Д-ръ Е. Л. Радинъ.
правитьПРОБЛЕМА ПОЛА ВЪ СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРѢ И БОЛЬНЫЕ НЕРВЫ.
правитьКультурно-историческія предпосылки проблемы пола.
Арцыбашевъ, Каменскій — тѣлесный сенсуализмъ.
Аннунціо, Пшибышевскій — психологическій сенсуализмъ.
Неврастеническій и истерическій упадокъ личности.
Доисторическія аналогіи и утопіи тѣлеснаго сенсуализма.
Культурное одиночество и общественное отщепенство героевъ тѣлеснаго сенсуализма.
Ученіе Отто Вейнингера о женскомъ характерѣ.
Развитіе личности въ основныхъ типахъ.
Роль современной семьи въ развитіи личности.
Возрождающееся вырожденіе и тѣлесный сенсуализмъ.
Проблема пола, какъ и всякая проблема вообще, возникаетъ не внезапно, а вытекаетъ изъ цѣлаго ряда запросовъ времени. Періодъ, предшествующій переживаемой нами эпохѣ, можно назвать критическимъ. Въ настоящее время онъ смѣнился творческимъ. Въ критическія эпохи у индивида развивается способность подмѣчать противорѣчія въ окружающей его средѣ, развивается парализующій дѣятельность психологическій анализъ, довѣріе и увѣренность въ себѣ исчезаютъ и человѣкъ чувствуетъ себя чужимъ въ мірѣ; жизнь теряетъ цѣнность; воля бездѣйствуетъ; сильно развитая чувствительность способствуетъ однотонности воспріятій и накопляетъ непріятно раздражающія, печальныя чувствованія. Міросозерцаніе носитъ пессимистическій характеръ: «тупая неподвижность деревни, пошлая лихорадочность города, пошлость жизни безъ идеала, безъ увлеченія» — такъ характеризуетъ критика мотивы Чеховскихъ произведеній въ критическій періодъ безвременья русской жизни.
За періодомъ критическимъ наступаетъ творческій: насколько первый находится въ зенитѣ подавленности, приниженія личности, настолько второй даетъ просторъ индивидуальности. Повышенная чувствительность предшествующаго періода способствовала накопленію энергіи чувствованій, которыя не проявлялись въ дѣятельности. Получился какъ-бы зарядъ психической энергіи. И теперь, въ творческую эпоху открылась возможность разряда. Если критическій періодъ въ жизни человѣчества можно назвать чувствительнымъ, періодъ творческій будетъ моторнымъ, двигательнымъ. Скрытая энергія, потенціальная энергія вѣка становится кинетической, дѣятельной. Высвободившаяся энергія ищетъ приложенія, и если его не находится, она растрачивается свободно, въ необычныхъ направленіяхъ: возникаетъ стремленіе проявить себя въ еще не испытанныхъ областяхъ, опасности и приключенія начинаютъ привлекать, наступаютъ эпохи героическихъ подвиговъ, освободительныхъ движеній, «бури и натиска». Наступаетъ переоцѣнка цѣнностей, при чемъ обезцѣненныя психическія индивидуальныя качества и общественныя вѣрованія снова повышаются въ цѣнѣ. Оптимистическія и идеалистическія ученія являются на смѣну пессимизму.
Поворотнымъ пунктомъ, пограничнымъ знакомъ двухъ эпохъ — пережитой критической и переживаемой нами творческой — явилось ученіе или философія опредѣленія цѣнностей Гюйо и Ницше. Гюйо — великій поклонникъ человѣка, оптимистъ, который стремился слить міръ съ индивидуальнымъ существованіемъ. Будучи ученикомъ и поклонникомъ Шопенгауэра, Ницше своимъ ученіемъ о сверхчеловѣкѣ зажегъ пламя оптимизма на пессимистическомъ очагѣ. Вѣра въ современнаго человѣка была подорвана. Оставалось черпать изъ отдаленнаго прошлаго, взять человѣка до цивилизаціи — «бѣлокурую бестію» и быстро вознести его до сверхчеловѣка. Не удивительно, что разрядъ въ психологическомъ отношеніи получился ниже заряда. Творческая эпоха, смѣнившая пессимизмъ послѣдней критической эпохи, въ психологическомъ отношеніи стояла очень низко: ея творчество не носило выработаннаго психологическаго характера, а скорѣе опиралось на инстинктивную, стихійную, подсознательную, какъ принято выражаться въ психіатріи, область человѣка. Отсюда одинъ шагъ до увлеченія проблемою пола, половымъ чувствомъ, какъ наиболѣе яркимъ проявленіемъ безсознательнаго стихійнаго начала.
Для того, что-бы сковать неразрывную цѣпь изъ первобытной силы дикаря и страстнаго стремленія къ совершенствованію, къ сверхчеловѣчеству современнаго человѣка, Ницше понадобилось освободить волю дикаря, возвысившагося до сверхчеловѣка, отъ связывающихъ ее общественныхъ путъ. Отсюда и возникло ученіе о потусторонней отъ добра и зла морали — моральный и соціальный дуализмъ или аморализмъ Ницше. Мораль, какъ предохранительный клапанъ отъ обостренія тренія людей между собою, устраняется Ницше, такъ какъ изъ моральныхъ правилъ онъ дѣлаетъ двѣ не имѣющія ничего общаго другъ съ другомъ области — мораль господъ и мораль рабовъ: господа должны повелѣвать, рабы — повиноваться. Ницше разсматриваетъ мораль, не какъ правила поведенія, а какъ противоположеніе тренія этихъ двухъ принциповъ. Одинъ принципъ высшій — мораль «господъ», людей сильныхъ духомъ; они могутъ сколько угодно притѣснять и давить остальное человѣчество, хотя-бы и болѣе многочисленное — «стадо». Цѣль исторіи лишь въ высшихъ экземплярахъ человѣчества. Точныхъ признаковъ, по которымъ можно было-бы сразу опредѣлить принадлежность къ той или другой категоріи Ницше не даетъ. У кого есть воля къ власти, тотъ — сильный, «господинъ». У кого ея нѣтъ, тотъ — «рабъ». Господинъ можетъ и долженъ всячески насильничать и эксплоатировать раба, во имя развитія своей индивидуальности.
Ученіе о моральномъ и соціальномъ дуализмѣ Ницше настолько же субъективно, какъ и нелогично; оно не выдерживаетъ критики даже съ психологически — индивидуалистической точки зрѣнія самого Ницше: въ «господа» легко попадутъ у Ницше и просто выродки, у которыхъ часто наблюдается деспотизмъ и самодурство, на ряду съ преступностью, какъ проявленія воли къ власти. Эта послѣдняя является въ данномъ случаѣ въ результатѣ совмѣщенія психопатическихъ чертъ — упрямства съ несдержанностью.
И все-же Ницше своимъ ученіемъ внесъ протестъ противъ формальной морали общества, скрывающей, подъ красивою оболочкою, буржуазный лицемѣрный не критическій аморализмъ. Мораль, при свѣтѣ искренней критики, снявшей фарисейскія завѣсы, не является жизненными правилами, которыми руководствуется современное общество, а никого не убѣждающею безжизненною словесною прописью учебниковъ.
Привлеченіе вниманія современной эпохи къ половому вопросу, такимъ образомъ, объясняется двояко: съ одной стороны на русскую творческую эпоху переоцѣнки цѣнностей наложило свой примитивистическій штемпель ученіе Ницше, а съ другой стороны жизнь современнаго человѣка давно уже стала приближаться къ потерявшему психологическую надстройку первоисточнику чувства — инстинкту.
Для того, что-бы показать всю фарисейскую лживость и безпочвенность позиціи современныхъ словесныхъ моралистовъ, достаточно было вскрыть звѣря въ современномъ человѣкѣ, котораго, то усиленно убаюкивали, то дѣлали видъ, что не замѣчаютъ. Этотъ звѣрь — стихійная сторона пола тѣмъ рѣзче далъ о себѣ знать, чѣмъ дольше искусственно держали его на привязи.
Способность задумываться надо было пробудить звукомъ колокола и ударомъ молота по несчастіюй давно потерявшей звучность человѣческой наковальнѣ — притупленнымъ нервамъ и ходячей обывательской шаблонной психологіи.
«Бездна» Леонида Андреева и была громовымъ ударомъ въ буржуазномъ фарисейски убаюканномъ обществѣ, прозвучавшимъ со всею силою и талантомъ выдающагося аналитика сокровенныхъ тайнъ человѣческой души, каковымъ является Леонидъ Андреевъ. Бездна пола въ разсказѣ Леонида Андреева неожиданно и внезапно вскрылась, подъ вліяніемъ хаотическаго стеченія обстоятельствъ и нахлынувшей неопреодолимой эмоціи. Вскрылась и обнажила свою физіологическую и трагическую полную неразрѣшимыхъ коллизій основу. Болѣзненно обостренная форма, въ которую вылилось половое влеченіе у героя разсказа, приведшая къ удовлетворенію его на безпомощно распростертой, перенесшей страшное нравственное потрясеніе любимой дѣвушкѣ, была столь маловѣроятна и страшна, что многіе не повѣрили въ реальную возможность описаннаго въ «Безднѣ» происшествія. Таковою рисовалась Леониду Андрееву невѣроятная звѣриная реакція на половое влеченіе у приличнаго студента Нѣмовецкаго, героя «Бездны».
За «Бездною» слѣдовалъ призывъ къ родителямъ въ не менѣе сильно написанной Леонидомъ Андреевымъ вещи — «Въ туманѣ». Если жертвою бездны пола, открывшейся въ стихійномъ половомъ влеченіи, былъ студентъ, туманъ пола охватилъ гимназиста и довелъ его до дикой сцены убійства ни въ чемъ неповинной проститутки.
Брешь была пробита въ самодовольствѣ и косности отцовъ, незамѣчающихъ своихъ дѣтей и отворачивающихся отъ нихъ, когда половой инстинктъ, развиваясь по заложенному въ немъ стихійному пути, безъ руководительства старшихъ, принималъ въ своихъ проявле ніяхъ у юноши аморальныя формы.
Эти единичные, но правда безпощадные анализы художника — психолога потрясали установившіеся взгляды, но не попадали прямо въ зенитъ цѣли, они касались еще созрѣвающей жизни тѣла. Тѣлесная жизнь, какъ-бы подъ ихъ защитительнымъ покровомъ, однако же быстро созрѣла и дала въ настоящее время расцвѣтъ. Цвѣты пола быстро превратились въ цвѣты зла и не даютъ до сихъ поръ сочныхъ плодовъ. Въ такомъ именно видѣ мы встрѣчаемъ половой вопросъ въ освѣщеніи новой русской художественной литературы. Неполитая нужными для разносторонней полноты своего развитія соками область чувствованій слабо развивается. Наблюдается, на ряду съ карликовымъ ростомъ чувствованій, одностороннее развитіе — уродливыя произведенія, созданія не здоровыхъ потребностей, а болѣзненной фантазіи.
Чѣмъ глубже врѣзывается раздѣленіе труда въ общественныя отношенія и закрѣпляется въ соціальныхъ формахъ жизни, чѣмъ больше разнохарактерныхъ и разнофункціонирующихъ группъ образуется въ обществѣ, тѣмъ уже, однороднѣе и проще становится формула жизни для членовъ каждой такой группы. «Членъ общества, въ которомъ раздѣленіе труда провело достаточно глубокія борозды, писалъ H. К. Михайловскій, не въ состояніи охватить понятіе человѣка во всей его цѣльности и недѣлимости; онъ можетъ понять и оцѣнить только ту долю человѣка, которая развита въ немъ самомъ». Прогрессъ современнаго общества ведетъ къ узости, ограниченію, если не физіологическаго, то во всякомъ случаѣ психологическаго содержанія жизни управляющихъ классовъ. Высота духовныхъ потребностей антагонистична узкому профессіонализму современнаго буржуазнаго общества.
Логика замѣняетъ современному человѣку психологію. Будучи лишена плодотворнаго начала — чувства, она вырождается въ сухой педантизмъ. Орудіе соціальныхъ силъ — соціальная логика опирается на вѣру. Изъ области общественныхъ вѣрованій возникаютъ мнимыя аксіомы о мощномъ развитіи и психологическомъ совершенствѣ индивидуальности современнаго человѣка и высотѣ нравственныхъ устоевъ современной культуры. При этомъ упускается изъ виду, что всѣ цѣлесообразныя для существованія даннаго общества истины суть просто продуктъ общественнаго взаимовнушенія, не замѣчающаго своей профессіональной узости, въ которой и лежитъ источникъ обѣдненія жизни психологическимъ содержаніемъ и вытекающаго отсюда поклоненія инстинкту.
Общественныя условія, на которыхъ зиждется данная культура, создаютъ то или другое отношеніе къ половому чувству и его источнику — красотѣ.
Красотѣ, какъ самодавлѣющей силѣ, равнозначной съ другими соціальными силами, нѣтъ мѣста въ жизни большинства людей современнаго общества. Красота, какъ факторъ жизни, стала достояніемъ литераторовъ, художниковъ, артистовъ, не растворяясь въ широкія массы. Увлеченіе красотою стало равнозначно уклоненію отъ обычныхъ, а слѣдовательно нормальныхъ условій жизни, артистическая дорога-участью, или избранныхъ — талантовъ, или неудачниковъ.
Искусство, при такомъ его положеніи, мы говоримъ главнымъ образомъ о новой художественной литературѣ, можетъ быть уподоблено кораблю, колеблемому вѣтромъ безъ парусовъ. Вѣтеръ здѣсь не является стихіей, подчиненной человѣку, а стихіей, противъ которой безпомощенъ человѣкъ. Эта безпомощность равнозначна полной неустойчивости. Стихія, не будучи орудіемъ, а цѣлью для самой себя, бушуетъ, не знаетъ, куда она идетъ и зачѣмъ идетъ. Новое искусство не логично, но оно психологично и психологично постольку, поскольку можетъ быть психологичною стихія.
Ставши на эту точку зрѣнія, порвавши связь съ обществомъ, новая художественная литература не можетъ считаться выразительницею запросовъ общества. Она навязываетъ обществу свои кружковскіе интересы. Очень характерно, что, во время общественнаго подъема, спросъ на новую художественную литературу совершенно упалъ и снова поднялся въ періодъ, отвѣчающій упадку общественныхъ интересовъ, въ періодъ реакціи. Изъ этого, конечно не слѣдуетъ, что новая литература реакціонна, она по своему, съ точки зрѣнія маленькаго управляющаго модою кружка, революціонна, но она не отвѣчаетъ общественнымъ запросамъ въ широкомъ смыслѣ этого слова.
Если мы отмежевали группу новыхъ писателей, посвятившихъ себя проблемѣ пола въ художественной литературѣ, то это сдѣлали потому, что проблема пола представляетъ собою ту сторону стихійнаго человѣка, надъ которою больше всего работаетъ новая литература. Она умѣстна, казалось-бы, здѣсь, такъ какъ занялась своею областью. Во всякомъ случаѣ она откровенна и эта-то откровенность равнозначна снятію завѣсы, скрывающей отъ глазъ общества не только то, что дѣлается и характерно для руководящаго кружка литераторовъ, но и то, что характерно для переживаемаго нами момента, не въ общественномъ его значеніи, а въ индивидуальномъ и семейномъ.
Важно разобраться въ матеріалѣ по половому вопросу, который въ изобиліи можно почерпнуть въ новой художественной литературѣ, потому, что литературный міръ, создающій запросъ на вопросы пола и старающійся рѣшить по своему проблему пола, перекидываетъ мостикъ отъ обычая къ теоріи. Обычныя условія жизни, то, что называется семейнымъ бытомъ, опредѣляющимся господствующими въ обществѣ взглядами на взаимоотношенія мужчины и женщины, вскрывается и обнажается новою литературою. Она даетъ сырой матеріалъ для сужденія о томъ, что принято называть устоями современнаго общества — семейными отношеніями. Но этого мало. Морализирующихъ и осуждающихъ мотивовъ была не чужда и предшествующая натуралистическая школа. Но не было надрыва, горячаго призыва. Въ произведеніяхъ натуралистовъ преобладалъ спокойный тонъ повѣствованія. Новая литература, въ отличіе отъ описательнаго эпическаго отношенія натурализма и крикливыхъ возгласовъ современныхъ моралистовъ, ищетъ разрѣшенія проблемы, она не примиряется и не пугается, а ищетъ выхода. Если жизнь идетъ не по тому пути, который вытекаетъ изъ общераспространенныхъ взглядовъ на взаимоотношенія половъ, если отношенія половъ въ семьѣ и внѣ семьѣ складываются не такъ, какъ на это смотритъ общество, то, можетъ быть, взгляды, общества и общераспространенныя понятія ложны? Такова точка зрѣнія современной литературы.
Этой-то особенности — выпуклой отражаемости индивидуальной жизни пола въ художественныхъ образахъ обязана новая литература ея успѣхомъ и распространенностью. Въ силахъ-ли кружокъ литераторовъ, ставшихъ во главѣ движенія, написавшаго на своемъ знамени громкія слова: «разрѣшеніе проблемы пола», дѣйствительно разрѣшить ее, мы не беремся судить. Во всякомъ случаѣ, если не къ разрѣшенію, то къ освѣщенію всѣхъ противорѣчій современнаго положенія половъ другъ къ другу онъ много сдѣлалъ.
Заслуга современной художественной литературы заключается въ жизненности. Она беретъ, какъ матеріалъ, такъ и заключенія изъ самой жизни. Но въ томъ способѣ, какимъ обрабатывается этотъ матеріалъ, заключается обратная сторона и главное препятствіе къ тому, что-бы современная литература приблизилась къ разрѣшенію проблемы пола. Освѣтить вопросъ значитъ придать ему плоть и кровь, вдунуть жизнь въ бездушную схему, разрѣшить — значитъ обнять его во всей полнотѣ, подвергнуть всесторонней критикѣ.
Живость жизненныхъ красокъ и разлагающій анализъ критики трудно совмѣстимы. Это совмѣщеніе совершенно недоступно новымъ художникамъ. Такъ называемая новая литература не выходитъ изъ границъ психологическихъ индивидуальныхъ переживаній, она не классифицируетъ ихъ, не сравниваетъ, не анализируетъ критически, она создаетъ законченную картину ряда переживаній и ставитъ на нихъ свой красочный, эмоціональный или чувственный знакъ.
Передъ нами проходятъ картины моря жизненныхъ страстей въ тихій вечеръ, въ бурю, ненастье и ясный солнечный день. Айвазовскій и Дубовской — реалисты, художники кисти; они передаютъ настроеніе въ реальныхъ образахъ моря; символизація стихіи — моря и жизненной страсти въ картинахъ Беклина и Штука. Беклинъ и Штукъ обвѣяли свои образы внутреннимъ огнемъ чувствованій, возникшихъ у нихъ въ процессѣ творчества.
Новая литература идетъ дальше, манера ея изображенія жизненнаго моря страсти, по аналогіи съ живописью, могла-бы быть названа импрессіонистской. Сочность красокъ, яркій, иногда до боли рѣжущій глазъ колоритъ и, по аналогіи съ планеризмомъ живописи, освѣщеніе внѣ данныхъ культурныхъ условій, на свѣжемъ воздухѣ открытаго мѣста — au plain air, мѣста, освѣщеннаго яркими лучами солнца. Вотъ особенности рисунка и письма современной новой литературы.
Гдѣ преобладаетъ такая яркость отдѣльныхъ переживаній, жизнь сведена къ ощущеніямъ пріятнаго и изображенію непріятнаго, въ формѣ тягостныхъ, мучительныхъ переживаній, предчувствія, то несчастья, то приближенія смерти. Тамъ нѣтъ мѣста психологической скалѣ ощущеній пріятнаго и болѣе сложнымъ чувствованіямъ. Всесторонній психологическій анализъ 4 не совмѣстимъ съ индивидуально-интимнымъ характеромъ письма, привлекающимъ поклонниковъ къ произведеніямъ новой литературы.
Легенды о жизни, и близкой намъ, современной жизни, и далекой въ своемъ безвременьи, вотъ чѣмъ занялась современная художественная литература. Интимно-красочный характеръ новой литературы дополняется стилизаціей, но не той обычной стилизаціей типичныхъ признаковъ даннаго времени, съ его страданіями и наслажденіями, борьбою за идеалы и паденіями, нѣтъ, стилизаціей общечеловѣческой. Подходя съ узкимъ масштабомъ критики даннаго времени, мы не должны забывать заслугъ этой манеры творчества и теперь-же укажемъ, что въ своей области много положительнаго даетъ новая литература.
Молодая литература съ ея новыми людьми полна исканій, свѣжихъ порывовъ и еще не окрѣпшихъ, неустойчивыхъ увлеченій. Казалось-бы, какое отношеніе она имѣетъ къ больнымъ нервамъ и болѣе широкому понятію, соприкосающемуся съ нервностью — къ вырожденію. Отношеніе, однако-же, будетъ естественнымъ, если мы посмотримъ, бросимъ даже бѣглый взглядъ на новую литературу съ уже сложившеюся программою, получившею названіе порнографической, считаться съ которою приходится, вслѣдствіе ея распространенности и одно время даже доминирующаго положенія, къ счастью уже пережитаго, на книжномъ рынкѣ.
То теченіе въ современной русской литературѣ, которымъ намъ придется, по преимуществу, заняться — тѣлесный сенсуализмъ, выступающій подъ флагомъ естественности желаній. Онъ выдвигаетъ новаго героя нашего времени — молодого естественнаго человѣка. Арцыбашевъ, Камепскій и многіе другіе менѣе сильные таланты, какъ напр. Миртовъ въ «Мертвой зыби», культивируютъ сильнаго новаго человѣка, признающаго только естественныя желанія. Проповѣдь естественнаго человѣка находитъ, однако-же, слишкомъ однобокое отраженіе въ естественности примитивнаго эгоизма. Естественность равнозначна непризнанію философіи, критическаго освѣщенія вопросовъ жизни, общественности, творчества мысли и чувства — науки, искусства и литературы, она роковымъ образомъ приводитъ къ пониженію уровня духовныхъ интересовъ. Остается одно чувство жизни — sens de la vie и въ немъ, какъ въ фокусѣ, сосредоточивается вся яркость жизни, весь ея интересъ. Отсюда одностороннее отраженіе естественнаго человѣка въ проблемѣ пола, вырожденіе естественности желаній въ половыя желанія.
Недоговоренности въ программѣ тѣлеснаго сенсуализма нѣтъ и открывается полная возможность обосновать критическій разборъ. Естественность, молодость тѣлеснаго сенсуализма включаетъ въ себѣ сторону, положительную въ идеѣ, въ абстракціи; при чтеніи молодой литературы подчасъ передается бодрое настроеніе молодости, но и только. Освободившись отъ перваго впечатлѣнія, вы переходите къ критическому анализу и молодость новой литературы въ вопросахъ пола оказывается просто утопіей.
Психическое вырожденіе есть обратное движеніе въ психическомъ отношеніи, возвращеніе назадъ — къ пройденнымъ уже ступенямъ психологическаго развитія личности. И критическое отношеніе къ формулѣ естественности желаній дѣлаетъ вполнѣ умѣстнымъ вопросъ, не является-ли положительная программа естественнаго человѣка современной литературы просто возвращеніемъ назадъ, а не прогрессомъ индивидуальности?
Данная работа, исходящая, какъ изъ психопатологіи развитія личности, такъ и изъ опредѣленія нормальной психически здоровой личности, и является посильнымъ отвѣтомъ на этотъ вопросъ.
Исходнымъ пунктомъ современной художественной литературы является, въ вопросѣ взаимоотношенія мужчины и женщины, жизнь чувствомъ пріятнаго, полученіемъ удовольствія отъ жизни. Мѣсто этическаго начала жизни занимаетъ идеалъ счастья въ удовлетвореніи своихъ желаній.
Критическое освѣщеніе этого идеала и является ближайшею задачею нервно-психической гигіены развитія личности. Если счастье, проповѣдываемое новой литературой призрачно и опасно, то доказательства отрицательнаго къ нему отношенія легче всего почерпнуть изъ противопоставленія ему дѣйствительныхъ идеаловъ нормальнаго развитія личности, даже если за идеаломъ, воплощающимъ это развитіе, намъ пришлось-бы обратиться къ еще отдаленному будущему человѣка.
Только доводы нервно-психической гигіены, опирающейся на здоровое развитіе личности, суть непреложные доводы. Поэтому мы подходимъ къ современной литературѣ въ нашей работѣ не съ этической, а психологической мѣркой душевнаго здоровья и стараемся доказать, къ какимъ выводамъ приводятъ идеалы современной литературы въ половомъ вопросѣ — къ упадку или развитію личности. Путеводною нитью является для насъ здоровое нормальное развитіе личности еще и потому, что примѣры патологіи этого развитія представлены слишкомъ обильно современной литературою и здѣсь ученіе О. Вейнингера о женскомъ характерѣ даетъ богатый иллюстраціонный матеріалъ, получающій наглядное освѣщеніе въ сопоставленіи съ ученіемъ о половомъ сближеніи мужчины и женщины Арцыбашева.
Точка зрѣнія нормальнаго психологическаго развитія личности включаетъ и этическое начало, какъ часть прогрессивной личности. Мы думаемъ, однако-же, что одна этическая точка зрѣнія въ данномъ случаѣ не убѣдительна: съ противникомъ надо сражаться его-же оружіемъ. Этическую точку зрѣнія обходитъ современная литература. И дѣйствительно, ею одною не исчерпывается вся жизнь личности въ современныхъ условіяхъ. Поэтому то разсмотрѣніе отрицательныхъ сторонъ проблемы пола, только съ этической стороны, можетъ быть мимо цѣли. Сопоставленіе же нормальнаго развитія личности съ тѣми уродливыми формами, которыя даетъ современная литература, наилучшимъ образомъ оріентируетъ насъ въ проблемѣ пола и ставитъ нашу точку зрѣнія сразу въ центрѣ всей позиціи.
Одна группа новыхъ писателей, пользующаяся популярностью, наиболѣе яркими представителями которой являются Арцыбашевъ и Каменскій, стремится упростить взаимоотношенія мужчины и женщины и такимъ путемъ подойти къ разрѣшенію половой проблемы. Культивируя свои ощущенія въ половой области, писатели этого лагеря обостряютъ половую чувствительность и въ этой обостренности единичныхъ переживаній видятъ смыслъ жизни.
Жизнь тѣла замѣняетъ въ ихъ половыхъ концепціяхъ жизнь духа. Быстрокрылый корабль новыхъ писателей, стремящихся внести переворотъ въ жизнь въ вопросахъ взаимоотношенія мужчины и женщины, зачерпываетъ жизнь, но далеко не исчерпывая ее, онъ боится измѣрить всю глубину жизни, быстро скользитъ по ея поверхности и уносится въ другое мѣсто, что-бы снова искать новаго приложенія для новаго тѣлеспочувственнаго переживанія.
Мы называемъ по этому основному признаку — тѣлесному эстетизму — новое направленіе современной художественной литературы тѣлеснымъ сенсуализмомъ.
Ученіе о половомъ тѣлесномъ сближеніи мужчины и женщины — тѣлесный сенсуализмъ зараженъ стихійностью. Онъ приближаетъ чувство къ инстинкту. Въ этомъ инстинктивизмѣ, примитивности, и его сила, и его слабость — сила физіологическаго здоровья и слабость психологической недостаточности.
Ученіе о стремленіи къ счастью, какъ формула жизни, понимаемая въ смыслѣ полученія наибольшаго количества удовольствій отъ жизни, носитъ названіе эвдемонизма. Подъ флагомъ эвдемонизма и выступаетъ тѣлесный сенсуализмъ, обѣщая расцвѣтъ невиданнаго до сихъ поръ счастья на землѣ, съ паденіемъ искусственныхъ рамокъ, поставленныхъ сближенію половъ установившимися формами взаимоотношенія мужчины и женщины.
Удовольствіе, получающееся для мужчины и женщины отъ ихъ тѣлеснаго сближенія, понимается разбираемымъ нами теченіемъ современной литературы, въ смыслѣ удовлетворенія полового чувства. Стимуломъ къ половому влеченію обычно является красота внѣшнихъ формъ женскаго тѣла. Подъ вліяніемъ этого стимула, желаніе получаетъ принудительный характеръ, сопровождающійся иногда чувствомъ страданія, и за удовлетвореніемъ желанія наступаетъ подъемъ чувства самоудовлетворенія. Взаимныя отношенія исчерпаны.
Такова до послѣднихъ возможныхъ предѣловъ упрощенная тѣлеснымъ сенсуализмомъ новыхъ писателей схема любви. Здѣсь нѣтъ мѣста мозговой извращенности-путь отъ желанія къ удовлетворенію проходится быстро, хотя иногда и бурно. Это приводитъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ къ катастрофамъ. Однако-же, съ устраненіемъ главнаго тормаза — ревности, по Арцыбашеву, не будетъ поводовъ къ драмамъ и къ столкновенію желаній; ревность же онъ считаетъ атавистическимъ глупымъ пережиткомъ, отъ котораго долженъ быть свободнымъ естественный, здоровый и разумный человѣкъ.
Здоровое счастье, которое вытекаетъ изъ схемы любви тѣлесно-чувственнаго эвдемонизма, представляетъ собою удовлетвореніе запроса, чисто физіологическаго, медицинскаго, въ самомъ узкомъ значеніи этого слова, гдѣ нѣтъ мѣста сложной психологіи и продолжительнымъ взаимнымъ отношеніямъ половъ. Не надо забывать, однако-же, что, если право положеніе, гласящее, что нѣтъ психологіи безъ физіологіи, то и наоборотъ, нельзя психологическія отношенія сводить къ физіологическимъ. Если психологія ничто безъ физіологіи, то и наоборотъ, физіологія, какъ формула жизни человѣка, ничто безъ психологіи. Поэтому-то физіологическое здоровье тѣлеснаго сенсуализма мы должны принимать съ оговоркою. Тѣлесный сенсуализмъ неизбѣжно приводитъ къ обостренію половыхъ переживаній, которое уже нездорово; оно легко можетъ перейти, или въ физіологическую недостаточность полового чувства, или повлечь за собою половыя извращенія. Отбрасывая естественную психологическую надстройку на физіологическомъ основаніи сліянія половъ — полученіе общихъ интересовъ духовнаго характера, тѣлесный сенсуализмъ приводитъ къ искусственной уже нездоровой психологической надстройкѣ, извращающей физіологическое здоровое основаніе — къ различнымъ формамъ обостренія и извращенія полового чувства.
Вернемся къ предложенной нами формулѣ для разбираемаго нами теченія новой литературы — эвдемоническій тѣлесный сенсуализмъ. Такъ много признаковъ и къ тому-же не настолько ужъ тѣсно связанныхъ другъ съ другомъ, что-бы безъ всякаго ущерба не про (заверти расчлененія. Тѣлесно-сенсуалистическая позиція — мотивы тѣла и солнца въ вопросахъ пола — представляетъ ядро творчества Арцыбашева, но это знаетъ критика, но вовсе не обязана знать широкая публика. Эвдемоническій индивидуализмъ — не тотъ ультра индивидуализмъ достиженія сверхчеловѣка Ницше. Нѣтъ. Проповѣдь достиженія счастья на землѣ для современнаго человѣка — девизъ эвдемоническаго индивидуализма. Эта проповѣдъ счастья представляетъ собою основной тонъ, нѣчто болѣе широкое, чѣмъ вопросы пола, нѣчто, что охватываетъ этотъ частный случай общимъ положеніемъ. Эту сладкую оболочку — эвдемоническій индивидуализмъ — легко принять за основу ученія Арцыбашева, такъ какъ ученіе Арцыбашева о сближеніи половъ и является частнымъ приложеніемъ эвдемоническаго индивидуализма къ половому вопросу. Однако же, частный выводъ Арцыбашева можетъ быть ложнымъ, при вѣрности основной посылки, какъ это и имѣетъ здѣсь мѣсто. Эвдемопическій индивидуализмъ вовсе не исчерпывается тѣлесно сенсуалистическою стороною жизни π изъ него легко получить прямо противоположныя тѣлесному сенсуализму выводы, что отчасти и сдѣлано группой новыхъ писателей-представителей психологическаго сенсуализма въ вопросахъ пола, какъ Габріэль д’Аннунціо и Пшибышевскій.
Здѣсь мы подходимъ къ вопросу, что говоритъ тѣлесный сенсуализмъ и чего онъ не говоритъ. Обычно принято порицать Арцыбашева за то, что онъ говоритъ. Намъ кажется, что гораздо важнѣе порицать его за то, чего онъ не говоритъ, за умолчаніе. Хотя это звучитъ съ перваго взгляда и парадоксомъ, но въ сущности справедливо. Физіологическая сторона полового сближенія дополняется психологическою. Арцыбашевъ, проходя мимо послѣдней, занимается подмѣною. Умалчивая о психологической сторонѣ проблемы пола, онъ даетъ часть вмѣсто цѣлаго.
На яркомъ примѣрѣ Арцыбашевскаго творчества мы видимъ все положительное и все отрицательное, что несетъ съ собою творчество настроенія, синтезъ красочныхъ переживаній новыхъ писателей. Это — творчество расколовшейся мозаики древняго греческаго храма. Оно воспроизводитъ тѣло и оставляетъ въ тѣни, проходитъ мимо души. Получается фрагментативность, расколотая мозаичность письма, нѣтъ полноты и цѣльности, ее замѣняетъ однобокая, но сильная работа творчества. Сила возмѣщаетъ полноту и разнообразіе жизни.
Мы видимъ, что веселая стихійная радость полового сближенія, какъ формула жизни, приводитъ къ суженію. Всякое суженіе грозитъ одностороннимъ развитіемъ. Въ результатѣ послѣдняго и возникаютъ уродливыя эротоманическія формы полового эвдемонизма, какъ садизмъ, мазохизмъ, гомосексуализмъ или уранизмъ, лесбійская любовь и пр. Суженіе жизненныхъ цѣнностей на половую цѣнность жизни приводитъ часто къ погонѣ за половыми ощущеніями, къ патологическому обостренію полового чувства.
Потерѣ психологическаго содержанія, при взаимоотношеніяхъ половъ, у представителей тѣлеснаго сенсуализма противостоитъ въ современной литературѣ преувеличеніе психологическаго содержанія, вкладываемаго въ чувственную сторону человѣка. Одной крайности — половому апсихологизму реалистовъ пола, представителей тѣлеснаго сенсуализма въ современной литературѣ, отвѣчаетъ другая крайность — гиперпсихологизмъ, идеалистовъ пола, представителей психологическаго сенсуализма. Наиболѣе яркими выразителями послѣдняго теченія въ новой литеритурѣ являются Аннунціо и Пшибышевскій.
Тѣлесный сенсуализмъ опирается на область элементарной психической жизни, черпая пріятныя чувствованія изъ тѣлесныхъ ощущеній и воспріятія веселыхъ, бодрящихъ, поднимающихъ настроеніе топовъ природы. Кромѣ этихъ органическихъ чувствованій тѣлеснымъ сенсуализмомъ ничего не признается. Человѣкъ, какъ звено мірозданія всей вселенной, долженъ жить естественной жизнью, удовлетворять свои естественныя желаніи и тогда онъ будетъ счастливъ.
Близость къ природѣ, восхищеніе ея живительными силами и красками, воздухомъ, просторомъ, солнцемъ отличительныя черты тѣлеснаго сенсуализма. Этотъ оттѣнокъ эстетической яркости отдѣльныхъ ощущеній, при простотѣ и доступности удовлетворенія запросовъ тѣла, приводитъ къ оптимизму. Пессимизму, печати нѣтъ мѣста въ переполненныхъ подъемомъ духа сердцахъ близкихъ къ природѣ примитивистовъ новой художественной литературы. Живительнымъ началамъ жизни-весельемъ, олицетвореннымъ греками въ Вакхѣ, проникнуты и согрѣты яркимъ свѣтомъ и радостью всѣ переживанія молодыхъ писателей — реалистовъ пола.
Дыханіемъ смерти, разложеніемъ вѣетъ отъ идеалистовъ пола. «Торжество смерти» Аннунціо съ одной1 стороны, «Дѣти Сатаны» Пшибышевскаго съ другой, стерегутъ счастливыя минуты своихъ героевъ, превращая ихъ, то въ надломленныхъ самоанализомъ и повышенною чувствительностью, кончающихъ самоубійствомъ, то объятыхъ безудержнымъ стремленіемъ ко всеразрушенію, наслаждающихся властью надъ обездоленными, погибшими, чтобы сорганизовать ихъ для преданія всего пламени.
Близость къ природѣ и ея таинствамъ приводитъ тѣлесный сенсуализмъ къ пантеистическимъ настроеніямъ. Культурный продуктъ конца 19 столѣтія — разлагающій психологическій анализъ отпечатываетъ свой роковой знакъ на душевномъ складѣ героевъ психологическаго сенсуализма. Приближеніе къ природѣ приводитъ къ расцвѣту эстетизма, близкаго къ греческой культурѣ, пре клонящагося передъ силою, физическимъ здоровьемъ и красотою обнаженнаго тѣла; стремленія отравленнаго психологическимъ анализомъ сенсуализма на сторонѣ болѣе высокихъ, по никогда вполнѣ не осуществляющихся идеаловъ гармоническаго сліянія въ половомъ влеченіи мужчины и женщины.
Если на фонѣ естественности, природы произрастаютъ цвѣты красоты, на фонѣ вершины современной культуры вырисовываются признаки разрушенія и гибели. Герой нашего времени раскололся на двѣ половины — эллинскую и іудейскую. Веселый, крѣпкій, сильный, живущій въ сліяніи съ природой, повинующійся ея только запросамъ и велѣніямъ съ одной стороны и на ряду съ нимъ герой утонченной психологической организаціи, далекій отъ природы въ такой же степени, какъ и вся наша выдуманная въ кабинетахъ и осуществленная въ душныхъ мастерскихъ культура. Эти крайніе типы одинаково односторонніе
Первый видитъ въ восходящемъ солнцѣ апоѳеозъ красоты и счастья въ жизни; второй нервно и безпомощно простираетъ свои руки къ призрачному счастью сліянія съ женщиной, съ иллюзіями вѣчной и постоян* ной любви, обманывающійся самъ и обманывающій безотчетно другихъ, чтобы броситься со скалы въ пропасть и насильно, повинуясь безотчетному року, увлечь за собою свою возлюбленную («Торжество смерти»).
Мотивъ безпомощности и неудовлетворенности въ достиженіи половой гармоніи увлекалъ одинокихъ людей начала прошлаго столѣтія и сенсуалистическая дилемма — исканіе счастья въ сліяніи половъ была воплощена въ фигурѣ Донъ-Жуана.
Въ настоящее время эта неопредѣленная фигура приняла довольно ясно разработанный типъ, какъ Джіорджіо въ «Торжествѣ смерти», графъ Андреа въ «Сладострастіи» у Аннунціо, Фалькъ въ «Homo sapiens» Пшибышевскаго. Это типъ человѣка, стремящагося къ духовной вершинѣ и обреченнаго вѣчно подрывать самому себѣ почву подъ ногами, то неустаннымъ анализомъ своихъ ощущеній, то погонею за призрачнымъ счастьемъ.
Донъ-Жуанъ Байрона стремился, исходя изъ полового сближенія, найти идеалъ духовной чувственной гармоніи. Мятежный духъ мѣшалъ ему и злой рокъ въ его исканіяхъ не натолкнулъ его, не свелъ съ идеаломъ. У Габріэля д’Аннунціо Джіорджіо находитъ свою давно отколовшуюся, съ раздѣленіемъ человѣка на два пола, половину, графъ Андреа тоже, но счастье и здѣсь недолговѣчно.
Психологическій сенсуализмъ вращается въ кругѣ предначертанія. Роковая связь съ любимымъ суице/ ствомъ — продуктъ исключительности въ любви. Тѣ — 21 —
лесная сторона сближенія входитъ, какъ часть въ цѣлое, занимая въ духовной гармоніи далеко не послѣднее мѣсто. Она служитъ, какъ бы, мостомъ между тѣломъ и душою. Для психологическаго сенсуализма женщина — цѣль, осуществляющая вѣчную предуказанную природою гармонію двухъ душъ и тѣлъ. Изъ трудности задачи вытекаетъ и ея недостижимость.
Исходя изъ преобладанія разрушительныхъ тенденцій половой гармоніи надъ созидательными, психологическій сенсуализмъ далекъ до разрѣшенія половой проблемы. Онъ не призванъ творить, а разрушать, онъ скорѣе пессимистиченъ, чѣмъ оптимистиченъ. Поставивши себѣ болѣе широкую задачу, чѣмъ у тѣлеснаго сенсуализма, онъ не закрываетъ умышленно глазъ на ея трудности.
Получая отъ окружающей жизни только рядъ непріятныхъ чувствованій, ввиду исключительной требовательности къ окружающимъ впечатлѣніямъ, современный человѣкъ конца 19 вѣка превратился въ замкнутаго въ себѣ неврастеника. «Прежде всего въ немъ были въ высшей степени развиты», пишетъ Аннуцціо про своего героя Джіорджіо въ «Торжествѣ смерти», «способность изоляціи и чувство бренности». Съ общественной жизнью нити порываются, но чѣмъ-нибудь надо жить?
Всѣ промежуточныя звенья между своимъ и чужими «я» выпадаютъ. Для повышенно психологичныхъ, исключительно воспріимчивыхъ натуръ остается тотъ-же выходъ, что и у большинства психологически недоразвитыхъ натуръ, которыми занимается тѣлесный сенсуализмъ. Просвѣтомъ и притягательною силою къ жизни является сексуальность. «Непреодолимое стремленіе влекло его», продолжаетъ Аннунціо, «къ любви. Онъ прекрасно зналъ, что любовь, какъ явленіе есть преходящая форма т. е. то, что постоянно измѣняется, и тѣмъ не менѣе онъ претендовалъ на постоянство любви, на любовь, которая заполнила бы цѣлое существованіе». Исключительное влеченіе къ любви у современнаго человѣка оттѣнено въ слѣдующихъ словахъ Пшибышевскаго: «такъ же, какъ я ничего не могу подѣлать противъ того, что въ продолженіи всѣхъ среднихъ вѣковъ откровенія души бывали исключительно въ области религіозной жизни, такъ же мало могу я измѣнить что-либо въ томъ фактѣ, что въ наше время душа проявляется только въ отношеніяхъ половъ другъ къ другу, пусть дѣлаютъ за это упрекъ душѣ, а не мнѣ».
Отсюда два выхода, которые мы и наблюдаемъ у Аннунціо и Пшибышевскаго: или вѣчныхъ иллюзій и разочарованій, какъ у героевъ Аннунціо, или путь смѣны, мучительный и неудовлетворяющій, какъ у Фалька въ «Homo sapiens» Пшибышевскаго.
Сосредоточившись на себѣ, порвавши связующъ: нити съ человѣчествомъ, частью ненавидящіе, частью презирающіе его самоуглубленные одиночки, отрываясь отъ своего одиночества, недающаго имъ удовлетворенія, ищутъ, мучительно ищутъ сліянія, синтеза съ женщиною. Но мы видимъ, что преслѣдующая ихъ судьба не оставляетъ ихъ и здѣсь. Ихъ ждутъ неудача за неудачею. Сосредоточивая вниманіе на чувственной области сближенія съ женщиною, ихъ привычка къ анализу не оставляетъ здѣсь камня на камнѣ. Источникъ разлагающаго чувственную гармонію половъ анализа въ недостижимости вскрытія душевныхъ переживаній подруги, а отсюда и въ невозможности чувствованія полноты взаимнаго сліянія, «По волѣ природы душа моей возлюбленной, говоритъ Джіорджіо, невидима и неосязаема, не смотря на то, что она подвержена внѣшнему вліянію гораздо больше, чѣмъ тѣло». Шагъ дальше и тормозящимъ моментомъ являются уже ранѣе бывшія ощущенія, въ формѣ воспоминаній о пережитомъ съ другимъ счастьѣ. Эти внутренніе поводы разложенія чувственной гармоніи половъ находятъ дополненіе извнѣ — внѣшнія впечатлѣнія интереса, которыя безотчетно могутъ возникать у женщины, при общеніи съ другими мужчинами. Все это отравляетъ мысль о нераздѣльности обладанія любимымъ существомъ.
Разлагающему анализу предшествуетъ самообманъ. Есть натуры, которыя болѣе склонны обманывать себя, чѣмъ копаться въ своихъ ощущеніяхъ. Но обманъ лишь помощникъ въ пріисканіи чувственнаго идеала другого пола. Ужасна потеря любимой женщины — той предначертанной половины своего «я», достигнуть которой удалось, путемъ ряда уже вскрытыхъ самообмановъ. «Лишенная возможности образовать себя, приладиться, приноровиться къ одной высшей, властной формѣ», говоритъ Аннунціо про другого своего героя графа Андреа, «его душа, такая измѣнчивая, зыбкая, мягкая преображалась, обезображивалась, принимала всѣ возможныя формы. Онъ переходилъ отъ одной любви къ другой съ невѣроятною легкостью.» «живучимъ, безжалостно живучимъ въ немъ былъ одинъ инстинктъ: инстинктъ отвращенія ко всему, что его привлекало, но не завладѣвало его волей. И воля безполезная, какъ шпага плохой закалки, висѣла на бедрѣ у пьяницы или безсильнаго человѣка».
У всѣхъ современныхъ героевъ психологическаго сенсуализма общія черты безпомощности — передъ половымъ чувствомъ, безотчетными влеченіями (напр. къ самоубійству), разлагающимъ самоанализомъ и боязнью неполнаго удовлетворенія своихъ стремленій въ отысканіи идеала чувственной гармоніи. Въ результатѣ излишняго психологизма, гиперпсихологизма является упадокъ личности, упадокъ стремленія къ самопроявленію и гармоническому единству душевныхъ силъ.
Болѣзнь вѣка — грѣхи его. Грѣхи буржуазной культуры, проводящей въ жизнь принципъ узкой обособленности личности, несетъ на себѣ современное человѣчество, въ лицѣ идущихъ впереди, далеко зашедшихъ въ выработкѣ своей личности героевъ современности. Современная буржуазная культура, на своей вершинѣ, разработала духовное «я», но рѣдко создаетъ благопріятныя условія для полезнаго примѣненія этой разработки. Въ результатѣ получается узкая замкнутость въ этомъ «я», что неизбѣжно оканчивается вѣчною борьбою съ неудовлетворенностью, какъ въ одиночествѣ, такъ и по выходѣ изъ узко индивидуалистической скорлупы. Мы могли бы охарактеризовать подобное состояніе, какъ большой запасъ умственныхъ запросовъ, при очень маломъ примѣненіи ихъ къ жизни, другими словами, какъ неврастеническій упадокъ личности. Критическое начало, будучи предоставлено самому себѣ, безъ творческаго начала, безплодно. Оно обрушивается, въ формѣ чувствованій недовольства и угнетенія, всею тяжестью недоконченной работы на человѣка. Психологическая работа отдѣльныхъ переживаній должна быть закончена какою нибудь продуктивною дѣятельностью, иначе она обратится на самое себя и все погубитъ разлагающимъ самоанализомъ.
Если мы уподобимъ развитіе личности сооруженію многоэтажнаго дома на фундаментѣ, врытомъ въ землю, то мы увидимъ, что тѣмъ выше можетъ подняться сооруженіе, чѣмъ основательнѣе фундаментъ. Мы должны принять сверхъ того, что многоэтажный домъ индивидуальной психики находится въ самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ температуры, необходимой для поддержанія въ немъ жизни. Поэтому отопленіе, находящееся въ фундаментѣ зданія, должно сильно согрѣвать его.
Отсюда выводъ напрашивается самъ собою: фундаментъ представляетъ изъ себя область ощущеній и личныхъ чувствованій; борьба за общественный процессъ и высшія переживанія, какъ стремленіе къ истинѣ, справедливости, совершенству, находясь въ верхнихъ этажахъ психики, должны пустить свои корни въ фундаментъ, должны быть проникнуты чувствомъ, должны превратиться въ чувствованія — альтруистическія и идеальныя, иначе онѣ выродятся въ сухой педантизмъ и будутъ тормозить и давить развитіе личности еще больше, чѣмъ самъ фундаментъ.
Орудіемъ поддержанія жизни, въ нашемъ фигуральномъ сравненіи — средствомъ отопленія многоэтажнаго дома индивидуальной психики, является жизнь чувствомъ. Несогрѣтая чувствомъ жизнь все равно, что неполитая жатва, не даетъ всходовъ, а если они и получаются, то недолговѣчны. Чувство даетъ силу жизни, жизнь умственная придаетъ законченность и разнообразіе личности.
Гармоническое развитіе — идеалъ нормальнаго здороваго развитія личности. Оно всесторонне совмѣщаетъ въ себѣ жизнь чувствомъ отъ первоначальныхъ, примитивныхъ его формъ до самыхъ высшихъ, отъ полового чувства до чувства истины, справедливости, совершенства и умственное начало, регулирующее, направляющее въ ту или другую сторону развитіе личности. «Человѣкъ не чувствовалъ бы болѣзненности противорѣчія», говоритъ Брэдли, «если бы онъ самъ не былъ цѣлымъ и не имѣлъ предчувствія, что онъ есть нѣчто цѣлое».
Однако-же гармоническое совмѣщеніе силы и разнообразія въ психической жизни является только еще отдаленнымъ идеаломъ будущаго. Отсюда неудовлетворенность жизнью и частые переходы отъ силы, какъ преобладающей психической особенности жизни, къ разнообразію и наоборотъ.
Усложненный, по безсильный человѣкъ конца 19-го столѣтія, потерявшій почву подъ ногами — таковъ герой психологическаго сенсуализма, съ которымъ мы познакомились у Аннунціо и Пшибышевскаго. Высота цѣли стала въ прямое противорѣчіе со слабостью средствъ ея достиженія. Оставшіяся жизненныя силы направлялись на заторможеніе дѣйствія, путемъ разлагающаго анализа. Всему сложному зданію психики грозило разрушеніе, гдѣ анархія частей дополняла безсиліе цѣлаго. Передъ нами получился типъ неврастеническаго упадка личности. Такова комбинація умственной широты со слабостью чувствованій и воли.
Пониженію индивидуальности или упадку личности при неврастеніи противостоитъ жизнь для поддержанія даннаго состоянія, жизнь безъ развитія — сильная жизнь чувствомъ, а частью и волею. Эта жизнь, при слабости управляющаго умственнаго начала, грозитъ безсвязностью отдѣльныхъ переживаній, неустойчивостью настроенія и наконецъ односторонностью въ прокладываніи новыхъ путей. Таковъ типъ истерическаго упадка личности, представляющій избытокъ чувствительности, быстро переводящей представленія въ дѣйствія. На сторонѣ истерическаго упадка личности патологическая односторонность концепціи жизни тѣлеснаго сенсуализма.
Однако-же неврастенія и истерія являются болѣзненными крайностями основныхъ психическихъ функцій — разнообразія и силы, придатками, легко устранимыми при медицинскомъ вмѣшательствѣ. Характерно, что всѣ явленія психоневрозовъ — истеріи и неврастеніи устраняются внушеніемъ въ гипнозѣ, между тѣмъ, какъ типъ жизни, то широко раскинувшейся, анархической, мало продуктивной, при всей ея сложности, то односторонне сильной остается. Разнообразіе и сила жизни являются въ настоящее время и останутся всегда двумя крайностями, между которыми умѣщается безконечное количество возможныхъ къ нимъ приближеній, которыя, принимая нездоровыя патологическія формы, переходятъ то въ неврастеническій, то въ истерическій упадокъ личнисти.
Психологическій сенсуализмъ представляетъ изъ себя неврастеническую крайность, онъ безпомощенъ, при всей своей психологичности. Тѣлесный сенсуализмъ — противоположная крайность, онъ столь-же узко и сильно одностороненъ, онъ приближается къ истерическому полюсу.
Быть ближе къ природѣ, сливаться съ нею, находить живительныя въ ней силы, непосредственность жизни чувствомъ — вотъ то положительное, что несетъ съ собою въ жизнь тѣлесный сенсуализмъ. И на ряду съ этимъ свѣтлымъ даяніемъ, простираемымъ правою рукою, своей узостью формулы жизни тѣлесный сенсуализмъ лѣвой рукою будитъ, раздражаетъ дисгармоничность полового инстинкта, вызывая исключительную его напряженность, грозящую сатиріазисомъ, нимфоманіей или садизмомъ. Таковы неизбѣжныя слѣдствія узости тѣлесно-сенсуалистической концепціи жизни и не только, какъ вѣроятное предположеніе критики, а и осуществившійся фактъ въ литературныхъ произведеніяхъ группы писателей тѣлеснаго сенсуализма, какъ Сологубъ, Кузминъ, Зиновьева-Аннибалъ и другіе.
Тѣлесный сенсуализмъ замкнулся на первичномъ элементарно-психологическомъ индивидуализмѣ.
Идеалы тѣлеснаго сенсуализма на зарѣ человѣчества, когда не была развита психологическая сторона личности. Идеалы психологическаго сенсуализма — утопія далекаго будущаго, когда разовьется психологическая индивидуальность всего человѣчества до той высоты, чтобы поглотить, растворить въ себѣ безцѣльно въ настоящее время мечущіяся и разрушающія жизнь чувствомъ неудовлетворенности отдѣльныя личности.
Въ то время, какъ проблемы психологическаго сенсуализма для того, чтобы отвѣчать гармоническому здоровому развитію личности, должны перейти въ идеалъ общечеловѣческаго индивидуализма, раствориться въ образы отдаленнаго будущаго, идеалы тѣлеснаго сенсуализма воспроизводятъ уже пережитый золотой вѣкъ человѣчества. Аналогію имъ мы должны искать у первобытныхъ народовъ.
Взаимоотношенія половъ начинаются у самыхъ примитивныхъ, еще кое-гдѣ уцѣлѣвшихъ народовъ съ дружескаго добровольнаго союза, такъ-же легко заключаемаго, какъ и расторгаемаго, по типу моногаміи. «Въ первобытномъ состояніи браки, по утвержденію Каутскаго, какъ заключались безъ всякихъ формальностей, такъ и расторгались безъ всякихъ околичностей — и при этомъ очень легко расторгались. Они были не прочнѣе, чѣмъ теперь узы дружбы». По признаку легкой расторгаемости, Каутскій склоненъ придать этой формѣ взаимоотношенія половъ названіе первобытнаго гетеризма. Намъ кажется, правильнѣе этой первоначальной формѣ взаимоотношеній мужчины и женщины — золотому вѣку, по сравненіи со слѣдующимъ хищническимъ и покупнымъ бракомъ, приведшими къ порабощенію женщины и полигаміи, пріурочить названіе первобытнаго амицизма — дружества, Первоначальное равенство мужчины и женщины и принадлежность дѣтей всему племени были необходимыми предпосылками первобытнаго амицизма.
Познакомившись съ идеалами тѣлеснаго сенсуализма, мы видимъ полную аналогію ихъ первобытному амицизму. Намъ не покажется страннымъ подобное совпаденіе, какъ и то, что будущій золотой вѣкъ взаимоотношенія половъ является въ передачѣ нѣкоторыхъ утопій, какъ напр. «Рай земной» Мережковскаго, прямымъ воспроизведеніемъ первобытнаго амицизма: тѣ же моногамныя парочки, такъ же легко сходящіяся, какъ и расходящіяся, выражающія свою любовь взаимнымъ вниманіемъ и нѣжностью. Нѣчто аналогичное снилось Вѣрѣ Павловнѣ, какъ представительницѣ лучшей части интеллигенціи 60-хъ годовъ, какъ идеалъ далекаго будущаго, во время подъема общественнаго самосознанія, отраженнаго романомъ «Что дѣлать» Чернышевскаго. Параллели естественному состоянію героевъ тѣлеснаго сенсуализма не только при началѣ жизни человѣчества. Въ культурномъ одиночествѣ также, какъ и въ проповѣди Арцыбашева, была и сила, и слабость Писаревскаго призыва, обращеннаго къ новому естественному человѣку 60 ихъ годовъ. Проповѣдь прогрессивнаго культурнаго одиночества или соллипсизма 60-хъ годовъ напоминала героическую эпоху среднихъ вѣковъ — рыцарей безъ страха и упрека. Она была провозвѣстникомъ только-что пережитаго нами преклоненія передъ личностью у Ницше, съ тою только разницею, что совершенная, освободившаяся отъ путъ современной мѣщанской цивилизаціи личность являлась не столько цѣлью для самой себя, какъ у Ницше, сколько орудіемъ общественнаго прогресса. Впрочемъ надо принять во вниманіе и то, что Базарову легче было оставаться культурною одиночкою въ то время, когда общественныя теченія не приняли строго опредѣленныхъ направленій, жизнь не имѣла идеологовъ классовыхъ противорѣчій буржуазнаго строя.
Герои тѣлеснаго сенсуализма и Базаровъ однородны въ томъ отношеніи, что они вращаются въ одной и той-же плоскости общественнаго переустройства въ области личной проповѣди.
Сходятся Базаровъ и герои тѣлеснаго сенсуализма и въ исходномъ пунктѣ проповѣди — преклоненіи передъ естественнымъ человѣкомъ, его ощущеніями и естественными желаніями. Сходятся и въ отрицаніи — нигилизмѣ: «моя жизнь — это мои ощущенія пріятнаго и непріятнаго, а что за предѣлами — чортъ съ нимъ».
Въ положительной своей программѣ Базаровщина шире тѣлеснаго сенсуализма: герои послѣдняго суть частный случай Базаровскаго естественнаго человѣка, детально и односторонне разработанный, а потому и невѣрно, въ кривомъ зеркалѣ отражающій Базарова съ тѣлесно-чувственной только стороны.
Расходятся они въ томъ, что Базаровъ смотритъ впередъ — его положительная программа соединена съ «ломкою людей», которая поведетъ къ пересозданію ихъ взаимоотношеній, вытекшихъ изъ крѣпостнически-помѣщичьяго строя. Герои-же тѣлеснаго сенсуализма преотлично чувствуютъ себя среди буржуазнаго общества и препятствіе къ осуществленію своего идеала видятъ только въ укоренившихся въ современномъ обществѣ предразсудкахъ, а не въ самомъ буржуазномъ строѣ.
Разрѣшить проблему пола въ современномъ буржуазномъ обществѣ — задача полового оптимизма, который, съ полнымъ правомъ, можетъ быть назвавъ мѣщанскимъ половымъ оптимизмомъ. Отсюда его неудачи и разочарованія. На неудачи тѣлесный сенсуализмъ смотритъ сквозь утопическіе розовые очки. Подальше отъ людей, среди живительныхъ силъ природы, замкнувшись въ свою индивидуалистически-эстетическую скорлупу, герои тѣлеспаго сенсуализма быстро возстанавливаютъ утраченное равновѣсіе. И рай земной словесный призракъ ихъ реторической фантазіи снова рисуется имъ въ красочныхъ соблазнительныхъ образахъ. На самомъ-же дѣлѣ то, что дѣлаютъ герои тѣлеснаго сенсуализма не напоминаетъ рая на землѣ, а скорѣе наивное проведеніе въ жизнь принципа самообмана.
У героевъ тѣлеснаго сенсуализма два лица; критическое лицо смотритъ впередъ, а творческое назадъ въ бездонную пропасть лицемѣрія буржуазнаго общества. Увлекаетъ въ нихъ не реформаторскій призывъ къ естественному половому влеченію и уравненію людей въ половыхъ отношеніяхъ — демократической половой нивелировкѣ, не увлекаетъ и половой оптимизмъ, съ призрачною близостью всеобщаго счастья на землѣ. Нѣтъ. Своей популярностью тѣлесный сенсуализмъ обязанъ духу протеста противъ существующихъ взглядовъ общества на половой вопросъ, который воплощается въ сильныхъ красочныхъ образахъ героевъ.
Отсюда культъ сильной, высоко стоящей надъ среднемъ уровнемъ личности, образующій, какъ ядро Базаровщины, такъ и Санизма. Здѣсь-же источникъ и одиночества проповѣдниковъ, ихъ культурно-соллипсическая миссія.
Отталкивательная общественная сила преобладаетъ у героевъ — одиночекъ тѣлеснаго сенсуализма надъ притягательной. Они, или должны создать себѣ общественную среду, или жить внѣ ея. Первое, даже, при всемъ ихъ безмѣрномъ эгоцентризмѣ и оптимизмѣ, часто невозможно, остается второе. Понятно, что отталкивательная отъ общества сила можетъ взять верхъ и вытѣснить окончательно связь съ обществомъ. Въ результатѣ разочарованій и неудачъ сенсуалистическаго соллипсизма въ новой литературѣ, мы получимъ типъ общественнаго отщепенца.
Босячество и огарчество въ чистомъ идеализированномъ образѣ русской вольницы описалъ Горькій. Удачно позже выхваченъ изъ жизни кусочекъ этого міра и воспроизведенъ Скитальцемъ въ повѣсти «Огарки». Девизъ этого чистаго босячества или огарчества тоже общественное отщепенство. Отщепенство понималось однако же Огарками Скитальца вовсе не въ смыслѣ проповѣди свободной любви, а опредѣлялось жизнью богемы — весельемъ, пѣснями и пляскою. Тѣлесный сенсуализмъ отрицаетъ все, что выше голой женщины. Первоначальные огарки не дѣлали для сенсуализма столь исключительнаго положенія. Они признаютъ, главнымъ образомъ, смѣхъ, природу, пляску, но они принимаютъ и «прорѣзающую» музыку. Имъ не чужды и эмоціи печали, хотя на первомъ планѣ остается все, что вызываетъ повышенное настроеніе, чѣмъ бы оно не покупалось. Безудержная удаль и безудержное пьянство — вотъ содержаніе ихъ жизни Позднѣйшіе послѣдователи — тѣлесные сенсуалисты придали огарчеству эротическій характеръ, что и вылилось въ призывъ къ пьянству и половой разнузданности. «Орловскіе огарки» и аналогичныя имъ одно время занимавшія общество «лиги. свободной любви» не исчерпали, а сузили и опошлили первоначальное огарчество. Это не нигилизмъ для преодолѣнія въ себѣ одиночества, какъ Базаровщина, а отрицаніе общества, какъ формула жизни крайней противообщественности. Мы не знаемъ, какими путями поведетъ дальше современная литература развитіе здороваго и упадочнаго ядра въ своемъ ученіи о сближеніи половъ. Пока новая литература несомнѣнно на перепутья и неоконченный романъ Каменскаго «Люди» — выраженіе раздумья передъ тупикомъ, въ который неизбѣжно заводитъ тѣлесный сенсуализмъ.
Мы указали на пессимизмъ психологическаго сенсуализма, еще болѣе безотрадны, какъ мы видимъ не индивидуальныя, а общественныя слѣдствія тѣлеснаго сенсуализма. Не тѣ свѣтлыя картины всеобщаго дружества — нео-амицизма, которыя рисуетъ тѣлесный сенсуализмъ, несетъ онъ съ собою въ современную жизнь. Мы не останавливаемся подробно на всѣхъ общественныхъ послѣдствіяхъ тѣлеснаго сенсуализма, но оттѣняемъ главную опасность — общественное отщепенство.
Ахиллесовою пятою всей концепціи является невозможность возрожденія первобытной гармоніи амицизма, въ условіяхъ, современнаго общества. Первобытный амицизмъ опирался на примитивность, зачаточное состояніе индивидуальнаго развитія, на психологическое недоразвитіе личности и крайнюю простоту общественной структуры — первобытный коммунизмъ. Вернуться къ нему въ эпоху идейно-индивидуалистическую и въ условіяхъ современнаго промышленно-индивидуалистическаго буржуазнаго строя — мысль не только невѣроятная, но и опасная, ставящая человѣка внѣ общественныхъ рамокъ, гдѣ къ дисгармоничности индивидуальной прибавляется общественная неприспособленность, грозящая отщепенствомъ, одичаніемъ, а, при посредствѣ половыхъ излишествъ и алкоголизма, и прямымъ вырожденіемъ.
Стихійная мистика пола Арцыбашева приводитъ его къ утвержденію пола въ центрѣ вселенной, къ половому оптимизму. Посмотримъ, какъ отражается эта точка зрѣнія на половую проблему во взглядѣ его на женщину?
Взглядъ Арцыбашева на женщину не формулированъ имъ, но онъ всюду слишкомъ выпукло запечатлѣвается на женскихъ образахъ его произведеній. Въ его мастерскихъ описаніяхъ женщинъ ярко выступаютъ только одни признаки тѣлеснаго превосходства, преобладанія чувствованія тѣла, то въ формѣ мышечнаго напряженія, то эротической истомы. На первомъ мѣстѣ вездѣ культъ половыхъ вторичныхъ признаковъ — голосъ, смѣхъ, пѣніе, манера ходить, какъ орудія привлеченія вниманія мужчинъ. Арцыбашевъ приводитъ даже сравненія изъ животнаго міра. Та-же самка, но превратившаяся въ нимфу, разсматриваемая въ другомъ освѣщеніи, au plein air, на открытомъ воздухѣ, въ красочныхъ, свѣтлыхъ и радостныхъ тонахъ полового оптимизма.
Красивый рисунокъ является однако-же выраженіемъ только субъективнаго пріятнаго переживанія. Проходитъ переживаніе и изъ чего-то яркаго, но весьма неяснаго по очертаніямъ вырисовывается вампиръ полового пессимизма. Бодлеръ пишетъ:
«Ты цѣлый міръ вмѣстить могла бы въ свой альковъ,
Исчадье похоти! Отъ праздности ты злобна.
Съ зарею новою на жерновахъ зубовъ
Ты сердце новое измалывать способна.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Машина страшная, глухая и слѣпая.
Спасительный вампиръ, сосущій кровь земли».
Откуда-же взялся вампиръ пола? Гдѣ красочныя оптимистическія переживанія Арцыбашева?
Чувствованія тѣла, если ихъ разсматривать, какъ исходный и основной признакъ женщины, могутъ привести къ различнымъ формуламъ жизни: у Арцыбашева съ его тѣлесно-чувственнымъ половымъ оптимизмомъ — свѣтлый типъ половой жизни; у художника Фелисьена Ропса, изображающаго «сѣятеля» бросающимъ съ большой высоты надъ городомъ «сѣмена грѣха», олицетворенныя въ женскихъ маскахъ, у Бодлера въ «цвѣтахъ зла», произростающихъ на нездоровой почвѣ городской испорченности и разврата — мрачный типъ половой жизни.
Одна исходная точка зрѣнія на женщину также у Арцыбашева и съ Отто Вейнингеромъ. Не удивительно и здѣсь, что выводъ изъ одинаковой отправной посылки у обоихъ писателей прямо противоположный.
Но Вейнингеру главная цѣнность жизни въ геніальномъ творчествѣ вѣка, къ которому женщина, какъ представительница только пола, не имѣетъ доступа. Геніальность, по Вейнингеру, есть не что иное, какъ полнѣйшее осуществленіе идеи человѣка. Поэтому каждый человѣкъ долженъ стремиться быть геніальнымъ. Это значитъ, что человѣкъ долженъ быть въ связи со всѣмъ міромъ, онъ долженъ отражать въ своей душѣ весь міръ, быть микрокозмомъ вселенной, такъ какъ общеніе съ міровыми интересами есть «величайшее несчастіе и величайшее, самое возвышенное чувство, которое суждено человѣку». Какъ ни парадоксально это звучитъ, но геніальнымъ становится человѣкъ, когда онъ того хочетъ. По мнѣнію Вейнингера, всякій человѣкъ потенціально геніаленъ, въ великомъ же художникѣ, философѣ и особенно въ основателѣ религіи геніальность, если не вполнѣ воплощена, то близка къ воплощенію.
Для Арцыбашева геній воплощенъ въ природѣ, въ стихійномъ началѣ человѣка, жизни конкретной, а не абстрактной, жизни ощущеніями, а не представленіями. Творчество идейное, духовное замѣняютъ творческія переживанія момента, безформенныя по содержанію, но могучія по силѣ, по непосредственности бытія. Главная цѣнность жизни въ удовлетвореніи естественныхъ желаній, центромъ которыхъ является женщина. Значитъ, женщина, какъ свѣтлое, красочное пятно пола, стоитъ въ центрѣ цѣны жизни.
Легко догадаться, что по тѣмъ-же самымъ, яко-бы, исключительно половымъ особенностямъ характера, женщина, по Вейнингеру. не только стоитъ весьма низко, но и обезцѣниваетъ жизнь мужчины, а черезъ него и всего человѣчества.
О. Вейнингеръ въ книгѣ «Полъ и характеръ» стремится разрѣшить вопросъ о сближеніи половъ, ставя этому сліянію двухъ индивидуальностей общечеловѣческую задачу — быть геніальными. Онъ видитъ назначеніе сліянія женскаго и мужского начала въ общечеловѣческой работѣ, въ геніальномъ творчествѣ вѣка. Его положенія полны абсолютныхъ разграниченій. Для сглаживанія вытекающихъ отсюда крайнихъ выводовъ, онъ прибѣгаетъ къ принятію переходныхъ, промежуточныхъ формъ между абсолютными типами. Абсолютный мужчина — творецъ общечеловѣческихъ цѣнностей, абсолютная женщина творецъ половыхъ цѣнностей. Женщина воплощаетъ въ себѣ функцію размноженія. Она, или полна полового влеченія, или материнства. Въ первомъ случаѣ въ ней преобладаютъ черты проститутки, во второмъ — матери. «Ж. есть не что иное, какъ сексуальность», говоритъ Вейнингеръ, «Μ. тоже сексуально, но за то имѣетъ нѣчто другое въ себѣ».
Такъ какъ женщина не поднимается до той высоты, на которой стоитъ мужчина, то сближеніе половъ неизбѣжно строится на иллюзіи. Тотъ идеальный образъ добра, красоты и чистоты, который обоготворяетъ мужчина въ женщинѣ, есть призракъ его фантазіи «Свое собственное глубочайше умопостигаемое существо, свободное отъ всѣхъ путъ необходимости и отъ всего земного, мужчина концентрируетъ въ психикѣ женщины, эмпирическая сущность которой такъ же далека отъ этой идеальной, какъ небо отъ земли». «Онъ проецируетъ свой идеалъ абсолютно совершеннаго существа на другое человѣческое существо и только это, а не что иное означаетъ, что онъ любитъ это существо». «Любовь и половое влеченіе», продолжаетъ О. Вейнингеръ, «суть до такой степени два различныхъ, противоположныхъ и другъ друга исключающихъ состоянія, что въ тотъ моментъ, когда человѣкъ дѣйствительно любитъ, идея физическаго соединенія съ любимымъ существомъ ему кажется совершенно немыслимой». «И такъ существуетъ», заканчиваетъ О. Вейннигсръ, «платоническая любовь, хотя профессора психіатріи ничего не хотятъ знать объ этомъ. Я хотѣлъ бы даже сказать: существуетъ только платоническая любовь».
Любовь фикція, на которую обрекаетъ человѣчество Вейнингеръ, зиждется на иллюзіи, на фантастическомъ образѣ, прямо противоположномъ реальной женщинѣ. Не удивителенъ и пессимистически-утопическій призывъ — перестать размножаться и рядъ парадоксальныхъ выводовъ, столь же утопическихъ, какъ и несправедливыхъ. Сюда относится указаніе на задачу мужчины — подчинить женщину нравственной идеѣ человѣчества и задачу женщины стремиться къ освобожденію не отъ мужчины, а отъ женщины, такъ какъ «конечнымъ противникомъ женской эмансипаціи является женщина» и наконецъ, указаніе мужчинѣ и женщинѣ вмѣстѣ — «если всякая женственность есть безнравственность, то женщина должна перестать быть женщиной и стать мужчиной. Мужчина долженъ преодолѣть въ себѣ отвращеніе къ мужеподобной женщинѣ».
По Вейнингеру отходятъ на задній планъ не только тѣлесно-чувственныя переживанія, по сравненію съ общечеловѣческимъ творчествомъ, какъ главной цѣнностью жизни, но чувственность отрицается вообще. Здѣсь О. Вейнингеръ очень близокъ къ взглядамъ на половой вопросъ Л. Н. Толстого. За чувственной любовью признается характеръ унизительной потребности, загрязняющей чистую платоническую любовь. Исходя изъ творческой оцѣнки жизни, О. Вейнингеръ все-же соглашается отдать долю уваженія женщинѣ-матери, которая, подобно генію, «въ тиши творитъ будущее».
Мысли О. Вейнингера прямо противоположны тѣлесному сенсуализму. О. Вейнингеръ далекъ и отъ психологическаго сенсуализма по тѣмъ идеаламъ, къ которымъ онъ призываетъ, онъ приближается къ нему только отрицательными неизбѣжными выводами изъ его ученія. Здѣсь точки соприкосновенія въ безплодной сложности, грозящей разочарованіемъ и неврастенической безпомощностью. Переставшій жить чувствомъ человѣкъ, весь ушедшій въ геніальное умственное творчество — фикція О. Вейнингера; такая же фикція, какъ и платоническая любовь, т. е. нездоровая, опасная по своимъ послѣдствіямъ. О. Вейнингеръ правильно подмѣтилъ антагонизмъ между силою и разнообразіемъ жизни, но очень узко оцѣнилъ женскія качества силы чувствованій, пріурочивши ихъ къ половому инстинкту. Вели мужчина, по Вейнингеру, на сторонѣ геніальнаго творчества, а женщина на сторонѣ сексуальной неподвижности, то гдѣ же промежуточныя ступени? Безъ нихъ не будетъ и геніальнаго творчества, такъ какъ оно — продуктъ цѣльнаго, гармоническаго развитія личности, вырабатывающейся въ нераздѣльное единство, и жизни ума, и жизни чувства. Геніальное творчество не вытекаетъ изъ положеній ученія Отто Вейнингера. Изъ призыва къ геніальному творчеству получается неврастеническій упадокъ личности. Изъ ложной абстракціи геніальнаго творчества вытекаетъ фиктивный типъ, невозможный въ дѣйствительности, разносторонне усложненный, но безсильный передъ жизнью, которому Вейнингеръ предлагаетъ прекращеніе рода.
У психологическаго сенсуализма безпомощность передъ жизнью, во имя узкаго, замкнутаго въ самомъ себѣ индивидуализма, у О. Вейнингера безпомощность общечеловѣческаго начала, навязываемаго извнѣ, а не вытекающаго изъ непосредственныхъ переживаній, аскетическаго, лишеннаго въ дѣйствительности жизненныхъ силъ, чрезвычайно возвышеннаго только въ ложной абстракціи.
Былъ-ли самъ Отто Вейнингеръ неврастеникомъ, мы не знаемъ. Судя по біографичаскимъ даннымъ, онъ скорѣе односторонній фанатикъ, усвоившій себѣ неврастеническую теорію, которая и сгубила его жизнь. Друзья, знавшіе его ко времени, когда онъ писалъ книгу «Полъ и характеръ», описываютъ его внутренне надломленнымъ борьбою въ самомъ себѣ, борьбою въ себѣ нравственной силы съ «радикальнымъ зломъ», воплощеннымъ въ женщинѣ. «Вейнингеръ никогда не зналъ не только счастливаго чувства, но даже просто покоя», пишетъ его другъ Эмиль Лукка. О. Вейнингеръ, отвергая и принижая физическую сторону человѣка, низко оцѣпилъ заодно и область чувствованій вообще, чѣмъ внесъ въ свою жизнь драму, которой въ дѣйствительности нѣтъ. Онъ самъ первый налъ жертвою своей односторонней концепціи жизни, жертвою дисгармоничности своего идеала: 28-хъ лѣтъ онъ покончилъ жизнь самоубійствомъ, дойдя до полнаго отчаянія и разочарованія въ жизни.
Мы можемъ подвести итогъ нашему параллелизму взглядовъ Арцыбашева, Бодлера и Вейнингера. Избравши невѣрную исходную точку зрѣнія на женщину* какъ на выразительницу только пола, Арцыбашевъ пришелъ къ обоготворенію пола въ женщинѣ, какъ выраженію его Діояисіевскаго поклоненія тѣлесно-чувственной жизни, которое является не чѣмъ инымъ, какъ утопическимъ выводомъ полового оптимизма новой литературы. Перенесенная въ условія современной городской жизни, извращенной, разлагающейся, кишащей развратомъ и порокомъ, та же постановка вопроса о женскомъ началѣ пола, какъ главномъ и отличительномъ признакѣ женщины, приводитъ Ропса въ живописи, Бодлера въ поэзіи къ женоненавистничеству. Сохраняя ту же исходную точку зрѣнія на женщину, какъ на хранилище только половыхъ признаковъ (Ж-- только сексуально), Вейнингеръ приходитъ къ философскому половому пессимизму и заканчиваетъ утопическою проповѣдью воздержанія для обоихъ половъ.
Итакъ, всѣ разнорѣчивые выводы изъ одинаковой посылки одинаково невѣрны, потому что сама посылка невѣрна. Нельзя смотрѣть на женщину, какъ на выразительницу только пола. Эта точка зрѣнія обязана своимъ возникновеніемъ тому узкому примитивизму или преклоненію передъ силою инстинкта, который, съ легкой руки Ницше, проникъ въ современную жизнь, пустивши тамъ глубокіе корни. Арцыбашевъ только укрѣпляетъ эти корни своимъ тѣлесно-чувственнымъ взглядомъ на женщину. Вейнингеръ исходитъ изъ философскихъ абстракцій, анализъ которыхъ съ этой стороны мы оставляемъ, желая сосредоточить все вниманіе на психологическомъ происхожденіи его положеній. Отто Вейнингеръ зоветъ дальше отъ полового начала къ общечеловѣческому, культурно-умственному, идейному и нравственному началу жизни, но, какъ показалъ нашъ психологическій анализъ, онъ даетъ дисгармоничную, слишкомъ абстрактно-умственную, чисто мозговую, а поэтому и безжизненную, грозящую разочарованіемъ и неврастеническимъ упадкомъ личности схему геніальнаго творчества. Эта послѣдняя въ свою очередь вытекаетъ изъ пренебреженія областью чувства вообще и ложной оцѣнки въ женщинѣ настоящаго времени только полового начала жизни.
Снявши покровы цивилизаціи съ инстинкта, Вейнингеръ бичуетъ современную женщину. Она является мишенью его несправедливыхъ нападокъ и злыхъ характеристикъ. Но правъ ли онъ, хотя бы отчасти?
Уже съ біологической точки зрѣнія Вейнингеръ не правъ, приписывая женскому началу исключительную сексуальность. Половой отборъ въ мірѣ животныхъ, какъ извѣстно, вырабатываетъ рядъ признаковъ, гораздо болѣе характерныхъ у мужскихъ особей, чѣмъ у женскихъ. Самцы являются и наиболѣе активнымъ элементомъ полового сближенія.
Не правъ Вейнингеръ, приписывая упадокъ геніальнаго творчества того или другого вѣка вліянію женщины. Если такъ было до сихъ поръ, что половыя излишества и эпикурейство дѣлали нестойкимъ въ борьбѣ за существованіе, приводили къ вырожденію отдѣльнаго индивида и гибели цѣлыя могущественныя цивилизаціи, то я думаю, что активный элементъ мужской здѣсь болѣе повиненъ, чѣмъ женскій. Недоразвитіе личности женщины было въ гинекеѣ греческой цивилизаціи, является и въ настоящее время, во многихъ случаяхъ, продуктомъ воспитанія и замкнутости жизни въ семьѣ. Зависимое положеніе современной женщины, обреченной только на вскармливаніе и воспитаніе дѣтей, есть нераціональный продуктъ общественннаго раздѣленія труда. Если въ результатѣ получается преобладаніе чертъ характера, отвѣчающихъ этой жизни, такъ это является слѣдствіемъ общественныхъ условій, а не причиною, лежащею, яко бы, въ сексуальности женщины.
Если не вѣрна точка зрѣнія на женщину, какъ на выразительницу только пола, то еще ошибочнѣе разсмотрѣніе характера, какъ слѣдствія половыхъ особенностей. Половыя особенности образуютъ только тотъ фундаментъ, на которомъ строится индивидуальное зданіе личности.
Этотъ фундаментъ глубже въ землѣ у женщины, чѣмъ у мужчины. Женщина на сторонѣ силы чувствованій, она воплощаетъ въ себѣ активную жизнь чувствомъ, въ то время, какъ мужчина ближе къ разнообразію и разносторонности ума. Съ точки зрѣнія полярности мужской и женской психологіи, вполнѣ понятно непреодолимое влеченіе одного пола къ другому. Ставши на эту точку зрѣнія, не надо прибѣгать къ предполагаемой Вейяингеромъ идеализаціи женщины мужчиною, приведшей его къ признанію только платонической любви, излишенъ и призывъ къ мужеподобію женщины. Основной индивидуальный типъ женщины естественно дополняетъ мужской типъ. Мужской типъ на сторонѣ умственнаго творчества, женскій на сторонѣ творчества чувства. Соединяясь вмѣстѣ, они безсознательно взаимно обогащаются, такъ какъ гармоническое, всестороннее развитіе является единственнымъ основаніемъ здороваго и счастливаго существованія.
Сексуальные типы женщины но Вейнингеру — проститутка и мать. Нельзя не согласиться, что сексуальные типы этимъ исчерпываются. Однако-же Вейнингеромъ не затрогивается огромная область женскихъ типовъ, не входящихъ въ эти двѣ категоріи. Чистота сексуальнаго типа на сторонѣ женщины-матери. Женщина-проститутка по призванію является, въ большинствѣ случаевъ, надломленнымъ истеричнымъ существомъ съ одностороннимъ, патологическимъ обостреніемъ полового чувства.
Не входя подробно въ разборъ этихъ типовъ, мы скажемъ, что образъ женщины въ ихъ изображеніи также мало отвѣчаетъ дѣйствительности, какъ и тотъ образъ мужчины, который хочетъ придать емуo. Вейнингеръ.
Геніальное творчество, какъ призваніе — удѣлъ немногихъ избранныхъ. Буржуазная масса живетъ дисгармоничною жизнью, коверкая, уродуя свою индивидуальность, не находя въ жизни, построенной на принципѣ машинообразной, профессіональной эксплоатаціи труда, выхода индивидуальнымъ запросамъ. Отсюда обращеніе къ единственному всегда открытому пути — къ сексуальности.
Бичуя сексуальность, О. Вейнингеръ бичуетъ не столько женщину, сколько мужчину. Изломанное узкою профессіональною обособленностью существованіе, томящее своею пустотою, неудовлетворенность жизнью, какъ постоянное явленіе, безпощадное состязаніе, въ борьбѣ за жизненныя блага, которыя, тотчасъ же послѣ достиженія, оказываются жалкою фикціею-такова сѣрая, неприглядная дѣйствительность. Красочный просвѣтъ на ней — сексуальность. Любовь дѣлаетъ чудеса съ человѣкомъ, покрывая его глаза розовымъ флеромъ, вызывая мечты е вѣчномъ счастьѣ съ любимымъ человѣкомъ. Влюбленные своею любовью поднимаютъ другъ друга въ собственныхъ глазахъ, взаимно цѣня тѣ высшія качества души, которыхъ иногда даже и нѣтъ. Это вѣрно подмѣтилъ Вейнингеръ, но онъ упорно одностороненъ и несправедливъ къ женщинѣ. Онъ склоненъ, какъ мы видимъ къ абстрактной идеализаціи мужчины, на фонѣ которой еще болѣе мрачною фигурою выступаетъ обликъ женщины.
Мнѣ кажется, что говорить объ основныхъ свойствахъ характера возможно только приданныхъ условіяхъ времени и мѣста. Въ низшей общественной средѣ женщина — работница, труженикъ, по своему творецъ и мать. Если мало времени остается ей для развитія своей личности, то она въ одинаковыхъ условіяхъ здѣсь съ мужчиною. Если она забита, индивидуально неразвита, виною — недостатокъ заботы о ея просвѣщеніи, недочеты охраны фабричнаго труда женщины, отсутствіе охраны материнства. То, что женщина-работница можетъ подняться до высшихъ ступеней интеллигентности, она уже доказала, выступая, какъ организованная сила, въ борьбѣ за общечеловѣческіе идеалы, которые воплощаются рабочимъ пролетаріатомъ въ идеалахъ будущаго строя. Если женщина низшихъ слоевъ становится проституткою, то не по призванію, а въ силу нужды или случая.
Поднимаясь по соціальной лѣстницѣ, мы встрѣчаемся съ другими условіями. Женщина, запятая дѣторожденіемъ, вскармливаніемъ и воспитаніемъ дѣтей, хотя иногда и отстаетъ отъ мужчины, но она вноситъ элементъ своей индивидуальности въ общее достояніе семьи. Мужчина предъявляетъ къ ней требованія не только услады, увлекается ею не только съ тѣлесной, но и психологической стороны. Здѣсь женщина не только сексуальна, какъ и на низахъ общественной лѣстницы. Помимо сближенія съ мужчиною и семейныхъ обязанностей, женщинѣ возможенъ здѣсь уже путь общественной профессіи. Она часто выбираетъ его. Вступая на тернистую дорогу жизненнаго состязанія, женщина, борясь за равноправность, стремится къ уравненію съ мужчиною своихъ правъ на общественную дѣятельность, стремится къ политическимъ правамъ и многаго уже достигла на этомъ поприщѣ.
Итакъ, мы встрѣчаемъ женщину, свободную отъ дѣтей и какихъ-либо обязанностей, только, какъ исключеніе. Дисгармоничный типъ, не нашедшій себѣ приложенія ни въ общественной, ни въ семейной, ни въ индивидуальной жизни, она можетъ стать жертвою сексуализма — односторонняго развитія въ себѣ свойствъ проститутки. Развитіе индивидуальности, воспѣтое Ницше въ волѣ къ власти, можетъ, при неблагопріятныхъ условіяхъ, вылиться въ узкое русло порабощенія мужчины-самца. Но какая-же это маленькая частичка женщинъ, не пользующихся къ тому же общественнымъ признаніемъ?
Особенности женскаго характера, по сравненію съ мужскимъ, помимо сильной жизни чувствомъ, весьма важнаго, но чисто количественнаго признака, суть индивидуальныя различія. Въ главномъ и основномъ психологическомъ содержаніи характеры мужчины и женщины однородны; они умѣщаются въ одну и ту-же классификацію.
Личность, поднимаясь отъ низшихъ ступеней до высшихъ, личность въ эволюціи, проходитъ три главныхъ ступени. Первая ступень индивидуальнаго развитія исчерпывается тѣлесною жизнью, гдѣ преобладаютъ физическія стремленія; вторая ступень — личныхъ стремленій и третья — сверхличныхъ.
Центральное мѣсто среди тѣлесныхъ чувствованій занимаетъ половое чувство, среди личныхъ чувствованій — самолюбіе, честолюбіе обусловливающія исключительное предпочтеніе, отдаваемое личнымъ стремленіямъ. Это такъ вѣрно выражаетъ слово эгоцентризмъ, означающее не что иное, какъ постановку своего «я» въ центрѣ всѣхъ стремленій.
Личность, будучи сильно развитою, можетъ стать орудіемъ общественнаго прогресса, расшириться до сверхличныхъ стремленій. И наоборотъ, превратившись въ цѣль для самой себя, сдѣлаться паразитомъ, высасывающимъ, то въ формѣ односторонней силы отдѣльныхъ чувствованій (истерія), то въ формѣ саморазлагающаго анализа (неврастенія), жизненные соки изъ психическаго организма. Первая личность — прогрессивная, вторая — упадочная. Прогрессивная личность не можетъ остановиться на самой себѣ и расширяетъ свою жизнь опытомъ чужой жизни. Только это и означаетъ, что человѣкъ живетъ гармоничною жизнью.
Основные три типа личности имѣются, какъ среди мужчина, такъ и женщинъ. При этомъ психологическое развитіе личности начинается общей всѣмъ людямъ ступенью низшихъ чувствованій и далѣе идетъ по пути эгоцентризма. Эгоцентризмъ обнаруживаетъ часто направленное въ обратную отъ развитія сторону стремленіе замыкаться въ самомъ себѣ, сводящее развитіе личности на низшія и патологическія ступени. Естественнымъ расширеніемъ эгоцентризма, приближающимъ развитіе личности къ идеальной гармонической формѣ и оберегающимъ его отъ болѣзненныхъ уклоненій, въ ходѣ поступательнаго движенія впередъ, является совмѣщеніе эгоцентризма съ общественностью и высшими идеальными стремленіями. Такимъ образомъ, первый типъ обнимаетъ собою людей органическихъ и элементарно-психологическихъ, еще не выработанныхъ чувствованій. Это — примитивный, зачаточный индивидуализмъ. Второй типъ — эгоцентрическій, онъ обнимаетъ собою выработанный, дифференцированный индивидуализмъ и наконецъ, третій типъ — сверхличный.
Минуя описанія женщинъ общественнаго типа, мы постараемся дополнить нашу теоретическую схему характеровъ ссылкою на литературные типы женщинъ. Мы остановимся на ближе относящихся къ нашей темѣ конкретныхъ признакахъ, вырабатывающихся въ женской психологіи, при сближеніи съ мужчиною. Не настаивая на томъ, что нами исчерпаны исключительно характерныя особенности, мы приводимъ литературный матеріалъ, какъ краткую иллюстрацію принятой нами классификаціи характеровъ.
Красною нитью черезъ всю художественную литературу, начиная отъ Пушкина и до Кнута Гамсуна и Пшибышевскаго, проходятъ передъ нами созданные женщиною въ области индивидуальнаго психологическаго творчества три типа: женщина — очарователѣница мужчины — индивидуально слабый типъ, контрастный къ мужской силѣ характера; женщина съ широкими самостоятельными запросами — эгоцентрическій типъ, часто превращающійся въ повелительницу мужчины и наконецъ, женщина утопистка, мечтательница — идеальный типъ. У классиковъ сюда относятся — Ольга и Татьяна, Марѳинька и Вѣра, Ася и Елена.
Ольга — типъ активный, дѣятельный, легко приспособляющійся ко всякимъ условіямъ. Соединяясь съ чувственнымъ влеченіемъ, активность ея выражается въ устройствѣ семейнаго очага, въ заботахъ о мужѣ. Таковы обычныя условія, при которыхъ складывается индивидуально слабый типъ женщины. Разновидность его — средневѣковая Гретхенъ. Марѳинька — та же Гретхенъ, но въ условіяхъ русской деревни^ Кротость голубиную несетъ съ собою Марѳинька вмѣсто мудрости змѣиной.
Наклонность вить гнѣздышко, чувствовать себя уютно подъ чужимъ крыломъ и легкость перелета таковы признаки птички, отличающіе этотъ типъ. Очарованіе такой безпомощной, стыдливой, кроткой красавицы олицетворено въ Венерѣ Медицейской.
Этотъ типъ женщины, со своимъ своеобразнымъ очарованіемъ слабости и зависимости отъ мужчины, является индивидуально недоразвитымъ, отвѣчающимъ примитивному, зачаточному индивидуализму. Его моторныя, двигательныя свойства находятъ себѣ обычно примѣненіе въ томъ узкомъ районѣ строительства семьи, который только и былъ доступенъ женщинѣ до послѣдняго времени. Дальнѣйшая разработка типа Ольги женщина, въ роли сотрудницы мужа или самостоятельной общественной дѣятельности.
Женщина — очарователѣница отдаетъ себя въ жертву, она не проситъ жертвы. Типъ женщины-повелительницы — типъ борьбы за женскую индивидуальность. Первая ищетъ сильнаго мужчину, что-бы опереться на него, вторая ищетъ тоже сильнаго мужчину, но для того, что-бы было изъ-за чего поступиться своимъ одиночествомъ и самостоятельностью.
Въ «Панѣ» Кнутъ Гамсунъ такъ описываетъ два типа любви мужчины — къ кроткой очаровательницѣ Евѣ и сильной повелительницѣ Эдвардѣ. «Дѣвушку онъ любилъ юношескою любовью. Онъ часто называлъ ее своимъ благословеніемъ и своей голубкой, у нея была горячая, трепещущая грудь. Онъ сказалъ: „Дай мнѣ твое сердце“. И она сдѣлала это. Онъ сказалъ: „Могу-ли попросить тебя о чемъ-нибудь, возлюбленная?“ И, опьяненная, она отвѣчала: да, она все отдала ему, а онъ не благодарилъ ее.
Другую онъ любилъ, какъ рабъ, какъ безумецъ и какъ нищій. Почему? Спроси пыль на дорогѣ и падающіе листья, спроси загадочнаго бога жизни; ибо никто другой не знаетъ про это. Она ничего ему не отдала, ничего, и тѣмъ не менѣе онъ благодарилъ ее. Она сказала: „Отдай мнѣ твой покой и твой разумъ!“ И онъ грустилъ, что она не попросила у него его жизнь!»
Сила жизни чувствомъ съ сознаніемъ этой силы можетъ быть употреблена во зло (какъ было въ «Папѣ» у Гамсуна). Властвовать силою характера и причинять мученья — такая же страсть, какъ и покорять себѣ мужчинъ, во имя сексуальности. Неудачно стремился изобразить типъ такой женщины Каменскій въ Ледѣ. Этого рода женщина долго ждетъ своего избранника, какъ и Леда, почти всегда сама выбираетъ его. При неудачномъ выборѣ ей предстоитъ тяжелая участь раскаянія, вотъ почему она такъ долго и томительно выбираетъ. Типу веселой очаровательницѣ противостоитъ типъ страстной мучительницы. Такая сильная женщина, почти мужчина отлилась въ мощную и все-же женственно-притягательную фигуру Венеры Милосской.
Если мы говорили объ опасности сексуализма для женщины, то примѣнительно къ этимъ двумъ типамъ. Контрастный къ мужчинѣ типъ женщины — очаровательницы не только сексуаленъ. Она можетъ превратиться въ сексуальный типъ, точно также, какъ и мужчина, убивая въ себѣ другія индивидуальныя качества, можетъ превратиться въ сексуалиста. Таковы — веселыя нимфы Штука и Беклина. И на ряду съ ними суровый, извращекый, въ глубинѣ глазъ таящій ненависть и разочарованіе образъ порока Штука-женщины красивой, нагой, обвитой змѣею, топчущей въ грязь и все низвергающей во прахъ своею искривленною улыбкою. Типъ женщины — загадки и привлекаетъ и отталкиваетъ, когда эта загадка — сексуальность.
Этимъ обоимъ типамъ противостоитъ одухотворенный образъ красоты, добра и чистоты фикція мужской фантазіи, какъ говоритъ Отто Вейнингеръ, типу Ольги — типъ Татьяны.
«Дика, печальна, молчалива,
Какъ лань лѣсная, боязлива,
Она въ семьѣ своей родной
Казалась дѣвочкой чужой».
Такова мечтательно-чувствительная натура Татьяны. Женщины типа Татьяны больше всего привлекали Тургенева, гдѣ можно найти цѣлую портретную галлерею русскихъ женщинъ — тонкихъ аналитиковъ чувства и страстныхъ идеалистокъ, какъ Елена, Лиза и другія. Типъ Татьяны есть соединеніе сверхчувственной Мадонны съ очарованіемъ ребенка и величіемъ духовнаго экстаза. Проповѣдницы новой религіи или идеальной жизни будущаго, приносящія себя въ жертву, онѣ отдаются чувству любви платонически, разсматривая сексуальную сторону, какъ нѣчто неизбѣжное и даже часто стыдятся этой стороны. Онѣ способны къ глубокому исключительному чувству любви къ другому человѣку. Женщина выработаннаго эгоцентризма, ищетъ, жертвоприношенія отъ мужчины, Татьяна, Елена, Лиза — сверхличный типъ, она вся — воплощеніе принесенія себя въ жертву. Родство душъ всецѣло замѣняетъ въ ея любви физіологическую сторону. Если женщина типа Ольги приближается къ тѣлесному сенсуализму и, хотя временно, но живетъ исключительно ощущеніями тѣла, женщина типа Татьяпы--на сторонѣ постиженія идеи чувствомъ, она утопистка въ любви. Головки Бернъ — Джонса, его тихія, стройныя, почти монашескія женскія фигуры, безъ движенія, уносящіяся въ заоблачныя мечты, химеры — вотъ отраженіе женщины типа Татьяны въ современной живописи неоидеалистовъ. Ольга, съ ея активностью, на сторонѣ реализма, Татьяна, съ ея чувствительностью, на сторонѣ идеализма пола.
Всякій типъ есть абстракція, крайне рѣдко наблюдающаяся въ дѣйствительности. Конкретная женщина, если она здоровый типъ, представляетъ совмѣщеніе въ своей психологіи положительныхъ признаковъ всѣхъ трехъ типовъ: индивидуально слабаго или зачаточно-индивидуальнаго, сильнаго и эгоцентричнаго и наконецъ, исключительно одухотвореннаго — сверхличнаго типа. Причемъ возможенъ цѣлый рядъ комбинацій и частичныхъ совмѣщеній признаковъ разныхъ группъ. Такимъ то путемъ изъ типичнаго характера и получается индивидуальный характеръ Условія воспитанія играютъ здѣсь гораздо большую роль, чѣмъ условія наслѣдственности. Примѣръ семьи, школьнаго воспитанія и вліяніе общественной среды даютъ, въ выработкѣ тѣхъ или другихъ изъ вышеприведенныхъ чертъ характера, гораздо больше, чѣмъ прирожденныя качества.
Переходя отъ нашей классификаціи характеровъ, отвѣчающей классификаціямъ — въ наброскѣ Н. О. Лосскаго и отчасти у Полана, къ индивидуальнымъ особенностямъ, мы вступаемъ на почву оттѣнковъ, нюансовъ чувствованій. Эта почва и увлекательна и крайне шатка. Здѣсь нѣтъ объективнаго критерія оцѣнки: разъ испытанное настроеніе, сильно однажды подѣйствовавшее впечатлѣніе иногда опредѣляющимъ образомъ вліяетъ на всю жизнь. Остается держаться приведенной нами классификаціи, которая является наибольшимъ приближеніемъ къ дѣйствительности. Исходя изъ нея, мы видимъ, что женщина и мужчина проходятъ одни и тѣ же пути развитія личности, также, какъ наблюдаемъ у нихъ обоихъ однѣ и тѣ-же ступени недоразвитія и упадка личности.
Мужская отсталость въ развитіи личности, приближеніе мужчины къ примитивному тѣлесно-чувственному индивидуализму, на фигурахъ Арцыбашевскихъ героевъ, поручика Нагурскаго («Четыре»), Силина («Мертвая зыбь») и многихъ другихъ, гораздо рѣзче подчеркивается, чѣмъ въ женскихъ характеристикахъ Арцыбашева. Характеристики дѣвушекъ Арцыбашева, при всѣхъ ихъ художественныхъ достоинствахъ, висятъ на нихъ, какъ уборъ, но не воплощаются въ томъ, что онѣ переживаютъ. Женщина обезпеченныхъ семей не соприкасается съ низменною стороною жизни, она не поставлена лицомъ къ лицу съ отрицательными сторонами людей, открывающимися только въ состязаніи изъ-за жизненныхъ благъ, поэтому она болѣе идеалистична, чѣмъ мужчина, она болѣе на сторонѣ старыхъ ученій, она болѣе старовѣрка и менѣе склонна увлекаться новою вѣрою, проповѣдываемою тѣлеснымъ сенсуализмомъ. Можетъ быть, въ томъ началѣ чувства, которымъ женщина живетъ, она создаетъ себѣ болѣе устойчивое положеніе, чѣмъ мужчина, защищающее ее отъ крайностей сенсуализма гораздо больше, чѣмъ предоставленнаго ему ничѣмъ незащищеннаго дисгармоничнаго мужчину.
Мы достаточно останавливались на тѣлесномъ и психологическомъ сенсуализмѣ, что-бы теперь перейти къ выводамъ. Будучи упадочнымъ, эгоцентрически замкнутымъ въ самомъ себѣ, ни психологическій сенсуализмъ, ни патологически односторонній, истерическій тѣлесный сенсуализмъ не могутъ создать основаній прочному союзу и счастью двухъ индивидуальностей-мужчины и женщины. Гармоническое развитіе, совмѣщающее въ себѣ и признаки силы чувствованій и умственную сложность, и тѣлесное, и личное начало и наконецъ, общественность, является тою формулою жизни, которая гарантируетъ физическое и духовное нормальное, здоровое развитіе личности. Къ этой гармоніи и должна стремиться современная жизнь. Это не будетъ утопіей, взятой изъ далекаго прошлаго и перенесенной въ настоящее, какъ неоамицизмъ — современная проповѣдь свободной любви. Нѣтъ, таковъ естественный ходъ вещей, по которому человѣчество неизбѣжно пойдетъ, постепенно растирая свою личность и обогащая ее признакомъ силы.
Общечеловѣческій индивидуализмъ — отдаленный образъ будущаго. Приближеніемъ къ нему является расширеніе своей личности за предѣлы классовыхъ и половыхъ рамокъ -сліяніе мужчины и женщины, въ общемъ стремленіи къ идеалу будущаго общечеловѣческаго индивидуализма, въ дружескій семейный союзъ. Семья настоящаго должна быть зачаткомъ и провозвѣстникомъ общечеловѣческаго индивидуализма.
Цѣль жизни въ развитіи личности, гармонически сочетающей силу и разнообразіе всѣхъ психическихъ отправленій, гдѣ чувственность занимаетъ только второстепенное мѣсто. Путь развитія личности — общечеловѣческій, средства развитія — сближеніе мужского, по преимуществу интеллектуальнаго и волевого, и женскаго, по преимуществу эмоціональнаго начала. Современная семья, какъ выраженіе соединенія двухъ индивидуальностей — мужчины и женщины, должна служить, если она прогрессивна, той-же задачѣ — прогрессу личности. Семья часто порабощаетъ женщину, суживая кругъ ея интересовъ домашнею жизнью, но она не должна этого дѣлать. Семья является наиболѣе гармоничною формою соединенія двухъ личностей, оберегающею, какъ отъ крайностей сосредоточенія на самомъ себѣ психологическаго сенсуализма, такъ и отъ крайностей тѣлеснаго сенсуализма. Семья должна выработать тотъ средній гармоническій масштабъ напряженности тѣлесной и духовной стороны человѣка, которая дѣлала-бы семьи будущаго поколѣнія стойкими, въ борьбѣ за индивидуальность составляющихъ ихъ членовъ.
Въ буржуазномъ обществѣ, построенномъ на принципѣ неустаннаго состязанія за жизненныя блага, человѣческая душа коверкается и убивается. Подъ прикрытіемъ хорошихъ словъ объ общественномъ благѣ, копошатся самыя гадкія чувствованія, какъ мелкая зависть, злословіе, недовѣріе, подозрительность, боязнь быть уязвленнымъ въ своемъ самолюбіи, мелкій счетъ обидами, злорадство, мстительность.. Не удивительно, что въ то время, какъ не соприкасающіеся съ низменной стороною жизни верхи утопаютъ въ избыткѣ идеаловъ, гоняясь уже за призраками, средній человѣкъ, будучи продуктомъ буржуазной обособленности, обезличивается и ему грозитъ духовное одичаніе. Заключая семейный союзъ, всегда надо помнить, что, будучи по существу сліяніемъ двухъ индивидуальностей, семья должна остаться индивидуалистическою ячейкою, союзомъ въ борьбѣ съ обезличивающею окружающею средою и наконецъ, союзомъ въ борьбѣ за индивидуальность не только взрослыхъ ея членовъ, но и дѣтей.
Воспитаніе, безъ отношенія къ даннымъ соціальнымъ условіямъ, сводится къ воспитанію въ отрицательныхъ сторонахъ даннаго строя. Воспитываетъ среда и, не будучи освѣщенною разумною, критическою мыслью, эта среда кладетъ неизгладимый отпечатокъ на все міровоззрѣніе юноши. Отъ освѣщенія еще далеко до практики, также далеко, какъ отъ слова до дѣла; практика же дается воспитаніемъ въ семьѣ. Семья создаетъ свою среду, среди которой, или безпрерывно развивается, или гибнетъ личность. Въ идеальной семьѣ должна рости и развиваться личность всѣхъ ея членовъ. Мужъ и жена являются, на примѣрѣ своихъ взаимныхъ отношеній, невольными воспитателями дѣтей, еще болѣе воспитываетъ ребенка отношеніе къ окружающимъ людямъ, гдѣ, или наблюдается стремленіе къ уваженію и подъему чужой личности, или преслѣдуется систематическое ея приниженіе.
Семья утопическаго будущаго, по достиженіи должнаго развитія личности во всемъ человѣчествѣ, будетъ построена на принципѣ обогащенія личной психологіи, не только, путемъ взаимнаго изученія членовъ семьи, но и посредствомъ всеобщаго дружескаго сближенія. Человѣчество, которое теперь въ потенціи, будетъ осуществившимся фактомъ. Это будетъ лично-творческое человѣчество; девизъ его — обогащеніе личной психологіи. Общечеловѣческій прогрессивный индивидуализмъ охватитъ, но никогда не растворитъ въ себѣ психологическій прогрессивный сенсуализмъ, который представитъ нѣчто среднее между теперешними крайними ученіями сенсуализма — тѣлеснымъ и психологическимъ. Будущее человѣчество представитъ изъ себя гармоническое сліяніе общечеловѣческаго начала личности съ половымъ.
Историческая задача семьи настоящаго времени болѣе узкая, но и болѣе трудная — уберечь и развить личность, чтобы съ одной стороны ускорить наступленіе времени общечеловѣческаго индивидуализма, а съ другой создать стойкое основаніе безостановочному движенію впередъ отдѣльной личности, которое только одно несетъ съ собою удовлетвореніе и счастье въ жизнь.
Человѣкъ давно пересталъ руководиться въ своей жизни тѣмъ, что здорово. Призывъ возвращенія къ естественному человѣку, исходящій отъ тѣлеснаго сенсуализма, казалось-бы, именно и отвѣчаетъ направленію оздоровленія современной культуры. Въ дѣйствительности этого нѣтъ.
Выборъ жизни долженъ быть, и достаточно широкимъ, и современнымъ. Ни того, ни другого нѣтъ въ программѣ тѣлеснаго сенсуализма. Позиція людей съ низшими склонностями на низахъ лѣстницы типовъ развивающейся индивидуальности. Оттуда типъ личности, расширяясь и обогащаясь, измѣняясь, наконецъ, и качественно, только начинаетъ свою эволюцію и вырабатывается во все болѣе и болѣе совершенную форму. Тѣлесный сенсуализмъ, занимая здѣсь узкую позицію естественнаго человѣка, не исчерпываетъ даже ее во всей полнотѣ. Гармонія физическаго здоровья опредѣляется, на низшихъ ступеняхъ культуры, упражненіемъ всѣхъ частей тѣла, куда входятъ въ большой долѣ физическія упражненія. Наслажденію созерцаніемъ, присущему высшей культурѣ, противостоитъ здѣсь наслажденіе отъ удовлетворенія естественной потребности въ приложеніи своей физической силы. Этой сторонѣ столь мало удѣляется мѣста въ произведеніяхъ тѣлеснаго сенсуализма, что вся сфера органическихъ чувствованій не исчерпывается ихъ тѣлесной концепціей жизни.
Мы уже указали на отсутствіе психологическаго содержанія въ той схемѣ любви, которая проповѣдуется тѣлеснымъ сенсуализмомъ. Мы предложили назвать его апсихологичнымъ. Между тѣмъ обычный путь сближенія двухъ индивидуальностей — обратный: отъ психологіи къ тѣлеснымъ ощущеніямъ. Къ тому-же непризнаніе психологической надстройки на половомъ чувствѣ создаетъ большую психическую неустойчивость для новаго человѣка. Приходится придать ложное и патологическое направленіе волевымъ импульсамъ, для того, что-бы фатально удерживать личность на низшихъ формахъ жизни. Не только, по содержанію, тѣлесный сенсуализмъ останавливается на низшихъ, въ эволюціонномъ смыслѣ, чувствованіяхъ, какъ органическія, тѣлесныя чувствованія, но и по формѣ реакціи на внѣшнія впечатлѣнія, онъ приближается къ рефлексу, устраняя выборъ.
Въ самомъ дѣлѣ, будучи индивидуалистичнымъ по своимъ тенденціямъ, тѣлесный сенсуализмъ устраняетъ индивидуальное психологическое влеченіе мужчпяы къ женщинѣ и замѣняетъ его стихійнымъ половымъ влеченіемъ. Другими словами, вмѣсто любви по выбору, онъ проповѣдуетъ половое смѣшеніе и полную невилировку половъ. Отсюда преобладаніе короткихъ аффективныхъ состояній — достиженіе сліянія только въ половомъ удовлетвореніи. Психологическій отборъ замѣняетъ отборъ половой, руководимый слѣпымъ инстинктомъ, извращенный въ своей цѣли, не ради размноженія, а ради удовлетворенія мимолетнаго желанія.
Такимъ путемъ тѣлесный сенсуализмъ приводитъ къ обезцѣненію всѣхъ завоеваній индивидуальнаго развитія человѣка: единеніе духовное онъ замѣняетъ половымъ сближеніемъ, общечеловѣческій синтезъ — синтезомъ половымъ.
Отъ обезцѣненія личности логическій шагъ къ обезцѣненію всей культуры. Тѣлесный сенсуализмъ проповѣдуетъ наслажденіе бездѣятельною жизнью въ обществѣ, построенномъ на основахъ труда. Онъ утопиченъ, такъ какъ проповѣдуетъ принципіальную неприспособленность къ общественнымъ условіямъ. Идя параллельно съ культомъ героя, съ культурнымъ одиночествомъ, онъ, наконецъ, неизбѣжно приближается къ общественному отщепенству, несущему въ жизнь физическое и психическое вырожденіе.
«Я цѣню человѣка, говоритъ Ницше, по количеству его могущества и по полнотѣ его воли. Могущество-же каждой воли измѣряется ея силой сопротивленія, ея способностью переносить страданіе и пытку, утилизировать самое страданіе для своего возвышенія». Обоготвореніе индивидуальности въ человѣкѣ, пророческій призывъ къ сверхчеловѣку, который, обогатившись силою первобытнаго инстинктивизма, поднимется до наивозможной высоты индивидуальнаго развитія — таковъ призывъ Ницше. Ницше своимъ ученіемъ о сверхчеловѣкѣ намѣтилъ основной путь совмѣщенія низшихъ чувствованій — сильныхъ, элементарныхъ реакцій, съ высшими, всесторонними чувствованіями собственной и чужой индивидуальности. Онъ поднялся до гармоническаго единства личности, универсальнаго счастья, универсальнаго богатства жизни, но не удержался на этой высотѣ и разбилъ своего сверхчеловѣка въ мозаику афоризмовъ.
Вмѣсто гармоническаго, а поэтому и наиболѣе стойкаго и здороваго единства личности и сліянія всѣхъ душевныхъ качествъ, какъ идеала человѣка будущаго, въ реальной, дѣйствительной жизни насъ окружаютъ люди синтеза на противоположныхъ концахъ эволюціонной лѣстницы типовъ личности.
Тѣлесный сенсуализмъ повторяетъ пережитое въ греческой культурѣ ученіе эпикурейцевъ. Это синтезъ низовъ эволюціонной лѣстницы. Наверху этой лѣстницы аскетическій стоицизмъ. Оба ученія представляютъ изъ себя крайніе и узкіе формулы жизни, между которыми умѣщается вся реальная дѣйствительность выбора жизни и сверхъ которыхъ возвышаются совершенные, гармоническіе типы.
Эпикурейство правдиво, но его правда слишкомъ человѣчна, она мертва въ своей окаменѣлости, такъ какъ за нею ничего не видно. Отсюда пессимистическія нотки и крайности тѣлеснаго сенсуализма, какъ ученія, преклоняющіяся передъ самыми отвратительными формами полового сближенія, напримѣръ садизмъ — наслѣдіе хищническаго брака и рабовладѣльческаго права надъ женщиною.
Съ другой стороны и пророчество, призывающее къ правдѣ идеальной, часто слишкомъ отвлеченно, а потому и безжизненно. Столкновенія этихъ двухъ правдъ — мотивъ безконечнаго количества произведеній, то тяжелыхъ, принижающихъ, то возносящихъ до неизвѣданныхъ высотъ наслажденія.
Необходимо сліяніе человѣческаго начала съ божескимъ, низшихъ чувствованій съ высшими, такъ какъ слишкомъ человѣческое можетъ оказаться узко, душно человѣческимъ, привести къ неудовлетворенности жизнью и пессимизму или перейти отъ нормальнаго наслажденія жизнью въ патологическія формы, что граничитъ уже съ вырожденіемъ. Необходимо указанное сліяніе божескаго съ человѣческимъ и съ другой стороны: божеское можетъ оказаться фикціей, такъ какъ оно вытекаетъ часто не изъ чувствованій, а является результатомъ посторонняго вліянія или головныхъ разсужденій. Тогда, какъ во «Тьмѣ» Леонида Андреева, возникаетъ легкость крушенія идеала и хорошо еще, если драматическій моментъ перейдетъ, какъ у героя «Тьмы», въ моментальный синтезъ состраданія, самоуничиженія и растворенія своего «я» въ горѣ униженныхъ и оскорбленныхъ!
И такъ, мы видимъ, среди какихъ противорѣчій приходится производить выборъ жизни современному человѣку. Съ одной стороны его ждетъ стоическая, полная самоотреченія и тяжелыхъ переживаній трудовая жизнь, а съ другой фиктивная легкость достиженія счастья на землѣ, если онъ откажется отъ запросовъ высшаго порядка, если онъ не только не будетъ стремиться приспособлять жизнь къ своей индивидуальности, но даже откажется приспособляться къ чему-либо, кромѣ естественныхъ влеченій своего тѣла.
Утопическое, противоиндивидуалистическое, противообщественное и противоэволюціоннное ученіе тѣлеснаго сенсуализма подстерегаетъ и дѣйствуетъ наиболѣе разрушительно на несложившуюся еще личность, на подростающее поколѣніе. Тамъ, гдѣ слабъ анализъ и не сложилась жизнь въ опредѣленную форму, легче увлечься миражемъ легкаго и быстраго синтеза жизни. И здѣсь-το и является наибольшая опасность вырожденія и низведенія индивидуальности до низшихъ ступеней. Поэтому то молодому поколѣнію необходимъ толкователь современной литературы и въ лихъ недостатка нѣтъ. Публицистика въ громадной долѣ ея представителей высказывается противъ тѣлеснаго сенсуализма.
Я стремился освѣтить вопросъ съ врачебно-психологической точки зрѣнія, съ точки зрѣнія психопатологіи развитія личности. Мнѣ кажется, что я буду справедливъ, если скажу, что то творчество интимныхъ чувствованій и переживаній, которое несетъ съ собою въ жизнь новая литература, крайне богато силами, но слабо критическимъ анализомъ. Оно не способно дать синтеза личности, а воспроизводитъ только синтезъ настроенія. Какъ всякое синтетическое ученіе, противоположное низводящему жизнь, превращающему ее въ мученье разлагающему анализу, антагонистичное современной пессимистической безпомощности и унынію, оно прогрессивно, оно вполнѣ правомѣрно, такъ какъ жизненно, но передъ усвоеніемъ его и проведеніемъ въ жизнь всякій молодой человѣкъ долженъ остановиться и вспомнить, что передъ нимъ два выбора: провозглашаемая современной литературою красочная мозаичность отдѣльныхъ переживаній, пограничная, легко преходящая въ половомъ вопросѣ въ упадокъ личности и единство, гармонія всѣхъ душевныхъ отправленій нормальнаго, здороваго развитія личности.
Поэтому-то мы и закончимъ нашъ анализъ половой проблемы въ современной литературѣ указаніемъ на тотъ психологическій типъ личности, къ которому приводитъ выборъ жизни въ духѣ идеаловъ тѣлеснаго сенсуализма. Этотъ типъ, въ свою очередь, предрасположенъ, если онъ является прирожденною психическою аномаліею, къ усвоенію ученія тѣлеснаго сенсуализма. Сдѣлать это легче всего, исходя изъ переходнаго къ возмужалости возраста, потому что рѣзче обнаруживаются особенности этого типа на складывающейся, еще формирующейся личности.
Мы будемъ говорить объ упадкѣ личности, о состояніи ея, приближающемся къ періоду нормальнаго недоразвитія, почему необходимо нѣсколько остановиться на опредѣленіи личности. Мы называемъ безличнымъ того человѣка, у котораго, или благодаря недостаткамъ природы, напр. прирожденному слабоумію, или по болѣзни, самостоятельность, самоопредѣленіе доведено до minimum’а. Отсутствіе самостоятельности, выражающееся въ легкости посторонняго воздѣйствія, бросается съ перваго взгляда въ глаза, но оно есть соподчиненное, производное явленіе болѣе общаго понятія отсутствія самоопредѣленія. Въ самомъ дѣлѣ, самоопредѣленіе лежитъ въ основѣ всякой нормальной психической дѣятельности. Отъ прожитой жизни остается въ нашей психикѣ нѣчто, что придаетъ извѣстную окраску и направленіе нашимъ поступкамъ, что связываетъ ихъ въ одно цѣлое. Достаточно нарушиться этой способности къ самоопредѣленію, и личностъ представитъ изъ себя хаосъ отдѣльныхъ поступковъ, желаній, мыслей. При такихъ условіяхъ внѣшнее воздѣйствіе пріобрѣтетъ въ силѣ за счетъ внутренняго, сдерживающаго и регулирующаго личнаго начала и, какъ частный случай отсутствія самоопредѣленія, явится легкая внушаемость личности извнѣ, отсутствіе самостоятельности.
Личность, въ опредѣленіи Пьера Жанэ, есть объединеніе прошлаго, настоящаго и предвидимаго будущаго индивидуума. Опредѣленіе Рибо затрогиваетъ основной признакъ личности — координацію. «Единство координаціи и отсутствіе координаціи, вотъ двѣ крайности, говоритъ онъ, среди которыхъ вращается личность.»
И такъ, безличность есть отсутствіе самоопредѣленія — учитъ насъ обыденный опытъ жизни, отсутствіе координаціи ему причиною, по Рибо. Наличность личности предполагаетъ, поэтому, развитую способность самоопредѣленія, присутствіе координирующаго (соподчиняющаго) начала.
Личность является выразительницею высшаго въ психической области возможнаго синтеза. Такъ какъ синтетическая способность состоитъ въ подведеніи каждаго единичнаго явленія подъ общее правило, то, вооружившись этимъ общимъ заколомъ, наша психика присоединяетъ каждое новое впечатлѣніе къ прежнимъ, объединеннымъ уже въ цѣлое, въ личность. При этомъ вновь воспринятое координируется, становится въ извѣстное соподчиненіе ко всему предъидущему. Примѣненіе синтеза состоитъ въ подведеніи каждой единичной дѣятельности подъ соотвѣтствующій ей принципъ. Этотъ принципъ — высшій синтезъ психики и представляетъ личность. Личность поэтому и только одна она даетъ цѣль и мотивъ каждому психическому проявленію.
Кратко и безъ запутанной терминологіи мы моглибы выразитъ наше опредѣленіе личности въ слѣдующихъ словахъ: при наличности личности, какъ индивидуальнаго самоопредѣленія, вся психическая работа процѣживается черезъ одно начало, все приводится къ единству; при отсутствіи личности отсутствуетъ и объединяющее, синтетическое начало психической дѣятельности. Личность есть синтезъ психической дѣятельности, сведеніе всего къ цѣлому, къ гармоніи.
Возможно полное единство координированныхъ разнообразныхъ функцій — опредѣленіе личности типа будущаго. Помимо этого, слѣдуетъ также отмѣтить силу и постоянство дѣятельности. «Этическое стремленіе человѣка. по мнѣнію Брэдли, направлено къ тому, что-бы осуществить свое „я“, развиться въ нѣкоторое единство, гармоническое и законченное цѣлое. Сущность „я“ въ томъ и заключается, что бы стать цѣльностью въ одно и το-же время, и законченной, и богатой. Въ самой нашей природѣ мы имѣемъ критерій того, что называть низшимъ и высшимъ: онъ основывается на степени нашего самоосуществленія, т.-е на гармоніи и самостоятельности нашей мысли и вашей жизни.»
Къ идеальному синтезу — всесторонней и цѣльной личности должно стремиться развитіе личности. Къ нему много путей: самый главный и вѣрный изъ нихъ — путь безостановочнаго движенія впередъ въ саморазвитіи, самообразованіи и самовоспитаніи; самый извилистый и опасный путь, вѣчно уклоняющійся въ сторону и назадъ, избрала современная литература въ половомъ вопросѣ. Поэтому-то тѣлесный сенсуализмъ, порываясь впередъ, вѣчно стоитъ на границѣ съ попятнымъ движеніемъ назадъ и съ упадкомъ личности.
Періодъ возмужалости является переходнымъ, онъ знаменуетъ собою превращеніе ребенка въ мужчину и соединенъ и у нормальныхъ людей съ потрясеніемъ всей нервной системы. Это потрясеніе сопутствуетъ духовному перевороту, перелому дѣтскаго міровоззрѣнія въ болѣе сложное и полное. Многія стороны жизни развертываются передъ неопытнымъ взоромъ полуребенка, полумужчины. Эта неопытность связана съ громаднымъ подъемомъ силъ, угрожающимъ потопить ихъ носителя. Повышенное настроеніе — обычный спутникъ возмужалости (физіологическая манія, по Эммингаузу). Характеренъ для него и эгоцентризмъ, т.-е. сосоедоточеніе на своей личности. Неисправляемый опытомъ общественной жизни, онъ создаетъ благопріятную почву для ложной оцѣнки окружающихъ явленій, для субъективизма оцѣнки. Эпоха возмужалости, — эпоха творческая, по преимуществу, эпоха самостоятельныхъ исканій идеала жизни и широкаго полета фантазіи. Къ этому періоду относится быстрая смѣна убѣжденій, соединяемая съ переходомъ къ все болѣе крайнимъ изъ нихъ и не знающее границъ стремленіе къ самопроявленію. Весь рядъ очерченныхъ признаковъ приводятъ иногда къ извѣстнаго рода нервнымъ разстройствамъ: повышенная впечатлительность, раздражительная слабость — признаки неврасгеническіе; преобладаніе настроенія, какъ регулирующаго начала поступковъ. что мы такъ часто наблюдаемъ при истерія! слабость воли, на ряду одностороннимъ чрезмѣрнымъ ея напряженіемъ; легкость посторонняго воздѣйствія, если оно исходитъ изъ психологіи, отвѣчающей формирующейся психикѣ; импульсивность, какъ выраженіе слабости задерживательныхъ представленій. Ребенокъ, научающійся говорить, употребляетъ сначала слова только для выраженія своихъ чувствованій и желаній, т.-е. въ аффективно-волевомъ ихъ значеніи. Ребенокъ, превращающійся въ мужчину, снова проходитъ аффективно-волевой періодъ, гдѣ все теченіе мыслей и поступки зависятъ в большей степени отъ напряженія чувствованій и воли, чѣмъ отъ направляющей роли своего или чужого ума.
Ребенокъ до возмужалости во всѣ глаза наблюдаетъ внѣшній міръ, накопляя знанія, изощряя чувствованія, упражняя волю. Къ періоду возмужалости глаза его частью прикрываются, онъ научается изъ внѣшнихъ впечатлѣній выбиратъ тѣ, къ которымъ прилагаетъ особую силу. Въ этомъ зачатокъ личности пробуждающейся въ немъ, личности, въ эволюція: оттѣненныя силою функціи создаютъ почву будущему человѣку. Но, по этому признаку силѣ, можно составить только приблизительное и часто очень ошибочное заключеніе о томъ, что получится въ концѣ эволюціи. На ряду съ силою, мѣриломъ будущаго человѣка надо поставить постоянство и разнообразіе функцій.
Личность, сильная, могущая выдвинуться надъ среднимъ уровнемъ въ ту или другую эпоху, опредѣляется силою, постоянствомъ и заключеннымъ въ систему даннаго индивида разнообразіемъ ума, чувства и воли. Здѣсь элементъ силы находитъ себѣ дополненіе въ постоянствѣ — элементѣ устойчивости.
Если мы захотимъ создать параллельные ряды изъ всѣхъ трехъ способностей души — ума, чувства и воли, то мы впередъ поставимъ элементы, присущіе наиболѣе первобытной личности, зарождающейся, личности на извѣстной ступени эмбріональнаго ея развитія, что-бы во второмъ столбцѣ дополнить ихъ элементами вполнѣ сформировавшейся, прогрессивной личности.
| Умъ творческій, созидательный, склонный къ теоріямъ и работѣ фантазіи. | Умъ эрудитивный, накопляющій знанія, критическій. |
| Чувство — сильное къ себѣ и окружающимъ. | Чувство постоянное. |
| Данность, конкретность чувственныхъ переживаній. | Разнообразіе чувствъ и широта области съ чувственной окраскою. |
| Воля, направляемая активнымъ вниманіемъ (интересомъ къ занятіямъ). | Воля для напряженія пассивнаго вниманія. |
Изъ приведенной схемы видно, что оба ряда, и начальный, и конечный, такъ тѣсно связаны, что одинъ не мыслимъ безъ другого; разница между ними лишь въ томъ, что первоначальный, исходный комплексъ душевной дѣятельности, присущій зарождающейся личности, болѣе конкретенъ, вращается вокругъ даннаго лица и данной обстановки и отличается преобладаніемъ стремленія къ самопроявленію. Этотъ періодъ сформированія личности, гдѣ преобладаютъ элементы созидательные, динамическіе, входитъ, не теряя своихъ основныхъ чертъ, во второй завершительный періодъ, который закрѣпляетъ и дополняетъ, но не видоизмѣняетъ по существу чисто дѣятельныхъ элементовъ перваго періода. Поэтому-то періодъ сформированія личности надо назвать возрождающимся или прегенеративнымъ, характернымъ для личности въ развитіи. Въ возрожденіи къ лучшему будущему — центръ тяжести этого періода. И здѣсь, въ предсказаніи будущаго, все зависитъ отъ того, насколько начинающее строиться зданіе личности получитъ необходимое завершеніе. Утратить развитіе личности свой дѣятельный, динамическій характеръ, мы получимъ регрессивный типъ личности; остановится на полпути — передъ нами промежуточный типъ, отличающійся крайнею неустойчивостью. Послѣдній случай насъ и интересуетъ, случай возрождающагося вырожденія, (прогенеративной дегенераціи).
Уклоненіе отъ средняго уровня можетъ совершаться по двумъ направленіямъ — въ сторону ниже средняго уровня и выше средняго. Въ первомъ случаѣ мы говоримъ объ умственной или нравственной отсталости, и даже слабоуміи, во второмъ о талантливости и геніальности. Мы не будемъ останавливаться на старой темѣ о соотношеніи геніальности съ ненормальностью, такъ какъ намъ кажется, что этотъ вопросъ до сихъ поръ еще ждетъ безпристрастнаго изслѣдователя и является нерѣшеннымъ. Мы говоримъ о дегенераціи типовъ личности высшаго порядка, въ смыслѣ уклоненія отъ средняго уровня отъ пормы. Тамъ гдѣ при вырожденіи всѣ душевныя способности въ ихъ цѣломъ не достигаютъ порога средняго уровня, мы вправѣ говорить о психопатическомъ обезцѣненіи личности. Тамъ-же. гдѣ, при неполномъ развитіи личности, пре обладаетъ острота ума, оригинальность его, творческія способности, сила чувствованій, что часто наблюдается у дегенератовъ высшаго порядка, мы принуждены, наряду съ дегенеративными особенностями, препятствующими полному развитію личности, выдѣлить носителей вышеприведенныхъ чертъ въ группу прогенеративнодегенеративную, группу возрождающагося вырожденія. Мы должны разсматривать отдѣльныя душевныя качества, какъ опережающія средній уровень личности въ данную эпоху и при данныхъ условіяхъ, другими словами, какъ прогенеративныя особенности, признаки возрожденія личности. Обезцѣненію личности дегенератовъ низшаго порядка необходимо противопоставить поэтому, какъ цѣнность отдѣльныхъ чертъ, такъ и всего облика прогенеративнаго дегенерата, приближающагося къ критически-творческой личности. Такимъ болѣе или менѣе приближающимся къ нрогенеративпому полюсу, въ зависимости отъ силы индивидуальности и возможности достиженія, типомъ дегенерата и является герой тѣлеснаго сенсуализма. Само ученіе тѣлеснаго сенсуализма выражаетъ прогенеративно-дегенеративныя тенденціи нашего времени, стремленія юношеской неустойчивости, промежуточнаго состоянія между возрожденіемъ и вырожденіемъ.
Людей можно подраздѣлить на приспособленныхъ высшаго и низшаго порядка. Мы будемъ понимать подъ первою группою — духовную интеллигенцію, двигательную силу поступательнаго движенія общества впередъ во всѣхъ областяхъ знанія, искусства и жизни. Эта группа, имѣя на вершинѣ личность таланта, генія и далѣе прогенерата, охватываетъ всѣхъ людей съ критически-творческою личностью вообще. Низшій порядокъ — люди ниже прогрессивнаго средняго уровня — отличается малой интеллигентностью и уровнемъ интересовъ, спускаясь ниже которыхъ мы переходимъ на границу съ животнымъ существованіемъ.
Въ извѣстной долѣ приближенія къ типамъ личности высшаго порядка можно расположить цѣлый рядъ людей и такимъ-то образомъ получится нисходящая лѣстница типовъ отъ генія до полнѣйшаго ничтожества. На какой ступени этой лѣстницы пройдетъ пограничная линія, отдѣляющая высшій типъ личности отъ низшаго, скажетъ индивидуальная психологія будущаго. Въ настоящее время намъ важно установить самый фактъ, важно признать эту лѣстницу духовной организаціи, также, какъ въ біологіи признана лѣстница все повышающейся и усовершенствующейся тѣлесной организаціи, начиная отъ амебы и кончая человѣкомъ. А разъ признана лѣстница, необходима и эта гипотетическая линія, отдѣляющая высшій типъ по духовной организаціи отъ низшаго.
Наибольшая гармоничность, единство душевной жизни, на ряду съ разнообразіемъ и силою всѣхъ психическихъ отправленій — признаки высшаго типа. Обладая выработаннымъ эгоцентризмомъ, гармопическіт сливающимся со сверхличными чертами характера, такой типъ личности высшаго порядка въ состояніи достигнуть наибольшаго личнаго развитія, онъ отличается къ тому же наибольшею творческою силою и въ общественномъ смыслѣ. Зачаточному индивидуализму свойственны главныя черты типа личности низшаго порядка. Сюда относится отсутствіе индивидуальной самостоятельности. Человѣкъ низшаго порядка обладаетъ такою-же пластичностью, некритическою подчиняемостью постороннему вліянію, какъ и дегенераты низшаго порядка, однако-же онъ приспособленъ къ данной фактической дѣятельности. Практичность людей, низшаго порядка является выраженіемъ. устойчивости и какъ таковая, она гармонически приспособляетъ ихъ къ данной средѣ. Среда, въ видѣ той или другой формы общенія людей — государства, общественнаго учрежденія, какъ сословнаго, такъ и кастоваго, напр.военнаго или профессіональнаго, настолько рѣзко нивелируетъ индивидуальность такого низшаго типа, приспособленнаго, что онъ постепенно теряета способность не только самостоятельно поступать и чувствовать, но даже и мыслитъ по заранѣе выработанному въ его средѣ шаблону. Индивидуальность его гибнетъ, но онъ не борется за нее, а становится маленькимъ винтикомъ командующей имъ группы, выше него стоящей касты, сословія, профессіи и наконецъ государства.
Приспособленный къ обывательской средѣ, какою она была до сихъ поръ, практическій типъ низшаго порядка получается, путемъ гармоническаго низведенія ума, чувства и воли къ пониженной функціи. Этотъ процессъ можетъ быть названъ машинопроизводительною дегенераціею динамичности. Какъ кастрація животныхъ создаетъ выгоду въ механической производительности ихъ труда, такъ и кастрація динамичности создаетъ устойчивое состояніе психики, но эта устойчивость приспособленнаго низшаго порядка получается, въ ущербъ широтѣ и силѣ его психическаго міра, въ ущербъ выработкѣ изъ него критически-творческой личности.
Типъ личности средняго человѣка низшаго порядка, получая большій интеллектуальный размахъ, большую самостоятельность, критицизмъ и интенсивность творческой дѣятельности (динамичность), большее напряженіе чувственно-волевой области, поднимается до духовной интеллигенціи, до типа человѣка высшаго порядка. На поднимающейся все выше и выше лѣстницѣ духовной организаціи, какъ завершительное звено эволюціи человѣческаго рода, какъ отдаленный идеалъ будущаго рисуется, пока еще въ неясныхъ очертаніяхъ, типъ человѣка — прогеперата (сверхчеловѣка Ницше).
Признавая, такимъ образомъ, цѣлый рядъ типовъ личности, умѣщающихся на самой широкой лѣстницѣ духовной организаціи, необходимо найти на ней мѣсто и ирогенеративному дегенерату, уклонившемуся вверхъ отъ буржуазной посредственности, но не достигшему и прогенеративнаго конца.
Будучи носителемъ тенденцій естественнагочеловѣка, а отсюда зачаточно-индивидуалистичнымъ, онъ въ тоже время, благодаря сильно развитому чувству независимости, напряженію чувственно-волевой сферы вообще, паритъ высоко надъ буржуазною средою и презираетъ ее. Самое названіепрогенеративный дегенератъ — указываетъ, что ему нѣтъ мѣста среди представителей низшаго типа личности. Но онъ не представляетъ собою и высшій типъ, благодаря дегенеративности. Поэтому-то вполнѣ естественно разсматривать прогеперативно-дегеяеративпую группу вырождающихся высшаго порядка, какъ промежуточную ступень между низшимъ и высшимъ типомъ. Эта группа представляетъ собою переходный типъ отъ одной психологической организаціи къ другой. На подобіе того, какъ это имѣетъ мѣсто въ біологическомъ мірѣ, въ немъ совмѣщены, какъ признаки низшаго, такъ и высшаго типа, но они только совмѣщены, а не координированы. Эти признаки отличаются малою степенью развитія, а самъ типъ громоздкой надстроенностыю, расколотой мозаичностью психики. Вслѣдствіе неустойчивости признаковъ, недостаточной выработанности въ связное единство, промежуточный типъ является неприспособленнымъ къ какой-либо опредѣленной жизни, почему быстро варьируетъ отъ самыхъ высшихъ ступеней лѣстницы духовной организаціи до самыхъ низшихъ.
Мозаичность творчества и чувствованій-характерное ядро тѣлеснаго сенсуализма. Программа тѣлеснаго сенсуализма — этотъ двуликій Янусъ — въ теоріи является возрождающею личность отъ буржуазности, но на практикѣ вырождаетъ ее въ примитивизмъ. Попадая на подходящую почву, она можетъ повести къ окончательной выработкѣ прогенеративно-дегенеративнаго типа личности, типа неприспособленнаго, хотя и возрождающагося дегенерата высшаго порядка.