Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Статьи из газеты «День» (1863)
правитьПо поводу письма Ригера о польскомъ вопросѣ.
правитьНельзя не радоваться, что лучшіе и достойнѣйшіе представители Чешской мысли высказались наконецъ по вопросу такой великой всеславянской важности, каковъ вопросъ Польскій. Читатели наши прочли въ 24 No «Дня» отзывъ знаменитаго историка Чехіи Палацкаго; передъ ними теперь мнѣніе тоже знаменитаго Ригера, въ видѣ письма къ редактору «Народныхъ Листовъ», по поводу посланія въ Ригеру г. Гильфердинга. Статья Палацкаго обличаетъ мужа — умудреннаго и собственнымъ опытомъ жизни и опытомъ исторіи, имъ глубоко изученной, прочувствованной и промысленной; его положенія тверды; его слово, при всей скромности рѣчи, авторитетно. Г. Ригеръ опирается въ своей статьѣ больше на общечеловѣческія начала правды и старается въ нихъ найти отвѣтъ — вопросу, заданному и еще не разрѣшенному исторіей. Его слова дышатъ искреннимъ миротворнымъ духомъ и возвышенною любовью во всему Славянскому братству; горячій поборникъ свободы, равноправности и взаимности, онъ отыскиваетъ пути къ примиренію, — но добросовѣстность и безпристрастіе не позволяютъ ему останавливаться на ходячихъ, общепринятыхъ въ Европѣ способахъ разрѣшенія, и онъ оканчиваетъ указаніемъ — на путь, предлагаемый Фелинскимъ, путь, который уже былъ отчасти пробованъ, который отвергается возставшими Поляками, и въ дѣйствительность котораго самъ г. Ригеръ не вѣритъ, невольно восклицая подъ конецъ своего указанія: «но возможно ли это при тяжбѣ за Малорусскіе края?»
Отдавая полную справедливость благороднымъ побужденіямъ автора "письма въ редакцію «Народныхъ Листовъ», мы, Русскіе, не можемъ однакоже воздержаться отъ нѣкотораго горькаго чувства, убѣждаясь вновь и вновь, даже изъ этого письма, какъ мало знаютъ Западные Славяне Россію, какъ мало понимаютъ и цѣнятъ они значеніе и призваніе Россіи въ семьѣ Славянскихъ народовъ, и вообще самую сущность не только Польскаго, но и вообще Славянскаго вопроса. Мы должны прибавить къ тому, что Ригеръ и Палацкій едвали не единственные Чехи, принадлежащіе къ интеллигенціи края, которые стараются удержаться въ безпристрастномъ отношеніи къ Россіи: этимъ своимъ безпристрастіемъ они уже возбудили противъ себя такъ-называемую молодую Чехію, овладѣвшую теперь общественнымъ мнѣніемъ края чрезъ посредство всякаго рода газетъ и журналовъ. Несмотря на извѣстный, испытанный патріотизмъ Падацкаго и Ригера, несмотря на огромныя заслуги, оказанныя ими Чешскому народу, Чешская молодежь, подпавши Польскому вліянію, увлеченная фальшивымъ либерализмомъ, не слушаетъ увѣщаній лучшихъ людей Чехіи и продолжаетъ свои упражненія въ лжи и клеветѣ, — подъ руководствомъ ловкихъ учителей, патентованныхъ мастеровъ этого дѣда — Поляковъ. Такъ мало оказывается, напримѣръ, должнаго уваженія доктору Ригеру, что редакторъ «Народныхъ Листовъ», помѣщая у себя письмо г. Гильфердинга по просьбѣ Ригера, постарался помѣстить его такъ, какъ не позволила бы себѣ этого сдѣлать ни одна честная редакція въ мірѣ: самопроизвольно опуская многія мѣста, онъ остальное перебилъ своимъ собственнымъ пространнымъ пусторѣчіемъ и напечаталъ текстъ г. Гильфердинга самымъ мелкимъ шрифтомъ, а свои разсужденія крупнымъ; наконецъ, растянулъ все это на нѣсколько нумеровъ, такъ что читатель лишенъ всякой возможности составить себѣ полное понятіе о статьѣ г. Гильфердинга. Такой поступокъ съ иностранцемъ, т. е. Славяниномъ не-Чехомъ, который, посылая свое дружелюбное письмо къ г. Ригеру, имѣлъ полное право надѣяться, что письмо его не будетъ подвергнуто искаженіямъ въ Чешской печати, и что помѣщая свои возраженія и нападки на письмо, Чехи предоставятъ честно своему противнику всѣ средства въ защитѣ, — такой поступокъ, компрометтируя самого г. Ригера, даетъ жалкое понятіе Россіи о нравственномъ характерѣ господствующаго въ Чехіи направленія. Впрочемъ — сочувствіе и сближеніе съ Поляками не замедлитъ обнаружиться горькими плодами для Чешскаго общества. Поляки вознаградятъ Чеховъ за участіе — пропитавъ ихъ такою антиславянской Польской отравой, которая можетъ погубить на вѣки только-что возрождающійся организмъ Чешскаго народнаго тѣла. Духовное сближеніе Славянъ съ Поляками и отдаленіе отъ Россіи — служатъ самою надежною мѣрой для опредѣленія качества и силы Славянскаго духа, пребывающаго въ Славянахъ. И Палацкій и Ригеръ убѣдятся со временемъ въ истинѣ этихъ словъ, — но, можетъ быть, тогда уже будетъ поздно.
Обращаясь затѣмъ въ статьѣ г. Ригера, мы прежде всего поражаемся его ссылкою на авторитетъ Маріи Терезіи при сужденіи о раздѣлахъ Польши и словами объ «Австрійской точкѣ зрѣнія, которую Чехамъ, какъ членамъ Австрійскаго государства, и благоразумно и нужно соблюдать». Что же это за Австрійская точка зрѣнія? спросятъ читатели. Да ни больше, ни меньше какъ та, которая опредѣлена была въ первыхъ же засѣданіяхъ Австрійскаго рейхсрата, нынѣшнимъ лѣтомъ, во время преній объ адресѣ императору съ выраженіемъ сочувствія его политикѣ въ Польскомъ вопросѣ. Депутатъ Нѣмецъ Бергеръ торжественно объявилъ: «Австрія должна, вмѣстѣ съ Западной Европой, поддерживать Польшу, потому что Поляки суть самый вѣрный оплотъ противъ панславизма, столь опаснаго для Германіи, и самое надежное орудіе европеизма»; при этомъ Нѣмецъ выразилъ очень энергически свое отвращеніе къ Славянамъ и сдѣлалъ на отсутствующихъ Чеховъ публичный доносъ, — объяснивъ ихъ отсутствіе Славянскими тенденціями, сочувствіемъ «Россіи» и «царизму». Эта точка зрѣнія была вполнѣ одобрена Собраніемъ и не встрѣтила возраженія со стороны членовъ изъ Поляковъ.
Послѣ такого точнаго опредѣленія мѣста Поляковъ въ исторіи, принимаемаго и самими Поляками, не перестающими хвастаться, что они — le boulevard de l’Occident, l’avant-garde de L’Europe и пр. — позволительно ли хоть одному Славянину, въ комъ есть хотя тѣнь Славянскаго смысла и чувства, становиться на сторону Польши въ ея борьбѣ съ Россіей? Не очевидно ли для всякаго, что сочувствіе Польскимъ тенденціямъ, поддерживаемымъ Западною Европою, есть сочувствіе анти — Славянскимъ тенденціямъ? Поляки сзываютъ всю Западную Европу на главнѣйшее Славянское племя, на единственную существующую въ мірѣ Славянскую державу, — съ паденіемъ которой погибло бы все Славянство, — а Западные Славяне — Чехи спѣшатъ стать подъ анти-Славянское знамя (въ переносномъ или буквальномъ смыслѣ, это все равно)!! И г. Ригеръ даже и не возвышаетъ голоса противъ такого самоубійственнаго для Чеховъ стремленія, но старается извинить его… Чѣмъ?
Любовью къ свободѣ, сочувствіемъ къ слабымъ, романтическимъ очарованіемъ борьбы, увлеченіемъ, свойственнымъ всякому шляхетнѣйшему (благородному) человѣку, «въ комъ есть хоть капля pыцарской крови»… Рыцарской! Это слово вполнѣ разъясняетъ дѣло. Мы, Русскіе Славяне, не гордимся рыцарской кровью; мы, по выраженію Хомякова, плебеи человѣчества; мы предоставляли Нѣмцамъ, а теперь предоставляемъ и Чехамъ считать «рыцарство» за идеалъ нравственной правды. Поляки тоже вполнѣ рыцарская нація… Что же такое рыцарство въ нравственномъ смыслѣ? Это красивое употребленіе грубой силы по самымъ узкимъ, условнымъ понятіямъ о чести, вмѣстѣ съ грубѣйшимъ презрѣніемъ къ простому народу. Благородный рыцарь не признавалъ за простымъ народомъ никакихъ нравъ на самостоятельное гражданское и даже на человѣческое бытіе, и не считалъ несовмѣстнымъ съ своими рыцарскими понятіями о чести — вѣшать, грабить и безчестить вассаловъ и виленей. Рыцарская нація Поляковъ совершенно по рыцарски поступала и поступаетъ въ Малороссіи и Бѣлоруссіи, признавая простой народъ за bydlo, отрицая за нимъ право на Русскую народность, и, подобно рыцарямъ, тѣшась казнями и всякими затѣйливыми мученіями Малорусскихъ и Бѣлорусскихъ крестьянъ. А рыцарская нація Чеховъ, разумѣется, не можетъ не сочувствовать такимъ рыцарскимъ воззрѣніямъ и дѣйствіямъ. Она не хочетъ и, какъ «рыцарская», не можетъ понять, что въ этомъ «геройскомъ боѣ за свободу» — за свободу собственно, за свободу свою противъ Поляковъ, поддерживаемыхъ всѣми рыцарями Европы, борется не рыцарь народъ, — Русскій народъ, испытавшій на себѣ Польское рыцарское владычество; что «слабые» въ этой борьбѣ — это бѣдные крестьяне, которыхъ родная земля захвачена рыцарями-Поляками! Ну, конечно, «романтическаго» въ мужикѣ нѣтъ ничего, какъ не было его и въ виленяхъ, — какъ не было его и въ Жижковомъ войскѣ съ точки зрѣнія Нѣмецкихъ рыцарей… Нѣтъ, мы, Русскіе, не рыцари, мы самъ народъ, мы — Plebs!
Разумѣется, докторъ Ригеръ вовсе не принимаетъ самъ эту рыцарскую точку зрѣнія, но онъ, по нашему мнѣнію, слишкомъ ублекся желаніемъ оправдать ничѣмъ не извинительныя для истинныхъ Славянъ увлеченія Чешской молодежи. Самъ же г. Ригеръ ищетъ стать и становится на Славянскую, по его мнѣнію, точку зрѣнія, съ которой и обсуживаетъ, вполнѣ добросовѣстно, положеніе дѣла. Но мы не можемъ не замѣтить многоуважаемому Чеху, что не видимъ — почему его точка зрѣнія Славянская, а не точка зрѣнія каждаго безпристрастнаго Нѣмца, или даже Турка. Намъ кажется, что докторъ Ригеръ взглянулъ на борьбу между Русскими и Поляками чисто внѣшнимъ образомъ. Борются два Славянскіе народа, наносятъ другъ другу удары, говоритъ онъ; обоихъ жаль; Поляки предъявляютъ права на Русскія земли, принадлежавшія нѣкогда Польскому государству; Русскіе возвратили себѣ эти земли; Поляки основываютъ свои права на томъ, что дворянство въ этихъ земляхъ окатоличилось и ополячилось; Русскіе на томъ, что народъ въ этихъ земляхъ одной съ ними вѣры, происхожденія и языка… Какъ тутъ быть? Очевидно, что такая точка зрѣнія доступна и не-Славянину, но мы въ правѣ ожидать отъ ученаго Чеха болѣе глубокаго разумѣнія вопроса. Если бы г. Ригеръ вникъ внимательнѣе въ письмо г. Гильфердинга и въ различныя его статьи; если бы онъ вдумался, всмотрѣлся въ исторію Польши; если бы онъ припомнилъ событія своей собственной исторіи и оживилъ бы въ себѣ преданія Гуситства, онъ понялъ бы настоящій смыслъ борьбы Россіи съ Польшей. Титулъ, которымъ украсилъ Австрійскій депутатъ Нѣмецъ Бергеръ — Поляковъ нашего времени, т. е. титулъ «враговъ Славянства и бойцевъ за Европеизмъ», шелъ къ нимъ во всѣ времена. Это все та же борьба Латинства съ Православіемъ, которая сказалась и въ ожесточенной борьбѣ Поляковъ съ Гуситами, — борьбѣ, окончившейся окончательнымъ облатиненьемъ (латинизаціей) и паденіемъ Чехіи… Эта борьба не за матеріальное обладаніе землею, а за духовную независимость Русскаго народа отъ латинства (понимаемаго въ самомъ широкомъ смыслѣ), котораго воинственными миссіонерами являются въ Славянствѣ Поляки. Будь Поляки православные, прими они православіе (говоримъ это для примѣра), — обладаніе землею осталось бы за ними безъ всякаго спора я борьбѣ не было бы мѣста. Неужели г. Ригеръ не знаетъ, что въ этихъ спорныхъ краяхъ — національность различается не по происхожденію, а по религіи: Бѣлоруссъ-католикъ — Полякъ и самъ себя называетъ и разумѣетъ Полякомъ, причастнымъ всѣмъ тенденціямъ Польши; его родной братъ, Бѣлоруссъ-православный — Русскій, называетъ и считаетъ себя Русскимъ, для котораго одно общее отечество — Россія. Все это вполнѣ разъяснено въ нашихъ журналахъ, хотя бы въ «Днѣ», и мы не можемъ не по посѣтовать на г. Ригера, что несмотря на предстоящую громаднѣйшую борьбу Славянской Росссіи съ цѣлой Европой, онъ не даетъ себѣ труда выслушать голосъ самой Россіи въ ея литературныхъ органахъ, тогда какъ кругомъ его только и раздаются голоса, враждебные Россіи. Рекомендуемъ ему, между прочимъ, статьи г. Безсонова въ 24—27 NoNo «Дня». Если бы Чехи вообще поменѣе гордились своею Чешскою культурой, не такъ свысока смотрѣли на Русское просвѣщеніе, и сдѣлали Русскую ученую литературу предметомъ своего изученія, они бы, можетъ быть, перестали понимать Славянство чисто съ внѣшней, политической его стороны и поняли бы духовную сущность Славянскаго вопроса. Они поняли бы, что борьба Россіи съ Польшей — это борьба двухъ міровъ — Западно-Европейскаго и Восточно-Славянскаго, двухъ цивилизацій, двухъ просвѣтительныхъ и общественныхъ началъ жизни, Латинства съ Православіемъ.
Отыскивая разрѣшенія вопросу съ той точки зрѣнія, которую достопочтенный докторъ назвалъ Славянскою, онъ естественно приходитъ къ сознанію «Малороссійскаго вопроса». Прежде всего позволимъ себѣ замѣтить многоуважаемому г. Ригеру, что онъ совершенно забилъ о Бѣлоруссіи, гдѣ именно и совершается самая ожесточенная борьба, — о губерніяхъ Могилевской, Витебской, Минской, Виленской, Гродненской, — гдѣ народъ, послѣ пятивѣковаго Польскаго гнета, въ первый разъ въ нынѣшнемъ году явился на арену исторіи историческимъ дѣятелемъ. Бѣлорусское же племя, по свидѣтельству самыхъ отчаянныхъ украинофиловъ, еще ближе къ Великорусскому, по языку и быту, чѣмъ Малорусское. Затѣмъ, объемъ его «Малороссійскаго вопроса» или «спорныхъ Малорусскихъ земель» долженъ еще значительно сократиться исключеніемъ всей Украйны лѣваго берега Днѣпра, на которую даже Поляки, мечтающіе о возсозданіи Старой Польши, не предъявляютъ уже никакихъ притязаній, ибо споръ объ этихъ земляхъ поконченъ еще въ XVII вѣкѣ. Такимъ образомъ изъ 15 милліоновъ Малороссовъ остается всего около 2½ мил., обитающихъ въ Кіевской, Подольской, Волынской (а частію и Гродненской) губерніяхъ, словомъ въ предѣлахъ Польши, существовавшихъ до 1772 года (крайняя грань Польскихъ притязаній). Наконецъ, мы должны объявитъ знаменитому Славянскому дѣятелю, что Малороссійскаго вопроса для Малороссіи вовсе и не существуетъ. Съ точки зрѣнія г. Ригера такой вопросъ могъ бы еще возникнуть въ Бѣлоруссіи, но не въ Малоруссіи или, правильнѣе, Червоноруссіи, гдѣ отношеніе жителей къ Полякамъ извѣстно всякому, имѣющему уши, чтобъ слышать, и глаза, чтобъ видѣть. Да и самъ г. Ригеръ говоритъ о ненависти религіозной и соціальной, одушевляющей «Малороссовъ» къ Полякамъ: какъ же послѣ этого можетъ онъ ставить Малороссійскій вопросъ? — Спрашивать Малороссовъ о томъ: хотятъ ли они быть подъ Польшей, въ этомъ столько же смысла, сколько въ спрашиваніи Москвы, хочетъ ли она подчиниться Польшѣ, или Россіи — не хочетъ ли она перестать той Россіей? Впрочемъ, отвѣтъ на вопросъ г. Ригера уже данъ Заднѣпровскою Украйной: попытки Поляковъ произвесть возстаніе въ краѣ подняли все крестьянское населеніе, которое въ двѣ недѣли очистило край отъ повстанцевъ, и если бы правительство не прибѣгло въ строгимъ мѣрамъ, то, конечно, крестьяне не оставили бы ни одного Поляка въ томъ краѣ. Бдвали, впрочемъ, можно будетъ сдержать негодованіе народа въ границахъ, если безумныя попытки Поляковъ возобновятся.
Но Малорусскаго вопроса не существуетъ уже и потому, что этотъ вопросъ обще-Русскій, земскій, народный, вопросъ всей Русской земли, столь же близкій жителю Пензы, какъ и жителю Волыни. Заднѣпровская Украйна и Бѣлоруссія — не завоеванный край, о которомъ можно спорить, а часть живаго тѣла Россіи: здѣсь нѣтъ мѣста ни вопросу, ни спору. Часть Русскаго тѣла была связана и перевязана Польшей; узы эти расторгнуты и Русская земля получила вновь обладаніе своими собственными членами. Конечно, нѣкоторые изъ этихъ членовъ заражены Польской болѣзнью — латинствомъ и шляхетствомъ, но это еще не даетъ права Польшѣ считать члены чужаго тѣла своими!
И такъ вопросъ сводится къ тому, что Поляки хотятъ часть Россіи лишить Русской народности и вѣры, окатоличить и ополячить; хотятъ сломить единственную опору Славянства, независимую и могущественную державу Славянскую, не поддавшуюся латинству и оставшуюся вѣрною Славянскимъ преданіямъ, — Россію. Во главѣ Польскаго возстанія стоятъ латинскіе ксендзы. Польское возстаніе привѣтствуется Романо-Германскимъ міромъ, какъ ударъ, наносимый Славянству; Поляки рекомендуются Австріей и сами себя рекомендуютъ, заискивая милости у Европейскихъ дворовъ, какъ оплотъ Европеизма отъ Славянизма, какъ передовая дружина не-Славянскаго Запада, какъ враги Славянъ, что доказывается ихъ исторіей и современными дѣйствіями въ Турціи… Неужели и въ Чехіи латинство успѣло уже пустить такіе глубокіе корни, что Чехи принадлежатъ теперь духовно — вполнѣ Латино-Германскому міру и смотрятъ на Польскій вопросъ глазами Запада?..
Россія, при раздѣлахъ Польши, взяла себѣ не-Польскія земли, а — кромѣ Литвы — собственно Русь Бѣлую и часть Заднѣпровской Малой Руси. Пусть г. Ригеръ взглянетъ хоть на карту, приложенную для Славянъ къ 28 No «Дня», и онъ убѣдится въ справедливости нашихъ словъ. Въ 1815 году она первая воскресила имя Польши, создавъ Польское Царство, за что Императоръ Александръ I прозванъ былъ у Поляковъ воскресителемъ. Но если воскрешенная Польша иначе не разумѣетъ своего возрожденія, какъ подъ условіемъ раздробленія Россіи и захвата Русскихъ земель, что остается дѣлать Россіи? Что дѣлать съ неисправимымъ опаснымъ безумцемъ, нарушающимъ покой мирныхъ жителей? Что дѣлать съ человѣкомъ, одержимымъ неизлѣчимою наклонностью къ захвату чужаго добра? Отвѣтъ не нужно подсказывать. Возрожденіе Польши въ предѣлахъ Польской народности, въ какой бы то ни было политической формѣ, возможно только съ исправленіемъ Поляковъ отъ страсти въ захватамъ, съ излѣченіемъ ихъ отъ политическаго безумія, съ отреченіемъ отъ призванія быть миссіонерами Латинства и передовой дружиной Запада, съ утратою рыцарскаго шляхетскаго отношенія къ народу, съ возвращеніемъ ихъ въ лоно Славянства…