Сочиненія И. С. Аксакова.
Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дѣла Россіи. Статьи изъ «Дня», «Москвы» и «Руси». Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860—1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
По поводу 20-й годовщины 19 февраля 1861 г.
правитьСвятой, незабвенный въ народной памяти день отпраздновалъ свою двадцатилѣтнюю годовщину. Двадцать лѣтъ наросло тому великому и величавому событію не только русской, но и всемірной исторіи, которое окрещено простыни словами: «19 февраля 1861 года». Истинно благодатной радости, по праву, сподобился отъ Бога Виновникъ освобожденія: увидѣть воочію цѣлое новое племя вольныхъ людей, цѣлое поколѣніе новыхъ слугъ себѣ, землѣ и государству, рожденныхъ уже свободными, отъ раскрѣпощеннаго имъ народа!
Двадцать лѣтъ!…. Давно ли кажется привѣтствовали мы, еще впередъ за три года, наступленіе этого желаннаго дня такими стихами:
День встаетъ багрянъ и пышенъ,
Долгой ночи скрылась тѣнь,
Новой жизни трепетъ слышенъ,
Чѣмъ-то вѣщимъ смотритъ день!
Съ сонныхъ вѣждъ стряхнувъ дремоту,
Бодрой свѣжести полна,
Вышла, съ Богомъ, на работу
Пробужденная страна!
Такъ торжественно-прекрасно
Блещетъ утро на землѣ;
На душѣ свѣтло и ясно
И не помнится о злѣ,
О минувшихъ дняхъ страданья,
О потратѣ добрыхъ силъ
Въ скорбныхъ мукахъ ожиданья,
Въ безвременности могилъ!
Пусть почіютъ мирно гробы
Тщетно ждавшихъ столько лѣтъ!
Память имъ! но въ сердцѣ злобы,
Ни вражды, ни мести нѣтъ!
Все проститъ онъ безъ разсчета,
Устоявшій въ дни тревогъ,
Онъ — чей духъ годины гнета
Перебылъ и перемогъ!
Слышишь: новому онъ лѣту
Пѣсню радости поетъ:
Благо всѣмъ ведущимъ къ свѣту,
Братьямъ съ братьевъ снявшимъ гнетъ!
Людямъ миръ, благословенье,
Долгихъ мукъ исчезнетъ слѣдъ —
Дню вчерашнему — забвенье,
Дню грядущему — привѣтъ!
И Русскій народъ вполнѣ, вполнѣ оправдалъ выраженныя въ этихъ стихахъ чаянія. Ни вражды, ни злобы, ни мести; не оказалось въ его сердцѣ. ли вчерашнему искренно произнесено имъ и дѣйствительно наступило забвенье — наступило не для народа только, но и для всѣхъ насъ, для всего общества. Въ самомъ дѣлѣ, не болѣе двадцати лѣтъ прошло со дня уничтоженія крѣпостнаго права, а уже нужно нѣкоторое усиліе памяти даже для современниковъ той поры, чтобы возобновить въ своей мысли и чувствѣ, чтобы возстановить въ своемъ воображеніи всю казавшуюся тогда (хотя бы отвлечено и осуждаемую) ее, тѣхъ нравственныхъ и житейскихъ привычекъ и отношеній, той бытовой обстановки, той ежедневности тогдашней, того истинно чудовищнаго общественнаго строя, который стоялъ, повидимому, такъ незыблемо твердо, по ту сторону 19 февраля 1861 г., еще на самомъ канунѣ многознаменательнаго дня. Переворотъ, совершившійся въ русской яемлѣ и положившій начало новой для нея исторической эрѣ, былъ глубже, полнѣе, радикальнѣе какихъ бы то ни было переворотовъ уже потому, что совершился столько же внѣшнимъ, сколько и внутреннимъ образомъ, столько же въ жизни, сколько и въ сознаніи, отшибъ самую память о быломъ. Даже французская революція конца XVIII вѣка, преобразившая не одну Францію; но и весь міръ, не упразднила и до сихъ поръ во Франціи легитимизма и легитимистовъ съ ихъ мечтаніями о возстановленіи бурбонской монархіи. Реформа же 19 февраля совершилась безповоротно: крѣпостниковъ, т. е. людей, способныхъ мечтать о возстановленіи ра- бовладѣльчества, въ Россіи нѣтъ, — не было уже и на другой день по изданіи манифеста. А теперь уже подросли новыя поколѣнія дѣлателей въ жизни бытовой и гражданской. Двадцатилѣтнія дѣти бывшихъ рабовладѣльцевъ уже совсѣмъ чужды позорныхъ преданій я привычекъ крѣпостнаго права; двадцатилѣтнія дѣти бывшихъ рабовъ — это уже первая передняя дружина людей незнавшихъ рабства отъ колыбели.
Да, будто въ глубь дальнихъ временъ ушло отъ насъ наше недавнее прошлое. Такъ давно и такъ, недавно! Давно по отношенію къ личному сознанію живущихъ; недавно, очень еще недавно, съ точки зрѣнія исторіи. Что такое двадцатилѣтіе для историческаго масштаба времени! жизнь личныхъ единицъ и жизнь народовъ мѣряются разными мѣрилами. Ликвидація прошлаго, совершающаяся въ личномъ созданіи, разумѣется обгоняетъ, не можетъ не обогнать медленный процессъ ликвидаціи самого быта. Онъ и долженъ быть медленъ, потому что онъ не только разоряетъ двухвѣковой общественный строй, но и сводитъ ему счеты. Онъ долженъ расплатиться вполнѣ, до конца, до «послѣдняго кодрана» по евангельскому выраженію. Онъ не только разрушаетъ, но и созидаетъ; это не просто отмѣна или упраздненіе существующаго, но и перерожденіе. Это одновременный историческій процессъ и ликвидаціи, и формаціи вмѣстѣ. Вотъ что мы постоянно упускаемъ изъ виду при критической оцѣнкѣ текущаго времени. Намъ безпрестанно кажется, что всѣ уже счеты съ прошлымъ покончены; но за уплатою нами однихъ долговъ, исторія предъявляетъ на насъ новые иски по другимъ долгамъ — старымъ, давнимъ, такъ вѣтрено нами забытымъ! Не лучше ли, не дожидаясь взысканій, стараться предупредить ихъ, самимъ порыться въ собственной памяти, въ архивѣ исторіи, въ живомъ хранилищѣ историческаго духа, которое есть народъ, — и тамъ извѣдать объемъ и свойство нашего неуплаченнаго, но едвали неоплатнаго долга?
Если крестьяне, скажутъ вамъ можетъ-быть нѣкоторые, пропѣли 19 февраля 1861 г., на радостяхъ, «забвеніе дню вчерашнему», то «день грядущій» не оправдалъ ихъ привѣта: они обманулись въ своихъ надеждахъ и упованіяхъ… «Утро» дѣйствительно было «торжественно-прекрасно», и «на душѣ ясно и свѣтло», а потомъ?… Что же лотомъ? Всегда за утромъ, еще предшествующимъ труду, за этими первыми чудными мгновеніями возобладавшаго надъ тьмою свѣта, возбуждающими такой радостный трепетъ въ душѣ человѣческой, всегда настаетъ трудовой рабочій день, который лучше, свѣтлѣе, но и мудренѣе утра и требуетъ отъ человѣка къ своему дѣлу приложенія всей его рабочей силы. Такъ и за утромъ 19 февраля насталъ для насъ работ чій, мудреный, долгій историческій день. Не будемъ только лѣнивы и малодушны въ работѣ…
«Русь» уже довольно часто и пространно разъясняла значеніе «реформы», ея своеобразный, русскій національный характеръ, возвращающій Россію на ея исконный историческій путь. Манифестомъ 19 февраля окончательно завершилась исторически формаціи главы угла нашего государственнаго и земскаго зданія: образовалось могучее, крѣпкое, организованное крестьянское сословіе, — крестьянское, свыше 46 милліоновъ душъ, на своей землѣ сидящее, самоуправляющееся общество. Это нала основа, о ней стоятъ, живетъ и сильна Россія, — это точка отправленія для вся карго нашего дальнѣйшаго общественнаго развитія и движенія. Стало до очевидности, до осязаемости яснымъ, что все либеральное европейничанье временъ дореформенныхъ было лишено всякой исторической реальной почвы и всякаго смысла, когда единое было на потребу — установить и утвердить самую основу нашего бытія. Можно ли, въ виду совершившагося освобожденія крестьянъ, въ виду того драгоцѣннаго достоянія, котораго не имѣетъ ни одна страна въ мірѣ и которое заключается для насъ въ крестьянскомъ сословіи, въ крестьянской организаціи, подумать безъ ужаса — что сталось бы съ Россіей, еслибъ историческій инстинктъ нашей земли не спасъ ее отъ успѣха мнимо-либеральныхъ, въ сущности тиранническихъ для ея свободы ватѣй, соблазнявшихъ нашу «интеллигенцію» вплоть до самой эманципаціи?..
Ну, а послѣ еманципаціи развѣ не to же? Развѣ освобожденіе крестьянъ — изолированный фактъ, послѣ котораго можно «на прежнее возвратиться»? Развѣ оно не есть повелительный указатель того пути, которымъ должна отнынѣ идти Россія? Повелительный и грозный, посколько сила десятковъ милліоновъ новыхъ гражданъ, крѣпкихъ исторіи, преданіямъ, народности, является истинной силой… Не больше ли, чѣмъ когда либо, слѣдуетъ считаться съ этою силою?… Едва изданъ былъ манифестъ 19 февраля, какъ пронеслось по всей нашей странѣ старое слово «земля и земство». Это было внушеніемъ того же историческаго инстинкта. Земская стихія — это наша родная стихія, — внѣ ея нѣтъ отнынѣ никакого бытія для Россіи. Положеніе 1864 г., сочиненное бюрократическимъ способомъ) не оправдало, конечно, ожиданій Россіи, — но служитъ косвеннымъ признаніемъ со стороны самой власти, что русское государство безъ русской земли не мыслимо.
Но какъ русская земля не мыслима безъ полнаго тождества съ собою самой, безъ вѣрности историческому, народному духу, такъ и земство и земскія учрежденія только тогда могутъ стать истиннымъ выраженіемъ земской стихіи, когда они освободятся отъ примѣси всѣхъ чуждыхъ имъ бюрократическихъ формъ и европейскаго либеральничанья въ въ лицѣ интеллигентныхъ своихъ дѣятелей. Повторяемъ снова: не сверху, а снизу должны мы ожидать себѣ того оздоровленія, въ которомъ такъ нуждаются наши верхніе общественные слои. Необходима такая организація земства, которая бы устранила для Россіи и русской власти опасность самозваннаго представительства русской земли, опасность лже-народа въ лицѣ русской не по-русски мыслящей интеллигенціи, а могла бы служить выраженіемъ истинной народной, истинной земской мысли. Объ этой организаціи, на которой мы настаивали съ 1 No «Руси», мы скоро вновь подробно побесѣдуемъ съ нашими читателями, тѣмъ болѣе что толки объ этой организаціи уже перестали быть празднымъ дѣломъ. Всѣ наши земства заняты въ настоящую пору этой работой. Теперь же заключимъ снова напоминаніемъ: наше спасеніе, наше исцѣленіе, наша крѣпость и слава, наша свобода — лишь въ искреннемъ единенія мысли и сердца съ народомъ. Не рознить съ народомъ, идти вмѣстѣ съ нимъ хотя-бы и впереди его — вотъ завѣтъ, котораго должна держаться русская интеллигенція, и безъ соблюденія котораго она роковымъ образомъ осуждена на безвыходное, гибельное блужданіе…