ПОЯТА,
ДОЧЬ ЛЕЗДЕЙКИ,
или
ЛИТОВЦЫ ВЪ XIV СТОЛѢТІИ.
править
Ф. Бернатовича.
Переводъ съ Польскаго.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ Типографіи Александра Смирдина.
съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. С. Петербургъ, 23 Сентября, 1851 года.
ГЛАВА I.
Очарованная красавица.
править
Междоусобія Гедиминовыхъ потомковъ, о коихъ упомянуто выше, обратили на себя вниманіе всей Литвы, и хотя нѣкоторое число жителей, ближайшихъ къ военнымъ дѣйствіямъ, устрашились онаго; за то большая чаешь радовалась, что хоть одинъ изъ Олгердовыхъ сыновей осмѣлился противостать побѣдителю прежняго ихъ Государя. Въ такомъ положеніи были дѣла, когда Тройданъ приближался къ Вильнѣ. Оставивъ Кѣрновъ, онъ не прямо возвратился въ храмъ. По случаю назначенія новаго Первосвященника, онъ вздумалъ навѣстить прежде молодыхъ Войделотовъ и жрецовъ, разосланныхъ по селамъ, чтобы совѣщаться съ ними о новомъ порядкѣ, и дать имъ наставленія, сообразныя съ обстоятельствами. Всѣхъ ихъ нашелъ онъ въ томъ расположеніи духа, въ какомъ и оставилъ, и потому, употребивъ для свиданія сего нѣсколько недѣль, спокойно возвращался въ Вильно. Онъ вовсе не зналъ объ отношеніяхъ владѣтельнаго Князя къ данникамъ своимъ и родственникамъ; мысли его заняты были совсѣмъ инымъ предметомъ. Онъ шелъ скоро, желая какъ можно скорѣе быть въ своей келліи. Уже темно было, когда онъ приблизился къ палисаду, окружавшему городъ, и не мало удивился легкости, съ которою былъ впущенъ въ городъ: часовой, стоявшій у воротъ, даже и не окликнулъ его. Пройдя пустыя улицы, онъ подошелъ къ храму, чтобъ предварительно поговорить съ жрецомъ, бывшимъ на стражѣ; по къ крайнему изумленію нашелъ храмъ запертымъ. Взглянувъ на замокъ, на домы вельможъ, онъ ничего и никого не видѣлъ и не слышалъ. Что бы это такое значило? думалъ онъ: нигдѣ не видно ни огня, ни людей: какъ будто моровое повѣтріе истребило всѣхъ жителей. — И такъ онъ прошелъ прямо въ жилище жрецовъ, надѣясь тамъ узнать обо всемъ; но въ самыхъ сѣняхъ повстрѣчалъ Явнута, одного изъ своихъ друзей, который, увидѣвъ его, остолбенѣлъ отъ изумленія.
— «Тебя ли вижу я, Тройданъ? Развѣ ты ни о чемъ не знаешь?»
— «Что жъ такое случилось?» спросилъ Тройданъ.
— «Бѣги, бѣги сихъ стѣнъ, пока темно.»
— «Бѣжать?» спросилъ опять изумленный Тройданъ.
— «Приговоръ смертный произнесенъ надъ тобою.»
— «Не открыты ли наши намѣренія?»
— «Нѣтъ. Кажется, что объ оныхъ еще не знаютъ; обстоятельство совсѣмъ другаго рода погубило тебя. Видѣлъ ли ты, что священныя двери заперты?»
— «Видѣлъ! Да скажи же, что все это значитъ?»
— «Запертыя двери суть твой смертный приговоръ: ихъ не отопрутъ, пока кровь твоя не умилостивитъ боговъ. Народъ, собираясь ежедневно около храма, домогается открытія онаго; жрецы ежедневно приносятъ богамъ жертвы, чтобъ вымолить твое возвращеніе; а ты, какъ бы для оправданія ихъ молитвъ, самъ идешь къ нимъ въ руки.»
— «Да въ чемъ же обвиняютъ меня?»
— «Мнѣ не извѣстно, въ чемъ именно состоитъ обвиненіе: старшіе жрецы, чтобъ не подать повода къ соблазну, молчатъ объ ономъ; по знаю по слуху, что будто ты держалъ въ своей келліи очарованную дѣвицу. Понимаешь? Послѣ этого будешь ли такъ безразсуденъ, чтобъ оставался здѣсь долѣе?»
— «Очарованную дѣвицу? а! теперь понимаю. Но, скажи, какъ нашли ее?»
— «Ты знаешь, что Ербутъ всегда ненавидѣлъ тебя, и наблюдалъ за твоими поступками. Твои непонятные разговоры, бѣгство изъ храма, столь долгое пребываніе въ Кѣрновѣ, еще болѣе вооружили его противъ тебя. Можно ли быть до такой степени безпечнымъ? Сдѣлавшись Верховнымъ жрецомъ, онъ тотчасъ осмотрѣлъ твою комнату, и будто нашелъ тамъ прекрасную очарованную дѣвицу. Никто изъ насъ не видалъ ея: ибо при томъ находились только два старшихъ жреца. По какая ужасная вѣешь поразила насъ вслѣдъ за тѣмъ! Тройданъ чародѣй! Тройданъ долженъ умереть! Немедленно закрыли храмъ. Звукомъ трубъ дано знать о случившемся въ ономъ несчастій. Ербутъ показался на башнѣ и объявилъ, что одинъ изъ жрецовъ нарушилъ священный обѣтъ; что преступленіе его ужасно и неслыханно, и что мстительный Пеколо уже трижды являлся, требуя кровавой жертвы.»
— «Негодяй! вламываться въ чужое жилище? Что же онъ сдѣлалъ съ очарованною дѣвицею?»
— «Говорятъ, что взялъ ее съ собою въ замокъ?» —
Тройданъ не хотѣлъ ничего знать болѣе, и стремглавъ побѣжалъ въ нижній замокъ. Лучшую часть онаго, бывшую жилищемъ матери Ягеллы, занималъ теперь Ербутъ съ своимъ дворомъ. Пышность и великолѣпіе видны были повсюду. Онъ хотѣлъ затмить собою великаго Князя, и дать знать изумленному народу, что первый слуга боговъ достоинъ большаго уваженія, нежели народоначальникъ. Многочисленная его свита расположена была въ переднихъ комнатахъ, самъ же онъ, какъ нѣкое божество, коего молчаніе и неприступность сушь явнымъ знакомъ святости, рѣдко показывался и жилъ въ самыхъ отдаленныхъ покояхъ. Весьма трудно было имѣть къ нему доступъ: дверь его сторожили жрецы, и допускали къ нему только самыхъ знаменитыхъ особь. Вліянію его на умы не мало способствовало печальное событіе въ храмѣ, которое Ербутъ умѣлъ употребить въ свою пользу, распустивъ слухъ, что боги, просвѣтивъ умъ его при возведеніи въ званіе Кривекривейты, указали ему преступленіе и самаго преступника. Хотя обстоятельство сіе казалось неоспоримымъ доказательствомъ его святости; однако жъ, не смотря на то, народъ все еще уважалъ память прежняго Кривекривейты. Его кротость, простота, доступность, сравниваемая съ гордою пышностію Ербута, возбуждали самыя пріятныя воспоминанія и сожалѣніе о несправедливомъ его низложеніи, и между тѣмъ, какъ чернь, болѣе но обычаю, нежели по влеченію сердца, падала ницъ предъ Ербутомъ, не малая часть жителей столицы удалились въ Кѣрновъ, собирались около Лездейки, какъ дѣти около добродѣтельнаго отца, и тамъ безъ опасенія изъявляли ему свое сожалѣніе.
Тройданъ, не думая объ опасности, шелъ прямо въ замокъ. Войдя во внутренній дворъ, онъ пораженъ былъ яркимъ освѣщеніемъ въ жилищѣ Ербута, и смѣло вступилъ въ оное. Жрецы, смутясь его прибытіемъ, не знали что имъ дѣлать. Имъ казалось, что поспѣшность, съ каковою явился Тройданъ, есть слѣдствіемъ повелѣнія Ербута, и что онъ пришелъ для того, чтобъ изъ устъ его услышать свой приговоръ. И такъ Тройданъ, представь своему начальнику, съ неустрашимостію началъ ему доказывать низость его поступка, и требовалъ возвращенія своей собственности. Появленіе его сначала чрезвычайно обрадовало Ербута; но вскорѣ оскорбленная гордость измѣнила сіе чувство въ жестокій гнѣвъ.
— «Ты ли это?» вскричалъ онъ хриплымъ голосомъ. «Угрызеніе совѣсти привело тебя наконецъ предъ судилище прогнѣвленныхъ боговъ. Хорошо: получишь, что заслужилъ; но кто позволилъ тебѣ входить такъ смѣло въ жилище Кривекривситы? Отверженный богами и людьми, какъ могъ ты безъ позволенія явиться предо мною?»
— «Моя смѣлость» отвѣчалъ твердымъ голосомъ юноша: «менѣе преступна, нежели твоя дерзость, съ которою ты вломился въ мое жилище, и похитилъ мою собственность. Но думай что хочешь обо мнѣ, только умилосердись, возврати мнѣ мое сокровище, мое единственное утѣшеніе!»
— «Не долго бы ты тѣшился симъ сокровищемъ: двери храма заперты, и народъ требуетъ твоей крови.»
— «Такъ пролей ее; но возврати мнѣ мою собственность.»
— «Что? Смѣешь еще желать, чтобъ я возвратилъ тебѣ предметъ твоего безславія? Безстыдный! ты осквернилъ жертвенникъ Знича, обезславилъ всѣхъ служителей онаго. Женщина, вмѣсто боговъ, была предметомъ твоего поклоненія, а злые духи твоимъ прибѣжищемъ! Посуди же самъ, какой мучительной смерти достоинъ ты, чтобъ загладить столько преступленій?»
— «Жестокосердый! о, если бъ я могъ олицетворить ту дѣвицу, въ очарованіи которой ты обвиняешь меня! Но къ чему послужило бы желаніе мое разувѣрить тебя? Тебѣ пріятно истязать меня: и такъ, дѣлай что хочешь; но если боишся мщенія; если понимаешь, что значитъ оскорбленіе знатныхъ, то совѣтую возвратить мнѣ теперь же мою собственность.»
— "Я не въ состояніи нарушить законъ. Народъ, жаждущій твоей крови, увидитъ и предметъ твоего преступленія; ты и самъ увидишь оный. Но знай, что угрозы твои не устрашатъ Кривекривейту. "
— «Выслушай, Ербутъ. Я подарю тебѣ столько золота, сколько самъ пожелаешь.» —
Послѣ столь смѣлаго предложенія, Ербутъ посмотрѣлъ внимательно на юношу, какъ бы желая проникнуть настоящія его намѣренія. Твердость его голоса и выраженіе отчаянія, написаннаго на его лицѣ, поселили недовѣрчивость въ Ербутѣ; и потому онъ, боясь ли злыхъ духовъ или послѣдствій возрастающей смѣлости Тройдана, не хотѣлъ болѣе оставаться съ нимъ на единѣ, позвалъ стражу, велѣлъ схватить преступника и отвести въ темницу. Въ слѣдъ за тѣмъ, жрецы, бѣгая по улицамъ съ факелами, по приказанію Кривекривейты объявляли народу, что преступникъ, прогнѣвившій боговъ, пойманъ; что онъ завтра будетъ судимъ, и что священныя двери скоро отопрутся. Извѣстіе сіе чрезвычайно обрадовало жителей столицы. Всѣ хотѣли знать имя преступника, и имъ назвали Тройдана, того самаго Тройдана, который не задолго предъ тѣмъ былъ такъ уважаемъ; нѣкоторые пожалѣли о немъ, но жалость сія заглушена была надеждою видѣть отпертыми двери храма, и радость народа сдѣлалась общею, потому наипаче, что онъ надѣялся торжествовать въ храмѣ приближавшійся большой Литовскій праздникъ.
Тройданъ тщетно старался уснуть въ сырой, смрадной темницѣ. Онъ мучился мыслію объ отцѣ своемъ и о его отчаяніи, когда онъ узнаетъ о смерти сына. Онъ не видѣлъ средства къ своему спасенію. Наконецъ, уже предъ наступленіемъ дня, онъ уснулъ, и за страданія свои награжденъ былъ самымъ пріятнымъ видѣніемъ. Ему снилось, что лучезарный крестъ стоитъ на жертвенникѣ Знича, и тысячи народа покланяются оному. Ангелъ, пріявшій на себя образъ той, за которую онъ осуждаемъ былъ на казнь, утѣшалъ его небесною улыбкою и мелодическимъ голосомъ произнесъ къ нему: Надежда и рѣшительность!
Уже солнце освѣщало столицу и посылало лучи свои въ темницу Тройдана, когда дверь съ шумомъ отворилась и вошелъ начальникъ стражи, объявить узнику, чтобы онъ слѣдовалъ за нимъ въ замокъ на судъ. Юноша всталъ немедленно, и послѣдовалъ за нимъ въ Совѣтничью Палату, въ которой нашелъ Ербута съ жрецами. Путь отъ темницы до замка, хотя очень краткій, былъ для Тройдана очень непріятенъ, по причинѣ множества народа, желавшаго видѣть его. Еще горестнѣе было ему видѣть толпы, шедшія за нимъ въ самый замокъ, у воротъ котораго Ербутъ долженъ былъ приказать поставить вооруженную стражу, и впускать только самыхъ знаменитыхъ людей. Въ Палатѣ сидѣло нѣсколько престарѣлыхъ жрецовъ за столомъ, котораго первое мѣсто занималъ Ербутъ. На особомъ столикѣ, подъ завѣсою, стояли доказательства преступленія подсудимаго. Палата наполнена была любопытными, которые съ недовѣрчивостію посматривали на завѣсу, скрывающую тайну всего дѣла. Коль скоро Тройданъ явился предъ судомъ, Ербутъ первый началъ говорить:
— «Молодой человѣкъ! какъ ни ужасно твое преступленіе, какъ ни велика казнь, которую заслужилъ ты, но я долженъ объявить, что смягченіе оной будетъ зависѣть отъ искренности твоего признанія. Боги щадятъ только покорныхъ. Не нужно напоминать тебѣ, что при озареніи ума и всевѣдѣніи, которымъ боги одарили меня при возведеніи въ высокій санъ, мною носимый, ты ничего не скроешь отъ меня. Всѣ твои хитросплетенія были бы напрасны и усугубили бы только твою вину. И потому будь искрененъ, и скажи, кто ты таковъ, и какое настоящее твое имя?»
— «Я Тройданъ, и называюсь Тройданомъ.»
— "И другаго имени ты никогда не носилъ?
— «Если ты одаренъ, какъ говоришь, всевѣдѣніемъ, то зачѣмъ спрашивать меня о семъ?»
— «Уже я объявилъ тебѣ, что отъ признанія и покорности зависитъ смягченіе твоего наказанія. Я знаю кто ты, и зналъ о томъ даже и тогда, когда ты вступилъ въ нашъ причетъ; но боги желаютъ собственнаго признанія. Если ты дѣйствительно убогій слуга ихъ, откуда же ты имѣешь гаѣ сокровища, которыя предлагалъ мнѣ?»
— "Если бъ ты былъ снисходительнѣе, " отвѣчалъ юноша: «то узналъ бы о такихъ вещахъ, которыхъ при всемъ твоемъ всевѣдѣніи теперь знать не будешь.»
— "Хорошо, " сказалъ оскорбленный судія: «каждое слово усугубляешь твою вину. Подумай, безразсудный юноша! съ какою неблагодарностію отвергаешь ты способы къ облегченію своей участи, предлагаемые моимъ милосердіемъ. Я хотѣлъ помочь тебѣ, хотѣлъ спасти тебя. Если бъ ты былъ чужеземцемъ, не подлежащимъ нашимъ законамъ, тогда съ тобою поступили бы съ большею кротостію; но такъ какъ ты Литовецъ и слуга Знича, за каковаго принятъ былъ въ храмѣ, то будешь судимъ по всей строгости.»
— «Тройданъ!» отозвался одинъ изъ жрецовъ: «пожалѣй своей юности. Упорство твое только увеличитъ мученія казни. Можетъ ли что нибудь на свѣтѣ укрыться отъ проницательности нашего начальника? Я не имѣю сего дара и недостоинъ онаго; но не могу умолчать, что по многимъ причинамъ я считалъ тебя за чужеземца, и подозрѣвалъ твою искренность поклоненія богамъ. Твое произношеніе, твои свѣдѣнія, вся твоя наружность обличаютъ въ тебѣ человѣка высшаго сословія. Скажи же: кто ты таковъ? Время милосердія еще не ушло.»
— "Я Тройданъ, жрецъ Знича, " отвѣчалъ непоколебимый юноша.
— "Ты соучастникъ духовъ адскихъ! Но увидимъ, защитятъ ли они тебя, " вскричалъ Ербутъ. «Жерга!» сказалъ потомъ одному изъ жрецовъ; «начинай обвиненіе.» —
Обвинитель всталъ съ своего мѣста, и такъ началъ: — «Предстоящій здѣсь юноша, называющійся Тройданомь, за два года предъ симъ вступивъ добровольно въ благословенный причетъ слугъ Знича, и сдѣлавъ жреческій обѣтъ, притворнымъ благочестіемъ умѣлъ обмануть бдительность своихъ начальниковъ, и, при помощи злыхъ духовъ, снискавъ нѣкоторое уваженіе въ народѣ, вошелъ въ преступныя связи съ молодою дѣвицею, которую онъ держалъ очарованною въ своемъ жилищѣ. Долго продолжалась сія ужасная связь, и кто знаешь, какихъ бѣдствій не навлекла бы она на государство, если бы милосердые боги, сдѣлавъ Кривекривейтою достопочтеннаго Ербута, не положили конца сему неслыханному преступленію. Его то чудесному всевѣдѣнію обязаны мы открытіемъ онаго. Приступая къ наказанію преступника, мы должны взирать на вину его съ трехъ сторонъ. Во первыхъ, Тройданъ виновенъ въ сообщеніи съ злыми духами; во вторыхъ, въ употребленіи ихъ помощи къ очарованію подобнаго себѣ творенія, и въ третьихъ, въ очарованіи дѣвицы, съ которою, по силѣ своего обѣта, не долженъ былъ имѣть никакого сношенія. Но, какъ милосердые боги и въ самыхъ явныхъ преступленіяхъ предоставляютъ обвиняемому средства къ оправданію, то говори, Тройданъ, чѣмъ ты оправдаешься?»
— "Уже сказалъ я, " отвѣчалъ Тройданъ: «что не знаю ни чаръ, ни злыхъ духовъ, и что одно только невѣжество и злоба могутъ обвинять меня въ сихъ преступленіяхъ!»
— «Слова твои» отозвался одинъ изъ жрецовъ: «опровергнутся доказательствомъ; но время для смягченія нашего приговора еще не ушло. Если ты могъ очаровать подобное себѣ твореніе, то конечно можешь и возвратить его въ прежнее состояніе. Это послужило бы къ облегченію твоей участи.»
— "Но прежде, " сказалъ Ербутъ: «ты долженъ открыть, кто такая эта несчастная жертва, которую ты избралъ предметомъ адскаго своего искусства, и какъ давно держишь ее въ семъ состояніи?»
— "Я не чародѣй, и никакой очарованной жертвы не держалъ у себя, " отвѣчалъ Тройданъ.
— "Что же это такое? "спросилъ Ербутъ, открывая столъ. "Не есть ли это изображеніе очарованной дѣвицы? " —
При поднятіи завѣсы, въ собраніи произошло великое волненіе. Чтобы дашь понятіе о томъ, что было поводомъ къ обвиненію Тройдана въ чародѣйствѣ, и почему онъ такъ упорно отказывался отъ объявленія истины, надобно знать, что то, что Ербутъ называлъ очарованною дѣвицею, было не что иное, какъ портретъ прекраснѣйшей женщины. Живость красокъ и наружныя украшенія, употреблявшіяся въ тѣ времена, не мало способствовали къ произведенію невыгоднаго впечатлѣнія въ умахъ полудикаго народа. Портретъ вставленъ былъ въ богатую раму, сдѣланную на подобіе алтарика, съ двумя дверцами, украшенными рѣзьбою и жемчугомъ; въ глубинѣ оной находился грудной портретъ. Но всего удивительнѣе казались дверцы, выложенныя внутри полированною сталью: онѣ производили дѣйствіе зеркала, и при открытіи алтарика отражали черты портрета, который отъ того какъ будто приходилъ въ движеніе. Сіе то обстоятельство подало мысль о чародѣйствѣ Тройдана. Вѣроятно, что картина сія не была чудомъ совершенства; но какъ живопись тогда начинала уже процвѣтать въ Италіи, то надобно думать, что и Польша, откуда прибылъ Тройданъ, знакома уже была съ симъ искусствомъ, тѣмъ болѣе, что Король Лудовикъ Венгерскій былъ въ безпрестанныхъ сношеніяхъ съ Италіянцами 1 и самъ любилъ все изящное. — И такъ при видѣ мнимой очарованной дѣвицы,
Литовцы, пораженные болѣе страхомъ, нежели удивленіемъ, толпились около стола, разсматривая съ недовѣрчивостью портретъ, и поглядывая съ грозными лицами на подсудимаго, который, увидѣвъ любезныя ему черты и будучи мучимъ сожалѣніемъ и отчаяніемъ, похожъ былъ на дѣйствительно виновнаго.
— «Теперь» сказалъ Ербутъ: «ты увѣрился, Тройданъ, что дѣвица сія очарована; скажи же, нѣтъ ли у тебя сообщниковъ въ семъ преступленіи?»
— "Я увѣренъ только въ предразсудкахъ и невѣжествѣ вашемъ, " отвѣчалъ Тройданъ: «будучи самъ невиненъ, я не могъ имѣть сообщниковъ.»
— "Но я тутъ тѣла не вижу, " сказалъ одинъ изъ присутствующихъ, водя рукою по картинѣ. «Это удивительно: глаза смотрятъ; ротъ, кажется, хочетъ говорить, а рукою ничего нельзя взять.»
— "Въ томъ то и состоитъ искусство чародѣйства, " отвѣчалъ Ербутъ.
— "Да это неочарованная дѣвица, " сказалъ кто-то: «это только тѣнь ея, точно такъ же, какъ мы видимъ тѣнь свою въ глубокомъ, колодезѣ.»
— "Какъ бы то ни было, " возразилъ обвинитель: «но все это дѣло злыхъ духовъ.»
— «Такъ что же это?» спросилъ Тройдана одинъ изъ жрецовъ.
— "Что жъ я буду объяснять вамъ, " отвѣчалъ юноша: «когда вы не имѣете понятія, что такое живопись и краски? Но слушайте: это чудотворная картина, которой всѣ обязаны почтеніемъ. Она имѣетъ силу замѣнять собою отсутствующее лице, исторгать у смерти жертву ея, и услаждать грусть. Горе тому, кто не находитъ въ ней утѣшенія.»
— «Жрецы!» вскричалъ Ербутъ: «берегитесь вѣрить ему: онъ хочетъ васъ устрашить, обмануть. Съ какимъ же намѣреніемъ хранилъ ты это у себя?»
— «Съ тѣмъ, чтобъ имѣть безпрестанно предъ глазами образецъ всѣхъ добродѣтелей, предпочитаемый мною всему на свѣтѣ.»
— «Такъ ты предпочитаешь женщину всему? Очень хорошо. Кто жъ такова эта женщина?» спросилъ Ербутъ.
— "Этого никто не узнаетъ отъ меня, " отвѣчалъ Тройданъ.
— "Посмотрите хорошенько, " сказалъ нѣкто: «мнѣ кажется, что это лице дочери Лездейки.»
— "Въ самомъ дѣлѣ это она, " подтвердилъ кто-то. «Я очень хорошо знаю ее: ея глаза, ея ротъ: словомъ это Поята; не достаетъ только, чтобъ она заговорила.»
— «Точно! это дочь моего предмѣстника!» вскричалъ Ербутъ, вскочивъ съ своего мѣста."O, что за ужасное преступленіе! Вотъ настоящая причина гнѣва боговъ и всѣхъ бѣдствій, постигнувшихъ Литву! Жрецъ въ преступномъ сношеніи съ дочерью Кривекривейты! Теперь ясно, почему Тройданъ спасъ Пояту, почему препроводилъ ее въ Кѣрновъ и такъ долго оставался тамъ. Перку въ! Пеколо! какъ же вы милосерды, что еще доселѣ терпите ихъ на землѣ!" —
Напрасно подсудимый старался вывести ихъ изъ сего новаго заблужденія; онъ сравнивалъ черты лица Пояты съ портретомъ, показывалъ имъ разницу, заклиналъ, умолялъ, но уже не могъ разувѣрить, и казался тѣмъ болѣе виновнымъ, что портретъ въ самомъ дѣлѣ имѣлъ нѣкоторое сходство съ Поятою; только иностранная одежда отличала оный отъ добери Лездейки. Поднялся общій ропотъ, и народъ до такой степени ожесточился, что началъ требовать, чтобъ и ее подвергнутъ одинаковой съ преступникомъ казни.
— «Оба они на одномъ кострѣ должны погибнутъ. Боги не были бы достаточно отмщены, если бы кто нибудь изъ нихъ остался въ живыхъ: Пусть вмѣстѣ гибнутъ.»
— «Они недостойны костра!» вскричалъ одинъ изъ присутствующихъ. «Мечь долженъ уничтожить ихъ. Общее ихъ преступленіе заградило намъ священныя двери: общая смертъ и отворитъ должна оныя. Нѣтъ милосердія! пусть Кровь ихъ Соединится въ Пескѣ.»
— «Жестокосердые!» вскричалъ Тройданъ: «вы осуждаете безъ доказательствъ. Присмотритесь этимъ чертамъ: онѣ не похожи на Пояту; она невинна! Дѣлайте со мною что хотите: жгите, рубите, но не порочьте ея добраго имени.»
— «Молодой человѣкъ!» сказалъ Ербутъ: «слышишь требованіе народа; теперь поздно уже защищаться: завтра будешь казненъ.»
— "Нѣтъ, " сказалъ одинъ изъ знатныхъ: «завтра еще онъ пусть живетъ. Завтра праздникъ Илги, радостный день для Литвы; пусть день сей не оскверняется кровію преступника.»
— "Но кровь сія отворитъ вамъ священныя двери, " отвѣчалъ Ербутъ.
— «Переждемъ этотъ день, какъ пережидали много другихъ; жертву богамъ принесемъ на полѣ, какъ дѣлали предки наши.»
— «Пусть будетъ по вашему» отвѣчалъ Ербутъ, и приказалъ отвести Тройдана въ темницу. Юноша, оставляя судилище, бросилъ презрительный взглядъ на Ербута, посмотрѣлъ съ умиленіемъ на портретъ, и глаза его наполнились слезами живѣйшей горести.
ГЛАВА II.
Героиня.
править
Между многими праздниками Литовцевъ, праздникъ Илги былъ одинъ изъ самыхъ большихъ, какъ учрежденный въ память освобожденія ихъ отъ ига Крестоносцевъ. Происшествіе сіе, недавно случившееся и хотя касавшееся только до одной Самогитіи, было не менѣе пріятно и для всей Литвы, и потому Лездейко установилъ праздновать оное ежегодно въ теченіе нѣсколькихъ дней. Непріятно было народу, что въ сіи дни онъ не будетъ имѣть свободнаго входа въ храмъ; но какъ казнь преступника отложена, то и не льзя еще было ошпереть священныхъ дверей. Для утѣшенія жителей столицы, Ербутъ приказалъ объявишь, что жертвоприношеніе совершится на площади предъ замкомъ.
Нельзя думать, чтобы Лездейко, живучи такъ близко отъ столицы, не зналъ что дѣлается въ оной. Могъ онъ не знать обвиненій Тройдана: имя преступника и самое его преступленіе хранимы были въ тайнѣ до самаго суда; могъ онъ не знать и о заключеніи его въ темницу; но онъ конечно зналъ уже, что Ербутъ на его мѣсто произведенъ въ Кривекривейты. Какъ бы то впрочемъ ни было, но благочестивый старецъ, не смотря на свое отрѣшеніе, и заботясь только о славѣ боговъ, въ день праздника взялъ съ собою двухъ жрецовъ и отправился въ Вильно. За нимъ послѣдовала и Поята. Столица въ тотъ день наполнена была народомъ и вельможами, со всѣхъ концевъ Литвы собравшимися на сіе торжество. Коль скоро Лездейко въѣхалъ въ городъ, былъ узнанъ народомъ, который окружилъ его съ знаками живѣйшей радости. Это ло въ ту самую пору, когда народъ, собравшись предъ замкомъ, приносилъ богамъ жертвы; а Ербутъ, одѣтый великолѣпно, и окруженный множествомъ жрецовъ, готовился къ освященію приношеній.
Лездейко, не замѣчая того, что происходило около замка, направлялъ путь свой прямо къ храму. Народъ, не проникая его намѣренія и довольный тѣмъ, что видитъ прежняго Кривекривейту, шелъ въ слѣдъ за нимъ. Одни увлечены были искреннею привязанностію къ Лездейкѣ, другіе любопытствомъ, третіе толпою, какъ обыкновенно случается при народномъ волненіи. Окруженный сими толрами, старецъ приблизился къ зданію, и изъявилъ удивленіе, увидѣвъ запертыя двери. На приказаніе его отворишь оныя немедленно, служившійся стражъ отвѣчалъ, что ключи находятся у Кривекривейты. — «Отпереть!» вскричалъ грозно старецъ, вознося руки къ верху: «именемъ боговъ, коихъ я Кривекривсите, приказываю отпереть!» Въ ту же минуту народъ сдѣлалъ усиліе, и двери растворились. Старецъ, окруженный обрадованнымъ народомъ, приблизился къ жертвеннику. Огонь, едва тлѣвшійся, хранимъ былъ однимъ изъ юношей, который, какъ бы пробудясь отъ сна, увидѣвъ прежняго Кривекривейту, изъ почтенія отступилъ въ сторону. Лездейко развелъ огонь на жертвенникѣ, и когда Зничь запылалъ, онъ воспѣлъ благодарственную пѣснь божеству, которую народъ вторилъ съ восхищеніемъ. Мало по малу начали показываться во храмѣ жрецы, и, занимая свои мѣста, съ усердіемъ помогали Лездейкѣ совершать жертвоприношеніе.
Между тѣмъ Ербутъ, видя около себя уменьшающееся число народа, спросилъ, что бы это значило? Узнавъ, что Лездейко отправляетъ служеніе въ храмѣ, и что тамъ находятся всѣ знатнѣйшіе жители, онъ воскипѣлъ гнѣвомъ; но видя, что всѣ его угрозы и проклятія не производятъ въ народѣ никакого дѣйствія, прервалъ церемонію, и съ малымъ числомъ своихъ приверженцевъ возвратился въ замокъ, чтобъ обдумать способы къ отмщенію. Между тѣмъ въ храмѣ служеніе шло обыкновеннымъ порядкомъ. Каждый изъ жителей, продираясь сквозь толпу къ жертвеннику, полагалъ на ступеняхъ онаго золото, янтарь, плоды и травы, и получалъ изъ рукъ старца искру священнаго огня.
Подъ конецъ священнодѣйствія, когда Лездейко возсылалъ мольбы о благоденствіи народа, въ храмѣ сдѣлалось волненіе. Вбѣжала Поята, съ блуждающимъ взоромъ, съ распущенными волосами. Блѣдная, она остановилась предъ отцемъ, и, вскричавъ отчаяннымъ голосомъ: «Батюшка! Тройданъ осужденъ на смерть!» упала безъ чувствъ на полъ. — Встревоженный старецъ спѣшилъ подашь ей помощь, и приведя ее въ чувства, спросилъ о причинѣ осужденія Тройдана. Поята не знала въ подробности, въ чемъ состояло его преступленіе, и хотя бы и знала, то въ настоящемъ своемъ положеніи не могла объяснить онаго; но бывшіе въ храмѣ вельможи объявили Лездейкѣ, въ чемъ состояло дѣло. Старикъ чрезвычайно огорчился, узнавъ, что Пояту подозрѣвали въ порочной связи съ преступникомъ, и хотя онъ совершенно былъ увѣренъ въ невинности своей дочери, но желалъ видѣть Тройдана, и потому немедленно отправился въ его темницу.
Ежели прибытіе Лездейки въ столицу обрадовало всѣхъ жителей Оной, то съ другой стороны Присутствіе Пояты, ея участіе въ судьбѣ Тройдана, ея слезы и отчаяніе, утверждая въ народѣ увѣренность о преступныхъ отношеніяхъ ея къ осужденному, гораздо уменьшило къ нему усердіе, и даже вооружило противъ него нѣкоторыхъ гражданъ. На пути въ темницу, Лездейко долженъ былъ сносить обидныя выраженія, относившіяся къ его дочери; но, владѣя своими чувствами, рѣшился выслушать обвиненнаго. Неудовольствіе народа возрасло, когда Ербутъ, возвратясь въ замокъ, приказалъ носить по улицамъ портретъ очарованной дѣвицы, съ объявленіемъ, что это есть причина гнѣва боговъ, коихъ святилище Лездейко такъ дерзко опозорилъ! И Лездейко встрѣтился съ толпою, окружавшею портретъ, и, подойдя къ оному, внимательно разсматривалъ картину. Онъ не былъ до такой степени преданъ предразсудкамъ, чтобъ почитать живопись чародѣйствомъ, и, сколько позволяло слабое его зрѣніе, онъ нашелъ разницу между портретомъ и чертами своей дочери, и показалъ народу несходство, которое было тѣмъ очевиднѣе, что Поята сама тутъ же находилась. Ропотъ народа началъ утихать, и, вмѣсто оскорбительныхъ выраженій, послышалось уже изъявленіе соболѣзнованія. Не смотря на то, Лездейко не оправдывалъ Тройдана, и находилъ, что онъ тѣмъ виновнѣе, что, по обѣту своего званія, не долженъ былъ имѣть никакихъ связей съ другимъ поломъ.
Когда Лездейко подошелъ къ темницѣ, стража воспротивилась было ему, объявляя, что ей велѣно никого не впускать; но помощь народа, отверзшая по его волѣ храмъ, и здѣсь открыла ему свободный входъ. Старецъ, войдя съ дочерью въ подземелье, слабо освѣщенное ночникомъ, вскричалъ съ сокрушеніемъ сердца:
— «Тройданъ! Тройданъ! гдѣ я нахожу тебя?»
— «Здѣсь, отче, прощаюся съ тобою на вѣки!» отвѣчалъ юноша, бросясь къ ногамъ старца.
— «Сынъ мой!» сказалъ Лездейко растроганнымъ голосомъ: «ты очень провинился. Открой хоть мнѣ, что значить сія картина?»
— «Клянусь твоими добродѣтелями, добродѣтелями твоей дочери, что картина сія не имѣетъ никакого отношенія къ Поятъ. Поята чиста какъ небо. Успокойся, отче: пусть паду жертвою клеветы; послѣ смерти окажется моя невиность; но что означаетъ картина, изъ устъ моихъ никто о томъ не узнаетъ.»
— «Такъ ты коснѣешь въ своемъ упорствѣ, и, погибая, хочешь обезславить имя моей дочери?»
— «О, батюшка! спасите его!» вскричала Поята, заливаясь слезами.
— «Спасши!» повторилъ старецъ: «если бъ я могъ спасти его. Если бъ Кѣйстутъ былъ здѣсь, если бы глаза мои и силы служили мнѣ лучше, тогда, можешь быть, я спасъ бы его, какъ онъ нѣкогда тебя спасъ! Но въ нынѣшнемъ моемъ положеніи, что я могу сдѣлать?»
— «Вы можете, батюшка, вы должны спасти его, или я умру вмѣстѣ съ нимъ! Зависть лишила васъ сана, но ни что не въ силахъ отнять у васъ народной любви. Боги лишили васъ зрѣнія, но даровали вамъ дочь, которая замѣнитъ вамъ глаза, сведетъ васъ всюду, гдѣ толю ко можно надѣяться помощи. Было время, когда краснорѣчіе ваше владѣло какъ угодно умами народа, и время это еще не миновало. Не видѣлиль вы, какъ онъ, узрѣвъ васъ, отступился отъ незаконнаго жреца, и послѣдовалъ за вами? Злодѣй Ербутъ ищетъ пагубы Тройдана, Вы даровали Литвѣ священный огнѣ, вы возвеличили славу боговъ, уничтожили кровавыя жертвы, и наконецъ родителю вашему городъ сей обязанъ своимъ существованіемъ. Столько услугъ неужели не даютъ вамъ права требовать жизни невинно осужденнаго? Нѣтъ, батюшка, вы не знаете своего народа: онъ благодаренъ и готовъ въ глазахъ вашихъ прочеещь волю боговъ: скажите ему, что они не жаждутъ крови избавителя вашей дочери; скажите, что смерть Тройдана будетъ вашею смертію, — и вы вѣрно спасете его.»
— «Поята!» прервалъ ее растроганный Тройданъ: «оставьте ваши старанія: смерть моя неизбѣжна.»
— «Ты не умрешь, или умрешь вмѣстѣ со мною!» отвѣчала Поята: «съ сей минуты я не оставлю тебя; останусь съ тобою въ темницѣ, и буду защищать, сколько позволятъ слабыя мои силы.»
— «Поята!» сказалъ старецъ: «что ты дѣлаешь? Благодарность увлекаетъ тебя за предѣлы благоразумія. Или не понимаешь, что твое неумѣстное усердіе и усугубляетъ его вину, и на тебя навлекаетъ подозрѣніе? Вспомни о гнѣвѣ боговъ.»
— «Боги» отвѣчала Поята: «не оскорбятся за помощь ближнему; напротивъ того, они радоваться должны такому поступку; если же дѣйствительно защита невиннаго въ состояніи вооружить гнѣвъ ихъ, то я не хочу знать такихъ жестокихъ боговъ.»
— «Дочь! ты оскорбляешь Небо!» вскричалъ съ гнѣвомъ Лездейко: «приказываю тебѣ, ступай за мною.»
— «Поздно уже, батюшка! Жизнь моя и жизнь Тройдана составляютъ теперь одно. Если вы не хотите спасти насъ, мы умремъ, но умремъ вмѣстѣ, и я, обвиняя сама себя, въ послѣднія минуты буду утѣшаться мыслію, что раздѣлю съ нимъ его судьбу. Есть другая, чистая, безконечная жизнь: тамъ мы будемъ свободны отъ людской несправедливости Но, нѣтъ, батюшка, я у васъ одна, вы меня такъ любите и нуждаетесь въ моей помощи… Спасите же его, заклинаю васъ, спасите, если хотите, чтобъ я осталась съ вами.»
— «Боги! до чего я дожилъ!» сказалъ старецъ, подымая руки. «Укажи мнѣ средство спасти его; я не пощажу трудовъ: на все рѣшусь, только укажи мнѣ средство.» —
Поята погрузилась въ мысли, и съ минуту ничего не отвѣчала. Глаза ея, обращенныя къ небу, ожидали, казалось, вдохновенія свыше. Въ самомъ дѣлѣ, трудно было придумать средство къ уничтоженію приговора, произнесеннаго судебнымъ порядкомъ и подтвержденнаго согласіемъ народа. Наконецъ, обрадовавшись счастливой мысли, она сказала: — «Остается только одно средство. Батюшка! минуты дороги; пойдемъ: вы узнаете, что нужно дѣлать.» — И взявши отца за руку, вывела его изъ темницы, и чрезъ толпы изумленнаго народа повела въ верхній замокъ.
Извѣстно уже читателю, что Кѣйстутъ, отправляясь въ Новгородъ Сѣверскій походъ, ввѣрилъ Гамилону управленіе городомъ и замками. На него то Поята полагала всю надежду. Она не знакома была съ Гамилономъ лично; но видавши его часто въ княжескомъ дворцѣ, замѣтила его услужливость, и потому надѣялась, что если только возможно, то онъ вѣрно не откажется помочь несчастному. Верхній замокъ, сверхъ гарнизона, наполненъ былъ тогда знатными людьми, съѣхавшимися въ Вильно на праздникъ; они безпрестанно посѣщали Стражника, какъ первую особу въ столицѣ. Поятѣ крайне непріятно было на каждомъ шагу встрѣчаться съ знакомыми, которые изъ любопытства или изъ участія безпрестанно привѣтствовали ее и ея отца. Гамилонъ былъ занятъ отданіемъ приказаній о размѣщеніи городской стражи, когда ему доложили, что Лездейко съ дочерью желаютъ видѣть его. Онъ очень почиталъ старца какъ за его добродѣтели, такъ и за дружбу его къ Я геллѣ. Сверхъ того онъ зналъ, съ какимъ усердіемъ Лездейко принятъ была, народомъ, и въ чемъ обвиняютъ дочь его: обстоятельства сіи благопріятствовали его намѣреніямъ; и потому, думая, что огорченный отецъ пришелъ просить его помощи, онъ немедленно вышелъ къ нему. Поята, имѣвшая въ виду только одну опасность Тройдана и его спасеніе, въ присутствіи Гамилона потеряла всю свою бодрость. Сердце ея забилось очень сильно, когда она припомнила, что должна защищать юношу, который осужденъ именно за любовь къ ней. Блѣдность ея лица оживлялась легкимъ румянцемъ, а глаза невольно опускались въ землю. Въ такомъ положсніи, стоя возлѣ отца и не зная какъ начать свою просьбу, она была выведена изъ замѣшательства вѣжливостію Гамилона, который, зная о дружбѣ ея къ Аксенѣ и о вниманіи, какое оказывалъ ей Ягелло, привѣтствовалъ ее съ приличною почтительностію. Обмѣнявшись короткими учтивостями, Лездейко приступилъ къ дѣлу, прося его спасти несчастнаго, который, подъ ничтожнымъ предлогомъ, осужденъ Ербутомъ на смерть.
— "Знаю, " сказалъ Гамилонъ: «что приговоръ сей жестокъ и дѣлаетъ вамъ безчестіе. При васъ конечно бы не дошло до такого соблазна; но скажите, что въ самомъ дѣлѣ значитъ картина, за которую приговоренъ къ смерти защищаемый вами юноша? Загадка сія очень огорчила меня, но хуже всего то, что рѣшеніе Ербута одобряетъ большая часть народа.»
— «Одобряетъ подлая чернь,?» прервала его ободрившаяся Поята: "которую такой, какъ вы, начальникъ должны заставишь молчать. "
— «Откуда у васъ, сударыня, такое усердіе къ простому жрецу?» спросилъ съ улыбкою Гамилонъ. "Надежнаго же, какъ вижу, имѣетъ онъ адвоката; жизнь для него должна быть очень дорога. "
— "Оставивъ всѣ несправедливыя обвиненія, « сказалъ Лездейко: „которыми оскорблена честь моей дочери, надобно вамъ знать, что юноша сей спасъ мою Пояту въ тотъ ужасный день, когда Князь Кѣйстутъ вторгнулся въ Вильно, и привелъ ее съ сестрою Ягелла въ Кѣрновъ.“
— Такъ развѣ тотъ самый добродѣтельный юноша осужденъ на смерть?» спросилъ изумленный Стражникъ. «О, какъ же я радъ, что вовремя узналъ объ этомъ! Если бы Князь Кѣйстутъ находился въ столицѣ, то я увѣренъ, что онъ бы и въ темницѣ не былъ, и такъ даю вамъ слово, что избавиніель Аксены и Пояіны въ скоромъ времени будетъ свободенъ. Будьте спокойны. Скажите мнѣ только, когда назначена казнь?»
— "Не знаемъ, " отвѣчала Поята. «Несчастный не погибъ еще потому, что теперь праздникъ; но коль скоро оный пройдетъ….»
— "Когда праздникъ пройдетъ, " прервалъ Гамилонъ: «подсудимый будетъ въ моей власти.»
— «Но если бы между тѣмъ Ербутъ осмѣлился въ темницѣ….» сказала съ безпокойствомъ Поята.
— "Не бойтесь, " отвѣчалъ Стражникъ: «я приму мѣры. Теперь позвольте узнать, гдѣ вы остановились?»
— "Объ этомъ еще я не имѣлъ времени подумать, " отвѣчалъ Лездейко. «Въ нижнемъ замкѣ для насъ нѣтъ уже мѣста.»
— "За то верхній замокъ въ вашемъ распоряженіи, « сказалъ услужливый Стражникъ. „Надѣюсь, что вы согласитесь быть моими гостями. Княжескія комнаты свободны, и въ нихъ никого нельзя помѣстить такъ приличію, какъ васъ.“ —
Лездейко съ благодарностію принялъ приглашеніе, и, будучи доволенъ такимъ ласковымъ пріемомъ, повторилъ просьбу свою о Тройданѣ, и отправился въ назначенныя для него комнаты. Надежда оживила Почту. Прощаясь съ Гамилономъ, она умильнымъ взоромъ, которому никогда не отказываютъ, поручила ему судьбу своею пріятеля, и успокоилась, будучи увѣрена въ его спасеніи.
По окончаніи трехдневнаго празднества, народъ съ утра началъ толпиться около нижняго замка, требуя казни преступника. Около полудня толпы увеличились, и требованіе сдѣлалось громче. Ербутъ радовался, видя нетерпѣніе народа, и приказалъ объявить, что казнь совершится еще до наступленія вечера….. При усилившихся крикахъ народа, Гамилонъ выслалъ на площадь вооруженный отрядъ, начальникъ коего далъ знать, что онъ присланъ туда Стражникомъ, и что ни народъ, ни Ербутъ, но только Стражникъ, какъ намѣстникъ Князя, можетъ назначать время казни, которая и отлагается на завтрашній день. Надменному жрецу крайне непріятно было видѣть, что гражданская власть мѣшается въ духовныя дѣла; однакожъ онъ долженъ былъ уступить. Чернь, давно уже не видавшая подобной казни, горѣла нетерпѣніемъ удовлетворишь своему жестокому любопытству; но несмѣла противиться вооруженной силѣ, и съ ропотомъ разошлась по домамъ. Въ то же время Гамилоновы воины были поставлены у дверей темницы Тройдановой, и не впускали туда даже и жрецовъ. Съ наступленіемъ слѣдующаго дня площадь опять покрылась народомъ. Чернь, оробѣвъ при видѣ военныхъ отрядовъ, раздѣлилась на двѣ части. Съ одной стороны стояли многолюдныя толпы, преданныя новому верховному жрецу, желавшія смерти осужденнаго юноши; другая сторона занята была горстью старыхъ Виленскихъ жителей, приверженныхъ къ Ягеллѣ: соболѣзнуя объ участи Тройдана, они собрались для того, чтобъ спасти его, если будетъ возможно. Вельможи и другія знатныя особы смотрѣли изъ оконъ; средина площади занята были рядами воиновъ, ожидавшихъ приказаній Гамилона, который съ верхняго замка спокойно смотрѣлъ на дѣлаемыя приготовленія, будучи занятъ безпрестанно пріѣзжающими или отправляющимися за городскія ворота гонцами.
Удивительнымъ можетъ показаться, что Гамилонъ, имѣя въ отсутствіе Кѣйстута неограниченную власть, не употребилъ опой къ немедленному освобожденію Тройдана. Но онъ долженъ былъ уважать рѣшеніе Кривекривейты, тѣмъ болѣе, что опасался возмущенія въ народѣ, который такъ усильно домогался казни. Какъ бы то ни было, но, по сношенію ли Стражника съ Ербутомъ, или по рѣшительному востребованію верховнаго жреца, около полудня показалась печальная процессія, шедшая изъ жилища жрецовъ. Ербутъ, одѣтый въ торжественное платье, несомъ былъ въ креслахъ позади всѣхъ. Сквозь притворную важность проглядывала злобная радость, которой онъ не умѣлъ скрыть. Въ слѣдъ за нимъ шелъ исполнитель приговора, съ сѣкирою въ рукѣ. Когда процессія остановилась, привели изъ темницы Тройдана. На лицѣ его написана была глубокая печаль; но благородный видъ и твердая поступь не показывали нималѣйшей боязни. Портретъ, который несли возлѣ него, казалось, наполнялъ всѣ его мысли. При семъ зрѣлищѣ кровожадная чернь потрясла воздухъ радостными восклицаніями. — Прощеніе! прощеніе! послышалось съ противной стороны; но восклицанія приверженцевъ Ербута: смерть безбожнымъ! заглушали клики друзей человѣчества. Несчастный Тройданъ готовился уже пріять смерть, хотѣлъ еще говорить къ народу, какъ вдругъ звукъ нѣсколькихъ сотъ трубъ поразилъ слухъ всѣхъ присутствующихъ. Общее вниманіе слиткомъ много обращено было на одинъ предметъ, чтобы можно было тотчасъ догадаться, что бы это значило. Казнь остановлена. Народъ испугался, увидѣвъ скачущую конницу, и хотѣлъ спасаться бѣгствомъ; но уже было поздно. Аксена, въ полномъ вооруженіи и шишакѣ, предводительствовала войскомъ. Блестящій мечь ея отражалъ солнечные лучи. — „За мной! за мной, храбрые Витебцы! Сюда! сюда! вотъ убійцы Войдилы!“ кричала она, бросаясь на приверженцевъ Ербута. Беззащитные граждане, какъ снопы, валились на землю отъ конскихъ копытъ и ударовъ мечей; вопль и смятеніе сдѣлались общими. Ербутъ, прійдя въ себя отъ испуга, поощрялъ городскую стражу къ защитѣ; но воины, хладнокровно выслушавъ его просьбу, отвѣчали, что они поставлены тамъ для наблюденія порядка во время совершенія казни, а не для его защиты. Несчастный Ербутъ долженъ былъ защищаться тою самою сѣкирою, которою, за нѣсколько минутъ предъ тѣмъ, готовился пролить невинную кровь; но, пронзенный копіемъ, онъ палъ мертвый. Между тѣмъ, на челѣ новаго отряда, при громкихъ крикахъ радости и звукѣ трубъ, Ягелло вступилъ въ городъ, и безъ малѣйшаго сопротивленія овладѣлъ обоими замками.
Лездейко и Поята во все это время находились въ верхнемъ замкѣ, откуда видна была вся площадь. Смотря въ окно и на приготовленія къ казни и на приближающійся отрядъ, предводимый Аксеною, сердце ея то обливалось кровію отъ страха, то опять оживлялось надеждою. Когда же она увѣрилась въ безопасности Тройдана, и что спасеніе его основано было на предварительномъ планѣ сдачи города Ягеллѣ, то радость ея была неизъяснима: она не находила словъ, чтобы достойно возблагодаришь Гамилона. По Тройданъ не скоро еще могъ узнать, откуда Небо послало ему помощь. Вопли раненыхъ, радостные крики побѣдителей, долго держали его въ неизвѣстности. Ягелло, прежде нежели пошелъ въ замокъ, прохаживался на площади, разговаривая съ знатнѣйшими гражданами, которые, желая угодишь ему, разсказывали подробности новѣйшихъ происшествій. Народъ между тѣмъ занимался поданіемъ помощи раненымъ и собираніемъ труповъ. Освѣдомясь о судьбѣ, ожидавшей Тройдана, онъ приблизился къ нему и, сказавъ въ ободреніе его нѣсколько словъ, замѣтилъ въ сторонѣ портретъ мнимой очарованной дѣвицы. Зная по слухамъ о живописномъ искусствѣ, онъ не могъ отказать въ удивленіи красавицѣ, изображенной на картинѣ. Онъ приказалъ поднять оную, и долго разсматривалъ съ большимъ удовольствіемъ; но вспомнивъ, что подъ сими прелестными чертами сокрыто очарованное существо, онъ перемѣнилъ удивленіе въ недовѣрчивость, и, боясь новыхъ несчастій, не хотѣлъ больше глядѣть на портретъ. Между тѣмъ Тройданъ, прійдя въ себя, благодарилъ его за избавленіе отъ смерти; но Ягелло, не обращая вниманія на благодарность юноши, не переставалъ думать о картинѣ, и уже сожалѣлъ объ очарованной красавицѣ, и хотѣлъ бы освободить ее изъ-подъ власти злыхъ духовъ; но, не желая имѣть съ ними дѣла, онъ съ завистію смотрѣлъ въ слѣдъ молодому жрецу, который понесъ ее въ свое жилище.
Быть можетъ, что Ягелло и долѣе бы остался на площади, разговаривая съ гражданами объ этомъ чудесномъ портретѣ; но заботливая Аксена пріѣхала сама за нимъ, и взяла его съ собою въ верхній замокъ, гдѣ ожидали его всѣ знатнѣйшіе жители столицы. Вельможи пали ницъ предъ своимъ Государемъ, а Лездейко привѣтствовалъ его приличною рѣчью, на которую Князь отвѣчалъ очень милостиво и принялъ изъ рукъ Стражника ключи замковъ, за что сей получилъ въ награду домъ Юрги, наполненный всякими драгоцѣнностями. Заботясь о дальнѣйшей безопасности, Ягелло отправилъ немедленно посольство къ Магистру Крестоносцевъ, съ объявленіемъ о возвращеніи своемъ въ Литовскую столицу и съ просьбою о пособіи войскомъ; отправилъ также гонцевъ въ Ригу за Скиргѣллою, а почтенному Лездейкѣ возвратилъ санъ Кривекривейты.
Коль скоро разошелся слухъ о покореніи столицы, съ самыхъ отдаленныхъ краевъ Литвы начали съѣзжаться владѣльцы для принесенія поздравленія Ягеллѣ, и богатыми дарами и угощеніемъ старались наперерывъ увѣрить его въ своей преданности. Аксону также осыпали дарами и лестію: ибо въ самомъ дѣлѣ», успѣхомъ въ занятіи столицы, Ягелло преимущественно ей былъ обязанъ. Изъ благодарности слѣдуя во всемъ ея совѣтамъ, онъ дѣлалъ все что могло служить къ утвержденію любви народной: награждалъ вѣрныхъ, оказывалъ справедливость обиженнымъ, уменьшалъ подати, казнилъ измѣнниковъ, словомъ: пользуясь всѣми обстоятельствами, онъ оправдывалъ ожиданія народа, и укрѣплялъ власть свою на прочномъ основаніи.
Среди сихъ занятій, портретъ красавицы безпрестанно вертѣлся у него въ головѣ. Онъ нравился ему наипаче потому, что имѣлъ сходство съ Поятою, а извѣстіе, что одинъ изъ жрецовъ есть рабъ сихъ прелестей, и что онъ соглашался лучше умереть, нежели открыть имя особы, изображенной на картинѣ, еще болѣе подстрекало его любопытство. Иногда онъ хотѣлъ имѣть это изображеніе у себя; но вскорѣ отказывался отъ своего желанія, опасаясь чаръ. Слухъ о чародѣйствѣ Тройдана и явное расположеніе къ нему Пояты, давно уже погубили бы его, если бъ онъ не нашелъ заступницы въ лицѣ Аксены, которая отзывалась о немъ всегда съ самой выгодной стороны. Убѣжденія сестры мало по малу разсѣяли опасенія Ягеллы, и даже поселили въ немъ нѣкоторое уваженіе къ Тройдану: онъ хотѣлъ познакомиться съ нимъ короче, и приказалъ ему немедленно явиться къ себѣ съ портретомъ.
ГЛАВА III.
Убійцы.
править
Тройданъ крайне смутился, получивъ повелѣніе Князя явиться къ нему съ портретомъ. Если бы его одного потребовалъ Князь, то онъ обрадовался бы случаю познакомиться съ нимъ короче и предложить ему свои услуги; но приказаніе прійти съ картиною предвѣщало, что Князь намѣренъ лишишь его сей драгоцѣнности. Не смѣя ослушаться, онъ взялъ портретъ, и смѣло явился къ Князю.
— «Какъ поживаешь, пріятель! Увѣрился ли уже ты, что не будешь казненъ?» спросилъ весело Ягелло. «Но мы еще не расквитались съ тобою. Мы слышали, что ты оказалъ важную услугу сестрѣ нашей. Мы не забудемъ твоего усердія.»
— «Всемилостивѣйшій Государь!» отвѣчалъ Тройданъ: «я только исполнилъ свой долгъ, и съ избыткомъ награжденъ сохраненіемъ жизни.»
— "Радуюсь, " сказалъ Князь. «Кажется, эта картина надѣлала тебѣ столько хлопотъ? Чудно, право. Но скажи, въ самомъ ли дѣлѣ она такъ вредна?»
— «Вредна ли она?» повторилъ юноша, съ безпокойствомъ посмотрѣвъ на портретъ. «Она вредна быть можетъ только тогда, когда находится не въ моихъ рукахъ.»
— «Будетъ время удостовѣриться въ этомъ. Теперь скажи, кого она изображаетъ?»
— «Государь! голова моя почти была уже на плахѣ. Объявленіе сего имени могло спасти мнѣ жизнь; но я не открылъ тайны, и предпочелъ смерть. Станете ли вы еще требовать, чтобъ я нарушилъ обѣтъ молчанія?»
— «Странный человѣкъ! Будто не знаешь, что я могу осудить тебя на казнь, во сто разъ ужаснѣйшую той, отъ которой я же избавилъ тебя. Это Поята, дочь нашего Кривекривейты? Признавайся сейчасъ!»
— «Нѣтъ, всемилостивѣйшій Государь! Правда, что портретъ и мѣстъ нѣкоторое сходство съ Поятою, но она гораздо уступаетъ прелестямъ той особы, которой изображеніе видите предъ собою.»
— "Ну, пусть будетъ такъ, " сказалъ Князь: «по ты жрецъ, и потому не долженъ держать у себя женскихъ портретовъ. Послушай, Тройданъ! картина эта нравится мнѣ. Я извлеку тебя изъ того состоянія, для котораго ты, повидимому, не рожденъ; обогащу тебя: только скажи, кто эта красавица и гдѣ она находится?»
— «Какъ ни велика щедрость ваша, Государь, но богатство не возвратило бы мнѣ душевнаго спокойствія: я никогда не дерзну произнести ея имени. Впрочемъ, если бъ вы не были тѣмъ, чѣмъ теперь: то, можетъ быть, я не столько бы затруднялся удовлетворишь вашему любопытству.»
— «Понимаю: ты опасаешься, чтобъ я не потребовалъ ее къ себѣ?»
— «Ее потребовать!» сказалъ юноша съ гордостію. «Этого я не опасаюсь: ибо, сколь вы ни могущественны, Государь, но если бъ ее знали, никогда бы и подумать не могли о подобномъ требованіи.»
— «Ну, такъ по всему видно, что она твоя любовница?»
— "Государь! Жизнь моя въ вашихъ рукахъ, " прервалъ его юноша: «но умоляю васъ, не говорите о ней съ такимъ неуваженіемъ. Я боготворю ее: да и кто бы въ состояніи былъ противиться такимъ добродѣтелямъ и прелестямъ? Посмотрите, Государь, на сіи черты, исполненныя небесной кротости, на сіе чело ангельское, на сіи цвѣтущія уста, и подумайте, что прелестному существу сему не достаетъ только священной души, живительнаго взора…» Ягелло, не могши проникнуть мыслей Тройдана, съ недовѣрчивостію поглядывалъ то на портретъ, то на него. Ему казалась смѣшною безнадежная, но столь сильная страсть юноши. Онъ зналъ блуждающихъ рыцарей, которые, посвятивъ себя служенію избранной ими красавицѣ, всю жизнь пребывали въ своемъ упоеніи; зналъ также, что предметъ ихъ страсти съ рѣдкими прелестями почти всегда соединялъ знаменитость происхожденія. Хотя онъ не любилъ знакомиться съ ними, но молва о ихъ храбрости, доблестяхъ и примѣрной жизни возбуждала въ немъ нѣкоторое уваженіе и удивленіе; и такъ онъ думалъ, что Тройданъ принадлежитъ къ числу сихъ рыцарей. Смѣлость юноши, его воинственный видъ, и все то, что говорила о немъ Аксена, утверждая его въ сей догадкѣ, было причиною, что онъ началъ смотрѣть на него иначе, и тѣмъ болѣе любопытствовалъ узнать предметъ его страсти.
— "Мало по малу мы познакомимся покороче, " сказалъ онъ чрезъ минуту. «По по крайней мѣрѣ скажи мнѣ теперь: кого бы ты считалъ достойнымъ руки этой прелестной женщины?»
— "Едва ли и васъ, Государь, « отвѣчалъ юноша: „и то, если бы вы съ обширностію владѣній и знаменитымъ именемъ соединяли прекрасныя ея качества.“
— „Дерзкій!“ сказалъ оскорбленный Князь: „доселѣ мы тѣшились твоими сказками, а теперь ты начинаешь гнѣвить насъ“ Кто бы ни были ты и твоя красавица, но ты не долженъ забывать, что говоришь съ Великимъ Княземъ Литовскимъ.»
— «Я очень помню о томъ, всемилостивѣйшій Государь; но знаю и то, что какъ бы ни были важны титулы ваши, на свѣтѣ есть еще гораздо важнѣе»
— "Конечно, конечно: короны, величества, скиптры, « говорилъ Ягелло, ходя скорыми шагами по комнатѣ: „но не вашей братіи толковать о нихъ. Какое дурачество! влюбиться въ женщину, которая можетъ быть чѣмъ-то болѣе, нежели Великою Княгинею Литовскою! Право, я уже почти жалѣю, что ты спасся отъ меча, висѣвшаго надъ твоею головою. Храни же у себя имя, о которомъ ты такъ хлопочешь, а намъ оставь картину. Въ нашемъ замкѣ она найдетъ лучшее мѣсто, нежели въ твоей келліи: будь доволенъ тѣмъ, что такъ счастливо раздѣлался со мною.“ —
Слова сіи были громовымъ ударомъ для Тройдана. Онъ дѣлалъ все что могъ, чтобъ получить обратно свою драгоцѣнность: просилъ, заклиналъ, даже грозилъ чарами; но ничто не могло перемѣнить рѣшенія Ягелла, привыкшаго видѣть безусловную покорность своей волѣ. Увѣренность, что портретъ изображаетъ особу знаменитѣе его саномъ, довершила его очарованіе. Онъ помѣстилъ его въ самой лучшей комнатѣ замка, обложилъ богатыми тканями, и изъ почтенія ли, или изъ опасенія чаръ, поставилъ возлѣ него вооруженную стражу, которая ни днемъ, ни ночью, никого не допускала близко къ оному; самъ же, любуясь картиною, и ежедневно открывая въ ней новыя красоты, готовъ былъ отдать половину своихъ сокровищъ, если бы могъ хоть на минуту насладиться лицезрѣніемъ прелестнаго подлинника.
И такъ несчастный Тройданъ едва успѣлъ возвратить свою драгоцѣнность, какъ опять лишился оной! Покоряясь судьбѣ своей, онъ только тѣмъ утѣшался, что и безъ сего случая онъ не могъ бы долго держать у себя картины, которую, рано или поздно, взялъ бы у него Лездейко, и что она попала теперь не въ простыя руки и служитъ украшеніемъ княжескаго дома. Не смотря на то, что онъ такъ постояненъ былъ въ своихъ чувствахъ къ особѣ, изображенной на портретѣ, онъ не могъ противиться и чувствамъ благодарности къ Поятѣ, внушеннымъ ему столь явнымъ участіемъ въ судьбѣ его. Давно уже прекрасныя ея качества, черты лица ея, столь сходственныя съ портретомъ, сдѣлали на него большое впечатлѣніе. Онъ безпрестанно видѣлъ ее въ томъ отчаянномъ положеніи., въ какомъ она находилась въ темницѣ; восхищался готовностію ея умереть вмѣстѣ съ нимъ, слышалъ очаровательные звуки ея голоса, молившаго о помилованіи его: все сіе произвело въ немъ столь сильное впечатлѣніе, что онъ поколебался въ постоянствѣ къ особѣ, за которую не задолго предъ тѣмъ готовъ былъ умереть. Увидѣвъ однажды Цояту въ храмѣ, онъ нашелъ ее прелестнѣе, нежели прежде, и подойдя къ ней, съ робостію благодарилъ ее за свое избавленіе, — и съ пюй минуты Поята содѣлалась цѣлію всѣхъ его надеждъ. Простодушная жительница Кѣрнова, не замѣчая душевнаго волненія въ Тройданѣ, которое предвѣщало неожиданную побѣду надъ нимъ, отъ всего сердца радовалась сему свиданію, какъ бы не зная о томъ, что особа, изображенная на картинѣ, была опасною соперницею.
Между тѣмъ непостоянное счастіе, начавъ благопріятствовать Ягеллѣ, совсѣмъ оставило бѣднаго Кѣйстута. Онъ узналъ, но уже поздно, что поступилъ неосторожно, ввѣривъ племяннику начальство надъ частію войска, и тѣмъ самымъ доставивъ ему средство овладѣть столицею. Не смотря на то, онъ не отступилъ отъ намѣренія покорить Новгородъ-Сѣверскій, и ударилъ всѣми силами на непокорнаго данника, въ надеждѣ, что, побѣдивъ его, легче будетъ послѣ принять мѣры къ завоеванію Вильна; по Корибутъ, приготовившійся къ сильному отпору, разрушилъ планъ его; а Ягелло, получивъ значительное подкрѣпленіе отъ Ордена, обратилъ оружіе на Троки, и съ такою стремительностію напалъ на замокъ, что Витольдъ едва успѣлъ спастись, и бѣжалъ въ Гродно. Узнавъ о семъ несчастій, Кѣйстутъ оставилъ осаду Новагорода, да и войско его, изнуренное безпрерывными трудами, холодомъ и голодомъ, не оказывало особеннаго рвенія къ продолженію военныхъ дѣйствій.
Находясь въ такомъ непріятномъ положеніи, Кѣйстутъ обратился въ Самогитію для собранія свѣжаго войска, и на берегу Виліи встрѣтился съ Витольдомъ, который велъ къ нему на помощь Гродненскую шляхту. Не теряя времени, оба они пошли на Троки и осадили замки. Ягелло, ввѣривъ военачальникамъ защиту оныхъ, самъ съ войскомъ выступилъ въ поле, дабы отрѣзать дядѣ путь. Несчастный Кѣйстутъ увидѣлъ себя между двумя огнями. Все мужество Витольда и защита Гродненскаго отряда едва спасли его отъ постыднаго плѣна. Толпы льстивыхъ совѣтниковъ часъ отъ часу рѣдѣли около Кѣйстута; но когда и Юрга оставилъ его, спѣша въ Вильно для сохраненія своихъ сокровищъ, тогда и остальные слуги княжескіе разбѣжались. Остался только одинъ вѣрный Славенко; но онъ ничѣмъ не могъ быть полезенъ своему Князю, который теперь только увидѣлъ, что слава его померкла; теперь только удостовѣрился, что мнимые его друзья были главнѣйшими его врагами!
Съ горстію оставшихся подъ его знаменами воиновъ, несчастный старецъ рѣшился сразиться съ Ягеллою подъ Вильномъ, и, или побѣдить, либо славною смертію запечатлѣть конецъ своей славной жизни. Ягелло проникнулъ его намѣреніе и, желай ли предупредить кровопролитіе, или не надѣясь одержать побѣду, потому, что Кѣйстутъ занялъ выгоднѣйшую позицію, онъ послалъ къ Витольду съ просьбою о посредничествѣ между имъ и дядею. Скиргѣлло, прибывъ въ станъ Кѣйстута, обнадежилъ его успѣшнымъ окончаніемъ дѣла, и, объявивъ желаніе остаться у него аманатомъ, приглашалъ Витольда отправиться къ брату. Крайне больно было Кѣйстуту входить въ переговоры съ данникомъ, который ему измѣнилъ; но надобно было покориться необходимости! Онъ вынужденъ быль еще разъ ввѣриться Ягеллѣ, и удержавъ при себѣ Скиргѣллу, Витольда отправилъ въ непріятельскій станъ. Ягелло долго договаривался съ нимъ, изъявлялъ готовность прекратить военныя дѣйствія и заключить миръ; но, не могши окончательно разрѣшить нѣкоторыхъ статей договора, захотѣлъ лично объясниться съ Кѣйстутомъ, и послалъ гонца просить его къ себѣ. По настоянію Витольда, старецъ рѣшился на свиданіе съ племянникомъ, и соглашался на многія условія; Ягелло съ своей стороны казался также довольно сговорчивымъ. Между тѣмъ оба войска, готовыя къ бою, ожидали слѣдствій переговора. Но какъ день уже склонялся къ вечеру, то Ягелло, отложивъ рѣшеніе до завтра, пригласилъ дядю на ночлегъ въ Вильно, обѣщая сдѣлать все, что ему будетъ угодно. Такое дружелюбіе обнадеживало Кѣйстута, что онъ по крайней мѣрѣ Троки получитъ обратно, и тамъ проведетъ въ тишинѣ остатокъ своей жизни. Посему онъ вмѣстѣ съ Ягеллою и Витольдомъ отправился въ замокъ, и принятъ тамъ какъ нельзя лучше. Но въ то самое время, когда уже онъ хотѣлъ лечь спать, его схватили, обременили цѣпями, и отвезли въ Кревъ, гдѣ онъ долженъ былъ пробыли» въ заточеніи столько же времени, сколько прожилъ въ ономъ Ягелло съ сестрою. Витольдъ оставленъ въ Вильпѣ подъ стражею. Исторія не упоминаетъ, что сдѣлалось съ дружиною несчастнаго Князя, и какимъ образомъ Скиргѣлло избавился отъ своего заложничества: вѣроятію, что сія горсть воиновъ, узнавъ о плѣненіи своихъ Князей, разсыпалась, или принуждена была силою положить оружіе.
Кѣйстутъ съ великодушіемъ покорился своей участи, надѣясь, что, можетъ быть, племяникъ смягчится, и сниметъ оковы съ ногъ дяди, благодѣтеля своего; но надежда сія не оправдалась. Злосчастный старецъ не смотря на сѣдины, на славную жизнь и такое близкое родство, брошенъ былъ въ глубокую темницу! Столько разъ избавляясь отъ плѣна Крестоносцевъ и Поляковъ, онъ не воображалъ, чтобъ ему пришлось страдать въ заточеніи у неблагодарнаго племянника! Въ глубокой, мрачной, смрадной и сырой темницѣ онъ конечно не дожилъ бы до опредѣленнаго срока. Къ усугубленію своей горести, онъ увидѣлъ, что надзирателями его были тѣ самые, коихъ назначилъ онъ для наблюденія за поступками Ягеллы. Злодѣи Прокса, Билгенъ и Мостевъ, обходились съ узникомъ такъ, какъ будто онъ никогда не былъ ихъ Государемъ; но великодушный Кѣйстутъ даже и не показалъ, что узнаетъ ихъ. Одинъ только Жибинта, бывшій его истопникъ, оказывалъ нѣкоторое состраданіе. Добрый Славенко и въ темницѣ не отступился отъ своего Князя; онъ силою ворвался въ нее, и охотно дѣлилъ жребій Кѣйстута.
Но судьба узника уже была рѣшена. Въ пятый день послѣ своего заключенія, онъ увидѣлъ въ окнѣ свѣтъ и лѣстницу, опускаемую въ темницу. Славенко думалъ, что ихъ хотятъ перевести въ выгоднѣйшее мѣсто, и именно въ тотъ домъ, въ которомъ жилъ Ягелло; но онъ вскорѣ узналъ, что это значило.
— «Кьйстутъ! готовься!» сказалъ извергъ Прокса. «Конецъ твоему горю: ты умрешь.» —
Почтенный старецъ спокойно выслушалъ свой приговоръ. Въ слѣдъ за Проксою спустились четверо убійцъ съ веревками и топоромъ. Славенко бросился на нихъ; по былъ пораженъ, и упалъ безъ чувствъ.
— «Такъ ли я надѣялся умереть!» сказалъ Князь. «И мой санъ, моя слава и оружіе, которымъ оказалъ я столько услугъ отечеству, неужели не смягчили жестокости моего побѣдителя?»
— "Ошибается, " прервалъ его Билгенъ. «Ягелло не желаетъ твоей смерти; не по его волѣ лишается жизни. Ты былъ гордъ въ счастіи, будь же твердъ въ несчастій.»
— "Ты хотѣлъ Государева брата лишить удѣла, " отозвался Мостевъ.
— "Ты казнилъ Войдилу, " сказалъ Билгенъ. «Теперь догадывайся, кѣмъ мы присланы.»
— "Лжешь, " вскричалъ старецъ. «Я не убиваю беззащитныхъ. Войдило казненъ безъ моего вѣдома. Юрга, подобный тебѣ злодѣй, умертвилъ его.»
— "Все равно, " сказалъ Прокса: «но ты вооружилъ подданныхъ на Государя. Еще ли станешь оправдываться?» — и хотѣлъ схватить за бороду почтеннаго старца.
— «Остановись, дерзкій!» вскричалъ Кѣйстутъ. «Я въ твоихъ рукахъ; но не ты убьешь меня.» —
Между тѣмъ Славенко, прійдя въ чувства, началъ просить помощи; но слабый голосъ его не слышенъ былъ при крикѣ убійцъ.
— «На землю его!» сказалъ Мостевъ.
— "Пощадите его! пощадите только сегодня, " вскричалъ Жибинта, упавъ на колѣна предъ своими товарищами: «можешь быть, къ завтрему получимъ повелѣніе освободить его.»
— "Молчи, негодяй! Обойдемся и безъ твоей помощи, " вскричалъ Прокса. «Ну, Билгенъ, Мостевъ, гдѣ у васъ веревки?»
— "Еще одно слово, " сказалъ старецъ. «Скажите мнѣ, таковъ ли жребій опредѣленъ и моему Витольду?»
— "Тамъ узнаетъ, " отвѣчалъ Билгенъ, указывая на Небо.
Убійцы принялись за веревки, а Кѣйстутъ, поднявъ глаза къ небу, поразилъ себя кинжаломъ, бывшимъ у него за рукавомъ, склонилъ главу на окровавленнаго Славенка, и скончался.
— «Ага!» вскричалъ Прокса. «Да онъ самъ себя убилъ.»
— «Что жъ теперь дѣлать?» спросилъ Билгенъ.
— «А что дѣлать?» отвѣчалъ Прокса. «Не наша вина, что ему такъ скоро захотѣлось на тотъ свѣтъ. Мы дѣлали то, что велѣно: кто же зналъ, что у него есть кинжалъ? Впрочемъ, право, небѣда; поплачутъ не множко, а потомъ намъ же спасибо скажутъ.»
— "Скажутъ ли спасибо или не скажутъ, " отозвался Жибинта: «но я объявляю, что не хотѣлъ участвовать въ семъ злодѣйствѣ.»
— «Ладно, братъ: будешь плясать по нашей дудкѣ.» —
Такъ говорилъ Прокса, и ободривъ встревоженныхъ товарищей, подошелъ къ Славенкѣ, извинялся за нанесенную ему рану, и просилъ его засвидѣтельствовать при случаѣ, что Кѣйстутъ самъ себя лишилъ жизни. Но отчаянный юноша просилъ только смерти, и не хотѣлъ принять отъ изверговъ никакого пособія.
ГЛАВА IV.
Благочестивый Рыцарь.
править
Въ то время, когда Кѣйстутъ умиралъ въ Кревѣ, въ Виленскихъ замкахъ царствовало совершенное спокойствіе, по которому никакъ нельзя было подозрѣвать Ягеллу въ участіи въ смерти дяди. Онъ все свое время употреблялъ на занятіе государственными дѣлами, но не забывалъ и о портретѣ неизвѣстной красавицы, которой онъ отдавалъ честь почти божескую. Все еще надѣясь вывѣдать отъ Тройдана его тайну, и зная, что угрозы и обѣщанія не производятъ на него никакого впечатлѣнія, онъ рѣшился путемъ кротости снискать его довѣренность, и потому часто приглашалъ его въ свое общество. Тройданъ, которому также хотѣлось пріобрѣсть благоволеніе Князя, охотно принималъ его приглашенія, но всегда былъ остороженъ на счетъ своей тайны. Ягелло скоро замѣтилъ, что всѣ его усилія узнать имя и состояніе красавицы тщетны, и чѣмъ онъ короче знакомился съ Тройданомъ, тѣмъ болѣе сей послѣдній и самъ дѣлался для него загадкою. Извѣстію уже, что въ числѣ добрыхъ и дурныхъ качествъ Князя, была привычка его къ тѣмъ, съ кѣмъ онъ чаще обращался; привычка сія обращалась не рѣдко въ необходимость; и такъ мало по малу Тройданъ сдѣлался для него необходимымъ, и Ягелло въ его только бесѣдѣ находилъ услажденіе. Въ одно прекрасное утро, прохаживаясь съ нимъ по валу, Князь замѣтилъ нѣсколькихъ поселянъ, которые, поклонясь ему, ожидали приказанія подойти. Думая, что они пришли съ жалобою, Ягелло спросилъ, что имъ надобно?
— «Свѣтлѣйшій Князь!» сказалъ одинъ изъ нихъ: «на собственной землѣ твоей боги наши поруганы, За двѣ мили отселѣ, близъ нашей деревни, Христіане строятъ церковь.»
— «Что? Христіане строятъ церковь?» повторилъ изумленный Ягелло. «Это быть не можетъ.»
— «Точно такъ, Свѣтлѣйшій Князь!» отвѣчалъ поселянинъ. «Мы давно уже видѣли Христіанъ по сосѣдству съ нами. Сперва было ихъ двое мужчина, и двѣ женщины. Они просили позволенія пробыть нѣсколько дней въ старой башнѣ, на Поварской горѣ. Не догадавшись, кто они такіе, мы позволили имъ угнѣздиться въ башни. Но число ихъ увеличилось вскорѣ, появились коляски, славныя лошади, оружіе. Они достали изъ сундуковъ своихъ боговъ, приготовили лѣсъ и начали строишься; а мы, смотря на ихъ работу, ожидали, что изъ этого будетъ.»
— "Правда, " сказалъ другой поселянинъ: «что мы не остались въ накладѣ: за дерево намъ хорошо заплачено; но если бъ мы знали, что оно пойдетъ на церковь, то хоть бы давали золотыя горы, мы никогда бы не продали ни одного полѣна. Но что намъ было дѣлать, когда эти невѣрные обманули насъ? Да мы и не знали даже, что они Христіане. Они распустили слухъ, что хотятъ на зиму выстроишь домъ; пусть ихъ строятъ, говорилъ нашъ Войдслотъ; — но когда строеніе выведено на нѣсколько саженей вверхъ, тогда мы увидѣли, что оно не похоже на домъ, и ждали, что будетъ далѣе. Старики наши говорили о семъ и такъ и сякъ, а строеніе между тѣмъ росло да росло, и главный плотникъ такъ неутомимъ, что не знаютъ даже, когда онъ ѣстъ и спитъ.»
— «Какой онъ плотникъ!» отозвался другой поселянинъ: «онъ и топора не умѣетъ держать въ рукѣ. Правда, что его всѣ слушаются, и что онъ самъ больше всѣхъ работаетъ; но какъ на смѣхъ не умѣетъ порядочно и колышка затесать; а золъ, какъ чортъ.»
— «Онъ не плотникъ, а долженъ быть начальникъ работниковъ, и великій господинъ. Платье на немъ, не въ примѣръ будь сказано, точь въ точь какъ на Вашей Княжеской милости, а деньгами такъ и соритъ, чтобъ только молодежь наша не портила ихъ работы.»
— «Наконецъ, когда уже крестъ поставили на крышѣ, мы узнали, что это не домъ, а церковь. Съ радости они цѣлый день пѣли и веселились, какъ мы въ коляду, и насъ къ себѣ звали въ гости. Это такъ насъ разсердило, что мы тотчасъ отправились къ вашей милости, и просимъ приказанія разрушить церковь: ибо мы боимся, чтобъ боги не покарали насъ болѣзнію и разореніемъ.»
— «Хорошо, хорошо, мои дѣти!» отвѣчалъ Ягелло. «Жаль, что прежде не увѣдомили насъ объ этомъ. Но скажите мнѣ, на какомъ языкѣ говорятъ эти люди?»
— "Кажется, " сказалъ одинъ изъ поселянъ: «что это Ляхи. Между ними есть старикъ съ сѣдою бородою, котораго всѣ прочіе слушаются.»
— «И барыня какая-то, прекрасная собою: она часто поетъ во время работы.»
— "Да вѣдь ихъ вѣрно не такъ много, " сказалъ Тройданъ: «чтобъ вы сами не могли сладишь съ ними?»
— "Конечно, что ихъ не такъ много, и мы съумѣли бы выжить ихъ изъ башни, " сказалъ поселянинъ: «но мы боимся, нѣтъ ли между ними колдуновъ. Уже нѣсколько разъ принимались мы за топоры, чтобъ сломать церковь; но старшій плотникъ или господинъ, не знаю какъ его назвать, такъ убѣдительно просилъ пощадить его работу, что у насъ топоры валились изъ рукъ.»
— «А та пригожая барыня вмѣстѣ ли со всѣми живетъ?» спросилъ Князь.
— «Нѣтъ, она живетъ въ самой верхней части башни, и рѣдко сходитъ внизъ. Стѣны ея комнаты, сколько можно видѣть чрезъ окно, обиты золотою тканью; богамъ вѣдомо, кто она такова; а тотъ плотникъ такъ ее боится, что право жаль и смотрѣть на него.»
— "Хорошо, мои дѣти! мы скоро дадимъ вамъ отвѣтъ, " сказалъ Ягелло. «Будьте увѣрены, что мы не допустимъ такого соблазна въ вашей деревнѣ. Между тѣмъ обождите.» —
Сей странный случай крайне изумилъ Князя, и завелъ его въ бездну догадокъ. Болѣе всего онъ думалъ о томъ, кто бы былъ этотъ богачъ-плотникъ и повелѣвающая имъ красавица. Тройданъ съ своей стороны въ поступкѣ Христіанъ не видѣлъ ничего страннаго, и боялся того, чтобъ они за смѣлость не подверглись наказанію.
— «Нѣтъ!» сказалъ Ягелло, подумавши нѣсколько. «Это имъ даромъ не пройдетъ. Готовъ побожишься, что сіи пришлецы какіе нибудь бездѣльники, которые хотятъ поселиться въ Лопарскихъ горахъ, чтобы потомъ удобнѣе грабить господскіе дворы и села. Это все слѣдствія бывшаго слабаго управленія. Но, не перерядившіеся ли это Крестоносцы? Какъ ты думаешь, Тройданъ?»
— «Не знаю, Ваша Свѣтлость, что и думать. Но не угодно ли будетъ самимъ повѣрить на мѣстѣ донесеніе поселянъ?» —
Ягелло одобрилъ сіе предложеніе: жалѣлъ только о томъ, что не могъ посовѣтоваться прежде съ сестрою, которая за нѣсколько дней предъ тѣмъ отправилась въ Троки для свиданія съ братомъ Скиргѣллою, недавно возвратившимся изъ Риги. Но любопытство побѣдило его нерѣшительность. Онъ приказалъ подвести коней для себя и Тройдана, и взявъ съ собою для безопасности нѣсколько человѣкъ стрѣльцевъ, отправился въ сопровожденіи одного изъ поселянъ. Миновавъ равнину, извѣстную нынѣ подъ именемъ Погулянки, они въѣхали въ Понарскій лѣсъ и прибыли на мѣсто. — Увидѣвъ церковь, Князь воспылалъ гнѣвомъ. Поселянинъ указалъ ему на кровлѣ плотника, прилежно занимающагося своею работою. Ягелло подошелъ къ самому строенію, и увидѣлъ на верьху человѣка, въ тонкой рубахѣ и Соломиной шляпѣ, который работалъ, напѣвая духовныя пѣсни.
— «Гей, плотникъ!» вскричалъ Князь. «Что за домъ строишь ты? Нельзя ли узнать, кто въ немъ жить будетъ?»
— «Великій Господинъ, очень великій Господинъ!» отвѣчалъ плотникъ, и?не посмотрѣвъ даже, кто его спрашиваетъ, затянулъ опять пѣсню.
— «А что мнѣ до твоего господина!» вскричалъ Ягелло, топая ногами. «Кто позволилъ тебѣ на чужой землѣ строить церковь?»
— «Кто позволилъ?» повторилъ плотникъ: «знаете что? идите своею дорогого: мнѣ нѣкогда балагурить съ вами.»
— «Дерзкій! мнѣ ли ты смѣешь говоришь такъ?»
— "Послушай, мой милый, " сказалъ Тройданъ: «мы въ правѣ о томъ спрашивать тебя; и потому будь къ намъ повнимательнѣе.»
— «Да кто вы таковы?» спросилъ плотникъ: «если у васъ горло просохло, то вотъ вамъ на чарку вина, и прощайте!» — При семъ онъ вынулъ изъ кармана нѣсколько грошей, и бросилъ на землю.
— "Кажется, " сказалъ Ягелло, всматриваясь въ плотника: «что я видалъ его гдѣ то. Довойна! это Довойна!» вскричалъ Князь. «Что ты обезумѣлъ, что ли? Что ты тушъ дѣлаешь на этой кровлѣ?»
— «А, да это вы, Князь!» отвѣчалъ благочестивый плотникъ, снимая шляпу. «Право, чуть ли вы не угадали, что бѣдный Довойна обезумѣлъ.»
— "Ты, рыцарь такъ славный, съ топоромъ на кровлѣ! Что тебя привело къ этому? "
— «Ужъ я болѣе не рыцарь!» сказалъ печально Довойна: «бывало время, что я славился разореніемъ домовъ, грабежемъ монастырей и церквей; а теперь смотрите, Князь, я самъ строю церковь, и день, въ который окончу строеніе, будетъ счастливѣйшимъ днемъ въ моей жизни. Судите же, въ своемъ ли я умѣ?»
— «Но что привело тебя къ этой благочестивой работѣ?» спросилъ Тройданъ.
— «Горе мнѣ! Еслибъ я грабилъ только золото и серебро, то я и теперь былъ бы еще тотъ же Довойна; но я похитилъ добычу, которая самого меня сдѣлала своею добычею, и держитъ крѣпче, нежели вы, Князь, держите своихъ узниковъ въ замкахъ. Помните ли ту пригожую плѣнницу, которую за годъ предъ симъ отвезъ я къ отцу?»
— «Елена?» спросилъ Князь. «Она привела тебя въ это состояніе?»
— «Да будетъ проклятъ часъ, въ который я похитилъ ее, и да будетъ благословенъ тотъ часъ во вѣки! Она то лишила меня свободы; она-то, повторяя мнѣ ежечасно, что я властелинъ ея, что она моя раба, жестоко обходится со мною!»
— «По дѣломъ дураку!» сказалъ Ягелло. «Да развѣ не могъ ты обойтись съ нею по своему?»
— «И я тоже думаю, а поступаю иначе; а для чего такъ поступаю, и самъ не знаю!» отвѣчалъ Довойна.
— «Разскажи же, какъ она могла привести тебя въ такое рабское состояніе?»
— «Не знаю. Она совершенно очаровала меня. Счастливъ тотъ, кто не узнаетъ ея такою, какъ я узналъ ее, и, не смотря на то, я готовъ драться съ каждымъ, кто бы вздумалъ разрушить ея чары. Привезши ее къ отцу, я объявилъ ему желаніе жениться на его дочери. Габданкъ не прочь былъ отъ того, и предоставилъ ей самой рѣшеніе; но она прежде всего потребовала, чтобъ я крестился.»
— «Негодяй!» прервалъ его Ягелло: «и такъ ты отрекся боговъ нашихъ.»
— «Что жъ было дѣлать? Я принялъ крещеніе, и мнѣ казалось, что я переродился; но когда я напомнилъ ей о бракѣ, она отвѣчала, что я еще не довольно твердъ въ вѣрѣ, и что она отдастъ мнѣ руку, когда увидитъ, что я дошелъ до извѣстной степени Христіанскаго совершенства. И такъ я принялся усовершать себя: оставилъ всѣ удовольствія, и всѣ молитвы выучилъ наизусть; но когда уже ничего не оставалось желать болѣе, она, жестокая, неблагодарная, объявила мнѣ съ слезами на глазахъ, что сдѣлала обѣтъ не вступать со мною въ бракъ иначе, какъ въ церкви, выстроенной собственными моими руками на языческой землѣ. Отецъ ея, такой же рабъ своей дочери, не только подтвердилъ ея желаніе, но и самъ вмѣстѣ съ нами переселился сюда; я же, цѣня Елену дороже жизни, долженъ былъ покориться ея волѣ, и началъ строить церковь.»
— «Для чего же ты, бездѣльникъ, съ своею колдуньею не отправился къ Туркамъ или Татарамъ исполнять прихоти своей возлюбленной. Я прикажу сжечь тебя вмѣстѣ съ твоимъ строеніемъ.»
— «Всемилостивѣйшій Государь!» вскричалъ Довойна, ставши на колѣна на балкѣ: «изъ уваженіи къ прежнимъ моимъ услугамъ и ранамъ, полученнымъ на службѣ вашей, умоляю, сжальтесь надо мною! Я теперь у цѣди моихъ желаній! Клянусь, что сели Елена потребуетъ отъ меня еще хоть, одной жертвы, уже не будете имѣть надобности карать меня; я самъ повѣшусь на этой балкѣ.»
--"Нѣтъ, Довойна, ты этого не сдѣлаешь, " отозвалась сладкимъ голосомъ Елена, высунувшись изъ окна башни. «Плѣнница твоя не допуститъ тебя до такого грѣха. Пока ты былъ язычникомъ, могъ пренебрегать своею жизнію; но теперь, а увѣрена, ты думаешь иначе, и умѣлъ бы покоришься водѣ Божіей, если бъ и еще продлилось достиженіе цѣли твоихъ желаній. И такъ не унывай, не вѣрь никому: испытаніе твое вскорѣ кончится.» — И скрылась въ башнѣ.
Покорный рыцарь тотчасъ Bärtig ея опять за топоръ, и продолжалъ свою работу. Ягелло, изумись смѣлости дѣвицы, не зналъ, сердиться ли ему, или пожалѣть о Довойнѣ, или же позавидовать его состоянію. Между тѣмъ вышелъ изъ башни Габданкъ, и, изъявивъ Князю почтеніе, пригласилъ его въ свое жилище. Пріятное выраженіе лица, длинная сѣдая борода, важность старика, а наипаче надежда увидѣться съ Еленою, склонили Ягеллу согласиться на сіе приглашеніе. Онъ съ Тройданомъ смѣло вошелъ въ башню, великолѣпно убранную; но при самомъ входѣ былъ пораженъ непріятнымъ для него зрѣлищемъ: это были приготовленныя для церкви утварь, образа и разныя украшенія. Габданкъ замѣтилъ на лицѣ Князя неудовольствіе, и потому, чтобъ задобрить его, началъ увѣрять, что весь народъ Польскій изумленъ былъ его великодушіемъ, съ которымъ онъ даровалъ свободу плѣнницамъ, и что между прочими причинами прибытія его въ Литву, есть и та, чтобъ лично поблагодаришь его за возвращеніе возлюбленной дочери. Ягелло съ разсѣянностію выслушалъ сіи учтивости, и сердился за постройку церкви. Но вскорѣ появилась Елена. За нею слѣдовали Довойна, одѣтый по-Польски, и ея служанка. Одежда Елены была не великолѣпна, но мила. Сверхъ бѣлаго платья надѣтъ былъ голубой шпензеръ съ закинутыми назадъ рукавами, подбитый малиновою подкладкою; на головѣ была, голубая же повязка, возвышавшая красоту ея.
— «Здравствуй, Ягелло!» сказала она, входя въ комнату. «Мы рады твоему посѣщенію; только прошу тебя, не сбивай съ толку моего рыцаря. Я слышала о постигшихъ тебя бѣдствіяхъ, и искренно сожалѣла о тебѣ, Ягелло. Это было увѣщаніе свыше! Теперь радуюсь, видя тебя въ прежнемъ состояніи. Но что же ты такъ не ласково смотришь на меня? Развѣ у васъ водится, чтобъ гость хмурилъ брови предъ хозяевами?»
— "А водится ли у васъ, " спросилъ Князь: «безнаказанно распоряжать чужимъ добромъ.»
— «Безнаказанно! какое варварское слово!» прервала его Елена. «Не считаешь ли насъ за Татаръ или Ятвяговъ? То ли тебѣ не нравится, что мы заняли нѣсколько саженей земли, не ударивъ прежде тебѣ челомъ? Право, мнѣ это и въ умъ не приходило. Да впрочемъ въ этомъ самъ ты виноватъ. Живучи въ Кревѣ, ты былъ не доступенъ, когда мы переѣхали въ Литву; и такъ мы должны были у Кѣйстута просить позволенія на постройку. Перестань же сердиться. Если бъ эти пустыни мнѣ принадлежали, то я платила бы тѣмъ, кто населяетъ оныя.»
— «Всемилостивѣйшій Государь!» отозвался Габданкъ. "Мы не хотимъ бременить даромъ земли вашей; напротивъ того, мы готовы платить всѣ подати и нести всѣ повинности. "
— "Да не въ томъ дѣло, " сказалъ Ягелло: «я вамъ радъ, очень радъ: знаю права гостепріимства, и прошу васъ къ себѣ въ замокъ; только эта церковь….»
— «Такъ вотъ что безпокоитъ тебя!» сказала Елена. «А я полагала что теперь уже ты иначе думаешь. Впрочемъ, это касается не до тебя, а до боговъ твоихъ. Если они терпятъ наше строеніе, почему же ты хочешь разрушить оное? Совѣтую тебѣ, Ягелло, оставить это дѣло: ты знаешь, что я волшебница. Впрочемъ, съ тобою здѣсь находится жрецъ твоей вѣры: спроси его, и если онъ скажетъ, что богамъ не угодно, чтобъ здѣсь существовала церковь, то и мы не станемъ противиться.» —
Тройданъ понялъ ея слова и взоръ, и отвѣчалъ, что если уже боги терпятъ Христіанскій храмъ въ самой столицѣ, то конечно потерпятъ и сію новую церковь.
— «Я не намѣренъ» сказалъ Ягелло: «разрушатъ оную; но боюсь, чтобъ народъ не приписалъ сего поступка слабому усердію моему къ богамъ.»
— "Успокойся, Князь, " сказалъ Довойна: «народъ любитъ тебя, и твоему желанію противиться не станетъ. Если же кцю и осмѣлится возстать противъ твоей воли, то, хоть я и отвыкъ уже отъ оружія, научу его безпрекословно повиноваться Государю.»
— "Все это хорошо, " отвѣчалъ Ягелло: «но я долженъ посовѣтоваться прежде съ Лездейкою.» —
Довойнѣ не понравилось сіе намѣреніе Князя. Онъ зналъ, что, какъ отступникъ отъ вѣры, проиграетъ дѣло и всѣ его труды пропадутъ; но онъ не смѣлъ возражать. Ягелло, возобновивъ приглашеніе къ себѣ, простился съ жителями башни.
По прежнимъ происшествіямъ читатель уже конечно догадался, что Тройданъ не въ первый разъ видѣлся съ Еленою. Между прочими причинами переѣзда ея въ Литву, была и та, чтобъ быть къ нему поближе и наблюдать за нимъ. Послѣ сего можетъ показаться удивительнымъ, что она, увидѣвъ его у себя, не хотѣла признаться къ нему; но въ настоящихъ обстоятельствахъ она не могла поступить иначе. Гордость ея не позволяла ей унизиться до возобновленія связи съ человѣкомъ, который забылъ ее для другой; сверхъ того она еще не до такой степени охладѣла къ нему, чтобъ могла погубить его, и съ удовольствіемъ мечтала о той минутѣ, когда Тройданъ у ногъ ея станетъ искать прощенія. Надежды сіи раздѣлялъ и отецъ ея, всегда покорный волѣ дочери. Тройданъ, съ своей стороны, зная, что отъ него зависитъ отчасти разрѣшеніе кончить строеніе церкви, не опасался никакой для себя опасности. Правда, что ему больно было молчать тогда, когда имѣлъ случай освѣдомиться объ отцѣ своемъ; но онъ долженъ былъ соображаться съ обстоятельствами, и потому покорился онымъ.
Ягелло и молодой жрецъ, погруженные въ разныя мысли, въ молчаніи ѣхали обратно въ Вильно. При спускѣ съ горы, встрѣтился имъ поселянинъ, провожавшій ихъ къ башнѣ, и спросилъ у Князя, что прикажетъ дѣлать съ церковью. Ягелло не зналъ, что отвѣчать; но Тройданъ вывелъ его изъ недоумѣнія, сказавъ, что въ такомъ необыкновенномъ случаѣ ничего нельзя предпринять безъ воли боговъ, и что онъ немедленно донесетъ обо всемъ Кривекривейтѣ. Отвѣтъ сей успокоилъ поселянина.
Уже день вечерѣлъ, когда они приближались къ городскимъ воротамъ. Ягелло встревожился, увидѣвъ толпы народа, бѣжавшія въ одно мѣсто. Послышались крики, но нельзя было различить, были ли они печальные или радостные. Весь городъ былъ въ движеніи. Наконецъ Тройданъ увидѣлъ, что это было погребальное шествіе. Въѣхавъ въ замокъ, Князь узналъ, что Славенко препровождалъ чрезъ городъ на кладбище тѣло покойнаго Кѣйстута.
ГЛАВА V.
Костеръ.
править
За нѣсколько дней до смерти Кѣйстута разнесся въ Вильнѣ слухъ, что Кревскій узникъ изъ темницы переведенъ будетъ въ тотъ домъ, который занималъ Ягелло. Былъ ли сей слухъ распущенъ для того, чтобъ лучше скрыть злодѣйскій умыселъ, или же потому, что можешь быть Ягелло и въ самомъ дѣлѣ намѣревался облегчить участь дяди, не извѣстно; достовѣрно только то, что народъ, громко роптавшій на жестокость Князя, радовался сему извѣстію. И потому легко можно представишь себѣ, какъ поразили гражданъ бренные остатки Кѣйстута, обагренные кровію. Витольдъ, находившійся въ Вильнѣ подъ стражею, узнавъ о смерти своего родителя, и боясь подобной участи, при помощи жены 4 ушелъ изъ своей темницы, и благополучно прибылъ въ Ригу. Слухъ объ убіеніи Кѣйстута вооружилъ на Ягеллу почти всю Литву, и тѣмъ болѣе оскорбилъ народъ, что наказаніе убійцъ было отложено, и дано имъ время спастись бѣгствомъ, что самое и подтверждало подозрѣніе, что Ягелло былъ участникомъ ихъ злодѣянія. Изъ сего иные заключали, что несчастный узникъ убитъ по собственному приказанію Князя, другіе приписывали смерть его Аксенѣ, мстившей за казнь своего мужа, иные наконецъ полагали, что и братъ и сестра виновны въ убійствѣ Кѣйстута.
Ягелло, желая отклонить отъ себя подозрѣніе въ столь ужасномъ злодѣяніи и воздать честь памяти защитника Литвы, приказалъ приготовиться къ самому великолѣпному погребенію. Уже на высокомъ кострѣ, приготовленномъ для сожженія тѣла покойнаго Князя, стояли его лошадь въ богатой збруѣ, свора гончихъ псовъ, соколъ, и лежали охотничья труба, оружіе, копье, мечь, и рысьи когти 5: оставалось только подложить огонь. Но не доставало самой важной жертвы: вѣрнаго слуги, который бы изъявилъ готовность сгорѣть вмѣстѣ съ трупомъ своего господина. Обычай сей освященъ былъ вѣками, и не исполненіе онаго омрачило бы славу покойнаго, и обезславило его потомковъ. Народъ оглядывался во всѣ стороны, приготовясь встрѣтить рукоплесканіемъ вѣрнаго слугу; но никто не являлся.
За толпами, наполнявшими то мѣсто, гдѣ жгли тѣла Князей и военачальниковъ, на высокой могилѣ сидѣлъ печальный Славенко. Близъ него стоялъ Юрга, и слушалъ подробности смерти Кѣйстуі покой.
— "И такъ, " сказалъ Юрга: «нельзя навѣрное полагать, что онъ умеръ по приказанію Ягеллы?»
— «Что за неслыханное злодѣйство!» отвѣчалъ юноша. «Не уже ли никто не отмститъ за его невинную смерть. Пока онъ былъ Государемъ, каждый изъ насъ готовъ былъ за него хоть въ огонь, а теперь, никто даже не хочетъ признаться, что былъ его слугою!»
— "Конечно, это очень не хорошо, " сказалъ Юрга: «но судя о вещахъ какъ слѣдуетъ, не къ чему уже и признаваться. Съ смертію его все кончилось.»
— «Точно ли ты такъ думаешь?» спросилъ грозно юноша. «Нѣтъ, это не можетъ быть: я знаю твой образъ мыслей.»
— "Полно же шутить, " сказалъ Юрга. «Со стороны могутъ подслушать насъ, и подумать, что я въ самомъ дѣлѣ стою того, чтобъ послѣдовать за нимъ на тотъ свѣтъ. Я вѣдь порядочно послужилъ ему и на семъ свѣтѣ. Пожалуй, ступай себѣ на костеръ, если хочетъ: держать не стану. Ты вѣдь хотѣлъ же умереть съ нимъ въ темницѣ; притомъ же онъ любилъ тебя, охотно слушалъ твои пѣсни: покажи же, что ты достоинъ изжариться съ нимъ въ одномъ огнѣ. Погляди, какъ народъ посматриваетъ на насъ. Славенко! ты любишь славу: вообрази же, что за честь, что за счастіе смѣшать свой пепелъ съ пепломъ Княжескимъ! какъ ты прославишь себя и твоихъ родныхъ! имя твое всегда будетъ неразлучно съ именемъ Кѣйстута! Можетъ случиться даже, что кто нибудь по ошибкѣ, приметъ твой пепелъ за пепелъ Князя, и будетъ разсказывать всѣ геройскіе его подвиги! Повѣрь, что рѣдко случается умереть такъ славно!»
— "А ты, между тѣмъ, " отвѣчалъ Славенко: «на сей юдоли плачевной будешь утопать въ богатствѣ, награбленномъ у Кѣйстута? не правда ли?»
— «О, боги! какъ же ты завистливъ! Можетъ быть, жалѣешь даже, что измѣннику Гамилону не удалось овладѣть всѣмъ моимъ имуществомъ. Но и такъ вѣдь осталось только на прокормленіе себя съ женою и дѣтьми. А тебѣ что терять? Да и что бы ты выигралъ при новомъ правленіи? Притомъ же тебѣ и безъ того не долго жить.»
— «Право?» спросилъ Славенко.
— «Конечно. Рана, которую получилъ ты, защищая Кѣйстута, смертельна. Всѣ врачи такъ говорятъ.»
— "Правда твоя, " сказалъ Славенко: «рана моя неисцѣлима: одна только смерть уврачуетъ ее.» — И, вздохнувши, всталъ и скрылся въ толпѣ.
Не должно думать, что Славенко въ самомъ дѣлѣ опасался послѣдствій своей раны: она уже заживала, и онъ былъ совсѣмъ здоровъ; но дѣло шло о другой ранѣ. Душа его жестоко страдала какъ отъ потери добраго Князя, такъ равно и отъ того, что Поята любила Тройдана. Юрга, обрадовавшись тому, что онъ, какъ казалось, уговорилъ Славенка къ пожертвованію собою, взошелъ на возвышеніе и поднялся на цыпочки, чтобъ лучше видѣть рѣдкій примѣръ добровольной смерти, но едва только онъ устремилъ глаза на костеръ, какъ со всѣхъ сторонъ послышалось: «Юрга! Юрга! любимецъ Кѣйстута!» — Дри сихъ ужасныхъ словахъ у Юрги холодный потъ выступилъ на челѣ, и ноги задрожали. Онъ хотѣлъ было сойти тотчасъ съ своего мѣста и скрыться въ лѣсу; но народъ окружилъ его, и взявши подъ руки, съ почтеніемъ повелъ къ костру. На пути всѣ ему кланялись и просили кланяться на томъ свѣтѣ ихъ роднымъ и пріятелямъ. Когда привели его къ костру, Кривекривейте сказалъ ему: — «Вѣрный слуга! прими награду привязанности твоей къ своему господину, который взываетъ тебя къ себѣ. Сего же дня будешь сидѣть за столами боговъ! сего же дня утолишь свою жажду божественнымъ напоемъ изъ чаши роскоши.»
— "Я не достоинъ! клянусь богами, не достоинъ! Кѣйстутъ не любилъ меня. Я обманывалъ его, я бросилъ его. Умилосердитесь надо много, " кричалъ Юрга, отъ страха блѣдный какъ полотно.
— "А война Кѣйстута со мною? А его ненависти ко мнѣ, и казни Войдилы, " говорилъ Ягелло: кто «былъ виною? А глупая мысль покорить Новгородъ-Сѣверскій, не есть ли плодомъ слѣпой довѣренности дяди моего къ тебѣ? И такъ, храбрый рыцарь! оставь свою скромность: мы не хотимъ лишать тебя чести, по всѣмъ правамъ тебѣ принадлежащей: Кѣйстутъ съ нетерпѣніемъ ждетъ тебя; если же вздумаешь противиться, то мы иначе попросимъ тебя.» —
Блѣдный, дрожащій Юрга, бросясь на колѣни, со слезами молилъ о пощадѣ. — «Возьмите» говорилъ онъ: «все мое богатство, раздѣлите оное между собою, или вылейте изъ моего золота истуканъ въ мой ростъ; только позвольте мнѣ пожить еще на бѣломъ свѣтѣ.» —
Народъ, оскорбись малодушіемъ Юрги, повлекъ его на костеръ, какъ вола на закланіе, и уже началъ было привязывать его къ тѣлу Кѣйступіа, к жъ вдругъ послышалься крикъ продирающагося чрезъ толпы Славенка: — «Обождите, обождите! оставьте ему жизнь, и позвольте мнѣ умереть! У него есть жена, дѣти, а я ничего не имѣю въ сей жизни! Допустите меня сгорѣть однимъ пламенемъ съ возлюбленнымъ моимъ Княземъ! пламенемъ, возженнымъ рукою отца Пояты!» —
Изумленная толпа оставила Юргу, и разступилась передъ Славенкомъ. Онъ вступилъ на костеръ тихо, съ поднятыми вверхъ очами, съ лютнею въ рукѣ. Князья, вельможи и народъ не могли скрыть сожалѣнія при видѣ сего молодаго человѣка. Лездейко, помня оказанную имъ Поятѣ услугу, увѣрялъ его, что боги удовольствуются однимъ его усердіемъ; Ягелло отговаривалъ его сколько могъ; но ничто не могло заставить его сойти съ костра: онъ схватился за тѣло Кѣйстута, и требовалъ совершенія жертвы. По истощеніи всѣхъ усилій къ сохранію жизни великодушнаго юноши, жрецъ подложилъ огонь, и въ одно мгновеніе пламя охватило тѣла Князя и Славенка, коня, собакъ и все бывшее на кострѣ. Народъ плакалъ, жрецы въ пѣсняхъ славили подвиги Кѣйстута. Юрга между тѣмъ скрылся, и съ тѣхъ поръ ничего уже не слыхали о немъ болѣе. Когда огонь угасъ, жрецы собрали пепелъ, и вложивъ оный въ драгоцѣнныя урны, погребли на томъ же самомъ мѣстѣ и насыпали курганъ, такой же высокій, какъ высокъ былъ костеръ.
Къ счастію, Пояты не было тогда въ Вильнѣ. Не любя печальныхъ церемоній, она осталась въ Кѣрновѣ, и не скоро узнала о судьбѣ Славенка. Въ память несчастнаго юноши, она пролила слезы искренняго сожалѣнія.
Чрезъ нѣсколько дней послѣ погребенія, пріѣхалъ въ замокъ Габданкъ съ дочерью. Ягелло, догадываясь о причинѣ его посѣщенія, и сверхъ того чувствуя еще потерю дяди, не очень радъ былъ гостямъ; помня однако же, что онъ самъ приглашалъ ихъ, и паче всего боясь оскорбить Елену, принудилъ себя къ веселости.
— "По милости вашей, всемилостивѣйшій государь, " сказалъ Габданкъ: «мы льстимъ себя надеждою, что намъ дозволено будетъ окончить наше строеніе: съ самаго того времени, какъ вамъ угодно было посѣтить насъ, поселяне не допускаютъ насъ къ продолженію работы и чуть было не разрушили того, что уже сдѣлано.»
— "Право, " отвѣчалъ Ягелло: «я не знаю какъ рѣшишь вашу просьбу. По мнѣ лучше бы вы просили десять миль земли на поселеніе, нежели одну сажень на церковь. Заботы не позволили еще мнѣ объясниться объ этомъ съ Кривекривейтою: теперь онъ въ Кѣрновѣ, и я не знаю, когда увижусь съ нимъ.»
— «Я думаю, что вы, Государь, можете объявить свою волю и безъ совѣщанія съ Кривекривейтою. Довольно было бы увѣдомишь только Понарскихъ поселянъ, что вы берете дѣло наше подъ свое покровительство.»
— «Подъ мое покровительство?» повторилъ Ягелло: «слуга покорный! Мы не для того Литовскій Князь, чтобы покровительствовать Христіанскимъ богамъ. Этого не будетъ.»
— «Вспомните, Государь, что счастіе двухъ лицъ зависитъ отъ одного вашего слова.»
— «Сами виноваты, что счастіе ихъ поставили въ зависимость отъ невозможнаго дѣла. И что за смѣлость! Подумайте только: чтобы сказала Королева ваша, если бы мы, Литовцы, подъ стѣнами Кракова вздумали строить храмъ для своихъ боговъ? Они были бы казнены за такую дерзость, и я нимало бы этому не удивился.»
— "Нѣтъ, Государь, " сказалъ Габданкъ. «Королева наша хотя можетъ служишь образцомъ Христіанскаго благочестія, но вѣрно терпѣла бы въ своемъ государствѣ то, что Богъ терпитъ на землѣ.»
— «Можетъ быть; но мы въ нашей Литвѣ не терпимъ того, что намъ не нравится.» —
Габданкъ терялъ уже надежду на успѣхъ, хотя разговоръ могъ принять и другой оборотъ, еслибъ въ него вмѣшалась Елена. Но она въ это время все свое вниманіе обратила на любимую картину Ягеллы.
— «А вы, Елена, ничего не скажете?» спросилъ Князь. «Все ваше вниманіе, какъ кажется, обращено на портретъ. Не знаете ли, кого онъ изображаетъ?»
— Можетъ быть, и знаю, " отвѣчала Елена, не спуская глазъ съ картины.
— «Прекрасно! наконецъ я все узнаю. Говорите же: я слушаю.»
— «Такимъ ли образомъ можно заставить меня удовлетворить твоему любопытству?» отвѣчала Елена. «Не въ правѣ ли я спросить прежде, зачѣмъ тебѣ нужно знать ея имя, и что значитъ эта стража у портрета?» —
Замѣтивъ неудовольствіе на лицѣ Польки, Ягелло извинился предъ нею, и признался что прелести незнакомой красавицы такъ его очаровали, что онъ, боясь лишиться картины, поставилъ при ней стражу, и прибавилъ, что кто бы и гдѣ бы ни была эта красавица, онъ непремѣнно хочетъ видѣть ее и поклясться въ вѣчной любви. — Елена, слушая объясненіе Ягеллы, и смотря на портретъ, была внѣ себя то отъ восхищенія, то отъ зависти и жажды мщенія.
— «Прикажи удалиться стражѣ,» сказала она Ягеллѣ. — Стража удалилась.
— «Откуда взялъ ты сей портретъ?» спросила она съ живостію.
— «Я взялъ его у одного изъ жрецовъ Знича.»
— «Наконецъ ты отнялъ то, что ему едва не стоило жизни за сохраненіе въ тайнѣ имени незнакомки. Суди же, какова должна быть эта женщина, когда и ты, не видѣвши, почитаешь ее? Почитай, боготвори ее: это составить мое благополучіе. Но, если бъ она ничего не имѣла, кромѣ видимыхъ прелестей, если бъ она была изъ состоянія низшаго, нежели твое, если бъ она, напримѣръ, была бѣдною подданною какого нибудь государства: — скажи, не перемѣнило бы все это твоихъ намѣреній?»
— «Никогда!» отвѣчалъ съ жаромъ Ягелло. «Черты лица ея говорятъ, что она имѣетъ душу самую благородную, что она достойно дѣлить судьбу мою. Если она дѣйствительно бѣдная подданная, то она будетъ любишь меня изъ благодарности за свое возвышеніе, и я буду счастливъ, снискавъ ея любовь.»
Елена посмотрѣла на портретъ съ гордостію, какъ бы желая сказать: теперь судьба твоя въ моихъ рукахъ!
— "Я рѣшилась, " сказала она: «открыть тебѣ тайну; но прежде покажи мнѣ руку.» —
Ягелло, обрадовавшись, протянулъ ей руку, и она начала ворожить:
— «Что теперь ненавидишь и чего боишься, то будешь любить и чтитъ. Душа твоя пробудится, а сердце наполнится такою радостію, каковой не зналъ еще доселѣ; но прежде просвѣътись свѣтомъ предвѣчной истины!»
— «Что ты говоришь о свѣтѣ? какъ будто Ауска не ясно свѣтитъ у насъ. Я просилъ тебя сказать мнѣ имя этой красавицы.»
— «Что осчастливитъ народъ твой, и владѣнія твои втрое увеличитъ, къ чему не могли преклонить тебя Императоры и Короли, все то совершитъ одинъ взоръ пятнадцатилѣтней дѣвицы; но прежде просвѣтись свѣтомъ предвѣчной истины.»
— «Ей только пятнадцать лѣтъ?» вскричалъ Ягелло. «Правда, что Императоры и Короли присылали ко мнѣ пословъ; но я не хочу имѣть съ ними дѣла.»
— «Для тебя она откажетъ самымъ знаменитымъ женихамъ, Княжескую шапку твою замѣнитъ короною; но просвѣтись прежде, просвѣтись свѣтомъ предвѣчной истины!»
— «Право, прелестная Елена, ты говоришь лучше нашего Кривекривейты. Но что за дѣло до короны? Скажи лучше, гдѣ она живетъ?»
— «Забывъ обиды, она распространитъ твои владѣнія отъ моря до моря, чрезъ нее пріобрѣтешь любовь народную; она содѣлаетъ тебя и народъ твой милыми Богу и страшными врагамъ. Ее чтятъ Монархи; но она будетъ принадлежатъ тому, кто для нее просвѣтится свѣтомъ предвѣчной истины!»
— "Хорошо: я согласенъ просвѣтишься, согласенъ все сдѣлать, чего потребуетъ она, " говорилъ Ягелло: «но узнаю ли я наконецъ, кто она такова?»
— «Непремѣнно хочешь знать? Слушай же: это Гедвига, Королева Польская.» —
Въ эту минуту взоры Ягеллы обращены были на портретъ. Слово Королева, пробудивъ его изъ мечтательности, разрушило милыя его надежды. Съ замѣшательствомъ отступивъ отъ картины, онъ потупилъ глаза, и не зналъ что дѣлать и говорить.
— «Чему же ты удивляешься?» спросила его Елена.
— «Да!» отвѣчалъ Князь послѣ минутнаго молчанія. «Чувствую, что я теперь иной человѣкъ. Такъ это та славная Польская Королева! Какую же страшную вѣсть сказала ты мнѣ! Пусть же Монархи ищутъ ея руки; но я навсегда останусь поклонникомъ ея прелестей, и портретъ ея возьму съ собою въ могилу.»
— "Не отчаявайся, Ягелло, " говорила Елена: «и знай, что Богу, Которому покланяется Гедвига, нѣтъ ничего невозможнаго.»
— «Она дочь Короля двухъ народовъ, Государыня сильной Державы, прелестнѣйшая изъ всѣхъ Княженъ: захочетъ ли она бросить на меня благосклонный взоръ? Нѣтъ: вы меня хотите только пристыдить.»
— "Государь! думай о себѣ лучше, " сказала Елена. «Во первыхъ, твоя Литва обширнѣе владѣній Гедвиги. Родъ твой равно знаменитъ и древенъ, какъ родъ Плотовъ: тебѣ недостаетъ только познанія свѣта и образованности. Предки твои также носили корону 6; во Богъ лишилъ ихъ сей чести, за то, что они не умѣли быть ему вѣрными; и такъ познай Бога Гедвиги, и онъ поселитъ въ ея сердцѣ любовь къ тебѣ. Уже молва предупредила ее въ твою пользу, когда ты возвратилъ Польшѣ своихъ плѣнницъ; теперь остается только доказать, что ты не врагъ Христіанства, и ты содѣлаешься однимъ изъ достойнѣйшихъ искателей руки нашей Королевы.»
— «Правда ли? Такъ она довольна была тѣмъ, что я отослалъ плѣнницъ?» спросилъ обрадованный Князь. «Я очень этому радъ, и благодарю тебя за добрый совѣтъ. Но точно ли она такъ мила, какъ на портретѣ.»
— "Можетъ быть, что портретъ и не совсѣмъ похожъ, " отвѣчала Елена.
— "Конечно не совсѣмъ похожъ, " отозвался Габданкъ: «она гораздо милѣе. Скажу больше: почти вся Польша обращаетъ на васъ, Государь, вниманіе, и, если позволите говорить откровенно, то главнѣйшая цѣль моего прибытія сюда состоитъ въ томъ, чтобъ поближе присмотрѣться къ вамъ.»
— "Ну, такъ теперь ужъ не стану противиться окончанію вашей церкви, " сказалъ Ягелло. «Да какъ же я могу имѣть виды на вашу Королеву, когда она, какъ я слышалъ, обручена уже съ какимъ то Нѣмецкимъ Княземъ?»
— "Правда, " отвѣчалъ старикъ: «что отецъ обѣщалъ ее Рагузскому Герцогу Вильгельму; но это было тогда, когда онъ не зналъ еще, что дочь его возсядетъ на Польскомъ престолѣ; но коль скоро Гедвига призвана царствовать, то она обязалась выйти за того, кого Поляки найдутъ достойнымъ ея руки. И такъ прежнее условіе разрушено. Предъ вами, Государь, открыта дорога: старайтесь поддержать хорошее о себѣ мнѣніе, и можете быть увѣрены, что Гедвига не будетъ прошиворѣчить выбору своего народа.»
— «Скажите же мнѣ,» спросилъ Князь: «для чего портретъ сей находился у нашего жреца, и какъ онъ досталъ его?»
— "Тутъ ничего нѣтъ удивительнаго, " отвѣчалъ Габданкъ. «Юноша сей, происходящій изъ знаменитой фамиліи, отданъ былъ на службу ко Двору Короля Лудовика и находился пажемъ у Гедвиги. Прелести ея воспламенили сердце пылкаго молодаго человѣка; ему велѣно было оставить Дворъ; послѣ чего онъ скрылся изъ Буды, и до самаго сего времени о немъ не было никакого слуха. Что касается до портрета, то ихъ множество въ Венгріи; и потому ему не трудно было достать его.»
— "Этотъ смѣльчакъ, очень полюбился мнѣ: теперь же я буду знать, какъ съ нимъ сладить, " говорилъ Князь съ улыбкою. «Научите же меня, друзья мои, что мнѣ дѣлать, чтобъ познакомиться съ вашею Королевою?»
— "Надобно немедленно, " отвѣчала Елена: «отправить къ ней посольство, составивъ оное изъ первѣйшихъ вельможъ, съ просьбою руки ея и съ изъявленіемъ готовности примять Христіанскую вѣру. Безъ сего послѣдняго всѣ твои усилія были бы напрасны.»
— "Сверхъ того, Всемилостивѣйшій Государь, " прибавилъ Габданкъ: «не надобно забывать, что успѣхъ посольства наиболѣе зависѣть будетъ отъ выбора пословъ. Въ безпрестанныя войны ваши съ Поляками, они имѣли случай узнать только ваше мужество и искусство въ военномъ дѣлѣ. Но не однихъ сихъ качествъ требуютъ они отъ Государя, желающаго возсѣсть на тронѣ Казиміра. Нужно, чтобъ послы ваши въ состояніи были доказать, что вы оправдаете выборъ народа.» —
Ягелло поблагодарилъ гостей своихъ за совѣты, и рѣшась приступить къ сему важному дѣлу, часто совѣщался съ сестрою и братомъ о средствахъ приведенія онаго въ исполненіе. Аксена, привыкшая къ великимъ замысламъ, не удивлялась желанію брата возложить на себя корону. Перемѣна религіи и подданство народа Польскому скиптру, по ея мнѣнію, вознаграждались просвѣщеніемъ и могуществомъ, которыя могли пріобрѣсть Литва и родъ Гедимина. Скиргѣлло, предвидя собственную пользу отъ вступленія брата на Польскій престолъ, утверждалъ его въ предпринятомъ имъ намѣреніи. По Ягелло, столько разъ обманутый въ своихъ надеждахъ, не довѣрялъ Фортунѣ, которая, казалось, улыбалась ему. Онъ зналъ о препятствіяхъ, какія могли встрѣтиться и со стороны Литовцевъ, и со стороны Государей, своихъ соперниковъ; помнилъ также, съ какою надменностію Гедвига приняла посольство Ордена, какъ она смирила ихъ гордость, и какъ сильно привязана она къ Герцогу Вильгельму. И такъ, думалъ онъ, сколько надобно имѣть достоинствъ, чтобъ понравиться первой красавицѣ въ Европѣ и одержать верьхъ надъ любимымъ ею человѣкомъ? Онъ дрожалъ при одной мысли о предстоявшихъ ему трудностяхъ, и скорѣе готовъ былъ согласиться десять разъ воевать съ Поляками, нежели одинъ разъ просить у нихъ руки ихъ божественной Гедвиги.
Но портретъ ея ободрялъ его. Уже давно Ягелло чувствовалъ въ себѣ перемѣну образа мыслей, которая возбуждала въ немъ желаніе перемѣнить и образъ жизни. Къ сему наипаче склонялъ его свѣжій примѣръ Кѣйстутовой смерти. Отъ угрызеній ли совѣсти, или пораженный столь быстрымъ переходомъ изъ счастія въ бѣдственное положеніе, Ягелло такъ былъ тронутъ симъ случаемъ, что находилъ необходимымъ искать утѣшенія въ ученіи совершеннѣйшей Вѣры. Къ сему присовокупились и другія обстоятельства, требовавшія скорѣйшаго приведенія въ исполненіе его намѣренія. Крестоносцы, у коихъ находился Витольдъ, грозили Литвѣ, и, подъ предлогомъ мщенія за кровь Кѣйстута, подъ предводительствомъ сына его, начинали вторгаться въ Литовскіе предѣлы. Надобно было искать помощи у сосѣдей; Польша скорѣе всѣхъ могла подать ему помощь, и союзъ съ ея Государынею былъ вѣрнѣйшимъ средствомъ къ обезпеченію границъ. Онъ готовъ былъ принять Св. крещеніе, ибо видѣлъ полезныя слѣдствія онаго на братьяхъ своихъ, которые, содѣлавшись Христіанами, вошли въ тѣсныя связи съ Европейскими Державами, и много выиграли въ нравственномъ отношеніи. И такъ онъ не долго думалъ о выборѣ особъ для посольства: родные его братья, Скиргѣлло, Вигунтъ и другіе, найдены достойными сего порученія. Габданкъ далъ имъ наставленіе, и послы, въ сопровожденіи многихъ вѣрныхъ, вельможъ, немедленно отправились въ Краковъ.
Между тѣмъ Ягелло послалъ къ Витольду, прося его забыть вражду и возвратиться въ Вильно для совѣщанія о важномъ дѣлѣ. Присемъ онъ обѣщалъ поручишь ему правленіе Литвою, если самъ онъ получитъ Польскій престолъ. Во ожиданіи слѣдствій своего посольства, онъ совершенно ввѣрился руководству Елены, и, такъ сказать, отдалъ себя ей на выучку. Полька, гордясь такою довѣренностію Литовскаго Государя, мечтая о славѣ соединенія двухъ сильныхъ народовъ въ одно цѣлое, и болѣе всего помышляя объ отмщеніи Тройдану, съ усердіемъ занялась образованіемъ Князя.
Ознакомясь съ ученіемъ Христіанской Вѣры, изложеннымъ ему Еленою, онъ вскорѣ искренно полюбилъ Евангельскія истины — и совершенно переродился, узнавъ ничтожество своихъ боговъ, и съ нетерпѣніемъ ожидалъ счастливаго времени, когда можно будетъ подданныхъ своихъ озарить свѣтомъ предвѣчной истины.
Перемѣна въ поступкахъ и образѣ мыслей Князя не могла укрыться отъ проницательности придворныхъ. Они начали дѣлать свои заключенія, и говорили, что онъ очарованъ Полькою; другіе приписывали сію перемѣну портрету и обращенію его съ Тройданомъ; но никто не угадывалъ настоящей причины, и всѣ удивлялись только своему Государю, который такъ неожиданно попралъ предразсудки и обычаи своего народа.
ГЛАВА VI.
Сватовство.
править
Въ то время, когда Ягелло занятъ былъ такими важными дѣлами, Лездейко, не ожидая никакихъ перемѣнъ, жилъ уединенно въ Кѣрновѣ вмѣстѣ съ любезною своею дочерью. Онъ не вышелъ еще изъ заблужденія о чувствахъ Ягеллы къ Поятѣ, и мечталъ о счастіи видѣть ее Великою Княгинею, тѣмъ болѣе, что Князь такъ сильно полюбилъ портретъ, имѣющій большое сходство съ нею. Необыкновенная ласковость Ягеллы къ нему самому и вниманіе къ дочери утвердили его еще болѣе въ семъ заблужденіи.
Однажды, возвращаясь съ прогулки, Поята увидѣла на дворѣ нѣсколько верховыхъ лошадей въ богатой збруѣ, и вершниковъ, великолѣпно одѣтыхъ.
— «Кто пріѣхалъ?» спросила она у шедшей на встрѣчу ей Тивуновой: «не Крестоносцы ли?»
— "Какіе вамъ, сударыня, Крестоносцы: вѣдь у нихъ бѣлые плащи и черные кафтаны; а эти въ зеленыхъ курткахъ. Но что я вижу, « сказала она, всматриваясь въ дверь: посмотрите, барышня: вѣдь на дверяхъ развѣвастся бѣлая хоругвь! Пойдемъ me поскорѣе.» —
Поята не смѣла и шагу сдѣлать. Бѣлая хоругвь, съ такимъ нетерпѣніемъ ожидаемая въ домѣ каждой дѣвицы, льстящая ихъ самолюбію, произвела въ дочери Лездейки самое непріятное впечатлѣніе. Увидѣвъ выходящаго изъ дверей Рунка, она подозвала его, и спросила кто пріѣхалъ?
— «Кому быть, какъ не сватамъ?» отвѣчалъ съ радостію Рунко. «Идите ка, сударыня, поскорѣе: батюшка давно уже велѣлъ искать васъ. Ну ужъ сваты! любо смотрѣть. Только что слезли съ коней, тотчасъ спросили: здорова ли барышня? А какіе весельчаки: такъ и хочется смѣяться, какъ поглядишь на нихъ.»
— «Кто же прислалъ ихъ?» спросила Поята.
— «А мнѣ какъ знать? По если бъ вы видѣли, барышня, сколько они навезли подарковъ, какъ славно играютъ, пляшутъ и какія сказки сказываютъ; право, я хотѣлъ бы, чтобъ они всегда оставались здѣсь.»
— «Принялъ ли батюшка подарки ихъ?»
— «Какъ же не такъ! Батюшка вашъ сидитъ себѣ преспокойно въ своихъ креслахъ, и все васъ ждетъ. Пойдемъ-те же поскорѣе, барышня.» —
Тивунова горѣла нетерпѣніемъ увидѣть поскорѣе гостей. Поята, съ своей стороны не опасалась прельщенія; знала также, что отецъ не станетъ принуждать ее; не смотря на сіе, бѣлая хоругвь очень безпокоила ее. Сверхъ того она огорчалась необходимостію отказа, кто бы ни дѣлалъ ей честь своимъ предложеніемъ. Наконецъ она вошла въ комнату. Съ трепетомъ приблизившись къ отцу, она облобызала его руку, и, съ робостію поклонясь гостямъ, сказала:
--«Батюшка! вамъ угодно было видѣть меня.»
— «Дочь моя!» отвѣчалъ старикъ: «тебя посѣтили нежданные гости. Боги посылаютъ тебѣ сватовъ: отъ тебя зависитъ дать имъ рѣшеніе. Говори искренно и смѣло: твой отвѣтъ будетъ моимъ отвѣтомъ.» —
Свадебный староста выступилъ впередъ, поклонился низко Поятѣ, и такъ началъ говорить:
— «Прекраснѣйшая, любезнѣйшая богамъ и людямъ дѣвица! Государь нашъ, Князь Даніилъ, племянникъ славной памяти Князя Кѣйстута, плѣнясь вашими прелестями, вашимъ благочестіемъ и добродушіемъ, прославившимъ васъ по всей Литвѣ, прислалъ насъ съ сими дарами просишь, чтобъ вы не отвергли его сердца. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ прошлою осенью увидѣлъ васъ на охотѣ, когда вы указали ему путь въ сей замокъ, онъ безпрестанно воздыхаетъ о васъ. Хошя вся Самогишія знаетъ, какъ онъ богатъ и какъ силенъ, и хотя онъ племянникъ Кѣйстута и внукъ Гедимина; но онъ опасается, чтобъ вы не нашли слишкомъ смѣлымъ его желанія: ибо едва ли есть на землѣ такой славный рыцарь, такой великій Государь, который былъ бы достоинъ владѣть вашимъ сердцемъ. Но смѣемъ надѣяться, что вы не презрите его чистой, пламенной любви, вы будете владѣтельницею обширной области и Княгинею многихъ замковъ; тысячи слугъ будутъ въ вашихъ повелѣніяхъ, и съ каждымъ днемъ будете наслаждаться новыми удовольствіями. И такъ удостойте принять дары сіи въ залогъ любви Князя Даніила, и прежде, нежели объявите ваше рѣшеніе, позвольте Княжескимъ плясунамъ позабавить васъ.» —
Два карлика, съ колокольчиками на головахъ, въ златотканныхъ одеждахъ, одинъ съ маленькою лютнею, другой съ тамбуриномъ, выскочили изъ за пословъ, и начали играть, пѣть и плясать. Они пѣли прелести Пояты, подвиги Даніила и удовольствія любви. Къ нимъ присоединился шутъ, весьма странно одѣтый, и, передразнивая карликовъ, дѣлалъ разныя глупости. На звуки инструментовъ собралась вся домашняя челядь; всѣ радовались, Тивунова удивлялась, Рунко былъ внѣ себя отъ восхищенія, а Данута помирала со смѣху, даже Лездейко улыбался; одна только Поята, стоя возлѣ отца, ничего не слышала и смотрѣла въ землю. По окончаніи сей забавной сцены, привели молодаго медвѣдя, который, поданному знаку, низко поклонился Поятѣ, потомъ взявъ въ лапы палку, дѣлалъ разныя штуки. Челядь хохотала до слезъ; во Поята даже и не взглянула на сіе зрѣлище. Староста во все время не спускалъ съ нее глазъ, и по его печальному виду, можно уже было угадывать неблагопріятное окончаніе дѣла. Наконецъ, вышедъ изъ терпѣнія, онъ сказалъ:
— «Прекрасная Поята! удостойте же насъ благосклоннымъ воззрѣніемъ; примите дары наши, или скажите, если они не нравятся вамъ: мы тотчасъ представимъ вамъ другіе.»
— «Благородный рыцарь!» отвѣчала Поята твердымъ голосомъ: «дары ваши слишкомь дороги для такой, какъ я, простой сельской дѣвушки. Повѣрьте, что я не стою ни даровъ вашихъ, ни трудовъ, которые вы для меня понесли; и такъ возьмите все это, и оставьте меня въ покоѣ.» —
Отвѣтъ сей лишилъ пословъ всякой надежды. Поятѣ извѣстна была хитрость, позволительная въ подобныхъ случаяхъ, перетолковывать по своему слова дѣвицъ; она знала, что даже дотронуться до даровъ и посла назвать старостою, значило подать надежду: и потому была крайне осторожна въ своихъ выраженіяхъ. Староста угадалъ причину ея осторожности, и скрывая свое негодованіе, сказалъ:
— «Какъ? Поята презираетъ Князя Даніила? Что же въ немъ есть такого, что дѣлало бы его недостойны мъ руки дочери Кривекривейты? Знаменитое имя, молодость, храбрость, богатство, все говоритъ въ его пользу. Если вы до сихъ поръ помните еще о его прошлогодней ошибкѣ, то за это вы уже наказали его. Онъ могъ провиниться; но самая его вина доказываетъ, что для него Поята мила во всякомъ нарядѣ. Быть можетъ, что страсть его къ охотѣ слишкомъ велика; по это еще не бѣда, и если въ домѣ его будетъ такая хозяйка, какъ вы, то онъ забудетъ лѣса, и вамъ однимъ посвятитъ всю жизнь свою. Впрочемъ, если вы, сударыня, считаете за ничто честь быть супругою Князя, то вспомните о его стыдѣ, который можетъ замѣнить пылкую его любовь въ жестокое мщеніе; вспомните также и о томъ, что мы сами должны будемъ подвергнуться его гнѣву.»
— "Нѣтъ, " сказала Поята: «я знаю благородство Князя Даніила: онъ не оскорбится моимъ отказомъ. Обладая всѣми качествами героя, онъ тотчасъ увѣрится, что не упрямство, но священный долгъ не позволилъ мнѣ согласиться на лестное его предложеніе.»
— «Священный долгъ?» повторилъ удивленный Староста. «И такъ вы дали слово другому? Кого же вы, сударыня, предпочли нашему Князю?»
— "Никого, " отвѣчала Поята дрожащимъ голосомъ. «Съ самаго дѣтства я обрекла себя богамъ на дѣвственную жизнь.»
— "Князь вымолитъ у боговъ разрѣшеніе вашего обѣта, " сказалъ Староста: «и изъ благодарности построитъ имъ храмъ, какого не бывало еще въ Литвѣ»
— "Боги наградятъ его за доброе дѣло, " отозвался Лездейко: «но никто изъ смертныхъ не въ правѣ разрѣшить отъ добровольнаго обѣта.»
— «Почему же не такъ? Кѣйстутъ, дядя Даніила, также увезъ посвященную богамъ дѣвицу, и боги благословили союзъ ихъ.»
— «Но не благословили послѣдній его часъ!» отвѣчалъ Лездейко. «Наказаніе клятвопреступниковъ не избѣжно.»
— "Боги не могутъ требовать отъ слабыхъ смертныхъ такого важнаго обѣта, " сказалъ Староста. «И такъ, Поята, оставьте свое намѣреніе, и повѣрьте, что вступленіе ваше въ бракъ будетъ пріятнѣе богамъ, нежели одиночество.» —
При сихъ словахъ Поята опять опустила глаза; румянецъ и глубокій вздохъ обличили состояніе ея сердца. Староста, замѣтивъ ея смущеніе и проникая ея мысли, смѣло сказалъ:
— «Напрасно вы, сударыня, скрываете настоящія свои чувства. Позвольте сказать, что сердце ваше не богамъ принадлежитъ. Но кто бы онъ ни былъ, да страшится гнѣва Государя нашего; онъ вездѣ найдетъ его, и покажетъ, какъ онъ умѣетъ мстить. Товарищи, соберите эти дары: здѣсь не знаютъ цѣны имъ; а вы, почтенный Лездейко, будете сожалѣть о поступкѣ вашей дочери.»
— «Ахъ, друзья мои!» говорилъ старикъ съ печалію, простирая къ нимъ руки: «не вините ни меня, ни дочери моей: такъ угодно богамъ. Какъ бы мнѣ не радоваться на старости лѣтъ такому зятю, какъ вашъ Князь? Кому лучше ввѣрить дочь свою, ежели не внуку Гедимина? Но видно, что боги назначаютъ ему благороднѣйшую невѣсту. Скажите же Князю Даніилу, что сватовство ваше крайне огорчило меня, увѣрьте его въ искреннемъ моемъ доброжелательствѣ; но скажите также, что я, какъ отецъ, хотя и досадую на дочь за отказъ, но, какъ начальникъ вѣры, не могу склонять ее къ нарушенію обѣта.»
— "Избавьте насъ отъ вашего соболѣзнованія, " отвѣчалъ съ сердцемъ Староста: «въ скоромъ времени вы сами будете нуждаться въ немъ. Преднамѣреваемый бракъ вашей дочери есть мечта, а мечта сія есть плодъ вашего высокомѣрія. Ненависть къ Кѣйстуту, который по вашей милости лишился и трона и жизни, простирается теперь и на его племянника: у васъ Ягелло на умѣ, этотъ коварный убійца своего дяди: вамъ хочется видѣть дочь Великою Княгинею Литовскою? Но не долго вамъ тѣшиться сею мыслію: онъ дальше простираетъ свои виды. Тогда узнаете свое неблагоразуміе, но уже будетъ поздно.» —
Лездейко употреблялъ всѣ средства, чтобъ успокоить посольство; предлагалъ имъ подкрѣпишь силы пищею; просилъ погостить у него; Староста не хотѣлъ слушать никакихъ вѣжливостей, приказалъ тотчасъ подать коней, и немедленно оставилъ Кѣрновъ.
По отъѣздѣ незваныхъ гостей, Поята бросилась на грудь отца, извиняясь предъ нимъ за причиненное ему огорченіе. «Ты моя радость!» сказалъ старецъ дрожащимъ отъ умиленія голосомъ: — «ты дѣлаешь все, что согласно съ моими мыслями; ты угадываешь мои желанія. Не прощать тебя, но благодарить долженъ я за то, что ты не прельстилась блескомъ суетности. Пусть враги осуждаютъ: боги не оставятъ насъ. Можетъ быть, вскорѣ придетъ время, когда надежды мои, самыя пріятныя надежды исполнятся.» —
Слова сіи успокоили насколько Пояту, хотя ей крайне непріятно было оказанное Старостою подозрѣніе, будто бы отецъ ея желалъ видѣть ее Великою Княгинею Литовскою. Она никогда неотвѣчала на учтивости Ягеллы, но принимала ихъ какъ слѣдствіе дружбы его съ Лездейкою; и потому ей обидною показалась мысль, что между ею и Княземъ могла существовать тѣсная связь; но вспомнивъ, что въ замкѣ есть портретъ, имѣющій съ нею большое сходство, и что Ягелло до безумія влюбленъ въ него, она начала болѣе безпокоиться. Лездейко съ своей стороны, разсудивъ хладнокровнѣе объ отказѣ дочери, также боялся худыхъ послѣдствій. Онъ зналъ могущество Даніила, равно какъ и то, какъ далеко можетъ завести оскорбленное самолюбіе. Кѣрновъ не имѣлъ никакой защиты, и Даніилъ безъ малѣйшаго труда могъ овладѣть онымъ и похитить Пояту, еслибъ захотѣлъ чего и можно было опасаться, судя по приведенному Старостою примѣру. Хотя его и могли обезопасить неприкосновенность его особы и власть Ягеллы; но приведя на память выраженія Старосты, предвѣщавшія его упадокъ, и дѣвицу, долженствующую разрушить его надежды, онъ не могъ не унывать духомъ, тѣмъ болѣе, что ему извѣстно уже было о построеніи въ Поварахъ Христіанской церкви, и о прибытіи въ княжескій замокъ невѣсты Довойны и ея отца; не зная еще въ подробности о причинѣ ихъ прибытія, онъ уже подозрѣвалъ Ягеллу въ какихъ-то важныхъ намѣреніяхъ, и подозрѣніе его было тѣмъ сильнѣе, что Ягелло рѣшился перемѣнить одежду и образъ жизни.
И такъ съ одной стороны опасаясь мщенія Даніила, съ другой недовѣряя Ягеллѣ, Лездейко находился въ самомъ непріятномъ положеніи. Уже не разъ собирался онъ ѣхать въ Вильно, и объявишь Князю о сдѣланномъ его дочери предложеніи, дабы воспользоваться симъ случаемъ и вывѣдать его чувства; но онъ самъ не зналъ, что удерживало его отъ сей поѣздки. Поята видѣла горесть отца; знала что его тревожитъ; но, не желая растравлять его раны, говорила ему только то, что могло служить къ его успокоенію. Но какъ часто случается, что тотъ, кто утѣшаетъ, самъ нуждается въ утѣшеніи! Поята, находясь въ таковомъ положеніи, должна еще была переносишь выговоры друзей своихъ, которые, не обращая вниманія или не зная состоянія сердца любимой ими особы, обыкновенно порицаютъ ее за уклоненіе отъ союза, который, по ихъ мнѣнію, могъ осчастливить ее, и не рѣдко по сему случаю дружбу замѣняютъ въ равнодушіе. Болѣе всѣхъ досадовала Тивунова, которая, по праву няни, надѣялась получишь отъ Князя Даніила богатые подарки. Поята еще больше непріятностей готовилась встрѣтить въ Вильнѣ, гдѣ весь Дворъ обратитъ на нее вниманіе, и каждый по своему станетъ судить о состояніи ея сердца. Но всѣ ея безпокойства и огорченія услаждались увѣренностію, что она поступила согласно съ волею своего родителя, и надеждою, что Тройданъ одобритъ ея поступокъ.
ГЛАВА VII.
Безполезный совѣтъ.
править
Благодѣтельная теплота солнца уступала мѣсто свое зимѣ; снѣжныя тучи, шедшія съ сѣвера, не пропускали уже лучей благотворнаго свѣтила; наступили мрачные дни, длинныя ночи; земля облеклась въ густой туманъ. Въ рощѣ Перкуна заревѣла ужасная буря: дикіе звѣри и хищныя птицы, испуганные падающими деревьями, зловѣщимъ воемъ и крикомъ усугубляли страхъ жителей. Но въ Кѣрновѣ ужасъ былъ гораздо болѣе. Въ полночь, въ оставленной части замка, слышимы были такой сильный шумъ и звукъ оружія, что жрецы, жившіе по сосѣдству съ тою частію, въ испугѣ бѣжали къ своему начальнику, и вмѣстѣ съ нимъ молили боговъ объ отвращеніи угрожающаго имъ бѣдствія; но молитвы ихъ были не дѣйствительны: буря свирѣпствовала, вопли и разныя видѣнія не переставали смущать ихъ духа.
Ужасы сіи продолжались нѣсколько ночей сряду; наконецъ все утихло; всѣ успокоились по прежнему, кромѣ Лездейки, который ожидалъ какого-то несчастія. Однажды, въ полдень, вышедши съ дочерью на крыльцо своего дома, чтобъ насладиться лучами солнца, которое, пробившись сквозь тучи, освѣтило на минуту стѣны замка, онъ увидѣлъ приближающуюся толпу народа. Привыкши къ подобнымъ многолюднымъ посѣщеніямъ, онъ. полагалъ, что это были поселяне сосѣдственныхъ деревень, шедшіе къ нему за благословеніемъ; но по приближеніи ихъ, онъ узналъ Виленскихъ гражданъ. Таковое нечаянное посѣщеніе ихъ крайне удивило Лездейку. Привѣтствуя ихъ съ благосклонностію, онъ спросилъ что имъ надобно?
— «У насъ, отче, гости въ замкѣ,» отвѣчалъ съ прискорбіемъ городской Войтъ, цѣлуя полу его одежды: «гости, о которыхъ намъ и не снилось никогда. Едва боги возвратили намъ нашего Государя, какъ завистливые люди опять хотятъ отнять его у насъ, и вѣроятно отнимутъ, сели вы не вступитесь въ это дѣло.» —
Лездейко, услышавъ сіи слова, чрезвычайно испугался. Пригласивъ гражданъ въ комнату, и какъ бы боясь узнать ужасную истину, онъ спросилъ съ робостію, не непріятели ли опять вторгнулись въ Вильно?
— «Какіе непріятели!» сказалъ одинъ изъ гражданъ. «Люди, которые хотятъ лишить насъ Князя, называются нашими друзьями, и изъ дружбы грозятъ увезти отъ насъ Ягеллу.»
— "Вотъ въ чемъ дѣло, " сказалъ Войтъ. «Три дня тому назадъ, въ полдень, въѣхалъ въ Вильно блестящій отрядъ рыцарей, и отправился прямо въ замокъ. Кони и люди всѣ въ золотѣ. За ними ѣхали ихъ рыдваны съ поклажею и пребольшіе звѣри, съ чемоданами и связками на горбахъ. Мы съ удовольствіемъ смотрѣли на это зрѣлище, не виданное еще въ Вильнѣ; но я тогда же сказалъ, что о птицѣ надобно судить не по перьямъ: послушаемъ прежде, какъ она запоетъ.»
— «Правда, что они славно пропѣли!» сказалъ другой гражданинъ.
— «Но кто же такіе ваши гости?» спросилъ съ нетерпѣніемъ Лездейко.
— "Это были, отче, Польскіе Паны, " отвѣчалъ Войтъ. «Князь, какъ гостепріимный хозяинъ, приказалъ помѣстить ихъ въ замкѣ, и спрашивалъ чего они желаютъ; но они съ гордостію отвѣчали, что объ этомъ объявятъ не иначе, какъ въ присутствіи народа, чтобъ вся Литва знала и радовалась. Всѣ любопытствовали послушать ихъ. Одни говорили, что они привезли выкупъ за плѣнныхъ; другіе, что пріѣхали просить помощи противъ Крестоносцевъ; третьи, что хотятъ свои владѣнія отдать нашему Князю; что касается до меня, то я подумалъ, что хотя бы они и въ самомъ дѣлѣ вздумали покориться намъ, то нѣчему еще радоваться, и совѣтовалъ согражданамъ моимъ быть поосторожнѣе, увѣряя ихъ, что это должна быть ловушка, потому, что они такъ и сыплютъ золото, да кланяются на всѣ стороны. Наконецъ, когда въ палатѣ собрался совѣтъ, и Князь занялъ свое мѣсто, они смѣло вошли, поклонились народу и Ягеллѣ, и объявили громогласно, что Князь нашъ избранъ въ Короли Польскіе, и что они пріѣхали пригласить его въ свою столицу.»
— «Возможно ли?» вскричалъ изумленный Лездейко.
— «Да, да, почтенный отче! Они безъ ума отъ нашего Князя. Я,» сказалъ Войтъ: «стоялъ за кресломъ Ягеллы, когда старшій изъ Пановъ, мужъ величественной наружности, положивъ руку на сердце, увѣрялъ, что они предпочитаютъ нашего Князя сынамъ Императорскимъ и Королевскимъ, и прибавилъ, что славнѣйшій изъ ихъ Королей женатъ былъ на дочери нашего Гедимина.»
— «Что же отвѣчалъ Ягелло?» спросилъ старецъ.
— "Ягелло, сидя на своемъ креслѣ, крутилъ усы, и ждалъ что дальше будетъ. Но когда Ляхъ упомянулъ о своей Королевѣ, Князь тотчасъ всталъ, снялъ шапку и поклонился; а я тогда же сказалъ: это худо. Какъ началъ послѣ того Ляхъ выхвалять свою Государыню и описывать ея красоту, мудрость, милосердіе, то добрый нашъ Князь, и въ глаза не видавши ее, отвѣчалъ имъ: «Храбрые Ляхи! пусшь будетъ по вашему: я охотно буду царствовать надъ вами.»
— «И онъ сказалъ это?» спросилъ огорченный Лездейко.
— "Всѣ мы слышали его отвѣтъ, " сказалъ Войтъ. «Съ той минуты, какъ Ляхъ произнесъ имя своей Королевы, Ягелло не надѣвалъ уже шапки. Народъ началъ было роптать; но стража заставила его за молчать. Князь со всѣми Ляхами возвратился въ замокъ, и теперь съ ними только бесѣдуетъ и пируетъ.»
— "Но хуже всего то, что онъ скоро хочетъ ѣхать въ Польшу, " сказалъ одинъ изъ гражданъ.
— "Едва могу вѣрить тому, что слышу, " отозвался пораженный горестію Лездейко. «Такъ неожиданно, безъ совѣщанія съ друзьями, жертвовать счастіемъ своего народа для чуждыхъ видовъ! Нѣтъ, это не можетъ быть: вы ошиблись. А что говорятъ Князья, братья Ягеллы?»
— «А что имъ говорить?» отвѣчалъ Войтъ: «вѣдь знаете сами, сколько ихъ всѣхъ; имъ тѣсно въ Литвѣ, и потому они рады выпроводить Князя нашего на чужой хлѣбъ.»
— «Да не столько онъ виноватъ, сколько та окаянная Полька, которая заставила его плясать по своей дудкѣ. Теперь трудно и видѣть его, не только что поговорить, какъ прежде бывало. На васъ, отче, вся наша надежда! Если уже вы его не отговорите, то быть у насъ несчастію, какого еще не бывало.»
— "Успокойтесь, дѣти мои, " сказалъ старецъ. «Ягелло не можетъ быть столь неблагодарнымъ, чтобъ рѣшился оставить насъ. Я постараюсь представишь ему, чего онъ лишается и какимъ подвергается опасностямъ; онъ всегда уважалъ мое мнѣніе: вѣрно и теперь не отвергнетъ моего совѣта.»
— «Сохраните намъ его, сохраните, почтенный отче!» кричали въ одинъ голосъ Литовцы: «Боги наградятъ васъ!»
— "Скажите ему, " прибавилъ Войтъ: «что мы не хотимъ брататься съ Ляхами. Если же имъ такъ нравится кровь нашихъ Князей, пусть себѣ возьмутъ Скиргѣллу, Вигунта, Витольда или кого нибудь изъ сыновей Олгердовыхъ или Кѣйстутовыхъ; но пусть оставятъ намъ Ягеллу.» —
Такъ огорченные Виленцы, изъясняя любовь свою къ Государю, убѣждали Лездейку отправиться вмѣстѣ съ ними въ Вильно, и хотѣли нести его туда въ носилкахъ; но разстроенный духомъ старецъ не въ силахъ былъ тотчасъ отправиться въ путь; и потому угостивъ ихъ и давъ слово быть на другой день въ столицѣ, приказалъ имъ возвратиться домой.
На другой день съ разсвѣтомъ, Лездейко, мучимый тревожными мыслями, началъ собираться въ дорогу, Поята не смѣла спросить у отца, должна ли она съ нимъ ѣхать, хотя и знала, что въ смутныхъ обстоятельствахъ онъ могъ имѣть нужду въ ея присутствіи. Лездейко, догадавшись о причинѣ ея задумчивости, хотя и не желалъ подвергать ея скромности любопытству чужеземцевъ, но все еще надѣясь, что прелести ея пробудятъ отъ усыпленія непостояннаго Князя, приказалъ ей сѣсть въ рыдванъ, и вмѣстѣ съ нею отправился въ Вильно.
Толпы народа по обыкновенію вышли за городъ во срѣтеніе старца; печальныя лица гражданъ показывали, что они всю надежду на него возлагаютъ. Лездейко, вступивъ въ жилище жрецовъ, отправилъ Пояту въ замокъ подъ покровительство Аксены; самъ же, оставшись съ жрецами, освѣдомился отъ нихъ о городскихъ новостяхъ. Уже всѣ знали, что Ягелло охотно, даже съ радостію, принимаешь Польскую корону. Въ городѣ царствовало уныніе, только въ замкахъ веселились. Народъ сначала грозилъ Польскимъ Посламъ, и кто знаетъ, до чего бы дѣло дошло, если бы Дворяне и Начальники военныхъ отрядовъ не приняли рѣшительныхъ мѣръ къ водворенію спокойствія. Послы же съ своей стороны употребляли всѣ средства, чтобы увѣрить Литовцевъ въ доброжелательствѣ къ нимъ Польши.
Лездейко немедленно увѣдомилъ Ягеллу о пріѣздѣ своемъ, и о желаніи видѣться съ нимъ; но получилъ въ отвѣтъ, что свиданіе отлагается до другаго дня. Непріятна была старику эта отсрочка, особенно потому, что прежде у Ягеллы не бывало такого важнаго дѣла, котораго бы онъ не бросилъ для свиданія съ нимъ. Извѣстіе, что всѣ вельможи держатся стороны пословъ и одобряютъ выборъ Ягеллы, родило въ немъ мысль, что намѣреніе получить Польскую корону давно уже занимало Князя, и что прибытіе пословъ есть уже слѣдствіемъ его домогательства. Наконецъ слухъ, что новоизбранный Король непремѣнно долженъ жениться на Княжнѣ, извѣстной усердіемъ своимъ къ Христіанской вѣрѣ, довершилъ отчаяніе старца. Онъ уже не сомнѣвался болѣе, что Ягелло рѣшился перемѣнить вѣру отцевъ своихъ. По всему имъ слышанному, онъ заключалъ, что свиданіе его съ Княземъ будетъ безполезно; но привыкши быть съ нимъ откровеннымъ, рѣшился смѣло объявить ему свое мнѣніе, и ждалъ только, когда его позовутъ.
Не взирая на ропотъ народа, многія обстоятельства благопріятствовали видамъ Ягеллы. Витольдъ, котораго онъ столько же боялся, сколько имѣлъ надобности въ его присутствія, и который въ свою очередь любилъ его, но не довѣрялъ ему, — увѣдомясь о надеждахъ брата, забылъ вражду, немедленно оставилъ Крестоносцевъ, и прибылъ въ Вильно почти въ одно время съ Польскимъ посольствомъ 7. Ягелло очень радъ былъ возвращенію брата, коего совѣты въ тогдашнихъ обстоятельствахъ могли ему быть такъ полезны. Оставалось только трудное, но необходимое свиданіе съ Лездейкою. Золя усердіе его въ дѣлахъ вѣры и твердость духа, и будучи увѣренъ, что никакіе дары, никакія обѣщанія не возмогутъ привлечь его на сторону Христіанства, онъ рѣшился, по возможности, сократишь сіе свиданіе, и сколько можно менѣе противорѣчить ему.
Немногимъ извѣстны были условія, на которыхъ Ягелло согласился возложить на себя корону, то есть: присоединеніе Литвы къ Польшѣ и введеніе въ оную Христіанской вѣры; но никто уже не сомнѣвался болѣе, что онъ явно покровительствуетъ Христіанству: доказательствомъ сему было то, что съ нѣкотораго времени отцы Францискане свободно начали ходить въ замокъ и получили новые Фундуши на свое содержаніе; что находившіеся въ Вильнѣ Христіане сравнены въ правахъ съ коренными жителями; что Елена съ отцемъ своимъ постоянно жила въ Княжескомъ замкѣ и участвовала во всѣхъ дѣлахъ, Всѣ сіи обстоятельства, очень не нравившіяся народу, побуждали Ягеллу къ скорѣйшему отъѣзду въ Польшу, гдѣ ожидали его корона, прелестная Княжна и имя Христіанина. Послы, опасаясь народной ярости, хотѣли также какъ можно скорѣе возвратиться въ отечество, и потому совѣтовали Князю не откладывать объясненія съ Лездейкою. Ягелло послалъ просить его къ себѣ, и, принявъ его очень милостиво, посадилъ возлѣ себя.
— "Думаю, что вамъ извѣстно уже, почтенный Лездейко, " сказалъ онъ ласково: «объ избраніи меня въ Короли Польскіе. Я не требовалъ заблаговременно вашего совѣта, потому, что былъ увѣренъ, что мнѣніе ваше согласно будетъ съ моимъ. Какая слава для Литвы нашей, что могущественные народы Князей ея взываютъ на свои троны! Будьте увѣрены, что возвышеніе мое употреблю для составленія ея благополучія, и теперь забочусь только о тюмъ, чтобы на время моего отсутствія, которое не можетъ быть продолжительнымъ, народъ мой оставишь подъ надежнымъ правленіемъ. Витольдъ лучше всѣхъ могъ бы заступить мое мѣсто; но мнѣ онъ нуженъ въ Польшѣ. Присутствія въ Краковѣ другихъ Князей требуетъ важность моего званія; Любаршъ 8 также необходимъ мнѣ, и потому я рѣшаюсь ввѣрить правленіе Литвы вѣрному Гамилону. Какъ вы, Лездейко, думаете?»
— «Государь!» сказалъ старецъ: «не удивляюсь, что Поляки зовутъ тебя на тронъ. Твой родъ, обширность владѣній и личныя достоинства оправдываютъ ихъ выборъ; но не понимаю, какимъ образомъ возвышенье твое можетъ осчастливить Литву; сомнѣваюсь даже, чтобъ ты могъ удовлетворить и собственнымъ своимъ видамъ.»
— «Замѣчаніе ваше, почтенный Лездейко, не совсѣмъ несправедливо; но поелику не я искалъ, а меня ищутъ, то я надѣюсь, что и Польшею и Литвою буду счастливо управлять.»
— «Ты ли, Князь, ищешь короны или корона тебя, это для меня еще загадка. Но ошибаешься, ежели думаешь о Полякахъ такъ, какъ о своемъ добромъ народѣ. Тамъ каждый поселянинъ образованнѣе тебя; тамъ народъ дѣлаешь, что хочетъ. Возсѣвши на Польскомъ престолѣ, не надѣйся содѣлаться подобнымъ Храброму или Казиміру: Гедвига, божество Поляковъ, будешь царствовать, а ты будешь носить только имя Короля; но и сему пустому титлу будутъ завидовать тѣ, которымъ ты перебилъ дорогу. И такъ, образумься, Ягелло; отступись отъ своего слова, и примирись съ Литвою. Здѣсь ты наслѣдственный Государь: жизнь и имѣніе твоихъ подданныхъ тебѣ принадлежатъ; здѣсь, хотя бы ты былъ самый дурной Князь, не можешь лишишься престола, потому, что кровь, текущая въ твоихъ жилахъ, драгоцѣнна для Литвы; напротивъ того, на чужомъ тронѣ, что поддержитъ тебя? Ты хочешь жениться? почему не женишься дома? Умалчиваю о собственныхъ моихъ надеждахъ, столь неожиданно разрушившихся; но для чего искать супруги въ Польшѣ, когда всякая Сѣверная Княжна охотно отдастъ тебѣ свою руку и не откажетъ въ поклоненіи богамъ твоимъ? Зачѣмъ похищать сердце и руку, другому принадлежащія, когда, можетъ быть, только частица народа поддерживаешь твое избраніе. Князь! небо караетъ за неумѣренныя желанія. Любя тебя какъ сына, прошу, оставь свои мечты.»
— "Я далъ слово, " отвѣчалъ смущенный Князь: «и долженъ его сдержать. Сверхъ того я непремѣнно хочу обезопасить себя отъ Крестоносцевъ. Видно такъ богамъ угодно.» —
При воспоминаніи о богахъ, горькая улыбка пробѣжала на устахъ Лездейки. — «Поелику» сказалъ онъ: «оставляя любящій тебя народъ, ты основываешься на волѣ боговъ, ню я долженъ сказать тебѣ, что, сообразивъ всѣ обстоятельства, ты не долго будешь служить богамъ отцевъ твоихъ. Напрасно скрываешь отъ меня свое намѣреніе. Собственныя твои дѣла измѣняютъ тебѣ. Я знаю, что Гедвига не согласилась бы имѣть супругомъ иновѣрца; и такъ ты вѣрно рѣшился уже сдѣлаться Христіаниномъ.»
— «Что жъ тутъ дурнаго?» сказалъ съ гнѣвомъ Ягелло. «Но, отче, вы слишкомъ далеко простираете свое любопытство. Помните, что я, какъ Князь, въ правѣ располагать собою, какъ мнѣ угодно.»
— "Князь! будемъ говорить хладнокровнѣе, " отвѣчалъ старецъ. «Дѣлай съ собою что хочешь; но обѣщай, по крайней мѣрѣ, народу своему даровать свободу совѣсти.»
— «Я не люблю обѣщать того, что и безъ моего изволенія можешь сдѣлаться. Но что бы вы сказали, если бъ мнѣ удалось склонить Поляковъ къ нашей вѣрѣ?»
— «Не совѣтую и думать о семъ, если не хочешь, чтобъ они тебя презрѣли. Увидишь самъ, какое ярмо возлагаешь на себя. Сеймъ будетъ предписывать тебѣ законы, сосѣдственные Государи будуть тебя обманывать, и самые Крестоносцы, отъ которыхъ ты хочешь обезопасить себя, подъ предлогомъ единства вѣры, съ меньшимъ затрудненіемъ вторгнутся въ твои области.»
— "Хотѣлось бы мнѣ, чтобъ вы поѣхали со мною въ Польшу, " сказалъ Ягелло. «Тогда бы вы увѣрились, что всѣ ваши опасенія напрасны.»
— «О! если бы позволяли лѣта и здоровье, охотно бы я сопутствовалъ тебѣ для защиты моихъ боговъ; но поелику мнѣ не возможно, то не угодно ли взять съ собою кого нибудь изъ жрецовъ.»
— «Кого же, напримѣръ?»
— «Всякъ изъ нихъ готовъ жизнію жертвовать за правое дѣло. Но я имѣю въ виду особенно одного, который совершенно достоинъ полной моей довѣренности: Тройданъ можешь сопутствовать тебѣ.»
— «Тройданъ?» спросилъ обрадованный Князь. «Да, я знаю его какъ отличнаго и благочестиваго юношу. Соглашаюсь на вашъ выборъ; и такъ поспѣшите же, почтенный Лездейко, объявить ему о его назначеніи, потому, что я послѣ завтра ѣду.»
— «И такъ послѣ завтра мы потеряемъ тебя!» сказалъ съ чувствомъ старецъ. «И ничто уже не можетъ удержать тебя: ни мои просьбы, ни прискорбіе искреннихъ друзей, ни слезы добраго твоего народа?»
— «Я даль слово. Не уже ли вы допустите меня нарушить оное, чтобъ свѣтъ считалъ насъ легкомысленными?»
— «Нѣтъ, Князь, этого я не хочу: твоя слава, твое счастіе всегда будутъ для меня драгоцѣнны; но отложи свою поѣздку до лѣта: можетъ быть, время перемѣнитъ твои мысли.»
— «Нельзя. Послы настоятельно требуютъ, чтобъ я скорѣе отправился туда, гдѣ меня ждутъ съ нетерпѣніемъ.»
— "Поѣзжай же, любезный Князь, туда, куда влечетъ тебя судьба, " сказалъ старецъ съ важностію, вставая съ своего мѣста. «Да благословятъ боги путь твой и да приведутъ обратно какъ можно скорѣе. Я отъ всего сердца благословляю тебя.»
— "И такъ нѣтъ сомнѣнія, что я буду счастливъ, « отвѣчалъ растроганный Князь. „По гдѣ бы я ни былъ, будьте увѣрены, почтенный Лездейко, что ни разстояніе, ни корона не перемѣнятъ чувствъ моихъ къ вамъ; имя вашего сына будетъ для меня самымъ лестнымъ титломъ.“ —
Сказавъ сіе, онъ бросился въ объятія старца, и слезы свои смѣшалъ съ его слезами. Это была послѣдняя дань другу, который уже дѣлался чуждымъ для его сердца. При прощаніи, онъ просилъ его почтить своимъ присутствіемъ завтрашнее собраніе въ замкѣ, и познакомиться съ послами, которые съ нетерпѣніемъ ожидали сей чести. Печальный Лездейко все обѣщалъ, и, удрученный горестію, возвратился домой.
ГЛАВА VIII.
Прощаніе.
править
У входа въ храмъ Лездейко нашелъ множество гражданъ, которые собрались, чтобъ узнать о слѣдствіи свиданія его съ Княземъ, и съ страхомъ и надеждою заглядывали ему въ глаза. Какъ же они опечалились, услышавъ, что Князь послѣ завтра отправляется въ Польшу! „Горе намъ! горе намъ!“ вопили они: „пропадемъ мы безъ него, какъ пчелы безъ матки!“ — Лездейко между тѣмъ вошелъ въ жилище жрецовъ, чувствуя себя слабымъ, какъ бы послѣ величайшихъ трудовъ. Холодный потъ покрывалъ чело его. Всѣ его старанія, надежды, сдѣлались ему ненавистными, когда онъ вспомнилъ, что Ягелло даже и не спросилъ о его дочери. Какъ жалѣлъ онъ, что такъ усердно способствовалъ возвращенію его на престолъ! Удручаемый горестію, онъ послалъ за дочерью, надѣясь, что ея присутствіе успокоитъ его нѣсколько. — „Все потеряно! все изчезло какъ дымъ!“ говорилъ онъ, прижимая ее къ растерзанному своему сердцу. Поята сколько могла, старалась его утѣшить; но ласки ея не дѣйствовали, и онъ даже удалилъ ее отъ себя, обвиняя за то, что она не умѣла плѣнить Князя.
Но еще оставался лучь надежды. Желаніе Ягеллы взять съ собоіо Тройдана позволяло ему надѣяться, что онъ не имѣетъ злыхъ намѣреній относительно вѣры, и что со вступленіемъ своимъ на Польскій престолъ обезпечитъ для Литвы свободу совѣсти. Онъ зналъ благочестіе Тройдана, зналъ, что Ягелло изъ всѣхъ жрецовъ его наиболѣе уважалъ и охотно слушалъ: и потому полагалъ, что юноша сей вполнѣ удовлетворитъ его ожиданіямъ. Но желая обязать его своею благосклонностію, онъ долго колебался между средствами утвердить вѣру и составить семейственное свое счастіе. Всѣ его прежнія мечты уже разрушились: по необходимости, надобно было отказаться отъ нихъ, и подумать о иныхъ способахъ упрочить судьбу своей дочери. Такъ послѣ пожара, испепелившаго великолѣпное жилище, несчастный владѣлецъ строитъ бѣдную хижину, чтобъ укрыться въ ней съ остаткомъ своего имущества! — Но онъ рѣшился, и велѣлъ позвать Тройдана.
Тройданъ не менѣе Лездейки пораженъ былъ придворными происшествіями. Онъ не зналъ еще о своемъ назначеніи, и не смѣлъ надѣяться такого счастія. Призваніе Ягеллы на Польскій престолъ было доказательствомъ, что Гедвига, коея благополучіе такъ было ему дорого, должна будетъ отказаться отъ любимаго ею Вильгельма. Услышавъ нѣкогда слова Гедвиги: что если бы кто изъ рыцарей рѣшился проникнутъ между языческихъ жрецовъ въ Литвѣ и посѣять между ими сѣмена, Христіанскаго ученія, тотъ удостоился бы ея любви, — онъ рѣшился на сей подвигъ; но какъ неожиданны были слѣдствія сего поступка! — Съ другой стороны, будучи удостоиваемъ дружбою и довѣренностію Лездейки, какъ худо онъ отплатилъ ему и какая перемѣна должна послѣдовать во всемъ за отбытіемъ Ягеллы! Неизбѣжное открытіе его обмана, огорченіе Лездейки и часъ отъ часу возрастающая привязанность къ Поятѣ, приводили его почти въ отчаяніе. Получивъ приглашеніе Лездейки, онъ вздрогнулъ, и думалъ, что уже все открыто, что послѣдній его часъ ударилъ. Смертная блѣдность покрыла лице его; ноги дрожали; но видя необходимость повиноваться, онъ вошелъ съ робостію въ жилище старца, и тотчасъ ободрился, увидѣвъ тамъ Пояту, которая, замѣтивъ его блѣдность, съ участіемъ спросила, не боленъ ли онъ. Лезденко также принялъ участіе въ состояніи его здоровья; но приписывая слабость онаго неожиданности столь важныхъ происшествій, онъ изъявилъ ему свое соболѣзнованіе, и такъ началъ говорить:
— „Я старъ, дочь моя! и потому нынѣшнія смутныя обстоятельства заставляютъ меня заблаговременно подумать о моемъ преемникѣ. Вѣра наша, противъ которой возстаютъ сильные враги, требуетъ бодраго защитника. Давно уже думаю я о сложеніи съ себя трудной обязанности; давно уже ищу достойнаго человѣка, который бы могъ заступить мое мѣсто; наконецъ я нашелъ его, и рѣшился объявить тебѣ, что избранный мною преемникъ долженъ быть и твоимъ супругомъ.“ — Онъ замолчалъ.
Тройданъ ждалъ продолженія. Поята боялась поднять глаза: неизвѣстность мучила ее; она никогда еще не бывала въ такомъ волненіи духа; наконецъ она прервала молчаніе:
— „Только воля ваша, батюшка, можетъ осчастливить меня; но какъ же я исполню ее, сдѣлавъ обѣтъ дѣвства?“
— „Боги, дочь моя, одобряютъ обѣтъ твой только дотолѣ, доколѣ оный согласенъ съ родительскою волею; поелику же отъ тебя зависитъ теперь умноженіе славы ихъ, а можетъ быть и поддержаніе самой вѣры, то въ такомъ случаѣ всякой обѣтъ можетъ быть разрушенъ. — Поята! такова воля отца твоего!“
— „Я покоряюсь ей безусловно“ отвѣчала послушная дочь.
— „Тройданъ!“ сказалъ старецъ черезъ минуту. „Твои добродѣтели, строгое исполненіе обязанности и любовь, пріобрѣтенная тобою въ народѣ, давно уже увѣрили меня, что ты достоинъ сана Кривекривейты. Правда, что ты молодъ еще; но боги озарятъ тебя мудростію, ежели, такъ какъ доселѣ, будешь ревновать о ихъ славѣ. Тебя ждутъ важные труды, великія заботы; но, скажи, достаточно ли руки дочери моей, чтобъ возбудить тебя къ усердной защитѣ праваго дѣла?“
— „Достаточно ли? вы спрашиваете?“ сказалъ юноша растроганнымъ голосомъ. „Но достоинъ ли я Пояты и сана Кривекривейты? Чѣмъ могу оправдать сей выборъ?“
— „Моимъ выборомъ!“ отвѣчалъ старецъ громкимъ голосомъ. — Развѣ дочь моя, руки которой домарались Князья, не въ состояніи осчастливить Тройдана? Говори откровенно: хочетъ ли быть зятемъ моимъ и преемникомъ?»
— «Вашимъ зятемъ?» вскричалъ съ восторгомъ юноша: «ахъ, какое счастіе! Разсудокъ мой не можетъ постигнуть его, такъ оно велико! Но могу ли я достойно нести санъ Кривекривейты? Кто даешь мнѣ вашъ умъ, вашу опытность, чтобъ въ смутныхъ нынѣшнихъ обстоятельствахъ со славою отправлять должность верховнаго жреца.»
— "Я буду руководствовать тебя, « сказалъ старецъ. „Боги устами моими взываютъ къ тебѣ: и такъ станешь ли еще противиться.“
— „Если такъ, то да будетъ ихъ святая воля!“ отвѣчалъ въ разстройствѣ Тройданъ.
— „Сынъ мой!“ сказалъ Лездейко, прижимая его къ груди своей: „ты утѣшеніе моей старости: скромность твоя увѣряетъ меня, что ты оправдаешь мои надежды. Да благословятъ васъ боги! — Теперь слушай, сынъ мой! Тебѣ представляется прекрасный случай для оправданія моего выбора. Ты можешь стяжать громкое имя защитника боговъ твоихъ, и благодарность Литвы, и избавишь Пояту и меня огнь горькой участи въ будущемъ. Послѣ завтра Ягелло отправляется въ Польшу, и въ доказательство, что со вступленіемь на Христіанскій престолъ не имѣетъ намѣренія вредить нашей вѣрѣ, желаетъ имѣть при себѣ одного изъ жрецовъ для наблюденія за его дѣйствіями. По счастію, я упомянулъ ему о тебѣ, и онъ не только одобрилъ мое на“ значеніе, но даже требуетъ, чтобъ именно ты, а не кто другой, сопутствовалъ ему.» —
Тройданъ не имѣлъ времени разсудить о своемъ положеніи, въ которое онъ поставленъ былъ столь неожиданнымъ стеченіемъ такихъ важныхъ обстоятельствъ. Онъ чрезвычайно встревожился, услышавъ сіе новое предложеніе, и готовъ былъ немедленно признаться Лездейкѣ во всемъ, готовъ былъ даже отказаться отъ счастія обладать Поятою, еслибъ не боялся лишить старца всей надежды. Онъ долго стоялъ какъ вкопаный, не смѣя ни поднять глазъ на Пояту, ни отвѣчать отцу ея. Лездейко между тѣмъ излагалъ ему обязанность его во время пребыванія въ Польшѣ, поручалъ бдительно наблюдать за Ягеллою и стараться увѣрить Поляковъ, что Литовцы не только не намѣрены перемѣнять религіи, но напротивъ того такъ сильно привязаны къ ней, что готовы оружіемъ защищать ее. Наконецъ увѣдомилъ его, что по возвращеніи объявитъ его Кривекривейтою, и въ награду за труды отдастъ ему Пояту.
— «Но для чего непремѣнно Тройданъ долженъ ѣхать туда?» сказала Поята. «Развѣ у васъ, батюшка, нѣтъ другихъ жрецовъ, пожилыхъ и болѣе опытныхъ?»
— «Такъ угодно Ягеллѣ,» отвѣчалъ отецъ.
— «Но самъ Ягелло не можетъ ли пасть жертвою легковѣрности своей? Поляки обольщаютъ его трономъ и рукою Гедвиги, чтобы удобнѣе овладѣть Литвою. Они вѣрно строятъ ему ковъ за кровь, недавно имъ пролитую на ихъ землѣ.»
— "Ошибаетесь, Поята, " прервалъ Тройданъ.
— «Но самъ ты» продолжала Поята: «можешь ли быть увѣренъ, что твоя жреческая одежда не вооружитъ противъ тебя тайныхъ убійцъ? Что ты одинъ сдѣлаешь съ ними? Ты будешь и долженъ принимать всѣ мѣры къ недопущенію Ягеллы до отступничества отъ боговъ нашихъ: и такъ, если усилія твои увѣнчаются успѣхомъ, смерть твой удѣлъ; если не успѣешь — тебя ждетъ темница или монастырь, гдѣ будешь сидѣть до тѣхъ поръ, пока самъ не. отречешься боговъ: во всякомъ случаѣ мы лишимся тебя навѣки!» —
Каждое слово Пояты было для Тройдана новымъ ударомъ. Онъ не зналъ, какъ увѣрить ее въ своей безопасности, и только твердилъ ей дрожащимъ голосомъ: «Я возвращусь, Поята…… возвращусь непремѣнно. Мы увидимся еще: только будь спокойна.»
— "Поята, " сказалъ Лездейко: «не желай невозможнаго. Дѣло боговъ должно быть превыше всего. А ты, Тройданъ, прими заботливость о тебѣ моей дочери залогомъ ожидающаго тебя благополучія. Будь смѣлъ, остороженъ, разсудителенъ. Ты имѣетъ нѣкоторый вѣсъ у Князя: употреби же его къ славѣ боговъ и пользѣ отечества. Впрочемъ мы еще увидимся…. Да благословятъ васъ боги!» —
Сказавъ сіе, Лездейко отправился въ храмъ на вечернюю молитву. Тройданъ хотѣлъ послѣдовать за нимъ и броситься къ его ногамъ; но не имѣлъ силъ тронуться съ мѣста, и остался съ Поятою. И тотъ и другая хранили молчаніе и боялись взглянуть другъ на друга…. Наконецъ Поята, поднявъ прекрасные глаза свои, сказала:
— «Тройданъ! ты такъ печаленъ! Конечно велико несчастіе, грозящее Литвѣ; но намъ остается еще утѣшительная надежда. Боги наши непобѣдимы. Зачѣмъ же отчаливаться? Для чего ты, какъ кажется, такъ мало цѣнишь санъ, въ который отецъ мой намѣренъ возвести тебя? Тройданъ! у тебя есть что то на сердцѣ: глаза твои, твой голосъ это показываютъ! Открой мнѣ причину твоей скорби: теперь уже я въ правѣ раздѣлять твои чувства.»
— «Ангельская душа!» вскричалъ Тройданъ. «Взгляни, какими черными тучами покрывается небо! Но будетъ еще время поплакать, когда я уѣду съ Ягеллою.»
— «Ты пугаешь меня, Тройданъ! Да, я буду плакать, потому, что теперь уже мнѣ можно плакать по тебѣ…. Какъ рано послѣ завтра ѣдетъ Ягелло?»
— "Чуть свѣтъ, " отвѣчалъ Тройданъ.
— «Чуть свѣтъ, и всѣ вмѣстѣ?»
— «Нѣтъ. Дворъ и свита ѣдутъ прежде, потомъ Ягелло съ послами.»
— «И такъ только завтрашній день намъ принадлежитъ! Ахъ, Тройданъ! если бъ ты зналъ, какъ меня безпокоитъ эта Польша! Если бъ ты ѣхалъ на кбпецъ свѣта, я менѣе была бы несчастна.»
— «Что жъ? можно остаться и сдѣлаться презрѣннымъ.»
— «Какое ужасное слово произнесъ ты! Если ты не довѣряешь моему постоянству, то можешь до отъѣзда предъ алтаремъ получить клятву въ моей вѣрности. Тогда судьба наша была бы уже рѣшена, и тогда, можетъ быть, ты болѣе бы берегъ себя.»
— «Что говоришь, Поята? Ты забыла, что я еще въ одеждѣ простаго жреца. Любовь наша, подтвержденная отцемъ твоимъ, и безъ клятвъ должна быть прочна.»
— «Въ моемъ сердцѣ она неизгладима!» отвѣчала Поята: «но обладать и надѣяться обладать не есть одно и то же. Князь Даніилъ могъ бы еще похитить невѣсту Кривекривейты: вопли ея не достигли бы до твоего слуха; но онъ не дерзнетъ оскорбить супруги Тройдана. Батюшка еще сегодня могъ бы объявить тебя своимъ преемникомъ.»
— «Но если бъ рокъ не судилъ мнѣ возвратиться? Поята! на свѣтѣ все обманчиво, превратно. Если ты перемѣнишь чувства свои ко мнѣ, то могу ли я по крайней мѣрѣ надѣяться, что ты будешь считать меня несчастнымъ, но никогда не назовешь неблагодарнымъ.»
— «Какія мрачныя мысли занимаютъ тебя, Тройданъ! Все можетъ измѣниться; народъ нашъ можетъ получить иное названіе, боги паши уступятъ свое мѣсто инымъ богамъ, наконецъ все можетъ рушиться; но любовь Пояты вѣчна! Названіе вдовы твоей для меня было бы драгоцѣннѣе имени супруга сильнѣйшаго изъ Монарховъ. Ты знаешь, Тройданъ, что я всегда любила поступать такъ, какъ тебѣ хотѣлось. Если намъ нельзя теперь же освятить союзъ нашъ, то прими отъ будущей своей супруги этотъ подарокъ: пусть онъ будетъ залогомъ моей клятвы и твоимъ хранителемъ.» —
Присемъ она сняла съ пальца кольцо, и отдала Тройдану. Въ отчаяніи онъ не зналъ принять или отвергнуть сей драгоцѣнный даръ довѣренности; но онъ принялъ. Поята снова начала просить его не подвергаться опасностямъ безъ пользы, и возвратиться въ Литву тотчасъ, какъ только замѣтитъ, что уже въ защиту боговъ нѣчего будетъ дѣлать болѣе. Тройданъ въ разсѣянности все обѣщалъ, и желая сократишь мучительное сіе свиданіе, немедленно простился съ несчастною любовницею.
Слѣдующій день употребленъ былъ на отправленіе Двора. Замокъ съ самаго утра наполненъ былъ множествомъ брикъ, саней, служителей, лошадей и возницъ. Ягелло бралъ съ собою всѣ сокровища: опасаясь народнаго волненія, онъ имѣлъ осторожность отправить ихъ подъ прикрытіемъ войска. Разставленная въ разныхъ мѣстахъ стража бдительно наблюдала за всѣми движеніями народа, который съ прискорбіемъ смотрѣлъ на сундуки, наполненные золотомъ, восточными тканями и всѣми сокровищами, накопленными трудами Гедимина и его преемниковъ.
— «Смотрите!» сказалъ нѣкто въ толпѣ. «Онъ не такъ пышно въѣзжалъ въ Кревъ; но, видно, онъ боится насъ, что вездѣ разставилъ войско. Пусть боится не насъ, а мстительныхъ боговъ.»
— «Для того ли» отозвался другой гражданинъ: «отцы наши проливали кровь, пріобрѣтая сіи сокровища; для того ли мы сами платили тяжелую подать, чтобъ неблагодарный Князь въ одинъ день перевезъ все въ чужія руки? И для чего? чтобъ купить руку Христіанки!»
— "Замолчите, « сказалъ третій: „пусть его губитъ себя, если хочетъ. Боги по дѣломъ караютъ насъ за то, что мы предпочли сего измѣнника Кѣйстуту. Кѣйстутъ никому не кланялся бы для полученія короны; у него былъ сынъ, который бы сдѣлалъ счастливыми и дѣтей нашихъ, и внуковъ.“
— „Но за чѣмъ горевать? Если не хочешь съ нами жить, — счастливый путь. Намъ легче найти себѣ Князя, нежели Князю найти престолъ. Не извѣстно еще, какъ его примутъ Ляхи. Изъ Литвы ему широка дорога, но, можетъ быть, тѣсна будетъ въ Литву.“
— „Не даромъ братья его такъ радуются. Посмотрите: пусть только онъ выѣдетъ за ворота, какъ у насъ тотчасъ будетъ новый Князь. Онъ на Гамилона надѣется, какъ на каменную стѣну, а Гамилонъ и погубитъ его. Кто однажды измѣнилъ, измѣнитъ и въ другой разъ.“
— „Кто знаетъ, не случится ли съ нимъ то, что было съ Явнутомъ 9; правду сказать, не худо было бы ему померзнуть въ лѣсу.“ —
Ропотъ народный дѣлался все громче и громче, а обозы между тѣмъ выѣхали изъ Вильна.
ГЛАВА IX.
УЖАСНОЕ ОТКРЫТІЕ.
править
Наступилъ послѣдній вечеръ пребыванія Государя въ столицѣ. Народъ, окруживъ замокъ, не переставалъ шумѣть и роптать. Ягелло между тѣмъ давалъ прощальный пиръ въ нижнемъ замкѣ. Уже сдѣлалось темно: вездѣ царствовало уныніе; только окна замка блестѣли яркими огнями. Собраніе гостей, сверхъ ожиданія, было очень многолюдно: входъ въ гостинныя свободенъ былъ каждому. Братья Князя и вельможи, знавшіе о выгодахъ, ожидавшихъ Литву отъ соединенія ея съ Польшею, радовались его возвышенію; по простой народъ, привязанный къ роднымъ обычаямъ, ненавидѣвшій Христіанство, и увѣренный, что не увидитъ уже болѣе своего Государя, толпился въ залахъ Для того, чтобы въ послѣдній разъ насладиться его лицезрѣніемъ. Ягелло, желая упредить всѣхъ въ свою пользу, былъ необыкновенно привѣтливъ: разговаривалъ съ женами и дочерьми собравшихся гостей, разсуждалъ съ гражданами б выгодахъ соединенія съ Польшею, самъ разсылалъ имъ кушанье и напитки, возбуждалъ всѣхъ къ веселости и увѣрялъ въ скоромъ возвращеніи; но всѣ его старанія развеселить гостей были тщетны, и принужденность и недоброжелательство явно рисовались на всѣхъ лицахъ.
Между чужеземными гостями Елена отличалась красотою и великолѣпіемъ наряда. Престарѣлый отецъ ея разсуждалъ съ послами о политическихъ дѣлахъ, а она составила свой кругъ, восхищавшійся и удивлявшійся ея прелестямъ. Вскорѣ прибылъ въ собраніе Лездейко, въ сопровожденіи Пояты. На скромномъ ея лицѣ замѣтна была печаль, возвышавшая ея красоту. Она и отецъ ея немедленно окружены были гостями. Каждому хотѣлось видѣть, какое вліяніе произведешь почтенный старецъ на пословъ, чтобъ заключать о намѣреніяхъ ихъ въ разсужденіи религіи. Послы предвидѣли общее любопытство, и будучи поражены прекрасною наружностію Пояты и важностію несчастнаго отца ея, нашли нужнымъ обратить вниманіе публики на иной предметъ, и приказали ввести въ залу свою музыку. Ягелло, желая показать Полякамъ, что танцы ихъ ему не неизвѣстны, готовился стать въ первый парѣ; но колебался въ выборѣ дамы. Ему слѣдовало отдашь преимущество Пояты, какъ дочери Кривекривейты, который саномъ своимъ былъ важнѣе Великаго Князя. Онъ зналъ это, и готовъ былъ оказать уваженіе къ старику Лездейкѣ; но Елена, безпрестанно наблюдавшая за поступками Ягеллы, захотѣла сама воспользоваться не принадлежавшимъ ей первенствомъ. Строгій взоръ ея какъ будто говорилъ Князю: возможно ли, будущій Король Польскій, Христіанинъ, осмѣливается язычницу предпочесть мнѣ? — Князь понялъ взоръ своей наставницы, отошелъ отъ Пояты, и подалъ руку Еленѣ. Гордая Полька щегольски была одѣта: между прочимъ на ней былъ бѣлый кушакъ, съ вышитыми словами: Habe dank. Бросая на гостей надменные взоры, она, казалось, хотѣла сказать: et Монархи обязаны говорить мнѣ: Habe dank: я на ихъ главы возлагаю короны, я даю супруговъ Королевамъ, я безъ оружія распространяю ихъ владѣнія. Мнѣ принадлежитъ Habe dank за то, что я послѣ Гастольда первая въ сей дикой странѣ водрузила Крестъ; я ша прелестная Христіанка, которая, однимъ воззрѣніемъ, свирѣпаго побѣдителя содѣлала своимъ рабомъ, и я покажу свѣту, какъ рыцарь долженъ быть покоренъ волѣ своей плѣнницы.»
Торжество ея было бы совершенно, если бъ оно не было отравляемо присутствіемъ Пояты, далеко превосходившей ея красотою, кротостію и скромностію. Елена знала уже, что Тройданъ ѣдетъ въ Польшу, и надѣялась, что юноша сей возвратитъ ей любовь. Правда, что ее безпокоило постоянство Довойны, который приводилъ уже къ концу строеніе церкви, и надѣялся скораго достиженія своей цѣли. Сіе послѣднее обстоятельство, препятствовало ей сопутствовать Ягеллѣ, не смотря на сильное желаніе быть тамъ, гдѣ былъ Тройданъ; но она утѣшала себя надеждою, что обстоятельства скоро перемѣнятся, и что Ягелло изъ благодарности избавить ее отъ обязательства съ Довойною.
По окончаніи шанца, послы мало по малу приблизились къ Лездейкѣ, и начинали знакомиться съ нимъ при посредствѣ Ягеллы. Одни изъ нихъ старались увѣрить старца, что опасенія его на счетъ религіи неосновательны, и что Поляки, соединяясь съ Литовцами, желаютъ только обоюдныхъ выгодъ; другіе хвалили климатъ своей отчизны и искусство врачей. Ягелло съ своей стороны всячески старался успокоишь его, чувствуя, что онъ во многомъ виноватъ какъ предъ нимъ, такъ и предъ его дочерью, къ которой онъ точно чувствовалъ привязанность, подавленную честолюбіемъ. Подойдя къ Поятѣ, онъ сказалъ ей тихимъ голосомъ:
— «Какъ жестока иногда судьба Государей! Они лишены даже удовольствія располагать своимъ сердцемъ и выбрать супругу изъ подданныхъ. Теперь я знаю что теряю; но не знаю еще что найду. Я оставляю отечество для счастія народа, который осуждаетъ меня; ѣду, оставляя невыгодное о себѣ мнѣніе друга, который былъ для меня дороже всѣхъ коронъ на свѣтѣ. Наконецъ и Поята обвиняетъ меня: не заслуживаю ли я сожалѣнія?»
— «Нѣтъ, Князь, я не виню васъ: богамъ извѣстно, какъ я вамъ доброжелательствую; жалѣю только о томъ, что вы находитесь въ необходимости огорчишь насъ своимъ отъѣздомъ. Повѣрьте мнѣ, Князь, что вы вездѣ будете благополучны, если будете помнить обязанности дружбы къ друзьямъ вашимъ. Съ вами ѣдетъ слуга боговъ нашихъ: могу ли я надѣяться, что жрецъ сей будетъ подъ вашимъ покровительствомъ. Обѣщайте, Князь, возвратить намъ его, и тогда поѣзжайте, напутствуемые нашими благословеніями.»
— "Не безпокойтесь о судьбѣ его, " отвѣчалъ Ягелло. «Осчастливенный вашимъ участіемъ, онъ будетъ внѣ опасности. О, Поята, могу ли я забыть, что Тройданъ спасъ вамъ жизнь! Увѣряю васъ, что онъ всегда будетъ близокъ къ моему сердцу.»
— «Ягелло!» сказалъ громко Лездейко: «перестань говоришь съ дочерью моею въ дружескомъ тонѣ, если хочешь, чтобъ мы жалѣли о тебѣ: дай руку въ знакъ согласія.»
— "Извольте, почтенный Лездейко, " отвѣчалъ Князь, нѣсколько смущенный симъ отзывомъ.
— «Грозный голосъ старца и строгость его лица обратили вниманіе всѣхъ присутствовавшихъ на Лездейку и Князя.»
— "Слушай, Ягелло, " сказалъ старецъ, вставая съ своего мѣста и взявъ крѣпко Князя за руку"Вчера ты обѣщалъ, что вступленіе твое на Христіанскій престолъ не будетъ имѣть никакого вліянія на наши обряды, и что вѣра Перкуна останется неприкосновенною. Повтори же свое обѣщаніе въ присутствіи пословъ и народа."
— "Конечно, " отвѣчалъ въ смущеніи Князь: «я обѣщалъ быть снисходительнымъ къ моему народу, и, какъ попечительный Государь, надѣюсь исполнить то, что можетъ послужить къ его счастію.»
— «Снисхожденіе и неприкосновенность не сушь одно и то же. По если ты дѣйствительно не имѣешь намѣренія ввести Христіанство въ Ли шву, если еще ты преданъ вѣрѣ Гедимина, то поклянись въ томъ въ присутствіи сего страшнаго бога, которому извѣстны твои мысли.» — Ирисомъ онъ вынулъ изъ-за пазухи маленькое, гадкое божество Пекола, поставилъ оное на столъ, и грозно вскричалъ: «Присягай немедленно!»
При такомъ неожиданномъ явленіи, общество пришло въ большое волненіе. Одни падали ницъ, закрывая лице руками; другіе бѣжали опрометью отъ сего адскаго бога; самъ Ягелло дрожалъ отъ страха, но не могъ освободишься изъ рукъ Лездейка, который держалъ его все крѣпче и крѣпче. Общество гостей начало видимо уменьшаться, а крики внѣ замка: горе намъ! горе! давали знать, что городъ въ волненіи. Послы, опасаясь послѣдствій, умоляли Лездейку оставить Князя; но упрямый старецъ не прежде соглашался отозвать божество въ преисподнюю, какъ послѣ произнесенія Ягелломъ присяги. Князь, не смотря на то, что былъ уже наставленъ въ правилахъ Христіанской вѣры, не могъ преодолѣть робости своей, чтобъ посмотрѣть безъ ужаса на маленькій каменный истуканчикъ, стоявшій предъ нимъ на столѣ, и съ отвращеніемъ отворачивалъ отъ онаго голову.
— "Опусти тотчасъ руку твоего Государя, " вскричалъ Скиргѣлло, обнажая мечь: «или ты погибнешь.»
— "Прочь, дерзкій! Грозить мнѣ могутъ только боги, " отвѣчалъ Лездейко.
Устрашенная Поята, упавъ на колѣна, то умоляла Скиргеллу о милосердіи, то просила отца оставить Ягеллу и не подвергаться безполезной опасности, то заклинала пословъ о прекращеніи возмущенія въ народѣ.
— "Просимъ тебя, почтенный Лездейко, " говорили послы: «пожалѣй по крайней мѣрѣ дочь свою. Здѣсь не мѣсто для присяги. Если хочетъ испытать вѣру Ягеллы, то завтра найдешь его въ храмѣ.»
— «Завтра я найду его въ храмѣ!» вскричалъ старецъ, опуская руку Ягеллы. «Отвѣтъ сей открываетъ мнѣ ваши намѣренія. Для отступника завтра двери храма будутъ заперты. Дѣти Перкуна! Ягелло оставляетъ насъ и идетъ къ чуждому народу, который разрушитъ нашихъ боговъ и будетъ питаться нашимъ хлѣбомъ!» — И вышелъ изъ собранія въ сопровожденіи народа, который провожалъ его до жилища жрецовъ.
Лездейко надѣялся возмутить гражданъ и воспрепятствовать отъѣзду Ягеллы, и, можетъ быть, успѣлъ бы въ своемъ намѣреніи, если бы онъ не былъ предупрежденъ мѣрами осторожности, принятыми Гамилономъ: многочисленная стража повсюду разсѣивала народныя скопища и дѣйствовала столь усердно, что въ скоромъ времени все пришло въ прежній порядокъ. Ягелло, справедливо разгнѣванный дерзостію Лездейки, хотѣлъ немедленно заключить его въ темницу; но послы посовѣтовали ему забыть о семъ обстоятельствѣ, какъ не могущемъ имѣть никакихъ послѣдствій.
Старецъ въ отчаяніи провелъ безъ сна всю ночь. Съ разсвѣтомъ послышались хлопанье бичей и шумъ придворныхъ, готовыхъ уже къ отъѣзду. Но вотъ кто-то полегоньку отворяетъ дверь въ комнату Лездейки. Входитъ юноша, одѣтый по-Польски. Его блѣдное лице, блуждающіе взоры пугаютъ старца. Ему казалось, что онъ видитъ предъ собою знакомаго кого то, но по слабости зрѣнія не могъ узнать, кого именно. Наконецъ по голосу узнаетъ Тройдана, который прерывающимся голосомъ сказалъ ему:
— «Лездейко! я не могу уѣхать безъ того, чтобъ не открыть тебѣ истины. Я измѣнялъ тебѣ во все время дружбы твоей ко мнѣ. Роль моя кончилась. Заклинаю тебя, осшавь свое упорство, влекущее тебя къ погибели. Отрекись отъ своихъ заблужденій, исповѣдуй вѣру Креста: это мой искренній совѣтъ и послѣдняя просьба.»
— «Тебя ли я вижу!» вскричалъ въ изступленіи старецъ. «То ли я готовился услышать отъ тебя въ минуту нашей разлуки? Тройданъ, объяснись.»
— "Уже я не Тройданъ, " отвѣчалъ благородный юноша. «Я не достоинъ болѣе твоего довѣрія, недостойнъ тѣхъ милыхъ надеждъ, которыя ты поселилъ въ моемъ растерзанномъ сердцѣ. Узнай: я Христіанинъ, первый изъ тѣхъ, которые подкопали основаніе твоей вѣры. Имя мое Фирлей. Я достигъ моего намѣренія; возвращаюсь въ отечество, нмолю Бога, да озаритъ тебя своею милостію.» —
Онъ вышелъ. Старикъ Лездейко не въ состояніи былъ произнести ни одного слова. Удрученный горестію, онъ лишился чувствъ, и палъ на землю….
Между тѣмъ Ягелло, окруженный войскомъ, выѣзжалъ изъ города. Поята нарочно осталась въ замкѣ, чтобъ проститься съ Тройданомъ. Она вышла на крыльцо, разсматривала всѣхъ и каждаго; но не видала того, кого хотѣла увидѣть. Когда уже замокъ опустѣлъ, она съ горестію и слезами на глазахъ отправилась къ отцу, чтобъ подѣлиться съ нимъ своими чувствами. Но въ какомъ страшномъ положеніи она нашла его! Съ какимъ ужасомъ узнала она объ измѣнѣ Тройдана! Какъ бы ей хотѣлось исторгнутъ изъ своего сердца самое воспоминаніе о человѣкѣ, который за нѣсколько минутъ предъ тѣмъ былъ для нея такъ дорогъ. Она не могла ни плакать, ни принимать никакого утѣшенія. Но видя отчаяніе отца своего, она старалась увѣрить его, что любовь ея къ измѣннику премѣнилась въ ненависть, и что сердце ея принадлежишь уже только богамъ и родителю. Но осуждая Тройдана, она его жалѣло; проклиная день, въ который онъ спасъ ее отъ гибели, она чувствовала, что никакое преступленіе не въ состояніи исторгнуть изъ ея сердца чувствованій любви.
ГЛАВА X.
Несчастный ораторъ.
править
Хотя Ягелло предъ отъѣздомъ своимъ обязалъ Габданка остаться въ Вильнѣ, и приказалъ Гамилону доставлять ему всѣ удобства; но Габданкъ не захотѣлъ пользоваться сею благосклонностію, и, не ожидая послѣдствій народнаго неудовольствія, немедленно возвратился въ Понары. Довойна чрезвычайно обрадовался возвращенію его; въ отсутствіе Габданка, посланная Гамилономъ стража охраняла построеніе церкви отъ ярости окрестныхъ жителей, которые неоднократно покушались разрушить оную.
Крестъ на новосозданной церкви горѣлъ яркимъ огнемъ, и виденъ былъ издалека; звукъ колокола, разносившійся по окрестностямъ, пугалъ Понарскихъ поселянъ. Елена по видимому съ радостію взирала на успѣшные труды своего рыцаря, но внутренно искала средствъ избавиться отъ него, или по крайней мѣрѣ отложить окончаніе сего дѣла до возвращенія Ягеллы. Сколько разъ несчастный Довойна долженъ былъ по ея прихоти передѣлывать или исправлять то, что ей не нравилось, и отлагать свое благополучіе, котораго онъ ожидалъ съ такимъ нетерпѣніемъ! Онъ проклиналъ жестокую свою повелительницу, но исполнялъ всѣ ея желанія, утѣшаясь мыслію, что скоро наступитъ день его награды. Наконецъ строеніе совсѣмъ кончено. Елена съ отцемъ пошла осматривать оное. Первый предметъ, бросившійся ей въ глаза, былъ священникъ, стоящій предъ алтаремъ. Въ торжественномъ облаченіи. Догадавшись, что Довойна пригласилъ его изъ монастыря для совершенія бракосочетанія, она тѣмъ съ большимъ вниманіемъ начала разсматривать всѣ части строенія; но не могши найти ничего такого, чтобы должно было передѣлать, она спросила рыцаря: кто же поведетъ ее къ алтарю, и гдѣ же свадебный поѣздъ?
— «Гдѣ свадебный поѣздъ?» спросилъ встревоженный Довойна: «о, Елена! кто думаетъ только о собственномъ счастіи, тому не нужна пышность и множество гостей.»
— «Правда твоя, рыцарь Довойна; но знай, что изъ моего рода ни одна дѣвица не выходила тайно замужъ. Я не хочу отступать отъ обычая моихъ предковъ.»
— «Елена!» сказалъ сурово Габданкъ: «вижу, что ты опять хочешь протянуть это дѣло. Отецъ твой и сей священникъ будутъ свидѣтелями твоего брака. Мнѣ наскучили твои шутки: ступай къ алтарю».
— «Это не возможно, батюшка! На свадьбѣ вашей дочери должны быть люди, моими трудами приведенные на лоно церкви: безъ нихъ я не могу вѣнчаться.»
— «Откуда же взять намъ этихъ людей?» спросилъ въ отчаяніи Довойна.
— «Откуда? Долженъ ли объ этомъ спрашивать меня истинный Христіанинъ, женихъ Елены? Взгляни на окружающіе насъ села, города, наполненные язычниками. Не готовъ ли ты, съ опасностію собственной жизни, избавишь ихъ отъ вѣчной гибели? Не пріятно ли тебѣ будетъ увидѣть церковь сію, наполненную ими? Ахъ, Довойна! если ты не готовъ на сію жертву, то удались отъ меня навсегда: я не могу составить твоего счастія.» —
Довойна слушалъ ее, какъ безумный, и наконецъ, ударяя себя кулакомъ въ лобъ, вскричалъ въ отчаяніи: — «Да поразитъ меня Неркунъ за мою легковѣрность!»
— «Что слышу?» затыкая уши, вскричала Елена. «Безбожный! языческихъ боговъ призывать здѣсь, въ Христіанскомъ храмѣ!» — и хотѣла уйти.
— «Одно слово только, Елена!» кричалъ въ слѣдъ ей огорченный Довойна: «послѣ свадьбы я обращу въ нашу вѣру сколько хочешь язычниковъ.»
— «Безразсудная!» сказалъ отецъ, удерживая ее. «Вмѣсто того, чтобъ стяжать имя истинно ревностной Христіанки, ты заставляешь смѣяться надъ собою. Не довольно ли я понесъ опасностей и трудовъ, для удовлетворенія твоимъ прихотямъ? Не думаешь ли ты весь вѣкъ прожить въ сей пустынѣ! Ступай сей часъ къ алтарю: я приказываю.» —
При столь суровомъ отзывѣ отца, благочестивая красавица упала въ обморокъ. Испугавшійся Довойна употреблялъ всѣ средства, чтобъ привести ее въ чувство: прыскалъ водою, просилъ, вопилъ, и обѣщалъ безусловное повиновеніе. Наконецъ, когда она пришла въ себя, Довойна спросилъ ее: сколько ей нужно новообращенныхъ, для присутствія на свадьбѣ?
— «Можешь ли объ этомъ спрашивать меня? Я хотѣла бы видѣть ихъ столько, сколько есть язычниковъ на свѣтѣ; но какъ это не возможно, то я буду довольствоваться тѣмъ, что Богъ пошлетъ.»
— "Будешь видѣть ихъ сотнями, " сказалъ Довойна: «но горе тебѣ, если еще разъ отступишься отъ своего слова. Тогда я брошу и тебя и твою вѣру, именемъ которой такъ жестоко обходишься со мною; возвращусь къ своимъ богамъ, и ты будешь первая жертва, которую принесу имъ.»
— «Успокойся, Довойна!» сказала ласково Елена. «Первобытные Христіане охотно разставались съ женами, оставляли имущество, и шли проповѣдывать Слово Божіе, а ты не хочешь на короткое время разстаться съ своею невѣстою… Иди, ищи людей, ожидающихъ твоего ученія, и день ихъ обращенія будетъ днемъ нашего брака.» —
Она вышла изъ церкви съ отцемъ, оставивъ Довойну въ ярости и отчаяніи. Несчастный рыцарь долго расхаживалъ по церкви, не зная, что ему дѣлать. Но разсудивъ, что гнѣвъ и досада не помогутъ, рѣшился дѣйствовать, хотя и не зналъ еще, какъ приступишь къ дѣлу.
— "Разоблачись отче, " сказалъ онъ священнику, все еще стоявшему у алтаря: «разоблачись и научи меня, что мнѣ дѣлать нужно въ нынѣшнемъ моемъ положеніи. Счастливъ ты, что не зависишь отъ хитростей другаго пола. Но я долженъ побѣдить его, и еслибъ эта жестокосердая велѣла мнѣ разрушить сіи горы, я разрушу и получу ея руку.»
— «Знаменитый рыцарь!» сказалъ священникъ, снимая съ себя ризы: «я искренно сожалѣю о тебѣ; но не могу охуждать дѣйствій твоей невѣсты. Выслушай меня. Іаковъ цѣлыя семь лѣтъ заслуживалъ руку своей Рахили: носилъ воду, насъ стада отца ея, и не ропталъ.»
— «Оставь, пожалуй-ста, свои примѣры: скажи лучше, какъ мнѣ приступить къ обращенію земляковъ моихъ къ Христіанству?»
— «Надобно говорить къ народу»
— «Мнѣ говорить къ народу? Это не возможно.» —
Монахъ доказывалъ ему, что безъ смѣлости и самоотверженія, онъ не успѣетъ обратишь ни одного язычника. Довойна просилъ его быть своимъ руководителемъ въ семъ трудномъ дѣлѣ; но онъ отозвался монашескимъ послушаніемъ, которое воспрещало ему располагать собою безъ воли начальства, и обѣщавши молишься за него, простился съ нимъ, и возвратился въ монастырь, предоставивъ Довойну самому себѣ. Лишась всякой посторонней помощи, онъ рѣшился дѣйствовать съ тѣмъ постоянствомъ, которое одолѣваетъ величайшія трудности; и потому одѣвшись въ простое платье и взявъ въ руку посохъ, оставилъ Помары и пустился на удачу, куда глаза глядѣли. Въ теченіе нѣсколькихъ дней онъ ходилъ изъ села въ село, изъ корчмы въ корчму, вездѣ прислушиваясь къ разговорамъ, чтобъ узнать народныя склонности. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ ему казалось, что жители расположены въ пользу Христіанства, и что дѣло его не такъ будетъ трудно, какъ онъ воображалъ. И такъ онъ вздумалъ попробовать свое краснорѣчіе, и выждалъ только удобнаго къ тому случая.
Однажды въ полуденную пору случилось ему проходить по льду черезъ большое озеро. На берегу между кустами нѣсколько рыбаковъ грѣлись у огня, и жарили рыбу. — Дай попробую говорить съ ними, подумалъ Довойна: они кажутся люди добрые. — Въ самомъ дѣлѣ ласковость рыбаковъ заставляла ожидать успѣха: увидѣвъ путника, они по обыкновенному своему гостепріимству, потчивали его рыбою. Довойна принялъ съ благодарностію ихъ приглашеніе, и старался проникнуть въ ихъ образъ мыслей. Ознакомившись съ ними покороче, онъ вошелъ на ближній холмъ, и смѣло напалъ опровергать заблужденія язычества. Удивленные рыбаки долго смотрѣли ему въ глаза. не говоря ни слова. Ораторъ нашъ не щадилъ голоса, глаза его воспламенились, руки его дѣйствовали согласно съ языкомъ, одна мысль стремилась за другою; но когда онъ коснулся ничтожества языческихъ боговъ, одинъ изъ слушателей швырнулъ въ него такимъ огромнымъ кускомъ льду, что даръ краснорѣчія замеръ на устахъ проповѣдника.
— «Ахъ, ты проклятая Айшвара, „! Такъ это ты околдовалъ наше озеро, и смѣешь еще ругать боговъ нашихъ за то, что мы накормили тебя! Гей, товарищи! подъ ледъ его! Пускай загоняешь рыбу въ сѣти.“ —
Рыбаки съ крикомъ бросились на несчастнаго проповѣдника, который, оставивъ свое витійство, принялся за посохъ, и такъ усердно дѣйствовалъ онымъ, что вскорѣ разогналъ своихъ слушателей и поспѣшилъ удалиться. Не полагаясь на успѣхъ въ сихъ мѣстахъ, онъ обратился къ странамъ, прилежавшимъ къ Христіанамъ, надѣясь тамъ съ большею пользою сѣять сѣмяна своего ученія.
Удаленіе Довойны изъ Помаръ поселило въ Еленѣ надежду избавиться отъ него навсегда, и желаніе возвратишься въ Подыму. По намѣренія ея встрѣтили непреодолимыя препятствія. Едва прошелъ мѣсяцъ послѣ отбытія Ягеллы, какъ разнесся слухъ, что Чолнеръ, Магистръ Крестоносецъ, вошедши въ связи со многими Монархами, готовитъ сильное войско для покоренія Литвы. Орденъ, недовольный Ягел» лою за вызовъ къ себѣ Витольда, который на обратномъ пути овладѣлъ пограничными замками и по" жегъ села, и сверхъ того готовый вредить Литвѣ при всякомъ удобномъ случаѣ, предпринялъ воспользоваться отсутствіемъ Великаго Князя. Съ сею цѣлію онъ заключилъ союзъ съ Полоцкимъ Княземъ Андрссмъ Кѣйстутовичемъ, и призвавъ на помощь меченосцевъ, вознамѣрился съ двухсотъ-тысячнымъ войскомъ покоришь себѣ Литовцевъ. Въ самомъ дѣлѣ, все предвѣщало ему блистательный успѣхъ. Ягелло съ Князьями и отборнымъ войскомъ находился въ Польшѣ; Кѣйстута, бича Крестоносцевъ, не было уже въ живыхъ, а сынъ его, Андрей, въ кая;домъ Литовцѣ видя убійцу своего отца, думалъ только о бѣдствіи того самаго народа, который столь славно защищаемъ былъ его родителемъ. Ему хотѣлось самому овладѣть столицею Литвы, и объявить себя Государемъ оной. Не надѣясь на свои и орденскія силы, онъ привлекъ еще на свою сторону извѣстнаго въ то время по жестокости своей Смоленскаго Князя Святослава.
Литва, угрожаемая многочисленнымъ непріятелемъ, находилась въ самомъ опасномъ положеніи. Уже пограничныя Самогитскія крѣпости и области перешли въ руки Крестоносцевъ. Святославъ со стороны Руси огнемъ и мечемъ пустошилъ несчастную землю, и чѣмъ болѣе встрѣчалъ препятствій, тѣмъ болѣе ожесточался противъ беззащитныхъ жителей. Лѣса, тогда еще почти непроходимые, служили единственнымъ для нихъ убѣжищемъ, но жестокіе Святославовы воины и тамъ ихъ отыскивали и предавали лютой смерти. Гамилонъ съ своей стороны дѣлалъ все, что могъ дѣлать; но видѣлъ, что ему не возможно будетъ устоять противъ такого многочисленнаго войска. И такъ, пока еще сношенія съ Польшею не были прерваны, онъ поспѣшилъ отправишь къ Ягеллѣ извѣстіе о необходимости скорой помощи.
Между тѣмъ непріятель, углублялсь въ Литву, жегъ и грабилъ все, что могъ, и наконецъ покусился подступишь къ Виленскимъ замкамъ; но будучи отраженъ сильнымъ огнемъ, удовольствовался разграбленіемъ предмѣстія. Это была значительная часть передовой стражи Крестоносцевъ, которые, радуясь богатой добычѣ, все свое вниманіе обратили на оную; но бдительный Гамилонъ, съ отборными воинами сдѣлавъ вылазку изъ нижняго замка, ударилъ на хищниковъ, которые въ ужасномъ замѣшательствѣ должны были защищаться, и вѣрно бы по" гибли, если бъ не подоспѣлъ къ нимъ на помощь отрядъ свѣжаго войска. Литовскій вождь, завидя непріятеля, обратилъ противъ него свое оружіе, и въ жару сраженія отрѣзанъ былъ Крестоносцами. Въ сей крайности, рѣшившись лучше погибнуть, нежели сдаться, онъ замѣтилъ, что съ верхняго замка спѣшатъ къ нему на помощь. Это была Аксена съ тремя стами конницы. Ударивъ на Крестоносцевъ, она раздѣлила ихъ на двѣ части, и поставила въ такое положеніе, что они должны были искать спасенія въ бѣгствѣ.
Первымъ долгомъ Гамилона было поблагодарить Аксену за поданіе столь нужной помощи; потомъ, допросивъ плѣнныхъ, онъ узналъ, что недалеко отъ города расположенъ непріятельскій станъ, состоящій изъ нѣсколькихъ десятковъ тысячъ воиновъ, подъ начальствомъ одного изъ Кунторовъ, которому ввѣрена была передовая стража; что Магистръ съ главными силами стоитъ на берегу Нѣмна; что дальнѣйшія его дѣйствія зависѣли отъ успѣховъ Кунтора, и что Князь Андрей Полоцкій старается соединиться съ Магистромъ, чтобъ пресѣчь сообщеніе между Литвою и Польшею. Свѣдѣнія сіи увѣрили Гамилона въ очевидной опасности, которая была тѣмъ важнѣе, что по пресѣченіи сообщенія съ Польшею, нельзя было ожидать скорой помощи; но онъ полагался на крѣпость замковъ, и, слѣдуя совѣту Аксены, рѣшился защищаться до изнеможенія.
ПРИМѢЧАНІЯ
править(1) Послѣ насильственной смерти Неаполитанскаго Короля Андрея, братъ его, Венгерскій Король Лудовикъ, для наказанія убійцъ или для покоренія подъ свою власть Неаполя и Сициліи, при помощи Короля Польскаго Казиміра Великаго, воевалъ съ Италіей), и въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ былъ съ нею въ безпрестанныхъ сношеніяхъ.
(2) Историки не согласны между собою въ родѣ смерти несчастнаго Кѣйстута; одни утверждаютъ, что онъ, не могши перенести нанесеннаго ему племянникомъ оскорбленія, самъ себя лишилъ жизни; другіе увѣряютъ, что онъ убитъ руками наемниковъ Ягеллы. — Какъ бы то ни было, но смерть Кѣйстута оставляетъ на Ягеллѣ неизгладимое пятно за жестокое съ нимъ обхожденіе. Еще при Сигизмундѣ III видны были въ Кревѣ развалины башни, въ коей учинено сіе злодѣйство.
(3) Ятвяги, остатокъ Готфовъ и Кимировъ, народъ дикій, жившій грабежемъ, занималъ Полѣсье. Столицею его былъ Дрогичинъ. Болеславъ Скромный истребилъ ихъ мечемъ или обратилъ въ Христіанскую вѣру.
(4) Супруга Витольда, Мазовецкая Княжна Анна, получивъ дозволеніе посѣщать своего мужа, однимъ вечеромъ оставила въ темницѣ свою служанку, а его вывела изъ оной въ женскомъ платьѣ, спустилась съ нимъ съ валу по веревкѣ и на приготовленныхъ лошадяхъ бѣжала прежде къ брату своему, Мазовецкому Князю Янусу, а оттуда въ Ригу, гдѣ Магистръ принялъ ихъ очень благосклонно, далъ имъ землю, и обѣщалъ способствовать къ отмщенію за смерть отца. Въ этомъ промежуткѣ времени Витольдъ крестился, и проводилъ время въ изученіи Нѣмецкаго языка и сельскаго хозяйства.
(5) Рысьи когти для того клали съ покойниками, чтобъ имъ легче было взбираться на горы вѣчности, чрезвычайно крутыя и высокія. На сихъ горахъ было жилище боговъ.
(6) Мендогъ, Великій Князь Литовскій, нѣсколько лѣтъ писался Королемъ Литовскимъ, будучи крещенъ и коронованъ Папою Иннокентіемъ IV. Сверхъ того, въ древнихъ лѣтописяхъ Литовскіе Князья не рѣдко именуются Королями.
(7) Ягелло, радуясь возвращенію брата, не только отдалъ ему Гродно, но и часть Полѣсья, съ замками Брестскимъ, Дрогичинскимъ, Мѣльникомъ, Бѣльскомъ, Суражемъ, Каменцемъ, Мсцибоковымъ, Волковискомъ; а нѣкоторые утверждаютъ, что тогда же достались ему и Волынь и Подолія. (Стриковскій.)
(8) Любартъ, одинъ изъ сыновей Гедимина, хотя не имѣлъ въ Литвѣ собственнаго удѣла, по былъ не менѣе знаменитъ, какъ и другіе Князья. Во-первыхъ, за Русскою Княжною, дочерью Владиміра, взялъ онъ въ приданое Волынь, послѣ тестя досталось ему Владимірское Княжество, потомъ пріобрѣлъ онъ Княжество Луцкое, и частію по наслѣдству, частію по праву оружія распространилъ свои владѣнія до Львова и Венгерскихъ горъ. (Стриковскій и другіе.)
(9) Явнутъ, младшій сынъ Гедимина, получилъ послѣ отца лучшій удѣлъ, Литовское Княжество. Оскорбленные братья, Кѣйстутъ и Олгердъ, изгнали бѣднаго Явнута и такъ неожиданно, что онъ бѣжалъ почти нагой, и въ сильные морозы долженъ былъ укрываться въ лѣсу, пока побѣдители, сжалившись надъ нимъ, не дали ему въ пожизненное владѣніе Заславское Княжество.
(10) Айтвара, ночное привидѣніе.