Какой-то англичанин жил
В Неаполе: в словах или на деле,
Кого и чем он оскорбил,
Не мог разведать я доселе;
Но, возвращаясь вечерком,
Чуть повернул он в переулок темный,
Встречается ему резак наемный,
С которым он отчасти был знаком,
Не так, как с резаком,
А как с рассыльщиком. Вчастую тот, бывало,
По городу справлял его нужды
И денег за труды
В год перебрал с него немало.
Британец, воззревшись в бродячего слугу,
Не ждал отнюдь опасной встречи,
Как тот ему: «Милорд! моей послушай речи,
Да сам, смотри же, ни гу-гу:
Не то вот нож. Ты мне заказан;
Тебя зарезать я обязан, —
И хоть теперь могу;
Да вот в чем затрудненье!
Во-первых, мы друзья;
Тобою не обижен я
И даже помню одолженье,
Как ты в конце зимы
Поверил мне два скудия взаймы:
Заели нас тогда кормы,
И мне б не миновать иль петли, иль тюрьмы.
Но это прошлое! А ныне воскресенье:
Мне патер Вольпи запретил,
Чтоб души я по праздникам губил;
А деньги уж взяты! Так слушай предложенье.
С другим оно меня ввело бы в опасенье;
Иной, пожалуй, нож прибрав к своим рукам,
Пырнет, злодей; но ты душей кривить не станешь
И, давши слово, не обманешь.
Не откажи: чем вздорить нам,
Зарежься сам!
А нож какой! Взгляни: я наточил как бритву.
Прочти-ка наскоро молитву,
Да с Богом». — «Можно ли!» — «Я знаю, грех велик;
Но ты ведь еретик:
Ни в папу ты не веруешь, ни в Бога,
Так всё же в ад тебе дорога.
Решайся». — «Не хочу». — «Не хочешь. А, милорд!
Я думал, ты, как англичанин, горд
И не откажешь хоть из чести.
Что ж о себе вы распустили вести,
Как будто, вас чуть разберет тоска,
Вы духом режетесь, и не дрогнет рука?
Ан струсил ты!» — «Неправда, я не трушу.
Коли судьба меня под нож твой привела,
Быть так; но сам себе не сотворю я зла.
Режь ты». — «Бессовестный! губить живую душу
Мне патер в праздник не велел». —
«Так отпусти». — «Признаться, не хотел;
А видно, Богу так угодно.
Прощай же, до другаго дня;
Но ты теперь замечен у меня:
Ты поступил неблагородно,
И попадись еще мне раз,
Припомню всё — и просьбу, и отказ!»
