Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
По поводу конвенціи 15 сентября 1864 г. между Франціею и Италіею.
правитьЕсли въ прошломъ году Европейскіе политики и дипломаты, затѣявъ свою политическую игру, извѣстную подъ названіемъ: «Польскаго вопроса», были рады-радёхоньки, что наконецъ разыграли ее въ ничью и тѣмъ избавились отъ полнѣйшаго проигрыша, — то никакъ этого нельзя сказать про игру нынѣшняго года, оставившую въ положительномъ выигрышѣ — сначала Пруссію или г. Фонъ-Бисмарка, а по* томъ, не дальше какъ на дняхъ — и Наполеона Ш-го. Франціи такъ плохо везло, за послѣднее время, во всѣхъ ея политическихъ предпріятіяхъ, что въ Европѣ уже стали показываться весьма неблагопріятные для императорскаго правительства симптомы — недовѣрія, неуваженія и какъ бы пренебреженія къ его суетливой и повидимому неудачливой политикѣ. Казалось что авторитетъ императора Французовъ сталъ явно ослабѣвать; значеніе Франціи, какъ великой державы, замѣтно понижаться, да и сами Французы, такъ терпѣливо переносившіе утрату свободы и независимости ради блеска политическихъ торжествъ, ради славы военныхъ побѣдъ и дипломатическихъ успѣховъ, начали проявлять признаки нетерпѣнія и неудовлетвореннаго національнаго самолюбія. Конечно, мы не можемъ знать, чѣмъ разыграется, въ концѣ концовъ, начатая теперь партія Европейскихъ политическихъ шахматъ, но очевидно то, что къ концу нынѣшняго года по крайней мѣрѣ Наполеонъ сумѣлъ снова занять господствующее положеніе, выдвинулъ имѣвшіяся у него въ запасѣ свободныя шашки (Итальянскій вопросъ) и однимъ искуснымъ ходомъ сдѣлалъ «шахъ» не одному папѣ, но и Австріи. Онъ снова стянулъ узломъ въ свою руку политическія нити въ Европѣ, снова захватилъ въ свое распоряженіе жребій войны и мира, и какъ истый сфинксъ задалъ новую мудреную загадку дипломатамъ и журналистамъ. Мы говоримъ о конвенціи 15 Сентября, которая, съ безпримѣрною смѣлостью, называетъ своею прямою цѣлью — огражденіе свѣтской власти папы, въ то время, какъ наноситъ этой власти сильнѣйшій, почти смертельный ударъ! Съ видомъ озабоченнаго покровительства, Съ выраженіемъ преданности и усердія къ интересамъ папскаго престола (какъ и подобаетъ старшему почтительному сыну католической церкви), императоръ, своею конвенціею, объявляетъ папѣ, главѣ Этой церкви, не только шахъ, какъ мы выразились, но чуть-чуть не матъ… Въ самомъ дѣлѣ, несмотря на всѣ увѣренія Наполеона, Друзна де Люи и преданныхъ императорскому правительству публицистовъ, самыми точными истолкователями смысла знаменитой конвенціи являются — прежде всего самъ папа, а потомъ и Гарибальди… Папа чуетъ опасность именно въ томъ, что Наполеонъ III считаетъ для него залогомъ мира* и безопасности; Гарибальди доволенъ, видя, что мечта Итальянцевъ объ Римѣ приблизилась къ осуществленію — именно съ той поры, какъ Французская дипломатія возвѣстила Европѣ, что мечта эта совершенно оставлена.
Мы полагаемъ, что нашимъ читателямъ болѣе или менѣе уже извѣстны подробности конвенціи 15 Сентября, заключенной между Французскимъ и Итальянскимъ правительствами. Впрочемъ, вотъ въ немногихъ словахъ ея содержаніе: Италія переноситъ столицу изъ Турина во Флоренцію, — на что дается 6-ти-мѣсячный срокъ послѣ утвержденія этой конвенціи Итальянскимъ парламентомъ; Франція обязывается вывести свои войска изъ Рима въ теченіи двухъ лѣтъ, — каковой срокъ полагается для того, чтобъ папа имѣлъ время сформировать свою собственную папскую армію; Итальянскій король и Французскій императоръ обязуются оба ограждать Папскія владѣнія отъ всякаго внѣшняго нападенія. Эта конвенція заключена не только безъ участія, но безъ вѣдома папы, которому навязывается такимъ образомъ вовсе нежеланный имъ и уже нисколько непрошенный защитникъ — отлученный папою же отъ церкви, похититель Папскихъ областей, — il re galantiiomo, Викторъ-Эммануэль. Всего интереснѣе то, что Французская дипломатія старается увѣрить Европу и самого папу, что въ этомъ дѣйствіи императора Наполеона заключается ручательство всеобщаго мира и сохраненія свѣтской власти Римскаго папы! Такимъ образомъ, въ силу этой конвенціи, Италія перестаетъ быть, чѣмъ она была до сихъ поръ, — расширившимся Шемонтомъ съ Шемонтскою столицею Туриномъ, — но становится настоящимъ королевствомъ всея Италіи, перенося центръ тягости новаго королества, средоточіе власти и политической дѣятельности изъ Турина — чуть не на самую границу Папскихъ владѣній, — на послѣднюю станцію на пути къ Риму; въ это же самое время, Франція, которая одна сдерживала могучею рукою порывы Римлянъ противъ своего государя-папы и порывы Италіи овладѣть Римомъ, — Франція отнимаетъ свою руку прочь, выводитъ свой 20-ти-тысячный гарнизонъ и оставляетъ папу — подъ охраной папскихъ подданныхъ и новаго королевства Италіи, котораго единственная мечта — перенести столицу въ Римъ и лишить папу свѣтской власти! А такъ какъ оба государства обязались не допускать иностраннаго вторженія въ область его святѣйшества папы, то очевидно, что всякое покушеніе Австріи замѣнить Французскій гарнизонъ Австрійскимъ — будетъ сочтено за то внѣшнее посягательство, о которомъ говоритъ конвенція и которому оба государства будутъ противостоять вооруженною силою. Итакъ приближеніе правительственнаго центра Итальянскаго королевства поближе къ Риму называется, — на дипломатическомъ языкѣ нашего времени, — отреченіемъ отъ Рима, а выводъ Французскихъ войскъ, благодаря которымъ только и поддерживалась свѣтская власть папы, — мѣрою безопасности папскаго престола, гарантіей его правъ и притязаній!!! Разумѣется, такія увѣренія никого не обманываютъ; они дѣлаются только для того, чтобъ сохранить нѣкоторый decorum, чтобъ удовлетворить требованіямъ приличія, чтобъ придать поступкамъ видъ формальной законности и правды. Впрочемъ, составители конвенціи даже не очень и заботились о томъ, чтобы не было видно тѣхъ бѣлыхъ нитокъ, которыми шиты ихъ дипломатическіе покровы: какъ мы сказали — страхъ и негодованіе, обнаруживаемые папскимъ правительствомъ, радостныя надежды, обнаруживаемыя открыто Римлянами, молчаливое одобреніе Гарибальди и партіи дѣйствія, тревога Австріи, смущеніе всѣхъ ревностныхъ католиковъ, — все это служитъ наилучшимъ комментаріемъ на внутреннее значеніе конвенціи. Нѣтъ сомнѣнія, что Людовикъ-Наполеонъ питаетъ при этомъ и другіе, свои личные, затаенные замыслы; что у него въ запасѣ, про всякій случай, имѣются и другіе сюрпризы и загадки, которые онъ и пустятъ въ ходъ, когда въ томъ окажется надобность. Нельзя, конечно, ручаться въ томъ, что Наполеонъ непремѣнно допуститъ Италію овладѣть Римомъ, если по выводѣ гарнизона жители Рима, поднимутся противъ папы, выгонятъ его сами или же выразятъ, по способу «всеобщей подачи голосовъ», желаніе свое о передачѣ свѣтской власти папы въ руки Итальянскаго короля. Въ два года — срокъ назначенный для вывода Французскихъ войскъ — воды, по пословицѣ, утечетъ, много, а букву трактатовъ и конвенцій въ наше время считаютъ обязательною, кажется, только для одной Россіи, — даже когда они потеряли всякую силу, подобно пресловутому акту Вѣнскаго конгресса. Но какъ бы то ни было, а Наполеонъ занялъ теперь позицію, въ которой онъ, какъ говорится въ стратегіи, «господствуетъ» надъ общимъ положеніемъ Европы.
Итакъ папство близко къ банкротству. Мы съ своей стороны не можемъ не видѣть въ томъ, что совершается, правдивый, неумолимо-логическій судъ исторіи. Римское папство погибаетъ именно чрезъ то, чѣмъ оно согрѣшило. Оно не сумѣло понять свободы и независимости въ смыслѣ духовномъ, въ смыслѣ Христовомъ; оно забыло слова Спасителя: «царство Мое не отъ міра сего», сдѣлало церковь «царствомъ отъ міра» и подвергло ее участи всѣхъ земныхъ царствъ и учрежденій. Оно внесло въ церковь начало государственное, и это начало обращается теперь противъ нея же самой. Папству мало было власти духовной, оно захотѣло опереться на свѣтскую власть — и свѣтская же власть его и загубитъ. Поставивъ эту власть, т. е. внѣшнюю силу, внѣшнюю правду, броню государственнаго устройства — условіемъ свободы и независимости духовной, папство чрезъ это самое осудило себя на непремѣнное паденіе — какъ только расшатаются эти государственныя, эти бренныя подпорки его могущества и крѣпости.
Въ самомъ дѣлѣ — католическій міръ встревоженъ, вѣрные сыны католической церкви въ испугѣ, — поднимаются сѣтованія и вопли… гибнетъ папство, гибнетъ церковь!.. Но отчего же гибнетъ, почему гибнетъ? Неужели существованіе церкви Христовой зависитъ отъ нѣсколькихъ сотенъ квадратныхъ верстъ земли? Неужели гордая, «вселенская» латинская церковь имѣетъ такое хрупкое и шаткое основаніе, что отнятіе у нея областей, вовсе не великихъ, грозитъ ей окончательнымъ паденіемъ? Что такое Папскія владѣнія, что такое папа, какъ государь свѣтскій? Нѣчто въ родѣ мелкопомѣстныхъ Нѣмецкихъ владѣтельныхъ принцевъ. Неужели же положеніе, схожее съ положеніемъ мелкаго Нѣмецкаго принца и владѣніе столь тѣсное по объему могутъ что-нибудь значить для духовной власти Римскаго папы, первосвященника, старѣйшаго патріарха Христовой церкви, — могутъ усилить или ослабить къ нему уваженіе вѣрующихъ? Если онъ властвуетъ надъ душами, надъ совѣстью — не однихъ обитателей той мѣстности, которой владѣетъ, но всего католическаго міра, — цѣлыхъ ста милліоновъ католиковъ, то конечно не въ силу своей обстановки, какъ свѣтскаго владѣтельнаго государя, не вслѣдствіе богатства и политическаго значенія Папской области, какъ державы, а на какомъ-нибудь иномъ, болѣе нравственномъ, болѣе духовномъ основаніи? Въ такомъ случаѣ зачѣмъ же такъ упорно держаться за эту область, за эту жалкую внѣшнюю обстановку, зачѣмъ связывать съ судьбою этой области и города Рима — судьбу не только папства, но и всей латинской церкви?
Казалось бы, по понятіямъ православнаго, было бы всего проще и легче разрѣшить всѣ эти вопросы и затрудненія — отреченіемъ отъ Рима и свѣтской власти, — но «non possumus» («не можемъ») приходится сказать Римскому папѣ! Можетъ-быть латинская церковь и хотѣла бы теперь перенести свою свободу и независимость въ другую сферу, утвердить ее на иномъ, чисто-христіанскомъ основаніи, — но уже поздно; non possumus! Конечно, не нѣсколько сотенъ миль земли, не пышный дворъ, не государственный штатъ папской области составляютъ условіе папской власти и авторитета, но начало, которому эта государственная обстановка служитъ только внѣшнимъ признакомъ или проявленіемъ. Это начало — государственный элементъ, внесенный Римомъ въ область духовную, — перенесеніе на христіанскую церковь, управлявшуюся Римскимъ первосвященникомъ, типа Римской государственности и идеи всемірнаго владычества, которой Римъ былъ постояннымъ носителемъ. Съ паденіемъ Римской имперіи, духъ стараго Рима не погибъ и ожилъ въ иномъ образѣ. Папство наслѣдовало преданія Рима; грубость, и вещественность Рима перешли въ область латинскаго вѣроисповѣданія; политическое владычество міромъ замѣнилось владычествомъ духовнымъ. Это не та истинная церковь Христова, которая должна быть чужда мысли какого бы то мы было владычества, гдѣ нѣтъ ни большихъ, ни меньшихъ, гдѣ всѣхъ связываетъ одна любовь о Христѣ и одна вѣра въ Спасителя, — гдѣ духовенство имѣетъ только ту власть, которую даетъ ему сама церковь, избирая изъ среды себя своихъ служителей, свои орудія и органы, но сама, какъ церковь, всегда пребывая превыше всѣхъ отдѣльныхъ членовъ, и не признавая надъ собой другаго главы, кромѣ Христа. Латинская же церковь, какъ извѣстно, есть такое общество вѣрующихъ, въ которомъ всѣ отправленія вѣрующаго духа заразились государственностью, приняли въ себя элементъ государственный, т. е. элементъ внѣшней правды, принудительной силы, формальной законности и такъ*сказать вещественной опредѣленности. Неограниченность мірской власти древняго Рима, республиканскаго или императорскаго — замѣнилась непогрѣшимостью папы; онъ назвался царемъ-первосвященникомъ (rex-pontifex), а латинскіе архіереи — князьями церкви: благодать, данная папѣ, взвѣшена, измѣрена, сосчитана, регламентирована и какъ доходная статья, въ видѣ индульгенцій, т. е. продаваемаго прощенія грѣховъ, поступила въ государственное казначейство… Однимъ словомъ, земное царство съ земнымъ царемъ, котораго неограниченность власти превышала полновластіе всякаго иного земнаго владыки, — ибо это была власть непогрѣшимой совѣсти надъ грѣшною совѣстью прочихъ смертныхъ; съ подданными, порабощенными такъ, какъ ни одинъ народъ ни въ одномъ государствѣ — ибо это было порабощеніемъ духа; съ аристократіей, которой привилегіи заключались въ дарахъ Св. Духа; съ войскомъ, съ полиціей, — въ лицѣ монашескихъ орденовъ, іезуитскихъ коллегій и инквизиціи, съ строгой централизаціей, съ постепенностью чиновъ и инстанцій, — вотъ что сдѣлалъ изъ церкви духъ стараго Рима, обратившій царство не отъ міра сего въ царство отъ міра, церковь — во вселенную монархію, въ деспотію духовную. Ватиканъ стоитъ Капитолія; но рушился Капитолій, рушится и Ватиканъ, какъ и всякое земное бренное основаніе силы, могущества и славы. Живымъ, вещественнымъ символомъ этого значенія латинской церкви, какъ всемірной духовной монархіи, — олицетвореніемъ идеи этого вещественно-духовнаго владычества былъ и есть Римъ, — и разстаться съ Римомъ или признать въ Римѣ присутствіе иной власти, равняется для Римскаго папы отреченію отъ своего историческаго знамени, какъ всемірнаго духовнаго владыки. Столицею такой всемірной духовной державы могъ быть только Римъ, и папа безъ Рима немыслимъ, — не только какъ напр. Франція безъ своей столицы Парижа, Англія безъ Лондона, и т. д., но -потому именно, что присущая Риму идея вселенскости составляетъ условіе всего историческаго значенія папы. Лишиться Рима — значитъ лишиться символа своего всемірнаго духовнаго владычества, — такого символа, который не можетъ бытъ произвольно перенесенъ на другое мѣсто, который усвоенъ Риму всею исторіей міра. Еслибъ латинская церковь была, какъ и всякая другая, мѣстная христіанская церковь, то центральный пунктъ церковной администраціи могъ бы быть перенесенъ съ одного мѣста на другое безъ всякаго ущерба для авторитета самой церкви: ибо истина Христова; живущая въ церкви, не зависитъ отъ условій внѣшней обстановки, также могуча и животворна въ подземныхъ душныхъ вертепахъ, какъ и въ чертогахъ, на снѣжныхъ тундрахъ, какъ и на плодоносныхъ поляхъ Италіи. Никакая внѣшняя опасность не есть опасность для церкви. Но именно потому, что латинство измѣнило основаніямъ Христовой церкви, поставило ее на подножіе земнаго величія и власти, ограничило ея свободу и независимость, понявъ и опредѣливъ эту свободу и независимость какъ неограниченность земной власти, сдѣлало первослужителя Христова земнымъ царемъ не въ званіи простаго смертнаго и грѣшнаго раба Божія, какимъ является каждый царь, но въ званіи непогрѣшимаго духовнаго владыки, — именно потому — вся эта бывшая слава, бывшее величество, бывшее могущество поставлены нынѣ въ жалкую унизительную зависимость отъ случайнаго обстоятельства, отъ прихоти честолюбцевъ, отъ успѣха дипломатическихъ интригъ и всяческихъ обмановъ! Владыка міра принужденъ дрожать отъ мысли, что 20 тысячъ Французскихъ солдатъ скоро поставятъ его лицомъ къ лицу съ его подданными; принужденъ выносить оскорбительный гнетъ Французскаго покровительства…
Можетъ-быть Пію ІХ-му и хотѣлось бы развязаться съ идеею свѣтской монархіи и владычества, но не легко стряхнуть съ папской тіары тяготѣніе пятнадцати вѣковъ исторической жизни! но уже невозможно ожидать спасительнаго раскаянія и преобразованія латинской церкви внутри ея самой, ея. собственнымъ свободнымъ произволеніемъ! Non possumus — восклицаетъ папа, и дѣйствительно не можетъ, non possumus, если бы даже и хотѣлъ… Non possumus — самый искренній теперь вопль, который когда-либо раздавался изъ папскихъ чертоговъ, — и съ этимъ воплемъ отчаянія скоро погребетъ себя папство подъ развалинами Ватикана!