея памяти той нѣжности, которою оно всегда дышало прежде. Молодая дѣвушка съ отрадой припоминала, съ какимъ жаромъ онъ признался ей въ первый разъ въ своей любви, припоминала тысячи доказательствъ нѣжной привязанности. Она знала, что Эльмвудъ былъ постояненъ и въ своихъ убѣжденіяхъ и въ своихъ склонностяхъ, и заключала изъ этого, что его любовь къ ней не могла въ немъ совершенно угаснуть. Притомъ же, миссъ Мильнеръ замѣтила, какъ Сандфоръ теперь старался еще болѣе прежняго унижать ее въ глазахъ лорда, старался отвлекать отъ нея своего бывшаго воспитанника, и увѣрилась, что если Сандфоръ такъ боится за своего друга, стало-быть, она можетъ надѣяться, что Эльмвудъ непремѣнно снова падетъ къ ногамъ ея.

Къ-несчастію, миссъ Мильнеръ не имѣла терпѣнія долго разъигрывать принятой роли, которая, можетъ-быть, и достигла бы своей цѣли. Она забыла объ осторожности и отъ скуки прибѣгала къ разсѣянію. Она безпрестанно уѣзжала то туда, то сюда, не говоря къ кому ѣдетъ и съ кѣмъ возвращается домой даже позже прежняго, и всегда нарочно казалась веселою, пѣла, смѣялась, а вздыхала только въ своей комнатѣ, наединѣ.

И, однакожь, лордъ Эльмвудъ еще не рѣшался осуществить своего намѣренія разлучиться съ нею.

Миссъ Вудли находилась въ постоянномъ безпокойствѣ за свою подругу: она замѣтила грозную тучу скорбей, которая готова была разразиться надъ головою миссъ Мильнеръ. Сострадательная дѣвушка хотѣла-было предостеречь свою легкомысленную подругу, но по опыту знала, что для нея были безполезны всякія увѣщанія. Миссъ Вудли даже рѣшилась-было тайно отъ миссъ Мильнеръ просить за нее Эльмвуда, но лордъ понялъ ея намѣреніе и всячески старался избѣгать тайнаго разговора съ нею. Только съ Сандфоромъ миссъ Вудли могла говорить о своей подругѣ, но и въ этомъ случаѣ удовольствіе, съ которымъ почтенный прелатъ обыкновенно исчислялъ недостатки миссъ Мильнеръ, было для миссъ Вудли глубоко оскорбительно. Она совсѣмъ перестала говорить о миссъ Мильнеръ и оставалась безмолвной зрительницей семейной драмы, ожидая съ ужасомъ той минуты, въ которую миссъ Мильнеръ, презирающая теперь ея совѣты, уже напрасно будетъ умолять ее о помощи.

Однакожь, изъ нѣсколькихъ словъ Сандфора миссъ Вудли заключила, что еще не все потеряно для ея подруги. Однажды, разговаривая съ миссъ Вудли объ Эльмвудѣ, Сандфоръ съ гнѣвомъ воскликнулъ: «Онъ взбѣшенъ, а между-тѣмъ все еще не можетъ рѣшиться забыть ее… все медлитъ… До-сихъ-поръ я никогда ни въ какомъ случаѣ не замѣчалъ въ немъ такой нерѣшительности.»

Эти слова доставили миссъ Вудли большое удовольствіе, но она все-таки не вполнѣ предалась надеждѣ: она поняла, что чѣмъ долѣе лордъ Эльмвудъ не рѣшится исполнить своего намѣренія, тѣмъ болѣе оно, однажды исполненное, будетъ непоколебимо, и потому трепетала за свою подругу.

Миссъ Мильнеръ, между-тѣмъ, дѣйствовала сообразно своей роли, которую приняла на себя для испытанія опекуна. Между-прочимъ, она часто говорила о своихъ многочисленныхъ обожателяхъ и осыпала ихъ похвалами. Очевидно, что этихъ разговоровъ было достаточно для того, чтобъ растерзать душу Эльмвуда, или, по-крайней-мѣрѣ, вывести его изъ терпѣнія, но онъ съ мужественнымъ равнодушіемъ переносилъ все и не казался нисколько оскорбленнымъ. Однакожь, однажды это хладнокровіе почти совершенно его оставило.

Однажды вечеромъ, войдя въ залу, онъ засталъ тамъ лорда Лоунли въ разговорѣ съ миссъ Мильнеръ. Правда, что мистриссъ Гортонъ и миссъ Вудли были тутъ же, и Фредерикъ разговаривалъ вслухъ и о самыхъ обыкновенныхъ вещахъ; но Эльмвудъ, увидавъ его, задрожалъ отъ гнѣва. Въ эту минуту Фредерикъ всталъ.

— Извините, милордъ, сказалъ Эльмвудъ послѣ минутнаго молчанія: — право, я-было не узналъ васъ.

— Мнѣ, возразилъ Фредерикъ: — слѣдуетъ просить у васъ извиненія въ нескромности, которая, впрочемъ, произошла единственно отъ случая. Неловкій кучеръ чуть-было не опрокинулъ миссъ Мильнеръ, и она позволила мнѣ довезти ее домой въ моей каретѣ.

— Надѣюсь, что вы не ушиблись, сказалъ Эльмвудъ миссъ Мильнеръ прерывающимся отъ волненія голосомъ; но это волненіе происходило въ немъ вовсе не отъ боязни за нее, а потому-что неожиданная встрѣча съ лордомъ Фредерикомъ сильно его разстроила. Онъ даже не могъ скрыть своего гнѣва и смущенія.

Лордъ Фредерикъ, не знавшій о намѣреніи Эльмвуда жениться на своей питомицѣ, приписалъ это смущеніе его личной враждѣ къ нему, потому-что хотя Эльмвудъ и увѣрялъ дядю лорда Лоунли, что не питаетъ никакого враждебнаго чувства къ его племяннику и готовъ согласиться на бракъ его съ миссъ Мильнеръ, если только она пріиметъ его предложеніе, однакожь Фредерикъ не вѣрилъ искренности словъ Эльмвуда и вѣрно не явился бы въ его домѣ, еслибъ миссъ Мильнеръ не уговорила его. И такъ, Фредерикъ не угадалъ причины волненія Эльмвуда, но миссъ Мильнеръ и Вудли очень-хорошо ее поняли.

Лордъ Фредерикъ по приходѣ Эльмвуда уже не садился, а тотчасъ же отправился домой. Миссъ Мильнеръ проводила его до дверей и поблагодарила за вниманіе, которое онъ оказалъ ей.

Эльмвудъ оскорбился въ высшей степени и крайне досадовалъ, что не можетъ скрыть своего гнѣва. Онъ пробовалъ говорить, но голосъ его дрожалъ, онъ краснѣлъ и наконецъ совершенно потерялся.

Миссъ Мильнеръ, не смотря на свою умышленную веселость, не показала и вида, что замѣчаетъ все смущеніе своего опекуна, и довольствовалась тѣмъ, что слѣдила за нимъ украдкой. Мистриссъ Гортонъ и миссъ Вудли очень-кстати завели какой-то незначащій разговоръ, который доставилъ Эльмвуду возможность нѣсколько оправиться. Явился Сандфоръ. Его прибытіе почти совершенно успокоило лорда, потому-что прелатъ о чемъ-то заговорилъ съ нимъ и увелъ его въ библіотеку. Миссъ Мильнеръ ушла съ миссъ Вудли въ свою комнату.

— Да, онъ любитъ меня, и онъ навсегда принадлежитъ мнѣ, воскликнула миссъ Мильнеръ, войдя къ себѣ.

Миссъ Вудли радовалась этой надеждѣ своей подруги, но замѣтила, что она, въ свою очередь, крѣпко опасается за нее.

— Чего жь мнѣ бояться, возразила миссъ Мильнеръ: — развѣ вы не видите, что онъ меня любитъ, и любитъ страстно?..

— Очень вижу, отвѣчала миссъ Вудли: — и всегда была увѣрена въ этомъ, но вѣдь у него есть столько здраваго смысла, чтобы понять, сколько у него причинъ ненавидѣть васъ.

— Зачѣмъ къ любви примѣшиваете вы еще какой-то здравый смыслъ? возразила миссъ Мильнеръ: — если мужчина, который любитъ меня, позволитъ своему уму руководить любовью ко мнѣ…

Миссъ Вудли перебила свою подругу, догадавшись, что она хочетъ привести свое всегдашнее доказательство, и спросила, почему она сегодня вела себя такъ странно въ-отношеніи къ лорду Фредерику, тогда-какъ всегда говорила о немъ съ пренебреженіемъ и не пригласила ли она его къ себѣ за тѣмъ, чтобъ возбудить ревность Эльмвуда.

— О, нисколько, возразила миссъ Мильнеръ: — не подозрѣвайте меня въ этомъ намѣреніи… увѣряю васъ, что милордъ Фредерикъ сказалъ правду о причинѣ своего появленія въ этомъ долгѣ. Впрочемъ, можетъ-быть, еслибъ мнѣ не хотѣлось возбудить ревность въ лордѣ Эльмвудѣ, я скорѣе дошла бы домой пѣшкомъ, чѣмъ согласиться вытерпѣть всѣ натянутыя любезности лорда Фредерика. Притомъ же, онъ предложилъ мнѣ свои услуги съ такой настойчивостью и лэди Ивенсъ такъ уговаривала меня согласиться на его предложеніе, что я рѣшилась тѣмъ болѣе, что не нашла въ этомъ ничего неприличнаго…

Миссъ Вудли хотѣла-было что-то сказать, но миссъ Мильнеръ перебила ее.

— Вы хотите сказать, что я поступила дурно, продолжала она: — но я въ этомъ не раскаяваюсь, потому-что по-крайней-мѣрѣ этотъ случай послужилъ мнѣ самымъ убѣдительнымъ доказательствомъ любви лорда Эльлівуда. Замѣтили ли вы, какъ онъ дрожалъ отъ досады, какъ его мужественный голосъ обратился въ какой-то боязливый шопотъ… Его гордое сердце было оскорблено. Видите ли, моя милая… Я показывала ему равнодушіе и замѣтила, что и онъ тоже старался притворяться холоднымъ ко мнѣ… Да, мы любимъ другъ друга, и любимъ любовью равносильной.

— Положимъ, что все это такъ, но я все-таки нахожу нужнымъ, чтобы вашъ опекунъ зналъ, что лордъ Фредерикъ дѣйствительно случайно встрѣтился съ вами и вы принуждены были принять его услуги… Теперь, пока, лордъ Эльмвудъ еще не вѣритъ этому объясненію…

— О, нѣтъ, я не хочу нисколько ему доказывать, что это истина… Это разрушило бы всѣ мои такъ счастливо начатые труды… Пусть лордъ Эльмвудъ дѣлаетъ то, что научитъ его сдѣлать любовь… Теперь я знаю силу этой любви и съ увѣренностью буду ожидать, какъ онъ покорится мнѣ и пріидетъ просить у меня прощенія.

II.

Цѣлые три дня миссъ Мильнеръ напрасно съ нетерпѣніемъ ожидала этой покорности. Эльмвудъ не выразилъ ни малѣйшаго намѣренія просить у нея прощенія. Напротивъ, съ послѣдняго визита лорда Фредерика, визита, который, повидимому, такъ разстроилъ и огорчилъ его, онъ сдѣлался менѣе скученъ, чѣмъ прежде, вообще казался покойнѣе и былъ даже иногда веселъ такъ, что въ его веселости не замѣтно было ни малѣйшаго принужденія. Миссъ Мильнеръ досадовала на это и даже нѣсколько испугалась, но не хотѣла признаться въ своихъ чувствахъ самой миссъ Вудли. Она старалась при всѣхъ разъигрывать свою роль, но наединѣ страдала болѣе чѣмъ когда-нибудь. Она уже досадовала на случай, который доставилъ лорду Фредерику возможность явиться въ ея домѣ и боялась, чтобъ онъ не осмѣлился подъ какимъ нибудь предлогомъ пріѣхать еще разъ. Все это сильно огорчало миссъ Мильнеръ, тѣмъ болѣе, что она по гордости не хотѣла повѣрить своихъ опасеній миссъ Вудли, которая раздѣлила бы по-крайней-мѣрѣ печаль ея.

Однажды передъ обѣдомъ, когда миссъ Мильнеръ съ своей подругой сидѣла обремененная печалью, въ которой стыдилась сознаться, вдругъ явился одинъ изъ каммердинеровъ лорда Эльмвуда и подалъ ей письмо. По адресу она тотчасъ догадалась, что это было письмо отъ Эльмвуда. Она положила его на зеркало, какъ-бы боясь распечатать.

— Что это такое? спросила миссъ Вудли

— Письмо отъ лорда Эльмвуда, отвѣчала миссъ Мильнеръ.

— Боже мой, что это значитъ?

— О, конечно, это просьба о томъ, чтобъ я простила его, отвѣчала миссъ Мильнеръ; но боязнь ея распечатать письмо ясно, доказывала, что она вовсе этого не думала.

— Подождите, не читайте его, воскликнула миссъ Вудли: — лучше прочтите послѣ обѣда.

— Нѣтъ, мнѣ необходимо прочесть его теперь же, потому-что иначе я не буду знать, какъ мнѣ должно обращаться съ лордомъ Эльмвудомъ.

Прошло нѣсколько минутъ въ совершенномъ молчаніи.

Миссъ Мильнеръ внимательно разсматривала письмо, печать, адресъ — казалось, по самой внѣшности хотѣла угадать его содержаніе.

Наконецъ любопытство одержало верхъ надъ боязнью: она дрожащей рукой сорвала печать, развернула письмо и прерывающимся отъ волненія голосомъ прочла слѣдующее:

"Миссъ.

"Когда я смотрѣлъ на васъ только какъ на мою питомицу, моя дружба къ вамъ была безгранична; когда я увидалъ въ васъ женщину, которой судьба назначила быть украшеніемъ самаго блестящаго общества, я удивлялся вамъ; наконецъ, когда обстоятельства дозволили мнѣ видѣть въ васъ женщину, назначенную быть моею женою — моя любовь къ вамъ побѣдила во мнѣ всѣ другія чувства.

"Я не отрицаю, что моя любовь, моя дружба и мое удивленіе принадлежатъ вамъ и доселѣ; я не хочу обманывать васъ… но… я долженъ признаться, что теперь благоразуміе одержало верхъ надъ страстью, и съ-этихъ-поръ я прошу васъ видѣть во мнѣ только человѣка, который желаетъ вамъ добра… Я надѣялся, что вы съ удовольствіемъ будете считать меня вашимъ женихомъ, со всею страстью любящимъ васъ, но, увы! я ошибся… Умоляю васъ отнынѣ избавить меня отъ новыхъ испытаній, которымъ вы подвергали меня, и не оскорблять меня видимымъ предпочтеніемъ другому… Я прошу у васъ этого снисхожденія на срокъ самый короткій, на одну недѣлю, по истеченіи которой я прощусь съ вами навсегда.

"Я проѣду Италію и кой-какія другія страны Европы; потомъ отправлюсь въ Западную Индію въ свои имѣнія и возвращусь оттуда черезъ нѣсколько лѣтъ… Въ это время отсутствія я надѣюсь привыкнуть къ перемѣнѣ, которая не дозволила мнѣ осуществить моихъ намѣреній.

"Я остаюсь здѣсь еще на недѣлю только за тѣмъ, чтобъ окончить нѣкоторыя необходимыя дѣла, изъ которыхъ самое важное — передать опеку надъ вами одному изъ моихъ друзей, человѣку, достойному довѣрія и благородному сердцемъ. На друтой день послѣ моего отъѣзда, онъ явится къ вамъ отъ моего имени. Если бы вашъ почтенный отецъ былъ живъ, онъ одобрилъ бы мой выборъ…

"Теперь, милая миссъ Мильнеръ, позвольте мнѣ еще разъ просить васъ не смущать этихъ послѣднихъ дней моего присутствія здѣсь ни вашимъ презрѣніемъ, ни гнѣвомъ. Надѣюсь, что я имѣю нѣкоторое право на это требованіе: исполнивъ его, между-прочимъ, вы докажете мнѣ, что съ-тѣхъ-поръ, какъ вашъ покойный отецъ ввѣрилъ васъ моей заботливости, — я хоть вполовину вѣр"но исполнилъ мои обязанности. Повѣрьте что если когда-нибудь мнѣ и случалось идти на нерекоръ вамъ, это происходило вовсе не отъ пренебреженія къ вамъ, а отъ моей неспособности… Во всякомъ случаѣ, я прошу у васъ прощенія за всѣ вины, которыя я совершилъ противъ васъ.

"Хотя время и перемѣна мѣста и людей могутъ искоренить изъ моего сердца нѣжнѣйшія изъ моихъ чувствъ, но я увѣренъ, что никогда въ душѣ моей не остынетъ желаніе вамъ счастія… Умоляю васъ для васъ самихъ, для меня, для памяти о вашемъ отцѣ, прибѣгайте во всѣхъ серьезныхъ случаяхъ къ совѣтамъ совѣсти и разсудка, которые одни могутъ вести васъ по пути добра.

"Миссъ

"Вашъ искренній другъ.
"Эльмвудъ."

Письмо выпало изъ рукъ миссъ Мильнеръ, когда она дочитала послѣднія строки. Она не могла произнести ни одного слова. Лицо ея было блѣдно, глаза помутились; она стояла неподвижно, въ страшномъ оцѣпенѣніи. Миссъ Вудли никогда еще не видала своей подруги въ такомъ грустномъ положеніи.

— Мнѣ не нужно читать этого письма, сказала она: — ваши глаза ясно говорятъ о его печальномъ содержаніи.

— О, стало-быть, они могутъ открыть лорду Эльмвуду все, что я чувствую, воскликнула миссъ Мильнеръ: — но нѣтъ, прибавила она: — это значило бы еще болѣе унизить себя…

Она встала, медленно подошла къ зеркалу и повидимому хотѣла придать лицу своему спокойное выраженіе, но это былъ напрасный трудъ… одно спокойствіе души могло помочь ей въ ея усиліяхъ, но, увы! душа бѣдной дѣвушки была подвержена тяжкимъ мукамъ.

— Постарайтесь въ самомъ дѣлѣ успокоиться, сказала миссъ Вудли: — иначе напрасны всѣ ваши усилія казаться спокойною.

— О, да, воскликнула ея подруга: — я вооружусь гордостью, праведнымъ равнодушіемъ къ такому оскорбительному обращенію.

Дѣйствительно, миссъ Мильнеръ имѣла сильное желаніе показаться Эльмвуду равнодушною.

— Мнѣ не долго остается быть съ нимъ, думала она: — и мы разлучимся навсегда… Въ эти нѣсколько дней я обязана повиноваться всѣмъ его приказаніямъ и исполнять его требованія; притомъ же я сама желаю, чтобы въ немъ осталось обо мнѣ такое впечатлѣніе, которое хотя сколько-нибудь уменьшило бы его дурное мнѣніе обо мнѣ. Если въ иныхъ случаяхъ онъ могъ порицать мое поведеніе, то по-крайней-мѣрѣ пусть хоть теперь онъ найдетъ въ немъ какое нибудь достоинство. Пусть онъ увидитъ, что если я сама своимъ поведеніемъ заставила его разлучиться со мною, за то могу съ мужественнымъ самоотверженіемъ перенести эту разлуку. Пусть онъ узнаетъ, что женщина, которая представила ему столько печальныхъ доказательствъ своей слабости, имѣетъ хотя нѣсколько энергіи, можетъ сказать ему послѣднее прости, не обнаруживъ при томъ своей грусти, хотя бы ей должно было умереть отъ заглушенныхъ рыданій.

Таково было рѣшеніе миссъ Мильнеръ, и она исполнила его. Самый строгій судья не могъ бы ни въ чемъ обвинить ея поведенія со времени полученія письма Эльмвуда. Правда, нѣсколько разъ ея слабый характеръ готовъ былъ обнаружиться, но она устояла противъ всѣхъ искушеній — и сдержала обѣщаніе, которое дала себѣ.

Миссъ Мильнеръ увидѣла Эльмвуда вечеромъ въ день полученія письма. У нея собралось нѣсколько любителей музыки, и она сама пѣла, аккомпанируя себѣ на фортепьяно, какъ вдругъ вошелъ Эльмвудъ. Знатоки тотчасъ замѣтили, что она при его входѣ сбилась съ такта, но онъ не замѣтилъ этого.

Опекунъ и питомица въ-теченіи вечера разговаривали нѣсколько разъ, но все о предметахъ общихъ, нисколько не касавшихся обоюднаго положенія. Они были очень вѣжливы другъ съ другомъ, но между ними уже не замѣтно было ни какихъ признаковъ дружескихъ отношеній. Они оба были спокойны и рѣшительны. Нѣкоторые изъ гостей остались ужинать: это доставило имъ возможность сохранить твердость и спокойствіе, которыя имъ хотѣлось выказать другъ другу; останься они одни въ присутствіи своихъ домашнихъ, они оба непремѣнно пришли бы въ смущеніе другъ отъ друга.

На другой день утромъ, каждый завтракалъ въ своей комнатѣ; за обѣдомъ были гости; вечеромъ лордъ Эльмвудъ куда-то уѣхалъ. Итакъ, все шло мирно, согласно желанію лорда. Миссъ Мильнеръ не измѣняла своей рѣшимости. Она была или старалась быть хладнокровной.

На третій день, у нихъ обѣдало нѣсколько друзей графа. Вдругъ одинъ изъ нихъ сказалъ:

— И такъ, милордъ, во вторникъ вы непремѣнно уѣзжаете?

Въ этотъ день была пятница.

— Да! отвѣчали въ одно время Эльмвудъ и Сандфоръ.

Почтенный прелатъ, произнося это слово, взглянулъ на миссъ Мильнеръ. Казалось, въ рукѣ ея задрожалъ ножикъ, который она держала, но ничѣмъ другимъ она не обнаружила своего волненія.

— Я боюсь, милордъ, сказалъ одинъ изъ собесѣдниковъ: — что вы привезете намъ жену-иностранку… Этого я не прощу вамъ никогда.

— Я полагаю, что милордъ именно ѣдетъ съ этой цѣлью, прибавилъ другой.

Прежде, нежели графъ успѣлъ отвѣтить своимъ гостямъ, Сандфоръ воскликнулъ:

— Почему жь бы милорду и не жениться на иностранкѣ… Почти всѣ царственные люди женятся на иностранкахъ, а между-тѣмъ, кто столько счастливъ въ семейной жизни, какъ счастливы нѣкоторые изъ владыкъ земли?

— Пусть дамы разсудятъ насъ… сказалъ одинъ старикъ, деревенскій житель, и взглянулъ на миссъ Мильнеръ: — какъ вы думаете, долженъ ли милордъ искать себѣ жены внѣ своего отечества?

Миссъ Вудли замѣтила затруднительность положенія своей подруги и отвѣчала за нее:

— Гдѣ бы и на комъ бы милордъ ни женился, онъ безъ сомнѣнія будетъ счастливъ.

— Но вы, миссъ, какъ объ этомъ думаете? спросилъ старикъ, не спуская глазъ съ миссъ Мильнеръ.

— Я думаю, что на комъ бы милордъ ни женился, онъ достоинъ быть счастливымъ, отвѣчала она съ совершеннымъ спокойствіемъ, потому-что миссъ Вудли, отвѣчая первая, дала ей время оправиться.

Краска бросилась въ лицо Эльмвуда, когда онъ услыхалъ эти слова, и миссъ Вудли показалось даже, что въ его глазахъ блеснули двѣ яркія слезы.

Миссъ Мильнеръ въ это время смотрѣла въ противоположную сторону.

Эльмвудъ перемѣнилъ разговоръ, но все-таки преимущественно говорили о скоромъ отъѣздѣ лорда. Разспрашивали о лошадяхъ, объ экипажѣ, о прислугѣ, которую онъ бралъ съ собою. Эльмвудъ и Сандфоръ со всей подробностью отвѣчали на вопросы любопытныхъ. Все это еще болѣе опечалило бѣдную миссъ Мильнеръ.

Почти тотчасъ послѣ обѣда дамы ушли изъ столовой и съ этой минуты и лицо и голосъ миссъ Мильнеръ совершенно измѣнились. Она никакъ не могла казаться спокойною… напрасно старалась говорить свободно, весело: голосъ тотчасъ измѣнялъ ей. Не только лицо ея поблѣднѣло, но и самыя черты его приняли самое скорбное выраженіе; глаза сдѣлались мутны губы едва произносили слова… Она сама замѣтила въ себѣ эту перемѣну и старалась скрыть ее отъ глазъ Эльмвуда, оставалась одна или съ миссъ Вудли по-крайней-мѣрѣ такъ долго, сколько можно было ей оставаться, не нарушая вѣжливости, о которой ее просилъ Эльмвудъ; притомъ же. онъ даже приказывалъ ей чаще являться въ общую гостинную.

Миссъ Вудли такъ сочувствовала печали своей подруги, что еслибъ не была увѣрена въ непоколебимости намѣренія Эльмвуда, она умоляла бы у ногъ его возвратить миссъ Мильнеръ нѣжную любовь, которую онъ нѣкогда питалъ къ ней, возвратить ее, какъ единственное средство спасти бѣдную дѣвушку отъ преждевременной смерти. Эта непоколебимость характера лорда, и дѣятельныя приготовленія къ отъѣзду убѣдили ее, что всякое вмѣшательство съ ея стороны было бы теперь безполезно.

Если въ обществѣ Эльмвуд-гоуза и не говорили безпрестанно объ отъѣздѣ лорда, тѣмъ болѣе, что онъ самъ, повидимому, избѣгалъ разговоровъ объ этомъ предметѣ, однакожъ каждый день какое-нибудь новое приготовленіе все болѣе и болѣе огорчало миссъ Мильнеръ. Самое страшное зрѣлище не поразило бы ее такъ, какъ ужаснули уложенные и запечатанные чемоданы, которые она увидала, проходя въ одно утро черезъ переднюю. Эти чемоданы уже были готовы къ отправленію въ Венецію. При видѣ ихъ — миссъ Мильнеръ бросилась вонъ изъ передней, чтобъ въ первой уединенной комнатѣ скрыть печаль свою. Тамъ слезы градомъ хлынули изъ глазъ ея. Вдругъ она услыхала чьи-то шаги, подняла голову и увидала лорда Эльмвуда. Гордое самолюбіе вспыхнуло въ ней. Ей хотѣлось показаться спокойной.

Она взглянула на него, какъ-бы спрашивая, что ему нужно здѣсь?

Эльмвудъ безмолвно поклонился, какъ-будто желая попросить у ней извиненія и вышелъ.

Они поняли другъ друга, хотя ни съ той, ни съ другой стороны не было произнесено ни слова.

Миссъ Мильнеръ замѣтила, что глаза лорда выражали совершенную беззаботность о ея скорби и полное равнодушіе къ ней самой. Она благодарила небо, что оно даровало ей случай убѣдиться въ этомъ и нѣсколько одушевилась…

Утромъ наканунѣ того дня, въ который миссъ Мильнеръ должна была сказать послѣднее прости своему опекуну и всѣмъ своимъ сладкимъ надеждамъ, она проснулась съ мыслію, что, можетъ-быть, въ послѣдній разъ увидитъ его, и эта мысль нѣсколько уменьшила въ ней чувство досады, которую причинилъ ей вчерашній поступокъ Эльмвуда. Она забыла о его строгости, которую называла грубой жестокостью, и думала только о его дружбѣ, о его нѣжной любви. Она съ нетерпѣніемъ ожидала случая видѣть его, и обѣщала себѣ стараться безпрестанно быть съ нимъ вмѣстѣ. Съ этой цѣлью она не завтракала въ своей комнатѣ, какъ дѣлала это уже нѣсколько дней сряду, но явилась въ столовую, гдѣ обыкновенно завтракали всѣ вмѣстѣ. Она съ удовольствіемъ услыхала голосъ графа, когда отворила дверь въ столовую; но звуки этого голоса такъ поразили ее, что она едва дошла до стола.

Миссъ Вудли съ грустію замѣтила страдальческое выраженіе на лицѣ своей подруги.

Миссъ Мильнеръ поклонилась сначала мистриссъ Гортонъ, потомъ своему опекуну. Эльмвудъ взглянулъ на нее и отвѣтилъ на ея поклонъ; потомъ онъ устремилъ свои глаза на огонь, горѣвшій въ каминѣ и заговорилъ съ Сандфоромъ.

Во время завтрака Сандфоръ случайно взглянулъ на миссъ Мильнеръ и былъ пораженъ страшной мертвенностью лица ея. Онъ посмотрѣлъ на нее внимательнѣе, потомъ обернулся къ Эльмвуду, чтобъ увидать, замѣчалъ ли онъ положеніе своей питомицы, и увидалъ, что глаза Эльмвуда были обращены совершенно въ противоположную сторону. Миссъ Мильнеръ такъ была погружена въ мысль о своемъ опекунѣ, что ни разу не замѣтила наблюдательныхъ взглядовъ прелата.

Нѣсколько минутъ длилось общее молчаніе.

Наконецъ, мистриссъ Гортонъ сдѣлала какое-то замѣчаніе о погодѣ.

Эльмвудъ отвѣчалъ, что ему показалось, будто утромъ шелъ дождь.

Сандфоръ возразилъ, что онъ такъ крѣпко спалъ, что не слыхалъ ничего, и говоря эти слова, онъ предложилъ миссъ Мильнеръ бисквитъ: это была первая вѣжливость, которую онъ сдѣлалъ ей. Она улыбнулась оригинальной выходкѣ прелата и взяла одинъ бисквитъ изъ уваженія къ его внимательности, но не могла съѣсть его.

Эльмвудъ первый всталъ изъ-за стола. Къ обѣду онъ не явился.

За обѣдомъ, мистриссъ Гортонъ сказала, что она надѣется, что по-крайнеиъй-мѣрѣ милордъ будетъ ужинать вмѣстѣ со всѣми.

— Я думаю, онъ непремѣнно прійдетъ къ ужину, отвѣчалъ Сандфоръ: — потому-что вѣроятно завтра утромъ уже никто изъ васъ не увидитъ его; мы уѣзжаемъ въ шесть часовъ.

Сандфоръ намѣренъ былъ проводить своего бывшаго воспитанника до Дувра.

Не увидать Эльмвуда завтра утромъ, эти слова были для миссъ Мильнеръ смертельнымъ ударомъ. Она чувствовала, что силы ее оставляютъ, и, боясь лишиться чувствъ, схватила стаканъ воды, который слуга подавалъ Сандфору, и разомъ выпила его. Потомъ она стала извиняться передъ нимъ, но прежде, нежели успѣла объяснить ему причину своего поступка, Сандфоръ кротко сказалъ:

— Ничего, ничего… Я очень радъ, что вы его выпили…

Миссъ Мильнеръ взглянула на Сандфора, желая угадать, была ли это дѣйствительно любезная обязательность или только насмѣшка, но тотчасъ же позабыла обо всемъ, потому-что мысли ея снова обратились къ Эльмвуду. Она съ нетерпѣніемъ ожидала его возвращенія къ ужину.

Наконецъ, въ десять часовъ онъ явился и въ половинѣ одиннадцатаго сѣли за ужинъ, все семейство безъ постороннихъ.

Миссъ Мильнеръ чувствовала, что теперь ей не долго остается притворствовать и дала себѣ слово до конца скрывать свои чувства. Она говорила и даже улыбалась и ея живость казалась довольно непринужденной.

Было уже около полночи, когда лордъ Эльмвудъ взглянулъ на часы, всталъ изъ-за стола и, подойдя къ мистриссъ Гортонъ, сказалъ:

— До свиданья… желаю вамъ всевозможнаго счастія.

Миссъ Мильнеръ устремила глаза на столъ, передъ которымъ сидѣла.

— Я тоже, милордъ, отвѣчала мистриссъ Гортонъ: — желаю вамъ здоровья и счастія.

Эльмвудъ подошелъ къ миссъ Вудли, взялъ ея за руку и повторилъ почти то же, что говорилъ мистриссъ Гортонъ.

Миссъ Мильнеръ дрожала всѣмъ тѣломъ, такъ, что не въ-силахъ была долѣе скрывать своего волненія.

— Надѣюсь, милордъ, отвѣчала миссъ Вудли, сильно тронутая: — что мои искреннія желанія вамъ счастія исполнятся…

Хотя въ это время всѣ стояли, но миссъ Мильнеръ сидѣла. Она встала только тогда, когда Эльмвудъ подошелъ къ ней. Всѣ съ нетерпѣніемъ ожидали, что будетъ говорить ей Эльмвудъ и что она отвѣтитъ, но они оба въ смущеніи молчали. Эльмвудъ безмолвно пожалъ ей руку, поклонился и вышелъ.

Ни одного желанія ей счастія или здоровья, ни благочестивой мольбы о томъ, чтобы Богъ благословилъ ее, даже слова «прости» не произнесли уста Эльмвуда.

Миссъ Мильнеръ съ твердостью выдержала и эту послѣднюю пытку, но когда Эльмвудъ уже выходилъ изъ комнаты, глаза ея наполнились слезами, и она, не помня самои-себя, сжала своей охолодѣвшей рукой руку Сандфора, который стоялъ возлѣ нея. Она и не замѣтила этого и судорожно жала руку прелата.

Сандфоръ не отдернулъ своей руки и когда дверь за Эльмвудомъ затворилась, онъ взглянулъ на миссъ Мильнеръ и замѣтилъ смертельныя страданія на лицѣ ея. Она, казалось, хотѣла преодолѣть свою грусть, глубоко вздохнула и сѣла, съ самоотверженіемъ предавшись своей печальной участи.

Сандфоръ не пошелъ вслѣдъ за Эльмвудомъ, какъ это онъ обыкновенно дѣлывалъ послѣ ужина, налилъ стаканъ вина, выпилъ и сѣлъ.

Нѣсколько минутъ всѣ молчали.

Наконецъ, Сандфоръ обратился къ миссъ Мильнеръ, которая сидѣла воздѣ него неподвижно, какъ статуя отчаянія, и сказалъ:

— Хотите ли вы завтра утромъ пить чай съ нами?

Она не отвѣчала.

— Мы будемъ завтракать, продолжалъ онъ: — часу въ седьмомъ. Если вы можете встать такъ рано, то приходите къ завтраку.

— Миссъ Мильнеръ, сказала миссъ Вудли: — ради Бога, встаньте ранѣе; мистеръ Сандфоръ навѣрно не пригласилъ бы васъ, еслибъ думалъ, что это не понравится лорду Эльмвуду.

— Разумѣется, нѣтъ, грубо отвѣчалъ прелатъ.

— Такъ прикажите горничной разбудить ее, сказала мистриссъ Гортонъ своей племянницѣ.

— О, она сама встанетъ… я въ томъ увѣрена, возразила миссъ Вудли.

— Нѣтъ, сказала миссъ Мильнеръ: — лордъ Эльмвудъ не хотѣлъ сказать мнѣ ни одного слова, даже не простился со мною, и я не должна видѣть его…

Произнося эти слова, она зарыдала.

— Почему же вы сами не заговорили съ нимъ? спросилъ Сандфоръ. — Развѣ вы прощались съ нимъ? Если ужъ винить, такъ винить васъ обоихъ.

— Я не могла сказать, что желаю ему счастія, возразила миссъ Мильнеръ: — но, клянусь вамъ, я желаю ему отъ души всевозможнаго блага.

— А вы думаете, что онъ вамъ не желаетъ того же? спросилъ Сандфоръ. — Эхъ, моя милая, вы должны бы судить о немъ по своему собственному сердцу и вѣрить, что любовь, которую вы чувствуете къ нему, горитъ и въ его сердцѣ…

Хотя слова моя милая сдѣлались совершенно пустыми по своей общеупотребительности, но, произнесенныя устами нѣкоторыхъ людей, они полны значенія и могутъ быть пріятны или ободрительны. Мистеръ Сандфоръ рѣдко произносилъ ихъ, а миссъ Мильнеръ онъ никогда не придавалъ этого ласкательнаго эпитета; и въ настоящемъ случаѣ слова моя милая въ устахъ его имѣли для миссъ Мильнеръ высокую цѣну.

Она съ признательностью взглянула на него, но отъ волненія не могла выговорить ни слова.

Сандфоръ замѣтилъ это, всталъ, поклонился ей и, уходя, дружески сказалъ:

— И такъ до завтра… желаю вамъ спокойной ночи.

Когда онъ ушелъ, миссъ Мильнеръ сказала своей подругѣ:

— Хотя мистеръ Сандфоръ и много способствовалъ къ тому, что я разлучаюсь навсегда съ лордомъ Эльмвудомъ; но тѣмъ не менѣе я всегда буду благодарна ему за участіе, которое онъ показалъ мнѣ сегодня.

— О, отвѣчала мистриссъ Гортонъ: — добрѣйшій мистеръ Сандфоръ теперь безопасно можетъ быть къ вамъ благосклоненъ. Лордъ Эльмвудъ уѣзжаетъ навсегда, слѣдовательно, мистеръ Сандфоръ не надѣется, чтобы вы увидали его еще разъ.

Читатель, вѣроятно, не догадается, что мистриссъ Гортонъ, дѣлая это замѣчаніе, думала похвалить Сандфора.

III.

Миссъ Вудли не хотѣла оставить своей подруги и просидѣла съ нею всю ночь. Она напрасно уговаривала миссъ Мильнеръ лечь уснуть. Та объявила, что съ нынѣшняго дня для нея нѣтъ болѣе спокойствія.

— Роль, которую я приняла на себя, сказала она: — теперь кончена. Отнынѣ я могу дать полную свободу своему отчаянію.

Между-тѣмъ, уже стало свѣтать.

— И, однакожь, я могла бы, продолжала миссъ Мильнеръ: — видѣть его еще разъ, потому-что мистеръ Сандфоръ пригласилъ меня.

— Если вы думаете, возразила миссъ Вудли: — что это второе прощаніе будетъ для васъ новой пыткой, не ходите къ завтраку… Если жь оно можетъ успокоитъ васъ, пойдемте. Я предупрежу лорда Эльмвуда о вашемъ желаніи еще разъ проститься съ нимъ, и скажу ему, что вы явитесь по приглашенію мистера Сандфора.

Миссъ Мильнеръ съ грустной улыбкой выслушала свою подругу и замѣтила, что неловко было еще разъ видѣть лорда, когда онъ уже простился съ нею. Миссъ Вудли разувѣрила ее, утверждая, что самый подозрительный человѣкъ не могъ бы предполагать, что въ этомъ послѣднемъ прощаніи крылась какая-нибудь надежда поколебать его рѣшимость и снова овладѣть его сердцемъ.

Миссъ Мильнеръ согласилась съ нею, но не рѣшалась идти.

Между-тѣмъ, день заблисталъ яркимъ свѣтомъ. Миссъ Мильнеръ подошла къ зеркалу, причесала распустившіеся волосы и поправила туалетъ…

— Нѣтъ, я боюсь его видѣть… сказала она послѣ минутнаго молчанія.

— Какъ хотите, но я пойду… отвѣчала миссъ Вудли.

— Идите, идите… и если онъ спроситъ обо мнѣ, я охотно прійду: если нѣтъ, я не пойду ни за что на свѣтѣ. Но, ради Бога, не обманывайте меня.

Миссъ Вудли обѣщала, что не обманетъ, и когда пробило шесть часовъ, пошла въ столовую.

Она нашла тамъ лорда Эльмвуда въ дорожномъ платьѣ. Эльмвудъ не ожидалъ ее, и съ безпокойствомъ спросилъ:

— Не случилось ли чего, милая миссъ Вудли?

— Нѣтъ, милордъ, отвѣчала она: — я не могла не воспользоваться случаемъ еще разъ видѣть васъ…

— Благодарю васъ… сказалъ Эльмвудъ со вздохомъ.

Миссъ Вудли поняла этотъ вздохъ и ей показалось, что лордъ хотѣлъ спросить что-нибудь о миссъ Мильнеръ, но что онъ противился этому желанію. Она думала сама заговорить о своей подругѣ, но не рѣшалась.

Вошелъ Сандфоръ.

— Боже мой, милордъ, сказалъ онъ: — гдѣ это вы провели нынѣшнюю ночь?

— Къ чему этотъ вопросъ?

— Я сейчасъ быль въ вашей комнатѣ, отвѣчалъ прелатъ: — ваша постель не смята, вы не ложились спать.

— Нѣтъ… мнѣ не хотѣлось… притомъ же, мнѣ было нужно разсмотрѣть кой-какія бумаги…

— Въ такомъ случаѣ, милордъ, сказала миссъ Вудли: — вы сдѣлали совершенно то же, что и миссъ Мильнеръ: — она тоже не ложилась…

— Какъ! миссъ Мильнеръ тоже не спала всю ночь? повторилъ Эльмвудъ, задумавшись.

— Если она не спитъ, сказалъ Сандфоръ: — такъ что жь она не пріидетъ сюда выпить съ нами чашку кофе?

— Еслибъ она знала, что ея присутствіе будетъ пріятно, замѣтила миссъ Вудли: — она навѣрно пришла бы…

Говоря это, миссъ Вудли смотрѣла прямо на лорда Эльмвуда, но онъ не сказалъ ни слова.

— Пріятно? воскликнулъ Сандфоръ. — Да развѣ она съ кѣмъ-нибудь здѣсь въ ссорѣ? Не думаетъ ли она, что кто-нибудь изъ насъ на нее сердится? Приведите ее, да поскорѣе… Съ ея стороны несправедливо думать, что мы враги ея…

Миссъ Вудли вышла и, прійдя къ своей подругѣ, застала ее въ совершенномъ отчаяніи: такъ она боялась, что лордъ Эльмвудъ уѣдетъ, и она не увидитъ его.

— Что? спросила миссъ Мильнеръ: — это онъ прислалъ васъ за мною?

— Нѣтъ, мистеръ Сандфоръ, но милордъ также былъ тутъ и слышалъ это приглашеніе. Стало-быть, вы очень можете идти. Иначе, я и не просила бы васъ.

Миссъ Мильнеръ не заставила убѣждать себя болѣе и поспѣшно послѣдовала за своей подругой.

Робко вошла она въ столовую. Щеки ея, блѣдныя какъ смерть, вдругъ покрылись яркимъ румянцемъ. Лордъ Эльмвудъ всталъ и подалъ ей стулъ.

Сандфоръ бросилъ любопытный взглядъ на миссъ Мильнеръ, хлебнулъ изъ чашки и сказалъ, что никакъ не можетъ сдѣлать себѣ чаю по вкусу.

Миссъ Мильнеръ взяла поданную ей чашку, но едва могла держать ее.

Вдругъ къ воротамъ подъѣхала карета, въ которой лордъ Эльмвудъ долженъ былъ совершить свое путешествіе. Миссъ Мильнеръ затрепетала при шумѣ колесъ; Эльмвудъ тоже вздрогнулъ. Сандфоръ замѣтилъ, что чашка едва не выпала изъ рукъ миссъ Мильнеръ, взялъ ее, и спросилъ:

— Не хотите ли вы лучше кофе?

Она что-то прошептала въ отвѣтъ ему, но невозможно было разслышать ни слова.

Между-тѣмъ, вошелъ слуга лорда и доложилъ, что карета готова.

— Хорошо, сейчасъ! отвѣчалъ Эльмвудъ, но хотя завтракъ былъ уже конченъ, однакожь онъ не двигался съ мѣста.

Наконецъ, вдругъ онъ вскочилъ со стула, схватилъ шляпу и подошелъ къ миссъ Вудли проститься.

— Что это вы такъ торопитесь, милордъ, воскликнулъ Сандфоръ, какъ-бы желая доставить миссъ Мильнеръ возможность выиграть время: — не помню, куда это я дѣлъ перчатки?

Эльмвудъ, между-тѣмъ, простился съ миссъ Вудли и подошелъ къ своей питомицѣ, взялъ ея руку, пожалъ ее, но не сказалъ ни слова. Миссъ Мильнеръ тоже не говорила ничего, но за то слезы, градомъ хлынувшія изъ глазъ ея, ясно говорили о состояніи души ея.

— Что все это значитъ? воскликнулъ съ гнѣвомъ Сандфоръ, подойдя къ нимъ.

Они оба не отвѣчали ему — и остались неподвижно на томъ же мѣстѣ.

— Прощайтесь тотчасъ же, продолжалъ Сандфоръ: — или рѣшитесь болѣе не разлучаться до конца жизни.

Торжественно-повелительный голосъ Сандфора заставилъ Эльмвуда и миссъ Мильнеръ опомниться. Она посмотрѣла на него съ изумленіемъ, какъ-будто не вѣря ушамъ своимъ.

Сандфоръ отошелъ на минуту въ одинъ уголъ комнаты, взялъ тамъ со стола небольшую книгу, и снова подойдя къ Эльмвуду съ книгою въ рукахъ, спросилъ:

— Милордъ, любите ли вы миссъ Мильнеръ?

— Я люблю ее болѣе жизни, отвѣчалъ Эльмвудъ прерывающимся отъ волненія голосомъ.

Сандфоръ обратился къ миссъ Мильнеръ и спросилъ ее:

— Можете ли вы сказать то же о немъ?

Миссъ Мильнеръ закрыла лицо руками и тихо прошептала:

— О, Боже мой!

— Да, я знаю, что вы можете сказать о лордѣ Эльмвудѣ то же, что онъ сказалъ о васъ, продолжалъ Сандфоръ: — вы равно любите другъ-друга и вамъ невозможно болѣе разлучаться.

Эльмвудъ съ удивленіемъ смотрѣлъ на Сандфора, но въ душѣ былъ восхищенъ новой жизнію, которая раскрывалась передъ его глазами.

Миссъ Мильнеръ, трепещущая, стояла неподвижно и безмолвствовала.

— Милордъ, произнесъ Сандфоръ съ достоинствомъ: — пока мнѣ казалось, что мои совѣты могутъ предохранять васъ отъ злѣйшаго изъ золъ — отъ домашняго раздора, — я ежеминутно докучалъ вамъ и отвлекалъ отъ опасности, которая, впрочемъ, существовала только въ моемъ воображеніи; я сознаюсь, что я ошибался, и теперь я твердо увѣренъ, что ваше обоюдное счастіе зависитъ отъ вашего соединенія. Милордъ, пріймите клятву этой женщины. Я вижу изъ глазъ ея, что она свято сдержитъ свое слово. А вы, моя милая, прибавилъ прелатъ, обращаясь къ миссъ Мильнеръ: — дѣйствуйте только подъ вліяніемъ вашей любви къ мужу, столь благоразумному и добродѣтельному, какъ онъ, и достигнете всего лучшаго, чего и я и онъ можемъ пожелать вамъ. — Итакъ, милордъ, рѣшайтесь же, или откажитесь отъ нея навсегда, или привяжите ее къ себѣ узами, которыя я освящу торжественной церемоніей брака.

— Я не могу разлучиться съ нею, воскликнулъ Эльмвудъ. Потомъ, чувствуя, что этотъ отвѣтъ былъ недостаточенъ, онъ упалъ передъ миссъ Мильнеръ, и сказалъ: — простите ли вы мнѣ мою нерѣшительность? соединенная со мною узами брака, будете ли вы оказывать мнѣ любовь, которую скрывали доселѣ? Обладая моею привязанностью, перенесете ли вы терпѣливо всѣ мои недостатки?

Миссъ Мильнеръ подняла лорда. Выраженіе ея лица, слезы, которыми она оросила его руки, ясно свидѣтельствовали, что она сдѣлаетъ для него все на свѣтѣ.

Эльмвудъ далъ знакъ Сандфору и тотъ совершилъ брачный обрядъ.

Миссъ Мильнеръ, въ смущеніи, полная дѣвственной стыдливости, бросилась на грудь своей подруги и скрыла на ней лицо свое.

Въ-продолженіи церемоніи, Эльмвудъ стоялъ въ благочестивомъ восторгѣ, но при окончаніи ея его мысли спустились на землю. Онъ съ жаромъ обжаловалъ свою питомицу, и, какъ нѣжнѣйшій и счастливѣйшій изъ супруговъ, назвалъ ее сладкимъ именемъ своей милой жены.

— Но, милордъ, сказалъ Сандфоръ: — теперь вы соединены еще только по уставу вашей религіи. Остается другое сочетаніе, предписываемое правилами церкви вашей жены. Поспѣшите совершить этотъ послѣдній обрядъ, — чтобы до полнаго брака не могло случиться между вами какой-нибудь распри, въ-слѣдствіе которой миссъ Мильнеръ могла бы отказать вамъ въ правахъ законнаго мужа.

— Да, это правда, отвѣчалъ Эльмвудъ: — по этому мы завтра же совершимъ наше вторичное бракосочетаніе.

Дамы сдѣлали на это нѣкоторое возраженіе и Сандфоръ назначилъ совершеніе вторичной церемоніи черезъ четыре дня.

Миссъ Вудли напомнила, что карета, въ которой Эльмвудъ долженъ былъ уѣхать, еще дожидаетъ. Натурально, ее отослали тотчасъ же. Миссъ Мильнеръ съ восхищеніемъ взглянула въ окно, когда карета пустая отправилась обратно домой.

Никогда и никому, можетъ-быть, не случалось такъ быстро перейдти отъ отчаянія къ радости, какъ это случилось съ нашими героями.

Четыре дня, назначенные для вторичнаго бракосочетанія, прошли быстро въ различныхъ приготовленіяхъ къ этой счастливой минутѣ.

Мы забыли сказать, что въ незабвенный для миссъ Мильнеръ первой церемоніи, по окончаніи ея, она была сильно поражена, когда, взглянувъ На кольцо, которое Эльмвудъ наскоро снялъ съ своей руки и надѣлъ ей на палецъ, увидала, что это кольцо было траурное.

IV.

Въ жизни нѣтъ событій, которыя обращали бы на себя вниманіе человѣка мыслящаго въ такой сильной степени, какъ занимаетъ его возвращеніе въ тѣ мѣста, въ которыхъ онъ не былъ нѣсколько лѣтъ… Какъ поражаетъ его перемѣна, происшедшая въ нихъ во время его отсутствія! Тѣ, которыхъ онъ оставилъ въ цвѣтѣ силъ и молодости — умерли; дѣти, которыя при немъ еще сидѣли на школьныхъ скамьяхъ, сдѣлались взрослыми, уже женаты и въ свою очередь имѣютъ дѣтей, — прежде бывшіе богачи — обнищали; — тѣ, которые едва могли поддерживать свое грустное существованіе — разбогатѣли; мужья-вертопрахи — сдѣлались людьми постоянными; мужья, нѣкогда вѣрные своимъ женамъ, — начали измѣнять имъ; нѣкогда пышныя красавицы — увяли, потеряли свой роскошный блескъ, свою прелесть. Въ этой перемѣнѣ все напоминаетъ ему,

Что все мимолетно до гроба,

За гробомъ лишь вѣчная жизнь…

Если благосклонный читатель желаетъ испытать подобное ощущеніе, мы попросимъ его вообразить, что прошло цѣлыхъ семьнадцать лѣтъ съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ потерялъ изъ виду героевъ нашего романа. Пусть онъ представитъ себѣ, что и самъ постарѣлъ семнадцатью годами, и съ этой мыслью, слѣдитъ за продолженіемъ нашей простой исторіи.

Вспомнимъ о героинѣ, о милой, прекрасной миссъ Мильнеръ… Она уже не прекрасна, болѣе не любима и, увы! — трепещите, читая эти строки — болѣе не добродѣтельна.

Благочестивый, добрый, нѣжный Доррифоръ сдѣлался нелюдимомъ; сердце его огрубѣло… Чувствительный, справедливый лордъ Эльмвудъ теперь представляетъ собою примѣръ неумолимой, несправедливой строгости.

Миссъ Вудли постарѣла, но ее состарѣли не годы, а печали.

Малютка Рушбрукъ сдѣлался взрослымъ молодымъ человѣкомъ и наслѣдникомъ всего состоянія лорда Эльмвуда, тогда-какъ неумолимый лордъ не хочетъ и видѣть своей собственной дочери, единственнаго дѣтища, которое онъ имѣлъ отъ нѣкогда милой ему миссъ Мильнеръ, — не хочетъ видѣть въ отмщеніе за проступокъ матери.

Самая естественная перемѣна совершилась съ мистриссъ Гортонъ: она просто умерла.

Одинъ Сандфоръ остался почти таковъ же, каковъ и былъ прежде.

Семнадцать лѣтъ назадъ, мы въ послѣдній разъ видѣли миссъ Мильнеръ уже женою лорда Эльмвуда, влюбленною и любимою. Теперь мы находимъ ее на одрѣ смерти.

Въ тридцать-пять лѣтъ она кончила свою жизнь, ознаменованную столькими опасностями, столькими надеждами, радостями, скорбями. Тѣ и другія въ ея жизни доходили до своихъ крайнихъ предѣловъ, потому-что ея сердце было слишкомъ чувствительно ко всѣмъ впечатлѣніямъ.

Въ началѣ нашей исторіи, мы видѣли мистера Мильнера умирающаго: въ головѣ его была только одна мысль — забота о его единственномъ дѣтищѣ. Но, увы, напрасны были всѣ предосторожности, которыя дѣлалъ онъ для ея счастія. Лэди Эльмвудъ это знаетъ, и однакожь, увлеченная родительскимъ инстинктомъ, въ послѣдній часъ своей жизни, думаетъ только о будущности своей милой дочери. «Боже мой, да будетъ воля Твоя!» восклицаетъ она, но при мысли о бѣдствіяхъ, которымъ можетъ подвергнуться ея дѣтище, умирающая готова противостать велѣніямъ неба.

Вѣроятно, описаніе подробностей развитія порочныхъ наклонностей въ человѣческомъ сердцѣ было бы полезнымъ урокомъ для многихъ, но мы знаемъ, что подобные уроки не прійдутся по вкусу большей части читателей, и потому только упомянемъ здѣсь вкратцѣ, какимъ образомъ лэди Эльмвудъ дошла до паденія.

Нѣкоторыя изъ обстоятельствъ, способствовавшихъ лэди забыть свои супружескія обязанности, заслуживаютъ особеннаго вниманія.

Лордъ Эльмвудъ четыре года наслаждался совершеннѣйшимъ супружескимъ, счастіемъ, сдѣлавшись отцомъ прелестной дѣвочки, которую онъ любилъ столько же, сколько и свою жену. По истеченіи этого времени, онъ принужденъ былъ ѣхать въ Западную-Индію, чтобы спасти свое имущество, находившееся тамъ, отъ грабительства управляющаго. Различныя обстоятельства заставили его прожить тамъ цѣлыхъ три года.

Лэди Эльмвудъ сначала скучала и считала себя истинно несчастною женщиной, потомъ обидѣлась, и въ порывѣ своей раздражительности рѣшилась, вопреки просьбамъ мужа, для развлеченія, посѣщать всѣ самые одушевленные лондонскіе салоны.

Между-тѣмъ, опасная болѣзнь останавливала ея мужа въ Индіи, но онъ не писалъ ей ничего о своемъ печальномъ положеніи, боясь огорчить ее. Милэди получала отъ него одни частыя извиненія, но эти извиненія только пробуждали въ ней недовѣрчивость и досаду.

Сердце лэди Эльмвудъ не могло быть равнодушно; бунтующія страсти смѣнялись въ немъ поочередно, и наконецъ одна изъ нихъ заняла ее болѣе другихъ. Это была страсть — невинная въ началѣ, но потомъ преступная. Вдали отъ нѣжнаго предмета своей любви, она считала часы и минуты столь грустными, столь тягостными, что, желая разсѣять себя, прибѣгла къ опасному сообществу человѣка, котораго развращенное сердце не могло ни на одинъ мигъ замѣнить ей потерю мужа; забвеніе ея было минутное! Съ какою страшною силой совѣсть заговорила въ ней, когда вдругъ пріѣздъ лорда Элымвуда пробудилъ ее отъ этого забвенія! О, какъ была бы она счастлива, еслибъ прибытіе мужа случилось нѣсколькими мѣсяцами раньше. Радость ея тогда была безгранична, но теперь ужасны были ея чувствованія, когда она узнала, что лордъ Эльмвудъ воротился, и что не отъ него зависѣла возможность пріѣхать ранѣе.

Преступная, но не огрубѣвшая въ преступленіи, лэди Эльмвудъ была въ отчаяніи. Совѣсть укоряла ее, и ея душевныя страданія были безграничны. Она рѣшилась бѣжатъ мужа и оставила домъ его. Она удалилась въ мрачное уединеніе, гдѣ находила единственную отраду въ дружбѣ сострадательной миссъ Вудли. Она даже не взяла съ собой своей дочери, которой невинныя, дѣтскія улыбки могли бы утѣшать ее, но оставила малютку въ домѣ добродѣтельнаго мужа. Она съ грустью разлучилась съ своею дочерью, но эта грусть сдѣлалась для нея еще убійственнѣе, когда лордъ Эльмвудъ возвратилъ ей ее. Она чувствовала, что невинная дѣвочка за преступленія матери была изгнана изъ дома отца.

Лордъ Эльмвудъ страстно любилъ жену свою; за то и ненависть его къ ней была безгранична. Чувствуя, что преступленіе нѣкогда милой ему женщины разлучило его съ ней на вѣки, лордъ въ отмщеніе далъ себѣ слово удалить отъ себя все, что могло напоминать ему о ней.

Тѣмъ болѣе имѣлъ онъ причинъ удалить отъ себя дочь свою. Любить ее, по его мнѣнію, значило нѣкоторымъ образомъ продолжать любить и ея мать. Твердый въ своей рѣшимости, онъ возвратилъ матери шестилѣтнюю Матильду.

Лэди Эльмвудъ съ нѣжной любовью встрѣтила дочь свою, но горесть ея была безпредѣльна, когда она подумала, что бѣдное дитя невинно страдало за ея преступленіе.

Въ то время, какъ агенты лорда Эльмвуда исполняли это приказаніе, онъ самъ былъ занятъ еще важнѣйшимъ дѣломъ, — дѣломъ, отъ котораго зависѣла самая жизнь его. Онъ рѣшился умереть или убить человѣка, который разрушилъ его семейное счастіе. Результатомъ этого намѣренія была дуэль лорда съ его прежнимъ противникомъ. Герцогъ Эвонъ, до смерти своего старшаго брата называвшійся лордомъ Фредерикомъ Лоунли, безъ отговорокъ согласился дать Эльмвуду удовлетвореніе.

Читатель, конечно, давно догадался, что паденіе лэди Эльмвудъ было совершено лордомъ Фредерикомъ, которому она пожертвовала и своей будущностью и спокойствіемъ своего мужа. Фредерикъ до-сихъ-поръ еще любилъ ее и употреблялъ всѣ возможныя усилія достигнуть связи съ нею, тѣмъ болѣе, что теперь онъ тщеславился этимъ успѣхомъ больше, чѣмъ въ былое время, еслибъ ему удалось овладѣть на перекоръ Эльмвуду рукою миссъ Мильнеръ. Торжество лорда Фредерика, впрочемъ, было непродолжительно: черезъ мѣсяцъ послѣ возвращенія въ Лондонъ Эльмвуда, онъ принужденъ былъ дать ему удовлетвореніе и остался на мѣстѣ битвы, обезображенный въ такой степени, что уже не могъ быть опасенъ для спокойствія мужей. Насилу оторвали лорда Эльмвуда отъ мѣста поединка, хотя онъ и самъ былъ очень-опасно раненъ. Онъ тогда только согласился уѣхать, когда его увѣрили, что его противникъ убитъ.

Простертый на одрѣ смерти, Эльмвудъ, не смотря на всевозможныя просьбы своихъ друзей, которыхъ онъ очень уважалъ, не хотѣлъ ни простить своей жены, ни позволить, чтобы къ нему привезли его дочь для благословенія.

Лэди Эльмвудъ, знавшая о всѣхъ подробностяхъ дуэли, съ самоотверженіемъ ожидала вѣсти о смерти мужа; но по ея лицу можно было легко замѣтить, что она не пережила бы его, и оставила бы дочь свою совершенной сиротою. Эльмвудъ узналъ о положеніи жены и эта вѣсть помогла его выздоровленію, а мысль о томъ, что ему удалось страшно отмстить за себя герцогу, возвратила ему спокойствіе.

Онъ совершенно выздоровѣлъ; но лэди Эльмвудъ сдѣлалась больна отъ душевныхъ страданій… Впрочемъ, молодость помогла ей бороться съ болѣзнію и она около десяти лѣтъ еще влачила свою грустную жизнь. Наконецъ, наступила и для нея минута смерти. Въ слѣдующей главѣ, читатель узнаетъ нѣкоторыя подробности этаго событія.

V.

На границѣ Шотландіи, въ уединенной странѣ близь печальной, темной рощи, былъ домикъ, въ которомъ поселилась нѣкогда легкомысленная, веселая миссъ Мильнеръ, разлучившись съ лордомъ Эльмвудомъ. Въ настоящую минуту, она лежала на смертномъ одрѣ въ мрачной комнатѣ, въ которую едва проходилъ дневной свѣтъ. Смертная блѣдность покрывала лицо ея, но мысли ея были ясны.

Въ другомъ углу этой комнаты, миссъ Вудли на колѣняхъ съ жаромъ молилась за свою вѣчно милую подругу. Слезы градомъ лились изъ глазъ ея и громкія рыданія заглушали молитвы.

Матильда, дочь лэди Эльмвудъ, стояла у постели матери: одной рукой она поддерживала голову умирающей, другою отирала съ чела ея холодный предсмертный потъ. Лэди Эльмвудъ напрасно силилась обнять свое милое дитя; ея руки падали въ безсиліи. На лицѣ Матильды видна была вся сила ея страданій… Она покрывала поцалуями лицо и руки своей матери и прижимала ее къ своей трепещущей, дѣвственной груди.

Тутъ же, у постели, сидѣлъ и мистеръ Сандфоръ. Его волосы посѣдѣли, лицо покрылось морщинами, одно сердце сохранило свои прежнія чувства. Онъ все по-прежнему былъ строгій преслѣдователь вѣтренности и тщеславія, и другъ и утѣшитель несчастія.

Въ настоящую минуту, на лицѣ его не выражалось ни сарказмовъ, ни упрековъ, ни гнѣва, — нѣтъ, оно было полно кроткаго состраданія, которое утѣшаетъ раскаивающихся. Его голосъ былъ мягокъ, не грозенъ, какъ бывало прежде.

— Именемъ Бога, прошу васъ, милэди, говоритъ Сандфоръ умирающей: — успокойтесь… Надѣйтесь на прощеніе во имя Того, который знаетъ всѣ наши пороки и пострадалъ — для нашего искупленія. Ободритесь; тяжкія горести, которыя вы испытали послѣ паденія, отчасти искупаютъ ваше преступленіе. Умоляю васъ во имя невинности, блиставшей на юномъ челѣ вашемъ, когда я соединялъ вашу руку съ рукою мужа, вѣрьте, что вы не рождены умереть смертію злыхъ.

Графиня съ грустію выслушала утѣшительныя слова старца, и съ благодарностью сжала руку его… Странный огонь заблисталъ вдругъ въ ея глазахъ, но языкъ напрасно силился произнести слово… Она взглянула на свою дочь и едва одно слово «отецъ» могли прошептать ея трепещущія губы.

— О, я понимаю васъ, милэди, воскликнулъ Сандфоръ: — и употреблю все мое вліяніе, мольбы, слезы, чтобъ убѣдить его признать дочь свою.

Грустной улыбкой поблагодарила его графиня.

— Если мнѣ не удастся, продолжалъ Сандфоръ: — по-крайней-мѣрѣ, ваша дочь найдетъ во мнѣ друга и покровителя до конца моей жизни.

Лэди Эльмвудъ еще разъ взглядомъ поблагодарила прелата.

Она чувствовала, что жизнь оставляетъ ее; съ сверхъестественнымъ усиліемъ поднялась на своей она постели, сжала въ своихъ объятіяхъ дочь, — и умерла.

VI.

Лордъ Эльмвудъ по своей природѣ еще болѣе, чѣмъ въ-слѣдствіе воспитанія человѣкъ глубокомыслящій и философъ. Его религіозныя занятія научили его сознавать, что все скоропреходяще въ этомъ мірѣ, но за то научали его и наслаждаться съ благодарностью тѣмъ, что небо даровало ему, и терпѣливо сносить потери, которыя оно посылало ему въ своемъ праведномъ гнѣвѣ. Подъ вліяніемъ этого благодѣтельнаго сознанія, онъ съ самоотверженіемъ перенесъ тяжкій ударъ, который нанесла его сердцу невѣрность милой жены. Онъ успокоился, но по своей чувствительности не забывалъ о счастіи, которое потерялъ. Эта чувствительность заставила его убѣгать всего, что могло пробудить въ немъ воспоминаніе о минувшемъ счастіи. Вотъ причина, по которой онъ запретилъ произносить при немъ имя лэди Эльмвудъ и имя ея дочери. Многіе подозрѣвали подъ этимъ запрещеніемъ не требованіе души чувствительной, а слѣдствіе гнѣва, и онъ самъ не отрицалъ, что досада въ этомъ случаѣ дѣйствовала согласно съ благоразуміемъ. Это благоразуміе, по мнѣнію лорда Эльмвуда, заключалось въ томъ, что онъ не хотѣлъ пробуждать въ себѣ воспоминаній о счастіи, которымъ не могъ болѣе наслаждаться, и о неблагодарности, которая могла возбудить въ немъ совершенную ненависть къ нѣкогда милой ему женщинѣ.

На основаніи такого убѣжденія, Эльмвудъ принялъ непоколебимое намѣреніе никогда не признавать Матильды своею дочерью, или, если онъ и признавалъ ее, то не хотѣлъ ни видѣть ея, ни принимать участія въ судьбѣ ея. Смерть лэди Эльмвудъ, однакожь, должна была отчасти измѣнить его намѣренія: Эльмвудъ, казалось, по необходимости принужденъ былъ по-крайней-мѣрѣ назначить Матильдѣ опекуна, если ужь самъ не хотѣлъ принять на себя этой обязанности; но никто не осмѣливался напоминать ему ни о смерти лэди Эльмвудъ, ни о грустномъ сиротствѣ его дочери. Даже Сандфоръ, устрашенный строгимъ поведеніемъ Эльмвуда, не рѣшался на это.

Почтенный прелатъ желалъ, чтобъ не онъ, а кто-нибудь другой принялъ на себя опасную обязанность напомнить лорду о его женѣ. Онъ посовѣтовалъ миссъ Вудли написать ему объ этомъ. Та замѣтила, что ей болѣе, чѣмъ всякому другому, было опасно рѣшиться на подобный поступокъ, что она могла лишиться такимъ-образомъ благосклонности лорда Эльмвуда и, слѣдовательно, остаться безъ всякихъ средствъ къ существованію, потому-что со смерти своей тетки и то уже жила только вспомоществованіемъ лэди Эльмвудъ, а теперь совершенно зависѣла отъ милосердія лорда. Въ-самомъ-дѣлѣ, лэди Эльмвудъ не оставила никакого завѣщанія, говоря, что предоставляетъ все на волю своего мужа, что, если бъ даже ему угодно было оставить безъ призрѣнія дочь ея, она и на то согласна.

Не трудно догадаться, что лэди Эльмвудъ дѣйствовала такъ въ надеждѣ обратить вниманіе мужа на дочь. Она думала, что грустное положеніе Матильды скорѣе тронетъ его, что такимъ-образомъ, быть-можетъ, отецъ и дочь, по необходимости, войдутъ въ сношенія, которыя пробудятъ въ лордѣ Эльмвудѣ чувство родительской любви.

Но лэди Эльмвудъ не хотѣла, чтобы мужъ ея подозрѣвалъ причину, заставившую ее такъ дѣйствовать, и потому обрекла той же участи и миссъ Вудли: такимъ-образомъ-жизнь двухъ единственныхъ существъ, которыя были драгоцѣнны ей, зависѣла отъ произвола лорда Эльмвуда. Правда, что Сандфоръ обѣщалъ свое покровительство Матильдѣ, но онъ самъ существовалъ щедростію своего бывшаго воспитанника, въ домѣ котораго и жилъ по-прежнему.

Какъ бы то ни было, послѣ нѣкотораго размышленія, почтенный прелатъ рѣшился ѣхать въ Лондонъ, гдѣ въ это время находился лордъ Эльмвудъ, и сообщить ему вѣсть о кончинѣ жены. Вмѣстѣ онъ хотѣлъ-было исполнить и то обѣщаніе, которое далъ умирающей. Но лордъ Эльмвудъ узналъ о смерти жены еще до пріѣзда Сандфора: извѣстіе объ этомъ событіи прочелъ онъ въ газетахъ.

Однажды, Эльмвудъ сидѣлъ за завтракомъ, какъ вдругъ ему подали газету, которая извѣщала о смерти лэди Эльмвудъ слѣдующими словами:

"Въ прошедшую среду, въ деревенькѣ Дрэнь-Паркъ, въ Нортомберлэндскомъ-Графствѣ, происходило погребеніе ея сіятельства графини Эльмвудъ. Это была женщина удивительной красоты. Богатая наслѣдница, она была предметомъ исканій многихъ знатныхъ людей, но предпочла всѣмъ своего опекуна, лор"ъда Эльмвуда (прежде мистера Доррифора), и говорятъ, что она наслаждалась рѣдкимъ семейнымъ счастіемъ до-тѣхъ-поръ, пока обстоятельства не заставили лорда уѣхать на нѣсколько лѣтъ за границу. Слѣдствія этой долгой разлуки были таковы, что по возвращеніи мужа, супруги разлучились. Графиня оставила послѣ себя только одну дочь, пятнадцатилѣтнюю дѣвушку."

Лордъ Эльмвудъ былъ тронутъ при чтеніи газеты и бросилъ листокъ. Нѣсколько минутъ онъ оставался въ-задумчивости и потиралъ рукою горячую голову. Потомъ онъ всталъ, прошелъ три или четыре раза но комнатѣ, взялъ газету и по обыкновенію спокойно началъ читать ее.

Да не осуждаютъ его тѣ, чья горесть обнаруживается обыкновенно воплями и слезами, въ недостаткѣ чувствительности. Пусть они вспомнятъ, что лордъ Эльмвудъ былъ человѣкъ чувствительный, но характера въ высшей степени твердаго. Его волненіе при чтеніи газеты хотя и было непродолжительно, но тѣмъ не менѣе оно было сильно; кажется, не трудно понять, что мысль о лэди Эльмвудъ тревожила его душу въ минуты его задумчивости.

Какъ бы то ни было, никто и не подозрѣвалъ, что смерть лэди Эльмвудъ глубоко тронула ея мужа; да это было и не удивительно, потому-что лордъ проводилъ время по обыкновенію, не измѣняя своихъ привычекъ. Черезъ четыре дня по прочтеніи извѣстія о смерти жены, Эльмвудъ позвалъ своего управителя, и, поговоривъ сначала нѣсколько минутъ о дѣлахъ, спросилъ:

— Правда ли, что лэди Эльмвудъ умерла?

— Правда, милордъ.

Эльмвудъ былъ гораздо серьёзнѣе обыкновеннаго и при отвѣтѣ управителя глубоко вздохнулъ.

— Мистеръ Сандфоръ, милордъ, продолжалъ управитель: — извѣстилъ меня о смерти милэди, но онъ писалъ мнѣ, чтобъ я какъ хотѣлъ такъ и поступалъ, то-есть, увѣдомлялъ бы ваше сіятельство или нѣтъ. Я отвѣчалъ ему, что не берусь исполнить его порученіе.

— Гдѣ теперь мистеръ Сандфоръ? сцросилъ Эльмвудъ.

— Онъ былъ у милэди.

— И тогда, какъ она умирала?

— Былъ и тогда, милордъ.

— Я очень доволенъ этимъ; Сандфоръ постарается наблюсти, чтобы всѣ ея послѣднія желанія были исполнены. Сандфоръ превосходный человѣкъ; сердце его открыто для всѣхъ.

— Дѣйствительно, милордъ, онъ прекраснѣйшій человѣкъ.

Съ минуту длилось молчаніе. Потомъ мистеръ Джеффертъ спросилъ:

— Угодно будетъ вашему сіятельству дать мнѣ еще какія-нибудь приказанія?

— Напишите Сандфору, отвѣчалъ Эльмвудъ: — чтобы всѣ требованія милэди были исполнены. Я напередъ признаю права опекуна, котораго она избрала для своей дочери, и вообще не буду противорѣчить ея волѣ, если только что-нибудь не касается меня лично.

Слезы выступили на глазахъ лорда Эльмвуда, когда онъ произносилъ эти слова. Мистеръ Джеффертъ тоже не могъ не прослезиться. Эльмвудъ это замѣтилъ и съ строгостію сказалъ:

— Однакожь, не думайте, чтобъ я этимъ отмѣнялъ какое-нибудь изъ своихъ приказаній, которыя далъ вамъ прежде. Они должны остаться неизмѣнны.

— Понимаю, милордъ; вы приказали не напоминать вамъ никогда объ этомъ предметѣ.

— Да.

— Я всегда повиновался вашему сіятельству, и надѣюсь и впередъ исполнять ваши приказанія.

— Я тоже надѣюсь, что вы исполните ихъ, отвѣчалъ грозно Эльмвудъ: — и такъ увѣдомьте Сандфора о моей волѣ… Болѣе мнѣ нечего сказать вамъ.

Мистеръ Джеффертъ поклонился и вышелъ.

Сандфоръ своимъ пріѣздомъ предупредилъ письмо Джефферта и этотъ послѣдній разсказалъ ему отъ-слова-до-слова весь свой разговоръ съ лордомъ Эльмвудомъ.

Послѣ разговора съ Джеффертомъ, Сандфоръ вошелъ въ кабинетъ Эльмвуда по обыкновенію безъ доклада. Лордъ по-прежнему пожалъ ему дружески руку, но, казалось, былъ серьёзнѣе и холоднѣе обыкновеннаго, какъ-будто хотѣлъ предупредить всякій слишкомъ дружескій разговоръ.

Въ-продолженіи всего дня, Сандфоръ избѣгалъ малѣйшаго упоминанія о лэди Эльмвудъ и ея дочери, и только вечеромъ, когда уже онъ, пожелавъ лорду спокойной ночи, пошелъ-было спать, рѣшился завести съ нимъ разговоръ объ этомъ предметѣ.

— Милордъ… сказалъ тихо Сандфоръ.

Эльмвуду не трудно было догадаться, о чемъ старикъ хотѣлъ говорить, потому-что при первомъ же словѣ слезы потекли по его щекамъ, голосъ перервался и онъ не могъ продолжать.

— Я думалъ… замѣтилъ Эльмвудъ съ гнѣвомъ: — я думалъ, что вы уже знаете мои приказанія объ этомъ… Развѣ мой управитель не написалъ вамъ?

— Написалъ, милордъ, но письмо его уже не застало меня тамъ…

— Стало-быть, здѣсь онъ не сказалъ вамъ ничего? вскричалъ Эльмвудъ, еще болѣе раздраженный.

— Сказалъ… но…

— Но… что еще, сударь?..

— Вы ошиблись, милордъ, предположивъ, что лэди Эльмвудъ оставила завѣщаніе. Она ничего не сказала и ничего не желала въ послѣднія минуты своей жизни.

— Ничего? воскликнулъ Эльмвудъ въ изумленіи.

— Только завѣщала, чтобы все было сдѣлано по вашему желанію, милордъ, отвѣчалъ Сандфоръ.

— То-есть, вы хотите сказать, что она оставила мнѣ всѣ хлопоты.

— Онѣ не велики, милордъ, потому-что милэди оставила только двухъ человѣкъ, которые могутъ надѣяться на ваше покровительство.

— Кто жь эти два человѣка? спросилъ сердито Эльмвудъ.

— Одного изъ нихъ, милордъ, мнѣ не нужно называть… кто другой — миссъ Вудли.

Сандфоръ отвѣчалъ на вопросъ лорда такъ уклончиво, что тому нельзя было оскорбиться.

— Развѣ миссъ Вудли еще жива? спросилъ Эльмвудъ.

— Жива, милордъ; я оставилъ ее тамъ, откуда пріѣхалъ.

— Въ такомъ случаѣ, постарайтесь, чтобы Джеффертъ заботился о потребностяхъ этихъ двухъ женщинъ. Это я предоставляю вамъ. Если будутъ какія-нибудь жалобы, пусть на васъ и падутъ онѣ.

Сандфоръ поклонился.

— Теперь, продолжалъ Эльмвудъ, возвысивъ голосъ: — прошу васъ болѣе не напоминать мнѣ объ этомъ. Вы можете какъ вамъ угодно дѣйствовать для блага двухъ женщинъ, о которыхъ идетъ рѣчь; ихъ участь зависитъ отъ васъ; заботьтесь о нихъ, но смотрите, никогда не произносите при мнѣ именъ ихъ.

— Если ужь въ послѣдній разъ мы говоримъ объ этомъ предметѣ, такъ я навсегда долженъ очистить свою совѣсть.

— Что еще? сердито спросилъ Эльмвудъ.

— Хотя лэди Эльмвудъ и не оставила завѣщанія, милордъ, но она оставила просьбу.

— Просьбу? воскликнулъ лордъ: — если она проситъ, чтобъ я увидалъ дочь ея, я говорю впередъ, что не исполню ея, хоть я и не имѣю никакой досады на невинное дитя; но клянусь, никогда ея не увижу. И такъ, Сандфоръ, если въ этомъ заключается просьба, она не исполнится… воля моя неизмѣнна… предупреждаю васъ.

— Просьба милэди заключается въ этомъ письмѣ, отвѣчалъ прелатъ, со страхомъ подавая Эльмвуду письмо лэди Эльмвудъ: — я навѣрно не знаю его содержанія.

— Это рука лэди Эльмвудъ? спросилъ лордъ въ смущеніи.

— Да, отвѣчалъ Сандфоръ: — милэди написала это письмо за нѣсколько дней до своей смерти и просила меня самого передать вамъ.

— Я не хочу читать его, воскликнулъ Эльмвудъ; и руки и голосъ его дрожали.

— Милэди просила меня, чтобъ я убѣдилъ васъ прочесть это письмо именемъ ея отца…

Эльмвудъ тотчасъ же взялъ письмо изъ рукъ прелата, но смутился и не зналъ, что дѣлать: читать ли его или нѣтъ. Какъ-бы стыдясь, что допустилъ себя такъ увлечься, онъ въ извиненіе сказалъ:

— Во имя мистера Мильнера я сдѣлаю многое; да! я сдѣлаю все, кромѣ того, что поклялся не дѣлать. Для него одного я терпѣлъ многое, для него одного дочь его умерла моей женою. Знаете ли вы, что только изъ уваженія къ его памяти я не развелся съ лэди Эльмвудъ… скажите, — прибавилъ лордъ послѣ минутнаго молчанія: — милэди погребена рядомъ съ своимъ отцомъ?

— Нѣтъ, милордъ, отвѣчалъ Сандфоръ: — лэди Эльмвудъ не изъявила на это своего желанія, а я предположилъ, что не было никакой необходимости перенести тѣло ея такъ далеко.

При словѣ «тѣло» Эльмвудъ вздрогнулъ, но черезъ минуту, нѣсколько оправившись сказалъ:

— Очень жалѣю. Мистеръ Мильнеръ любилъ свою дочь, и мнѣ хотѣлось бы, чтобъ они были погребены вмѣстѣ.

— Такъ что жь, это еще можно сдѣлать, отвѣчалъ Сандфоръ.

— Нѣтъ, ужь ненужно, перебилъ лордъ: — не будемъ возмущать покоя умершихъ.

— Прочтите же ея письмо и вы успокоите душу усопшей, сказалъ Сандфоръ.

— Если я могу исполнить ея просьбу, отвѣчалъ Эльмвудъ: — я исполню… если нѣтъ… я не могу и не хочу подобной цѣною купить ея спокойствіе. Вы знаете мою волю… Берегитесь же раздражать меня: вы можете повредить той, которой хотите оказать услугу… я могу даже отказать ея дочери въ самыхъ средствахъ къ существованію.

Какъ ни былъ бѣдный Сандфоръ устрашенъ этой угрозой, однакожь онъ отвѣчалъ Эльмвуду съ удивительной энергіей:

— Пока вы сами, милордъ, не заговорите со мною объ этомъ предметѣ, будьте увѣрены, я не скажу вамъ ни одного слова…

— Я васъ ловлю на словѣ, замѣтилъ Эльмвудъ: — именно только съ такимъ условіемъ мы останемся навсегда друзьями. Теперь до свиданія. Желаю вамъ доброй ночи…

Сандфоръ поклонился Эльмвуду съ глубокимъ уваженіемъ, и они оба разошлись по своимъ комнатамъ.

VII.

Лордъ Эльмвудъ, войдя въ свою спальню, долго не рѣшался читать письмо, которое отдалъ ему Сандфоръ. Онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, потомъ сталъ медленно раздѣваться и наконецъ, отославъ своего каммердинера, вынулъ изъ кармана письмо, взглянулъ на него и потомъ бросилъ на столъ. Черезъ нѣсколько минутъ, Эльмвудъ, какъ-бы сдѣлавъ надъ собой страшное усиліе, вдругъ схватилъ роковое посланіе и сорвалъ печать. Вотъ что прочелъ онъ:

"Милордъ.

"Я очень-хорошо знаю ту, которая пишетъ къ вамъ это письмо, хорошо знаю и того, къ кому оно адресовано; хорошо знаю наше обоюдное положеніе, и потому не осмѣлилась бы обратиться къ вамъ съ моей покорнѣйшей просьбой, еслибъ вы получили ее прежде, чѣмъ я буду принадлежать уже не здѣшнему міру.

"Для меня не существуетъ на землѣ никакихъ интересовъ, но есть одна заботливая мысль, которая преслѣдуетъ меня до могилы и грозитъ даже тамъ нарушить спокойствіе, для меня такъ необходимое.

"Я оставляю единственное дитя; не назову его своимъ, потому-что именно это-то и губитъ его; не назову его вашимъ — это не послужило бы ни къ чему, представляю вамъ это дитя, какъ внуку мистера Мильнера. О, не откажите дать убѣжище подъ вашей кровлей несчастной крови вашего друга, единственному остатку его фамиліи.

"Пріимите эту дѣвушку въ свой домъ, хотя бы ея положеніе въ немъ было однимъ изъ самыхъ тягостныхъ. Я не могу ясно написать все, что хотѣла бы сказать. Мысли мои сохранили свою опредѣленность, но я не умѣю ихъ выражать. Состраданіе къ бѣдному ребенку вкоренило въ моемъ сердцѣ любовь къ нему такъ сильно, что для меня величайшая мука — не помочь ему.

«Васъ умоляетъ миссъ Мильнеръ, ваша питомица, просьбы которой вы никогда не отвергали, умоляетъ не за вашего племянника, Рушбрука, но за особу до такой степени драгоцѣнную ея сердцу, что отказъ… но нѣтъ, она не смѣетъ останавливаться на этой мысли, она хочетъ надѣяться, и въ этой надеждѣ произноситъ вамъ слово „прости“ со всею полнотою любви, которую она всегда питала къ вамъ, и въ настоящую минуту питаетъ еще сильнѣй, нежели прежде.

„Прощайте, Доррифоръ, прощайте, лордъ Эльмвудъ, и, не бросая этого письма съ презрѣніемъ или гнѣвомъ, заставьте свое воображеніе низойдти въ могилу, въ которую я уже легла. Вспомните всѣ дни моей жизни, вспомните минуты отчаянія, извѣданнаго мною, и подумайте, какой всему этому конецъ. Взгляните на меня: на моемъ измѣнившемся лицѣ нѣтъ болѣе печали, нѣтъ радости, нѣтъ страданій — все кончено. Тѣло мое недвижимо, сердце не бьется. Взгляните на мое ужасное жилище и спросите у себя, могу ли я быть предметомъ ненависти?..“

Покамѣстъ Эльмвудъ читалъ, бумага дрожала въ его рукѣ. Два раза отиралъ онъ слезы и разъ отложилъ письмо въ сторону. Когда онъ кончилъ читать, слезы градомъ брызнули изъ его глазъ; онъ хотѣлъ бросить бумагу въ огонь, но рука его вдругъ остановилась, и, поспѣшно положивъ письмо въ карманъ, онъ легъ.

VIII.

На другой день утромъ, лордъ Эльмвудъ и Сандфоръ сошлись за завтракомъ. Послѣдній былъ чрезвычайно блѣденъ, опасаясь за успѣхъ письма лэди Эльмвудъ. Графъ тоже былъ разстроенъ, но на лицѣ его кромѣ того ясно выражалось неудовольствіе. Сандфоръ замѣтилъ это и говорилъ съ особенной осторожностью, желая смягчить лорда.

Тотчасъ послѣ обѣда, лордъ Эльмвудъ вынулъ изъ кармана письмо, и, подавая его прелату, сказалъ:

— Эта бумага, вѣроятно, имѣетъ гораздо болѣе цѣны для васъ, нежели для меня, и потому передаю вамъ ее по принадлежности.

Прелатъ взялъ записку съ удивленнымъ видомъ.

— Это письмо лэди Эльмвудъ, сказалъ милордъ: — я отдаю его вамъ по двумъ причинамъ.

— Какія же эти двѣ причины, милордъ? спросилъ Сандфоръ.

— Во-первыхъ, отвѣчалъ Эльмвудъ: — это письмо можетъ быть для васъ памятникомъ о лэди Эльмвудъ; во-вторыхъ, вы можете показать это письмо ея дочери, и сказать, почему и на какихъ условіяхъ я соглашаюсь исполнить просьбу милэди.

— Соглашаетесь? съ радостью воскликнулъ Сандфоръ: о, благодарю васъ: вы добры, вы благоразумны.

— Не торопитесь благодарить…

— Я понимаю васъ, милордъ… Вы сказали, что исполните просьбу лэди Эльмвудъ, и не откажетесь отъ своего слова, какъ я не откажусь отъ своей благодарности.

— Ä знаете ли, Сандфоръ, чего она проситъ? спросилъ Эльмвудъ.

— Навѣрное не знаю, милордъ; но, безъ сомнѣнія, милэди проситъ за свою дочь.

— Не совсѣмъ, возразилъ Эльмвудъ: — но что бы ни было, я обѣщаюсь исполнить ея просьбу, только чисто въ буквальномъ смыслѣ. Впрочемъ, предупреждаю васъ, что малѣйшее неисполненіе моихъ приказаній совершенно избавляетъ меня отъ обѣщаній сдержать свое слово.

— Постараемся исполнить въ точности всѣ ваши приказанія, отвѣчалъ Савдфоръ.

— Итакъ, сказалъ Эльмвудъ: — выслушайте же ихъ, потомучто на васъ возлагаю я исполненіе ихъ. Лэди Эльмвудъ именемъ своего отца умоляла меня взять подъ покровительство внуку моего друга, говоря ея словами, дозволить этой дѣвушкѣ жить въ одномъ изъ моихъ домовъ, избавляя меня въ то же время отъ встрѣчи съ нею.

— И вы согласны, милордъ?

— Согласенъ, по-крайеей-мѣри до-тѣхъ-поръ, пока дочь лэди Эльмвудъ не употребитъ во зло моего дозволенія, и не посмѣетъ надѣяться на большее; пока она будетъ избѣгать моихъ глазъ, и ничѣмъ не напоминать мнѣ о себѣ; но если когда-нибудь случайно или намѣренно я увижу ее или услышу о ней, съ той же самой минуты я отказываюсь отъ своего обѣщанія и снова оставляю ее на волю судьбы.

Сандфоръ вздохнулъ, Эльмвудъ продолжалъ:

— Я очень-радъ, что просьба милэди ограничилась этимъ. Мнѣ пріятно исполнить ея желанія, тѣмъ болѣе, что въ настоящемъ случаѣ ихъ исполненіе не стоитъ мнѣ труда и честь моя не страждетъ отъ этого. Теперь я рѣдко бываю въ Эльмвуд-Кестлѣ… Пусть туда и отправится дочь милэди. Я проведу тамъ лѣтомъ нѣсколько недѣль, много мѣсяцъ, стало-быть, ей легко избѣгать встрѣчи со мною въ этомъ обширномъ домѣ, и до-тѣхъ-поръ, пока она будетъ слѣдовать моимъ приказаніямъ — можетъ жить въ безопасности; въ противномъ случаѣ… вы знаете мое рѣшеніе…

Сандфоръ поклонился. Графъ продолжалъ:

— Ей не трудно будетъ исполнить мою волю; она не можетъ пожаловаться на разлуку съ отцомъ, котораго она никогда не знала.

Сандфоръ хотѣлъ-было сдѣлать какое-то возраженіе, но лордъ перебилъ его.

— Словомъ, безъ всякихъ разсужденій, если она будетъ повиноваться мнѣ, я, какъ отецъ, буду удовлетворять всѣмъ ея нуждамъ, и оставлю ей состояніе послѣ смерти. Если же она осмѣлится…

Сандфоръ прервалъ его:

— Кажется, милордъ, сказалъ онъ: — вы по прежнему намѣрены сдѣлать Рушбрука своимъ наслѣдникомъ?

— Кажется, вы знаете, отвѣчалъ лордъ: — не-уже-ли вы думаете, что я перемѣню свое мнѣніе; я думаю, мистеръ Сандфоръ, вы знаете мои правила. Впрочемъ, развѣ мой титулъ не долженъ прекратиться, кого бы я ни назначилъ себѣ наслѣдникомъ. Только сынъ могъ бы спасти этотъ титулъ.

— Въ такомъ случаѣ, еще возможно…

— Если я женюсь, хотите вы сказать… нѣтъ, я уже былъ женатъ и Гарри Рушбрукъ будетъ моимъ наслѣдникомъ. Итакъ, сударь…

— Я вовсе не имѣю претензіи…

— И не имѣйте ея, Сандфоръ, и мы останемся друзьями. Я не хочу, чтобъ за мной слѣдили какъ прежде. Съ нѣкотораго времени, характеръ мой измѣнился. Онъ сдѣлался тѣмъ же, чѣмъ былъ до-тѣхъ-поръ, пока вы не измѣнили его своими наставленіями. Вы помните, какъ вамъ трудно было преодолѣть мое упрямство; тогда, однакожь, вы успѣли въ своемъ намѣреніи, но теперь мои годы ушли впередъ и вамъ трудно будетъ исполнить свое желаніе.

Сандфоръ еще разъ повторилъ, что вовсе не имѣетъ никакихъ претензій.

Лордъ Эльмвудъ отвѣчалъ ему на это:

— Повторяю вамъ и не имѣйте ихъ, потому-что я искренно уважаю васъ, Сандфоръ, и въ наши лѣта мнѣ было бы слишкомъ тяжело начать съ вами серьёзную ссору.

Сандфоръ обернулся, чтобъ скрыть свое волненіе.

— Но если бы, продолжалъ Эльмвудъ: — случайно мы поссорились съ вами, то вы сами будете причиной этого, и такъ-какъ это можетъ поссорить насъ навсегда, то постарайтесь впередъ, никогда не возобновлять своихъ требованій. Ихъ однихъ достаточно для того^, чтобъ я жестоко оскорбился. Все, что я сказалъ — ясно и понятно. Тутъ не можетъ быть никакихъ недоразуменій. Значитъ, всякое дальнѣйшее объясненіе безполезно и я не позволю кому бы то ни было дѣлать мнѣ какіе-нибудь намеки.

Сказавъ это, лордъ Эльмвудъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты.

— Но позвольте, милордъ, воскликнулъ Сандфоръ: — прежде, чѣмъ мы навсегда бросимъ этотъ, непріятный для васъ предметъ разговора, позвольте напомнить вамъ еще объ одной особѣ, о которой я вамъ уже говорилъ.

— Вы хотите сказать о миссъ Вудли? О, съ величайшимъ удовольствіемъ… пусть она поселится въ Эльмвуд-Кэстлѣ. Сообразивъ все, я не вижу никакой причины, которая мѣшала бы мнѣ видѣть миссъ Вудли. Напротивъ, это доставитъ мнѣ большое удовольствіе; скажите ей, что ей меня нечего бояться и что я сохранилъ къ ней тѣ же чувства, какія имѣлъ и прежде.

— Да, милордъ, воскликнулъ въ восхищеніи Сандфоръ: — это прекрасная женщина.

— Напрасно вы и говорите мнѣ объ этомъ. Я знаю ея достоинства.

И съ этими словами Эльмвудъ вышелъ изъ комнаты, оставивъ Сандфора въ величайшемъ изумленіи.

Сандфоръ, желая освободить миссъ Вудли и свою питомицу изъ неопредѣленнаго положенія, въ которомъ онѣ находились, приготовился ѣхать къ нимъ, чтобъ самому отвезти ихъ въ Эльмвуд-Кэстль, и выбрать Матильдѣ уединенное мѣсто прежде, нежели пріѣдетъ отецъ ея. Мистеръ Джеффертъ, желая еще болѣе утвердить Сандфора въ этомъ намѣреніи, воспользовался случаемъ видѣть его до отъѣзда изъ Лондона, и извѣстить, что милордъ дозволилъ своей дочери жить въ Эльмвуд-Кэстлѣ и подъ какими именно условіями. Джеффертъ присовокупилъ, что милордъ угрожалъ принять самыя строгія мѣры въ случаѣ неисполненія его приказаній. Сандфоръ поблагодарилъ управителя за такую обязательную предупредительность, и разставшись съ своимъ другомъ и покровителемъ, подъ предлогомъ, что ему надоѣло жить въ Лондонѣ, отправился въ Шотландію.

Не нужно объяснять, съ какою радостью встрѣтили его миссъ Вудли и несчастная дочь лорда Эльмвуда, еще незнавшія, какую вѣсть привезъ онъ.

Обѣ онѣ чистосердечно любили Сандфора, и особенно Матильда, которой тягостное положеніе и незаслуженныя страданія всегда возбуждали въ добромъ старцѣ дружеское сочувствіе. Матильда знала также, что онъ былъ другъ ея матери, и это еще болѣе привязывало ее къ нему; притомъ же, она знала, что отецъ ея уважалъ Сандфора, и потому сама питала къ нему глубокое почтеніе.

Матильда, одаренная здравымъ сужденіемъ, основательная не по лѣтамъ, издѣтства привыкшая къ разговорамъ лэди Эльмвудъ съ миссъ Вудли, знала въ подробности несчастную исторію своей матери и привыкла почитать прекрасныя качества своего отца, справедливо заслуживавшія удивленіе.

Какъ ни была велика радость двухъ затворницъ видѣть Сандфора въ ихъ уединенномъ жилищѣ, однакожь, послѣ первыхъ изліяній обрадованной души, онѣ снова предались страху, не зная, съ какою вѣстью воротился онъ. Боязнь Матильды и миссъ Вудли сдѣлалась сильнѣе отъ любопытства. Онѣ не осмѣливались предлагать вопросовъ и даже начинали желать, чтобъ онъ продолжалъ молчать о предметѣ, наводившемъ на нихъ такой страхъ. Сандфоръ дѣйствительно долго не говорилъ объ этомъ ни слова; наконецъ онъ обратился къ Матильдѣ и сказалъ:

— Что жь вы не спросите о вашемъ отцѣ?

— Я не знала, можно ли мнѣ спросить о немъ, робко отвѣчала дѣвушка.

— Вы должны думать о немъ безпрестанно, возразилъ Сандфоръ: — хотя бы онъ самъ и вовсе не думалъ о васъ.

Матильда зарыдала, и сказала, что она думаетъ о немъ, но боится только назвать его по имени; и, говоря это, дѣвушка плакала, горько плакала.

— Впрочемъ, ради Бога, не думайте, чтобъ я хотѣлъ упрекнуть васъ, сказалъ Сандфоръ: — я только объяснилъ, что вамъ прилично было поступать такимъ образомъ.

— О, мистеръ Сандфоръ, замѣтила миссъ Вудли: — она вовсе не о томъ плачетъ; она боится, что отецъ ея не согласился на просьбу лэди Эльмвудъ и, можетъ-быть, даже не прочелъ ея письма.

— Нѣтъ, онъ прочелъ, возразилъ Сандфоръ.

— Боже мой! воскликнула Матильда, поднявъ руки къ небу, и слезы сильнѣе прежняго покатились изъ ея глазъ.

— Не отчаявайтесь, моя милая, сказала миссъ Вудли: — вы знаете, что мы приготовились ко всему; вспомните, что вы обѣщали своей матери безропотно покориться своему жребію, каковъ бы онъ ни былъ.

— Да, отвѣчала Матильда: — я приготовилась ко всему, только не къ отказу моей доброй матушкѣ.

— И отецъ вашъ не отказалъ ей, съ важностью произнесъ Сандфоръ.

Матильда въ порывѣ радости вскочила со стула.

— Но знаете ли вы, въ чемъ заключается эта просьба? продолжалъ Сандфоръ.

— Не вполнѣ, отвѣчала Матильда: — но такъ какъ эта просьба исполнена, я не опасаюсь ея. Впрочемъ, матушка говорила мнѣ, что это письмо касается только меня одной.

Чтобы лучше объяснить Матильдѣ просьбу лэди Эльвмудъ и условія, на какихъ лордъ дозволилъ ей жить въ Эльмвуд-Кэстлѣ, Сандфоръ прочелъ письмо и повторилъ сколько могъ упомнить въ подлинныхъ выраженіяхъ свой разговоръ съ лордомъ Эльмвудомъ. Сандфоръ не скрылъ при этомъ, изъ ложной вѣжливости, ни одной угрозы, которыя сдѣлалъ лордъ на случай, еслибъ Матильда перешла за назначенные ей предѣлы. Вообще, Сандфоръ не старался подслащать ни одной фразы.

Матильда слушала прелата то съ слезами, то съ надеждою, но постоянно съ уваженіемъ. Одинъ разъ она назвала отца жестокимъ, но, выслушавъ до конца разсказъ Сандфора, нашла себя счастливою и сказала, что съумѣетъ быть признательною за благодѣянія отца. Даже лэди Эльмвудъ никогда не имѣла о своемъ мужѣ такого высокаго мнѣнія, какое составила себѣ о лордѣ Матильда.

Миссъ Вудли также улыбалась отрадной перспективѣ, которая раскрывалась передъ нею. Она глубоко уважала лорда Эльмвуда и гордилась похвалою, которую онъ сказалъ о ней. Она радовалась, что ей будетъ можно видѣться съ лордомъ, и надѣялась, что случай доставитъ ей средства пробудить въ немъ чувство родительской любви; но она имѣла благоразуміе скрыть отъ Матильды эту надежду.

Съ такими чувствами миссъ Вудли и Матильда оставили свое печальное заточеніе и поѣхали въ Эльмвуд-Кэстль, посѣтивъ передъ отъѣздомъ печальную могилу лэди Эльмвудъ и оросивъ ее слезами искренней любви.

IX.

Въ темный мартовскій вечеръ, Матильда, въ сопровожденіи миссъ Вудли и Сандфора, пріѣхала въ великолѣпный замокъ своего отца, Эльмвуд-Кэстль. Сандфоръ нарочно избралъ вечеръ, чтобъ тихонько, безъ всякой торжественности, войдти въ него: ему не хотѣлось, чтобъ лордъ былъ извѣщенъ о пріѣздѣ дочери газетами или какимъ-нибудь другимъ случайно образомъ; онъ также не желалъ, чтобъ сосѣди и слуги замка предположили, что дочь лорда Эльмвуда принята въ замкѣ иначе, нежели это было въ-самомъ-дѣлѣ.

Когда сторожъ отворилъ ворота замка, Матильда ощутила въ сердцѣ своемъ чувство страха и вмѣстѣ съ тѣмъ невыразимую радость. Эти чувства еще болѣе усилились, когда она вступила въ пространныя сѣни этого стариннаго зданія, взошла на великолѣпную лѣстницу и прошла рядъ величественныхъ комнатъ. Съ грустнымъ, но сладостнымъ чувствомъ созерцала молодая дѣвушка жилище своего отца.

— И это домъ моего отца, воскликнула Матильда: — и моя мать нѣкогда тоже была его владѣтельницей!

Слезы, стремительно хлынувшія изъ глазъ дѣвушки, заглушили ея слова, но вмѣстѣ съ тѣмъ облегчили тягостную скорбь, которая сжимала ея юное сердце.

— Да! отвѣчалъ Сандфоръ: — и теперь вы будете хозяйкою этого дома, по-крайней-мѣрѣ, до пріѣзда вашего отца.

— Но пріѣдетъ ли онъ сюда когда-нибудь? воскликнула Матильда: — доживу ли я до той минуты, въ которую буду имѣть возможность жить подъ одной кровлей съ моимъ отцомъ?

— Вѣдь вамъ, моя милая, уже говорили объ этомъ, замѣтила миссъ Вудли.

— Правда, отвѣчала Матильда: — но ожиданіе этой блаженной минуты производитъ на меня сильнѣйшее впечатлѣніе. О, Боже мой, это ожиданіе осуществится!.. Какъ добръ онъ, что дозволилъ мнѣ поселиться здѣсь, хотя на условіяхъ тягостныхъ… Я не требую ничего болѣе… но я чувствую, что видъ отца долженъ сильно подѣйствовать на меня… Можетъ-быть, я не переживу этой радости.

Утромъ на слѣдующій день, Матильда обошла пространные сады Эльмвуд-Кэстля: тамъ все поражало ее. И не мудрено! До-сихъ-поръ, она проводила время въ грустномъ, мрачномъ уединеніи, которое выбрала себѣ жилищемъ ея мать; теперь она была посреди величественныхъ зданій, въ очаровательныхъ садахъ, которые издавна были предметомъ любопытства многихъ путешественниковъ, пріѣзжавшихъ сюда издалека.

Но всего болѣе вниманіе молодой дѣвушки было привлечено портретомъ лорда Эльмвуда, на который она смотрѣла по цѣлымъ часамъ. Въ-самомъ-дѣлѣ, это была картина, написанная дивной кистью великаго художника.. Лордъ представленъ былъ во весь ростъ: портретъ отличался поразительнымъ сходствомъ. Передъ нимъ Матильда вздыхала и плакала; но въ первый разъ, увидѣвъ его, она съ ужасомъ отступила и долго не осмѣливалась взглянуть на него.

Матильда гордилась тѣмъ, что видѣла въ чертахъ отца тотъ типъ, который отразился въ ея собственномъ лицѣ, а между-тѣмъ, молодая дѣвушка съ перваго взгляда, казалось, еще болѣе походила на мать, чѣмъ на отца: граціозная, стройная, прекрасная, какъ нѣкогда миссъ Мильнеръ, миссъ Эльмвудъ, по своему уму и обращенію походила на отца; но строгая важность манеръ лорда смягчалась въ Матильдѣ необыкновенной чувствительностью и грустнымъ положеніемъ.

Воспитанная въ суровой школѣ несчастія, съ-дѣтства привыкшая къ уединенію, Матильда любила тихія удовольствія деревенской жизни. Ее занимали вечернія прогулки или поѣздки верхомъ. Она превосходно играла на фортепьяно и рисовала, чѣмъ обязана заботливости своей матери. Сандфоръ, принявшій на себя ея образованіе, своимъ искусствомъ въ воспитаніи достигъ того, что она сдѣлалась просвѣщеннѣе, чѣмъ большая часть женщинъ. Посвящая нѣсколько часовъ различнымъ занятіямъ, а остальные прогулкѣ, молодая дѣвушка почти не замѣчала, какъ проходило время, хотя никуда не ѣздила и никого не принимала. Она не скучала нисколько и была довольна своимъ положеніемъ

Миссъ Вудли тоже была счастлива столько, сколько и не надѣялась быть. Часто, смотря на Матильду, она воображала, что это ея нѣкогда милая миссъ Мильнеръ, юная, прекрасная, обольстительная.

Такимъ-образомъ, если не въ совершенномъ счастіи, по-крайней-мѣрѣ въ спокойствіи и довольствѣ прошли дни и недѣли до половины августа, т. е. до того времени, когда начали дѣлать приготовленія къ пріѣзду лорда Эльмвуда. Наконецъ, наступила назначенная недѣля, и нѣсколько слугъ отправились на встрѣчу лорду. Когда сказали объ этомъ Матильдѣ, она затрепетала. Сандфорь замѣтилъ ея волненіе, дружески пожалъ ей руку и уговаривалъ не безпокоиться. Впрочемъ, ободренія Сандфора мало дѣйствовали на молодую дѣвушку и она стала уходить въ самыя отдаленныя комнаты замка и намѣревалась провести тамъ все время, которое ея отецъ останется въ Эльмвуд-гоузѣ. Въ безпокойномъ ожиданіи, Матильда страшно измѣнилась, сдѣлалась блѣдна и грустна. Миссъ Вудли тоже опасалась прибытія графа, но старалась скрыть это отъ Матильды. Одинъ Сандфоръ оставался покоенъ; но наканунѣ пріѣзда Эльмвуда и онъ видимо былъ встревоженъ.

Въ этотъ день, вдругъ Матильда спросила его:

— Увѣрены ли вы, мистеръ Сандфоръ, что милордъ согласился на просьбу моей матери? Не ослушались ли вы? Не было ли въ его словахъ чего-нибудь двусмысленнаго? О, не подвергайте меня опасности снова быть изгнанною изъ отцовскаго дома… Спасите меня отъ этого…

— Если вы сомнѣваетесь въ моихъ словахъ, отвѣчалъ прелатъ: — то спросите Джефферта, который получилъ такое же приказаніе, какъ и я.

— Но, мистеръ Сандфоръ, возразила Матильда: — если это правда, то почему же вы такъ скучны? Я никакъ не могу разувѣрить себя, что васъ устрашаетъ пріѣздъ милорда.

— Не знаю навѣрное, сказалъ Сандфоръ: — но мнѣ кажется, что я начинаю бояться вашего отца. Его характеръ совершенно измѣнился… Теперь онъ при малѣйшемъ противорѣчіи тотчасъ же возвышаетъ голосъ и выражается иногда очень-грубо; часто изъ-за пустяковъ онъ выходитъ изъ себя, отсылаетъ безъ важныхъ причинъ своихъ старыхъ служителей… Словомъ, мнѣ гораздо-лучше, когда милордъ въ Лондонѣ, а я здѣсь; и дѣйствительно, прибавилъ старецъ съ улыбкой и вмѣстѣ со слезами на глазахъ: — мнѣ кажется, что я боюсь его больше, чѣмъ онъ боялся меня, когда былъ еще почти дитятей.

При этихъ словахъ Сандфора, миссъ Вудли и Матильда взглянули другъ на друга и поблѣднѣли.

Наконецъ, наступилъ день, въ который лордъ Эльмвудъ долженъ былъ пріѣхать къ обѣду. Матильда желала хоть изъ окна увидать прибытіе своего отца, но страхъ и ея чрезмѣрная чувствительность не позволили ей насладиться этимъ невиннымъ счастіемъ.

Миссъ Вудли и Матильда въ этотъ день обѣдали въ своемъ временномъ жилищѣ, въ которое переселились на все время пребыванія лорда въ Эльмвуд-гоузъ. Эта часть замка была отдѣлена отъ главнаго зданія длинной галереей, ключъ отъ которой хранился у нихъ; у дверей галереи былъ повѣшенъ колокольчикъ. Поставленный у дверей галереи слуга долженъ былъ извѣщать свою госпожу, еслибъ лордъ Эльмвудъ какъ-нибудь случайно зашелъ въ эту часть замка.

Миссъ Вудли и Матильда сѣли за столъ, но не могли ничего ѣсть. Сандфоръ обѣдалъ по обыкновенію у лорда Эльмвуда.

Когда обѣимъ затворницамъ принесли чай, миссъ Вудли спросила слугу, видѣлъ ли онъ милорда.

Слуга отвѣчалъ, что видѣлъ, и что его сіятельство, кажется, очень-веселъ.

Матильда заплакала отъ радости.

Около девяти часовъ вечера, пришелъ Сандфоръ. Матильда съ восторгомъ бросилась къ нему на шею, какъ-будто-бы послѣ своего свиданія съ ея отцомъ онъ сдѣлался гораздо дороже для нея. Она съ безпокойствомъ смотрѣла въ глаза прелата, какъ-будто хотѣла угадать по ихъ выраженію что-нибудь о своемъ отцѣ.

— Ну, что, какъ вы здѣсь поживаете, спросилъ наконецъ Сандфоръ.

— Такъ. Здоровы ли вы, мистеръ Сандфоръ? спросила Матильда съ тяжелымъ вздохомъ.

— О, совершенно здоровъ, отвѣчалъ прелатъ.

— Что милордъ, мистеръ Сандфоръ? Каковъ онъ? Веселъ?

— Да, не скученъ.

— Что жь, доволенъ онъ тѣмъ, что увидѣлъ васъ?

— Онъ пожалъ мнѣ руку.

— Это значитъ, что онъ очень радъ видѣть васъ, сказала Матильда: — не такъ ли?

— Онъ не могъ этого не сдѣлать, отвѣчалъ равнодушно Сандфоръ.

— Онъ, говорятъ, въ хорошемъ расположеніи духа, замѣтила миссъ Вудли: — по-крайней-мѣръ, намъ такъ сказалъ слуга, который принесъ чай.

— Да, дѣйствительно, отвѣчалъ Сандфоръ: — милордъ очень-покоенъ и веселъ… Давно ужь я не видалъ его въ такомъ расположеніи духа.

— О, какъ это отрадно! воскликнула Матильда и легкій вздохъ освободилъ ея сердце отъ тяжкаго бремени опасеній.

— Гдѣ онъ теперь, мистеръ Сандфоръ? спросила миссъ Вудли.

— Пошелъ гулять, отвѣчалъ прелатъ: — и я воспользовался этимъ временемъ, чтобъ зайдти къ вамъ.

— О чемъ же говорили во время обѣда? спросила миссъ Вудли.

— Говорили и о политикѣ, и о уборкѣ сѣна, и о лошадяхъ.

— Будете вы съ нимъ вмѣстѣ ужинать, мистеръ Сандфоръ?

— Нѣтъ… отвѣчалъ Сандфоръ: — завтра милордъ ожидаетъ къ себѣ гостей, которые пріѣдутъ сюда на недѣлю слишкомъ…

— Какъ я рада! воскликнула Матильда: — по крайней-мѣрѣ, гости не дадутъ ему времени думать о насъ.

— А знаете ли? возразилъ Сандфоръ: — мнѣ кажется, что если онъ веселъ и покоенъ, такъ это именно потому, что онъ думаетъ о васъ.

— О, Боже мой, еслибъ это была правда! вскричала Матильда, въ восхищеніи поднявъ руки къ небу.

— Однакожь, сказалъ Сандфоръ: — не основывайте своихъ надеждъ на моемъ предположеніи. Положимъ, что милордъ доволенъ тѣмъ, что вы живете въ его домѣ, совершенно подъ его покровительствомъ, тѣмъ не менѣе онъ не измѣнитъ своимъ правиламъ, которыя принялъ въ-отношеніи васъ; онъ не захочетъ видѣть васъ…

— О, если только онъ хоть нѣсколько съ нѣжностью думаетъ обо мнѣ, отвѣчала Матильда: — я уже вознаграждена.

— Но какъ вы это узнаете? возразилъ Сандфоръ: — еще до-сихъ-поръ вы не имѣли ни малѣйшаго случая убѣдиться въ этомь.

— Правда, сказала миссъ Эльмвудъ: — но положимъ, что мы ужь убѣждены…

— Это невозможно… возразилъ Сандфоръ.

Матильда очень огорчилась тѣмъ, — что этотъ споръ кончился не такъ, какъ она желала, потому-что самой мысли о томъ, что ея отецъ думаетъ о ней съ нѣжностью, уже было достаточно для ея счастія.

Спустя нѣсколько минутъ послѣ этого разговора, слуга, принесшій ужинать, сказалъ Сандфору, что милордъ воротился съ прогулки и желаетъ его видѣть.

Сандфоръ тотчасъ же пожелалъ дамамъ спокойной ночи и ушелъ.

— Какъ это странно! воскликнула Матильда, оставшись наединѣ съ миссъ Вудли: — только нѣсколько комнатъ отдѣляютъ меня отъ моего отца, а между-тѣмъ, я не могу видѣть его; кажется, мнѣ стоило бы только сдѣлать нѣсколько шаговъ, чтобъ упасть къ ногамъ его, и, можетъ-быть, я получила бы его благословеніе.

— Вы меня пугаете, сказала миссъ Вудли: — можетъ-быть, кто другой, не столь робкій, какъ я, посовѣтовалъ бы вамъ испытать это опасное предпріятіе.

— Ни за что на свѣтѣ, возразила Матильда: — ничто не въ силахъ меня побудить къ этому, а между-тѣмъ, мнѣ отрадно думать, что я могла бы сдѣлать это.

Этотъ разговоръ продолжался даже и въ то время, когда миссъ Вудли и Матильда легли спать, потому-что онъ сильно занималъ ихъ.

Миссъ Вудли спала мало; Матильда еще менѣе. Она просыпалась нѣсколько разъ, и каждый разъ она со вздохомъ говорила себѣ: „я сплю подъ одной и той же кровлею съ отцомъ. Блаженная душа моей матери, наслаждайся счастіемъ твоей дочери!“

X.

На другой день, въ Эльмвуд-гоузѣ произошло необыкновенное движеніе: множество слугъ, экипажей, лошадей наполняли пространный дворъ замка. Матильда съ гордостью смотрѣла изъ своего окна на многочисленную свиту своего отца; но потомъ сердце ея сжималось отъ горести.

Какъ бы то ни было, молодая дѣвушка скоро освоилась съ пріѣздомъ отца своего, перестала бояться, и, мало-по-малу пришла въ то же спокойное состояніе, въ какомъ находилась прежде.

Къ лорду Эльмвуду часто пріѣзжали гости, жили въ замкѣ по недѣлѣ и болѣе… Иногда онъ самъ отправлялся куда-нибудь на нѣсколько дней. Такимъ-образомъ, прошло около мѣсяца, но во все это время Сандфоръ, при всей своей проницательности, не могъ замѣтить, думалъ ли сколько-нибудь лордъ Эльмвудъ о своей дочери. Не было ничего удивительнаго въ томъ, что онъ ни слова не говорилъ о Матильдѣ, но весьма странно казалось то, что не упоминалъ и о миссъ Вудли, о которой онъ еще недавно говорилъ съ участіемъ и сказалъ, что былъ бы очень-радъ видѣть ее.

Миссъ Вудли знала это противорѣчіе въ характерѣ лорда, и на этомъ основаніи составила себѣ планъ не искать нарочно встрѣчи съ нимъ, но и не избѣгать его. Такъ она часто прогуливалась по замку, не смотря на пребываніе въ немъ Эльмвуда; сначала не безъ нѣкоторыхъ опасеній, но потомъ совершенно привыкла, тѣмъ болѣе, что изъ этого не вышло никакихъ непріятностей.

Однакожь, однажды, когда миссъ Вудли переходила черезъ главныя сѣни, она вдругъ услыхала чьи-то шаги и такъ испугалась, что не могла отдать себѣ отчета въ страхѣ. Она хотѣла-было воротиться и остановилась въ нерѣшимости. Между-тѣмъ, шаги приближались, и прежде, чѣмъ миссъ Вудли успѣла двинуться съ мѣста, она увидала лорда Эльмвуда на другомъ концѣ сѣней. Эльмвудъ тоже замѣтилъ ее. Въ страхѣ, миссъ Вудли неподвижно стояла на одномъ мѣстѣ.

Устрашенная, и притомъ же растроганная тѣмъ, что видитъ лорда, котораго не видала нѣсколько лѣтъ, миссъ Вудли позабыла всѣ свои планы, придуманные на случай встрѣчи съ Эльмвудомъ.

Лордъ Эльмвудъ шелъ съ Джеффертомъ, который тотчасъ замѣтилъ, что графъ внимательно глядитъ на миссъ Вудли, и сказалъ ему:

— Милордъ, это миссъ Вудли.

Эльмвудъ снялъ шляпу, взялъ подругу своей жены за руку, съ жаромъ пожалъ ее и сказалъ:

— Я васъ вовсе не узналъ… Радъ, очень-радъ видѣть васъ.

Миссъ Вудли была тронута до глубины души, и употребляла всевозможныя усилія удержать слезы, готовыя хлынуть изъ глазъ ея. Однакожь, въ страхѣ за Матильду, изъ боязни пробудить въ графѣ чувство гнѣва на нее, миссъ Вудли выдержала и отвѣчала, не уронивъ ни одной слезинки.

Замѣтилъ ли Эльмвудъ ея смущеніе и хотѣлъ доставить ей возможность оправиться, или самъ желалъ скрыть свое собственное волненіе, только онъ почти тотчасъ же оставилъ миссъ Вудли, пригласивъ ее, однакожь, въ этотъ же день обѣдать вмѣстѣ съ нимъ и съ Сандфоромъ. Миссъ Вудли приняла съ восхищеніемъ это приглашеніе и поспѣшила разсказать Матильдѣ обо всемъ, что случилось.

Матильда сначала съ безпокойствомъ, потомъ съ радостью слушала разсказъ миссъ Вудли, и наконецъ съ уваженіемъ поцаловала ту руку, которую пожалъ графъ.

Когда миссъ Вудли явилась къ обѣду, Сандфоръ, не знавшій ничего о случившемся, увидавъ ее, чрезвычайно удивился. Эльмвудъ замѣтилъ это и сказалъ:

— Знаете ли, Сандфоръ, я сегодня утромъ встрѣтилъ миссъ Вудли, и еслибъ не Джеффертъ, непремѣнно прошелъ бы мимо не узнавъ ея. Отъ-чего вы, миссъ Вудли, не заговорили со мной первая. Или и я также перемѣнился, и вы меня не узнали.

Миссъ Вудли не могла отвѣчать. Эльмвудъ замѣтилъ это и перемѣнилъ разговоръ къ великому удовольствію Сандфора, который тотчасъ принялъ въ немъ дѣятельное участіе.

Въ-продолженіе обѣда, миссъ Вудли и Сандфоръ мало-по-малу освободились отъ смущенія, но за то Эльмвудъ вдругъ сдѣлался разсѣянъ и грустенъ. Нѣсколько разъ онъ вздыхалъ и пилъ вина гораздо болѣе обыкновеннаго.

Когда миссъ Вудли стала прощаться съ лордомъ, онъ пригласилъ ее приходить съ нимъ обѣдать когда только ей вздумается. Кромѣ-того, онъ наговорилъ ей множество вѣжливостей, но уже во всѣхъ его словахъ не было того жара, съ которымъ онъ говорилъ утромъ, когда увлекся первой встрѣчей: теперь слова его были холодны въ-слѣдствіе размышленія.

Когда миссъ Вудли воротилась къ Матильдѣ, и Сандфоръ скоро пришелъ къ нимъ.

Они долго разговаривали о томъ, что случилось въ этотъ день.

— Согласитесь, мистеръ Сандфоръ, сказала миссъ Вудли: — что мое присутствіе сдѣлало лорда Эльмвуда задумчивымъ. Если вы предполагаете, что въ это время онъ вспомнилъ о лэди Эльмвудъ, то мнѣ кажется, что мои посѣщенія вовсе неумѣстны; если жь онъ думалъ въ эту минуту о своей дочери, то я буду только изрѣдка заходить къ нему.

— Помилуйте, миссъ, возразилъ Сандфоръ: — да развѣ можетъ онъ раздѣлить въ головѣ своей эти два существа? Развѣ можетъ, думая объ одномъ, позабыть другое? По моему мнѣнію, во всякомъ случаѣ, вы должны посѣщать его. Можетъ-быть, ваше присутствіе заставитъ его подумать о многомъ. Притомъ же, современемъ, онъ привыкнетъ видѣть васъ, и ваше присутствіе перестанетъ разстроивать его.

Миссъ Вудли согласилась съ Сандфоромъ и отъ времени до времени заходила къ лорду Эльмвуду обѣдать или выпить чашку кофе. Она скоро заключила, что предсказанія Сандфора сбывались: въ Эльмвудѣ въ-самомъ-дѣлѣ изгладилось то впечатлѣніе, которое обыкновенно оставляли въ немъ посѣщенія миссъ Вудли. Онъ и при ней былъ точно таковъ же, какъ и при всѣхъ другихъ. Миссъ Вудли, съ своей стороны, замѣтила, не смотря на всю утонченную вѣжливость лорда, что характеръ его измѣнился: теперь онъ не былъ такъ подозрителенъ и остороженъ, какъ прежде, но за то сдѣлался высокомѣренъ, повелителенъ, нетерпѣливъ и болѣе чѣмъ когда-нибудь непреклоненъ, или, лучше сказать, неумолимъ.

XI.

Прошло уже около шести недѣль съ-тѣхъ-поръ, когда Эльмвудъ поселился въ деревнѣ, какъ вдругъ прибылъ туда его племянникъ, мистеръ Рушбрукъ, — бѣдный сирота, котораго лэди Эльмвудъ первая ввела въ домъ свой и изъ милосердія оставила въ немъ. Лордъ Эльмвудъ принялъ его со всей привязанностью и со всѣмъ уваженіемъ, должнымъ человѣку, котораго онъ считалъ достойнымъ быть его наслѣдникомъ.

Рушбрукъ былъ стройный, прекрасный молодой человѣкъ; онъ съ необыкновеннымъ успѣхомъ кончилъ курсъ наукъ, и совершивъ путешествіе по Италіи и Германіи, возвратился на родину съ полнымъ правомъ на имя образованнаго, достойнаго уваженія человѣка. Кромѣ того, въ его лицѣ и во всѣхъ его движеніяхъ была необыкновенная прелесть. Но не смотря на всѣ эти совершенства, Сандфоръ недружелюбно смотрѣлъ на него, и когда Рушбрукъ подалъ ему руку, онъ почти съ отвращеніемъ обмѣнялся съ нимъ пожатіемъ.

Сандфоръ съ досадой видѣлъ, что всѣ въ домѣ Эльмвуда обращались съ Рушбрукомъ какъ съ сыномъ милорда, и въ глубинѣ души сравнивалъ его положеніе съ положеніемъ миссъ Эльмвудъ. Почтенный прелатъ, однакожь, старался скрывать отъ Матильды свои мысли объ этомъ предметѣ; по какъ человѣкъ, не привыкшій притворствовать, онъ не могъ скрыть и своего чувства: такъ, при появленіи Рушбрука, онъ уже измѣнялся въ лицѣ и саркастическая улыбка скользила на губахъ его.

Миссъ Вудли тоже, не смотря на свою доброту и сострадательность, не полюбила бѣднаго Рушбрука. Она даже говорила, что онъ и нехорошъ собой и имѣетъ непріятныя манеры.

Матильда скоро замѣтила предубѣжденія, которыя миссъ Вудли и Сандфоръ имѣли къ Рушбруку, поняла, что причиной ихъ была она сама, и потому, хотя отчасти и завидовала ему, все-таки часто говорила въ его пользу.

— Вы удивительны, сказалъ ей однажды Сандфоръ: — вы любите Рушбрука только потому, что его любитъ вашъ отецъ.

— И матушка тоже любила его, мистеръ Сандфоръ, отвѣчала Матильда, стараясь побѣдить въ себѣ чувство зависти.

— Да, и признаюсь, возразилъ прелатъ: — благодаренъ же онъ за любовь и благосклонность вашей матери. Конечно, матушка ваша не могла предполагать, что онъ будетъ неблагодаренъ ей за то, что она ввела его въ домъ дяди, что убѣдила лорда принять его, что заставила лорда полюбить малютку… Да, конечно, матушка ваша не предполагала, какія будутъ слѣдствія его неблагодарности.

— Да, это справедливо! замѣтила миссъ Вудли съ глубокимъ вздохомъ.

— Полноте, мистеръ Сандфоръ, возразила Матильда: — не-ужели вы думаете, что мистеръ Рушбрукъ причиной того, что мой отецъ не хочетъ меня видѣть. О, не клевещите на него.

— Я и не говорю, отвѣчалъ прелатъ: — чтобъ онъ былъ единственной причиной этого… Но я не люблю похитителей… Когда сердце отца пусто, то оно и должно оставаться въ этомъ положеніи до-тѣхъ-поръ, пока въ него не вступитъ законный владѣтель… Повторяю вамъ, я ненавижу похитителей…

— Однакожь, мнѣ кажется., что никто не можетъ насильно овладѣть сердцемъ лорда Эльмвуда, возразила Матильда: — если онъ отдалъ его, то, вѣроятно, но собственной волѣ, слѣдовательно, тотъ, кому оно отдано, имѣетъ на него право.

Такъ защищала Матильда молодаго человѣка, не смотря на то, что въ глубинѣ души завидовала ему и почти ненавидѣла его. Однажды она, однакожь, не могла скрыть этой ненависти: услыхавъ отъ Сандфора, что лордъ Эльмвудъ пошелъ съ Рушбрукомъ на охоту, она вдругъ воскликнула:

— Боже мой, еще одно удовольствіе отнимаютъ у меня… Я любила слушать выстрѣлы отца, но теперь не могу отличить ихъ отъ выстрѣловъ его нахлѣбника.

Хотя Сандфоръ и не любилъ Рушбрука, но сильно разсердился за выраженіе Матильды, и уже хотѣлъ-было обратиться къ ней съ упрекомъ, однакожь остановился, замѣтивъ, что она покраснѣла, устыдясь того, что сказала въ волненіи. По слезамъ, выступившимъ на глазахъ ея, Прелатъ увидалъ, что она сама упрекала себя.

Миссъ Вудли стала рѣдко посѣщать лорда, потому-что ей больно было видѣть излишне-дружеское обращеніе Рушбрука съ своимъ благодѣтелемъ. Она не знала, угадалъ ли Эльмвудъ ея чувство, потому-что онъ по прежнему съ холодной вѣжливостью принималъ ее. Впрочемъ, изъ любви къ дочери, она считала себя обязанною изрѣдка посѣщать и отца, потому-что, по ея мнѣнію, въ присутствіи ея, лордъ не могъ не вспомнить о Матильдѣ, не смотря на свое видимое равнодушіе. Она надѣялась, что, можетъ-быть, когда-нибудь ея присутствіе наведетъ Эльмвуда на мысль, благопріятную для Матильды. На этомъ основаніи, она считала необходимостью посѣщать лорда.

Однажды утромъ, миссъ Вудли зашла къ Эльмвуду и нашла его по обыкновенію съ Сандфоромъ и Рушбрукомъ. Съ полчаса продолжался между ними всѣми какой-то незначительный разговоръ. Вдругъ лордъ принужденъ былъ выйдти по какому-то дѣлу. Сандфоръ скоро пошелъ за нимъ. Миссъ Вудли не хотѣла оставаться наединѣ съ Рушбрукомъ и уже встала, чтобъ уйдти къ себѣ, какъ вдругъ молодой человѣкъ устремилъ на нее свои выразительные глаза и сказалъ:

— Простите ли вы меня, миссъ Вудли, за то, что.я хочу сказать вамъ?

— Надѣюсь, мистеръ Рушбрукъ, отвѣчала она: — что вы не можете сказать ничего такого, чего бы я не могла извинить.

Миссъ Вудли отвѣчала это съ такой холодностью, которая вовсе была несогласна съ ея обыкновеннымъ добродушіемъ.

Рушбрукъ внимательно посмотрѣлъ на нее и сказалъ:

— Ахъ, миссъ Вудли, теперь вы уже не такъ добры ко мнѣ, какъ были прежде.

— Съ-тѣхъ-поръ, какъ вы, мистеръ Рушбрукъ, въ первый разъ пріѣхали сюда, многое измѣнилось, съ важностію отвѣчала миссъ Вудли: — вы тогда были еще ребенкомъ.

— И однакожь, возразилъ Рушбрукъ: — я до-сихъ-поръ люблю всѣхъ тѣхъ, кого любилъ тогда… и всегда буду любить ихъ.

— Мнѣ кажется, впрочемъ, замѣтила миссъ Вудли: — что и тогда я не была предметомъ вашей особенной привязанности. Были другіе, кого вы любили болѣе. Можетъ-быть, вы позабыли о лэди Эльмвудъ?

— Мнѣ забыть о ней? воскликнулъ Рушбрукъ, всплеснувъ руками и поднявъ къ небу глаза; — о, это невозможно.

Появленіе лорда Эльмвуда прекратило этотъ разговоръ. Миссъ Вудли и Рушбрукъ оба покраснѣли отъ смущенія. Эльмвудъ замѣтилъ это и посмотрѣлъ на обоихъ съ строгостію. Миссъ Вудли совершенно потерялась, но Рушбрукъ съ искреннимъ смѣхомъ вдругъ вскричалъ:

— Ради Бога, миссъ Вудли, не говорите объ этомъ милорду…

Миссъ Вудли еще болѣе смутилась. Эльмвудъ спросилъ о предметѣ ихъ разговора.

Рушбрукъ, между-тѣмъ, уже успѣлъ изобрѣсти отвѣтъ и сказалъ:

— Миссъ Вудли утверждаетъ, что видѣла мой призракъ, когда я былъ еще ребенкомъ, и увѣряетъ, что это видѣніе предвѣщаетъ мнѣ раннюю смерть. Это огорчило ее…

Рушбрукъ говорилъ съ такимъ непритворнымъ простодушіемъ, что Эльмвудъ ни мало не подозрѣвалъ лжи.

Миссъ Вудли совершенно оправилась, но это обстоятельство послужило ей еще новымъ доказательствомъ не любить Рушбрука. Такъ сильно въ насъ предубѣжденіе къ тѣмъ, которые намъ не нравятся, что мы ничего не можемъ одобрять въ нихъ. Миссъ Вудли видѣла въ поступкѣ Рушбрука доказательство притворства, самой черной лжи и двуличности и презирала средство, предохранявшее ихъ отъ подозрѣній лорда, и даже, можетъ-быть, отъ его гнѣва, только потому, что оно было искусно придумано.

Миссъ Вудли тотчасъ же сообщила свои замѣчанія Матильдѣ и Сандфору, и хотя она была прекраснѣйшая женщина, какую только можно встрѣтить и строго соблюдала справедливость, но въ настоящемъ случаѣ не высказала всей истины, потому-что вовсе не упомянула о тѣхъ словахъ Рушбрука, которыя могли бы служить къ его похвалѣ.

Наступило 29 октября, день, въ который Эльмвудъ давалъ великолѣпный балъ своимъ сосѣдямъ и угощалъ своихъ фермеровъ; добродушные крестьяне обѣдали въ паркѣ: для нихъ приготовили цѣлаго жаренаго быка и при колокольномъ звонѣ выставили нѣсколько бочекъ пива. Матильда, увидѣвъ изъ своего окна веселыя толпы, спросила, что значитъ это гулянье; но слуга, не желая огорчить ее, отвѣчалъ, что не знаетъ. Миссъ Вудли, однакожь, открыла ей печальный секретъ и сказала, что это праздновали день совершеннолѣтія мистера Рушбрука.

— На прошлой недѣлѣ былъ день моего рожденія! съ грустью воскликнула Матильда, но не прибавила къ этому болѣе ни одного слова.

Онѣ обѣ сдѣлались грустны и почти не говорили ни слова.

Въ ту минуту, когда слуга принесъ имъ обѣдъ, вдругъ кто-то позвонилъ у ихъ двери, и Сандфоръ вошелъ въ комнату.

— Отъ-чего вы не на праздникѣ, мистеръ Сандфоръ?.. спросила миссъ Вудли съ иронической улыбкой: — развѣ насъ не пригласили.

— Напротивъ, меня приглашали, отвѣчалъ прелатъ: — но у меня болитъ голова и я предпочелъ обѣдать вмѣстѣ съ вами.

Матильда какъ-будто поняла тайный смыслъ словъ Сандфора и со слезами бросилась къ нему на шею.

Сандфоръ тихо отвелъ молодую дѣвушку и грубо сказалъ:

— Что за ребячество… Перестаньте… лучше садитесь и обѣдайте.

Однакожь и самъ онъ не могъ проглотить ни одного куска.

XII.

Черезъ недѣлю послѣ бала, лордъ Эльмвудъ куда-то уѣхалъ на два дня, и Рушбрукъ остался вмѣсто его хозяиномъ дома. Утромъ перваго дня, молодой человѣкъ отправился на охоту и, воротясь домой въ-полдень, спросилъ у Сандфора, котораго встрѣтилъ въ столовой, не бралъ ли онъ со стола его книги — драматическаго сборника.

— Я не читаю подобныхъ книгъ, грубо отвѣчалъ Сандфоръ и тотчасъ же вышелъ изъ комнаты.

Рушбрукъ кликнулъ слугу, съ гнѣвомъ спросилъ, кто былъ безъ него въ столовой, и велѣлъ отъискать книгу, которую онъ оставилъ, идя на охоту. Слуга скоро возвратился, и, подавая Рушбруку книгу, сказалъ:

— Миссъ Вудли, сэръ, проситъ у васъ извиненія; она не знала, что книга принадлежитъ вамъ, но надѣется, что вы извините ее за смѣлость.

— Миссъ Вудли! воскликнулъ съ удивленіемъ молодой человѣкъ: — она такъ рѣдко заходитъ сюда, что я никакъ не могъ предполагать, чтобъ это была она. Отнеси ей книгу и попроси отъ меня держать ее сколько угодно.

Слуга пошелъ и скоро воротился съ книгою въ рукахъ. Онъ положилъ ее на столъ не говоря ни слова, и хотѣлъ выйдти, но Рушбрукъ, оскорбленный тѣмъ, что ему не велѣли ничего отвѣчать на его слова, вдругъ вскричалъ:

— Я боюсь, что ты какъ-нибудь невѣжливо спросилъ у миссъ Вудли книгу?

— Я взялъ ее, сэръ, не у миссъ Вудли, а у миссъ Матильды.

Рушбрукъ, по пріѣздѣ своемъ въ Эльмвуд-гоузъ, въ первый разъ услыхалъ имя Матильды. Онъ смутился, не зналъ, что сказать и, чтобъ скрыть свое волненіе, велѣлъ слугѣ тотчасъ же выйдти.

Миссъ Вудли и Матильда, между-тѣмъ, разговаривали объ этомъ ничтожномъ случаѣ, и вывели изъ него новыя доказательства дерзости и властолюбія Рушбрука. Гордая Матильда даже плакала: такъ она была оскорблена тѣмъ, что Рушбрукъ велѣлъ взять у нея книгу.

Дамы продолжали разговаривать, какъ вдругъ слуга принесъ записку отъ Рушбрука, который просилъ у миссъ Вудли позволенія ее видѣть. Она отвѣчала, что не имѣетъ времени. Рушбрукъ прислалъ еще разъ и просилъ назначить какое ей угодно время; но, увѣренный во вторичномъ отказѣ, пошелъ самъ вслѣдъ за своимъ посланнымъ, и когда миссъ Вудли вышла въ галерею, чтобы дать отвѣтъ слугѣ, онъ подошелъ къ ней и велѣлъ слугѣ удалиться,

— Мистеръ Рушбрукъ, воскликнула миссъ Вудли: — оставьте меня… хотя вы и думаете, что я лишена дружбы лорда Эльмвуда…

Рушбрукъ схватилъ ея руку.

Она вырвала ее и стремительно пошла въ свою комнату.

Рушбрукъ пошелъ вслѣдъ за нею, тихо говоря:

— Умоляю васъ, милая миссъ Вудли, выслушайте меня.

Въ эту самую минуту, Матильда вошла въ комнату миссъ Вудли, и, увидѣвъ незнакомаго мужчину, остановилась въ дверяхъ.

Молодой человѣкъ взглянулъ на нее и смутился. Губы его тихо шептали:

— Не уходите, миссъ, ради Бога; выслушайте мое извиненіе…

Хотя Матильда не видала Рушбрука съ самаго дѣтства, но ей не трудно было догадаться, кто говорилъ съ нею. Она съ удивленіемъ и вмѣстѣ съ достоинствомъ взглянула на него.

— Миссъ Вудли слишкомъ строга ко мнѣ, говорилъ Рутбрукъ: — она неблагосклонно смотритъ на меня, и я боюсь, что вы раздѣляете съ нею ея неблагопріятное мнѣніе обо мнѣ.

Матильда не отвѣчала.

— Если я оскорбилъ васъ, миссъ Матильда, продолжалъ Рушбрукъ: — то позвольте мнѣ испросить у васъ прощеніе… Иначе я почелъ бы себя несчастнѣе, нежели еслибъ лишился покровительства вашего отца; я почелъ бы себя оставленнымъ какъ въ то время, когда я былъ еще бѣднымъ сиротой, котораго ваша матушка приняла къ себѣ изъ состраданія.

Матильда взглянула на миссъ Вудли, какъ-будто не рѣшалась, что отвѣчать ей на слова молодаго человѣка.

Рушбрукъ упалъ передъ ней на колѣни и умоляющимъ голосомъ сказалъ:

— О, миссъ Матильда, еслибъ вы знали тайныя чувства моего сердца, вы, конечно, не обращались бы со мной съ такимъ презрѣніемъ.

— Мы можемъ судить о вашихъ чувствахъ, мистеръ Рушбрукъ, отвѣчала миссъ Вудли: — только основываясь на вашихъ поступкахъ… Вы оскорбляете дочь лэди Эльвмудъ своими насмѣшками надъ ея грустнымъ положеніемъ… вы…

Рушбрукъ всталъ и воскликнулъ:

— Но что жь я могу, что я долженъ дѣлать, чтобы перемѣнить ваше мнѣніе обо мнѣ? Пока лордъ Эльвмудъ былъ въ замкѣ, я хотя и горѣлъ-желаніемъ броситься къ ногамъ его дочери, но боялся раздражить васъ, миссъ Вудли… что мнѣ оставалось дѣлать, чтобы вымолить у васъ свиданіе… я принужденъ былъ прибѣгнуть къ хитрости. Случай помогъ мнѣ, и я не хочу упускать его. Лордъ Эльвмудъ скоро воротится и мы поѣдемъ въ Лондонъ… Не-уже-ли жь вы заставите меня цѣлую зиму страдать отъ мысли, что меня презираютъ, считаютъ неблагодарнымъ, и кто же? единственная дочь моей благодѣтельницы…

— Будьте увѣрены, сэръ, что если когда-нибудь я думаю о васъ, то вы всегда бываете предметомъ моей зависти, отвѣчала Матильда со всѣмъ высокомѣріемъ своего отца.

— По-крайней-мѣрѣ, миссъ, сказалъ Рушбрукъ: — я надѣюсь, что вы позволите мнѣ иногда навѣщать васъ. Это будетъ служить мнѣ доказательствомъ того, что вы не судите меня такъ строго, какъ я не заслуживаю.

— Нѣтъ, сэръ, перебила Матильда: — сегодня въ первый и въ послѣдній разъ вы видите меня… Вы не должны видѣть меня по-крайней-мѣрѣ до-тѣхъ-поръ, пока лордъ Эльвмудъ не заставить васъ слѣдить за моими поступками… я повинуюсь всѣмъ его приказазаніямъ.

И при этихъ словахъ изъ глазъ Матильды ручьемъ полились слезы.

Рушбрукъ отошелъ къ окну и нѣсколько минутъ не могъ произнести ни слова. Когда онъ обернулся къ Матильдѣ, чтобъ отвѣчать ей, она и миссъ Вудли съ удивленіемъ замѣтили, что онъ плакалъ.

— Я не хочу оскорблять васъ, миссъ Матильда, сказалъ онъ, едва удерживая свое волненіе: — и не останусь здѣсь болѣе ни минуты. Клянусь вамъ, я не войду сюда ни подъ какимъ предлогомъ. Я вижу, что мои просьбы не имѣютъ никакой цѣны; надѣюсь, по-крайней-мѣрѣ, своимъ повиновеніемъ вашимъ приказаніямъ доказать то уваженіе, которое вы внушаете мнѣ… Пусть волненіе мое убѣдитъ васъ, что я счастливъ не болѣе васъ.

И дѣйствительно, произнося эти слова, молодой человѣкъ былъ такъ взволнованъ, что едва могъ договорить… Потомъ онъ поклонился Матильдѣ съ уваженіемъ и вышелъ.

По выходѣ Рушбрука, Матильда старалась не смотрѣть на миссъ Вудли, чтобъ не дать ей замѣтить того, что думала она о поступкѣ молодаго человѣка. Въ-теченіи этого дня, онѣ обѣ ни разу не произнесли имени Рушбрука; онѣ стыдились признаться другъ другу, что вовсе несправедливо обвиняли его.

На другой день, миссъ Вудли пересказала обо всемъ Сандфору. Сандфорь не былъ свидѣтелемъ видимаго уваженія, которое выказалъ Рушбрукъ Матильдѣ, глубоко оскорбился его дерзостью и угрожалъ сказать лорду Эльмвуду, если молодой человѣкъ еще разъ осмѣлился явиться къ нимъ. Миссъ Вудли сообщила ему, что Рушбрукъ торжественно обѣщалъ не впадать въ подобную вину, и просила его не упоминать объ этомъ случаѣ ни слова даже самому Рушбруку.

Матильда не могла не питать нѣкотораго участія къ Рушбруку за то уваженіе, которое онъ съ такимъ жаромъ выразилъ ей. Но, чѣмъ благопріятнѣе было для него ея мнѣніе, тѣмъ болѣе она завидовала ему въ привязанности, которую имѣлъ къ нему лордъ Эльмвудъ. И теперь его присутствіе въ замкѣ огорчало ее болѣе, чѣмъ тогда, когда она еще не знала его и, слѣдовательно, была не въ состояніи судить о его достоинствахъ.

Вовсе не такое чувство питалъ къ ней Рушбрукъ. Онъ удивлялся ей и уважалъ ее. Красота и благородный видъ Матильды еще болѣе возвысили ее въ глазахъ его. Когда онъ увидалъ лорда Эльмвуда, воспоминаніе о дочери усилило въ сердцѣ молодаго человѣка любовь къ отцу точно такъ, какъ привязанность его къ отцу и матери была первой основой его уваженія къ дочери. Рушбрукъ не могъ себѣ представить, чтобъ графъ былъ равнодушенъ къ своему собственному счастію: — онъ охотно указалъ бы лорду Эльмвуду на сокровище, которымъ тотъ пренебрегалъ, хоть бы за это ему самому пришлось быть изгнаннымъ.

Таковъ былъ Рушбрукъ, великодушный, энергическій, признательный, но легкомысленный.

XIII.

Со времени послѣдней встрѣчи съ Рушбрукомъ, миссъ Вудли рѣдко стала выходить изъ своей комнаты. Она подозрѣвала Рушбрука въ двуличности и боялась за Матильду. Прошло около трехъ недѣль, въ которыя она ни разу не видала лорда Эльмвуда: — ей не хотѣлось идти къ нему, потому-что въ его присутствіи она всегда бывала какъ въ пыткѣ. За то Матильда страдала во все это время потому-что, не могла пользоваться удовольствіемъ слушать разсказы миссъ Вудли о томъ, что она говорила съ отцомъ ея, что онъ сдѣлалъ, что его повидимому занимало, словомъ, о множествѣ подробностей, о которыхъ Сандфоръ обыкновенно не хотѣлъ и упоминать.

Наконецъ, миссъ Вудли, желая утѣшить свою несчастную подругу, пошла однажды къ лорду и осталась съ нимъ обѣдать.

Возвратясь въ свою комнату, она разсказала Матильдѣ, что Рушбрукъ былъ вѣжливъ съ нею, но что вся его вѣжливость была чисто оффиціальная. Однакожь, она не могла не сознаться, что молодой человѣкъ на этотъ разъ показался ей гораздо разсудительнѣе и серьезнѣе, чѣмъ она думала.

— Но что жь вы не говорите мнѣ о батюшкѣ? сказала Матильда.

— Я только-что хотѣла заговорить о немъ, отвѣчала миссъ Вудли: — не перебивайте меня. Я сдѣлала замѣчаніе, что мистеръ Рушбрукъ сдѣлался вдругъ блѣднѣе обыкновеннаго, и что, кажется, онъ нездоровъ. Лордъ Эльмвудъ изъявилъ живѣйшее безпокойство, и съ истинно отцовской нѣжностью совѣтовалъ ему поговорить съ докторомъ…

— Я ненавижу мистера Рушбрука, воскликнула Матильда, и глаза ея заблистали негодованіехмъ.

— Не-уже-ли вы думаете, замѣтила миссъ Вудли: — что я сказала вамъ это за тѣмъ, чтобъ заставить васъ его ненавидѣть.

— Мое мнѣніе о немъ уже давно составлено, отвѣчала Матильда. — Онъ всегда былъ для меня причиною скорби; но съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ осмѣлился войдти сюда, онъ мнѣ ненавистенъ.

— Однакожь я хочу вамъ сказать о немъ кое-что, что непремѣнно понравится вамъ.

— Что такое? спросила Матильда съ равнодушнымъ видомъ.

— Мистеръ Рушбрукъ, продолжала миссъ Вудли: — отвѣчалъ на слова лорда, что у него легкая нервическая лихорадка и что онъ ожидаетъ возвращенія въ Лондонъ, чтобъ тамъ поговорить съ докторомъ. — Но когдажь вы думаете туда ѣхать? спросилъ вашъ отецъ. Рушбрукъ отвѣчалъ, что непремѣнно ѣдетъ недѣли черезъ двѣ. — А я, сказалъ лордъ Эльмвудъ, поѣду послѣ Рождества. — Не-уже-ли? вдругъ воскликнулъ мистеръ Сандфоръ: — уже давно, милордъ, вы не проводили здѣсь этого праздника. — Да, отвѣчалъ вашъ отецъ, но я чувствую теперь къ этому дому такую привязанность, какой не имѣлъ къ нему прежде.

— Такъ вы думаете, что батюшка думалъ обо мнѣ, когда говорилъ это? съ радостью воскликнула Матильда.

— Можетъ-быть, я и ошибаюсь, отвѣчала миссъ Вудли: — судите сами. Я только убѣждена въ томъ, что мистеръ Сандфоръ думаетъ то же, что и я, потому-что, выслушавъ послѣднія слова лорда, онъ сдѣлался необыкновенно веселъ.

— Не-уже-ли это правда?

— Я думаю…

Миссъ Вудли, однакожь, не смотря на свою точность въ передачѣ мельчайшихъ подробностей разговора, бывшаго у лорда Эльмвуда, не упомянула о томъ, что когда лордъ вышелъ изъ комнаты, а мистеръ Сандфоръ задремалъ, Рушбрукъ подошелъ съ ней къ окну комнаты и спросилъ о Матильдѣ. — Сожалѣніе о грустной участи миссъ Матильды — вотъ причина моей болѣзни, сказалъ Рушбрукъ: — я страдаю болѣе, чѣмъ она, но не смѣю пересказать ей этого, и не могу надѣяться, чтобъ вы, миссъ Вудли, взялись передать ей мое участіе…

Миссъ Вудли только этого и не пересказала.

Наконецъ, наступилъ и праздникъ Рождества Христова. Лордъ Эльмвудъ далъ нѣсколько обѣдовъ своимъ сосѣдямъ; но никто изъ гостей не упоминалъ о Матильдѣ, и, вѣроятно, и не думалъ о ней.

Бѣдная дѣвушка во все время праздника была грустнѣе обыкновеннаго; но когда узнала о томъ, что уже назначенъ день отъѣзда ея отца, она впала въ совершенное уныніе. Утромъ этого дня, она проплакала все время, и только утѣшала себя той надеждой, что изъ окна увидитъ въ первый и, вѣроятно, въ послѣдній разъ своего отца, когда онъ будетъ садиться въ карету.

Множество мыслей смутно толпились въ головѣ ея. Между-прочимъ, она придумала рѣшительно войдти въ комнату отца и упасть къ ногамъ его. Она хотѣла молить его, чтобъ онъ по-крайней-мѣрѣ отвергъ ее совершенно: все-таки ей легче было бы сносить это изгнаніе, чѣмъ то равнодушіе, которое онъ, по-видимому, питалъ къ ней теперь. Въ отчаяніи она даже упрекнула однажды свою покойную мать, но тотчасъ устыдилась своей вины и съ самоотверженіемъ рѣшилась переносить назначенную ей судьбу. — Что осмѣлилась произнести я? восклицала она: — милая, безцѣнная матушка, прости меня… изъ любви къ тебѣ, я буду безъ жалобъ переносить всѣ бѣдствія, какія бы ни случились со мною… Я должна сдѣлать это, чтобъ искупить вину свою…»

Между-тѣмъ, какъ миссъ Вудли старалась успокоить ее, лордъ Эльмвудъ и Рушбрукъ уже приготовились отправиться. Но Эльмвудъ, однакожь, медлилъ. Казалось, въ немъ происходила страшная борьба различныхъ ощущеній… Когда, наконецъ, онъ рѣшился ѣхать, Сандфоръ замѣтилъ, что лордъ пожалъ его руку съ большимъ жаромъ, чѣмъ обыкновенно. Прелатъ, ободренный благосклонностью его, спросилъ:

— Не угодно ли вамъ будетъ, милордъ, проститься съ миссъ Вудли?

— Конечно, Сандфоръ, отвѣчалъ Эльмвудъ и, по-видимому, былъ очень-доволенъ тѣмъ, что могъ еще на нѣсколько минутъ остаться.

Растроганная отчаяннымъ положеніемъ Матильды, миссъ Вудли явилась проститься съ лордомъ блѣдная, трепещущая, съ глазами полными слезъ. Сандфоръ боялся, чтобъ лордъ не разсердился, и сказалъ:

— Что это значитъ, миссъ Вудли? развѣ вы еще не поправились отъ вашей болѣзни?

Эльмвудъ не обратилъ на это никакого вниманія, пожелалъ миссъ Вудли здоровья и спокойствія и медленно вышелъ изъ комнаты, оборачиваясь нѣсколько разъ, какъ-будто-бы оставлялъ за собою часть своихъ мыслей. По всему было видно, что ему не хотѣлось оставить своего мирнаго жилища.

Когда лордъ вышелъ, Рушбрукъ съ робостью подошелъ къ миссъ Вудли и тихо сказалъ:

— Мы должны быть друзьями, миссъ Вудли. Одинъ и тотъ же предметъ занимаетъ насъ; о немъ равно мы должны заботиться… онъ долженъ бы сблизить насъ…

Миссъ Вудли не отвѣчала ни слова.

Рушбрукъ продолжалъ:

— Позволите ли вы мнѣ писать къ вамъ. Вы, конечно, пожелаете узнать что-нибудь о лордѣ Эльмвудѣ?

Въ эту минуту вошелъ слуга и сказалъ, что милордъ уже сѣлъ въ карету и ожидаетъ его. Рушбрукъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты, избавивъ такимъ-образомъ миссъ Вудли отъ затрудненія отказать ему.

Прежде, нежели карета лорда успѣла скрыться изъ виду, миссъ Вудли повела Матильду въ комнаты, только-что оставленныя отцомъ ея. Молодая дѣвушка съ любопытствомъ разсматривала мѣста, въ которыхъ жилъ ея отецъ, и это разсѣяло нѣсколько грусть ея. Въ столовой она нѣсколько минутъ просидѣла на креслѣ, на которомъ обыкновенно отдыхалъ лордъ, въ библіотекѣ пересмотрѣла всѣ книги, которыя остались на пюпитрѣ. Но шляпа лорда, лежавшая на одномъ изъ стульевъ, сдѣлала на нее сильнѣйшее впечатлѣніе: съ дѣтскимъ восторгомъ она взяла въ руки этотъ ничтожный предметъ туалета…

Между-тѣмъ, лордъ Эльмвудъ и Рушбрукъ продолжали свой путь съ сердцемъ, полнымъ грусти, хотя ни одинъ изъ нихъ не могъ объяснить своей тоски, точно такъ же, какъ Матильда не могла отдать себѣ отчета въ своемъ отчаяніи.

XIV.

Хотя Матильда при жизни матери была еще очень молода, она не укрылась однакожь отъ вниманія и преслѣдованій одного молодаго человѣка, виконта Мэргревъ. Виконтъ жилъ въ своемъ имѣніи, которое находилась неподалеку отъ того мѣста, которое лэди Эльмвудъ выбрала для своего изгнанія. Страстно любя деревенскую Жизнь, онъ рѣдко ѣздилъ въ городъ.

Виконтъ Мэргревъ былъ еще молодой человѣкъ, очень красивой наружности, большой весельчакъ, какъ называли его сосѣди, и превосходный охотникъ. Онъ былъ расточителенъ, когда дѣло шло объ удовольствій, и какъ ао всѣхъ его наслажденіяхъ не были ничего эгоистическаго, то его товарищи по охотѣ и любовницы, которыхъ у него было много, принимали дѣятельное участіе въ уничтоженіи его состоянія.

Мѣсяца за два до смерти лэди Эльмвудъ, миссъ Вудли и Матильда однажды пошли по обыкновенію погулять, какъ вдругъ на дорогѣ засталъ ихъ проливной дождь. Въ это время виконтъ Мэргревъ случайно проѣзжалъ мимо ихъ и имѣлъ удовольствіе предложить къ ихъ услугамъ свою карету, въ которой и довезъ новыхъ знакомокъ. Признательныя за одолженіе, миссъ Вудли и Матильда позволили ему иногда посѣщать ихъ, и виконтъ дѣйствительно былъ нѣсколько разъ въ ихъ уединенномъ жилищѣ. Скоро Мэргревъ полюбилъ Матильду, и такъ-какъ онъ хорошо зналъ исторію лэди Эльмвудъ, то и не безъ нѣкотораго основанія надѣялся, что по смерти лэди лордъ возьметъ къ себѣ дочь свою и тогда, можетъ-быть, согласится отдать ее за него замужъ. Правда, что виконтъ не смотрѣлъ на бракъ, какъ на необходимость, но на этотъ разъ онъ не надѣялся удовлетворить своихъ желаній иначе, и потому рѣшился прибѣгнуть къ нему, какъ къ единственному средству.

Едва только вѣсть о предвидѣнной смерти лэди Эльмвудъ дошла до Мэргрева, онъ съ нетерпѣніемъ сталъ ожидать того, что лордъ призоветъ къ себѣ дочь свою, и хотѣлъ первый объявить ему свои притязанія на ея руку. Очевидно, притязанія виконта были только притязанія влюбленнаго, но миссъ Вудли не однажды старалась доказывать ему, что едва-ли онъ успѣетъ въ своемъ предпріятіи.

Что жь касается до Матильды, то она была совершенно-нечувствительна и невнимательна къ виконту Мэргреву. Лэди Эльмвудъ умерла, не зная ничего о преслѣдованіяхъ виконта: Матильда не упоминала о нихъ, потому-что сама не обращала на то вниманія, а миссъ Вудли старалась скрыть безумную любовь молодаго человѣка, потому-что боялась огорчить и обезпокоить умирающую подругу.

Когда, по смерти лэди Эльмвудъ, Матильда и миссъ Вудли поѣхали съ Сандфоромъ въ Эльмвуд-Гоузъ, онѣ совершенно позабыли о виконтѣ, и съ-тѣхъ-поръ онѣ не слыхали о немъ ничего. Между-тѣмъ, Мэргревъ не забывалъ о Матильдѣ и окружилъ Эльмвуд-Гоузъ своими шпіонами, которые, между-прочимъ, донесли ему, что лордъ Эльмвудъ не хочетъ сдѣлать Матильду своей наслѣдницей. Мэргревъ безъ особеннаго сожалѣнія услыхалъ эту новость, тѣмъ болѣе, что по этому случаю надѣялся овладѣть молодой дѣвушкой и безъ брака, цѣною золота.

Отъѣздъ лорда Эльмвуда усилилъ его надежды. Онъ думаль, что Матильда, отринутая и униженная своимъ отцомъ, охотно согласится на его предложенія, и тотчасъ же по отъѣздѣ лорда смѣло рѣшился осуществить свой планъ.

Спросивъ въ Эльмвуд-Гоузѣ миссъ Вудди, виконтъ безъ труда былъ введенъ къ ней; но онъ нашелъ столько скромности и достоинства въ Матильдѣ, столько осторожности въ миссъ Вудли и столько благоразумія и твердости въ Сандфорѣ, что сталъ отчаиваться овладѣть молодой дѣвушкой на правахъ, которыя казались ему лестнѣе и пріятнѣе правъ мужа.

Итакъ, ему оставалась только надежда получить ея руку посредствомъ брака, но и эта послѣдняя надежда скоро была отнята у него: Сандфоръ не разъ замѣчалъ ему, что Матильда вовсе не любитъ его. Слишкомъ-влюбленный, Мэргревъ не могъ освободиться отъ своей страсти и рѣшился дожидаться счастливѣйшихъ обстоятельствъ, какъ вдругъ Сандфоръ формально попросилъ его болѣе не посѣщать Эльмвуд-Гоуза.

— Но почему же, мистеръ Сандфоръ? вскричалъ Мэргревъ.

— По двумъ причинамъ, виконтъ, отвѣчалъ прелатъ: — во-первыхъ, ваши посѣщенія могутъ не понравиться лорду Эльмвуду; во-вторыхъ, мнѣ извѣстно, что онѣ не нравятся миссъ Матильдѣ.

Какъ ни былъ Мэргревъ не привыченъ къ подобнымъ отказамъ, особенно когда сердце его было слишкомъ занято, однакожь, онъ, терпѣливо выслушалъ отвѣтъ Сандфора, и рѣшился выжидать времени, въ которое могъ бы надѣяться на болѣе благопріятный пріемъ въ Эльмвуд-Гоузѣ.

Возвратясь домой, Мэргревъ сталъ придумывать съ своими веселыми друзьями планъ для осуществленія своихъ желаній. Одни изъ нихъ совѣтовали ему смѣло адресоваться къ лорду Эльмвуду, но для виконта это средство было послѣднимъ, потому-что въ случаѣ согласія Эльмвуда бракъ былъ бы для него неизбѣженъ.

Нѣкоторые изъ молодыхъ людей убѣждали своего друга прибѣгнуть къ обольщенію… Они описывали ему всю прелесть подобной побѣды, увѣряли, что въ этомъ случаѣ ему даже нечего было и опасаться, потому-что лордъ Эльмвудъ оставивъ теперь свою дочь, вѣроятно, не вступится за нее. Очевидно, это средство внушено было виномъ, и когда веселые собесѣдники опорожнили еще по нѣсколько стакановъ, они всѣ согласились, что оно было самое удобное, самое выгодное средство.

Между-тѣмъ, какъ все это происходило, Рушбрукъ, по пріѣздѣ въ Лондонъ, впалъ въ глубокую грусть; съ каждымъ днемъ онъ болѣе и болѣе убѣждался, что состраданіе, благодарность и дружба были въ немъ чувства гораздо слабѣе того, которое овладѣло его сердцемъ; но онъ долго не хотѣлъ назвать этого чувства любовью… Наконецъ, убѣдился, что это была именно любовь.

— «И однакожь, думалъ онъ: — чувство, которымъ болитъ мое сердце, по-видимому, не заслуживаетъ священнаго названія любви… Я любилъ Матильду и тогда еще, когда не видалъ ея, любилъ за ея мать, за ея отца… Не-уже-ли я полюбилъ бы ее точно такъ же и тогда, когда бы она не была ихъ дочерью? Нѣтъ… Неуже-ли же я почувствовалъ бы къ Матильдѣ ту симпатію, которая разрушаетъ теперь жизнь мою, еслибъ несчастія бѣдной дѣвушки не пробудили ея ко мнѣ? Нѣтъ, быть не (можетъ. Однакожъ, любовь, какъ слѣдствіе признательности и состраданія, не можетъ сравниться съ тою страстію, которая овладѣла моимъ сердцемъ…»

Послѣ долгихъ размышленій, Рушбрукъ наконецъ убѣдился, что онъ полюбилъ бы Матильду во всякомъ случаѣ, и что чувство нѣжности, которое онъ питалъ къ ней въ то время, когда еще не видалъ ея, было чувство слишкомъ-спокойное въ сравненіи съ той страстью, которую пробудила въ немъ красота молодой дѣвушки. Онъ убѣдился, что страстно любитъ ее, и его отчаянію не было границъ.

Чтобъ разсѣять грусть свою, Рушбрукъ мечталъ о тѣхъ наслажденіяхъ которыя могъ бы доставить ему союзъ съ Матильдой, но къ-несчастію, тутъ же вспоминалъ суровый, непоколебимый характеръ лорда Эльмвуда и снова приходилъ въ отчаяніе. Онъ зналъ, что лордъ не былъ ни капризенъ, ни не постояненъ, и потому не надѣялся, чтобъ какое-нибудь обстоятельство могло поколебать когда-нибудь однажды принятое имъ рѣшеніе. Правда, любовь, которая творитъ чудеса и повелѣваетъ характерами самыми непреклонными, уже дважды торжествовала надъ непоколебимой твердостью Эльмвуда: она заставила его жениться на миссъ Мильнеръ; она же принудила его принять въ свой домъ малютку Гарри; но увы! очаровательница, имѣвшая такое огромное вліяніе на характеръ Эльмвуда — лэди Эльмвудъ, уже не существовала, и, стало-быть, очарованіе было разрушено.

Читатель, конечно, помнитъ; что Рушбрукъ испрашивалъ у миссъ Вудли позволеніе писать къ ней, и что она не имѣла времени запретить ему. Поэтому, молодой человѣкъ однажды утромъ принялся обдумывать письмо къ миссъ Вудли, надѣясь, что она, вѣроятно, покажетъ его Матильдѣ; но онъ не осмѣливался намекнуть о томъ, что его преимущественно интересовало. Эта боязнь и вмѣстѣ съ тѣмъ уваженіе, которое ему хотѣлось выразить миссъ Вудли хоть письменно, сдѣлали то, что все письмо его ограничилось нѣсколькими строчками. Но за то сколько сладостнаго безпокойства доставилъ ему этотъ короткій трудъ. Онъ желалъ, чтобъ эти отрадныя минуты продолжались цѣлый годъ… Всякій легко замѣтилъ, что въ этомъ стремленіи его преувеличивать самыя мечтанія, крылись очевидные симптомы самой страстной, самой безграничной любви.

Рушбрукъ желалъ получить отвѣтъ на свое желаніе, но желаніе его было напрасно. Къ его отчаянію вдругъ присоединилась еще печаль, которой онъ и не могъ даже предугадывать.

Однажды лордъ Эльмвудъ предложилъ своему воспитаннику вступить въ бракъ. Эльмвудъ высказалъ ему свое желаніе такимъ тономъ, какъ-будто заранѣе былъ увѣренъ въ его согласіи. Рушбрукъ смутился и медлилъ отвѣтомъ. Лордъ замѣтилъ его смущеніе и съ строгостію спросилъ:

— Я полагаю, что вы еще не давали обѣщанія никому?

— Никому, милордъ, отвѣчалъ Рушбрукъ со всей искренностью.

— Ваше сердце тоже, вѣроятно, не принадлежитъ никакой женщинѣ?

— Нѣтъ, милордъ.

Но Рушбрукъ произнесъ эти слова уже въ смущеніи и со страхомъ. Въ его голосѣ не было увѣренности. Онъ хотѣлъ солгать, чтобъ оправдаться, но смутился еще болѣе прежняго.

Эльмвудъ бросилъ на него проницательный взглядъ и съ недовольнымъ видомъ сказалъ:

— Послушайте, Рушбрукъ, ужь если вы были такъ неблагоразумны, что полюбили какую-нибудь женщину, то признайтесь мнѣ тотчасъ же и назовите…

Рушбрукъ затрепеталъ при мысли назвать ту, которую онъ любилъ.

Эльмвудъ продолжалъ:

— На первый разъ я прощаю вамъ вашу неискренность, какъ слѣдствіе нелѣпой стыдливости влюбленнаго; но берегитесь… если еще разъ вы поступите точно такъ же — это будетъ уже ложь, которую вы скажете вашему другу, вашему отцу, и я не прощу ее.

Рушбрукъ не могъ произнести ни слова, и совершенно потерялся.

Эльмвудъ продолжалъ:

— Назовите ту, которую вы любите; я не хочу увѣрять васъ, что не стану разбирать вашей страсти, но по-крайней-мѣрѣ я не упрекну васъ за то, что вы солгали…

Просимъ читателя не порицать Рушбрука за то, что онъ не хотѣлъ признаться лорду въ любви своей. Легко понять, что, признавшись въ любви, молодой человѣкъ былъ бы принужденъ и назвать предметъ своей страсти; но какъ назвать его? Мистеръ Джеффертъ передалъ Рушбруку приказаніе лорда никогда не упоминать ни о лэди Эльмвудъ, ни о ея дочери. Притомъ же, Рушбрукъ боялся признаться Эльмвуду, какимъ насильственнымъ образомъ онъ вошелъ въ комнату миссъ Вудли, гдѣ и увидалъ Матильду. Наконецъ, грозный тонъ лорда, строгое выраженіе, которое приняли черты лица его, когда онъ произносилъ по видимому умѣренныя слова, могли бы устрашить даже такого человѣка, который и не зависѣлъ бы отъ лорда столько, сколько зависѣлъ отъ него нашъ молодой герой.

— Вы не отвѣчаете? спросилъ Эльмвудъ, напрасно ожидая въ-продолженіи нѣсколькихъ минутъ отвѣта своего племянника.

— Все, въ чемъ я могу признаться вамъ, милордъ, наконецъ сказалъ Рушбрукъ: — заключается въ томъ, что я не имѣю ни мальйшаго желанія жениться.

— И вы еще смѣете уклоняться отъ формальнаго отвѣта, когда я требую его? съ строгостію воскликнулъ Эльмвудъ.

— Я самъ, милордъ, еще не могу хорошенько понять состоянія моего сердца… Я подумаю, обсужу, и передамъ вамъ все, что успѣю замѣтить.

Эльмвудъ нѣсколько успокоился. Онъ понялъ деликатность чувства своего племянника, пожалѣлъ его и съ кротостью сказалъ:

— Даю вамъ цѣлую недѣлю на размышленіе… по окончаніи ея, мы поговоримъ, но предупреждаю васъ, вы должны отвѣчать мнѣ безъ всякихъ уклоненій.

Съ этими словами Эльмвудъ вышелъ изъ комнаты, оставивъ своего племянника хоть на нѣсколько времени въ безопасности отъ видимой немилости, которая угрожала ему.

Такимъ-образомъ, Рушбрукъ имѣлъ передъ собой цѣлую недѣлю, въ которую могъ обдумать свое положеніе, взвѣсить всѣ обстоятельства и рѣшиться или слѣпо повиноваться волѣ дяди и жениться на той, которую Эльмвудъ предлагалъ ему, или отказаться и лишиться его покровительства.

Не зная, что предпринять, бѣдный Рушбрукъ находился въ такой страшной неизвѣстности, что имъ скоро овладѣла сильная лихорадка.

Лордъ Эльмвудъ чрезвычайно встревожился болѣзнію племянника, окружилъ его всевозможными попеченіями, и даже проводилъ у его постели большую часть времени. Такая заботливость лорда глубоко тронула Рушбрука, и онъ иногда даже рѣшался навсегда вырвать изъ своего больного сердца образъ Матильды и повиноваться желаніямъ дяди; но воспоминаніе о красотѣ Матильды и о ея несчастіяхъ снова пробуждало его любовь.

Рушбрукъ былъ глубоко признателенъ лорду Эльмвуду, но вмѣстѣ съ тѣмъ страстно любилъ Матильду. Борьба этихъ двухъ чувствъ еще болѣе усиливала болѣзнь бѣднаго молодаго человѣка и онъ желалъ смерти, какъ средства, которое могло освободить его отъ страшнаго безпокойства, изъ любви къ Матильдѣ.

Однажды, когда молодой человѣкъ особенно жаловался на болѣзнь свою, лордъ Эльмвудъ взялъ его за руку и спросилъ, не можетъ ли онъ что-нибудь сдѣлать для него.

— О, да, милордъ, воскликнулъ съ живостью Рушбрукъ: — вы можете сдѣлать многое.

— Что жь это такое, Гарри?

— Я боюсь… я не долженъ бы говорить вамъ объ этомъ, милордъ…

— Ну, такъ подождите вашего выздоровленія, сказалъ Эльмвудъ, повидимому боясь увлечься и дать такое обѣщаніе, которое потомъ ему трудно было бы исполнить.

— Но когда я выздоровѣю, милордъ, вы позволите мнѣ сообщить вамъ мое желаніе, каково бы оно ни было?

Эльмвудъ молчалъ въ странной нерѣшимости, но, замѣтивъ безпокойство, съ которымъ Рушбрукъ ожидалъ отъ него отвѣта, наконецъ сказалъ: «да, да!» какъ отвѣчаютъ обыкновенно ребенку, чтобъ его утѣшить.

Легко догадаться, что Эльмвудъ нисколько не подозрѣвалъ того, о чемъ Рушбрукъ хотѣлъ просить его, но точно также легко понять, что онъ ожидалъ отъ него такой просьбы, которую ему трудно было бы выполнить… Вотъ почему лордъ медлилъ отвѣтомъ. Какъ ни было велико участіе, принимаемое имъ въ положеніи больнаго племянника, но оно было еще не такъ сильно, чтобъ могло вырвать у него обѣщаніе въ томъ, чего онъ не имѣлъ намѣренія сдѣлать.

Какъ бы то ни было, Рушбрукъ былъ въ восхищеніи отъ-того, что такимъ-образомъ получилъ позволеніе говорить о томъ, что его сильно интересовало, но едва онъ успѣлъ оправиться, воспоминаніе о данномъ Эльмвуду обѣщаніи устрашило его и онъ почти не смѣлъ смотрѣть на своего нѣжнаго, но строгаго благодѣтеля.

Однакожъ, радость, которую Эльмвудъ ясно выразилъ при выздоровленіи Рушбрука, убѣдила молодаго человѣка, что ему нечего было опасаться; но увы! онъ понялъ также, что ему нечего было и надѣяться, и отчаяніе снова стало овладѣвать имъ.

Эльмвудъ убѣдился въ томъ, что въ сердцѣ Рушбрука таилось чувство, которое онъ не хотѣлъ открыть, и которое препятствовало ему согласиться на бракъ. Но изъ состраданія къ нему, еще не совсѣмъ оправившемуся отъ болѣзни, лордъ не хотѣлъ до времени спрашивать своего племянника о томъ, въ чемъ тотъ обѣщалъ ему признаться.

Наконецъ, Рушбрукъ нѣсколько оправился и могъ уже ходить по комнатѣ. Это было уже въ половинѣ мая. Докторъ предписалъ ему для совершеннаго выздоровленія ѣхать въ деревню. Лордъ Эльмвудъ хотѣлъ въ іюнѣ отправиться въ свой замокъ и посовѣтовалъ племяннику поѣхать туда прежде него. Рушбрукъ съ восхищеніемъ повиновался дядѣ, и лордъ написалъ Сандфору приготовить все къ пріѣзду больнаго.

XV.

Матильда по слухамъ знала объ опасной болѣзни Рушбрука и приняла большое участіе въ немъ. Она начинала убѣждаться, что молодой человѣкъ прошлымъ лѣтомъ посѣтилъ ихъ съ намѣреніями лучшими, чѣмъ она предполагала. Даже Сандфоръ и миссъ Вудли находили въ немъ достоинства, которыхъ прежде не замѣчали, а миссъ Вудли, въ особенности, упрекала себя за то, что была слишкомъ-строга и невнимательна къ нему.

Но когда Сандфоръ получилъ отъ лорда Эльмвуда письмо, въ которомъ тотъ предувѣдомлялъ о скоромъ пріѣздѣ Рушбрука въ Эльмвуд-Гоузъ, онъ былъ очень-недоволенъ этимъ извѣстіемъ.

Еще менѣе симпатіи почувствовалъ почтенный прелатъ къ Рушбруку, когда молодой человѣкъ пріѣхалъ въ Эльмвуд-Гоузъ по прежнему свѣжій и, по-видимому, здоровый. Пріѣзжай онъ блѣдный, истомленный, Сандфоръ, конечно, иначе смотрѣлъ бы на него; но теперь старикъ даже не хотѣлъ сказать ему, что радъ его видѣть.

Съ пріѣздомъ Рушбрука, Матильда снова заперлась въ своей уединенной комнатѣ и рѣдко стала выходить оттуда.

Рушбрукъ узналъ объ этомъ, и былъ сильно огорченъ. Онъ надѣялся-было, что найдетъ случай видѣть Матильду и говорить съ него, и эта надежда много помогла его выздоровленію; но теперь онъ глубоко оскорбился непріязнью или, скорѣе, презрѣніемъ, которыя ясно были замѣтны по уединенію Матильды.

Рушбрукъ не могъ безъ тяжкой грусти переносить той мысли, что его пріѣздъ стѣснялъ свободу дочери его благодѣтеля, и съ нетерпѣніемъ выискивалъ случая встрѣтить миссъ Вудли и объяснить ей всѣ свои чувства; но когда встрѣча эта произошла, молодой человѣкъ боялся не упомянуть о Матильдѣ, не смотря на то, что миссъ Вудли говорила съ нимъ съ своей обыкновенной ласковостью. Наконецъ, онъ рѣшился и спросилъ о здоровьи миссъ Эльмвудъ, но миссъ Вудли тотчасъ отошла отъ него съ недовольнымъ видомъ.

Что оставалось дѣлать бѣдному Рушбруку? Спросить Сандфора было затруднительно, потому-что прелатъ обходился съ нимъ всегда сурово и даже нерѣдко грубо.

Все это еще болѣе разстроило здоровье Рушбрука; но какъ влюбленный онъ все еще надѣялся: иначе онъ скорѣй воротился бы въ Лондонъ, чѣмъ сталъ своимъ присутствіемъ огорчать предметъ своей страсти. Наконецъ, однажды утромъ, онъ встрѣтилъ въ саду миссъ Вудли, и долго разговаривая съ ней, упросилъ ее придти обѣдать вмѣстѣ съ нимъ и съ Сандфоромъ.

Миссъ Вудли едва успѣла оставить его, какъ уже раскаялась въ данномъ обѣщаніи, и когда разсказала обо всемъ Матильдѣ, молодая дѣвушка въ первый разъ въ своей жизни съ горькимъ упрекомъ и съ негодованіемъ взглянула на подругу своей матери. Миссъ Вудли не ожидала этого и заплакала. Матильда была тронута, но въ ея сердцѣ было много мужественной твердости отца, и она съумѣла скрыть свое чувство. Миссъ Вудли глубоко оскорбилась ея равнодушіемъ и ушла въ свою комнату. Матильда замѣтила грусть своей подруги и воспитательницы, на насколько минутъ впала въ глубокую задумчивость, и потомъ рѣшилась послѣдовать за нею. Она съ тихой важностью вошла въ комнату миссъ Вудли, которая все еще была въ слезахъ. Увидавъ молодую дѣвушку, миссъ Вудли робко сказала:

— Милая Матильда, не сердитесь на меня, забудьте то, что я сдѣлала… простите меня…

— Вы должны простить меня, вскричала съ жаромъ Матильда.

Примиреніе ихъ было искренно: онѣ обсудили хладнокровно случай, послужившій предметомъ ихъ минутной ссоры, и рѣшили послать къ Рушбруку и попросить у него извиненія въ томъ, что миссъ Вудли по нездоровью не можетъ прійдти обѣдать съ нимъ вмѣстѣ. Въ этомъ извиненіи было нѣсколько истины, потому-что миссъ Вудли, растроганная происшедшей сценой, дѣйствительно была не въ состояніи выйдги изъ комнаты.

Рушбрукъ, восхищенный своей удачей, страшно былъ пораженъ и обиженъ внезапнымъ отказомъ миссъ Вудли. Онъ даже не могъ скрыть своего гнѣва, хотя въ столовой былъ и Сандфоръ.

— О, я несчастнѣйшій изъ людей, вскричалъ онъ: — когда слуга, принесшій это извѣстіе, вышелъ.

Почтенный прелатъ съ удивленіемъ и съ презрѣніемъ взглянулъ на него.

— Да, мистиръ Сандфоръ, продолжалъ Рушбрукъ: — я действительно несчастнѣйшій изъ людей, хотя вы и презираете грусть мою.

Сандфоръ не отвѣчалъ ни слова. Казалось, что онъ считалъ слова молодаго человѣка незаслуживающими вниманія.

Между-тѣмъ, подали обѣдъ. Рушбрукъ ѣлъ очень-мало, но много пилъ. Сандфоръ не замѣчалъ этого, потому-что при перемѣнѣ блюдъ читалъ книгу, которую по обыкновенію бралъ съ собою, когда ему приходилось обѣдать съ тѣми, чей разговоръ не интересовалъ его.

Рушбрукъ съ нетерпѣніемъ смотрѣлъ на него, и наконецъ, когда все убрали со стола, сказалъ:

— Ну, полноте, мистеръ Сандфоръ, бросьте книгу и будьте добрымъ собесѣдникомъ.

Прелатъ съ пренебреженіемъ взглянулъ на него, и снова сталъ читать.

— Мнѣ нужно общество, продолжалъ Рушбрукъ: — миссъ Вудли не сдержала слова, такъ вы замѣните ее…

— Почему жь вы думаете, сказалъ Сандфоръ: — что миссъ Вудли не сдержала слова? Странно жаловаться на то, что кто-нибудь не сдержалъ даннаго вамъ обѣщанія, когда вы и не должны были надѣяться на это.

— Отъ-чего же? возразилъ Рушбрукъ: — я очень могъ надѣяться, потому-что миссъ Вудли обѣщала.

— Но по какому праву вы требовали отъ нея этого обѣщанія?

— По тому праву, что каждый можетъ искать случая провести время какъ-можно-веселѣе.

— Но не на счетъ другаго…

— Стало-быть, мистеръ Сандфоръ, вамъ дорого бы стоило, еслибъ вы увидѣли меня счастливымъ… Мнѣ кажется, что это случилось бы въ ущербъ вашему собственному счастію…

— Я уже не могу платить этой цѣною… отвѣчалъ прелатъ и снова сталъ читать.

— Какъ? вы уже растратили свое счастье? Впрочемъ, въ ваши лѣта это немудрено… Но что вы думаете обо мнѣ, когда и я тоже потерялъ его?

— Я вовсе не думаю о васъ, отвѣчалъ прелатъ, не подымая глазъ съ книги.

— И вы можете, мистеръ Сандфоръ, говорить это мнѣ въ лицо?.. Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ, не можете… Вы очень-хорошо знаете, что думаете обо мнѣ, потому-что ненавидите меня… И я скажу вамъ, за что вы меня ненавидите, прибавилъ Рушбрукъ, выпивъ разомъ два стакана вина: — вы ненавидите меня за то же, за что иногда я самъ ненавижу себя.

Сандфоръ не отвѣчалъ.

— Вы ненавидите меня, говорилъ Рушбрукъ: — за миссъ Матильду.

Сандфоръ съ досадой оттолкнулъ книгу.

— Да, продолжалъ молодой человѣкъ: — вы думаете, что мое существованіе вредитъ миссъ Матильдѣ.

— Я думаю, вскричалъ съ гнѣвомъ Сандфоръ: — что вы оскорбляете ее, осмѣливаясь говорить о ней… Приказываю вамъ замолчать, или берегитесь…

— Берегитесь!.. Ужь не думаете ли вы, мистеръ Сандфоръ, принять на себя повелительный тонъ лорда Эльмвуда?

— Да, въ настоящемъ случаѣ, я принимаю на себя этотъ тонъ, и если вы еще осмѣлитесь дать свободу вашему языку…

— Такъ слушайте же, воскликнулъ въ волненіи Рушбрукъ: — я говорю, что положеніе миссъ Матильды заставляетъ меня столько же сострадать ей, сколько я равнодушенъ къ моей собственной судьбѣ. Какъ другъ миссъ Матильды, вы скорѣе должны бы одобрять мои чувства, чѣмъ сердиться на меня… Слышите ли, я любилъ мать Матильды, люблю ея отца, но ее, о! я люблю ее болѣе всего на свѣтѣ.

— Удержите вашъ слишкомъ дерзкій языкъ, съ гнѣвомъ вскричалъ Сандфоръ: — или выйдите отсюда.

— Дерзкій? нѣтъ, дѣвственныя чувствованія невиннаго сердца миссъ Матильды цѣломудренны и непорочны не болѣе моихъ. Неуже-ли можно упрекать меня за то участіе, которое я принимаю въ грустной судьбѣ ея? Эти чувствованія и заставляютъ меня быть откровеннымъ даже съ вами, врагомъ моимъ…

— Вы можете сколько вамъ угодно оскорблять меня, но будьте осторожны, говоря о миссъ Матильдѣ.

— Да развѣ мое участіе въ ней оскорбительно для нея? Развѣ не изъ состраданія, не изъ любви къ ней я тотчасъ же готовъ навсегда покинуть этотъ домъ, чтобъ она могла занять въ немъ то мѣсто, котораго я лишаю ее?..

— Такъ уѣзжайте…

— Къ-несчастію, это нисколько не помогло бы ей… Послушайте, мистеръ Сандфоръ, только помогите мнѣ, и я осмѣлюсь умолять лорда Эльмвуда, чтобъ онъ увидалъ и призналъ дочь свою.

— Вы слишкомъ тщеславны… Вы забыли, что сами обязаны своимъ положеніемъ просьбамъ лэди Эльмвудъ.

— Напротивъ, я не забылъ и мое безпокойство о судьбѣ ея дочери служитъ лучшимъ доказательствомъ этого.

— Побезпокойтесь лучше о самомъ-себѣ… Еслибъ я передалъ лорду Эльмвуду все, что произошло здѣсь…

— Вы этого не сдѣлаете, но не изъ участія ко мнѣ, а потомучто вашъ собственный интересъ мѣшаетъ вамъ.

— Не побуждайте меня къ этому, мистеръ Рушбрукъ.

Говоря это, Сандфоръ всталъ со стула.

— Но, чтобъ избѣжать всякаго искушенія, продолжалъ онъ: — я не хочу болѣе быть въ вашемъ обществѣ до-тѣхъ-поръ, пока лордъ Эльмвудъ не пріѣдетъ… Онъ самъ защититъ и меня и свою дочь отъ вашихъ оскорбленій.

— И вы можете говорить, что я оскорбилъ миссъ Матильду? вскричалъ Рушбрукъ въ сильномъ волненіи.

— Вы оскорбляете ее уже тѣмъ, что говорите о ней, отвѣчалъ Сандфоръ: — но вы сдѣлали еще болѣе: вы вошли силой въ ея комнату, и оскорбили ее предложеніемъ своихъ услугъ, которыя она презираетъ, и своимъ состраданіемъ, которое ей вовсе не нужно.

— Развѣ она жаловалась вамъ.

— Она или ея подруга, для васъ все равно.

— Я скорѣй полагаю, мистеръ Сандфоръ, что вы купили это извѣстіе у какого-нибудь лакея…

— Такое подозрѣніе совершенно достойно наслѣдника лорда Эльмвуда.

— Оно достойно человѣка, который живетъ подъ окной кровлею съ вами.

— Благодарю васъ, мистеръ Рушбрукъ… ваше поведеніе сняло съ моей совѣсти тяжкую скорбь… Я еще думалъ, что моя непріязнь къ вамъ была слѣдствіемъ предубѣжденій, но теперь совершенно разувѣрился.

Съ этими словами, Сандфоръ медленно вышелъ изъ комнаты, оставивъ Рушбрука въ размышленіи о томъ, что онъ сдѣлалъ.

Разгоряченный виномъ, Рушбрукъ, оставшись, однакожь, скоро успокоился и раскаялся. Онъ вспомнилъ, что оскорбилъ Сяндфора, человѣка, котораго само благоразуміе заставляло уважать… Онъ оскорбилъ миссъ Вудли своей неосторожностью и легкомысленностью. Всѣ выходки, которыя онъ дѣлалъ Сандфору, пришли ему въ голову, а между-тѣмъ онъ и не подумалъ о томъ, что самыя слова прелата отчасти его вызвали на нихъ.

Рушбрукъ хотѣлъ-было послѣдовать за Сандфоромъ и молить его о прощеніи, но вспомнилъ, съ какимъ презрѣніемъ суровый прелатъ обходился съ нимъ и остался.

Въ то время, какъ нашъ молодой герой придумывалъ средства примиренія съ Сандфоромъ, онъ получилъ отъ лорда Эльмвуда письмо, въ которомъ тотъ съ участіемъ спрашивалъ о его здоровьи, и увѣдомлялъ, что пріѣдетъ на слѣдующей недѣлѣ въ замокъ. Никогда еще ласковыя и дружескія слова дяди не были такъ пріятны Рушбруку, потому-что они успокоили его воображеніе, которое было терзаемо и гнѣвомъ Сандфора и его собственнымъ недовольствомъ.

XVI.

По зрѣломъ размышленіи, Сандфоръ убѣдился, что былъ обязанъ простить Рушбрука, и онъ простилъ его, но далъ себѣ слово не встрѣчаться съ нимъ до пріѣзда лорда Эльмвуда, и сдержалъ свое слово.

На другой день послѣ ссоры, Рушбрукъ обѣдалъ одинъ, а Сандфоръ пробылъ почти все время съ дамами. Рушбрукъ былъ слишкомъ гордъ, и не искалъ примиренія съ Сандфоромъ какими-нибудь низкими уступками, хотя все-таки желалъ встрѣтиться съ нимъ и извиниться. Прошло около двухъ дней, но онъ не могъ осуществить своего плана. Наконецъ, на третій день, прогуливаясь въ саду, Рушбрукъ, поворотивъ изъ одной аллеи въ другую, вдругъ замѣтилъ Сандфора вмѣстѣ съ миссъ Вудли и съ Матильдой. Онъ не зналъ, что дѣлать, идти ли имъ на встрѣчу или воротиться назадъ. Въ нерѣшимости онъ шелъ далѣе, и подошелъ такъ близко, что не имѣлъ никакой возможности отступить. Тогда онъ съ робостію снялъ шляпу, но не кланяясь остановился съ почтительнымъ видомъ. Сандфоръ едва дотронулся до своей шляпы, миссъ Вудли поклонилась, а Матильда, шедшая нѣсколько позади, остановилась и съ участіемъ спросила:

— Надѣюсь, мистеръ Рушбрукъ, что вы наконецъ совершенно поправились.

— Благодарю васъ, миссъ, я чувствую се, бя гораздо лучше… почтительно отвѣчалъ молодой человѣкъ, и пошелъ далѣе, какъ-будто не смѣлъ болѣе ничего сказать, и не надѣялся, что съ нимъ станутъ продолжать разговоръ.

Сандфоръ хотѣлъ-было сдѣлать выговоръ Матильдѣ за то, что она заговорила съ Рушбрукомъ, но почтительность молодаго человѣка обезоружила его, и притомъ самое событіе не заслуживало ни малѣйшаго упрека. Однакожь, онъ сказалъ миссъ Вудли:

— Я думалъ, что вы заговорите съ мистеромъ Рушбрукомъ… это не огорчило бы меня…

— Я не знала, что дѣлать, отвѣчала миссъ Вудли: — обыкновенно мистеръ Рушбрукъ первый начиналъ съ нами разговоръ…

— И теперь еще онъ долженъ былъ это сдѣлать, возразилъ прелатъ съ негодованіемъ; потомъ онъ съ насмѣшливой улыбкой прибавилъ: — приличія требуютъ того, чтобъ высшіе начинали говорить первые.

— Я не замѣтила, чтобъ мистеръ Рушбрукъ считалъ себя выше насъ… сказала Матильда.

— О, миссъ, отвѣчалъ прелатъ: — есть люди, которые принимаютъ на себя какую угодно физіономію.

— Пусть такъ, возразила Матильда: — но до-тѣхъ-поръ, пока я буду видѣть страданіе на лицѣ его, я всегда готова при встрѣчѣ заговорить съ нимъ.

— Что жь касается до меня, замѣтилъ Сандфоръ, — то хоть бы мнѣ пришлось встрѣчаться съ нимъ по тысячѣ разъ на день, и тогда я не стану говорить съ нимъ.

— Боже мой! но отъ-чего же? воскликнула Матильда, потомучто прелатъ не разсказывалъ ни ей, ни миссъ Вудли о своей ссорѣ съ Рушбрукомъ.

— Таково мое рѣшеніе! быстро отвѣчалъ онъ: — однакожь, не подумайте, чтобъ я за что-нибудь сердился на мистера Рушбрука.

Этотъ короткій отвѣтъ ясно показалъ, что Сандфоръ не хотѣлъ сказать ничего болѣе, а потому тотчасъ же перемѣнили предметъ разговора.

Рушбрукъ былъ въ восхищеніи отъ нѣсколькихъ вѣжливыхъ словъ Матильды. Онъ уже давно не былъ такъ счастливъ, и въ радости рѣшился помириться съ Сандфоромъ во что бы то ни стало, даже еслибъ ему пришлось униженно просить у него прощенія.

Въ этотъ день онъ получилъ письмо отъ лорда Эльмвуда и вмѣстѣ съ тѣмъ посылку къ Сандфору. Молодой человѣкъ тотчасъ же послалъ къ Сандфору просить у него позволенія принести ему посылку лорда.

Слуга, воротясь, сказалъ, что мистеръ Сандфоръ проситъ просто прислать посылку. Такая неучтивость была оскорбительна, но Рушбрукъ былъ въ такой радости, что не могъ обидѣться, и еще разъ послалъ къ прелату съ тою же просьбой. Прелатъ отвѣчалъ, что рѣшительно не можетъ его принять, потому-что занятъ.

Такимъ-образомъ, Рушбрукъ, лишенный всякой надежды на примиреніе съ Сандфоромъ, глубоко огорчился. Въ задумчивости онъ блуждалъ по уединеннымъ аллеямъ сада, надѣясь встрѣтить Матильду, но она теперь почти не оставляла своей комнаты, стараясь привыкать къ уединенію, котораго требовало отъ нея присутствіе ея отца въ замкѣ. Она проплакала цѣлый день, въ который лордъ пріѣхалъ.

Лордъ Эльмвудъ пріѣхалъ здоровъ и веселъ, но не мало огорчился, найдя Рушбрука въ положеніи худшемъ, чѣмъ онъ былъ, въ Лондонѣ. Сандфоръ теперь по необходимости часто встрѣчался съ молодымъ человѣкомъ, но говорилъ съ нимъ только тогда, когда нельзя было избѣгнуть разговора. Эльмвудъ замѣтилъ это, но ни удивился, ни обидѣлся, потому-что вообще онъ извинялъ въ Сандфорѣ многое, чего не простилъ бы другому.

Миссъ Вудли по прежнему посѣщала Эльмвуда, обѣдала у него, и, воротясь къ себѣ, разсказывала внимательной Матильдѣ все, что говорилъ отецъ ея.

Прошло около двухъ недѣль послѣ пріѣзда лорда Эльмвуда въ замокъ. Однажды утромъ, прогуливаясь по полямъ, вдругъ онъ упалъ вмѣстѣ съ лошадью, и паденіе его было такъ сильно, что сначала отчаявались въ его жизни. Матильда узнала объ этомъ происшествіи и впала въ глубокую горесть.

Въ одну ночь, сильная лихорадка вдругъ овладѣла Эльмвудомъ, и Сандфоръ, рѣдко оставлявшій его комнату, въ это время почти не выходилъ изъ нея, ежеминутно ожидая, что лордъ позоветъ дочь свою. Но надежды его были напрасны, а между-тѣмъ онъ съ досадой видѣлъ, какъ Эльмвудъ дружески пожималъ руку Рушбрука, какъ-будто радуясь, что видѣлъ тѣхъ, кого любилъ.

Опасная болѣзнь лорда, однакожь, скоро миновалась. Матильда съ восхищеніемъ узнала о выздоровленіи отца. Она не огорчалась такъ, какъ огорчались Сандфоръ и миссъ Вудли, невнимательностью къ ней отца, потому-что не надѣялась, какъ они, что Эльмвудъ призоветъ ее къ себѣ даже въ послѣднія минуты своей жизни.

Но не смотря на видимое равнодушіе къ дочери, лордъ Эльмвудъ, по выздоровленіи, встрѣтилъ миссъ Вудли съ особеннымъ удовольствіемъ. Миссъ Вудли съ робостью вошла къ нему и чрезвычайно изумилась, когда Эльмвудъ взялъ ее за руку и дружески поцаловалъ ее, честь, которой онъ прежде никогда ей не оказывалъ. Сандфоръ присутствовалъ при этой сценѣ, и сердце его наполнилось живѣйшей радостью, потому-что, онъ мысленно никогда не отдѣлялъ миссъ Вудли отъ Матильды.

Матильда съ восторгомъ выслушала разсказъ миссъ Вудли о томъ, что произошло въ комнатѣ ея отца. Она почитала себя въ высшей степени счастливою, но ея счастье продолжалось не долго.

Однажды вечеромъ, когда Сандфоръ сидѣлъ въ комнатѣ миссъ Вудли, вдругъ вошелъ слуга и сказалъ, что его спрашиваютъ. Сандфоръ вышелъ изъ дверей и воскликнулъ:

— А, это ты, Эдвардсъ; войди сюда.

Вошедшій былъ человѣкъ зрѣлыхъ лѣтъ. Онъ былъ уже давно главнымъ садовникомъ лорда Эльмвуда. Человѣкъ честный и воздержный, Эдвардсъ одинъ содержалъ свое огромное семейство, которое погибло бы безъ его помощи. Миссъ Вудли и Матильда обѣ знали его, и спросили, что такое случилось.

— Ахъ, сударь, отвѣчалъ Эдвардсъ, обращаясь къ Сандфору: — я пришелъ просить вашего покровительства.

— Въ чемъ? съ кротостью и съ состраданіемъ спросилъ Сандфоръ.

— Милордъ отказалъ мнѣ, отвѣчалъ садовникъ съ слезами на глазахъ: — я погибъ, если вы, сударь, не заступитесь за меня.

— Я поговорю съ милордомъ…

— Но я боюсь, что вы не успѣете… продолжалъ старикъ; — милордъ приказалъ мнѣ тотчасъ же оставить замокъ… Напрасно я, на колѣняхъ, просилъ его о помилованіи… Милордъ былъ неумолимъ.

— Но что жь ты сдѣлалъ? спросилъ съ участіемъ прелатъ.

Эдвардсъ медлилъ отвѣтомъ. Потомъ, взглянувъ на Матильду, сказалъ:

— Я скажу вамъ объ этомъ послѣ, въ другое время.

— Вы вѣрно произнесли передъ милордомъ мое имя? съ живостью и съ ужасомъ спросила Матильда.

— Нѣтъ, миссъ, отвѣчалъ садовникъ: — но я имѣлъ неблагоразуміе напомнить милорду о моей бѣдной покойной госпожѣ.

Матильда зарыдала.

— Но какъ же ты могъ забыть о приказаніи лорда? съ недовольнымъ видомъ воскликнулъ Сандфоръ.

— То-то и бѣда, что не подумалъ, отвѣчалъ Эдвардсъ: — я показывалъ милорду планъ новыхъ аллей, и сказалъ между-прочимъ, что милэди уже давно одобрила ихъ. «Кто?» вскричалъ милордъ. Я опомнился, но уже было поздно. Я принужденъ былъ отвѣчать: «лэди Эльмвудъ, милордъ, въ то время, какъ вы были заграницей». Только-что я успѣлъ произнести эти слова, милордъ приказалъ мнѣ немедленно оставить замокъ.

— Боюсь, мой другъ, сказалъ Сандфоръ: — едва-ли мнѣ удастся помочь твоему горю.

— Помилуйте, сударь, вы больше всѣхъ имѣете вліянія на милорда, и, можетъ-быть, вамъ удастся спасти отъ нищеты меня и мое семейство.

— Желалъ бы, еслибъ только могъ…

— По-крайней-мѣрѣ, сударь, попробуйте.

Во все время этого разговора, Матильда плакала. Миссъ Вудли тоже была очень огорчена.

— Попроси мистера Рушбрука, сказалъ Сандфоръ, обращаясь къ Эдвардсу: — пусть онъ ходатайствуетъ за тебя. Онъ имѣетъ болѣе власти, чѣмъ я.

— Нѣтъ, сударь, отвѣчалъ съ горестью садовникъ: — когда я пришелъ къ милорду, мистеръ Рушбрукъ сидѣлъ въ его комнатѣ и былъ свидѣтелемъ того, что случилось…

— Что жь? онъ развѣ не сказалъ ни слова въ твою пользу?

— Говорилъ, сударь, — но милордъ тотчасъ же велѣлъ ему выйдти вонъ, и онъ вышелъ.

Сандфоръ замѣтилъ, какое впечатлѣніе произвелъ разсказъ садовника на обѣихъ дамъ, и увелъ его въ свою комнату, гдѣ увѣрялъ, что теперь напрасно было бы просить милорда, но что въ-послѣдствіи, при удобномъ случаѣ, онъ первый постарается сдѣлать для него все, что можетъ. Эдвардсъ съ самоотверженіемъ перенесъ горе, и на другой день утромъ со всѣмъ своимъ семействомъ покинулъ хорошенькій домикъ, въ которомъ хозяйничалъ цѣлые двадцать лѣтъ.

XVII.

Со времени смерти лэди Эльмвудъ, ничто не огорчало такъ Матильды и друзей ея, какъ несчастіе Эдвардса.

Черезъ нѣсколько дней, миссъ Вудли, желая развлечь Матильду, которая не могла утѣшиться, пошла въ библіотеку лорда Эльмвуда, чтобъ попросить у него какихъ-нибудь книгъ. Лордъ уже совершенно оправился отъ болѣзни и встрѣтилъ подругу своей дочери съ обыкновенной своей вѣжливостью. Рушбрукъ тоже въ эту минуту находился въ библіотекѣ. Онъ показалъ миссъ Вудли нѣсколько новыхъ великолѣпныхъ изданій, только-что полученныхъ лордомъ изъ Лондона, и старался оказывать ей всевозможное уваженіе.

Когда миссъ Вудли такимъ образомъ выбрала около дюжины томовъ и отложила ихъ, сказавъ, что пришлетъ за ними, Эльмвудъ всталъ со стула, подошелъ къ столу, на которомъ миссъ Вудли положила отобранныя книги и сталъ тщательно перебирать ихъ одну за другой. Нѣкоторыя изъ нихъ замѣнилъ другими, говоря, что та была слишкомъ-вольна, другая полна ошибочныхъ разсужденій и тому подобное. Словомъ, онъ поступилъ при выборѣ книгъ съ величайшею осмотрительностью, какъ это сдѣлалъ бы благоразумный наставникъ или нѣжный отецъ. Миссъ Вудли поблагодарила его за такую внимательность. Она въ душѣ своей догадалась, что эта заботливость относилась къ Матильдѣ, и не ошиблась.

Возвратясь въ свою комнату, миссъ Вудли разсказала Матильдѣ со всею подробностью о томъ, что случилось въ библіотекѣ и заставила ее смотрѣть на присланныя книги почти какъ на подарокъ отца.

Въ это время было уже около половины сентября. Лордъ Эльмвудъ поѣхалъ съ Рушбрукомъ на недѣлю охотиться въ небольшую деревеньку, за двадцать миль отъ Эльмвуд-Кестля. Такимъ-образомъ, Матильда снова хотя на время получила свободу.

Однажды утромъ, увидавъ изъ окна миссъ Вудли, гулявшую въ саду, Матильда на-скоро схватила свою шляпку и поспѣшила догнать ее. Едва она успѣла спуститься съ нѣсколькихъ ступенекъ лѣстницы, вдругъ услыхала чьи-то шаги: встревоженная, сама незная почему, она въ нерѣшимости остановилась. Наконецъ, нѣсколько ободрилась и пошла далѣе… на поворотѣ лѣстницы молодая дѣвушка встрѣтилась лицомъ-къ-лицу съ лордомъ Эльмвудомъ. Хотя она прежде никогда не видала его, но важный, повелительный видъ лорда, сходство съ портретомъ, который ей показывали, удивленіе, которое выразилось при видѣ ея на лицѣ его — ясно говорили, что это былъ ея отецъ. Матильда вскрикнула отъ ужаса, хотѣла дрожащей рукой опереться о перилы лѣстницы, но рука ея скользнула мимо, и бѣдная дѣвушка безъ чувствъ упала на руки отца.

Въ первую минуту, Эльмвудъ поддерживалъ Матильду, какъ поддержалъ бы и всякаго другаго, кто подвергался опасности упасть, но когда онъ увидалъ ее въ своихъ объятіяхъ, онъ хотѣлъ-было опустить ее на полъ, но не могъ… внимательно смотрѣлъ на нее и даже прижалъ къ груди своей.

Наконецъ, вооружась хладнокровіемъ, Эльмвудъ сталъ тихо отдалять руку дочери отъ своей шеи, но Матильда вдругъ открыла глаза и прошептала: «спасите меня». Голосъ дочери отнялъ у него всю твердость, слезы покатились изъ глазъ его. Видя, что она была безъ чувствъ, лордъ громко призывалъ ее, но имя Матильды не пришло ему на память и онъ говорилъ:

— Миссъ Мильнеръ, милая миссъ Мильнеръ…

Все было напрасно, Матильда не приходила въ себя. Эльмвудъ хотѣлъ оставить ее въ этомъ забвеніи, такъ, чтобъ она, позабывъ о случившемся, могла избѣжать изгнанія.

Но въ эту минуту внизу лѣстницы проходилъ Джеффертъ съ слугою: графъ подозвалъ ихъ и положилъ дочь на руки управителя, не говоря ни слова. Только на лицѣ его неперемѣнно выражались досада и состраданіе, стыдъ, гнѣвъ и нѣжность отца.

Между-тѣмъ, какъ Джеффертъ рзялъ Матильду, Эльмвудъ напрасно силился высвободить изъ рукъ ея полу своего сюртука, за которую дѣвушка ухватилась, падая. Эльмвудъ не рѣшался взять руки дочери, онъ трепеталъ и, наконецъ, приказалъ Джефферту высвободить его.

— О, милордъ, я не могу разлучить васъ! воскликнулъ Джеффертъ, но опомнился и сказалъ: — сейчасъ, милордъ… я сдѣлаю все, что бы вы ни приказали мнѣ.

Онъ съ усиліемъ оторвалъ охолодѣвшую руку Матильды, и Эльмвудъ ушелъ.

Матильду отнесли въ ея комнату и пошли увѣдомить миссъ Вудли о случившемся.

Миссъ Вудли поспѣшно пришла, чтобъ падать помощь своей подругѣ. Увидавъ свою любимицу безъ чувствъ, простертую на постели и не найдя подлѣ нея отца, она вскричала:

— Бѣдное дитя! конецъ твоимъ робкимъ надеждамъ… теперь напрасны всѣ просьбы твоей матери. О, лордъ Эльмвудъ, лордъ Эльмвудъ!..

Это имя пробудило Матильду.

— Гдѣ онъ? спросила она: — не сонъ ли это? или я въ-самомъ-дѣлѣ видѣла его?

— Это сонъ, моя милая, отвѣчала миссъ Вудли.

— Однакожь, продолжала Матильда: — мнѣ казалось., что онъ держалъ меня въ своихъ объятіяхъ, его руки сжимали мои: о, дайте мнѣ еще уснуть… быть-можетъ, я еще разъ увижу его.

— Нѣтъ, милая Матильда, къ-несчастію, это былъ не сонъ, сказала миссъ Вудли, находя лучшимъ не обманывать бѣдную дѣвушку.

— Не сонъ, съ грустію воскликнула Матильда: — стало-быть, все кончено. Нѣтъ болѣе надежды. Я должна покинуть домъ отца моего, покинуть его навсегда.

Въ эту минуту вошелъ Сандфоръ. Онъ узналъ о случившемся и пришелъ раздѣлить горесть друзей своихъ.

Матильда увидала его и вскричала:

— Не упрекайте меня… я знаю, что сдѣлала дурно; я знаю, что мнѣ было дано отцомъ моимъ одно приказаніе и я не исполнила его…

Почтенный прелатъ далекъ былъ даже отъ мысли упрекать Матильду. Онъ не могъ ни слова сказать ей, и отошелъ къ окну, чтобъ скрыть свои слезы.

Весь день и всю ночь друзья наши провели въ слезахъ, и при малѣйшемъ шумѣ вздрагивали, боясь, не посланецъ ли то Эльмвуда, приносящій Матильдѣ вѣсть объ изгнаніи.

Лордъ Эльмвудъ, послѣ встрѣчи съ дочерью, пробылъ въ замкѣ только три часа и потомъ уѣхалъ къ племяннику, который оставался на охотѣ. Эльмвудъ совершенно-случайно и на нѣсколько минутъ возвратился-было въ свой замокъ: ему нужно было только отправить весьма-важныя бумаги въ Лондонъ.

Въ эти три часа, Сандфоръ тщательно избѣгалъ встрѣчи съ лордомъ. Онъ думалъ, что напрасно было теперь убѣждать его въ томь, чего не могла свершить сама природа, и оставилъ все на волю провидѣнія. Въ слѣдующей главѣ читатель узнаетъ послѣдствія встрѣчи отца съ дочерью изъ письма, которое миссъ Вудли получила на другой день утромъ.

XVIII.

Письмо Джефферта, управителя Эльмвуд-Гоуза, къ миссъ Вудли. "Миссъ,

"Назадъ тому годъ, милордъ предупредилъ меня, что позволилъ своей дочери оставаться въ Эльмвуд-Кестлѣ, но только на нѣкоторыхъ условіяхъ. Милордъ приказалъ мнѣ, въ случаѣ неисполненія этихъ условій, поступить согласно съ его волей, и тотъ-часъ же изъяснилъ мнѣ, въ чемъ состояло его желаніе. Зная о нездоровьи миссъ Матильды, я до-сихъ-поръ не хотѣлъ увѣдомить васъ о приказаніяхъ милорда, но какъ онъ возвратится черезъ два дня, то я спѣшу предупредить васъ. Я полагаю, что мнѣ не нужно объяснять вамъ, въ чемъ заключается требованіе милорда, точно также я не нахожу нужнымъ говорить вамъ, какъ больно мнѣ исполнять мою обязанность.

"Если вы при отъѣздѣ миссъ Матильды и вашемъ будете имѣть въ чемъ-нибудь нужду, то вамъ стоитъ только приказать и я сдѣлаю все. Я разумѣю подъ этимъ и деньги, которыя вамъ необходимы. Я даже желалъ бы подать вамъ и совѣтъ на счетъ "ъвыбора мѣста для вашего переселенія, но полагаю, что мистеръ Сандфоръ будетъ руководить вами, и потому считаю мое мнѣніе въ такомъ случаѣ совершенно-лишнимъ.

"Я хотѣлъ-было, миссъ, лично передать вамъ содержаніе этого письма, но не имѣю силы видѣть васъ поэтому случаю: я дряхлъ, а грустныя перемѣны, которыя видѣлъ я въ домѣ лорда Эльмвуда, еще болѣе состарили меня. Я любилъ лэди Эльмвудъ, люблю милорда и люблю дочь ихъ… Я увѣренъ, что и милордъ любитъ ее, но всему виной его непоколебимый характеръ, образовавшійся въ-слѣдствіе столькихъ несчастныхъ обстоятельствъ его жизни.

«Простите меня, миссъ, что я осмѣлился такъ долго употреблять во зло ваше вниманіе. Есмь и пребуду навсегда вашъ искренній и преданный слуга

"Робертъ Джеффертъ".

„Эльмвудъ-гоузъ 12 сент.“

Когда подали это письмо миссъ Вудли, она взяла его съ самоотверженіемъ. Миссъ Вудли знала напередъ его содержаніе, но все-таки страшилась встрѣтить въ немъ грубыя, холодныя, убійственныя выраженія. Однакожь, она еще надѣялась, что лордъ Эльмвудъ по-крайней-мѣрѣ кротко произнесетъ слово ихъ изгнанія. И въ-самомъ-дѣлѣ, письмо Джефферта дышало кротостью и миссъ Вудли была благодарна лорду Эльмвуду даже за то, что онъ, изгоняя ихъ изъ своего дома, изгонялъ безъ гнѣва.

Матильда тоже была воодушевлена этимъ письмомъ, потому-что она ожидала худшаго, а слова Джефферта, который утверждалъ, что лордъ Эльмвудъ любитъ дочь свою, вознаградили ее за все.

Сандфоръ одинъ не могъ себя такъ легко утѣшить: онъ называлъ поступокъ лорда безчеловѣчнымъ, и, не смотря на всѣ свои усилія, не могъ не плакать.

Но и твердость Матильды тоже исчезла, когда ее извѣстили, что карета, разлучавшая ее навсегда съ родительскимъ домомъ, была подана. Она съ отчаяніемъ увидала передъ собою длинную перспективу несчастій, и съ грустію воскликнула:

— Чего мнѣ бояться, если я еще разъ преступлю приказанія моего отца? Уже невозможно поступить со мною хуже, нежели теперь… Я останусь здѣсь до его возвращенія и явлюсь къ нему, упаду къ ногамъ его и буду молить о прощеніи… Быть-можетъ. онъ и благословить меня…

— Не дѣлайте этого, съ кротостью сказалъ Сандфоръ.

— Кто мнѣ помѣшаетъ летѣть къ моему отцу? Кромѣ его, у меня нѣтъ друга, нѣтъ роднаго… Уже второй разъ меня изгоняютъ изъ-подъ родительскаго крова. Въ дѣтствѣ, жестокосердый отецъ изгналъ меня, но тогда у меня была мать… теперь нѣтъ ея и я хочу остаться съ нимъ…

Мистеръ Джеффертъ снова прислалъ сказать, что карета ожидаетъ.

Сандфоръ съ рѣшительнымъ видомъ подошелъ къ Матильдѣ и, взявъ ее за руку, казалось, хотѣлъ увлечь изъ комнаты.

Какъ ни привыкла Матильда повиноваться Сандфору и уважать его, но на этотъ разъ она воспротивилась и вскричала:

— Развѣ вы хотите быть исполнителемъ жестокостей моего отца?

— Въ такомъ случаѣ, прощайте жь навсегда, съ торжественною важностью сказалъ прелатъ: — оставайтесь здѣсь до-тѣхъ-поръ, пока васъ не изгонятъ отсюда силою. Я… я не хочу быть изгнаннымъ и оставлю этотъ домъ добровольно… Вы, конечно, поймете, что лордъ Эльмвудъ не оставитъ въ своемъ домѣ вашихъ друзей, когда узнаетъ о вашемъ неповиновеніи его волѣ. Прощайте.

— О, я ѣду… сейчасъ… съ живостью вскричала молодая дѣвушка.

Миссъ Вудли схватила ее за руку и быстро увлекла за собою.

Сандфоръ медленно пошелъ за ними.

Когда Матильда дошла до того мѣста на лѣстницѣ, гдѣ встрѣтила отца, она съ ужасомъ остановилась; потомъ съ чрезвычайнымъ усиліемъ переступила роковыя ступени и съ грустію сказала:

— Здѣсь онъ держалъ меня въ своихъ объятіяхъ и, казалось, прижималъ меня къ своему сердцу, но, увы! теперь я вижу, что ошиблась…

Сандфоръ помогъ ей сѣсть въ карету.

— Вотъ такъ… теперь мы еще можемъ надѣяться на примиреніе съ вашимъ отцомъ.

— Такъ вы думаете, что это еще возможно? отвѣчала Матильда: — Джеффертъ сказалъ, что отецъ мой любитъ меня… но надѣетесь ли вы, что онъ когда-нибудь проститъ меня?

— Проститъ васъ?

— Еслибъ я написала ему и въ письмѣ стала бы молить о прощеніи?

— О нѣтъ, не пишите еще, подождите… отвѣчалъ Сандфоръ голосомъ, въ которомъ не было ничего ободрительнаго.

Карета покатилась.

Долго Матильда провожала взоромъ своимъ вершины Эльмвуд-Кэстля. Она бросила также послѣдній взглядъ и на садъ и на пруды, какъ на предметы, съ которыми разставалась навсегда.

XIX.

Рушбрукъ, оставаясь на охотѣ, очевидно не могъ подозрѣвать того, что случилось въ Эльмвуд-Гоузѣ. Зная, когда лордъ Эльмвудъ долженъ былъ воротиться изъ замка, молодой человѣкъ взялъ ружье и собакъ и пошелъ ему на встрѣчу, думая воротиться назадъ вмѣстѣ съ нимъ въ почтовой каретѣ. Такъ и случилось. Рушбрукъ дѣйствительно встрѣтилъ своего дядю.

Сѣвъ въ карету, Рушбрукъ съ одушевленіемъ разсказалъ дядѣ про свою утреннюю охоту, смѣялся и нѣкоторое время не замѣчалъ, что дядя не совсѣмъ внимательно слушалъ его. Наконецъ, онъ замѣтилъ, что графъ небрежнѣе обыкновеннаго отвѣчалъ ему, посмотрѣлъ на него и спросилъ:

— Вы, вѣрно, не совсѣмъ здоровы, милордъ?

— Нѣтъ, я здоровъ, благодарю васъ, отвѣчалъ Эльмвудъ и спрятался въ глубину кареты.

— Мнѣ показалось, что вашъ голосъ какъ-то дрожалъ… вѣрно я ошибся.

— У меня немножко болитъ голова, отвѣчалъ Эльмвудъ и вздохнулъ: — такъ вы сегодня счастливо охотились?

— Нѣтъ, милордъ, я уже сказалъ вамъ, что моя нынѣшняя охота была очень посредственна.

— Да, правда. Прикажите почтальйону ѣхать поскорѣе, а то ночь застанетъ насъ на дорогѣ.

— Поѣдете вы завтра на охоту, милордъ?

— Непремѣнно.

— Какъ здоровье мистера Сандфора? Правда, онъ могъ не быть дома; вѣдь васъ не ожидали въ замкѣ.

— Нѣтъ, не ожидали.

Наконецъ они пріѣхали.

Подали ужинъ. Лордъ Эльмвудъ, по-видимому, былъ въ обыкновенномъ расположеніи духа, по-крайней-мѣрѣ Рушбрукъ не замѣтилъ въ немъ ни малѣйшей перемѣны.

Однакожь, Эльмвудъ ушелъ спать ранѣе обыкновеннаго, и когда Рушбрукъ потомъ проходилъ мимо комнаты дяди, дверь ея не была заперта, и молодой человѣкъ могъ замѣтить, что лордъ еще не легъ, а сидѣлъ въ грустной задумчивости.

Камердинеръ Рушбрука пришедшій раздѣть его, спросилъ:

— Вѣроятно, сударь, вы не знаете, что случилось въ замкѣ?

— Что такое? вскричалъ Рушбрукъ съ выраженіемъ ужаса.

— Милордъ встрѣтился съ миссъ Матильдой.

— Какъ? гдѣ? что же онъ?

— Еще неизвѣстно, сударь, что сказалъ милордъ, но всѣ люди полагаютъ, что миссъ Матильда болѣе не останется въ замкѣ.

— Они всѣ ошибаются, съ живостью возразилъ Рушбрукъ. — Милордъ любитъ миссъ Матильду, и я полагаю, что эта встрѣча заставитъ его обходиться съ нею какъ съ своей дочерью.

Каммердинеръ покачалъ головой и съ грустію улыбнулся.

— Что ты? развѣ ты знаешь еще что-нибудь?

— Нѣтъ, сударь, но когда милордъ увидалъ дочь свою, въ лицѣ его не выразилось ни малѣйшаго признака любви къ ней.

Рушбрукъ съ безпокойнымъ нетерпѣніемъ желалъ узнать подробности этого происшествія и въ эту минуту печальное расположеніе Эльмвуда, котораго онъ прежде не замѣчалъ, пришло ему въ голову.

Когда Рушбрукъ остался одинъ, онъ такъ потерялся, что не зналъ, что дѣлать, ложиться ли спать или идти къ лорду Эльмвуду, броситься къ его ногамъ и молить о состраданіи къ Матильдѣ. „Но, быть-можетъ, думалъ молодой человѣкъ“, мое вмѣшательство только повредитъ Матильдѣ. Можетъ-быть, оно раздражитъ лорда Эльмвуда, и если онъ теперь еще не рѣшился — простить или наказать ее за неповиновеніе, то въ гнѣвъ своемъ непремѣнно рѣшиться на послѣднее.»

Это размышленіе сильно подѣйствовало на Рушбрука и заставило его съ грустнымъ самоотверженіемъ дожидаться завтрашняго утра. Молодой человѣкъ надѣялся, что тогда, внимательно наблюдая за каждымъ взоромъ, за каждымъ жестомъ лорда, онъ успѣетъ проникнуть состояніе его сердца и угадаетъ его тайныя намѣренія.

Но утромъ Рушбрукъ убѣдился, что всѣ его наблюденія не послужили ни къ чему: ни во взглядѣ, ни въ жестахъ, ни въ разговорѣ лорда Эльмвуда онъ не замѣтилъ ничего необыкновеннаго.

Они провели весь день по обыкновенію на охотѣ. Эльмвудъ былъ веселъ и болѣе не жаловался на головную боль. Однакожъ, когда они случайно разошлись въ разныя стороны, Рушбрукъ, воротясь, нашелъ лорда сидѣвшаго на пригоркѣ и погруженнаго въ глубокую задумчивость. Ружьё лежало около него. Увидя племянника, Эльмвудъ всталъ и снова началъ охотиться.

За обѣдомъ онъ сказалъ, что завтра не поѣдетъ въ замокъ, какъ думалъ прежде, а останется на охотѣ еще дни на три и болѣе. Рушбрукъ старался этимъ пояснить переданную ему тайну, но попрежнему безуспѣшно.

Черезъ четыре дня они отправились въ Эльмвуд-Кэстль. Рушбруку показалось, что дядя вдругъ перемѣнился въ лицѣ, когда они въѣхяли въ замокъ. Однакожъ лордъ повидимому не былъ грустенъ, и когда Сандфоръ пришелъ къ обѣду, онъ дружески подошелъ къ нему и пообыкновенію подалъ руку прелату.

Рушбрукъ скоро узналъ вѣсть объ отъѣздѣ Матильды, и Эльмвуд-Кэстль сдѣлался для него мрачной пустыней. Онъ видѣлъ, что здѣсь оставался только одинъ истинный другъ Матильды — Сандфоръ, но всѣ старанія молодаго человѣка примириться съ прелатомъ были безполезны: Сандфоръ смотрѣлъ на него, какъ на человѣка, торжествовавшаго изгнаніе Матильды и ненавидѣлъ его болѣе прежняго.

Желая сколько нибудь облегчить свое изгнаніе, миссъ Вудли и ея воспитанница не поѣхали въ свое прежнее убѣжище, а остановились на фермѣ, находившейся въ тридцати миляхъ разстоянія отъ Эльмвуд-Кэстля. Такимъ-образомъ, Сандфоръ могъ пріѣзжать къ нимъ безъ особеннаго безпокойства, и лордъ никогда не обращалъ вниманія на его отсутствіе, потому-что прежде довѣрилъ ему Матильду: по своей чувствительности, онъ все-таки въ душѣ своей болѣе одобрялъ, чѣмъ порицалъ внимательность своего друга къ его дочери.

Хотя частыя посѣщенія Сандфора нѣсколько успокоивали Матильду, но не утѣшали ея печальнаго изгнанія, потому-что Сандфоръ не могъ сказать ей, чтобъ лордъ Эльмвудъ раскаявался въ своемъ поступкѣ. Напротивъ, онъ даже съ строгостію спросилъ у Джефферта, уѣхала ли миссъ Вудли изъ замка.

Управитель угадалъ мысль Эльмвуда и отвѣчалъ:

— Уѣхала, милордъ, и всѣ ваши приказанія исполнены въ точности.

— Я доволенъ, отвѣчалъ лордъ, и къ величайшему огорченію Сандфора онъ, казалось, дѣйствительно былъ радъ.

Кромѣ Сандфора, лордъ Мэргревъ тоже скоро посѣтилъ Матильду и миссъ Вудли въ ихъ печальномъ уединеніи. Виконтъ съ радостью узналъ, что Эльмвудъ снова изгналъ дочь изъ своего дома. Развратный молодой человѣкъ надѣялся теперь овладѣть бѣдной дѣвушкой и безъ помощи брака: онъ принялъ жестокое намѣреніе сдѣлать ее своей любовницей.

Виконтъ Мэргревъ предполагалъ, что Эльмвудъ оставилъ дочь свою въ совершенной нищетѣ, и потому надѣялся, что золото поможетъ ему въ успѣхѣ его предпріятія; онъ былъ твердо увѣренъ въ этомъ средствѣ, потому-что оно уже не разъ помогало ему въ сношеніяхъ съ женщинами, которымъ не доставало добродѣтели.

Въ такихъ мысляхъ Мэргревъ съ увѣренннстью отправился на ферму, но холодность и осторожность миссъ Вудли, и благородная гордость Матильды все еще удерживали его въ границахъ приличія. Однакожь, воротясь домой, онъ рѣшился написать о томъ, чего не смѣлъ сказать. Въ письмѣ, онъ предлагалъ миссъ Вудли и Матильдѣ свои услуги, свой домъ и деньги, но всѣ предложенія были отвергнуты съ презрѣніемъ. Въ отвѣтѣ его формально просили болѣе не посѣщать фермы.

XX.

Лордъ Эльмвудъ долго не напоминалъ племяннику о бракѣ, который предлагалъ ему, и молодой человѣкъ уже думалъ, что дядя совершенно перемѣнилъ свое намѣреніе.

Въ одно утро, когда они оба были въ библіотекѣ, Эльмвудъ вдругъ сказалъ:

— Гарри, вы конечно не забыли разговора, который я имѣлъ съ вами за нѣсколько времени до вашей болѣзни.

Рушбрукъ въ нерѣшимости не зналъ, что сказать… лордъ продолжалъ:

— Какъ? вы снова хотите отговориваться… я спрашиваю васъ, помните ли вы этотъ разговоръ? да или нѣтъ?

— Помню, милордъ.

— Готовы ли вы отвѣчать мнѣ?

Рушбрукъ по прежнему хранилъ совершенное молчаніе.

— Вы, конечно, не забыли, продолжалъ Эльмвудъ: — что я даль вамъ тогда недѣлю на размышленіе. Съ-тѣхъ-поръ, кажется, уже прошло около полугода.

— Да, милордъ.

— Вѣроятно, теперь вы успѣли обдумать рѣшеніе.

— Я рѣшился бы тогда же, милордъ, еслибъ не думалъ, что мое рѣшеніе будетъ вамъ непріятно.

— Мнѣ помнится, что вы сказали, что желаете остаться холостымъ.

Рушбрукъ поклонился въ знакъ согласія.

— Вопреки моей волѣ? спросилъ Эльмвудъ.

— Нѣтъ, милордъ, я желалъ бы, чтобъ вы одобрили меня.

— Вы хотите, чтобъ я одобрилъ то, чего не могу желать! но я не удивляюсь этому: такова неблагодарность людей!..

— Не-уже-ли, милордъ, вы можете сомнѣваться бъ моей благодарности?..

— Докажите мнѣ ее, и я не буду болѣе сомнѣваться въ ней.

— Во всякомъ другомъ случаѣ, милордъ, клянусь Богомъ, всѣ ваши желанія…

— Понимаю, сурово перебилъ Эльмвудъ: — вы готовы повиноваться мнѣ во всемъ, кромѣ того, чего я желаю для моего успокоенія. Благодарю васъ…

— Милордъ, умоляю васъ, пощадите меня отъ подобныхъ подозрѣній… Клянусь вамъ, я не заслуживаю ихъ… Да, милордъ, чтобъ убѣдить васъ, что я благодаренъ вамъ, прошу васъ — скажите мнѣ, кто та, которую вы избрали для меня, и я пожертвую всѣми надеждами на счастіе моей будущности, всѣмъ, что заставляетъ меня любить жизнь… я женюсь на ней…

Молодой человѣкъ произнесъ эти слова съ страшнымъ отчаяніемъ.

— И повинуясь моей волѣ, сказалъ лордъ: — вы стараетесь показать мнѣ, что вы дѣлаете это съ утратой вашего счастія… вы хотите, конечно, придать болѣе вѣса своей покорности; но знайте, что я не прійму вашего согласія при такихъ условіяхъ.

— Въ такомъ случаѣ, отвѣчалъ Рушбрукъ: — я надѣюсь, что вы простите меня.

— Не-уже-ли вы думаете, что я могу простить вину, источникъ которой выходитъ изъ неповиновенія? Вѣдь вы мнѣ сказали, что ваше сердце свободно… такъ ли?

— Да, милордъ, я сказалъ; но вы позволили мнѣ подумать, повѣрить состояніе моего сердца… я изслѣдовалъ его, и теперь вижу, что тогда ошибался,

— Стало-быть, вы соглашаетесь, что тогда солгали мнѣ? И между-тѣмъ… вы цѣлые шесть мѣсяцевъ не могли сознаться…

— Я ожидалъ вашего вопроса.

— Вы слишкомъ-долго ожидали его, сударь, воскликнулъ съ гнѣвомъ Эльмвудъ.

Рушбрукъ находился въ чрезвычайно опасномъ положеніи. Онъ снова хотѣлъ прибѣгнуть ко лжи, чтобы разсѣять гнѣвъ дяди, по совѣсть противилась этому намѣренію. Наконецъ, воодушевленный опасностью, молодой человѣкъ рѣшился пренебречь гнѣвомъ своего покровителя и разомъ покончить все.

— Милордъ, сказалъ онъ трепещущимъ голосомъ: — позвольте мнѣ на минуту отвлечь васъ отъ разговора о моемъ бракѣ… позвольте мнѣ напомнить, что во время моей болѣзни, вы обѣщали выслушать то, о чемъ я хотѣлъ просить васъ.

Эльмвудъ на минуту задумался.

— Да, отвѣчалъ онъ: — я припоминаю теперь; но, кажется, я не сказалъ вамъ ничего такого, что давало бы вамъ право на просьбу неприличную…

— Не безпокойтесь, милордъ…

— Хорошо… судите сами… вы будете отвѣчать за послѣдствія.

— О, отвѣчу охотно даже моей жизнію, но признаюсь, я страшусь вашего неудовольствія.

— Такъ не вызывайте его…

— Невозможно; я зашелъ слишкомъ-далеко. Вы потребуете отъ меня объясненія, еслибъ я вздумалъ отступить…

— Да…

— Такъ слушайте же, милордъ, и не прерывайте меня… слушайте до конца, и потомъ можете на-всегда изгнать меня изъ вашего присутствія.

— Я готовъ, сударь, отвѣчалъ Эльмвудъ, предполагая усилія что-нибудь такое, что непремѣнно раздражитъ его, и рѣшаясь однакожь выслушать до конца.

— Милордъ, сказалъ Рушбрукъ въ сильнѣйшемъ волненіи, дрожа всѣми членами: — ваша дочь…

При этихъ словахъ, Эльмвудъ вздрогнулъ, позабывъ данное племяннику обѣщаніе не прерывать его. Краска выступила на его лицѣ, глаза разгорѣлись, губы дрожали.

— Вы. обѣщали выслушать меня, милордъ, говорилъ Рушбрукъ: — я требую, чтобы вы сдержали ваше слово…

Эльмвудъ съ усиліемъ удержалъ гнѣвъ свой и не произнесъ ни одного слова, но во взглядѣ его ясно выражалась жажда мщенія.

— Миссъ Матильда, продолжалъ Рушбрукъ: — служитъ мнѣ живымъ упрекомъ, отравляющимъ для меня спокойное наслажденіе тѣми благами, которыя ваша доброта доставила мнѣ. Я не могу не считать себя ея непріятелемъ, который перебилъ ей путь къ вашей любви, который занимаетъ ея мѣсто тогда, какъ она находится въ изгнаніи бѣдной, покинутой сиротой.

Эльмвудъ опустилъ глаза.

— Если, милордъ, я питаю къ вамъ признательность, продолжалъ Рушбрукъ: — это потому, что она врождена въ моемъ сердцѣ; но вмѣстѣ съ тѣмъ я долженъ быть благодаренъ и той, которая пріобрѣла мнѣ ваше расположеніе.

Эльмвудъ покраснѣлъ и почти не могъ удержать своего негодованія.

Рушбрукъ продолжалъ:

— Это была мать миссъ Матильды… она испросила мнѣ ваше покровительство… Милордъ, я не хочу думать о своемъ счастіи до-тѣхъ-поръ, пока вы оставите въ изгнаніи дочь моей незабвенной покровительницы, не хочу пользоваться правами, которыя принадлежатъ ей…

Рушбрукъ остановился. Эльмвудъ съ минуту хранилъ молчаніе, но на его лицѣ ясно выражалась непоколебимая рѣшительность.

Наконецъ, онъ съ важнымъ спокойствіемъ сказалъ:

— Кончили ли вы, мистеръ Рушбрукъ?

— Да, милордъ, я сказалъ все, что осмѣлился сказать, но боюсь, что сказалъ слишкомъ, слишкомъ-много…

Говоря это, Рушбрукъ дрожалъ всѣми членами. Онъ былъ блѣденъ какъ смерть и съ трепетомъ ожидалъ своего приговора.

— Какъ кажется, мистеръ Рушбрукъ, сказалъ Эльмвудъ: — вы порицаете мои поступки, и въ этомъ случаѣ совершенно походите на всѣхъ людей; однакожь, изъ всѣхъ, кого я знаю, вы одни осмѣлились оскорбить меня… и вы это сдѣлали не по неосторожности, а съ полнымъ сознаніемъ… Впрочемъ, что жь? мнѣ свыше суждено быть оскорбленнымъ и разлучаться со всѣми, которые мнѣ милы… я уже привыкъ къ этому, и разстанусь съ вами уже не съ тѣмъ сожалѣніемъ, которое терзало мое сердце при первомъ опытѣ…

Эльмвудъ произнесъ эти слова такимъ грустнымъ тономъ, что Рушбрукъ былъ пораженъ и тронутъ ими. Онъ упрекалъ себя за то, что оскорбилъ своего единственнаго благодѣтеля, позабылъ объ уваженіи къ несчастіямъ, которыя столько лѣтъ возмущали спокойствіе его дяди, и презрѣлъ его формальное приказаніе… Онъ чувствовалъ, что заслужилъ то, чему долженъ былъ подвергнуться, и упалъ передъ Эльмвудомъ на колѣни, не за тѣмъ, чтобъ молить о прощеніи, но чтобъ смиренно принять заслуженное наказаніе.

Лордъ Эльмвудъ вышелъ изъ себя, увидя Рушбрука въ этомъ положеніи. Онъ думалъ, что молодой человѣкъ уиижался для того, чтобъ вымолить себѣ прощеніе и съ гнѣвомъ вскричалъ:

— Оставьте меня, сударь, оставьте мой домъ…

Въ эту минуту Сандфоръ вошелъ въ библіотеку. Онъ съ удивленіемъ услыхалъ грозный приговоръ лорда и онѣмѣлъ отъ ужаса.

Рушбрукъ тихо поднялся и горько заплакалъ при мысли, что въ послѣдній разъ видитъ своего благодѣтеля. Онъ уже хотѣлъ выйдти изъ комнаты, но Сандфоръ схватилъ его за руку и сказалъ:

— Что такое случилось, милордъ?

— Этотъ неблагодарный… осмѣлился оскорбить меня, отвѣчалъ Эльмвудъ: — оставьте сейчасъ же мой домъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ племяннику.

Рушбрукъ хотѣлъ выйдти, но Сандфоръ удержалъ его и тихо сказалъ:

— Онъ еще дитя, милордъ, не наказывайте его, какъ мужчину.

При этихъ словахъ Сандфора, Рушбрукъ вырвалъ изъ его руки свою руку, обнялъ его и зарыдалъ, дѣйствительно, какъ ребенокъ.

— Вы сговорились! вскричалъ Эльмвудъ.

— Не-уже-ли вы можете подозрѣвать меня въ пристрастіи къ Рушбруку? спросилъ Сандфоръ, спокойно подходя къ лорду.

Рушбрукъ, безмолвный и грустный, стоялъ посреди комнаты. Онъ отчаявался и надѣялся въ одно и то же время.

— Нѣтъ, милордъ, говорилъ между-тѣмъ Сандфоръ: — я знаю, что вы не можете подозрѣвать меня въ этомъ пристрастіи. Я не сдѣлалъ ничего такого, что могло бы подать поводъ къ подобному подозрѣнію.

— Стало-быть, вы противорѣчите мнѣ только за тимъ, чтобъ раздражить меня?

— Нѣтъ, милордъ, еслибъ я хотѣлъ раздражить васъ, я нашелъ бы множество другихъ средствъ сдѣлать это… Нѣтъ, я не хотѣлъ и не думалъ нисколько увеличивать вашъ гнѣвъ и ваши страданія.

— Благодарю васъ, Сандфоръ, отвѣчалъ кротко и съ признательностью Эльмвудъ.

— О, милордъ, воскликнулъ прелатъ: — если я заслужилъ вашу благодарность, вознаградите меня за нее теперь: простите этого бѣднаго юношу…

Эльмвудъ не отвѣчалъ ни слова. Рушбрукъ съ робостью взглянулъ на него и замѣтилъ въ лицѣ его спокойствіе… онъ сталъ надѣяться.

— Я прощаю васъ… сказалъ лордъ, обращаясь къ своему племяннику: — но берегитесь… Въ другой разъ никто, даже мистеръ Сандфоръ не осмѣлится ходатайствовать за васъ.

Рушбрукъ поклонился.

— Идите, сударь…

Рушбрукъ съ грустію вышелъ изъ комнаты.

— Благодарю васъ, милордъ, сказалъ Сандфоръ, когда остался на ея мнѣ съ Эльмвудомъ: — благодарю отъ глубины души моей… Теперь я начинаю думать, что вы еще уважаете мой голосъ…

— О, да, вы совершенно убѣдились бы въ этомъ, еслибъ знали, что я проститъ ему…

— Что жь онъ сдѣлалъ, милордъ?

— То, что я не простилъ бы ни вамъ, ни кому другому, кромѣ его… но въ то время, какъ вы меня просили за него, я угадалъ, что его безразсудная дерзость имѣла своимъ источникомъ чувство благодарности, столь необыкновенное, что она была почти извинительна.

— Теперь я понимаю, въ чемъ дѣло… и, однакожь, я никогда бы не подумалъ…

— Остановитесь, кротко сказалъ Эльмвудъ: — мы не должны говорить объ этомъ…

Эти слова положили конецъ разговору.

XXI.

Въ день описаннаго въ предъидущей главѣ событія, лордъ Эльмвудъ обѣдалъ не дома, къ великому удовольствію Рушбрука, который такимъ образомъ могъ приготовиться съ меньшимъ смущеніемъ встрѣтить своего дядю.

Рушбрукъ обѣдалъ съ Сандфоромъ. Онъ почти не могъ безъ слезъ благодарности смотрѣть на почтеннаго прелата, и нѣсколько разъ порывался выразить ему свою признательность, но присутствіе слугъ мѣшало ему.

Что же касается до Сандфора, то онъ велъ себя съ молодымъ человѣкомъ совершенно по-прежнему, впрочемъ это происходило отъ-того, что онъ не хотѣлъ напомнить Рушбруку, что сдѣлалъ для него. Между-прочимъ, онъ сказалъ, что не зналъ о томъ, что лордъ не обѣдаетъ дома, а то велѣлъ бы подать обѣдъ въ свою комнату.

Рушбрукъ еще болѣе былъ ему благодаренъ за такую деликатность, и тотчасъ, какъ люди, собравъ со стола, вышли, сказалъ:

— Какое бы мнѣніе вы ни имѣли обо мнѣ, мистеръ Сандфоръ, я горжусь тѣмъ, что всегда понималъ вашъ высокій, человѣколюбивый, безкорыстный характеръ… сегодня вы доказали на опытѣ…

— Человѣколюбивый и безкорыстный! перебилъ Сандфоръ: — вотъ по истинѣ, лестные эпитеты въ особенности для старика, который готовъ сойдти въ могилу, и котораго уже ничто не можетъ заставить поступать иначе…

— Ну, такъ я назову вашъ поступокъ великодушнымъ и сострадательнымъ, потому-что онъ спасъ меня.

— Я знаю, молодой человѣкъ, что вы довольны тѣмъ, что я сдѣлалъ, и что вамъ пріятно мнѣ говорить это; но я не хочу вамъ доставлять это удовольствіе. И такъ, оставьте этотъ разговоръ, или иначе я уйду отсюда, и никогда не сойдусь съ вами вмѣстѣ, что бы ни думалъ объ этомъ вашъ дядя.

Сандфоръ съ такой важностью произнесъ эти слова, что Рушбрукъ тотчасъ сказалъ, что не осмѣлится болѣе благодарить его. Сандфоръ нѣсколько успокоился.

Съ минуту продолжалось съ обѣихъ сторонъ молчаніе.

Наконецъ Рушбрукъ сказалъ:

— Какъ тяжело не говорить о томъ, что насъ занимаетъ! Особенно, когда боишься говорить о милыхъ намъ предметахъ даже съ тъми, которые думаютъ одинаково съ нами, любятъ тѣхъ же, кого и мы любимъ, и о томъ же заботятся, о чемъ заботимся мы. О, тогда общество не доставляетъ намъ удовольствія и часто бываетъ тягостнѣе уединенія.

— Мнѣ кажется, молодой человѣкъ, возразилъ Сандфоръ: — что сегодня вы уже довольно дали воли своему языку, и вамъ нечего жаловаться въ этомъ случаѣ на недостатокъ терпимости: васъ слушали…

— Напротивъ, мистеръ Сандфоръ, я долженъ жаловаться, отвѣчалъ Рушбрукъ: — потому-что меня слушали болѣе изъ снисхожденія.

— А! такъ ваша гордость возмущается этимъ снисхожденіемъ.

— Но только не снисхожденіемъ тѣхъ, кого я уважаю; чтобъ убѣдить васъ въ этомъ, я сей часъ же прошу у васъ снисхожденія…

— Мнѣ кажется, я буду принужденъ отказать вамъ; но въ чемъ дѣло?

— Позвольте мнѣ говорить съ вами о миссъ Матильдъ?

Сандфоръ не отвѣчалъ ни слова; Рушбрукъ донялъ его молчаніе, какъ знакъ безмолвнаго согласія и продолжалъ:

— Изъ любви къ миссъ Матильдѣ, я такъ дерзко, такъ безстрашно подвергся опасности, изъ которой вы извлекли меня… Вѣроятно, лордъ Эльвмудъ вамъ говорилъ объ этомъ… Изъ любви къ ней, я много и долго страдалъ… Изъ любви къ ней я и теперь готовъ отважиться на многое.

— Но изъ любви къ самому себѣ не дѣлаете этого, сухо отвѣчалъ Сандфоръ.

— Вы можете смѣяться надъ моими чувствами и считать ихъ романическими; но клянусь вамъ, они глубоко вкоренились въ мое сердце.

— Но какая жъ отъ нихъ можетъ быть польза ей или вамъ?

— Меня онѣ тревожатъ; ее — онѣ, вѣроятно, оскорбили бы, еслибъ она узнала о нихъ.

— Не трудитесь предостерегать меня, я не скажу ей ничего…

— Я и не думалъ предостерегать васъ… я хотѣлъ только сказать, что еслибъ была какая-нибудь возможность сообщить миссъ Матильдѣ мое участіе въ судьбѣ ея, то ни кто, кромѣ васъ, мистеръ Сандфоръ, не могъ бы этого сдѣлать, нисколько не оскорбивъ ея деликатности.

— Но для чего жь?

— Я желалъ бы, чтобъ она знала, что у нея есть другъ искренній, до глубины души ей преданный, сочувствующій ея страданіямъ; что этотъ другъ готовъ для нея пожертвовать всѣмъ на свѣтѣ…

— И вы думаете, что несчастія могутъ заставить ее испытать васъ?..

— Можетъ-быть, и нѣтъ…

— Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же вы желаете, чтобъ она знала о вашемъ участіи?..

Рушбрукъ не отвѣчалъ.

— Вы вѣрно думаете, продолжалъ Сандфоръ: — что эта вѣсть доставитъ ей большое удовольствіе?..

— Можетъ-быть и нѣтъ…

— А вамъ?

— О, мнѣ это доставило бы величайшую отраду.

— Стало-быть, вы желаете только доставить удовольстіе самимъ-себъ?

— Вы даете другой смыслъ моимъ чистѣйшимъ намѣреніямъ… ея достоинства внушаютъ мнѣ это желаніе… ея страданія, ея невинность, ея красота…

Сандфоръ съ удивленіемъ взглянулъ на Рушбрука и перебилъ его.

— Остановитесь на этомъ… сказалъ онъ: — вы дошли до зенита совершенствъ женщины… Прибавить еще одно качество, значило бы идти обратнымъ путемъ…

— О! вскричалъ Рушбрукъ съ жаромъ: — я любилъ миссъ Матильду еще прежде, нежели увидалъ ее…

— Вы любили ее? съ изумленіемъ воскликнулъ прелатъ: — вы сказали то, чего, вѣроятно, не имѣли намѣренія открыть…

— Да, дѣйствительно, отвѣчалъ въ смущеніи Рушбрукъ: — я случайно попалъ на слово любви.

— Вѣроятно, точно такъ же случайно вы упомянули и о красотѣ… А я, тоже случайно, теперь узналъ истинную причину всѣхъ вашихъ желаніи…

Рушбрукъ зналъ, что любовь его была самая чистая, но все-таки стыдился ея какъ порока. Онъ всталъ, долго ходилъ по комнатѣ и въ-продолженіе нѣсколькихъ минутъ не могъ взглянуть на Сандфора.

Почтенный прелатъ убѣдился, что угадалъ истину, но не хотѣлъ быть строгимъ къ страсти, которая была основана, какъ онъ, ясно видѣлъ, на самыхъ благородныхъ влеченіяхъ. Онъ тихо всталъ и вышелъ, не сказавъ ни слова.

Было уже около полночи, когда Рушбрукъ остался одинъ. Взволнованный разговоромъ съ Сандфоромъ, онъ, не смотря на мрачную октябрьскую ночь, пошелъ въ садъ освѣжиться. Впрочемъ, преимущественно его влекло туда желаніе увидать ту аллею, въ которой онъ въ послѣдній разъ встрѣтилъ Матильду…

Онъ нѣсколько прошелъ по этой аллеѣ, припоминая, какъ милая дѣвушка съ участіемъ спросила его о здоровьи. Ему представлялся ея прелестный образъ… Вдругъ шумъ экипажа вывелъ его изъ задумчивости. Лордъ Эльмвудъ воротился домой. Рушбрукъ смутился… Ему было стыдно идти къ дядѣ, но онъ надѣялся, что вѣроятно найдетъ тамъ и Сандфора.

Рушбрукъ, однакожь, пробылъ еще нѣсколько минутъ въ саду, тѣмъ болѣе, что находилъ приличнымъ явиться прямо къ ужину.

Когда раздался звонокъ, призывавшій къ ужину, Рушбрукъ оставилъ садъ. Подходя къ столовой, онъ услыхалъ голосъ лорда и досадовалъ, что не предупредилъ его приходъ: ему было какъ-то неловко войдти въ столовую въ то время, когда лордъ уже былъ въ ней. Молодой человѣкъ, однакожь, ободрился, когда услыхалъ громкій и веселый разговоръ его съ Сандфоромъ.

Тѣмъ не менѣе онъ робко вошелъ въ комнату и поклонился дядѣ, котораго не видалъ послѣ утренней сцены. Эльмвудъ слегка кивнулъ ему головой и продолжалъ разговаривать съ Сандфоромъ.

За ужиномъ, Эльмвудъ ни взглядомъ, ни жестомъ не обнаружилъ того, что не забылъ объ оскорбленіи, которое нанесъ ему Рушбрукъ. Даже, когда молодой человѣкъ спросилъ себѣ вина, лордъ пододвинулъ свой стаканъ къ нему, велѣлъ налить, и выпилъ въ одно время съ нимъ.

XXII.

Отказъ, который получилъ виконтъ Мэргревъ отъ Матильды, нисколько не умѣрилъ его желаній. Такъ-какъ онъ не страшился болѣе гнѣва лорда Эльмвуда и былъ совершенно убѣжденъ, что лордъ не защититъ дочери своей, то и рѣшился во что бы ни стало исполнить свое намѣреніе.

Онъ составилъ гнусный планъ силою добиться того, чего не могъ получить добровольно. Онъ посовѣтовался съ двумя своими друзьями, но они оба убѣждали его еще разъ прибѣгнуть къ мѣрамъ кротости и приличія. Этотъ совѣтъ былъ вовсе не по вкусу: ему было бы пріятнѣе упиваться воплями женщины, насиліемъ доведенной до отчаянія, чѣмъ выслушивать упреки добродѣтели и благородной гордости: онъ плохо понималъ ихъ и не съумѣлъ бы отвѣтить на нихъ.

Однакожь, Мэргревъ послушался совѣта своихъ друзей и отправился на ферму, не смотря на то, что получилъ формальную просьбу болѣе не посѣщать Матильды.

Раздраженная безстыдной дерзостью виконта, Матильда не хотѣла войдти въ комнату, въ которой онъ ждалъ ее. Миссъ Вудли одна встрѣтила его и сказала, что удивляется невнимательности къ просьбамъ, которыя онъ получилъ отъ нихъ.

— Миссъ, отвѣчалъ Мэргревъ: — говоря откровенно, я отчаянно влюбленъ.

— Я въ этомъ не сомнѣваюсь, милордъ, но вы должны были понять, что вамъ не платятъ взаимностью… вы не должны надѣяться, потому-что миссъ Матильда не хочетъ и слышать о вашихъ предложеніяхъ.

— Глупо мужчинѣ, возразилъ виконтъ: — отчаяваться въ своихъ надеждахъ, основываясь на одномъ рѣшеніи женщины.

— И женщина, отвѣчала миссъ Вудли: — поступила бы очень-дурно, еслибъ ввѣрила свое счастіе мужчинѣ, который имѣетъ такое дурное мнѣніе о ней самой вообще и о ея полѣ.

— Я имѣю высокое понятіе о женщинахъ, возразилъ Мэргревъ: — и чтобъ убѣдить васъ въ томъ, что я особенно уважаю ее, я предлагаю ей все мое богатство…

— Нѣтъ, милордъ, вы гораздо-болѣе доказали бы миссъ Матильдѣ свое уваженіе, еслибъ не посѣщали нашего убѣжища…

Въ эту минуту неожиданно пріѣхалъ Сандфоръ. Войдя въ комнату, прелатъ поблѣднѣлъ при видѣ лорда Мэргрева. Мэргревъ, въ свою очередь, еще болѣе смутился при появленіи Сандфора.

— Милордъ, сказалъ съ достоинствомъ Сандфоръ: — развѣ вы получили отъ миссъ Матильды какое-нибудь право посѣщать домъ ея?

— Никакого, мистеръ Сандфоръ, но я надѣюсь, что вы извините человѣка влюбленнаго.

— Конечно, я извинилъ бы его, еслибъ онъ былъ благоразуменъ; но вы, милордъ, не принадлежите къ этому разряду влюбленныхъ… вы преслѣдуете своей докучливостью предметъ такъ называемой вашей страсти.

— Вы называете докучливымъ преслѣдованіемъ предложеніе, которое я сдѣлалъ миссъ Матильдѣ… Я нѣкогда предлагалъ ей раздѣлить со мной мой титулъ и мое состояніе… и теперь еще предлагаю ей все мое богатство.

Сандфоръ не вѣрилъ своимъ ушамъ, но Мэргревъ, раздраженный дурнымъ пріемомъ, почелъ за особенное удовольствіе выражать свои мысли такъ, что Сандфору нечего было болѣе сомнѣваться.

— Да, продолжалъ виконтъ: — я и теперь еще предлагаю миссъ Матильдѣ все мое состояніе… я не могу предложить ей вмѣстѣ съ этимъ и моего титула, потому-что теперь она покинута своимъ отцомъ…

— Что жь вы предлагаете? съ живостью воскликнулъ Сандфоръ.

— То же, что герцогъ д’Эвонъ предложилъ ея матери, отвѣчалъ Мэргревъ.

Миссъ Вудли съ гнѣвомъ вышла изъ комнаты; но Сандфоръ не раздражился словами виконта, потому-что привыкъ оскорбляться только выраженіями тѣхъ, въ комъ виденъ умъ и добродѣтели, и спокойно сказалъ:

— Э, милордъ, герцогъ д’Эвонъ былъ человѣкъ образованный, просвѣщенный, изящный… Но что вы можете представить въ вознагражденіе этихъ достоинствъ, которыхъ у васъ нѣтъ?

— Мое богатство…

— Вы думаете, что можно уважать богатство? Оно нисколько не дѣлаетъ васъ достойнымъ уваженія. Да и какую цѣну имѣетъ богатство? оно можетъ только доставлять удовольствія, возможность пышно одѣваться, роскошно ѣсть, имѣть великолѣпное жилище… Этимъ благомъ достоинъ наслаждаться и всякій лакей наравнѣ съ своимъ бариномъ, если его баринъ только отличается пороками и безумствомъ. Въ такомъ случаѣ, ужь лучше было бы жить въ нищетѣ, по-крайней-мѣрѣ, въ нищетѣ эти пороки не такъ замѣтны, какъ въ богатствѣ… Богатство только придаетъ имъ болѣе яркости…

— Не стоитъ васъ слушать! воскликнулъ виконтъ.

— И вы прекрасно сдѣлаете, если болѣе никогда не воротитесь сюда, чтобъ еще разъ не услыхать словъ моихъ, замѣтилъ спокойно прелатъ: — извините, милордъ, у меня въ карманѣ лежитъ книга очень-умная и наставительная. Я спѣшу побесѣдовать съ нею… Я люблю умное общество… Позвольте мнѣ приказать подать вашу карету.

При этихъ словахъ, Сандфоръ быстро подошелъ къ окну и подалъ знакъ кучеру. Карега подъѣхала. Сандфоръ отворилъ дверь комнаты, и Мэргревъ, боясь, чтобъ прелатъ не оскорбилъ его передъ людьми, вышелъ.

По отъѣздѣ Мэргрева, миссъ Вудли и Матильда обѣ вошли къ Сандфору. Естественнымъ образомъ заговорили о дерзости виконта.

— Какъ бы я желалъ, чтобъ Рушбрукъ былъ здѣсь… воскликнулъ Сандфоръ.

— Кто? спросила Матильда.

— Рушбрукъ…

— Мнѣ кажется, замѣтила миссъ Вудли: — что этотъ молодой человѣкъ не безъ достоинствъ.

— Въ немъ много прекрасныхъ качествъ, отвѣчалъ сквозь зубы Сандфоръ.

— Счастливый юноша! воскликнула Матильда: — онъ любимъ всѣми.

— И, однакожь, возразилъ Сандфоръ: — сколько я замѣтилъ, онъ вовсе не такъ счастливъ, какъ вы думаете.

— Отъ-чего же ему не быть счастливымъ? спросила Матильда: — если онъ благоразуменъ…

— Онъ въ-самомъ-дѣлѣ благоразуменъ, отвѣчалъ прелатъ: — конечно, въ немъ тоже есть недостатки…

— Но мнѣ кажется, лордъ Эльмвудъ снисходительно смотритъ на нихъ.

— Не на всѣ, возразилъ Сандфоръ: — я самъ былъ свидѣтелемъ, какъ бѣдный Рушбрукъ подвергался страшной опасности, прогнѣвивъ вашего отца…

— О, такъ я сожалѣю его… вскричала Матильда.

— Я думаю, замѣтила миссъ Вудли: — что и онъ точно такъ же отъ души жалѣетъ о васъ. Какъ вы думаете, мистеръ Сандфоръ? мнѣ кажется, что молодой человѣкъ желаетъ, чтобъ Матильда была счастлива.

— Да, онъ это говорилъ мнѣ, отвѣчалъ прелатъ.

— Я никакъ не думала, сказала Матильда: — чгобъ вы, мистеръ Сандфоръ, позволили говорить ему обо мнѣ слишкомъ легкомысленно.

— Развѣ вы предполагаете, моя милая, что мы смѣялись надъ вашимъ положеніемъ?

— Нѣтъ, но въ моемъ печальномъ положеніи есть нѣчто оскорбительное для меня, и я желала бы, чтобъ друзья мои…

— О, не безпокойтесь… Рушбрукъ въ высшей степени деликатенъ… Я видѣлъ, какъ слезы выступили на его глазахъ, когда онъ въ послѣдній разъ произносилъ ваше имя.

— Я скорѣй должна бы плакать, когда при мнѣ говорятъ о немъ… воскликнула Матильда.

— Можетъ-быть, возразилъ Сандфоръ: — но позвольте вамъ замѣтить, что вашъ отецъ могъ бы избрать себѣ въ наслѣдники даже человѣка недостойнаго…

— И все-таки, сказала Матильда: — онъ былъ бы для меня предметомъ зависти. Признаюсь въ этомъ откровенно.

Разговоръ скоро перемѣнился: лордъ Мэргревъ снова сдѣлался предметомъ разсужденій. И Сандфоръ и обѣ дамы полагали, что послѣдній неблагопріятный пріемъ положитъ конецъ преслѣдованіямъ виконта, и съ презрѣніемъ смотрѣли на его низкія предложенія. Имъ и въ голову не приходила осторожность, которая въ этомъ случаѣ была необходима для бѣдныхъ изгнанницъ.

XXIII.

Сандфоръ возвратился въ Эльмвуд-гоузъ въ величайшей горести. Онъ замѣтилъ въ Матильдѣ странную перемѣну: она похудѣла, смертная блѣдность покрывала ея щеки, нѣкогда блиставшія свѣжимъ румянцемъ юности. На лицѣ не было видно ни отчаянія, ни грусти, но она вся представляла собою изображеніе скорби. Сердцу Сандфора было больно видѣть, какъ безпутный Мэргревъ дѣлалъ бѣдной дѣвушкѣ низкія предложенія, но, увы! у ней не было друга, который могъ бы отмстить за честь ея.

Рушбрукъ зналъ объ отсутствіи Сандфора и подозрѣвалъ, гдѣ былъ онъ: въ этотъ день молодой человѣкъ нарочно поѣхалъ по той дорогѣ, по которой прелатъ долженъ былъ возвращаться съ фермы. Онъ надѣялся встрѣтиться съ нимъ и спросить о Матильдѣ.

Рушбрукъ не ошибся, и дѣйствительно встрѣтилъ Сандфора. Они дружески раскланялись и молодой человѣкъ обратно поворотилъ свою лошадь. Долго онъ не рѣшался спросить своего спутника о Матильдѣ; наконецъ, видя, что они уже подъѣзжаютъ къ замку и боясь въ другой разъ не найдти столь удобнаго случая къ разговору, сказалъ:

— Извините мою нескромность, мистеръ Сандфоръ, позвольте мнѣ спросить васъ о здоровьи миссъ Вудли и миссъ Матильды.

— Онѣ обѣ здоровы, отвѣчалъ прелатъ.

— Я думаю, имъ тамъ очень-грустно?

— Я думаю, что такъ, отвѣчалъ Сандфоръ.

— Ужь не случилось ли чего съ ними? съ живостью воскликнулъ Рушбрукъ, замѣтивъ горестное выраженіе лица Сандфора.

— Ничего особеннаго, кромѣ дерзкой выходки одного молодаго лорда.

— Кто онъ?

— Молодой человѣкъ, влюбленный въ Матильду.

— Влюбленный? съ изумленіемъ вскричалъ Рушбрукъ: — Кто онъ? ради Бога, мистеръ Сандфоръ… скажите мнѣ.

Въ эту самую минуту, путники пріѣхали въ замокъ, и Сандфоръ, не отвѣчая на вопросъ Рушбрука, сказалъ слугѣ, который взялъ его лошадь:

— Побереги ее… она сегодня сдѣлала порядочный путь…

Рушбрукъ пошелъ за прелатомъ, надѣясь узнать отъ него подробности, во Сандфоръ, какъ-будто не обращая вниманія на его разспросы, взошелъ на лѣстницу, гдѣ они встрѣтили лорда Эльмвуда.

Рушбрукъ былъ въ отчаяніи: теперь онъ не имѣлъ ни малѣйшей возможности узнать о томъ, что его такъ интересовало.

— Здоровы ли вы, Сандфоръ? спросилъ Эльмвудъ съ такимъ дружескимъ участіемъ, какъ-будто безмолвно благодарилъ его за посѣщеніе Матильды. Лордъ зналъ, куда ѣздилъ Сандфоръ.

— Слава Богу, милордъ, отвѣчалъ старикъ съ глубокой грустью и двѣ слезинки едва замѣтно сверкнули въ глазахъ его.

Весь этотъ день, Рушбрукъ не находилъ случая завязать съ Сандфоромъ разговора, который, къ несчастію его, былъ прерванъ такъ неумѣстно.

Наконецъ, вечеромъ, Рушбрукъ не выдержалъ: онъ не могъ долѣе переносить страшной неизвѣстности, вошелъ въ комнату Сандфора и съ безпокойствомъ умолялъ его объяснить подробно, что случилось съ Матильдой.

Сандфоръ досадовалъ, что по неосторожности упомянулъ о дерзости Мэргрева и съ строгимъ, почти грубымъ видомъ попросилъ Рушбрука прійдти къ нему завтра утромъ.

Рушбрукъ отвѣчалъ, что жестоко такъ поступать съ нимъ и что онъ не выйдетъ изъ комнаты до-тѣхъ-поръ, пока не получитъ удовлетворительнаго отвѣта.

Наконецъ, видя, что угрозами не достигнетъ желаемаго, молодой человѣкъ съ кротостью и умоляющимъ голосомъ сказалъ:

— Мистеръ Сандфоръ; умоляю васъ, скажите, говорила ли обо мнѣ миссъ Матильда?

— Говорила, отвѣчалъ грубо Сандфоръ, сжалясь надъ несчастнымъ положеніемъ юноши.

— Но вы разсказали ли ей о томъ, что я недавно говорилъ вамъ о ней?

— Нѣтъ…

— Очень вамъ благодаренъ… съ досадой сказалъ Рушбрукъ; но, снова желая смягчить гнѣвъ Сандфора, прибавилъ: — конечно, мистеръ Сандфоръ, вы знаете, о чемъ можно говорить… но я все-таки убѣдительно прошу васъ сказать мнѣ, кто такой этотъ молодой лордъ, о которомъ вы давича упомянули, и что онъ сдѣлалъ?

— Я знаю, о чемъ можно говорить, и потому не скажу вамъ объ этомъ…

Рушбрукъ поклонился и съ грустью вышелъ изъ комнаты. Но сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, онъ вдругъ рѣшился ѣхать на ферму и узнать отъ сосѣдей или отъ миссъ Вудли, или даже отъ самой Матильды о тайнѣ, которую такъ упорно скрывалъ Сандфоръ.

Онъ видѣлъ всю опасность этого предпріятія, по никакая опасность для него не была такъ велика, какъ опасность лишиться той, которую онъ любилъ, и лишиться ея по преслѣдованіямъ соперника. Хотя Сандфоръ и говорилъ о дерзости, но Рушбрукъ не зналъ Матильдѣ ли, или только одному Сандфору поступокъ его соперника казался дерзкимъ.

Не желая подать подозрѣній дядѣ, онъ тотчасъ же велѣлъ осѣдлать лошадь, и приказалъ людямъ ни слова не говорить объ его отъѣздѣ, надѣясь воротиться къ обѣду.

Съ разсвѣтомъ, Рушбрукъ пріѣхалъ къ деревенскому трактиру, который находился на разстояніи полумили отъ фермы. Тутъ онъ узналъ, что молодой лордъ въ великолѣпной каретѣ пріѣзжалъ на ферму, но никто не могъ сказать ему имени лорда.

Съ радостью Рушбрукъ увидалъ себя вблизи предмета своего путешествія, и внутренно благодарилъ Сандфора, что тотъ невольно принудилъ его къ этому своимъ упорствомъ.

Въ задумчивости шелъ онъ по широкимъ полямъ, чрезъ которыя проходила дорога на ферму. Онъ боялся оскорбить Матильду своимъ появленіемъ и уже готовъ былъ воротиться назадъ, а между-тѣмъ все шелъ далѣе. Наконецъ, онъ уже былъ у самой фермы, отдѣленной отъ него только однимъ рѣшетчатымъ заборомъ. Воротиться было поздно… Время шло быстро… Оставалось или увидать Матильду и подвергнуться ея гнѣву, или оставить всѣ свои надежды и, можетъ-быть, навсегда…

Наконецъ, онъ рѣшился, быстро подошелъ къ воротамъ фермы и постучалъ въ кольцо.

Вышелъ слуга. Рушбрукъ изъявилъ желаніе говорить съ миссъ Вудли, если только она была въ эту минуту совершенно одна.

Слуга ввелъ его въ комнату, куда скоро вошла и миссъ Вудли.

Она затрепетала, увидавъ Рушбрука; но молодой человѣкъ, не замѣчая на лицѣ ея неудовольствія, подошелъ къ ней и, взявъ за руку, выразительнымъ голосомъ сказалъ:

— Не сердитесь на меня, милая миссъ Вудли… клянусь жизнью, я не имѣлъ намѣренія оскорбить васъ…

— Скажите мнѣ, спросила миссъ Вудли: — что привлекло васъ сюда, и, можетъ-быть, я не буду имѣть причины сердиться на васъ.

— Я пріѣхалъ сюда за тѣмъ, чтобъ увидать миссъ Матильду, или, по-крайней-мѣрѣ, что-нибудь узнать о ней… Я желаю предложить ей мои услуги, желаю убѣдить ее въ моемъ уваженіи.

— Развѣ у васъ не было къ этому никакихъ другихъ средствъ? спросила недовѣрчиво миссъ Вудли.

— Нѣтъ, миссъ Вудли, отвѣчалъ простодушно Рушбрукъ.

— Къ-сожалѣнію, я не могу одобрить этого.

— Я тоже…. Не-уже-ли вы думаете, что я оправдываю мой поступокъ? Нѣтъ, но я принужденъ къ нему необходимостью… Имѣйте хоть состраданіе къ тому, что побудило меня сдѣлать это…

Миссъ Вудли въ душѣ сожалѣла бѣднаго юношу, но не хотѣла сознаться въ этомъ и не отвѣчала ни слова.

Въ эту минуту раздался звонокъ.

— Это звонитъ Матильда, сказала миссъ Вудли: — она сбирается идти гулять… Хотите видѣть ее?

— Угодно вамъ будетъ извинить меня передъ нею? спросилъ Рушбрукъ.

Въ ту самую минуту, когда онъ произносилъ эту фразу, Матильда вошла въ комнату.

Увидавъ посторонняго человѣка, молодая дѣвушка хотѣла удалиться.

— Не убѣгайте меня, миссъ Матильда, съ живостью воскликнулъ Рушбрукъ.

— Извините меня, сэръ, отвѣчала дѣвушка, узнавъ Рушбрука: — я право-было не узнала васъ и хотѣла уйдти, чтобъ не обезпокоить миссъ Вудли: мнѣ показалось, что она говоритъ съ кѣмъ-нибудь чужимъ…

— Вы меня не считаете чужимъ… о, благодарю васъ, миссъ, за вашу доброту.

Матильда сѣла въ изнеможеніи.

Миссъ Вудли пригласила и Рушбрука взять стулъ.

— Позволитъ ли мнѣ миссъ Матильда? сказалъ въ смущеніи юноша.

Матильда улыбнулась и указала ему на стулъ. Еще никогда Рушбрукъ не былъ такъ признателенъ лорду Эльмвуду за всѣ его попеченія, какъ теперь, въ душѣ своей, благодарилъ онъ его дочь за ея простую вѣжливость.

Онъ сѣлъ, и въ каждой чертѣ лица его выражалось неизъяснимое ощущеніе удовольствія.

— Я не совсѣмъ здорова, мистеръ Рушбрукъ, сказала болѣзненнымъ голосомъ Матильда: — извините, что мы такъ невѣжливо принимаемъ васъ.

— Могу ли я жаловаться, миссъ, когда вы были такъ добры, что сами извинили мою дерзость.

Матильда, по-видимому, не обратила вниманія на его слова, и, обратясь къ миссъ Вудли, сказала:

— Какъ вы думаете… мнѣ не мѣшало бы немножко пройдтись.

— Нѣтъ, моя милая… сегодня очень-сыро и вѣтеръ холодный…

— Да, вы, кажется, очень-слабы, миссъ Матильда, сказалъ Рушбрукъ, смотря на нее съ нѣжнымъ участіемъ.

Матильда съ грустью склонила голову и слезы потекли по блѣднымъ щекамъ ея.

Рушбрукъ всталъ.

— Мы братъ и сестра, хоть и не родные, миссъ Матильда, сказалъ онъ: — въ дѣтствѣ мы были вмѣстѣ воспитаны, любимы одной матерью, ласкаемы однимъ отцомъ…

— О, Боже мой! вскрикнула Матильда, съ выраженіемъ сильнѣйшаго отчаянія.

— Ради Бога, миссъ, продолжалъ Рушбрукъ: — не сердитесь на меня… скажите мнѣ, чѣмъ могу я изъявить вамъ мое уваженіе… Повѣрьте, я не думалъ оскорбить васъ…

Миссъ Вудли подошла къ Матильдѣ, взяла ее за руку и отерла съ лица ея катившіяся слезы. Дѣвушка упала на грудь своей воспитательницы.

— Милая миссъ Вудли, сказалъ Рушбрукъ въ волненіи: — неуже-ли я причиной такого отчаянія?..

— Не безпокойтесь, не вы, тихо отвѣчала миссъ Вудли: — съ ней часто бываютъ подобные припадки.

— О, да, прошептала Матильда: — я часто бываю такъ слаба, что не могу перенести малѣйшей грустной мысли… Но, мистеръ Рушбрукъ, я не совѣтую вамъ долѣе оставаться у насъ; вотъ я сейчасъ думала, что еслибъ лордъ Эльмвудъ узналъ о вашей внимательности къ намъ, вашъ поступокъ.былъ бы пагубенъ для васъ…

И Матильда снова горько заплакала..

— Онъ не можетъ узнать, отвѣчалъ Рушбрукъ: — но еслибъ даже это и случилось, то я увѣренъ, что онъ не былъ бы недоволенъ моимъ поступкомъ: вчера еще, милордъ зналъ, что мистеръ Сандфоръ былъ у васъ, и по возвращеніи принялъ его съ необыкновенной благосклонностью.

— Въ-самомъ-дѣлѣ? воскликнула Матильда, и въ томныхъ глазахъ ея вдругъ сверкнули блестящіе лучи радости и надежды.

— По-видимому, лордъ Эльмвудъ, сказалъ Рушбрукъ: — находится въ какой-то борьбъ съ самимъ-собою… Трудно разгадать ее…

Прежде, нежели Рушбрукъ успѣлъ докончить фразу, Матильда снова впала въ уныніе и не слушала его. Миссъ Вудли замѣтила это, и сказала:

— Извините, мистеръ Рушбрукъ, если я попрошу васъ кончить вашъ визитъ… Считайте мою просьбу какъ доказательство удовольствія, съ которымъ мы желаемъ видѣть васъ и впередъ.

— Благодарю васъ, миссъ, отвѣчалъ Рушбрукъ: — это послѣднее доказательство для меня выше всего, миссъ Матильда, прибавилъ онъ: — на прощанье позвольте мнѣ взять вашу руку… да будетъ служить это мнѣ доказательствомъ, что вы считаете меня своимъ роднымъ…

Матильда протянула ему руку.

Рушбрукъ на колѣняхъ принялъ эту блѣдную руку, но не осмѣлился поцаловать ее. Долго онъ смотрѣлъ на нее, наконецъ всталъ и съ глубокимъ вздохомъ вышелъ.

XXIV.

Какъ ни грустно было описанное нами свиданіе, но Рушбрукъ, возвращаясь въ замокъ, вспоминалъ о немъ съ величайшей радостью. Одна только мысль о видимой болѣзни и страданіяхъ Матильды возмущала его спокойствіе.

Рушбрукъ пріѣхалъ въ замокъ уже къ концу обѣда. Запыленный, усталый вошелъ онъ въ столовую. Ему было стыдно и своего положенія, и совѣсть упрекала его во лжи, которую онъ по необходимости долженъ былъ сказать дядѣ.

— Гдѣ вы были? спросилъ его Эльмвудъ съ строгостію, нахмуривъ брови.

— На охотѣ, милордъ… Я случайно встрѣтилъ свору собакъ…

Извиненія Рушбрука были приняты и разговоръ принялъ другое направленіе.

Во время отсутствія Рушбрука, лордъ Эльмвудъ долго разговаривалъ о немъ съ Сандфоромъ. Лордъ уже замѣтилъ, что молодой человѣкъ и прелатъ находились въ болѣе-дружескихъ отношеніяхъ, чѣмъ прежде, и совѣтовалъ Сандфору, если только онъ желалъ добра племяннику, уговорить его — повиноваться волѣ своего единственнаго родственника и единственнаго благодѣтеля.

— Я слишкомъ-вспыльчивъ и нетерпѣливъ, говорилъ Эльмвудъ: — къ-несчастію, я строго держусь того, что сказалъ однажды… поэтому я не могу говорить о предметѣ, по поводу котораго предвижу со стороны Рушбрука сопротивленіе… Вы, Сандфоръ, можете быть хладнокровны. Признаюсь, послѣ всего, что я сдѣлалъ для племянника, мнѣ жалко было бы оставить его, а между-тѣмъ, это легко можетъ случиться, если онъ доведетъ меня до этого.

— Я поговорю съ нимъ, милордъ, отвѣчалъ Сандфоръ.

— Во всякомъ случаѣ, перебилъ лордъ: — не заставляйте его повиноваться моей волѣ изъ любви ко мнѣ; пусть онъ сдѣлаетъ это изъ любви къ самому-себѣ. Мнѣ будетъ легко съ нимъ разстаться, но онъ, быть-можетъ, послѣ раскается, да будетъ поздно…

— Я сдѣлаю все, чтобъ быть ему полезнымъ; но въ чемъ же онъ противится вашей волѣ, милордъ? спросилъ Сандфоръ.

— По поводу брака… Развѣ я не говорилъ вамъ?

— Ни слова.

— Я желаю, чтобъ Рушбрукъ женился, затѣмъ, чтобъ я могъ сдѣлать окончательное рѣшеніе относительно моего имущества. Я хотѣлъ предложить ему въ жены единственную дочь сэра Уильяма Уэнтертона, богатую наслѣдницу… Но Рушбукъ такъ равнодушно слушалъ слова мои, что я еще не говорилъ ему объ имени невѣсты… Вы можете сказать это…

— Скажу, милордъ, отвѣчалъ Сандфоръ: — и постараюсь расположить его къ повиновенію… Во всякомъ случаѣ, я отдамъ вамъ вѣрный отчетъ о всемъ, что скажетъ мистеръ Рушбрукъ.

На другой день утромъ, Сандфоръ встрѣтился съ Рушбрукомъ и прямо объявилъ ему все, чего требовалъ лордъ Эльмвудъ. Рушбрукъ со вниманіемъ выслушалъ его до конца и отвѣчалъ спокойно и рѣшительно, что готовъ изъ любви къ своему благодѣтелю рѣшиться на все… кромѣ предлагаемой женитьбы.

— Но какія же могутъ быть причины вашего упорства? спросилъ Сандфоръ.

— Я не могу привести этихъ причинъ лорду Эльмвуду, отвѣчалъ Рушбрукъ.

— Въ такомъ случаѣ, не говорите о нихъ и мнѣ, потому-что я обѣщалъ милорду передать въ точности все, что вы мнѣ скажете.

— И все, что я уже сказалъ вамъ прежде? съ живостью спросилъ Рушбрукъ.

— Что касается до этого, то я почти позабылъ все и едва-ли буду въ состояніи повторить ваши слова.

— Тѣмъ лучше.

— Итакъ, я просто долженъ сказать вашему дядѣ, что вы не хотите ему повиноваться.

— Надѣюсь, мистеръ Сандфоръ, вы не скажете этими словами.

— Придумайте другое выраженіе и я охотно передамъ его слово-въ-слово…

Рушбрукъ въ задумчивости сталъ ходить по комнатѣ.

— Что же, мистеръ Рушбрукъ, спросилъ съ нетерпѣніемъ прелатъ: — долженъ ли я представить милорду какую-нибудь причину вашего неповиновенія?

— Повторяю вамъ, что не смѣю назвать ее.

— Такъ зачѣмъ вы подвергаете себя вліянію того, въ чемъ вамъ стыдно признаться?

— Нѣтъ, мнѣ не стыдно… напротивъ, я горжусь этимъ… съ живостью воскликнулъ молодой человѣкъ: — послушайте, мистеръ Сандфоръ, стыдно ли вамъ питать уваженіе къ миссъ Матильдѣ?

— О, если она причина вашего неповиновенія, то будьте увѣрены, что я не скажу милорду объ этомъ ни слова, потому-что мнѣ запрещено произносить имя Матильды.

— Стало-быть, я смѣло могу говорить съ вами откровенно. Я люблю миссъ Матильду… или, можетъ-быть, я ошибаюсь и принимаю состраданіе за любовь: но въ такомъ случаѣ состраданіе самое отрадное изъ всѣхъ чувствъ, и я не промѣняю этого чувства за всѣ блага лорда Эльмвуда.

— Я тоже имѣю состраданіе, отвѣчалъ прелатъ: — я сожалѣю васъ… но охотно промѣнялъ бы это чувство на возможность одобрить ваши намѣренія…

— О, мистеръ Сандфоръ, если вы сожалѣете обо мнѣ, то найдете средство, отвѣчая милорду, спасти меня отъ его гнѣва. Скажите ему, что мое сердце уже отдано, но кому? — не говорите… скажите ему, что если онъ дастъ мнѣ годъ или два, я обѣщаю возстановить свою свободу и сдѣлаться достойнымъ его предложенія.

— Таково ваше твердое намѣреніе? или это только одно обѣщаніе?

— Могу ли я теперь разгадать глубину своего сердца? съ васъ, покамѣстъ, довольно и того, что я почерпаю на его поверхности…

— Напротивъ, молодой человѣкъ… если вы еще не можете рѣшиться на то, что предлагаете, такъ зачѣмъ же просить у вашего дяди отсрочки? Положимъ, онъ согласится на нее… Если вы и послѣ не захотите повиноваться ему, тогда ваше неповиновеніе будетъ непростительнѣе, чѣмъ теперь.

— Мистеръ Сандфоръ, въ-теченіи года можетъ произондти много перемѣнъ… Самая любовь моя можетъ уменьшиться…

— Хорошо… я передамъ милорду все, что можно сказать ему, но берегитесь… вы сами будете отвѣчать, если не сдержите своего обѣщанія…

Рушбрукъ разсказалъ Сандфору о томъ, что ѣздилъ на ферму: прелатъ упрекалъ его, но гораздо снисходительнѣе, чѣмъ обыкновенно. Убѣждаемый просьбами молодаго человѣка, онъ даже сказалъ ему, съ какими намѣреніями Мэргревъ являлся къ Матильдѣ, но взялъ съ него обѣщаніе быть терпѣливымъ.

Когда Сандфоръ увидалъ лорда Эльмвуда, онъ почти не зналъ, какой отчетъ отдать ему въ своемъ порученіи.

Сначала онъ сказалъ, что Рушбрукъ требовалъ времени на размышленіе.

— Мнѣ кажется, отвѣчалъ Эльмвудъ: — я довольно ожидалъ его отвѣта…

— Молодые люди, милордъ, большіе романтики въ понятіяхъ о любви… они часто предполагаютъ, что не могутъ истинно любить того, кого не ихъ собственное сердце избрало для нихъ.

— Если онъ влюбленъ, такъ пусть женится на той, которую любитъ, и пусть оставитъ навсегда мой домъ. Ему не на что будетъ жаловаться: истинная любовь составитъ его счастіе даже въ изгнаніи, въ самой нищетѣ, въ болѣзни… любовь равно дѣлаетъ счастливымъ и богача и бѣдняка, глупца и человѣка благоразумнаго.

Мысль лорда ясно доказывала, съ какой искренностью онъ умѣлъ любить.

— Вы говорите о любви, милордъ, въ смыслѣ высокомъ, очищенномъ, между-тѣмъ, какъ любовь Рушбрука, можетъ-быть, одинъ призракъ…

— Какова бы она ни была, отвѣчалъ Эльмвудъ: — но онъ любитъ… такъ пусть онъ и друзья его взвѣсятъ ее и рѣшать, что ему дѣлать.

— Его друзья? ахъ, милордъ! развѣ есть у него хоть одинъ истинный другъ, кромѣ васъ?

— Такъ зачѣмъ же онъ не хочетъ покориться моей волѣ? или пусть скажетъ мнѣ благоразумную причину, которая могла бы оправдать его упорство.

— Милордъ, Рушбрукъ любитъ васъ, но не можетъ говорить съ вами, какъ съ короткимъ пріятелемъ…

— Не правда; я всегда былъ къ нему снисходителенъ, всегда говорилъ съ нимъ по-дружески.

— Снисходительность — не короткость: она не предполагаетъ дружескихъ отношеній.

— Такъ вы уравняйте насъ — меня и его… воскликнулъ Эльмвудъ: — помогите; мнѣ обсудить… скажите ваше мнѣніе, выслушайте мое…

— Рушбрукъ проситъ у васъ срока на годъ или на два… сказалъ Сандфоръ.

— Зачѣмъ?

— Онъ желаетъ остаться холостымъ, — такъ сказалъ Рушбрукъ: — но я полагаю, что онъ считаетъ себя влюбленнымъ, и влюбленнымъ въ женщину, которая не понравится вамъ.

— Стало-быть, онъ все-таки не признался откровенно?

— Я вынудилъ отъ него это признаніе, но не имѣю права передать вамъ его иначе, какъ въ самыхъ положительныхъ выраженіяхъ.

— Такъ что жь, говорите… можетъ-быть, та, которую избралъ Рушбрукъ, не совсѣмъ противна моимъ желаніямъ; быть-можетъ, я и соглашусь на его выборъ…

Въ эту минуту, Сандфоръ едва-было не назвалъ Матильду, но благоразуміе удержало его. Эльмвудъ замѣтилъ его нерѣшительность и сказалъ:

— Говорите же, Сандфоръ; чего вы боитесь?

— Васъ, милордъ.

Эльмвудъ затрепеталъ.

Сандфоръ продолжалъ:

— Ничто на свѣтѣ не можетъ найдти себѣ защиту отъ вашего гнѣва…

— Вы правы, Сандфоръ, отвѣчалъ Эльмвудъ значительнымъ тономъ.

— Въ такомъ-случаѣ, милордъ, какъ же вы хотите, чтобъ я сказалъ вамъ то, что, можетъ-быть, оскорбило бы васъ?

— Что это значитъ, Сандфоръ? къ чему вы перемѣнили разговоръ? Если вы знаете мой характеръ, такъ можете найдти средство говорить со мной не оскорбляя меня…

— Говорить неоткровенно?..

— Такъ притворитесь…

— Нѣтъ, я этого не сдѣлаю: я лучше буду хранить совершенное молчаніе.

— Вы, кажется, разъигрываете роль покорности, сказалъ съ гнѣвомъ Эльмвудъ: — вы самый безпокойный человѣкъ изъ всѣхъ окружающихъ меня: вѣчно готовы не повиноваться мнѣ и потомъ отступаете за тѣмъ, чтобъ я былъ благодаренъ вамъ за вашу воздержность… Послушайте, Сандфоръ, я не потерплю подобныхъ продѣлокъ… если вамъ во всякомъ нашемъ разговорѣ вѣчно угодно думать о моей дочери, такъ старайтесь по-крайней-мѣрѣ скрывать ваши мысли… и не напоминайте мнѣ о ней ни намеками, ни взглядомъ, ни словомъ.

— Ваша дочь, говорите вы? Да можете ли вы называть себя отцомъ ея?

— Да, сударь, въ изступленіи вскричалъ Эльмвудъ: — я былъ мужемъ ея матери, и какъ мужъ ея матери клянусь…

— О, милордъ! перебилъ Сандфоръ, съ умоляющимъ видомъ, упавъ передъ Эльмвудомъ на колѣни: — остановитесь… не-уже-ли я навлекъ на нее еще клятву вѣчной ненависти? — Умоляю васъ, остановитесь…

Видъ старика, униженно простертаго на землѣ, удержалъ гнѣвную рѣчь Эльмвуда: но въ глазахъ его все еще сверкалъ яркій огонь и губы его дрожали отъ негодованія.

Сандфоръ безмолвно поклонился ему и вышелъ. Онъ надѣялся, что Эльмвудъ воротитъ его, но эта надежда не сбылась…

Лордъ глазами проводилъ старика до самой двери, и радостно вздохнулъ, когда тотъ, выйдя, заперъ ее за собой.

XXV.

Друзья и совѣтники лорда Мэргрева, замѣтивъ, что виконтъ не успѣлъ въ своемъ предпріятіи; съ жаромъ начали убѣждать его прибѣгнуть къ насилію. Они были увѣрены, что ихъ гнусный поступокъ останется безъ наказанія, потому-что Матильда была беззащитна.

Когда планъ ихъ совершенно созрѣлъ, трое изъ пріятелей виконта и трое изъ слугъ его, привыкшихъ къ постыднымъ подвигамъ своего господина, отправились на ферму и прибыли туда съ наступленіемъ ночи.

Черезъ нѣсколько часовъ, какъ разъ въ то время, когда обитатели фермы ложились спать, негодяи подошли къ воротамъ, начали страшно стучать и кричали, что въ домѣ сдѣлался пожаръ.

На фермѣ было мало народу. Встревоженные шумомъ, одни изъ нихъ бросились отворять ворота, другіе спасались отъ мнимаго пламени. Въ это время двое изъ друзей виконта вбѣжали въ домъ, подъ предлогомъ спасенія Матильды. Обитатели фермы, нѣсколько оправившись отъ испуга, замѣтили хитрость, но уже было поздно.

Невозможно описать, что чувствовала миссъ Вудли, когда она узнала истинную причину тревоги. Въ ужасѣ она почти лишилась чувствъ… Она не сомнѣвалась въ виновникѣ этой жестокой хитрости, но какъ преслѣдовать его? какъ избавить Матильду?

Скоро явился сосѣдній сельскій судья, но узнавъ объ обстоятельствахъ происшествія, не надѣялся помочь горю, потому-что никто не могъ подъ клятвой утвердить, кто былъ похититель Матильды, и не кому было принять на себя ея освобожденіе.

Миссъ Вудли думала о Рушбрукѣ, о Сандфорѣ, о лордѣ Эльмвудѣ, по что дѣлать? они были далеко, и притомъ чего можно было ожидать отъ нихъ? Двое первые не имѣли никакой силы, Эльмвудъ, вѣроятно, не захотѣлъ бы помочь дочери. Въ страшномъ отчаяніи, она ходила изъ комнаты въ комнату, и съ воплемъ спрашивала у всѣхъ и каждаго, что дѣлать…

Въ то время, когда похитители уже увлекали свою несчастную жертву, одинъ изъ фермеровъ лорда Эльмвуда, знавшій подробно печальную исторію Матильды, возвращался домой изъ города, и вдругъ услыхалъ вопли женщины. Онъ поспѣшилъ въ ту сторону, откуда раздавались крики, и увидалъ, какъ нѣсколько человѣкъ посадила дѣвушку въ карету. Фермеръ подошелъ-было ближе, но негодяи грозили выстрѣлить въ него и карета покатилась.

Фермеръ еще не зналъ, кто была похищенная женщина, но подходя къ дому Матильды и услыхавъ вопли миссъ Вудли и служителей, убѣдился, что эта жертва была Матильда. Онъ тотчасъ сѣлъ на лошадь и въ сопровожденіи нѣсколькихъ своихъ друзей полетѣлъ въ погоню, желая открыть, куда везутъ Матильду.

Рѣшительность фермера нѣсколько успокоила бѣдную миссъ Вудли. Она стала надѣяться, что можетъ-быть ему еще удастся спасти ея милую воспитанницу.

Въ самомъ-дѣлѣ, фермеръ отправился съ рѣшительнымъ намѣреніемъ освободить Матильду, но едва избавители успѣли сдѣлать нѣсколько шаговъ, они разсудили, что имъ было невозможно успѣть въ этомъ предпріятіи, потому-что пришлось бы бороться съ огромнымъ числомъ слугъ лорда, которому притомъ помогли бы и сосѣди. Кромѣ того, они думали, что можетъ-быть, все это сдѣлалось по согласію лорда Эльмвуда. Такимъ-образомъ, послѣ короткихъ разсужденій, они воротились назадъ, оставивъ фермера одного доканчивать предпринятое намѣреніе.

XXVI.

Раздраженный Сандфоромъ, лордъ Эльмвудъ не переставалъ досадовать на него, въ-теченіи нѣсколькихъ дней старался избѣгать съ нимъ встрѣчи, и не говорилъ съ нимъ ни слова.

Сандфоръ съ трудомъ переносилъ такую холодность, такое оскорбленіе отъ человѣка, который съ самаго своего дѣтства былъ предметомъ его заботливости, и котораго счастіе и спокойствіе было ему дороже всего на свѣтѣ. Даже Матильду Сандфоръ любилъ болѣе потому, что она была дочь Эльмвуда.

Иногда почтенный прелатъ, выходя изъ терпѣнія, уже былъ готовъ сказать лорду: — «какъ вы осмѣливаетесь такъ грубо обращаться съ старикомъ, котораго всегда уважали?»

Иногда слезы невольно падали изъ глазъ Сандфора; иногда онъ выходилъ изъ комнаты, рѣшаясь на всегда оставить замокъ. Но онъ одумывался и оставался: онъ зналъ непоколебимый характеръ Эльмвуда и не надѣялся, чтобъ лордъ воротилъ его…

Въ такомъ грустномъ и оскорбительномъ положеніи Сандфоръ провелъ цѣлые три дня.

На четвертый день, когда онъ, вмѣстѣ съ Эльмвудомъ и Рушбрукомъ, сидѣлъ за завтракомъ, вдругъ вошелъ слуга, и, притворяя за собой дверь, кому-то сказалъ: «подождите приказанія милорда».

Всѣ оглянулись на дверь; она тотчасъ же снова отворилась и худо одѣтый человѣкъ безъ церемоніи вошелъ въ залу. Волосы его были растрепаны, лицо выражало ужасъ.

— Милордъ, воскликнулъ онъ въ волненіи: — позвольте… мнѣ нужно поговорить съ вами сейчасъ же, но только безъ свидѣтелей.

Эльмвудъ, изумленный настойчивостью незнакомца, велѣлъ слугѣ выйдти и сказалъ:

— При этихъ господахъ вы можете смѣло говорить все, что вамъ угодно.

Незнакомецъ поблѣднѣлъ и дрожалъ. Какъ-будто желая выиграть время, онъ подошелъ къ двери и посмотрѣлъ, заперта ли она; потомъ воротился, но все дрожалъ и повидимому не могъ произнести ни одного слова.

— Отъ-чего этотъ страхъ на вашемъ лицѣ? спросилъ Эльмвудъ: — что вы сдѣлали?

— Ничего, милордъ, но я-боюсь, что мои слова оскорбятъ васъ.

— Пускай, но говорите скорѣе.

— Милордъ… отвѣчалъ незнакомецъ въ ужасномъ волненіи: — ваша дочь…

Рушбрукъ и Сандфоръ оба затрепетали. Эльмвудъ поблѣднѣлъ, какъ смерть.

— Что съ ней случилось? вскричалъ онъ дрожащимъ голосомъ. Ободренный кроткимъ голосомъ лорда, бѣднякъ въ грустномъ отчаянія разсказалъ о похищеніи Матильды.

— Я видѣлъ, милордъ, говорилъ онъ: — какъ увлекли ее силою… Двое разбойниковъ держали ее, между-тѣмъ, какъ она напрасно призывала меня на помощь.

— Что вы хотите сказать? вскричалъ графъ.

— Лордъ Мэргревъ, продолжалъ незнакомецъ: — составилъ этотъ заговоръ… Мы не сомнѣваемся… Онъ уже давно шпіонилъ около фермы, на которой жила миссъ Матильда… притомъ я узналъ въ похитителяхъ одного изъ слугъ виконта.

Лордъ Эльмвудъ выслушалъ окончаніе этого разсказа съ видимымъ спокойствіемъ. Потомъ съ живостью обратился къ Рушбруку и воскликнулъ;

— Гарри, мои пистолеты…

Сандфоръ въ эту минуту позабылъ ссору, которая была между нимъ и лордомъ, подошелъ къ Эльмвуду, схватилъ его руку и со слезами на глазахъ сказалъ:

— Благодарю васъ… вы хотите показать, что вы отецъ…

— Да! спокойно отвѣчалъ лордъ и вышелъ изъ комнаты…

Рушбрукъ съ жаромъ упрашивалъ дядю взять его съ собою, но всѣ его просьбы были напрасны.

Въ то время, какъ наскоро дѣлались приготовленія къ отъѣзду лорда Эльмвуда, Сандфоръ получилъ отъ миссъ Вудли извѣстіе о случившемся. Онъ тотчасъ написалъ ей такой отвѣтъ, который могъ вполнѣ вознаградить ее за всѣ страданія.

Скоро все было готово, и Эльмвудъ поскакалъ въ сопровожденіи фермера, какъ путеводителя, и нѣсколькихъ слугъ, которые были необходимы для успѣшнаго окончанія дѣла.

Между-тѣмъ, Матильда мало надѣялась на скорое освобожденіе И вѣроятно вовсе не ожидала, что отецъ ея самъ явится избавить ее отъ оковъ обольстителя.

XXVII.

Безъ всякаго сомнѣнія, читатель нашъ питаетъ ненависть къ лорду Мэргреву за его гнусный поступокъ. Но читатель еще не знаетъ, что у виконта былъ особенный родъ добродѣтели, исключительно принадлежавшій ему: въ дѣлахъ подобнаго рода, виконтъ всегда старался примириться съ своей совѣстью, и потому онъ сначала хотѣлъ упрашивать, умолять и даже грозить своей бѣдной жертвѣ, а потомъ уже прибѣгнуть къ насилію. Такомъ-образомъ, онъ думалъ поступить совершенно согласно съ законами чести и съ требованіями совѣсти.

— Правда, я похитилъ женщину, думалъ Мэргревъ: — но я доставлю ей счастіе, которымъ она не могла наслаждаться въ томъ низкомъ положеніи, изъ котораго я извлекъ ее. Я даже съумѣю пріобрѣсть любовь ея, и въ-послѣдствіи она сама же станетъ благодарить меня за это маленькое испытаніе, посредствомъ котораго я сдѣлаю ее вполнѣ счастливой.

Такъ Мэргревъ успокоивалъ свою совѣсть, въ ожиданіи своей жертвы.

Наконецъ, похитители привезли Матильду полумертвую отъ страха и отъ страданій душевныхъ и тѣлесныхъ.

Домъ, въ который была привезена Матильда, находился въ уединенномъ лѣсу, миляхъ въ двадцати отъ Лондона. Мэргревъ рѣдко ѣздилъ сюда, мало держалъ слугъ, и потому предполагалъ, что здѣсь Матильда будетъ внѣ всякихъ подозрѣній.

Несчастною жертву заперли въ великолѣпно-убранную комнату, и приставили къ ней довѣренную женщину, которая должна была смотрѣть за нею.

Матильда увидала эту женщину и нѣсколько успокоилась: по своей неопытности, она еще не знала, что значатъ подобныя недостойныя твари. Матильда даже рѣшилась лечь въ постель и нѣсколько минутъ отдохнуть, потому-что ея надзирательница обѣщала остаться съ нею.

Еще болѣе утомленная, чѣмъ освѣженная краткимъ и безпокойнымъ сномъ, молодая дѣвушка встала съ разсвѣтомъ дня и не хотѣла перемѣнить своего туалета, желая остаться въ томъ же разорванномъ платьѣ, въ какомъ была похищена. Она точно также не хотѣла коснуться и различныхъ яствъ, которыя ей предлагали.

Гнусная тюремщица сначала обходилась съ ней съ большимъ уваженіемъ, но замѣтивъ, что своей почтительностью не выигрываетъ ничего, перемѣнила тонъ. Она приказывала Матильдъ перемѣнить платье и принять пищу и даже угрожала ей въ случаѣ ея сопротивленія тѣмъ, что позоветъ лорда Мэргрева.

Возмущенная низкимъ нахальствомъ и дерзостью своей тюремщицы, Матильда закрыла глаза, чтобы не смотрѣть на нее, и дрожала, когда случайно встрѣчалась съ ея злобнымъ взглядомъ.

Наконецъ, эта женщина почла обязанностью предупредить своего недостойнаго господина объ упорствѣ Матильды и сказать ему, что она непремѣнно умретъ, если онъ не принудитъ ее принять пищу.

Мэргревъ тотчасъ же пришелъ въ комнату Матильды, упалъ къ ногамъ ея и умолялъ ее не отчаиваться, если она не желаетъ видѣть его мертвымъ… у своей постели.

Съ отвращеніемъ, съ ужасомъ взглянула на него Матильда, и не смотря на свою слабость, приподнявшись на постели, повелительно сказала:

— Оставьте меня, или я умру вопреки всѣмъ вашимъ попеченіямъ.

Привыкшій къ слезамъ и упрекамъ женщинъ, онъ равнодушно выслушалъ угрозы дѣвушки, схватилъ ея руку и поднесъ ее къ губамъ своимъ.

Въ страхѣ, въ негодованіи, Матильда воскликнула:

— О, милая миссъ Вудли! Зачѣмъ васъ нѣтъ здѣсь? Вы могли бы защитить меня!

— Ужь не лучше ли позвать стараго прелата, сказалъ со смѣхомъ Мэргревъ: — онъ тоже славный защитникъ…

Воспоминаніе о Сандфорѣ и о всей нѣжности, которую онъ имѣлъ къ ней, съ такою силою пробудилось въ умѣ Матильды, что она заплакала при мысли, что добрый прелатъ будетъ страдать, узнавъ о ея положеніи. Она вспомнила и о Рушбрукѣ и думала, что даже и онъ пожалѣетъ ее; но бѣдная дѣвушка не посмѣла подумать о своемъ отцѣ… Правда, съ минуту, Матильда было-задумалась о немъ, но эта мысль была слишкомъ тяжела для ней, и она старалась позабыть ее.

Между-тѣмъ, снова наступила ночь.

Мэргревъ остался въ комнатѣ Матильды, а тюремщица ея вышла. Холодная безчувственность, съ которою онъ выслушивалъ жалобы дѣвушки, страшные взгляды, которые онъ отъ-времени-до-времени бросалъ на нее, ея безпомощное положеніе… все наполняло ея душу болѣе и болѣе возраставшимъ ужасомъ.

Мэргревъ замѣтилъ страхъ Матильды.

Онъ схватилъ ея руку, но въ эту самую минуту раздался выстрѣлъ и послышался говоръ нѣсколькихъ голосовъ. Мэргревъ вздрогнулъ, но болѣе отъ изумленія, чѣмъ отъ страха.

Матильда зарыдала, воображая, что этотъ шумъ произведенъ съ цѣлью устрашить ее. Она кусала себѣ руки и въ отчаяніи молилась…

Вдругъ одинъ изъ слугъ Мэргрева вбѣжалъ въ комнату и вскричалъ:

— Лордъ Эльмвудъ!

Почти тотчасъ же вошелъ графъ и съ нѣжностью отца обнялъ трепетавшую отъ страха дочь свою.

Матильда боялась прижать отца къ груди своей, но благодарная за спасеніе, упала къ ногамъ его, обняла ихъ и оросила своими слезами.

Это были счастливѣйшія минуты, какія только Матильда испытывала во всей своей жизни. Быть-можетъ, и самъ Эльмвудъ никогда еще не испытывалъ такого сладостнаго ощущенія, въ какомъ находился теперь.

— Милордъ, сказалъ Мэргревъ: — если вамъ угодно потребовать отъ меня объясненія…

— Я не палачъ, сударь, перебилъ Эльмвудъ: — съ вами поступятъ по законамъ.

Черезъ минуту, Эльмвудъ увезъ дочь свою изъ этого гнуснаго убѣжища, убѣжища, съ которымъ не могло сравниться самое презрѣнное гнѣздо нищихъ и воровъ!

XXVIII.

Матильда, спасенная отъ смертнаго ужаса, который не давалъ ей ни на минуту покоя въ-теченіи цѣлыхъ двухъ дней, скоро уснула въ каретѣ своего отца; голова ея скатилась на плечо Эльмвуда… Она уснула сномъ самымъ сладостнымъ, какой только можно вообразить себѣ.

Когда она пробудилась, вмѣсто грустныхъ предметовъ, которые привыкла видѣть, она увидала своего отца, и услыхала, какъ этотъ нѣкогда страшный лордъ Эльмвудъ кротко сказалъ своему камердинеру:

— Мы далѣе не поѣдемъ сегодня… это слишкомъ утомило бы ее… вели тотчасъ же приготовить для нея постель, и найди какую-нибудь женщину къ ея услугамъ.

Матильда съ любовью обратила на отца взоръ свой, но не могла ничего сказать.

На другой день утромъ, Матильда, проснувшись, увидала своего отца сидящимъ у ея постели. Эльмвудъ спросилъ, въ-состояніи ли она продолжать дорогу или желаетъ еще отдохнуть здѣсь, въ гостинницѣ.

— Я могу ѣхать съ вами, робко отвѣчала молодая дѣвушка

— Можетъ-быть, не лучше ли вамъ хорошенько отдохнуть, чтобъ совершенно оправиться отъ изнеможенія? спросилъ лордъ.

— Я отдохнула, и готова ѣхать съ вами, съ живостью отвѣчала Матильда, боясь, чтобъ отецъ еще разъ не разлучился съ нею.

Эльмвудъ замѣтилъ ея опасенія и сказалъ:

— Но если вы останетесь здѣсь, я тоже останусь… Потомъ возьму васъ къ себѣ…

— Въ Эльмвуд-гоузъ?

— Нѣтъ, въ Лондонъ… тамъ пробудете со мною всю зиму…

Матильда закрыла лицо обѣими руками, стараясь скрыть радостныя слезы, но рыданія измѣнили ей.

Эльмвудъ съ нѣжностью поцаловалъ ее.

— Не плачьте, сказалъ онъ: — пусть этотъ поцалуй служитъ вамъ залогомъ того, что вамъ нечего болѣе опасаться. Я призову въ Лондонъ и миссъ Вудли…

— О, я буду очень рада видѣть ее, точно такъ же, какъ и мистера Сандфора и Рушбрука…

— Развѣ вы его знаете?

— Я его видѣла раза два или три…

Эльмвудъ надѣялся, что свѣжій воздухъ совершенно возстановитъ силы дочери, вышелъ изъ комнаты и приказалъ тотчасъ запрягать лошадей.

Въ это время, Матильда успѣла переодѣться; Эльмвудъ въ нѣжной заботливостью нарочно посылалъ въ Лондонъ за горничной и за необходимымъ для перемѣны платьемъ.

Когда такимъ-образомъ Матильда была готова къ отъѣзду, она не знала, какъ ей войдти въ другую комнату, въ которой дожидалъ ее Эльмвудъ. Она не боялась, но была въ смущеніи: ей странно было видѣть себя въ дружескомъ разговорѣ съ тѣмъ, о комъ прежде она всегда помышляла съ ужасомъ.

Наконецъ, она вошла. Эльмвудъ читалъ книгу; но, увидавъ дочь; онъ протянулъ ей руку и привлекъ ее къ себѣ Матильда заплакала. Эльмвудъ тоже готовъ былъ смѣшать свои слезы со слезами дочери, но удержалъ ихъ… онъ просилъ ее не плакать, убѣждая не истощать своихъ слабыхъ силъ…

Было уже около полудня, когда карета лорда покатилась въ Лондонъ. Матильда была въ восхищеніи отъ того, что сидѣла вмѣстѣ съ своимъ отцомъ и принимала отъ него тысячи нежнѣйшихъ ласкъ.

Хотя это происходило уже въ ноябрѣ, но молодой дѣвушкѣ казалось, что солнце никогда не сіяло такимъ пышнымъ блескомъ.

По пріѣздѣ въ Лондонъ, радость Матильды еще болѣе увеличилась: всѣ слуги встрѣтили ее съ искреннимъ уваженіемъ, отецъ съ нѣжностью заботился о ней. Она была на верху блаженства, и одна только посторонняя мысль еще занимала ее — мысль о свиданіи съ миссъ Вудли и съ Сандфоромъ.

XXIX.

Во все это время, Рушбрукъ былъ въ Эльмвуд-Кэстлѣ, но не столько по приказанію дяди, сколько по просьбамъ и благоразумнымъ доказательствамъ Сандфора. Еслибъ не Сандфоръ, онъ непремѣнно послѣдовалъ бы за лордомъ, не смотря на опасность снова раздражить его. Молодой человѣкъ увѣрялъ, что не можетъ перенести страшную неизвѣстность о судьбѣ Матильды. Правда, что отважность Эльмвуда была ему извѣстна и поспѣшность, съ которою лордъ отправился на избавленіе дочери, могла его разувѣрить, но влюбленные упрямы столько же, сколько женщины.

Дѣйствительно, миссъ Вудли, осмѣлившаяся пріѣхать въ Эльмвуд-гоузь, раздѣляла мнѣніе Рушбрука, и никакія доказательства Сандфора не въ силахъ были разубѣдить ее.

Въ этихъ странныхъ спорахъ, они съ восхищеніемъ получили отъ Эльмвуда извѣстіе объ избавленіи Матильды и приглашеніе пріѣхать въ Лондонъ.

Рушбрукъ и миссъ Вудли съ нетерпѣніемъ спѣшили отъѣздомъ и докучали Сандфору, который, напротивъ, изъ любви къ Матильдѣ, хотѣлъ болѣе замедлить, чѣмъ ускорить отъѣздъ.

— Напрасно, говорилъ прелатъ: — спѣшите вы раздѣлить съ лордомъ Эльмвудомъ его нѣжную заботливость о дочери… Покамѣстъ, тамъ нѣтъ никакой замѣны у отца… и отецъ самъ принужденъ исполнять обязанность попечительнаго воспитателя… Тѣмъ лучше — онъ привыкнетъ къ ней, и эта привычка сдѣлается такъ сильна, что онъ не будетъ въ-состояніи разлучиться съ нею, въ случаѣ, еслибъ даже его прежнее рѣшеніе стало побуждать его къ этому. Пока мы останемся здѣсь, Матильдѣ нечего бояться своего отца, но я не стану удивляться, если по пріѣздѣ нашемъ, особенно если мы ускоримъ его, милордъ еще разъ удалитъ свою дочь…

Это важное доказательство Сандфора удержало ихъ на нѣсколько дней, по прошествіи которыхъ они съ восхищеніемъ поѣхали въ Лондонъ.

Когда они пріѣхали туда. Матильда встрѣтила ихъ на концѣ лѣстницы, обняла миссъ Вудли, бросилась на шею къ Сандфору и съ дружескимъ участіемъ подала руку Рушбруку, который стоялъ отъ нея въ отдаленіи, удерживаемый робкимъ чувствомъ своей любви.

Лордъ Эльмвудъ ласково принялъ ихъ, а въ особенности Сандфора, съ которымъ онъ не говорилъ со времени послѣдняго разговора, въ которомъ прелатъ сдѣлалъ намекъ на печальное положеніе Матильды. Сандфоръ, точно такъ же какъ и его спутники, увидѣли, что Эльмвудъ обходится съ дочерью съ непринужденной ласковостью, какъ-будто она съ самаго дѣтства жила съ нимъ. Впрочемъ, казалось, что отъ-времени-до-времени графа безпокоила мысль, чтобъ Рушбрукъ не огорчился присутствіемъ Матильды, опасной соперницы, которая могла оспоривать у него и любовь Эльмвуда и его богатство. Онъ очень-хорошо помнилъ, съ какою готовностью Рушбрукъ принималъ участіе въ интересахъ Матильды, но все-таки неожиданное примиреніе его съ дочерью могло огорчить молодаго человѣка. Однакожъ, Эльмвудъ ошибся: этого подозрѣнія вовсе нельзя было примѣнить къ Рушбруку. Онъ искренно любилъ Матильду, и счастіе ея отца, и память о ея матери были такъ драгоцѣнны ему, что онъ не могъ не радоваться примиренію ея съ отцомъ. Притомъ же, какая-то тайная надежда говорила ему, что со временемъ онъ можетъ раздѣлить съ Матильдою ея счастіе.

Непредвидѣнныя обстоятельства на нѣсколько времени отвлекли Эльмвуда отъ мысли о бракѣ Рушбрука. Теперь онъ былъ гораздо снисходительнѣе и не хотѣлъ снова ставить его между двумя опасностями — или безусловно повиноваться ему, — или навсегда лишиться его расположенія. Послѣднія обстоятельства смягчили сердце Эльмвуда; однакожъ, ему все еще хотѣлось заключить предположенный союзъ. Характеръ его былъ слишкомъ непоколебимъ и онъ никогда не могъ забыть давно-обдуманные планы. Никогда, даже при настоящемъ случаѣ, онъ ни на минуту не допускалъ мысли передать Матильдѣ права наслѣдства въ ущербъ Рушбруку.

Однакожь, Эльмвудъ, надѣясь теперь на свое хладнокровіе, рѣшился снова заговорить съ Рушбрукомъ по поводу брака и увѣрить его, что ему нечего было опасаться присутствія Матильды.

Рушбрукъ, между-тѣмъ, уже успѣлъ внушить къ себѣ расположеніе Матильды, хотя и не вполнѣ: она любила его, какъ друга, какъ брата, но не болѣе. Ей никогда не приходила въ голову мысль о другой любви, и дружба ея съ Рушбрукомъ была чистымъ, безстрастнымъ, почти дѣтскимъ чувствомъ; между-тѣмъ, какъ Рушбруку стоило не мало усилій скрывать страданія, которыя любовь къ ней поселила въ его страстномъ сердцѣ.

Приглашенный лордомъ Эльмвудомъ для окончательнаго отвѣта, Рушбрукъ, послѣ продолжительной нерѣшимости, признался, что сердце его уже не принадлежитъ ему, и не принадлежало уже задолго до предложенія, которое ему сдѣлалъ лордъ Эльмвудъ.

Лордъ спросилъ юношу, кто былъ предметомъ его нѣжной привязанности.

— Не смѣю признаться вамъ, милордъ, отвѣчалъ Рушбрукъ: — но мистеръ Сандфоръ можетъ засвидѣтельствовать, что моя любовь самая искренняя, и что мое сердце уже давно окончательно рѣшило мой выборъ.

— Рѣшило? вскричалъ графъ.

— Да, милордъ, и однакожъ, та, которую я люблю, не знаетъ моихъ чувствъ, и, клянусь, не узнаетъ ихъ, если вы не позволите мнѣ открыться ей.

— Какъ же зовутъ ее? спросилъ съ безпокойствомъ лордъ Эльмвудъ.

— Не смѣю сказать, милордъ; въ послѣдній разъ, когда я произнесъ вамъ ея имя, вы назвали мой поступокъ дерзостью.

Эльмвудъ затрепеталъ.

— Моя дочь! воскликнулъ онъ: — вы хотите жениться на ней?

— Да… если вы одобрите мой выборъ.

Эльмвудъ не дослушалъ даже окончанія этой фразы и вышелъ, оставивъ племянника въ страшномъ смущеніи и ужасѣ.

Лордъ вошелъ въ комнату, въ которой сидѣли Сандфоръ, Матильда и миссъ Вудли, и съ гнѣвомъ вскричалъ:

— Рушбрукъ оскорбилъ меня самымъ непростительнымъ образомъ. Подите, Сандфоръ, скажите ему, чтобъ онъ тотчасъ оставилъ мой домъ и навсегда.

Миссъ Вудли подняла руки къ небу.

Сандфоръ медленно всталъ, чтобъ исполнить порученіе лорда Эльмвуда.

Матильда вдругъ заплакала.

Въ комнатѣ сдѣлалось глубокое молчаніе. Наконецъ Эльмвудъ вскричалъ съ гнѣвомъ:

— Слышали ли вы, Сандфоръ?

Сандфоръ, не говоря ни слова, подошелъ къ двери, но Матильда удержала его и сказала:

— Не ходите къ нему.

— Какъ? вскричалъ Эльмвудъ, и глаза его засверкали гнѣвомъ.

Матильда схватила руку отца и упала передъ нимъ на колѣни.

— Рушбрукъ мнѣ родственникъ, сказала она прерывающимся отъ волненія голосомъ: — онъ другъ мнѣ. Онъ заботился о моемъ счастьи прежде, нежели вы начали любить меня. Онъ страдалъ за меня.

Эльмвудъ отвернулся, стараясь скрыть свое волненіе и потомъ, послѣ минутнаго молчанія, сказалъ:

— Знаете ли, чего онъ требовалъ отъ меня?

— Нѣтъ, отвѣчала простодушно Матильда: — впрочемъ, милордъ, чего бы ни просилъ онъ, простите ему эту просьбу, если только не можете исполнить ее.

— Но, можетъ-быть, вы согласитесь?

— Да, если это въ моей власти,

— Совершенно въ вашей. Подите въ библіотеку и выслушайте его… Отъ васъ зависитъ его участь.

Матильда быстрѣе молніи выбѣжала изъ комнаты, между-тѣмъ, какъ Сандфоръ мысленно радовался.

Рушбрукъ, пораженный гнѣвомъ дяди, сидѣлъ въ отчаяніи. Матильда быстро отворила дверь и сказала:

— Мистеръ Рушбрукъ, я пришла утѣшить васъ.

— Вы всегда утѣшали меня, отвѣчалъ юноша.

— Чего вы просили у моего отца?

— Я просилъ у него того, что для меня дороже самой жизни.

— Радуйтесь, ваше желаніе исполнится.

— Милая Матильда, не въ вашихъ рукахъ находится власть исполнить мою просьбу.

— Но милордъ сказалъ, что это зависитъ отъ меня и предоставилъ мнѣ полное право или согласиться на вашу просьбу, или отказать…

— Не-уже-ли? воскликнулъ Рушбрукъ въ изумленіи.

— Да, онъ сказалъ это при мистерѣ Сандфорѣ и при миссъ Вудли. — Скажите жь теперь, чего вы желали?

— Я просилъ у него спутницы для своей жизни.

Матильда съ грустью взяла Рушбрука за руку и вдругъ опустила ее, поблѣднѣла и не могла произнести ни слова.

— Что значитъ ваша блѣдность, ваша грусть? спросилъ молодой человѣкъ: — развѣ вы не желаете мнѣ счастія?

— О, желаю, вскричала Матильда: — клянусь Небомъ, я желаю вамъ счастія, но мнѣ горько думать, что намъ должно будетъ разстаться.

— Такъ будемъ неразлучны до гроба, воскликнулъ Рушбрукъ, упавъ къ ногамъ Матильды.

— Но зналъ ли лордъ Эльмвудъ, зачѣмъ онъ къ вамъ посылалъ меня? спросила дѣвушка.

— Онъ зналъ, отвѣчалъ Рушбрукъ: — я осмѣлился признаться ему въ своей любви, и онъ предоставилъ вамъ рѣшить мою участь. О, не осуждайте меня на страданіе.

Читатель, знакомый съ сердцемъ Матильды, легко догадается, могла ли она произнести такой страшный приговоръ, и предположивъ, что не могла, очень-основательно дойдетъ до заключенія, что бракъ этотъ былъ счастливъ.

Читатель видѣлъ въ исторіи легкомысленной миссъ Мильнеръ, какъ опасны послѣдствія дурнаго воспитанія. За то, какія прекрасныя надежды подаетъ школа благоразумія, въ которой была воспитана Матильда.

И мистеръ Мильнеръ, дѣдъ Матильды, лучше бы распорядился, еслибъ передалъ свое богатство дальнимъ родственникамъ, какъ это сдѣлалъ лордъ Эльмвудъ, давшій своей дочери вмѣсто всякаго наслѣдства хорошее воспитаніе!

"Отечественныя Записки", №№ 6—7, 1848