ПО ДУХОВНОМУ ЗАВѢЩАНІЮ.
правитьИванъ Ивановичъ Сапожковъ — дѣйствительный статскій совѣтникъ.
Валерьянъ Ивановичъ Сапожковъ — помѣщикъ.
Любовь Николаевна — его жена.
Дарья Семеновна Прогалинова — мелкопомѣстная помѣщица.
Борисъ Андреевичъ — ея сынъ.
Катя.
Илья — камердинеръ покойнаго брата Сапожковыхъ.
Яковъ Сушкинъ — уѣздный канцеляристъ.
Князь Лютинъ — уѣздный предводитель дворянства.
ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ.
правитьПо открытіи занавѣса — Прогалинова одна. Она одѣта въ глубокій трауръ съ плерезами. Довольно продолжительное время она разсматриваетъ внимательно мебель, поглаживаетъ рукой матерію обивки и т. п. Входитъ Илья.
Придти приказали, когда поосвобожусь.
Да, да, Илья Петровичъ… поговорить съ тобой хотѣлось… о покойникѣ… вѣдь ты ему близкій былъ человѣкъ…
Да ужъ, кажется, чего-жь ближе-то?..
Знаю, знаю, Илья Петровичъ… Садись-ка вотъ здѣсь, садись, я не чванная… Не то, что эти другіе родственники, — я простая… весь вѣкъ въ деревнѣ живу…
Да-съ.
Такъ вотъ какъ, Илья Петровичъ, а!?.. умеръ?.. кто-бы могъ ожидать?..
Да-съ.
То есть какъ меня это поразило, какъ поразило, — я тебѣ и сказать не могу: человѣкъ былъ здоровый, молодой… что-жь? вѣдь ему съ небольшимъ сорокъ лѣтъ было… Жилъ, кажется, всегда въ свое удовольствіе: и богатъ-то, и холостой; ни службы, ни семьи, — никакихъ этихъ непріятностей не зналъ… Кому, кажется, и жить-то, коли не ему?
Видно, такъ богу угодно было.
Царство ему небесное, голубчику… я хоть ему и двоюродная сестра, а все-жъ таки по родственному, всѣмъ чувствомъ, любила покойника.
Какъ не любить-то, Дарья Семеновна!..
И словно мнѣ предчувствіе какое-то сказало, что мы его потеряемъ… Въ самый вѣдь въ этотъ день, говорю я моему Борису: «что-то нашъ Василій Ивановичъ теперь подѣлываетъ?» — и чувствую, что вдругъ защемило, — ну, защемило сердце, да и полно… Говорю: «ужъ что-нибудь съ нимъ дурное да случилось; либо захворалъ, либо что… такъ мнѣ по немъ грустно, такъ грустно!» Какъ душа-то родственная, Илья Петровичъ, сказывается… полторы тысячи верстъ вѣдь отсюда моя-то деревня…
Случается-съ; открываетъ господь.
Именно, господь… Ну, такъ ужъ ты мнѣ теперь, родной, подробно разскажи: какъ оно, то есть, случилось?
Да какъ случилось? — и опомниться не могли… Василій Ивановичъ, изволили знать, веселаго нрава были; все праздники, да угощенья устраивали… Ну, и наканунѣ самой кончины, вижу, тоже на какой-то пикникъ собираются… а я ужъ тогда замѣтилъ, что съ лица этакъ сдаетъ, будто желты… Сталъ ихъ отговаривать, — не послушались: «ты дуракъ, говорятъ, не суйся, куда не спрашиваютъ»…
Ахъ, голубчикъ мой!!
Вечеромъ, гляжу, пріѣзжаютъ совсѣмъ не въ себѣ… «Что-то плохо мнѣ, Илья», говорятъ… Я въ ту пору, надо признаться, посердился на нихъ, поворчалъ, что меня не послушали… только они говорятъ: «ты, Ильюша, одинъ меня понимаешь и бережешь»… Хотѣлъ я за докторомъ посылать: «не надо, говорятъ, такъ пройдетъ», и въ постель легли… да еще что? — и меня спать гонятъ… «Ты изъ-за меня, Илья, не торчи»… чтобъ меня-то, знаете, не утомить… Такъ ужъ они меня любили, Василій Ивановичъ, — такъ ужъ цѣнили… ей богу всю жизнь не забыть…
Ты, Илья Петровичъ, золотой былъ для него человѣкъ.
Вотъ я, изволите видѣть, ушелъ, — будто что спать; а самъ подлѣ спальни рядомъ сижу въ кабинетѣ… Часу этакъ не прошло, слышу — кличутъ… вхожу къ нимъ — и вижу, что имъ ужъ совсѣмъ не хорошо…
Ахъ, родной мой!
«А, ты»… говорятъ они мнѣ то… «ты, Ильюша, еще не легъ?!. благодѣтель ты мой, Илья… какъ тебя цѣнить, какъ благодарить!?…» такъ это чувствительно, право, — немного, немного, вотъ, кажется-бы, я тутъ и заплакалъ… Сейчасъ я кучеренка за докторомъ въ городъ послалъ… Ну, городъ отъ насъ полторы версты всего; — только опять несчастье, докторъ-то тоже съ пикника пьянехонекъ пріѣхалъ, никакъ не добудятся…
Господи помилуй!
А Насилью Ивановичу-то тѣмъ временемъ все хуже, да хуже. Я разослалъ гонцовъ по всѣмъ концамъ, чтобъ по деревнямъ другого доктора искали — земскаго; а самъ ихъ тереть сталъ… Только вижу: три не три, противъ божьей воли ничего не сдѣлаешь… «Я, говорятъ, умру, Ильюша»…
Такъ самъ и говоритъ?
Такъ и говоритъ: «я умру… поцѣлуй ты меня, Ильюша»… Вотъ хоть не вѣрьте, Дарья Семеновна… «поцѣлуй, говорятъ, меня, Ильюша… ты мнѣ теперь ближе брата родного сталъ»… ей богу!.. это вотъ ихъ и послѣднія слова… Потомъ исправникъ пріѣзжалъ, они ужъ совсѣмъ въ забытьи были, больше ничего и не говорили… «ближе брата'»! говорятъ…
Илья Петровичъ, — чего мудренаго? — Вы ему преданный человѣкъ были, а братцы-то у него — ихи-хи!!. какіе…
Что вы?
Чай, самъ видишь, — что мнѣ тебя носомъ-то тыкать?… Всю жизнь они его, моего голубчика, царство ему небесное, и знать не хотѣли… тутъ, чай, и помину не было, что у него на свѣтѣ какіе братья есть?…
Да-съ… я шесть лѣтъ служу, а о братцахъ и не слыхивалъ.
А теперь, вишь ты, и понаѣзжаютъ… Вонъ ужъ одинъ по всѣмъ угламъ въ усадьбѣ шныряетъ, наслѣдство высматриваетъ… Погоди, сегодня и другой пріѣдетъ.
Да что они, Дарья Семеновна, позвольте такъ спросить: родные братцы покойному приходятся?
Родные, только отъ другой матери… То вотъ этотъ генералъ, Иванъ Ивановичъ; а то вотъ еще пріѣдетъ Валерьянъ Ивановичъ, — эти отъ одной матери… а онъ то былъ, нашъ голубчикъ, Василій Ивановичъ, отъ другой.
Понимаю-съ.
Ну и состояніе-то это было у него все отъ матери… Эти-то вѣдь только такъ, что на службѣ нажито, своего-то у нихъ ничего не было… А Василія-то Ивановича маменька изъ купеческаго званія была, богатѣйшая… полмилліона, гляди, ему послѣ себя оставила.
Что-жь это они съ Василіемъ Ивановичемъ въ ссорѣ, что-ль, были?..
И — батюшка! всѣ трое дружка съ дружкой, какъ собаки, жили весь вѣкъ… Не знаю ужъ, какъ и эти-то двое братья здѣсь встрѣтятся.
Такъ развѣ-съ и они межъ собой?..
Иванъ Ивановичъ съ Валерьянъ Ивановичемъ?.. Враги… непріятели кровные… добраго слова одинъ о другомъ не скажетъ…
Отчего-жь-бы это-съ?
Анбиціозны очень оба.
Удивленье — право.
Года два, чай, въ глаза другъ друга не видали…
Удивленье…
Гм! гм!.. (Илья, замѣтивъ его, встаетъ и отходитъ.) А я вотъ тутъ, Дарья Семеновна, съ Борисомъ… (Ильѣ.) Вы бы, Илья Петровичъ, присмотрѣли: сейчасъ братъ Валерьянъ долженъ пріѣхать и съ женой, такъ всели для нихъ въ этихъ комнатахъ приготовлено?…
Все готово, ваше превосходительство, хорошо… я сейчасъ тамъ былъ.
Да… ступайте, посмотрите… (Илья уходитъ.) я васъ буду просить, Дарья Семеновна… Зачѣмъ вы это?…
Что-съ?
Зачѣмъ этотъ разговоръ со слугой?
Ахъ, батюшка, покойникъ былъ мнѣ не чужой человѣкъ, а вѣдь на его рукахъ умеръ.
Ну да, ну да… но зачѣмъ это такъ фамильярно… Теперь вотъ мы сюда собрались всѣ родственники умершаго брата… а вы тутъ со слугой… вѣдь какъ угодно: вѣдь вы все-таки сестра, а онъ все-таки слуга.
Ахъ, Иванъ Ивановичъ, ваше превосходительство, иной слуга-то ближе роднаго… онъ за покойнымъ братцемъ-то какъ ходилъ, пылинки на него упасть не давалъ.
Можетъ быть, можетъ быть, — мы при этомъ не были… Ну, онъ за свои заслуги будетъ награжденъ… Мы, въ память брата, его наградимъ прилично; но къ чему-же намъ…
Да-съ, я тоже… я съ дядюшкой совершенно согласенъ. Вы, мамашечка, очень доброй души — и любви въ васъ этой бездна сущая, только воли ей теперь пока давать не надо… сдерживать надо себя, мамашечка…
Да что-жь я такое, боже мой?!
Не въ осужденіе вамъ, мамашечка, говорятъ; что это вы?.. да отношенія-то наши теперь такія… обстановка такая…
Какія отношенія?..
Какъ же-съ: мы вотъ здѣсь, такъ сказать, одна семья, всѣ близкіе покойнаго; зерно единое… намъ теперь, такъ сказать, душой слиться надо всѣмъ… сплотиться надо… Такъ ли, дядюшка?
Такъ, такъ, Борисъ… такъ.
Ну, а за кѣмъ грѣха нѣтъ, — не святые мы угодники, не въ раю живемъ… прорвется какое нибудь слово осужденія; оно, можетъ, и пустое, и безъ умысла, да передъ слугой сказано, — сейчасъ пойдутъ пересуды, а тамъ еще переврутъ, исказятъ… ну, сейчасъ ужъ какъ будто и тѣнь… сейчасъ этого единаго-то, родного-то и нѣтъ.
Вѣрно, Борисъ, вѣрно.
Да я вѣдь ни про кого ничего…
Не обережешься, мамашечка, — такой ужъ это предметъ: когда покойника жалѣешь, всегда, гляди, на живаго что нибудь наплетешь.
Я даже сегодня за чаемъ хотѣла вамъ, Иванъ Ивановичъ, разсказать про мой сонъ, да вижу — люди, промолчала-же я…
Какой-съ это сонъ?
Видѣла я нашего голубчика-то, Василія Ивановича… являлся мнѣ…
И удивительнаго ничего нѣтъ; мы все про него теперь только и разговариваемъ.
Нѣтъ, скажите лучше, что усердно молилась я вчера за его душу, чтобъ господь его успокоилъ, — такъ оттого…
И это ко снамъ тоже располагаетъ.
Я такъ и обомлѣла… не понимаю, что сонъ, — и думаю: какъ-же это его, голубчика, похоронили, а онъ передо мной живехонекъ стоитъ?.. Только какъ будто онъ это меня ручкой къ себѣ поманилъ — и говоритъ: «Дарья, ты меня не бойся… нѣтъ, говоритъ, мнѣ и въ землѣ покою, что я тебя при жизни забывалъ и мало цѣнилъ»! — можете представить?!
Интересно.
Я и говорю ему: «Христосъ съ тобой. Василій Ивановичъ, ступай себѣ въ свою могилу, успокойся; ничего я противъ тебя, окромя любви, не имѣю»… А онъ мнѣ: «Дарья, нѣтъ мнѣ покою? пока я не загладилъ свою вину. Осталось, говоритъ, послѣ меня матушкино серебро,: столовый и чайный приборы старинной работы, — возьми, говоритъ, ихъ себѣ на память». Только было я хотѣла отвѣтить, что ничего, молъ, мнѣ твоего не надо, — анъ гляжу, и нѣтъ никого…
Что-жъ, сударыя? — мы вотъ сегодня вскроемъ духовную, прочтемъ… коли оно тамъ такъ значится, — мы вамъ все это серебро и предоставимъ.
Вы все съ духовной… Я къ тому разсказываю, что какъ это для сердца сладко, что вспомнилъ-же онъ обо мнѣ, нашъ голубчикъ.
Сладко-то оно, можетъ быть и сладко, только, знаете, у насъ законы какіе? — у насъ законы покойника всѣхъ правъ состоянія лишаютъ… Что имъ живымъ на бумажкѣ написано, то и свято; а умеръ — шабашъ: кому хочешь, являйся тамъ и распоряженья дѣлай, въ судѣ этого не примутъ.
Что вы, Иванъ Ивановичъ, смѣшное говорите… а если онъ хотѣлъ, да какъ-нибудь только забылъ прописать?
Въ судѣ не примутъ-съ.
Какъ-же такъ?
Да такъ-же съ… потому-что доказать это мудрено: желалъ онъ что или нѣтъ.
Какъ-же мудрено, если онъ изъ за этого во гробу покою себѣ не имѣетъ?
Мало-ли, сударыня, какія вамъ тамъ видѣнья будутъ видѣться!.. Вамъ, пожалуй, приснится, что онъ и все свое состояніе вамъ оставилъ, — такъ и отдать его вамъ?
Иванъ Ивановичъ, ваше превосходительство!..
Мамашечка, ну что вы спорите? изъ-за чего?.. стоитъ-ли обо всемъ этомъ разговаривать?.. и зачѣмъ?.. чтобъ люди сказали: «вотъ, молъ, налетѣли вороны добычу дѣлить, раскаркались».. Нѣтъ-съ; въ насъ этой корысти нисколько нѣтъ. Ничего намъ не нужно… благодаренье богу, можемъ жить и своими средствами и трудами… а если мы съѣхались сюда, такъ это, чтобъ почтить покойника доброй памятью, какъ всѣмъ онъ намъ былъ дорогъ… родственнымъ согласіемъ почтить… И вѣрьте чести, Иванъ Ивановичъ: я мамашечку знаю хорошо — онѣ только такъ говорятъ, а въ нихъ нѣтъ этихъ мыслей… а одна святая любовь…
Я вѣдь чтожь… я такъ сказалъ…
А вы бы вотъ лучше, мамашечка, спросили дядюшку, какія мы тутъ оранжереи осматривали…
Да-съ, оранжереи хороши… (Встаетъ.) Вотъ вѣдь, Дарья Семеновна, подумаешь, какъ несправедливъ бываетъ иной разъ человѣкъ… Все-то мы покойнаго брата, бывало, бранили: что расточитель онъ, и мотъ, и шалопай, — что ведетъ онъ этакую пустую, легкую жизнь: ни служитъ, ни дѣломъ не занимается… а теперь посмотрѣлъ я всѣ его постройки въ усадьбѣ… Какъ, знаете, все это сдѣлано солидно, хозяйственно, практично… а ужъ о красотѣ, о вкусѣ и говорить нечего, — прелесть! каждая бесѣдочка въ саду — хоть на выставку посылай… Нѣтъ-съ… Василій былъ умный человѣкъ!… (Съ удареніемъ) умный человѣкъ!!, только натура такая широкая!.. художественная… и напрасно его съ грязью мѣшали…
Кто мѣшалъ, а кто и нѣтъ, батюшка. Меня хоть онъ никогда въ грошъ не ставилъ, а я всегда была за него; и другимъ-то дурно говорить объ немъ при себѣ не позволяла… Я его добрую душу всегда цѣнить умѣла.
Слышите! кажется, пріѣхали.
Да, — копошатся въ передней.
Надо тетушку встрѣтить.
Давненько я Валерьяна не видалъ…
Дядюшка, — родной!! Неужто не узнали?! племянникъ вашъ, Борисъ Прогалиновъ… два года тому назадъ въ Москвѣ познакомились…
А! очень радъ
Милая тетушка… (Цѣлуетъ руку Любовь Николаевнѣ.) Вотъ и мамашечка…
Здравствуйте, сестрица.
Ну, здравствуй, братъ Валерьянъ.
Иванъ Ивановичъ!!, давно таки намъ встрѣчаться не приходилось…
И вотъ что насъ свело: у братниной могилы встрѣчаемся… При такихъ обстоятельствахъ, Валерьянъ, старое забываютъ, — поцѣлуемся.
Я… братъ, Иванъ Ивановичъ, ты знаешь… я не виноватъ въ нашей ссорѣ… ты меня преслѣдовалъ да бранилъ; а я къ тебѣ всегда съ уваженіемъ, да съ любовью.
Ну, не ты теперь время, чтобы намъ считаться, — богъ съ нимъ, съ прошлымъ. (Цѣлуются.) Любовь Николаевна, ручку вашу, матушка.
Какая минута, Иванъ Ивановичъ, какая минута!!.
Торжественная минута, тетушка. Душа дядюшки Василія Ивановича на томъ свѣтѣ радоваться должна и ликовать.
Вишь ты, Валерьяша, а?.. давненько… того… да… давненько… Постарѣлъ я, чай, на твои глаза?
Ну, что за постарѣлъ? не такъ чтобы…
Какъ, чай, нѣтъ… Вотъ мнѣ-бы умереть надо было, мой чередъ… анъ вонъ, — вишь ты! кто зналъ?
Не поминайте, не поминайте, Иванъ Ивановичъ довольно ужъ мы слезъ пролили…
А ты ничего, молодцомъ… брюшко вонъ немножко ползетъ, — ну, да вѣдь И пора… (Замѣтя Илью.) Что-жь это вы, Илья Петровичъ, стоите со всѣми вещами, себя безпокоите? вы бы ихъ снесли къ нимъ въ комнату.
Можетъ, завтракъ прикажете, ваше превосходительство?
Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, что-жь это я?.. Любовь Николаевна, завтракать будете?.. Тутъ вѣдь сейчасъ, — все хозяйство вѣдь какъ при братѣ было…
До завтрака-ли теперь, Иванъ Ивановичъ!
Мы утромъ у станціоннаго смотрителя кофе пили; онъ намъ кстати и яичницу съ ветчиной сдѣлалъ.
Мамашечка, вѣдь вы обѣщали мнѣ не мѣшать! Ну, дайте мнѣ дѣйствовать… прошу васъ, дайте мнѣ дѣйствовать.
Душа моя, да вѣдь ты видишь?..
Что?
Весь вѣкъ грызлись, а теперь другъ передъ другомъ лебезятъ… понятно, къ чему клонитъ: одно лицемѣріе; насъ обездолить хотятъ.
Мамашечка, я васъ прошу: дайте мнѣ дѣйствовать.
Ну, ну…
Нѣтъ, Валерьяша, это ты не говори…. года, братъ, свое берутъ; такая я, право, дрянь сталъ . (Махнувъ рукой.) Ахъ!!. совсѣмъ старикъ… и глаза ужъ не тѣ: безъ очковъ, братъ, ничего не прочесть… а тамъ, глядишь, то кашель, то знобъ…
Ну, дядюшка, позвольте-съ . это ужъ вы на себя напускаете… Валерьянъ Ивановичъ, Любовь Николаевна, не вѣрьте-съ… это онъ напускаетъ…
Нѣтъ, ей богу.
Позвольте-съ, — я свидѣтель: не далѣе" какъ вчера, послѣ обѣда, дядюшка предложилъ мнѣ прогуляться съ нимъ по имѣнью . знаете, на лѣсъ взглянуть, на надѣлы… такъ какъ-бы вы думали? я вотъ молодой человѣкъ, а я отъ него отсталъ, — просить сталъ: «вернемтесь, дядюшка, домой»., такъ нѣтъ… «вотъ еще, говоритъ немножко только, вонъ на мельцицу сходимъ»… удивилъ меня просто.
Ты… ты… Борисъ… охъ, какой!!,
Такъ вы ужъ осматривали имѣнье-то?
Слегка этакъ… мелькомъ…
Разсказываютъ, что имѣнье превосходное, богатѣйшее…
Нѣтъ, вотъ, Валерьянъ, что меня поразило: какъ устроено!.. Я вотъ сейчасъ Дарьѣ Семеновнѣ говорю: «мы брата Василья не понимали, — мы его все этакъ за пустельгу считали, а онъ нѣтъ». (Crescendo) Какая была голова!
Что-же, Иванъ Ивановичъ, мы ужъ теперь всѣ здѣсь родственники собрались… больше вѣдь у насъ близкихъ никого нѣтъ… можно бы теперь и волю покойнаго прочитать.
А развѣ есть духовная?
Духовную оставилъ?
Да.
Какъ-же писали, что онъ умеръ скоропостижно?
Такъ и было… только духовную-то онъ написалъ еще девять лѣтъ тому назадъ…
Девять лѣтъ?
Да, года черезъ два послѣ того, какъ онъ получилъ наслѣдство отъ своей матушки… Это духовное завѣщаніе онъ тогда-же отдалъ на храненіе здѣшнему помѣщику и теперь дворянскому предводителю, князю Лютину, въ запечатанномъ конвертѣ, съ надписью, въ случаѣ смерти, передать мнѣ. Князь всегда былъ близомъ съ покойнымъ братомъ, — онъ устроилъ и похороны, онъ взялся быть и охранителемъ имущества покойнаго.. Когда я сюда пріѣхалъ, мы обмѣнялись визитами, и тутъ князь вручилъ мнѣ запечатанный пакетъ, куда онъ вложилъ и духовное завѣщаніе, и еще кое-какія неважныя бумаженки, оставшіяся тамъ-сямъ въ кабинетѣ брата.
Ну, и вы?..
Не безпокойтесь, — они аккуратно спрятаны подъ ключемъ… Конечно, разные документы и оставшіяся въ наличности кое-какія деньги хранятся у князя особо, и мы ихъ получимъ только по прочтеніи завѣщанія… Ну-съ… я до васъ ничего не распечатывалъ и, если хотите, мы сдѣлаемъ это сейчасъ.
Кого-жь еще ждать?
Это, братъ, Иванъ Ивановичъ, какъ ты хочешь. Я въ этихъ вещахъ посторонній человѣкъ; мнѣ все равно.
Господи! господи! господи! господи!
Э, э… Борисъ!!, вотъ, другъ любезный, ключъ… тутъ вотъ въ кабинетѣ, въ шифоньеркѣ… одинъ только этотъ пакетъ и лежитъ… Принеси, пожалуйста… (Борисъ уходитъ налѣво, Иванъ Ивановичъ звонитъ.) Мы это немножко поудобнѣе сдѣлаемъ… (Входятъ два лакея.) Поставьте-ка сюда вонъ столъ-то, что побольше… сюда… (Лакеи ставятъ столъ на авансцену.) Хорошо, ступайте… (Лакеи уходятъ. Борисъ приноситъ большой пакетъ бумагъ, перевязанныхъ бичевкой и запечатанный.) Спасибо; дай сюда… (Садится посреди стола.) Ну-съ, милости просимъ… (Прогалинова хочетъ сѣсть подлѣ него.) Позвольте, Дарья Семеновна, тутъ братъ сядетъ… Валерьянъ Ивановичъ, — сюда… рядомъ со мной; ты мнѣ поможешь пересматривать . (Борису.) Ахъ, голубчикъ, виноватъ, забылъ: тамъ очки на столикѣ въ кабинетѣ…
Господа, — вотъ пакетъ, полученный мною отъ здѣшняго предводителя; вы изволите видѣть, печати всѣ цѣлы и неприкосновенны. Да не рвите-же изъ рукъ, Дарья Семеновна, не убѣгутъ бумаги!.. Съ вашего общаго согласія, я распечатываю… Ахъ, да, — Борисъ, душа моя, распорядись, чтобъ намъ не помѣшали… чтобъ безъ докладу сюда не пускали.
А! mon dieu, mon dieu!..
Тебѣ-бы, Люба, лучше пойти отдохнуть., тебя это все такъ волнуетъ…
Нѣтъ, Valere, нѣтъ… ничего…
Вотъ-съ я сломилъ печати… раскрываю пакетъ… Дарья Семеновна, пожалуйста, вы ничего не трогайте. Мы все пересмотримъ аккуратно и по порядку; а если всякій тутъ будетъ руки совать, то мы только бумаги по столу размечемъ и можемъ утратить изъ виду что нибудь важное.
Ну… ну… не трону… ну…
Сверху копія съ описи, оставшагося на лицо имущества покойнаго… движимости, усадьбы, земли, лѣса и прочаго… Я думаю, мы успѣемъ и потомъ разсмотрѣть эти подробности?
Позволь, Иванъ Ивановичъ, взглянуть?
Сдѣлай одолженіе, Валерьянъ Ивановичъ, пожалуйста…
Н-да!!. имѣнье прекрасное… По крайней мѣрѣ, тысячъ полтораста должно стоить.
Эхъ, Валерьянъ, Валерьянъ… какъ это ты сейчасъ все съ одного взмаху рѣшаешь и высказываешь?!. такъ, братъ, и провраться не трудно.
Это тебѣ, Иванъ Ивановичъ, странно, потому-что ты человѣкъ служащій; а мы, помѣщики, къ этому привыкли, — и съ одного взгляду видимъ, чего имѣнье стоитъ.
Я-съ, Валерьянъ Ивановичъ, все очень хорошо понимаю; и наша служба тоже не тюремное заключеніе, чтобъ намъ не знать, что чего стоитъ, — все таки такъ сразу говорить не слѣдуетъ… Ты брякнешь: полуторастотысячное имѣніе, тотъ повторитъ, другой, — и пошло по свѣту гулять, что имѣнье стоитъ полтораста тысячъ; а къ раздѣлу, пожалуй, и пятидесяти не натянешь.
Ну, ужъ, Иванъ Ивановинъ…
Извините, дядюшка, мнѣ кажется, тутъ не изъ чего спорить: время покажетъ, кто правъ и…
Смотримъ дальше… Нѣсколько свертковъ… Братецъ, Валерьянъ Ивановичъ, не угодно-ли тебѣ развернуть этотъ свертокъ; а я возьму этотъ… (Развертываетъ свертокъ.) Ну, здѣсь счеты всякихъ поставщиковъ; откладываемъ ихъ въ сторону.
Здѣсь письма.
Отъ кого?
Отъ разныхъ лицъ… А… и стихи какіе-то…
Стихи?!.
Душка Васютка,
Поѣдемъ къ Ан.ткѣ,
Анютка душа
Ужасно хороша.
Фи! что это?!.
Сверни, Валерьянъ Ивановичъ, это къ дѣлу не идетъ; можно и послѣ пересмотрѣть.
Конечно, не идетъ; вы духовную-то сыщите… Мы тутъ съ душевнымъ прискорбіемъ волю покойнаго ожидаемъ, а вы намъ про Васютку да про Анютку читаете…
Ну-съ… это все не то… А! вотъ… (Всѣ дѣлаютъ невольное движеніе къ нему.) «Мое духовное завѣщаніе, кое, въ случаѣ смерти моей, прошу передать брату моему, Ивану Ивановичу Сапожкову». Я вскрываю конвертъ… (Общій вздохъ.) Тутъ еще приложена опись… Я думаю, прежде прочитать завѣщаніе?..
Дѣлай, братъ Иванъ Ивановичъ, какъ хочешь.
Что-жь это вы тянете, богъ съ вами, право! Ну, нашли и читайте.
Дарья Семеновна, будете вы намъ мѣшать…
Ну, ну, молчу…
Духовное завѣщаніе… (Общій вздохъ.) форма во всемъ соблюдена правильно…. Итакъ…. (Читаетъ. «Будучи въ добромъ здоровьи и въ полной памяти, — но какъ въ жизни нашей единъ богъ воленъ, на случай смерти моей, пишу сіе духовное завѣщаніе, прося, во имя божіе, братьевъ моихъ, Ивана Ивановича и Валерьяна Ивановича Сапожковыхъ, быть моей послѣдней воли исполнителями, и все, какъ здѣсь писано, совершить… Всего состоянія моего оставляю по прилагаемой при семъ описи въ благопріобрѣтенныхъ мною имѣньи, фабрикахъ, заводахъ, мнѣ одному принадлежащихъ или въ товариществѣ съ другими лицами, всего цѣною на четыреста пятьдесятъ тысячъ, коими и прошу распорядиться на основаніи нижеслѣдующаго»…
Погоди… Дарья Семеновна, извините-съ, — я васъ попрошу: пожалуйста, вы на меня такъ не наваливайтесь.
Развѣ я наваливаюсь?
Да-съ, немножко… извините… Читай, Иванъ Ивановичъ…
«Любезные братцы мои, Иванъ Ивановичъ и Валерьянъ Ивановичъ, да будетъ вамъ прежде всего извѣстно, что я хотя нахожусь и въ безбрачномъ состояніи, но имѣю дочь»…
Что вы говорите?!
«Но имѣю дочь… отъ нынѣ умершей мѣщанки Марьи Евстигнѣевой… Сія дочь моя, дѣвица Екатерина, названная по крестному отцу Павловою, приписана къ мѣщанскому сословію и отдана мною на обученіе швейному мастерству. Но помня о смертномъ часѣ и объ отвѣтѣ на страшномъ судилищѣ, не могу я не признать, что сіе незаконное дитя грѣха юности моей нисколько въ существованіи своемъ неповинно, и, почитая въ немъ свою родительскую дворянскую кровь, прошу васъ, любезные братцы, считать ее, мѣщанку Екатерину Павлову Евстигнѣеву, единственною и полною наслѣдницею всего моего состоянія»… (Общее движеніе и небольшая пауза.) Позвольте мнѣ кончить, господа. (Читаетъ) «Во избѣжаніе-же того, чтобъ не польстился кто на ея богатое приданое и по малому ея образованію не опуталъ, и обманнымъ образомъ не раззорилъ, я обязываю и заклинаю всѣхъ, читавшихъ сіе завѣщаніе, до бракосочетанія оной дѣвицы, Екатерины Павловой, ей ничего о семъ наслѣдіи не сообщать. Имѣньями-же моими до того времени прошу управлять братьевъ моихъ, Ивана Ивановича и Валерьяна Ивановича, и ихъ-же прошу принять на себя объ оной мѣщанкѣ, Екатеринѣ Евстигнѣевой, попеченіе»…
Это что-же? — имѣнье, значитъ, все этой дочери?
Ей-съ.
А вамъ-то что?
Намъ ничего-съ.
Какъ ничего? вы читали: Ивану Ивановичу, Валерьяну Ивановичу…
Насъ братецъ проситъ только распоряжаться имѣньями, пока дочь не выдетъ замужъ.
А я то тутъ при чемъ-же?
Вы не при чемъ.
Не можетъ быть!!, я не причемъ?.. я?.. Да знаете-ли вы, ваше превосходительство, что я, какъ по нашемъ голубчикѣ панихиду служила, такъ архіерейскихъ пѣвчихъ нанимала?!. Я и не при чемъ?.. не можетъ быть.
Что вы, сударыня… точно ужъ мы и читать не умѣемъ.
Однако, какая-же это дочь? вѣдь это писано девять лѣтъ назадъ; можетъ, теперь никакой дочери и нѣтъ.
Да, дядюшка, это надо разслѣдовать. Я такъ полагаю, что прежде всего надо спросить камердинера, Илью Петровича; онъ, вѣроятно, намъ сейчасъ разрѣшитъ наше недоумѣніе.
Правда, Борисъ. Позови его.
Можетъ, еще и нѣтъ дочери-то…
Есть-ли, нѣтъ-ли, господа, я долженъ сказать, что я покойному брату Василію только удивляюсь и удивляюсь… Я долженъ еще разъ сознаться, что не понималъ его, рѣшительно не понималъ: это такой былъ умъ, такая душа!!.
Я всегда это чувствовала!
Я, признаюсь, тоже… удивленъ.
Вы что-же этимъ сказать хотите, ваше провосходительство?.. къ чему это направляете?..
Я хочу сказать, Дарья Семеновна, что въ этомъ завѣщаніи онъ поступилъ, какъ честный человѣкъ, какъ истинный христіанинъ и какъ замѣчательный умъ… Въ самомъ дѣлѣ, я васъ спрашиваю: чѣмъ это дитя виновато, что онъ не былъ женатъ на ея матери? — передъ господомъ богомъ, Дарья Семеновна, — передъ господомъ богомъ всѣ равны. Она его родная дочь, она и должна быть его наслѣдницей. Но онъ зналъ, что дѣвочка останется послѣ него одна, что ее, богатую наслѣдницу, всякій обидѣть можетъ, — и вотъ онъ обращается къ братьямъ, къ роднымъ, къ кровнымъ своимъ, чтобъ они его сироту призрѣли… чтобъ отогрѣли они ее своимъ родственнымъ участіемъ… Дарья Семеновна!!, братъ Василій теперь невидимо присутствуетъ между нами и онъ видитъ, что происходитъ въ душѣ моей, какъ она переполнена.
Я одно только и могу сказать, Иванъ Ивановичъ: твои слова меня побѣждаютъ.
Мы потеряли въ немъ, Вальерьяша, дорогого человѣка!
Господи! господи! господи! господи!
Мы призвали васъ, Илья Петровичъ, чтобы вы намъ разъяснили одно очень для насъ важное дѣло. Такъ какъ мы знаемъ и цѣнимъ вашу близость къ нашему покойному брату…
Благодарю покорно, ваше превосходительство.
Скажите, пожалуйста, не слыхали-ли вы отъ покойнаго Василія Ивановича что нибудь про какую-то его дочь?
Про дочку ихъ? — какъ же не слыхать.
Что она жива?
Жива, Ильюша?
Славу богу-съ, ничего, здравствуютъ. Онѣ въ швейкахъ живутъ, у мѣщанки, у Длиннохвостовой.
Такъ ты ее знаешь?
Какъ же-съ; у насъ вся дворня ее знаютъ… потому онѣ часто сюда къ барину нахаживали: съ именинами когда проздравить или съ праздникомъ… покойный баринъ имъ, когда три, когда пять рублей, давали… тоже, если починить изъ бѣлья что, заново сшить, это все онѣ у насъ справляли…
Милая!!!
У насъ всѣ ее такъ и называли: баринова Катя!
Я васъ прошу теперь это названье забыть, — и звать, что она теперь Екатерина Васильевна, потому-что я ее принимаю къ себѣ, какъ мою родную племянницу и дочь.
Благодарю тебя, Иванъ Ивановичъ, — за брата Василія благодарю.
Merèi, Иванъ Ивановичъ, merèi!
Только я ее не уступлю… я ее себѣ возьму, — какъ хочешь.
О, да! въ нашу семью… я ей буду матерью…
Ни, ни; и не думайте, — не разрушайте моего счастья… Васъ вѣдь все таки двое, а я одинъ… совсѣмъ одинъ… она мнѣ будетъ и утѣшеніемъ, и опорой въ моей старости,
Ахъ, Иванъ Ивановичъ, подумайте-же и объ ней: ей такъ нужна нѣжная заботливость матери…
Ну, ну, мы объ этомъ послѣ поспоримъ… (Ильѣ.) Вы знаете, гдѣ она живетъ?
Да-съ, тутъ въ пригородѣ, въ Грязевомъ переулкѣ.
Пожалуйста, пожалуйста, Илья Петровичъ, — сей часъ-же за ней… лошадей возьмите, съѣздите за ней — и сюда ее…
Лошадей еще этихъ не выпрягали, что Валерьяна Ивановича привезли.
И прекрасно, на нихъ и поѣзжайте… да поскорѣй.
Слушаю-съ.
Вотъ Валерьяша, а!?.. горе-то безъ радости не бываетъ… Хотѣлъ насъ богъ покарать, отнялъ у насъ брата, а въ замѣнъ его дочку далъ, а?!.
Ахъ, какъ я счастлива! какъ я счастлива!
Какъ-же, Иванъ Ивановичъ, неужто-жь я такъ и буду не при чемъ?
Какъ вы грѣха не боитесь, Дарья Семеновна, что вамъ все эти ваши мысли лѣзутъ въ голову?… Такая для всей нашей семьи радость: нежданно, негадано, близкаго человѣка, родного, обрѣли… можно сказать, съ неба намъ посылается, а вы…
Мамашечка…
Оставь меня, пожалуйста; ты ничего, я вижу, не понимаешь. Когда завѣщанье-то писано? когда? — девять лѣтъ назадъ писано… съ тѣхъ-то поръ братецъ сто разъ и передумать могъ, только написать не успѣлъ.. Ну, мало вамъ: сегодня ночью во снѣ мнѣ являлся; прямо сказалъ, что мнѣ серебро предоставляетъ… во гробу покою не найдетъ…
Позвольте-же мнѣ…
Они, вишь, рады! — имъ отчего не радоваться?… имѣньемъ братца-то вѣдь они будутъ распоряжаться; себя ужъ разумѣется не обидятъ.
Фи! Фи! Дарья Семеновна! какіе укоры, какіе укоры!! Фи!
Подумаешь, — точно мы какіе-нибудь разбойники и грабители.
Не судите всѣхъ по себѣ, Дарья Семеновна… Мы, можетъ быть, только обузу, тяжелую обузу, изъ любви къ брату, на себя беремъ.
Знаю я, ваше превосходительство, эту обузу, знаю.
Дядюшка, пожалуйста, вы на эти слова вниманія не обращайте… Что-жь это вы, мамашечка, — прежде времени и вы какъ обижаете… Чѣмъ-бы родственно да любовно, а вы… ахъ… развѣ хоть бы эта сестрица или дядюшка постоятъ, по милости своей, намъ помочь въ нуждѣ? или на память, послѣ дядюшки покойнаго, что-нибудь этакъ удѣлить?.. Да что, кредиторы мы, что-ли, какіе?.. или, какъ справедливо дядюшка Валерьянъ Ивановичъ говоритъ, — грабители, что такъ будемъ съ жадностью другъ на друга смотрѣть?.. вѣдь мы родственники-съ, — мы семья единая… Какъ же они, при ихъ-то добротѣ и при такомъ-то наслѣдствѣ, насъ могутъ забыть?.. вѣдь мы у нихъ одни только родные и есть.
Еще-бы… Ужъ если вы, сестрица, такъ ужасно сильно нуждаетесь, что-жь вы давно мнѣ не написали?
Теперь вы говорите на счетъ этого серебра, которое вамъ, будто-бы, во снѣ братъ Василій обѣщалъ… какъ-же вы хотите, чтобъ мы противъ закона поступали?.. вѣдь на насъ отвѣтственность… вѣдь оно, чай, въ описи внесено — серебро-то… и если законъ…
Ну, какой тамъ чортъ законъ, — старыя вилки какія-нибудь… кто ихъ жалѣть будетъ?..
Иванъ Ивановичъ, пускай она возьметъ… пускай, — отдайте…
Пожалуйста, перестанемъ объ этомъ говорить…
Я даже такъ думаю, Иванъ Ивановичъ… не знаю, какъ ты найдешь мою мысль… я думаю, мы должны надлежащимъ образомъ наградить всю здѣшнюю прислугу.
Это, Валерьянъ Ивановичъ, успѣется.
Нѣтъ, Иванъ Ивановичъ, — по мнѣ это надо сейчасъ объявить; чтобъ всѣ знали, какъ мы чтимъ покойнаго брата… Ну, что намъ, помилуй, какое-нибудь годовое жалованье каждому? а посмотри, что будетъ изъ за того благодарности да разговору…
Предводитель пріѣхали.
Ахъ, пожалуйста, проси… (Лакей уходитъ.) Борисъ, свяжи-ка поскорѣй вмѣстѣ эти бумаги, а духовную я беру на свою отвѣтственность… Господа, я считаю долгомъ напомнить вамъ, что покойный просилъ ни слова не сказывать дочери о наслѣдствѣ, стало-быть, и никому говорить объ этомъ не слѣдъ. Я особенно напоминаю это вамъ, Дарья Семеновна… Мы, конечно, какъ родственники, васъ не оставимъ, такъ ужъ и вы съ нами лучше не ссорьтесь…
А! ваше сіятельство! — очень пріятно… и вы очень кстати пожаловали, мы теперь всѣ въ сборѣ. Позвольте вамъ представить… Бориса вы ужъ знаете… вотъ матушка его, Дарья Семеновна.. А это братъ, Валерьянъ, и его супруга, Любовь Николаевна… онъ бы непремѣнно самъ былъ у васъ, но онъ только что пріѣхалъ… (Своимъ.) Князь Лютинъ, предводитель здѣшняго уѣзда.
Позвольте васъ всѣхъ, господа, отъ души привѣтствовать въ нашихъ странахъ… хотя, признаюсь вамъ откровенно, мнѣ было-бы гораздо пріятнѣе, если-бъ вы пожаловали къ намъ по какому-нибудь другому случаю, не столько печальному для насъ всѣхъ… Ахъ, его не стало, нашего милаго, веселаго Василія Ивановича… какъ ни отгоняй отъ себя эти тяжелыя мысли…
Вы, князь, все таки были счастливѣе насъ: вы были при немъ въ это время.
Какъ-же-съ! — наканунѣ кутили вмѣстѣ… Да, грустно, грустно жить на свѣтѣ!..
И скажите: такой, говорятъ, здоровый былъ, крѣпкій?
Непостижимое дѣло! Мы сегодня за завтракомъ съ исправникомъ его поминали… Какъ подумаешь, что наша жизнь! — былъ и веселъ человѣкъ, и пилъ, и смѣялся, — и вдругъ… Ужасно все это тяжело…
А какой человѣкъ-то былъ, ваше сіятельство!
Да-съ, пріятнаго нрава былъ человѣкъ. Наше общество въ немъ много потеряло…
Доброта какая была, умъ!
И не говорите… такъ жаль, такъ жаль, что… да… (Ивану Ивановичу.) Что-же,*ваше превосходительство, духовную изволили вскрыть?
Н-да-съ… вотъ тутъ всѣ сообща прочитали.
Такъ можно васъ и къ нашему дворянству сопричесть?
Я вамъ, ваше сіятельство, пока ничего не могу сказать… одно я могу сказать: братъ былъ великой души человѣкъ!.
Ахъ, ваше превосходительство, какъ будто я не знаю. Я вамъ говорю, для насъ для всѣхъ такое горе… такое горе… да.
А вотъ видно, ваше сіятельство, богъ-то мало на наше горе смотритъ: хорошихъ-то себѣ беретъ, а дрянь-то вотъ одна и остается.
Да, уменьшилась наша семья… вотъ вся тутъ, всѣ на лицо… а впрочемъ, нѣтъ виноватъ. есть и еще одно существо!.. дорогое намъ существо… Такъ-то вотъ, ваше сіятельство, богъ-то! — всегда щедротами своими милостивъ и неистощимъ: однихъ беретъ, другихъ посылаетъ.
Какъ-съ, ваше превосходительство?
Нѣтъ-съ, нѣтъ., это пускай вамъ будетъ сюрпризомъ!.. подождите, немножко подождите…
И ждать не придется; вотъ они, кажется, ужъ и пріѣхали.
Въ самомъ дѣлѣ?..
Пожалуйте… ничего… да что вы боитесь?.. Пожалуйте…
Здрасте-съ… здрасте-съ…
Вотъ она!!, ахъ, ты родная моя!!, поцѣлуй-же меня, поцѣлуй старика дядю…
Милая, милая!!.
Бѣдное дитя…
Кто это?
Это дочь покойнаго Василія Ивановича.
Неужели она наслѣдница?
Не совсѣмъ, ваше сіятельство…
Что-жь это значитъ: не совсѣмъ?
Какая ты большая, да красивая… и вѣдь на брата похожа, ей богу… и глаза, и носъ совершенно его… Ахъ, ты моя радость!!. (Еще разъ цѣлуетъ ее.) Вотъ, ваше сіятельство, теперь вся семья!.. Позвольте вамъ представить мою родную племянницу, которую самъ богъ послалъ намъ въ утѣшеніе нашему горю.
Очень пріятно.
Позвольте, сестрица, и мнѣ познакомиться…
Ахъ, нѣтъ-съ… нѣтъ-съ…
Насилу уговорилъ-съ, право… ни за что сюда ѣхать не хотѣли…
Ты не хотѣла къ намъ ѣхать, милая? — отчего?
Некогда-съ… у насъ спѣшка такая идетъ-съ: Купчиха Пузатова замужъ выходятъ, такъ мы приданое ей шьемъ-съ. Работы столько навалили-съ, не обери господи.
Ты работала, милая? — ну, теперь ты не будешь работать; ты никогда не будешь работать; ты ничего не будешь дѣлать…
Позвольте-съ, мнѣ домой пора.
Какъ домой? ты отъ насъ теперь не уйдешь…
Позвольте-съ, мнѣ нельзя… меня хозяйка забранятъ.
Да полно-же, полно… что ты?
Онѣ никакъ въ толкъ не возьмутъ… Катя, хозяйку теперь по шапкѣ.
Дядюшка, посмотрите, вся дворня собралась у дверей, въ щелку смотритъ.
Зачѣмъ же въ щелку?… (Громко, обращаясь къ двери.) Отворите двери! — войдите, войдите всѣ… (На сцену вваливается толпа дворовыхъ.) Вотъ, друзья любезныя, вотъ вамъ представляю: эта барышня… это дочка покойнаго Василія Ивановича… и мы ее принимаемъ въ свою семью, какъ родную…
Какъ это интересно!
Мы просимъ всѣхъ васъ такъ и смотрѣть на нее, какъ на нашу родную племянницу… и чтобъ вы всегда помнили покойнаго брата, мы рѣшили всѣмъ вамъ на память…
Да, мы…
Позволь, Иванъ Ивановичъ, я скажу… Мы вамъ всѣмъ выдадимъ не взачетъ годовое жалованье… Вотъ Илья доставитъ намъ списокъ, кто сколько получалъ при братѣ…
Да, да… мы наградимъ… мы наградимъ…
Покорно благодарствуйте, ваше превосходительство!
Не насъ благодарите… не насъ… а того, кто теперь, предъ престоломъ Всевышняго, съ небеси на насъ взираетъ… Его благодарите и молитесь за него…
Будемъ молиться, ваше превосходительство.
Позвольте-съ, позвольте-съ!..
Что съ тобой, что съ тобой, милая?!
Какъ это интересно!…
Борисъ Андреичъ!
Что, Катечка?
Вы бывали у насъ на свиной горѣ?
Нѣтъ, не бывалъ я у васъ на свиной горѣ.
Это у насъ самое первое городское гулянье… съ полверсты отъ города будетъ… тамъ роща такая сосновая и купчихи чай пьютъ по воскресеньямъ… (Качнувъ годовой.) Да не троньте вы мои косы, я этакъ шить не могу… Что, бишь, я хотѣла сказать?.. да; про свиную гору… Ономнясь…
Катечка, вы этого слова не говорите.
Какого слова?
Ономнясь.
А что въ немъ худого?
Ничего худого нѣтъ, только не красиво…. мужицкое слово.
А какъ надо сказать?
Ну, тамъ… въ какой день… въ четвергъ, что-ли, въ пятницу… третьяго дня… намедни…
Намедни шелъ попъ къ обѣдни…
Ишь, ты шалунья.
Ай!.. (Присасывая палецъ.) Вотъ, изъ за-васъ еще палецъ уколола… Оставьте, ничего.
Пальчикъ уколола? гдѣ? гдѣ? покажите.
Да ничего…
Бѣдный пальчикъ, — уколола… (Ласкаетъ ея руку.) бѣдный.
Ну, пустите.
Какая у васъ, Катечка, ручка хорошенькая.
Что за хорошенькая, всѣ пальцы истыканы.
Это пройдетъ… а вотъ тутъ какая полненькая… Беретъ руку выше кисти.
Пустите… Борисъ Андреичъ…
Ну, такъ что-же вы мнѣ хотѣли разсказать про вашу свиную гору?
Да; такъ… ну пусть по вашему будетъ: намедни… когда это было? да, въ воскресенье… мы всѣ, дѣвушки, туда гулять собрались, и какого мы тамъ офицера видѣли: грудь вся красная и воротникъ золотой. Это что-же, Борисъ Андреичъ, какой-же это офицеръ?.
Какой нибудь гвардейскій, Катечка.
Петербургскій?
Да.
Красиво какъ это у него!
Хотите, Катечка, и я такимъ офицеромъ буду?
Хочу.
А вы тогда меня будете любить?
Я и такъ васъ люблю.
А кого вы. Катечка, здѣсь больше всѣхъ любите?
Кого больше всѣхъ?
Да, вотъ изъ всѣхъ насъ здѣсь… кого вы больше всѣхъ любите?.!. Вы не конфузьтесь, Катечка; вы видите, вѣдь я вамъ здѣсь самый близкій человѣкъ… говорите такъ, какъ думаете, — откровенно.
Совсѣмъ откровенно сказать?
Совсѣмъ откровенно.
Я кучера Петра очень люблю.
Глупости какія!..
Ахъ, вы его не знаете; это изо всей здѣшней дворни самый хорошій человѣкъ… Я еще маленькой была, такъ онъ меня какъ баловалъ; и на лошадь-то верхомъ посадитъ, и на дрожкахъ-то бѣговыхъ прокатитъ; скоро, скоро, такъ духъ и замретъ… А ужъ добрый какой, привязчивый… вонъ у тятеньки-то всѣ крѣпостные отошли, какъ воля вышла, онъ одинъ остался.
Опять таки я вамъ сколько разъ говорилъ, Катечка, не надо говорить: «тятенька», надо сказать «папашечка».
Не все равно?
Нѣтъ, «папашечка» лучше.
Ну, пусть будетъ «папашечка»… Такъ вотъ онъ какой, Петръ…
Все вы меня не хотите понять, Катечка.. Вы мнѣ про меня скажите: нравлюсь я вамъ, или нѣтъ?
Отчего же нѣтъ, Борисъ Андреичъ? вы мнѣ нравитесь.
Очень?
Очень нравитесь.
Чѣмъ-же это я вамъ нравлюсь?
Что-жь?.. вы мнѣ худа не сдѣлали ничего.
Только потому?
Ну… вы такой простой… невзыскательный… (Борисъ внезапно обнимаетъ ее и жадно цѣлуетъ въ шею. Она, обороняющимъ голосомъ.) Борисъ Андреичъ!.. да Борисъ Андреичъ!!
Ну что? ну, что сдѣлалось?.. умерла?..
Какой вы, право…
Ну какой?.. какой?
Отчего это вы, Борисъ Андреичъ, подивлюсь я на васъ: когда дяденьки соберутся — такой скромникъ да смиренникъ, а безъ нихъ вольничаете?
Такъ ужъ пришлось, Катечка.
Почему-же такъ?
Подождите немножко, я вамъ все это растолкую… Пока такъ надо… потому-что… (Въ глубинѣ появляются Иванъ Ивановичъ и Любовь Николаевна. Онъ ихъ тотчасъ замѣчаетъ.) Потому-что… Петербургъ — это главный городъ Россіи… столица…
Что такое?
Что — столица? Столица — это гдѣ царь живетъ.
Ну и что-жь?
Ну, и потому это большой городъ… въ немъ шестьсотъ тысячъ жителей… прекрасные большіе дома, церкви… магазины…
А что вы думаете, — ваши петербургскіе магазины? вы думаете, тамъ лучше шьютъ, чѣмъ здѣсь?.. и нисколько, и не воображайте; только что на фасонъ обращаютъ вниманіе, а прочности никакой нѣтъ… Вонъ у насъ полковница привозила вашу петербургскую работу, такъ вся врозь полѣзла; все надо было перешивать… потому-что тамъ все машиной… у насъ не въ примѣръ лучше сошьютъ…
Такъ, такъ, Катенька, не уступай ему, не уступай…
Ахъ, милая!… Ахъ, прелесть ты моя!!.
Ну что? довольна-ли ты учителемъ, а?.. не слишкомъ-ли строгъ онъ, смотри? не затормошилъ-ли?
Ничего-съ.
Что-же это значитъ — ничего?
Не строги-съ.
То-то… ты, Борисъ, ты не утомляй ее… Знаешь, полегче этакъ, полегче… береги ее…
Я, дядюшка, такъ и стараюсь…
Ахъ, прелесть, какъ ты хорошо шьешь, — прекрасно… Какъ это… пріятно… Да я теперь ни къ одной портнихѣ и носу не покажу; ты одна, душечка, меня всю обошьешь… Какая мастерица!.. А здѣсь какъ будетъ?
Здѣсь вотъ складочку надо сдѣлать-съ, а тутъ распустить, — оно и сгладится-съ.
Какая мастерица!!. Ни къ одной портнихѣ и носу не покажу…
Не интересуетъ?
То есть вотъ рѣшительно ничего; пробовалъ исторіей заниматься, такъ и не слушаетъ. Я ей про Кира, царя персидскаго, разсказываю, а она меня спрашиваетъ, почемъ въ Петербургѣ лимоны продаются. Вижу, наша Катерина Васильевна исторіи не хотятъ — бросилъ; теперь за географію принялся.
Молода еще… будетъ время…
Нѣтъ, дядюшка… вы меня извините… я, конечно, какъ сестрицу, ихъ уважаю и никому другому не скажу; а передъ вами что-же скрывать! — развитія мало!.. очень мало развитія…
Ты думаешь?
Мало… Извините, дядюшка, я буду откровенно говорить… Тоже человѣкъ молодой и со швеями бывалъ знакомъ съ разными… все-таки въ другой видишь этакое желанье — ну, стишки, что-ли, почитать… или иная ужъ очень письма писать любитъ… а въ этой нѣтъ-съ ничего. Вотъ доброта, — это можно сказать, сердце у нея доброе…
А ты ужъ сердце-то разсмотрѣлъ?
Сейчасъ видно, дядюшка: букашку жалѣетъ, кошечку гладитъ… ну, а на счетъ образованія, — не дается. Я, дядюшка, даже такъ думаю: или ужъ вамъ хлопотъ съ ней будетъ до безконечности, или вамъ ее какъ-нибудь припрятывать придется отъ людей… потому, дядюшка, — извините, я вѣдь только вамъ, — конечно, родственныя чувства — святое дѣло, а тоже свою единокровную племянницу, да съ такими понятіями и манерами въ люди показывать, какъ будто и стыдно…
Что-жь станешь дѣлать? и припрячемъ.
Да-съ… потому что, какъ хотите… вотъ хоть-бы напримѣръ, по-французски: теперь любая попова дочь и та говоритъ, въ благородныхъ пансіонахъ даже по англійски учить наровятъ, — такъ вѣдь это съ младенчества; а Катеринѣ-то Васильевнѣ восемнадцать лѣтъ… какъ ее выучишь?..
Трудно…
Да и выучите, — все прононсу настоящаго не будетъ. Ну, какъ хотите: она богатая наслѣдница и вдругъ даже по-французски не говоритъ.
Ты смотри, съ богатой-то наслѣдницей не проврись какъ нибудь.
Что вы, дядюшка, право!?.. Я и мамашечкѣ-то каждый день объ этомъ твержу; — что мнѣ за корысть?.. Какъ будто я не понимаю, что отъ вашей родственной доброты зависитъ мое счастье… Мнѣ Валерьянъ Ивановичъ обѣщали изъ дядюшкинаго наслѣдства пять тысячъ удѣлить; какъ-же мнѣ вашимъ слугой не быть!?.
Да, да… ну, это…
Мнѣ вѣдь пять тысячъ, дядюшка, на всю жизнь; больше ничего и не надо. потому что: выберутъ меня мировымъ судьей, полторы тысячи жалованья, — чего-жь мнѣ еще?.. Конечно, вы, дядюшка, на счетъ этихъ денегъ своего согласія не давали, да вѣдь и вы меня не обидите, видя мою преданность…
Ну, тамъ — посмотримъ… посмотримъ…
Иванъ Ивановичъ, куда-же вы? развѣ вы не пойдете со мной на встрѣчу Валерьяну?
На мельницу? — нѣтъ, ужъ извините, я тамъ три раза былъ… я въ оранжерею иду: у меня давно персикъ намѣченъ…
Какъ-же я одна?.. Борисъ Андреичъ, такъ вы со мной…
Съ восторгомъ, тетушка.
Ахъ, какой!.. развѣ можно такъ говорить?.. Да, пойдемте, оставьте мою Катю; не все-же ей учиться, дайте ей немножко отдохнуть… (Катѣ.) Шей, шей, душечка… (Цѣлуетъ ее въ голову.) Мастерица, мастерица!.
Тьфу!!. угорѣлый, перепугалъ меня какъ.
Ахъ! извините-съ… по своему невѣжеству и по грубости забыли предупредить.
Откуда ты взялся?
Изъ кустовъ-съ… Насъ вѣдь развѣ теперь къ вамъ пущаютъ-съ, всякую чернь и сволочь?.. Сунешься въ двери, — въ шею, пожалуй, накладутъ; такъ мы, дѣлать нечего, по задворкамъ, черезъ заборъ, по кустамъ, какъ мошенники пробираемся… Позвольте преклониться, Катерина Васильевна…
Что ты дурака-то валяешь?
Все таки по своей грубости и невѣжеству-съ, не по чему другому… такъ какъ изъ канцелярскихъ писцовъ только къ четырнадцатому классу еще готовимся; потому, мы мужики, а вы благородная барышня, — мы дураки, а вы умныя.
Послушай, ты…
Позвольте, прекрасная Изабелла, не прикасайтесь лучезарной рукой до грязнаго рубища нищаго, который пришелъ къ порогу дней вашихъ…
Ну — пошелъ городить!..
Нѣтъ — отчего-же-съ?!. я теперь васъ не иначе считаю, какъ за принцессу…
Какъ ты смѣешь мнѣ это говорить?!.
Принцесса… принцесса. только вотъ пажа нѣтъ съ опахаломъ… позвольте, я буду пажомъ… ахъ, нѣтъ, извините… вамъ, можетъ быть, какой нибудь милордъ въ пажи годится, а я нищій рабъ…
Я не желаю ваши насмѣшки слушать, — понимаете?..
Какія-жь тутъ насмѣшки? развѣ вы не принцесса?.. дядюшка у васъ генералъ, тятенька вамъ наслѣдство богатѣйшее оставили…
Откуда это берется?! какія такія наслѣдства?.. никакихъ наслѣдствовъ нѣтъ…
Зачѣмъ-же это васъ сюда потребовали?
Такъ дяденькѣ угодно было.
Дяденькѣ угодно? швея понадобилась?.. такъ по крайности своя, не чужая, — по знакомству дешевле.. Это вы кому роброны-то настрачиваете?.. дорого-ль берете?.. какъ работаете-съ? — поштучно или подённо нанимаетесь?
Господи, сколько ехидства… вотъ ужъ никогда, бы не подумала…
Ахъ, нѣтъ, понимаю: это за всѣ ихнія благодѣянія вы на нихъ отрабатываете, — такъ-съ… они васъ пирожнымъ кормятъ, — такъ за это… барышней одѣли… Какъ очень красиво, боже! — вамъ идетъ; ей богу, идетъ… ахъ, жаль, что не розовый передникъ…
Только эти насмѣшки ты мнѣ и будешь говорить? больше отъ тебя ничего и не услышишь?
Только эти насмѣшки и больше ничего… потому что-жь мнѣ вамъ еще говорить? — любви моей вамъ слушать непристойно, какъ вы теперь принцесса; а учености во мнѣ никакой для васъ нѣтъ… Книжекъ этихъ намъ по состоянію долбить не приказано… (Смотритъ на книгу.) Ахъ, боже, скажите! географія… почемъ учителямъ платить изволите?
Одно — что мнѣ или уши зажать, или уйти отъ васъ, вотъ и все.
Погоди, прекрасная Изабелла, не зови свою вѣрную стражу; успѣютъ мнѣ бока накостылять и безъ твоего приказу…
Что ты взъѣлся-то на меня? Что ты лаешься-то?
По собачьей жизни и лаемся…
Чего ты отъ меня хочешь?
Чего-жь мнѣ отъ тебя теперь хотѣть? Какъ былъ живъ твой тятенька, да гонялъ тебя въ людскую обѣдать съ кучерами да съ судомойками, — тогда я жениться на тебѣ хотѣлъ; а теперь я ничего и хотѣть не смѣю… Пришелъ свою злобу сорвать, да чтобъ не очень много вы о себѣ задумывали, что молъ безъ васъ не обойдемся, — и чтобъ знали вы и поняли, что какъ любили вы меня, такъ и я къ вамъ былъ со всей моей привязанностью; а теперь, какъ вы принцесса, и чортъ съ вами…
Вотъ еще какъ: ругаться сталъ!
Я, Катерина Павловна…
Оставь руку, больно…
Я, Катерина Павловна, когда впервые это про слышалъ, что съ вами случилось сперва хотѣлъ, какъ другіе канцелярскіе чиновники, страсть любви показать и ужасти печали: запить хотѣлъ… только потомъ думаю — отъ этого одному цѣловальнику прибыль, а мнѣ вредъ… Тогда я другой докладъ сочинилъ: хотѣлъ вашимъ дяденькамъ рожу разбить… А пуще всего этому вашему генералу, зачѣмъ онъ на свѣтѣ живетъ, когда ему въ этомъ совсѣмъ надобности нѣтъ… такой-то онъ обтрепанный… Ну, и этотъ докладъ отстранилъ, какъ не пригожій, потому что можно за него въ острогъ попасть…
Ты…
А вотъ и третье наше рѣшенье: чтобъ не подумали вы, что мы въ васъ очень слишкомъ нуждаемся, я другую невѣсту сыскалъ.
Хорошо…
На Марьѣ Никифоровнѣ женюсь, — кончено…
Женись…
Вамъ, разумѣется, все равно… вы теперь себѣ жениха какого нибудь королевича заморскаго ждете, — да и намъ вы тоже не нужны-съ… вотъ что.
Пускай…
Прощайте…
Прощай… спасибо…
Не на чемъ-съ…
Буду помнить…
Не за что-съ… Вотъ развѣ, когда дяденьки ваши косы трепать почнутъ, такъ тогда, можетъ быть, вспомните нашу любовь, и какъ при всей нашей бѣдности мы васъ обласкать умѣли… Прощайте-съ…
Прощай…
Принцесса…
Не смѣй ты… да, Яшка!!.
Не иначе…
Кто это такой?
Что-съ?
Я спрашиваю, кто тутъ былъ съ тобой? кто онъ?
Когда-съ?
Когда! — когда!.. пожалуйста, безъ этихъ запирательствъ!.. сейчасъ былъ, — сейчасъ… я видѣлъ своими глазами…
Ахъ, это-съ ушелъ-то?
Ну-съ? ну-съ?!
Это-съ… чиновникъ одинъ…
И что жъ это онъ: къ тебѣ сюда приходилъ?
Они-съ… мой знакомый…
Какъ-же ты смѣешь!.. какъ ты смѣешь принимать здѣсь знакомыхъ, не сказавши мнѣ?
Я-съ, дяденька…
Дяденька, дяденька!!, если я тебѣ позволилъ называть меня дяденькой, такъ только съ условіемъ, чтобы ты понимала твое теперешнее положеніе. Ты теперь не швея какая нибудь, уличная дѣвчонка, — ты не нынче завтра барыня и дворянка… и должна пріучаться вести себя, какъ слѣдуетъ… Кто онъ тебѣ, этотъ канцеляристъ?!
Знакомые мнѣ…
Это ужъ я слышалъ; но какъ? — близкій знакомый?
Близкіе-съ…
Что-жъ онъ, можетъ быть, ухаживалъ за тобой прежде? а?.. ухаживалъ, что-ли? любезничалъ, можетъ-быть?.. да говори-же… (Катя вдругъ разражается плачемъ.) Творецъ милосердый! — вотъ она женская порода, на все одинъ отвѣтъ.
Катишь… Катенька, душа моя… что это? вся въ слезахъ?.. Ты плачешь? О чемъ ты плачешь?
Да, спросите-ка, спросите… пускай-ка она вамъ скажетъ, о чемъ плачетъ.
Иванъ Ивановичъ, что за строгій тонъ?
Пускай скажетъ сама… пускай…
Ну, скажи, Катя, скажи… да перестань, мой ангелъ; что за ребячество?!
На что-же, въ самомъ дѣлѣ, Иванъ Ивановичъ, ты такъ разсердился?
Вотъ какъ благодарятъ насъ за нашу ласку и любовь: сейчасъ прихожу сюда и застаю ее въ разговорахъ.. съ кѣмъ-съ?.. Гость къ ней пожаловалъ… старый знакомый, видите-ли, вспомнилъ; понавѣдаться пришелъ, — писецъ уѣздный!
Ахъ, Катя, Катя!
Соберите вы тутъ вашу работу, Катерина Васильевна, и отправляйтесь въ горницу… по крайней мѣрѣ, больше на людяхъ будете, такъ станете за собой присматривать.
Ахъ, душа моя, не тяни-же такъ; развѣ ты не видишь, что тутъ приколото булавкой? — ты разорвешь…
Мнѣ тогда-же, братъ Иванъ Ивановичъ, не понравилась вся эта исторія съ племянницей… чуялось, знаешь, что тутъ безъ непріятностей не обойдется.
Но скажите, пожалуйста, кто-жь это былъ такой?
Почемъ-же я знаю, сударыня? я тутъ съ ней не жилъ… Чиновникъ какой-то!
Вы подслушали ихъ разговоръ?
То-то — нѣтъ; онъ какъ разъ улизнулъ въ то время, какъ я подходилъ къ нимъ. Я-бы его такъ не выпустилъ.
Ну, а она что говоритъ?
Что говоритъ? вы видѣли… Что женщины говорятъ, когда съ ними серьезно хотятъ разговаривать? — Плачетъ! вотъ и весь разговоръ.
Вѣдь передъ этимъ она вамъ что-же нибудь говорила?
Говорила, знакомый… кто-жь ихъ тамъ разберетъ, какой онъ ей знакомый!..
Плохо, братъ Иванъ Ивановичъ.
Да, слишкомъ ужъ мы много радовались; анъ вотъ Борисъ-то и правъ, что мы еще съ ней намучаемся, да что еще намъ придется ее припрятывать отъ людей.
Ахъ, какъ это грустно!
Что грустно, тетушка?
Да вотъ Иванъ Ивановичъ тутъ засталъ какого-то чиновника… приходилъ къ Катѣ въ гости…
Такъ что-же?
Всего сквернѣе и подозрительнѣе, что онъ сюда къ ней такъ подкрался… Вѣдь еслибъ это былъ обыкновенный знакомый, — ну, по простотѣ своей сунулся или въ надеждѣ на протекцію что-ли, — онъ-бы въ домъ пошелъ… вѣдь вонъ третьяго дни, приходилъ-же какой-то кумъ, дьячокъ деревенскій… нѣтъ, этотъ, видно, караулилъ ее, чтобъ видѣть одну и не наткнуться на кого-нибудь изъ насъ; вѣдь чортъ его знаетъ, какія онъ на нее права имѣетъ?! Какъ она тутъ росла, кому извѣстно?
Извините, дядюшка, что жь вы ее не разспросили?
Ахъ, душа, она все плачетъ.
Вы вѣрно сгоряча-то прикрикнули на нее?
Да вѣдь не выдержишь, помилуй.
Ахъ, дядюшка, ну какъ-же это можно?!. это совсѣмъ не такой характеръ… она робкая такая и забитая, угрозой отъ нея ничего не добьешься, — тутъ надо было исподволь да лаской, такъ она бы вамъ все сама высказала. Вотъ вы теперь и связали себѣ руки.
Правда, Борисъ, правда… да что-жь дѣлать?!
Однако, нельзя-же это такъ оставлять.
Невозможно… Надо предупредить, чтобъ послѣ чего хуже не вышло; надо узнать, что это за канцеляристъ?
Я думаю, опять камердинера спросить Илью; онъ тутъ жилъ.
Нѣтъ, тетушка, виноватъ; по мнѣ это не годится. Все таки Катерина Васильевна намъ близкая родственница, и лакея впутывать въ это дѣло…
Не годится, не годится, — вѣрно.
Дядюшка, если угодно, я ее выспрошу… такъ, сторонкой, какъ будто совсѣмъ о другомъ… я это съумѣю-съ.
Что-же, братъ Иванъ Ивановичъ; вѣдь, пожалуй, что онъ это недурно сдѣлаетъ.
Да, пожалуй…
Вотъ-съ двѣнадцать часовъ; вы извольте идти завтракать и пришлите ее сюда, будто меня звать… Я, знаете, этакъ спрошу; почему дядюшка сердился?.. да такъ, по-маленьку, все и выпытаю… Тутъ зѣвать нельзя-съ; коли у нихъ любовь какая-нибудь, — не отдавать-же въ самомъ дѣлѣ Катерину Васильевну за какого-нибудь уѣзднаго канцеляриста.
Ахъ, это было-бы ужасно!!.
Ужъ одно то: въ чьи-жь бы руки тогда дядюшкино состояніе пошло?
Какая была непростительная глупость со стороны брата Василія сдѣлать эту дѣвчонку единственной наслѣдницей всего состоянія! Ну, обезпечь ее, дай ей тамъ тысячъ десять, пятнадцать, — это слѣдовало; она ему все-же дочь… но отдать ей все? какъ это глупо!!.
И на что ей? куда ей и съ деньгами-то дѣваться?
Весь вѣкъ жилъ по дурацки, по дурацки и умеръ… и духовную-то эту вѣрно спьяна какъ-нибудь написалъ; а потомъ, чай, объ ней и думать забылъ…
Ну, пойдемте, пойдемте…
Пойдемъ.
Ахъ, какой дуракъ!… какой дуракъ!..
Соперникъ?!. не думаю… Катечка наша слишкомъ глупа, чтобъ дѣльно влюбиться… такъ, какой-нибудь миленькій-душечка изъ временъ босоногой юности… чаишко вмѣстѣ попивали, орѣхи щелкали… Онъ ей въ имянины чашку фарфоровую, съ надписью: «праздравляю», она ему въ имянины манишку собственнаго рукодѣлья, — порядки все извѣстные… Ну, за угломъ, можетъ быть, гдѣ-нибудь поцѣловывались… Ну! дѣло не въ томъ… все это пустяки и прочнаго тутъ ничего не можетъ быть… Посмотримъ…
Пожалуйте, Борисъ Андреичъ.
Катечка, подите сюда.
Дядюшки тамъ дожидаются.
Подите сюда, сядьте со мной.
Браниться станутъ, Борисъ Андреичъ.
Не бойтесь, не станутъ… они и послали васъ сюда совсѣмъ не для того, чтобъ звать меня… для этого они могли-бы и лакея послать; они васъ послали, Катечка, чтобъ я съ вами могъ поговорить наединѣ; у нихъ былъ со мной такой уговоръ.
О чемъ говорить?
Садитесь, Катечка не бойтесь меня; я не стану, какъ Иванъ Ивановичъ, орать на васъ, да злиться. Я имъ обѣщалъ васъ кое о чемъ поспросить, только вы можете быть покойны, другъ мой, я имъ ничего не скажу. (Катя садится съ нимъ рядомъ.) Вы давеча меня спрашивали: почему я при нихъ смиренникъ?.. потому, Катечка, что, еслибъ я не былъ смиренникъ, они-бы не позволили мнѣ съ вами разговаривать, вотъ такъ, какъ теперь, одинъ на одинъ… и вамъ-бы, и мнѣ, доставалось, какъ сегодня за этого вашего знакомаго… и остались-бы вы здѣсь совсѣмъ одни, и не съ кѣмъ бы вамъ было слова по душѣ перемолвить… потому что вѣдь вы, чай, сами понимаете, что всѣ они лицемѣрятъ и никто изъ нихъ васъ не любитъ… Что вы на меня такъ испуганно взглянули?
Нѣтъ-съ.
Вамъ нечего пугаться: теперь вы можете со мной всегда говорить прямо и откровенно — и если кто-нибудь захочетъ васъ обидѣть, я всегда за васъ заступлюсь. Вѣрите вы мнѣ, Катя?
Вѣрю, Борисъ Андреичъ.
Вѣрите вы мнѣ, что я забочусь о васъ? хочу, чтобъ вы были всегда веселы и счастливы? вѣрите, Катя?
Я вамъ, Борисъ Андреичъ, вѣрю.
Ну, если вѣрите, такъ вы меня и слушайте… и мнѣ все говорите, что я буду васъ спрашивать, — все рѣшительно.
А вы не будете дяденькамъ сказывать?
Ахъ, Катя, до сихъ поръ вы не видите, чтобы мнѣ дороже всѣхъ этихъ дядюшекъ.
Ну, спрашивайте, Борисъ Андреичъ, хорошо-съ.
Скажите, кто это былъ у васъ сегодня?
Они служащіе-съ; какъ я въ швеяхъ жила у хозяйки, такъ часто къ намъ хаживали. Фамилью сказать?
Да, и фамилію.
Сушкинъ, Яковъ Дементьичъ.
Что-жь, вы его позвали, что-ли, или онъ самъ пришелъ?
Самъ; въ кустахъ подкрался, я и не знала.
Чего-же вы плакали, когда васъ дядюшка спрашивалъ?
Мнѣ очень страшно стало.
Чего?
Да я и сама не знаю чего, а такъ — страшно… Вѣдь вотъ какъ-же это объяснить, Борисъ Андреичъ? — вотъ когда я съ вами говорю — и ничего, точно какъ съ родственникомъ; а съ ними, такъ…
Неловко какъ-то, все будто чего то дурнаго ждешь?
Вотъ-съ, вотъ, это самое.
Такъ что хоть-бы сейчасъ опять убѣжала къ хозяйкѣ?
Я знаю, Борисъ Андреичъ, я убѣжать теперь не могу-съ; а что-жь, я всегда скажу: у хозяйки мнѣ лучше было… Ѳедосья Захаровна насъ не притѣсняли; да главнымъ дѣломъ, Борисъ Андреичъ, тамъ все больше знаешь, какъ съ собой поступить, — а тутъ чего-то боишься, все дрожишь.
Съ непривычки, Катечка.
Тоже, прежде никто меня и знать не хотѣлъ, кто я такая; а теперь вонъ и князь, и исправникъ, и господа разные, всѣ со мной разговариваютъ… мнѣ что имъ сказать? — вѣдь боишься, и такъ только одна непріятность.
Катя…
Борисъ Андреичъ, не пойти-ли? хватятся.
Да полноте-же, Катя… скажите мнѣ по совѣсти: вы любите этого сегодняшняго гостя?
А вамъ зачѣмъ?
Еще говорите, что мнѣ вѣрите! — значитъ, нужно, если спрашиваю.
Онъ, Борисъ Андреичъ, на мнѣ сватался.
Женихомъ вашимъ былъ?
Да-съ…
И приходилъ вамъ объ этомъ напомнить?
Нѣтъ-съ, онъ ругаться приходилъ.
Ругаться?!.
Все этакія насмѣшки… принцессой называлъ.
Такъ ужъ вы его больше не любите?
Хоть-бы любила, Борисъ Андреичъ, такъ что-жь? толку изъ этого все равно никакого не будетъ… Дядюшка его ко мнѣ никогда не допустятъ, и самъ ужъ онъ мнѣ сегодня сказалъ, что на Машѣ женится.
Вы умница, Катя; вы понимаете, что его теперь надо забыть.
Очень онъ меня сегодня обидѣлъ, Борисъ Андреичъ.
Катечка…
Нѣтъ, Борисъ Андреичъ, не трогайте меня; право, я такая пугливая стала…
Катечка, скажите, вѣдь не хуже я вашего чиновника?
Вы?..
Ну да, я?.. чего вы удивляетесь?.. (Опять садится подлѣ нея.) Слушайте меня внимательно Катя, и поймите, что я вамъ буду говорить. Вы видите, что теперь вы должны начать совсѣмъ другую жизнь и забыть все прошлое… У того-ли, у другого-ли дядюшки вы будете жить, все равно, вамъ будетъ скверно, потому-что они оба васъ не любятъ и вы ихъ тоже…
Я не смѣю ихъ не любить…
Передо мной смѣете, — да я и самъ ихъ терпѣть не могу.. Станутъ они васъ грызть; вы добренькая, боязливая, вы не съумѣете отгрызаться, — только плакать будете втихомолку да чахнуть… Не смущайтесь, Катя, есть средство васъ спасти… Катечка, я, ей богу, отъ души полюбилъ васъ… самъ не знаю за что, а такъ чуется мнѣ въ васъ что-то такое хорошее, доброе… и лучше я вашего чиновника, всѣмъ лучше: у меня-бы языкъ не повернулся смѣяться надъ вами, да еще теперь, когда вы кругомъ обижены… Хотите, Катя, я на васъ женюсь?
Что вы это?..
Вамъ оно страннымъ кажется, вы еще мало привыкли ко мнѣ; но развѣ вы не видите, что мнѣ всегда такъ пріятно быть съ вами, заботиться о васъ, какъ о дорогомъ ребенкѣ, веселить васъ?!. Катя, у меня душа замираетъ отъ мысли, что эти дяденьки загубятъ васъ… Жалко мнѣ васъ, дружокъ мой, — и ужъ навѣрно никто васъ такъ не осчастливитъ, какъ я… Согласны вы, Катя?
Со мной, Борисъ Андреичъ, точно все это во снѣ дѣлается… Ничего я не понимаю, все такія чудеса…
Никакихъ чудесъ нѣтъ, только надо быть немножко посмѣлѣе… (Глядя въ кулисы.) Смотрите, они ужъ позавтракали и идутъ сюда. Я сейчасъ объявлю дядюшкѣ, что вы моя невѣста, и…
Ахъ, какъ мнѣ страшно, Борисъ Андреичъ!..
Полно-же, милая, полно… будешь ты моей невѣстой, будешь ты моей женой, такъ я никому не позволю слова грубаго тебѣ сказать; а станешь все бояться, да не рѣшаться, что-жь мнѣ тогда дѣлать?.. тогда я завтра-же уѣду и оставлю тебя дяденькамъ на съѣденье… Нравлюсь я тебѣ, ты сама говорила; весело тебѣ со мной и легко, — чего-жь тебѣ еще?! Пудъ соли со мной съѣшь, все такбй буду…
Э… э… Борисъ… (Борисъ подходитъ.) Ну что, родной?!.
Намъ нечего и шептаться, дядюшка: вы напугали Катю и оттого она плакала, — теперь она и вамъ скажетъ то же, что мнѣ говорила: чиновникъ — ея прежній знакомый, безъ ея вѣдома къ ней подкрался, и любви тутъ никакой нѣтъ. Вы можете повѣрить намъ обоимъ и вотъ почему: мы оба полюбили другъ друга и сейчасъ Катя дала мнѣ слово быть моей женой.
Твоей же… (Шипящимъ голосомъ.) Мерзавецъ!!
Вы словно недовольны этимъ?
Идите, идите, скорѣй!! Поздравьте жениха съ невѣстой!
Вы женитесь на Катѣ?
Это невозможно, они родня.
Какая родня? седьмая вода на киселѣ.
И ты согласна? ты согласилась?
Позвольте, тетушка, она и такъ довольно напугана… (Беретъ Катю подъ руку.) Повтори-же имъ, Катя, что ты согласна.
Какъ Борису Андреичу угодно, такъ и я…
Благословите насъ, дядюшка.
Оставьте меня!
Борисъ Андреичъ, позвольте мнѣ уйти.
Ступай, Катя, — ступай, милая… это все тебя взволновало тебѣ хочется остаться одной. Ступай и будь покойна, я свое слово сдержу: тебя никто не обидитъ… (Катя уходитъ, онъ возвращается.) Теперь объяснимся. Я вижу, вамъ не совсѣмъ нравится моя женитьба?
Ты ей сказалъ про наслѣдство!..
За кого-же вы меня считаете? Мнѣ воля покойнаго дядюшки свята. Я ничего ей не сказалъ про наслѣдство.
Ты лжешь!
Дядюшка, — зачѣмъ эта горячность?.. ни вашимъ лѣтамъ, ни вашему сану оно неприлично…
А, къ чорту!!, какія тутъ могутъ быть приличія съ такимъ человѣкомъ, какъ ты?!
Съ какимъ это, дядюшка?
Еще онъ-же спрашиваетъ!..
Grand Dieu!..
Кто могъ подозрѣвать, что въ этомъ скромномъ угодникѣ кроется такая змѣя?.. Онъ, кажется, только объ насъ и думалъ, какъ-бы чѣмъ-нибудь намъ услужить; онъ нашихъ благодѣяній ждалъ… Учить ее, учить, развить ее хотѣлъ… Мы, какъ слѣпые, и вожжи ему въ руки: сдѣлай милость… и въ голову намъ не приходитъ, что завѣщанье брата читано при немъ, что ему стоитъ только предложить руку и сердце этой шлюхѣ и все состояніе покойнаго прибрать въ свои руки!..
Какъ это низко, Борисъ Андреичъ, какъ это низко!
Я думала совсѣмъ иначе объ васъ.
Не понимаю, господа, какъ у васъ хватаетъ духу говорить такія вещи?! Вы видите во мнѣ какого-то мошенника, который дѣлаетъ пошлую аферу изъ женитьбы, — но почему-же?.. почему вы не хотите допустить, что я полюбилъ эту бѣдную, обиженную дѣвочку и хочу сдѣлать ее счастливой?.. Вспомните, когда она въ первый разъ пришла къ намъ, какъ вы ей радовались, какія слезы умиленія надъ ней проливали! Развѣ я упрекнулъ васъ тогда? развѣ я говорилъ вамъ, что это не было искреннее чувство радости?.. что вы, въ свою очередь, тогда надѣялись, при помощи Кати, воспользоваться имѣньемъ покойнаго, такъ какъ духовное завѣщаніе дѣлало васъ распорядителями этого имѣнья до ея брака?.. Я не заподозрѣвалъ въ васъ безчестныхъ цѣлей, — я вѣрилъ вашей радости, вашимъ родственнымъ чувствамъ, вашей родительской любви… я вѣрилъ вамъ… Отчего-же теперь не вѣрите вы мнѣ?..
Ты любишь?!. ты влюбленъ… ха, ха! мнѣ это нравится…
Влюбился въ три минуты, какъ въ романахъ.
А не ты-ли мнѣ, полчаса не прошло, бранилъ ее какъ дуру и тупицу безсмысленную?.. не ты-ли говорилъ, что мнѣ стыдно будетъ ее въ люди показать?
Стало быть, вы не совсѣмъ меня поняли, дядюшка… Я говорилъ, что Катѣ ученье не дается; но я же говорилъ, что у нея прекрасное доброе сердце… Вамъ неловко къ вашимъ знакомымъ вести ее, но не мнѣ къ моимъ. Я, дядюшка, не генералъ, важныхъ знакомствъ у меня нѣтъ, самъ я привыкъ къ тихой трудовой жизни, — и добрая любящая хозяйка мнѣ нужнѣй свѣтской барыни…
Валерьянъ Ивановичъ, да запретите-же ему говорить намъ дерзости!
Наконецъ, отчего вамъ такъ не нравится моя женитьба? вѣдь рано или поздно Катя должна-же выйти замужъ, — и развѣ я ужъ такая плохая партія для нея? Что-же васъ сердитъ?.. что я хочу избавить васъ отъ хлопотъ по опекѣ?.. Или, дядюшка, вамъ хотѣлось-бы по возможности отдалить этотъ бракъ… чтобъ и въ самомъ дѣлѣ попользоваться ея состояніемъ? или, можетъ быть, вамъ хотѣлось, чтобъ Катя никогда не вышла замужъ, чтобъ она никогда не получила наслѣдства?.. Нѣтъ, дядюшка, вы вѣрно этого не хотите.
Я васъ прошу…
Кого же вы ей прочите въ женихи? ужъ въ вашемъ-то кругу труднѣе всего найти человѣка, который полюбилъ бы ее искренно и не за деньги… И во всякомъ случаѣ: кто бы онъ ни былъ этотъ женихъ, ни одинъ не будетъ для васъ тѣмъ, что я. Вотъ вы тутъ меня унижаете, браните, какъ нельзя хуже, вы черните мою святую любовь къ Катѣ… Я могъ-бы не слушать васъ, уйти, — а я оправдываюсь; я помню ваше родственное участіе, и, что вы хотѣли все-таки мнѣ быть благодѣтелями… Не забуду этого я никогда. Намъ немного нужно, дядюшка; ни я, ни Катя, мы небалованный народъ… Изъ-за чего же намъ ссориться и наши родственныя связи такъ позорить?.. Вѣдь-вы же, дядюшка, говорили, что не грабители мы какіе-нибудь!.. Слава богу, дядюшкинаго наслѣдства на всѣхъ насъ хватитъ, и лучше, чтобъ оно въ нашей семьѣ осталось, чѣмъ постороннему человѣку его отдавать… Подумайте объ этомъ хорошенько и вы сами придете протянуть мнѣ руку примиренія и благословить насъ.
Вздоръ! этого нельзя допустить!.. Мы можемъ затѣять процессъ…
Если, братъ Валерьянъ, господь богъ пустилъ тебя на свѣтъ болваномъ, такъ ужъ лучше-бы ты и совсѣмъ не разсуждалъ… Уменъ, каналья!!.
ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ.
правитьѲекла!.. Ѳеклуша!.. поищите-ка тамъ гдѣ нибудь Илью Петровича, — попросите его ко мнѣ… (Опять садится и смотритъ въ бумажникъ.) Удивительно, — и непріятно, очень непріятно… Пять тысячъ пятьсотъ, двѣ тысячи, двадцать одна тысяча двѣсти… Ну, да что тамъ пересчитывать?! все то же будетъ… цифра подлецъ! какъ ее ни перевертывай, неумолима, — все та-же остается… (Видитъ вошедшаго Илью.) Илья Петровичъ, пожалуйте сюда. Скажите, пожалуйста… Сядьте, Илья Петровичъ, сядьте. (Илья садится.) Скажите, вы вѣдь тесть лѣтъ при покойномъ дядюшкѣ служили?
Шесть лѣтъ-съ.
Скажите… дядюшка, кажется, жилъ очень широко?
Барственно жили-съ, — какъ слѣдуетъ.
Да… однако-жь, куда могъ онъ тратить такія суммы?.. Вотъ, напримѣръ, по описи, приложенной къ духовному завѣщанію, значится бумагопрядильная фабрика въ Костромской губерніи… на дѣлѣ оказывается, что, черезъ пять лѣтъ по написаніи завѣщанія, фабрика продана за девяносто пять тысячъ. Это при васъ было?
Костромскую фабрику?.. какъ-же-съ, это ужъ при мнѣ-съ.
Такъ вѣдь девяносто пять тысячъ, Илья Петровичъ, — девяносто пять!.. куда-же онѣ пошли?
А какъ-же, Борисъ Андреичъ; для чего-жь и фабрика была продана?.. вѣдь это въ то время, какъ Василій Ивановичъ помѣщику Серпягину пятьдесятъ три тысячи проиграли въ карты-съ.
Въ карты проигралъ?
Да-съ. Для того вѣдь и продали фабрику, чтобъ расплатиться…
Вотъ что!! Ну-съ, а остальныя-то сорокъ двѣ тысячи?
Это ужъ я вамъ, Борисъ Андреевичъ, сказать не могу. При ихной жизни да безпечности…
Всѣ кругомъ грѣли руки? — лѣнивый только не воровалъ?!
Это кому нужно воровать, Борисъ Андреичъ; иной ни за какія тыщи грѣха на душу не положитъ…
Вы, ради бога, Илья Петровичъ, не примите на свой счетъ; я васъ однихъ только и считаю здѣсь честнымъ человѣкомъ, оттого и говорю… Но видите ли, теперь, когда приводятъ въ порядокъ всѣ бумаги и документы покойнаго, оказывается, сравнительно съ духовнымъ завѣщаніемъ, такой недочетъ, что, ей богу, не знаешь, что и подумать..! Ужъ о сю пору двухсотъ тысячъ слишкомъ не хватаетъ, — вѣдь ихъ надо было куда нибудь истратить?! Ну, пятьдесятъ тамъ, ну, положимъ, семьдесятъ на карты брошено; но вѣдь не всѣ-же двѣсти тысячъ… Вы тутъ постоянно были при немъ, вы должны знать его жизнь… не было-ли у него какихъ сношеній съ кѣмъ нибудь, какихъ нибудь этакихъ сдѣлокъ, — чтобъ мы могли это разслѣдовать и, можетъ-быть еще что нибудь спасти?.
Какія сдѣлки, Борисъ Андреичъ?.. Жили — тратили, отказу себѣ ни въ чемъ не дѣлали; что въ голову придетъ, сколько-бы ни стоило, а вынь да положь… Хоть-бы вотъ за помѣщицей Башмачковой, за вдовой, волочились… что туда денегъ ушло, — кто ихъ сочтЕТъ. (Звонокъ подъѣхавшаго экипажа.) Да ей-ли одной?.. И-и господи, боже мой, куда только ихъ деньги не шли?!
Вгляните-ка, дорогой мой, съ балкона: кто тамъ пріѣхалъ? (Илья идетъ на террасу.) Гм… жили, тратили… куда?.. на вдову Башмачкову да на карты!.. въ глуши деревенской, съ волками да съ медвѣдями, пьяное царство праздновали!..
Это — предводитель.
Такъ встрѣтьте его, Илья Петровичъ, и попросите сюда… (Илья уходитъ.) Да, жили, тратили! — пользуйся, кто хочетъ!.. Чего-же я-то до сихъ поръ смотрѣлъ?! Имѣть такого дядюшку — и пріѣхать къ нему, только когда ужъ его въ землю схоронили, — непростительно!!. Да кто-жь его зналъ? — все семейныя ссоры, все глупость людская; никто вѣдь и не намекнетъ, что у тебя тутъ золотые пріиски… и вонъ, вишь ты, такъ ихъ попромыли: каждый день наслѣдство такъ и таетъ… запутано… перепутано… (Входитъ предводитель.) А, ваше сіятельство…
Какъ я радъ, Борисъ Андреичъ, что хоть васъ засталъ дома. Я знаю, у васъ сороковой день сегодня и всѣ тамъ на могилѣ…
Да; мнѣ, къ несчастью, нельзя было… Мы торопимся привести въ порядокъ дѣла покойнаго дядюшки и…
Да, я самъ… я ужасно жалѣю, что никакъ не могу быть на панихидѣ, но у меня сегодня, какъ на зло, столько дѣла… Вы, пожалуйста, Борисъ Андреичъ, извинитесь за меня передъ его превосходительствомъ, что я не былъ…
О, помилуйте!..
Нѣтъ, ей богу, мнѣ самому ужасно хотѣлось быть… хоть, признаюсь вамъ, на меня эта служба всегда очень тяжело дѣйствуетъ… вспоминаешь о покойномъ и такъ становится грустно… тоскливо…
Совершенно съ вами согласенъ.
Камнемъ на сердце ложится… но я бы непремѣнно пріѣхалъ на панихиду, еслибъ не дѣла… Пожалуйста, Борисъ Андреичъ, извинитесь за меня…
Да присядьте-же, князь…
Нѣтъ, не могу. Я къ вамъ вѣдь только проѣздомъ и на секунду; оттого даже письмо приготовилъ къ Иванъ Ивановичу… Вотъ… вы будьте такъ добры передать его.
Съ удовольствіемъ.
Я весьма радъ, mon cher Борисъ Андреичъ, что могъ его передать черезъ васъ; вы предупредите дядюшку… Изволите видѣть, тутъ одно… вѣроятно, нѣсколько непріятное для нихъ извѣстіе.
Что такое?
Къ счастью, мы успѣли назначить вашихъ дядюшекъ опекунами, все обошлось однимъ мной, и дѣло еще не получило огласки…
Какое дѣло, князь?
Въ дворянскую опеку предъявлено нѣсколько векселей покойнаго Василія Ивановича…
Векселя!?
Да, и по правдѣ говоря, на сумму довольно значительную…
На сумму, князь?..
Кажется, всего то будетъ… на сто… девяносто тысячъ, — съ чѣмъ-то; не припомню… и еще одна претензія, тысячъ на двадцать пять, здѣшняго инженеръ-капитана… Тутъ я къ письму приложилъ подробный списокъ.
Эти векселя… вы ихъ видѣли?
Они у меня.
А!!
Это васъ немножко разстроило… Я, признаюсь, я самъ былъ очень пораженъ… Que voulez vous? — Василь-Иванчъ любилъ пожить… Впрочемъ, вѣдь онъ былъ такъ богатъ, что, конечно, изъ оставшагося наслѣдства…
О, да, разумѣется… такъ я… передамъ дядюшкѣ…
Пожалуйста, Борисъ Андреичъ, вы скажите, что я пока держу векселя подъ спудомъ… знаете, чтобы не было разговору… (Замѣтивъ Катю.) А!.. Катерина Васильевна!.. (Рукопожатіе.) Вы вѣрно съ панихиды?..
Да-съ.
А дядюшки?
Они пошли къ священнику.
Вы все хорошѣете… Ну, я тороплюсь, Борисъ Андреичъ, вы меня извините. (Рукопожатіе.) Mademoiselle…
Вотъ такъ новость!.. Еще лучше!! да ужъ лучше нельзя… стало-быть, все доканалъ покойникъ?.. все, все по послѣдняго гроша!? стало-быть, ничего не оставилъ? (Взглядываетъ на Катю.) Невѣсту!!.
Борисъ Андреичъ…
Ну-съ!? что вамъ угодно?
Вы сердиты?..
Нѣтъ, Катя, нѣтъ… что тебѣ?
Христа ради, Борисъ Андреичъ, вы со мной такъ не говорите… у меня вѣдь теперь только одинъ вы и есть.
Ну, ну, что надо?
Нѣтъ-съ… я такъ…
Еще, пожалуй, какая нибудь пріятная новость, — пускай-же лучше сразу, а не сюрпризомъ… (Катѣ.) Не могу я, Катя, всегда быть веселымъ и ласковымъ… Что ты мнѣ хотѣла сказать?
Я нарочно къ священнику не пошла-съ, поскорѣй прибѣжала, чтобъ съ вами, Борисъ Андреичъ… Вы бранить не будете?
Да нѣтъ-же — господи…
Я вѣдь, ей богу-съ, не виновата; а онъ самъ…
Что такое?
Яша… Яковъ Дементьичъ… чиновникъ этотъ знакомый… сегодня утромъ иду по саду, а они меня подстерегаютъ — и опять шасть изъ-за кустовъ.
А… это… этотъ…
Сушкинъ-съ…
Да… Ну?
Прощенья приходилъ просить…
Ишь-ты какой милый!..
Ахъ, они очень добрые-съ… плакалъ…
Даже плакалъ?
Ей богу-съ, такъ жалко было…
Какъ-же не жалко, вѣдь онъ, чай, любитъ тебя.
Ахъ, какъ любитъ, Борисъ Андреичъ, — я не знаю, и есть-ли на свѣтѣ такая любовь… Это онъ про Машу-то со зла вралъ, — онъ на ней не женится…
Скажи, Катя, по совѣсти: вѣдь и ты еще его любишь?.. и больше, чѣмъ меня!!. Нѣтъ, Катя, не лги… ты видишь, я вѣдь не дядюшка Иванъ Ивановичъ, я совсѣмъ не сержусь.
Я, Борисъ Андреичъ, не то, что больше; а конечно, я для васъ дура…
Ты его больше любишь, Катя… зачѣмъ-же ты мнѣ это прямо не сказала?.. зачѣмъ-же ты за меня замужъ идешь?.. Это нехорошо, Катя…
Да вѣдь вы сами, Борисъ Андреичъ…
Я тебя люблю, душа моя, но я не хочу твоего несчастья. Онъ тебѣ милѣй, — его и бери.
Ахъ, Борисъ Андреичъ, какая я глупая… Я ничего не знаю, что съ собой дѣлать…
Полно, что за вздоръ, Катя… Чего тутъ плакать? Помолись хорошенько богу, — господь тебя вразумитъ и наставитъ… и тогда дѣлай такъ, какъ онъ тебѣ на сердце положитъ: скажетъ онъ тебѣ, что съ Яшей ты будешь счастливѣй, — что-жь дѣлать, иди за Яшу.
А дядюшки развѣ позволятъ?
Какъ-же они могутъ не позволить?
Да такъ-же… вѣдь они тутъ и съ исправникомъ и со всѣмъ начальствомъ знакомы-съ. Они запретятъ-съ, такъ ни одинъ попъ вѣнчать не будетъ…
Нельзя этого сдѣлать, Катя; тебѣ восемнадцать лѣтъ и никто не смѣетъ тебѣ запретить взять мужа, какого хочешь.
А вы, Борисъ Андреичъ, меня простите?..
Катя, что это?.. перестань…
Вотъ теперь вы опять такіе ласковые-съ, а то было я испугалась…
Я получилъ непріятное извѣстіе и это меня разстроило… Гдѣ мамаша?
Онѣ тоже пошли къ священнику.
Когда она вернется, попроси, чтобъ она зашла ко мнѣ, въ мою комнату.
Хорошо-съ.
Да пока не сказывай никому о томъ, что мы тутъ говорили…
Я, Борисъ Андреичъ, все, какъ вы мнѣ прикажете…
Ну!.. спасайся, кто какъ можетъ!.. Только-бы мнѣ мамашечку отсюда вытянуть… Какъ-бы?.. прямо сказать, — разболтаетъ… Да… непріятное извѣстіе… что нибудь случайное… несчастье… воровство, пожаръ… а! пожаръ--это лучше всего.
Господи!.. вразуми… вразуми меня, господи!..
Счастливая невѣста!… только и видишь, что плачетъ и плачетъ… (Подходитъ къ Катѣ.) Катя… Катенька… Чего ты испугалась? это мы… Объ чемъ ты плачешь, милая?
Нѣтъ, не объ чемъ-съ… такъ-съ…
Все ты не довѣряешь намъ, мой ангелъ; точно мы тебѣ чужіе…
Чужіе и есть… не много она родственной любви-то отъ васъ видѣла; только слова одни. Поцѣлуй меня, душечка, — поцѣлуй, дочка моя ненаглядная.
Я ужъ, Дарья Семеновна, на ваши укоры и обижаться перестала…
Люба, оставь пожалуйста… зачѣмъ ты разговариваешь?..
Скажите на милость! — и разговору съ нами нѣтъ; штрафъ какой назначили!.. А что-жь? самая истина… разсказывать-то вы про любовь умѣете, а чувства въ васъ никакого нѣтъ…
Должно-быть, въ вашемъ Борисѣ Андреичѣ много чувства, что онъ въ сороковой день дядюшку не почтилъ, на панихиду и глазъ не показалъ.
Онъ, матушка, мужчина; съ него требовать нельзя. Это наша бабья обязанность молиться, да слезы проливать, а у нихъ дѣла… Вы-бы лучше, Любовь Николаевна, чѣмъ осуждать-то, на себя-бы посмотрѣли: близкій человѣкъ такой скончался, а вы и траура надѣть не захотѣли, — все въ своихъ коричневыхъ шелкахъ ходите…
У меня трауръ въ сердцѣ, Дарья Семеновна, въ сердцѣ… плёрезами-то никого не удивишь…
То-то сердце-то у васъ, матушка, черное…
Перестанѣте-же, ради бога… Что за споры постоянные!
Ахъ, да бѣситъ, Иванъ Ивановичъ… нельзя…
И то — плюнуть лучше.
Дарья Семеновна… Борисъ Андреичъ просили: какъ придете, такъ къ нимъ зайти-съ…
Что ему?
Не знаю-съ… Тутъ князь пріѣзжали-съ, такъ какую-то непріятность получили…
Ахъ, господи, что такое?!.
Непріятность?
Я не знаю, Иванъ Ивановичъ; я тутъ не была-съ.
Куда-же, Катя?
На верхъ-съ… у меня тамъ шитье есть…
Она просто насъ избѣгаетъ… она просто насъ знать не хочетъ.
Зачѣмъ-бы это могъ пріѣзжать предводитель?!
Вѣдь если бъ, что до насъ касалось, Борисъ пришелъ-бы сюда; а онъ мать позвалъ, — значитъ…
Ничего не значитъ… Мы съ тобой, любезный Валерьянъ Ивановичъ, такіе олухи передъ нимъ, что…
Я не знаю, — мнѣ почему-то… мнѣ въ него вѣрится…
Какъ тебѣ не вѣриться? — ты проникъ…
Въ самомъ дѣлѣ… Ну, положимъ состояніе покойнаго брата меньше, чѣмъ мы думали; но и двѣсти тысячъ… куда ему двѣсти тысячъ?.. ты видишь его потребности: не щеголь, не пьетъ, не игрокъ…
Да… куритъ, такъ и то какія-то самодѣльныя папиросы…
Эхъ!! никогда вы ничего не поймете… Никто, и ни даже Катя не увидитъ изъ братнинаго наслѣдства ни копѣйки; помяните мое слово. Мнѣ ее жаль… душевно жаль…
Скажите, Иванъ Ивановичъ, а какъ по закону: если-бъ теперь Катя… Катя умерла?
Христосъ съ вами, Любовь Николаевна, что вы такое говорите?!
Ахъ, Иванъ Ивановичъ, — что-жь вы такъ!.. все можетъ случиться; всѣ умремъ.
Нельзя, сударыня, шутить этими вещами.
Но неужели-же нѣтъ никакой возможности разстроить этотъ бракъ?
Попробуй.
Какъ будто ужъ она такъ ужасно влюблена?
Ничего не влюблена; а только такъ онъ ее опуталъ да въ руки забралъ, что она къ каждому его свистку прислушивается… Пускай-бы хоть на недѣльку отсюда уѣхалъ, увидѣли-бы, какъ она влюблена.
Вы думаете, забыла-бы его?
Никакого, сударыня, нѣтъ въ этомъ сомнѣнія… только вы не безпокойтесь, онъ тоже не дуракъ, своего счастья изъ рукъ не выпуститъ (Входитъ Борисъ.) А какой голосъ пріятный у здѣшняго священника… ровный такой . не изъ басовъ, но за то такъ отчетливо все слышно… каждое слово…
Дядюшка…
А! Борисъ… Скажи, любезный другъ: говорятъ, предводитель какія-то непріятныя вѣсти тебѣ привезъ?
Да-съ… пожаръ у насъ былъ въ деревнѣ…
Вотъ что! и сильный?
Ничего еще неизвѣстно, дядюшка. Я только телеграмму получилъ; но, по догадкѣ судя, сдается, что много сгорѣло.
Какъ-же теперь, голубчикъ? — есть-ли у васъ тамъ вѣрный человѣкъ?
Какіе теперь вѣрные люди, дядюшка!? — спросите вонъ Валерьяна Ивановича, онъ помѣщикъ…
Нѣтъ людей!.. совсѣмъ нѣтъ людей!
Какъ-же, Борисъ, — вѣдь это, пожалуй, самому придется ѣхать?..
Поѣзжайте, Борисъ Андреичъ, поѣзжайте…
Любовь Николаевна, у Бориса свой разумъ есть… Онъ, сударыня, не ребенокъ, — и безъ васъ разсудитъ, что ему дѣлать…
Да, дядюшка; потому-то я и пришелъ съ вами побесѣдовать…
Объ чемъ-съ?
Дядюшка, — мы, кажется, знаемъ другъ друга хорошо — и скрывать намъ наши мысли нечего. Скажите-же мнѣ прямо: вѣдь вы до сихъ поръ не вѣрите, что я искренно люблю Катю?
Если ты непремѣнно хочешь, Борисъ… что-жь? грѣшенъ, грѣшенъ… не вѣрю.
Не вѣрите и тому, что Катя меня любитъ?
Не вѣрю и этому… Слишкомъ ужъ оно скоро у васъ свертѣлось.
Скоренько! скоренько!!.
Да и что-же общаго между вами?.. трудно повѣрить.
А я все-таки хочу вѣрить, дядюшка, что вы Катѣ искренно и отъ души желаете добра.
Благодарю.
Теперь мнѣ необходимо ѣхать за полторы тысячи верстъ; скажите сами, могу-ли я со спокойной душой уѣхать?
Почему-же?
Если вы желаете добра Катѣ и притомъ не вѣрите нашей взаимной привязанности, — ясное дѣло, что безъ меня вы будете стараться отдалить отъ меня Катю…
За кого-жь ты меня считаешь?..
Это дѣлается невольно, дядюшка… Я не хочу сказать, чтобъ вы были способны на какую-нибудь пошлую интригу, сохрани богъ, — я васъ уважаю, дядюшка: но, когда есть у кого этакое непріязненное чувство, оно незамѣтно проскользнетъ… и потому, скажу вамъ откровенно: когда я сегодня получилъ телеграмму, у меня цѣлая буря поднялась въ головѣ… Съ одной стороны, мнѣ жаль матушку, которая вонъ теперь плачетъ — убивается по своей усадьбѣ, гдѣ она родилась и выросла; съ другой — я думалъ: господи!.. чѣмъ я заслужилъ, что на меня чуть-чуть что не какъ на мошенника смотрятъ.
Ну… Борисъ… какъ такъ говорить…
И за что? за что? — за то, что я полюбилъ Катю! — Да развѣ вы-то ее не полюбили?.. По вашему, у ней нѣтъ ничего общаго со мной, — а съ вами есть?!. Нравится-же вамъ ея милая простота, ея дѣтская наивность, ея безграничная доброта! Отчего-же мнѣ эта доброта и ея преданность не будутъ вдвое нравиться?.. Пріятно-же вамъ видѣть ея свѣжее, хорошенькое личико, ея добродушную улыбку, — отчегоже мнѣ это не будетъ вдвое пріятнѣе?.. Зачѣмъ, дядюшка, зачѣмъ подозрѣвать непремѣнно подлецовъ вездѣ, гдѣ замѣшаются деньги…
Ахъ, Борисъ, мой другъ… не принимай-же… такъ близко къ сердцу…
На меня, Борисъ Андреичъ вы жаловаться не можете..
Иной разъ сорвется съ языка…
Я-съ рѣшился… Какъ мнѣ это ни было больно, какъ ни было тяжело, — я рѣшился доказать вамъ, что я честный человѣкъ; но будьте-же и вы ко мнѣ добры и снисходительны… Я серьезно думалъ надъ этимъ шагомъ, дядюшка, и потому не дѣлаю его зря… Я уѣзжаю, я оставляю васъ на полгода… На цѣлые полгода! — довольно-ли вамъ, чтобъ испытать насъ?! Черезъ полгода я вернусь къ моей Катѣ. Я не прошу васъ оберегать ея нѣжныя чувства ко мнѣ; я прошу только не гнать ихъ, только не стараться отдалить отъ меня Катю… И если, вернувшись, дядюшка, я встрѣчу Катю такой-же любящей и преданной мнѣ, и если я самъ останусь къ ней тотъ-же… неужели вы и тогда все еще будете подозрѣвать меня?!. Я вѣдь не лицемѣрю съ вами, я вѣдь не говорю, что мнѣ эти деньги совсѣмъ не нужны… Царство небесное покойному дядюшкѣ, онъ оставилъ намъ такое состояніе, что мы всѣ можемъ жить покойно и весело; но зачѣмъ станетъ ссорить насъ это наслѣдство?..
Да я… Борисъ… я…
Еще будь насъ много, — а то вѣдь ни у васъ нѣтъ дѣтей, ни у дядюшки; отчего-же вы не хотите насъ принять, какъ дѣтей своихъ, и всѣмъ вмѣстѣ составить одну родную любящую семью?.. Ну, теперь вы мнѣ не вѣрите, дядюшка, — богъ съ вами, — но чрезъ полгода!?.. Обѣщайте мнѣ, хоть чрезъ полгода, если я останусь все тѣмъ-же, не считать меня негодяемъ…
Я, Борисъ Андреичъ, я только-что брату говорилъ, что мнѣ почему-то въ васъ вѣрится. Я только что спорилъ съ братомъ.
Я… я, можетъ быть, Борисъ, въ тебѣ и ошибался… Ну, извини меня, если такъ… извини…
Необыкновеннаго тутъ ничего нѣтъ, дядюшка; эти дьявольскія деньги способны ангеловъ небесныхъ перессорить.
Благослови васъ богъ! благослови васъ господь!
Когда-жь ты, душа моя, ѣдешь?
Сейчасъ и ѣду, ужъ велѣлъ заложить лошадей… Двѣнадцать верстъ до желѣзной дороги, а чрезъ полтора часа, по росписанію, отъѣзжаетъ поѣздъ.
Но какъ-же такъ, вы поѣдете голодные? — я велю сейчасъ приготовить завтракъ…
Не надо, тетушка, — ну что тамъ… кусокъ мяса найдемъ и на станціи.
Нѣтъ, нѣтъ, нельзя… вѣдь сейчасъ все будетъ готово…
Да, да, распорядись, Люба… да шампанскаго вели принести, тамъ, кажется, есть еще въ погребѣ; выпьемъ на примиренье и за здоровье жениха и невѣсты.
Тетушка, да полноте… Дядюшка, ей-богу, вѣдь некогда.
Ты вещи ужъ уложилъ?
Да-съ… теперь мамашечка укладываетъ… да что намъ укладывать-то? — всего одинъ чемоданишка на обоихъ.
Какъ-же ты теперь это, въ самомъ дѣлѣ… а?!. Эти пожары у насъ… погибель…
Да — вотъ я ѣду ради матушки, а что я тамъ буду дѣлать, я и самъ не знаю.
Не знаете?
Что-жь я безъ денегъ буду дѣлать!? можетъ быть, у насъ вмѣсто дома-то одна зола осталась . Мнѣ мало-мало надо тысячъ пять гдѣ-нибудь достать на первое время…
Пять тысячъ?
Ради Христа, дядюшка, вы не подумайте, что я у васъ просить хочу, — я не за тѣмъ говорю… съ меня и такъ довольно, что меня мошенникомъ считали.
Валерьянъ Ивановичъ.
И отчего-жь не попросить?.. Мы могли-бы, братъ Иванъ Ивановичъ, удѣлить ему пять тысячъ изъ тѣхъ семи, что получены подъ залогъ выигрышныхъ билетовъ покойнаго Василія…
Да… но вѣдь, Валерьянъ Ивановичъ, эти деньги должны идти на уплату мелкихъ долговъ покойнаго брата… потомъ всѣхъ этихъ расходовъ — на похороны, панихиды, поминанья…
Ахъ, господи, какъ будто мы здѣсь еще достать не можемъ!
Дядюшка, не надо, право…
Если тебѣ такъ жалко, Иванъ Ивановичъ, я готовъ эти деньги взять на себя.
Ради бога, дядюшка…
Что это, Борисъ, еще за глупая гордость и щепетильность! — тебѣ предлагаютъ отъ добраго сердца и нечего тутъ упираться и великодушничать.
Это не гордость, дядюшка; въ другое время я-бы, ей-богу, самъ попросилъ, — но при теперешнихъ обстоятельствахъ…
Какія тутъ обстоятельства? — я тебѣ сейчасъ принесу деньги.
Только, дядюшка, это какъ угодно, хоть брезгливостью назовите, а я безъ росписки не возьму.
Хе, хе… молодое поколѣнье… аккуратность во всемъ… машинныя добродѣтели!..
На годъ, дядюшка, позволите?.. я раньше года отдать не могу.
Смѣшишь ты меня.
На ваше имя прикажете, или…
На имя брата… ему оно нужно…
Лошади готовы.
Пожалуйста, Илья Петровичъ, сходите наверхъ, попросите Катерину Васильевну сойти сюда.
Выдвинь столъ-то больше на середину, чтобъ не тѣсниться… да цвѣтовъ на столъ, — слышишь, цвѣтовъ.
Я велѣла приготовить на террасѣ.
Прекрасно.
Тетушка, вы извините, а я завтракать не буду ни за что; иначе мы не поспѣемъ къ поѣзду.
Вотъ тебѣ пять тысячъ… Что это?.. а! росписка. Ну, хорошо… Сочти деньги-то.
Пять тысячъ, дядюшка.
Вѣрно, — Ну… (Борисъ хочетъ поцѣловать его, онъ останавливаетъ.) А вотъ, чтобы ты не смѣлъ говорить, что ты уѣхалъ отсюда съ пустыми руками, что и на память ничего не получилъ изъ дядинаго наслѣдства… чтобъ не смѣлъ… вотъ тебѣ часы и цѣпь покойнаго Василія… Вещь солидная, дорогая…
Вотъ это мило, Иванъ Ивановичъ… мило, мило, мило!
Да тамъ я еще шубу для тебя отобралъ — и изъ платья покойнаго, что получше нашлось… я велѣлъ въ узелъ связать и положить въ коляску…
Одобряю, одобряю, Иванъ Ивановичъ.
Вы такъ добры ко мнѣ, что я еще кое о чемъ рѣшаюсь попросить васъ… Сейчасъ придетъ сюда Катя; она ничего не знаетъ о моемъ отъѣздѣ… мнѣбы не хотѣлось ей говорить, что я разстаюсь съ ней надолго… я скажу, что ѣду недѣли на двѣ… успокойте ее безъ меня, дядюшка, — и не откажитесь передавать ей всѣ мои письма.
Хорошо, хорошо…
Она здѣсь.
Катя!.. (Выводитъ ее на аван-сцену.) Я уѣзжаю отсюда.
Вы уѣзжаете?
Позвольте, дядюшка, мнѣ съ ней поговорить наединѣ.
Ну, ну, мы не мѣшаемъ.
Не надолго, Катя, не бойся; всего недѣли на двѣ… Къ тому-же я говорилъ съ ними о тебѣ, и они теперь къ тебѣ добрѣе.
Я здѣсь безъ васъ, Борисъ Андреичъ, какъ безъ рукъ.
А если станутъ браниться или какъ-нибудь строго выговаривать, будь смѣлѣе, Катя, ничего они тебѣ сдѣлать не могутъ; уйди къ своей хозяйкѣ и разговору конецъ.
Все-жь таки, Борисъ Андреичъ, вы пріѣзжайте.
Я пріѣду, — черезъ двѣ недѣли пріѣду.
Потому, я безъ васъ ничего этого сдѣлать не съумѣю.
Пріѣду, пріѣду… Ну, прощай.
Прощайте, Борисъ Андреичъ, господь васъ сохрани.
Нѣтъ, какъ хотите, она влюблена въ него.
Ну, радуйтесь… ѣдемъ… посѣтилъ богъ: погорѣли… вамъ тутъ безъ насъ теперь просторно будетъ.
Хоть-бы вы, Дарья Семеновна, съ сына примѣръ брали, чѣмъ такъ-то все…
Ахъ, какая вы съ нимъ разница: у него на языкѣ только любовь да миръ, а у васъ ядъ, одинъ ядъ.
Мало, значитъ, еще обманывали его, оттого и любовь.
Ну, поѣдемте, поѣдемте, мамашечка.
А завтракъ?.. вѣдь сейчасъ подаютъ, сію секунду.
Нѣтъ, нѣтъ, — простите, тетушка; того гляди, поѣздъ прозѣваемъ… Прощайте.
Прощайте, братецъ, ваше превосходительство; поминайте меня, когда будете моимъ серебромъ кушать.
Дайте намъ, Дарья Семеновна, хоть разобраться, хоть въ порядокъ дѣла брата привести, — я вамъ свои собственныя ложки подарю.
Мамашечка, садитесь въ коляску… До свиданья, Катя.
Куда это ты цвѣтовъ-то наставилъ?
Не трожь. Такъ Валерьянъ Ивановичъ приказали.
Когда-жь они ѣсть-то будутъ, — всѣ ушли.
Сейчасъ, чай, придутъ… Это что?
Сыръ.
Ступай, тащи коклетки, а я за шампанскимъ схожу.
Чему я рада, такъ что эта старая уѣхала… такъ она груба, такъ непріятна…
Ну, братъ Иванъ Ивановичъ, теперь мы, кажется, можемъ дѣйствовать посвободнѣе… контроль этотъ, значитъ, отъѣхалъ и…
Не понимаю, Валерьянъ, какая это у тебя охота все пустяки болтать… Кому нужны эти твои разговоры?
Я тоже тебя, Иванъ Ивановичъ, не понимаю; ничѣмъ тебѣ не угодишь, — что ни скажи.
Но, какъ кстати случился этотъ пожаръ… Богъ съ ними, грѣхъ радоваться чужому несчастью, и я жалѣю Бориса… но все таки, какъ это кстати.
Вашему превосходительству Борисъ Андреичъ приказали отдать.
Борисъ?
Они только что отъѣхали-съ, какъ вспомнили, остановили кучера, подозвали казачка и велѣли вамъ передать… «Извинись, говорятъ, передъ дядюшкой, совсѣмъ было позабылъ».
Письмо отъ предводителя… (Распечатываетъ, быстро пробѣгаетъ письмо и приходитъ въ ужасъ.) Что?!. Что?!. (Вглядывается.) Не можетъ быть!..
Что князь пишетъ?
Позвольте, Любовь Николаевна, оставьте меня въ покоѣ… (Подходя къ Ильѣ.) Вамъ-съ еще что нужно?
Списокъ приказали приготовить, ваше превосходительство, кто изъ служащихъ какое жалованье получали…
Жалованье?
Да-съ; какъ Валерьянъ Ивановичъ обѣщали всѣмъ не взачетъ годовое жалованье на память покойнаго барина…
Еще что?
Больше ничего-съ.
Ступайте.
Что тамъ такое?
Прочти!
Зачѣмъ-же такъ бросать?!
Прочти, прочти.
Громко, Валерьянъ, громко.
«Ваше превосходительство, мнѣ весьма горько, что я долженъ сообщить вамъ нѣсколько непріятную для васъ новость»… Какъ красиво пишетъ нашъ предводитель!
Валерьянъ, да пожалуйста!..
«новость… Вслѣдствіе утвержденія вашего превосходительства опекуномъ имѣнія покойнаго вашего брата, въ дворянскую опеку предъявлены разными лицами векселя покойнаго Василія Ивановича, на сумму сто девяносто шесть тысячъ восемьсотъ тридцать два рубля двадцать семь копѣекъ… и претензія инженеръ-капитана Бабулина на сумму двадцать пять тысячъ триста двадцать одинъ рубль шесть копѣекъ, за проложеніе въ имѣніи вашего братца дренажныхъ трубъ для осушенія почвы…»
Довольно! остальное пустяки..
Это непріятно.
Непріятно! господи, чѣмъ прогнѣвилъ тебя этотъ человѣкъ, что ты лишилъ его всякаго здраваго смысла?!
Иванъ Ивановичъ!
Непріятно! Да развѣ можно такъ хладнокровно говорить? Развѣ ты не знаешь, что мы всего наслѣдства едва насчитываемъ двѣсти тысячъ, а тутъ векселей больше, чѣмъ на двѣсти?.. Не понимаешь, что, стало быть, послѣ брата ничего не осталось? — ничего, ничего, кромѣ долговъ!! Рыжая кобыла подохнетъ, такъ та хоть шкуру послѣ себя оставитъ, а тутъ и того нѣтъ!..
А, mon dieu! mon dieu!
Непріятно.
Всегда считалъ Василія негодяемъ, бѣшенымъ расточителемъ; но чтобъ онъ четыреста тысячъ въ девять лѣтъ ухлопалъ, — это слишкомъ!.. (Глянувъ на письмо.) Хозяйствомъ занимался, дренажныя трубы прокладывалъ, болото осушалъ! о, ослиное распоряженіе! — мало у него земли было? мало поля? негдѣ было сѣять? — непремѣнно болото понадобилось!.. Чтобы ему ужъ лучше Каспійское море осушить, а то вѣдь тѣсно у насъ тутъ, въ Россіи, на нашихъ-то степяхъ!!
А другая-то бумага что?
Это другаго мудреца распоряженіе, Валерьяна Ивановича… Изволили всѣмъ лакеямъ годовое жалованье обѣщать… Ну-съ, откуда мы его теперь возьмемъ?
Иванъ Ивановичъ, я захвораю… Иванъ Ивановичъ, послушайте, я захвораю.
Господи! еще пять тысячъ Борису! (Валерьяну Ивановичу.) Все твое дѣло! — спасибо.
Вѣдь это значитъ, онъ насъ надулъ.
Боже милосердый!.. просвѣтленіе посылаешь, просвѣтленіе, — что-то понимать начинаетъ.
Сейчасъ послать за нимъ, воротить его.
Такъ онъ и вернулся; вѣдь у него не ваша голова. Ну-съ, вы ручались за эти пять тысячъ, — не угодно-ли вамъ ихъ заплатить!?
Я готовъ, съ удовольствіемъ… только у меня нѣтъ.
Наградилъ меня господь братцами! — пять тысячъ, пять тысячъ своими руками отдалъ… Да нѣтъ, еще часы… часы, на память отъ богача покойника… шубу! бери только, голубчикъ, — лучшую выбралъ!.. (Входитъ Катя.) А! вотъ еще дорогое наслѣдье-то. Поди сюда. (Катя подходитъ.) При тебѣ былъ предводитель?
При мнѣ-съ.
При тебѣ онъ отдалъ письмо Борису?
Нѣтъ-съ.
Лжешь!
Я пришла, они вмѣстѣ были-съ, разговаривали…
Лжешь! Ты знала, что было письмо… онъ тебѣ не велѣлъ говорить; ты скрыла…
Ей богу-съ…
Да что я тебя спрашиваю, куда тебѣ лгать! Вся въ отца дура… Нѣтъ, нѣтъ, не надо горячиться… этимъ не выпутаешься…
Хороша, хороша… продала дядей-то, продала!..
Я-съ, право-съ…
И кому продала? за что?!. ты вѣдь думаешь, что Борисъ и въ самомъ дѣлѣ влюбленъ въ тебя, что ты его обворожила?.. Чѣмъ это? красотой, что-ли, своей мужицкой, или умомъ?.. Успокойся, моя милая, Борисъ тебя обманывалъ, какъ и насъ… никогда, онъ на тебѣ не женится, — никогда, никогда!.. Слышишь-ли: никогда!
Плачетъ, плачетъ! — только и умѣетъ.
Оставь, Люба; что ты…
Дяденька, миленькій! тетенька! ради Христа, позвольте мнѣ-съ, сдѣлайте божескую милость: отпустите меня въ городъ къ хозяйкѣ.
Сдѣлай милость, хоть на всѣ четыре стороны… Кто тебя держитъ?..
Благодарствуйте-съ, благодарствуйте-съ… Прощайте!
Ей-бы все таки тоже надо было-бы дать что-нибудь на память отъ отца… какой-нибудь этакій прес-папье… или что-нибудь не дорогое… все таки отецъ-же…
Другаго средства нѣтъ: надо эти пять тысячъ какъ-нибудь разложить на мелкіе расходы, а потомъ отказаться отъ опекунства… Пускай тамъ предводитель распоряжается… и…
Ваше превосходительство, барышня уйти хотятъ, — опять къ себѣ въ городъ, къ хозяйкѣ.
Что?
Катерина Васильевна-съ пошли свой узелокъ связывать; опять, говорятъ, къ хозяйкѣ ворочаются…
Что дѣлать, Илья Петровичъ, что дѣлать? — волка какъ ни корми, онъ все въ лѣсъ смотритъ… Вотъ какъ вашъ покойный Василій Ивановичъ-то позаботился объ дочкѣ, вотъ какъ онъ ее воспиталъ; на всю семью срамъ, всѣхъ насъ опозорила… Кажется, и заботились объ ней, какъ родную дочь, приняли; не хочетъ, воли той нѣтъ, — что будешь дѣлать?.. Велите заложить дрожки, свезите ее назадъ къ хозяйкѣ.
Ваше превосходительство, завтракъ поданъ. Шампанское сейчасъ прикажете откупоривать?
Да вонъ гастрономъ-то! — у него спросите… Онъ чему-то тамъ обрадовался… онъ вѣдь любитъ все это какъ-нибудь особенно, какъ-нибудь съ торжествомъ…
Братъ, Иванъ Ивановичъ!
Поди сюда. (Валерьянъ Ивановичъ подходитъ.) Ты твоимъ глупымъ барствомъ впуталъ насъ обоихъ въ расходъ. Я какъ-нибудь это устрою, и эти деньги погашу; такъ ради бога, ты не суйся говорить ни слова и мнѣ не мѣшай…
Дѣлай, какъ знаешь, Иванъ Ивановичъ; я тебѣ предоставилъ полную свободу.
Потомъ мы оба откажемся отъ опеки и уѣдемъ отсюда… Но, Валерьянъ Ивановичъ, съ той минуты, какъ мы сядемъ съ тобой въ вагонъ, забудь на вѣки вѣковъ, что есть у тебя братъ Иванъ… я на улицѣ тебя встрѣчу, на другую сторону перейду; потому что свяжись только съ тобой, такъ еще, чего добраго, въ Сибирь угодишь.
Я, Иванъ Ивановичъ, съ перваго-же разу не вѣрилъ твоему примиренію.
Безмозглый!.. безмозглый!..
Иванъ Ивановичъ! Иванъ Ивановичъ! я захвораю.