По поводу письма г. Карабчевскаго.
правитьПисьмо г. Карабчевскаго вынуждаетъ меня вернуться къ нѣкоторымъ эпизодамъ, изложеннымъ въ предыдущей моей хроникѣ. Правда, авторъ письма «не считаетъ возможнымъ и умѣстнымъ полемизировать» со мной, такъ какъ «это значило бы оправдываться», а ему «оправдываться рѣшительно не въ чемъ», и желаетъ лишь указать допущенныя мною «фактическія неточности». Но, не считая возможнымъ полемизировать, г. Карабчевскій въ дѣйствительности вступаетъ въ полемику, опровергая то, что было въ моей хроникѣ, попутно опровергаетъ и то, чего въ ней не было, я, не желая оправдываться, обвиняетъ другихъ. Все это заставляетъ меня снабдить его письмо нѣкоторыми разъясненіями.
По словамъ самого г. Карабчевскаго, «фактическія неточности допущены хроникеромъ „Р. Богатства“, очевидно, не по своей винѣ, а вслѣдствіе ошибокъ или умолчаній, вкравшихся въ газетныя корреспонденціи, изъ которыхъ онъ черпалъ свои свѣдѣнія». Мнѣ приходится сказать по этому поводу нѣсколько больше. Говоря о фактической сторонѣ дѣла Рыхлицкаго съ удѣльнымъ вѣдомствомъ, я лишь перепечаталъ, безъ всякихъ добавленій отъ себя, но съ яснымъ и полнымъ указаніемъ на источникъ, замѣтку «Русскихъ Вѣдомостей», появившуюся за полтора мѣсяца до того и не вызвавшую возраженій ни съ чьей стороны, въ томъ числѣ и со стороны г. Карабчевскаго. Такой матеріалъ довольно естественно было считать достовѣрнымъ. Теперь г. Карабчевскій рѣшительно опровергаетъ названную замѣтку, всецѣло основанную на утвержденіи, что.въ дѣлѣ Рыхлицкаго фигурировали зубры Бѣловѣжской пущи, приносящіе значительный вредъ мѣстному крестьянству[1]. Если мнѣ, дѣйствительно, пришлось воспользоваться невѣрными свѣдѣніями, я очень жалѣю объ этомъ и охотно готовъ извиниться передъ г. Карабчевскимъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ не могу не замѣтить, что доля отвѣтственности за происшедшее лежитъ на немъ самомъ и что онъ и въ настоящее время выбралъ не совсѣмъ правильный путь для возстановленія истиннаго характера интересующаго его факта. Если бы онъ послалъ свое опроверженіе въ редакцію «Р. Вѣдомостей», имѣющую возможность провѣрить сообщеніе своего корреспондента,, мнѣ не пришлось бы пользоваться невѣрными свѣдѣніями, а если бы это, къ несчастью, уже случилось, я поспѣшилъ бы, конечно, самъ исправить свою ошибку. Но, обращаясь непосредственно въ «Р. Богатство», не имѣющее сношеній съ корреспондентомъ «Р. Вѣдомостей», г. Карабчевскій лишь противопоставляетъ изложенію послѣдняго свое собственное.
Что касается меня, я охотно готовъ принять свидѣтельство г. Карабчевскаго. Нѣсколько смущаетъ меня лишь то обстоятельство, что онъ, рѣшительно обвиняя корреспондента въ замалчиваніи фактовъ, самъ съ неменьшею рѣшительностью излагаетъ и оцѣниваетъ факты, завѣдомо для него не существовавшіе. Сказавъ, что потравившіе сѣно Рыхлицкаго зубры не принадлежатъ удѣльному вѣдомству и что поэтому отвѣтственность за нихъ ложится не на послѣднее, а на казну, г. Карабчевскій прибавляетъ: «съ точки зрѣнія г. хроникера это, конечно, „юридическія тонкости“. Но не мѣшаетъ знать и ихъ тому, кто авторитетно берется разсуждать о судебномъ дѣлѣ». Несомнѣнно, не мѣшаетъ. Точно также не мѣшаетъ, разсуждая о дѣлѣ, не измѣнять его истиннаго характера. Быть можетъ, съ моей точки зрѣнія указанныя обстоятельства, дѣйствительно, — «юридическія тонкости». Быть можетъ, однако, это и не такъ. Вѣрно во всякомъ случаѣ одно, что я своей точки зрѣнія на нихъ не высказывалъ, и читатель напрасно сталъ бы искать въ моей хроникѣ поставленныя г. Карабчевскимъ въ кавычкахъ слова. Ихъ нѣтъ въ ней и не могло быть, такъ какъ въ своемъ изложеніи я основывался лишь на замѣткѣ «Р. Вѣдомостей», ничего не говорившей объ этихъ обстоятельствахъ.
Во второй части своего письма г. Карабчевскій опровергаетъ данное мною изложеніе его роли въ дѣлѣ г. Пастухова. Признаться, для меня несовсѣмъ понятно, что собственно желаетъ опровергнуть въ этомъ случаѣ г. Карабчевскій, такъ какъ онъ не отрицаетъ ни одного изъ сообщенныхъ мною фактовъ и не прибавляетъ къ нимъ ничего новаго. Взамѣнъ этого онъ бросаетъ лишь голословное обвиненіе по адресу «Нижегородскаго Листка», на судебный отчетъ котораго о дѣлѣ Пастухова была сдѣлана ссылка въ моей хроникѣ, говоря, что названная газета, «воспроизводя судебное разбирательство по дѣлу Пастухова, врядъ-ли могла отрѣшиться отъ предвзятаго специфическаго его освѣщенія». Я не стану разбирать это обвиненіе, тяжесть котораго г. Карабчевскому, какъ юристу и писателю, должна быть хорошо понятна, — не стану именно въ виду полной его голословности.
Замѣчу лишь, что другая нижегородская газета «Волгарь», до суда излагавшая дѣло г. Пастухова значительно иначе, чѣмъ «Нижегородскій Листокъ», о судебномъ разбирательствѣ этого дѣла дала отчетъ, въ общемъ совпадающій съ отчетомъ послѣдней газеты.
Г. Карабчевскій недоволенъ еще моимъ упрекомъ по поводу отсутствія корректности пріемовъ и цѣломудрія выраженій въ его защитительной рѣчи по дѣлу г. Пастухова. И такъ какъ я оговорился, что меня интересуютъ лишь пріемы защиты, пущенные въ ходъ адвокатомъ г. Пастухова, а не мѣра наказанія, наложенная судомъ на послѣдняго[2], г. Карабчевскій иронически приглашаетъ меня ради достиженія «результатовъ гуманнаго характера» «предоставить защитѣ нѣкоторую свободу бороться съ обвиненіемъ». Я боюсь, что самъ г. Карабчевскій едва ли серьезно считаетъ меня противникомъ свободы защиты. Но во всякомъ случаѣ, если двадцать лѣтъ защиты не научили г. Карабчевскаго, что между свободою защиты и некорректностью ея пріемовъ нѣтъ ничего общаго, то, конечно, не моимъ слабымъ силамъ достигнуть этого. Ограничусь поэтому лишь немногими словами.
Г. Карабчевскій какъ будто отожествляетъ интересы гуманности съ интересами адвокатуры. Мое представленіе о современномъ судѣ нѣсколько иное и не допускаетъ столь простого критерія. Защита не всегда кажется мнѣ гуманной только потому, что она — защита, обвиненіе не всегда представляется противнымъ гуманности только потому, что оно — обвиненіе. Я знаю, что въ практикѣ современной адвокатуры нѣтъ какой-либо непереходимой границы между защитой и обвиненіемъ, что адвокаты нерѣдко дѣйствуютъ въ интересахъ послѣдняго, выступая, напримѣръ, въ роли гражданскихъ истцовъ въ уголовномъ процессѣ и стоя въ этомъ случаѣ, несомнѣнно, «на точкѣ зрѣнія обвинителя». Съ другой стороны мнѣ слишкомъ хорошо извѣстно и то, что современный судъ далекъ отъ идеала не въ одномъ лишь отношеніи, — что онъ знаетъ права, которыя трудно защищать, но знаетъ и правонарушенія, которыя трудно обвинять. Уже одни эти соображенія не позволяютъ мнѣ считать всякую защиту ведущею къ торжеству интересовъ гуманности и всякіе пріемы защиты признавать правильными, разъ ими достигается смягченіе уголовной репрессіи. Приведенными соображеніями, конечно, не исчерпывается еще вопросъ, но развивать ихъ далѣе едва-ли стоитъ въ виду нежеланія г. Карабчевскаго перейти въ своихъ возраженіяхъ на принципіальную почву. Съ своей стороны я готовъ искренно пожалѣть объ этомъ нежеланіи. При всемъ очевидномъ несходствѣ нашихъ взглядовъ принципіальный споръ могъ бы, мнѣ кажется, имѣть нѣкоторое значеніе, способствуя выясненію общаго и далеко не празднаго вопроса. Путемъ же фактическаго опроверженія г. Карабчевскій, боюсь, опровергъ слишкомъ немногое изъ того, что хотѣлъ опровергнуть. Но объ этомъ пусть судитъ читатель.
- ↑ Зачѣмъ-то г. Карабчевскій дважды повторяетъ, что Рыхлицкій — не крестьянинъ. Ни въ корреспонденціи «Р. Вѣдомостей», ни въ моей хроникѣ Рыхлицкій не названъ крестьяниномъ. Тамъ и здѣсь онъ именуется «обывателемъ». Но корреспондентъ «Р. Вѣдомостей» утверждалъ, что дѣло Рыхлицкаго носило принципіальный характеръ и что съ нимъ были тѣсно связаны интересы значительной части мѣстныхъ крестьянъ, находящихся въ такомъ же положеніи. какъ Рыхлицкій. Корреспондентъ, очевидно, руководился тѣмъ взглядомъ, что адвокатъ, добровольно принимая на себя защиту какого-либо дѣла, взвѣшиваетъ всю его общественную обстановку и связанныя съ нимъ послѣдствія. Изъ этого-же взгляда исходилъ и я въ своихъ комментаріяхъ. Но есть, конечно, и другая точка зрѣнія, согласно которой «юристы призваны не только руководиться своими симпатіями. но и дѣйствующими законами»
- ↑ Маленькая подробность. Въ письмѣ г. Карабчевскаго говорится: «г. хроникеръ „не огорченъ“ тѣмъ, что Пастуховъ вмѣсто четырехъ мѣсяцевъ тюрьмы, подучилъ двѣ недѣли ареста». Словъ, поставленныхъ г. Карабчевскимъ въ кавычки, опять-таки нѣтъ въ моей хроникѣ и они принадлежатъ самому автору письма.