I.
править— И что только будетъ!? — повторялъ казакъ Терентій, мотая головой.
— И какъ только жить будемъ?!.. — отвѣчалъ бывшій атаманъ Амфилъ. — То-есть ни взадъ ни впередъ… Нѣту ходу — и кончено.
Казаки были старые, дюжіе. У атамана Амфила была повреждена турецкой пулей лѣвая скула, чѣмъ онъ немало гордился. Даже красные носы, обличавшіе крайне неосторожное обращеніе съ напитками, придавали имъ извѣстную солидность. Какой же казакъ не любитъ выпить? Сейчасъ казаки сидѣли въ задней избѣ, гдѣ Терентій по зимамъ держалъ телятъ и ягнятъ и гдѣ поэтому воздухъ не отличался особенной чистотой. Но послѣднее обстоятельство сейчасъ не существовало, потому что подъ столомъ стояла цѣлая четверть водки, и казаки время отъ времени выпивали по стаканчику, оглядываясь на дверь.
— И только что дѣлается съ бабами передъ праздникомъ, — ворчалъ Амфилъ. — Моя Матрена совсѣмъ озвѣрѣла… Приступу къ ней никакого нѣтъ. Рветъ и мечетъ…
— И моя Агаѳья не лучше… Ну, сочельникъ, ну, завтра Рождество, а мы чѣмъ виноваты? Прямо давеча прогнала изъ передней избы, хоть на улицѣ ночуй. Я даже разсердился, а тутъ подъ руку въ сѣняхъ четверть водки попалась… Думаю, позову кума Амфила и разочнемъ четверть въ лучшемъ видѣ, потому какъ вино къ празднику припасено…
— Ужъ это извѣстное дѣло.
Станичныя казачки, дѣйствительно, орудовали въ сочельникъ съ особеннымъ ожесточеніемъ — мыли, скребли, чистили, прибирали и охорашивали. Казаки выгонялись безъ всякаго сожалѣнія прямо на улицу и уныло бродили по станицѣ, какъ заблудившаяся скотина. Казакъ Терентій совершенно случайно стащилъ у жены четвертную бутыль водки и пригласилъ по этому случаю кума Амфила. Но незаконно пріобрѣтенная водка не давала веселья, а, наоборотъ, нагоняла самыя грустныя размышленія. Говорила о возраставшей на нее дороговизнѣ, о непочтеніи молодыхъ казаковъ къ старшимъ, о томъ, что съ каждымъ годомъ жить дѣлается все труднѣе. Кажется, и земли достаточно, и золотые промысла подъ рукой, только работай, и служба супротивъ прежняго куда легче, а вотъ прежде-то казаки куда лучше жили. Положимъ, денегъ было меньше, а жили лучше. На что, кажется, скотина, а и то лучше велась, потому что травы были лучше. Въ урожайные годы, бывало, свиней пшеницей откармливали.
Станица Уметъ затерялась въ степной глуши Оренбургской губерніи и, дѣйствительно, особеннаго великолѣпія собою не представляла, особенно по зимамъ, когда ее заносило саженнымъ снѣгомъ. Мало того, съ каждымъ годомъ станица дѣлалась хуже, и народъ бѣднѣлъ на глазахъ, пропиваясь до нитки на золотыхъ промыслахъ. Что казаки ни заработаютъ, то и пропьютъ, да еще своего домашняго добра прихватятъ.
— Отрыгнулось намъ это самое золото совсѣмъ наоборотъ, — жаловался Амфилъ. — Хозяева-то на промыслахъ богатѣютъ, а мы бѣднѣемъ.
— Черезъ золото вся бѣда выходитъ… Теперь все изъ дому-то на промысла волокутъ — и хлѣбъ, и сѣно, и скотину, а деньги на пропой души.
— Ужъ это что говорить… Эта самая водка, ежели разобрать…
Терентій почесалъ въ затылкѣ и неожиданно прибавилъ:
— А помнишь, когда вышла дешевая акцизная водка, проѣзжалъ черезъ Уметъ одинъ баринъ…
— Мало ли господъ проѣзжало…
— Нѣтъ, онъ еще у тебя останавливался тогда… Ну, изъ-за котораго разссорилисъ тогда Михаила Кочетъ и Лука Першинъ?
— Ахъ, да… Помню даже очень хорошо. Черный изъ себя, глаза такіе вострые…
— Ну, такъ онъ, помнишь, какъ тогда сказалъ намъ: «Ну, казачкѣ, какъ ведро выпьете, такъ рупь шесть гривенъ и въ карманѣ»… да. Потому откупная водка стоила шесть рубликовъ ведерко, а дешевая акцизная выбѣжала на четыре рубля сорокъ копеекъ.
— И правильно сказалъ, шутъ его побери.
— Посмѣялся надъ нами, дураками.
— Еще вотъ какъ посмѣялся-то. Лучше не надо… А какъ онъ разссорилъ Луку съ Михайлой, — сколько время прошло, а старики никакъ не могутъ помириться. И изъ-за чего все дѣло вышло — плюнуть не стоитъ. Помнишь, Амфилъ, какъ онъ тогда училъ, какъ водку пить «на шарапъ»? Собралось тогда у тебя въ избѣ, какъ сейчасъ помню, семъ человѣкъ… Еще покойникъ дьячокъ Гаврилычъ былъ… Ну, онъ сосчиталъ насъ всѣхъ, отобралъ шесть рюмокъ и говоритъ: «Теперь милости просимъ, казачки»… Шестеро-то выпьютъ, а седьмому и не хватаетъ. Ну, сначала это даже забавно выходило, а потомъ и пошла музыка… Михайла-то съ Лукой за одну рюмку уцѣпились и чуть не подрались. Такъ съ тѣхъ поръ промежду ними и не стало согласія. Все насупротивъ другъ дружкѣ дѣлаютъ… Батюшка отецъ Геннадій разовъ съ пять хотѣлъ ихъ замирить — куды, еще хуже того. Такъ оба на стѣну и лѣзутъ, какъ чумные быки. Одной рюмкой ушибъ баринъ обоихъ…
— Ужъ это что говорить. Другое слово-то хуже ножа… Мудреный баринъ-то оказался.
По этому поводу казаки еще выпили. Прожевывая корочку чернаго хлѣба, Терентій обратилъ вниманіе, что на столѣ оказался третій стаканчикъ. Онъ отлично помнилъ, что было всего два, а тутъ вдругъ третій появился. У старика даже мурашки по спинѣ пробѣжали; только заговорили о мудреномъ баринѣ, какъ на столѣ сейчасъ лишній стаканчикъ объявился. Нагнувшись къ уху Амфила, Терентій прошепталъ:
— Видѣлъ?
— Что?
— А стаканчикъ?
— Ну?..
— Два было стаканчика, а откуда третій взялся?
Амфилъ протеръ глаза и нѣсколько разъ посмотрѣлъ то на кума Терешія, то въ стаканъ. Получалась, понятно, чертовщина… А кумъ Терентій, дрожа отъ страха, сообразилъ все.
— Мы только помянули «его», а онъ и стаканчикъ подсунулъ, — объяснилъ онъ..
Кумъ Амфинъ глухо замычалъ, какъ припертый къ стѣнѣ быкъ. Потокъ Терентій хлопнулъ себя по лбу и проговорилъ уже громко:
— Дураки мы, кумъ, вотъ что…
— Ну?
— Тогдашній-то баринъ, которой училъ насъ водку шить «на шарапъ», былъ даже совсѣмъ не баринъ, а просто проѣзжающій чортъ… да!.. Поди слыхалъ, какъ онъ по всей Сибири объѣзжаетъ и добрыхъ людей смущаетъ? Вотъ онъ самый былъ тогда у насъ въ Уметѣ…
— Кто-о?
— Вѣрно тебѣ говорю!.. Гдѣ ужъ онъ проѣхалъ — добру не бывать. Однимъ словомъ: проѣзжающій чортъ.
II.
правитьСчастливая мысль кума Терентія очень понравилась Амфилу, а онъ даже хлопнулъ себя по ляжкамъ. Ну, конечно, проѣзжающій чортъ… Кажется, ясно. Его работа. Недаромъ старики говорили, что именно этоть проѣзжающій чортъ свяжетъ всю Сибиръ желѣзной проволокой, потомъ пуститъ по проволокѣ огонь. Потомъ приспособитъ чугунку, — тогда и конецъ всему. Очень даже просто…
— То-то у меня тогда двѣ телушки околѣли, — соображалъ онъ вслухъ. — Потомъ жеребенокъ палъ… А ему стояло только поглядѣть — и конецъ дѣлу.
Мысли Терентія неслись уже дальше. Вотъ и стаканчикъ подсунутъ проѣзжающимъ чортомъ, какъ только вспомнили о немъ. Покачавъ головой, кумъ Терентій неожиданно для самого себя сказалъ:
— А знаешь что, кумъ Амфилъ?
— Ну?
— Возьмемъ да и помиримъ Михайлу съ Лукой, прямо на зло проѣзжающему чорту. Вѣдь они не знаютъ, почему ссорятся, а какъ мы имъ скажемъ — сейчасъ и очухаются.
— А что бы ты думалъ, кумъ Терентій? Въ самый даже разъ… Ты ступай за Лукой, а я приведу Михайлу. Будто такъ, вообще… Понялъ? Дѣло, молъ, есть… А какъ сойдутся здѣсь вмѣстѣ, мы имъ все и объяснимъ. Имъ ужъ некуда будетъ дѣваться… Мирись — и конецъ тому дѣлу. Будетъ грѣшить да добрыхъ людей смѣшить.
Кумъ Терентій припряталъ четверть за печку, оглядѣлся и только махнулъ рукой на стоявшій на столѣ третій стаканчикъ. А ну его…
Кумовья отправились и черезъ полчаса вернулись бъ сопровожденіи Михайлы Кочота и Луки Першина. Тоже дюжіе были казаки, обложенные благообразной сѣдиной. Когда они входили въ заднюю избу, то натолкнулись на Агаѳью, которая вертѣла въ рукахъ остававшійся на столѣ стаканчикъ и нѣсколько разъ обнюхивала его, какъ кошка. Кумъ Терентій чуть не покатился со смѣху. Вотъ дура баба — такъ и вцѣпилась въ чортовъ стаканчикъ. Понюхай, матушка, чѣмъ проѣзжающій чортъ пахнетъ… Михайла и Лука старались не смотрѣть другъ на друга, хотя оба и предчувствовали, что попали въ какую-то засаду.
— Что, унюхала водку? — пошутилъ кумъ Терентій надъ женой. — Проваливай по своимъ бабьимъ дѣламъ, а насъ оставь.
Когда Агаѳья вышла, кумовья достали изъ кармановъ свои стаканчики, поставили на столъ и захохотали. Однимъ словомъ, дура баба… Потомъ Терентій приперъ дверь на крюкъ, досталъ изъ-за печи росчатую четверть и поставилъ на столъ.
— Ну, говори, кумъ Терентій, — говорилъ Амфилъ, когда кумъ Терентій немного замялся.
— И скажу… — храбро отвѣтилъ онъ. — Думаешь, не скажу? А вотъ возьму и скажу все… Э, братъ, я первый все сообразилъ. Меня, братъ, не проведешь… А вы, Михайла и Лука, слушайте, потому какъ оказали себя непонимающими.
Нужно отдать полную справедливость куму Терентію, что онъ повелъ дѣло необыкновенно ловко и даже сдѣлался краснорѣчивымъ, насколько краснорѣчіе доступно оренбургскому казаку. Онъ приплелъ и о. Геннадія, и сочельникъ, и покойнаго дьячка Гаврилыча, а когда началъ объяснять, кто такой былъ баринъ, который училъ пить «на шарапъ», кумъ Амфилъ даже позавидовалъ ему. Угораздитъ же человѣка такъ складно да ловко говорить, точно береста на огнѣ изворачивается… Михайла Кочетъ и Лука Першинъ все время смотрѣли въ разныя стороны, а когда дѣло дошло до проѣзжающаго чорта — въ первый разъ послѣ сорокалѣтней ссоры взглянули другъ на друга. Въ самомъ дѣлѣ, изъ-за чего они ссорились? Именно, что проѣзжающій чортъ попуталъ…
— Поняли теперь, какихъ вы дураковъ валяли? — обратился къ нимъ кумъ Терентій въ заключеніе. — Ну, кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ, а вы поцѣлуйтесь… Пусть проѣзжающій чортъ порадуется. Будетъ ему надъ нами тѣшиться…
Михайла Кочетъ и Лука Першинъ подошли другъ къ другу и поцѣловались. Чтобы скрѣпить примиреніе навсегда, кумъ Терентій налилъ стаканчики водкой и только тутъ вспомнилъ, что одинъ стаканчикъ отъ проѣзжаго чорта.
— Кумъ Амфилъ, какъ же быть? — спрашивалъ онъ.
Всѣ начали разсматривать стаканчики, но никакой разницы не нашли, — всѣ три стаканчика были совершенно одинаковы. Кумъ Терентій долго чесалъ въ затылкѣ, не зная, какъ ему быть. Ясно было одно, именно, что проѣзжающій чортъ перепуталъ стаканчики на общій соблазнъ. Но, съ другой стороны, время было дорого, и кумъ Терентій рѣшилъ, что пусть его стаканчикъ будетъ самый вредный. Онъ подалъ по стаканчику Михайлѣ и Лукѣ и выпилъ съ ними.
— Будьте здоровы, не ссорьтесь… — говорилъ онъ, вытирая губы рукавомъ рубахи. — Ну, а теперь выпьемъ по второй.
Выпили еще по стаканчику, причемъ кумъ Терентій совершенно забылъ объ Анфилѣ. Выходило опять «на шарапъ». Когда стаканчики были налиты и выпиты въ третій разъ, бывшій атаманъ надѣлъ шапку и пошелъ къ двери.
— Кумъ, постой, куда ты? — спохватился Терентій.
— А домой… Спасибо на пріятномъ угощеньи. По-нашему это называется: проѣзжайте почаще мимо, безъ васъ веселѣе.
— Кумъ, Богъ съ тобой…
Но кумъ Амфилъ уже шагалъ по двору. Терентій совершенно растерялся и стоялъ носреди избы, раздвинувъ руки.
— Вотъ онъ какъ отрыгнулся, проѣзжающій-то чортъ, — шепнулъ Михайла Кочетъ Лукѣ Першину.
Съ этихъ поръ кумъ Терентій и кумъ Амфилъ перестали узнавать другъ друга и взводили другъ на друга всякія небылицы, такъ что о. Геннадій совершенно напрасно старался примирить ихъ.