Новый переводъ творенія, которымъ хвалится одинъ изъ просвѣщеннѣйшихъ народовъ Европы, подаетъ намъ случай направить вниманіе читателей нашихъ на подлинникъ и на самого автора. Предложивъ сперва краткое извѣстіе о жизни Мильтона, мы будемъ говорить о поеме его, а потомъ уже о Русскомъ переводѣ.
Иоаннъ Мильтонъ, происшедшій отъ богатой фамиліи, жившей въ Оксфордскомъ графствѣ, родился въ Лондонѣ 1708 года. Отецъ его, принявшій протестантское исповѣдованіе и за то лишенный наслѣдства, принужденъ былъ для пропитанія себя отправлять должность нотаріуса. Молодой Мильтонъ, обучившись древнимъ языкамъ въ разныхъ коллегіяхъ, с двадцати четырехъ летъ жилъ въ сельскомъ уединеніи при своемъ родителѣ, и въ продолженіе пяти летъ упражнялся въ исторіи, въ изученіи новыхъ языковъ, а особливо Французскаго и Италіянскаго, въ математикѣ и въ философіи. Онъ особенно привязанъ былъ к системѣ Платона, и шествуя по слѣдамъ сего знаменитаго нравоучителя, любилъ мечтать о совершенствѣ. Здѣсь-то созрѣлъ умъ его и обогатился теми великими идеями, которые возникаютъ въ тишинѣ и уединеніи. Должно замѣтить, что у всѣхъ славнѣйшихъ писателей начальные познанія, пріобрѣтенныя ими въ училищахъ, созрѣвали въ уединеніи.
Познакомившись коротко с твореніями знаменитыхъ мужей древности, Мильтонъ почувствовалъ сильное желаніе видѣть страны, ими прославленные. По смерти матери своей, на тридцатомъ году отъ рожденія, онъ отправился изъ Англіи. Въ Парижѣ видѣлся онъ с Гроціемъ, искуснѣйшимъ латинистомъ и ученѣйшимъ политикомъ того времени. Гроцій былъ посланникомъ при дворѣ Французскомъ.
Во Флоренціи имѣлъ онъ случай познакомиться со знаменитымъ и несчастнымъ Галилеемъ, а въ Неаполѣ с Маркизомъ Мансо, другомъ и покровителемъ Тасса. Мильтонъ желалъ побывать въ Сициліи и въ Греціи; но въ то время возгаралась междоусобная война въ его отечествѣ; а Мильтонъ думалъ, что общее дѣло должно предпочитать собственному личному удовольствію, и рѣшился возвратиться въ Англію. Однакожъ онъ прожилъ еще нѣсколько мѣсяцовъ въ разныхъ городахъ Италіи, и прибылъ въ Лондонъ послѣ отсутствія своего, продолжавшагося одинъ годъ и три мѣсяца.
Самуилъ Джонсонъ, одинъ изъ жесточайшихъ хулителей Мильтона; утверждаетъ, что ему, какъ сыну отечества и защитнику свободы, надлежало бы тотчасъ броситься въ толпу ратующихъ. Но поетъ нашъ, умѣя управлять перомъ, а не шпагою, заблагоразсудилъ поселиться въ отдаленной части города и окружить себя книгами. Тамъ принялъ онъ къ себѣ на воспитаніе двухъ своихъ племянниковъ Іоанна и Едуарда Филипсовъ, Послѣдній изъ нихъ написалъ жизнь дяди своего и наставника. Охота, a можетъ быть и нужда, заставили Мильтона умножить число учениковъ и завести y себя школу. Невѣжество не устыдилось вмѣнить ему въ порокъ сіе заведеніе; какъ будто изо всѣхъ средствъ назидать благо общества должно почитаемо быть постыднымъ то, которое образуетъ членовъ общества! Еще упрекали его, что онъ, вопреки тогдашнему школьному обычаю, наставлялъ дѣтей и въ математикѣ и въ астрономіи, и въ военной наукъ, и въ сельскомъ домоводствѣ. Мильтонъ еще прежде издалъ свое Разсужденіе, гдѣ доказалъ превосходство такого воспитанія, которое дѣлаетъ человѣка по возможности ко всему способнымъ, и къ военнымъ должностямъ и къ гражданскимъ, и въ общественной жизни и въ домашней.
Въ 164З году Мильтонъ женился на дочери одного дворянина изъ Оксфордской провинціи, и черезъ мѣсяцъ оставленъ былъ своею женою, которая поклялась никогда къ нему невозвращаться. Несчастный мужъ написалъ нѣсколько разсужденій о разводѣ, и началъ-было помышлять о второмъ бракѣ. Сказываютъ, что сама жена упросила его помириться, и что случай сей послужилъ ему образцомъ для примиренія Адама и Евы въ десятой пѣсни Потеряннаго Рая.
Мильтонъ держалъ сторону враговъ монархическаго правленія. Послѣ ужасной кончины Карла I онъ оправдывалъ беззаконной поступокъ республиканцовъ, посягнувшихъ на жизнь несчастнаго своего Государя. Человѣкъ, приставшій къ какой-нибудь сторонѣ, дѣлается рабомъ ея и вдается въ такія крайности, которыми онъ первой возгнушался бы при другихъ обстоятельствахъ. Распаленный жаромъ фанатизма, Мильтонъ неутомимо гремѣлъ противъ монаршей власти, и за то былъ награжденъ своими единомышленниками. Онъ отправлялъ важную должность секретаря Латинскаго языка при обоихъ Кромвеляхъ и въ Парламентѣ, и оставилъ оную уже по вступленіи на престолъ Карла II.
Сальмазій, ученѣйшій критикъ того времени, родомъ Французъ, жившій въ Голландіи, вступился за несчастнаго Карла и написалъ Защищеніе Короля. Мильтонъ отвѣчалъ ему Защищеніемъ Англійскаго народа. Книга сія, за которую авторъ получилъ въ награду 2000 фунтовъ стерлинговъ, публично была сожжена въ Парижѣ. Англійскій поетъ вздумалъ доводы свои приправить насмѣшками, и между прочимъ по сходству имени сравнивалъ Сальмазія съ рѣкою Сальмасисомъ, въ которой погружавшіеся теряли способности дѣторожденія! ученый Сальмазій имѣлъ случай порадоваться слѣпотѣ Мильтона, которой отъ безпрестанной работы лишился зрѣнія; a Мильтонъ въ свою очередь поздравлялъ себя тѣмъ, что уморилъ своего соперника.
Сказываютъ, что Мильтону поручено было перевести на Латинской языкъ мирной договоръ между Англіею и Швеціею. Политическія причины заставляли Кромвеля неисполнять статей договора, и Протекторъ извинялъ медленность свою слѣпотою секретаря. «Такъ за чѣмъ же, съ удивленіемъ возразилъ ему Шведской посланникъ, поручать слѣпцу секретарскую должность? Не ужели во всей Англіи не нашелся ни одинъ зрячій, умѣющій писать на Латинскомъ языкѣ?»
Кромвель успѣвши въ своемъ намѣреніи, не почиталъ за нужное притворяться и сбросилъ съ себя личину, которую употреблялъ для своего возвышенія. Несмотря на то одинъ Мильтонъ оставался въ заблужденіи. Уже по смерти Протектора одному пріятелю своему, которой думалъ, что Мильтонъ пишетъ исторію государственной перемѣны, осмѣлился онъ сказать, что «не только не намѣренъ передавать потомству извѣстіе о сей перемѣнѣ, но желаетъ, чтобы она предана была вѣчному забвенію.» Въ прочемъ поетъ нашъ не переставалъ о вольности мечтать и защищать равенство. Мечты его и надежды совершенно исчезли тогда уже, какъ новый Король, Карлъ II, послѣ торжественнаго вшествія въ Лондонъ возсѣлъ на престолъ своихъ предковъ.
Страстный защитникъ мнимой свободы при наступившей мнимой перемѣнѣ долженъ былъ позаботиться о своей безопасности, и заблаго разсудилъ скрыться. Въ убѣжищѣ своемъ онъ могъ слышать, что палачи жгли республиканскія его сочиненія и что трупы благодѣтелей его, Кромвеля и Брадшава, прицѣплены къ висѣлицамъ. Однакожъ онъ остался безъ наказанія, получилъ во всемъ прощеніе, и даже былъ уважаемъ за отличныя дарованія и обширныя сведѣнія.
Тогда-то, живучи въ уединеніи и тишинѣ, Англійскій Гомеръ творилъ мысли новыя и великія. Но при вдовствѣ своемъ, при бѣдности, при слѣпотѣ, при слабомъ здоровьи, имѣя трехъ дочерей, онъ скоро ощутилъ надобность въ подругѣ, и женился въ другой разъ, a по прошествіи года въ третій; По видимому изъ всѣхъ одна только вторая жена, умершая въ родахъ, была достойна любви его. Мильтонъ не болѣе счастливъ былъ и въ дочеряхъ своихъ. Двѣ старшія безъ вѣдома продавали книги его и причиняли ему разныя огорченія. Правда что онѣ были воспитаны весьма нерадиво, и даже не умѣли писать. Мильтонъ выучилъ ихъ разбирать письмо Греческое, Латинское, Еврейское и Сирійское, и заставлялъ ихъ въ слухъ читать книги на сихъ языкахъ, которыхъ онъ вовсе неразумѣли. Такая работа, и для взрослаго мущины до крайности скучная, вѣрно была несносна молодымъ дѣвушкамъ. Мильтонъ освободилъ ихъ отъ оной, и отослалъ учиться золотошвейному искусству, a въ чтецы принялъ къ себѣ одного молодаго человѣка.
Въ 1665 году окончилъ онъ свою поему Потерянный Рай, трудившись надъ лею лѣтъ десять, "Мильтонъ въ молодости своей путешествуя по Италіи, пишетъ Вольтеръ, видѣлъ въ Медіоланѣ представленіе одной комедіи, которая называлась Адамъ, или первородной грѣхь? и сочинена была какимъ то Андрини. Паденіе человѣка было содержаніемъ сей комедіи, a дѣйствующими лицами были въ ней: Богъ отецъ, діаволы, ангелы, Адамъ, Ева, змій, смерть и семь грѣховъ смертныхъ. Нелѣпость сочиненія не закрыла высокой мысли отъ проницательнаго Мильтона. Случается не рѣдко, что человѣкъ великаго дарованія находитъ истинныя красоты въ томъ, надъ чѣмъ шутятъ люди обыкновенные. Правда, что весьма странно и глупо заставлять семь смертныхъ грѣховъ плясать съ діяволами; но родъ человѣческій, въ несчастіе поверженный за преступленіе прародителя, благость и мщеніе Творца, причина бѣдствій нашихъ и беззаконій, конечно суть предметы для смѣлой, мастерской кисти. Въ мысли о паденіи человѣка заключается какой то мрачной ужасъ, какая-то выспренность грозная и печальная, приличная Англійскому воображенію. Мильтонъ вознамѣрился изъ шутовской Андриніевой комедій сочинить трагедію, и уже написалъ было полтора акта. Но мысли его часъ отъ часу разпространялись по мѣрѣ продолженіи работы, и Мильтонъ рѣшился вмѣсто трагедій сочинить эпическую поему; то есть такое стихотворнаго искусства произведеніе, въ которомъ многіе люди, странность согласились называть чудесностію. Книгопродавецъ Симмонсъ на силу согласился заплатить Мильтону за рукопись десять фунтовъ стерлинговъ, изъ которыхъ одну половину авторъ получишь долженъ былъ послѣ продажи 1300 екземпляровъ, и дѣйствительно получилъ ее черезъ два года. Изъ сего видно, что Потерянный Рай имѣлъ своихъ читателей, но что никто неосмѣливался явно хвалить сочинителя, какъ человѣка противнаго двору и духовенству. Вышло нѣсколько новыхъ изданій, и многіе воздавали справедливую похвалу памяти Мильтона. Наконецъ Аддиссонъ подтвердилъ мнѣніе ученыхъ людей своими критическими замѣчаніями, помѣщенными въ Зрителѣ 1712 года, показалъ красоты сей удивительныя поемы и удостовѣрилъ Англичанъ, что и они имѣютъ y себя Гомера.
Въ 1671 году Мильтонъ издалъ другую поему свою: Обратно получениый или Возвращенный Рай, написанную бѣлыми стихами, подобно первой, съ которою однакожъ ее никакъ ровнять не можно. Несмотря на то, онъ отдавалъ преимущество послѣднему своему творенію.
Въ семъ краткомъ начертаніи жизни Мильтона неупомянуты многія сочиненія, изданныя имъ прежде и послѣ Потеряннаго Рая. Но намъ нѣтъ въ нихъ и надобности. Скажемъ теперь о его смерти. Онъ скончался въ 1674 году отъ жестокой подагры; близь Лондона. Тѣло его погребено въ городъ въ церкви св. Жиллеса. Тогда было уже въ обыкновеніи ставить памятники или по крайней мѣрѣ надписи, въ честь знаменитымъ мужамъ, въ Вестминстерскомъ аббатствѣ, Творцу Потеряннаго Рая воздвигнутъ памятникъ не прежде 1737 года.
Былъ споръ между любителями изящной словесности, можно ли Потерянный Рай называть героическою поемою? Аддиссонъ рѣшилъ его, сказавъ: кому неприличнымъ кажется сей титулъ? тотъ пусть называетъ Потерянный Рай божественною поемою. Не должно забывать, что Адамъ не Еней, a Ева не Елена. При разсматриваніи епической поемы прежде всего надобно имѣть въ виду такъ называемую басню, то есть истинное или вымышленное содержаніе, главное дѣйствіе. Оно должно быть во первыхъ единое, во вторыхъ цѣлое, въ третьихъ величественное. Чтобы сохранишь единство дѣйствія въ Иліадѣ, Гомеръ спѣшитъ къ серединѣ дѣла, какъ замѣчаетъ Горацій. Еслибъ началъ онъ съ яицъ Леды, или хотя съ похищенія Елены, или съ Троянской осады; тогда исторія поемы содержала бы въ себѣ цѣлой рядъ дѣйствій. Потому-то начинаетъ онъ своею поему враждою между царями, и въ продолженіи оной искуснымъ образомъ предлагаетъ о произшествіяхъ, прежде сей несчастной ссоры случившихся. Точно также и Еней при самомъ началѣ поемы является на Тиренскомъ моръ въ виду Италіи, потому что Виргилій имѣлъ намѣреніе воспѣть поселеніе героя своего въ Лаціумѣ, и что въ семъ состоитъ главное дѣйствіе поемы. A какъ читателямъ нужно знать, что случилось съ Енеемъ при взятіи Трои и во время его путешествія; то Виргилій и заставляетъ его во второй и въ третей пѣсняхъ разсказывать Дидонѣ о своихъ похожденіяхъ. И такъ обѣ упомянутыя пѣсни предшествуютъ первой въ историческомъ порядкѣ, хотя для сохраненія единства въ поемѣ положены онъ послѣ первой. Мильтонъ, подражая симъ великимъ типамъ, открываетъ Потерянный Рай свой совѣщаніемъ злыхъ духовъ о погубленіи человѣка, которое предположилъ онъ главнымъ дѣйствіемъ поемы. Войну между ангелами и сотвореніе міра помѣщаетъ онъ епизодически въ пятой, шестой и седьмой книгахъ, для сохраненія единства главнаго дѣйствія, которое было бы нарушено, если бы происшествія предложилъ онъ въ историческомъ порядкѣ одно послѣ другаго.
Второе качество дѣйствія въ епической поемѣ должно быть цѣлость. Дѣйствіе тогда бываетъ цѣлымъ, когда имѣетъ всѣ свои части, или, какъ Аристотель опредѣляетъ, когда оно имѣетъ начало, средину и конецъ. Цѣлое дѣйствіе не должно имѣть ничего посторонняго ни передъ началомъ, ни въ срединѣ, ни послѣ окончанія; и наоборотъ, чрезъ все продолженіе поемы не должно быть выпущено ничего такого, что существенно принадлежитъ къ заключающемуся въ ней главному дѣйствію. Такимъ образомъ Гомеръ показываетъ намъ начало и продолженіе и послѣдствія Ахиллесова гнѣва, a Виргилій приводитъ Енея въ Италію черезъ всѣ опасности на водахъ и на сушѣ. Дѣйствіе y Мильтона, говоритъ Аддиссонъ, гораздо превосходнѣе обоихъ прежнихъ: оно изобрѣтено во адѣ, исполнено на землѣ и наказано отъ неба. Части онаго слѣдуютъ одна за другою въ самомъ натуральномъ порядкѣ.
Далѣе требуется, чтобы дѣйствіе въ поемъ было величественное. Гнѣвъ Ахиллеса привелъ въ смятеніе царей Греческихъ, погубилъ героевъ Троянскихъ, и посѣялъ вражду между богами. Поселеніе Енея въ Италіи произвело Цезарей и Римскую Имперію. И здѣсь Мильтонъ выше обоихъ древнихъ пѣснопѣвцевъ: y него дѣло идетъ о судьбъ не одного лица, не одного племени, но всего рода человѣческаго. Всѣ адскія силы соединились для погубленія человѣка. Успѣхъ ихъ былъ бы совершеннымъ, безъ посредства Божія всемогущества. Мужъ въ первобытномъ совершенствѣ своемъ и жена сіяющая красотою суть главныя дѣйствующія лица въ поемѣ; враги ихъ — падшіе ангелы, другъ — Мессія, покровитель — Творецъ всемогущій. Словомъ: все, что ни есть великаго въ природѣ и внѣ оной, имѣетъ мѣсто свое въ сей удивительной поемѣ.
Аристотель полагаетъ величіе не только въ важности главнаго дѣйствія, но и в соразмѣрномъ продолженіи онаго. Сію соразмѣрность изъясняетъ онъ слѣдующимъ уподобленіемъ: Самое малое насѣкомое не можетъ казаться совершеннымъ взору нечеловѣческому, потому что объемля цѣлое, онъ невидитъ каждой части особенно; и напротивъ, разсматривая огромное животное, простирающееся въ длину на нѣсколько тысячь стадій, глазъ едва объемлетъ одну только часть онаго, и недаетъ понятія о цѣломъ животномъ. Равнымъ образомъ очень малое дѣйствіе, такъ сказать, могло бы затеряться въ памяти, а слишкомъ большое неуместилось бы въ оной. Гомеръ и Виргилій показали удивительное искусство в семъ отношеніи: главные дѣйствія в Иліадѣ и в Енеидѣ, сами по себѣ очень короткіе, такъ хорошо распространены епизодами и піитическими украшеніями, что каждое представляется пріятною повестію, достаточною для наполненія памяти, необременяя оной излишнимъ продолженіемъ. У Мильтона главное дѣйствіе также обогащено разнообразными прикрасами; поему его читать можно съ такимъ же удовольствіемъ, какъ и мастерское описаніе какого-нибудь извѣстнаго происшествія. Очень вѣроятно, что преданія, изъ которыхъ составлены Иліада и Енеида, заключали в себѣ гораздо болѣе подробностей, нежели паденіе человѣка, описанное в священныхъ книгахъ. Сверхъ того какъ Гомеръ такъ и Виргилій имѣли возможность, каждой по своему произволу, къ истинѣ прибавлять піитические вымыслы, неоскорбляя религіи своихъ соотечественниковъ. Мильтонъ же при немногихъ подробностяхъ, служащихъ къ составленію Потеряннаго Рая, долженъ былъ наблюдать крайнюю осторожность въ прибавленіи своихъ собственныхъ вымысловъ. Будучи такъ стѣсненнымъ, онъ умѣлъ наполнить поему свою чудесными происшествіями, которые ни мало непротивны Священному писанію и ни для какого набожнаго читателя неоскорбительны.
По разнымъ предположеніямъ и догадкамъ, критики вычислили продолженіе времени въ главномъ дѣйствіи какъ Иліады, такъ и Енеиды. Большая часть Мильтоновой исторіи происходитъ за предѣлами нашего мира; и потому нѣтъ возможности удовлетворить читателя подобнымъ вычисленіемъ.
Послѣ главнаго дѣйствія по Аристотелеву порядку обыкновенно разсматриваютъ такъ называемые нравы, или, говоря по нынѣшнему, характеры. Гомеръ превосходитъ всѣхъ героическихъ поетовъ множествомъ и разнообразіемъ описанныхъ имъ характеровъ. Каждой изъ боговъ, дѣйствующихъ въ поемѣ его, особеннымъ чѣмъ-нибудь отличается; изъ всѣхъ царей ни одинъ не походитъ на другаго, такъ что и въ самой храбрости наблюдена приличная каждому лицу постепенность. Виргилій, подражая Гомеру, не могъ сравниться съ нимъ, ни въ разнообразіи, ни въ новости характеровъ. У Мильтона весь родъ человѣческій состоитъ изъ двухъ прародителей; и въ сихъ двухъ лицахъ мы видимъ четыре различные характера: видимъ мужа и жену сперва въ состояніи невинности и совершенства, a потомъ униженныхъ и бѣдствующихъ. Послѣдніе характеры очень обыкновенны; но первыхъ двухъ не находимъ ни y Гомера, ни y Виргилія. Можетъ быть за недостаткомъ характеровъ Мильтонъ принужденъ былъ одушевить Грѣхъ и Смерть и датъ имъ мѣсто въ своей поемѣ. Статана, предводитель падшихъ ангеловъ, представляетъ здѣсь такое важное лицо, что нѣкоторые критики, разумѣется для шутки, назвали его героемъ поемы. Уріилъ, Гавріилъ, Михаилъ, Рафаилъ представлены въ разныхъ положеніяхъ, и каждой изъ нихъ отличенъ особеннымъ характеромъ.
У Гомера и Виргилія главныя лица имѣютъ близкое отношеніе къ тѣмъ народамъ, для которыхъ писаны ихъ поемы. Ахиллесъ былъ Грекъ; Еней былъ родоначальникъ Римлянъ: слѣдственно Греки не могли читать Ахиллесовыхъ похожденій, непринимая въ нихъ участія; равнымъ образомъ Римляне должны были столько же веселиться побѣдами, Енеемъ одержанными, сколько печалиться объ его злоключеніяхъ. Для насъ очарованіе сіе несуществуетъ: никакія связи не соединяютъ насъ съ баснословными героями Греціи и Рима. Напротивъ того Мильтоновы главныя лица близки нашему сердцу; они прародители наши, и счастіе наше зависѣло отъ ихъ поведенія.
Многіе критики, отдавая въ прочемъ всю справедливость выспреннимъ красотамъ Потеряннаго Рая, находятъ въ немъ отвратительныя погрѣшности. Они не могутъ понять, какая нужда заставила Сатану построить среди ада большую храмину со столпами дорическаго чина, увѣнчанныхъ гордымъ архитравомъ, и для чего огромные діаволы превратились въ пигмеевъ, чтобы умѣститься въ новопостроенной храминѣ, тогда какъ они могли бы разсуждать о дѣлахъ своихъ на просторѣ. Не менѣе странно читать описаніе побоища между добрыми и злыми ангелами, гдѣ послѣдніе употребляютъ изобрѣтенныя ими ужасной величины пушки, a первые бросаютъ цѣлыя горы на своихъ непріятелей, и заваливаютъ ими сатанинскую артиллерію. Сюда принадлежатъ: превращеніе Сатаны въ ворона и въ жабу, аллегорія о Грѣхѣ и Смерти, о нелѣпомъ ихъ сочетаніи и о чудовищахъ отъ нихъ родившихся и проч. и проч. но всѣ сіи странности исчезаютъ передъ множествомъ смѣлыхъ мыслей и прекраснѣйшихъ описаній. Что можетъ сравниться съ изображеніемъ величія перваго человѣка, съ невинностію первой жены, съ высокою и вмѣстѣ простою ихъ бесѣдою, гдѣ нѣжнѣйшая любовь говоритъ языкомъ чистой добродѣтели! Въ другихъ поемахъ вездѣ любовь представлена въ видѣ слабости, одинъ Мильтонъ умѣлъ для своихъ читателей содѣлать ее страстію непорочною; одинъ онъ умѣлъ показать ее безъ покрывала, не оскорбляя цѣломудрія.
Потерянный Рай, переведенный съ Англійскаго подлинника, былъ напечатанъ въ Москвѣ 1795 года. Къ сему изданію неприложено ни извѣстія о жизни сочинителя, ни замѣчаній, которыя очень пригодились бы для многихъ читателей. Не безъ прискорбія должно признаться, что въ другихъ государствахъ классическія книги издаются гораздо тщательнѣе и съ лучшимъ намѣреніемъ. Тамъ переводчики объявляютъ имена свои, и слѣдственно ручаются за исправность изданія. Знатоки и любители Словесности сличаютъ переводы, выбираютъ ихъ по своему вкусу, и одному передъ другимъ отдаютъ преимущество. Французской литтераторъ дастъ вамъ отчетъ о достоинствѣ Потеряннаго Рая въ переводахъ Дюпре и Расина и Моснерона и Делиля. Каждой изъ сихъ господъ въ предисловіи своемъ говоритъ публикѣ все то, о чемъ за нужное почитаетъ увѣдомить ее, и въ примѣчаніяхъ сообщаетъ или разныя любопытныя свѣдѣнія, или мнѣніе свое о трудныхъ мѣстахъ подлинника. У насъ во всемъ видна удивительная поспѣшность: спѣшатъ переводить, сочинять, печатать, переплетать, a особливо продавать ученой товаръ за наличныя деньги. Купивши книгу, прочтите ее, разумѣется, ежели вы терпѣливы, и потомъ раскуривайте ею трубку; ибо ссылаться на нее безполезно. Наши переводы неизвѣстныхъ переводчиковъ подобны воздушнымъ метеорамъ или ночнымъ призракамъ, которые мгновенно исчезаютъ, неоставляя по себѣ ничего вещественнаго.
При новомъ переводѣ Потеряннаго Рая приложена Жизнь автора. Жаль, что и при семъ изданіи нѣтъ никакихъ примѣчаній, которыми весьма одолжилъ бы своихъ читателей господинъ переводчикъ. Напримѣръ въ подлинникѣ стоитъ:
…and with ambitious aim
Against the throne and monarchy of God,
Rais’d impious war in heaven, and battle proud,
With vain attempt. Him the аlmighty power
Hurrd headlong flaming from th' ethereal sky,
With hideous ruin and combustion, down
To bottomless perdition, и проч.
Мѣсто сіе выражено въ прежнемъ переводѣ (Ч. I. стр. 6): «Въ семъ честолюбивомъ предпріятіи противу законовъ Божественнаго Единодержца, гордый возмутитель посѣялъ вражду на небесахъ и возжегъ огнь беззавѣтной брани. Тщетныя усилія! Десница Всемогущаго низринула его съ высоты эѳира, откуда онъ низпалъ въ вихрѣ пожирающаго пламени въ неизмѣримую глубину» и проч. Въ новомъ переводъ (Ч. I. стр. 4): "Въ семъ высокомѣрномъ злоумышленіи противу трона всесильнаго Монарха, посѣялъ онъ вражду на небесахъ и возжегъ огнь беззаконной брани. Тщетное покушеніе! Десница Господня низринула его съ высоты эѳирной, откуда, палимый молніею и покрытый ужасными язвами, палъ онъ стемглавъ въ неизмѣримую глубину, " и проч. Здѣсь читателю пріятно было бы узнать; для чего господа переводчики расположили слова свои несвойственно съ Англійскимъ подлинникомъ, гдѣ частицею him, которою начинается періодъ, искусно выражена удивительная быстрота дѣйствій. Моснеронъ, Французскій переводчикъ, жалуется на языкъ свой, нетерпящій переставокъ, свойственныхъ Греческому, Латинскому и Англійскому. Для Русскаго переводчика препятство сіе несуществуетъ, и онъ могъ бы здѣсь поставить слова въ томъ порядкѣ, въ какомъ употребилъ ихъ самъ стихотворецъ, и котораго безъ нужды нарушать ненадлежало. По крайней мѣрѣ онъ долженъ бы изъясниться, для чего поступилъ такъ, a не иначе. Вотъ другой случай, для доказательства, какъ нужны примѣчанія. Мильтонъ написалъ :
…for never since created man,
Met such' imbodied force, as nam’d with these
Could, merit more than that small infantry
Warred on by cranes;
Стихи сіи выражены на Русскомъ языкъ въ прежнемъ переводѣ (Ч. I. стр. 37); "Всѣ полки земнаго шара, естьлибъ можно было собрать ихъ вмѣстѣ, показались бы въ сравненіи съ сею преужасною громадою духовъ кучею муравьевъ, сражающихся съ журавлями. Въ новомъ переводѣ (Ч. I. стр. 42): «Всѣ ратныя силы сего міра, если бы можно было собрать ихъ въ единое, мѣсто, показались бы въ сравненіи съ сими грозными могуществами кучею муравьевъ, воюющихъ съ журавлями.» Во первыхъ, за неимѣніемъ примѣчаній, иному читателю придетъ въ голову мысль, будто одинъ переводчикъ писалъ не съ Англійскаго текста, но съ Французскаго, a другомъ переводилъ или съ Русскаго или съ Французскаго, же[1]; во вторыхъ, въ подлинникѣ дѣло идетъ не о муравьяхъ, которые никогда не воюютъ съ журавлями, но о баснословныхъ Пигмеяхъ, которые въ самомъ дѣлъ храбро сражались со враждебными пернатыми. Французское слово fourmilliere значитъ здѣсь муравейникъ, то есть великое множество Пигмеевъ; въ подлинникъ small infantry.
Для примѣра выпишемъ начало одного мѣста, которое всѣми почитается за образцовое. Читатели угадываютъ, что мы говоримъ о восклицаніи Сатаны къ солнцу, когда онъ уже приближался къ Едему.
Пѣснь IV. стр. 202. "То устремляетъ онъ печальные взоры на вертоградъ Едемскій, котораго прелестный видъ открытъ предъ его глазами; то обращаетъ ихъ къ небесамъ, къ сему лучезарному свѣтилу, которое достигнувъ до средины пути своего, блистало на высотѣ гордой башни. Какой башни? Правда что въ подлинникѣ написано sat high in his meridian tow’r; но здѣсь tower лучше было бы принять за высоту, въ значеніи глагола.
"Наконецъ выходитъ изъ мрачныхъ своихъ мыслей и восклицаетъ, стеная[2]: "О ты, увѣнчанное несравненною славою, единый царю (seul roi) въ своемъ владычествѣ, являющійся богомъ (sembles le dien) новой сей вселенной, предъ лицемъ котораго всѣ звѣзды преклоняютъ помраченныя (eclipsé) свои выи. Солнце! внемли гласу моему, который не есть уже «гласъ дружества.» Въ прежнемъ переводъ еще стихотворнѣе: «О ты, которое увѣнчано лучезарнаго славою! единый царь въ своемъ владычествѣ, являющійся богомъ сей новой вселенной, предъ которымъ всѣ звѣзды преклоняютъ помраченныя чела свои, солнце! внемли гласу моему, которой не есть уже гласъ дружбы.» Понять нельзя, для чего господа переводчики, которые, какъ теперь уже по моему видно, переводили не съ одного Англійскаго подлинника, болѣе полагались на Француза, нежели на самаго Мильтона! Гласъ Сатаны не есть уже гласъ дружества! какъ будто Сатана прежде былъ другомъ бездушному солнцу! Ссылаясь на всѣхъ, разумѣющихъ сколько нибудь по Англійски, смѣло утверждаемъ, что слѣдующіе стихи можно бы перевести гораздо вѣрнѣе:
О thou, that with, surpassing glory chown’d
Look’st from thy sole do million iike the God
Of this new world; at whose sight all the stars
Hide their diminish’d heads: to thee I call,
But with no friendly voice…
Сей новый переводъ Потеряннаго Рая можетъ пригодиться для того, которые, не заботясь о строгой точности, читаютъ книги для препровожденія времени. Въ прочемъ и для такихъ читателей надобно писать рачительнѣе и наблюдать въ слогѣ чистоту и приличность. Г. переводчикъ весьма часто употребляетъ частицу да въ такомъ смыслъ, въ какомъ не должна она быть терпима въ епическихъ поемахъ. Да можетъ быть путь кажется вамъ труднымъ! или: да какъ можемъ излить сіе мщеніе? или: да для чего же не такъ? и проч. Та же самая частица, прилагаемая къ глаголу въ желательномъ наклоненіи, дѣлаетъ рѣчь возвышеннѣе, на примѣръ: Да будетъ проклята благость сія… да будетъ паче проклятъ возмутитель. Г. переводчикъ вмѣсто кущъ, рощъ, вездѣ ставитъ: кущей, рощей. Сочинители подписей къ картинкамъ продающимся у Казанскаго собора и нѣкоторые изъ числа безграмотныхъ нашихъ трагиковъ пишутъ почтуся, почтился, вмѣсто потщуся, потщился. Напрасно г. переводчикъ Потеряннаго Рая слѣдуетъ самымъ ненадежнымъ авторамъ.
Потерянный Рай состоитъ, по расположенію издателя, изъ трехъ частей, a четвертая содержитъ въ себѣ Возвращенный Рай, другую поему Мильтонову. Такимъ образомъ изъ двухъ различныхъ сочиненій составлена одна книга подъ разными названіями! Если пришедши въ лавку спросите вы четвертую часть Потеряннаго Рая, то вамъ подадутъ Возвращенный Рай. Въ какомъ завидномъ состояніи наша книжная торговля! Передъ заглавнымъ листкомъ и передъ каждою пѣснію стоитъ по одной картинкѣ; первая отъ части сносна; всѣ же или почти всѣ прочія, по видимому, приложены для показанія, на какой степени рѣзное искусство находилось во времена праотца Адама и до потопа. Т.
[Каченовский М. Т.] Потерянный рай, поэма Иоанна Мильтона: Новый перевод с английскаго подлинника / [Т.] // Вестн. Европы. — 1810. — Ч. 54, N 21. — С. 45-58.