КОНСТАНТИНА СЕРГѢЕВИЧА
изданныя подъ редакціей
Въ типографіи П. Бахметева.
Въ первыхъ двухъ томахъ этого изданія помѣщена писцовая книга 1632 года. Едва ли нужно распространяться о великой важности писцовыхъ книгъ и о необходимости ихъ изданія. Искренни благодарность почтенному издателю, который сверхъ того въ предисловія своемъ представилъ нѣкоторые, весьма важные выводы изъ издаваемыхъ имъ актовъ.
Писцовыя книги — это самостоятельное дѣло древней Руси, дѣло, по истинѣ громадное и великое, особенно, если взять въ разсчетъ бѣдность средствъ той эпохи. Вся Русская земля является описанною въ этихъ книгахъ съ большою подробностію, и оцѣненною по качеству почвы. Чтобъ видѣть, какъ дѣлается описаніе, обратимся къ писцовой книгѣ, которая передъ нами, и предметомъ которой одинъ Бѣлевскій уѣздъ. Въ каждомъ имѣнія обозначена приблизительно мѣстность; сказано: какое оно: вотчина или помѣстье; село, сельцо или деревня, или пустошь; сочтено, кромѣ помѣщичья или вотчинникова двора, число дворовъ жилыхъ, дворовъ пустыхъ и дворовыхъ мѣстъ; перечислены поименно всѣ живущіе въ нихъ люди: дворовые (или люди собственно, какъ мы это и теперь употребляемъ), крестьяне и бобыли; перечислены поименно хозяева пустыхъ дворовъ и дворовыхъ мѣстъ, съ обозначеніемъ, куда, къ кому именно, и когда они вышли. Вымѣрено количество земли въ каждомъ имѣніи съ подраздѣленіемъ на пашню паханую, господскую, крестьянскую и бобыльскую, на пашню, паханую наѣздомъ (въ пустошахъ), на пашню перелогомъ и пашню заросшую лѣсомъ; обозначено, или десятинами, или верстами, пространство лѣса и сказано, въ какой лѣсъ ѣздить для всякого употребленія; опредѣлено копнами, а иногда сверхъ того и десятинани, количество сѣна; сказано сколько въ имѣніи сошнаго письма живущемъ или въ пустомъ и сколько платить въ сошное письмо съ живущего. Наконецъ указано, на основаніи какого оффиціальнаго акта находится имѣніе во владѣніи. Сверхъ того приводятся особыя обстоятельства, если они встрѣчаются, какъ-то: споръ объ имѣніи, или особый промыселъ. Полнота описанія видоизмѣняется отъ самаго предмета, т. е., гдѣ нѣтъ напр. крестьянской или господской пашни, тамъ она и обозначена быть не можетъ, и т. д. При описаніи, послѣ розничнаго исчисленія, подводятся итоги; сперва въ каждомъ имѣніи, потомъ идутъ итоги по роду имѣній (помѣстья это или вотчины, служилыхъ людей или монастырскія); потомъ итоги въ цѣломъ стану, — въ каждомъ порознь (въ Бѣлевскомъ уѣздѣ 8 становъ); наконецъ итоги во всемъ Бѣлевскомъ уѣздѣ. Итоги эти обхватываютъ собою все, исчисляя и вотчинниковъ, и помѣщиковъ, по ихъ званію, и крестьянъ, и бобылей, и дворовыхъ, и наконецъ самые предметы владѣнія, по различнымъ ихъ качествамъ. Нельзя безъ уваженія смотрѣть на эти огромныя труды нашей до-Петровской гражданственности, и нельзя не сознаться, что правительство древней Россіи по крайней мѣрѣ знало Россію, знало страну, которою управляло.
Писцовыя книги требуютъ не только чтенія, но изученія; по этому мы, въ нашей статьѣ, пишемъ не критическую обработку Бѣлевской писцовой книги, полную и удовлетворительную, а тѣ выводы, заключенія и замѣчанія, которые представляются сами собою, даже при первомъ чтеніи.
Самое важное, что возбуждаетъ вниманіе изслѣдователя, это отношеніе крестьянъ къ помѣщикамъ и вотчинникамъ; на это писцовая книга Бѣлевскаго уѣзда даетъ болѣе или менѣе важны) указанія. Писцовая книга, изданная г. Елагинымъ, относится и 1632—35 годамъ и была (какъ замѣчаетъ справедливо издатель уже не первою послѣ междуцарствія.
Имѣнія помѣщичьи и вотчинниковы представляются въ троякомъ видѣ: 1) крестьяне (и бобыли) пашутъ пашню на помѣщика и на себя; 2) крестьяне пашутъ пашню только на себя; 3) въ имѣньи помѣщика нѣтъ ни бобылей, ни крестьянъ; между тѣмъ въ имѣньи есть иногда значительная запашка. Послѣднѣе обстоятельство очевидно указываетъ на то, что пашня производилась наймомъ. Кто нанимался, въ какихъ отношеніяхъ находились наемные къ помѣщику, объ этомъ мы сказать опредѣлительно ничего пока не можемъ.
Отношенія количества пашни крестьянской къ пашнѣ господской весьма разнообразны, и ихъ трудно подвести подъ правила или объяснить, т. е., для насъ трудно, при нашемъ трудномъ пониманіи древней Руси. Имѣнія здѣсь опять можно подраздѣлить на три рода. 1) Есть имѣнья, гдѣ запашка господская и крестьянская довольно ровны, напримѣръ: въ имѣнья стольника Стрѣшнева, на 13 человѣкъ крестьянъ и бобылей: «пашни паханыя помѣщиковы 10 четвертей, да крестьянскія и бобыльскія пашни паханыя 12 четвертей» (I. стр. 3.). Въ помѣстьѣ Григорья Ермолина сына Чемоскина, на 15 человѣкъ крестьянъ и бобылей: «пашни паханыя помѣщиковы 10 четвертей, да крестьянскія бобыльскія пашни 12 четвертей» (I. стр. 113). 2) Есть имѣнья, въ которыхъ господская запашка превышаетъ много крестьянскую; но заключить изъ этого, что крестьяне были угнетены и обременены пашнею — нельзя, ибо часто, при числѣ тутъ же означенномъ крестьянъ, не было никакой физической возможности обработать это количество земли, напримѣръ: въ помѣстьѣ Бориса Лукьянова сына Косово, на одного бобыля: «пашни паханыя помѣщиковы 8 четвертей, да бобыльскія пашни паханыя 2 четверти» (I. стр. 56). Въ помѣстьѣ Кузьмы Дмитріева Панюкова, на одного бобыля: «пашни паханыя помѣщиковы 10 четвертей, да бобыльскія пашпи паханыя 2 четверти» (I. стр. 94). Одинъ бобыль пашетъ 12 четвертей въ полѣ! Но вотъ еще примѣръ: въ имѣньи два бобыля; между тѣмъ: «пашни паханыя вотчизниковы 30 четвертей, да бобыльскія пашни паханыя 4 четверти.» (I. стр. 315). Здѣсь на каждаго бобыля приходится 17 четвертей въ полѣ или 8 1/2 десятинъ! Есть ли какая нибудь возможность обрастать? Иначе объяснить нельзя, какъ предположивъ въ такомъ случаѣ особый наемъ, но, слѣдовательно — нанять было можно, слѣдовательно — были руки. Предположивъ же наемъ, сказать, сколько пахалъ крестьянинъ на помѣщика, — нельзя.
Есть наконецъ имѣнья, въ которыхъ крестьянская запашка превышаетъ господскую, напримѣръ: въ помѣстьѣ Никифора Павлова сына Уколова, на двухъ крестьянъ и одного бобыля: «пашня паханыя помѣщиковы 6 четвертей, да крестьянскія и бобыльскія пашни 10 четвертей» (стр. 138). Въ помѣстьѣ недоросля Гаврилы Тимоѳеева сына Мухортого, на 5 человѣкъ крестьянъ и бобылей 6 четвертей пашни паханой помѣщичьей, а крестьянской и бобыльской — 16 четвертей (стр. 184). Въ вотчинѣ Ивана Тимоѳеева сына Бунина, на 5 крестьянъ да на 3 бобыля, на 8 человѣкъ, пашни паханой вотчинниковой 10 четвертей, да крестьянской и бобыльской — 20 четвертей. Въ вотчинѣ Никифора Семенова сына Вельяминова во всѣхъ имѣніяхъ на 100 (на 104?) человѣкъ крестьянъ и бобылей, — пашни помѣщиковой 10 четвертей, крестьянской и бобыльской — 150 четвертей (впрочемъ, въ первомъ имѣніи нѣтъ пашни помѣщичьей вовсе, а во второмъ 10 четвертей пашни помѣщичьей приходятся на 50 четвертей пашня крестьянской и бобыльской). Довольно и этихъ примѣровъ.
Второй разрядъ имѣній, — это тотъ, гдѣ крестьяне пашутъ на себя; помѣщику, вѣроятно, платится оброкъ. Напримѣръ: въ помѣстьѣ Никифора Васильева сына Юшкова пашни помѣщичьей нѣтъ, крестьянинъ и бобыль пашутъ на себя 6 четвертей (15—16). Въ помѣстьѣ Аеапасья Тимоѳеева сына Бунина пашни помѣщичьей нѣтъ, крестьянинъ и бобыль тоже пашутъ на себя 6 четвертей (стр. 44). Пропорція эта иногда измѣняется, и крестьянинъ пашетъ на себя меньше 3 четвертей. Въ помѣстьѣ Князя Шуйскаго, — помѣстьѣ большомъ, — нѣтъ пашни помѣщичьей, а только крестьянская и бобыльская; 483 человѣка крестьянъ и бобылей пашутъ 796 четвертей.
Третій разрядъ имѣній, — это тотъ, въ которомъ нѣтъ ни бобылей, ни крестьянъ, но есть помѣщичья пашня; очевидно, она производилась наймомъ, напримѣръ: въ помѣстьѣ Венедикта Сафонова сына Гамова, въ полдеревнѣ, только одинъ дворъ помѣщиковъ; ни людей, ни крестьянъ, ни бобылей; а между тѣмъ «пашни паханыя помѣщиковы 5 четвертей» (I. стр. 23). Въ помѣстьѣ Ильи Данилова сына Кузмеикова, въ которомъ тоже нѣіъ никого: всего одинъ дворъ помѣщиковъ, нѣтъ даже ни пустыхъ дворовъ, ни мѣстъ дворовыхъ, — «нашпи паханыя помѣщиковы 10 четвертей» (I. стр. 55). Въ помѣстьѣ Ѳеоктиста Калинина сына Арцыбашева также нѣтъ никого: «пашни паханыя помѣщиковъ! 10 четвертей» (1, стр. 101—102). Въ помѣстьѣ Ерофея Никитина сына Охотникова — 20 четвертей пашни, хотя нѣтъ ни крестьянъ, ни бобылей (I. стр. 238). Примѣровъ можно привести множество. — Какъ скоро рѣчь идетъ не о деревнѣ, хоти и пустой (какъ въ приведенныхъ примѣрахъ), а о пустоши, гдѣ еси пашни, то говорится, что пашня пахана наѣздомъ. Иногда такая запашка бываетъ велика, напримѣръ: у Никиты Михайлова сына Воейкова въ помѣстьѣ: «полъ-пустоши Красныхъ Колокъ и съ отъѣзжею землею, а въ ней пашни наѣздомъ пахано 40 четвертей» (I. стр. 241). Въ помѣстьѣ Ивана Тимоѳеева сына Бунина пашой паханыя наѣздомъ 50 четвертей" (I. стр. 423). При отсутствіи въ имѣньѣ помѣщика крестьянъ, пашня въ пустоши, достигающая иногда значительнаго размѣра, какъ въ приведенномъ нами примѣрѣ, также не можетъ быть иначе объяснена, какъ наймомъ. Въ неоспоримое свидѣтельство, что наемъ существовалъ въ древней Руси, можетъ быть приведено слѣдующее мѣсто изъ Бѣлевской писцовой книги, гдѣ говорится о поповской вотчинѣ: «и въ ней на ихъ (поповъ) двѣ трети — пашни паханыя наѣзжія изъ найму 28 десятинъ» (II. стр. 139). Но ктоже были эти наемные люди? Люди гулящіе, бродяги? Во всякомъ случаѣ, надобно предположить ихъ большое число, ибо даже въ населенныхъ имѣніяхъ только ихъ участіемъ можемъ объяснить несоразмѣрность запашки относительно числа рабочихъ рукъ. Въ какія отношенія становились эти вольно-наемные.къ помѣщику и вотчиннику? Не были ли они тоже, что переходные крестьяне? Изъ чего работали они, изъ платы, или изъ доли въ хлѣбѣ? Все это вопросы, еще ждущіе разрѣшенія. Но существованія вольнонаемнаго труда въ до-Петровской Россіи, въ древнемъ Русскомъ хозяйствѣ, и существованія этого труда въ значительныхъ размѣрахъ, — отрицать нельзя. Если же вольно-наемный трудъ такъ давно былъ у насъ извѣстенъ, то, въ настоящую минуту, это допускаетъ важныя соображенія и подкрѣпляетъ еще болѣе мнѣніе о возможности его въ наше время, при новыхъ условіяхъ, то есть, предполагая, что крѣпостные крестьяне будутъ надѣлены землею и станутъ въ совершенную независимость отъ помѣщика, внѣ всякой обязательности труда, а у помѣщика останется одна земля. Иные боятся, что поля останутся необработанными. Противъ этого опасенія возражало Сельское Благоустройство. Думаемъ, что примѣръ до-Петровской Руси здѣсь весьма важенъ; указываемъ на нее, основываясь на писцовыхъ книгахъ. Вольно-наемный трудъ, весьма не чуждый и теперь Русскому народу, не новость въ Россіи. Въ древней Руси видимъ, что часто у помѣщика только одна земля, безъ крестьянъ, и между тѣмъ иногда значительная запашка.
Кромѣ этихъ выводовъ, писцовая книга Бѣлевскаго уѣзда приводитъ еще къ другому важному выводу. Часто читаемъ мы въ ней, что крестьянинъ или бобыль сшелъ безвѣстно; читаемъ также, что онъ сшелъ за такого-то. Г. издатель думаетъ, что законъ Годунова не исполнялся, что жизнь не усвоила его; но мы приходимъ къ иному заключенію. — Разсмотримъ внимательнѣе это важное явленіе. — Прежде всего странно, что писцовая книга записываетъ просто: сшелъ за такого-то, въ такой-то уѣздъ, въ такую-то деревню. Казалось бы, что нарушеніе закона какъ бы нибудь отозвалось, обозначилось въ актѣ Правительственномъ, каковы писцовыя книги; можно бы сказать хоть: сбѣжалъ. Между тѣмъ, эта спокойная рѣчь: вышелъ, сшелъ, есть какъ бы явное признаніе права перехода тѣхъ, о которыхъ говорится эта рѣчь. — И точно, въ той же писцовой книгѣ, вмѣстѣ съ выраженіемъ, какъ напримѣръ: "дворъ нустъ Васки Купреянова; Васка вышелъ въ Бѣлевской же уѣздъ, въ деревню Абинь, за Степана Бутене- въ (I. стр. 9), мы встрѣчаемъ: «а тѣ крестьяне живутъ бѣгая въ разныхъ городѣхъ» (I. стр. 30). Или:….. «выбѣжали въ прошломъ во 136 году и во 138 году, а живутъ въ Елецкомъ уѣздѣ» (I. стр. 360). Или же: «а сынъ его Данилко сбѣжалъ на Елецъ» (II. стр. 124). И такъ писцовая книга даетъ чувствовать нарушеніе закона и называетъ бѣглыми иныхъ крестьянъ. Намъ могутъ возразить, что здѣсь рѣчь идетъ не о переходѣ за помѣщика: во мы встрѣчаемъ, напримѣръ, и такое выраженіе: «Дворъ пустъ Ивашки Васильева, а Ивашко живетъ бѣгаючи за Неустройкомъ Остафьевымъ, вышелъ во 135 году; дворъ пустъ Ондрюшки Глушка, а Ондрюшка сшелъ безвѣстно» (I. стр. 124). И такъ писцовая книга умѣетъ же, гдѣ надо, и не просто записывать, а означать нарушеніе закона. Это еще болѣе придаетъ силы тѣмъ мѣстамъ, гдѣ о крестьянинѣ сказано, что онъ просто сшелъ за такого-то. Писцовая книга очевидно различаетъ, между крестьянами перешедшими, крестьянъ бѣглыхъ отъ небѣглыхъ, слѣдовательно, имѣвшихъ право перейдти. — Но что же это значитъ? Но нашему мнѣнію, это значитъ, что переходъ существовалъ и по закону, но что были условія, при которыхъ онъ не допускался. Считаемъ не лишнимъ представитъ всѣ случаи, встрѣчающіеся въ Бѣлевской книгѣ, касающіеся до переходу крестьянъ за помѣщиковъ, какъ законнаго (но нашему мнѣнію), такъ и незаконнаго, или бѣгства[1]. Писцовая книга, очевидно, отличаетъ одно отъ другаго.
Вотъ крестьяне сбѣжавшіе:
„Дворъ пустъ Ивашки Васильева: а Ивашко живетъ бѣгаючи за Неустройкомъ Остафьевыжь, вышелъ во 135 году“ (I. стр. 124).
Дворъ пустъ крестьянской Фильки да Оськи Гавриловыхъ, Оська умеръ, а Филька живетъ, бѣгаючи, въ Бѣлевскомъ же уѣздѣ, въ Погорѣльскомъ стану, за Яковомъ Кологривовымъ, въ деревнѣ животовѣ» (I. стр. 374).
«Дворъ пустъ крестьянской Ефимка Ларіонова; Ефимко живетъ, бѣгаючи, въ Бѣлевскомъ уѣздѣ, въ Руцкомъ стану на Иваномъ Траханіотовымъ въ деревнѣ Стояновѣ» (I. стр. 452).
«Дворъ пустъ Антошки Ларина, а Антошка живетъ бѣгаючи въ Бѣлевскомъ же уѣздѣ, въ деревнѣ Кузмипской, Бунино тожъ» (1. стр. 44).
«Мѣсто дворовое крестьянское пусто Степки Бобракова, да пасынка его Прохорка; Степка умеръ, а жена его Арина съ сыномъ съ Прохоркомъ живетъ, бѣгаючи, за бояриномъ за княземъ Иваномъ Ивановичемъ Шуйскимъ въ Верхне-Руцкой волости» (I. стр. 24—25).
Вотъ крестьяне перешедшіе:
«Дворъ пустъ Васки Купреянова; Васка вышелъ въ Бѣлевской же уѣздъ, въ деревню Абинь, за Степана Бутенева».
«Игнашко и Федка и Ивашко (бобыли) сошли въ Лебедянской уѣздъ за боярина за Ивана Никитича Романова» (I. стр. 83).
Дворъ пусть Сеньки Филипова, а Сенка живетъ въ той же деревнѣ Синегубовой, за Даниломъ Беклемишевымъ со 131 году" (I. стр. 92).
«Дворъ пустъ крестьянской Давилка Кудивова, Давилка вышелъ на Ивана Чемоданова во 123 году» (I. стр. 110).
«Дворъ пустъ крестьянской Федки Васильева сына Касымова, а Федка спимъ въ Мценской уѣздъ за Константина Ивашкина, въ деревню Борти щю» (I. стр. 186).
«Дворъ пустъ Микифора Дмитріева, вышелъ въ томъ же во 135 году, за Степана Стрешнева, въ Бѣлевской же уѣздъ, въ село. Болото» (I. стр. 343).
«Дворъ пустъ Васки Григорьева, вышелъ въ 7140 г., а живетъ въ Орловскомъ уѣздѣ за сыномъ боярскимъ за Сенькою Анохинымъ» (I. стр. 445).
«Дворъ пустъ крестьянской Ивашки Афремова, а Ивашка сшелъ во 139 году, а живетъ въ Волховскомъ уѣздѣ за Данилою Милославскомъ» (I. стр. 472).
Самое важное въ настоящемъ случаѣ — найдти перешедшихъ крестьянъ записанными въ писцовой книгѣ за тѣми помѣщиками и вотчинниками, къ которымъ оно перешли; здѣсь бы заключалось полное оффиціальное признаніе права перехода. Крестьянъ, перешедшихъ въ другой уѣздъ, сослѣдить нельзя, ибо передъ нами книга только Бѣлевскаго уѣзда. Иныхъ и въ этомъ уѣздѣ не встрѣчается; таковы всѣ тѣ, которыхъ мы привели выше; но большая часть изъ перешедшихъ (говоря именно о тѣхъ, которыхъ можно сослѣдить) отъ однихъ помѣщиковъ къ другимъ — записаны въ писцовой книгѣ за тѣми помѣщиками, къ которымъ они перешли; слѣдовательно, по нашему мнѣнію, они имѣли и за ними признавалось это право. Вотъ эти крестьяне:
1. Станъ Погорѣльской. «Дворъ пустъ Ивашки Евсѣева; сшелъ 7125 году, а живетъ въ Бѣлевскомъ же уѣздѣ, за Спасскимъ монастыремъ, въ деревнѣ Кураковѣ» (I. стр. 381).
Въ Спыховскомъ стану, а въ Вырскомъ тожъ, мы находимъ вотчину Спасскаго монастыри, деревню Куракову (полдеревня), и и ней, въ числѣ крестьянскихъ дворовъ:
«Ивашко Евсѣвьевъ, прозвище Корноухъ съ зятемь съ Анофренкомъ Тимоѳеевымъ» (II. стр. 267).
Во всѣхъ другихъ имѣніяхъ Спасскаго монастыри, какъ нарочно, нѣтъ ни одного Ивашка Евсевьва, но, пожалуй, можно сказать, что здѣсь сходство именъ весьма возможно, ибо имя обыкновенно. Далѣе:
2. Станъ Руцкой. «Мѣсто дворовое (и) крестьянское пусто Савки Возгривцева, — вышелъ за Илью да за Василья Безобразовыхъ» (I. стр. 417).
Въ томъ же стану, въ вотчинѣ Василья Безобразова, читаемъ:
«Да крестьяне Савка да Куземка да Петрушка Степановы дѣти Возгривцева, съ племянники съ Ерошкою да съ Ваською Ѳедоровыми» (I. стр. 488).
Надѣемся, что здѣсь мудрено предположить иного Савку; прозвище довольно характеристично, и больше нигдѣ здѣсь не встрѣчается. А то, что у Савки здѣсь братья и племянники, нисколько не должно наводить сомнѣнія, ибо очень могло быть, что онъ я перешелъ за Безобразова, чтобъ быть вмѣстѣ съ родными. Съ другой же стороны промѣровъ рознаго жительства между близкими родными и переходовъ ихъ, одинъ отъ другаго, встрѣчается тоже не мало[2].
3. Въ Руцкомъ стану. «Мѣсто (дворовое) Симонки Симонова да сына его Сидорка, да пасынка Ивашка Петрова; сошли, тому лѣтъ съ 12, а живутъ въ Бѣлевскомъ уѣздѣ за Петромъ Юшковымъ, въ деревнѣ Игнатьевѣ» (I. стр. 504).
Въ томъ же стану, въ описанія вотчины Петра Иванова сына Юшкова, читаемъ:
«Деревня Игнатьева, а Корина тожъ…. а въ ней…. дворъ пустъ крестьянской Ивашки да Сидорки Симоновыхъ… сошли безвѣстно во 138 году» (I. стр. 462)..
Нѣтъ, кажется, сомнѣнія, что это тѣ же крестьяне. Тамъ оставалось у нихъ (такъ какъ они сошли давно) дворовое мѣсто; а здѣсь (такъ какъ они сошли недавно) — пустой крестьянской дворъ.
1. Станъ Дураковскій, въ числѣ крестьянскихъ дворовъ: «Ивашко Ѳедоровъ съ сыномъ съ Пролькою, да внукъ его Савоска Ивановъ, сшелъ (внукъ, конечно) во 137 году, за Никифора Хло- нова въ Бѣлевскій же уѣздъ» (II. стр. 89).
Въ томъ же стану, въ описаніи помѣстья Никифора Никитина сына Хлопова, деревни Бесѣдиной, читаемъ:
«А въ ней на его жеребей бобыль Алешка Фирсовъ съ племянникомъ съ Савостькою Ивановымъ» (II. стр. 109).
И такъ Савостька отъ дѣда, изъ крестьянъ, перешелъ къ дядѣ, въ бобыли. Подобные примѣры встрѣчаются (см. юридич. акты).
5. Станъ Благовѣщенской. «Мѣсто (дворовое) Ѳедки, прозвище Клубника, а Ѳедка сшелъ въ Бѣлевской же уѣздъ за Богдана Нестерова, въ деревню Передѣлъ во 127 году» (II. стр. 151).
Въ Дураковскомъ стану читаемъ:
«Большаго приходу за подъячимъ за Богданомъ Нестеровымъ въ помѣстьѣ полъ-деревни Передѣли, на р. Выркѣ; а въ ней на его Богданову половину крестьянскихъ дворовъ…. Ѳедка Андреевъ» (II. стр. 103).
Прозвища: «Клубника», здѣсь нѣтъ; но прозвище существовало за нимъ въ старомъ мѣстѣ; а здѣсь могли этого прозвища и не знать и этимъ прозвищемъ его не звать. Къ сожалѣнію, при описаніи помѣстья Чебышова, откуда перешелъ Ѳедька, не сказано его отчества, которое могло бы окончательно увѣрить, что это тотъ самый крестьянинъ.
6. Станъ Вырской, а Сныховской тожъ. «Дворъ пустъ крестьянской Палунки Ильина, а Палунка вышелъ за Ивана Давыдова, въ деревни (ю) Завалихинову, во 134 году» (II. стр. 244).
Въ томъ же стану, въ помѣстьѣ Ивана Никифорова сына Давыдова, въ деревнѣ Завалихинѣ, въ числѣ дворовъ крестьянскихъ, читаемъ:
«Савка Максимовъ съ зятемъ съ Полуектомъ Ильинымъ» (II, стр. 245).
Полунка — уменьшительное отъ Полуектъ, а отчество: Ильинъ, при означеніи имени помѣщика и названія деревня, не оставляетъ никакого сомнѣнія въ тождествѣ крестьянина.
И такъ изъ всѣхъ случаевъ перехода, встрѣчающихся въ Бѣлевской писцовой книгѣ и бывшихъ внутри Бѣлевскаго уѣзда (въ другихъ уѣздахъ мы изслѣдовать не можемъ безъ ихъ писцовыхъ книгъ), — почти всѣ перешедшіе крестьяне находятся въ имѣніяхъ, куда они перешли, и записываются за вотчинникомъ или помѣщикомъ въ писцовую книгу.
Видимъ здѣсь два обстоятельства:
1) Писцовая книга, говоря о большей части перешедшихъ крестьянъ, употребляетъ старое выраженіе, что они вышли, сошли, не опорочиваетъ ихъ, не называетъ бѣглыми, тогда какъ это выраженіе употребляется о нѣкоторыхъ.
Случайно это быть не могло; ибо писцовая книга актъ офиціальный, правительственный; выраженіе же: «бѣжали», иного значило передъ закономъ того времени. Въ Уложеніи Алексѣя Михайловича прямо говорится объ употребленіи этого выраженія въ писцовыхъ книгахъ. Въ главѣ II, судъ о крестьянѣхъ, въ статьѣ 5: «а про крестьянъ и бобылей тѣхъ дворовъ въ писцовыхъ книгахъ написано, что тѣ крестьяне и бобыли бѣжали изъ-за нихъ въ прошлыхъ годахъ до тѣхъ писцовыхъ книгъ»…. Въ статьѣ 6: «А изъ-за него бѣглые крестьяне и бобыли по суду и по сыску и по писцовымъ книгамъ будутъ отданы» и проч. — Послѣ этого мы видимъ всю важность выраженія бѣжали; это выраженіе н' встрѣчается въ писцовыхъ книгахъ; оно, слѣдовательно, было въ употребленіи. Слѣдовательно, тамъ, гдѣ оно не употребляется, не употребляется оно не просто, не случайно, не безъ причины; слѣдовательно, тамъ, гдѣ о перешедшихъ крестьянахъ не говорится, что они бѣжали, не придается переходу и значенія бѣгства. — И такъ мы думаемъ, что съ полнымъ значеніемъ употребляется въ писцовыхъ книгахъ иногда: бѣжали, иногда: вышли; и то и другое — юридическіе термины, которыхъ нельзя было перемѣшивать. Мы и не можемъ предполагать это при осмотрительности и точности нашихъ офиціальныхъ актовъ. Въ примѣръ этой осмотрительности и точности, можемъ привести слѣдующія слова въ описаніи помѣстья Образцова…. «да пустыхъ дворовъ крестьянскихъ: дворъ пусть, написано было Сенки, а переправлено Стенки Сергѣева прозвище Хромъ», (I, стр. 232).
2) Перешедшіе крестьяне записываются за вотчинниками и помѣщиками, за которыхъ перешли они, записываются въ писцовой китл, безъ всякой оговорки. Это есть уже самое явное призна* ніе, что крестьяне оти имѣли право перейдти. Писцовая книга есть оффиціальный документъ, источникъ права и мѣсто справокъ.
И такъ переходъ или выходъ крестьянъ, по крайней мѣрѣ въ 1630-хъ годахъ, въ царствованіе Михаила Ѳеодоровича, существовалъ не только de facto, но и de jure, ибо, очевидно, онъ при- знается въ писцовыхъ книгахъ. Съ другой стороны мы видимъ, что писцовая книга говоритъ объ иныхъ крестьянахъ: живетъ, бѣгаючи, сбѣжалъ. Какъ же согласить это?
Объясненіе, вытекающее отсюда само собою, есть то, что, при существованіи признаваемаго перехода, были и такіе случаи, гдѣ переходъ этотъ не допускался, было, кромѣ перехода, и бѣгство. Что же значило: перейдти, и что значило: бѣжать? Какіе же это случаи, когда переходъ считался бѣгствомъ?
Переходъ съ самыхъ древнихъ временъ подлежалъ извѣстнымъ условіямъ, и переходъ безъ соблюденія этихъ условій, былъ, конечно, бѣгствомъ. Крестьянинъ, до указа Бориса Годунова, заключавшій условіе съ помѣщикомъ или вотчинникомъ на годъ, на пять, на десять лѣтъ и болѣе, и ушедшій отъ него до Юрьева дня или вообще до срока, былъ, конечно, въ этомъ смыслѣ бѣглый. Это же объясненіе можемъ мы допустить и въ разсматриваемое нами время, но по крайней мѣрѣ какъ объясненіе нѣкоторыхъ случаевъ бѣгства. Вообще же бѣгство значило несоблюденіе условій и правилъ перехода. Въ чемъ именно заключались они — объяснить это теперь пока еще трудно. Переходъ существовалъ при Михаилѣ Ѳеодоровичѣ: это, но нашему мнѣнію, ясно изъ Бѣлевской писцовой книги; слѣдовательно, бѣглые при существованіи перехода (о которыхъ говорится въ писцовой книгѣ) были тѣ, которые не соблюдали правилъ перехода и, можетъ быть, между прочимъ, не остались у помѣщика до условленнаго срока. Обратимся къ поряднымъ; намъ кажется, что онѣ болѣе или менѣе объясняютъ дѣло. Въ порядныхъ, относящихся ко времени до укрѣпленія, видимъ мы, что крестьяне рядятся часто на неопредѣленный срокъ и обозначаютъ въ порядныхъ лишь льготные года. Такъ изъ 1556 году, крестьянинъ Ѳедоръ Кононовъ рядится на монастырь Николы Чудотворца безъ всякого обозначенія времени; можно думать напротивъ, что онъ порядися жить на-долго, ибо въ порядной говорится: «а давати ему съ этой деревни оброку въ домъ Святого Николы Чудотворца хлѣба ржи и овса пять коробей въ новую мѣру, съ году на годъ» (Акт. юрид. стр. 196). Въ 1576 году крестьяне Василья Басланова рядятся за Николу Чудотворца въ Говеряжскомъ погостѣ на неопредѣленное же время, выговаривая себѣ два льготные года и беря монастырскую подмогу, за что они должны обстроиваться и распахать пашпю; послѣ двухъ льготныхъ годовъ должны они платить оброкъ и работать, какъ другіе крестьяне; если же уйдутъ, не отживя льготныхъ годовъ и не исправивъ всего того, что должны были сдѣлать, тогда они должны возвратить монастырскую подмогу. Порядная 1582 года также не опредѣляетъ срока и также признаетъ взысканіе, въ случаѣ ухода безъ исполненія условій. Порядная 1590 года тоже говоритъ о четырехъ льготныхъ годахъ и о взысканіи «за дворовое поставленіе (неооставленіе) и за нераспашку». Порядная 1596 года крестьянина съ крестьянами тоже не опредѣляетъ срока, но говоритъ, что договаривающійся долженъ заплатить въ міръ рубль денегъ, если покинетъ землю впустѣ, не насѣстъ, и жильца (т. е., вмѣсто себя) не посадитъ. Порядная 1599 года весьма интересна; тогда уже существовалъ знаменитый указъ о укрѣпленіи (быть можетъ, существовалъ онъ и прежде). Крестьянинъ говоритъ въ порядной, что онъ жилъ за Николою Чудотворцемъ въ крестьянахъ, «да вышелъ вонъ изъ-за Николы побѣгомъ» и, выбѣжавъ, жилъ за Борковымъ въ бобыляхъ. Что это значитъ? Значитъ ли, что онъ сбѣжалъ, не исполнивъ своихъ условій, въ родѣ приведенныхъ выше, или, что теперь нельзя было иначе перейдти, какъ побѣгомъ? Думаемъ первое, ибо переходъ, очевидно, существовалъ; къ тому же, окончаніе этой порядной совершенно сходно съ порядными до этого времени. Игуменъ Вяжцкаго монастыря Николы Чудотворца билъ челомъ на Борковыхъ, и тѣ ему отдали крестьянъ, не ходя на судъ, сказано въ порядной. Это можетъ показаться уже новымъ порядкомъ, вещей, уже строгимъ проявленіемъ новаго закона объ укрѣпленіи; но далѣе порядная (тутъ. только собственно она начинается) совершенно сходна съ порядными до эпохи укрѣпленія. "И меня, Игнаша, " говоритъ бывшій крестьянинъ, теперешній бобыль, «игуменъ съ братіею…. порядили въ крестьяне, на пашню». Онъ долженъ поставить избу, распахать пашню и проч., а за дворовое поставленье ему дано льготы на четыре года; дали ему подмоги безкабально и безъ отнимки; если же онъ условій не исполнитъ и жить не придетъ, то на немъ взысканія десять рублевъ Московская. Точно такая же порядная встрѣчается намъ 1599 и 1601 годовъ. Въ порядныхъ 1624, 1626 годовъ есть новое обязательство: ни за кого другаго не рядиться; но какъ скоро это — порядная, то, слѣдовательно, это — вольное, условіе; къ тому же и здѣсь за неисполненіе условія полагается взысканіе денежное (Акты юр. 196—205). Какая порядная съ крѣпостнымъ человѣкомъ, да и какъ могли быть порядныя, если не было перехода? Нельзя же предполагать, чтобъ всѣ эти крестьяне были люди гулящіе, съ воли. Въ порядной 1640 года говорится: «А не учну я Василей у Пречистые Богородицы Тифина монастыря у игумена Васьяна съ братьею въ деревни на Теплухинѣ, на своемъ участкѣ, по своему приговору жита, или учну гдѣ на сторонѣ въ крестьяне рядитца, или въ иную монастырщину, или пойду въ иную бояришну за кого- нибудь жити, и Пречистые Богородицы Тифина монастыря игумену Васьяну съ братьею взяти на мнѣ на Васильи за денежную и за хлѣбную подмогу и за лготу денегъ тридцать рублевъ Московская по сей рядной записи» (Акты юрид. стр. 206). И такъ здѣсь опять только денежное взысканіе. Въ другой записи того же года прибавлено: «и впередъ мы Пречистые Богородицы Тифина монастыря крестьяне». (Акт. юрид. стр. 207). Въ другихъ рядныхъ, крестьянинъ даетъ на себя право тому, за кого онъ рядится, взять его (крестьянина) отовсюду, куда бы онъ потомъ ни порядился. Здѣсь сами крестьяне отнимаютъ у себя право перехода. Между тѣмъ по Бѣлевской писцовой книгѣ видно, что переходъ существовалъ. Нельзя, слѣдовательно, думать, чтобъ это лишеніе себя права перехода было общимъ условіемъ рядившихся крестьянъ. Думать, что переходившіе крестьяне были все вольные люди, и что, слѣдовательно, переходъ былъ привилегіей людей вольныхъ, — нельзя, ибо въ ихъ рядныхъ, которыя мы имѣемъ, мы видимъ, что они лишаютъ себя права перехода. Изъ поручныхъ въ крестьянство усматривается тоже самое; мало того: тамъ есть выраженіе, указывающее на главное, можетъ быть, условіе при переходѣ; именно въ числѣ того, чего дѣлать не должны тѣ, на которыхъ ручаются, говорятся: «или за волость выдутъ, и тѣ свои жеребьи въ пустѣ покинуть» (Акт. юрид. стр. 298); тогда на поручикахъ, между прочимъ, лежатъ какъ обязанность: «на тѣ жеребьи жильцы». Въ поручной 1641 года ясно говорится, что поручикамъ, кромѣ пени, должно: «и на тотъ жеребей жильца нажилити, а до жильца всякое сдѣлье и подати тянути намъ же» (Акт. юрид. стр. 229).
Все это вмѣстѣ заставляетъ думать, что переходъ не былъ запрещенъ, но подвергнутъ тѣмъ или другимъ ограниченіямъ. Бѣглымъ еще не называется всякой тотъ, кто только вышелъ, но, вѣроятно тотъ, кто ушелъ, не исполнивъ условій перехода ы, между прочимъ, до срока. Мы видимъ, что, во времена до укрѣпленія, переходившіе крестьяне часто рядились на неопредѣленный срокъ жить за такимъ-то; въ случаѣ несоблюденія сего условія, крестьянинъ возвращалъ подмогу или платилъ пеню. Быть можетъ, послѣ укрѣпленія, въ такомъ точно случаѣ, тотъ, за кого рядился крестьянинъ, кромѣ денежной пени или вмѣсто нея, могъ требовать назадъ самого крестьянина и заставить работать на себя столько времени, сколько въ рядной написано, а такъ какъ тамъ просто сказано: жить за такимъ-то, послѣ льготныхъ годовъ, и т. далѣе, то это понималось (и, вѣроятно, прямо и писалось въ тонъ смыслѣ), какъ пожизненная работа. Но и это вошло не вдругъ; сперва въ рядныхъ послѣ укрѣпленія, въ рядныхъ на неопредѣленный срокъ или на всю жизнь, видимъ мы, что тоже полагается въ случаѣ, если крестьянинъ будетъ рядиться на сторонѣ, выйдетъ за другаго, — денежное взысканіе; потомъ въ такихъ рядныхъ дается право взять самого крестьянина отовсюду, куда бы онъ ни порядился. И такъ бѣглый крестьянинъ былъ крестьянинъ, не исполнившій условій перехода и ушедшій до срока. До укрѣпленія, заплатя пеню, онъ удерживалъ свою личную независимость, и не былъ обязанъ выполнять условно обѣщаннаго; послѣ укрѣпленія, онъ не могъ отступиться отъ условій, а обязанъ былъ выполнить весь договоръ и жить столько, сколько въ записи написано. Въ этомъ состояло запрещеніе выхода; онъ былъ подчиненъ опредѣленнымъ правиламъ. Конечно, кто рядился за кого на всю жизнь, тотъ, по новому закону, и долженъ быль у него оставаться всю жизнь. Не все ли это равно, — скажутъ намъ: вѣдь рядныя, дошедшія до насъ, изъ эпохи укрѣпленія всѣ таковы. Это не все равно, — отвѣчаемъ мы: рядная показываетъ, что, по крайней мѣрѣ, прежде рядной лицо договаривающееся свободно, хотя бы въ рядной оно добровольно лишало себя свободы. А потомъ, не всѣ рядныя дошли до насъ; быть можетъ, онѣ и не всѣ пожизненныя. И вотъ, какъ подтвержденіе нашей мысля, приводимъ поручную (что все равно), помѣщенную въ Бѣлевской Вивліоѳикѣ, въ приложеніяхъ: поручная относится къ 1681 году. Приведемъ всю эту замѣчательную рядвую:
«Се азъ Бѣлевцы посадцкіе люди, Борисъ Матвѣевъ сынъ Коноплинъ, да язъ Титъ Микитинъ, сынъ Дубыннвъ, да язъ Бѣлевскій стрѣлецъ Михайло Яковлевъ сынъ Грачевъ, въ нынѣшнемъ во 189 году Ноября въ 26 день поручила ея есмы мы по крестьянинѣ Ивана Васильевича Кирѣевскаго, по Филипу Иванову сыну, Козельской его деревни Повиткиной въ томъ, что ему Филипу, за нашею порукою, жить въ деревнѣ Повиткиной за нимъ Иваномъ Васильевичемъ во крестьянствѣ и всякую работу работать съ своею братьею въ рядъ, и тягло, и всякая подать платить по очереди, съ сего числа годъ, до ста девяностаго года Ноября 26 число, изъ-за него Ивана Васильевича не сбѣжать. А будетъ онъ Васильевъ, за нашею порукою, съ сего числа года, за нимъ Иваномъ Васильевичемъ во крестьянствѣ въ деревнѣ Повиткиной жить не станетъ, изъ-за него Ивана Васильевича, не дождавъ года, сбѣжитъ, — и на насъ на порутчикахъ вмѣсто его всякая работа, всякія подати, и платежъ сполна взяти ему Ивану Васильевичу на насъ порутчикахъ. И на то послухъ Яковъ Ивановъ сынъ Риловъ. А поручную запись писалъ Бѣлевской площади подъячей Ѳедка Ярославцевъ. Лѣта 7189, Ноября въ 26 день.»
Вотъ и поручная (тоже, что рядная) не на всю жизнь, но на опредѣленный срокъ, и имеипо на годъ, и даже отъ Юрьева два до Юрьева дня. Это сильно говоритъ въ пользу того, что переходъ существовалъ. Крестьянинъ, о которомъ рѣчь, ушедши не дождавъ года, былъ бы бѣглый; а по прошествіи года былъ бы крестьянинъ по праву нерешедшій. Отъ чего же, скажутъ намъ, не сказано, чтобы отыскать его, и чтобы онъ отработалъ свой срокъ? Отъ того, что срокъ очень малъ, и не стоило хлопотать изъ-за этого. За него же отвѣчали поручатели работой (чего въ древнихъ поручныхъ мы во встрѣчаемъ). Вся тяжесть укрѣпленіи падала на крестьянъ, рядившихся на долгій, или на неопредѣленный срокъ, или просто на всю жизнь (а такъ рядилась во время перехода за долго до укрѣпленія). Имъ отъ этихъ условій не позволено было откупаться. Въ рядныхъ стало обозначаться право взять крестьянина тому, за кѣмъ онъ поручился жить. Въ поручныхъ стало появляться обязательство отвѣчать за такого работою. Крестьяне, рядившіеся на краткіе сроки, на годъ напримѣръ, ради краткости срока, вѣроятно, не отыскивались; но за то поручники отвѣчали работой за крестьянина и вообще его замѣняли въ его крестьянскихъ обязанностяхъ.
Вотъ наше объясненіе того, въ чемъ заключалось ограниченіе перехода, — мнѣніе, которое мы представляемъ однако еще какъ догадку, ибо дѣло само требуетъ большихъ изслѣдованій. Существованіе же перехода не только de facto, но и de jure, по крайней мѣрѣ во времена царствованія Михаила Ѳедоровича, считаемъ мы, основываясь на Бѣлевской писцовой книгѣ и на приведенныхъ актахъ — несомнѣннымъ.
Обращаемся къ Бѣлевской писцовой книгѣ:
Въ писцовой книгѣ замѣчаемъ мы чрезвычайно важную особенность: въ сошное письмо (т. е., въ казну государеву) платилось только съ имѣнья населеннаго; другими словами, въ сошное письмо платили крестьяне пашенные. Какъ скоро у помѣщика имѣнье въ нустѣ, или какъ скоро у него есть пашня, хотя и большая, но нѣтъ крестьянъ, тогда въ сошное письмо не платится. И такъ крестьяне платили за землю прямо государству: отсюда прямой выводъ, что и землю получали они отъ государства; если же государство распоряжалось землею и брало за землю, то отсюда вытекаетъ другой выводъ, что земля не была помѣщичья, что государство не думало помѣщикамъ или вотчинникамъ уступать эту землю въ собственность: помѣщикъ и вотчинникъ (одинъ временно, другой наслѣдственно) пользовался землею и доходомъ, который она приносила, и только; а земли въ собственности онъ не имѣлъ. Вмѣстѣ съ этими двумя выводами, образуется еще третій, что помѣщикъ не могъ, не имѣлъ права, не дать земли крестьянину, ибо въ такомъ случаѣ онъ имѣлъ бы право лишить государство его дохода, чего предположить нельзя. Скажутъ: помѣщикъ и самъ изъ собственной выгоды этого бы не захотѣлъ; пусть такъ, но тѣмъ не менѣе онъ не имѣлъ права поступать иначе. Такія соображенія, вытекающія логически, представляютъ отношеніе крестьянъ къ помѣщикамъ въ иномъ видѣ, нежели какъ воображаютъ это многіе судьи древней Руси.
Косвувшись столь важнаго вопроса, какъ бытъ крестьянъ въ древней Россіи, мы, само-собою разумѣется, въ статьѣ нашей, посвященной замѣчаніямъ на Бѣлевскую Вивліоѳику, не имѣемъ цѣли изслѣдовать его подробно; но тѣмъ не менѣе выскажемъ здѣсь ваше мнѣніе, основанное на историческихъ свидѣтельствахъ, выскажемъ въ видѣ тезиса, имѣющаго быть развитымъ и подтвержденнымъ историческими доказательствами.
Помѣщикъ и вотчинникъ, до укрѣпленія и послѣ укрѣпленія, не былъ собственникъ ни имѣнія вообще, ни земли. — Земля не была помѣщичья. Земля Русскаго народа принадлежитъ Русскому народу и, чрезъ него, государству, какъ внѣшнему его представителю. Какъ собственность всего Русскаго народа, она находится въ пользованіи или владѣніи у того или другаго лица, не переходя въ его частную Собственность. Съ тѣхъ поръ, какъ въ Россіи явился и наконецъ опредѣлился государь, земля стала называться государевою, вовсе не въ смыслѣ частной собственности государя, какъ лица, но въ смыслѣ чисто государственномъ, ибо государство имѣетъ въ немъ своего представителя. Государь владѣетъ землею Россіи не на частномъ, а на государственномъ правѣ. Государь, какъ глава государства, дѣйствуетъ государственно чрезъ своихъ представителей, намѣстниковъ и вообще людей служилыхъ, являющихся органами государственной дѣятельности. Когда государь посылаетъ въ городъ своего мужи (какъ выражались въ древности) съ темъ, чтобъ онъ правилъ этимъ городомъ, значитъ ли, что онъ отдаетъ ему городъ въ собственность? Государь поступается ему частію своей власти и доходовъ, сохраняя въ то же время надъ нимъ общую верховную власть. Таковы были, со временъ Рюрика, мужи, державшіе подъ нимъ города, таковы были потомъ намѣстники и воеводы. Точно такое же значеніе имѣли помѣщики и вотчинники. Государь поступается частію своей государственной власти и доходовъ помѣщику, и только. Имѣніе помѣщика нисколько не становилось собственностію помѣщика, даже мысля этой не существовало. Помѣщикъ владѣлъ своимъ помѣстьемъ, а вотчинникъ вотчиною на правѣ государственномъ. Если ужъ подымать вопросъ, кому, въ ближайшемъ смыслѣ, въ болѣе тѣсномъ объемѣ, принадлежитъ земли въ имѣньи помѣщика, такъ она принадлежитъ населенію, а онъ владѣетъ ею на государственномъ правѣ. Это то же самое отношеніе, въ малыхъ размѣрахъ, какое существуетъ для всей Россіи въ цѣлости. Кому принадлежитъ земля Россіи? Русскому народу, а государь владѣетъ ею на государственномъ правѣ. Въ салу этого-то государственнаго права, которымъ государь поступается въ меньшихъ размѣрахъ и въ тѣсныхъ предѣлахъ своему мужу, служилому человѣку, — владѣетъ помѣщикъ и вотчинникъ своимъ имѣніемъ. — Отношенія помѣщика или вотчинника къ населенію были, въ свою очередь, чисто государственныя; въ жалованныхъ грамотахъ встрѣчается выраженіе, что жалуется помѣстье или вотчива: съ данью и съ судомъ, т. е., съ правомъ суда. Помѣщикъ и вотчинникъ бралъ отъ суда опредѣленныя пошлины, въ чемъ состояла его финансовая выгода; судилъ онъ, слѣдовательно, какъ судья, по законамъ государства, по которымъ всѣ судились; это особенно выдается, когда говорится о судѣ смѣсномъ, гдѣ помѣщикъ судилъ вмѣстѣ съ волостелемъ (зло вообще съ государственнымъ чиновникомъ): и «присуломъ дѣлятся по поламъ», что показываетъ однородный судъ. Крестьяне помѣщичьи и вотчинниковы совершенно также свободны и полноправны, какъ и другіе крестьяне; при выборѣ губнаго старосты, напримѣръ, крестьяне всѣхъ владѣній въ цѣлой округѣ (помѣщичьи и вотчизниковы, государевы, монастырскіе) соединяются въ одну общину и вмѣстѣ выбираютъ. Оброкъ, который платили, и пашня, которую пахали крестьяне на помѣщика и вотчинника, была въ замѣнъ разныхъ податей и повинностей, которыя платили крестьяне государству, и составляли помѣщиковъ доходъ. Скажутъ: этотъ доходъ составлялъ главную цѣль при пожалованіи имѣніемъ; но у насъ и воеводамъ давали города въ кормленіе (мы объяснили, что это значило опредѣленное жалованье, — не болѣе). Если жаловали для дохода, то все-таки жаловали государственнымъ званіемъ; государственность отношенія отъ этого не измѣнялась. Есть сильное основаніе думать, что помѣщикъ и вотчинникъ не могъ заставлять крестьянъ пахать на себя столько, сколько захочетъ, ни налагать количество оброка по своей волѣ. Хотя мы не намѣрены были приводить въ нашемъ настоящемъ изложеніи свидѣтельства историческія, но однако укажемъ на грамоту царя Іоанна Васильевича въ сельцо Леньново; въ ней находится слѣдующее мѣсто: «и вы бъ всѣ крестьяне, которые въ томъ сельцѣ и въ деревняхъ и въ селицахъ живутъ. Ивана да Гаврила, да Ѳедора Семеновыхъ дѣтей Лазарева слушали, оброкъ имъ помѣщиковъ платили и пашню на нихъ пахали, доколѣ за ними то помѣстье писцы наши или большіе мѣрщики опишутъ и измѣряютъ и учинятъ за ними пашни по нашему указу» (Описаніе города Шуи, стр. 89). Такое свидѣтельство не одно. — Между помѣщикомъ и вотчинникомъ не было никакой разницы во внутреннихъ, такъ сказать, его отношеніяхъ къ имѣнію; разница въ томъ, что отношенія помѣщика становились наслѣдственными, переходя въ отношенія вотчизника. — Скажутъ: какъ же вотчина не была частной собственностью: вотчину можно было продать, подарить? Но здѣсь продавалось я дарилось лишь отношеніе вотчинника. Отдавались въ вотчину и рыбныя ловли; ловли можно было, продать; но здѣсь продавалась не рѣка, не берегъ, не земля, а ловли, то есть, доходъ; здѣсь слѣдовательно нѣтъ другой собственности, кромѣ дохода. Это почти то же, что акціи, не дающія никакой собственности въ предпріятіи, кромѣ права на извѣстный дивидендъ. Дарилось продавалось не болѣе того, что имѣлось. А отношенія помѣщика и вотчинника не.были отношенія собственника. Ограниченіе права перехода или такъ называемое укрѣпленіе крестьянъ, если даже понять его. какъ полное прикрѣпленіе къ землѣ и полное лишеніе права перехода, нисколько не измѣнило отношеній помѣщика и вотчинника къ крестьянамъ. Какъ прежде, такъ и послѣ, мы встрѣчаемъ въ имѣньяхъ помѣщичьихъ, болѣе или менѣе значительныхъ, все государственное устройство, встрѣчаемъ цѣловальниковъ, выборныхъ судей, приговоры сходки, и наконецъ земскихъ дьячковъ, писавшихъ приговоры сходки. Доселѣ въ помѣщичьихъ имѣніяхъ существуетъ, или хоть извѣстенъ по имени, Земской; теперь онъ чисто служилый человѣкъ, помѣщичій; онъ значитъ, большею частію, конторщикъ, писарь. Мы долго не умѣли себѣ объяснить этого названія, пока не встрѣтило въ древней Россіи въ помѣщичьихъ имѣніяхъ земскихъ дьячковъ, писавшихъ приговоры сходки. Земской вашего времени — это выродившееся юридическое лицо древней Руси, въ названіи котораго слышится отголосокъ древняго самостоятельнаго быта теперешнихъ помѣщичьихъ крестьянъ. — Акты показываютъ вамъ примѣры оффиціальныхъ договоровъ помѣщика съ своими крестьянами, договоры, которые не мыслимы при нашемъ крѣпостномъ состояніи. Въ актахъ юридическихъ, изд. г. Калачевымъ, помѣщена запись договорная о строеніи церкви между дворянами к крѣпостными крестьянами, 1698 года; приводятся имена и тѣхъ и другихъ, и тѣ и другіе становятся совершенно наравнѣ; грамота оканчивается словами "и договорную запись писалъ, по ихъ дворянскому и крестьянскому велѣнью, " и проч. (стр. 398—699). Въ любопытной (хотя и несправедливой по многимъ выводамъ) статьѣ г. Побѣдоносцева: «Замѣтки для исторіи крѣпостнаго права въ Россіи», помѣщенной въ Русскомъ Вѣстникѣ (№№ 11 и 12), приводятся свидѣтельства, подтверждающія нашу мысль. Мы не согласимся съ г. Побѣдоносцевымъ въ томъ, чтобы помѣщичье управленіе до Петра было снимкомъ съ государственнаго управленія; оно не было снимкомъ. Это не помѣщикъ завелъ у себя такое управленіе; а это было тоже государственное управленіе, какъ и во всей Россіи, которое измѣнить помѣщикъ не имѣлъ права, ибо самъ онъ былъ только государственное лицо и стоялъ чисто въ государственныхъ отношеніяхъ къ крестьянамъ, людямъ свободнымъ, лишь прикрѣпленнымъ въ землѣ, и то не совсѣмъ (а вовсе не къ нему). Доказательство, что состояніе помѣщичьихъ крестьянъ до-Петровской Россіи было однородно съ государственнымъ, есть между прочимъ и то, что крестьяне бѣгаютъ, какъ отъ помѣщиковъ къ Государю, такъ и отъ Государя къ помѣщикамъ, что теперь не мыслимо. Укажемъ на современныя выраженія, въ которыхъ слышится государственное значеніе нѣкогда помѣщичьихъ отношеній. Крестьяне иногда говорятъ про помѣщика: мы его державы. Слово держать есть почти терминъ государственный. Въ сѣверныхъ губерніяхъ употребляется, для означенія общаго управленія и совокупности нѣсколькихъ деревень, слово: столь, разумѣется въ своемъ государственномъ значеніи, т. е. однородно съ словомъ: столъ Кіевскій, Владимірскій и пр.
И такъ до Петра помѣщичьи и вотчинниковы крестьяне были люди свободные полноправные; помѣщики и вотчинники находились къ нимъ лишь въ государственныхъ юридическихъ отношеніяхъ. По этому крѣпостной до Петра крѣпостной послѣ Петра не имѣютъ между собою никакого сходства, сходство лишь въ словахъ, въ буквѣ. Крѣпостной крестьянинъ до-Петровскій еще менѣе похожъ на крѣпостнаго крестьянина нашихъ временъ, чѣмъ земской допетровскій на земскаго современнаго: слово одно, да смыслъ не тотъ. Мы, Русскіе XIX столѣтія, одинаково понимаемъ, что значитъ ваше крѣпостное состояніе! Страшный, безчеловѣчный смыслъ его намъ хорошо извѣстенъ. Принимая это слово въ его, всѣмъ намъ хорошо извѣстномъ, значеніи, мы говоримъ, что крѣпостнаго состоянія въ Россіи до Петра не было. Крѣпостное состояніе есть дѣло преобразованной Россіи. Самое титло до-Петровскаго вотчинника и помѣщика: государь, указывало на его государственное значеніе; баринъ неизвѣстенъ въ древней Россіи. Баринъ — есть также произведеніе преобразованной Петровской Россіи.
Обращаясь вновь въ Бѣлевской писцовой книгѣ, мы въ ней находимъ подтвержденіе сказанному вами. Нигдѣ не говорится, чтобъ земля принадлежала помѣщику или вотчиннику; при описаніи имѣнія говорится лишь о помѣщиковой и вотчинниковой пашнѣ; подъ этимъ разумѣется опять таки не земля, а пашня; на ряду съ помѣщичьей и вотчинниковой пашней говорится о пашнѣ крестьянской. Лѣсъ тоже не составлялъ, кажется, собственности помѣщика. Замѣчательно, что крестьяне пользуются лѣсомъ государственнымъ, въѣзжимъ лѣсомъ; по тамъ, гдѣ и нѣтъ крестьянъ, позволяется въѣзжать въ этотъ общій лѣсъ; кому же? помѣщику или крестьянамъ, которые могутъ у него явиться? Думаемъ и то и другое; въ такомъ случаѣ и помѣщикъ пользовался лѣсомъ отъ государства. Вообще права помѣщика на лѣсъ не ясны. Есть напримѣръ выраженіе: «а сѣно и лѣсъ вопче (помѣщику) съ братомъ его по дачамъ» (I, стр. 12), и другія тому подобныя. Но здѣсь разумѣется не помѣщикъ, какъ собственникъ, а само имѣніе помѣщика. Это яснѣе видно въ выраженія о вотчинѣ Мезинцовыхъ (жеребей деревни Гришиной): «а усадный лѣсъ межъ рѣчекъ Ракитпы и Городевки по заповѣдную черту вопче съ помѣщики ко осей деревнѣ Гришиной» (I. стр. 313). Также: «а усадный лѣсъ позади дворовъ деревни Хвощевой вопче всѣмъ помѣщикамъ вотчинникамъ по дачамъ ко всей деревни Хвощевой» (I. стр. 444). (Усадный лѣсъ принадлежалъ, кажется, уже къ имѣнью). Говорится такде напримѣръ: «а околица и выгонъ въ деревнѣ Абини Осипу Сулдешеву вопче съ помѣщики». (1. стр. 23). Или также: «Колодецъ (помѣщику) вопче съ дядею его» (I. стр. 66—67). Наконецъ: «а вода имать и животина поить (помѣщику) въ колодцѣ вверху вопче» (I. стр. 81). Очевидно, вода не есть собственность помѣщика. Наконецъ еще: «лѣсъ (помѣщику) на дрова и на всякое угодье въ холму вопче съ помѣщики» (II. стр. 8). А мы знаемъ изъ писцовой же книги, что именно въ лѣсъ на дрова и на всякое угодье предоставляется въѣзжать крестьянамъ; слѣдовательно, они здѣсь подразумѣваются. И такъ рѣчь идетъ объ имѣньѣ, которое помѣщикомъ (или вотчинникомъ; см. выше привед. примѣры). Изъ всѣхъ приведенныхъ мѣстъ можно, кажется, заключить, что крестьяне и помѣщики пользовались лѣсомъ государственнымъ. Что такіе лѣса, какъ большой Бѣлевской, большой Рыданской, Кулутинской, были лѣса государственные — въ этомъ нѣтъ сомнѣнія; но мы видимъ, что помѣщикамъ и крестьянамъ отъ государства отводится въ пользованіе лѣсъ усадный, какъ кажется, принадлежащій въ имѣнію. Можно, кажется, съ достовѣрностію заключить, что лѣсъ не былъ частной собственностью и давался не въ собственность, а въ пользованіе. Быть можетъ, поросли на десятинахъ и хворостинникъ не входили въ разсчетъ[3].
Къ помѣстьѣ Шуйскаго, при начисленіи крестьянъ, мы встрѣчаемъ земскаго дьячка: «Игнашко Олексѣевъ, земской дьячекъ» (I. стр. 406.) Это новое доказательство о существованіи этихъ земскихъ дьячковъ въ помѣщичьихъ имѣніяхъ.
Наконецъ и приложеніяхъ, весьма любопытныхъ, читаемъ мы опись имѣнья, сельца Высокаго съ деревнями; это не слишкомъ большая вотчина; въ ней всего 66 дворовъ. Между тѣмъ въ ней встрѣчаемъ мы цѣловальника: «а по сказкѣ старосты Куземки Аникѣева да цѣловальника Корнюшки Сергѣева (II. Приложенія стр. 19). Потомъ въ этой же описи говорится о вотчинномъ архивѣ и о собраніи въ немъ челобитныхъ крестьянскихъ; описаніе этого архива любопытно; приведемъ это мѣсто: „Ящикъ у старосты въ житницѣ съ пасмами, съ отписми всякихъ государевыхъ платежей со 188 году, и челобитныя крестьянскія подлинныя, и книги старостины пріемныя и росходныя, который нынѣ въ старостахъ ходятъ, — Куземки Аникеева, и иные всякіе мелкіе крестьянскіе писма. и тотъ ящикъ, запечатавъ, посланъ къ Москвѣ“ (II. Приложенія, стр. 19). Это съ своей стороны показываетъ чисто государственныя отношенія, а не господскія (понимая это слово въ современномъ смыслѣ, которому опять научила насъ преобразованная Петромъ Россія), и подтверждаетъ нашу мысль, высказанную нами, что значеніе помѣщика и вотчинника до Петра, было чисто государственное, и что помѣщичья и вотчинничьи крестьяне были люди свободные и полноправные столько же, сколько и государственные крестьяне.
Кромѣ общихъ выводовъ, сдѣланныхъ нами, писцовая книга Бѣлевскаго уѣзда заключаетъ въ себѣ много любопытнаго и вызываетъ замѣчанія, которыя мы и представляемъ читателямъ.
Мы видимъ, что крестьянинъ переходилъ и не за помѣщика, напримѣръ: „мѣсто Омельянка Кузмина; сшелъ въ Бѣлевской же уѣздъ, въ козачью деревню Федяшеву въ 7131 году“ (I. стр. 501). — Мѣсто жительства однихъ крестьянъ съ другими и даже съ козаками не было разграничено, какъ скоро жили они въ одной и той же деревнѣ, напримѣръ: въ селѣ Бакинѣ, въ жеребьи Григорья Ильина сына Гоковова (село безъ жеребья за Бобриковскими козаками): „крестьянинъ его Григорьевъ (помѣщика), Жданко Петровъ сынъ Чеботаревъ живетъ на старомъ своемъ усадьѣ, межъ козачьихъ дворовъ Елисейка Савельева, да Максимка Зиновьева“ (II. стр. 35). — Видно, что крестьянинъ могъ бросать свое дѣло, и, не переходя, шататься тутъ же въ имѣніи, какъ видно, не принуждаемый помѣщикомъ къ работѣ и не выгоняемый; вотъ, напримѣръ, выраженіе, замѣчательное какъ выраженіе: въ помѣстьѣ Василья Савельева сына Чернышева: „Володька умеръ, а сынѣ его волочится межъ дворовъ“ (II. стр. 99). — Видимъ также, что правительство иногда давало крестьянину иное назначеніе; напримѣръ, при описаніи помѣстья Племянниковыхъ: дворъ (крестьянскій) Гарасимка Фомина; взятъ въ Корачевъ къ пушкари» (I. стр. 433). Также находимъ: "мѣсто дворовое крестьянское пусто Родки Дороѳеева, а Родка сшелъ на Елецъ въ козаки во 124 году (I. стр. 144).
Въ новое доказательство самостоятельности помѣщичьихъ и вотчинничьихъ крестьянъ можемъ привести слѣдующее мѣсто: въ описаніи церковной земли говорится: «а въ ней пашни паханыя наѣздомъ 20 четвертей, да лѣсомъ поросло 12 четвертей въ полѣ, а въ двухъ по томужъ, и съ тѣмъ, владѣли деревни Ганшины крестьяне» (II. стр. 144). А эта деревня — помѣщичья, принадлежавшая двумъ помѣщикамъ. Присутствіе двухъ или нѣсколькихъ помѣщиковъ въ одномъ селѣ или одной деревнѣ не разрывало, кажется, нисколько ея общиннаго единства.
Въ писцовой книгѣ говорится, при описаніи имѣній, о прокопныхъ земляхъ; кажется, это были земли разчищенныя для пашни, изъ лѣсу, отведеннаго къ имѣнью. Напримѣръ, при описаніи церковной земли, говорится: «да прокопныя земли, что они прокопаны изъ усаднаго и изъ угоднаго своего лѣсу, позади дворовъ, на Быковомъ десятина, отъ межи Прокоѳіева помѣстья Воейкова, деревни Олоновой» (I. стр. 383). Приводимъ еще примѣръ, изъ котораго, кажется, видно, что крестьяне сами разчищали пашню, какъ бы отъ себя, именно, въ имѣньи Якова Петрова сына Кологривова: «да примѣрныя прокопныя земли, что прокопали двоя Яковлевы крестьяне сверхъ его вотчинной дачи, въ деревнѣ Боровнѣ, изъ пашеннаго лѣсу 20 четвертей въ полѣ, а въ двухъ по томужъ» (I. стр. 240). Эта земля признается и записывается писцовою книгою. Для большаго доказательства, что крестьяне дѣйствовали здѣсь самостоятельно, отъ себя, можемъ привести еще слѣдующее мѣсто: при описаніи помѣстья Василья Андреева сына Павлова: «да прогонныя земли, что при (окопали его жъ Васильевы крестьяне изъ угодного своего лѣсу, и съ луговою землею, что у рѣки Оки, что прежъ сего пахивали к нынѣ пашутъ, къ тѣмъ же полямъ тоежъ деревни 25 четвертей» (II. стр. 216—217). Здѣсь прямо сказано, что лѣсъ крестьянской; но если же было раздѣла между лѣсомъ помѣщичьимъ и крестьянскимъ, то здѣсь слово своего относится до имѣнья вообще, до лѣса, имѣнью принадлежащаго, пользоваться которымъ имѣли одинакое право и помѣщикъ (или вотчинникъ) и крестьяне.
Въ имѣньяхъ, принадлежащихъ разнымъ владѣльцамъ, опредѣляется иногда крестьянамъ тѣхъ и другихъ: пахать пашню черезъ десятину для тѣсноты, т. е. чтобъ избѣжать тѣсноты, или вслѣдствіе тѣсноты. Напримѣръ: «а пашню пахать Лаврентьевымъ крестьянамъ и бобылямъ съ Ивановы крестьяны и бобыли Кологриваго, съ Васильемъ Дурнымъ (тоже помѣщикъ) для тѣсноты черезъ десятину» (I. стр. 216). Еще примѣръ: «а пашню пахать князь Семеновымъ людямъ и бобылямъ (т. есть, людямъ — бобылямъ; ибо кромѣ бобылей ничего не показано) съ помѣщики (помѣщиковъ всѣхъ пять) для тѣсноты черезъ десятину» (II. стр. 155). Также: «а пашня пахать Микифоровымъ людямъ, и крестьянамъ и бобылямъ (опять здѣсь „люди“ значатъ крестьяне и бобыли; ибо показана только крестьянская и бобыльская пашня) съ Юрьевыми крестьяны и бобыли, въ деревнѣ Ильинѣ слободкѣ, для тѣсноты черезъ десятину» (II. стр. 162). — О какой пашнѣ говорится здѣсь? Крестьянской или помѣщичьей? Вѣроятно, разумѣлась и та и другая. Но въ выраженіи: крестьянамъ пахать, — слышно какъ будто прямое распоряженіе крестьянъ пашнею. Приводимъ еще примѣръ, гдѣ это яснѣе: «а пашни пахать Михайловымъ (Ивановымъ) людямъ и крестьянамъ и бобылямъ съ Васильевы людми, и съ крестьяны (пропущено: и съ бобыли), по любовному ихъ договору, черезъ десятину» (II. стр. 99).
Это прямое, самостоятельное такъ сказать, отношеніе крестьянъ къ пашнѣ выражается даже въ тѣхъ злоупотребленіяхъ, какія мы встрѣчаемъ со стороны крестьянъ, въ томъ, что они устроивали пашню насильствомъ; напримѣръ: въ имѣньѣ Коидратья Омельянова сына Сулдешева, въ жеребьи деревни Карловой, нѣтъ даже никакихъ дворовъ, а только «селище пустое Ѳедки Ефанова, что переселился тотъ Ѳедка Ефановъ съ стараго своего мѣста на новое мѣсто, выкопавъ его Кондратьевы рощи насильствомъ, и то селище, по сыску стороннихъ людей, — Кондратьевы рощи Сулдешева, а старое дворовое мѣсто Ѳедки Ефанова писано за Афонасьемъ Сулдешевымъ» (II. стр. 8). Въ этомъ имѣньѣ Кондратьи Сулдешева есть наши 12 четвертей, паханая, конечно, наѣздомъ. — Въ описаніи имѣнья Аѳанасья Суддешева мы читаемъ: дворъ помѣщиковъ, что былъ тотъ дворъ прежъ сего крестъянина его Ѳедки Ефанова да сына его Игнашки, а Ѳедка да Игнашка сошли безвѣстно во 136 году" (II. стр. 39). Конечно, этотъ Ѳедоръ Ефановъ сшелъ послѣ того, какъ поселился было у Кондратья Сулдешева (иначе не сказано было бы: безвѣстно), и опустѣлый дворъ его занялъ (быть можетъ, на время) помѣщикъ. — Вотъ еще примѣръ: цѣлая деревня, вотчинника Троханіотова, деревня Столпова (Стоянова?) переселилась на монастырскую землю, какъ кажется, оставаясь за прежнимъ помѣщикомъ, ибо, при описаніи вотчины Троханіотова (I. стр. 491—493), всѣ эти крестьяне деревни Столповой (Стояновой) поименованы. При описаніи монастырской вотчины Пречистыя Богородицы Свѣнскаго монастыря упоминается объ этомъ обстоятельствѣ, говорится, что «Ивановы крестьяне и бобыли Троханіотова поселились съ стараго своего мѣста за монастырскую вотчину Пресвятыя Богородицы Свѣнскаго монастыря за село Студениково, дворы и гумна и огороды огородили, да тожъ Ивановы крестьяне и бобыли Троханіотова пропахали усаднаго монастырскаго лѣсу позади своихъ дворовъ 6 десятинъ, въ пашню вверхъ по рѣкѣ по Козельнѣ, по правую сторону у рѣки Козельны» (I. стр. 498). Монастырь вступилъ въ споръ объ этой землѣ: былъ большой обыскъ и на обыскѣ показали, что «Бѣлевскаго уѣзда Руцкаго стану Ивановы вотчины Троханіотова деревни Стояновы крестьяне, въ прошломъ въ 7126 году, переселилось съ стараго своего на новое мѣсто не по государеву, указу, собою насильствомъ, Свѣнскаго монастыря вотчины, села Студеникова на монастырскую землю и на усадный лѣсъ, позади села Студеникова за дворами.» (I. стр. 449). Былъ судъ, и дѣло было рѣшено тѣмъ, что вся спорная земля была вновь отмежевана и записана въ отказныхъ писцовыхъ книгахъ за монастыремъ; крестьяне Троханіотова высланы изъ дворовъ вонъ «на старыя ихъ усадья, гдѣ они прежъ того жили»; а всѣ ихъ дворы, со всѣми угодьями и про- копною пашнею, отказаны монастырю. Во всемъ этой дѣлѣ дѣйствуютъ сами крестьяне, самостоятельно; иниціатива вся съ ихъ стороны; объ вотчинникѣ же упоминается косвенно я отдаленно.
При описаніи имѣній, мы часто встрѣчаемъ пустые крестьянскіе и бобыльскіе дворы, пустыя дворовыя мѣста. И тѣ и другіе остаются не тронутыми. Принадлежали ли они помѣщику? Кажется нѣтъ; оставаясь пустымъ, дворъ ждалъ новаго жильца и соблюдался для него. Пустое дворовое мѣсто тоже, кажется, было неприкосновеннымъ, ибо тоже помѣщику уже не принадлежало, а принадлежало тому крестьянину, который вздумалъ-бы на немъ поселиться: это былъ крестьянскій пустой дворъ, крестьянское дворовое мѣсто, и принадлежать могли они только крестьянину. Насъ наводитъ на эту мысль то, что при описаніяхъ имѣній встрѣчаются старыя мѣста дворовыя крестьянскія, которыя однако остаются неприкосновенны и записываются въ писцовыя книги; напримѣръ: «да старые пустоты пятнадцать мѣстъ дворовыхъ крестьянскихъ и бобыльскихъ пусты» (I. стр. 355), или еще выразительнѣе: «да старые пустоты два мѣста дворовыхъ, а чье именемъ, того никто не упомнитъ» (II. стр. 186). Также: "да мѣсто дворовое крестьянское пусто, старые пустоты, а чье именемъ того никто не помнитъ (I. стр. 433). Это показываетъ уже большую старину; тѣмъ не менѣе дворовыя мѣста соблюдаются неприкосновенно и записываются въ писцовую книгу. — Какъ подтвержденіе нашей мысли, можемъ мы привести въ примѣръ: «Село Городищи на рѣкѣ на Окѣ, а въ немъ мѣсто церковное великаго Чудотворца Николы, да четыре мѣста церковныхъ дворовъ пусты: мѣсто попово, мѣсто дьячково, мѣсто понамарево, мѣсто просвирницыно» (I. стр. 433). Не говоря уже о церковномъ мѣстѣ, мы можемъ утвердительно сказать, что дворовыя мѣста служителей церковныхъ могли принадлежать только такимъ же служителямъ церковнымъ, не именно тѣмъ же самымъ лицамъ, но лицамъ, носящимъ тоже званіе и опредѣлившимся на тѣ же мѣста къ той же церкви. — Такъ водится и теперь въ имѣніяхъ; дворъ священника не принадлежитъ ни помѣщику, ни ему лично, но тому священнику, который займетъ это мѣсто въ селѣ. Въ гражданскомъ устройствѣ, домъ губернатора принадлежитъ тому, кто будетъ губернаторомъ. Въ древней Руси при существованіи перехода, домъ крестьянина не былъ собственностью помѣщика, былъ неприкосновененъ, и тогда, когда оставался пустымъ, онъ принадлежалъ крестьянину, тому, который придетъ и поселятся въ немъ, порядившись съ помѣщикомъ или вотчинникомъ. Таково наше предположеніе, которое требуетъ еще доказательствъ болѣе сильныхъ и болѣе ясныхъ[4].
Въ постепенномъ ходѣ населенія въ древней Россіи мы встрѣчаемъ: починокъ. Это былъ починный шагъ населенія; шагъ этотъ дѣлался крестьяниномъ, приходившимъ на новое мѣсто, строившимъ дворъ и разчищавшимъ пашню; поэтому имя, которое носитъ починокъ, есть, очевидно, имя крестьянское. Приведемъ примѣры; въ описаніи помѣстья Аѳанасья Тимоѳеева сына Бунина: «да къ той же деревнѣ припущена въ пашню пустошь, что былъ починокъ Олеши Карпова» (I стр. 420). Въ описаніи помѣстья Волокиты Ееимова сына Сухачева: «да къ ней же (къ деревнѣ припущены въ пашню два ночинка: починокъ Федора Сѣченаго, да починокъ Семена Ушакова» (I. стр. 427—428). Въ описаніи помѣстья Михайла Васильева сына Племянникова и племянника его: «да къ ней же (къ деревнѣ) припущено въ пашню починокъ Гвоздевъ» (I. стр. 432).
Сѣно показывается вообще, не раздѣльно, помѣщичье или вотчинничье, отъ крестьянскаго и бобыльскаго[5], но встрѣчаемъ однако, при описаніи монастырской вотчины Пресвятыя Богородицы Свѣнскаго монастыря: «да крестьянскаго сѣна по рѣкѣ Окѣ отъ рѣки Яблонки 110 копенъ…. да крестьянскаго сѣна въ Кобыльихъ лукахъ 200 копенъ…. да крестьянскаго и бобыльскаго сѣна косятъ около дубовыхъ мостовъ по дубровомъ 300 копенъ» (I. стр. 495, 496 497).
За недостаткомъ оффиціальныхъ документовъ, слова крестьянъ вотчинника могли, какъ видно, служить основаніемъ для признанія вотчины за нимъ. Приводимъ примѣръ: «А писана та вотчина за дьякомъ, за Иваномъ Софоновымъ, по сказкѣ боОылей ао, а государевы жалованныя вотчинныя грамоты и никакія крѣпости на ту вотчину не положилъ» (I. стр. 494). Это опять показываетъ независимыя отношенія къ вотчиннику и полноправность крестьянъ, безъ чего слова ихъ не могли бы внушать довѣренность правительству и равняться съ оффиціяльнымъ документомъ, именно въ этомъ вопросѣ: чья вотчина?
Возражая намъ, могутъ указать намъ на встрѣчающіяся нѣсколько разъ въ Бѣлевской писцовой книгѣ слова: крестьянинъ во дворѣ, бобыль во дворѣ, — и вывести изъ этого, что крестьянъ и бобылей могли брать помѣщики и вотчинники въ дворовые; но при ближайшемъ разсмотрѣніи, мы видимъ, что это выраженіе значитъ совсѣмъ не то. Напримѣръ, въ помѣстьѣ недоросля Бориса Семенова сына Толстаго: «да крестьянинъ во дворѣ: Петрушка Олексѣевъ съ племянникомъ съ Тараскомъ Даниловымъ, да бобыль во дворѣ: Гришка Сергѣевъ съ сыномъ съ Захаркомъ.» — Больше ни крестьянъ, ни бобылей въ этомъ помѣстьѣ нѣтъ; стало, ошибиться трудно. Что же? Тутъ же мы читаемъ: «пашни паханыя помѣщиковы 17 четвертей, да крестьянскія и бобыльскія пашни паханыя 6 четвертей.» — Наконецъ, при изчисленіи дворовъ, мы читаемъ: «дворъ крестьянской, людей въ немъ два человѣка, да дворъ бобыльской, людей въ немъ два жъ человѣка, да три мѣста дворовыхъ пустыхъ бобыльскихъ» (I. 281). Ясно, что выраженіе крестьянинъ во дворѣ, бобыль во дворѣ, — не означало дворовыхъ; они, какъ видимъ, являлись во всемъ своемъ значеніи пашенныхъ крестьянъ и бобылей. — Примѣры этому встрѣчаются не одинъ разъ въ Бѣлевской писцовой книгѣ; крестьянинъ во дворѣ, бобыль во дворѣ, имѣютъ и свою пашню и дворы. — Намъ скажутъ, можетъ быть, что крестьяне и бобыли только считались дворами, а жили во дворѣ помѣщика; но еслибы это было и такъ, то вся разница была бы въ томъ, что помѣщикъ давалъ имъ у себя во дворѣ помѣщеніе, а сами они, но своему значенію, занятіямъ и отношеніямъ къ помѣщику и къ другимъ, оставалось вполнѣ крестьянами о бобылями. — Но и этого мы допустить не можемъ; обо дворы ихъ. какъ, напримѣръ, здѣсь въ приведенномъ нами мѣстѣ, перечисляются вмѣстѣ съ другими, между дворовъ помѣщика, людскихъ, и пустыхъ дворовыхъ мѣстъ, которыя имѣютъ ужъ не переносное, а прямое значеніе. Наконецъ даже самое выраженіе: "дворъ крестьянской, людей въ помъ два человѣка, " не допускаетъ, по нашему мнѣнію, предположенія, чтобы дворъ здѣсь принимался въ переносномъ смыслѣ, въ смыслѣ семьи крестьянской. — И такъ выраженіе во дворѣ значитъ что нибудь иное, но нисколько не значитъ «двороваго», и ни въ какомъ случаѣ не касается и не нарушаетъ самостоятельности крестьянина или бобыля, о которыхъ говоритъ это выраженіе. Приведемъ еще примѣры: Въ помѣстьѣ Кирила Кузмина сынъ Кундюзова: «дворъ помѣщиковъ, да бобыль во дворѣ Ивашко Олексѣевъ» (I. стр. 285); при изчисленіи: «дворъ помѣщиковъ, да дворъ бобыльской» (I. стр. 286). Здѣсь яснѣе видно, что дворъ бобыльской настоящій дворъ, всего два двора, и они поставлены рядомъ. Въ вотчинѣ Никиты Михайлова сына Воейкова, всего одинъ крестьянинъ; это крестьянинъ во дворѣ; но это семья большая: «да крестьянинъ во дворѣ Карликъ Тимофѣевъ сынъ Резановъ, съ племянникомъ съ Захаркомъ Ильинымъ, да у Захарки три сына Олешка да Кирюшка да Бориско, да приемышъ Кирило Степановъ» (I. стр. 340). При изчисленіи говорится: «дворъ крестьянской, людей въ немъ шесть человѣкъ» (I. стр. 341). Другаго двора крестьянскаго быть не можетъ, ибо въ вотчинѣ нѣтъ другихъ крестьянъ; сказано: шесть человѣкъ; пересчитываемъ число, — тоже самое. Сомнѣнія нѣтъ, что дворъ крестьянской — дворъ Карпика, который показанъ съ семьей «во дворѣ». И такъ выраженіе: во дворѣ, имѣетъ какое-то свое особое значеніе, и крестьянинъ во дворѣ имѣлъ свой дворъ, на что съ своей стороны указываетъ здѣсь и объемъ семьи.
Кажется, примѣровъ довольно. Въ писцовой книгѣ точно встрѣчается бобыль безпашенный, вѣроятно, разорившійся и обѣднѣвшій; но объ немъ сказано иначе. Въ помѣстьѣ Ивана Григорьева сына Муромцева: «дворъ помѣщиковъ, да дворъ люцкой Тимошки Юдина, да съ нимъ бобыль Ѳедка Кондратьевъ сынъ Князевъ» (II. стр. 41). Здѣсь нѣтъ слова: во дворѣ; но ясно, что бобыль живетъ въ людскомъ дворѣ. При изчисленіи пустыхъ мѣстъ, очевидно, именуется пустое мѣсто этого самого бобыля: «мѣсто Ѳедки Князева» (II. стр. 42). Пашни бобыльской не означается (тогда какъ это всегда бываетъ, хотя бы былъ и одинъ бобыль, какъ здѣсь напримѣръ), при изчисленіи, бобыльскій дворъ не именуется. Говорится только: «дворъ помѣщиковъ, да дворъ людской, да 4 мѣста дворовыхъ крестьянскихъ и бобыльскихъ пустыхъ (II. стр. 42). Очевидно, это бобыль безпашенный, живущій въ людскомъ дворѣ, что могло всегда случиться, какъ отдѣльное исключительное явленіе; но объ этомъ бобылѣ не сказано выраженіе: во дворѣ, и это еще болѣе съ своей стороны доказываетъ наше мнѣніе касательно этого выраженія.
Крестьянская семья является въ томъ же составѣ, въ какомъ является она и теперь, такою, какъ мы опредѣлили ее въ нашей статьѣ о древнемъ бытѣ Славянъ. Она многочисленна и часто принимаетъ въ себя стороннихъ родственниковъ и даже не родственниковъ, имѣя въ себѣ, при высокомъ семейномъ своемъ значеніи, значеніе союза, общины (семья — отъ соиматься — сеймъ). Въ одномъ изъ примѣровъ нашихъ можно видѣть такой составъ семьи. Но приведемъ еще примѣры: „Микитка Конаевъ съ сыномъ съ Олешкою, да съ племянникомъ съ Онтошкою Омельяновымъ, да съ нимъ же Савка Фроловъ да пасынокъ его Ѳедька Ортемьевъ сынъ, прозвище Чечеткинъ“ (I. стр. 330). „Микифорко Офонасьевъ съ дѣтьми съ Тараскомъ да съ Наумкомъ, да съ зятемъ съ Офонкою Ивановымъ“ (I. стр. 287). „Бобыль Стенашко Родіоновъ съ шуриномъ съ Никонкомъ“ (I. стр. 4).
При монастырскихъ имѣніяхъ упоминаются бобыли безпашенные, которые питаются отъ церкви Божіей (I. стр. 364), или изъ найму (II. стр. 130). Упоминаются также дѣтеныши. Они жили и во дворѣ монастырскомъ (I. стр. 373) и своими дворами (II. стр. 129). Во второмъ случаѣ говорится о томъ, что они пахали: „пашни пахатныя монастырскія дѣтенышевы пахоты середніе земли 30 четвертей въ полѣ, а въ двухъ по томужъ“ (II. стр. 130).
Дворовые слуги, или люди собственно, называются при описаніи каждаго имѣнія въ началѣ поименно, но въ итогѣ считаются только ихъ дворы, тогда какъ дворы крестьянъ и бобылей не только пересчитываются, но повторяется въ итогѣ сколько человѣкъ въ крестьянскихъ, сколько въ бобыльскихъ дворахъ. Примѣровъ не приводимъ, ибо примѣры въ каждомъ описаніи имѣнія. Когда въ имѣніи и есть люди, но нѣтъ ни крестьянъ, ни бобылей, то, хотя бы и была запашка (разумѣется въ такомъ случаѣ наймомъ) — про имѣнье говорится: сошного письма въ пустѣ столько-то. Какъ же скоро есть крестьяне или бобыли (хотя бы одинъ), говорится: сошного письма въ живущемъ столь- ко-то. Примѣровъ не считаемъ нужнымъ приводить, ибо ихъ множество. Платилось государству съ живущаго, а не съ пуста, то есть, платили крестьяне государству за землю. Помѣщикъ же или вотчинникъ, хотя бы у него и была пашня наймомъ, не платилъ государству, ибо онъ получалъ землю въ пользованіе отъ государства, какъ жалованье, и, обработывая наймомъ, самъ платилъ за обработку.
Люди не сосчитывались при итогѣ; но замѣчательно, что дѣловые люди сосчитывались при итогѣ; именно: въ вотчинѣ Евстратья Михайлова сына Воейкова сперва въ началѣ называются поименно живущіе во дворѣ дѣловые люди, а потомъ въ итогѣ они сосчитываются, именно: „дворъ вотчинниковъ, а людей въ нихъ (въ немъ?) дѣловыхъ восемь человѣкъ“ (I. стр. 338). Впрочемъ, за то они не имѣютъ своихъ дворовъ. Въ помѣстьѣ Богдана Ильина, сына Плещеева, называются поименно дѣловые люди, живущіе въ дворѣ помѣщичьемъ, но въ итогѣ впрочемъ не сосчитываются. Быть можетъ, это пропускъ (II. стр. 146—148). Упоминаются еще въ имѣньѣ помѣщика: „дешевые[6] люди“ (I. стр. 286). Они живутъ тоже во дворѣ помѣщика.
Встрѣчается пустой дворъ людской, именно въ помѣстьѣ Петра Иванова сына Иванова: „дворъ пустъ людской Никонки Андрѣева“ (I. стр. 438). Встрѣчается даже, въ помѣстьѣ Ивана Васильева сына Бондырева: „дворъ пустъ людской Аѳоньки Елизарьева; сшелъ безвѣстно въ 135 году“ (II. стр. 221). Обстоятельство любопытное. Едва ли мы можемъ опредѣлительно сказать, что такое были въ древней Руси люди.
Говорится о людской пашнѣ, именно: въ вотчинѣ Петра Семенова сына Воейкова: „пашни паханыя людскія пахоты 2 четверти съ осминою“ (II. стр. 265). Въ вотчинѣ Ивана и Гаврила Тимоѳеевыхъ дѣтей Буниныхъ, въ одномъ имѣньѣ: „пашни паханыя середнія земли людскія пахоты пять четь“; въ другомъ имѣніи: пашни паханыя худыя земли людскія нахоты 5 четь» (II. Приложенія, стр. 3—4). Обстоятельство весьма замѣчательное. На кого пахали люди? Вѣроятно на себя; а то бы было упомянуто: пашня помѣщикова, какъ упомянуто: монастырская, при дѣтенышевой пашнѣ.
Дворовое мѣсто, вѣроятно, не имѣло другаго значенія, какъ мѣсто, гдѣ былъ дворъ. Это доказывается тѣмъ, что въ помѣстьѣ Данила Иванова сына Беклемишева упоминается: «дворовое мѣсто помѣщиково» (I. стр. 89). Въ вотчинѣ Татьяны Ивановой дочери Юшкова Григорьевой жены Житова: «мѣсто дворовое вотчинниково» (II. стр. 207). Въ помѣстьѣ Степана Гаврилова сына Новосильцева упоминается: «дворъ помѣщиковъ пустъ» (II. стр. 195).
Службу начинали служить съ пятнадцати лѣтъ: «а какъ недоросль Тихонко въ службу поспѣетъ и будетъ въ пятнатцать лѣтъ, и ему съ того помѣстья государева служба служить» (I. стр. 217).
Изъ писцовой же книги видно, что такое была четверть. Четверть была полдесятины; приводимъ мѣсто: «на ихъ двѣ трети пашни паханыя наѣзжія изъ найму 28 десятинъ, а (въ?) четвертную пашню 56 четвертей»; «а на ихъ треть пашни паханыя изъ найму 14 десятинъ — а четвертною пашнею 28 четвертей»; «….а въ ней пашни паханыя наѣзжія 42 десятины, а четвертною пашнею 84 четверти» (II. стр. 139—140). — Сѣна на десятину приходилось 20 копенъ; на примѣръ: «Дубровы отхожія сѣножатныя у деревни Парфеновской, старой Скрылевы, 10 десятинъ съ полудесятиною; сѣна ставится 210 копенъ» (II. стр. 157). Тотъ же разсчетъ вездѣ; уклоненіе, которое мы замѣтили только однажды, гдѣ на то же число десятинъ показано 200 копенъ (II. стр. 156), — вѣроятно, опечатка.
Вотъ наши выводы и замѣчанія, при первомъ чтеніи Бѣлевской писцовой книги. Они далеко не изчерпываютъ богатаго содержанія ея, которое, конечно, подастъ поводъ нашимъ ученымъ ко многимъ другимъ выводамъ и замѣчаніямъ. Пожелаемъ, чтобъ больше издано было у насъ писцовыхъ книгъ и чтобъ почтенный издатель Бѣлевской писцовой книги продолжалъ свое полезное изданіе. Мы позволимъ себѣ замѣтить, что желательно было бы видѣть менѣе опечатокъ и менѣе сокращеній, иногда затрудняющихъ даже чтеніе. Но это бездѣлица. Заключаемъ нашу статью истинною благодарностью почтенному издателю.
- ↑ Кромѣ тѣхъ случаевъ, гдѣ говорится о крестьянахъ, что они сбѣжали или вышли, говорится иногда, при описаніи пустыхъ дворовъ въ имѣніи, что крестьяме эти вывезены такимъ-то. — Это выраженіе не значитъ, чтобы здѣсь крестьянинъ игралъ страдательную роль, чтобы здѣсь было насиліе; это дѣлалось съ согласія крестьянина и показывало только, что помѣщикъ хлопоталъ объ этомъ. Въ писцовой Бѣлевской книгѣ иногда просто говорится, что вывезъ такой-то; иногда что вывезъ насильствомъ, иногда, что вывезъ по Государевой грамотѣ, иногда, что вывезъ по старинъ, т. е., по старому своему праву, стараго своего крестьянина, «не такъ, какъ кажется, думаетъ г. издатель: по старому обычаю. Въ доказательство этому приводимъ: „мѣсто дворовое бобыльское пусто, Стенки Левонтьева; отдалъ (отданъ) по старинѣ Ивану Полтеву въ прошломъ 7133.“ (II. стр. 71). По нашему мнѣнію, три остальныя выраженія ясно показываютъ, что первое (просто: вывезъ) означаетъ: вывозъ ее насильствомъ, не по Государевой грамотѣ и не по старинѣ; слѣдовательно, здѣсь подразумѣвается свободный переходъ.
- ↑ Впрочемъ въ томъ же стану встрѣчается еще вотчина Ильи и Василья Безобразовыхъ, деревня Тельчея, гдѣ въ числѣ крестьянскихъ дворовъ читаемъ: «Савка Даниловъ съ племянникомъ съ Ивашкомъ Силеверстовымъ, да съ зятемъ съ Троѳимкомъ Феоктистомъ (овымъ?), а прозвище». — (I, стр. 464—465). Прозвище не означено. Здѣсь имѣнье принадлежитъ обоимъ Безобразовымъ и потому представляетъ болѣе сходства; но прозвище: Савка Возгривцевъ, не дозволяетъ сомнѣваться, Здѣсь впрочемъ прозвище неизвѣстно; но едвали можно предположить, чтобъ оно было то же. Жаль, что, при означеніи перехода, не названо имѣнье, куда перешли, какъ это бываетъ въ другихъ случаяхъ.
- ↑ Вотъ еще примѣры, по которымъ видно, что лѣсъ отводится къ имѣньи самому. Въ помѣстьѣ Степана Гаврилова сына Новосильцева: «лѣсу дровянаго ни какое угодье къ селу Горликову межъ рѣчекъ Строевой и Переправы по большую дорогу» (II. стр. 1951. Также: «лѣсъ усадный и болото и выгонъ и всякое угодье вообче помѣщику съ подьячимъ съ Осипомъ Васильевымъ ко всей деревни» (I. стр. 417). Мы видимъ, что и пашенный лѣсъ тоже отводится ко всему имѣнью; напримѣръ, въ помѣстьѣ Богдана Ильина сына Плещеева (гдѣ есть другіе помѣщики): "лѣсу пашеннаго ко всей деревнѣ 2 десятины* (II. стр. 147) въ вотчинѣ Петра Семенова сына Воейкова: «а лѣсъ пашенной, непашенной и болотной вопче съ Спаскимъ монастыремъ, ко всей деревнѣ Кураковой» (II. стр. 266).
- ↑ Намъ въ возраженіе могутъ указать на одинъ только, приведенный нами же примѣръ, что помѣщикъ поселился во дворѣ, безвѣстно куда сшедшаго крестьянина. Но помѣщикъ могъ поселиться временно въ пустомъ дворѣ; а потомъ, все же двора этого онъ не сломалъ и не распахалъ и не продалъ; онъ самъ въ немъ поселился, чтобы жить, — становился жильцомъ, и, построивъ себѣ свой дворъ и переѣхавъ въ него, онъ, какъ думаемъ мы, не моіъ считать оставленный дворъ своею собственностію и, напримѣръ, продать.
- ↑ Безъ сѣна крестьяне не могли быть; слѣдовательно, когда сѣно показывается вообще за помѣщикомъ, здѣсь подразумѣваются и крестьяне. Это еще болѣе подтверждаетъ мысль, что, когда говорится о лѣсѣ, — тоже подразумѣваются крестьяне, и подтверждаетъ также, что выраженіе о лѣсѣ: "ко всей деревнѣ "имѣетъ прямое значеніе, ибо о сѣнѣ говорится такъ же; а чтобъ крестьяне не имѣли своего сѣва, никто конечно предполагать не будетъ. Вотъ примѣры: въ описаніи помѣстья князя Савелья, княжъ Юрьева сына Горчакова: «а сѣно и лѣсъ вонче съ Семеномъ да Елизаріемъ Лавровыми ко всей деревни Вырску» (II. стр. 254). Въ описаніи помѣстья Ивана Ѳедорова сына Слѣпушкина: «Дубровы отхожія сѣножатныя у деревни Парфеновской старой Скрылевой 10 десятинъ съ полудесятиною; сѣна ставится 210 копенъ. Лѣсу пашеннаго у деревни Столыпинской 4 десятины. А лугъ и сѣножатная дуброва и лѣсъ вонче у всѣхъ помѣщиковъ, ко всей деревнѣ Котолановѣ» (11. стр. 157).
- ↑ Слово: дешевые, разумѣется, должно понимаю не въ современномъ, денежномъ значеніи.