Прелюдия Шопена (Мошин)/ДО
| Прелюдъ Шопена |
| Источникъ: Мошинъ А. Н. Гашишъ и другіе новые разсказы. — СПб.: Изданіе Г. В. Малаховскаго, 1905. — С. 172. |
Онъ вѣрилъ доктору и окружающимъ, которые всѣ говорили; что онъ скоро поправится; онъ не зналъ, что дни его сочтены. Его молодое чахоточное лицо съ большими умными глазами почти всегда казалось веселымъ и только при душившихъ приступахъ кашля онъ морщился страдальчески.
Давно уже ему доктора запретили работать больше часа въ день. Онъ скучалъ безъ любимаго дѣла, порою становилось ему невыносимо тяжело, что онъ не можетъ писать, что руки устаютъ, плохо повинуются. Тогда сестра писала подъ его диктовку. Его утѣшали тѣмъ, что когда онъ поправится, тогда все наверстаетъ, запишетъ все то, что теперь накопится въ головѣ, въ сердцѣ и повторяли при этомъ, что, вѣдь, «Писатель больше всего работаетъ тогда, когда ничего не дѣлаетъ».
Сестра старалась развлекать его музыкой; это было самое лучшее средство поднять бодрость его духа. Ждали пріѣзда его друга, знаменитаго скрипача и надѣялись; что этотъ другъ внесетъ много радости въ послѣдніе дни жизни больного.
Однажды больной услышалъ, какъ пріѣхавшій его другъ, скрипачъ, думая, что онъ спитъ, спросилъ шопотомъ у доктора:
— Неужели такъ скоро конецъ?..
— Онъ не протянетъ и недѣли, — отвѣтилъ докторъ.
«3ачѣмъ обманывали меня?.. — подумалъ больной. — Если бы я зналъ, что конецъ мой такъ близокъ, — я бы диктовалъ сестрѣ много-много… Боже, сколько еще хочется сказать, сдѣлать»…
Онъ сталъ грустить и старался какъ можно больше диктовать сестрѣ, — но силы ему скоро измѣняли, приступы кашля душили его и онъ долженъ былъ отдыхать.
Въ открытое окно лились яркіе теплые лучи вешняго солнца; молодая зелень деревьевъ ласкала глазъ; пахло жасминомъ, который началъ цвѣсти. Больной сидѣлъ у окна на креслѣ въ подушкахъ и, казалось, уснулъ. Онъ видѣлъ окутанную бѣлой свѣтлой мантіей женщину неземной красоты и отъ взгляда ея лучистыхъ глазъ неизъяснимое блаженство проникало въ его сердце. Но она стала удаляться. Онъ взмолился:
— Не уходи!.. Кто ты?..
— Я смерть. Для многихъ мой видъ ужасенъ. Къ тебѣ являюсь такою за то, что ты былъ не дурнымъ человѣкомъ и дѣлалъ столько хорошаго, добраго, сколько было въ твоей власти, по твоимъ слабымъ силамъ. Не правда-ли, я не страшна тебѣ? Я приду скоро… А теперь еще не пробилъ твой часъ.
Она исчезла.
Больной открылъ глаза. Его другъ спросилъ:
— Хочешь, я сыграю «Пляску духовъ» — Баццини?.. Ты любилъ эту вещь…
— Нѣтъ, сыграй что-нибудь другое…
— Брамса «Венгерскіе танцы»?.. Тебя эта вещь подбадривала…
— Нѣтъ… Я хотѣлъ бы слышать… 20-й прелюдъ Шопена.
Вещь эта не написана для скрипки. Но сестра больного сѣла за фисъ-гармонію, а скрипачъ взялъ свой инструментъ, чтобы играть на скрипкѣ мелодію этого прелюда, созданнаго въ могучихъ, дивныхъ аккордахъ.
Больной опять забылся, но онъ слышалъ музыку. И казалось ему, что вотъ подошла блѣдная красавица женщина, — та, которую когда-то любилъ онъ своей первой любовью, та, которую онъ давно потерялъ изъ виду, — и она говоритъ ему; — только не словами, а какъ-то особенно, не слышно, но такъ, что все понятно.
Она говоритъ:
— Слышишь эту музыку?.. Стройный, дивный хоръ поетъ гимнъ печали и смерти, не страшна и не жестока смерть: она прекрасна, какъ ангелъ Божій, она сострадательна и добра, и всѣмъ безразлично несетъ исцѣленіе отъ мукъ и страданій, и вѣчный сонъ, покой…
Поетъ дивный хоръ; сама смерть поетъ, — слышишь ея ангельскій голосъ, кроткій, печальный и такъ сладко убаюкивающій насъ вѣчнымъ, непробуднымъ сномъ?..
Все пройдетъ… все минетъ… все уснетъ… все умретъ!..
Чудный хоръ поетъ; слышишь? — восторженно, торжественно поетъ!.. Это — слава всему Божьему міру, слава всему прекрасному и доброму… А вотъ, слышишь?.. — какъ рыдаютъ звуки!.. Это — скорбь о злѣ, скорбь о страданьяхъ людскихъ… А слышишь, какой отрадой звучитъ голосъ смерти въ этомъ хорѣ?.. Смерть поетъ о томъ, что она все примиряетъ… все и на всегда…
Слушай этотъ хоръ!.. Слушай эту послѣднюю колыбельную пѣсню… Скоро-скоро мы уснемъ… Но прежде пусть подъ эти волшебные звуки вспомнятся минуты счастья… вспомнятся въ послѣдній разъ… И мы уснемъ… счастливые… на всегда… Прощай земная жизнь! Прощай…
Когда замеръ, словно улетая, послѣдній аккордъ, — скрипачъ подошелъ къ своему больному другу. Онъ думалъ, что тотъ захочетъ сказать свое обычное… «Спасибо»… Но сердце друга уже не билось.