Происхожденіе идеи времени. Гюйо. Переводъ съ французскаго. Смоленскъ, 1891 г. Талантливый французскій философъ, извѣстный и русской публикѣ своими сочиненіями по этикѣ и эстетикѣ, оставилъ послѣ своей смерти психологическое изслѣдованіе о времени, которое на французскомъ языкѣ было издано съ предисловіемъ Фулье, проводившимъ параллель между теоріей Канта и Гюйо. Гюйо не согласенъ съ Кантомъ въ томъ, что время есть апріорное условіе сознанія; по его мнѣнію, время есть не условіе, а простой продуктъ сознанія; время не входитъ въ природу сознанія, но является его результатомъ. Гюйо не согласенъ также и со Спенсеромъ. Спенсеръ помощью времени желаетъ построить пространство; въ противуположность этому Гюйо утверждаетъ, что мы лишь помощью пространства можемъ себѣ представить время. Ближе онъ такъ опредѣляетъ генезисъ времени. Идея времени, также какъ и идея пространства, эмпирически есть результатъ приспособленій нашей дѣятельности и нашихъ желаній къ одной и той же средѣ. Желаніе заключаетъ въ себѣ въ зародышѣ идею возможности, а эта идея, противуполагаясь идеѣ дѣйствительности, становится «предъидущимъ», т.-е. чѣмъ-то идеальнымъ и воображаемымъ, предшествующимъ живому проявленію реальнаго. Первоначально будущее — это долженствующее быть, это то, чего я не имѣю и чего я хочу или что мнѣ нужно, это то, что я стремлюсь произвести. Тогда какъ настоящее сводится къ дѣятельности сознательной и концентрирующейся около самой себя, будущее сводится къ дѣятельности, стремящейся къ другимъ предметамъ, отыскивая то, чего ему недостаетъ. Время закрылось бы для существа, которое ничего не желало бы и ни къ чему не стремилось бы.
Это выведеніе идеи времени изъ желанія, изъ нашей активности есть самый оригинальный пунктъ въ сочиненіи Гюйо. Въ главѣ четвертой онъ касается вопроса о памяти. Весьма оригинально приводитъ сравненіе памяти съ фонографомъ. Душа есть тетрадь фонографическихъ листовъ (Дельбёфъ). Затѣмъ подробно обосновываетъ то положеніе, что представленіе времени имѣетъ форму пространственную. Говоря объ иллюзіяхъ времени, онъ замѣчаетъ, что длину прорекшаго времени мы опредѣляемъ рядомъ вставляемыхъ въ него воспоминаній. Отсюда слѣдуетъ, что чѣмъ многочисленнѣе, интензивнѣе и отчетливѣе наши воспоминанія, вставляемыя между двумя конечными пунктами извѣстнаго промежутка времени, тѣмъ промежутокъ этотъ будетъ казаться намъ больше. Въ заключеніе авторъ приходитъ къ тому выводу, что его теорія несогласна съ ученіемъ Канта объ апріорности времени. Мы, съ своей стороны, позволимъ себѣ замѣтить, что эта прекрасная, блестяще написанная книжка касается только одной стороны проблемы времени. И точнѣе было бы, если бы онъ, вмѣсто того, чтобы называть свою книжку генезисъ идеи времени, назвалъ ее генезисъ способности локализаціи во времени.