- Звѣздочка поставлена передъ статьями и указаніями, не входившими въ прежнія собранія сочиненій Бѣлинскаго или входившими съ сокращеніями.
208. Нѣсколько словъ о Современникѣ
- 209. Михаилъ Васильевичъ Ломоносовъ. Соч. Ксенофонта Полеваго
210. Лѣтопись Факультетовъ на 1835 годъ, изд. А. Галичемъ ни. Плаксинымъ
- 211. Страсть и мщеніе. Соч. Александра Долинскаго. Русская Шехерезада. Повѣсти S. S.
- 212. Примѣчаніе къ стихотвореніямъ К. Эврипидина
213. Русская Литературная Старина
214. Метеорологическія наблюденія надъ современною русскою литературою
215. Журнальная политика
216. Литературныя извѣстія
- 217. Стихотворенія Владиміра Бенедиктова
- 218. Хвалебное приношеніе вѣры ново-прославленному епископу Воронежскому 34
- 219. Ночь. Соч. С. Темнаго
- 220. Письма леди Рондо. Пер. съ англ. Ж.
- 221. Стенька Разинъ. Соч. Николая Ѳомина 40—41
- 222. Страсть сочинять, или «Вотъ разбойники!!!». Перед. съ фр. Ѳедоромъ Кони
- 223. Катинька, или семеро сватаются (,) одному достается
- 224. Святочные вечера или разсказы моей тетушки
- 225. О жителяхъ луны и о другихъ достопримѣчательныхъ открытіяхъ, сдѣл. астрономъ сиръ Джономъ Гершелемъ. Пер. съ нѣм.
- 226. Бѣдность и любовь. Соч. А Фуше. Пер. съ фр.
- 227. Черный паукъ или Сатана въ тюрьмѣ. Соч. Гофмана, передѣл. съ нѣм. А. Др--онъ
- 228. Всеобщее путешествіе вокругъ свѣта. Сост. Дюмонъ-Дюрвилемъ
- 229. Надежда, собр. соч. въ стих. и прозѣ. Изд. А. Кульчицкій
- 230. Умные, острые, забавные и смѣшные анекдоты Адамки Педрилло
230-а. Отъ Бѣлинскаго
- 231. Вторая книжка Современника
232. Опытъ системы нравственной философіи. Соч. магистра Алексѣя Дроздова
- 233. Основанія русской грамматики, для первоначальнаго обученія. Сост. Виссаріономъ Бѣлинскимъ 79—185
- 234. Разборъ книги Мухина
- 23б. Разборъ повѣстей Н. Ф. Павлова
- 236. Разборъ романовъ и повѣстей Нарѣжнаго
- 237. Разныя рецензіи для «Литер. Прибавл. къ Русскому Инвалиду» 1837 г.
- 238. Переписка двухъ друзей
- 239—240. Московскій театръ. Гамлетъ. Драма Шекспира. Мочаловъ въ роли Гамлета 186—283
- 241. Литературная хроника
- 242. Виргинія или поѣздка въ Россію. А. Вельтмана
Сердце и думка. Соч. Его же
- 243. Альманахъ на 1838 годъ
- 244. Повѣсти и путешествіе въ Маймай-Чень. А. П. Степанова, автора ром. Постоялый дворъ
245. Невѣста подъ замкомъ. Н. Соколова
- 246. Были и повѣсти Ушакова
- 247. Приключеніе съ молодымъ купчикомъ въ Марьиной рощѣ
- 248. Г. Каратыгинъ на московской сценѣ, въ роли Гамлета
- 249. Г. Сосницкій на московской сценѣ, въ роли Городничаго
250. Литературная тяжба о сихъ и этихъ
251. Библіотека дѣтскихъ повѣстей и разсказовъ. Соч. Виктора Бурьянова.
Совѣты для дѣтей. Соч. г. Бульи. Перев. съ фр. Его же.
Прогулка съ дѣтьми по С.-Петербургу и его окрестностямъ. Соч. Его же.
- 252. Новая энциклопедическая русская азбука и общеполезная дѣтская книга чтенія. Виктора Бурьянова
253. Дѣтскій альбомъ на 1838 годъ. А. Попова
254. Литературное объясненіе
- 255. Сочиненія Александра Пушкина
- 256. Сборникъ на 1838 годъ
- 257. Три водевиля. I. Хороша и дурна, и глупа и умна. Д. Ленскаго. II. Крестный отецъ. П. С. Ѳедорова. III. Стряпчій подъ столомъ. Д. Ленскаго
- 258. Крамольники
Ѳадей дятелъ атаманъ разбойниковъ
Таинственный житель близъ Покровскаго собора, или вотъ каковъ
Коллежскій регистраторъ. Соч. И. Г--ва
Ворожея, или новый способъ гадать на картахъ…
259. Московскій театръ
- 260. Новое изданіе Иліады Гнѣдича
261. Гамлетъ принцъ датскій. Соч. Вилліама Шекспира. Перев. съ англ. Николая Полеваго
262. Уголино. Соч. Николая Полеваго 349—361
- 263. Новый нѣмецкій театръ. I) Ложь и правда. II) Невѣста изъ столицы
- 264. Повѣсть и разсказъ. Соч. Николая Андреева
- 265. Три повѣсти Ниркомскаго
- 266. Сынъ актрисы
- 267. Повѣсти и разсказы. Соч. Платона Смирновскаго
- 269. Саксонецъ. Перев. съ фр. С. Р…..а
- 269. Чертовъ колпачекъ. перев. съ фр. А***
- 270. Сказка въ стихахъ
271. Журнальная замѣтка
272. Литературная хроника
- 273. Елена. Г. Бернета
274. Стихотворенія Владиміра Бенедиктова
276. Краткая исторія Франціи до французской революціи. Соч. Мишле, перев. съ фр. Константинъ Пуговинъ
- 277. Древняя исторія для юношества. Соч. Ламе-Флери, перев. съ фр.
Древняя исторія. разсказанная дѣтямъ. Соч. Его же. перев. съ фр.
278. Греческая исторія. разсказанная дѣтямъ. Соч. Его же, перев. съ фр.
279. Объ артистѣ
- 280. Полное собраніе сочиненій Д. И. Фонъ-Визина
- 281. Юрій Милославскій или русскіе въ 1612 году. Соч. М. Загоскина.
- 282. Повѣсти и разсказы П. Каменскаго
- 283. Повѣсти и разсказы Владиміра Владиславлева
- 284. Турлуру. Поль-де-Кока
Сѣдина въ бороду, а бѣсъ въ ребро, или каковъ женихъ? Его-же
Повѣсти Евгенія Сю. Пер. съ фр.
- 285. Библіотека избранныхъ романовъ, повѣстей и любопытнѣйшихъ путешествій изд. Н. Глазуновымъ
Герцогиня Шатору. Соч. Софіи Ге. Перев. съ франц.
- 286. Бѣлошапочники или нидерландскіе мятежники. Соч. Бофдевейна Стумфіуса, перев. съ флам.
- 287. Современникъ
- 288. Кабинетъ чтенія
- 289. Сказки русскія, разск. Иваномъ Ваненко
Русскія народны" сказки, собр. Богданомъ Бронницынымъ
- 290. Студентъ и княжна. Соч. Р. Зотова
- 291. Историческіе анекдоты Персидскихъ государей. Изд. Платономъ Зубовымъ
- 292. Полковникъ старыхъ временъ. Соч. гг. Мелесвиля, Габріеля и Ажела
- 293. Восемь дней ваканціи или время идетъ скоро. Перев. съ фр.
- 294. Петровскій театръ
- 295. Сочиненія Николая Греча
Портретъ, рисованный съ натуры въ 1843 г. академикомъ К. А. Горбуновымъ.
Примѣчанія къ III тому.
править1) «Молва» 1836 г. № 7. Ценз. помѣтка 31 (?) апр. 1836.
2) Журналы двадцатыхъ и тридцатыхъ годовъ выходили часто: «Вѣстн. Европы» — два раза въ мѣсяцъ; «Сынъ Отечества» то еженедѣльно, то разъ въ двѣ недѣли; «Московск. Телеграфъ» — два раза въ мѣсяцъ; «Атеней» — два раза въ мѣсяцъ; «Телескопъ» — два раза въ мѣсяцъ, а съ 1834 г. — еженедѣльно. Зато объемъ журнальныхъ No былъ очень тощій. Вотъ почему первые NoNo «Библ. д. Чтенія», положившей начало удержавшемуся до нашего времени ежемѣсячному сроку выхода журнальныхъ книжекъ, совершенно ошеломили публику своею толщиною. «Звѣздочки», о которыхъ нѣсколькими строками ниже говоритъ Вѣлняскій, были заведены Пушкинымъ въ «Современникѣ» въ отдѣлѣ «Новыхъ Книгъ», который состоялъ: 1) изъ рецензій на новыя книги. 2) изъ однихъ заглавій новыхъ книгъ и 3) изъ заглавій. снабженныхъ звѣздочкой, что означало, что эти книги «будутъ впослѣдствіи разобраны» въ журналѣ.
3) Первое нападеніе Бѣлинскаго на кн. Вяземскаго. подпись котораго стоитъ подъ «Розой и Кипарисомъ». Дальше (см. стр. 6 и 62 и прим. 11-ое и 62-ое) Бѣлинскій еще рѣзче относится къ Вяземскому. Трудно понять причины этого. Еще очень недавно — въ концѣ 1834 г. Бѣлинскій въ «Литер. Мечт.» (т. I. стр. 355 и прим. 103.104) отнесся къ Вяземскому. какъ къ «русскому Карлу Нодье», и холодновато. новъ общемъ вполнѣ почтительно говорилъ и о стихахъ его и о критическихъ статьяхъ. Теперь же онъ восклицаетъ: «избавь насъ Боже отъ его критикъ также. какъ и отъ его стиховъ…» Такая перемѣна является капризомъ со стороны Бѣлинскаго, потому что за время, отдѣляющее оба отзыва, т.-е. въ теченіе 1835 г., Вяземскій, путешествовавшій тогда по Италіи, не напечаталъ ни одной строчки. Что касается стихотворенія «Роза и Кипарисъ»; которымъ Вяземскій возобновилъ свою дѣятельность въ 1836 г., то оно не представляетъ особеннаго литературнаго интереса — это альбомное стихотвореніе. которыхъ тогда писалось множество. — но оно ни въ какомъ случаѣ не могло подать повода къ такой рѣзкой перемѣнѣ отношенія къ заслуженному предъ русскою литературою писателю. Вотъ эти 12 строкъ:
Роза и Кипарисъ.
Графинѣ М. А. Потоцкой.
Вотъ вы и я: подобье розы милой
Цвѣтете вы и чувствомъ и красой;
Я кипарисъ угрюмой и унылой.
Воспитанный лѣтами и грозой.
И будетъ мнѣ воспоминанье ваше
Подобно ей свѣжо благоухать.
При немъ душѣ веселье будетъ краше,
При немъ душѣ отраднѣе страдать.
Когда же вамъ сгрустнется и случайно
Средь ясныхъ дней проглянетъ черный день,
Пускай мое воспоминанье тайно
Васъ осѣнитъ какъ кипариса тѣнь.
Villa d’Este близь Тиволи.
4) Въ то время всѣ еще вѣрили мистификаціи Пушкина, который напечаталъ свое, только впослѣдствіи ставшее знаменитымъ, произведеніе подъ такимъ заглавіемъ:
Скупой Рыцарь.
правитьНа самомъ дѣлѣ никакого англійскаго поэта Ченстона никогда не было. Это, однакоже, окончательно было установлено только въ 1855 году, въ «Матеріалахъ для біографіи Пушкина» Анненкова (стр. 285—287). Впрочемъ. въ послѣднее время опять возникаютъ разговоры о заимствованіи, если не изъ Ченстона, то изъ какого-то «Шенстона» (см. замѣтку В. Е. Якушкина въ «Русск. Вѣд.» 1899, № 126).
Недостаточную внимательность къ «Скупому Рыцарю» при его появленіи Бѣлинскій вполнѣ искупилъ тѣмъ, что онъ же въ позднѣйшихъ статьяхъ о Пушкинѣ первый разъяснилъ значеніе этихъ превосходныхъ сценъ и совершенно оставивъ въ сторонѣ Ченстона, говорилъ о «Скупомъ Рыцарѣ» какъ объ «огромномъ, великомъ, произведеніи, вполнѣ достойномъ генія Шекспира» (См. III, стр. 285 и въ большихъ статьяхъ о Пушкинѣ).
5) «Утро дѣлового человѣка» представляетъ собою отрывокъ изъ уничтоженной Гоголемъ пьесы «Владиміръ 3-ей степени».
6) Небольшая статейка Бѣлинскаго о «Современникѣ», видимо, писалась не въ минуту вдохновенія и повышенной литературной проницательности. Въ ней цѣлыхъ три крупныхъ промаха: недостаточно оцѣненъ «Скупой Рыцарь», безъ всякаго основанія (см. прим. 3 и 11) задѣтъ Вяземскій и крайне непроницательно причислена къ «самымъ дурнымъ» статья «Парижъ». Эту статью писалъ одинъ изъ умнѣйшихъ людей своего времени — Александръ Ивановичъ Тургеневъ, отъ дальнѣйшихъ парижскихъ хроникъ котораго самъ Бѣлинскій вскорѣ придетъ въ рѣшительный восторгъ. (Ср. прим. 237). Правда, нѣкоторое формальное основаніе у Бѣлинскаго было, когда онъ давалъ свой отзывъ: первая «Хроника Русскаго» («Парижъ») дѣйствительно есть «родъ записки, писанной къ пріятелю». Это подлинныя письма къ друзьямъ и Тургеневъ не имѣлъ ни малѣйшаго представленія о томъ, что они появятся въ печати. Поэтому они пересыпаны сообщеніями совершенно интимнаго свойства. Кого могло интересовать такое начало «Хроники»: «Не знаю, соберусь-ли съ силами написать къ В. Я такъ морально и интелектуально охилѣлъ, послѣ шестинедѣльной простуды, что едва ноги таскаю» или такія распоряженія: "всѣ мои письма отсылайте къ ****. Помѣщеніе «Хроники» въ сыромъ видѣ было ошибкой со стороны Пушкина, въ которой онъ въ слѣдующей же книжкѣ «Современника» прямо и сознался[1]. Но все-же таки до нельзя странно и почти непонятно, какъ это Бѣлинскій, такъ хорошо знавшій невысокій умственный уровень тогдашнихъ журнальныхъ дѣятелей, не съумѣлъ разглядѣть въ «Хроникѣ» высокую и тонкую интеллигентность автора. Пушкинъ былъ совершенно правъ, когда говорилъ, что въ «Хроникѣ» — «Глубокомысліе, остроуміе, вѣрность и тонкая наблюдательность и индивидуальность слога, полнаго жизни и движенія, вездѣ пробиваются сквозь небрежность и бѣглость выраженія». Нельзя поэтому и сердиться на Пушкина, когда онъ, имѣя въ виду замѣтку Бѣлинскаго, говорилъ о «тупыхъ печатныхъ замѣчаніяхъ», вызванныхъ первою «Хроникою» Тургенева.
7) Гоголь. Статья появилась безъ подписи. О «Телескопѣ» въ ней говорилось:
«Журналъ въ началѣ отозвавшійся живостью, но вскорѣ простывшій, наполнявшійся статьями бетъ всякаго разбора, лишенный всякаго литературнаго движенія (Sic!) Видно было, что издатели не прилагали о немъ никакого старанія и выдавали книжки какъ-нибудь». И далѣе: «Телескопъ въ соединеніи съ Молвою дѣйствовалъ противъ Библіотеки для Чтенія, но дѣйствовалъ слабо, безъ постоянства, терпѣнія и необходимаго хладнокровія. Въ статьяхъ критическихъ онъ былъ часто исполненъ негодованія противъ новаго счастливца, шутилъ надъ баронствомъ г. Сенковскаго, сдѣлалъ нѣсколько справедливыхъ замѣчаній относительно его страннаго подражанія французскимъ писателямъ, но не видѣлъ дѣла во всей ясности. Въ Молвѣ повторялись тѣ же намеки на Брамбеуса часто по поводу разбора совершенно посторонняго сочиненія. Кромѣ того, Телескопъ много вредилъ себѣ опаздываніемъ книжекъ, неаккуратностью изданія, и критическія статьи его чрезъ то еще менѣе были въ оборотѣ» («Современниткъ» 1836 г. т. I, стр. 206—207 и Соч. Гоголя въ изд. Тихонравова, т. V).
Это удивительное отношеніе къ журналу, въ которомъ за разсмотрѣнный Гоголемъ періодъ (1834 и 1835) появился рядъ самыхъ блестящихъ статей Бѣлинскаго, нельзя считать полнымъ выраженіемъ мнѣнія Гоголя о Бѣлинскомъ, потому что въ черновыхъ наброскахъ статьи (см. соч. Гоголя въ изд. Тихонравова и Шенрока т. VI, стр. 342) есть такое мѣсто:
«Въ критикахъ Бѣлинскаго, помѣщавшихся въ „Телескопѣ“, виденъ вкусъ, хотя еще не образовавшійся, молодой и опрометчивый, но служащій порукою за будущее развитіе, потому что основанъ на чувствѣ и душевномъ убѣжденіи. При всемъ этомъ въ нихъ много есть въ духѣ прежней семейственной {Характеризуя критическіе пріемы Греча, Булгарина и Сенковскаго, Гоголь говорилъ:
„Вмѣсто того, чтобы говорить о дѣлѣ или говорить о литературныхъ трудахъ автора, рецензенты говорили совершенно о другихъ обстоятельствахъ: разсказывали разные труды автора на поприщѣ вовсе не литературномъ: гдѣ былъ онъ прежде, что теперь дѣлаетъ литераторъ, къ кому ходитъ, гдѣ кушалъ чай, любить ли выпить или не любитъ, женатъ или не женатъ, и какая у него жена, и тому подобное. Этотъ семейственный духъ критики быль совершенно безтолковъ и неприличенъ для публики, да едва ли и для самихъ рецензентовъ“.
Какъ можно было усмотрѣть въ Бѣлинскомъ „семейственность“ этого сорта — совершенно непостижимо.} критики, что вовсе неумѣстно и неприлично, а тѣмъ болѣе для публики».
Въ печать послѣдній отзывъ не попалъ, попалъ только первый, и тѣмъ не менѣе Бѣлинскій не усмотрѣлъ въ немъ «несправедливости». Такъ-то люди истинно-высокихъ дарованій, какъ намъ уже разъ пришлось замѣтить по поводу одного отзыва о самомъ себѣ Добролюбова ("Энц. Слов., т. X), часто не имѣютъ и приблизительная представленія о размѣрахъ своего значенія.
8) Конечно, только faèon de parler. He только въ литературныхъ кружкахъ, но и въ публикѣ были вполнѣ извѣстны многочисленные псевдонимы Сенковскаго.
9) Своими «знаменитыми друзьями», т.-е. Пушкинымъ, Жуковскимъ, Вяземскимъ, часто хвасталъ Шевыревъ въ редакціонныхъ замѣткахъ «Москов. Наблюдателя».
10) Въ редакціонной статейкѣ «Москов. Наблюдателя» (1836 г. т. 6, стр. 187) — "Москва и Петербурга Шевыревъ, оспаривая утвержденіе «Библ. д. Чт.», что «московскіе журналы существуютъ на то, чтобы бранить журналы петербургскіе», между прочимъ говорилъ: «въ глазахъ нашихъ Литературныя Прибавленія воюютъ неутомимо съ Библіотекою для Чтенія и выражаютъ свою пріязнь къ Московскому Наблюдателю».
11) Ср. примѣч. 3 и 62. Мы еще вернемся къ критическимъ статьямъ Вяземскаго, а пока отмѣтимъ, что въ критической литературѣ своего времени онѣ прямо занимали одно изъ первыхъ мѣстъ. Враждебное отношеніе къ нимъ Бѣлинскаго ничѣмъ не можетъ быть мотивировано: Вяземскій при всемъ своемъ брезгливомъ литературномъ аристократизмѣ тогда еще стоялъ въ рядахъ борцевъ за новые литературные идеалы и еще въ томъ же году, во II томѣ «Современника», выступилъ съ энергическою защитою «Ревизора». Выходка Бѣлинскаго взбѣсила Вяземскаго и въ примѣчаніи къ сейчасъ названной статьѣ онъ, давая отзывъ о «Москов. Наблюдателѣ», между прочимъ говоритъ:
«Особенно критика его замѣчательно хороша. Не выгодно подпасть подъ удары ея, но по крайней мѣрѣ оружіе ея и нападенія всегда благородны и добросовѣстны. Понимаемъ, что и при этомъ случаѣ издатели Телескопа и другіе могутъ въ добродушномъ и откровенномъ испугѣ воскликнуть; „избави насъ Боже отъ его критикъ“. Но каждый молится за свое счастіе: это натурально» («Современникъ» 1836, т. II, стр. 289—90).
Вяземскій пустилъ тутъ въ ходъ весьма странный полемическій пріемъ, перенеся цитируемое имъ восклицаніе на «Моск. Набл.», между тѣмъ какъ оно всецѣло относится къ нему. Въ слѣдующей замѣткѣ о «Современникѣ» (III, стр. 62) Бѣлинскій вывелъ на чистую воду эту «небылицу».
12) «Молва» 1836 № 6. Ценз. разр. 30 апр. 1836 г. Въ изд. Солдатенкова вошло съ значительными опущеніями цитатъ. О преклоненіи Бѣлинскаго предъ геніями см. II, прим. 61, 62 и 233.
13) Риторическая фигура. Въ Архангельскомъ краѣ, на какихъ-нибудь 4—5 градуса сѣвернѣе расположенномъ, чѣмъ Петербургъ, зимнія ночи не многимъ длиннѣе петербургскихъ и не доходятъ даже до 2 сутокъ.
14) Исключительно восторженное отношеніе къ Ломоносову, проходящее чрезъ всю рецензію и желаніе сдѣлать изъ него рыцаря безъ страха и упрека въ настоящее время уже совершенно устарѣло.
Во времена Бѣлинскаго, когда въ распоряженіи историка литературы были только старыя, не основанныя на достовѣрномъ матеріалѣ панегирическія біографіи Ломоносова (Новикова, академическаго изданія 1784—1804 гг. и митрополита Евгенія) приподнятый тонъ Бѣлинскаго былъ вполнѣ понятенъ. Но всестороннее изученіе личности и дѣятельности Ломоносова, начавшееся преимущественно въ 60-хъ годахъ, капитальный и основанныя исключительно на достовѣрныхъ источникахъ изслѣдованія Ламанскаго, Билярскаго, Пекарскаго, Сухомлинова и мн. др., совершенно разрушили старую легенду. Конечно, великія заслуги Ломоносова предъ русскимъ просвѣщеніемъ нимало непоколеблены, хотя во многомъ и ослаблены этимъ тщательнымъ изученіемъ. Но все героическое совершенно отпало. Факты низкопоклонства, грубаго буйства, мелкаго завистничества, наконецъ, корыстолюбія рѣшительно преобладаютъ въ ряду біографическихъ подробностей, собранныхъ изслѣдователями. Въ борьбѣ Ломоносова съ нѣмцами-академиками гораздо больше было пьянаго безобразія, чѣмъ патріотизма, потому что съ неменьшею необузданностью, вплоть до дракъ, за которыя приходилось вѣдаться съ полиціею, онъ «полемизировалъ» съ старыми русскими товарищами и «воевалъ» не только съ нѣмцами-академиками, но и съ нѣмцами-садовниками, билъ женщинъ и т. д. Починъ политическаго заподазриванія противника, увы, впервые употребленъ въ нашей учено-литературной жизни Ломоносовымъ, который этимъ путемъ существеннѣйшимъ образомъ тормозилъ дѣятельность отца научной разработки русской исторіи — Герарда Фридриха Мюллера.
15) Не долженъ былъ, а захотѣлъ, и не самъ нарисовалъ, а поручилъ это кому-то и только въ корректурѣ кое-что измѣнилъ (см. Пекарскаго, Наука и Литер. при Петрѣ, т. II, стр. 642 и «Азбука съ исправленіями Петра Великаго». Спб. 1877). Самое преобразованіе кириллицы въ «гражданскую» азбуку едва ли представляетъ собою такую заслугу, о которой стоило бы говорить съ паѳосомъ, потому что преобразованіе коснулось только внѣшней формы буквъ и ни мало не содѣйствовало точной передачѣ звуковъ языка. А съ художественной точки зрѣнія церковно-славянскій шрифтъ несомнѣнно красивѣе. Въ пылу преклоненія предъ Петромъ, съ пера Бѣлинскаго сорвалась описка: выходитъ, что Петръ «завелъ въ Россіи первую типографію» и увидѣлъ «первый печатный листъ». Бѣлинскій, очевидно, хотѣлъ сказать первую гражданскую типографію и первый печатный листъ современнаго образца.
16) Рѣчь, очевидно, о Гречѣ. Неодобрительно о книгѣ Ксенофонта Полевого Гречъ, вѣроятно, выразился гдѣ-нибудь мимоходомъ, потому что отдѣльной статьи его о романѣ Полевого нѣтъ.
17) Бѣлинскій съ особенною ненавистью относился къ Сумарокову (см. I, 334 и въ другихъ мѣстахъ), упорно помѣщая его въ одну компанію съ Тредьяковскимъ. Къ Кантеміру онъ впослѣдствіи относился совсѣмъ иначе (см. I, 430, прим. 45 и въ дальнѣйшихъ томахъ).
18) Борьба Ломоносова съ академическою «канцеляріею» тогда рисовалась всѣмъ въ совершенно невѣрномъ свѣтѣ. Въ дѣйствитѣльности не его угнетали, а онъ, опираясь на покровительство всесильнаго временщика Шувалова, учинялъ неслыханныя безобразія, — пьяный приходилъ въ академію, площадно ругался, вступалъ въ рукопашныя схватки съ академиками, колотилъ академическую прислугу, не давая спуска и женщинамъ и т. д. Все это ему сходило съ рукъ, потому что всѣ боялись его покровителей и «подлецы-рутиньеры», какъ неумѣстно-энергически выражается Бѣлинскій, были безсильны его обуздать.
19) Увы, и это утвержденіе совершенно расходится съ дѣйствительностью. Ломоносовъ не только всю жизнь усерднѣйшимъ образомъ добивался чиновъ, но стремился стать «бариномъ» въ прямомъ смыслѣ слова. Занявшись мозаичнымъ дѣломъ, онъ, по выраженію Пекарскаго, пожелалъ «извлечь существенныя выгоды отъ занятій своихъ по составленію разноцвѣтныхъ стеколъ» и въ 1752 г. сталъ хлопотать о выдачѣ ему заимообразно огромной по тому времени суммы въ 4000 р. для устройства фабрики бисера и стекляруса. Но кромѣ того, онъ ходатайствовалъ предъ сенатомъ, чтобы ему «отвесть въ Копорскомъ уѣздѣ село Ополье или въ другихъ уѣздахъ С.-Петербурга не далѣе полутораста верстъ, гдѣ бы мужескаго нола около двухсотъ душъ имѣлось, съ принадлежащими угодьями, и по тому же лѣсу и крестьянамъ быть при такой фабрикѣ вѣчно и никуда ихъ не отлучать, ибо наемными людьми, за новостью той фабрики въ совершенство привести не можно»… Затѣмъ слѣдуютъ доказательства, что хотя въ законахъ и не упоминается о раздачѣ деревень для заведенія фабрикъ, но что это само собою разумѣется, такъ какъ въ тѣхъ же законахъ допускается «всякое вспоможеніе».
Такимъ образомъ, сынъ черносошнаго крестьянина, который не далѣе какъ шесть лѣтъ тому назадъ еще показывался по ревизскимъ сказкамъ своей волости въ бѣгахъ, почему за него платили подушныя деньги нисколько неповинные въ томъ односельцы его, Ломоносовъ, достигнувъ извѣстности и случая воспользоваться ею, считалъ себя въ нравѣ добиваться закрѣпощенія для своихъ выгодъ двухсотъ свободныхъ людей изъ того самаго сословія, изъ котораго вышелъ онъ самъ". (Пекарскій, Ист. Академіи Наукъ, т. II, стр. 497—98).
Просьба Ломоносова была уважена.
Эта же фабрика находится въ тѣснѣйшей связи съ знаменитымъ «Посланіемъ о пользѣ стекла». До сихъ поръ еще на «Посланіе» смотрятъ какъ на образчикъ «дидактической» поэзіи. Въ паѳосѣ, съ которымъ Ломоносовъ распространялся о томъ, что
Неправо о вещахъ тѣ думаютъ, Шуваловъ,
Которые стекло чтутъ ниже минераловъ,
обыкновенно усматривали увлеченіе естествоиспытателя, пользующагося своимъ поэтическимъ даромъ для лучшаго воздѣйствія на слушателей. Но въ дѣйствительности посланіе имѣло цѣлью «воздѣйствіе», но далеко не ученаго или поэтическаго свойства. Оно написано въ тѣ же мѣсяцы, когда Ломоносовъ хлопоталъ о пособіи для своей стеклянной фабрики, а вліятельные люди относились скептически къ этой затѣѣ (Пекарскій, стр. 498—99).
20) Очень благосклонное отношеніе Бѣлинскаго къ Ксенофонту Полевому находится въ связи съ близкими личными отношеніями къ Николаю Полевому въ 1836—38 гг. См. прим. 74.
21) «Молва» 1836, № 7.
22) Тека — теперь исчезнувшее (его нѣтъ даже у Даля) слово, — школьная сумка или небольшой портфель (см. русско-нѣм. словарь Павловскаго). Кажется, взято съ польскаго языка, въ которомъ существуетъ и теперь.
23) Въ этомъ отзывѣ Бѣлинскій недостаточно внимательно отнесся- къ Александру Ивановичу Галичу (1783—1848), — человѣку, занимающему почетное мѣсто въ исторіи русской философіи и научной разработки эстетики.
24) «Молва» 1836 г., № 7. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
25) «Телескопъ» 1835 г., ч. 29. Этотъ томъ очень запоздалъ — цензур. разр. отъ 1 мая 1836 г. Объ Эврипидинѣ см. II, прим. 158 и 333. Какъ ироническое предисловіе Бѣлинскаго, такъ и самые стихи Эвринидина являются продолженіемъ кампаніи противъ Бенедиктова, и на этотъ разъ стихи такого рода, что безъ ироническаго предисловія ихъ отличнѣйшимъ образомъ приняли бы за «перлы». Воейковъ (ср. прим. 58) по поводу стиховъ и предисловія написалъ «замѣтку» подъ заглавіемъ: «Забавы Виссаріона господина Бѣлинскаго», въ которомъ очень довольнымъ тономъ подчеркивалъ, что вотъ-де онъ не попался на удочку:
"Видите ли, что мы разгадали г. Бѣлинскаго; но каково же должно быть другимъ, которые принимали все подобное въ этой статьѣ за «наличную монету, за чистое золото?» («Лит. Приб. къ Русск. Имп.» 1836, № 92—93).
Ироническій отвѣтъ «крикунамъ» въ концѣ предисловія (о «людяхъ движенія») представляетъ собою цитату изъ статьи Шевырева «Перечень Наблюдателя» («Моск. Набл.» 1836, ч. VI).
26) «Телескопъ» 1835 г., т. XXIX. Въ изд. Солдатенкова (т. I) напечатано съ пропускомъ нѣсколькихъ строкъ (о франц. изд. Шекспира 1777, на стр. 25), интересныхъ, однако, тѣмъ, что какъ будто указываютъ на]то, что Бѣлинскій уже тогда читалъ Шекспира по-французски. Ср. прим. 80.
27) Содержатели московской университетской типографіи, изъ которой вышла значительнѣйшая часть русскихъ книгъ и журналовъ конца 18 и начала 19 вѣка.
28) Тутъ нѣсколько сбиты въ одну кучу журналы разныхъ эпохъ. «Покоящійся Трудолюбецъ» издавался въ 1784—85 гг., «Аглая» въ 1794 г., «Лицей» въ 1806, «Сѣв. Вѣст.» въ 1804—5, «Духъ Журналовъ» въ 1816—20 г., а «Благонамѣренный» — въ 1818—26 г.
29) Свѣдѣніе невѣрное или опечатка. Переводъ «Юлія Цезаря» вышелъ въ 1787 г., а не въ 1789.
30) Удивленіе объясняется довольно просто: анонимный переводчикъ «Юлія Цезаря» и авторъ предисловія — Карамзинъ. Незнаніе этого литературнаго факта никоимъ образомъ нельзя поставить въ вину Бѣлинскому, потому что принадлежность перевода Карамзину выяснилась только въ 1849 г., изъ статьи Р. Р. въ «Сѣв. Обозрѣніи» 1849 г. — «Карамзинъ какъ переводчикъ и цѣнитель Шекспира». Зато во всемъ блескѣ выступаетъ тутъ тонкое литературное чутье Бѣлинскаго, который и по безвѣстной, случайно попавшейся ему книжкѣ съумѣлъ разгадать духовную силу анонимнаго критика, который, къ тому же, не былъ тутъ самостоятеленъ, а составилъ свое предисловіе по авторитетнымъ источникамъ.
31) Выходки противъ «Москов. Наблюдателя», въ которомъ злоупотребленіе прописными буквами превосходило всякую мѣру. Въ немъ писались прописными буквами такія слова, какъ Словесность, Критика, Литература, Романъ, Поэма, Авторъ, Журналъ, Человѣкъ, Полковникъ, Корнетъ, Княжна, и т. д. Даже именамъ прилагательнымъ «кланялся большими буквами» Шевыревъ: Историческій романъ, Романическій интересъ и т. д.
32) «Телескопъ» 1835, т. XXIX. Ценз. разр. 1 мая 1836.
33) Рѣчь о Кукольникѣ и Сенковскомъ. О томъ, какъ Сенковскій сначала до небесъ превозносилъ Кукольника, а потомъ преспокойно вышучивалъ и о томъ, какъ Кукольникъ защищался отъ нападокъ Сенковскаго см. т. II, прим. 304 и 385. Все это не помѣшало, однако, тому, чтобы вскорѣ въ «Библ. для Чтенія» (1836, т. XV) появилась «драматическая фантазія» Кукольника «Джуліо Мости».
Дополнимъ, кстати, указанія примѣчанія 304-го ІІ-го тома о вышучиваніяхъ Сенковскаго, приведя весь тотъ «апологъ», о которомъ говоритъ Бѣлинскій. Вскорѣ послѣ того, какъ Кукольникъ огрызнулся на нападки Сенковскаго на его «Роксолану», Сенковскій въ свою очередь огрызнулся слѣдующею яко бы рецензіею на притчи Круммахера («Библ. д. Чт.», т. XI, отд. VI, стр. 31—32):
Избранныя притчи Круммахера. Москва, въ тип. Университетской, 1835, въ-12., стр. 122.
Эти притчи такъ туманны и непонятны, что ихъ непремѣнно будетъ три изданія.
Написавъ эти строки, мы взглянули на книжечку, которая подала къ нимъ поводъ, и призадумались. Вотъ результатъ размышленія, которое, впрочемъ, продолжалось только пять минутъ съ половиною.
Странно, что на свѣтѣ есть люди, которые переводятъ съ Нѣмецкаго притчи! Что за охота переводить чужія притчи, когда нѣтъ ничего легче, какъ дѣлать ихъ самому? Что тутъ мудренаго? Сѣсть, разинуть ротъ и говорить притчи! Мы не выдаемъ себя ни за философовъ, ни за колдуновъ, а готовы держать пари, — сто противъ десяти, — что, не запинаясь, скажемъ десять очень хорошихъ притчъ на минуту. И чтобы не подумали, что мы хвастаемъ, можно тотчасъ сдѣлать опытъ, съ часами въ рукахъ.
«Одинъ веселый и причудливый человѣкъ, который въ нуждѣ могъ собрать ума въ головѣ своей на три страницы, сидѣлъ разъ послѣ обѣда у своего письменнаго столика, и, отъ нечего дѣлать, вздумалъ, пока подадутъ кофе, сдѣлать колоссальную репутацію первому плохому стихотворцу, какой пройдетъ мимо его дома, чтобы увидѣть, что изъ этого выйдетъ. Случилось, что на это время проходилъ мимо его оконъ одинъ плохой стихотворецъ. Человѣкъ съ умомъ на три страницы сдѣлалъ, забавляясь, коллоссальную поэтическую славу, и бросилъ ее въ форточку. Плохой стихотворецъ подобралъ брошенную ему колоссальную славу, и пошелъ съ нею въ люди. Человѣкъ съ умомъ на три страницы взялъ свою чашку кофе, подошелъ къ окну и сталъ смотрѣть, что изъ этого выйдетъ: вышелъ самый бѣшеный врагъ и клеветникъ человѣка съ умомъ на три страницы….. Не должно никогда вытаскивать изъ грязи и разогрѣвать мерзлой змѣи, потому что она тотчасъ ужалитъ руку, которая разогрѣла ее».
«Пріятель какого то литератора сказалъ ему однажды: — Любезный другъ, я очень о васъ сожалѣю. Вы имѣете многихъ враговъ. — Быть не можетъ! вскричалъ литераторъ. Не вѣрю! Вы всегда мнѣ льстите. — Льщу?…. Что это? Я, напротивъ, боялся огорчить васъ подобнымъ извѣстіемъ? — Меня огорчить этимъ? сказалъ литераторъ. Полноте! Въ Литературѣ не всякой, кто захочетъ, можетъ имѣть враговъ».
«Одинъ посредственный поэтъ молилъ Аполлона: — Могучій богъ стиховъ, дай мнѣ репутацію! — Изволь, отвѣчалъ Аполлонъ, и лукаво мигнулъ одному журналисту дать ему репутацію. Спустя нѣкоторое время, посредственный поэтъ снова сталъ безпокоить Аполлона своими молитвами: — Могучій богъ стиховъ, дай мнѣ враговъ. — Не могу, отвѣчалъ Аполлонъ: при твоей посредственности ты въ правѣ имѣть только пріятелей и покровителей».
«Поэтъ, который поддерживается похвалами снисходительныхъ журналовъ, есть самое жалкое существо въ природѣ. Одно только состояніе жалче, плачевнѣе и смѣшнѣе этого: это — состояніе поэта, который уже принужденъ самъ защищать себя отъ критики и хвалить свои сочиненія въ журналахъ».
Что-жъ, право, это недурныя притчи! Нельзя сказать, чтобы въ нихъ не было глубокой мудрости. А онѣ, какъ вы изволили видѣть, сдѣланы въ двадцать двѣ секунды! стоить ли переводить притчи съ Нѣмецкаго?
34) См. прим. 10. Подъ петербургскимъ «свѣтскимъ» журналомъ подразумѣвается, конечно, пушкинскій «Современникъ» (см. дальше нападки Бѣлинскаго на его свѣтскость — III, стр. 58—63). Бѣлинскій слишкомъ энергически выразился, сказавъ, что «свѣтскій» журналъ «превознесъ до небесъ» «Литер. Прибавл. къ Русск. Инвалиду». На самомъ дѣлѣ «Современникъ», устами Гоголя въ его статьѣ «О движеніи журнальной литературы въ 1834 и 1835 году», говорилъ съ сочувствіемъ исключительно о стремленіи Воейковскихъ «Литер. Прибавленій» оказать противодѣйствіе «Библ. для Чтенія» и едва ли особенно лестно характеризовалъ тактику Воейкова такимъ образомъ:
«Этотъ журналъ всегда оказывалъ оппозицію противу всякаго счастливаго наѣздника, хотя его вся тактика часто состояла только въ томъ, что онъ выписывалъ одно какое-нибудь мѣсто, доказывающее журнальную опрометчивость, и присовокуплялъ отъ себя довольно злое замѣчаніе, не длиннѣе строчки съ восклицательнымъ знакомъ. Г. Воейковъ былъ чрезвычайно дѣятельный ловецъ и какъ рыбакъ сидѣлъ съ удой на берегу, не теряя терпѣнія, хотя на его уду попадалась большею частью мелкая рыба, а большая обрывалась».
35) «Телескопъ» 1835, т. XXIX. Ценз. разр. 1 мая 1836.
36) Эти намеки не слѣдуетъ понимать Буквально. Между «Битымъ журналистомъ» — очевидно Сенковскимъ, и «давленымъ волкомъ» — «старымъ газетчикомъ». т.-е. Воейковымъ, рукопанной никогда не происходило и все это только аллегорическое изображеніе полемики между «Лит. Прибавленіями» и «БиБл. для Чтенія».
37) «Телескопъ» 1835, т. XXIX. О «ренегатахъ» и «Безбородыхъ Шеллингахъ и Гегеляхъ» см. «Журнальную замѣтку» (II, статья № 159).
38) «Молва» 1836, № 8. Ценз. разр. 6 іюня 1836. Въ изд. Солдатенкова напеч. съ пропусками. Ср. т. II, ст. № 149 и примѣч. 311 и 333.
39) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
40) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова вошло съ опущеніемъ цитатъ. Ср. т. I, стр. 32.
41) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
42) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло. Опять желаніе сдѣлать пріятное Полевому, издававшему Дюмонъ-Дюрвиля. Ср. II, прим. 59, 405, 438, и III, пр. 74.
43) «Молва» 1836, № 9. Ценз. разр. 15 іюня 1836. Въ изд. Солдатенкова вошло съ сокращеніями.
44) «Ревизоръ» сразу поставленъ въ надлежащую категорію. Ср. III, прим. 322. За два мѣсяца до того Сенковскій, разбирая «Ревизора» и въ общемъ похваливая его, между прочимъ, говорилъ:
«У г. Загоскина Была идея, и хорошая комическая идея; у г. Гоголя идеи нѣтъ никакой. Его сочиненіе не имѣетъ даже въ предметѣ нравовъ общества, Безъ чего не можетъ Быть настоящей комедіи: его предметъ — анекдотъ; старый, всѣмъ извѣстный, тысячу разъ напечатанный, разсказанный и обдѣланный въ разныхъ видахъ и на разныхъ языкахъ анекдотъ» («Библ. д. Чт.» 1836, т. XVI).
45) Къ дѣятельности Ѳедора Алексѣевича Кони (1809—1879) мы еще вернемся.
46) «Молва» 1836, № 9. Въ изд. Солдатенкова нѣтъ.
47) «Молва» 1836. № 11. Ценз. разр. 31 іюля 1836. Въ изд. Солдатенкова выброшена вся цитата, съ опущеніемъ которой рецензія теряетъ доказательность.
48) Старинныя московскія дрожки, долгія, на дурныхъ рессорахъ.
49) Въ шутливой формѣ сообщена высоко-замѣчательная Біографическая черта. Какъ Вы ничтожна ни Была книженка, о которой онъ писалъ — а вѣдь писалъ онъ даже въ эпоху своего сотрудничества въ «Отеч. Зап.», Богъ вѣсть о чемъ: о сонникахъ, гадальныхъ книжкахъ и т. п. — Бѣлинскій или прочитывалъ книжку до конца, или прямо заявлялъ, что ея не дочиталъ.
50) О Лавока см. II, пр. 14. Муррай — знаменитый лондонскій издатель John Murray (1778—1843). Фирма существуетъ и теперь.
51) Рѣшеніе Пушкина издавать "Совремеѣнннъа очень взволновало Сенковскаго. Въ дѣйствительности, великій поэтъ оказался неумѣлымъ издателемъ и журналъ его не подорвалъ успѣха «Библ. д. Чт.» въ публикѣ. Но все это выяснилось позже. Покамѣстъ же Сенковскій всячески старался дискредитировать Будущее журнальное предпріятіе. Съ одной стороны, онъ не останавливался передъ тѣмъ, чтобы въ сезонъ подписки поднять Пушкина на смѣхъ — съ этой цѣлью была раздута исторія съ «Вастолой» (см. II, стр. 405 и прим. 409). А съ другой стороны, Сенковскій подъ видомъ сожалѣнія къ тому, что великое дарованіе будетъ тратиться на журнальную мелочь и полемику, доказывалъ Пушкину, что журнальная дѣятельность не по немъ. Тутъ-то и была рѣчь о Махонскомъ болотѣ:
«Всегда должно сожалѣть, когда поэтическій геній перваго разряда, каковъ Александра Сергѣевича Пушкина, самъ добровольно отрекается отъ своего призванія, и ст. священныхъ высотъ Геликона, гдѣ онъ прежде, по счастливому выраженію Проперція, Musarum choris implicuit manus, постепенно нисходить къ нижнимъ областямъ горы, къ литературѣ болѣе и болѣе блѣдной и безплодной. Это уже — затменіе одной изъ славъ народа. Но какъ горько, какъ прискорбно видѣть, когда этотъ геній, рожденный вить безсмертные вѣнки на вершинѣ „зеленаго Геликона“, нарвавъ тамъ горсть колючихъ остротъ, бѣжитъ стремглавъ по скату горы въ объятія собравшейся на равнинѣ толпы Віоѳянъ, которая обѣщаетъ, за подарокъ, наградить его грубымъ хохотомъ! Берегитесь, неосторожный геній! Послѣдніе слои горы обрывисты, и у самаго подножія Геликона лежитъ Михонское болото. Бездонное болото, наполненное черною грязью! Эта грязь — журнальная полемика; самый низкій и отвратительный родъ прозы, послѣ риѳмованныхъ пасквилей.» («Библ. д. Чт.» 1836., т. XV, отд. VI, стр. 69).
52) «Молва» 1836 г., № 11. Въ изданіи Солдатенкова напеч. безъ начальной выдержки изъ предисловія и въ этомъ видѣ нельзя понять, въ чемъ дѣло, съ какой стати рецензентъ говоритъ о «Гуливеровомъ Путешествіи» и т. д.
53—54) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
55) «Молва» 1836, № 12. Ценз. разр. 13 авг. 1836. Въ изд. Солдатенкова не вошло. Эта и слѣдующія двѣ-три статьи (№№ 229, 230 и «Отъ Бѣлинскаго»), по недоразумѣнію, помѣщены раньше статьи № 231, которая цензурована 3 авг. 1836 г.
Первую рецензію о переводѣ Дюмонъ-Дюрвиля см. II, 401—403 и примѣч. 405.
56) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло. Издатель альманаха — Александръ Яковлевичъ Кульчицкій (1815—1845), былъ впослѣдствіи большимъ пріятелемъ Бѣлинскаго. Мы еще будемъ имѣть случай говорить о немъ.
57) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
58) Тамъ же. По недосмотру статья не занумерована. Въ оглавленіи настоящаго тома мы ее помѣщаемъ съ № 230-а.
Все, что Бѣлинскій иронически здѣсь пишетъ о пріобрѣтенной имъ извѣстности, совершенно вѣрно и фактически. Если при малой распространенности «Телескопа» (сплетникъ Воейковъ въ одной изъ своихъ «Литературныхъ замѣтокъ» — въ «Литер. Приб. къ Русск. Имп.» 1836 г. № 14 — сообщалъ, что въ Петербургѣ, по даннымъ почтамта, получается 14 экз. «Телескопа») публика знала и Бѣлинскаго мало, то въ журнальныхъ сферахъ его замѣтили тотчасъ же. Мы уже знаемъ, что за нѣсколько мѣсяцевъ литературной дѣятельности Бѣлинскій такъ успѣлъ разсердить задѣтыхъ имъ писателей стараго поколѣнія, что удостоился цѣлой пасквильной повѣсти Ушакова[2] (см. II, 379 и примѣч. 357—362).
Знаемъ мы также изъ «Журнальной Замѣтки» (II, № 159), какую тяжелую артиллерію пустилъ въ ходъ Булгаринъ. Но съ особенною яростью насѣлъ на него «петербургскій журнальчикъ», т.-е. Воейковъ въ своихъ «Литер. Замѣткахъ»[3], которыми онъ придавалъ пикантность безцвѣтнѣйшимъ «Литер. Прибавл. къ Русск. Инвалиду», выходившимъ подъ его редакціей до 1837 г. Пренебрежительный отзывъ о немъ Бѣлинскаго въ «Литер. Мечт.» (I, 345 и 355) глубоко уязвилъ этого ожесточеннаго разными неудачами человѣка, въ которомъ злоба принимала совершенно болѣзненные размѣры и въ которомъ потребность кому-нибудь пакостить была физіологическою потребностью. Панаевъ разсказываетъ, что передъ смертью «за Воейковымъ ухаживала какая-то дѣвушка. Онъ безпрестанно просилъ пить, и всякій разъ, когда она подносила ему питье, онъ щипалъ ее и схватывалъ за волосы. Чтобы избѣжать этого, дѣвушка поставила передъ нимъ стаканъ на столъ и уже не подходила близко къ постели… Воейковъ началъ стонать, кряхтѣть, охать, жаловаться на свое безпомощное положеніе, клялся, что не можетъ поворотить ни рукой, ни ногой и слабымъ, умоляющимъ голосомъ обратился къ дѣвушкѣ, прося, чтобы она Христа ради поднесла ему стаканъ къ губамъ. Но лишь только она исполнила его желаніе, онъ приподнялся съ постели, снова съ ожесточеніемъ схватилъ ее за волосы и упалъ, ослабѣвши отъ этого усилія на постель» (Панаевъ, Лит. Воен., стр. 353). Черезъ четверть часа онъ умеръ.
Могъ ли такой человѣкъ простить Бѣлинскому то, что онъ его прямо вычеркивалъ изъ разряда «литературныхъ знаменитостей» («Лит. Мечт.», 1, 355). И сталъ Воейковъ его донимать почти что черезъ номеръ Еще въ 1835 г., вѣроятно немножко сдерживая себя, чтобы не раздувать репутацію своего недруга, Воейковъ сравнительно не такъ часто нападалъ на Бѣлинскаго, хотя все-таки посвятилъ ему девять «Замѣтокъ» (№№ 40, 68, 83, 84, 86, 91, 97, 101, 102—103). Но въ 1836 г., когда извѣстность телескопскаго «ругателя» и безъ того окрѣпла, Воейковъ уже сосредоточилъ на войнѣ съ Бѣлинскимъ почти всѣ свои силы и посвятилъ ему двадцать пять полемическихъ замѣтокъ и выходокъ. (№№ 3, 8, 14, 18, 29, 33, 45, 46, 59 — 60, 61, 62, 63, 66, 67, 68, 69, 70, 72, 82, 83, 84—85, 86—87, 92—93, 94 — 95, 103—104). Донималъ онъ его всячески. Сначала коверканіемъ фамиліи, упорно величая его Виссаріонъ (а иной разъ и Висcсаріонъ — съ тремя c или еще съ прибавкой отчества — Виссаріонъ Григорьевичъ) Бѣлинскій. Въ чемъ тутъ язвительность — понять трудно, но это несомнѣнно было полемическимъ пріемомъ, какъ свидѣтельствуетъ Тургеневъ[4]. Затѣмъ Воейковъ выуживалъ противорѣчія, которыя не очень-то трудно набрать у писавшаго всегда подъ настроеніемъ данной минуты Бѣлинскаго. Но больше всего онъ нападалъ на отрицаніе авторитета старыхъ писателей и на утвержденіе Бѣлинскаго, что у насъ нѣтъ литературы. Патетически доказывалъ Воейковъ, что у насъ есть литература и въ подтвержденіе печаталъ цѣлые каталоги разныхъ замѣчательныхъ произведеній русскихъ писателей. Нужно, однако, отдать справедливость Воейкову — онъ первый изъ людей стараго поколѣнія понялъ силу Бѣлинскаго и въ глубинѣ души несомнѣнно очень цѣнилъ его. Это выражалось, впрочемъ, и печатно. Онъ иной разъ, какъ это и Бѣлинскій говоритъ въ своей замѣткѣ, похваливалъ его, съ тѣмъ, чтобы энергичнѣе спорить съ его мнѣніями. Такъ въ № 59—60, похваливъ помѣщенную въ «Телескопѣ» повѣсть «Она будетъ щастлива», Воейковъ писалъ:
«Хотя подъ повѣстью подписано: Ив. П--въ[5], но мы давно не вѣримъ въ подписныя литеры и даже, пускаясь-въ догадки, подозрѣваемъ г. Виссаріона Бѣлинскаго въ ея сочиненіи. Вѣдь этотъ молодой человѣкъ не безъ таланта и писалъ бы по-русски очень порядочно, еслибъ въ сочиненілхъ его не было излишней болтовни. Несравненно лучше писать такія повѣсти, чѣмъ презрительно и неосновательно разбирать нашихъ славныхъ писателей».
Въ другой разъ онъ говорилъ (№ 70):
«Г. Бѣлинскій[6] изъ одного своенравія написалъ, что у насъ нѣтъ ни литературы, ни поэзіи; ибо у него нельзя отнять ни ума, ни дарованія, ни даже знанія родного языка».
Но больше всего сильное впечатлѣніе, которое произвели на Воейкова статьи Бѣлинскаго, выразилось въ той внимательности, съ которою онъ изучилъ эти статьи. Онъ всегда старался побивать Бѣлинскаго его же собственными словами, взятыми большею частью изъ «Литерат. Мечтаній», изъ которыхъ подчасъ приводилъ огромнѣйшія выдержки. Въ 1838 г. Кольцовъ встрѣтился съ Воейковымъ навечерѣ у Плетнева и вотъ какъ Воейковъ отозвался о Бѣлинскомъ: "Онъ малый дѣйствительно весьма умный, съ талантомъ, но бѣдовая голова, увлекся въ какую-то односторонность, и эта система его «погубила». — А какая? — «Богъ святой знаетъ» (Кольцовъ, Стих. и письма, подъ ред. А. И. Введенскаго, стр. 198).
Изъ полемики Воейкова можно, кстати, почерпнуть очень важное свидѣтельство современника по вопросу о вліяніяхъ, сказавшихся на первыхъ статьяхъ Бѣлинскаго. Оно вполнѣ подкрѣпляетъ наше утвержденіе, что ничего Надеждинскаго въ первомъ періодѣ дѣятельности Бѣлинскаго не было и что она явилось прямымъ продолженіемъ реформаторской расчистки Полевого. Вотъ что говоритъ Воейковъ, вступая съ Бѣлинскимъ въ долгій споръ по вопросу о томъ есть ли у насъ литература:
«Представляю своимъ читателямъ обращикъ несообразности сужденій сотрудника издателя Телескопа — нѣкоего Виссаріона Бѣлинскаго. Для привыкшихъ къ хитростямъ нашей журнальной дипломатики съ перваго взгляда видно, что этотъ (юноша воздоенъ кипучимъ млекомъ П. А. Полевого, надѣлавшаго въ девятилѣтнее изданіе своего Телеграфа столько, столько вреда нашей словесности, что въ 50 лѣтъ, 50 здраво и основательно мыслящихъ писателей не вознаградятъ этого» («Лит. Приб. къ Русск. Имп.» 1836 г., № 66).
Воейковъ зналъ всю подноготную тогдашнихъ литературныхъ отношеній и хотя грубо и часто возмутительно по своему науськиванію, но всегда мѣтко и вѣрно опредѣлялъ сущность направленія писателей своего времени. И вотъ этотъ, какъ онъ самъ себя называетъ, посвященный въ тайны «журнальной дипломатики» критикъ, многократно приводя въ связь Бѣлинскаго и Нолевого, не только никогда не сопоставлялъ Бѣлинскаго и Надеждина, но удивлялся тому, что Надеждинъ потворствуетъ своему сотруднику (см., напр., въ № 33).
Фраза, что «свѣтскіе» журналы стрѣляютъ въ него намеками, повидимому, относится къ статьѣ Вяземскаго въ «Современникѣ» (см. прим. 11), потому что «Москов. Наблюд.» величественно отмалчивался, хотя, какъ мы знаемъ (т. II, прим. 491), нападки Бѣлинскаго произвели на Шевырева огромное впечатлѣніе.
Фразу «не надо намъ актера-аристократа» титулярный совѣтникъ Покровскій не то, чтобы выдумалъ, но смыслъ ея, онъ, конечно, совершенно извратилъ (см. т. II, стр. 108—109). Отзывъ о комедіи Загоскина см. т. II, стр. 314—326.
Самъ заговоривъ о своемъ отзывѣ о пьесѣ Загоскина «Недовольные», а затѣмъ высказавши предположеніе, что мнимый титулярный совѣтникъ имѣетъ «силу немаловажную, по крайней мѣрѣ для гг. актеровъ…», Бѣлинскій явно намекалъ на Загоскина, который въ то время былъ директоромъ московскихъ театровъ.
Письмо, подавшее поводъ къ статьѣ Бѣлинскаго, дѣйствительно написано въ лично-заинтересованномъ тонѣ и если даже не принадлежите самому Загоскину, то во всякомъ случаѣ лицу, пожелавшему угодить московской дирекціи:
Я не литераторъ и человѣкъ вовсе неизвѣстный, а потому едва смѣю надѣяться, что вамъ угодно будетъ напечатать это письмо въ вашей газетѣ; но содержаніе его, въ нѣкоторомъ отношеніи, такъ любопытно, что, можетъ быть, вы, на этотъ разъ, не отрините моей всепокорнѣйшей просьбы.
Не знаю, извѣстно ли вамъ, что у насъ, въ Москвѣ, есть журналъ, который зовутъ Телескопомъ, что въ этомъ журналѣ пишетъ критическія статьи какой-то Бѣлинскій, человѣкъ престрогій, которому угодить нѣтъ никакой возможности. Онъ что то особенно гнѣвается на здѣшній театръ — можетъ быть, за то, что въ немъ мѣста кажутся ему слишкомъ дороги, и не проходитъ разу, чтобъ въ Молвѣ (листокъ, который выдается въ Телескопѣ) онъ не училъ уму-разуму московскихъ актеровъ; а, помилуйте! Чтожъ имъ бѣднымъ дѣлать? всегда безъ вины виноваты. Однакожъ г. Бѣлинскій, говоря о вашемъ Каратыгинѣ, закричалъ въ Молвѣ: «не надо намъ актера аристократа!». А изъ всѣхъ твореній г. Бѣлинскаго замѣтно, что, по его мнѣнію, тотъ, кто носить чистое бѣлье, моетъ лице, и отъ кого не пахнетъ ни чеснокомъ, ни водкою — аристократь. Ну, разеудите сами, какъ же послѣ этого какой нибудь порядочный артистъ, который дорожить своимъ мѣстомъ, можетъ угодить г. Бѣлинскому?
Въ № 9-мъ Телескопа напечатанъ разборъ, или, лучше сказать, апологія Ревизора, комедіи г. Гоголя; эта статья никѣмъ не подписана; но кажется — судя по слогу, энергіи, логикѣ и вѣжливому тону, она сочинена г. Бѣлинскимъ; впрочемъ, можетъ быть, я ошибаюсь — да и дѣло то не въ томъ. Комедія Ревизоръ хотя поставлена въ Москвѣ не актеромъ Щепкинымъ, а Дирекціею, по не смотря на это, по мнѣнію моему и, рѣшительно, по мнѣнію почти всей московской публики, разыграна была прекрасно, и поставлена на сцену такъ отчетисто и съ такою вѣрностію, что безъ всякаго сомнѣнія, самъ почтенный авторъ этой комедіи сказалъ бы спасибо московской Дирекціи. Телескопъ говорить совершенно противное. Я не смѣю опровергать его мнѣнія; изъ всѣхъ бывшихъ и настоящихъ литературныхъ забіякъ, одинъ только, блаженной и удалой памяти Петербургскій Демокритъ, могъ бы безтрепетно вступить съ нимъ въ рукопашный бой — а мнѣ куда! я человѣкъ смирный и чистоплотный; — я скажу только слова два о трехъ главныхъ обвинительныхъ пунктахъ. Въ 1-мъ обвиняютъ московскую публику; во 2-мъ, всѣхъ актеровъ, за исключеніемъ, кажется, одного, и наконецъ, въ 3-мъ, обвиняютъ Дирекцію Московскаго Театра. — Эти три обвинительные пункта такъ странны и такъ невѣроятны, что я, для собственной моей очистки, долженъ васъ просить, милостивые государи, потрудиться прочесть всю вышерѣченную статью въ самомъ Телескопѣ. Чувствую, что требую отъ васъ слишкомъ много — но вы люди просвѣщенные, и вѣроятно рѣшитесь на все, чтобы узнать истину. — Теперь приступаю къ дѣлу.
Московская публика не должна была смѣяться, глядя на Ревизора; потому что дѣйствующія лица въ этой комедіи не смѣшны, а жалки и страшны.
Если бы въ Московскихъ актерахъ была хотя капля здраваго смысла, если бы они хотя нѣсколько постигли высокую мысль автора, то должны бы были играть не съ огнемъ и жизнью, но медленно и вило. (Не вѣрите? — Бога ради, прочтите!).
Какъ смѣла Дирекція объявлять, за нѣсколько дней, въ афишахъ, что въ непродолжительномъ времени будетъ дана комедія Ревизоръ, когда точно также объявляли заблаговременно о появленіи оперы Панъ Твардовскій, балета Розальбы, Волшебнаго Стрѣлка, и точно также объявляютъ, что за Рогожской Заставой дикая лошадь будетъ поражать медвѣдя зубами.
Вотъ, милостивые государи, эти три важные обвинительные пункта. Есть также и мелкіе, напримѣръ, господинъ критикъ оказываетъ явное негодованіе на то, что при первомъ представленіи, не оперы, — а комедіи Ревизора. Дирекція не приказала сочинить покой увертюры; онъ сердится также на Дирекцію за то, что въ числѣ актеровъ, которые играли эту комедію, были употреблены, для мелкихъ ролей, актеры второклассные. — Оно конечно дурно, и вѣрно бы Дирекція этого не сдѣлала, если бы имѣла поболѣе первоклассныхъ актеровъ, которые всѣ, безъ исключенія, были употреблены для первыхъ ролей въ сей же самой комедіи. Одинъ г. Живокини въ ней не игралъ, потому что его нѣтъ въ Москвѣ.
Теперь я спрашиваю васъ, милостивые государи, — чего хотятъ издатели Телескопа? Они требуютъ: отъ публики, чтобъ она не смѣялась, глядя комедію г. Гоголя; отъ актеровъ, чтобы они играли вяло;отъ Дирекціи. чтобы она не извѣщала заранѣе о скоромъ появленіи Ревизора на здѣшней сценѣ, то есть, чтобы она не смѣла думать, что можетъ этой новостію обрадовать московскую публику. А кажется, эти господа желаютъ добра г. Гоголю. Вотъ то то и дѣло! Не всякій умѣетъ взяться за услугу. Ну, какъ не вспомнить нашего Крылова? Что за человѣкъ этотъ Крыловъ? Въ немъ найдешь на всякій случай дѣльное словцо: посмотрите, какъ умно начинается его басня Медвѣдь и Пустынникъ!
Оканчивая мое длинное письмо, я долгомъ считаю повторить вамъ, милостивые государи, что я точно не литераторъ, и дѣйствительно человѣкъ неизвѣстный, а чтобъ вы не могли подумать, что это обыкновенная журнальная хитрость, то я вполнѣ подписываю мой чинъ, имя и фамилію
Москва, 9-го іюня 1836 г.
59) «Молва» 1836, № 13. Ценз. разр. отъ 3 авг. 1836. Въ изд. Солдатенкова вошло съ небольшими сокращеніями.
60) Статистикъ Василій Петровичъ Андроссовъ (1803—1841) былъ оффиціальнымъ редакторомъ «Москов. Наблюдателя». Фраза взята изъ (анонимной) статьи Гоголя «О движеніи журнальной литературы въ 1834 и 1835 году». Объ Андроссовѣ еще будетъ рѣчь въ IV томѣ, по поводу перехода «Моск. Наблюдателя» къ кружку Бѣлинскаго.
Бѣлинскій нѣсколькими строками ниже считаетъ «Современникъ» пятою попыткою создать «свѣтскій» журналъ. Онъ, надо думать, ведетъ счетъ издавна, съ тѣхъ поръ, какъ возникновеніе «Москов. Телеграфа» впервые подняло разговоры о необходимости со стороны литературной «аристократы» дать отпоръ «купцу» Полевому. Съ 1826 года, когда былъ основанъ «Моск. Телеграфъ», возникли, не считая «Телескопа» и разныя эфемериды, слѣдующіе литературные органы: 1) «Славянинъ» Воейкова (1827—30). 2) «Московск. Вѣстн.» Погодина (1827—30). 3) «Атеней» шеллингиста Павлова (1828—30). 4) «Русск. Зритель» Калайдовича (1828). 5) «Галатея» Раича (1829—30). 6) «Литер. Газета» Дельвига (1830—31). 7) «Литер. Приб. къ Русск. Имп.» Воейкова (1830). 8) «Европеецъ» Кирѣевскаго (1832). 9) «Библ. д. Чт.» (1834). 10) «Москов. Набл.» (1835). 11) «Современникъ» (1836). Едвали Бѣлинскій могъ причислить къ попыткамъ создать литературно-аристократическіе органы «Моск. Вѣсти.», къ которому онъ относился очень хорошо (I, 380—8), ученый «Атеней», тоже болѣе ученый, чѣмъ литературный «Русск. Зритель» и недобровольно прекратившагося «Европейца». Вѣроятно онъ говорилъ, кромѣ «Москов. Наблюд.» и «Современника», о «Лит. Газетѣ» Дельвига и двухъ органахъ Воейкова, всегда старавшагося изобразить изъ себя литературнаго аристократа.
61) Отзывъ весьма-таки странный для этой жемчужины поэзіи Кольцова и непринадлежащій къ блестящимъ мѣстамъ эстетическаго формуляра Бѣлинскаго. Впослѣдствіи Бѣлинскій больше вдумался въ превосходное стихотвореніе и ставилъ «Урожай» во главѣ тѣхъ стихотвореній, въ которыхъ по его мнѣнію, сказывается «огромный талантъ» Кольцова.
62) Подъ этою «литерою» скрылся, но, конечно, не для Бѣлинскаго, кн. Вяземскій. Бѣлинскій продолжаетъ (см. прим. 3 и 11) быть до послѣдней степени несправедливымъ къ «свѣтскому» критику. Почему разборъ поэмы Кинэ долженъ былъ «совершенно уронить» журналъ Пушкина, никакъ нельзя понять. Небольшая, но умно и изящно написанная статья о поэмѣ Кинэ могла только украсить «Современникъ». Той пошлой «свѣтскости», которую Бѣлинскій такъ превосходно вышучиваетъ въ своей блестящей въ другихъ отношеніяхъ замѣткѣ, въ статьѣ Вяземскаго нѣтъ ни малѣйшаго слѣда. Если позднѣйшаго Бѣлинскаго могли бы коробить кое-какія выходки противъ французовъ, то Бѣлинскаго 1836 года, съ его прямо фанатическою ненавистью ко всему французскому, легкое осужденіе Вяземскаго никоимъ образомъ не должно было шокировать. Да и осуждалъ-то Вяземскій въ высшей степени разумно, признавая, что новая франц. литература все-таки представляетъ шагъ впередъ. «Должно сознаться, говоритъ онъ, что въ сущности нынѣшняя французская литература ближе къ природѣ и правдоподобнѣе, нежели прежняя; но въ выраженіи своемъ она все еще изыскана, натянута, и въ самомъ выборѣ стихій своихъ держится болѣе уклоненій, исключеній природы, нежели постояннаго и правильнаго явленія силъ ея» («Современникъ» 1836, т. 2, стр. 274). Въ дальнѣйшемъ ходѣ статьи Вяземскій высказываетъ рядъ превосходныхъ мыслей, которымъ, казалось бы, Бѣлинскій долженъ былъ отъ души аплодировать. Вотъ что, напр., онъ говоритъ о простотѣ въ поэзіи:
«Простота не легко дается: это святыня, которая требуетъ особеннаго призванія и долгаго очищенія. Простота должна быть, какъ благодѣяніе, такъ что лѣвая рука не вѣдаетъ милостыни, подаваемой правой. Будьте просты, не думая о простотѣ, не зная, что вы просты: тогда узнаютъ и убѣдятся въ томъ другіе. Истина и простота — вотъ двѣ главныя стихіи поэзіи; въ нихъ талантъ отыщетъ силу и возвышенность» (Ibid., стр. 275).
Это какъ разъ то, что Бѣлинскій всегда говорилъ. Прямо цитатою изъ статей Бѣлинскаго можетъ показаться и слѣдующее мѣсто статьи Вяземскаго:
«Не заботьтесь о томъ, какъ опоэтизировать вашъ предметъ, какъ позолотить ваше золото. Стоя на берегу моря, не думайте какъ бы хорошо изъ этой воды надѣлать фонтаны и скачущіе водометы. Овладѣйте предметомъ вашими чистыми, немудрыми, святобоязненными руками — и поэзія сама брызнетъ изъ него до небесъ и прянетъ широкими разливами! Въ поэмѣ Эдгара Кинэ истина нигдѣ не встрѣчена прямо въ лицо, нигдѣ нѣтъ собственною слова, а все обиняки, метафоры, все Делилевская муза, которой страстно хотѣлось описать кошку, слона, лошадь, но никогда недоставало духа наименовать слона слономъ, лошадь лошадью и такъ далѣе, которая надѣвала шелковыя перчатки, срывая землянику въ полѣ» и т. д. (Ibid., стр. 276).
Вся статейка о поэмѣ Кинэ состоитъ изъ такихъ же нападокъ за аллегорію и «холодную отвлеченность» и требованій «истиннаго чувства и живой, теплой дѣйствительности» (стр. 279), т.-е. всего того, что съ такимъ воодушевленіемъ проповѣдывалъ и ожесточенный критикъ Вяземскаго. Во еще гораздо болѣе странное впечатлѣніе производить суровый отзывъ о написанномъ Вяземскимъ разборѣ «Ревизора». Это была статья, которая прямо являлась общественной заслугой со стороны Вяземскаго и имѣетъ двѣ цѣли: защитить комедію отъ литературныхъ жеманниковъ («у котораго-то изъ нихъ, насмѣхается Вяземскій, уши покраснѣли отъ выраженій: супъ воняетъ, чай воняетъ рыбою»), а что еще важнѣе — отъ тѣхъ, которые «говорятъ, что эта комедія, это изображеніе нравовъ — поклепъ на Русское общество». Послѣднее нападеніе было очень серьезно по толу времени, когда раздавались весьма вліятельные голоса, которые настаивали на томъ, что комедія вредна, что ее надо запретить. И вотъ Вяземскій избралъ превосходнѣйшій путь для отвращенія опасности. Онъ привелъ огромныя выдержки изъ забытой уже «Ябеды» Капниста, съ ея несравненно болѣе рѣзкою, чѣмъ въ «Ревизорѣ», сатирою на судейское взяточничество, разсказалъ затѣмъ, какъ «вѣроятно изъ то время находились люди, которые говорили, что въ самомъ дѣлѣ не могутъ существовать въ Россіи и нигдѣ такіе нравы, что это клевета и прочее», и какъ тѣмъ не менѣе Императоръ Павелъ взялъ комедію подъ свое покровительство. Статья Вяземскаго заканчивалась такъ:
«Говорятъ, что въ комедіи Гоголя не видно ни одного честнаго и благомыслящаго лица; не правда: честное и благомыслящее лицо есть правительство, которое, силою закона поражая злоупотребленія, позволяетъ и таланту исправлять ихъ оружіемъ насмѣшки. Въ 1783 г. оно допустило представленіе Недоросля, въ 1799 г. Ябеды, а въ 1836 г. Ревизора» (стр. 309).
Такой аргументъ былъ самый дѣйствительный, потому что онъ прекращалъ усердствованіе непрошенныхъ спасителей отечества. Бѣлинскій во всякомъ случаѣ долженъ былъ признать его превосходнымъ, потому что въ его собственныхъ статьяхъ перваго періода прославленіе мудрости правительства является одною изъ наиболѣе характеристичныхъ сторонъ его общественнаго міросозерцанія.
Но съ Бѣлинскимъ, каждый разъ, когда онъ заговаривалъ о «Современникѣ», происходило нѣчто болѣзненное: что-то ему бросалось въ голову, и онъ терялъ самообладаніе, дѣлалъ эстетическіе промахи (см. прим. 6) и становился придирчивымъ и несправедливымъ. Мало того, нельзя даже положиться на его чисто-фактическія указанія. Такъ онъ цитируетъ изъ статьи Вяземскаго фразу: «провинціалъ-выскочка (?) не смѣетъ присѣсть иначе, какъ на копчикъ стула». Конечно, совершенно справедливо поставленъ здѣсь негодующій вопросительный знакъ. Почему провинціалъ есть выскочка, что за нестерпимое столично-свѣтское высокомѣріе? Но въ дѣйствительности Вяземскій нимало не повиненъ въ этомъ высокомѣріи. Бѣлинскій въ порывѣ негодованія измѣнилъ знаки препинанія и выбросилъ слова, такъ что получился не тотъ смыслъ. У Вяземскаго сказано: «Посмотрите на провинціала, на выскочку: онъ не смѣетъ присѣсть иначе, какъ на кончикъ стула» (стр. 296) и въ этомъ видѣ тутъ просто констатируется фактъ. Но если еще невѣрное цитированіе фразы можно объяснить частымъ у Бѣлинскаго запамятованіемъ (ср. I, прим. 202; II, прим. 33 и 401), то уже нѣчто прямо непонятное представляетъ собою въ концѣ замѣтки утвержденіе Бѣлинскаго, что «свѣтскій» критикъ «Современника», соблазнившись «мыслію Скриба, что въ литературѣ всегда отражается прошедшее, а не настоящее состояніе общества, такъ восхитился ею, что уцѣпился за нее обѣими руками, теребитъ ее такъ и сякъ, и прилагаетъ кстати и не кстати къ русской литературѣ. Если повѣрить ему» и т. д. (стр. 62).
Тутъ Бѣлинскому прямо что-то попритчилось. Вяземскій не только не уцѣпился обѣими руками за мысль Скриба, не только не «теребитъ ее такъ и сякъ», а вовсе ее даже не высказываетъ. Ничего и приблизительно похожаго въ статьѣ Вяземскаго нѣтъ, и тутъ просто произошла фактическая ошибка. Бѣлинскій гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ вычиталъ нѣчто подобное и приписалъ его Вяземскому, который, напротивъ того, какъ мы видѣли изъ приведеннаго выше конца статьи его, считаетъ «Ревизора» картиной злоупотребленій современныхъ и радуется тому, что правительство допускаетъ «исправлять ихъ оружіемъ насмѣшки».
Невѣрнымъ цитированіемъ одной фразы и совершенно непонятнымъ приписываніемъ Вяземскому мысли, которой у него нѣтъ и помина, не ограничиваются, однако, великія странности взволнованной статейки Бѣлинскаго. Есть въ ней еще одна «странность», къ которой надо было бы отнестись какъ къ прямому извращенію, если бы не высоко-благородное настроеніе, которымъ оно продиктовано. Да. поистинѣ великолѣпна отповѣдь, здѣсь данная литературной великосвѣтскости, и по силѣ страстнаго паѳоса и негодованія статейка принадлежитъ къ самымъ блестящимъ страницамъ, написаннымъ Бѣлинскимъ. Но, увы! все это ничѣмъ не заслужено «свѣтскимъ» критикомъ, его съ негодованіемъ поучаютъ какъ разъ тому, что онъ же и говоритъ. Вотъ все то мѣсто, изъ котораго Бѣлинскій вырвалъ нѣсколько фразъ и далъ имъ совершенно несоотвѣтствующее намѣреніямъ Вяземскаго освѣщеніе:
«Есть критики, которые недовольны языкомъ комедіи. ужасаются простонародности его, забывая, что языкъ сей свойствененъ выведеннымъ лицамъ. Тутъ авторъ не суфлеръ дѣйствующихъ лицъ, не онъ подсказываетъ имъ свои выраженія: авторъ стенографъ. Вѣроятно, можно найти нѣкоторыя неисправности, сорвавшіяся съ пера писателя; но смѣшно же грамматически ловить слова въ комедіи. Главное въ писателѣ есть слогъ: если онъ имѣетъ выразительную физіономію, на коей отражаются мысль и чувство писателя, то сочувствіе читателей живо отзывается на голосъ его. Можетъ быть, словоловы и нравы, и языкъ г. Гоголя не всегда безошибоченъ, но слогъ его вездѣ замѣчателенъ. Впрочемъ трудно и угодить на литературныхъ словолововъ, У котораго-то изъ нихъ уши покраснѣли отъ выраженій: супъ воняетъ, чай воняетъ рыбою. Онъ увѣряетъ, что теперь и порядочный лакей того не скажетъ. Да мало-ли того, что скажетъ и чего не скажетъ лакей? Не ужели писателю ходить въ лакейскія справляться, какія слова тамъ въ чести и какія не въ употребленіи. Такъ? если онъ описываетъ лакейскую сцену; но иначе къ чему же? Напримѣръ, Осипъ въ „Ревизорѣ“ говоритъ чисто лакейскимъ языкомъ, лакея въ немъ слышимъ деревенскаго, который прожилъ нѣсколько времени въ столицѣ: это дѣло другое. Впрочемъ критикъ можетъ быть и правъ;, въ этомъ случаѣ мы спорить съ нимъ не будемъ. Порядочный лакей, то-есть, что называется un laquai endimmanché точно, можетъ быть постыдится сказать: воняетъ, но порядочный человѣкъ, то-есть благовоспитанный, смѣло скажетъ это слово и въ гостиной и предъ дамами. Извѣстно, что люди высшаго общества гораздо свободнѣе другихъ въ употребленіи собственныхъ словъ. жеманство, чопорность, щепетность, оговорки, отличительные признаки людей, не живущихъ въ хорошемъ обществѣ, по желающихъ корчить хорошее общество. Человѣкъ, въ сферѣ гостиной рожденный, въ гостиной — у себя, дома: садится-ли онъ въ кресла? онъ садится какъ въ свои кресла, заговоритъ-ли? онъ не боится проговориться. Посмотрите на провинціала, на выскочку.онъ не смѣетъ присѣсть иначе, какъ на кончикѣ стула: шевелитъ краемъ губъ, кобенясь, извиняется вычурными фразами нашихъ нравоучительныхъ романовъ, не скажетъ слова безъ прилагательнаго, безъ оговорки. Вотъ отъ чего многіе критики наши, добровольно подвизаясь на защиту хорошаго общества и ненарушимости законовъ его, попадаютъ въ такіе смѣшные промахи, когда говорятъ, что такое-то слово неприлично, такое-то выраженіе невѣжливо. Охота имъ мѣшаться не въ свои дѣла! Пускай говорятъ они о томъ, что знаютъ; рѣдко будетъ имъ случай говорить, — это правда, но зато могутъ говорить дѣльнѣе. Можно быть очень добрымъ и разсудительнымъ человѣкомъ и не имѣть доступа въ высшее общество. Смѣшно хвастаться тѣмъ, что судьба, что рожденіе приписали васъ къ этой области; но не менѣе смѣшно, если не смѣшнѣе, не уроженцу, или не получившему права гражданства въ ней, толковать о нравахъ, обычаяхъ и условіяхъ ея. Что вамъ за нея рыцарствовать? Эта область сама умѣетъ стоять за себя, сама умѣетъ приводить въ дѣйствіе законы своего покровительства и острацизма. Все это не журнальное дѣло. У васъ уши вянуть отъ языка „Ревизора“; а лучшее общество сидитъ въ ложахъ и въ креслахъ, когда его играютъ; брошюрка „Ревизора“ лежитъ на модныхъ столикахъ работы Гамбса. Не смѣшно-ли, не жалко-ли съ желудкомъ натощакъ гнѣваться на повара, который позволилъ себѣ поставить недовольно утонченное кушанье на столъ, за коимъ нѣтъ намъ прибора?…
Итакъ, Вяземскій самъ же и говоритъ, что не „журнальное дѣло“ заниматься свѣтскими приличіями и еще гораздо рѣшительнѣе, чѣмъ его жестокій критикъ заявляетъ, что „смѣшно хвастаться“ своею принадлежностью къ большому свѣту. При сколько-нибудь спокойномъ отношеніи Бѣлинскій могъ бы статьею Вяземскаго воспользоваться только для того, чтобы лишній разъ вышутить Сенковскаго и Булгарина и показать имъ, какъ они смѣшны со своими притязаніями на хорошій тонъ.
63) „Телескопъ“ 1835, т. 30, № 24. Точной даты цензур. разрѣшенія мы не могли установить, потому что въ экз. Публичн. Библіотеки (единственномъ въ Петербургѣ полномъ) обложки отдѣльныхъ No и этого и другихъ томовъ сорваны. Номеръ страшно запоздалъ — вышелъ въ октябрѣ 1836 г.; это былъ послѣдній недоданный за 1835 г. No и вмѣстѣ съ тѣмъ послѣдній)» «Телескопа» вообще. Вслѣдъ затѣмъ журналъ былъ прекращенъ. См. т. I, стр. 405.
64) Рѣчь о статьѣ Андроссова (подъ заглавіемъ «Какъ пишутъ критику», въ «Моск. Набл.» 1836, т. VI) въ защиту «Исторіи поэзіи» Шевырева противъ нападокъ Сенковскаго. Бѣлинскій въ значительной степени сгустилъ краски въ передачѣ мыслей Андроссова. Вотъ что собственно говоритъ послѣдній:
"Что же касается до того, что всѣ вѣка равно способны для всѣхъ родовъ поэзіи, какъ утверждаетъ нашъ критикъ, то съ этимъ нельзя не согласиться: стоить только разсмотрѣть быть и состояніе общества, хоть, напримѣръ, у насъ, въ то время, когда ставили на правежъ, когда нужно было объяснять закономъ, что такое ассамблеи, или что такое юрналъ, и время теперешнее. Я не знаю, больше ли истинной поэзіи въ произведеніяхъ нашего времени, чѣмъ, напримѣръ, въ этой пѣсенкѣ:
Какъ у нашего двора
Пріукатана гора;
Ахъ! не Карпъ ее каталъ,
И не Карпова жена.
Нѣтъ, каждый вѣкъ имѣетъ свои потребности, свои страсти, свои чувства, это правда; но не съ каждою потребностію, не съ каждымъ чувствомъ гармонируетъ духъ безсмертный, воплощающій себя въ произведеніяхъ мысли. Есть вѣка чисто-матеріальные, эпохи чисто-животныя; въ жизни каждаго народа есть такое время, когда вся его умственная дѣятельность обращена бываетъ на удовлетвореніе тѣхъ нуждъ, которыя исключительно обнаруживаются подъ вліяніемъ инстинкта каждаго организма сохранить, удержать свое отдѣльное существованіе. Народъ есть, живой организмъ, и до тѣхъ поръ, пока элементы его существованія не пришла еще въ такія соотношенія, которыя утрачивали бы уже его жизнь, до тѣхъ поръ всѣ они постоянно будутъ устремлены на то, чтобы выработать средства для самосохраненія. И мы напрасно будемъ искать въ этомъ періодѣ жизни народной слѣдовъ чувства, мысли, фантазіи: явленій нѣтъ, потому что не было причины. Или, повторяю, мы отыщемъ ихъ въ событіяхъ, въ правительственныхъ постановленіяхъ, въ законахъ. Мы найдемъ не чувство, но борьбу его, не мысль, но употребленіе мысли, не фантазію, но средства, которыми она всегда располагаетъ. Чистой, безотносительной, такой дѣятельности, которою бы онѣ наслаждались, не будетъ. Можетъ быть, Поэзія въ дѣйствіи — это другое дѣло: тутъ можетъ быть создано содержаніе для будущей Поэзіи — опять такъ; но сама но себѣ эта эпоха всего менѣе заботится о поэзіи. Вотъ почему при всѣхъ переломахъ общественныхъ, при всякомъ разрушеніи отношеніи общественныхъ элементовъ, энтузіазмъ подавляетъ вдохновеніе, идеи поглощаютъ мысли, дѣйствіе уничтожаетъ слово. Тутъ сила, неостановочно дѣйствующая въ природѣ человѣка, переходить въ распоряженіе чисто побужденій матеріальныхъ, эгоистическихъ жизни.
65) Обычная безмѣрность увлеченій Бѣлинскаго и силы охватывавшихъ его настроеній. «Тотъ подлъ, кто не улучшается ежеминутно» — такой фразы не рѣшится произнесть и самый напыщенный святоша. Но ее безтрепетно и съ глубокою убѣжденностью произнесъ Бѣлинскій, потому что самъ онъ въ то время весь отдавался порыву къ самоусовершенствованію. Когда мы ознакомимся съ письмами, относящимися къ этому періоду, съ его глубокимъ и мучительнымъ сознаніемъ своихъ мнимыхъ несовершенствъ, мы поймемъ, что это крикъ сердечной боли и увѣщеваніе самого себя.
66) Въ тридцатыхъ годахъ и Бѣлинскій, и друзья его благоговѣйно относились къ молитвѣ. Религіозный Стaнкевичъ, судя по его перепискѣ, несомнѣнно творилъ молитву ежедневно. И даже относительно въ общемъ свободомыслящаго кружка Герцена и Огарева Анненковъ разсказываетъ такой фактъ. Въ 1839 г. возвращенный изъ Вятки Герценъ и его жена свидѣлись во Владимірѣ съ только-что женившимся Огаревымъ. «Восторженное душевное состояніе достигло на этомъ свиданіи своего апогея. Радость, охватившая друзей, перешла въ религіозный экстазъ. Всѣ четверо были молоды, счастливы и, несмотря на опальное свое положеніе, исполнены надеждъ на себя, на будущее свое, на предстоящую имъ дорогу въ жизни. Они искала, куда излить избытокъ своихъ ощущеній. По предложенію Огарева, они пали ницъ всѣ четверо передъ распятіемъ, принося благодарный молитвы и потомъ въ слезахъ расцѣловались другъ съ другомъ». («Анненковъ и его друзья». Спб. 1899, стр. 70).
67) Статья о книгѣ Дроздова писана во время пребыванія Бѣлинскаго въ деревнѣ Бакуниныхъ, осенью 1836 г. Намъ придется въ IV томѣ подробнѣе сказать объ этомъ пребываніи и объ увлеченіи Бѣлинскаго философіею, впервые сказавшемся въ настоящей статьѣ. Здѣсь отмѣтимъ пока, что Бѣлинскій впослѣдствіи опредѣлялъ философское гастроеніо, владѣвшее имъ, когда онъ писалъ о Дроздавѣ, какъ «фихтеанство» (Пыпинъ, I, глаза IV въ разныхъ мѣстахъ). Это, конечно, вѣрно въ общихъ чертахъ. Бѣлинскій самъ не читалъ Фихте, но изученіемъ Фихте занимался тогда Михаилъ Бакунинъ, и тотъ, какъ выражался Бѣлинскій, его «втащилъ въ фихтіянскую отвлеченность». Это уничтожило въ его понятіи «цѣпу опыта и дѣйствительности», выясненію второстепеннаго значенія которыхъ посвящено начало статьи. Бѣлинскій вполнѣ усвоилъ себѣ фихтеанскую терминологію съ его противопоставленіемъ «нашего Я» внѣшнимъ предметамъ, съ его провозглашеніемъ самодѣятельности разума, съ его убѣжденіемъ, что «міръ можетъ быть понятъ только, изъ духа, а духъ только изъ воли» (Фалькенбергъ, Исторія Новой Философіи, стр. 369) и т. д. Усвоилъ онъ все это со свойственною ему способностью органически проникаться всѣмъ тѣмъ, что его глубоко захватывало («я уцѣпился за фихтіянскій взглядъ съ энергіею, съ фанатизмомъ») и усвоилъ такъ, какъ усвоилъ чрезъ нѣсколько времени гегельянскую философію — со стороны удовлетворенія нравственныхъ запросовъ своихъ. Вотъ почему въ статьѣ нѣтъ ничего отвлеченнаго, вотъ почему Бѣлинскій такъ быстро перешелъ отъ разсужденій о разумѣ и опытѣ къ вопросамъ морали.
По высокому паѳосу заключительныхъ страницъ статья о Дроздовѣ принадлежитъ къ самымъ вдохновеннымъ изліяніямъ великаго сердца Бѣлинскаго. Дальше, ознакомившись съ «бакунинскимъ» періодомъ его жизни, мы увидимъ, что эта писанная въ деревнѣ Бакуниныхъ лирическая пѣснь создалась въ одинъ изъ немногихъ свѣтлыхъ моментовъ личной жизни Бѣлинскаго, когда все кругомъ представлялось ему въ волшебномъ освѣщеніи его собственнаго радостно-повышеннаго настроенія.
Въ своихъ статьяхъ о первомъ періодѣ жизни Бѣлинскаго («Великое Сердце» въ «Русск. Богат.» 1898 г.) мы, между прочимъ, говоримъ:
Ознакомившись со всѣми «горестными обстоятельствами нашего несчастнаго семейства», какъ выразился Бѣлинскій въ письмѣ къ брату Константину, и принявъ во вниманіе душевное ничтожество матери, братьевъ и сестры, мы снова должны себѣ поставить вопросъ какъ могъ выдти изъ такой среды Бѣлинскій? Даже совершенно несоотвѣтствующее дѣйствительности превращеніе Григорія Никифоровича (отца) въ мученика за свой скептизмъ и критическое отношеніе къ окружающей средѣ, не объясняетъ того, что составляетъ главную силу Бѣлинскаго — восторгъ и жажду активнаго противодѣйствія. Кто передалъ ему эти основныя качества его души?
Отвѣтъ, какъ кажется, даютъ нѣсколько строкъ въ воспоминаніяхъ о семьѣ Бѣлинскаго:
«Дѣдъ Виссаріона, о. Никифоръ, выростивъ дѣтей, провелъ остатокъ жизни въ молитвѣ; въ преданіяхъ семьи осталась почтительная память о его благочестивой жизни; его считали праведникомъ. Удалившись отъ своихъ, онъ жилъ въ кельѣ аскетическою жизнью».
Вотъ это настоящій источникъ духовнаго облика Бѣлинскаго. Праведникъ-дѣдъ возродился въ праведникѣ-внукѣ, какъ ни странна съ перваго взгляда связь между аскетомъ-монахомъ и разрушителемъ «отжилыхъ вѣрованій». Но это противорѣчіе поверхностное и никакого внутренняго противорѣчія въ себѣ не заключаетъ. Важно не содержаніе, а общій строй, душевный типъ, степень воодушевленія и жажды подвига. Запасъ и свойства идеализма всегда одни и тѣ же въ человѣчествѣ и условія времени вліяютъ только на проявленія. Эволюціонируютъ формы, но не сущность. Дѣдъ пошелъ въ келью, внукъ остался въ міру и впослѣдствіи прослылъ «скептикомъ», но порывъ къ тому, въ чемъ каждый видѣлъ спасенье души, въ нихъ одинъ и тотъ же. Различны пути, по которымъ шли дѣдъ и внукъ, но направлялись они къ одной и той же цѣли — къ исполненію того, что каждый изъ нихъ считалъ священнымъ завѣтомъ. Дѣдъ, конечно, не зналъ мукъ сомнѣній, не переживалъ драмы поисковъ опредѣленнаго идеала. На его долю выпало счастіе непосредственной, ясной вѣры. Но и вѣра внука въ тѣ моменты, когда онъ приходилъ къ опредѣленному выводу, была не менѣе ясна. И его душа въ эти моменты сладко замирала при сознаніи, что ему открывается смыслъ жизни, и его душа наполнялась истинно-молитвеннымъ восторгомъ. Онъ славословилъ съ неменьшею убѣжденностью, чѣмъ дѣдъ, и экстазъ его статей и писемъ не уступалъ экстазу молитвъ и каноновъ дѣда.
Кто обвинить насъ въ преувеличеніи, прочитавъ статью о Дроздовѣ? Есть педагоги, которые до сихъ поръ противятся допущенію Бѣлинскаго въ школьныя библіотеки, опасаясь, что онъ подорветъ какія-то основы. Приглашаемъ ихъ указать во всей русской литературѣ страницы, болѣе возвышенно понимающія христіанство, болѣе заражающія своею религіозностью въ лучшемъ смыслѣ этого слова.
68) Заглавный листокъ грамматики воспроизведенъ нами фотоцинкографическимъ способомъ и представляетъ такимъ образомъ точную копію подлинника. Самая же грамматика напечатана въ нашемъ изданіи болѣе убористымъ шрифтомъ: въ подлинникѣ стр. 163. Нѣкоторыя явныя опечатки мы измѣнили вотъ какъ:
|
|
|
||
| 1) | Дѣепричастіе | Дѣепричастіе. | |
| Настоящ. Купа-вши-сь | Купа-я-сь ! | Стр. 170. | |
| Прош. Купа-вши-съ | Купа-вши-сь | ||
| 2) |
Прошед. время Молч-ите. |
Повелительная форма Молч-ите |
Стр. 171 |
| 3) | Прошед. время | Повелительная форма | 1 стр- 172. |
| Уч-ите-сь. | Уч-ите-сь | ||
| 4) | Божіихъ: нач. большій. | 5) Божіихъ: нач. божій. |
На стр. 177 по нашему изд. въ числѣ союзовъ изъяснительныхъ (строка 9) фигурируетъ какъ гудьбы. Надо думать, что это опечатка вмѣсто какъ будто бы…..
Запрещеніе «Телескопа» (см. т. I, стр. 405) оставило Бѣлинскаго безъ всякихъ средствъ. Началъ онъ подыскивать себѣ работу, завязались-было сношенія о сотрудничествѣ и съ Пушкинскимъ «Современникомъ» и съ «Литер. Прибавл. къ Русск. Имп.» Краевскаго, да ничего изъ этого не выходило. Тогда Бѣлинскій рѣшилъ окончательно обработать свою грамматику, съ планомъ которой носился уже много лѣтъ. Онъ считался докой по части грамматики еще въ гимназіи. Фактъ совершенно исключительный — ему, уволенному за «нехожденіе» изъ третьяго (предпослѣдняго) класса второгоднику, начальство пензенской гимназіи тѣмъ не менѣе временно поручило въ 1829 преподаваніе русскаго языка въ 1-мъ классѣ. И судьбѣ угодно было, чтобы въ числѣ учениковъ Бѣлинскаго оказался будущій основатель русской научной грамматики — Буслаевъ. (См. его «Воспоминанія» въ «Вѣстн. Евр.» 1890 г. № 11, стр. 9—10) Съ переѣздомъ въ Москву Бѣлинскій постоянно занимался преподаваніемъ русскаго языка, а послѣ исключенія изъ университета совсѣмъ было уже устроилось его назначеніе учителемъ въ Сѣверо-Западный край. Бѣлинскій и самъ считалъ себя спеціалистомъ по преподаванію русскаго языка и университетскіе товарищи относились съ уваженіемъ къ его грамматическимъ знаніямъ. Этимъ объясняются большія и увѣнчавшіяся успѣхомъ (1838) хлопоты (знавшаго его по отзывамъ сына) С. Т. Аксакова объ опредѣленіи неимѣвшаго формальныхъ правъ Бѣлинскаго учителемъ Константиновскаго Межевого Института. Уже въ 1834 г. Бѣлинскій приступилъ къ составленію своей грамматики; о ней говорится въ письмѣ къ нему отъ этого времени его друга и университетскаго товарища П. Я. Петрова, впослѣдствіи извѣстнаго оріенталиста (Пыпинъ, I, 208). Къ тому же 1834 г. относится извѣстная намъ обширная рецензія о грамматикѣ Калайдовича (II, № 41) и непоявившійся въ печати переводъ грамматики Сильвестра де-Саси (II, № 42). Въ письмѣ отъ 30-го мая 1836 г. Станкевичъ спрашиваетъ Бѣлинскаго: «пошла-ли въ ходъ твоя грамматика»? («Переписка», стр. 175), изъ чего можно заключить, что Бѣлинскій уже приступалъ тогда къ окончательной отдѣлкѣ своего труда. Но у него еще слишкомъ много было работы по «Молвѣ» и «Телескопу», и только съ закрытіемъ ихъ онъ употребилъ свой невольный досугъ на изданіе грамматики. Она быстро была закончена, вѣроятно въ одинъ-два мѣсяца, судя по тому, что уже 8 апр. 1837 г. книга была пропущена цензурой, а этому предшествовало представленіе книги попечителю москов. округа. Бѣлинскій надѣялся, что она будетъ признана подходящимъ учебникомъ и будетъ напечатана на казенный счетъ. Въ этомъ онъ видѣлъ единственный для себя «якорь спасенія» (Пыпинъ, I, 208). Но ожиданія его не оправдались, книгу не одобрили. Тогда Бѣлинскій напечаталъ ее у знакомаго по «Молвѣ» типографщика Степанова на собственный счетъ и въ довольно значительномъ количествѣ экземпляровъ {А. В. Старчевскій подарилъ намъ одинъ довольно интересный литературно-торговый документъ — книгу подаваемыхъ заказчикамъ счетовъ москов. типографіи Николая Степанова. Типографія работала на лучшихъ московскихъ писателей: Надеждина, Полевого, Загоскина, Погодина, Аксакова, проф. Павлова и др., и въ книгѣ имѣются всѣ поданные имъ счета. Счета интересны тѣмъ, что указываютъ въ какомъ количествѣ печатались книги. Когда-нибудь мы извлечемъ то, что есть въ книгѣ любопытнаго, а покамѣстъ возьмемъ
1. Основаніе русской Грамматики 2430 экз. 10¾ листовъ по 35 р. за листъ 376 25
2. Бумаги употребле: 56 5/8 стопъ по 7 р. 50 к 424 68
3. На 100 экз: Бѣлой бумаги 2½ ст. по 13 р 32 50
4. Обертокъ 2500 по 2 к. 50 —
5. Бумаги оберточ: 2 сто: по 12 р. 30 —
Итого 914 43
Маія 30 дня 1837-го.
Счетъ, конечно, на ассигнаціи.}, все еще надѣясь, что она пойдетъ въ публикѣ. Но, какъ и надо было ожидать, надежды его были обмануты. О стараніяхъ Полевого что-нибудь сдѣлать для ея распространенія См. примѣч. 74.
Грамматика Бѣлинскаго была не такого рода, чтобы имѣть успѣхъ. Не могла она, напр., конкурировать съ ходовою тогда грамматикою Греча, хотя научныя ея достоинства были никакъ не ниже Гречевской. Грамматика Бѣлинскаго написана слишкомъ отвлеченно, и мѣстами прямо недоступна ученику. Несмотря, однако, на отвлеченность, порою страстный темпераментъ автора прорывается и сквозь суть грамматическихъ правилъ (для примѣра можно указать опредѣленіе понятія о словѣ, на стр. 82).
Своею грамматикою Бѣлинскій не занялъ сколько-нибудь замѣтнаго мѣста въ русской филологіи. Но это уже была не его вина. Научная грамматика тогда только что начиналась и человѣкъ, наиболѣе содѣйствовавшій ея упроченію въ Россіи и недавній ученикъ Бѣлинскаго — Буслаевъ въ 1837 г. еще сидѣлъ на студенческой скамьѣ. Бѣлинскій же учился и интересовался грамматикою въ эпоху, когда грамматика была наукою по преимуществу логическою и выводы зависѣли не отъ матеріала, привлекаемаго къ разсмотрѣнію и метода его изслѣдованія, а отъ индивидуальной наблюдательности и способности обобщать. Если съ нынѣшней точки зрѣнія огромныхъ успѣховъ научной грамматики грамматика Бѣлинскаго кажется произведеніемъ малонаучнымъ и даже диллетантскимъ, то то-же впечатлѣніе производятъ и многія считавшіяся въ свое время весьма цѣнными научныя сочиненія, напр., «Филологическія наблюденія» Павскаго. Не будучи спеціально знакомымъ съ исторіею русскихъ грамматическихъ изученій, мы обратились къ проф. С. К. Вуличу съ просьбою дать сравнительный отзывъ о грамматикѣ Бѣлинскаго, т.-е. не сопоставляя его съ научнымъ движеніемъ, начало котораго относится къ сороковымъ годамъ, а съ трудами 20-хъ и 30-хъ годовъ, напр., съ Гречемъ. И вотъ почтенный филологъ высказался, что грамматика Бѣлинскаго во всякомъ случаѣ не ниже Гречевской грамматики. А вѣдь послѣдняя доставила автору звапіе члена-корреспондевта Академіи Наукъ.
Лучшимъ, однако, показателемъ того, что для своего времени грамматика была явленіемъ довольно виднымъ, могутъ служить современные отзывы. Ихъ появилось три. Самый коротенькій принадлежитъ Сенковскому. («Библ. д. Чт.» 1837, т. 23, отд. VI, стр. 18):
«Съ удовольствіемъ замѣчаемъ появленіе новой Русской грамматики. Мы не думаемъ, чтобы трудъ Г. Бѣлинскаго годился „для первоначальнати обученія“, уже и потому, что онъ слишкомъ огроменъ; но тутъ есть много цѣльнаго и мы воспользуемся этимъ предлогомъ, когда выйдутъ остальныя части, чтобы поговорить о предметѣ».
При крайней обостренности отношеній между Бѣлинскимъ и «Библ. д. Чт.» нельзя не признать этотъ отзывъ чрезвычайно благопріятнымъ.
Самый обширный отзывъ принадлежитъ Константину Аксакову. Онъ появился въ «Москов. Наблюдателѣ» 1839 г., № 1 и перепечатанъ во II т. сочиненій Аксакова (М. 1875). Было бы большою ошибкою придавать какоебы то ни было значеніе тому, что отзывъ написанъ ближайшимъ тогда другомъ Бѣлинскаго, да еще въ редактируемомъ Бѣлинскимъ журналѣ. Надо неимѣть никакого представленія о Константинѣ Аксаковѣ, этомъ «Бѣлинскомъ славянофильства», чтобы хотя на одну минуту допустить, что онъ изъ какихъ-нибудь постороннихъ соображеній сталъ бы говорить не то, въ чемъ глубоко былъ убѣжденъ. Къ тому же статья-то вся сплошь полемическая. Рецензентъ все время споритъ съ «ошибкой автора». Тѣмъ цѣннѣе, конечно, приступъ Аксакова къ разбору грамматики: «Итакъ, прежде всего посмотримъ, какъ г. Бѣлинскій въ своей грамматикѣ, книгѣ примѣчательной въ нашей ученой литературѣ, отвѣчалъ на этотъ первый вопросъ». (Соч., II, стр. 5).
Если принять во вниманіе, что Аксаковъ недавно блестяще окончилъ университетъ и готовилъ магистерскую диссертацію по русскому языку, то отзывъ его становится очень интереснымъ.
Въ существенныхъ чертахъ мы воспроизведемъ обширный разборъ Аксакова (около 20 стр.) въ XII т. настоящаго изд. Тамъ же воспроизведемъ менѣе обширный, но тоже довольно обстоятельный разборъ, появившійся въ №№ 36 и 37 «Литер. Прибавленій къ Русск. Инвалиду» 1837 г. Статья не подписана, но несомнѣнно принадлежитъ человѣку очень компетентному (едва ли не Галахову). Рецензентъ находитъ, что «грамматика г. Бѣлинскаго есть пріятное явленіе въ нашей литературѣ, бѣдной хорошими книгами для первоначальнаго обученія и съ большою пользою можетъ быть употреблена преподавателями Русскаго языка, несмотря на существующія уже руководства гг. Греча и Востокова» (стр. 353). Основнымъ достоинствомъ книги онъ считаетъ дѣйствительно очень характерный для нея «логизмъ», т.-е. стремленіе установить «тѣсную связь выражающаго съ выражаемымъ, словъ съ понятіемъ». «Авторъ грамматики, излагающій особенности какого-нибудь языка и въ то же время обнаруживающій ея отношенія къ логикѣ, достигаетъ двоякой цѣли: научаетъ дѣтей правильному употребленію языка и развиваетъ ихъ способности. Г. Бѣлинскій оцѣнилъ важность подобной заслуги: у него, отъ первой страницы, объясненіе понятія и сужденія предшествуетъ опредѣленію и раздѣленію грамматики, опредѣленіямъ и раздѣленіямъ словъ; при всякомъ случаѣ открываетъ онъ, что основаніе словесныхъ формъ заключается въ формахъ мышленія, что, не видя участія мысли въ ея вещественномъ проявленіи, ученикъ будетъ смѣшивать слова съ предметами и понятіями» (стр. 353). Заканчивается рецензія тѣмъ, что «раціональная, основанная на твердыхъ началахъ „Грамматика“ г-на Бѣлинскаго составляетъ довольно значительное пріобрѣтеніе науки о Русскомъ Словѣ» (стр. 363).
69—72) О томъ, что эти рецензіи, предназначенный для «Литер. Приб. къ Русск. Имп.», были написаны, можно догадываться по перепискѣ между Краевскимъ и Бѣлинскимъ, хранящейся въ Публичной Библіотекѣ и напечатанной въ ея «Отчетѣ» за 1889 г. (Приложенія). Письма (отъ января и февраля 1837) будутъ своевременно напечатаны въ XI томѣ.
73) Въ письмѣ отъ 1 ноября 1837 г. Бѣлинскій писалъ одному изъ своихъ друзей:
«Теперь я началъ „Переписку двухъ друзей“ — большое сочиненіе, гдѣ въ формѣ переписки и въ формѣ какого-то полу-романа будутъ высказаны всѣ тѣ идеи о жизни, которыя даютъ жизнь и которыя, безъ полемики, должны разоблачить Шевырева и подобныхъ ему».
Дальше идетъ довольно подробный планъ «Переписки» (Пыпинъ, I, стр. 192—93). Письмо своевременно будетъ напеч. въ XI томѣ. «Переписка» "два ли подвинулась дальше перваго письма, о которомъ Бѣлинскій сообщаетъ, что оно «почти написано».
74) «Сѣв. Пчела» 1838 г. Неожиданное появленіе Бѣлинскаго въ газетѣ Греча и Булгарина является однимъ изъ эпизодовъ исторіи его отношеній къ Полевому, начавшихся съ пламеннаго поклоненія, затѣмъ перешедшихъ въ столь же пламенное преслѣдованіе и только послѣ смерти Полевого принявшихъ форму вполнѣ вѣрнаго опредѣленія исторической роли, сыгранной Полевымъ.
Мы уже знакомы съ началомъ личныхъ сношеній Бѣлинскаго съ Полевымъ (II, примѣч. 131). Восторженное письмо молодого редактора очень растрогало Полевого, и онъ благодарилъ Бѣлинскаго за то, что его «благосклонная рука потрепала лавры старика». Съ тѣхъ поръ между ними установилась самая тѣсная дружба, и личная и печатная (II, прим. 59, 405, 438), длившаяся до начала 1838 года, когда изъ-за статьи о Гамлетѣ произошло нѣкоторое охлажденіе. Одновременно Полевой, угнетенный своими дурными обстоятельствами, «поумнѣлъ» и сблизился съ Булгаринымъ и Гречемъ. Это сразу измѣнило отношеніе къ нему Бѣлинскаго. Онъ постепенно начинаетъ нападать на Полевого. Однако, ожесточенный характеръ нападки пріобрѣтаютъ только въ началѣ 40-хъ годовъ, когда между Бѣлинскимъ и Полевымъ образовалась глубокая идейная пропасть. Бѣлинскій, отрѣшившійся къ тому времени отъ слѣпого поклоненія «действительности», возненавидѣлъ теперь недавняго борца за свободу мысли какъ человѣка, отдавшаго свой талантъ на служеніе темнымъ силамъ русской жизни.
Нашелся, однако, человѣкъ, который, оставивъ въ сторонѣ эту идейную сторону, истолковалъ перемѣну отношенія Бѣлинскаго какъ «отмастку»! За то, что вся статья о Гамлетѣ, какъ мы сейчасъ узнаемъ, не могла появиться въ «Сѣв. Пчелѣ», во главѣ которой на короткое время сталъ Половой, Бѣлинскій ему въ теченіе восьми лѣтъ неутомимо мстилъ, гдѣ и какъ только могъ! Объясненіе необыкновенно правдоподобное.
Но человѣкъ, рѣшившійся бросить это болѣе смѣхотворное, чѣмъ раздражающее обвиненіе — не кто-нибудь. Оно принадлежитъ брату издателя «Моск. Телеграфа» Ксенофонту Полевому, который и самъ былъ близокъ съ Бѣлинскимъ, расхвалившимъ его «Ломоносова» (III, ст. № 209) и какъ будто факты приводитъ. Его надо непремѣнно выслушать.
Вотъ какъ въ «Запискахъ» Ксенофонта Полевого разсказывается исторія отношеній Бѣлинскаго къ братьямъ Полевымъ:
Къ этому времени относится знакомство Николая Алексѣевича съ Бѣлинскимъ[7], который былъ нѣсколько лѣтъ жаркимъ его поклонникомъ, а потомъ — озлобленнымъ, непримиримымъ врагомъ. Я не знаю первоначальной жизни Бѣлинскаго; знаю только, что онъ былъ въ положеніи самомъ невыгодномъ, даже бѣдственномъ, когда началъ свое литературное поприще критическими статейками въ журналахъ Надеждина. Отчасти онъ самъ былъ причиною своего печальнаго положенія: не уживался ни съ кѣмъ, былъ вспыльчивъ, задоренъ и самолюбивъ до невообразимой степени. Подтвержденіемъ этого служитъ та исторія, которая заставила его выйдти изъ университета. Онъ написалъ какую-то часть русской грамматики, признавая, что всѣ писавшіе до него объ этомъ предметѣ ничего не смыслили. Съ рукописью своего опыта грамматики явился Бѣлинскій къ тогдашнему попечителю Московскаго университета, графу С. Г. Строганову, и сталъ объяснять ему, что онъ много трудился надъ грамматикой, открылъ въ ней новые законы и представляетъ г. попечителю часть своего труда. Просвѣщенный, искренній покровитель всякаго любознательнаго стремленія, особливо въ студентахъ подвѣдомаго ему университета, графъ С. Г. Строгановъ принялъ рукопись Бѣлинскаго очень благосклонно и сказалъ, что отдастъ разсмотрѣть ее свѣдущимъ людямъ. Когда, черезъ нѣсколько времени, Бѣлинскій явился узнать объ участи своего труда, графъ Строгановъ возвратилъ ему рукопись его, исписанную замѣчаніями довольно колкими, насмѣшливыми и сказалъ, что приговоръ людей ученыхъ неблагосклоненъ къ этому дѣтскому, поверхностному труду; что онъ даже удивляется, какъ Бѣлинскій вздумалъ представлять ему свой легкій опытъ за нѣчто образцовое, Бѣлинскій отвѣчалъ на этотъ отзывъ такъ, что уже не могъ болѣе оставаться въ университетѣ и бѣдствовалъ, находясь нѣсколько времени гувернеромъ при воспитанникахъ у г. Погодина, а потомъ сдѣлался сотрудникомъ Надеждина, который платилъ ему бездѣлицы за многорѣчивыя его статьи. Но въ этихъ статьяхъ, при всѣхъ ихъ недостаткахъ, была искренняя любовь къ просвѣщенію, были и мысли иногда очень вѣрныя, всегда смѣлыя, словомъ, въ нихъ виденъ былъ тотъ Бѣлинскій, который разросся впослѣдствіи до необыкновенныхъ размѣровъ въ хорошемъ, и въ дикомъ, нелѣпомъ. Опытный взглядъ Николая Алексѣевича угадалъ это въ первыхъ попыткакъ Бѣлинскаго, котораго тогда же назвалъ онъ нелѣпымъ; но, всегда цѣня любовь къ просвѣщенію и юношескій жаръ въ стремленіи къ лучшему, онъ приблизилъ его къ себѣ, любилъ бесѣдовать съ нимъ, познакомилъ его со мною, и вскорѣ Бѣлинскій сдѣлался постояннымъ гостемъ у брата моего и у меня. Эта пріязнь была совершенно безкорыстною какъ съ нашей, такъ и съ его стороны. Братъ мой, самъ опальный литераторъ, не могъ покровительствовать ему ни въ чемъ; а Бѣлинскій, безвѣстный юноша, не могъ оказать ему никакой услуги. Мы видѣли въ немъ только добродушную искренность и благородную пылкость во всѣхъ его стремленіяхъ; онъ, съ своей стороны, выражалъ намъ свои жалобы, свои сѣтованія на людей, на ихъ испорченность, пошлость и, конечно, находилъ утѣшеніе въ бесѣдѣ съ тѣми, кому такъ искренно открывалъ свою душу. Самолюбіе его еще не было затронуто.
Прервемъ здѣсь нѣсколько разсказъ, чтобы подчеркнуть ту увѣренность, съ которою Полевой сообщаетъ вещи, ничего общаго съ дѣйствительностью не имѣющія. Читатели настоящаго изданія знаютъ изъ I т. (стр. 137—141) подлинную исторію исключенія Бѣлинскаго изъ университета; исторію грамматики, которая написана послѣ участія въ журналѣ Надеждина, а не наоборотъ, какъ разсказано у Полевого, мы знаемъ изъ примѣчанія 68 настоящаго тома. Можно сказать про грамматику Бѣлинскаго все, что угодно, но никто никогда не аттестовалъ ее какъ «дѣтскій, поверхностный трудъ» и если ее не одобрили, то именно потому, что она слишкомъ серьезна. Во всякомъ случаѣ, столкновеніе изъ-за нея со Строгановымъ есть чистѣйшее сочиненіе и такимъ образомъ вся эта иллюстрація якобы необузданнаго самолюбія Бѣлинскаго разсѣивается какъ дымъ. Сообщивъ рядъ выдуманныхъ фактовъ о Бѣлинскомъ[8], Полевой затѣмъ разсказываетъ, что въ концѣ 1837 г. Смирдинъ задумалъ пріобрѣсти «Сѣвер. Пчелу», но съ тѣмъ непремѣннымъ условіемъ, чтобы во главѣ сталъ все еще очень популярный въ публикѣ Николай Полевой. Видимо дѣла газеты шли не очень бойко и владѣльцы ея — Булгаринъ и Гречъ — согласились. Согласился и Полевой, насильственно выброшенный изъ журналистики, и бодро сталъ собираться въ Петербургъ, гдѣ, кромѣ того, были также виды на то, что онъ станетъ и во главѣ «Сына Отечества».
«Въ это время Бѣлинскій оказывалъ ему самую жаркую приверженность, и едва ли не чаще всѣхъ бывалъ у него. Николаи Алексѣевичъ, видя его умъ и добрыя стремленія, желалъ оказать ему пособіе въ бѣдственномъ его положеніи и вмѣстѣ способствовать его успѣхамъ. Съ такими цѣлями онъ приглашалъ его писать для тѣхъ изданій, которыхъ готовился быть рсдакторомъ, и обѣщалъ переселить его въ Петербургъ, если откроется постоянное и выгодное для него занятіе. Бѣлинскій съ увлеченіемъ желалъ, чтобы это исполнилось, обѣщалъ самое искреннее сотрудничество и боялся только, что въ газетѣ слишкомъ тѣсны рамы для его статей, которыя любилъ онъ писать размашисто, многословно, и не умѣлъ укладываться въ опредѣленныхъ границахъ. „Что можно сказать въ фельетонѣ!“ говаривалъ онъ. „Иную мысль не разовьешь и въ книгѣ“, — прибавлялъ онъ, не зная искусства быть краткимъ и любя вводить въ свои разсужденія всякую посторонщину. Надѣялись отвратить какъ-нибудь это затрудненіе, отдѣливъ для Бѣлинскаго побольше мѣста въ „Сѣверной Пчелѣ“ и „Сынѣ Отечества“. Онъ умолялъ только объ одномъ: напечатать вполнѣ его статью о Гамлетѣ и Мочаловѣ, котораго признавалъ онъ геніальнымъ актеромъ. Онъ еще только сбирался писать эту статью, но говорилъ, что она выйдетъ объемиста, вѣроятно располагаясь разговориться въ ней de omui re seibili. Брать мой не могъ судить о ней, но на вѣру въ дарованіе и усердіе Бѣіипскаго обѣщалъ, что исполнить его желаніе. Можно ли было предполагать, что эта несчастная статья, никогда вполнѣ и не написанная (?), будетъ поводомъ для Бѣлинскаго къ непримиримой злобѣ и мщенію противъ того, кто оказывалъ ему столько радушія?
Николай Алексѣевичъ не говорилъ никому изъ знакомыхъ о днѣ своего отъѣзда, не желая, чтобы толпа провожала его и стѣсняла въ послѣдніе часы, которые хотѣлъ онъ посвятить родственной любви и дружбѣ. Такъ и случилось, что его никто не провожалъ; пришелъ только Бѣлинскій {
Въ Дневникѣ Николая Алексѣевича Полевого, подъ 12 октября 1837 года, находимъ слѣдующую помѣтку; „Уѣхалъ. Братъ, Мочаловъ и Бѣлинскій провожали меня до заставы. Со мною Ратьковъ“. Примѣч. П. Н. Полевого.}, и когда, наконецъ, братъ мой сѣлъ въ дорожный экипажъ, я съ Бѣлинскимъ отправился проводить его за Тверскую заставу. Проѣхавъ съ версту по шоссе, мы остановились; Николай Алексѣевичъ вышелъ изъ своего экипажа, и когда мы крѣпко обнялись на прощанье — слезы невольно покатились изъ нашихъ глазъ… Онъ спѣшилъ броситься въ дилижансъ (кажется, взятый имъ весь, потому что съ нимъ отправлялся П. А. Ратьковъ и еще кто-то)… Долго и безмолвно стоялъ я на дороги, покуда экипажъ не скрылся изъ глазъ. Когда, наконецъ, опомнился я отъ моихъ ощущеній, я увидѣлъ стоявшаго вблизи меня Бѣлинскаго — въ слезахъ!.. Онъ не могъ равнодушно видѣть сцены прощанія моего съ братомъ. Не говоря ничего, я пожалъ ему руку и пригласилъ ѣхать ко мнѣ, провести нѣсколько времени вмѣстѣ. Помню, что мы говорили немного, но я былъ чрезвычайно благодаренъ ему за его сочувствіе… Довольно было видѣть его въ этотъ день, чтобы увѣриться въ его добромъ сердцѣ. Я и теперь увѣренъ, что онъ былъ способенъ къ самымъ нѣжнымъ и возвышеннымъ чувствованіямъ, хотя грубая кора покрывала его. Несчастіемъ жизни его была — желчная болѣзнь, можетъ быть, порожденная страданіями и бѣдностью, и еще больше — гордость и самолюбіе, эти страшные недуги души, особенно когда. они владѣютъ человѣкомъ такъ, какъ владѣли Бѣлинскимъ».
Къ оставшемуся въ Москвѣ Ксенофонту часто навѣдывался Мочаловъ, ждавшій извѣстій о цензурномъ разрѣшенія драмы Полевого «Уголино», нужной ему для бенефиса. Извѣстія не получались и Мочаловъ бѣсился.
"Не ропталъ, какъ Мочаловъ, но появлялся ко мнѣ съ печальнымъ лицомъ Бѣлинскій. Онъ также ждалъ утѣшительныхъ вѣстей отъ Николая Алексѣевича, а ихъ не было. Читатели увидятъ причины этого въ письмахъ моего брата, которыя приведу я далѣе; но я не зналъ въ первое время, почему онъ и ко мнѣ писалъ лишь немного словъ, а о Бѣлинскомъ даже не упоминалъ. Вотъ что печалило Бѣлинскаго, и я скорбѣлъ, видя его несчастное положеніе, не имѣя средствъ помочь ему, тѣмъ больше, что съ нимъ надобно было обходиться какъ съ огнемъ, готовымъ вспыхнуть отъ легчайшаго прикосновенія горючаго вещества. Необходимо было щадить его самолюбіе и гордость, а между тѣмъ онъ находился подъ гнетомъ — мало сказать бѣдности — тяжкой нищеты. Опишу случай, который покажетъ это.
Съ нимъ жили одинъ или двое братьевъ: по крайней мѣрѣ помню одного, въ. изношенномъ студенческомъ нарядѣ. Кажется, Бѣлинскій взялъ къ себя брата (или братьевъ), когда еще имѣлъ кой-какія средства къ существованію, сотрудничая въ журналахъ Надеждина. Когда не стало этого пособія, онъ очутился въ отчаянномъ положеніи. Въ описываемое мною время братъ его приходить ко мнѣ и говорить, что Виссаріонъ Григорьевичъ боленъ, такъ что не можетъ выходить, а между тѣмъ ему необходимо повидаться со мною, и онъ просить меня посѣтить его. Я немедленно отправился къ нему, по указанію его брата. Бѣлинскій жилъ въ домѣ князя Касаткина-Ростовскаго, выходящемъ главнымъ фасадомъ на Петровку, а другимъ въ переулокъ и на канаву. Этотъ огромный домъ всегда бывалъ наполненъ множествомъ жильцовъ, находившихъ тамъ самыя дешевыя квартиры. Входъ въ квартиру Бѣлинскаго былъ изнутри двора. Когда я переступилъ къ нему за порогъ, то невольно остановился, увидѣвъ себя въ какой-то обширной комнатѣ, раздѣленной на каморки и углы, гдѣ отъ мрака и пару трудно было разглядѣть что нибудь. На спросъ мой о В. Г. Бѣлинскомъ, мнѣ указали уголъ, гдѣ, за какою-то перегородкою, сидѣлъ въ полумракѣ бѣдный мой знакомецъ и, окутанный шарфами, сильно кашлялъ. Онъ изъявилъ мнѣ свою благодарность за посѣщеніе, и послѣ нѣсколькихъ обиняковъ и горькихъ шутокъ надъ своимъ положеніемъ, сказалъ, что ему крайне необходимы — пять рублей!.. Я посѣтовалъ на него за церемоніи и предложилъ сколько ему было нужно для всѣхъ неотступныхъ потребностей. Мое радушное ободреніе было видимо пріятно страдальцу. Онъ не благодарилъ меня, а только крѣпко пожалъ мнѣ руку, когда я уходилъ.
Бѣдность всегда тягостна, иногда убійственна; по особенно болѣзненна она для того, кто чувствуетъ въ себѣ возвышенныя стремленія и душевныя силы — потому что ихъ-то она и придавливаетъ. Я видѣлъ, что въ такомъ положеніи находился Бѣлинскій. Онъ чувствовалъ себя выше многихъ; можетъ быть, мечталъ и о той славѣ, какою пользуется послѣ своей смерти; по, томясь въ грязномъ углу, почти безъ хлѣба, больной, онъ конечно страдалъ тяжко. Изыскивая всѣ средства помочь ему и зная, что гордость его возмутилась бы отъ всякаго предложенія, которое почтетъ онъ унизительнымъ для себя, я рѣшился, наконецъ, предложить ему работу, въ видѣ одолженія для меня самого. Я издавалъ тогда многотомную книгу: Дѣянія Петра Великаго, сочиненія Голикова (2-е изданіе), и написалъ къ Бѣлинскому самое дружеское письмо, гдѣ просилъ его принять на себя чтеніе корректурныхъ листовъ печатаемой мною книги и предлагалъ ему за трудъ такую плату, какой обыкновенно корректоры не получаютъ. Я опасался, что онъ, по гордости своей, отвергнетъ мое предложеніе какъ обиду, и обрадовался, когда получилъ отъ него отвѣтъ, почти въ слѣдующихъ словахъ: «Не только не отказываюсь отъ вашего предложенія, но хватаюсь за него какъ за спасительное средство въ моемъ положеніи. Присылайте мнѣ поскорѣе корректуры, давайте ихъ больше, и будьте увѣрены, что я стану съ величайшимъ усердіемъ исправлять всѣ ошибки наборщиковъ. Да это поэзія въ моемъ положеніи!»
Я былъ очень радъ, что могъ быть хоть сколько нибудь полезенъ Бѣлинскому; по сношенія наши послѣ этого были непродолжительны., въ № 4 «Сѣверной Пчелы» 1838 года — слѣдовательно въ самомъ началѣ года — была напечатана статья Бѣлинскаго подъ заглавіемъ: Гамлетъ. Драма Шекспира. Мочаловъ въ роли Гамлета. Статья первая. въ ней нѣтъ ничего замѣчательнаго, и она должна была только служить приступами или частью введенія, потому что авторъ сбирался написать цѣлую книгу о Гамлеіѣ и Мочаловѣ. Вскорѣ онъ послалъ второй большой отрывокъ ея къ моему брату; но этотъ отрывокъ не былъ напечатанъ, по той причинѣ, какъ говорилъ мнѣ потомъ Николай Алексѣевичъ, что Бѣлинскій слишкомъ хвалить переводчика Гамлета, а всѣ знали, что переводчикъ былъ редакторомъ «Сѣверной Пчелы», и ему казалось неумѣстнымъ печатать похвалы себѣ въ той газетѣ, которая находилась въ его распоряженіи. Оттого второй отрывокъ знаменитой статьи Бѣлинскаго не являлся въ печати, и онъ сначала недоумѣвалъ, жаловался мнѣ на брата моего и, наконецъ, разсердился на него, когда были напечатаны гдѣ-то[9] насмѣшливыя замѣчанія на первую статью о Гамлетѣ. «Зачѣмъ же онъ манилъ меня надеждами?» говорилъ мнѣ Бѣлинскій. «Зачѣмъ напечаталъ первую статью и не печатаетъ второй? и гдѣ же теперь буду я защищаться отъ нападеній на первую, когда мнѣ заперты двери въ „Сѣверную Пчелу?“ Я совѣтовалъ ему подождать объясненій отъ моего брата, ручался, что съ его стороны, вѣрно, нѣтъ ничего, кромѣ желанія быть пріятнымъ и полезнымъ Бѣлинскому; но этотъ пылкій человѣкъ явно охладѣлъ къ моему брату. Онъ еще продолжалъ посѣщать меня, но уже не упоминалъ ни о Гамлетѣ, ни о статьѣ своей. Тутъ вскорѣ онъ сблизился съ нѣсколькими молодыми людьми, которые совершенно повернули ему голову. Онъ приводили ко мнѣ одного изъ нихъ (Бакунина); съ другими я былъ знакомъ прежде его, и не могъ никогда сблизиться съ этимъ кружкомъ. Вскорѣ они рѣшились издавать свой журналъ.»
Въ огромномъ письмѣ Николая Полевого отъ 1 янв. 1838 г., на которое ссылается Ксенофонтъ, о Бѣлинскомъ говорилось вотъ что:
«Третье, важное обстоятельство — поговори съ Бѣлинскимъ, къ которому, если успѣю, напишу теперь письмо. Я получилъ его письма, но, ей-Богу, ничего не могу теперь сдѣлать! Первое, мое положеніе теперь и самого меня еще самое сомнительное. Надобно дать время всему укласться, и затягивать человѣка сюда, когда онъ при томъ такой неукладчивый (и довольно дорого себя цѣнитъ) было бы неосторожно всячески, и даже по политическимъ отношеніямъ. Второе — что онъ можетъ дѣлать, и уживемся ли мы съ нимъ, при большой разницѣ во многихъ мнѣніяхъ, и когда начисто ему поручить работы нельзя, при его плохомъ знаніи языка и языковъ и недостаткѣ знаній и образованности? Все это нельзя ли искусно oбъяcниmь, увѣривъ при томъ (что клянусь Богомъ, правда), что какъ человѣка я люблю его и радъ дѣлать для него что только мнѣ возможно. Но, при объясненіяхъ, щади чувствительность и самолюбіе Бѣлинскаго. Онъ достоинъ любви и уваженія, и бѣда его одна — нелѣпость».
Послѣ этого «нелѣпый» Бѣлинскій и статья о «Гамлетѣ» исчезаютъ на нѣсколько лѣтъ изъ «Записокъ» Ксенофонта и появляются въ нихъ только въ разсказѣ о тѣхъ преслѣдованіяхъ, которымъ подвергался въ началѣ 40-хъ годовъ Николай Полевой со стороны своихъ многочисленныхъ противниковъ.
Каждое его предпріятіе, сочетаніе, мысль — искажались ими и были представляемы въ превратномъ, иногда и гнусномъ видѣ. Булгаринъ, и еще нѣкоторые, подавали на него доносы; другіе клеветали въ обществѣ, третьи писали въ журналахъ и газетахъ все, что только можно было напечатать оскорбительнаго и вреднаго для писателя и человѣка. Его, жертву доносовъ явныхъ и тайныхъ, старались представить не только продажнымъ писателемъ, но и тайнымъ агентомъ не(видимой силы! Клевета, чѣмъ нелѣпѣе и гнуснѣе, тѣмъ легче распространяется, и этимъ старались пользоваться враги Николая Алексѣевича, представляя его вторымъ Булгаринымъ, Ярче другихъ дѣйствовалъ въ такомъ направленіи — Бѣлинскій, тотъ самый Бѣлинскій, который не находилъ словъ для выраженія своего уваженія къ моему брату, недавно еще признавалъ его геніемъ, и плакалъ вмѣстѣ со мною, провожая его изъ Москвы. Страсть мщенія до того овладѣла имъ, что онъ сдѣлался ожесточеннымъ врагомъ его, и вредилъ ему, гдѣ и какъ только могъ. Еще въ 1838 году, въ Москвѣ, сдѣлавшись редакторомъ несчастнаго «Московскаго Наблюдателя'», онъ уже сталъ въ своемъ журналѣ поругивать моего брата и находилъ безсмысленнымъ переводъ Гамлета, который незадолго приводилъ его въ восторгъ. и Переселившись въ Петербургъ, для сотрудничества въ «Отечественныхъ Запискахъ», Бѣлинскій увидѣлъ передъ собою обширное поприще для всякихъ ругательствъ и клеветъ противъ Николая Алексѣевича, и почти безпрерывно нападалъ на него со всѣхъ сторонъ, до самой его смерти. Одинъ изъ общихъ знакомыхъ замѣтилъ ему разъ, для чего онъ усиливается унижать и оскорблять человѣка, котораго самъ такъ хвалилъ нѣкогда. Съ пѣною у рта Бѣлинскій отвѣчалъ: — «Я порицаю его какъ предателя, какъ перебѣжчика, доносчика — при этомъ исчезаютъ всѣ достоинства писателя!» — Но, любезный, обвиненіе такъ важно, что ты долженъ имѣть для него доказательства. Каково, если ты самъ клевещешь? — «Обвиненіе доказывается всѣмъ, что онъ пишетъ». — Но вѣдь въ Москвѣ ты былъ въ восторгѣ отъ него; что же такое гнусное написалъ онъ потомъ? Отчего ты неистовствуешь и не боишься даже клеветы? — Бѣлинскій сдѣлалъ видъ, что не желаетъ продолжать разговора, который тѣмъ и кончился.
Раньше чѣмъ перейти къ опроверженію изъ ряду вонъ выходящей по своей вздорности клеветы Ксенофонта Полевого, прослѣдимъ еще исторію со статьей о «Гамлетѣ» по письмамъ къ Бѣлинскому Кольцова. Въ письмѣ отъ 11 февраля 1838 Кольцовъ описываетъ свое первое посѣщеніе Полевого:
Я подалъ письмо, посылку. Онъ принялъ меня очень ласково, даже весьма ласково и радушно, какъ будто мы съ нимъ были знакомы два года. Было часа три. Сначала онъ все извинялся, что недосуги, хлопоты, устройство дѣлъ журнальныхъ, новая партія, новые люди, знакомства, распорядокъ новый журналовъ мѣшали писать къ вамъ; а все сбирался, и завтра, и завтра, — и вотъ до этихъ поръ не писалъ. — «Я его люблю и почитаю, какъ добраго и умнаго человѣка: онъ такой прекрасный, такой милый, любезный человѣкъ, я это знаю. Но вотъ, что-жъ будешь дѣлать: обстоятельства все воротятъ но-своему, — думалъ, думалъ — покорился опять на время имъ, хотя бы это и не кстати, ни въ пору. И мнѣ ужъ, старику, 42 года; я бы что-нибудь написать могъ свое — у насъ въ мірѣ такъ много прекраснаго, есть вещи, которыя душа хочетъ выполнить, а вотъ, несмотря ни на что, я работникъ на 5 лѣтъ, да, 5! — еле роли пройдутъ. Я теперь старикъ, а тогда мнѣ будетъ 47 лѣтъ; а тутъ цензура все такъ и придирается: у людей хуже сходить, у меня нѣтъ, вымарываютъ да и только, безпрестанно долженъ ѣздить самъ; объ всякой малости говорить, объясняться». — Какъ это Богъ васъ управляетъ, Николай Алексѣевичъ? — «Что-жъ дѣлать? — крайность». — Николай Алексѣевичъ! Виссаріонъ Григорьевичъ меня просилъ узнать у васъ о его статьѣ, разборъ Гамлета. — «Да, я ее получилъ давно, — да вѣдь видите, самъ я не знаю, что съ нею дѣлать». — Что-жъ, развѣ дурная статья? — «Нѣтъ, она статья прекрасная; да сначала я получилъ отъ него немного, — думалъ въ „Пчелѣ“ напечатать, номерахъ въ трехъ, — смотрю, валитъ огромная другая, — вотъ она, посмотрите, — вѣдь ужасъ какъ велика!» — Да, точно, статья большая. — «Ну, вотъ, мой любезнѣйшій, я теперь и не знаю самъ, что мнѣ съ ней сдѣлать. Помѣстить въ „Пчелу“, такъ куда — она займетъ номеровъ 30, а въ „Сынъ Отечества“, — такъ ужъ въ „Пчелѣ“ напечатано начало; это, мнѣ кажется, неловко; да и подумаютъ, что-жъ это такое? тамъ начало, здѣсь продолженіе. Положимъ это все бы ничего, — да вотъ что мнѣ не нравится, посмотрите: я не знаю, что онъ за чудакъ такой, пишетъ, да и только — посмотрите, Бога ради — цѣлые монологи, цѣлыя сцены изъ Гамлета; для чего это — не знаю, вѣдь Гамлета всѣ знаютъ. Довольно-бъ, кажется, было два-три стиха для примѣра, а ниже сказать „и прочее, вотъ докуда“. Опять, я перевелъ Гамлета, я издаю журналъ, и у меня же такой разборъ; могутъ подумать: видно, попросилъ. Если-бъ и хотѣлъ онъ такъ, то ужъ лучше бы было ему изъ подлинника брать по-англійски что-либо. Послѣ этого, и съ первымъ напечатаннымъ началомъ много было мнѣ хлопотъ: такъ вотъ и смотрятъ, ни съ того, ни съ сего, то нейдетъ, то нельзя: а во всей статьѣ много есть выраженій, которыя вовсе не понравятся, и я ихъ не хотѣлъ бы передавать, — а выкинуть сцены, перемѣнять слова самому, безъ согласія, — такъ вы вѣдь знаете Бѣлинскаго и его самостоятельный характеръ. Вотъ почему я ничего съ ней не дѣлаю». — Пожалуйте-жъ, Николай Алексѣевичъ, ее мнѣ, онъ меня просилъ прислать еекъ нему обратно — «Нѣтъ, я вамъ ее не дамъ, а сначала съ намъ перепишусь, что онъ мнѣ на это скажетъ». — Ну, такъ, пожалуйста, напишите ему поскорѣй. — «На этихъ дняхъ непремѣнно напишу!» — Поспѣшите-жъ, Николай Алексѣевичъ, онъ ждетъ отъ васъ письма съ нетерпѣніемъ.! «Да, я знаю; почему мнѣ бы хотѣлось, чтобы онъ сюда пріѣхалъ, и мы тамъ съ нимъ говорили, да вотъ видите-ли, любезнѣйшій Алексѣй Васильевичъ, и этого мнѣ теперь сдѣлать нельзя, еще мои дѣла не такъ устроены; тамъ-то мы думали такъ, а здѣсь совсѣмъ вышло наоборотъ. Я и хочу съ этимъ вотъ какъ сдѣлать: буду его просить, чтобы онъ послѣ Святой пріѣхалъ ко мнѣ такъ. Квартира у меня ему есть, кушать, слава Богу, есть что, живи онъ у меня хотя цѣлое лѣто, я буду душой радъ, какъ другу, я его почитаю и уважаю. Мы будемъ съ нимъ гулять по Питеру, смотрѣть диковинки, людей, показывать себя, бесѣдовать, а что онъ напишетъ, я буду помѣщать въ журналѣ и платить деньги. И мнѣ будетъ это очень, очень пріятно; а если ему полюбится, то онъ можетъ остаться и жить здѣсь постоянно. Мнѣ кажется, такъ сдѣлать будетъ ему лучше, а мнѣ бы такой сотрудникъ необходимо нуженъ. Да все дѣла-то неустроены: — бѣда, Богъ знаетъ за что косятся на меня да и только. Все паши старыя проказы довели до этого. Какъ тогда я былъ глупъ, что увлекался пустяками: ничего, да ничего, — а это ничего и понынѣ никакъ не сотрешь; нужно поселить о себѣ невыгодное мнѣніе, такъ уже трудно его перемѣнить». — Вотъ какъ отзывается о себѣ, о васъ и о вашей статьѣ Николай Алексѣевичъ Полевой; я нарочно, какъ просили писать прямо, пишу всѣ его слова, какъ онъ ихъ говорилъ мнѣ.
Черезъ 10 дней — 21 февраля Кольцовъ пишетъ Бѣлинскому:
Теперь рѣчь пойдетъ о вашей грамматикѣ. Н. А. Полевой говорить: «Вотъ и этимъ я бы былъ душою радъ помочь ему; готовъ сдѣлать все, что только можно, а посудите сами, что я вовсе не могу ничего сдѣлать. Во-первыхъ, ежели я скажу о ней Смирдину, буду хвалить, я, какъ человѣкъ новый для него и не очень давно знакомъ, — ну, самъ по себѣ, какъ человѣкъ, я въ дѣлѣ словесности немножко извѣстный, — то Смирдинъ предложеніе мое, я увѣренъ, приметъ; но вполнѣ онъ мнѣ вѣдь не повѣритъ, а у него есть другіе знакомые, напримѣръ, Булгаринъ; Сенковскій, Гречъ. Посудите же: что на это скажетъ Гречъ, тутъ не трудно догадаться, Смирдинъ же, какъ человѣкъ, — купецъ-спекуляторъ; онъ только имѣетъ одну предпріимчивость, а самъ въ томъ дѣлѣ не смыслитъ. Въ такомъ случаѣ я Виссаріону Григорьевичу помочь ничѣмъ не могу, хоть бы и предложилъ Смирдину. Во-вторыхъ, эти вещи пишутъ люди, близкіе къ самому дѣлу, или которые имѣютъ вѣсъ и живутъ въ этой сферѣ. Они видятъ, что нужно, въ какомъ родѣ ученая книга пойдетъ, въ томъ и пишутъ; и такія, какія въ учебныхъ заведеніяхъ приняты и употребляются, по тѣмъ правиламъ, какія преподаватели понимаютъ. Бѣлинскаго-жъ грамматика совсѣмъ другого рода, сдѣлать по ней новое введеніе трудно. Слѣдственно, и Смирдинъ, купивши, — она у него ни въ какомъ случаѣ пойти не можетъ. Она, какъ онъ говорить, для дѣтей, а вовсе не дѣтская, это грамматика болѣе философская. Дѣти ея не поймутъ, а взрослые немногіе читаютъ. Притомъ въ ней много отвлеченности; онъ человѣкъ странный, чудакъ большой: пишетъ то, чего у насъ еще не понимаютъ. Вотъ почему я ничѣмъ пособить не могу». — Я къ вамъ пишу, Виссаріонъ Григорьевичъ, прямо, какъ говорилъ Полевой; потому что вы велѣли мнѣ все писать, что онъ скажетъ. Изъ этого всего, по моему мнѣнію, выходитъ вотъ что: насчетъ грамматики Полевой не хочетъ сказать Смирдину ничего и, можетъ быть, по его обстоятельствамъ не вовсе можетъ. Статью вашу о Гамлетѣ напечатаетъ тогда, когда вы позволите ему ее переправить, или я ее возьму у него и вамъ отошлю, если вы ему этого не позволите сдѣлать. Сотрудникомъ вамъ быть у Полевого нельзя до времени, — и это одно, какъ онъ мнѣ говорилъ, чистая правда, — этому вы вѣрьте; а быть вамъ у него лѣтомъ, жить какъ друзья, помѣщать статьи какъ отъ человѣка не участвующее и посторонняго, — это тоже лучше, и онъ насчетъ этого говоритъ сущую правду.
Еще говорить Полевой, что Бѣлинскому непремѣнно надобно себя образовать болѣе, а для этого онъ лучшаго мѣста не найдетъ, кромѣ Питера; если онъ пріѣдетъ сюда, то совершенно со мною согласится. Я самъ, живши въ Москвѣ, думалъ иначе, а здѣсь совсѣмъ другое, куда! — Мнѣ тоже необходимо перемѣнить (себя во многомъ надобно. Мы совершенно отстали далеко отъ современныхъ новыхъ понятій: необыкновенно какъ все идетъ скоро впередъ. Направленіе за на(. правленіемъ слѣдуетъ на-вскачь (а правда-ль его — не знаю). Я знаю, его нельзя (въ томъ увѣрить, а вотъ пріѣдетъ ко мнѣ самъ, тогда я увѣренъ, что онъ убѣдится въ этой необходимости… — «Онъ человѣкъ добрый, умный весьма», — часто повторяетъ — «да жаль что пишетъ вычурно; мысль прекрасная, ума море, да кой-какія безпрестанно вставляетъ вещи, которыя совсѣмъ не слѣдуетъ». — Вотъ теперь, кажется, всѣ слова Полевого касательно васъ; я ихъ слушалъ со всѣмъ усиліемъ понятія. Мнѣ жаль до смерти, Виссаріонъ Григорьевичъ, что васъ въ другомъ письмѣ кормлю однѣми непріятностями. Досадую, что я въ такую погоду попалъ въ невыгодные для васъ переговоры. И если-бъ зналъ, ей-Богу не взялся бы писать; но вы велѣли писать все, — хоть съ неохотой, нишу.
Я у Полевого еще не былъ, буду завтра; вы погодите къ нему писать. Сначала я отъ него всѣ мнѣнія отберу, потомъ вамъ ихъ напишу, безъ утайки; тогда вы все сами увидите безошибочно, а то, можетъ-быть, вы его поймете не такъ, какъ бы поняли послѣ. А я придумалъ у него спросить еще кое о чемъ.
Краевскій о васъ говорилъ, что Бѣлинскій большой негодяй, пишетъ чортъ знаетъ что. Онъ мнѣ прислалъ двѣ статьи, просилъ помѣстить въ журналъ и чтобъ участвовать сотрудникомъ, — но его статьи никуда не годны. Человѣкъ началъ писать о томъ, повелъ рѣчь вовсе о постороннемъ; потомъ завлекся, что и не поймешь. Сдѣлалъ мнѣ предложеніе, чтобы въ журналѣ быть въ родѣ панибрата. Я ему нишу, что въ этомъ журналѣ хозяинъ я, — а другого нипочему ненадобно, и я, братъ, въ тебѣ не нуждаюсь.
Гребенка съ Прокоповичемъ говорили при мнѣ о вашей грамматикѣ такъ; «Его грамматики начало очень хорошо, а послѣ онъ самъ срѣзался, пошелъ говорить чортъ знаетъ о чемъ, ввелъ бездну посторонностей совсѣмъ ненужныхъ и заврался напропалую. И она не дѣтская, а для знающихъ не нужная. Что де самая хорошая грамматика въ свѣтѣ — большая Греча; Гречъ великій человѣкъ. — А все-таки жаль, что другой части онъ не печатаетъ: посмотрѣть бы любопытно, что въ ней у него тамъ за диковинки».
Въ письмѣ отъ 7 марта 1838 г. Кольцовъ между прочимъ сообщаетъ:
Мнѣ хотѣлось взять сначала у Полевого вашу статью, потомъ писать къ вамъ. Вчера я былъ у него, передалъ вашу записку, приложенную къ письму, онъ въ прочелъ съ не большой пріятностью. «Экой чудакъ, экой чудакъ этотъ Бѣлинскій; не знаю, что онъ хочетъ дѣлать. На-те, вотъ она, пошлите къ нему, когда ужъ. онъ такъ хочетъ. Да пожалуйста, будете въ Москвѣ, вы его образумьте».
Наконецъ, послѣднее упоминаніе о статьѣ находимъ въ письмѣ отъ 14 марта 1838.
Скажу вамъ еще, что Николай Алексѣевичъ кажется принимаетъ на самого себя очень много небывалаго, и что его сомнѣнія не только о васъ, но и о себѣ совсѣмъ несправедливы, и онъ сперва пужалъ себя, потомъ напугалъ меня, а я жъ напугалъ васъ. Я ему повѣрилъ на слово безусловно, въ этомъ состояла вся ошибка. Его, какъ и васъ, не любитъ одна бездарность за одинъ умъ, а не за что за другое. А можетъ быть и то: Полевой хотѣлъ надуть меня, чтобы я надулъ васъ. Если и не такъ, то все-таки его мнѣнія о чести несправедливы. О разборѣ Гамлета онъ мнѣ просто навралъ, — это ужъ я вижу какъ настоящій день. Говорить: въ немъ и то, и то есть; а въ немъ ровно того-то и того-то нѣтъ. Его же не терпятъ нѣкоторые еще и за то, что онъ знакомь съ Булгаринымъ и Гречемъ; съ ними многіе не хотятъ и встрѣчаться. (Стихотв. и письма Кольцова, подъ ред. А. И. Введенскаго, стр. 192—198).
Теперь мы знаемъ всю исторію того, какъ не понала статья о «Гамлетѣ» въ органы, редактируемые Полевымъ, и ясно понимаемъ, почему все это! произошло. Сотрудничество неистоваго разрушителя авторитетовъ и ругателя; новыхъ друзей Полевого было бы, какъ онъ безъ всякихъ обиняковъ говорилъ въ приведенномъ выше письмѣ къ брату, «неосторожно всячески». Зачѣмъ теперь нуженъ Бѣлинскій Полевому, вся дѣятельность котораго теперь будетъ (направлена на то, чтобы «перемѣнить себя во многомъ», а главное заставить совершенно забыть о прежнихъ своихъ «глупостяхъ»?
Что касается смѣхотворныхъ обвиненій Ксенофонта Полевого, превращающихъ Бѣлинскаго въ какого-то корсиканца, восемь лѣтъ предающагося литературной вендетѣ за то, что Полевой медлилъ печатаніемъ статьи, то тутъ будутъ отвѣчать за себя факты, отмѣченные въ примѣчаніяхъ 146, 179, 197, 214 и 315 настоящаго тома. Читатель увидитъ, что все обвиненіе представляетъ собою изъ ряда вонъ выходящую даже не клевету, а нелѣпицу, не имѣющую подъ собой никакой фактической почвы. Читатель увидитъ, что въ дѣйствительности:
1) Бѣлинскій не только не ругалъ послѣ размолвки переводъ «Гамлета», а, напротивъ того, пропѣлъ ему восторженный диѳирамбъ. При этомъ замѣчательно еще вотъ что: въ статьѣ, посланной Полевому, о самомъ переводѣ Полевого нѣтъ ни слова. Разборъ же перевода и панегирикъ ему написанъ лѣтомъ 1838 года, т.-е. послѣ размолвки. Итакъ, подавивъ въ себѣ всякое чувство раздраженія, Бѣлинскій восторженно отнесся къ человѣку, личныя отношенія къ которому оборвались.
2) По поводу перевода Бѣлинскій далъ волю своему дурному отношенію къ новому Полевому, но изъ чувства брезгливости выбросилъ убійственную характеристику, которая, поэтому, увидѣла свѣтъ только шестьдесятъ лѣтъ спустя.
3) Въ цѣломъ рядѣ другихъ мимоходныхъ замѣчаній Бѣлинскій отзывается вполнѣ дружелюбно о Полевомъ.
Всѣ эти опроверженія несуразной клеветы Ксенофонта Полевого разсѣяны только въ настоящемъ томѣ. Дальше мы опять встрѣтимся съ тѣмъ же отношеніемъ, которое будетъ длиться вплоть до того времени, когда радикальная перемѣна общественнаго міросозерцанія Бѣлинскаго сдѣлаетъ для него полемику съ Полевымъ нравственною обязанностью. Но наибольшій интересъ въ данномъ случаѣ представляютъ первые моменты досады. Чѣмъ больше проходитъ времени, тѣмъ легче забываетъ обиду даже дрянной человѣкъ, чѣмъ свѣжѣе обида — тѣмъ чувствительнѣе къ ней даже хорошій человѣкъ. И вотъ изъ этихъ-то опаснѣйшихъ минутъ Бѣлинскій вышелъ во всемъ лучезарномъ блескѣ своей безпримѣрно-свѣтлой личности.
75) Ср. II, пр. 138—40. Къ исторіи установленія если не настроеній Бѣлинскаго, то его терминологіи прибавимъ, что уже въ 1833 г. Станкевичъ напечаталъ цѣлое стихотвореніе подъ заглавіемъ «Подвигъ жизни»:
Когда любовь и жажда знаній
Еще горятъ въ душѣ твоей,
Бѣги отъ суетныхъ желаній,
Отъ убивающихъ (?) людей.
Себѣ всегда предъ всѣми вѣренъ,
Иди, люби и не страшись!
Пускай твой путь земной измѣренъ
Съ непогибающимъ дружись!
Пускай гоненье свѣта взыдетъ
Звѣздой злосчастья надъ тобой,
И міръ тебя возненавидитъ:
Отринь, попри его стопой!
Онъ для тебя погибнетъ дольный,
Но спасена душа твоя!
Ты притечешь самодовольный
Къ предѣламъ страшнымъ бытія.
Тогда свершится подвигъ трудный,
Перешагнешь предѣлъ земной
И станешь жизнію повсюдной
И все наполнится тобой
76) "Носков. Наблюд. 1838 г. т. XVI, мартъ, кн. 1 и 2; апр. кн. 1, 98—144; 277—301; 402—464. Цен. разр, кажется, между 11 апр. и 22 іюня 1838. Пишешь — кажется — потому что мы пользовались «Моск. Набл.», переплетеннымъ къ тома (по 4 книжки), при чемъ-обложки отдѣльныхъ книжекъ не сохранены, поэтому не всегда можно съ увѣренностью установитъ цензурную дату. Во всѣхъ изд. соч. Бѣлинскаго воспроизводится къ чрезвычайно сокращенномъ видѣ, именно съ опущеніемъ всѣхъ большихъ цитатъ изъ «Гамлета», что очень ослабляетъ интересъ статьи. Бѣлинскій выписывалъ то, что иллюстрировало его теоретическія положенія силою художественнаго изображенія. Онъ полагался на помощь этого эстетическаго впечатлѣнія, а съ опущеніемъ цитатъ получается сухой пересказъ. Опущены также въ изд. Солдатенкова и нѣкоторыя др. примѣчанія.
Статьею о «Гамлетѣ» открывается одна изъ замѣчательнѣйшихъ полосъ дѣятельности Бѣлинскаго — его редакторское и сотрудническое участіе въ перешедшемъ къ нему и его друзьямъ «Москов. Наблюдателѣ». Исторія этого перехода и другія подробности о «Моск. Наблюдатель» новой редакціи будутъ даны въ IV т. въ примѣчаніи къ No подъ заглавіемъ "Бѣлинскій какъ редакторъ «Москов. Наблюдателя».
Помѣщая теперь цѣликомъ статью о «Гамлетѣ», Бѣлинскій, конечно, перепечаталъ и начало, появившееся въ «Сѣв. Пчелѣ». Перепечатываемъ его и мы, потому что во второй редакціи этого начала есть разныя измѣненія: прибавлены нѣкоторыя характерныя выраженія о «дѣйствительности» и нѣкоторыя рѣзкости о романтизмѣ, вѣроятно выброшенныя въ «Сѣа. Пчелѣ» Полевымъ[10] и др.
77) Ср. тѣ же мысли о Шекспирѣ въ «Литер. Мечт.» (I, 321 и дальше). Здѣсь онѣ, однако, высказаны съ весьма важною оговоркою: «объективность не есть безстрастіе», которое «разрушаетъ поэзію». Въ этомъ видѣ исчезаютъ противорѣчія, указанныя въ прим. 272-мъ II-го тома.
Преклоненіе предъ Шекспиромъ приправлено здѣсь и въ другихъ мѣстахъ статьи преклоненіемъ предъ «дѣйствительностью», которая всегда слагается «по вѣчному закону разума». Это первые предвѣстники знаменитой въ исторіи духовной жизни Бѣлинскаго теоріи «разумной дѣйствительности». О ней будетъ подробнѣе сказано въ IV т., въ связи съ очеркомъ гегельянскихъ увлеченій Бѣлинскаго.
78) Первое употребленіе гегелевской терминологіи.
79) «Вильгельмъ Мейстеръ» въ полномъ переводѣ появляется на русск. яз. только въ позднѣйшее время, но отрывокъ изъ него о «Гамлетѣ» былъ напечатанъ въ «Моск. Вѣстн.» 1827 г., ч- I, подъ статьей буква Ш.-- очевидно Шевыревъ.
80) Въ примѣч. 244 и 253 ІІ-го тома мы высказали предположеніе, что непереведенные еще тогда на русск. яз. пьесы Шекспира: «Тимонъ Аѳинскій и „Сонъ въ Иванову ночь“ были извѣстны Бѣлинскому только по наслышкѣ. Но это указаніе должно отпасть, потому что, какъ видно и изъ статьи о „Гамлетѣ“, а также изъ рецензіи о „Виндзорскихъ Кумушкахъ“ (см. въ IV т.), Бѣлинскій очень хорошо былъ знакомъ съ фр. подстрочнымъ переводомъ Шекспира, изд. въ 1829 г. при главномъ участіи Гизо.
81) Переводъ Вронченко дѣйствительно ближе къ подлиннику, гдѣ сказано:
The time is out of joint: О, cursed spite,
That ever J was horn to set it right!
Оговорка „кажется ближе выражаетъ смыслъ подлинника“, очевидно, вызвана тѣмъ, что Бѣлинскій хотя и руководствовался подстрочнымъ фр. переводомъ, но не былъ увѣренъ въ полной точности его.
82) Этой фразы, какъ извѣстно, у Шекспира нѣтъ, о чемъ и самъ Бѣлинскій говорить дальше.
83) Первое, еще неопредѣленное и смутное предвозвѣщеніе Гегелевской философіи. Знаменателенъ тутъ восторженно-благоговѣйный тонъ. Онъ явится отличительной чертой» того чисто-религіознаго отношенія къ философскимъ проблемамъ, которыми характеризуется гегельянскій періодъ духовной жизни Бѣлинскаго.
84) Этотъ терминъ на кружковомъ языкѣ молодой редакціи «Моск. Наблюдателя» имѣлъ спеціальное значеніе. См. прим. 107.
85) Въ этомъ пониманіи Гамлета Бѣлинскій уже значительно отошелъ отъ Гёте. Это дало основаніе лучшему русскому шекспирологу — проф. Н. И. Стороженко сказать:
«Въ опредѣленіи идеи пьесы Бѣлинскій не былъ оригиналенъ; онъ держался извѣстнаго взгляда Гёте, но зато въ выясненіи характера Гамлета на всемъ протяженіи пьесы онъ проявилъ замѣчательное художественное чутье и высказалъ много глубокихъ психологическихъ замѣчаній, могущихъ служить драгоцѣннѣйшимъ указаніемъ для актера» (Міръ Божій" 1897, N" 3, стр. 133).
Не совсѣмъ понятно, почему почтенный профессоръ ограничиваетъ сферу интереса «глубокихъ психологическихъ замѣчаній» Бѣлинскаго актерами. И для всѣхъ интересующихся Шекспиромъ статья Бѣлинскаго до сихъ поръ остается самымъ значительнымъ и самымъ краснорѣчивымъ на русскомъ языкѣ комментаріемъ къ «Гамлету».
86) О Вронченкѣ см. примѣч. 181.
87) Человѣкъ «конечный» — терминъ не употребительный теперь. Бѣлинскій употребляетъ его и здѣсь и дальше въ смыслѣ отсутствія «безконечнаго» и какъ синонимъ ограниченности, мелочности интересовъ.
88) Главный терминъ Гегелевской терминологіи — «абсолютное» теперь не сходитъ съ языка Бѣлинскаго.
89) Еще одна иллюстрація къ тому, что сказано въ пр. 7. Говоря все это, Бѣлинскій былъ, конечно, глубоко убѣжденъ въ томъ, что ему никакъ не удастся выразить всю полноту впечатлѣнія отъ игры Мочалова, что у него душа для этого недостаточно «вомaанична» и «страстна». Ср. дальше прим. 97.
90) Въ этой шпилькѣ Каратыгину (см. статьи о немъ въ т. II) Бѣлинскій является представителенъ теоріи актерскаго «нутра», загубившей многихъ русскихъ актеровъ, начиная съ Мочалова же. Истинно-совершенные актеры никогда не теряютъ самообладанія и въ самыхъ патетическихъ мѣстахъ" слѣдятъ за собою и обдумываютъ свою игру.
91) Имена знаменитыхъ актеровъ: англійскаго трагика Кина (1787—1833), англійскаго же исполнителя шекспировскихъ ролей Гаррика (1716—1779), французскаго исполнителя ложно-классическаго репертуара Тальмы (1763—1826), часто бывавшихъ въ Петербургѣ фр. актрисъ Жоржъ (1786—1867) и Марсъ (1779—1847) достаточно извѣстны. Менѣе извѣстенъ у насъ англійскій трагикъ Кемблъ (1757—1823), великолѣпно исполнявшій Гамлета, Макбета и др. шекспировскія роли.
92) Преслѣдованіе всего французскаго составляетъ вообще характерную черту перваго періода дѣятельности Бѣлинскаго — и мы уже достаточно знакомы съ выходками его противъ французской поверхностности, противъ французскаго безвѣрія, французской манерности, противъ энциклопедистовъ и т. д. Но теперь, съ наступленіемъ гегельянскаго періода, нелюбовь къ французамъ превращается въ неистовую ненависть. Эта галлофобія составляетъ въ такой же мѣрѣ отличительную черту первой «нѣмецкой» половины дѣятельности Бѣлинскаго, въ какой любовь ко всему французскому составляетъ отличительную черту второй половины его дѣятельности.
93) Мѣрило Бѣлинскаго чрезвычайно субъективно. Онъ хочетъ актеру всѣхъ странъ навязать свой вкусъ къ глубокой поэзіи. Но есть вполнѣ искренніе таланты и для напыщеннаго. Нельзя же серьезно выбрасывать изъ искусства французскую и вообще романскую приподнятость только потому, что она претитъ русской любви къ простотѣ.
94) Т.-е. въ передѣлкѣ Дюсиса. См. примѣч. 104.
95) Рѣчь, конечно, о Каратыгинѣ.
96) Въ 17 лѣтъ Мочаловъ дебютировалъ на московской сценѣ въ роли Полиника въ трагедіи Озерова «Эдипъ въ Аѳинахъ».
97) Ср. примѣч. 89.
98) Теперь неупотребляемое уже въ русской рѣчи французское danse macabre — пляска мертвецовъ.
99) Воспоминаніе объ исполненіи Мочаловымъ этого мѣста на всю жизнь врѣзалось въ сердце Бѣлинскаго. Тургеневъ познакомился съ нимъ лѣтъ шесть спустя, и все еще Бѣлинскій не могъ равнодушно говорить объ этой сценѣ:
«Все драматическое, театральное», говорить Тургепевъ, "глубоко проникало въ душу Бѣлинскаго, такъ и зажигало ее. Его статьи о Мочаловѣ, о Щепкинѣ, вообще о театрѣ дышатъ страстью: надо было видѣть, какое впечатлѣніе производило на него одно воспоминаніе объ игрѣ Мочалова въ Гамлетѣ, о томъ, какъ онъ, въ извѣстной сценѣ представленія трагедіи передъ преступнымъ королемъ, произносилъ, задыхаясь отъ восторга и ненависти
100) Эта «дерзкая» и «неудачная» попытка не только навсегда удержала въ памяти русскаго искусства имя Мочалова, но является превосходнымъ, чисто режиссерскимъ сценаріемъ, руководясь которымъ всякій актеръ съумѣетъ сыграть роль Гамлета по типу Мочалова.
101) Несомнѣнные отголоски собственнаго чувства, собственной, хотя и неудачной, но все еще наполнявшей его сладкимъ волненіемъ любви къ А. А. Бакуниной. См. т. IV.
102) Тутъ какой-то пропускъ одного или двухъ словъ.
103) Не могли доискаться о какой пьесѣ здѣсь рѣчь.
104) Въ 1836 вышелъ «Отелло», въ переводѣ будущаго друга Бѣлинскаго — И. И. Панаева. Нельзя его назвать вполнѣ удовлетворительнымъ: трагедія переведена прозою и не съ подлинника, какъ думалъ Бѣлинскій, а какъ видно изъ «Воспоминаній» самого же Панаева, съ французскаго подстрочнаго перевода. Бѣлинскій имѣлъ право говорить, что переводъ сдѣланъ съ подлинника, потому что такъ было сказано на обложкѣ книги. Но, все же, это былъ подлинный Шекспиръ, а не ложно-классическая передѣлка француза Дюси или Дюсиса, какъ у насъ его называли (1733—1816), который устранилъ изъ «пьянаго дикаря» все сильное и рѣзкое и замѣнилъ его манерностью и прилизанностью.
105) Бѣлинскій сыгралъ крупнѣйшую роль въ исторіи извѣстности Мочалова, но объ этомъ удобнѣе будетъ поговорить въ связи съ некрологомъ великаго трагика, написаннымъ Бѣлинскинъ послѣ смерти Мочалова (1848).
106) «Москов. Наблюд.» 1838 г., т. XVI, нартъ, кн. I, стр. 145—159. Ценз. разр. 11 апр. 1838. Въ прежнія изд. входило съ опущеніенъ цитатъ. Объ обстоятельствахъ перехода «Моск. Набл.» къ Бѣлинскому и его друзьямъ см. въ IV т.
107) Кружковая жизнь съ ея жаргономъ до того переполняла Бѣлинскаго, что онъ часто говорилъ и съ публикою совершенно ей непонятными кружковыми выраженіями. Что, напримѣръ, значить «близорукое прекраснодушіе» и что это за насмѣшки надъ какими-то «добрыми людьми»? Оба термина выяснятся намъ изъ переписки Бѣлинскаго съ друзьями, а покамѣстъ возьмемъ объясненіе А. Н. Пыпина:
«Терминъ „прекраснодушіе“ очень употребительный тогда между друзьями, означалъ, въ буквальномъ переводѣ съ нѣмецкаго — Schönseeligkeit, особую ступень развитія, гдѣ пониманіе высшаго содержанія оставалось неполнымъ и не входило въ самую жизнь, вслѣдствіе недостатка воли или сильнаго чувства истиннаго и прекраснаго» (I, стр. 189).
Это опредѣленіе, однако, не охватываетъ все понятіе о «прекраснодушіи». См. примѣч. 160.
Въ связи съ требованіемъ полнаго проникновенія высокими интересами находилось презрѣніе къ «добрымъ людямъ»:
«Такъ какъ огромное большинство общества показывало очень малую способность къ „высшей жизни духа“, то естественно, что кружокъ, и Бѣлинскій особенно, несмотря на все признаніе разумности общественнаго status quo, относился недовѣрчиво, и даже враждебно къ господствующимъ понятіямъ большинства съ точки зрѣнія „высшей жизни“. Походить на это большинство было позорно: заслужить въ „обществѣ“ титло „солиднаго“, „почтеннаго“ человѣка (по обычнымъ понятіямъ) въ глазахъ кружка и особенно Бѣлинскаго, значило совсѣмъ уронить себя; термины „добрый малый“, bon vivant, bon camarade считались настоящими бранными словами, синонимомъ безнадежной и жалкой ^пустоты и ничтожества» (Ibid., стр. 185).
Въ числѣ «добрыхъ людей», нѣкогда безпокоившихся «о паденіи поэта», былъ и Вѣлнискій, о чемъ онъ самъ же и напоминаетъ словами «да и кто не былъ въ свою очередь добрымъ человѣкомъ?» Въ примѣч. 419-мъ ІІ-го тома мы разъяснили, что эстетической ошибки тутъ со стороны Бѣлинскаго сдѣлано не было. Въ дѣйствительной эстетической ошибкѣ Бѣлинскій повиненъ только по отношенію къ «Скупому Рыцарю» (см. прим. 4). Что же касается теперешнихъ обзываній «добрыхъ людей» «смѣшными» и «жалкими», то это было обычное самобичевавіе, которымъ особенно полна переписка Бѣлинскаго. Теперь онъ сугубо поклоняется «совершенной объективности» и будетъ во имя ея неистовствовать.
108) Объ этомъ терминѣ ср. статью о Гоголѣ (II, 214 и дальше).
109) Вступая теперь въ полосу, гдѣ преклоненіе предъ властью, какъ наиболѣе важнымъ воплощеніемъ «дѣйствительности», становится самою характерною чертою міросозерцанія Бѣлинскаго, мы будемъ отмѣчать всѣ наиболѣе яркія проявленія этого преклоненія ссылкою на настоящее примѣчаніе. Связь же преклоненія предъ «разумной дѣйствительностью» съ гегельянскими увлеченіями Бѣлинскаго будетъ выяснена въ IV т.
110—111) Проповѣдь «совершенной объективности», конечно, характерна для Бѣлинскаго и до эпохи его гегельянскихъ увлеченій и преклоненія предъ «дѣйствительностью». Но теперь это все принимаетъ, говоря эпитетомъ Бѣлинскаго же, «просвѣтленный» характера. Слова, «должно пройти чрезъ мучительный опытъ внутренней жизни», являются отрывкомъ изъ исторіи собственнаго мучительнаго опыта, и изъ переписки мы узнаемъ, какою дорогою цѣною далась ему «гармонія просвѣтленнаго и примиреннаго съ дѣйствительностью духа».
112) Брезгливое отношеніе къ простому народу продолжается. См. I, прим. 180; II, прим. 246, 405, стр. 357.
113) См. прим. 109.
114) Позднѣе, въ знаменитыхъ статьяхъ о Пушкинѣ, Бѣлинскій какъ будто холоднѣе относился къ Пушкинской прозѣ, но это не столько объясняется тѣмъ, что онъ дѣйствительно къ ней охладѣлъ, сколько тѣмъ, что статьи очень растянулись и разрослись, такъ что Бѣлинскій прямо усталъ и у него не хватило воодушевленія съ такою же тщательностью разсмотрѣть повѣсти Пушкина, какъ онъ разсмотрѣлъ его стихи и драмы.
115) Черезъ нѣкоторое время Бѣлинскій будетъ причислять Пушкина къ одному разряду съ Гёте и Гомеромъ.
116) Позднѣе нелюбовь Бѣлинскаго къ отдѣльной малороссійской литературѣ выразится еще рѣзче.
117) «Московск. Наблюд.» 1838, т. XVI (мартъ, кн. I). Ценз. разр., кажется, отъ 11 апр. 1838. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
118) Типъ библіофила въ романѣ Вальтеръ Скотта «Антикварій».
119) «Моск. Наблюд.» 1838, т. XVI (мартъ, кн. I). Въ изд. Солдатенкова не вошло. Полоса «примиренія» и «просвѣтленной гармоніи», между прочимъ, сказалась въ томъ, что и въ чисто-литературныхъ своихъ приговорахъ Бѣлинскій теперь прямо преувеличенно-мягокъ. Онъ, который вышучивалъ Кукольника за его, во всякомъ случаѣ, составлявшія видное литературное явленіе драмы, вдругъ начинаетъ хвалить весьма слабые стишки его только потому, что они подходятъ къ восторженному преклоненію Бѣлинскаго предъ представителями власти.
120) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло. О Степановѣ см. т. II прим. 403 и дальше. Степановъ только-что умеръ (25 ноября 1837).
121) Тамъ же.
122) Теперь говорятъ «ансамблемъ».
123) «Моск. Набл.» 1838, т. XVI (мартъ, кн. I). Въ изд. Солдатенкова не вошло. Объ Ушаковѣ см. т. II, примѣч. 373.
124) Тамъ же. Съ изд. Солдатенкова не вошло. «Одинъ журналистъ» — конечно, Сенковскій.
125) Тамъ же.
126) Статья о Гамлетѣ въ исполненіи Мочалова растянулась и, начавъ ее гораздо раньше этой замѣтки, Бѣлинскій дошелъ до игры Мочалова только въ первой апрѣльской книжкѣ, вышедшей послѣ замѣтки о Каратыгинѣ. О Каратыгинѣ ср. т. II, ст. № 81.
127) «Моск. Наблюд.» 1838, т. ХVІ (мартъ, кн. I).
128) Это еще тогда надо было доказывать въ виду нападокъ «остроумнаго» Брамбеуса, о которыхъ здѣсь идетъ рѣчь. Уголино и Нино — герои драмы Полевого «Уголино», о которой см. дальше.
129) «Московск. Наблюд.» 1838, т. XVI (мартъ, кн. I).
130) «Моск. Набл.» 1838, т. XVI, мартъ, кн. II. Ценз. разр. не могли точно установить, по, во всякомъ случаѣ, оно позже 11 апр. и раньше 6 іюня.
131) О Жанлисъ, см. т. II, прим. 224, о Вульи т. II, прим. 73. Арно Беркенъ (Berquin) французскій «нравоучительный» въ извѣстномъ стилѣ писатель для дѣтей (1749—91), въ свое время чрезвычайно популярный. На русскій яз. переведено 12 книгъ его (см. Венгеровъ, Русск. Книги, т. II).
132) Точное разграниченіе разсудка и разума составляетъ одну изъ заслугъ философіи Гегеля, въ которую тогда Бѣлинскій съ помощью Бакунина погрузился. Но само собою разумѣется, что всѣ лирическіе выводы изъ этого разграниченія, презрѣніе къ разсудку и преклоненіе предъ разумомъ, желаніе сдѣлать изъ разсудка свойство французовъ, связать разумъ съ «благодатью, откровеніемъ, просвѣтленіемъ» и т. д. принадлежатъ всецѣло Бѣлинскому, который никогда не интересовался абстрактною и чисто-научною стороною философскихъ системъ, а тотчасъ же принимался примѣнять ихъ къ разрѣшенію волновавшихъ его нравственныхъ проблемъ. Объ этомъ основномъ свойствѣ интереса Бѣлинскаго къ философіи см. въ IV томѣ.
133) Въ 1897 г. директоръ пензенской гимназіи А. Е. Соловьевъ поднялъ въ «Пензен. Губ. Вѣд.» вопросъ о «возданіи должной чести знаменитому уроженцу Пензенской губерніи и бывшему воспитаннику пензенской губернской гимназіи» Бѣлинскому. Въ соотвѣтствіи съ постановленіемъ педагогическаго совѣта пензенской гимназіи, пожертвовавшей для этой дѣли 100 p., г. Соловьевъ предлагалъ поставить въ скверѣ противъ гимназіи чугунную статую Бѣлинскаго съ раскрытою книгою, въ которой золотыми буквами были бы написаны слѣдующія строки изъ настоящей страницы:
«Больше всего старайтесь развить въ дѣтяхъ чувство безконечнаго; заставьте дѣтей любить Бога, Который является имъ и въ ясной лазури неба, и въ ослѣпительномъ блескѣ солнца, и въ торжественномъ великолѣпіи возстающаго дня, и въ грустномъ величіи наступающей ночи, и въ ревѣ бури, и въ раскатѣ грома, и въ цвѣтахъ радуги, и въ зелени лѣсовъ и во всемъ, что есть въ природѣ живого, такъ безмолвно и такъ краснорѣчиво говорящаго душѣ юной и свѣжей, и, наконецъ, во всякомъ чистомъ движеніи ихъ младенческаго сердца». («Нов. Вр.» 1897 № 7595, «Книжн. Вѣст.» 1897 г. № 18 и др. газеты).
Если эта мысль будетъ осуществлена, то первую фразу, которая у насъ набрана курсивомъ, слѣдуетъ выбросить: ея у Бѣлинскаго нѣтъ.
134) И чисто-абстрактное понятіе о, конечно всѣмъ людямъ присущемъ, индуктивномъ познаніи Бѣлинскій превратилъ въ какую-то привилегію людей съ «искрою Божіею». Въ одномъ изъ писемъ, относящемся приблизительно къ этому же времени, онъ писалъ: «для меня истина существуетъ какъ созерцаніе въ минуту вдохновенія, или совсѣмъ не существуетъ», т.-е., какъ совершенно вѣрно комментируетъ это мѣсто А. И. Пыпинъ, сопоставляя его съ другими мѣстами переписки, «истина обыкновенно представляется Бѣлинскому и дѣйствуетъ на него не какъ отвлеченность, а какъ живое представленіе» (I, 173).
135—136) Свѣтлыя мысли, здѣсь высказанныя Бѣлинскимъ, составляютъ основу новой русской педагогики и отводятъ ему одно изъ почетнѣйшихъ мѣстъ въ исторіи правильной постановки дѣтскаго чтенія. При своемъ появленіи въ мало распространенномъ журналѣ онѣ не могли произвести особаго впечатлѣнія. Когда Бѣлинскій тѣ же мысли позднѣе высказывалъ (собственно — буквально повторилъ) въ занявшихъ первое мѣсто въ журналистикѣ «Отеч. Зап.», вліяніе ихъ уже было несравненно замѣтнѣе, хотя въ общемъ, конечно, дѣтская литература 40-хъ годовъ продолжаетъ оставаться собраніемъ пошло-моральныхъ сентенцій. Но когда въ концѣ 50-хъ годовъ стало появляться собраніе сочиненій Бѣлинскаго, мысли его о воспитаніи и дѣтскомъ чтеніи получили живѣйшій откликъ въ новомъ поколѣніи педагоговъ и роль его въ ходѣ идей русской педагогики становится первостепенной. Всѣ рѣшительно представители новой русской педагогіи — Ушинскій, Водовозовъ, Резенеръ, Острогорскій, Корфъ и др. — принадлежатъ къ восторженнымъ поклонникамъ Бѣлинскаго вообще и его поистинѣ свѣтлыхъ педагогическихъ взглядовъ въ частности. Дальше этихъ взглядовъ русская педагогика и теперь не пошла. Какъ совершенно вѣрно замѣтилъ В. П. Острогорскій, «тѣ идеалы воспитанія, которые начерталъ Бѣлинскій, еще далеко не осуществлены въ нашей семьѣ, и особенно школѣ» (Острогорскій, «Бѣлинскій какъ критикъ и педагогъ», стр. 97).
Къ педагогическимъ взглядамъ Бѣлинскаго, степени ихъ оригинальности, соотношенію къ дѣятельности извѣстнаго педагога Чистякова (ближайшаго товарища Бѣлинскаго по университету) намъ еще придется вернуться по поводу статьи о сказкахъ Гофмана, въ которой Бѣлинскій перепечаталъ почти всю статью о Бурьяновѣ-Бурнашовѣ.
137) Еще очень недавно (т. II, стр. 447—48) Бѣлинскій отнесся весьма благосклонно къ Бурнашеву-Бурьянову (намъ еще придется къ нему вернуться). Но точка зрѣнія на дѣтское чтеніе осталась та же самая.
138) Отголоски пребыванія на Кавказѣ, куда Бѣлинскій ѣздилъ лѣчиться лѣтомъ 1837 года.
139) Ср. I, пр. 180; II, прим. 246, 378, 405; III, пр. 112.
140) Василій Григорьевичъ Рубанъ (1742—95) — усердный и довольно заслуженный собиратель историческихъ матеріаловъ, но совершенно бездарный сочинитель панегирическихъ «надписей» разнымъ милостивцамъ.
141) «Моск. Наблюд.» 1838 г. т. XVI (мартъ, II книга). Въ изд. Солдатенкова не вошло. Ср. прим. 137.
142) Тамъ же. Бѣлинскаго, какъ мы уже многократно отмѣчали, когда онъ садился писать, сильнѣе всего всегда охватывала потребность излить на бумагѣ тѣ чувства, которыя его въ данный моментъ волновали. Время появленія этой рецензіи было эпохою высшаго напряженія дружескихъ чувствъ кружка, когда члены его въ полномъ смыслѣ слова были соединены «взаимнымъ пониманіемъ въ святомъ таинствѣ жизни». И вотъ Бѣлинскій даже какому-то А. Попову хочетъ навязать пониманіе этого своего экстаза.
143) Тамъ же. Не знаемъ, что означаетъ поставленная впереди цифра V. Исторію появленія начала статьи о Гамлетѣ въ «Сѣвер. Пчелѣ» см. въ примѣчаніи 74.
144) Мнѣніе, съ которымъ крайне трудно согласиться. Еще на Одоевскаго французскій романтизмъ, дѣйствительно, оказалъ вліяніе менѣе сильное, чѣмъ нѣмецкая литература. Но Марлинскій и Полевой всецѣло изъ него вышли. Павловъ тоже снабжалъ свои повѣсти эпиграфами изъ французовъ.
145) Рѣчь, очевидно, о книгѣ «Виндзорскія Кумушки. Комедія въ пяти дѣйствіяхъ Шекспира, переведенная для сцены М. Въ тип. Селивановскаго. 1838». Въ соч. Шекспира, изд. Гербеля, въ пред. къ комедіи сказано: «переводъ этотъ есть библіографическая рѣдкость, потому что не былъ выпущенъ изъ типографіи по неуплатѣ за печать и бумагу, гдѣ онъ и сгнилъ въ подвалѣ. Разошлось не болѣе десяти экземпляровъ». Бѣлинскій былъ друженъ съ Селивановскимъ и очевидно отъ него получилъ книгу, о которой вскорѣ далъ обстоятельный отзывъ (см. т. IV).
146) Помѣщеніе статьи А. М. въ перешедшемъ къ нему «Сынѣ Отечества» (1838, № 2—«Письмо изъ Москвы») является со стороны Полевого поступкомъ удивительнѣйшимъ. Тутъ, конечно, дѣло не въ тѣхъ возраженіяхъ, которыя А. Ж. дѣлаетъ Бѣлинскому. Нѣкоторыя изъ нихъ вполнѣ основательны, напр., возраженія противъ неистовой ненависти Бѣлинскаго къ французамъ и доказательства продолжающагося огромнаго вліянія французской литературы на русскую. Но какъ же можно было въ январѣ помѣстить статью Бѣлинскаго въ одномъ изъ своихъ изданій и уже въ февралѣ воевать съ нею въ другомъ своемъ изданій. А главное какъ воевать? Устами А. М. Полевой, все значеніе котораго заключается въ томъ, что онъ разрушилъ авторитетъ устарѣвшихъ корифеевъ нашей литературы, накидывается за это самое на Бѣлинскаго[11] и, становясь въ позу, восклицаетъ въ тонѣ тѣхъ, которые такъ недавно еще бросали ему самому въ лицо такія же обвиненія:
"Слава Державина, его дарованія, талантъ, поэзія — мишура. Это уже не мысли, а болѣзненное произведеніе головы. Тутъ нельзя спорить и доказывать. Кто коснѣлъ Бога, Фелицу, все, что дорого сердцу благородному, мишура! — Тотъ, чьимъ благословеніемъ гордился Пушкинъ — мишура? Кого Жуковскій чтитъ какъ праотца — мишура и т. д.
«Выходочка», явно разсчитанная на то, чтобы показать какъ теперь далекъ новый распорядитель «Сына Отечества» отъ разрушенія авторитетовъ, заканчивается такими словами: «Довольно. Письмо становится длинно, какъ рѣчь того, кто возстаетъ противу убѣжденія и истины, чтобы только сдѣлаться замѣтнымъ». При извѣстномъ въ литературныхъ кружкахъ многословіи Бѣлинскаго подчеркнутыя слова обращались прямо по его адресу. Итакъ, Полевой съ одной стороны, какъ мы знаемъ (см. примѣч. 74) изъ писемъ Кольцова, увѣрялъ Бѣлинскаго въ это же самое время въ глубочайшемъ уваженіи своемъ, а съ другой — не только помѣщалъ рѣзко-полемическую статью противъ него, но еще характеризовалъ его какъ человѣка, говорящаго рѣзкости, чтобы «сдѣлаться замѣтнымъ». И тѣмъ не менѣе Бѣлинскій не позволилъ себѣ хотя бы единымъ словомъ задѣть самого Полевого.
147) «Моск. Наблюд.» 1838, т. XVI, апрѣль, кн. 1. Ценз. разр. 6 іюня.
1838. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
148) Сборы къ статьямъ о Пушкинѣ продолжаются. Ср. II примѣч. 363.
149) Этотъ отрывокъ, относящійся къ четвертой главѣ (начальныя строфы ея), былъ опущенъ Пушкинымъ въ вышедшемъ при его жизни изд. «Евгенія Онѣгина» и появляется въ собраніи его сочиненій только начиная съ Анненковскаго изданія 1855 года.
150) «Моск. Наблюд.» 1838 г., т. XVI, апрѣль, кн. 1. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
151) Это обѣщаніе подробнѣе написать объ Одоевскомъ Бѣлинскій исполнилъ только въ 1844 г.
152) Бѣлинскій очень односторонне толкуетъ стихотвореніе Шиллера. Шиллеръ не за то называетъ французовъ вандалами, что они не въ состояніи понять античное искусство. Негодованіе его было вызвано совершенно-опредѣленнымъ фактомъ — дѣйствительно вандальскимъ обращеніемъ французовъ съ памятниками искусства въ итальянскихъ походахъ конца 1790-хъ годовъ: часть памятниковъ французы истребляли, часть забирали для украшенія музеевъ. Для нѣмцевъ своего времени Шиллеръ въ стихотвореніи «Античное сѣверному страннику» и др. не дѣлаетъ исключенія и одинаково недовѣрчиво относится ко всѣмъ людямъ сѣвера, которые остаются чуждыми древности, несмотря на книжное изученіе классическаго міра.
153) «Моск. Наблюд.» 1838, т. XVI, апр., кн. I.
154) Бѣлинскій не привелъ въ исполненіе этого намѣренія и не представилъ объясненія своей дѣйствительно странной ненависти.
155) «Моск. Наблюд.» 1838 г. т. XVI, апр., кн. I. Въ изд. Солдатенкова не вошло. Выраженіе «фризурная литература» выясняется изъ рецензіи о книгахъ Серебренникова (см. IV т.), гдѣ Бѣлинскій обрисовываетъ типъ ходящихъ въ «фризовыхъ шинеляхъ» поставщиковъ лубочной литературы.
156) Тамъ же.
157) Кулачекъ, по Далю — кучерская щетка.
158) Все предисловіе Сумарокова см. выше въ статьѣ «Русская литературная старина» (III, стр. 25—26). Любопытно для характеристики общественныхъ идеаловъ Бѣлинскаго въ эпоху преклоненія предъ «дѣйствительностью», что въ дальнѣйшихъ замѣчаніяхъ фактъ сѣченія кучеровъ совсѣмъ затушевывается, а на первый планъ выступаетъ повышеніе эстетическаго вкуса публики.
159) Теперь говорятъ — ансамбля.
160) Въ примѣч. 107 мы привели поясненія А. Н. Пыпина къ кружковому термину «прекраснодушіе». Здѣсь оно употребляется еще съ однимъ оттѣнкомъ: какъ синонимъ того, что Бѣлинскій въ своихъ письмахъ называлъ «абстрактнымъ героизмомъ», т.-е. протеста во имя абстрактнаго идеала,, и притомъ идеала, враждебнаго существующему порядку вещей. Въ эпоху поклоненія «дѣйствительности» Бѣлинскій въ такой же степени относился враждебно къ Шиллеру, въ какой впослѣдствіи относился восторженно къ великому «адвокату человѣчности». Намъ придется еще остановиться на чрезвычайно любопытной смѣнѣ въ Бѣлинскомъ самыхъ разнообразныхъ отношеній къ Шиллеру.
161) Бѣлинскій говорить по простонародному фейверокъ вмѣсто фейерверкъ.
162) Въ подмосковной Марьиной Рощѣ происходили простонародныя гулянія. А мы знаемъ, какъ брезгливо относился Бѣлинскій къ «простому народу» въ первомъ періодѣ своей дѣятельности. Ср. I, пр. 180; II, пр. 246, 405, 378; III, пр. 112, 139.
163) Нельзя сказать, чтобы Бѣлинскій особенно счастливо назвалъ «Ревизоръ» «пробой пера». Дальше этой «пробы» Гоголь въ драмѣ вѣдь и не пошелъ.
164) «Моск. Набл.» 1838 г., апрѣль, кн. I, стр. 485. Этой небольшой замѣтки нѣтъ въ изд. Солдатенкова и нѣтъ даже въ приложенныхъ къ каждому тому его спискахъ книгъ, отзывы которые но вошли по своей «незначительности». И тѣмъ не менѣе не задумываемся приписать замѣтку именно Бѣлинскому. Такимъ слогомъ въ «Моск. Наблюд.» писалъ только Бѣлинскій и такою способностью во всякую ничтожную замѣтку вкладывать столько чувства обладалъ изъ всѣхъ сотрудниковъ журнала тоже только одинъ Бѣлинскій. Желаніе свое поговорить подробнѣе о переводѣ Бѣлинскій не привелъ въ исполненіе.
165) «Московск. Наблюдатель» 1838 г., т. XVII, май, кн. I. Ценз. разр. 11 іюля 1838 г. Переп. въ изд. Солдатенкова съ опущеніемъ вступительныхъ 14 строкъ и большинства цитатъ. Опущеніе цитатъ подрываетъ значеніе статьи, имѣющей цѣлью ознакомить читателя путемъ выдержекъ съ художественными достоинствами различныхъ переводовъ. Въ нашемъ изданіи статья печатается въ полномъ видѣ. Мы ее воспроизводимъ по юбилейной книгѣ «Семь статей В. Г. Бѣлинскаго. Текстъ дополненъ и исправленъ по подлиннымъ рукописямъ подъ редакціей П. А. Ефремова и В. Е. Якушкина. М. Изд. М. и С. Сабашниковыхъ. 1898». 8°. Стр. V+160. Въ предисловіи редакторы сообщаютъ:
На выставкѣ въ память Бѣлинскаго, устроенной въ Москвѣ Обществомъ Люби телей Россійской Словесности (съ 8-го по 12-е апрѣля 1898 г.), были подлинный рукописи Бѣлинскаго, купленный букинистомъ П. В. Толченовымъ, послѣ смерти Н. X. Кетчера, всего 357 листовъ. Рукописи эти не заключали ни одной статьи новой, неизвѣстной въ печати, но при сравненіи съ печатнымъ текстомъ оказалось, что онѣ даютъ много дополнены! и разночтеній. Рукописи эти и послужили основаніемъ для настоящаго изданія.
Въ нихъ заключалось одиннадцать статей, но теперь печатается исправленный текстъ только семи статей, такъ какъ въ распоряженіе издателей рукописи поступили только по закрытіи выставки, вслѣдствіе чего по недостатку времени пришлось ограничить программу изданія и отложить до времени слѣдующія статьи: «О народной поэзіи», статья III и IV, "Идея искусства, "Общее значеніе слова литература (позднѣйшая редакція), «Общій взглядъ на народную поэзію». Впослѣдствіи предполагается издать и эти статьи.
Въ нынѣшнемъ изданіи помѣщено семь статей, различныя по своему характеру и содержанію, по времени своего появленія въ печати (1838—1847 гг.). Цѣль изданія была дать текстъ статей въ томъ самомъ видѣ, какимъ онъ вышелъ изъ-подъ пера Бѣлинскаго, безъ постороннихъ сокращены и измѣненій.
Текстъ статей Бѣлинскаго имѣетъ иногда по четыре послѣдовательныхъ редакціи. Первая — подлинная редакція, въ томъ видѣ, въ какомъ, послѣ поправокъ и передѣлокъ, статья была сдана для напечатанія. Въ этомъ подлинномъ текстѣ уже редакторъ журнала нерѣдко дѣлалъ свои измѣненія, и получалась вторая редакція; третья редакція, это — печатный текстъ журнала, съ измѣненіями и сокращеніями, сдѣланными цензурою; наконецъ, четвертая редакція образовалась при изданіи сочиненій Бѣлинскаго въ 1859—1862 гг. Редакторъ этого изданія Н. X. Кетчеръ воспользовался рукописями Бѣлинскаго, но не вполнѣ: изъ рукописей были внесены многія поправки, и частію возстановленъ подлинный текстъ Бѣлинскаго, уничтоженіемъ чужихъ измѣненій, но сдѣлано это было далеко не вездѣ, и во многихъ мѣстахъ изданіе сочиненій сохранило пропуски и измѣненія журнальнаго текста. Кромѣ того Н. X. Кетчеръ съ своей стороны дѣлалъ измѣненія и сокращенія въ текстѣ печатаемыхъ статей. Наконецъ, при отдѣльномъ изданіи сочиненій Бѣлинскаго цензура иногда не пропускала даже того, что было раньше напечатано въ журналѣ: такъ въ статьѣ о русской литературѣ 1846 года выпущено было замѣчаніе по поводу «Московскаго Сборника». Такимъ образомъ, текстъ, напечатанный въ первомъ собраніи сочиненій Бѣлинскаго и потомъ перепечатывавшійся въ послѣдующихъ изданіяхъ, представляется но отношенію къ журнальнымъ статьямъ отчасти исправленнымъ и дополненнымъ, хотя и недостаточно, а отчасти — сокращеннымъ и измѣненнымъ.
Въ нашу задачу не входило полное сопоставленіе всѣхъ четырехъ редакцій печатаемыхъ статей Бѣлинскаго: мы напечатали текстъ подлинныхъ рукописей, въ томъ видѣ, какъ онъ былъ написанъ авторомъ. Въ примѣчаніяхъ мы указываемъ на особенности послѣдующихъ редакцій, образовавшихся изъ первой при помощи чужихъ поправокъ, но при этомъ всѣ мелкія, незначительныя отличія мы оставили не оговоренными.
Помимо чужихъ поправокъ, рукописи Бѣлинскаго содержатъ, конечно, много поправокъ самого автора. Если зачеркнутыя авторомъ фразы и выраженія придавали особый оттѣнокъ мысли, или заключали пакую-нибудь лишнюю черту, имѣющую значеніе, мы вносили такія мѣста въ примѣчанія.
166) Отсюда начинается бывшая въ распоряженіи П. А. Ефремова и В. Е. Якушкина рукопись статьи.
«Въ рукописи» сообщаютъ издатели, "недостаеть первыхъ двухъ листовъ, имѣются листы съ 3 по 16, всего 14 листовъ f°; писано съ обѣихъ сторонъ, за исключеніемъ послѣдняго листа, гдѣ статья кончается на 1-й стр. съ подписью автора[12]. Всѣ цитаты въ статьѣ писаны самимъ Бѣлинскимъ, кромѣ монолога: «А вотъ они, вотъ два портрета».
167) См. примѣч. 181.
168) Взглядъ до послѣдней степени спорный; но его можно признать правильнымъ на первыхъ ступеняхъ литературнаго развитія даннаго общества, когда обыкновенно даже не обозначается заимствовано откуда-нибудь извѣстное произведеніе или оно представляетъ собою произведеніе вполнѣ оригинальное. Полевой широко воспользовался принципомъ смотрѣть на оригиналъ, какъ на простой матеріалъ и не только сокращалъ и измѣнялъ «Гамлета», но даже прибавлялъ отъ себя. До сихъ поръ очень популярная цитата «изъ Гамлета»: «за человѣка страшно», въ дѣйствительности всецѣло принадлежитъ Полевому.
169) Съ этой точки зрѣнія Дюси или, какъ у насъ его называютъ, Дюсисъ, «приспособившій» Шекспира къ пониманію французской публики, заслуживаете особаго одобренія, а между тѣмъ Бѣлинскій всегда совершенно правильно поносилъ за это Дюсиса.
170) «Начиная со словъ „положимъ“ и до словъ „его заслуги“[13] идетъ вставка по рукописи. Это мѣсто въ рукописи начинается въ концѣ 6 листа и кончается въ срединѣ 8, т.-е. занимаетъ около четырехъ страницъ. Оно въ подлинникѣ не зачеркнуто, а все обведено по полямъ краснымъ карандашемъ» (Примѣч. Ефремова и Якушкина).
171) «Эта фраза надписана надъ четырьмя строками, усиленно зачеркнутыми, такъ что ихъ трудно разобрать».
172) "Эти два слова надписаны надъ зачеркнутымъ: творенія
173) «Было: въ душѣ своей; исправлено сверху: въ себѣ, зачеркнуто и опять вписано».
174) «Зачеркнуто: и огонь какое-то».
175) «Зачеркнуло: Славу, расходъ, быстрый расходъ».
176) «Зачеркнуто: заставляешь».
177) «Надписано вмѣсто зачеркнутого: сопровождаемый».
178) «Зачеркнуто: и тщетно ожидающій обычной чашки чаю, объ ко».
179) «Зачеркнуто: потому что ничто дѣйствительное не исчезаетъ» (примѣч. Ефремова и Якушкина). Здѣсь кончается обведенная карандашемъ вставка, впервые появившаяся въ изд. Ефремова и Якушкина (въ пашемъ изданіи стр. 339—341, между примѣчаніями 170—179). Не трудно понять почему это мѣсто не попало въ печать. Бѣлинскій его выбросилъ, изъ щепетильности (см. прим. 74) еще колеблясь выступить враждебно противъ Полевого.
Сгоряча написалась эта характеристика, гдѣ Половой не названъ по имени, но гдѣ разсказана вся его литературная біографія вплоть до его появленія въ «гостяхъ» у Булгарина и Греча. Однакоже, въ печати Бѣлинскій еще не хотѣлъ начать открытую войну, онъ все еще медлилъ. Какою жалкою безсмыслицею кажутся въ виду этой сдержанности клеветническія нелѣпицы Ксенофонта Полевого.
180) «Зачеркнуто: потому что ничто ничто дѣйствительное не исчезаетъ» (примѣч. Ефремова и Якушкина).
181) Михаилъ Павловичъ Вронченко р. въ 1801 г. въ п. Копысѣ, Могилевской губ., гдѣ его отецъ, изъ малороссійскихъ дворянъ, былъ протоіереемъ. Учился въ могилевской гимназіи и на словесномъ факультетѣ московскаго университета, но курса не кончилъ и поступилъ въ извѣстное военное училище для колонновожатыхъ, основанное Н. Н. Муравьевымъ въ Москвѣ. Въ 1822 произведенъ въ офицеры по свитѣ Его Величества. Въ 1823 г. былъ командированъ съ Дерптъ для изученія астрономіи у Струве. Въ Дерптѣ Вронченко хорошо изучилъ нѣмецкій и другіе языка и подружился съ Языковымъ. Здѣсь же надъ нимъ разразилось страшное несчастіе: дѣвушка (нѣмка), которую онъ безумно любилъ и взаимностью которой пользовался, внезапно сошла съ ума и притомъ въ какой-то дикой, отвратительной формѣ. Въ 1828—29 гг. Вронченко принималъ участіе въ турецкой кампаніи, 1834—36 гг. провелъ, по оффиціальному порученію, въ разъѣздахъ и развѣдкахъ по Малой Азіи. Блестящее исполненіе данныхъ ему военныхъ и геодезическихъ порученій доставило ему въ 1836 г. пожизненную пенсію въ 2000 р. и чинъ полковника. Съ 1837 по 1841 г. Вронченко служилъ на Кавказѣ. Ему предлагали мѣсто тифлисскаго военнаго губернатора, но онъ отъ него отказался и въ 1843 г., съ переименованіемъ въ дѣйств. стат. совѣтники, перешелъ въ мин. нар. просв., надѣясь получить мѣсто попечителя учебнаго округа. Несмотря, однако, на большія связи — его братъ, Ѳедоръ Павловичъ, былъ министромъ финансовъ — надежды Вронченки не сбылись и онъ въ 1847 г. снова перешелъ въ генеральный штабъ, съ чиномъ генералъ-маіора. Въ 1852 г. получилъ отъ брата-министра наслѣдство въ 300 т. р., въ 1854 г. женился на молодой 20-лѣтней дѣвушкѣ, дочери директора 1-й спб. гимназіи Б. С. Бардовскаго, но уже въ слѣдующемъ году (4 ноября 1855 г.) умеръ (отъ чахотки) въ Харьковѣ.
Литературная дѣятельность Вронченки, кромѣ книги о Малой Азіи представляющей собою отчетъ о командировкѣ, была вся посвящена переводамъ.
Отдѣльнымъ изданіемъ Вронченко напечаталъ:
1) Гамлетъ, трагедія Шекспира, съ англ. Спб. 1828. 8°. 2) Манфредъ, поэма Байрона, съ англ. Спб. 1828. 8°. 3) Макбетъ, трагед. Шекспира. Спб. 1837. 4) Обозрѣніе Малой Азіи въ нынѣшнемъ ея состояніи. 2 ч. Спб. 1838—1840. 4°. Съ таблицами, б) Фаустъ, трагедія Гёте. Перев. первой и изложеніе второй части. Спб. 1844.
Въ журналахъ:
1) Отрывки изъ Байронова соч. Манфредъ. «Моск. Телегр.» 1827. № 18. 2) Отрывокъ изъ Шекспирова Гамлета. Тамъ же, 1827. ч. XVIII, № 23, отд. II, стр. 95. 3) Мракъ (изъ Байрона). «Атеней» 1828, 6. 4) «Ночныя мысли» Юнга. «Моск. Телегр.» 1829, 10, стр. 173. б) Переводъ 1-й пѣсни «Потерян. Рай». Тамъ же, 1831, № 1. 6) Перев. «Лира», 1-е дѣйств. Тамъ же, 1832, № 20. 7) Мракъ (изъ Байрона). «Литерат. Приб.» 1833, Л6 21. 8) Перев. «Макбета», дѣйствіе 1, явл. 1. «Моск. Телегр.» 1633, № XI.
Въ альманахахъ:
1) «Улетѣлъ голубчикъ въ поле». Пѣсня. «Одесск. Альманахъ на 1831 г.» 2) Сонъ Сарданапала. Тамъ же. 3) Отрывокъ изъ поэмы Мицкевича «Конрадъ Валенродъ». Тамъ же. 4) Отрывокъ изъ «Даядовъ» Мицкевича (Праотцы) въ "Невскомъ Альманахѣ 1829 г. Многое изъ начатаго Вронченко не успѣлъ закончить. Другъ Вронченки и авторъ самой обстоятельной біографіи его — Никитенко сообщаетъ въ этой біографіи:
«Въ бумагахъ послѣ его смерти мы нашли въ отрывкахъ переводы: Лира, первое дѣйствіе, „Дзядовъ“, 4-ую часть, Пикколомини Шиллера 1-е дѣйств., значительную часть Конрада Валенрода Мицкевича, первое дѣйствіе Ошибокъ Шекспира, нѣсколько сценъ Сарданапала Байрона и Отелло Шекспира и большую часть Вернера Байрона» («Журн. М. Н. Пр.» 1867 г., ч. 136, стр. 31). Кое-что Никитенко тутъ напрасно причислилъ къ неизданному: какъ выше указано, первое дѣйствіе «Лира» и отрывки изъ «Сарданапала» и «Дзядовъ» появились въ журналахъ и альманахахъ.
Ср. о Вронченкѣ: 1) «Моск. Телегр.» 1830, № 20, стр. 81. 2) Тамъ же, 1831, № 13, стр. 102. 3) Н. Кукольникъ, «Дагеротипъ» (Альманахъ). 1842. Надпись. 4) «Мѣсяцесловъ на 1857», стр. 242. 5) «Зап. Военно-Топ. Дено» 1861, ч. XXII, отд. I, стр. 65—70. 6) А. В. Никитенко, Журн. Мин. Нар. Просвѣщ." 1867, ч. 136, № 10, стр. 1—58. (Отд. Спб., 1867). 7) Бѣлинскій, Соч.; по изд. Солдатенкова, II, 202—6; VII, 358; IX, 117; X, 363. 8) Кс. Полевой, Записки, стр. 274, 363, 455. 9) «Ист. Имп. Русск. Географ. Общ.» 10) И Л. Варсуковъ, Жизнь и труды М. П. Погодина, XIII, 130. 11) А. Скабичевскій, Соч., т. II. 12) П. А. Плетневъ, Сочиненія, т. III, стр. 402, т. 3 (Письмо № 16). 13) «Русск. Арх.» 1888, 12, стр. 616. 14) В. В--въ, «Русск. Вѣд.» 1897, № 242.15) Геннади, Словарь. 16) Толль, Доп. 17) Брокгаузъ-Ефронъ, Энц. словарь. 18) Caulbars, Aperèu.
Отзывы: объ «Обозр. Малой Азіи въ нынѣши. ея состояніи»: «Литерат. Приб. къ Русск. Инв.» 1839, т. 2, 5, 93—94. О переводѣ «Фауста»: 1) «Библ. для Чтенія» 1844, т. 67, отд. 6, стр. 35—42. 2) «Русск. Инв.» 1841, № 264. 3) «Современ.» 1844, т. 36, стр. 360—363 (Плетнева). 4) «Москвитянинъ» 1845, ч. I, А" 1, стр. 10— 14. 5) «Маякъ» 1845, т. 19, кн. 37, стр. 26—28 (ст. С. В.). 6) «Отеч. Зап.» 1845, № 1, т. 38, отд. 5, стр. 1—66 и отд. 6, стр. 1—2. 7) «Финск. Вѣсти.» 1815, т. I, отд. 5, стр. 60—68. 8) П. А. Плетневъ. Сочиненія, т. 2, 470—471. О перев. «Гамлета»: «Книжки Нед.» 1891, № 11, стр. 227, 228. О перев. «Макбета»: П. А. Плетневъ, Сочиненія, т. I, стр. 298, 299. (Изъ «Литер. Прибавл. къ Русск. Имп.» 1837 г.).
182) Ср. о Шекспирѣ I, 321.
183) Ссылки на Гизо не въ первый разъ подтверждаютъ, что Бѣлинскій читалъ по-французски не только ad hoc, когда надо было переводить что-нибудь для журнала, но и просто изъ литературнаго интереса. А кромѣ того ссылки на Шекспира въ переводѣ Гизо устраняютъ наши указанія (см. прим. 80) на то, что нѣкоторыя непереведенныя на русск. яз. пьесы Шекспира были извѣстны Бѣлинскому только по разсказу друзей. Очевидно, онъ ихъ зналъ по фр. переводу. Кстати, исправимъ одну неточность Бѣлинскаго. Французскій подстрочный переводъ, на который онъ ссылается и который, видимо, отлично изучилъ (ср. въ особенности рецензію о «Виндзор. Кумушкахъ» въ IV т.) не принадлежитъ всецѣло Гизо. Гизо и Пишо только исправили старый переводъ Летурнера. Гизо написалъ къ этому изд. (1821—29) этюдъ о Шекспирѣ, почему издатель (Лавока) и выдвинулъ особенно его участіе. Напрасно также считаетъ Бѣлинскій авторомъ предисловія къ «Гамлету» Гизо. Оно подписано буквами Р. В. и по указанію Керара въ его «France littéraire» (т. IX) принадлежитъ Просперу Баранту.
184) «Зачеркнуло: великаго созданія Шекспира и сохраненъ какой то, изъ него вышло какое-то». (Примѣч. Ефремова и Якушкина).
185) Даже чудный, звучный французскій языкъ былъ ненавистенъ Бѣлинскому въ эту эпоху, когда онъ не могъ равнодушно говорить ни о чемъ французскомъ. Французофобія прямо принимаетъ у него истерическій характеръ.
186) Ср. выше, ст. № 250.
187) Шекспиръ не потому «не гнушался никакими словами», что былъ «чистъ». Тѣ немногіе біографическіе факты, которые извѣстны о Шекспирѣ, всего менѣе рисуютъ его человѣкомъ «чистымъ». Грубости языка Шекспира были полнымъ отраженіемъ грубой безцеремонности его времени.
188) «Въ рукописи описка: опять то же, да то»
189) «Зачеркнуто: глубокій»
190) «Эта цитата вся написана чужой рукой»
191) «Зачеркнуто: отрывочной»
192) «Это слово надписано надъ зачеркнутымъ: созерцаніе»
193) «Зачеркнуто: и не замѣчая того»
194) Рѣчь о драмѣ Полевого «Уголино», которую Бѣлинскій разбираетъ вслѣдъ за переводомъ Гамлета.
195) Совершенно такъ же смотрѣлъ на нрава переводчика Аполлонъ Григорьевъ. См. его предисловіе къ переведенному имъ «Венеціанскому купцу» («Драматич. Сборникъ» 1860 г.).
196) Переводъ Вронченки дѣйствительно отличается большою точностью и выводы Бѣлинскаго, такимъ образомъ, вполнѣ правильны.
197) Одно изъ первыхъ проявленій побѣднаго сознанія своей грядущей силы. До того Бѣлинскій еще не говорилъ отъ имени молодого поколѣнія. Теперь онъ начнетъ напоминать о немъ все чаще и чаще. Въ частности, заключеніе статьи вызвано тѣмъ, что молодая редакція «Москов. Наблюд.» ставила одною изъ своихъ главныхъ задачъ переводы великихъ представителей западно-европейской литературы. Катковъ переводилъ Шекспира и Гейне, Константинъ Аксаковъ и Струговщиковъ Шиллера и Гёте, Сатинъ Шекспира и т. д. Списокъ переводовъ, появившихся въ «Моск. Набл.» редакціи Бѣлинскаго см. въ IV" т. въ примѣчаніи къ статьѣ — "Бѣлинскій какъ редакторъ «Моск. Наблюдателя».
Разставаясь съ разборомъ перевода Полевого, отмѣтимъ его рѣшающее значеніе для опроверженія дикой клеветы Ксенофонта Полевого (см. прим. 74). Этотъ-то почти сплошной диѲирамбъ переводчику Гамлета и есть «отместка» Бѣлинскаго!
198) "Моск. Наблюд. 1838, май, книга 1-ая. Цензур. разр. отъ 11 іюня 1838 г. Въ изд. Солдатенкова помѣщено съ опущеніемъ цитатъ и нѣкоторыхъ примѣчаній, что привело къ разнымъ несообразностямъ. Въ настоящемъ изданіи статья воспроизведена по «Семи статьямъ» Ефремова и Якушкина (см. примѣч. 165).
«Рукопись сохранилась вполнѣ, 13 листовъ f°; писано съ обѣихъ сторонъ» («Семь статей» стр. 157—58).
199) Мы не могли прослѣдить откуда взята цитата.
200—201) Фразы, заключенной между этими двумя примѣчаніями, нѣтъ въ «Москов. Наблюдателѣ», и едва ли можно сомнѣваться въ томъ, что ее выбросила цензура. Въ тѣ времена неблагосклонно смотрѣли на «вольный духъ» даже въ печкѣ и на «свободу» даже въ творчествѣ.
202) У насъ эта рецензія на Бенедиктова помѣщена дальше, потому что, не имѣя никакихъ другихъ твердыхъ основаній для хронологическаго распредѣленія статей, мы придерживаемся чиселъ цензурныхъ разрѣшеній. И вотъ мы руководствовались тѣмъ, что книжка XVII тома, гдѣ помѣщена рецензія объ «Уголино», помѣчена 11 іюня 1838 г., а рецензія о Бенедиктовѣ, хотя помѣщена въ предыдущемъ XVI томѣ, но цензурное разрѣшеніе отъ 22 іюня.
203) «Зачеркнуто: и невозможностью вникнуть въ.» (примѣч. Ефремова и Якушкина). Рѣчь можетъ тутъ идти только о драмѣ Бѣлинскаго «50-лѣтній дядюшка» (см. IV томъ). Никто другой изъ членовъ кружка въ то время драмы не писалъ. Но какъ въ такомъ случаѣ объяснить слова «очарованіе его чтенія»? Они какъ-то не вяжутся съ чрезвычайною скромностью въ отзывахъ Бѣлинскаго о себѣ. А кромѣ того, никто изъ друзей, писавшихъ о Бѣлинскомъ, ничего не говоритъ о немъ, какъ о хорошемъ чтецѣ.
204) Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ Бѣлинскій и напечаталъ, и поставилъ на сцену свою драму…
205) Конечно, въ литературной дѣятельности. Въ жизни Бѣлинскій былъ страшно робокъ.
206) Въ XVII т. «Моск. Набл.» былъ помѣщенъ прекрасный переводъ «Идеаловъ» Константина Аксакова. Съ взглядомъ Бѣлинскаго на это стихотвореніе трудно согласиться. Какъ разъ особенно «глубокихъ идей» въ немъ и нѣтъ; мысль стихотворенія довольно элементарна: молодой поэтъ былъ полонъ всякихъ порывовъ и мечтаній, а жизнь разбила его мечты. «Силы и энергіи» тоже въ немъ нѣтъ особенной: оно скорѣе многословно и именно это и ослабляетъ его достоинства, несмотря на «красоту выраженія» и «душу пламенную, глубокую, великую», которую здѣсь Шиллеръ обнаруживаетъ. Но все-таки сказать, что стихотвореніе «нисколько не художественное» очень рисковано. Имъ восхищался Гёте, для котораго «художественность» всегда стояла на первомъ планѣ при оцѣнкѣ литературныхъ произведеній.
207) Одна изъ наиболѣе яркихъ формулировокъ эстетическихъ взглядовъ Бѣлинскаго въ первомъ періодѣ его дѣятельности. Теорія объективнаго, «кроткаго, благолѣпнаго сіянія эстетической красоты» все больше и больше имъ завладѣваетъ.
208) Утвержденіе до послѣдней степени спорное. «Нереида» никакого мѣста въ поэзіи Пушкина не занимаетъ, въ то время, какъ «Идеалы», при всѣхъ своихъ длиннотахъ, — одно изъ замѣчательныхъ стихотвореній Шиллера, на вынашиваніе котораго онъ употребилъ все свое творческое напряженіе. «Нереида» даже и создалась-то не въ минуту чисто-художественнаго настроенія, а какъ нескромное воспоминаніе о понравившейся ему Е. Н. Раевской. Пушкинъ былъ взбѣшенъ, когда стихотвореніе, безъ его вѣдома, появилось въ «Полярной Звѣздѣ». См. въ изд. Лит. Фонда, т. I, стр. 225 и т. VII, письма 57 и 68.
209) О «Гимназич. рѣчахъ» Гегеля см. IV т. (предисловіе къ нимъ Бакунина).
210) «Въ рукописи еще: И сколько пряничныхъ фразъ».
211) «Въ рукописи: съ Сумароковымъ или Расиномъ».
212) «Въ печати вмѣсто этого: „Пьеса усыпила“.
213) Это же и приговоръ чрезмѣрно-строгой рецензіи. Полевой, конечно, могъ только поблагодарить рецензента, который, отнесшись отрицательно къ его драмѣ, вмѣстѣ съ тѣмъ приравнялъ ее къ драмамъ Гюго! По существу Бѣлинскій безусловно правъ. Ознакомившись съ „Уголино“, мы нашли, что даже немногія похвалы Бѣлинскаго не заслужены драмою. „Уголино“ даже и впечатлѣнія настоящей драмы не производитъ: это скорѣе оперное либретто. Но именно потому къ ней едва ли такъ строго нужно было отнестись. Бѣлинскій въ своемъ сужденіи объ „Уголино“ сталъ на слишкомъ высокую точку зрѣнія, взялъ критеріи, совершенно неподходящіе. Нужно ли было по поводу пьесы, явно неимѣвшей никакихъ притязаній на серьезное художественное значеніе и написанной просто для заработка, употреблять всуе имена Шиллера, Пушкина, даже Шекспира! А какъ эффектное театральное представленіе „Уголино“ достигало своей цѣли и въ Петербургѣ имѣло огромный успѣхъ (ср. Вольфъ, Хроника петерб. театровъ, ч. I, стр. 59 и IX, ч. II, стр. IV. Ср. пр. 214.
214) Итакъ, Бѣлинскій еще считаетъ себя другомъ Полевого. Какъ это вяжется съ нелѣпымъ „мщеніемъ“, выдуманнымъ Ксен. Полевымъ. Стоитъ затѣмъ сравнить въ IV т. рецензію о пьескѣ Полевого „Дѣдушка русск. флота“, чтобы тотчасъ же убѣдиться въ томъ, что систематическаго недоброжелательства тутъ нѣтъ и малѣйшаго помина. Бѣлинскій относился къ Полевому исключительно такъ, какъ въ каждый данный моментъ слагались его литературныя настроенія. Переводъ „Гамлета“ подвертывается въ минуту, когда молодая редакція переполнена стремленіемъ ввести въ массу публики произведенія великихъ писателей, и Бѣлинскій осыпаетъ восторженными похвалами трудъ человѣка, въ личныхъ отношеніяхъ къ которому у него произошло охлажденіе. Этотъ же человѣкъ подвертывается въ минуту, когда Бѣлинскаго волнуетъ вопросъ о высшемъ художественномъ совершенствѣ и Полевой падаетъ жертвою непомѣрно-высокихъ требованій къ нему предъявленныхъ; но тотъ же Полевой черезъ нѣсколько мѣсяцевъ пишетъ пустякъ — „Дѣдушку русск. флота“ и Бѣлинскій снова весь благоволеніе, потому что онъ здѣсь находитъ пищу своему восторгу предъ представителями идеи власти.
215) „Моск. Набл.“ 1838, т. XVII, стр. 117—122. Ценз. разр. 11 іюня 1838. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
216) Надо думать, это иронія?
217) „Моск. Наблюд.“ 1838, т. XVII, стр. 122—23. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
218) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло. О настоящихъ „Трехъ Повѣстяхъ“, поддѣлкою подъ которыя являются повѣсти Ниркомскаго, — Н. Ф. Павлова, см. т. II, прим. 235.
219) Тамъ же, стр. 124—127. Въ изд, Солдатенкова не вошло.
220) Тамъ же, стр. 127—131. Въ изд. Солдатенкова не вошло. См. дальше, прим. 271.
221) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
222—223) Тамъ же, стр. 131—134. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
224) Тамъ же, стр. 148—156.
225) Бѣлинскій весьма подробно передалъ почти все содержаніе фельетона Булгарина, очень любопытнаго для характеристики того, какъ изолированно стояла молодая редакція „Москов. Наблюд.“ со своими философскими интересами. Какъ-ни-какъ Булгаринъ былъ выразителемъ и представителемъ очень знaчитeльнaго слоя русскихъ читателей. Булгаринъ на этотъ разъ безъ всякаго яда и инсинуацій съ искреннимъ ужасомъ говорилъ о „непонятныхъ“ терминахъ „Москов. Наблюд.“. Относительно нѣкоторыхъ терминовъ Булгаринъ, впрочемъ, правъ: что такое „прекраснодушіе“ и теперь нельзя вполнѣ точно понять (ср. примѣч. 107 и 160).
226) Еще на обложкѣ II тома (мартъ и апрѣль) „Сына Отечества“ за 1838 г. было напечатано „Сынъ Отечества и Сѣверный Архивъ. Редакторы: Н. Гречь и Ѳ. Булгаринъ“, а на III-мъ уже: „Сынъ Отечества“. Редакторъ Николай Гречь».
227) Не могли доискаться кому принадлежитъ это выраженіе.
228) Если Бѣлившій говоритъ тутъ серьезно, то рѣчь, очевидно, о Михаилѣ Бакунинѣ (см. т. IV), который не былъ профессіональнымъ литераторомъ.
229) См. т. I, стр. 362 и 439, пр. 125.
230) «Мнемозина» — не журналъ, а одинъ изъ самыхъ замѣчательныхъ альманаховъ нашихъ, изданный въ 1824 г. въ 4 книгахъ кн. Одоевскимъ и Кюхельбекеромъ. Здѣсь впервые заявилъ себя русскій шеллингизмъ и вообще интересъ къ философіи. «Мнемозина» знаменуетъ собою также поворотъ въ наиболѣе чуткой части литературы отъ французскаго къ нѣнедкому. Альманахъ прямо ставилъ своею цѣлью: «распространеніе новыхъ мыслей, блеснувшихъ въ Германіи, съ тѣмъ, чтобы обратить вниманіе русскихъ читателей на предметы въ Россіи мало извѣстные». Въ «Мнемозинѣ» былъ помѣщенъ рядъ философскихъ статей Одоевскаго и Павлова. Но это-то и отпугало большую публику. Если еще въ 1838 г. Булгаринъ, не боясь того, что его назовутъ невѣждой, потѣшался надъ элементарнѣйшими философскими терминами, то удивительно ли, что «Мнемозина» не добилась и 200 подписчиковъ. Почтеніе, съ которымъ Бѣлинскій говоритъ здѣсь о «Мнемозинѣ», еще лишній разъ устанавливаетъ тѣсную душевную связь между кружкомъ Бѣлинскаго и шеллингистскими кружками 20-хъ годовъ.
231) Нельзя сказать, чтобы эти укоры опальнымъ Мицкевичемъ и подчеркиваніе слова нашему отечеству принадлежали къ славнымъ страницамъ литературнаго формуляра Бѣлинскаго. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ его отношеніе къ Мицкевичу будетъ еще удивительнѣе, а черезъ два-три года воспоминаніе объ этомъ эпизодѣ эпохи преклонена предъ «разумной дѣйствительностью» всякій разъ будетъ ему доставлять минуты мучительнѣйшаго стыда.
232) Это еще надо было тогда подробно растолковывать. Кольцовъ часто присутствовавши при философскихъ спорахъ въ кружкѣ молодой редакціи (см. въ т. IV ст. "Бѣлинскій какъ редакторъ «Моск. Набл.»), не безъ гордости писалъ Бѣлинскому: «Я понимаю субъекта и объекта хорошо, но не понимаю еще, какъ въ философіи, поэзіи, исторіи, они соединяются до абсолюта», (приведено въ біографіи Кольцова, составл. Бѣлинскимъ). Чисто-кружкового термина «прекраснодушіе» Бѣлинскій такъ и не объяснилъ.
233) Обычная способность Бѣлинскаго не знать никакихъ предѣловъ въ своихъ неистовыхъ увлеченіяхъ. Водевилиста Скрибъ выше Гюго, отецъ французскаго натурализма Бальзакъ «неистовый»! Ср. прим. 258.
234) Повѣсть извѣстнаго впослѣдствіи историкъ Петра Николаевича Кудрявцева (1816—1858), беллетристическими произведеніями котораго Бѣлинскій нѣсколько преувеличенно увлекался. О повѣстяхъ Кудрявцева еще будетъ рѣчь. Появилась въ первой мартовск. книжкѣ «Моск. Набл.» 1838 г. за подписью А. Н.
235) Сказано болѣе кратко, чѣмъ вѣрно. Уходъ Булгарина изъ перешедшаго въ 1838 г. подъ фактическую редакцію Полевого «Сына Отечества» не столько былъ вызванъ желаніемъ очистить журналъ отъ Булгаринскаго духа, сколько невозможностью работать съ этимъ вѣчно-интригующимъ, мелкодряннымъ человѣчкомъ. См. письма Николая Полевого въ «Запискахъ» его брата Ксенофонта.
236) «Моск. Наблюд.» 1838 г. т. XVI, стр. 599—621. Ценз. разр. 22 іюня 1838. Помимо разныхъ мелкихъ сокращеній въ изд. Солдатенкова вошло съ опущеніемъ всего начала статьи (стр. 379—82), такъ ярко характеризующаго политическое міросозерцаніе Бѣлинскаго въ эту эпоху. Ср. прим. 109.
237) на этотъ разъ (ср. прим. 6) Бѣлинскій достодолжнынъ образомъ оцѣнилъ искрящіяся топкимъ умомъ, поразительно-широкимъ образованіемъ и силою умственныхъ интересовъ письма Александра Тургенева. Этому, конечно, не мало содѣйствовало насмѣшливое отношеніе Тургенева къ французамъ. Въ частности по отношенію къ Лерминье, весь охваченный теперь ненавистью къ французамъ Бѣлинскій не только поспѣшилъ принять въ полномъ объемѣ насмѣшливое отношеніе Тургенева, но по своему обыкновенію сразу утратилъ всякое чувство мѣры и произвелъ весьма талантливаго французскаго юриста въ шарлатаны и наглецы. Правда. Лерминье (1803—57), какъ это позднѣе выяснилось, былъ человѣкъ не особенно стойкихъ убѣжденій, и, выдвинувшись своими либеральными взглядами, не устоялъ противъ министерскихъ милостей, благодаря чему сразу потерялъ свою огромную популярность. Но «шарлатаномъ», «коверкающимъ имена Гегеля, Шлегеля и Канта», его никакъ нельзя назвать. Лерминье, начавшій свою учено-литературную карьеру разборомъ взглядовъ знаменитаго нѣмецкаго юриста Савиньи, жившій въ Германіи и учившійся въ берлинскомъ университетѣ, былъ, по отзыву проф. В. Нечаева, ссылающаяся на нѣмецкіе источники, «хорошо знакомь съ германской юридической литературой» («Энц. Слов.» т. XVII, стр. 578). Бѣлинскому теперь забытый Лерминье былъ хорошо извѣстенъ и до «Хроники» Тургенева. Онъ входилъ въ тотъ кругъ французовъ-мыслителей, къ которому въ то время въ кружкѣ относились съ спеціальнымъ пренебреженіемъ. Незадолго до того, одинъ изъ членовъ кружка, разбирая въ «Моск. Наблюд.» (1838, май, кн. 2), статьи «Рѣчи, произнес. въ Моск. унив.», восклицалъ: «въ Берлинскомъ университетѣ юное могучее поколѣніе, образованное основателемъ новѣйшей философіи Гегелемъ, дѣятельно трудится въ приложеніи его глубокихъ, мірообъемлющихъ идей ко всѣмъ отраслямъ зпанія. Дивная эпоха, начало новой, могучей и безконечной жизни, которой простодушное легкомысліе, воспитанное на фразахъ Кузена, Лерминье. Мишле, Кинё и Сенъ-Симонистовъ, даже и не подозрѣваетъ». У Бѣлинскаго это пренебреженіе не замедлило принять характеръ какой-то личной ненависти и оттого-то онъ съ такимъ жаромъ ухватился за отзывъ Тургенева.
238) Юмористическо-этнографическій романъ англ. писателя Моріера, въ 1830—31 гг. вышедшій въ «вольномъ переводѣ» Сенковcкаго.
239) Приговоръ до послѣдней степени невѣрный. Въ Шатобріанѣ, конечно, много несимпатичной русскому стремленію къ задушевности холодноватости, много позерства, но онъ не только первостепенный писатель, онъ одинъ изъ творцовъ новоевропейской литературы. Изъ его «Рене» родился байронизмъ.
240—241) Обѣ статьи написаны Плетневыімъ (см. его «Сочиненія» т. I).
242) Въ позднѣйшихъ изданіяхъ этотъ набросокъ печатается съ эпиграфомъ изъ Гётевской пѣсни Миньоны (Kennst du das Land), которою отчасти навѣяно стихотвореніе Пушкина. Въ «Современникѣ» оно появилось безъ эпиграфа.
243) У Бѣлинскаго опечатка: надо Е. Р--ной (Ростопчиной), а не Г. Р--ной.
244) Яковъ Карловичъ Гротъ. Переводъ, дѣйствительно, очень тяжелый и непоэтичный.
245) Трудно понять, почему Бѣлинскій нашелъ въ этой полу-эпиграммѣ «творческую красоту». Это стихотвореніе не болѣе какъ умная, хотя по существу совершенно невѣрная (поэты всегда отражаютъ настроенія эпохи и никогда первые не высказываютъ «мысль» вѣка) полемическая выходка.
246) «Моск. Набл.» 1838, т. XVI, стр. 621—632. Ценз. разр. 22 іюня 1838 г. Въ изд. Солдатенкова вошло съ опущеніемъ цитатъ и отдѣльныхъ замѣчаній Бѣлинскаго.
247) Одно изъ самыхъ яркихъ мѣстъ критическаго формуляра Бѣлинскаго. Съ какою опредѣленностью и смѣлостью въ анонимномъ дебютѣ Лермонтова сразу угадано «сильное и самобытное дарованіе». Шокируетъ современное ухо въ этомъ примѣчаніи превращеніе былинъ, связанныхъ съ именемъ Кирши Данилова, въ «Поэмы Кирши Данилова». Но слово «былина» появляется въ литературно-ученомъ обиходѣ поздно. Его нѣтъ еще даже въ учебникахъ 40-хъ годовъ.
248) Намеки на Тимофеева. См. т. I., стр. 414, прим. 4.
249) Все это Бѣлинскій проповѣдуетъ, начиная съ «Литературныхъ Мечтаній», но теперь это выведено изъ Гегельянскаго взгляда на искусство, какъ на «созерцаніе абсолютной жизни».
250) Это слово употреблено здѣсь не въ обычномъ его значеніи (мгновенное), а въ Гегелевскомъ смыслѣ, т.-е. какъ производное отъ моментъ — фазисъ.
251) Къ Бернету (псевдонимъ Алексѣя Кирилловича Жуковскаго, 1810—1864) мы еще будемъ имѣть случай вернуться.
252) «Моск. Набл.» 1838, ч. XVI, стр. 632—37. Ценз. разр. 22 іюня 1838.
253) Въ пламенныхъ. лирическихъ изліяніяхъ своихъ Бѣлинскій не далъ никакого опредѣленнаго и яснаго критерія для оцѣнки художественныхъ произведеній. Съ точки зрѣнія любителей подводить эстетическія эмоціи подъ «строго-научныя» категоріи этого недостаточно, и нерѣдко слышатся упреки по адресу Бѣлинскаго за такое отсутствіе опредѣленности. Но намъ лично думается, что заслуга Бѣлинскаго какъ разъ въ томъ и заключается, что онъ ярко подчеркнулъ невозможность дать точное эстетическое мѣрило. Педантъ Шевыревъ, не то чтобы совсѣмъ лишенный вкуса, но сплошь да рядомъ впадавшій въ грубѣйшую безвкусицу, былъ убѣжденъ, что познаваніе красоты точно формулируемо, а человѣкъ тончайшаго вкуса Бѣлинскій носилъ его органически-живо въ своей душѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ сводилъ все къ неуловимому нѣчто: мѣрило, конечно, очень шаткое, что и говорить, но другого нѣтъ. Дать объективный критерій для сужденія о художественной красотѣ невозможно. Нельзя научить отличать умное отъ глупаго, изящное отъ неизящнаго, красивое отъ некрасиваго. Съ этимъ умѣніемъ находить эстетическое нѣчто люди вообще и критики въ частности рождаются.
254) Ср. II, прим. 311.
256) «Моск. Набл.» 1838, т. XVII, най, кн. 2. Ценз. разр. 6 авг. 1838.
257) Бѣлинскій неправильно его называетъ: не Депюитренъ, а Дюпюитренъ (Dupuytren), знаменитый фр. хирургъ (1777—1835).
258) Характеристика, которую Бѣлинскій здѣсь дѣлаетъ «неистовой» т.-е. романтической школѣ, тоже съ полнымъ основаніемъ можетъ быть названа неистовой. Это одна изъ кульминаціонныхъ точекъ антифранцузскаго настроенія Бѣлинскаго, тѣсно связаннаго съ преклоненіемъ предъ «дѣйствительностью» и ненавистью къ тому, что уничтожаетъ довольство ею. Мелкія выходки противъ всего французскаго, разсыпанныя на протяженіи всѣхъ статей Бѣлинскаго 1834—38 гг., здѣсь собраны въ одинъ букетъ. По обычной своей способности доходить во всѣхъ своихъ увлеченіяхъ до Геркулесовыхъ столбовъ, онъ и здѣсь договорился до совершенно-чудовищныхъ вещей — до утвержденія, что «неистовые» за деньги готовы измѣнить свои взгляды. Нѣчто подобное по необузданности этой выходкѣ представляетъ собою только рецензія о Монборнъ (II, ст. № 101).
259) На Кронеберга напали въ «Моск. Телеграфѣ». Болевой благоговѣлъ предъ Кузеномъ.
260) Объ отношеніи Бѣлинскаго къ Менделю см. спеціальную статью о послѣднемъ въ дальнѣйшихъ томахъ.
261) «Моск. Наблюд.», т. XVII, стр. 291—92. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
262) Тамъ-же, стр. 298—302.
263) Въ изданіи Солдатенкова къ этому мѣсту сдѣлана сноска и пояснено (очевидно, редакторомъ изданія — Кетчеромъ): — Каратыгина.
264) Въ изд. Солдатенкова и здѣсь сдѣлана сноска, въ которой пояснено: Мочалова.
265) Съ этимъ доказательствомъ ad majorein gloriami Мочалова никакъ нельзя согласиться. Пародировать можно что угодно, не исключая «Иліады». Оффенбаховская «Прекрасная Елена» до такой степени вытѣснила Гомеровскія фигуры, что, напр., Менелая трудно себѣ теперь и представить иначе какъ въ видѣ "мужа царицы"и рогоносца, а «двухъ Аяксовъ» — иначе, какъ въ видѣ двухъ шутовъ, которые
Вотъ пришли величаво
Шли величаво
Два Ая
Два Аякса вдругъ.
А вѣдь по Гомеру какіе это дѣйствительно величавые герои.
266) Комедія кн. Шаховского (1820).
267) «Моск. Наблюд.» 1838 г. т. XVII, іюнь, кн. 1, стр. 389. Ценз. разр. 28 авг. 1838. Въ изд. Солдатенкова не вошло. Начертаніе фамиліи Фонъ-Визина и тогда уже было спорно: издатели писали въ выписаннолъ Бѣлинскимъ заглавіи: Фонъ-Визинъ, а Бѣлинскій въ рецензіи пишетъ Фопвизинь. Большую статью о Фонъ-Визинѣ или, вѣрнѣе, вступленіе къ ней см. въ IV т.
268) Тамъ же, стр. 390. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
269) Тамъ же, стр. 391—95. Въ изд. Солдатенкова вошло съ опущеніемъ двухъ цитатъ. Къ литературной дѣятельности Павла Павловича Каменскаго (ум. въ 1870-хъ гг.) мы еще вернемся.
270) Повѣсть Каменскаго «Конецъ Міра» была помѣщена въ изд. Владиславлевымъ «Альманахѣ на 1838 годъ», о которомъ Бѣлинскій писалъ рецензію (см. III, статья № 243).
271) Ср. выше статью № 267. Біографическихъ свѣдѣній о Платонѣ Смирновскомъ нѣтъ, но данныя о литературной его дѣятельности показываютъ, что холодный душъ, которымъ его обдала критика (кромѣ Бѣлинскаго, его вышутили еще въ «Литер. Прибавл. къ Русск. Имп.» 1838 г. № 22), подѣйствовалъ на него отрезвляющимъ образомъ. Онъ появляется въ печати (по крайней мѣрѣ за подписью) только въ 1847—48 гг. въ качествѣ довольно дѣятельнаго сотрудника «Литературной Газеты» ред. Краевскаго и Владиміра Зотова. Здѣсь онъ помѣстилъ нѣсколько разсказовъ («Листокъ изъ жизни петербургск. бѣдняковъ» 1847, № 43: «Сказка о мертвецѣ, мужикѣ и дубинѣ» 1848 г. № 5) и рядъ «Петерб. писемъ» (въ 1848 г. почти въ каждомъ No), дававшихъ отчеты о балетѣ, циркѣ и т. п. Въ 1855 издалъ (Спб.) книжку «На всякое время въ добрый часъ» (Ср. о ней «С.-Петерб. Вѣд.»:355, J6 219 и «Отеч. Зап.» 1856, № 1).
272) «Моск. Наблюд.» 1838, т. XVII, іюнь, кн. 2, стр. 395—401. Цензурн. разр. 28 авг. 1838. Въ изд. Солдатенкова не вошло. Повѣсти Владиславлева подвернулись Бѣлинскояу въ минуту очень благодушнаго настроенія. Онѣ не лишены кое-какихъ скромныхъ достоинствъ, но не стоятъ тѣхъ чрезмѣрныхъ похвалъ, который имъ расточаетъ Бѣлинскій. Правда, и въ другихъ журналахъ литературная и издательская дѣятельность Владиславлева встрѣчала сочувствіе, но тутъ были другія причины. Описывая литературный вечеръ у Плетнева, Тургеневъ между прочимъ сообщаетъ:
«(Быль тутъ) адъютантъ въ жандармскомъ мундирѣ, бѣлокурый, плотный мущина съ разноцвѣтными (такъ называемыми арлекинскими) зрачкамт, съ подобострастнымъ и пронзительнымъ выраженіемъ физіономіи, — нѣкто Владиславлевъ, издатель извѣстнаго въ свое время альманаха: „Утренняя Заря“. Ходили слухи, что подписка на этотъ альманахъ была въ нѣкоторомъ родѣ обязательна».
Когда рѣчь зашла о «Ревизорѣ»,
«Владиславлевъ съ похвалой цитировалъ изъ „Ревизора“ фразу: „не по чину берешь“ и при этомъ сдѣлалъ движеніе рукою, какъ будто поймалъ муху; какъ теперь вижу взмахъ этой руки въ голубомъ обшлагѣ и знаменательный взглядъ, которымъ всѣ обмѣнялись».
Еще опредѣленнѣе «Воспоминанія» Панаева:
«Владиславлевъ, написавшій нисколько сентиментальныхъ и военныхъ разсказовъ, почти никѣмъ не замѣченныхъ, пріобрѣлъ себѣ въ литературѣ нѣкоторую извѣстность своей „Утренней Зарей“ и черезъ эту „Зарю“ завелъ знакомство съ разными литераторами. Воспользовавшись мѣстомъ своего служенія, онъ распространялъ свое изданіе въ довольно значительномъ количествѣ. Большинство пріобрѣтало этотъ альманахъ, по предписанію жандармскаго начальства, которое, въ противорѣчіе своимъ принципамъ возбуждало такимъ образомъ интересъ къ литературѣ въ русской публикѣ.
Всѣ литераторы очень хорошо знали, какими средствами расходится „Утренняя Заря“, по такая спекуляція никого не смущала и казалась всѣмъ очень обыкновенною и понятною. Владиславлевъ ничего не платилъ за статьи, и поэтому пріобрѣталъ отъ своего альманаха довольно значительные барыши. Онъ сталъ жить открыто и завелъ даже разныя прихоти, для удовлетворенія своего тщеславія. Онъ собралъ между прочимъ акварельный альбомъ изъ рисунковъ Брюлова и другихъ знаменитыхъ художниковъ, который стоилъ ему большихъ денегъ.
Владиславлевъ имѣлъ характеръ грубый, и беззастѣнчивость его въ обращеніи доходила иногда до наглости. Вмѣстѣ съ расширеніемъ своего тѣла и своихъ средствъ, онъ принималъ все болѣе важную осанку и обнаруживалъ крайнее самодовольствіе. Онъ даже началъ посматривать на литераторовъ, способствовавшихъ такъ безкорыстно къ увеличенію его средствъ, покровительственно. Это отчасти происходило вѣроятно отъ того, что онъ очень гордился своею должностью.
Съ Краевскимъ онъ сошелся очень близко и, говорить, при началѣ „Отечественныхъ Записокъ“ способствовалъ ихъ распространенію черезъ III отдѣленіе. Ото очень забавно, если справедливо, потому что впослѣдствіи то же III отдѣленіе скупало „Отечественныя Записки“ и предавало ихъ ауто-да-фе». (Воспоминанія, изд. 1876 г., стр. 86—87).
Другія воспоминанія о Владиславлевѣ всѣ въ томъ же родѣ. Смѣшно, конечно, думать, что Вѣлпискій расхваливалъ повѣсти Владиславлева, соображаясь съ мѣстомъ его служенія, которое, къ тому же, въ 1838—39 гг. ему незачѣмъ было и умилостивлять. Но что мѣсто служенія Владиславлева нимало не шокировало въ то время Бѣлинскаго — это несомнѣнно: иначе онъ не сталъ бы такъ дружественно говорить объ альманахахъ Владиславлева (см. въ IV т.). Бѣлинскій, какъ мы увидимъ изъ переписки, находился и въ личныхъ сношеніяхъ съ Владиславлевымъ.
Фактическія данныя о Владимірѣ Андреевичѣ Владиславлевѣ очень скудны. Извѣстно только, что онъ въ 1827 г. изъ петербургскаго унив. перешелъ на военную службу, состоялъ по корпусу жандармовъ и гвардейской кавалеріи и умеръ въ чинѣ подполковника 25 ноября 1856 г. Литературно-издательская дѣятельность его со средины 40-хъ годовъ тускнѣетъ и по службѣ онъ тоже видимо стушевывается, судя по незначительность чина, въ которомъ умеръ, прослуживши 30 лѣтъ.
Изъ написаннаго Владиславлевымъ вышло отдѣльнымъ изданіемъ и и видѣ оттисковъ:
1) Пустынникъ Муромскихъ лѣсовъ. Повѣсть. (Отъ изъ журн. «Славянинъ»), СПб. 1827. 8°. 2) Безпріютный. Повѣсть. (Отъ изъ журн. «Славянинъ»), СПб. 1827. 8°. 3) Стратегія. Изд. Кейландеромъ. Перев. съ нѣм. СПб. 1829. 8°. 4) Повѣсти и разсказы. 4 части. СПб., 1835—1838. 12°. 5) Замокъ Фалль. (Отрывокъ изъ путевыхъ записокъ). СПб. 1838. 8°. 6) Памятная книга военн. узаконеній для штабъ и оберъ-офицеровъ. СПб. 1851—1855.
Въ журналахъ Владиславлевъ напечаталъ:
1) Черная роза. Повѣсть. «Литерат. Прибавл.» 1833, № 92. 2) Браслетъ. Повѣсть. Тамъ же, 1833, № 102 и 103. 3) На балѣ и въ деревнѣ. Разск. «Библ. для Чт.» 1835, XI, отд. I, 63. 4) Разсказы уланскаго офицера. «Литерат. Приб.» 1835, № 31. 5) Разсказъ на переправѣ черезъ Прутъ. Тамъ же, 1836, № 13 и 14. 6) Дѣвушка въ шестнадцать и сорокъ лѣтъ. Тамъ же, 1837, № 13. 7) Незнакомка. (Выдержки изъ жури. арм. офицера). Тамъ же, 1837, № 31. 8) Странный Случай, какъ иногда женятся люди. Тамъ же, 1837, № 37.
Въ Альманахахъ:
1) Сцены изъ частной жизни артиста. «Альманахъ на 1838 г.». 2) Мечта и дѣйствительность. Тамъ же. 3) «Попугай», повѣсть. «Сборникъ на 1838 годъ». 4) Вѣрный выигрышъ. «Одесск. Альманахъ на 1839 г.». 5) Синьоръ Мавриціо. «Утрен. Заря» 1839. 6) Синьора. Разсказъ моего знакомаго. Тамъ же, 1840. 6) Смерть розы. Тажъ же. 1841. 7) Талисманъ. Тамъ же. 1842. 8) Разсказъ о томъ, какъ опасно было управителю Курляндскаго барона фонъ-Паукенгофа Фридриху, топивши въ овинѣ печь, заниматься охотой и что изъ этого вышло. Тамъ же. 1842.
Изданія Владиславлева:
1) Альманахъ на 1838 годъ. Съ 5-ю гравюр. Спб. 1838—120. 2) Утренняя Заря. Спб. 1839 −43. б ч. съ гравюрами на стали. Кромѣ искусственныхъ мѣръ распространенія, успѣху «Утренней Зари» содѣйствовали прекрасно награвированные въ Лондонѣ портреты петербургскихъ великосвѣтскихъ красавицъ.
Біографическія данныя о Владиславлевѣ:
1) Панаевъ, Воспоминанія. 2) Бурнашовъ. Воспоминанія, въ «Русск. Вѣстн.» 1871. 3) Вороновъ, Обозрѣніе учебн. зав. петерб. округа. 4) «Сѣв. Пчела» 1856, 265. (Некр.). 5) И. С. Тургеневъ, Литер. Воспоминанія. 6) Н. И. Гречъ, Записки. Спб. 1886, 499. 7) Словари: Геннади, Березина, Брокгаузъ-Ефрона.
Отзывы: О нов. «Ильинъ день»: «Моск. Телегр.» 1828, № 5, стр. 112.
Объ «Альманахѣ на 1838 г.»: 1) Литерат. Прибавл. къ Русс. Имп. 1838. № 5. 2) «Современникъ» 1838, т. IX, стр. 85—87. 3) «Сѣв. Пчела» 1838, № 4. 4) «Библ. для Чтенія» 1838, т. XXVI, отд. VI, стр. 44.
О «Пов. иразсказахъ»: 1) Библ. для Чтенія" 1836, т. XIV, отд. VI, стр. 38; 1838, т. 28, отд. VI, 10. 2) Ю. Дж-ни «Сѣв. Пчела» 1836, № 46. 3) «Русск. Имп.» 1836, № 105 (ст. Z). 4) «Современникъ» 1838, т. IX, стр. 90. 5) «Моск. Набл.» 1838, т. XVII, стр. 395. 6) «Литер. Прибавл. къ Русск. Имп.» 1838, № 21. 7) «Сѣв. Пчела» 1833, JVS 83 (ст. Д.). 8) И А. Плетневъ, Мелкіе критич. разборы, соч., т. II, стр. 237—238.
Объ Альманахѣ «Утренняя Заря»: 1) «Сынъ Отеч.» 1838, т. VII, отд. IV, стр. 65—67. 2) «Современникъ» 1839, т. XIII, стр. 59—61. 3) «Моск. Наблюд.» 1839, ч. I, отд. V, стр. 53—67. 4) «Одесск. Вѣстн.» 1839, № 2. 5) «Отеч. Зап.» 1839, № 12, т. VII, отд. VII, стр. 3—15. 6) Ѳ. Булгаринъ, въ «Сѣв. Пчелѣ» 1839, № 4. 7) «Сынъ Отеч.» 1839, т. VII, отд. IV, стр. 65. 8) Библ. для Чтенія" 1840, т. XXXVIII, отд. VI, стр. 1.9) «Сѣв. Пчела» 1840, № 23, стр. 91 и № 205. 10) Ф. Менцовъ, въ «Жури. Мин. Нар. Просв.» 1840, ч. XXV, отд. VI, стр. 106—117. 11) «Литер. Газ.» 1840. № 1, стр. 13—17. 12) С. Б., въ «Маякѣ» 1840, т. I, ч. II, гл. IV, стр, 22—27. 13) «Сынъ Отеч.» 1840, т. I, кн. I, отд. X, стр. 176—178. 14) «Литерат. Газ.» 1841, № 8, стр. 72 и № 17, стр. 68. 15) «Маякъ» 1841, ч. XV, гл. IV, стр. 200. 16) «Москвитянинъ» 1841, ч. I,J8 2, стр. 3 — 5. 17) «Отеч. Зап.» 1841, № 1, т. XIV, отд. VI, стр. 1—8. 18) «Библ. для Чтенія» 1841, т. XLV, отд. VI, стр. 1. 19) «Современникъ» 1841, т. XXI, стр. 93—94. 20) «Библ. для Чтенія» 1842, т. L. отд. VI, стр. 3—5. 21) «Литерат. Газ.» 1842, № 1, стр. 10—12. 22) «Москвитянинъ» 1842, ч. I, № 1, стр. 304—308. 23) «Отеч. Зап.» 1842, № 1, т. XX, отд. VI, стр. 35—37. 24) «Литерат. Газ.» 1843, № 1, стр. 12—16. 25) «Литер. Приб. къ Русск. Имп.» 1843, №№ 2 и 3. 26) С. Шевырввъ, въ «Москвитянинѣ» 1843, ч. II, № 3, стр. 175—178. 27) ZZ, въ Сѣв. Пчелѣ" 1843, № 2. 28) «Сынъ Отеч.» 1843, т. I, кн. 1, № 1, отд. VI, стр. 1—12. 29) Л. Браттъ, Опытъ библіограф. обозр. русск. литерат. за 1841—1842 гг. Спб. 1842, стр. 38—41. 30) П. А. Плетневъ, Мелкіе критич. разборы, въ Соч., т. II, стр. 261—266.
О «Синьорѣ»: «Маякъ» 1840, ч. II, т. IV, стр. 83.
О «Памятн. книгѣ Воен. узаконеній»: 1) «Отеч. Зап.» 1851, № 9, т. LXXVIII, отд. VI, стр. 8—10, 2) «Москвитянинъ» 1851, № 24, кн. 2, стр. 573. 3) «Журн. Мин. Нар. Просв.» 1852, т. LXXIII, отд. VI, стр. 133—136. 4) «Отеч. Зап.» 1853, № 4, т. LXXXVII, отд, V, стр. 95. 5 «Библ. для Чтенія» 1853, т. СХХ, отд. VI, стр. 32—34. 6) «Воен. Журн.» 1854, № 1, отд. 3, стр. 129—130. 7) «Спб. Вѣд.» 1855, № 293.
273) «Моск. Набл.» 1838, т. XVII, іюнь, кн. 2, стр. 402—408. Въ изд. Солдатенкова вошло съ опущеніемъ нѣкоторыхъ цитатъ.
274) Альфредъ де-Виньи.
275) См. взгляды Бѣлинскаго на фр. лит. выше стр. 408 и дальше.
276) Ито-Лебренъ (Pigault-Lebrirn) весьма фривольный романистъ и драматургъ (1753—1835), отразившій въ своихъ многочисленныхъ романахъ распущенность эпохи директоріи. Былъ очень популяренъ и у насъ. Изъ его произведеній имѣются въ русскомъ переводѣ:
1) Опасность отъ излишней мудрости. Соч. г. Пигольта. М. 1789. 8°. 2) Теодоръ, или Перуанцы, съ каръ М. 1804. 12. 3) Сто двадцать дней, или четыре новости. Пер. съ фр. Е. Лифановъ. Часть 1-я. Спб. 1806. 12°. 4) Карлъ и Каролина, въ 5 д. М. 1809. 8°. 5) Дядя Ѳома. 4 части. М. 1810. 12°. 6) Господинъ Кегиленъ, или предвѣдѣніе. Пер. съ фр. съ каръ М. 1810. І2°. 7) Прекрасный пажъ, или арестантъ въ Шпандау, 4 части. М. 1811—1812. 12°. — То же, изд. 2-е, 6 частей. М. 1817. 12°. 8) Услужливый Маркизъ, или подарокъ въ день свадьбы. 4 части. М. 1819. 18°. 9) Валентинъ, или беззаботная голова. Пер. съ фр. М. Виноградовъ. 4 части. М. 1820. 18°.
277) Бѣлинскій былъ тоже въ числѣ этихъ переводчиковъ, но онъ отнесся къ своей задачѣ иначе. См. I.
278) «Моск. Наблюд.» 1838, т. XVII, іюнь, кн. 2, стр. 409—411. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
279) См. т. II, статьи №№ 125 и 193.
280) Карлъ Спиндлеръ или Штшдлеръ (Spindler), теперь совершенно забытый даже въ Германіи, по нѣкогда очень популярный нѣм. историческій романистъ (1796—1855). Его одно время звали «нѣмецкимъ Вальтеръ Скоттомъ». Настоящаго художественнаго дарованія у него не было, но онъ обладалъ, все-таки, богатымъ воображеніемъ и замѣчательнымъ даромъ заинтересовывать и завлекать читателя. На русск. яз. изъ огромнаго количества романовъ Шпиндлера (собраніе его сочиненій состоитъ изъ 102 томовъ) при Бѣлинскомъ былъ переведенъ только «Еврей» (Спб. 1834—36). Позднѣе вышелъ «Іезуитъ» (Спб. 1852).
281) «Москов. Набл.» 1838, т. XVII, іюнь, кв. 2, стр. 412. Въ изд. Солдатенкова не вошло. См. въ дополненіяхъ къ наст, изд., въ XII т.
282) «Моск. Наблюд.» 1838, т. XVII, стр. 514—528. Въ изд. Солдатенкова вошло въ очень сокращенномъ видѣ (почти вдвое). Опущеніе нѣкоторыхъ цитатъ, но съ сохраненіемъ комментаріевъ къ нимъ, привело къ тому, что эти комментаріи понять нельзя.
283) Графиня Е. Ростопчина.
284) Нѣсколько строго: сцена не хуже многихъ другихъ въ драмѣ.
285) Рѣчь, очевидно, о сценѣ "Дѣвичье поле, " какъ и сцена съ Рузей впервые появившейся въ посмертномъ изд. соч. Пушкина.
286) Статья Плетнева (см. въ его «Сочиненіяхъ», т. I).
287) См. выше примѣч. 237.
288) Даже до сравненія съ Китаемъ дошла ненависть къ французамъ, хотя, казалось бы, основной упрекъ, который Бѣлинскій всегда дѣлалъ французамъ — страсть къ новизнѣ, избавляла отъ этой параллели,
289) Вопросительные и восклицательные знаки, которыми уснащена цитата, принадлежатъ Бѣлинскому.
290) Наполеонъ, вернувшись съ острова Эльбы, высадился въ Каннѣ (Cannes) возлѣ Марсели, а Канвы, гдѣ Аннибалъ разбилъ Римлянъ — въ Италіи.
291) Характернѣйшая бравада для періода увлеченія теоріею «разумной дѣйствительности», когда все «политическое» глубоко презиралось въ кружкѣ, какъ ведущее къ недовольству существующимъ строемъ.
292) Имя знаменитаго англ. госуд. дѣятеля и оратора лорда Брума (1778—1868) достаточно извѣстно; менѣе извѣстенъ исчезнувшій даже изъ энциклопед. словарей англ. государ. дѣятель Френсись Горнеръ (Horner, 1778—1817), одинъ изъ основателей «Edinbourg Review» и глаза либеральной оппозиціи. Дюпенъ — старшій (І783—1865) — извѣстный гористъ, предсѣдатель фр. палаты въ 30-хъ г., собственно не «демократъ», а весьма умѣренный либералъ буржуазнаго оттѣнка. Журданъ — очевидно Athanase-Jean Leger Jourdan (1791—1826), рано умершій талантливый юристъ, одинъ изъ создателей сравнительнаго изученія права во Франціи и пропагандистъ идей нѣмецкой исторической школы Савиньи.
293) Англичане «приносятъ», а французы, конечно, «навязываютъ».
294) Этого-то человѣка, считавшаго «дерзостью» судить о произведеніи, которое отлично звалъ и по переводу, и по постояннымъ толкамъ въ кружкѣ (слѣды этого найдемъ въ перепискѣ 1838—39 гг.), противники считали «наглецомъ». Фауста и Вагнера Бѣлинскій понималъ, какъ никто иначе ихъ теперь не понимаетъ.
295) О Менцелѣ см. дальше особую статью.
296) Нападки на «Юную Германію» будутъ все учащаться.
297) Гейне-лирикъ былъ очень любимъ въ кружкѣ. Его особенно усердно переводилъ Катковъ. Установленіе связи между Гейне и французск. вліяніями крайне преувеличено. Ядовитѣйшія насмѣшки Гейне, навлекшія на него жестокія преслѣдованія реакціонныхъ правительствъ Германіи, относятся уже къ 20-мъ годамъ, когда во Франціи оппозиціонное настроеніе еще не приняло рѣзко выраженныхъ формъ. А переселился Гейне во Францію только послѣ іюльской революціи 1830 года.
298) Читая этотъ длинный списокъ, въ которомъ, рядомъ съ дѣйствительно крупными именами, множество именъ совершенно второстепенныхъ, нельзя не вспомнить Герцена, который, характеризуя (въ «Выломъ и Думахъ») гегельянскія увлеченія кружка Бѣлинскаго, между прочимъ, говоритъ:
«Всѣ ничтожнѣйшія брошюры, выходившія въ Берлинѣ и другихъ губернскихъ и уѣздныхъ городахъ нѣмецкой философіи, гдѣ только упоминалось о Гегелѣ, выписывались, зачитывались до дыръ, до пятенъ, до паденія листовъ, въ нѣсколько дней».
299) «Моск. Набл.» 1838, т. XVII, іюнь, кн. II, стр. 528—30. Въ изд. Солдатенкова не вошло. О пріятелѣ и до извѣстной степени «соперникѣ» Бѣлинскаго — Василіѣ Степановичѣ Межевичѣ (1813—1849) мы еще будемъ имѣть случай говорить.
300) Тамъ же, стр. 530—537. Въ изд. Солдатенкова вошло съ опущеніемъ цитатъ. О точкѣ зрѣнія Бѣлинскаго на поддѣлки подъ народную поэзію см. II, прим. 52.
301) Псевдонимъ Ивана Ивановича Башмакова (ум. въ 1865). О немъ еще будетъ рѣчь.
302) Имя Богдана Бронницына въ литературѣ больше не встрѣчается. Нѣтъ о немъ и біографическихъ данныхъ. О «Русск. Народн. Сказкахъ», см. еще: 1) Плетневъ, въ «Современ.» 1838, ч. XI и въ Соч. т. II, стр. 245—246. 2) «Сынъ Отеч.» 1838, т. IV. 3) «Лит. Приб. къ Русск. Имп.» 1838, № 28.
303) «Моск. Наблюд.» 1838, т. XVII, іюнь, кн. II, стр. 537—538. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
304) Тамъ же. стр. 538—540. Въ изд. Солдатенкова не вошло. Нападки на Платона Зубова не совсѣмъ правильны. Названіе «анекдоты персидскихъ государей» вмѣсто «анекдоты о персидскихъ государяхъ» были въ духѣ того времени (Венгеровъ, «Русскія Книги», т. 1). А ужо совсѣмъ неправильны упреки Зубову за содержаніе анекдотовъ. Не его же вина, если «анекдотъ» не интересенъ. Вылъ бы онъ только этнографически точно переданъ.
305—306) Тамъ же. Въ изд. Солдатенкова не вошло.
307) Тамъ же.,
308) Любимое сравненіе Бѣлинскаго, ср. I, стр. 431, прим. 50 и II, прим. 164.
309) О насмѣшливомъ эпитетѣ «добрые люди» см. прим. 107.
310) У Греча просто опечатка — 1725 вмѣсто 1752.
311) Лекенъ — знаменитый фр. трагикъ (1728—78).
312) Въ общемъ свѣдѣнія, сообщаемыя здѣсь о Волковѣ, тѣ же, которыя сообщаются и въ новѣйшихъ біографіяхъ Волкова (см. книжку о Волковѣ А. А. Ярцева въ біограф. библіотекѣ Павленкова). Невѣрны только нѣкоторыя подробности о Полушкинѣ (см. прим. 318).
313) Иванъ Ивановичъ Голиковъ (1735—1801) — авторъ знаменитаго панегирическаго сочиненія «Дѣянія Петра Великаго, мудраго преобразователя Россіи, собранныя изъ достовѣрныхъ источниковъ и расположенныя по годамъ» (1788—1789) 12 т. и «Дополненій» къ нимъ въ 18 т. (1790—1797). Голиковъ былъ приговоренъ къ ссылкѣ въ Сибирь за злоупотребленія по винному откупу. Манифестъ 1782 г., по случаю открытія въ Петербургѣ памятника Петру, освободилъ Голикова отъ наказанія и онъ далъ торжественное обѣщаніе посвятить себя исторіями. вѣрнѣе, прославленію Петра. Его «Дѣянія» главнымъ образомъ и создали исключительно-панегирическую петровскую легенду, только теперь медленно исчезающую подъ вліяніемъ болѣе спокойныхъ изслѣдованій дѣятельности великаго преобразователя. Бѣлинскій почти всю свою жизнь смотрѣлъ на Петра глазами Голикова.
314) Кольцовъ и астрономъ-самоучка Семеновъ. См. I, стр. 328, гдѣ о Семеновѣ сказано въ тѣхъ-же выраженіяхъ.
315) Полевой. Къ исторіи «мести», о которой нелѣпо-клеветнически писалъ Ксенофонтъ Полевой. Ср. прим. 74.
316) Ср. т. I, стр. 395 и прим. къ ней 209. Здѣсь это повторено съ большимъ жаромъ и полемическимъ задоромъ, какъ основной лозунгъ міросозерцанія, ср. прим. 109.
317) Бальзаку какая-то неизвѣстная, но видимо молодая женщина прислала кольцо, внутри котораго была прядь волосъ, а снаружи надпись Devinez (отгадайте). Бальзакъ, вообще не придававшій значенія многочисленнымъ вещественнымъ проявленіямъ симпатій къ нему читателей и, главнымъ образомъ, читательницъ, на этотъ разъ былъ очень тронутъ. Онъ одѣлъ кольцо на свою трость, съ которой не разставался и которая для него стала чѣмъ-то въ родѣ талисмана. Въ 1836 г. вышелъ романъ г-жи Жирарденъ «La Canne de M-r Balzac» (трость г-на Бальзака). Талантливый романъ заставилъ много о себѣ говорить. Собственно о дѣйствительной палкѣ Бальзака въ романѣ не было рѣчи — она упоминалась какъ символъ волшебнаго жезла, но, понятно, что въ толкахъ о романѣ во французскихъ журналахъ говорилось и о настоящей палкѣ знаменитаго романиста. Толки эти перешли и къ намъ.
318) Разсказы о сочувствіи весьма дурно обращавшагося съ пасынкомъ Полушкина очень сомнительны!. См. подробнѣе въ статьѣ Л. Трефолова «Ярославль при Императрицѣ Елизаветѣ Петровнѣ» («Древняя и Новая Россія» 1877. № 4).
319) Старинный юридич. терминъ. Припись — оффиціальная скрѣпа на документѣ. Подъячій съ приписью — скрѣплявшій бумаги своею подписью.
320) Объ извѣстномъ водевилистѣ, Александрѣ Ивановичѣ Писаревѣ (1803—1828), мы еще будемъ имѣть случай говорить.
321) Предсказаніе, какъ извѣстію, блестяще оправдавшееся. Бѣлинскій одинъ изъ первыхъ распозналъ въ недавно (1835) выпyщeнномъ на сцену дебютантѣ будущую силу его. Большая извѣстность Мартынова относится только къ сороковымъ годамъ.
322) Такія восторженныя слова по отношенію къ «Ревизору» только одинъ Бѣлинскій и употреблялъ. И, конечно, только этотъ діапазонъ похвалъ, а не покровительственная, холодноватая защита великосвѣтскихъ друзей Гоголя устанавливали значеніе комедіи. Ср. II, пр. 257.
323) «Моск. Наблюд.» 1838, т. 18, іюль, 1-ая книга. Ценз. разр. 24 сент. 1838 г. Въ изд. Солтатенкова вошло съ опущеніемъ цитатъ и переходовъ къ нимъ. А такъ какъ цитаты подобраны Бѣлинскимъ не спроста, то вся характеристичность рецензіи, какъ одного изъ яркихъ эпизодовъ эпохи преклоненія предъ «дѣйствительностью» исчезла.
324) Едва ли Бѣлинскій дѣйствительно забылъ имя журналиска, сказавшаго chute complete. Это былъ Булгаринъ. Ср. т. I, стр. 439, пр. 124.
325) См. въ дополненіяхъ къ настоящему изд., въ XII т.
326) Рѣчь, очевидно, объ обозрѣніи Гоголя въ первой книгѣ «Современника» (см. пр. 7), задѣвавшемъ Сенковскаго.
327) Этотъ уже не первый разъ употребляемый оптимистическія возгласъ Бѣлинскаго (ср. I, 378) былъ ему теперь особенно дорогъ. См. дальше пр. 339 и 345.
328) Теперь въ этомъ смыслѣ слово факторъ не употребляется.
329) Автоніяновская хрія старыхъ риторикъ — хрія (краткое сочиненіе), снабженная въ началѣ эпиграфомъ или тезисомъ изъ какого-нибудь писателя.
330) Нетрудно усмотрѣть, что цитаты выбраны неспроста: въ первой обруганы французы, во второй — демагоги.
331) Не въ гамбургскихъ порядкахъ тутъ дѣло.
332) Опять всего менѣе спроста подобрана цитата.
333) Предисловіе писано Булгаринымъ.
334) Лубочный московскій литераторъ Александръ Анфимовичъ Орловъ. Ср. I. 387.
335) Необычно-ласковое отношеніе къ писателю, съ которымъ и до того, и послѣ Бѣлинскій находился въ систематической враждѣ, нельзя не причислить къ выдающимся моментамъ примирительнаго настроенія Бѣлинскаго.
336) См. примѣч. 333.
337) Это говоритъ авторъ статьи «Ни что о ничемъ» (II, ст. № 175) и изступленной выходки въ «Литерат. Мечтаніяхъ» (I, 392—93). Такъ великъ былъ теперь въ Бѣлинскомъ порывъ ко всеобщему примиренію. Вообще въ этой рецензіи «неистовый Виссаріонъ» совершенно исчезъ. Его точно подмѣнили.
338) Неудержавшійся въ рѣчи галлицизмъ.
339) Дважды на протяженіи одной статьи (см. прим. 327) повторено это любимое изреченіе. Отмѣтимъ, кстати, что любимымъ изреченіемъ Станкевича была часто попадающаяся въ его перепискѣ нѣмецкая фраза: Es herrschet еще allweise Güte über die Welt (надъ міромъ властвуетъ всемудрая Доброта).
340) Даніилъ Михайловичъ Велланскій (1774—1847) — физикъ и патологъ, проф. медико-хируг. акад.; пріобрѣлъ обширную извѣстность пропагандою шеллингизма, который излагалъ, однако, съ чрезвычайною темнотою. За нее-то Сенковскій, главнымъ образомъ, и вышучивилъ Велланскаго, даже въ беллетристическихъ произведеніяхъ: въ «Большомъ выходѣ у сатаны», когда понадобилось заткнуть дыру чѣмъ-нибудь абсолюто-непроницаемымъ, взяли для этой цѣли «Опытную, наблюдательную и умозрительную физику» Велланскаго.
341) Слово раціональный здѣсь употреблено въ смыслѣ — отвлеченный, умозрительный.
342) Время рѣшило иначе, изгнавъ сіи и оныя безусловно.
343) Бѣлинскій тутъ, повидимому, хочетъ сказать, что Гречъ усвоилъ себѣ ореіграфію «Библіотеки для Чтенія». орѳографія «Библіотеки» болѣе орѳографіи другихъ журналовъ 30-хъ гг. подходитъ къ той, которая вскорѣ стала господствующей и удержалась до нашего времени.
344) Это говорилъ Бѣлинскій, который, конечно, былъ больше искатель истины, чѣмъ фанатикъ, но который, все же, въ каждый моментъ своего развитія фанатически проникался тѣми воззрѣніями, которыя исповѣдывалъ.
345) Третій разъ на протяженіи небольшой статьи (ср. прим. 327 и 339) Бѣлинскій выступаетъ въ роли вольтеровскаго доктора Панглосса, полагающаго, что «все къ лучшему въ семъ лучшемъ изъ міровъ».
Портретъ Бѣлинскаго, рис. К. А. Горбуновымъ.
правитьПриложенный къ III-му тому портретъ представляетъ собою воспроизведеніе теперь уже очень рѣдкой литографіи 1843 г. Портретъ рисованъ большимъ пріятелемъ Бѣлинскаго — недавно умершимъ академикомъ портретной живописи Кирилломъ Антоновичемъ Горбуновымъ, который въ Петербургѣ жилъ съ Бѣлинскимъ (до его женитьбы) на одной квартирѣ и былъ извѣстенъ въ кругу друзей подъ именемъ «Кирюши». Портретъ первоначально былъ написанъ масляными красками (находится въ Саратовѣ, въ Радищевскомъ музеѣ), и уже съ него Горбуновъ изготовилъ портретъ, исполненный въ литографіи Главнаго Управленія Путей Сообщенія (подъ дирекціей Поля) Этотъ единственный съ натуры рисованный портретъ не отличается, однако, большимъ сходствомъ. По отзыву Кавелина, онъ только «напоминаетъ Бѣлинскаго» (Кавелинъ, Соч., т. III, стр. 1113). По отзыву Тургенева, портретъ «даетъ о Бѣлинскомъ понятіе невѣрное. Срисовывая его черты, художникъ почелъ за долгъ воспарить духомъ и украсить природу, и потому придалъ всей головѣ какое-то повелительно-вдохновенное выраженіе, какой-то военный, чуть не генеральскій поворотъ, неестественную позу, что вовсе не соотвѣтствовало дѣйствительности и нисколько не согласовалось съ характеромъ и обычаемъ Бѣлинскаго» (Тургеневъ, Литер. Восп.). Послѣдніе годы жизни больной Бѣлинскій пересталъ бриться. Поэтому при изготовленіи впослѣдствіи гравированнаго портрета Іордана (будетъ данъ при дальнѣйшихъ томахъ) Горбуновъ же прибавилъ къ портрету 1843 года бородку и усы. Кромѣ Кавелина и Тургенева, ср. Пыпина, Бѣлинскій; Предисловіе къ Альбому Выставки въ память Бѣлинскаго (М. 1898), Каталогъ той же выставки, «Наши Художники» Ѳ. И. Булгакова. Кое что о портретѣ и «Кирюшѣ» сообщено здѣсь со словъ П. А. Ефремова и А. А. Бакунина.
- ↑ Не приводимъ этого довольно длиннаго объясненія, потому что оно имѣется даже въ общедоступныхъ изданіяхъ соч. Пушкина (напр., въ «Дешевой Библіотекѣ» Суворина).
- ↑ Кстати дополнимъ свѣдѣнія о «Піюшѣ»: въ прим. 379 ІІ-го тома. Еще раньше, чѣмъ повѣсть появилась въ печати, Воейковъ торжественно предвозвѣщалъ, что заслуженный литераторъ Василій Аполлоновичъ Ушаковъ послалъ въ «Библ. д. Чтенія» статью, въ которой будетъ «раскритикованъ» всѣхъ критикующій Виссаріонъ Бѣлинскій («Лит. Приб. къ Русск. Имп.» 1835 г. № 68).
- ↑ Въ примѣчаніи 323-мъ II тома мы сказали, что статья Булгарина была первымъ сколько-нибудь крупнымъ нападеніемъ на Бѣлинскаго. Это не точно, потому что «Піюша» Ушакова, о которой говорится въ дальнѣйшихъ примѣчаніяхъ II-то тома, появилась раньше статьи Булгарина и тоже раньше нападокъ Булгарина появились нападки Воейкова, о которыхъ сейчасъ будетъ рѣчь.
- ↑ Тургеневъ разсказываетъ, что задѣтые Бѣлинскимъ писатели стараго закала "упорно и какъ бы въ укоризну называли его Бѣллынскимъ по намъ такая транскрипція не попадалась. Воейковъ, во всякомъ случаѣ, не доходилъ въ своей язвительности дальше Бѣлъшскаго. Курьезно тутъ то, что собственно дѣйствительная фамилія Бѣлинскаго — именно Бѣлинскій (но селу Бѣлынь, откуда былъ родомъ его дѣдъ). Бѣлинскимъ Виссаріонъ Григорьевичъ сталъ себя называть только около времени выступленія на литературное поприще.
- ↑ Въ дѣйствительности повѣсть принадлежитъ Ив. Ив. Панаеву, почему Бѣлинскій и счелъ нужнымъ отозваться на статьи Воейкова, которыя до того оставлялъ безъ вниманія.
- ↑ Вступивъ въ спорь по существу, Воейковъ бросилъ манеру называть своего противника Бѣлынскимъ.
- ↑ Въ Дневникѣ Николая Алексѣевича Полеваго, уже въ самомъ началѣ 1837 года, о Бѣлинскомъ упоминается, какъ о близкомъ человѣкѣ. Примѣч. редактора «Записокъ» П. Н. Полевого.
- ↑ Нѣтъ данныхъ категорически отрицать изъ второстепенныхъ фактовъ, сообщенныхъ здѣсь Ксен. Полевымъ, что Бѣлинскій былъ гувернеромъ при воспитанникахъ пансіона Погодина. Но объ этомъ ничего не знаетъ даже Н. И. Барсуковъ, авторъ извѣстной своею обстоятельностью біографія Погодина (уже вышло 14 томовъ!), гдѣ буквально прослѣженъ каждый день Погодина и каждое мимолетное его знакомство.
- ↑ Это «гдѣ-то» оказывается выходившимъ подъ редакціею самого Полевого «Сыномъ Отеч.»! См. прим. 140.
- ↑ Надо и то удивляться, какъ Полевой пропустилъ нападки Бѣлинскаго на «юную», т.-е. романтическую французскую словесность и прямо грубую брань (стр. 187) на ея подражателей въ русской литературѣ. Вѣдь Полевой и былъ главнымъ пропагандистомъ французскаго романтизма у насъ. Но Полевой, очевидно, хотѣлъ показать Булгарину и Гречу, съ которыми вступалъ въ компанію, что отъ старыхъ своихъ симпатій отрѣшился вполнѣ.
- ↑ За его слова: «на единодушіе нашего общества къ созданіямъ Державина, Озерова и Батюшкова есть право. Наше общество, вмѣстѣ со временемъ, самый непогрѣшительный критикъ, и если оно часто принимаетъ мишуру за золото, то не больше, какъ на минуту».
- ↑ Эти заключительныя строки вмѣстѣ съ подписью фототипически воспроизведены и приложены къ изд. гг. Ефремова и Якушкина.
- ↑ По настоящему изд. 341 стр., 2-ая строка сверху.