Постоянные читатели «Русской Старины», безъ сомнѣнія, съ удовольствіемъ встрѣтятъ вновь на страницахъ этого изданія — давняго своего знакомаго Андрея Тимоѳеевича Болотова. Онъ памятенъ и дорогъ намъ. Дорогъ не потому только, что двадцать лѣтъ тому назадъ мы имѣли истинное удовольствіе украсить его разсказомъ первыя книги нашего историческаго сборника и затѣмъ четыре года сряду, изъ книги въ книгу, продолжали этотъ разсказъ, но потому, что прелесть простодушнаго, честнаго, полной жизненной правды, сказанія Болотова о бытѣ русскаго современнаго ему дворянства XVIIІ-го вѣка — была въ высокой степени привлекательна.
Жизнеописаніе А. Т. Болотова издано нами въ 1870—1873 гг. въ двадцати девяти частяхъ, составившихъ четыре тома; оно охватываетъ время съ конца XVII-го по 1795 годъ, т. е. почти по конецъ XVIIІ-го вѣка. Этотъ историко-литературный памятникъ занялъ весьма видное мѣсто въ ряду источниковъ новѣйшей отечественной исторіи; по общему признанію нашей исторической критики, Записки Болотова составляютъ наиболѣе цѣнный матеріалъ для исторіи быта, главнымъ образомъ, средняго, помѣстнаго великороссійскаго дворянства за время прошлаго столѣтія, почему онъ и является въ числѣ источниковъ въ монументальныхъ трудахъ самыхъ авторитетныхъ ученыхъ, какъ напр. историка С. М. Соловьева, а за нимъ и многихъ другихъ писателей и ученыхъ.
Представитель старой, коренной русской дворянской фамиліи — Андрей Тимоѳеевичъ Болотовъ — родился въ 1738-мъ году и, но существовавшему тогда закону общей служебной повинности для всего дворянства, рано поступилъ въ военную службу. Въ качествѣ офицера — онъ участвуетъ въ рядахъ русской арміи въ походахъ и сраженіяхъ семилѣтней войны съ Пруссіей; затѣмъ мы его видимъ адъютантомъ одного изъ генераловъ при дворѣ Петра III; однимъ изъ первыхъ по времени дворянъ, Болотовъ воспользовался манифестомъ 18-го февраля 1762 г., освободившимъ россійское дворянство отъ обязательной службы; далѣе мы его видимъ — помѣщикомъ села Дворянинова въ Тульской губерніи, Алексинскаго уѣзда, при чемъ онъ является типичнымъ представителемъ лучшихъ помѣщиковъ — хозяевъ домоводовъ и садоводовъ своего времени; мало этого, при «Московскихъ Вѣдомостяхъ» онъ издаетъ, первый по времени, сельско-хозяйственный журналъ «Экономическій Магазинъ», и въ виду его агрономическихъ свѣдѣній, путемъ труда и науки добытыхъ, Болотовъ приглашается въ управители удѣла (въ той же губерніи, село Богородицкъ, нынѣ городъ), удѣла питомца Екатерины II — Алексѣя Григорьевича Бобринскаго (род. 1762, ум. 1811 г.), съ 1796 года графа Бобринскаго.
Записки А. Т. Болотова — изданіе «Русской Старины», прерываются 1795 годомъ; мы имѣли предъ собой — 29 частей этого труда и напечатали все, что у насъ было; къ счастію, всѣ эти части шли непрерывно; но, извѣстно, что Болотовъ велъ свое сказаніе далѣе 1795 года, онъ писалъ его до дней самой глубокой старости, до которой и дожилъ, такъ какъ онъ умеръ въ 1833-мъ году, 96 лѣтъ отъ роду, и разсказъ его охватывалъ, въ двухъ собственной его руки редакціяхъ — «Черноваго журнала вседневныхъ событій» и обработаннаго уже систематическаго изложенія, время до 1811 года, такъ, по крайней мѣрѣ, утверждаетъ его покойный внукъ Михаилъ Павловичъ Болотовъ, которому дѣдъ читалъ отрывки изъ записокъ, именно изъ этого времени[1].
Оставивъ, въ 1796-мъ году, мѣсто управляющаго гр. А. Г. Бобринскаго, А. Т. Болотовъ поселялся окончательно въ своемъ имѣніи Дворяниновѣ и прожилъ еще 37 лѣтъ — весь поглощенный литературными и агрономическими занятіями.
Труды эти выразились во множествѣ всевозможныхъ собственноручныхъ рукописей, какъ оригинальныхъ, такъ и переводныхъ, въ прозѣ и стихахъ; всѣхъ его сочиненій, кромѣ «Экономическаго Магазина», 40 томовъ, по показанію его внука, было до 80. Труды эти были — историческіе, агрономическіе (домоводство, садоводство, о хозяйств. постройкахъ и проч.)[2], религіозные, критическіе — словомъ изъ разныхъ областей литературы, въ каковыхъ писалъ Андрей Тимоѳеевичъ: то былъ одинъ изъ самыхъ плодовитыхъ и самыхъ образованныхъ русскихъ писателей второй половины XVIII-го вѣка. Сравнительно лишь весьма небольшая часть его рукописей была напечатана; большая же часть была развезена его внуками (онъ имѣлъ одного сына и 4 дочери), въ разные концы Россіи, куда только они разъѣхались, и многія изъ этихъ рукописей были утрачены.
Лучшая часть архива А. Т. Болотова сохранилась у его достойнаго правнука В. А. Болотова, съ честью занимавшаго долгое время — постъ мироваго судьи въ С.-Петербургѣ и пользующагося уваженіемъ всѣхъ лицъ, его знающихъ. Сынъ его, Александръ Владиміровичъ, праправнукъ Андрея Тимоѳеевича, также заботливо относится къ библіотекѣ и архиву своего знаменитаго прапрадѣда.
Получивъ отъ В. А. и П. А. Болотовыхъ первыя 29 частей рукописи Записокъ А. Т. Болотова, которыя и напечатаны нами въ 1870—1873 гг. въ приложеніи къ «Русской Старинѣ» тѣхъ годовъ, мы въ 1886-мъ году получили найденныя ими у родныхъ еще пять книжечекъ второй обработанной А. Т. Болотовымъ редакціи его Записокъ — именно части Зо, 36, и 37, заключающія въ себѣ его разсказъ о 1799—1802 гг., затѣмъ особые томики, заключающіе описаніе 1802 г. съ 7-го октября и 1805 г. жизни этого писателя; такимъ образомъ, между 1795-мъ годомъ, на которомъ прерываются Записки Болотова, изд. при «Русской Старинѣ» 1870—1873 годовъ, и текстомъ теперешняго продолженія описанія жизни «Андрея Болотова» — пробѣлъ въ четыре года; къ нему относится имѣющійся у насъ отъ г. Киселева дневникъ Болотова[3].
Помянутые пять томиковъ рукописи Записокъ А. Т. Болотова, — именно 1799—1802 и 1805 годовъ мы представляемъ нынѣ на страницахъ «Русской Старины». Составлены они А. Т., по его черновому дневнику, въ 1821—1827-мъ годахъ и нѣкоторые изъ нихъ занимаютъ болѣе 400 страницъ, въ небольшую 8-ю долю листа, книжечки, какъ и предъидущіе томики, переплетены А. Т. въ бумажный переплетъ, на корешкѣ ихъ надписи: «Описаніе жизни Андрея Болотова, часть 35, 36, 37».
Содержаніе этихъ частей не богато изложеніемъ крупныхъ историческихъ событіи; составитель Записокъ продолжаетъ въ нихъ прежній свой разсказъ о своемъ и сосѣдей своихъ бытѣ. Разсказъ этотъ, не смотря на мелочность, весьма ярко живописуетъ быть средняго великорусскаго дворянства во всѣхъ подробностяхъ, касающихся воспитанія, службы по выборамъ, взаимныхъ отношеній помѣщиковъ, въ особенности здѣсь много дано мѣста весьма интереснымъ спорамъ и изложенію хода тяжебъ по размежеванію земель, — что составляло въ концѣ XVIIІ-го вѣка важный для помѣщиковъ-дворянъ вопросъ; тутъ-же вырисовываются отношенія помѣщиковъ къ крестьянамъ; нравы, обычаи, свадебные, похоронные и друг., пиры, угощенія, забавы, сельско-хозяйственныя занятія и проч. и проч. Текстъ Записокъ Болотова, какъ и прочихъ въ «Русской Старинѣ», мы печатаемъ дословно точно и вѣрно.
Въ заключеніе этого предисловія не можемъ не повторить того, что мы еще въ 1873 году говорили[4] о языкѣ «Жизнеописанія А. Т. Болотова»: «Языкъ Записокъ Болотова поистинѣ образецъ чисто русскаго, разговорнаго языка прошлаго столѣтія, выраженій, оборотовъ, притомъ такихъ выраженій старинныхъ, которыя вполнѣ заслуживаютъ возобновленія въ русской рѣчи, особенно теперь, когда современный нашъ языкъ засоренъ такою массою иностранныхъ словъ, въ замѣну которыхъ существуютъ не только равносильныя, но и того сильнѣйшія, весьма выразительныя, русскія слова… Въ этомъ случаѣ иностранную мѣдь мы цѣнимъ дороже собственнаго золота. Своеобразный слогъ Болотова, мѣткость его выраженій, ихъ картинность и точность составляютъ одну изъ лучшихъ особенностей его Записокъ».
Повторяемъ увѣренность, что давніе читатели «Русской Старины» съ удовольствіемъ встрѣтятъ въ ней, время отъ времени, продолженіе разсказа этого прекраснодушнаго и весьма умнаго русскаго человѣка: безъ преувеличенія можно признать, что устами Болотова говорятъ лучшіе русскіе люди прошлаго вѣка, т. е. тѣ, которые составляли именно сердце и умъ великаго, могучаго богатыря — русскаго народа.
Мой другъ! Сію часть исторіи моей жизни начну я описаніемъ хотя кратковременной, но по обстоятельствамъ своимъ достопамятной ѣзды моей изъ деревни своей въ Москву. Въ столицу сію призывала меня тогда крайняя нужда. Въ пребывающей въ оной межевой канцеляріи приводимо было тогда къ окончанію тамбовское наше спорное межевое дѣло съ г. Пашковымъ. Болѣе тридцати лѣтъ оно тянулось и все еще не совсѣмъ было рѣшено и кончено. Началось оно еще вскорѣ по изданіи о размежеваніи земель манифеста, черезъ покупку мною и покойнымъ дядею моимъ, изъ пустопорожней подлѣ тамбовской нашей деревни находившейся государственной и до 50 тысячъ десятинъ простиравшейся земли, нѣсколько сотъ десятинъ, отчасти завладѣнной нами, отчасти впустѣ еще лежащей земли, на которую получивъ владѣнные указы, мы и владѣли, хотя оная потомъ и не была намъ еще отмежевана, что въ тогдашнее время не было еще тамъ никакихъ межевщиковъ и межеванья. Чрезъ короткое время послѣ того прельстился сею огромною степью славной г. Пашковъ, имѣвшей, на оной маленькой хуторокъ и восхотѣвшей всею оною неправильнѣйшимъ образомъ обовладѣть и черезъ взятаго на свой коштъ землемѣра за собою отмежевать. Но какъ онъ по непомѣрной алчности своей не хотѣлъ удовольствоваться нѣсколькими тысячами десятинъ, а восхотѣлъ не только всею ею незаконнымъ образомъ завладѣть, но и насъ всѣхъ смежныхъ владѣльцевъ притѣснить, то и оспорили мы ему въ томъ и, объявивъ оною казенною землею, каковою она и была, довели до того, что онъ, начавъ было межевать, но оную принужденъ былъ неоконченною бросить.
Такъ и осталось тогда сіе дѣло до самыхъ тѣхъ поръ, какъ г. Князевъ опредѣлился вторымъ, но важнѣйшимъ членомъ въ межевую канцелярію, и какъ тогда наступило такое время, въ которое можно было черезъ деньги все въ межевой канцеляріи выработывать и земли сколько хотѣлось покупать изъ казны не только на свое, но и на чужія имена, то и присовѣтывали господину Пашкову купить всю оную степь на чужія имена, но онъ и тутъ съ одной стороны по безпредѣльной алчности своей, а съ другой, не смотря на все свое богатство, по скупости своей, восхотѣлъ сбездѣльничать и купить на семь чужихъ имянъ одну только окружную полосу земли, а всю внутренность удержать за собою безъ покупки, и какъ въ межевой канцеляріи не было еще сей степи и плана, то и продала она ему наобумъ и по его признакамъ и не болѣе 11 тысячъ десятинъ и дала ему своекоштнаго землемѣра для отмежеванія сихъ узкихъ полосъ, окружающихъ всю степь сію. Тутъ случилось ему по непомѣрной алчности своей сдѣлать непростительную ошибку и при назначеніи въ просьбѣ своей урочищъ, по которымъ ему купить хотѣлось, включить между прочими одно такое урочище, которое за нѣсколько лѣтъ до того продано было мнѣ и за тройную еще цѣну. Сіе, какъ скоро дошло до моего свѣдѣнія, и побудило меня скакать въ межевую канцелярію и, показавъ ей ея ошибку, просить, чтобъ она велѣла тому же землемѣру напередъ отмежевать мнѣ проданную давно уже и мною владѣемую землю, а потомъ уже межевать Пашкову.
А между тѣмъ усмотрѣлъ я и другую Пашкову ошибку, а именно, что онъ, описывая полосамъ своимъ урочищи, въ одномъ мѣстѣ не сомкнулъ ихъ между собою, а оставилъ версты на двѣ прорѣху и оное (оный?) входъ во все (всю?) внутренность степи, просилъ межевую канцелярію о продажѣ и мнѣ всей прорѣхи 1,000 десятинъ земли, которое количество мнѣ было и продано и тому же землемѣру велѣно было и отмежевать мнѣ.
Ежели бы г. Пашковъ былъ благоразуменъ и не слишкомъ жадничалъ землею, которая ему, какъ бездѣтному человѣку, вовсе была ненадобна, то могъ бы онъ вмѣстѣ съ проданною ему землею овладѣть безденежно и всею достальною и до 35 тысячъ десятинъ простиравшеюся степью — все дѣло зависѣло отъ того, чтобъ ему, согласно съ повелѣніемъ межевой конторы, дозволить межевщику вымежевать напередъ всѣ проданныя мнѣ земли, а послѣ уже чтобъ отмежевать проданныя себѣ, ибо тогда не кому бы было ему въ томъ полагать преграды и спорами своими всѣ плутни его выводить наружу.
Но человѣкъ сей не такого былъ свойства, чтобъ послѣдовать гласу благоразумія; я, ѣздивши нарочно для сего осенью въ тамбовскую свою деревню, хотя и предлагалъ ему сіе и даже просилъ о томъ, чтобы онъ меня напередъ успокоилъ и далъ мнѣ вымежеваться, обѣщевая ему не дѣлать, впрочемъ, никакого ему помѣшательства, но онъ не захотѣлъ никакъ на то согласиться, но, взявъ на свой коштъ землемѣра и обогативъ его мздою, велѣлъ ему наискорѣйшимъ образомъ и, не принимая никакихъ и ни отъ кого споровъ, отмежевывать, скачучи на лошадяхъ, всѣ проданныя ему полосы, и замежевать за собою даже и самую ту прорѣху и находящуюся въ оной и мнѣ проданную землю.
Какъ сіе производилъ онъ уже весною и когда меня тамъ не было, то и чертилъ онъ какъ ему хотѣлось и замежевалъ за собою не только всю степь, но и превеликое множество пахатныхъ сосѣднихъ земель, а въ томъ числѣ и моей земли множество. Симъ растрогалъ онъ меня уже до крайности и принудилъ скакать опять въ межевую канцелярію и подать на него жалобу и объяснить всѣ его плутни и неправильное замежеваніе за собою безденежно всей степи, а сіе и произвело то, что межевая канцелярія принуждена была все тамошнее межеванье остановить и для полученія о всей этой степи и окрестныхъ дачъ понятія отправить уже нарочнаго казеннаго землемѣра и велѣть ему всю ее снять на планъ и принять всѣ какіе будутъ и отъ него споры. А сіе и производилось нѣсколько лѣтъ сряду и какъ планъ со всего тамошняго края былъ въ канцелярію представленъ, то и усмотрѣла она всѣ плутни, и Пашковъ сколько ни старался, но не могъ ничего сдѣлать, а сіе и побудило его все сіе дѣло перевести въ Петербургъ въ тогдашнюю межевую экспедицію; но которая нашла все сіе огромное дѣло столь запутаннымъ, что не знала сама какъ къ нему приступить и что сдѣлать, но, не смотря на всѣ просьбы, пронырства и домогательства Пашкова, рѣшилась послать все сіе дѣло обратно въ межевую канцелярію съ тѣмъ, чтобы она отправила оное въ тамбовскую межевую контору и оной бы предписала рѣшить сіе дѣло на мѣстѣ по законамъ, когда по порядку дойдетъ до земель сіе дѣло. А посему то контора сія, какъ я прежде уже упоминалъ, и рѣшила сіе дѣло по самой справедливости, и какъ оказалось, что въ проданныхъ Пашкову и ему отмежеванныхъ полосахъ было замежевано нѣсколько тысячъ десятинъ лишнихъ, то и назначила она отмѣрить ему только то число, сколько ему продано, а изъ излишковъ намѣрить проданную землю мнѣ, которая тогда же мнѣ была и отмежевана, достальную же всю, простиравшуюся на нѣсколько десятковъ тысячъ десятинъ, опредѣлила взять въ казну, а за неправильное завладѣніе и присвоеніе себѣ взыскать штрафъ въ казну, нѣсколько десятковъ тысячъ рублей, съ Пашкова.
Симъ тогда и кончилось дѣло и я болѣе десяти лѣтъ и владѣлъ спокойно отмежеванною мнѣ землею и получалъ съ оной доходъ довольной.
Пашковъ же, будучи симъ конторскимъ рѣшеніемъ недоволенъ, подписалъ апеляцію и дѣло перешло опять въ межевую канцелярію, но и въ оной лежало до самаго сего времени безъ всякаго производства; а и въ сіе время принялась за дѣло, не потому что въ помянутой періодъ времени, по случаю перемѣны правительства, явились еще нѣкоторые просители сей земли себѣ, и нѣсколькимъ дано было отъ государя Павла І-го по нѣскольку тысячъ десятинъ изъ отрѣзанной отъ Пашкова, и канцеляріи нельзя было сихъ удовлетворить, не разсмотрѣвъ рѣшенія конторскаго и не войдя во все дѣло сіе въ подробность. Вотъ въ какомъ положеніи находилось сіе дѣло; но какъ между тѣмъ въ межевой канцеляріи всѣ члены и присутствующіе были уже не прежніе, а совсѣмъ иные, то и опасались оба мы съ сыномъ, чтобъ сіи изъ похлебства г. Пашкову не перековеркали всего конторскаго рѣшенія, и не подѣлали-бъ по пристрастію какихъ нибудь намъ пакостей и не лишили-бъ насъ намъ отмежеванной и владѣемой нами земли, а сіе всего легче могло произойтить, если не предупредить и не отвратить зла сего какимъ нибудь образомъ. Для самого себя и спѣшилъ я тогда ѣхать въ Москву, съ намѣреніемъ употребить все, что только можно будетъ для удержанія за собою толико важной и необходимо нужной и надобной земли, безъ которой вся наша тамошняя деревня очень малаго стоила, а съ нею сдѣлалась капитальною и довольно доходною.
Я отправился изъ деревни моей въ сей путь 25-го августа съ намѣреніемъ заѣхать къ родственнику тещи моей и старинному нашему знакомцу и другу Ивану Афанасьевичу Арцибышеву, живущему въ Серпуховскомъ уѣздѣ, верстъ съ 15 отъ сего города. Онъ просилъ меня, чтобъ къ нему въ сей разъ на перепутья заѣхать, и прислалъ даже человѣка, которому показать мнѣ въ селеніе его дорогу. Начало путешествія сего сопряжено было съ той непріятностью, что въ самое то время случилась ненастная дождливая погода, но какъ ни грязно было ѣхать, но я доѣхалъ до обиталища нашего родственника довольно еще рано и, ѣдучи мимо церкви ихъ прихода, засталъ самого его въ оной, дослушающаго обѣдню, и такъ успѣлъ и я еще застать кончикъ оной. По окончаніи же божественной службы ходили мы съ нимъ смотрѣть вновь построенную имъ церковь, и я далъ ему совѣтъ какъ подвесть подъ нее каменной цоколь. Отъ церкви до его дома было не очень близко, и я, по просьбѣ его, согласился доѣхать туда вмѣстѣ съ нимъ на его дрожкахъ, но скоро раскаялся въ томъ, ибо вдругъ припустилъ на насъ пресильной дождь и измочилъ обоихъ насъ до чрезвычайности. Я обѣдалъ и достальное время дня сего препроводилъ у него, въ Воскресенкахъ, и былъ угощеніемъ его очень доволенъ. Онъ дожилъ почти до старости, будучи не женатымъ, построилъ себѣ хотя изрядной домикъ, но жизнь велъ уединенную и хлопотливую и совсѣмъ почти странную. Онъ имѣлъ у себя хотя и денежки, но заботился безпрерывно о пріумноженіи своего достатка и вмѣсто того, что старость свою проживать въ покоѣ, провождалъ ее въ безпрерывныхъ хлопотахъ и заботахъ, и то и дѣло ѣзжалъ и на чемъ же — на дрожкахъ въ Москву и тамъ строилъ постоялые дворы для отдачи ихъ въ наймы.
Я не могъ всему тому и всему образу его жизни довольно надивиться и, переночевавъ у него, хотѣлъ было по утру продолжать путь свой далѣе, но онъ убѣдилъ меня просьбою остаться у него обѣдать, на что я тѣмъ охотнѣе согласился, что продолжалось все еще ненастье, — которое продолжалось и послѣ обѣда и помочило насъ довольно въ дорогѣ, и мы, ѣдучи очень грязною дорогою, едва успѣли доѣхать ночевать до Молодей. Симъ знаменитымъ селомъ владѣлъ тогда славный богачъ и экономъ Степанъ Егоровичъ Кроткой, — разбогатѣвшей дружно чрезъ употребленіе въ свою пользу огромнаго хлѣбнаго магазина, запасеннаго еще Пугачевымъ, въ его низовой деревнѣ и попоимкѣ онаго — у него (Кроткого) въ деревнѣ оставшаго. Я съ любопытствомъ смотрѣлъ на всѣ его въ семъ селеніи строенія, заведенія и разныя украшенія, и наслышался жалобъ на него крестьянъ, измученныхъ множествомъ земляныхъ и другихъ работъ. Переночевавъ въ семъ селѣ и обрадовавшись, что погода перемѣнилась и возстановилась опять ясная, продолжали мы свой путь далѣе и по грязной еще дорогѣ дотащились кое какъ до Молодецъ и, выкормивъ тутъ лошадей, успѣли еще въ тотъ же день, и довольно еще рано, доѣхать до Москвы.
Подъѣзжая къ сей древней нашей столицѣ и матери всѣхъ русскихъ городовъ и смотря на нее, говорилъ я самъ въ себѣ: о Москва! Москва! въѣзжаю я въ тебя съ безпокойнымъ и смущеннымъ духомъ! и съ какимъ то я изъ тебя выѣду! обрадуешь ли ты меня, или опечалишь!
Я и дѣйствительно озабоченъ былъ тогда множествомъ непріятныхъ обстоятельствъ. Во всей оной не было у меня никакихъ такихъ друзей и знакомцевъ, отъ которыхъ могъ я ласкаться надеждою полученіемъ какой нибудь въ дѣлѣ моемъ помощи; во всей оной не было кромѣ трехъ домовъ мнѣ сколько нибудь дружныхъ и знакомыхъ, а именно: домъ г. Крюкова, Александра Степановича, домъ тетки моей, Катерины Петровны Арсеньевой, и домъ брата ея, Андрея Петровича Давыдова, но отъ нихъ всего менѣе могъ я ожидать какого нибудь себѣ пособія; что-жъ касается до межевой канцеляріи, то во всей оной не было тогда у меня ни изъ судей, ни изъ секретарей, ни изъ канцелярскихъ служителей никого знакомаго, ибо, вмѣсто всѣхъ прежнихъ, были уже совсѣмъ иные люди. Итакъ, единая и наиглавнѣйшая надежда моя была на покровительствующаго всегда мнѣ Господа Бога, съ упованіемъ на котораго я и въѣхалъ тогда въ нашу старушку Москву.
Я остановился въ пріисканной повѣреннымъ нашимъ, пріѣхавшимъ прежде меня уже въ Москву, квартиркѣ, въ задней пристройкѣ дома Якова Ивановича Басаргина въ Зарядьѣ. Я ни мало немедля приступилъ тотчасъ ко всѣмъ по моему дѣлу хлопотамъ и всѣ четыре первые дня провелъ въ безпрерывномъ почти рысканьи и разъѣздахъ по Москвѣ и въ свиданіяхъ съ людьми для меня нужными, и какъ обо всемъ происходившемъ въ теченіи сихъ дней писалъ я 1-го сентября въ подробности къ моему сыну и въ письмѣ моемъ изобразилъ все тогдашнее мое положеніе и въ какомъ душевномъ смущеніи и разстройкѣ мыслей я находился, и куда, и куда именно ѣздилъ, то для объясненія всего того и помѣщу я письмо оное.
"Другъ мой Павелъ Андреевичъ! Изъ послѣднихъ моихъ писемъ, посланныхъ къ тебѣ изъ Дворянинова и въ Ламки и въ Гнилое болото на-удачу, гдѣ тебя найдутъ, знаешь уже ты, какое помѣшательство произошло въ производствѣ намѣренія нашего въ разсужденіи ѣзды нашей въ тамбовскую нашу деревню, а именно: то неожиданное обстоятельство, что межевое наше дѣло въ Москвѣ начали слушать, и я писалъ уже къ тебѣ о моемъ опасеніи, что не будетъ ли надобности ѣхать мнѣ въ Москву; а какъ теперь пишу въ тебѣ уже изъ сей столицы, то ты видишь, что я уже въ ней, и что обстоятельства, дѣйствительно, принудили меня, оставивъ всѣ свои нужды и надобности, ѣхать сюда. И слава Богу, что я и рѣшился сюда отправиться, дабы лично узнать обстоятельство нашего дѣла, а не положился на слова нашего повѣреннаго, который ни уха, ни рыла не смыслитъ и котораго здѣсь и въ пяру (?) не видать, а въ межевой, не только куда далѣе, но и въ подъяческую не пускаютъ. Итакъ, скажу тебѣ, что, отправившись изъ деревни еще 25-го августа, за сдѣлавшимся вдругъ превеликимъ ненастьемъ и испортившеюся дорогою, на-силу, на-силу на третій день къ вечеру въ Москву пріѣхалъ и, остановившись въ домѣ Я. И. Басаргина, по сіе время по Москвѣ все мычусь и разъѣзжаю, и на квартирѣ только что ночую, а теперь пріѣхалъ нарочно поранѣе домой, чтобъ все достальное время дня сего употребить на написаніе въ тебѣ въ оба мѣста, гдѣ я теперь тебя быть думаю, то есть въ Ламки и Паники, писемъ, къ чему теперь и приступаю.
Съ особеннымъ и чувствительнымъ прискорбіемъ скажу тебѣ. мой другъ, что дѣло наше нашелъ я здѣсь гораздо въ худшихъ обстоятельствахъ, нежели я думалъ и ожидалъ. Его, дѣйствительно, начали слушать и почти все прослушали и я подоспѣлъ точь въ точь къ самому важнѣйшему пункту времени, то есть къ его рѣшенію, и очень радъ уже тому, что осталось еще столько до рѣшенія времени, что можно мнѣ было еще успѣть познакомиться нѣсколько съ межевыми судьями и узнать въ какомъ оно положеніи и къ чему наклонны господа рѣшители жребія нашего. Словомъ, я никакъ не ожидалъ и не думалъ, чтобъ оно могло быть въ такомъ пакостномъ и опасномъ для насъ положеніи!
Коротко, я увидѣлъ, что великая наклонность господъ судей даже къ тому, чтобъ всю нашу покупку уничтожить и кассировать, и, оставивъ насъ при одной нашей дачной ничего незначущей земли, всею огромною степью подарить нынѣшняго г. Пашкова (который будучи не таково скупъ, какъ покойникъ нашъ прежній соперникъ, а еще богатѣе его, для насъ несравненно опаснѣе онаго), утвердивъ, что будто все это его дачная, и что будто тутъ нѣтъ никакой дико-порожней государственной земли. А что всего удивительнѣе, то сдѣланъ такой плутовской подборъ, что легко даже можетъ сіе и статься и имъ такъ рѣшить это дѣло и можно, и все рѣшеніе конторское перековеркать и уничтожить. Они даже поднимаютъ оное на смѣхъ и надъ рѣшеніемъ симъ насмѣхаются. Вотъ каковы нынѣ у насъ дѣла, а мнѣ казалося всегда, да и нынѣ кажется, что контора разобрала все это дѣло очень основательно и рѣшила правильно и свято! Но въ глазахъ госпожи канцеляріи оно ни къ чему не годится. Она съ особливымъ тщаніемъ выискиваетъ всѣ малѣйшія ея упущенія въ рѣшеніи, и старается изъ каждой мухи дѣлать слона, дабы только, привязавшись къ тому, можно было имъ сіе дѣло перековеркать и рѣшить по своему, а какъ — того они сами еще не знаютъ или, по крайней мѣрѣ, такъ говорятъ, то по всему тому легко ты можешь заключить, каково мнѣ было, при узнаніи о всѣхъ сихъ принятыхъ обстоятельствахъ. Я смутился чрезвычайно, и было отчего смутиться. Удержаніе за собою нашей покупной и уже намъ было отмежеванной земли, какъ ты самъ знаешь, для насъ превеликой важности. Что наша вся деревня безъ нея? ничего почти не будетъ значить! — почему не сомнѣваюсь, что и тебя сіе не менѣе смутитъ, какъ и меня, а что всего хуже, то съ прискорбіемъ и огорченіемъ душевнымъ тебѣ скажу, что и теперь еще духъ мой не успокоенъ, и я нахожусь въ мучительной неизвѣстности о томъ, что воспослѣдуетъ и чѣмъ все сіе дѣло кончится. Предвижу только то, что предстоитъ намъ еще премножество хлопотъ и убытковъ знаменитыхъ, и въ разсужденіи сихъ еще хорошо бы, еслибъ они не пропали, а пошли въ тукъ. Бѣды! когда бѣда сія и на деньги еще не пойдетъ, а когда бы пошло, то куда бы уже не шло, земля не того стоитъ, а спокойствіе на вѣкъ всего дороже!!
Разсказавъ вкратцѣ объ обстоятельствахъ сего проклятаго дѣла, разскажу теперь тебѣ подробнѣе обо всемъ, что успѣть я могъ по сіе время сдѣлать. Какъ пріѣхалъ я въ Москву къ праздничнымъ и неприсутственнымъ днямъ, то употребилъ я сіе время на то, чтобъ спознакомиться мнѣ съ важнѣйшимъ и дѣятельнѣйшимъ изъ господъ судей, господиномъ Пименовымъ. По особливому для насъ счастью случилось то, что онъ шуринъ Варнашову, а Барнашовъ знакомъ какъ-то нашему Андрею Михайловичу, и общему нашему съ нимъ повѣренному покровительствовалъ. Итакъ, прежде всего, адресовался я къ сему г. Барнашову и повѣренный нашъ привезъ меня въ домъ къ нему. Онъ принимаетъ меня очень хорошо и ласково, человѣкъ предоброй и любезной (но помни, что онъ былъ до сего въ межевой секретаремъ, а теперь секретаремъ въ ратгаузѣ московскомъ), но какъ бы то ни было, но я прошу его, чтобъ онъ рекомендовалъ меня своему шурину, и чтобъ доставилъ мнѣ съ нимъ свиданіе. Онъ это одолженіе и сдѣлалъ, и чрезъ него назначенъ мнѣ былъ день и часъ, когда бы мнѣ къ нему пріѣхать для переговорки и объясненія.
Всѣ мнѣ рекомендуютъ и хвалятъ сего господина Пименова и говорятъ, что онъ доброй человѣкъ, но узналъ же я стороною и то, что онъ и хапуга, любитъ и взять, но свои глаза паче слуха и видѣнья! День и часъ, назначенной для свиданья, наступилъ: я ѣду къ нему, но отъ воротъ чуть было не принужденъ былъ ѣхать, удивившись, назадъ, услышавъ, что его нѣтъ дома, — но на счастье оказалась это неправда, а онъ былъ дома и изволилъ только сидючи въ креслахъ почивать! и по счастью стукъ, произведенной каретою моею предъ окномъ его, разбудилъ его, и онъ поспѣшилъ выслать звать меня въ себѣ, велѣвшаго было каретѣ оборачиваться уже назадъ. Вхожу! принимаетъ меня какъ бы давно знакомаго, ласково, пріятно, дружелюбно, словомъ, милой и любезной человѣкъ. Я, кланяясь ему, упрашиваю быть къ намъ благосклоннымъ, употребляю всевозможнѣйшее краснорѣчіе и слышу увѣренія за увѣреніями, что готовъ намъ служить душею и сердцемъ. Но я всему тому худо очень вѣрю, но пользуясь благосклоннымъ его пріемомъ, сажусь и, мало-помалу, вхожу въ дѣло и въ объясненіе онаго. Приносится бывшій со мною планъ, скопированный еще въ конторѣ со всего сего спорнаго дѣла, говоримъ и разговариваемъ цѣлый почти часъ. Я представляю всѣ свои справедливости, а онъ изъясняетъ мнѣ все противное тому, и все то, что для насъ крайне невыгодно и непріятно. И не смотря на то, какъ онъ ни знающъ въ сихъ дѣлахъ и какъ тонко ни знаетъ всѣ обстоятельства нашего дѣла и какъ ни старался умащивать и умазывать всѣ слова свои яркими красками, но я проникалъ всѣ плутовскіе ихъ замыслы, и что у нихъ есть на умѣ сдѣлать, — но какъ бы то ни было, но онъ разстался со мною съ увѣреніемъ служить мнѣ сколько можетъ, и что дѣло наше въ сію недѣлю сужденіемъ вѣрно кончится. На вопросъ же мой, могу-ль я хотя нѣсколько ласкаться надеждою, увѣрилъ онъ, что увѣдомитъ меня о томъ чрезъ Дмитрія Гавриловича, то есть г. Барнашова, совѣтуя при томъ, чтобъ я между тѣмъ попросилъ и другихъ судей, а именно: главнаго и перваго члена Якова Ѳедоровича Апрелева и третьяго члена Василья Ѳедоровича г. Григоровича. Итакъ, спознакомившись съ симъ, поѣхалъ я на другой день отъискивать тѣхъ. Тутъ надлежало мнѣ изъ одного угла Москвы скакать на другой конецъ и успѣвать утромъ заставать дома. Одного и меньшаго засталъ, а другаго и главнаго уже не засталъ, — проѣзжаю въ межевую, тутъ никто мнѣ незнакомъ! никто не глядитъ, не смотритъ, ни повытчикъ, ни секретарь. Надобно было и того, и другаго задобривать и заставлять смотрѣть на себя ласковѣе! тому совъ, другому совъ въ руки, и стали ласковѣе и пріятнѣе. Секретарь Горчаковъ — старичишка и точно Гурковъ нашъ, и сказываютъ плутъ и негодяй! Повытчикъ малой молодой и, кажется, лучше. Въ разсужденіи сего за данныя деньги, по крайней мѣрѣ, воспользовался я тѣмъ, что удалось мнѣ заглянуть во всѣ бумаги и матеріалы, приготовленные для рѣшенія и разсмотрѣнія дѣла, и тутъ то я въ нѣсколько минутъ увидѣлъ все существо всѣхъ апеляцій и все, и все и всѣ ихъ плутни и закорючки и крючки дьявольскіе и ужаснулся даже, увидѣвъ ясно всю опасность нашего дѣла. Между тѣмъ въ судейской слушали наше дѣло, это было вчера, а сегодня какъ свѣтъ и гораздо поранѣ, ну-ка я опять за Сухареву башню и на конецъ Москвы въ г. Апрелеву и думаю: ну теперь вѣрно застану дома, но что-жъ, и дома, а выслалъ сказать, что нѣтъ дома, что ты изволишь? Итакъ, по сіе время я его еще не просилъ, Богъ его знаетъ, что то не пустилъ предъ себя. Однако, его сегодня и въ межевой не было, но дѣло продолжали слушать и безъ него. Я былъ опять въ межевой, и ничего нѣтъ скучнѣе какъ быть въ ней по пустякамъ. Пименовъ увѣрилъ меня, что дѣло кончится вѣрно на нынѣшней недѣлѣ сужденіемъ, секретарь увѣряетъ тоже, но недѣли сей остался одинъ только завтрашній день, а дѣло еще не все прослушано, хотя и осталось его мало. Но какъ бы то ни было, но не уповаю я, чтобъ могло оно завтра кончиться, а тамъ придетъ суббота, воскресенье и понедѣльникъ, всѣ три неприсутственные дни; вотъ какое горе! необходимо бы надобно да и хотѣлось бы мнѣ дождаться положенія мнѣнія или самаго начальнаго рѣшенія, но теперь и Богъ знаетъ когда это будетъ! — Какъ вчера видѣлся я съ Иваномъ Афанасьевичемъ Арцибышевымъ, пріѣхавшимъ также въ Москву, и съ нимъ говорилъ о семъ дѣлѣ, то совѣтовалъ онъ мнѣ адресоваться прямо къ Пименову съ посуломъ, а безъ того дѣло не обойдется. Вижу я и самъ, что онъ говоритъ правду. И такъ, я сегодня нѣкоторымъ образомъ и учинилъ тому начало. Повидавшись съ Барнашовынъ, просилъ его увѣрить своего родню, что я ему, по мѣрѣ его къ намъ добродѣянія, вѣрно служить буду. Онъ и взялся это сдѣлать, Богъ знаетъ что-то будетъ! — Завтра спрошу его о томъ, и буде услышу, что обѣщаетъ сдѣлать, то и не для чего мнѣ будетъ долѣе здѣсь жить и проживаться по пустому, а можно будетъ мнѣ и домой ѣхать, — Барнашовъ то-же говоритъ. Завтрашній день скажетъ мнѣ, жить ли мнѣ еще здѣсь нѣсколько дней, или ѣхать на время и до рѣшенія домой, оставивъ повѣреннаго дожидаться до самаго рѣшенія и подписанія опредѣленія, что, какъ ни верти, не скоро еще воспослѣдовать можетъ.
Вотъ тебѣ реляція и реляція непріятная и такая сама собою тебѣ уже докажетъ, что по всѣмъ вышеописаннымъ обстоятельствамъ намъ и мыслить о томъ не можно, чтобъ въ нынѣшнюю осень въ Тамбовъ ѣхать! — не до ѣзды теперь туда, а нужно будетъ дожидаться рѣшенія, и быть всякую минуту наготовѣ скакать опять въ Москву, для подписки удовольствія или неудовольствія, и чтобъ не упустить семидневнаго срока. Чтобъ положиться въ семъ случаѣ на повѣреннаго — о томъ и мыслить не можно, не его это дѣло, чтобъ понять смыслъ будущаго рѣшенія, а онъ можетъ только служить увѣдомлятелемъ. И такъ, какъ намъ можно отлучиться вдаль и чрезъ то подвергнуть себя опасности проронить важнѣйшее для насъ дѣло? — А посему, мой другъ, располагайся и ты своею ѣздою и тебѣ надобно будетъ возвращаться уже домой! — Ежели мнѣ можно будетъ и не будетъ необходимой надобности дожидаться вторника или среды, то я въ субботу или воскресенье поѣду домой, и тотчасъ оттуда поспѣшу ѣхать въ Ламки, чтобъ тамъ побывать и скорѣй домой опять возвратиться, для ожиданія извѣстія изъ Москвы. И теперь я уже не знаю гдѣ мы съ тобою съѣдемся и когда увидимся, всѣ мысли мои теперь спутаны. Къ несчастью, не знаю я, что теперь и въ Ламкахъ происходитъ и все ли тамъ и дома здорово? Впрочемъ, скажу тебѣ, что мнѣ хотя и убыточно здѣсь жить, но дальней скуки я не видѣлъ — былъ въ превеликихъ разъѣздахъ, то туда, то сюда, и всѣми своими знакомцами доволенъ. Вездѣ мнѣ рады, а болѣе всѣхъ Александръ Степановичъ Крюковъ, другъ сердечный! Сегодня я обѣдалъ, и гдѣ жъ? у Андрея Петровича Давыдова, на Гороховомъ полѣ, а вчера, ѣдучи отъ Апрелева, заѣзжалъ къ знакомцу и сосѣду твоему Семену Александровичу Неплюеву. Какой это милой и любезной человѣкъ, и достойной вельможа и бояринъ! какъ это онъ меня принялъ, какъ обласкалъ! какъ благодарилъ за твое съ нимъ знакомство, какъ тебя хвалитъ, и какъ просилъ, чтобъ я къ тебѣ отписалъ, что онъ тебя помнитъ, къ тебѣ изъ Москвы писалъ и хвалится твоею дружбою. Я не преминулъ довесть рѣчь до межеваго нашего дѣла. Онъ и самъ вызвался и, разспросивъ, обѣщалъ помочь намъ въ семъ случаѣ. Однако, я не думаю, чтобъ могло изъ сего что нибудь выйти; хотѣлъ онъ поговорить бывшему директору надъ межевою, Мамонову, чтобъ онъ призвалъ судей межевыхъ и поговорилъ; это далека пѣсня, а лучше когда-бъ онъ поговорилъ Апрелеву, который ему знакомъ, и того-бъ отъ него довольно!
Звалъ меня пріѣхать когда нибудь къ нему обѣдать, и какъ спѣшилъ онъ ѣхать въ сенатъ, то и недолго продолжалось наше свиданіе и Богъ знаетъ удастся ли ему что нибудь намъ въ пользу сдѣлать. Тамъ не просьбы, а денежки надобны! и наше особливое несчастіе, что замѣшались въ наше дѣло тузы и богачи, какъ, напримѣръ, Пашковъ, оба Архаровы, генералъ Арбеневъ, Молчановъ и нѣкоторые другіе. Никто такъ недосаденъ, какъ Архаровы, по ненасытной и безстыдной алчности своей.
Будучи недовольны милостію государевою и тѣмъ, что пожаловано имъ, Богъ знаетъ за что, такое огромное казенное село, каково Разсказово, въ которомъ 80 тысячъ десятинъ земли и поболѣе, нежели по 15 десятинъ на душу по третьей ревизіи, безсовѣстнѣйшимъ образомъ требуютъ и хотятъ, чтобъ имъ изъ нашей степи прибавлено было еще безденежно 9 тысячъ десятинъ и сдѣлано тѣмъ по 15 десятинъ на душу по 5 ревизіи? Не говори: какъ это можно! нынѣ все возможно и ничего невозможнаго нѣтъ.
А. Арбеневъ, узнавъ, что по конторскому рѣшенію множество земли назначено отрѣзать отъ Пашкова въ казну, выпросилъ также у раздающаго всѣмъ и всѣмъ и ни зачто, ни прочто казенныя земли, села и деревни государя нѣсколько тысячъ десятинъ изъ нашей степи, и требуетъ также, чтобъ оныя ему были даны, а съ такими же просьбами нѣкоторые другіе къ канцеляріи межевой приступаютъ, и она и не знаетъ что и дѣлать съ ними, а то-то самое меня и устрашаетъ и нагоняетъ страхъ и ужасъ; что-жъ касается до нынѣшняго Пашкова, то сей по всѣмъ отношеніямъ еще хуже П. Егоровича, и съ симъ богачемъ, какъ съ чертомъ, не сладишь. Словомъ, все и все въ такомъ критическомъ положеніи, и чудо будетъ, если обойдется дѣло безъ дальнѣйшей апеляціи, когда не отъ насъ, такъ отъ кого нибудь изъ нихъ, ибо какъ ни верти, и какъ судьямъ ни хотѣлось бы всѣхъ удовольствовать, но никакъ будетъ не можно. Претензіи то противоположныя и прихоти неограниченныя и безстыднѣйшія въ свѣтѣ, и все дѣло такъ запутано, что въ самомъ дѣлѣ трудно будетъ его рѣшить, не сдѣлавъ никому неудовольствія, и Боже сохрани и спаси насъ отъ апелляціи дальнѣйшей! нынѣ онѣ всѣ со штрафами и съ заплатою по рублю за десятину, а съ судей только по 10 копѣекъ — пропорціональность изрядная!!!
Болѣе сего писать теперь некогда и нечего, всего не переговоришь и не перескажешь, почему и окончу письмо сіе сердечнымъ пожеланіемъ…. "и прочая, и прочая.
Написавъ сіе письмо къ сыну моему, не зналъ я куда мнѣ его адресовать и съ какою почтою и по какой дорогѣ отправить, по Орловской ли въ Кромы или по Рязанской въ Донковъ для пересылки въ Паники, въ домъ тестя сына моего г. Ошанина, ибо не зналъ, по какой дорогѣ предприметъ сынъ мой обратную свою ѣзду ко мнѣ и прямо ли поѣдетъ ко мнѣ чрезъ Тулу, или расположится ѣхать прямою дорогою въ Паники, и застанетъ ли или уже не застанетъ письмо сіе его въ Орловской ихъ деревнѣ. Находяся въ семъ недоумѣніи и полагая почти навѣрное, что онъ находился уже въ дорогѣ и изъ дома своего выѣхалъ и, придерживаясь болѣе того мнѣнія, что поѣдетъ имъ по Тульской дорогѣ и, не доѣзжая до Тулы, заѣдетъ къ зятю моему Воронцову въ Головлино и тутъ, узнавъ о моемъ отъѣздѣ въ Москву, проѣдетъ въ Ламки и тамъ будетъ пріѣзда моего дожидаться, рѣшился я адресовать письмо сіе въ Богородицкъ, для доставленія къ зятю моему Шишкову въ Ламки, и отправить оное вмѣстѣ съ письмомъ къ женѣ моей съ воронежскою почтою. А на случай, если сынъ мой поѣхалъ прямою дорогою въ Паники, написать къ нему другое письмо, хотя таковое же, но сокращеннѣйшаго содержанія, и для скорѣйшаго его о себѣ увѣдомленія отправить оное по тамбовскому тракту чрезъ Рязань и Донковъ и въ Паники, къ чему тотчасъ и приступилъ и на утріе же оба сіи письма, заѣхавъ въ почтовый домъ, и отдалъ самъ, и изъ нихъ послѣднее было и счастливѣе перваго, ибо по стеченію обстоятельствъ сынъ мой получилъ оное и читалъ шестью днями прежде перваго.
А симъ окончу я и сіе мое письмо, достигшее до обыкновенныхъ своихъ предѣловъ, и предоставивъ повѣствованіе, о дальнѣйшихъ происшествіяхъ письму, за симъ послѣдующему, остаюсь вашъ — и прочая.
Писано сіе 21-го мая 1821 г., въ Дворяниновѣ.
Мой другъ! Между тѣмъ какъ почта мои (письма) развозила, продолжалъ я, съ смущеннымъ и безпокойнымъ духомъ, мыкаться и разъѣзжать изъ одного края Москвы до другаго, и домогаться какой-нибудь себѣ отрады, и какъ главнѣйшая моя забота была побывать у самого перваго члена межевой канцеляріи г. Апрелева, то чтобъ застать его дома и опять за Сухареву башню не проѣздить по пустому, всталъ я, 2-го числа сентября, уже поранѣе и пустился за Сухареву башню, гдѣ находился, и въ сей разъ былъ счастливѣе прежняго. Онъ принялъ меня и я говорилъ съ нимъ много о своемъ дѣлѣ, но словами его не былъ я ни мало утѣшенъ, а приведенъ былъ еще въ пущее сомнѣніе. Онъ проболтался мнѣ въ своихъ замыслахъ, и я явно усмотрѣлъ величайшую всѣхъ ихъ наклонность къ сдѣланію крайней несправедливости и плутовства и для Пашкова возможнѣйшихъ натяжекъ. Чтобъ доставить ему всю нашу огромную степь во владѣніе и ею его, такъ сказать, подарить, и затѣвали они уничтожить всѣ покупки изъ сей степи и утвердить несправедливѣйшимъ образомъ, что будто тутъ вовсе нѣтъ никакой дикопорожней государственной земли, а сіе меня всего болѣе устрашало. Я не сомнѣвался въ томъ, что всѣ они задобрены были либо великими обѣщаніями, либо и самыми уже деньгами отъ Пашкова, и отчаявался уже въ успѣхѣ своего дѣла, и тѣмъ паче, что всѣ мои небольшіе посулы за справедливое рѣшеніе моего дѣла ничего не будутъ значить противъ подарковъ или посуловъ богача Пашкова, которому и было за что многими тысячами жертвовать, ибо степь стоила, почитай, милліонъ. И такъ не получивъ отъ г. Апрелева никакой отрады, поѣхалъ я отъ него въ смущеннѣйшемъ состояніи моего духа. Заѣхавъ на почтовой дворъ для отдачи своихъ писемъ и для взятія тѣхъ, кои были ко мнѣ, проѣхалъ въ межевую и, дождавшись какъ начали дослушивать наше дѣло, которому слушанье надлежало въ сей день кончиться, и какъ продолжалось сіе и мнѣ не хотѣлось потерять всего утра, поѣхалъ я отыскивать деревенскаго моего сосѣда старика, князя Ивана Романовича Горчакова, которой женатъ былъ на сестрѣ гремящаго тогда въ свѣтѣ, героя нашего Суворова; и какъ мужъ и жена были мнѣ издавна уже знакомы, то оба они были мнѣ очень рады и посѣщеніемъ моимъ довольны, и просили меня, чтобъ я на утріе пріѣхалъ къ нимъ обѣдать. А въ этотъ день обѣдалъ я у друга своего Александра Степановича Крюкова, котораго ласкою и пріязнію былъ я отмѣнно доволенъ и охотно обѣщалъ пріѣзжать къ нему какъ можно чаще и провождать у него все праздное мое время, а для меня сіе было и очень кстати. Я былъ у нихъ въ домѣ какъ бы у родныхъ своихъ, и мнѣ не было никакъ у нихъ скучно, почему и все достальное время того дня провелъ я у нихъ въ домѣ.
Въ наступившей за симъ день, которой былъ субботней и не присутственной, поѣхавши по обѣщанію моему къ князю Горчакову обѣдать, заѣзжалъ я на минуту въ межевую, для узнанія — окончено ли слушаніе нашего дѣла, но не могъ никакого толку добиться. Князь и княгиня Горчаковы были мнѣ опять очень рады, и я угощеніемъ ихъ былъ очень доволенъ, а того болѣе тѣмъ, что послѣ обѣда случилось мнѣ тутъ видѣть самую жену Суворова, новоиспеченную свѣтлѣйшую княгиню и принцессу Савойскую, а отъ нихъ заѣхалъ я опять къ другу моему Крюкову и провелъ у него все достальное время того дня съ удовольствіемъ.
Какъ послѣдующей за симъ день былъ воскресной и гулевой и никакихъ дѣлъ въ присутственныхъ мѣстахъ не производилось, то на досугѣ, повидавшись съ знакомцемъ моимъ, содержателемъ тогдашнимъ университетской типографіи Поповымъ, пріѣзжавшимъ нарочно ко мнѣ по утру, поѣхалъ я обѣдать къ другу моему А. С. Крюкову и имѣлъ удовольствіе получить отъ него письмо отъ сына моего, на его имя адресованное. Письмо сіе писано было имъ уже изъ Намокъ, 30-го августа, и чрезъ оное узналъ я, что онъ, не дождавшись увѣдомленія моего о нечаянной ѣздѣ моей въ Москву, отправился съ женою своею изъ деревни ихъ, по Тульской дорогѣ, и по пріѣздѣ своемъ къ сестрѣ своей Настасьѣ въ Головлино, поразился, узнавъ, что меня нѣтъ въ деревнѣ и что я уѣхалъ въ Москву. Почему и не сталъ онъ спѣшить ѣздою своею къ намъ, а заѣхалъ къ другой сестрѣ своей Елисаветѣ въ Ламки, гдѣ нашелъ ее родившею дочь, но оной, въ восьмой день послѣ родовъ, и лишившеюся, что туда пріѣхали и родные его Ошанины изъ Паникъ и третья сестра его Ольга съ своимъ мужемъ и что онъ, повидавшись со всѣми ими, расположился воспользоваться тѣмъ временемъ, покуда я возвращусь изъ Москвы, и поѣхать вмѣстѣ съ родными его Ошаниными въ Паники, въ домъ къ своему тестю, на короткое время, а оттуда, возвратившись въ Ламки, ѣхать уже въ мою деревню въ своей матери и тамъ возвращенія моего изъ Москвы дожидаться.
Возвращаясь въ повѣствованію моему, скажу, что вмѣстѣ со мною случилось тогда обѣдать у г. Крюкова Петру Дмитріевичу Хвощинскому и за обѣдомъ дошла какъ то рѣчь до моего лекарственнаго камня и удивительнаго его дѣйствія отъ каменной и многихъ другихъ болѣзней, и г. Хвощинской разсказывалъ, что есть у него одинъ знакомой человѣкъ, а именно богатой московской купецъ Демидъ Демидовичъ Мещаниновъ, страждущей каменною болѣзнію и находящейся отъ ней въ жалкомъ положеніи. При семъ случаѣ родилась во мнѣ мысль и желаніе услужить изъ единаго человѣколюбія человѣку сему моимъ камнемъ.
Г. Хвощинской брался хотя оной ему доставить, но какъ порошка сего камня со мною тогда не было, а былъ онъ со мною запасной на моей квартирѣ, то посредство г. Хвощинскаго показалось мнѣ продолжительно, а располагался я самъ къ нему съ тѣмъ адресоваться и чрезъ то имѣть случай съ симъ богатымъ домомъ познакомиться, почему, возвратясь на свою квартиру по утру, и отправилъ я повѣреннаго своего Федю отыскивать домъ г. Мещанинова и ему сказать, что какъ мнѣ случилось узнать, что онъ страдаетъ каменною болѣзнію, а у меня есть вѣрное и уже безчисленному множеству людей помогшее отъ сей болѣзни лекарство, то если ему угодно будетъ, такъ бы я ему оное доставилъ. Федя мой дѣло сіе и исправилъ, но въ отвѣтъ велѣно ему сказать, что онъ пришлетъ, когда ему будетъ надобно, а теперь де ѣдетъ онъ въ свою деревню. Отвѣтъ сей принялъ я равнодушно и, переставъ о томъ думать, поѣхалъ въ соборъ къ обѣднѣ помолиться къ Господу и попросить его о вспоможеніи мнѣ въ тогдашнихъ моихъ тѣсныхъ обстоятельствахъ, а послѣ обѣдни расположился я проѣхать къ теткѣ моей, г-жѣ Арсеньевой, обѣдать, а по дорогѣ, ѣдучи къ ней, заѣхать въ домъ къ сыну ея, а моему внучатному брату Ивану Тарасьевичу Арсеньеву, съ которымъ я до того времени еще не видался, и тутъ, во время стоянія моего противъ его дома, случилось со мною странное и такое происшествіе, которому я не могъ довольно начудиться, и ничему иному не приписывалъ, какъ особенному дѣйствію пекущаго о пользѣ моей Божественному Промыслу и явному и скорому услышанію Господомъ моего къ Нему моленія и слѣдствію единственнаго моего на Него упованія я надежды на Его помощь. О удивительномъ семъ происшествіи вотъ что писалъ я въ моимъ роднымъ въ письмѣ моемъ, посланномъ къ нимъ чрезъ два дни послѣ того, при моемъ изъ Москвы отъѣздѣ. Описавши имъ всѣ тогдашнія мои хлопоты и смутное мое положеніе, писалъ я къ нимъ слѣдующее:
«Странной и прямо удивительной случай со мною случился! Въ самое то время, когда по свиданіи со всѣми судьями отъ всѣхъ ихъ получилъ я только пустые комплименты и почти явной отказъ, и когда приведенъ я былъ въ крайнее опасеніе, чтобъ не лишиться всей купленной земли, что хорошохонько бы и послѣдовало, если-бъ я не пріѣхалъ и хотя бы нѣсколько дней опоздалъ, и когда не зналъ — что начать и дѣлать, и какъ и черезъ кого бъ испытать и поправлять дѣло сіе депежною молитвою, ибо и то мудрено было и ненадежно. Въ самое сіе смутное для меня время случилось мнѣ ѣхать по улицѣ и остановиться противъ одного дома, и послать человѣка спрашивать дома ли хозяинъ, тутъ, гдѣ ни возьмись, одинъ человѣкъ, идущей на встрѣчу и узнавшей меня, заглянувъ въ карету, онъ останавливается позадь кареты, дожидается моего человѣка, спрашиваетъ у него подлинно ли то я и останавливаетъ меня, хотѣвшаго ѣхать далѣе, ибо хозяина того дома не случилось быть дома, сего же человѣка я вовсе и не примѣтилъ. Человѣка сего послалъ ко мнѣ истинно самъ Богъ на вспоможеніе. Я о немъ, а онъ обо мнѣ вовсе не зналъ, что оба мы въ Москвѣ, а что того удивительнѣе, то я желалъ, чтобъ онъ на ту пору случился въ Москвѣ, а онъ самого того же желалъ въ разсужденіи меня. — Ба! ба! ба! откуда ты взялся, мой другъ, воскликнулъ я, его увидѣвъ и узнавъ, и какъ ужасно я радъ тому, что тебя здѣсь вижу! — А я столько же радъ, нашедъ васъ, сказалъ онъ, и тужилъ ужасно, что васъ здѣсь нѣтъ. Словомъ, встрѣча сія была для меня крайне удивительна, а сдѣлаіась и полезною, ибо случись же такъ, что этотъ человѣкъ былъ самой тотъ секретарь Морозовъ, которой ворочалъ всею тамбовскою межевою конторою и котораго, по дружбѣ и благосклонности ко мнѣ, рѣшено било въ конторѣ въ пользу мою сіе дѣло, который самъ писалъ рѣшительное опредѣленіе и былъ мною задруженъ. Но это не все еще, но случись же такъ, что онъ отъ малолѣтства крайней другъ тому изъ здѣшнихъ судей, которой всѣхъ дѣловѣе и важнѣе и которому отъ канцеляріи поручено было писать резолюцію, и онъ у самого сего судьи и живетъ въ домѣ и до меня еще интересовался моимъ дѣломъ, а теперь съ особливою охотою взялся всѣмъ дѣломъ спроворить, сдѣлаться въ семъ случаѣ моимъ маклеромъ и помочь мнѣ всего болѣе»…
Вотъ перечень изъ тогдашняго письма моего, касающейся до сего случая, а теперь продолжу повѣствованіе мое далѣе.
Переговоривъ обо всемъ, что надобно было съ Морозовымъ, обѣщавшимъ мнѣ стараться наклонить пріятеля своего судью ко всему для меня хорошему, велѣлъ онъ мнѣ пріѣхать къ нему по утру въ слѣдующей день, дабы узнать болѣе, и съ тѣмъ со мной и разстался, и я тѣмъ болѣе радъ сему былъ, что въ разсужденіи Пименова взялся маклерничать и торговаться г. Барнашовъ, которому обѣщалъ я и самому служить. Итакъ, съ отраднѣйшимъ сколько нибудь сердцемъ продолжалъ я свой путь къ теткѣ и, отобѣдавъ у ней вмѣстѣ съ братомъ ея А. П. Давыдовымъ, заѣхалъ опять отъ нея къ другу своему г. Крюкову и у него препроводилъ достальное время дня сего.
На утріе, въ самое то время, какъ собирался я ѣхать въ г. Григоровичу, является ко мнѣ слуга отъ г. Мещанинова и проситъ пріѣхать къ нему, либо въ 9, либо въ 3 часу, но какъ свиданіе съ судьею было важнѣе Мещаниновскаго, то, сказавъ: «хорошо, хорошо!», ѣду къ г. Григоровичу, застаю его дома, говорю съ нимъ опять о своемъ дѣлѣ, прошу его, добиваюсь толку и не добьюсь, однако, дается мнѣ обѣщаніе желаніе мое исполнить. Симъ сколько нибудь успокоившись, заѣзжаю я отъ него въ межевую, а оттуда въ ратгаусъ, отыскиваю Барнашова и спрашиваю его, говорилъ ли онъ съ г. Пименовымъ и сколько надобно имъ за благосклонное дѣло моего рѣшенія, и получаю въ отвѣтъ, что потребно къ тому полъ-тысячи, а именно: ему 200, Апрелеву 200, да 100 рублей третьему и меньшому судьѣ. Сумма сія была хотя, по тогдашней цѣнѣ денегъ, и немаловажная, а особливо по обстоятельству, что со мною не было тогда столько и денегъ и я не зналъ гдѣ мнѣ ихъ достать, но какъ удержаніе за собою земли, стоющей несравненно множайшаго, то я при всемъ неудовольствіи за таковой грабежъ и за самое правое дѣло радовался тому, что по крайней мѣрѣ пошла бѣда моя на деньги, и обѣщавши требованіе ихъ выполнить. поѣхалъ въ сенатъ для свиданія съ такимъ же покупщикомъ и тамбовскимъ своимъ сосѣдомъ, оберъ-секретаремъ Ивановымъ, съ которымъ хотѣлось мнѣ переговорить о нашемъ дѣлѣ и посовѣтываться, но не дождавшись онаго, хотѣвшаго туда пріѣхать, ѣду при проливномъ во весь тотъ день дождѣ обѣдать къ г. Крюкову, а послѣ обѣда, заѣхавъ на квартиру и запасшись каменнымъ своимъ порошкомъ, ѣду къ г. Мещанинову.
Богатый старикъ сей принялъ меня въ просторной комнатѣ въ нижнемъ этажѣ огромныхъ каменныхъ палатъ своихъ, установленной по купеческому обыкновенію множествомъ богатыхъ окладныхъ образовъ, а одинъ какой-то огромной, и въ богатомъ позолоченномъ окладѣ, лежалъ наискось посреди почти комнаты, съ горящимъ предъ нимъ неугасимымъ лампадомъ. Самъ бородатой старикъ, одѣтой въ богатой штофной шлафрокъ, принялъ меня сидящимъ на богатой софѣ, ни тепло, ни холодно, просилъ меня сѣсть на стулъ, противъ его за столикомъ стоявшей. Таковымъ почти холоднымъ пріемомъ будучи не совсѣмъ довольнымъ и жалѣя почти, что къ нему поѣхалъ, не сталъ я долго медлить, но сказалъ ему причину, побудившую меня къ нему ѣхать, и вынувши бумажки съ порошкомъ предложилъ ему оныя для употребленія, но какъ же удивился я, увидавъ, что онъ и хотѣлъ оныя принимать, и нѣтъ, и не смотря на всѣ увѣренія мои на полезность онаго, доказанную безчисленными опытами, властно, но какъ бы еще сомнѣвался и не довѣрялъ мнѣ, такъ что я почти съ досадою на силу, на силу преклонилъ его къ тому, что велѣлъ онъ подать стаканъ съ водою и рюмку, и онъ на силу, на силу согласился, знаменуя себя нѣсколько разъ крестомъ, одинъ пріемъ тогда же выпить. Послѣ чего, оставивъ ему прочія, всталъ я и, откланявшись, пошелъ вонъ, внутренно смѣясь и досадуя, что онъ, будучи въ состояніи, а не хотѣлъ даже и привстать съ своей богатой софы и поблагодарить меня, какъ надлежало, а разстался со мною почти равнодушно. Но едва я только вышелъ въ переднюю комнату, какъ велѣдъ за мною вышелъ какой-то чиновникъ, либо родственникъ его и сталъ подавать мнѣ бѣлую, но не знаю уже какой цѣны, ассигнацію, что, увидѣвъ, не могъ я удержаться отъ того, чтобъ вслухъ не захохотать и столь громко, чтобъ старикъ могъ за дверьми услышать, подавателю не сказать: «что мнѣ это совсѣмъ не надобно, что я не лекарь и не докторъ и что сожалѣю, что Демидъ Демидовичъ во мнѣніи своемъ обо мнѣ ошибается и по всему видимому счелъ меня какимъ нибудь шарлатаномъ, хотѣвшимъ отъ него, какъ богатаго человѣка, чѣмъ нибудь поживиться, а я совсѣмъ не то, а благородной человѣкъ, желавшій оказать ему важную услугу, по единой добротѣ своего сердца, а отнюдь не изъ корыстолюбивыхъ какихъ видовъ, поклонитесь ему отъ меня и скажите сіе» — и выговоривъ сіе, побѣжалъ я вонъ и, сѣвъ въ карету, уѣхалъ, смѣясь и досадуя самъ на себя, что къ такому …… ѣздилъ и самъ себя только одурачилъ.
Возвратясь на квартиру, сталъ я дожидаться г. Морозова, хотѣвшаго ко мнѣ въ сей вечеръ пріѣхать, однако, онъ, какъ видно, за проливнымъ дождемъ не бывалъ; я хотя и поогорчился тѣмъ, но на сердцѣ моемъ было сколько нибудь уже легче прежняго.
На другой день, что было уже 7-то сентября, съ самаго утра отправилъ я за Морозовымъ свою уже карету, а Федю своего послалъ на почту за письмами и за газетами. Морозовъ и не преминулъ во мнѣ пріѣхать, и спроворилъ дѣломъ такъ, что къ неизобразимому моему удовольствію и крайнему меня обрадованно поздравилъ меня, отъ судьи, пріятеля своего, съ рѣшеніемъ дѣла въ мою пользу и съ тѣмъ, что положено уже мнѣніе и подписана всѣми судьями уже резолюція, что оставить меня при конторскомъ рѣшеніи, а мнѣ болѣе сего ничего было и ненадобно. А того еще болѣе обрадовалъ меня, сказавъ, что чуть ли не самому ему поручаютъ писать и самое опредѣленіе, какъ знающему досконально все сіе дѣло человѣку. За симъ совѣтывались мы съ нимъ о томъ, что дать судьѣ, его пріятелю, за выгодное для меня рѣшеніе, и онъ присовѣтовалъ мнѣ дать ему 200 рублей и отослать къ нему ихъ въ тотъ же день, ибо одной сотни было очень мало. Я подарилъ самого его бездѣлкою 10-ти рублями, и будучи доволенъ его дружбою, исполнилъ по его совѣту и въ этотъ день отослалъ къ г. Григоровичу 200 рублей, а самому ему далъ свой простудной декохтъ, для леченія простудившагося и занемогшаго судьи, его пріятеля. Самъ же, проводивъ его и дождавшись обратно отвозившей его своей кареты, поѣхалъ сперва въ ратгаусъ, чтобъ повидаться и поговорить съ Барнашовымъ, поручивъ сему поговорить обо всемъ съ роднею его г. Пименовымъ и попросить, чтобъ, въ случаѣ недостатка у меня денегъ въ уплату обѣщанной суммы, согласился онъ обождать оныхъ нѣсколько дней, покуда я пришлю оныя по почтѣ изъ деревни, заѣхалъ я въ межевую, чтобъ повидаться съ секретаремъ, но отъ сего грубаго человѣка не могъ добиться ничего. Итакъ, поѣхалъ уже къ другу моему г. Крюкову, у него обѣдалъ и, съѣздивъ съ нимъ въ ряды для покупки кой-какихъ вещей, пробылъ у него до самаго вечера.
На утріе отправилъ я опять карету свою за г. Морозовымъ и, дождавшись его къ себѣ, получилъ чрезъ него благодареніе отъ судьи Григоровича и совѣтъ, чтобъ я ѣхалъ теперь домой, ничего не опасаясь, и не оставлялъ бы даже и человѣка, чему я очень радъ, и послѣдуя охотно сему совѣту, рѣшился на утріе же изъ Москвы въ деревню отправиться. Но какъ нужно было мнѣ повидаться еще съ Барнашовымъ и отдать ему, сколько мнѣ можно было, деньги, то, распрощавшись съ Морозовымъ и попросивъ его объ увѣдомленіи меня о томъ, когда мнѣ надобно будетъ опять пріѣхать въ Москву, поѣхалъ я отыскивать Барнашова, и на-силу, на-силу отыскавъ его, при вторичномъ моемъ пріѣздѣ въ ратгаусъ, опорожнилъ весь свой бумажникъ и отдалъ всѣ деньги, сколько ихъ у меня тогда ни было, и распрощавшись съ нимъ и обѣщавъ немедленно прислать къ нему изъ дома по почтѣ достальныя деньги, для врученія г. Пименову, проѣхалъ обѣдать, и такимъ же образомъ распрощаться съ любезнымъ моимъ Александромъ Степановичемъ Крюковымъ и поблагодарить его за все его и жены его ко мнѣ благопріятіе, и достальное время дня сего препроводилъ у него. А возвратясь на квартиру, принялся за написаніе того письма къ роднымъ моимъ въ Ламки, изъ котораго помѣстилъ я выше сего отрывокъ, но какъ не зналъ я, гдѣ находился тогда сынъ мой, и не живетъ ли еще у тестя своего въ Даникахъ, то желая скорѣй его о себѣ увѣдомить и побудить къ скорѣйшему ко мнѣ въ деревню пріѣзду, написалъ къ нему и отправилъ съ тамбовскою почтою къ нему въ Данковъ и Паники другое письмо слѣдующаго содержанія:
«Другъ мой, Павелъ Андреевичъ! Увѣдомляю тебя, что я нахожусь по милости Господней благополучно и теперь гораздо спокойнѣе духомъ, нежели былъ тогда, какъ писалъ я въ тебѣ въ послѣдней разъ. Ибо какъ ни сумнительно было наше дѣло и какихъ мнѣ трудовъ и хлопотъ ни стоило, однако, при помощи прямо Божеской, удалось мнѣ, хотя съ знаменитымъ для насъ убыткомъ, но дѣло наше наладить такъ, что оно наклонилось въ нашу пользу и вчера имѣлъ я то удовольствіе, что меня уже поздравили съ тѣмъ, что резолюція положена въ разсужденіи насъ въ такой силѣ, чтобъ насъ оставить при рѣшеніи конторскомъ совершенно. Много тебѣ разсказывать, какъ это все происходило и какой особливый, совсѣмъ неожидаемый, но прямо полезный случай для меня случился, а только коротко скажу, что никто какъ Богъ! и я въ сей разъ удостовѣрился опять въ справедливости той пословицы, что когда Богъ пристанетъ, такъ и пастыря приставитъ. Со всѣмъ тѣмъ хлопотъ было множество, а о трудахъ я уже и не говорю. И какъ теперь начнутъ писать опредѣленіе и сіе, какъ всѣ увѣряютъ, продлится недѣлю, двѣ, или три, или мѣсяцъ, то чтобъ здѣсь по пустому не жить и не проѣдаться, разсудилъ я ѣхать домой, и тѣмъ паче, что ограбленъ здѣсь господами судьями, такъ что не осталось съ чѣмъ и домой съѣхать и принужденъ былъ занять на съѣздъ деньги, но и всего того мало, а надобно и пріѣхавъ домой посылать еще тотчасъ деньги, — но пропади онѣ совсѣмъ! я уже радъ, что бѣда сія на деньгу пошла, — земля наша не того стоитъ, если мы всю ее удержимъ, дай только Богъ, чтобы совершилось — и то слава Богу, что я пріѣхалъ, а то бы ухнула и вся наша покупка. И какъ мнѣ по всѣмъ симъ обстоятельствамъ и домой пріѣхавши надобно будетъ ждать увѣдомленія и опять тотчасъ либо самому ѣхать, либо тебѣ въ Москву, то врядъ ли мнѣ можно будетъ отъ дома отлучиться и потому совѣтую и тебѣ безъ дальняго отлагательства ѣхать къ намъ въ Дворяниново, чтобъ намъ съ тобою скорѣе увидѣться и обо всемъ переговорить и посовѣтовать, и буде письмо сіе застанетъ тебя еще въ Паникахъ, то не медли болѣе, а поѣзжай… Я собираюсь завтра по утру ѣхать отсюда домой, и буде что не задержитъ, то въ субботу къ ночи или въ воскресенье къ обѣду поспѣю домой. Болѣе сего писать теперь некогда, а посему и окончу, пожелавъ тебѣ и прочее….».
Письмо сіе было послѣднее, писанное мною въ сей годъ къ моему сыну, и онымъ кончилась наша съ нимъ въ теченіи сего года переписка. Отославъ оное вмѣстѣ съ прочими на почту, не сталъ я долѣе въ Москвѣ медлить и, дѣйствительно, въ наступившей послѣ сего день съ утра я пустился въ обратный путь, и безъ всякихъ особливыхъ приключеній на другой день къ вечеру домой и пріѣхалъ. Дома нашелъ я одну только жену мою съ дочерью Катериною, сына же моего еще не было, почему и заключилъ я, что онъ находится либо еще въ Паникахъ, либо въ дорогѣ и на пути къ намъ. Но какъ съ достовѣрностью ничего о томъ не знали, а намъ съ женою надлежало побывать у больной еще дочери моей Елисаветы на родинахъ и привезть отъ нея, гостившую до сего времени у нея, старушку мою тещу, то не стали мы долго медлить, а рѣшились, дни черезъ два, отправиться въ сей путь, въ надеждѣ, что мы сына нашего либо у сестры его найдемъ въ Дамкахъ, либо повстрѣчаемся съ нимъ на дорогѣ.
Между тѣмъ въ оба сіи дни занимался я кое-какими домашними дѣлами и сниманіемъ съ деревъ въ садахъ достальныхъ яблокъ, кои засталъ я еще на нихъ дозрѣвающими, также свиданіемъ съ случившимся тогда быть въ Болотовѣ сосѣдомъ нашимъ г. Огарковымъ, наиглавнѣйшая же забота моя состояла въ скорѣйшемъ отправленіи, по обѣщанію моему, къ судьямъ денегъ, что и исполнилъ на другой же день по возвращеніи моемъ изъ Москвы и отправилъ 250 рублей къ Пименову и Барнашову. Итакъ, тогдашняя ѣзда моя въ Москву стоила мнѣ до 600 рублей, что, полагая, по нынѣшнему (1821 г.) курсу денегъ, составляла болѣе 2,000 рублей, и произвела нарочитую прорѣху въ моемъ капиталѣ. Въ путь свой отправились мы съ утра, сентября 13-го числа, и какъ ни дурна была дорога отъ ненастья, но мы успѣли пріѣхать обѣдать въ Федешово, а ночевать въ село Слоботку, къ другу и знакомцу нашему Ивану Васильевичу Хомякову, но были такъ несчастны, что въ обоихъ сихъ домахъ не застали хозяевъ дома и принуждены были и обѣдать, и ночевать безъ оныхъ.
Продолжая же путь свой на утріе далѣе, пріѣхали мы въ Тулу еще рано и тутъ, къ крайнему обрадованію моему, съѣхались съ ѣдущимъ уже къ намъ съ сыномъ моимъ, Павломъ Андреевичемъ, съ которымъ, повидавшись и вмѣстѣ отобѣдавши, въ тотъ же день и опять разстались. Онъ съ женою своею поѣхалъ къ намъ въ Дворяниново, а мы продолжали путь свой въ Ламки и, переночевавъ въ Каменкахъ, пріѣхали въ Ламки 15-го сентября по утру. Неоправившаяся еще отъ родинъ своихъ дочь наша Елисавета была намъ очень рада. Тутъ нашли мы родственницу ихъ княгиню Кропоткину и провели съ нею у ласковыхъ нашихъ хозяевъ почти трое сутокъ съ удовольствіемъ, въ которое время успѣлъ я съѣздить въ прежнее свое и тогда еще милое для меня обиталище, городъ Богородицкъ, повидаться съ тамошними своими знакомцами и друзьями и упросить г. Дурова переписать нашъ вексель, по которому должны мы были деньгами и тогда, за московскими убытками, возвратить ихъ ему были не въ состояніи, и онъ охотно на то согласился. Изъ Ламокъ заѣхали мы въ Головнино и повидались и съ родными нашими Воронцовыми, ихъ ближними сосѣдями, и, переночевавъ у нихъ, поѣхали въ обратной путь домой, поспѣшая къ нашему сыну. Но пріѣхали туда не прежде какъ къ обѣду уже 21-го числа, ибо переломившаяся на дорогѣ подъ кибиткою ось сдѣлала намъ, выѣхавшимъ уже изъ Тулы, задержку и принудила противъ хотѣнія возвратиться назадъ въ Тулу и ночевать въ оной, а другую ночь ночевали мы уже въ Федешовѣ, домой же вмѣстѣ съ собою привезли и почтенную и милую нашу старушку тещу.
Съ сего времени начали мы жить уже вмѣстѣ съ нашимъ сыномъ и молодою его женою, бывшею тогда почти уже на сносѣхъ, и заниматься сообща всѣми своими домашними хлопотами и упражненіями. Во всемъ домѣ у насъ сдѣлалось тогда уже живѣе и не такъ уединенно и тихо, какъ было до того времени, а при томъ гораздо предъ прежнимъ и веселѣе, и пріятнѣе. Какъ осени было тогда только начало, и сады мои имѣли еще въ себѣ довольно красотъ, то всячески старался я доставить молодой нашей семьянинкѣ, при прогулкахъ, возможнѣйшія удовольствія. Сосѣди наши не преминули также насъ посѣщать и дѣлить съ нами свое время, въ чемъ не чувствительно и провели мы достальные дни сентября мѣсяца. Въ теченіе оныхъ занимался я наиболѣе тремя дѣлами: первое и наиглавнѣйшее состояло въ сочиненіи и написаніи инструкціи приговоренному и нанятому въ тамбовскую нашу деревню прикащику Константину Ломакину. Ибо какъ обстоятельства тогдашнія воспретили намъ самимъ, съ сыномъ, туда въ тогдашнею осень отправиться и самимъ ввести его въ управленіе, то рѣшились мы отправить его туда одного, но превеликая обоимъ намъ съ сыномъ была коммиссія убаять и уговорить сего глупца ѣхать туда безъ насъ. Какіе то бездѣльники наговорили ему о старикѣ моемъ Яковѣ, прежнемъ сослуживцѣ и прикащикѣ моемъ, столько всякаго вздора и нелѣпостей, что онъ совсѣмъ было трекнулся и не хотѣлъ никакъ туда ѣхать, изъ опасенія, чтобъ старикъ съ женою своею не надѣлалъ ему невѣдомо какихъ золъ и бѣдствій, и намъ не малаго труда стоило увѣрить его, что все насказано ему бездѣльниками на смѣхъ, что въ самомъ дѣлѣ ничего того нѣтъ и ему никакого опасенія имѣть не можно, и мы на силу, на силу его уломали, и сему то наемнику надлежало написать подробное наставленіе какъ ему тою деревнею управлять и что и что предпринимать и дѣлать. Второе упражненіе мое состояло въ возобновленіи и продолженіи прежняго моего труда, состоящаго въ описаніи и срисовываніи разныхъ и тѣхъ родовъ родившихся въ моихъ садахъ яблокъ и грушъ, которые въ предслѣдующіе года не были еще описаны и срисованы, и я съ такою прилежностію занимался симъ пріятнымъ для меня комнатнымъ упражненіемъ, что въ сію осень успѣлъ описать и съ красками съ натуры срисовать цѣлую еще сотню разныхъ породъ яблокъ и грушъ и составить изъ того VI часть сихъ описаній, и которая книга хранится у меня еще и по нынѣ въ моей библіотекѣ. Третье и не столько пріятное, сколько скучное, трудное и долговременное занятіе доставляло мнѣ почти ежедневно новосдѣланной въ нижнемъ моемъ длинной прудокъ или сажелке, о которой я неоднократно уже упоминалъ; каменистая почва и косина положенія самаго мѣста производили то, что вода прокрадывалась сквозь плотину, да и сама она все отваливалась, внизъ осѣдала и портилась. Почему принуждены мы были не одинъ разъ всю воду изъ ней спускать и дно оной утаптывать глиною, и въ соченіи препятствовать водѣ прокрадываться, и хлопотать много и до того, что она мнѣ даже наскучила, и на силу, на силу мы довели ее сколько нибудь до совершенства и до того, что и вода перестала красться и плотина утвердилась. Что-жъ касается до моего сына, то и онъ, кромѣ комнатныхъ своихъ упражненій, выѣзжалъ иногда для осматриванія нашихъ лѣсныхъ и полевыхъ угодій, а иногда разъѣзжали они съ женою своей по гостямъ, въ дружескіе и сосѣдствевные намъ дворянскіе домы.
Наконецъ, наступилъ нашъ октябрь мѣсяцъ, которой называемъ обыкновенно нашимъ фамильнымъ, поелику въ теченіе онаго были многіе изъ ближайшихъ родныхъ моихъ имянинниками, либо новорожденными, и первое начало тому учинили, 4 числа, имянины сына моего Павла Андреевича, въ которой день была у насъ небольшая пирушка и обѣдалъ у насъ одинъ только г. Доброклонской, изъ прочихъ же сосѣдей не случилось никого дома. Онъ, съ семействомъ своимъ, пробылъ у насъ до самаго вечера и при немъ имѣлъ я удовольствіе получить изъ Москвы письма отъ Морозова, Барнашова и отъ нашего повѣреннаго Феди, увѣдомлявшихъ меня, что наше дѣло идетъ своимъ чередомъ, но опредѣленіе еще подписано не было, а оное все еще сочинялось, и что длилось оно потому, что кромѣ насъ были многіе и другіе просители и судьямъ хотѣлось всѣхъ ихъ по возможности удовлетворять и избирать такія мѣры, чтобъ всѣ сколько нибудь остались довольными.
Чрезъ два дня послѣ сего наступилъ день и моего рожденія и я имѣлъ удовольствіе, по милости Господней, дожить до 62 года моей жизни и благодарить Всемогущаго за таковую Его ко мнѣ милость. Праздновать и торжествовать сей день не имѣлъ я еще тогда обыкновенія, а праздновалъ его только духовнымъ образомъ, а сынъ мой ѣздилъ въ сей день къ старику Евграфу Яковлевичу Раевскому, съ которымъ, наконецъ, возобновили наше старинное знакомство, равно какъ и съ домомъ старинной нашей знакомки и пріятельницы Натальи Петровной Арцибышевой, живущей въ селѣ Пущинѣ, и ее сыномъ Яковомъ Ивановичемъ, человѣкомъ молодымъ, очень хорошимъ и много о себѣ обѣщавшемъ. Ко всѣмъ имъ ѣздили мы всѣ, 9 числа октября, и сперва были у старика Раевскаго, которой былъ намъ очень радъ, и видѣли чудиху его жену и дочь, а отъ него проѣхали уже въ Пущино и нашли старушку хозяйку, лежащую въ постели и очень больною, и насъ угощалъ уже сынъ ея и перезнобилъ было насъ въ своихъ новыхъ, каменныхъ и хорошо отдѣланныхъ палатахъ, ибо случилось быть тогда времени очень холодному, и мы, ночуя у него и спавши въ антресоляхъ, въ прахъ перезябли. Въ вечеру же сего дня видѣлъ я впервые сына и дочь покойной моей правнучатной сестры Пелагеи Васильевной Бакеевой, бывшею замужемъ за Семеномъ Андреевичемъ Раевскимъ, и достопамятно, что съ сего дня началась дружба и знакомство съ сыномъ ея Васильемъ Семеновичемъ Раевскимъ.
Засимъ все время до 17 числа октября, какъ до дня моихъ имянинъ, по причинѣ наступившей уже дурной, холодной и дождливой осенней погоды, не дозволявшей почти выходить на дворъ, провели мы почти все сидючи въ теплѣ и занимаясь кое какими пріятными чтеніями и другими комнатными упражненіями. А симъ и дозвольте мнѣ и сіе письмо, какъ достигшее до обыкновенныхъ своихъ предѣловъ, кончить и сказать, что я есмь вашъ и прочее.
Писано сіе 26 мая 1821 г., въ Дворяниновѣ.
Мой другъ! День имянинъ моихъ и съ онымъ начало моего 62 года праздновали мы и въ сей разъ, по прежнему обыкновенію, отправленіемъ въ домѣ своемъ божественной службы, а потомъ угощеніемъ, обѣденнымъ столомъ, пріѣхавшихъ во мнѣ ближнихъ моихъ сосѣдей изъ Татарскаго и изъ Сенина; кромѣ сихъ, былъ у меня и небывалой до того еще гость, молодой г. Арцибышевъ, Яковъ Ивановичъ, но всѣ они по причинѣ прескверной, бывшей въ сіе время, погоды и дурноты дорогъ просидѣли у меня только до сумерокъ и разъѣхались рано. Достопамятно, что въ самой сей день былъ у насъ первой сильной морозъ, погубившей всѣ цвѣты, украшавшіе до сего еще натуру.
Съ сего времени до самыхъ почти заговѣнь и половины ноября не случилось ничего особливаго, и мы все это время за дурнотою погодъ и холодомъ, отъ приближающейся уже зимы, принуждены были набольшую часть сидѣть въ теплѣ и заниматься оба съ сыномъ моимъ комнатными упражненіями. Я — продолженіемъ сочиненія ключа къ своему «экономическому магазину» или общаго алфавитнаго и очень нужнаго реестра и перебираніемъ въ ящикахъ запасенныхъ на зиму яблокъ, а сынъ мой нѣсколько дней занимался перестанавливаніемъ и регулированіемъ въ комнатахъ нашихъ картинъ, также своею музыкою, а въ хорошіе, ясные и тепловатые дни выѣзжалъ прогуливаться, а иногда ѣзжали мы кой куда и въ гости, и угощали у себя къ намъ пріѣзжавшихъ, и провождали время свое не только безъ скуки, но и довольно весело, а особливо занимаясь иногда пріятнымъ чтеніемъ книгъ и получаемыхъ журналовъ и газетъ, которые всѣ наполнены бывали непріятными извѣстіями о разбитіи нашихъ войскъ французами въ Голландіи и въ Швейцаріи и о славномъ переходѣ Суворова чрезъ Альпійскія горы. Къ симъ непріятностямъ присовокуплялась и та, что сынъ мой нерѣдко жаловался на головную у себя боль и нездоровье, съ другой стороны смущала и озабочивала всѣхъ насъ и беременность моей невѣстки, и какъ оная приближалась къ своему окончанію, то старались мы о запасеніи ея къ сему случаю хорошею и искусною бабкою.
Наконецъ, 12-го числа ноября, кончилась наша осень и выпавшей снѣгъ убѣлилъ всю поверхность полей нашихъ. Въ самое сіе время услышали и отъ присланнаго человѣка къ намъ узнали мы о кончинѣ пущинской помѣщицы и старинной нашей знакомки Натальи Петровны Арцибышевой, и 14-го числа жена моя съ сыномъ ѣздила на погребеніе оной, мы же съ невѣсткою и прочими оставались дома, ибо сей не можно было уже никуда ѣздить.
Она невѣдомо какъ смущалась и озабочена была неполученіемъ себѣ хорошей бабки, за которою послана была давно уже въ Тулу коляска, но что-то долго не возвращалась, а между тѣмъ наступало уже самое критическое время, но за то и обрадована она была до чрезвычайности, когда увидѣла ѣдущую коляску и въ ней самую ту знакомую намъ и искусную бабушку, которую ей имѣть у себя при родахъ хотѣлось и въ полученіи которой она уже отчаявалась и о томъ очень горевала.
Пріѣздъ оной, обрадовавшей и насъ всѣхъ, былъ очень благовремененъ, ибо невѣстка моя начинала уже страдать обыкновенными при родахъ муками и въ самую сію ночь подъ 19 число и обрадовано было все наше семейство благополучнымъ разрѣшеніемъ ея отъ бремени дочерью, которую угодно было ей велѣть назвать, по имени матери ея, Екатериною. Итакъ, содѣлался Павелъ мой отцомъ, а подруга его матерью, а мы съ женою своею получили родную себѣ внуку, и хотя провели всю ночь сію въ великомъ смущеніи и безпокойствѣ и во всю ее почти не спали, но за то награждены были и удовольствіемъ неизъяснимымъ. Мы не преминули въ тотъ же день принесть Господу Богу нашему за сіе достодолжную благодарность, а между тѣмъ отправить съ извѣстіемъ о томъ къ отцу и матери невѣстки моей и къ прочимъ роднымъ нашимъ человѣка, также увѣдомить о томъ и сосѣдей нашихъ, которымъ, однако, за крайнею тогдашнею распутицею никакъ не можно было вскорѣ пріѣхать въ невѣсткѣ моей на родины и все наше ожиданіе оныхъ было тщетное, одинъ только племянникъ мой Андрей Михайловичъ приходилъ и въ тотъ же еще день для поздравленія всѣхъ насъ съ симъ радостнымъ для насъ происшествіемъ.
Наконецъ, 24-го числа сего мѣсяца, не успѣлъ я по утру по обыкновенію моему еще до свѣта встать, какъ встревоженъ былъ Извѣстіемъ, что у зятя моего Петра Ивановича Воронцова, ѣхавшаго ко мнѣ, изломалась повозка и онъ самъ, отъ самой Елкинской мельницы, пришелъ пѣшкомъ и не хотя насъ ночью всѣхъ тревожить и будить, легъ и спалъ тогда въ людской избѣ или такъ называемой черной горницѣ, и что лошади его безъ него шарахнулись и ушли и всѣ люди побѣжали искать оныхъ. Вскорѣ за симъ пришелъ и самъ зять мой, которому мы были очень рады. Какъ въ сей день было у меня въ домѣ двѣ имянинницы, дочь и малютка внука и обѣ Катерины Болотовы, то была у насъ всенощная и присылали съ поздравленіями А. Мих. Ладыженскія и Доброклонская и первыя, по приглашенію нашему, пріѣхали къ намъ обѣдать и вмѣстѣ съ нами препроводили весь сей день, а Доброклонской не бывалъ, будучи уже третей день боленъ, а на другой день послѣ сего пріѣзжали къ намъ Пановы и, пробывъ у насъ весь день, и ужинали даже у насъ.
Въ наступившей за симъ день ждали мы во весь пріѣзда дочери моей Ольги, но вмѣсто оной передъ вечеромъ пріѣхалъ къ намъ другъ нашъ Василій Ивановичъ Кислинской съ женою, а вслѣдъ за нимъ, наконецъ, и Ольга наша съ своимъ мужемъ, и такъ сдѣлалось у насъ въ домѣ очень людно. Всѣ сіи наши родные гости пробыли у насъ не только весь послѣдующей, но, за сдѣлавшеюся ужасною мятелью, и еще одинъ день, и время сіе провели наиболѣе въ играніи въ проклятой и досадной для меня бостонъ, и наши проигралися, будучи не въ состояніи играть съ практическими и такими игроками, каковы были Кислинскіе. Между тѣмъ, получили мы изъ Паникъ, отъ тестя сына моего, извѣстіе, что онъ не прежде къ намъ пріѣдетъ, какъ уже по настаніи зимняго пути.
Наконецъ, разъѣхались наши гости, сперва поѣхалъ домой зять мой Воронцовъ, аза нимъ Василій Ивановичъ Кислинской въ радости, обыгравъ моего зятя и сына въ карты, а зять мой Бородинъ поѣхалъ въ Калугу въ горѣ, проигравъ Кислинскому отъ собственной шалости болѣе 40 рублей. Пріѣздъ его ко мнѣ былъ не утѣшенъ, что-то чувствовалъ я къ нему менѣе приверженности, нежели въ Петру Ивановичу Воронцову. Подражалъ онъ во всемъ старшему зятю моему Шишкову, а прока отъ него было очень мало, оба они не лучшѣли, но часъ отъ часу худѣли, оба сдѣлались мотами отъ игры, питья и строенія, и оба раззорялись очевидно, и не терпѣли, чтобъ имъ кто и говорилъ о томъ. Мнѣ всего досаднѣе было, что послѣдней въ сей разъ почти неволею вплелъ и сына моего въ игру, и довелъ его до того, что и онъ рублей съ десять проигралъ.
По отъѣздѣ ихъ, принявшись опять за писаніе, имѣлъ я удовольствіе окончить, наконецъ, свою давно начатую трудную и скучную работу, состоявшую въ сочиненіи полнаго къ экономическому своему магазину реестра, которой сочинить я столько лѣтъ собирался и нѣсколько разъ начиналъ, но соскучивъ, опять переставалъ, но въ сей разъ насилу, насилу я его и однимъ почти пріемомъ кончилъ. Изъ него вышла претолстая книга, и какъ она сдѣлалась весьма нужною и полезною для всѣхъ имѣющихъ у себя весь мой «Экономической магазинъ», то хотѣлось мнѣ, чтобъ онъ въ пользу ихъ былъ и напечатанъ, съ каковымъ намѣреніемъ я наиболѣе и предпріялъ сію работу, однако, всего не удалось мнѣ даже до сего времени еще исполнить, по случаю, что съ типографіями произошла великая перемѣна, число ихъ хотя размножилось, но всѣ сочиненія надлежало авторамъ печатать на свой коштъ, а сіе для меня составляло неудобность, почему и осталась книга сія и по сіе время (1821 г.) въ манускриптѣ, и служитъ только для собственнаго моего употребленія. Окончилъ я сію работу въ самой послѣдней день мѣсяца ноября и удовольствіе мое нарушилось захвораніемъ сына моего, такъ что онъ, весь тотъ день, пролежалъ въ постели, и мы опасались, чтобъ болѣзнь сія не сдѣлалась важною.
По наступленіи мѣсяца декабря, поджидали мы все еще къ себѣ кого нибудь изъ паниковскихъ, но какъ никто не бывалъ, то не стали мы долѣе медлить и на другой день сего мѣсяца окрестили нашу новорожденную малютку, въ моемъ кабинетѣ; воспріемниками были: я съ старушкою моею тещею и дочь моя Катерина съ отсутственнымъ братомъ невѣстки моей, Павломъ Ѳедоровичемъ Ошанинымъ, и какъ крестины были не сборные, то и обѣдали у насъ одни только церковные служители, съ ихъ женами, да послѣ обѣда пріѣхалъ къ намъ г. Ладыженской и у насъ ужиналъ. Впрочемъ, достопамятно, что въ сіе время свирѣпствовала у насъ во всемъ домѣ какая-то особливая прилипчивая простудная лихорадка или катарръ, и многіе люди вдругъ занемогали. Павелъ мой Андреичъ лежалъ даже отъ ней, а немогла даже и родильница наша. Я и самъ чувствовалъ едвали не начало оной, въ въ груди покалывало какъ иглами. Жаловались всѣ сперва на боль въ головѣ, за симъ послѣдовалъ ознобъ и жаръ и кашель, и съ ногъ человѣкъ сваливался, и сіе продолжалось нѣсколько дней сряду. Навезъ къ намъ сію болѣзнь Василій Ив. Кислинской, у него былъ весь домъ его боленъ, а и у насъ сдѣлалось множество больныхъ. Словомъ болѣзнь сія была повсемѣстная, и по слухамъ въ одной Москвѣ было больныхъ до 12 тысячъ человѣкъ и я насилу отпился отъ ней своимъ простуднымъ декоктомъ, и едва успѣвалъ помогать и другимъ многимъ.
На другой день послѣ крестинъ сказали намъ, что будетъ въ сей день къ намъ старшей мой зять П. Г. Шишковъ, но вмѣсто его пріѣхала только наша Елизавета Андреевна съ дѣтьми, а на утріе пріѣхала къ намъ на почтовыхъ и сватья наша Прасковья Алексѣевна изъ Орла на родины къ своей племянницѣ и наслѣдницѣ, а въ вечеру того же дня пріѣхалъ и зять Петръ Герасимовичъ и сдѣлалось у насъ опять очень людно и шумно, и дѣти Шишковы шумѣли и рѣзвилися безъ милости, между тѣмъ болѣзни размножались и занемогла и самая моя жена, дочь Катерина и Елизавета и насилу ходили.
Какъ время тогда было постное, а сверхъ того наступалъ и нашъ сельской годовой праздникъ и намъ для угощенія гостей нашихъ нужна была рыба, а оной въ привозѣ въ городахъ никакой еще не было, то превеликая для насъ была комиссія снабдить себя нужною свѣжею рыбою, и я принужденъ былъ разослать людей искать купить ее во всѣхъ прибрежныхъ по Окѣ рѣкѣ селеніяхъ, гдѣ она жителями лавливалась, а другихъ разослалъ звать сосѣдей къ себѣ въ празднику. А какъ на ту пору стояла у насъ самая холодная и даже опасная зимняя погода, то не малая забота на насъ была и о томъ, чтобъ не замерзли разосланные и долго не возвращавшіеся люди, но къ великому обрадованію моему всѣ они, кромѣ одного, благополучно возвратились и достали намъ довольное количество рыбы.
Что касается до нашего праздника, то оной въ сей годъ достопамятенъ былъ непомѣрною и чрезвычайною стужею и жестокимъ морозомъ на западномъ вѣтрѣ, которымъ изъ подъ горы всѣ наши хоромы такъ вынесло, что не можно было никакъ быть во всей той половинѣ, которая была къ рѣкѣ, и я принужденъ былъ на сей разъ превратить кабинетъ мой и въ залъ, и въ гостиную, тутъ мы съ гостьми и обѣдали, и сидѣли, и ужинали, ибо тутъ было тепло какъ въ банѣ. По счастію, гостей изъ постороннихъ было не много, и одинъ только г. Ладыженской съ женою, да Доброклонской безъ жены. Со всѣмъ тѣмъ, гости мои гораздо подпили, и я не помню, когда бы было тому подобное, и всѣ мы были веселы. Зятику моему Петру Герасимовичу что то вздумалось съ Доброклонскимъ съѣздить къ Андрею Михайловичу, и тамъ оба они бросили, такъ сказать въ печь, цѣлыхъ двадцать рублей, заставивъ бабъ плясать и давъ имъ за пляску оные, и зятикъ мой претерпѣлъ сей убытокъ одинъ, ибо проворъ Доброклонской убѣдилъ его играть въ карты, и съигралъ съ себя ихъ. Сыну моему было въ сей день сколько нибудь лучше, а взамѣнъ того слегла сватья Прасковья Алексѣевна.
Никольщина наша продолжалась нѣкоторымъ образомъ и на другой день, и когда не гостей, такъ людей было довольно пьяныхъ. Мы просидѣли почти весь день нодлѣ больной моей сватьи, и къ намъ пріѣхалъ опять г. Ладыженской съ женою, а въ вечеру другъ Андрея Михайловича, пьяненькой Петръ Дмитріевичъ Кузьминъ, и насмѣшилъ насъ своими поступками. На другой день послѣ сего поѣхали отъ насъ наши родные, Шишковы, оставивъ у насъ дѣтей обоихъ Николинокъ поучиться писать и географіи, и это было еще въ первый разъ.
Чрезъ три дня послѣ сего, случилось со мною нѣчто неожиданное. Является ко мнѣ незнакомой человѣкъ живущаго отъ насъ не подалеку небогатаго дворянина Михаила Афанасьевича Шишкина съ письмомъ ко мнѣ отъ нашего тульскаго губернатора. Я удивился и не понималъ о чемъ бы такомъ писать ко мнѣ губернатору, очень мало меня знающему, а того болѣе удивился, нашедъ въ ономъ просьбу его, чтобъ я усовѣстилъ племянника и сосѣда моего Андрея Михайловича и уговорилъ его не взыскивать съ помянутаго бѣдняка Шишкина 600 руб. денегъ, которыя слѣдовало ему заплатить по рѣшенію бывшаго между ими какого то дѣла, и по которому племянникъ мой оттягалъ отъ него нѣсколько крестьянъ и чрезъ то раззорилъ почти сего добрѣйшаго человѣка. Я охотно желалъ помочь въ семъ случаѣ сему своему сосѣду и, съѣздивши къ племяннику моему, употреблялъ все, что могъ, къ преклоненію его къ оказанію Шишкину сего благодѣянія, но всѣ мои старанія не имѣли ни малѣйшаго успѣха и племянничекъ мой былъ не такого свойства человѣкъ, чтобы могъ сіе благодѣяніе сдѣлать.
Чрезъ недѣлю послѣ сего, по долговременномъ и тщетномъ ожиданіи извѣстія изъ Москвы объ окончаніи все еще продолжавшагося въ межевой канцеляріи нашего дѣла, на силу, на силу обрадованы мы были полученнымъ отъ повѣреннаго нашего Феди увѣдомленіемъ, что дѣло наше, наконецъ, рѣшено, и чрезъ подписаніе опредѣленія кончено, и что мнѣ не было никакой надобности ѣхать самому въ Москву, ибо мы оставлены были съ покоемъ при своихъ купленныхъ и, по рѣшенію конторскому, отмежеванныхъ земляхъ. Итакъ, успокоены мы были въ разсужденіи сего не мало стоющаго намъ дѣла.
Съ сего времени по самой почти праздникъ Рождества Христова не происходило у насъ ничего особливо. Сыну моему давно уже сдѣлалось отъ болѣзни его лучше, равно какъ и теткѣ невѣстки моей, которая все еще гостила у насъ. Мы оба съ сыномъ занимались ученіемъ дѣтей географіи и выдумывали легчайшіе къ тому способы, а я ежедневно почти занимался еще однимъ новымъ дѣломъ. Охота моя къ писанію чего нибудь и нахожденіе въ томъ и въ сочиненіяхъ кое какихъ особеннаго удовольствія, тотчасъ послѣ окончанія ключа къ «Экономическому магазину», возродила во мнѣ желаніе заняться вновь какими нибудь экономическими сочиненіями, и какъ послѣ издаванія моего Экономическаго магазина случилось мнѣ многое узнать и открыть изъ экономическихъ вещей новаго и никому еще неизвѣстнаго, то по обыкновенному моему и всегдашнему желанію сдѣлать все то и соотчичамъ моимъ извѣстнымъ, и восхотѣлось мнѣ испытать не можно ли всѣ такія примѣчанія, выдумки и открытія свои сообщить публикѣ, чрезъ напечатаніе ихъ въ видѣ какого нибудь экономическаго сочиненія и какъ наиудобнѣйшимъ къ тому казалось мнѣ названіе экономическаго корреспондента, то и вознамѣрился я всѣ свои новыя замѣчанія сочинять образомъ писемъ къ пріятелю, и дѣло сіе тогда же, по нетерпѣливости, началъ, и продолжая оное во всѣ праздные и досужные часы даже до сего времени, успѣлъ не только сочинить, но и набѣло переписать довольное таки множество такихъ замѣчаній, и продолжать въ томъ же трудиться и послѣ сего времени, но всѣ сіи новые мои труды остались тщетными, ибо, живучи въ деревнѣ и не имѣя въ Москвѣ изъ содержателей типографіи такого знакомаго, каковъ былъ нѣкогда Г. Новиковъ и который бы взялся печатать мои сочиненія на свой коштъ, не имѣлъ я случая и удобности къ произведенію намѣренія моего въ дѣйство. Почему чрезъ нѣсколько времени и пересталъ я заниматься симъ дѣломъ, а все написанное хранится и донынѣ (1821 г.) въ библіотекѣ моей въ манускриптахъ, и едва ли когда нибудь будетъ напечатано.
Наконецъ, подъ самой праздникъ Рождества Христова наѣхало ко мнѣ множество гостей и все родныхъ и для насъ пріятныхъ. Сперва пріѣхалъ зять мой П. И. Воронцовъ съ дочерью моею Настасьею и сыномъ ихъ Павлушею, а въ вечеру уже имѣли мы удовольствіе встрѣтить, давно уже ожиданныхъ и никогда еще у насъ не бывавшихъ, новыхъ нашихъ родныхъ Ошаниныхъ. Былъ то сватъ мой Ѳедоръ Васильевичъ Ошанинъ съ женою и со всѣми дѣтьми своими, и вмѣстѣ съ ними сосѣдъ ихъ Доримидонтъ Тимофеевичъ Елчинъ и сдѣлалось у насъ людно. Легко можно заключить, что всѣ мы, а всѣхъ болѣе невѣстка моя, были симъ небывалымъ еще гостямъ очень рады. Они пріѣхали къ намъ въ вечеру и въ самое то время, когда у насъ служили всенощную, и какихъ, и какихъ не было при семъ случаѣ взаимныхъ съ обѣихъ сторонъ привѣтствій, ласкъ и поздравленій, и съ какимъ отмѣннымъ удовольствіемъ провели мы тогдашней и довольно уже поздной ужинъ. На утріе же и въ самой праздникъ, не смотря на всю зимнюю стужу, ѣздили мы всѣ къ обѣднѣ, и по возвращеніи изъ церкви всѣмъ многочисленнымъ, роднымъ семействомъ въ радости и съ удовольствіемъ разгавливались и потомъ вмѣстѣ съ приходившими къ намъ славить Христа нашими церковнослужителями обѣдали, а потомъ весь день провели въ пріятныхъ разговорахъ а вечеръ, при шумѣ играющей музыки, — въ играніи въ карты, и были всѣ веселы и довольны. Съ такимъ же удовольствіемъ провели мы и второй день нашихъ святокъ съ гостьми своими, которыхъ число умножилось еще пріѣхавшимъ къ намъ обѣдать другомъ нашимъ и любезнымъ сосѣдомъ Иваномъ Александровичемъ Ладыженскимъ съ женою, которые провели съ нами весь сей день и даже ужинали. Въ продолженіи дня между тѣмъ, какъ мы занимались съ милымъ и любезнымъ сватомъ моимъ разными пріятными разговорами, играли они въ свой бостонъ, вскружившій всѣмъ имъ собою головы. Всѣ гости мои продолжали гостить у насъ и во весь третей день нашихъ святокъ; въ оной занялъ я свата своего, какъ такого же охотника до садовъ, какъ и я, показываніемъ ему своихъ яблокъ и всѣхъ книгъ съ описаніями и рисунками всѣхъ породъ яблокъ, родящихся въ садахъ моихъ, а сынъ мой съ женою своею ѣздилъ въ Семеновское, къ старику Евграфу Яковлевичу Раевскому. Братъ же невѣстки моей, Дмитрій Ѳедоровичъ, со смѣху насъ морилъ своими шутками и рѣзвостями, и мы не видали почти какъ прошелъ день сей. Такимъ же образомъ въ семейственномъ удовольствіи провели все утро и четвертаго дня нашихъ тогдашнихъ святокъ, а послѣ обѣда поѣхалъ сватъ мой отъ насъ одинъ въ Москву и далѣе въ Ростовъ къ роднымъ своимъ, прочіе же всѣ остались еще у насъ, съ которыми, какъ сей, такъ и весь послѣдующей пятой день нашихъ святокъ, провели мы съ такимъ же удовольствіемъ, какъ и прежніе; въ оной пріѣзжалъ къ намъ опять другъ нашъ г. Ладыженской съ женою, пробылъ у насъ во весь день и вечеръ, и поѣхалъ отъ насъ уже послѣ ужина. А въ шестой день послѣ обѣда всѣ наши новые родные, вмѣстѣ и съ теткою невѣстки моей, поѣхали отъ насъ во свояси и остался у насъ одинъ Петръ Ив. съ Настасьей, а вскорѣ послѣ отъѣзда Ошаниныхъ, пріѣхалъ къ намъ Яковъ Ивановичъ Арцибышевъ, съ ближнею родственницею своею Катериною Яковлевною Бибиковою и просидѣли у насъ до сумерокъ. Что-жъ касается до послѣдняго дня сего года и седьмаго дня нашихъ святокъ, то провели мы оной не очень весело: во все утро раздосадованъ былъ я, невѣдомо какъ, женою моею разными дрязгами…. а у сына моего разболѣлись какъ то зубы, но какъ г. Ладыженской звалъ насъ въ сей день обѣдать, то, не смотря на все, ѣздили мы къ нему и весь сей день провели у него и довольно весело. У. него случился въ сіе время быть братъ его, Гаврила Александровичъ, бывшей также моимъ крестникомъ, и сей, наслѣдуя отъ отца своего шутливой нравъ, веселилъ все наше общество своими шутками и издѣвками, и заставливалъ неоднократно хохотать и смѣяться. Многіе изъ насъ играли въ любимую свою игру бостонъ, а я, кое съ кѣмъ, въ реверансъ. Хозяева упросили насъ у себя даже и ужинать и мы пріѣхали домой уже поздно, съ тою непріятностью, что сынъ мой, отъ разболѣвшихся у него опять зубовъ, насилу доѣхалъ, а у зятя моего и Настасьи болѣла что то голова; всѣ мы какъ то переугорѣли тогда въ домѣ у Ладыженскаго. Симъ окончился тогда достопамятной въ исторіи отечества нашего 1799 годъ, ознаменовавшейся и въ моей жизни многими значительными происшествіями, а кстати къ сему окончу я и сіе мое письмо, сказавъ вамъ, что я есмь вашъ…. и прочее.
Писано сіе 28 мая 1821 г., въ Сенкинѣ.
ПРОДОЛЖЕНІЕ ОПИСАНІЯ ЖИЗНИ АНДРЕЯ БОЛОТОВА
описанное самимъ имъ для своихъ потомковъ.
править
1) См. «Русскую Старину» изд. 1870—1873 гг. (приложеніе) и изд. 1889 г., томъ LXII, іюнь, стр. 535—576.
Мой другъ! Первой день вновь наступившаго 1800 года думали было мы препроводить на имянинахъ у друга моего, Василія Ивановича Кислинскаго, въ Федешовѣ, но зубная боль сына моего до того насъ не допустила и принудила пробыть въ оной дома, но провели мы оной не одни, но былъ съ нами и зять мой Воронцовъ съ Настасьей и оба мои внучата, гости милые и пріятнѣйшіе для насъ. Невѣстка моя, съ дочерью моею Катериною и малюткою Катинькою ѣздили къ обѣдни, первая для взятья молитвы, а послѣднюю причащали. Къ обѣду же пріѣхали къ намъ любезные наши сосѣди Ладыженскіе, оба брата и оба мои крестники, и провели съ нами весь сей день и старшей изъ нихъ съ нами и ужиналъ, а младшей поѣхалъ отъ насъ въ свою степную деревню. Впрочемъ достопамятно, что я, начавъ по утру въ сей день дѣлать смѣты доходовъ и расходовъ денежныхъ за прошедшей годъ и признавъ время сіе къ тому весьма неспособнымъ, положилъ съ сего времени впредь считать оные не съ января, а съ мая мѣсяца, поелику съ сего времени обыкновенно начинали вступать въ приходъ новые денежные доходы, и сіе было несравненно удобнѣе и года между собою не перепутывались, почему съ сего времени и наблюдалъ я всегда уже сіе правило. По наступленіи же втораго дня, разстались мы и съ родными напиши Воронцовыми, поѣхавшими отъ насъ въ свое Головнино и прогостившими у насъ болѣе недѣли, жена же моя съ невѣсткою и дочерью ѣздили въ Татарское, а мы съ Павломъ Ан. оставались дома, онъ за своими зубами, а я за своими счетами, а въ послѣдовавшей за симъ день пріѣхали наконецъ наши степные, которыхъ мы давно уже и съ великою нетерпѣливостію дожидались, но удовольствіе имѣлъ я отъ того невинное. Привезли они одинъ только столовой запасъ, а денегъ ничего, а онѣ то мнѣ были всего нужнѣе, и я новымъ своимъ нанятымъ управителемъ не весьма былъ доволенъ: во-первыхъ, опоздалъ онъ присылкою обоза и заставилъ чрезъ то терпѣть нужду въ столовыхъ припасахъ; во вторыхъ, того, что мнѣ всего было нужнѣе, не прислалъ ничего, а въ третьихъ, и писалъ обо всемъ лаконически и очень коротко. Къ неудовольствію сему присоединилось и то, что въ домѣ нашемъ существовали тогда опасныя дѣтскія болѣзни, поносы простые и кровавые, и изъ ребятъ въ самой сей день померло трое отъ сей болѣзни.
На утріе ѣздилъ я по приглашенію съ женою и невѣсткою и Катериною въ Глѣбово къ Пановымъ обѣдать, гдѣ нашли мы множество гостей и въ томъ числѣ нѣсколько и незнакомыхъ, какъ-то госпожу Крылову съ ея двоюродными братьями, г. Нестерова съ его семействомъ, Каверина съ дочерьми и еще кое-кого; сидѣли весь день, вечеромъ же оглушены были крикомъ цыганъ, пѣвшихъ свои пѣсни и плясавшихъ. Никогда еще не случалось мнѣ видать столько хорошихъ лицъ, какъ тутъ между симъ скитавшимся народомъ. Мы просидѣли до ужина, дожидаясь восшествія мѣсяца, и пріѣхали домой уже за полночь и нашли занемогшаго безъ насъ Николиньку нашего, и озаботились немало тѣмъ, онъ былъ и въ послѣдующей за симъ день боленъ.
Въ день Богоявленія Господня и послѣдней нашихъ святокъ, имѣли мы, противъ чаянія, у себя гостей и обѣдъ гостиной. Еще по утру присылалъ ко мнѣ племянникъ мой А. Мих. человѣка для поздравленія съ праздникомъ и сказать, что онъ будетъ къ намъ съ сестрою своею обѣдать; боярыни наши всѣ поѣхали къ обѣдни, а Павелъ за распухлою щекою остался со мною дома, и тутъ предстоятъ предъ меня вдругъ оба брата Кузминыхъ, владѣльцы Агаринскіе. Старшей изъ нихъ, Василей, человѣкъ умный, свѣтской и бойкой, былъ еще впервые у меня тогда въ домѣ, и съ нимъ можно было обо многомъ поговорить. Всѣ они у насъ обѣдали и провели у насъ весь день и вечеръ.
Чрезъ два дня послѣ сего случилось быть дню рожденія старушки моей тещи, ибо нечаянно его праздновали, ибо г. Доброклонскому вздумалось въ самой сей день пріѣхать къ намъ обѣдать, и пріѣхали также Алымовъ и Ладыженской, чрезъ что и составился у насъ обѣдъ и довольно людной. Всѣ они у насъ пробыли до самаго вечера и даже ужинали, а мы между тѣмъ утѣшены были тѣмъ, что внуку моему Николинькѣ полегчало, о которомъ опасались мы, чтобъ не сдѣлалось у него воспаленія въ груди и чтобъ онъ у насъ не умеръ.
Съ сего времени по самое 23 число января не случилось у насъ никакихъ дальнихъ особлизостей, кромѣ того, что мы ѣздили въ гости къ нашимъ Еислинскимъ въ Федешово и ночевали у нихъ двѣ ночи, потомъ чуть было не занемогъ и самъ я лихорадкою, и съ ѣздившимъ въ Москву г. Ладыженскимъ получили формальное увѣдомленіе о рѣшеніи нашего межеваго дѣла наимошенническимъ и преплутовскимъ образомъ, но какъ по крайней мѣрѣ я оставленъ былъ при конторскомъ рѣшеніи, то и не имѣю причины подписывать неудовольствіе и апелляцію и ѣхать затѣмъ въ Петербургъ, да и отъ московской ѣзды сдѣлался почти освобожденнымъ и получилъ свободу располагать своимъ временемъ, а до сего все меня держало сіе дѣло и не дозволяло надолго отъ дома отлучиться. Почему и начинали мы тогда помышлять о замышляемой ѣздѣ за Тулу и какъ бы намъ пробраться чрезъ Тулу въ Симаково, а отъ туда въ Головлино и въ Ламки, а сыну моему оттуда далѣе и въ Донковъ къ роднымъ своимъ.
Въ путь сей отправились мы 23 числа по утру и я отлучился въ сей разъ отъ дома слишкомъ нежели на 16 дней, въ теченіи котораго перебывали мы у всѣхъ нашихъ ближнихъ родныхъ, и въ переѣздахъ своихъ изъ дома въ домъ, по случаю бывшихъ въ сіе время крайне дурныхъ и безпокойныхъ погодъ и по дурнотѣ дорогъ (испытали) много непріятностей, но взамѣнъ того, въ домахъ родныхъ нашихъ имѣли много и удовольствій. Поѣхало насъ въ сей путь только пятеро, я съ женою, да сынъ мой съ своею подругою, да дочь наша Катерина, а старушка теща моя, съ гостившею у насъ Ольгою Васильевною Метельковскою и обоими Николинками и малюткою, моею родною внучкою, оставались у насъ въ деревнѣ.
Мы выѣхали изъ двора хотя довольно рано, но по дурнотѣ ухабистой дороги, съ нуждою доѣхали для кормки лошадей до Вашаны, а въ Тулу пріѣхали уже ночью. Тутъ остановись на квартирѣ зятя моего Шишкова, у попа, имѣлъ я случай спознакомиться и даже сдружиться съ родственникомъ зятя моего Никитою Алексѣевичемъ Шишковымъ, человѣкомъ умнымъ и такимъ, съ которымъ можно было говорить обо многомъ. Переночевавъ тутъ и напившись чаю, поѣхали мы далѣе и проселочными дорогами въ Симаково, и ѣдучи во многихъ мѣстахъ цѣликомъ и теряя дорогу, не прежде какъ уже ночью дотащились до Симаково. Тутъ, у родныхъ нашихъ Бородиныхъ, весьма намъ обрадовавшихся, пробыли мы цѣлые трое, сутокъ. Мы нашли тутъ и зятя моего Воронцова, но которой, на другой же день, уѣхалъ отъ насъ въ Тулу, куда онъ зачѣмъ-то былъ вызванъ, а мы безъ него праздновали тутъ день имянинъ хозяйкиной бабушки, а моей почтенной старушки тещи, и провели все время пребыванія нашего тутъ довольно весело, и хозяева угощали насъ какъ нельзя лучше. Изъ Симакова отправились мы въ Ламки, къ роднымъ нашимъ Шишковымъ, и выѣхали хотя рано, и только что позавтракавъ и по дурнотѣ занесенныхъ мятелями дорогъ насилу къ ночи доѣхали до Ламокъ и Катерина моя въ прахъ перестрадалась, будучи въ одномъ мѣстѣ въ кибиткѣ своей извалена на бокъ. Съ нами вмѣстѣ пріѣхала туда и наша Настасья Андреевна.
Въ наступившей послѣ сего день была у насъ такая страшная вьюга и мятель, что никуда носа показать было не можно и мы провели сей день одни, съ нашими хозяевами, которые были намъ также очень рады. А на утріе, позавтракавъ, поѣхала наша Настасья Андреевна домой, а насъ съ Павломъ догадало заняться приготовленіемъ одного конскаго лекарства, извѣстнаго подъ названіемъ Антимоной пеленки, и мы, не дѣлая онаго еще никогда, по неосторожности надушили всѣ зятнины палаты наидурнѣйшимъ и противнѣйшимъ запахомъ, и съ трудомъ оной изъ комнатъ выжили, между тѣмъ подъѣхали къ намъ и наши Бородины и Ольга съ мужемъ, а вслѣдъ за ними и Степанъ Пургасовъ, съ которыми и провели мы сей вечеръ, въ которой случилась та достопамятность, что многіе изъ насъ, а имянно я, зять Петръ Герасимовичъ, Катерина, Павелъ Андреевичъ и еще гость Грековъ, всѣ вдругъ и одинаково занемогли. Всѣ почувствовали ознобъ, какъ въ лихорадкѣ, у всѣхъ заболѣло горло и сдѣлался жаръ и всю ночь чувствовали не до себѣ и отпивались всѣ декоктомъ, и я насилу отпился, и не зналъ отъ чего бы то всѣмъ сіе несгодье могло случиться, но по крайней мѣрѣ не было отъ того никакихъ дальнѣйшихъ и непріятнѣйшихъ послѣдствій, но у всѣхъ дурнота сія скоро прошла.
На утріе, послѣ ранняго обѣда, разстались мы на время съ нашимъ Павломъ Андреевичемъ; онъ поѣхалъ оттуда съ женою, къ роднымъ своимъ въ Паники, а мы провели и сей весь день въ Ламкахъ, съ прежними бывшими тутъ гостями, а въ послѣдующей день поѣхали и мы съ женою и Катериною въ Головлино, къ роднымъ нашимъ Воронцовымъ, и, пріѣхавъ туда въ сумерки, нашли нашу Настасью страждущею жестокою головною болью, а въ Ламкахъ оставили мы Елизавету нашу страждущею сильнымъ кашлемъ. Въ Головлинѣ прожили мы, по усильнымъ просьбамъ хозяевъ, цѣлые четверо сутокъ, проведя все сіе время въ свиданіяхъ со всѣми ихъ ближайшими родными и сосѣдями, которые всѣ насъ любили и почитали, и въ обратной свой путь домой не прежде поѣхали, какъ уже 6-го числа февраля, оставивъ свою Катерину погостить на нѣсколько времени у сестры ея, Настасьи; вмѣстѣ съ нами до Тулы поѣхалъ и хозяинъ нашъ. Мы остановились тамъ на той же квартирѣ у попа, гдѣ весь вечеръ провели съ стоящимъ тутъ Васильемъ Алексѣевичемъ Шишковымъ, разсказывавшимъ намъ всѣ свои похожденія.
На утріе же, накупивъ себѣ для приближавшейся масляницы всякой рыбы, поѣхали мы далѣе и, переночевавъ у друга нашего Василія Ивановича въ Федешовѣ и отобѣдавъ у него, пріѣхали 8-го числа домой и нашли домашнихъ своихъ всѣхъ въ добромъ здоровьѣ и случившагося у нихъ въ гостяхъ нашего друга Ивана Александровича Ладыженскаго съ его женою.
Было сіе предъ самою уже нашею масляницею, и я едва только отъ безпокойствъ дорожнихъ отдохнулъ и принялся за прежнія свои дѣла и упражненія, какъ наступила уже и она, и ее провели мы въ сей годъ довольно весело и наибольшую часть съ людьми. Еще въ самой первой день оной обрадованы мы были пріѣздомъ къ намъ родныхъ нашихъ Шишковыхъ. Зять мой, ѣдучи въ Москву, съ помянутымъ родственникомъ своимъ Василіемъ Алексѣевичемъ Шишковымъ и г. Грековымъ, заѣхалъ тогда къ намъ вмѣстѣ съ нашею Елизаветою А., и переночевавъ у насъ, поскакалъ съ Грековымъ въ столицу, а Елизавета осталась у насъ гостить до самаго начала поста и мы съ нею стали дожидаться обѣщавшихъ къ намъ быть гостей, Каверина Никиты Ивановича и Панова съ своими семействами, съ которыми мы и провели сей третей день нашей масляницы, а въ четвертой день праздновали мы день рожденія жены моей, которой совершилось тогда 48 лѣтъ отъ ея рожденія, но въ оной, кромѣ г. Ладыженскаго, никого у насъ не было, а проводили мы только отъ себя помянутаго Василія Алек. Шишкова, поѣхавшаго также въ Москву, а я имѣлъ удовольствіе получить присланныя ко мнѣ изъ Тамбовской нашей деревни деньги, а въ послѣдніе дни разъѣзжали сами мы кой куда по гостямъ, и на заговѣнье были у самого Андрея Михайловича, а кончили ее ужиномъ многолюднымъ у насъ. Едва только мы заговѣлись, какъ и вслѣдъ за мужемъ своимъ отправилась отъ насъ и Елизавета наша вмѣстѣ съ Ольгою Васильевною въ Москву, а мы, начавъ по старинному нашему обыкновенію въ сію недѣлю говѣть и молиться, стали поджидать возвращенія изъ Паникъ нашего Павла Андреевича, но они не прежде къ намъ пріѣхали, какъ уже при началѣ второй недѣли великаго поста.
Вскорѣ засимъ наступилъ уже и мартъ мѣсяцъ, котораго первой день достопамятнымъ сдѣлался для меня тѣмъ, что я въ оной, въ первой разъ еще въ жизни моей, почувствовалъ боль въ спинѣ, поясницѣ и кострецѣ, имѣющую происхожденіе свое отъ гемороя, и узналъ, что болѣзни сей и я былъ, какъ и прочіе, подверженъ, однако въ хвалу и благодареніе Богу скажу, что она ко мнѣ не такъ была жестокосерда и люта, какъ къ инымъ многимъ. Я хотя по временамъ, и то очень рѣдко, чувствовалъ по нѣскольку дней боль въ кострецѣ, заставившую меня вкупѣ и охать и смѣяться, но дальнѣйшихъ гемороидальныхъ припадковъ, даже и до нынѣшней глубокой моей старости, не чувствовалъ и она меня не слишкомъ обезпокоивала. Сынъ мой пожилъ съ нами въ сей разъ не болѣе одной недѣли и поѣхалъ потомъ вмѣстѣ съ женою своею въ Москву, для исправленія нѣкоторыхъ покупокъ и для запасенія насъ годовою провизіею, и я послалъ на сіе съ нимъ 600 рублей, что по тогдашнимъ временамъ составляло уже значительную сумму.
Дни черезъ три по отъѣздѣ его, смущены были у всѣхъ насъ мысли однимъ письмомъ отъ знакомца нашего Ивана Григорьевича Лисенко, которымъ предлагаемъ былъ намъ женихъ дочери нашей Катеринѣ, нѣкто г. Дурновъ, Апполонъ Ефимовичъ, изъ-подъ Калуги, и какъ по достатку его казался оной намъ не заслуживающимъ пренебреженія, то хотѣлось намъ узнать объ немъ нѣсколько короче, и поелику письмо сіе доставлено было къ намъ чрезъ племянника моего Андрея Мих., то думали мы не знаетъ ли онъ чего объ немъ множайшаго и посылали для самаго сего звать его къ себѣ, но какъ и онъ ничего дальнѣйшаго не зналъ, то разсудили мы послать за самимъ г. Лисенкомъ и, подумавъ и погадавъ о семъ дѣлѣ, чрезъ нѣсколько дней отписалъ я къ нему письмо и послалъ нарочнаго человѣка, но какъ онъ къ намъ не поѣхалъ, то и сочли мы все сіе дѣло пустякомъ и перестали объ немъ и думать. Чрезъ нѣсколько дней послѣ сего, возвратились наши родные Шишковы изъ Москвы и завезли съ собою къ намъ и г. Пургасова, и переночевавъ у насъ и забравъ съ собою жившихъ до того у насъ своихъ дѣтей, поѣхали въ свои Ламки. Помянутыхъ малютокъ сихъ удалось мнѣ сколько нибудь поучить географіи и рисовать и Николинька нашъ и воспользовался тѣмъ отъ меня довольно.
Дни черезъ три послѣ сего и въ половинѣ марта, возвратился наконецъ изъ Москвы и сынъ мой съ своею женою и навезъ къ намъ множество накупленныхъ имъ вещей и разныхъ припасовъ, а въ тотъ же день пріѣхала къ намъ и наша Катерина изъ Головлина. Съ сего времени живучи въ тишинѣ и семейственномъ согласіи и занимаясь разными комнатными упражненіями, стали мы съ спокойнымъ духомъ дожидаться наступленія весны нашей, и я всего болѣе помышлять о приведеніи плодовитыхъ садовъ своихъ, а особливо большаго полеваго, въ лучшее предъ симъ состояніе. Въ ономъ было хотя премногое множество разныхъ породъ яблоновыхъ деревъ, но великое множество изъ нихъ были породъ самыхъ низкихъ, мелкихъ, невкусныхъ и ничего почти незначущихъ въ торговлѣ, а, сіе обстоятельство и побуждало меня давно уже помышлять о томъ, какъ бы мнѣ садъ сей поправить и снабдить его лучшими и такими породами плодовъ, какіе въ торговлѣ были значительны и имениты, и какъ наиудобнѣйшимъ и скорѣйшимъ средствомъ къ тому казалось улучшеніе негодныхъ деревъ посредствомъ многаго прививанія на нихъ черенковъ отъ породъ славнѣйшихъ въ торговлѣ, то вознамѣревался я приступить къ тому дружнымъ дѣломъ въ наступающее вешнее время, и потому, для сихъ многихъ прививковъ, запасался я заблаговременно съ лучшихъ и плодоноснѣйшихъ яблоней черенками, храня ихъ до наступленія времени прививковъ въ погребѣ, или закапывая въ землю.
- ↑ См. «Русскую Старину» изд. 1873 г., т. VIII, стр. 738—753.
- ↑ Многія изъ этого отдѣла рукописи находятся въ «Московскомъ Обществѣ сельскаго хозяйства», въ библіотекѣ Общества.
- ↑ «Черноваго журнала вседневныхъ событій» А. Т. Болотова, составляющаго черновую редакцію его Записокъ и прочихъ его трудовъ, было, по показанію его внука, Михаила Павловича, болѣе 50 томиковъ; изъ нихъ 39 были проданы М. П. Болотовымъ — гг. Киселеву и Самарину, ("Русская Старина 1873 г., томъ VIII, стр. 748); нѣкоторые изъ этихъ черновыхъ томиковъ, а именно четыре, переданы г. Киселевымъ въ редакцію «Русской Старины»: дневникъ 1793—1794 гг., 1797—1798 гг., 1799—1800 гг. и 1801—1802 гг. Ред.
- ↑ См. «Русскую Старину» изд. 1873 г., томъ VIII, стр. 1016.