Призрак Бегуньяна (Милль)/ДО

Призрак Бегуньяна
авторъ Пьер Милль, пер. Пьер Милль
Оригинал: французскій, опубл.: 1914. — Источникъ: az.lib.ru • Шутка.
Перевод Л. Вилькиной.
Текст издания: журнал «Современникъ», кн. XI, 1914

Призракъ Бегуньяна.

править
Шутка Пьера Милля.

Погода была такая теплая, весна столь ранняя, что уже около середины февраля стали цвѣсти миндальныя деревья, а птицы и мухи начали заниматься любовью. Мухъ въ Провансѣ было такое множество, что приходилось спасаться отъ нихъ, вѣшая на дверяхъ легкія занавѣси изъ разноцвѣтнаго стекляруса, нанизаннаго на тонкіе шнуры. Подъ легкимъ напоромъ прохладнаго юга-западнаго вѣтра онѣ тихо что-то напѣвали. На улицѣ рылась въ навозѣ свинья, вмѣстѣ съ кудахтающими курами. А внутри дома мистеръ Вильямъ Симонсонъ, членъ лиги антиалкоголиковъ, общества психическихъ изысканій и засѣдавшаго въ Лондонѣ международнаго бюро спиритизма, отказавшись отъ стакана вина, сидѣлъ передъ сифономъ съ лимонадомъ со своей записной книжкой, куда что-то записывалъ.

— Да, — говорилъ ему Тулумэсъ, — привидѣніе приходило въ эту именно комнату. Оно возвращалось сюда четырнадцать разъ подъ рядъ, какъ только пробьетъ полночь. Я видѣлъ его, какъ вижу теперь васъ. Напрасно полагаютъ, что привидѣнія являются только на сѣверѣ. На югѣ все можно найти, сударь. Земля здѣсь богатая, необыкновенная, ни въ чемъ здѣсь нѣтъ недостатка. Только, что касается привидѣній, то къ нимъ здѣсь не чувствуютъ страха, и имъ не позволяютъ дѣлать всего, что они хотятъ, какъ, напримѣръ, въ вашей странѣ. Народъ у васъ очень храбрый, нечего говорить.

— Домъ, въ которомъ вы теперь находитесь, купленъ мною у этого самаго Бегуньяна, что повѣсился. Причиной смерти его была филоксера. Помню, какъ въ то время, когда весь народъ тратилъ свои сбереженія на покупку акцій Панамы, Бегуньянъ говорилъ мнѣ: «Отдавать куда-то свои деньги? Очень нужно! Съ меня и моихъ виноградниковъ хватитъ. Развѣ принесетъ мнѣ ваша Панама пятнадцать процентовъ, какъ приноситъ мой виноградникъ?»

— И все выше по откосу позади дома, вырывая дикія фиговыя деревья и кустарникъ, онъ насаждалъ лозы кариньянскаго и арамонскаго винограда. На это онъ расходовалъ всѣ свои деньги, а виноградники закладывалъ, чтобы покупать удобреніе для этихъ скалъ… Потомъ нагрянула филоксера. Онъ сталъ занимать деньги и закладывать все, что у него еще оставалось, у нотаріусовъ, во Взаимномъ Кредитѣ. Онъ испробовалъ всѣ средства и даже вырылъ нѣсколько глубокихъ, какъ Эспелунка, колодцевъ, чтобы отыскать воду и напоить подпочву своихъ виноградниковъ. Но въ концѣ концовъ, когда другіе, всѣ тѣ, которые прежде выжидали, поджавъ хвосты, поняли, что можно снова приняться за работу, перейдя на американскій виноградъ, онъ оказался безъ силъ и, вмѣсто винограда, собиралъ одну только гербовую бумагу, возы гербовой бумаги.

— Онъ пожелтѣлъ, какъ листья его винограда, и нищета съѣдала его, какъ и его виноградники, приходившіе все въ большій упадокъ. Вотъ почему онъ и повѣсился въ тотъ день, когда появились афиши о продажѣ его дома, мебели, земель и сараевъ, словомъ, всего. Онъ повѣсился, замѣтьте — повѣсился. Когда судейскіе вошли, онъ качался на балкѣ надъ каминомъ, а къ ногамъ его, въ видѣ груза, были привязаны всѣ гербовыя бумаги, цѣлыя кипы бумагъ съ марками. Казалось, что онъ смотритъ на нихъ, высовывая имъ языкъ.

— Въ нашей сторонѣ не привыкли приходить въ отчаяніе, и смерть его произвела на всѣхъ дурное впечатлѣніе, такъ что когда стали продавать домъ и имущество, то не нашлось на нихъ покупателя. Къ тому-же деньги у всѣхъ были израсходованы на поправленіе ихъ собственныхъ дѣлъ. Всѣ карманы въ околоткѣ были пусты. Мнѣ одному посчастливилось, и то благодаря смерти моего дядюшки, Тулумэса, который держалъ табачную лавку въ Нимъ на улицѣ Грилль. И въ концѣ концовъ, когда цѣна сильно понизилась, я купилъ домъ за-дешево, сознаюсь — совсѣмъ за безцѣнокъ. Въ первую же ночь я улегся спать вотъ на этомъ самомъ мѣстѣ, какъ вдругъ около полуночи что-то меня разбудило, какъ будто кто-то о чемъ-то меня предупреждалъ…

Вильямъ Симонсонъ кивнулъ утвердительно головой. Когда должны появиться привидѣнія, насъ всегда кто-то предупреждаетъ. И онъ отмѣтилъ въ своей книжкѣ еще одинъ фактъ, подтверждающій его прежнія наблюденія.

— …Просыпаюсь, ичто-же вижу: Бегуньянъ, бѣдный Бегуньянъ входитъ черезъ закрытую дверь. Ничего худого онъ мнѣ не сдѣлалъ. Казалось, онъ не замѣчалъ меня. Да, вѣдь, извѣстно, что привидѣнія никогда не причиняютъ зла. Силы у нихъ немного, у этихъ несчастныхъ привидѣній. И вотъ, испуская стоны, отъ которыхъ разрывалась душа, проходитъ онъ черезъ всю комнату, идетъ прямо къ камину, вынимаетъ изъ кармана веревку, подставляетъ стулъ, становится на него, закидываетъ веревку черезъ балку и вѣшается. Я тихо окликаю его:

— Бегуньянъ! Бегуньянъ!

Не отвѣчаетъ ни слова. Повѣсился — только и всего.

— Бегуньянъ, — говорю я ему, — ты уже разъ это сдѣлалъ.

Я думалъ, что замѣчаніе мое подѣйствуетъ на него. Оно вѣдь, было благоразумно. Но все прошло такъ, какъ будто онъ ничего не слышалъ. И оставался онъ въ такомъ положеніи, милостивый государь, до той минуты, пока не пропѣлъ пѣтухъ.

— Такъ часто бываетъ, — подтвердилъ Вильямъ Симонсонъ. — Въ случаѣ мучительной смерти, а въ особенности самоубійства, «скорлупа» самоубійцы вѣчно возобновляетъ свой преступный актъ самоистребленія. У насъ собрано много подобныхъ примѣровъ.

— При первомъ пѣніи пѣтуха, — продолжалъ Тулумэсъ, — онъ сразу исчезъ, такъ что я даже не замѣтилъ куда, что, впрочемъ, меня нисколько не удивило, — на то оно привидѣніе. Обо всемъ этомъ, вы понимаете, я не говорилъ никому ни слова, ибо у всякаго есть враги, въ особенности же у меня, послѣ моей выгодной покупки… Я надѣялся также, что одного раза хватитъ съ Бегуньяна и что не станетъ онъ снова приходить ночью, чтобы вѣшаться. И все-таки, долженъ сознаться, что, когда на слѣдующую ночь башенные часы пробили двѣнадцать ударовъ, я никакъ не могъ заставить себя сомкнуть глаза. Что-то тревожило меня, безпокоило. И онъ опять явился, совершенно такъ же, какъ наканунѣ, повторилъ всѣ свои движенія и еще разъ повѣсился. Я сказалъ ему:

— Бегуньянъ, ты глупо поступаешь. Это ни къ чему не поведетъ. Хочешь, я закажу заупокойную службу.

Но онъ мотнулъ только головой въ знакъ отрицанія.

Поутру я отправился къ католическому священнику, чтобы во всемъ ему открыться. Я пошелъ къ нему, хотя самъ я протестантъ. Но пасторы во Франціи не умѣютъ обходится съ привидѣніями, между тѣмъ какъ кюрэ опытны въ дѣлѣ заклинаній.

Священникъ отвѣтилъ, что въ назначенный часъ придетъ ко мнѣ для изгнанія бѣса и освященія комнаты, ибо нѣтъ сомнѣнія, что все это отъ дьявола. Но такой оборотъ дѣла не пришелся мнѣ по вкусу изъ-за сосѣдей — не желалъ я, чтобы они развѣдали въ чемъ дѣло. И я сказалъ:

— Батюшка, мы, вѣдь, живемъ не въ средніе вѣка.

— Вы могли, — перебилъ Вильямъ Симонсонъ, — начертить магическій кругъ подъ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ вѣшалось привидѣніе и, ставъ посрединѣ, направить противъ него, въ часъ его появленія, конецъ обнаженной шпаги. Подобный методъ давалъ великолѣпные результаты, о чемъ повѣствуетъ литература, касающаяся этого сюжета.

— Я этого не зналъ, — заявилъ Тулумэсъ, а присутствіе Бегуньяна, который яростно старался вѣшать себя, испортило мнѣ двѣ недѣли жизни, какъ я вамъ уже говорилъ. Наконецъ, мнѣ пришла въ голову геніальная мысль. Увидя, что близится роковой часъ, я самъ взялъ веревку, закинулъ ее за балку, сдѣлалъ мертвую петлю и повѣсился. Да, сударь, я повѣсился

— Вотъ какъ… — произнесъ Вильямъ Симонсонъ нерѣшительно. Ему еще не былъ извѣстенъ подобный способъ изгнанія привидѣній и онъ смутился.

— Я повѣсился, — подтвердилъ Тулумэсъ. — Но подъ ноги я поставилъ табуретку, чтобы не потерять такимъ образомъ возможности дышать. И вотъ, когда бѣдный Бегуньянъ совершилъ свое вторженіе, онъ привычной дорогой направился ко мнѣ и подошелъ на разстояніе двухъ шаговъ, не глядя и не видя меня. Какъ обыкновенно, онъ былъ желтъ, печаленъ и, подойдя, сталъ шарить въ карманѣ, чтобы найти веревку. Я пошевелился. Онъ поднялъ глаза, замѣтилъ меня. Сударь, въ жизни не видывалъ я подобной растерянности на человѣческомъ лицѣ. Онъ открылъ ротъ и заговорилъ. Онъ сказалъ:

— Занято!..

И сейчасъ же, попрежнему вздыхая такъ, что разрывалась душа, онъ вышелъ вонъ черезъ двери. Больше онъ не возвращался, милостивый государь, никогда. Я внушилъ ему отвращеніе.

Сухимъ ударомъ захлопнулъ Вильямъ Симонсонъ свою записную книжку. Глаза у него выкатились на лобъ. Онъ удалился такъ же быстро, какъ то привидѣніе. Онъ то-же преисполнился чувства отвращенія.

Такъ подшутилъ надъ пріѣзжимъ англичаниномъ веселый уроженецъ Прованса.

Пер. Л. Вилькиной.
"Современникъ", кн.XI, 1914