ПОСЛѢДНЯЯ ЖЕРТВА КАТАСТРОФЫ.
правитьЛинія Z--ской желѣзной дороги, несомнѣнно, принадлежитъ къ числу важнѣйшихъ, какъ по своему значительному протяженію, такъ и по стратегическимъ цѣлямъ, съ которыми она была выстроена.
Постройка ея была предпринята земствомъ одной изъ подмосковныхъ губерній, съ цѣлью предоставить мѣстному голодавшему населенію средства къ существованію. Однако, земство, несмотря на оказанную со стороны правительства значительную денежную помощь, не было въ силахъ вынести всю тяжесть громаднаго предпріятія и только «во многихъ мѣстахъ поковыряло землю». Дорога была докончена жидовской компаніей, получившей на достройку ея концессію отъ правительства.
Прошло болѣе десяти лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ дорога эта открыта для эксплуатаціи, а товарное движеніе по ней все еще «въ зародышѣ». — Доходовъ далеко не хватало на издержки по эксплуатаціи, на ремонтъ пути и зданій, а потому казна ежегодно переплачивала страшныя суммы по гарантіи.
Если вы когда-нибудь проѣзжали по этой дорогѣ, то, вѣроятно, обратили вниманіе на стоящіе около второклассныхъ станцій хорошенькіе, раскрашенные въ тѣнь коричневою краскою, домики съ большою оранжереею съ одной стороны, и съ парниками и всѣми хозяйственными принадлежностями съ другой. Домики эти одноэтажные, но помѣстительные. Лѣтомъ въ особенности они хороши. Всѣ по макушечку въ зелени. А цвѣтники-то, цвѣтники какіе раскинуты передъ главнымъ фасадомъ, всегда обращеннымъ къ полотну дороги! Цѣлая барская усадьба со всѣми удобствами самой прихотливой жизни.
Въ этихъ усадьбахъ живутъ желѣзно-дорожные счастливцы, начальники дистанцій.
Въ одной изъ такихъ усадебъ, близь станціи В., жилъ да поживалъ начальникъ V дистанціи Петръ Михайлычъ Перечеркаевъ. Онъ отлично устроился на своемъ мѣстѣ. Хотя онъ и не инженеръ (отставной инфантеріи подпоручикъ), но, поступивши на службу еще до распоряженія «опредѣлять на должности начальниковъ дистанцій только лицъ, получившихъ спеціальное образованіе», остался на мѣстѣ. Это ему не дешево стоило, но онъ «всегда съумѣетъ свое взять назадъ». Пятьдесятъ верстъ пути и четыре станціонныхъ зданія со всѣми службами были въ его командѣ и на его отвѣтственности.
Пріѣхалъ онъ къ намъ, въ В. за недѣлю до открытія движенія по дорогѣ для публики. Такъ какъ усадебъ для помѣщенія начальниковъ дистанцій по концессіи не полагалось, то Перечеркаевъ, не имѣя квартиры при вокзалѣ, долженъ былъ нанять себѣ квартиру въ В. На первое время онъ нанялъ не большую квартирку въ три комнатки, потому что вѣдь и семья у него была не большая: жена, да дочка, еще ребенокъ, 8 лѣтъ.
— «Бѣднячокъ пріѣхалъ», говорили про него, помню, обыватели: — одежонка плохинькая, и имѣнія-то въ два чемодана покласть нечего!
Черезъ три-четыре мѣсяца онъ занялъ уже другую, большую квартиру, вся обстановка для которой была выписана имъ изъ Москвы. Лошадей, экипажи завелъ.
— Вотъ тѣ и бѣднячокъ! говорили обыватели, на глазахъ которыхъ совершилась эта метаморфоза. — Сказывали, что двѣсти рублей на мѣсяцъ жалованья ему положено, а онъ на-кося, поди-ко-ся! кажній день гости! На двѣсти-то рубликовъ!
Когда отстроилась для него при станціи «усадьба», онъ переѣхалъ туда и пересталъ мозолить обывателямъ глаза своимъ, открытымъ образомъ жизни.
Прислуги у него было цѣлый штатъ. Вся даровая, «общественная». Лакеи, старшій и младшій повара, старшій и младшій кучера; старшій и младшій садовники; кухонные мужики числились «постоянными ремонтными рабочими» съ жалованьемъ помѣсячно. Женская прислуга числилась въ барверщицахъ.
Гостей всегда полонъ домъ. Съ двухъ часовъ дня и до четырехъ утра, въ домѣ непротолчоная труба. Всѣ нужные люди города и уѣзда были здѣсь на лицо. Всѣ «на заставахъ власть имѣющія лица» ежедневно собирались сюда на кормбжку. Исправникъ (больше вечеромъ, «къ винту»), слѣдователи, мировые судьи, доктора, судебные пристава, офицеры квартирующаго въ городѣ полка; городское управленіе, земство. Когда предводитель и товарищъ прокурора бывали въ городѣ, то и они. Словомъ, «высшій классъ».
Пьютъ, ѣдятъ и играютъ въ карты. Прекрасный поваръ, отличный столъ, превосходныя вина. Не рѣдко случалось гостямъ ѣсть ужинъ, заказанный въ Москвѣ и привезенный съ курьерскимъ.
Дамскій полъ у рояля. Мадамъ Перечеркаева — музыкантша и у нея удивительный инструментъ. — «Прямо изъ Америки!» — «Три тысячи стоитъ!»
Весело жилось этой семьѣ.
Управленіе всегда считало Перечеркаева однимъ изъ самыхъ дѣятельныхъ агентовъ службы ремонта пути и зданій. По отчетнымъ вѣдомостямъ, ремонтные рабочіе никогда у него не сидѣли безъ дѣла. Постоянныя требованія, авансовъ и авансовъ, въ особенности зимою, «въ виду угрожающихъ движенію снѣжныхъ заносовъ», показывали начальству, что начальникъ дистанціи на своей должности «не спитъ». Если управленіе запоздаетъ выслать требуемую сумму, хотя бы на сутки, онъ ѣдетъ получать деньги самъ, и вообще ему никогда въ деньгахъ отъ управленія не было отказу.
— Чѣмъ больше требуешь, тѣмъ лучше на тебя начальство смотритъ! Не забывай только уговорные десять копеечекъ съ рубля въ управленіи выплачивать, проговорился разъ онъ своимъ гостямъ подъ пьяную руку.
Построекъ каждое лѣто заводилъ онъ тьму тьмущую. Дорога была выстроена жидами и, разумѣется, кое-какъ. За десять лѣтъ пришлось передѣлать чуть ли не всѣ сооруженія, а нѣкоторыя даже и два раза.
Работы всегда хватало на круглый годъ. Лѣтомъ — ремонтъ, а зимой — расчистка пути отъ снѣга. Крестьяне ближайшихъ къ линіи деревень думали сперва, что нашли себѣ «вѣчный» кусокъ хлѣба и прекрасный заработокъ; но скоро, при первомъ же разсчетѣ горько разочаровались въ своихъ предположеніяхъ. Ихъ наняли по семидесяти-пяти копеекъ за рабочій день, а разочли по сорока. Обиженные сунулись къ мировому. Помаялись, однако, получили «полный разсчетъ». Мировые не были еще знакомы съ Перечеркаевымъ домами и «не зная человѣка, не могли быть убѣждены въ его честности». А тутъ толпы крестьянъ, по сту и больше человѣкъ, приходили искать правосудія.
Послѣ перваго процесса, знакомство Перечеркаева съ мѣстнымъ мировымъ институтомъ установилось прочное. Оно сдѣлалось еще прочнѣе, когда Перечеркаевъ одному изъ мировыхъ судей воздвигъ трудами ремонтныхъ рабочихъ, въ самый короткій срокъ, прекрасный двухъэтажный деревянный домъ, а другому — заново реставрировалъ старый, полуразвалившійся, въ которомъ нельзя было уже жить.
Съ этого времени иски крестьянъ-рабочихъ сдѣлались совершенно бездоказательными, а претензіи ихъ «ни на чемъ не основанными».
Поденные рабочіе имѣли книжки, въ которыхъ подробно описывались условія работъ: семьдесятъ-пять копеекъ въ рабочій день, считая его въ столько-то часовъ, по уговору, лѣтомъ — больше, а зимой — меньше. Дорожный мастеръ, непосредственный начальникъ рабочихъ, вписывалъ въ книжку каждое число часовъ, дѣйствительно, проведенныхъ на работѣ на линіи, не принимая въ разсчетъ время, проведенное при переходѣ съ одного мѣста пути, гдѣ работы уже прикончены, на другое. При подбивкѣ шпалъ это бываетъ часто. Мѣсяцъ прошелъ, рабочій требуетъ разсчетъ. Дорожный мастеръ сложитъ число записанныхъ имъ въ книжкѣ, проведенныхъ рабочимъ на работѣ въ теченіи мѣсяца, часовъ и раздѣлитъ полученную сумму на число уговорныхъ рабочихъ часовъ въ сутки. Въ результатѣ получится число «рабочихъ дней». За это число рабочихъ дней крестьянинъ-поденщикъ получаетъ условленную плату. Мужички разсчитывали ни какъ не меньше восемнадцати или девятнадцати за мѣсяцъ получить, а имъ по десяти, да по одиннадцати вышвырнули.
— Обида! На харчахъ пожалуй эстолько проѣли, а онъ свой разсчетъ выдумалъ! Часы вздумалъ писать! Отъ зари до зари мы на работѣ, а онъ часы записываетъ! Обѣды тоже вычитаетъ! Да развѣ рабочему человѣку ѣсть не полагается? Идемъ къ мировому, братцы!
Сунулись къ мировому — отказъ. Сунулись въ съѣздъ — отказъ. Въ сенатъ не захотѣли и подавать: далеко лѣзть. Перестали жаловаться, да перестали ходить и на работу.
Недовѣріе къ Перечеркаеву и его дорожнымъ мастерамъ дошло до того, что разъ, когда почтовый поѣздъ завязъ на цѣлыя сутки въ снѣгу въ пяти верстахъ отъ станціи В., никто изъ окрестныхъ крестьянъ не пошелъ расчищать путь за обѣщанную плату по три рубля въ сутки.
— За старое сперва разочтись! отвѣчали дорожнымъ мастерамъ крестьяне чуть-ли не каждой деревни, куда тѣ пріѣзжали нанимать рабочихъ откапывать поѣздъ.
— Давай деньги впередъ! требовали они отъ Перечеркаева. — Не то обманешь!
— А ну какъ вы на работу не явитесь? спрашиваетъ онъ.
— А ты разсчитывайся по чести: мы всегда будемъ твои слуги!
Денегъ впередъ онъ имъ не далъ, а мужики не польстились на обѣщанные три рубля. Пришлось нанять «расчищать путь» стоявшихъ у вокзала извощиковъ. И тѣ потребовали было деньги впередъ, но удовольствовались тѣмъ, что довѣрили деньги «второкласному буфетчику за руки». Заносъ былъ не особенно большой, но пассажиры просидѣли на пути больше сутокъ. Причину «задержки» пассажиры, разумѣется, узнали тотчасъ-же, потому что крестьяне тутъ-же около увязшаго въ снѣгу поѣзда торговались съ дорожными мастерами и ругали этихъ послѣднихъ за прежніе разсчеты на чёмъ свѣтъ стоитъ… По прибытіи поѣзда въ В., въ жалобную книгу была записана отъ именъ пассажировъ жалоба, въ которой подробно разсказывались причины суточной остановки поѣзда въ полѣ и подъ которой подписывались всѣ граматные пассажиры поѣзда. Страницъ пять жалобной книги на эту жалобу посадили, а толку не добились никакого, потому что начальникъ станціи не счелъ нужнымъ отослать копію съ этой жалобы въ управленіе, а инспекторъ дороги, осмотрѣвши книгу мѣсяцевъ черезъ восемь послѣ занесенія жалобы, счелъ лишнимъ класть по ней какую либо резолюцію и расписался только, какъ самъ видѣлъ: «Жалобу сію читалъ. Сентября 10 дня. Инспекторъ дороги такой-то».
Плохо пришлось бы Перечеркаеву, если-бы въ письмоводители къ нему не поступилъ чиновникъ нашего полицейскаго управленія, Алексѣй Петровичъ Карташевъ. И рабочіе стали являться на работу, и никакихъ жалобъ на неразсчетъ съ ихъ стороны не было.
Алексѣй Петровичъ Карташевъ былъ очень способный молодой человѣкъ. Самъ исправникъ, рекомендуя его Перечеркаеву, ручался за его «развязность».
Своимъ письмоводителемъ Перечеркаевъ съ первыхъ же поръ сталъ очень доволенъ и всячески старался доказать ему свое особенное благоволеніе. Штатнаго жалованья письмоводителю полагалось только сорокъ рублей, но Перечеркаевъ отъ себя прибавлялъ ему тридцать пять. Семьдесять пять рублей въ мѣсяцъ для человѣка, окончившаго курсъ наукъ въ уѣздномъ училищѣ, согласитесь, весьма хорошее жалованье. Бухгалтеръ казначейства столько же получаетъ, да еще на всемъ своемъ, а Карташевъ имѣлъ очень хорошенькую квартирку «въ жиломъ домѣ», при станціи и, разумѣется, освѣщеніе и отопленіе этой квартиры шло отъ общества. Карташевъ былъ какъ свой у Перечеркаева и послѣ занятій проводилъ у него все свое свободное время «наравнѣ съ гостями». Онъ и обѣдалъ тамъ, за столомъ очень часто садился рядомъ съ исправникомъ, передъ которымъ, бывало, стаивалъ въ струнку въ полиціи.
Нѣсколько лѣтъ съ ряду дѣла у Перечеркаева шли прекрасно. Ремонтныя работы годъ отъ года увеличивались. Затѣвались новыя постройки, передѣлывались старыя. Участокъ его былъ въ совершенной исправности, потому что, какъ онъ хвастался, онъ всегда во время съумѣетъ предупредить опасность. Проэкты за проектами улучшенія пути летѣли отъ него въ управленіе, а оттуда выше по инстанціямъ, на утвержденіе. Недавно онъ представилъ смету на передѣлку моста на рѣкѣ В., въ двухъ верстахъ отъ станціи, съ увеличеніемъ пролета на четыре сажени. Передѣлка должна обойтись въ 72,000 рублей, да постройка временнаго деревяннаго моста въ восемь тысячъ. Назначенная правленіемъ коммисія вмѣстѣ съ чиновниками отъ министерства и правительственнымъ инспекторомъ дороги осмотрѣла мостъ и признала, что къ работамъ должно быть приступлено неотложно, «дабы хотя временный мостъ устроить къ наступленію весенняго времени», какъ было сказано въ ея заключеніи по поводу согласнаго осмотра.
Работа закипѣла.
Устройство временнаго деревяннаго моста и затѣмъ разборка стараго были поручены Перечеркаеву хозяйственнымъ способомъ. Работы по возведенію новаго моста сданы подрядчику, а непосредственное наблюденіе за ними препоручено было Перечеркаеву-же.
— Не меньше красненькой!.. Меньше и не помирюсь! оцѣнивалъ при этомъ свои барыши Перечеркаевъ въ интимномъ кружкѣ своихъ наиболѣе близкихъ знакомыхъ.
А уѣздныя власти изъ года въ годъ, изо дня въ день исправно посѣщали гостепріимный домикъ. И не надоѣдало, потому что развлеченій всегда было много. Къ приходу почтоваго, пассажирскаго или курьерскаго поѣзда все общество высыпало на вокзалъ взглянуть на проѣзжающихъ. Шесть поѣздовъ въ сутки, считая въ оба конца, встрѣчались и провожались гостями Перечеркаева, которыхъ развѣ дождь, снѣгъ или сильный морозъ зимою заставлялъ пропустить поѣздъ. Такъ ужь всѣ привыкли. Лѣтомъ на платформѣ въ особенности удобно было взглянуть, кто ѣдетъ, кто пріѣхалъ и кто уѣзжаетъ.
Всѣ эти «гости-власти» занимали, какъ я уже сказалъ извѣстныя должности. Когда они работали, когда «дѣло свое дѣлали», это остается тайною. Я констатирую только фактъ ихъ постояннаго пребыванія у Перечеркаева «въ гостяхъ». А какъ они дѣла свое дѣлали, службу свою исполняли, это ужь ихъ, а не мое дѣло. Я знаю, что зачастую въ городскомъ общественномъ клубѣ гостей бывало меньше, чѣмъ у Перечеркаева. Еще бы! Въ клубѣ за все нужно платить, а у Перечеркаева угощеніе было и прекрасное, и даровое.
Разъ въ годъ, на святкахъ, Перечеркаевъ и его гости устраивали въ В. спектакль съ благотворительною цѣлію, «въ пользу бѣдныхъ города В.» Спектакли эти всегда устраивались въ присутственной камерѣ мѣстнаго мирового съѣзда, въ домѣ земской управы. Постановку пьесы бралъ на себя всегда Перечеркаевъ, а такъ какъ всякій разъ сцена и кулисы дѣлались, какъ значилось въ «словесныхъ» отчетахъ Перечеркаева своимъ гостямъ, новыя, то разумѣется, не смотря на полные сборы, собранныхъ съ публики денегъ не хватало на покрытіе расходовъ по постановкѣ пьесы, такъ что бѣдные города В. не получали отъ этихъ благотворительныхъ спектаклей ни гроша. «До всего любившіе доходить» обыватели, возмущаясь безконтрольными дѣйствіями Перечеркаева, въ тихомолочку заявляли, что «вѣдь и сцена-то вся таже, старенькая, давнымъ давно принаровленная и только заново клеевой красочкой покрашенная», да вѣдь маленькихъ людей съ крошечнымъ голосомъ никто и не слушалъ.
— Даже съ бѣдныхъ пользишку норовитъ сорвать! говорили про Перечеркаева послѣ каждаго спектакля обыватели. — Привычка!
Съѣздъ мировыхъ судей помѣщался въ домѣ земской управы и занималъ одну и туже квартиру вмѣстѣ съ общественнымъ клубомъ. Въ клубные дни, когда, разумѣется, въ съѣздѣ не было засѣданій, присутственная камера превращалась въ «игральную» комнату. Это нѣсколько профанировало правосудіе, но такъ ужь было заведено съ самаго введенія въ В. мировыхъ учрежденій. Совѣщательная комната превращалась въ дамскую уборную и наоборотъ. Когда наѣзжалъ окружный судъ на сессію, то обыкновенно «буфетная» (съ билліардомъ по серединѣ) предназначалась подъ «камеру для совѣщаній присяжныхъ засѣдателей». И серьезнѣйшія дѣла рѣшались въ этой полутрактирной обстановкѣ.
— Поменьше-бы послѣ каждой репетиціи шампанскаго-то глушили, такъ и бѣднымъ на голые зубы что-нибудь-бы осталось! не безъ основанія ворчали обыватели, узнавая, что, «хотя театръ былъ биткомъ набитъ, а бѣднымъ все-таки шишъ съ масломъ достался».
Вообще, между обывателями Перечеркаевъ не пользовался хорошей репутаціей. Онъ былъ очень слабъ на кулакъ, и чуть что не по немъ, тотчасъ давалъ въ зубы или въ шею. Раза два онъ попадалъ за это къ мировому, но всегда выходилъ изъ суда «оправданнымъ» за признаніемъ «взаимности обидъ».
Однажды купецъ Дьяковъ пришелъ къ нему за разсчетомъ и, представляя счетъ въ пятьсотъ съ чѣмъ-то рублей за забранный для дороги кирпичъ, позволилъ себѣ съ дерзостью замѣтить, что онъ «больше двадцати разъ присылалъ прикащика за деньгами а Петръ Михайлычъ все съ недѣли на недѣлю платежи оттягиваетъ». Перечеркаевъ вышелъ изъ себя и выгналъ Дьякова взашей вонъ. Но обвиненіе въ насиліи было бездоказательнымъ, потому что сенатъ въ нѣсколькихъ рѣшеніяхъ своихъ призналъ за хозяиномъ квартиры право «удалить» силою всякого, остающагося тамъ вопреки ясно выраженной имъ волѣ. Гражданскій искъ въ пятьсотъ рублей по «не подписанному» счету былъ признанъ тоже бездоказательнымъ. Такая же исторія повторилась и съ купцомъ Безпраздниковымъ, у котораго Перечеркаевъ забралъ домовыхъ приборовъ тысячи на полторы рублей и не заплатилъ ихъ.
Обыватели считали Перечеркаева за жулика, а гости-власти — души въ немъ не чаяли и душой-человѣкомъ величали.
— Хлѣбъ соль и разбойнику глаза выѣстъ! смѣясь, говаривали обыватели про эти задушевныя отношенія властей къ начальнику дистанціи.
Въ запрошломъ году случилось такъ, что сессія окружного суда была назначена съ 16 по 23 декабря. Объ устройствѣ сцены и постановкѣ пьесы «для обычнаго спектакля въ пользу бѣдныхъ города В.» нечего было и думать. Перечеркаевъ, однако, не унывалъ.
— Къ пасхѣ свой театръ выстроимъ! порѣшилъ онъ.
Сказано — сдѣлано. Въ три мѣсяца театръ былъ готовъ. Весь ремонтъ работалъ надъ его устройствомъ.
Въ В., видавшемъ когда-то лучшіе виды, стояли множество каменныхъ, пришедшихъ въ ветхость и заброшенныхъ хозяевами домовъ. Перечеркаевъ облюбовалъ одинъ изъ нихъ, снялъ его за бездѣлицу на пятнадцать лѣтъ въ аренду съ правомъ передѣлки на театръ, и приступилъ къ работамъ.
— Къ пасхѣ театръ долженъ быть готовъ и будетъ готовъ! весело говорилъ начальникъ дистанціи своимъ завсегдатаямъ, проводя цѣлые дни «въ театрѣ».
И театръ къ страстной ужь былъ готовъ. Офицеры, «квартирующаго въ городѣ полка» и нѣкоторые изъ штатскихъ завсегдатаевъ, уже разучили и репетировали комедію «Въ осадномъ положеніи», которая должна быть дана при открытіи театра. Спектакль назначенъ на второй день праздника. Спектакль и концертъ. Въ антрактахъ г-жа Перечеркаева исполнитъ на своемъ американскомъ роялѣ нѣсколько пьесъ. Расклеенныя по городу афиши уже возвѣстили обывателямъ о предстоящемъ торжествѣ. «Билеты можно было заблаговременно получать въ кассѣ». Всѣ мѣста были разобраны на расхватъ.
Къ этому великому торжеству «директоръ театра» Перечеркаевъ пригласилъ изъ Москвы нѣсколькихъ знаменитостей музыкальнаго и артистическаго міра. Все шло, какъ по программѣ. Знаменитости пріѣхали въ пятницу на страстной, осмотрѣли театръ и нашли его во всѣхъ отношеніяхъ «прелестнымъ». Время началось уже «неприсутственное» и всѣ ежедневные завсегдатаи были «на лицо».
Попили таки въ этотъ день порядкомъ.
Скоро два часа ночи. Заказной ужинъ «изъ Москвы». Гости за столомъ; время идетъ чрезвычайно оживленно. Дошло дѣло до тостовъ.
Со стаканомъ шампанскаго въ рукѣ грузно поднимается съ своего мѣста драматическая знаменитость и провозглашаетъ:
— Мы собрались сегодня подъ кровъ гостепріимнаго хозяина, соединяющаго въ себѣ столько эстетическихъ наклонностей!..
А телеграфистъ со станціи, какъ бомба, влетаетъ въ столовую:
— Почтовый поѣздъ… На шестой верстѣ… Телеграмма изъ будки… На полномъ ходу… подъ откосъ! Убитыхъ много! Требуютъ вспомогательный поѣздъ! заоралъ онъ во все горло, самъ дрожа отъ ужаса.
На пиру Балтазара «Мани, Факелъ, Фаресъ» произвели меньше эффекта. Тостъ остался недоговореннымъ. Высоко поднятый стаканъ съ шампанскимъ такъ и замеръ въ рукѣ драматической знаменитости. Спектакль отмѣнялся самъ собою.
Суматоха между гостями поднялась страшная. Дамы попадали въ обморокъ. Московскія знаменитости стушевались. Объ нихъ и забыли. Никто не зналъ, какъ и когда они «удрали» назадъ въ Москву. Не до нихъ ужь было.
— Дежурный паровозъ скорѣй!.. Ремонтныхъ рабочихъ на тендеръ! черезъ минуту кричалъ, бѣгая по платформѣ, Перечеркаевъ.
Рабочихъ насилу растолкали. Они получили отъ Перечеркаева, при осмотрѣ театра, красненькую «на водку», пропьянствовали цѣлый вечеръ и спали мертвымъ сномъ въ паровозномъ зданіи.
Черезъ четверть часа, однако, Перечеркаевъ съ Карташевымъ, два жандарма и человѣкъ двадцать ремонтныхъ рабочихъ мчались на паровозѣ къ мѣсту катастрофы.
Я видѣлъ этотъ разбитый поѣздъ. Въ тотъ же день рано утромъ я видѣлъ его, и никогда въ жизни этой ужасной картины не забуду. Снять бы фотографію, да повѣсить въ кабинетѣ каждаго желѣзнодорожнаго дѣятеля въ назиданіе.
Поѣздъ лежалъ подъ откосомъ. Издалека казалось, что словно гигантская, мѣстами разорванная цѣпь валялась у подошвы покрытой снѣгомъ насыпи. Паровозъ, тендеръ и багажный вагонъ лежали на боку на насыпи. Послѣдній, самый задній въ поѣздѣ вагонъ, почтовый, далеко оставшись назади, тоже лежалъ на насыпи. А середина поѣзда, десять вагоновъ, на протяженіи, по крайней мѣрѣ, ста сажень валялись подъ откосомъ. Поѣздъ былъ въ усиленномъ составѣ. Въ теченіи всей страстной недѣли масса рабочаго люда, получившая разсчетъ на фабрикахъ, отправляется изъ Москвы домой на Пасху. Въ это время дороги прекращаютъ товарное движеніе, такъ какъ вслѣдствіе чрезмѣрнаго наплыва пассажировъ, и товарные поѣзда, превращаясь на время въ пассажирскіе, не успѣваютъ перевозить желающихъ. Почтовый и пассажирскій поѣзда отправляются въ это время въ усиленномъ составѣ и всегда биткомъ набиты пассажирами.
Разбитые вагоны лежали и группами, и въ одиночку, въ разныхъ положеніяхъ. Три вагона третьяго класса влѣзли одинъ на другой, сцѣпились другъ съ дружкой, такъ что представляли какую-то безобразную кучу обломковъ дерева и желѣза. Отъ двухъ вагоновъ 3-го же класса уцѣлѣли только нижнія площадки (полъ), на которыхъ устанавливается самый кузовъ вагона, а отъ кузововъ ихъ тамъ и сямъ были разбросаны по полотну дороги щепочки, кусочки… На разрушенномъ пути всюду валялись вагонныя принадлежности: поломанныя рессоры, колеса на осяхъ, исковерканныя сидѣнья, подножки. Воображаю, какой хаосъ былъ въ моментъ катастрофы!
Вагоны перваго и второго классовъ изломанные, исковерканные, лежали подъ откосомъ кверху дномъ, большею частью безъ колесъ. Изъ оконъ торчали сбитыя сидѣнья, чугунныя рамы для багажа.
О крушеніи поѣзда я узналъ утромъ на почтѣ. Спрашиваю свои газеты, мнѣ отвѣчаютъ, что почтовый поѣздъ въ 6 верстахъ отъ города свалился съ рельсовъ, и самъ почтмейстеръ поѣхалъ на мѣсто крушенія, чтобы разузнать, въ чемъ дѣло, и принять, если можно, корреспонденцію.
На мѣсто катастрофы насъ пошла цѣлая гурьба. Весь городъ перебывалъ тамъ въ этотъ день. Извощиковъ достать было невозможно, потому что большая часть ихъ прямо отъ вокзала уѣхала на мѣсто крушенія; другіе же дожидались около вокзала прихода вспомогательнаго поѣзда, возившаго съ мѣста крушенія на вокзалъ пассажировъ разбитаго поѣзда.
Едва ли можно было найти хотя одного пассажира, которому эта катастрофа прошла даромъ. Я видѣлъ убитыхъ, сложенныхъ въ кучу и прикрытыхъ брезентомъ. Видѣлъ оберъ-кондуктора, сдавленнаго между двумя приплюснутыми другъ къ другу вагонами 3-го класса. Я видѣлъ трехмѣсячнаго ребенка, придавленнаго колесомъ…
Всѣ пассажиры были въ крови. Снѣгъ былъ пропитанъ кровью.
— Трясло насъ, какъ орѣхи въ мѣшкѣ! разсказывалъ кто-то изъ уцѣлѣвшихъ.
Путь былъ испорченъ на протяженіи полутораста, если не болѣе, сажень и тутъ-то, подъ начальствомъ Перечеркаева, кипѣла самая кипучая, дѣятельная работа. Вынимались гнилыя, мягкія, какъ губка, какъ кисель, шпалы и замѣнялись новыми. Накладывались новые рельсы. Работало около двухъ сотъ человѣкъ. Съ пути и съ полотна дороги убирались, сваливались въ кучи разбитыя части вагоновъ. Часть рабочихъ пыталась домкратами приподнять паровозъ и тендеръ, чтобы поставить ихъ на рельсы. Путь расчищался и быстро приводился въ порядокъ.
Слѣдователя еще не было.
Онъ пріѣхалъ при мнѣ на паровозѣ. Онъ не могъ прямо, при первой же вѣсти о катастрофѣ, ѣхать на мѣсто крушенія и позаботиться о сохраненіи вещественныхъ доказательствъ крушенія, для опредѣленія причины крушенія и того, кто въ этомъ виноватъ.
Чтобы начать слѣдствіе ему необходимо нужно было съѣздить домой, надѣть форменный фракъ и захватить съ собою портфель съ бланками и письменными принадлежностями. Потомъ, вернувшись опять на вокзалъ, онъ долго, битыхъ четыре часа дожидался, пока ему подадутъ паровозъ. Подъѣхать къ мѣсту крушенія на извощикѣ онъ не могъ: не такъ импозантно.
А Перечеркаевъ, въ теченіи шести битыхъ часовъ, работалъ надъ исправленіемъ пути. Въ инструкціи для начальниковъ дистанцій сказано, что въ случаѣ крушенія поѣзда, или поврежденія пути, начальникъ дистанціи, доведя «о происшедшемъ» до свѣдѣнія судебныхъ властей «немедленно приводятъ путь въ исправность для возстановленія движенія». Это мудрое правило предоставляло самимъ лисицамъ заметать свой слѣдъ.
Слѣдствіе началось по холоднымъ слѣдамъ.
На вспомогательномъ поѣздѣ, вмѣстѣ съ послѣдними пассажирами потерпѣвшаго крушеніе поѣзда, пріѣхалъ и я на вокзалъ.
А на вокзалѣ, биткомъ набитомъ пассажирами, стоялъ стонъ стономъ. Въ одномъ углу служили панихиду по «убіеннымъ», въ другомъ благодарственный молебенъ за спасеніе жизни. Въ телеграфную протиснуться было нельзя. Около ста депешъ было подано пассажирами, извѣщавшими родныхъ о перенесенномъ несчастій.
У буфета толпа спасенныхъ прямо такъ таки и называла Перечеркаева виновникомъ крушенія. Въ рукахъ у многихъ изъ пассажировъ были обломки безусловно гнилыхъ шпалъ, взятыхъ съ мѣста крушенія.
На столикѣ у жалобной книги, какой-то инженеръ-путеецъ писалъ отъ имени пассажировъ жалобу и высказывалъ, что причиною крушенія поѣзда были гнилыя шпалы, что начальникъ дистанціи эти шпалы замѣнялъ новыми, а вытащенныя съ пути гнилыя, какъ губка, обливалъ керосиномъ и жегъ. Объ этомъ твердили всѣ пассажиры и, подписываясь подъ жалобою, оставляли свои адреса.
Я самъ видѣлъ горящіе костры шпалъ.
Къ вечеру правильное движеніе поѣздовъ по мѣсту катастрофы было возстановлено. Послѣ вскрытія и медицинскаго осмотра трупы жертвъ крушенія, были сданы родственникамъ, для преданія землѣ. Личности «убіенныхъ» были съ точностью опредѣлены. Мужички обыкновенно ѣдутъ домой артелью, «изъ одного мѣста да въ одно мѣсто» и знаютъ другъ друга въ лицо. Нѣсколько крестьянскихъ труповъ похоронены, по распоряженію слѣдователя, полиціею на счетъ казны: «денегъ при покойныхъ не оказалось», а родственники, по донесенію мѣстныхъ волостныхъ правленій, «въ кусочки ушли», Христовымъ именемъ побирались и еще не вернулись къ празднику домой.
Слышимъ — по городу слухи ужасно быстро разносятся — Карташевъ, Перечеркаевскй письмоводитель съ самого крушенія запилъ и запилъ! да какъ запилъ-то! страсть! чайными стаканами сталъ водку глушить!
Ему-ль было не житье! Всегда чистенько, опрятненько одѣтъ. Всегда полный бумажникъ денегъ, а тратить некуда. Развѣ на вокзалѣ у буфета что-нибудь израсходуетъ, да тамъ все такая дрянь, а онъ человѣкъ избалованный: каждый день у начальника дистанціи обѣдаетъ, привыкъ къ хорошему столу.
«До несчастнаго случая» онъ выпивалъ иногда, но выпивалъ умѣренно. Никогда чтобы «въ дрызгъ», или «до положенія ризъ». «Аккуратность въ себѣ наблюдалъ, потому всегда на дѣло могъ потребоваться». Правая рука Перечеркаева, да будетъ пьяная! Ни-ни!.. Будетъ того, что «самъ» съ гостями пьянствуетъ.
Пить сталъ онъ послѣ крушенія ужасно. Сразу навалился на водку. И пошелъ и пошелъ чередить! Сразу запилъ. Безобразенъ былъ во хмѣлю, ужасенъ даже.
— Со-овѣсть свою пропиваю! Со-овѣсть! кричалъ онъ на вокзалѣ, и всюду, гдѣ только торговали водкой. По кабакамъ сталъ шляться. Кричитъ и плачетъ.
Надъ нимъ смѣялись: Кто-жъ на пьяныя слёзы обращаетъ вниманіе?
— Кро-ови-то! Кро-ови-то! Крови-ищи-то! оралъ онъ, обливаясь горючими слезами.
— Одному кишки выдавили! кричалъ онъ ровно ему самому ихъ выдавили: — Брр!.. Другому голову въ лепёшку… Цѣлаго «обера» въ лепёшку… Ребеночка малюточку въ лепёшку!.. Въ блинокъ разпластали! Боже, Боже, прости ты меня грѣшнаго!..
Стаканъ водки.
— А мы театры заводить! Шпалы-то два сро-ока отслужили!.. Театррръ! Вотъ тѣ и представленіе! Рабочихъ-то на линію нужно! Надо костылями шпалы, да подкладки крѣпить!.. Нельзя! Весь ремонтъ на театръ согналъ! А дороженка подождетъ… Вотъ и дождались!
Жалко было на человѣка смотрѣть. — Погибалъ парень. Двадцатипяти лѣтъ и такъ глушитъ водку. Какая-жъ натура вынесетъ? Пробовалъ-было я его уговаривать.
— Не могу!.. Совѣсть свою пропиваю!.. Со-овѣсть!
И какимъ богомольнымъ онъ сдѣлался. Каждое утро въ церковь. Заутреню, обѣдню отстоитъ. Придетъ домой — опять пить, пить. Къ вечеру готовъ. На утро опять въ церковь. Послѣ обѣдни все панихиды заказывалъ. Убіенныхъ при крушеніи поминалъ. Убитыхъ всѣхъ разузнали, кто и откуда; справки тоже наводили, портреты съ нихъ снимали.
— Грѣ-ѣхи свои замаливаю!
Слѣдствіе шло своимъ чередомъ. Слабонервное было какое-то это слѣдствіе. Очень много слезъ и очень мало уликъ. Подробнѣйшія описанія того шума и хаоса, который царилъ на вокзалѣ по прибытіи туда потерпѣвшихъ крушеніе пассажировъ, и коротенькій протоколъ осмотра мѣста катастрофы. «Все было прибрано». Еще-бы! Шесть часовъ времени дано, да не убрать!
Приглашались эксперты. Семь человѣкъ и семь мнѣній. Каждый объяснялъ причину схода по своему, но четверо пришли къ тому «несомнѣнному» выводу, что причиною схода поѣзда была неисправность пути, которую, быть можетъ, въ виду весенняго времени, моментально исправить было нельзя. Трое другихъ пришли путемъ заключеній къ тому «несомнѣнному» выводу, что причиной крушенія поѣзда была неисправность въ подвижномъ составѣ: «Надо полагать, что вагонная ось (толщиною въ доброе бревно) во время хода поѣзда лопнула» и была причиною крушенія поѣзда.
О гнилыхъ шпалахъ, о заявленіи потерпѣвшихъ крушеніе пассажировъ слѣдствіе упоминало вскользь и даже какъ-бы упрекало пассажировъ въ напрасной суетливости. А представленные пассажирами слѣдователю куски гнилыхъ шпалъ, взятыхъ ими съ мѣста крушенія, были просто напросто выброшены вонъ, такъ какъ онѣ собраны были внѣ указаннаго закономъ порядка и слѣдовательно вещественными доказательствами служить не могли.
Казалось-бы, и виновныхъ нѣтъ? Напротивъ! Виноватаго нашли! Виноватъ, во всемъ виноватъ… Злой рокъ! Судьба-мачиха виновата! Зачѣмъ ты, злая, посадила на этотъ поѣздъ убитыхъ-то, да искалѣченныхъ крушеніемъ пассажировъ?
Пусть-бы одни уцѣлѣвшіе сѣли, да поѣхали! Цѣлехонько-бы доѣхали!
Однако, правда жила еще въ сердцахъ людскихъ. Пассажиры пассажирскаго поѣзда, пришедшаго шестью часами раньше почтоваго, потерпѣвшаго крушеніе, явились къ слѣдователю и заявили, что они припоминаютъ, что минутъ за десять до прибытія ихъ на станцію В., на той самой насыпи, гдѣ случилась катастрофа съ почтовымъ поѣздомъ, они почувствовали такой сильный подъ своимъ поѣздомъ толчекъ, что едва усидѣли на своихъ мѣстахъ. Оберъ-кондукторъ ихъ поѣзда, лютеранинъ по вѣроисповѣданію, и тотъ перекрестился и выбѣжалъ на площадку вагона посмотрѣть «цѣлъ-ли поѣздъ, не оторвало-ли половину его». Такъ силенъ былъ толчокъ.
Оберъ-кондукторъ на слѣдствіи и потомъ на судѣ подтвердилъ это обстоятельство, заявивши, что онъ говорилъ объ этомъ толчкѣ по прибытіи поѣзда въ В. двумъ дорожнымъ мастерамъ, да тѣ не обратили никакого на его слова вниманія, потому что пили за буфетомъ водку и были ужь очень грузны.
И вотъ обвиненіе готово. Прямыя улики противъ начальника дистанціи и участковаго дорожнаго мастера. Со стороны начальника дистанціи обнаруженъ «слабый надзоръ за подчиненными», послѣдствіемъ чего было крушеніе поѣзда, причинившее смерть столькимъ пассажирамъ. Дорожному мастеру поставлено въ вину «невнимательное исполненіе обязанностей службы, послѣдствіемъ чего было крушеніе на такой-то верстѣ почтоваго поѣзда, причемъ погибло столько-то пассажирскихъ жизней». Все остальное было въ порядкѣ. Умысла не было. Начальникъ дистанціи, обкрадывая свой участокъ, свою дистанцію, развѣ злоумышляетъ противъ жизни пассажировъ? Онъ только свою пользишку беретъ — и больше ничего! Есть такая сила стихійная, непреодолимая сила… На нее все можно свалить. Если начальникъ дистанціи докажетъ, что крушеніе поѣзда произошло отъ непреодолимой силы, тогда онъ не виноватъ. Судъ долженъ его оправдать.
Есть и другая сила, еще непреодолимѣе. Тоже «живая сила», страстью къ наживѣ она называется. Но она не была вовсе въ этомъ процессѣ обслѣдована.
Дошло дѣло до суда. У подсудимыхъ знаменитый защитникъ. Три тысячи рубликовъ за оправданіе затребовалъ, а половину впередъ безъ отдачи «за защиту» взялъ.
Судили-рядили. Осудили. Одного «за слабый надзоръ» за подчиненными на два мѣсяца подъ арестъ, другого «за неисполненіе обязанностей» на три мѣсяца съ половиной.
— Дешево отдѣлались наши душегубы-то! заговорили обыватели, изумленные легкостью назначеннаго судомъ Перечеркаеву наказанія. — Сколько человѣкъ народу погажено и на что свели! На два мѣсяца!
Карташевъ въ это время совсѣмъ уже спился. Церковь все-таки не забывалъ. Каждое утро къ заутрени и къ ранней обѣдни бѣгалъ. Выспится и въ церковь бѣжитъ. А чего не доспитъ, въ церкви соснетъ, въ углушкѣ. Староста «не препятствовалъ», потому что Карташевъ для церкви человѣкъ былъ пользительный и причту всегда отъ него доходъ. По окончаніи службы, панихиды онъ заказывалъ по прежнему. Остальную часть дня по прежнему пьянствовалъ.
— Меня-бъ на скамеечку-то на ту посадить, меня-бъ! Я-бъ имъ разсказалъ! Развѣ сунуться съ повинною? Нѣтъ! Б-боюсь!.. За Сибирь, пожалуй, загонятъ! кричалъ онъ, выпивая «стаканъ за стаканомъ» и обливаясь горячими слезами.
Стакана три водки выпьетъ, сейчасъ и въ слёзы. Отъ него всѣ бѣгали: «пьяныя слова такія сталъ выражать! судиться захотѣлъ! съ нимъ еще попадешь въ бѣду!»
Обвиненные подали апелляціонный отзывъ въ палату. Что-то она скажетъ, чѣмъ рѣшитъ!
Карташевъ свою службу давнымъ-давно бросилъ. Съ самаго крушенія бросилъ. На его мѣсто взяли другого. Службу-то онъ бросилъ, а жалованье по прежнему получалъ исправно. Сколько прежде получалъ, столько и теперь, не служа, сталъ получать.
Разобралось дѣло и въ палатѣ. Подсудимые «оправились». Всѣ обыватели такъ и ахнули, когда узнали о такомъ исходѣ дѣла.
— Человѣку въ теченіи всей зимы съ его оравой ремонтныхъ рабочихъ только и работы было, что за счетъ казны театръ у насъ строить! зашумѣли горожане В. — Вотъ что значитъ до отвалу «гостей-властей-то» закармливать!..
Непреодолимая сила была признана виною, а добрые люди невиноваты. Виновата-ли въ этомъ дѣлѣ непреодолимая страсть къ «наживѣ», объ этомъ вопроса не поднималось. Впрочемъ, будь онъ затронутъ, пришлось бы «пустить» дѣло «съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей», а это пахло каторгой. Продежурившаго цѣлыя сутки, не смыкая глазъ, стрѣлочника, за малѣйшую провинность въ исполненіи служебныхъ обязанностей, «послѣдствіемъ чего могло произойти крушеніе поѣзда», всегда предавали суду присяжныхъ. «Дѣло о катастрофѣ» было направлено къ разсмотрѣнію судомъ короннымъ.
Какъ узналъ Карташевъ объ оправданіи своего начальника, запилъ пуще прежняго. Бросилъ и въ церковь ходить. День и ночь сталъ пить.
— Со-овѣсть свою каторжную пропиваю, а Перечеркаевской совѣстью закусываю!
Отъ водки опухъ совсѣмъ.
Недѣлю, другую пьетъ. Мѣсяцъ пьетъ. Пьетъ, а жалованье свое получаетъ. — Куда! Больше даже прежняго сталъ получать. Сколько захочетъ, столько и получить. Безъ отказу.
На вокзалѣ пересталъ бывать.
— Совѣстно, говорить, служащимъ въ глаза посмотрѣть.
По всѣмъ трактирамъ и кабакамъ шляться сталъ. Оборванный, отрепанный. Буянитъ, а обходъ его не трогаетъ. Отъ исправника такой приказъ вышелъ, чіюбы не безпокоить. Перечеркаевъ просилъ. Ну, да и обходу хорошо отъ Карташова попадало: всѣхъ, въ лоскъ напоитъ, коли часъ на него найдетъ. Самъ пьетъ и другихъ угощаетъ. Любилъ компанію водить… Золотая рота, да дровоклады около него поживились таки за это время.
— Пожалуйте разсчетъ! требуетъ цѣловальникъ, или тамъ половой въ трактирѣ, видя, что Карташевъ почти готовъ. — На семнадцать рублей напили, да прежнихъ за вами…
— Н-нѣт-ту! сс-сейч-часъ б-будутъ! Б-бумаги и каррандашъ мнѣ!.. Живо!
Даютъ.
— Изво-щика.
— Готовъ-съ!
— Поѣзжай, брр-ратецъ, на вокзалъ, къ начальнику дистанціи, Перечеркаеву! Отдай ему эту записку и скажи, что отъ меня! отъ меня, отъ Карташова!
На клочкѣ бумаги стояло: «денегъ». — И черезъ полчаса деньги являлись. Всегда съ кучеромъ или съ кѣмъ-либо изъ домашнихъ ихъ присылали. Рѣдко когда меньше сотенной. Если меньше — закапризничаетъ.
— Неси назадъ! швырнетъ онъ деньги посланному.
— Приказано сказать, что сегодня больше не могутъ! Завтра остальныя вамъ дошлютъ.
Обозлится, кулакомъ по столу застучитъ.
— М-могутъ! Полчаса тебѣ сроку!.. Слышь!
И скорѣе чѣмъ черезъ полчаса сотенная была у Карташева въ рукахъ.
Разъ онъ высказался. Извѣстно, что у трезваго на умѣ, то у пьянаго на языкѣ.
— Такія дѣла — просто прелесть! Больше сорока почерковъ я знаю! И всѣ другъ на друга не похожи! Тридцатью почерками правой рукой за граматныхъ могу написать и расписаться, а десять почерковъ лѣвой рукой за неграматныхъ. И все вѣдь мужицкіе почерки.
Стаканъ водки
— Вали, бывало, въ табели, да въ платежной вѣдомости: «за столько-то дней 11 рублей крестьянинъ такой-то деревни Петръ Ивановъ получилъ, въ чемъ и руку приложилъ». А то иначе: "двадцать рублей двадцать копеекъ получилъ крестьянинъ такой-то деревни Иванъ Петровъ!.. Деревень-то понапишу всегда такихъ, какихъ и въ трехъ уѣздахъ не сыщепть.
— Самъ людей дѣлалъ!.. Д-да! Чего вы смѣетесь! Нужно отчетъ въ авансахъ подавать, да новые авансы требовать, вотъ я и пишу. Въ одинъ день побольше сотни людей надѣлаю! Сколько надѣлаю, сколько потребуется! Всѣ авансовыя денежки разведу, да требованіе въ управленіе насчетъ новыхъ авансовъ построже напишу, чтобы поскорѣй высылали. Перечеркаеву только подписаться. «За безопасность пути, дескать, въ случаѣ промедленія высылки аванса, я не отвѣчаю». — Живо пришлютъ. Вотъ я какъ мерзавничалъ! И передъ крушеніемъ мерзавничалъ! А денежки-то всѣ у начальника въ кармашкѣ сидятъ.
Опять стаканъ водки.
— А рабочихъ и не ищи! Всѣ изъ моей головы. Святцы, бывало, возьмешь, да по нимъ и подписываешь. Ты-ысячи въ расходъ выводилъ.. Три, я думаю, пути новыхъ можно было бы уложить на тѣ денежки, которыя я за семь лѣтъ въ ремонтъ выводилъ! А за подрядчиковъ-то сколько фальшивыхъ квитанцій подписывалъ! Больше двухъ сотъ тысячъ «онъ» черезъ меня въ кармашекъ положилъ! А «онъ» На эти денежки гостей принималъ, да прикармливалъ!
Два стакана водки.
— Ребеночка-ангелочка, что вотъ тогда колесомъ раздавило забыть не могу! Не могу забыть! Какъ сейчасъ вижу, лежитъ онъ красненькій, голенькій подъ колесомъ! ы-ы-ы! обливался Карташевъ слезами.
— А всему театръ виноватъ! Московскіе-то актеры, да музыканты за шесть часовъ до несчастія пріѣхали къ намъ и разсказываютъ, помню, Петру Михалычу, что путь у него не въ порядкѣ. — «Насъ, говорятъ, подъѣзжая къ городу, на высокой насыпи около лѣсу такъ тряхнуло, что просто страсть! У насъ, говорятъ, въ нашемъ вагонѣ чемоданы съ мѣстъ попадали!» А онъ смѣется. — «Это, говоритъ, такъ! Пучинка маленькая, оттого что земля отходить стала! Надо завтра будетъ сказать, чтобы подкладочку здѣсь положили! Я, говоритъ, знаю это мѣсто!» Вотъ оно это мѣсто! И я теперь знаю! И я теперь знаю, что на этомъ самомъ мѣстѣ рельса лопнула и, значитъ, вотъ и катастрофа!.. Вагонъ на вагонъ! Народу накрошили! Душегубъ я и онъ душегубъ!.. Эй, водки!
Перечеркаевъ, впрочемъ, участливо заботился о Карташевѣ. Съ казенной квартиры его свезли на частную: чистенькую комнатку ему наняли, и особый приказъ квартирнымъ хозяевамъ, мѣщанамъ Вавинымъ, брату и сестрѣ, дали, чтобы «имѣть о квартирантѣ неусыпное попеченіе».
За то въ деньгахъ стали гораздо скупѣе. Стали водку къ нему на квартиру натурою поставлять. Не все ли равно, гдѣ пить. А то по трактирамъ, да по кабакамъ болтовня разная, непотребная пошла. Человѣкъ до бѣлой горячки допился и душегубцемъ сталъ себя величать, да «хорошихъ» людей марать, позорить!
Къ тому же и къ цѣли ближе. Къ развязкѣ скорѣй.
Каждое утро отъ начальника дистанціи приносилась четверть вина и становилась на столъ, на видное мѣсто. Больше четверти въ сутки не давали: опасно. И исподволь, медленною смертью угасалъ человѣкъ. Не задолго до смерти онъ сдѣлалъ Перечеркаеву прощальный визитъ.
Понадобились ему деньги, а ихъ нѣтъ. Послалъ къ Перечеркаеву, а тотъ вернулъ посланнаго съ пустыми руками, приказавши сказать, что «завтра самъ завезетъ». Карташевъ погналъ посланнаго во второй разъ. Квартирный хозяинъ у него всегда эту должность исправлялъ.
— Поди, скажи, чтобы сію минуту сотенную! Слышишь!
Посланный возвратился съ пустыми руками.
— Петръ Михайлычъ приказали вамъ сказать, что они очень на васъ серчаютъ: денегъ вы много изводите зря! передаетъ онъ отвѣтъ. — Еще приказали вамъ сказать, что нѣтъ у нихъ для васъ денегъ…
— А-а!.. Когда такъ, я самъ къ нему пойду!
— Не велѣно васъ изъ комнаты выпускать! Гости у нихъ теперь! Весь, почитай, городъ собрался! Ну, можно ли вамъ въ такомъ видѣ туда идти! Да я васъ не пущу! И одежонку вашу уберу! Завтра днемъ сходите!
Карташевъ согласился обождать «до завтра». Но только лишь Вавинъ ушелъ на свою половину, приперевъ своего квартиранта, чтобы не ушелъ, на задвижку; какъ Карташевъ вылѣзъ въ чемъ былъ, грязный, растерзанный, изъ окна на улицу, и ночью — въ холодную осеннюю ночь — безъ шапки и верхняго платья, совсѣмъ пьяный пошелъ къ Перечеркаеву «въ гости».
Какимъ путемъ пробрался онъ къ Перечеркаеву въ гостинную, не знаю, а передаю только со словъ очевидцевъ то, что тамъ было.
Весь въ грязи, обтрепанный, пьяный, въ какомъ-то рваномъ сюртучишкѣ явился онъ въ гостинную, гдѣ сидѣлъ цвѣтъ В--скаго общества.
Всѣ онѣмѣли отъ изумленія и испуга. На что ужь самъ Перечеркаевъ, человѣкъ, кажется, бывалый, тертый, и тотъ не нашелся сказать ни слова.
— Здррраствуйте, честной народъ! На ворованныя денежки пьете, да закусываете! На здоровье! А гдѣ же Петръ Михайлычъ? А-а! Вотъ онъ! В-вотъ онъ! Господину душегубцу почтеніе! Двѣнадцать душъ загубилъ. Мла-аденца загубилъ! Колесикомъ-то придавило… Помнишь? И мою душу загубилъ! Душу мою разбилъ! А свою — нѣтъ! Опрравдался! Чистъ! А помнишь, какъ я правой да лѣвой рукой ремонтныхъ-то рабочихъ дѣлалъ, да отчеты по авансамъ писалъ? Или забылъ? А помнишь, какъ я за подрядчиковъ-то тебѣ квитанціи подписывалъ? А?.. Или тоже забылъ? Давай сотенную! Нечего съ тобой, подлецомъ, разговаривать…
И Перечеркаевъ молча вынулъ изъ кармана и подалъ ему сотенную.
— Давно бы такъ! Послѣднюю беру. Помни.
Повернулся-было чтобы уйти, да увидалъ слѣдователя.
— А-а! Господинъ слѣдователь! Душегубъ двѣнадцать душъ загубилъ, а у васъ двѣнадцать тысячекъ въ кармашкѣ сидятъ! По тысячѣ съ души, чтобы безъ присяжныхъ было пустить! Знаемъ! Мы все знаемъ! Ну, пррощайте! Желаю вамъ жить, да поживать, да добра наживать.
И ушелъ, оставивъ всѣхъ гостей съ разинутыми ртами. Потомъ, когда всѣ опомнились, то, по почину земскаго врача, «единогласно» признали его за сумасшедшаго. «Жаловаться на дурака за клевету не стоитъ».
— Его надо въ больницу! Онъ въ бѣлой горячкѣ!.. Околесицу какую несетъ! объявилъ докторъ.
Исправникъ обѣщалъ распорядиться.
Впрочемъ, распорядиться ему и не пришлось. Карташевъ правду сказалъ, что взялъ у Перечеркаева «послѣднюю» сотенную. Онъ простудился послѣ этого визита, слегъ и въ два дни его не стало.
Перечеркаевъ съ честью похоронилъ его и вздохнулъ посвободнѣй.
Это была «послѣдняя жертва» катастрофы.
Перечеркаевъ служитъ на своемъ мѣстѣ попрежнему. Попрежнему онъ задаетъ пиры и балы и попрежнему къ нему ежедневно ѣздятъ «гости-власти».
Недавно онъ задалъ пиръ на весь міръ: дочку замужъ выдалъ за офицера и далъ хорошее прилагательное.
Его театръ въ В. давно открытъ и заѣзжіе артисты часто даютъ въ немъ спектакли. Перечеркаевъ за стѣны и декораціи беретъ только «по парочкѣ четвертныхъ» за вечеръ.
Веселится онъ попрежнему. Даже больше.
— Этого совѣсть не убьетъ! говорятъ про него обыватели. — Она у него желѣзная! Желѣзно-дорожная!