Прогулка въ Алжиръ и Тунисъ.
правитьI.
Выѣздъ изъ Парижа. — Клермонъ долина Аллье. — Разговоръ съ сосѣдомъ. — Марсель и тамошнія церкви. — Трансъ-атлантическая компанія. — Компанейскіе пароходы и плаваніе по Средиземному морю. — Коралловыя ловли въ немъ и движеніе итальянцевъ за море, во французскія африканскія владѣнія. — Итальянцы и нѣмцы. — Раненые французы.
править
Жизнь въ большихъ городахъ, такъ называемыхъ умственныхъ и политическихъ центрахъ, сверхъ многихъ неудобствъ гигіеническихъ, умственныхъ, полицейскихъ и свѣтскихъ, иными еще оспариваемыхъ, имѣетъ ту, уже безспорную, невыгоду, что живой человѣкъ, если не желаетъ провиснуть или стать очень одностороннимъ, непремѣнно долженъ бываетъ по временамъ выѣзжать изъ нихъ на вольный воздухъ, ins Grüne. Начинается весна, и городскія толкотня и духота становятся просто невыносимыми; васъ тянетъ въ даль, на просторъ, на свободу, точно будто не было доказано, что человѣкъ-царь природы, совсѣмъ отъ нея независимый и себѣ одному довлѣющій, а не какая-нибудь козявка, которая забивается на зиму въ щель и выползаетъ съ лучами апрѣльскаго солнца на воздухъ. Я помню, въ Петербургѣ меня тянуло въ степи, въ Сибирь, и Кавказъ, и первый клочокъ зелени, увидѣнный съ парохода гдѣ-нибудь подъ Симбирскомъ, на берегу Волги, заставлялъ ликовать. Изъ Парижа, какъ настоящаго средоточія европейской жизни, имѣющаго, притомъ, много любопытныхъ и живописныхъ окрестностей, конечно, не въ такой степени тянетъ въ даль, какъ изъ болотистаго «окна въ Европу»; однако, и тутъ нельгя утерпѣть, чтобы не убѣжать на время куда-нибудь въ Швейцарію или Норвегію, на Ферерскіе острова или въ Сенегамбію. Люди мрачные, мизантропы, изыскивающіе всѣ средства терзать себя и другихъ, переселяются обыкновенно въ Трувиль, Виши или Карлсбадъ, сплошь заселенные такими же нелюдимами съ больною печенью и изможденными нервами; но мнѣ эти «водяныя скопища» давно опротивѣли, и я свои лѣтнія прогулки направляю куда-нибудь «въ мѣста болѣе отдаленныя». Если нельзя, какъ бывало прежде, ѣхать въ Амерну или Малую Азію, въ Янонію или въ Тянь-шань, такъ отправлюсь въ Алжиръ и Тунисъ. Мѣста, конечно, избитыя со временъ пуническихъ войнъ и царя Массиннсы, мѣста, еще недавно заселенныя пиратами, а нынѣ алжирцами, которые не далеко ушли отъ нашихъ ташкентцевъ; но, было-не было, ѣду. Круговой билетъ по всѣмъ желѣзнымъ дорогамъ и пароходамъ, отъ Парижа до Алжира, Туниса, Мальты и Неаполя, а оттуда домой, въ первомъ классѣ, съ хорошимъ продовольствіемъ при морскихъ переѣздахъ, стоитъ всего 515 франковъ, т.-е. 129 рублей, — правда, металлическихъ, но, вѣдь, вольно же моимъ соотечественникамъ добиться того, что ихъ рубль стоитъ два съ небольшимъ франка? Я — человѣкъ древній и помню времена, когда курсъ бывалъ 401—402 сантима (1848 года), а потому игнорирую новѣйшее финансовое усовершенствованіе и вѣрю, что 4 франка — не больше рубля.
Нѣтъ никакой возможности человѣку, не сопровождаемому жандармами, ѣхать въ Марсель черезъ Ліонъ, по битому, этапному тракту, гдѣ, сверхъ бочекъ бургундскаго вина и ссыльныхъ французовъ, отправляемыхъ въ Новую Каледонію, ѣздятъ одни англичане, когда бѣгутъ изъ родной old merry England за Альпы. Направляюсь, поэтому, чрезъ Овернь и Севенскія горы.
— Покажите мнѣ, пожалуйста, мѣсто, гдѣ папа Урбанъ II успѣлъ на цѣлыя двѣсти лѣтъ свести европейцевъ съ ума, направивъ толпы ихъ съ цвѣтущихъ береговъ Луары и Сены въ пустынную Сирію, — говорю я своему спутнику, коренному клермонтцу.
— Да мы не знаемъ хорошенько, гдѣ это было. Современный Клермонъ хотя и зараженъ еще ультрамонтантствомъ, но въ крестовыхъ походахъ не находитъ большой занимательности.
— Помилуйте, какъ же это? Въ кои вѣки разъ вашъ городъ попалъ на страницы исторіи, и вы не имѣете прочнаго памятника такого знаменательнаго событія?
— За то мы имѣемъ кое-что лучшее; вотъ у насъ статуя Паскаля, Дазе; вотъ по сосѣдству, на Пюи-де-Домъ, одна изъ самыхъ высоколежащихъ метеорологическихъ обсерваторій въ Европѣ; вотъ внизу факультетскія зданія, ботаническій садъ, какихъ немного во Франціи, музей естественно-историческій и художественный, для любителей археологіи даже цѣлый готическій соборъ, достаточно мрачный и запыленный. А хотите спуститься еще далѣе въ глубь вѣковъ, — у насъ рядомъ есть памятники повеличавѣе: Пюи-де-Домъ, Парью, Роньонъ, и т. д. Въ одномъ мѣстѣ найдете средневѣковое рыцарское гнѣздо на вершинѣ скалы, въ другомъ — остатки галльской крѣпости, которую осаждалъ, да не взялъ, самъ Цезарь, въ третьемъ — потоки лавы, которые застыли задолго до начала всякой исторіи.
Собесѣдникъ мой — homo novus и скептикъ; я отпускаю ему непочтительные его отзывы, и мы ѣдемъ далѣе.
— Замѣчаете вы, — говоритъ онъ мнѣ, — что долина Аллье есть одна изъ самыхъ глухихъ мѣстностей Франціи, и что не будь Виши, о ней такъ называемый свѣтъ давно бы забылъ? А, между тѣмъ, вѣдь, отсюда вышла династія Бурбоновъ, такъ долго царствовавшая надъ Франціей, да и теперь нѣкоторые изъ членовъ этой семейки владѣютъ здѣсь большими имѣніями. Упадокъ провинціальной жизни дошелъ до того, что владѣлецъ одного изъ самыхъ роскошныхъ здѣшнихъ замковъ, герцогъ Монпансье, хочетъ его продать и не находитъ покупателей. Было время, когда богатѣйшіе биржевые тузы, особливо израильскіе бароны, на-расхватъ покупали старинныя рыцарскія усадьбы, чтобы надъ ними водрузить свой новорожденный флагъ и подъ сѣнью его и древнихъ гербовъ начать родниться съ кровною аристократіей; теперь этого нѣтъ. Вотъ если вы запутались въ дѣлахъ и за безцѣнокъ продаете каменноугольныя копи или желѣзодѣлательный заводъ, жидъ-покупатель тутъ-какъ-тутъ, налицо; а за парки и замки онъ де дастъ и гроша.
— Что-жь? — замѣчаю я. — Это очень естественно. Каждый желаетъ вложить капиталъ въ дѣло производительное; а что же такое средневѣковый занокъ, хотя бы съ галлереей портретовъ и закоптѣлыхъ картинъ? Кому это нужно, кромѣ прямыхъ наслѣдниковъ прежнихъ владѣльцевъ и, пожалуй, любителей археологической дребедени?
— А исторія, а славныя преданія? — возражаетъ мой непослѣдовательный homo novus.
— Да, вѣдь, вы ихъ не знаете и съ 1793 года не хотите знать. Сами ваши герцоги и графы давно, вѣдь, промѣняли свои родословныя и гербы, даже замки и парки, на акціи, основывая банки, наполняющіе міръ бѣдняками, или играютъ на биржѣ, какъ пресловутый Мюратъ.
— Правда, общество наше замѣтно обмѣщанивается, но знаете, вѣдь, въ этомъ залогъ нашего будущаго величія.
Въ такой безпутной, по отношенію логики, бесѣдѣ проходятъ добрые полтора часа, и я убѣжденъ болѣе, чѣмъ когда-нибудь, что если аристократическія преданія и вкусы еще хранятся иногда во французскомъ обществѣ, то едва ли не исключительно на-показъ, изъ спѣси, а не по внутреннимъ симпатіямъ. Послѣднимъ вполнѣ удовлетворяетъ нравственный кодексъ биржи. И когда я, шутя, замѣчаю, что французы напрасно расходуются на содержаніе двухъ отдѣленій биржеваго храма, то мой безсистемный собесѣдникъ тоже находитъ, что, «конечно, закрытіе этихъ двухъ succursale и биржи было бы экономіей».
— Пойдемте, — говорилъ мнѣ мой оверньятъ по пріѣздѣ въ Марсель, — посмотрѣть здѣшній соборъ, который строится вотъ уже тридцать лѣтъ и все не можетъ достроиться. Прежде, когда Евгенія Монтихо была всемогуща, деньги текли обильною струей въ кассу мѣстнаго епископа и работа кипѣла; теперь, слава Богу (это буквально), не то. Патеры сидятъ впроголодь, и соборъ не только не подвигается, а понемногу начинаетъ портиться, требовать исправленій, починокъ. Посмотрите: подмостки уже сгнили, привратникъ недаромъ предупреждалъ, чтобы не взбираться на нихъ, даже не стоять прямо подъ ними.
Послѣднее замѣчаніе было вѣрно, и его повторилъ намъ патеръ, тутъ же ходившій по собору и заносившій какія-то отмѣтки въ карманную книжку.
— Представьте, господа, — говорилъ этотъ служитель будущаго алтаря, — мы доведены до того, что надъ окончаніемъ этого священнаго зданія нынѣ трудятся всего 28 человѣкъ, считая тутъ архитектора и меня, грѣшнаго представителя церковной власти. Двадцать восемь человѣкъ! Тутъ, вѣдь, и живописцы, и штукатуры, и скульпторы, и столяры, и даже простые плотники: это подобно жалости! И въ какомъ городѣ? — богатѣйшемъ во Франціи послѣ Парижа!
— Однако, mon père, — замѣтилъ я, — вѣдь, дали же марсельцы средства поставить золоченую статую на вершину колокольни у Notre Dame de la Garde, — стало быть, не совсѣмъ же они скупы на церковныя нужды…
— Не говорите этого, — отвѣчалъ мнѣ патеръ, — золоченая статуя Богородицы, стоящая на самомъ высокомъ пунктѣ Марсели, есть отчасти дѣло грѣховныхъ разсчетовъ. Это просто дневной маякъ для коммерческихъ кораблей, сооруженный съ цѣлью внушать мореходцамъ уваженіе къ богатствамъ нашего города. Въ христіанскомъ и художественномъ смыслѣ это, какъ вы сами, конечно, замѣтили, самое неудачное произведеніе.
Трансъ-атлантическая компанія, на пароходѣ которой мнѣ предстояло переѣхать изъ Марсели въ Алжиръ, есть одно изъ тѣхъ дѣтищъ бонапартовскаго режима, которыя, вмѣстѣ съ Messageries Maritimes, шестью желѣзно-дорожными обществами, парижскими омнибусами, подвижныхъ кредитомъ и другими подобными предпріятіями, предназначены надолго обирать Францію. Въ дѣлѣ эксплуатаціи, предоставленной ей и вспомоществуемой казной монополіи почтоваго, т.-е. срочнаго, пароходства она хорошо хранитъ завѣты своихъ основателей, братьевъ Перейра: быть привѣтливой съ высшими, власть и вліяніе имущими, и налегать на низшихъ. Поэтому, если пассажиру перваго класса на ея пароходахъ недурно, то съ прочими, особенно вдали отъ Марсели, она церемонится мало: займетъ, наприм., всю переднею палубу пустыми бочками и легкими, но громоздкими тюками, и сгонитъ всѣхъ пассажировъ, особливо арабовъ, въ душныя каюты. Впроченъ, я долженъ признаться, что и тутъ наглости ея есть предѣлъ, далеко превзойденный, наприм., русскимъ обществомъ пароходства и торговли. На одномъ изъ пароходовъ послѣдняго мнѣ пришлось, наприм., ѣхать въ первомъ классѣ отъ береговъ Софіи до Константинополя: это было мученье. При отсутствіи балласта въ трюмѣ, пароходъ сильно качало даже на тихой водѣ. На палубѣ всѣхъ классовъ капитанъ расположилъ сидя огромную толпу богомольцевъ, возвращавшихся изъ Іерусалима домой, — сидя потому, что дать каждому 3 аршина длины и 1 ширины не позволяло мѣсто. Пилигримы эти немедленно наградили насъ такимъ множествомъ насѣкомыхъ, что ѣхавшая вмѣстѣ съ нами жена одного московскаго банкира, крупнаго акціонера компаніи, впадала въ изступленіе и обѣщалась наговорить въ Одессѣ кому слѣдовало такихъ вещей, которыя могутъ быть позволены только крупнымъ акціонерамъ и дамамъ. Въ кушаньяхъ находимы были тѣ же насѣкомыя…. У французовъ этого нѣтъ, — впрочемъ, по одной ли волѣ компаній, не умѣю сказать. Присутствіе въ трюмѣ указнаго числа балласта ужь, конечно, обусловливается не этою волей, а строгимъ надзоромъ капитановъ надъ портами, которые передъ выходомъ парохода въ море посѣщаютъ его трюмъ и свидѣтельствуютъ, что балластъ не замѣненъ какими-нибудь легковѣсными товарами, назначенными къ скорой выгрузкѣ. Что, если бы у насъ завелось нѣчто подобное, хоть въ Одессѣ и Астрахани? Сколько уменьшилось бы страданія путешественниковъ!
Средиземное море въ апрѣлѣ и маѣ очаровательно. Темнолазурныя воды его образуютъ одну необозримую гладь. Пароходъ скользитъ по ней безъ малѣйшей качки и сотрясеній, а возбуждаемыя его движеніемъ легкія волны днемъ сверкаютъ на солнцѣ какъ массы сапфира, а ночью свѣтятся кроткимъ голубовато-фіолетовымъ свѣтомъ. Куда же идти въ сравненіе съ ними струямъ нашихъ Каспія или Балтики!… Впрочемъ, все наверстывается, какъ училъ еще Авансъ. Если въ названныхъ русскихъ моряхъ вода имѣетъ грязно-желто-зеленый цвѣтъ, такъ за то въ ней водятся сиги, лососи, осетры и стерляди, которыхъ мало или вовсе нѣтъ въ Средиземномъ морѣ; а желудочныя потребности, что ни говори, все же серьезнѣе эстетическихъ. Такъ, хвала каспійскому рыболовству и осетровой икрѣ; однако, не забудемъ и средиземныхъ коралловъ и губокъ, которые тоже кое-что значутъ. На ловлю ихъ ежегодно отправляются къ берегамъ Алжиріи и Туниса множество итальянцевъ изъ Генуи, Неаполя и Ливорно, и, пользуясь главнѣйше людскою глупостью, которая дорого цѣнитъ красноватыя известковыя жилища актиній, зашибаютъ порядочную копѣйку. Удивляться надо, что эта ловля не прекратилась доселѣ, потому что коралловидныя массы можно производить искусственно съ очень большимъ совершенствомъ, и онѣ дѣйствительно фабрикуются въ Неаполѣ, Женевѣ, Парижѣ. Я думаю, что секретъ успѣха поддѣлывателей обусловливается больше всего ихъ наглостью, неуступчивостью въ цѣнахъ. Поступай они такъ, какъ сингалезцы въ Цейлонѣ, которые запрашиваютъ за мѣдный, золоченный, перстень съ рубиномъ или сапфиромъ десять фунтовъ стерлинговъ, чтобъ отдать его, не безъ барыша же, за два шилинга, никто бы въ Европѣ не покупалъ коралловъ.
Итальянцы стремятся въ Алжирію и Тунисъ, впрочемъ, не ради одной коралловой ловли и доставляемыхъ ею барышей. Гораздо чаще въ приходится спасаться туда отъ голода, человѣколюбиво водворяемаго на ихъ родинѣ потомками папъ, папскихъ племянниковъ, кардинальскихъ сестрицъ, маркизовъ и дуковъ. Система фермерскаго хозяйства, господствующая нынѣ въ большей части Италіи, создала такую массу пролетаріевъ, что они толпами бѣгутъ за море, и не только въ Алжиръ и Тунисъ, но въ Буэносъ-Айресъ и Монтевидео. Самыя обстоятельныя свѣдѣнія объ этой эмиграціи были представлены въ 1861 г. венеціанскому географическому конгрессу; но ихъ обнародованіе въ 1883 г. едва ли измѣнило къ лучшему судьбу людей, долженствующихъ оставлять родину, чтобы не умирать отъ голода: сердца дуковъ и папскихъ племянниковъ не трогаются отъ статистическихъ цифръ. На французской территоріи въ сѣверной Африкѣ теперь итальянцевъ мѣстами больше, чѣмъ французовъ, и рабочіе почти сплошь итальянцы. Особенно это можно сказать про Тунисъ, отчего въ Италіи такъ и негодовали на присоединеніе этого регентства къ Франціи. Нѣтъ почти парохода изъ Генуи, Ливорно, Неаполя, который бы не подвозилъ нѣсколькихъ итальянцевъ-переселенцевъ или работниковъ. Спеціальность итальянцевъ — строительство, особливо ремесла каменщиковъ и плотниковъ, и можно безъ преувеличенія сказать, что ими обстроена большая часть прибрежныхъ городовъ Средиземнаго моря въ южной Европѣ и сѣверной Африкѣ. Со времени устройства желѣзныхъ дорогъ они начали проникать даже въ глубь обѣихъ частей свѣта, — на сѣверѣ, наприм., до Парижа и Вѣны. И вездѣ архитекторы и подрядчики предпочитаютъ ихъ всѣмъ другимъ каменщикамъ и плотникамъ, потоку что работаютъ они прочно и вмѣстѣ изящно. Альпійскіе туннели, особенно сенъ-готардскій, сполна прорыты итальянскими руками, такъ что ради наплыва ломбардцевъ, пьемонтцевъ и тосканцевъ долина нѣмецкой Рейсы, между Альтдорфомъ и Гошенепомъ, была обстроена итальянскими allbergами (харчевнями), къ немалому неудовольствію тедесковъ, считавшихъ, что они — настоящіе хозяева страны и дороги и что, слѣдовательно, харчевнямъ надлежало именоваться Bier-Hausами.
Вражда итальянцевъ къ нѣмцамъ извѣстна каждому. Примѣры ея изъ недавнихъ временъ (1848—66 годовъ) разсказываются, какъ анекдоты, въ салонахъ и даже аудиторіяхъ. Не думая безъ надобности увеличивать ихъ числа, разскажу одинъ, происшедшій на моихъ глазахъ въ декабрѣ 1883 г. и очень отличительный для опредѣленія характера той ненависти, которую возбуждаютъ къ себѣ тедески по южную сторону Альпъ. 16 декабря, въ 8 часовъ утра, долженъ былъ прибыть въ Геную, возвращавшійся изъ Испаніи, наслѣдный германскій принцъ, которому императоръ не позвоіилъ ѣхать по желѣзнымъ дорогамъ чрезъ Францію. Было извѣстно, что принцъ изъ Генуи повернетъ на Римъ, для отдачи визита королю итальянскому, а потому можно было ожидать большихъ приготовленій для встрѣчи гостя на первомъ шагѣ, итальянской земли; иные непрочь были предсказывать даже народное торжество въ Генуѣ, но ошиблись. На улицѣ Бальби, по которой долженъ былъ въѣзжать принцъ въ городъ, были, правда, повѣшены муниципалитетомъ, поперегъ пути, германскіе и итальянскіе флаги, но и они кончились сейчасъ же за королевскимъ дворцомъ, гдѣ принцъ останавливался; въ окнахъ же частныхъ домовъ этой улицы, а также во всѣхъ остальныхъ домахъ цѣлой Генуи не было ни одного флага, ни одного щита, вензеля или другой подобной эмблемы радости. Въ портѣ и на площади у памятника Коломба начальство распорядилось выстроить шпалерами два батальона и батарею; по народа не было вовсе, несмотря на воскресный день. А такъ какъ принцъ опоздалъ и, вмѣсто 8 часовъ, прибылъ въ полдень, то проявленія непріязни къ тедескамъ еще болѣе усилились. Тѣ зрители и прохожіе, которые появлялись у Коломбова памятника, громко говорили артиллеристамъ: «Идите домой! Съ какой стати вамъ зябнуть для нѣмца, который такъ пренебрегаетъ вами?» Наконецъ, принцъ прибылъ и въ полной парадной формѣ проѣхался до дворца мимо войскъ, молчаливо дѣлавшихъ на караулъ, и посреди зданій, въ которыхъ двери и окна были повсюду заперты. Народа на улицахъ небыли вовсе, и потому замѣтить холодность пріема было нетрудно; но вскорѣ по прибытіи во дворецъ принцу пришлось узнать нѣчто болѣе непріятное. Въ два часа пополудни началось по цѣлому городу движеніе къ сторонѣ памятника Маццини. Тамъ, въ сосѣднемъ театрѣ, давался дѣтскій праздникъ, и собиравшіяся, въ числѣ нѣсколькихъ тысячъ, дѣти рядами проходили мимо статуи республиканскаго агитатора. Кое-кто изъ свиты принца пробрались въ собравшуюся толпу; но, воротясь во дворецъ, вѣроятно сообщили, что германскимъ гостямъ на праздникѣ нечего было дѣлать, а потому принцъ и не явился туда, хотя цѣль спектакля была благотворительная, именно усиленіе средствъ пріютовъ. Какъ только это обнаружилось, генуэзцы усилили признаки своей непріязни къ тедескамъ и въ частности къ королевскому гостю. Скрытыя дотолѣ огромныя красныя афиши немедленно появились по всему городу, даже около королевскаго дворца, возвѣщая публикѣ, что вечеромъ въ тотъ же день всѣ шесть генуэзскихъ театровъ даютъ представленія въ пользу капитала на памятникъ Гарибальди. Это совсѣмъ сконфузило нѣмцевъ. Не ложась вовсе отдыхать, принцъ въ полночь оставилъ Геную и отправился въ Римъ. На этотъ разъ около станціи желѣзной дороги, т.-е. на той же площади Коломба, собралась небольшая кучка народа, которая безъ шума, но съ усмѣшкой, провожала гостей замѣчаніями вродѣ того, что, «вѣроятно, тедески больше уже не явятся къ нимъ» Я ожидалъ, что на-завтра газеты разскажутъ весь этотъ эпизодъ; но даже самыя красныя воздержались. Онѣ только помѣстили, въ отдѣлѣ мелкихъ извѣстій, свѣдѣніе о проѣздѣ германскаго принца черезъ ихъ городъ съ прибавленіемъ, что ни одинъ изъ кораблей прибывшей съ нимъ эскадры не можетъ идти въ ровенъ съ итальянскимъ Duilio, иныя и совсѣмъ промолчали о событіи, какъ будто его вовсе не было. Замѣчу, что случаю этому особенно радовались французы: я имѣлъ возможность въ этомъ убѣдиться на одною ученомъ банкетѣ въ Парижѣ, гдѣ, черезъ два дня послѣ самаго произшествія, разсказывалъ о немъ, какъ очевидецъ.
На пароходѣ, который перевозилъ насъ изъ Марсели въ Алжиръ, было по нѣскольку человѣкъ итальянцевъ и нѣмцевъ, особенно изъ такихъ классовъ общества, которые не скрываютъ своихъ симпатій и антипатій; однако, все обошлось благополучно, и никакихъ споровъ и перебранки не было. Публикѣ, притомъ, было совсѣмъ не до нихъ. Передъ самымъ отходомъ изъ порта на пароходъ была доставлена «большая партія попорченнаго пушечнаго мяса», какъ выразился мой радикальный оверньятъ, и она обратила на себя исключительное вниманіе всѣхъ. Это были раненые солдаты, вернувшіеся изъ Тонкина и, по премудрому распоряженію французской морской администраціи, сначала высаженные и Марсели, а потомъ уже отправлявшіеся къ своимъ прежнимъ полкамъ, въ Алжирію. Всѣ интересовались ихъ впечатлѣніями, всѣ хотѣли узнать, что такое была ихъ война и что за страна, въ которой и изъ-за которой они проливали кровь. Но всѣ почти остались не при чемъ. Солдаты, en braves gens, толковали лишь о томъ, какъ они «охотились» за аннамитами и китайцами, какъ вязли въ болотахъ, какъ ихъ подстрѣливая непріятели, часто невидимые, какъ, набираемые силой, туземные носильщики продовольствія иногда разбѣгались, оставляя войска безъ хлѣба; но за что дрались они и получали раны, какова завоеванная страна, каковъ народъ, ее населяющій, стоитъ ли французамъ поселяться въ Тонкинѣ, — на всѣ эти вопросы храбрые воины не умѣли отвѣчать ничего. «Жарко и сыро тамъ, и лихорадки насъ доходили хуже непріятеля», — вотъ все, что можно было добиться отъ нихъ опредѣлительнаго.
— Чѣмъ вы питались въ походѣ?
— А тѣмъ же, чѣмъ и въ Алжирѣ, только вмѣсто хлѣба часто давали рисъ, да кофе по временамъ замѣняли чаемъ; вина же вовсе не было: его давали только больнымъ.
— Ну, а трудно было бороться съ черными флагами и съ китайцами?
— Конечно, не даромъ же доставались побѣды; однако, гдѣ-жь имъ было держаться противъ насъ? Ни артиллеріи порядочной у нихъ не было, ни даже умѣнья обращаться съ ружьями; а, главное, начальники ихъ — трусы, первыми бѣгали отъ нашихъ пуль.
— Отчего вы предпочли вернуться для окончанія службы въ Алжиріи, а не остались въ Тонкинѣ до конца войны или хоть вашего служебнаго срока?
— Приказъ такой вышелъ отъ министра, чтобы раненыхъ вернуть къ прежнимъ полкамъ.
— А безъ этого многіе пожелали бы остаться въ Тонкинѣ?
— О, нѣтъ! Кому охота умирать отъ лихорадокъ въ дрянныхъ шалашахъ?
— Ну, а многіе получили награды, отличія?
— Кое-кто получилъ почетнаго легіона или военную медаль, иные — похвальный отзывъ въ приказѣ по полку; очень немногіе унтеръ-офицеры произведены въ подпоручики.
— Такъ что вообще не стоило вызываться на службу въ Тонкинъ?
— Конечно, не стоило; да, вѣдь, скучно я дома, въ казармахъ, особенно по маленькимъ городамъ и стѣннымъ укрѣпленіямъ въ Алжирѣ; а тутъ въ жилахъ течетъ не вода, а кровь, и въ головѣ однѣ глупыя надежды смѣняются другими.
— Простите нескромность: если бы теперь васъ еще разъ вызвали на подобную службу въ Тонкинъ или Мадагаскаръ, поѣхали ли бы вы опять?
— Помилуйте, съ какой стати?… Теперь нужно поскорѣе дослуживать срокъ да спѣшить къ себѣ въ Арденскій департаментъ. Офицеры сказывали, что раненымъ будутъ, предпочтительно передъ другими, раздавать табачныя лавочки…
Бѣдный военный министръ! — подумалъ я, слыша этотъ отвѣтъ. — Онъ полагалъ въ каждомъ полку создать «ядро ветерановъ-героевъ», посылая на время часть солдатъ для войны въ Тонкинъ, а они вотъ каковы: думаютъ не о вдохновленіи товарищамъ боевой отваги, а о табачныхъ лавочкахъ, то-есть о доходѣ въ нѣсколько сотъ франковъ въ годъ… Впрочемъ, оно совершенно естественно. Только я сомнѣваюсь, чтобы всѣмъ израненнымъ мечтателямъ удалось добиться табачныхъ лавочекъ.
II.
Алжирское генералъ-губернаторство и споры о немъ. — Вопросъ о колонизаціи. — Французскіе колонисты и туземцы. — Кабилія. — Городъ Алжиръ и его удобства. — Успѣхи европейской промышленности въ Алжиріи.
править
При самомъ выходѣ изъ Марсели мы узнали, что въ тотъ же день и часъ изъ Алжира выѣзжаетъ во Францію мѣстный генералъ-губернаторъ и что, слѣдовательно, на половинѣ дороги намъ предстоитъ встрѣча съ этимъ сановникомъ. Возникли толки объ алжирскомъ генералъ-губернаторствѣ, и значительная часть пароходныхъ политиковъ склонялась къ тому, что мѣсто это уже не нужно, по безполезности, и что не будь у всѣхъ французскихъ правительствъ, безъ исключенія, страсти размножать бюрократію, особенно же создавать синекуры, такъ алжирское проконсульство вовсе не существовало бы нынѣ. Трехъ префектовъ, назначенныхъ министромъ внутреннихъ дѣлъ и прямо сносящихся съ нимъ, было бы совершенно достаточно. Конечно, прежде, когда страна завоевывалась и вся власть надъ ней принадлежала генераламъ, командовавшими войсками, одинъ высшій представитель правительства былъ необходимъ; но теперь на что онъ? Вопросами внѣшней политики, какъ вице-король Индіи, онъ не занимается; войско и флотъ отъ него не зависятъ, кровѣ случаевъ возмущенія арабовъ; важныхъ экономическихъ и общественныхъ вопросовъ, при разсмотрѣніи которыхъ нужно бы было присутствіе въ Алжирѣ единой центральной власти, нѣтъ. Правда, нужно колонизировать страну; но какъ же доказать, что дѣло колонизаціи пойдетъ лучше подъ руководствомъ одного наѣзжаго чиновника, чѣмъ вовсе безъ казенной регламентаціи? Соединенные Штаты не имѣютъ генералъ-губернаторовъ въ мало-населенныхъ территоріяхъ, а колонизируются отлично; въ Алжиріи же, какъ показалъ многолѣтній опытъ, генералъ-губернаторы часто являлись и являются стѣснителями переселенцевъ, которыхъ направляютъ, напримѣръ, не туда, куда бы тѣ желали, а куда кажется нужнымъ начальству. Живое доказательство послѣдняго представляетъ водвореніе эльзасцевъ въ Кабиліи при адмиралѣ Гейдонѣ и его преемникахъ. Адмиралъ былъ хорошій администраторъ, зналъ управляемую имъ страну, по, за всѣмъ тѣмъ, надѣлалъ не мало ошибокъ именно въ дѣлѣ распредѣленія колонистовъ по краю. Кабилію ему показалось нужнымъ колонизировать для того, чтобы въ ней не повторялись бунты вродѣ бывшаго въ 1871 году; но что же вышло? Переселенцы изъ Эльзаса, уроженцы страны съ свѣжимъ климатомъ, вовсе не могутъ работать сами на отведенныхъ имъ земляхъ, потому что они не привыкли къ африканской жарѣ. Они, притомъ, часто болѣютъ лихорадками, дѣти же ихъ вымираютъ, не достигнувъ зрѣлаго возраста. Въ четырнадцать лѣтъ, съ 1871 года, число эльзасскихъ выходцевъ въ Кабиліи не только не увеличилось, но уменьшилось болѣе чѣмъ на 20 процентовъ. Притомъ, для обработки полей имъ приходится нанимать тѣхъ же кабиловъ, у которыхъ подъ ихъ поселенія была отнята земля. Послѣдствія понятны сами собою: доведенные до нищенства, туземцы работаютъ на пришельцевъ нехотя, каждый годъ возвышая заработную плату; когда же жатва поспѣваетъ и нужно бываетъ ее свозить, тогда снопы нерѣдко исчезаютъ съ полей, да не только снопы, а и скотъ, назначенный для ихъ перевозки. Воровство вообще, а конокрадство въ частности стали систематическимъ промысломъ у кабиловъ, и отыскивать воровъ бываетъ почти невозможно. При этомъ никакія генералъ-губернаторскія строгости уже не въ состояніи искоренить зла, возникшаго отъ генералъ-губернаторской ошибки. Рознь между туземнымъ населеніемъ и пришельцами въ послѣднее время едва ли не сильнѣе, чѣмъ была до 1871 года. Иные надѣются, что устройство черезъ Кабилію (которую по характеру мѣстности и населенія можно уподобить нашему Дагестану) желѣзной дороги изъ Алжира въ Константину «смягчитъ суровые нравы туземцевъ», говоря слогомъ оффиціальныхъ писателей, но, во-первыхъ, это еще сомнительно, а, во-вторыхъ, если бы желѣзная дорога и успокоила край, такъ, вѣдь, это не было бы доказательствомъ пользы генералъ-губернаторскаго управленія. Ея сооруженія могли потребовать отъ правительтва и простые генералы, по стратегическимъ причинамъ, или частные промышленники, для торговыхъ нуждъ.
Сторонники проконсульскаго управленія говорятъ, что безъ него въ Алжиріи три тамошніе префекта не могли бы никогда согласиться относительно общихъ нуждъ страны, — каждый тянулъ бы на свою сторону, Орань, напримѣръ, былъ бы въ вѣчномъ противорѣчіи съ Константиною, вѣчно требовалъ бы издержекъ въ ущербъ Константины (или обратно). Генералъ-губернаторъ тѣмъ и хорошъ, что онъ есть безпристрастная, стоящая выше префектовъ, власть, которая регулируетъ департаментскія, домогательства, взвѣшиваетъ ихъ важность и отклоняетъ излишнія. Кромѣ того, онъ наблюдаетъ вообще за ходомъ правительственной машины въ Алжиріи, чего министрамъ изъ Парижа дѣлать пока невозможно. Замѣнить же правительственную опеку широкимъ мѣстнымъ самоуправленіемъ пока невозможно. Эта послѣдняя оговорка, можно сказать, выдаетъ весь секретъ алжирскаго генералъ-губернаторства. Вотъ уже пятьдесятъ пять лѣтъ французы владѣютъ Алжиріей, а туземцы, составляющіе огромное большинство, почти вовсе не участвуютъ въ управленіи и общемъ хозяйствѣ края. Они даже не «французскіе граждане», а «покоренный народъ», ибо не имѣютъ политическихъ правъ, не участвуютъ въ выборѣ депутатовъ въ палату[1]. Имъ, правда, не мѣшаютъ получать образованіе, иногда очень хорошее, — быть, наприм., врачами, юристами и т. п., были изъ нихъ и генералы (Юсуфъ и др.); но въ администрація имъ достаются лишь мѣста незавидные, безъ вліянія, напримѣръ, переводчиковъ при арабскихъ бюро, гдѣ власть принадлежитъ офицерамъ и французскимъ подъячимъ низшаго сорта. При этомъ недовѣріи къ туземцамъ, понятно, что нужно держать въ Африкѣ проконсула, который бы, съ одной стороны, подавлялъ недовольства туземцевъ разными мѣрами, а съ другой — хоть отчасти — защищалъ покорныхъ туземныхъ овецъ отъ хищничества волковъ, т.-е. заморскихъ пришельцевъ. Но такъ какъ этотъ проконсулъ непремѣнно французъ же, то въ результатѣ получается нѣчто нелѣпое: по теоріи, онъ — защитникъ слабыхъ, а на дѣлѣ — онъ вѣчно на сторонѣ сильныхъ, какъ соотечественниковъ.
Хорошій городъ Алжиръ, гораздо лучше своего политическаго кузена, Тифлиса, хотя въ европейскомъ смыслѣ и моложе его на тридцать лѣтъ. И что особенно утѣшительно, съ точки зрѣнія европейской, въ частности французской, цивилизаціи, это — успѣхъ его офранцуженія. До 1830 года онъ былъ столицей разбойничьяго мусульманскаго владѣніи, гдѣ европейцевъ морили въ плѣну и гдѣ даже дипломатическихъ агентовъ били по щекамъ; теперь сыновья и внуки африканскихъ варваровъ не только въ послушаніи у европейцевъ, но стараются имъ подражать во многомъ; а о томъ, чтобъ избѣжать ихъ вліянія, и не думаютъ. Занявъ Алжиръ, французы, очевидно, поняли, что не слѣдуетъ имъ допускать тамъ чьего-либо господства, кромѣ своего собственнаго, и вотъ въ 55 лѣтъ возникъ блестящій французскій городъ, тогда какъ мы изъ Тифлиса, грузинскаго по происхожденію, сдѣлали скорѣе армянскій, чѣмъ русскій городъ. Набережная Алжира, съ ея великолѣпными домами, террасой, магазинами, прислоненными къ ней, портомъ, желѣзною дорогой и пр., рѣшительно способна возбудить зависть, напримѣръ, у одессистовъ, не говоря уже про севастопольцевъ или бакинцевъ. Въ гигіеническомъ отношеніи Алжиръ гораздо выше, напримѣръ, стариннаго приморскаго города Палермо, куда, однако, наши доктора сбываютъ нерѣдко чахоточныхъ, вѣроятно, не зная, что столица Сициліи есть вонючая яма, обставленная только очень красивыми горами. Я жилъ въ Алжирѣ именно на набережной, около небольшаго, но прекраснаго пальмоваго сквера, въ гостиницѣ «Oasis», которая сдѣлала бы честь любой европейской столицѣ и въ которой все недорого, — конечно, потому, что въ Алжирѣ она далеко не одна, а должна выдерживать конкурренцію многихъ другихъ. Зимой во всѣхъ этихъ гостиницахъ много народу, главнымъ образомъ, слабогрудыхъ французовъ; и если они тутъ не находятъ того непрерывнаго и утомительно-скучнаго свѣтскаго разгула, какъ въ Ниццѣ, то ужь, конечно, пользуются лучшими условіями для возстановленія испорченнаго здоровья. Врачей въ Алжирѣ не мало; есть даже мусульмане — для мусульманъ, имѣющіе дипломы изъ Парижа или Ліона. Прогулокъ по окрестностямъ города можно дѣлать сколько угодно, весьма живописныхъ и очень недорогихъ. Омнибусовъ и конокъ въ Алжирѣ едва ли не больше, чѣмъ въ Ниццѣ, и цѣна имъ самая дешевая. Рестораны и кофейныя не уступаютъ марсельскимъ, лучшимъ во Франціи. Но что самое главное, самое характеристическое для франко-африканскаго города, это — изданіе въ немъ шестнадцати журналовъ, изъ которыхъ иные, какъ Alcbar и Vigie, не уступаютъ лучшимъ столичнымъ по интересу содержанія и даровитости изложенія. Живя въ Алжирѣ и не получая европейскихъ газетъ, можно не отставать отъ современности, а мѣстные вопросы изучить въ совершенствѣ, ибо они обсуждаются смѣло и всесторонне въ ежедневныхъ листкахъ. Политическіе представители Алжиріи, т.-е. ея депутаты въ палатѣ, я думаю, даже нигдѣ въ цѣлой Франціи не оцѣниваются печатью такъ строго, какъ на страницахъ мѣстныхъ журналовъ. И при этомъ имъ одинаково не прощаютъ ни пренебреженія мѣстными интересами, ни игнорированья общихъ нуждъ націи. При мнѣ шла рѣчь о выборѣ одного депутата, и на вакансію предлагался бывшій губернаторъ, упомянутый уже адмиралъ Гейдонъ; но печать, отдавая справедливость его заслугамъ и знакомству съ Алжиріей, заявляла, что выбирать его, какъ политическаго реакціонера, не слѣдуетъ, ибо Франціи нужны не ретрограды, а либеральные прогрессисты. Не многія заморскія владѣнія европейцевъ и въ частности французовъ такъ близко слили свои интересы съ общеотечественными.
Меня очень занималъ вопросъ о томъ, насколько французскіе переселенцы въ Алжиріи сохраняютъ патріотическую связь съ родиной, помнятъ и любятъ ее. Отвѣтъ можно бы было найти уже въ одномъ томъ обстоятельствѣ, что парижское, т.-е. самое всенивеллирующее, самое всецентрализирующее въ мірѣ, правительство не находитъ нужнымъ алжирскихъ рекрутъ отсылать на службу во Францію, а употребляетъ ихъ въ самой Алжиріи, и не нахвалится патріотизмомъ и другими доблестями мѣстныхъ войскъ. Но это отвѣтъ нѣсколько теоретическій, подлежащій перетолкованіямъ, особенно въ виду того, что офицеры въ Алжиріи всѣ изъ сенъ-сирской или сомюрской военныхъ школъ. Мнѣ поэтому хотѣлось добыть нѣсколько фактовъ безпорныхъ и мѣстныхъ. Ихъ отыскать не стоило большаго труда. Вотъ юноша лѣтъ 19, рожденный и воспитанный въ Алжиріи, изъ французскихъ переселенцевъ, возитъ меня по окрестностямъ въ своемъ фаэтонѣ.
— Скоро вы поступите на службу? — говорю я.
— Да черезъ годъ съ небольшимъ, — отвѣчаетъ онъ.
— Что же, васъ, какъ уроженца Алжиріи, пошлютъ во Францію?
— Нѣтъ; а либо въ Константину, либо въ Оранъ, только бы не въ свой департаментъ.
— Хорошо; но, вѣдь, ничто не мѣшало бы вамъ попроситься на родину вашего отца, гдѣ, вѣроятно, у васъ есть родственники.
— Ахъ, это было бы очень хорошо; да какъ же сдѣлать? Отецъ уже думалъ отправить меня въ Марсель кучеромъ въ омнибускую компанію, чтобы во время набора я былъ во Франціи и поступилъ въ тамошніе полки; да денегъ это стоитъ большихъ, а мы не богаты.
— Такъ вы очень любите Францію, хотя и никогда не видали ее?
— Еще бы! — отвѣчалъ онъ, гордо сверкая глазами, и я думаю, что ни одинъ древній римлянинъ не произносилъ съ большимъ патріотическимъ увлеченіемъ своего civis romanus sum, чѣмъ этотъ французскій «хлопецъ», рожденный на африканской почвѣ, своего «еще бы!»
Потомъ мнѣ не разъ приходилось говорить съ дѣтьми французскихъ переселенцевъ въ Алжиріи, и результатъ былъ постоянно одинъ и тотъ же. Я невольно порадовался за Францію.
Другая утѣшительная сторона французской колонизаціи Алжиріи состоитъ въ экономическомъ преуспѣяніи этой страны подъ французскимъ господствомъ и даже прямо благодаря французскимъ капиталамъ и предпріимчивости. Не однѣ французскія деревни и фермы имѣютъ видъ довольства въ Алжиріи, но и французскія фабрики, лавки, дороги, школы и пр. Алжирскій лицей, какъ зданіе, приспособленное для обученія молодежи, лучше многихъ парижскихъ. Въ десяти верстахъ отъ Алжира, въ небольшомъ городкѣ Maison-carrée, у раздѣленія желѣзной дороги на двѣ вѣтви, тунисскую и оранскую, быстро возникли и разцвѣли нѣсколько фабрикъ, работающихъ паромъ и получающимъ сырье почти на мѣстахъ, — идеалъ экономическаго развитія какой угодно страны. Не угодно ли теперь посмотрѣть, къ какимъ результатамъ привело это совмѣстное преуспѣяніе земледѣлія и мануфактуръ. Въ 1831 году Алжирія отпустила за границу своихъ продуктовъ всего на 1.479,600 франковъ, въ 1881 уже на 143.584,600, а въ 1884 г. почти на 200 милліоновъ. И средства населенія, его богатству, быстро ростутъ, что опять-таки доказывается цифрами привоза изъ-за моря. Въ 1831 году этотъ привозъ достигалъ всего 6.500,000 фр., въ 1881 г. онъ уже превосходитъ 242.000,000 франк. И никто не жалуется на невыгодный торговый балансъ, никто не чувствуетъ себя бѣднѣе прежняго даже деньгами. Умно эксплуатируемые естественныя богатства страны покрываютъ всѣ домашніе расходы и еще даютъ возможность выписывать изъ Европы предметы роскоши и накоплять капиталы. Не даромъ нашъ знаменитый соотечественникъ, П. М. Лихачевъ, на годичномъ съѣздѣ британской ассоціаціи ученыхъ въ 1882 году сказалъ имъ, что «французы сдѣлали за 50 лѣтъ въ Алжиріи, для себя и для страны, больше, чѣмъ англичане въ Индіи». А послѣдніе кое-что сдѣлали: съ этимъ и у насъ не споритъ никто.
Мнѣ очень бы хотѣлось распространиться объ успѣхахъ образованія и гражданственности во французскихъ сѣверо-африканскихъ владѣніяхъ, хотя бы потому, что это могло бы послужить точкою отправленія для сравнительнаго изслѣдованія нашихъ собственныхъ успѣховъ на Кавказѣ и въ Средней Азіи; но, во-первыхъ, это заняло бы много мѣста, — слишкомъ много для летучихъ дорожныхъ замѣтокъ, — а, во-вторыхъ, отчасти это уже и сдѣлано нѣкоторыми путешественниками, отъ Макшеева и Костенко до Куропаткина, Горлова и Елисѣева. Попробую, однако, привести нѣсколько цифръ, которыя, вѣдь, для нашего поколѣнія не кажутся уже такъ скучными, какъ для нашихъ отцовъ, можетъ быть, потому, что послѣднимъ приходилось употреблять ихъ почти исключительно при карточныхъ разсчетахъ и при уплатѣ долговъ опекунскому совѣту. Вотъ, во-первыхъ, статистическія данныя о народномъ образованіи. Высшее образованіе дается въ четырехъ школахъ: правовѣдѣнія, медицины, естественныхъ наукъ и литературной. Первая имѣетъ восемь каѳедръ и при самомъ, весьма недавнемъ, возникновеніи своемъ имѣла уже нѣсколько десятковъ учениковъ. Вторая, при одиннадцати каѳедрахъ, имѣла въ 1880 г. 143 студента. Въ третьей, въ томъ же году, было семь профессоровъ и кончило курсъ 43 молодыхъ людей; къ ней принадлежитъ хорошая астрономическая обсерваторія. Наконецъ, словесный факультетъ, при одиннадцати профессорахъ, далъ уже 105 молодыхъ людей съ хорошимъ литературнымъ образованіемъ. У насъ въ Тифлисѣ и Ташкентѣ ничего подобнаго не было и нѣтъ, почему неудивительно, что университеты не только въ Одессѣ и Харьковѣ, но въ Женевѣ, Вѣнѣ, Парижѣ имѣютъ много студентовъ-армянъ, грузинъ и татаръ. Для второразряднаго образованія есть въ Алжиріи 2 лицея, съ 3,400 учениками, въ числѣ которыхъ есть 365 евреевъ и 272 мусульманина. Дѣвочки не лишены его, какъ недавно еще было въ самой Франціи: въ Оранѣ, Константинѣ и Филипвилѣ существуютъ зачатки женскихъ гимназій. Первоначальное образованіе дѣтей европейцевъ совершается въ 650 школахъ общественныхъ и 130 вольныхъ, а, между тѣмъ, все европейское населеніе Алжиріи не превосходитъ 430,000 душъ, считая тутъ людей недавно лишь водворившихся въ странѣ въ зрѣломъ возрастѣ. Наконецъ, для туземцевъ есть рядъ училищъ совершенно національныхъ и мусульманскихъ, въ числѣ которыхъ находятся три высшія, въ Алжирѣ, Константинѣ и Тлемсенѣ, да двѣ гимназіи франко-арабскія. Іезуиты основали для туземцевъ Кабиліи школы въ Джема-Сахриджѣ и Тауриртѣ; другіе миссіонеры — въ разныхъ другихъ мѣстностяхъ. Кардиналъ Лавижери сильно печется о разведеніи европейскихъ школъ для туземцевъ, особенно для сиротъ; онъ изъ нихъ дѣлаетъ то переводчиковъ, то лѣкарей, то проповѣдниковъ, носящихъ туземную одежду и потому легко проводящихъ въ народѣ французское вліяніе. Въ этомъ смыслѣ одинъ англичанинъ, хозяинъ фермы и давній обитатель сѣверной Африки, говорилъ мнѣ, что «для утвержденія французскаго господства въ Алжиріи (и Тунисѣ) кардиналъ одинъ, своею личностью, стоитъ корпуса войскъ».
Утомительны цифры, а потому я приведу еще лишь очень немногія изъ нихъ. Алжирія имѣетъ въ настоящую минуту до 2,000 верстъ желѣзныхъ дорогъ. Это, конечно, немного для страны величиною съ Францію; но Сибирь, въ 25 разъ большая Алжиріи, не имѣетъ еще ни одной версты, владѣемъ же мы ею не 55 лѣтъ, а цѣлыя 307. Притомъ, въ степныхъ частяхъ страны, т.-е. на ¾ ея протяженія, желѣзныя дороги пока и не нужны; плодоносный же Тель прорѣзанъ ими во всю длину, а мѣстами и въ ширину. Дороги эти исправны, но, должно признаться, непомѣрно дороги. Извѣстная французская желѣзно-дорожная акула, компанія Paris-Lyon-Méditerranée, развернула въ Алжиріи свою пасть такъ широко, что ѣзда по ея линіямъ, мѣстами, обходится вдвое и даже втрое дороже, чѣмъ въ самой Франціи, гдѣ, однако же, желѣзно-дорожные переѣзды тоже очень недешевы. Алжирская печать вопіетъ противъ этого злоупотребленія капиталомъ, и для убѣжденія компаніи въ пользѣ уменьшенія тарифовъ приводитъ многочисленные примѣры перевозки большихъ тяжестей на лошадяхъ, по обыкновеннымъ путямъ, параллельнымъ съ рельсовыми. Это, какъ видите, то же самое, что бываетъ иногда у насъ между Одессой и Балтой или Харьковомъ и Ростовомъ: возы идутъ рядомъ съ локомотивомъ и иногда даже обгоняютъ его.
III.
Желѣзная и другія дороги въ Алжиріи. — Порта. — Пароходство. — Контрабанда и вѣроятный ея результатъ. — Англичане, нѣмцы и евреи въ Алжиріи.
править
Поѣздки внутрь Алжиріи отъ береговъ Средиземнаго моря очень легки, благодаря прекрасной системѣ желѣзныхъ дорогъ, которыя построена французами на всемъ протяженіи страны, отъ границъ Марокко до Туниса, причемъ пять поперечныхъ линій, идущихъ съ сѣвера на югъ,; связаны одною продольной, отъ Орана до Ла-Гулетты, порта Туниса. Перерывъ на этой послѣдней существуетъ лишь въ одномъ мѣстѣ, между Манервилемъ и Арфиджемъ, т.-е. въ предѣлахъ Кабиліи, страны очень гористой. Но и этотъ промежутокъ скоро будетъ пополненъ, ибо постройка дороги неутомимо продолжается, несмотря на большія техническія трудности. Когда она будетъ окончена, тогда вся алжиро-тунисская желѣзно-дорожная сѣть будетъ имѣть длины болѣе 2,000 верстъ; теперь же паровые поѣзды ежедневно ходятъ на протяженія 1,900 в., въ иныхъ мѣстахъ по три и по четыре въ день. Для страны, которая, при площади, превосходящей Францію, имѣетъ населеніе, уступающее населенію одного Лондона, это уже движеніе очень немаловажное, такъ что желѣзныя дороги въ Алжиріи приносятъ своимъ акціонерамъ, французамъ, до 18.000,000 франковъ дохода. У меня нѣтъ подъ рукой цифръ, относящихся до нашей кавказской сѣти, включая тутъ и ростово-владикавказскую линію; но кажется, что въ обоихъ случаяхъ строители не ошиблись въ разсчетѣ, затрачивая значительные капиталы на рельсовые пути тамъ, гдѣ пятьдесятъ лѣтъ назадъ простыя экипажныя дороги были рѣдкостью. Нужно еще замѣтить, что въ Алжиріи желѣзно-дорожная сѣть пополняется и питается обширною сѣтью шоссе, какихъ не знаетъ ни одна другая часть обширнаго материка африканскаго. Въ этомъ отношеніи французы далеко оставили за собою даже римлянъ, этихъ образцовыхъ строителей хорошихъ путей сообщенія. По большей части этихъ шоссейныхъ дорогъ ходятъ срочные дилижансы и теперь во всѣ сколько-нибудь значительные пункты внутренности страны, до самыхъ предѣловъ Сахары, не трудно проѣхать совершенно такъ же, какъ по любой странѣ Западной Европы, и даже съ большими удобствами, чѣмъ, наприм., по Испаніи и нѣкоторымъ частямъ Балканскаго полуострова, не говоря уже о большей части Россіи. Такъ какъ скотоводство въ среднихъ частяхъ страны, удаленныхъ отъ моря на 100—300 верстъ, очень обширно, то въ лошадяхъ и мулахъ, для перевозки тяжестей по шоссейнымъ дорогамъ, недостатка нѣтъ и перевозка эта стоитъ не дорого. Я упомянулъ уже, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ, вслѣдствіе жадности желѣзно-дорожныхъ компаній, шоссе конкуррируютъ съ рельсами, и это, конечно, очень радуетъ арабовъ, владѣльцевъ перевозочнаго скота. Только верблюды совсѣмъ почти исчезли изъ береговой полосы, и если тамъ еще мѣстами существуетъ вьючная перевозка, то она совершается на ослахъ и мулахъ. Верблюдъ въ современной Нумидіи и Мавританіи сталъ дѣйствительнымъ «кораблемъ пустыни», одной пустыни.
Французы смотрятъ на Алжирію не такъ, какъ мы на Кавказъ, Туркестанъ, Сибирь, то-есть какъ на страну, составляющую органическую часть самой Франціи. Она для нихъ все еще колонія, заморское владѣніе, которое «нужно эксплуатировать», какъ европейцы вообще эксплуатировали свои владѣнія въ другихъ частяхъ свѣта до начала XIX столѣтія, а отчасти продолжаютъ и нынѣ. Въ этомъ смыслѣ сѣверная Африка, хотя и составляющая уже нераздѣльное политическое цѣлое съ коренною Франціей, все же, прежде всего, есть страна для добыванія дешеваго сырья и для возможно дорогой продажи ей французскихъ фабричныхъ произведеній. Купцы, занимающіеся этимъ обмѣномъ, этою «эксплуатаціей», разумѣется, суть самые вліятельные люди во всемъ, что касается экономическихъ судебъ Алжиріи и Туниса. Отсюда — стремленіе правительства удовлетворить самой насущной ихъ потребности: имѣть въ сѣверной Африкѣ хорошіе порты. По несчастію, природа не дала въ этомъ отношеніи ничего даромъ, а все пришлось создавать искусственно, съ большими издержками. И французы не остановились передъ этимъ. Въ короткое время они создали отличныя гавани въ Оранѣ, Алжирѣ, Филипвилѣ, Бонѣ и проч. Порты алжирскій и филипвильскій особенно замѣчательны тѣмъ, что въ нихъ желѣзно-дорожныя станціи находятся у самаго берега, такъ что перегрузка товаровъ хотя и требуетъ еще подвоза ихъ съ кораблей на лодкахъ, но за то совершается безостановочно, благодаря закрытости самихъ портовъ; въ Бонѣ же самые большіе средиземноморскіе пароходы пристаютъ прямо къ берегу, и тамъ мѣстная перевозка — уже сухопутная, обусловленная тѣмъ, что желѣзно-дорожная станція не у самаго моря. Въ древнемъ Карѳагенѣ, т.-е. у теперешней Гулетты, корабли еще вынуждены бросать якорь довольно далеко отъ берега, но за то желѣзная дорога очень близка отъ берега, да идетъ уже рѣчь объ углубленіи Тунисскаго озера, съ уменьшеніемъ его размѣровъ, что доставитъ кораблямъ превосходнѣйшую, совершенно закрытую гавань, а мѣстному населенію — нѣсколько тысячъ десятинъ самой лучшей землк. Предпріимчивость французскихъ инженеровъ не останавливается ни передъ чѣмъ: были, бы капиталы. А они есть.
Торговая дѣятельность въ нѣкоторыхъ портахъ, особливо въ Алжирѣ, Оранѣ и Бонѣ, очень значительна и поддерживается правильными пароходными рейсами изъ Марсели и Порта-Вацдра, причемъ совершающіе эти рейсы французскіе пароходы, по дорогѣ въ Африку или изъ нея, заходятъ еще въ нѣкоторые порты Испаніи и Италіи. Французская трансъатлантіческая компанія играетъ особенно важную роль въ поддержаніи этихъ срочныхъ сообщеній Франціи съ Африкой. Она изъ одной Марсели отправляетъ еженедѣльно въ Алжиръ пять пароходовъ, которые обыкновенно пересѣкаютъ Средиземное море въ 29—30 часовъ. Но, кромѣ ея, есть нѣсколько другихъ пароходныхъ обществъ, уже не субсидированныхъ правительствомъ, которыя перевозятъ французскіе товары въ Алжирію и Тунисъ и обратно; назову, наприм., Transports maritimes à vapeur, Compagnie de navigation mixte, Marie Moreau, Caillol et Saintpierre, гаврское пароходное общество, итальянскую компанію Флоріо и Руббатинэ, наконецъ, Messagéries maritimes. Если есть столько соперниковъ по перевозкѣ людей и тяжестей между Франціей и сѣверною Африкой, то ясно, что работы по этой перевозкѣ не мало. И до того нѣкоторыя отрасли ея важны, что для нихъ существуютъ спеціально приспособленныя паровыя суда. Компанія Кальоля и Сентьера, наприм., занимается почти исключительно перевозкой изъ Алжиріи во Францію скота, преимущественно барановъ, по также лошадей и коровъ. Итальянцы особенно дѣятельно посѣщаютъ Тунисъ, Ла-Каль, Сусу и проч. по дорогѣ въ Триполи. Не трудно бываетъ встрѣтить во французскихъ портахъ сѣверной Африки и суда испанскія, греческія, египетскія, даже анериканскія и др.; но англичане посѣщаютъ ихъ рѣдко, и самые ихъ пакетботы проходятъ изъ Гибралтара въ Мальту, не касаясь Алжиріи, хотя все почти время плаваютъ въ виду ея береговъ и могли бы, напримѣръ, имѣть пассажировъ изъ Алжира въ Египетъ, Сирію и на крайній востокъ. Такова ужь судьба двухъ сосѣднихъ націй, соединенныхъ «сердечнымъ согласіемъ» и раздѣленныхъ Ламаншемъ: гдѣ одна господствуетъ, туда другая, по возможности, не показываетъ и носа.
Англичане, впрочемъ, встрѣчаются въ Алжиріи и особенно въ Тунисѣ, какъ купцы и даже землевладѣльцы. Только это по большей части англо-мальтійцы, а не кровные бритты. Послѣдніе предпочитаютъ посѣщать Алжирію лишь наѣздами, отчасти какъ туристы, отчасти какъ организаторы контрабанды, которая очень дѣятельна, особенно на марокской границѣ, къ западу отъ Орана. Гибралтаръ, разумѣется, служитъ центромъ этого благороднаго промысла, и французы ничего противъ него сдѣлать не могутъ. Такъ какъ, однако же, ближайшими агентами англичанъ являются мароканцы, которыхъ французская пограничная стража иногда излавливаетъ, то вся эта таможенная война можетъ привести въ одинъ прекрасный день къ войнѣ настоящей, то-есть ко вторженію французовъ въ Марокко и поступленію съ мѣстнымъ султаномъ такъ же, какъ четыре года тому назадъ было поступлено съ тунисскимъ беемъ. Это, по современнымъ политическимъ понятіямъ, не будетъ покореніемъ страны, а только установленіемъ надъ ней, по прямому ея согласію, прямаго «протектората». За крумирами, которые подадутъ поводы къ французской экспедиціи, дѣло не станетъ: ихъ найдутъ немедленно, какъ только явится возможность обдѣлать дѣло безъ опасенія европейскаго вмѣшательства. Въ 1878 г. они отыскались тотчасъ послѣ того, какъ Баддингтонъ вернулся изъ Берлина съ «чистыми руками»; для похода въ Марокко не нужно даже получать благословенія съ береговъ Шпре, а достаточно будетъ запутать въ какую-нибудь непріятную аферу Англію и пригрозить Испаніи, или же приласкать ее. Ордега, недавній министръ Франціи въ Марокко, отлично понималъ это и, соотвѣтственно этому, дѣйствовалъ, но, кажется, слишкомъ ужь торопился.
Англичане-мальтійцы, какъ я сказалъ, особенно многочисленны въ Тунисѣ; но ихъ много и въ сосѣдней съ послѣднею провинцій Константинѣ. Своимъ поведеніемъ они не даютъ французскимъ властямъ повода изгонять ихъ изъ страны, а потому держатся въ ней, даже умножаются. Не то съ нѣмцами. Послѣдніе проникли было въ Алжирію, какъ ремесленники, отчасти какъ земледѣльцы, но послѣ 1871 года должны были, въ числѣ нѣсколькихъ тысячъ, оставить страну, гдѣ ихъ начали притѣснятъ. Алжирская администрація надѣялась, что эльзасцы съ успѣхомъ замѣнятъ ихъ, но отчасти ошиблись. Эльзасцы, какъ я уже сказалъ, не только не благоденствуютъ въ странѣ, но мѣстами даже вымираютъ. Въ провинціи Оранѣ нынѣшнимъ лѣтомъ тщетно ищутъ европейскихъ работниковъ на поля, которыя именно предполагалось обрабатывать руками эльзасцевъ, и начальство должно было дать отпускъ многимъ сотнямъ рабочихъ военнаго вѣдомства, чтобы помочь фермерамъ.
IV.
Константина и тунисская желѣзная дорога. — Тунисъ и Карѳагенъ. — Сфаксъ и Габесъ. — Виды Лессепса на пріобрѣтеніе послѣдняго пункта. — Вопросъ о внутреннемъ морѣ.
править
Всякаго иностранца, пріѣзжающаго въ Алжирію, чтобъ ознакомиться со страною въ общихъ, главныхъ ея чертахъ, обыкновенно, послѣ осмотра города Алжира и ближайшихъ его окрестностей, направляютъ въ Лагуатъ, лежащій на сѣверной окраинѣ Сахары, верстахъ въ трехстахъ отъ Алжира, прямо на югъ. Такая поѣздка сразу знакомитъ и съ Теллемъ, т.-е. цвѣтущею, нерѣдко лѣсистою частью страны, и со степною природой высокаго плоскогорья, на которомъ разбросаны озера, и, наконецъ, съ началомъ настоящей африканской пустыни и однимъ изъ рѣдкихъ оазисовъ, среди ея находящихся. Эта дорога до того заѣзжена, описана такъ многими, даже русскими путешественниками, что мнѣ не хотѣлось терять времени на поѣздку по ней.
— Ну, такъ поѣзжайте въ Константину и потомъ въ Бискру, — говорили мнѣ алжирцы. — Вы увидите самую живописную и во многихъ отношеніяхъ самую любопытную часть страны. Увидите ее не только поперегъ, въ профиль, описанною въ каждомъ учебникѣ географіи, но и вдоль.
Но такъ какъ желѣзная дорога изъ Алжира въ Константину еще не окончена, то направляюсь сначала моремъ, черезъ Делисъ, Бужи и Колло въ Филипвиль. Ботъ городки и города, которыхъ цвѣтущее состояніе ясно свидѣтельствуетъ о пользѣ европейскаго господства въ сѣверной Африкѣ. Филипвиль въ особенности хорошъ и по обстройкѣ, и по прекрасному порту, созданному въ немъ французами. Окрестности его живописны, и вся дорога отъ него до Константины напоминаетъ, что вы здѣсь находитесь въ краю, справедливо носившемъ у римлянъ названіе мавританской житницы. Впрочемъ, большая часть плодородной почвы остается пока незасѣянною и даже незаселенною. Рѣдко-рѣдко гдѣ виднѣется ферма или небольшая деревня — центръ обширнаго скотоводства и хлѣбопашества; но за то матеріальное довольство ихъ обитателей бросается въ глаза. Константина не даромъ есть одинъ изъ важнѣйшихъ внутреннихъ рынковъ Алжиріи для сырья, которое потомъ и отправляется въ Филипвиль. Она притягиваетъ къ себѣ произведенія не только сосѣднихъ мѣстностей, но и Батны, находящейся отъ нея во сто слишкомъ верстахъ къ югу и соединенной съ нею желѣзною дорогой. Въ Константинѣ, больше чѣмъ гдѣ-нибудь, легко видѣть взаимное проникновеніе элементовъ европейскаго и мавританскаго, безъ рѣзкаго преобладанія перваго, какъ въ Филипвилѣ или Алжирѣ. Промышленные интересы связали арабовъ съ французами, и Константина, этотъ алжирскій Гунибъ по мѣстоположенію, теперь скорѣе напоминаетъ мирный Тифлисъ, чѣмъ бывшую военную резиденцію Шамиля. Только объемъ ея, естественно, меньше тифлисскаго, потому что она расположена на отдѣльной скалѣ, падающей во всѣ стороны крутыми обрывами и имѣющей плоскую, слегка наклонную вершину не болѣе какъ въ одну квадратную версту. Сорока-тысячное населеніе города представляетъ самую пеструю этнографическую смѣсь, потому что здѣсь, кромѣ французовъ и мавровъ, немало итальянцевъ, мальтійцевъ и пришельцевъ изъ разныхъ частей внутренней Африки. И всѣ живутъ и движутся, главнымъ образомъ, около купли-продажи скота и хлѣба, причемъ нѣкоторыя изъ произведеній скотоводства, напримѣръ, кожи, тутъ же и обрабатываются. Я бы назвалъ Константину самымъ привлекательнымъ для туриста мѣстомъ Алжиріи, если бы не слишкомъ казенный видъ европейской ея части: госпитали, казармы, арсеналы, штабы, префектура, мэрія, казначейство и пр., собранные въ кучу, производятъ впечатлѣніе какого-то Новогеоргіевска или Бобруйска, а не дѣятельнаго торговаго центра. Только окружающая живописная мѣстность напоминаетъ, что вы не въ Бобруйскѣ.
Константина связана теперь желѣзною дорогой съ Тунисомъ. «Этого, — говорятъ французы, — во времена римлянъ не было, и потому-то мы прочнѣе стоимъ въ Мавританіи и Нумидіи, чѣмъ сограждане Цезаря и Катона». Пожалуй, оно и такъ; но я бы подождалъ еще нѣсколько десятковъ лѣтъ, прежде чѣмъ произносить окончательное сужденіе о прочности французскаго владычества въ сѣверной Африкѣ. Вѣдь, оно покамѣстъ, главнымъ образомъ, все же опирается на штыки и пушки, форты и крѣпости, а не на сліяніе побѣдителей съ побѣжденными. Одни патеры, мѣшающіе заключенію браковъ между католиками и масульманами, сколько препятствуютъ объединенію разноплеменнаго населенія! А муллы, а пресловутые арабскіе бюро — развѣ это не источники розни политической, религіозной и затѣмъ племенной? Пора бы европейскимъ народамъ, завоевывающимъ иноплеменныя страны, принять мѣры къ тому, чтобы религія не вмѣшивалась въ политику и не препятствовала заключенію брачныхъ узъ, самыхъ надежныхъ для выработки смѣшанныхъ расъ, чуждыхъ изувѣрства и племенныхъ предубѣжденій и предразсудковъ, а потому и легче сливающихся съ завоевателями. Объ арабскихъ бюро я не говорю: члены ихъ, майоры и капитаны, давно прославились, какъ разжигатели племенной ненависти мусульманъ-арабовъ къ французамъ. Это настоящіе алжирскіе ташкентцы временъ незабвеннаго ярымъ-падишаха,
По счастію, число арабскихъ бюро постепенно сокращается, и теперь военному управленію въ Алжиріи подлежитъ лишь полмилліона народа изъ 3.300,000 всего ея населенія. Да и эти полмилліона живутъ преимущественно въ степяхъ, сосѣднихъ съ Сахарою, т.-е. на югѣ страны, вдали отъ мѣстностей производительныхъ и промышленныхъ. Французы, даже самые миролюбивые, говорятъ, что уничтожать тамъ господство военнаго элемента нельзя, потому что страна находится на военномъ положеніи, какъ подверженная постоянной опасности вторженія туареговъ и другихъ степныхъ хищниковъ; но такъ ли это, я не берусь судить. Несомнѣнно только для меня и для всякаго, что ротные и эскадронные командиры, самые искусные въ манежѣ и на конюшнѣ, самые свѣдущіе въ воинскихъ артикулахъ, едва ли могутъ быть хорошими законовѣдами, да еще мусульманскаго права.
Какую систему управленія введутъ французы въ Тунисѣ, пока невозможно сказать; но очевидно, что они и сами замѣтили, что арабскихъ бюро изъ майоровъ и капитановъ тамъ вводить вовсе не слѣдуетъ и что даже безпокойныхъ крумировъ лучше до времени оставить подъ вѣдѣніемъ ихъ природныхъ мусульманскихъ администраторовъ, съ беемъ во главѣ. Послѣдній посаженъ на веревочку, но пасомое имъ стадо имѣетъ видъ независимости, свободы; французы являются даже заступниками за слишкомъ угнетаемыхъ подданныхъ его высокостепенства, Сиди-Али. Разумѣется, все это притворство, политика, имѣющая цѣлью, во-первыхъ, сберечь деньги на содержаніе слишкомъ большой военной силы, которая бы понадобилась, если бы дѣйствовать слишкомъ по-алжирски, и, во-вторыхъ, не подавать повода къ жалобахъ иностранныхъ резидентовъ и Тунисѣ. Въ концѣ-концовъ, нужно будетъ ввести сполна французскую администрацію не въ одни финансы, а и во всѣ отрасли управленія: вотъ тогда будетъ и видно, въ чемъ франко-тунисскій разсчетъ лучше франко-алжирскаго. Пока въ Тунисѣ больше всего замѣтно желаніе французовъ «эксплуатировать» страну въ самомъ обиходномъ значеніи этого слова, извлекая изъ народа деньги на уплату по купонамъ тунисскихъ облігацій, ставшихъ французскими; да еще даетъ себя чувствовать католическій прозелитизмъ монсиньора Лавижери; о другихъ благодѣяніяхъ французскаго господства пока не слышно, по крайней мѣрѣ, отъ безпристрастныхъ наблюдателей, какими слѣдуетъ считать иностранцевъ, живущихъ въ странѣ и жившихъ въ ней до заключенія трактата въ Бордо, вынужденнаго у покойнаго бея чуть не съ ножомъ у горла. Поживемъ — увидимъ.
Само собою разумѣется, что въ Тунисѣ первая замѣчательность не онъ самъ, даже не цитадель его, въ которой беи иногда держали по 20,000 христіанскихъ плѣнниковъ сразу, а сосѣднія развалины Карѳагена.
— Да гдѣ же онѣ? — спрашиваетъ невольно заѣзжій, прибывъ даже на самое мѣсто.
— Вы по нимъ ходите, — отвѣчаютъ вамъ, — только между камнями, изъ которыхъ были сложены зданія, и вашими подошвами есть слой земли, на которомъ разрослись травы, а иногда даже деревья.
— Гдѣ же гавани Карѳагена?… Тутъ я вижу одно открытое море и чуть замѣтные выступы берега, которые не могли доставить убѣжища кораблямъ.
— Древніе и не нуждались въ этомъ. Они приставали съ своими галерами къ берегу и, когда нужно было, даже вытаскивали ихъ на сушу.
— А Тунисское озеро, — развѣ оно не могло служить гаванью?
— Нѣтъ, оно слишкимъ мелко для этого.
— Да, теперь; но двадцать вѣковъ тому назадъ въ немъ могло и не быть столько илу и нечистотъ, какъ теперь, послѣ небрежнаго мусульманскаго владычества и выбрасыванія въ озеро всякихъ нечистотъ изъ Туниса и Ла-Гулетты.
— Исторія говоритъ противъ васъ; а, впрочемъ, можетъ быть, озеро и служило внутреннимъ портомъ, да только археологи не постановили на этотъ счетъ окончательнаго сужденія.
— Вотъ въ дорожникѣ Пьесса я нахожу…
— Ахъ, если находите, то тѣмъ лучше, только всѣ дорожники въ мірѣ, не исключая Меррэя и Бедекера, требуютъ ввода въ ихъ показанія дробныхъ коеффиціентовъ.
Французы, какъ я уже упомянулъ, хотятъ на самомъ дѣлѣ сдѣлать изъ Тунисскаго озера (Багиры) портъ, углубивъ его, а равно и соединяющій его съ моремъ проливъ, который имѣетъ всего 12 саженъ ширины. Что-жь, доброе дѣло! Лишь бы тунисцевъ не заставляли при этомъ работать такъ, какъ феллаховъ въ Египтѣ, при рытьѣ Суэзскаго канала. Можно только опасаться временной невзгоды: при вычерпываніи озернаго ила, конечно, будутъ подниматься въ атмосферу тучи вредныхъ испареній, ибо озеро давно служило и служитъ клоакою для нечистотъ Туниса. Тогда, разумѣется, жизнь въ городѣ и въ Ла-Гулеттѣ станетъ на время невыносимою; но это зло, очевидно, преходящее, да и противъ него возможны гигіеническія мѣры. Затѣмъ слава Карѳагена можетъ возстановиться; только на этотъ разъ гавань его будетъ лежать на западѣ, а не на востокѣ отъ города. Дворецъ бея и другія дачи на берегу Средиземнаго моря могутъ такъ и остаться дачами, очень привлекательными на видъ. Мѣсто же древняго Карѳагена для большаго торговаго города, во всякомъ случаѣ, выгоднѣе мѣста, занимаего Тунисомъ.
Для человѣка, не погрузившагося исключительно въ политику и торговлю, самая замѣчательная вещь въ современномъ Тунисѣ есть проектированное Рудэромъ и Лессепсомъ внутреннее море, точнѣе озеро, соединенное съ Средиземнымъ моренъ длиннымъ и глубокимъ каналомъ. Естественно, что оно заинтересовало и меня, тѣмъ болѣе, что я партизанъ не только наполненія водою алжиро-тунисскихъ солончаковъ (шоттовъ), но и расширенія и углубленія Каспійскаго моря на счетъ Чернаго и притоковъ его. Едва ли нужно напоминать, въ чемъ состоитъ Рудэровскій проектъ и на чемъ онъ основанъ. Находящіяся въ двухъ стахъ верстахъ отъ залива Габесъ соляныя озера Мельгиръ, Меруанъ, Селтемъ, Расра и др. лежатъ пиже Средиземнаго моря и занимаютъ площадь, равную нѣсколькимъ департаментамъ Франціи. Если ихъ соединить съ моремъ довольно широкимъ и глубокимъ каналомъ и достигнуть того, чтобы въ наполненномъ такимъ образомъ бассейнѣ вода пришла на одинъ уровень съ Средиземнымъ моремъ, то образуется водоемъ, въ 14 разъ превосходящій женевское озеро и годный для судоходства. Множество нездоровыхъ мѣстностей исчезнетъ подъ водою, и окрестная пустыня можетъ стать плодородною, ибо въ сосѣдствѣ съ такою обширною водяною поверхностью влажность воздуха значительно увеличится, появятся дожди, образуются ручьи и рѣчки, — точнѣе, возстановятся тѣ, которые, видимо, когда-то существовали. Тунисъ и часть Алжиріи получатъ превосходную естественную границу съ юга и будутъ защищены отъ пагубнаго климатическаго вліянія Сахары и отъ вторженія степныхъ разбойниковъ. Вотъ сущность проекта и главныхъ доводовъ въ пользу его осуществленія. Казалось бы, трудно сказать противъ него что-нибудь дѣльное, но, разумѣется, нашлись люди, которые постарались его дискредитировать. Въ числѣ ихъ сталъ нѣкто Коссонъ, богатый рантье и любитель ботаники, когда-то трудившійся надъ изученіемъ флоры сѣверной Африки. Онъ, во-первыхъ, «вольный академикъ», а, во-вторыхъ, близкій знакомый президента республики, Греви, для котораго устраиваетъ иногда праздники въ своемъ имѣніи: стало быть, его голоса приходится слушать. А говорилъ онъ противъ проекта не разъ: и въ газетахъ, и въ ученыхъ журналахъ, и на съѣздахъ ученой ассоціаціи, и въ засѣданіяхъ академіи наукъ. Въ послѣдней даже такъ часто, что защитникъ проекта, Лессепсъ, однажды напомнилъ ему, что «полемика становится скучною, что пора перестать говорить о предметѣ, уже исчерпанномъ, и что, конечно, еслибы рѣчь шла о ботаникѣ, то онъ, Лессепсъ, безъ спора склонился бы передъ авторитетомъ своего ученаго товарища, но что въ дѣлѣ прорытія каналовъ онъ позволяетъ себѣ имѣть свое мнѣніе». Оппозиція отъ этого не унялась и только перенесла свои домогательства на иную почву, наприм., стала высказываться въ такомъ смыслѣ, что предпріятіе вырыть внутреннее море есть чисто спекулятивная афера, гдѣ дѣло идетъ только о томъ, чтобъ остричь легковѣрныхъ акціонеровъ и взять съ нихъ хорошую учредительскую премію. Рудэръ и Лессепсъ отвѣчали на эти извѣты тѣмъ, что обратились къ правительству съ просьбою назначить коммиссію изъ компетентныхъ лицъ для рѣшенія вопроса: можно ли осуществить проектъ и какія вѣроятныя послѣдствія должно предвидѣть отъ этого осуществленія? Всѣ данныя, нужныя для правильнаго сужденія о предметѣ, напримѣръ, результаты продольныхъ и поперечныхъ нивелировокъ, сверленія почвы для узнанія состава ея, цифры температуры и влажности въ мѣстахъ, гдѣ должны совершаться работы, — все было доставлено коммиссіи, которая имѣла нѣсколько засѣданій, общихъ и частныхъ, по отдѣленіямъ. Общимъ голосомъ коммиссія рѣшила, что проектъ физически осуществимъ, что исполненіе его, конечно, можетъ принести пользу странѣ въ климатическомъ, гигіеническомъ и экономическомъ отношеніяхъ; но что, по дороговизнѣ предпріятія, правительству нѣтъ нужды ему покровительствовать. Справедливо говорилъ потомъ Лессепсъ въ одномъ публичномъ собраніи, въ Сорбоннѣ, что «въ коммиссіи, назначенной ученымъ министромъ-инженеромъ, Фрейсине, засѣдало слишкомъ много ученыхъ, т.-е. теоретиковъ, и не было практиковъ». Послѣднимъ, напримѣръ, легко было бы доказать, что каналъ и другія работы по наполненію Мельгира могутъ стоить лишь 200 милл. франковъ, вмѣсто 750-ти, къ которымъ пришла коммиссія, что испареніе ни въ какомъ случаѣ не можетъ поглощать всей воды, которую каналъ будетъ приводить изъ Средиземнаго моря, и т. д. Правительство въ цѣломъ его составѣ осталось глухо къ этимъ замѣчаніямъ; но военное министерство, несмотря на смѣну министровъ, продолжало и продолжаетъ покровительствовать проекту. Едва умеръ Рудэръ, который былъ военнымъ офицеромъ-геодезистомъ и котораго министерство награждало за работы по нивеллировкѣ, какъ министръ поспѣшилъ назначить ему преемника, изъ геодезистовъ же, и, притомъ, личнаго его друга, который нынѣ продолжаетъ работы въ прежнемъ духѣ и съ тою же добросовѣстностью. Офицеръ этотъ, собственно говоря, не несетъ военной службы, но онъ продолжаетъ получать свое содержаніе и не теряетъ линіи на производство и полученіе отличій, онъ даже считается не «сверхштатнымъ» членомъ военно-ученаго комитета, а обыкновеннымъ профессоромъ топографіи въ сенъ-сирскомъ военномъ училищѣ, только находящимся въ командировкѣ. Нравственно его поддерживаетъ цѣлый свѣтъ, матеріально — Лессепсъ и нѣкоторые его друзья… Пожелаю ему успѣха, въ возможности котораго совершенно увѣренъ.
- ↑ На 3.310,000 душъ населенія въ Алжиріи есть всего 50,000 политическихъ избирателей, французскихъ гражданъ. Изъ туземцевъ и иностранцевъ 55,000 могутъ участвовать въ выборахъ муниципальныхъ, но не политическихъ; остальная масса, 3.200,000 душъ, безгласна.