Поэзия любви (Крылов)/ДО

Поэзия любви
авторъ Виктор Александрович Крылов
Опубл.: 1882. Источникъ: az.lib.ru • Комедия в трех действиях.

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ

Виктора Крылова.
(Александрова).

ТОМЪ ТРЕТІЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Г. Шредера, Гороховая, 49.

1882.

ПОЭЗІЯ ЛЮБВИ.

править
КОМЕДІЯ ВЪ ТРЕХЪ ДѢЙСТВІЯХЪ.
Es ist eine alte Geschichte

Doch bleibt sie ewig neu.

Seine.
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Семенъ Львовичъ Прилуцкій, — богатый петербуржецъ.

Ольга Борисовна, — его жена.

Алексѣй Кузьмичъ Балясинъ, — помѣщикъ не изъ богатыхъ.

Варвара Сергѣвна, — его жена.

Модестъ Александрычъ Кусковъ.

Бражкинъ.

Ѳедоръ, — лакей Кускова.

Прачка.

Лакей у Прилуцкихъ.

Дѣйствіе происходитъ въ Петербургѣ. — Первое и послѣднее на дачѣ у Прилуцкихъ, — второе въ городѣ, на квартирѣ Кускова.

ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ.

править
Большая зала-гостинная на дачѣ у Прилуцкихъ, съ дверью на балконъ и въ садъ, которая открыта. — Много зелени, отгораживающей тамъ сямъ укромные уголки съ диванчиками, удобными для интимной бесѣды. — Пьянино.

Входятъ Кусковъ, за нимъ лакей.

Кусковъ — отряхивая пыль со шляпы.

Ужь какое это подлое шоссе; пока доѣдешь до дачи, всегда такой пыли наберешься, что и не отчистишь.

Лакей.

Время сухое-съ.

Кусковъ.

Хоть бы поливали что ли, дорогу то!.. Ольга Борисовна еще не вставала?

Лакей.

Давно встали-съ. Онѣ въ саду воду пьютъ-съ.

Кусковъ.

Воду?

Лакей.

Медицинскую-съ. Пьютъ и гуляютъ… стаканъ выпьютъ и походятъ… Докторъ имъ такъ приказали, каждое утро.

Кусковъ.

А баринъ?

Лакей.

Въ кабинетѣ.

Кусковъ.

Ольга Борисовна одна?

Лакей.

Никакъ нѣтъ-съ; пріѣзжая барыня съ ними, — Варвара Сергѣева.

Кусковъ.

Балясина здѣсь?

Лакей.

Онѣ и ночевали у насъ.

Кусковъ.

Такъ и я въ садъ пойду. (Лакей уходитъ. Кусковъ хочетъ идти въ садъ, въ дверяхъ встрѣчаетъ Балясину и возвращается съ ней.) А! Варвара Сергѣвна…

Балясина.

Пришли!? это похвально. Здравствуйте.

Кусковъ.

Что такое здѣсь происходитъ?

Балясина.

А что?

Кусковъ.

Какъ что? — развѣ не вы мнѣ прислали сегодня чуть свѣтъ энергическое предписаніе явиться сюда?

Балясина.

Предписаніе?

Кусковъ.

Какъ-же не предписаніе?.. Письмецо ваше со мной; извольте слушать. (Вынимаетъ изъ кармана маленькую записочку и читаетъ.) «Если вы дѣйствитилъно человѣкъ добрый и хорошій, если вы искренно расположены къ Ольгѣ Борисовнѣ, вы должны загладить оскорбленіе, которое ей вчера нанесли. Пріѣзжайте сегодня въ двѣнадцатомъ часу къ Прилуцкимъ.»

Балясина.

Ну-съ?

Кусковъ.

Я человѣкъ добрый и хорошій: я пріѣхалъ, — но…

Балясина.

Это для васъ недостаточно ясно?

Кусковъ.

Недостаточно.

Балясина.

Такъ вы нисколько не сознаете, что вчера вечеромъ, вотъ въ этой самой комнатѣ, вы обошлись съ Ольгой Борисовной и жестко и сухо? — что вы оскорбили ее?

Кусковъ.

Чѣмъ-же? — боже мой…

Балясина.

Еще спрашиваетъ, чѣмъ! — это мнѣ нравится… Вы встрѣчаете женщину, которую судьба ни за что ни про что горько наказала… Жизнь и обстановка гнетутъ ее, — ей и такъ тяжело; а вы ее-же за это упрекаете, — и самымъ безпощаднымъ образомъ… да и того вамъ мало: когда она старается какъ-нибудь утѣшить себя, кое-какъ оправдать свое нелѣпое положеніе, вы прямо говорите, что если, она довольна, то и не стоитъ лучшаго, и спорить съ ней нечего!.. вы берете шляпу и уходите, почти не простясь!?

Кусковъ.

Добрѣйшая Варвара Сергѣвна…

Балясина.

Нѣтъ, Модестъ Александрычъ, нѣтъ, — такъ поступать нельзя, если хочешь принести пользу. Я вмѣстѣ съ Ольгой воспитывалась, знаю ее съ дѣвичьихъ лѣтъ, и знаю въ чемъ она виновата, въ чемъ нѣтъ… Она всегда была нервная, слабая, немножко лѣнивая. — но у нея натура честная, добрая, способная глубоко чувствовать и сильно любить. Ни наше воспитаніе, ни общество, въ которомъ мы выросли, намъ ничего не дали… Что мы видѣли тогда? — какъ мы развивались?.. мы видѣли учителей свѣтской болтовни и наставниковъ свѣтскихъ приличій. Мы обѣ вышли замужъ, чуть не изъ подъ люстры танцевальной залы. Къ намъ нельзя быть слишкомъ строгимъ.

Кусковъ.

Однако вы и она, — это не одно и тоже.

Балясина.

Да, — я счастлива, она нѣтъ… Ей достался въ мужья дрянной человѣкъ, мнѣ хорошій, — и многимъ, многимъ обязана я мужу, а не себѣ… Я тоже была свѣтской барышней и жила дура-дурой у богатыхъ тетокъ, Не навяжись онъ мнѣ тогда со своими заботами обо мнѣ, я-бы, можетъ-быть, и вниманья на него не обратила… и не поссорилась бы съ тетками, и вышла-бы замужъ по ихъ желанію за какого-нибудь болвана съ набитымъ карманомъ или блестящей протекціей, и еще была-бы, пожалуй, несчастнѣе Ольги…

Кусковъ.

Ваша излишняя скромность…

Балясина.

Какая скромность! — правда. Гдѣ-же молоденькой дѣвушкѣ оцѣнить сразу человѣка, который за ней ухаживаетъ? — мы. почти всѣ, выходимъ замужъ зря и по инстинкту; счастье — дѣло случая… И Ольга считала своего мужа нивѣсть какой добродѣтелью въ первое время послѣ брака… Я помню съ какимъ восторгомъ она тогда писала мнѣ о немъ: каждая строка дышала блаженствомъ.

Кусковъ.

Въ самомъ дѣлѣ?

Балясина.

Отчего же она такъ и поразила меня теперь?!. Мы съ ней разстались еще дѣвушками и переписывались, разумѣется, только первое время. Лѣтъ десять я почти ничего не слыхала о ней; но я была въ полной увѣренности, что она довольна и счастлива, — и, когда въ нынѣшнемъ году мы съ мужемъ рѣшили ѣхать за границу и проѣздомъ прожить здѣсь около мѣсяца, я заранѣе радовалась и мечтала, какъ мы возобновимъ старую дружбу, какъ мы познакомимъ и подружимъ своихъ мужей, какъ мы выхвалять другъ передъ другомъ станемъ нашу жизнь… и вдругъ, вмѣсто супружескаго согласія, встрѣчаю какого-то двуглаваго орла, смотрящаго въ разныя стороны.

Кусковъ.

Какъ хотите, мнѣ все-таки непостижимо, какъ она могла когда нибудь любить Семена Львовича.

Балясина.

Что-жь тутъ непостижимаго? Онъ остроуменъ, болтливъ, изященъ, — теперь немножко постарѣлъ, но можно себѣ представить каковъ онъ былъ лѣтъ десять назадъ. Не мудрено было увлечь девятнадцатилѣтнюю дѣвушку, которая ничего лучшаго не видала… онъ къ ней ластился, цѣловалъ, обнималъ ее, — это принималось за любовь; но Ольга не такова, чтобъ долго удовлетворяться только этой любовью, а внутренняго содержанія въ немъ не оказалось, они и опротивѣли другъ другу… И вотъ осталась она совершенно одна: — дѣтей у нея нѣтъ, знакомства порядочнаго нѣтъ, кругомъ все пусто, интересовъ никакихъ, тоска и мертвечина.. а вы ее-же браните!..

Кусковъ.

За то, что она не старается вырваться изъ такого положенія.

Балясина.

Легко сказать — вырваться!.. но чтожь это значитъ?.. работать? интересоваться чѣмъ нибудь?.. такъ вѣдь интересъ на рынкѣ не купишь; для этого нужны года и года… Видите-ли, Модестъ Александрычъ, я говорю съ вами такъ, потому что замѣтила въ вашихъ отношеніяхъ къ Ольгѣ много искренняго участья и желанія добра… съ вашей стороны, дорогой мой, и благородно, и великодушно, что вы ею занялись; но такъ нельзя, какъ вы дѣлаете. Ольга слишкомъ слабая натура, рѣзкостью да грубостью вы только оттолкаете ее отъ себя. Это матерьялъ хрупкій: хватите молотомъ, разобьете въ дребезги.

Кусковъ.

Будто ужь я такой кузнецъ?

Балясина.

Разумѣется… знаете ли, что тутъ было вчера послѣ васъ? — знаете-ли?

Кусковъ.

Не знаю.

Балясина.

Она такъ расплакалась, такъ разрыдалась, что пришлось ее поить каплями и уложить въ постель, какъ больную.

Кусковъ.

Неужели?

Балясина.

А вы думали, что ваши упреки ей дешево обойдутся?

Кусковъ.

Жаль, — а все таки это дѣлаетъ ей честь.

Балясина.

Теперь вы понимаете, для чего я васъ сюда пригласила. Вы утѣшите ее ужь тѣмъ, что пришли.

Кусковъ.

Но чѣмъ же я могъ ее такъ сильно разстроить? — Что она говорила?

Балясина.

А! въ такую возбужденную минуту!!. сумбуръ говорила, разумѣется… Отчаяніе, проклятіе жизни, самоуничиженіе… Желаніе смерти.

Кусковъ.

И теперь еще?

Балясина.

Нѣтъ, теперь поуспокоилась, сномъ прошло… Такъ скислась немножко, какъ деревцо послѣ проливнаго дождя… усталость какая-то сказывается… обойдется… Впередъ то будьте къ ней добрѣе и мягче.

Кусковъ.

Слушаю съ.

Балясина.

А! Вонъ она сюда идетъ… (Посмѣиваясь.) Вы ужъ не говорите, что я за вами посылала; будто, что сами догадались.

Кусковъ.

Хорошо.

Входитъ Прилуцкая изъ сада, въ богатомъ утреннемъ пенуарѣ. Прилуцкая — увидавъ Кускова, съ внезапно просіявшей радостью.

Модестъ Александрычъ!!. (Подходитъ къ нему и крѣпко жметъ ему руку.) Благодарю васъ.

Балясина.

Ну что? — я говорила, что онъ придетъ сегодня… Кто былъ правъ?

Прилуцкая — протягивая ей руку.

Ты была права… ты всегда права, мой милый сердцевѣдецъ.

Кусковъ.

Ольга Борисовна, мнѣ сейчасъ Варвара Сергѣвна сказала, что мой вчерашній разговоръ васъ растревожилъ… простите меня… я, ей-богу, не желалъ этого — и, еслибъ я могъ ожидать, что мои слова такъ сильно подѣйствуютъ на васъ, я бы не сталъ говорить.

Прилуцкая.

И сдѣлали-бы дурно: — это показало-бы, что вамъ нѣтъ дѣла до меня… Нѣтъ, Модестъ Александрычъ, я очень цѣню ваши упреки, очень цѣню. Вы, можетъ быть, вчера были во многомъ справедливы… можетъ быть во всемъ… Но будьте хоть немножко снисходительны ко мнѣ; хоть немножко пожалѣйте меня… я, право, совсѣмъ не счастливая женщина.

Кусковъ.

Я и не говорилъ, что вы счастливы.

Прилуцкая.

Ваши слова глубоко запали мнѣ въ душу и я всѣми силами постараюсь, чтобъ они принесли мнѣ пользу.

Кусковъ.

Во всякомъ случаѣ вы вѣрите, что они были сказаны не для того, чтобъ васъ обидѣть? съ доброй цѣлью сказаны?

Прилуцкая — протягивая руку, которую Кусковъ цѣлуетъ.

О! конечно.

Балясина — разнимая ихъ.

Ну, довольно нѣжностей. Помирились и слава богу.

Прилуцкая.

Вы останетесь у меня сегодня? — Останьтесь, послушайте; мнѣ обо многомъ надо съ вами поговорить… Я вчера до пяти часовъ заснуть не могла, все думала… Не бросайте меня.

Балясина.

Сегодня воскресенье, на службу не пойдете, — отчего-же не остаться?!

Кусковъ.

Съ удовольствіемъ останусь.

Прилуцкая.

А пока… вотъ видите, что вы изъ меня сдѣлали: болтая съ вами я совсѣмъ забыла, что не одѣта. Сегодня встала поздно и торопилась докторскія предписанія выполнять… да и спала я сегодня такъ плохо; воображаю, на что я должна быть похожа.

Балясина.

Пожалуйста ужь безъ кокетства… (Шутливо.) такая-же хорошенькая, какъ всегда… видъ немножко чувствительно растрепанный, но это только придаетъ тебѣ поэтичность.

Прилуцкая.

Ну вотъ! — merci за эту поэтичность… Модестъ Александрычъ мнѣ не институтская подруга и передъ нимъ мнѣ совсѣмъ не хотѣлось-бы являться чувствительно-растрепанной. (Кускову.) Вы не будете сердиться на меня? вы подождете, пока я одѣнусь?

Кусковъ.

Я погуляю въ саду съ Варварой Сергѣвной.

Балясина — надѣвая шляпу.

И одни погуляете, не бѣда. Варварѣ Сергѣвнѣ некогда, — она уѣзжаетъ.

Прилуцкая.

А мужа не станешь дожидаться?

Балясина.

Двѣнадцать часовъ прошло, должно быть не будетъ.

Прилуцкая.

Ну, до свиданья… Такъ рѣшено: во вторникъ вы оба у насъ обѣдаете?

Балясина.

Да.

Прилуцкая уходитъ. Балясина — надѣвая перчатки.

Ну съ? что вы на это скажете? — это-ли не милая, симпатичная натура?.. Попадись она только въ хорошія руки…

Кусковъ.

Напримѣръ, въ мои? — Мнѣ бы вы ее поручили?

Балясина.

Что-жь?.. хоть я васъ знаю всего недѣлю, но, скажу прямо, вы внушаете довѣріе… Съ богомъ! — эта работа по васъ, если не надоѣстъ… только не такъ рѣзко и круто Съ нами, съ бабами, не всегда легко возиться; сегодня выдержала, завтра нѣтъ — и тогда пиши пропало. Теперь на это для Ольги самое благопріятное время: молодость идетъ подъ гору, прежняя жизнь надоѣла. Всѣ эти блестящіе балы, гдѣ она царила въ великолѣпныхъ платьяхъ, всѣ эти свѣтскіе восторги, вздохи, комплименты, наскучили и не веселятъ… мужъ ей гадокъ…. все прошлое умерло для нея, — ей нужно чего-нибудь новаго, живого… Съумѣйте ее немножко возбудить, заинтересовать, — и вы увидите, что она совсѣмъ не ничтожная и не пустая.

Кусковъ.

Дай вамъ, господи, глаголъ пророческій… (Входитъ Прилуцкій.) Семенъ Львовичъ!..

Прилуцкій — пожимая ему руку.

А! и вы здѣсь, ругатель!

Кусковъ.

Я — ругатель?

Прилуцкій.

Развѣ нѣтъ? — Вы, говорятъ, вчера вечеромъ мою супружницу-то сквозь строй прогнали… Да вы не отнѣкивайтесь, я съ вами совершенно согласенъ… Помилуйте, двадцать девять лѣтъ бабѣ, такъ сказать, въ полномъ цвѣту, — мехлюндію на себя напустила и вѣшаетъ носъ, какъ общипанная галка.

Кусковъ.

Откуда вы взяли, что я…

Прилуцкій.

Какъ откуда?.. вчера я вернулся въ четыре часа ночи; вхожу въ спальню къ женѣ, и что же? о ужасъ! уксусомъ, гофманскими каплями и всякими аптекарскими снадобьями такой запахъ, не приведи богъ! и вмѣсто супруги моей лежитъ какая-то кикимора, облѣпленная тѣстомъ, горчичниками, обмотанная тряпками… Une horreur! — да и только… Я, помня долгъ супружескій, хотѣлъ освѣдомиться, что съ ней; а она мнѣ въ отвѣтъ: «оставьте меня, уйдите! у меня голова болитъ». Ну, я освѣдомился у горничной, и мнѣ разсказали, что вы тутъ спорили, бранились, что жена потомъ плакала и въ аптеку посылала.

Кусковъ.

Вы не думайте пожалуйста…

Прилуцкій

Я ничего не думаю, я вамъ очень благодаренъ, — ей это здорово. А то вонъ доктора ее пичкаютъ минеральными водами да пилюлями и никакого прока отъ нихъ нѣтъ.

Балясина.

Понятное дѣло! — гдѣ нѣтъ душевнаго спокойствія, тамъ медицина не поможетъ.

Прилуцкій.

Ангелъ вы мой, Варвара Сергѣвна, опять вы съ вашимъ душевнымъ спокойствіемъ… Какого дьявола ей еще душевнаго спокойствія нужно?! чего ей не достаетъ?.. Сыта, одѣта, обута, живетъ въ холѣ; дѣлай что хочешь, наряжайся, какъ вздумаешь, отказу ни въ чемъ. Понравилась форель, хоть каждый день кушай; вздумала въ театръ, ступай, сдѣлай милость; билетовъ нѣтъ, у барышника купи… Хошь сиди, хошь лежи, хошь на правомъ боку, хошь на лѣвомъ… Чего ей нужно? Право, умъ за разумъ зайдетъ отъ такой задачи.

Балясина.

Да, еслибъ жизнь состояла изъ однихъ форелей да театровъ…

Прилуцкій.

Варвара Сергѣвна, у васъ золотое сердце, но ей-богу вы увлекаетесь… Вы Ольгѣ Борисовнѣ во всемъ потакаете и въ нѣсколько дней довели ее до того, что ужь она теперь себя совсѣмъ несчастной считаетъ; а не съ чего ей себя считать несчастной: все у ней есть, все, что нужно, и пожалуйста вы ее не жалѣйте нисколько; повѣрьте, ей это будетъ гораздо полезнѣе.

Балясина.

Однако прощайте.

Прилуцкій.

Да не сердитесь.

Балясина.

Я не сержусь, мнѣ пора. (Входитъ Балясинъ.) Вотъ вамъ и доказательство: мой мужъ за мной является.

Общее рукожатіе. Прилуцкій.

Вы пришли похитить у насъ вашу супругу?

Балясинъ.

Да, я за ней.

Прилуцкій.

Злой мужъ! дайте намъ еще хоть немножко попользоваться ея упоительнымъ обществомъ.

Балясина.

Вы неутомимы, Семенъ Львовичъ: расточаете сладость вашего краснорѣчія, точно въ кондитерской ее покупаете… и каждой женщинѣ, каждой рѣшительно… вѣдь это непостоянство.

Прилуцкій.

Ахъ, Варвара Сергѣвна, взгляните на природу, какъ она прекрасна въ своемъ разнообразіи! какъ тутъ выбирать?.. Я художникъ, — я люблю все прекрасное…

Балясина

Ну, прекрасный художникъ, ищите прекраснаго въ другомъ мѣстѣ. У меня сегодня столько дѣла, столько дѣла…

Прилуцкій.

Какія-же это могутъ быть дѣла у такой легкокрылой Пери, какъ вы?

Балясина.

Во первыхъ мнѣ нужно выбрать сукно и заказать платье мужу.

Прилуцкій.

А онъ самъ этого сдѣлать не можетъ?

Балясинъ.

Мнѣ не позволено, моему вкусу не довѣряютъ.

Балясина.

Потому-что ты всегда покупаешь скверно и дорого. Потомъ въ три часа я должна повидать гувернантку, которую я хочу нанять для нашихъ сосѣдей по имѣнью. Потомъ…

Прилуцкій.

Вѣрю, вѣрю, вѣрю, — не пересчитывайте, ради бога… вы мнѣ гораздо милѣе такъ, когда никакими дѣлами не занимаетесь, — это вамъ не идетъ. Всѣ эти гувернантки, мамки, няньки, — все это проза, жестокая проза; а я ее терпѣть не могу.

Балясина — мужу.

Отчего ты такъ поздно? я ужь хотѣла одна ѣхать.

Балясинъ.

Въ министерствѣ задержали, да еще на почтѣ былъ… Письмо получилъ изъ деревни.

Балясина — оживленно.

Что-жь ты не даешь?

Прилуцкій — пошучивая.

Ба, ба, ба, какая горячность! письмо это вѣроятно изъ интересныхъ…

Балясина.

Еще-бы не интересно: въ немъ должно быть извѣстіе о моемъ сынишкѣ. (Мужу.) Здоровъ Володька?

Балясинъ.

Да. Матушка пишетъ, что не нарадуется на него.

Балясина жадно читаетъ письмо. Прилуцкій.

Смотрите пожалуйста, такъ и впилась, — и глаза разгорѣлись, и щечки вспыхнули… Модестъ Александрычъ, чувство матери-то, что значить, — а?

Кусковъ.

Да-съ.

Балясина — весело.

Ахъ! это надо Олѣ показать.

Убѣгаетъ. Прилуцкій.

Чѣмъ вы заслужили ваше счастье, Алексѣй Кузьмичъ? — вамъ какая-нибудь бабушка его наворожила, навѣрно… Чего-бы я, кажется, не далъ, чтобъ имѣть подлѣ себя этакого друга, вѣчно веселаго, вѣчно оживленнаго…

Балясинъ.

Развѣ это такъ невозможно?

Прилуцкій.

Для меня, увы? — невозможно.

Балясинъ.

Хотите, я вамъ скажу почему?

Прилуцкій.

Скажите.

Балясинъ.

Потому-что вы терпѣть не можете прозы.

Прилуцкій.

Напускаете, батюшка, напускаете на себя… вы сами поэтъ.

Балясинъ.

Да вѣдь поэзія-то ныньче вся въ прозу переѣхала.

Прилуцкій.

Ну, еслибъ вы у меня подольше остались, я-бы съ вами объ этомъ еще поспорилъ. А жаль, что уѣзжаете: день воскресный, погода божественная… вотъ и Модестъ Александрычъ тутъ… Мы-бы всѣ вмѣстѣ какое нибудь этакое… козловерченіе сочинили: — катанье на лодкахъ, или кавалькаду…

Балясинъ.

Вы безъ гостей не останетесь. Васъ и теперь въ саду какой-то дѣлецъ дожидается.

Прилуцкій.

Дѣлецъ?

Звонитъ. Балясинъ.

Да, купчикъ какой-то, — въ одно время со мной пріѣхалъ, только не хотѣлъ сюда идти.

Входитъ лакей. Прилуцкій.

Кто тамъ меня дожидается?

Лакей.

Это Бражкинъ-съ.

Прилуцкій.

Бражкинъ? откуда онъ взялся?

Лакей.

Сегодня, говоритъ, только пріѣхалъ изъ деревни.

Прилуцкій.

Веди его.

Лакей уходитъ. Балясина возвращается. Балясина.

Ну, ѣдемъ поскорѣй. Прощайте.

Прилуцкій.

До вторника?

Балясина.

Да, да, ѣдемъ.

Беретъ мужа за руку. Балясинъ.

Не тяни-же, Варя, дай шляпу то взять. До свиданья.

Оба прощаются и уходятъ. Прилуцкій — глядя имъ вслѣдъ.

Странные люди! все-то ихъ занимаетъ, до всѣхъ то имъ дѣло… Мы бѣжимъ отъ житейскихъ дрязгъ, а они имъ навстрѣчу.. Себѣ самому иной разъ лакея нанимаешь, такъ недѣлю цѣлую отъ этого боленъ, а они чужія коммиссіи справляютъ: съ гувернантками, съ няньками возятся… Сосѣди просили! — я-бы скорѣй повѣсился…

Кусковъ.

Они добрѣе васъ.

Прилуцкій.

И я не эгоистъ. На прошлой недѣлѣ я чуть шеи себѣ не сломалъ о финляндскія скалы, доставая цвѣтокъ для этой быстроглазой Каролинхенъ, — и совершенно безкорыстно, клянусь вамъ… Но глотать петербургскую пыль, — по цѣлымъ часамъ бесѣдовать съ полинялой дѣвицей никому неизвѣстныхъ лѣтъ, трясти свои кости на извощикахъ… да еще обо всякой копѣйкѣ думай; все, вѣдь, это въ обрѣзъ: тамъ гривенника не переплати, здѣсь пятачекъ сбереги… и какъ это люди могутъ при этомъ быть веселы и довольны! — ей-богу, талантъ нуженъ!..

Входитъ Бражкинъ. Кусковъ.

Къ вамъ пришелъ кто-то.

Прилуцкій — оглядываясь.

Ба! ты пугало гороховое откуда!

Бражкинъ — кланяется.

Все съ того же съ огорода-съ… Здравія желаемъ-съ.

Прилуцкій.

Опять какую-нибудь пакость состроилъ? выкручиваться пріѣхалъ?.. Это, изволите видѣть, Модестъ Александрычъ, это тоже мнѣ сосѣдъ по имѣнью… называется онъ купцомъ и землевладѣльцемъ, а въ дѣйствительности паукъ и тарантулъ Свилъ онъ тамъ себѣ ядовитое гнѣздо и сосетъ кровь изо всего уѣзда: кабаки разводитъ, хлѣбъ даромъ скупаетъ, подрядами тоже воруетъ…

Бражкинъ.

Это такъ-то, Семенъ Львовичъ, для первой-то для встрѣчи!?

Прилуцкій.

Удивляюсь только одному: какъ его, до сихъ поръ, мужики не убили и не ограбили?.. Дѣло это и выгодное, да и праведное: на томъ свѣтѣ сорокъ грѣховъ отпустится.

Бражкинъ

Мать пресвятая заступница!.. Царица небесная!!. что это вы?..

Прилуцкій.

Зачѣмъ пожаловалъ?

Бражкинъ.

Разговоръ есть одинъ съ вами, необходимый.

Кусковъ.

Я вамъ не мѣшаю

Хочетъ идти. Прилуцкій

Да вѣдь не тайны, не стѣсняйтесь.

Кусковъ — уходя.

Нѣтъ, нѣтъ, я въ садъ пойду.

Уходитъ. Прилуцкій.

Ну садись… Какіе твои будутъ разговоры?

Бражкинъ — садясь.

Дѣло есть!… Такое дѣло-съ! — золотое дно.

Прилуцкій

Обокрасть кого-нибудь?

Бражкинъ.

Что вы, Семенъ Львовичъ, все красть, да красть… воры-те въ острогѣ сидятъ. Мы безъ закону ни на шагъ; ко всякому дѣянью параграфъ подведемъ… Что шутить-то, — серьезно давайте разговаривать.

Прилуцкій.

Говори.

Бражкинъ.

Извѣстно вамъ-съ, что у насъ въ уѣздѣ, въ Покатиловой волости, пристань есть и перевозъ на рѣкѣ у Загильдяева села; тамъ еще разъ въ году и ярмонка открывается?

Прилуцкій.

Извѣстно.

Бражкинъ.

Старая она, пристань то… когда ее строили, тѣхъ годовъ никто и не запомнитъ, и теперь она въ такую негодность пришла, что важной весной, съ разливомъ, ее, можно сказать, самъ господь богъ поддерживаетъ: того глядимъ, что разнесетъ ее въ щепы и людей потопитъ. Вотъ-съ ноньче земство подняли вопросъ, чтобъ заново отстроить и пристань эту, и амбары складочные, и строенья кой какія ярморочныя… Я и предлагаю: «перенесите, молъ, эту пристань и ярморочное мѣсто на мою землю, — рѣка у меня та-же, всего тридцать верстъ повыше будетъ, — а я готовъ для отечества жертвовать, все построю на свои деньги». Гляжу, встаетъ нашъ мировой и давай меня разрушать… И водкой-то я буду всѣхъ спаивать, и обманывать, и притѣснять… Ну разговоръ такой вышелъ: я не стерпѣлъ, — ушелъ изъ собранія.

Прилуцкій.

Мошенникомъ назвали?

Бражкинъ.

Ничего не назвали, а крупный вышелъ разговоръ, кому охота слушать. Что-жь, думаю, съ эстимъ земствомъ возжаться, воду толочь… подходы все, да интриги… махну, молъ, къ губернатору. Прихожу, принялъ ласково. Говорю: «вотъ, молъ, какая исторія, хочу для пользы края жертвовать. Похлопочите, ваше превосходительство, пристань и ярмонку перенести на мою землю, къ имѣнью господина Прилуцкаго». — «Благодарствуйте, говоритъ, за жертву, а это можно. Мы о пользѣ края неусыпно стараемся, и господина Прилуцкаго лично знаемъ, — въ особливости супругу ихнюю, Ольгу Борисовну, даже въ дѣвицахъ съ нею были знакомы». Это извольте замѣтить.

Прилуцкій.

Это еще къ чему?

Бражкинъ.

Пожалуйте. Вышелъ я отъ нихъ, у меня на душѣ масляница… Только черезъ недѣлю прихожу опять, — совсѣмъ другой разговоръ. «Нѣтъ-съ, говоритъ, разсмотрѣли мы, что для края пользительнѣе оставить ярмонку на прежнемъ мѣстѣ»… Шлялся что-ль къ нему кто въ это время али что? — во жертвъ никакихъ не принимаютъ… Я и змѣей, я и ужомъ, — нѣтъ… Взятку готовъ былъ дать; да вѣдь ноньче и съ деньгами-то не очень подъѣдешь, Семенъ Львовичъ, вотъ бѣда-то-съ.

Прилуцкій.

А очень ужь хочется смастерить эту штуку?

Бражкинъ.

Какъ-же не хотѣть, Семенъ Львовичъ?.. Вѣдь это какое дѣло?.. вѣдь тогда сколько волостей ко мнѣ въ кабалу-то пойдутъ? — Кто водкой, кто пристанью, кто чѣмъ… Вѣдь что тогда? — кажное зернышко вѣдь мнѣ дань понесетъ, со всей губерніи, Семенъ Львовичъ…

Прилуцкій.

Ишь у тебя слюни то потекли.

Бражкинъ.

Такъ-то потекли, что сна рѣшился, все объ этомъ думамши… Теперь мнѣ это дѣло: либо жить, либо помереть. Помогите, въ барышахъ будете. Вашему же управляющему подъ рукой грузить хлѣбъ удобнѣе; да я васъ за это и въ долю возьму… какой процентъ прикажете, тотъ и выплачу; до пяти тысячъ въ годъ выплачу, — право.

Прилуцкій.

Что-жь я тутъ могу?

Бражкинъ.

Можете, Семенъ Львовичъ, ей богу-съ… али ужь лучше такъ будемъ говорить: Ольга Борисовна могутъ.

Прилуцкій.

Эвона чего захотѣлъ!

Бражкинъ.

Погодите… Ужь сразу-то вы меня не огорошивайте… У меня весь этотъ прожектъ въ мысляхъ словно торная дорожка сладился, гладко, — такъ ужь коли бить станете, пожалуйста, съ разсрочкой, не вдругъ, — все не такъ больно… Послѣднее средство къ нимъ обратиться.

Прилукцій.

Послушаемъ.

Бражкинъ.

Какъ я спервоначалъ-то съ губернаторомъ разговаривалъ, очень они съ большимъ удовольствіемъ про Ольгу Борисовну вспоминали. Красавицей величали, улыбки такія… ну-съ, вы моему взгляду вѣрьте: что вонъ лягавая собака, то и я, — нюхъ этотъ у меня превосходный… что ужь нашъ губернаторъ въ склонности къ Ольгѣ Борисовнѣ, такъ зарѣжьте, коли нѣтъ. Теперь извольте слѣдить; его Превосходительство сегодня тоже въ Петербургъ пріѣхали на побывку; — поѣхали-бы вы къ нимъ-съ, пригласили-бы ихъ къ себѣ на обѣдъ али на завтракъ, — тутъ мы Ольгу Борисовну на нихъ и напустимъ.. Захотятъ Ольга Борисовна, такъ ужь это, какъ богъ святъ: пока тамъ земство разсуждаетъ, имъ предписанье изъ министерства — «перевести, молъ, ярмонку»! — и конецъ.

Прилуцкій.

Разрисовалъ!

Бражкинъ.

Ей-ей съ. Одно только вѣдь теперь и осталось прибѣжище — дамы. Деньгами подчасъ того не сдѣлаешь, что ихней женской красотой.

Прилуцкій.

Разрисовалъ-то ты хорошо, только не додумался.

Бражкинъ.

Семенъ Львовичъ, я съ вами, какъ съ отцомъ роднымъ… Я-бъ вѣдь и думать не сталъ, кабы вамъ тутъ какія непріятности были; а вѣдь я знаю: для васъ Ольга Борисовна, хоть онѣ супруги законныя, — для васъ что? — вонъ идетъ по улицѣ попадья, все равно тоже самое-съ.

Прилуцкій.

Не обо мнѣ рѣчь, чурбанъ ты деревянный, — она сдѣлать ничего не съумѣетъ, куда ей!.. вѣдь тутъ нужна тонкость, умъ нуженъ… да и не возьмется.

Бражкинъ.

Почемъ знать? — можетъ и согласятся… А какое тогда это для васъ имѣнье будетъ! — малинникъ… Бабы наши по всей Россіи славятся, а тутъ ихъ къ пристани столько пригонитъ, — бери не хочу.

Прилуцкій.

Шельма ты.

Бражкинъ.

Семенъ Львовичъ, кто не шельма-то?.. Не шельма-то вонъ по міру побирается… А ужь я-бы для Ольги Борисовны за эту исторію…

Входитъ Прилуцкая. Бражкинъ кланяется. Прилуцкая.

А, это вы…

Прилуцкій.

Однако, какая ты красивая сегодня… Позвольте васъ поцѣловать, милая…

Она равнодушно подставляетъ щеку, которую онъ цѣлуетъ. Бражкинъ.

Ольга Борисовна, помилуйте… что-же это?.. вѣдь это ужь грѣшно.

Прилуцкая — протягивая ему руку, которую онъ цѣлуетъ.

Что — грѣшно?

Бражкинъ.

Грѣшно-съ, ей богу… супротивъ природы идете… Мы всѣ подъ-гору къ старости, а васъ время-то словно молодитъ. Прошлымъ годомъ старше были, — ей богу съ…

Прилуцкая идетъ къ двери въ садъ. Прилуцкій.

Побудь немножко съ нами, Ольга; вотъ у этого гипоппотама есть дѣло до тебя.

Прилуцкій.

До меня?

Бражкинъ.

Семенъ Львовичъ, зачѣмъ такъ прямо объявлять: надо исподволь…

Прилуцкій.

Вздоръ какой… (женѣ.) Представь себѣ, хочетъ тебя запутать въ коммерческія предпріятія…

Прилуцкая.

Напрасно. Куда я гожусь?!

Бражкинъ.

Ольга Борисовна, какіе восторги я про васъ слышалъ! какія восхваленія!!

Прилуцкая.

Кто-жь это восторгался?

Бражкинъ.

Губернаторъ нашъ… убили человѣка, поранили, вѣрьте чести…

Прилуцкая.

Жаль! ему-бы на старости лѣтъ пора и перестать восхищаться.

Бражкинъ.

Что дѣлать?! такъ ужь восхищенъ, такъ восхищенъ, что, кажется, прикажите вы ему что сдѣлать, сейчасъ весь къ вашимъ услугамъ.

Прилуцкій.

И вообрази: такъ какъ губернаторъ теперь здѣсь, въ Петербургѣ, этотъ-то хочетъ воспользоваться тобой, чтобъ склонить его…

Бражкинъ.

Позвольте-съ, дѣло въ томъ, доложу я вамъ…

Прилуцкая.

Не надо, не разсказывайте, — я на эти вещи не способна…

Прилуцкій.

Отчего же, ma chère, тутъ нѣтъ ничего мудренаго… Я могу сдѣлать ему визитъ, пригласить его обѣдать; а тамъ… немножко кокетства, прогулка по саду подъ руку, и ты, разумѣется, съумѣешь его заставить…

Прилуцкая.

И вы-бы этого хотѣли?

Прилуцкій.

Да, не прочь… предпріятіе могло бы дать мнѣ лишнихъ тысячъ пять въ годъ. Деньги не большія, но почему-бы отъ нихъ отказываться!..

Прилуцкая.

Хорошо должно быть предпріятіе, котораго хотятъ добиться такими путями.

Прилуцкій.

Какими?

Прилуцкая — показывая на Бражкина.

Ему-то еще простительно; а вы, кажется, не мужикъ, и могли-бы понять…

Прилуцкій.

Что-такое?

Прилуцкая.

Но если сами вы не дорожите ни мной, ни вашей честью, такъ позвольте хоть мнѣ дорожить собой.

Прилуцкій.

Хм!!. величіе и неприступность!.. это, моя милая, отвѣтъ женщины глупой и бездарной…

Бражкинъ.

Семенъ Львовичъ… ахъ!.. сударыня… позвольте пояснить…

Прилуцкій.

Никто не предлагаетъ тебѣ дѣлать что-нибудь нехорошее… но каждая женщина пользуется маленькимъ кокетствомъ, чтобъ…

Прилуцкая.

Ваши женщины, но не такая, какъ я…

Прилуцкій — постепенно горячась.

Потому что не умѣете. Будьте-же, по крайней мѣрѣ, добросовѣстны и сознайтесь въ этомъ.. Вы каждый день плачетесь на свою судьбу, вы недовольны, вамъ скучно, дѣятельность нужна!?.. вотъ вамъ предлагаютъ дѣятельность тонкую, умную… Вы чувствуете, что въ васъ нѣтъ дарованій на нее, и, чѣмъ-бы такъ прямо и сказать, вы взваливаете на меня, богъ знаетъ, какія мерзости.

Прилуцкая.

У меня нѣтъ дарованій кокотки и женщины сомнительнаго поведенія, это правда.

Прилуцкій — вспыльчиво.

Ольга Борисовна!..

Прилуцкая.

Я вижу васъ насквозь, не первый годъ живу я съ вами… зачѣмъ вы заставляете меня высказывать вамъ то, на что я давно глаза закрыла?.. Развратничайте, сколько хотите; подкупайте, кого хотите; хоть воруйте, — мнѣ все равно… но оставьте меня въ покоѣ.

Прилуцкій — заносчиво.

Кто даетъ вамъ право говорить…

Прилуцкая — перебивая его.

Моя честная жизнь и ваше поведеніе со мной!.: Я святая женщина передъ вами. Прежде я любила васъ и имѣла глупость слѣдить за вами, и плакать отъ каждой вашей грязной интрижки, — теперь я на все махнула рукой, потому что отъ такой пошлой натуры, какъ ваша, трудно ожидать чего-нибудь другого… Не спорьте! молчите лучше — и обращайте въ шутку все это… Повѣрьте, такъ для васъ будетъ гораздо выгоднѣе…

Прилуцкій — со сдержанной постепенно возрастающей злобой.

Вотъ это вѣрно. Спорить съ тупой недозрѣлой институткой — потеря времени… Хорошо-съ: вы святая женщина, а я пошлая натура… Но, позвольте вамъ напомнить, святая женщина, что я не докторъ умалишенныхъ. Какъ я не терпѣливъ, но и мнѣ нѣтъ никакого удовольствія няньчиться съ дураками да съ помѣшанными и выслушивать ихъ брань… когда-нибудь и мнѣ можетъ надоѣсть ваша святость, мы сведемъ счеты съ вами — и не знаю, кто отъ этого будетъ къ накладѣ.

Уходитъ сильно разгнѣванный. Прилуцкая — въ слезахъ.

Вотъ моя жизнь! — вотъ мое счастье!

Бражкинъ.

Ольга Борисовна… Христа ради, простите ихъ… они не подумамши…

Прилуцкая

Подите вы прочь отъ меня.

Бражкинъ.

Ей богу-съ, честью завѣряю…

Прилуцкая.

Я вамъ сказала: подите прочь!

Бражкинъ.

Силы небесныя!.. Мать пресвятая, заступница сиротъ…

Уходитъ. Прилуцкая.

Да!.. вотъ и разсуждайте вы тутъ о возвышенныхъ предметахъ по уши въ грязи… а!.. ну ихъ совсѣмъ… Забыться лучше… Тошно все это… гадко все это…

Садится за пьянино и играетъ нѣчто весьма жалобное. Входитъ Кусковъ и тихо подходитъ къ ней. Кусковъ — тихимъ, какъ-бы невольно вырвавшимся восклицаніемъ.

Теплая, добрая душа!!

Прилуцкая — мгновенно останавливаясь.

Что это? — ужь вы подкрадываться стали…

Кусковъ.

Продолжайте, продолжайте… эти звуки сближаютъ насъ… въ нихъ отголосокъ душевной боли, сердечныхъ страданій…

Прилуцкая — вставая.

Вы подслушиваете то, что не вамъ говорятъ.

Кусковъ — озадаченный.

Ольга Борисовна! — кто васъ пойметъ.. То вы довѣрчивы, ласковы, предупредительны, — говоришь съ вами, какъ съ роднымъ человѣкомъ; то вы вдругъ такое скажете, что точно и вѣкъ съ вами не былъ знакомъ.

Прилуцкая.

Такая ужь… разбитая… что дѣлать!..

Кусковъ.

Что съ вами? — что васъ такъ вдругъ перемѣнило?.. Полчаса не прошло, я видѣлъ васъ спокойной и рѣшительной… вы хотѣли говорить со мной о чемъ-то…

Прилуцкая.

Я, можетъ быть, сдѣлала очень дурно, что просила васъ остаться.

Кусковъ.

Вы раскаиваетесь въ этомъ?

Прилуцкая.

Что общаго между мной и вами: у васъ есть цѣли въ жизни, у меня никакихъ.. Поберегите ваши проповѣди для кого-нибудь другаго; не тратьте ихъ на меня, — я глуха ко всему хорошему…

Кусковъ.

Къ чему такая нервность?.. къ чему?..

Прилуцкая — постепенно экзальтируясь.

Я глупая, ничтожная, пустая женщина!.. Если-бъ я была умна, я-бы съ перваго разу видѣла какому человѣку бросаюсь на шею. Никто меня не неволилъ выходить за него замужъ, сама шла… Если-бъ я не была ничтожна, я-бы не оставалась жить у него, не предавала бы себя за его деньги, — въ горничныя бы лучше пошла. Сама во всемъ виновата, и должна нести свой крестъ безропотно.

Кусковъ — садясь.

Какая вы, ей-богу… Да успокойтесь-же, сядьте здѣсь… Забудьте, хоть на минуту, что мы чужіе… смотрите на меня, какъ на роднаго брата, которому вы привыкли повѣрять всякое ваше, даже самое маленькое, горе… Сядьте… сядьте… давайте вмѣстѣ подумаемъ какъ быть…

Прилуцкая — садясь, почти съ рыданьемъ.

Я не могу, я не могу больше такъ жить! — это выше силъ моихъ!!

Кусковъ.

Вы говорили съ нимъ?

Прилуцкая.

Конечно… не трудно отгадать… Кто же, кромѣ мужа, можетъ привести меня въ такое пріятное настроеніе духа!?.

Кусковъ.

Изъ за чего-же опять ссора?

Прилуцкая.

Какая ссора!! развѣ можетъ онъ ссориться съ такой дурой, какъ я… Онъ желаетъ извлечь"пользу изъ моей красоты; онъ мнѣ предлагаетъ кокетничать, подличать передъ старымъ волокитой… я не соглашаюсь… ему не выгодно…

Кусковъ.

Какое безобразіе!

Прилуцкая.

Ахъ, меня ужь это и не возмущаетъ… но скучно это, невыносимо скучно!. И каждый день, и каждый день, и всю жизнь такъ прожить, — пожалуй, въ самомъ дѣлѣ съ ума сойдешь… Я ужь теперь чувствую, что я начинаю нравственно умирать. Я была лучше прежде; во мнѣ были хорошіе задатки… они всѣ погибли.

Кусковъ.

Еслибъ они погибли, вы-бы не страдали.

Прилуцкая.

Такъ почему-же я раба этого человѣка, когда я и умнѣе и честнѣе его? Почему я до сихъ поръ остаюсь рабой?

Кусковъ.

Потому что и у васъ не было друга, который-бы облегчалъ ваши цѣпи.

Прилуцкая.

Чѣмъ?.. Вотъ вы мнѣ другъ, — что вы для меня можете сдѣлать?.. Книжки читать мнѣ? — книжки не избавляютъ отъ пошлостей жизни и спокойствія душѣ не даютъ.

Кусковъ.

А на что оно нужно?.. Гдѣ спокойствіе, тамъ и скука. Борьба и трудъ даютъ счастье, а не спокойствіе… Да, вы не напрасно назвали меня другомъ; я другъ вамъ самый преданный — и, если вы захотите, я въ огонь и въ воду пойду, только-бъ видѣть, что не даромъ прошла ваша жизнь и не безплодно замерло все, чѣмъ одарила васъ природа…

Прилуцкая.

Что вы?

Кусковъ.

Я люблю васъ… я люблю васъ, Ольга Борисовна… Не притворяйтесь удивленной… вы это давно поняли и знаете, — вы это слышали въ упрекахъ моихъ и въ моей злобѣ на васъ… Дайте-же мнѣ жить для васъ одной: я окружу васъ лучшими людьми, — людьми, которыхъ вы достойны; я буду искать для васъ занятій, которыя-бы интересовали васъ и возродили къ новой жизни… я не могу сейчасъ сказать… я не знаю какъ? чѣмъ? но я хочу сдѣлать васъ счастливой — и сдѣлаю…

Прилуцкая — вставая.

Поздно, Модестъ Александрычъ… Спасибо вамъ, мой добрый другъ… Прежде это-бы и удалось вамъ; теперь поздно…

Кусковъ — схватывая ее за руку.

Нѣтъ, нѣтъ… пока кровь течетъ въ жилахъ, мы можемъ и должны пользоваться жизнью… Погодите… не отходите такъ, не ободривши меня… Неужели въ васъ нѣтъ хоть нѣсколько теплаго чувства ко мнѣ?

Прилуцкая.

Благодарность и дружба.

Кусковъ.

Но не любовь?

Прилуцкая — въ сильномъ волненіи.

Я стара… я боюсь увлеченій… Сегодня отдашься имъ, а завтра, пожалуй, остынешь.

Кусковъ.

Зачѣмъ думать о завтрашнемъ, когда сегодня хорошо!?

Прилуцкая.

Оставьте меня, не пользуйтесь моей глупостью, моей слабостью…

Кусковъ — притягивая ее къ себѣ.

Хотя-бы противъ вашей воли, я сдѣлаю васъ счастливой.

Цѣлуетъ ее. Прилуцкая — вырываясь.

Оставьте меня!.. (Сдержанно и гордо.) Будьте благоразумны!..

ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.

править
У Кускова. — Комната-кабинетъ небогатаго холостяка. — Двѣ двери. — Безпорядокъ холостой квартиры.

Ѳедоръ и прачка разбираютъ чистое бѣлье; на стулѣ подлѣ прачки узелъ грязнаго.

Ѳедоръ — читая запись.

Носковъ — трои.

Прачка — передавая бѣлье.

Трои.

Ѳедоръ.

Платковъ — пять.

Прачка.

Пятеро, — вотъ.

Ѳедоръ.

Рубахъ денныхъ — двѣ.

Прачка.

Двѣ.

Ѳедоръ — пересматривая.

Ишь каторжная! — опять одна безъ пуговицы… Нѣтъ, чтобы пришить?

Прачка.

Да-вотъ, какъ-же! стала я вамъ тутъ модничать! За три те рубли въ мѣсяцъ кажный разъ эвона ворохъ какой навалятъ… Я еще, погоди, прибавку запрошу.

Ѳедоръ.

Лѣнивая. Пришивай тутъ за тебя, отругивайся… Все что-ль?

Прачка.

Все.

Ѳедоръ — укорительно.

Прачка называется.

Прачка.

Прачка и есть — не швея.

Ѳедоръ.

Полы-бы тебѣ подтирать, — вотъ ты какая прачка.

Прачка.

Ищи другую, что-жь!

Ѳедоръ.

Ну-ка ты, коли прачка, вымой мнѣ муху.

Прачка.

Какую муху?

Ѳедоръ.

Обнаковенно какую, — вотъ летаетъ муха. Я поймаю, а ты ее мой… выстирай, чтобъ бѣлая была.

Прачка.

Эхъ, слушай тебя тутъ.

Хочетъ взять узелъ и идти. Ѳедоръ.

Постой, постой, куда ты?

Прачка.

Пошелъ.

Ѳедоръ.

Вотъ и не умѣешь… а еще прачка… Я вотъ лакей, да могу.

Прачка.

Отстань, пусти… Ну тебя…

Ѳедоръ.

Ей богу… бѣлая муха будетъ и полетитъ. Я ихъ всякій день мою. Чуть у меня баринъ за дверь, я мухъ наловлю, и сейчасъ ихъ въ пудру… потряхаю, потряхаю, — всѣ бѣлыя выходятъ.

Прачка.

Куда это въ пудру?

Ѳедоръ — беретъ коробку пудры и тычетъ ей въ носъ пуховой кисточкой.

А вотъ вишь — пудра…

Прачка — смахивая съ лица пудру.

Пошелъ-ты…

Ѳедоръ.

Хочешь, сейчасъ мухъ бѣлить станемъ?

Прачка.

Ну-ка, ну?

Ѳедоръ.

Держи коробку, — я наловлю.

Прачка.

Ну-ка посмотрю.

Ѳедоръ.

Муха, Муха, муха, муха… (Быстро ловитъ муху въ кулакъ и подноситъ его къ уху.) Жужжитъ… Держи крѣпче; только я ее суну, сейчасъ крышку и закрывай… (Старается посадить муху въ коробку.) Закрывай!.. закрывай!.. Эхъ, дура, выпустила… (Ищетъ муху глазами и крадется къ письменному столу.) Ну-ка, ну-ка… бацъ ее… (Дергаетъ рукой и опрокидываетъ чернильницу.) А! чтобъ тебѣ!! а, провались ты совсѣмъ!.. Ну, будетъ теперь пальба: новое сукно чернилами залилъ… Ужь и чернильница! — стоитъ безногій чортъ на дорогѣ, бултыхъ…

Торопливо вытираетъ столъ газетной бумагой.

Входитъ Кусковъ въ шляпѣ и пальто; въ рукахъ у него коробка конфектъ, лубочная корзиночка съ фруктами и свертокъ. При первыхъ же словахъ Кускова, Ѳедоръ комкаетъ бумагу, которой вытиралъ столъ.

Кусковъ.

Ну, скажите на милость!.. ты, Ѳедоръ, рѣшительно хочешь вывести меня изъ терпѣнія… дверь настежь стоитъ, кому угодно, всякій войди, и хоть бы что прибралъ въ комнатѣ!..

Ѳедоръ.

Когда-жь мнѣ было, Модестъ Александрычъ?.. вонъ бѣлье разбирали…

Кусковъ — прачкѣ.

Вы бѣлье сдали?

Прачка.

Сдала.

Кусковъ.

И грязное получили…

Прачка.

Получила.

Кусковъ.

Чего-жь вы дожидаетесь?.. прощайте.

Прачка

И то прощайте…

Уходитъ съ узломъ. Ѳедоръ за ней. Кусковъ подходитъ къ столу и хочетъ поставить на вето шляпу; но замѣтивъ чернильное пятно, съ досадой бросаетъ шляпу на полъ. Кусковъ.

Только этого и дожидался!.. Ахъ, скотина косолапая… (Кличетъ.) Ѳедоръ!.. (Про себя.) Животное!!. (Кличетъ.) Ѳедоръ!.. (Про себя.) Только что новоѳ сукно наклеили, — залилъ, какъ залилъ чернилами… (Ѳедоръ входитъ.) Это что? дубовое бревно!!. Что у тебя руки чешутся что ли? не можешь спокойно видѣть, чтобъ гдѣ-нибудь чисто было?.. Душа чистоты не выноситъ, — сейчасъ загадить надо?!. Кабакъ вездѣ надо сдѣлать?!.

Ѳедоръ.

Что-жь мнѣ, Модестъ Александрычъ, коли она такая чернильница…

Кусковъ.

Какая, болванъ, какая?

Ѳедоръ.

Что-жь она не стоитъ, все валится.

Кусковъ.

Живая она, небось?.. сама вотъ вздумаетъ и повалится?.. Не смѣй ты мнѣ никогда подходить къ столу, если у тебя медвѣжьи лапы, у скота. Господи! когда ты меня избавишь отъ этого болвана… (Снимаетъ пальто, наливаетъ воды на столъ и третъ бумагой.) Въ отчаяніе можно прійти отъ такого хозяйства… Это у насъ на любовномъ языкѣ называется: скромный уголокъ, рабочая келья… «Зайди, молъ, моя милая, въ мой скромный уголокъ!»… Да, — даже очень скромный, потому что это свинарникъ какой-то, куда не только порядочную женщину, но приличнаго лакея принять совѣстно… (Ѳедору.) Что жь ты стоишь уши развѣсилъ? — убери халатъ и туфли, — мѣсто имъ тутъ, что-ли?.. Да хоть подмети здѣсь наскоро. (Вмѣстѣ приводятъ въ порядокъ комнату. Кусковъ вынимаетъ изъ свертка стеклянную вазу и двѣ ковровыхъ салфетки. Одной изъ нихъ онъ застилаетъ маленькій столикъ и ставитъ его къ дивану. На столикъ ставитъ лампу и кладетъ книгу. Другой салфеткой покрываетъ другой столъ и ставитъ на него конфекты, вазу, въ которую кладетъ фрукты, графинъ съ водой и стаканъ На письменный столъ разбрасываетъ бумаги и книги. — Все это дѣлаетъ онъ, говоря слѣдующее.) Смотри ты, косолапое отродье, — вотъ я двѣ новыя салфетки купилъ; если ты мнѣ и ихъ загадишь, я у тебя изъ жалованья стану вычитать… Силъ нѣтъ съ тобой!!. И когда, творецъ всемилостивый, когда ты пошлешь мнѣ лишнія тысченки двѣ содержанія, чтобъ жить хоть мало-мальски по-человѣчески… Разнокалиберная мебель, безпорядокъ, грязь!.. Обои, чай, лѣтъ десять служатъ; лакей! какой-то эфіопъ, какой-то кретинъ изъ Новозеландіи… И смѣшно и больно!.. (Звонокъ.) Фу, какъ я испугался… Неужели она? — еще часу нѣтъ… (Ѳедоръ выходитъ изъ спальни. Кусковъ подзываетъ его.) Ѳедоръ, если это дама… то проси сюда… но если кто-нибудь изъ знакомыхъ, говори, что меня нѣтъ дома и что вернусь не скоро, чтобъ не дожидались… Никого сюда не пускай. (Ѳедоръ хочетъ идти.) Погоди… когда эта дама будетъ здѣсь… если кто придетъ… тоже говори: дома нѣтъ. Понимаешь?

Ѳедоръ.

Понимаю-съ.

Кусковъ.

Никого не смѣй пускать, никого рѣшительно… Слышишь!? (Звонокъ сильнѣй. Ѳедоръ уходить отворять.) Кто же можетъ быть? (Уходитъ на цыпочкахъ въ спальню и глядитъ оттуда въ щелку двери. Мгновенная пауза. Входитъ Прилуцкая, изящно, но скромно, одѣтая: темное платье, черное пальто и шляпа съ густымъ вуалемъ. Онъ быстро выходитъ ей. навстрѣчу.) А! Моя Оля…

Прилуцкая.

Я пришла къ вамъ, Модестъ Александрычъ, только потому, что обѣщала придти. Я не хотѣла измѣнить своему слову… Но, если-бы вы знали, чего мнѣ это стоило! — я все время упрекала себя за мою слабость…

Кусковъ — хочетъ обнять ее.

Отчего-же, милая моя, Оля моя…

Прилуцкая — отстраняя его.

Оттого, что этимъ шагомъ я унизилась передъ вами… Какъ вы теперь должны глядѣть на меня? что подумать!?.. я сумасшедшая!..

Кусковъ.

Ты чудная женщина! ты лучшая радость моя!!. Унизилась!!. ты сто разъ выше стала въ моихъ глазахъ… Ты не испугалась людскихъ предразсудковъ, сплетенъ; ты смѣло пошла навстрѣчу нашему счастью… ты для меня теперь лучшая женщина въ мірѣ!..

Прилуцкая.

И ты никогда меня за это не осудишь?

Кусковъ.

Можно-ли осудить тебя за то, что въ тебѣ явилась и энергія, и рѣшимость?.. Сила сказалась, и слава богу! что тутъ дурного?.. Не будь-же такая… мраморная… Сними шляпу; сядь…

Прилуцкая.

Хорошо, я сяду… но я шляпы не сниму… и пожалуйста не проси меня объ этомъ. Я такъ взволнована… зачѣмъ тебѣ видѣть мое смущенье?..

Кусковъ.

Я хочу любоваться твоей красотой…

Прилуцкая.

Нѣтъ, въ другой разъ, ради бога… и при людяхъ, не здѣсь.. Мнѣ такъ неловко здѣсь, такъ тяжело… Я посижу тутъ, на диванѣ, минутъ десять и уйду… Не держи меня дольше… Ну, что-жь ты вдругъ сталъ такой скучный?.. Вѣдь сдержала-же я свое обѣщанье?.. вѣдь пришла-же?.. развѣ ты не радъ?

Кусковъ.

Я былъ-бы радъ, если-бъ это тебѣ самой было пріятно. Но, когда ты дѣлаешь это скрѣпя сердце, съ неудовольствіемъ, только для меня, чтобъ отвязаться, чтобъ исполнить обѣщаніе… Нѣтъ, я не могу радоваться тому, что тебѣ непріятно — и лучшебы ты не приходила.

Прилуцкая.

Видишь! я говорила, что ты упрекнешь меня за это.

Кусковъ.

Но, милая, разсуди сама: въ кои-то вѣки ты у меня и мы наединѣ съ тобой… никому тутъ нѣтъ дѣла до насъ, некому насъ подслушивать и время коротко… какой-нибудь часъ, другой, что мы можемъ забыть всѣхъ на свѣтѣ и думать только о нашемъ счастьи, — а ты недовольна, ты стѣснена… Развѣ это можетъ мнѣ доставить удовольствіе?..

Прилуцкая — снимая шляпу.

Да, да, ужь такова судьба наша… Когда женщина полюбитъ, отъ нея требуютъ полнаго рабства!.. полнаго рабства!..

Кусковъ.

Неправда, Оля, — я ничего не требую… Я только надѣюсь, я желалъ-бы любви твоей, какъ люблю самъ… я только думаю, что сильная любовь не заковываетъ въ цѣпи свое блаженство…

Прилуцкая.

Кто разберетъ, гдѣ цѣпи, гдѣ блаженство?! Вѣдь ты тутъ ничего не теряешь; твоя репутація даже выигрываетъ оттого, что къ тебѣ приходитъ замужняя женщина тайкомъ и одна; — для меня это не то-же самое… я всѣмъ должна жертвовать, всѣмъ… ты не хочешь видѣть…

Кусковъ.

Я все вижу, Ольга Борисовна, и не понимаю къ чему все это говорится… Или ты меня еще не хорошо знаешь? или ты меня считаешь неспособнымъ на жертвы?.. Не я-же виноватъ, что я мужчина и что общество не будетъ такъ строго судить мои поступки, какъ твои… Представься случай, я жизнь отдамъ за тебя; но, пока это не нужно, — не застрѣлиться-же мнѣ, чтобъ доказать, какъ высоко я цѣню все, что ты для меня дѣлаешь.

Прилуцкая — уже значительно спокойнѣе.

А видишь все и цѣнишь, такъ пойми, что не могу я къ этому относиться такъ-же легко, какъ ты…

Снимаетъ пальто. Кусковъ.

И я отношусь не легко, моя Оля. Я не меньше тебя страдалъ отъ одной мысли, что ты можешь нажить себѣ кучу непріятностей твоимъ приходомъ ко мнѣ… я бранилъ себя за мою просьбу, за твое обѣщаніе… но, что дѣлать!?.. минуты свѣтлой поэзіи такъ рѣдки, — не всегда хватитъ силъ отъ нихъ отказаться.. Теперь-же, когда шагъ ужь сдѣланъ, нѣтъ смыслу поминать его темныя стороны; этимъ ничего не измѣнишь, а только отравишь себѣ свое счастье.

Прилуцкая — совсѣмъ спокойная.

Правда, мой милый, — богъ съ ними, со всѣми. Ты одинъ умѣешь меня и ободрить, и успокоить.

Кусковъ.

Потому что мы одинаково смотримъ на вещи.

Прилуцкая.

Подлѣ тебя я возраждаюсь. Я, право, дѣлаюсь лучшаго мнѣнія о себѣ самой… мнѣ все думается: онъ любитъ меня, значитъ, есть-же во мнѣ что-то хорошее…

Кусковъ.

И много хорошаго; дай ему только выработаться…

Прилуцкая.

Поддержи меня въ этомъ; безъ чужой помощи я съ собой не слажу.

Кусковъ.

Ты одна теперь все для меня… у меня нѣтъ другихъ желаній, какъ только служить тебѣ.. это будетъ задачей всей моей жизни…

Пылко обнимаетъ ее и цѣлуетъ. Входитъ Ѳедоръ съ сапогами въ рукахъ Ѳедоръ.

Модестъ Александрычъ…

Прилуцкая быстро отстраняется отъ Кускова. Кусковъ — съ досадой, вставая.

Кто тебя звалъ?

Ѳедоръ.

Давеча я забылъ сказать: сапожникъ приходилъ…

Кусковъ.

Ну что-жь?!

Ѳедоръ.

Вотъ сапоги назадъ принесъ.

Кусковъ.

Ступай.

Ѳедоръ.

Приказывалъ сказать, что нельзя такъ, какъ вы хотѣли: заплатки поставить…

Кусковъ — горячась.

Ступай-же!.. слышалъ…

Ѳедоръ.

Надо, говоритъ, подметки подо всю подошву…

Кусковъ — заносчиво.

Уйдешь-ли ты!.. (Ѳедоръ глядитъ недоумѣвая и уходитъ.) А! что за болванъ! господи!..

Прилуцкая гуляя по сценѣ.

Да ты сердитенькій…

Кусковъ.

Мученье жить съ такимъ скотомъ… вѣдь каплю такта надо, чтобъ понять, что не для чего ему сюда соваться!

Прилуцкая.

Прогони его. Стоитъ-ли выходить изъ себя изъ за такихъ пустяковъ.

Кусковъ.

Тутъ не онъ одинъ меня раздражаетъ.

Прилуцкая.

А еще что?

Кусковъ.

Гадко, возмутительно это фальшивое ложное положеніе: на минуту нельзя вполнѣ забыться; постоянно преслѣдуетъ мысль, что мы должны скрывать отъ людей самое чистое святое чувство… лгать должны, — когда хотѣлось-бы обнять тебя при всѣхъ и открыто гордиться твоей любовью…

Прилуцкая.

Тщеславный ты.

Кусковъ.

Не изъ тщеславія, нѣтъ, — но ради того только, чтобъ не лгать, не таиться отъ всякаго лакея… Обманъ противенъ! этотъ вѣчный обманъ, эта вѣчная мысль о твоемъ мужѣ, хоть онъ и равнодушенъ къ тебѣ, хоть и ты его терпѣть не можешь… Вотъ она проклятая, тупая судьба! — встрѣться ты мнѣ раньше, когда была свободна, я бы никому тебя не отдалъ… нужно-же было, чтобъ онъ укралъ тебя у меня!

Прилуцкая.

Ты бы женился на мнѣ?

Кусковъ.

Еще бы!.. А ты пошла-бы за меня?

Прилуцкая.

Такъ ты очень меня любишь?

Кусковъ.

Что ты кокетничаешь? — ты знаешь.

Прилуцкая.

Ну, а прежде меня, скажи, любилъ ты кого-нибудь?

Кусковъ.

Зачѣмъ тебѣ?

Прилуцкая.

Надѣюсь, я имѣю право знать всю твою жизнь!.. Сознайся, — любилъ?

Кусковъ.

Такъ, какъ тебя, — никого.

Прилуцкая.

Ну… а меньше, чѣмъ меня?.. Не можетъ-же быть, чтобъ ты никого до сихъ поръ не любилъ… Ну-ка… а немножко меньше?.. а?..

Кусковъ.

Положимъ — любилъ… ну?

Прилуцкая.

И кого?

Кусковъ.

Оля, это ужь праздное любопытство. Къ чему тутъ имена?

Прилуцкая.

Хорошо; имя не надо… но ты ее не видаешь больше? ты съ ней навсегда разстался?

Кусковъ.

Навсегда.

Прилуцкая.

Отдавая тебѣ всю мою жизнь, я не хочу ни съ кѣмъ тобой дѣлиться.

Кусковъ.

И не будешь. Не понимаю, какъ тебѣ могутъ придти въ голову эти мысли. Стану я глядѣть, на кого-нибудь въ мірѣ, когда ты моя. Отъ добра, добра не ищутъ; что*жь бы я былъ за дуракъ, мѣнять тебя на кого-нибудь!?

Прилуцкая.

Это ничего не значитъ. Вы, мужчины, ничѣмъ долго не удовлетворяетесь. И для мужа я была такая, а онъ-же мѣнялъ меня и на дуръ, и на уродовъ

Кусковъ.

Онъ не любилъ тебя.

Хочетъ обнять ее и поцѣловать; она отстраняется. Прилуцкая.

А ты любишь?.. посмотримъ… И о прежней любви забылъ совсѣмъ?

Кусковъ.

Что за ребячество, Оля!?

Прилуцкая.

Совсѣмъ забылъ?

Кусковъ.

Совсѣмъ, разумѣется.

Прилуцкая.

Честно ли это съ твоей стороны?

Кусковъ.

Ольга…

Прилуцкая.

Что, если и меня ты когда-нибудь также забудешь?

Кусковъ.

Я сказалъ тебѣ, что никого не любилъ такъ, какъ тебя.

Прилуцкая.

Смотри же, помни это… худа ли я, хороша-ли, лучше-ли другихъ, или нѣтъ, теперь гляди, послѣ будетъ поздно: я не переживу участи брошенной женщины.

Кусковъ.

Если придется намъ когда-нибудь разстаться, то, конечно, не я первый рѣшусь на это…

Прилуцкая.

Не торопись обѣщать… во мнѣ" можетъ быть, много недостатковъ; можетъ-быть, ты еще не разсмотрѣлъ ихъ… гляди теперь…

Кусковъ

Не я откажусь отъ тебя.

Прилуцкая.

Ну, такъ мы будемъ счастливы и никто намъ не помѣшаетъ… Что за бѣда, что мы будемъ лгать передъ чужими людьми, — между нами не будетъ лжи… Ты будешь часто ко мнѣ приходить… даже чаще, чѣмъ теперь… читать мнѣ будешь… Намъ надо видаться каждый день, непремѣнно… слышишь?.. Когда тебѣ нельзя будетъ, я зайду въ твой рабочій уголокъ. Хочешь, я буду у тебя хозяйкой?

Кусковъ.

Хочу, моя дорогая.

Прилуцкая.

Но, знаешь, я капризна, я все передѣлаю на свой ладъ. Во первыхъ, эта квартира совсѣмъ мнѣ не нравится; ты долженъ перемѣнить ее. И, что за безпорядокъ на столѣ… (Раскрываетъ коробку съ пудрой.) Ха, ха, ха… смотрите пожалуйста, какая кокетка, — онъ пудрится!

Кусковъ.

Насмѣшница! дай сюда.

Прилуцкая.

И пудру держитъ на письменномъ столѣ… ха, ха, ха, ха…

Кусковъ — отнимая у нея коробку.

Это все этотъ оселъ такъ распоряжается…

Относитъ пудру на этажерку. Прилуцкая.

Альбомъ!.. Посмотримъ, кто тутъ у тебя?..

Садится на столъ и раскрываетъ альбомъ. Кусковъ — недовольный.

Да никого интереснаго, ей-богу… чиновники да офицеры.

Прилуцкая — насмѣшливо.

А она тутъ есть?

Кусковъ.

Кто? — она.

Прилуцкая.

Которую ты любилъ-то?

Кусковъ.

Опять, Оля… это скучно.

Прилуцкая.

А! теперь я знаю, чѣмъ его дразнить!!. Посмотрю, какъ ты на меня будешь злиться…

Кусковъ — садится на стулъ подлѣ нея.

Этого не дождешься.

Прилуцкая — играя его волосами.

Смотри ты — строгій, серьезный… пустая, свѣтская барыня совсѣмъ заберетъ тебя въ руки

Кусковъ.

Пускай заберетъ!.. это милыя вкусныя ручки.. (Цѣлуетъ ея руки.) имъ покоряться пріятно… Какая ты, въ самомъ дѣлѣ, Оля, — и понять не могу… въ тебѣ есть что-то до такой степени чарующее…

Звонокъ. Оба замираютъ. Прилуцкая — шепотомъ

Къ тебѣ?

Кусковъ.

Да… Не бойся, я не велѣлъ никого пускать.

Прилуцкая.

У тебя есть другой выходъ?

Кусковъ.

Нѣтъ… Да ничего, не бойся… (Крадется къ двери и прислушивается. Потомъ испуганно.) Ахъ, дуракъ! нужно было!…

Прилуцкая — встаетъ.

Что?

Кусковъ — прислушиваясь.

Поди сюда… сюда, скорѣй, въ спальню.

Прилуцкая.

Что-жь ты со мной дѣлаешь?

Кусковъ.

Я ее сейчасъ выпровожу. (Подаетъ ей шляпу.) Шляпу возьми и пальто…

Прилуцкая торопливо забираетъ шляпу и пальто, и уходитъ въ спальню. Кусковъ садится за столъ и пишетъ. Входитъ Балясина. Балясина — входя.

Напишу два слова И все тутъ… (Замѣтя Кускова.) Вы дома?.. Что-жь это у васъ ныньче безъ доклада не пускаютъ?

Кусковъ.

А! Варвара Сергѣвна… Извините, я не зналъ, что это вы. У меня спѣшной работы цѣлый океанъ, я и велѣлъ говорить, что меня дома нѣтъ.

Балясина.

Ну, сердитесь или нѣтъ, а мнѣ нужно съ вами, поговорить. Дописывайте поскорѣй до точки, я тутъ подожду.

Кусковъ.

Варвара Сергѣвна, простите; но у меня трехъ секундъ нѣтъ свободнаго времени.

Балясина.

Мы послѣзавтра уѣзжаемъ за границу, и мнѣ такъ необходимо кое о чемъ спросить васъ… Я васъ прошу мнѣ сдѣлать любезность: пожертвовать десять минутъ. Вы ихъ урвете у ночи.

Кусковъ.

Только десять минутъ?

Балясина.

Не больше.

Кусковъ.

Извольте. Слушаю.

Балясина.

Я пришла… вы вѣроятно подивитесь тому, что я скажу… я пришла спросить васъ, Модестъ Александрычъ, въ какихъ отношеніяхъ находитесь вы къ Ольгѣ Прилуцкой?

Кусковъ — пораженный.

Къ Ольгѣ Борисовнѣ?

Балясина.

Да… какъ вы смотрите на ваше знакомство съ ней?

Кусковъ.

Варвара Сергѣвна, простите, но это странный вопросъ… я… безъ сомнѣнія… я уважаю васъ… но въ такихъ вещахъ надо имѣть нѣкоторое право…

Балясина.

Прежде всего право спасать утопающаго.

Кусковъ.

Развѣ васъ звали на помощь?

Балясина.

Развѣ помощь нужна только тамъ, гдѣ зовутъ!? Насильно надо заботиться о людяхъ, когда они сами не могутъ себѣ помочь.

Кусковъ.

А если вы примите за утопающаго человѣка, спокойно сидящаго на берегу?

Балясина.

Для того-то я и пришла къ вамъ, чтобъ сперва убѣдиться… Вамъ извѣстно, Модестъ Александрычъ, что я сама старалась васъ сблизить съ Ольгой. Меня такъ поразило ея одиночество, такъ грустно было видѣть различіе судьбы, которая выпала намъ на долю… Я любима мужемъ и горячо люблю его сама; я живу полной жизнью всего, что меня окружаетъ… наконецъ у меня есть дитя, у меня есть сынъ, и слѣдить за его существованіемъ, за его развитіемъ, даетъ мнѣ бездну наслажденья… У моей бѣдной Ольги нѣтъ ничего… Мнѣ хотѣлось дать ей хоть частичку того счастья, которымъ сама пользуюсь: — вотъ почему я обрадовалась вамъ — и вашему сближенію съ ней.

Кусковъ.

Благодарю васъ.

Балясина.

Но при этомъ я забыла объ одномъ… я забыла, что у Ольги пылкій и слабый характеръ… Видя ваше вниманіе къ ней, ваше участье, она легко можетъ перейти отъ чувства благодарности къ чувству болѣе…

Кусковъ.

Болѣе…

Балясина.

Болѣе опасному — къ любви.

Кусковъ.

Вы думаете?

Балясина.

Не только думаю, — я знаю.

Кусковъ.

Что?

Балясина.

Что она любитъ васъ.

Кусковъ.

Кто-же сказалъ вамъ?

Балясина.

Она сама. Въ послѣдній разъ, когда я ее видѣла, она откровенно мнѣ высказалась и упрекала меня, какъ виновницу этой возникающей страсти… Вы видите, я имѣю больше права вмѣшиваться въ ваши отношенія, чѣмъ вы думаете… Я бы не хотѣла, вмѣсто пользы, принести ей вредъ.

Кусковъ.

Какимъ образомъ?

Балясина.

Я не вѣрю, конечно, грязнымъ сплетнямъ, которыя уже стали распускать про васъ и ее, хоть мнѣ передавалъ ихъ никто иной, какъ ея мужъ… меня

бы даже радовало все это, еслибъ вы къ Ольгѣ относились такъ-же, какъ она къ вамъ. Допустить ее до увлеченія, грѣха нѣтъ, когда самъ ее любишь и чувствуешь въ себѣ силу провести въ жизнь эту любовь; но шутить такимъ огнемъ не хорошо: Ольгу легко сдѣлать еще несчастнѣе, чѣмъ она теперь.

Кусковъ.

На все это я могу отвѣтить одно: не я буду причиной ея несчастья.

Балясина.

Стало-быть и вы ее любите?

Кусковъ.

Повѣрьте мнѣ…

Балясина.

Вы не хотите отвѣтить прямо, — пусть такъ; но не забывайте; что я васъ предупреждала…. Къ несчастью, я узнала объ этомъ слишкомъ поздно: теперь мы на два мѣсяца ѣдемъ за границу… на обратномъ пути я уговорю Ольгу ѣхать къ намъ, въ деревню, погостить; а пока, мнѣ остается только обратиться къ вашей честности…

Кусковъ.

Я готовъ поступать, какъ вы мнѣ прикажете.

Балясина.

Я этого нисколько не желаю. Дѣйствуйте сообразно вашимъ чувствамъ къ ней… но знайте, что теперь еще есть время сдѣлать выборъ: остановиться или идти дальше… и что, сдѣлавъ выборъ, надо выдержать его до конца… Если вы не чувствуете въ себѣ самомъ истинной привязанности къ Ольгѣ, будьте съ ней честны и осторожны.

Кусковъ.

Я постараюсь серьезно обдумать все, что вы мнѣ сказали.

Балясина.

Спасибо. Я вѣрю вамъ; оттого и говорю съ вами объ этомъ, и такъ непрошено, и откровенно… Ну, вотъ и все… Прощайте, и садитесь опять за вашу работу.

Кусковъ — пожимая ей руку.

Не сердитесь на меня, дорогая, что я васъ принялъ немножко недружелюбно.

Балясина — улыбаясь.

И! полноте!..

Звонокъ. Кусковъ — съ досадой.

Это еще кто?.. Теперь ужь переждите; а то неловко вамъ выходить отсюда, когда Ѳедоръ скажетъ, что меня дома нѣтъ.

Минутная пауза. Оба прислушиваются. Входитъ Ѳедоръ. Ѳедоръ.

Что-жь мнѣ съ эстимъ дѣлать, Модестъ Александрычъ?.. баринъ какой-то пришли; я говорю: «дома нѣтъ», — а они мнѣ: «я, молъ, навѣрно знаю, что дома»… сѣли на стулъ въ прихожей и говорятъ: «хоть два дня здѣсь просижу».

Кусковъ.

Кто такой?

Ѳедоръ.

Баринъ.

Кусковъ.

Ты его не знаешь?

Ѳедоръ.

Кажись былъ одинъ разъ у насъ… вѣрно не запомню.

Кусковъ.

Это ужь наглость!!. Ну, проси его сюда. (Ѳедоръ уходитъ.) Я-же его приму…

Балясина.

Стало-быть арестъ снятъ и я могу уйти?.. Прощайте.

Входитъ Прилуцкій. Кусковъ — ошеломленный.

Семенъ Львовичъ!?.

Прилуцкій

Я вѣдь зналъ, что вы дома… А, да еще у васъ гости… пріятно. (Пожимая руку Балясиной.) Очень счастливъ, что засталъ васъ здѣсь…

Балясина.

Счастье это однако не будетъ, продолжительно; я ухожу, и вамъ совѣтую сдѣлать тоже самое, потому что не въ пору гость хуже татарина. У Модестъ Александрыча спѣшное дѣло; онъ и меня въ душѣ проклинаетъ, что я его оторвала отъ работы.

Прилуцкій.

Не безпокойтесь, работѣ его я не помѣшаю.. и васъ прошу немножко подождать. Вы будете свидѣтельницею…

Кусковъ — горячо.

Чего?

Прилуцкій.

Какой вы еще новичекъ въ этихъ дѣлахъ, Модестъ Александрычъ: сейчасъ и горячится, сейчасъ себя и выдаетъ… Я поступаю, въ настоящемъ случаѣ, какъ человѣкъ утонченной вѣжливости и примѣрный супругъ. Я заѣхалъ къ вамъ за моей супругой.

Кусковъ.

За Ольгой Борисовной?

Прилуцкій.

Ну да… за моей женой… Такъ какъ мнѣ достовѣрно извѣстно, что въ настоящую минуту она здѣсь, у васъ, а кареты ея у вашего подъѣзда нѣтъ, то я хотѣлъ ей сдѣлать любезность, подвезти ее домой въ моей каретѣ и…

Кусковъ.

Что за неумѣстная шутка, Семенъ Львовичъ!!.

Прилуцкій.

Я не знаю, насколько умѣстно то, что я вамъ говорю, но что я не шучу, въ этомъ я ручаюсь… Я говорю навѣрно, что Ольга Борисовна здѣсь. Человѣкъ, которому было поручено слѣдить за ней, проводилъ ее до самой вашей двери… и напрасно она прячется; посовѣтуйте ей выйти, чтобъ поскорѣй кончить эту исторію.

Балясина.

Что-жь вы молчите, Модестъ Александрычъ!? правда это?

Прилуцкій — Кускову.

Какой вы однако неумѣлый: смущается, краснѣетъ, не знаетъ, что сказать.. Куда вамъ пускаться въ любовныя интриги… Смотрите, и улика на лицо: фрукты, конфекты, чтобъ еще больше усладить божественное чувство неземныхъ отношеній… Гм… батенька, вы видите, я знатокъ; я могъ-бы быть прекраснымъ слѣдователемъ, по этой части…

Кусковъ.

У васъ вообще наклонности сыщика, — шпіоновъ держите… Ужь не хотите-ли сдѣлать обыскъ у меня?

Прилуцкій.

Нѣтъ, обыскъ мнѣ не нуженъ. Я увижу ее здѣсь и безъ обыска… Къ моему счастью ваша квартира имѣетъ только одинъ выходъ. Чтобъ уйти отсюда, Ольга Борисовна должна пройти или въ дверь, или въ окно, или сквозь стѣну… Ну-съ, хоть она и неземное существо, но все-таки сквозь стѣну не пройдетъ; — и не смотря на то, что она ангелъ, крыльевъ у нея нѣтъ, и въ окно она не вылетитъ… стало-быть неминуемо должна пройти въ дверь, то есть мимо меня… Я даже не настаиваю на томъ, чтобъ оставаться у васъ въ квартирѣ. Попросите вы меня уйти — я уйду… но тутъ-же, рядомъ съ вашей дверью, на лѣсенкѣ и сяду… и буду сидѣть хоть годъ… всю жизнь не проживетъ-же она у васъ тутъ въ шкафу или въ спальнѣ.

Балясина.

Семенъ Львовичъ, вы можете поступать, какъ хотите, но грязнитъ Ольгу такимъ цинизмомъ…

Прилуцкій.

О, добрая! о, золотая душа!!. Хоть-бы разъ вы такъ заступились за меня, какъ заступаетесь за. нее… Отъ нея зависитъ кончить все сразу. Она вѣроятно слышитъ мои слова. Пускай войдетъ.

Прилуцкая — выходя.

Хорошо… я исполняю ваше желаніе… Что-жь вамъ отъ меня угодно?

Балясина.

Оля!..

Прилуцкая.

Погоди, Варя… (Мужу.) Что вамъ угодно сказать этой сценой?

Прилуцкій.

Только то, что вы святая женщина, а я гнусный развратникъ; — съ чѣмъ васъ и поздравляю.

Кусковъ.

Семенъ Львовичъ!..

Прилуцкій

Позвольте. Супруга моя не такъ давно вылила на меня цѣлый ушатъ упрековъ и негодованія за мою пошлую жизнь… Она мнѣ себя въ примѣръ выставляла, это незапятнанное созданье, эта святая женщина, которая прячется отъ своего мужа и отъ своихъ друзей въ спальнѣ холостяка… Теперь мы видимъ какова ея святость…

Прилуцкая.

Напрасно вы торжествуете… Между моими поступками и вашими все-таки есть разница — и громадная… Что-же я такое сдѣлала, чтобъ, не говорю, кто другой, но чтобъ именно вы смѣли упрекнуть меня?.. Вы купили меня, какъ товаръ, и бросили, когда я вамъ надоѣла; вы заставили меня понять, что къ вамъ никогда истиннаго чувства любви" быть не можетъ… Я полюбила другого, болѣе достойнаго.. Не. будь я, къ несчастью, ваша жена, — мнѣ не нужно было-бы скрывать свое чувство и никто бы не посмѣлъ кинуть въ него грязью…

Балясина — Прилуцкому.

Не стыдно вамъ?

Прилуцкая.

Посмѣйте-же теперь сказать, что ваши отношенія въ какой-нибудь женщинѣ были такія. — посмѣйте!.. Нѣтъ; вы скверный, грязный человѣкъ… въ васъ нѣтъ даже деликатности помнить, что я жена ваша, что вы во мнѣ себя самого должны беречь… Ради гадкой потѣхи, чтобъ только очернить меня, вы устраиваете подлую ловушку, входите въ заговоръ съ лакеями, — унизить хотите меня передъ людьми, которыхъ я люблю и уважаю…

Прилуцкій.

Я-же ее унижаю!!. чудеса, ей-богу…

Прилуцкая.

А еще когда-то говорили, что любите меня, и я вамъ вѣрила… Хоть-бы по воспоминанію искра жалости въ васъ была. Мало вы меня мучили до сихъ поръ?! Вы черствый, вы сухой, скверный человѣкъ! — я презираю васъ!

Уходитъ. Прилуцкій.

Погодите-же, сударыня, я посажу васъ въ карету.

Уходитъ за ней слѣдомъ.

ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ.

править
Декорація перваго дѣйствія.

Прилуцкій читаетъ газету и куритъ. Входитъ Бражкинъ. Прилуцкій его не замѣчаетъ. Бражкинъ покашливаетъ и раскланивается.

Прилуцкій.

А! чудище!.. здравствуй…

Бражкинъ.

Будешь чудищемъ, — что-же-съ…

Прилуцкій.

Садись… Ну что?

Бражкинъ — садясь.

Да что: проститься пришелъ, чего-же больше!?

Прилуцкій.

Уѣзжаешь?

Бражкинъ.

Что-жь здѣсь въ Питерѣ дѣлать? — прохарчился только безъ толку… губернаторъ домой уѣхали, теперь ужь не вернешь; въ земство и соваться нечего, только срамъ да ругань… пропала наша пристань, какъ не прикидывай… Ничего-съ; будемъ сидѣть въ своей конурѣ, облизываться: по усамъ текло, въ ротъ не попало… Эко время вѣдь даромъ здѣсь прожилъ, господи!

Прилуцкій.

А кто тебѣ велѣлъ?

Бражкинъ.

Вѣдь дѣло-то какое, Семенъ Львовичъ!.. тридцати тысячъ за него дать не жаль, — и такъ-то его даромъ промежъ пальцевъ пропустить.. Все надѣялся, пока губернаторъ здѣсь жили; все думалъ: не смилуются-ли Ольга Борисовна, не уговорите-ль вы ее… анъ вонъ и дождался: поѣзжай съ пустымъ мѣстомъ домой.

Прилуцкій

Больно ужь ты прытокъ: разлетѣлся… такъ все по твоему и дѣлай!?

Бражкинъ.

Что-жь имъ стоило, Семенъ Львовичъ!? что имъ, Ольгѣ-то Борисовнѣ?.. Словцо этакъ ласковое сказать, глазки сдѣлать, ручку тамъ что-ли пожать… это, небось, не Кусковъ, не Модестъ Александрычъ… убыло-бы что-ли отъ никъ?.. а намъ бы за это крестьяне плати да плати… вѣдь, съ позволенья сказать, для никъ плюнуть труднѣе, чѣмъ это-съ… Не хотѣли намъ помочь!! а что? — капризъ… упрямство… этакое…

Прилуцкій.

Впередъ, не спросясь броду, не суйся въ воду.

Бражкинъ.

Такъ они меня обидѣли этимъ, Ольга Борисовна, помирать буду — вспомню. Прежде-бы я для нихъ въ петлю-бы полѣзъ, вотъ какъ; а теперь ужь нѣтъ-съ, извините… Кажется, попроси они меня: «Карпъ, подай платокъ носовой со стола», — не подамъ, ей богу-съ… Того хуже: прослышу, что надъ ними непріятность какая стряслась, радоваться буду — право… вотъ какую злобу онѣ оставили въ душѣ моей!

Прилуцкій.

Будь твоя воля, погляжу я, ты-бы хоть побить ее, такъ не прочь!?

Бражкинъ.

Да что, Семенъ Львовичъ? — въ вашемъ благородномъ званіи все вѣдь на деликатностяхъ; а по нашему, по просту, по мужицки: какъ жена этакъ не слушаетъ, не за что ее и хлѣбомъ кормить… И въ писаніи пишется: «Жена да боится мужа и да будетъ ему помощница»… а какая она вамъ помощница? какого шута лысаго она вамъ помогла?

Прилуцкій.

Ужь развѣ мнѣ утѣшить тебя: развестись съ ней что-ли?

Бражкинъ.

Такая-ли вамъ жена-то. нужна?.. для вашихъ-то для способностей… министра вамъ-бы надо, кавалерственную даму!

Прилуцкій.

Или такъ ее по міру пустить? — «гуляй, молъ, голубушка, гдѣ желаешь, знать тебя не хочу».

Бражкинъ.

Не пожалѣю-съ, — ни чуточки не пожалѣю.

Входитъ Балясинъ. Прилуцкій --встаетъ.

А! дорогой мой Алексѣй Кузьмичъ… Любезно… Я ужь думалъ, что мы васъ больше не увидимъ. Вы вѣдь хотѣли сегодня ѣхать за-границу?

Балясинъ.

Да, мы ѣдемъ сегодня.

Прилуцкій.

Когда-же? — вы опоздали; теперь почти два часа.

Балясинъ.

Мы ѣдемъ въ пять.

Прилуцкій.

Что за разсчетъ? — пятичасовой поѣздъ ѣдетъ дольше.

Балясинъ.

Съ часовымъ нѣтъ третьяго класа.

Прилуцкій.

Неужели вы поѣдете въ третьемъ классѣ?

Балясинъ.

Да.

Прилуцкій.

И супруга ваша?

Балясина.

И жена.

Прилуцкій.

Не дѣлайте этого, это не хорошо… ее, такой нѣжный цвѣтокъ, вы заставляете ѣхать съ грязными жидами, съ пьяными солдатами!..

Балясинъ.

Я заставляю?

Прилуцкій — пошучивая.

Нѣтъ, я вамъ этого не позволю… по мнѣ лучше совсѣмъ не ѣхать.

Балясинъ.

Это дѣло вкуса. Виноватъ, у меня времени мало, а я пришелъ къ вамъ по дѣлу…

Прилуцкій — мѣняя тонъ.

А!? очень хорошо-съ…

Балясинъ.

Вчера жена моя была у вашей супруги, а весь вечеръ Модестъ Александрычъ просидѣлъ у насъ.

Прилуцкій.

Такъ объ нихъ? — очень радъ… Я сегодня посылалъ къ Модестъ Александрычу, просилъ его по* жаловать ко мнѣ… впрочемъ, если вы приходите его посредникомъ, такъ это еще лучше… въ такихъ вещахъ третье лицо…

Балясинъ.

Нѣтъ-съ, я являюсь не посредникомъ, — я являюсь самъ отъ себя и онъ объ этомъ Не знаетъ… но…

Смотритъ вопросительно на Бражкина.. Бражкинъ.

Мнѣ уйти-съ?

Прилуцкій.

Нѣтъ. Вы позволите?.. Я изъ этой исторіи отъ него тайны не дѣлаю.

Балясинъ.

Мы оба, жена и я, были очень поражены всѣмъ происшедшимъ… Жена моя застала Ольгу Борисовну въ самомъ тяжеломъ настроеніи, — потомъ искреннее глубокое горе Модестъ Александрыча… мы въ этомъ вчера вечеромъ имѣли случай убѣдиться… все это насъ душевно тронуло и я рѣшился… называйте это мальчишествомъ, безтактностью…

Прилуцкій.

Что такое-съ?

Балясинъ.

Я рѣшился просить васъ, позволить мнѣ нѣсколько впутаться въ это дѣло…

Прилуцкій.

Я не только позволю, я поблагодарю за это.

Балясинъ.

Я зналъ, что вы человѣкъ умный и прямой; это важнѣе всего. Какъ-бы не разнились наши воззрѣнія, — съ вами ладить не трудно, потому что можно говорить безъ предисловій… итакъ: вы, Семенъ Львовичъ, на отношенія мужчины къ женщинѣ смотрите не по нашему, и способны на многое, простите за откровенность, — на многое, что въ нашихъ глазахъ и грубо, и зло,

Прилуцкій.

Я всегда былъ рыцаремъ съ женщинами.

Балясинъ.

Рыцари то и били своихъ женъ.

Прилуцкій.

Алексѣй Кузьмичъ, такое мнѣніе обо мнѣ…

Балясинъ.

Сознайтесь, что вашъ послѣдній поступокъ съ Ольгой Борисовной нельзя назвать особенно милымъ и привлекательнымъ… Вломиться насильно въ чужую квартиру, чтобъ оскорбить женщину за то, что она полюбила другого… И диви-бы тутъ горячность была съ вашей стороны, — нѣтъ, вы хладнокровно подготовили грязную сцену, вы гадкими шутками осыпали ее въ глазахъ ея друзей… Сознайтесь, что такъ поступать можетъ только человѣкъ, которому нисколько не дорога ни честь женщины, ни ея стыдливость, ни репутація, — и что, совершивши такого рода скандалъ не остановишься и передо всякимъ другимъ.

Прилуцкій.

Да-съ… такъ эти будущіе скандалы безпокоятъ Модестъ Александрыча, и вы пришли спросить меня, что я затѣваю по этому поводу?

Балясинъ.

Это не тактично съ моей стороны, — не спорю. Еслибъ у меня было больше времени, я-бы какъ нибудь иначе распорядился; но я чрезъ нѣсколько часовъ уѣзжаю… Я думалъ, что съ прямымъ и умнымъ человѣкомъ лучше вести дѣло напрямки.

Прилуцкій.

И не ошиблись. Я вамъ дамъ подробный отчетъ во всѣхъ моихъ дѣяніяхъ.

Балясинъ.

Вы очень любезны.

Прилуцкій.

Я-съ не звѣрь и не турка… Я широко смотрю на женскую свободу, — но я недовѣрчивъ. Мои воззрѣнія сложились изъ долголѣтняго опыта… вѣдь что я этихъ женщинъ перезнавалъ на своемъ вѣку, вы себѣ и представить не можете… вотъ онъ знаетъ.

Бражкинъ.

Много-съ… такое количество, можно сказать, — капитальное…

Прилуцкій.

Я очень хорошо знаю, что бываетъ время супружеской жизни, когда мужъ пріѣдается женѣ, какъ жена пріѣдается мужу… Вы посмѣиваетесь? — господь васъ вѣдаетъ: у васъ это, можетъ быть не бываетъ, а въ нашемъ кругу таковъ законъ природы… Это именно тотъ моментъ, когда женщина начинаетъ чувствовать безотчетную грусть, тоску, какое-то недовольство… стремленіе къ чему-то неясному. Я называю это: моментъ обновленія.

Бражкинъ.

Слыхалъ-съ… точно.

Прилуцкій.

Этотъ моментъ, скажу вамъ, самый выгодный для ухаживанья за женщиной… тутъ она готова всему вѣрить: и что несчастная то она, и что жизнь ея изломана, и что новый человѣкъ ее любитъ нивѣсть какъ, и умнѣе онъ, и честнѣе, и лучше, и что угодно… Дѣйствуйте смѣло и не зѣвайте, — все примутъ за чистую монету.

Балясинъ.

Вы профессоръ.

Прилуцкій

Практика, батенька, практика… Вотъ-съ недавно и для Ольги Борисовны наступилъ моментъ обновленія; чело покрылось облачками, я сдѣлался тираномъ… Модестъ Александрычъ хотѣлъ воспользоваться этимъ, — я его вполнѣ одобряю. Я самъ на его мѣстѣ не упустилъ-бы такого удобнаго случая, приволокнуться… Жена у меня хорошенькая, когда захочетъ граціозна и кокетлива; я богатъ, стало-быть она совершенно обезпечена… словомъ, тутъ всѣ удобства… Разумѣется, я-бы никогда не поставилъ женщину въ такое пошлое положеніе, какъ онъ; но, что я бы этотъ случай не пропустилъ, — parqle d’honneur.

Бражкинъ.

Да-съ, ужь на этотъ счетъ Семенъ Львовичъ маху не дадутъ-съ…

Прилуцкій.

Я ужь давно замѣчалъ, что между ними начинаются эти нѣжно-плѣнительные упреки… отвлеченныя витанія… эти — воздухоплаванія… Ну, признаюсь вамъ: человѣкъ слабъ, — не хотѣлось мнѣ разыгрывать глупую роль, надъ которой самъ такъ часто смѣялся… Я прервалъ все это… но…

Балясинъ.

Но?..

Прилуцкій.

Но теперь вижу, что ничего не достигъ. Эти два дня дѣйствительно настроеніе Ольги Борисовны невыносимо. Я здѣсь въ домѣ являюсь какимъ-то Раулемъ, синей бородой, — и мнѣ это, повѣрьте, ни мало не весело… Я мрака не терплю, и не желаю быть тираномъ… Потому-то я и пригласилъ Модестъ Александрыча, чтобъ предложить ему… ужь если они до такой степени другъ безъ друга не могутъ жить… я предоставляю ей полную свободу: пускай совсѣмъ идетъ къ нему.

Балясинъ — пораженный.

Можетъ-ли быть!?..

Прилуцкій.

Отчего-же не можетъ?.. Я дамъ ей паспортъ, хоть на всю жизнь, — или даже готовъ хлопотать о формальномъ разводѣ, чтобъ ужь никакихъ обязательствъ между нами не было.

Бражкинъ.

Съ разводомъ, Семенъ Львовичъ, лучше-съ. Потому, коли безъ развода, онѣ еще, пожалуй, по суду требовать станутъ содержаніе, какъ отъ супруга; а тутъ, по закону справить: изъ полы въ полу, чтобъ чисто было, — ни копѣйки, молъ.

Прилуцкій.

И вотъ-съ, вы меня очень утѣшили, Алексѣй Кузьмичъ, что пришли… Знаете, мнѣ съ ними говорить объ этомъ какъ-то неловко… Не откажитесь, милый, взять это на себя… поговорите съ ней, и рѣшайте. Я подчинюсь.

Балясинъ.

Вы удивляете меня, Семенъ Львовичъ; это и благородно и великодушно съ вашей стороны.

Прилуцкій.

Такъ вы беретесь?

Балясинъ.

Понятное дѣло… только сейчасъ-же, мнѣ время дорого.

Прилуцкій — звонитъ.

И вы думаете, что это имъ будетъ пріятно?

Балясинъ.

Не сомнѣваюсь…

Входитъ лакей. Прилуцкій.

Попроси сюда Ольгу Борисовну; скажи, что Алексѣй Кузьмичъ желаетъ ее видѣть… да… ты скажешь, что Алексѣй Кузьмичъ здѣсь одинъ… (Лакей уходитъ.) А мы пойдемъ въ кабинетъ.

Бражкинъ.

Всячески-же, Семенъ Львовичъ, въ подробности оговорить надо, что, молъ, никакого обезпеченія вы имъ не даете; а то вѣдь эти случаи бывали: станутъ потомъ клянчить, да по судамъ тягать.

Прилуцкій.

Не суйся, молчи. Теперь, я надѣюсь, вы видите, Алексѣй Кузьмичъ, что нельзя судить о людяхъ по одному какому-нибудь случаю, и что не такіе мы подлецы, какими кажемся съ перваго взгляда.

Уходитъ съ Бражкинымъ. Балясинъ.

Ну! какъ гора съ плечъ!… не думалъ я, что оно такъ благополучно уладится… Варюша-то какъ будетъ радоваться…

Входитъ Прилуцкая. Прилуцкая — протягивая ему руку.

Спасибо вамъ, Алексѣй Кузьмичъ, что вы не отвернулись отъ бѣдной страдалицы, — не уѣхали не простясь.. А Варя?

Балясинъ.

Она сейчасъ должна быть. Она въ двухъ шагахъ отсюда… зашла проститься

Прилуцкая — беретъ обѣ руки Балясина

Добрые вы, честные, хорошіе люди, — легко съ вами жить!.. и участье въ васъ встрѣтишь всегда, и снисхожденье… Ей-богу, какъ съ родными разстаюсь… вы увозите съ собой и послѣднее счастье, которое было выпало на мою долю.

Балясинъ.

Надѣюсь, что нѣтъ. Я къ вамъ съ хорошими вѣстями.

Прилуцкая.

Съ вѣстями? — отъ кого?

Балясинъ.

Отъ вашего мужа.

Прилуцкая.

Съ какими-же?

Балясинъ.

По поводу Модестъ Александрыча.

Прилуцкая.

Вы?

Балясинъ.

Вчера Модестъ Александрычъ былъ у насъ… Онъ такъ убитъ, что мнѣ пришло въ голову сегодня: поговорить о немъ съ Семенъ Львовичемъ…

Прилуцкая.

Зачѣмъ?

Балясинъ.

Чтобъ кончить чѣмъ-нибудь.

Прилуцкая.

Какъ — кончить?

Балясинъ.

Я и самъ не зналъ, а вышло прекрасно. Супругъ вашъ оказался такимъ добропорядочнымъ, что я и не ожидалъ.

Прилуцкая.

Плохо вѣрится.

Балясинъ.

Онъ предлагаетъ вамъ формальный разводъ.

Прилуцкая.

Какія глупости!

Балясинъ.

Серьезно.

Прилуцкая.

Разводъ запрещенъ.

Балясинъ.

Онъ хочетъ хлопотать и вѣроятно не пожалѣетъ денегъ…

Прилуцкая.

Вотъ какъ!?.. Это дѣло достойное его.

Балясинъ.

То-есть какъ-же?..

Прилуцкая.

До того ужь я ему надоѣла, что онъ меня хочетъ выгнать отъ себя!

Балясинъ.

Нисколько…

Прилуцкая.

Конечно выгнать… вѣдь онъ не станетъ меня обезпечивать, — куда-жь я пойду съ его разводомъ?.. умирать съ голоду на улицѣ?!.. родня моя жила моими-же подарками…

Балясинъ.

Мнѣ кажется, Ольга Борисовна, тутъ не можетъ быть и рѣчи ни о голодѣ, ни о родныхъ. Разводъ предлагается вслѣдствіи вашихъ отношеній къ Модестъ Александрычу… вы избрали его, вы его любите, и вамъ хотятъ дать возможность…

Прилуцкая.

Жить съ нимъ?

Балясинъ.

Разумѣется.

Прилуцкая.

Дешевое великодушіе, когда знаешь, что это невозможно.

Балясинъ.

Почему-же?

Прилуцкая.

Модестъ Александрычу и одному жить нечѣмъ.

Балясинъ.

Онъ не нищій… не можетъ, правда, дать той обстановки, въ которой вы теперь живете, — да развѣ это необходимо?.. Я думаю, что иныя лишенья съ нимъ для васъ будутъ лучше вашего теперешняго довольства и, если вы его любите…

Прилуцкая.

Алексѣй Кузьмичъ, я не о себѣ говорю. Оттогото я никогда этого и не сдѣлаю, что люблю Модестъ Александрыча. Для меня лишенія ничего не значатъ, моя жизнь кончена, у меня будущаго нѣтъ; но онъ — другое дѣло: онъ только начинаетъ жить. Связать его теперь моей особой, значитъ, повредить его труду, испортить всю его карьеру. Мнѣ-то будетъ лучше, но не ему. Неужели вы меня похвалили-бы за такой эгоизмъ?.. Нѣтъ, у меня хватитъ твердости отказаться отъ счастья… да мнѣ это и не въ первый разъ.

Балясинъ.

Странная логика!

Прилуцкая.

Несправедливая?

Балясинъ.

Любовью не шутятъ, Ольга Борисовна. Кто-же думаетъ спокойно о карьерѣ да о трудѣ, когда любимая женщина страдаетъ, и чахнетъ, и гибнетъ?.. Посмотрите на Модестъ Александрыча, что съ нимъ сталось только за эти два дня!..

Прилуцкая.

Онъ очень грустенъ?

Балясинъ.

На немъ лица нѣтъ.

Прилуцкая.

Онъ молодъ — это пройдетъ… переломлю себя… онъ и не увидитъ, что я страдаю… сочтетъ это за равнодушіе… утѣшится и забудетъ.

Балясинъ.

Едва-ли…

Прилуцкая

Время все вылѣчиваетъ.

Балясинъ.

Не всегда. Да и зачѣмъ эта двойная казнь? какъ можете вы связать его?.. Ваша ласка и привязанность, да ужь одна мысль, что вы тутъ рядомъ, подлѣ него, что онъ и для васъ работаетъ, — это облегчитъ работу, а не затруднитъ ее. Вы сами наконецъ можете ему быть полезной во многомъ. Я, ей-богу, не понимаю, что васъ тутъ пугаетъ!?

Прилуцкая — пожимая ему руку.

Вы очень, очень хорошій человѣкъ!

Плачетъ. Балясинъ.

О чемъ-же плакать?

Прилуцкая.

Вы не знаете меня…

Балясинъ.

Я знаю, что вы его любите.

Прилуцкая.

Чѣмъ я могу быть ему полезной?.. Я скверная, избалованная женщина; я ничего не умѣю, — ничего рѣшительно!..

Балясинъ.

Нужда да охота всему научатъ.

Прилуцкая.

Не въ тридцать лѣтъ люди перерождаются, — и не съ такимъ ничтожнымъ характеромъ, какъ я… отчаянно ломая руки, я должна буду смотрѣть, какъ онъ изнуряетъ себя… и ради меня…

Балясинъ.

Какъ громко сказано: изнуряетъ!.. Того, что онъ добываетъ, хватитъ съ избыткомъ на двоихъ, только не надо быть слишкомъ требовательнымъ.

Прилуцкая.

Не уговаривайте меня Судьба не была ко мнѣ такъ милостива, какъ къ другимъ; она меня сдѣлала неспособной къ чему-нибудь путному, она меня втолкала въ ничтожество…

Балясинъ.

Ботъ вздоръ…

Прилуцкая.

Не лишайте меня сознанія, что, отказываясь отъ Модестъ Александрыча, я приношу себя въ жертву съ хорошей цѣлью… Это, можетъ-быть, будетъ мое единственное доброе дѣло, за всю мою несчастную жизнь.. это будетъ мнѣ утѣшеньемъ среди того, что еще придется вытерпѣть… а тамъ, — все равно: хоть чахотка, хоть смерть… я ко всему равно* душна…

Балясинъ.

Не хорошо, коли равнодушны.

Прилуцкая.

Я знаю, что не хорошо… Я же вамъ сама говорю, что никуда не гожусь… но, жертвуя собой, я докажу, что могла быть лучше.

Балясинъ.

Никогда.

Прилуцкая — глядя въ окно.

Смотрите; это не онъ-ли?

Балясинъ.

Онъ.

Прилуцкая.

Сюда идетъ?

Балясинъ.

Вѣроятно; его пригласилъ Семенъ Львовичъ.

Прилуцкая.

Такъ я сейчасъ выйду… Поговорите съ нимъ пока; я пойду выплакаться, и успокоюсь. Онъ не долженъ знать, что я плакала. Я буду весела, любезна съ мужемъ… о! вы увидите, умѣю-ли я претворяться!

Балясинъ.

Притворяйтесь, если угодно, но отъ меня лжи не ждите; предупреждаю васъ… Я передамъ Модестъ Александрычу всѣ ваши слова, я не хочу увеличивать его горя.

Прилуцкая.

Дѣлайте, какъ хотите.

Въ слезахъ уходитъ. Балясинъ.

Какой вздоръ! какая глупая щепетильность!.. отравлять жизнь и себѣ, и другому, когда она такъ ладно можетъ устроиться. Пустяки, сударыня! — любите, такъ нечего бобы-то разводить. Отъ любви не падаютъ духомъ, а дѣйствуютъ… (Входитъ Кусковъ.) А! здравствуйте, счастливецъ.

Кусковъ.

Вы здѣсь?.. я думалъ, вы ужь уѣхали.

Балясинъ.

Я хотѣлъ передъ отъѣздомъ быть еще вѣстникомъ вашего счастья.

Кусковъ.

А!

Балясинъ.

Я говорилъ сегодня съ Семенъ Львовичемъ…

Кусковъ.

Обо мнѣ?

Балясинъ

И объ Ольгѣ Борисовнѣ… Дѣла ваши устраиваются какъ нельзя лучше; — поздравляю васъ. Убѣдился-ли онъ, что вы другъ друга любите, или какая другая тутъ причина, все равно: Семенъ Львовичъ добровольно, безъ ссоръ, безъ тревогъ, отказывается отъ своей супруги и готовъ уступить ее вамъ… Что? — не стоитъ васъ поздравить? счастливецъ!..

Кусковъ.

Благодарствуйте.

Балясинъ.

Онъ предлагаетъ разводъ, — и это, конечно, лучшій способъ… Понятное дѣло, что причину развода онъ долженъ взять на себя, иначе вы не можете на ней жениться.

Кусковъ.

Да… такъ вотъ что…

Балясинъ.

Теперь, что касается ее, это ужь вы сами обдѣлайте. Я передалъ ей нашъ разговоръ съ Семенъ Львовичемъ, но она отвѣчала такъ странно, такія все непостижимыя фантазіи…

Кусковъ — нетерпѣливо.

Однако, что именно?

Балясинъ.

Она отказывается, она хочетъ остаться у мужа.

Кусковъ.

Въ самомъ дѣлѣ?

Балясинъ.

Да вы не пугайтесь, это все ложная деликатность… Ольга Борисовна не хочетъ идти къ вамъ, чтобы не быть вамъ въ тягость… Своего дохода у ней нѣтъ, мужъ ничего не даетъ, да и брать не ловко, — итакъ ей придется жить на ваши средства. И изъ-за такихъ пустяковъ…

Кусковъ.

Она не соглашается?

Балясинъ.

Ее можно уговорить.

Кусковъ.

Жить у меня?.. и вы хотите, чтобъ я настоялъ на этомъ?

Балясинъ.

Я думаю, что вы сами этого хотите!?

Кусковъ.

Еще-бы я не хотѣлъ?!. и мало-ли чего-бы не хотѣлъ — я?!. Но куда же взять ее, Алексѣй Кузьмичъ? — какъ?.. вы знаете чѣмъ я живу и сколько получаю.

Балясинъ.

Тьфу, пропасть!!. все тоже самое… Да скажите-же, ради бога, сколько нужно человѣку, чтобъ этотъ вѣчный вопросъ о пропитаніи не лежалъ бревномъ всякій разъ, когда рѣшаешься на что-нибудь выдающееся изъ обыденной жизни?.. сколько нужно, чтобы этотъ вопросъ не мѣшалъ людямъ жить честно, весело и любить, кого любится?..

Кусковъ.

Какъ кому, Алексѣй Кузьмичъ; вы видѣли мою обстановку!?.

Балясинъ.

Ваша обстановка скверна, потому что вы на нее не обращаете вниманія. У васъ нѣтъ жилья, у васъ ночевка. Вы свой доходъ тратите на улицѣ… Получаете-то вы больше, чѣмъ я, а я живу цѣлой семьей…

Кусковъ.

И слава богу, что здоровы… вонъ вы ѣдете въ третьемъ классѣ… а захворай вы?..

Балясинъ.

Совсѣмъ-бы не поѣхали; урѣзать себя всегда можно… Да, наконецъ, господи! главное то тутъ въ чемъ?… Что необходимѣе? чего сильнѣе желаешь?.. Взвѣсьте отъ чего вамъ легче отказаться: отъ любимой женщины, или отъ франтовскаго платья?.. Какая ужь тутъ любовь, когда является разговоръ объ обстановкѣ!

Кусковъ.

Упрекъ, что я одѣваюсь хорошо, только колокъ, Алексѣй Кузьмичъ; — не обо мнѣ рѣчь. Я и моей обстановкой доволенъ, и въ худшей буду жить и не пожалуюсь… но видѣть любимую женщину въ томъ-же положеніи, знать, что изъ за меня она мѣняетъ роскошное довольство на бѣдность! — тутъ сто разъ задумаешься прежде, чѣмъ рѣшиться.

Балясинъ.

Вѣдь она любитъ васъ! вѣдь вы ей нужнѣй всего на свѣтѣ!

Кусковъ.

Да, еслибъ у ней былъ характеръ вашей жены, я бы и не заикнулся. Варвара Сергѣвна ко всему примѣнится, но Ольга Борисовна…

Балясинъ.

Я васъ, ей-богу, не пойму… Да развѣ, оставаясь здѣсь она будетъ счастлива? развѣ ей не предстоятъ нравственныя мученія, которыя тяжелѣй всякихъ лишеній?

Кусковъ.

Алексѣй Кузьмичъ, вы не знаете Ольгу Борисовну. Она впитала привычку къ роскоши до мозга костей… каждая мелочь, безъ которой мы съ вами обходимся, для нея насущная потребность… Что-же за жизнь я могу ей дать?.. Отказать ей во всемъ, безъ чего она жить не можетъ?! еще пожалуй смотрѣть, какъ она перемогается да скрываетъ свое недовольство?.. Сохрани господи!!

Балясинъ.

А смотрѣть, какъ она здѣсь чахнетъ, все равно?

Кусковъ.

Изъ двухъ золъ для нея меньшее: все таки, остаться здѣсь.

Балясинъ.

Что вы говорите?..

Кусковъ.

Я знаю ее лучше васъ, Алексѣй Кузьмичъ.

Балясинъ.

Да если это правда… да послѣ этого за что-же вы ее любите?

Кусковъ.

Какъ вы хотите…

Балясинъ.

Стыдитесь! — вы унижаете и ее и себя. Что-жь это за женщина, если для нея ея мягкій диванъ, ея сладкое блюдо такая святыня, что съ ними и разстаться невозможно? что. легче ей всю жизнь притворяться, лукавить передъ мужемъ, обманывать людей?… Кто-же вы-то послѣ этого, что могли увлечься такой женщиной?..

Кусковъ.

Какъ можно такъ реальную мѣрку прикладывать къ чувству, въ которомъ себѣ почти не отдаешь отчета?!. какъ сказать: за что полюбилъ? да стоитъ-ли она любви?.. всѣ эти вопросы здѣсь не къ мѣсту… И знаешь недостатки человѣка, а любишь… За что? — да богъ его знаетъ, — любишь!.. поэтическое чувство вихремъ налетѣло на тебя и увлекло…

Балясинъ.

Въ область фантазіи и пустыхъ разговоровъ!?.

Кусковъ — горячо.

Хоть-бы въ область кровавыхъ приключеній, Только не на прилавокъ торгаша!.. Меня не испугала-бы трагедія, — я радъ умереть, чтобъ спасти Ольгу… но такъ по мѣщански торговать женщиной, какъ хочетъ Семенъ Львовичъ, и потомъ жечь ее на медленномъ оінѣ житейскихъ дрязгъ и нужды, — на это я неспособенъ.

Балясинъ.

Радъ умереть, когда его смерть никому не нужна!.. боится дрязгъ, когда онѣ поведутъ его къ счастью!!.

Кусковъ.

Во всякомъ случаѣ, Алексѣй Кузьмичъ, мнѣ очень больно, что мы съ вами расходимся.. Мнѣ дорого ваше мнѣніе, но не могу же я себя заставить глядѣть вашими глазами. И вы-бы на моемъ мѣстѣ поступили такъ, какъ говоритъ вашъ разумъ… мой разумъ говоритъ, что для счастья Ольги Борисовны, я долженъ принести эту жертву.

Балясинъ.

Опять жертвоприношеніе!.. (Входитъ Прилуцкая.) Вотъ вамъ, Ольга Борисовна жрецъ вашъ, приносящій жертвы отреченія на алтарь своей привязанности!.. Онъ не желаетъ принять васъ къ себѣ; онъ для этого еще не обзавелся достаточно красивой квартирой…

Кусковъ.

Этого я не уполномочивалъ васъ говорить… Я не отрекаюсь отъ васъ, Ольга Борисовна, и не отрекусь никогда. Придется-ли намъ навсегда разстаться, придется-ли опять когда нибудь встрѣтиться, будьте увѣрены, что всегда вы во мнѣ встрѣтите человѣка безконечно вамъ преданнаго.

Прилуцкая.

Я не стою васъ, Модестъ Александрычъ. Я говорила, что не слѣдовало и начинать. Я порченая, — во мнѣ никогда не будетъ прочнаго чувства.

Балясинъ.

Чувствительное прощанье!.. борьба великодушія подъ притворнымъ хладнокровіемъ… и все изъ-за чего?.. О господи!

Прилуцкая — внезапно плача.

А вамъ нужны мои слезы!!?

Балясинъ.

Правда нужна… и чтобъ ее зналъ Модестъ Александрычъ.

Прилуцкая.

Для чего? я все-таки никогда не пойду жить на его счетъ, — я-бы считала это безчестнымъ.

Балясинъ.

Чѣмъ же честнѣе жить на счетъ мужа, котораго еще не любишь?

Прилуцкая.

Осуждайте меня, браните… я снесу всякоё оскорбленіе… я все должна снести…

Кусковъ.

Алексѣй Кузьмичъ, имѣйте снисхожденіе хоть къ правамъ женщины!

Балясинъ.

Я не осуждаю никого, — я хочу только, чтобы все называлось своимъ именемъ… Или вы отрекаетесь другъ отъ друга, или нѣтъ: отрекаетесь, значитъ но любите; а не любите, такъ нечего приходить въ отчаяніе.

Кусковъ.

Насильно никого не заставишь вѣрить и принимать участье… не сдѣлаться-же намъ изъ-за этого вашими рабами, послушными вашему приказу.

Балясинъ.

Вотъ какъ?!

Прилуцкая.

Отъ васъ, Алексѣй Кузьмичъ, я и не жду сожалѣнія.

Балясинъ.

И вы тоже!! и послѣ всего, что я… Ну, виноватъ, — я, видно, совсѣмъ дуракомъ сталъ… Дѣло идетъ къ обоюдному согласію, къ миролюбивому соглашенію, а мнѣ и въ голову не приходитъ, что какая-же, чортъ возьми, любовь, когда объ ней такъ много говорятъ?!. Тутъ обыкновенная любовная интрижка, съ благополучной развязкой; а я-то выхожу изъ себя, а я-то стараюсь!.. Виноватъ… еслибъ я чуялъ, что играю роль сводника…

Прилуцкая.

О, боже мой!

Кусковъ.

Алексѣй Кузьмичъ!

Балясинъ.

Простите, увлекся; беру слово назадъ… Дѣйствуйте, какъ угодно, — я молчу.

Прилуцкая.

Прощайте, Модестъ Александрычъ. Приведетъ богъ, когда-нибудь до другого раза… теперь я слиткомъ устала, я не могу говорить… Я чувствую, что слягу въ постель… голова горитъ и кружится…

Кусковъ — порывисто, желая ее обнять.

Простишь-ли ты мнѣ твои страданья?!.

Прилуцкая — отстраняя его, не безъ величія.

Я ни въ чемъ никого, кромѣ себя, не обвиняю.

Уходитъ. Кусковъ.

Прощайте и вы, — строгій, бранчивый… и все-таки хорошій, уважаемый Алексѣй Кузьмичъ… вы подлили масла въ огонь, вы растравили раны несчастной женщины, — богъ вамъ прости!.. Я вѣрю, что вы не хотѣли сдѣлать ей зло… все-таки во мнѣ останется самое отрадное воспоминаніе объ васъ. Богъ вамъ прости!

Уходитъ. Балясинъ.

Нижайше благодаренъ! милосердіе ваше безгранично!.. Я ужь думалъ, что вы меня въ Сибирь сошлете… Нѣтъ, право, вы милостивы: простили… Уфъ!.. прощайте… Что-жь это жена нейдетъ?.. Ну. да я ее на дорогѣ встрѣчу.

Хочетъ идти, въ дверяхъ показывается Прилуцкій. Прилуцкій.

Алексѣй Кузьмичъ! Алексѣй Кузьмичъ!.. куда?

Балясинъ.

Ахъ, виноватъ, совсѣмъ забылъ…

Прилуцкій.

Вы одни?.. Я думалъ застать конференцію въ полномъ разгарѣ. Мнѣ сказали, что Модестъ Александрычъ здѣсь.

Балясинъ.

Былъ, да сплылъ.

Прилуцкій.

Какъ?

Балясинъ.

Повинную голову мечъ не сѣчетъ, Семенъ Львовичъ; сознаюсь, что я предъ вами преступникъ. Бранилъ я васъ за нихъ, а они не лучше. Вы хоть не лжете.

Прилуцкій.

Такъ они?..

Балясинъ.

Отказались другъ отъ друга.

Прилуцкій.

И вы не съумѣли уговорить?!

Балясинъ.

Уговорить?

Прилуцкій.

Вы меня обнадежили, что она пойдетъ къ нему; я думалъ: ну, буду наконецъ совершенно свободенъ…

Балясинъ.

Такъ вотъ причина вашего великодушія? — вы сами отъ нея отвязаться хотѣли?

Прилуцкій.

Какая-жь мнѣ радость, помилуйте, постоянно видѣть передъ собой ея отчаянно-мрачную физіономію? у меня сливки киснутъ, когда она мнѣ кофе разливаетъ.

Балясинъ.

Такъ что-жь церемониться? — въ шею ее! вонъ изъ дому!

Прилуцкій.

Вы сейчасъ все въ крайности и непремѣнно что нибудь гадкое заподозрите. Я скандаловъ терпѣть не могу. Если-бъ она сама ушла, à la bonheur, меня бы еще пожалѣли всѣ; но, выгнать жену…

Балясинъ.

Дайте ей тысячъ пять въ годъ и отправьте за границу, — сама уйдетъ.

Прилуцкій.

И будетъ тамъ заводить любовниковъ на мои деньги? — благодарствуйте… Всѣ эти французскіе парикмахеры и баварскіе гренадеры мнѣ не отцы, не братья, чтобъ я сталъ оплачивать ихъ содержанокъ… Нѣтъ-съ; на мой счетъ хочетъ жить, — пускай киснетъ здѣсь… проваландаемъ какъ нибудь время.

Балясинъ.

Такъ вѣдь она теперь еще мрачнѣе будетъ.

Прилуцкій.

Да жаловаться не посмѣетъ, будетъ молчать. Надоѣстъ смотрѣть, уйду изъ дому.

Балясинъ.

Чѣмъ же вы недовольны? — вы сами не знаете, чего хотите!

Прилуцкій — полушутливо.

Гм!.. вы совсѣмъ меня не понимаете… Вамъ все думается, что я Ольгу не люблю и хочу отъ нея отдѣлаться, — ничуть. Серьезно говоря, она мнѣ очень нравится: она прехорошенькая и въ ней много пикантнаго… въ ней только одинъ недостатокъ, — это то, что она моя жена… Смѣйтесь; но право такъ. У нихъ плохой разсчетъ, что они на мое предложеніе не согласились. Вѣдь уйди она къ нему, я бы за ней волочился, какъ дуракъ, и такую бы чортову тьму денегъ на нее потратилъ, что имъ обоимъ-бы хватило.

Балясинъ.

Это ужь, богъ знаетъ, что такое!

Прилуцкій.

Изволите видѣть: любовь прекрасная вещь, пока въ ней есть поэзія. Какъ только милое существо начнетъ браниться съ горничными, или, недоспавши ночи, утромъ подымется съ постели вся желтая, какъ лимонъ, съ тусклыми глазами, — или еще, боже сохрани, подвяжетъ больные зубы… кончено, — наступаетъ проза и любовь улетучивается… Я люблю мою жену; но мнѣ хотѣлось-бы снимать одни сливки любви, одну… поэзію любви.

Балясинъ.

Довольно, довольно… Я всѣ эти дни только и слышу, что про эту поэзію любви, и она мнѣ уши засорила: то Модестъ Александрычъ объ ней говоритъ, то Ольга Борисовна, то наконецъ вы… и, говоря по правдѣ, я не могу рѣшить, у кого изъ васъ троихъ эта поэзія грязнѣе.

Прилуцкій.

Ахъ, какой вы!.. ахъ какой!

Входитъ Балясина и ведетъ за собой Прилуцкую. Балясина.

Пойдемъ же, пойдемъ; ты увидишь, что онъ совсѣмъ не такой сердитый..

Балясинъ.

Ты была здѣсь?

Балясина.

Я только что пришла. Чѣмъ это ты такъ обидѣлъ Ольгу? — она боится тебѣ на глаза показаться…

Прилуцкая.

Варя, перестанемъ говорить объ этомъ; я заслужила свою участь и ни на кого не пеняю… Теперь, Семенъ Львовичъ, вы можете распоряжаться мной, какъ хотите. Вы не услышите отъ меня ни одного, слова недовольства, вы не увидите ни одного мрачнаго взгляда…

Прилуцкій.

Вотъ и прекрасно! вотъ мы и помиримся. Нѣтъ худа безъ добра.

Прилуцкая.

Вы мнѣ позволите только, когда ужь слишкомъ тяжело мнѣ будетъ, уходить въ мою комнату…

Прилуцкій.

Сдѣлай милость! самъ объ этомъ прошу… да если я тебя всегда буду видѣть здоровой, и веселой и милой, — мы заживемъ, какъ голубки!..

Балясина — недоумѣвая, мужу.

Что-же это?

Балясинъ — женѣ.

Поѣдемъ. Намъ здѣсь больше нечего дѣлать. Я дорогой разскажу тебѣ все, что тутъ случилось… Мы съ тобой такого маху дали…

Беретъ шляпу и раскланивается. Балясина.

Неужели И она… (Замѣтивъ просящій взглядъ муха.) Ну, — прощай, Ольга… (Тихо.у Ты обманула меня!!.

Прилуцкая — цѣлуя ее.

До свиданья, счастливица… Заѣзжай ко мнѣ на обратномъ пути, — не осуждай меня, не выслушавъ оправданія.

Балясина.

Докажи его дѣломъ, а не словами… (Прилуцкому.) Прощайте.

Прилуцкій.

Блеснули и скрываетесь, прелестный метеоръ. Дѣлать нечего, до свиданія!.. Что же вы такъ торопитесь, Алексѣй Кузьмичъ? — дайте хоть руку-то вамъ пожать… И охота вамъ ѣхать!.. въ чужія страны, къ чужимъ людямъ, съ чужимъ языкомъ…

Балясинъ.

Иной разъ, Семенъ Львовичъ, и на одномъ языкѣ говоришь, да другъ друга не понимаешь.

Прилуцкій.

Остались-бы, право… Теперь мы съ женой помирились… какія-бы мы въ четверомъ-то parties carrées устраивали!.. Вы съ женой, и я съ женой; такъ всюду двумя счастливыми парочками… Чѣмъ здѣсь хуже вашей заграницы?.. ночи свѣтлыя, нѣжный блескъ луны!.. чѣмъ не поэзія?

Балясинъ.

А! ну ее, вашу поэзію…

Спѣшитъ съ женой къ выходу. Прилуцкій.

Ха, ха, ха… Счастливаго пути!!.

Балясинъ.

Счастливо оставаться!..

Балясины уходятъ.