Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
По поводу свиданія Наполеона III и Франца-Іосифа въ Зальцбургѣ.
правитьТѣни и призраки различныхъ союзовъ и коалицій продолжаютъ смущать европейскую публику, и иностранные журналисты неутомимо упражняются въ политическихъ догадкахъ я соображеніяхъ. Они разводятъ и сводятъ монарховъ, группируютъ державы то такъ, то эдакъ, то ударятъ тревогу, испугавшись страшилищъ, созданныхъ ихъ же воображеніемъ, то бьютъ отбой, успокоенные какимъ-нибудь дешевымъ, миролюбивымъ оффиціознымъ завѣреніемъ. Тѣмъ не менѣе всѣ эти суды и пересуды иностранной политической печати не лишены занимательности, и относиться къ нимъ съ пренебреженіемъ было бы неразумно. Если они еще и не оправданы фактами, то въ основаніи ихъ все же лежитъ не малая доля правды. Отражая въ себѣ общественное мнѣніе, они указываютъ современное направленіе этой могучей исторической силы; въ нихъ сказывается историческій инстинктъ страны, который не замедлитъ выразиться и въ живомъ событіи, хотя бы и несогласно съ программой, начертанною прозорливыми журналистами. Таковы толки о прусско-русскомъ и австро-французскомъ союзахъ, хотя бы никакихъ союзовъ и не было. Таковы толки предшествовавшіе, сопровождавшіе и послѣдовавшіе за свиданіемъ въ Зальцбургѣ императоровъ Франца-Іосифа и Наполеона III. Они можетъ-быть, и даже весьма вѣроятно, ошибочны относительно заключенія наступательнаго или оборонительнаго договора между Франціей и Австріей, — но ихъ историческая правда въ томъ, что они выражаютъ собою современное политическое другъ къ другу тяготѣніе обѣихъ державъ, — а это, конечно, не останется безъ послѣдствій.
Свиданіе въ Зальцбургѣ есть только результатъ этого тяготѣнія. Оно не создало, а запечатлѣло то политическое сближеніе, которое должно было неминуемо совершиться, котораго предзнаменованіе заключалось въ словахъ тронной рѣчи императора Наполеона, сказанной еще въ началѣ года о томъ, что величіе и могущество Австріи необходимы для европейскаго мира и равновѣсія. Это возвѣщено было вскорѣ послѣ погрома Австрійской имперіи Пруссіей, и въ этихъ словахъ заключается цѣлая политическая программа, которой смыслъ мы и попробуемъ разъяснить.
Легкомысленны были ожиданія тѣхъ, которые полагали, что сближеніе Франціи съ Австріей, завершенное зальцбургскимъ свиданіемъ, поведетъ къ немедленному разрыву съ Пруссіей, выразится въ приготовленіяхъ къ войнѣ. Не этого теперь нужно Наполеону. Австрія теперь — плохая союзница; она еще не устроилась внутри, она еще не оправилась отъ прошлогодняго пораженія, она еще не можетъ служить настоящею опорой для Франціи въ войнѣ съ Пруссіей. Наполеону нужно, не доводя до войны и не прибѣгая къ войнѣ, возвести Австрію въ значеніе надежнаго и сильнаго оплота противъ Пруссіи, создать себѣ въ Австріи противовѣсъ прусскому могуществу, — союзницу и опору въ будущемъ. Если же ему нужно ослабить Пруссію посредствомъ Австріи, то для этого самымъ плохимъ средствомъ было бы вовлечь Австрію немедленно въ войну съ Пруссіей, такъ какъ въ настоящее время такая война только истощила бы послѣднія силы имперіи Габсбурговъ и повела бы ее къ разложенію. Мы поэтому вполнѣ вѣримъ, что ни императоръ Наполеовъ, ни императоръ Францъ-Іосифъ не рѣшатся покуда нарушить пражскій трактатъ, и что именно такое соглашеніе и состоялось между ними въ Зальцбургѣ. Наполеону дѣйствительно нужна упроченная, усиленная Австрія, и въ видахъ этого упроченія и усиленія внутри и извнѣ, Австрія, — мы убѣждены, — сдѣлается отнынѣ операціоннымъ базисомъ французской политики, довольно широкой и Австріи вполнѣ доброжелательной. Мы думаемъ, что это французское вліяніе не замедлитъ, прежде всего, отразиться внутри, т. е. во внутреннихъ дѣлахъ Австріи, въ ея отношеніяхъ къ подвластнымъ ей племенамъ, къ различнымъ частямъ ея политическаго организма. Если мы припомнимъ, что уже и прежде нѣкоторые политическіе дѣятели изъ австрійскихъ Славянъ пытались искать заступничества у императора Французовъ, и что не очень давно извѣщали насъ газеты о совѣтѣ, данномъ Наполеономъ вѣнскому правительству, помириться съ Хорватами, то довольно вѣроятнымъ будетъ надо предположеніе, что подобные совѣты и заступничества войдутъ теперь въ составъ цѣлой политической системы, и что Наполеонъ III скоро сдѣлается руководителемъ внутренней политики Австріи. Это тѣмъ вѣроятнѣе, что подобное руководство можетъ быть допущено австрійскимъ правительствомъ безъ особеннаго ущерба для своего достоинства и съ большимъ довѣріемъ къ безкорыстію руководителя, чѣмъ къ безкорыстію совѣтовъ Пруссіи или даже хоть нашему, какъ бы послѣднее ни было искренно. Но изъ этого еще вовсе не слѣдуетъ, чтобы даже и наполеоновское руководство, успѣло разрѣшить неразрѣшимую задачу существованія Австріи при пробудившемся самосознаніи и центробѣжномъ стремленіи различныхъ и другъ другу враждебныхъ народностей, составляющихъ монархію, и при непоправимомъ ослабленіи того древняго историческаго, именно нѣмецкаго цемента, которымъ эти ея разнородныя части были связаны. Позволительно думать, что ни Наполеонъ, да и никто на Западѣ не цѣнитъ по достоинству внутреннюю значимость славянскаго элемента, не вѣдаетъ его настоящей нравственной силы, его упругой живучести. Едвали французская политическая программа принимаетъ въ разсчетъ всю трудность задачи; едвали — урядить и уладить отношенія австрійской династіи къ подвластнымъ ей народамъ не представляется европейскимъ политикамъ дѣломъ болѣе легкимъ, нежели оно есть въ дѣйствительности. Какъ бы то ни было, но. любопытно будетъ видѣть, какія новыя комбинаціи будутъ пущены въ ходъ во внутренней политикѣ австрійскаго правительства послѣ зальцбургскаго свиданія. А что свиданіе въ Зальцбургѣ непремѣнно коснулось этихъ новыхъ комбинацій, въ этомъ почти нельзя сомнѣваться, такъ какъ «величіе и могущество Австріи», необходимое для Наполеона III, невозможно безъ упроченія этой монархіи внутри, безъ разрѣшенія ея домашнихъ вопросовъ. Мы тѣмъ болѣе считаемъ себя въ правѣ строить такое предположеніе, что вліяніе Россіи на западныя славянскія племена и съ такого силою сказавшаяся внутренняя связь между ними, вмѣстѣ съ газетными выдумками о русской политической агитаціи, не могли, конечно, не озаботить Европу, или по крайней мѣрѣ ея политическихъ вождей. Имъ даже и трудно себѣ объяснить это пробудившееся сочувствіе къ Россіи въ славянскихъ племенахъ Западной Европы, пользующихся, по словамъ иностранныхъ газетъ, всѣми благами европейской цивилизаціи, почти уже признанныхъ Европою за своихъ, — трудно имъ объяснить себѣ, повторяемъ, такое явленіе иначе какъ политическою агитаціей россійскаго властолюбія. Они едвали поймутъ, едвали повѣрятъ, что въ русскомъ вліяніи на западныхъ Славянъ нѣтъ ничего политическаго, ни малѣйшаго правительственнаго участія, что здѣсь дѣйствуютъ силы чисто общественныя, духовныя, — соображенія чужды всякой политики. Относительно Россіи я австрійскихъ Славянъ повторится въ скоромъ времени то же, что имѣетъ теперь мѣсто относительно Россіи и Славянъ турецкихъ: какъ здѣсь, такъ и тамъ всякое выраженіе сочувствія и участія со стороны Россіи будетъ приписано ея политическимъ замысламъ, будетъ названо политическою интригой и агитаціею, — всякій русскій путешественникъ будетъ возведенъ въ званіе русскаго эіяосара, и всюду пугливой Европѣ будутъ мерещиться русскіе агенты!
Такому «опасному», по мнѣнію Европы, вліянію Россіи на большинство населенія Австрійской имперіи, необходимо противопоставить другое вліяніе, чисто европейское, представляющее всѣ гарантіи для сохраненія духовной и внѣшней власти Запада, и даже для сохраненія самой имперіи Габсбурговъ. Таковымъ вліяніемъ можетъ быть только вліяніе Французской имперіи. Имя императора Франковъ не лишено обаянія на Востокѣ, — и мы неминуемо увидимъ попытки сдѣлать его обаятельнымъ и для Славянъ европейскаго Запада, въ видахъ упроченія Австріи… Событія покажутъ — ошибаемся ли мы въ нашихъ догадкахъ.
Въ связи съ такою задачей находится и внѣшнее усиленіе искалѣченной Австрійской имперіи. Распаденіе Австріи грозитъ знаменитой системѣ европейскаго равновѣсія несравненно большею опасностью, чѣмъ распаденіе Турціи. Пустота, которая образовалась бы въ самой срединѣ европейскаго материка отъ исчезновенія такого крупнаго политическаго организма, какова Австрія, была бы тотчасъ замѣщена Пруссіей, Россіей, конфедераціями племенъ, — однимъ словомъ — такою системой, которая, давъ перевѣсъ элементу славянскому и германскому надъ элементомъ латинскимъ или романскимъ и католическимъ не можетъ быть ни выгодна, ни желательна для Франціи. Сохраненіе Австріи, съ точки зрѣнія императора Французовъ, должно представляться ему до такой степени необходимымъ, что эта необходимость превышаетъ пресловутую необходимость сохраненія Турціи, и что для такой цѣли можетъ быть безъ труда принесена въ жертву цѣлость имперіи Османлисовъ. Намъ извѣстно, что немедленно послѣ Виллафранкскаго мира были французскими агентами производимы дознанія въ Босніи о степени расположенія жителей этой турецкой провинціи къ династіи Габсбурговъ. Если разложеніе Турціи неизбѣжно въ болѣе или менѣе близкомъ будущемъ, то для Налолеона естественно возникаетъ вопросъ: съ кѣмъ изъ двухъ, непосредственно заинтересованныхъ въ судьбѣ Турціи, державъ идти рука объ руку въ Восточномъ вопросѣ? Эти державы — Россія и Австрія. Интересы ихъ на Востокѣ совершенно противоположны. Если допустить свободное развитіе русской политики, то-есть образованіе въ Турціи независимыхъ самостоятельныхъ политическихъ группъ, то оно поведетъ къ совершенному распаденію Турціи, а распаденіе Турціи, при такихъ условіяхъ, можетъ повлечь за собой и паденіе Австріи, такъ какъ всѣ милліоны австрійскаго населенія, принадлежащіе къ сербскому племени, могутъ перемѣстить свой центръ изъ Вѣны въ Бѣлградъ или во всякомъ случаѣ составить, вмѣстѣ съ турецкими Сербами, независимую конфедерацію: удастся ли она или нѣтъ, и если удастся, то надолго ли и прочна ли будетъ — это вопросъ другой, но нѣтъ сомнѣнія, что такою политическою мечтой питается теперь сербское племя какъ въ Турціи, такъ и въ Австріи (разумѣя тутъ и Хорватовъ). Очевидно, что идти объ руку съ Россіей въ Восточномъ вопросѣ, при всемъ безкорыстіи ея политики, значило бы для Наполеона идти, если не къ уничтоженію Австрійской имперіи, то во всякомъ случаѣ къ ея ослабленію, значило бы создавать для Австріи новыя опасныя затрудненія въ будущемъ. А всякое ослабленіе Австріи клонилось бы къ усиленію Пруссіи, стало-быть къ ослабленію и самой Франціи. Слѣдовательно Наполеону предстоитъ создать такую политическую комбинацію на Востокѣ, которая бы могла, въ конечномъ своемъ результатѣ, упрочить то «величіе и могущество Австріи», которое онъ торжественно провозгласилъ необходимымъ для блага Европы, т. е. собственно для интересовъ Французской имперіи.
Какая же можетъ быть эта комбинація? Къ чему пришли оба монарха въ своихъ бесѣдахъ о дѣлахъ Востока, въ виду зальцбургскихъ горъ и при шумѣ горныхъ источниковъ? Мы не беремся разгадывать тайну этихъ бесѣдъ; оффиціальныя газеты сознаются сами, что рѣчи шли о Востокѣ; очень вѣроятно, что въ настоящую минуту условлено было сохранить или протянуть какъ можно долѣе въ Турціи современное statu quo до болѣе благопріятныхъ обстоятельствъ. Но можно почти не сомнѣваться, что при разрѣшеніи Восточнаго вопроса направленіе политики Наполеона скажется въ пользу Австріи, что всѣ усилія будутъ употреблены къ пріобрѣтенію для Австріи Босніи или по крайней мѣрѣ къ значительному расширенію австрійскаго далматинскаго побережья сзади, — что, наконецъ, будутъ сдѣланы попытки, въ случаѣ необходимости, допустить образованіе какихъ-либо славянскихъ федерацій, поставить ихъ подъ верховное главенство Габсбургской династіи…
Что же касается Южной Германіи и замысловъ объ отдѣльномъ южно-германскомъ союзѣ, то мы готовы вѣрить, что исполненіе этихъ замысловъ, если не совсѣмъ отложено, то на нѣкоторое время отсрочено. Императоръ Францъ-Іосифъ и Наполеонъ III не могутъ не видѣть, что въ настоящую пору всякое прямое вмѣшательство Франціи въ дѣла Германіи возбудило бы національное чувство всѣхъ Нѣмцевъ и послужило бы на пользу Пруссіи; образованіе же союза южно-германскихъ государствъ могло бы совершиться теперь только при явной помощи и подъ руководствомъ французскаго кабинета. Если сами южно-германскіе государи и не прочь бы отъ такого плана, то они не могутъ отважиться на его осуществленіе, не встрѣтивъ противодѣйствія въ собственныхъ государствахъ, не порвавъ династическихъ связей съ своими народами. Наполеонъ можетъ разсчитывать на то, что окрѣпшая и пріосанившаяся Австрія сама, естественнымъ образомъ, вызоветъ вновь къ себѣ тяготѣніе въ Южной Германіи, особенно если прусскіе порядки будутъ попрежнему возбуждать ту антипатію, которую они возбуждаютъ уже теперь…
Такова, кажется намъ, политическая программа императора Наполеона, которая вѣроятно была сообщена имъ императору Францу-Іосифу въ Зальцбургѣ, и которая, точно, въ данную минуту не грозитъ никакимъ внѣшнимъ дѣйствіемъ, опаснымъ европейскому миру. Нѣтъ и не можетъ быть теперь рѣчи ни о нарушеніи пражскаго договора, ни объ образованіи южно-германской конфедераціи, ни о заключеніи австро-французскаго союза… Но соглашеніе политическихъ системъ обѣихъ державъ тѣмъ не менѣе угрожаетъ и Пруссіи и Россіи, если не непосредственно, то косвенно, если не теперь, то въ недальнемъ будущемъ. Мы не вѣримъ въ успѣшное осуществленіе предположенной нами политической программы французскаго кабинета, мы думаемъ, qu’onacompté sans son hôte, что въ разсчетъ не полагались сами хозяева — народы и племена Австріи, но тѣмъ не менѣе возникаетъ вопросъ: какую же политическую программу можетъ противопоставить съ своей стороны Россія?…