Послесловие к роману Б. M. Маркевича «Бездна» (Крестовский)/ДО

Послесловие к роману Б. M. Маркевича "Бездна"
авторъ Всеволод Владимирович Крестовский
Опубл.: 1880. Источникъ: az.lib.ru

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
Б. М. МАРКЕВИЧА.
Томъ десятый.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія (бывшая) А. М. Котомина, Фонтанка, д. № 93.
1885.


Послѣ;словіе къ роману Б. M. Маркевича «Бездна» *).

править
  • ) Смерть застигла Б. М. Маркевича, 18 Ноября 1884 года, прежде чѣмъ успѣлъ онъ окончить свой романъ «Бездна». «По желанію родныхъ и друзей покойнаго», В. В. Крестовскій принялъ на себя трудъ передать со словъ самого автора остовъ того, чѣмъ долженъ былъ кончиться романъ, и сдѣлалъ это въ «Послѣсловіи», которое впервые было напечатано въ февральской книжкѣ «Русскаго Вѣстника» за текущій 1885 годъ.

На нашемъ покойномъ, незабвенномъ другѣ Б. М. Маркевичѣ, къ несчастію, еще разъ подтвердилось, что безвременная смерть вырываетъ изъ среды русскаго искусства и литературы ихъ лучшія, наиболѣе талантливыя силы какъ разъ въ моментъ ихъ наивысшаго развитія, когда впереди ожидалось отъ нихъ еще такъ много и когда онѣ, полныя энергіи и вѣры въ свое призваніе и въ свои задачи, казалось, наиболѣе были способны оправдать эти общія ожиданія. «Не везетъ на Руси талантливымъ людямъ!» Эти грустныя слова не разъ уже раздавались въ литературныхъ некрологахъ по поводу безвременной кончины нашихъ даровитыхъ писателей, умиравшихъ въ апогеѣ своей плодотворной дѣятельности, и, вотъ, снова приходится повторить ихъ по отношенію къ нашему покойному другу. Почти внезапная смерть не дала ему окончить его послѣдній трудъ, долженствовавшій завершить собою трилогію пережитаго нами двадцатипятилѣтія, начавшагося 18 февраля 1855 и такъ ужасно закончившагося 1 марта 1881 года. Романы: Четверть вѣка назадъ, Переломъ и Бездна, вытекая одинъ изъ другаго, составляютъ органически цѣльную эпопею жизни русскаго общества за время прошлаго царствованія. До окончанія Бездны оставалось лишь нѣсколько главъ, и «начало конца» этого романа уже чувствуется въ тѣхъ его страницахъ, которыя появились въ прошлогоднихъ октябрьской и ноябрьской книжкахъ Русскаго Вѣстнжа.

По желанію родныхъ и друзей покойнаго, мнѣ приходится взять на себя пересказъ окончанія Бездны, основываясь въ этой задачѣ на словахъ самого Болеслава Михайловича, который въ общихъ чертахъ передавалъ нѣсколькимъ дррзьямъ и роднымъ дальнѣйшій планъ своего произведенія. Понятно, что мой пересказъ можетъ касаться только самой конструкціи романа, его, такъ сказать, основы или скелета, и выяснить въ общихъ чертахъ ту мысль, которая заставила автора дать своему произведенію названіе Бездна. Поэтому пересказъ мой естественно долженъ быть кратокъ, тѣмъ болѣе, что и самый «сюжетъ» романа весьма простъ и не сложенъ.

Послѣдняя, написанная за двѣ недѣли до смерти, глава романа заключаетъ въ себѣ разсказъ о томъ, какъ Гриша Юшковъ, возвратясь къ вечеру изъ города во Всесвятское, узнаетъ о внезапномъ отъѣздѣ Маши Троекуровой къ ея теткѣ, графинѣ Бородиной. Настасья Дмитріевна Буйносова (по сценѣ Ларина) сообщаетъ ему, что въ его отсутствіе пріѣзжала сюда ея сестра, Антонина Дмитріевна Сусальцева, и спрашивала у Маши про него, съ намѣреніемъ пояснивъ ей, что не успѣла сказать ему чего-то въ тотъ разъ, какъ ѣздила съ нимъ кататься за городъ, и что поэтому ей будто бы надо опять его видѣть. Объяснивъ Настѣ, какимъ образомъ и съ какою цѣлью случилась эта загородная прогулка, встревоженный Гриша просилъ ее объяснить, въ свою очередь, Машѣ все это дѣло письмомъ. Настя обѣщала ему написать къ ней немедленно же, чтобъ она завтра же утромъ получила письмо, а Гриша тѣмъ часомъ, надѣясь на благотворную силу Настина письма, но все же испытывая внутреннюю неловкость предъ Троекуровыми, хотя и увѣренъ, что они ни словомъ, ни взглядомъ не намекнутъ ему обо всемъ случившемся, идетъ къ кабинету къ Борису Васильевичу Троекурову сообщить ему, что сегодня была получена имъ отъ губернскаго предводителя дворянства бумага съ предложеніемъ созвать уѣздное дворянство для выбора новаго предводителя на мѣсто отказавшагося, за болѣзнію своего отца, Павла Григорьевича Юшкова. Гриша, какъ депутатъ дворянства своего уѣзда, исполнилъ требуемую закономъ обязанность, разославъ дворянамъ повѣстки о днѣ выборовъ, и затѣмъ, въ виду агитаціи противной партіи, выразилъ Троекурову намѣреніе отказаться отъ баллотировки. Борисъ Васильевичъ, вмѣстѣ съ бывшимъ исправникомъ Ипатьевымъ, убѣждаютъ его не дѣлать этого, потому что неизвѣстно еще, возьметъ-ли противная партія верхъ, и что наконецъ пасть въ правомъ бою вовсе не униженіе. На этомъ романическая фабула покойнаго писателя прерывается; дальнѣйшее же ея теченіе, по предположенію автора, должно было идти слѣдующимъ образомъ.

Интрига, которую ведетъ московскій браво Свищовъ, для проведенія въ далекомъ углу, на счетъ земства, желѣзной дороги, очень выгодной лично ему и еще какой-то таинственной вліятельной особѣ женскаго пола въ Петербургѣ, но вполнѣ безполезной для мѣстныхъ нуждъ и потребностей, — интрига эта, встрѣтившая противодѣйствіе въ лицѣ Троекурова и предводителя Юшкова, въ концѣ-концовъ вполнѣ удается Свищову. Для этого нужно было прежде всего устранить людей «Троекуровской партіи» отъ вліянія на мѣстныя земскія дѣла. Наиболѣе удобный съ тому случай представился на экстренномъ собраніи уѣзднаго дворянства для выбора новаго предводителя. Вновь назначенный хлыщъ-губернаторъ, которому пришелся не по вкусу Троекуровъ, какъ нельзя успѣшнѣе способствуетъ со своей стороны достиженію цѣлей противной партіи. Тутъ, кромѣ Свищова, работаетъ въ томъ же направленіи г. Троженковъ и другіе, пляшущіе подъ его дудку, или играющіе роль барановъ во всероссійскомъ «Панурговомъ стадѣ». Съ помощью всѣхъ этихъ вліяній и давленій, гдѣ подкупомъ, гдѣ застращиваньемъ, гдѣ обѣщаніемъ выгодныхъ мѣстъ и назначеній при дѣлежѣ «земскаго пирога» и барышей отъ будущаго желѣзнодорожнаго предпріятія, составляется на выборахъ большинство въ пользу кандидата противной партіи, графа Снядецкаго-Лупандина. Гриша торжественно «прокаченъ на вороныхъ». Торжествующіе противники ликуютъ на обѣдѣ въ честь новаго предводителя; здѣсь обдѣлываются разныя частныя дѣлишки людей своей партіи — тому въ видѣ вознагражденія, этому въ видѣ поощренія, сему въ видѣ «задатка», намѣчаются кандидаты на всѣ мѣста и должности въ уѣздѣ изъ людей «своей партіи», до уѣзднаго исправника включительно, для назначенія котораго новый губернаторъ, тоже «свой человѣкъ», конечно не поставляетъ никакихъ препятствій. Троженковы торжествуютъ: теперь то ихъ дѣла, явныя и тайныя, пойдутъ какъ по маслу, бояться больше некого, ждать отпора не откуда. Тутъ вскорѣ подоспѣваетъ очередное уѣздное земское собраніе, на которомъ, благодаря все тѣмъ же «новымъ» вліяніямъ и маленькой интригѣ очаровательной Антонины Дмитріевны, а также роскошнымъ обѣдамъ и праздникамъ въ Сицкомъ, Провъ Ефремовичъ Сусальцевъ избирается на должность предсѣдателя уѣздной земской управы. Теперь самолюбіе «madame de Soussaltzef» до нѣкоторой степени можетъ быть удовлетворено, такъ какъ ея супругъ-купецъ уже изображаетъ собою нѣчто въ мѣстномъ «политическомъ» мірѣ: онъ теперь въ нѣкоторомъ родѣ «особа», «земскій дѣятель», «представитель» извѣстной идеи, почетное и вліятельное лицо, съ которымъ нужно считаться. На томъ же собраніи избираются якобы «отъ лица земства» депутаты для ходатайства о концессіи на постройку «жизненно-необходимой» вѣтви желѣзной дороги съ гарантіей отъ земства, и ходатайство это, благодаря пружинамъ таинственной особы въ Петербургѣ, получаетъ въ подлежащихъ сферахъ разрѣшеніе въ самомъ желательномъ для monsieur Свищова смыслѣ. Такимъ образомъ, въ самомъ непродолжительномъ времени, весь уѣздъ перевернулся шиворотъ на выворотъ; новые «дѣятели» и «сѣятели» оттерли и вытѣснили со всѣхъ позицій прежнихъ работниковъ, оставшихся «за флагомъ», безъ голоса и значенія; новая волна всеобщаго «оживленія» захлестнула собою всю уѣздную почву; постройка желѣзной дороги нагнала сюда новыхъ людей и все изъ «своихъ» же, вызвала новыя «потребности», новыя должности, новые подряды и вообще всю ту лихорадочно-алчную дѣятельность, которая въ наше время сразу обнаруживается около «предпріятія», гдѣ можно такъ или иначе съ выгодой для себя погрѣть руки и половить въ мутной водѣ золотую рыбку. А вмѣстѣ съ этимъ «оживленіемъ» естественно возрасли и новые земскіе налоги, по соотвѣтственной раскладкѣ, на мѣстныя «платежныя единицы» въ силу законнаго «самообложенія». «Платежныя единицы» закряхтѣли, но… противъ своего же «земства» ничего не подѣлаешь, и уѣздная полиція, которая нынѣ почти для того только существуетъ, стала по предложенію земской управы выжимать изъ «самообложенныхъ» мужиковъ послѣдніе гроши на расширившіяся нужды мѣстнаго «самоуправленія». За то «оживленіе» выходило на славу; съ одной стороны, корреспонденціи въ столичныхъ газетахъ превозносили дѣятельность губернской администраціи и мѣстныхъ земскихъ оживителей, съ другой — подпольная дѣятельность разныхъ Троженковыхъ и «Волковъ» приняла въ уѣздѣ нагло широкіе, ничѣмъ не сдерживаемые размѣры.

Извѣстіе о результатѣ новыхъ дворянскихъ выборовъ въ уѣздѣ и всѣ тѣ послѣдствія, какія они естественно, повлекли за собой, такъ поразили больнаго старика Юшкова, что новый припадокъ паралича не заставилъ долго ожидать себя, и Павелъ Григорьевичъ Ющковъ скончался почти на рукахъ семейства Троекуровыхъ.

Отношенія Гриши къ Марьѣ Борисовнѣ не пострадали, какъ хотѣлось бы госпожѣ Суцальцевой. Письмо Насти Буйносовой къ Машѣ дѣйствительно возымѣло то благотворное дѣйствіе, на какое разсчитывалъ Гриша. Маша чуткимъ инстинктомъ своего сердца почувствовала въ немъ настоящую правду, на другой же день возвратилась отъ своей тетки Бородиной во Всесвятское и встрѣтилась съ Гришей по-прежнему дружелюбно. Такимъ образомъ разсчетъ Антонины Дмитріевны на охлажденіе между ними и, быть можетъ, на отказъ Гришѣ въ рукѣ Марьи Борисовны не оправдался: отношенія ихъ, къ наибольшей ея досадѣ, остались тѣ же. Но не могла такъ легко помириться съ этимъ самолюбивая и эгоистично злая натура Антонины. Снѣдающая ее внутренняя скука, тоска и мучительная неудовлетворенность окружающимъ, а въ особенности женское самолюбіе, больно уязвленное неподатливостью Гриши Юшкова, который нѣкогда такъ любилъ ее, все это заставило своенравно капризную женщину добиться своего, во что бы то ни стало, «отбить» у Маши жениха, доказать этимъ «недотрогамъ» Троекуровымъ все обаяніе своей власти надъ ихъ барашкомъ Гришей. Случай къ этому не замедлилъ представиться. Гриша почти ежедневно посѣщалъ могилу своего отца на церковномъ погостѣ въ родовомъ имѣніи Юшковыхъ и проводилъ тамъ нѣсколько времени въ полномъ уединеніи, молясь и думая объ отцѣ, какъ бы бесѣдуя внутренно съ его духомъ. Свѣдавъ объ этомъ, Антонина Дмитріевна направила свои прогулки въ портшезѣ на парѣ своихъ соловыхъ пони въ ту сторону, и въ одну изъ таковыхъ ей удалось захватить Юшкова на кладбищѣ. Здѣсь въ объясненіи, происшедшемъ на могилѣ стараго моряка, Антонина настойчиво и рѣшительно, но съ большимъ тактомъ и самообладаніемъ пустила въ дѣло всѣ свои чары, все обаяніе своего женскаго ума и тонкаго искусства, чтобы побѣдить неподатливаго противника. Гриша еще раньше, вслѣдъ за своею прогулкой съ нею за городъ, сознавалъ въ душѣ, что его борьба изъ чувства долга противъ искушеній этой женщины была не легка, что онъ страдалъ тогда во все время этой прогулки, что «этотъ голосъ со своимъ какимъ-то мѣдно-звенящимъ отливомъ, эти аквамариновые глаза, холоднымъ лучомъ своимъ проникавшіе до самой глубины его души, волновали его, какъ и прежде, своею непонятною, проклятою властью». Въ то время онъ превозмогъ себя и не далъ ей побороть свою волю, но чувствовалъ, что «еще одна такая бѣда», — и онъ не устоитъ. И вотъ такая «бѣда» пришла, подкралась къ нему нечаянно въ такую минуту, когда онъ, не приготовленный, менѣе всего могъ ожидать ее, но на этотъ разъ она пришла, вооруженная всѣмъ обаяніемъ прелестной женщины, рѣшившейся наконецъ, во что бы то ни стало, добиться своей цѣли, дать торжествующее удовлетвореніе своему задѣтому за живое женскому самолюбію. Искушеніе на этотъ разъ было слишкомъ велико, и бѣдный Гриша уже готовъ былъ пасть предъ магическою властью надъ нимъ этой женщины, но его спасаетъ могила отца, у которой должна была происходить эта сцена. Тутъ онъ вспомнилъ внутренно, какой грѣхъ совершаетъ предъ его священною для себя памятью, вспомнилъ о своей невѣстѣ, — и госпожѣ Сусальцевой и на этотъ разъ не удалось вполнѣ покорить его: въ самую рѣшительную минуту добыча вновь неожиданно ускользнула изъ ея рукъ. Опять свиданіе ихъ кончилось ничѣмъ, но разстались они, повидимому, не врагами, а это могло повлечь за собою возможность повторенія подобныхъ же встрѣчъ и искушеній. Теперь уже Гриша ясно почувствовалъ, что оставаться въ этихъ мѣстахъ долѣе для него крайне опасно, что онъ не устоитъ долѣе предъ обаяніемъ Антонины, которая, удовлетворивъ злому чувству своего самолюбія, онъ понималъ это, броситъ его, какъ ненужную тряпку и тѣмъ разобьетъ всю его жизнь, отниметъ навсегда все возможное для него счастье. Чувствуя себя грѣшникомъ предъ Машей, онъ не смѣетъ болѣе показаться во Всесвятское, онъ чувствуетъ нравственную невозможность встрѣтиться съ нею. невозможность прямо взглянуть ей въ глаза, и потому рѣшается задать продолжительное испытаніе самому себѣ и своему чувству; если оно выдержитъ это испытаніе и не умалится, тогда только вновь сочтетъ онъ себя въ правѣ быть для Маши тѣмъ, чѣмъ былъ до той минуты. Гриша рѣшается уѣхать за границу на годъ, да и предполагаемая свадьба его съ Машей, по случаю смерти отца, едва-ли могла бы состояться раньше этого срока. И такъ, немедленно же и наскоро собравшись, Гриша уѣзжаетъ, предупредивъ Троекуровыхъ о своемъ отъѣздѣ письмомъ, которое было отправлено послѣ того, какъ онъ сѣлъ уже въ вагонъ желѣзной дороги. Въ письмѣ, между прочимъ, были выражены и тѣ мотивы, которые заставили его рѣшиться на такую мѣру самоиспытанія.

Наступилъ 1880 годъ, произошелъ извѣстный взрывъ 5 февраля въ Зимнемъ Дворцѣ, послѣдствія коего, между прочимъ, были очень счастливыя для генерала Бахтіарова, еще ранѣе намѣченнаго въ высокихъ сферахъ на весьма видный постъ въ провинціи. Настали времена пресловутой «диктатуры сердца», а вмѣстѣ съ нею возникла и особая правительственная «коммиссія» объ упраздненіи правительства и замѣнѣ таковаго «всесословнымъ выборнымъ началомъ», до выбора губернаторовъ и исправниковъ включительно; готовились новыя и новыя реформы, долженствовавшія собою «увѣнчать зданіе». Весь романъ долженъ былъ закончиться катастрофой 1 марта и ея ближайшими послѣдствіями. Но тутъ пусть говоритъ самъ авторъ. Мы имѣемъ возможность привести здѣсь (съ замѣной нѣкоторыхъ собственныхъ именъ) подлинныя слова Б. М. Маркёвича, касающіяся сего событія, заимствуя ихъ изъ его письма къ П. К. Щебальскому, отъ 25 января 1882 года. Вотъ что писалъ онъ:

«Теперь о будущемъ моемъ романѣ (вы были правы, предполагая, что volens-nolens, а не обойдется у меня безъ трилогіи). Его требуетъ отъ меня Русскій Вѣстникъ. И даже заглавіе придумали: Надъ бездною, то-есть la dégringolade нашего общества, въ послѣдніе годы прошлаго царствованія, эпопея „диктатуры сердца“ и 1 марта pour clôture. Задача, съ которою даже и предвидѣть не могу, какъ справлюсь»…

По ходу романической фабулы, участіе въ приготовленіяхъ къ цареубійству должны были принимать его герои: «Волкъ» (личность, въ представленіи автора, долженствовавшая имѣть нѣчто общее съ Желябовымъ,) и тайно возвратившійся изъ-за границы Буйносовъ, которому, впрочемъ, по ходу романа и на сей разъ удалось, въ числѣ нѣсколькихъ другихъ сообщниковъ, увернуться отъ законной кары.

Гриша Юшковъ, во время своего годоваго пребыванія за границей, имѣлъ случай встрѣтиться какъ съ этимъ Буйносовымъ, такъ и съ нѣкоторыми другими представителями русской анархической партіи, что должно было дать автору поводъ къ нѣсколькимъ интереснымъ сценамъ. Возвратясь на родину окончательно уже окрѣпшимъ нравственно, исцѣленнымъ отъ всякаго дальнѣйшаго вліянія чаръ Антонины Дмитріевны и убѣжденнымъ въ живучести своего чувства къ невѣстѣ, Гриша Юшковъ, выдержавъ наложенный самимъ на себя искусъ, въ концѣ-концовъ женится на Машѣ Троекуровой. Что до самого Бориса Васильевича Троекурова, то онъ, какъ и болишинство людей его убѣжденій и образа мыслей, остается, конечно, «не у дѣлъ», въ глуши своего Всесвятскаго, безмолвнымъ зрителемъ всѣхъ «оживленій», совершившихся въ уѣздѣ подъ покровительствомъ «просвѣщенныхъ и либеральныхъ вѣяній» новаго административнаго режима, который разными мелочами даетъ ему чувствовать свою силу и дѣлаетъ поползновенія вымѣщать на немъ свои антипатіи «къ дворянской идеѣ». Замкнувшись въ тѣсномъ кружкѣ своего семейства и двухъ-трехъ служащихъ у него преданныхъ ему лицъ, Борисъ Васильевичъ, неизмѣнно остающійся на высотѣ своего нравственнаго достоинства и характера, продолжаетъ жить, какъ жилъ, и дѣлать для окружающихъ и для своихъ бывшихъ крестьянъ то, что по совѣсти считаетъ полезнымъ и нужнымъ; на всѣ мелкія и гаденькія поползновенія своихъ «антагонистовъ», очутившихся «господами положенія» въ уѣздѣ, къ величайшей ихъ досадѣ и злости, не обращаетъ никакого вниманія. Направленіе «новыхъ теченій» жизни оставило его совсѣмъ въ сторонѣ; надолго-ли? — это закрытый вопросъ будущаго, но авторъ предполагалъ дать какъ бы нѣкоторый просвѣтъ и надежду на возможность поворота къ лучшему въ томъ впечатлѣніи, какое сдѣлалъ въ провинціи манифестъ 29 апрѣля 1881 года, возвращающій верховную власть въ Россіи на ея надлежащее мѣсто и высоту.

Въ заключеніе нахожу не лишнимъ привести еще одну выдержку изъ письма Болеслава Михайловича къ П. К. Щебальскому:

"Вы меня спрашиваете: неужели нельзя найти сюжета и лицъ, къ которымъ бы можно отнестись симпатично? Какъ бы я былъ радъ, дорогой П. К., если бы вы мнѣ указали таковые въ данные года! Вы знаете, что муза моя далеко не муза мести и печали. Но кто же, скажите, кромѣ все тѣхъ же Могикановъ дворянскаго прошлаго, quelques rares épaves d’un passé évanoui à jamais, кто симпатиченъ въ этой новой, созданной прошлымъ царствованіемъ, жизни? Гдѣ типы, гдѣ личности, гдѣ яркія черты, гдѣ, наконецъ, хотя бы абрисы новыхъ нарождающихся жизненныхъ образовъ, къ которымъ могло бы влечься сочувствіе художника? А отрицательными образами хоть прудъ пруди: либералъ-чиновникъ, адвокатъ, желѣзнодорожникъ, университетскіе Градовскіе, журнальные Стасюлевичи, пустозвоны земцы, салонные «socialistes sans le savoir», въ родѣ покойнаго А. Васильчикова, котораго такъ мѣтко прозвалъ этимъ прозвищемъ Leroy Beaulieu. Къ тому же, все это такъ мелко, казенно, шаблонно, дюжинно, что оно, какъ слизь, vous échappe des doigts, какъ только захотите вы поближе присмотрѣться къ нему. Вѣдь у насъ теперь, кромѣ мужика, да и то гдѣ-то тамъ, въ глуби Россіи, куда желѣзныя дороги не внесли цивилизаціи, ничего здороваго и цѣлостнаго не осталось. Знаменитыя реформы смололи русскую жизнь въ какую-то безобразную и вонючую муку, ни на какую потребу негодную… Да, безспорно, признаки реакціи замѣчаются; молодое поколѣніе видимо начинаетъ относиться критически къ тѣмъ возмутительнымъ формуламъ и безсодержательнымъ фразамъ, которыми подвигались на гибель ихъ ближайшіе предшественники. Но (замѣтьте это!) у этой новой молодежи слагается опять отрицательная формула въ видѣ протеста противъ отрицательнаго направленія ихъ предмѣстниковъ, а положительнаго идеала у нея нѣтъ, — l’idéal est à trouver, никто знаетъ, когда и гдѣ она его обрящетъ? А то, что я говорю вамъ, я слышалъ изъ устъ самой этой молодежи.

«Героиня моего романа будетъ скверная женщина[1]. Типъ этотъ я уже сложилъ въ головѣ, и онъ у меня такъ уже и выпираетъ наружу. А кого противопоставить ей — и придумать даже не могу. Не поможете-ли, дорогой, какимъ-либо указаніемъ? Не встрѣчалось-ли вамъ въ кругу вашей административно-педагогической дѣятельности что-либо новое, какъ женскій типъ въ смыслѣ добра? Несказанно былъ бы вамъ благодаренъ за малѣйшій намекъ на нѣчто подобное»…

Противовѣсъ въ смыслѣ добра вылился у автора въ образѣ Маніи Троекуровой, этой чутко отзывчивой и неизломанной, а потому простой въ своихъ сердечныхъ и нравственныхъ проявленіяхъ натуры; но типъ этотъ намѣченъ у автора почти только въ зачаткѣ. Мы видимъ пока Марью Борисовну лишь въ раннемъ ея дѣвичествѣ, едва вышедшею изъ коротенькаго платьица, подъ охраной ея богобоязненной и честной дворянской семьи. Авторъ оставляетъ ее предъ читателемъ, такъ сказать, на порогѣ раскрытой двери, ведущей на арену жизненной борьбы, коей первые уколы сказываются для нея въ соперничествѣ безсердечной и обаятельной Антонины Дмитріевны. Къ сожалѣнію, безвременная смерть романиста лишаетъ насъ возможности знать, какимъ образомъ заставилъ бы онъ эту Машу, какъ представительницу новаго типа въ смыслѣ добра, по выходѣ ея замужъ, дѣйствовать и бороться въ современной жизненной битвѣ.

Что до идеи романа, лежащей въ самомъ его названіи Бездна, то послѣ вышеприведенныхъ выдержекъ изъ писемъ Б. М. Маркевича нѣтъ надобности особенно пояснять ее. Да и самое это названіе говоритъ за себя краснорѣчивѣе всякихъ поясненій.

ВСЕВОЛОДЪ КРЕСТОВСКІЙ.



  1. Б. М. Маркевичъ очевидно подразумѣваетъ здѣсь тотъ типъ, который сложился у него столь ярко въ образѣ Антонины Дмитріевны.