Предвестники спиритизма за последние 250 лет (Аксаков)/ДО/II. Самопроизвольные медиумические явления на хуторе Щапова

Предвѣстники спиритизма за послѣдніе 250 лѣтъ
авторъ Александр Николаевич Аксаков

Опубл.: 1895.

II. Самопроизвольные медиумические явления на хуторе Щапова (въ Уральской области) въ 1870—1871 гг.^[1]

Вотъ уже 15 лѣтъ минуло съ того памятнаго для меня времени, когда вдругъ, ни съ того ни съ сего, мирное существованіе всей нашей семьи встревожило происшествіе, до того небывалое и необычайное, что ему въ то время рѣшительно не подыскивалось никакого болѣе или менѣе реально-разумнаго объясненія; его попросту въ концѣ концовъ свели на шарлатанство, въ которомъ и обвинили насъ, ни въ чемъ не повинныхъ, и не преминули оповѣстить о томъ въ мѣстной газеткѣ (не помню, въ какомъ № мартовскихъ 1871 года «Уральскихъ Вѣдомостей»). И хотя съ тѣхъ поръ мое знакомство съ такъ называемыми медіумическими явленіями, почерпнутое мною изъ всего, что только писалось объ этомъ на русскомъ языкѣ, и уяснило до нѣкоторой степени бывшія y насъ явленія, но, тѣмъ не менѣе, былая дѣйствительность и такъ сказать невольное личное участіе во всемъ происходившемъ, — далеко оставляетъ за собою всю силу впечатлѣнія прочитаннаго или слышаннаго, потому что тутъ, при прочтеніи напримѣръ, возможенъ еще простой выходъ, къ которому обыкновенно прибѣгаютъ многіе, не испытавшіе лично — именно: не вѣрить. Но что подѣлаете вы, когда при всемъ желаніи какимъ бы то ни было способомъ стряхнуть съ себя эту обузу необычайности и неестественности происходившаго, при желаніи даже насильственно измыслить что-нибудь подходяіцее къ естественному понятію, — чувствуете между тѣмъ, что вы просто приперты, такъ сказать, къ стѣнѣ силою фактовъ, говорящихъ вамъ наперекоръ вашего такъ называемаго здраваго смысла — совершенно противное. И тѣмъ болѣе еще, что при отсутствіи тогда знакомства съ какимъ бы то ни было даже намекомъ на существованіе медіумической силы — явленія эти, кромѣ высшей степени странности ихъ характера, своеобразности и неподатливости къ наблюденіямъ, имѣли подъ конецъ какую-то враждебность и явное, почти, посягательство на наше благополучіе, не говоря уже о той нелестной репутаціи, сплетняхъ и злословіи, какія сложились о насъ y общества верстъ на полтораста въ окружности, по поводу этихъ явленій. Положимъ я самъ былъ виновникомъ этой огласки, такъ какъ, не стѣсняясь нисколько и дѣйствуя единственно въ интересах научной любознательности — разсказывалъ, писалъ и просилъ всѣхъ и вся объснить мнѣ по возможности: что все это значило? И ко мнѣ пріѣзжали, слѣдили, слушали, смотрѣли все происходящее y всѣхъ на виду, но объясненія тѣмъ не менѣе не находилось. Были люди вполнѣ образованные, с полнымъ и обширнымъ знаніемъ науки, и всячески старались какъ-нибудь (именно: какъ ни будь!) свести все это на обыкновенную реальную почву, и мы всей нашей семьей съ радостью ухватывались за всякія объясненія этихъ явленій, происходяшихъ, какъ намъ объяснили вначалѣ, при помощи яко бы свободнаго электричества, магнетизма, a потомъ даже стали объяснять болѣзненностью моей жены, маніей дурачествъ, которыми она будто бы одержима, и, дурача всѣхъ окружаюшихъ, сама, яко бы, смѣется въ душѣ надъ нами простаками. И охотно повѣришь тому и другому, но черезъ день, черезъ недѣлю, всѣ эти теоріи рушились сами собою, при очевидной ихъ несостоятельности. Именно все это надо было испытать на себѣ, видѣть и слышать, не спать ночей, мучиться физвчески и нравственно до крайняго истощенія силъ, чтобы прійти наконецъ къ неоспоримому убѣжденію, что дѣйствительно есть въ природѣ то, о чемъ не снилось мудрецамъ… A поэтому и досадно бываетъ, что какой-нибудь фельетонистъ, или, — хуже того еще, — ученый мужъ, ничего не видя и не слыша и даже по всей вѣроятности не желая этого, — пускается въ какое-то безполезное, саркастическое и ничего не уясняющее словопреніе, или упорное отрицаніе явленій только потому, что онъ самъ не видѣлъ, а, вѣроятнѣе всего, просто не желаетъ ни видѣть, ни слышать. Нѣтъ, вотъ пускай бы онъ выстрадалъ такъ, хоть, напримѣръ, въ теченіи почти полугода, какъ это незаслуженно досталось на нашу долю, да взвелъ на себя добровольно даже сумашествіе и всякую небылицу, лишь бы какъ-нибудь оріентироваться въ томъ сумбурѣ, какой изо дня въ день приводилось переживать намъ, — тогда бы узналъ, какая это приходитъ людямъ блажь вѣрить, да еще и разсказывать всякій вздоръ и увѣрять въ томъ другихъ.

Желая выяснить по возможности точнѣе ту несложную обстановку и роль дѣйствующихъ лицъ, при которыхъ начались и происходили явленія, и не разсчитывая на умѣніе передать это въ короткомъ и болѣе связномъ расказѣ — я долженъ вести его по порядку почти во всѣхъ подробностяхъ, жалѣя при этомъ, что y меня не имѣется тѣхъ протоколовъ, въ которые записывались явленія.

16-го ноября 1870 года, передъ вечеромъ, я вернулся изъ Илецкаго городка верстахъ въ 30-ти отъ нашего хутора, при мельницѣ, гдѣ года за полтора передъ тѣмъ мы поселились всей нашей семьей, состоявшей тогда изъ двухъ старухъ — матери и тещи, лѣтъ по 60-ти каждой, жены моей, бывшей тогда, лѣтъ 20-ти съ небольшимъ, и дочери, еще груднаго ребенка. Съ первыхъже словъ послѣ привѣтствій жена сообщпла мнѣ, что они безъ меня вотъ уже двѣ ночи почти совсѣмъ не спали отъ какихъ-то неестественныхъ, по ея словамъ, стуковъ на подволокѣ дома, въ стѣны, въ окна и проч. и заключила, «что y насъ просто завелись въ домѣ черти».

Усталый съ дороги и проголодавшись, я вначалѣ сердито оборвалъ ея разсказъ, не вѣря разумѣется никакой сверхъестественности, но потомъ, утоливши голодъ и отдохнувши, шутливо обратился къ женѣ за разъясненіемъ подробностей ихъ ночныхъ тревогъ. Прося въ свою очередь выслушать себя терпѣливо и предупреждая, что это отнюдь не выдумка съ ея стороны и что объ этомъ я могу справиться y всѣхъ домашнихъ и сосѣдей, совершенно серьезно она начала разсказывать слѣдующее: Позавчера, т. е. 14-го ноября, вечеромъ дочурка наша, полугодовой ребенокъ, что-то расплакалась и чтобы утѣшить ее и развлечь чѣмъ-нибудь, она попросила нашу кухарку Марью поиграть на гармоникѣ, какъ это и раньше дѣлывалось, отчего ребенокъ обыкновенно успокаивался. Марья, веселая, бойкая баба, лѣтъ подъ 30-ть, тотчасъ заиграла на гармоникѣ и сама начала отплясывать, отчего ребенокъ дѣйствительно развеселился, замолчалъ, и его уложили спать. Остальной вечеръ онѣ сидѣли вдвоемъ съ мельничихой, женщиной тоже молодой, и разговоръ y нихъ, по ея словамъ, былъ самый обыкновенный; какъ вдругъ мельничиха пугливо отскочила отъ окна, выходяшаго къ лѣсу за рѣчкой, но тотчасъ, оправившись отъ небольшаго испуга — просила «не тревожиться», такъ какъ ей, вѣроятно, просто «почудилось, будто кто-то прошелъ мимо окна». Вслѣдъ почти за этимъ обѣ онѣ уже ясно замѣтили промелькнувшую тѣнь подъ окномъ и, встревожившись, собрались было идти осматривать, — какъ услыхали, что на подволокѣ, прямо надъ ихъ головами, раздается пляска, совершенное подобіе и подражаніе пляскѣ Марьи, такъ какъ она выдѣлываетъ особенно трудное пà, такъ называемое «въ три-ноги», отличающееся особеннымъ темпомъ. Онѣ и подумали вначалѣ, что это потѣшается и продолжаетъ дурачиться Марья, но та оказалась спящею въ кухнѣ, помѣщающейся рядомъ съ комнатой. A звукъ пляски между тѣмъ продолжалъ раздаваться такъ явственно, что когда онѣ разбудили и позвали кухарку и предложили ей вслушаться, то она, безъ предупрежденія съ ихъ стороны, заявила, что это пляшутъ именно въ три ноги, какъ будто она сама. И вотъ безстрашная, разухабистая баба тотчасъ отправляется со свѣчей на подволоку, лазитъ тамъ, но старанія ея розыскать виновника суматохи остаются безуспѣшны; a между тѣмъ оставшіяся въ комнатѣ жена моя и мельничиха слышатъ уже въ это время стукъ въ оконное стекло, какъ бы вызывающій. Позвали изъ людской рабочаго татарина, потомъ мельника, приказываютъ осмотрѣть кругомъ дома, и когда тѣ идутъ осматривать, то стуки раздаются уже въ стѣны и по временамъ съ такою силою, что содрогается весь домъ. Мельникъ, молодой, расторопный, отставной солдатъ, излазилъ всю подволоку, перерылъ на мезонинѣ все старье, обходилъ нѣсколько разъ домъ, стрѣлялъ изъ ружья; но стуки въ окно, иногда въ стѣны, поперемѣнно съ пляской на подволокѣ, не прекращались почти до утра, такъ что всѣ они не спали въ эту ночь. На другой день 15-го, не смотря на то, что съ утра еще все и вся было осмотрѣно и изслѣдовано, при наступленіи ночи, часовъ съ 10-ти, опять началось тоже самое: пляска на подволокѣ и стуки въ окно и въ стѣны раздавались еще сильнѣе и оглушительнѣе. Позваны были, по ея словамъ, татары, казаки, сосѣди по хутору, которые также наистарательнѣйшимъ образомъ, оцѣпивши весь домъ, осматривали, слѣдили, стрѣляли, и никто ничего не видѣлъ, a лишь слышали и пугались неимовѣрно сильныхъ стуковъ въ стѣны дома, производімыхъ какъ будто бревномъ.

— Что за дичь! опять рѣзко отвѣчаю я на разсказъ жены. Навѣрное пустяки какіе-нибудь, или самое большее — кто нибудь пугалъ ихъ, a они но своему, по бабьему, ни-вѣсть что повыдумали.

Ссылку ея на кухарку, на мать-старуху я обошелъ и прямо обратился къ мельнику. Тотъ какъ-то неопредѣленно, какъ показалось мнѣ, отвѣчалъ, что дѣйствительно было что-то какъ будто неладное, но тутъ же прибавилъ, что сегодня утромъ онъ распорядился вычистить изъ-за карнизовъ дома гнѣзда голубей, изобильно тамъ накопившіяся, и думаетъ, не голуби ли были тому причиной. Я такъ былъ доволенъ этимъ объясненіемъ, что, ухватившись за него, принялся читать нотацію своей женѣ, представивъ ей разумность разсужденія мельника, человѣка хотя и темнаго, неграмотнаго, но, какъ мужчина, разсуждающаго логично; a она вотъ, бывшая институтка, выдумала какія-то темныя небывалыя силы, и словомъ наговорилъ ей кучу колкостей, на которыя она сдержанно отвѣчала, что не дай Богъ, разумѣется, повторенія этихъ явленіи, но она бы посмотрѣла на меня, какіе тутъ найдутся голуби, когда весь домъ ходенемъ ходитъ. Мать старуха, жившая въ отдѣльномъ флигелѣ, черезъ садъ отъ дома, и прочіе домашніе, хотя и подтверждали объ ужасѣ этихъ ночей, относя конечно все это къ «нечистой силѣ», но я уже не обращалъ больше никакого вниманія, удовлетворяясь отзывомъ мельннка о голубяхъ, и тотчасъ же послѣ чаю, часовъ въ 8, залегъ въ постель и углубился въ чтеніе, какъ сейчасъ помню: «Путешествіе по Африкѣ», кажется, Ливингстона, забывъ совсѣмъ обо всемъ мнѣ разсказанномъ.

Спальня жены съ ребенкомъ была рядомъ съ моею, черезъ затворенную стеклянную дверь переборки, отдѣлявшей наши комнаты, я слышалъ, что тамъ улеглись и спятъ, потому что все стихло, и времени прошло часовъ уже около двухъ. Читаю я, нужно сказать, съ увлеченіемъ, такъ что зачастую не слышу, когда меня окликаютъ; но въ это время, не смотря на весь интересъ увлекательнаго чтенія, среди полнѣйшей тишины въ домѣ, вниманіе мое отъ чтенія было отвлечено какимъ-то неопредѣленныыъ скребомъ, послышавшимся хотя и не громко, какъ будто на подволокѣ. Собака, думаю себѣ, забралась туда отъ холода и возится; но вслѣдъ затѣмъ явственно оттуда же съ подволоки до слуха моего донесся трехмѣрный темпъ дѣйствительно какъ бы пляски, до земляной насыпи потолка — легкій, отчетливый… и сейчасъ же опять все замолкло. Эко, думаю себѣ, что значигь сила-то воображенія! Не смотря, что ужъ давно и забылъ о разсказѣ, a нервы-то значитъ все-таки ужъ восприняли впечатлѣніе и работаютъ. Опять за книгу, все тихо по прежнему, и я снова въ пустыняхъ Африки съ великимъ путешественникомъ. На этотъ разъ не прочелъ я и полстраницы, какъ опять звуки той же пляски и уже гораздо явственнѣе и отвлекаютъ мое вниманіе и я уже съ точностью могу отличить и мѣсто, откуда они исходятъ, именно: какъ разъ надъ изголовьемъ моей кровати и надъ жениной спальней. Стараюсь всѣми силами собрать въ себѣ какъ можно больше спокойствія, чтобы не обмануться, и тѣмъ не менѣе съ большею явственностью различаю трех-темпные звуки, именно такіе, какіе бываютъ, когда пляшутъ «въ три ноги» — быстрые, задорные и, повторяю, легкіе, какъ будто пляшущее по земляной насыпи потолка существо маленькое, юркое и чрезвычайно ловкое. Перестанутъ какъ будто на мгновенье и опять, опять… Я лежу совершенно спокойно, чутко прислушиваясь, и перебираю въ головѣ, отчего бы могли быть эти звуки, — какъ, одновременио съ остановкой пляски, — послышался стукъ въ окно жениной комнаты. Стукъ былъ точно такой, какъ обыкновенно осторожно стучатъ въ окно для вызова, давая о себѣ знать; и при этомъ я даже могъ различить, что стучали въ раму окна. a не въ стекло чѣмъ-то мягкимъ, такъ какъ звукъ былъ глухой — не рѣзкій. Повторяю, что, находясь при полномъ самообладаніи, я быстро соображаю и различаю все это. Черезъ двѣ, три секунды опять постучали и уже на этотъ разъ въ стекло и ногтемъ, такъ какъ звукъ получился рѣзче — звучнѣе, тѣмъ болѣе, что стекло было нѣсколько мерзлое. Я тихонько привстаю на кровати и заглядываю въ спальню жены черезъ дверное стекло^[2]). Хотя оно и завѣшено оттуда шторкой, но одинъ уголъ свободенъ и такъ какъ тамъ горитъ лампадка, то я отлично вижу и наружное окно и жену, лежащую на кровати, видимо спокойно спящую. Въ это время опять раздался стукъ въ то же окно и уже громко, какъ бы нетерпѣливѣе, отчего, вижу, жена проснулась и, окликнувъ меня, спрашиваетъ, слышу ли я; отвѣчаю, что слышу, и въ свою очередь спрашиваю — не она ли это стучитъ? Но въ это время, какъ бы въ отвѣтъ мнѣ, стукъ раздается уже въ окно, которое находится рядомъ съ моею кроватью, я быстро припадаю къ нему и гляжу на дворъ, гдѣ въ это время такъ свѣтло отъ мѣсяца, что видно все, какъ днемъ. A между тѣмъ за окномъ незамѣтно ни малѣйшаго присутствія кого бы то ни было. Затѣмъ я прячусь за косякъ окна и слѣжу, притаивъ дыханіе, не удастся ли мнѣ при этой хитрости увидать кого нибудь… какъ въ то же самое время съ наружной стороны надъ самымъ моимъ ухомъ раздаются такіе два оглушительные удара, что буквально весь домъ задрожалъ какъ отъ землетрясенія, и я невольно отскочивъ — спрыгнулъ съ кровати. «Вотъ», — говоритъ жена изъ своей комнаты — «началось!» и творитъ молитву. Признаться, я оторопѣлъ, и не то чтобъ сознавалъ въ этомъ какую-либо опасность, a скорѣе озлобился на ту нахальную дерзость негодяевъ, рѣшающихся третью уже ночь безпокоить насъ, зная даже на этотъ разъ о моемъ присутствіи въ домѣ, такъ какъ я вернулся, какъ сказано, еще довольно рано. Наскоро надѣвъ валенки и шубу и захвативъ ружье, я безъ шапки выбѣжалъ нзъ дому, не обращая вниманія на просьбы жены, встрѣтившей меня въ передней, не рисковать собою, чтобы не попасть подъ обухъ злоумышленниковъ (значитъ и она еще все думала, что это чьи нибудь продѣлки). Слѣдомъ за мной вышла кухарка звать рабочаго, и я быстро обѣжалъ весь домъ, постоялъ минуту за угломъ, прислушиваясь къ царившей тишинѣ ясной, какъ день, ночи; кликнулъ дворовыхъ собакъ, натравилъ ихъ въ пространство, но онѣ глядѣли на меня разсѣянно и ни одна не тявкнула — ясно, что вблизи никого не было. Зашелъ опять къ той стѣнѣ, гдѣ окна, откуда слышались удары, но на снѣгу подъ окнами не было ни малѣйшаго признака слѣдовъ, изобличавшихъ присутствіе человѣка. Между тѣмъ тутъ же раздались опять сильные удары въ стѣну какъ бы здоровеннѣйшимъ кулакомѣ, и слышались они теперь уже извнутри дома. Я же въ это время, находясь противъ окна, вижу всѣхъ своихъ стоящихъ посреди комнаты, далеко отъ стѣны, a въ нее противъ меня раздаются удары. Работникъ татаринъ стоитъ рядомъ со мною и тоже подтверждаетъ, что слышитъ удары въ томъ же мѣстѣ, гдѣ и я, но кто стучитъ — не знаетъ, и ворчитъ при этомъ, что уже третью ночь его безпокоятъ, не давая спать. Домашніе, при входѣ моемъ въ комнату, куда я поневолѣ долженъ былъ вернуться, не найдя никого и ни чего, — спрашиваютъ меня: не мы ли это сейчасъ стучали въ стѣну, такъ какъ звукъ исходилъ отъ насъ — снаружи, и теперь мнѣ ужъ пришлось оспаривать ихь и отвѣчать, что напротивъ: —звукъ былъ отъ нихъ — изь комнаты. Между тѣмъ, съ подволоки послышались опять звуки то пляски, то какой-то непріятной скребни какъ бы когтями и возни. Полѣзли мы туда со свѣчами, съ фонарями, и тамъ я лично, не торопясь, все пересмотрѣлъ, изслѣдовалъ и тѣмъ не менѣе ничего такого, что бы дало хоть малѣйшій намекъ на источникъ звуковъ — не нашелъ окончательно, и во время розысковъ никто изъ насъ не слыхалъ никакого звука, но какъ только вошли въ комнату — тѣ же стуки, пляска, возня и проч. раздались снова. Такъ вся эта ночь и прошла безъ сна. Понятно, весь слѣдующій день былъ посвященъ на очистку чердака и прилегающаго къ нему мезонина отъ разной рухляди. Ободрали отставшіе частію отъ стѣнъ обои, повытаскали старую мебель, и я лично не оставилъ ни одного уголка необслѣдованнымъ.

Наступилъ вечеръ, и мы, измученные и безсонною ночью, и тревожнымъ днемъ, улеглись въ чаяніи покоя. Не тутъ-то было! Опять началась исторія и на столько странная, что ужъ y меня не оставалось никакого сомнѣнія, что все происходящее отнюдь не дѣло рукъ человѣческихъ, потому что, не смотря на то, что оцѣпляли, напримѣръ, весь домъ кругомъ народомъ, причемъ прокрасться кому-бы то ни было, даже кошкѣ — окончательно не было возможности, a между тѣмъ стуки въ окно, въ стѣны, иногда рѣдкіе и необычайно сильные, a больше частые, не прерывающіеся, очень похожіе на барабанную дробь, или напоминающіе пѣхотную зорю — раздавались то и дѣло. И помимо этого творились такія непостижимыя вещи, что волей-неволей, въ подражаніе другимъ приходилось только открещиваться, такъ какъ другаго средства не находилось. Напримѣръ, вдругъ изъ сѣней раздается оглушительное паденіе чего-то громоздкаго, тяжелаго, но вмѣстѣ съ тѣмъ — мягкаго по звуку — какъ-бы отъ паденія 10-ти пудоваго куля съ мукою, якобы свалившагося съ лѣстницы съ той же злополучной подволоки (чердака). Выскакиваемъ въ то же мгновеніе и хоть бы признакъ какой — ну, какъ есть ничего. Войдя опять въ комнату, только что запрешь за собою дверь на крюкъ, какъ она кѣмъ-то съ такою силою рванется на крюку, что благодаря только, кажется, особенной прочности его, она и удержалась то на мѣстѣ. И вотъ мы стоимъ у двери и караулимъ этотъ моментъ, и какъ только начинаетъ торкаться — опрометью кидаемся за дверь и къ поразительному удивленію не находимъ даже ничего похожаго на виновника этой манифестаціи. Ну, хоть-бы мышь, крыса, кошка промелькнула подъ ногами въ это время, все-бы, кажется, было легче, а то какъ есть абсолютная пустота.

Затѣмъ, на слѣдующій (уже 5-й) вечеръ явленія были гораздо тише, ограничиваясь пощелкиваніемъ, потрескиваніемъ гдѣ-то чего-то, хотя характеръ ихъ былъ тотъ же, потому что сколько бы не было шуму или гаму людскаго, напримѣръ, или отъ вѣтра, отъ дождя — эти звуки, при всей ихъ незначительности, сейчасъ-же отличишь отъ прочихъ, такъ они какъ-то характеристичны и, главное, осмысленны. На 6-ой вечеръ звуки были еще тише и рѣже, и такъ наконецъ прекратились.

Недѣли черезъ двѣ послѣ этого, ѣду я въ нашъ сосѣдній городокъ и между знакомыми своими, послѣ предисловія о томъ, что я морочить ихъ не намѣренъ — разсказываю все, какъ было. Кто смѣется, недовѣрчиво относясь къ разсказу, кто удивляется и передаетъ странные случаи, испытанные въ своей жизни, или слышанные отъ другихъ. Правда, что между послѣдними не было никого изъ людей такъ сказать интеллигентныхъ, но, тѣмъ не менѣе, все-же это были люди хоть нѣсколько читающіе и ужъ во всякомъ случаѣ свободные отъ разныхъ темныхъ предразсудковъ и т. п. суевѣрій. Понятно, что сколько ни толковали — ни къ какому заключенію не пришли; на томъ и оставили.

Вскорѣ послѣ того, именно 20 декабря, пріѣхалъ ко мнѣ на хуторъ одинъ нашъ казачій чиновникъ Федулѣевъ, и мы, толкуя съ вимъ объ этихъ явленіяхъ, вздумали сдѣлать опытъ: заставить нашу Марью вечеромъ опять поплясать, такъ какъ, повидимому, явленія въ ноябрѣ начались именно съ этого. Каково же было наше удивленіе, когда вскорѣ послѣ окончанія ею нѣсколькихъ туровъ казачка, часовъ съ 10-ти вечера, начались опять стуки въ стѣну, въ окна; на этогь разъ стуки по большей части ограничивались выбиваніемъ правильныхъ семи тактовъ, съ небольшими остановками и оканчивались сильными двумя или тремя, какъ-бы заключительными ударами. Звуковъ пляски не было, и часамъ къ 12-ти все прекратилось. На слѣдующій день, 21 декабря, около 11-ти часовъ ночи, къ повторившимся (уже безъ предварительной пляски Марьи) стукамъ присоединилось еще какое-то дикое и глухое уканъе, раздавшееся, по общему заключенію, въ и печной трубѣ. A потомъ началось самопроизвольное летаніе разныхъ вещей, напримѣръ валенковъ, ботинокъ и т. д., лежавшихъ до того на полу, a потомъ стремительно взлетавшихъ къ потолку или съ силою ударявшихся въ дверь, или въ стѣну; причемъ замѣчалось, что иногда летящая вещь издаетъ какъ-бы шипѣнье. По страннѣе всего было то, что вещь при паденіи своемъ на полъ, покрытый даже войлокомъ, производитъ звукъ совершенно ей несвойственный; такъ, напримѣръ, изъ-подъ кровати вылетаетъ что-нибудь изъ чернаго бѣлья и падая на войлокъ — производитъ звукъ какъ-бы отъ паденія твердаго тяжелаго тѣла; a всѣ твердыя тѣла — падаютъ безъ всякаго звука. Затѣмъ явленія начали опять ослабѣвать и прекратились.

Наступаетъ канунъ новаго 1871 года и ко мнѣ для встрѣчи его и моихъ именинъ пріѣзжаютъ человѣкъ 5-6 моихъ знакомыхъ, которымъ я раньше разсказывалъ о происходившемъ въ ноябрѣ и тутъ сообщилъ о результатѣ опыта 20 декабря при посредствѣ пляски Марьи, которую, разумѣется, тутъ-же (прозвавъ предварительно Иродіадой) съ позволенія хозяйки и попросили повторить опытъ, исполненный ею не безъ удовольствія. Замаскировавшись въ казачій чекмень, подъ звуки гармоники Марья начала лихо отхватывать казачка, выдѣлквая разные замысловатые выкрутасы. «Въ три ноги, въ три ноги», раздаются возгласы гостей, и наша Иродіада ловкимъ переборомъ ногъ къ общему удовольствію блистательно исполнила это трудное пà; но вотъ пробило ужъ и 12 часовъ, кончили ужинъ и собрались было укладываться спать, отчаявшись услышать что нибудь, какъ наконецъ раздается сначала тихое и мѣрное, потомъ учащенное и болѣе рѣзкое, отчетливое барабанинье по стеклу окна въ жениной комнатѣ, затѣмъ въ стѣну и т. д., какъ и въ первые разы. Тутъ ужъ мы всѣмъ обществомъ наблюдали странное явлеяіе: стоящіе снаружи дома — слышатъ звукъ исходящимъ извнутри, a оставшіеся въ комнатѣ тотъ-же звукъ — снаружи. Потомъ звуки перешли на стеклянную дверь въ самой комнатѣ (отдѣляющей спальню жены отъ большой комнаты), и необычайное разнообразіе этихъ звуковъ, разсыпавшихся то мелкими, рѣзкими трелями, то глухо и медленно, съ необыкновенно быстрымъ переходомъ отъ нижней части двери кверху и обратно, постоянно усиливаясь, напоминали какую-то демоническую музыку, непріятно дѣйствующую на нервы, отчего невольно вытягивались лица присутствующихъ, и морозъ пробѣгалъ по кожѣ. Порою раздавались какія-то неопредѣленныя глухія уканья. заставлявшія всѣхъ разомъ взглядывать другъ на друга и переспрашивать: не ты-ли это? Нѣтъ это ты — отвѣчаютъ вамъ, и при этомъ невольно хохочемъ надъ своими недоразумѣніями^[3]).

Въ послѣдующіе затѣмъ дни явленія опять возобновлялись сами собой уже безъ пляски Марьи, такъ какъ мы были далеко уже не рады имъ, a старуха мать да и жена моя прямо открещивались и отмаливались, какъ отъ навожденія злаго духа, что, между прочимъ, надо сказать, — ни мало не помогало, т. е. ни молитвы, ни кресты не останавливали явленій, становившихся все какъ бы настойчивѣе и грознѣе. A послѣ того какъ 8-го января въ бытность y меня одного знакомаго Ф. Ф. Соловьева^[4]) по минованіи многочисленныхъ манифестацій, въ формѣ различныхъ стуковъ и самопроизвольныхъ летаній вещей, — съ женой моей случился обморокъ отъ появленія какого-то свѣтящагося шара, вылетѣвшаго изъ-подъ ея кровати, сначала небольшаго, a потомъ увеличившагося, по ея словамъ, до величины обыкновенной суповой чашки, похожаго на надутый гуттаперчевый пузырь краснаго цвѣта, — мы ужъ положительно стали относиться къ нимъ (явленіямъ) враждебно и со страхомъ, тѣмъ болѣе, что на другой день 9-го января эти проклятые стуки въ окно жениной спальни, — раздались уже днемъ, часовъ около 3-хъ, когда она вздумала прилечь отдохнуть послѣ обѣда, и начали съ этого времени преслѣдовать ее всюду. Такъ, когда она сидѣла на диванѣ въ этотъ день за чаемъ часовъ въ 5 вечера — забарабанило рядомъ съ ней по ручкѣ дивана и когда я пересѣлъ на ея мѣсто, то звукъ перешелъ опять рядомъ съ ней на клеенку дивана и по временамъ слышался въ складкахъ ея шерстянаго платья; переходилъ за нею въ шкафъ, куда она ставила посуду, преслѣдовалъ въ кладовой и проч. Тутъ ужъ мы, надо правду сказать, даже оробѣли, потому что такая безспорная реальность явленій среди бѣлаго дня, да исключительная группировка ихъ около жены — ложились какъ-то тяжело на душу намъ обоимъ, a она такъ даже всплакнула. Боялись какихъ-нибудь дурныхъ послѣдствій для ея здоровья, въ особенности умственнаго разстройства, такъ какъ она говорила, что хотя и не испытываетъ особеннаго страха, но тѣмъ не менѣе передъ началомъ явленій чувствуетъ каждый разъ какую-то безотчетную слабость въ организмѣ и какъ бы позывъ ко сну, что дѣйствительно и было рѣзко замѣтно: она въ это время была какъ бы въ забытьи, a когда находилась въ постели, то спала неестественно крѣпко^[5]).

Избѣгая еще большихъ бѣдъ — рѣшили переѣхать въ городъ, гдѣ и остановились въ своемъ домѣ, намѣреваясь пробыть съ мѣсяцъ. Но въ первый же день нашего пріѣзда встрѣтились съ однимъ знакомымъ врачемъ Шустовымъ, пріѣхавшимъ по службѣ, который, выслушавъ мой разсказъ обо всемъ и отбросивъ, разумѣется, всякую таинственность и сверхъестественность его подкладки, — отнесъ эти явленія прямо къ области электричества и магнетизма, проявившихъ свою силу, по его словамъ, вслѣдствіе вѣроятно или особаго состава почвы подъ нашимъ домомъ, или быть можетъ, отъ особаго индивидуальнаго свойства въ организаціи моей жены. Эти хотя и неособенно ясныя, a главное мало подходящія къ данному случаю объясненія, но показавшіяся намъ, людямъ малосвѣдущимъ, довольно убѣдительными — подѣйствовали на насъ успокоительно, и хотя они, повторяю, по уровню нашихъ научныхъ познаній, тоже были довольно отвлеченными, но все же мы могли понять изъ этого, что рѣчь идетъ о естественныхъ законахъ природы, и это для насъ было уже находкой, лишь бы избавиться отъ гнетущей насъ чертовщины, названіемъ которой до этого мы окрестили эту силу за неимѣніемъ болѣе подходящаго. A чтобы не оставлять сомнѣнія — рѣшили на-утро же вернуться хоть на одинъ день къ себѣ на хуторъ и на мѣстѣ произвести наблюденія надъ загадочными явленіями, благо докторъ былъ именно такой развитой, просвѣщенный и прекрасный человѣкъ, какого и требовалось въ данномъ случаѣ. По пріѣздѣ на хуторъ, чтобы навѣрняка, такъ сказать, обезпечить повтореніе явленій — мы конечно заставили нашу Марью предварительно задать плясъ, чтобы показать доктору, на котораго мы смотрѣли теперь какъ на оракула, съ чего именно начались явленія. И вотъ часовъ съ 10-ти вечера явленія начались, но они на этотъ разъ были крайне слабы сравнительно съ прежними. Но тѣмъ не менѣе были и стуки въ окно жениной комнаты, когда она y всѣхъ на виду спала на своей кровати, въ сторонѣ отъ окна, и какое-то царапанье за ковромъ, повѣшеннымъ на стѣну y ея кровати; и хотя никакихъ особенно рѣзкихъ и сильныхъ стуковъ или иныхъ явленій тутъ и не было, тѣмъ не менѣе самый фактъ подтверждался, и докторъ, какъ казалось намъ тогда, довольно ясно и убѣдительно развилъ передъ нами свою теорію электрическаго происхожденія этихъ звуковъ, и мы просто торжествовали и, повторяю, были особенно довольны тѣмъ, что могли, какъ казалось тогда, окончательно похѣрить ненавистное намъ понятіе о чертовщинѣ и сознать, кстати, свой первоначальный невѣжественный взглядъ на это событіе. Даже мать старуха, умѣющая читать лишь своя каноны — видимо съ удовольствіемъ приняла объясненіе доктора, и всѣ мы вздохнули свободнѣе. A чтобы не оставаться подъ тяжелымъ впечатлѣніемъ прошлаго и, такъ сказать, развлечься — докторъ все-таки посовѣтовалъ намъ поѣхать на время въ городокъ, что мы и исполнили съ удовольствіемъ, проживши тамъ 11 дней совершенно спокойно. По справкамъ, отъ оставшихся на хуторѣ, тамъ въ это время никто не слыхалъ ни одного стука. Однажды я самъ даже нарочно пріѣзжалъ съ однимъ знакомымъ, докторомъ К-вымъ, изъ сосѣдней Оренбургской станицы, крайне интересовавшимся видѣть и слышать таинственныя явленія, и заставляли Марью въ теченіе вечера нѣсколько разъ выплясывать, но при всемъ напряженіи нашего вниманія — не удостоились услышать ни малѣйшаго шороха.

Но каково было наше изумленіе и даже ужасъ, когда 21 января, возвратившись домой по наступленіи ночи, какъ только жена моя улеглась въ постель — стуки и бросанье вещей въ комнатахъ дома снова возобновились и вдобавокъ еще начали летать небезопасныя вещи: такъ напримѣръ, столовый ножикъ, лежавшій до этого на печкѣ, съ силою ударился въ дверь, и мы стали тщательнѣе прятать всякія подобныя и тяжеловѣсныя вещи, но и это не помогало. Иногда среди ночи внезапно всѣ ножи и вилки, бывшіе съ вечера положенными въ шкафъ съ плотно затворенными дверцами — съ силою разлетались по комнатѣ, и нѣкоторые оказывались вонзившимися въ стѣну y нашей кровати. Признаюсь я ужъ не на шутку началъ опасаться этихъ какъ бы угрожающихъ манифестацій и былъ благодаренъ тому, что многіе изъ нашихъ знакомыхъ навѣщали насъ въ это время и ради любопытства оставались ночевать. Конечно ужъ Марьина пляска была забыта, такъ какъ и безъ этого не проходию вечера и ночи, чтобъ не произошло какого-нибудь казуса, каждый разъ съ новыми поразительными странностями.

Если доселѣ докторская теорія электричества не вязалась какъ то съ страннымъ характеромъ явленій, то ужъ послѣ 24 числа января, когда случайно обнаружилась новая способность этой силы, — теорія эта оказалась окончательно не пригодной. Такъ вечеромъ этого числа, въ бытность y меня въ гостяхъ одного знакомаго Л. С. Алексѣева, когда они съ женой моей сидѣли въ одной комнатѣ, a я въ другой въ зто время ходилъ съ своей дочкой на рукахъ, напѣвая ей какіе-то куплеты — слышу, что Алексѣевъ и жена моя просятъ меня продолжать только что прерванный мотивъ цыганки; я пропѣлъ и меня просятъ перемѣнить на другой — я начинаю «Фигурантку» и подойдя къ нимъ узнаю, что подъ мое пѣніе раздаются стуки въ стѣну около нихъ и совершенно точно воспроизводятъ тактами мотивъ пѣсни. Запѣваю опять что-то и дѣйствительно слышу, что въ стѣну прямо противъ меня — безъ участія кого бы то ни было, какъ внутри дома, такъ и снаружи (о чемъ справиться мы сочли, разумѣется, первымъ долгомъ) — точь въ точь, какъ бы ногтями пальцевъ, отчетливо выбивается каждый тактъ пѣсни. Пріятель мой при этомъ намѣренно затягиваетъ протяжную пѣсню и нарочно прерываетъ ее, но тѣмъ не менѣе ритмъ звуковъ въ точности слѣдовалъ за каждымъ тактомъ, хотя въ то же время видимо сбивался при намѣренныхъ перерывахъ со стороны Алексѣева. Пробовали вести мотивъ тихо, доходя до шопота, a потомъ до простаго шевеленія губами и даже продолжали, ради опыта, перебирать разные мотивы только въ умѣ, безъ всякихъ звуковъ — и тогда аккомпаниментъ получался совершенно вѣрный. Словомъ ясно и неоспоримо было видно, что сила эта одарена и слухомъ и смысломъ и даже больше того, — способностью угадыванія! Мы настолько были поражены разумностью этой силы, чего доселѣ въ ней не примѣчали, что рѣшили продолжать наблюденія въ тотъ вечеръ и чтобы имѣть звуки отчетливѣе и громче попросили жену мою перемѣститься съ своей кровати на другую, которая находилась возлѣ стеклянной двери, куда тотчасъ же, слѣдомъ за ней, перенеслись и цѣлые потоки стуковъ по стеклу. Тутъ кромѣ воспроизведенія аккомпаниментовъ всевозможныхъ маршей, полекъ и мазурокъ (а гимнъ Боже Царя храни вышелъ даже эффектенъ) обнаружена была способность силы и просто отзываться на стукъ по стеклу столько разъ, сколько кто стукнетъ или задумаетъ^[6]).

Но вотъ, во время нашего пѣнія, старухѣ моей матери пришло въ голову попробовать спѣть молитву и мы чинно начали «Отче нашъ». Ни одного звука не послѣдовало на наше пѣніе, только подъ конецъ сдѣланъ какъ бы аккордъ. Думая, что мотивъ зтой молитвы нѣсколько протяженъ, я запѣлъ «Пасху», напѣвъ которой, какъ извѣстно, довольно живой, но и тутъ ни звука… A какъ только, вслѣдъ же за этимъ, пріятель мой Л. С. Алексѣевъ затянулъ весьма протяжную и крайне не ритмичную «во лузяхъ» — такты начали выбиваться даже съ трелями.

Что было думать надъ такой оказіей?! Входитъ въ это время въ комнату татаринъ Усманъ Вамяровъ и мы, не предупреждая его ни о чемъ, просимъ запѣть свою молитву по-татарски — опять молчаніе. Просимъ вести мотивъ почаще; но сколько онъ ни принимался пѣть скороговоркою свое «Алла-бисмилля» — ни одного звука не было въ отвѣтъ. Но какъ только, въ то же самое время я началъ въ подражаніе татарину на его же складъ речитативомъ «о, духи, духи съ подземелья» (изъ «Волшебнаго стрѣлка»), такъ и посыпались ясные отчетливые стуки въ стекло на каждый тактъ.

Начинаю просто спрашивать: кто ты — человѣкъ? Молчаніе. Духъ? — Стукъ. Какой духъ — спрашиваю — добрый? Отвѣта нѣтъ. Злой? Два громкихъ, какъ бы утвердительныхъ стука. Какъ тебя называютъ? и начинаю при этомъ нарочно перебирать всѣ извѣстныя названія, подъ которыми слывутъ добрые духи, чтобы, такъ сказать, сбить и вызвать ошибочный отвѣтный звукъ; — нѣтъ, ни на одно названіе не дается отвѣта. Но, какъ только дошелъ наконецъ до настоящаго, общеупотребительнаго названія нечистой силы, замедливъ нарочно нѣсколько произнесеніемъ этого слова, такъ звуки по стеклу учащенно начали выстукивать, какъ бы торопя выговорить то, что y меня было уже на языкѣ; и одновременно съ произнесеніемъ слова: чортъ — раздался такой оглушительный ударъ, какъ бы во всю плоскость двери, что мы всѣ невольно разомъ отскочили отъ нея^[7]).

Продолжая опытъ, я спрашивалъ, по способу этихъ отвѣтныхъ стуковъ даже о томъ: почему и какъ онъ, духъ, чудитъ тутъ въ домѣ, и на разнообразныя, намѣренно дѣлаемыя уклоненія въ вопросахъ, получился тѣмъ не менѣе вполнѣ опредѣленный отвѣтъ тѣми же стуками, что «нàпущенъ» и указалъ при этомъ — послѣ множества перебранныхъ именъ изъ знакомыхъ — на одного сосѣда казака мельника же, съ которымъ y меня въ то время была тяжба по подпрудѣ моей мельницы^[8]).

Считаю не лишнимъ упомянуть снова, что мы во все это время самымъ тщательнымъ образомъ контролировали возможность обмана и не выпускали изъ виду главную виновницу, около которой группировалось все это, т. е. мою жену, спавшую во все это время самымъ спокойнымъ образомъ.

Понятно, что послѣ этого никакія теоріи электричества сюда не подходили и я рѣшился писать обо всемъ этомъ самому автору этой теоріи — знакомому доктору Шустову, тѣмъ болѣе что къ этому времени подоспѣла и болѣе побудительная причина для описанія, именно запросъ отъ Оренбургскаго отдѣленія Императорскаго географическаго общества, которое черезъ управляющаго Илецкими станицами, маіора Покотилова, просило сообщить о явленіяхъ вообще, a главное о метеорологическихъ, какъ тамъ было названо явленіе свѣтящагося шара, о которомъ я упоминалъ, какъ о причинѣ обморока моей жены. И вотъ изложивъ все, ісакъ было, я послалъ по одному экземпляру въ общество^[9]) и доктору Шустову въ Уральскъ^[10]) съ просьбою, разумѣется, объяснить, что все это значило? Съ своей же стороны какъ ни стыдно было въ этомъ признаться — совершенно откровенно окрестилъ все это чертовщиной, такъ какъ не смотря на всю нелѣпость этого эпитета — иныхъ никакихъ объясненій не подыскивалось.

Вскорѣ къ величайшему моему удовольствію изъ Уральска къ намъ пріѣхало три лица и именно такихъ, какихъ и было желательно въ данномъ случаѣ, по ихъ образованности, развитости и прочимъ достоинствамъ, каковыя въ нихъ намъ были хорошо извѣстны. 1-й — инженеръ технологъ, состоявшій тогда чиновникомъ особыхъ порученій при губернаторѣ, есаулъ Александръ Ѳеогніевичъ Акутинъ; 2-й — бывшій въ то время, кажется, редакторомъ «Уральскихъ войсковыхъ вѣдомостей» (мѣстный литераторъ и поэтъ), Никита Федоровичъ Савичевъ, и З-й — тотъ же докторъ, что пріѣзжалъ въ первый разъ и къ которому я адресовалъ свои описанія — А. Д. Шустовъ.

Пріѣхали они, какъ сказали вначалѣ, просто въ качествѣ интересующихся моихъ знакомыхъ, для изслѣдованія явленій. Оказалось же потомъ, что это была оффиціальная коммисія, наряженная по распоряженію самого губернатора генерала Веревкина. Я былъ, повторяю, несказанно радъ ихъ пріѣзду и, снова разсказавъ имъ во всей подробности происходившее — отдался весь къ ихъ услугамъ, попросивши въ то же время и жену свою отбросить на этотъ разъ всякія излишнія церемоніи и щепетильности; такъ напримѣръ, чтобы спальня ея была доступна для насъ всѣхъ во всякое время и всякіе лишніе уборы, драпировки и, по возможности, прислуга, были бы удалены, на что она изъявила полное свое согласіе и готовность къ облегченію успѣха изслѣдованій, тѣмъ болѣе, что люди эти были ей вполнѣ извѣстны и ею уважаемы; первые двое какъ ея бывшіе учителя того заведенія, гдѣ она училась, a послѣдній — какъ докторъ.

Понятно, что съ перваго же разу они приступили къ строжайшему и подробному осмотру дома, въ которомъ жилыхъ комнатъ, гдѣ мы помѣщались въ эту зиму — было только три, считая и переднюю; остальная половина дома за капитальной стѣной была необитаема, какъ лѣтнее помѣщеніе, служившее въ эту зиму кладовой^[11]). Такъ какъ до этого времени ничего не происходило и въ домѣ все было тихо, то я, конечно, не могъ ручаться за непремѣнное повтореніе явленій и чуть ли снова не прибѣгнули къ прежнему способу для вызова — именно, къ Марьиной пляскѣ (хорошо не помню). Но только въ первый же вечеръ ихъ пребыванія — явленія обнаружились, какъ въ стукахъ въ стѣны, въ стекла оконъ, такъ и въ летаніи предметовъ и проч. На другой день ими постановлены были привезенные съ собою физическіе приборы, для чего даже взломали часть пола въ спальной жены и поставили тамъ желѣзный прутъ (какъ онъ въ физикѣ называется, — не знаю), одинъ конецъ котораго углубяли въ самую почву подъ поломъ, a другой верхній съ загнутымъ и заостреннымъ концомъ — приходился противъ той стеклянной двери, въ которую обыкновенно раздавались удары и на стеклѣ которой устроенъ былъ конденсаторъ изъ листовъ свинцовой бумаги. Привезена была ими и Лейденская банка, компасы, магнитъ и всякая научная диковинка, но ни одинъ изъ приборовъ во все время не оказался пригоднымъ ни для одного опыта и посредствомъ ихъ не удалось уловить ни малѣйшаго намека на сродство явленій съ электричествомъ и магнетизмомъ; равно какъ и химическія реакціи, производимыя самимъ Акутинымъ, ни показали никакого особенно напряженнаго состоянія атмосфернаго электричества въ помѣщеніяхъ дома, или насыщенія окружающаго воздуха сгущеннымъ озономъ. Словомъ, всѣ усердныя старанія ихъ по этому предмету ни привели ни къ чему; a явленія между тѣмъ своеобразно продолжались каждый вечеръ аккуратно. Для записыванія ихъ въ послѣдовательномъ и строгомъ порядкѣ былъ заведенъ журналъ, и всѣ мы поочередно во всѣ почти ночи дежурили въ спальной жены, откуда они преімущественно и начинались.

Первое и главное желаніе было подвести ихъ подъ какую либо систему или правило, но какъ нарочно (а пожалуй и дѣйствительно нарочно!) выходило всегда наоборотъ. Такъ, напримѣръ, съ самаго еще кажется начала, сидя всѣ вмѣстѣ за чаемъ, наблюдали самопроизвольное летаніе со стола разныхъ вещей — ложечекъ, крышки съ чайника и проч., и всѣ эти вещи слетали непосредственно въ направленіи отъ моей жены въ стороны, что навело на мысль о присутствіи въ ней отталкивающей силы, какъ бы отрицательнаго тока; но тутъ же вслѣдъ за этимъ обнаруживалось и противоположное: идетъ, напримѣръ, она въ посудный шкафъ и только что отворяетъ дверцы, какъ на неё сыплются вещи оттуда и летятъ далеко прочь. Но всякій разъ зто случалось такъ, что намъ, собравшимся вокругъ стола или шкафа вчетверомъ или впятеромъ, никакъ не удавалось уловить того именно момента, когда вещь поднимается съ своего мѣста, a приходилось видѣть ее уже только на лету и падающею. И вотъ заставляемъ жену мою дотрогиваться по очереди до вещей въ шкафу и всѣ онѣ y насъ на виду остаютея въ спокойномъ состояніи, a потомъ вдругъ откуда-ни-будь изъ за угла, куда никто изъ насъ не смотрѣлъ въ данный моментъ — срывается съ своего мѣста какой-нибудь предметъ: подсвѣчникъ, ковшъ и т. п. и летитъ изъ шкафа къ ней навстрѣчу и перелетѣвъ черезъ наши головы — падаетъ дадеко въ сторону. Тутъ уже приходилось признавать въ ней притягательную силу, и такъ во всемъ и всюду встрѣчались противорѣчія, сбивавшія наблюдателей съ толку.

Не помню ужъ сколько именно дней мы сообща наблюдали и записывали разнородныя явленія, выражавшіяся то въ различныхъ звукахъ, то въ передвиженіи предметовъ, и по прежнему не приходили ни къ какому результату, когда однажды обнаружилось случайно нѣчто уже болѣе загадочное. Такъ самъ Акутинъ, сидя разъ ночью очереднымъ, такъ сказать, дозорщикомъ въ спальнѣ около глубоко-спящаго медіума — тревожнымъ шопотомъ зоветъ насъ изъ другой комнаты и сообщаетъ, что онъ, слыша временами какой-то неопредѣленный шорохъ, какъ бы по подушкѣ и одѣялу спящей, — вздумалъ просто поцарапать ногтемъ по той же подушкѣ и простынѣ и къ удивленію услышалъ точно такой же звукъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ самъ его передъ тѣмъ произвелъ, и приглашаетъ насъ прислушаться, такъ какъ просто не довѣряетъ уже себѣ. Дѣйствительно, какъ только онъ провелъ ногтемъ по шелковому или шерстяному, кажется, одѣялу спящей, — такъ тотъ же самый звукъ почти одновременно и на томъ же самомъ мѣстѣ отчетливо повторился самъ собою. Проведетъ ногтемъ же по наволочкѣ два раза — и точно такой же двукратный звукъ отзовется въ отвѣтъ. Начнетъ варьировать звуки, — напримѣръ, сдѣлаетъ два болѣе сильный и третій слабѣе — въ отвѣтъ повторится тоже самое до точности поразительной. Сколько бы ни отсчитали звуковъ по одѣялу, подушкѣ, спинкѣ кровати или стула — даже далеко отъ неподвижно спящей и иногда едва-едва слышнымъ образомъ — звуки повторялись и воспроизводились безошибочно-точно, столько же разъ, съ одинаковой силой и по тому же самому мѣсту, гдѣ были сдѣланы^[12]). Тогда Акутинъ просто начинаетъ спрашивать напримѣръ: кто изъ насъ 4-хъ или 5-хъ произвелъ звукъ и перебираетъ имена присутствующихъ и каждый разъ отвѣтъ такимъ же шорохомъ раздается именно при имени того, кто произвелъ звукъ. A за спящею мы, между тѣмъ, наблюдаемъ всѣ, и она лежитъ совершенно неподвижно, даже съ отворотившейся нѣсколько головой къ стѣнѣ и ужъ насъ не въ какомъ случаѣ видѣть не можетъ, даже если бы и полуоткрывала нѣсколько глаза, что при достаточномъ освѣщеніи, на виду всѣхъ, тоже было бы неминуемо замѣчено.

Это Акутина ужасно взволновало и онъ долго ходилъ молча, задумавшись и отдуваясь. Затѣмъ опять подсѣлъ и началъ спрашивать о разныхъ событіяхъ изъ области политики, литературы и проч., напримѣръ о ходѣ бывшей тогда франко-германской войны — и отвѣты звуками получались до того вѣрные и точные, какъ о времени событій, такъ о мѣстѣ и лицахъ, что только постоянно и вниматедьно-толково чатавшій газеты могъ давать такіе отвѣты, но не какъ уже не жена моя, не бравшая почти въ руки газетъ, которыхъ кстати въ домѣ въ ту пору y насъ и не получалось. И сколько бы ни пытались и ни настаивали, чтобъ получить звукъ на умышленно невѣрный вопросъ — ни разу не получалось ни малѣйшаго шороха, a соблюдалось полнѣйшее молчаніе, которое означало отрицательность. При этомъ Акутинъ задавалъ вопросы и на иностранныхъ языкахъ — французскомъ и нѣмецкомъ, и результатъ былъ одинъ: вѣрность и безошибочность, что утверждалъ уже самъ спрашивающій, такъ какъ большая часть изъ насъ окружающихъ не знали этихъ языковъ. Это такъ заняло Акутина, что онъ пустился уже въ отвлеченность, спрашивая, напримѣръ, о дѣятеляхъ прусско-французской войны — пожелалъ узнать ея результаты. Кто одержитъ побѣду? Отвѣчено — французы и президентомъ будетъ Гамбетта. (Это доброе предсказаніе оставалось y меня всегда въ памяти, и когда предсказанная французамъ побѣда не оправдалась, a между тѣмъ изъ политическихъ статей въ журналахъ я зналъ, что одержанная нѣмцами побѣда — есть на самомъ дѣлѣ ихъ проигрышъ, по экономическому и нравственному разстройству страны, то я такъ и предполагалъ, что тогдашнее утвержденіе звуками о побѣдѣ французовъ, — выражено было именно иносказательно; и потомъ до самой смерти Гамбетты, причинившей мнѣ истинное горе, — ждалъ все осуществленія его президентства, къ которому онъ всегда былъ такъ близокъ, по своему положенію, и утѣшался только тѣмъ, что роль его политической карьеры была не меньше, если еще не больше и не важнѣе президента). Тутъ ужъ я вплотную, что называется, присталъ къ Акутину: что же это такое?! Если это опять-таки какъ-нибудь незамѣтно для насъ жена моя продѣлываетъ шорохи (мы все-таки еще думали тогда про себя: не одурачены ли мы какъ-нибудь ею) — то какъ же она, напримѣръ, буквально не читая газетъ (это я положительно утверждаю), можетъ знать о событіяхъ войны, о дѣятеляхъ ея и прочихъ эпизодахъ, о которыхъ она навѣрное и во снѣ не видала; или — почему ей извѣстно, напримѣръ, что одинъ изъ извѣстныхъ писателей-соціалистовъ, — Лассаль — еще живъ (въ то время), тогда какъ я, напримѣръ, кое-что еще зная о Лассалѣ — думалъ, что онъ уже давно не существуетъ, такъ какъ при полученіи утвердительнаго отвѣта, что онъ еще живъ — я воскликнулъ тутъ же: что это ужъ вздоръ; но Акутинъ же и поправилъ тогда мою ошибку. A потомъ: какимъ образомъ получились точные отвѣты на вопросы, задаваемые по-французски и нѣмецки, когда она, учась еще въ дѣтствѣ, знала по французски только чуть ли не одну азбуку, a нѣмецкому языку и совсѣмъ не училась? Понятно, что Акутинъ волновался при этомъ больше, чѣмъ мы, прося оставить его пока въ покоѣ — и не ложился во всю остальную часть ночи, прошагавъ до утра въ глубокой задумчивости. A утромъ, за чаемъ, наведя нарочно разговоръ на политику, обратился къ женѣ съ нѣкоторыми самыми обыкновенными вопросами о. текущихъ военныхъ событіяхъ, но оказалось, что она не только о подробностяхъ, сообщенныхъ вчера шорохо-образными отвѣтами — не знала, но чуть ли даже знала о существованіи самой войны между нѣмцами и французами; также точно и о Лассалѣ и о другомъ прочемъ не имѣла никакого понятія такъ какъ выйдя рано замужъ, она исключительно была занята дѣтьми и хозяйствомъ.

Тогда Акутинъ долженъ былъ признать, что это, ужъ проявленія не электричества и магнетизма хотя быть можетъ и имѣющія сродство; и что слѣдовательно она во время сна находится въ такомъ исключительномъ какъ бы прозорливомъ состояніи, что воспринимая впечаглѣнія извнѣ, даетъ на нихъ отвѣты, такъ сказать нутромъ (какъ онъ выразился на мѣстномъ народномъ жаргонѣ), т. е. психически. Это было тѣмъ болѣе ново какъ для него, такъ и для насъ остальныхъ, что въ то время еще нигдѣ не упоминалось о психическихъ проявленіяхъ. И если была одна извѣстная мнѣ замѣтка, помѣщенная, помнится, въ концѣ книги Араго «Громъ и молнія» о явленіяхъ, совершавшихся въ присутствіи «братьевъ Девенпортовъ», то вѣдь тамъ такъ уже и говорилось объ этомъ, какъ о вопіющемъ шарлатанствѣ, какъ о продѣлкахъ этихъ авантюристовъ. И на предложеніе мое Акутину сдѣлать и вамъ такое же испытаніе, вродѣ тѣхъ же связываній медіума и помѣщенія около него инструментовъ, которые будто (какъ сказано было въ той статьѣ) играли сами собой, — онъ отвергъ это съ полнымъ негодованіемъ, какъ вещь уже заклейменную названіемъ шарлатанства и чуть ли не зашвырнувъ эту книгу Араго, которую мы выписали передъ тѣмъ, такъ какъ мучились разгадкою явленій, приписывая ихъ электричеству и магнетизму. A отъ себя Акутинъ объявилъ, помнится, приблизительно слѣдующее: «Что, такъ какъ эти проявленія ни подходятъ ни подъ одну изъ общеизвѣстныхъ и принятыхъ въ наукѣ рубрикъ, a между тѣмъ факты на лицо и для него они уже теперь неопровержимы, то онъ до времени пока отрѣшается отъ какого либо предвзятаго, извѣстнаго ему, научнаго взгляда и ограничился пока тѣмъ, что окрестилъ зту силу словомъ „Еленизмъ“, — производя его по просту отъ имени жены моей Елены, — намѣреваясь писать объ этомъ въ одну изъ нѣмецкихъ газетъ и даже (о, люди!) мечтая съ докторомъ о солидномъ за эту статью гонорарѣ.

Для вящей убѣдительности, Акутинъ просилъ перенести мѣсто наблюденія въ Илецкій городокъ, гдѣ мы и оставовились опять въ своемъ домѣ. Тамъ повторялось почти то же самое, хотя въ меньшей и слабѣйшей стеиени. Такъ звуки, напримѣръ, отдавались только въ полу и именно около того мѣста, гдѣ находилась жена, какъ будто стуки прятались за нее, a въ каменныхъ стѣнахъ дома ихъ совсѣмъ слышно не было. He помню ужъ въ первый ли день пріѣзда нашего или на другой, являются новые посѣтители изслѣдователи — два доктора, случайно пріѣхавшіе въ городъ по дѣламъ службы. Одинъ старшій врачъ Уральской области Щепинъ, старичекъ, остававшійся впрочемъ въ сторонѣ отъ наблюденій, другой нѣмецъ, тоже служащій — Дубинскій. Когда я и Акутинъ объяснили имъ, въ чемъ дѣло, то этотъ нѣмецъ, довольно надменнымъ тономъ, сразу сталъ на крайнюю точку безповоротнаго скептицизма и, прислушиваясь къ слабымъ стукамъ, увѣрялъ напримѣръ, что эти кажущіеся намъ въ полу звуки, около барыни — просто нами воображаемые, a что, вѣрнѣе, они воспроизводятся ею отъ прищелкиванія языкомъ. Заставляли ее, бѣдную, высовывать языкъ, и звуки дѣйствительно какъ бы примолкали на мгновеніе, но тотчасъ же, хотя и въ слабѣйшей стенени, — снова возобновлялись, незамѣтно переходя то на ножку или спинку ея стула, то слышались въ складкахъ ея платья. Всѣ окружающіе хорошо слышали, какъ быстро, равномѣрно сыпались, что называется, учащенно эти звуки. Когда же просили этого скептика попристальнѣе прислушаться къ нимъ, то онъ глубокомысленно объявлялъ, что это просто біеніе ея пульса и „ничего больше“. Ясно было видно всѣмъ крайняя несостоятельность натяжки этого упорнаго скептика, и они съ Акутинымъ (доктора — члена коммисіи уже не было) долго и громко спорили по-нѣмецки и когда Акутинъ (видимо въ крайнемъ возбужденіи и негодованіи) объявилъ ему, что хотя онъ и не подыскалъ еще надлежащаго объясненія этихъ явленій, но факты признаетъ и намѣренъ опубликовать ихъ — тогда его оппонентъ съ немѣньшимъ жаромъ заявилъ, что этимъ Акутинъ себя только скомпрометтируетъ и какъ представитель науки и какъ оффиціальное лицо коммисіи и что никакія его старанія и научныя изслѣдованія въ данномъ случаѣ ни къ чему ни поведутъ, такъ какъ ему, въ бытность его за границею (онъ докторъ медицины Дерптскаго университета) — будто бы извѣстны были нѣкоторыя попытки къ изслѣдованію этого рода явленій, но всѣ онѣ оканчивались, будто бы, полнѣйшимъ фіаско для изслѣдователей; a потому онъ просто совѣтуетъ бросить всякіе эксперименты по поводу этихъ явленій; опубликованіе оныхъ приведетъ къ одной непріятности какъ для Акутина, такъ и для другихъ; и, посовѣтовавъ между прочимъ барынѣ просто полечиться отъ нервнаго разстройства — сурово удалился. — См. Дополненіе 1-е.

Такой неожнданный и рѣзкій отпоръ со стороны скептика-нѣмца произвелъ на Акутина видимо подавляющее впечатлѣніе и хотя онъ послѣ того долго и много бранился и негодовалъ на нѣмецкую близорукость, но тѣмъ не менѣе видимо, что называется, опѣшилъ. Затѣмъ потребовалъ немедленнаго возвращенія вновь на хуторъ и тамъ-то на этотъ разъ прибѣгнулъ не совсѣмъ даже къ благовидному поступку: подкупу деньгами служащаго въ комнатахъ мальчика, отъ котораго яко бы узналъ, что барыня сама продѣлываетъ всѣ эти штуки, a потомъ будто бы и самъ уже непосредственно замѣтилъ со стороны ея попытки къ мистификаціи въ бросаніи вещей, о чемъ — будучи со мной въ хорошихъ, можно даже сказать, въ пріятельскихъ отношеніяхъ (мы одного съ нимъ учебнаго заведенія) — сообщилъ мнѣ, сказавши, что докторъ нѣмецъ — правъ и что о всѣхъ бывшихъ здѣсь демонстраціяхъ онъ, какъ предсѣдатель коммиссіи и чиновникъ особыхъ порученій, въ докладѣ своемъ губернатору постарается дать какой-либо иной оборотъ, такъ что до слѣдствія не доведетъ. Онъ теперь видитъ дѣйствительно свою ошибку, какъ жертва мистификаціи со стороны моей жены, одержимой, по его словамъ, вѣроятно особой маніей дурачества, отъ которой и совѣтуетъ дѣйствительно ее полечить хоть y того же нѣмца доктора. — См. Дополненіе 2-ое.

Сколько ни странно и ни дико было слышать и видѣть такой крутой и нелогичный поворотъ въ мысляхъ и дѣйствіяхъ Акутина (послѣ его электричества, магнетизма и еленизма) — но, по правдѣ сказать, мнѣ тогда было не до разсужденій, потому что все это такъ тяжело ложилось мнѣ на душу, что я дѣйствительно даже радъ былъ услышать отъ такого компетентнаго лица, которому я вѣрилъ безусловно во всемъ и уважалъ искренно, глубоко, — что y моей жены это не что иное какъ болѣзнь! Стало быть существовала надежда и вылечить ее отъ этого. Я тутъ же снова снарядилъ семью въ городокъ, чтобы не упустить изъ вида этого доктора, a при проводахъ отъ себя Акутина провозгласилъ даже тостъ „за торжество науки надъ невѣжествомъ“.

Нѣмецъ докторъ. по изслѣдованіи организаціи жены, началъ лечить ее чѣмъ-то (за что и взялъ съ меня недѣли за двѣ визитовъ рублей 50 чистоганомъ). И она дѣйствительно какъ будто поправилась, повеселѣла, явленій никакихъ къ нашему вящему удовольствію не повторялось, и мы бы совсѣмъ были довольны, еслибъ въ промежутокъ этого времени не случилось маленькаго огорченія: во 1-хъ, отъ появленія въ „Уральскихъ Войсковыхъ вѣдомостяхъ“ замѣтки за подписью трехъ лицъ бывшей y насъ коммиссіи, что „всѣ происходившія чудеса на хуторѣ Щапова есть дѣло рукъ человѣческихъ“, чѣмъ прямо уже набрасывалась на насъ нѣкая тѣнь^[13]). Во 2-хъ, вскорѣ же получено мною письмо оть самого губернатора области Г. М. Веревкина, который собственноручно почтилъ меня предупрежденіемъ, что такъ какъ по докладу чиновника особыхъ порученій всѣ бывшія y насъ явленія объясняются весьма естественнымъ путемъ, то онъ желаетъ, чтобъ впредь всѣ эти „фокусы“ не повторялись; въ противномъ случаѣ, писалъ онъ, вѣроятно мнѣ небезъизвѣстно, что для распространителей суевѣрій существуютъ не шуточные законы (какъ извѣстно — ссылка). Письмо это хранится y меня и теперь, и я отвѣчалъ на него тогда же, признаюсь, довольно рѣзко, такъ какъ, понятно, мнѣ досадно было на такую несправедливость^[14]).

И понятно все это были для насъ пустяки, сравнительно съ тѣмъ, что уже мы перенесли, если бы этимъ только и кончилось; но представьте нашъ ужасъ, что какъ только въ первыхъ числахъ марта мы перебрались въ хуторъ, такъ съ перваго же шага въ домѣ опять пошла разгуливать эта сила. И на этотъ разъ явленія совершались даже безъ присутствія жены. Такъ однажды, передъ вечеромъ, на моихъ глазахъ запрыгалъ на всѣхъ четырехъ ножкахъ большой тяжелый диванъ, да еще вдобавокъ въ то время, когда на немъ лежала моя старуха-мать, перепугавшаяся, разумѣется. ужаснѣйшимъ образомъ. Этотъ случай имѣетъ для меня особое зваченіе потому, что до этого я все какъ будто не такъ хорошо могъ провѣрить себя во многомъ изъ видѣннаго и слышаннаго, такъ какъ во все время былъ посторонній народъ и я могь быть подъ чужимъ вліяніемъ, хотя, повторяю, сомнѣній и тогда не было, но тутъ вѣдь весь диванъ былъ на виду, такъ какъ дѣло было днемъ, подъ нимъ никого и ничего не было, мать-старуха лежала на немъ совершенно спокойно, въ комнатѣ, кромѣ меня и мальчика y двери въ передней, тоже никого не было, a между тѣмъ пяти-шести пудовый диванъ, съ лежащей на немъ старухой — раза три-четыре подпрыгнулъ, какъ сказано, сразу на всѣхъ ножкахъ — ясно что ужъ тутъ никакъ не галлюцинація.

Затѣмъ въ тотъ же, или на слѣдующій день, вечеромъ, когда мы сидѣли въ большой нашей комнатѣ — вдругъ y всѣхъ насъ на виду изъ-подъ умывальнаго шкафчика, стоявшаго въ передней — съ трескомъ вылетѣла синеватаго-фосфорическаго цвѣта искра, по направленію къ спальной жены (гдѣ ее въ это время не было) и, одновременно съ стремительнымъ вылетомъ этой искры — мы увидѣли, что въ спальнѣ что-то моментально вспыхнуло. Опрометью ринувшись туда, я увидѣлъ, что горитъ ситцевое недошитое платье, лежащее на столикѣ въ переднемъ углу. Затушить его предупредила меня моя теща, находившаяся одна въ этой комнатѣ и успѣвшая вылить на вспыхнувшее пламя кувшинъ воды. Я, остановившись въ узенькихъ дверяхъ и не пролуская никого впередъ себя въ эту комнату, принялся первымъ долгомъ за изслѣдованіе: не было ли причиной воспламененія платья чего либо иного, помимо видѣнной нами искры, какъ-то: упавшей свѣчки, спички или т. п. Но положительно ничего такого вблизи этого мѣста не было, a между тѣмъ въ то же время въ комнатѣ чувствовался довольно сильный и смрадный запахъ сѣры, исходившій именно отъ залитаго ллатья, горѣлыя мѣста котораго, не смотря на то, что были мокры отъ вылитой воды — на ощупь бьли еще горячія и отъ нихъ шелъ паръ, какъ будто вода была вылита на горячее желѣзо, a не на ситецъ.

Какъ ни тяжело и опасно было оставлять въ такое время своихъ семейныхъ — двухъ старухъ и жену съ ребенкомъ, но я по одному безотлагательному дѣлу долженъ былъ на одинъ день поѣхать въ городъ, a чтобы семейнымъ не было страшно оставаться однимъ (такъ какъ мы всѣ уже не на шутку стали бояться этихъ явленій) — я попросилъ одного юношу, сосѣда нашего А. И. Портнова, остаться съ ними^[15]). Вернувшись черезъ день, застаю всю семью въ сборахъ съ уложенными уже на возъ вещами; мнѣ объявляютъ, что оставаться долѣе никакъ нельзя, потому что начались самовозгаранія въ домѣ разныхъ вещей и дошло до того, что вчерашнимъ вечеромъ на самой хозяйкѣ дома (т. е. моей женѣ) воспламенилось само собою платье и Портновъ, бросившійся тушить его на ней — обжегъ себѣ всѣ руки, которыя y него и оказались дѣйствительно забинтованнымн и сплошь почти покрытыми пузырями. Вотъ что разсказалъ мнѣ объ этомъ Портновъ. Вечеромъ, въ день моего отъѣзда, явленія, кромѣ стуковъ и проч., осложнились еще появленіемъ свѣтящихся метеоровъ, которые появлялись передъ окномъ, выходящим въ наружный корридоръ; числомъ ихъ было нѣсколько штукъ и разной величины, начиная отъ большаго яблока и до грецкаго орѣха; формой круглые и цвѣтомъ темно-красные и синевато-розовые, не совсѣмъ прозрачные, a скорѣе матовые. Довольно долго, по его словамъ, продолжалось это удивительное летаніе свѣтящихся огоньковъ, смѣнявшихъ одинъ другаго. Подлетитъ такой шарикъ къ окну, повертится по ту сторону стекла нѣсколько времени, безъ всякаго шума и только что скроется, какъ на смѣну ему, отъ противоположной стѣны корридора — другой, третій; потомъ два, три вмѣстѣ и т. д. продолжалась эта игривая смѣна огоньковъ, какъ-будто желавшихъ проикнуть внутрь дома. Жена моя не спала въ это время. На другой день къ вечеру только что они вышли посидѣть на крыльцо (время настало уже теплое), какъ Портновъ сейчасъ-же вернулся опять зачѣмъ-то въ комнату и видитъ, что горитъ постель. Зоветъ на помощь, сбрасываютъ покрывало, простыни, прогорѣвшія уже довольно изрядно, и затушивши все тщательно и осмотрѣвши кругомъ, не осталось-ли гдѣ огня — снова выходятъ на воздухъ отъ дыма въ комнатѣ и недоумѣваютъ, откуда могъ появиться на постели огонь, когда тамъ не было ни зажженной свѣчки, ни курящихъ папиросы… какъ вдругь снова слышатъ гарь въ комнатѣ. На этотъ разъ оказался горящимъ волосяной тюфякъ, съ нижней его стороны, около угла и огонь на столько уже успѣлъ проникнуть во внутрь толстой волосяной (безъ всякой примѣси) набивки тюфяка, что, по ихъ мнѣиію, этого никакъ не могло произойти отъ недосмотра при тушеніи перваго воспламененія, потому что горящія мѣста были потушены окончательно и огня не должно было остаться, тѣмъ болѣе, что волосяная набивка — матеріалъ не горючій — не то что мочала или вата, которыхъ тутъ и не было^[16]).

Но и этимъ все не кончилось, a завершилось въ тотъ-же вечеръ такой катастрофой, послѣ которой уже и рѣшено было совсѣмъ оставить домъ, переѣхать куда-нибудь, не смотря на то. что уже снѣгъ таялъ и кругомъ бѣжали вешніе ручьи.

Этотъ случай тотъ-же Портновъ передалъ мнѣ такъ: „Сижу, говоритъ, я и наигрываю на гитарѣ, a сидѣвшій тутъ передъ тѣмъ мельникъ вышелъ изъ комнаты, a вслѣдъ за нимъ вскорѣ вышла и Елена Ефимовна (моя жена), и только что затворилась за ней дверь, какъ я услышалъ откуда-то, какъ-бы изъ далека, глухой и протяжно-жалобный вопль. Голосъ-же мнѣ показался знакомый и, оторопѣвъ на мгновевіе отъ охватившаго меня безотчетнаго ужаса, — бросился за дверь и въ сѣняхъ увидалъ буквально огненный столбъ, посреди котораго, вся объятая пламенемъ, стояла Елена Ефимовна, — на ней горѣло платье снизу и огонь покрывалъ ее почти всю. Разомъ соображаю, что огонь не сильный, такъ какъ платье на ней тоненькое, легкое — кидаюсь тушить руками; но въ то-же самое время чувствую, что ихъ страшно жжетъ, какъ будто онѣ прилипаютъ къ горящей смолѣ; раздается какой-то трескъ и шумъ изъ-подъ пола и весь онъ въ это время сильно колеблется и сотрясается. Прибѣжалъ со двора на помощь мельникъ, и мы вдвоемъ внесли на рукахъ пострадавшую въ обгорѣломъ платьѣ и безъ чувствъ“.

Жена же разсказала слѣдующее. Только что вышла она за дверь въ сѣни, какъ подъ ней вдругь затрясся весь полъ, раздался оглушительный шумъ, и въ то-же время изъ-подъ полу съ трескомъ вылетѣла точно такая-же синеватая искра, какую мы прежде видѣли вылетавшею изъ-подъ умывальнаго шкафика, и только что успѣла вскрикнуть отъ испуга, какъ внезапно очутилась вся въ огнѣ и потеряла память. При этомъ весьма замѣчательно то, что сама она не получила ни малѣйшаго обжога, тогда какъ бывшее на ней тоненькое жигонетовое платье кругомъ обгорѣло выше колѣнъ, a на ногахъ не оказалось ни одного обожженнаго пятнышка.

Мельникъ передалъ мнѣ такъ: выйдя изъ комнаты, онъ направился черезъ садъ во флигель и, не доходя до него, услышалъ позади себя сначала шумъ, a потомъ крикъ и, оглянувшись, увидалъ, что въ сѣняхъ горитъ. Онъ до того испугался, что ноги y него подкосились, и онъ едва былъ въ силахъ добѣжать на помощь.

Что же дѣйствительно оставалось дѣлать? Передо мною былъ съ искалѣченными отъ обжоговъ руками Портновъ, обгорѣлое платье, на тонкой матеріи котораго не было ни малѣйшихъ слѣдовъ какого-либо горючаго матеріала, — ясно, что оставалось бѣжать! Что мы и сдѣлали въ тотъ-же день, переѣхавши въ сосѣдній поселокъ въ квартиру казака, гдѣ и прожили все время половодья безъ всякихъ уже тревогъ. Не было никакого повторенія и по возвращеніи нашемъ въ домъ, который я однако тѣмъ-же лѣтомъ распорядился сломать, благо и раньше этого я думалъ перенестись изъ своей усадьбы на другое мѣсто, но вѣроятно просбирался-бы еще годъ, другой: эта-же катастрофа заставила ускорить исполненіе моего желанія.

Такъ тѣмъ и заковчились эти явленія и никогда болѣе не возобновлялись; да мы, признаться, избѣгали даже говорить объ этомъ между собою, какъ отъ тяжелаго впечатлѣнія, оставленнаго этими явленіями, доводившими насъ даже до опасенія за наше существованіе, такъ и отъ непріятностей, вынесенныхъ намн отъ клеветы и пересудовъ, не исключая даже и нашихъ изслѣдователей, которыхъ однакожъ я строго не судилъ и обвинять не могу, такъ канъ они дѣйствовали въ ту пору абсолютной неизвѣстности о какихъ бы то нибыло даже намекахъ на медіумическія явленія, — a потому не умѣли и не могли разумѣется подыскать что нибудь похожее на ихъ собственныя воззрѣнія; a для публики и начальства они поневолѣ, для сохраненія своего реноме (а можетъ быть и жалованья) должны были объявить, „что все это дѣло рукъ человѣческихъ“. Упомяну при этомъ кстати, до какой степени люди вполнѣ развитыя упорно проникаются предубѣжденіемъ и заранѣе предвзятымъ мнѣніемъ. Когда мнѣ вскорѣ тѣмъ же лѣтомъ довелось быть въ Уральскѣ y Акутина и когда я попросилъ его по душѣ, не церемонясь, сказать мнѣ только о томъ: считаетъ ли онъ и мсня лично въ числѣ участниковъ устраиваемыхъ мистификацій, съ тѣмъ, что получивши отъ него утвердительный отвѣтъ — никогда ужъ къ этому разговору не возвращаться, чего онъ видимо очень добивался, избѣгая препірательства, — тогда онъ тутъ же горячо и правдиво отвѣтилъ, что меня онъ участникомъ не считаетъ ни въ какомъ случаѣ, a что я самъ былъ такая же жертва обмана, какъ и всѣ прочіе. На это я прямо сказалъ ему, что онъ въ такомъ случаѣ глубоко ошибается и напомнилъ ему такіе случаи, когда безъ присутствія жены моей и прочихъ домашнихъ — бывали явленія, въ поддѣлкѣ которыхъ участвовать могъ только я, или кто нибудь изъ нихъ же наблюдателей, и когда привелъ примѣры самовозгоранія, то онъ отвѣтилъ: что если бы даже мы всѣ на его глазахъ испепелилисъ, то и тогда бы онъ не повѣрилъ ни чему сверхъестественному», т. е. понимая подъ этимъ такія явленія, которыя выходили изъ круга его научныхъ и шаблонныхъ понятій о порядкѣ вещей.

Забылъ еще въ своемъ мѣстѣ упомянуть о томъ, что было два случая видѣть, такъ называемую теперь — матеріализацію (тогда же просто мы называли дьявольскимъ навожденіемъ).

Такъ въ первый разъ жена видѣла въ окнѣ, снаружи, нѣжную розовую, какъ бы дѣтскую, ручку, съ прозрачными свѣтящимися ногтями, которыми она и барабанила въ стекло. Потомъ въ томъ же окнѣ видѣла два какія то темнаго цвѣта живыя существа въ родѣ піявокъ, которыя и напугали ее до обморока. A другой разъ я уже самъ, будучи одинъ въ домѣ и добиваясь нѣсколько часовъ подсмотрѣть: кто и какъ (не жена ли сама, притворяясь спящею) барабанитъ по полу въ ея спальнѣ, — нѣсколько разъ незамѣтно подкрадывался къ дверямъ спальни, гдѣ стуки по полу шли непрерывно, но каждый разъ лишь только я чуть-чуть заглядывалъ въ спальну — звуки пріостанавливались и тотчасъ же возобновлялись снова, когда я отходилъ или отводилъ только глаза отъ внутренности спальни, какъ будто дразнили меня. Но вотъ, полагаю въ двадцатый, a то и большій разъ, я какъ то вдругъ ворвался въ комнату лишь только тамъ начались стуки и… оледенѣлъ отъ ужаса: маленькая, почти дѣтская розовенькая ручка, быстро отскочивъ отъ пола, юркнула подъ покрывало спящей жены и зарылась въ складкахъ около ея плеча, такъ что мнѣ ясно было видно, какъ неестественио быстро шевелились самыя складки покрывала, начиная отъ нижняго его конца до плеча жены, куда ручка спряталась. И пугаться то кажется особенно было нечего, но меня, какъ я говорю, оледѣнилъ ужасъ, потому что спрятавшаяся ручка была вовсе не рука моей жены (хотя и у той руки были не большой величины). Это ужъ я замѣтилъ ясно, и кромѣ того самое положеніе спящей жены было такое (на лѣвомъ боку отворотившись къ стѣнѣ), что при ея неподвижности, на моихъ глазахъ, не возможно было спустить руку на полъ и потомъ такъ неестественно быстро поднять ее въ одной вертикальной линіи съ плечемъ… Что тутъ надобно было думать — галлюцинація? Но нѣтъ, тысячу разъ — нѣтъ! Я этому совершенно не подверженъ. Обманъ со стороны жены, ея болѣзненное къ тому предрасположеніе? Но форма, цвѣтъ, величина самой ручки, какую я видѣлъ?^[17]).

Наконецъ покойница была женщина вполнѣ солидная, серьезная, любящая мать и жена, строго религіозная и никакимъ болѣзненнымъ припадкамъ до самой смерти (отъ родовъ, въ апрѣлѣ 1879 года) — не подвергалась. A между тѣмъ всѣ почти явленія, какъ то: летаніе вещей и стуки, какъ бы прятались за нее, отчего многимъ казалось, что это дѣлаетъ именно она сама, въ особенности въ тѣхъ случаяхъ, когда наблюдали съ недовѣріемъ или сомнѣніемъ, хотя въ тоже самое время можно было привести сто шансовъ противъ одного за невозможность исполнить ей то, что совершалось, такъ какъ зачастую вылетали напр. вещи изъ закрытыхъ помѣщеній — шкафовъ, сундуковъ и проч., до которыхъ она въ данный моментъ и не дотрогивалась. Такъ однажды, когда наша коммисія въ полномъ составѣ трехъ лицъ и насъ постороннихъ, столькихъ же, сѣла обѣдать и жена въ это время возвращалась изъ кладовой съ полными руками банокъ съ маринадами, то, какъ только она начала еще — съ трудомъ отъ занятыхъ ношею рукъ — отворять наружныя изъ сѣней двери, противъ которыхъ находился обѣденный столъ — въ этотъ же самый моментъ, къ намъ на приборы и на столъ посыпались разныя мелкія вещи: свинцовыя пули, старыя ржавыя гайки и прочій хламъ въ количествѣ нѣсколькихъ горстей, — находившійся до этого (какъ я едва припомнилъ) въ закрытомъ и заваленномъ разнымъ громоздкимъ старьемъ ящикѣ, въ той же кладовой, до котораго, однако, по удостовѣренію прислуги, барыня и не дотрагивалась. Да и бросить ей такое количество вещей прямо на столъ черезъ одну комнату — занятыми руками — было невозможно.

Странно было еще и то, что, не смотря на силу, съ какой упали эти тяжеловѣсныя вещи на тарелки, — ни одна изь нихъ не была разбита. A все же казалось, что бросила она, хотя всѣ, видя ее входящую въ дверь, не могли замѣтить ни малѣйшаго со стороны ея жеста или усилія. И такъ, повторяю, было во всемъ и всегда: т. е. желаніе этой силы какъ бы скомпрометировать самого медіума.

Бываетъ ли это и съ другими медіумами и какъ это надо понимать?^[18])

Еще одно послѣднее сказанье… явленіе достойное вниманья. Однажды, когда среди дня стучащая сила была въ полномъ разгарѣ и барабанила по всему дому, — мнѣ, зачѣмъ то, часто приходилось выходить и входить въ комнаты, гдѣ въ это время никого не было, — в каждый разъ, при проходѣ моемъ мимо стеклянной двери, — въ нее учащенной мелкой дробью систематически выбивалась какъ бы встрѣча при входѣ и проводы при моемъ выходѣ. Наконецъ, когда это повторилось раза три-четыре подрядъ, — я остановился и приложилъ руку къ стеклу съ цѣлію убѣдиться: отражаются ли удары въ руку. И дѣйствительно — найдя на стеклѣ то мѣсто, гдѣ подъ ладонью моей ясно ощущались удары — я перенесъ руку на другую сторону двернаго стекла и оказалось, что и тутъ тоже. Тогда я приложилъ уже обѣ ладони къ стеклу двери съ обѣихъ ея сторонъ и, kъ вящему удивленію, ясно ощутилъ удары и въ той и въ другой ладоняхъ своихъ рукъ. Слѣдовательно, удары раздавались внутри самой массы стекла, на пространствѣ какой нибудь ⅛ дюйма толщины стекла! — Тутъ же многимъ изъ домашнихъ я предложилъ испытать это, и всѣ они одинаково чувствовали тоже самое^[19]).

Дополненiе 1-е, къ стр. 163^[20]).

Къ тому времени, когда, по желанію коммисіи, мы вмѣстѣ съ ней переѣхали въ Илецкій городокъ, въ нашъ домъ, относится и слѣдующій случай; это было въ тотъ вечеръ, когда къ намъ пожаловали два доктора изъ Уральска. Женѣ пришлось идти въ кладовую, по корридору, въ концѣ котораго было окно, a на немъ кружка. Отъ двери кладовой, къ которой подошла жена, до окна было разстояніе по крайней мѣрѣ съ сажень, т. е. еще руки на три. Противъ двери кладовой, въ комнатѣ, съ растворенными въ тотъ же корридоръ дверями — сидѣли постояльцы, бывшіе въ домѣ и ихъ гости. Они сидѣли по обѣимъ стѣнамъ комнаты, справа и слѣва отъ двери, одни противъ другихъ, такъ что однимъ было видно окно въ концѣ корридора и стоявшая на немъ кружка, другимъ же, напротивъ, была видна только дверь въ кладовую и подошедшая къ ней въ это время жена моя. Въ тотъ моментъ, какъ она взялась за ручку двери — кружка стремительно полетѣла вдоль корридора въ залу, гдѣ и разбилась, кажется. Все это было бы конечно не важно, но вотъ начинается говоръ и споръ между сидѣвшими въ комнатѣ, противъ кладовой. Одни, которымъ было видно только окно съ кружкою, говорили, что видѣли руку, протянувшуюся къ окну и взявшую кружку; и рука эта по всѣмъ примѣтамъ должна быть рукою моей жены, хотя имъ ее самое, въ этотъ моментъ стоявшую y двери кладовой, — не было видно. Другіе же, поле зрѣнія которыхъ было перекрестное с первыми, утверждали, что имъ хотя и не видно было, съ ихъ мѣстъ, окно съ кружкою, но они ясно видѣли, самое Елену Ефимовну, взявшуюся одной рукой за ручку двери, a въ другой державшую какую-то посудину — тарелку или вазу для варенья къ чаю; и при этомъ она-де не протягивала руки къ окну, до котораго все равно бы она и не могла достать рукою съ своего мѣста, да и сдѣлать этого, занятою ношей рукою, — ей было нельзя.

Для наглядности, прилагаю планъ:

Выходило большое противорѣчіе и даже занятная пикировка между собесѣдниками. Такъ дѣло и осталось неразъясненнымъ. Но когда я, на другой день, разсказывалъ объ этомъ маіору Покотилову, и со свойственнымъ мнѣ пафосомъ, спрашивалъ его, — кто же, по его мнѣнію, могъ взять и бросить кружку и чья это была рука? — онъ, — будучи человѣкомъ уже пожилымъ и видимо смотрѣвшимъ на всю эту исторію далеко не дружелюбно и, по своему расположенію ко мнѣ, считавшимъ ее совсѣмъ для меня невыгодною во всѣхъ отношеніяхъ, — нетерпѣливо и съ комичнымъ окрикомъ отвѣтилъ: «Да чего это ты спрашиваешь?! Да развѣ y чорта рукъ мало, что-ли!!?» Такъ это y него вышло искренно, смѣшно и вмѣстѣ съ тѣмъ, пожалуй, логично, въ данномъ случаѣ, что я, дѣйствительно, расхохотавшись отъ души, пересталъ волноваться и разспрашивать по поводу этой руки^[21]). В. Щ.

Дополненіе 2-е, къ стр. 164.

Вотъ и еще происшествіе, пожалуй курьезнѣе всѣхъ остальныхъ, коимъ, кстати, и закончились занятія коммисіи. Когда мы изъ Илека переѣхали опять на хуторь, Акутинъ, раззодоренный докторомъ Дубинскимъ, началъ наблюдать и смотрѣть за женой моей, что называется, «въ оба». Но, какъ нарочно, только что пріѣхавши мы взошли въ домъ, какъ изъ спальни ея, гдѣ она расположилась съ ребенкомъ, начали вылетать мѣдныя деньги и стукаться въ разныхъ мѣстахъ, — то гривна, то пятакъ и т. п. Бѣжитъ Акутинъ стремительно къ ней, шаритъ, роетъ вездѣ и всюду и, не найдя нигдѣ ни одной монеты, ни въ самой комнатѣ, ни на постеляхъ, ни въ платьѣ жены, — только что выйдетъ оттуда, какъ опять и еще въ большемъ количествѣ — десятками летятъ мѣдяки, то разомъ цѣлою горстью, то по одиночкѣ одна монета за другой. Опять поиски и перешариваніе всего; и такъ разъ до четырехъ или больше, причемъ подозрѣваемая отдаетъ себя въ полное распоряженіе для обыска, безъ особыхъ церемоній, какъ объ этомъ уговаривались рьньше, перетряхиваетъ на себѣ все и снимаетъ свои ризы до чего лишь можно… и сомнѣнія какъ будто не остается, о чемъ свидѣтельствуетъ и самъ соглядатай. Глядишь, — a деньги опять вылетаютъ и все какъ будто ихъ больше и больше. Наконецъ — торжество, Эврика! Въ пуховой подушкѣ, что пришла съ нами изъ Илека, онъ ощупалъ одну монету и, изловивши ее, крѣпко зажалъ въ рукѣ. Затѣмъ начинаетъ искать отверстія въ наволокѣ подушки, черезъ которое она была положена, но и тутъ, какъ на зло, подушка оказывается совсѣмъ новою и нижняя тиковая наволочка ея безъ малѣйшаго какого бы то ни было отверстія, какъ по шитву (оказавшемуся совершенно одинарнымъ и прочнымъ), такъ и въ самой матеріи. A между тѣмъ монетка, 3-хъ копѣечная видимо, тамъ внутри, въ самомъ пуху подушки.

Что же дѣлать? Распороть конечно, чтобы извлечь оттуда докучливое поличное! Но Акутинъ, видимо, въ нерѣшительности. Во 1-хъ, какъ же такъ и для чего собственно портить подушку? Во 2-хъ, вѣдь вслѣдъ за сдѣланіемъ на ней отверстія, хотя и небольшаго — полетитъ пухъ, который по новизнѣ своей, какъ не свалявшійся, — разлетится всюду. Но дѣлать нечего — рѣшаемся пороть по шитву наволочку. Дѣлаемъ небольшой надрѣзъ (по шитву), но въ зто время y него какъ то выскальзываетъ изъ рукъ монетка и опять пропадаетъ безслѣдно въ нѣдрахъ подушки. Снова начинается ощупываніе, встряхиваніе и мятье подушки, впродолженіи котораго иногда и попадаетъ въ руки что-то, но опять выскальзываетъ, оттого вѣроятно, что Акутинъ горячится, да и поиски идутъ труднѣе, такъ какъ прорѣзанное отверстіе надо держать, иначе пухъ, того и гляди, пыхнетъ оттуда и запорошитъ всѣхъ, набиваясь въ ротъ и носъ. Черезъ нѣсколько минутъ попадается предательская монета, но, видимо, не та, — эта меньшаго размѣра, семишникъ, повидимому. Значитъ тамъ не одна, a можетъ быть нѣсколько! И снова возня съ поротьемъ большаго отверстія, чтобы прошла вся рука въ подушку, такъ какъ иначе монетки безпрестанно выскальзываютъ и теряются. Возня продолжалась болѣе часу, послѣ чего извлекли только двѣ монетки, съ кучею пуха, разумѣется, который и насѣлъ на насъ. Вопросъ очевидно былъ въ томъ: какъ эти монетки туда попали? И если весь запасъ ихъ, въ нѣсколько десятковъ, уже выброшенныхъ, былъ тамъ же, то какъ онѣ извлекались? Тѣмъ не менѣе Акутинъ страшно разсердился на это, послѣ чего и уѣхалъ, съ извѣстнымъ рѣшеніемъ^[22]).

Примечания

1. Статья A. В. Щапова, напечатанная первоначально въ «Ребусѣ» 1886 г.
2. См. планъ дома, приложеніе 9-е.
3. Очень извѣстный теперь типъ медіумическихъ явленій, такъ называемыхъ самопроизвольныхъ, имѣющихъ характеръ преслѣдованій — стуки, метаніе вещей и пр. — первообразъ которыхъ y насъ. на Руси, едва ли не представляется намъ въ Липецкомъ судебномъ дѣлѣ 1853 г., здѣсь напечатанномъ. Сходство типа этихъ явленій во всѣхъ ихъ деталяхъ, на разныхъ пунктахъ земнаго шара, служитъ всего болѣе доказательствомъ ихъ подлинности, и только сравнительное ихъ изученіе можетъ привести насъ хотя къ нѣкоторому ихъ разъясненію. A. А.
4. См. приложеніе 8-е.
5. Обычныя физіологическія условія, со стороны медіума, сопровождающія, какъ теперь извѣстно, сильныя, физическія явленія, и указывающія, что въ данномъ случаѣ медіумомъ быда именно жена В. А. Щапова. — A. А.
6. Другая замѣчательная особенность этихъ явленій, совершенно сходная съ общимъ типомъ; и какъ разъ то самое открытіе, которое было сдѣлано и въ 1848 г. относительпо рочестерскихъ стуковъ, и которое привело къ осмысленнымъ сообщеніямъ съ ними чрезъ посредство азбуки. Въ данномъ случаѣ дѣло чуть-чуть не дошло до нея, казалось было совсѣмъ близко, но г. Щаповъ не догадался пустить ее въ ходъ. A. А.
7. Опять замѣчательное совпаденіе. Очень многимъ явленіямъ этого рода присущъ, какъ теперь хорошо извѣство, характеръ мистификаціи. Въ данномъ случаѣ имѣлось цѣлью напугать, чего же было лучше какъ не назваться «чортомъ?» Тоже повторялось неоднократно и въ другихъ случаяхъ, какъ напр. въ страдфордскихъ преслѣдованіяхъ, въ Америкѣ, въ 1851 г., гдѣ преслѣдователь называлъ себя и дьяволомъ, и астаротомъ, и вельзевуломъ, и т. д. (См. нѣкоторыя подробности въ моемъ сочиненіи «Анимизмъ и Спиритизмъ», стр. 355 и слѣд.). Но когда къ этому самому дьяволу относились съ сожалѣніемъ, съ участіемъ, съ молитвой за него, — то характеръ явленій измѣнялся и преслѣдованія прекращались. (См. очень интересный случай бывшій y насъ на Руси, въ Кіевской губ., въ семьѣ Каролины Плотъ, напечатанный въ «Ребусѣ» 1888 г.). — Здѣсь мистификація продолжается и при дальнѣйшемъ допросѣ, и тутъ же себя уличаетъ, ибо плохъ тотъ чортъ, который самого себя выдаетъ, да еще признаетъ себя «нàпущенным». Наглядное разъясненіе этого случая можно найти ниже, стр. 229—233, гдѣ точно также невидимый преслѣдователь называлъ себя прямо «чортомъ», и также «нàпущенным», покуда опытный спиритъ не уличилъ его и не привелъ къ покаянію. A. А.
8. И странно, что въ началѣ явленій, еще въ декабрѣ, казакъ этотъ. Р…ъ Ф…въ, спрашивалъ меня однажды: правда ли, что y меня въ домѣ непокойно, я прибавилъ съ замѣтнымъ злорадствомъ и увѣренностію, что «еще не то будетъ — за волосы будутъ таскать». Я конечно не обратилъ на это тогда ни малѣйшаго вніманія, но когда впослѣдствіи явленія усилились, принявъ, какъ сказано, дѣйствительно какъ бы угрожающій характеръ, то иногда, просыпаясь ночью, я видѣлъ жену горько плачущую на кровати рядомъ съ собою и на вопросъ о причинѣ она отвѣчала, что «не даютъ спать, щиплятъ до боли за волосы».
9. См. приложеніе 1-е.
10. См. приложеніе 2-е.
11. См. планъ дома, приложеніе 9-ое.
12. Очень извѣстное медіумическое явленіе, такъ называемое звукоподражаніе, сотни разъ наблюдавшееся и мною самимъ. A. А.
13. См. приложеніе 4-ое.
14. См. приложеніе 5-ое.
15. См. приложеніе 6-ое.
16. Опять таки общая, хотя къ счастію рѣдкая черта въ этихъ преслѣдованіяхъ, повторяющаяся только въ выдающихся случаяхъ; такъ, страдфортскія явленія закончились самовозгараніемъ предметовъ, даже въ запертыхъ ящикахъ (см. „Анимизмъ“, стр. 355); липецкія преслѣдованія также закончились поджогами, начавшимися, какъ и здѣсь, съ тюфяковъ; но послѣдній случай всего дороже, ибо поджогъ совершился на глазахъ; таинственность причины очевидна и, вмѣстѣ съ тѣмъ, служитъ доказательствомъ возможности таковой же и въ предшествующихъ случаяхъ. A. А.
17. Очень рѣдко удающееся и тѣмъ болѣе драгоцѣнное наблюденіе, подтверждающее давно извѣстный въ медіумизмѣ фактъ матеріализаціи ввобще и появленія рукъ въ особенности, дѣйствіе коихъ столь часто наблюдается на темныхъ сеансахъ. Здѣсь важно то, что ни г-жа, ни г. Щаповъ не имѣли даже никакого понятія о томъ, что разумѣется въ спиритизмЬ подъ словомъ «матеріализація», a тѣмъ не менѣе оба при свѣтѣ увидѣли таинственную руку и ихъ описанія совпадаютъ, a г. Щаповъ даже накрылъ ее въ моменть дѣйствія. Что касается до «живыхъ существъ въ родѣ піявокъ», то описаніе это слишкомъ неопредѣленно, чтобъ можно было сдѣлать какое-нибудь заключеніе; но все-таки можно подыскать въ спиритизмѣ нѣчто аналогичное и этому — въ отдѣлѣ неопредѣленныхъ, бесформенныхъ, вѣрнѣе нечеловѣческихъ матеріализацій, правда, весьма скудномъ, но все же существующемъ. А. А.
18. Именно въ большинствѣ случаевъ такъ и бываетъ, почему такъ часто и ложится тѣнь подозрѣнія на медіума. — Какъ надо понимать это? такъ какъ медіумическая сила для своего проявленія черпаетъ элементы изъ медіума, то она въ большинствѣ случаевъ и дѣйствуетъ близь него, и только при благопріятныхъ условіяхъ можетъ удаляться отъ медіума на значительное разстояніе. Только что описанная рука наглядно поясняетъ это: очевидно что стуки, метаніе вещей и многое другое было ея продѣлками. См. также примѣчаніе къ «Дополненію 1-му». А. А.
19. Очень хорошій опытъ. Надъ стуками было продѣлано тысячи разныхъ наблюденій и опытовъ, но такого именно не припомню, хотя многократно удостовѣрено что стуки эти могугъ раздаваться не только по поверхности, но и въ самой массѣ вещества — внутри дерева или даже камня. Мнѣ случалось получать стуки въ самую подошву сапога изъ подъ полу; a подъ самой ладонью, при ясно ощутимой вибраціи феленки двери или шкафа — много разъ. A. А.
20. Эти оба дополненія были получены мною отъ г. Щапова уже въ февралѣ 1892 г. A. А.
21. Драгоцѣнный случай, который подтверждается многими другими наблюденіями, и, если и необъяснимъ по себѣ, то служитъ, по крайней мѣрѣ, къ объясненію многочисленныхъ недоразумѣній, подозрѣній и, такъ называемыхъ, изобличеній въ явленіяхъ этого рода. Въ медіумизмѣ не мало было наблюденій, приведшихъ къ тому заключенію, что основнымъ фактомъ матеріализаціи является, такъ называемое, раздвоеніе медіума, простирающееся, повидимому — какъ ни чудно это — даже и на платье его (см. приведенные мною примѣры въ «Анимизмѣ»). Настоящій случай представляется очень хорошимъ, нагляднымъ доказательствомъ этого факта: въ одно и то же время видятъ и медіума и обѣ руки его и его же руку на такомъ разстояніи, гдѣ она быть не можетъ. A. А.
22. По видимому одна изъ шалостей невидимокъ, a прямо напрашивалась на рѣшающій опытъ. По всему слѣдовало заключить, что монеты попали въ подушку подъ вліяніемъ той же силы, которая доставала разныя вещи изъ запертыхъ сундуковъ и ящиковъ и разметывала ихъ. Еслибъ г. Щаповъ имѣлъ нѣкоторую опытность въ этихъ дѣлахъ, то онъ устроилъ бы темный сеансъ и попросилъ эту невѣдомую силу извлечь монеты изъ подушки, и это было бы сдѣлано тотчасъ же, безъ распарыванія и зашиванія. Но угодилъ-ли бы онъ этимъ г. Акутину? — A. А.