Последняя часть истории Англии Маколея (Арсеньев)/Версия 2/ДО

Последняя часть истории Англии Маколея
авторъ Константин Константинович Арсеньев

Опубл.: 1861. Источникъ: az.lib.ru • Часть вторая.

ПОСЛѢДНЯЯ ЧАСТЬ ИСТОРІИ АНГЛІИ b>МАКОЛЕЯ.¹

¹ См. Русскій Вѣстникъ № 6.

III.

Мы изложили, въ главныхъ чертахъ, все содержаніе послѣдней части Исторіи Англіи. Съ выходомъ ея въ свѣтъ, сочиненіе Маколея представляетъ, какъ мы уже сказали, полную картину революціи 1688 года, со всѣми ея причинами и послѣдствіями. Революція 1688 года служитъ средоточіемъ, къ которому примыкаютъ всѣ отдѣльныя части разказа. Главнымъ дѣйствующимъ лицомъ ея былъ Вильгельмъ III. Не удивительно, что ему принадлежитъ и первое мѣсто въ исторіи Маколея. Знаменитый историкъ не могъ остаться равнодушнымъ къ тому, кто доставилъ торжество дѣлу протестантизма и свободы. Онъ сдѣлалъ Вильгельма героемъ своей Исторіи. Онъ старался загладить несправедливость, съ которою относились къ Вильгельму современники, съ которою слишкомъ часто судило о немъ потомство. Усиліямъ Маколея помогала самая личность Вильгельма. Вильгельмъ принадлежитъ къ числу тѣхъ людей, которыхъ можно любить или ненавидѣть, но которымъ нельзя не удивляться. Послѣдняя часть Исторіи Англіи во многомъ дополняетъ характеристику Вильгельма. Рисвикскій миръ поставилъ Вильгельма лицомъ къ лицу съ англійскими партіями. Отношенія его къ парламенту и къ народу очистились отъ того случайнаго элемента, который вносила въ нихъ война. Давно приготовлявшіяся столкновенія сдѣлалась неизбѣжны; неудовольствія, не сдерживаемыя болѣе необходимостію, разразились съ полною силой. Съ точки зрѣнія внутренней политики, послѣдніе годы XVII столѣтія не уступаютъ въ интересѣ первой части царствованія Вильгельма. Они раскрываютъ передъ нами значеніе Вильгельма какъ конституціоннаго монарха; они представляютъ его именно съ той стороны, съ которой онъ всего чаще подвергался нападеніямъ. Нападенія эти продолжаются и въ наше время: многія изъ нихъ повторены г. Вызинскимъ въ его лекціяхъ объ Англіи въ XVIII столѣтіи. Слава полководца, дипломата не можетъ сравняться съ славой государственнаго человѣка, утвердившаго новый, лучшій порядокъ вещей, положившаго начало новой, болѣе счастливой эпохѣ народной жизни. Отказывать Вильгельму въ этой послѣдней славѣ значитъ отрицать главныя права его на историческое величіе, тѣ права, которыя всего болѣе старался упрочить за нимъ Маколей.

Борьба Стюартовъ съ парламентомъ была критическимъ періодомъ въ исторіи Англіи. Учрежденія, равно древнія, равно близкія народу, принципы, съ незапамятныхъ временъ уживавшіеся другъ подлѣ друга, пришли въ столкновеніе, которое повидимому могло окончиться только совершеннымъ паденіемъ одного изъ нихъ. Королевская власть предъявила новыя притязанія, возвела въ теорію свое прежнее фактическое господство. Парламентъ въ свою очередь почувствовалъ потребность формулировать свои права, оградить ихъ отъ всякихъ дальнѣйшихъ нарушеній. Ученію о безусловномъ повиновеніи палата общинъ противопоставила петицію о правѣ. Королевская власть вступила на путь произвола, народъ — на путь революціи. Реставрація прекратила борьбу, но не надолго. Злоупотребленія Карла II и Іакова II еще яснѣе доказали необходимость точнаго разграниченія между государственными властями. Во имя этого разграниченія совершилась революція 4688 года. Она имѣла чисто-оборонительный характеръ. Декларація права, начертанная конвентомъ, не вводила никакихъ новыхъ началъ въ англійскую конституцію; она служила только торжественнымъ заявленіемъ старинныхъ правъ англійскаго народа ограниченій королевской власти. Вильгельмъ принялъ декларацію и вступилъ на англійскій престолъ. Но это былъ только первый шагъ къ достиженію желанной цѣли. Одного обѣщанія было мало, — Карлъ I также обѣщалъ руководствоваться петиціей о правѣ, — нужно было еще добросовѣстное исполненіе обѣщанія: и вотъ въ этомъ-то заключается одна изъ главныхъ заслугъ Вильгельма. Широко пользуясь своею законною властію, онъ никогда не старался превысить ее. Конечно, это было отчасти послѣдствіемъ его положенія. Возведенный на престолъ волей парламента, постоянно угрожаемый возвращеніемъ опаснаго соперника, онъ не могъ позволить себѣ и половины тѣхъ самоуправныхъ дѣйствій, которыя безнаказанно сходили съ рукъ Стюартамъ. Но при тѣхъ обширныхъ преимуществахъ, которыми вообще была облечена королевская власть, при той силѣ, которую она почерпала изъ военныхъ обстоятельствъ, при той поддержкѣ, которую всегда могла бы оказать ей одна партія противъ другой, Вильгельмъ легко могъ выйдти изъ законныхъ предѣловъ своей прерогативы. Развитіе конституціонныхъ началъ опять уступило бы мѣсто охраненію ихъ; живыя силы народа опять стали бы истощаться въ безплодной борьбѣ. Вильгельмъ освободилъ Англію отъ этого бѣдствія. Онъ былъ конституціоннымъ государемъ въ полномъ смыслѣ этого олова. Среди самыхъ тяжелыхъ испытаній, онъ сумѣлъ остаться вѣрнымъ своему долгу. Онъ далъ утвердиться границамъ, власти и ихъ уже не могли, не смѣли преступить его преемники.

Г. Вызинскій утверждаетъ, что природа вовсе не создала Вильгельма конституціоннымъ королемъ. «Странно было бы. говоритъ онъ, дѣлать Вильгельма героемъ и энтузіастомъ политической свободы. Въ его повелительной натурѣ не могло быть искренней любви къ свободѣ. Онъ написалъ имя свободы на своемъ знамени, потому что только такимъ образомъ могъ достигнуть англійскаго престола и удержаться на немъ. Онъ чрезмѣрно любилъ власть и желалъ всегда имѣть просторъ для своихъ дѣйствій. Онъ съ трудомъ выносилъ ограниченія королевской прерогативы и никакъ не могъ ужиться съ парламентомъ. Его оскорбляло и раздражало всякое сопротивленіе, всякая оппозиція; контроль парламента былъ ему въ высшей степени тягостенъ. Парламентская система утвердилась въ Англіи не столько при помощи Вильгельма, сколько помимо его.» Мы не знаемъ чѣмъ создала Вильгельма природа, но мы видимъ чѣмъ сдѣлало его воспитаніе, обстоятельства, его собственная могучая воля. Угнетеніе, которому онъ подвергался въ молодости, сдѣлало его врагомъ всякихъ умственныхъ стѣсненій. Поставленный, двадцати одного года отъ роду, во главѣ своего народа, онъ посвятилъ себя защитѣ его независимости, сохраняя вмѣстѣ съ тѣмъ неприкосновенною его внутреннюю свободу. Онъ никогда не посягалъ на конституцію Соединенныхъ Провинцій, хотя часто встрѣчать въ ней препятствіе къ исполненію своихъ плановъ. Амстердамъ открыто противодѣйствовалъ политикѣ Вильгельма, но Вильгельмъ не употреблялъ противъ него другаго оружія, кромѣ силы убѣжденія и примѣра. Итакъ, конституціонная оппозиція не была новостію для Вильгельма, когда онъ вступилъ на англійскій престолъ. Онъ не могъ оскорбляться сопротивленіемъ, къ которому привыкъ еще въ своемъ отечествѣ. Вильгельмъ не имѣлъ ни одной изъ тѣхъ наклонностей, по которымъ узнается деспотъ. Онъ ставилъ благо своего народа, благо цѣлой Европы, выше своихъ собственныхъ интересовъ. Онъ презиралъ внѣшнюю сторону власти, избѣгалъ ея блеска, ни отъ кого не требовалъ самоуничиженія. Онъ не искалъ славы и не мечталъ заранѣе о безсмертіи. У него не было придворныхъ исторіографовъ, и во дворцѣ его не висѣли картины съ изображеніемъ его военныхъ подвиговъ. Онъ всего болѣе уважалъ тѣхъ, кто обращался съ нимъ какъ съ равнымъ. Отсюда его дружба съ Портландомъ, его привязанность къ Сомерсу. Онъ умѣлъ прощать личныя обиды, онъ не боялся личныхъ враговъ. Какъ защитникъ религіозной и политической терпимости, онъ стоялъ далеко впереди своего времени: а совмѣстима ли терпимость съ деспотизмомъ, съ повелительною натурой, въ томъ смыслѣ, въ какомъ употребляетъ это выраженіе г. Вызинскій? И терпимость Вильгельма не была послѣдствіемъ равнодушія. Онъ имѣлъ твердыя религіозныя убѣжденія, но это не мѣшало ему уважать убѣжденія другихъ, хотя бы и совершенно противоположныя его собственнымъ. Онъ не чуждался торіевъ, хотя конечно не раздѣлялъ ихъ политическаго ученія. Онъ былъ снисходителенъ къ якобитамъ, хотя вдѣлъ самыя основательныя причины ненавидѣть ихъ. Мы согласны съ г-мъ Вызинскимъ, что Вильгельмъ не можетъ быть названъ героемъ, энтузіастомъ политической свободы: онъ былъ героемъ другаго дѣла, энтузіастомъ другаго стремленія; но вся дѣятельность его свидѣтельствуетъ о томъ, что онъ былъ способенъ понимать и любить свободу. Вильгельмъ чрезмѣрно любилъ власть, говоритъ г. Вызинскій: да, онъ любилъ ее, но не для нея самой, не какъ цѣль, а какъ средство. Задачею его жизни была борьба съ Франціей, представительницей католицизма и абсолютизма. Ненависть къ Франціи, къ Французскому правительству была чувствомъ общимъ Вильгельму и англійскому народу. Но въ первомъ она была сознательна, разумна, во второмъ болѣе инстинктивна. Англичане могли на время забыть свою вражду, могли успокоиться насчетъ намѣреній Лудовика XIV. Вильгельмъ постоянно былъ на стражѣ, постоянно видѣлъ опасность и сознавалъ необходимость отпора. Вотъ главная причина неудовольствій между Вильгельмомъ и парламентомъ. Парламентъ часто не хотѣлъ или не могъ понимать Вильгельма. Въ такія минуты сопротивленіе парламента дѣйствительно раздражало Вильгельма, но раздражало его не потому чтобъ онъ видѣлъ въ немъ неуваженіе къ своей прерогативѣ, а потому что оно стѣсняло его внѣшнюю политику.

Непріязнь Вильгельма къ Лудовику XIV не была обыкновенною, мелочною враждой двухъ монарховъ-соперниковъ. Конечно, она усиливалась личною антипатіей, воспоминаніемъ о личныхъ оскорбленіяхъ, нанесенныхъ Лудовикомъ Вильгельму: но не въ этомъ заключалась ея главная причина. Она была такъ понятна, такъ законна, что теперь, по прошествіи почти двухъ вѣковъ, не трудно увлечься чувствомъ, одушевлявшимъ Вильгельма. Это было не честолюбіе, не жажда завоеваній: это было глубокое сознаніе опасности, которою Франція угрожала Европѣ, глубокое негодованіе противъ вопіющихъ беззаконій Французской политики. Вильгельмъ сражался за цѣлость и достоинство европейскихъ государствъ, за самостоятельность ихъ внутреннихъ учрежденій, за безопасность и свободу ихъ вѣроисповѣданій. Онъ былъ защитникомъ права противъ безправія, слабыхъ противъ сильнаго. Измѣнническое нападеніе на Голландію, замыслы присоединенія, опустошеніе Палатината, всѣ эти злоупотребленія торжествующей силы тяжелымъ камнемъ ложились на душу Вильгельма. Едва поддерживаемый, безпрестанно оставляемый союзниками, одинъ противъ страшнаго могущества своего соперника, онъ отчаивался иногда въ будущемъ, но въ этихъ минутахъ отчаяніи находилъ новыя силы для борьбы съ Франціей. Онъ видитъ въ зъой борьбѣ единственный шансъ спасенія для Европы. Онъ былъ душой тѣхъ союзовъ, о которые разбились честолюбивыя стремленія Лудовика XIV. Обѣ войны, которыя онъ велъ съ Франціей, имѣло чисто оборонительный характеръ. Г. Вызинскій говоритъ, что Вильгельмъ сдѣлалъ Англію орудіемъ своей континентальной политики. Это совершенно справедливо; но развѣ политика Вильгельма не была согласна съ интересами Англіи? Развѣ война съ Франціей не была вмѣстѣ съ тѣмъ войною противъ Стюартовъ, враговъ англійской религіи и свободы? «Для удовлетворенія своей вражды къ Франціи, говоритъ г. Вызинскій, Вильгельмъ былъ въ состояніи пожертвовать всѣмъ, истощить всѣ живыя силы Англіи, истребить половину ея народонаселенія, обратить ее въ пустыню и груду развалинъ.» Мы не знаемъ откуда г. Вызинскій почерпнулъ эту смѣлую мысль. Еслибъ она была справедлива, то Вильгельмъ по всей вѣроятности не заключилъ бы рисвикскаго мира или по крайней мѣрѣ не старался бы ускорить заключеніе его; онъ затянулъ бы дѣло дипломатическими тонкостями, и не разрѣшилъ бы его частными переговорами Портланда съ маршаломъ Буффле. Конечно, еслибы Французамъ удалось вторгнуться въ Англію, Вильгельмъ сопротивлялся бы имъ до послѣдней крайности, не жалѣя ни крови, ни денегъ; но не соединились ли бы вокругъ него въ той же рѣшимости и всѣ Англичане? Когда французскія войска угрожали независимости Голландіи, Вильгельмъ остановилъ ихъ наводненіемъ; не ограничиваясь этою первою жертвой, онъ былъ готовъ оставить Европу, переселиться, со всѣмъ народомъ, въ азіятскія колоніи Голландіи. И эта мужественная рѣшимость, единодушно принятая Голландцами, составляетъ одно изъ самыхъ прочныхъ основаній славы Вильгельма. Г. Вызинскій видитъ въ натурѣ Вильгельма «что-то холодно-безпощадное, неумолимое.» Мы видимъ въ ней только ту твердость, которая ставитъ нравственное достоинство, независимость, свободу, выше матеріялѣнаго благосостоянія. Въ чемъ отразилась эта мнимая безпощадность Вильгельма? Въ его хладнокровіи на полѣ битвы? Но это — неизбѣжное по" слѣдствіе долговременной военной жизни. Въ знаменитомъ приказѣ объ истребленіи цѣлаго шотландскаго клана? Но послѣ всѣхъ доказательствъ, приведенныхъ Маколеемъ, едва ли можно утверждать, что Вильгельмъ подписалъ этотъ приказъ съ сознаніемъ его послѣдствій, его цѣли. Трудно предположить, чтобы ревностный защитникъ амнистіи, снисходительный судья заговорщиковъ, врагъ безполезнаго кровопролитія, могъ хладнокровно согласиться на измѣнническое избіеніе стариковъ, женщинъ и дѣтей. Extirpate that set of thieves, искоренить эту шайку воровъ, вотъ слова приказа, которымъ Дальримиль (the Master оf Stair) и его помощники дали такое страшное толкованіе. Маколей справедливо замѣчаетъ, что всякое правительство имѣетъ право искоренять шайки воровъ, и что искорененіе въ подобныхъ случаяхъ вовсе не означаетъ поголовнаго истребленія. Г. Вызинскій говоритъ, что Вильгельмъ часто смотрѣлъ на войну какъ на искусство для искусства. Мы уже видѣли, что всѣ войны Вильгельма были оборонительныя (мы не считаемъ вторженія его въ Англію, потому что оно вовсе не было войной), что онѣ были вынуждены необходимостью. Онъ любилъ можетъ-быть сильныя ощущенія, доставляемыя войной, но старался избѣгать ея, когда только это было возможно; доказательствомъ тому служатъ раздѣльные трактаты. Въ подтвержденіе своего мнѣнія, г. Вызинскій упоминаетъ о битвѣ, данной Вильгельмомъ Люксембургу послѣ нимвегенскаго мира, будто бы для упражненія въ военномъ искусствѣ. Но Маколей и многіе другіе историки (между прочимъ Юмъ, не особенно расположенный въ пользу Вильгельма и осуждающій именно это дѣйствіе его) объясняютъ эту битву совершенно иначе: они предполагаютъ, что Вильгельмъ хотѣлъ воспрепятствовать заключенію мирнаго трактата и продолжать войну, которую считалъ необходимою для пользы Голландіи и ея союзниковъ.

Возвратимся теперь къ внутреннему управленію Вильгельма, и прослѣдимъ въ главныхъ чертахъ отношенія его къ парламенту и къ партіямъ. Вступленіе его на англійскій престолъ было торжествомъ для виговъ и пораженіемъ для торіевъ.

Виги надѣялись получить безусловное преобладаніе въ дѣлахъ правленія, надѣялись удовлетворить свою давнишнюю ненависть къ торіямъ, требовали преслѣдованій и казней. Вильгельмъ не оправдалъ этихъ ожиданій, не согласился на эти требованія. Онъ не предался въ руки одной партіи, и допустилъ въ министерство какъ виговъ, такъ и торіевъ. Мы уже видѣли, что этотъ споcобъ дѣйствій не вполнѣ достигъ своей цѣли; сила вещей скоро заставила Вильгельма образовать министерство, кабинетъ въ новѣйшемъ смыслѣ этого слова. Г. Вызинскій какъ бы упрекаетъ Вильгельма за то, что онъ стирался «примирить непримиримое, посредничать тамъ, гдѣ нѣтъ середины.» Намъ кажется, напротивъ, что первоначальная политика Вильгельма не осталась безъ полезныхъ послѣдствій. Еслибы Вильгельмъ тотчасъ составилъ вигское министерство, умѣренные виги были бы увлечены крайними членами этой партіи. Сечверель, Гоу, Дж. Гампденъ взяли бы верхъ надъ Сомерсомъ, Шрусбери и Монтегю. Преслѣдованіе торіевъ неизбѣжно вызвало бы кровавую реакцію противъ виговъ. Все сельское джентри стало бы на сторону якобитовъ. Англиканская церковь вторично была бы доведена до открытаго сопротивленія. Власть Вильгельма рушилась бы вы вмѣстѣ съ властію виговъ. Торіи видѣли бы въ немъ своего непримиримаго врага, и вопросъ о реставраціи сдѣлался бы для нихъ вопросомъ жизни и смерти. Вильгельмъ сумѣлъ избѣгнуть этой опасности. Умѣренность его привлекла къ нему умѣренныхъ людей всѣхъ партій. Броженіе, возбужденное революціей, утихло; страсти успокоились. Въ палатѣ общинъ, выбранной въ 1690 году, были почти равномѣрно распредѣлены обѣ партіи. Престолъ Вильгельма имѣлъ время окрѣпнуть, и когда онъ, три года спустя, приступилъ къ образованію чисто-вигскаго министерства, торіи спокойно остались въ предѣлахъ конституціонной оппозиціи. Переворотъ, мирно совершившійся въ 1693—96 г., не обошелся бы безъ кровопролитія въ 1689 году.

Умѣренность Вильгельма была столько же слѣдствіемъ политики, сколько и самыхъ свойствъ его характера. Она не имѣла ничего общаго съ робостью или нерѣшительностью. Вильгельмъ желалъ жить въ мирѣ съ обѣими партіями, но не уступалъ ни одной изъ нихъ своихъ собственныхъ убѣжденій. Въ 1689 г. возбужденъ былъ вопросъ объ отмѣнѣ Fest-Act’а для всѣхъ протестантскихъ диссидентовъ (то-есть о допущеніи ихъ къ общественнымъ должностямъ). Торіи были рѣшительно враждебны этой мѣрѣ, виги большею частію равнодушны къ ней. Несмотря на то, Вильгельмъ открыто говорилъ въ ея пользу, въ одной изъ своихъ тронныхъ рѣчей. Онъ былъ готовъ купитъ ее цѣной полной снисходительности къ неприсягнувшимъ членамъ духовенства (non-jurors), то-есть къ злѣйшимъ врагамъ своимъ. Еще болѣе великодушія и твердости выказалъ Вильгельмъ по вопросу объ амнистіи. Виги, преобладавшіе въ парламентѣ 1689 года, не хотѣли и слышать о ней: Вильгельмъ столь же упорно отвергалъ мстительные планы виговъ. Парламентъ 1690 г. исполнилъ наконецъ желаніе Вильгельма: предложенный королемъ актъ помилованія единодушно былъ принятъ обѣими палатами^[1]. Въ то же самое время, палата общинъ разсматривала законъ о новой присягѣ, которою всѣ должностныя лица должны были отречься отъ Іакова II. Принятіе или не принятіе этого закона, по видимому столь выгоднаго для престола, зависѣло отъ воли Вильгельма; многіе противники закона готовы были подать голосъ за него, изъ опасенія оскорбить короля. Вильгельмъ положилъ конецъ ихъ колебаніямъ, прямо высказавшись противъ закона, который вслѣдъ затѣмъ и былъ отвергнутъ большинствомъ 192 голосовъ противъ 165.

«Парламентъ, говоритъ г. Вызинскій, наученный долголѣтнимъ опытомъ и угадавшій натуру Вильгельма, тщательно и точно опредѣлилъ границы каждаго аттрибута его прерогативы. Скупою рукой выдѣляла ему денежныя средства нижняя палата, желая такимъ образомъ держать его въ постоянной зависимости отъ себя.» Но когда именно парламентъ установилъ границы королевской прерогативы? Когда введена была новая система субсидій, опредѣлявшая королевскій доходъ не пожизненно, а на короткіе сроки? Ограниченія королевской прерогативы исчислены были въ деклараціи права, предшествовавшей вступленію Вильгельма на англійскій престолъ. Новая система субсидій возникла въ первую парламентскую сессію послѣ воцаренія Вильгельма, и окончательно установилась не позже 1690 года. Очевидно, что во всемъ этомъ парламентъ руководствовался вовсе не недовѣріемъ къ личности Вильгельма. Если и предположить, что Вильгельмъ по природѣ своей былъ врагъ свободы, то парламентъ едва ли могъ угадать это еще прежде начала его царствованія. Долголѣтній, горькій опытъ временъ Стюартовъ, вотъ единственная причина предосторожностей, принятыхъ парламентомъ. Онѣ были направлены противъ королевской власти вообще, а не противъ личнаго характера Вильгельма. Правда, Вильгельмъ былъ недоволенъ новымъ бюджетомъ; несмотря на представленія Бернета, онъ долго не хотѣлъ понять, что дѣло идетъ здѣсь объ общемъ, а не о личномъ вопросѣ. Онъ не охотно терялъ право, которымъ пользовались ею предшественники, и которое казалось ему необходимымъ для его внѣшней политики. При всемъ томъ, онъ добровольно подчинился рѣшенію палаты общинъ, и новый принципъ окончательно укоренился въ англійской конституціи.

Мы переходимъ теперь къ самому важному обвиненію противъ Вильгельма. «Не смѣя посягнуть на свободныя учрежденія, говоритъ г. Вызинскій, Вильгельмъ пользовался неумѣренно правомъ королевскаго veto, которое давала ему конституція. Долго и упорно противопоставлялъ онъ свое veto самымъ популярнымъ биллямъ. Онъ никогда не умѣлъ уступить вовремя и съ тою граціей (?), которая располагаетъ еще болѣе сердца подданныхъ. Онъ дѣлалъ уступки поздно, съ гнѣвомъ, и не скрывая своего неудовольствія.» Посмотримъ, въ какой степени справедливо это обвиненіе. Право королевскаго veto издавна существовало въ англійской конституція и существуетъ въ ней и понынѣ. Но до Вильгельма оно приводилось въ дѣйствіе чрезвычайно рѣдко, послѣ Вильгельма было употреблено только одинъ разъ. Этотъ повидимому странный фактъ объясняется Маколеемъ какъ нельзя болѣе наглядно и просто. Стюарты легко давали свое согласіе на законы, потому что столь же легко и нарушали ихъ. Карлъ II утвердилъ законъ, по которому парламентъ долженъ былъ созываться по крайней мѣрѣ разъ въ три года; но въ моментъ смерти Карла, страна была безъ парламента уже почти четыре года. Съ другой стороны, въ XVIII столѣтіи министерство сдѣлалось какъ бы исполнительнымъ комитетомъ парламента, министры — представителями большинства палаты общинъ; король пересталъ дѣйствовать иначе какъ черезъ посредство своихъ министровъ. При такихъ обстоятельствахъ, употребленіе королевскаго veto очевидно сдѣлалось невозможно, почти не мыслимо. Вильгельмъ стоялъ на рубежѣ между двумя противоположными порядками вещей. Онъ не имѣлъ ни возможности, ни желанія нарушать законы, подобно Стюартамъ. Министерство не имѣло еще того значенія, какое пріобрѣло при короляхъ Ганноверскаго дома. Исполнительная власть еще не была простымъ отраженіемъ власти законодательной. Король, по мнѣнію самыхъ просвѣщенныхъ государственныхъ людей, имѣлъ полное право пользоваться своимъ королевскимъ veto. Весь вопросъ заключается въ томъ, какъ пользовался имъ Вильгельмъ. Руководствовался ли онъ при этомъ чисто-личными соображеніями? Сопротивлялся ли онъ упорно и слѣпо неоднократно выраженной волѣ страны? Умѣлъ ли онъ уступать необходимости, умѣлъ ли онъ отказываться отъ своего права, когда осуществленіе его было бы сопряжено съ явною опасностію для государства?

Декларація права и билль правъ (Bill of Rights) ограничили право короля произвольно смѣнять судей. Но независимость судей отъ короны все еще была неполная. Они были вознаграждаемы за трудъ отчасти судебными пошлинами (fees), отчасти жалованьемъ. На судебныя пошлины король не имѣлъ никакого вліянія, но онъ ногъ уменьшать или даже совершенно удерживать жалованье судей. Чтобъ окончательно освободить судей отъ королевскаго произвола, предположено было назначить каждому изъ нихъ (то-есть каждому изъ двѣнадцати верховныхъ судей) постоянное жалованье въ «О00 фунтовъ. Билль по этому предмету въ началѣ „692 года безпрепятственно прошелъ черезъ обѣ палаты. Но предположенная издержка отнесена была палатами на ту часть государственнаго дохода, которая составляла наслѣдственную принадлежность короны. Вильгельмъ увидѣлъ въ этомъ нарушеніе безспорныхъ правъ короны, — нарушеніе, опасное не столько по своимъ прянымъ послѣдствіямъ, сколько по своему принципу, и наложилъ на билль свое veto. Рѣшеніе Вильгельма не возбудило никакого неудовольствія въ странѣ. Оно оставлено было безъ осужденія даже въ якобитcкихъ памфлетахъ. Никто не подозрѣвалъ Вильгельма въ намѣреніи посягнуть на независимость судей; всѣ понимали, что Вильгельма остановило не главное содержаніе билля, а случайная подробность его. Итакъ, первый случай употребленія veto не можетъ служить поводомъ къ обвиненію противъ Вильгельма.

Гораздо важнѣе второе, по времени, veto Вильгельма. До революціи 1688 года единственнымъ фактомъ, ірsо jure, безъ королевскаго повелѣнія, полагавшимъ конецъ существованію парламента, была смерть короля. Палата общинъ, избранная при воцареніи новаго короля, могла быть удержана этимъ послѣднимъ во все продолженіе его жизни. Обстоятельства могла перемѣниться, расположеніе народа могло перейдти отъ одной крайности къ другой, представители страны могли сдѣлаться совершенно чуждыми странѣ — все это не мѣшало существованію одной и той же палаты общинъ, если только она была покорна королю. Восьмнадцатилѣтній парламентъ Карла II показалъ Англіи, къ какимъ страшнымъ злоупотребленіямъ можетъ привести эта часть королевской прерогативы. Она была рѣшительно не совмѣстна съ принципами 1688 года. Вопросъ о срочности парламентовъ“ о періодическомъ обновленіи палаты общинъ, возбужденъ былъ еще конвентомъ» но окончательно поставленъ на очередь только въ концѣ 1692 года. Палата лордовъ составила и палата общинъ приняла законъ, но которому продолжительность. каждаго парламента ограничивалась тремя годами (Bill for limiting the duration of Parliaments, Triennial Bill). Послушаемъ теперь г. Вызинскаго: "И виги, и торіи единодушно поддерживали этотъ билль. Огромнымъ большинствомъ голосовъ онъ проходилъ неоднократно въ обѣихъ палатахъ; но Вильгельмъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ упорно сопротивлялся ему, и каждый разъ отказывалъ въ своемъ утвержденіи. Онъ видѣлъ въ этомъ биллѣ самое существенное ограниченіе своей прерогативы. Наконецъ, въ одну тяжелую для него минуту, Вильгельмъ уступалъ. «жена Вильгельма, Марія, скончалась неожиданно, въ цвѣтѣ лѣтъ. Вильгельмъ пораженъ былъ какъ громомъ этою потерей. Онъ впалъ въ совершенное оцѣпенѣніе и не способенъ былъ болѣе къ сопротивленію. Парламентъ могъ сдѣлать съ нимъ что хотѣлъ. Безсильною рукой онъ подписалъ законъ о трехлѣтнемъ срокѣ.» Въ этихъ словахъ г. Вызинскаго чрезвычайно много неточностей. Вопервыхъ, пріемъ Triennial-Bill въ палатѣ общинъ былъ далеко не единодушный. Сеймуръ Финчъ, Лоутеръ (Lowther), почти всѣ предводители торіевъ горячо возражали противъ него. Правда, Кермартенъ объявилъ себя въ пользу билля, но онъ не увлекъ за собою своей партіи. Въ пользу билля подано было 200 голосовъ, противъ него — 161 голосъ. Большинство, какъ видно, вовсе не огромное. Вовторыхъ, нельзя сказать, чтобы Triennial Bill неоднократно проходилъ въ обѣихъ палатахъ, и чтобы Вильгельмъ каждый разъ отказывалъ ему въ своемъ утвержденіи. Королевское veto на первый проектъ этого билля объявлено было въ началѣ 1693 года. Въ слѣдующую парламентскую сессію, Triennial-Bill снова былъ внесенъ на разсмотрѣніе палаты общинъ. Онъ былъ отвергнутъ ею большинствомъ 446 голосовъ противъ 436. Палата лордовъ немедленно взяла на себя иниціативу новаго билля, поспѣшно утвердила его и переслала въ палату общинъ. Но и этотъ билль былъ отвергнутъ коммонерами, большинствомъ 497 голосовъ противъ 427. Въ концѣ 1694 года дѣло опять было возобновлено парламентомъ, и на этотъ разъ съ полнымъ успѣхомъ. Triennial Bill быстро прошелъ черезъ обѣ палаты и 22 декабря получилъ королевское утвержденіе. Итакъ, Triennial Bill былъ два раза принятъ и столько же разъ отвергнуть палатой общинъ, а Вильгельмъ только одинъ разъ отказался утвердить его. Посмотримъ теперь, при какихъ обстоятельствахъ дано было согласіе Вильгельма. Г. Вызинскій говоритъ, что Вильгельмъ подписалъ Triennial Bill безсильною рукой, подъ вліяніемъ того нравственнаго оцѣпенѣнія, въ которое повергла его смерть королевы Маріи. Это не совсѣмъ справедлива. Утвержденіе Triennial Bill воспослѣдовало еще при жизни Маріи^[2]. Правда, она была уже опасно больна, такъ что нѣкоторые приписывали согла, сіе Вильгельма его душевной тревогѣ. Но съ другой стороны, есть основаніе думать, что Вильгельмъ еще за нѣсколько мѣсяцевъ передъ тѣмъ рѣшился уступить желанію парламента и народа.

Приведенныя нами обстоятельства значительно уменьшаютъ силу обвиненія, взводимаго г. Вызинскимъ противъ Вильгельма. Конституціонный монархъ, упорной неоднократно отказывающій въ своемъ утвержденіи популярному закону, дѣйствительно заслуживалъ бы порицанія. Онъ ставилъ бы свою прерогативу выше народнаго блага, онъ приносилъ бы общественное спокойствіе въ жертву своей гордости, своему упрямству. Для него буква конституціи важнѣе требованій необходимости и здраваго смысла. Нельзя было бы сказать того же самаго объ умѣренномъ употребленіи veto, о первомъ приложеніи его къ извѣстному закону. Король не отказываетъ наотрѣзъ, онъ только предоставляетъ себѣ и другимъ время на размышленіе^[3], подвергаетъ законъ вторичному обсужденію страны и законодательныхъ собраній. Если страна перемѣнитъ свое мнѣніе и отступится отъ закона, veto вполнѣ достигнетъ своей цѣли; если она вновь одобритъ законъ, это будетъ для короля знакомъ ея непреклонной воли, не допускающей уже дальнѣйшаго отказа. Такъ именно, если мы не ошибаемся, смотрѣлъ на veto и Вильгельмъ. Онъ рѣшился отвергнуть Triennial Bill, потому что надѣялся на перемѣну общественнаго мнѣнія. Ожиданія его отчасти оправдались: въ 4693 году тотъ же самый билль, какъ мы уже видѣли, двукратно былъ отвергнутъ палатой-общинъ. Но когда, въ 1694 году, обѣ палаты единодушнѣе чѣмъ прежде высказались въ пользу билля, Вильгельмъ безъ дальнѣйшаго колебанія согласился дать ему силу закона.

Мы не хотимъ сказать, чтобы veto, употребленное въ первый разъ, никогда не могло быть вмѣнено въ вину конституціонному монарху. Если онъ руководствовался при этомъ чисто-эгоистическими соображеніями, если онъ старался оградить выгодное для него злоупотребленіе, если онъ имѣлъ въ виду остановить, хотя бы на время, свободное развитіе народной жизни, его первое veto такъ же опасно, какъ и послѣдующіе отказы. Для полной оцѣнки дѣйствій Вильгельма, необходимо опредѣлить причину, источникъ отказа 1693 года. Г. Вызинскій приписываетъ этотъ отказъ ревнивой заботливости Вильгельма о неприкосновенности королевской прерогативы, заботливости, простиравшейся до вражды къ свободнымъ учрежденіямъ Англіи. «Не смѣя посягнуть на свободныя учрежденія, Вильгельмъ неумѣренно пользовался правомъ королевскаго veto», вотъ подлинныя слова г. Вызинскаго, относимыя имъ вообще ко всѣмъ отказамъ Вильгельма, и примѣняющіяся слѣдовательно и къ настоящему случаю. Намъ кажется, что есть другое объясненіе этого отказа, объясненіе болѣе простое, болѣе подходящее къ общему характеру дѣятельности Вильгельма. Онъ постоянно былъ занятъ обширными планами внѣшней политики. Для исполненія этихъ плановъ, необходимо было внутреннее спокойствіе, согласіе между короной и парламентомъ, прочная поддержка со стороны палаты общинъ. Съ принятіемъ Triennial Bill, палата общинъ, а съ нею вмѣстѣ и политика Англіи, должна была перемѣняться черезъ каждые три года. Предпріятіе, начатое сегодня при помощи виговъ, могло быть остановлено завтра избирательною побѣдой торіевъ. Приверженцы войны могли уступить мѣсто приверженцамъ мира, защитники интересовъ денежнаго капитала — защитникамъ поземельной собственности. Безпрестанныя колебанія внутренней политики неминуемо должны были отразиться и на иностранной политикъ Вильгельма. Въ этомъ, по нашему мнѣнію, и заключается главная причина, возстановлявшая Вильгельма противъ частыхъ перемѣнъ парламента. Онъ считалъ ихъ опасными для своей власти, это правда: но не должно забывать что заставляло его дорожить властію, на что именно она была нужна ему. Въ продолжительности парламента Вильгельмъ, конечно, видѣлъ не средство освободить себя изъ-подъ контроля страны: контроль этотъ, вообще говоря, не былъ тягостенъ для Вильгельма. Онъ видѣлъ въ ней только обезпеченіе своихъ дипломатическихъ и военныхъ плановъ, залогъ успѣшной борьбы съ Франціей.

Но Triennial Bill и самъ по себѣ едва ли мо етъ быть признанъ безусловно хорошимъ закономъ. Ограничить продолжительность парламентовъ было необходимо: но не слишкомъ ли кратокъ былъ трехлѣтній срокъ, назначенный для существованія палаты общинъ? Самымъ лучшимъ отвѣтомъ на этотъ вопросъ служитъ судьба Triennial Bill. Онъ существовалъ не болѣе двадцати лѣтъ, и въ 1716 г. уступилъ мѣсто такъ-называемому Septennial Bill, который и теперь дѣйствуетъ въ Англіи. Прежній трехлѣтній срокъ замѣненъ былъ семилѣтнимъ. Septennial Bill былъ предложенъ и проведенъ вигами, то-есть тою самою партіей, которая при Вильгельмѣ такъ горячо домогалась трехлѣтняго срока. Сомерсъ, несмотря на свои преклонные годы, все еще стоявшій во главѣ виговъ, открыто высказался въ пользу Septennial Bill. По справедливому замѣчанію лорда Магона^[4], Septennial Bill упрочилъ преобладаніе палаты общинъ надъ палатой лордовъ. Положеніе коммонеровъ при дѣйствіи Triennial Bill было такъ шатко и такъ непрочно, что лучшіе государственные люди наперерывъ старались перейдти въ верхнюю палату. Сомерсъ, Монтегю, Коуперъ, Гарлей, Стангопъ, всѣ рано или поздно достигли перства. Въ царствованіе королевы Анны, значеніе палаты лордовъ не многимъ уступало значенію палаты общинъ. Вальполь первый остался вѣрнымъ палатѣ общинъ. Его примѣру послѣдовали Пельтней, оба Питта, Джонъ Гренвиль, Нортъ, почти всѣ знаменитые люди нашего столѣтія, отъ Каннинга до Пальмерстона. Пельтнея удалилъ въ палату только ловкій разчетъ противника; старшаго Питта — упадокъ физическихъ силъ.

При нормальныхъ условіяхъ политической жизни, семилѣтній срокъ для законодательнаго собранія не можетъ не быть признанъ слишкомъ продолжительнымъ. Въ Англіи, въ настоящее время, срокъ этотъ рѣдко истекаетъ до конца и почти всегда упреждается королевскимъ повелѣніемъ. Во Франціи семилѣтній срокъ былъ произведеніемъ ретрограднаго министерства Виллеля. Шестилѣтній срокъ теперешняго законодательнаго корпуса какъ нельзя лучше соотвѣтствуетъ политикѣ Лудовика-Наполеона. Но въ концѣ XVII, въ первой половинѣ XVIII столѣтія, семилѣтній срокъ имѣлъ въ Англіи несомнѣнное преимущество передъ трехлѣтнимъ. При всеобщей системѣ подкуповъ, частые выборы приносили пользу только продажнымъ избирателямъ. Исходъ выборовъ зависѣлъ отъ случайностей и не всегда выражалъ собою настоящее положеніе общественнаго мнѣнія. Припомнимъ, что въ началѣ 1701 года выборы дали огромное большинство торіямъ, а въ концѣ того же года — столь же значительное большинство вигамъ. Выборы 1702 года возвратили преобладаніе торіямъ. При огромномъ различіи, существовавшемъ тогда между враждующими партіями, политика Англіи безпрестанно переходила отъ одной крайности къ другой. Выборы потрясали каждый разъ самую основу государства. Мы не знаемъ чему именно противился Вильгельмъ, всякой ли вообще срочности парламента или только кратковременному сроку, назначенному въ Triennial Bill. Въ первомъ случаѣ, мы можемъ извинить его только отчасти, потому что дурной законъ, безвредный въ рукахъ Вильгельма, опять могъ сдѣлаться источникомъ злоупотребленій при его преемникахъ. Но во второмъ случаѣ образъ дѣйствій Вильгельма заслуживаетъ полнаго одобренія.

Одновременно съ Triennial Bill внесенъ былъ въ палату общинъ такъ-называемый Place Bill, билль о мѣстахъ, направленный противъ другаго недостатка тогдашняго парламентскаго устройства. Система подкуповъ, возникшая при Карлѣ II, очень скоро получила самое обширное развитіе. Независимо отъ денежныхъ выдачъ, министры имѣли въ своихъ рукахъ огромное количество доходныхъ мѣстъ, синекуръ, придворныхъ должностей, которыми и склоняли на свою оторону многихъ членовъ нижней палаты. Въ предупрежденіе этого, предложено было не допускать на будущее время въ палату общинъ ни одного должностнаго лица, получающаго жалованье отъ короны. Запрещеніе одинаково распространялось и на министровъ, и на самыхъ мелкихъ чиновниковъ. Маколей прекрасно объясняетъ хорошія и дурныя стороны этой мѣры. Исключеніе министровъ изъ палаты общинъ причинило бы ей болѣе вреда нежели исключеніе остальныхъ чиновниковъ могло принести ей пользы. Какъ бы то ни было, принципъ билля безспорно былъ справедливый и благотворный. Въ палатѣ общинъ «билль о мѣстахъ» прошелъ почти безпрепятственно, но въ палатѣ лордовъ онъ былъ отвергнутъ большинствомъ трехъ голосовъ. Въ 1693 г. онъ былъ вновь представленъ на разсмотрѣніе парламента, и на этотъ разъ принять обѣими палатами, съ тѣмъ только важнымъ дополненіемъ, что коммонеръ, получившій коронную должность, могъ остаться членомъ палаты общинъ, если изъявятъ на то согласіе его избиратели. Вильгельмъ, не ожидая конца сессіи, отказалъ въ своемъ утвержденіи этому биллю. Въ палатѣ общинъ поднялось страшное волненіе. Она объявила измѣнниками всѣхъ тѣхъ, по совѣту которыхъ Вильгельмъ отвергнулъ «билль о мѣстахъ». На другой день буря нѣсколько утихла, но королю тѣмъ не менѣе подано было представленіе^[5] противъ его veto. Король отвѣчалъ ласково, но не сдѣлалъ и не обѣщалъ никакой уступки. Гарлей предложилъ идти далѣе, — подать королю второе, болѣе рѣзкое представленіе. Предложеніе Гарлея было отвергнуто огромнымъ большинствомъ голосовъ (229 противъ 88), и все пришло въ прежній порядокъ. Въ 1694 г. «билль о мѣстахъ» въ третій разъ былъ внесенъ на разсмотрѣніе палаты общинъ, но отвергнутъ ею большинствомъ "75 голосовъ противъ 142. Исключеніе должностныхъ лицъ изъ палаты общинъ было однимъ изъ условій органическаго акта «70» года; но оно не было приведено въ дѣйствіе, и торговля доходными мѣстами продолжалась въ томъ же видѣ и при Вальполѣ, и при Пельамахъ. Въ настоящее время второстепенные чиновники лишены права засѣдать въ палатѣ общинъ.

Veto, наложенное Вильгельмомъ на Place Bill, объясняется точно такъ же, какъ и veto, наложенное имъ на Triennial Bill. Внѣшняя политика Вильгельма необходимо требовала поддержки со стороны палаты общинъ, а для этой поддержки въ свою очередь необходимъ былъ подкупъ. Система подкупа была ненавистна Вильгельму. Вступивъ на престолъ, онъ рѣшился вовсе не прибѣгать къ ней и въ продолженіи цѣлаго года оставался вѣрнымъ своему рѣшенію. Сила обстоятельствъ превозмогла его благое намѣреніе. Онъ убѣдился, что безъ подкупа не возможно было управлять страной. Убѣжденіе это естественно заставило его дорожить всѣми средствами подкупа, какія только зависѣли отъ него. Допустивъ однажды необходимость подкупа, онъ не могъ не заботиться о возможности его. Place Bill ограничивалъ эту возможность, и вотъ почему онъ былъ отвергнутъ Вильгельмомъ. Мы далеки отъ мысли оправдывать этотъ отказъ; мы хотимъ только выставить на видъ причины, уменьшающія вину Вильгельма. Въ тринадцатой лекціи г. Вызинскаго очень рельефно, хотя и нѣсколько парадоксально, объяснена вся польза, которую принесли Англіи подкупы въ XVIII столѣтіи. Тѣмъ болѣе полезны, тѣмъ болѣе необходимы были они въ концѣ XVII столѣтія. Оппозиціонный духъ палаты общинъ, не сдерживаемый никакими предѣлами^[6], легко могъ бы произвести открытый раздоръ между королемъ и парламентомъ и облегчить реставрацію Стуартовъ.

Четвертое и послѣднее veto Вильгельма наложено было въ 4696 году на такъ-называемый Bill for the regulation of Elections, билль для регулированія выборовъ, по которому владѣніе извѣстнымъ количествомъ земли признавалось необходимымъ условіемъ для засѣданія въ палатѣ общинъ. Билль этотъ, очевидно направленный противъ интересовъ денежнаго капитала въ пользу поземельной собственности, принятъ былъ въ палатѣ общинъ большинствомъ 23 голосовъ и безпрепятственно прошелъ черезъ палату лордовъ. Всѣ торговые города королевства и оба университета громко протестовали противъ новаго закона. Королевской прерогативѣ не предстояло отъ него никакой опасности; но Вильгельмъ, убѣжденный въ несправедливости билля, отказалъ ему въ своемъ утвержденіи. Негодованіе торіевъ было велико, но имъ не удалось увлечь за собою большинство палаты общинъ. Резолюція, предложенная ими, была отвергнута 219 голосами противъ 70. Въ слѣдующую сессію, этотъ билль опять прошелъ чрезъ нижнюю палату, но былъ отвергнутъ палатой лордовъ.

Мы перечислили всѣ случаи, въ которыхъ Вильгельмъ пользовался правомъ королевскаго veto. Нельзя, кажется, сказать, чтобъ это пользованіе было неумѣренно, чтобъ оно было внушено враждою къ свободнымъ учрежденіямъ Англіи; нельзя сказать также, чтобы Вильгельмъ не умѣлъ уступать вовремя — справедливо развѣ только то, что онъ не умѣлъ уступать съ граціей. Желаніе избѣгать столкновеній съ парламентомъ составляетъ отличительную черту всей дѣятельности Вильгельма. Это желаніе заставило его принять Triennial bill; оно побудило его отказаться отъ пожалованія, сдѣланнаго въ 1696 году Портланду; оно объясняетъ наконецъ всю послѣднюю часть царствованія Вильгельма, всю эпоху, идущую отъ рисвикскаго мира до кризиса 1701 г.

Мы уже говорили о главныхъ вопросахъ, занимавшихъ короля и парламентъ послѣ рисвикскаго мира. Прежде всего возникъ вопросъ о постоянномъ войскѣ. Постоянное войско было необходимо Вильгельму не только на случай новой войны съ Франціей, но и для мирныхъ сношеній съ нею. Чтобъ успѣшно вести дипломатическіе переговоры, онъ долженъ былъ опираться на вооруженную силу. Онъ имѣлъ безспорное право настаивать, конституціоннымъ путемъ, на сохраненіе достаточно сильной регулярной арміи. Ошибка его заключалась только въ томъ, что онъ не умѣлъ угадать настроеніе парламента, не умѣлъ ограничить своихъ требованій. Онъ хотѣлъ имѣть 20 т. регулярнаго войска, и вслѣдствіе этого получилъ только 7 т., между тѣмъ какъ при большей умБренности съ его стороны парламентъ по всей вѣроятности далъ бы ему 10 т. Онъ хотѣлъ, во что бы то ни стало, удержать свою голландскую гвардію, и вслѣдствіе этого лишилъ себя возможности достигнуть численнаго усиленія арміи. Несмотря на эти ошибки, образъ дѣйствій Вильгельма по вопросу о войскѣ во многихъ отношеніяхъ заслуживаетъ удивленія. Остановленный, стѣсненный въ исполненіи своихъ любимыхъ плановъ, оскорбленный рѣшеніемъ парламента о голландской гвардіи, Вильгельмъ остается неуклонно вѣренъ своимъ конституціоннымъ обязанностямъ, онъ утверждаетъ ненавистный ему законъ и немедленно приводитъ его въ исполненіе. Онъ не прибѣгаетъ даже къ тѣмъ крайнимъ средствамъ, которыя давала ему конституція, — къ veto, къ распущенію парламента. Конечно, эти средства представляли мало данныхъ для успѣха, но они замедлили бы разрѣшеніе дѣла, дали бы Вильгельму нѣсколько лишнихъ шансовъ, принудили бы его противниковъ обратиться въ свою очередь къ крайнимъ средствамъ, всегда ослабляющимъ партію. Правда, была минута, когда терпѣніе Вильгельма казалось истощеннымъ. На что же рѣшается онъ въ эту минуту? Онъ рѣшается отречься отъ престола и удалиться въ Голландію — рѣшимость вполнѣ законная, вполнѣ конституціонная. Его крѣпкая воля скоро побѣждаетъ минутную слабость, и онъ сохраняетъ корону, сохраняетъ ее конечно не потому чтобъ она льстила его честолюбію, чтобъ онъ дорожилъ ея блескомъ. Отреченіе его было бы слишкомъ выгодно для Франціи, слишкомъ желанно для Людовика XIV. Онъ остается на престолѣ, чтобы продолжать, среди всевозможныхъ препятствій, давно-начатую борьбу, давно-предпринятое дѣло.

Пожалованіе коронныхъ земель составляетъ, можетъ-быть, самую темную сторону царствованія Вильгельма. Конечно, конституція не запрещала ему располагать по произволу коронною собственностію; но финансовыя затрудненія страны, постоянно возраставшія военныя издержки, должны были удержать его отъ безплодной растраты одного изъ источниковъ государственнаго дохода. Еще менѣе можно оправдать пожалованіе ирландскихъ конфискованныхъ помѣстій, которыя парламентъ прямо хотѣлъ обратить на общественныя надобности. Необходимо впрочемъ сдѣлать различіе между многочисленными случаями пожалованія. Сомерсъ и Монтегю, возстановители государственнаго кредита, имѣли безспорное право на признательность короля и парламента. Небольшіе участки земли, подаренные имъ, не соотвѣтствовали и одной сотой долѣ тѣхъ выгодъ, которыя они принесли государственному казначейству. Столь же естественны были пожалованія, сдѣланныя въ Ирландіи покорителямъ этой страны, Гинкеллю, Рювиньи. Но дарить Вудстоку, сыну Портланда, участокъ земли, равный половинѣ цѣлаго графства; дарить такой же участокъ Альбемарлю, не ознаменовавшему себя ничѣмъ, кромѣ дружбы съ Вильгельмомъ; дарить обширное помѣстье Елизаветѣ Виллье, — это было недостойно Вильгельма. Смѣшеніе, господствовавшее въ то время между понятіями государственной и частной королевской собственности, не можетъ служить оправданіемъ для Вильгельма; парламентъ нѣсколько разъ заявлялъ ему свой взглядъ на пожалованіе государственныхъ земель, и Вильгельмъ нѣсколько разъ подчинялся этому взгляду.

Но когда вопросъ объ отмѣнѣ ирландскихъ пожалованій поднятъ былъ въ палатѣ общинъ, палата и король скоро помѣнялись ролями. Палата вступила на путь насилія и произвола, Вильгельмъ — на путь умѣренности и законности. Большинство коммиссіи, назначенной парламентомъ, превысило свою власть; палата общинъ одобрила, наградила это превышеніе власти и начертала законъ, который, еслибы вступилъ въ силу, подалъ бы сигналъ новой конфискаціи. Она лишила Гинкелля и Рювиньи пожалованныхъ имъ участковъ, и безъ всякаго основанія допустила изъятіе въ пользу Ормонда. Она нарушила конституціонныя права палаты лордовъ, соединивъ законъ объ ирландскихъ пожалованіяхъ съ Финансовымъ биллемъ. Она поставила государство на край междуусобной войны. Поведеніе Вильгельма загладило отчасти его прежнюю вину. Послѣ мужественныхъ, но тщетныхъ попытокъ остановить конституціоннымъ путемъ стремленіе палаты общинъ, послѣ кратковременной надежды, возбужденной въ немъ сопротивленіемъ палаты лордовъ, онъ покорился своей участи и направилъ всѣ свои усилія къ миролюбивому окончанію дѣла. Когда столкновеніе между палатами приняло угрожающіе размѣры, когда отъ рѣшенія верхней палаты зависѣло, можетъ-быть, спокойствіе государства, онъ склонилъ лордовъ къ уступкѣ и вслѣдъ затѣмъ утвердилъ законъ о пожалованіяхъ. Это было еще не послѣднимъ испытаніемъ, не послѣднею уступкой Вильгельма. Онъ принужденъ былъ разстаться съ своими вигскими министрами, онъ сдѣлался свидѣтелемъ обвиненія, которому подвергся Сомерсъ за свое участіе въ раздѣльныхъ трактатахъ. Онъ видѣлъ вступленіе Филиппа И на испанскій престолъ, и не могъ воспротивиться возрастающему могуществу Франціи. Его дѣло казалось окончательно проиграннымъ и внутри, и внѣ Англіи. Онъ терпѣливо перенесъ эти страшные удары. Онъ отложилъ на время свои планы, но не отказался отъ нихъ. Несмотря на враждебное расположеніе парламента, въ которомъ было болѣе якобитовъ, чѣмъ виговъ, онъ сумѣлъ обезпечить протестантское престолонаслѣдіе (Ad of Settlement 1701 годя). Твердо увѣренный въ самомъ себѣ, онъ не переставалъ надѣяться на благопріятную перемѣну въ общественномъ мнѣніи Англіи. Надежда эта исполнилась въ концѣ 1701 года. Вильгельмъ не долго пользовался своимъ успѣхомъ: но онъ имѣлъ счастіе для великаго человѣка — умереть въ виду торжества своей идеи. Умирая, онъ видѣлъ Англію спокойною, реставрацію Стюртовъ менѣе вѣроятною чѣмъ когда бы то ни было, Европу готовою вступить въ новую, рѣшительную борьбу съ Лудовикомъ XIV. Цѣль его жизни была достигнута: Англія, навсегда освобожденная изъ-подъ вліянія Франціи, сдѣлалась могущественною соперницей этой державы; католицизмъ и абсолютная монархія не были уже опасны для протестантскихъ свободныхъ государствъ сѣверо-западной Европы.

Какой-то особенный, глубокій интересъ связанъ съ послѣдними минутами жизни великихъ людей. Простой разказъ Маколея о смерти Вильгельма производитъ потрясающее дѣйствіе. «Въ ночь съ 7-го на 8-е марта 1702 года король быстро приближался къ кончинѣ. Альбемарль^[7] пріѣхалъ въ Кенсингтонъ изъ Гаги, утомленный путешествіемъ. Вильгельмъ ласково велѣлъ ему отдохнуть нѣсколько часовъ, и потомъ потребовалъ отъ него отчета въ его порученіи. Отчетъ во всѣхъ отношеніяхъ былъ удовлетворительный. Генеральные штаты были расположены какъ нельзя лучше: войско, припасы, магазины находились въ совершенномъ порядкѣ. Все было готово для открытія кампаніи. Вильгельмъ выслушалъ эти вѣсти съ спокойствіемъ человѣка, окончившаго свое дѣло. Онъ хорошо понималъ свое положеніе. Его послѣдніе часы были достойны его жизни. Умъ его не былъ помраченъ ни на одну минуту. Твердость его была тѣмъ болѣе удивительна, что онъ не хотѣлъ умирать. Онъ сказалъ одному изъ своихъ ближайшихъ друзей: „Вы знаете, что я никогда не боялся смерти, было время, когда я желалъ ея; но теперь, когда передо мною открывается такое обширное поприще, я желалъ бы остаться здѣсь немного дольше.“ Онъ не выказалъ однако ни раздраженія, ни слабости. Онъ ласково и привѣтливо выразилъ свою признательность докторамъ. „Я знаю, сказалъ онъ, вы сдѣлали для меня все, что зависѣло отъ вашего умѣнія и искусства; но ваши усилія были тщетны, и я покоряюсь своей судьбѣ.“ Судя по отдѣльнымъ словамъ, вырывавшимся у него отъ времени до времени, онъ былъ погруженъ въ мысленную молитву. Бернетъ и Тенисонъ (архіепископъ кентерберійскій) нѣсколько часовъ провели у его постели. Онъ исповѣдалъ предъ ними свою твердую вѣру въ истину христіанской религіи и принялъ изъ ихъ рукъ таинство причащенія. Смежныя комнаты наполнены были всю ночь лордами и членами тайнаго совѣта. Нѣкоторые изъ нихъ оплакивали Вильгельма, какъ не могъ оплакивать его ни одинъ Англичанинъ. Это были друзья его молодости, друзья, никогда не измѣнявшіе ему и никогда не знавшіе отъ него измѣны; друзья, служившіе ему съ непоколебимою вѣрностью въ то время, когда его обманывали его государственные секретари, адмиралы, лорды казначейства; друзья, рисковавшіе для него своею жизнью и на полѣ сраженія, и у его страдальческой постели^[8]; друзья, которыхъ онъ въ свою очередь старался наградить и возвысить, хотя бы и въ ущербъ своей собственной популярности. Слабымъ, почти издыхающимъ голосомъ онъ благодарилъ Оверкерка за его тридцатилѣтнюю вѣрную службу. Онъ отдалъ Альбермарлю ключи отъ своего кабинета. Въ это время онъ едва уже могъ дышать. „Сколько времени это еще будетъ продолжаться?“ спросилъ онъ у докторовъ. Они отвѣчали, что конецъ его близокъ. Онъ выпилъ подкрѣпительное лѣкарство и подозвалъ къ себѣ Бентинка. Это были его послѣднія ясно выговоренныя слова. Бентинкъ подошелъ къ постели, наклонился и приложилъ ухо къ губамъ короля. Умирающій сдѣлалъ движеніе губами, но ничего нельзя было разслышать. Вильгельмъ взялъ руку своего стараго друга и нѣжно прижалъ ее къ сердцу. Въ эту минуту конечно было забыто все то, что бросило легкую тѣнь на ихъ продолжительную и чистую дружбу^[9]. Былъ восьмой часъ утра. Вильгельмъ закрылъ глаза и съ трудомъ переводилъ дыханіе. Епископы преклонили колѣна и начали читать отходную. Когда они кончили, Вильгельма уже не было на свѣтѣ. На груди его найдена была небольшая шелковая лента. Она заключала въ себѣ золотое кольцо и локонъ волосъ Маріи.»

Маколей правъ: послѣднія минуты Вильгельма были достойны его жизни. Умирающій, едва дышащій, онъ находитъ еще силу выслушать донесеніе Альбемарля. Онъ жалѣетъ, что смерть закрываетъ передъ нимъ только что открывшееся поприще. Онъ переноситъ предсмертныя страданія съ такимъ же терпѣніемъ, съ какимъ переносилъ всѣ безчисленныя огорченія своей жизни. Послѣднее движеніе, послѣднее слово его принадлежитъ вѣрнѣйшему его другу, Портланду. Въ этой короткой сценѣ отразилось все что составляетъ величіе Вильгельма. Безкорыстное служеніе высокой идеѣ, не* уклонное, сознательное стремленіе къ ней въ продолженіи цѣлой жизни, самоотверженіе — самоотверженіе не безплодное, не аскетическое, но оживленное горячимъ чувствомъ, — непоколебимый стоицизмъ, соединенный съ глубокою гуманностью, вотъ отличительныя черты дѣятельности Вильгельма. По мнѣнію г. Вызинскаго, Вильгельмъ не былъ идеаломъ нрав* ственности. «Холодный дипломатъ, онъ показывалъ всегда глубокое равнодушіе въ выборѣ средствъ. Его трезвая, прозаическая, положительная натура была чужда всякихъ идеальныхъ стремленій.» Если подъ именемъ идеальныхъ стремленій разумѣть стремленія мечтательныя, неудобоисполнимыя, то такихъ стремленій дѣйствительно не было у Вильгельма. Если нравственность немыслима безъ точнаго соблюденія всѣхъ правилъ общежитейской морали, то Вильгельмъ дѣйствительно не былъ идеаломъ нравственности. Но если заботливость о независимости государствъ, о свободѣ вѣроисповѣданій, заботливость, чуждая всякихъ мелкихъ, личныхъ побужденій, есть стремленіе идеальное; если нравственность, въ высшемъ своемъ значеніи, заключается въ строгомъ согласіи дѣйствій человѣка съ основною идеей его жизни, то Вильгельмъ можетъ и долженъ быть признанъ идеаломъ нравственности. Г. Вызинскій утверждаетъ, что Вильгельмъ былъ равнодушенъ въ выборѣ средствъ: но въ чемъ же именно выразилось это равнодушіе? Развѣ Вильгельмъ подкупалъ кого-нибудь къ убійству Лудовика XIV или Іакова II? Развѣ онъ воспользовался всѣми средствами, которыя предлагалъ ему парламентъ для искорененія якобитизма? Развѣ онъ проливалъ для того потоки крови? Развѣ для достиженія своихъ цѣлей, онъ пожертвовалъ хотя одинъ разъ интересами Англіи (не говоримъ уже о Голландіи), интересами протестантизма? Развѣ онъ принималъ участіе въ постыдныхъ интригахъ, разыгрывавшихся вокругъ несчастнаго Карла II? Онъ мелъ кровопролитныя войны, но никогда не искалъ ихъ для удовлетворенія своего тщеславія, для завоевательныхъ цѣлей. Онъ подкупалъ членовъ парламента, но смотрѣлъ на это какъ на горькую необходимость. Онъ терпѣлъ между своими министрами измѣнниковъ и людей продажныхъ, потому что таково было тогда большинство образованныхъ Англичанъ. Современники могли называть Вильгельма холоднымъ дипломатомъ; но мы не ожидали, чтобъ эти слова были повторены кѣмъ-нибудь въ наше время. Холодность Вильгельма была чисто внѣшняя, его положительность не исключала сердечной теплоты. Есть ли что-нибудь менѣе прозаическое чѣмъ его страстная, хотя и сдержанная любовь къ Маріи, его отчаяніе при ея смерти, его нѣжная, неизмѣнная дружба къ Портланду? По силѣ этихъ чувствъ можно судить и о силѣ его политическихъ симпатій и антипатій.

По мнѣнію нѣкоторыхъ историковъ, успѣхъ составляетъ необходимое условіе величія; мы готовы согласиться съ этимъ мнѣніемъ, если понимать подъ именемъ успѣха окончательный исходъ извѣстнаго дѣла, прочное торжество извѣстной идеи, извѣстнаго стремленія. Вильгельмъ часто терпѣлъ неудачи: но общій результатъ его дѣятельности обезпечилъ внѣшнее могущество и внутреннее благосостояніе Англіи.

IV.

Въ одномъ изъ лучшихъ Essays Маколея, написанномъ по поводу посмертнаго сочиненія сэръ-Джемса Макинтоша^[10], мы находимъ блистательное обозрѣніе главныхъ перемѣнъ, внесенныхъ при Вильгельмѣ въ государственное и общественное устройство Великобританіи. Такихъ перемѣнъ Маколей насчитываетъ пять: введеніе религіозной терпимости, хотя и не полной, но чрезвычайно широкой въ сравненіи съ предшествовавшими эпохами, установленіе пресвитеріанской церкви въ Шотландіи, новая система субсидій (назначеніе ихъ на короткіе сроки), новый порядокъ сужденія политическихъ преступленій и установленіе полной свободы печати. Къ этимъ пяти перемѣнамъ мы можемъ присоединить еще три, не менѣе важныя: срочность парламентовъ, составленіе министерства, въ новѣйшемъ смыслѣ этого слова, и преобразованіе Финансовъ, то-есть улучшеніе монетной системы, учрежденіе Англійскаго банка и начало государственнаго долга. Говорить подробно о каждой изъ этихъ перемѣнъ значило бы излагать всю исторію царствованія Вильгельма. Не входя въ разсмотрѣніе событій, мы остановимся только на государственныхъ людяхъ этого времени, на главныхъ сотрудникахъ и главныхъ противникахъ Вильгельма.

Царствованіе Вильгельма, говоритъ Маколей въ своемъ Essay о Галламѣ^[11], было временемъ жатвы всѣхъ пороковъ, посѣянныхъ тридцатью годами смутъ и разврата, но вмѣстѣ съ тѣмъ временемъ посѣва высокихъ добродѣтелей. Сравненіе это не совсѣмъ вѣрно только въ томъ отношеніи, что и жатва, и посѣвъ начались гораздо раньше Вильгельма. Безпрестанныя перемѣны въ образѣ правленія, слѣдовавшія одна за другою между 1640 и 1660 гг., приготовили цѣлое поколѣніе государственныхъ людей безъ убѣжденій, безъ правилъ, всегда заботившихся только о своей собственной безопасности, вездѣ и во всемъ искавшихъ только своей собственной пользы. Пуританизмъ научилъ ихъ лицемѣрію, реставрація дала полную волю ихъ порочнымъ наклонностямъ. Отечество, національная честь, общественное благо, сдѣлались пустыми словами, потерявшими всякое значеніе. Политическій индифферентизмъ охватилъ высшее англійское общество. Старыя преданія потерпѣли окончательное пораженіе въ лицѣ Кларендона. Карлъ II съ помощью кабалы спокойно продавалъ Англію Франціи. Министры состояли на жалованьѣ у иностранныхъ правительствъ, члены парламента — у министровъ. Переходъ изъ одной крайней партіи въ другую былъ дѣломъ самымъ обыкновеннымъ. Во главѣ патріотовъ стоялъ такой человѣкъ, какъ Шафтесбери. Рядомъ съ испорченностью" въ политическихъ нравахъ господствовала величайшая жестокость. Казнь Страффорда открыла собою эру проскрипцій. Побѣдители, къ какой бы партіи они ни принадлежали" не умѣли умѣренно пользоваться своею побѣдой. Долгій парламентъ казнилъ приверженцевъ короля" Карлъ II казнилъ республиканцевъ. Виги были безпощадны къ католикамъ" торіи были безпощадны къ вигамъ. Жизнь государственнаго человѣка была въ постоянной опасности. Отсюда новое" не менѣе важное зло. Честные" но робкіе люди боялись рисковать собою и чуждались участія въ дѣлахъ правленія" или лавировали между партіями" стараясь сохранить часто невозможный нейтралитетъ. Лучшимъ представителемъ этихъ людей служитъ сэръ-Уильямъ Темпль. Но самый избытокъ зла неизбѣжно долженъ былъ вызвать реакцію. Народная партія скоро выставила изъ своей среды людей съ твердыми убѣжденіями" людей безукоризненно честныхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ рѣшительныхъ" непреклонныхъ въ пораженіи и умѣренныхъ въ побѣдѣ. Такихъ людей было не много" но они внесли новый элементъ въ борьбу партій и подняли, мало-по-малу, уровень политической нравственности. При вступленіи Вильгельма на англійскій престолъ, уровень этотъ все еще стоялъ довольно низко; но время глубочайшаго паденія его уже миновало. Между вигами были люди, достойные Росселя и Гампдена; между торіями — люди, напоминавшіе Гайда или Фалькланда. Можно ли упрекать Вильгельма за то, что онъ не окружилъ себя съ перваго раза лучшими людьми обѣихъ партій? Не говоря уже о томъ, что многіе изъ этихъ лучшихъ людей не были еще извѣстны ни странѣ, ни Вильгельму, на сторонѣ политическихъ дѣятелей временъ реставраціи были общественныя связи, парламентское вліяніе, опытность, знаніе дѣла. Орудія были ненадежны, гнилы, но необходимость заставляла пользоваться ими, и слишкомъ большая разборчивость была бы неумѣстна. Помочь этому злу могло только время. Политическая сфера очищалась медленно" но постоянно. Конецъ, даже середина царствованія Вильгельма въ этомъ отношеніи далеко не походитъ на его начало.

Государственные люди временъ Вильгельма могутъ быть раздѣлены на три главныя группы. Отличительнымъ характеромъ одной изъ нихъ служитъ глубокая политическая испорченность, часто доходящая до продажности, до измѣны. Вторая группа заключаетъ въ себѣ людей слабыхъ, запуганныхъ, нерѣшительныхъ, одинаково легко измѣняющихъ своему убѣжденію и переходящихъ отъ одного убѣжденія къ другому. Наконецъ, къ третьей группѣ принадлежатъ люди честные, искренно и твердо преданные своему дѣлу. Въ каждой группѣ, конечно, много оттѣнковъ, и есть лица, которыя близко подходятъ къ двумъ различнымъ группамъ.

Во главѣ первой группы безспорно должны быть поставлены Сендерландъ и Мальборо — эти измѣнники по преимуществу, эти продажные и безчестные служители всѣхъ возможныхъ партій. Они возвели предательство на степень искусства, усовершенствовавъ въ особенности ту часть его, которая можетъ быть названа двойною измѣной. Въ этомъ отношеніи они не имѣютъ, кажется, себѣ равныхъ во всей всемірной исторіи. Личность Мальборо довольно извѣстна, и нѣтъ надобности распространяться о ней^[12]; притомъ участіе его въ дѣлахъ правленія началось, собственно говоря, уже послѣ смерти Вильгельма. Главный періодъ дѣятельности Сендерланда относится, напротивъ, ко временамъ Карла II и Іакова II, но она не прекратилась и при Вильгельмѣ; она облеклась только въ другую, менѣе замѣтную форму. Въ Сендерландѣ, по выраженію Маколея, всего полнѣе воплотилась политическая безнравственность его времени. Онъ началъ свою карьеру дипломатическою службой во Франціи — худшею школой, въ которую могъ попасть въ то время государственный человѣкъ. Когда онъ возвратился въ Англію, борьба между парламентомъ и придворною партіей была въ полномъ своемъ разгарѣ. Онъ склонился, повидимому, на сторону двора, назначенъ былъ государственнымъ секретаремъ и членомъ тайнаго совѣта, и считался противникомъ Exclusion Bill. Но побѣда эксклюзіонистовъ становилась все болѣе и болѣе вѣроятною. Большинство въ палатѣ общинъ, избранной въ 1679 и собравшейся въ 1680 году, очевидно принадлежало вигамъ. Она утвердила Exclusion Bill почти безъ всякаго спора, Сендерландъ немедленно перешелъ въ ряды торжествующей партіи и вотировалъ въ пользу билля въ палатѣ лордовъ. Онъ потерялъ свое мѣсто, но скоро опять получилъ его, съ помощью герцогини Портсмутской (любовницы короля) и самого герцога Йоркскаго. Перевѣсъ опять перешелъ на сторону двора, а раболѣпство Сендерланда скоро заставило забыть его минутную оппозицію. Безмолвный и незамѣтный въ парламентѣ, Сендерландъ умѣлъ сдѣлаться необходимымъ при дворѣ. Хитрый, ловкій, послушный, чуждый какъ убѣжденій, такъ и предразсудковъ, онъ былъ именно такимъ человѣкомъ, въ какомъ нуждался Іаковъ II. Онъ скоро нашелъ еще болѣе вѣрное средство упрочить свое положеніе. Іаковъ не довѣрялъ покорности и преданности тѣхъ, кто не хотѣлъ пожертвовать ему своею религіей. Рочестеръ не рѣшился на это пожертвованіе, и потерялъ всѣ плоды своихъ прежнихъ уступокъ. Соображенія, удержавшія даже безстыднаго Рочестера, не остановили Сендерланда. Съ самаго начала царствованія Іакова онъ согласился присутствовать при торжественномъ отправленіи католическаго богослуженія. Онъ вступилъ въ дружескія сношенія съ крайнею католическою партіей и поддерживалъ короля во всѣхъ рѣшительныхъ мѣрахъ его противъ англиканской церкви. Онъ былъ членомъ верховной коммиссіи по дѣламъ церковнымъ и главнымъ свидѣтелемъ противъ семи епископовъ. Онъ состоялъ на жалованьѣ и у Лудовика XIV, и у Тирконнеля. Наконецъ, когда нельзя было болѣе ограничиваться полумѣрами, онъ открыто обратился въ католическую вѣру. Этимъ послѣднимъ шагомъ онъ закрывалъ себѣ повидимому всѣ пути къ отступленію. Онъ былъ ненавидимъ и презираемъ всѣми партіями; не только его власть, самая его жизнь казалась въ тѣсной связи съ властью Іакова II. Такое положеніе было невыносимо для Сендерланда: онъ любилъ власть, любилъ въ особенности огромныя денежныя выгоды, которыя извлекалъ изъ нея, но онъ еще болѣе дорожилъ своею безопасностью. Минута его высшаго торжества сдѣлалась для него минутою новой измѣны. Онъ вступилъ въ переписку съ Вильгельмомъ, который въ это время уже готовился къ вторженію въ Англію. Непонятное спокойствіе, съ которымъ Іаковъ такъ долго смотрѣлъ на приготовленія Вильгельма, упорство, съ которымъ онъ отвергалъ предложенія Лудовика, основывалось преимущественно на коварныхъ увѣреніяхъ Сендерланда. Онъ старался доказать Іакову, что никакой опасности не существуетъ, что Вильгельмъ не рѣшится оставить Голландію, что неудовольствіе Англичанъ никогда не перейдетъ въ открытое возстаніе. Слухи объ измѣнѣ Сендерланда нѣсколько разъ доходили до Іакова, но онъ не хотѣлъ вѣрить имъ. Увольненіе Сендерланда послѣдовало не раньше какъ въ октябрѣ мѣсяцѣ, почти одновременно съ первымъ отплытіемъ Вильгельма. До послѣдней минуты король не переставалъ сомнѣваться въ виновности Севдерланда, и удалилъ его болѣе изъ предосторожности нежели изъ твердаго убѣжденія въ его измѣнѣ. Революція заставила Сендерланда бѣжать изъ Англіи. Онъ нашелъ убѣжище въ Голландіи и тамъ обратился вновь въ англиканскую вѣру, съ такою же вѣроятно искренностью, съ какою за два года предъ тѣмъ принялъ католицизмъ. Въ 1690 г., онъ возвратился въ Англію, нѣсколько времени жилъ въ своемъ помѣстья, но вскорѣ переселился въ Лондонъ и началъ являться при дворѣ. Онъ пытался примириться съ Іаковомъ, но попытки его были отвергнуты, и онъ по необходимости сдѣлался вѣрнымъ слугою Вильгельма. Вильгельмъ слишкомъ хорошо понималъ Сендерланда, и не могъ подчиниться его вліянію, не могъ дать ему дѣятельное участіе въ управленіи страной: но онъ умѣлъ пользоваться дарованіями Сендерланда, его знаніемъ людей, его опытностію въ парламентскихъ интригахъ. Онъ умѣлъ отличить совѣтъ отъ совѣтника, и принять благоразумно* внушеніе, отъ кого бы оно ни исходило. По совѣту Сендерланда совершена была одна изъ важнѣйшихъ реформъ царствованія Вильгельма — образованіе министерства въ новѣйшемъ смыслѣ этого слова. По его совѣту въ министерство были призваны виги, а не торіи. Онъ убѣдилъ Годольфина выйдти изъ кавначейства и такимъ образомъ очистилъ кабинетъ отъ послѣдняго остававшагося въ немъ торія. Онъ содѣйствовалъ примиренію Вильгельма съ принцессой Анной. Въ награду за эти услуги онъ возведенъ былъ въ 4696 году въ званіе лорда-камергера и назначенъ однимъ изъ Lords Justices, которымъ въ отсутствіе Вильгельма принадлежало высшее завѣдываніе государственными дѣлами. Это на значеніе вызвало всеобщее неудовольствіе. Пока вліяніе Сендерланда оставалось негласнымъ, вигскіе министры охотно пользовались этимъ вліяніемъ; но какъ открытый союзникъ, онъ могъ только повредить ихъ партіи. Нація ненавидѣла его попрежнему и все еще считала его смертельнымъ врагомъ свободныхъ учрежденій. Когда между королемъ и парламентомъ въ первый разъ произошло столкновеніе по вопросу о постоянномъ войскѣ, преувеличенныя требованія короля едино гласно были приписаны внушеніямъ Сендерланда. Въ палатѣ общинъ предложено было формальное обвиненіе его; вигская юнта готова была присоединяться къ его противникамъ; защитники его были малочисленны и робки. Страхъ еще разъ ваялъ верхъ надъ честолюбіемъ; Сендерландъ отказался отъ всѣхъ своихъ должностей и окончательно разстался съ политическою жизнію. Паденіе его было такъ же безславно, какъ и вся его предшествующая дѣятельность. Безъ сопротивленія, безъ борьбы, онъ склонился подъ тяжестью всеобщей ненависти и всеобщаго презрѣнія. Исторіи остается только утвердить приговоръ, произнесенный надъ нимъ его современниками. Она можетъ опровергнуть нѣкоторыя подробности, нѣкоторые мотивы этого приговора, но не можетъ не признать его внутренней справедливости.

Между Сендерландомъ и Кермартеномъ существуетъ то важное различіе, что послѣдній, при всей своей испорченности, никогда не измѣнялъ своей партіи и своимъ религіознымъ убѣжденіямъ. Томасъ Осборнъ, графъ Денби, маркизъ Кермартенъ, герцогъ Лидскій, былъ первымъ министромъ Карла II въ промежутокъ времени между паденіемъ Кабалы и кризисомъ 1679 года. Преемникъ Клиффорда и Арлингтона, онъ не во всемъ однако былъ похожъ на нихъ. Онъ дорожилъ въ извѣстной степени національною честію и былъ искренно преданъ національной церкви; но эти чувства находились въ постоянной борьбѣ съ неудержимымъ стремленіемъ къ власти, къ почестямъ, къ богатству. Врагъ Французской политики, онъ согласился однако участвовать въ постыдныхъ сдѣлкахъ между Карломъ II и Лудовикомъ XIV. Съ другой стороны, онъ содѣйствовалъ браку Вильгельма съ принцессой Маріей. Внутри государства, его главною цѣлію было усиленіе королевской прерогативы, доставленіе королю почти абсолютной власти. Для достиженія этой цѣли, онъ не отступалъ ни передъ какими средствами; онъ усовершенствовалъ систему парламентскихъ подкуповъ, созданную Кабалой. Его внутренняя политика сдѣлала его ненавистнымъ для виговъ, его внѣшняя политика возстановила противъ него всѣхъ честныхъ торіевъ. Палата общинъ обвинила его въ государственной измѣнѣ. Основаніемъ этого обвиненія служили преступныя сношенія его съ версальскимъ кабинетомъ. Оно не было разсмотрѣно палатой лордовъ и не помѣшало ей возвратить Денби въ свою среду, вскорѣ послѣ воцаренія Іакова II. Онъ не принималъ однако никакого участія въ дѣлахъ правленія и открыто порицалъ политику Іакова. Вмѣстѣ съ другими членами оппозиціи, онъ вступилъ въ сношенія съ голландскимъ посланникомъ Диквельтомъ, а вслѣдъ за тѣмъ и съ самимъ Вильгельмомъ. Онъ былъ однимъ изъ семи заговорщиковъ, подписавшихъ, 30 іюня 1688 года, знаменитое пригласительное письмо къ Вильгельму. Когда Вильгельмъ явился въ Англію, Денби возмутилъ въ его пользу сѣверныя графства. Въ конвентѣ онъ былъ главнымъ защитникомъ наслѣдственныхъ правъ Маріи и требовалъ для нея больше нежели она сама желала. Вильгельмъ тотчасъ по вступленіи на престолъ сдѣлалъ Денби президентомъ совѣта. Это назначеніе возмутило виговъ, но не удовлетворило самого Денби. Онъ долго держалъ себя въ сторонѣ отъ двора, и только въ 1690 г. началъ принимать дѣятельное участіе въ государственныхъ дѣлахъ. Онъ сдѣлался вскорѣ если не первымъ, то по крайней мѣрѣ главнымъ министромъ Вильгельма. Его личная преданность Маріи была гарантіей его вѣрности новому порядку вещей. Онъ не старался получить прощеніе отъ Іакова и открыто дѣйствовалъ противъ якобитовъ. Онъ былъ полезенъ Вильгельму своею опытностію, своимъ искусствомъ въ парламентскихъ подкупахъ, своимъ вліяніемъ на значительный отдѣлъ торійской партіи. Недостатки его не были опасны для Вильгельма, который умѣлъ сдерживать ихъ въ должныхъ предѣлахъ. Кермартенъ не могъ дать волю своему властолюбію, не могъ увлечь Вильгельма своими абсолютистскими тенденціями. Онъ удержался въ министерствѣ долѣе всѣхъ другихъ торіевъ, кромѣ Годольфина, и удержался бы вѣроятно еще дольше, если бы не ненасытная жадность его къ деньгамъ. Не довольствуясь огромными выгодами своего офиціальнаго положенія, онъ постоянно старался умножать ихъ незаконными поборами. Его продажность была подозрѣваема всѣми, но уличить его въ ней было чрезвычайно трудно. Наконецъ палатѣ общинъ удалось обнаружить взятку, полученную Кермартеномъ отъ Остъ-Индской компаніи. Оцъ едва избѣгнулъ формальнаго суда, и только благодаря оплошности своихъ противниковъ сохранилъ свое мѣсто въ министерствѣ и въ палатѣ лордовъ. Но съ этими внѣшними признаками власти не было уже соединено никакого дѣйствительнаго вліянія. Кермартенъ не показывался болѣе въ совѣтѣ министровъ и не имѣлъ никакого значенія даже въ своемъ собственномъ вѣдомствѣ. Его не могла поднять даже побѣда торійской партіи. Времена перемѣнились: та мѣра политической нравственности, которая была достаточна при Стюартахъ, не могла удовлетворять современниковъ Вильгельма. Въ сравненіи съ Сендерландомъ, съ Точестеромъ, съ Джеффрайзомъ, Кермартенъ казался истиннымъ патріотомъ; въ сравненіи съ Сомерсомъ, съ Монтегю, съ Ноттингамомъ, онъ былъ продажнымъ, безчестнымъ, ненадежнымъ слугою государства.

Къ Кермартену очень близко подходитъ сэръ-Эдуардъ Сеймуръ, предводитель торіевъ въ палатѣ общинъ. Подобно Кермартену, онъ сопротивлялся политикѣ Іакова II и присоединился къ Вильгельму, какъ только послѣдній высадился въ Англіи; подобно Кермартену, онъ былъ безчестенъ, жаденъ къ деньгамъ и не разборчивъ въ средствахъ пріобрѣтенія ихъ. Громче всѣхъ возставая противъ злоупотребленій чиновниковъ, онъ съ радостію принялъ мѣсто въ казначействѣ и сумѣлъ извлечь изъ него огромныя выгоды. Вмѣстѣ съ Кермартеномъ онъ былъ подкупленъ Остъ-Индскою компаніей и вмѣстѣ съ Кермартеномъ подвергся обвиненію въ палатѣ общинъ; мѣсто свое въ казначействѣ онъ потерялъ еще раньше этого обвиненія. За отсутствіемъ ясныхъ доказательствъ, онъ не былъ преданъ суду; но вліяніе его никогда не достигало прежнихъ размѣровъ. Роль его въ палатѣ общинъ перешла къ Гарлею. Злопамятный и мстительный, Сеймуръ принималъ дѣятельное участіе въ борьбѣ торійскаго парламента противъ вигскаго министерства, и съ особеннымъ ожесточеніемъ нападалъ на Сомерса. Торіи пользовались услугами Сеймура, но не возвращали ему своего довѣрія, и не избрали его даже спикеромъ въ парламентѣ 1698 года.

Эдуардъ Россель, графъ Орфордъ, занимаетъ такое же мѣсто между вигами, какое между торіяни принадлежитъ Кермартену и Сеймуру. Мы уже имѣли случай говорить объ этомъ замѣчательномъ членѣ вигской юнты; прибавимъ только, что постоянно недовольный своимъ положеніемъ, постоянно считая себя обиженнымъ, недостаточно возвышеннымъ и награжденнымъ, онъ вступилъ въ сношенія съ Іаковомъ II и неоднократно обѣщалъ ему свои услуги. Но когда наступила рѣшительная минута, то же самое самолюбіе, которое возстановляло Росселя противъ Вильгельма, удерживало его отъ окончательной измѣны. Онъ готовъ былъ дѣйствовать въ пользу Іакова, но не хотѣлъ уступить безъ боя французскому флоту. Какъ бы то ни было, образъ дѣйствій Росселя представляется тѣмъ болѣе преступнымъ, что возвращеніе Іакова II было бы величайшемъ бѣдствіемъ для вигской партіи.

Гоу занимаетъ среднее мѣсто между Сендерландомъ и Кермартеномъ, между Мальборо и Росселемъ. Онъ не имѣлъ той твердости убѣжденій, которою отличались Кермартенъ и Россель, но его политическая испорченность не могла сравниться съ испорченностію Мальборо и Сендерланда. Сендерландъ переходилъ отъ одной партіи къ другой подъ вліяніемъ жадности и страха, Мальборо — подъ вліяніемъ жадности и властолюбія, Гоу — подъ вліяніемъ мстительности и злобы. Вильгельмъ назначилъ его вице-камергеромъ при королевѣ Маріи. Пока онъ занималъ это мѣсто, онъ былъ самымъ пламеннымъ, самымъ ревностнымъ изъ виговъ; онъ предлагалъ удалить отъ двора всѣхъ бывшихъ министровъ Карла II и Іакова II; онъ хотѣлъ заклеймить торжественнымъ порицаніемъ всю дѣятельность парламента 4685 года. Но какъ только Гоу, по собственной винѣ своей, потерялъ свою придворную должность, въ образѣ дѣйствій его произошла разительная перемѣна. Изъ крайняго вига онъ сдѣлался самымъ крайнимъ торіемъ; съ тѣмъ же жаромъ, съ тѣмъ же остервенѣніемъ, съ какимъ онъ прежде нападалъ на Галифакса и Кермартена, онъ началъ нападать на Бернета, на Сомерса, на самого Вильгельма. Мы уже видѣли какую роль игралъ Гоу въ парламентскихъ преніяхъ 1698—1700 г. Онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, для которыхъ личный вопросъ всегда стоитъ выше общественнаго, для которыхъ паденіе министра, перемѣна министерства есть цѣль, а не средство, для которыхъ въ политикѣ не существуетъ убѣжденій, а существуютъ только страсти, мелкія, эгоистическія страсти. Чтобы довершить характеристику Гоу, нужно припомнить, что въ самыхъ страстныхъ порывахъ своего краснорѣчія онъ никогда не забывалъ правилъ осторожности и никогда не нападалъ на военныхъ съ тою силой, съ какою гремѣлъ противъ женщинъ и епископовъ.

Годольфинъ составляетъ переходъ отъ первой группы ко второй. Подобно Сендерланду, онъ не имѣлъ никакихъ убѣжденій и не принадлежалъ ни къ какой партіи; подобно Росселю, онъ употреблялъ во зло довѣріе Вильгельма; но причина его колебаній, его измѣны, была совершенно другая. Онъ не былъ государственнымъ человѣкомъ въ полномъ смыслѣ этого слова, онъ былъ хорошій администраторъ, хорошій чиновникъ; онъ не искалъ перваго мѣста, не выдвигался впередъ и довольствовался второстепенною ролью, лишь бы только она была почетна, доходна и безопасна. По выраженію Маколея, единственною цѣлію Годольфина было сохранить неприкосновенными, посреди всѣхъ революцій и контръ-революцій, свою голову, свое имѣніе и свое мѣсто въ казначействѣ. Онъ былъ пассивнымъ служителемъ тиранніи, но не былъ дѣятельнымъ орудіемъ ея. Онъ вотировалъ, какъ и Сендерландъ, въ пользу Exclusion Bill, вотировалъ исключительно потому, что оппозиція въ это время была сильнѣе короны. При всей ограниченности, при всей злопамятности своей, Іаковъ умѣлъ прощать подобныя обиды. Въ бывшихъ членахъ оппозиціи, присоединившихся къ ней въ моментъ торжества ея и оставившихъ ее въ моментъ ея паденія, Іаковъ видѣлъ самыхъ надежныхъ приверженцевъ торжествующей королевской власти. Онъ сдѣлалъ Годольфина камергеромъ королевы, потомъ лордомъ казначейства. Безгласный, покорный исполнитель всѣхъ королевскихъ приказаній, Годольфинъ былъ однимъ изъ немногихъ протестантовъ, сохранившихъ до конца милость Іакова. Революція 1688 года не измѣнила положенія Годольфина. Вильгельмъ дорожилъ его опытностію, его познаніями, и оставилъ его лордомъ казначейства. Несмотря на это, Годольфинъ былъ однимъ изъ первыхъ, вступившихъ въ сношеніе съ сенжерменскимъ дворомъ. Онъ былъ увлеченъ къ этому примѣромъ и совѣтами Мальборо. Все дѣло со стороны Годольфина ограничилось впрочемъ обѣщаніями, не имѣвшими никакихъ послѣдствій. Онъ вышелъ изъ министерства только въ 1696 году, при окончательномъ образованіи вигскаго кабинета. Царствованіе королевы Анны возвратило его къ политической дѣятельности. Онъ былъ сначала членомъ торійскаго кабинета, а потомъ, вмѣстѣ съ Мальборо, главою вигскаго министерства, управлявшаго Англіей до 1740 года.

Кромѣ Мальборо, Росселя и Годольфинэ, между министрами Вильгельма былъ еще одинъ находившійся въ преступныхъ сношеніяхъ съ Іаковомъ. Это былъ Чарльзъ Тальботъ, графъ (въ послѣдствіи герцогъ) Шрусбери. Есть что-то трагическое въ судьбѣ этого человѣка. Его политическая жизнь началась подъ самыми счастливыми предзнаменованіями. Его личныя качества, его умъ, его образованіе, стояли наравнѣ съ богатствомъ и знатностью его рода. Отецъ его былъ католикъ, но онъ самъ еще въ ранней молодости присоединился къ англиканской церкви. Несмотря на упадокъ, въ которомъ находилась при Іаковѣ партія виговъ, онъ съ самаго наша сталъ въ ея ряды и оставался ей вѣрнымъ всю свою жизнь. Онъ подписалъ пригласительное письмо къ Вильгельму и всѣми средствами содѣйствовалъ успѣху его предпріятія. Двадцати восьми лѣтъ, онъ былъ уже государственнымъ секретаремъ Вильгельма. Но это быстрое возвышеніе было ему не по силамъ. Ему не доставало одного качества, болѣе чѣмъ когда-нибудь необходимаго въ тогдашнее смутное время: ему не доставало нравственной твердости, гражданскаго мужества, безъ котораго безплодны самыя лучшія убѣжденія. Онъ не могъ вынести отвѣтственность, сопряженную съ его званіемъ; онъ не могъ привыкнуть къ опасностямъ, которыми окруженъ былъ со всѣхъ сторонъ новый порядокъ вещей. Онъ не былъ приверженцемъ насильственныхъ мѣръ, но не умѣлъ сопротивляться крайнимъ членамъ своей партіи; онъ не былъ непримиримымъ врагомъ торіевъ, но не могъ равнодушно видѣть вліянія, которымъ пользовались Ноттингамъ и Денби. Въ такомъ настроеніи духа онъ уступилъ внушеніямъ своей матери, ревностной католички, и предложилъ своя услуги Іакову II. Принимая это предложеніе, Іаковъ потребовалъ, чтобы Шрусбери отказался отъ должности государственнаго секретаря. Несмотря на просьбы Вильгельма, несмотря на увѣщанія Бернета и Тиллотсона, Шрусбери исполнилъ требованіе Іакова. Вдали отъ двора, онъ продолжалъ свои сношенія съ Сенъ-Жерменомъ, но, подобно Годольфину, не принималъ дѣятельнаго участія въ козняхъ якобитовъ. Онъ тяготился своими преступными связями, старался, отъ времени до времени, разорвать ихъ, но не находилъ въ себѣ нужной для того силы. «Шрусбери, говоритъ Маколей, могъ бы быть счастливъ только въ томъ случаѣ, еслибы былъ гораздо лучше или гораздо хуже. Онъ не зналъ ни того благороднаго спокойствія души, которое служитъ наградой добродѣтели, ни того презрѣннаго спокойствія, которое возможно при совершенномъ отсутствіи стыда и чести.» Въ 1693 году, при первоначальномъ образованіи вигскаго министерства, король предложилъ Шрусбери мѣсто государственнаго секретаря. Шрусбери упорно и долго отказывался отъ этого мѣста, и согласился принять его только тогда, когда Вильгельмъ намекнулъ на тайныя сношенія его съ якобитами. Страхъ подѣйствовалъ на Шрусбери сильнѣе всякихъ увѣщаній. Въ 1696 году сэръ-Джонъ Фенвикъ, схваченный за участіе въ якобитскомъ заговорѣ, открылъ, на допросѣ, измѣну Годольфина, Мальборо, Росселя и Шрусбери. Вильгельмъ въ это время былъ на континентѣ. Обвиненіе Фенвика не было для него новостью. Ему давно уже было извѣстно, что нѣкоторые изъ его министровъ находятся въ сношеніяхъ съ Сенъ-Жерменомъ. Обыкновенное благоразуміе Вильгельма не оставило его и въ этомъ случаѣ. Онъ написалъ обвиненнымъ министрамъ, что вполнѣ убѣжденъ въ ихъ невинности и ни мало не вѣритъ словамъ Фенвика. Мальборо, самый виновный изъ всѣхъ, сохранилъ полное спокойствіе, и равнодушно, даже презрительно отзывался о Фенвикѣ. Россель яростно требовалъ казни «низкаго клеветника». Годольфинъ былъ встревоженъ, но не потерялъ хладнокровія и присутствія духа. Одинъ Шрусбери, хотя и наименѣе виновный, не могъ вынести неожиданнаго удара. Дѣло въ томъ, что у Шрусбери была совѣсть, которой кажется не имѣли остальные обвиненные, совѣсть, не всегда удерживавшая его отъ зла, но никогда не оставлявшая его безъ наказанія. Онъ написалъ королю оправдательное письмо, на которое Вильгельмъ отвѣчалъ новымъ изъявленіемъ довѣрія и дружбы. Но чѣмъ великодушнѣе былъ Вильгельмъ, тѣмъ живѣе чувствовалъ Шрусбери свой собственный позоръ. Онъ трепеталъ при одной мысли о свиданіи съ Вильгельмомъ, и подъ предлогомъ болѣзни поспѣшно оставилъ Лондонъ. Напрасно Вильгельмъ, возвратившись въ Англію, требовалъ его ко двору, въ самыхъ любезныхъ выраженіяхъ; онъ выѣхалъ изъ своего помѣстья, но вернулся съ половины дороги. Онъ хотѣлъ немедленно выйдти изъ министерства, и только по настоянію Сомерса сохранилъ еще на нѣсколько мѣсяцевъ званіе государственнаго секретаря, не исправляя болѣе самой должности. Въ 1697 году онъ надолго оставилъ Англію, но воспоминаніе о его безчестіи нигдѣ не давало ему покоя. Жизнь его сдѣлалась безполезною для государства, тягостною для него самого. Только одинъ разъ, посреди опаснаго государственнаго кризиса, онъ сдѣлался достойнымъ самого себя и напомнилъ, на нѣсколько минутъ, Шрусбери 4688 года. Это было въ 1714 году, въ день смерти королевы Анны, когда Шрусбери, вмѣстѣ съ Аргайлемъ и Сомерсетомъ, уничтожилъ замыслы Болинброка и спасъ протестантское престолонаслѣдіе.

Робертъ Гарлей (въ послѣдствіи графъ Оксфордъ) долго стоялъ во главѣ торійской партіи, но не имѣлъ ни одного изъ тѣхъ качествъ, которыми обыкновенно отличаются предводители партій: ни твердости убѣжденій, ни смѣлости, ни рѣшительности, ни живаго ума, ни могучей страстности. Главною чертой его характера было мелкое самолюбіе, соединенное съ трусостью, желаніе стоять на первомъ мѣстѣ и въ то же время избѣгать опасностей, съ которыми сопряжено оно. Въ первые годы царствованія Вильгельма, Гарлей былъ ревностнымъ вигомъ и нижнецерковникомъ, почти пресвитеріанцемъ; но вигская партія была слишкомъ богата дарованіями, затмевавшими посредственность Гарлея. Онъ не могъ блистать на той сторонѣ, на которой были мудрость Сомерса, остроуміе Уортона, краснорѣчіе и геніяльность Монтегю. Торіи, напротивъ, нуждались въ талантливыхъ предводителяхъ, и съ радостію подчинились бывшему вигу. Подъ руководствомъ Гарлея, какъ мы уже видѣли, предпринята была кампанія торійскаго парламента противъ короля и вигскаго министерства. При королевѣ Аннѣ, въ періодъ всемогущества Мальборо, Гарлей перешелъ на сторону виговъ, но не надолго. Съ помощію гардеробныхъ интригъ, онъ пріобрѣлъ довѣріе королевы, опрокинулъ своихъ прежнихъ союзниковъ, и сталъ, вмѣстѣ съ Болинброкомъ, во главѣ торійскаго министерства. Но здѣсь именно и обнаружилась вся бездарность Гарлея. Лавируя между претендентомъ и законнымъ наслѣдникомъ престола, онъ возстановилъ противъ себя и якобитовъ, и виговъ. Якобиты вытѣснили его изъ министерства; виги, достигнувъ власти, обвинили его въ государственной измѣнѣ. Онъ палъ, презираемый всѣми партіями, и былъ забытъ еще при жизни.

Галифаксъ занимаетъ среднее мѣсто между второю и третьею группами. Намъ кажется, что даже Маколей, при всемъ своемъ сочувствіи къ Галифаксу, не отдалъ полной справедливости этому замѣчательному человѣку. Онъ не принадлежалъ ни къ какой партіи, но это еще не значитъ, чтобъ онъ переходилъ изъ одной партіи въ другую или чтобъ онъ былъ равнодушенъ къ общественному благу. Галифаксъ, если можно такъ выразиться, самъ составлялъ цѣлую партію; мы постараемся доказать эту мысль при другомъ случаѣ. Послѣ революціи Галифаксъ былъ сдѣланъ хранителемъ малой печати (Privy Seal) и около года былъ главнымъ министромъ Вильгельма. Яростныя нападки оппозиціи заставили его удалиться изъ министерства; но до самой своей смерти, послѣдовавшей въ 1695 году, онъ продолжалъ принимать участіе въ преніяхъ палаты лордовъ, гдѣ и протестовалъ, вмѣстѣ съ Шрусбери (въ 1692 г.), противъ возобновленія закона о цензурѣ^[13].

Лучшимъ украшеніемъ третьей группы, безъ сомнѣнія, служатъ Сомерсъ и Монтегю. Мы уже говорили о характерѣ этихъ членовъ вигской юнты; прибавимъ только нѣсколько словъ о ихъ политической дѣятельности. Сомерсъ былъ человѣкъ безъ всякаго состоянія, незнатнаго происхожденія. Основаніе его извѣстности положилъ процессъ семи епископовъ. Защитительная рѣчь его продолжалась не болѣе пяти минутъ, но упрочила за нимъ славу одного изъ первыхъ адвокатовъ Англіи. Онъ былъ избранъ членомъ конвента и скоро пріобрѣлъ въ немъ чрезвычайное вліяніе. На конференціи съ лордами по вопросу о томъ, можетъ ли конвентъ располагать престоломъ (vacancy of the throne), онъ былъ представителемъ палаты общинъ; ему же было поручено составленіе деклараціи права. Вильгельмъ сдѣлалъ его генералъ-соллиситоромъ, генералъ-атторнеемъ, лордомъ-хранителемъ большой печати и наконецъ лордомъ-канцлеромъ. Виги единогласно признали его главой своей партіи. Онъ сохранилъ это значеніе до самой своей смерти. Монтегю предназначалъ себя въ духовное званіе, но революція открыла ему доступъ въ палату общинъ. Когда Сомерсъ перешелъ въ палату лордовъ, Монтегю, несмотря на свою молодость, занялъ его мѣсто въ нижней палатѣ и сдѣлался вождемъ виговъ. Послѣ отставки Годольфина, онъ былъ назначенъ первымъ лордомъ казначейства. Въ Финансовыхъ познаніяхъ онъ былъ равенъ Годольфину, но превосходилъ его въ изобрѣтательности, въ творческой силѣ. Онъ учредилъ Англійскій банкъ, положилъ начало государственному долгу, удачно преобразовалъ монетную систему. Главное достоинство Сомерса и Монтегю заключается въ твердости и чистотѣ ихъ политическихъ убѣжденій, въ томъ непреклонномъ мужествѣ, съ которымъ они боролись за эти убѣжденія, въ умѣренности, съ которою они пользовались своею побѣдой. Съ пламеннымъ вигизмомъ Росселя они соединяли вѣрность Кермартена, энергію Мальборо и мягкость Галифакса. Монтегю уступалъ Сомерсу только въ безкорыстіи, самообладаніи и скромности. Сомерсъ былъ такъ же безкорыстенъ, какъ Чатамъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ совершенно свободенъ отъ того напыщеннаго высокомѣріи, которое, по нашему мнѣнію, составляетъ главный недостатокъ великаго коммонера. Монтегю не былъ чуждъ этого недостатка, и не выкупалъ его презрѣніемъ, какъ оба Питта, къ матеріальнымъ выгодамъ власти. Девонширъ, Дорсетъ, Литльтонъ, Генрихъ Сидней, Бернетъ, Вернонъ были достойными членами партіи, во главѣ которой стоили Сомерсъ и Монтегю.

Даніель Финчъ, грасъ Ноттингемъ, занимаетъ между торіами, по справедливому замѣчанію г. Вызинскаго, такое же мѣсто, какое между вигами принадлежитъ Сомерсу. Онъ былъ такъ же глубоко и честно преданъ своей партіи, такъ же далекъ отъ всякой измѣны, такъ же рѣшителенъ и твердъ въ защитѣ своихъ убѣжденій. Онъ былъ гуманенъ на столько, на сколько въ то время могъ быть гуманенъ искренній тори и верхнецерковникъ. Онъ внесъ въ палату лордовъ билль о религіозной терпимости и старался провести такъ называемый Bill of Comprehension, расширявшій границы англиканской церкви. Онъ не принималъ никакого участія въ революціи, но добросовѣстно подчинился ея результатамъ и сдѣлался однимъ изъ самыхъ надежныхъ приверженцевъ новаго порядка вещей. Въ продолженіе первыхъ четырехъ лѣтъ царствованія Вильгельма, онъ занималъ мѣсто государственнаго секретаря, и содѣйствовалъ всѣми силами сближенію короля съ умѣреннымъ отдѣломъ торійской партіи. Усилія его не остались безъ успѣха. Возрастающее вліяніе вигской юнты удалило его изъ министерства, но не сдѣлало его слѣпымъ врагомъ правительства. Онъ присоединялся къ оппозиціи только тогда, когда этого требовали его убѣжденія; Къ одному разряду съ Ноттингемомъ могутъ быть отнесены Пемброкъ, Рукъ, Лоутеръ и нѣкоторые другіе умѣренные торіи.

Таковы были люди, окружавшіе Вильгельма, таковы были главные члены министерства и главные предводители оппозиціи. Мы видѣли, какую невѣрную, ненадежную поддержку Вильгельмъ часто находилъ въ своихъ совѣтникахъ, какую слѣпую, ожесточенную вражду онъ почти всегда встрѣчалъ въ своихъ противникахъ. Первый лордъ казначейства, первый лордъ адмиралтейства, одинъ изъ государственныхъ секретарей, лучшій генералъ англійской арміи находились въ измѣнническихъ сношеніяхъ съ Іаковомъ. Вильгельмъ зналъ объ этомъ, но только одинъ Мальборо, и то не надолго, подвергся формальной опалѣ. «Ничто такъ не характеризуетъ Вильгельма, говоритъ г. Вызинскій, какъ то, что, зная объ измѣнѣ многихъ изъ своихъ министровъ, онъ никогда не давалъ имъ замѣтить этого и безъ различія употреблялъ и честныхъ людей, и предателей.» Г. Вызинскій видитъ въ этомъ одно изъ доказательствъ равнодушія Вильгельма въ выборѣ средствъ. Намъ кажется, что снисходительность къ измѣнникамъ была печальною необходимостію, которой не могъ не подчиниться Вильгельмъ. Онъ былъ слишкомъ благоразуменъ, чтобы желать невозможнаго, чтобы противиться неизбѣжному. Онъ могъ удалить изъ министерства всѣхъ тайныхъ сообщниковъ Іакова II; но кто же ручался ему за то, что на мѣсто этихъ измѣнниковъ не явятся другіе, еще болѣе опасные? Годольфинъ и Шрусбери ограничивались безвредною перепиской съ Сенъ-Жерменомъ: преемники ихъ могли стать во главѣ якобитскаго заговора. Россель обѣщалъ Іакову свое содѣйствіе, но разбилъ Французскій флотъ при Ла-Гогѣ: друкой адмиралъ могъ допустить высадку Французовъ на берега Англіи. Такой человѣкъ какъ Россель могъ колебаться между Іаковомъ и Вильгельмомъ, пока ему было хорошо и спокойно при дворѣ Вильгельма, пока реставрація могла повредить его интересамъ; но въ опалѣ, въ немилости, онъ сдѣлался бы самымъ ревностнымъ и опаснымъ якобитомъ. Притомъ Вильгельмъ не имѣлъ полныхъ, неопровержимыхъ доказательствъ виновности своихъ министровъ. Бездоказательное обвиненіе Росселя или Шрусбери возстановило бы противъ Вильгельма всю вигскую партію, обвиненіе Годольфинэ — всѣхъ умѣренныхъ торіевъ. Съ этою именно цѣлью Фенвикъ назвалъ министровъ, бывшихъ въ перепискѣ съ Іаковомъ; въ этомъ именно убѣжденіи Вильгельмъ оставилъ безъ послѣдствій слова Фенвика.

Но измѣна министровъ не была единственнымъ источникомъ затрудненій Вильгельма. Онъ нуждался въ совѣтахъ Сендерланда и Кермартена; но Сендерландъ вредилъ правительству своимъ именемъ, своею репутаціей, Кермартенъ — своею наглою продажностью. Онъ дорожилъ честностью и дарованіями Ноттингема, но и въ Ноттингемѣ встрѣчалъ сопротивленіе нѣкоторымъ изъ лучшихъ намѣреній своихъ, напримѣръ уничтоженію Test-Act’а. Въ первые годы его правленія дѣятельность его была стѣснена ненавистью виговъ къ его торійскимъ министрамъ, въ послѣдствіи — ненавистью торіевъ къ вигской юнтѣ. Въ 1690 году виги заставили его пожертвовать Галифаксомъ, въ 1700 году торіи заставили его пожертвовать Сомерсомъ. Въ настоящее время зависимость министровъ отъ большинства палаты общинъ составляетъ фактъ всѣми признанный, освященный временемъ, вошедшій въ политическую жизнь народа. При Вильгельмѣ это былъ фактъ новый, спорный, непонятый еще ни противниками, ни защитниками его. Къ борьбѣ за этотъ фактъ присоединялось озлобленіе, часто ставившее личные вопросы выше общаго. Сначала нейтральный между партіями, Вильгельмъ мало-по-малу склонился на сторону виговъ, которые, какъ мы уже сказали, болѣе чѣмъ торіи были расположены къ его континентальной политикѣ. Торіи образовали изъ себя оппозицію, но между ними не было никого, достойнаго стать во главѣ партіи. Гарлей и Гоу были политическіе ренегаты, Сеймуръ — взяточникъ, нападавшій на правительство только тогда, когда самъ не занималъ доходной правительственной должности. Отсюда необузданный, злобный и вмѣстѣ съ тѣмъ мелкій характеръ борьбы, предпринятой парламентомъ противъ правительства въ 1699 г.; отсюда законъ объ ирландскихъ пожалованіяхъ, шагъ хорошо характеризующій тогдашнюю оппозицію. Среди этой борьбы, Вильгельмъ лишился мало-по-малу всѣхъ своихъ защитниковъ: Россель, Монтегю вышли изъ министерства; Сомерсъ дольше всѣхъ выдерживалъ бурю, но она за то и обрушилась на него съ особенною силой. Испытаніе было тяжело: мы уже видѣли, какъ перенесъ его Вильгельмъ.

Итакъ, измѣна однихъ министровъ, продажность другихъ, узкіе предразсудки третьихъ, просвѣщенное, преданное содѣйствіе двухъ-трехъ лицъ, Преслѣдуемыхъ, останавливаемыхъ безпощадною враждой противной партіи, оппозиція, борющаяся не столько изъ-за принциповъ, сколько изъ личной ненависти къ правительству, — вотъ картина, которую представляетъ царствованіе Вильгельма. Много препятствій и мало поддержки встрѣтилъ онъ на трудномъ пути своемъ. Если присоединить къ этому дипломатическую и военную дѣятельность Вильгельма, — дѣятельность, въ которой онъ почти вовсе не имѣлъ помощниковъ, въ которой все почти безраздѣльно принадлежитъ ему одному, то удивленіе Маколея къ Вильгельму едва ли покажется преувеличеннымъ. Что касается до насъ, то мы вполнѣ раздѣляемъ не только удивленіе, но и сочувствіе Маколея къ герою его исторіи. Эта суровая, холодная личность кажется намъ болѣе привлекательною, нежели блестящіе, театральные герои, завоеватели и организаторы à la Карлейль.

К. Арсеньевъ.

"Русскій Вѣстникъ", № 7, 1861

---

1. Г. Вызинскій говоритъ, что Вильгельмъ издалъ актъ помилованія въ силу своей королевской власти. Это не совсѣмъ точно. Актъ помилованія, исходящій отъ государя, по англійскимъ законамъ, также нуждается въ согласіи парламента. Вся разница между амнистіей, предложенною королемъ (Act of grace), и амнистіей, предложенною парламентомъ (Act of indemnity), заключается въ томъ, что послѣдняя проходитъ чрезъ обѣ палаты въ видѣ обыкновеннаго билля, читается въ каждой изъ нихъ по три раза, и можетъ быть исправлена ими, а первая читается въ каждой палатѣ только одинъ разъ, и можетъ быть принята или отвергнута, но не измѣнена ими.
2. History of England, т. VII, р. 340—341.
3. На это указываетъ и формула англійскаго королевскаго veto: "The king will consider of the matter, или: The king will take the matter in his consideration, " то-есть: король хочетъ подвергнуть дѣло своему разсмотрѣнію. History of England, T. VI, p. 292. T. VII, p. 184.
4. History of England from the peace of Utrecht. T. I.
5. Representation, то-есть, по парламентскимъ обычаямъ, нѣчто болѣе сильное и менѣе почтительное, нежели Adress.
6. Не должно забывать, что парламентскія пренія сохранялись въ это время въ величайшей тайнѣ.
7. Любимецъ Вильгельма, ѣздившій въ Голландію для наблюденія за военными приготовленіями.
8. Когда Вильгельмъ, будучи еще молодымъ человѣкомъ, опасно за болѣлъ оспой, Бентинкъ (лордъ Портландъ) не отходилъ отъ его постели и къ концу болѣзни Вильгельма самъ заразился ею. Это было основаніемъ дружбы его съ Вильгельмомъ.
9. Въ послѣдніе годы жизни Вильгельма, Портландъ, если можно такъ выразиться, ревновалъ его къ Альбермарлю, и несмотря на нѣжныя увѣщанія, на убѣдительныя просьбы Вильгельма, жилъ вдали отъ двора.
10. См. томъ II Essays, вышедшій недавно въ русскомъ переводѣ.
11. Полное собраніе сочиненіи Маколея, томъ I.
12. Полную и оживленную характеристику Мальборо можно найдти въ пятой и шестой лекціяхъ г. Вызинскаго.
13. Цензура, отмѣненная въ 1679 г., возстановленная въ концѣ царствованія Карла II, была продолжена въ 1692 году на два года и окончательно уничтожена въ 1695 году.