Сочиненія И. С. Аксакова.
Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дѣла Россіи. Статьи изъ «Дня», «Москвы» и «Руси». Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860—1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
По поводу введенія русскаго языка въ присутственныя мѣста Остзейскихъ провинцій.
правитьГосподинъ культуртрегеръ, статскій совѣтникъ и кавалеръ, докторъ Беркхольцъ, редакторъ журнала, издающагося въ Ригѣ подъ названіемъ «Baltische Monatsschrift», равно и другіе господа культуртрегеры или культуроносцы, т. е. носители просвѣщенія въ непросвѣщенной Россіи, и русской службы статскіе и иные совѣтники и редакторы нѣмецкихъ газетъ въ прибалтійскихъ губерніяхъ, съ какимъ то классическимъ азартомъ древнихъ Грековъ и Римлянъ, вопіютъ хоромъ противъ нашествія варваровъ-Скиѳовъ на ихъ благословенный и мирный Кур-Лив-и-Эстляндскій край, этотъ Германіи якобы уголокъ, этотъ разсадникъ высшей европейской культуры, — заводъ интеллигенціи, нравственности и способности для темной, безнравственной и неспособной Россіи. Какъ лѣнится пиво въ высокихъ нѣмецкихъ стаканахъ, такъ цѣнится и рѣчь сихъ прибалтійскихъ нѣмецкихъ мужей самовосхваленіемъ и поношеніемъ русскаго варварства и невѣжества. Вся эта буря фразъ и словъ, подъятая одною десятою мѣстнаго населенія противъ распоряженій верховной русской власти о введеніи русскаго языка въ преподаваніе исторіи въ тамошнихъ гимназіяхъ, а также въ оффиціальное дѣлопроизводство административныхъ мѣстъ и лицъ, — распоряженій столь сочувственныхъ остальнымъ кореннаго, туземнаго населенія края, — вся эта буря представлялась намъ не болѣе какъ бурею въ стаканѣ воды или пива, и мы не только не считали нужнымъ заклинать ее, но готовы были съ терпѣніемъ и снисхожденіемъ дать ей время выбушеваться себѣ безвредно, — готовы были отвѣчать упорнымъ молчаніемъ на всѣ любезности нѣмецко-россійской прессы.
Но хитеръ Нѣмецъ на выдумки, гласитъ русская поговорка, и справедливость этого изреченія русскаго народа мы особенно оцѣнили, прочитавъ въ одномъ изъ послѣднихъ нумеровъ нѣмецко-прусской газетки «Ostsee-Zeitung», издающейся въ Штетинѣ, корреспонденцію изъ Варшавы (?), и въ берлинской газетѣ «Bаnk- und Handels-Zeitung» корреспонденцію изъ Риги о несчастномъ положеніи нѣмецкой національности въ трехъ русскихъ прибалтійскихъ губерніяхъ. Нѣмецъ, хитрый на выдумки, придумалъ аппеллировать къ общественному мнѣнію и столь возбужденному теперь національному чувству Германіи, по поводу именно вышеупомянутыхъ распоряженій о русскомъ языкѣ, придумалъ сдѣлать германскую журналистику орудіемъ гласности въ этомъ домашнемъ нашемъ вопросѣ и произвести, посредствомъ ея, нѣкоторое давленіе на мнѣніе общества и правительства въ Россіи. Онъ знаетъ, по старой памяти, какъ во время оно бывалъ удаченъ такой маневръ, какъ потрушивали въ Россіи строгихъ менторскихъ замѣчаній иностранной журналистики и заискивали у нея отзывовъ благосклонныхъ. Но на всякаго хитреца бываетъ простота: хитрый Нѣмецъ обсчитался во времени. Теперь русское общество не только не поддается вліянію иностранныхъ публицистовъ, но и привыкло видѣть во всѣхъ ихъ разсужденіяхъ о Россіи полезное предостереженіе для себя въ обратномъ смыслѣ. Такъ въ настоящемъ случаѣ выдумка Нѣмца прибѣгнуть къ покровительству иностранной печати по вопросу о русскомъ языкѣ — можетъ и на русское правительство и на общество оказать дѣйствіе совершенно противное тому, какого ожидалъ культуртрегеръ.
Но хитрость выдумки заключается не столько въ переносѣ русскаго дѣла на судъ заграничной публики, сколько въ самомъ изложеніи дѣла и въ тѣхъ различныхъ способахъ пуганья и застращиванья, которыми авторы упомянутыхъ двухъ статей думаютъ достичь своей цѣли. Способы крайне любопытные, съ которыми мы и познакомимъ нашихъ читателей.
Такъ, напримѣръ, корреспондентъ прусской газеты «Ostsee-Zeitung» предпосылаетъ своимъ возгласамъ, жалобахъ, а потомъ и угрозамъ, нѣсколько словъ о преданности и вѣрности нѣмецкаго населенія прибалтійскихъ губерній царствующей династіи въ Россіи. Никто никогда въ этомъ и не сомнѣвался, но мы не думаемъ, чтобы преданность и вѣрность своему государю составляли исключительную нравственную монополію прибалтійскихъ Нѣмцевъ; не думаемъ, чтобы даже какое-либо предпочтеніе имѣли въ этомъ отношеніи 200 тысячъ нѣмецкаго населенія прибалтійскаго края предъ 70 милліонами русскаго народа, ради котораго и Россія называется Россіей, и ея государь называется Государемъ Русскимъ Смѣемъ полагать, что вѣрность и преданность русскаго народа своему монарху имѣютъ даже то нѣкоторое преимущество, что русскій народъ не ставитъ ихъ себѣ въ особенную заслугу и въ цѣну, не считаетъ себя въ правѣ просить за это особенной награды, привилегіи или изъятія отъ дѣйствія общихъ законовъ Русской Имперіи. Между тѣмъ статья газеты «Ostsee-Zeitung», съ одной стороны расточая Россіи самые нелестные эпитеты, отрицая, самымъ оскорбительнымъ образомъ, права русскаго государства и русской народности, — съ другой стороны напирая на династическую вѣрность и преданность нѣмецкаго населенія края, обличаетъ нѣмецкую выдумку самой хитрой работы. Хитрость состоитъ въ покушеніи отдѣлить русскую царствующую династію отъ Россіи: какъ будто царствующая династія не есть представительница и блюстительница именно русскихъ, а не какихъ- либо иныхъ государственныхъ и народныхъ интересовъ, — какъ будто у нея есть какіе-либо свои, чуждые Россіи интересы, какъ будто между русскимъ народомъ и его Государемъ можетъ быть проведена какая-либо раздѣляющая черта! Перехитрилъ и здѣсь почтенный мужъ, взывающій въ Германіи изъ прибалтійскихъ губерній, — перехитрилъ, какъ видятъ читатели, не къ выгодѣ нѣмецкаго населенія.
«Мое перо слишкомъ слабо, чтобъ изобразить всеобщее изумленіе и негодованіе нѣмецкаго населенія», восклицаетъ корреспондентъ берлинской «Bank- und Handelszeitung»; «невозможно представить себѣ того всеобщаго смятенія, которое произвелъ на нѣмецкое населеніе остзейскихъ провинцій указъ объ изгнаніи нѣмецкаго языка….» пишетъ корреспондентъ берлинской же газеты «Ostsee-Zeitung». Въ самомъ дѣлѣ поразительно! Есть отъ чего раздразниться германской національной гордости и вскипѣть гнѣвомъ! Что это за указъ? Когда и кѣмъ и откуда изгнанъ нѣмецкій языкъ? спроситъ смущенный читатель. Воспрещено ли нѣмецкому населенію употреблять его дома, или въ своихъ школахъ, или въ своихъ церквахъ, или издавать нѣмецкія газеты, журналы и книги? Ничуть не бывало: и дома, и на улицахъ, и въ школахъ, и въ церквахъ, и въ литературѣ, и въ журналистикѣ не только предоставлена нѣмецкому населенію полная свобода нѣмецкаго языка, но даже и свобода глумиться по-нѣмецки надъ нашею русскою темнотой и варварствомъ я даже побраниваться: сердитые культуртрегеры не упускаютъ пользоваться этимъ правомъ. О какомъ же указѣ идетъ рѣчь? Ни о чемъ другомъ, какъ объ извѣстномъ недавнемъ подтвержденіи, отъ имени комитета министровъ, правительственнаго распоряженія, состоявшагося уже семнадцать лѣтъ тому назадъ и до сихъ поръ неисполненнаго, распоряженія о томъ, чтобъ оффиціальное дѣлопроизводство въ присутственныхъ мѣстахъ и у правительственныхъ лицъ въ этой части Россіи было ведено на оффиціальномъ языкѣ русскаго государства, т. е. на русскомъ. Кажется, дѣло самое обыкновенное, но автору-Нѣмцу нужно было, для своей цѣли, произвести приличный эффектъ, и вотъ онъ придумалъ такой ловкій оборотъ фразы, который, только немножко, повидимому, искажая правду, но соблюдая ея подобіе, окрашиваетъ дѣло инымъ свѣтомъ и заставляетъ шипѣть и кипѣть отъ негодованія германскій патріотизмъ. А между тѣмъ, разсказанная просто, эта мѣра не только не способна произвести эффектъ, но должна вызвать всеобщее одобреніе. Чего требуетъ русское правительство? — Только того, чтобы въ русскомъ государствѣ оффиціальнымъ языкомъ дѣлопроизводства былъ языкъ русскій, — чтобы чиновники русской служба говорили и писали по-русски. Что можетъ быть естественнѣе и законнѣе этого требованія, и кого же можетъ оно удивить въ Европѣ? Не Пруссію же, которая ни въ Познани, ни въ мѣстахъ, заселенныхъ Датчанами, не признаетъ никакого другаго государственнаго языка, кромѣ нѣмецкаго. Не Францію же, гдѣ языкъ государственный только одинъ, французскій, дли всѣхъ ея подданныхъ, и нѣмецкаго, и итальянскаго, и даже арабскаго происхожденія. Какъ ни хитры наши нѣмецкіе культуртрегеры на выдумки, но хитрѣе такой выдумки я придумать нельзя, чтобы русская власть обязана была говорить не по-русски, а по-нѣмецки.
Они пугаютъ русское правительство гнѣвомъ нѣмецкаго населенія прибалтійскихъ губерній. «Нѣмецкое населеніе — въ смятеніи», говорятъ они…
А не нѣмецкое, спросимъ мы?
Или хитрость нѣмецкихъ выдумокъ, пріютившихся въ заграничной журналистикѣ, перейдетъ наконецъ въ явную ложь, дойдетъ до увѣреній, что и не нѣмецкое населеніе плачетъ о нѣмецкомъ языкѣ, котораго не понимаетъ? Не угодно ли поборникамъ оффиціальности нѣмецкаго языка прочесть хоть корреспонденцію, помѣщаемую нами ниже въ областномъ отдѣлѣ: факты повидимому ничтожные, мелочные, но они потому то и важны, что рисуютъ намъ бытовую изнанку оффиціальной дѣйствительности въ ежедневной жизни крестьянъ. Конечно, такое непониманіе, послѣ 600лѣтняго безграничнаго владычества меченосцевъ и культуроносцевъ, пришедшихъ изъ Германіи съ просвѣтительною и христіанскою миссіею, немного говоритъ въ пользу просвѣтительной способности нѣмецкихъ витязей и ихъ потомковъ, равно какъ немного говоритъ въ пользу ихъ политической мудрости соціальное неустройство крестьянскаго населенія, которое они держали подъ своею просвѣщенною опекой столько вѣковъ "сряду, — но объ этомъ подробнѣе мы поговоримъ когда- нибудь послѣ. Для насъ важенъ теперь тотъ несомнѣнный фактъ, что десять десятыхъ туземнаго населенія почти вовсе не понимаютъ того языка, который одна десятая хочетъ сдѣлать господствующимъ въ краѣ и ради котораго она — эта десятая — неволитъ приходить въ смятеніе, аппеллировать къ Германіи, класть на вѣсы свою династическую вѣрность, и наконецъ… Но здѣсь смѣлость выдумокъ доходитъ до дерзости: прибалтійскіе корреспонденты обѣихъ названныхъ нами газетъ позволяютъ себѣ оглашать по всей Европѣ, будто бы нѣмецкое населеніе края намѣревается отправить депутацію къ Государю Императору и надѣется непосредственнымъ предстательствомъ достигнуть отмѣны указа о русскомъ языкѣ. (Такъ говорится въ «Ostsee-Zeitung;» то же самое читаемъ и въ корреспонденціи «Bank- und Handßlszeitüag»: Sie (die deutsche Berölkerung) beabsichtigt zunächst ein Immedihtgesuch an den Kaiser zu richten und hofft von demselben günstigen Erfolg). Мы не вѣримъ такому намѣренію. Мы не думаемъ, чтобы достало дерзости у просвѣщеннаго высшею культурой населенія сомнѣваться въ твердой и неуклонной волѣ правительства — привести въ точное исполненіе тѣ мѣропріятія, о которыхъ Государь Императоръ возвѣстилъ въ своей послѣдней, русской рѣчи, произнесенной въ Ригѣ. Его Величество выразилъ при этомъ надежду, что эти мѣропріятія встрѣтятъ содѣйствіе именно въ нѣмецкомъ населеніи, къ представителямъ котораго были обращены императорскія слова. Это «вѣрное и преданное» населеніе поспѣшитъ, конечно, оправдать такую лестную для него надежду. И во имя чего стало бы ходатайствовать нѣмецкое населеніе? Во имя какого начала высшей и политической справедливости? Во имя меньшинства, желающаго навязать свой языкъ большинству мѣрами принудительными, для которыхъ потребно содѣйствіе русской государственной власти? Другими словами, депутація намѣревается просить верховную русскую государственную власть содѣйствовать русскими силами, согласно съ желаніемъ двухъ сотъ тысячъ Нѣмцевъ, — насильственному онѣмеченію полутора милліона русскихъ подданныхъ, не нѣмецкаго происхожденія и испрашивающихъ у русскаго правительства, какъ милости, обязательнаго обученія русскому языку!!
Конечно, протестовать противъ всякой, болѣе или менѣе либеральной, мѣры, нарушающей средневѣковой строй прибалтійскаго нѣмецкаго населенія, вошло, какъ свидѣтельствуетъ исторія, въ его плоть и кровь, даже въ какую-то привилегію, освященную обычаемъ. Противъ чего не протестовали «мирные жители изъ Нѣмцевъ прибалтійскихъ береговъ», по выраженію графа Уварова?
Протестъ при Сигизмундѣ III, въ 1604 г., противъ Северинскаго договора, стѣснившаго самоуправство магистратовъ; протестъ при шведской королевѣ Христинѣ противъ ея требованія представить на разсмотрѣніе грамоты и привилегіи; протестъ въ 1786 г., при введеніи новаго городскаго положеніе; протестъ въ 1811 г. противъ приказанія вести правильную денежную отчетность; протестъ въ 1827 и въ 1841 г. противъ обязанности составлять правильные городскіе бюджеты; протестъ въ 1845 г. противъ свода мѣстныхъ узаконеній, ограничивавшаго возможность своеволія; Протестъ въ 1864 г. противъ промышленнаго устава, даровавшаго свободу промысловъ; протестъ противъ гласнаго судопроизводства, уравнивающаго права сословій; протестъ противъ надѣленіи крестьянъ землями; постоянный, непрерывный протестъ противъ права Русскаго — быть одинаково Русскимъ во всей имперіи, не исключая Риги и Ревеля; постоянный, непрерывный протестъ противъ полноправности гражданской и человѣческой Латыша и Эстонца; протестъ противъ всего посягающаго на цѣлость стѣснительныхъ для края привилегій, противъ всякаго юридическаго равенства сословій, противъ всего полезнаго, благотворнаго и желаннаго для 9/10 туземнаго населенія!… Какое неистощимое обиліе протестовъ, а также и депутацій! Не всѣ, но нѣкоторые изъ послѣднихъ занесены на страницы не одной тайной, но и явной исторіи. Такъ въ «Рижскихъ письмахъ», напечатанныхъ въ 1865 г. въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ», мы читаемъ даже, что одной изъ депутацій, по возвращеніи въ Ригу, публично графомъ Буксгевдевомъ заявлено (въ 1806 г.) неудовольствіе императора Александра I за пріѣздъ въ Петербургъ съ нѣсколько грубыми, неблаговидными пособіями для успѣха ходатайства…. Но нынче не тѣ времена: нынѣ депутаціи опираются единственно на «вѣрность и преданность нѣмецкаго населенія династіи». Но именно поэтому мы и хотимъ думать, что извѣстія, сообщенныя въ прусскихъ газетахъ корреспондентами, ни болѣе ни менѣе какъ клевета на вѣрное и преданное населеніе. Мы не отрицаемъ, что такою клеветою корреспонденты надѣялись принести пользу защищаемому ими дѣлу, не мы полагаемъ, что хитрые Нѣмцы оказали въ этомъ случаѣ медвѣжью услугу своимъ соотечественникамъ… Впрочемъ ихъ услужливость идетъ дальше и переходитъ въ положительную угрозу… Мы разскажемъ о ней въ слѣдующемъ No.