ПРЕДѢЛЪ.
правитьФилиппъ Даниловичъ Кропотовъ, нотаріусъ лѣтъ подъ 40. (Волосы желтоватые, остриженные коротко. Небольшіе усы. Глаза ясные, взглядъ упорный. Привычка медленно потирать ладони. Говоритъ не громко, но твердо).
Агнія Петровна, его жена, молодая женщина. (Очень красивая брюнетка, но красоты нѣсколько рѣзкой. Прекрасная фигура. Голосъ грудной, пріятный, но громкій).
Лизавета Даниловна, сестра Кропотова, среднихъ лѣтъ, жена мелкаго чиновника. (Сухая, смуглая, съ энергичными манерами и тономъ).
Рафаилъ Васильевичъ Хмѣлевской, лѣтъ за 30, акцизный чиновникъ. (Нѣкогда изящный гвардеецъ, теперь опустился. Густая шапка вьющихся волосъ, носитъ бороду. Фигура мощная, энергичная. Небрежный и вызывающій тонъ).
Павелъ Кондратьевичъ Солодиловъ, совсѣмъ молодой человѣкъ, помощникъ Кропотова. (Наружности вполнѣ приличной. Ласковая улыбка, мягкій и вкрадчивый тонъ).
Аѳанасій Григорьевичъ Гарлюпенко, пожилой врачъ. (Благообразенъ, лицо хитрое, тонъ немного насмѣшливый).
Маргарита Яковлевна Чехурская, дѣвица не первой молодости. (Некрасива, вертлява, писклива и очень занята собой).
Груша, горничная Кропотовыхъ, лѣтъ 18.
Ѳедотъ, кучеръ Хмѣлевскаго, молодой парень. (Не дуренъ собою, добродушенъ, увалень).
Кухарка Кропотовыхъ.
Дѣйствіе первое.
правитьГруша. Тебѣ чего?
Кухарка. Да къ барынѣ. Мужикъ рыбу принесъ, молъ, не купятъ-ли?
Груша (усмѣхнулась). Къ барынѣ! Ты вновѣ, нашихъ порядковъ не знаешь. Къ барину ступай. Онъ у насъ за хозяйку.
Кухарка. То-то вчерась онъ обѣдъ мнѣ заказывалъ! Подивилась я. Въ домѣ хозяйка, а онъ…
Груша. Онъ и чай разливаетъ и провизію самъ покупаетъ. Все бабье дѣло на немъ, ха-ха!
Кухарка. Чудно. А барыня что-же: такъ ни до чего не доходитъ?
Груша. А ей какая забота, коли есть кому хлопотать!
Кухарка. Самъ чай разливаетъ! Гдѣ-жъ это видано? Другая-бъ постыдилась за мужа-то…
Груша. Чего захотѣла! Опять-же онъ порядокъ любитъ, а ей все равно. Расшвыряетъ все гдѣ ни попало; а онъ ходитъ, да прибираетъ. Баринъ одной чистотою дойметъ. А усчитать — такъ усчитаетъ, что у тебя копѣйки не прилипнетъ къ рукамъ, ха-ха-ха!
Кухарка. Ну и порядки-жъ у васъ!
Солодиловъ. Агнія Петровна не вставала еще?
Груша (съ насмѣшливой улыбочкой). Нѣтъ-съ, не вставали-съ.
Солодиловъ. Передай ей. (Отдаетъ книги).
Груша (съ тѣмъ же выраженіемъ). Порученіе?
Солодиловъ. Книги.
Груша. Ужъ какъ вы стараетесь!..
Солодиловъ. Что?
Груша. Угодить. Конечно, какъ вы у барина служите, должны и женѣ угождать.
Солодиловъ. Положимъ я служу не у барина, а въ конторѣ нотаріуса, помощникомъ его…
Груша. Все одно. Онъ-же вамъ деньги платитъ.
Солодиловъ. Гдѣ ужъ спорить съ тобой!
Груша. Напрасно стараетесь около барыни! Ничего не выйдетъ, ни-ни!
Солодиловъ. Не понимаю.
Груша. Вамъ-то не понять?!. ха-ха! Всякаго проведете, да не меня.
Солодиловъ. Еще-бы! Если-бъ я имѣлъ какія-нибудь намѣренія, то не сталъ бы скрывать отъ тебя. Напротивъ. Я знаю, какъ ты умна.
Груша. Не дурой родилась, да-съ!
Солодиловъ (значительно). Но старайся, что-бъ Филиппъ Даниловичъ не узналъ всѣхъ твоихъ качествъ. Будь осторожнѣй!
Груша. Баринъ? А что-жъ я?
Солодиловъ. Говорю изъ расположенія къ тебѣ, главное потому, что ты нужна Агніѣ Петровнѣ. А я преданъ ей, какъ истинный другъ.
Груша (въ недоумѣніи). Да вы ужъ не на счетъ-ли Рафаила Васильевича?…
Солодиловъ. Ну-какъ съ тобой говорить! (Покачалъ головой.) Ты можешь навлечь подозрѣніе, выдать… Ай-ай-ай!
Груша (въ смущеніи). Да вы-жъ меня спутали!
Солодиловъ. Хорошо, что я не позволю себѣ дурно подумать объ Агніѣ Петровнѣ; а скажи ты другому… про Рафаила Васильевича…
Груша. Да ну васъ! Съ толку сбили совсѣмъ!
Солодиловъ (глумливо). Такъ-то, умница! (Уходитъ направо).
Груша (стираетъ пыль). Ишь какой! Съ нимъ какъ разъ влопаешься!
Агнія. Ну что, узнавала?
Груша. Бѣгала, барыня. Нѣтути, не пріѣзжали. Ночью метель была. Можетъ гдѣ заплутались.
Агнія Кто-жъ въ метель ночью ѣздитъ!
Груша. Развѣ Рафаилъ Васильевичъ побоится чего? Ему хоть метель, хоть эти не видать — все равно. Ужъ такой-то безстрашный! Ѳедотъ сказывалъ, что онъ даже чертей не боится. Ей-ей! Вишь, совсѣмъ нѣту ихъ, чертей-то. И Ѳедотъ туда-же за бариномъ: бабьи выдумки, говоритъ. А я ему говорю: вотъ помрешь, узнаешь тогда — есть-ли они, черти-то!
Агнія (садясь на качалку). Да, Рафаилъ Васильевичъ не робокъ.
Груша. Ужъ такой удалой, что батюшки-свѣты! И хорошо-жъ глядѣть, барыня, какъ они катятъ съ Ѳедотомъ на пѣгихъ! Бубенцы звенятъ, сбруя какъ жаръ горитъ, а Ѳедотъ знай посвистываетъ. Лихо! А ужъ когда вы съ Рафаиломъ Васильевичемъ кататься поѣдете, тутъ Ѳедотъ…
Агнія (прерываетъ.) Да что ты все Ѳедотъ, да Ѳедотъ!
Груша. Ничего-съ. Къ слову.
Агнія (посмѣиваясь.) Должно-быть у васъ не одни «слова»?
Груша. Посылали. Разъ записку снесешь, другой… А Ѳедотъ тутъ. Онъ и кучеръ и за лакея у Рафаилъ Васильевича. Ну, познакомились. Только всего.
Агнія. Да мнѣ-то что! Какъ хотите.
Груша. Всякъ за себя въ отвѣтѣ. Извѣстно. Барыня, убрамшись, я опять сбѣгаю къ имъ, узнаю.
Агнія. Сбѣгай.
Груша. Лавочникъ, кривой-то, что возлѣ ихней фатеры, стыдитъ меня: «что, говоритъ, ты, безстыжая, все къ акцизному шмыгаешь? И безъ того, говоритъ, про васъ съ барыней слава пошла»…
Агнія. Ну, полно болтать!
Груша. Что вѣрно, то вѣрно. По здѣшнему городу развѣ что утаишь? Тѣмъ и живутъ, что-бъ дружка дружку, выслѣживать. (Сдержанымъ тономъ.) Онадысь баринъ меня пыталъ: «правда-ли, говоритъ, что ты все къ акцизному Хмѣлевскому бѣгаешь? Зачѣмъ?»
Агнія. А ты что?
Груша. Я говорю, не къ акцизному, а въ томъ дворѣ у меня тетенька есть…
Кропотовъ (входя справа, Грушѣ.) Ну какъ-же ты убираешь? Смотри! Тутъ соръ, тамъ пыль… руша. Я стирала.
Кропотовъ. Развѣ такъ стираютъ? Все надо дѣлать аккуратно, внимательно. Сколько разъ говорилъ! (Взялъ у Груши тряпку и самъ обтираетъ пьянино.) Съ боковъ тоже надо стирать. И вещь не портится и глядѣть хорошо. А ты все никакъ не привыкнешь къ порядку.
Не хорошо! Дѣвушка ты молодая…
Агнія (съ нетерпѣніемъ). Довольно тебѣ!
Кропотовъ (отдаетъ Грушѣ тряпку.) Ступай.
Груша (бойко). Ужъ я-ли ни стараюсь! такъ стараюсь…
Кропотовъ (прерываетъ). Плохо. Въ томъ и бѣда. За тобой по пятамъ нужно ходить, да слѣдить, не то весь домъ занавозишь…
Агнія (Грушѣ). Ступай! (Груша усмѣхнулась Кропотову и уходитъ въ боковую дверь).
Кропотовъ (потирая ладони). Прислугу нельзя не учить.
Агнія. Сказалъ и довольно. А ты одно и то-же будешь говорить безъ конца!
Кропотовъ. Привычка къ порядку укореняетъ вниманіе и пріучаетъ къ точному исполненію своихъ обязанностей..
Агнія. Не для того-ли ты и меня старался пріучить къ порядку, пока я не запретила тебѣ касаться моихъ вещей?
Кропотовъ. Аккуратность, усвоенная съ дѣтства, оказалась необходимой въ моемъ нотаріальномъ дѣлѣ, которое требуетъ чрезвычайнаго вниманія и точности.
Агнія. У тебя и для жизни такія-же формы и образцы, какъ для твоихъ актовъ и книгъ. Всѣ понятія твои зарегистрованы, прошнурованы и скрѣплены печатью. За то всякая новая мысль ставитъ тебя въ тупикъ.
Кропотовъ. Можетъ быть… Мы чернорабочіе. Не мудрствуя, мы просто и честно дѣлаемъ свое дѣло, на общую пользу. А тѣ, кто мудрствуютъ, въ большинствѣ не приносятъ никакой пользы. Они порицаютъ, всѣмъ недовольны, но создать ничего не могутъ, а только мутятъ и раздражаютъ. Безпокойные и праздные люди!
Агнія (съ ироніей). Конечно, вы, «чернорабочіе» — лучше, хотя безъ этихъ «праздныхъ» людей дошли-бы до полнаго отупѣнія.
Кропотовъ. Къ сожалѣнію, ты стала нѣсколько раздражительна…
Агнія. У меня всегда былъ скверный характеръ.
Кропотовъ. Зачѣмъ!.. Вспышки случались, но вообще… когда ты бывала покойна…
Агнія (прерываетъ). Не одѣтая, валялась, зѣвая отъ скуки. Прекрасное «спокойствіе!»
Кропотовъ. Конечно, жизнь у насъ скудна впечатлѣніями…
Агнія (ѣдко). Ее разнообразятъ увлеченія и паденія отъ скуки, отъ нечего дѣлать. Это гадко, но не опасно «благополучію», какъ ты понимаешь его, потому что, кромѣ омерзѣнія, ничего не оставляетъ въ душѣ…
Кропотовъ (измѣнился въ лицѣ. Тревожно). Позволь! но… къ чему ты… про это?!.
Агнія. А когда чувствуешь, насколько эта жизнь тупа и пошла, чувствуешь до боли въ сердцѣ, до злости, то нужно большое усиліе надъ собой, чтобы не вырваться вонъ!
Кропотовъ. Все таки ты… преувеличиваешь… (Агнія нетерпѣливо пожала плечами). Нѣтъ?.. Однако-же прежде, если ты и скучала, то это выражалось иначе… безъ нетерпимости, похожей на ненависть… Что-же случилось? Чѣмъ объяснить?..
Агнія. Совѣтую тебѣ не углубляться въ эти вопросы. (Уходитъ въ заднюю дверь).
Кропотовъ. «Не углубляться»! Неужели нѣсколько лѣтъ супружества съ Агніей не упрочили ничего въ нашей жизни?.. Неужели настало именно то, чего я боялся, какъ величайшаго несчастія?…
Гарлюпенко (съ пожатіемъ руки). Филиппу Даниловичу! нижайшее!
Кропотовъ. Аѳанасій Григорьевичъ! Очень радъ! (Въ боковую дверь). Аграфена! кофей подай!
Гарлюпенко. У казначея, Анфима Семеновича, скандалъ. Слышали?
Кропотовъ. Нѣтъ.
Гарлюпенко. Какъ-же! Дѣло такого рода. Взяли въ дѣтишкамъ няньку. Бабенка смазливенькая. Анфимъ Семеновичъ и согрѣшилъ, ха-ха! Грѣхъ сладокъ — извѣстно. Ну, а жинки не такъ понимаютъ, которыя въ супружествѣ крѣпки. Нянькѣ влетѣло съ дюжину добрыхъ пощечинъ, а мужу — баня, здоровая баня была! Черезъ двойныя рамы на улицѣ слышали. Грѣхи! Анфимъ Семеновичъ даже въ казначейство не ходилъ вчера, а сейчасъ — видѣлъ я — къ Соломенцеву въ лавку пошелъ, обновки-женѣ покупать. Какъ ни скупъ, а дѣлать нечего, раскошеливайся! Казначейша такимъ манеромъ ужъ въ третій разъ заново одѣвается, ха-ха-ха!
Кропотовъ. Нехорошо-съ. Стыдно Анфиму Семеновичу.
Гарлюпенко. Эхъ вы какой! Безъ любознательности тоже нельзя.
Чехурская. Здравствуйте! (Пожимая присутствующимъ руки). А Агнія Петровна?
Кролотовъ. У себя.
Чехурская. Я къ ней. Можно? Другой день не вижу ее. Соскучилась. Я обожаю вашу жену! Наши дамы не любятъ ее, за то, что она интереснѣе всѣхъ и что мужчины отъ нея безъ ума. А я обожаю! (Торопится снять шляпку и запутывается въ прическѣ).
Чехурская. Душечка! прелесть моя! (цѣловать Агнію).
Агнія (уклоняется). Ну, довольно, довольно! (Пожала руку Гарлюпенко и садится на качалку).
Гармоненко (Агніи). Маргарита Яковлевна «обожаетъ» васъ, а вы ей нацѣловаться въ сласть не даете!
Чехурская. Ну, пожалуйста!
Агнія (Чехурской). Что у васъ за прическа сегодня!
Чехурская. А что? не идетъ?
Агнія. Ужъ очень напутано.
Гарлюпенко. На головѣ напутано, а въ головѣ спутано.
Чехурская. Вотъ несносный! Мы съ нимъ не можемъ сойтись, чтобъ не побраниться. Невозможный человѣкъ! (Агніи). А нашъ Рафочка все не ѣдетъ?
Гарлюпенко. Кто это — нашъ Рафочка?
Чехурская. Какъ «кто?» разумѣется Рафаилъ Васильевичъ. Ахъ, безъ него такая тоска! (Агніи). Какъ пріѣдетъ, мы опять затѣемъ спектакль. Вы такъ чудно играете! ахъ, восторгъ! Рафаилъ Васильевичъ говоритъ, что у васъ огромный талантъ и что сцена — ваше призваніе. Какъ пріѣдетъ, такъ и устроимъ. Рафочка такой мастеръ устраивать!
Гарлюпенко (со вздохомъ). Грѣхи!
Чехурсная (презрительно). Какіе еще тамъ «грѣхи?!»
Гарлюпенко. А какъ-же! Жили мы тихо, мирно, выпивали, дулись въ картишки по маленькой, словомъ сказать — жили благоприлично. Вдругъ Хмѣлевской, чтобъ ему пусто было!
Чехурская. Это за что?
Гарлюпенко. А за то, что онъ нарушилъ нашъ общественный строй, потрясъ основы…
Чехурская (пылко). Всколыхнулъ наше болото — да; вдохнулъ жизнь въ нашу трушобу, разсѣялъ мракъ…
Агнія (прерываетъ). Перестаньте, Маргоша!
Чехурская. Развѣ не правда?
Гарлюпенко. Ха-ха! Маргарита Яковлевна любитъ выспренно выражаться, хоть это ужъ вышло изъ моды. Хмѣлевской говоритъ про насъ еще лучше: «тупыя рыла, говоритъ, тупые разговоры»…
Чехурская. Врете, врете! Сами выдумали. А что у насъ рутина, спячка, застой…
Агнія (прерываетъ съ досадой). Да полно вамъ!
Гарлюпенко. Я не спорю, что Хмѣлевской все можетъ устроить: и спектакль, и пирушку и добрый скандалъ, особливо скандалъ. Такъ вѣдь онъ въ Питерѣ состояніе спустилъ и спустилъ по столичному, съ шикомъ и трескомъ. Видывалъ виды! Хоть прокутился до нитки и кабы не у насъ мѣсто въ акцизѣ, въ пору съ рукой-бы идти, а размахъ у него прежній, широкій.
Агнія (съ досадой). Какой у васъ злой языкъ, Аѳанасій Григорьевичъ!
Чехурская. Ахъ, ужасно, ужасно!
Кропотовъ. А вотъ по службѣ г. Хмѣлевской нерадивъ. Большія упущенія. У меня въ конторѣ не разъ говорили про это.
Чехурская. Ужъ и служба! Даже странно представить себѣ, что Рафаилъ Васильевичъ ѣздитъ но кабакахъ.
Гарлюпенко. Такой, можно сказать, орелъ, обаятельный кавалеръ — и кабаки!
Чехурская. Разумѣется, это унизительно для него.
Кропотовъ. Унизительно — не служи. А разъ служишь — дѣло надо старательно дѣлать, честно.
Агнія. Кажется, это ни для кого не ново, Филиппъ Даниловичъ!
Гарлюленко. Что ни говорите, а все-таки жалко, что Хмѣлевской пьетъ.
Чехурская (всплеснула руками). Ну можно-ли такъ безсовѣстно клеветать?!
Кропотовъ. Нѣтъ вѣрно-съ. Говорятъ: боленъ; а онъ запрется и пьетъ.
Груша (поставивъ подносъ на столъ, наклонилась къ Агніи. Тихо). Сейчасъ Рафанль Васильевичъ проѣхалъ.
Агнія (радостно). А! (Быстро встала и уходитъ въ заднюю дверь).
Кропотовъ (перенесъ лампу со стола на Грушѣ). Ты что… барынѣ?
Груша. Платье принесли отъ портнихи. (Уходитъ въ заднюю дверь).
Кропотовъ (зажегъ бензинку и варитъ кофей). Должно быть запой.
Гарлюпенко. Вы про кого? Да, Хмѣлевской! Запой! И такого рода, что въ одинъ прекрасный день нашъ герой можетъ… (Проводитъ рукой по горлу).
Чехурская. Неужели?! Боже мой, какой ужасъ!
Кропотовъ. Вы говорите какъ врачъ, или что-бъ напугать Маргариту Яковлевну? (Перетираетъ полотенцемъ чашки).
Гарлюпенко. Совершенно серьезно. Психика его мнѣ извѣстна.
Кропотовъ. Значитъ, во время запоя, онъ въ такомъ состояніи, что можетъ лишить себя жизни? впадаетъ въ бредъ, теряя сознаніе?
Гарлюпенко. Напротивъ, онъ въ полномъ сознаніи. Я имѣлъ случай бесѣдовать съ нимъ въ такое время. Онъ мраченъ, чувствуетъ отвращеніе къ жизни…
Кропотовъ. «Отвращеніе къ жизни». Г-мъ!.. Да-съ, тогда понятно, естественно…
Чехурская. Бѣдный! Его мучаетъ совѣсть! Онъ разбилъ столько женскихъ сердецъ! О, я увѣрена въ этомъ! Если теперь онъ увлекателенъ, неотразимъ, то что-жъ было, когда онъ былъ блестящимъ гвардейцемъ!
Гарлюпенко. Кто проводитъ жизнь въ кутежахъ и безобразіяхъ, тотъ обыкновенно имѣетъ дѣло съ дамами, у которыхъ сердце другаго закала, чѣмъ ваше.
Чехурская. Ну, мое вы можете оставить въ покоѣ. (Со вздохомъ). Вообще теперь такое время, что сердце упразднено.
Кропотовъ (наливаетъ кофей). Афанасій Григорьевичъ, кофейку! Вотъ сливки.
Гарлюпенко (взялъ чашку). Спасибо. Вы мастеръ кофей, варить. Вы, да аптекарша — славитесь, ха-ха!
Кропотовъ. А вамъ, Маргарита Яковлевна?
Чехурская. Merci, я ужъ пила.
Гарлюпенко (прихлебывая кофей). Возможно, конечно, что Хмѣлевской совершилъ какую-нибудь гадость, словомъ сказать, что на совѣсти его есть кое что. Я даже увѣренъ. Прибавьте истрепанные нервы отъ всякаго рода излишествъ, наконецъ — сознаніе, что въ сущности онъ загубилъ свою жизнь — и вамъ станетъ понятно, почему онъ въ «пьяные дни» впадаетъ въ мучительное состояніе духа.
Чехурская. Какое несчастіе!
Солодиловъ. Что за несчастіе? Нижайшее почтеніе, Маргарита Яковлевна, Аѳанасій Григорьевичъ. (Почтительно пожимаетъ имъ руки).
Чехурская. Мы говоримъ про Рафаила Васильевича. Представьте…
Гарлюпенко (останавливаетъ ее жестомъ). Ну что, все про то-же! Поговорили и будетъ! (Тихо). Развѣ можно болтать?
Солодиловъ (Кропотову, подавая бумагу). Спѣшная довѣренность. Потрудитесь подписать. (Подаетъ ему перо, которое взялъ изъ чернильницы на окнѣ, Чехурской). Вообще Рафаилъ Васильевичъ заставляетъ много о себѣ говорить. Хорошо-ли это — другой вопросъ.
Чехурская (дѣлаетъ ему глазки). Вамъ ему завидовать нечего!
Солодиловъ. Вы очень добры. (Беретъ бумагу, подписанную Кропотовымъ. Ему выразительно). Кстати: Рафаилъ Васильевичъ вернулся. Я недавно видѣлъ, какъ онъ проѣхалъ по площади. (Уходитъ).
Кропотовъ (про себя, относя перо). Такъ вотъ о чемъ шепнула ей Грушка!
Чехурская (не сводившая глазъ съ, съ увлеченіемъ). Какой милый молодой человѣкъ!
Гарлюпенко (встаетъ). Пріударьте!
Чехурская. Что за глупости!
Гарлюпенко (взглянулъ на часы). Эге, да мнѣ къ больному пора!
Чехурская (надѣвая шляпку). Вы къ кому?
Гарлюпенко. Къ Ивану Силычу.
Чехурская. И я съ вами. Мнѣ нужно къ его женѣ.
Гарлюпенко. Не боитесь, что увидя насъ вмѣстѣ, про насъ сочинятъ романъ?
Чехурская. Какой вздоръ! (Кропотову). Ахъ, знаете, какой былъ со мной случай! Намедни ѣду я по желѣзной дорогѣ. Прилегла и заснула. Вдругъ чувствую, что кто-то наклонился ко-мнѣ и поцѣловалъ. Открываю глаза — господинъ…
Гарлюпенко (Кропотову). Не вѣрьте. Все выдумки.
Чехурская. Какъ выдумки?!
Гарлюпенко. Вы — дѣвица съ пылкимъ воображеніемъ и сочиняете про себя романы, которыхъ никогда не бывало.
Чехурская. Да какъ-же вы смѣете?!..
Гарлюленко (пожимая руку Словомъ сказать, Маргарита Яковлевна всегда на порогѣ преступленія, ха-ха! (Уходитъ).
Чехурская. Будетъ-же вамъ за это! До свиданія, Филиппъ Даниловичъ! (Поспѣшно пожала ему руку и уходитъ).
Кропотовъ (стоитъ въ дверяхъ, пока уходятъ гости и зоветъ). Аграфена! поди убери здѣсь.
Кропотовъ. Что дѣлаетъ барыня?
Груша. Одѣвается.
Кропотовъ. Въ то платье, которое «принесли отъ портнихи»? (Груша потупилась). Попробуй еще разъ соврать! (грозится) попробуй! (Груша, взявъ подносъ, уходитъ. Сѣлъ и задумался. Пауза). Пріѣхалъ… Для него одѣвается… ждетъ…
Лизавета Даниловна. Здравствуй братъ!
Кропотовъ. А!.. Ну, какъ у васъ?.. Дѣти здоровы-ля?
Лизавета Даниловна. Слава Богу. Я вотъ зачѣмъ…
Кропотовъ (поежился и прерываетъ). Если ты опять съ тѣмъ-же — лучше оставь!
Лизавета Даниловна. Если-бъ я не любила тебя, ну и махнула-бъ рукой.
Кропотовъ (раздражительно). Сколько разъ просилъ: не вмѣшивайся въ наши дѣла. — Нѣтъ, не можешь! А къ чему это ведетъ? Съ Агніей у васъ доходитъ до брани…
Лизавета Даниловна (прерываетъ). Потому что правда глаза колетъ ей.
Кропотовъ. Нѣтъ, не потому! а по той причинѣ, что ты неделикатна, груба, ненавидишь Агнію и не можешь успокоиться. Вотъ почему-съ!
Лизавета Даниловна. Я во всю жизнь не покривила іушей. Говорю, что мнѣ разумъ и совѣсть велятъ. Говорю про то, что вижу и знаю, потому что за тебя сердце болитъ. (Заплакала, но утеревъ слезы, быстро оправляется).
Кропотовъ. Предоставь мнѣ самому вести свои дѣла. Я лучше знаю, какъ надо. Знаю и характеръ Агніи, все…
Лизавета Даниловна. Ну, знаешь. А какой толкъ? Ты по ея дудкѣ пляшешь…
Кропотовъ (прерываетъ). Все ты не то!
Лизавета Даниловна (съ азартомъ). Ты не хозяинъ въ домѣ, а экономка! Срамъ!
Кропотовъ. Погоди…
Лизавета Даниловна. Ты не мужъ, а рабъ покорный ея. Помилуйте, до срама тебя довела! съ любовниками!
Кротоповъ (возвышая голосъ).-- Ну, не говори вздора!
Лизавета Даниловна. Нѣтъ, не вздоръ!..
Кропотовъ. Подлыя сплетни! Не смѣй говорить мнѣ про это!
Лизавета Даниловна. Да, стыдно! Еще-бы нѣтъ!
Кропотовъ. Агнія не сдержана, неосторожна и тѣмъ даетъ поводъ дурно говорить о себѣ…
Лизавета Даниловна. Разсказывай! Вотъ съ Хмѣлевскимъ шуры-муры пошли. Хоть теперь-то свою власть покажи! Вѣдь ты не тряпка, съ характеромъ человѣкъ. Всякое дѣло до точки довести можешь. А съ женой…
Кропотовъ (прерываетъ). Повѣрь, я сумѣлъ-бы постоять за себя, если-бъ… если-бъ Агнія дѣйствительно была виновата. Ты не понимаешь, что говоришь! Поступай я по твоему, ее давно-бъ ужъ не было здѣсь.
Лизавета Даниловна. Пустяки!
Кропотовъ. Нѣтъ, вѣрно! Агнія ничѣмъ не дорожитъ и ей ничего не страшно. Характеръ необузданный ни воспитаніемъ, ни примѣрами съ дѣтства. А если человѣкъ безъ твердыхъ основъ, безъ выдержки, безъ умѣнья управлять собой, такъ сказать — умѣрять себя долгомъ и повѣстью, то такой человѣкъ — жертва страстей и случайностей. Вотъ тебѣ Агнія!
Лизавета Даниловна. Такихъ-то и прибирать къ рукамъ!
Кропотовъ. Ничего ты не понимаешь. Тутъ любовь, терпѣніе…
Лизавета Даниловна. Терпи, потакай! А она трусомъ считаетъ тебя и презираетъ за это.
Кропотовъ (съ нетерпѣніемъ). Ахъ, Боже мой! Уволь меня отъ совѣтовъ и наставленій! Покорно прошу! Какой прокъ мнѣ въ твоемъ участіи, когда всякій разъ ты разстроишь меня и выведешь изъ себя!
Агнія (мужу, покойно). Давно-бы попросилъ сестрицу оставить насъ. Я положительно не желаю съ ней видѣться.
Лизавета Даниловна (вспыхнула). Что-жъ гони сестру! гони вонъ! Она ей помѣха! Она глаза колетъ ей! Безъ меня, ей легче тобой помыкать!..
Агнія (покойно). Подите вонъ! (Указываетъ на дверь).
Лизавета Даниловна (гнѣвно). Здѣсь не вы старшая, а братъ! Вы не смѣете мнѣ дверь на носъ захлопывать!
Агнія. Ну ты скажи ей, «старшой».
Кропотовъ (потирая ладони). Я ужъ просилъ сестру… не спорить… не раздражать тебя…
Агнія. Я не этого требую. Я требую, что-бъ она не бывала у насъ.
Лизавета Даниловна. Что-бъ ты выгналъ родную сестру, которая одна тебя любитъ и цѣнитъ!
Агнія. Такъ вамъ и жить вмѣстѣ. Прекрасно! Я помѣхой не буду, уйду.
Кропотовъ. Сестра… Такъ какъ ваши отношенія съ Агніей… настолько испорчены… и я, при всемъ стараніи отвратить непріятности, не могу… то…
Лизавета Даниловна. То?
Кропотовъ. Считаю за лучшее, что-бъ ты… не бывала у насъ. (Быстро уходитъ направо).
Лизавета Даниловна (Агніи). Благодарю! Вотъ это по родственному! Поступокъ достойный любящей жены и порядочной женщины!… Но братъ покается! горько покается! (Уходитъ).
Агнія. Наконецъ-то я отдѣлалась отъ тебя!.. Да не до васъ мнѣ! (Подходитъ къ окну и смотритъ въ него). Что-же онъ не идетъ!.. Онъ знаетъ, какъ я жду его! (Пауза. Радостно). Идетъ! (Быстро проходя къ боковой двери, громко). Груша!
Груша (радостно). Барыня! Рафаилъ Васильевичъ идутъ
Агнія. А баринъ гдѣ?
Груша. Въ контору пошелъ. (Убѣгаетъ).
Агнія. Наконецъ-то я дождалась!
Хмѣлевской. Къ вамъ прямо съ дороги! (Протягиваетъ ей обѣ руки).
Агнія. Наконецъ-то! (Бросилась къ нему, обняла и страстно поцѣловала).
Хмѣлевской (оглянулся). Ты одна?
Агнія. Филиппъ Даниловичъ въ конторѣ. Сейчасъ тутъ сцена была…
Хмѣлевской. Съ тобой?
Агнія. Еще что! Нѣтъ, его сестра… знаешь, эта Лизавета… Надоѣла до смерти. Ну, выгнали. Онъ въ огорченіи и ушелъ въ контору. Это тамъ, черезъ сѣни. Въ огорченіи, онъ всегда уходитъ въ контору.
Хмѣлевской. Уединяется? ха-ха!
Агнія. Да Богъ съ ними! Разсказывай про себя.
Хмѣлевской. Заждалась?
Агнія. Еще-бы! Ты обѣщалъ вернуться вчера. Не простудился-ли? Погода была ужасная. Я такъ за тебя боялась!
Хмѣлевской. Напрасно! Знакомые упрашивала остаться. Я ни за что! Прежде, бывало, тошно возвращаться въ вашу трущобу; а теперь торопишься, нетерпѣніе беретъ.
Агнія (порывисто). Милый! (Бросилась къ нему на колѣни и, обнявъ, прижалась къ нему лицемъ). Какъ я рада тебѣ! Я такъ тосковала!
Хмѣлевской. Ты — прелесть! Въ такомъ болотѣ! вдругъ-ты! (Цѣлуетъ ее). Сначала казалось — ничего особеннаго. Интересная женщина, немножко провинціальная львица, остроумная, злая на языкъ. А знай я, что тебя полюбишь серьезно, о! я-бы поостерегся…
Агнія. Почему?
Хмѣлевской. Да потому, что на серьезную, отвѣтственную любовь я давно утратилъ нрава. Ну, да что объ этомъ! Когда же ко мнѣ?… какъ намедни…
Агнія. Какъ будетъ можно.
Хмѣлевской (страстно). Это не счастье, а какой-то безумный восторгъ, твоя любовь, ласки!…
Агнія (полузакрывъ глаза, закинула, тихо). Ха-ха!
Хмѣлевской. Восторгъ! (Цѣлуетъ ее).
Агнія (съ волненіемъ). Пусти! (Встаетъ, тяжело вздохнула, провела по лицу руками и медленно прошлась. Пауза). Скажи… но скажи откровенно: тебѣ ничего не разсказывали про меня… дурного? ну такого, что мараетъ меня?
Хмѣлевской. Перестань! Я терпѣть не могу, когда залѣзаютъ въ прошлое, даже ревнуютъ къ нему. Женская черта, которая всегда раздражала меня.
Агнія. Не хмурься! Меня мучило это. Развѣ могу не сказать тебѣ, что у меня на душѣ? И ты, если любишь, развѣ можешь быть равнодушенъ, когда дурно говорятъ про меня?
Хмѣлевской. Не видались такъ долго и серьезные разговоры! Помилуй! Я вовсе не въ такомъ настроеніи. Лучше поцѣлуй меня. Это гораздо пріятнѣй. (Цѣлуетъ ее). И что на тебя напало сегодня?!
Агнія. Видишь-ли, милый: до тебя, я была ко всему равнодушна. Жизнь шла вяло, тупо. Съ тобою все цѣнилось. Я на все смотрю иначе: и на себя, и на прошлое и на тѣхъ, кто окружаетъ меня. Хочется все разсказать тебѣ, все! Даже будто не честно не сдѣлать этого.
Хмѣлевской. По моему — что прошло, то прошло. У часъ своя жизнь, свое счастье и оно тѣмъ лучше, чѣмъ меньше связано съ прошлымъ.
Агнія (со вздохомъ). Пусть такъ!
Хмѣлевской. Голубка моя, право такъ лучше. Вотъ мое прошлое! Вѣдь это чортъ знаетъ что! Я такъ люблю тебя, что забылъ и думать о немъ. Я счастливъ, веселъ. И ты гони прочь все, что можетъ намъ помѣшать. Жалко — супругъ между нами. Ну, да это — зло неизбѣжное!
Агнія. Ты для него — роковая встрѣча. Онъ чувствуетъ это и боится тебя.
Хмѣлевской (съ досадой). «Роковая»! Зачѣмъ трагедія?! Скучно. Я думалъ, что Филиппъ Даниловичъ не составитъ для насъ «вопроса».
Агнія (подавляя вздохъ). Я постараюсь… чего-бы мнѣ ни стоило это. Прости, милый! Сегодня я все говорю не впопадъ и раздражаю тебя.
Хмѣлевской. А «роковая» — пусть будетъ такъ!
Агнія. Ничего не будетъ. Все вздоръ. Главное — что-бъ ты былъ счастливъ со мною. Остальное — все вздоръ!
Хмѣлевской. Ну, для тебя-то не вздоръ! Лгать, обманывать, уступать… Развѣ это легко? Такой, какъ ты?
Агнія. Не думай объ этомъ!
Хмѣлевской. Да вѣдь это подло: не думать! Конечно, пріятнаго тутъ нѣтъ ничего. Но если обстоятельства складываются такъ, что является «вопросъ», нельзя закрывать глаза и затыкать уши.
Агнія. Я ужасно жалѣю, что заговорила про это!..
Хмѣлевской. Ты боишся, что моя любовь не выдержитъ непріятностей, «осложненій»? Я человѣкъ истрепанный и испорченный. Я мало вѣрю въ себя; но мнѣ кажется, я не опошлѣлъ до такой степени, что-бъ требовать отъ женщины невозможнаго.
Агнія (горячо поцѣловала его). Счастье мое! (Прислушалась. Съ досадой). Его шаги. (Отходитъ).
Кропотовъ (непріятно пораженъ). А, вы ужъ… изволили возвратиться!
Хмѣлевской (едва поднявшись, протянулъ ему руку). Какъ видите.
Кропотовъ (послѣ краткой паузы, сѣлъ, потирая руки. Безучастно). Благополучно-ли съѣздили?
Хмѣлевской. Съѣздилъ-то хорошо. А вотъ доносъ кто-то написалъ на меня управляющему.
Агнія. Доносъ?!
Хмѣлевской. Да. Пишетъ, что я нерадивъ, манкирую службой…
Агнія. Какъ разъ про это здѣсь говорили сегодня! (Взглянула на мужа).
Хмѣлевской. Управляющій, какъ порядочный человѣкъ, не обратилъ вниманія…
Агнія (горячо). Кто этотъ негодяй?! Кому надо васъ выжить?! (Опять взглянула на мужа).
Хмѣлевской. Кому-то понадобилось. Судя по штемпелю на конвертѣ, доносъ именно отсюда. Да пустяки! Не стоитъ говорить.
Кропотовъ. Все-таки непріятно-съ…
Кропотовъ. Вы ко мнѣ, Павелъ Кондратьевичъ?
Солодиловъ. Телеграмма. (Подалъ ее Кропотову, затѣмъ почтительно подходитъ къ ручкѣ Агніи и кланяется Хмѣлевскому, который небрежно подаетъ ему руку).
Агнія (Хмѣлевскому.) Я бы дорого дала узнать: кто написалъ доносъ. Впрочемъ догадаться нетрудно.
Хмѣлевской. Бросьте!
Кропотовъ (вскрывъ и прочтя телеграмму, Солодилову). По дѣлу Варгиныхъ.
Солодиловъ. У насъ заготовленъ проектъ раздѣльнаго акта…
Кропотовъ. Дѣло не состоится. (Отдаетъ телеграмму). Положите ко мнѣ на столъ.
Солодиловъ (вкрадчиво). А позвольте спросить: на кого же доносъ?
Хмѣлевской. На меня.
Солодиловъ (съ преувеличеннымъ изумленіемъ). Быть не можетъ!.. Скажите! Надѣюсь, безъ непріятныхъ послѣдствій?
Хмѣлевской. Безъ всякихъ.
Солодиловъ (пятится къ двери). Ну разумѣется, еще бы!.. (Уходитъ).
Кропотовъ (послѣ неловкаго молчанія). Маргарита Яковлевна очень будетъ рада, что вы пріѣхали. Сейчасъ вспоминала… тоже на счетъ спектакля…
Агнія. Наши спектакли ты считаешь чѣмъ-то въ родѣ нарушенія общественной тишины и спокойствія!
Хмѣлевской. Вообще, искусства чужды Филиппу Даниловичу.
Кропотовъ (съ принужденной улыбкой). Не одаренъ-съ.
Хмѣлевской. За то вы — дѣлецъ.
Кропотовъ. Что касается дѣла, то каждый обязанъ стараться ему служить, по мѣрѣ силъ и способностей. Это — такая же обязанность, какъ то, что-бъ быть честнымъ и не дѣлать зла, въ видахъ-ли пользы своей, въ угоду-ли страстямъ, или той распущенности, въ которой попираются благополучіе и даже права ближняго.
Хмѣлевской (удивленный, переглянулся съ Агніей). Однако! (Посмѣиваясь). Изъ вашихъ мудрыхъ нравоученій я могъ-бы кое что почерпнуть для себя. Но увы! — я неисправимъ.
Кропотовъ. Я вообще… такъ сказать, изложилъ взглядъ… не имѣя въ виду никого-съ. Собственно меня занимала мысль: почему люди богато одаренные, такъ сказать — широкаго розмаха — почему они причиняютъ столько вреда?
Хмѣлевской. Гмъ! интересно!
Кропотовъ. Потому-съ, что они свободно преступаютъ границы дозволеннаго долгомъ и совѣстью, именно въ силу своихъ преимуществъ. Натура широкая — ей нуженъ просторъ. А такъ какъ простора въ сущности не дано никому, ибо всякій связанъ обязанностями, то широкія натуры для себя ограниченій не признаютъ и порываютъ всякія путы, не стѣсняясь ничѣмъ и не щадя никого. Ихъ жизнь, такъ сказать, стремится какъ бурный потокъ. Но бурный нотокъ мутенъ и оставляетъ на совѣсти тотъ осадокъ, который даетъ себя знать и можетъ причинить даже страданія.
Хмѣлевской Браво! (Агніи). Я не зналъ, что Филиппъ Даниловичъ такой тонкій психологъ и можетъ — «такъ сказать» — проникать въ глубины…
Агнія. Но развѣ узкія натуры не «преступаютъ границъ?» Только у нихъ это подлѣе и мельче.
Хмѣлевской. Вы говорите про тѣхъ, которые тупо бьютъ въ одну точку?
Агнія. Ха-ха-ха! Именно. Про тѣхъ, которые ординарны и скучны ужасно!
Хмѣлевской. Про людей, которые глухи и слѣпы ко всему, что не составляетъ интереса ихъ дѣла и выгоды. Они упираются противъ всякаго движенія впередъ, ворчатъ, негодуютъ, доносятъ и кричатъ караулъ! Всего забавнѣе, что именно эти люди считаютъ себя прочными устоями и даже солью земли. (Встаетъ и протягиваетъ Агніи руку). До свиданія! Да, Филиппъ Даниловичъ, вы — моралистъ и философъ. (Небрежно пожалъ его руку и уходитъ со смѣхомъ).
Агнія (подходитъ къ мужу съ угрожающимъ видомъ). Ты написалъ доносъ?
Кропотовъ. Что-о?!.. Пощади! Съ меня довольно тѣхъ оскорбленій, которыя я выслушалъ сейчасъ, у себя въ домѣ.
Агнія. Ты хотѣлъ выжить Хмѣлевскаго…
Кропотовъ. Пускай я «узкій» человѣкъ и «тупо бью въ одну точку», но подлецомъ не бывалъ и доносы писать не способенъ!
Агнія. Ты хотѣлъ выжить его, потому, что оцъ сталъ между нами…
Кропотовъ (какъ бы защищаясь отъ удара). Что ты говоришь?!.. Агнія!..
Агнія. Но ты плохо разсчиталъ. Если-бъ доносъ подѣйствовалъ и Хмѣлевскаго перевели-бы отъ насъ, или уволили, я ушла-бы за нимъ. Знай это! (Уходитъ).
Кропотовъ (схватился за голову). Жестоко!
Дѣйствіе второе.
правитьѲедотъ (съ растеряннымъ видомъ). Въ эфто время они не велятъ пускать… Не любятъ, значитъ, что-бъ безпокоили…
Агнія. Въ какое время? Скажи толкомъ пожалуйста: боленъ Рафаилъ Васильевичъ, или…
Хмѣлевской (слѣва, за дверью, громко). Ѳедотъ! кто тамъ?
Ѳедотъ (подошелъ къ двери и немного пріотворилъ ее). Барыня, значитъ… Агнія Петровна.
Хмѣлевской. А! Сейчасъ!
Ѳедотъ (отошелъ отъ двери. Понизивъ голосъ). Зачалъ съ утра… Вотъ оно, зелье-то! (Взялъ со стола бутылку съ коньякомъ и поставилъ на мѣсто).
Агнія. Опять?!
Ѳедотъ. Давно не было; а нынче съ утра. Спасибо по малости… Къ завтраму разберетъ.
Хмѣлевской (за дверью) Агнія, я сію минуту одѣнусь. (Возвышая голосъ) А Ѳедотъ п’шелъ вонъ!
Ѳедотъ (подмигнулъ). Когда онъ въ эфтомъ затмѣніи — и влетаетъ-же мнѣ! (Покрутилъ головой и осторожно уходитъ, тщетно стараясь не топать смазными сапожищами).
Агнія (сѣла на диванъ, печально опустивъ голову). А я думала, что со мною онъ перестанетъ!.. Надоѣла?.. А можетъ быть и не было серьезной любви?..
Хмѣлевской (протянулъ Агніи обѣ руки и вглядывается въ нее). Ну вотъ! Что наговорилъ тебѣ этотъ болванъ?! (Сѣлъ рядомъ и поцѣловалъ ея руку). Не вѣрь и не огорчайся пожалуйста! Это не прежнее. Такъ — легкая выпивка, отъ которой никакого вреда, напротивъ — яснѣе мысли. (Встаетъ и ходитъ). А тебѣ ужъ донесли? черезъ Грушку?
Агнія. Я ничего не знала… не ожидала…
Хмѣлевской. Говорю — вздоръ. Прежнее вовсе не такъ начиналось. Я вѣдь знаю. По этому поводу, дура Маргоша распустила про меня нелѣпые слухи. Будто я дохожу до такого удрученнаго, мрачнаго состоянія, что готовъ зарѣзаться, повѣситься, пустить себѣ пулю въ лобъ. Чертъ знаетъ что!
Агнія (со вздохомъ). Слава Богу, если ты перестанешь… Я была бы очень огорчена…
Хмѣлевской. Да нѣтъ-же! Говорю тебѣ: нѣтъ! Прежде начиналось съ того, что меня грызла тоска. Въ голову лѣзла всякая дрянь, все, что я старался забыть. Я пилъ много и долго, пока мертвый сонъ не сваливалъ меня на цѣлыя сутки. А теперь ничего такого. Ѳедотъ испугалъ тебя съ-дуру. Кажется, отъ прежняго я отдѣлался навсегда. И это — благодаря тебѣ. (Садится рядомъ).
Агнія (обняла его. Пылко). Ахъ, какъ я буду горда, какъ буду счастлива, если это пройдетъ!
Хмѣлевской (слегка усмѣхнулся). А ты, конечно, подумала, что я мало люблю тебя?..
Агнія. Что я мало значу для тебя — да. Я увѣрена, что если-бъ прежде, еще въ Петербургѣ, нашлась женщина, которая полюбила-бъ тебя, какъ жизнь, ты никогда не дошелъ-бы до того, чтобы очутиться въ нашей трущобѣ.
Хмѣлевской. Я и безъ женщинъ не разъ давалъ себѣ слово бросить кутежи и не опускаться въ ту пропасть, гдѣ человѣкъ гибнетъ безсмысленно, тупо и пошло. Но благими намѣреніями вымощенъ адъ. Впрочемъ, можетъ быть ты и права.
Агнія. Права. Я увѣрена въ этомъ. (Встала, сняла шляпку и кладетъ ее на столъ).
Хмѣлевской (съ ироніей). У васъ, энергичныхъ женщинъ, что-то въ родѣ призванія: спасать, исправлять, и въ концѣ концовъ — обезличивать.
Агнія (горячо). Неправда! Эгоистки, женщины холодныя и разсчетливыя — вотъ кто забираетъ васъ въ руки и обезличиваетъ до того, что мужчина становится похожъ на стертый пятіалтынный. А женщины, про которыхъ ты говоришь, возьмутъ для любимаго человѣка всякое бремя и онъ никогда не узнаетъ, какъ оно тяжело.
Ѳедотъ (покосился на бутылку и выразительно вздохнулъ). Эхъ-ма!
Хмѣлевской (вставая). Опять вздыхаешь, съ кислою рожей!
Ѳедотъ. Жалѣючи ежели…
Хмѣлевской. Ну, поговори у меня!
Ѳедотъ (отступаякъ двери). Для держанія компаніи,
отчего не выпить, а ежели въ одиночку…
Хмѣлевской. Молчи, болванъ! Разсуждать смѣетъ! Въ передней съ кѣмъ ты разговаривалъ тамъ?
Ѳедотъ (потупился). А это та… Графена ихняя, значитъ…
Агнія. За мной?
Ѳедотъ. Нѣ-ѣтъ… а такъ, значитъ, она…
Агнія. Въ гости?
Ѳедотъ. Не то что-бы въ гости, а такъ, значитъ… по глупости больше…
Агнія (улыбнулась). Вотъ это любезно!
Ѳедотъ. Чай налила вашей милости. «У тебя, говоритъ, чорта, руки корявыя, такъ дай я, молъ, налью, по ейному скусу». И налила, значитъ.
Агнія. Она еще здѣсь?
Груша. Здѣсь, барыня. (Хмѣлевскому).
Здравствуйте, баринъ! (Агніи). Я калоши вамъ принесла, потому дождикъ прошелъ, грязно страсть. (Ѳедоту, рѣзко). Значитъ за дѣломъ я, а не по «глупости!» Ѳедотъ (почесывая затылокъ). Да ужъ ладно! (Уходитъ).
Хмѣлевской. Ты хорошенько его!
Груша. Вотъ какъ дойму — лучше не надо! (Агніи). Сюда шла, на барина нашего налетѣла, носъ къ носу. Онъ меня не призналъ, а на дворѣ еще видать было. Глянулъ мнѣ въ лицо, а признать не призналъ. И чудно, барыня: глядитъ, а — похоже — не видитъ А я: дай, думаю, погляжу — куда онъ по этой улицѣ? Взяла и притаилась. А онъ прошелъ до угла и назадъ повернулъ. Похоже около ходитъ.
Агнія. Гмъ! Ну, или домой.
Груша. Сейчасъ иду, барыня. Прощайте, баринъ! (Поклонилась Хмѣлевскому и уходитъ).
Агнія. Сегодня у насъ вышелъ съ нимъ разговоръ…
Хмѣлевской. Обо мнѣ?
Агнія. Началось съ того, что онъ опять заговорилъ про доносъ…
Хмѣлевской. Знаешь-ли, я не думаю, чтобъ Филиппъ Даниловичъ написалъ его.
Агнія. Онъ ужасно оскорбленъ моимъ подозрѣніемъ. Я вижу сама, что писалъ не онъ, а скорѣе помощникъ его, Солодиловъ.
Хмѣлевской. А что-жъ въ самомъ дѣлѣ! Очень возможно. Этотъ ласковый молодой человѣкъ не внушаетъ довѣрія.
Агнія. Мнѣ кажется, онъ имѣлъ двоякую цѣль выжить тебя: подслужиться мужу и поддѣлаться ко — мнѣ.
Хмѣлевской. А развѣ влюбленъ?
Агнія. Если такой человѣкъ можетъ влюбиться. (Встала и прохаживается по сценѣ).
Хмѣлевской. Да чертъ съ нимъ! А что-же мужъ?
Агнія. Дальше онъ сталъ говорить о тебѣ, безтолково, сбивчиво, безпрестанно потирая ладони. Ты знаешь эту гадкую привычку… Меня взорвало и я на-отрѣзъ объявила ему, что если онъ не оставитъ меня въ покоѣ и еще разъ заикнется про насъ съ тобой, то я совсѣмъ уйду отъ него къ тебѣ. Конечно, это угроза и только.
Хмѣлевской. Почему-же — только угроза?
Агнія. Понятно, милый… Развѣ я могу рѣшать за насъ обоихъ?
Хмѣлевской (подумалъ). Мы сдѣлаемъ вотъ что: я переведусь въ другой городъ и мы уѣдемъ совсѣмъ.
Агнія. Серьезно?
Хмѣлевской. Совершенно серьезно.
Агнія (бросается передъ нимъ на колѣни и схватываетъ его руку). Знаешь-ли, что ты сказалъ? Если-бъ мнѣ объявили сейчасъ: ты должна умереть за него, — я не поколеблюсь минуты. (Садится возлѣ и страстно цѣлуетъ его). Хорошій мой! дорогой мой! сокровище!
Хмѣлевской. Нашла «сокровище»! Серьезно говоря, ты очень рискуешь, Агнія. Развѣ можно на меня положиться?
Агнія (торжественно). Если я сама не сумѣло быть счастливой, не сумѣю стать необходимой тебѣ, то буду сама виновата.
Хмѣлевской. Ахъ, ты моя героиня!
Агнія. Не смѣйся. Я не та, какою всѣ знали меня до тебя. Я поражаюсь, какъ столько лѣтъ я могла жить какъ жила. Мнѣ страшно подумать, что такъ могла пройти вся мои жизнь!
Хмѣлевской. На твою бѣду, ты слишкомъ талантлива. Напримѣръ, я убѣжденъ, что изъ тебя вышла-бы великолѣпная актриса. А здѣсь оставалось глохнуть. Но вѣдь и со мной жизнь мало обѣщаетъ тебѣ хорошаго.
Агнія (обняла его). Молчи, молчи! Это ужъ мое дѣло.
Хмѣлевской. Будетъ именно то «бремя», про которое ты говорила…
Агнія (нѣжно). Ахъ, какой! Да молчи-же! (цѣлуетъ его).
Ѳедотъ (Хмѣлевскому). Сейчасъ заходилъ ихній баринъ. На крыльцо меня вызывалъ.
Хмѣлевской. Не утерпѣлъ! Ну?
Ѳедотъ. Спросилъ: тутъ-ли, молъ, Агнія Петровна?
Агнія. А ты что сказалъ?
Ѳедотъ. Сказалъ: нѣтути, молъ.
Агнія. Напрасно. Сказалъ бы что тутъ.
Ѳедотъ. Не посмѣлъ, значитъ.
Агнія. А онъ что?
Ѳедотъ. Онъ: «неправда, говоритъ, тутъ она» и пошелъ. Слѣдилъ, значитъ.
Хмѣлевской. Ладно. Ступай! (Ѳедотъ уходитъ).
Агнія (порывисто встала и торопливо надѣваетъ шляпку). Ну, больше ему слѣдить не придется! (Протянула Хмѣлевскому руку). До завтра! Такъ рѣшено?.. уѣдемъ?
Хмѣлевской. Товарищъ изъ сосѣдняго уѣзда просилъ женя помѣняться мѣстами. Управляющій согласенъ. Я сейчасъ телеграфирую, что мѣняюсь и мы уѣдемъ.
Агнія. До завтра! (Горячо поцѣловала его и быстро уходитъ).
Хмѣлевской (налилъ рюмку коньяку и залпомъ выпилъ ее). Однако чертъ возьми какъ стало дѣло!.. Боюсь, что изъ нашей жизни, кромѣ чепухи, ничего не выйдетъ. Я предупредилъ… Во всякомъ случаѣ, оставлять ее здѣсь невозможно. Героиня! ей все ни почемъ!… Воображаю, какъ вытянется рожа у Филиппа Даниловича, когда уѣдетъ его жена, ха-ха!.. Да, въ этой женщинѣ сила, глубокая страсть, самоотверженная… Если-бъ мы встрѣтились раньше — кто знаетъ? — можетъ быть жизнь моя пошла-бы совсѣмъ по другому… (Въ передней шумъ). Кто тамъ? (Подходитъ и отворяетъ дверь. Отступая). Филиппъ Даниловичъ!…
Ѳедотъ (въ дверяхъ). Говорю: нельзя, нездоровы, молъ, вы, а онъ…
Хмѣлевской (отстраняетъ Ѳедота). Пожалуйте, Филиппъ Даниловичъ! пожалуйте! (Кропотовъ входитъ. Ѳедотъ уходитъ и затворяетъ дверь). Вы за женой? Ея ужъ нѣтъ. Ушла.
Кропотовъ. Нѣтъ, я собственно къ вамъ-съ.
Хмѣлевской. А, ко мнѣ? Польщенъ! Садитесь. Не хотите ли коньячку?
Кропотовъ. Почти не пью.
Хмѣлевской (Налилъ двѣ рюмки и одну пододвинулъ Кропотову). Выпейте, подкрѣпитесь; а то вамъ будто не по себѣ.
Кропотовъ. Нѣтъ, я ничего-съ.
Хмѣлевской. И такъ, вы пришли побесѣдовать.
Кропотовъ. Да.
Хмѣлевской. Жалко, неудачно выбрали время. Я немножко закутилъ и невоздерженъ на языкъ при этомъ. Пеняйте ужъ на себя! (Отпилъ рюмки).
Кропотовъ. Именно теперь вы, можетъ быть, лучше поймете меня.
Хмѣлевской. Полагаю, что это не трудно. Развѣ нужно напиться, что-бъ васъ понять, а на свѣжую голову не раскусишь? Ха-ха!
Кропотовъ. Пьютъ не отъ радости; а кому тяжело, тотъ лучше вникнетъ въ горе другого, такъ сказать — съ большимъ участіемъ.
Хмѣлевской. О, да вы хитрый, ха-ха! Я, знаю, какую на этотъ счетъ молву распустили про меня въ городѣ. Первый, говорятъ, сбрехнулъ вашъ эскулапъ Гарлюпенко. Онъ у меня прикуситъ языкъ! И такъ вы разсчитывали найти меня въ покаяніи, въ сокрушеніи о своихъ грѣхахъ, съ пьяной головой, но отверстымъ сердцемъ. Прекрасно. Что-же вы скажете?
Кропотовъ. Про себя и про Агнію… Дѣло такъ ясно, просто и… такъ ужасно!.. Да-съ, то положеніе, до котораго вы довели меня — ужасно!
Хмѣлевской. Я?.. — Это мнѣ нравится. Почему-же на мнѣ оборвалось «положеніе» ваше? Оно и до меня было не изъ красивыхъ, положеніе ваше. Тѣмъ меньше можно вамъ сострадать, что вы безропотно покорялись ему. (Поднимаетъ рюмку). За здоровье неудачныхъ мужей! Чекнемтесь. Не желаете? Выпью одинъ. (выпиваетъ рюмку).
Кропотовъ. Что меня вы топчете въ грязь — я былъ готовъ къ этому; но даже вамъ не простительно чернить честь женщины, которая любитъ васъ.
Хмѣлевской. Свинство, сознаюсь.
Кропотовъ. Но я самъ шелъ на все, имѣя — такъ сказать — цѣль, для которой необходимо все вытерпѣть.
Хмѣлевской. В вотъ въ «цѣли» ваши я вникать не намѣренъ.
Кропотовъ. А вникнуть придется-съ.
Хмѣлевской. Ха-ха! «Такъ сказать» — въ интересы вашего «благополучія?»
Кропотовъ. Да-съ.
Хмѣевсной. Которые — увы! — слишкомъ мелки для Агніи Петровны. Какъ вы до сихъ поръ не увѣрились въ этомъ? Женщина пылкая, умная, съ энергичнымъ характеромъ, которая къ тому же не любитъ васъ, развѣ ее можно умять, укротить, обезличить до интересовъ вашего «благополучія?» Ахъ, господинъ Кропотовъ!
Кропотовъ. Это сдѣлало-бы время…
Хмѣлевской (прерываетъ). Къ старости.
Кропотовъ. Привычка, терпѣніе съ моей стороны…
Хмѣлевской (прерываетъ). Нужно ослиное.
Кропотовъ. При готовности принести ей всякую жертву и при неуклонномъ стремленіи всѣми мѣрами направлять ея жизнь на правильный путь. А вы все разрушили! все!
Хмѣлевской. Нельзя разрушить то, что вамъ никогда не удалось-бы создать, не смотря на ваше «терпѣніе, неуклонныя стремленія» и прочее. А разрушить пустыя надежды — все равно что дунуть на мыльный пузырь… Поэтому выпьемъ-ка посошекъ и отправляйтесь съ Богомъ домой. (Налилъ свою рюмку и выпилъ. Кропотовъ не притронулся). Скажите прелестной Агніѣ Петровнѣ… а она дѣйствительно прелестна… скажите, что я пью въ послѣдній разъ, а отнынѣ мнѣ довольно хмѣля ея страсти.
Кропотовъ. Благодаря вамъ, въ нашей семейной жизни произошелъ столь рѣшительный переворотъ, что необходимо, такъ сказать — развязать положеніе.
Хмѣлевской. А это очень просто. Я возьму Агнію къ себѣ.
Кропотовъ. Что-съ?!
Хмѣлевской. Щадя васъ, я перевожусь въ другой городъ, куда мы уѣдемъ.
Кропотовъ. Если ужъ принято такое рѣшеніе, то… мнѣ нечего ожидать и… остается одно…
Хмѣлевской. Покориться. (Взялся за бутылку, но она пуста. Громко.) Эй! Ѳедотъ.
Ѳедотъ. Что прикажете?
Хмѣлевской. Бутылку! (Отдаетъ пустую).
Ѳедотъ (взялъ бутылку). Больше нѣтъ, Рафаилъ Васильевичъ.
Хмѣлевской. Врешь, каналья! Подай сейчасъ!
Ѳедотъ. Ей-ей нѣту!
Хмѣлевской (гнѣвно). Отчего нѣтъ? Отчего не припасъ?
Ѳедотъ. Виноватъ!
Хмѣлевской. Болванъ! Забылъ что было за это?
Ѳедотъ. Прибили.
Хмѣлевской. П-шолъ принеси!
Ѳедотъ. Да гдѣ-жъ теперь взять? Ночь, значитъ, лавка заперты, небось ужъ спать полегли…
Хмѣлевской. Разговаривай! У Пахомова взять, у Лаптева! Стучи, добудись, а что-бъ было! П-шелъ! (Ѳедотъ уходитъ).
Кропотовъ. Вы сказали, что уѣдете съ Агніей. Это можетъ случиться, а можетъ — и нѣтъ. Ваша связь, у всѣхъ на глазахъ, опозорила и ее и меня. Какъ человѣкъ развращенный, вы смотрите на дѣло легко. Но оно серьезнѣй, нежели вы изволите думать.
Хмѣлевской. Чортъ возьми! Что-жъ я могу сдѣлать для васъ? Если самъ мужъ не смогъ устроить свою семейную жизнь — кто виноватъ?
Кропотовъ. Конечно-съ. Вотъ потому я и рѣшился.
Хмѣлевской. На что?
Кропотовъ (взялъ съ комода револьверъ въ чехлѣ). Высь этимъ ѣздите по уѣзду?
Хмѣлевской (съ недоумѣніемъ). Да. А что?
Кропотовъ (вынулъ револьверъ изъ чехла, и осматриваетъ его). Заряженъ?
Хмѣлевской. Заряженъ. с
Кропотовъ (пробуетъ курокъ). Револьверъ хорошій, осѣчки не дастъ. А это имѣетъ огромную важность. Въ нашемъ дѣлѣ человѣческихъ силъ хватитъ только на одинъ разъ.
Хмѣлевской. Что вы городите?! въ какомъ "нашемъ дѣлѣ?! "
Кропотовъ. Онъ долженъ развязать положеніе.
Хмѣлевской. Револьверъ!!
Кропотовъ. Да-съ. (Кладетъ револьверъ на столъ. Пауза).
Хмѣлевской (измѣнившимся голосомъ). Послушайте, любезный Филиппъ Даниловичъ! Это умѣстно въ театрѣ, а въ жизни смѣшно и дико!
Кропотовъ (усмѣхнулся). Ну вотъ-съ! Я такъ и ждалъ! Какъ нотаріусъ, я бывалъ у постели умирающихъ. Наблюдалъ-съ и вынесъ то заключеніе, что особенно боялись смерти тѣ, кто въ жизни были дерзки, задорны и нахальствомъ запугивали всѣхъ. Пускай «смѣшно и дико», а тѣмъ не менѣе — неизбѣжно, господинъ Хмѣлевской.
Хмѣлевской. Что-же вы хотите? Дуэль?
Кропотовъ. Проще. Бросимъ жребій: либо я, либо вы.
Хмѣлевской. Ахъ, вотъ что-о!.. (Гнѣвно). А я думаю, лучше выбросить эту вещь за окошко! (Схватилъ револьверъ и отворяетъ форточку).
Кропотовъ (уцѣпился за его руку съ револьверомъ). Нѣтъ-съ! Трусъ и подлецъ можетъ такъ поступить, а не вы… такъ сказать, обаятельный кавалеръ и бывшій офицеръ къ тому-же. (Взялъ у него револьверъ и кладетъ на столъ).
Хмѣлевской (затворилъ форточку). Кропотовъ меня въ трусости обвиняетъ! Ха-ха-ха! По то, что вы задумали — глупо, нелѣпо!
Кропотовъ. Но неизбѣжно-съ. Быть можетъ, жребій выпадетъ мнѣ, даже навѣрно мнѣ. Я готовъ… (Взялъ со стола листъ бумаги и оторвалъ отъ него два билетика). Вотъ два одинаковыхъ клочка бумаги. Оба точь въ точь. На своемъ я напишу вашу фамилію, а вы на своемъ — мою. Мы сложимъ ихъ одинаково и положимъ въ эту вазу для перьевъ. Вынуть жребій предоставляю вамъ. Кому онъ вынется, тотъ напишетъ властямъ, чтобъ никого не винить и такъ далѣе и тутъ-же немедленно пуститъ себѣ пулю въ лобъ изъ этого револьвера. Немедленно-съ!.. Вотъ карандашъ. Потрудитесь написать мою фамилію.
Хмѣлевской. Вы насилуете мою волю, пользуясь тѣмъ, что я выпилъ и сознаю не ясно…
Кропотовъ. Нѣтъ-съ, ваше сознаніе совершенно ясно.
Хмѣлевской. Драться съ вами я буду; но вашъ способъ… на вѣрный убой.. Это чертъ знаетъ что!.. Я и васъ не хочу видѣть съ разможженной башкою. Мерзость!
Кропотовъ. Я пишу вашу фамилію. (Пишетъ). Вотъ: «Хмѣлевской». Пишите мою. (Даетъ ему карандашъ).
Хмѣлевской (усмѣхнулся). Хорошо-съ. (Взялъ карандашъ и написалъ).
Кропотовъ. Что-же вы пишите?
Хмѣлевской. Я написалъ: «идіотъ».
Кропотовъ. Васъ-же позоритъ, что вы въ такую минуту… Да все равно! Если вынется «идіотъ», я кончу съ собой. (Свертываетъ бумажки вчетверо и кладетъ ихъ въ вазочку, предварительно закрывъ ее платкомъ. Потрясъ ее и ставитъ на столъ). Вынимайте! (Продолжительная пауза. Оба глядятъ другъ на друга, не двигаясь). Рѣшайтесь, господинъ Хмѣлевской!.. (Пауза. Въ сильномъ нервномъ возбужденіи). Больше смѣлости! не будьте трусомъ! Возьмите примѣръ съ меня, «идіота»… Я гляжу смерти въ глаза и не дрожу, какъ вы. Это не достойно такого храбреца, какимъ всѣ васъ считаютъ. Не будьте трусомъ, господинъ Хмѣлевской! не будьте трусомъ!
Хмѣлевской (встаетъ взбѣшенный). Ты смѣешь?! Кому ты говоришь это?! кому?!
Кропотовъ. Вамъ, господинъ Хмѣлевской.
Хмѣлевской. Да я однимъ махомъ духъ изъ тебя вышбу!! Берегись!!
Кропотовъ. На это васъ хватитъ, благо сила есть подковы ломать; а поступить съ истиннымъ мужествомъ — силёнки и нѣтъ!
Хмѣлевской. Молчать!! Я покажу тебѣ! Вынимай!
Кропотовъ. Мнѣ вынимать? — Извольте. Значитъ, уговоръ принятъ… Мы оба рискуемъ жизнью въ одинаковой мѣрѣ…
Хмѣлевской (прорываетъ крикомъ). Вынимай!!.
Кропотовъ. Если вы дали мнѣ право вынуть жребій, то этимъ самымъ уговоръ утвердили, утвердили-съ! Помните это! А уговоръ нашъ безповоротный и неотступный. Помните съ! (Дрожащей рукою беретъ закрытую вазочку и встряхиваетъ ее). Я вынимаю. (Мертвенно блѣдный протягиваетъ другую руку къ вазѣ, но не попадаетъ подъ платокъ). Я выну-съ, выну!.. (Рѣшительнымъ движеніемъ опустилъ руку и выхватываетъ записку). Вотъ!.. Прочтите!.. прочтите!.. (Тяжело дыша, отдалилъ отъ себя записку и развернулъ се предъ линемъ Хмѣлевскаго).
Хмѣлевской (помертвѣвъ) Я! (Пауза).
Кропотовъ (облегченно вздохнулъ). Судьба. (Вынулъ платокъ и отираетъ съ лица холодный потъ. Пауза). Теперь пишите! Тутъ бумага, чернила, все. (Кладетъ передъ Хмѣлевскимъ бумагу).
Хмѣлевской (сидитъ неподвижно, пришибленный, съ тупымъ выраженіемъ. Безсознательно). Писать?
Кропотовъ. Пишите. (Вкладываетъ перо ему въ руку). «Прошу никого не винить въ моей смерти». (Хмѣлевской машинально пишетъ). «Жизнь опостылѣла и потому я кончаю съ собой»…
Хмѣлевской (обмакивая перо въ чернильницу, задѣваетъ на столѣ револьверъ Вздрогнулъ). Прими прочь! (Кропотовъ отодвинулъ револьверъ). Съ глазъ прими, говорю!
Кропотовъ (взялъ револьверъ и опустилъ его въ рукѣ). Теперь годъ, число и полную подпись.
Хмулевской (написалъ и сидитъ неподвижно. Пауза. Про себя). Можетъ быть я самъ… да… самъ дошелъ-бы до этого… (Грузно встаетъ. Кропотовъ вкладываетъ ему руку револьверъ. Хмѣлевской вздрогнулъ, нервно сжалъ руку съ револьверомъ и стоитъ, глядя въ землю. Кропотовъ смотритъ на него, затаивъ дыханіе. Вдругъ лицо исказилось). Ха-ха-ха! Фу, глупость какая! Только съ пьяну дойдешь до этого! (Швырнулъ револьверъ къ дивану). Уложить себя потому, что какого-то Кропотова не любитъ жена! Ха-ха-ха!
Кропотовъ (задрожалъ отъ негодованія). Судьба, ея приговоръ!!
Хмѣлевской. Упорство болвана, корчи ничтожной души…
Кропотовъ (крикомъ). Не упорство, а долгъ! (Быстрымъ движеніемъ схватываетъ револьверъ). И я ставилъ себя подъ пулю! Но я, съ ничтожной душею, я не сталъ-бы вилять, а лежалъ-бы ужъ мертвый!!
Хмѣлевской (кричитъ). Убирайся ко всѣмъ чертямъ!! (Дѣлаетъ шагъ къ нему).
Кропотовъ (отступивъ). Если ты трусъ и подлецъ, то мой долгъ приговоръ судьбы выполнить!.. (Стрѣляетъ. Хмѣлевской пошатнулся и грузно падаетъ мертвый. Кропотовъ положилъ возлѣ нею револьверъ и медленно уходитъ, глубоко потрясенный).
Дѣйствіе третье.
правитьКропотовъ. Все еще нѣтъ?
Груша (надѣваетъ на лампу абажуръ). Нѣту.
Кропотовъ (отрывисто, тяжело вздохнулъ и молча прошелся) Ты бы сходила туда… На дворѣ холодъ, а она тамъ по цѣлымъ часамъ… На смерть простудится… Уговори, упроси!..
Груша. Ништо она послушаетъ?
Кропотовъ. Скажи, что а прошу… Нѣтъ, про меня не надо, не говори.
Груша. Да, про васъ лучше не сказывать.
Кропотовъ (вспыльчиво). А почему?
Груша. Сами знаете.
Кропотовъ. Нѣтъ, ты скажи: почему? Ты вѣдь довѣренное лицо, приспѣшница!.. (Въ порывѣ ненависти). Ты… га-ди-на!.. Ты лгала, скрывала, змѣею вилась!…
Груша (съ рѣзкимъ движеніемъ къ двери). Коли такъ, ищите другую прислугу. Барыню жалко, а то я давно бы ушла! (Отворяетъ дверь).
Кропотовъ (уцѣпился за нее. Примирительнымъ тономъ). Нѣтъ, живи, живи! Она привыкла, она тобой дорожитъ… А я не стану… погорячился… Я даже жалованье прибавлю тебѣ, только живи. (Торопливо прошелся молча и внезапно останавливается). Сходи-же! Не до ночи-жъ ей на кладбищѣ сидѣть!… Этакъ она уходитъ себя.
Груша. И уходитъ. Сколько ночей глазъ не смыкала! не ѣстъ… (Подходитъ къ окну).
Кропотовъ (съ нетерпѣніемъ). А ты иди! Тебѣ сказано идти — и ступай!
Груша (глядя въ окно). Да вотъ она барыня, идетъ. (Уходитъ направо).
Кропотовъ (бросился къ окну и смотритъ въ него). Сама какъ мертвецъ… (Отходитъ). А если-бъ меня схоронили, вмѣсто него?.. (Съ усмѣшкой). Конечно, было-бъ не то, совсѣмъ не то!… Нѣтъ, надо быть равнодушнѣй къ ея страданію… Главное — не надо раздумывать, разбирать, сомнѣваться… (Отмахиваясь). Прочь эти мысли, прочь!… Я поступилъ по праву и кончено. Вѣдь и мнѣ могъ вынуться жребій! Я былъ готовъ. Если такъ рѣшила судьба, а онъ струсилъ, даже глумился, развѣ я не былъ въ правѣ?… Больше твердости, хладнокровія — это главное.
Кропотовъ. Агнія!
Агнія (не оборачиваясь). Что тебѣ?
Кропотовъ. Ты все ходишь туда…
Агнія (обернулась, съ вызывающимъ видомъ). Хожу. Ну?
Кропотовъ. Я, конечно… главнымъ образомъ потому, что можно простудиться и заболѣть…
Агнія. Такъ что-же?
Кропотовъ. Если ты равнодушна, то мнѣ было-бъ ужасно…
Агнія (прерываетъ). А мнѣ что до этого? (Повернулась уйти).
Кропотовъ. Агнія!
Агнія (съ нетерпѣніемъ). Что еще? (Рѣзко повернулась). Что тебѣ нужно?! (почти крикомъ). Что тебѣ нужно отъ меня, наконецъ?!
Кропотовъ (отступая къ двери).Успокойся, ради Христа! Я ничего… я молчу…
Агнія. На что ты надѣешься?! (Снимаетъ шляпку и кладетъ ее на пьянино).
Кропотовъ. Мнѣ жалко тебя… Фактъ ужасный… ужасно все… но надо-же…
Агнія. Что?
Кропотовъ (растерянно). Ну… какъ сказать?.. примириться…
Агнія. Ты думаешь, что я могу «примириться?».. Ты ужъ не вообразилъ-ли, что у насъ все пойдетъ по старому?!
Кропотовъ. Я ничего… но… желать… когда-нибудь…
Агнія. «Когда-нибудь»! ха-ха-ха! «когда-нибудь»!.. Неужели ты не понялъ, что между нами все кончено?!
Кропотовъ (глухо, съ подавленнымъ стономъ). «Кончено»… Но я не о себѣ… Жить для тебя… трудиться, заботиться…
Агнія. Значитъ, ты не понимаешь — что такое для меня эта ужасная смерть! — Смерть… я не постигаю… я не могу допустить, что-бъ это было дѣйствительно такъ, какъ думаютъ всѣ. Не могу!.. (Схватилась за грудь). Я чувствую, что это было не такъ!!..
Кропотовъ (въ ужасѣ, едва выговаривая). Что ты… говоришь, Агнія?!
Агнія. Я мучаюсь этимъ. Ужасныя мысли, отъ которыхъ сойдешь съ ума! (Падаетъ на кресло и закрываетъ лицо руками).
Кропотовъ (послѣ паузы, трепетнымъ голосомъ). Между тѣмъ фактъ… записка… прошлое этого человѣка… запой… докторъ говорилъ… ничто не могло отвратить…
Агнія (медленно поднимаясь, вперяетъ въ нею, испытующій взглядъ). Ничто?! (Пауза).
Кропотовъ (подался назадъ). Что ты… такъ глядишь на меня?!
Агнія (дѣлаетъ шагъ къ нему, не спустя глазъ). Сколько у тебя доказательствъ, что ничто не могло отвратить!
Кропотовъ. Что съ тобой, Агнія!
Агнія. Отчего на лицѣ твоемъ ужасъ, какъ будто ты видишь окровавленный трупъ?! отчего?!
Кропотовъ (дѣлаетъ страшное усиліе, что-бъ говорить спокойно. Глухимъ голосомъ, съ хрипомъ). Нельзя говорить равнодушно о человѣкѣ, который… Всѣмъ понятно его значеніе для меня… Честь моя поругана на глазахъ у всѣхъ…
Агнія. Твоя «честь»!.. Все счастье мое, вся жизнь, все погибло!
Кропотовъ (про себя, мрачно) «Погибло»…
Агнія (быстро прошлась изъ угла въ уголъ). Позоръ! Да, я открыто пошла на позоръ. Иначе я не могла. Никакія силы не удержали бъ меня! Но намъ вырыли яму и онъ тамъ, съ нулей въ груди… Самоубійца!.. Когда онъ былъ дальше отъ смерти, чѣмъ когда нибудь! Когда онъ любилъ меня, обожалъ! Когда мы только-что сговорились бросить тебя и всѣхъ васъ и ваше болото!
Кропотовъ. Ему взять на совѣсть судьбу женщины!.. Онъ не могъ, не смѣлъ этого!.. такой человѣкъ, какъ былъ онъ…
Агнія. И потому пустилъ въ себя пулю, что «не могъ» и «не смѣлъ»?!
Кропотовъ (глядя въ землю). Въ связи съ прочимъ… это — причина… Не трудно предвидѣть чѣмъ-бы все кончилось…
Агнія (поражена). Неужели?! (Про себя, въ мучительномъ раздумьѣ). Это могло прійти ему въ голову… да, да!.. Онъ не былъ увѣренъ въ себѣ… Онъ даже сказалъ: «нашла кому довѣрить свою судьбу!»… Боже мой, неужели?.. Онъ былъ такъ искрененъ и правдивъ… Онъ могъ… Разомъ покончить, себя погубить, что-бъ не обмануть моей любви и не разбить моей жизни!.. Могъ, да!.. (Пауза). Какъ же надо любить, что-бъ пожертвовать собой!.. Сколько благородства, силы!..
Кропотовъ (жестами выражавшій нетерпѣніе, съ ироніей). Силы!
Агнія (быстро взглянула на него). Ты отрицаешь?! (презрительно) ты?!
Кропотовъ (въ порывѣ ревниваго негодованія). Имѣю доказательства совсѣмъ противнаго.
Агнія. Ты?! доказательства?! (Пристально глядя на него). Какія-жъ у тебя «доказательства»?
Кропотовъ (смѣшался). Я вообще… про все его поведеніе…
Агнія (подходитъ къ нему въ упоръ, съ скрещенными руками). Я хочу знать, что произошло между вами тогда?.. Ночью, одни съ глазу на глазъ… Ты уходишь, а онъ… лежитъ мертвый, въ крови…
Кропотовъ (тономъ отчаянія). Перестань! (Отвернулся).
Агнія (пытливо и тихо). Ты знаешь — какъ это случилось?
Кропотовъ (рѣзко). Все, что мнѣ извѣстно, я объяснилъ на слѣдствіи и повторять не хочу. (Отходитъ).
Агнія. Не можешь!.. Я ошиблась, объяснивъ его смерть но другому. Я забыла, что онъ зналъ, насколько я сильнѣе его, довѣрился мнѣ и все было рѣшено между нами безповоротно, какъ разъ передъ тѣмъ, какъ пришелъ къ нему ты… Но ты не можешь объяснить, какъ это случилось. Ты блѣднѣешь при одномъ его имени…
Кропотовъ (твердо). Довольно! Я не хочу говорить про это. Кончено!
Агнія (значительно). Нѣтъ, конецъ впереди! (Уходитъ въ заднюю дверь).
Кропотовъ. Подозрѣніе!.. Я догадывался… О, я знаю! она станетъ мучить меня, что-бъ добиться сознанія и отмстить за того… Горе могло-бы убить ее, но оно уйдетъ въ ненависть ко мнѣ, что-бъ добить меня окончательно!.. А я думалъ… надѣялся… ждалъ чего-то!.. Какая слѣпота! какое безуміе!
Гарлюпенко (войдя, крѣпко пожалъ руку Кропотову. Участливо) Ну, какъ живете? Здоровы-ли?
Кропотовъ (усмѣхнулся). Какъ живемъ!.. Едва ли хуже бываетъ.
Гарлюпенко. Тяжелые дни, другъ мой. Да Богъ милостивъ.
Кролотовъ. Мнѣ нечего скрываться отъ васъ… Мое имя, жизнь, честь выброшены на улицу, на пересуды и глумленіе всѣхъ… Надо терпѣть. Ну, а снесу-ли: это другой вопросъ.
Гарлюпенко. Богъ съ вами! Переболѣетъ — сгладится все. Вода обтачиваетъ острые камни. Такъ и время дѣйствуетъ на людей и страданія наши. Совѣсть ваша чиста. А это — главное. Вотъ если-бъ Хмѣлевской не самъ, а вы-бы ухлопали его — дѣло другое.
Кропотовъ (растерянно). Конечно… хотя весь вопросъ въ нравственномъ правѣ. (Горячо). Есть-же справедливость, вѣдь есть!.. (Упавшимъ голосомъ). Мысли путаются, перестаешь понимать… Вотъ по вопросу о нравственномъ правѣ…
Гарлюпенко. Да бросьте! Зачѣмъ вамъ этотъ вопросъ, когда сама судьба покарала?
Кропотовъ (вдумчиво). Судьба! А все таки столько противорѣчій!.. (Нервно). Бываютъ мучительныя мысли… Разсудокъ изнемогаетъ въ борьбѣ съ ними… Измученъ, а все стоишь предъ тѣмъ-же вопросомъ, какъ надъ пропастью… (Пауза. Глубоко вздохнулъ). Главное то, что все кончено.
Гарлюпенко. На счетъ чего вы?.. Агнія Петровна?..
Кропотовъ. Ну да.
Гарлюпенко. Обойдется! Острый періодъ…
Кропотовъ (возбужденно). Нѣтъ, вы не знаете… Тутъ вопросъ сталъ ребромъ. Вы не знаете Агніи. Все разобьется объ то, что теперь въ ея душѣ. Меня могутъ мучить сомнѣнія; а Агніѣ все ясно, какъ день, и рѣшено у нея безпощадно!..
Гарлюпенко. Вотъ что, другъ мой: хорошо-бы вамъ уѣхать на время…
Кропотовъ. Не поможетъ… И могу-ли я оставить ее одну?
Гарлюпенко. Я настаиваю потому, что вамъ необходимо прійти въ себя. Вы слишкомъ потрясены…
Кропотовъ (усмѣхнулся). Потрясенъ!.. Нѣтъ, я будто переродился, не узнаю себя. Какъ это странно! Какъ сложна натура даже самаго посредственнаго человѣка! Ну можно-ли было подумать?.. Удивительно сложна. Живетъ человѣкъ изо-дня въ день и кажется ему, что онъ знаетъ себя и всѣ его знаютъ такимъ-же, до мелочей. Вдругъ катастрофа!.. Онъ потрясенъ, онъ выбитъ изъ колеи и съ тѣмъ вмѣстѣ въ немъ возникаютъ такія чувства, такія черты характера, что диву даешься — откуда? изумляешься — я-ли это?
Гарлюпенко. Вотъ вы жалуетесь на неясность мысли; а я никогда не слыхалъ, чтобъ вы разсуждали такъ тонко.
Кропотовъ. Пережито! (Слабымъ голосомъ). Боже мой, какъ я усталъ!.. Вотъ усталость… Странно, но я какъ-то вдругъ ее чувствую. — Вдругъ такая слабость, что руки не поднять. И вдругъ-же пройдетъ. Будто электрическій токъ пробѣжитъ по тебѣ и опять бодръ. Больше: является напряженность какая-то, будто надо торопиться куда-то, что-то сдѣлать…
Гарлюпенко (встаетъ). Когда почувствуете слабость, ложитесь немедленно и постарайтесь заснуть. Сонъ для васъ — самое важное. Идите. Я зайду еще и принесу вамъ кое-какія лекарства. (Беретъ шапку).
Кропотовъ (тоже вставшій, медленно двинулся къ двери, но вдругъ обернулся). А что вы думаете о дуэли?
Гарлюпенко (изумился). О чемъ?! Вотъ не ожидалъ такого вопроса!
Кропотовъ. Онъ очень занимаетъ меня.
Гарлюпенко. Странно!.. Въ газетахъ одно время писали про это. Толковали разно…
Кропотовъ (съ живостью). А мнѣ вопросъ ясенъ, ясенъ до поразительной очевидности.
Гарлюпенко. Вотъ какъ! Я думаю, что если подлецъ оскорбитъ меня и меня-же убьетъ на дуэли, то нельзя сказать, чтобъ это было выгодно мнѣ. А если я самъ убью — тоже хорошаго мало.
Кропотовъ (поднялъ руку, съ угрожающимъ жестомъ). Перейдете предѣлъ!
Гарлюпенко. Впрочемъ есть и такіе, что съ легкимъ сердцемъ… изъ военныхъ особенно.
Кропотовъ (возбужденно). Кто перешелъ предѣлъ, тотъ въ совѣсти своей создаетъ себѣ палача! Никакая обида, никакое страданіе не даютъ нрава убить! Убійство всегда преступно, всегда ужасно и жестоко… жестоко мститъ за себя! (Поспѣшно уходитъ въ боковую дверь. Гарлюпенко пошелъ за нимъ и уже у самой, когда заднюю отворяетъ Агнія).
Агнія (стоя въ дверяхъ). Аѳанасій Григорьевичъ! (Входитъ).
Гарлюпенко (обернулся). А! Мое почтеніе, Агнія Петровна!
Агнія (пожавъ его руку). Про какое убійство говорилъ вамъ Филиппъ Даниловичъ?
Гарлюпенко. Онъ… по поводу дуэли.
Агнія. Ду-эли?!
Гарлюпенко. Его, видите-ли, очень занимаетъ этотъ вопросъ.
Агнія. Филиппа Даниловича?!
Гарлюпенко. Представьте! Я самъ нѣсколько удивился… хотя въ психическомъ состояніи Филиппа Даниловича возможны странныя мысли, неожиданныя…
Агнія. Можетъ быть и поступки?
Гарлюпенко (пожалъ плечами). Вообще онъ не хорошъ… По праву стараго знакомаго, я бы совѣтовалъ вамъ… поберечь его.
Агнія (усмѣхнулась). «Поберечь!» А вы уяснили себѣ причину «психическаго состоянія» Филиппа Даниловича?
Гарлюпенко. О, ихъ такъ много!
Агнія. Главную?.. Хмѣлевскаго ужъ нѣтъ между нами. Съ нимъ прошлое умерло (съ злобной улыбкой), а будущее у насъ — полно надеждъ.
Гарлюпенко. Напротивъ — полная безнадежность. Вотъ что убиваетъ Филиппа Даниловича.
Агнія. Одно это? Ничего другаго вы не замѣтили?
Гарлюпенко. Право не знаю…
Агнія (насмѣшливо). Очень жаль, что не знаете!
Гарлюпенко. То-есть, если хотите, есть нѣчто…
Агнія. Положимъ, что Филиппъ Даниловичъ «убитъ безнадежностью», что этимъ я довела его до отчаянія. Но вѣдь это чувство опредѣленное и вовсе несложное. Такъ?
Гарлюпенко. Я полагаю.
Агнія (раздражительно). Тутъ нечего «полагать!» Это ясно. А развѣ въ его «психическомъ состояніи» есть опредѣленность? (Ѣдко). Вы, докторъ, психіатръ, разрѣшите!
Гарлюпенко. Нѣтъ, этого я сказать не могу.
Агнія. Положительно?
Гарлюпенко. Да.
Агнія (молча прошлась въ задумчивости). Дуэль!.. Филиппъ Даниловичъ, который корпѣлъ надъ актовой книгой, ненавидѣлъ все, что нарушаетъ «мирное теченіе» жизни, вдругъ заговорилъ о дуэли!.. Почему? Если-бъ онъ мои. и хотѣлъ драться, такъ вѣдь не съ кѣмъ теперь. (Съ задорной ироніей). Прозорливецъ, дайте себѣ трудъ подумать: что это такое?
Гарлюпенко (съ оттѣнкомъ досады). Къ чему тутъ «прозорливость!»
Агнія. А какъ-же? Вѣдь вы предсказали, накаркали смерть Хмѣлевскому. У Филиппа Даниловича главный аргументъ этой смерти — ваше пророчество! (Съ ненавистью). Прорицатель!
Гарлюпенко (злорадно). Главный аргументъ — то, что Хмѣлевскому «опостылѣла жизнь». Такъ значится въ его посмертной запискѣ. Ясно, что никто и ничто не могло ужъ спасти его, какъ ни горько и ни обидно это.
Агнія (съ злобнымъ негодованіемъ). Про это вамъ лучше не говорить! Одна я знаю, какое противорѣчіе между тѣмъ, что было въ дѣйствительности и этой запиской.
Гарлюпенко (усмѣхнулся). Если сообразить все, то не трудно понять…
Агнія (гнѣвно прерываетъ). Вы ничего не поняли! Ваше дѣло было — подливать масло въ огонь! Вы больше всѣхъ ненавидѣли Хмѣлевскаго! Возненавидѣть человѣка за то, что онъ былъ умнѣй, честнѣе, энергичнѣе, талантливѣй всѣхъ васъ, вмѣстѣ взятыхъ! Онъ презиралъ васъ и въ правѣ былъ презирать!..
Гарлюпенко. Уважая вашу скорбь, не стану ничего возражать. (Съ короткимъ поклономъ). Имѣю честь кланяться! (Уходитъ, возмущенный до крайности).
Агнія (истерично и громко). Всѣ вы мизинца его не стоили, а теперь распинаете его память, глумитесь и радуетесь!.. Бѣдный мой, бѣдный!.. (Зарыдала и падаетъ на ближайшее кресло, подавленная отчаяніемъ).
Чехурская. Дорогая моя! (бросается цѣловать Агнію).
Агнія (встаетъ, утирая слезы и уклоняясь отъ ея объятій). Садитесь. (Садится поодаль).
Чехурская (сѣвъ на указанное мѣсто). Вы разстроены, дорогая моя! Ахъ, эта ужасная смерть!.. Она и мнѣ разстроила нервы. У меня теперь всю ночь горитъ лампочка. Я вижу ужасные сны, вскрикиваю и просыпаюсь. Весь городъ взволнованъ. Спорамъ и пересудамъ нѣтъ конца! Многіе перессорились. Хмѣлевскаго вообще не любили и стоитъ сказать за него доброе слово, какъ всѣ накидываются чуть не съ пѣной у рта. Меня онъ всегда вышучивалъ; но я не злопамятна и даже жалѣю его. Умереть такъ ужасно!.. Достается и вамъ и Филиппу Даниловичу. Впрочемъ, Филиппа Даниловича больше жалѣютъ. Всѣхъ ужасно занимаетъ вопросъ: что будетъ дальше, то-есть у васъ?
Агнія. Вы могли-бы не передавать мнѣ всего этого, Маргарита Яковлевна.
Чехурская. Такъ я вамъ новость скажу. На мѣсто Хмѣлевскаго, пріѣхалъ новый акцизный, Мальковъ. Совсѣмъ, совсѣмъ юный. Я только-что познакомилась съ нимъ у исправника. Жена исправника ужъ кокетничаетъ съ Мельковымъ. Онъ немного робокъ, застѣнчивъ, но глаза, о, какіе глаза!.. Вообще — прелесть и я беру его подъ свое покровительство. Вотъ-бы вамъ познакомиться!..
Агнія. Что?!
Чехурская. Онъ ужасно заинтересованъ вами. Понятно! Все разспрашиваетъ… Даже оставя въ сторонѣ вашу личность, сами факты…
Агнія (съ нетерпѣливымъ движеніемъ).-- Ахъ!..
Чехурская. Онъ ужъ видѣлъ васъ, когда вы шли съ кладбища. Тамъ, когда вы бываете, у рѣшетки всегда толпа любопытныхъ.
Агнія (рѣзко встаетъ). Мнѣ нездоровится. Извините, что я васъ оставлю. Я пришлю къ вамъ Филиппа Даниловича. Да вотъ и онъ самъ. при входѣ Кропотова изъ боковой).
Чехурская (съ чувствомъ). Филиппъ Даниловичъ! (Пожимаетъ ему руку). Какъ я рада васъ видѣть! (Отступая). Боже мой, какъ вы измѣнились! Отчего у васъ такой размученный видъ? (Пауза. Кропотовъ и смотритъ въ пространство). Вы какъ будто даже не слышите, что я говорю!
Кропотовъ (разсѣянно). Что?
Чехурская. Такъ и есть! (Садится). Конечно, если все взять во вниманіе, это не удивительно. Ваша сестра такъ волновалась, что даже слегла, бѣдная. Отъ васъ я пойду ее навѣстить. Конечно, я не скажу ей, что нашла васъ такимъ разстроеннымъ. Первое, что у нея на языкѣ, это — разумѣется — ваша жена…
Кропотовъ (болѣзненно). Прошу васъ… оставимъ про это!
Чехурская. Но я всегда спорю, всегда за Агнію Петровну…
Кропотовъ (настойчиво). Оставимъ! (Встаетъ). Что-то рано смерклось сегодня. Я лампу зажгу. (Снялъ абажуръ и зажигаетъ лампу). Не выношу темноты. (абажуръ и садится).
Чехурская. Говорятъ, вы оставили занятія въ конторѣ? Вашу должность исполняетъ другой?
Кропотовъ. Д… да… пока…
Чехурская. А вмѣсто Хмѣлевскаго то-же другой. Премилый молодой человѣкъ, совсѣмъ, совсѣмъ юный!.. Онъ въ большомъ затрудненіи на счетъ квартиры. Всѣ заняты, а квартиру Хмѣлевскаго, понятно, онъ не беретъ. Да и никто не возьметъ. Всякій побоится призрака.
Кропотовъ (вздрогнулъ. Съ дѣланнымъ смѣхомъ и блуждающимъ взглядомъ, нервно потирая руки). Ну что такое?! Все пустяки… Мало-ли предразсудковъ!..
Чехурская (робко). Ну, не скажите! Что-бъ я, послѣ такихъ ужасовъ, осталась одна въ темной комнатѣ — да ни за что на свѣтѣ! У меня всю ночь горитъ лампочка — ито жутко. А убійцѣ, говорятъ, всегда является призракъ убитаго.
Кропотовъ (вскочилъ. Глаза ею полны ужаса). Зачѣмъ вы?!. Развѣ можно про это?!.
Чехурская (испуганно отодвинулась отъ него съ кресломъ). Что съ вами?! Вы просто пугаете меня! (Боязливо осматривается)
Кропотовъ. Про это нельзя говорить!.. Конечно, ничего подобнаго нѣтъ… Больное воображеніе… При извѣстномъ усиліи надъ собой, все исчёзаетъ… но… но самая возможность ужасна… ожиданіе ужасно, страхъ… разладъ съ собою… борьба…
Чехурская. Да вамъ-то съ какой стати. испытывать это?
Кропотовъ. Я и не говорю… Всѣмъ извѣстно какъ было… Ни догадокъ, ни «А» мнѣній быть не должно…
Чехурская. На счетъ чего? Ахъ, Хмѣлевской! Ну, тутъ разговоры всякаго рода…
Кропотовъ. Что-же говорятъ?
Чехурская. Какъ вамъ сказать?.. Находятъ, что въ этомъ дѣлѣ есть что-то… загадочное…
Кропотовъ. Пускай… пускай говорятъ! Теперь все равно. (Садится съ видомъ тупой покорности).
Чехурская (встаетъ). Но знаете, вы такъ поразили меня!..
Кропотовъ (про себя). Все равно, все равно!..
Чехурская. Боюсь, что я утомляю васъ. До свиданья! (Подаетъ ему руку, которой онъ едва, не двигаясь и глядя въ одну точку. Про себя). Съ нимъ положительно страшно! (Уходитъ).
Кропотовъ (тяжело вздохнулъ). Да, теперь все равно… (Поникъ головою. За сценой падаетъ что-то тяжелое. Вскрикиваетъ, охваченный страхомъ). Что тамъ?!. Такой-же стукъ! такой-же ужасный, глухой стукъ, какъ тотъ… когда рухнуло тѣло!.. Уронили… ну, конечно, что-нибудь уронили… О, этотъ стукъ! Онъ преслѣдуетъ меня… Почему именно это?.. Конечно — галлюцинація слуха, понятно. Вѣдь я-же сознаю! Ну, уронятъ, хлопнутъ дверью внизу, калиткой… Сознаю, а леденѣю отъ ужаса… Мгновенно предо мной вся картина, до мельчайшихъ подробностей. — Мучительно! (Закрылъ лицо руками).
Агнія (пристально наблюдаетъ его. Пауза). Что ты говорилъ про дуэль?
Кропотовъ (вздрогнулъ отъ неожиданности). Дуэль? (Растерянно). Да, я рѣшилъ… я съ этимъ пошелъ къ нему…
Агнія. Ты?! съ этимъ?!'
Кропотовъ (въ нервномъ возбужденіи, прерывисто и растерянно). Ну да, рѣшилъ и пошелъ… Надо-же было кончить!.. Пошелъ объясниться, уговорить… но взялъ револьверъ, потому что рѣшилъ кончить… Я былъ готовъ… я даже желалъ. Я былъ увѣренъ, что я… что мнѣ вынется жребій…
Агнія (вскрикиваетъ). Жребій?.. дуэль по жребію?!
Кропотовъ. Ну, да… Ужъ это безъ промаха!.. ужъ это вѣрный конецъ!..
Агнія. По жребію!!. Ка-ка-я подлость!!
Кропотовъ. Я рисковалъ одинаково… Я былъ готовъ…
Агнія. Ты?! Трусъ и рисковалъ жизнью! Понятно, почему ты выдумалъ жребій. На дуэли дерутся открыто. Хмѣлевской отлично стрѣлялъ и убилъ-бы тебя. Ты выдумалъ жребій и выбралъ время, когда Хмѣлевской былъ не трезвъ и съ жребіемъ все можно было продѣлать!
Кропотовъ. Онъ былъ въ сознаніи… онъ много говорилъ оскорбительнаго, глумился… Онъ былъ въ полномъ сознаніи… А когда ему выпалъ жребій, онъ обманулъ меня, да! онъ струсилъ!..
Агнія. Лжешь!!
Кропотовъ. Нѣтъ, струсилъ и хотѣлъ выгнать меня!.. Выгнать послѣ всего!.. Оставалось мнѣ выполнить жребій…
Агнія (въ ужасѣ). Вы… выполнить?! Значитъ… ты?.. ты?..
Кропотовъ (глухо). Одинъ изъ насъ долженъ былъ умереть…
Агнія (вскрикиваетъ). Убилъ!!. (Схватилась за голову. Пауза).
Кропотовъ. Не помню какъ было… но выстрѣлъ слышу… слышу паденіе тѣла… Это я часто слышу…
Агнія. Убилъ!! (Съ гнѣвомъ и ненавистью). Отчего-же не меня? Ужъ если мстить за свое ничтожество, убилъ-бы меня! Не онъ, а я тебя опозорила! сознательно, по собственной волѣ, по нраву живой души искать свѣта и счастья!.. Убитъ за меня! Развѣ можно мнѣ жить послѣ этого?! На что мнѣ жизнь?! Ты убійца и убійца вдвойнѣ! Ты подлый трусъ! Ты скрывалъ, лгалъ, прятался! Ты лукавилъ передъ собой, выдумывая себѣ оправданіе! На могилѣ своей жертвы ты строилъ надежды на будущее! Какая низость! Ты хотѣлъ все забыть и жить со мною по прежнему! Ты! убійца!!
Кропотовъ (вынимаетъ изъ кармана сложенный листъ бумаги). На что я разсчитывалъ, ты увидишь изъ этой бумаги… Пошли къ слѣдователю… Тутъ сказано все… Ужъ третій день, какъ я написалъ ее… Я хочу одного, что-бъ скорѣй арестовали меня.
Агнія (развернувъ, быстро пробѣжала бумагу. Ѣдко).
Сознаніе. Съ чего надо было начать!
Кропотовъ. Пошли.
Агнія. Можешь самъ заявлять, если не сочтешь благоразумнѣй раздумать; а я устраняюсь. (Скомкавъ, бросаетъ бумагу на полъ). Мнѣ не будетъ легче, если тебя осудятъ, сошлютъ. Что мнѣ до того, что будетъ съ тобою?! (Надѣваетъ оставленную на пьянино шляпку и взявъ сумочку, идетъ къ боковой двери).
Кропотовъ (тревожно). Куда-же ты?
Агнія. Какъ «куда?» Прочь отъ тебя! вонъ отсюда!
Кропотовъ. Со… совсѣмъ?!.
Агнія. Развѣ можетъ быть иначе? Я ушла-бы тогда-же, съ могилы его, если-бъ не предчувствіе тайны. Я поклялась открыть ее и отмстить. Но месть… она слишкомъ ничтожна, она ниже памяти человѣка, котораго ты убилъ. А мнѣ все равно какъ ни погибнуть! (Идетъ къ двери).
Кропотовъ (бросается къ ней). Агнія! ради всего святаго!..
Агнія. Прочь! Не смѣй ни слѣдить за иной, ни узнавать, гдѣ я! Для тебя я больше не существую! (Уходитъ).
Кропотовъ (отчаянно вскрикиваетъ). Агнія!.. (Растерянно). Что-жъ это?.. Господи!.. Какъ-же!.. (Бросается къ двери, настежь отворяетъ ее и вскрикиваетъ). Агнія!! (Пауза. Отходитъ съ убитымъ видомъ). Навсегда!.. (Зарыдалъ). Погубилъ!.. все погубилъ!.. все!.. (Подавленный упалъ на колѣни у ближайшаго стула и склонился къ нему).