Праздничное веселье (Тэффи)

У этой страницы нет проверенных версий, вероятно, её качество не оценивалось на соответствие стандартам.
Праздничное веселье
автор Тэффи
Из сборника «Дым без огня». Опубл.: 1913. Источник: Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 5: «Карусель». — М.: Лаком, 2000. — С. 339-342. • Впервые: Русское Слово. — 1912. — 21 декабря (3 января 1913). — № 294. — С. 3.

Петербург любит и умеет веселиться на праздниках.

Всюду идут деятельные приготовления: достаются из кладовой чемоданы, свертки, ремни, саки.

Собираются ехать — все равно куда, лишь бы «не видеть хоть на праздниках этих рож».

«Куда-нибудь, здесь место поглуше и меньше шансов встретиться?»

Но «эти рожи» тоже не хотят ни с кем встречаться и поэтому тоже ищут места поглуше.

— Вы не знаете, что думают делать на праздниках Иволгины?

— Они собирались в Парголово.

— Ах, Боже мой! Мы ведь тоже туда хотели! Какая досада! Теперь придется искать другое место.

— Не волнуйтесь. Иволгины откуда-то проведали, что вы хотите в Парголово, и уже заказали комнаты на Иматре.

— Ну, слава Богу. Они очень милые, конечно, но так бы хотелось не видеть хоть несколько дней всех этих рож.

И каждый ищет уединенного местечка, ищет в приятной уверенности, что и от него, как от чумы, бегут его добрые знакомые и милые приятели, и что он для них, в сущности, тоже не кто иной, как «эта рожа».

Одна дама сказала:

— Как хорошо, что Христос родился на Рождество. К этому времени все успевают до того надоесть друг другу, что хоть недельку должны передохнуть.

И вот к Рождеству выплывает на свет страшная, много месяцев тщательно всеми скрываемая истина:

— Человек человеку — «рожа».

Едут.

Едут не на радость.

Едут в Финляндии, в холодные деревянные дачи, где дует с пола и из окошек, где скучно даже спать.

Выползет утром спасшаяся из Петербурга «рожа», робко оглянется кругом, — не занесла ли нечистая сила кого из знакомых, — пощурится на непривычный белый снег, по-жмурится на просторное серое небо и вздохнет:

— Хоть бы винтишко какой ни на есть составить. Подойдет чухонец-хозяин, спросит, глядя в сторону:

— Лизы хочешь?

— Чего?

— Лизы. Хороший лизы хочешь? Я тащил лизы. Все приезжая лизы хотел.

Пока «рожа», застенчиво улыбаясь, хлопает глазами, чухонец приволочет пару лыж.

— Посол! Хороший лизы, от волка уйдешь.

«Рожа» робко берет лыжи, оглядывается по сторонам и стыдится.

— Здесь нельзя начинать. Здесь увидеть могут. Пойду в поле.

Пойдет в поле.

Поставит лыжи аккуратненько рядом, всунет ноги в петли, двинется. Лыжи медленно пойдут носами друг к другу. Потом один нос наедет на другой, и к ним тогда немедленно присоединится третий нос самой «рожи».

«Рожа» встанет, отряхнется, с ужасом оглядится кругом, — только бы никто не видел. Страдать она готова сколько угодно, но тайно.

Опять поставит лыжи, опять всунет ноги, но на этот раз, — дудки, мы сами с усами, — ноги держит выворотно, носками врозь.

Лыжи начинают быстро разъезжаться.

Испуганная «рожа» кричит:

— Тпру! Тпру!

Еще минута, и она погибнет смертью Игоря.

Но тут приходит на помощь закон равновесия, и «рожа» шлепается всей спиной в снег.

Освобожденные лыжи, бодро и весело подпрыгивая, разлетаются по уклону в разные стороны.

Тогда «рожа» сползает сама, вязнет, охает, подбирает лыжи и красная, сердитая направляется домой.

По рыхлому снегу идти трудно, приходится снова надевать лыжи. Идет медленно, как паралитик.

— «От волка уйдешь»? Чухна проклятый! Чтоб ты сам так ушел.

На подъем лыжи ползут назад, на спуске летят вперед. Так что на подъеме падаешь носом вперед, а на спуске — затылком назад.

Это вносит грустное разнообразие в тяжелый труд передвижения.

Если по дороге встретятся сани с местными жителями, местные жители, остановив лошадь, будут мрачно любоваться вашим унижением.

Русский мужик стал бы издеваться и острить:

— Эхма! Ишь, как наловчился-то! Так и летит. Лови зайца! Держи! Уйдет!

Финн не таков. Финн будет молча сосредоточенно смотреть, и когда, наконец, очнувшись, подстегнет лошадь, — на лице его встреча с вами не выявится ни малейшим движением.

Дома «рожа» сядет красная, сердитая, ненавидящая спорт и болванов, увлекающихся им.

К вечеру, когда подадут на стол керосиновую лампу и сильнее подует с пола и из окошек, он совсем расстроится.

— Нечего сказать! Устроил себе праздничек! Люди веселятся, отдыхают, радуются. А я, как пес бездомный, сижу без электричества и без общества.

Он вспомнит с удовольствием о знакомых и приятелях и на другое же утро, уложив чемоданы, поедет на станцию, и всю дорогу, смотря на спину чухонца-хозяина, будет сам причмокивать лошади и думать:

«До чего эти финны медлительны».

Тотчас по приезде он поспешит повидать знакомых и порадует их своей оживленностью и любезностью.

— Какой у вас хороший вид! — скажут они. — Где вы так поправились?

— Ездил в Финляндию. Воздух, спорт, — всем рекомендую.

— Удивительно! Совсем другим человеком стал.

И будет хорошо и весело. И будет мир и благоволение, вплоть до Пасхи, когда снова дерзко выплывет наружу тщательно скрываемая истина: человек человеку — «рожа»!