Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
По поводу столѣтія рожденія Митрополита Филарета.
править9-го января въ Москвѣ и Петербургѣ чествовалось столѣтіе со дня рожденія приснопамятнаго святителя Православной Церкви митрополита Филарета, — чествовалось и торжественными молитвенными поминаніями, и торжественными словами судящей хвалы, невынужденнаго благодаренія. Величавый образъ Филарета, болѣе полувѣка осѣнявшій Русскую церковь, а съ нею и всю Россію, не только не умалился съ теченіемъ времени, а какъ будто еще болѣе выросъ, ничѣмъ и никѣмъ доселѣ не заслоненный, — такъ что даже не вмѣщается вполнѣ сознаніемъ современниковъ. Дѣйствительно, для него еще не наступила пора полной исторической оцѣнки; нужно еще болѣе подвинуться въ даль временъ для вѣрности перспективы; нужно всестороннее раскрытіе не одной его личной, но и государственной, и общественной жизни Россіи того долгаго ряда лѣтъ, въ теченіи которыхъ неустанно бодрствовалъ, «свѣтяй и горяй», по выраженію одного изъ проповѣдниковъ, духъ знаменитаго іерарха.
Въ тотъ же день происходило въ залѣ нашей городской Думы торжественное собраніе Общества любителей духовнаго просвѣщенія. «Скромное торжество», по выраженію почтеннаго предсѣдателя, было дѣйствительно скромно, но все же интересно множествомъ указаній, къ сожалѣнію слишкомъ бѣглыхъ по недостатку времени, на разнообразныя стороны дѣятельности Филарета какъ администратора, судьи, ученаго историка, экзегета, и т. д. Впрочемъ, есть цѣлый эпизодъ въ жизни знаменитаго митрополита, котораго только слегка касались ораторы и безъ подробнаго изслѣдованія котораго — въ біографическихъ очеркахъ и въ критической оцѣнкѣ почившаго іерарха всегда будетъ оставаться важный пробѣлъ: это — удаленіе его изъ Петербурга въ 1842 году и отрѣшеніе его отъ личнаго присутствія въ Святѣйшемъ Синодѣ въ теченіи 25 лѣтъ до самой кончины; это — борьба его, Московскаго митрополита, нынѣ чествуемаго и празднуемаго, съ гусарскимъ полковникомъ, оберъ-прокуроромъ Синода. Филаретъ и графъ Протасовъ! Одно это сопоставленіе характеризуетъ вполнѣ петербургскій періодъ нашей исторіи и даетъ ключъ къ разрѣшенію многихъ недоумѣній….
Вообще со времени празднованія пятидесятилѣтія святительскаго служенія Филарета 5 августа 1867 г., не много еще ушла впередъ оцѣнка его іерархической дѣятельности, — и еще далеко не обнародовано все то, что было писано Филаретомъ и чего (писемъ и резолюцій) достанетъ, помалу, еще на десятки томовъ. Были, впрочемъ, попытки на такъ-называемый «строгій судъ потомства» въ видѣ отдѣльныхъ статей, изъ которыхъ наиболѣе выдаются статьи о Филаретѣ (г. Ф. Терновскаго) въ «Новомъ Времени». Но по этимъ статьямъ, въ которыхъ собраны всѣ тѣни, всѣ непривлекательныя черты его характера (мелочная придирчивость къ современнымъ даровитымъ іерархамъ — соперникамъ въ краснорѣчіи и учености, суровость къ подчиненнымъ, страхъ внушаемый имъ особенно бѣлому духовенству, собственная его угодливость (?) предъ свѣтскимъ начальствомъ), Филаретъ выходитъ человѣкомъ, одареннымъ исключительно силою «формальнаго мышленія» и вообще до такой степени ничтожнымъ я мелкимъ, что становится совершенно необъяснимымъ то нравственное значеніе, которымъ онъ пользовался свыше полувѣка, не перестаетъ пользоваться и теперь. Да и какъ понять, почему то самое духовенство, которое, судя по упомянутымъ статьямъ, должно бы питать къ его памяти чуть не злобу, вспоминаетъ о немъ чуть не съ благоговѣніемъ и по собственному почину (а вовсе не по чину начальства) затѣяло празднованіе столѣтняго юбилея? Хотя г. Терновскій и называетъ статью нашу о покойномъ митрополитѣ въ газетѣ «Москва» 1867 г. какъ бы «церковнымъ вечернимъ вводомъ», вполнѣ соотвѣствовавшимъ обстоятельствамъ той минуты (теперь же, по его мнѣнію, наступила пора иная, пора критики и т. д.), однако мы и теперь не признаемъ въ ней лишнимъ ни одного слова. Воспроизводимъ ее здѣсь, именно статью по поводу 50-тилѣтія святительскаго служенія Филарета, съ нѣкоторыми незначительными опущеніями.
Но о какомъ же пройденномъ и еще проходимомъ поприщѣ идетъ теперь рѣчь? Какого подвига нагромоздилось полвѣка? Не о поприщѣ ли святительскаго служенія въ полномочіи, преподанныхъ церковью, даровъ Святаго Духа? Не подвигъ ли то молитвъ, борьбы, духовнаго совершенствованія? Для такого подвига нѣтъ человѣческаго мѣрила. Служеніе Господу не есть служеніе царямъ; оно не пріемлетъ здѣсь мзды; ему судьей только Богъ да личная совѣсть, и между Богомъ и совѣстью нѣтъ мѣста постороннимъ цѣновщикамъ. Здѣсь всякая лесть — кощунство; здѣсь даже похвала нечестива. Прейдемъ же, съ благоговѣйнымъ молчаніемъ, мимо этой области духа…
Но есть и другая сторона архипастырскаго служенія — дѣятельность внѣшняго правленія, втѣсненная въ условія мѣста и времени. Митрополитъ Филаретъ, по своему положенію, не только духовный вождь своей паствы… Его попеченію поручено не одно отношеніе душъ во ввѣренной ему церкви къ Богу, но и отношеніе церкви къ государству, къ гражданскому бытію общества вѣрующихъ. Такая дѣятельность можетъ и должна подлежать строгому историческому суду, но время для него еще не наступило. Всякая поверхностная оцѣнка такой дѣятельности бы: ла бы теперь неприлична и неумѣстна, а иная была бы не по силамъ ни намъ, ни вообще современникамъ. Только исторія, раскрывъ человѣческое дѣланіе во всемъ его цѣломъ объемѣ, можетъ безпристрастно повѣдать, сколько было въ этомъ полувѣкѣ многотруднаго архипастырскаго правленія борьбы, побѣдъ или пораженій, что совершено, что не достигло совершенія, обиленъ или не обиленъ былъ плодъ, какія терніи и по чьей винѣ глушили церковную ниву… Та же исторія должна будетъ засвидѣтельствовать и оправдать обаятельную силу имени митрополита Филарета для его современниковъ.
Предъ этою-то безспорною, внѣ всякаго сомнѣнія и воочію всего русскаго міра сущею силой, предъ этою-то современною намъ, живою дѣйствительностью мы и преклоняемся съ уваженіемъ, вмѣстѣ съ цѣлою Россіей. Полвѣка свѣтитъ свѣтильникъ высокаго ума, знанія и всѣмъ явной жизни на всю Россію, не оскудѣвая, не померкая, но какъ бы питаясь пріумноженіемъ лѣтъ и выступая ярче по мѣрѣ надвиженія вечерняго сумрака жизни. Полвѣка, на виду у всѣхъ, стоитъ на стражѣ церкви огромная духовная сила, охраняющая, изъ себя самой почерпаемою властью, неизмѣнность обычая и цѣлость церковныхъ преданій. Полвѣка навидаются русскіе люди дивнымъ примѣромъ неустанно бодрствующаго духа, — встрѣчаетъ взоръ ихъ недреманное око мысли. Полвѣка, и болѣе полувѣка, раздается художественное вѣское слово, то глубоко проникающее въ тайны Богопознанія, то строгою и мощною красотой одѣвающее разумъ божественныхъ истинъ…
Въ лицѣ Филарета каѳедра Московской митрополіи обрѣла вновь свое древнее всероссійское значеніе — не дѣйствіемъ внѣшнихъ условій, ибо она есть и остается епархіальною, но внутреннимъ дѣйствіемъ его личнаго авторитета. Такое всероссійское значеніе признается за нимъ всею Россіей, — и не только Россіей, но и всѣмъ православнымъ міромъ, — и не только православнымъ міромъ, но даже и иновѣрцами, которыхъ всѣ мы видѣли несущими ему дань нелицемѣрнаго уваженія.
Какъ видитъ читатель, мы не позволяемъ себѣ здѣсь ни сопричислять митрополита Филарета къ лику блаженныхъ, какъ это дерзали чинить даже при жизни нѣкоторые его поклонники; мы не называемъ его ни «любвеобильнымъ пастыремъ», ни «человѣкомъ сердца», ни свѣтиломъ науки, ни творческимъ геніемъ, ни иниціаторомъ, ни преобразователемъ; не прославляемъ никакихъ его великихъ дѣлъ; напротивъ прямо допускаемъ, что плодъ могъ быть и не обиленъ, церковная нива заглушена, по прежнему, терніемъ. Но мы вмѣстѣ съ тѣмъ указываемъ, что исторіи придется засвидѣтельствовать и объяснить обаятельную мощь имени Филарета для современниковъ, и не только для современниковъ, прибавимъ мы теперь, но и для позднѣйшаго времени — продолжающуюся и поднесь: фактъ этотъ не можетъ отрицаться и критиками въ родѣ г. Терновскаго, но остается совершенно неоправданнымъ и необъяснимымъ съ ихъ точки зрѣнія. Они не даютъ никакого отвѣта на вопросъ, нами поставленный: откуда же взялось явленіе такой огромной психической силы, изъ себя самой, не изъ видимыхъ условій почерпавшей власть, которой всѣ боялись, несмотря на опалу Императора Николая? Неужели діалектическій только талантъ тому причиной, а нравственной причины высшаго порядка вовсе и не было?! Не заключалась ли эта мощь обаянія именно въ дивномъ примѣрѣ неустанно бдящаго духа, ни разу себѣ неизмѣнившаго, — въ этомъ, въ теченіи болѣе полувѣка всегда отверстомъ, «недреманномъ», какъ мы позволили себѣ выразиться, взорѣ мысли, — наконецъ, въ этой безукоризненно-строгой, чуждой всякаго послабленія, высокой жизни?