Извѣстному композитору (сочинителю музыки) Глюку случилось однажды быть въ Цюрихѣ, гдѣ жилъ Лафатеръ. Знаменитый музыкантъ слыхалъ мелькомъ о его трудахъ, и хотя не совсѣмъ вѣрилъ въ справедливость его ученія и наблюденіи, однакоже, при своемъ пылкомъ умѣ и воображеніи, любившемъ все чудесное, желалъ встрѣтиться съ этимъ ученымъ и потому отправился къ нему. Знаменитый физіономистъ сидѣлъ въ своемъ кабинетѣ и былъ занятъ своей обширной перепиской, ко горой посвящалъ большую часть утра. Лафатеръ, повидимому, не замѣтилъ прихода Глюка и, занятый своимъ дѣломъ, продолжалъ писать, даже не взглянувъ на посѣтителя. Такъ прошло съ полчаса, и Глюкъ уже началъ приходить въ замѣшательство отъ столь долгаго ожиданія. Наконецъ Лафатеръ, устремивъ на него голубые свои глаза, исполненные ума и доброты, спросилъ, съ кѣмъ онъ имѣетъ честь говорить? Глюкъ, извинившись, съ улыбкою отвѣчалъ, что онъ предоставляетъ ему самому рѣшить его вопросъ, присовокупивъ, что ему не составить большого труда сказать кто и что онъ. Лафатеръ, нисколько не смутившись такимъ отвѣтомъ, сталъ внимательно разсматривать его наружность, и чрезъ нѣсколько минутъ сказалъ: «нѣтъ, я не ошибаюсь: вы музыкантъ»…. «Правда», отвѣчалъ Глюкъ, «по это еще не очень опредѣлительно. Не можете ли сказать, что именно составляетъ предметъ моихъ музыкальныхъ занятій?» При этомъ вопросѣ Лафатеръ замолчалъ, задумался и, всматриваясь въ лицо гостя, чрезъ нѣсколько минутъ сказалъ: «вы композиторъ, драматическій композиторъ!… Ваши отличительныя признаки: сила, энергія, смѣлость, возвышенность чувствъ, величіе идей»… Потомъ Лафатеръ началъ рыться въ своей библіотекѣ, вынулъ оттуда великолѣпно переплетенное сочиненіе и, показывая его Глюку, сказалъ: "бьюсь объ закладъ, что вы сочинитель этой партитуры. Композиторъ увидѣлъ свою оперу: «Паденіе Гигантовъ», имѣвшую колоссальный успѣхъ въ цѣлой Германіи, и изумился такой необычайной прозорливости этого человѣка, который его лично вовсе не зналъ. Лафатеръ продолжалъ, «я еще не все высказалъ: вы призваны къ великому дѣлу… Вы оставите послѣ себя прекрасный путь, безсмертныя воспоминанія… Вы будете основателемъ школы знаменитой… Вы заключаете въ душѣ своей необыкновенную силу творчества и тотъ пылъ въ борьбѣ и битвѣ, который образуетъ славныхъ предводителей и упрочиваетъ побѣду». Когда Лафатеръ это говорилъ, лицо его сіяло, при возрастающей торжественности голоса.
Глюкъ въ самомъ дѣлѣ былъ впослѣдствіи основателемъ школы, которая образовалась послѣ выхода въ свѣтъ его оперы: Ифигенія въ Тавридѣ. Она была дана въ Парижѣ, спустя три года послѣ этого происшествія, съ блестящимъ успѣхомъ.