Приключеніе въ Остъ-Индіи.
править— Теперь ваша очередь разсказывать, капитанъ!.. вскричали нѣкоторые изъ общества, сидѣвшаго за бутылкой вина и забавлявшагося разсказываньемъ разныхъ исторій и приключеній, пѣньемъ пѣсенъ и провозглашеніемъ тостовъ.
— О чемъ же вы желали бы послушать, джентльмены?.. отвѣчалъ капитанъ С., маленькій, худенькій человѣчекъ, сдѣлавшій нѣсколько походовъ въ Остъ-Индію.
— Разскажите намъ какое-нибудь изъ самыхъ страшныхъ вашихъ приключеній, сказалъ кто-то: — вѣдь вы были въ Остъ-Индіи, а тамъ, какъ говорятъ, происходятъ страшныя сцены.
— Хорошо; мнѣ именно пришло на умъ одно подобное приключеніе, которое можетъ заинтересовать васъ. Въ 183* году я поступилъ подпоручикомъ въ одинъ изъ находившихся въ Бенгалерѣ полковъ, и такъ какъ я не привыкъ къ климату, гдѣ ртуть поднимается на 35° даже весною и падаетъ ниже этого только осенью, то чувствовалъ себя такимъ несчастнымъ, что проклялъ тотъ день, въ который согласился промѣнять прохладную старую Англію на эту огненную калильную печь.
Нѣкоторые изъ друзей совѣтовали мнѣ съѣздить въ Малабаръ — и я съ удовольствіемъ послѣдовалъ этому совѣту, такъ какъ твердо вѣрилъ, что перемѣна мѣста будетъ благодѣтельна для моего здоровья. Поэтому-то я досталъ себѣ паланкинъ и отправился въ путь — по такой прекрасной дикой мѣстности, какой только можетъ желать искатель приключеній.
Мы достигли уже такъ называемыхъ Вейнардъ-Джонгловъ, а со мной не случилось еще ничего особеннаго; еслибъ и эти послѣдніе оказались также безопасными, то видъ всей этой мѣстности былъ бы чрезвычайно обманчивъ. Дай Богъ, чтобы мнѣ никогда больше не пришлось проѣзжать по такой чащѣ! Ситникъ, высокая трава и различныя кустарники густо сплелись между собою подъ тиковыми деревьями, а эти послѣднія образовали своими сплетшимися вѣтьвями такой навѣсъ, что во многихъ мѣстахъ было совершенно темно.
Когда меня несли въ паланкинѣ по кочковатой, болотистой тропинкѣ, проложенной слонами, мною овладѣла мысль, что я нахожусь въ совершенной пустынѣ, населенной слонами, кабанами, тиграми, леопардами, гіенами, шакалами и безчисленнымъ множествомъ змѣй, и что, по всему вѣроятію, мои носильщики бросятъ меня, если который нибудь изъ этихъ дикихъ звѣрей нападетъ на насъ.
Если вы въ состояніи представить себѣ окружавшій меня мракъ, завываніе дикихъ звѣрей, ядовитыя испаренія болотистой почвы и милліонъ мускитовъ, клоповъ и моли, роившихся вокругъ меня, то получите нѣкоторое понятіе о томъ удовольствіи, которое можетъ доставить подобная прогулка безсильному, хворому человѣку.
Было жаркое душное послѣобѣденное время, когда мы достигли середины джонгловъ. Я сидѣлъ, прислонившись къ спинкѣ своего паланкина и, полудремля, прислушивался къ монотонному пѣнію моихъ носильщиковъ, какъ вдругъ меня разбудили два или три трубные звука, которые очевидно исходили отъ какого-нибудь дикаго слона, прокладывающаго себѣ, не вдалекѣ отъ насъ, дорогу черезъ джонглы. Прежде чѣмъ я успѣлъ произнести одно слово, мои носильщики бросили безъ церемоніи паланкинъ и обратились въ бѣгство.
Я зналъ, что, оставаясь на мѣстѣ, я переселился бы въ вѣчность не далѣе какъ черезъ минуту же. Поэтому-то я съ лихорадочной поспѣшностью вскочилъ на ноги и какъ безумный бросился въ кусты, лежавшіе въ противоположномъ направленіи отъ того мѣста, откуда неслись звуки.
Къ счастью я достигъ черезъ нѣсколько секундъ до подножія высокаго чиковаго дерева, на которое и началъ взбираться съ быстротою смертельнаго страха.
Я слышалъ, какъ громадное животное топтало кусты; земля дрожала подъ его тяжелыми ногами; а я весь въ поту, такъ что все мое платье было мокро, карабкался все выше да выше, такъ быстро, какъ никогда не карабкался ни прежде, ни послѣ, не столько изъ боязни умереть, сколько отъ инстинктивнаго ужаса передъ подобной смертью.
Должно-быть слонъ нѣсколько сбился съ дороги, прежде чѣмъ увидалъ меня, потому что хотя мнѣ и казалось, когда я началъ лѣзть на дерево, что онъ стоитъ какъ разъ за мною, но онъ подошелъ къ дереву только тогда, когда я достигъ сука, отстоявшаго болѣе чѣмъ на 30 футовъ отъ земли; тутъ слонъ разразился страшнымъ фырканьемъ и ревомъ.
Не будучи въ состояніи достать меня, онъ впалъ въ настоящее бѣшенство, и его сравнительно-маленькіе глаза метали на меня искры. Обхвативъ своимъ хоботомъ стволъ дерева, онъ старался разкачать его, но стволъ былъ такъ толстъ, что всѣ усилія оказались тщетны, и тогда этотъ чудовищный звѣрь принялся за другой опытъ.
Онъ отступилъ нѣсколько шаговъ назадъ и, вымѣривъ разстояніе, вдругъ ринулся впередъ и ударился о стволъ головой и клыками. Я, не сводя съ него глазъ, наблюдалъ за нимъ.
Едва я угадалъ его намѣреніе, какъ обвился руками и ногами вокругъ сука, чтобъ защитить себя отъ дѣйствія подобнаго толчка. Тѣмъ не менѣе онъ сильно встряхнулъ меня — и будь этотъ ударъ крошечку сильнѣе, я свалился бы съ дерева.
Но врагъ мой еще не кончилъ. Онъ опять отступилъ назадъ и посмотрѣлъ на меня, какъ бы спрашивая, что я объ этомъ думаю. Затѣмъ, онъ повторилъ нападеніе съ удвоенною силою, такъ что я легко могъ видѣть, что это еще только начало.
На этотъ разъ я приготовился лучше и держался еще крѣпче, чѣмъ при первомъ толчкѣ, который едва не погубилъ меня. Но слонъ не терялъ, какъ видно, надежды; онъ опять отступилъ назадъ и ринулся впередъ съ стремительностью лавины. Ударъ былъ ужасенъ. Онъ не только произвелъ сотрясеніе во всѣхъ моихъ членахъ, но у меня едва, какъ говорится, душа не разсталась съ тѣломъ, — и я такъ ослабѣла что, безъ всякаго сомнѣнія, упалъ бы на землю, еслибъ мнѣ не удалось сохранить равновѣсія въ видѣ одного сука, такъ что выдержавъ главный толчокъ, я безъ труда могъ опять приподняться.
Я взглянулъ внизъ на слона и не мало удивился, увидавъ, что онъ стоитъ смирно, нагнувъ голову къ дереву. Въ тоже самое время онъ взрывалъ ногами землю и ревѣлъ, какъ раздраженный быкъ, готовящійся напасть на врага.
Сначала я никакъ не могъ понять, что бы это такое значило, и подумалъ, что слонъ намѣревается прекратить свои неудачные приступы, — но скоро увидѣлъ, что мнѣ скорѣе слѣдовало радоваться, чѣмъ бояться. Громадный звѣрь сдѣлалъ свое послѣднее нападеніе съ такою стремительностью, что его большіе, крѣпкіе клыки глубоко засѣли въ дерево — и онъ попался въ плѣнъ, по милости собственной силы. Напрасно онъ рвался, стоналъ и ревѣлъ, напрасно хлесталъ онъ вокругъ себя хвостомъ. Онъ попался въ свою собственную западню, и если есть случаи, когда бѣдный смертный имѣетъ право радоваться несчастію другаго созданія, то это былъ именно одинъ изъ такихъ случаевъ.
Но вѣдь и я тоже былъ плѣнникъ. Сойти-ли мнѣ съ дерева и куда я тогда пойду? Слонъ, но всѣмъ вѣроятіямъ не скоро еще освободится и, слѣдовательно, не можетъ, напасть на меня; но я настолько уже познакомился съ ужасными джонглами, что дрожалъ при одной мысли идти по нимъ одному. На главную дорогу выходило такъ много тропинокъ, и если я заблужусь, то мнѣ не миновать голодной или какой-нибудь другой ужасной смерти.
Ближайшее поселеніе находилось не ближе какъ на разстояніи двѣнадцати часовъ пути; поэтому-то, даже въ самомъ благопріятномъ случаѣ, я не могъ бы достигнуть человѣческаго жилья до наступленія ночи, а между тѣмъ малѣйшая ошибка съ моей стороны привела бы меня въ этой ужасной пустынѣ къ смерти. Поэтому-то я и рѣшился не покидать своего мѣста, по крайней мѣрѣ до слѣдующаго утра или до тѣхъ поръ, пока не увижу какого нибудь человѣческаго существа, которое могло бы быть мнѣ проводникомъ.
Солнце клонилось къ западному горизонту — и я началъ отчаиваться въ возможности встрѣтить помощь въ тотъ же день, какъ вдругъ я услышалъ какой-то шорохъ невдалекѣ отъ меня, въ джонглахъ. Птицы всевозможныхъ родовъ съ крикомъ поднимались съ своихъ мѣстъ вверхъ и неподвижно парили надъ ними или же боязливо летѣли дальше. Я замѣтилъ также, что олени, буйволы и нѣкоторыя другія животныя тоже разбѣгались въ различныя стороны.
Что бы такое могло быть причиною этой суматохи? Ужь не мои ли это проводники, которые возвращаются назадъ, для того чтобы узнать, что со мною сталось? Я зналъ, что, за немногими исключеніями, человѣка боятся какъ пернатыя, такъ и четвероногія, — и моя единственная надежда основывалась на прибытіи какого-нибудь человѣческаго существа. Сердце сильно билось у меня въ груди, и я напрягалъ глаза, чтобъ увидать своего избавителя.
Сфера смятенія приближалась мало-по-малу, но причина этого смятенія оставалась еще неизвѣстной. Она подходила все ближе да ближе и вдругъ — морозъ пробѣжалъ у меня по всему тѣлу — я увидалъ королевскаго тигра, медленно и украдкою пробиравшагося черезъ джонглы къ тому дереву, которое служило мнѣ убѣжищемъ.
Тигръ подходилъ все ближе къ слону и на разстояніи нѣсколькихъ шаговъ остановился, какъ бы взвѣшивая вѣроятность успѣха. Затѣмъ онъ обошелъ вокругъ избранной имъ жертвы, ползя на довольно значительномъ отъ нея разстояніи. Въ то же самое время онъ скрежеталъ своими острыми бѣлыми зубами, а его ужасные глаза пылали жадностію и дикою лютостію. Наконецъ онъ прилегъ, громко завылъ и однимъ скачкомъ очутился на затылкѣ своей безпомощной жертвы, испустившей такой отчаянный жалобный крикъ, что даже я невольно пожалѣлъ о бѣдномъ слонѣ, хотя онъ и былъ моимъ врагомъ.
Его страданія были однако же не продолжительны. Такъ-какъ слонъ не могъ сопротивляться, то тигру не предстояло особеннаго труда. Почти во столько же времени, сколько мнѣ понадобилось для этого разсказа, онъ разорвалъ слону глотку и напился струившейся изъ нея крови. При видѣ этого, со мной чуть не сдѣлалось дурно. У меня закружилась голова — и я, закрывши глаза, крѣпко держался за дерево.
Когда я взглянулъ внизъ, ужасный обитатель джонгловъ возвращался въ пустыню, облизывая свои окровавленные когти. Слонъ лежалъ въ видѣ окровавленнаго трупа, въ то время какъ его клыки все еще оставались въ древесномъ стволѣ. Его смерть способствовала моему освобожденію, хотя я все еще боялся сойти съ дерева, опасаясь нападенія какого нибудь звѣря, который можетъ быть привлеченъ сюда запахомъ крови.
По моимъ предположеніямъ, мнѣ не оставалось ничего больше какъ провести ночь на деревѣ, но все-таки я сдѣлалъ усиліе и закричалъ какъ можно громче, зовя къ себѣ на помощь. Къ величайшему моему удивленію и радости, на этотъ разъ послѣдовалъ отвѣтъ. Я еще разъ крикнулъ — и увидалъ одного изъ своихъ проводниковъ, а затѣмъ и остальныхъ.