Последний барон. Часть вторая (Бульвер-Литтон)/ДО

Последний барон. Часть вторая
авторъ Эдуард Джордж Бульвер-Литтон, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: англійскій, опубл.: 1843. — Источникъ: az.lib.ru • Исторический роман.
(The Last of the Barons)
Текст издания: Санкт-Петербург, въ типографіи В. С. Балашева.1879.

Э. Бульверъ Литтонъ.

ПОСЛѢДНІЙ БАРОНЪ.

ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ.

Часть вторая.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Титулъ печатанъ въ типографія Г. Шпарвартъ, Невскій пр. домъ № 82.
Текстъ — въ типографіи B. С. Балашева.

1879.

КНИГА СЕДЬМАЯ.

I.

— Какія извѣстія? Спросилъ Гастингсъ, снова очутившись среди оруженосцевъ короля. Вдали слышался еще смѣхъ танцовщицъ, а между деревьями мелькало платье удалявшейся Сибиллы.

— Милордъ. Вы сейчасъ нужны королю. Сію минуту прибыль гонецъ съ сѣвера. Дорды: Сентъ-Джонъ, Риверсъ, Фулькъ и Скэльсъ уже у его величества.

— Гдѣ?

— Въ залѣ Верховнаго Совѣта.

И безъ малѣйшаго предчувствія будущаго, лордъ направился къ этой достопамятной залѣ, при входѣ въ которую каждому невольно вспоминается имя и судьба Гастингса.

Войдя къ королю Гастингсъ былъ пораженъ необыкновенной перемѣной въ одеждѣ и въ самой наружности Эдуарда. Вмѣсто своего обычнаго, полуженскаго костюма, король былъ одѣтъ въ тѣсный мундиръ, превосходно обрисовывавшій удивительную стройность его стана. Съ лица его исчезла безпечная улыбка и въ сверкающихъ взорахъ и осанкѣ, на этомъ сіявшемъ гордостью и удовольствіемъ челѣ опытный царедворецъ сразу прочелъ признаки войны. Вокругъ монарха сидѣли: Лордъ Риверсъ, Антоній Водвиль, лордъ Сентъ-Джонъ, Рауль Фулькъ, юный, доблестный д’Эгинкуръ и много другихъ знатныхъ вельможъ.

— Добро пожаловать храбрый Гастингсъ, сказалъ Эдуардъ твердымъ и рѣзкимъ голосомъ, въ которомъ не было и тѣни обычной мягкости.

Будь такимъ же желаннымъ гостемъ на полѣ битвы, какимъ бывалъ ты всегда у насъ на пирахъ. Мы получили съ Сѣвера извѣстія, которыя заставляютъ насъ надѣть шлемъ и опоясаться мечомъ.

Вспыхнуло возстаніе, которое можетъ быть потушено только рукой короля. Въ Іоркширѣ 50 тысячъ человѣкъ, подъ предводительствомъ какого-то Робина Редесдаля, взялись за оружіе. Предлогомъ служитъ налогъ на хлѣбъ, требуемый госпиталемъ св. Леонарда, истинная же цѣль его — низвергнуть королевство.

Вмѣстѣ съ тѣмъ братъ нашъ Глочестеръ, находящійся въ настоящее время на границѣ, пишетъ намъ, что Шотландцы подняли знамя Алой Розы. Опасно было бы допустить эти двѣ арміи до соединенія. Мы не должны терять времени; нашихъ коней уже сѣдлаютъ, мы отправимся въ авангардѣ нашей арміи. На коней, милорды, дѣло будетъ жаркое: но тотъ не достоинъ престола, кто не умѣетъ защитить его.

— Плохія вѣсти въ самомъ дѣлѣ государь, сказалъ Гастингсъ.

— Плохія? не говори этого, Гастингсъ! Война — охота королей. Сэръ Рауль Фулькъ къ чему такой тревожный, озабоченный видъ?

— Государь, я думаю, что если бы графъ Варвикъ былъ въ Англіи, то….

— Ахъ! рѣзко возразилъ Эдуардъ, гордо поднявъ голову, развѣ Варвикъ солнце, могущее разогнать всѣ тучи блескомъ своего присутствія? Мятежникамъ не нужно другого противника, ни моему государству регента, пока я, наслѣдникъ Плантагенетовъ, владѣю мечемъ для отраженія однихъ и скипетромъ для управленія другимъ. Мы выступимъ сегодня вечеромъ до заката солнца.

— Государь, спросилъ лордъ Сентъ-Джонъ, на какія силы надѣетесь вы, выступая противъ такой грозной рати?

— На всю Англію, лордъ Сентъ-Джонъ!

— Увы! государь, дай Богъ, чтобы вы не ошиблись! Но въ эту рѣшительную минуту обязанность вашихъ вѣрно-подданныхъ говорить съ вами чистосердечно. По всему видно, что мятежники подняли бунтъ не противъ васъ самихъ, но противъ родни королевы. Да, милордъ Риверсъ, противъ васъ и вашего рода и я опасаюсь, что инсургенты имѣютъ на своей сторонѣ сердца всей Англіи.

— Это правда, государь, смѣло замѣтилъ Рауль Фулькъ, и если эти новые люди должны стоять во главѣ вашей арміи, тутонскіе воины отступятся…. Рауль Фулькъ не станетъ служить подъ знаменемъ какого нибудь Водвиля. Не хмурьтесь, лордъ Скэльсъ, это ваша алчность и всей вашей партіи навлекла ропотъ на короля. Изъ за васъ народъ былъ ограбленъ; изъ за васъ дочерей нашихъ пэровъ принуждали къ чудовищнымъ бракамъ; изъ за васъ впалъ въ немилость благородный Варвикъ, по рожденію близкій къ трону, опора древняго сословія нашихъ рыцарей и вельможъ. И если теперь вы отравитесь во главѣ арміи для усмиренія мятежа, вами же вызваннаго, знайте, что солдаты только скрѣпя сердце пойдутъ за вами, и провинціи, по которымъ пройдете вы, непріязнено отнесутся къ вамъ.

— Сумашедшій…. началъ было Антоній Водвиль, но Гастингсъ остановилъ его, положивъ руку ему на плечо; Эдуардъ же, пораженный этимъ столкновеніемъ между двумя защитниками, на которыхъ онъ преимущественно расчитывалъ, имѣлъ однако осторожность удержаться отъ душившаго его гнѣва и промолчалъ.

Но все-таки осанка его показывала, что онъ сьуумѣлъ бы заставить повиноваться себѣ, еслибъ нашелъ нужнымъ вмѣшаться.

— Постойте, сэръ Антоній! сказалъ Гастингсъ, съ тѣмъ присутствіемъ духа, которое рѣдко покидало его. Постойте! и позвольте мнѣ сказать слово. Милорды Сентъ-Джонъ и Фулькъ, обвиненія ваши относятся скорѣй ко мнѣ, чѣмъ къ тѣмъ джентельменамъ. Я то и есть новый человѣкъ, и горжусь тѣмъ, что почерпаю свои почести изъ того же источника, какъ и настоящая аристократія: изъ милости благороднаго сюзерена и успѣховъ оружія.

Можетъ быть, (и ловкій фаворитъ, любимѣйшій при дворѣ, скромно поклонился) быть можетъ въ своемъ санѣ я держалъ себя недостаточно просто для того, чтобы выдержать критику. Въ такомъ случаѣ позвольте мнѣ въ предстоящей войнѣ загладить свою ошибку. Государь, удостойте выслушать своего слугу: не давайте мнѣ никакого начальства; дозвольте въ качествѣ простаго солдата драться въ рядахъ вашего войска. Кто не послѣдуетъ моему примѣру? Кто можетъ находить оскорбительнымъ для своей гордости въ качествѣ солдата идти за своимъ государемъ? Ужъ конечно не вы, лордъ Скэльсъ, непобѣдимый ни въ какомъ бою. Мы, остальные новые люди, своими поступками заставимъ смолкнуть зависть, а вы, Лорды Сентъ-Джонъ и Фулькъ, вы намъ покажете, какъ ваши отцы командовали воинами, которые не могли сражаться съ большимъ мужествомъ, чѣмъ это сдѣлаемъ мы. За тѣмъ, когда мятежъ будетъ усмиренъ и мы снова встрѣтимся въ большой залѣ нашего государя, тогда обвиняйте насъ, новыхъ людей, если только въ силахъ будете упрекнуть насъ въ какой нибудь ошибкѣ, а мы уже съумѣемъ постоять за себя.

Эта умная, краснорѣчивая рѣчь тронула всѣхъ присутствующихъ.

Рауль Фулькъ, столь же великодушный, какъ и горячій, протянулъ руку Гастингсу.

— Лордъ Гастингсъ, сказалъ онъ. Вы отлично говорите! Да будетъ воля короля!

— Милорды, весело отвѣчалъ Эдуардъ; моя воля та, чтобы вы были друзьями все время, пока продлится война. Поспѣшите же, прошу васъ всѣхъ, собрать своихъ воиновъ и примкнуть къ нашему знамени въ Фотерингеѣ. Я съумѣю найти для васъ отличія, которыя удовлетворятъ самыхъ храбрыхъ.

И съ этими словами король далъ знакъ къ прекращенію засѣданія и отпустивъ даже Водвилей, остался вдвоемъ съ Гастингсомъ.

— Ты оказалъ мнѣ хорошую услугу, Вилліамъ, сказалъ король; но я припомню еще (и мрачнымъ огнемъ сверкнули его глаза), я припомню воркотню этихъ смѣшныхъ подражателей Лордамъ Руннимеда. Я вѣдь не король Джонъ, я не позволю своимъ вассаламъ командовать мною. Но довольно о нихъ. Какъ ты думаешь, Гастингсъ, не Варвикъ ли поднялъ это возстаніе?

— Возстаніе крестьянъ и іоменовъ. Нѣтъ, государь, поступивъ такимъ образомъ, онъ навсегда лишился бы расположенія бароновъ.

— Гмъ!… однако Монтэгю, уже десять дней, посланный мною на границу, ничего не сдѣлалъ для подавленія мятежа. Но что-бы не случилось, нужно крѣпкое копье для того, чтобы пробить кольчугу короля. Теперь одинъ поцѣлуй Бесси, стаканъ вина и да защитятъ Господь и св. Георгій Бѣлую Розу!

II.

Нѣсколько дней спустя, Эдуардъ съ арміею, наскоро набранною въ столицѣ, выступилъ на встрѣчу мятежникамъ. Въ этотъ промежутокъ времени получены были самыя неутѣшительныя извѣстія съ театра войны. Сначала была еще надежда на успѣхъ: носились слухи, будто Монтэгю подавилъ возстаніе, говорили, что онъ, разбивъ Робина Редесдаля, велѣлъ обезглавить вождей инсургентовъ. Но этотъ ничтожный успѣхъ только раздулъ пламя мятежа. Ненависть народа къ Водвилямъ была такъ сильна, что по мѣрѣ приближенія Эдуарда къ театру войны, число не довольныхъ все болѣе и болѣе увеличивалось. Къ нимъ присоединилось даже много знатнѣйшихъ дворянъ: сыновья лордовъ Латимера и Фитцъ-Гюга, близкіе родственники Невилей, именами своими оказали много помощи дѣлу возстанія; во главѣ мятежныхъ войскъ сталъ опытный полководецъ сэръ Джонъ Коніеръ: свой замѣчательный военный талантъ, которымъ пренебрегъ Эдуардъ, онъ отдалъ въ распоряженіе инсургентовъ. Исторія о колдовствѣ герцогини Бедфордъ переходила изъ устъ въ уста и восковая фигура Варвика быть можетъ болѣе сдѣлала для возстанія, чѣмъ могло бы сдѣлать личное присутствіе графа. До сихъ поръ однако инсургенты не теряли уваженія къ особѣ короля. Въ своемъ манифестѣ они требовали только изгнанія Водвилей и возвращенія Варвика. Безъ зазрѣнія совѣсти, пользовались они именемъ графа и объявляли, что онъ ѣдетъ уже въ Англію для соединенія съ ними. Эта хитрая выдумка Робина необыкновенно воодушевляна мятежниковъ. Ихъ лагерь увеличивался съ каждой минутой, между тѣмъ, какъ рыцари и ветераны одинъ за другимъ покидали королевское знамя. Доблестный лордъ д’Эгинкуръ былъ раненъ напавшимъ на него отрядомъ мародеровъ на пути его въ свой замокъ въ Линкольнширѣ, гдѣ ему нужно было собрать въ пользу короля своихъ уже зараженныхъ мятежомъ вассаловъ. Въ лицѣ его армія Эдуарда потеряла одного изъ наиболѣе сильныхъ вождей. Страшныя несогласія возникли въ самомъ совѣтѣ короля. Когда вѣсть о поступкахъ Жакелины съ графомъ проникла въ королевскій лагерь, Рауль Фулькъ, Сентъ-Джонъ и другіе вельможи, охваченные благочестивымъ ужасомъ, на отрѣзъ объявили, что они бросить оружіе и удалятся въ свои замки, если только Водвили не будутъ изгнаны изъ лагеря, а графъ Варвикъ не будетъ снова призванъ въ Англію. Король принужденъ былъ уступить первому требованію, но относительно втораго онъ все еще медлилъ. Онъ оставилъ Фотерингсъ и двинулся къ Неверку. Знаки неудовольствія повсюду встрѣчаемые имъ на пути не испугали въ немъ воина; но, какъ крайне проницательный полководецъ, онъ измѣнилъ свои планы. Онъ отступилъ къ Ноттингэму и самъ написалъ письма къ Кларенсу, архіепископу Іоркскому и Варвику. Послѣднее было очень трогательно.

«Принимая во вниманіе оказываемое нами вамъ довѣріе и благосклонность», писалъ онъ, «мы не думаемъ, что намѣренія ваши относительно насъ таковы, какими выставляетъ ихъ всеобщая молва. Любезный кузенъ, не забывайте что вы желанный гость у насъ».

Но письма эти не успѣли еще дойти по назначенію, какъ уже престолъ его находился на краю гибели. Графъ Пемброкъ былъ разбитъ и убитъ при Эджекотѣ; пять тысячъ воиновъ короля пали на полѣ битвы. Графъ Риверсъ и сынъ его Сэръ Джонъ Водвиль, по приказанію короля удалившіеся въ Граветонъ, замокъ графа, были захвачены въ плѣнъ и обезглавлены инсургентами. Та же участь ожидала и лорда Стафорда, на котораго Эдуардъ возлагалъ свои надежды, какъ на одного изъ самыхъ сильныхъ вождей. Съ ужасомъ узналъ Лондонъ, что король съ горстью нерадивыхъ и недовольныхъ солдатъ, со всѣхъ сторонъ окруженъ тысячами шедшихъ на него непріятелей.

Изъ Ноттингама между тѣмъ Эдуарду удалось сдѣлать ловкое отступленіе къ укрѣпленному мѣстечку Ольней. Инсургенты погнались за нимъ туда. Эдуардъ узналъ, что сэръ Антоній Водвиль разсудивъ, что со смертью отца и брата у него не было болѣе причинъ держаться вдали отъ театра войны, набиралъ войска въ окрестностяхъ Ковентри, съ минуты на минуту ожидая помощи изъ Лондона. Король укрѣпилъ, насколько ему позволяло время, мѣстечко Ольней и ожидалъ нападенія инсургентовъ.

Въ эту критическую минуту, когда во всей Англіи царствовалъ ужасъ и смятеніе, однажды въ концѣ іюля мѣсяца маленькій отрядъ быстро направлялся къ деревнѣ Ольней. Подъѣзжая къ мѣстечку, всадники были поражены, замѣтивъ на окружавшихъ деревню равнинахъ, движущійся лѣсъ копій и касокъ.

— Святая дѣва! сказалъ одинъ изъ передовыхъ всадниковъ, какимъ бы искуснымъ, доблестнымъ рыцаремъ ни былъ Эдуардъ, трудно будетъ ему выйти изъ этой деревушки.

— А что, братъ, мы еще лучше были бы приняты, если бы въ свитѣ нашей было больше стрѣлковъ.

— Архіепископъ, отвѣчалъ человѣкъ, къ которому обращался всадникъ, мы приносимъ съ собою то, что одно въ состояніи собирать и распускать войска: имя, чтимое народомъ. Какъ только на вратахъ этихъ, рядомъ съ королевскимъ знаменемъ, покажется знамя съ бѣлымъ медвѣдемъ, то войско разсѣется, какъ разгоняемый вѣтромъ дымъ.

— Да услышитъ васъ Господь, Варвикъ, сказалъ герцогъ Кларенсъ: хотя Эдуардъ и дурно поступилъ съ нами, но все-таки, какъ Плантагенету и принцу, мнѣ прискорбно видѣть, какъ вся эта деревенщина, всѣ эти холопы обступаютъ короля.

— Деревенщина и холопы — это пѣшки шахматной доски, кузенъ Джоржъ, замѣтилъ прелатъ; рыцарь и епископъ находятъ ихъ весьма пригодными для того, чтобы двинуть впередъ для аттаки. Послѣ того, являются рыцарь и епископъ и могутъ уже начать игру. Варвикъ, тихонько прибавилъ прелатъ, такъ что Кларенсъ не слышалъ его словъ, усмиряя мятежъ, смотри, не забудь, что король въ твоей власти.

— Фи, Джоржъ! въ настоящую минуту я не думаю болѣе о несправедливомъ королѣ, въ воображеніи моемъ рисуется прекрасный ребенокъ, котораго я качалъ на колѣняхъ и опоясалъ мечемъ при Тутонѣ. Какъ должно страдать его львиное сердце лицомъ къ лицу съ врагомъ, аттаковать котораго, какъ хорошій полководецъ, онъ считаетъ безразсуднымъ.

— Такъ, такъ, Ричардъ Невиль, сказалъ прелатъ съ легкой ироніей, шути съ рыцаремъ, чтобы быть имъ обманутымъ, освободи государя и измѣни народу!

— Нѣтъ я могу остаться вѣрнымъ обоимъ, твоя политика сильно проигрываетъ передъ простымъ здравымъ смысломъ и непоколебимою честностью. Однако господа, вы ѣдете очень тихо, поспѣшимъ-же! Мятежники приближаются! Впередъ за Эдуарда и Варвика! И пустившись въ галопъ, маленькій отрядд. мигомъ подъѣхалъ къ воротамъ.

Стража весело откликнулась на громкіе сигналы вновь прибывшихъ. Во тоже время мрачно и медленно, какъ тучи, приближалось войско мятежниковъ.

— Мы опередили инсургентовъ, сказалъ графъ спрыгнувъ съ своего воронаго коня. Мармэдюкъ Невиль, разверни твое знамя. Герольды дайте знать о прибытіи Герцога Кларенса, архіепископа Іоркскаго, и графа Салисбюри Варвика. Тогда надъ встревоженнымъ городомъ подобно грому пронеслись крики: «Варвикъ! Варвикъ! Все спасено! Вотъ Варвикъ!»

Крики эти проникли и въ залу ветхаго, примыкавшаго къ церкви домика, гдѣ король, вооруженный съ головы до ногъ, съ озабоченнымъ видомъ стоялъ въ кругу непокорныхъ и недовольныхъ вассаловъ.

При имени Варвика король быстро обратился къ своимъ удивленнымъ собесѣдникамъ.

— Лорды и, сказалъ онъ, съ тѣмъ невыразимымъ величіемъ, въ какомъ у него никогда небыло недостатка. Богъ и нашъ святой патронъ послали намъ по крайней мѣрѣ человѣка, который имѣлъ мужество сто разъ биться съ подлыми мятежниками за своего короля и во славу рыцарства.

— Но кто же можетъ сказать, государь, что мы, ваши лорды и полководцы, не готовы пролить кровь за правое дѣло, пожертвовать своею жизнью за своего короля и во славу рыцарства? Но мы не желаемъ рѣзать нашихъ единноплеменниковъ за то, что они служатъ эхомъ нашихъ жалобъ, за то, что они просятъ ваше величество не дозволять возвеличенному вами, алчному и честолюбивому роду унижать долѣе вашихъ дворянъ и тѣснить вашъ народъ. Посмотримъ, одобритъ или осудитъ насъ графъ Варвикъ!

— А я заранѣе отвѣчаю, гордо сказалъ Эдуардъ, что какъ бы не отнесся къ этому Варвикъ, я скорѣе одинъ выйду изъ этихъ дверей, чтобы воиномъ умереть подъ ударами мятежниковъ, чѣмъ соглашусь повиноваться волѣ моихъ подданныхъ. Я свободенъ и пока корона Плантагенетовъ украшаетъ мою голову, хочу остаться свободнымъ возвышать тѣхъ кого люблю и презирать угрозы тѣхъ, которые клялись мнѣ въ вѣрности. Еслибы я былъ просто графомъ Ла-Маршъ, а не королемъ Англіи, то зала эта была бы уже обагрена кровью тѣхъ, которые оскорбляютъ друзей моей юности, и избранницу моего сердца. Прочь, Гастингсъ. Я не нуждаюсь въ посредникѣ между мной и моими подданными; ни здѣсь, ни въ другомъ мѣстѣ, въ цѣлой Англіи я не знаю себѣ равнаго; и король прощаетъ или презираетъ (выбирайте любое слово, милорды) тамъ, гдѣ простой дворянинъ наказываетъ.

Трудно описать впечатлѣніе произведенное этой рѣчью на присутствующихъ. Въ смѣлости и рѣшимости всегда есть что-то такое, что внушаетъ уваженіе толпѣ, хотя бы она сама состояла изъ храбрецовъ. И если въ наступившемъ за нимъ мрачномъ молчаніи можно было прочесть неудовольствіе, то въ тоже время оно выражало и восторгъ. Тѣ, которые въ мирное время презирали слабаго, безхарактернаго монарха, утопавшаго въ роскоши и нѣгѣ; теперь, въ минуту опасности, видѣли въ немъ олицетвореннаго Марса. Наконецъ это былъ король, и еслибы непріятель состоялъ изъ благороднѣйшаго французскаго рыцарства, то ни одинъ не отказался бы пожертвовать жизнью за одну улыбку этихъ надменныхъ губъ. Но интересы бароновъ были тѣсно связаны съ дѣломъ народнаго возстанія: положить конецъ мятежу значило для нихъ способствовать возвышенію Водвилей. Молчаніе было прервано Гастингсомъ, старавшимся убѣдить самыхъ вліятельныхъ и упорныхъ вождей. Въ эту самую минуту послышались чьи то шаги и въ залу вошелъ безоружный съ обнаженной головой, единственный человѣкъ, во всей Англіи превосходившій Эдуарда какъ нравственнымъ такъ и физическимъ величіемъ.

Эдуардъ не зналъ еще, какъ отнесется къ нему Варвикъ, онъ сомнѣвался, чтобы поднятое его именемъ возстаніе, вождями котораго были его родственники могло быть сдѣлано безъ его согласія. Окруженный лицами, особенно близкими графу, Эдуардъ хорошо зналъ, что, если Варвикъ противъ него, тогда для него все кончено, несмотря на это, осанка его нисколько не потеряла своего величія. Опершись на длинный мечь, онъ въ глубинѣ души рѣшился поступить, какъ мужественный король и храбрый джентельменъ, въ случаѣ, если дѣла его примутъ дурной оборотъ, и спокойно смотрѣлъ на своего благороднаго родственника, величественно приближавшагося къ нему при шумныхъ восклицаніяхъ недовольныхъ бароновъ.

— Кузенъ, вы желанный гость здѣсь! Я увѣренъ что, если бы вы хотѣли обратиться ко мнѣ съ упреками, вы никогда не избрали бы для этого минуту опасности и бѣдствія, и какова бы ни была причина, которая могла отвратить отъ меня ваше сердце, я убѣжденъ, что звуки трубы мятежниковъ заставятъ умолкнуть наши распри и возвратятъ мнѣ вашу вѣрность.

— О, Эдуардъ! о мой король! зачѣмъ ты такъ дурно думалъ обо мнѣ въ счастіи, если теперь такъ хорошо судишь въ несчастіи, съ чувствомъ сказалъ Варвикъ.

При этихъ словахъ онъ склонилъ голову и преклонивъ колѣно, поцѣловалъ протянутую ему руку. Лице Эдуарда просіяло и поднявъ графа, онъ гордымъ взглядомъ окинулъ окружавшихъ его бароновъ, которые были внѣ себя отъ изумленія при видѣ всей этой сцены.

— Милорды и сэры, сказалъ онъ, вы теперь видите, что не графъ Варвикъ, нашъ ближайшій, послѣ братьевъ, родственникъ и изъ всѣхъ подданныхъ самый близкій къ трону, не онъ оставилъ меня въ минуту опасности!

— И мы не сдѣлали бы этого, государь, возразилъ Рауль Фулькъ; вы роняете насъ въ глазахъ нашего благороднаго товарища, судя насъ такимъ образомъ. Мы готовы биться за короля, но не за родныхъ королевы: и это одно навлекаетъ на насъ вашъ гнѣвъ.

— Вы свободны! Ступайте! Насъ двоихъ съ Варвикомъ будетъ вполнѣ достаточно, чтобы отбросить всю эту сволочь.

Умный и проницательный графъ, сразу угадалъ причины раздора. Несмотря на свое великодушіе, онъ не хотѣлъ упустить представлявшагося ему удобнаго случая къ уничтоженію на всегда враждебнаго ему и пагубнаго для государства вліянія Водвилей. Его великодушіе было великодушіемъ не ребенка, но государственнаго человѣка.

— Государь, сказалъ онъ, до прихода непріятеля остается еще цѣлый часъ. Со мной пріѣхали вашъ и мой братъ; вонъ они идутъ сюда. Не угодно ли вамъ побесѣдовать съ ними нѣсколько минутъ, а мнѣ позвольте тѣмъ временемъ переговорить съ благородными баронами.

Эдуардъ задумался на минуту, но передъ прямымъ, открытымъ взглядомъ графа разомъ исчезли всѣ, возникшіе было въ его головѣ, подозрѣнія.

— Согласенъ, кузенъ; сказалъ онъ, но помни, что совѣтникамъ, которые грозятъ покинуть меня въ подобную минуту, я не сдѣлаю никакой уступки.

И съ этими словами король поспѣшилъ на встрѣчу Кларенсу и прелату, ласково положилъ руку на плечо брата, и, взявъ архіепископа за руку, повелъ ихъ на валъ.

— Ну, друзья мои, сказалъ между тѣмъ Варвикъ, обращаясь къ оставшимся, чего вы требуете отъ короля?

— Ссылки всѣхъ Водвилей, исключая королевы; отнятія у нихъ земель, которыя пожалованы имъ, обирая древніе дворянскіе роды и если бы вы не вернулись, мы потребовали бы также и вашего возвращенія.

— А если бы вы не получили ничего, какъ намѣрены вы были поступать.

— Мы рѣшили уѣхать и предоставить Эдуарда его участи. Если король согласится исполнить наши требованія, мы увѣрены, что инсургенты разойдутся; если же онъ откажетъ намъ, то должны ли мы тогда проливать свою кровь въ борьбѣ съ толпой, требованія которой одобряемъ мы сами?

— Требованія! Но хорошо ли вы ихъ знаете? сказалъ Варвикъ, мнѣ то они хорошо извѣстны, вѣдь дѣти сѣвера мнѣ коротко знакомы, и цѣль ихъ возстанія гораздо серьезнѣе, чѣмъ вы думаете. Развѣ они уже не привлекли на свою сторону моихъ родственниковъ, сыновей Латимера и Фитцъ-Гюга, а также и смѣлаго Коніера, стальному шлему котораго слѣдовало бы покрывать болѣе разсудительную голову? Развѣ они не взяли мое имя своимъ паролемъ? Или вы думаете, что за этой ложью скрываются однѣ справедливыя жалобы?

— Развѣ ихъ возстаніе сдѣлано было помимо васъ? спросилъ крайне изумленный Сентъ-Джонъ.

— Сохрани меня Боже быть за одно съ ними. Да развѣ вы думаете, что я держался бы въ сторонѣ отъ театра войны, еслибы желалъ прибѣгнуть къ оружію, чтобы отомстить за нанесенныя мнѣ оскорбленія? Нѣтъ Милорды! однако время уходитъ; довольно въ короткихъ словахъ объяснить вамъ положеніе дѣлъ, быть можетъ для васъ еще не вполнѣ извѣстное. Въ одинъ день съ письмомъ короля я получилъ письма отъ Монтэгю и нѣкоторыхъ другихъ: онѣ освѣтили мнѣ цѣль нашихъ возмутившихся соплеменниковъ. Въ Англіи, какъ вы знаете, постоянно, но въ особенности съ царствованія Эдуарда III, существовали странныя идеи о свободѣ совершенно иной чѣмъ та, которой мы пользуемся; идеи эти мало по малу распространились по деревнямъ. Народъ никакъ не можетъ простить намъ, дворянамъ, нашихъ преимуществъ, онъ всегда питаетъ къ намъ тайную ненависть, которая во время смутъ, является жестокой и неумолимой. Дурной ли урожай, ропщетъ ли народъ на налоги, никогда не бываетъ недостатка въ людяхъ, которые пользуются народнымъ бѣдствіемъ для своихъ честолюбивыхъ замысловъ или для совершенія какого нибудь политическаго переворота. Таковъ и теперь главный вождь и душа настоящаго возстанія.

— Выговорите о Робинѣ Редесдалѣ, уже умершемъ? спросилъ одинъ изъ полководцевъ.

— Онъ вовсе не умеръ. Монтэгю называетъ эти слухи ложными. По словамъ его Редесдаль былъ разбитъ при Іоркѣ и нѣсколько дней скрывался въ лѣсахъ. Это онъ съумѣлъ привлечь сыновей Латимера и Фитцъ-Гюга на сторону мятежниковъ, и уступилъ свое начальство искуссному полководцу сэру Джону Коніеру. Этотъ Робинъ Редесдаль человѣкъ необыкновенный. Онъ получилъ отличное образованіе; и объѣхалъ всѣ свободные города Италіи; онъ обладаетъ обширными свѣденіями и питаетъ великіе замыслы. Къ числу его плановъ принадлежитъ между прочимъ погибель дворянства, какъ это нѣкогда было во Флоренціи, исключеніе насъ изо всѣхъ должностей и много другихъ неслыханныхъ перемѣнъ, которыя слишкомъ долго было бы перечислять.

— И мы чуть было не дали восторжествовать этому человѣку! воскликнулъ Фулькъ. Это было бы съ нашей стороны большимъ преступленіемъ!

— Подъ благовиднымъ предлогомъ онъ собралъ войска и теперь ведетъ сюда свою армію. Я имѣю основаніе думать, что въ случаѣ если бы удалось ему разсорить васъ съ Эдуардомъ, и если бы король живымъ или мертвымъ попался ему въ руки, онъ возвелъ бы на престолъ Генриха Виндзора, но на такихъ условіяхъ, которыя предоставили бы королю и баронамъ одни пустые титулы, и ни какой власти въ королевствѣ. Много лѣтъ тому назадъ я зналъ этого человѣка, послѣ того я слѣдилъ за нимъ, и, хотя это и можетъ показаться вамъ страннымъ, нахожу въ немъ свойства, которыми восхищаюсь какъ подданный, но которыхъ побоялся бы, еслибъ былъ королемъ. Однимъ словомъ вотъ мое мнѣніе: для блага государства и нашего собственнаго благоденствія прежде всего надо разогнать эту толпу: а тамъ уже заняться уничтоженіемъ злоупотребленій, на которыя они справедливо жалуются. Не думайте, милорды, что раздѣляя ваше намѣреніе требовать отъ короля удаленія Водвилей и уничтоженія ихъ пагубнаго вліянія, я имѣлъ въ виду только отомстить имъ за нанесенныя мнѣ оскорбленія. Но знайте, что въ Англіи не будетъ мира, пока мы не изгонимъ этого алчнаго рода. Вотъ что болѣе всего тревожитъ меня. Но каковы бы ни были наши намѣренія, поможемъ теперь своему королю.

Всѣ единогласно одобрили совѣтъ Варвика и громко выразили желаніе выйти изъ города и напасть на мятежниковъ.

— Но, замѣтилъ одинъ старый ветеранъ, что значимъ мы въ сравненіи съ такой массой враговъ? У насъ горсть солдатъ, а у нихъ цѣлая армія.

— Не бойся ничего, со смѣлой, самоувѣренной улыбкой отвѣчалъ Варвикъ. Развѣ эта армія не набрана на половину изъ моего Іоркскаго графства! развѣ не состоитъ она изъ людей ѣвшихъ мою хлѣбъ соль? Посмотримъ, найдется ли человѣкъ, который рѣшился бы пустить стрѣлу въ стѣны, вмѣщающія въ себѣ Ричарда Варвика. Теперь пусть каждый изъ васъ вернется къ своему посту; я же иду къ королю.

Появленіе графа Варвика мигомъ оживило упавшій духомъ гарнизонъ: отъ глубочайшаго отчаянія всѣ разомъ перешли къ полной увѣренности въ побѣдѣ. Еще прежде, едва завидѣвъ его знамя, развѣвающимся рядомъ съ королевскимъ, артиллеристы тотчасъ же вернулись къ своимъ орудіямъ, а стрѣлки взялись за свои луки; даже поселяне, сначала бывшіе недовольными, по пріѣздѣ графа выслали на стѣны все свое населеніе, женщинъ, дѣтей и стариковъ. Когда Варвикъ подошелъ къ королю, этотъ искусный полководецъ, своего времени, не теряя надежды, спокойно указывалъ Кларенсу, на естественныя укрѣпленія мѣстности. Между тѣмъ непріятель, безъ сомнѣнія узнавъ отъ шпіоновъ о помощи подоспѣвшей къ королю, остановился и видно было, какъ черная масса въ нерѣшительности волновалась по обширной равнинѣ, какъ рой пчелъ, незнающій куда ему сѣсть.

— Ну что, кузенъ, сказалъ король, заставили вы тѣхъ упрямцевъ покориться?

— Да, государь, отвѣчалъ Варвикъ, но силы наши слишкомъ незначительны для того, чтобы противостоять такому войску.

— Развѣ вы не привели съ собой подкрѣпленія? съ удивленіемъ сказалъ король. Вы должны были пройти чрезъ Лондонъ; или вы оставили войско на дорогѣ?

— Государь, у меня не было времени собирать подкрѣпленія, къ тому же и Лондонъ объятъ ужасомъ. Еслибы я остановился набирать войска, то, придя сюда, могъ бы найти голову короля на этихъ стѣнахъ.

— Хорошо! безпечно отвѣчалъ Эдуардъ. Много ли, мало ли насъ, во всякомъ случаѣ одинъ джентельменъ стоитъ сотни мужиковъ. «Насъ довольно для славы!», какъ сказалъ Генрихъ при Азинкурѣ.

— Нѣтъ, государь, вы слишкомъ умны и разсудительны, чтобы вѣрить этому. Побѣдить этихъ бунтовщиковъ мы не можемъ, но зато можемъ заставить ихъ разойтись.

— Какимъ это чудомъ?

— Обѣщаніемъ короля дать удовлетвореніе ихъ жалобамъ.

— Изгнавъ королеву, мою супругу?

— Небо запрещаетъ человѣку разлучать то, что сочеталъ Господь, отвѣчалъ Варвикъ. Нѣтъ, они требуютъ изгнанія не ея величества королевы, но родни ея величества.

— Риверсъ убитъ и храбрый Джонъ также, развѣ мало этого для ихъ мести? печально сказалъ Эдуардъ.

— Мы не желаемъ мести, мы только хотимъ оградить безопасность страны, отвѣчалъ Варвикъ. Короче сказать, если вы не дадите намъ этого обѣщанія, то стѣны эти будутъ вашей могилой.

Эдуардъ отошелъ въ сторону и сталъ серьезно обдумывать, какъ поступить въ данномъ случаѣ.

Твердый въ своемъ намѣреніи не оставлять Водвилей, онъ въ то же время, послѣ минутнаго размышленія, рѣшился не рисковать своею жизнью и престоломъ, изъ-за отказа низвергнуть ихъ родъ. Упорствуя въ душѣ, наружно же уступая, онъ скрылъ свое лицемѣріе подъ маской обычной сдержанности и радушія.

— Варвикъ, привѣтливо сказалъ онъ, подходя къ графу, вы не можете подать мнѣ дурнаго совѣта, и потому въ этомъ затруднительномъ дѣлѣ я отдаю себя въ ваше распоряженіе. Мнѣ не хочется самому отказываться передъ баронами отъ своихъ прежнихъ словъ: но я предоставляю вамъ, отъ моего имени, обѣщать имъ и инсургентамъ все, что вы сочтете нужнымъ, я увѣренъ, что ни одно изъ этихъ обѣщаній не будетъ противно моей чести. Но не оставляйте меня, о благороднѣйшій изъ друзей, когда-либо имѣвшихъ доступъ къ трону, не оставляйте меня, не пожавъ мнѣ руки, въ знакъ того, что все зло забыто между нами! Не будьте слишкомъ строги къ благосклонности, которую король вашъ оказываетъ роднымъ своей супруги!

— Государь, сказалъ Варвикъ, котораго великодушіе чуть было не довело до слабости и онъ долженъ былъ сдѣлать надъ собою усиліе, чтобы остаться вѣрнымъ принятому имъ рѣшенію; государь, достоинство ихъ нисколько не пострадаетъ отъ того, что они пробудутъ нѣсколько времени въ изгнаніи, и если находятъ нужнымъ лишить Водвилей земель и почестей, которыми вы ихъ осыпали, то возьмите у своего Варвика вдвойнѣ противъ того, что вы отъ нихъ отберете. Онъ богатъ любовью къ своему королю и этого богатства никто и никогда у него не отниметъ. О, Эдуардъ, будьте откровенны и искренни со мною, и не стѣсняясь располагайте моими землями, если захотите наградить любимца.

— Я не для того призвалъ тебя на помощь, Варвикъ, чтобы разорить тебя, улыбаясь отвѣчалъ Эдуардъ. Къ тому же я могу располагать моими іоркскими землями. Теперь отправляйся въ непріятельскій лагерь и я даю тебѣ всѣ права и всѣ полномочія, какія только можетъ дать король; а когда провинціи эти будутъ усмирены, отправляйся въ Вались, въ качествѣ генеральнаго судьи этого княжества. Печальная кончина Пемброка позволяетъ мнѣ располагать этимъ высокимъ постомъ. Я не могу ничего болѣе прибавить къ твоему величію, назначеніе это только послужитъ для Англіи новымъ доказательствомъ довѣрія къ тебѣ твоего государя.

— И такъ какъ это доказательство дано уже мнѣ, сказалъ Варвикъ со слезами на глазахъ, то да укрѣпитъ. Господь мою руку въ бояхъ и да ниспошлетъ мнѣ мудрость въ совѣтахъ! Но я забываюсь… солнце клонится къ западу; оно не должно зайти прежде, чѣмъ непріятельская армія не перестанетъ угрожать сыну Ричарда Іоркскаго.

Съ этими словами графъ поспѣшно удалился къ гому мѣсту, гдѣ ожидала его свита.

— Трубачи, герольды впередъ, скомандовалъ онъ; на коня, Мармэдюкъ, свиты мнѣ не надо. Мы отправляемся въ лагерь инсургентовъ.

III.

Мятежники сдѣлали привалъ въ одной милѣ отъ города и уже разбивали палатки для ночлега. Это было бурное, но однако не лишенное дисциплины войско, благодаря военнымъ талантамъ Коніера и уму и энергіи Робина Редесдаля.

Въ главной палаткѣ лагеря собрались вожди инсургентовъ для обсужденія важныхъ вопросовъ.

— Если это правда, говорилъ Коніеръ, занимавшій почетное мѣсто, если шпіоны наши не обманулись, если графъ Варвикъ дѣйствительно въ деревнѣ и знамя его развѣвается рядомъ съ королевскимъ, то въ такомъ случая я прямо, какъ подобаетъ солдату, скажу, что былъ обманутъ!

— Кѣмъ же это, сэръ и кузенъ? краснѣя спросилъ Фитцъ Гюгъ.

— Вами, молодой кузенъ и этимъ упрямцемъ, этимъ адскимъ поджигателемъ, Робиномъ Редесдалемъ. Вы оба увѣряли меня, что графъ одобрялъ возстаніе, что онъ позволялъ собирать войска его именемъ, и встанетъ во главѣ войска, какъ только оно будетъ собрано; повторяю вамъ, если это ложь, то вы навлекли безчестіе на мою сѣдую голову.

— А какую честь оказывали вашимъ сѣдинамъ до этого возстанія? грубо сказалъ Робинъ. Какую честь видѣли вы отъ развратнаго Эдуарда и его разгульныхъ товарищей? Васъ бросили какъ негодную ветошь, сэръ Джонъ Коніеръ! Самъ Варвикъ, сіятельный родственникъ вашей жены, не могъ ничего для васъ сдѣлать! Теперь же вы стоите во главѣ многихъ тысячъ людей, ихъ жизнь и смерть въ вашемъ распоряженіи, въ вашихъ рукахъ самъ Эдуардъ и его престолъ! Все это сдѣлали для васъ мы, и вы насъ же упрекаете!

— И мы, возразилъ молодой Фитцъ-Гюгь, ободренный смѣлостью Гиліарда, мы имѣемъ полное основаніе думать, что мой сіятельный родственникъ, графъ Варвикъ, одобряетъ наше предпріятіе. Когда этотъ честный человѣкъ и онъ указалъ на Редесдаля, увѣдомилъ меня, что онъ своими глазами видѣлъ восковую фигуру моего благороднаго родственника, то я отправился къ лорду Монтэгю. Хотя этотъ ловкій придворный и не хотѣлъ открыто высказать мнѣ свои намѣренія, но онъ далъ однако понять, что не прочь отъ возстанія противъ Водвилей.

— А между тѣмъ, замѣтилъ одинъ изъ вождей, тотъ же Монтэгю, при приближеніи Гиліарда къ Іорку, сдѣлалъ вылазку и важно поколотилъ его.

— Да, но онъ пощадилъ мою жизнь и вмѣсто меня велѣлъ обезглавить трупъ бѣднаго Гюга Витерса: вѣдь Джонъ Невиль хитеръ и умѣетъ выходить сухимъ изъ воды. Для него не пришло еще время соединиться съ нами, но онъ скромно и учтиво побилъ насъ. Но что сдѣлалъ онъ съ тѣхъ поръ? Онъ держится въ сторонѣ, а наша армія между тѣмъ все увеличивается и гордое сердце Эдуарда разрывается отъ злобы въ стѣнахъ Ольнея. Какъ же можно послѣ этого думать, чтобы Варвикъ, хотя бы даже онъ и находился возлѣ короля, былъ въ душѣ противъ насъ? Нѣтъ, онъ могъ войти въ Ольней, но только для того, чтобы овладѣть тираномъ.

— Если это такъ, сказалъ Коніеръ, то все къ лучшему, но если графъ Варвикъ, хотя и дурно поступившій со мной, но тѣмъ не менѣе славный воинъ, котораго должно бояться, если не любить, если, говорю я, Варвикъ соединится съ королемъ, то я сломаю этотъ жезлъ, а вы ищите себѣ другаго вождя!

— Ну чтожь, мы и найдемъ его! вскричалъ Робинъ. Развѣ мы такіе ничтожные люди, что удаленіе одного человѣка можетъ погубить насъ. Сверхъ того, если Варвикъ такимъ образомъ измѣняетъ намъ и самому себѣ, но въ тоже время не ведетъ за собой никакой рати, то мы не разойдемся, пока требованія нашихъ соотечественниковъ не будутъ исполнены.

— Славно сказано! вскричалъ саксонецъ оруженосецъ; мы не разойдемся, не разрушивъ до основанія замокъ барона Бульштока.

— Да, мрачно сказалъ Робинъ, мы не удалимся, пока не сбавимъ спѣси съ духовенства и не дадимъ испробовать имъ того кнута, которымъ били они простыхъ вѣрующихъ.

— И, пока не выговоримъ: кусокъ хлѣба бѣдняку, покровительство законовъ слабому и кару преступнику.

— Все это превосходно, грубо замѣтилъ сэръ Джоффрей Гитесъ, начальникъ наемныхъ войскъ, опытный воинъ, но неукротимый хищникъ; но скажите, кто заплатитъ жалованье мнѣ и моимъ гулякамъ?

При этомъ вопросѣ по всему собранію пробѣжалъ ропотъ неудовольствія.

— Вотъ видите, господа, продолжалъ сэръ Джоффрей, пока я и товарищи мои считали вашимъ союзникомъ богатаго графа, владѣльца цѣлой половины Англіи, мы охотно ждали. Ни, чортъ побери, хотя бы одинъ фартингъ попался въ мой кошелекъ. Что касается грабежа, то что намъ толку въ фермѣ или замкѣ? Будь это церковь или крѣпость, тогда другое дѣло, тутъ было бы чѣмъ поживиться.

— Въ замкѣ барона Бульштока есть много серебряной посуды и одинъ или два мѣшка экю и золотыхъ монетъ, сказалъ саксонецъ-оруженосець, желая отмстить своему бывшему притѣснителю, барону.

— Вы видите, друзья мои, съ улыбкой пожимая плечами, сказалъ Коніеръ, вы видите, что паутинкой нельзя расшатать королевство. Положимъ, мы побѣдимъ, Эдуардъ будетъ взятъ въ плѣнъ, ну хотя даже убитъ… что же изъ этого выйдетъ? Герцогъ Кларенсъ, по мужской линіи прямой наслѣдникъ престола — зять Варвика и слѣдовательно вашъ свойственникъ сэръ Джонъ, сказалъ молодой Латимеръ.

— Правда, задумчиво сказалъ Коніеръ.

— Мысль ваша не дурна, сэръ, подтвердилъ Джоффрей Гитесъ. Я не прочь провозгласить королемъ Кларенса, а Варвика лордомъ протекторомъ. Это дастъ намъ нѣкоторые шансы на полученіе жалованья.

— Сверхъ того, сказалъ Фитцъ-Гюгъ, стоитъ намъ разъ открыто объявить это намѣреніе, тогда и Варвику и Кларенсу трудно будетъ идти противъ насъ, да и народъ не повѣритъ, чтобы они были не заодно съ нами. Самое лучшее, что остается намъ теперь дѣлать — это идти впередъ!

— Гм, сказалъ одинъ изъ предводителей, графъ Варвикъ добръ и хотя его братъ архіепископъ, но самъ онъ никогда не стоялъ за тираннію церкви. Но что касается Джоржа Кларенса…

— Что касается Кларенса, перебилъ его Гиліардъ, съ ужасомъ видя, что возстаніе, предназначенное имъ для возведенія на престолъ Ланкастерскаго дома, можетъ окончиться только перенесеніемъ короны съ одной главы ненавистной Іоркской династіи на другую; что касается Кларенса, то онъ обладаетъ всѣми пороками Эдуарда, не имѣя его достоинствъ. Онъ остановился; но понимая, что критическое положеніе въ которомъ онъ находился, ускоряло для него минуту объясненія своихъ тайныхъ плановъ, онъ со свойственною ему смѣлостью прямо приступилъ къ дѣлу. Нѣтъ, милорды и сэры, продолжалъ онъ, въ этомъ дѣлѣ я долженъ сказать свое мнѣніе и потому прошу выслушать меня хладнокровно. Англія никогда не благоденствовала съ тѣхъ поръ какъ мы покинули нашего законнаго короля. Если мы избавимся отъ Эдуарда, пусть это будетъ сдѣлано не для того, чтобы изъ рукъ развратника перейти въ руки пьяницы. Въ Тоуерѣ томится нашъ законный государь, теперь уже многими почитаемый за святаго… Выслушайте меня до конца. На границахъ армія, доводящая Глочестера до крайности, подняла знамя Генриха и Маргариты. Двинемся къ этой арміи, напередъ занявъ Ольней и соединимъ наши силы. Маргарита готова уже переправиться въ Англію. У меня есть друзья въ Лондонѣ, они должны напасть на Тоуеръ и освободить Генриха. Вамъ, сэръ Джонъ Коніеръ, я именемъ королевы обѣщаю титулъ графа и кавалера ордена Подвязки. Вы, наслѣдникъ Латимера и Фитцъ-Гюга, вы получите высокія должности, приличныя вашему знатному роду. Вамъ, рыцари и полководцы, я обѣщаю долю въ конфискованныхъ помѣстьяхъ Водвилей и другихъ Іоркистовъ. Вамъ братья мои, обратился онъ къ лолардамъ, и въ голосѣ его слышалась кротость и ласка, не ускользнувшая отъ этихъ людей, принужденныхъ скрывать свои религіозныя ученія, самъ Гиліардъ принадлежалъ къ числу лолардовъ, но этого не зналъ никто кромѣ послѣднихъ, вамъ братья мои — королева обѣщаетъ покровительство противъ враговъ и снисходительное законодательство. Вамъ, храбрые солдаты, щедрое королевское жалованье. И такъ, долой всѣ другія знамена. Да здравствуетъ Алая Роза! да здравствуетъ Генрихъ VI!

Рѣчь эта, несмотря на все свое краснорѣчіе, несмотря на то, что такъ искусно льстила разнообразнымъ страстямъ присутствующихъ, не произвела надлежащаго дѣйствія.

Лоларды хорошо еще помнили костры, возведенныя Ланкастерскимъ домомъ для ихъ мучениковъ, и несмотря на слѣпую вѣру въ Гиліарда, они, казалось, не расположены были слѣдовать его призыву. Молодой Фитцъ-Гюгъ, взявшись за оружіе только для того, чтобы отомстить Водвилямъ за обиды нанесенныя его идолу. Варвику, не видѣлъ ничего добраго въ возвышеніи королевы Маргариты, врага графа. Наемныя войска помнили плачевное состояніе финансовъ въ царствованіе Генриха VI. Саксонецъ-оруженосецъ бормоталъ про себя: А кой чортъ будетъ съ замкомъ Бульштокскимъ!

Но сынъ лорда Лотимера, изъ той вѣтви рода Невилей, которая была предана Ланкастерскому дому, и повѣренный тайныхъ замысловъ Гиліарда, вставилъ свое слово въ пользу ихъ общаго дѣла.

— Гиліардъ не намѣренъ превышать своей власти, сказалъ онъ, каждый сражающійся за Алую Розу будетъ полнымъ господиномъ въ земляхъ побѣжденнаго имъ Іоркиста! Сэръ Джонъ Коніеръ колебался: уже давно, будучи по милости Эдуарда безъ средствъ и безъ власти, но попрежнему смѣлый и честолюбивый, онъ былъ ослѣпленъ блескомъ всѣхъ этихъ обѣщаній: но старостъ тяжела на подъемъ и со всѣмъ благоразуміемъ, какого можно было ожидать отъ него сѣдинъ, онъ сказалъ:

— Имя короля слишкомъ могущественно, чтобы идти противъ него, дѣло это требуетъ всеобщаго одобренія и зрѣлаго обсужденія.

Въ эту самую минуту шумныя, восторженныя восклицанія толпы донеслись къ нимъ изъ лагеря. Предводители въ испугѣ выскочили изъ палатки и странное зрѣлище представилось ихъ взорамъ.

Посреди лагеря, верхомъ на ворономъ Саладинѣ, они увидѣли высокую, воинственную фигуру Варвика, и вокругъ него колѣнопреклоненную толпу инсургентовъ: медленно заходившее солнце осѣняло какъ бы ореоломъ обнаженную голову барона. Почести эти, оказываемыя толпою человѣку безоружному, безъ свиты, нанесли смертельный ударъ честолюбивымъ надеждамъ Гиліарда.

Товарищи его тоже были объяты ужасомъ. Присутствіе этого одного человѣка, казалось, словно волшебствомъ, мигомъ отняло у нихъ ихъ сильную армію. Сидя на своемъ гордомъ конѣ, словно король на тронѣ, онъ царствовалъ надъ сердцами всѣхъ присутствующихъ.

— Толпа разступилась передъ нимъ, онъ ѣдетъ сюда къ намъ, сказалъ молодой Фитцъ-Гюгъ, пойдемъ мы къ нему на встрѣчу?

— Разумѣется, нѣтъ, отвѣчалъ Гиліардъ, мы все таки предводители этой арміи: пусть онъ застанетъ насъ за исполненіемъ нашихъ обязанностей, за обсужденіемъ осады Ольнея.

— Это вѣрно, сказалъ Коніеръ, и если произойдетъ какой нибудь споръ, то толпа не должна слышать его.

Предводители вернулись въ палатку и въ строгомъ молчаніи ожидали графа. При входѣ Варвика всѣ, исключая Гиліарда, встали и почтительно поклонились ему.

— Добро пожаловать, могущественный и славный кузенъ! сказалъ Коніеръ. Наконецъ-то вы явились принять начальство надъ войскомъ, собраннымъ отъ вашего имени. Позвольте передать въ ваши руки жезлъ предводителя.

— Съ удовольствіемъ принимаю его, сэръ Джонъ Коніеръ, отвѣчалъ Варвикъ, занимая почетное мѣсто; и если вы избираете меня своимъ начальникомъ, то я немедленно приступлю къ исполненію важныхъ обязанностей своего новаго званія. Какимъ образомъ, осмѣлились вы, рыцари и дворяне, въ отсутствіе мое воспользоваться моимъ именемъ для возмущенія народа? Отвѣчайте же! Что скажешь ты, мой племянникъ?

— Лордъ и кузенъ, отвѣчалъ молодой Фитцъ-Гюгъ, мы не могли предпологать что вы дурно отнесетесь къ возстанію, цѣль котораго отмстить за нанесенныя вамъ обиды и оградить вашу драгоцѣнную для всѣхъ насъ жизнь.

Затѣмъ онъ въ короткихъ словахъ разсказалъ исторію восковой фигуры, видѣнной у герцогини Бедфордъ и сослался на Гиліарда, какъ на свидѣтеля этого факта.

— Сверхъ того, вы явно были удалены отъ двора, сказалъ сэръ Генрихъ Невиль, повсюду говорили о вашей ссорѣ съ Эдуардомъ; о порокахъ короля и безчестіи для Англіи.

— Къ тому же мы дѣйствовали не безъ вѣдома дяди моего и брата вашего, лорда Монтэгю, прибавилъ молодой Фитцъ-Гюгъ.

— Все это время, сказалъ Робинъ Редесдаль, всюду слышался ропотъ угнетаемаго народа; Водвили грабили насъ, и король тратилъ наши деньги на содержаніе своихъ недостойныхъ любимцевъ и фаворитокъ. Развѣ этого мало для того, чтобы взяться за оружіе!

Въ мрачномъ молчаніи слушалъ графъ оправданія вождей инсургентовъ.

— Каковы бы ни были причины, побуждавшія васъ къ возстанію, вы не имѣли права, безъ моего согласія, поднимать мятежа. моимъ именемъ; какъ смѣли вы въ глазахъ всей Европы выставить Ричарда Невиля измѣнникомъ, не имѣющимъ мужества открыто стать мятежникомъ. Вы поступили вопреки закону и жизнь всѣхъ васъ въ моихъ рукахъ.

— Если мы излишнимъ усердіемъ въ защитѣ вашихъ правъ навлеки на себя ваше неудовольствіе трогательно сказалъ молодой Фитцъ-Гюгъ, въ такомъ случаѣ возьмите жизнь нашу, она стоитъ не много. И съ этими словами молодой человѣкъ положилъ свой мечь на столъ.

Варвикъ, казалось, не обратилъ вниманія на покорность своего племянника.

— Но, продолжалъ графъ, я, который всегда любилъ англійскій народъ, я, который всегда защищалъ права его передъ королемъ и парламентомъ, я, первый солдатъ въ нашемъ королевствѣ, я увѣренъ, что если вельможи и могли ради личныхъ интересовъ и честолюбія допустить вовлечь себя въ это возстаніе, за то народъ никогда безъ основательной причины не брался за оружіе. А потому, вожди возстанія, прошу васъ, оставивъ въ сторонѣ частныя, касающіяся меня лично жалобы, назовите мнѣ одни народныя требованія.

Наступило глубокое молчаніе: большая часть рыцарей и дворянъ изъ личныхъ выгодъ присоединились къ мятежникамъ и вовсе не знали, чего желалъ народъ. Тутъ Робинъ Редесдаль всталъ съ своего мѣста и твердымъ, звучнымъ голосомъ описалъ безпорядки того времени, несправедливыя притязанія госпиталей и аббатствъ, беззаконныя притѣсненія бароновъ, слабость королевской власти въ дѣлѣ прекращенія притѣсненій дворянъ и ту ужасную силу, съ которой онъ поддерживалъ притѣснителей.

— Не называйте это злополучной язвой времени, лордъ Варвикъ, прибавилъ онъ, въ началѣ правленія Эдуарда было иначе, потому что тогда вы, графъ, заботились о всеобщемъ благѣ и своею справедливостью заслужили любовь народа и снискали себѣ безсмертную славу. И теперь еще всѣ съ удовольствіемъ вспоминаютъ о золотомъ времени правленія графа Варвика. Но съ тѣхъ поръ, какъ послѣ ссоры съ королемъ вы удалились въ Мидльгэмъ, а потомъ въ Калэ, Англія стала игрушкой въ рукахъ Водвилей… И вотъ теперь мы отдыхаемъ на порогахъ своихъ домовъ подъ сѣнію не виноградныхъ лозъ, а висѣлицъ! Вотъ что заставило насъ обнажить мечь. Вы, графъ пользуясь любовью, какую питаютъ къ вамъ сыны Англіи, вы безъ сомнѣнія можете заставить насъ обратно вложить мечъ въ ножны, но этимъ вы только, несмотря на всѣ свои заслуги, навлечете на себя участь, которую я заранѣе могу предсказать вамъ. Да! воскликнулъ ораторъ, протянувъ руку и устремивъ проницательный взоръ на графа, гордое лицо котораго выдавало его волненіе. Да! продолжалъ онъ, придетъ часъ, когда ты, обманутый неблагодарнымъ королемъ, лишенный славы и почестей, изгнанный изъ Англіи, какъ падшая звѣзда, всѣми покинутый, будешь напрасно молить о защитѣ народъ, который теперь боготворитъ тебя, но тогда уже будетъ поздно! Мы предоставимъ тебя твоей участи и отрѣчемся отъ тебя, также какъ ты въ настоящее время отрѣкаешься отъ насъ. Теперь, если это тебѣ нравится, отдавай друзей твоихъ, защитниковъ Англіи въ руки твоего ничтожнаго, изнѣженнаго короля, чтобы они своею кровью обагрили его эшафоты.

Онъ смолкъ. Ропотъ пробѣжалъ по собранію. Взоры вѣхъ устремлены были на Варвика. Этотъ великій государственный мужъ призвавъ на помощь свою непоколебимую честность, преодолѣлъ впечатлѣніе, произведенное на него рѣчью оратора. Онъ вспомнилъ, что далъ королю честное слово исполнить его порученіе, что онъ явился сюда уполномоченнымъ короля для примиренія его съ подданными, а не судьей его.

— Робертъ Гиліардъ и вы, благородные рыцари и дворяне, выслушайте меня теперь, какъ посланника Эдуарда, сказалъ онъ. Обѣщаю всѣмъ полную амнистію. Его величество считаетъ васъ увлеченными, но не преступными, и надѣется, что поступки ваши будутъ заглажены будущими заслугами. Это я говорю относительно вождей. Что касается народа, то король, мой повелитель, готовъ возвратить мнѣ тѣ высокія должности, которыя занималъ я прежде, и хочетъ увеличить, а не уменьшить мою власть. Отъ его имени я берусь тщательно и справедливо разсмотрѣть всѣ названныя Робиномъ Редесдалемъ народныя жалобы, и обѣщаюсь дать имъ скорое и полное удовлетвореніе. Это еще не все: его величество, отказавшись отъ своего плана войны съ Франціей, будетъ менѣе нуждаться въ деньгахъ и вслѣдствіе того можетъ уменьшить подати и налоги. Наконецъ его величество всегда заботясь о благѣ своего народа, уполномочилъ меня обѣщать вамъ, что родственники королевы, справедливы ли вы къ нимъ или нѣтъ, не будутъ болѣе засѣдать въ королевскомъ совѣтѣ. Герцогиня Бедфордъ, какъ подобаетъ ея печальному вдовству, удалится въ свой замокъ, а лордъ Скэльсъ отправится посланникомъ къ Испанскому двору. Такимъ образомъ, принимая во вниманіе справедливыя требованія народа и обѣщая исполнить ихъ, а вамъ обѣщая милостивое прощеніе, я исполняю свой долгъ по отношенію къ королю и народу. Отъ души желаю, чтобы эти злополучныя раны были навсегда излечены милостью Божіей и нашего святаго патрона, и именемъ Эдуарда IV, я ломаю этотъ жезлъ и распускаю ваше войско!

Умная, спокойная рѣчь графа и его рѣшительный отказъ принять участіе въ возстаніи, произвели желаемое дѣйствіе на всѣхъ присутствующихъ, уничтоживъ всѣ надежды на успѣхъ мятежа. Одинъ только Гиліардъ не раздѣлялъ всеобщаго одобренія. Онъ бросился въ сторону и, схвативъ обломокъ жезла, воскликнулъ:

— Именемъ народа я принимаю начальство, которое вы такъ подло бросаете, какъ глупъ былъ народъ (онъ указалъ на лагерь), надѣясь на помощь рыцаря и дворянина!

Съ этими словами онъ бросился вонъ изъ палатки.

— Рыцари и лорды, вы, въ жилахъ которыхъ течетъ благородная кровь, вы были только орудіями въ рукахъ этого смѣлаго и способнаго человѣка, спокойно сказалъ Варвикъ. Теперь слѣдуйте за мной!

Тогда графъ, въ сопровожденіи рыцарей, вышелъ изъ палатки, вскочилъ на своего коня, и не успѣлъ еще Гиліардъ обратиться съ рѣчью къ войскамъ, какъ онъ уже былъ посреди ихъ. Трубачи Варвика скомандовали смирно и графъ своимъ твердымъ звучнымъ голосомъ сказалъ нѣсколько словъ, жадно внимавшей ему толпѣ. Обладая, не менѣе Гиліарда, тѣмъ пламеннымъ краснорѣчіемъ, которое такъ увлекало толпу, онъ въ короткой, но сильной рѣчи, объявилъ имъ объ обѣщаніяхъ, которыя онъ только что далъ предводителямъ. Едва услышалъ народъ объ отмѣнѣ гнетущихъ его порядковъ и о возвращеніи власти графу, какъ мятежъ мигомъ утихъ, такъ что когда Варвикъ приказалъ инсургентамъ разойтись по домамъ, то слова эти были встрѣчены шумными, радостными криками. Тогда неукротимый Гиліардъ, взойдя на небольшое возвышеніе, хотѣлъ уже снова постараться поднять бунтъ. Толпа было бросилась къ нему, но это не ускользнуло отъ проницательнаго взора Варвика. Слишкомъ хорошо зная непостоянство человѣческаго характера, онъ недопустилъ Гиліарда говорить къ народу. Стремглавъ поскакалъ онъ въ ту сторону, и обращаясь къ Мармэдюку, громко закричалъ: «Мармэдюкъ Невиль именемъ короля, арестуй этого человѣка!» Мармэдюкъ проворно соскочилъ съ сѣдла, въ одну минуту рука его была на плечѣ Гиліарда. Ни одинъ изъ инсургентовъ не тронулся съ мѣста, ни одинъ не вступился за своего вождя. Гиліардъ схватился за мечъ; но видя апатію толпы, онъ опустилъ руку и по надменному лицу его пробѣжала презрительная улыбка.

— Вы позволяете, сказалъ онъ, вы допускаете, заключить въ оковы и вести на смерть того, кто далъ вамъ въ руки мечъ!

— Могущественный графъ не способенъ никого обидѣть, сказалъ чей то голосъ и слова эти были восторженно подхвачены толпой.

— Милордъ, я не забочусь болѣе о жизни, когда нѣтъ свободы, я вашъ плѣнникъ, сказалъ тогда Робинъ.

— Коня моему плѣннику, смѣясь закричалъ Варвикъ, и я ручаюсь, что ни ему, ни его имуществу не будетъ сдѣлано ни малѣйшаго вреда. Благодаря Бога, день, когда Варвикъ сходится съ народомъ, не долженъ имѣть жертвъ. Ура! Да здравствуетъ Эдуардъ IV, да здравствуетъ прекрасная Англія!

Войско радостно повторило этотъ крикъ, и онъ былъ встрѣченъ веселыми, шумными криками въ стѣнахъ Ольнея.

Графъ медленно удалился со своей свитой, а мятежники стали расходиться. И когда луна показалась на горизонтѣ, она освѣтила лишь пустынную, безлюдную поляну, на которой за нѣсколько часовъ передъ тѣмъ, стоялъ шумный лагерь инсургентовъ. Такова власть человѣка надъ человѣчествомъ.

IV.

Варвикъ ѣхалъ нѣсколько впереди своей свиты. Онъ былъ мраченъ и казался озабоченнымъ. Когда маленькій отрядъ потерялъ уже изъ виду мятежниковъ, графъ далъ знакъ Мармэдюку приблизиться вмѣстѣ съ его плѣнникомъ. Молодой Невиль повиновался, потомъ снова отъѣхалъ, такъ что Робинъ и Варвикъ вдвоемъ продолжали путь и ѣхавшая въ почтительномъ отдаленіи свита, не могла слышать ихъ разговора.

— Сэръ Гиліардъ, началъ Варвикъ, я очень радъ, что братъ мой, въ благодарность за оказанную мнѣ вами нѣкоторую услугу, пощадилъ вашу жизнь, когда вы попались ему въ руки.

— Вашъ благородный братъ, милордъ, сухо отвѣчалъ Робинъ, быть можетъ и не зналъ ничего объ услугѣ, которую я когда то оказалъ вамъ, онъ скорѣй пощадилъ меня за то, что я помогъ ему въ предпріятіи, имѣвшемъ цѣлью низвергнуть Водвилей и возвратить Англію Невилямъ. Безъ меня попытка эта не имѣла бы успѣха, Вашъ братъ человѣкъ дальновидный.

— Мнѣ непріятно слышать такое сужденіе о лордѣ Монтэгю. Я знаю, что въ планахъ его болѣе лукавства, чѣмъ это желательно было бы видѣть въ благородномъ рыцарѣ и искреннемъ человѣкѣ: но относительно любви къ своему королю, онъ безупреченъ, цѣль его благордна, хотя средства и не всегда таковы. Но довольно о немъ, поговоримте лучше о васъ, сэръ Гиліардъ. Чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ битвы при Эксгэмѣ, случилось мнѣ однажды одному попасть въ руки шайки Ланкастерскихъ изгнанниковъ. Ты былъ ихъ вождемъ, ты узналъ меня по шлему и помня, какъ снисходительно относился я всегда къ твоимъ страннымъ, республиканскимъ идеямъ, ты спасъ меня отъ меча твоихъ товарищей. Съ той минуты, я тщетно старался улучшить твою участь. Ты отвергалъ всѣ мои предложенія: и мнѣ не безъизвѣстно, что ты отдалъ себя на служеніе Ланкастерскому дому. Не разъ могъ я предать тебя суду, но изъ за благодарности, а также, сказать правду, и вслѣдствіе презрѣнія, которое внушали мнѣ всегда индивидуальныя усилія возвести на престолъ падшую династію, я сквозь пальцы смотрѣлъ на твое поведеніе, которое я увѣренъ, не нашло бы пощады у короля. Я теперь знаю, что ты человѣкъ съ умомъ и сердцемъ и что ты можешь погубить цѣлыя націи. Въ настоящую минуту Варвикъ возвращаетъ тебѣ жизнь и свободу; но если ты возобновишь свои попытки, знай, что впредь ты увидишь во мнѣ только министра короля. Теперь мы квиты. Вотъ дорога въ лѣсъ, прощай. Подожди, еще одно слово! Быть можетъ бѣдность довела тебя до измѣны?…

— Бѣдность, перебилъ его Гиліардъ. Бѣдность, лордъ Варвикъ, заставляетъ человѣка сочувствовать бѣднякамъ, вотъ почему я разошелся съ богачами. Онъ остановился, грудь его высоко вздымалась. Теперь, печально прибавилъ онъ, теперь, послѣ того, какъ я увидѣлъ подлость и неблагодарность людей, роль моя кончена, мое мужество погибло.

— Увы! замѣтилъ Варвикъ, неблагодарность общій порокъ всѣхъ людей и богатыхъ и бѣдныхъ, и ты, вкусившій ее отъ народа, угрожаешь мнѣ неблагодарностью короля! Но каждый человѣкъ здѣсь на землѣ долженъ проложить себѣ путь, не заботясь о томъ, будутъ ли одобрять или осуждать его другіе! Одна могила нашъ судья! При послѣднихъ словахъ графа Робинъ пристально заглянулъ ему въ лицо: оно было мрачно и печально.

— Лордъ Варвикъ, сказалъ Гиліардъ, я тѣмъ охотнѣе принимаю отъ васъ жизнь и свободу, что какой то внутренній голосъ уже давно твердить мнѣ, что рано или, поздно, время все-таки сблизить насъ. Вы совсѣмъ не то, что другіе дворяне, вы одинъ обязаны своимъ могуществомъ не столько графскому титулу, обширнымъ помѣстьямъ, знатному роду и милости короля, сколько любви къ вамъ народа, которую вы вполнѣ заслужили. На войнѣ вы одинъ, какъ истинный рыцарь и великодушный христіанинъ, вы одинъ жалѣли бѣдняка, одинъ вы, сильный, неукротимый боецъ, обращали копье противъ пэровъ и вашъ могучій голосъ всегда кричалъ жестокимъ воинамъ, не трогайте народа. Въ мирное время, вы одинъ въ этомъ надменномъ парламентѣ принимали сторону народа, одинъ вы возвышали свой голосъ, требуя справедливыхъ законовъ и ходатайствуя народу прощеніе. Въ вашемъ замкѣ голодный и лишенный крова бѣднякъ, всегда находитъ пищу и убѣжище! Вы, гордый графъ, презиравшій угрозы королей, вы, котораго трепетали временщики, никогда ни однимъ грубымъ словомъ не оскорбляли простолюдина. Вотъ почему я, дитя народа, именемъ его призываю на васъ благословеніе Божіе и со вздохомъ задаю себѣ вопросъ: будетъ ли благодарный народъ носить трауръ по Варвикѣ, когда его уже не будетъ. Остерегайтесь, графъ, льстивой улыбки Эдуарда, непостоянства Кларенса и коварства Глочестера. Смотрите; солнце заходитъ и вотъ густыя тучи толпятся какъ разъ надъ вашей головой.

При послѣднихъ словахъ онъ указалъ на небо. Глухой раскатъ грома, словно подтвердилъ его пророческое предостереженіе. Не ожидая отвѣта графа, Гиліардъ пришпорилъ коня, и скоро исчезъ изъ глазъ пораженнаго всей этой сценой Варвика.

V.

Эдуардъ съ распростертыми объятіями встрѣтилъ своего побѣдоноснаго посла и осыпалъ его изъявленіями живѣйшей благодарности. Во время роскошнаго пира, которымъ король отпраздновалъ счастливое окончаніе этого дня, онъ всячески старался примириться съ дворянами и изгнать изъ памяти Рауля Фулька и другихъ бароновъ всѣ прежнія непріятности. Эдуардъ въ высшей степени обладалъ тѣмъ рѣдкимъ качествомъ, которое доставляетъ успѣхи въ свѣтѣ, — лицемѣрнымъ прямодушіемъ. Обрадованный избавленіемъ отъ непріятелей и надеждой на возможность продолжать свою прежнюю веселую и безпечную жизнь, Эдуардъ былъ такъ любезенъ и привѣтливъ, что вполнѣ очаровалъ всѣхъ. Снова покорилъ онъ себѣ гордое сердце Рауля Фулька и уничтожилъ подозрѣнія, упрямо тѣснившіяся въ душѣ Сентъ-Джона. Кларенсъ, примирившійся съ Эдуардомъ, былъ тоже вполнѣ счастливъ, нѣжно, со слезами на глазахъ смотрѣлъ онъ на брата и самъ предался шумной радости и разгулью.

Архіепископъ, болѣе скрытный и осторожный, сыпалъ остроты и оживлялъ общество своими ѣдкими эпиграммами, неистощимыми при его тонкомъ и развитомъ умѣ. Одинъ Варвикъ былъ чуждъ всеобщаго веселья: тщетно употреблялъ онъ всѣ усилія, чтобы разсѣять свою грусть и разогнать мрачныя предчувствія. Ему непріятно было, что король уклонился отъ обсужденія важныхъ вопросовъ, касавшихся тѣхъ обѣщаній, которыя Варвикъ, отъ имени Эдуарда, далъ инсургентамъ. Съ презрѣніемъ и нѣсколько подозрительно смотрѣлъ онъ на безпечную веселость, казавшуюся ему неприличною въ такое время, когда болѣе серьезныя дѣла должны были занимать умъ короля.

По окончаніи пира Эдуардъ отпустилъ своихъ офицеровъ и остался вдвоемъ съ лордомъ Гастингсомъ.

Улыбка исчезла съ лица короля. Быстрыми шагами ходилъ онъ взадъ и впередъ по комнатѣ, потомъ вдругъ отворилъ окно и взглянулъ на безмолвную страну, освѣщенную луной.

— Гастингсъ, рѣзко сказалъ онъ, нѣсколько часовъ тому назадъ, земля эта была покрыта аллебардами, а теперь, погляди-ка!

— Дай Богъ, чтобы также исчезли всѣ враги короля!

— Другое дѣло, еслибъ тутъ играло роль слово короля или его оружіе, а не воля одного изъ подданныхъ!… Нѣтъ, я до тѣхъ поръ не буду дѣйствительнымъ королемъ, пока другой въ моемъ государствѣ можетъ по своему произволу собирать и распускать войска. Клянусь небомъ! Это не можетъ продлиться долго!

Гастингсъ съ удивленіемъ смотрѣлъ на лицо Эдуарда: недавно еще оживленное очаровательной любезностью, оно теперь исказилось дикимъ гнѣвомъ.

Пораженный этой перемѣной, Гастингсъ предался печальному раздумью:

— Какъ мало выигрываетъ человѣкъ своею добродѣтелью въ глазахъ людей думалъ онъ! Вотъ, подданный спасаетъ корону короля, а тотъ не можетъ простить ему такого надменнаго похищенія его правъ!

— Вы ничего не отвѣчаете, сэръ? гнѣвно вскричалъ Эдуардъ. Зачѣмъ вы такъ на меня смотрите?

— Всемилостивѣйшій государь, спокойно отвѣчалъ Гастингсъ, я старался прочесть на лицѣ вашемъ какое чувство руководитъ вами: гордость или благородныя побужденія.

— Какъ! запальчиво возразилъ Эдуардъ. Благороднѣйшее чувство короля — это гордость, которую внушаетъ ему его королевское достоинство! Онъ снова принялся ходить по комнатѣ, потомъ опять остановился. Графъ самъ попался въ свои сѣти, продолжалъ онъ: онъ далъ отъ моего имени обѣщанія, которыя я никогда не исполню. Народъ въ одинъ прекрасный день узнаетъ, что онъ обманутъ своимъ идоломъ. Онъ требуетъ удаленія отъ двора матери и всей родни королевы!

Гастингсъ, въ этомъ пунктѣ вполнѣ согласный съ народомъ и графомъ, Гастингсъ, котораго единственными врагами въ Англіи были Водвили, спокойно отвѣчалъ:

— Это, мнѣ кажется дешевая плата за жизнь короля и престолъ Англіи!

Эдуардъ вздрогнулъ; мрачнымъ, свирѣпымъ взглядомъ окинулъ онъ своего фаворита.

— Это ваше мнѣніе, сэръ? Клянусь Богомъ! Тотъ кто далъ такія обѣщанія, жестоко раскается въ нихъ! Слушай, Гастингсъ. Я знаю, ты хитеръ и честолюбивъ: но лучше бы было тебѣ капюшономъ нищенствующаго монаха прикрывать твою ученую голову, чѣмъ, хоть въ одномъ взглядѣ сходиться съ графомъ Варвикомъ.

Гастингсъ искренно любилъ Эдуарда, какъ и всѣ, кого монархъ этотъ удостоивалъ своей дружбы, ни въ чемъ не сочувствовалъ онъ графу, развѣ только въ ненависти къ Водвилямъ.

Вотъ почему яркая краска гнѣва разлилась по лицу гордаго временщика при этой надменной угрозѣ короля.

— Государь, гордо и съ достоинствомъ сказалъ онъ, если вы такимъ языкомъ говорите со своимъ наиболѣе испытаннымъ подданнымъ, со своимъ вѣрнѣйшимъ другомъ, въ такомъ случаѣ не пеняйте на другихъ, злѣйшій врагъ вашъ — вы сами.

— Постойте, сказалъ король уже болѣе кроткимъ и спокойнымъ тономъ: Я вспылилъ. Во мнѣ сидитъ бѣсъ. Какъ бы хотѣлъ я, чтобы Глочестеръ былъ здѣсь!

— Я могу и безъ него сказать вамъ, что посовѣтовалъ бы въ данномъ случаѣ этотъ умный молодой принцъ, мнѣ вѣдь извѣстны его мысли, отвѣчалъ Гастингсъ.

— Да: вы очень дружны, что же, скажите, посовѣтовалъ бы онъ мнѣ? спросилъ съ любопытствомъ король.

— Принцъ Ричардъ далъ бы вамъ вотъ какой совѣтъ: когда подданный достаточно силенъ для того, чтобы его бояться и слишкомъ любимъ народомъ, чтобъ его можно было низвергнуть, въ такомъ случаѣ король долженъ ослабить его своими милостями.

— Какъ же это? съ удивленіемъ перспросилъ король.

— Очень просто, могущественный государь, отвѣчалъ Гастингсъ. Лордъ Варвикъ любимъ народомъ, потому что всѣ считаютъ его обиженнымъ, его уважаютъ, какъ независимаго графа: его боготворятъ, какъ человѣка, во всѣхъ отношеніяхъ безупречнаго и непричастнаго притѣсненіямъ народа. На мѣстѣ вашемъ я возбудилъ бы противъ него зависть: вмѣсто того, чтобы быть съ нимъ холоднымъ, я осыпалъ бы его своими милостями и такъ тѣсно сблизилъ бы его съ вашимъ домомъ, что онъ, связанный по рукамъ и ногамъ, ничего не могъ бы противъ васъ сдѣлать. Этимъ я подорвалъ бы всеобщее уваженіе къ нему, возбудивъ подозрѣнія. Я сдѣлалъ бы братьевъ вашихъ его наслѣдниками. Герцогъ Кларенсъ уже женатъ на дочери Варвика, жените лорда Ричарда на другой. Обручите вашу юную дочь съ сыномъ Монтэгю, представителемъ Невилей: огромныя владѣнія графа перейдутъ, такимъ образомъ, въ вашу семью. Графъ не будетъ уже тогда составлять отдѣльной силы, а примкнетъ къ вашему трону. Бароны взбѣсятся на того, кто не будетъ уже почти принадлежать имъ, въ комъ одномъ соединятся всѣ права ихъ и привилегіи. Народъ будетъ видѣть въ немъ уже не своего защитника, но слугу и фаворита короля. И ни бароны, ни народъ уже не соберутся подъ его знаменемъ.

— Все это такъ, въ раздумьи отвѣчалъ Эдуардъ; но до тѣхъ поръ, что станется съ роднею моей жены? Неужели я долженъ царствовать одинъ, безъ друзей, словно въ пустынѣ? Пусть безумцы обвиняютъ меня въ излишнемъ пристрастіи къ женѣ, но ты знаешь, Гастингсъ, что истинная цѣль моя — воздвигнуть новое дворянство для равновѣсія старому: ибо новая династія можетъ опереться только на новую аристократію, ею же созданную!

— Государь, мнѣ не хотѣлось бы снова возбуждать вашъ гнѣвъ, но, повторяю вамъ, родственники королевы въ настоящую минуту отлично бы сдѣлали, удалившись на время отъ двора.

— Прощай Гастингсъ! рѣзко отвѣчалъ король; я объ этомъ подумаю; утро вечера мудренѣе!

На другой день король получилъ извѣстіе, что въ Линкольнширскомъ и Варвикскомъ графствахъ произошли новыя возмущенія.

Антоній Водвиль писалъ ему, что стоитъ только королю показаться посреди войска, собраннаго имъ близь Ковентри, и все дворянство выступитъ противъ этой взбунтовавшейся сволочи.

Узнавъ объ этомъ, Эдуардъ, даже не посовѣтовавшись съ графомъ, вскочилъ на коня, и трубы были единственнымъ сигналомъ, которымъ онъ удостоилъ извѣстить бароновъ о своемъ отъѣздѣ.

Эта безцеремонность оскорбила гордость Варвика, однако онъ не сдѣлалъ ни одного упрека Эдуарду и молча поѣхалъ рядомъ съ нимъ.

— Дорогой кузенъ, на ходу сказалъ ему король, настоящее положеніе дѣлъ требуетъ всей нашей энергіи. Я ѣду въ Ковентри, воодушевить тамошнихъ рекрутъ, а васъ и брата вашего, архіепископа, прошу постараться собрать свѣжія войска здѣсь, въ этомъ округѣ. Черезъ три дня, съ собраннымъ вами войскомъ, вы встрѣтите меня въ Ковентри, и не успѣетъ еще начаться жатва, какъ въ Англіи будетъ уже водворенъ миръ. Да сохранитъ васъ Господь! И такъ, въ путь!

И не ожидая отвѣта, изъ опасенія, чтобы бароны не узнали, что онъ ѣдетъ соединиться съ Водвилемъ, король пришпорилъ коня и почти одинъ поскакалъ въ Ковентри. Уже въ доброй милѣ отъ города догнала его армія, которую вели Сентъ-Джонъ и Рауль Фулькъ. Съ ними былъ и Гастингсъ.

— Я, можетъ быть, ошибаюсь относительно намѣреній короля, мрачно сказалъ Варвикъ, но я далъ слово народу, и заставлю сдержать его.

— Самое вѣрное средство для этого — вооруженная сила, сказалъ молчавшій до сихъ поръ архіепископъ. Вчера вы распустили войско, сегодня соберите его вновь.

Варвикъ не отвѣчалъ ничего. Послѣ минутнаго раздумья онъ знакомъ подозвалъ къ себѣ Мармэдюка.

— Кузенъ, сказалъ онъ, возьмите десять человѣкъ изъ моей маленькой свиты и съ ними присоединитесь къ королю. Потомъ извѣстите меня, есть ли кто-нибудь изъ Водвилей въ лагерѣ Ковентри.

— Гдѣ найду я васъ?

— Въ моемъ Варвикскомъ замкѣ.

Мармэдюкъ молча поклонился и бросился исполнять приказаніе. Варвикъ сейчасъ же позвалъ своего втораго оруженосца.

— Миледи и дочери ея теперь на дорогѣ въ Мидльгэмъ. Вотъ маршрутъ. Возьмите мою остальную свиту, исключая герольдовъ и трубачей, и съ нею отправляйтесь проводить графиню. Передайте ей, что я встрѣчу ихъ въ Мидльгэмѣ.

— Странная манера набирать войска, предварительно распустивъ свой собственный отрядъ, иронически замѣтилъ архіепископъ.

— Братъ, отвѣчалъ графъ, мнѣ очень бы хотѣлось показать моему зятю, быть можетъ, будущему родоначальнику цѣлой династіи, что полководецъ съ тысячнымъ войскомъ можетъ быть въ опасности, между тѣмъ, какъ человѣкъ сильный любовью народа, можетъ одинъ, безъ оружія, идти противъ могущественнаго врага, не боясь никого и ничего.

— Дай Богъ, чтобы Кларенсъ воспользовался этимъ урокомъ! Но куда это онъ запропастился?

— Вѣроятно въ постели, съ легкимъ оттѣнкомъ презрѣнія замѣтилъ доблестный графъ. Юность всегда безпечна, прибавилъ онъ уже болѣе снисходительнымъ тономъ. Но, по-моему, безпечность все же извинительнѣе лукавства.

Оставимъ Варвика исполнять возложенное на него порученіе и послѣдуемъ за лицемѣрнымъ королемъ.

VI.

Какъ только Ольнейская колокольня скрылась изъ глазъ Эдуарда, онъ пріостановился и знакомъ подозвалъ къ себѣ Гастингса.

— Любезный Вилліамъ, сказалъ король, я думалъ о твоемъ совѣтѣ, скоро представится случай испытать его. Но я думаю, ты согласенъ со мной, что лучше всего для короля дѣлать уступки тогда, когда у него есть своя собственная армія. Клянусь небомъ, въ лагерѣ Варвика я значу меньше простаго лейтенанта. Теперь выслушай меня: я иду принять начальство надъ на скорую руку собранными въ Ковентри войсками. Сѣверъ по необходимости будетъ театромъ военныхъ дѣйствій. Согласенъ ли ты, изъ любви къ твоему королю, взять на себя трудъ немедленно отправиться на границу, къ Глочестеру? Скажи ему, пусть онъ вернется въ Іоркъ, если дѣла Шотландіи позволятъ это, въ противномъ случаѣ пусть онъ пришлетъ, сколько можетъ, солдатъ, ты приведешь ихъ подъ твоимъ знаменемъ. Недостатокъ войска ты можешь пополнить, набирая солдатъ при проходѣ чрезъ Іоркширъ. Но прежде всего отправься къ Монтэгю, узнай настроеніе его и войска, постарайся привлечь его на нашу сторону. Если онъ будетъ колебаться, скажи ему, что я выдамъ дочь свою за его сына и дамъ ему герцогскую корону. Ахъ, я вижу, что мятежъ этотъ далеко не бездѣлица. Онъ обнимаетъ собой все королевство Не должно допускать, чтобы одинъ Варвикъ могъ ворочать всей Англіей!

— Государь, отвѣчалъ Гастингсъ, вы говорите, какъ подобаетъ королю и воину, и я сдѣлаю все, что только въ моихъ силахъ, для того, чтобы на дѣлѣ оправдать вашъ королевскій девизъ: «Modus et Ordo» (мѣра и порядокъ). Если только вы позволите мнѣ обнародовать обѣщаніе ваше немедленно удалить Водвилей, то я ручаюсь, что ранѣе двухъ мѣсяцевъ въ вашемъ распоряженіи будетъ армія, достойная Монарха доблестной Англіи.

— Ступай, любезный Гастингсъ, я вполнѣ полагаюсь на тебя, отвѣчалъ король.

Гастингсъ поцѣловалъ протянутую ему Эдуардомъ руку, опустилъ забрало и скрылся въ извилинахъ зеленѣющей тропинки, тщательно избѣгая большихъ дорогъ, гдѣ онъ могъ встрѣтиться съ оставшимися въ Ольнеѣ офицерами.

Въ маленькой деревенькѣ, по сосѣдству съ Ковентри, сэръ Антоній Водвиль собралъ двухъ-тысячное войско. Оно по преимуществу состояло изъ ленниковъ Эдуарда и ихъ вассаловъ. Первые принадлежали къ новому дворянству, считавшему блестящаго Антонія Водвиля своимъ вождемъ. Это были люди храбрые, честолюбивые и, конечно, преданные своему покровителю Эдуарду. Что касается ихъ вассаловъ, то на нихъ трудно было полагаться. Въ то время вліяніе клана было еще слишкомъ сильно. Воспитанные въ преданности своимъ ланкастерскимъ сюзеренамъ, конфискованныя помѣстья которыхъ были впослѣдствіи отданы фаворитамъ Іоркскаго дома, они, разумѣется, не могли быть преданы послѣднимъ. Сухо встрѣтили они короля. Такой холодный пріемъ непріятно поразилъ Эдуарда и онъ, уже менѣе гордый, чѣмъ при отъѣздѣ изъ Ольнея, отправился въ палатку своего шурина.

Траурная одежда Антонія, его грустная физіономія и печальный разсказъ о несчастіяхъ, постигшихъ ихъ домъ и тяжеломъ впечатлѣніи, произведенномъ ими на королеву, все это, конечно, не могло развеселить короля. Эдуардъ горячо любилъ свою супругу. Умная Елизавета своею кротостью, уступчивостью и снисходительностью къ легкомысленному поведенію и вспыльчивому характеру короля, окончательно плѣнила его сердце. Изъ любви къ ней и брату ея, молодому Антонію, неразлучному своему другу и товарищу, Эдуардъ усердно покровительствовалъ всему ихъ семейству. Теперь, послѣ испытанныхъ ими несчастій, Водвили стали Эдуарду еще дороже: онъ видѣлъ въ нихъ жертвы несправедливыхъ гоненій. Онъ горячо увѣрялъ Антонія, что только хитритъ съ враждебными ихъ роду дворянами, но что онъ никогда не покинетъ родныхъ королевы. Въ эту самую минуту въ палатку вошелъ какой-то джентельменъ съ страшно испуганнымъ выраженіемъ лица и объявилъ, что лорды Сентъ-Джонъ и Фулькъ, узнавъ, что Антоній Водвиль стоитъ во главѣ войска, не сходя съ коней, немедленно оставили лагерь и увлекли за собою своихъ многочисленныхъ вассаловъ.

— Пусть ихъ уходятъ! мрачно сказалъ Эдуардъ; скоро настанетъ день, когда ихъ гордыя головы падутъ подъ ударами палача.

Антоній, по смерти отца получившій титулъ графа Риверса, былъ далеко не такъ эгоистиченъ, какъ прочіе члены этой семьи: онъ чувствовалъ угрызенія совѣсти при мысли о несчастіяхъ, навлеченныхъ на Эдуарда его неровнымъ бракомъ по любви, и не желалъ увеличивать ихъ своимъ присутствіемъ въ войскѣ.

— Государь, сказалъ онъ, теперь вы сами можете принять начальство надъ арміей, позвольте же мнѣ удалиться изъ лагеря. Мнѣ хотѣлось бы ѣхать въ Кампостеллу, помолиться Святому Іакову за грѣхи отца и за благоденствіе моего государя!

— Подождемъ сперва подкрѣпленій изъ Лондона, сказалъ король. Ричардъ не замедлитъ поспѣшить къ намъ на помощь, и, каково бы ни было рѣшеніе Варвика, Монтэгю у меня въ рукахъ, онъ непремѣнно присоединится ко мнѣ со своей арміей. «Подождемъ!»

Прошло два дня, а подкрѣпленій все небыло.

На третій день король рано удалился въ свою палатку и потомъ предался мрачному гнѣву и безпокойству.

Вдругъ среди ночи его разбудилъ конскій топотъ, звуки трубъ и оклики часовыхъ.

Испуганный король невольно схватился за оружіе. Въ эту самую минуту передъ нимъ, словно изъ земли, выросла мощная фигура Варвика.

Лицо графа было мрачно, но спокойно и грустно. И храброе сердце Эдуарда затрепетало передъ грознымъ подданнымъ.

— Король Эдуардъ, тихо и грустно сказалъ Варвикъ, вы обманули меня. Я обѣщалъ народу изгнаніе Водвилей, а вы сами прибѣгли къ помощи Водвиля.

— Слово ваше дано было мятежникамъ, относительно которыхъ никто не обязанъ держать его. Я же изъ притона мятежниковъ перешелъ въ лагерь вѣрнаго воина.

— Государь, сказалъ Варвикъ, не станемъ терять времени въ пустыхъ разговорахъ. Не угодно ли вамъ сѣсть на коня и отправиться на сѣверъ. Шотландцы заставили герцога Глочестера отступить. Всѣ Ланкастерцы на сѣверѣ возстали; Маргарита Анжуйская теперь въ Нормандіи и готова при первой побѣдѣ своихъ приверженцевъ, высадиться на берегъ Англіи.

— А! радостно воскликнулъ Эдуардъ, наконецъ то я могу встрѣтиться съ настоящимъ врагомъ! А то до сихъ поръ меня, кажется, преслѣдовали однѣ тѣни. Я охотно ѣду съ тобою Варвикъ! Куда же мы теперь отправимся?

— Въ мой Варвикскій замокъ, недалеко отсюда. Завтра къ полудню все будетъ готово къ нашему походу на Сѣверъ.

Эдуардъ, во время этого разговора успѣвшій надѣть свое вооруженіе, вышелъ изъ палатки. Чудное, поразительное зрѣлище представилось его взорамъ. Ясное небо, испещрено было звѣздами. Чудно свѣтила луна и блѣдный свѣтъ ея странно протлворѣчилъ съ яркимъ свѣтомъ факеловъ, съ которыми толпа солдатъ окружала палатку. Ихъ красноватое пламя мрачно скользило по стальнымъ доспѣхамъ рыцарей и по знаменамъ графа, изображавшимъ серебромъ вышитаго на черномъ фонѣ бѣлаго медвѣдя съ свирѣпыми глазами и пестраго, украшеннаго золотомъ быка съ орломъ графовъ Монтермеровъ. Куда ни глядѣлъ король, со всѣхъ сторонъ онъ видѣлъ себя окруженнымъ воинами Варвика, а шумъ и смятеніе въ его собственномъ лагерѣ доказывали, что войска собранныя Антоніемъ Водвилемъ не были еще приведены въ боевой порядокъ. Замѣтивъ это Эдуардъ отступилъ.

— Гдѣ лордъ Антоній Риверсъ? въ волненіи спросилъ онъ.

— Выбирайте между Антоніемъ Риверсомъ и мной, сказалъ Варвикъ мрачно и шепотомъ.

Эдуардъ въ нерѣшимости остановился. Въ эту минуту изъ сосѣдней палатки вышелъ самъ Антоній въ сопровожденіи архіепископа Іоркскаго, замѣшавшагося въ свиту Варвика.

— Государь, сказалъ Антоній, преклонивъ колѣно. Я сейчасъ узналъ отъ архіепископа о новыхъ опасностяхъ, угрожающихъ вашему величеству. Мнѣ прискорбно видѣть, что въ этомъ критическомъ положеніи, совѣтники ваши, государь, воспрещаютъ мнѣ биться и умереть за ваше величество! Но я слишкомъ хорошо знаю, какъ сильна на сѣверѣ ненависть къ моему дому и имени, чтобы противиться печальной необходимости моего удаленія изъ вашей арміи. Позвольте же мнѣ, государь, оставить Англію на все время, пока не кончатся безпорядки, позвольте мнѣ отправиться въ Кампостеллу.

— Дѣлай, что хочешь, Антони! сказалъ король, но пусть эти гордые бароны знаютъ, что ни время, ни разлука не могутъ оторвать тебя отъ сердца твоею короля! А пока, пусть торжествуетъ ихъ зависть!… Лордъ Варвикъ, прибавилъ онъ, я готовъ ѣхать съ вами, но кажется, не какъ король, а скорѣе какъ вашъ плѣнникъ.

Варвикъ ничего не отвѣчалъ. Король вскочилъ на коня и сдѣлалъ шурину прощальный знакъ рукой.

Солдаты съ факелами двинулись впередъ, загремѣли трубы и въ мрачномъ молчаніи Эдуардъ и его грозный подданный поѣхали къ башнямъ Варвикскаго замка.

Уже утромъ подъѣхали они къ воротамъ замка и король съ удивленіемъ глядѣлъ на огромныя силы, въ такое короткое время собранныя графомъ подъ свои знамена.

— Все равно, рѣшилъ онъ про себя, новаго дворянина я не могу сдѣлать могущественнымъ барономъ. И если въ мирное время знатный баронъ омрачаетъ блескъ трона, за то во время войны, тотъ же знатный баронъ, служитъ его лучшей опорой. Право, я былъ бы большой оселъ, еслибы оттолкнулъ отъ себя такое славное войско, какъ бы предназначенное для того, чтобы имѣть самого короля своимъ предводителемъ. Теперь они повинуются Варвику, послѣ будутъ повиноваться мнѣ. Какъ полководецъ талантомъ я стою далеко выше Варвика. Солдаты все равно, какъ охотничьи собаки; они болѣе всего преданы самому лучшему охотнику.

VII.

На валахъ Мидльгэмскаго замка, на томъ самомъ мѣстѣ гдѣ Анна повѣрила Изабеллѣ тайну своей дѣтской любви, мы снова застаемъ обѣихъ сестеръ, съ нетерпѣніемъ ожидающихъ пріѣзда отца вмѣстѣ съ королемъ. Уже два дня были онѣ въ Мидльгэмѣ. Наканунѣ вечеромъ прибылъ нарочный съ письмомъ отъ графа, извѣщавшемъ графиню о приближеніи супруга вмѣстѣ съ его высокимъ, державнымъ гостемъ. Съ высоты террассы молодыя сестры видѣли уже длинный и пышный кортежъ, направлявшійся къ величественному замку ихъ отца.

— Посмотри! вскричала Изабелла, смотри, кажется я вижу бѣлаго коня Кларенса! Да это онъ, мой Джоржъ! мой милый мужъ! На развѣвающемся впереди всѣхъ знамени я вижу его девизъ!

— Ахъ! счастливая Изабелла! сказала Анна, печально вздохнувъ, какое счастіе ожидать любимаго человѣка!

— Милая Анна, ласково отвѣчала Изабелла, нѣжно обнявъ стройный, гибкій станъ сестры, стоитъ только тебѣ изгнать изъ своего сердца эти смѣшныя воспоминанія дѣтства, и у тебя тоже найдется свой Кларенсъ. Но чтобы ты была счастлива, милая сестра, съ улыбкой прибавила молодая герцогиня, твой Кларенсъ долженъ быть далеко не такой, каковъ мой. Я въ восторгѣ отъ веселости Джоржа; ты же любишь, задумчивое чело. Мнѣ нравится его милое угожденіе моимъ женскимъ капризамъ, ты же можешь любить только гордую натуру, которая внушала бы тебѣ почтеніе. Я отъ этого не меньше уважаю Джоржа, что я знаю, что мой умъ проницательнѣе, чѣмъ его. Но ты, ты живой портретъ нашей доброй матери: ты хочешь, чтобы супругъ твой во всемъ рѣшительно былъ тебѣ господиномъ и повелителемъ, чтобъ твоя жизнь была тѣнью, отраженіемъ его жизни. Но гдѣ это матушка?

— Молится въ молельной.

— Съ нѣкоторыхъ поръ она стала очень грустна.

— Печальныя времена смутъ и мятежа омрачаютъ ея чело; она все боится за отца, чтобы король изъ вѣроломства или по капризу не толкнулъ его на какое нибудь отчаянное предпріятіе. Вчерашнее письмо отца не дало ей спать всю ночь.

— Ахъ! воскликнула герцогиня, и въ тонѣ ея послышалась зависть, смѣшанная съ любопытствомъ, матушка больше довѣряетъ тебѣ, чѣмъ мнѣ. Ты видѣла письмо?

— Нѣтъ.

— Эдуардъ кончитъ тѣмъ, что лишится престола, горячо продолжала Изабелла. Раздраженные его поведеніемъ бароны принудятъ его сложить съ себя царское достоинство, и тогда… тогда… Милая, милая Анна… да, дочери Варвика созданы не для того, чтобы быть простыми подданными.

— Да укротитъ Господь твое честолюбіе, Изабелла! Ахъ, сестра, не давай ему власти надъ собой. Не злоупотребляй своимъ вліяніемъ надъ Кларенсомъ. Братъ не долженъ добиваться короны своего брата!

— Сестра, корона скрываетъ всѣ дурныя мысли того, чью главу она украшаетъ.

Когда герцогиня говорила это, глаза ея сверкали, высокій, гордый станъ казался еще величественнѣе. Красота ея была почти ужасна.

Анна, кроткая Анна съ трепетомъ смотрѣла на сестру и слова упрека готовы были уже сорваться съ ея устъ, когда къ нимъ медленно подошла прелестная графиня, ихъ мать. Она была въ роскошномъ, парадномъ костюмѣ для пріема своего державнаго гостя, длинное малиновое бархатное платье, опушенное горностаемъ, съ длинными, ниспадавшими до полу рукавами, горностаевая перелина, осыпанная драгоцѣнными камнями, все это какъ нельзя больше выставляло удивительную изящность стана и придавало величія этой красотѣ, скорѣе кроткой и женственной, чѣмъ гордой и величественной.

Передъ дочерями своими она казалась скорѣй старшей сестрой, чѣмъ матерью, такъ хорошо сохранилась эта женщина, хотя ей и много горя пришлось испытать въ жизни.

Лице графини свѣтилось такою нѣжною грустью, такой кроткой покорностью, что даже гордая Изабелла была тронута. Она съ чувствомъ поцѣловала руку матери и ласково освѣдомилась, не печальныя ли извѣстія ускорили пріѣздъ отца.

— Увы, милая Изабелла, отвѣчала графиня, время, которое мы переживаемъ, уже само по себѣ служитъ дурнымъ предзнаменованіемъ. Вы обѣ еще слишкомъ молоды, чтобы помнить тѣ дни, тѣ печальные дни, когда братъ возставалъ на брата, сынъ на отца. Но я хорошо помню ихъ и трепещу при малѣйшемъ ропотѣ могущемъ разразиться междоусобной войной.

Она на минуту остановилась, потомъ съ принужденной улыбкой, продолжала. И однако мы, женщины, не смотря на свои опасенія, мы не должны съ грустью на челѣ встрѣчать своихъ мужей. Возвращаясь къ родному очагу они имѣютъ право на улыбку жены. И такъ Изабелла, долгъ супруги велитъ намъ съ тобой жить безпечно не думая о будущемъ, но слышишь, звуки трубы раздаются все громче и громче, свита короля приближается къ намъ. Пойдемте дѣти, въ большую залу.

Но не успѣли онѣ вернуться въ замокъ, какъ уже подъемный мостъ былъ опущенъ, и въ ту же минуту молодой герцогъ Кларенсъ, съ пылкостью новобрачнаго, бросился впередъ. При видѣ его Изабелла радостно вскрикнула.

Услышавъ ея голосъ, Кларенсъ мигомъ соскочилъ съ сѣдла и неуспѣли еще Анна и графиня узнать своего гостя, какъ онъ уже былъ въ объятіяхъ Изабеллы.

Между тѣмъ герцогиня, всегда сохраняя гордое достоинство, мигомъ оправилась отъ своего радостнаго волненія и кротко освобождаясь изъ объятій мужа, она краснѣя взглянула на бастіоны уже наполненные солдатами: Кларенсъ поймалъ ея взглядъ.

— Ну скажите, матушка, обратился онъ къ графинѣ, если тѣмъ вѣрнымъ слугамъ пришлось быть свидѣтелями радости, которую испытываетъ ихъ господинъ при свиданіи съ своей очаровательной супругой, развѣ тутъ есть какое нибудь основаніе для того, чтобы краснѣть этимъ прелестнымъ, розовымъ щечкамъ?

— Король еще съ отцомъ? Живо спросила Изабелла, не давъ графинѣ времени отвѣчать зятю.

— Да, разумѣется, и даже недалеко отсюда. Но, простите, дорогая милэди, я забылъ передать вамъ что мой державный братъ выразилъ желаніе въ стѣнахъ этого замка обратиться съ рѣчью къ вождямъ своего войска. Вѣсть эта послужила мнѣ предлогомъ на крыльяхъ радости прилетѣть сюда къ вамъ и Изабеллѣ.

— Все готово къ принятію его величества, сказала графиня, намъ остается только привѣтствовать его, надо поторопиться. Пойдемъ Анна, прибавила графиня взявъ младшую дочь за руку. Между тѣмъ какъ Изабелла, отведя Кларенса въ сторону сказала, ему.

— Что отецъ, помирился съ Эдуардомъ?

— Нѣтъ.

— Отлично! У короля нѣтъ собственныхъ солдатъ въ этой сильной арміи, его сопровождающей?

— Нѣтъ, ни одного кромѣ небольшаго отряда, набраннаго Антоніемъ Водвилемъ, отвѣчалъ Кларенсъ, Рауль Фулькъ и Сентъ-Джонъ изъ за вражды съ Водвилемъ удалились въ свои замки. Но неужели у тебя, моя радость, не нашлось болѣе нѣжнаго разговора для твоего вернувшагося супруга? съ упрекомъ сказалъ онъ.

— Прости меня. Много ласкъ готовлю я тебѣ мой король!

— Король?

— Можетъ ли наслѣдникъ Эдуарда IV именоваться иначе?

— Изабелла, сказалъ взволнованный Кларенсъ, зачѣмъ искушать меня? Эдуардъ IV щадитъ жизнь Генриха VI, и вдругъ братъ его согласился бы посягнуть на его собственную!… Это немыслимо! это чудовищно!

— Боже избави насъ отъ этого! воскликнула Изабелла. Зачѣмъ такъ дурно истолковываешь ты мои слова? Зачѣмъ такими подозрѣніями пятнаешь чистоту моихъ намѣреній? Какъ могъ подумать ты, Джоржъ, чтобы жена твоя, дочь Варвика, питала мысль о преступленіи? Нѣтъ, открывающееся предъ тобою будущее — чисто и безупречно! Можетъ ли Эдуардъ царствовать! Оставленный баронами, поколебавъ даже долгую и вѣрную привязанность моего отца, ненавистный всему народу, за исключеніемъ Лондона, этого города роскоши и изнѣженности, какъ можетъ онъ царствовать?… Если нѣтъ, то какой остается выборъ? Только между Генрихомъ Ланкастеромъ и Джоржемъ Іоркомъ другаго быть не можетъ.

— Будь это такъ… пробормоталъ безхарактерный герцогъ. Но вѣрь мнѣ, Изабелла, чуть слышно прибавилъ онъ, что Варвикъ и не думаетъ о подобныхъ перемѣнахъ въ мою пользу.

— Время лучшій реформаторъ, отвѣчала герцогиня. Но, слышишь, уже опускаютъ подъемный мостъ для нашихъ гостей.

VIII.

Графиня Варвикъ стояла на крыльцѣ въ ожиданіи высокаго посѣтителя. Она видѣла, съ какимъ страшнымъ и угрюмымъ видомъ король смотрѣлъ на многочисленное войско, и на толстыя стѣны и грозные бастіоны Варвикскаго замка.

— Ахъ, милая Анна, шепнула она своей младшей дочери, что значимъ мы женщины въ распряхъ мущинъ? О, если бы только улыбка наша могла залечить раны, которыя слова оскорбленія наносятъ гордому сердцу!

Нѣжная, чувствительная Анна была глубоко тронута словами матери. Горя нетерпѣніемъ поскорѣе увидѣть того, кто занималъ престолъ любимаго ею принца, она двинулась впередъ и пристальный, жгучій взглядъ ея случайно встрѣтился со взорами короля. Пасмурное лицо Эдуарда мгновенно прояснилось и онъ съ нѣжнымъ участіемъ посмотрѣлъ на прелестное, зарумянившееся личико сконфуженной дѣвушки.

— Кто эта красавица, кузенъ Варвикъ? спросилъ король.

— Моя дочь, государь.

— А! младшая! Она была еще ребенкомъ, когда я видѣлъ ее въ послѣдній разъ.

Съ этими словами Эдуардъ остановилъ коня; графъ проворно соскочилъ съ сѣдла, и взялъ стремя короля, чтобы помочь ему сойти, но выраженіе лица его было и строго и печально.

— Я хочу первый встрѣтить сына герцога Ричарда въ Мидльгэмѣ, сказалъ онъ, какъ бы желая оправдать свою предупредительность къ Эдуарду.

— И твоего государя, милордъ графъ, съ не меньшею гордостью прибавилъ Эдуардъ, и слегка опершись на плечо Варвика, онъ медленно сошелъ съ коня. Встаньте леди продолжалъ онъ, затѣмъ обратившись къ графинѣ и ея прекрасной дочери, и преклонивши передъ ними колѣно, онъ сказалъ: Право мнѣ самому слѣдуетъ завидовать, тѣмъ колѣнямъ, которымъ дозволено будетъ преклониться передъ вами. И граціозно подавъ руку графинѣ, онъ вошелъ съ нею въ залу, гдѣ громкая музыка привѣтствовала короля.

— Зачѣмъ хочетъ Эдуардъ обратиться съ рѣчью къ предводителямъ? спросилъ у Варвика пріѣхавшій вмѣстѣ съ нимъ архіепископъ.

— Не знаю, братъ, отвѣчалъ графъ.

— Ты не боишься, что онъ привлечетъ на свою сторону вассаловъ Бѣлаго Медвѣдя?

— Точно также, какъ и того, чтобы онъ не сдвинулъ свѣтила небесныя съ ихъ вѣковыхъ путей.

Между тѣмъ графиня подвела короля къ трону, устроенному для него на эстрадѣ. Рядомъ съ трономъ возвышались два почетныхъ мѣста, для герцога и герцогини Кларенсъ. При приближеніи короля послѣдніе почтительно встали и опустились было на колѣни, но король остановилъ ихъ. Холодно и важно поцѣловалъ онъ прекрасное лицо Изабеллы и, не обращая вниманія на гордую, ослѣпительную красоту своей невѣстки, торжественно произнесъ:

— Такъ, благородная леди, поздравляю я герцогиню Кларенсъ съ ея вступленіемъ въ королевскую семью Англіи.

И не ожидая отвѣта. Эдуардъ взошелъ на тронъ, Кларенсъ и Изабелла заняли свои почетныя мѣста. По знаку короля графиня съ младшею дочерью помѣстились немного ниже, но все же на эстрадѣ. Послѣ того зало мало по малу начало наполняться лордами и рыцарями, стоявшими во главѣ арміи графа Варвика, самъ графъ, вмѣстѣ съ епископомъ, стояли посреди ихъ храня глубокое молчаніе, одинъ вооруженный съ ногъ до головы и опираясь на свой мечъ, другой въ длинной монашеской рясѣ, со сложенными на груди руками. Король гордымъ, величественнымъ взглядомъ окинулъ блестящее собраніе рыцарей, цвѣтъ Англійской аристократіи, собраніе достойное быть военнымъ совѣтомъ самого монарха, а не барона, обязаннаго сражаться подъ знаменемъ своего короля. Не вставая съ мѣста, онъ поднялъ лѣвую руку въ знакъ всеобщаго молчанія, а правою надѣлъ свой украшенный перьями шлемъ.

— Милорды и сэры, сказалъ онъ, мы просимъ у благороднаго владѣльца этаго замка позволенія сказать вамъ нѣсколько словъ, тѣхъ словъ, которыя такъ любитъ произносить король и которыя никогда не оскорбляютъ его вѣрноподданныхъ. Среди настоящихъ роковыхъ испытаній судьбы, мы не нуждаемся, благородныя дамы, въ извиненіи, говоря при васъ о войнѣ рыцарямъ, которые поклялись защищать нашихъ женъ и дочерей. У жены и дочерей кузена нашего Варвика слишкомъ много геройской крови въ жилахъ, чтобы блѣднѣть при видѣ героевъ.

Товарищи по оружію! До сихъ поръ мы шли на врага, ни разу не обнаживъ меча, не сдѣлавъ ни одного выстрѣла. Мы вѣримъ, что благословеніе Божіе почіетъ на вашемъ законномъ королѣ, и Ангелъ Хранитель оберегаетъ его на пути, и готовитъ ему побѣду.

Здѣсь, въ этой залѣ графа Варвика, нашего перваго полководца, Мы благодаримъ васъ за оказанное вами мужество и за вашу вѣрность королю. Здѣсь-же, какъ приличествуетъ монарху, обѣщаемъ мы вамъ всѣ тѣ награды, всѣ тѣ почести, какія король одинъ можетъ достойно жаловать.

Онъ смолкъ и острый, проницательный взглядъ его, поочередно остановился на каждомъ изъ вождей.

— Мы узнали, продолжалъ онъ, что нѣкоторые изъ лордовъ измѣнили своему долгу и приняли сторону Алой Розы. Тотъ, кого уличатъ въ измѣнѣ, будетъ лишенъ своихъ дворянскихъ титуловъ и преданъ смерти. Земли и титулы его достанутся тѣмъ, кто будетъ сражаться за меня. Да ниспошлетъ мнѣ Небо достаточно враговъ, чтобы вознаградить всѣхъ моихъ друзей! Каждому барону, который признаетъ Эдуарда IV, королемъ, не номинальнымъ только, живущимъ для пировъ и удовольствій, но королемъ — воиновъ, сражающимся во главѣ своего войска, я обязуюсь подарить новое баронское помѣстье; каждому рыцарю — новый ленъ, каждому іомену — акръ земли, каждому солдату — годовой окладъ жалованья. Что еще могу я для васъ сдѣлать? Спрашиваю васъ всѣхъ, говорите, если знаете. Ибо если мои Іоркскія вотчины богаты, то мое сердце еще богаче.

Почтительный шопотъ одобренія пробѣжалъ по рядамъ. Несмотря на свою преданность графу, воины чувствовали присутствіе среди ихъ монарха.

— Ну, что скажете вы на это? продолжалъ Эдуардъ. Мы созрѣли для славы! Три дня пробудемъ мы въ Мидльгэмѣ у нашего благороднаго подданнаго, дающаго намъ гостепріимство.

— Три дня, государь? съ удивленіемъ повторилъ Варвикъ.

— Да, милордъ, и вотъ причина этого замедленія: я отправилъ сэра Вилліама Гастнигса къ герцогу Глочестеру съ приказаніемъ явиться сюда для соединенія съ нами.

Архіепископъ невольно вздрогнулъ при этомъ извѣстіи, однако сразу оправился отъ волненія и не измѣнилъ своей обычной спокойной важности.

— Я далъ знать также и лорду Монтэгю, графу Нортумберлэнду, чтобы онъ собралъ всѣхъ вассаловъ нашего Іоркскаго графства. Но знайте, милорды, что своимъ королевствомъ и счастьемъ король не желаетъ быть обязаннымъ никому, даже графу Варвику, котораго онъ приметъ только какъ своего сподвижника на войнѣ. Если вы беретесь за оружіе не ради меня, а ради Варвика, я согласенъ на это; и завидую ему, имѣющему такихъ друзей, но я желаю имѣть собственную армію; я хочу показать моимъ Англійскимъ солдатамъ, какъ сражается Плантагенетъ за свою корону. Господа, вы можете отдохнуть. Черезъ три дня мы выступимъ въ походъ!

И если кто-нибудь изъ васъ знаетъ человѣка, Ланкастерца или Іоркиста, все равно, если, повторяю, кто-либо знаетъ человѣка, болѣе способнаго стать во главѣ храбраго войска, чѣмъ тотъ, кто теперь говоритъ съ вами, тѣмъ, говорю я: «ступайте къ нему и оставьте насъ» Пусть тираны и трусы для вербовки солдатъ прибѣгаютъ къ насилію, моя же корона опирается на сердца моихъ подданныхъ. Я хочу быть сильнымъ ихъ любовью… а не то, пусть оплакиваютъ они меня, если я паду. Да защититъ меня Господь и Святой Георгій, ибо я говорю правду!

Окончивъ свою рѣчь, король обнажилъ голову и поцѣловалъ крестъ своего меча. Дрожь пробѣжала по членамъ всѣхъ присутствующихъ. Многіе изъ нихъ не любили Эдуарда и только изъ преданности къ Варвику взялись за оружіе. Но подъ вліяніемъ этой рѣчи, исполненной возвышенныхъ чувствъ, вполнѣ достойныхъ короля, эти закаленные въ латы сердца были объяты чувствомъ, заглушившимъ всѣ остальныя, чувствомъ восторженной вѣрности къ своему монарху и удивленія, доходящаго почти до умиленія.

И когда король поднялъ крестъ своего меча, всѣ обнажили оружіе, покрытые пылью знамена заколыхались, словно отъ дуновенія вѣтра, и со всѣхъ сторонъ раздались громкіе, радостные крики:

— Да здравствуетъ Эдуардъ IV! да здравствуетъ нашъ король!

Кроткая графиня, несмотря на всю трогательность этой истинно драматической сцены, съ безпокойствомъ смотрѣла на Варвика. Но гордое, спокойное лицо графа не выдавало ни одного изъ волновавшихъ его чувствъ. За то дочери его были сильно взволнованы. Изабелла не настолько была ослѣплена честолюбіемъ, чтобы не видѣть могущества и истинно царскаго величія Эдуарда и сознаніе это на время рушило ея блестящія надежды.

Такъ вотъ каковъ былъ тотъ, кого она объявляла неспособнымъ царствовать! Такой ли онъ былъ человѣкъ. чтобы добровольно отказаться отъ престола, чтобы Джорджъ Кларенсъ могъ безъ преступленія занять его мѣсто? Нѣтъ! устами Эдуарда IV говорили Эдуардъ I и Эдуардъ III.

Къ тому же убѣжденію пришла и кроткая Анна, руководимая болѣе нѣжными чувствами, чѣмъ ея гордая, честолюбивая сестра. Она видѣла передъ собой величественнаго врага, съ которымъ несчастный принцъ, ея возлюбленный, долженъ будетъ бороться, чтобы получить престолъ. Въ противоположность этой гордой, неоспоримой красотѣ, передъ глазами ея рисовалось нѣжное личико ребенка, теперь въ изгнаніи мечтавшаго о скипетрѣ и невѣстѣ. Необъяснимая тоска сжала сердце Анны. Земля вертѣлась у ней въ глазахъ, ей мерещились ручьи крови, передъ трономъ этого воинственнаго короля видѣла она образъ молодаго принца въ цѣпяхъ, безъ друзей. Ей показалось, что одинъ изъ этой массы мечей направился въ сердце наслѣдника Ланкастерскаго дома. Кровь застыла у ней въ жилахъ и она упала безъ чувствъ.

Король не безъ цѣли, по странному исключенію, допустилъ дамъ присутствовать при этомъ воинственномъ собраніи. Во-первыхъ, ему не безъизвѣстны были честолюбивые планы Изабеллы, во-вторыхъ, онъ хотѣлъ возвратить себѣ прежнее расположеніе графини, которая, какъ говорили, имѣла сильное вліяніе на мужа. Но самая главная цѣль его въ этомъ случаѣ — было избѣжать всякаго рода споровъ и несогласій.

При радостныхъ крикахъ войска, онъ всталъ съ мѣста и величественными поклонами отвѣчалъ на привѣтствія воиновъ. Въ эту минуту взглядъ его случайно упалъ на дамъ и онъ первый замѣтилъ обморокъ Анны.

Поспѣшно сошелъ онъ съ тропа и съ нѣжнымъ участіемъ поднялъ въ своихъ сильныхъ рукахъ безчувственное тѣло прелестной дѣвушки. Ея нѣжная, женственная красота плѣнила сердце короля.

— Это, вѣроятно, отъ жару, миледи, сказалъ онъ встревоженной графинѣ. Надѣюсь, что интересъ, который внушаютъ моей прелестной кузинѣ оба наши дома, до сихъ поръ тѣсно связанные другъ съ другомъ…

— Дай Богъ, чтобы они и всегда остались такими! сказалъ Варвикъ, который, увидя обморокъ дочери, быстро подошелъ къ эстрадѣ.

Тронутый послѣдними словами короля, его рѣчью, опасностями, угрожавшими трону и нѣжнымъ участіемъ Эдуарда къ его дочери, Варвикъ простилъ ему всѣ обиды и, забывая этикетъ, протянулъ свою, закованную въ латы, руку.

Эдуардъ, передавъ безчувственную Анну матери, съ искренностью солдата схватилъ протянутую ему руку и съ тѣмъ рѣдкимъ присутствіемъ духа, которое никогда не покидало его, онъ, не выпуская руки графа изъ своей нѣжной, залитой брилліантами, руки, подошелъ къ краю эстрады и, обращаясь къ вождямъ, сказалъ:

— Смотрите! Варвикъ и Эдуардъ стоятъ рука объ руку, какъ въ день битвы при Тутонѣ. Есть ли такія силы на свѣтѣ, которыя могли бы разорвать этотъ союзъ!

Въ отвѣтъ на это, всѣ преклонили колѣна и Эдуардъ съ торжествующей улыбкой увидѣлъ, что это дворянство, явившееся сюда для графа, теперь благоговѣло передъ нимъ однимъ.

IX.

Въ то время, какъ Эдуардъ, по обычаю того времени, отдыхалъ и принималъ ванну передъ пиромъ, архіепископъ отправился въ кабинетъ брата.

— Любезный братъ, сказалъ онъ, бросаясь на стулъ, о чемъ условились мы, когда ты оставилъ меня, чтобы ѣхать за Эдуардомъ въ лагерь Антонія Водвпля?

— Не помню, задумчиво отвѣчалъ графъ.

— Не помнишь? Подумай! Ты привезъ сюда Эдуарда, какъ гостя или какъ плѣнника?

Графъ нахмурился.

— Какъ плѣнника, архіепископъ!

Прелатъ съ холодной улыбкой взглянулъ на него. Варвикъ, ты, никого никогда не обманывающій, въ настоящую минуту стараешься обмануть самого себя.

При этихъ словахъ прелата, мужественное лицо графа слегка поблѣднѣло.

— Ты взялъ Эдуарда изъ его лагеря и разлучилъ его съ войскомъ; ты окружилъ его своей свитой; ты, несмотря на гнѣвъ его и досаду, привезъ его въ эту неприступную крѣпость; а теперь ты остановился на полъ-дорогѣ, пораженный величіемъ своего плѣнника. Ты поступилъ не лучше человѣка, пустившаго къ себѣ въ домъ тигра, или какъ паукъ, поймавшій въ паутину шершня…

— Любезный братъ, спокойно сказалъ графъ, вы, духовные, не знаете, что происходитъ въ сердцахъ тѣхъ, которые глубоко чувствуютъ и не знакомы съ лукавствомъ. Когда я узналъ, что король бѣжалъ къ Водвилямъ, что онъ готовъ былъ преступить обѣщаніе, данное отъ его имени возмутившемуся народу, я поклялся, что онъ сдержитъ мое и свое слово или я навсегда оставлю его службу. А здѣсь, въ этихъ стѣнахъ, гдѣ онъ провелъ свое дѣтство, я надѣялся и теперь еще надѣюсь сдѣлать послѣднее воззваніе къ его здравому смыслу.

— И несмотря на все это, современники ваши и исторія будутъ смотрѣть на Эдуарда, какъ на твоего плѣнника.

— Въ глазахъ современниковъ слова мои и дѣйствія оправдаются сами собой. Что касается исторіи, пусть монахи и ученые забавляются всей этой ложью, писанной на пергаментѣ. Кто былъ дѣйствующимъ лицемъ въ исторіи, презираетъ этихъ людей, которые, преспокойно сидя у себя въ монастырѣ, пишутъ о томъ, чего не знаютъ.

Графъ на минуту остановился, потомъ продолжалъ:

— Однако, признаюсь, у меня былъ свой планъ. Я хотѣлъ убѣдить короля, какъ мало помощи найдетъ онъ среди настоящей бури въ своихъ новоиспеченныхъ лордахъ. Я хотѣлъ доказать ему, что корона его опирается на бароновъ и на народъ.

— Въ этомъ я узнаю лорда Варвика.

— Можетъ быть, въ одно и то же время я служу олицетвореніемъ дворянъ и народа: но во всемъ этомъ, я имѣлъ въ виду только спасеніе короля. Ахъ, доблестный монархъ, какъ хорошо велъ онъ себя сегодня!

— Да, конечно, похитивъ у тебя сердца всѣхъ, тебѣ преданныхъ.

— И, видитъ Богъ, въ эту минуту, я. быть можетъ, болѣе чѣмъ когда-нибудь любилъ его. Мнѣ кажется, что именно для такого дня я воспиталъ его юность и завоевалъ для него корону. О, архіепископъ, ты ошибаешься насчетъ моего поведенія. Я грубъ, горячъ, гордъ, дѣйствія мои слишкомъ быстры, необдуманны. Я не люблю преклоняться передъ человѣкомъ только потому, что онъ король, хотя жизнь его и порочна, хотя онъ и лживъ въ своихъ обязательствахъ. Но пусть Эдуардъ всегда будетъ такимъ, какимъ онъ показалъ себя сегодня, и я буду поклоняться въ немъ государю, какого баронъ можетъ почитать и которому солдатъ можетъ служить.

Не успѣлъ еще архіепископъ отвѣтить, какъ дверь тихонько отворилась и въ комнату вошла графиня. Варвикъ, повидимому, обрадовался этому перерыву ихъ разговора.

— Ну, что, какъ чувствуетъ себя дочь? быстро спросилъ онъ.

— Она оправилась отъ этого страннаго обморока и теперь совсѣмъ здорова. Варвикъ, ты примирился съ королемъ?

— Это тебя радуетъ, сестрица, сказалъ архіепископъ.

— Разумѣется. Развѣ это не честь для моего супруга и повелителя?

— Дай Богъ, чтобы онъ думалъ также, отвѣчалъ прелатъ и вышелъ изъ комнаты.

— Мой братъ сердитъ, улыбаясь сказалъ графъ. Какъ жаль, что онъ родился не купцомъ, онъ славно бы обдѣлывалъ свои дѣла. Право, наше духовенство изъ зависти сжигаетъ на кострѣ жидовъ.

— Но, какъ ты хороша сегодня, мой другъ! твои розовыя щечки могутъ поспорить даже со щеками Изабеллы.

И храбрый воинъ нѣжно привлекъ къ себѣ жену, ласково провелъ рукою по ея роскошнымъ волосамъ и съ любовью поцѣловалъ въ лобъ.

— Письмо мое, я знаю, огорчило тебя; ты, вѣдь, любишь Эдуарда и не порицаешь моей любви къ нему. Правда, онъ обманулъ меня и я уже принялъ было роковое намѣреніе: не лишить его престола, нѣтъ, видитъ Богъ, я не желалъ этого, но предоставить его собственной участи и въ этой самой залѣ отказаться отъ всѣхъ моихъ должностей. Но рѣчь его, его взгляды напомнили мнѣ его мать, въ ушахъ моихъ звучалъ голосъ его дорогаго отца, прошедшее исчезло, гнѣвъ мой прошелъ. У меня нѣтъ сына, отчего бы Эдуарду не замѣнить его?

Голосъ графа задрожалъ и слезы заблестѣли въ его черныхъ глазахъ

— Дай понять это Изабеллѣ, дорогой супругъ! Я боюсь чрезмѣрнаго развитія ея гордости.

— Ахъ, еслибы Изабелла была его женой!

Онъ замолчалъ и хотѣлъ уйти. Потомъ, какъ бы желая избавиться отъ тяжкихъ воспоминаній, прибавилъ:

— А теперь, мой милый другъ, пусть эти нѣжные пальчики, такъ часто подвязывавшіе мнѣ кольчугу, пусть они сегодня украсятъ мою грудь этимъ орденомъ Св. Георгія, и если грустныя мысли придутъ мнѣ на умъ, я вспомню слова, сказанныя Ричардомъ Іоркскимъ своему маленькому Эдуарду въ тотъ день, какъ я впервые надѣлъ его: «Дитя, если когда-нибудь, въ годины смутъ и бѣдствій, ты захочешь узнать, сколько вѣрности заключается въ сердцѣ, никогда не знавшемъ лжи, тебѣ стоитъ только взглянуть на эту звѣзду!»

Во время пира король былъ чрезвычайно любезенъ со всѣми, но въ особенности съ леди Анной, странный обморокъ которой онъ истолковалъ въ свою пользу.

Красота молодой дѣвушки, немного сходная съ красотой королевы, но моложе, роскошнѣе, была такого рода, который больше всего плѣнялъ Эдуарда. Онъ находилъ особую прелесть въ ея робости, въ ея скромности и застѣнчивости. Какъ большинство мущинъ съ гордымъ характеромъ и желѣзной волей, онъ въ женщинѣ предпочиталъ слабость энергіи и рѣшимости: быть можетъ это-то и было причиной его равнодушія къ болѣе ослѣпительной красотѣ Изабеллы.

Послѣ обѣда все общество, въ числѣ котораго было много благородныхъ, прелестныхъ дамъ и дѣвицъ, отправилось въ залъ. Начались танцы. Изабелла извинилась, что не можетъ танцевать паванну^[1] и король подалъ руку задумчивой леди Аннѣ, которая, повидимому, неохотно приняла его приглашеніе.

Гордая Изабелла никакъ не могла простить Эдуарду его равнодушія къ ея красотѣ, его нежеланія жениться на ней. Теперь злоба ея еще усилилась при видѣ явнаго предпочтенія оказываемаго королемъ ея сестрѣ. И хитрому, проницательному архіепископу не трудно было, въ разговорѣ съ герцогиней, вырвать у нея признаніе въ честолюбіи, превосходившемъ его собственное.

Онъ ни ободрялъ, ни порицалъ ее. Въ глазахъ его восшествіе на престолъ Кларенса было дѣломъ далеко не невозможнымъ, но онъ никогда не рѣшился бы составить заговоръ, развѣ только для себя и для церкви.

Къ концу пира прелатъ подошелъ къ графу и шепнулъ ему на ухо:

— Эдуардъ въ хорошемъ расположеніи духа, мы не должны упускать удобнаго случая. Положись на меня и я сегодня же окончу ваши споры. Два гордеца не могутъ примириться безъ посредничества болѣе уступчиваго характера

— Правда твоя, улыбаясь сказалъ Варвикъ, но хуже всего то, что я, не будучи упрямымъ, могу сдѣлать много уступокъ. Но помни, все что я требую — это сдержать мое слово и исполнить обѣщаніе, которое я, отъ имени короля, далъ инсургентамъ.

— Все, чего ты требуешь, удаляясь сказалъ прелатъ, этого болѣе чѣмъ достаточно для того, чтобы поссорить васъ, а я здѣсь ничего не выиграю.

Графъ вмѣстѣ съ архіепископомъ проводили короля въ его комнату и на прощаньи Варвикъ, съ искренней улыбкой, сказалъ Эдуарду:

— Государь, намъ нужно еще переговорить съ вами о дѣлахъ; съ кѣмъ желаете вы условиться со мной или съ архіепископомъ?

— О, разумѣется, съ архіепископомъ, дорогой кузенъ! съ такою же искренностью отвѣчалъ Эдуардъ; избави Боже остаться намъ вдвоемъ. При столкновеніи кремня со сталью вылетаетъ искра и можетъ загорѣться весь домъ.

Графъ улыбнулся искренности отвѣта, но въ тоже время вздохнулъ отъ сознанія его легкомыслія и, ни слова не говоря, вышелъ изъ комнаты.

Король и архіепископъ остались одни. Эдуардъ, безпечно развалившись на своей роскошной постели, знакомъ пригласилъ архіепископа сѣсть у него въ ногахъ. Нѣсколько времени оба пристально смотрѣли другъ на друга.

Наконецъ Эдуардъ разразился искреннимъ и звучнымъ смѣхомъ.

— Сознайтесь, дорогой кузенъ, сказалъ онъ, что мы въ настоящую минуту походимъ на двухъ искусныхъ бойцовъ и тотъ и другой боится обнажиться, начавъ аттаку.

— Государь, отвѣчалъ архіепископъ. Вы слишкомъ высокаго мнѣнія обо мнѣ, если считаете меня достойнымъ такой славной дуэли. Еслибы между нами произошло какое-нибудь недоразумѣніе, мнѣ оставалось бы только обнажить грудь.

Насмѣшливая улыбка пробѣжала по губамъ короля, но онъ сейчасъ же принялъ важный и серьезный видъ.

— Оставимъ слова, сказалъ онъ, и приступимъ прямо къ дѣлу. Варвикъ недоволенъ тѣмъ, что я не хочу покинуть родныхъ жены, а вы, съ большимъ основаніемъ, сердитесь на то, что я взялъ отъ васъ должность канцлера…

— Что касается меня, ваше величество, то, позвольте замѣтить, что вы ошибаетесь. Я никогда не добивался другихъ почестей кромѣ духовныхъ.

— Правда? спросилъ Эдуардъ, проницательнымъ взглядомъ впиваясь въ льстивое лицо молодаго прелата. Теперь я начинаю понимать. Чѣмъ же оскорбилъ я церковь? Или я слишкомъ снисходительно относился къ лоллардамъ? Но въ этомъ вините Варвика

— Напротивъ, государь, я всегда полагалъ, что гоненіе не есть средство къ уничтоженію раскола!

— Значитъ, относительно церкви я невиненъ, продолжалъ Эдуардъ. Но, можетъ быть, я провинился въ чемъ-нибудь передъ духовенствомъ? О, мы съ вами какъ ни молоды, а знаемъ толкъ въ прелестяхъ этого міра. Я люблю веселую жизнь, архіепископъ, и если братъ вашъ и друзья его не согласны оставить мнѣ это, то пусть лучше берутъ и все остальное. Но вернемся къ дѣлу. Я не могу изгнать родныхъ моей жены, но хочу еще тѣснѣе сблизить вашъ домъ съ моимъ. У меня нѣтъ сына, и дочь моя наслѣдуетъ мнѣ престолъ. Я хочу обручить ее съ племянникомъ вашимъ, сыномъ моего возлюбленнаго Монтэгю. Они еще дѣти, но лѣта ихъ подходящія. По возвращеніи въ Лондонъ, я пожалую молодому Невилю титулъ герцога Бедфордъ, до сихъ поръ принадлежавшій одному царскому роду. Пусть это будетъ залогомъ мира между матерью королевы, носящею этотъ титулъ, и домомъ Невилей, къ которому онъ перейдетъ.

Краска гордаго удовольствія покрыла щеки архіепископа, онъ поклонился и хотѣлъ выразить свою благодарность. но король перебилъ его:

— Варвикъ, продолжалъ онъ, стоитъ уже такъ высоко, что для него нѣтъ у меня другихъ ступеней возвышенія, кромѣ развѣ моего престола и, клянусь небомъ, я лучше бы желалъ быть лордомъ Варвикомъ, чѣмъ королемъ Англіи. Относительно же васъ скажу вотъ что: нашъ англійскій кардиналъ старъ и болѣнъ. Когда онъ отправится къ праотцамъ, кто-же, какъ не вы, займетъ его мѣсто? Положитесь въ этомъ случаѣ на меня: я пользуюсь благосклонностью папы. Ну, что, Джоржъ, мы теперь друзья? продолжалъ Эдуардъ, протягивая прелату свою бѣлую, изящную руку.

Архіепископъ почтительно поцѣловалъ ее. Это внезапное осуществленіе его тайныхъ надеждъ, въ одинъ мигъ рушило всѣ его планы. Отъ сильнаго волненія онъ могъ только пробормотать нѣсколько словъ благодарности. Но вспомнивъ о братѣ, онъ вдругъ остановился, нахмурился и съ горькой улыбкой произнесъ:

— Увы, государь, все это не можетъ удовлетворить нашего упрямаго графа.

— Святой Георгій! вскричалъ Эдуардъ, покраснѣвъ отъ гнѣва и быстро вскочилъ съ мѣста. Чего же еще хочетъ отъ меня этотъ человѣкъ?

— Вы знаете, отвѣчалъ прелатъ, что гордость Варвика пробуждается только тогда, когда онъ считаетъ свою честь оскорбленной. Онъ отъ вашего имени обѣщалъ Ольнейскимъ инсургентамъ удаленіе Водвилей, и если слово его не будетъ сдержано, онъ сочтетъ это оскорбленіемъ своей чести и я боюсь, что тогда онъ броситъ свою службу и дружба между вами и имъ будетъ пустымъ звукомъ.

Эдуардъ въ сильномъ волненіи быстрыми шагами ходилъ по комнатѣ, потомъ внезапно остановился передъ прелатомъ, положилъ обѣ руки ему на плечи и пристально смотря на него, сказалъ:

— Отвѣчайте мнѣ откровенно: я плѣнникъ въ этомъ замкѣ или нѣтъ?

— Нѣтъ государь.

— Архіепископъ, вы меня обманываете. Я противъ воли привезенъ былъ сюда. У меня почти нѣтъ стражи. Я во власти графа: комната эта можетъ быть моей могилой и одѣяло это — моимъ саваномъ.

— Святая Дѣва! Какъ можете вы, государь, думать такъ о Варвикѣ. Вы приводите меня въ ужасъ.

— Ну, а если я откажусь удовлетворить гордость графа, если я считаю недостойнымъ покинуть вѣрныхъ слугъ, для наглыхъ бунтовщиковъ, что сдѣлаетъ тогда Варвикъ? говорите прямо, архіепископъ.

— Боюсь, государь, что онъ откажется отъ всѣхъ должностей, гражданскихъ и военныхъ, боюсь, что эта прекрасная армія, собравшаяся сюда изъ преданности къ Варвику, разойдется и вы останетесь одни, съ вашимъ новымъ дворянствомъ, лицомъ къ лицу съ недовольной страной.

Сильная рука Эдуарда задрожала. Прелатъ съ ядовитой усмѣшкой продолжалъ:

— Сэръ Антоній Водвиль, теперь лордъ Риверсъ, избавилъ васъ отъ всякаго рода затрудненій. Безъ сомнѣнія лордъ Дорсетъ и его родные окажутся такими же вѣрными рыцарями и послѣдуютъ примѣру Антонія. Герцогиня Бедфордъ, соблюдая приличія, удалится въ свой замокъ, чтобы въ уединеніи провести время траура. По прошествіи года эти благородныя лица могутъ снова явиться ко двору. Такимъ образомъ ваше слово и желаніе графа, по крайней мѣрѣ, будутъ исполнены.

— Понимаю, сказалъ король, съ слабою улыбкой; но у меня, какъ и у Варвика, тоже есть своя гордость; эта уступка можетъ только унизить того, кто ее сдѣлаетъ.

— Я подумалъ о средствахъ устроить все, не унижая никого. Мать вашего величества нѣжно любима Варвикомъ и обожаема всѣми. Со времени вашей женитьбы она живетъ вдали отъ дѣлъ. Въ качествѣ близкой родственницы графа, при томъ участіи, которое она принимаетъ во всемъ касающемся вашего величества, она будетъ лучшей посредницей во всѣхъ спорахъ. Отдайте это дѣло на ея судъ.

— Хитрый архіепископъ! зная ненависть моей гордой матери къ Водвилямъ, вы заранѣе угадываете ея рѣшеніе!

— Быть можетъ, но въ этомъ случаѣ ваше величество избавится отъ тягостнаго униженія!

— Варвикъ согласится на это?

— Надѣюсь.

— Наведите-ка объ этомъ справки и увѣдомьте меня. А на этотъ вечеръ пока довольно.

Оставшись одинъ, Эдуардъ занялся обзоромъ открывавшагося передъ нимъ поля дѣйствій.

— Я на половину покорилъ себѣ солдатъ графа, думалъ онъ: но я потерялъ бы все ихъ расположеніе, еслибы они только знали, что эти несчастные Водвили были поводомъ ко второму столкновенію между нами. Конечно, настоящія обстоятельства требуютъ осторожности и спокойствія, но эти бѣдные джентельмены любятъ меня такъ, какъ я желаю быть любимымъ; они не держатъ меня въ тискахъ, какъ этотъ несговорчивый графъ. Однако какая прелестная дочь у этого угрюмаго человѣка! Анна, кроткое, милое созданье, я уловилъ ея взглядъ, не разъ устремленный на меня: въ немъ свѣтилась нѣжная робость, которую мое влюбленное сердце не смѣло толковать въ свою пользу. Вотъ уже четыре недѣли, какъ я не видѣлъ женщинъ! Удивительно ли послѣ этого, что такое прелестное личико вскружило мнѣ голову? О, еслибъ Варвикъ взялъ ее посредницей…

Окончивъ этотъ монологъ, онъ весело расхохотался, потушилъ свѣчи и легъ въ постель. Но сонъ бѣжалъ его глазъ. Чрезъ нѣсколько времени онъ всталъ и открылъ окно, чтобы свѣжій, ночной воздухъ освѣжилъ немного его пылающую голову. Въ маленькой башенкѣ, какъ разъ надъ его комнатой тоже свѣтился огонекъ. Свѣтъ въ такое позднее время очень удивилъ короля. Вѣроятно это хитрый прелатъ, подумалъ онъ. Лукавство никогда не спитъ. Но болѣе внимательный взглядъ убѣдилъ его, что это былъ тотъ самый образъ, который отгонялъ отъ него сонъ. Въ полу-открытое окно король увидѣлъ нѣжный профиль леди Анны. Она сидѣла наклонившись и свѣтъ луны и лампы освѣщалъ ея лице. Видно было, что она плакала.

— Анна, пробормоталъ влюбленный монархъ, какъ хотѣлъ бы я быть теперь съ тобою, чтобы своимъ поцѣлуемъ осушить твои слезы. Но едва это нечестивое желаніе сорвалось съ его губъ, какъ молодая дѣвушка встала. Ея прелестная ручка, при свѣтѣ луны, казавшаяся прозрачной, закрыла окно. Еще нѣсколько минутъ виднѣлся свѣтъ въ ея комнатѣ; но Анна не показывалась болѣе.

— Глупость, безуміе, сумашествіе! прошепталъ король. И въ ненависти и въ любви этотъ родъ Невилей одинаково гибеленъ для меня!

КНИГА ВОСЬМАЯ.

I.

Прошло нѣсколько недѣль. Гроза, собиравшаяся надъ головой Эдуарда разсѣялась, однакоже тучи помрачали еще горизонтъ. Графъ Варвикъ разбилъ Ланкастерцевъ на границѣ и вождь ихъ погибъ на эшафотѣ. Но Эдуардъ не принималъ участія въ войнѣ. Увлеченный своимъ новымъ чувствомъ къ Аннѣ, онъ спокойно гостилъ въ Мидльгэмѣ.

Между тѣмъ до Гастингса, еще до прибытія его въ лагерь герцога Глочестера, дошли слухи, будто Эдуардъ плѣнникомъ содержится въ Мидльгэмѣ. Онъ остановился въ Іоркѣ и наскоро собралъ совѣтъ изъ рыцарей и бароновъ, привязанныхъ къ королю или завидовавшихъ графу. Съ прибытіемъ Варвика въ Іоркъ Гастингсъ потребовалъ отъ него, чтобы онъ опровергнулъ ходившіе про короля слухи. Графъ, чтобы отклонить отъ себя подозрѣнія, мѣшавшія его воинскимъ распоряженімъ, немедленно послалъ лорда Монтэгю въ Мидльгэмъ. Послѣдній вернулся не только съ королемъ, но и съ графиней и ея дочерьми, которыхъ Эдуардъ взялъ съ собою, какъ бы въ доказательство искренней дружбы своей къ Варвику. Прибытіе короля въ Іоркъ успокоило всѣхъ. Но Эдуардъ оставилъ Варвика одного сражаться съ врагами и только послѣ рѣшительной побѣды, на время избавившей государство отъ явнаго врага, онъ вернулся въ Лондонъ.

Туда же, по совѣту друзей, отправился и графъ. Въ совѣтѣ пэровъ, созванномъ именно съ этой цѣлью, онъ опровергъ слухи, которые распустили его враги и которымъ вѣрила чернь; слухи о его мнимомъ потворствѣ народному мятежу и о плѣнѣ короля въ Мидльгэмѣ. Затѣмъ по совѣту архіепископа, состоялось торжественное свиданіе между представителями Іоркскаго и Варвикскаго дома. При этомъ мать короля играла роль посредницы и судьи. Всѣ обѣщанія, данныя Варвикомъ въ Ольнеѣ были приведены въ исполненіе. Король согласился на временное удаленіе Водвилей, хотя храбрый Антоній и отложилъ свою поѣздку въ Кампостеллу. Честолюбіе Кларенса было удовлетворено назначеніемъ его въ правители Ирландіи, но, подъ разными предлогами, Эдуардъ со дня на день откладывалъ отъѣздъ герцога къ мѣсту назначенія.

Обнародована была всеобщая амнистія, для удовлетворенія требованій народа созванъ былъ парламентъ. Въ то же время объявлено было объ обрученіи дочери короля съ наслѣдникомъ лорда Монтэгю, получившимъ титулъ герцога Бедфордъ. Весь народъ радовался наступившему миру, удаленію Водвилей и примиренію короля съ любимымъ всѣми подданнымъ. Никогда могущество Невилей не было такъ велико, никогда престолъ Эдуарда не былъ такъ проченъ.

Въ то же время король упросилъ графа и графиню отпустить леди Анну погостить нѣсколько времени при дворѣ вмѣстѣ съ сестрою ея герцогиней Кларенсъ. Королева съ такой кротостью перенесла униженіе своихъ родныхъ, что самъ гордый Варвикъ былъ тронутъ. Въ такую минуту пріѣздъ его дочери къ королевѣ былъ долгомъ, который рыцарски вѣжливый графъ счелъ нужнымъ исполнить.

При этомъ случаѣ Варвикъ вознаградилъ Мармэдюка Невиля за его привязанность.

— Дорогой и храбрый кузенъ, сказалъ онъ, я не забылъ, что ты оставилъ короля и дворъ для того, чтобы слѣдовать за мной, въ мой мрачный замокъ, когда я впалъ въ немилость. Прошу тебя, добрый кузенъ, сопровождать дочь мою, леди Анну, ко двору: ручаюсь, что король не сдѣлаетъ тебѣ дурнаго пріема. Но прежде я считаю своимъ долгомъ вознаградить тебя за вѣрную службу и за потерю твоего прежняго мѣста во дворцѣ. Король далъ мнѣ право жаловать въ рыцари тѣхъ дворянъ, которые въ состояніи платить ленъ и я надѣюсь, что земли которыя ты отъ меня получишь, будутъ достаточны для твоего новаго званія. Преклони колѣно. Теперь встань, сэръ Мармэдюкъ Невиль, лордъ Борродэль и да содѣлаютъ тебя Господь и Святая Дѣва сильнымъ, непобѣдимымъ въ бою, и счастливымъ въ любви!

Въ этомъ новомъ званіи Мармэдюкъ Невиль отправился сопровождать графа и леди Анну ко двору Эдуарда.

Оставляя свою дочь въ блестящемъ кругу Елизаветы, Варвикъ, на прощанье, съ простымъ и трогательнымъ благородствомъ сказалъ королю:

— Ахъ, государь, еслибы вамъ понадобился залогъ, гарантирующій мою вѣрность, то вотъ онъ; я оставляю здѣсь мое сердце; не забудьте, что это кроткое, невинное дитя, живой портретъ своей матери, мнѣ дороже моей собственной жизни.

— Моя Елизавета будетъ заботиться о ней, какъ о сестрѣ, краснѣя отвѣчалъ король. Ты ѣдешь на сѣверъ, кузенъ?

— Если позволите, государь я поѣду прежде въ свой Варвикской замокъ.

— А, такъ ты не одобряешь моихъ приготовленій къ войнѣ съ Франціей?

— Развѣ ваше величество говоритъ это серьезно? Я обѣщалъ народу, что вамъ уже не нужны ни какіе налоги для такой раззорительной войны.

— Ты знаешь, что я намѣренъ исполнить всѣ твои обѣщанія, но государство наполнено шайками необузданныхъ солдатъ, и я нахожу нужнымъ усмирить ихъ надеждами на будущую службу. Такимъ образомъ я хочу выиграть время, чтобы всѣ тучи могли совершенно разсѣяться.

— Увы, государь, серьезно сказалъ Варвикъ, я не понимаю всѣхъ этихъ соображеній: по моему или полный миръ или открытая война!

Эдуардъ улыбнулся и вышелъ. Варвикъ еще разъ взглянулъ на дочь, которую Елизавета окружала своими притворными ласками и вздохнувъ оставилъ ее. У придворныхъ словно гора свалилась съ плечъ, когда гордый графъ, со своей блестящей свитой, оставили дворъ.

— Выберите, прелестная леди Анна, сказала королева, выберите для своей свиты кого угодно изъ моихъ дамъ. Мы бы желали, чтобы вы были окружены совершенно по царски.

Кроткая Анна бросила робкій взглядъ на окружавшихъ ее придворныхъ дамъ, и взоръ благородной дѣвушки остановился на прелестномъ личикѣ, которое какъ-то сразу возбудило въ ней участіе и пробудило въ душѣ ея какія-то неясныя, не то сладкія не то грустныя воспоминанія, она невольно подошла къ прелестной незнакомкѣ и простодушно взяла ее за руку. Остальныя знатныя дѣвицы насмѣшливо переглянулись и отступили. Сама королева была, повидимому, удивлена ея выборомъ, но сейчасъ же оправилась и ласково сказала:

— Хорошо ли мы поняли ваше желаніе, милая леди Анна? Вы выбираете эту молодую дѣвушку, мистрисъ Сибиллу Варнеръ, своей фрейлиной?

— Сибиллу!… о, я знала, что сердце не обманывало меня, пробормотала Анна и въ знакъ согласія почтительно поклонившись королевѣ, сказала Сибиллѣ: помните ли вы, прелестная мисъ, о нашемъ знакомствѣ, завязавшемся давно, еще во дни нашего дѣтства?

— О, очень хорошо помню, миледи! отвѣчала Сибилла.

Анна обратилась къ королевѣ, чтобы объяснить ей, что она знала Сибиллу еще въ дѣтствѣ, но въ эту самую минуту къ ней подошелъ Эдуардъ.

Предпочтеніе, которое оказывалъ король дочери Варвика и сестрѣ герцогини Кларенсъ, казалось всѣмъ весьма естественнымъ. Сама королева не подозрѣвала ничего дурнаго въ поведеніи ея прекраснаго супруга съ леди Анной, тѣмъ болѣе, что по своему знатному происхожденію дѣвушка эта стояла слишкомъ высоко, чтобъ Эдуардъ могъ имѣть на нее какіе нибудь преступные виды.

Но Анна, слишкомъ невинная, чтобы проникать низкіе замыслы короля, тѣмъ не менѣе чувствовала въ его присутствіи какой то неопредѣленный страхъ и всячески старалась избавиться отъ его любезностей. Красота короля, обаяніе всей его личности не могли вырвать изъ сердца молодой дѣвушки образъ бѣднаго принца-изгнанника. Напротивъ, блестящія качества Эдуарда усиливали ея отвращеніе къ нему: она считала ихъ опасными для будущности бѣднаго плѣнника. Съ наслажденіемъ думала она о той минутѣ, когда ей можно будетъ удалиться въ свою комнату.

Учтиво отпустивъ пышную свиту, приставленную къ ней королевой, она осталась одна съ Сибиллой.

— А, вы также помните меня, прелестная Сибилла? сказала Анна, своимъ кроткимъ, нѣжнымъ голосомъ.

— Ахъ, да развѣ можно забыть васъ? Въ то время, когда вы, миледи, сторонясь отъ другихъ дѣтей, были неразлучны съ молодымъ принцемъ, въ которомъ всѣ видѣли будущаго короля, я слышала всеобщій шепотъ, который оказался ложнымъ пророчествомъ!

— Что такое? Какое пророчество? сказала Анна.

— Всѣ предсказывали, что рука, которую сжималъ принцъ своими розовыми пальчиками, что рука дочери великаго Варвика будетъ нѣкогда самой твердой опорой трона его отца!

— Такъ и здѣсь, при этомъ новомъ дворѣ, вы не забываете принца Эдуарда Ланкастера, задумчиво сказала Анна. О, какое счастіе, у меня есть теперь съ кѣмь поболтать о прошломъ. Но объясните мнѣ, какимъ образомъ, проведя дѣтство при дворѣ Маргариты, вы, впослѣдствіи, нашли такой хорошій пріемъ здѣсь, у Елизаветы?

— Алчность и власть нуждались въ учености моего отца. Отецъ мой ученый съ большими дарованіями, но онъ потерялъ состояніе: и теперь день и ночь за работой. Я была при дворѣ герцогини Бедфордъ, но по отъѣздѣ ея, такъ какъ король удержалъ моего отца у себя на службѣ, ея величество королева приняла меня въ свой штатъ. Къ счастью я живу съ отцемъ, а то кто заботился бы о немъ?

— Такъ вы его единственное дитя? Онъ должно быть нѣжно любитъ васъ?

— Да, но далеко не такъ, какъ люблю его я. Онъ живетъ отшельникомъ и весь преданъ своей наукѣ. Впрочемъ, быть можетъ, любить большее наслажденіе, чѣмъ быть любимымъ?

Отвѣтъ этотъ глубоко тронулъ чувствительную Анну. Она подошла къ Сибиллѣ и обнявъ рукой ея тонкую талію, нѣжно поцѣловала ее въ лобъ.

— Хочешь, чтобы я любила тебя, Сибилла? наивно сказала она, и если я полюблю тебя, то ты также будешь меня любить?

— Ахъ, миледи! И безъ меня есть кому любить васъ. У васъ есть отецъ, мать, сестра, васъ любятъ всѣ!

— Нѣтъ, сказала Анна, у меня быть можетъ есть свое горе, котораго ты не знаешь. Признаюсь, милая Сибилла, въ тоемъ добромъ, прелестномъ лицѣ есть что-то такое, что невольно привлекаетъ меня къ тебѣ. Замужество отняло у меня единственную сестру мою: съ тѣхъ поръ какъ Изабелла вышла замужъ, она уже не та для меня. Какъ хорошо было бы, еслибы ты замѣнила ее мнѣ. Мнѣ хотѣлось бы взять тебя съ собой отъ королевы! Я увѣрена, что ты полюбишь матушку, ее нельзя не любить. Поцѣлуй меня Сибилла.

Давно уже Сибилла не видѣла такой любви, такихъ ласкъ: съ дѣтства у нея не было подруги. Дружба леди Анны была для нея такимъ же благодѣяніемъ, какъ утренняя роса для нераспустившагося еще цвѣтка. Съ нѣжностью обняла она свою новую подругу, цѣловала лицо и руки леди Анны и орошала ихъ слезами счастія и благодарности.

Побѣдивъ свое волненіе, она съ чувствомъ сказала:

— Ахъ, еслибы я могла всегда служить вамъ, всегда оказывать вамъ свою признательность! О, какъ была бы я счастлива, еслибы даже никогда болѣе неуслышала изъ вашихъ устъ этихъ милостивыхъ словъ, которыми вы сейчасъ удостоили меня!

Анна была въ восторгѣ, что нашла наконецъ дѣвушку, которой могла покровительствовать, которой могла вполнѣ довѣриться. Въ то время даже въ такой согласной, любящей семьѣ, какъ у Варвика, не могло существовать вполнѣ дружескихъ отношеній между родителями и дѣтьми, и Анна, несмотря на всю доброту матери, никогда не осмѣлилась бы признаться ей въ странной слабости своего сердца.

Но юность ищетъ довѣрія и въ Аннѣ потребность эта была сильнѣе, чѣмъ въ комъ-либо другомъ. Она открыла свою тайну Изабеллѣ, но въ этой черствой женщинѣ могла-ли она найти сочувствіе! Послѣ визита Эдуарда въ Мидльгэмъ, гецогиня Кларенсъ вся ушла въ свой эгоизмъ и честолюбіе и робкая Анна не смѣла и приступиться къ ней. При дворѣ, оставивъ дома всѣ свои привязанности, она чувствовала себя еще болѣе одинокою. Не удивительно послѣ этого, что она такъ внезапно и всей душой привязалась къ Сибиллѣ, въ ней она надѣялась встрѣтить подругу, которая могла сочувствовать ей, которая никогда не отнеслась бы строго къ ея мечтамъ, какъ бы онѣ ни были сумасбродны. Сибилла знала ея возлюбленнаго принца и съ ней Анна могла вспоминать то время, когда бѣдный изгнанникъ былъ еще наслѣдникомъ престола.

— Ахъ! Сибилла, шепотомъ сказала Анна, останься со мною эту ночь… мнѣ здѣсь страшно… эти большія фигуры на обояхъ кажутся мнѣ призраками. И, потомъ, говорятъ, въ старой Башнѣ водятся привидѣнія. Останься же, милая Сибилла!

И Сибилла осталась.

II.

Прелестныя молодыя дѣвушки еще долго разговаривали, помогая другъ другу раздѣться, рука въ руку преклонили колѣна передъ распятіемъ и горячо помолились. Затѣмъ, погасивъ свѣчу, онѣ обѣ, исполненныя какого-то непреодолимаго страха, бросились на постель. Мало по малу голоса ихъ становились все тише, и вскорѣ обѣ погрузились въ безмятежный сонъ.

Между тѣмъ, Эдуардъ волнуемый сильной и внезапной страстью, быстрыми шагами прохаживался по своей комнатѣ. Каждое чувство въ сердцѣ этого человѣка принимало гигантскіе размѣры и часто заставляло его забывать честь и благодарность.

Молодость Эдуарда IV была подобна молодости древняго Титана или италіанскаго Борджіа, какъ всепожирающее пламя текла кровь въ его жилахъ. Онъ презиралъ препятствія стоявшія на пути его желаній и, казалось, самъ навлекалъ на себя опасности, изъ-за удовольствія побѣждать ихъ. Безъ сомнѣнія, при дворѣ его было много дѣвушекъ гораздо красивѣе Анны, но побѣда надъ тѣми была такъ легка, обладаніе ими не представляло для него никакой опасности и онъ былъ равнодушенъ къ красотѣ ихъ. Но строго-добродѣтельная дѣвушка, дочь могущественнаго Варвика, драгоцѣнное сокровище человѣка, который своей сильной рукой воздвигъ ему тронъ и однимъ словомъ разсѣялъ цѣлую армію — это было другое дѣло! тутъ убѣжденія разсудка только еще болѣе разжигали его адскую страсть.

Эдуардъ былъ неспособенъ къ чистой, постоянной любви. Онъ стремился только къ обладанію и тѣмъ настойчивѣе, чѣмъ больше было препятствій. Но даже его совѣсть ужаснулась при мысли о преступленіи, которое онъ готовился совершить, мысли, какъ призракъ вкравшейся въ его душу въ эту роковую ночь. Быстрыми шагами ходилъ онъ взадъ и впередъ по комнатѣ, порою останавливался, прислушиваясь къ частому біенію своего сердца. Онъ задыхался: щеки его то краснѣли, то покрывались смертельною блѣдностью. Онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ. Потомъ вдругъ опустился на стулъ и закрылъ лицо руками.

— Нѣтъ, нѣтъ! вскричалъ онъ, быстро вскочивъ съ мѣста; я не могу изгнать изъ своего сердца этого очаровательнаго личика, этихъ прелестныхъ, голубыхъ глазъ. Они влекутъ меня къ моей и ея погибели! Но какая погибель? Если она любитъ меня, никто ничего не узнаетъ, если же нѣтъ, то осмѣлится-ли она объявлять о своемъ безчестіи? Безчестіи! нѣтъ, поцѣлуй короля не можетъ назваться безчестіемъ. Все тихо! луна заходитъ за тучи! Смѣло, впередъ! Развѣ Плантагенетъ можетъ знать страхъ?

И тихонько отворивъ дверь, онъ проскользнулъ въ галлерею. Эдуардъ хорошо зналъ комнату Анны: она дана была ей по его же распоряженію. Изъ корридора онъ прошелъ въ маленькій кабинетъ и, отворивъ потайную дверь, скрытую обоями, очутился въ той комнатѣ, которую благодарность, честь рыцаря и долгъ гостепріимства, должны были бы сдѣлать въ глазахъ его столь же священной, какъ алтарь храма. Въ ту самую минуту какъ онъ вошелъ, луна величественно выплыла изъ-за тучъ и лучи ея блѣднымъ, фантастическимъ свѣтомъ освѣтили комнату. Этотъ внезапный свѣтъ испугалъ короля, но только на минуту. Легкими шагами подошелъ онъ къ постели, отдернулъ золотой занавѣсъ и рука его невольно опустилась подъ впечатлѣніемъ чуднаго зрѣлища, представившагося его взорамъ:

Двѣ прелестныя дѣвушки, олицетвореніе чистоты и невинности, лежали въ объятіяхъ другъ друга. Казалось онѣ имѣли только одно существованіе. Грудь ихъ въ одно и то же время вздымалась и опускалась, черные локоны Сибиллы переплетались съ роскошными, бѣлокурыми волосами Анны, и головка подруги слегка прикрывала собою нѣжную головку прелестной леди Анны, словно и во снѣ она хотѣла оберегать ее. Король содрогнулся при видѣ этой двойной красоты и невинности. Онъ понялъ, что не смотря на свою силу и могущество, онъ безсиленъ противъ этой защиты, таившейся въ самомъ цѣломудріи, противъ этой невинности, оберегающій невинность. Эта нѣжная ручка, обхватывавшая прелестную шейку, за одинъ поцѣлуй которой онъ готовъ былъ отдать царство, эта слабая ручка защищала его жертву лучше, чѣмъ это могли бы сдѣлать всѣ храбрые воины, собравшіеся подъ знамена гордаго Варвика. Онъ понялъ, что пока Анна съ Сибиллой, для нея не можетъ быть никакой опасности.

Въ бѣшенствѣ онъ заскрежеталъ зубами и проворчалъ проклятіе. Въ эту минуту Анна безпокойно зашевелилась на постели. Движеніе ея разбудило подругу. Съ просонья она пробормотала нѣсколько невнятныхъ словъ, прозвучавшихъ упреками въ ушахъ преступнаго короля. Онъ опустилъ занавѣсъ и поспѣшно удалился.

III.

На другой день Анна проснулась первая. Было прелестное зимнее утро и солнце, пробиваясь сквозь замерзшіе стекла, золотистыми лучами освѣщало нѣжное личико Сибиллы. Анна, пораженная ея красотою, долго не могла отвести отъ нея глазъ. Но свѣжія и полуоткрытыя губки спящей дѣвушки были такъ хороши, что Анна не могла удержаться, чтобы не поцѣловать свою подругу.

— Ахъ! миледи, сказала Сибилла, внезапно проснувшись, вы здѣсь… цѣлы и невредимы… Хвала Пресвятой Дѣвѣ и всѣмъ Святымъ! Мнѣ снился ужасный сонъ.

— Мнѣ же напротивъ все радость и счастіе, сказала Анна. Но что же тебѣ снилось?

— Мнѣ снилось, что вы спали въ этой же комнатѣ. Только я была не возлѣ васъ, а немного дальше. Вдругъ вижу: страшная змѣя ползетъ изъ того угла прямо къ вамъ; я слышу ея шипѣніе, хочу бѣжать къ вамъ на помощь, но, словно очарованная, не могу двинуться съ мѣста. Наконецъ собравшись съ силами, я вскрикнула и… проснулась. Не смѣйтесь надо мной, я ясно слышала, чьи то удалявшіеся шаги и легкій шумъ запиравшейся двери.

— Это тебѣ вѣрно показалось: ты была еще подъ вліяніемъ страшнаго сна. Со мной это часто бывало. Эту ночь я также видѣла сонъ. Мнѣ снилось, будто я стою передъ алтаремъ съ человѣкомъ, который теперь далеко отсюда; и когда я проснулась (я вѣдь тоже просыпалась), я долго не могла опомниться, долго не могла понять что я твою руку держала въ своей, что твоя рука обнимала меня.

Молодыя подруги встали, и едва туалетъ ихъ былъ оконченъ, какъ въ комнату явилась вся свита леди Анны. Сибилла пошла къ двери…

— Куда вы? спросила ее Анна.

— Къ отцу, это первый долгъ мой каждое утро, отвѣчала Сибилла шепотомъ.

— Вы меня познакомите съ нимъ немного погодя. Будьте здѣсь въ одинадцать часовъ, Сибилла.

Анна провела все утро въ обществѣ королевы. Герцогиня Кларенсъ поѣхала съ мужемъ въ замокъ Баньаръ, навѣстить королеву-мать и робкая, застѣнчивая Анна, ужасно соскучилась оставшись одна въ обществѣ незнакомыхъ ей придворныхъ дамъ и вѣчно молчаливой Елизаветы, холодной, эгоистичной женщины, никогда, ни въ комъ не возбуждавшей симпатіи: какъ ребенокъ обрадовалась она. когда ей удалось наконецъ уйти въ свою комнату, гдѣ ее ждала Сибилла.

— Прежде чѣмъ идти къ твоему отцу, шепнула ей Анна, покажи мнѣ башню, гдѣ содержится несчастный Генрихъ.

Сибилла повела свою подругу подъ арку этой башни называемой теперь кровавой и указала ей на узкое окошко, за которымъ висѣла клѣтка со скворцомъ. Анна впилась глазами въ это окно съ тѣмъ глубокимъ участіемъ и нѣжнымъ почтеніемъ, какое всякая женщина оказываетъ отцу любимаго человѣка. Въ это самое время окно отворилось, и въ немъ показалось кроткое лице плѣнника. Онъ, повидимому разговаривалъ съ птицей, и та отвѣчала ему веселыми пѣснями и радостно махала крыльями.

Въ эту минуту послышались звуки рога и бряцанье оружія. Это былъ салютъ часовыхъ. Молодыя дѣвушки вернулись подъ арку и поднялись по лѣстницѣ, которая вела въ ту самую комнату, тогда еще пустую, гдѣ по преданію были умерщвлены племянники Ричарда III. Едва дошли онѣ до нея, какъ передъ окнами башни, верхомъ на своемъ прекрасномъ конѣ, проѣхалъ король, захватившій престолъ плѣнника. Его роскошный костюмъ, блестящая свита, молодость, сила, здоровый и счастливый видъ — все это составляло поразительный контрастъ съ усталымъ, преждевременно покрытымъ морщинами лицемъ, кротко смотрѣвшимъ на него изъ окошечка Векфильдской башни.

Эдуардъ сразу замѣтилъ эти черты, нѣкогда такіе близкіе ему, и пристальный взглядъ его встрѣтился съ кроткимъ взглядомъ развѣнчаннаго короля. Онъ измѣнился въ лицѣ, но съ обычной, рыцарскою вѣжливостью низко склонился передъ плѣнникомъ и снялъ съ гордаго чела своего украшенный перьями шлемъ.

Въ отвѣтъ на эту горькую насмѣшку Генрихъ грустно улыбнулся и слегка наклонилъ свою почтенную голову. Затѣмъ затворилъ окно, а Эдуардъ проѣхалъ дальше.

— Какъ можетъ король держать свой дворъ такъ близко отъ тюрьмы? О, черствое сердце, прошептала леди Анна, когда Эдуардъ уже скрылся и обѣ дѣвушки отправились въ комнату Адама.

— А графъ Варвикъ одобрилъ бы ваше состраданіе, милая леди Анна? спросила Сибилла.

— У моего отца слишкомъ великодушное сердце чтобы осуждать его, отвѣчала Анна, отирая слезы.

Ахъ, сколько разъ лице это будетъ являться мнѣ на пирахъ!

Башня, въ которой помѣщалась комната Варнера, сбоку прилегала къ флигелю занимаемому царскимъ семействомъ и знатнѣйшими гостями (т. е. собственно дворцу, въ отличіе отъ крѣпости).

Комната эта сообщалась съ царскими покоями посредствомъ длиннаго корридора, на одномъ концѣ котораго была дверь въ галлерею, куда выходила комната леди Анны. Къ другому концу его прилегала ветхая, каменная лѣсенка, которая вела собственно въ комнату Варнера. Въ то время какъ Сибилла представляла своего ученаго отца прелестной Аннѣ, король, сойдя съ лошади, отправился въ садъ. Тамъ онъ встрѣтился съ архіепископомъ Іоркскимъ, который тихо, но съ большимъ жаромъ разговаривалъ о чемъ-то съ Гастингсомъ.

Король, казавшійся задумчивымъ и утомленнымъ, подошелъ къ нимъ и съ принужденной улыбкой сказалъ:

— Какой важный вопросъ, занимаетъ васъ, господа ученые.

— Нѣтъ, государь, сказалъ архіепископъ, не Минерва царила въ мысляхъ нашихъ въ настоящую минуту. Вчера вечеромъ я получилъ письмо отъ герцога Глочестера и такъ какъ мнѣ не безъизвѣстна дружба принца съ лордомъ Гастингсомъ, то я спрашивалъ у вашего камергера, не угадываетъ ли онъ, какія извѣстія оно въ себѣ заключаетъ.

— Что же это за извѣстія? разсѣянно спросилъ Эдуардъ.

Прелатъ быль въ нерѣшимости.

— Государь, торжественно сказалъ онъ. Полная довѣренность, которой ваше величество и герцогъ Глочее теръ удостоиваете лорда Гастингса, позволяетъ мнѣ разсказать при немъ содержаніе письма. Молодой герцогъ извѣщаетъ меня, что онъ давно уже питаетъ любовь къ одной дѣвушкѣ и теперь хочетъ жениться на ней. Но прежде чѣмъ обратиться къ самой леди или ея отцу, онъ проситъ меня поговорить объ этомъ съ вашимъ величествомъ, воля ваша въ этомъ случаѣ, какъ всегда и во всемъ, будетъ для него закономъ.

— Да, Ричардъ любитъ меня больше, чѣмъ Джоржъ Кларенсъ! Но кто эта дѣвушка, которую онъ считаетъ достойной сдѣлаться супругой принца?

— Это не внезапная страсть, государь; она даже уже нѣсколько времени извѣстна его друзьямъ и многимъ при дворѣ, онъ любитъ дѣвушку, съ которою провелъ свое дѣтство, и которая ему даже родственница; однимъ словомъ, племянницу мою, леди Анну Варвикъ.

Словно ужаленный скорпіономъ Эдуардъ оттолкнулъ руку прелата, на которую до сихъ поръ упирался.

— Это уже слишкомъ! съ живостью сказалъ онъ, и блѣдное лице его покрылось яркой краской. Неужели весь королевскій домъ Англіи долженъ войти въ родство съ Невилями? Развѣ я уже недостаточно сжалъ основаніе своего трона? Вмѣсто того, чтобы выдать дочь за какого нибудь иностраннаго принца Испаніи или Бретани, я отдаю ее за молодаго Монтагю! Кларенсъ женился на Изабеллѣ, теперь и Глочестеръ…. нѣтъ прелатъ, я никогда не соглашусь на это!

Архіепископъ такъ мало былъ приготовленъ къ такому исходу дѣла, что отъ удивленія не могъ выговорить ни слова. Гастингсъ пожалъ руку короля, какъ бы предостерегая его, чтобы онъ не выказывалъ такъ неосторожно своего гнѣва. Но король не обратилъ на него вниманія и сердито пошелъ дальше. Гастингсъ, переглянувшись съ архіепископомъ, послѣдовалъ за своимъ монархомъ.

— Государь, шепнулъ онъ Эдуарду, на что бы вы ни рѣшились, не возобновляйте злополучныхъ раздоровъ, теперь, къ счастію, затихшихъ. Еще сегодня утромъ явился я къ вамъ съ докладами, но васъ не было. Мнѣ нужно было передать вамъ, что я получилъ извѣстіе о вторичномъ возстаніи Ланкастерцевъ въ Линкольнширѣ, подъ предводительствомъ сэра Роберта Уэллесъ и храбраго рыцаря Скривельсбійскаго, сэра Томаса Димока. Теперь не время раздражать гордость Невилей.

— О, Гастингсъ! Гастингсъ! сказалъ король, и въ голосѣ его слышалось сильное волненіе, есть минуты, когда человѣческое сердце не въ силахъ удержаться. Однако твой совѣтъ очень хорошъ. Твоя правда, не надо раздражать Невилей!

И онъ быстро вернулся къ архіепископу, который со спокойнымъ, но гордымъ видомъ, со сложенными на груди руками стоялъ на томъ самомъ мѣстѣ гдѣ оставилъ его король.

— Дорогой кузенъ, сказалъ Эдуардъ, простите мнѣ эту горячность, вы знаете мой вспыльчивый характеръ! я надѣялся, что Ричардъ, вступивъ въ родство съ какою-нибудь иностранной державой, загладитъ ту ошибку, которую сдѣлалъ Кларенсъ своей женитьбой, и поможетъ мнѣ съ внѣшней стороны утвердить мою династію. Но, нужды нѣтъ, мы поговоримъ обо всемъ этомъ послѣ. Не говорите Ричарду ничего, до тѣхъ поръ, пока время не опредѣлитъ вполнѣ нашихъ намѣреній, онъ еще очень молодъ! Какія странныя извѣстія приносятъ мнѣ изъ Линкольншира.

— Домъ вашего поставщика, сэра Роберта Бурга, сожженъ, земли его опустошены. Во главѣ мятежниковъ стоятъ лорды и рыцари. Робинъ Редесдаль осмѣлился возмутить недовольныхъ даже въ графствѣ моего брата.

— О, Генрихъ! воскликнулъ король, бросивъ взглядъ къ башнѣ плѣнника, ты правъ, называя царскій вѣнецъ — терновымъ.

— Я послалъ уже гонца къ брату, продолжалъ архіепископъ, вызвать его изъ Варвикскаго замка, куда онъ отправился отъ вашего величества. Я сдѣлалъ больше. Изъ усердія къ своему монарху, я забываю интересы церкви для интересовъ государства. Я созвалъ въ своемъ имѣніи въ Морѣ лордовъ Сентъ-Джона, Фулька и другихъ. Теперь осмѣливаюсь просить ваше величество согласиться на свиданіе съ ними. Я увѣренъ, что одной улыбки вашихъ царственныхъ устъ достаточно будетъ для того, чтобы снова покорить себѣ ихъ сердца и удержать ихъ вѣрность въ виду новыхъ опасностей, угрожающихъ трону.

— Вы поступили весьма благоразумно. Я готовъ ѣхать къ вамъ, назначьте день.

— Я думаю, до пріѣзда бароновъ пройдетъ еще нѣсколько дней. Боюсь, что намъ придется подождать съ недѣлю, даже больше.

— Ну, тѣмъ лучше! сказалъ король веселымъ тономъ, удивившимъ его слушателей, привыкшихъ къ его бурнымъ вспышкамъ, отсрочка эта намъ какъ нельзя болѣе кстати. Что касается Варвика, то по моему, ему не за чѣмъ пріѣзжать въ Лондонъ; онъ здѣсь не нуженъ. Пусть онъ лучше набираетъ войска въ окрестностяхъ своего замка и уничтожитъ измѣнническіе планы этого негоднаго Редесдаля. Мы препоручаемъ Варвику и Кларенсу набирать войска. Гастингсъ, позаботьтесь о томъ, чтобы приказанія наши были немедленно приведены въ исполненіе. Вы говорите, что сэръ Робертъ Уэллесъ стоитъ во главѣ Линкольнширскихъ бунтовщиковъ? Я знаю отца его, лорда Уэллеса, это человѣкь робкій и даже трусливый. Я призову его къ себѣ и голова отца поручится мнѣ за вѣрность сына. Извините, любезный кузенъ, я долженъ оставить васъ, мнѣ нужно заняться дѣлами. Но пожалуйста, не уходите, навѣстите еще королеву.

— Удостойте принять мое извиненіе, ваше величество, я слишкомъ принимаю къ сердцу интересы моего монарха, чтобы оторвать у нихъ хоть часъ для удовольствія. Здѣсь, въ Лондонѣ, я увижусь съ друзьями нашего дома, затѣмъ вернусь въ Моръ, и соберу своихъ вассаловъ и ленниковъ.

— Вы всегда правы! Да поможетъ вамъ Господь, будущій кардиналъ! вашу руку Гастингсъ.

И король подъ руку со своимъ фаворитомъ, отправился въ свои покои.

— Отговори Глочестера отъ этого союза! отговори его! торжественнымъ тономъ сказалъ король.

— Подумайте, государь: союзъ этотъ даетъ Варвику болѣе благоразумнаго совѣтника, чѣмъ безпокойный герцогъ Кларенсъ. Подумайте объ опасностяхъ, которыя могутъ угрожать вамъ, если какой нибудь честолюбивый лордъ, недовольный вашимъ правленіемъ получитъ руку дочери могущественнаго графа, и полъ сотни баронствъ, изъ которыхъ можетъ составиться армія многочисленнѣе королевской?

Всѣ эти доводы въ другое время убѣдили бы Эдуарда; но не теперь когда имъ управляли страсти.

— Гастингсъ! закричалъ онъ сердито топнувъ ногой, замолчи или…. Онъ остановился и, нѣсколько успокоившись, продолжалъ. Ступай, собери намъ тайный совѣтъ. У насъ есть дѣла поважнѣе женитьбы какого нибудь мальчишки.

Но Эдуардъ напрасно старался въ государственныхъ дѣлахъ и въ приготовленіяхъ къ войнѣ потушить пламя пожиравшей его страсти. Обворожительный образъ Анны преслѣдовалъ его днемъ и ночью. Нѣсколько дней спустя послѣ своего преступнаго ночнаго посѣщенія комнаты молодой дѣвушки, онъ почувствовалъ въ сердцѣ своемъ что-то въ родѣ рыцарской чести и угрызеній совѣсти въ особенности видя новыя опасности и то усердіе, съ какимъ Невели старались усмирить мятежъ

Но напрасно голосъ разума боролся въ немъ съ его преступными желаніями; видъ Анны, съ которой онъ каждый день встрѣчался, дѣйствовалъ на него сильнѣе всѣхъ убѣжденій разсудка и добродѣтели. По мѣрѣ приближенія того дня, когда онъ долженъ былъ ѣхать къ архіепископу, чтобы принять начальство надъ его войскомъ и вести его противъ мятежниковъ; по мѣрѣ приближенія той минуты, когда онъ долженъ былъ отправить Анну къ матери, тревога его дѣлалась все болѣе и болѣе замѣтной двору. Но при своей хитрости ему не трудно было замаскировать настоящую причину своего волненія. Первый разъ въ жизни онъ не имѣлъ повѣреннаго, даже Гастингсу не была извѣстна тайна новой любви короля. Въ этой неравной борьбѣ долга со страстью время летѣло какъ на крыльяхъ. Наступалъ уже. день, назначенный для отъѣзда короля въ замокъ Моръ. Наканунѣ этого дня борьба, происходившая въ душѣ короля, была окончена. Страсть одержала верхъ. Преступленіе было рѣшено. Первою мыслью Эдуарда было разлучить Анну съ Сибиллой. Съ этою цѣлью онъ сдѣлалъ выговоръ Елизаветѣ, зачѣмъ она дала ихъ знатной гостьѣ въ подруги дѣвушку незнатнаго происхожденія, которую еще вдобавокъ обвиняютъ въ колдовствѣ. Королева отвѣчала ему, что Анна сама выбрала ее. Тогда Эдуардъ придумалъ другое средство.

Онъ пошелъ навѣстить Варнера подъ предлогомъ взглянуть на плоды его трудовъ.

Эдуардъ сдѣлалъ видъ, будто пораженъ болѣзненнымъ видомъ ученаго и пославъ за Сибиллой съ живѣйшимъ участіемъ (разумѣется притворнымъ) сказалъ ей, что первый долгъ ея заботиться объ отцѣ, и что королева на нѣсколько дней избавила ее отъ исполненія ея должности при дворѣ, чтобы все это время она могла наблюдать за здоровьемъ отца. Затѣмъ король самъ распорядился, чтобы для нея приготовили комнату, по сосѣдству съ комнатой Варнера.

Удивленная такимъ знакомъ благосклонности короля, и приписывая его глубокому уваженію Эдуарда къ ученымъ трудамъ ея отца, Сибилла съ чувствомъ поблагодарила Эдуарда, и удалилась. Въ передней она встрѣтилась съ Гастингсомъ, шедшимъ къ королю. Онъ быль сильно удивленъ этой встрѣчей и съ чувствомъ ревности сказалъ.

— Какъ Сибилла! Ты идешь изъ кабинета короля! Какъ ты сюда попала?

— По приказанію его величества.

Слишкомъ великодушная, чтобы играть ревностью любимаго человѣка для возвышенія своей власти надъ нимъ, молодая дѣвушка прибавила съ благородствомъ:

— Король благосклонно говорилъ со мной о здоровьѣ отца.

При этихъ словахъ лицо Гастингса прояснилось.

— Прошу тебя, приди черезъ часъ къ восточнымъ укрѣпленіямъ, шепнулъ онъ Сибиллѣ, послѣ короткаго раздумья.

Съ тѣхъ поръ какъ лордъ Гастингсъ вернулся во дворецъ, въ его отношеніяхъ къ Сибиллѣ стала проглядывать какая то странная холодность, оскорбительная для любви и самолюбія Сибиллы. Но прелестная дѣвушка не переставала вѣрить въ его любовь и вѣрность: человѣкъ этотъ былъ для нея совершенствомъ, идоломъ. Она не позволяла сомнѣніямъ прокрадываться въ свою чистую, довѣрчивую душу: холодность его она оправдывала его важными политическими дѣлами и въ глубинѣ души лелѣяла уже мысль быть его супругой. Благосклонность короля, оставившаго при своемъ дворѣ отца ея, Адама Варнера, ея назначеніе въ штатъ королевы все это приписывала она вліянію своего могущественнаго возлюбленнаго. Тонъ его голоса, думала Сибилла, нѣженъ, хотя и важенъ и серьезенъ. По всей вѣроятности, на этомъ свиданіи, которое онъ у меня теперь проситъ, объяснится все. И съ веселой, довольной улыбкой она выпорхнула изъ комнаты. Гастингсъ, грустнымъ взоромъ слѣдя за удалявшейся дѣвушкой, тяжело вздохнулъ и сказалъ про себя:

— Еслибъ я былъ прежнимъ бѣднымъ, неизвѣстнымъ дворяниномъ, какъ осчастливила бы меня любовь этой малютки! Но увы! Разъ вкусивъ славы и величія, что намъ тогда любовь? Блаженство минуты, горе всей жизни.

Презрительная улыбка пробѣжала по тонкимъ губамъ Гастингса и окончивъ свой монологъ, онъ вошелъ въ кабинетъ короля.

— Знаешь, любезный Вилліамъ, сказалъ король, про тебя говорятъ, будто ты околдованъ?

— Государь, я тоже, самое часто слышалъ и о васъ, когда какое нибудь прелестное личико плѣняло ваше великое сердце.

— Очень можетъ быть, вѣдь, клянусь честью, любовь идетъ отъ сатаны! И король вскочилъ съ мѣста и въ волненіи сталъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ.

— Гастингсъ сказалъ онъ, внезапно остановившись, ты вѣдь любишь прелестную дочь Варнера? Она сейчасъ была у меня. Ты не ревнуешь?

— Къ счастью для меня, ваше величество не находите ничего хорошаго въ черныхъ локонахъ и карихъ глазахъ.

— Да, я вѣренъ одному роду красоты! что меня плѣняетъ — это небесно-голубыя глазки и золотистые, какъ лучи солнца, локоны. Успокойся, Вилліамъ. Я только изъ состраданія къ плохому здоровью ученаго, помѣстилъ Сибиллу по сосѣдству съ отцемъ. Но юный Ловель увѣряетъ, будто ты хочешь жениться на дочери колдуна.

— А еслибы это было правда, государь?

Эдуардъ принялъ серьезный видъ.

— Еслибы это было правда, бѣдный Вилліамъ, ты потерялъ бы свою репутацію умнаго человѣка, которой оправдывается твое быстрое повышеніе. Нѣтъ, нѣтъ, ты цвѣтъ, глава моего новаго дворянства, ты долженъ жениться на имени и богатствѣ, достойныхъ твоей славы и блестящаго будущаго. Люби красоту, Вилліамъ, но женись на могуществѣ, король напрасно будетъ стараться возвысить тебя, если ты унизишь себя неровнымъ бракомъ. Гастингсъ съ глубокимъ вниманіемъ слушалъ короля. Эдуардъ, не давая ему времени что нибудь отвѣтить, смѣясь продолжалъ:

— Ты самъ виноватъ, лукавый волокита, если не можешь положить конецъ всѣмъ этимъ чарамъ!

— Но чѣмъ же положить конецъ чарамъ юности и красоты, государь?

— Обладаніемъ ими, едва слышно пробормоталъ король.

Гастингсъ хотѣлъ отвѣчать: но въ эту минуту дверь отворилась и дежурный офицеръ доложилъ о приходѣ герцога Кларенса.

— Ахъ! сердито сказалъ Эдуардъ, Джоржъ надоѣдаетъ мнѣ своими просьбами позволить ему отправиться въ свое Ирландское губернаторство. И я долженъ дать ему понять, что въ моихъ глазахъ лордъ Ворчестеръ гораздо надежнѣе его.

— Простите мнѣ, ваше величество, я всегда думалъ, что вы были слишкомъ великодушны къ герцогу Кларенсу, давъ ему это губернаторство, но въ настоящую минуту, долженъ сказать вамъ, что, по моему мнѣнію, было бы весьма опасно отмѣнить это назначеніе.

— Еще опаснѣе утвердить Джоржа въ этомъ званіи. Вице-король Ирландіи! Мой отецъ былъ имъ, и разъ вкусивъ сладость правленія, онъ пересталъ быть подданнымъ. Нѣтъ, нѣтъ, Кларенсъ…

— Кларенсъ никогда не задумаетъ измѣной похитить престолъ у брата. Хватитъ ли у него ума. энергіи и таланта для такого смѣлаго притязанія?

— Нѣтъ; но въ немъ есть тщеславіе. И я готовъ держать пари въ тысячу марокъ противъ одного пенни, что даже шутъ мой въ состояніи побудить безразсуднаго Джоржа добиваться престола султана Египетскаго или папы Римскаго.

IV.

Мармэдюкъ Невиль весело болталъ съ пріятелями своими въ зеленой башнѣ Тоерскаго дворца. Онъ очень гордился своей золотой цѣпью и золотыми шпорами, свидѣтельствовавшими о его новомъ званіи, и былъ очень доволенъ, что ему удалось, хотя на время, перемѣнить мрачныя стѣны Мидльгэма на веселую жизнь при дворѣ. Вдругъ, къ крайнему своему удивленію, онъ увидѣлъ Эльвина, своего молочнаго брата. Едва вошелъ Николай, какъ толпа молодыхъ придворныхъ бросилась къ нему.

— Вотъ тебѣ разъ! сказалъ Мармэдюкъ одному изъ товарищей, что это значитъ, что Николай Эльвинъ имѣетъ такой успѣхъ, наши джентельмены увиваются около него, словно воробьи около совы, на которую онъ, сказать правду, походитъ, какъ двѣ капли воды.

— Развѣ ты не знаешь, что съ тѣхъ поръ какъ мистеръ Эльвинъ завелся своимъ хозяйствомъ, онъ пріобрѣлъ репутацію лучшаго золотыхъ дѣлъ мастера въ Лондонѣ? Теперь весь дворъ только у него и заказываетъ.

— Это меня радуетъ, съ чувствомъ сказалъ добрый Мармэдюкъ. И, подойдя къ Эльвину, онъ дружески ударилъ его по плечу, что заставило вздрогнуть важнаго негоціанта.

— Что, мистеръ Эльвинъ: развѣ ты сталъ уже такъ гордъ, что не узнаешь даже Мармэдюка? Пойдемъ ко мнѣ въ комнату и тамъ, за бутылкой Канарскаго, вспомнимъ-ка старину.

Извините, любезный мистеръ Невиль.

— Мистеръ! Нѣтъ, подымай выше! Сэръ Мармэдюкъ, пожалованный въ рыцари рукою лорда Варвика, да, вдобавокъ владѣтель помѣстья, котораго онъ еще и въ глаза не видалъ. И съ этими словами Мармэдюкъ взялъ своего молочнаго брата подъ руку и повелъ его къ себѣ въ комнату.

Молодые люди поздравили другъ друга со взаимными успѣхами, затѣмъ, послѣ обычныхъ привѣтствій, Эльвинъ съ небольшимъ замѣшательствомъ сказалъ своему пріятелю.

— Ну что, какъ твои дѣла съ молодой Сибиллой. Лучше чѣмъ въ то время когда ты мнѣ жаловался на ея жестокость?

— Мой добрый Николай, я буду откровененъ съ тобою. Когда я оставлялъ дворъ, чтобы слѣдовать за Варвикомъ, то ходили слухи объ ухаживаніи лорда Гастинса за мисъ Варнеръ. Это было смертельной раной для моего бѣднаго сердца. Я откровенно и честно объяснился съ нею, но въ отвѣтъ отъ нея получилъ одно презрѣніе и негодованіе. Въ Мидльгэмѣ я старался забыть жестокую. И, дѣйствительно, іоркширскія красавицы совершенно изгнали ея образъ изъ моего сердца.

— И ты ее больше не любишь?

— Нѣтъ, клянусь этимъ стаканомъ. Вернувшись сюда, мнѣ, правда, пріятно было блеснуть передъ ней своими золотыми шпорами. Я хотѣлъ посмотрѣть, не вызоветъ ли мое возвышеніе одобрительную улыбку на ея уста. И, сказать правду, она обошлась со мной ласково и любезно и искренно увѣряла, что очень рада моимъ успѣхамъ. Но лишь только я заикнулся о своей прежней страсти, она съ гордостью королевы оттолкнула меня. И теперь сердце мое вполнѣ свободно.

— Честное слово?

— Честное слово!

Эльвинъ въ глубокой задумчивости опустилъ голову на грудь.

— Что говорятъ теперь о лордѣ Гастингсѣ, спросилъ онъ, прерывая молчаніе. Надѣюсь ничего такого, что могло бы оскорбить честь бѣдной молодой дѣвушки, хотя этотъ легкомысленный и непостоянный человѣкъ, быть можетъ и смѣется надъ ея простотой и невинностью. Языкъ не бритва, а рѣжетъ, прибавилъ онъ.

— Нѣтъ, клевета щадитъ въ ней добродѣтель женщины, по зато обвиняетъ ее въ колдовствѣ. Говорятъ, что Гастингсъ околдованъ ею. Клянусь Святымъ Ѳомой, я долженъ радоваться, что счастливо отдѣлался отъ подобной дѣвушки!

— Сэръ Мармэдюкъ, строгимъ и важнымъ тономъ сказалъ Эльвинъ, какъ вѣрный другъ, и честный человѣкъ я открою тебѣ свою тайну взамѣнъ твоей. Я самъ люблю эту дѣвушку. Неправда ли, слово «любовь» кажется тебѣ страннымъ въ устахъ ремесленника, однако вспомни, что въ кремнѣ скрывается огонь. Но Боже сохрани меня быть твоимъ соперникомъ. Если ты питаешь еще какія либо надежды, если ты только запретишь мнѣ любить ее, я готовъ заглушить въ себѣ это чувство. Если же нѣтъ, я попытаю счастія и постараюсь избавить эту чистую душу отъ преслѣдованій коварнаго человѣка.

Мармэдюкъ былъ пораженъ словами Эльвина и хотя, говоря объ исцѣленіи своемъ отъ любви къ Сибиллѣ, онъ былъ вполнѣ искрененъ, однако что то въ родѣ зависти прокралось въ его душу при этомъ неожиданномъ признаніи своего пріятеля. Тщеславіе его страдало отъ сознанія, что этотъ невзрачный торговецъ осмѣлился имѣть виды на дѣвушку, оттолкнувшую его — блестящаго рыцаря. Но его честная, благородная натура одержала верхъ. Онъ ласково протянулъ руку Эльвину и сказалъ:

— Дорогой братъ, если хочешь, попытай счастія. Да поможетъ тебѣ Господь, если изъ этого можетъ выйти что нибудь доброе для тебя, но что. если она въ самомъ дѣлѣ занимается колдовствомъ…. Не смѣйся, Эльвинъ! Если она вправду занимается колдовствомъ, это не предвѣщаетъ ничего добраго для твоего домашняго очага.

— Увы! сказалъ Эльвинъ, тутъ колдовство со стороны Гастингса! Онъ очаровалъ ее славой, красотой, хитрыми и льстивыми рѣчами. Но она не погибнетъ, если только рука друга можетъ спасти ее!

— Бѣдный Эльвинъ, сказалъ Мармэдюкъ, я буду очень радъ, если ты спасешь эту дѣвушку, которую я такъ любилъ и которая, по словамъ ея, любитъ меня какъ брата. Но помни, что ты рискуешь своимъ спокойствіемъ. Если хочешь попытать счастія, то не теряй времени, вѣдь ожиданіе пытка для любви, пользуйся удобной минутой. Незадолго до встрѣчи съ тобой, я видѣлъ, какъ Сибилла одна пошла къ укрѣпленіямъ. Въ такое глухое время мѣсто это пустынно… Ступай!

— Сейчасъ же иду! отвѣчалъ Эльвинъ, вставая съ мѣста и лицо его было блѣдно отъ волненія. Но дойдя до дверей онъ остановился и сказалъ.

— Я забылъ, мистеръ Невиль, что принесъ королю перстень съ его вензелемъ: Соколъ и цѣпь.

— Ахъ! Тебя заставятъ часа три прождать въ передней, теперь у короля герцогъ Кларенсъ. Отдай мнѣ перстень, я увижусь съ его величествомъ передъ обѣдомъ.

Но, даже увлеченный любовью, Эльвинъ сохранялъ разсудительность саксонца, дѣла были у него на первомъ планѣ.

— Не разсердился бы король, нерѣшительно сказалъ онъ, я могу потерять всѣ его заказы.

— Какой вздоръ! Ты, милый мой, не знаешь короля Эдуарда. Онъ не очень то заботится о церемоніяхъ. Къ тому же Невили теперь въ большой милости при дворѣ. Я состою въ свитѣ прелестной леди Анны, король любитъ ее, какъ дочь, хотя онъ и слишкомъ молодъ, чтобы быть отцемъ такой взрослой леди. Вслучаѣ какого нибудь недоразумѣнія, одно слово прелестной дочери лорда Варвика поправитъ все дѣло.

Успокоенный этими словами, Эльвинъ отдалъ перстень другу и тотчасъ же отправился къ укрѣпленіямъ. Мармэдюкъ-же остался доканчивать бутылку Канарскаго, удивляясь, какъ это благоразумный Эдьвинъ, могъ сдѣлаться такимъ пылкимъ влюбленнымъ. Не менѣе поражала его и перемѣна въ манерахъ и рѣчахъ своего друга, соотвѣтственно его новому положенію въ свѣтѣ.

— Если онъ всегда будетъ держать себя такъ прилично, пробормоталъ Мармэдюкъ, то сдѣлавшись лордомъ-мэромъ, онъ вполнѣ будетъ походить на джентельмена.

Но молодой рыцарь не долго предавался размышленіямъ. Къ нему явился конецъ отъ Варвика и объявилъ что графъ скоро будетъ въ Лондонѣ и желаетъ видѣть Мармэдюка немедленно по своемъ пріѣздѣ. Молодой рыцарь, поторопился исполнить приказаніе своего начальника и совсѣмъ позабылъ о перстнѣ. Онъ вспомнилъ о немъ уже передъ домомъ графа.

— Что за бѣда, разсуждалъ онъ, у короля и такъ довольно перстней на всѣхъ пальцахъ, можетъ часъ, два обойтись и безъ этого. Къ тому же я не смѣю передать его никому другому. Право, не дурно было бы мнѣ холодной водой освѣжить голову, чтобы изгнать изъ нея всѣ винные пары.

V.

Мѣжду тѣмъ Эльвинъ подошелъ къ укрѣпленіямъ. Мѣстами онѣ были усажены деревьями, и представляли родъ бульваровъ съ прелестными лужайками и прямыми аллеями: тамъ и сямъ виднѣлись хорошенькія скамеечки, располагавшія къ отдыху и бесѣдѣ. Въ лѣтнее время укрѣпленія эти были очень оживлены: тутъ происходили свиданія придворныхъ… Теперь же, зимой, мѣсто это было совершенно пустынное: кромѣ часовыхъ не видно было ни души.

Пройдя нѣсколько шаговъ негоціантъ нашъ встрѣтился съ лордомъ Гастингсомъ.

При видѣ своего опаснаго соперника Эльвинъ сразу рѣшился откровенно объяснить ему свои намѣренія.

— Милордъ, сказалъ онъ, смѣю ли я просить вашего милостиваго вниманія, мнѣ надо сказать вамъ нѣсколько словъ?

— Только говори скорѣе, мистеръ Эльвинъ, меня ждутъ.

— Ахъ милордъ! я догадываюсь, кто васъ ждетъ: это особа, которую ожидаю и я, однимъ словомъ Сибилла Варнеръ?

— Что такое? надменно сказалъ Гастингсъ, откуда знаешь ты мои поступки и какое мнѣ дѣло до твоихъ?

— Выслушайте меня, милордъ Гастингсъ, сказалъ Эльвинъ такимъ тономъ, что невольно привлекъ вниманіе своего слушателя; выслушайте меня и судите обо мнѣ, не какъ дворянинъ о ремесленникѣ, но какъ человѣкъ о человѣкѣ. У Бога всѣ равны, говоритъ пословица. Я полюбилъ Сибиллу Варнеръ съ первой минуты нашей встрѣчи. Улыбайтесь, сколько угодно, только слушайте. Она была бѣдна и несчастна. Я полюбилъ ее не за одну красоту, я полюбилъ еще болѣе за ея прекрасныя качества, за ея неутомимое трудолюбіе, нѣжную привязанность къ отцу, за тѣ усилія, какія она употребляла, чтобы добыть ему кусокъ хлѣба. Я не думалъ сдѣлать изъ нея свою любовницу! Я сказалъ себѣ: эта добрая дочь будетъ прекрасной женой, вполнѣ достойной любви и уваженія честнаго человѣка. Бѣдный Эльвинъ замолчалъ, рыданія заглушали его голосъ и слезы текли у него по щекамъ; имъ овладѣло сильное волненіе. Наконецъ, немного оправившись, онъ продолжалъ. Положеніе мое было лучше, нежели ея, я могъ надѣяться: но я молчалъ. Сказать правду, у меня былъ тогда соперникъ, такой же молодой какъ я, но знатнѣе и красивѣе меня, несмотря на это она его не любила. Я ожидалъ, что любовь его пройдетъ. Мнѣ казалось, что Сибилла оцѣнитъ мое сердце, я дышалъ одной ею, другія дѣвушки, другая красота для меня не существовала. Вамъ можетъ показаться страннымъ, что простой ремесленникъ можетъ питать такія высокія чувства. Но знайте, что въ людяхъ нашего званія ихъ можно встрѣтить скорѣе, чѣмъ въ васъ, знатныхъ лордахъ и джентельменахъ. Мы не знаемъ минутныхъ увлеченій! Мы любимъ только разъ въ жизни, но за то искренно, всей душой. Кто не знаетъ пословицы «чего ищетъ джентельменъ, какъ не удовольствія», а что такое удовольствіе, какъ не перемѣна? Когда Сибилла поступила сюда во дворецъ, я слышалъ, какъ имя ея смѣшивали съ вашимъ, я видѣлъ, какъ она краснѣла, когда вы говорили съ нею. Тѣмъ лучше, думалъ я, вѣдь, по словамъ старухъ, краска есть признакъ добродѣтели. Я говорилъ себѣ: Она чиста и благородна. Настанетъ время, когда она сама сравнитъ мою любовь съ любовью другихъ. Теперь, милордъ, это время настало… я знаю, что вы ее ждете. Да я знаю, что въ эту минуту, сердце ея ноетъ и замираетъ въ ожиданіи васъ. Скажите же одно слово, скажите, что вы любите Сибиллу Варнеръ и намѣрены жениться на ней, скажите это, благородный Гастингсъ, какъ честный человѣкъ, какъ джентельменъ, какъ пэръ, и я на колѣняхъ буду просить васъ простить мнѣ мое безразсудство, и вернусь къ своимъ занятіямъ безъ слезъ, безъ жалобъ. Скажите же это слово… Вы молчите. Теперь я умоляю васъ, какъ джентельмена, позволить честной любви спасти дѣвушку отъ увлеченія, которое можетъ разрушить ея счастіе и покрыть имя ея пятномъ позора. Жду милостиваго отвѣта вашего, лордъ Гастингсъ.

Сотни разнообразныхъ чувствъ, волновали душу Гастингса при послѣднихъ словахъ Эльвина; но сильнѣе всего говорило въ немъ чувство глубокаго уваженія и жалости къ своему несчастному (онъ хорошо это зналъ) сопернику.

— Бѣдный другъ мой, кротко сказалъ онъ, если ты такъ любишь дѣвушку, которую я глубоко уважаю, слова твои и чувства дѣлаютъ тебя достойнымъ ея руки. Но послушайся моего совѣта, добрый Эльвинъ: не ищи себѣ жены при дворѣ. Брось эту глупость.

— Это невозможно, милордъ. Забыть я не въ силахъ! Я могу только сожалѣть.

— Ты не можешь имѣть успѣха, другъ мой, холодно возразилъ дворянинъ, и не имѣлъ бы его даже и тогда, еслибъ лордъ Вилліамъ Гастингсъ не былъ твоимъ соперникомъ. Глаза женщинъ, привыкшихъ къ блеску, слѣпы къ такимъ скромнымъ достоинствамъ, какъ твои. Другое дѣло, еслибы Сибилла никогда не жила при дворѣ, но что уже сдѣлано, того не воротишь, а потому, совѣтую тебѣ поучиться, какъ излечиваютъ эти сердечныя раны. Что ты, Николай Эльвинъ, продолжалъ Гастингсъ, озабоченнымъ тономъ съ горькой улыбкой, что ты за исключеніе, чтобы надѣяться на счастіе, никому изъ насъ недоступное: счастіе внести поэзію въ жизнь, остаться въ зрѣлыхъ годахъ юнымъ, женясь… на предметѣ своей первой любви? Не думай, однако, что я говорю это изъ ревности. Смотри, вонъ виднѣется бѣлое платье Сибиллы Варнеръ. Поди, предложи ей свою руку.

— Хорошо ли понялъ я васъ, милордъ? спросилъ Эльвинъ, смущенный тономъ и манерами Гастингса. Значитъ про васъ говорятъ неправду? Вы не любите эту дѣвушку?

— Почтенный другъ, презрительно отвѣчалъ Гастингсъ; кажется, ты не имѣешь права допрашивать меня и вывѣдывать мои тайны. Ты не можешь быть мнѣ судьей, почтенный золотыхъ дѣлъ мастеръ. Довольно и того, что я уступаю тебѣ ее. Разскажи ей свой романъ съ такимъ же краснорѣчіемъ, какъ давича мнѣ. Обо мнѣ можешь говорить ей все, что найдешь нужнымъ… и если, мистеръ Эльвинъ, мольбы твои будутъ услышаны, смотри, позови меня на свадьбу.

Слова эти, сказанныя съ рѣзкой, холодной ироніей, сильно оскорбили честнаго Эльвина; скрежеща зубами слушалъ онъ ихъ и съ отчаяніемъ и скрытою злобою смотрѣлъ на спокойное, безстрастное лицо лорда. Но во всей фигурѣ Гастингса было столько гордости, столько величія и благородства, что Эльвинъ невольно наклонилъ голову и, оставивъ своего соперника, пошелъ на встрѣчу Сибиллѣ. Молодая дѣвушка въ эту минуту остановилась въ нѣкоторомъ разстояніи отъ нихъ, пораженная этой бесѣдой между знатнымъ вельможей и простымъ ремесленникомъ.

Подойдя къ Сибиллѣ, бѣдный Эльвинъ почувствовалъ, что вся прежняя рѣшимость оставила его. Присутствіе любимой дѣвушки дѣлало его робкимъ, застѣнчивымъ, отъ волненія онъ не могъ произнести ни слова.

— Что вамъ угодно, мистеръ Эльвинъ? вы кажется хотите мнѣ что-то сказать? ласково спросила Сибилла, видя, что онъ стоитъ подлѣ нея и молчитъ.

— Да, отвѣчалъ Эльвинъ, и снова замолчалъ.

Наконецъ, поднявъ глаза, онъ увидѣлъ Гастингса, который стоялъ въ нѣкоторомъ отдаленіи, опершись на валъ, со сложенными на груди руками. Спокойный и небрежный видъ соперника возвратилъ Эльвину его прежнее мужество.

— Смотрите! смотрите, Сибилла! сказалъ онъ указывая ей на Гастингса. Вы думаете, онъ любитъ васъ? Еслибы это дѣйствительно было, развѣ онъ сталъ бы теперь стоять тамъ? Взгляните на его небрежный, безпечный видъ! Еслибы онъ любилъ васъ, могъ ли бы онъ оставаться равнодушнымъ зрителемъ, зная, что я здѣсь съ вами?

Сибилла посмотрѣла на золотыхъ дѣлъ мастера взоромъ, полнымъ простодушнаго удивленія.

— Почему же нѣтъ, мэтръ Эльвинъ? казалось, говорили ея глаза.

Эльвинъ понялъ ея взглядъ и отвѣчалъ:

— Потому что онъ долженъ знать, какъ слаба и ничтожна любовь его, простой капризъ чувствъ, въ сравненіи съ моей пылкой страстью къ тебѣ, Сибилла; потому что онъ долженъ бояться, чтобы страсть эта не покорила тебя, такъ какъ она должна тебя покорить. Сибилла, между нами нѣтъ неравенства, а слѣдовательно и препятствій. О, выслушай меня, пожалуйста! Не принимай этого строгаго вида. Не отворачивайся отъ меня.

Видъ соперника возбуждалъ и подстрекалъ Эльвина: его воодушевляла эта борьба, отъ которой зависѣло счастіе его жизни и спасеніе Сибиллы. Голосъ его, подобный послѣднему крику умирающаго, глубоко проникъ въ душу дѣвушки.

— О, Эльвинъ, я не сержусь на тебя, ласково сказала Сибилла: я не отворачиваюсь отъ тебя: мнѣ больно огорчить такое доброе, такое благородное сердце, но…

— Нѣтъ, подожди, не отвѣчай еще. Я изучилъ тебя… я читаю въ душѣ твоей, какъ ученый читаетъ въ книгѣ. Я знаю, что ты горда, честолюбива, что гордишься своимъ дворянствомъ и презираешь іомена. Видишь, я не скрываю отъ себя твоихъ недостатковъ, но несмотря на нихъ все таки люблю тебя. Для тебя я трудился, усовершенствовался въ своемъ ремеслѣ: теперь я могу предложить тебѣ блестящія надежды на будущее, всѣ средства для осуществленія ихъ въ моихъ рукахъ. Ты желаешь богатства, потерпи: чрезъ нѣсколько лѣтъ у тебя будутъ такія сокровища, которыхъ лордъ Гастингсъ никогда не въ силахъ будетъ дать своей женѣ. Ты будешь жить не хуже королевы, ходить въ шелку и бархатѣ, ѣсть и пить на серебрѣ и золотѣ. Или, можетъ быть, ты желаешь чиновъ? Я достану ихъ. Ричардъ Лапольскій, владѣющій теперь величайшимъ герцогствомъ въ королевствѣ, былъ еще бѣднѣе меня, когда началъ торговлю. Нынче за золото можно достать все. Ахъ, дай Боже, чтобы оно мнѣ помогло только купить тебя

— Мэтръ Эльвинъ, золотомъ любви не купишь. Утѣшься. Ахъ, какъ бы мнѣ смягчить это жестокое «нѣтъ!»

— Значитъ, вы безжалостно отвергаете меня. Я не сейчасъ прошу руки вашей. Я буду ждать цѣлые годы, до тѣхъ поръ, пока не буду въ состояніи исполнить всѣхъ моихъ обѣщаній.

Сибилла, тронутая до слезъ, грустно покачала головой; затѣмъ послѣдовало долгое, тягостное молчаніе.

— Мэтръ Эльвинъ, сказала она наконецъ, дѣлая надъ собой усиліе: я всегда съ благодарностью буду вспоминать о вашей великодушной дружбѣ, никогда не перестану я горячо молиться о вашемъ счастіи, но не требуйте отъ меня большаго, я не въ силахъ этого сдѣлать.

Пораженный торжественнымъ тономъ Сибиллы, Эльвинъ подавилъ вздохъ, готовый уже сорваться съ его устъ, и грустно отвѣчалъ:

— Повинуюсь вамъ, прелестная миссъ, и возвращаюсь къ своей одинокой, трудовой жизни. Но еще одно слово: я предложилъ вамъ руку не изъ одной надежды на блаженство назвать васъ своей, но, клянусь вамъ, также изъ желанія спасти васъ отъ угрожающихъ вамъ несчастій и заблужденій, отъ горя и опасностей, отъ мучительныхъ дней и безсонныхъ ночей. Маленькій огонекъ, который согрѣваетъ, лучше большаго, который жжетъ. Или вы думаете, что лордъ Гастингсъ, необузданный, развратный…

— Перестаньте, сэръ, гордо перебила его Сибилла; осуждайте меня, если хотите, но не уменьшайте моего уваженія къ вамъ клеветами на другихъ.

— Какъ! сказалъ Эльвинъ съ горечью, даже простое предостереженіе оскорбляетъ васъ. Если вы воображаете, что лордъ Гастингсъ любитъ Сибиллу Варнеръ, какъ любятъ дѣвушку, на которой думаютъ жениться, вы жестоко ошибаетесь. Если хотите убѣдиться въ этомъ, подите къ нему и скажите: «Хочешь ли ты доставить мнѣ мирный, но честный кровъ и убѣжище старику-отцу, которое мнѣ напрасно предлагаетъ этотъ, презираемый мною, негоціантъ?»

— Но если онъ уже сдѣлалъ мнѣ это предложеніе! тихо и краснѣя отвѣчала Сибилла.

Эльвинъ вздрогнулъ.

— Въ такомъ случаѣ я… виноватъ… передъ нимъ; сказалъ великодушный негоціантъ, и… и… прибавилъ онъ, хотя это стоило ему большихъ усилій, я могу теперь быть счастливъ сознаніемъ, что вы счастливы. Прощайте, миссъ, не вспоминайте меня лихомъ.

И, надвинувъ шляпу на глаза, онъ удалился скорыми, неровными шагами. Когда онъ проходилъ мимо Гастингса, послѣдній, тронутый грустью, написанной на лицѣ Эльвина, подошелъ къ нему и, положивъ руку ему на плечо, съ искреннимъ и теплымъ участіемъ сказалъ:

— Эльвинъ, я испыталъ нѣкогда то, что испытываешь ты теперь. Я пережилъ все это и счастіе улыбнулось мнѣ въ жизни. Прими мое сожалѣніе; оно не унижаетъ тебя, напротивъ, дѣлаетъ тебѣ честь.

— Не обманите ее, милордъ, она такъ довѣряетъ вамъ, она такъ любитъ васъ! Вы никогда не обманывали ни одного мущины, это всѣмъ извѣстно; не обманите же и женщины! Мущинъ убиваютъ дѣла; женщинъ — слова!

И съ этими словами, сказанными съ искреннимъ волненіемъ, Эльвинъ удалился и скоро скрылся изъ виду.

Гастингсъ медленно и молча подошелъ къ Сибиллѣ.

— Ахъ, милордъ, довѣрчиво сказала ему дѣвушка, очень дурно было съ вашей стороны допустить меня до этого тягостнаго разговора съ бѣднымъ Эльвиномъ, а самому стоять въ сторонѣ и спокойно смотрѣть на мои мученія. Ахъ, еслибы даже вашъ скромный соперникъ предложилъ мнѣ корону, я и тогда бы отвѣтила ему тѣмъ же. Но какъ сокрушаетъ меня мысль, что я причинила ему столько горя. И несмотря на это, самолюбіе говоритъ мнѣ, что я не была бы такъ искренно любима, еслибы совсѣмъ не была достойна той единственной любви, которой домогается мое сердце.

— Однакожъ. Сибилла, этотъ молодой человѣкъ, кромѣ богатства и блестящаго имени, можетъ дать тебѣ гораздо больше, чѣмъ я: неиспорченное сердце и характеръ, не ожесточенный горькимъ жизненнымъ опытомъ. Вы съ нимъ почти одного возраста и можете тихо, рука объ руку, приблизиться къ общей могилѣ. Но я сердцемъ еще старѣе, чѣмъ годами, я настолько старше тебя, что когда волосы эти посѣдѣютъ и станъ сгорбится, твоя красота будетъ еще въ полномъ блескѣ и… Но ты плачешь!

— Я плачу о толъ, что ты въ тѣсныя рамки времени заключаешь мою мысль, стремящуюся въ вѣчность. Любовь не знаетъ лѣтъ. Она не предвидитъ гроба, счастіе и надежда ея на землѣ служатъ только отблескомъ славы, сіяющей въ небесахъ, куда мирно восходятъ для вѣчной жизни души, искренно и съ постоянствомъ любившія на землѣ. Смотри, я больше не плачу.

— А этотъ честный ремесленникъ, продолжалъ Гастингсъ, развѣ не говорилъ, чтобы ты мнѣ не довѣряла?.. не говорилъ онъ тебѣ, что всѣ клятвы мои ложны?

— Еслибы даже мнѣ сказалъ это ангелъ съ неба, я и то не повѣрила бы.

— Но предположи, Сибилла, что предостереженія его справедливы, что я звалъ тебя сюда для того, чтобы объявить тебѣ, что мое блестящее будущее не позволяетъ мнѣ исполнить обѣщаніе, данное въ минуту страсти, — что я не могу жениться на тебѣ? Не назовешь ли ты меня тогда измѣнникомъ? Не найдешь ли ты, что я игралъ твоимъ довѣрчивымъ сердцемъ? И не отдашь ли ты тогда руки своей тому, чья любовь, болѣе истинная и достойная тебя, звучитъ еще въ ушахъ твоихъ; скажи не можешь ли ты быть счастлива съ нимъ?

Сибилла подняла свои влажные отъ слезъ глаза на безстрастное лицо лорда и глядѣла на него съ грустнымъ безпокойствомъ, стараясь угадать его мысль. Потомъ, отойдя отъ него, она спокойно сложила руки на груди и сказала:

— Если, со времени нашей разлуки, подобная мысль пришла вамъ въ голову, если въ виду жертвы, какую должна была принести ваша гордость, мысль о раскаяніи… Въ волненіи она остановилась и не кончила. Однимъ словомъ, если вы желаете взять назадъ свое слово, говорите прямо, и вмѣсто того, чтобы обвинять васъ въ лукавствѣ, я благословлю васъ за откровенность.

— Такъ твоя женская гордость могла бы утѣшить тебя въ потерѣ недостойнаго возлюбленнаго?

— Милордъ, вы задаете мнѣ вопросъ?

Гастингсъ замолчалъ. Сильно боролись въ немъ хорошія наклонности съ дурными. Гордость Сибиллы трогала его также, какъ и ея искренность; въ той и другой видѣлъ онъ любовь дѣвушки, такую чистую, глубокую, такой прелестный контрастъ съ тѣми холодными и пустыми натурами, среди которыхъ бросила его судьба. Онъ не смѣлъ оттолкнуть отъ себя навсегда это безцѣнное, незамѣнимое сердце. Будучи въ томъ возрастѣ, когда юность уже прошла, а впереди осталась одна старость, онъ чувствовалъ, что никогда уже не можетъ никому внушить такой любви, а если и можетъ, то едва-ли найдется другая такая женщина, какъ Сибилла.

Онъ взялъ ее за руку, и при этомъ прикосновеніи бѣдная Сибилла не могла больше бороться со своимъ горемъ; она опустила голову на грудь и залилась слезами.

— О, Сибилла, прости! Улыбнись мнѣ, Сибилла! воскликнулъ побѣжденный и растроганный Гастингсъ.

Но, увы! оскорбленное и истерзанное сердце не скоро исцѣляется, и самыя нѣжныя и краснорѣчивыя слова возлюбленнаго не могли вполнѣ успокоить бѣдную Сибиллу. Она улыбнулась, но улыбка эта была принужденная, не радостная. Нѣсколько минутъ молча шли они. оба погруженные въ свои мысли. Наконецъ Гастингсъ сказалъ:

— Ты любишь меня, Сибилла, и сама достойна всей любви, какую только мущина можетъ чувствовать къ женщинѣ и однакоже (не обижайся пожалуйста, что я задаю тебѣ этотъ вопросъ) не дорожишь ли ты мнѣніемъ свѣта больше, чѣмъ мной? Что называютъ женщины честью? Зачѣмъ отталкиваютъ онѣ отъ себя всякую любовь, которая представляется имъ безъ обыкновенныхъ, свѣтскихъ обрядовъ? Развѣ любовь перестаетъ быть любовью только оттого, что священникъ не призываетъ своего безполезнаго благословенія на союзъ двухъ любящихъ сердецъ? Женившись на тебѣ, признаюсь откровенно, я принесу большую жертву, и ты чувствовала бы себя оскорбленной въ своей благородной гордости, еслибы я, впослѣдствіи, сталъ вспоминать объ этой жертвѣ. А между тѣмъ, ты бѣжала бы моей любви, еслибы я у тебя потребовалъ жертвы.

Вопросъ былъ поставленъ очень ловко и Гастингсъ въ душѣ уже заранѣе радовался впечатлѣнію, какое произведетъ онъ на молодую дѣвушку. Но Сибилла, краснѣя, отвѣчала:

— Увы, милордъ, еслибы я потребовала отъ васъ преступить законы чести и рыцарства, сдѣлаться измѣнникомъ или трусомъ, вы не могли бы меня болѣе любить. Чему же послѣ этого удивляться, если женщина отвергаетъ любовь мущины, когда онъ требуетъ отъ нея презрѣть всѣмъ самымъ святымъ для ея пола, чему же удивляться, что въ этомъ случаѣ голосъ Божій и голосъ совѣсти говорятъ въ ней сильнѣе, чѣмъ просьбы любимаго человѣка. Впрочемъ, дорогой лордъ, истинная любовь не требуетъ подобныхъ жертвъ.

— Сибилла, какъ желалъ бы я встрѣтиться съ тобою, когда былъ моложе! Какъ бы желалъ я быть болѣе достойнымъ тебя!

И въ этомъ свиданіи у Гастингса не хватило духу произнести то, на что онъ твердо рѣшился:

— Сибилла, я звалъ тебя только для того, чтобы навсегда проститься съ тобою.

VI.

Уже поздно вечеромъ прибылъ Варвикъ въ свой прекрасный лондонскій домъ, гдѣ кромѣ Мармэдюка Невиля его ждалъ августѣйшій гость, Джоржъ, герцогъ Кларенсъ.

Едва графъ переступилъ порогъ дома, какъ Джоржъ взялъ его за руку и сказалъ:

— Право теперь Эдуардъ болѣе чѣмъ когда нибудь находится подъ вліяніемъ алчнаго рода своей жены. Вы знаете о назначеніи моемъ въ правители Ирландіи, мы съ Изабеллой не въ силахъ выносить дальше холодныхъ взглядовъ и кисло сладкихъ улыбокъ королевы. Вы знаете также, подъ какими пустыми предлогами Эдуардъ со дня на день откладывалъ мой отъѣздъ. Сегодня же онъ объявилъ мнѣ, что перемѣнилъ свое намѣреніе, что я недостаточно строгъ, для того чтобы удержать въ повиновеніи ирландскихъ крестьянъ, что онъ слишкомъ любитъ меня, чтобы рѣшиться отпустить отъ себя и что Ворчестеръ, этотъ живодеръ, но любимецъ королевы, получитъ мѣсто, которое мнѣ такъ торжественно обѣщали. Во всемъ этомъ я вижу интриги Елизаветы. Когда же наконецъ кончится эта борьба между королевскимъ домомъ и роднею королевы?

— Успокойся Джоржъ; завтра я поговорю съ королемъ, и надѣюсь, что онъ исполнитъ твое справедливое желаніе. Конечно, братъ короля самый подходящій губернаторъ для буйныхъ ирландскихъ крестьянъ: они всегда склонны повиноваться величію. Это мѣсто обѣщано тебѣ: Эдуардъ, должно быть, шутитъ. Къ тому же Ворчестеръ, хотя онъ и съ большими способностями, Ворчестеръ, говорю я, такъ ненавидимъ всѣми за свои жестокости, что одно появленіе его въ Ирландіи вызвало бы новое возстаніе. Успокойся же. Гдѣ оставилъ ты Изабеллу?

— У моей матери.

— А что Анна? Холодная любезность королевы не леденитъ ея молодое сердце?

— Нѣтъ, королева не смѣетъ открыто идти противъ воли Эдуарда, а онъ, надо отдать ему справедливость, оказываетъ всевозможное уваженіе дочери Варвика.

— Не смотря на всѣ свои недостатки, король очень добръ и любезенъ, съ чувствомъ сказалъ тронутый отецъ, надо порой быть къ нему снисходительнымъ. Останься у меня ужинать и за бутылкой вина мы потолкуемъ о твоихъ дѣлахъ. Но позволь на нѣсколько минутъ оставить тебя: мнѣ нужно многое приготовить для этой ночи, которую придется провести безъ сна. Это возстаніе въ Линкольнширѣ — не на шутку опасно. Къ нему присоединился и лордъ Виллоугби; болѣе двадцати тысячъ человѣкъ взялись за оружіе. Я уже созвалъ рыцарей и бароновъ, на которыхъ король можетъ смѣло положиться, и ускорю отъѣздъ ихъ въ ихъ замки, чтобы собрать войско и выступить противъ мятежниковъ. Въ то время, какъ король забавляется, министръ его долженъ работать. Подожди же здѣсь, я скоро вернусь.

Графъ отправился въ залъ и подозвалъ къ себѣ Мармэдюка.

— Пойдемъ со мною, сказалъ онъ, ты, быть можетъ, понадобишься мнѣ.

И взявъ свѣчу изъ рукъ слуги, онъ отправился въ свои покои. На площадкѣ лѣстницы, у маленькой двери стоялъ одинъ изъ его оруженосцевъ.

— Плѣнникъ здѣсь? спросилъ его Варвикъ.

— Здѣсь, милордъ.

— Хорошо!

Графъ, отворивъ дверь и велѣвъ Мармэдюку подождать, самъ вошелъ въ комнату.

При входѣ Варвика, плѣнникъ съ живостью поднялъ голову.

— Робинъ Гиліардъ, сказалъ графъ, я давно уже размышляю о средствахъ примирить мои обязанности къ королю съ благодарностью къ человѣку, спасшему меня отъ величайшей опасности. Ты взятъ былъ на мѣстѣ преступленія и приведенъ ко мнѣ: найденныя у тебя бумаги доказываютъ твое участіе въ мятежѣ въ пользу Ланкастеровъ, и мятежъ этотъ такъ страшенъ, число приверженцевъ Алой Розы, благодаря золоту и интригамъ Людовика, такъ велико, что друзья короля должны употребить всѣ средства, чтобы снасти его тронъ. Ты былъ главой этого мятежа, головней брошенной на паклю. Ты улыбаешься? Развѣ ты не знаешь, что суровый долгъ повелѣваетъ мнѣ отправить тебя со связанными руками и ногами къ королю, что пыткой у тебя вырвутъ твои опасныя тайны и ты кончишь жизнь на висѣлицѣ?

— Я готовъ, отвѣчалъ Робинъ. Когда бомба разрывается, фитиль уже не нуженъ: когда пламя поднимается до небесъ, головня можетъ погаснуть!

— Безразсудный! Какую выгоду видишь ты для себя въ этомъ мятежѣ?

— Я вижу, какъ, благодаря этимъ междоусобнымъ войнамъ народъ дѣлается все сильнѣе и сильнѣе и въ будущемъ передо мною проходить исполинскій образъ свободнаго народа.

— И ты хочешь быть мученикомъ за толпу, которая бросила тебя въ Ольнеѣ?

— Точно также, какъ ты желаешь быть мученикомъ за короля, обезславившаго тебя въ Шенѣ.

Варвикъ нахмурился. Наступило молчаніе.

— Послушай, Робинъ, сказалъ наконецъ графъ, я не хотѣлъ обагрять мои руки кровью человѣка, спасшаго мнѣ жизнь. Хотя ты безумный фанатикъ, но я считаю тебя такимъ же вѣрнымъ своему слову, какъ и смѣлымъ, отважнымъ въ дѣйствіяхъ. Поклянись же мнѣ надъ крестомъ этого меча, что ты на всегда отказываешься отъ всякаго участія въ междоусобіяхъ, и я возвращу тебѣ жизнь и свободу. Родственникъ мой, Мармэдюкъ Невиль, проводитъ тебя до морскаго берега, оттуда ты свободно отправишься въ мое губернаторство Калэ и мой управляющій доставитъ тебѣ все нужное. Прими мое прощеніе, принеси клятву и отправляйся.

— Милордъ! сказалъ глубоко тронутый Робинъ, не твоя вина, если тѣло мое нѣкогда послужитъ пищей воронамъ, пусть кровь моя падетъ на мою собственную голову, но я не могу произнести клятвы, которой ты отъ меня требуешь. Я не могу жить въ бездѣйствіи: смуты и междоусобія мнѣ также необходимы, какъ хлѣбъ и вода. О, милордъ, вы не знаете какія ужасныя вспоминанія сдѣлали изъ меня орудіе мщенія для безжалостнаго Эдуарда.

Тогда, съ искаженнымъ отъ злобы лицомъ, дрожащими губами, Гиліардъ разсказалъ Варвику тѣ самыя происшествія, которыя пробудили въ сердцѣ Адама Варнера участіе къ нему.

Графъ, выше всего на свѣтѣ любившій свой семейный очагъ, былъ еще болѣе ученаго тронутъ этимъ ужаснымъ разсказомъ.

— Несчастный! сказалъ онъ, со слезами на глазахъ, я всей душой сожалѣю тебя. Но зачѣмъ же ты, уже разъ сдѣлавшись жертвой междоусобной войны, самъ стараешься возобновить ее?

— Что отвѣтилъ бы ты на подобный вопросъ, еслибы Эдуардъ оскорбилъ тебя такъ, какъ онъ оскорбилъ меня? Напрасно обращаться къ разсудку того, у кого тѣнь убитаго ребенка и безумный крикъ жены требуютъ мщенія! И такъ, пошли меня на пытку, на висѣлицу. Пусть однимъ проклятіемъ больше тяготѣетъ надъ преступной головой Эдуарда!

— Нѣтъ, я не буду причиной твоей смерти, съ живостью сказалъ графъ и съ этими словами оставилъ своего плѣнника.

Заложивъ дверь тяжелымъ засовомъ, онъ приказалъ офицеру позаботиться о томъ, чтобы плѣнникъ ни въ чемъ не нуждался. Затѣмъ, войдя въ кабинетъ вмѣстѣ съ Мармэдюкомъ, сказалъ:

— Я позвалъ тебя, кузенъ, съ цѣлью поручить тебѣ одну личность, которую находилъ нужнымъ выпроводить изъ Англіи. Теперь я принужденъ отказаться отъ этого плана. Воротись во дворецъ и постарайся сегодня же вечеромъ увидѣть короля. Передай ему, что возстаніе въ Линкольнширѣ не пустой бунтъ, оно пахнетъ революціей. Сегодня же ночью я соберу совѣтъ: къ утру каждое графство будетъ уже имѣть своего вождя. Завтра рано утромъ я увижусь съ королемъ. Постой, вотъ еще что: постарайся увидѣть дочь мою, Анну, она завтра утромъ оставитъ дворецъ. Я самъ приду за нею, распорядись, чтобы вся свита ея была готова къ отъѣду. Анна, вмѣстѣ съ графиней, завтра же отправятся въ Калэ. Въ Англіи женщинамъ теперь оставаться нельзя! Что дѣлать съ этимъ бѣднымъ мятежникомъ? пробормоталъ онъ, оставшись одинъ. Отпустить его на свободу я не могу; отдать его въ руки палача — не желаю. Гм! Въ этихъ стѣнахъ хватитъ мѣста для одного плѣнника!

VII.

Между тѣмъ, король весело пировалъ за ужиномъ, а Сибилла сидѣла въ комнатѣ отца. И алхимикъ и дочь, оба молчали. Старикъ занятъ былъ работой, дѣвушка — своими мечтами. Оба приближались, по видимому, къ желанной цѣли: дочь рука въ руку съ женихомъ — къ алтарю любви, отецъ — одинъ, къ алтарю славы.

Прошелъ вечеръ… наступила ночь… пиръ короля кончился, но въ накуренной духами комнатѣ Эдуарда, вино не переставало свѣтлою струею литься въ его золотой бокалъ. Вдругъ въ комнату вошелъ дежурный офицеръ и доложилъ королю, что сэръ Мармэдюкъ Невиль только что явился прямо отъ лорда Варвика и проситъ аудіенціи у его величества.

— Завтра! нетерпѣливо сказалъ Эдуардъ, занятый своими мечтами.

— Завтра! удивленно повторилъ дежурный офицеръ. Но сэръ Мармэдюкъ просилъ меня доложить вамъ, государь, что рано утромъ самъ лордъ Варвикъ явится къ вашему величеству. Боюсь, государь, что опасность слишкомъ велика, потому, что свитѣ леди Анны велѣно готовиться сопровождать ее завтра въ Калэ.

— Завтра! завтра! задумчиво повторилъ король, хорошо сэръ, можете идти.

Между тѣмъ, Мармэдюку удалось увидѣться съ леди Анной. Отъ него она узнала о новыхъ опасностяхъ угрожавшихъ трону и королевству.

Ланкастерцы открыто взялись за оружіе въ пользу принца, котораго она такъ нѣжно любила и противъ ея грознаго отца!

Удалившись въ свою комнату, леди Анна предалась печальнымъ размышленіямъ. Потомъ она преклонила колѣни предъ распятіемъ и горячо помолилась.

Мармэдюкъ сошелъ во дворъ. Тамъ нѣсколько любопытныхъ джентльменовъ окружили его и просили разсказать имъ о страшной грозѣ, уже готовой разразиться надъ ихъ несчастной страной.

Была уже поздняя ночь… Эдуардъ осушилъ послѣдній бокалъ. Адамъ все еще работалъ. Напрасно уговаривала Сибилла отца оставить работу, онъ не кончалъ. Утомленная всѣми тревогами дня, молодая дѣвушка хотѣла забыться сномъ. Нѣжно поцѣловала она отца и хотѣла идти въ сосѣднюю комнату, гдѣ была приготовлена ей постель. Но едва переступила она порогъ, какъ вдругъ до ушей ея долетаетъ слабый крикъ женщины и стукъ запираемой двери. Этотъ голосъ, она узнала его, это былъ голосъ леди Анны. Стремглавъ бросилась Сибилла въ корридоръ, слабо освѣщенный луной… Вдругъ на противоположномъ концѣ корридора дверь отворилась и чья-то неясная фигура кинулась къ ней, тревожно озираясь по сторонамъ. Нечего и говорить, что это была Анна.

— О, Сибилла! внѣ себя отъ ужаса вскрикнула Анна, спаси меня! защити меня! помогите! Боже милосердный! король…

Дрожа всѣмъ тѣломъ, инстинктивно обняла Сибилла свою подругу и повела ее въ комнату отца. Тамъ Анна въ изнеможеніи бросилась на постель.

Въ эту самую минуту, золотая одежда блеснула въ темнотѣ ночи и въ комнату вошелъ король. Лицо его выражало сильную, необузданную страсть. Нѣжная, прозрачная кожа его, теперь побагровѣла отъ вина. При видѣ его, Анна внезапно вскочила на ноги и бросилась къ Варнеру. Пораженный всей этой сценой, Адамъ безсознательно оставилъ работу и, опустивъ руки, въ недоумѣвающей позѣ стоялъ у своей машины. Отъ сильнаго изумленія, онъ не могъ произнести ни слова.

— Сэръ, вскричала Анна, судорожно прижимаясь къ старику, вы отецъ, именемъ вашей дочери умоляю васъ, защитите честь дочери лорда Варвика!

Этотъ крикъ отчаянія, заставилъ опомниться бѣднаго ученаго. Съ отцовской нѣжностью охвативъ своею слабой, старческой рукой нѣжный станъ молодой дѣвушки, онъ съ достоинствомъ поднялъ голову и сказалъ:

— Тебя защищаютъ твое имя, твоя юность и твой полъ.

— Оставь эту леди, колдунъ! закричалъ король. Я ея защитникъ. Пойдемъ со мной Анна, милая Анна, пойдемъ. Это ошибка, пойдемъ, шепнулъ онъ ей, не давай этимъ людямъ повода думать о тебѣ такія вещи, которыя могутъ пятнать твою честь. Пойдемъ, твой державный кузенъ отведетъ тебя къ твоему мирному ложу.

И онъ старался нѣжно отвести руки дѣвушки, обнимавшія старика, но Анна не слушала его: ужасъ глубоко потрясъ все ея существо, разсудокъ ея словно помутился. Она продолжала кричать, умолять о защитѣ ради ея отца, который въ эту минуту еще сторожилъ шаткій тронъ низкаго лицемѣра, сбросившаго передъ ней свою маску.

Но Эдуардъ еще не потерялъ присутствія духа, боясь, чтобы на крикъ дѣвушки не сбѣжались часовые или кто нибудь изъ запоздавшихъ придворныхъ, онъ всячески старался успокоить Анну, но этимъ только сильнѣе раздражалъ ее. Теряя терпѣніе и скрежеща зубами онъ сказалъ Адаму: «Ты знаешь меня, другъ мой. Я твой король. Если леди Анна предпочитаетъ твои услуги моимъ то помоги мнѣ отвести леди въ ея комнату, а ты, дѣвушка, дай ей руку. Вертепъ колдуна не можетъ быть приличнымъ помѣщеніемъ для такой знатной гостьи.»

— Нѣтъ, нѣтъ, мистеръ Варнеръ, не выпускайте меня отсюда. Человѣкъ этотъ! Этотъ король!… Не отдавайте меня ему..

— Берегись!… гнѣвно закричалъ на нее король.

Тутъ только добрый, простодушный Адамъ Варнеръ понялъ истинную причину ужаса леди Анны. Сибилла все еще ни о чемъ не догадывалась; дрожа всѣмъ тѣломъ, стояла она возлѣ подруги, въ страхѣ прижимаясь къ отцу.

— Не бойтесь ничего, миледи, сказалъ тогда старикъ, ласково поправляя роскошные локоны Анны, въ безпорядкѣ падавшіе на лице и на грудь. Я старъ и слабъ, но самъ Господь и святые Ангелы являются всегда на защиту добродѣтели и невинности противъ насилія! Государь, скипетръ вашъ не можетъ распространять вашей власти на души вашихъ подданныхъ.

— Нельзя ли безъ нравоученій, старый пустомеля! вскричалъ Эдуардъ хватаясь за кинжалъ.

Сибилла замѣтила это движеніе короля и инстинктивно бросилась между отцемъ и монархомъ. При видѣ этой тонкой, прелестной фигуры, и яснаго и прямаго взгляда этихъ чудныхъ глазъ, этихъ благородныхъ и нѣжныхъ чертъ, Эдуардъ снова почувствовалъ въ себѣ тотъ благоговѣйный страхъ, какой испыталъ онъ, когда въ первый разъ хотѣлъ совершить свой гнусный замыселъ, и теперь этотъ страхъ снова овладѣлъ имъ. Онъ невольно отступилъ.

— Я не желаю дѣлать зла никому, сказалъ онъ почти покорнымъ тономъ, и такъ какъ я имѣю несчастіе пугать леди Анну своимъ присутствіемъ, то я удаляюсь, и прошу тебя, Сибилла, позаботиться о леди и отвести ее въ ея комнату, когда она сама этого пожелаетъ. А теперь, отойдите въ сторону, мнѣ надо сказать два слова леди Аннѣ.

Тихонько подойдя къ Аннѣ, онъ нѣжно взялъ ее за руку; но она, грубо оттолкнувъ его, бросилась къ окну, открыла его и замѣтивъ на дворѣ чьи-то неясныя тѣни, громко вскрикнула и такая тоска, та кое душевное страданіе слышались въ этомъ крикѣ, что Эдуардъ былъ охваченъ ужасомъ и сильныя угрызенія совѣсти словно въ тискахъ сжали его гордое, жестокое сердце.

— Увы! прошепталъ онъ, она меня не станетъ слушать; она кажется потеряла разсудокъ. О, какой слѣпой страсти допустилъ я овладѣть моимъ сердцемъ! Анна, прости меня, прости! милая Анна!

Адамъ Варнеръ, взялъ короля за руку, и гордый, повелительный Эдуардъ безпрекословно, какъ послушное дитя, допустилъ отвести себя въ сторону.

— Государь, сказалъ честный старикъ, да простить вамъ Господь, вѣдь если бы эта благородная леди сдѣлалась жертвой самаго ужаснаго оскорбленія какое только можетъ быть нанесено женщинѣ, то вы совершили бы такой грѣхъ, какого не совершалъ и Давидъ.

— Она чиста и невинна, смиренно сказалъ король. Анна, скажите только что вы меня прощаете!

Но Анна не отвѣчала. Она стояла неподвижна, безмолвна, какъ статуя, съ полу-открытымь ртомъ и тупымъ, безсознательнымъ взглядомъ, казалось жизнь оставила уже это нѣжное тѣло. Но вотъ на лѣстницѣ послышались шаги; дверь отворилась и въ комнату вбѣжалъ Мармэдюкъ Невиль.

— Я слышалъ голосъ леди Анны! произнесъ онъ. Но что это значитъ? Здѣсь король! простите, государь, и онъ преклонилъ колѣно.

Одинъ видъ Мармэдюка разомъ изгналъ изъ сердца короля чувства смущенія и раскаянія. Хитрость и лицемѣріе взяли верхъ.

— Странная выдумка нашего ученаго, сказалъ Эдуардъ, указывая на машину, испугала нашу прелестную кузину, какъ этого и слѣдовало ожидать, клянусь святымъ Георгіемъ! Пойдемте отсюда, сэръ Мармэдюкъ, оставимъ пока леди Анну на попеченіе Сибиллы. Смотрите, миссъ, не забудьте моихъ приказаній. Пойдемте же сэръ: продолжалъ онъ, выходя изъ комнаты и увлекая за собой Мармэдюка, который никакъ не могъ опомниться отъ своего удивленія. Но увидя, что джентельменъ уже спустился съ лѣстницы и снова отправился во дворъ, король вернулся въ комнату Варнера и грознымъ тономъ вполголоса сказалъ старику и его дочери: — Смотрите, мистеръ Варнеръ и вы молодая дѣвушка: если вы хоть заикнетесь когда нибудь о тайнѣ, которую, къ несчастію вашему, удалось вамъ сейчасъ видѣть, то помните, что у королей есть средство наказывать злые языки, и что одно молчаніе можетъ спасти васъ. Смотрите, не шутите со смертью. И съ этими словами онъ удалился въ свою комнату. Оставшись одинъ, онъ принялся перебирать въ умѣ своемъ всѣ пережитыя имъ въ эту роковую ночь впечатлѣнія, чтобы вполнѣ выяснить опасности, которыя онъ самъ навлекъ на себя своимъ безразсуднымъ поведеніемъ. Сопротивленіе и ужасъ леди Анны вполнѣ исцѣлили его отъ преступной страсти, овладѣвшей было его душей. Вмѣсто ея явилось раскаяніе, стыдъ, угрызенія совѣсти. Но не надолго. Передъ глазами его возникъ образъ графа — мстителя и страхъ замѣнилъ смиреніе въ сердцѣ короля. Но могъ ли человѣкъ, такъ презиравшій опасность, могъ ли онъ оставаться подъ вліяніемъ этаго чувства. Нѣтъ, онъ сильною рукой оттолкнулъ его отъ себя. Къ утру, думалъ онъ, Анна придетъ въ себя и такое кроткое сердце не трудно будетъ убѣдить отказаться отъ мести, не трудно будетъ упросить ее не открывать своему ужасному отцу этой тайны, могущей ручьями крови обагрить нашу зеленѣющую Англію. Какая женщина захочетъ быть причиною кровопролитія. Да и за что? За зло еще несдѣланное, за умыселъ — не приведенный въ исполненіе. Теперь король радовался, что жертва ускользнула отъ него. Ему хотѣлось увидѣться съ Анной до прибытія графа, и вымолить у ней прощенія и молчаніе. Что касается Варнера и Сибиллы, то онъ былъ увѣренъ, что они не осмѣлются обвинить его, въ противномъ случаѣ пытка заглушитъ правду и заставитъ ихъ отказаться отъ своихъ словъ. Такими мыслями удалось королю возвратить себѣ спокойствіе и сонъ. Между тѣмъ Мармэдюкъ снова вернулся на дворъ. Какъ мы уже говорили выше, онъ разговаривалъ тамъ съ придворными, которые, узнавъ, что онъ пріѣхалъ съ важными извѣстіями отъ графа, изъ любопытства отказались даже отъ сна Мармэдюкъ разсказавъ имъ все что зналъ, хотѣлъ уже идти къ себѣ въ комнату, но крики леди Анны приведи его въ жилище Варнера. Что было тамъ мы уже знаемъ. Когда онъ вернулся къ товарищамъ, на него снова посыпались вопросы, Мармэдюкъ въ короткихъ словахъ объяснилъ имъ, что мистеръ Варнеръ выбралъ этотъ поздній часъ для того, чтобы пугать женщинъ своей дьявольской машиной, которая извергаетъ изъ себя дымъ и испускаетъ жалобные стоны. Удовлетворенные этимъ объясненіемъ джентельмены разошлись, и Мармэдюкъ вторично направился въ свою комнату. По случайно поднявъ глаза онъ при свѣтѣ луны увидѣлъ въ окно Варнера, бѣлую руку, манившую его къ себѣ. Рыцарь боязливо перекрестился, однакоже, хотя и съ отвращеніемъ, но поднялся по лѣстницѣ и еще разъ вошелъ въ жилище колдуна. Леди Анна успѣла уже придти въ себя; какое то неестественное спокойствіе замѣнило въ ней мѣсто прежняго возбужденія, и этой, всегда кроткой, робкой дѣвушкой, внезапно овладѣла твердая рѣшимость немедленно бѣжать изъ этого нечестиваго дворца. Увидя Мармэдюка, она побѣжала къ нему на встрѣчу и, судорожно схвативъ его за руку сказала:

— Заклинаю васъ именемъ, которое вы носите, любовью вашею къ моему отцу, помогите мнѣ вырваться изъ этихъ стѣнъ!

Мармэдюкъ, былъ такъ пораженъ этой просьбой, что не могъ отвѣтить ни слова и только съ удивленіемъ смотрѣлъ на леди Анну.

— Вы отказываетесь исполнить мою просьбу, сэръ? сказала Анна.

— Миледи, отвѣчалъ Мармэдюкъ, я всегда готовъ къ вашимъ услугамъ. Но какъ выйти отсюда, изъ этого дворца? Ворота заперты. Да и что скажетъ господинъ мой, если ночью…

— Если ночью!… повторила Анна глухимъ голосомъ; потомъ дико засмѣялась. Но вдругъ, опомнившись, пошла къ дверямъ и сказала: Я пойду одна подъ защитой Бога и Пресвятой дѣвы!

Сибилла бросилась впередъ и загородила ей дорогу. Мармэдюкъ же, подойдя къ Варнеру шепнулъ ему на ухо: «Бѣдная леди, голова ея, кажется, не въ порядкѣ! Неужели ты въ самомъ дѣлѣ свелъ ее съума своимъ колдовствомъ?»

— Тсъ! отвѣчалъ старикъ и въ свою очередь шепнулъ нѣсколько словъ на ухо молодому человѣку. Мармэдюкъ страшно поблѣднѣлъ, глаза его дико сверкнули.

— Дочь графа! мрачно вскричалъ онъ. Это ужасно! Это безчестно! Она права! Ей невозможно оставаться здѣсь ни минуты.

И подойдя къ Аннѣ, которая все еще боролась съ Сибиллой, заграждавшей ей выходъ, Мармэдюкъ преклонилъ передъ нею колѣно и голосомъ, въ которомъ въ одно и то же время слышались гнѣвъ и нѣжное сочувствіе, сказалъ:

— Миледи, вы правы. Хотя вамъ, какъ молодой дѣвушкѣ и какъ леди, не совсѣмъ прилично будетъ оставить дворецъ вдвоемъ со мной и въ такую пору, но у меня благородное сердце и честь рыцаря. Довѣрьтесь мнѣ, миледи, и я съумѣю проложить вамъ дорогу къ вашему благородному отцу, хотя бы черезъ сердце этого безчестнаго короля.

Анна, казалось не поняла словъ Мармэдюка, но видя его на колѣняхъ, улыбнулась и протянула ему руку, которую молодой рыцарь почтительно поцѣловалъ. Въ эту минуту онъ вспомнилъ о перстнѣ, довѣренномъ ему Эльвиномъ. Перстень этотъ, съ гербомъ короля, имѣлъ власть растворять всѣ двери. Радостный крикъ сорвался съ его губъ. Поспѣшно снялъ онъ съ себя длинный плащъ, накинулъ его на Анну, опустилъ капюшонъ и хотѣлъ уже идти. Но вдругъ остановился:

— Ахъ! сказалъ онъ, обращаясь къ Сибиллѣ. Хотя мы и выйдемъ изъ Тоуера, но лодки въ эту пору, навѣрно не найдемъ. По улицамъ же, наполненнымъ ночными бродягами, идти опасно.

— Это правда, сказалъ Варнеръ. Теперь опасность прошла. Пусть благородная леди останется у насъ до утра, король больше не посмѣетъ.

— Онъ не посмѣетъ! возразилъ Мармэдюкъ о, какъ мало знаете вы короля Эдуарда!

При этомъ имени Анна вздрогнула, поспѣшно открыла дверь и мигомъ сбѣжала по лѣстницѣ. Сибилла и Мармэдюкъ послѣдовали за нею.

— Послушайте, сэръ Мармэдюкъ, сказала Сибилла. Возлѣ самаго Тоуера находится домъ одной знатной дамы, леди Лонгвиль, гдѣ леди Анна можетъ остаться въ безопасности, пока вы сходите за графомъ Варвикомъ. Я пойду съ вами если вы можете получить пропускъ для насъ двоихъ.

— Благородная, мужественная дѣвушка! сказалъ растроганный Мармэдюкъ. Но подумали ли вы о собственной безопасности, о гнѣвѣ короля? Нѣтъ… трое за разъ… вашъ костюмъ здѣсь всѣмъ извѣстенъ и можетъ возбудить подозрѣніе въ сторожѣ. Назовите мнѣ домъ!

— Третій на лѣво, на берегу, ворота со сводами, стѣны украшены лиліями.

— Еще не такъ темно, чтобы намъ не найти его. Прощайте, прелестная миссъ.

Сибилла непремѣнно хотѣла идти вмѣстѣ съ ними. Но Мармэдюкъ представилъ ей опасность, которой можетъ подвергнуться жизнь ея отца, если Эдуардъ узнаетъ, что она способствовала бѣгству леди Анны, и Сибилла рѣшилась остаться.

— Скорѣй! скорѣй! сторожъ, кричалъ Мармэдюкъ, подойдя къ воротамъ и стуча въ нихъ рукояткой меча, мы съ важными порученіями къ лорду Варвику! Вотъ перстень короля. Отворяй!

Полусонный сторожъ посмотрѣлъ на перстень и открылъ ворота. Бѣглецы наши были на улицѣ; они ускорили шаги.

— Смѣлѣй миледи, вы спасены; и скоро будете отомщены! сказалъ Мармэдюкъ, видя, что спутница его едва стоитъ на ногахъ.

Бѣдная Анна была такъ измучена всѣми ощущеніями этой ночи, что когда она увидѣла себя внѣ стѣнъ Тоуера, то ноги у ней подкосились, силы оставили ее, голова опустилась на грудь, и пробормотавъ нѣсколько невнятныхъ словъ, она упала безъ чувствъ, а Мармэдюкъ остановился, въ испугѣ не зная что дѣлать, но вдругъ онъ замѣтилъ въ сосѣднемъ домѣ огонекъ. Домъ этотъ, третій на берегу, одинъ со сводами, былъ тотъ самый, о которомъ говорила Сибилла. Онъ поднялъ на свои сильныя руки легкую и драгоцѣнную ношу, и пошелъ къ дому. Ворота къ великому его удивленію были не заперты; лѣстница освѣщена. въ верхнемъ этажѣ слышался шопотъ, нѣсколько человѣкъ торопливо ходили взадъ и впередъ по лѣстницѣ. Мармэдюкъ съ ношей своей поднялся и вошелъ въ слабо освѣщенную комнату, гдѣ нѣсколько человѣкъ стояли около постели, поставленной въ альковѣ. Но едва герой нашъ переступилъ порогъ этой комнаты, какъ къ нему подошелъ человѣкъ почтенной наружности.

— Кого вамъ нужно? спросилъ онъ.

— Леди Лонгвиль.

— Тсъ!

— Кто спрашиваетъ меня? послышался вдругъ слабый голосъ изъ алькова.

— Имя мое Невиль, отвѣчалъ Мармэдюкъ. Миссъ Сибилла Варнеръ сказала мнѣ, что здѣсь леди Анна, дочь графа Варвика, можетъ найти убѣжище на нѣсколько минутъ.

Говоря это, Мармэдюкъ передалъ безчувственную Анну старушкѣ, ухаживавшей за больной. Она приподняла капюшонъ съ головы дѣвушки и начала согрѣвать ея холодныя, безжизненныя руки, тогда какъ Мармэдюкъ подошелъ къ алькову. Леди Лонгвиль умирала; но во взглядѣ и во всей физіономіи ея было какое-то безпокойное и неестественное оживленіе, голосъ ей былъ чистъ и ясенъ.

— Зачѣмъ дочери Варвика-іоркиста искать убѣжища въ домѣ одинокой вдовы разореннаго ланкастерца? сказала она.

— Поклянитесь мнѣ, что она будетъ здѣсь въ безопасности, пока я схожу за графомъ и я вамъ отвѣчу.

— Незнакомецъ, меня зовутъ леди Лонгвиль, законы чести и гостепріимства значутъ болѣе пустыхъ клятвъ. Говорите!

— Дочь графа, шопотомъ сказалъ рыцарь, знакомъ прося присутствующихъ удалиться, дочь графа здѣсь потому, что она бѣжитъ безчестія, которое грозитъ ей во дворцѣ короля, и что оскорбитель ея — самъ король.

Умирающая не успѣла еще отвѣтить, какъ Анна, уже пришедшая въ себя, благодаря заботамъ опытной сидѣлки, бросилась къ алькову и, опустившись на колѣни предъ изголовьемъ больной, въ отчаяніи вскричала:

— Спасите! спасите меня!

— Сходите за графомъ, рука котораго погубила мой домъ и низвергла престолъ его законнаго короля, ступайте! Я доживу еще до его прихода, сказала вдова. И ея угрюмое лицо освѣтилось лучемъ дикой и торжествующей радости.

VIII.

Первые лучи восходящаго солнца блеснули сквозь сѣроватые облака и освѣтили небольшую толпу воиновъ, на скоро вооруженныхъ. Они окружали крытыя носилки у воротъ дома леди Лонгвиль. Въ комнатѣ умирающей графъ Варвикъ, съ лицемъ не менѣе блѣднымъ, чѣмъ у больной, стоялъ у ея кровати. Анна, со спокойной довѣрчивостью, склонила голову на грудь отца; глаза ея были закрыты и слезы орошали ея длинныя рѣсницы.

— Да, да, говорила леди Лонгвиль, вы собираете то, что сами посѣяли! вотъ тотъ король, для котораго вы свергли съ престола святаго Генриха; вотъ тотъ, за котораго вы пролили лучшую кровь Англіи. Ахъ, мужъ мой! мои сыновья-мученики! посмотрите сюда съ высоты небесъ! Дочь могущественнѣйшаго врага вашего ищетъ убѣжища у этого раззореннаго очага, у смертнаго одра слабой женщины хочетъ она укрыться отъ преслѣдованія безчестнаго похитителя престола, на котораго этотъ врагъ возложилъ вѣнецъ!

— Пощадите меня! прошепталъ Варвикъ задыхающимся голосомъ, судорожно стиснувъ зубы.

Всѣ вышли изъ комнаты, исключая того почтеннаго мущины, который первый обратился къ Мармэдюку. Это былъ священникъ, позванный для того, чтобы дать умирающей послѣднія утѣшенія вѣры и напутствовать ея переходъ въ вѣчную жизнь. Онъ одинъ былъ свидѣтелемъ этой торжественной и ужасной бесѣды. Что касается Анны, она почти не понимала того, что совершалось у нея передъ глазами.

— Тише! дочь моя, сказалъ священникъ, поднимая Святое Распятіе и поднося его къ губамъ умирающей; успокой свою душу болѣе религіозными мыслями!

Леди сдѣлала нетерпѣливый жестъ, чтобы оттолкнуть священника и сжимая мощную руку графа въ своихъ костлявыхъ, дрожащихъ пальцахъ, она прерывающимся голосомъ продолжала:

— Но ты, будешь ли ты въ состояніи перенести это безчестіе? Ты, глава англійскихъ бароновъ, развѣ ты не видишь позора въ оскорбительной любви этого подлѣйшаго изъ англійскихъ королей! Ахъ, у васъ, іоркистовъ, сердца холоповъ, а не воиновъ и отцевъ!

— Клянусь Создателемъ! вскричалъ графъ, предаваясь ярости, которую сначала сдерживало присутствіе смерти, клянусть Тѣмъ, кого утромъ и вечеромъ на колѣняхъ благословляю я за добродѣтели этого возлюбленнаго дѣтища, клянусь страшно отомстить негодяю, котораги я сдѣлалъ королемъ, и жестокая месть моя сохранится въ лѣтописяхъ Англіи до дня страшнаго суда.

— Батюшка! сказала Анна, пробужденная отъ своего оцѣпененія страшными клятвами отца; батюшка, не думай болѣе о прошломъ, отвези меня къ матери, я нуждаюсь въ ея любви.

— Оставь насъ, оставь умирающую, сэръ графъ, сказалъ Годардъ. Я самъ приверженецъ Ланкастерскаго дома, я самъ готовъ отдать жизнь за святаго короля Генриха; но я содрагаюсь, слыша, какъ эти блѣдныя уста на смертномъ одрѣ, вмѣсто молитвы о прощеніи, только взываютъ о мести!

— Месть! воскликнула леди Лонгвиль, которая, ослабѣвая съ каждой минутой, тѣмъ не менѣе услыхала это слово. Мщеніе! ты поклялся мстить Эдуарду Іоркскому, помни это лордъ Варвикъ; ты далъ эту клятву въ комнатѣ умирающей, передъ той, которая вскорѣ передастъ эти слова героямъ-мученикамъ, павшимъ на полѣ чести! Ахъ! солнце взошло!.. отецъ святой… Годардъ, твою руку… помоги мнѣ, поддержи меня, поднеси меня къ окну. Скорѣй! скорѣй! Я еще разъ хочу взглянуть на моего короля! Скорѣй! скорѣй! а потомъ… потомъ, я помолюсь!

Священникъ перенесъ умиравшую къ окну. Она знакомъ приказала отворить его. Священникъ повиновался.

Яркое солнце чудно отражалось въ величественной Темзѣ и освѣщало своими лучами окошки темницы Генриха.

— Тамъ… тамъ… это онъ… мой король! Сюда, Варвикъ, подойди сюда, взгляни на своего государя! Раскаяніе! Мщеніе!

И синеватая рука ея указала на мрачную Векфильдскую башню. Графъ увидѣлъ блѣдное лицо, которое онъ узналъ издали. Умирающая остановила свои мутные, неподвижные глаза на оскорбленномъ, могущественномъ баронѣ, руки ея опустились, лицо стало блѣдно и неподвижно, какъ мраморъ, послѣдній вздохъ вылетѣлъ изъ ея груди. Но глаза ея все еще были устремлены на блѣдное лицо графа, и въ ушахъ его звучало еще слово, которое тысячи страстей повторяли въ его сердцѣ, слово замѣнившее собою молитву для умирающей, слово, съ которымъ вылетѣла душа грѣшницы: слово это было: мщеніе!

КНИГА ДЕВЯТАЯ.

I.

Гиліардъ спалъ еще въ комнатѣ, служившей ему тюрьмой, какъ вдругъ прикосновеніе сильной руки разбудило его. Открывъ глаза, онъ увидѣлъ графа. Лицо его было мрачно и угрюмо, и Гиліардъ не могъ удержаться, чтобы не сказать ему:

— Вы посылаете меня къ палачу, я готовъ.

— Тише! Ты ненавидишь Эдуарда Іоркскаго?

— Хотя бы это было послѣднее мое слово, да!

— Дай руку мнѣ, мы друзья! не гляди на меня съ такимъ удивленіемъ; не спрашивай ни о чемъ. Довольно тебѣ знать, что ночь эта дала Эдуарду однимъ мятежникомъ больше, въ лицѣ Ричарда Невиля. Осѣдланная лошадь ждетъ тебя у воротъ; поспѣши отвезти это письмо молодому сэру Роберту Уэллесу; скажи ему, чтобы онъ не боялся и дѣйствовалъ смѣлѣе; что черезъ нѣсколько дней графъ Варвикъ, а можетъ быть и герцогъ Кларенсъ, присоединятся къ нему. Но, замѣть одно, я не говорю, что стою за Генриха Ланкастера, я только иду противъ Эдуарда Іоркскаго. Прощай! и когда свидимся, да будетъ благословенна та рука, которая первая проложитъ себѣ путь къ сердцу тирана.

И не говоря больше ни слова, Варвикъ оставилъ Робина.

Гиліардъ былъ ошеломленъ этимъ извѣстіемъ. Онъ не вѣрилъ своимъ ушамъ. Но, обдумавъ всѣ давнишніе поводы къ несогласію между Эдуардомъ и Варвикомъ, онъ пересталъ удивляться разрыву графа съ королемъ. Какъ радовался Робинъ, что сбылось наконецъ его пророчество. На-скоро одѣвшись, онъ поспѣшно сошелъ внизъ. У воротъ ждалъ его Мармэдюкъ и слуга, державшій подъ уздцы лошадь.

— Садись, мэтръ Робинъ, сказалъ Мармэдюкъ. Я не предвидѣлъ, что мы поѣдемъ съ тобой, какъ друзья; садись, нѣсколько миль мы проѣдемъ вмѣстѣ. Ты отправляешься въ Линкольнширъ, я же — въ графство Гертфордширъ.

— И съ одной цѣлью? спросилъ Гиліардъ, вскочивъ на сѣдло, и оба спутника поѣхали рысью.

— Да.

— Наконецъ-таки лордъ Варвикъ рѣшился!

— Да, рѣшился!

— На долго?

— До смерти!

— Хорошо, болѣе мнѣ ничего и не нужно!

Вскорѣ ихъ догналъ значительный, вооруженный отрядъ, отправленный Варвикомъ подъ начальствомъ Мармэдюка.

Въ это самое время графъ, запершись въ кабинетѣ вдвоемъ съ Монтэгю, повѣрилъ брату тайну.

Несмотря на легкомысленный характеръ и привязанность къ Эдуарду, Монтэгю былъ слишкомъ чувствителенъ ко всему, что касалось чести его дома; а потому, узнавъ о смертельной обидѣ, нанесенной королемъ его племянницѣ, онъ выразилъ свое негодованіе еще энергичнѣе, чѣмъ вспыльчивый графъ.

— Какъ! вскричалъ онъ, считать Елизавету Водвиль достойной трона, а въ Аннѣ Невиль видѣть только свою наложницу!..

— Да, сказалъ графъ тѣмъ ужаснымъ спокойствіемъ, которое напоминаетъ затишье передъ бурей. Да, ты правь! Но успокойся, смотри, будь холоденъ и твердъ какъ желѣзо, теперь надо не пугать угрозами, не громить проклятіями, теперь надо составлять заговоръ! И мнѣ, который не былъ никогда заговорщикомъ! Ты правъ. Честность — политика глупцовъ. О, зачѣмъ не получилъ я этого извѣстія часомъ раньше? Я послалъ уже друзей своихъ въ ихъ провинціи, чтобы они выставили войска за короля Эдуарда. Эту ночь послалъ я ихъ, эту ночь, какъ разъ въ тотъ часъ, когда… О, Боже, пошли мнѣ терпѣніе! Онъ остановился и тихо прибавилъ: Еще… еще… какъ долго тянется время. До заката солнца, надѣюсь, Эдуардъ, будетъ въ моихъ рукахъ.

— Какъ такъ?

— Сегодня онъ отправится въ Моръ: онъ поѣдетъ туда, несмотря на преступленіе, на которое онъ покушался: онъ поручитъ архіепископу помирить меня съ нимъ…. Духовные люди не отцы. Мармэдюкъ Невиль уже получилъ мои приказанія; во главѣ воиновъ, готовыхъ идти за меня въ огонь и въ воду онъ окружитъ Моръ и схватитъ короля.

— Но что будетъ тогда? Если Эдуардъ… мнѣ страшно сказать это слово, если Эдуардъ будетъ свергнутъ. Кто наслѣдуетъ ему?

— Кларенсъ его прямой наслѣдникъ.

— Но что сказать народу? Кого провозгласить?

— Я подумалъ обо всемъ. Въ эти нѣсколько часовъ мысль моя пережила столѣтія. Ты правъ, всякое возстаніе, чтобы гарантировать за собою успѣхъ, должно имѣть достаточное въ глазахъ всѣхъ основаніе. Но ты Монтэгю, обладаешь болѣе убѣдительнымъ краснорѣчіемъ, чѣмъ я. А потому отправляйся къ друзьямъ нашимъ, врагамъ Эдуарда, поговори съ ними, испытай ихъ.

— И сказать имъ о преступленіи Эдуарда?

— Боже сохрани! Ты, Монтермеръ, Монтэгю, будешь передъ лицемъ всей Англіи объявлять о безчестномъ оскорбленіи, нанесенномъ дому англійскаго джентельмена, пэра! Дѣлать леди Анну предметомъ разныхъ пѣсенъ? Разсказывать, какъ король Эдуардъ ночью прокрался въ ея комнату, клялся ей въ любви! Боже милосердный! О, еслибъ рука эта могла задушить его…. Нѣтъ, нѣтъ братъ, есть оскорбленія, о которыхъ надо молчать; есть раны сердца, которыя можно исцѣлить только цѣной крови!

Во время этого разговора между двумя братьями, Эдуардъ во дворцѣ своемъ съ ужасомъ узналъ, что леди Анны не было въ ея комнатѣ.

Немедленно послалъ онъ за Адамомъ Варнеромъ. Простодушный ученый, не умѣвшій ничего скрывать, разсказалъ, какимъ образомъ леди Анна бѣжала изъ Тоуера. Король грубо отослалъ Адама, осыпавъ его тысячью проклятій и угрозъ. Но прошедшаго не воротишь! Надо было думать о настоящемъ. Чтобы не возбуждать толковъ при дворѣ, онъ рѣшился выдумать какой нибудь благовидный предлогъ, который бы могъ объяснить внезапное исчезновеніе Анны изъ Тоуера. Но кто лучше королевы могъ это сдѣлать? А потому Эдуардъ въ туже минуту отправился къ женѣ и признался ей въ своемъ проступкѣ, разумѣется измѣнивъ и перетолковавъ всѣ факты въ свою пользу. Онъ разсказалъ, будто разгоряченный виномъ, онъ вышелъ въ галлерею немного освѣжиться. Тамъ встрѣтилъ какую-то дѣвушку, и сказалъ ей нѣсколько любезностей, которыхъ онъ теперь и не помнитъ, и которыя дѣвушка перетолковала въ дурную сторону. Увидѣвъ, что это была леди Анна, онъ старался смягчить ея гнѣвъ и ужасъ и просилъ прощенія, но Анна, продолжая ошибаться въ его намѣреніяхъ, бросилась въ комнату Варнера. Онъ послѣдовалъ за нею, потомъ она убѣжала изъ дворца. Все это говорилъ онъ небрежно, съ улыбкой и только серьезно исчислялъ опасности, которыя навлекъ на себя своимъ безразсудствомъ.

Какъ бы въ душѣ ни отнеслась Елизавета къ этому признанію, она однако поступила со своимъ обычнымъ благоразуміемъ. Сдѣлавъ видъ, что вполнѣ вѣритъ словамъ мужа, она слегка побранила его за такое легкомысленное поведеніе и обѣщала предупредить скандалъ придумавъ какой-нибудь благовидный предлогъ для быстраго отъѣзда леди Анны. Она хотѣла сказать придворнымъ, что новые успѣхи мятежа заставили графа рано утромъ покинуть Лондонъ, и онъ, не имѣя возможности самому пріѣхать за дочерью, поручилъ кузену своему, Мармэдюку отвезти леди Анну домой. Хитрая, проницательная Елизавета разсчитывала, что гордый графъ не рѣшится сдѣлать гласнымъ оскорбленіе, нанесенное его дочери, и потому не будетъ опровергать предлога ими выдуманнаго. Хотя королева ненавидѣла министра и очень бы желала серьезнаго раздора между Эдуардомъ и Варвикомъ, но какъ королева, женщина и супруга, она желала другаго повода къ раздору, болѣе достойнаго короля и менѣе гнуснаго въ глазахъ народа. Руководясь этими соображеніями, она посовѣтовала королю немедленно ѣхать въ Моръ и не пренебрегать никакими выраженіями раскаянія и смиренія, лишь бы только архіепископъ согласился примирить его съ Варвикомъ.

Король, немного успокоенный, съ нѣжною благодарностью поцѣловалъ жену и вернулся въ свои покои, сдѣлать приготовленія къ отъѣзду во дворецъ архіепископа. Но вспомнивъ, что Адамъ и Сибилла владѣютъ его тайной, онъ рѣшился сейчасъ же прогнать ихъ изъ Тоуера. На минуту онъ подумалъ даже о тюрьмѣ или висѣлицѣ, но и такъ уже волнуемый стыдомъ и угрызеніями совѣсти, Эдуардъ отступилъ передъ новымъ преступленіемъ, къ тому же здравый смыслъ говорилъ ему, что показанія колдуна ни въ какомъ случаѣ не могли бы имѣть большаго вѣса ни въ чьихъ глазахъ. Вторично послалъ онъ за Адамомъ Варнеромъ.

— Мистеръ Варнеръ, сказалъ онъ, Лондонскіе рабочіе сильно ропщутъ на твое новое изобрѣтеніе, которое, по словамъ ихъ, отниметъ у нихъ работу и лишитъ бѣдныхъ послѣдняго куска хлѣба. Матросы тоже не могутъ примириться съ мыслью, что, благодаря тебѣ, будутъ новыя суда, безъ гребцовъ. Какъ добрый король, я долженъ уступить желанію народа. А потому, приказываю тебѣ немедленно оставить дворецъ и вернуться въ свой прежній домъ. Сибилла тоже должна сопровождать тебя. Королева исключитъ ее изъ своего штата. Для безопасности я дамъ вамъ конвой, который и проводитъ васъ до самаго дома. Помни, что все случившееся здѣсь въ этихъ стѣнахъ должно быть забыто.

И не ожидая отвѣта, король призвалъ одного изъ своихъ придворныхъ и приказалъ распорядиться насчетъ приготовленій къ отъѣзду ученаго съ дочерью.

Затѣмъ Эдуардъ призвалъ сторожа, которому одному теперь извѣстно было, какимъ образомъ леди Анна оставила дворецъ. Придравшись къ его, будто бы неприличному виду, въ которомъ онъ осмѣлился показаться королю. Эдуардъ приговорилъ удивленнаго сторожа къ трехъ-мѣсячному тюремному заключенію. Часъ спустя король, съ небольшой, но блестящей свитой, отправился въ Моръ.

Архіепископъ, согласно своему обѣщанію, собралъ у себя во дворцѣ могущественнѣйшихъ изъ недовольныхъ дворянъ и краснорѣчіе его такъ подѣйствовало на нихъ, что Эдуардъ, войдя въ залъ, увидѣлъ однѣ веселыя лица, на которыхъ отражались чувства вѣрности и уваженія. Послѣ первыхъ привѣтствій прелатъ, слѣдуя обычаю того времени, отвелъ короля въ отдѣльную комнату, гдѣ онъ могъ отдохнуть и принять ванну передъ ужиномъ.

Эдуардъ воспользовался этимъ случаемъ и разсказалъ архіепископу выдуманную имъ исторію о причинахъ неудовольствія Варвика. Прелатъ былъ сильно раздосадованъ этимъ извѣстіемъ. Король и графъ были равно необходимы ему для его честолюбивыхъ замысловъ.

Строже чѣмъ того требовала обязанность духовника, побранилъ онъ короля за проступокъ. Но Эдуардъ такъ покорно, такъ униженно каялся въ своихъ грѣхахъ, что архіепископъ наконецъ развеселился и обѣщалъ увѣрить графа въ искреннемъ раскаяніи короля и постараться примирить ихъ.

— Не надобно терять времени, сказалъ онъ, только мать вашего величества можетъ смягчить Варвика. Позвольте же мнѣ написать къ ней и попросить ее повидаться съ графомъ, къ которому я самъ сейчасъ же пошлю гонца.

— Дѣлайте, что хотите, сказалъ Эдуардъ. Я до тѣхъ поръ не успокоюсь, пока на колѣняхъ не испрошу прощенія у леди Анны.

Только что прелатъ удалился изъ комнаты, какъ вошелъ сэръ Джонъ Рэдклиффъ, одинъ изъ свиты короля. Лицо его было блѣдно и онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ.

— Государь, сказалъ онъ шепотомъ. Мнѣ кажется, что противъ васъ замышляютъ измѣну. Между деревьями, окружающими эту башню, я видѣлъ, какъ сверкнуло оружіе. Я подкрался къ нимъ и насчиталъ человѣкъ до ста воиновъ. Ими командуетъ Мармэдюкъ Невиль, родственникъ графа Варвика.

— А! прошепталъ король, и смѣлое лицо его внезапно поблѣднѣло. Неужели графъ начинаетъ уже мстить?

— И, прибавилъ Рэдклиффъ, я слышалъ, какъ сэръ Мармэдюкъ сказалъ: «Дверь въ башню изъ сада не защищена». Ждите сигнала. Бѣгите, государь. Слышите звукъ оружія.

Король бросился къ окну. День клонился къ вечеру. Густыя деревья окружали стѣны и отъ этого въ башнѣ казалось еще темнѣе. Изъ чащи выскочилъ воинъ, за нимъ другой, третій.

— Ты правъ, Рэдклиффъ. Я долженъ бѣжать. Но какъ?

— Тѣмъ же путемъ, какимъ я пришелъ сюда. Слѣдуйте за мной государь. Тамъ во дворѣ я приготовилъ вамъ лошадь. Изъ предосторожности надѣньте мой плащъ и шляпу.

Король послѣдовалъ совѣту Рэдклиффа и черезъ нѣсколько минутъ, онъ былъ уже внѣ стѣнъ архіепископскаго дворца. Не оглядываясь скакалъ онъ черезъ поля, овраги, изгороди и уже среди ночи пріѣхалъ къ Виндзорской Башнѣ.

II.

Бѣгство короля изъ Мора, произвело тамъ большую суматоху. Собранные архіепископомъ бароны видѣли въ этомъ поступкѣ недовѣріе къ нимъ Эдуарда и взбѣшенные разошлись, громко выражая свое негодованіе. Архіепископъ, правда, узналъ истинную причину бѣгства, отъ одного изъ слугъ, открывшаго засаду Мармэдюка; но онъ былъ слишкомъ благоразуменъ, чтобы разглашать о приключеніи, которое могло его компрометировать. Немедленно поскакалъ онъ въ Лондонъ къ герцогинѣ Іоркской и просилъ ее содѣйствовать примиренію короля съ графомъ Варвикомъ.

Но послѣдній холодно принялъ всѣ мирныя предложенія и, не давъ никакого рѣшительнаго отвѣта, внезапно удалился въ свой Варвикскій замокъ, вмѣстѣ съ леди Анной. Въ тотъ же день прибыли туда и герцогъ Кларенсъ съ женой.

Между тѣмъ, въ графствѣ Линкольнширѣ, мятежъ принималъ все большіе и большіе размѣры. Хитрый Эдуардъ оффиціально поручилъ Кларенсу и Варвику помочь ему разогнать мятежниковъ; въ случаѣ отказа вся отвѣтственность явно падала на нихъ. Кларенсъ вполнѣ перешелъ на сторону графа. Но къ этому его побуждало не столько сочувствіе, оскорбленію Варвика, сколько его недавняя ссора съ братомъ и сильное честолюбіе: онъ надѣялся, въ случаѣ низверженія Эдуарда, занять престолъ Англіи, и эту надежду еще болѣе поддерживала въ немъ гордая и честолюбивая Изабелла, которую онъ обожалъ и боялся. Но изъ всѣхъ дворянъ и офицеровъ, къ которымъ Варвикъ послалъ Монтэгю, не нашлось ни одного, готоваго содѣйствовать низверженію Эдуарда въ пользу брата. Многіе изъ нихъ, охотно поддержали бы графа, если бы онъ самъ имѣлъ притязанія на тропъ. Но Варвикъ не желалъ этого. Оставался одинъ выборъ: между Эдуардомъ IV и Генрихомъ VI. Вся Англія раздѣлялась на двѣ партіи: Іоркистовъ и Ланкастерцовъ.

Лордъ Монтэгю, самъ отправился къ графу извѣстить его о результатахъ своей миссіи.

Въ мрачномъ, угрюмомъ молчаніи выслушалъ его лордъ Варвикъ.

— Теперь, сказалъ Монтэгю, если ты рѣшился объявить войну Эдуарду, я готовъ принести мое личное честолюбіе въ жертву мести. Я отказываюсь отъ руки дочери короля для моего сына, чтобы только имѣть возможность отомстить за оскорбленіе, нанесенное нашему имени. И, однакоже, я такъ любилъ Эдуарда, что, признаюсь откровенно, готовъ бы просить тебя подумать, подождать, еслибы не сомнѣвался въ самомъ себѣ, еслибы не боялся, что въ этотъ промежутокъ времени, онъ своею хитростью снова возстановитъ нашу прежнюю дружбу. Тѣмъ не менѣе, тебѣ, твоему великодушію обязанъ я всѣмъ, если ты рѣшился нанести сильный и рѣшительный ударъ Эдуарду, я готовъ пожертвовать всѣмъ.

Графъ съ чувствомъ пожалъ руку своему великодушному брату.

Послѣдовало долгое молчаніе. Графъ первый прервалъ его.

— Вернись въ Лондонъ, сказалъ онъ, сдѣлай видъ, что не принимаешь никакого участія въ моихъ поступкахъ, каковы бы они не были. Если я паду, то не хочу увлекать тебя съ собою. А между тѣмъ, повѣрь, во мнѣ нѣтъ болѣе ни горячности, ни безразсудства. Кто носитъ въ сердцѣ своемъ великій замыселъ, тотъ разомъ дѣлается разсудительнымъ. Когда тронъ Эдуарда будетъ низвергнутъ, когда во всѣхъ концахъ слышенъ будетъ голосъ, что царствованіе Эдуарда IV миновало, тогда Монтэгю, я потребую исполненія твоего обѣщанія и позову тебя на помощь, только тогда, но не раньше.

Между тѣмъ король, желая какъ можно скорѣй осуществить свои намѣренія, самъ двинулся на мятежниковъ. Чувство страха довело его до жестокости. Вопреки своему слову онъ велѣлъ обезглавить стараго лорда Уэллеса и сэра Томаса Димока и требовалъ, чтобы вождь мятежниковъ, сэръ Робертъ Эллесъ, сдался ему по получилъ отъ него слѣдующій отвѣтъ: «Сэръ Робертъ Уэллесъ не можетъ довѣриться безчестному человѣку, убійцѣ его отца». Двинувшись въ Эрпингеймъ, король выигралъ большое сраженіе и увѣнчалъ свои подвиги рядомъ неслыханныхъ жестокостей, которыя совершалъ его именемъ графъ Ворчестеръ, извѣстный подъ прозвищемъ мясника.

Благодаря своему мужеству и блестящимъ талантомъ полководца, Эдуардъ, одерживая побѣды, проложилъ себѣ кровавый путь до самыхъ войскъ Кларенса и Варвика, которыя они собрали съ намѣреніемъ послать на помощь побѣжденнымъ мятежникамъ. Но король предупредилъ ихъ. Онъ къ графу и герцогу послалъ своего герольда, кавалера ордена подвязки, съ приказаніемъ, въ назначенный день явиться къ нему. Но срокъ прошелъ, а ни тотъ, ни другой не являлся. Тогда король провозгласилъ ихъ измѣнниками и назначилъ награду тому, кто овладѣетъ ими.

Варвикъ былъ въ затруднительномъ положеніи. Его измѣна королю была такъ внезапна, а дѣйствія Эдуарда такъ быстры, что онъ не успѣлъ еще собрать своихъ вассаловъ и начать непріязненныя дѣйствія противъ короля, какъ Эдуардъ уже двинулся въ его графство. Въ распоряженія Варвика было очень немного солдатъ, наскоро набранныхъ въ его Варвикскомъ графствѣ. Король быстрымъ нападеніемъ отрѣзалъ ему сообщеніе съ провинціями, гдѣ имя его было обожаемо народомъ и гдѣ одинъ звукъ трубы его могъ собрать цѣлыя арміи. Онъ не получилъ даже помощи отъ могущественнаго, но эгоистичнаго зятя своего, лорда Станлея, помощи, въ которой онъ былъ вполнѣ увѣренъ.

Месть для Варвика была дороже жизни. Но чтобы отомстить, надо было жить. Оставалось одно: бѣжать! И Варвикъ бѣжалъ. Вмѣстѣ съ семействомъ своимъ и герцогомъ Кларенсомъ онъ отправился въ Амбуазъ, ко двору Людовика XI. По дорогѣ Изабелла родила сына. Во Франціи всѣ встрѣчали графа съ царскими почестями.

Узнавъ объ отъѣздѣ Варвика изъ Англіи, король, весело пируя съ придворными, думалъ что и опасность навсегда миновала, мятежники лишились своего вождя, и вотъ, наконецъ онъ царствуетъ одинъ!

III.

Страна все еще была въ волненіи. Партизаны Генриха и графа во многихъ мѣстахъ производили возстанія; но не могли собрать большой арміи, благодаря необыкновенной храбрости и искуснымъ распоряженіямъ Эдуарда, Глочестера и Гастингса.

Въ такомъ положеніи были дѣла, когда однажды утромъ въ Марибонскомъ предмѣстьи Лондона, въ тавернѣ мистера Санкрофта раздались веселые крики гулякъ.

За столомъ, за кружками пива сидѣло человѣкъ десять королевскихъ солдатъ, побѣдителями вернувшихся съ поля битвы. Съ ними было почти столько же женщинъ извѣстнаго класса. Всѣ онѣ были еще молоды: но по лицу и фигурѣ казались гораздо старше. Выраженія лицъ были грубы и нахальны, голоса хриплы, вся наружность выражала порокъ и развратъ. Это были не женщины, а какія-то исчадія ада. По усталымъ, вспотѣвшимъ лицамъ, и забрызганнымъ грязью одеждамъ видно было, что онѣ пришли изъ дальняго путешествія. Передъ каждой на полу лежали тамбуринъ; за поясомъ у каждой было по ножу и ножи эти были въ пятнахъ человѣческой крови.

Присутствіе солдатъ, только что пришедшихъ съ театра войны, собрало въ таверну толпу зѣвакъ. Всѣ, разиня рты, стояли у стола и жадно слушали хвастливые разсказы солдатъ. Въ нѣкоторомъ разстояніи, за отдѣльнымъ маленькимъ столикомъ сидѣлъ монахъ. Усердно прихлебывая пиво изъ огромной кружки, онъ внимательно прислушивался къ новостямъ и повременамъ перемигивался съ одною изъ женщинъ.

— Если бы вы видѣли, говорилъ солдатъ, самый главный ораторъ за столомъ, если бы вы видѣли, какъ эти бродяги побѣжали, когда Эдуардъ самъ повелъ насъ на нихъ! По всему было видно, что не было съ ними графа, такъ какъ его собственные солдаты дерутся какъ дьяволы.

— Но, сказалъ другой, между ними былъ одинъ большой смѣльчакъ, который, навѣрно, добрался бы до короля, еслибъ только не мы.

— Да, да, правда: мы спасли его величество, насъ должны бы пожаловать въ рыцари; да только въ наше время нѣтъ благодарности.

— А кто же былъ этотъ грозный воинъ? спросилъ одинъ изъ присутствующихъ, въ душѣ сторонникъ мятежниковъ.

— Говорятъ, это былъ Робинъ Редесдаль.

— Нашъ Робинъ! Закричало много голосовъ.

— О, да, онъ всегда былъ удальцомъ! Бѣдный Робинъ.

— Вашъ Робинъ! бѣдный Робинъ! Я задамъ вамъ, бродяги! закричалъ начальникъ солдатъ. Берегитесь вы у меня! Вашъ Робинъ! Что хотите вы этимъ сказать?

— Простите, сэръ, почтительно сказалъ мясникъ, почесывая въ затылкѣ. Только позвольте доложить вамъ, что этотъ мистеръ Робинъ жилъ нѣсколько времени въ этомъ предмѣстьи, и что это былъ отличный сосѣдъ! А какъ говорилъ то! Помните сосѣди, быстро прибавилъ онъ, видимо торопясь дать другой оборотъ разговору, помните ли, какъ онъ помѣшалъ намъ сжечь мистера Варнера, стараго колдуна тамъ въ его трущобѣ.

И онъ указалъ въ окно на мрачный, полуразвалившійся домъ Адама Варнера.

— Кто бы другой осмѣлился сдѣлать это? Но еслибъ мы знали, что Робинъ возстанетъ противъ короля Эдуарда, мы поджарили бы его вмѣстѣ съ колдуномъ.

Предводительница шайки женщинъ, сидѣвшая обнявшись съ солдатомъ, при этихъ словахъ подняла глаза и взглянувъ по тому направленію, куда указывалъ мясникъ, грубо спросила.

— Это тотъ домъ вы хотѣли сжечь?

— Да, но Робинъ сказалъ намъ, что король повѣситъ насъ за это; и въ самомъ дѣлѣ черезъ двѣ, три недѣли старый Адамъ Варнеръ сдѣланъ былъ главнымъ колдуномъ его величества короля.

Услыша имя Варнера, монахъ сдѣлалъ легкое движеніе, придвинулъ свой студъ къ группѣ и совершенно опустилъ капишонъ на лицо.

— Да, вскричалъ ремесленникъ, сынъ котораго былъ невинной причиной нападенія на домъ бѣднаго Адама, да! и что онъ еще сдѣлалъ? Развѣ онъ не выдумалъ ужасную машину на гибель бѣднымъ людямъ… машину, которая при помощи дьявола могла бы дѣлать все, такъ что намъ бѣднымъ и работы бы не было! Много чего слышалъ я о немъ отъ брата моего: онъ работаетъ, у мистера Стоктона, мелочнаго торговца. Мистеръ Стоктонъ былъ однимъ изъ почтенныхъ членовъ депутаціи, предъ которой этотъ старый колдунъ осмѣлился хвалиться своей выдумкой.

— Это правда? неожиданно сказалъ монахъ.

— Да, преподобный отецъ, это правда, продолжалъ мастеровой, снимая беретъ и почтительно кланяясь монаху.

Ропотъ злобы и ненависти пробѣжалъ по толпѣ. Наступило короткое молчаніе. Всѣ зѣваки невольнымъ движеніемъ перегнулись черезъ столъ, чтобы увидѣть домъ этого дьяволскаго притѣснителя народа.

— Смотрите, сказалъ булочникъ, вонъ опять изъ трубы его дома идетъ дымъ. Я слышалъ, что онъ воротился. Старая Меджъ, его служанка, недѣлю тому назадъ покупала у меня пирожки и…

— Онъ воротился! вскричалъ раздраженный ремесленникъ. И если бы не король, я бы посмотрѣлъ, какъ колдунъ этотъ выдержитъ огонь и воду. Я отплатилъ бы ему за то, что онъ испортилъ моего бѣднаго Тима.

— Смотрите. И приподнявъ прелестнаго мальчика съ кроткими голубыми глазками, онъ засучилъ ему рукавъ и присутствующіе увидѣли широкую рану на худой какъ щепкѣ, рученкѣ.

— Я самъ былъ виноватъ, умоляющимъ тономъ сказалъ ребенокъ.

Нѣжный отецъ пощечиной заставилъ сына замолчать и продолжалъ:

— Вы помните сосѣди, тотъ день, когда проклятый колдунъ взялъ этого малютку на руки. И вотъ, ровно три недѣли спустя, мальчикъ мой преспокойно стоялъ у окна, какъ вдругъ вода въ котлѣ ни съ того, ни съ сего начала кипѣть и обварила ребенку руку такъ, что она у него высохла, какъ осенній листочекъ: если это не колдовство, то зачѣмъ же, спрашивается, у насъ законы противъ колдуновъ?

— Правда, правда! отвѣчали всѣ хоромъ.

— Вѣдь кипятокъ обварилъ и нашу сѣрую кошку папа, осмѣлился возразить ребенокъ, а между тѣмъ, мистеръ Варнеръ ее не портилъ.

— Онъ еще заступается за него! Слышите вы дурака? Заступается за стараго колдуна… ну неясно ли, что онъ испорченъ… но я выколочу изъ него всю дурь! и ремесленникъ замахнулся на сына. Но на этотъ разъ мальчикъ ловко увернулся, юркнулъ подъ передникъ мясника, мигомъ бросился къ дверямъ и убѣжалъ.

— Смотрите, онъ учитъ дѣтей нашихъ убѣгать отъ насъ! вскричалъ ремесленникъ, и въ голосѣ его слышались слезы.

Сосѣди сочувственно вздохнули.

— О, злобно продолжалъ оскорбленный отецъ, скрежеща зубами и грозя кулакомъ жалкому домишку Адама Варнера, о, повторяю, если бы только король не покровительствовалъ этому подлому колдуну, я избавилъ бы Англію отъ всѣхъ его дьявольскихъ навожденій, прежде чѣмъ его черный пріятель подоспѣлъ бы къ нему на помощь.

— Король не дастъ и соломинки за вашего мистера Варнера и за всѣ его изобрѣтенія, сыпь мой, сказалъ чей-то громкій и грубый голосъ.

Всѣ оглянулись и увидѣли монаха, который стоялъ уже среди ихъ группы. Развѣ вы не знаете, дѣти мои, что король выгналъ Варнера изъ дворца за то, что онъ до такой степени околдовалъ графа Варвика и его высочество, герцога Кларенса, что они осмѣлились поднять оружіе противъ своего родственника и короля! Но видите ли по пословицѣ: Кулаки злыхъ ломаютъ ихъ собственныя кости. Вы слышали о братѣ Бунгеѣ, дѣти мои?

— Да, да, разомъ отвѣчали нѣсколько голосовъ, онъ, правда, колдунъ и даже извѣстный, но онъ никогда не вредитъ бѣднымъ людямъ, хотя и говорятъ, что онъ сдѣлалъ восковую фигуру графа и…

— Тише! тише! перебилъ ихъ монахъ, все, что дѣлалъ Бунгей, онъ дѣлалъ съ цѣлью снять порчу съ лорда Варвика, которую навелъ на него этотъ басурманъ! Бѣдный Бунгей! Онъ истинный другъ народа. Узнавъ, что мистеръ Адамъ замышляетъ погибель рабочихъ, онъ не жалѣлъ никакихъ усилій, чтобы только уничтожить его дьявольскую выдумку. Какъ онъ постился, не спалъ ночей! Какъ упорно боролся съ нечистымъ, чтобы только овладѣть этимъ адскимъ изобрѣтеніемъ. Потому что, разъ эта машина будетъ у него въ рукахъ, онъ сдѣлаетъ изъ нея доброе употребленіе, обѣщаю вамъ это, онъ дастъ вамъ дождь, чтобы хлѣбъ взошелъ, и солнце, чтобы онъ созрѣлъ. Но врагъ рода человѣческаго одержалъ верхъ. Король Эдуардъ и самъ околдованный этимъ проклятымъ старикомъ, чуть было не повѣсилъ брата Бунгея за оскорбленіе Адама, и бѣдняжкѣ удалось спастись только тѣмъ, что онъ громко и внятно прокричалъ три раза: Presto pepranxenon! и обратившись въ птицу вылетѣлъ изъ комнаты. Съ помощью дьявола восторжествовавъ надъ Бунгеемъ, Варнеръ продолжалъ свои преступленія: онъ приворожилъ къ дочери своей лорда Гастингса, возстановилъ брата на брата и поселилъ раздоръ между королемъ и Варвикомъ. Онъ разжегъ мятежъ и чортъ знаетъ, до чего дошелъ бы, еслибы другъ вашъ, братъ Бунгей, который хотя и колдунъ, но колдовство свое употребляетъ въ вашу пользу, еслибы, говорю я, Бунгей не снялъ порчи съ короля, еслибы онъ не явился Эдуарду во снѣ и не объяснилъ ему всѣ злоумышленія Варнера противъ его престола и народа. Вотъ благодаря кому король одержалъ побѣду надъ врагами и изгналъ ихъ изъ своего королевства. И если вы хотите предохранить своихъ дѣтей отъ злаго вліянія этого изверга, смѣло принимайтесь за дѣло; но смотрите, не трогайте машину Адама. Горе вамъ, если вы вздумаете истребить ее! Въ цѣлости принесите ее брату Бунгею, вы его найдете во дворцѣ, и дневная заработная плата будетъ прибавлена на одинъ пенни впродолженіе десяти лѣтъ.

Съ этими словами, монахъ бросилъ на выручку деньги за выпитое имъ пиво и важно подошелъ къ дверямъ.

— Еслибы я могъ вѣрить вамъ, сказалъ отецъ маленькаго Тима, удерживая монаха за край его рясы.

— Вы можете вѣрить, вы можете вѣрить ему! закричала предводительница шайки женщинъ, это самъ братъ Бунгей!

— Бунгей! съ ужасомъ вскричали всѣ.

— Да, самъ Бунгей, повторилъ обманщикъ. Ты права, я Бунгей и сейчасъ же отправлюсь во дворецъ шепнуть на ухо Эдуарду нѣсколько магическихъ словъ, которые вполнѣ уничтожатъ чары Адама!

И съ этими словами монахъ вышелъ изъ таверны. Предводительница развратницъ легко вскочила на столъ, положила одну ногу на плечо солдата и проворно выскочила въ окно. Она застала еще монаха, уже садившагося на мула.

— Гроль Скеллетъ! вскричалъ монахъ. Имѣй уваженіе къ моей рясѣ! Насъ не должны видѣть вмѣстѣ на улицѣ днемъ. Вотъ тебѣ пенни! прощай прелестная плутовка!

— Одно слово, братъ! Ты хочешь сжечь, утопить или разорвать на куски старика? У него есть дочь, которая прежде отбивала у насъ хлѣбъ своей игрой на гитарѣ. Она ходила тогда въ такомъ платье, которое я не желала бы поднять на улицѣ. А теперь, въ послѣдній разъ какъ я ее видѣла, она была разодѣта и не мудрено, когда у ней любовникъ лордъ. И глаза Гроль сверкнули злобой и завистью. Гроль Скелеттъ, продолжала она, не любитъ тѣхъ, которыя, ходя сначала въ шерстяныхъ платьяхъ, начинаютъ вдругъ разодѣваться въ шелкъ и кружева. Гроль Скеллетъ не любитъ дѣвушекъ, которыя обзаведясь важными любовниками, бѣгутъ отъ Гроль и ея подругъ, словно отъ проказы.

— Ахъ! нетерпѣливо перебилъ ее монахъ. Я ничего не имѣю противъ дѣвушки, она очень милая особа, но слишкомъ горда для меня. Что касается отца, я не требую его смерти, мнѣ нужна только его машина, я хочу во что бы то ни стало получить ее! Вотъ все, чего я требую. Онъ же пусть убирается куда угодно, хотя къ самому чорту.

— А ты научишь меня послѣднимъ фокусамъ въ картахъ и секрету вызывать тѣни на стѣнѣ?

— Принеси мнѣ машину и я научу тебя гораздо большему. Гмъ! у тебя въ шайкѣ есть одна дѣвушка, которой блестящіе глазки мнѣ больно нравятся! Но ступай однако и исполни мои приказанія. На первомъ планѣ дѣло, а потомъ уже удовольствіе!

Гроль одобрительно кивнула головой и вполголоса напѣвая какую то не благопристойную пѣсенку вернулась въ таверну.

Этотъ короткій разговоръ показывалъ, что между колдуномъ и плясуньями существовала связь, что они дѣйствовали сообща. Дѣвушки эти, а можетъ быть еще ихъ матери знали брата Бунгея, когда онъ былъ еще фокусникомъ и онъ въ своемъ высокомъ положеніи при дворѣ все таки не хотѣлъ прерывать сношеній съ ними. Этихъ дѣтей порока можно было видѣть всюду; во время войны онѣ сопровождали войска и ночью бродили по полю битвы, доканчивая своимъ ножемъ раненыхъ и обшаривая карманы труповъ. Въ мирное время онѣ участвовали во всѣхъ народныхъ празднествахъ и были всегдашними посѣтительницами тавернъ. Толкаясь постоянно среди черни, онѣ могли доставить брату Бунгсю популярность въ народѣ, потому то онъ и не прерывали дружбу съ ними.

Между тѣмъ Сибилла и Варнеръ, не подозрѣвая злобы и угрозъ сосѣдей, погулявъ въ маленькомъ садикѣ своего дома, вернулись въ комнаты. Адамъ принялся за свою обычную работу; Сибилла же пошла къ старой служанкѣ.

— Что новаго? что новаго, няня? Ты. говоришь, война кончилась? храбрый графъ и прелестная дочь его удалились въ безопасное мѣсто за море; но Гастингсъ, что говорятъ про Гастингса?

— Добрыя вѣсти, красавица моя, добрыя вѣсти, моя пташечка. Я видѣла солдата, который служилъ подъ командой самого Гастингса: онъ мнѣ сказалъ, что лордъ Гастингсъ цѣлъ и невредимъ; онъ въ Лондонѣ. Но, говорятъ одинъ отрядъ его войска стоитъ здѣсь, въ этомъ предмѣстьи. Поговариваютъ о новомъ возмущеніи въ графствѣ Гертфордширѣ.

— Боже мой! Когда же наконецъ водворится спокойствіе въ Англіи, и въ моей душѣ? вздохнувъ сказала Сибилла.

IV.

Настала ночь. Сибилла задумчиво слушала, утѣшенія своей почтенной, но болтливой няньки. Онѣ сидѣли въ комнатѣ, дверь которой, выходившая въ садъ, была отворена. Весенній воздухъ былъ свѣжъ и прохладенъ, вдали слышалось пѣніе соловья.

Вдругъ Меджъ страшно вскрикнула и указала на стѣну. Сибилла посмотрѣла по направленію руки старухи и увидѣла на стѣнѣ какую то черную фигурку, которая легко спустившись въ садъ, осторожно пробиралась къ нимъ. Вскорѣ онѣ увидѣли предъ собой маленькаго мальчика и страхъ ихъ совершенно разсѣялся.

— Эй! мальчикъ, что тебѣ надобно? сказала Меджъ, вставая.

— Тсъ! бабушка, тсъ! Ахъ, милая миссъ! Тѣмъ лучше! Тише, говорятъ вамъ! таинственно сказалъ мальчикъ, входя въ комнату. Я пришелъ спасти васъ, продолжалъ ребенокъ. Черезъ полчаса домъ вашъ будетъ окруженъ и, можетъ быть, сожженъ. Отецъ мой и всѣ сосѣди готовятся напасть на васъ. Слушайте! Слышите? Ахъ нѣтъ, это вѣтеръ. Сейчасъ подадутъ сигналъ и когда вы услышите звонъ ихъ тамбуриновъ, толпа соберется. Спасайтесь же, миссъ, съ вашимъ отцомъ, если не хотите умереть и не говорите никому, что бѣдный Тимъ предостерегъ васъ, а не то отецъ заколотитъ меня до смерти! Вы можете еще черезъ садъ бѣжать въ поле. Скорѣй, скорѣй!

— Я побѣгу къ хозяину, вскричала Меджъ, выбѣгая изъ комнаты.

Ребенокъ взялъ холодную ручку Сибиллы и крѣпко пожавъ ее, сказалъ:

— Милая миссъ, если отецъ вашъ дѣйствительно колдунъ, попросите его не наказывать ни отца моего, ни мать, ни бѣднаго Тима, ни маленькую сестру его, хоть Тимъ въ тотъ разъ и дурно поступилъ съ мистеромъ Варнеромъ, кричавъ ему вслѣдъ разныя дерзости. О, сколько разъ снилось мнѣ доброе и кроткое лицо вашего отца совсѣмъ такое, какъ въ тотъ разъ, когда въ отвѣтъ на мои ругательства и пинки, онъ ласково сказалъ: «Неужели ты думаешь, другъ мой, что я обижу тебя?» Но онъ забудетъ все это, неправда ли миссъ? Въ тотъ день, когда меня обварило кипяткомъ и всѣ въ домѣ обвиняли въ этомъ вашего отца, сердце мое болѣло еще, больше, чѣмъ рука. Но какъ только начну заступаться за него и увѣрять, что котелъ опрокинулся самъ собой, меня бьютъ, ругаютъ, и говорятъ, что я одержимъ бѣсомъ. Охъ! ужъ эти мнѣ плясуньи! Еслибъ вы знали, какъ онѣ раздражаютъ сосѣдей противъ васъ! Я боюсь ихъ! А когда онѣ смѣются, волосы становятся у меня дыбомъ. Но вы спасетесь, благодаря Тиму! О, какъ буду хохотать я, когда онѣ явятся сюда и не найдутъ никого!

— Да благословитъ тебя Господь, дитя мое! рыдая сказала Сибилла и горячо обняла мальчика.

Въ эту минуту на порогѣ показалась Меджъ со свѣчею въ рукѣ, за ней шелъ и Варнеръ. Онъ успѣлъ уже второпяхъ набросить на себя плащъ и надѣть шляпу.

— Что случилось? спросилъ бѣдный ученый. Можетъ ли это быть? Неужели люди и вправду такъ злы? Что я имъ сдѣлалъ? Боже милосердный! чѣмъ заслужилъ я ихъ ненависть? За что преслѣдуютъ они меня?

— Пойдемъ, батюшка, сказала Сибилла, отирая слезы. Присутствіе старика-отца разомъ возвратило къ ней всю ея энергію и мужество. Пойдемъ скорѣй! Но сначала благослови этого ребенка: его послала намъ судьба для нашего спасенія.

Ребенокъ вздрогнулъ, когда это блѣдное лицо съ длинной, сѣдой бородой повернулось къ нему, но при видѣ добрыхъ, ласковыхъ глазъ старика суевѣрный страхъ ребенка скоро пропалъ. Чувство счастія и благодарности охватило все его существо, когда старикъ, положилъ свои худыя костлявыя руки на его бѣлокурую головку и торжественно произнесъ:

— Да сохранитъ Господь твою юность! Да сдѣлаетъ тебя честнымъ человѣкомъ! Да успокоитъ Господь старость твою дѣтьми съ такимъ же великодушнымъ сердцемъ, какъ ты.

Едва окончилъ старикъ благословеніе, какъ на улицѣ послышались звуки тамбуриновъ и вслѣдъ за тѣмъ раздался дикій, ужасный вой.

— Бѣгите! бѣгите! кричалъ ребенокъ, блѣдный отъ ужаса.

— Но, моя машина, дитя ума моего! сказалъ Адамъ, внезапно остановившись у дверей.

— Идите, идите! толкала его Меджъ. Машина слишкомъ тяжела, вамъ ее съ собой не унести. Подумайте лучше о себѣ, о своей дочери, о ея покойной матери. Спасите по крайней мѣрѣ ея жизнь, если вы не дорожите своей!

— Иди Сибилла, ступай и ты Меджъ! я остаюсь! Что мнѣ въ жизни, она не болѣе какъ раба мысли! Если долженъ погибнуть господинъ, то пусть гибнетъ и рабъ!

— Батюшка, если вы не идете со мною, я не двинусь съ мѣста. Бѣжать ли умереть ли, хотите вы, ваша участь будетъ и моей. Еще пропала минута! О Боже милосердный! мы оба погибли.

— Ступайте, мистеръ, что имъ въ вашей машинѣ? они и не подумаютъ о ней; ступайте же, они не тронутъ ея. Не берите на свою душу грѣха; не сдѣлайтесь виновникомъ смерти дочери.

— Сибилла! Сибилла! прости меня! пойдемъ! сказалъ Варнеръ, почувствовавшій уже что-то въ родѣ угрызеній совѣсти.

Меджъ и мальчикъ побѣжали впередъ. Старушка отперла калитку сада; Сибилла въ сопровожденіи отца вышла въ поле. Оно было тихо и безмолвно. Мальчикъ бросился за ними, поцѣловалъ блѣдное личико Сибиллы и скоро исчезъ въ травѣ.

— Не мѣшкай, Меджъ! Пойдемъ скорѣе, кричала Сибилла.

— Нѣтъ, отвѣчала старуха; они не тронутъ меня! Къ тому же, въ мои лѣта, я могу быть вамъ только въ тягость. Я лучше останусь; можетъ быть, мнѣ удастся спасти нашъ домъ, наши вещи и драгоцѣнное изобрѣтеніе моего бѣднаго господина. Тсъ! Вы очень хорошо знаете, что сердце его разрывалось бы на части, еслибы не осталось никого беречь его машину. Прощайте! Да хранитъ васъ Господь.

И, положивъ, остававшіяся у ней золотыя монеты въ кошелекъ, висѣвшій за поясомъ у Сибиллы, она быстро проскользнула въ калитку и заперла ее на задвижку. Старикъ съ дочерью не успѣли даже удержать ее.

— Какая подлость съ нашей стороны — оставлять старуху, сказалъ ученый.

Великодушная Сибилла ничего не могла сказать противъ этого, но вдали уже слышался страшный крикъ и топотъ; вдругъ небо освѣтилось красноватымъ свѣтомъ факеловъ.

— Колдунъ! колдунъ! смерть колдуну, который хочетъ уморить бѣдныхъ людей съ голоду! бѣшено кричала чернь.

Адамъ не двигался съ мѣста. Сибилла стояла подлѣ отца.

— Смерть колдуну и его дочери! закричалъ чей-то голосъ. Это былъ голосъ Гроль.

Адамъ вздрогнулъ.

— Бѣги, дитя мое! Теперь они грозятъ и тебѣ! Пойдемъ! пойдемъ! пойдемъ!

И, взявъ ее за руку, онъ съ неестественной въ его лѣта быстротой бросился бѣжать черезъ поле. Одна мысль занимала его — спасти жизнь дочери. Наконецъ, запыхавшись и выбившись изъ силъ, они остановились. Бѣшеные крики черни дѣлались все глуше и глуше. Они оглянулись на свое жилище, ожидая увидѣть зарево пожара. Но все было темно, только восходящая луна и звѣзды освѣщали синеву яснаго, величественнаго неба.

— Они не обидятъ бѣдной старухи, сказалъ Варнеръ, они не могутъ упрекать ее въ учености. Ея сѣдины не подвержены, какъ мои, проклятіямъ и ненависти людей!

— Вы правы, батюшка; не найдя насъ, они, вѣроятно, разойдутся но домамъ. Но они могутъ отправиться искать васъ, батюшка. Облокотитесь на меня; я молода и сильна. Потерпите еще немнбго, мы скоро доберемся до парка, тамъ мы будемъ въ безопасности.

Едва Сибилла произнесла эти слова, какъ по дорогѣ, по которой они шли, послышались шаги и вдали, между листьями, блеснули факелы. Къ счастью, близъ нихъ находился густой лѣсъ и наши бѣглецы бросились въ чащу. Въ изнеможеніи опустились они подъ гигантскій дубъ, и соловьи, своимъ меланхолическимъ пѣніемъ, словно привѣтствовали ихъ.

Между тѣмъ, дикая толпа рабочихъ и развратницъ напала уже на ихъ жилище. Съ бѣшеными криками, бросались они изъ комнаты въ комнату; обыскавъ весь домъ и не найдя въ немъ ни души, они, по лѣстницѣ, бросились въ башенку. Тамъ нашли они маленькую дверь, запертую на ключъ изнутри. Отецъ Тима, не думая долго, хватилъ по ней топоромъ и толпа ворвалась въ комнату. Странная картина представилась бродягамъ. Передъ огромной, невзрачной машиной Адама, вѣрная служанка неподвижно и безмолвно сидѣла на тюкахъ, въ безпорядкѣ разбросанныхъ по комнатѣ. Въ эту комнату, какъ самую безопасную въ цѣломъ домѣ, добрая, преданная старушка, заботясь о хозяйскомъ добрѣ, перенесла всѣ вещи, казавшіяся ей наиболѣе дорогими или по достоинству, или же по связаннымъ съ ними воспоминаніямъ. Тутъ была и гитара Сибиллы, подаренная ей Мармэдюкомъ, тутъ было и платье, которое покойная мать Сибиллы носила во дни своей юности и которое Меджъ и Сибилла хранили, какъ святыню, тутъ была и старая серебряная брошь, подарокъ, полученный служанкой въ молодости отъ любимаго человѣка, тутъ была, наконецъ, посуда и разныя другія вещи, необходимыя принадлежности мебели и туалета.

Пораженные этимъ зрѣлищемъ негодяи охвачены были какимъ то суевѣрнымъ страхомъ и удивленными глазами обводили комнату.

Предводительница танцовщицъ первая подошла къ старухѣ.

— Гдѣ твой господинъ, старая колдунья? спросила она у бѣдной Меджъ. Гдѣ прелестная миссъ, такъ хорошо привораживающая къ себѣ лордовъ и презирающая добрыхъ и веселыхъ дѣвушекъ, какъ мы?

— Увы! господа мои уже нѣсколько часовъ какъ уѣхали. Я одна въ домѣ. Чего вамъ нужно?

— Старуха очень походитъ на колдунью, сказалъ отецъ Тима, крестясь и избѣгая мрачнаго, тревожнаго взгляда служанки. И въ самомъ дѣлѣ, бѣдная Меджъ, худая какъ скелетъ, съ морщинистымъ лицомъ и въ конусообразномъ чепчикѣ, болѣе походила на представленіе черни о колдунахъ, чѣмъ Адамъ Варнеръ со своимъ красивымъ, пріятнымъ лицомъ и благородной осанкой.

— И въ самомъ дѣлѣ, она выглядитъ совершенной колдуньей, сказалъ горбатый мѣдникъ. Попробуемъ-ка окунуть ее въ воду! Быть можетъ, это не повредитъ ей.

— Да, да, покончимъ съ нею! закричало нѣсколько голосовъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ булочникъ, это доброе созданіе: вотъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ она забираетъ у меня хлѣбъ. О колдунѣ я не забочусь! Всѣ знаютъ, прибавилъ онъ съ гордостью, что я одинъ изъ первыхъ желалъ поджечь его домъ, когда Робинъ воспротивился этому. Но правда прежде всего. Сожгите хозяина: но не трогайте этой бѣдной старухи.

Заступничество булочника, пожалуй, имѣло бы успѣхъ, еслибы не неожиданное приключеніе, виновницей котораго была Гроль. Помня обѣщаніе, данное ею брату Бунгею, Гроль прежде всего набросилась на машину. По приказанію ея, двое негодяевъ подняли и вынесли ее изъ комнаты. Въ туже минуту другія женщины накинулись на остальныя вещи и расхватали все, кому что нравилось.

Это покушеніе на хозяйское добро, страшно взбѣсило бѣдную Меджъ. Съ криками отчаянія, дрожа отъ гнѣва, бросалась она отъ одной къ другой, своей слабой рукой нанося удары направо и налѣво. Смѣшно и жалко было видѣть какъ слабая старуха боролась со здоровыми женщинами, осыпавшими бѣдную Меджъ ругательствами и пинками. Эта борьба только раздражала ярость негодяевъ. Горбатый мѣдникъ бросился на помощь одной изъ фурій; лицо которой было страшно исцарапано когтями старухи. Негодяй такъ ударилъ кулакомъ бѣдную Меджъ, что она лишилась чувствъ. Онъ подхватилъ ее на руки и понесъ на дворъ. Между тѣмъ отецъ Тима вмѣстѣ съ товарищами своими осмотрѣвъ садъ и найдя слѣды бѣглецовъ на измятой травѣ, перелѣзли черезъ заборъ и пустились въ погоню за Адамомъ и его дочерью. Горбатый мѣдникъ отнесъ безчувственную Меджъ къ пруду и дикая, безумная толпа рѣшила бросить старуху въ воду, чтобы испытать колдунья ли она или нѣтъ. Если она колдунья, разсуждали они, она не потонетъ, если же пойдетъ ко дну, значитъ она невинна.

И ударяя въ тамбурины, пѣніемъ и пляской сопровождали они погруженье въ воду колдуньи, какъ они называли бѣдную Меджъ.

Слышенъ былъ плескъ воды и шумъ падающаго тѣла. Затѣмъ поверхность воды осталась по прежнему тиха и невозмутима.

— Чортъ побери колдунью! Она даже не старается выйти, сказалъ горбатый извергъ.

— Нѣтъ, нѣтъ! Она насмѣхается надъ нами подъ водой. Будемъ пытать ее огнемъ! Вынуть ее, вытащить ее изъ воды! кричала одна изъ мегеръ.

— Чортъ ее возьми! Ей теперь не до смѣху, сказалъ мѣдникъ, своими костлявыми пальцами схвативъ трупъ и бросая его на берегъ пруда.

— Умерла! содрогнувшись сказалъ булочникъ, мы были неправы, я говорилъ вамъ это. Она уже нѣсколько лѣтъ забирала у меня товаръ. Бѣдная Меджъ! Правда прежде всего; она не была колдуньей.

— Но вѣдь это былъ единственный способъ убѣдиться въ ея невинности, сказалъ мѣдникъ. А если она не была колдуньей, зачѣмъ же она такъ походила на нее? Я терпѣть не могу такихъ безобразныхъ людей!

Всѣ присутствующіе покачали головами: и въ ихъ черствыя души проникло раскаяніе. Въ смущеніи стояли они, не двигаясь съ мѣста. Вдругъ громкій шумъ вывелъ ихъ изъ оцѣпененія. Прежде всего они услышали громкіе крики торжества. Это кричали негодяи, оставшіеся грабить домъ и теперь возвращавшіеся съ добычей. Двое изъ нихъ съ тріумфомъ тащили машину, при пѣсняхъ и пляскѣ ужасной Гроль. Вслѣдъ за тѣмъ, вдали послышались звуки рожка и на краю дороги показалось много всадниковъ и пѣхотинцевъ съ пиками и знаменами. Самъ лордъ Гастингсъ ночью велъ королевскія войска противъ новаго возстанія, только что вспыхнувшаго въ десяти миляхъ отъ Лондона. Вождь возстанія сэръ Джоффрей Гамесъ, недавно захваченный лордомъ Говардомъ въ Соутгэмптонѣ, бѣжалъ и собралъ шайку бродягъ, грозившихъ теперь самому Лондону. При звукахъ трубъ, всѣ эти храбрецы разбѣжались: они питали какой-то инстинктивный страхъ къ военнымъ и отъ нападенія быстро переходили къ страху наказанія.

При звукахъ военной музыки, тамбурины смолкли и женщины, вмѣсто того, чтобы бѣжать, собрались всѣ вмѣстѣ и втихомолку стали держать совѣтъ.

Гроль приказала несшимъ машину отправить ее пока въ таверну Санкрофта, съ разсвѣтомъ же отнести ее къ Бунгею. Затѣмъ, бросившись въ средину кружка, составленнаго подругами, Гроль сказала:

— Что, чутье даетъ вамъ знать о близкой битвѣ?

— Да, да! отвѣчали всѣ.

— Но мы, чортъ знаетъ, сколько миль сдѣлали сегодня. Я устала, я не могу идти дальше, замѣтила одна изъ нихъ.

Тогда, самая младшая въ шайкѣ, дала пощечину своей подругѣ и сказала:

— Ты не можешь больше, лѣнтяйка, не можешь больше въ то время, какъ въ воздухѣ носится запахъ крови и добычи?

При этой выходкѣ, всѣ усмѣхнулись ѣдкою усмѣшкой. Предводительница скомандовала имъ: «смирно» и всѣ въ минуту стояли вытянувъ шеи и затаивъ дыханіе прислушивались къ звукамъ рожка, топоту коней и грому оружій. Эти коршуны въ человѣческомъ образѣ уже заранѣе наслаждались пиромъ смерти. По сигналу, данному предводительницей, онѣ быстро бросились въ сосѣдній переулокъ, и тамъ спрятались за развалины домовъ. Войско прошло мимо: въ немъ было до 1500 рыцарей и пѣхотинцевъ. Когда всѣ прошли, плясуньи выскочили изъ переулка и на разстояніи нѣсколькихъ сотъ ярдовъ, послѣдовали за отрядомъ, молча, мѣрнымъ и осторожнымъ шагомъ, какъ гады, движимые инстинктомъ и алчностью, слѣдуютъ за львомъ, чтобы раздѣлить его добычу.

V.

Адамъ и дочь его отдыхали подъ огромнымъ дубомъ. Они не знали, куда бѣжать, гдѣ укрыться; день и ночь были одинаково страшны для нихъ; ночью имъ угрожали разбойники, днемъ дикая чернь. Между тѣмъ они не отчаявались, мужество не оставляло ихъ. Сложивъ на груди руки, устремивъ глаза къ небу, они молились, молились безъ словъ, но душа ихъ рвалась къ Богу, на Его однаго возлагали они всѣ свои надежды.

И звѣзды казались имъ глазами Ангеловъ, казалось онѣ обѣщали бѣднякамъ, что надежды ихъ осуществятся

Молитва успокоила измученныя души безпріютныхъ бѣглецовъ и скоро тихій и спасительный сонъ смѣжилъ ихъ усталыя вѣки.

Прошла ночь; занялась заря, пѣніе соловья умолкло. Вотъ уже утренняя звѣзда померкла передъ яркими лучами восходящаго солнца. Въ это самое время шайка бродягъ со звѣрскими лицами остановилась передъ спящими. Бродяги эти были нѣкогда Ланкастерскими солдатами; нужда заставила ихъ сдѣлаться разбойниками. Узнавъ, что прежній ихъ начальникъ, сэръ Джоффрей, сталъ во главѣ новаго возстанія, бродяги отправились на соединеніе съ мятежниками. Но такъ какъ цѣль войны для нихъ была добыча, то при видѣ старика и дѣвушки, хищные инстинкты снова вспыхнули въ нихъ. На Адамѣ и на дочери его надѣты были тѣ роскошныя платья, которыя они носили при дворѣ, и разбойники рѣшились захватить бѣглецовъ въ надеждѣ на богатый выкупъ.

— Ну, вставайте! сказалъ предводитель шайки, грубо дернувъ Адама за руку.

Старикъ проснулся и испуганными глазами смотрѣлъ на дикія лица окружавшихъ его людей.

— Какъ вы сюда попали? Странные желуди нахожу я подъ дубомъ? сказалъ начальникъ.

— Благородный сэръ, отвѣчалъ Адамъ, не вставая съ мѣста и инстинктивно прикрывая полой своей одежды лицо Сибиллы, которая лежала у него на груди, погруженная въ такой глубокій сонъ, что даже грубый голосъ солдата не могъ разбудить ее. Благородный сэръ, продолжалъ Варнеръ, мы заблудились и теперь безъ крова, пожалѣйте меня старика и бѣдную молодую дѣвушку. Злонамѣренные люди напали на нашъ домъ, мы бѣжали среди ночи, и…

— Напали на вашъ домъ! Довольно! остальное мы теперь знаемъ! сказалъ предводитель.

Въ эту минуту Сибилла проснулась: съ удивленіемъ и ужасомъ смотрѣла она на разбойниковъ, на которыхъ необыкновенная красота ея, казалось, произвела сильное впечатлѣніе.

— Не бойтесь, миледи, почтительно сказалъ начальникъ; вы и сэръ Джонъ должны слѣдовать за нами. Но мы будемъ хорошо обходиться съ вами, а современемъ мы поговоримъ о выкупѣ, который вы должны будете заплатить за себя. Джекъ, сними тюки съ того мула и навьючь ихъ на чернаго. Садитесь, миледи, лучшаго мы пока ничего предложить вамъ не можемъ, но первая попавшаяся лошадь замѣнитъ мула. Солдаты устроятъ вамъ подушку изъ своихъ плащей.

— За кого принимаете вы насъ? вы ошибаетесь, вскричала Сибилла. Мы люди бѣдные, мы не можемъ заплатить за себя выкупа.

— Люди бѣдные! Вотъ еще новости! сказалъ начальникъ, указывая на роскошное платье дѣвушки. Богатство вашей милости намъ хорошо извѣстно. Садитесь скорѣй, миледи, намъ некогда!

И не обращая вниманія на возраженія Сибиллы и бѣднаго ученаго, капитанъ двинулъ свой отрядъ въ путь и самъ, вмѣстѣ съ помощникомъ, поѣхалъ впереди. Подчиненные оказались еще несговорчивѣе своего начальника. Варнеръ хотѣлъ было сопротивляться, но одинъ изъ разбойниковъ замахнулся на него сѣкирой и Сибилла уговорила отца уступить силѣ. Вѣжливо отказалась она отъ предлагаемаго мула и оба плѣнника пошли пѣшкомъ, окруженные со всѣхъ сторонъ бродягами.

— Клянусь Богомъ, начальникъ, сказалъ его помощникъ, я не вижу, какую пользу можетъ извлечь сэръ Джоффрей отъ этихъ новыхъ рекрутъ?

— Глупецъ! презрительно отвѣчалъ разбойникъ. Если мятежъ не удастся, плѣнники эти могутъ спасти наши головы. Билль Соммерсъ хотѣлъ вчера вечеромъ напасть на домъ сэра Джона Буримра, чтобы захватить у него оружіе и деньги, которыхъ у него очень много. Будь увѣренъ, что сэръ Джонъ спасся бѣгствомъ, и что они-то и попались теперь въ наши руки. Ты знаешь, что сэръ Джонъ одинъ изъ сильнѣйшихъ и богатѣйшихъ рыцарей, которыми гордятся Іоркисты и мы можемъ назначить какую угодно цѣну за его выкупъ. Но гдѣ помѣстимъ мы ихъ покамѣстъ?

— Гостинница Неда Порпустона находится недалеко отъ лагеря, а Недъ Порпустонъ добрый ланкастерецъ, на котораго можно положиться.

— Но мы не обыскали плѣнниковъ, сказалъ помощникъ. Быть можетъ, у нихъ есть съ собой золото!

— Какой вздоръ! Когда Билль Соммерсъ нападаетъ на улей, онъ не даетъ пчеламъ времени унести съ собой много меду. Впрочемъ, ты можешь обыскать стараго рыцаря, только вѣжливо, соблюдая всѣ приличія.

— А дѣвушку?

— Нѣтъ, это будетъ неприлично, чѣмъ учтивѣе будемъ мы, тѣмъ богаче будетъ выкупъ. Вотъ какъ надо, вести дѣла со знатными.

Лейтенантъ вернулся обыскать дорожную сумку Адама, но не нашелъ ничего, кромѣ книги и рукописи. Не трогая Сибиллы, онъ вернулся къ капитану.

Пройдя нѣсколько шаговъ, они вошли въ деревню. На минуту остановившись у одной таверны, предводитель шапки нашелъ на дворѣ запряженную повозку. Не обращая вниманія на крикъ и сопротивленіе несчастнаго хозяина повозки, разбойники преспокойно завладѣли ею и, посадивъ туда плѣнниковъ своихъ, продолжали путь. Безъ всякихъ приключеній, добрались они до гостинницы мистера Порпустона, расположенной всторонѣ отъ большой дороги.

Переговоривъ съ начальникомъ отряда, хозяинъ гостинницы почтительно проводилъ Сибиллу и отца ея въ чистую, хорошо меблированную комнату, увѣряя что бояться имъ нечего, что они будутъ здѣсь въ безопасности, если только будутъ молчать и не дѣлать попытокъ къ бѣгству.

— Вы пріѣдете еще во время, сказалъ мистеръ Порпустонъ капитану; лордъ Гастингсъ на разсвѣтѣ объявилъ, что даетъ мятежникамъ два часа сроку, для того, чтобы они разошлись по домамъ.

— Чортъ возьми, не люблю я этихъ прокламацій. Ну а что товарищи не убрались?

— Нѣтъ, но сэръ Джоффрей, какъ искусный полководецъ занялъ только болѣе выгодную позицію, отступивъ за лѣсъ. Гастингсу не легко будетъ добраться до него; вѣдь сэръ Джоффрей разсыпалъ своихъ стрѣлковъ по всему лѣсу. Но войдите пожалуйста, пока солдаты ваши закусываютъ тамъ на улицѣ, пять, шесть лишнихъ минутъ ничего не значатъ

— Спасибо. Недъ: ты добрый малый! Мы заплатимъ тебѣ за всѣ издержки получивъ выкупъ съ сэръ Джона. А что новаго знаешь ты о храбромъ Робинѣ?

— Онъ спасся и бѣжалъ на сѣверъ, отвѣчалъ Порпустонъ, вводя капитана въ комнату, гдѣ его ждали, бутылка хорошаго вина и холодная говядина.

— Если Джоффрею Гамесъ удастся побить Іоркистовъ, посовѣтуйте ему отъ меня не идти на Лондонъ, и вернуться въ Ла-Маршъ. Тамъ онъ будетъ хорошо принятъ, я это знаю: весь сѣверъ за Варвика или за Ланкастеровъ, а эти двѣ партіи, теперь, надѣюсь, дѣйствуютъ за одно.

— Но вѣдь Варвикъ бѣжалъ! сказалъ капитанъ.

— Да, но онъ бѣжалъ какъ соколъ, готовящійся напасть на цаплю! Но горе цаплѣ, когда соколъ налетитъ на нее! Но вы не пьете!

— Нѣтъ, голова должна быть у меня сегодня свѣжа. Вѣдь Гастингсъ опасный противникъ. Твою руку, дружище! Если я паду, я оставляю тебѣ сэра Джона и его дочь, чтобы свести наши старые счеты: если напротивъ, мы побьемъ Іоркистовъ, я обѣщаю поставить въ Нельзингемѣ восковой образъ Богоматери, который будетъ вѣсить столько же, сколько я.

Съ этими словами капитанъ отправился къ своимъ солдатамъ, которые второпяхъ закусывали на улицѣ.

— Гастингсъ былъ здѣсь передъ утромъ, шепнулъ ему трактирщикъ: но его солдаты не получили ничего кромѣ дурнаго пива, ваши же будутъ драться подкрѣпившись хорошимъ виномъ.

— Впередъ! друзья: за пики! закричалъ капитанъ громовымъ голосомъ. Развѣ могутъ эти Іоркскіе лѣнтяи, напившись выдохшагося пива, развѣ могутъ они устоять противъ добраго вина и Ланкастерцовь? Впередъ! распустите знамя Газели и да здравствуетъ Генрихъ VI. Шумные крики, которыми разбойники привѣтствовали рѣчь своего капитана, слышны были и въ комнатѣ плѣнниковъ, очень довольныхъ отъѣздомъ солдатъ. Черезъ нѣсколько времени къ нимъ вошелъ самъ мистеръ Порпустонъ въ сопровожденіи своей хорошенькой ключницы. Они принесли съ собою отличный обѣдъ и чистое какъ хрусталь вино, и все это почтительно поставили на дубовый столъ передъ Адамомъ и его дочерью.

— Сдѣлайте милость, кушайте, сэръ, радушно говорилъ хозяинъ, кушайте, миледи! Это единственное средство убить время и разогнать скуку. Что дѣлать? военное дѣло, сэръ Джонъ, военное, дѣло, но никогда не надо унывать. Сегодня я наверху, а завтра могу быть внизу! Чтобы не случилось, Іоркистъ ли, Ланкастерецъ ли, богатый человѣкъ никогда не пропадетъ. Заплатите пятьсотъ марокъ капитану, да изъ щедрости нобла два, три Неду Порпустону, и вы миледи, можете завтра же обѣдать у себя дома, если же капитанъ и его любимый лейтенантъ будутъ сами взяты въ плѣнъ, они выкупятъ свои головы, возвративъ вамъ свободу, понимаете? Кушайте же, прошу васъ, кушайте!

— И то правда, сказалъ Адамъ, важно садясь за столъ, признаюсь, я умираю съ голоду, а пирогъ этотъ чудо какъ пахнетъ, но скажите, пожалуйста, зачѣмъ всѣ зовутъ меня Джономъ. Мое настоящее имя Адамъ.

— Ха. ха, ха! Чудесно, ваша милость, чудесно! Конечно, правда ваша, и отца вашего звали Адамомъ! Мы всѣ сыновья Адама, а каждый сынъ имѣетъ законное право носить имя отца.

И трактирщикъ, смѣясь отъ души, вмѣстѣ съ ключницей своей вышелъ изъ комнаты, и заперъ дверь на ключъ.

— Понимаешь ли ты тутъ, что нибудь, Сибилла сказалъ ученый.

— Да, дорогой батюшка, понимаю, они насъ принимаютъ за знатныхъ плѣнниковъ но когда откроютъ свою ошибку, то безъ сомнѣнія, возвратятъ намъ свободу. Потерпи, дорогой батюшка!

— По моему, весело сказалъ Адамъ наполняя виномъ свой стаканъ: по моему, если обманъ ихъ продлится и дольше, такъ не бѣда. Ха, ха, ха! Но вдругъ онъ задумался, поставилъ свой бокалъ на столъ и лицо его приняло озабоченное выраженіе.

— Боже прости меня, сказалъ онъ. А бѣдная моя машина? А вѣрная Меджъ?

— О, батюшка, не бойтесь, у насъ есть покровитель. Лордъ Гастингсъ вернулся въ Лондонъ. Мы отправимся къ нему, онъ заставитъ жестокихъ сосѣдей уважать тебя. А Меджъ, бѣдная Меджъ, какъ обрадуется она, когда мы вернемся домой, не можетъ быть, чтобы кто нибудь осмѣлился обидѣть ее, одинокую старушку: нѣтъ, нѣтъ, люди не могутъ быть на столько злы!

— Дай Богъ, чтобъ слова твои сбылись; но ты ничего не кушаешь, дитя мое.

— Потомъ, батюшка, потомъ, я нездорова. Я устала. Нѣтъ, нѣтъ, мнѣ теперь уже лучше! Улыбнись батюшка. Я голодна, я тоже голодна. О, пресвятая Дѣва, пошли мнѣ жизнь и силу, надежду и терпѣніе, изъ любви къ нему. Тихо прибавила молодая дѣвушка.

Варнеръ, немного успокоенный, погрузился въ свои размышленія. Сибилла тоже отдалась своимъ мечтамъ. Такъ провели они весь день.

Солнце клонилось уже къ западу, когда глухой шумъ заставилъ Сибиллу подойти къ окну.

Она увидѣла толпу вооруженныхъ людей, одежды которыхъ были въ страшномъ безпорядкѣ: находу пили они пиво и вино.

— Все погибло, сказалъ одинъ изъ нихъ трактирщику, сэръ Джоффрей еще держится; но какая тамъ рѣзня. Войска Гастингса окружаютъ его, словно рыбку.

— Гастингсъ! Онъ былъ близко! Они скоро будутъ освобождены!… Сердце Сибиллы сильно забилось.

— А капитанъ? спросилъ Порпустонъ.

— Онъ былъ еще живъ, когда я его оставилъ; но надо бѣжать, черезъ часъ начнется общее бѣгство.

Въ это время изъ одного изъ сараевъ выбѣжали танцовщицы. Пробродивъ всю ночь по полю битвы, онѣ спали днемъ и теперь снова выступали на сцену, какъ разъ въ ту минуту, когда битва въ окрестностяхъ приближалась уже къ концу и все поле буквально было усѣяно мертвыми и умирающими. Гроль прежде всего бросилась къ бѣглецамъ узнать, на чьей сторонѣ побѣда. Дикою радостью освѣтилось лицо ея, когда она услышала, что іоркисты одержали верхъ. Всѣ эти мегеры были преданы королю, который очень любилъ женщинъ и для каждой находилъ ласковое слово и привѣтливую улыбку. При видѣ этихъ женщинъ, Сибилла въ испугѣ отскочила отъ окна не успѣвъ даже закрыть его.

— Эй вы, дѣвушки! Сказалъ хозяинъ. Вы надѣюсь, заплатите мнѣ за ночлегъ и за столъ, показавъ намъ свое искуство. Тамъ на верху у меня остановились два знатныхъ путешественника. Постарайтесь же развлечь ихъ.

Сабилла дрожа прижалась къ отцу.

— Къ тому же продолжалъ трактирщикъ, если эти почтенные господа любятъ вашу музыку, вы можете еще кое что заработать отъ нихъ: вамъ это пригодится для путешествія. Но куда вы отправляетесь?

— На прекрасную и выгодную ярмарку! отвѣчалъ зловѣщій голосъ Гроль.

И по знаку своей предводительницы всѣ женщины усердно принялись пѣть и плясать. Но несмотря на всѣ ихъ старанія, важные господа, о которыхъ говорилъ имъ хозяинъ, все не подходили къ окну. Это страшно взбѣсило Гроль и подругъ ея.

— Клянусь честью, сказалъ трактирщикъ, надрываясь отъ смѣху, я безъ сомнѣнія дѣлаю худо, что смѣюсь въ такое время, когда столько добрыхъ друзей, быть можетъ, плаваютъ въ собственной крови. Но жизнь такъ коротка, что надо смѣяться, пока смѣется.

— Тсъ: шепнула ему ключница, ты съ ума сошелъ Недъ? Ты, пожалуй, откроешь, что у тебя тамъ припрятаны тѣ важныя птицы, благородные Іоркисты, въ то время, какъ лордъ Гастингсъ, каждую минуту можетъ пройти здѣсь послѣ побѣды!

— Ты всегда права, Мегъ… А я… постоянно оселъ, отвѣчалъ такъ же тихо Порпустонъ. Моя простота когда нибудь погубитъ меня. Бѣдняжки, какъ должно быть скучно имъ тамъ! на верху!

— Если Іоркисты придутъ сюда, о чемъ шпіоны навѣрно извѣстятъ насъ, тогда придется сэра Джона и дочь его перевести въ заднюю половину дома, надъ твоимъ заломъ.

— Дѣлай, какъ знаешь, Мегъ; но ты видишь, они спокойны и, повидимому, довольны. И онъ снова принялся хохотать надъ пляской и безобразіями нѣкоторыхъ изъ женщинъ. Но вдругъ онъ въ испугѣ закричалъ: Эй, вы, плясуньи! бродяги, чертовы куклы! Прочь! прочь!

Но запрещеніе это сдѣлано было уже слишкомъ поздно. Гроль, давно уже пристально смотрѣвшая въ открытое окно на плѣнниковъ, мигомъ влѣзла на перила лѣстницы, а оттуда легко вскочила на карнизъ и протянула впередъ длинную свою руку съ тамбури немъ, прося у знатныхъ господъ денегъ за игру.

Увидя плясунью Сибилла вскрикнула отъ ужаса, и Гроль узнала ее.

— У! колдунъ! закричала Гроль, у! дочь колдуна! у! дѣвушка, которая привораживаетъ джентельменовъ и благодаря имъ разодѣвается въ шелки и кружева! У! колдунъ, который хочетъ уморить съ голоду бѣдныхъ людей!

Услышавъ эти крики, всѣ мегеры, одна за другой бросились чрезъ окно въ комнату, вслѣдъ за своей предводительницей.

Трактирщикъ отъ изумленія не могъ двинуться съ мѣста.

Но болѣе распорядительная Мегъ, мигомъ созвала дворню, собравшуюся смотрѣть на пляску, и приказавъ ей слѣдовать за собою, бросилась по лѣстницѣ и вбѣжала въ комнату какъ разъ въ ту минуту, когда хищныя фуріи бросились уже на плѣнниковъ, чтобы завладѣть ихъ богатыми платьями.

— Это что значитъ, злодѣйки? повелительнымъ голосомъ закричала смѣлая Мегъ, бросаясь на помощь старику и Сибиллѣ. Вы затѣмъ ходите въ порядочныя гостинницы, чтобы среди бѣлаго дня грабить благородныхъ постояльцевъ, знатныхъ людей? О, сэръ Джонъ! сэръ Джонъ! Что подумаете вы о насъ?

— О сэръ Джонъ! сэръ Джонъ! бормоталъ и трактирщикъ, тоже рѣшившійся наконецъ войти въ комнату, ихъ накажутъ, сэръ Джонъ, привяжутъ къ позорному столбу, будутъ жечь каленымъ желѣзомъ, ихъ…

— Ха, ха, ха! вскричала страшная Гроль, благородные постояльцы, знатные гости! Какъ бы не такъ! Передъ вами Адамъ Варнеръ, колдунъ и дочь его, которыхъ мы вчера вечеромъ прогнали изъ ихъ берлоги, какъ нерѣдко гнали мы, крысъ изъ кладовыхъ и погребовъ!

— Колдунъ! Адамъ! Что все это значитъ? пробормоталъ трактирщикъ. Чтожь его въ самомъ дѣлѣ чтоли зовутъ Адамомъ?

— Имя мое Адамъ Варнеръ, съ достоинствомъ сказалъ старикъ, но я не колдунъ, а смиренный ученый и бѣдный джентельменъ, никогда никому не дѣлавшій вреда. За что же вы женщины, если только можно назвать васъ женщинами, за что, говорю, оскорбляете вы меня и мою бѣдную дочь?

— Иди! колдунъ; отвѣчала Гроль, сложивъ руки на груди. Не ты ли посылалъ твое отродье отбивать у насъ хлѣбъ своей гитарой? Не ты ли выучилъ ее завлекать благородныхъ лордовъ? О, какія чудесныя платья у этой колдуньи! Атласъ да кружева! А мы должны дрожать отъ стужи зимой и жариться лѣтомъ.. Ну, раздѣвайся красотка!

И своею хищною рукою Гроль уцѣпилась уже за платье Сибиллы, но трактирщикъ съ силою оттолкнулъ ее.

— Потише, красотка, потише! Сдѣлайте милость, убирайтесь вонъ отсюда.

— Смотри трактирщикъ, берегись нарушить законы, давая убѣжище колдуну… Колдуну, котораго король Эдуардъ предалъ въ руки народа… смотри за своими житницами… онѣ сгорятъ… смотри за своимъ скотомъ., онъ заразится оспой… береги свои тайны, онѣ будутъ открыты! Ланкастерецъ, ты будешь повѣшенъ! Мы уходимъ! Да, мы уходимъ! Но между Іоркскими солдатами у насъ есть пріятели. Горе тебѣ, сели ты дашь убѣжище колдуну и колдуньѣ!

И съ этими словами Гроль медленно направилась къ дверямъ. Трактирщикъ, ключница и слуги въ ужасѣ разступились передъ ними. Когда плясуньи удалились, Мегъ отослала слугъ и заперла дверь за ними.

Порпустонь и Мегъ значительно переглянулись. Сибилла лежала въ объятіяхъ отца. Дыханіе ея было тяжело и прерывисто. Голова старика безмолвно лежала на плечѣ дочери.

Мегъ, отведя своего хозяина въ сторону, сказала ему:

— Надо разъ навсегда избавить домъ нашъ отъ подобныхъ людей. Я много слышала объ этихъ мегерахъ, онѣ ужасны своей злобой. Каждый долженъ беречь себя!

— Бѣдный старикъ! Онъ такъ добръ! сказалъ Порпустонъ, а эта дѣвушка такъ прелестна!

Комплементъ этотъ пришелся не по вкусу хорошенькой Мегъ. Не отвѣтивъ ни слова, она подошла къ Адаму и рѣшительно сказала ему:

— Сударь! Колдунъ ли вы или нѣтъ — это не касается бѣднаго трактирщика, домъ котораго открытъ для всѣхъ. Но вы поѣли и попили, потрудитесь заплатить и тогда Господь съ вами. Можете идти, куда угодно.

— Мы можемъ заплатить вамъ, мистриссъ! вскричала Сибилла. У насъ есть еще деньги. Вотъ… вотъ… И она вынула изъ кошелька нѣсколько золотыхъ монетъ.

Видъ золота нѣсколько смягчилъ ключницу.

— Мы знаемъ лорда Гастингса, продолжала Сибилла, позвольте намъ остаться здѣсь до его прибытія, и вы будете вознагражднны за вашу доброту.

— Клянусь честью, сказалъ хозяинъ, все въ домѣ моемъ къ вашимъ услугамъ. Что касается тѣхъ женщинъ, я не далъ бы за нихъ ни соломинки. Никто не можетъ сказать, что Недъ Порпустонъ не добрый и не гостепріимный человѣкъ! Всякій, кто хорошо платитъ, можетъ быть увѣренъ, что найдетъ въ гостинницѣ Тальботъ доброе вино и хорошій пріемъ.

Послѣ всѣхъ этихъ и тому подобныхъ увѣреній, повторенныхъ и ключницей, но уже съ меньшимъ жаромъ, Порпустонъ отвелъ своихъ постояльцевъ въ другую, болѣе отдаленную часть дома, гдѣ они могли быть въ большей безопасности. Но и тутъ несчастные Адамъ и Сибилла не долго наслаждались спокойствіемъ. Вскорѣ въ гостинницу ворвалась толпа Іоркскихъ солдатъ, которымъ Гроль сказала, что трактирщикъ Ланкастерецъ и укрываетъ у себя стараго колдуна. Вмѣстѣ съ ними пришли и страшныя преслѣдовательницы несчастныхъ. Голодные солдаты прежде всего набросились на кушанья и вины, бывшія въ запасѣ у трактирщика. Сопротивляться имъ было невозможно, хозяинъ оставилъ ихъ пьянствовать, и самъ, не желая навлечь на себя гнѣвъ лорда Гастингса, отдавъ въ обиду его друзей, рѣшился спасти ихъ. Тихонько отъ солдатъ пробрался онъ въ комнату своихъ постояльцевъ и въ короткихъ словахъ объяснилъ имъ опасность, угрожающую имъ въ его домѣ. Затѣмъ онъ провелъ ихъ въ садъ, и, показавъ дорогу къ фермѣ, гдѣ остановился лордъ Гастингсъ, велѣлъ имъ скорѣй спасаться бѣгствомъ отъ буйныхъ солдатъ и ихъ наглыхъ подругъ.

Утоливъ голодъ и жажду, солдаты, поощряемые мегерами, стали требовать у Порпустона выдачи колдуна и его дочери.

Трактирщикъ съ рѣдкимъ присутствіемъ духа объявилъ имъ, что узнавъ отъ танцовщицъ, что за люди были его постояльцы, онъ самъ постарался спровадить какъ можно скорѣе такихъ гостей и они покинули его домъ вскорѣ послѣ ухода Гроль и ея подругъ.

Но не довѣряя словамъ хозяина, буйные гости обшарили весь домъ и, не найдя нигдѣ Адама, съ досады снова принялись за пиво и предались дикому разгулу вмѣстѣ со своими наглыми пріятельницами. Оргія ихъ была такъ ужасна, такъ отвратительна, что даже трактирщикъ, самъ старый солдатъ, и то не могъ видѣть этой сцены; дрожа отъ ужаса и крестясь. словно передъ нимъ пировали демоны, выбѣжалъ онъ изъ дома.

Но вино и усталость взяли свое, скоро всѣ солдаты спали мертвымъ сномъ, кто гдѣ, на столахъ, на скамейкахъ, на полу. Плясуньи того только и ждали; на цыпочкахъ выбрались онѣ изъ комнаты и опрометью бросились на поле битвы.

Едва Сибилла и отецъ ея вышли изъ сада на поле, какъ увидали толпу всадниковъ, безпокойно бросавшихся изъ стороны въ сторону. Они искали сэра Джоффрея, вождя мятежниковъ, голова котораго оцѣнена была въ триста марокъ. Одинъ видъ людей уже внушалъ ужасъ нашимъ бѣднымъ изгнанникамъ. Поскорѣе спрятались они за густую изгородь и, когда всадники скрылись изъ вида, отецъ съ дочерью вошли въ лѣсъ. Но и тутъ, услышавъ человѣческіе голоса, они бросились въ кусты. На этотъ разъ это были мирные крестьяне, изъ любопытства ходившіе на поле битвы и теперь возвращавшіеся домой. Но и солдаты и крестьяне были равно страшны для людей, которыхъ понятія вѣка ставили внѣ законовъ. Когда толпа прошла, несчастные изгнанники продолжали путь. Изъ лѣса вышли они на поляну. Была уже поздняя ночь. Кругомъ все было тихо. Блѣдный свѣтъ луны слабо освѣщалъ равнину, усѣянную трупами. Сибилла съ ужасомъ увидѣла, что они были на полѣ битвы. Но крыша фермы, куда они стремились, виднѣлась по ту сторону поляны. Нечего дѣлать, надо было идти этимъ залитымъ кровью путемъ. Рука въ руку осторожно подвигались они впередъ. Чего имъ было бояться? Мертвые для бѣдныхъ изгнанниковъ были менѣе страшны, чѣмъ живые. Порой мрачное, искаженное предсмертной агоніей лицо, дико смотрѣло на нихъ. Въ мутныхъ, стеклянныхъ глазахъ виднѣлась угроза. Но оружіе было безсильно въ окоченѣлыхъ рукахъ. Угрозы и оскорбленія не сходили болѣе съ неподвижныхъ губъ. Здѣсь некому было гнать и преслѣдовать ихъ. Они прошли уже половину пути, какъ вдругъ до ушей ихъ донесся слабый голосъ, выходившій изъ груды труповъ. Жалобно молилъ онъ Бога о прощеніи. Дикій предсмертный крикъ проклятіемъ отозвался на эту молитву.

Сострадательные бѣдняки поспѣшили къ тому мѣсту, откуда слышались голоса. Несчастный умирающій, взывавшій Богу о прощеніи, оказался юношей, почти мальчикомъ. Шлемъ его былъ прорубленъ, голова обнажена, и длинные бѣлокурые волосы, слипшіеся отъ крови, падали по плечамъ. Возлѣ него сильный, здоровенный мущина, корчился въ предсмертныхъ судорогахъ. Онъ былъ раненъ Іоркистомъ и стрѣла торчала еще у него изъ раны. Онъ то и отвѣчалъ проклятіемъ на молитву мальчика

— Миръ душѣ твоей, переселяющейся въ вѣчность, произнесъ Варнеръ, наклоняясь надъ несчастнымъ грѣшникомъ.

— Бѣдный мученикъ, сказала Сибилла мальчику, потерпи, мы сейчасъ подадимъ тебѣ помощь, ты будешь жить!

— Воды! воды! Я терплю адскія муки, воды! кричалъ ожесточенный страданіями раненый.

Это былъ капитанъ мародеровъ, въ руки которыхъ попали Адамъ и Сибилла.

— Дай мнѣ руку! приподними меня! возьми меня отсюда! Этотъ злой человѣкъ мѣшаетъ мнѣ молиться, говорилъ мальчикъ, судорожно открывая ротъ.

Между тѣмъ, лордъ Гастингсъ въ скромной залѣ фермы пировалъ вмѣстѣ со своими офицерами; они праздновали побѣду.

— И такъ, говорилъ онъ, мы потушили послѣднюю искру мятежа! Этотъ сэръ Джоффрей Гитесъ — человѣкъ смѣлый и безпокойный. Какъ жаль, что ему удалось ускользнуть, онъ можетъ надѣлать намъ новыхъ хлопотъ. Но домъ Невилей, затемнявшій собою всѣ новые дворянскіе фамиліи, наконецъ палъ! Слава новымъ людямъ, храбрые товарищи!

Но вдругъ дверь отворилась и въ комнату вбѣжалъ старый солдатъ.

— Милордъ, милордъ! О, мой бѣдный сынъ! Его не могутъ отыскать нигдѣ. Мегеры, всегда слѣдующія за солдатами, скоро явятся на поле битвы покончить съ ранеными и грабить трупы. О Боже! Если сынъ мой!… Если дитя мое… Мой единственный сынъ…

— Я не зналъ, мой храбрый Мервиль, что у тебя есть сынъ въ нашемъ войскѣ; а между тѣмъ я знаю имена всѣхъ своихъ солдатъ и даже знаю въ лицо каждаго. Ну! не унывай! Наши раненые взяты, и часовые стерегутъ поле битвы.

— Часовые! Ахъ милордъ, вы не знаете ихъ. Они сквозь пальцы смотрятъ на эти преступленія и позволяютъ грабить мертвыхъ. Къ тому же тѣ негодяйки какъ черви ползаютъ между трупами, ихъ и не замѣтишь. Отпустите со мной нѣсколько солдатъ: позвольте мнѣ конвой, мнѣ надо отыскать на полѣ битвы моего сына… мое дитя… Ему нѣтъ еще 16-ти лѣтъ!.. И его мать!..

Рыданія заглушили его слова.

— Хорошо, отвѣчалъ великодушный Гастингсъ, хорошо, я согласенъ! И горе часовымъ, если ты говоришь правду! Я пойду туда самъ! Скорѣй факелы! Добрый начальникъ долженъ заботиться о своихъ мертвыхъ и раненыхъ. Твой сынъ… удивительно, что я его не знаю… Въ чьемъ отрядѣ служилъ онъ?

— Милордъ, милордъ! Простите его! Онъ еще ребенокъ! Мятежники увлекли его! Онъ дрался въ ихъ рядахъ. Сегодня онъ проклялъ меня! Я уже поднялъ руку… Мы узнали другъ друга, онъ бѣгствомъ спасся отъ меча отца. Подъ конецъ битвы я увидѣлъ его снова. Я видѣлъ, какъ онъ упалъ. О! ради Бога, сжальтесь, милордъ! Хотя онъ и мятежникъ, не дайте ему умереть отъ ранъ или подъ ножомъ грабительницы.

— Homo sum! Отвѣчалъ благородный Гастингсъ, я прежде всего человѣкъ. Даже въ эпоху кровавыхъ распрей, природа сохраняетъ свои права, когда она говоритъ устами отца. Мервиль, я сегодня замѣтилъ какъ ты храбро дрался. Ты молодецъ. Я хотѣлъ дать тебѣ повышеніе. Вмѣсто этого, я обѣщаю простить твоего сына, если онъ живъ и отслужить десять обѣдень за упокой его души, если онъ умеръ солдатомъ, подъ какимъ бы ни было знаменемъ: Газели или Льва, раненый въ честномъ бою лицомъ къ лицу съ непріятелемъ. Пойдемъ я отправляюсь съ тобой искать его.

Между тѣмъ мальчикъ уже скончался напутствуемый молитвами Сибиллы; нѣжный голосъ молодой дѣвушки облегчилъ предсмертныя муки страдальца. И другой умирающій успокоился подъ вліяніемъ кроткихъ, благочестивыхъ рѣчей Адама Варнера, проклятія смолкли, мятежный духъ его смирился; онъ съ жадностью слушалъ, какъ старикъ говорилъ ему о могуществѣ и милосердіи Господа. Дыханіе его дѣлалось все рѣже и рѣже. Вдругъ онъ дико вскрикнувъ, вскочилъ на ноги и въ ту же минуту грянулся на землю. То была послѣдняя борьба его со смертью. Теперь это былъ уже трупъ.

Крикъ этотъ былъ услышанъ плясуньями. Гроль выползла изъ за трупа, у котораго удалось ей украсть нѣсколько монетъ, и бросилась къ тому мѣсту, откуда слышался крикъ. Съ ужасомъ увидѣла Сибилла передъ собою эту фурію съ окровавленнымь ножемъ въ рукѣ. Въ одно мгновеніе со всѣхъ сторонъ, съ оглушительнымъ крикомъ, сбѣжались ея подруги. Опасность была неминуемая: отъ этихъ демоновъ нельзя было ждать жалости. Дикая радость свѣтилась въ ихъ взорахъ. Адамъ и Сибилла готовились умереть. Вдругъ свѣтъ отъ факеловъ освѣтилъ все поле.

— Вотъ онѣ, грабительницы труповъ! послышались крики. И толпа вооруженныхъ людей бросилась къ тому мѣсту, гдѣ стояли наши бѣдные изгнанники. Плясуньи съ пронзительнымъ крикомъ мигомъ разбѣжались въ разныя стороны и скрылись во мракѣ лѣса.

— Главный профосъ, сказалъ чей то повелительный голосъ, прикажите на разсвѣтѣ дня повѣсить часовыхъ.

— Сынъ мой, дитя мое! Скажи что-нибудь, Генрихъ, отвѣчай мнѣ. Вотъ онъ, онъ найденъ, кричалъ старый солдатъ, преклонивъ колѣна предъ трупомъ сына.

— Милордъ, мой милый, дорогой мой Гастингсъ! и Сибилла безъ чувствъ упала въ объятія Гастингса.

VI.

Чрезъ нѣсколько недѣль послѣ пораженія сэра Джоффрея Гатеса, Эдуардъ былъ въ Шенѣ со своимъ веселымъ дворомъ. Небрежно лежа въ павильонѣ, возлѣ котораго билъ прохладный фонтанъ, король слушалъ менестрелей и держа на рукѣ любимаго сокола, ласково гладилъ его. Онъ снова погрузился въ свою прежнюю веселую и безпечную жизнь и трудно было узнать въ немъ неустрашимаго воина, разгромившаго своими побѣдами Ланкастерцевъ. За павильономъ, въ одной изъ тѣнистыхъ, уединенныхъ аллей, въ сторонѣ гуляли принцъ Ричардъ и лордъ Монтэгю и вели оживленный разговоръ. Монтэгю во время смутъ оставался нейтральнымъ и король, повидимому не подозрѣвалъ за нимъ участія въ мести Варвика. Эдуардъ, правда отнялъ у него земли и титулъ герцога Нортумберлэндскаго для Берси, любезно извиняясь необходимостью привязать къ себѣ главу знаменитаго дома, недавно принесшаго присягу въ вѣрности Іоркской династіи. Взамѣнъ этого герцогства, король пожаловалъ своему бывшему фавориту титулъ маркиза. Эдуардъ, какъ искусный политикъ, не безъ цѣли лишилъ Монтэгю его земель и вассаловъ, этимъ способомъ онъ разсчитывалъ довести его, какъ младшаго въ родѣ, до относительной бѣдности и незначительной роли въ королевствѣ. Поставленный въ полную зависимость отъ королевскихъ милостей, онъ будетъ лишенъ возможности вредить мнѣ, думалъ Эдуардъ. Въ то же время король, болѣе чѣмъ когда-нибудь, искалъ общества Монтэгю, безпрестанно призывалъ его ко двору и слѣдилъ за всѣми его дѣйствіями.

— Нѣтъ, милордъ, съ чувствомъ говорилъ Ричардъ, продолжая начатый разговоръ, клянусь Св. Павломъ, вы дурно судите обо мнѣ, если не вѣрите, какъ глубоко огорченъ я несчастными причинами раздора моихъ родныхъ! Мнѣ кажется, Англія потеряла веселье, лишившись славнаго присутствія Варвика, а Кларенсъ по прежнему дорогъ мнѣ, какъ братъ и другъ. Вы знаете также, Монтэгю, вы знаете, какъ дорога была моему сердцу надежда получить руку прелестной Анны.

— Принцъ, горячо сказалъ Монтэгю, хотя гордость Варвика и честь нашего дома и не позволяютъ открывать всѣмъ причину, заставившую брата моего взяться за оружіе, вы, по крайней мѣрѣ знаете тайну…

— Довольно! вскричалъ Ричардъ въ сильномъ волненіи, безъ сомнѣнія искреннимъ, такъ какъ лицо его побагровѣло и подернулось судорогой. Я хотѣлъ бы чтобы воспоминаніе это предано было полному забвенію. Я хотѣлъ бы забыть безумство брата или вѣрить его вѣчному раскаянію. Онъ остановился, отвернулся, перевелъ духъ и продолжалъ: я самъ былъ бы въ правѣ принять сторону отца, еслибы онъ далъ мнѣ право считать оскорбленіе его дочери своимъ собственнымъ.

— А еслибы, принцъ, понижая голосъ отвѣчалъ Монтэгю, робко озираясь кругомъ, еслибы рука леди Анны, была обѣщана вамъ?

— Ахъ, не искушайте, не искушайте меня! воскликнулъ принцъ, перекрестившись.

— Дѣло наше, я хочу, сказать дѣло лорда Варвика, продолжалъ Монтэгю, вовсе не проиграно, какъ это, повидимому, думаетъ король.

— Продолжайте, произнесъ Ричардъ, опустивъ глаза и лицо его снова приняло свое обычное спокойное выраженіе.

— Я хочу сказать, отвѣчалъ Монтэгю, что при бѣгствѣ брата моего, его вассалы были захвачены въ расплохъ. Напрасно будетъ король конфисковать ихъ земли, онъ не можетъ конфисковать сердца людей. Если Варвикъ завтра же съ вооруженною силою вступитъ на нашу территорію, какъ вы думаете, проницательный принцъ, борьба начатая имъ, будетъ ли повтореніемъ битвы при Лозекотѣ? Вы знаете, съ какими почестями принялъ графа король Людовикъ. Откажетъ ли ему этотъ монархъ въ деньгахъ и вассалахъ? А тѣмъ временемъ приверженцы его, вы думаете, дремлютъ?

Всю эту рѣчь Ричардъ выслушалъ съ большимъ вниманіемъ, весьма льстившимъ надеждамъ Монтэгю, который далеко не прочь былъ бы пріобрѣсти такого сильнаго союзника.

— Но если графъ явится сюда, Моптэгю, отвѣчалъ принцъ, скажемъ прямо, если онъ вступитъ въ открытую борьбу съ Эдуардомъ, каковы будутъ его намѣренія. Недостаточно сказать, что король Эдуардъ не долженъ царствовать больше, надо, чтобъ графъ еще сказалъ, какого короля должна избрать Англія.

— Принцъ, отвѣчалъ Монтэгю, прежде, чѣмъ я отвѣчу на вашъ вопросъ, соблаговолите выслушать мои пламеннѣйшія желанія. Хотя король и глубоко оскорбилъ моего брата, хотя онъ лишилъ меня земель, которыя, я думаю, были не слишкомъ большой наградой за двадцать побѣдъ, одержанныхъ мною въ его пользу, хотя онъ и отдалъ эти земли семейству, которое всегда считались одной изъ самыхъ твердыхъ опоръ его Ланкастерскаго врага, несмотря на все это, часто среди порывовъ гнѣва, мнѣ приходитъ въ голову старинная дружба и милости моего государя и въ особенности торжественный союзъ между его дочерью и моимъ сыномъ и я чувствую теперь, когда немного успокоилось первое ощущеніе справедливаго гнѣва за оскорбленіе моей племянницы, я чувствую, что если Варвикъ явится сюда, я могу почти забыть брата для короля.

— Почти! улыбаясь повторилъ Ричардъ.

— Я говорю съ вашимъ высочествомъ откровенно, я говорю только то, что думаю. Мнѣ хотѣлось бы даже, чтобы король, по ходатайству вашему, принцъ, согласился сдѣлать уступку и извиниться передъ Варвикомъ, что, сказать правду, ему не мѣшало бы сдѣлать въ отношеніи своего ближайшаго родственника, отца оскорбленной имъ леди Анны. Я желалъ бы, пока еще не поздно, избавить себя отъ этого ужаснаго выбора между узами крови и вѣрностью къ своему монарху.

— Но если эта надежда, которую я къ счастію и самъ питаю, окажется обманчивой? А надо сознаться, что Эдуарда не легко будетъ заставить довѣрить признаніе въ своемъ преступленіи письму или гонцу. Если надежда эта окажется обманчивой, если братъ вашъ явится сюда, если изъ любви къ Аннѣ, въ случаѣ рука ея будетъ обѣщана мнѣ, если изъ любви къ ней я приму его сторону, кого назначитъ онъ королемъ Англіи?

— Герцогъ Кларенсъ горячо любитъ васъ, лордъ Ричардъ, отвѣчалъ Монтэгю, еслибы вы знали, сколько разъ повторялъ онъ: Клянусь св. Георгіемъ! еслибы Глочестеръ захотѣлъ соединиться со мной, я показалъ бы Эдуарду, что всѣ мы дѣти одного отца, и что намъ должно быть отдано предпочтеніе передъ жениной родней!

Лицо Ричарда выражало сначала досаду, но онъ хладнокровно отвѣчалъ:

— Такъ Варвикъ назначилъ бы королемъ Кларенса? И вы думаете, знатные бароны, честные буржуа и добрые іомены не удивились бы манифесту, въ которомъ бы объявлялось не то, что династія Іоркская виновна и недостойна престола, но, что младшій сынъ долженъ царствовать въ ущербъ старшему? Къ тому же, замѣтьте Монтэгю, этотъ младшій не только не знакомъ съ войной и не свѣдущъ въ государственныхъ дѣлахъ, но еще вѣтренъ и нерѣшителенъ — это умъ, которому недостаетъ тонкости, рѣшимости, предпріимчивости. Подобный претендентъ, пустая мечта.

Ричардъ остановился, потомъ гораздо тише, какъ бы обращаясь къ самому себѣ, продолжалъ:

— О нѣтъ! королей не такъ-то легко лишить престола, нуженъ предлогъ, чтобы обмануть народъ, нужно имѣть возможность сказать, что они незаконны, слишкомъ молоды, слишкомъ слабы, слишкомъ… все что угодно, и втереться на ихъ мѣсто, и тогда, дѣло обойдется безъ войны… безъ войны. Вы ихъ не убиваете, они исчезаютъ.

И когда герцогъ бормоталъ эти слова, лицо его приняло мрачное, зловѣщее выраженіе. Глаза его, казалось, глядѣли въ будущее. Вдругъ, какъ бы въ испугѣ пробуждаясь отъ своей задумчивости, онъ обернулся къ удивленному Монтэгю, и лицо его снова выражало свое обычное спокойствіе.

— Любезный милордъ, сказалъ онъ, я только припоминалъ исторію Италіи, которая изобилуетъ поучительными, но страшными и кровями уроками. Но вернемся къ предмету нашего разговора. И такъ, вы видите, что Кларенсъ немыслимъ. Я могъ бы, прибавилъ принцъ съ легкимъ вздохомъ, я точно также, какъ и онъ, даже еще скорѣе его, могъ бы добиваться короны моего брата, такъ какъ, сказать безъ хвастовства, я болѣе его способенъ быть королемъ.

Онъ снова остановился, бросилъ на маркиза быстрый и проницательный взглядъ. Не хотѣлъ ли онъ словами этими испытать Монтэгю, или взглядъ, брошенный имъ на маркиза убѣдилъ его, что безполезно и даже опасно высказываться яснѣе, только онъ измѣнившимся голосомъ продолжалъ:

— Но довольно объ этомъ. Варвикъ самъ увидитъ всю несбыточность этого намѣренія. Если онъ явится сюда, надо, чтобы трубы его играли болѣе плѣнительныя аріи. Развѣ вы не думаете, Джонъ Монтэгю, что Маргарита Анжуйская и Ланкастерцы скорѣе привлекутъ брата вашего на свою сторону? Вотъ гдѣ истинная опасность для Эдуарда.

— А еслибы было и такъ? сказалъ Монтэгю, всматриваясь въ физіономію своего собесѣдника.

Ричардъ вздрогнулъ и съ досады прикусилъ себѣ губы.

— Выслушайте меня, продолжалъ маркизъ. Повторяю, я пламенно желаю примиренія Эдуарда съ графомъ, но если оно не состоится, если Варвикъ, вмѣсто того, чтобы оставаться оскорбленнымъ и опозореннымъ, присоединится къ Ланкастерцамъ, если вы пристанете къ нему въ качествѣ жениха Анны, что намъ за нужда, кто будетъ на престолѣ? Управлять будемъ мы съ вами. Если же вы откажетесь, прибавилъ маркизъ, ловко разсчитывая возбудить въ герцогѣ ревность, если вы откажетесь, то у Генриха есть сынъ, какъ говорятъ, храбрый и прекрасный принцъ: онъ основательно знаетъ наши англійскіе законы, и лордъ Оксфордскій, пользующійся большимъ довѣріемъ Ланкастерцовъ, увѣряетъ, что принцъ радъ бы былъ потушить старинныя распри и назвать Варвика своимъ отцемъ, а мою племянницу — Валлійской принцессой.

Несмотря на всю скрытность Ричарда, на лицѣ его невольно отразились чувства страха, ревности и досады, которыя возбудили въ немъ слова Монтэгю.

— Лордъ Оксфордскій! вскричалъ онъ, топнувъ ногой. А, Джонъ, безчестный измѣнникъ, такъ вотъ что замышляешь ты противъ насъ? Но тебя еще можно захватить во время и заставить пасть твою гордую голову.

Встревоженный такимъ исходомъ дѣла и замѣтивъ, что онъ слишкомъ довѣрялся этому молодому человѣку, желая привлечь его на свою сторону, Монтэгю сказалъ смущеннымъ тономъ:

— Но, милордъ, нашъ разговоръ вполнѣ секретный. Вы сами просили меня говорить съ вами откровенно и дали мнѣ слово принца и родственника, что все мною сказанное овтанется между нами. Вотъ вамъ моя голова, съ достоинствомъ прибавилъ Монтэгю, возьмите ее вмѣсто головы лорда Оксфордскаго, я заслужилъ смерть, открывая слова, сказанныя мнѣ по дружбѣ, человѣку, который можетъ выдать ихъ.

— Простите, кузенъ, ласково сказалъ Ричардъ, любовь къ Аннѣ завела меня слишкомъ далеко, слова лорда Оксфордскаго открыли мнѣ моего соперника и… но оставимъ это. Теперь, сказалъ онъ, съ той твердостью въ голосѣ и осанкѣ, которая придавала нѣкоторое величіе его невзрачной фигурѣ, теперь я буду говорить съ вами также откровенно, какъ вы говорили со мной. Я чувствую оскорбленіе нанесенное леди Аннѣ также сильно, какъ еслибы оно было нанесено мнѣ самому. Оно будетъ глубоко, вѣчно жить въ моемъ сердцѣ, можетъ быть даже рано или поздно, оно вызоветъ ужасную месть противъ Эдуарда или его семейства. Но нѣтъ, я слышалъ отъ короля самыя искреннія увѣренія въ раскаяніи; его преступная страсть истлѣла въ пепелъ и теперь сердце шалуна-Эдуарда занято другою, болѣе легкою привязанностью. Я не могу пристать къ Кларенсу, еще менѣе къ Ланкастерцамъ. Происхожденіе мое дѣлаетъ меня опорой Іоркскаго трона, я долженъ защищать его, какъ наслѣдіе, (кто знаетъ?) быть можетъ предназначенное моимъ дѣтямъ или даже самому мнѣ! Обратите вниманіе на мои слова. Если Варвикъ замыслитъ братоубійственную войну, онъ погибъ, если съ другой стороны, онъ пристанетъ къ Маргаритѣ, еще обагренной кровью его отца, успѣхъ одного часа будетъ позоромъ цѣлой его жизни. Остается третье: Пусть Варвикъ, по примѣру моему, откажется отъ мести, пусть онъ не требуетъ признанія, на которое не можетъ рѣшиться король, хотя бы даже и не Эдуардъ Плантагенетъ; пусть онъ приметъ условія, какія можетъ предложить ему государь. Его титулы и замки будутъ возвращены ему, вы получите владѣнія равныя тѣмъ, какія потеряли, а моей единственной наградой (если только я въ силахъ буду привести переговоры эти къ чему-нибудь доброму), моимъ единственнымъ желаніемъ — будетъ рука его дочери. Подумайте обо всемъ этомъ, и для блага и спокойствія государства, ограничьте этимъ свои планы, милордъ и кузенъ!

И съ этими словами принцъ пожалъ руку маркизу и направился къ королевскому павильону.

— Стыдись, Монтэгю, ты зрѣлый, опытный мущина, съ сильной досадой, пробормоталъ глубоко оскорбленный Монтэгю; какъ! Фраза за фразой, шагъ за шагомъ этотъ хитрый пигмей осторожно довелъ меня до того, что я открылъ ему всѣ наши опасенія, всѣ наши надежды, ему, который враждебно относится къ намъ! Анна, невѣста человѣка, который въ пылу юности обладаетъ такимъ притворствомъ и лукавствомъ! Варвикъ, обманутый человѣкомъ, который научился въ Италіи (тутъ ты измѣнилъ себѣ, мой мальчикъ), какъ заставлять исчезать принцевъ, не убивая ихъ! Нѣтъ, нѣтъ, пусть это послужить мнѣ урокомъ! Но твоя правда! твоя правда! царствованіе Кларенса невозможно, а царствованіе Ланкастерскаго дома имѣло бы гибельныя послѣдствія. Къ тому же сынъ мой, черезъ бракъ съ леди Елизаветой станетъ ближайшимъ къ трону подданнымъ. Дай Богъ, чтобы король еще согласился. Но о чемъ думаю я? Теперь не время помышлять о своемъ возвышеніи. Отправлюсь, какъ можно скорѣе предупредить Оксфорда, котораго я своею неловкостью подвергнулъ опасности, пойду предупредить его. Предаваясь этимъ размышленіямъ, показывающимъ, что не смотря на свое легкомысліе, онъ не забывалъ одной изъ первыхъ обязанностей рыцаря и честнаго человѣка, Монтэгю поспѣшно отправился въ сторону, противоположную той, куда пошелъ Глочестеръ. Скоро онъ очутился во дворѣ, гдѣ большая компанія дамъ и кавалеровъ садилась на лошадей, собираясь прокатиться по сосѣднему парку. Холодные, почти презрительные поклоны этихъ людей Монтэгю Невилю, лишенному титуловъ и помѣстій, жалованныхъ ему за его блестящія заслуги, представляли рѣзкій контрастъ съ почестями, которыя, еще недавно, всѣ оказывали ему. Это уязвило самолюбіе Монтэгю.

— Куда вы идете, маркизъ? спросилъ молодой Дорсетъ, сынъ Елизаветы отъ перваго брака, въ ту минуту, какъ Монтэгю звалъ своего оруженосца, ожидавшаго его съ лошадью. Вѣроятно вы замышляете что нибудь таинственное, такъ какъ я помню то время, когда лордъ Монтэгю не иначе выѣзжалъ изъ королевскаго дворца, какъ въ сопровожденіи, по крайней мѣрѣ тридцати оруженосцевъ.

— Если лордъ Дорсетъ хвалится такой хорошей памятью, онъ можетъ также припомнить то время, когда, Невиль, не торопясь вскочить на коня, звалъ перваго попавшагося Водвиля подержать ему стремя, съ презрительнымъ тономъ отвѣчалъ Монтэгю.

И бросивъ на своего собрата маркиза надменный взглядъ, заставившій того замолчать, Монтэгю шагомъ проѣхалъ мимо придворныхъ и ѣхалъ такъ до тѣхъ поръ, пока дворецъ не скрылся у него изъ виду. Тутъ онъ пустилъ коня въ галопъ и остановился только въ Лондонѣ передъ домомъ герцога Оксфордскаго. Этотъ могущественнѣйшій изъ ланкастерскихъ дворянъ, не подвергшихся ссылкѣ, до сихъ поръ держался благодаря умѣнью ладить съ царствующимъ домомъ…

Два дня спустя Эдуардъ узналъ, что лордъ Оксфордскій и Гасперъ Пемброкъ, дядя ребенка, впослѣдствіи восшедшаго на престолъ подъ именемъ Генриха VII, оставили Англію.

Извѣстіе это пришло къ королю во время его аудіенціи съ Глочестеромъ. Должно быть, между братьями происходилъ очень оживленный разговоръ, потому что лицо Эдуарда было красно, Глочестеръ же имѣлъ видъ мрачный и озабоченный.

— Слава Богу! вскричалъ король, подавая Ричарду письмо, увѣдомлявшее его объ отъѣздѣ двухъ подозрительныхъ лордовъ. У насъ въ королевствѣ теперь двумя врагами меньше и нѣсколькими конфискованными баронствами больше для покрытія нашихъ королевскихъ расходовъ. Ха! ха! Эти Ланкастерцы намѣрены кажется обогащать насъ. Ричардъ, зачѣмъ хмуриться? улыбнись же. мой мальчикъ!

— Клянусь честью, Эдуардъ, сказалъ Ричардъ, съ горечью, странно противорѣчившею съ его обычной льстивой уступчивостью королю, веселость вашего величества теперь не у мѣста, вы отвергаете всѣ средства, могущія укрѣпить вашъ тронъ, вы радуетесь всему, что можетъ подвергнуть его опасности. Я просилъ васъ не терять времени для примиренія, если это возможно, съ благороднымъ лордомъ, который какъ признались вы сами, оскорбленъ вами. Вы же мнѣ отвѣчали, что лучше готовы лишиться короны, чѣмъ возвратить себѣ ту руку, которая дала ее вамъ.

— Которая дала мнѣ ее! Ошибаешься, Ричардъ! корону эту, я нашелъ въ своей колыбели, и сохранилъ ее своимъ мечемъ!

— Но еслибы даже было такъ, какъ ты говоришь, то король не долженъ сносить силы, которая грознѣе его собственной; онъ не долженъ покоряться голосу, который повелѣваетъ вмѣсто того, чтобы совѣтовать. Лучше ссылки графа для меня ничего быть не можетъ. Послѣ всего случившагося, какъ могу я смотрѣть ему въ лицо, не чувствуя униженія? Какъ можетъ онъ смотрѣть на меня безъ гнѣва.

— Это вы уже мнѣ говорили, и я вамъ отвѣчалъ, что, если вы, государь, не можете видѣть человѣка, котораго обидѣли, то сдѣлайте такъ, чтобы Варвикъ покрайней мѣрѣ, не возвращался въ Англію непримиримымъ врагомъ, если не можетъ вернуться другомъ. Если вы не желаете примиренія, уничтожьте его. Употребить всѣ старанія, чтобы разъединить Кларенса съ Варвикомъ. Поторопитесь и не давайте Варвику времени присоединить свою популярность къ правамъ Генриха. Наблюдайте за всѣми ланкастерскими лордами и смотрите за тѣмъ, чтобы никто изъ нихъ не оставлялъ этого королевства, гдѣ они плѣнники, для того, чтобы отправиться въ лагерь, гдѣ они могутъ стать вождями возстанія. И въ ту самую минуту, когда я убѣдительно прошу васъ, какъ можно строже наблюдать за лордомъ Оксфордомъ, и послать самыхъ вѣрныхъ изъ вашихъ рыцарей захватить Гаспера Пемброка, вы начинаете смѣяться, узнавъ, что Оксфордъ и Пемброкъ отправились подкрѣпить армію вашихъ враговъ.

— Я предпочитаю видѣть моихъ враговъ внѣ королевства, чѣмъ въ его предѣлахъ, сухо отвѣчалъ Эдуардъ.

— Государь, я сказалъ все, позвольте мнѣ удалиться, произнесъ Ричардъ, вставая съ мѣста. Я хотѣлъ предупредить опасность, теперь мнѣ остается только раздѣлить ее съ вашимъ величествомъ.

Король былъ тронутъ этими словами.

— Подожди минуту, Ричардъ, сказалъ онъ, затѣмъ, пристально глядя въ лицо брата, онъ продолжалъ съ полу-улыбкой и слегка краснѣя. Хотя мы увѣрены въ твоей вѣрности и честности въ отношеніи насъ, но мы тоже убѣждены, что твой личный интересъ также кое-что значитъ въ совѣтахъ, которые ты даешь мнѣ. Ты хотѣлъ бы такъ или иначе получить отъ графа руку его дочери Анны. Ну! предположи, что Варвикъ и Кларенсъ свергнутъ короля Эдуарда съ престола, тогда они могутъ дать тебѣ жену, чтобы утѣшить тебя въ гибели брата.

— Государь, дрожащимъ голосомъ сказалъ Ричардъ, какое право имѣете вы оскорблять меня подозрѣніемъ…. Умышленное оскорбленіе Варвика касается и меня, и если бы оно было нанесено….

— Можетъ быть, ты и вступился бы за Варвика?

— Сказать откровенно, да! почти съ бѣшенствомъ вскричалъ Ричардъ, играя своимъ кинжаломъ. Но, прибавилъ онъ, сразу измѣняя тонъ, я васъ понимаю, я знаю васъ такъ хорошо, какъ графъ не знаетъ и никогда не можетъ знать васъ. Я знаю что съ вашей стороны это было дѣломъ необдуманнымъ, простымъ увлеченіемъ, королевской привычкой забывать все для любви или ненависти, минутной прихоти или гнѣва. Вы сами со слезами разсказали мнѣ свою ошибку, вы, какъ молодому человѣку, простили мнѣ мой гнѣвъ: я простилъ вамъ ваше преступное намѣреніе; вы сказали мнѣ, что другая красота замѣнила въ вашемъ сердцѣ непродолжительное владычество голубыхъ глазъ прелестной Анны, вы дали мнѣ королевское слово, что, если я могу еще получить руку кузины, которую люблю съ дѣтства, то вы согласитесь на этотъ бракъ.

— Это правда, сказалъ Эдуардъ. Но если ты женишься на ней, держи ее подальше отъ двора; ну, не хмурься дитя, я хочу только сказать, что мнѣ непріятно было бы краснѣть передъ женой моего брата.

Ричардъ низко наклонилъ голову, чтобы скрыть выраженіе своего лица, и продолжалъ:

— По всѣмъ соображеніямъ, Эдуардъ, клянусь Св. Павломъ, покровителемъ умныхъ людей и Св. Георгомъ, великодушнѣйшимъ патрономъ благородныхъ воиновъ, ваша честь и корона мнѣ также дороги, какъ еслибы онѣ были мои собственныя. Каковы бы не были проступки, которые Ричарду Глочестеру придется совершить на своемъ вѣку, его никогда не укорятъ въ низости, когда дѣло идетъ о счастіи Англіи, или въ нерадѣніи къ защитѣ правъ его предковъ отъ измѣны вассала или меча иноплеменника. Еще разъ повторяю вамъ, что если вы отвергнете мои добросовѣстные совѣты, если вы дадите Варвику соединиться съ Ланкастерцами и Франціей, если вассалы Людовика высадятся на нашу территорію въ качествѣ врага, могущество котораго неукротимая храбрость ваша заставляетъ васъ слишкомъ мало цѣнить, то Ричарда Плантагенета увидятъ всегда въ первыхъ рядахъ на полѣ битвы, и возлѣ васъ въ изгнаніи!

Это обѣщаніе, сдѣланное тономъ искренности, и которое Ричардъ сверхъ того никогда не нарушалъ, подѣйствовало сильнѣе, чѣмъ вкрадчивое краснорѣчіе, которымъ этотъ ловкій и хитрый принцъ пользовался, вслучаѣ, если надо было кого-нибудь обмануть. Эдуардъ былъ глубоко тронутъ вѣрностью брата и горячо обнявъ Ричарда сказалъ, что готовъ слѣдовать всѣмъ совѣтамъ, какіе можетъ внушить ему политика брата для ихъ взаимнаго блага и общихъ интересовъ.

Тогда съ удивительной энергіей, характеризовавшей Глочестера, онъ быстро развернулъ передъ королемъ планы своей глубокой и хитрой политики. Инстинктъ Ричарда, его глубокое знаніе человѣческаго характера заставляли его угадывать, что крайняя нужда противъ воли, соединитъ Варвика съ Маргаритой Анжуйской. Послѣ разговора съ Монтэгю онъ не сомнѣвался болѣе въ этой опасности. Онъ предвидѣлъ, что союзъ этотъ будетъ скрѣпленъ и освѣщенъ бракомъ леди Анны съ принцемъ Эдуардомъ. Помѣшать этому союзу, было теперь его главной задачей. Онъ достигнетъ этого посредствомъ Кларенса и самой Маргариты.

Одна дама изъ свиты герцогини Кларенсъ, была задержана въ ту минуту, когда она садилась на корабль, чтобы отправиться къ своей госпожѣ. Ричардъ уже видѣлъ ее, и переговорилъ съ этой особой, которой честолюбіе, хитрость и талантъ къ интригамъ были ему хорошо извѣстны. Увѣрившись въ ней, онъ предложилъ ей отправиться къ герцогинѣ, снабдивъ ее тайными порученіями къ Изабеллѣ и герцогу Кларенсу. За трудъ этотъ, разумѣется, обѣщана была приличная награда. Онъ извѣщалъ брата и невѣстку, что Маргарита и Варвикъ готовы были забыть свою старинную вражду, такъ какъ настоящія обстоятельства сильно сближали ихъ, что возстаніе противъ Эдуарда вмѣсто того, чтобы доставить герцогу и герцогинѣ престолъ, унизитъ ихъ до второстепенной роли, а всѣ выгоды будутъ на сторонѣ Ланкастеровъ. Ричардъ заранѣе предвидѣлъ, какое дѣйствіе произведутъ эти извѣстія на тщеславнаго герцога и честолюбивую Изабеллу. Онъ очень удивилъ короля, настаивая на необходимости въ то же время послать вѣрнаго допломата къ Маргаритѣ Анжуйской съ предложеніемъ руки принцессы Елизаветы (уже обрученной сыну Монтэгю) для сына ея, молодаго принца Эдуарда.

— При этомъ, продолжалъ лордъ, не мѣшало бы объяснить ей, что, такъ какъ у Эдуарда нѣтъ сына, то со смертью короля, сынъ Маргариты по праву жены и по своему собственному можетъ мирнымъ образомъ занять престолъ Англіи.

— Нѣтъ нужды прибавлять вамъ, что я говорю не серьезно, замѣтилъ Ричардъ королю все болѣе и болѣе удивлявшемуся его словамъ. Я хочу только поводить за носъ Маргариту и сдѣлать ее глухой къ предложеніямъ Варвика Если она послушаетъ насъ, мы выиграемъ время. А тамъ неизбѣжно возникнетъ непримиримый раздоръ между ею и графомъ. Настойчивый характеръ Варвика, его жажда мести, не дозволятъ ему ждать. Онъ явится сюда безъ помощи Маргариты и ея партизановъ и безъ опредѣленной цѣли, которая силой убѣжденія могла бы служить новымъ подкрѣпленіемъ его оружія.

— Ты правъ, Ричардъ, сказалъ Эдуардъ. Хитрый и вѣроломный умъ, котораго хорошо понималъ эту политику Маккіавели, которой онъ однако не съумѣлъ бы выдумать. Дѣлай какъ знаешь!

— А тѣмъ временемъ, сказалъ Ричардъ, вы хорошенько присматривайте за Монтэгю и архіепископомъ, но берегитесь раздражать ихъ. Было бы опасно открыто подозрѣвать ихъ пока не будетъ яснаго доказательства противъ нихъ. Но глупо было бы довѣрять ихъ вѣрности. Я сейчасъ же приведу свои планы въ исполненіе.

VII.

Перенесемся теперь изъ Шена въ Амбуазъ. Въ одномъ изъ залъ дворца, въ которомъ жилъ графъ Варвикъ, у открытаго окна сидѣла Анна и задумчиво смотрѣла въ садъ. Изабелла же неровными шагами ходила по комнатѣ. Губы ея по временамъ шевелились, словно она говорила сама съ собой, брови ея были нахмурены. Посреди комнаты, возлѣ маленькаго столика, на которомъ лежала библія, сидѣла графиня. Но глаза ея не были устремлены на книгу, съ материнскою нѣжностью и безпокойствомъ обращались они то на Изабеллу, то на Анну.

— Поди сюда, дитя мое, поди сюда Изабелла, сказала наконецъ прекрасная графиня, дай мнѣ руку и скажи, что тебя такъ огорчило.

— Матушка, отвѣчала герцогиня, мнѣ не прилично имѣть отъ васъ тайну, но еще неприличнѣе говорить вамъ такія вещи, которыя могутъ возбудить вашъ гнѣвъ.

— Мой гнѣвъ. Изабелла! Развѣ сердятся на тѣхъ, кого любятъ?

— Простите, милая матушка, сказала Изабелла, и гордое, нахмуренное лицо ея слегка прояснилось. Съ этими словами герцогиня подошла къ матери и поцѣловала ее. Графиня нѣжно привлекла ее къ себѣ и усадила возлѣ. Ну, сказала она, теперь разскажи мнѣ все что тревожитъ тебя, или только это недомолвка съ твоимъ влюбленнымъ Кларенсомъ. Въ семейныя тайны не должна вмѣшиваться и мать. Изабелла молчала, бросивъ выразительный взглядъ на Анну.

— Вотъ видишь, продолжала графиня, съ грустною улыбкой, и у нея есть мысли, которыя она не хочетъ открыть мнѣ, но ея мысли, кажется, далеко не такъ тревожны, какъ твои. Я слѣдила за вами: ты хмурилась, сестра же твоя — улыбалась. Она не слышитъ насъ. Ты смѣло можешь говорить.

— Правда ли, матушка, что Маргарита Анжуйская скоро будетъ здѣсь? Неужели король Людовикъ могъ уговорить лорда Варвика, отца моего, встрѣтиться со смертельнызъ врагомъ нашего дома иначе, какъ на полѣ битвы?

— Спроси сама графа, Изабелла. Лордъ Варвикъ не имѣетъ тайнъ отъ своихъ дѣтей. Но онѣ не должны забывать, что все чтобы онъ ни предпринялъ, все это умно и достойно истиннаго рыцаря.

Изабелла поблѣднѣла и глаза ея сверкнули какимъ то недобрымъ огонькомъ. Но не успѣла она еще отвѣтить, какъ въ комнату вошелъ лордъ Варвикъ. Въ лицѣ и манерѣ его не было уже той сердечной радости и нѣжности, какою встрѣчалъ онъ всегда свою семью. Теперь онъ былъ мраченъ и задумчивъ. Во всей фигурѣ его, даже въ безпорядкѣ костюма, во всемъ проглядывала сильная перемѣна, происшедшая въ графѣ. (Англо-Нормандецъ той эпохи смотрѣлъ на небрежность въ костюмѣ, какъ на униженіе своего достоинства). И перемѣна эта была ужасна; въ такой сильной натурѣ, какая была у графа, она могла быть вызвана только тяжкимъ горемъ или мучительной злобой. При входѣ мужа графиня встала и хотѣла уже идти къ нему на встрѣчу. Но мрачный видъ графа остановилъ ее. Варвикъ, повидимому, не замѣчая графини, бросился въ кресло, провелъ рукой по лицу, и тяжело вздохнулъ.

Вздохъ этотъ разсѣялъ боязнь жены и напомнилъ ей, что одна она могла и должна была облегчать душевныя страданія мужа. Она подошла къ нему, стала на коверъ у ногъ его, взяла его руку и поцѣловала ее, но не сказала ни слова.

Графъ съ нѣжностью поглядѣлъ на кроткое, прелестное лицо жены. Замѣтивъ у нея на глазахъ слезы, онъ тихо высвободилъ руку свою изъ ея руки и положивъ ее на голову жены, произнесъ:

— Да благословитъ тебя Господь и Пресвятая Дѣва! Потомъ, увидя Изабеллу, онъ всталъ, обнялъ ее и сказалъ:

— Дочь моя, день и ночь бился я за тебя и за твоего мужа; но всѣ усилія мои оказались тщетными. Я не могу наградить твоего мужа, какъ бы желалъ, я не могу доставить тебѣ престолъ, какъ я это надѣялся сдѣлать.

— Какой титулъ можетъ быть для Изабеллы дороже имени дочери Варвика? отвѣчала за нее графиня.

Изабелла молчала. Холодно отпеслась она къ поцѣлую отца и даже, не отвѣчала на его ласки

Но погруженный въ свои мысли Варвикъ, къ счастью, не замѣтилъ этого. Быстрыми шагами началъ онъ ходить по комнатѣ, что всегда было у него признакомъ сильнаго волненія. Изабелла, вылитый портретъ отца и лицомъ и характеромъ, сама того не замѣчая, переняла у него эту привычку.

— Еще сегодня утромъ, продолжалъ немного погодя графъ, я надѣялся, что имени моего, моихъ заслугъ, популярности Кларенса, его имени Плантагенета, достаточно будетъ для того, чтобы англійскій народъ собрался подъ наши знамена, я надѣялся, что вѣроломный Эдуардъ принужденъ будетъ бѣжать изъ своего королевства, какъ только мы высадимся на территоріи Англіи, и что престолъ Англіи останется за Іоркской династіей, перейдя къ Кларенсу, какъ къ ближайшему наслѣднику Эдуарда. Правда я заранѣе видѣлъ всѣ трудности… я зналъ ихъ еще до выѣзда изъ Англіи, и однакоже я все еще надѣялся. Лордъ Оксфордъ здѣсь, онъ только что былъ у меня. Мы по картѣ пробѣжали все отечество; взвѣсили, насколько та или другая мѣстность можетъ быть благопріятна или противна нашимъ планамъ. Но увы! я принужденъ былъ сознаться, что всякая попытка возвести младшаго брата на престолъ старшаго, привела бы только къ безполезному кровопролитію и къ гибельной, ничѣмъ непоправимой развязкѣ.

— Кто сказалъ вамъ это, милордъ, съ жаромъ спросила Изабелла. У васъ шесть тысячъ однихъ вассаловъ, Эдуардъ и все его новое дворянство не могутъ выставить арміи многочисленнѣе вашей.

— Дитя мое, отвѣчалъ графъ, арміи могутъ одержать побѣды, но не могутъ завоевать трона, если только не состоятъ на службѣ у тирана. Но ни мнѣ, ни Кларенсу не прилично оружіемъ покорять себѣ отечество, мы должны быть возстановителями свободнаго правленія, принявшаго ложное направленіе въ рукахъ лицемѣра.

— Что же вы хотите предпринять, батюшка! воскликнула Изабелла. Неужели вы рѣшитесь соединиться съ ненавистными Ланкастерцами, съ жестокой Маргаритой Анжуйской, обезглавившей дѣда моего, Салисбюри? Я помню ваши собственныя слова: «Пусть Господь и Св. Георгъ забудутъ меня, если я забуду его окровавленныя сѣдины».

Слабый крикъ Анны прервалъ слова Изабеллы. Анна, сидя въ амбразурѣ окна не была замѣчена графомъ; но какъ только сестра ея заговорила съ отцомъ, молодая дѣвушка встала и, затаивъ дыханіе, внимательно прислушивалась къ ихъ разговору.

— Неправда, неправда, страстно вскричала Анна; Маргарита не виновата въ этомъ безчеловѣчномъ поступкѣ.

— Ты права, дочь моя, сказалъ Варвикъ. Но странно, какъ могла узнать ты, что слухъ этотъ, распространенный повсюду, невѣренъ; я самъ узналъ это только сегодня. Людовикъ торжественно увѣрилъ меня, что эта безчеловѣчная казнь совершена была по приказанію Клиффорда, безъ вѣдома Маргариты, и что вѣсть объ этомъ глубоко опечалила и сильно раздражила ее.

— Называя Эдуарда лицемѣромъ, какъ можете вы вѣрить Людовику? сказала герцогиня.

— Перестань, Изабелла! перестань! остановила ее графиня. Такъ ли дочь моя должна говорить съ моимъ супругомъ и повелителемъ? Прости ей, мой возлюбленный Ричардъ.

— Въ этой горячности нѣтъ ничего предосудительнаго для жены Кларенса, отвѣчалъ Варвикъ. Я могу допустить и извинить въ моей гордой Изабеллѣ злобу, которая должна же будетъ наконецъ покориться разсудку. Ибо, вѣрь мнѣ Изабелла, не безъ сильной, тяжелой борьбы покоряюсь я печальной необходимости примириться съ своей старинной непріятельницей и даже вступить въ союзъ съ нею. Но этой жертвы требуютъ моя честь и отчизна, и я долженъ уступить. Честь моя, какъ дворянина и какъ человѣка, взываетъ о мести, а благо и слава моей отчизны требуютъ монарха, который не унижалъ бы воина, не оскорблялъ бы робкую дѣвушку, не позорилъ бы народа своимъ безнравственнымъ поведеніемъ и не разорялъ бы страны чрезмѣрными налогами. Пусть честь моя будетъ отомщена! пусть отчизна моя оправится! Для этихъ двухъ цѣлей я готовъ жертвовать своими привязанностями, гордостью, всѣмъ на свѣтѣ!

Слова эти и тонъ графа внушили уваженіе даже Изабеллѣ, но не на долго. Послѣ короткаго молчанія, она съ горечью сказала:

— Такъ для этого-то Кларенсъ присоединился къ вамъ, для этого-то раздѣлилъ онъ съ вами изгнаніе? Для того, чтобы возведеніемъ Ланкастерскаго дома воздвигнуть вѣчную преграду между имъ и престоломъ Англіи!

— Мнѣ хотѣлось бы надѣяться, что Кларенсъ снисходительнѣе тебя отнесется къ нашему затруднительному положенію, отвѣчалъ графъ. Хотя онъ и не получитъ всего, что я желалъ бы дать ему, но все-таки онъ много выиграетъ, въ случаѣ, если предпріятіе наше увѣнчается успѣхомъ. Не разъ, Изабелла, твой мужъ уговаривалъ меня принять строгія мѣры противъ Эдуарда! Какъ часто жаловался онъ мнѣ на обиды Елизаветы и ея любимцевъ и на оскорбленія Эдуарда. Хотя онъ и не взойдетъ на престолъ, зато получитъ отъ отца твоего въ наслѣдство земли Бошанъ, богатое герцогство Іоркское, съ его обширными помѣстьями и сверхъ того вице-королевство Ирландіи. Ни одинъ принцъ крови не обладалъ такимъ богатствомъ и такими почестями, какія нѣкогда достанутся твоему мужу. Впрочемъ, я не уговаривалъ его присоединяться ко мнѣ. Тебѣ же, Изабелла, какъ дочери и какъ сестрѣ, вовсе не слѣдуетъ досадовать на то, что зять мой, безъ всякихъ личныхъ разсчетовъ, какъ подобаетъ человѣку, принялъ къ сердцу оскорбленіе, нанесенное семейству его жены. Но если я преувеличиваю его рыцарскія чувства и привязанность ко мнѣ и къ моему семейству, если я мѣшаю его честолюбивымъ надеждамъ, то съ Богомъ! мы не удерживаемъ его здѣсь; пусть мирится съ Эдуардомъ и воротится къ нему.

— Я передамъ ему слова ваши, милордъ, холодно и рѣзко сказала Изабелла и, церемонно поклонившись отцу, пошла къ дверямъ. Анна бросилась къ ней и взяла ее за руку.

— О, Изабелла! тихо сказала она, неужели у тебя хватитъ духу разстаться такимъ образомъ съ отцомъ, когда онъ и безъ того такъ опечаленъ?

И кроткая Анна залилась слезами.

— Анна, возразила Изабелла съ горькой усмѣшкой, сердце твое лежитъ къ Ланкастерцамъ и, можетъ быть, то, что составляетъ горесть отца нашего, только радуетъ тебя.

Блѣдная и дрожащая отступила Анна и сестра ея удалилась.

Графъ не слышалъ послѣднихъ словъ, которыми тихонько обмѣнялись сестры, но онъ слѣдилъ за ними и губы его дрожали отъ волненія, когда дверь заперлась за Изабеллой.

— Поди ко мнѣ, милая моя Анна, нѣжно сказалъ онъ, ты живой портретъ своей матери, ты никогда не подумаешь оскорбить отца!

Анна бросилась въ его объятія.

Вдругъ изъ сада раздались мелодическіе звуки провансальской лютни. И звучный, пріятный голосъ съ глубокимъ чувствомъ пропѣлъ меланхолическій романсъ, въ которомъ говорилось о любви Эдуарда Валлійскаго къ леди Аннѣ Варвикъ.

Когда пѣвецъ кончилъ, глубокая тишина воцарилась въ комнатѣ, прерываемая только полу-сдерживаемыми рыданіями Анны. Графъ тихо отвелъ ее отъ себя, чтобы заглянуть ей въ глаза; но она, не понявъ намѣренія отца, бросилась передъ нимъ на колѣни и умоляющимъ голосомъ воскликнула:

— Простите! простите! Простите не мнѣ, такъ ему!

— Въ чемъ же простить тебя? Развѣ ты скрывала что нибудь отъ меня? Могу ли я думать что ты тайно видѣлась съ тѣмъ, который…

— Тайно! никогда, никогда батюшка. Я третій разъ только слышу его голосъ съ тѣхъ поръ какъ мы въ Амбуазѣ, исключая того дня, когда… того дня когда…

— Говори, говори дальше.

— Когда король Людовикъ во время празднества представилъ мнѣ его подъ именемъ Ф….. и когда онъ спросилъ, прощаю ли я его матери преступленіе лорда Клиффорда.

— Такъ значитъ Эдуардъ Ланкастерскій любитъ дочь лорда Варвика и добивается руки ея?

Въ тонѣ, которымъ произнесъ графъ эти слова было что-то особенное, ободрившее Анну; смѣло взглянула она въ лицо графу и слабый крикъ робкой радости вырвался изъ ея груди. На лицѣ графа не было ни негодованія, ни гнѣва… глаза и губы его весело улыбались. Въ одну минуту пропало все отвращеніе его къ союзу со своей старинной непріятельницей. Теперь ему представлялся прекрасный случай вполнѣ удовлетворить своей гордости и желанію мести. Эдуардъ Іоркскій осмѣлился предлагать леди Аннѣ свою постыдную любовь; Эдуардъ Ланкастерскій не смѣетъ даже предложить ей быть его женой, ранѣе чѣмъ онъ добудетъ корону. Возвести на престолъ дѣвушку, которую недавно еще оскорбилъ неблагодарный монархъ, сдѣлать эту женщину, которую онъ унизилъ, не только орудіемъ его паденія; но и наслѣдницей его престола: эта мысль всецѣло овладѣла теперь Варвикомъ… Онъ тихо приподнялъ дочь съ колѣнъ и не говоря ни слова передалъ ее въ объятія матери.

— Такъ вотъ твоя тайна? милая Анна, шепнула ей графиня. Я почти угадала ее вчера вечеромъ, когда молясь Богу у твоего изголовья, слышала твой бредъ.

— Добрая матушка! ты прощаешь меня! но батюшка… Ахъ! онъ не говоритъ… Ни слова. Батюшка, милый батюшка, если я огорчила тебя, то даже его любовь не утѣшитъ меня!

Графъ не двигался съ мѣста, глаза его какъ будто глядѣли въ будущее. Но при послѣднихъ словахъ дочери, онъ быстро обернулся къ ней и сказалъ:

— Я увижусь сейчасъ съ наслѣдникомъ Ланкастерскимъ. Если этотъ юноша обладаетъ мужествомъ и благородствомъ, если онъ достоинъ Англіи и тебя, мы превратимъ грустные звуки его лиры въ такіе громкіе звуки трубъ какіе приличны торжеству побѣдителя и свадьбѣ принца!

VIII.

Молодой принцъ Ланкастерскій дѣйствительно, вернулся въ Амбуазъ, по тайному приглашенію стараго Людовика и явился при дворѣ его подъ именемъ графа де-Ф. Король французскій давно уже зналъ о романической привязанности принца Эдуарда къ дочери графа Варвика, отъ повѣреннаго принца, которому Эдуардъ, еще во время пребыванія своего въ Руанѣ, поручилъ отвезти его портретъ леди Аннѣ.

По его внушенію, безъ сомнѣнія, лордъ Оксфордскій рискнулъ намекнуть Монтэгю о возможности союза между Варвикомъ и Ланкастерскимъ домомъ.

Людовикъ XI имѣлъ основаніе бояться мужества и военныхъ талантовъ Эдуарда IV, а потому употребилъ всѣ старанія, чтобы низвергнуть его, устроивъ союзъ Маргариты съ Варвикомъ, могущество и популярность котораго были ему хорошо извѣстны. Онъ отлично понималъ, что не легко будетъ ему побѣдить злобу и мстительность Маргариты, не легко будетъ убѣдить гордаго графа признать своей государыней женщину, клеймившую его именемъ измѣнника.

Еще задолго до пріѣзда лорда Оксфорда хитрый Людовикъ мало по малу съумѣлъ заставить графа свыкнуться съ мыслью, что союзъ этотъ неизбѣженъ для него, если онъ только не желаетъ отказаться отъ мести и остаться навсегда въ изгнаніи. Гораздо труднѣе было королю уговорить Маргариту и въ этомъ случаѣ онъ болѣе всего разсчитывалъ на любовь ея къ единственному сыну.

Молодость свою Эдуардъ провелъ главнымъ образомъ въ Анжу, среди менестрелей и поэзія ихъ имѣла большое вліяніе на любящій, пылкій характеръ принца. Старинная вражда, разлучавшая его домъ съ домомъ Варвика, быть можетъ, въ глазахъ его дѣлала Анну еще дороже. Съ радостью принялъ онъ приглашеніе Людовика и явился ко двору его, гдѣ и былъ представленъ Аннѣ подъ именемъ графа де-Ф. Молодая дѣвушка съ перваго взгляду узнала его; она постоянно носила портретъ его на груди, и память о немъ въ сердцѣ. Два раза, ночью, когда весь замокъ спалъ, онъ пробирался къ окну дамы своего сердца и крытый тѣнью деревъ, пѣлъ ей о своей любви. Въ третій разъ, сбросивъ съ себя свою обычную сдержанность, онъ въ присутствіи всей ея семьи смѣло открылъ ей свою любовь и настоящее свое званіе. На этотъ разъ онъ дѣйствовалъ уже по совѣту Людовика, который хотѣлъ воспользоваться его романическою привязанностью для задуманнаго имъ дѣла.

Людовикъ только что узналъ отъ Оксфорда результатъ его свиданія съ Варвикомъ. Почти въ тоже время онъ получилъ письмо отъ Маргариты, которая извѣщала короля что она отправилась изъ Вердюна въ Туръ и просила Людовика встрѣтить ее, такъ какъ она получила изъ Англіи извѣстія, которыя измѣняютъ ея планы и дѣлаютъ, болѣе чѣмъ когда нибудь, невозможнымъ ея примиреніе съ графомъ Варвикомъ. Король понялъ, что надо не теряя времени прибѣгнуть къ содѣйствію принца, пустивъ въ ходъ его любовь къ Аннѣ. Сейчасъ же отправился онъ искать Эдуарда и нашелъ его въ уединенной аллеѣ парка. Принцъ въ эту минуту вполголоса напѣвалъ только что сочиненный имъ романсъ.

— Paques-Dieu! сказалъ король, положивъ руку на плечо юноши, если ты только согласенъ пропѣть этотъ романсъ гдѣ и когда я тебѣ назначу, даю тебѣ слово, что къ концу этого мѣсяца, ты получишь отъ лорда Варвика руку его дочери, а къ концу года будешь уже сидѣть возлѣ леди Анны въ Вестминстерскихъ залахъ.

Понятно что Эдуардъ послѣдовалъ совѣту короля. Окончивъ романсъ, пѣвецъ вышелъ изъ парка.

Но едва дойдя до лужка онъ замѣтилъ, что лордъ Варвикъ хочетъ догнать его. Эдуардъ остановился. Нѣсколько минутъ оба молча глядѣли другъ на друга. Варвикъ можетъ быть видѣлъ графа де-Ф. среди свиты Людовика, но не подозрѣвалъ въ немъ наслѣдника Англійскаго престола, и потому не обратилъ на него вниманія. Съ тайнымъ удовольствіемъ смотрѣлъ онъ теперь на мужественную, сильную фигуру Эдуарда, нѣжные черты котораго носили еще печать ранней юности.

— Любезный поэтъ, спокойно сказалъ Варвикъ, тотъ, кто добивается славы и любви красавицы, можетъ любить лиру, но долженъ также владѣть и мечемъ. Я думаю то же самое сказалъ бы и Генрихъ V своему внуку.

— О, благородный графъ! вскричалъ принцъ, тронутый словами Варвика. О, благородный графъ! Вы теперь знаете меня, знаете мою тайну, я открылъ вамъ надежду, которая настолько же дорога мнѣ, какъ и корона и гораздо дороже жизни. Скажите же мнѣ, долженъ ли я видѣть въ вашихъ словахъ знакъ вашего расположенія ко мнѣ? Долженъ ли я надѣяться, что, подъ руководствомъ лорда Варвика, внукъ Генриха V можетъ показать себя достойнымъ той крови, которая течетъ въ его жилахъ.

— Государь, отвѣчалъ графъ, въ восторгѣ отъ волненія и пылкости Эдуарда, увы! насъ раздѣляютъ ужасныя воспоминанія. У насъ съ твоей матерью живы еще въ памяти кровавыя сцены, смертельныя оскорбленія, вызванныя ненавистью партій и междоусобной войной. Хоть мы и можемъ теперь соединиться противъ общаго врага, я все-таки сильно опасаюсь, что леди Маргарита едва ли согласится видѣть своего сына въ дружбѣ съ Ричардомъ Невилемъ, болѣе тѣсной, чѣмъ, того требуютъ обстоятельства.

— Нѣтъ, графъ, нѣтъ, позвольте мнѣ надѣяться, что вы ошибаетесь въ моей матери. Она горяча, это правда, но никогда не будетъ безчестной, никогда не измѣнитъ своему слову. Съ той минуты, какъ она приметъ ваши услуги, она забудетъ, что вы были ея врагомъ. И, если какъ наслѣдникъ престола отца, я вернусь въ Англію, я надѣюсь начать своимъ царствованіемъ новую эпоху. Я чуждъ ненависти партій, для меня все равно, что Іоркисты, что Ланкастерцы, и тѣ и другіе англичане. Справедливость къ тѣмъ, кто за насъ, прощеніе тѣмъ, кто противъ насъ, вотъ мой девизъ! Если мой планъ нравится вамъ, продолжалъ принцъ послѣ короткаго молчанія, если, благородный графъ, вы въ самомъ дѣлѣ таковы, какимъ выставляютъ васъ враги, если все могущество ваше опирается не столько на ваши помѣстья, какъ онѣ ни обширны, не столько на вашихъ вассаловъ, сколько на извѣстную всѣмъ любовь вашу къ Англіи, къ славѣ и спокойствію отчизны, то предайте забвенію всѣ распри Іоркистовъ съ Ланкастерцами. Кто изъ Іоркистовъ, сражавшихся при Тутонѣ или при Сентъ-Альбансѣ подъ знаменемъ лорда Варвика, осмѣлится поднять мечъ на мужа дочери Варвика? Кто изъ Ланкастерцевъ не проститъ приверженцамъ Іоркскаго дома, когда увидитъ лорда Варвика, родственника герцога Ричарда, отцомъ наслѣдника Ланкастерскаго дома и опорой его трона. О Варвикъ, если не для меня, если не для наказанія неблагодарнаго монарха, возведеннаго вами на престолъ моего отца, то хотя для блага Англіи, выслушайте мольбы внука Генриха V, мольбы законнаго наслѣдника престола, который проситъ у васъ теперь руки вашей дочери!

И влюбленный принцъ, въ порывѣ страсти забывая свое царское достоинство, хотѣлъ было бросится на колѣни передъ отцомъ своей возлюбленной, но могущественный подданный удержалъ его; схвативъ руку юноши, графъ поднесъ ее къ губамъ, а молодой принцъ дружески обнялъ «дѣлателя королей».

IX.

Людовикъ поспѣшилъ въ Туръ. Вмѣстѣ съ нимъ Маргариту встрѣтили тамъ ея отецъ, братъ, сестра и графъ Видемонъ. Трогательно было свиданіе королевы съ отцомъ. Даже безчувственный Людовикъ XI и тотъ прослезился. Но Маргарита скоро побѣдила свое волненіе, и показала, какъ мало несчастія смирили ея гордость и укротили ея ненависть. Упорно отвергала она всѣ доводы, какіе приводилъ Людовикъ въ пользу примиренія ея съ Варвикомъ.

— Клянусь честью моей и моего сына, запальчиво вскричала королева, я никогда не прощу жестокаго графа, бывшаго главной причиной паденія короля Генриха. Не старайтесь примирить меня съ Варвикомъ; примиреніе наше было бы пустой формальностью; истиннаго же мира между нами быть не можетъ. Я слишкомъ горда, чтобы когда-нибудь видѣть его безъ отвращенія или простить ему.

Нѣсколько дней уговаривалъ ее Людовикъ переговорить съ Варвикомъ; но Маргарита упорствовала по прежнему. Этому много способствовало письмо, полученное ею отъ Эдуарда IV, которое она и показала Людовику. Король англійскій предлагалъ ея сыну руку своей дочери, Елизаветы.

— Не болѣе ли это выгодная партія для моего сына, говорила Маргарита; и если нужно мнѣ прощать, то, во всякомъ случаѣ, не приличнѣе ли королевѣ имѣть дѣло съ Эдуардомъ, чѣмъ съ человѣкомъ, который уже два раза былъ мятежникомъ?

Можетъ быть королева и попала бы въ ловушку хитраго Глочестера, несмотря на всѣ доводы и даже угрозы хитраго, дальновиднаго Людовика, еслибы не вліяніе сына, которое упустилъ изъ виду Ричардъ. Принцъ Эдуардъ позже короля пріѣхалъ въ Туръ встрѣтить мать.

Просьбы принца подѣйствовали на Маргариту гораздо больше всѣхъ доводовъ и увѣщаній хитраго Людовика. Королева до безумія любила сына; никогда ни въ чемъ не отказывала она ему, исполняла всѣ его ребяческіе капризы, какъ же теперь могла она отказать ему, когда онъ говорилъ съ краснорѣчіемъ мущины, изливая въ словахъ своихъ всю свою душу. Скрѣпя сердце согласилась она наконецъ на свиданіе съ Варвикомъ.

Въ назначенный день, графъ, въ сопровожденіи герцога Оксфорда, явился въ Туръ, и король Людовикъ представилъ обоихъ лордовъ Маргаритѣ.

Свиданіе происходило въ тронной залѣ дворца. Окна завѣшаны были тяжелыми занавѣсми и въ комнатѣ царствовалъ полумракъ. Королева сдѣлала это съ цѣлью. Эта гордая женщина не хотѣла, чтобы графъ замѣтилъ перемѣну въ ея красотѣ, произведенную въ ней годами и страданіями оскорбленной гордости. Неподвижно сидѣла она на тронѣ, руки ея судорожно сжимали ручки креселъ. Лицо ея было блѣдно и мрачно. Возлѣ нея стоялъ Эдуардъ, слегка опираясь на спинку королевскаго кресла. Эдуардъ Ланкастеръ не былъ такъ замѣчательно хорошъ, какъ соперникъ его Эдуардъ Іоркскій: ни во всей фигурѣ его было разлито какое-то особенное благородство, какое-то неуловимое изящество, рѣзко отличавшее его отъ Эдуарда IV. Станъ его былъ тоньше, выше, стройнѣе, чѣмъ у Эдуарда Іоркскаго: но ему не доставало полноты и той гордой осанки, которая придавала такой величественный видъ его сопернику.

Однако вся наружность принца Ланкастера обѣщала, что онъ не уступитъ королю Эдуарду ни въ силѣ, ни въ ловкости и обладаетъ той юношеской свѣжестью, которой уже не было у англійскаго короля. На принцѣ надѣта была короткая пурпуровая мантія, опушенная горностаемъ, и украшенная богатымъ шитьемъ, изображавшимъ эмблему его дѣда: серебряннаго лебедя. На груди его блестѣлъ крестъ Св. Георгія, а надъ его высокимъ, и умнымъ лбомъ развѣвалось страусовое перо принца Валлійскаго. Короткіе, вьющіеся, каштановые волосы оттѣняли его благородное лицо. Во всей фигурѣ его проглядывалъ зрѣлый не по лѣтамъ умъ и энергія; въ костюмѣ и обращеніи видна была простота и безъискусственность. Сужденія его обличали серьезный характеръ и искреннія, возвышенныя чувства.

Внизу эстрады стояли храбрые дворяне, испытанные друзья Ланкастерскаго дома, которые изъ преданности къ королевѣ не побоялись изгнанія, пожертвовали всѣмъ своимъ благосостояніемъ и дошли чуть не до нищеты. Ихъ потертыя, поношенныя платья составляли рѣзкій контрастъ съ блестящими, шитыми золотомъ, кафтанами придворныхъ французскаго короля.

Съ грустнымъ участіемъ смотрѣли изгнанники на блѣдное лицо королевы едва сдерживая свое негодованіе, когда на порогѣ комнаты показался ихъ могущественный врагъ.

Самъ графъ чувствовалъ невольное смущеніе, походка его была менѣе тверда, осанка менѣе горда и надменна, взглядъ менѣе спокоенъ и самоувѣренъ.

Возлѣ него, въ костюмѣ еще проще, чѣмъ у бѣдныхъ изгнанниковъ, шелъ Людовикъ XI, извѣстный подъ именемъ Жестокаго.

— Государыня и кузина, сказалъ король, представляемъ ващь человѣка, высокое мужество и заслуженная слава котораго ставятъ его, въ глазахъ нашихъ, на одинъ уровень съ королями. Мы любимъ и глубоки уважаемъ этого человѣка и готовы для него сдѣлать все. Вмѣстѣ съ лордомъ Варвикомъ вы видите также благороднаго графа Оксфорда. Онъ былъ нѣкоторое время въ числѣ враговъ вашего семейства; но теперь пришелъ вымолить у васъ прощеніе и сложить къ ногамъ вашимъ свой мечъ.

Лордъ Оксфордъ, всегда неохотно принимавшій сторону Іоркскаго дома, бросилса на колѣна передъ Маргаритой и обливая слезами ея руку, произнесъ: «Простите!»

— Встаньте, сэръ Джонъ, сказала королева. Я охотно прощаю васъ, вы, я знаю, только покорялись необходимости и никогда не вредили нашему дому, вы и родственники ваши много пострадали за короля Генриха. Встаньте, Милордъ.

— Но проститъ ли Маргарита человѣку, который былъ главной причиной низверженія Генриха и который одинъ только можетъ возвратить ему престолъ?

— А! вскричала Маргарита, въ сильномъ негодованіи вскакивая съ мѣста и отталкивая руку сына, которую тотъ положилъ ей на плечо. А! такъ ты сознаешься въ винѣ своей, гордый графъ! И ты пришелъ наконецъ преклонить колѣно передъ королевой Маргаритой. Смотри, вотъ ея дворъ. Человѣкъ десять дворянъ храбрыхъ и несчастныхъ людей, изгнанныхъ изъ отчизны, лишенныхъ своихъ наслѣдственныхъ имѣній ставшихъ добычею самыхъ низкихъ холоповъ. Государь ихъ въ плѣну, жена и сынъ его притѣсняемы и изгнаны изъ отечества. Что-жъ въ присутствіи этою величія несчастій и безпомощности ты пришелъ съ гордостью сказать: «вѣдь это мои подвиги!»

— Матушка! государыня! останавливалъ ее принцъ.

— Оставь меня, сынъ мой! Я могу простить тому, кто кается въ счастьи, а не тому, кто сознаетъ вину свою только въ минуту горя и несчастія!

— Выслушайте меня, сказалъ графъ, употребляя всѣ усилія, чтобы смирить свою гордость. Выслушайте меня; вы должны это сдѣлать; пусть ни одинъ изъ собравшихся сюда рыцарей, благороднѣйшихъ и вѣрнѣйшихъ друзей вашихъ, пусть никто изъ нихъ не скажетъ, что Варвикъ унизился до того, что прибѣгаетъ къ хитрымъ уловкамъ для оправданія своихъ поступковъ. Ричардъ Іоркскій былъ дорогъ мнѣ, какъ товарищъ по оружію, голова его была для меня также священна, какъ голова отца; женившись на сестрѣ лорда Салисбюри онъ сталъ мнѣ дядей. Я не говорю о наслѣдственныхъ правахъ Эдуарда; правъ этихъ не могъ бы оспаривать самъ Генрихъ; если я утверждаю это въ присутствіи вашего величества, то для того, чтобы поставитъ внѣ всякаго подозрѣнія въ вѣроломствѣ и измѣнѣ себя и толпу вѣрныхъ и храбрыхъ слугъ, проливавшихъ свою кровь на полѣ битвы и на эшафотахъ. Что это была ошибка съ моей стороны и со стороны храбрыхъ солдатъ, вполнѣ увѣренныхъ, что защищаютъ правое дѣло, не спорю, но я говорю что они никакой измѣны тутъ не было. Я низвергъ Генриха это правда, я доставилъ престолъ сыну Ричарда! Но что принудило меня къ этому? Довѣріе короля къ низкимъ совѣтникамъ, замышлявшимъ мою гибель и смерть! Простите мнѣ, королева, мою грубую откровенность, но такова моя натура, я говорю еще смѣлѣе, когда нѣтъ передо мной этого прекраснаго и гордаго женскаго лица, которое внушаетъ мнѣ больше почтенія, чѣмъ грозное лицо Ричарда Львиное Сердце или Великаго Эдуарда I. И такъ, простите меня, если я буду говорить откровенно. Въ самое мирное время въ Ковентри я съ отцомъ моимъ едва спасся отъ кинжала убійцъ. Въ самыхъ улицахъ Лондона ваши слуги и палачи напали на меня, безоружнаго. Вскорѣ послѣ того имя мое было оклеветано въ незаконномъ парламентѣ Тогда только Ричардъ, герцогъ Іоркскій отправился въ Вестминстерскую залу и взялъ себѣ корону. Тогда только мы съ отцомъ сказали другъ другу, что намъ до тѣхъ поръ не будетъ ни спокойствія, ни безопасности, пока Генрихъ VI на престолѣ! Осуждайте меня, королева Маргарита, оттолкните меня, если не нуждаетесь въ моемъ мечѣ; но то, что сдѣлалъ я тогда, всякій благородный лордъ сдѣлалъ бы на моемъ мѣстѣ! Помните, что Англія не наслѣдственное имѣніе короля, и что безопасность, честь, правда и свобода — суть права ея Нормандскихъ дворянъ и ея Саксонскаго народа. Но права эти суть ни что иное какъ насмѣшка, если не даютъ власти противиться тѣмъ, кто посягаетъ на нихъ!

Неимовѣрныхъ усилій стоило Маргаритѣ удержаться отъ возраженія. Но всѣ присутствующіе были сильно тронуты рѣчью Варвика и негодованіе королевы неожиданно перешло въ печаль, когда юный принцъ по окончаніи рѣчи графа, быстро подошелъ къ нему.

— Благородный графъ и кузенъ, сказалъ Эдуардъ, твои слова благородны и справедливы, да, несмотря на откровенность твою, ты говорилъ хорошо; и я, не нарушая уваженія, какое обязанъ оказывать моей королевѣ и матери, я, представитель государя, отца моего, отъ его имени обѣщаю тебѣ прощеніе и полное забвеніе прошедшаго, если ты съ своей стороны избавишь мать мою отъ ужаснаго подозрѣнія въ тѣхъ гнусныхъ козняхъ противъ твоей жизни и чести, которыя совершались безъ ея вѣдома, и если ты дашь твое рыцарское слово быть отнынѣ вѣрнымъ Ланкастерскому дому. Пусть навсегда изчезнетъ воспоминаніе прошлаго, могущее воздвигнуть вѣчную преграду между сердцами храбрыхъ воиновъ!

До сихъ поръ Людовикъ оставался равнодушнымъ зрителемъ всей этой сцены. Теперь онъ рѣшился поддержать принца. Лицемѣрно закрывая глаза, словно вытирая небывалыя слезы, онъ сказалъ Маргаритѣ:

— Блаженныя минуты! счастливый союзъ! Да благословятъ Святая Дѣва и патронъ нашъ Св. Мартинъ и да освѣтятъ они этотъ союзъ, который одинъ можетъ возвратить моей возлюбленной кузинѣ ея права и королевство! Аминь!

— Такъ вотъ какъ, принцъ Эдуардъ Валлійскій, обиды матери не касаются тебя болѣе? Ты принимаешь сторону моего смертельнаго врага, который вмѣсто того, чтобы раскаяться въ своемъ вѣроломномъ поведеніи, осмѣливается жаловаться на нанесенныя ему обиды. Неужели я пала такъ низко, что голосъ мой уже ничего не значитъ въ дѣлѣ прощенія или осужденія? О Боже, Отецъ мой, услыши меня! Охотно я вырываю изъ своего сердца послѣднюю надежду, которая еще могла бы привязать меня къ суетѣ міра; я гнушаюсь короной, которая можетъ достаться мнѣ только цѣной униженія передъ врагомъ и мятежникомъ. Прочь, графъ Варвикъ, супругѣ Генриха VI не подобаетъ видѣть тебя возлѣ сына Генриха!

Глаза всѣхъ съ напряженнымъ вниманіемъ и безпокойствомъ обратились на графа; зная его гордость и вспыльчивость, всѣ ожидали услышать отъ него рѣзкаго отвѣта, который долженъ былъ навсегда уничтожить послѣднюю надежду Ланкастерскаго дома. Но отъ сознанія ли своей власти надъ судьбой этой гордой женщины, подъ вліяніями ли рыцарскаго уваженія къ дамѣ и жалости состраданія къ несчастью или же вслѣдствіе неукротимой вражды къ Эдуарду Іоркскому и неутомимой жажды мести, только графъ, несмотря на смертельную блѣдность лица, оставался спокойнымъ и безстрастнымъ и съ холодной, грустной улыбкой отвѣчалъ:

— Я гораздо болѣе уважаю тебя, королева, за эти жестокія слова, доказывающія искренность, рѣдкую въ короляхъ, чѣмъ еслибъ ты удостоила меня лживаго прощенія и притворной благосклонности, которую горькія воспоминанія не дозволяютъ тебѣ питать къ графу Варвику. Нѣтъ, принцесса Маргарита, между нами не можетъ быть еще искренней дружбы; я не могу хвалиться такой же преданностью, какую оказали эти храбрые дворяне, защищая твои права. Я долженъ говорить съ тобой также откровенно, какъ и ты давича говорила со мной, я долженъ сказать тебѣ, что только оскорбленія, нанесенныя мнѣ другимъ монархомъ, побудили меня присягнуть тебѣ. Не отвергай моихъ услугъ изъ за того, что я предлагаю ихъ тебѣ только изъ желанія мести Эдуарду Іоркскому, котораго непримиримымъ врагомъ буду я отнынѣ, какъ до сихъ поръ былъ его вѣрнымъ другомъ и самой твердой опорой его трона. Впослѣдствіи, когда ты снова утвердишься на престолѣ, хотя бы ты и не простила мнѣ прежней вражды, я не буду имѣть права упрекать тебя въ неблагодарности, не буду имѣть права сказать тебѣ, что ты озлобила мое сердце и разстроила мой умъ, какъ это сдѣлалъ человѣкъ, котораго я любилъ какъ роднаго сына. И такъ, я удаляюсь, государыня, ничуть не оскорбленный твоимъ гнѣвомъ и презрѣніемъ: но никогда не забуду я, юный принцъ, твоей доброты и справедливости ко мнѣ. Въ глубинѣ души моей я какъ въ зеркалѣ вижу будущее: я увѣренъ, что въ тотъ день, когда твой здравый разсудокъ, королева, одержитъ верхъ надъ ненавистью, ты сознаешь необходимость вступить въ союзъ съ Варвикомъ, позабыть оскорбленіе жены для обязанностей матери, пожертвовать обязанностями супруги для интересовъ народа, о которомъ ты должна, заботиться какъ королева. Среди ночи будетъ слышаться тебѣ голосъ Генриха въ темницѣ, умоляющаго Маргариту возвратить ему свободу; твой сынъ предстанетъ предъ тобой во всемъ цвѣтѣ молодости съ блестящими надеждами на будущее и спроситъ у тебя, зачѣмъ мать лишаетъ его короны; толпа крестьянъ съ блѣдными, изнуренными лицами, томящихся подъ игомъ жестокой тиранніи, несчастные отцы, оплакивающіе честь своихъ дочерей, всѣ будутъ спрашивать у христіаннѣйшей королевы, одобритъ ли Богъ ея безразсудную запальчивость, отталкивающую единственное орудіе спасенія своего народа.

Сказавъ это, графъ поклонился и хотѣлъ удалиться. Но вся свита Маргариты, замѣтивъ это, бросилась къ ногамъ своей королевы и почти въ одинъ голосъ воскликнули:

— Сжальтесь, великодушная королева! Помилуйте великаго лорда Варвика!

— Сестра, шепнулъ ей Джонъ Колабръ, ты будешь виновницей гибели сына если позволишь графу удалиться.

— Paqqes-Dieu! съ насмѣшливой улыбкой вскричалъ хитрый Людовикъ: не докучайте моей кузинѣ! Если она предпочитаетъ монастырь трону, зачѣмъ мѣшать ея благочестивымъ желаніямъ?

Одинъ принцъ молчалъ. Неподвижно въ гордой позѣ стоялъ онъ все на томъ же мѣстѣ и съ грустью и отчаяніемъ смотрѣлъ вслѣдъ удалявшемуся графу.

— О, Эдуардъ! Эдуардъ, сынъ мой! вскричала несчастная Маргарита, если для тебя и твоего будущаго рода, должна я забыть прошлое то… говори за меня!

— Я уже высказалъ свое мнѣніе, кротко сказалъ принцъ: ты оскорбилась моими словами, между тѣмъ, я думаю, самъ Генрихъ V, сдѣлалъ бы то же самое, если бы ему представилась возможность изъ могущественнаго врага создать себѣ благороднаго друга!

Судорожный стонъ вырвался изъ груди Маргариты. Но гордая королева сразу овладѣла собой. Величественно встала она съ мѣста и на прекрасномъ, мраморномъ лицѣ ея не видно уже было ни малѣйшаго слѣда волненія.

— Лордъ Варвикъ, естественно спокойнымъ тономъ остановила она графа, защищай этого юношу, возстанови права его, и Маргарита проститъ защитнику сына свои горькіе дни и изгнаніе.

Въ одну минуту принцъ Эдуардъ былъ уже возлѣ графа. Гордый Варвикъ преклонилъ колѣно передъ королевой. Слезы радости блистали въ глазахъ ея друзей и родныхъ: торжествующая улыбка играла на губахъ короля Людовика. Холодный, неподвижный взоръ Маргариты былъ обращенъ къ небу, словно умоляя Всевышняго простить ей, великой грѣшницѣ, прощеніе, сейчасъ дарованное ею врагу.

X.

Нѣсколько времени спустя въ церкви Святой Маріи въ Анжерѣ, графъ Варвикъ поклялся надъ крестомъ Спасителя всѣми силами защищать права короля Генриха. Надъ тѣмъ же святымъ символомъ король Людовикъ и братъ его, герцогъ Гентскій поклялись помогать Варвику, а Маргарита возобновила клятву поступать съ графомъ какъ съ вѣрнымъ подданнымъ и никогда не упрекать его за прошедшее.

Затѣмъ подписаны были условія брака между принцомъ Эдуардомъ и леди Анной. Послѣдняя должна была оставаться пока у Маргариты; но свадьба ея могла состояться только по вступленіи лорда Варвика въ Англію и покореніи королевства, или покрайней мѣрѣ большей части его, для короля Генриха. Условіе это нравилось графу, онъ хотѣлъ дать своей любимой дочери въ приданое корону.

Для большаго обезпеченія своей безопасности и успѣха задуманнаго имъ предпріятія, графъ поставилъ въ непремѣнное условіе — устраненіе гордой, нелюбимой народомъ Маргариты отъ государственнаго управленія, которое всецѣло должно было перейти въ руки самого Эдуарда по достиженіи имъ совершеннолѣтія. Блестящія качества принца съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе привлекали къ нему Варвика, а въ будущемъ обѣщали любовь и уваженіе народа. Что касается герцога Кларенса, ему предоставляли всѣ владѣнія и титулы герцогства Іоркскаго, и право престолонаслѣдія ему и его потомству, въ случаѣ если у принца Валлійскаго не будетъ мужескаго наслѣдника. Кромѣ того ему обѣщано было вице-королевство Ирландіи.

Маргарита неиначе согласилась на бракъ сына своего съ дочерью Варвика, какъ съ тѣмъ условіемъ, что онъ явится въ Англію только тогда, когда отецъ его снова будетъ провозглашенъ королемъ. Къ величайшему удивленію и радости Маргариты, графъ не только согласился, но даже объявилъ, что Эдуардъ тогда только можетъ вернуться въ Англію, когда у него не будетъ тамъ болѣе враговъ.

— Пусть предоставитъ онъ другимъ проложить ему путь къ престолу, говорилъ графъ, а самъ пусть держится въ сторонѣ отъ той или другой партіи, и не пятнаетъ меча кровью: онъ долженъ быть примирителемъ враждующихъ и водворителемъ мира и спокойствія въ Англіи. По заключеніи брачнаго договора, совершено было въ Амбразѣ торжественное обрученіе Эдуарда Ланкастера съ леди Анной въ присутствіи Рене и Людовика, графа и графини Варвикъ.

По этому случаю Людовикъ задалъ раскошный пиръ у себя во дворцѣ. Въ самомъ разгарѣ бала Варвикъ незамѣтно оставилъ блестящее общество и удалился въ ту самую комнату, гдѣ въ первый разъ узналъ онъ тайну молодаго принца. Графъ былъ въ сильномъ волненіи. Онъ былъ почти у цѣли своихъ желаній. Близокъ былъ тотъ день, когда отецъ возведетъ дочь свою на престолъ того, кто хотѣлъ опозорить ее. Если предпріятіе его удастся, онъ какъ отецъ будущей королевы займетъ такое видное мѣсто при дворѣ Ланкастерскомъ, какого никто не имѣлъ при дворѣ неблагодарнаго Эдуарда Іоркскаго. Вслучаѣ, если у Анны не будетъ мужскаго потомства, престолъ перейдетъ къ сыну Изабеллы, и въ томъ и другомъ случаѣ Варвикъ станетъ родоначальникомъ королей Англіи. Но несмотря на такое блестящее будущее, вполнѣ удовлетворявшее его честолюбію, гордости и мести, графъ былъ печаленъ, какая то безотчетная тоска сжимала ему сердце. Запальчивость надменной Маргариты отравила его блестящія надежды. Если счастье покинетъ его, если война будетъ для него проиграна, какой жалости можно ожидать отъ этой надменной, спѣсивой женщины? Даже цѣломудренное счастье, сіявшее на лицѣ его любимой дочери не могло развеселить графа. Какая разница между дружескими поздравленіями, какія сдѣлали бы ему въ этомъ случаѣ его сподвижники въ Англіи и холодной церемонной любезностью враговъ.

Теперь, когда прошла первая вспышка гнѣва, онъ могъ здраво обсудить свое поведеніе. Тяжелые упреки подымались въ его душѣ. Тамъ въ Англіи оставилъ онъ всѣхъ друзей. Какъ то они отнесутся къ нему, когда онъ явится во главѣ ненавистныхъ Ланкастерцевъ! Конечно, еслибы они знали истинную причину его измѣны, они навѣрно оправдали бы его. Но открыть ее теперь было болѣе, чѣмъ когда либо невозможно: развѣ будущая королева Англіи, могла возбуждать къ себѣ обидное сожалѣніе? Но былъ ли онъ измѣнникомъ? Вѣдь онъ не желалъ гибели отечества, онъ не вызывалъ противъ него оружіе иноземцевъ, онъ желалъ только замѣнить одного англійскаго принца другимъ, тоже англійскимъ, возвести на престолъ человѣка достойнаго, вмѣсто кровожаднаго лицемѣра.

Но вѣдь онъ обѣщалъ Ричарду Іоркскому защищать его сыновей, и теперь самъ возстаетъ противъ его первенца! Эта мысль сильно тревожила Варвика. Но и съ этой стороны его оправдывало поведеніе Эдуарда. Еслибы, думалъ онъ, Ричардъ былъ живъ, еслибы онъ видѣлъ, какимъ низкимъ поступкомъ безчестный сынъ его отплатилъ мнѣ за всю любовь мою къ нему, онъ самъ сказалъ бы, что честь запрещаетъ мнѣ прощать это оскорбленіе Эдуарду.

Человѣкъ всегда склоненъ оправдывать свои поступки и всегда находитъ къ тому предлогъ. Тоже самое было и съ Варвикомъ. Онъ старался увѣрить себя, что не одни личныя оскорбленія заставили его возстать на Эдуарда: но главнымъ образомъ желаніе избавить Англію отъ жестокаго тирана. Увы онъ забывалъ, или старался скрыть отъ себя, что пока пороки Эдуарда не трогали его семьи, его чести, онъ только оплакивалъ ихъ, не рѣшаясь наказывать. Немного успокоенный, Варвикъ пересталъ думать о будущемъ, о прошломъ и весь отдался счастливому настоящему. Изъ своей комнаты могъ онъ видѣть блестящее общество, толпившееся въ залахъ. У окна увидѣлъ онъ прелестную Анну; опустивъ глаза, краснѣя слушала она любезности жениха. Не далеко отъ нихъ замѣтилъ онъ свою милую жену. «Дай Богъ, прошепталъ онъ, чтобы чрезъ двадцать лѣтъ моя прелестная Анна была также дорога своему мужу, какъ дорога ты мнѣ до сихъ поръ»! Графиня съ нѣжностью глядѣла на влюбленную парочку и казалось искала глазами того, кто долженъ былъ дѣлить съ нею ея материнскую радость. Но что это за дама величественной походкой подходитъ къ жениху и невѣстѣ, не говоря ни слова останавливается передъ ними и въ упоръ смотритъ на нихъ? По герцогской коронѣ, по цвѣту шарфа, по гордости, въ которой трудно было ошибиться, онъ сразу узналъ свою старшую дочь, Изабеллу. Нельзя было видѣть выраженія ея лица; но смутное предчувствіе чего-то недобраго кольнуло его въ сердце: въ позѣ этой женщины не видно было ни любви, ни участія къ сестрѣ. Онъ отвернулся, потомъ снова принялся смотрѣть въ залъ. Герцогиня исчезла среди блестящей толпы гостей. Графиня и влюбленная парочка тоже куда то скрылись. На мѣстѣ ихъ графъ видѣлъ теперь своихъ старинныхъ враговъ Эксетера и Соммерсета, занятыхъ интимной бесѣдой. Варвикъ отвернулся и принялся смотрѣть на прекрасный ландшафтъ, растилавшійся передъ открытымъ окномъ. Но вотъ чья-то нѣжная рука ласково опустилась ему на плечо! Графъ быстро обернулся и увидѣлъ передъ собой жену. Графиня, замѣтивъ отсутствіе мужа, любящимъ сердцемъ угадала его печаль и оставивъ всѣ удовольствія пришла разсѣять его грустныя мысли.

— Ахъ, сказала графиня, зачѣмъ буду я хоть часъ лишать себя твоего общества, намъ и такъ не долго остается быть вмѣстѣ!

— Другъ мой, отвѣчалъ графъ, одна мысль о разлукѣ съ тобою уже омрачаетъ для меня торжество этого дня, къ тому же важныя мысли, занимающія меня теперь, плохо вяжутся съ весельемъ. Но въ настоящую минуту я, правда, думалъ о предметахъ болѣе близкихъ. Я просто не узнаю Изабеллу съ тѣхъ поръ, какъ она узнала, что Анна будетъ женой наслѣдника Ланкастерскаго дома: такой задумчивой, такой мрачной я никогда еще ее не видалъ.

Графиня подавила вздохъ.

— Простимъ ее, другъ мой, или по крайней мѣрѣ будемъ снисходительны къ женѣ, любящей мужа и оплакивающей его обманутыя недежды. Увы! мнѣ очень жаль, что она не хочетъ даже довѣриться мнѣ: она все время проводитъ съ этой новой дамой изъ ея свиты. Кажется, эта новая повѣренная даетъ ей менѣе добрые совѣты, чѣмъ мать.

— Какъ! какіе совѣты можетъ принимать Изабелла отъ посторонней женщины? Если Эдуардъ, или скорѣй его хитрая Елизавета подкупила эту женщину, дочь наша все-таки даже въ минуту гнѣва не должна слушать никакой вѣсти, идущей отъ врага, опозорившаго насъ.

— Нѣтъ, но льстецы своими похвалами часто вселяютъ дурныя мысли. Изабелла, милый мужъ, обладаетъ твоей гордостью и твоимъ мужествомъ. Съ самаго дѣтства ея способности, величественная красота ея заставляли ее надѣяться на болѣе блестящее положеніе, чѣмъ нашу милую Анну. Положимся на время, будемъ ждать и надѣяться, что любовь и великодушіе ея сестры преодолѣютъ зависть обманутой въ своихъ ожиданіяхъ принцессы.

— Будемъ просить Бога, чтобы это было такъ. Изабелла имѣетъ на Кларенса слишкомъ сильное вліяніе, которое можетъ сдѣлаться опаснымъ. Я желалъ бы, чтобы она согласилась остаться здѣсь во Франціи съ тобою и Анной. Мужъ ея, надѣюсь, убѣдится моими доводами: онъ, кажется, согласенъ со мной. Обширныя богатства и вице королевство Ирландіи, утѣшатъ эту легкомысленную натуру въ потерѣ короны, которая, сказать правду, никогда не могла бы удержаться на его головѣ. Я теперь хорошо узналъ его и убѣдился, что онъ недостоинъ управлять такимъ великимъ народомъ. Какъ далеко ему до Эдуарда Ланкастера, тотъ какъ будто созданъ быть королемъ. Ахъ! если я совершилъ грѣхъ, давъ волю своему гнѣву, то пусть онъ падетъ на одного меня! Дай Богъ мнѣ быть по крайней мѣрѣ орудіемъ для доставленія Англіи способнаго, достойнаго короля, который бы вознаградилъ ее за всѣ страданія, какія она вынесла!

Едва графъ произнесъ эти слова, какъ въ комнатѣ, до сихъ поръ освѣщенной только луной, блеснулъ свѣтъ. На порогѣ показалась Изабелла въ сопровожденіи той дамы, о которой говорила ея мать графу. Физіономія этой женщины съ перваго взгляда, казалось, выражала плѣнительную кротость, но черты лица ея были угловаты, губы тонки и сжаты, а вьющіеся волосы ея были ярко-рыжаго цвѣта, что по мнѣнію новѣйшихъ физіономистовъ служитъ признакомъ лукавства и лицемѣрія. Въ рукахъ у нея была свѣчка, свѣтъ отъ которой падалъ на блѣдное, разстроенное лицо герцогини. Увидя родителей, Изабелла сразу прекратила интимный разговоръ со своей наперсницей, и даже чуть не вскрикнула отъ испуга.

— Ты рано оставляешь балъ, дитя мое, сказалъ графъ, строго глядя въ лицо дочери.

— Миледи очень безпокоится о своемъ малюткѣ, съ низкимъ поклономъ отвѣчала за нее повѣренная.

— Твоя госпожа, моя милая, сказалъ Варвикъ, не нуждается въ твоемъ языкѣ, чтобы отвѣчать отцу, иди своей дорогой.

Статсъ-дама закусила себѣ губы отъ злости, однако промолчала и тотчасъ же вышла изъ комнаты. Графъ подошелъ къ Изабеллѣ и взялъ ее за руку: она была холодна какъ мраморъ.

— Дитя мое, ласково сказалъ онъ, ты хорошо дѣлаешь, что идешь уже спать. Съ нѣкоторыхъ поръ, щечки твои потеряли свою свѣжесть. Сейчасъ только по разнымъ причинамъ я говорилъ твоей матери, что не желалъ бы, чтобы ты раздѣляла опасности нашего возвращенія въ Англію. Теперь я и самъ не знаю, что безпокоило бы меня болѣе: твоя безопасность, еслибы ты была со мной, или твое здоровье, еслибы. ты осталась здѣсь.

— Милордъ, холодно отвѣчала Изабелла, долгъ мой обязываетъ меня быть всегда возлѣ мужа, въ особенности съ тѣхъ поръ, какъ онъ долженъ идти на опасность, не ожидая награды! Пусть Эдуардъ и Анна остаются здѣсь въ безопасности, Кларенсъ же и Изабелла пойдутъ добывать для другихъ вѣнецъ и престолъ!

— Не, будь такъ рѣзка съ отцемъ, дитя мое, не завидуй сестрѣ! съ строгимъ упрекомъ сказалъ графъ. Затѣмъ смягчая тонъ прибавилъ: Дамы благороднаго рода, не должны имѣть личнаго честолюбія, пусть отдадутъ онѣ въ руки мущинъ свою славу и честь. Не сокрушайся, если сестра твоя взойдетъ на престолъ человѣка, хотѣвшаго опозорить ея и твое имя!

— Я никого ни въ чемъ не упрекала, милордъ, пожалуйста, извините меня, что я ухожу сейчасъ къ себѣ: я ужасно устала, а мнѣ хотѣлось бы поберечь силу и здоровье, чтобы не быть вамъ въ тягость въ дорогѣ.

Герцогиня поклонилась почтительно и въ то же время гордо и пошла дальше.

— Остерегайся, тихо сказалъ графъ.

— Остерегаться! Чего же это? спросила Изабелла, слегка смутившись.

— Остерегайся твоего собственнаго сердца, Изабелла, прежде чѣмъ лечь спать, подойди къ колыбели сына и пусть сонъ невинности возвратитъ тебя къ чувствамъ твоего пола.

Герцогиня быстро подняла голову, но уваженіе къ отцу удержало ея гнѣвъ, и церемонно поцѣловавъ руку матери, она отправилась въ свою комнату. Тамъ, въ великолѣпной колыбели, обитой шелкомъ и украшенной золотыми гербами Кларенса, безмятежно спалъ ея ненаглядный сынъ, для котораго она добивалась короны. У колыбели сидѣла ея повѣренная.

Герцогиня отдернула занавѣску и молча любовалась на розовое личико спящаго ребенка.

Потомъ, обратившись къ наперсницѣ своей, она сказала:

— Три мѣсяца назадъ, я еще надѣялась что мой первенецъ будетъ королемъ! Долой эти пустыя украшенія царскаго рода! Они не приличны будущему вассалу ненавистныхъ Ланкастерцевъ!

— Миледи, сказала наперсница, развѣ я первая не говорила вамъ, что союзъ этотъ послужитъ ко вреду милорда-герцога и этого прелестнаго ребенка? Я надѣялась на ваше вліяніе на графа.

— Онъ не слушаетъ меня! Онъ не заботится обо мнѣ болѣе! вскричала Изабелла. Вся любовь его обратилась теперь на Анну. Анну, которую я даже никогда не считала равною себѣ: въ ней нѣтъ ни гордости, ни энергіи! А теперь, я должна преклонять колѣно передъ младшей сестрой, должна считать за счастіе, если она только удостоитъ меня чести нести шлейфъ ея королевскаго платья! Нѣтъ! никогда, никогда!

— Успокойтесь. Гонецъ долженъ отправиться въ эту ночь. Милордъ Кларенсъ уже въ своей комнатѣ; онъ ждетъ только вашего согласія, чтобы написать Эдуарду, что онъ не отвергаетъ его дружелюбныхъ предложеній.

Герцогиня въ сильномъ волненіи прошлась нѣсколько разъ по комнатѣ.

— Но это значило бы измѣнить отцу!

— Развѣ онъ стоитъ того, чтобы вы пожертвовали для него своимъ ребенкомъ? Подумайте, у короля нѣтъ сына; англійскіе бароны не допускаютъ женщинъ до престола. Если Эдуардъ останется на престолѣ, сынъ вашъ будетъ считаться наслѣднымъ принцемъ. Мало надежды, чтобы королева Елизавета дала королю мужескаго наслѣдника, въ то время, какъ Анна и Эдуардъ могутъ надѣяться на большое потомство. Къ тому же, несмотря на всѣ условія, писанныя ими на пергаментѣ, король изъ дома Ланкастеровъ будетъ всегда смотрѣть на Кларенса и на дѣтей его какъ на враговъ и имъ всегда будетъ угрожать темница или эшафотъ при малѣйшемъ предлогѣ къ истребленію законныхъ королей.

— Перестань! довольно! довольно! вскричала Изабелла въ страшной душевной борьбѣ между долгомъ и сердцемъ.

— Миледи, время дорого! Подумайте! Что значитъ для васъ написать нѣсколько строкъ? Отъ васъ будетъ зависѣть исполнить или отказаться отъ нихъ. Если Варвикъ будетъ имѣть успѣхъ и король Эдуардъ лишится короны, вы можете отказаться еще заранѣе. Но если графъ проиграетъ, если онъ снова будетъ изгнанъ, эти нѣсколько строкъ избавятъ васъ и дѣтей вашихъ отъ вѣчнаго изгнанія, возвратятъ сыну вашему его родовое наслѣдство и освободятъ васъ отъ дерзостей принцессы Анжуйской, которая, если не ошибаюсь, еще сегодня осмѣлилась издѣваться надъ вашимъ высочествомъ.

— Да, она сдѣлала это! О, еслибы отецъ мой слышалъ, какъ она просила меня отступить, чтобы дать дорогу Аннѣ, не какъ младшей дочери лорда Варвика, но какъ леди, удостоившейся вступить въ родство съ королевскимъ домомъ Ланкастерскимъ. Даже Елизавета Водвиль никогда не посмѣла бы этого сдѣлать!

— И эту-то Маргариту герцогъ Кларенсъ долженъ возвести на престолъ, котораго нѣкогда долженъ добиваться вашъ сынъ!

Изабелла судорожно сжала руки.

— Смотрите! сказала наперсница, пріотворяя дверь.

По коридору медленно тянулась величественная процессія. Впереди шелъ каммергеръ, громко докладывая о принцессѣ Валлійской, а Людовикъ XI велъ невѣсту Эдуарда въ ея комнату. Эта пышность, эти почести, оказываемыя младшей сестрѣ, довершили въ завистливомъ сердцѣ Изабеллы торжество искусительницы. Лицо ея выражало твердую рѣшимость, и она немедленно пошла въ сосѣднюю комнату, гдѣ герцогъ Кларенсъ сидѣлъ одинъ за столомъ. Роскошныя вина, поставленныя передъ нимъ, были не тронуты и чернила еще не засохли на письмѣ, только что имъ написанномъ.

Онъ повернулъ нерѣшительное лицо свое къ Изабеллѣ въ ту минуту, какъ она наклонилась, чтобы прочесть письмо. Оно было адресовано къ Эдуарду. Послѣ короткаго предостереженія насчетъ замышляемаго Варвикомъ нападенія, онъ прибавлялъ слѣдующія знаменательныя слова: «Хотя я, повидимому, и принимаю участіе въ этомъ заговорѣ, которому я, здѣсь и одинъ, не могу противиться; но когда настанетъ рѣшительная минута, ты найдешь во мнѣ преданнаго брата и вѣрнаго подданнаго».

— Ну, Изабелла!! сказалъ герцогъ, ты знаешь, что для твоего удовольствія, я отложилъ это дѣло до послѣдней минуты, такъ какъ, моя милая жена, твоя воля для меня законъ. Но теперь, если ты боишься…

— Да… да… я боюсь, рыдая вскричала герцогиня.

— Если ты боишься, продолжалъ Кларенсъ, который, несмотря на слабость характера, едва ли уступалъ братьямъ въ лукавствѣ, въ такомъ случаѣ не будемъ говорить объ этомъ болѣе! будемъ рабами надменной Маргариты… вассалами супруга твоей сестры… Оставимъ побѣду за этимъ домомъ, который мы съ тобой привыкли ненавидѣть съ самаго дѣтства! Перенесемъ все это, лишь бы только Изабелла не плакала и пусть дитя наше не дѣлаетъ намъ упрековъ въ будущемъ!

Вмѣсто отвѣта Изабелла бросила на столъ письмо, которое она до сихъ поръ держала въ рукахъ, и толкнула его къ герцогу, сама отвернувшись отъ него, и вернулась къ колыбели сына. Рыданія матери разбудили ребенка, въ испугѣ онъ громко заплакалъ и въ просонкахъ тянулся къ матери, волнуемой угрызеніями совѣсти.

Улыбка самодовольной радости пробѣжала по тонкимъ губамъ женщины предательницы и не говоря ни слова она отправилась къ Кларенсу. Онъ сложилъ письмо и запечаталъ его, прибавивъ только слѣдующія слова. «Герцогиня, жена моя, несмотря на всѣ узы родства, видѣла и одобрила это письмо, потому что она болѣе привязана къ Іоркскому дому, чѣмъ къ графу, съ тѣхъ поръ какъ онъ сталъ Ланкастерцемъ.» Запечатавъ письмо, Кларенсъ положилъ его въ желѣзный ящичекъ, заперъ ящикъ на замокъ и отдалъ его повѣренной съ выразительнымъ взглядомъ сказавъ ей:

— Поспѣши, пока она не раскаялась! Гонецъ ждетъ, лошадь осѣдлана! Передай ему письмо и скажи, чтобы онъ ѣхалъ сейчасъ же. У него есть пропускъ!

— Все готово. Прежде чѣмъ пробьютъ часы, онъ долженъ быть уже въ дорогѣ!

Повѣренная удалилась. Герцогъ бросился въ кресло, радостно потирая руки.

— Ага! любезный тесть, ты считаешь меня слишкомъ глупымъ для того, чтобы носить корону! Но я не настолько глупъ, чтобы быть твоимъ орудіемъ. У меня хватитъ ума обмануть тебя и скрыть злобу подъ улыбкой. Глупъ ты, что подумалъ будто можешь привлечь Кларенса на свою сторону, обѣщая ему вмѣсто королевской власти что-то другое. Съ самодовольнымъ видомъ подошелъ онъ къ столу и съ наслажденіемъ осушилъ свой кубокъ.

Вдругъ онъ увидѣлъ передъ собой Изабеллу, блѣдную, съ блуждающимъ взглядомъ.

— Я была сумасшедшая! Джоржъ! сумасшедшая! письмо! гдѣ письмо? Не надо отсылать его!

Въ эту минуту часы пробили.

— Уже поздно, другъ мой! отвѣчалъ герцогъ.

КНИГА ДЕСЯТАЯ.

I.

Ужасные слѣды войны исчезли съ полей, гдѣ Сибилла съ отцомъ бродили среди мертвецовъ, а на зеленыхъ пастбищахъ паслись уже мирныя стада.

Прелестный видъ на зеленѣющую лужайку растилался предъ окнами фермы, куда Гастингсъ помѣстилъ безпріютнаго ученаго съ дочерью

Быль прекрасный лѣтній вечеръ. Сибилла оставила свое шитье и съ нетерпѣніемъ и безпокойствомъ принялась смотрѣть въ окно на извилистую дорогу. Комната ея помѣщалась въ верхнемъ этажѣ дома и была убрана хотя и не роскошно, но очень изящно. Стѣны обиты были ярко-голубой саржей; большая суконная салфетка покрывала дубовый столъ. На ней были разложены разные музыкальные инструменты рѣдкой работы, рядомъ съ ними лежало нѣсколько рукописей большею частью Англійской или провансальской поэзіи. Табуреты, были обиты шитыми по канвѣ подушками яркихъ цвѣтовъ. Все было просто, но вездѣ проглядывалъ комфортъ и вкусъ.

Но вотъ лицо Сибиллы прояснилось, съ радостнымъ крикомъ выпорхнула она изъ комнаты, мигомъ сбѣжала по лѣстницѣ, мимоходомъ поцѣловала въ лобъ отца, задумчиво сидѣвшаго у входа и бѣгомъ бросилась на лужайкѣ. Въ одну минуту она была уже у ивовыхъ воротъ, и вся дрожа отъ волненія стала прислушиваться къ отдаленному топоту лошади. Ожиданіе не обманывало ее, скоро передъ ней очутился всадникъ. Не успѣла Сибилла опомниться, какъ онъ уже соскочилъ съ сѣдла, оставилъ лошадь идти въ знакомую конюшню, а самъ ловко перескочилъ чрезъ ворота.

— Ты ждала меня, Сибилла? радостно вскричалъ онъ.

Дѣвушка краснѣя освободилась изъ его объятій и трогательнымъ тономъ сказала ему:

— Сердце мое всегда ждетъ тебя; но я не знаю, благодарить или упрекать тебя за столько хлопотъ о насъ! Ты сейчасъ увидишь, какимъ прелестнымъ уголкомъ стала, благодаря тебѣ, эта жалкая лачужка.

— Увы! моя дорогая Сибилла, мнѣ хотѣлось бы, чтобы это жилище было еще болѣе достойно твоей красоты и нашей взаимной любви! Да благословить тебя Господь за твое терпѣніе и довѣрчивость. Я стараюсь мольбами моими ускорить тотъ день, когда я буду въ правѣ ввести тебя въ болѣе благородное жилище, гдѣ я услышу, какъ рыцари и бароны будутъ завидовать участи молодой жены Гастингса.

— Любезный лордъ…. сказала Сибилла, со слезами благодарности. Она остановилась, потомъ робко продолжала: Неужели король всегда будетъ строгъ къ моему бѣдному отцу?

— Король очень раздраженъ, я никогда еще не видывалъ его такимъ. Извѣстія о заговорѣ, замышляемомъ Варвикомъ во Франціи, ожесточили характеръ Эдуарда: онъ не можетъ слышать твоего имени, не произнося угрозъ отцу твоему, котораго онъ считаетъ тайнымъ приверженцемъ ланкастерцевъ. Тебя же онъ обвиняетъ въ томъ, будто ты приворожила меня къ себѣ, что, клянусь честью, отчасти и вѣрно. Герцогиня Бедфордъ болѣе чѣмъ когда либо находится подъ вліяніемъ Бунгея, его волшебству, а не успѣху нашего оружія приписываетъ она невѣроятное бѣгство Варвика и истребленіе нашихъ враговъ. Бунгей всегда, кажется, возбуждалъ и теперь еще возбуждаетъ въ Эдуардѣ подозрѣнія противъ твоего невиннаго отца. Король раскаивается теперь, что отпустилъ на свободу бѣднаго Варнера. Онъ помнитъ еще несчастное приключеніе съ машиной и готовъ держать пари, что отецъ твой уже тогда былъ въ заговорѣ съ Маргаритой. Еслибы я имѣлъ несчастіе жениться на тебѣ теперь, пока еще не прошелъ его гнѣвъ, я увѣренъ, онъ осудилъ бы тебя на смерть, какъ колдунью, а меня предалъ бы въ жертву тайной злобѣ моихъ старинныхъ враговъ, Водвилей. Но, не бойся, моя дорогая Сибилла; страсти Эдуарда ужасны, но къ счастію онѣ скоро проходятъ, мы оба будемъ вознагражднны за наше терпѣніе.

— Но, Гастингсъ, ты все еще любишь меня, неправда ли? Сказала глубоко взволнованная Сибилла. Ахъ! Еслибъ ты зналъ, какъ я страдаю когда тебя нѣтъ со мной! Я вижу тебя окруженнымъ прекраснѣйшими и знатнѣйшими леди и говорю себѣ: Возможно ли чтобы онъ думалъ всегда обо мнѣ! Но ты очень любишь меня, не правда-ли? Ты всегда будешь любить меня… говори, говори скорѣе?…

Гастингсъ поклялся ей въ вѣчной любви.

— А леди Бонвиль? нерѣшительно спросила Сибилла, и въ тонѣ ея голоса слышалась скрытая ревность.

— Я уже нѣсколько мѣсяцевъ не видалъ ее, отвѣчалъ Гастингсъ, слегка мѣняясь въ лицѣ. Она теперь въ одномъ изъ своихъ западныхъ замковъ. Говорятъ, мужъ ея опасно боленъ. А леди Бонвиль ханжа и лицемѣрка, строющая изъ себя нѣжную жену. Но оставимъ эти воспоминанія, уже почти забытыя. А отецъ твой, все еще груститъ о своей машинѣ? Я никакъ не могъ напасть на ея слѣдъ.

— Посмотри, сказала Сибилла, указывая на Варнера (они уже подходили къ дому), посмотри, онъ создаетъ въ умѣ своемъ новую.

— Ну, что, любезный Варнеръ, какъ поживаете? сказалъ лордъ, пожимая руку ученаго.

— Ахъ! вскричалъ Варнеръ, словно ожившій при видѣ своего могущественнаго покровителя, ты принесъ мнѣ какія нибудь извѣстія о ней? твои веселые глаза доказываютъ, что… Но нѣтъ, нѣтъ, ты мѣняешься въ лицѣ; увы! они уничтожили ее! О, еслибы юность могла снова вернуться ко мнѣ!

— Но, неужели, сказалъ Гастингсъ весьма удивленный его словами, неужели, еслибы ты могъ опять помолодѣть, ты снова предался бы своей мечтѣ и согласился бы на прежнюю жизнь труда, гоненій, оскорбленій?

— Благородный сынъ мой, отвѣчалъ ученый, часы оскорбленій, гоненій, трудовъ, вполнѣ вознаграждались для меня днями и ночами, когда я зналъ одни надежды, радость и счастье. Богъ гораздо добрѣе для насъ, чѣмъ это думаетъ человѣкъ. Человѣкъ поверхностно судитъ обо всемъ, онъ видитъ одно горе, а не замѣчаетъ утѣшеній, скрытыхъ въ глубинѣ души.

Сибилла оставила Гастингса съ отцемъ, а сама пошла распорядиться на счетъ ужина. Придворный усѣлся возлѣ старика на простомъ деревенскомъ стулѣ въ тѣни роскошно разросшихся каприфолій. Какое то сладкое спокойствіе проникло въ взволнованную душу Гастингса. Съ наслажденіемъ слушалъ онъ старика. Чистая душа ученаго, на время, работой, прикованная къ землѣ, снова предалась созерцанію глубокихъ, вѣчныхъ тайнъ природы. Съ увлекательнымъ краснорѣчіемъ говорилъ онъ о существованіи Бога, о гармоніи міра, о воскресеніи мертвыхъ, о вѣчности природы и о безсмертіи души. Этотъ сѣдовласый старецъ, изгнанный изъ общества людей, былъ гораздо возвышеннѣе въ своихъ словахъ, чѣмъ могли быть они на дѣлѣ; слова могутъ приближаться къ истинѣ, дѣйствія же стремятся къ ней на обулъ, часто оступаясь и сбиваясь съ истиннаго пути.

Взволнованный и увлеченный словами старика, Гастингсъ не находилъ отвѣта, и сердце его, позабывъ въ эту минуту свое мелочное честолюбіе, говорило ему: Что могутъ дать тебѣ милости, и улыбка короля, взамѣнъ яснаго спокойствія и самоотверженной любви?!

II.

Послѣ той ночи, когда Гастингсъ спасъ Сибиллу и отца ея отъ смерти, чувство рыцарской преданности сдѣлало его ихъ покровителемъ. Хозяева фермы: вдова съ дѣтьми, были люди простые и добрые. Гдѣ могли наши изгнанники найти болѣе надежное убѣжище, какъ не въ томъ домѣ, гдѣ пріютилъ ихъ Гастингсъ? Сибилла вполнѣ овладѣла его сердцемъ. Снова обмѣнялись они клятвами любви и вѣрности.

Антоній Водвиль, лордъ Риверсъ, раздѣлявшій нерасположеніе сестры своей, королевы, къ Гастингсу былъ теперь въ большой чѣмъ когда-либо милости у Эдуарда. Оскорбленный надменнымъ обращеніемъ своего соперника, Гастингсъ часто удалялся отъ двора и проводилъ время съ Сибиллой. Его частые визиты на ферму ни въ комъ не возбуждали ни малѣйшаго подозрѣнія. Хозяева фермы считали его близкимъ родственникомъ своихъ жильцовъ. Сибилла въ своей довѣрчивости и преданной любви къ Гастингсу не находила никакого оскорбленія для своей гордости въ его услугахъ, напротивъ въ нихъ она видѣла новыя доказательства его любви къ ней и заботы объ ея счастіи. Что касается Варнера, онъ смотрѣлъ на вниманіе Гастингса, какъ на дань, которую благородный лордъ платилъ его учености, какъ на доказательство участія, какое государственный человѣкъ, очень естественно, долженъ былъ принимать въ изобрѣтеніи, могущемъ принести пользу странѣ. Къ тому же Гастингсъ всегда находилъ благовидные предлоги своимъ частымъ визитамъ, и Адамъ, повидимому, не обращалъ на нихъ ни малѣйшаго вниманія. Гастингсъ привыкъ уже считать Варнера совершенно слѣпымъ и безразличнымъ къ тому, что совершается у него передъ глазами. Но вдругъ однажды, на другой день послѣ описаннаго нами посѣщенія Гастингса, когда онъ снова былъ на фермѣ, во время нѣжнаго разговора его съ Сибиллой, Адамъ неожиданно подошелъ къ нимъ, взялъ гостя за руку и повелъ его въ садъ.

— Благородный лордъ, сказалъ онъ, въ несчастіяхъ нашихъ вы показали себя добрымъ и великодушнымъ. Бѣдная машина навсегда потеряна для меня и для цѣлаго свѣта; да будетъ воля Божія! Само небо, кажется, захотѣло обратить меня къ моимъ семейнымъ обязанностямъ. У меня есть дочь, умоляю васъ, не позорьте ея имя, прошу васъ, не разбивайте ея сердца. Милордъ Гастингсъ, не ходите больше сюда.

Слова эти такъ поразили Гастингса, что ему стоило большаго труда, чтобы прійти въ себя. Бѣдный мой ученый, сказалъ онъ наконецъ, откуда явились у тебя, такъ внезапно, подозрѣнія, обидныя для меня и твоей дочери?

— Вчера вечеромъ, когда вы были здѣсь, я видѣлъ какъ вы жали ей руку, и я какъ то разомъ вспомнилъ то время, когда самъ былъ молодъ и ухаживалъ за матерью Сибиллы. Всю ночь я не могъ сомкнуть глазъ, всѣ мысли мои сосредоточились на моей дочери, съ такой же силой, какъ до сихъ поръ сосредоточивались только на той машинѣ, дѣтищѣ ума моего. «Лордъ Гастингсъ, думалось мнѣ, другъ короля Эдуарда; король Эдуардъ не щадитъ чести дѣвушекъ. Лордъ Гастингсъ — могущественный пэръ, онъ не захочетъ жениться на бѣдной, неимѣющей никакого положенія въ свѣтѣ дѣвушкѣ.» Сжальтесь надо мной! Уйдите! Оставьте дочь мою!

— Но, вскричалъ Гастингсъ, если я честно люблю твою прелестную Сибиллу… если я далъ ей слово!

— Увы! увы! бормоталъ Адамъ

— Если я жду только позволенія короля, чтобы жениться на ней, можешь ли ты запретить мнѣ видѣться съ моей невѣстой?

— Значитъ она любитъ васъ? сказалъ Адамъ и сильная тоска сжала его сердце; такъ она дѣйствительно любитъ васъ? Говорите!

— Я горжусь ея любовью!

— Ну такъ, уйдите сейчасъ-же! уйдите! И не возвращайтесь до тѣхъ поръ, пока не въ силахъ будете принести жертву… Не приходите до тѣхъ поръ, пока священникъ не будетъ ждать васъ у алтаря! И такъ какъ этого не будетъ никогда., никогда… никогда… то оставьте мнѣ въ утѣшеніе честь и добродѣтель моей дочери!

Явленіе мертвеца, кажется не удивило бы такъ Гастингса, какъ это внезапное развитіе чувства и энергіи въ человѣкѣ, который до сихъ поръ жилъ только умомъ. Но потеря машины обратила мысли Варнера къ дѣйствительной жизни, и возвратила его въ прямому его долгу; защитника священныхъ правъ отца

Эти энергическія просьбы Адама, сильная тоска, написанная на его лицѣ, сильно подѣйствовали на Гастингса: все хладнокровіе разомъ оставило его; онъ не могъ произнести ни слова. Въ эту самую минуту Сибилла, удивленная продолжительнымъ отсутствіемъ отца и Гастингса, ничего не подозрѣвая вошла въ садъ.

Видъ Сибиллы успокоилъ Гастингса и возвратилъ ему его обычную энергію. «Почтенный старикъ, сказалъ онъ, почтительно цѣлуя руку Адама, ты говорилъ то, что требовалъ отъ тебя долгъ, и я сейчасъ дамъ отвѣтъ твоей дочери».

И подойдя къ сильно удивленной всей этой сценой Сибиллѣ онъ съ жаромъ сказалъ ей:

— Отецъ вашъ справедливо находитъ, что я не долженъ посѣщать васъ, пока не получу права назвать васъ своей женой. Я повинуюсь; я оставляю васъ, Сибилла; я сейчасъ же пойду къ королю и, въ награду за мою долгую и вѣрную службу, буду просить позволенія жениться на васъ.

— О, милордъ, вскричала Сибилла въ сильномъ испугѣ, подумайте хорошенько, вспомните, что говорили вы мнѣ еще вчера. Король такъ сердитъ! имя мое такъ ненавидимо всѣми! Нѣтъ, нѣтъ, оставьте меня! Прощайте навсегда если такъ должно быть, если отецъ мой и вы находите это нужнымъ. Ваша жизнь, свобода и благосостояніе для меня дороже всего на свѣтѣ, въ этомъ все мое счастіе. Вы не имѣете права рисковать ими.

И она бросилась передъ нимъ на колѣни.

Онъ нѣжно поднялъ ее, сжалъ въ своихъ объятіяхъ, потомъ передалъ ее отцу и задыхающимся отъ волненія голосомъ сказалъ:

— Не какъ пэръ и рыцарь, а какъ человѣкъ, буду я требовать у короля права имѣть свою семью, свой очагъ! Пусть сердится Эдуардъ, пусть отниметъ онъ отъ меня свои подарки, пусть удалитъ меня отъ двора, ты для меня дороже всего на свѣтѣ! Посмотри на меня не вздыхай, не плачь, улыбайся и жди меня!

Съ этими словами онъ удалился, побѣжалъ въ конюшню, самъ осѣдлалъ коня и поскакалъ въ Тоуеръ. Сибилла долго прислушивалась къ удалявшемуся топоту лошади, какъ вдругъ грозное явленіе, вѣстникъ ужаса и несчастія предстало передъ нею. За заборомъ сада стояла страшная Гроль. Съ громкимъ крикомъ ужаса бросилась Сибилла на грудь отца. Адамъ озирался кругомъ, желая узнать причину ея ужаса, но не видѣлъ никого, Гроль уже исчезла.

III.

Вернувшись въ Тоуеръ. Гастингсъ узналъ, что дворъ былъ еще въ Шенѣ. Немедленно отправился онъ туда. Когда онъ пріѣхалъ въ Шенъ, король въ это время ужиналъ и Гастингсъ, какъ опытный придворный, не рѣшился безпокоить его въ такую минуту. Онъ хотѣлъ уже отправиться въ обыкновенно занимаемыя имъ комнаты, какъ вдругъ къ нему подошелъ одинъ изъ придворныхъ и почтительно объяснилъ ему, что покои его отданы старшей статсъ-дамѣ, графинѣ Риверсъ; что касается другихъ комнатъ, менѣе просторныхъ и удобныхъ, то онѣ въ полномъ распоряженіи милорда. Это очень оскорбило гордость Гастингса.

— Покои лорда-каммергера его величества, отданы для статсъ-дамы, супруги сэра Антонія Водвиля! Но кто же могъ отдать такое распоряженіе, сэръ?

— Ея величество королева, отвѣчалъ придворный. Извините милордъ, прибавилъ онъ, тревожно озираясь кругомъ и понижая голосъ, извините милордъ, но вотъ что еще сказала ея величество: Если милордъ каммергеръ не вернется къ концу этой недѣли, онъ можетъ найти занятыми не только свои покои, но и свою должность. Мы всѣ васъ любимъ милордъ; извините мнѣ мое усердіе и остерегайтесь, если вы намѣрены сохранить то, что принадлежитъ вамъ

— Благодарю васъ, сэръ. Герцогъ Глочестеръ во дворцѣ?

— Да милордъ, онъ у себя въ комнатѣ, онъ долго не сидитъ за столомъ.

— Пожалуйста спросите у его свѣтлости, когда удостоитъ онъ принять меня; я буду ждать отвѣта здѣсь.

И прислонившись къ стѣнѣ корридора, Гастингсъ глубоко задумался. Теперь уже. не любовь занимала его мысли. Такова сила привычки, такова власть тщеславія и честолюбія, стоитъ только разъ предаться имъ. Пренебреженіе, оказанное царедворцу, произвело внезапную реакцію въ его умѣ. Снова вспыхнула въ немъ жажда этой бурной, блестящей придворной жизни, которая казалась ему такой несносной, пока онъ былъ увѣренъ въ ней и стала такъ дорога ему теперь, когда была опасность потерять ее. Бороться съ врагами, унизить соперниковъ, добиться снова расположенія короля, съ помощью хитраго ума своего разрушить всѣ козни своихъ противниковъ, вотъ какія мысли тѣснились теперь въ головѣ Гастингса и бѣдная Сибилла была забыта.

Черезъ нѣсколько минуть придворный вернулся къ Гастингсу.

— Принцъ Ричардъ приметъ милорда съ большимъ удовольствіемъ, сказалъ онъ.

Лордъ Гастингсъ отправился въ комнату герцога. Ричардъ въ широкомъ халатѣ, скрывавшемъ недостатки его стана, всталъ изъ за стола, заваленнаго бумагами и дружески обнялъ Гастингса.

— Я какъ нельзя болѣе радъ видѣть тебя, лю безный Вилліамъ! Король нуждается въ твоихъ мудрыхъ совѣтахъ; къ тому же мнѣ надо сообщить тебѣ весьма пріятныя для тебя новости.

— Клянусь Богомъ, принцъ, королю, я думаю, мало нужды въ совѣтахъ отжившаго.

— Отжившаго?

— Конечно. При дворѣ люди отживаютъ, покои ихъ занимаютъ, должности ихъ обѣщаются или даются другимъ, если они не являются утромъ и вечеромъ своимъ присутствіемъ доказывать королю, что они еще живы. И Гастингсъ съ притворной веселостью разсказалъ принцу свою обиду.

— Что будешь дѣлать, Гастингсъ? сказалъ Ричардъ, пожимая плечами; лордъ Риверсъ самъ по себѣ ничего не значилъ, но жена его богатая наслѣдница, она требуетъ положенія, которое соотвѣтствовало бы ея богатствамъ. Скажи, видѣлъ ли ты хоть одного человѣка, который бы могъ удержать за собою власть, не имѣя ни обширныхъ связей, ни богатаго приданаго за женой. Какъ можетъ бѣдный человѣкъ защитить свою репутацію, свою популярность противъ интригъ и женскихъ сплетенъ? Но пусть человѣкъ этотъ женится и съ женою явится у него цѣлый полкъ прелестныхъ защитницъ, которыя безъ его вѣдома будутъ вести тайную борьбу съ его непріятельницами. И такъ, любезный другъ, пока ты не женишься, лучше и не думай соперничать съ лордомъ Риверсомъ, у котораго есть жена, три сестры, двѣ тетки и съ полсотни кузинъ.

— А если я теперь же пришелъ просить у короля позволенія жениться?

— Если невѣста твоя богата, съ большими связями, принята при дворѣ, то ты будешь первымъ лордомъ въ королевствѣ, такъ какъ Варвикъ теперь въ изгнаніи.

— А если у нея нѣтъ ничего, кромѣ молодости, красоты и добродѣтели?

— О, въ такомъ случаѣ. Гастингсъ, ты лучше уже проси святаго патрона твоего послать хорошую войну; въ мирное же время ты затеряешься въ толпѣ. Но оставь, пожалуйста, эти шутки; я знаю, ты не такой человѣкъ, чтобы говорить серьезно о молодости, добродѣтели и тому подобныхъ вещахъ, въ этомъ свѣтѣ, гдѣ ничто не молодо и не добродѣтельно. Но перейдемъ къ дѣлу.

И герцогъ разсказалъ Гастингсу о послѣднихъ извѣстіяхъ, полученныхъ имъ изъ Франціи, онъ былъ не въ духѣ: его извѣщали, что Маргарита не согласилась на бракъ сына своего съ дочерью Варвика, а съ другой стороны герцогъ Бургундскій, знавшій все чрезъ своихъ шпіоновъ, увѣдомлялъ Эдуарда, что Варвикъ на свой счетъ запасается провіантомъ на 60 тысячъ человѣкъ и что, въ случаѣ отказа Ланкастерцевъ соединиться съ нимъ, онъ готовъ одними силами своей семьи выдержать борьбу съ войскомъ Эдуарда.

— А если бы всѣ силы семьи его соединились съ нимъ, то какой иноземный король могъ бы сдѣлать такое грозное нашествіе? Мальтраверсы, Мовбреи, Фоконберги, Вестморлэнды, Фитцъ-Гюги, Станлеи, Бонвили, Ворчестеръ.

— Но къ счастію, продолжалъ Глочестеръ, Мовбреи — въ родствѣ съ сестрою королевы; Ворчестеръ ненавидитъ Варвика, Станлей постоянно ворчитъ на насъ, вѣрный знакъ, что онъ приметъ нашу сторону: Бонвили… У меня есть надежный приверженецъ Іоркской династіи, которому можно довѣрить вассаловъ этого дома; но объ этомъ поговоримъ послѣ. Теперь ты долженъ помочь мнѣ пробудить Эдуарда отъ его спячки: онъ презираетъ опасность, не отдаетъ никакихъ приказаній и не укрѣпляетъ границъ. Храбрость дѣлаетъ его до невѣроятія безпечнымъ. Затѣмъ Глочестеръ переговорилъ съ нимъ еще о нѣкоторыхъ военныхъ распоряженіяхъ, которыя, по его мнѣнію, необходимо было посовѣтовать королю. Потомъ, придвинувъ стулъ свой къ Гастингсу, онъ съ улыбкой сказалъ:

— Теперь, Гастингсъ, поговоримъ о тебѣ. Я вижу, что ты не знаешь новости, полученной нами. Лордъ Бонвиль умеръ, три мѣсяца тому назадъ въ своемъ Девонскомъ замкѣ. Катерина твоя свободна, она въ Лондонѣ. Ну, что же, другъ мой, ты не радуешься?

— Прошедшаго не воротишь, грустно сказалъ Гастингсъ: далеко уже то время, когда подобное извѣстіе могло меня обрадовать!

— Далеко! нѣтъ, судьба все это время покровительствовала тебѣ: семь прекрасныхъ замковъ увеличиваютъ богатство прелестной вдовы. Богатое приданое, которое она принесла мужу, остается при ней. Даже дочь ея усилитъ твое могущество. Молодая наслѣдница Цецилія Бонвиль выходитъ замужъ за лорда Дорсета. Ты былъ бы женатъ на тещѣ сына королевы. Съ другой стороны леди Бонвиль тетка герцогини Кларенсъ. Будь увѣренъ, Джоржъ рано или поздно броситъ Варвика и помирится съ королемъ. И такъ, Гастингсъ, впереди ожидаетъ тебя знатное родство, огромныя имѣнія, жена съ незапятнанымъ именемъ и къ тому же замѣчательная красавица, да еще твоя первая любовь!… Рука твоя дрожитъ… Да первая любовь твоя, Гастингсъ, и послѣдняя!..

— Принцъ, принцъ, пожалуйста пощадите меня. Катерина не любитъ меня.

— Ошибаешься! Я видѣлъ ее и понялъ, что только добродѣтель заставляла ее скрывать свою любовь къ тебѣ, отчего она сдѣлалась еще сильнѣе.

Радостный крикъ невольно вырвался у Гастингса, но лицо его опять сдѣлалось мрачно.

Глочестеръ тихонько наблюдалъ за нимъ. Кромѣ искренней любви къ Гастингсу, и политика побуждала герцога укрѣпить за такимъ вѣрнымъ іоркистомъ руку и богатство сестры лорда Варвика. Но благоразуміе не дозволяло ему распространяться далѣе объ этомъ предметѣ.

— Прости мнѣ, сказалъ Ричардъ притворно небрежнымъ тономъ, если я вступаюсь не въ свое дѣло. Но такъ какъ я, несмотря на всѣ препятствія, въ одинъ прекрасный день все таки получу руку Анны Невиль, то мнѣ было бы очень пріятно быть въ близкомъ родствѣ съ лордомъ Гастингсомъ. Но время уходить. Теперь ступай, пожалуйста, къ Эдуарду.

Король холодно встрѣтилъ своего бывшаго любимца. Сначала Гастингсъ приписалъ это интригамъ королевы и ея брата. Но Эдуардъ скоро самъ высказалъ настоящую причину своего неудовольствія.

— Милордъ, сухо сказалъ онъ, ты знаешь, я и самъ не святой. Но есть извѣстныя любовныя связи, которыя по моему мнѣнію неприличны рыцарямъ, дворянамъ, состоящимъ на службѣ у короля.

— Государь, я васъ не понимаю.

— Молчи! Вилліамъ! болѣе ласковымъ тономъ перебилъ его Эдуардъ. Не разъ надоѣдалъ ты мнѣ просьбами своими простить колдуна Варнера. Весь дворъ возмущенъ твоею любовью къ его дочери. Подъ пустыми предлогами ты оставляешь для нея свои служебныя обязанности. Я очень хорошо знаю тебя и вполнѣ увѣренъ, что одна любовь можетъ заставить тебя рѣдко бывать у короля. Ты проводишь все это время на колѣняхъ предъ этой колдуньей или въ ея объятіяхъ. Говорю тебѣ разъ навсегда. Тотъ, кто опутанъ сѣтями колдуньи, не можетъ быть вѣрнымъ слугой королю. Я прошу и требую отъ тебя не видѣться больше съ этою дрянью. Какъ! неужели въ нашей Англіи мало хорошенькихъ дѣвушекъ, что ты связался съ этой безбожницей.

— Государь, чѣмъ могла эта бѣдная дѣвушка заслужить такое отвращеніе вашего величества?

— Ты не знаешь… раздражительно началъ было король. Но замѣтивъ печальное изумленіе своего фаворита, онъ слегка поблѣднѣлъ и остановился. Хорошо, думалъ онъ; до сихъ поръ они молчали. Но будутъ ли они и впредь настолько же благоразумны? Достаточно уже того, продолжалъ онъ вслухъ, что нашъ ученый Бунгей считаетъ ея отца самымъ опаснымъ колдуномъ, волшебство котораго дѣйствуетъ въ пользу Ланкастерцевъ и мятежника Варвика. Къ тому же, дочь опасна не менѣе отца. А потому, я приказываю тебѣ, какъ король, и какъ другъ прошу тебя не видѣться болѣе ни съ отцемъ, ни съ дочерью. Говорю тебѣ это разъ навсегда. Теперь поговоримъ о дѣлахъ государственныхъ.

Каковы бы ни были чувства Гастингса, онъ понималъ, что въ такую минуту нельзя было осмѣлиться спорить съ королемъ. Онъ постарался собраться съ мыслями и спокойно говорить о важныхъ вопросахъ, которые обсуждалъ съ нимъ Эдуардъ. Но Гастингсъ былъ такъ разстроенъ, что голова его отказывалась работать и король, замѣтивъ это, сжалился надъ своимъ фаворитомъ и отпустилъ его.

Гастингсъ легъ спать, но сонъ бѣжалъ отъ его глазъ. Онъ очень хорошо понималъ, что каково бы ни было суевѣріе Эдуарда, искренно вѣрившаго въ колдовство, но тутъ скрывалась другая, болѣе существенная причина нелюбви его къ бѣдной Сибиллѣ. Нѣтъ нужды прибавлять, что ни отъ разсѣяннаго Варнера, ни отъ его невинной дочери, Гастингсъ ничего не слышалъ объ истинной причинѣ гнѣва короля. Онъ терялся въ пустыхъ догадкахъ и не зналъ, что Эдуардъ невольно воздавалъ уваженіе рыцарской чести своего достойнаго любви фаворита, больше всего опасаясь, чтобы Гастингсъ не узналъ постыдной тайны, которую могли открыть философъ и его дочь.

Еслибы лордъ Гастингсъ далъ имя и званіе Сибиллѣ, какой вѣсъ пріобрѣло бы вдругъ показаніе этой дѣвушки, теперь бѣдной и неизвѣстной! Но, вмѣстѣ съ образомъ Сибиллы, Гастингсу представлялись опасности, препятствія, униженія, немилость, паденіе, и невольно вспоминались ему слова Глочестера. Величественный образъ Катерины предсталъ предъ нимъ, окруженный воспоминаніями первой любви и сулилъ ему славу и богатство. Наконецъ Гастингсу удалось заснуть, и во снѣ грезилась ему не Сибилла, не скромный садикъ фермы, но Катерина, во всемъ блескѣ молодости, то дерево, подъ которымъ объяснились они другъ другу въ любви, сломанное кольцо, восторги и отчаяніе его первой, благородной юношеской любви.

IV.

На другой день Гастингсъ немного успокоился; изъ Франціи пришли важныя извѣстія, заставившія его всецѣло отдаться государственнымъ дѣламъ. Вѣсть объ обрученіи леди Анны съ принцемъ Эдуардомъ привела Глочестера въ страшное бѣшенство, котораго онъ не могъ скрыть, несмотря на все свое благоразуміе и притворство. Ничто не могло утѣшить Ричарда въ этой потерѣ, ни даже письмо Кларенса къ королю, убѣдившее герцога, что одинъ изъ его проектовъ удался. Письмо изъ Бургундіи предостерегало Эдуарда насчетъ вторженія Варвика и объявляло, что герцогъ Карлъ намѣренъ выслать противъ Варвика флотъ, чтобы помѣшать его высадкѣ на берега Англіи.

Но безпечный Эдуардъ и не думалъ принимать никакихъ мѣръ предосторожности противъ такого грознаго врага. Онъ даже смѣялся надъ словомъ «высадка».

— Чортъ возьми эти бургундскіе корабли! сказалъ онъ въ совѣтѣ; я того только и желаю, чтобы графъ высадился!

Но, разумѣется, никто не раздѣлялъ этого желанія короля.

Въ тотъ же день прибылъ третій гонецъ съ извѣстіями, страшно взбѣсившими Эдуарда. Пренебрегая опасностью, пока она была далека, онъ предавался бѣшенству и жаждѣ мести, когда врагъ былъ уже близко.

Молодой лордъ Фитцъ-Гюгъ, котораго мы уже видѣли среди Ольнейскихъ мятежниковъ, теперь глава семьи, неожиданно сталъ во главѣ сильнаго мятежа на сѣверѣ.

Лучше Монтэгю никто не умѣлъ вести войну въ этихъ провинціяхъ; никто не зналъ такъ хорошо, какъ онъ, характера населенія, настроенія разныхъ городовъ и дворянства. А потому совѣтъ объявилъ его лучшимъ вождемъ, какого только можно было выслать противъ мятежниковъ. Но тутъ возникъ споръ, можно ли вполнѣ довѣриться ему? Благоразумнѣйшая партія рѣшила, что его никакъ нельзя обойти въ этомъ случаѣ, и непремѣнно надо послать на сѣверъ, чтобы удалить его съ Норфолькскаго берега, гдѣ, согласію съ извѣстіями, долженъ былъ сдѣлать высадку Варвикъ.

Эдуардъ, съ невѣроятнымъ ослѣпленіемъ, положился на вѣрность человѣка, съ которымъ онъ поступилъ такъ безчестно, котораго онъ разорилъ и еще недавно обманулъ, предлагая руку своей дочери принцу Ланкастерскому. Немедленно вызвалъ онъ Монтэгю и приказалъ ему тотчасъ же набирать войска и, во главѣ ихъ, двинуться на сѣверъ.

Монтэгю молча выслушалъ приказаніе короля, молча оставилъ покои Эдуарда, вскочилъ на коня и, выѣхавъ изъ дворца, вынулъ письмо.

— А! Эдуардъ, сказалъ онъ, злобно стиснувъ зубы, торжественно обѣщавъ дочь твою моему сыну, ты захотѣлъ отдать ее твоему Ланкастерскому врагу. Трусъ, который хочетъ купить себѣ миръ! Негодяй, измѣняющій своему слову. Спасибо тебѣ, Варвикъ, за эти извѣстія, безъ этого оскорбленія я никогда не могъ бы, я это чувствую, обнажить мечъ противъ этого безчестнаго человѣка, и тѣмъ болѣе не могъ бы обнажить его за Ланкастерцевъ. О, трепещи, безчестный король, насмѣхающійся надъ чувствами вѣрности и чести! Измѣнникъ не имѣетъ права назвать измѣной законную месть.

Между тѣмъ Эдуардъ, съ цѣлью продолжать военныя приготовленія, отправился въ Тоуеръ. Земля колебалась у него подъ ногами, каждую минуту онъ видѣлъ новыя доказательства угрожавшей ему опасности. На дверяхъ церкви Св. Павла и другихъ столичныхъ церквей, на галерномъ флагѣ въ Чепе и на Лондонскомъ мосту были неизвѣстно кѣмъ, прибиты знаменитыя прокламаціи, подписанныя Варвикомъ и Кларенсомъ и составленныя смѣлымъ слогомъ графа. Въ нихъ говорилось у скоромъ возвращеніи Варвика и Кларенса, въ короткихъ словахъ перечислялись недостатки государственнаго правленія и объявлялось желаніе графа и герцога исправить все зло и вознаградить народъ за нанесенныя ему обиды. Хотя въ прокламаціяхъ и не говорилось о возстановленіи Ланкастерской династіи, безъ сомнѣнія для того, чтобы оградить безопасность Генриха, однако всѣ жители Лондона знали уже о грозномъ союзѣ Маргариты съ Варвикомъ. Но Эдуардъ, по прежнему презрительно улыбался, онъ вѣрилъ письму брата и убѣжденъ былъ, что въ минуту высадки Кларенсъ оставитъ своего соучастника и тайно вернется къ королю. Оттого, несмотря на всѣ дурныя предзнаменованія, ужинъ въ Тоуерѣ никогда еще не былъ такъ веселъ и оживленъ, какъ въ эту ночь. Гастингсъ рано оставилъ пиръ, пока онъ не обратился еще въ оргію и, погруженный въ печальныя размышленія, вернулся въ свою комнату. Въ изнеможеніи бросился онъ на стулъ, и опершись головой на руки, глубоко задумался.

— О, нѣтъ, нѣтъ, думалъ онъ, теперь, когда настала для меня минута, во всей полнотѣ созерцать истинное величіе. Теперь, когда принцы и пэры тѣснятся вокругъ меня за совѣтами, теперь, когда дворяне, рыцари, оруженосцы, всѣ просятъ позволенія быть принятыми въ армію, предводительствуемою Гастингсомъ, я чувствую теперь, какъ невозможенъ какъ ошибоченъ мой прекрасный сонъ: Какъ заблуждался я, думая, что могу забыть все… забыть все для уединенной жизни… для любви дѣвушки. Любовь! Какъ будто бы я не былъ обманутъ ею! Любовь! какъ будто я могу еще любить! какъ будто любовь!.. Но, увы! любовь можетъ быть для меня теперь только однимъ воспоминаніемъ. А Катерина снова свободна!

При этихъ словахъ онъ опустилъ глаза. Можетъ быть, онъ чувствовалъ стыдъ и угрызенія совѣсти, сравнивая чувства волновавшія его теперь, съ тѣми, которыя заставили его вчера просить Сибиллу не скучать въ его отсутствіи.

— Эта проклятая придворная атмосфера портить всѣ лучшія намѣренія, подумалъ онъ, словно оправдывая себя въ собственныхъ глазахъ. Но едва успѣлъ онъ прибѣгнуть къ этому жалкому оправданію, какъ громкій крикъ удивленія и радости невольно вырвался у него. Передъ нимъ лежало письмо: онъ узналъ руку Катерины. Сколько лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ глаза его въ послѣдній разъ видѣли этотъ почеркъ, съ тѣхъ поръ какъ онъ прочелъ роковыя слова: «Прости и забудь!» Тѣ слова были смочены слезами, и на этомъ письмѣ онъ тоже видѣлъ слѣды слезъ. Письмо было очень коротенькое и, какъ видно, писано дрожащей рукой. Вотъ его содержаніе: Завтра до полудня лорда Гастингса ждетъ къ себѣ та, которую онъ глубоко огорчилъ, своимъ обиднымъ подозрѣніемъ и несправедливымъ обвиненіемъ будто бы она погубила его жизнь.

"Катерина-де-Бонвиль."

Оставимъ Гастингса за чтеніемъ письма и перенесемся недалеко отъ него, въ комнату знаменитаго Бунгея; съ выраженіемъ бѣшенства и отчаянія смотритъ онъ на похищенную у Адама машину. Онъ разобралъ ее на части, желая извлечь изъ нея какую нибудь пользу, но всѣ старанія его были напрасны. Возлѣ монаха стояла женщина, закутанная въ длинный, ярко-красный плащъ, капишонъ котораго на половину закрывалъ ея рѣзкое, злобное лицо.

— Повторяю тебѣ, Гроль, говорилъ монахъ, что ты въ этомъ дѣлѣ осталась въ барышахъ. Я давалъ всевозможныя формы этой дьявольской выдумкѣ, я шепталъ надъ нею столько латыни, сколько нужно для того, чтобы приручить чудовище, а эта проклятая машина, ущипнувъ мнѣ нѣсколько пальцевъ, обваривъ меня кипяткомъ, оглушивъ меня на столько, что всякой другой на моемъ мѣстѣ непремѣнно бы испугался, все такъ осталась obstinatus nuilus, т. е. упряма, какъ оселъ. Она оказалась совсѣмъ ни къ чему негодной. Къ счастію мнѣ пришла славная мысль: вынуть изъ остава машины сосудъ, въ которомъ я теперь варю яйца. Но клянусь душою отца Мерлина, не стоило мнѣ столько мучиться изъ-за такихъ пустяковъ.

— Скорѣй, уже поздно! Я тороплюсь. Говори же скорѣй, что нужно тебѣ отъ Гроль?

— Будь повѣжливѣе, дитя мое! Сердитымъ тономъ сказалъ монахъ. Вотъ что мнѣ отъ тебя надо. Пусть бездѣльникъ Варнеръ самъ объяснитъ мнѣ употребленіе и всѣ хитрости этой дьявольской машины… Ты должна найти мнѣ его и привести сюда.

— А если онъ откажется объяснить тебѣ это?

— Тюрьма и пытка развяжутъ ему языкъ.

— Въ чемъ же ты его обвинишь?

— Я скажу, что онъ подкупленъ лордомъ Варвикомъ и обращаетъ колдовство свое въ его пользу.

— А если я приведу къ тебѣ колдуна, чему научишь ты меня въ замѣнъ этого?

— Чего ты больше всего желаешь?

Гроль, немного подумавъ, отвѣчала.

— Въ воздухѣ пахнетъ войной; Гроль всегда сопровождаетъ воиновъ; солдатъ ея добудетъ много золота и разной добычи. Но солдатъ сильнѣе Гроли, и когда спитъ, возлѣ него лежитъ кинжалъ. А сонъ его чутокъ и тревоженъ, ему снятся дурные сны. Дай мнѣ питье, отъ котораго онъ уснулъ бы непробуднымъ сномъ, чтобы глаза его не могли открыться, когда Гроль будетъ брать у него золото, и пусть рука его такъ отяжелѣетъ, чтобъ онъ въ силахъ былъ обнажить кинжалъ.

— Immunda! detestabilis! своего собственнаго друга?

— Онъ поколотилъ меня уздечкой, онъ далъ экю Гризеллѣ; Гризелла сидѣла у него на колѣняхъ! Гроль никогда не прощаетъ.

Какъ ни былъ низокъ монахъ, но и онъ ужаснулся.

— Я не могу помочь тебѣ совершить убійство: не могу дать тебѣ этого питья. Проси у меня что нибудь другое.

— Ничего мнѣ больше не надо: я ухожу.

— Нѣтъ нѣтъ подумай! Что бы мнѣ дать тебѣ?

— Я знаю, куда скрылся Варнеръ. Завтра вечеромъ, въ это самое время я могу отдать его въ твои руки. Обѣщай мнѣ только питье.

— Хорошо, хорошо, mulier abomuxabilis! т. е. несговорчивая плутовка. Я не могу дать тебѣ этого питья, но могу указать тебѣ еще болѣе дѣйствительное средство для произведенія тяжелаго сна. Такъ какъ оно не выдыхается подобно эссенціямъ, то дѣйствуетъ еще сильнѣе. Это средство ты будешь имѣть на кончикахъ пальцевъ. Съ помощью его часто вырываютъ у спящаго самыя сокровенныя тайны.

— Это магія? радостно вскрикнула Гроль.

— Да, магія.

— Я приведу къ тебѣ колдуна. Но слушай: онъ ни на шагъ не отходитъ отъ дочери: я приведу тебѣ обоихъ.

— Нѣтъ… дочери мнѣ не надо.

— Однако не могу же я задушить ее, эту дѣвчонку, ея любовникъ, важный лордъ, можетъ узнать о преступленіи и тогда строго накажетъ меня. Оставить ее одну, тоже нельзя, она пойдетъ къ своему лорду, онъ узнаетъ, что замышляешь ты противъ колдуна и велитъ тебя повѣсить.

— Никогда не говори мнѣ этого слова, Гроль, оно неприлично и не предвѣщаетъ ничего хорошаго. Но кто этотъ лордъ?

— Гастингсъ.

— Проклятіе! Онъ и такъ уже отыскивалъ эту машину, надъ которой я мучусь день и ночь. Впрочемъ Гастингсъ скоро отправится на войну, вслучаѣ же какой опасности герцогиня защититъ меня. Ну, пожалуй, приведи и дочь. Не души ее, убійство никогда не ведетъ ни къ чему хорошему, развѣ ужь если оно непремѣнно нужно.

— Я знаю нѣсколькихъ смѣлыхъ бродягъ, которые помогутъ мнѣ обработать это дѣло, я ужь берусь сама заплатить имъ. Мнѣ не нужны твои деньги, мнѣ нужна твоя наука. Когда пробьетъ колоколъ для тушенія огней и летучая мышь будетъ охотиться за бабочками, мы принесемъ тебѣ твою добычу!

Гроль пошла уже къ дверямъ;. но вдругъ остановилась и отбросивъ назадъ капишонъ, спросила: Сколько лѣтъ дашь ты мнѣ на лицо?

— Клянусь, честью, отвѣчалъ монахъ, еслибы я не видѣлъ тебя на колѣняхъ твоей матери, когда она слѣдовала за моимъ походнымъ театромъ, я далъ бы тебѣ тридцать лѣтъ. Но ты ведешь слишкомъ веселую жизнь, чтобы сохранить свѣжесть лица…. Но къ чему этотъ вопросъ?

— Вотъ къ чему, когда солдатъ и бродяга скажутъ мнѣ: «Гроль, ты слишкомъ устарѣла, чтобы пить съ нами изъ одной чаши, чтобы сидѣть у насъ на колѣняхъ, чтобы сопровождать молодыхъ любовниковъ битву, чтобы танцевать веселыя пляски на праздникахъ», тогда я оставлю сестеръ и буду имѣть свою особую хижину и черную кошку, безъ одного бѣлаго волоска. Буду собирать травы при новолуніи, буду отыскивать кости мертвецовъ… и проклятіе тѣмъ, кого я ненавижу! Я буду летать по воздуху на метлѣ! Тогда-то ты представишь меня на ночное сборище колдуновъ. Гроль создана быть хорошей колдуньей!

И съ дикимъ хохотомъ она скрылась изъ комнаты.

Бунгей, быть можетъ, въ первый разъ въ жизни, набожно прочелъ «Отче нашъ». Потомъ снова принялся за разобранныя части машины, но по прежнему ничего не добившись, онъ подошелъ къ шкафу, вынулъ оттуда утиное яйцо — главнѣйшую часть машины, съ помощью которой Варнеръ надѣялся измѣнить все на поверхности земли, онъ употребилъ на варку яицъ, единственную практическую пользу, какую нашелъ въ ней скоморохъ.

V.

На слѣдующее утро, Эдуардъ, на сколько могъ, обложилъ своихъ богатыхъ гражданъ налогами, хорошо зная, что золото есть главная сила войны. Ворчестеръ окружилъ войсками Тоуеръ. гдѣ королева, въ послѣднемъ періодѣ беременности, должна была жить во все время кампаніи. Глочестеръ разсылалъ вассаламъ и баронамъ приказанія набирать войска. Сэръ Антоній Риверсъ занятъ былъ улучшеніемъ своихъ роскошныхъ доспѣховъ. Палатинская крѣпость была въ сильномъ оживленіи, повсюду шли приготовленія къ предстоящей войнѣ. Одинъ лордъ Гастингсъ не принималъ въ нихъ никакого участія. Онъ отправился къ Катеринѣ. Зачѣмъ? съ какими намѣреніями? Онъ и самъ не могъ себѣ объяснить. Быть можетъ, онъ заранѣе радовался мщенію, котораго требовала его оскорбленная гордость, и намѣревался сказать идолу своей юности тоже, что сказалъ онъ Глочестеру: «Прошедшее невозвратимо». Быть можетъ, воспоминанія о клятвахъ, данныхъ Сибиллѣ, сильнѣе говорили въ немъ по мѣрѣ того, какъ идеальная любовь къ Катеринѣ становилась на болѣе реальную почву, теперь, когда онъ былъ почти увѣренъ въ ея взаимности. Такъ или иначе, но дѣло Сибиллы не совсѣмъ еще было проиграно, когда лордъ Гастингсъ вошелъ въ домъ леди Бонвиль. Но, когда онъ подходилъ къ Катеринѣ, лицо его было блѣдно, и въ походкѣ его не было обычной твердости и самоувѣренности.

Она была одна въ той самой комнатѣ, гдѣ видѣлъ онъ ее въ послѣдній разъ. Глубокій трауръ, оттѣняя блѣдность и нѣжную прозрачность кожи, еще рѣзче выставлялъ ея удивительную красоту. Гастингсъ почтительно поклонился и молча сѣлъ возлѣ нея.

Леди Бонвиль, съ невыразимой нѣжностью и грустью, смотрѣла на него нѣсколько минутъ. Вся гордость, казалось, оставила ее, лицо ея выражало теперь уже не суровую надменность, а кроткую застѣнчивость. Величественное самообладаніе, никогда не покидавшее ее прежде, теперь уступило мѣсто видимой борьбѣ надежды со страхомъ. «Гастингсъ… Вилліамъ», страстно шепнула она. При звукѣ ея голоса, въ первый разъ, послѣ столькихъ лѣтъ назвавшимъ его Вилліамомъ, сердце благороднаго лорда сильно забилось, дрожь пробѣжала по его членамъ.

— Если, продолжала Катерина, поступокъ мой кажется тебѣ слишкомъ смѣлымъ и неприличнымъ для женщины, узнай, по крайней мѣрѣ, мое намѣреніе, выслушай мое оправданіе. Было время (Катерина покраснѣла), было время, когда, еслибы только я могла свободно располагать своей рукой, я отдала бы ее тому, кто могъ потребовать половину этого кольца.

И Катерина вынула изъ маленькаго хрустальнаго ящичка залогъ ихъ любви, до сихъ незабытый ею.

— Сломанное кольцо, на самомъ дѣлѣ, должно было только предвѣщать мнѣ нарушеніе клятвы, сказалъ Гастингсъ, отвернувшись отъ своей собесѣдницы.

— Совѣсть должна упрекать тебя за эти слова, грустно отвѣчала Катерина. Рука моя принадлежала бы тебѣ, еслибъ ты только получилъ согласіе отца. Могла ли дѣвушка, и въ особенности изъ дома Невилей, не забывая долга и чести, обѣщать тебѣ большее? Мы были разлучены. Отецъ горячо любилъ меня; но, увы! развѣ гордость и честолюбіе когда нибудь обращаютъ вниманіе на пылкія чувства молодой дѣвушки? Три претендента, богатые лорды, добивались тогда руки дочери графа Салисбюри и каждый изъ нихъ могъ, войдя въ нашу семью, увеличить силу моихъ родителей, сила которыхъ опиралась тогда на мечи. Графъ Салисбюри предоставилъ дочери выборъ. Твой знатный другъ и родственникъ мой, герцогъ Іоркскій, самъ хлопоталъ за твоихъ соперниковъ. Онъ доказывалъ мнѣ, что ослушаніе мое, если только въ первый разъ, въ семьѣ нашей, дочь осмѣлится ослушаться отца, что упрямство мое было бы вѣчнымъ препятствіемъ твоему возвышенію; Салисбюри, говорилъ онъ, станетъ твоимъ врагомъ, будетъ остерегаться хвалить твое мужество и заслуги; если же я соглашусь быть женою другого, мои великодушные родные, своимъ вліяніемъ, первые помогутъ герцогу составить тебѣ карьеру. Трудно мнѣ было рѣшиться на это: я не хотѣла лицемѣрить; свѣтъ опостылилъ мнѣ, я желала посвятить себя Богу. Но я должна была раздѣлить участь всѣхъ благородныхъ дѣвушекъ — должна была повиноваться волѣ отца, принести себя въ жертву его интересамъ. Монахиней, я могла только молиться за успѣхъ его оружія; выйдя замужъ, я доставляла Салисбюри и Іорку сильныхъ вассаловъ и укрѣпленные замки какого нибудь вліятельнаго барона. Я повиновалась. Выслушай меня дальше. Изъ трехъ моихъ претендентовъ двое были молоды и храбры; женщины находили ихъ очаровательными. Еслибы я рѣшилась выйти за одного изъ нихъ, ты могъ бы подумать, что новая любовь вытѣснила тебя изъ моего сердца. Я выбрала третьяго, который, очевидно, не могъ внушить мнѣ любви. Вотъ печальное утѣшеніе, которымъ я старалась успокоить мое бѣдное сердце! Гастингсъ, оставленный мною, пойметъ, думала я что, выбравъ такого супруга, я только рабски повиновалась своему долгу. Подобное замужество было не лучше монастыря.

Катерина остановилась: крупныя слезы катились по ея щекамъ. Гастингсъ закрылъ лицо руками, чтобы скрыть свое волненіе. Немного оправившись. Катерина продолжала:

— Выйдя замужъ, я не забывала своихъ обязанностей жены…. Мы снова встрѣтились…. Въ твоемъ обращеніи со мной видны были гнѣвъ и презрѣніе Я считала позоромъ успокоивать тебя, признавшись, что замужняя женщина помнитъ дѣвичью любовь. Послѣ гнѣва и презрѣнія, въ тебѣ вспыхнуло ужасное чувство мести, которое могло обречь меня на стыдъ и раскаяніе. Тогда я, слабая женщина, нашла себѣ защиту въ гордости и презрѣніи. Я была сильно раздражена. Была ли я виновата! я видѣла, что ты, неблагодарный, не могъ оцѣнить сердца, которое только одна добродѣтель вознаграждала за принесенную имъ жертву? А между тѣмъ… между тѣмъ… когда ты считалъ меня такой черствой, такой безчувственной…. Но зачѣмъ разсказывать тебѣ всѣ эти испытанія? Господь поддержалъ меня, спасъ меня отъ паденія! И если ты не любишь меня болѣе, то, по крайней мѣрѣ, не имѣешь права презирать меня.

При послѣднихъ словахъ Катерины, Гастингсъ бросился къ ея ногамъ и сталъ страстно цѣловать ея руки, онъ задыхался отъ волненія. Катерина сквозь слезы смотрѣла на него нѣсколько минутъ, потомъ продолжала.

— Но ты мущина, у васъ есть утѣшенія, недоступныя для женщинъ. Болѣе всего сокрушали меня не ревность, не оскорбленное самолюбіе, меня мучили упреки, угрызенія совѣсти.

— Я увѣряла себя, что безъ раздирающаго сердце воспоминанія отвергнутой любви, ты никогда но унижалъ бы своей юной, богато одаренной натуры, никогда не терялъ бы даромъ драгоцѣннаго времени. Замѣчая за тобой какой либо недостатокъ, который въ глазахъ моихъ дѣлалъ тебя, мущину, недостойнымъ того благороднаго юноши съ блестящими задатками, какимъ знала я тебя прежде, я винила въ этомъ себя. Безсильная злоба къ самой себѣ дѣлала меня суровой и колкой въ обращеніи съ тобой. Когда я строго упрекала тебя за твою гордость, ты и не подозрѣвалъ, что сладкія воспоминанія прошлаго заставляли меня быть рѣзкой и несправедливой къ тебѣ. Вотъ почему…. вотъ почему, сдѣлавшись снова свободной, я, воображая, что не смотря на все, образъ мой все еще живетъ въ твоемъ сердцѣ, я поблагодарила Бога, что еще могла…. При этихъ словахъ блѣдное лицо Катерины ярко вспыхнуло и она почти шопотомъ продолжала я благодарила Бога, за то, что могла еще загладить прошлое и вознаградить тебя за все горе и страданія. Если поступкомъ своимъ я унизила свою гордость, пусть это будетъ мнѣ отплатой за прошлыя оскорбленія твоей. Теперь, покрайней мѣрѣ, ты можешь наслаждаться справедливой местью!

Она замолчала.

Какая опасная соперница явилась у тебя, бѣдная Сибилла! Твой милый навсегда погибъ для тебя. Онъ встрѣтилъ свою первую, единственную любовь, свою прежнюю Катерину кроткую, любящую, откровенную вмѣсто суровой и надменной леди Бонвиль, которую онъ почти ненавидѣлъ хотя и заискивалъ ея расположенія. Удивительно ли послѣ этого, что первая любовь съ новою силой вспыхнула въ немъ; Сибилла, ея чистая, самоотверженная любовь, клятвы, все было забыто.

— Катерина, никогда не переставалъ я любить тебя, всегда была ты мнѣ дороже всего на свѣтѣ, ты моя первая и послѣдняя любовь, восторженно прошепталъ Гастингсъ, осыпая ее страстными поцѣлуями.

Наступило молчаніе, безмолвное сліяніе двухъ сердецъ, такъ долго разлученныхъ другъ съ другомъ. Потомъ признанія, клятвы, вопросы, отвѣты. Наконецъ Катерина, нѣжно освобождаясь изъ объятій Гастингса, съ чувствомъ сказала ему.

— Теперь, когда ты имѣешь право знать мои мысли и руководить моими планами, согласись съ моимъ настоящимъ намѣреніемъ. Тебя ожидаетъ война. Мы должны разстаться еще на нѣсколько времени.

При этихъ словахъ Катерина нахмурилась, губы ея дрожали.

— Неужели мнѣ суждено пережить тотъ мучительный день, когда лордъ Варвикъ. измѣнившій дому Силисбюри и Іоркскому, соединится съ Ланкастерцами и Маргаритой, когда Катерина должна будетъ краснѣть за брата, котораго до сихъ поръ считала гордостью своего рода. Гастингсъ остановилъ ее, великодушно извиняя графа.

— Нѣтъ, нѣтъ, продолжала Катерина, не усиливай его вины, не говори мнѣ, что недостойное чувство гордости и раздраженія вслѣдствіи противорѣчія его политикѣ или его авторитету, достаточно для того, чтобы забыть родственника своего, герцога Іоркскаго, и обезображенный трупъ отца своего Силисбюри. Неужели ты думаешь, что иначе могла бы я… Она остановилась. Но Гастингсъ угадалъ ея мысль.

— Могла ли бы отвѣчать на любовь того, кто скоро сразится съ моимъ братомъ? Вотъ, что хотѣла сказать она, рѣшилъ онъ про себя.

Лицо Катерины не выражало уже болѣе кротости, оно показывало, что гордость, которую наслѣдовала она отъ своихъ предковъ, могла уступить только одной страсти.

— Пока будетъ длиться война, продолжала леди Бонвиль, мнѣ какъ вдовѣ и къ тому же сестрѣ графа, слѣдуетъ удалиться въ монастырь, основанный моей покойной матерью. Я уѣзжаю завтра же.

— Ахъ! сказалъ Гастингсъ, слушая тебя можно подумать, что вся война кончится одной битвой. Но Варвикъ не для того собирается высадится на берегъ Англіи и соединиться съ Ланкастерцами, чтобы одному слѣпому случаю довѣрить успѣхъ своего дѣла. Глупо было бы думать, что графъ не сдѣлалъ приготовленій для серьезной и долгой войны. Сомнѣваюсь, чтобы Эдуардъ могъ противостоять могуществу графа, при восторженной любви къ нему народа, армія этого грознаго мятежника постоянно будетъ пополняться свѣжими силами. Но если онъ будетъ имѣть успѣхъ и мы въ свою очередь должны будемъ отправляться въ изгнаніе, какъ теперь приверженцы Генриха, тогда, Катерина, ты снова попадешь подъ опеку своихъ родныхъ, враждебныхъ мнѣ, и опять Катерина, слишкомъ богатая для меня, прекрасная Катерина вторично будетъ потеряна для Гастингса.

— Если ты боишься потерять меня, возьми съ собой этотъ залогъ, пусть онъ служитъ тебѣ порукой, что измѣна Варвика дому, за честь, котораго палъ отецъ мой, Силисбюри, лишаетъ его всѣхъ правъ на ту, которая должна отречься отъ него, перестать считать его своимъ братомъ. Я очень хорошо знаю, что и графъ Салисбюри отрекся бы отъ своего сына, если бы предвидѣлъ въ немъ измѣну. Если тебя ожидаютъ пораженіе, бѣгство, измѣна, гдѣ бы ты ни былъ Гастингсъ, твоя Катерина всюду послѣдуетъ за тобой. Прощай. Да защититъ тебя Святая Дѣва! Дай Богъ, чтобы твое копье повергло къ твоимъ ногамъ твоихъ всѣхъ враговъ, исключая однаго! Прости меня я говорю о графѣ.

И Катерина залилась слезами.

— Побѣдителями или побѣжденными будемъ мы, мнѣ нечего бояться: у меня есть твой залогъ, сказалъ Гастингсъ, стараясь успокоить ее.

— Смотри, сказала Катерина, вынимая изъ хрустальнаго ящика сломанное кольцо, съ тѣхъ поръ, какъ я ношу имя Бонвиля, въ первый разъ сегодня кладу я эту святыню себѣ на сердце. Доволенъ-ли ты теперь отвѣтомъ Катерины?

VI.

— Судьба! думалъ Гастингсъ, на другое утро, подъѣзжая къ фермѣ. Да, судьба! отъ судьбы не уйдешь!

Судьба! вѣчная отговорка малодушныхъ. Судьба! Жалкое оправданіе всѣхъ ошибокъ. Люди сильные духомъ и добродѣтельные не признаютъ судьбы.

Не легко было Гастингсу исполнить свой грустный, послѣдній долгъ въ отношеніи Сибиллы, не легко было ему съ честною откровенностью сказать молодой дѣвушкѣ: «я не могу жениться на тебѣ, прости, забудь меня»! Безъ сомнѣнія онъ отыскивалъ болѣе цвѣтистыя фразы, въ которыя онъ могъ бы облечь эти жестокія слова. Но вотъ онъ пріѣхалъ на ферму, все тихо; онъ почувствовалъ какое то облегченіе, не слыша легкихъ шаговъ прелестной Сибиллы. Онъ отправился въ ея скромную комнату, сѣлъ и ждалъ, нѣсколько минутъ. Вездѣ все было тихо. Молчаніе удивило и даже испугало его. Онъ пошелъ дальше и столкнулся со вдовой, хозяйкой фермы, которая, узнавъ о пріѣздѣ лорда, вся въ слезахъ выбѣжала ему на встрѣчу.

— О, милордъ! вскричала она, вы вѣроятно пріѣхали сказать мнѣ, что они спасены, неправда ли? Вѣдь они не попали въ руки враговъ? Этотъ добрый, ласковый джентельменъ! Бѣдная красавица леди!

Гастингсъ былъ ошеломленъ этимъ извѣстіемъ, но вдова тотчасъ же въ короткихъ словахъ объяснила ему, въ чемъ дѣло. Наканунѣ вечеромъ, какой-то незнакомецъ явился на ферму, приглашая Адама и дочь его къ лорду Гастингсу, который, по словамъ его, упалъ съ лошади, слегка раненъ и перенесенъ въ сосѣднюю хижину. Онъ требуетъ ихъ къ себѣ, желая передать имъ что-то крайне нужное. Адамъ и Сабилла вполнѣ повѣрили этому разсказу, и не теряя ни минуты, послѣдовали за незнакомцемъ, но не возвращались болѣе. Безпокоясь о долгомъ отсутствіи своихъ жильцовъ, вдова сама сбѣгала въ хижину и узнала, что разсказъ незнакомца — была выдумка. Она повсюду искала старика съ дочерью; но всѣ поиски ея не имѣли успѣха. Съ самаго начала принимая жильцовъ своихъ за ланкастерцевъ, преслѣдуемыхъ правительствомъ, она предполагала теперь, что кто нибудь измѣнилъ имъ и предалъ ихъ въ руки враговъ. Гастингса сильно огорчило это извѣстіе. Подозрѣніе его пало на короля: «Эдуардъ, думалъ онъ, какъ нибудь открылъ ихъ убѣжище и выманилъ ихъ отсюда, чтобы разомъ оборвать всѣ отношенія его каммергера къ прелестной дочери колдуна». Не теряя ни минуты онъ отправился въ Тоуеръ. Пріѣхавъ туда онъ бросился въ кабинетъ Эдуарда.

— Государь! воскликнулъ, онъ въ сильномъ волненіи, государь! пожалуйста не сводите меня съ ума, не ослабляйте моей энергіи въ такую минуту, когда мнѣ нужны всѣ силы для службы вашему величеству. Этотъ старикъ… бѣдная молодая дѣвушка!… Сибилла… Варнеръ… Говорите, государь, скажите мнѣ только, что они внѣ опасности. Обѣщайте мнѣ освободить ихъ, и я клянусь повиноваться вамъ во всемъ. На полѣ битвы я докажу вамъ свою благодарность.

— Ты съ ума сошелъ, Гастингсъ, сказалъ король, сильно удивленный. Но тише!… И Эдуардъ взглядомъ указалъ ему на человѣка, стоявшаго въ углу комнаты передъ столомъ, заваленномъ кучами золота. Смотри, шепнулъ онъ, вотъ золотыхъ дѣлъ мастеръ принесъ мнѣ сумму, которую даютъ мнѣ въ займы онъ и его товарищи! Будетъ что разсказать про твои глупости!

Но неуспѣлъ еще Гастингсъ отвѣтить, какъ золотыхъ дѣлъ мастеръ, къ большому удивленію Эдуарда, подбѣжалъ къ Гастингсу и, забывая всякій этикетъ, схвативъ его за полу платья, вскричалъ: «Милордъ, милордъ, что еще за новые ужасы? Сибилла… Я думалъ, что она имѣла слабость бѣжать съ вами…»

— Чортъ возьми! вскричалъ король. Неужели мнѣ не будетъ покоя отъ проклятаго колдуна и его дочери колдуньи? А вы господинъ пэръ, и вы господинъ золотыхъ дѣлъ мастеръ, вы кажется забываете, что находитесь въ кабинетѣ короля и вопреки всякому этикету, наканунѣ битвы, начинаете спорить и ссориться, какъ сумасшедшіе? Да, вы, кажется и въ самомъ дѣлѣ, не въ своемъ умѣ!

Придворный опомнился первый и преклонивъ колѣно сказалъ съ глубокимъ почтеніемъ, но твердо и рѣшительно:

— Государь, если бѣдный Вилліамъ Гастингсъ, чѣмъ нибудь заслужилъ отъ своего короля хоть одно милостивое слово, то простите ему въ настоящую минуту все, что могло не понравиться вамъ въ его безразсудномъ гнѣвѣ и вопросѣ, и скажите ему, куда заключены несчастные, которые страдаютъ по его винѣ. Если они будутъ посажены въ тюрьму или вообще подвергнуться какой нибудь опасности, онъ будетъ считать себя на вѣки обезславленномъ.

— Милордъ, отвѣчалъ король уже болѣе мягкимъ тономъ, но все еще сильно удивленный, неужели ты серьезно думаешь, что въ такую минуту, когда мнѣ нужно подумать о спасеніи короны, буду я занимать голову пустяками, придумывая разныя хитрости, чтобы овладѣть дѣвченкой, которую, клянусь Св. Георгомъ, я менѣе всего на свѣтѣ желалъ бы назвать своей? Если тебѣ этого мало, невѣрный Ѳома, то вотъ тебѣ мое королевское слово, которое я никому еще не давалъ въ такихъ пустякахъ, вотъ тебѣ мое королевское слово, что я ровно ничего не знаю ни о твоей любезной, ни о ея проклятомъ отцѣ, не знаю, гдѣ онъ жилъ въ послѣднее время. Сверхъ того, если кто незаконнымъ образомъ дерзнулъ лишить свободы королевскихъ подданныхъ, то найди этого человѣка и я предоставлю тебѣ произнести надъ нимъ приговоръ. Доволенъ ли ты теперь?

— Да, государь, благодарю васъ.

— Но… началъ золотыхъ дѣлъ мастеръ.

— Довольно! и вы туда же, мистеръ! Это уже слишкомъ! Мы согласились отвѣчать человѣку, вооружающему три тысячи вассаловъ.

— А я, съ позволенія вашего величества, я принесъ золото, для платы этимъ вассаламъ, съ грубой откровенностью сказалъ негоціантъ.

Король сначала закусилъ губы съ досады; потомъ весело расхохотался.

— Ты правъ, мистеръ Эльвинъ; сосчитай монеты и ступай потомъ переговори съ моимъ каммергеромъ. Онъ выступитъ завтра на разсвѣтѣ. Но такъ какъ вы кажется отлично понимаете другъ друга, то онъ можетъ поручить тебѣ розыскать своихъ друзей. Я сдѣлаю должныя распоряженія для отысканія затерявшейся науки и похищенной красоты. Иди и успокойся Гастингсъ.

— Я сію минуту приду къ вамъ, милордъ, шепнулъ ему Эльвинъ.

— Хорошо, отвѣчалъ Гастингсъ. И, полный благодарности къ королю, онъ удалился въ свою комнату. Скоро пришелъ туда и золотыхъ дѣлъ мастеръ.

Узнавъ, что Варнеръ и Сибилла оставили Тоуеръ, Эльвинъ думалъ сначала, что молодая дѣвушка бѣжала съ Гастингсомъ. Теперь же онъ былъ внѣ себя отъ радости, когда каммергеръ далъ ему слово, что Сибилла оставалась по прежнему чиста и непорочна. Но Эльвина пугало таинственное исчезновеніе любимой дѣвушки. Онъ не зналъ, что и подумать и долго терялся бы въ пустыхъ догадкахъ, еслибъ Гастингсъ не вывелъ его изъ задумчивости.

— Вотъ что, сказалъ каммергеръ, озаренный внезапною мыслію, очень можетъ быть, что суевѣрная герцогиня Бедфордъ, захотѣла снова повидаться съ великимъ ученымъ, астрологомъ и магикомъ. Если это такъ, Адамъ съ дочерью спасены. Если же братъ Бунгей, любимецъ герцогини, всегда завидовавшій бѣдному Адаму, если онъ спровадилъ куда-нибудь Варнера, чтобы не допустить свиданія его съ ея свѣтлостью, въ такомъ случаѣ, Адаму, можетъ быть, и угрожаетъ какая-нибудь непріятность, но Сибилла и тутъ не подвергается никакой опасности. Ступай, Эльвинъ, я знаю, ты честно любишь эту дѣвушку и… Тутъ Гастингсъ остановился. Странно создано человѣческое сердце! хотя онъ навсегда отказался отъ Сибиллы, по ему трудно было уступить ее сопернику. Ты любишь ее, продолжалъ онъ нѣсколько хладнокровнѣе, и я смѣло могу поручить тебѣ отыскать ихъ, меня же обязанности солдата призываютъ далеко, отсюда, на сѣверъ. Вѣрь мнѣ, Эльвинъ, устами моими говоритъ не ревность, но святое чувство братской любви. Если ты можешь отыскать ее и быть ея защитникомъ, то будешь всегда имѣть въ Гастингсѣ самаго искренняго друга.

— Милордъ, сухо отвѣчалъ Эльвинъ, мнѣ не нужны друзья. Хотя я и молодъ, но успѣлъ убѣдиться, что друзья льнутъ къ счастію и никогда не даютъ его. Я отыщу бѣдную дѣвушку и почтеннаго отца ея, хотя бы пришлось мнѣ истратить на это послѣдній свой пенни. Дайте мнѣ только приказъ короля, чтобы я могъ разсчитывать на покровительство закона и имѣлъ бы чѣмъ зажать ротъ даже герцогинѣ Бедфордъ; все остальное я беру на себя.

Гастингсъ, съ чувствомъ пожалъ руку золотыхъ дѣлъ мастеру, которую тотъ подалъ ему съ видимымъ отвращеніемъ. Затѣмъ онъ оставилъ Эльвина на нѣсколько минутъ одного и вернулся уже съ приказомъ короля.

Эльвинъ тотчасъ же отправился начать розыски. Прежде всего онъ пошелъ къ Бунгею, но его не было дома, и по обыкновенію, онъ унесъ съ собой ключи отъ своего таинственнаго жилища. Но Эльвинъ нисколько не унывая, направилъ свои поиски въ другую сторону.

Въ Тоуерѣ вечеръ прошелъ тревожно, за послѣдними приготовленіями къ отъѣзду. Мысль объ угрожающихъ Эдуарду опасностяхъ, пробудила королеву отъ ея обычной апатіи. Всю ночь провела она въ слезахъ и молитвахъ о мужѣ, который спалъ мертвымъ сномъ неустрашимаго храбреца. На слѣдующее утро, король, вмѣстѣ съ полководцами своими, Глочестеромъ, Риверсомъ и Гастингсомъ, отправился на сѣверъ.

VII.

Карлъ Смѣлый, герцогъ Бургундскій, снарядилъ огромный флотъ и двинулъ его въ устья Сены, чтобы помѣшать Варвику выйти изъ гавани.

Но вѣтры приняли сторону мстителя. Ночью поднялась страшная буря и разбросала корабли герцога. Но къ утру послѣ значительныхъ опустошеній она успокоилась, небо прояснилось и подулъ попутный вѣтеръ, тогда корабли графа подняли паруса и подошли къ Дармуту.

Съ небольшими силами высадился Варвикъ на берега Англіи, такъ какъ друзья увѣдомляли его, что толпы вооруженныхъ людей только ждутъ его прибытія, чтобы вступить въ ряды его войскъ. И дѣйствительно, при приближеніи его кораблей, весь берегъ, покрылся массой вооруженныхъ людей. На всемъ протяженіи его засверкали потѣшные огни и шумными, радостными криками, встрѣтилъ народъ своего любимца, когда тотъ, въ полномъ вооруженіи, но съ обнаженной головой первый выскочилъ на берегъ. Немедленно сдѣлалъ графъ воззваніе въ пользу короля Генриха VI и, подъ страхомъ строжайшаго наказанія, приказалъ всѣмъ способнымъ носить оружіе, готовиться сразиться съ Эдуардомъ, герцогомъ Іоркскимъ, несправедливо завладѣвшимъ престоломъ Англіи

Но что дѣлалъ въ это время Эдуардъ? — Фитцъ-Гюгь и Робинъ Редесдаль, притворнымъ отступленіемъ своихъ войскъ, увлекали его все далѣе и далѣе на Сѣверъ; остальныя же части королевства свободно могли выслать своихъ солдатъ подъ знамена Варвика и Ланкастерскаго дома.

Когда вѣсть о высадкѣ графа дошла до ушей короля, она живо разнеслась и по всѣмъ городамъ Сѣвѣра. Повсюду извѣстіе это встрѣчено было шумною радостью, всюду слышались пѣсни, крики: Король Генрихъ! Король Генрихъ! Варвикъ! Варвикъ! Но мужество и надежда на успѣхъ не покидали Эдуарда. Вѣсть о прибытіи графа пришла къ нему какъ разъ въ то время, когда онъ принималъ въ своей палаткѣ гонца изъ Бургундіи.

— Вернись къ герцогу, говорилъ ему Эдуардъ, скажи ему, чтобы онъ собралъ свои корабли, держался на морѣ и крейсировалъ при устьяхъ, чтобы графъ не могъ снова бѣжать во Францію. Все остальное я беру на себя. У меня довольно могущества и способностей, чтобы восторжествовать надъ своими врагами и надъ всѣми мятежниками въ моемъ королевствѣ.

Эдуардъ тотчасъ же отказался отъ преслѣдованія Фитцъ-Гюга и Робина, и послалъ лорду Монтэгю приказаніе соединиться съ нимъ, а самъ двинулся навстрѣчу графу. Король считалъ болѣе благоразумнымъ держать при себѣ Монтэгю, такъ какъ друзья совѣтовали Эдуарду не довѣрять его вѣрности. Графъ тоже не прочь былъ встрѣтиться съ королемъ. Онъ былъ въ болѣ, выгодномъ положеніи, чѣмъ Эдуардъ. Войско его съ каждой минутой увеличивалось; силы же Эдуарда и безъ того, сравнительно малочисленныя, были преслѣдуемы съ тылу Фитцъ-Гюгомъ и Гиліардомъ. Но король разсчитывалъ на Кларенса, который долженъ былъ или тайно измѣнить графу, или открыто покинуть его. Въ такомъ-то положеніи были дѣла, когда обѣ арміи приближались другъ къ другу.

Однажды король остановился въ небольшой деревенькѣ, въ укрѣпленномъ домикѣ, къ которому былъ доступъ только черезъ одинъ мостъ. Утомленный труднымъ, продолжительнымъ походомъ, король легъ отдохнуть. Но едва закрылъ онъ глаза, какъ въ комнату вбѣжали Гастингсъ и Риверсъ.

— Вооружайтесь скорѣе, ваше величество! Лордъ Монтэгю сбросилъ маску! Онъ оставилъ насъ, съ громкими криками: «Да здравствуетъ король Генрихъ!»

— А, измѣнникъ! вскричалъ Эдуардъ, быстро вскакивая съ постели. Я заслужилъ ненависть Варвика, но не Монтэгю. Риверсъ, помоги мнѣ застегнуть кольчугу. Гастингсъ, поставь тѣлохранителей моихъ на мосту. Мы дорого продадимъ нашу жизнь!

Гастингсъ удалился. Только что Эдуардъ успѣлъ вполнѣ вооружиться, какъ вошелъ Глочестеръ, всегда спокойный среди самыхъ величайшихъ опасностей.

— Враги хотятъ овладѣть вашей особой, государь! Слышите! за вами раздаются крики: «Фитцъ-Гюгъ! Робинъ! Смерть тирану!» А тамъ впереди, слышите, кричатъ: «Монтэгю! Варвикъ! Да здравствуетъ король Генрихъ!» Я пришелъ сдержать свое слово, раздѣлить ваше изгнаніе или умереть съ вами. Выбирайте пока еще есть время: ваша участь будетъ и моею.

Громче и ближе слышались крики враговъ.

— Подайте мнѣ мой мечъ! вскричалъ Эдуардъ. Глочестеръ — вотъ мой выборъ.

Въ эту самую минуту Эдуарда окружила толпа вѣрныхъ его бароновъ и рыцарей. Они преклонили предъ нимъ колѣна и, со слезами на глазахъ, умоляли его поберечь себя для болѣе счастливаго времени.

— Спасайтесь бѣгствомъ, сказалъ д’Эгникуръ, еще есть время перейти мостъ и добраться до гавани. Не думайте, что васъ ожидаетъ смерть солдата. Толпа бросится на васъ, остановитъ вашу руку, овладѣетъ вашей особой. Неужели вы хотите стать плѣнникомъ Варвика, чтобы васъ, какъ дикаго звѣря, въ клѣткѣ показывали ликующей черни.

— Государь, если вы не жалѣете себя, то пожалѣйте, по крайней мѣрѣ, вашихъ вѣрныхъ слугъ! вскричалъ Риверсъ; и чтобы спасти ихъ жизнь, поберегите свою собственную! Что позорнаго въ бѣгствѣ? Варвикъ бѣжалъ же!

— И вернулся! прибавилъ Глочестеръ, вы правы, милорды. Государь, идемте, надо бѣжать. Но права наши останутся здѣсь. Они будутъ биться за насъ въ наше отсутствіе.

Спокойствіе Глочестера произвело свое дѣйствіе на Эдуарда. Въ безсильной ярости, скрежеща зубами, послѣдовалъ онъ за братомъ, вскочилъ на коня и, въ сопровожденіи небольшой свиты рыцарей и бароновъ, поскакалъ къ мосту, оберегаемому Гастингсомъ и малочисленной стражей.

— Пойдемъ Гастингсъ, сказалъ король съ мрачной улыбкой; говорятъ, что намъ надо бѣжать!

— Правда, государь; поторопитесь же! А я останусь здѣсь, чтобы обмануть непріятеля: пусть они думаютъ, что я защищаю доступъ къ вамъ. Къ тому же я долженъ дать добрый совѣтъ вѣрнымъ солдатамъ, которые слѣдуютъ тамъ позади.

— Храбрый Гастингсъ! въ добрый часъ! сказалъ Глочестеръ, пожимая ему руку. Я завидую твоему славному посту, идемте, государь.

— Да, да, вскричалъ король съ дикимъ хохотомъ, мы бѣжимъ, но за то по грудамъ труповъ. Смотрите, вотъ скачетъ отрядъ измѣнниковъ! Бросимся черезъ ряды ихъ! Мщеніе и погибель злодѣямъ!

Онъ пришпорилъ коня, переѣхалъ мостъ и, прежде чѣмъ спутники могли догнать его, уже врубился въ самый центръ отряда, посланнаго непріятелемъ окружить крѣпость.

— Гдѣ тиранъ? гдѣ Эдуардъ? кричали мятежники.

— Здѣсь! отвѣчалъ громовой голосъ. Здѣсь, мятежники! здѣсь, измѣнники! Эдуардъ въ рядахъ вашихъ!

Этотъ неожиданный, грозный отвѣтъ навелъ паническій страхъ на непріятеля. Мятежники въ безпорядкѣ отступили, многіе изъ нихъ бросили оружіе и обратились въ бѣгство. Глочестеръ и вся свита короля, размахивая мечами, бросились по кровавымъ слѣдамъ Эдуарда, по тѣламъ убитыхъ и раненыхъ.

Между тѣмъ Гастингсъ, какъ истинный рыцарь, пользуясь этой удачной вылазкой, разогнавшей непріятеля, собралъ солдатъ, остававшихся въ крѣпости. Онъ посовѣтовалъ имъ, для спасенія собственной жизни, притворно покориться Варвику, съ тѣмъ, чтобы, когда придетъ время, вернуться къ своимъ прежнимъ обязанностямъ. Затѣмъ, обѣщая не оставлять ихъ до тѣхъ поръ, пока безопасность ихъ не будетъ гарантирована врагомъ, онъ опустилъ забрало и вернулся на мостъ.

Въ это время король и свита уже успѣли проложить себѣ кровавый путь и помчались къ берегу.

Приведенный въ смятеніе непріятель, повидимому хотѣлъ уже отступать.

Но вотъ раздался крикъ: «Робинъ Редесдаль»! и Гиліардъ съ мечемъ въ рукѣ явился во главѣ коннаго отряда.

Стремглавъ бросился онъ впередъ осаждающихъ; но узнавъ, что король бѣжалъ, пустился за нимъ въ погоню. Его смѣлая, отрывистая рѣчь, строгіе упреки его, воодушевили солдатъ и въ нѣсколько минутъ они были уже на мосту.

— Стойте! вскричалъ Гастингсъ. Я желаю сдаться на капитуляцію. Гдѣ вашъ начальникъ?

Изъ рядовъ непріятеля выѣхалъ всадникъ и подъѣхалъ къ Гастингсу. Послѣдній воткнулъ мечъ въ землю.

— Сэръ, мы сдаемъ вамъ эту крѣпость съ однимъ условіемъ: находящіеся тамъ воины готовы покориться и подобно вамъ провозгласить Генриха VI. Дайте мнѣ слово, что вы и солдаты ваши, пощадите ихъ жизнь и честь, и мы сію же минуту сдадимся.

— А если я не принимаю этихъ условій? сказалъ всадникъ.

— Въ такомъ случаѣ, на каждаго изъ воиновъ, оберегающихъ этотъ мостъ, вы можете считать по десяти убитыхъ въ вашихъ рядахъ, смѣло отвѣчалъ Гастингсъ.

— Какъ вамъ будетъ угодно, головы наши вздорожали! Мы требуемъ жизнь за жизнь! Мы хотимъ отомстить за смерть англійскихъ подданныхъ, убитыхъ вашимъ тираномъ, сказалъ всадникъ. И скомандовавъ ланкастерскимъ солдатамъ ударить на непріятеля. онъ впереди всѣхъ бросился на іоркистовъ. Но первый же, сраженный мечемъ Гастингса, упалъ въ ровъ.

Начался жаркій бой. Іоркисты такъ храбро защищались, что несмотря на численное превосходство ланкастерцевъ, бой нѣскотько минутъ оставался нерѣшеннымъ. Но вотъ лордъ Монтэгю, узнавъ о случившемся, во весь опоръ прискакалъ на театръ войны.

«Стой!» закричалъ онъ, бросивъ предводительскій жезлъ.

Рѣзня прекратилась. Гастингсъ повторилъ ему уже сдѣланныя имъ раньше предложенія.

— Какъ! сердито вскричалъ Монтэгю на Ланкастерцовъ, составлявшихъ отрядъ войска Фитцъ-Гюга, развѣ возможно, чтобы англичане съ такимъ остервепѣніемъ убивали другъ друга? Благодарите лучше лорда Гастингса за его великодушное желаніе сберечь столько подданныхъ доброму королю Генриху. Предложенія ваши приняты, милордъ, мы щадимъ жизнь вашу и вашихъ воиновъ, которые напрасно тратятъ столько мужества на служеніе несправедливому дѣлу.

— Ахъ Монтэгю, шепнулъ ему разстроганный Гастингсъ: очень жаль, что такой храбрый джентельменъ запятналъ свой щитъ измѣной!

— Когда начальники и государи — лицемѣры и клятвопреступники, покорность имъ становится уже не вѣрностью, а холопствомъ. Возмущеніе далеко не измѣна, а напротивъ обязанность всякаго свободнаго человѣка. Когда нибудь, сознаешь ты, можетъ быть эту истинну, но будетъ уже слишкомъ поздно!

Гастингсъ ничего не отвѣчалъ. Махнувъ рукою тѣмъ изъ своихъ товарищей, которые защищали мостъ, онъ мѣрнымъ шагомъ, выступилъ во главѣ ихъ. Отъѣхавъ на порядочное разстояніе отъ непріятеля, вѣрные воины пришпорили коней и поскакали догонять своего короля. По дорогѣ они встрѣтились съ Гиліярдомъ. Завязалась жаркая схватка. Робинъ былъ выбитъ изъ сѣдла и оглушенъ ударомъ, нанесеннымъ ему Гастингсомъ.

Тогда іоркисты поскакали далѣе. Скоро они догнали короля и всѣ вмѣстѣ добрались до берега. Тамъ, къ счастію, нашли они готовые къ отплытію корабли и эти люди, нѣсколько часовъ тому назадъ король и пэры Англіи, какъ изгнанники покинули отчизну.

Но и на морѣ ожидали ихъ новыя опасности. Восточные пираты напали на ихъ корабли, которые, чтобы спастись отъ нихъ, стали на Алькшерскую мель, рискуя быть разбитыми. Но пираты и тамъ преслѣдовали ихъ и бѣглецы наши спаслись только благодаря вмѣшательству лорда той провинціи Людовика Гротюза.

Защитивъ англійскіе корабли отъ пиратовъ, лордъ Гротюзъ проводилъ ихъ въ Гаагу и увѣдомилъ герцога Бургундскаго, какимъ образомъ зять его лишился престола.

Тогда-то оправдалось предсказаніе Варвика о бургундской вѣрности. Герцогъ, изъ-за родства съ которымъ Эдуардъ обезславилъ человѣка, доставившаго ему престолъ, такъ боялся гнѣва побѣдоноснаго графа, что предпочелъ бы смерть Эдуарда его пораженію. Первою мыслью Карла Смѣлаго было отправить къ дѣлателю королей посла, просить у него дружбы и союза возстановленной династіи.

VIII.

Теперь вернемся въ Тоуеръ, въ комнату брата Бунгея и посмотримъ, что дѣлалось тамъ на другой день послѣ отъѣзда короля.

Гроль, какъ мы уже видѣли, сдержала слово. Когда Сибилла и отецъ ея, попавъ въ ловушку, ушли съ фермы, на дорогѣ на нихъ напали какіе-то люди, связали ихъ, посадили въ закрытую карету и къ ночи привезли въ Тоуеръ. Монахъ Бунгей обвинилъ Адама и дочь его въ сообщничествѣ съ мятежниками и, благодаря покровительству герцогини Бедфордъ, легко выхлопоталъ позволеніе посадить ихъ въ камеры для государственныхъ преступниковъ. Монахъ былъ не противъ того, чтобы ихъ помѣстили въ смежныя камеры и тюремщикъ громко восхвалялъ доброту и великодушіе брата, когда тотъ приказалъ ему порядочно кормить и хорошо обращаться съ преступниками до самой минуты допроса.

Однако Бунгей осмѣлился сдѣлать допросъ своимъ плѣнникамъ только послѣ отъѣзда Эдуарда, когда дворецъ былъ въ полномъ распоряженіи его могуществеи ной покровительницы, и онъ разсчитывалъ на безконтрольную власть надъ бѣднымъ Варнеромъ.

Вотъ почему на другой день послѣ отъѣзда короля, Адамъ Варнеръ, изъ камеры своей, приведенъ былъ въ комнату Бунгея. Торжествующій монахъ принялъ его съ величайшей важностью. При входѣ въ комнату, Варнеръ увидѣлъ свою разобранную машину и съ громкимъ крикомъ радости, смѣшанной сл" печалью, бросился къ своему поруганному сокровищу. Монахъ далъ знакъ тюремщику удалиться; но въ тоже время шепнулъ ему, чтобы онъ не уходилъ совсѣмъ, а стоялъ у дверей. Обвинитель и обвиняемый остались вдвоемъ.

— Ты знаешь тайну этой гадкой, дьявольской машины, сказалъ Бунгей, хлопнувъ Адама по плечу; но въ твоихъ рукахъ она ведетъ только къ гибели и разоренію. Открой мнѣ эту тайну и въ рукахъ моихъ она доставитъ славу мнѣ и пользу отечеству. Paucos verbos! Я не двуязыченъ! Исполни мое предложеніе, и ты съ дочерью будешь свободенъ. Я буду покровительствовать тебѣ, дамъ тебѣ денегъ и мое отеческое благословленіе. Если же ты откажешься, то тебя бросятъ въ мрачную тюрьму, наполненную ящерицами и крысами, тамъ ты будешь томиться до тѣхъ поръ, пока ногти твои отростутъ, подобно когтямъ дикихъ звѣрей, и кожа твоя, высохшая, какъ у муміи, такъ же обростетъ волосами, какъ у Навуходоносора.

— Негодяй! Чтобы я открылъ тебѣ мою тайну!… мою славу…. мою жизнь! Никогда! Я презираю твою злобу!

Лицо монаха побагрѣвѣло отъ злости.

— Негодяй, прошипѣлъ онъ, какъ смѣешь ты браниться съ великимъ Бунгеемъ? Развѣ ты не знаешь, что по слову его стѣны эти могутъ сдвинуться съ мѣста и похоронить тебя въ нѣдрахъ своихъ? Развѣ ты не знаешь, что онъ можетъ приказать этимъ змѣямъ обвиться вокругъ тебя, а этимъ ящерицамъ съѣсть твои внутренности? Не пренебрегай моимъ состраданіемъ, возьмись за умъ! Какую пользу извлекъ ты до сихъ поръ изъ этой машины? Зачѣмъ же будешь ты жертвовать свободой, даже жизнью, если я захочу этого, зачѣмъ пожертвуешь ты всѣмъ изъ за вещи, сдѣлавшей тебя предметомъ ненависти и ужаса?

— Ты христіанинъ, и еще монахъ, а спрашивать меня, зачѣмъ? Развѣ христіанъ не травили дикими звѣрями, развѣ ихъ не жгли на кострахъ, не бросали въ кипящіе котлы, не производили надъ ними всевозможныхъ мученій за вѣру? Знай-же, низкій человѣкъ, что гоненіе всегда неразлучно было со всѣмъ что есть на свѣтѣ святаго, ты можешь убѣдиться въ этомъ, стоитъ тебѣ только прочесть Библію!

— Прочесть библію! закричалъ Бунгей, надѣвая на себя маску благочестиваго ужаса. Ахъ! богохульникъ! Теперь я узналъ тебя! Ты еретикъ и лоллардъ.^[2] Эй! сюда! ко мнѣ!

Монахъ топнулъ ногой… дверь отворилась, но къ удивленію и ужасу его, вмѣсто тюремщика, вошла сама герцогиня Бедфордъ, въ сопровожденіи Николая Эльвина.

— Не правду ли говорилъ я вашей свѣтлости? вскричалъ золотыхъ дѣлъ мастеръ. Низкій обманщикъ, куда дѣвалъ ты дочь этого человѣка?

Монахъ съ ужасомъ смотрѣлъ то на Николая, то на Адама, то на герцогиню.

— Братъ Бунгей, кротко сказала герцогиня, желая примирить соперниковъ, что значитъ этотъ противозаконный поступокъ? Правду ли говоритъ мистеръ Эльвинъ, что ты заманилъ въ ловушку и захватилъ этого почтеннаго ученаго и дочь его, дѣвушку, которую я нашла достойной принять въ свой штатъ.

— Миледи и дорогая дочь моя, угрюмо отвѣчалъ монахъ, я навѣрно знаю, что злодѣй этотъ обращаетъ колдовство свое въ пользу лорда Варвика и враговъ нашихъ. Я призвалъ его сюда только для того, чтобы съ помощью своего искусства разрушить его чары. Что же касается дочери его, лучше было, мнѣ кажется, позволить ей слѣдовать за отцемъ, чѣмъ оставить ее одну, безъ друзей, въ особенности, съ тѣхъ поръ, какъ бѣдный лордъ, котораго она околдовала, уѣхалъ на войну, прибавилъ монахъ, съ ужасной гримасой.

— Какъ осмѣлился ты и твои сообщники наложить руку на благородную дѣвушку! вскричалъ Эльвинъ. Трепещи злодѣй! вотъ приказаніе короля дать награду тому, кто откроетъ виновнаго и предать суду преступника. Клянусь святымъ Дунстаномъ! Еслибы не твоя ряса, ты былъ бы повѣшенъ!

— Потише! потише! мистеръ, гордо сказала герцогиня, умѣрь свои порывы. Этотъ святой человѣкъ пользуется моимъ покровительствомъ, если онъ и виновенъ, то это произошло только отъ излишняго усердія ко мнѣ. Но въ чемъ же состоитъ колдовство этого ученаго?

— Клянусь Богомъ, это-то и мѣшаетъ мнѣ узнать ваша свѣтлость! сердитымъ тономъ отвѣчалъ монахъ. Но онъ не можетъ отрицать, что онъ опасный астрологъ и что онъ даетъ знать мятежникамъ, когда лучше всего начать бой или сдѣлать приступъ.

— А! вскричала герцогиня, онъ астрологъ! Это мнѣ очень кстати! Мой астрологъ недавно умеръ! Ну, помиритесь же, помиритесь! Два такихъ ученыхъ мужа, должны жить въ мирѣ. Прости брату твоему, мистеръ Варнеръ!

Адамъ, все это время не обращая вниманія на разговоръ, пристально разсматривалъ свою машину, не затерялъ ли Бунгей какой-нибудь части ея механизма при разборкѣ. При послѣднихъ словахъ герцогини. Варнеръ поднялъ голову и отвѣчалъ:

— Миледи, предоставимъ знаніе свѣтилъ ихъ высокому творцу. Я готовь простить этому человѣку и очень благодаренъ вашей свѣтлости за справедливость. Позвольте мнѣ только удалиться отсюда съ дочерью и съ этими жалкими обломками моей машины.

— Нѣтъ! нѣтъ! сказала герцогиня, схвативъ его за руку. Слушай! я готова платить тебѣ вдвое противъ того, что даетъ тебѣ Варвикъ. Теперь не время заниматься алхиміей, теперь настоящая эпоха астрологіи! Я назначаю тебя своимъ придворнымъ астрологомъ.

— Соглашайтесь! соглашайтесь! шепнулъ ему Эльвинъ, ради дочери, ради васъ самихъ, нѣтъ, ради вашей машины.

Адамъ молча наклонилъ голову и вздохнувъ отвѣчалъ.

— Я не уйду отсюда, пока не отдадутъ мнѣ мою машину. Жестокій негодяй! какъ онъ ее изуродовалъ!

— Скажи мнѣ теперь, монахъ, гдѣ несчастная, оскорбленная тобою дѣвушка! запальчиво вскричалъ Эльвинъ.

— Сходи за нею и приведи ее сюда, добрый Эльвинъ, сказала герцогиня; она будетъ жить вмѣстѣ съ отцомъ, и всѣ будутъ относиться къ ней съ уваженіемъ. Ступай за мной, мистеръ Варнеръ.

Но братъ Бунгей остановилъ герцогиню.

— Не угодно ли вашей свѣтлости припомнить, сказалъ онъ тономъ глубоко оскорбленнаго человѣка, что если величайшему магику не даютъ власти помѣшать замысламъ другаго гораздо низшаго, то послѣдній можетъ одержать верхъ! А потому, если ваша свѣтлость замѣтитъ, но уже слишкомъ поздно, что войска лорда Варвика и Фитцтъ-Гюга имѣютъ успѣхъ, а король терпитъ тяжкія пораженія, пусть она не пеняетъ на брата Бунгея! Я попрежнему буду днемъ и ночью трудиться для спасенія своего государя, и если, не смотря на несчастную благосклонность вашу къ этому вредному колдуну, король все таки побьетъ враговъ, тогда то братъ Бунгей покажетъ, что онъ не такъ безсиленъ, какъ думаетъ ваша свѣтлость. Я сказалъ: Paucos uerbos! Vigilabo et conabo…. et pers jnurabo…. et famein guppartubo provos et octros. Amen!

Герцогиня поражена была этимъ краснорѣчивымъ вызовомъ. Но опасенія Бунгея еще болѣе убѣдили ее въ глубокомъ знаніи Адама, и она рѣшилась во что бы то ни стало подкупить Варнера и извлечь свои выгоды изъ его искуства. Сказавъ нѣсколько привѣтливыхъ словъ монаху, герцогиня приказала позвать людей и велѣла имъ собрать обломки машины и перенесть ихъ въ новое помѣщеніе Варнера. Затѣмъ она сама отвела ученаго на верхъ, въ комнату, которую занималъ покойный ея астрологъ. Вскорѣ пришла туда и Сибилла вмѣстѣ съ Эльвиномъ.

Николаю пришлось быть свидѣтелемъ трогательной сцены свиданія отца съ дочерью. Когда они немного успокоились Эльвинъ распросилъ ихъ о всѣхъ подробностяхъ ихъ таинственнаго похищенія и въ свою очередь разсказалъ, какъ удалось ему спасти ихъ. Когда всѣ попытки ею отыскать Сибиллу, были тщетны, онъ пришелъ къ убѣжденію, что ловушка была устроена герцогиней или Бунгеемъ. Значитъ надо было искать ихъ въ Тоуерѣ. Приказъ короля произвелъ свое дѣйствіе. Во дворнѣ Эльвинъ узналъ, что въ крѣпости былъ дѣйствительно заключенъ какой то старикъ съ дочерью. Онъ бросился къ герцогинѣ, и, удивленная его разсказомъ Жакелина желая снова пользоваться услугами Варнера, отправилась вмѣстѣ съ Николаемъ къ Буінею. Остальное мы уже знаемъ.

— Хотя я и могу доставить вамъ болѣе удобное помѣщеніе, прибавилъ Эльвинъ, но все-таки я не совѣтую вамъ пренебрегать благосклонностью герцогини: вражда королевской фамиліи самая опасная вещь. Но отчего выѣхали вы изъ дворца?

Сибилла поблѣднѣла, но Варнеръ спокойно отвѣчалъ:

— Мы подверглись немилости короля за то, что по словамъ его, народъ ненавидитъ меня и мою машину.

— Господь создалъ народъ, а дьяволъ дѣлаетъ три четверти того, что сваливаютъ на бѣдный народъ, съ грубою откровенностью сказалъ Эльвинъ, который, какъ человѣкъ средняго сословія, всегда вооружался противъ высшихъ.

— Но какимъ образомъ, почтенный и вѣрный другъ нашъ, получилъ ты приказаніе короля и откуда узналъ ты, что мы попали въ ловушку? спросила Сибилла.

Теперь пришла очередь Эльвина поблѣднѣть. Онъ колебался съ минуту, потомъ съ тою же откровенностью отвѣчалъ.

— Этимъ обязана ты лорду Гастингсу. И затѣмъ онъ разсказалъ ей то, что уже извѣстно читателю. Со слезами благодарности слушала его Сибилла. Радостью и любовью сіяло прелестное лицо молодой дѣвушки: Эльвинъ не въ силахъ былъ выносить этого явнаго торжества его знатнаго соперника и поскорѣе распростился съ Сибиллой и Адамомъ.

И вотъ машина снова очутилась у Варнера. Но употребленіе ея также формально запрещено было теперешнему астрологу, какъ и прежнему алхимику.

Еще разъ истинная наука принесена была въ жертву ложному знанію. По странной случайности астрологическія предсказанія Адама въ точности исполнялись, къ крайнему удивленію и суевѣрному страху герцогини. Заранѣе предсказалъ онъ ей первые успѣхи Эдуарда, прибытіе Варвика, назначивъ даже день его высадки на берега Англіи, затѣмъ бѣгство короля и движеніе графа къ Лондону. Всѣ эти предсказанія вскорѣ дѣйствительно оправдались. Съ ужасомъ узнала герцогиня, что Эдуардъ бѣжалъ изъ Англіи и что Варвикъ скоро будетъ въ Лондонѣ. Она сейчасъ же бросилась къ Бунгею за совѣтомъ и помощью.

— Развѣ я не предостерегалъ васъ, дочь моя? сказалъ монахъ. Еслибы вы мнѣ позволили….

— Правда! правда, перебила его герцогиня, возьми, своего ужаснаго соперника: пытай, вѣшай, жги, топи, дѣлай съ нимъ что хочешь, только уничтожь его чары и, избавь насъ отъ графа.

Дико сверкнули глаза монаха. Злоба и жажда мести съ новою силой вспыхнули въ немъ. Но разсудокъ одержалъ верхъ, Бунгей боялся Варвика, боялся, что жестокость его въ отношеніи Адама послужитъ графу предлогомъ навсегда покончить со своимъ давнишнимъ врагомъ.

— Дочь моя, сказалъ монахъ, грустно и таинственно покачавъ головой; дочь моя, теперь уже поздно!

Герцогиня въ отчаяніи, бросилась къ королевѣ. Елизавета еще недавно умоляла мать бросить свои занятія магіей, такъ какъ онѣ только вооружали противъ нея народъ. А потому герцогиня до сихъ поръ скрывала о назначеніи Адама своимъ астрологомъ. Теперь же, въ минуту ужаса и отчаянія, она во всемъ призналась дочери.

— Несчастная матушка! Ты какъ разъ приняла того человѣка, котораго бѣдный мужъ мой менѣе всего желалъ бы видѣть во дворцѣ, человѣка, который можетъ опозорить его имя! вскричала Елизавета. Однако настоящую причину нерасположенія Эдуарда къ Варнеру, королева скрыла отъ матери, не умѣвшей хранить тайнъ.

— Вотъ что значитъ пренебрегать совѣтами брата Бунгея!… О, великій мужъ! могла только произнести испуганная герцогиня.

Но быстро наступившія за тѣмъ грозныя событія не дали ей времени объяснить себѣ странныя слова дочери, не дали ей даже рѣшить сильно занимавшій ее вопросъ, нельзя ли было быстрой казнью колдуна Адама уничтожить всѣ его чары.

IX.

Былъ октябрь 1470 года. Въ первыхъ числахъ этого мѣсяца въ Лондонской ратушѣ собрался муниципальный совѣтъ по случаю приближенія Варвика къ Лондону. Въ огромной залѣ ратуши, на кожанномъ креслѣ, второпяхъ накрытомъ бархатнымъ чехломъ, сидѣлъ лордъ-мэръ, Ричардъ Лее, торговецъ колоніальными товарами въ Сиги. Онъ быль въ своемъ парадномъ кафтанѣ, кругомъ его сидѣли альдерманы^[3] и вся знать изъ Сити. На всѣхъ лицахъ видна была странная озабоченность. Вѣсть о пораженіи и бѣгствѣ короля сильно встревожила лондонскихъ коммерсантовъ. Большинство изъ нихъ было предано молодому и любезному Эдуарду, Ланкастерцы же внушали имъ ужасъ.

Они не могли еще забыть тѣхъ страшныхъ безчинствъ. которыя дозволяла Маргарита своей арміи въ 1461 году, еще помнили они. съ какимъ сожалѣніемъ отказалась она отъ желанія предать мятежную столицу грабежу и разоренію. И такъ, настоящее положеніе ихъ было весьма критическое. Въ виду этого, въ собраніе, кромѣ обычныхъ членовъ, созваны были еще нѣсколько самыхъ дѣятельныхъ и вліятельныхъ коммерсантовъ въ Сити, но только безъ права голоса. Въ глубокомъ молчаніи, въ строгомъ порядкѣ сидѣли они на длинныхъ скамьяхъ, немного всторонѣ отъ стола, за которымъ помѣщались муниципальные чиновники. Между новичками, особенно выдѣлялся одинъ, какъ по смѣлой, выразительной физіономіи, такъ и по строгой серьезности, съ какою онъ слушалъ рѣчи членовъ; это былъ нашъ старый знакомый, Николай Эльвинъ, призванный въ совѣтъ, благодаря своему сильному авторитету между учениками и молодыми буржуа. Но вотъ въ ратушу прибыло нѣсколько фланкеровъ^[4], состоявшихъ на службѣ у мэра и муниципальнаго совѣта, съ извѣстіемъ, что лордъ Варвикъ быстро приближается къ столицѣ.

Отпустивъ фланкеровъ, мэръ всталъ съ своего мѣста. Этотъ важный коммерсантъ образованіемъ своимъ превосходилъ многихъ знатныхъ бароновъ. Въ осанкѣ и разговорѣ его видно было достоинство и благородство, которые сдѣлали бы честь любому пэру.

— Граждане и братья, началъ онъ, чрезъ два часа услышимъ мы у воротъ нашихъ звуки роговъ лорда Варвика, черезъ два часа должны мы будемъ впустить въ городъ войско, собранное именемъ короля Генриха. Я исполнилъ свой долгъ, я оцѣпилъ всѣ стѣны солдатами, выставилъ все войско, состоящее въ нашемъ распоряженіи, я послалъ губернатору Тоуера…

— А какой отвѣтъ далъ онъ вамъ, лордъ-мэръ? перебилъ Гумфрей Рейфордъ.

— Ничего утѣшительнаго для насъ! Эдуардъ IV, сказалъ онъ, бѣжавъ изъ Англіи, не оставилъ мнѣ никакихъ силъ къ сопротивленію, а въ спорѣ между королями сила рѣшаетъ право.

Глубокій вздохъ пробѣжалъ по всему собранію.

Тогда поднялся съ своего мѣста мистеръ Джонъ Стоктонъ, мелочной торговецъ; онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ.

— Достойный лордъ-мэръ, сказалъ онъ, мнѣ кажется, первый долгъ нашъ — заботиться о самихъ себѣ.

При этомъ наивномъ признаніи, не смотря на важность минуты, всѣ разразились хохотомъ.

— Да, продолжалъ Стоктонъ, окинувъ взглядомъ всю залу и въ сильномъ волненіи ударяя кулакомъ по столу, да, потому что самъ король Эдуардъ подалъ намъ примѣръ . Король Эдуардъ, этотъ сильный, безстрашный воинъ, проведшій всю юность въ бояхъ, бѣжалъ изъ своего королевства. Эдуардъ бережетъ себя: наша обязанность — дѣлать тоже.

Этотъ узкій, мѣщанскій эгоизмъ, словно искра, мгновенно передался всему собранію. Слова Стоктона были встрѣчены громомъ рукоплесканій. Въ эту самую минуту зловѣщій пушечный выстрѣлъ со стѣнъ Сити, возвѣстилъ имъ, что непріятельская армія уже видна.

Мистеръ Стоктонъ, въ испугѣ, отскочилъ въ сторону и, бросившись въ кресло, невольно воскликнулъ:

— О, Боже, сжалься надъ нами!

Наступило молчаніе. Многіе изъ членовъ разомъ повскакали съ мѣстъ. Мэръ, сохраняя свое достоинство, взглянулъ на шерифа.^[5]

— Только нѣсколько словъ, милордъ, сказалъ Ричардъ Гардинеръ: нельзя биться безъ солдатъ. На Тоуерскія войска плохо разсчитывать. Вся чернь за лорда Варвика, еслибы даже онъ привелъ за собою дьявола. Если вы будете противиться, ожидайте завтра же, до восхода солнца, быть ограбленными, даже, быть можетъ, убитыми. Если же вы добровольно сдадитесь, то графъ не такой человѣкъ, чтобы дать въ обиду англичанина, разъ положившагося на его слово.

— Почтенный милордъ, началъ одинъ изъ альдерменовъ, худой и блѣдный, какъ мертвецъ: это Господь посылаетъ намъ наказаніе за то, что мы дали много свободы лоллардамъ и другимъ еретикамъ!

По всему собранію пробѣжалъ ропотъ: видно было, что большинство слушателей не расположены были къ подобной рѣчи. Но одобрительный шопотъ стариковъ показалъ, что и фанатизмъ тоже имѣлъ своихъ приверженцевъ. Одобренный этимъ сочувствіемъ, ораторъ продолжалъ свою рѣчь, убѣждая предоставить городъ его участи, а самимъ отправиться въ новую тюрьму, взять оттуда пятерыхъ заподозрѣнныхъ лоллардовъ и сжечь ихъ въ Смитфильдѣ, чтобы такимъ образомъ успокоить гнѣвъ Всемогущаго и отвратить отъ себя громъ небесный. Разъ занявшись этимъ спорнымъ вопросомъ, собраніе договорилось бы до того, что приверженцы Варвика прогнали бы ихъ изъ залы, если бы не проницательность и присутствіе духа лорда-мэра.

— Друзья мои, сказалъ онъ, хорошъ ли, дуренъ этотъ совѣтъ, онъ все-равно не относится къ дѣлу. Говорятъ, поздно раскаиваться на краю могилы: поздно теперь изъ страха передъ дьяволомъ дѣлать то, чего не сдѣлали мы изъ усердія къ вѣрѣ. Въ настоящую минуту важенъ для насъ одинъ вопросъ: должны ли мы противиться врагу или сдать городъ на капитуляцію? Вы говорите что намъ недостаетъ солдатъ: да, правда, потому что у насъ нѣтъ командировъ. Вольвортъ, мой предмѣстникъ, спасъ же Лондонъ отъ Вита Тайлера. И тогда недоставало солдатъ, до тѣхъ поръ, пока мэръ и его сограждане не двинулись на Мейль-Эйдъ. Тоже самое можетъ быть и теперь. Соглашайтесь биться, и мы испробуемъ это средство. Что скажите вы на это, Николай Эльвинъ? Вы знаете духъ нашей молодежи.

Вызванный такимъ образомъ на отвѣтъ, Эльвинъ всталъ, и его слова были таковы, что ропотъ мгновенно смолкъ, и всѣ въ глубокомъ молчаніи, внимательно слушали рѣчь этого новаго оратора.

— Лордъ-мэръ, началъ онъ, есть у насъ пословица: «дѣло мастера боится», по моему это значитъ что люди могутъ дѣлать только то, въ чемъ они упражнялись. Лордъ Варвикъ и солдаты его мастера воевать. У насъ мало такихъ. Надѣньте шлемъ и кольчугу, и вокругъ васъ соберется только толпа мужчинъ. Но что же изъ этого выйдетъ? Мэтръ Стоктонъ сказалъ правду: Разграбленіе Сити, висѣлица для мэра и его альдерменовъ. Не любовь къ Ланкастерскому дому заставляетъ меня говорить это. Клянусь Богомъ, который нѣкогда будетъ судить меня, я думаю, что политика Эдуарда, за которую онъ теперь поплатился короной, дѣлаетъ Іоркскій домъ еще болѣе дорогимъ для буржуазіи и ₍коммерсантовъ. Онъ пытался сломить силу важныхъ бароновъ и пока цѣль эта не будетъ достигнута, Англія никогда не будетъ наслаждаться миромъ. Онъ палъ; но только на время. Онъ покорился обстоятельствамъ, мы должны сдѣлать тоже. Не всегда можно дѣйствовать прямо, въ нѣкоторыхъ случаяхъ необходима и хитрость. Я совѣтую отправится на встрѣчу графу съ мирными предложеніями, выгодными для нашего города, попытаться пріобрѣсти отъ одной партіи то, чего не могли получить отъ другой, биться за свои интересы не оружіемъ, потому что въ такомъ случаѣ, мы непремѣнно бы проиграли, но силою рѣчей и просьбъ. Новая власть всегда добра и снисходительна. Какое намъ дѣло, кто на престолѣ, домъ Іоркскій или Ланкастерскій? Намъ нужны только хорошіе законы. Извлечемъ всѣ выгоды изъ ланкастерцевъ и когда Эдуардъ вернется, что онъ непремѣнно сдѣлаетъ, мы снова примкнемъ къ нему. Почтенные лорды и братья, въ то время, какъ бароны и негодяи доходятъ до драки, порядочные люди тихимъ манеромъ обдѣлываютъ свои дѣлишки. Мы какъ траву попираемъ ногами время. Іоркскій и Ланкастерскій домъ могутъ неизвергнуть другъ друга, и что же останется? Три вещи всегда будутъ процвѣтать: это Лондонъ, ремесла и народъ. Мы живемъ въ трудное время; но, какъ говоритъ пословица: «Сварите комки съ масломъ, и у васъ будетъ бульонъ».

Эта характеристичная рѣчь, оправдывая требованіями мудрой политики, рѣшеніе, въ сущности основанное на эгоизмѣ, произвела большой эффектъ, тѣмъ болѣе, что всѣ, зная храбрость молодаго Эльвина и нелюбовь его къ Ланкастерцамъ, ожидали отъ него совершенно иныхъ совѣтовъ. Самъ мэръ, очень любившій Эдуарда, глубоко вздохнулъ, но долженъ былъ, скрѣпя сердце, покориться мнѣнію цѣлаго общества. Разъ принявъ это рѣшеніе, Генрихъ Лее рѣшился быстрымъ исполненіемъ его произвести надлежащее дѣйствіе.

— Пойдемте сейчасъ же, сказалъ онъ, какъ подобаетъ намъ, въ парадныхъ кафтанахъ и съ орденами. Пусть не говорятъ, что защитники Лондона не умѣли ни храбро защищаться, ни капитулировать съ честью. Мы должны открыть ворота лорду Варвику, пусть будетъ это по крайней мѣрѣ съ нашей стороны дѣломъ добровольнымъ. Впередъ, члены совѣта! Идемте!

— Подождите немного, шепнулъ Эльвину Стоктонъ, вцѣпившись своими острыми ногтями ему въ руку. Пусть они идутъ впередъ, мнѣ нужно сказать вамъ одно слово, хитрый Никъ, всего одно слово.

Мистеръ Стоктонъ былъ человѣкъ съ большимъ вѣсомъ, и Эльвинъ принялъ за честь для себя эту дружескую просьбу, которой не должно было не въ какомъ случаѣ пренебрегать. Къ тому же онъ имѣлъ свои причины не слѣдовать за процессіей, къ которой, при своемъ положеніи въ коммерческомъ мірѣ, вовсе не обязанъ былъ присоединяться. А потому, когда мэръ и прочіе члены совѣта оставили залу съ такою поспѣшностью, какъ будто торопились на какое-нибудь торжество, а не на встрѣчу непріятельской арміи, Николай и Стоктонъ остались позади всѣхъ.

— Мистеръ Эльвинъ, сказалъ Стоктонъ, лукаво подмигнувъ Николаю, вы сегодня прославились. О вы далеко пойдете, мистеръ Эльвинъ; я наблюдалъ за вами. У меня есть дочь! Да, у меня есть дочь! О, такой молодецъ, какъ вы, обѣщаетъ многое.

— Очень вамъ благодаренъ, мистеръ Стоктонъ, отвѣчалъ Эльвинъ. Но что вамъ угодно?

— Что мнѣ угодно! Гм! Я хотѣлъ сказать вамъ, Николай, что я раздѣляю ваше мнѣніе. Весьма разумно не подставлять свою шею подъ ударъ. Чортъ возьми! этотъ мэръ настоящій звѣрь! Но, какъ вы думаете, не дѣльнѣе ли будетъ не приставать къ процессіи? У Эдуарда IV память хорошая! А онъ, пожалуй вернется! Я имѣю съ нимъ дѣла: онъ славный покупатель. А къ тому же онъ много долженъ Сити… Гм! мнѣ не хотѣлось бы казаться неблагодарнымъ.

— Но если вы не пойдете вмѣстѣ съ прочими, другіе торговцы пріобрѣтутъ расположеніе Генриха, а при новомъ дворѣ будетъ навѣрно большой расходъ на ваши товары.

Мистеръ Стоктонъ, повидимому, былъ въ сильномъ замѣшательствѣ.

— Это было бы очень жаль, добрый Николай; и не далеко ходить, есть въ Айтсгамѣ одинъ Ватъ Шмитъ, онъ непремѣнно надулъ бы добраго короля Генриха, негодяй этакій! Это было бы позоромъ для Сити! Но съ другой стороны, Іоркисты, большею частію всѣ платятъ до послѣдняго пенни, исключая короля Эдуарда, да хранить его Господь! Ланкастерцы же голы какъ соколы. Къ тому же Генрихъ человѣкъ не злопамятный; Эдуардъ же горячъ и шутить не любитъ. А въ его глазахъ было бы измѣной соединиться съ Алой Розой. Я хотѣлъ бы узнать, на что рѣшиться! У меня единственная дочь, прелестная дѣвушка и съ хорошимъ приданымъ. Мнѣ бы хотѣлось имѣть умнаго зятя, который мнѣ бы давалъ хорошіе совѣты.

— Мистеръ Стоктонъ, выслушайте меня. Кто умѣетъ служить и нашимъ и вашимъ, тотъ можетъ быть увѣренъ въ успѣхѣ. Желаю вамъ всего хорошаго; дѣла мои требуютъ моего присутствія въ другомъ мѣстѣ.

И Николай проворно освободясь отъ дрожащихъ рукъ Стоктона, поспѣшно вышелъ изъ залы.

— Да, да! въ отчаяніи пробормоталъ торговецъ, служить нашимъ и вашимъ, сказалъ онъ, нашимъ — это Эдуарду; вашимъ — королю Генриху. Чортъ возьми! Это не легко сдѣлать прямому человѣку, не родившемуся на Сѣверѣ. Я предпочитаю идти домой и ровно ничего не дѣлать.

Съ этими словами онъ украдкой проскользнулъ изъ залы и скоро затерялся въ толпѣ, гдѣ многіе были въ такомъ же безпокойствѣ, какъ несчастный Стоктонъ.

Эльвинъ же тщательно завернувшись въ свой плащъ, быстро и осторожно пробираясь по улицамъ, дошелъ до рѣки, переѣхалъ на ожидавшей его лодкѣ и скоро былъ въ Тоуерѣ.

X.

Весь Тоуеръ былъ въ сильномъ смятеніи. Правда, часовые и солдаты были еще на своихъ постахъ, на стѣнахъ развѣвалось еще знамя Эдуарда IV: но офицеры и командиры разбрелись кто куда; одни собрались въ старой залѣ, блѣдные отъ ужаса, другіе бѣжали, неизвѣстно куда, третьи открыто оставили войско, прямо объявивъ, что идутъ соединиться съ непріятельской арміей.

Сквозь эту то горсть встревоженныхъ солдатъ пробирался Эльвинъ въ сопровожденіи единственнаго слуги королевы, съ нетерпѣніемъ ожидавшей его. Быстрый взглядъ брошенный имъ вокругъ, убѣдилъ Николая, что совѣты его были вполнѣ благоразумны. Онъ отправился въ одну изъ верхнихъ комнатъ высокой башни, обыкновенно занимаемыхъ рыцарями.

Передъ открытымъ окномъ, изъ котораго видна была шумная толпа, собравшаяся на улицахъ и на мосту, стояла королева. Возлѣ нея была леди Скропъ, ея закадычный другъ. Тутъ же беззаботно играли королевскія дѣти: Елизавета, Марія и Цецилія, не подозрѣвая объ угрожавшихъ имъ опасностяхъ. Немного въ сторонѣ, герцогиня Бедфордъ вела оживленный разговоръ съ братомъ Бунгеемъ, спрашивая своего любимца, не можетъ ли еще его искусство восторжествовать надъ врагами, не болѣе не менѣе какъ простыми смертными.

Слуга доложилъ королевѣ о мистерѣ Эльвинѣ и удалился.

— Ну, что новаго, мистеръ Эльвинъ? спросила Елизавета. Говорите скорѣй, какія извѣстія принесли вы мнѣ отъ лорда-мэра?

— Увы, государыня! отвѣчалъ Эльвинъ, преклоняя колѣно, вамъ остается только одно: какъ разъ подъ окномъ стоитъ ваша лодка, видите тамъ на право круглая, сѣроватая Вестминстерская башня: бѣгите туда, пока есть еще время; но поторопитесь, скоро будетъ уже поздно.

Герцогиня съ безпокойствомъ взглянула на Эльвина.

— Неужели Лондонъ измѣнилъ своему королю? Стыдъ и позоръ этимъ жалкимъ трусамъ! пробормотала испуганная королева.

— Они не трусы, ваше величество, отвѣчалъ Эльвинъ. Надо имѣть желѣзныя когти, чтобы справиться съ медвѣдемъ, въ особенности съ бѣлымъ. Король, бароны, солдаты, рыцари — всѣ бѣжали. Одни граждане Лондона остались въ городѣ. Но развѣ можетъ горсть мирныхъ гражданъ противиться цѣлой арміи. Имъ ничего другаго не остается, какъ обезпечить себѣ жизнь и имущество.

— Такъ вотъ каково твое хваленое вліяніе на народъ и на молодежь въ Сити?

— Вліяніе мое весьма незначительно, ваша свѣтлость: и кромѣ того, извините меня за откровенность, я повторю тоже самое и черезъ годъ, когда король Эдуардъ снова поселится въ этомъ дворцѣ, но каково бы не было мое вліяніе, я употребилъ его для того, чтобы спасти жизнь столькихъ людей, которыхъ сопротивленіе безъ всякой пользы подвергло бы опасности потерять ее! Ваша лодка внизу. Повторяю вамъ, бѣгите, пока есть еще время. Но когда пробьютъ часы на колокольнѣ, будетъ уже поздно.

— Въ такомъ случаѣ, да защититъ Господь моихъ дѣтей! сказала Елизавета, наклоняясь къ дочерямъ, и горько заплакала. Я сейчасъ иду!

— Подожди! остановила ее герцогиня: люди насъ оставляютъ, но неужели и духи измѣнятъ намъ? Скажи, братъ, можешь ли ты еще что-нибудь для насъ сдѣлать; иди и ты думаешь, что насталъ часъ покориться участи и бѣжать?

— Дочь моя, сказалъ монахъ, лицо котораго, блѣдное и искаженное отъ испуга, представляло прежалкій видъ, вы должны пенять на себя. Этотъ Варнеръ… этотъ… однимъ словомъ этотъ негодяй, поощряемый вами, дошелъ до того, что перевѣсилъ могущество главнаго. Я заранѣе предсказалъ вамъ это. Бѣгите! бѣгите! это самая удобная для васъ минута спасти жизнь! Звѣзды, моя книга, мой добрый духъ, все говоритъ мнѣ: Бѣги! бѣги скорѣе!

— Клянусь небомъ! вскричалъ Эльвинъ, сильно пораженный всей этой сценой: хотя разъ въ жизни являешься ты честнымъ человѣкомъ и благоразумнымъ совѣтникомъ! Слышите! Второй выстрѣлъ! Графъ уже у воротъ города!

Королева не медлила больше: поскорѣе взяла она на руки младшую дочь: леди Скропъ послѣдовала за ней. ведя двухъ остальныхъ ея дочерей.

— Идите скорѣе за мной, мэтръ Эльвинъ, ваше присутствіе можетъ помочь намъ преодолѣть всѣ препятствія, сказала герцогиня.

Принужденная изъ сверхъестественнаго міра астрологіи и магіи вернуться въ область трезвой дѣйствительности, женщина эта сразу становилась проницательной и ловкой интриганткой.

Не успѣлъ Эльвинъ отвѣтить, какъ дверь быстро отворилась и нѣсколько офицеровъ бросились за королевой и ея матерью.

— Милостивая королева, разомъ кричало нѣсколько голосовъ, каждый по-своему выражая одно и то же чувство ужаса, тѣ же предостереженія. Бѣгите! мы не можемъ положиться на солдатъ! Чернь возстала! она провозглашаетъ короля Генриха. Отецъ Годардъ проповѣдуетъ противъ васъ въ церкви св. Павла. Сэръ Джоффрей Гитесъ вышелъ изъ аббатства вмѣстѣ со всѣми злодѣями. Мэръ соединился съ мятежниками! Бѣгите! въ аббатство! въ аббатство!

— Кто изъ васъ старше всѣхъ чиномъ? спокойно спросила герцогиня.

Елизавета же до того была убита горемъ, что, казалось, потеряла способность говорить и двигаться.

— Я, Эгидій Мальвуазенъ, отвѣчалъ старый, вооруженный съ головы до ногъ воинъ, сражавшійся во Франціи подъ начальствомъ героя Тальбота.

— Отлично, сэръ, съ достоинствомъ сказала герцогиня, поручаю вамъ старшую дочь вашего короля. Ступайте впередъ, мы пойдемъ за вами. Облокотись на меня, Елизавета.

И герцогиня, поддерживая королеву и ведя за руку младшую внучку, вышла изъ комнаты.

Монахъ тоже отправился вслѣдъ за ними, но постарался замѣшаться въ толпу; онъ очень хорошо зналъ, что плохо придется ему отъ солдатъ Варвика, если только имъ удастся захватить заклятаго врага своего любимаго вождя.

Эльвинъ, забытый среди всеобщей суматохи, бросился въ комнату Адама.

Старикъ и не подозрѣвалъ настоящей причины, побудившей герцогиню уволить его отъ занятій астрологіей, но какова бы ни была эта причина, Адамъ благословлялъ ее, благодаря ей онъ снова могъ теперь всецѣло предаться своей дорогой машинѣ и спокойно заняться исправленіемъ вреда, который нанесъ ей монахъ.

Сибилла, перепуганная страшной суматохой во дворцѣ, поскорѣе скрылась въ свою комнату и не знала, что имъ дѣлать: бѣжать ли, или остаться.

Приходъ вѣрнаго Эльвина очень обрадовалъ ее. Николай не зналъ, что посовѣтовать имъ; главное аббатство^[6] вѣроятно было наполнено бандитами, и лучшія квартиры этого городка, должно быть были уже заняты знатными Іоркистами. Маленькія аббатства были еще менѣе безопасны. Сверхъ того, еслибы Адамъ былъ узнанъ по дорогѣ прохожими, то ему плохо бы пришлось отъ безразсудной черни. Наконецъ здѣсь во дворцѣ имъ не угрожала въ сущности никакая опасность, такъ какъ толпа не могла пробраться сюда. Узнавъ отъ Сибиллы, что она имѣла причины надѣяться на покровительство Варвика ея отцу, такъ какъ Мармэдюкъ Невиль, принадлежалъ къ его свитѣ, Эльвинъ посовѣтовалъ имъ спокойно оставаться въ своей квартирѣ, и обѣщалъ позаботиться о нихъ, когда дворецъ переданъ будетъ въ руки другаго правительства.

Совѣтъ этотъ одинаково понравился Сибиллѣ и Варнеру. Ученому трудно было рѣшиться снова разстаться съ своей дорогой машиной, а Сибилла всецѣло отдалась своимъ мыслямъ и молитвамъ о миломъ своемъ Гастингсѣ, теперь изгнанникомъ скитавшемся по чужой землѣ. Когда же ей было думать объ опасностяхъ, угрожавшихъ ея собственной жизни.

XI.

Изъ Тоуера Эльвинъ вернулся въ Сити. Заботы о Сибиллѣ нисколько не мѣшали его стремленіямъ къ богатству и извѣстности. Стать во главѣ своего сословія, достигнуть почетныхъ городскихъ должностей было его завѣтной мыслью, цѣлью всей его жизни.

Но теперь, совершенно машинально, нисколько не думая о наживѣ, онъ шелъ въ свою лавку. Повсюду на улицахъ видно было шумное оживленіе всѣ лавки были заперты; на окнахъ развѣвались флаги и разныя дорогія матеріи; балконы были полны зрителей въ праздничныхъ нарядахъ.

Непостоянная толпа, еще недавно насмѣшками провожавшая добродушнаго Генриха въ Тоуеръ, теперь радостными криками: «да здравствуеть Варвикъ! Да здравствуетъ Кларенсъ!» встрѣчала торжественный въѣздъ въ городъ непріятельской арміи, впереди которой ѣхали мэръ и альдермены. Николай вернувшись въ лавку нашелъ всѣ свои драгоцѣнности въ цѣлости и порядкѣ, похвалилъ подмастерьевъ за усердіе и за то, что они имѣли осторожность не примкнуть къ толпѣ. Затѣмъ онъ выставилъ на окнахъ и на балконѣ богатѣйшія матеріи, какія у него только были, и съ злою, саркастической улыбкой сказалъ своимъ подмастерьямъ: «Когда церемонія будетъ кончена, припрячьте всѣ эти украшенія на случай возвращенія Эдуарда Іоркскаго».

Между тѣмъ графъ Варвикъ и царственный зять его, предшествуемые трубачами, барабанщиками и герольдами торжественно въѣзжали въ столицу при шумныхъ восклицаніяхъ народа. За ними слѣдовали носилки герцогини Кларенсъ, окруженной графомъ Оксфордскимъ, лордами: Фитцъ-Гюгомъ, Стенли и Шрюсбери, сэромъ Робертомъ Литтономъ и многими другими рыцарями, дворянами и оруженосцами. За ними колоннами проходили войска, нигдѣ не встрѣчая ни малѣйшаго сопротивленія.

Варвикъ въ полномъ вооруженіи, но съ обнаженной головой ѣхалъ на своемъ любимомъ конѣ. Наружность его сохраняла еще тотъ гордый, величественный видъ, который возбуждалъ восторгъ черни. Но болѣе внимательный наблюдатель могъ бы замѣтить на лицѣ его слѣды заботъ, страданій и сильной душевной борьбы. Взоръ его, прежде прямой и самоувѣренный, съ безпокойствомъ и недовѣрчивостью блуждалъ по сторонамъ, когда онъ, кивая головой, отвѣчалъ на громкія привѣтствія народа.

Но еще большая перемѣна замѣтна была на молодомъ лицѣ герцога Кларенса. Обыкновенно свѣжее и румяное, какъ у старшаго брата, оно было теперь почти также блѣдно, какъ у Ричарда. Мрачное, недовольное выраженіе, котораго не могли даже разѣять радостныя привѣтствія народа, представляло рѣзскій контрастъ съ прежней беззаботной веселостью, съ перваго взгляда привлекавшею къ нему сердца всѣхъ. Его богатое вооруженіе, роскошный костюмъ, цѣпь изъ драгоцѣнныхъ камней съ крестомъ св. Георгія на шеѣ, его убранная перьями и сверкавшая алмазами шляпа, предводительскій жезлъ, знамя Плантагенетовъ, которое несъ надъ его царственной головой герольдъ, весь этотъ блескъ невольно останавливали на немъ взоры всей толпы. По лѣвую его руку ѣхалъ Генрихъ Лее, недовольный и угрюмый, сухо и односложно отвѣчая на предлогаемые ему вопросы.

Въ одномъ узкомъ проходѣ Варвикъ и Кларенсъ остались вдвоемъ, чего давно желалъ графъ.

— Къ чему такой грустный, озабоченный видъ, омрачающій нашу побѣду, сынъ мой, шепнулъ ему Варвикъ, развѣ онъ приличенъ теперь, когда мы вступаемъ въ столицу, которою овладѣли безъ пролитія крови?

— Клянусь св. Георгомъ! угрюмо отвѣчалъ Кларенсъ, неужели вы думаете, что сыну Ричарда Іоркскаго пріятно помогать низверженію своего роднаго брата и возстановленію врага его рода?

— Ты бы раньше могъ подумать объ этомъ, съ грустнымъ упрекомъ отвѣчалъ ему Варвикъ.

— Да, я долженъ бы былъ подумать объ этомъ, прежде, чѣмъ Эдуардъ Ланкастерскій сталъ моимъ зятемъ и королемъ съ горькою усмѣшкой отвѣчалъ Кларенсъ.

— Перестань, сказалъ графъ. Ты не то говорилъ въ Амбуазѣ, тогда ты былъ скрытнѣе, или великодушнѣе. Но теперь уже поздно раскаиваться: снявши голову, по волосамъ не плачутъ.

Между тѣмъ, во время торжественнаго въѣзда побѣдителей, главное лицо, во имя котораго совершался немаловажный, сильный переворотъ, находилось еще въ уединенной комнатѣ Тоуера. Возлѣ плѣнника не было даже его вѣрныхъ слугъ: Мейкинга, Вельда и Эллертона, при извѣстіи о высадкѣ Варвика они были удалены изъ его комнаты и находились теперь въ рядахъ его новыхъ и странныхъ защитниковъ. Генрихъ былъ одинъ, впрочемъ не совсѣмъ, съ нимъ были его вѣрныя друзья: скворецъ и собака. Отъ приносившаго ему завтракъ оруженосца, августѣйшій плѣнникъ зналъ о приближеніи Варвика къ Лондону и о намѣреніи графа провозгласить Генриха королемъ. Несмотря на то, ни одинъ изъ тоуерскихъ офицеровъ не рѣшился освободить плѣнника: не зная намѣреній графа и герцога, они боялись, чтобъ излишнее усердіе не вмѣнилось имъ въ преступленіе. Но предвидя, что при настоящемъ положеніи дѣлъ, первымъ желаніемъ Генриха будетъ возвратить себѣ свободу, и не зная, какъ поступить въ этомъ случаѣ: исполнить ли его желаніе или отказать ему, они удалились на столько, чтобы не слышать его голоса, и такимъ образомъ башня, гдѣ помѣщался плѣнникъ, осталась совершенно безъ стражи.

Изъ окна своего король могъ однако видѣть толпившійся народъ и проѣзжавшее войско, могъ слышать, громкіе крики: «Да здравствуетъ Варвикъ! да здравствуетъ добрый король Генрихъ VI!» Это странное совпаденіе именъ сильно удивляло и безпокоило одинокаго плѣнника. Но мало по малу къ нему вернулось обычное спокойствіе его кроткой и нѣжной души. Глубокая вѣра въ провидѣніе поддерживала его въ трудныя минуты его жизни. Въ самомъ дѣлѣ, зачѣмъ столько хлопотать о суетахъ міра сего, зачѣмъ падать духомъ, когда Богъ знаетъ самъ нужды людей и направляетъ все къ лучшему.

— Право, пробормоталъ Генрихъ, медленно прохаживаясь по комнатѣ, этотъ суетный свѣтъ похожъ на развѣваемое вѣтромъ перо: никогда не можетъ онъ оставаться въ покоѣ! Варвикъ и король Генрихъ! Левъ и ягненокъ! Увы! вѣдь мы не въ раю, гдѣ въ подобномъ союзѣ не было бы чуда? И ты тоже, глупенькая птичка, продолжалъ онъ, останавливаясь передъ клѣткой своего любимца, и сострадательная улыбка пробѣжала по его лицу, ангельская кротость котораго могла бы обезоружить врага. Глупенькая птичка, кажется шумъ и тревога на улицѣ подѣйствовали и на тебя! Ты бьешь крылышками, ты съ безпокойствомъ смотришь на меня своими блестящими глазками. Что! и ты тоже хочешь свободы, дурачекъ? Да, для того, чтобы соколъ бросился на бѣдную беззащитную птичку. Не лучше ли для тебя клѣтка, а для твоего хозяина тюрьма. Ну, выходи, если хочешь. Здѣсь ты, по крайней мѣрѣ, въ безопасности. Онъ открылъ клѣтку, и скворецъ усѣлся къ нему на грудь и своимъ пронзительнымъ голоскомъ прокричалъ: «Бѣдный Генрихъ! бѣдный Генрихъ! злые люди! бѣдный Генрихъ!» Собака, завидуя предпочтенію, оказываемому птичкѣ, бросилась ласкаться къ хозяину, не спуская съ него своихъ добрыхъ глазъ, въ которыхъ свѣтилась слѣпая, безграничная преданность. Въ обществѣ этихъ двухъ друзей, Генрихъ спокойно проводилъ время, въ ожиданіи ужина. Наступилъ вечеръ, а ужина все еще не было. Удивленный этой еще никогда небывалой небрежностью, Генрихъ позвонилъ, но никто не являлся. Онъ вышелъ въ переднюю, тамъ никого не было. Наружныя двери были, по обыкновенію заперты. Но во дворѣ не слышны были шаги часоваго. Дрожь пробѣжала по всѣмъ членамъ Генриха. «Неужели меня хотятъ уморить съ голоду?» Съ ужасомъ подумалъ онъ. Медленно вернулся онъ въ свою комнату и снова подошелъ къ окну. Вдали слышались еще крики: Да здравствуетъ король Генрихъ!

Странный контрастъ! Тамъ, на улицѣ восторженныя изъявленія преданности!… Здѣсь же полное пренебреженіе. Между тѣмъ собака, какъ бы угадавшая мысли своего хозяина отправилась по комнатамъ отыскивать, нѣтъ ли чего съѣстнаго, подошла къ буфету въ передней, отперла его и съ радостнымъ лаемъ вернулась къ хозяину, взяла его за платье и потащила къ буфету. Удивленный Генрихъ нашелъ тамъ нѣсколько пирожковъ, какіе приносили ему обыкновенно къ ужину. Эту скромную пищу король раздѣлилъ со своими друзьями и всѣ трое утолили голодъ. Затѣмъ Генрихъ, посадилъ скворца въ клѣтку, и собакѣ велѣлъ спокойно лечь у камина, а самъ пошелъ въ свою маленькую молельню и въ пламенной молитвѣ забылъ весь міръ. Была уже ночь, а король все еще томился. Но вотъ блеспулъ красноватый свѣтъ, послышались чьи то шаги, дверь отворилась и яркій свѣтъ факела въ рукахъ оруженосца освѣтилъ величественную фигуру Варвика.

По знаку графа оруженосецъ зажегъ свѣчи и быстро удалился. Дѣлатель королей и нѣкогда свергнутый имъ король остались вдвоемъ. При видѣ человѣка, который былъ главнымъ виновникомъ его несчастія, Генрихъ поблѣднѣлъ и невольно попятился. Но несмотря на все добродушіе и миролюбіе, онъ не бмъ трусомъ. Послѣ короткаго молчанія, во время котораго король мысленно обратился съ молитвой къ Богу, прося у него не безопасности, но силы забыть прошлое, Генрихъ VI подошелъ къ Варвику, неподвижно стоявшему на порогѣ въ страшной борьбѣ гордости со стыдомъ, и голосомъ, которому кротость придавала еще болѣе величія сказалъ.

— Какія новыя бѣдствія, графъ Салисбюри и Варвикъ, пришелъ ты возвѣстить бѣдному плѣннику, нѣкогда бывшему твоимъ королемъ?

— Простите! простите мнѣ! Генрихъ, государь мой! вскричалъ Варвикъ, падая на колѣни.

Кроткій упрекъ короля, его трогательныя слова, сильная перемѣна, въ лицѣ и въ фигурѣ Генриха со времени ихъ послѣдняго свиданія, сѣдые волосы и согбенный станъ его, все это глубоко потрясло гордое сердце графа. И когда Варвикъ прижалъ къ губамъ своимъ худую, костлявую руку августѣйшаго плѣнника, на нее скатилась слеза.

— Но нѣтъ, не прощайте меня еще, продолжалъ графъ, нѣтъ, государь, не здѣсь и не теперь долженъ я просить у васъ прощенія. Но когда среди залы, гдѣ возсѣдали ваши предки, вы снова будете окружены пэрами Англіи, когда побѣдоностное знамя Св. Георгія снова будетъ развѣваться надъ трономъ, возвращеннымъ вамъ вашимъ подданнымъ, когда права ваши будутъ совершенно возстановлены, тогда Варвикъ преклонитъ колѣни передъ королемъ Генрихомъ и будетъ молить его о прощеніи. Теперь же ему стыдно просить этой милости, еще не заслуженной имъ.

— Ахъ! милордъ, сказалъ король съ кроткимъ и грустнымъ упрекомъ, не посреди трубъ и знаменъ Сынъ Божій далъ людямъ примѣръ любви къ врагамъ. Когда ты свергъ меня съ престола, когда ты заставилъ меня при насмѣшкахъ и оскорбленіяхъ толпы пройти въ эту тюрьму, уже тогда, Варвикъ, простилъ я тебя, и просилъ Бога даровать тебѣ прощеніе, если ты поступилъ со мной дурно, а также простить и меня, если недостатки короля заслуживали такое дурное обращеніе со стороны подданнаго. Встань графъ; не воздавай простому смертному такого почтенія, которое прилично одному Богу.

Варвикъ молча повиновался. Съ участіемъ смотрѣлъ король на видимую борьбу, происходившую въ душѣ этаго мужественнаго человѣка и дружески положивъ руку на плечо графа, сказалъ:

— Миръ съ тобою! ты въ сущности не сдѣлалъ мнѣ никакого зла. Здѣсь въ этихъ стѣнахъ я былъ столько же счастливъ, какъ и въ зеленѣющихъ паркахъ Виндзора; гораздо счастливѣе, чѣмъ въ пышныхъ, парадныхъ залахъ и на полѣ битвы. Но что новаго?

— Государь, неужели вы не знаете, что Эдуардъ теперь изгнанникъ и что небо допустило меня однимъ ударомъ отомстить ему за себя и за васъ? Сегодня я безъ боя овладѣлъ Лондономъ; улицы его заняты теперь моими солдатами. Я бросилъ пэровъ, воиновъ и прелатовъ, собравшихся у меня на совѣтъ и одинъ тайно отправился сюда, чтобы первому преклонить колѣна передъ Генрихомъ VI, королемъ Англіи, снова занявшимъ престолъ Генриха V.

Извѣстіе это, повидимому, нисколько не обрадовало Генриха. Равнодушіе его было непріятно графу, онъ едва могъ удержаться, чтобы не сказать: «Кто такъ мало дорожитъ престоломъ, тотъ не достоинъ его».

— Ахъ! воскликнулъ Генрихъ съ глубокимъ вздохомъ. Небо готовитъ тяжелыя испытанія моей старости. Садитесь милордъ.

Графъ сначала подалъ кресло Генриху, а потомъ сѣлъ и самъ.

— Повѣрьте мнѣ, государь, сказалъ онъ, послѣдніе года вашей жизни будутъ гораздо спокойнѣе вашей юности. Теперь нечего болѣе бояться враждебныхъ дѣйствій со стороны Эдуарда. Союзъ вашъ съ человѣкомъ опытнымъ въ военномъ дѣлѣ и въ то же время гораздо болѣе знакомымъ съ характеромъ вашихъ подданныхъ, чѣмъ ваши прежніе министры, союзъ этотъ даетъ вашему величеству возможность предаться благочестивой жизни, а слава ваша и спокойствіе ввѣрены будутъ охранѣ храбрыхъ людей, которые съумѣютъ держать въ рукахъ этотъ буйный народъ.

— Союзъ! повторилъ король, уловившій одно это слово изъ всей рѣчи Варвика. О какомъ союзѣ говоришь ты, графъ?

— Письма эти объяснятъ вамъ все, государь. Одно отъ королевы Маргариты, другое отъ сына вашего, принца Эдуарда Валлійскаго.

— Отъ Эдуарда! отъ милаго моего Эдуарда! воскликнулъ король въ порывѣ отеческой нѣжности. Такъ ты его видѣлъ? Здоровъ онъ? Веселъ?

— Онъ красивъ и силенъ, обладаетъ храбростью, достойной меча его благороднаго дѣда и обѣщаетъ быть прекраснымъ наслѣдникомъ Англійскаго престола.

— А знаетъ онъ… хорошо онъ знаетъ, что всѣ мы въ рукахъ Божіихъ?

— Государь, въ замѣшательствѣ отвѣчалъ Варвикъ, онъ вполнѣ набоженъ, какъ подобаетъ быть христіанскому рыцарю и доброму принцу.

— Ахъ! вздохнулъ король, у васъ, воиновъ на этотъ счетъ странныя понятія.

И отвернувшись отъ графа, Генрихъ подошелъ къ столу и принялся читать письма. Варвикъ, закрывъ лицо руками, украдкой наблюдалъ, какое впечатлѣніе произведетъ на короля извѣстіе о союзѣ сына съ его стариннымъ врагомъ.

Генрихъ сильно разчувствовался при видѣ хорошо знакомаго почерка Маргариты; три раза прерывалъ онъ чтеніе, вытирая слезы, катившіяся по его блѣднымъ щекамъ.

— Бѣдная моя Маргарита, сколько пришлось тебѣ выстрадать! прошепталъ онъ. Въ твоемъ почеркѣ уже нѣтъ прежней твердости и смѣлости.

И онъ принялся доканчивать письмо. Нѣсколько разъ лицо его измѣнялось. Онъ даже вскрикнулъ отъ удивленія, но предполагавшаяся женитьба принца Эдуарда на леди Аннѣ не возмущала этого кроткаго, незлобиваго человѣка, какъ она возмущала его гордую, мстительную супругу. Прочитавъ письмо сына, въ которомъ тотъ говорилъ ему о своей пылкой любви и смѣлыхъ надеждахъ, онъ провелъ лѣвой рукой по лбу, какъ бы стараясь отогнать отъ себя грустныя мысли, а правую протянулъ Варвику.

— Служи моему сыну, вѣдь онъ также будетъ и твой, взволнованнымъ голосомъ произнесъ Генрихъ; возврати миръ разстроенному королевству, исправь мои ошибки, не притѣсняй тѣхъ, кто противъ насъ и да благословятъ этотъ союзъ Христосъ и всѣ святые!

Варвикъ не ожидалъ такого отвѣта. Онъ надѣялся услышать отъ короля тѣ же упреки, какъ и отъ Маргариты, можетъ быть потому то и хотѣлъ онъ видѣться наединѣ съ Генрихомъ, чтобы никто, даже братъ его, не слышалъ этихъ упрековъ, чтобы никто не могъ сказать, что Варвикъ, вернувшійся побѣдителемъ и мстителемъ на родину, въ часъ торжества своего унизился до того, что рѣшился оправдывать свое поведеніе. Никогда не считалъ онъ себя способнымъ смириться передъ мущиной, какъ изъ рыцарскаго уваженія къ женщинѣ смирился передъ Маргаритой. Но кротость и великодушіе Генриха сразу покорили себѣ гордое, неукротимое сердце графа. Съ чувствомъ пожалъ онъ руку короля и пылко, восторженно воскликнулъ:

— Да погибнутъ враги ваши, государь! голосъ графа дрожалъ, онъ задыхался отъ волненія. О зачѣмъ не зналъ я раньше всей святости вашего чуднаго сердца. Зачѣмъ столько препятствій мѣшали преданности Варвика къ королю, вполнѣ достойному его преданности! Какъ ничтожна дикая храбрость лицемѣра-Эдуарда передъ вашимъ мужественнымъ сердцемъ, передъ вашимъ христіанскимъ самоотверженіемъ! Позоръ тому, кто обманетъ ваше довѣріе! Никогда не сдѣлаю я этого, клянусь Небомъ! Если даже вся Англія измѣнить вамъ, я одинъ буду оберегать вашъ тронъ, и своею грудью буду защищать васъ до послѣдней капли крови! О! зачѣмъ побѣда моя обошлась мнѣ такъ дешево! Я бы хотѣлъ, чтобы сотни битвъ доказали вамъ, насколько въ глубинѣ души Варвикъ цѣнитъ прощеніе дарованное ему королемъ.

— Нѣтъ, Варвикъ! не говори этого, не упоминай мнѣ о битвахъ, возразилъ Генрихъ. Не добивайся расположенія короля, проливая кровь хоть одного изъ его подданныхъ.

— Ваше благочестивое желаніе будетъ исполнено! отвѣчалъ Варвикъ. Посмотримъ можетъ ли снисходительность ваша также благотворно подѣйствовать на другихъ, какъ дѣйствуетъ на меня ваше милостивое прощеніе. Но государь, вамъ не прилично оставаться долѣе въ этихъ стѣнахъ. Эй! сюда!

И графъ отворилъ дверь въ переднюю, гдѣ по приказанію его собралась вся дворцовая стража съ обнаженными головами и держа въ рукахъ факелы, чтобы отвести Генриха въ залы его побѣжденнаго врага.

— Да здравствуетъ Варвикъ! вскричала стража, увидѣвъ графа.

— Молчите! закричалъ онъ громовымъ голосомъ. Кто смѣетъ привѣтствовать подданнаго въ присутствіи государя? Вотъ вашъ король!

При видѣ Генриха, всѣ упали на колѣни. Варвикъ взялъ со стола свѣчу и вывелъ короля изъ тюрьмы.

Передъ уходомъ Генрихъ медленно обвелъ глазами всю комнату, мысленно прощаясь съ каждой вещичкой.

Громкіе крики стражи разбудили скворца: онъ испуганно порхалъ въ клѣткѣ и повторялъ свои любимыя фразы: «Бѣдный Генрихъ! бѣдный Генрихъ! злые люди! Кто хотѣлъ бы быть королемъ»?

— Слышишь, Варвикъ; сказалъ король, покачавъ головой.

— Еслибы орелъ могъ говорить, онъ сказалъ бы совсѣмъ другое, гордо отвѣчалъ графъ.

— Да, но видишь ли, орелъ не ужился бы въ этой тѣсной клѣткѣ; онъ не могъ бы утѣшать плѣнника; эти же кроткія и робкія животныя любятъ насъ и лучше всѣхъ другихъ облегчаютъ наши страданія. Пойдемъ, милая птичка, говорилъ Генрихъ, освобождая своего скворца, который тотчасъ же сѣлъ къ нему на руку. Пойдемъ и ты, Трей, мой вѣрный песъ. Теперь я слѣдую за вами, кузенъ.

Съ птицей на рукѣ, и въ сопровожденіи собаки, Генрихъ VI, вмѣстѣ съ графомъ, вошелъ въ освѣщенную залу Эдуарда. Столъ былъ накрытъ для царскаго ужина; старые друзья его: Менкингъ, Бельдъ и Эллертонъ были тамъ же. Они плакали отъ радости. Сверху раздавались грубые, рѣзкіе звуки музыки, это была національная пѣсня древнихъ норманновъ, мало по малу вышедшая изъ моды, но снова введенная въ употребленіе Маргаритой Анжуйской, «пѣснь о Роллонской битвѣ».

КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ.

I.

Три дня спустя послѣ вступленія Варвика и Кларенса въ Лондонъ, 6-го октября, оба вождя, въ сопровожденіи многочисленной и блестящей свиты, въ парадныхъ мундирахъ, отправились въ Тоуеръ. Оттуда они проводили короля, уже облеченнаго въ царскую мантію, съ короной на головѣ, сначала въ церковь Св. Павла, гдѣ и отслужено было благодарственное молебствіе, а изъ церкви — въ епископскій дворецъ, который сдѣлался его главной резиденціей. Возстановленіе Ланкастерскаго дома съ явнымъ одобреніемъ принято было во всемъ королевствѣ: и новая династія, казалось, могла надѣяться на утвержденіе свое на престолѣ Англіи, имѣя на своей сторонѣ великодушнаго Варвика и тому подобныхъ совѣтниковъ. Ни чьей невинной кровью не было обагрено вторичное царствованіе. миролюбиваго Генриха. Одна голова пала на эшафотѣ, голова графа Ворчестера. Но эта единственная казнь была единогласно всѣми классами признана дѣломъ правосудія и только еще болѣе выставила принципы кротости и милосердія, на которыхъ построено было новое правленіе.

Въ первые же дни этого неожиданнаго государственнаго переворота, Эльвинъ нашелъ случай быть полезнымъ своимъ тоуерскимъ друзьямъ. Варвикъ желалъ расположить въ свою пользу всѣхъ гражданъ, принявшихъ его сторону, кто по убѣжденію, кто только покоряясь обстоятельствамъ. Между послѣдними онъ узналъ уже о важной роли, какую игралъ въ ратушѣ нашъ знакомецъ, Эльвинъ. Графъ пригласилъ Николая въ свой Варвикскій замокъ, и, поздравивъ его съ блестящими успѣхами въ свѣтѣ, предложилъ ему мѣсто главнаго золотыхъ дѣлъ мастера при дворѣ короля Генриха.

Честный Эльвинъ на минуту задумался, потомъ рѣшительно отвѣчалъ:

— Благородный лордъ, будьте великодушны, простите меня, но я долженъ вамъ сказать, что возвышеніемъ своимъ я много обязанъ королю Эдуарду и его супругѣ. И хотя, ради государственныхъ интересовъ, я посовѣтовалъ своимъ согражданамъ покориться вамъ, но я не желаю, чтобы про меня сказали, будто я, изъ-за собственныхъ выгодъ измѣнилъ королю.

Варвикъ вспыхнулъ и презрительная улыбка заиграла у него на губахъ.

— Ну, другъ мой. сказалъ онъ, не приписывай себѣ добродѣтелей, незнакомыхъ людямъ коммерческимъ, да, пожалуй, и всѣмъ вообще дѣтямъ Адама. Я насквозь вижу тебя мэтръ Эльвинъ. Ты считаешь неблагоразумнымъ открыто объявить себя въ пользу новаго порядка вещей. Но не бойся ничего. На насъ можно положиться.

— Нѣтъ, милордъ, отвѣчалъ Эльвинъ, вы плохо знаете меня. Но много гражданъ, гораздо болѣе сильныхъ и вліятельныхъ, чѣмъ я, помнятъ еще, что Іоркисты были всегда покровителями ремеслъ и торговли. Хотя вы и заняли этотъ городъ, но рано или поздно вы узнаете, что только поощреніемъ промышленности, можно завоевать себѣ сердца Лондона.

— Я буду справедливъ ко всѣмъ, сухо отвѣчалъ графъ, но и безъ васъ, есть у насъ кому защищать права Алой Розы.

— Говорятъ, милордъ, смѣло продолжалъ Эльвинъ, что вы любите бароновъ, рыцарей, джентельменовъ, іоменовъ, крестьянъ, но презираете коммерсантовъ. Боюсь. что это правда.

— Я не люблю этого коммерческаго ума, который изощряетъ всю свою силу на то, какъ бы ловчѣе надуть, нажиться. Эдуардъ Іоркскій, признаюсь, былъ великимъ коммерсантомъ. Я не желалъ бы, чтобъ повторилась та печальная для Англіи эпоха, когда столько добрыхъ поселянъ, какъ ты, Николай Эльвинъ, промѣняли свои зеленѣющія поля на станокъ и лавку. Но я вошелъ съ тобою во всѣ эти подробности только по тому, что ты честный сынъ сѣвера. Мнѣ некогда терять время на пустые разговоры. Говори, согласенъ ли ты принять мое предложеніе, или желаешь какой нибудь другой награды; я готовь сдѣлать для тебя все, что только въ моихъ силахъ. Человѣкъ, оказавшій мнѣ услугу, становится живымъ укоромъ для меня, пока я не отплачу тѣмъ же.

— Хорошо, милордъ, я попрошу у васъ одной милости: возьмите подъ свое покровительство бѣднаго ученаго, Адама Варнера, который теперь находится въ Toyерѣ и…

— Теперь въ Тоуерѣ Адамъ Варнеръ? Но развѣ онъ нуждается въ чьемъ нибудь ходатайствѣ теперь, когда я уже болѣе не въ изгнаніи? Моя обязанность — заботиться о немъ! Я окружу его всѣми почестями, какихъ онъ только пожелаетъ. А его благородная дочь? Я постараюсь, чтобы она выбрала себѣ мужа изъ лучшей англійской молодежи. Она тоже въ Тоуерѣ?

— Да, рѣзко отвѣчалъ Эльвинъ, которому не по вкусу пришлись послѣднія слова графа.

Графъ позвонилъ. Вошелъ слуга.

— Попроси сюда сэра Мармэдюка Невиля, приказалъ Варвикъ.

Черезъ минуту Мармэдюкъ былъ уже въ кабинетѣ графа и Варвикъ поручилъ ему, съ приличной свитой, отправить въ Тоуеръ носилки за Адамомъ Варнеромъ и его дочерью.

— А ты, Эльвинъ, отправляйся вмѣстѣ со своимъ молочнымъ братомъ и попроси мистера Адама и дочь его ко мнѣ въ гости. Ну, подойди ко мнѣ. Я предвижу, что у меня будетъ много тайныхъ враговъ въ этомъ городѣ, не хочешь ли хоть ты быть открытымъ другомъ Варвика?

Трудно было Эльвину противиться неотразимому дѣйствію, какое производило на всѣхъ простое, дружеское обращеніе и прямая, безхитростная рѣчь графа. Но коммерсантъ одержалъ въ немъ верхъ надъ человѣкомъ. Въ глубинѣ души увѣренный, что вѣкъ былъ противъ Варвика, что торговля Лондона извлечетъ немного пользы изъ новаго правленія, Эльвинъ преклонилъ колѣно передъ графомъ и. съ достоинствомъ, отвѣчалъ:

— Милостивый лордъ, кто будетъ другомъ моего сословія, тотъ будетъ и моимъ!

Гордый графъ, съ досады, закусилъ себѣ губы и повелительнымъ жестомъ отпустилъ молочныхъ братьевъ.

— Ты грубая деревеньщина, Николай, сказалъ Мармэдюкъ, когда они уже вышли отъ графа. Не одинъ баронъ отдалъ бы замокъ своего отца за тѣ слова, которыя только что сказалъ тебѣ графъ.

— Пусть продаютъ бароны свою свободу за пустыя слова; я же хочу имѣть возможность безпрепятственно защищать ту партію, которая больше другихъ будетъ помогать процвѣтанію торговли и дастъ лучшіе законы. Но скажите, пожалуйста, сэръ, отчего Варнеръ и дочь его такъ дороги графу?

— Какъ! развѣ ты не знаешь? Такъ она тебѣ не разсказывала… Ахъ! я чуть было не проговорился!

— Развѣ есть какая нибудь тайна между графомъ и ученымъ? спросилъ удивленный Эльвинъ.

— А если и такъ, нашъ долгъ уважать чужія тайны, отвѣчалъ Невиль. Но надо послать за носилками.

Графъ Варвикъ ласково принялъ своихъ гостей. Въ обращеніи его съ Сибиллой проглядывала отеческая нѣжность. Когда молодая дѣвушка, робко опустивъ глаза, подошла къ графу, онъ ласково положилъ руку ей на голову и съ чувствомъ сказалъ:

— Да благословитъ тебя Матерь Божія, милое дитя мое. Прими отъ меня этотъ отеческій поцѣлуй, прибавилъ онъ, прикоснувшись губами къ бѣлому, нѣжному лбу молодой дѣвушки. Помни, что этимъ поцѣлуемъ, я обѣщаюсь тебѣ быть вторымъ отцемъ, заботиться о твоихъ нуждахъ, ограждать тебя отъ горя и оскорбленій, заставлять другихъ уважать твое имя. Что же касается тебя, честный ученый, обратился графъ къ Варнеру, то судьба твоя тѣсно связана съ моею. Я теперь вполнѣ счастливъ; дай Богъ, чтобы тоже самое можно было бы сказать и о тебѣ. Аминь.

И графъ долго говорилъ съ нимъ о его изобрѣтеніи и вполнѣ оцѣнилъ геніальную мысль ученаго и ту громадную пользу, какую можно будетъ извлечь изъ его машины. Но, знакомый съ духомъ времени, онъ совѣтовалъ Адаму оставить ее, такъ какъ время, для подобныхъ удивительныхъ изобрѣтеній, еще не созрѣло, и предлагалъ ему заняться болѣе благодарнымъ трудомъ.

— Милордъ, въ отчаяніи отвѣчалъ Варнеръ, вся жизнь моя сосредоточилась въ этомъ изобрѣтеніи. Оторвать меня отъ занятія имъ, это все равно, что убить меня! Увы, кажется, перемѣна власти не дастъ лучшихъ надеждъ наукѣ въ этомъ желѣзномъ вѣкѣ.

Варвикъ былъ тронутъ словами Адама.

— Будь же счастливъ по своему, сказалъ онъ, послѣ минутнаго молчанія: я буду твоимъ покровителемъ, но отложи свои занятія до завтра, сегодня же ты останешься у меня.

За обѣдомъ Адамъ сидѣлъ возлѣ графа, а Сибилла за однимъ столомъ со статсъ-дамами герцогини Кларенсъ.

Въ концѣ ужина Варвикъ обратился къ своимъ гостямъ, въ числѣ которыхъ было много бароновъ, рыцарей и духовенства, съ краснорѣчивою рѣчью въ пользу Адама Варнера. Описавъ достоинства ученаго, упомянувъ о важномъ изобрѣтеніи его, цѣлью котораго было благо родины, графъ просилъ гостей своихъ, въ особенности духовенство, оградить имя этого достойнаго человѣка отъ тяжкаго обвиненія въ колдовствѣ.

— Вѣдь вы знаете, говорилъ онъ, что народъ, по невѣжеству своему, приписываетъ колдовству все то, что превышаетъ его понятіе. Я не отрицаю, что колдовство принесло много вреда нашей отчизнѣ и что имъ занимается въ обширныхъ размѣрахъ герцогиня Бедфордъ, братъ Бунгей и другіе ея приближенные: но Адамъ Варнеръ далеко не таковъ, все, что онъ придумываетъ, все это направлено ко благу народа и вполнѣ согласно съ догматами вѣры. И такъ, выпьемъ за здоровье мэтра Адама Варнера и его прекрасной дочери.

Рѣчь эта была встрѣчена почтительными одобреніями, но уже не съ тѣмъ восторгомъ, съ какимъ обыкновенно встрѣчались всѣ рѣчи графа.

— Въ лицѣ прелестной дочери мэтра Варнера рекомендую вамъ, милорды и джентельмены, нѣжную подругу моей милой Анны, принцессы Валлійской, съ еще большей благосклонностью продолжалъ графъ, указывая на Сибиллу, изъ любви къ дочери и отъ ея имени, я беру эту чудную дѣвушку на свое попеченіе и буду заботиться о ней, какъ о родной дочери. И кто изъ васъ, господа рыцари и джентельмены, кто изъ васъ заслужить любовь моей питомицы, тотъ въ приданое за ней получитъ лучшее изъ моихъ рыцарскихъ помѣстьевъ. А когда принцесса Анна, со своимъ благороднымъ супругомх, вернется въ Англію, мы устроимъ въ Смитфильдѣ турниръ во славу Св. Георга и въ честь нашихъ дамъ. Тогда-то, дѣлать нечего, придется мнѣ возбудить ревность моей дорогой графини, переломивъ копье въ честь молодой особы, которая соединяетъ такое благородное сердце съ такимъ прелестнымъ лицемъ.

Вечеромъ, на балу много восторженныхъ взглядовъ обращалось на Сибиллу, и не одинъ молодой джентельменъ добивался теперь ея расположенія. Въ былое время, подобное вниманіе, подобныя почести заставили бы радостно забиться сердце молодой дѣвушки. Казалось бы, что всѣ ея честолюбивыя мечты наконецъ исполнились: отецъ ея, безъ всякаго униженія, пріобрѣлъ покровительство знатнѣйшаго вельможи, впереди ихъ ожидало богатство, высокое положеніе въ свѣтѣ, всеобщее уваженіе. Какъ радовалась бы она этому прежде. Но теперь ей было все равно. Одно чувство всецѣло овладѣло ея душей, чувство любви къ Гастингсу, въ немъ одномъ видѣла она все свое счастье. Еслибы не отецъ, она прокляла бы и пышность, и удовольствія, и знаки любви и почтенія, все это казалось ей горькой насмѣшкой надъ несчастіями бѣднаго изгнанника.

Графъ хотѣлъ назначить Сибиллу въ свиту леди Изабеллы. Но, зная высокомѣріе герцогини Кларенсъ, молодая дѣвушка выпросила у Варвика позволеніе остаться при отцѣ, подъ предлогомъ, что его слабое здоровье требовало ея постоянныхъ попеченій.

Тоуеръ былъ для нихъ самымъ лучшимъ убѣжищемъ отъ притѣсненій и оскорбленій толпы. Тамъ-то и приказалъ графъ отвести удобную квартиру для ученаго съ дочерью и приставилъ къ нимъ многочисленную прислугу.

Но возвышеніе Варнера только подтвердило тѣ слухи, которые распустилъ про него Бунгей, будто онъ опасный колдунъ и много помогалъ Варвику въ его предпріятіи.

Вѣсть объ успѣхахъ ученаго дошла и до аббатства. Теперь герцогиня Бедфордъ была увѣрена, что Варвикъ награждалъ ея зловѣщаго астролога за какія-нибудь тайныя услуги, дѣйствіе которыхъ Бунгей могъ бы предотвратить, еслибы она тогда послушалась его. И герцогиня дала обѣщаніе, въ случаѣ возвращенія ея прежняго вліянія, отдать Варнера и его машину въ полное распоряженіе монаха.

Между тѣмъ, брату Бунгею надоѣла уже скучная жизнь въ аббатствѣ и онъ страшно завидовалъ Адаму.

Въ одинъ прекрасный день монахъ рѣшился покинуть свое убѣжище. Зная снисходительность Варвика, онъ разсчитывалъ мнимою кротостью и покорностью добиться его прощені., Но не смѣя показаться на глаза графу, онъ задумалъ искать посредничества Адама, котораго просьбами и лестью надѣялся заставить забыть всѣ его прежнія грубости. Хотя онъ и презиралъ Варнера за его слабый характеръ; по въ то же время серьезно вѣрилъ въ его таинственную и роковую силу.

Въ сумеркахъ, Бунгей отправился въ Тоуеръ и съ помощью прислуги, пробрался въ комнату Варнера. Между тѣмъ Адамъ, не совсѣмъ чуждый суевѣрія, сообразилъ, что всѣ несчастія случившіеся съ машиной произошли отъ отсутствія въ ней алмаза, полежавшаго подъ таинственными лучами луны. На оставшуюся у него отъ расходовъ значительную сумму онъ купилъ себѣ средней величины алмазъ довольно хорошей игры, и сколько слѣдовало ночей, ставилъ его на лунный свѣтъ во время новолунія. Въ ту самую минуту, какъ вошелъ Бунгей, онъ уже приготовился вложить алмазъ въ машину и съ торжествующей радостью смотрѣлъ на него.

— Могущественный братъ, началъ монахъ, бросившись ему въ ноги, пусть твое милосордіе равняется твоей власти. Дѣйствительно, ты доказалъ, что одинъ ты магикъ; я же только плохой колдунъ. И вотъ ты богатъ и въ большомъ почетѣ, а я — бѣдный изгнанникъ. Прости же своего врага и удостой принять его къ себѣ въ качествѣ раба, который принадлежитъ тебѣ по праву побѣды. О, Sapristi! О Gemini! Что у тебя за драгоцѣнный камень.

— Прочь отсюда! Ты мѣшаешь мнѣ! закричалъ Адамъ, вкладывая алмазъ въ машину.

— Какъ! драгоцѣнность! алмазъ въ машину! пробормоталъ удивленный монахъ, у котораго при видѣ алмаза, какъ говорится, слюнки потекли, машина и прежде была дорога ему, теперь же тѣмъ болѣе. Если я снова завладѣю тобой, талисманъ! подумалъ онъ, я съумѣю употребить тебя на что-нибудь болѣе полезное чѣмъ вареніе яицъ.

— Прочь отсюда, говорю тебѣ, повторилъ Адамъ, испуганно озираясь по сторонамъ и дрожа отъ ужаса, при видѣ монаха, злобу котораго онъ хорошо еще помнилъ. Какъ осмѣлился ты придти сюда, меня безпокоить?

Монахъ, съ робкой покорностью, бросился къ ногамъ Адама и, послѣ многихъ извиненій, просилъ ученаго ходатайствовать за него у графа.

— Я не домогаюсь твоихъ почестей, ни твоего высокаго положенія, великій Адамъ; я прошу только одной милости: служить тебѣ и работать подъ твоимъ надзоромъ, учитель. Графъ, я знаю, послушаетъ тебя, если ты ему скажешь, что я пользовался довѣріемъ его врага, герцогини, что я могу сообщить ему сокровеннѣйшія тайны, какія я…

— Прочь отъ меня, негодяй! съ презрѣніемъ отвѣчалъ Адамъ. Ты еще хуже, чѣмъ я предполагалъ! Я зналъ, что ты невѣжда и извергъ, а теперь вижу, что ты къ тому же подлецъ и измѣнникъ! Мнѣ работать съ тобою! просить у графа покровительства для негодяя, который позоритъ только имя ученаго! Ни за что на свѣтѣ! Если бы ты просилъ у меня кусокъ хлѣба и милостыню, я далъ бы тебѣ ихъ. какъ подобаетъ христіанину! Но довѣріе, честь, слава ученаго, благородный трудъ не для обманщиковъ и измѣнниковъ! Вотъ тебѣ, вотъ!…

И, доставъ изъ ящика горсть мелкихъ монетъ, Адамъ сунулъ ихъ въ руку монаха и, толкнувъ его къ двери, позвалъ слугъ и приказалъ имъ выпроводить изъ дворца этого проклятаго посѣтителя. Съ угрожающимъ видомъ повернулся къ нему монахъ. Но, не смѣя вслухъ произносить угрозы, онъ только въ душѣ поклялся страшно отомстить Варнеру и, молча, вышелъ.

Нѣсколько дней спустя, Адамъ, во время одной изъ своихъ одинокихъ прогулокъ по Тоуерскимъ валамъ, наткнулся на нѣсколькихъ рабочихъ, поправлявшихъ пушку. Такъ какъ все относящееся къ механикѣ всегда возбуждало его интересъ, онъ остановился около пушки, нѣсколько времени разсматривалъ ее и посовѣтовалъ рабочимъ сдѣлать въ ней улучшеніе, очень простое, вслѣдствіе котораго ядра могли летать гораздо дальше и прямѣе къ цѣли.

Главный рабочій доложилъ объ этомъ одному изъ Тоуерскихъ офицеровъ, офицеръ, выслушавъ ученаго, отправился къ графу и передалъ ему, что мистеръ Варнеръ отлично знаетъ механику военныхъ снарядовъ. Варвикъ послалъ за Адамомъ, тутъ же оцѣнилъ его совѣтъ и теперь, имѣя о немъ еще болѣе высокое понятіе чѣмъ прежде, онъ поручилъ ему наблюдать за постройкой новыхъ пушекъ. Занятіе это отнимало у Адама немного времени, и Варнеръ былъ очень счастливъ, что хоть чѣмъ нибудь могъ отблагодарить своего высокаго покровителя.

Скоро до герцогини Бедфордъ дошли слухи, что ужасный колдунъ, котораго она спасла изъ когтей Бунгея, подготовлялъ самыя опасныя, безпощадныя и смертоносныя орудія, чтобы помѣшать возвращенію ея зятя, но оставимъ Адама за его работой, пользоваться его роковой славой и вернемся къ міру дѣйствительной жизни.

II.

И такъ дѣлатель королей стоялъ теперь на верху славы и могущества. Извнѣ ничто не угрожало миру и спокойствію Англіи.

Графиня Варвикъ и леди Анна письменно извѣщали графа о торжественномъ вступленіи ихъ въ Парижъ, гдѣ Маргарита Анжуйская встрѣчена была съ такими почестями, какія до сихъ поръ оказывались одной французской королевѣ.

Между тѣмъ Людовикъ готовился уже отправить торжественное посольство въ Лондонъ къ Генриху, съ дружескими поздравленіями и для заключенія съ нимъ мирныхъ и торговыхъ договоровъ. Даже Карлъ Бургундскій и тотъ хлопоталъ о продолженіи дружескихъ отношеній съ Англіей, и даже въ манифестѣ къ своимъ подданнымъ запретилъ имъ, такъ или иначе помогать Эдуарду въ его попыткахъ возвратить себѣ престолъ.

Поведеніе Варвика, котораго парламентъ назначилъ наравнѣ съ Кларенсомъ правителями государства, до совершеннолѣтія принца Валлійскаго, было вполнѣ достойно его торжества. Теперь, болѣе чѣмъ когда нибудь выказалъ онъ блестящія способности администратора: крайне снисходительный къ побѣжденной партіи, онъ въ тоже время ловкими, энергическими мѣрами уничтожалъ всякую попытку къ возмущенію.

Въ то время, какъ король Эдуардъ изгнанникомъ жилъ въ Бургундіи, поставленный въ унизительное положеніе вѣроломнымъ родственникомъ своимъ Карломъ Смѣлымъ, жена его въ Вестминстерскомъ аббатствѣ, среди бродягъ и убійцъ, произвела на свѣтъ мальчика, который, какъ говоритъ лѣтописецъ, былъ окрещенъ, какъ дитя простолюдина. Но могущество графа было непрочно; чтобы королевская власть сосредоточивалась въ рукахъ подданнаго, было дѣломъ ненормальнымъ и непопулярнымъ въ Англіи. Къ тому же все городское сословіе было противъ переворота совершеннаго Варвикомъ. Горожане давно уже питали вражду къ аристократіи, а потому и не принимали никакого участія въ этой революціи, поднятой дворянами и приверженцами ихъ поселянами. Въ новомъ переворотѣ они не видѣли никакихъ выгодъ для средняго сословія и считали его торжествомъ аристократіи, возвращеніемъ къ варварской эпохѣ клановъ, препятствіемъ къ дальнѣйшимъ успѣхамъ цивилизаціи, къ которой они всегда инстинктивно стремились. Даже имя. данное приверженцамъ Варвика, было непопулярно въ городахъ. Ихъ не называли ни Ланкастерцами, ни друзьями Генриха: они были извѣстны подъ именемъ партіи лордовъ, и это имя сохранилось за ними и въ исторіи.

И такъ среднее сословіе, могущество котораго начало развиваться, было противъ Варвика, а слѣдовательно на сторонѣ Эдуарда. Король, покровитель торговли и промышленности, казался имъ лучшимъ союзникомъ, чѣмъ врагъ ея, феодальный баронъ.

Но графъ не обращалъ вниманія на нерасположеніе къ нему городовъ. Онъ зналъ, что они только тогда взялись бы за оружіе, если бы были уничтожены ихъ привиллегіи. Къ тому же смѣлый графъ былъ слишкомъ увѣренъ въ себѣ и своихъ силахъ, чтобы бояться этой самой невоинственной части населенія.

Онъ даже не находилъ ничего подозрительнаго въ странномъ поведеніи союзника своего Кларенса, измѣна котораго могла быть для него гораздо опаснѣе. Bapвикь очень хорошо понималъ, что въ интересахъ своего дѣла, онъ долженъ удовлетворить честолюбіе этого человѣка. А потому, тотчасъ же по воцареніи Генриха, герцогъ, согласно съ обѣщаніемъ, объявленъ былъ наслѣдникомъ обширныхъ владѣній Іоркскаго дома. Кромѣ того Кларенсъ назначенъ былъ губернаторомъ въ Ирландію; но отложилъ отъѣздъ свой до прибытія принца Валлійскаго. Честолюбіе Джоржа было удовлетворено, ему воздавали чуть ли не царскія почести, и однако лицо его было всегда мрачно и озабоченно. Только въ присутствіи графа старался онъ казаться веселымъ и безпечнымъ и безпрестанно увѣрялъ тестя въ своей дружбѣ и вѣрности.

Обращеніе Изабеллы съ отцомъ было очень неровно: то она была съ нимъ холодна и рѣзка, то, какъ бы мучимая тайными угрызеніями совѣсти, бросалась къ нему на шею и со слезами умоляла его простить ей ея раздражительность. Но что болѣе всего тревожило графа это внезапный разрывъ съ друзьями. Онъ хотѣлъ отомстить одному человѣку, ставшему его заклятымъ врагомъ, и между тѣмъ отъ этой мести пострадала и толпа дорогихъ ему друзей. Теперь онъ былъ одинъ, среди людей, которыхъ съ давнихъ поръ привыкъ считать врагами. Ни одного дружескаго лица не видѣлъ онъ въ блестящей княжеской свитѣ его окружавшей. Всѣ, даже враги Эдуарда или скорѣе Водвилей, всѣ отшатнулись отъ графа, узнавъ о его невѣроятной измѣнѣ, истинный причины которой не подозрѣвалъ никто. Каково же было Варвику, когда неустрашимый Рауль Фулькъ, обожавшій графа до того, что несмотря на свое знатное происхожденіе замѣнялъ ему оруженосца, каково же было Варвику когда джентельменъ этотъ ночью явился къ нему и сказалъ:

— Лордъ Салисбюри и Варвикъ, я тогда предложилъ тебѣ свои услуги, думая, что ты желаешь оспаривать у развратнаго короля Эдуарда корону, которую должно носить только достойное чело. Если бы ты, какъ нѣкогда Генрихъ Ланкастерскій, побѣдоносной рукой захватилъ скипетръ Норманновъ, я первый бы закричалъ: «Да здравствуетъ король Ричардъ!», именемъ и славой напоминающій Ричарда Львиное Сердце. Но посадить на престолъ эту чучелу, эту ханжу: заставлять храбрыя сердца преклоняться передъ болваномъ, который ничего другого не умѣетъ, какъ читать молитвы, да отсчитывать, сколько зеренъ у него на четкахъ: утверждать вѣнецъ Англіи за незаконнымъ отродьемъ Маргариты, этой кровожадной и развратной женщины, отдавать власть въ руки тѣхъ, противъ которыхъ ты такъ часто водилъ меня съ копьемъ въ рукахъ, это значитъ идти путемъ безчестія, по которому Рауль Фулькъ никогда не послѣдуетъ за лордомъ Варвикомъ. Не прерывай меня…. не говори ничего…. Какъ ты отказалъ Эдуарду въ покорности, такъ и я отказываю тебѣ въ моей и навсегда разстаюсь съ тобой!

— Я прощаю тебя, отвѣчалъ Варвикъ, и если когда нибудь будешь ты оскорбленъ, подобно мнѣ, твое сердце отомститъ тебѣ за меня. Ступай!

Но когда гордый Рауль вышелъ, графъ закрылъ лицо руками и зарыдалъ. Вслѣдъ затѣмъ готовился ему другой ударъ быть можетъ чувствительнѣе перваго. Катерина де-Бонвиль была любимой сестрой графа. Онъ писалъ ей въ монастырь, убѣдительно просилъ ее вернуться къ нему въ Лондонъ, чтобы теплыми дружескими словами успокоить его измученную душу и узнать причины, побудившія его къ такимъ поступкамъ которые прежде ему и въ голову не приходили. Гонецъ вернулся съ нераспечатаннымъ письмомъ. Катерины не было въ монастырѣ. Она бѣжала въ Бургундію, явно не довѣряя родному брату. Храбрый, неустрашимый Варвикъ, въ тоже время былъ человѣкъ добрый, откровенный, любящій! И вдругъ въ эту тяжелую минуту жизни возлѣ него не было ни одного любящаго существа, передъ которымъ онъ могъ бы излить свою душу. Чего не далъ бы онъ за одинъ часъ утѣшительной бесѣды съ женой, единственнымъ существомъ, которому этотъ гордый человѣкъ могъ открыть всѣ мученія своего сердца, всѣ колебанія своей совѣсти. Ахъ! неужели никогда болѣе не услышитъ онъ ея нѣжнаго голоса! Анна, милое, нѣжное дитя, она тоже была далеко! Но о ней нечего было горевать: она была счастлива! Изабелла больше всѣхъ безпокоила графа. Много непріятностей видѣлъ онъ впереди. Слава и могущество Анны, думалъ онъ, возбудятъ зависть въ тщеславномъ Кларенсѣ и его женѣ, и вотъ начнутся раздоры въ семьѣ Варвика, между родными сестрами. Архіепископъ Іоркскій, изъ осторожности не принимавшій участія въ государственномъ переворотѣ, однако явился пожинать плоды его! Одинъ изъ первыхъ принесъ онъ присягу Генриху VI, получилъ печать канцлера и возобновилъ свои интриги для полученія шапки кардинала. Но между храбрымъ воиномъ и хитрымъ прелатомъ не могло быть большой братской любви и откровенности. Передъ однимъ Монтэгю могъ излить графъ свою душу; сходство въ положеніи, почти одинакіе характеры, одни взгляды на вещи, все это болѣе, чѣмъ когда нибудь сблизило ихъ въ то время, какъ ослабѣли всѣ прочія узы дружбы и родства. Но Монтэгю вскорѣ уѣхалъ изъ Лондона, ему поручено было оберегать сѣверныя границы, такъ какъ Варвикъ былъ гораздо дальновиднѣе Эдуарда и не пренебрегалъ никакой предосторожностью, чтобы помѣшать возвращенію развѣнчаннаго короля.

Всѣ эти заботы и непріятности произвели сильную перемѣну въ наружности графа. Не одна преждевременная морщинка показалась на его гладкомъ лбу и съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе серебрились роскошные, черные кудри великаго Варвика.

Положеніе графа было довольно шаткое. Почва колебалась у него подъ ногами. Главная сила, на которую преимущественно опиралось его могущество, восторженная любовь къ нему народа, и она уже была не та, что прежде. Народъ возлагалъ большія надежды на Варвика; отъ него ждали великихъ реформъ. Графъ сдѣлалъ, что могъ: уничтожилъ злоупотребленія, совершавшіеся въ царствованіе Эдуарда, ввелъ порядокъ и правосудіе.

Но развѣ могло это удовлетворить тѣхъ, которые ожидали чудесъ!

Крестьянинъ и рабочій удивлялись, отчего не получаютъ они двойной платы, отчего хлѣбъ не дается даромъ, отчего блага жизни не равномѣрно распредѣлены между всѣми, отчего богатый по прежнему богатъ, а бѣдный по прежнему бѣденъ. Явилось нѣкоторое охлажденіе къ новому правительству, поколебалась вѣра въ великаго Варвика.

Еще одно обстоятельство тревожило графа. Надо было наградить вѣрныхъ слугъ. По чѣмъ? Королевская казна была пуста. Огромныхъ доходовъ графа едва хватило на покрытіе издержекъ, которыхъ стоила ему эта революція.

Надо было ограничиться пока одними обѣщаніями.

Среди всѣхъ этихъ заботъ и огорченій, Варвикъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ пріѣзда Маргариты и сына ея, присутствіе которыхъ необходимо было для того, чтобы упрочить новое правленіе.

Въ особенности возлагалъ онъ большія надежды на молодаго Эдуарда Ланкастерскаго. Графъ полагалъ, что одно появленіе принца разомъ уничтожитъ всѣ дурные слухи о его происхожденіи. Его сходство съ дѣдомъ, блестящія качества его должны были легко покорить ему сердца всѣхъ.

Генрихъ же былъ хуже нуля. Онъ былъ вѣчной помѣхой. Совершенно неспособный къ правленію, онъ тѣмъ не менѣе часто вмѣшивался въ государственныя дѣла и, конечно, всегда некстати.

Находясь подъ неограниченнымъ вліяніемъ церкви, онъ готовъ былъ издать эдиктъ противъ лоллардовъ. Но Варвикъ всѣми силами воспротивился этой безразсудной мѣрѣ, которая сразу лишила бы короля половины его подданныхъ.

Для утвержденія власти нуженъ былъ энергичный, внушающій къ себѣ уваженіе монархъ и блестящій дворъ. Набожный же Генрихъ своимъ аскетизмомъ только вооружалъ противъ себя всѣ классы общества.

Веселая молодежь, съ сожалѣніемъ вспоминавшая блестящіе пиры при дворѣ Эдуарда IV раздражена была строгими замѣчаніями Генриха насчетъ ихъ моднаго костюма и слишкомъ длинныхъ волосъ.

Храбрые воины, къ крайней досадѣ своей, должны были выслушивать его презрительные отзывы о войнѣ. Даже Адамъ Варнеръ и тотъ подвергся осужденію набожнаго Генриха.

— Зачѣмъ, говорилъ богобоязненный король; зачѣмъ пытается онъ суетной наукой возвыситься надъ судьбами Провидѣнія.

Несмотря на всѣ странности Генриха, Варвикъ съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе привязывался къ королю. Его полнѣйшая невинность, отсутствіе хитрости и эгоизма, все это было большой рѣдкостью въ тотъ лицемѣрный вѣкъ. Эти-то свойства Генриха и привлекали къ нему графа.

Глубокое убѣжденіе въ суетности всего земнаго величія, убѣжденіе, съ нѣкоторыхъ поръ прокравшееся въ душу графа, сближало святаго монарха съ неукротимымъ воиномъ. Каждый разъ послѣ свиданія съ Генрихомъ, Варвикъ бормоталъ:

— Ахъ, хотя бы скорѣе пріѣхалъ храбрый зять мой! При своемъ быстромъ соображеніи, онъ скоро научится царствовать, и тогда Варвигь болѣе не нуженъ. Я усталъ, ахъ, какъ я усталъ руководить людьми!

— Клянусь Св. Фомой! вскричалъ съ грубою откровенностью Мармэдюкъ въ отвѣтъ на эти грустныя слова. Посѣщеніе короля положительно вредно для васъ, милордъ, извините меня за откровенность. Онъ, рано или поздно, сдѣлаетъ изъ васъ монаха.

— Ахъ! задумчиво отвѣчалъ Варвикъ, случались еще не такія чудеса. Часто храбрѣйшіе изъ нашихъ предковъ дѣлались смиреннѣйшими монахами и умирали въ монастыряхъ. Еслибы я управлялъ этимъ королевствомъ столько же, какъ Генрихъ, еслибы я еще два года прожилъ такой же бурной и тревожной жизнью, какъ теперь, я вполнѣ оцѣнилъ бы сладость монашескаго покоя. Но откуда дуетъ вѣтеръ? Опять противный! Я не въ силахъ выносить долѣе этого замедленія.

Но противныя вѣтры все еще не позволяли Маргаритѣ Анжуйской пуститься въ море.

Въ октябрѣ совершилось восшествіе на престолъ Генриха. Прошло уже около полутода. Наступилъ апрѣль, а королева съ молодой царственной четой все еще оставалась на берегахъ Франціи, въ ожиданіи попутнаго вѣтра. Раза три, Маргарита, не обращая вниманія на предостереженія моряковъ, пускалась въ море и три раза была обратно прибита къ берегамъ Нормандіи. Такое противодѣйствіе стихій друзья ея объясняли колдовствомъ. Въ Англіи этому вѣрили еще болѣе.

Такой исходъ дѣла весьма радовалъ герцогиню Бедфордъ и значительно поднялъ репутацію брата Бунгея, который приписывалъ себѣ это упорство стихій.

Каждое утро, на восходѣ солнца, первымъ вопросомъ Варвика было:

— Откуда дуетъ вѣтеръ?

Каждый вечеръ, передъ сномъ, онъ со вздохомъ говорилъ:

— Вѣтры все противные!

Наконецъ, не въ силахъ будучи ждать вдали, графъ отправился въ Дувръ и тамъ, съ высоты бѣлыхъ утесовъ, по цѣлымъ днямъ наблюдалъ за моремъ, поджидая корабля, который долженъ былъ привезти его счастье. Но ожиданія его по прежнему были напрасны.

Это безпрерывное наблюденіе измучило его еще болѣе, чѣмъ ожиданіе вдали, и съ сокрушеннымъ сердцемъ вернулся онъ въ свой замокъ, гдѣ находились Кларенсъ и Изабелла.

Увы! что сталось съ прежнимъ его семейнымъ счастьемъ?

III.

Вѣтры дули по прежнему, на морѣ свирѣпствовала буря, и Маргарита все еще не являлась.

Но вотъ однажды, въ мартѣ мѣсяцѣ, Гомбрскіе^[7] рыбаки увидѣли медленно приближавшійся къ берегу корабль, храбро боровшійся съ волнами. Корабль этотъ былъ не англійской конструкціи; по величинѣ и по формѣ онъ напоминалъ собою полу-военные, полу-купеческіе корабли восточныхъ народовъ.

Жители Равенкура, прибрежнаго селенія, въ бухту котораго направлялся корабль, полагая, что это было купеческое судно, пострадавшее отъ бури, послали къ нему на помощь нѣсколько лодокъ. Но не успѣли тѣ еще подойти къ кораблю, какъ онъ уже бросилъ якорь возлѣ самого берега.

Первый, вышедшій на берегъ, былъ рыцарь высокаго роста, въ полномъ вооруженіи, богато украшенномъ золотомъ. За нимъ послѣдовалъ другой, также въ богатомъ вооруженіи, и хорошо сложенный, но съ менѣе величественной осанкой.

Затѣмъ изъ корабля, одинъ за другимъ, вышли нѣсколько рыцарей и около пятисотъ вооруженныхъ воиновъ. Потомъ вывели оттуда сотню осѣдланныхъ лошадей, наконецъ и сами матросы присоединились къ воинамъ, и на кораблѣ не осталось ни одного человѣка.

— Ну, друзья мои, сказалъ первый рыцарь, поблагодаримъ Бога и Святаго Георгія за наше спасеніе! Теперь намъ предстоитъ борьба не съ невидимыми вѣтрами, а съ живыми непріятелями!

— Милордъ! воскликнулъ другой рыцарь, вслѣдъ за первымъ вышедшій на берегъ и по манерамъ и одеждѣ казавшійся гораздо знатнѣе всѣхъ прочихъ; милордъ, эта армія слишкомъ мала для завоеванія королевства! Помолитесь же Богу, чтобы и наши смѣлые товарищи тоже спаслись отъ бури.

— Клянусь честью, ты правъ, мы должны дорожить каждымъ человѣкомъ, весело отвѣчалъ начальникъ. Но смотри, вотъ жители уже идутъ къ намъ на встрѣчу: надѣюсь найти здѣсь хорошій пріемъ! И смѣясь онъ указалъ на толпу крестьянъ, въ нерѣши мости остановившихся въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ воиновъ, бросая на нихъ непуганые взгляды.

— Эй, молодцы! закричалъ начальникъ крестьянамъ, какъ зовутъ это селеніе?

— Равенкуръ, благородный лордъ, отвѣчалъ одинъ изъ нихъ.

— Равенкуръ… слышите милорды. Счастливое предзнаменованіе! Къ этому же берегу присталъ нѣкогда, возвратившись изъ изгнанія, Болинброкъ, извѣстный, впослѣдствіи въ исторіи подъ именемъ Генриха VI. Земля эта не произращаеть ни хлѣба, ни плодовъ, изъ нея выходятъ только короли. Но слышите! Въ эту самую минуту вдали послышался звукъ трубы и скоро изъ-за пригорка показался отрядъ, состоявшій изъ сотни воиновъ. Шумно и радостно оба отряда привѣтствовали другъ друга. Крестьяне и рыбаки, подстрекаемые любопытствомъ и ободряемые миролюбивымъ настроеніемъ воиновъ подошли къ нимъ.

— Кто вы такіе и что вамъ нужно? спросилъ одинъ изъ нихъ.

Никто изъ воиновъ, къ которымъ обращены были эти слова, ничего не отвѣчалъ. Но начальникъ ихъ снявъ съ себя шлемъ, обратилъ къ крестьянамъ лицо замѣчательной красоты и сказалъ:

— Мы соотечественники ваши, англичане и пришли возстановить права свои. Вы кажетесь мнѣ храбрыми молодцами и славными малыми. Эй, герольдъ, распустить знамя. Приказаніе командира было тотчасъ же исполнено и удивленная толпа увидѣла роскошное знамя, изображавшее солнце на лазоревомъ полѣ. Примкните къ этому знамени, продолжалъ начальникъ и за каждый день службы получите мѣсячное жалованье.

— Клянусь честью, отвѣчалъ крестьянинъ, бросая вокругъ себя недовѣрчивые вздяды; что-то странно! И кто вы такой, господинь рыцарь, что осмѣливаетесь набирать войско въ королевствѣ государя нашего Генриха?

— На колѣни! скомандовалъ другой рыцарь, передъ вами настоящій государь вашъ и повелитель Эдуардъ IV! Да здравствуетъ король Эдуардъ!

Солдаты радостно вторили этому восклицанію; но толпа молчала. Крестьяне испуганно посматривая другъ на друга, отдѣлились отъ солдатъ, такъ какъ всѣ они были преданы Варвику. Только тотъ, кто рѣшился заговорить съ рыцарями, не тронулся съ мѣста и, когда шумные крики солдатъ смолкли, смѣло сказалъ:

— Всѣ тѣ, кого видите вы здѣсь, всѣ мы знаемъ только одного короля, Генриха. Мы боимся, что вы хотите обмануть насъ. Можетъ ли быть, чтобы такой знатный принцъ, какъ тотъ, кого называете вы Эдуардомъ VI, рѣшился съ горстью солдатъ идти противъ сильной арміи Варвика. Совѣтуемъ вамъ вернуться на корабль вашъ и по добру, по здорову убраться отсюда. Англіи уже наскучили ваши споры и битвы, а то что вы теперь намъ совѣтовали, называется измѣной.

При послѣднихъ словахъ, изъ вновь прибывшаго отряда, вышелъ молодой человѣкъ не высокаго роста и не вооруженный. Онъ къ подошелъ крестьянину и, дружески положа ему на плечо руку, ласково сказалъ:

— Ты честный малый, мнѣ нравится твое прямодушіе. Ты правъ. Прости безразсудныя восклицанія этихъ храбрыхъ солдатъ, которые все еще не могутъ забыть, что командиръ ихъ нѣкогда носилъ корону. Мы воротились не затѣмъ, чтобы нарушать спокойствіе этого королевства, и ничего не замышляемъ противъ короля Генриха, которому покровительствуютъ святые. Нѣтъ, клянусь Св. Павломъ, мы воротились только для того, чтобы требовать возвращенія имѣній нашихъ, несправедливо конфискованныхъ правительствомъ. Благородный братъ мой уже не король Англіи, но онъ герцогъ Іоркскій и требуетъ только, чтобы ему возвратили титулъ и земли, оставленныя ему въ наслѣдство отцемъ. Я Ричардъ Глочестеръ и желаю только одного, чтобъ мнѣ позволено было провести мои зрѣлые годы, какъ провелъ я юность, т. е. быть всегда при моемъ славномъ родственникѣ, Ричардѣ Невилѣ, графѣ Варвикѣ. Можете сообщить согражданамъ вашимъ о нашихъ намѣреніяхъ. Куда ведетъ эта дорога?

— Въ Іоркъ, отвѣчалъ крестьянинъ, смягченный и очарованный звучностью и нѣжностью голоса Ричарда Глочестера.

— Съ вашего позволенія, милордъ герцогъ и братъ мой, по этой дорогѣ мы пойдемъ, какъ миролюбивые просители, сказалъ принцъ Ричардъ. Да сохранитъ Господь васъ, друзья и соотечественники; молите Бога, чтобы король Генрихъ и парламентъ оказали намъ правосудіе. Мы теперь не очень богаты, но настанутъ лучшіе дни. А пока возьмите хоть это! Говоря это, онъ бросилъ крестьянамъ нѣсколько горстей мелкой монеты.

— Что онъ тамъ разсказываетъ про короля Генриха и парламентъ, спросилъ Эдуардъ шопотомъ лорда Сея, между тѣмъ какъ крестьяне бросились собирать деньги, а Ричардъ вмѣшался въ толпу и дружески разговаривалъ съ ними.

— Оставьте его, пожалуйста, государь. Я угадываю его мудрый планъ. Но что прикажете дѣлать съ кораблями?

— Тотъ который привезъ Эдуарда, короля англійскаго на землю его предковъ, не вернется отсюда! Остальные же могутъ поднять паруса или опустить якорь смотря по тому, какъ имъ будетъ угодно.

Затѣмъ Эдуардъ знакомъ подозвалъ къ себѣ капитана корабля, родомъ фламандца, высадившагося на берегъ со всѣмъ своимъ экипажемъ. Широкія одежды моряковъ представляли рѣзкій контрастъ съ кольчугами воиновъ, къ которымъ они примкнули.

— Другъ мой, сказалъ Эдуардъ по французски, ты говорилъ мнѣ, что готовъ раздѣлить мою участь и что твои храбрые товарищи не уступаютъ тебѣ въ мужествѣ и вѣрности.

— Да, государь. Нѣтъ такого человѣка, который видя ваше лицо и слыша вашъ голосъ, не былъ бы воодушевленъ желаніемъ служить тому, кого сама природа, повидимому, предназначила носить корону.

— Ты, въ свою очередь, можешь положиться на меня, продолжалъ Эдуардъ, ни одинъ принцъ крови не можетъ быть мнѣ дороже васъ, истинныхъ друзей моихъ, не покидающихъ меня въ минуту опасности. Если это такъ, пусть корабль, доставившій сюда такія сердца и такія надежды, пусть онъ до конца исполнитъ свою задачу. Все ли готово?

— Да, государь, приказанія ваши исполнены. Сдѣланія всѣ приготовленія къ пожару.

— Пусть яркое пламя передастъ отъ скалы до скалы, изъ города въ городъ, что Эдуардъ Плантагенетъ, воротившись въ Англію, живой уже не удалится изъ нея.

Капитанъ поклонился съ мрачною улыбкой и пошелъ исполнять приказаніе развѣнчаннаго короля. Къ Эдуарду подошелъ Ричардъ.

— Не забудьте, сказалъ онъ, отводя брата въ сторону, не забудьте, что когда Генрихъ Болинброкъ присталъ къ этому берегу, онъ никому не говорилъ, что идетъ завоевывать тронъ Ричарда II. Онъ объявилъ, что хочетъ только получить обратно свое герцогство. И поселяне убѣжденные въ правотѣ его дѣла, сдѣлались въ послѣдствіи орудіями его честолюбія. И мы должны держаться той же политики. Съ двумя тысячами воиновъ вы не болѣе, какъ герцогъ Іоркскій; съ 10 тысячами вы король Англійскій. Проходя этотъ округъ, я разговаривалъ со многими изъ поселянъ, вывѣдывая настроеніе умовъ здѣшняго населенія, и нашелъ, что пока еще вамъ нельзя надѣяться на нихъ. Но симпатіи возростаютъ вмѣстѣ съ успѣхами.

— О юноша съ умомъ старика! вскричалъ Эдуардъ съ видимымъ восхищеніемъ. Ты былъ бы славнымъ королемъ!

Внезапная краска выступила на блѣдномъ лицѣ Ричарда. Не успѣла она еще изчезнуть, какъ зажженный факелъ былъ подброшенъ кверху, и кружась упалъ на корабль, черезъ минуту раздался страшный трескъ, еще минута, и яркое пламя охватило корабль, по небу разлилось красное зарево, страшно напугавшее обитателей сосѣднихъ замковъ, большею частію занятыхъ Ланкастерскими войсками. Быстро разнеслась повсюду вѣсть о томъ, что безстрашный Эдуардъ опять въ Англіи, и скоро достигла до дворца Генриха, до замка Варвика и до убѣжища Елизаветы.

IV.

Хотя герцогъ Бургундскій и запретилъ своимъ подданнымъ помогать возвращенію Эдуарда въ Англію, однако неотступныя просьбы жены и зятя заставили его наконецъ тайно переслать развѣнчанному монарху 50 тысячъ флориновъ, чтобы дать ему возможность набрать войска и нанять фламандскіе и голландскіе корабли для переправы въ Англію. Но силы, которымъ отважный Эдуардъ ввѣрялъ свою судьбу, были незначительны; можно было подумать, что герцогъ Бургундскій посылалъ его на погибель.

Эдуардъ выѣхалъ изъ Зеландіи; вѣтры, хотя и не такіе сильные, какъ тѣ, что задерживали Маргариту во Франціи, все таки были противные.

Не смѣя пристать къ Норфольдскому берегу, оберегаемому Варвикомъ и Оксфордомъ, онъ быль бурей прибитъ къ Гомбрской бухтѣ, гдѣ и высадился на берегъ. Что произошло при этомъ, намъ уже извѣстно. Послѣдуемъ за нимъ далѣе. Медленно подвигался небольшой отрядъ Эдуарда въ глубь страны. По дорогѣ къ нему мало по малу присоединялись сторонники его и матросы пріѣхавшіе на остальныхъ корабляхъ, которые разгоняемые вѣтрами и бурей, приставали въ разныхъ мѣстахъ Англіи.

Эдуардъ разсылалъ во всѣ стороны всадниковъ развѣдывать о настроеніи умовъ народа, но всѣ возвращались съ извѣстіемъ, что при малѣйшемъ намекѣ на перемѣну правленія, народъ преслѣдовалъ ихъ съ палками въ рукахъ и бросалъ въ нихъ камнями. Никто не отвѣчалъ на крики: «Да здравствуетъ король Эдуардъ!»

Тутъ только Эдуардъ вполнѣ оцѣнилъ совѣтъ Глочестера. Ричардъ отправилъ секретное письмо къ Кларенсу, извѣщая его, что вступивъ въ Англію, они рѣшились немедленно двинуться къ Іорку и на пути всюду объявлять, что Эдуардъ требуетъ только возвращенія своего Іоркскаго герцогства, принадлежащаго ему по праву наслѣдства. Хитрость эта имѣла успѣхъ. Народъ, въ полной увѣренности, что Эдуардъ отказывается отъ притязаній на престолъ и только требуетъ правосудія, нигдѣ не останавливалъ его, а въ нѣкоторыхъ мѣстахъ ему оказывали даже расположеніе.

Послѣ долгихъ отсрочекъ и переговоровъ, Эдуарду былъ возвращенъ титулъ герцога Іоркскаго, съ тѣмъ, чтобы онъ присягнулъ быть вѣрнымъ подданнымъ короля Генриха. Эдуардъ присягнулъ, но не долго былъ вѣренъ присягѣ. Онъ не остался въ Іоркѣ, а отправился дальше. Двое знатныхъ бароновъ оберегали Іоркскіе графства. Монтэгю и графъ Нортумберландъ, которому Эдуардъ отдалъ титулы и владѣнія принадлежавшія прежде Монтэгю. Послѣ паденія Эдуарда, онъ опять перешелъ на сторону Ланкастерцевъ съ тѣмъ, чтобы эти титулы и имѣнія остались за нимъ. Человѣкъ этотъ, смотря по обстоятельствамъ, пристававшій то къ той, то къ другой партіи, въ данномъ случаѣ рѣшился оставаться нейтральнымъ. И такъ съ этой стороны Эдуарду нечего было бояться. Но онъ долженъ былъ готовиться къ битвѣ съ Монтэгю, который стоялъ тутъ во главѣ огромнаго войска. Эдуардъ надѣялся обмануть его, какъ удалось ему обмануть Іоркскихъ гражданъ. Вслучаѣ же неудачи, онъ рѣшился биться до послѣдней капли крови, и лучше умереть на полѣ битвы, чѣмъ снова приняться за горькій хлѣбъ изгнанника. Но каково же было удивленіе и радость Эдуарда, когда и Монтэгю, подобно Нортумберленду, допустилъ его пройти чрезъ мѣста, занятыя его войсками. Это произошло вслѣдствіе того, что Монтэгю въ тотъ самый день получилъ отъ герцога Кларенса, соправителя Варвика, приказаніе пропустить Эдуарда.

«Вамъ нечего бояться его, писалъ Кларенсъ: армія его слишкомъ незначительна. Къ тому же онъ присягнулъ Генриху. Графъ Варвикъ, братъ вашъ, продолжалъ герцогъ, вслѣдствіе добровольнаго отреченія Эдуарда отъ притязаній на престолъ, рѣшился изъ любви къ памяти отца моего, простить ему прошлое и примиреніемъ всѣхъ партій возстановить миръ въ Англіи. На всякій случай я отправляюсь на сѣверъ, не начинайте битвы безъ меня».

Для Эдуарда этотъ оборотъ дѣла быль какъ нельзя болѣе кстати. Народъ начиналъ думать, что положеніе Эдуарда было далеко не такъ опасно, какъ казалось съ перваго разу, что могущественные бароны, Монтэгю и Нортумберландъ, которыхъ всѣ считали его врагами, втайнѣ покровительствовали ему.

Силы Эдуарда съ каждымъ днемъ увеличивались. При Неворхѣ онъ встрѣтился съ войсками Оксфорда и Эксетера, обманулъ ихъ въ численности своего войска, испугалъ мнимой громадностью своихъ силъ и тѣмъ обратилъ непріятеля въ бѣгство. Послѣ этой побѣды, друзья со всѣхъ сторонъ стекались подъ знамена Эдуарда. Теперь онъ былъ окруженъ джентельменами, рыцарями, дворянами. Такимъ образомъ Эдуардъ Да-Маршъ, приставшій къ Равенкуру съ горстью преданныхъ ему смѣльчаковъ, стоялъ теперь во главѣ большой арміи. Тутъ только сбросилъ онъ съ себя маску, теперь уже всѣ видѣли въ немъ не смиреннаго герцога Іоркскаго, умоляющаго о правосудіи, а раздраженнаго короля, взывающаго къ народу о возвращеніи ему престола. Въ Англіи явились два короля съ равносильными арміями.

Предстоящая война не походила болѣе на мятежъ: это была борьба династій. Судьбѣ предоставлялось рѣшить, въ чьи руки долженъ перейти скипетръ: въ руки Ланкастерскаго или Іоркскаго дома.

Лордъ Варвикъ принялъ всѣ мѣры предосторожности для того, чтобы помѣшать вторженію врага своего.

Всѣ берега, къ которымъ могъ пристать Эдуардъ, были заняты сильными войсками. И если Гомбрская бухта оставалась безъ защиты, то это только потому, что графу не могло придти въ голову, чтобы Эдуардъ высадился какъ разъ среди враждебнаго ему населенія. Нортумберланда и Монтэгю.

Узнавъ о прибытіи Эдуарда въ Іоркъ, Варвикъ послалъ Мармэдюка Невиля съ приказаніемъ тотчасъ же дать битву Эдуарду и не допускать его дальше къ центру острова. Но письмо Кларенса опередило гонца Варвика и самъ Мармэдюкъ былъ захваченъ фланкерами непріятеля.

Узнавъ, что никто не задержалъ Эдуарда, графъ прежде всего бросился въ Лондонъ, чтобы приготовить его къ защитѣ. Затѣмъ, оставивъ Генриха на попеченіи архіепископа Іоркскаго, самъ поспѣшилъ двинуться къ Ковентри, гдѣ оставилъ Кларенса во главѣ семи-тысячнаго войска. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ послалъ новыхъ гонцовъ къ Монтэгю и Нортумберленду съ приказаніемъ аттаковать Эдуарда съ тылу.

Несмотря на странное поведеніе Кларенса, Варвикъ никакъ не могъ подозрѣвать его въ измѣнѣ, расчитывая на то, что герцогъ связанъ съ нимъ двойной клятвой: одну онъ далъ ему самому въ Амбуазѣ, другую Генриху въ Лондонѣ. Кромѣ того, для него лично было гораздо выгоднѣе быть въ союзѣ съ Варвикомъ, чѣмъ перейти на сторону Эдуарда.

Но болѣе всего въ этомъ случаѣ разсчитывалъ графъ на вліяніе Изабеллы.

И дѣйствительно, Изабелла употребила всю власть свою падь мужемъ, чтобы заставить его раскаяться въ своемъ проступкѣ и быть вѣрнымъ присягѣ. Неотступными просьбами добилась она того, что Джорджъ послалъ секретное письмо къ Ричарду, въ которомъ извѣщалъ брата о своемъ намѣреніи не покидать тестя.

Глочестеръ получилъ это извѣстіе уже на пути къ Конвентри, укрѣпленному городу, защита котораго поручена была Кларенсу. Послѣ минутнаго размышленія, онъ приказалъ позвать наперсника своего Кетзсби.

— Кажется въ числѣ захваченныхъ нами плѣнниковъ находится Мармэдюкъ Невиль? сказалълонъ.

— Точно такъ, милордъ: у насъ слишкомъ много плѣнниковъ. Не прикажете, ли поручить профосу положить конецъ ихъ неволѣ?

— Ты всегда спѣшишь, Кетзсби, съ недоброй усмѣшкой отвѣчалъ герцогъ. Нѣтъ, не то. Слушай, Кларенсъ колеблется; если онъ останется вѣрнымъ Варвику, то мы погибли; если же онъ соединится съ нами, его отпаденіе отъ графа привлечетъ на нашу сторону не только его войско, но и всѣхъ вассаловъ герцогства Іоркскаго. Это наведетъ такой ужасъ на враговъ нашихъ, что намъ не трудно будетъ одолѣть ихъ и добраться до столицы. Но, повторяю, Кларенсъ колеблется. Вотъ письмо его къ королю Эдуарду, писанное имъ изъ Амбуаза, смотри, даже жена его, дочь Варвика, одобряетъ содержаніе этого письма. Если оно попадетъ въ руки графа и Кларенсъ узнаетъ о томъ, онъ непремѣнно присоединится къ намъ уже изъ одного страха встрѣтиться съ Варвикомъ, послѣ того какъ обнаружатся его сношенія съ Эдуардомъ.

— Ваша правда, милордъ; хитрость весьма законная! съ восхищеніемъ сказалъ Кетзсби.

— Ты можешь помочь мнѣ въ этомъ дѣлѣ. Ступай къ Мармэдюку, притворись приверженцемъ графа, скажи, что желаешь пріобрѣсти благосклонность Варвика, увѣрь его, что хочешь измѣнить намъ и передай ему это письмо, будто бы похищенное тобою. Помоги молодому Невилю бѣжать, скажи ему, чтобы онъ не терялъ ни минуты и какъ можно скорѣй извѣстилъ бы графа объ измѣнѣ его зятя.

— Приказанія ваши будутъ исполнены. Но какъ же герцогъ во-время узнаетъ, что письмо его въ рукахъ Варвика?

— Я самъ отправлюсь къ нему.

— А какъ же устрою я бѣгство Мармэдюка?

— Пришли мнѣ офицера, которому поручено наблюденіе за плѣнникомъ, я прикажу ему безприкословно исполнять всѣ твои предписанія.

Между тѣмъ, войска Эдуарда подвигались впередъ. Графъ оставилъ свой замокъ и бросился въ Ковентри. Его замокъ, такимъ образомъ, остался безъ всякой защиты, и Эдуардъ двинулся на него.

Между тѣмъ Ричардъ, ночью, одинъ, безъ свиты, тайкомъ отправился въ лагерь Кларенса.

На другой день Варвикъ готовился уже соединиться съ зятемъ и вмѣстѣ выступить противъ Эдуарда, когда Мармэдюкъ Невиль вбѣжалъ къ нему въ палатку и со словами: «берегитесь! берегитесь!» подалъ ему роковое письмо Кларенса къ старшему брату.

Ударъ этотъ былъ слишкомъ жестокъ! Вѣроломство Кларенса Варвикъ могъ еще презрѣть, но не измѣну дочери!

Письмо выпало у него изъ рукъ, ужасное извѣстіе парализовало всѣ его силы.

Не успѣлъ онъ еще прійти въ себя, какъ нѣсколько человѣкъ съ блѣдными, разстроенными лицами вбѣжали къ нему.

— Ричардъ Глочестеръ торжественно, при звукахъ трубъ и съ распущенными знаменами проводилъ Кларенса въ станъ Эдуарда! сообщили ему дрожащимъ и прерывающимся отъ волненія голосомъ.

Не говоря ни слова, графъ пошелъ къ дочери, отдалъ ей письмо и, скрестивъ руки на груди, спросилъ:

— Что скажешь ты на это, Изабелла Кларенсъ.

Ужасъ, стыдъ, раскаяніе овладѣли несчастной женщиной. Смертельной блѣдностью покрылось ея лицо, судорожный крикъ вырвался изъ груди, она упала на колѣни и со слезами обнимала ноги отца. Все это говорило графу, что письмо не лгало, что, дѣйствительно, содержаніе его было извѣстно Изабеллѣ и одобрено ею.

Ужасно было выраженіе его глазъ, устремленныхъ на дочь, валявшуюся у него въ ногахъ. Изабелла хорошо дѣлала, что избѣгала его взгляда.

— Не проклинайте меня! вскричала Изабелла, уничтоженная его молчаніемъ. Простите меня! Это было минутное заблужденіе. Пагубные совѣты, роковая страсть! Я обезумѣла при мысли, что сынъ мой лишился правъ на престолъ. Я раскаялась! Я раскаялась! Кларенсъ не измѣнитъ. Онъ обѣщалъ мнѣ это, онъ далъ клятву. Онъ писалъ уже къ Глочестеру, онъ рѣшительно отказался отъ всего…

— Твой мужъ теперь въ лагерѣ Эдуарда!

Изабелла мигомъ вскочила на ноги и такъ дико, съ такимъ отчаяніемъ вскрикнула, что отцу осталось, по крайней мѣрѣ, то грустное утѣшеніе, что она не принимала участія въ послѣдней измѣнѣ мужа.

Мрачное лицо Варвика приняло кроткое выраженіе состраданія.

— Я не проклинаю тебя, сказалъ онъ, я даже не упрекаю тебя. Ты и такъ уже довольно наказана. Не будетъ тебѣ счастія съ измѣнникомъ. Не увидишь ты больше на лицѣ своего мужа улыбки чистой, святой любви. Поцѣлуй его будетъ подобенъ поцѣлую Іуды. Съ ужасомъ вырвешься ты изъ объятій измѣника, быть можетъ, даже убійцы твоего оскорбленнаго отца. Плохое счастье и ребенку, изъ любви къ которому честолюбіе матери довело ее до измѣны отцу! Горе тебѣ, женѣ и матери! Даже прощеніе мое не можетъ отвратить отъ тебя твой приговоръ.

— Убейте меня! убейте меня! вскричала Изабелла, бросаясь къ отцу.

Но видя, что онъ отвернулся отъ нея и скрестилъ руки на груди, на этой благородной груди, которая не могла быть больше убѣжищемъ для вѣроломной дочери, она вскрикнула и безъ чувствъ упала на полъ.

Графъ, осмотрѣвшись кругомъ, не былъ ли кто-нибудь свидѣтелемъ его слабости, поднялъ безчувственную дочь, положилъ ее на постель и, наклонившись надъ ней, молилъ Бога простить ей ея преступленіе. Затѣмъ онъ вышелъ и приказалъ приготовить носилки для герцогини.

Не успѣла еще Изабелла придти въ себя, какъ ее несли уже къ ея вѣроломному мужу, перешедшему на сторону врага ея отца.

Графъ изъ окна смотрѣлъ на носилки, уносившіе отъ него дочь.

— Своимъ присутствіемъ она бы только отнимала у меня энергію, думалъ онъ. Отнынѣ, я хочу навсегда забыть и ее, и ея преступленіе. Вѣроломство истощило надо мной всѣ свои средства, душа моя не боится бурь.

Вечеромъ явились къ графу послы отъ Эдуарда и Кларенса и предлагали ему прощеніе, а въ будущемъ славу и власть, если онъ сложитъ оружіе къ ногамъ своего истиннаго государя.

Эдуарда Варвикъ не удостоилъ даже отвѣта, а посланнику Кларенса сказалъ:

— Передай повелителю твоему, что я желаю остаться вѣрнымъ себѣ, а не уподобляться клятвопреступнику. Скажи ему, что я не положу оружія, пока самъ не паду или не уничтожу послѣдняго изъ враговъ моихъ.

Поставленный въ критическое положеніе внезапнымъ отпаденіемъ отъ него герцога Кларенса, которое навело панику на всѣхъ его солдатъ, Варвикъ не рѣшился сдѣлать нападенія на врага, гораздо болѣе многочисленнаго.

Эдуардъ тоже побоялся начать бой и, ограничившись одними угрозами, другимъ путемъ двинулся къ Лондону. Графъ послалъ туда Мармэдюка, съ приказаніями къ архіепископу Іоркскому и лорду мэру во чтобы то ни стало держаться противъ Эдуарда въ продолженіи трехъ дней, обѣщая на четвертый придти къ нимъ на помощь. Дѣйствительно, приверженцы Варвика и Алой Розы со всѣхъ сторонъ стекались подъ знамена графа. Гиліардъ тоже собралъ огромное войско изъ іоменовъ и бандитовъ, державшееся какъ и прежде строгой дисциплины, благодаря энергіи Робина и военнымъ талантамъ Джона-Коніера. Еслибы только Лондонъ могъ удержаться до прибытія и соединенія всѣхъ этихъ силъ, гибель Эдуарда была бы неизбѣжна.

КНИГА ДВѢНАДЦАТАЯ.

I.

Эдуардъ, во главѣ своей арміи прибылъ въ Сентъ-Альбанъ. Радостно встрѣчено было это извѣстіе обитателями Вестминстерскаго аббатства. Лондонъ бытъ объятъ ужасомъ. Робкій Стоктонъ избранъ былъ въ лорды мэры. Испугавшись, что придется выбирать между Эдуардомъ и Генрихомъ, мистеръ Стоктонъ оставилъ эту должность, сказавшись больнымъ. На его мѣсто назначенъ былъ Томасъ Кукъ, богатый и вліятельный коммерсантъ, членъ нижней палаты. Томасъ тоже испугался и отказался отъ мѣста. Тогда городская администрація перешла въ руки секретаря Урдевика, яраго приверженца Іоркскаго дома. Архіепископъ Іоркскій, желая поддержать упавшій духъ народа, усадилъ короля Генриха на лошадь и разъѣзжалъ съ нимъ по улицѣ, убѣждая народъ остаться вѣрнымъ своему государю. Но воззванія эти не имѣли успѣха. Съ презрѣніемъ смотрѣла чернь на жалкую фигуру короля. Вѣсть о приближеніи Эдуарда страшно перепугала несчастнаго Генриха, вслѣдствіе чего къ нему вернулись припадки падучей болѣзни, которой онъ былъ подверженъ еще въ дѣтствѣ. Онъ только что поправился отъ припадка, взглядъ его былъ неподвиженъ, лицо разстроенное, голова опущена на грудь. Какой жалкій соперникъ для величественнаго Эдуарда! Видъ его вызывалъ только состраданіе въ однихъ, и насмѣшки въ другихъ. Между тѣмъ, до двухъ тысячъ Іоркскихъ приверженцовъ, скрывавшихся въ разныхъ аббатствахъ, руководимые графомъ Эссексомъ покинули свое убѣжище, и вооруженными толпами разъѣзжали по улицамъ съ громкими криками: «Да здравствуетъ король Эдуардъ!» Архіепископъ Кентерберійскій и лордъ-мэръ тоже усердно дѣйствовали въ пользу Эдуарда, Эльвинъ въ свою очередь возбуждалъ молодежь поддерживать короля, покровителя торговли, и представителя вѣка. Лондонское населеніе охотно принимало сторону Эдуарда, этому много помогало купечество, которое вообще было предано королю, своему покровителю, къ тому же Эдуардъ былъ долженъ ему большія суммы, которыя могли быть уплачены только съ его возстановленіемъ на престолѣ. Не смотря на все это, архіепископъ Іоркскій могъ бы защищать Лондонъ до прибытія Варвика, еслибы дѣйствовалъ съ большей энергіей, такъ какъ въ его распоряженіи было до шести тысячъ солдатъ. Онъ сначала такъ и хотѣлъ сдѣлать. Но видя, что воззванія его къ народу о вѣрности не имѣютъ успѣха и сбитый съ толку письмами Эдуарда, въ которыхъ тотъ обѣщалъ богатыя награды своимъ сторонникамъ и угрожалъ местью противникамъ, трусливый и хитрый прелатъ соединился съ лордомъ-мэромъ.

Безъ всякаго сопротивленія сдали они городъ Эдуарду, и опять заключили несчастнаго Генриха въ Тоуеръ. Возблагодаривъ Бога за одержанную побѣду, Эдуардъ отправился въ Вестминстерское аббатство и съ большой пышностью перевезъ оттуда жену свою съ новорожденнымъ сыномъ и остальное семейство вмѣстѣ съ герцогиней Бедфордъ въ замокъ Бейнардъ.

На третій день, вѣрный своему обѣщанію, Варвикъ съ многочисленной арміей приближался къ Лондону. Но измѣна была уже совершена. Варвику оставалось только послѣднее средство, на полѣ битвы попытать счастія. Сначала онъ остановился въ Сентъ-Альбанѣ, чтобы дать отдохнуть войскамъ, оттуда двинулся къ Барнету, гдѣ сталъ лагеремъ на холмѣ, называемомъ Гладсмурской пустырью, и ожидалъ непріятеля.

Эдуардъ тоже пламенно желалъ этой встрѣчи, которая должна была окончательно рѣшить ихъ участь. Вступивъ въ Лондонъ 11 апрѣля, онъ тринадцатаго готовился уже выступить изъ города. Армія его значительно увеличилась приверженцами его, укрывавшимися въ окрестностяхъ Лондона, и отрядомъ молодыхъ ремесленниковъ, набранныхъ Эльвиномъ, котораго Эдуардъ и назначилъ ихъ командиромъ. Нѣсколько лѣтъ спустя Лондонъ отблагодарилъ Николая за дѣятельность его въ пользу короля и въ интересахъ великаго города; Эльвинъ назначенъ былъ лордомъ-мэромъ. За нѣсколько часовъ до выступленія изъ Лондона Іоркской арміи, лордъ Гастингсъ вошелъ въ Тоуеръ, отдать нѣкоторыя приказанія относительно бѣднаго Генриха, котораго Эдуардъ рѣшился взять съ собой въ походъ.

Исполнивъ порученія короля, онъ хотѣлъ уже идти назадъ, какъ вдругъ къ нему подошелъ Эльвинъ, видимо взволнованный и торопливо сказалъ.

— Простите, милордъ, что я выбралъ такую неудобную минуту, чтобы напомнить вамъ о дѣвушкѣ, которую вы, быть можетъ уже забыли.

— Ахъ! бѣдняжка! Но ты мнѣ говоришь, что она въ безопасности и счастлива.

— Въ безопасности милордъ, но несчастлива! Ахъ, пожалуйста, выслушайте меня, я отправляюсь сражаться за васъ и за вашего короля. Одинъ джентельменъ изъ вашей свиты, сказалъ мнѣ, что за границей вы женились на знатной дамѣ. Если это правда, то дѣвушка, которую я такъ давно и такъ искренно люблю, можетъ забыть васъ, и быть моей! О, не лишайте меня этой надежды, милордъ, она одна можетъ увеличить мое мужество.

— Но, въ замѣшательствѣ отвѣчалъ Гастингсъ, мѣняясь въ лицѣ, время проходитъ, а я не знаю еще, гдѣ находится эта особа.

— Она здѣсь, прервалъ его Эльвинъ, здѣсь въ этихъ стѣнахъ, на томъ дворѣ. Я сейчасъ былъ у нея. Вы, котораго она любитъ, забыли ее, я же, которымъ она пренебрегаетъ, не перестаю думать о ней. Я пришелъ увѣриться, въ безопасности ли она, пришелъ посовѣтовать ей, во всякомъ случаѣ остаться здѣсь, и на каждомъ словѣ она прерывала меня произнося одно имя, и имя это было ваше. И когда, задѣтый за живое, я въ порывѣ досады сказалъ ей: Онъ не дастъ вамъ такой любви! Я слышалъ Сибилла, что лордъ Гастингсъ нашелъ уже себѣ жену въ изгнаніи! О, еще и теперь вижу я взглядъ ея брошенный на меня при этихъ словахъ, и теперь еще слышится мнѣ ея крикъ. Докажи! докажи это, Эльвинъ! вскричала она.

— Ты могла бы еще изъ любви къ отцу стать моей женой, прервалъ я ее.

— Что же она отвѣчала, Эльвинъ?

— Она отвѣчала: изъ любви къ отцу, я могу сдѣлать одно: это продолжать жить и… рыданія заглушили ея слова. Потомъ она продолжала: я не вѣрю тебѣ, ты меня обманываешь. Я хочу изъ его собственныхъ устъ слышать свой приговоръ! Ступайте же теперь къ ней и откровенно, какъ подобаетъ благородному лорду, объяснитесь съ ней. Вамъ нужно сказать только одно слово, и это одно добросовѣстное слово облегчитъ ваше сердце и укрѣпитъ вашу руку.

Гастингсъ надвинулъ на лобъ шляпу, на минуту задумался, потомъ рѣшительно отвѣчалъ. Да, Эльвинъ, ты правъ, проводи меня къ ней. Я обязанъ сдѣлать это въ отношеніи ея и тебя. И если завтра душа моя предстанетъ передъ судомъ Всевышняго, прощеніе этого невиннаго созданія можетъ снять съ нея одинъ лишній грѣхъ.

II.

Черезъ нѣсколько минутъ Гастингсъ стоялъ передъ дѣвушкой, которой дважды клялся въ любви и вѣрности. Они были одни, только въ сосѣдней комнатѣ слышался стукъ машины. Сибилла узнала шаги Гастингса, когда онъ шелъ еще по лѣстницѣ, выбѣжала къ на нему встрѣчу и въ порывѣ радости бросилась на шею своему возлюбленному.

— Ты пришелъ! вскричала она. Значитъ это была ложь! онъ обманулъ меня, — я это знала! Да благословитъ тебя Господь! Наконецъ то опять вижу я тебя. Но вдругъ она отшатнулась и пристально заглянувъ ему въ лицо, спросила: Лордъ Гастингсъ, я слышала, что рука твоя принадлежитъ другой. Правда это?

— Выслушай меня отвѣчалъ Гастингсъ. Первый разъ, когда я…

— О! Боже! Боже! онъ не отвѣчаетъ… онъ колеблется… Говори же, правда это?

— Да, правда; я женатъ на другой.

Сибилла не упала безъ чувствъ, не произнесла ни одного упрека. Но прелестный румянецъ, покрывшій было ея щеки. замѣнился смертельною блѣдностью, губы ея побѣлѣли, руки дрожали, пальцы судорожно сжались. Ни чѣмъ больше не выдала она своего волненія.

— Благодарю васъ, милордъ, за это откровенное признаніе. Больше мнѣ ничего не надо. Да благословитъ Господь васъ и всѣхъ вашихъ! Прощайте!

— Постой! Ты должна выслушать меня; это необходимо. Ты знаешь, какъ нѣжно любилъ я Катерину Невиль когда еще былъ юношей. Возмужавъ я почуствовалъ что воспоминаніе этой любви снова ожило въ моемъ сердцѣ: но въ присутствіи твоемъ я забывалъ предметъ моей первой, юношеской любви, мнѣ казалось, что твоя прелестная улыбка навсегда изгнала ея образъ изъ моего сердца. Въ послѣдній разъ какъ мы видѣлись съ тобой, я прямо отъ тебя отправился къ королю просить у него согласія на нашъ бракъ. Я не буду упоминать о преградахъ ставшихъ между нами, я старался преодолѣть ихъ. Но вотъ я узналъ, что Катерина овдовѣла, что рука ея стала свободна. По ея приглашенію я отправился къ ней, я узналъ, что она всегда любила и теперь еще любитъ меня. Я предался своимъ юношескимъ грезамъ… Затѣмъ наступили не счастіе и изгнаніе. Катерина покинула родныхъ, друзей, богатство, всѣ удобства жизни, родину, и послѣдовала за бѣднымъ изгнанникомъ. И такъ, воспоминанія, благодарность, рокъ, все помогло тому, чтобы возлюбленная моей юности стала моей женой! Никакая другая женщина не могла бы замѣнить образъ твой въ моемъ сердцѣ, никакая другая не могла бы заставить меня забыть данныя тебѣ клятвы. Воспоминаніе о тебѣ всегда преслѣдовало меня и будетъ преслѣдовать до конца жизни. Даже теперь, хотя я и не смѣю сказать, что все еще люблю тебя, но… онъ остановился, потомъ продолжалъ: Но довольно! довольно! Ты для меня дороже сестры. Благодари Бога и добродѣтель свою, что ты осталась еще чистою и непорочною! Рука твоя можетъ еще осчастливить человѣка, который будетъ болѣе меня достоинъ ея. Если побѣда останется за нами, первой моей заботой будетъ составить счастіе твое и твоего отца. Но до тѣхъ поръ совѣсть моя не будетъ знать покоя, пока обожаемая супруга и, быть можетъ, мать, разливая вокругъ себя счастіе и сама упиваясь имъ, ты не скажешь мнѣ: Ты обманулъ меня, ну, а я все-таки счастлива.

При послѣднихъ словахъ холодная улыбка пробѣжала по губамъ молодой дѣвушки: улыбка разбитаго сердца; она скоро исчезла. Сибилла сдѣлала отчаянное усиліе надъ собой, чтобы сохранить свое достоинство и скрыть отчаяніе, и кротко, но съ гордостью отвѣчала:

— Дальнѣйшіе разговоры, милордъ, не приведутъ насъ ни къ чему. Я справедливо наказана за свою глупую гордость. Женщина никогда не должна любить человѣка, который стоитъ выше ея по своему положенію. Не заботьтесь болѣе о моей участи.

— Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ Гастингсъ, терзаемый угрызеніями совѣсти, напротивъ я буду заботиться о тебѣ, буду охранять тебя до тѣхъ поръ, пока не явится другой съ большими правами на тебя, чѣмъ я.

Теперь, когда онъ вторично высказалъ желаніе передать ее другому, чувство благороднаго негодованія изобразилось на лицѣ молодой дѣвушки, которое она до сихъ поръ цѣною нечеловѣческихъ усилій, заставляла казаться спокойнымъ.

— Измѣнникъ! вскричала она съ жаромъ, неужели невѣрность твоя даетъ мнѣ право обманывать другаго? Мнѣ, выйдти замужъ! Мнѣ, передъ алтаремъ клясться въ любви, изчезнувшей для меня на вѣки! Зачѣмъ насмѣхаться надо мною, зачѣмъ бросать мнѣ въ лицо эти лживыя слова:

Ты чиста и непорочна?

Развѣ я сохранила непорочность души? Развѣ слезы, которыя я пролила изъ за тебя, развѣ біеніе моего сердца при звукѣ твоего голоса, развѣ поцѣлуи твои, которые до сихъ поръ жгутъ меня, развѣ все это позволяетъ мнѣ отдать другому пепелъ души моей, истерзанной тобою? Какія низкія, грубыя понятія у мущинъ! Они воображаютъ, что ничего еще не потеряно, если тѣло сохранило чистоту! Такъ ты не знаешь, что такое свѣжесть первыхъ чувствъ, первый вздохъ, румянецъ страсти, внезапно выступающій на лицѣ, и ты не знаешь, что все это бываетъ только разъ въ жизни? Вотъ гдѣ истинное приданое, которое дѣвушка должна принести тому, кто изберетъ ее въ свои супруги! Какая насмѣшка! Какое оскорбленіе! Говорить мнѣ послѣ этого о счастіи, объ алтарѣ! Нѣтъ милордъ, вы никогда не знали, какъ искренно, какъ глубоко любила я васъ.

И бѣдная дѣвушка въ первый разъ во все время ихъ разговора облегчила свое сердце потокомъ слезъ.

Гастингсъ былъ взволнованъ не менѣе ея. Хотя хорошо знакомый съ подобными сценами разлуки, гдѣ дѣвушки осыпаютъ упреками своихъ возлюбленныхъ, а тѣ у ногъ ихъ вымаливаютъ прощеніе, со вздохомъ произнося роковое прости, однако онъ ничего не нашелся сказать въ отвѣтъ на это искреннее, глубокое горе бѣдной, обманутой имъ дѣвушки. Но Сибилла, сдѣлавъ надъ собой отчаянное усиліе, удержала слезы, катившіеся по ея щекамъ и съ ангельскою кротостью продолжала:

— Простите меня, милордъ; я не хотѣла упрекать васъ, слова эти противъ воли вырвались у меня; забудьте ихъ. Мнѣ хотѣлось бы, по крайней мѣрѣ, разстаться съ вами такъ, какъ я надѣялась сдѣлать это въ послѣднюю минуту моей жизни, безъ скорби и безъ гнѣва, чтобы совѣсть моя была покойна, чтобы я могла сказать: Уста мои никогда не нарушали клятвы моего сердца… Ни одно мое слово не причинило ему огорченія. И такъ, лордъ Гастингсъ, разстанемтесь какъ добрые друзья. Прощайте на вѣки, на вѣки! Жена ваша, безъ сомнѣнія, любитъ васъ также горячо, какъ любила васъ я. Ахъ, берегите эту любовь, дорожите ею. Въ вашей жизни найдется не мало такихъ минутъ, когда любовь бываетъ дороже всякой славы. Если вы находите, что мнѣ есть что прощать вамъ, вотъ молитва, которую я отъ всей души возсылаю къ Всевышнему и буду дѣлать это до конца жизни. О, Боже прости ему такъ какъ прощаю я! Сдѣлай его жилище жилищемъ мира! Внуши близкимъ его, тѣмъ, кто дорогъ ему, ту же любовь и вѣрность, какую нѣкогда я… Она остановилась. Слезы душили ее. Потомъ закрывъ одной рукой лицо, она подала ему другую въ знакъ дружескаго прощанія.

— Ахъ! еслибы я смѣлъ молиться подобно тебѣ, едва слышно прошепталъ Гастингсъ, прижимая ея горячую ручку къ своимъ губамъ. Какъ бы умолялъ я Всевышняго вознаградить тебя за все зло, которое я тебѣ сдѣлалъ. И Господь услышитъ меня… да Онъ услышитъ меня. Прощай! Онъ прижалъ руку Сибиллы къ своему сердцу и удалился.

Во дворѣ онъ встрѣтился съ Эльвиномъ.

— Вы были откровенны съ нею, милордъ?

— Да!

— Какъ она вынесла это?

— Вотъ какъ она прощаетъ и какъ я страдаю, отвѣчалъ Гастингсъ, повернувъ разстроенное лицо свое къ сопернику. Крупныя слезы текли по щекамъ гордаго лорда. Теперь, не спрашивай меня больше, добавилъ онъ, глотая слезы.

Наступило продолжительное молчаніе. Не говоря ни слова оставили они Тоуеръ и вышли на берегъ Темзы. Гастингсъ хотѣлъ проститься съ Эльвиномъ, садясь въ лодку, которая должна была отвезти его въ замокъ Бейнардъ. на военный совѣтъ, но коммерсантъ остановилъ его и съ безпокойствомъ сказалъ:

— Какъ вы думаете, въ настоящее время не будетъ ли Тоуеръ лучшимъ убѣжищемъ для Сибиллы и отца ея? Если мы будемъ побѣждены и Варвикъ вернется въ Лондонъ, въ лицѣ графа они найдутъ себѣ покровителя. Если же мы останемся побѣдителями, вы защитите ихъ отъ враговъ.

— Разумѣется… Въ обоихъ случаяхъ Тоуеръ лучшее для нихъ убѣжище, сказалъ лордъ и, на этомъ, друзья Сибиллы разстались.

Вскорѣ послѣ того, Гастингсъ, во главѣ авангарда двинулся къ Барнету, вслѣдъ за нимъ и пѣшіе волонтеры подъ начальствомъ Эльвина, тоже выступили въ походъ. Іоркская армія подвигалась впередъ. Бдительный и энергичный Глочестеръ, которому препоручены были послѣднія приготовленія, долженъ былъ позже всѣхъ полководцевъ оставить Лондонъ. Передъ самымъ отъѣздомъ, когда у воротъ Бейнардскаго замка его ждала уже осѣдланная лошадь, Ричардъ, вооруженный съ головы до ногъ, вошелъ въ комнату герцогини Бедфордъ.

— Миледи, сказалъ онъ, у меня есть до васъ просьба, которая, надѣюсь, понравится вамъ. Мнѣ доносятъ офицеры, что межъ солдатами моими носятся слухи о какихъ-то ужасныхъ пушкахъ изобрѣтенныхъ колдуномъ, который будто бы подкупленъ Варвикомъ. Колдунъ этотъ и изобрѣтенія его наводятъ ужасъ на моихъ солдатъ. Знаменитый братъ Бунгей былъ такъ добръ, что отправился къ моему войску и обѣщалъ, что туманъ, разстилающійся теперь по землѣ, продлится всю ночь и часть завтрашняго утра. Если это правда, мы можемъ расположить войско наше такимъ образомъ, что непріятельскій огонь не будетъ касаться насъ. Добрый братъ пользуется всеобщимъ довѣріемъ, солдаты требуютъ, чтобы онъ ѣхалъ съ нами и на самомъ полѣ битвы разрушилъ чары Ланкастерскаго колдуна. Но братъ, болѣе привычный бороться съ бѣсами, чѣмъ съ людьми, отказывается исполнить наше желаніе. Пожалуйста, герцогиня, уговорите его ѣхать съ нами.

— Славная и умная мысль, милый Ричардъ! вскричала герцогиня. Братъ Бунгей, въ самомъ дѣлѣ могущественный волшебникъ. Я постараюсь, чтобы онъ исполнилъ ваше желаніе.

Сказавъ это, герцогиня вышла изъ комнаты и отправилась къ монаху.

Ей удалось уговорить Бунгея сопровождать войско, обѣщавъ ему, что его помѣстятъ въ самомъ безопасномъ мѣстѣ, и что за это его ожидаетъ богатая награда.

Онъ согласился, но съ однимъ условіемъ, что ужасный колдунъ, надѣлавшій столько зла, долженъ быть преданъ въ его руки и вмѣстѣ съ нимъ отправится на поле битвы.

Сильный отрядъ посланъ былъ Ричардомъ въ Тоуеръ. Сзади ѣхала крытая повозка для Бунгея и его жертвы.

Между тѣмъ, Сибилла нѣсколько минутъ простояла на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ оставилъ ее Гастингсъ. Потомъ, немного оправившись, отерла слезы и стараясь вызвать на лицо свое слабую улыбку, вошла въ комнату отца, занятаго своей машиной. Машина была вполнѣ кончена. Думая, что отвращеніе къ ней народа происходитъ отъ ея грубой внѣшности, бѣдный ученый постарался придать ей какъ можно болѣе красоты и изящества и теперь съ восторгомъ любовался ею.

— Смотри, дитя мое, сказалъ Адамъ, вошедшей къ нему дочери, какая прелесть!

— Да, добрый батюшка, отвѣчала съ принужденной улыбкой Сибилла. Дорогой батюшка, продолжала она, послѣ короткаго молчанія, въ послѣднее время, мнѣ кажется, я была къ тебѣ слишкомъ невнимательна, прости мнѣ! Кромѣ тебя нѣтъ у меня никого на свѣтѣ. Позволь мнѣ быть всегда съ тобою, я не хочу, я не смѣю оставаться одна! Батюшка! милый батюшка! Да продлитъ Господь твои дни! Кромѣ тебя некого любить мнѣ здѣсь на землѣ!

Адамъ съ испугомъ отвелъ глаза отъ машины, дрожащими руками приподнялъ печальное личико Сибиллы, склонившееся ему на грудь и грустно посмотрѣвъ на дочь, сказалъ:

— Какое новое горе случилось съ тобою, дитя мое? Мнѣ кажется, я слышалъ сейчасъ чей-то голосъ въ той комнатѣ. Неужели лордъ Гастингсъ…

— Батюшка, пощади меня! Ты былъ правъ! Ты хорошо разгадалъ его! Лордъ Гастингсъ женился на другой! Но гляди, я могу еще улыбаться… я спокойна. Мое сердце никогда не разобьется, пока еще я могу любить тебя и возсылать о тебѣ пламенныя молитвы Создателю!

И Сибилла нѣжно обняла отца. Адамъ изъ идеальнаго міра своего снизошелъ на землю.

Нѣжными словами любви и участія старался онъ утѣшить свою печальную дочь, и слезы его смѣшивались со слезами бѣдной Сибиллы. Такъ сидѣли они другъ возлѣ друга, и даже машина была забыта.

Между тѣмъ стало смеркаться: наступила ночь. Вдругъ дворъ освѣтился красноватымъ свѣтомъ факеловъ, шаги, бряцанье оружія и голоса послышались на лѣстницѣ. Дверь съ шумомъ отворилась и ужасный монахъ съ толпою солдатъ вошелъ въ комнату.

— Ага! мистеръ Адамъ, кто изъ насъ теперь болѣе могущественный магикъ? Возьмите этого человѣка! А вы, сержантъ, помогите мнѣ нести эту дьявольскую машину! Ого, какъ онъ ее разукрасилъ! Готовъ биться объ закладъ, что все это приспособлялъ онъ къ битвѣ.

Солдаты бросились на Адама, который скорѣй отъ удивленія, чѣмъ отъ испуга, не могъ произнести ни слова и даже не сопротивлялся. Но напрасно старались они оторвать его отъ Сибиллы, которая съ сверхъестественною силою обняла отца, и ея маленькія руки, такъ крѣпко прижали его къ своей груди, что казалось, только одинъ мечъ могъ разлучить ихъ.

— Не дѣлайте ему зла! не обижайте его! Вы отвѣтите за это, братъ Бунгей! Кричала Сибилла дико сверкая глазами. Если вы разлучите меня съ отцомъ и Эдуардъ останется побѣдителемъ, лордъ Гастингсъ отомститъ вамъ за насъ. Если же побѣда будетъ на сторонѣ Варвика, дни ваши сочтены. Берегитесь же!

Монахъ вздрогнулъ, увлеченный жаждой мести, онъ забылъ о Гастингсѣ. Теперь онъ боялся оставить Сибиллу, она могла вооружить противъ него этого знатнаго лорда. Съ другой стороны, въ случаѣ побѣды, Варвика, какой мести могла бы она требовать отъ высокаго покровителя своего отца! И такъ, онъ рѣшился взять ее вмѣстѣ съ Адамомъ. Если ему понадобится избавиться отъ Варнера, онъ можетъ тогда покончить и съ Сибиллой. Присутствіе же Варнера было ему необходимо. Вслучаѣ побѣды Эдуарда, Адамъ, разумѣется станетъ его жертвою, если же графъ одержитъ верхъ, ученый и дочь его будутъ обязаны ему, Бунгею, своимъ спасеніемъ. Руководствуясь этими соображеніями, монахъ смягчилъ тонъ и своимъ льстивымъ и заискивающимъ голосомъ сказалъ:

— Успокойся дочь моя! Если отецъ твой вѣренъ королю Эдуарду, онъ поможетъ мнѣ уничтожить козни враговъ, слѣдовательно ему не придется пенять на свое путешествіе съ нами. И если ты хочешь сопровождать его, въ повозкѣ нашей есть мѣсто и для тебя. Не трогайте ихъ, они добровольно послѣдуютъ за нами.

Солдаты оставили Варнера съ дочерью, и набожно перекрестившись, взялись за машину. Адамъ, въ сопровожденіи Сибиллы, машинально послѣдовалъ за ними. Машина была поставлена въ огромную повозку такъ, что раздѣляла ее на два отдѣленія. Въ одномъ помѣстился монахъ, въ другомъ его плѣнники.

Медленно подвигалась повозка вмѣстѣ съ арріегардомъ. Густой туманъ по прежнему разстилался по землѣ.

Скрипъ колесъ, шаги солдатъ, бряцанье оружія и изрѣдка отдаленное ржаніе коней — были единственными звуками, нарушавшими это мрачное молчаніе! Вдругъ Сибилла съ ужасомъ подняла голову, покоившуюся на груди отца: вдали послышались хриплое пѣніе и звуки тамбуриновъ.

III.

Холодно, сыро и пасмурно было утро 14-го апрѣля. Въ этотъ самый день Маргарита съ сыномъ своимъ и съ женою и дочерью графа высадились на берега Англіи. На радость или горе явились они?

Ожидало ли ихъ торжество или отчаяніе? Исходъ битвы при Глэдсмурѣ рѣшитъ это. Разукрась твои залы, Вестминстеръ, для торжественнаго пріема Ланкастерскаго короля, или раскройся могила, чтобы принять въ нѣдры свои святаго Генриха и его благороднаго сына! Дѣлатель королей стоитъ за тебя святой Генрихъ, и за твоего благороднаго сына! Онъ теперь бьется за васъ, чтобы приготовить вамъ блестящій тронъ среди живыхъ, или мирную обитель между мертвыми.

Да, холодно, сыро и пасмурно было утро 14-го апрѣля. Густой туманъ покрывалъ обѣ арміи готовившіяся къ бою. Но вотъ со стороны Варвика раздались громкіе выстрѣлы, огненныя полосы прорѣзали туманъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ отрядъ Гастингса, и сомкнутые ряды воиновъ стали рѣдѣть. Начался лютый пиръ смерти!

Въ эту самую минуту передъ рядами Іоркской арміи появился Эдуардъ.

Громкіе, восторженные крики солдатъ, какъ бы выходившіе изъ одной груди, огласили воздухъ. Вооруженіе его было отполировано какъ зеркало, но безъ всякихъ украшеній, подобно тому, которое представлено на портретѣ его въ Тоуерѣ. Чепракъ коня его былъ украшенъ богатымъ серебрянымъ шитьемъ изображавшимъ солнце, эмблема, повторявшаяся на всѣхъ его знаменахъ. Голова его была обнажена. Въ сопровожденіи оруженосца, который несъ его шлемъ и копье, и лордовъ составлявшихъ его свиту, онъ съ предводительскимъ жезломъ въ рукахъ, медленно проѣхалъ передъ фронтомъ своей арміи. Выбравъ такое мѣсто, откуда всѣ могли слышать его, король остановилъ коня и сдѣлалъ знакъ рукою, чтобы удержать шумные крики солдатъ. Наступило глубокое молчаніе, прерываемое только непріятельскими выстрѣлами.

— Англичане и друзья! сказалъ доблестный полководецъ. Смѣлыя дѣла не нуждаются въ словахъ. Передъ вами непріятель. Безпрепятственно прошолъ я отъ Равенкура до Лондона. Измѣнники бѣжали отъ меча моего, вѣрные же подданные собирались подъ знамена мои. Только съ двумя стами воиновъ 14-го марта вступилъ я въ Англію, сегодня же 14 апрѣля, и я вождь 15 тысячной арміи. Кто же осмѣлится послѣ этого сказать, что я не король вашъ? Вы теперь знаете, что дѣло мое есть вмѣстѣ съ тѣмъ и ваше и всей Англіи. Тѣ, съ которыми предстоитъ намъ теперь биться, хотѣли нарушить законы. Эти бароны, которыхъ я осыпалъ милостями, задумали привести наше бѣдное королевство, лордовъ и общины въ неограниченную собственность этого безмѣрнаго честолюбца, лорда Варвика. Джентельмены и рыцари Англіи, если вы дадите восторжествовать имъ и грубой черни, что ожидаетъ васъ? Имѣнія ваши будутъ отняты, жизнь ваша будетъ въ опасности, и законы будутъ попираемы ногами. Какая разница между Ричардомъ Варвикомъ и Жакомъ Кадомъ? развѣ только имя перваго знатнѣе, а потому измѣна его еще позорнѣе. Народъ и воины Англіи, вы теперь свободны; знаете, чего добиваются эти измѣнники-лорды, желающіе управлять именемъ Ланкастерскаго дома? Они хотятъ превратить васъ въ своихъ рабовъ и крѣпостныхъ какими нѣкогда былъ ваши предки. Своимъ освобожденіемъ изъ подъ ига бароновъ обязаны вы правосудію вашихъ государей, моихъ благородныхъ предковъ. Джентельмены и рыцари, народъ и солдаты, самъ Эдуардъ 1Y не извлечетъ изъ своей побѣды надъ ними такихъ выгодъ, какія полу: чите вы. Не изъ каприза ведется эта война, передъ вами борьба вѣрности съ измѣной. И такъ! Нѣтъ пощады никому! Варвикъ, будьте увѣрены, не будетъ бить общинъ: онъ вѣдь другъ черни. Говорю вамъ, продолжалъ Эдуардъ, съ дико сверкающими глазами и скрежеща зубами, повторяю вамъ, бейте ихъ всѣхъ!

— Да, да, бѣшено повторило ему войско.

— Знамена и трубачи впередъ! сэръ Оливье, подайте мнѣ шлемъ. Воины, если падутъ знамена наши, пусть перо на шляпѣ короля вашего замѣнитъ ихъ! Впередъ!

И съ страшными, дикими криками, подъ громомъ непріятельскихъ пуль, бросился центръ Іоркской арміи на полки Соммерсета. Но въ одной части лагеря, повидимому, сильнѣе всѣхъ укрѣпленной, находился небольшой отрядъ, не принимавшій участія въ общемъ движеніи.

На лѣво отъ Гидлейскаго кладбища, путешественникъ и теперь еще можетъ видѣть невысокую стѣну. По другую сторону ея находится садъ, который тогда еще былъ пустыннымъ пригоркомъ, заросшимъ верескомъ. На этомъ то возвышеніи небольшой отрядъ вооруженныхъ всадниковъ, на сильныхъ коняхъ, окружалъ человѣка въ голубомъ плащѣ, на жалкой клячѣ; это былъ Генрихъ VI. Тамъ же, взобравшись на машину Адама, стоялъ Бунгей и произносилъ заклинанія, чтобы туманъ еще нѣсколько времени продолжался къ величайшему смятенію непріятеля. Возлѣ него, подъ обнаженнымъ, высокимъ деревомъ стоялъ Адамъ Варнеръ съ петлей на шеѣ. Сибилла не покидала отца. Вся жизнь для нея теперь слилась въ немъ одномъ.

Съ ужасомъ прислушивался Генрихъ къ глухому звону оружія, не понимая въ чемъ дѣло. Вдругъ онъ вздрогнулъ, сквозь туманъ увидѣвъ, что бой начался, что сталь встрѣтилась со сталью.

— Святый Боже! вскричалъ благочестивый король. Вѣдь сегодня Страстная суббота, самый торжественный изъ дней мира!

— Молчи, закричалъ на него монахъ. Ты мѣшаешь моимъ заклинаніямъ. Barabborara — janthinoa — vapores augmentabo, confusio inimis, Gurabbora vapor et brouillardini.

Теперь бросимъ бѣглый взглядъ на армію Варвика. Правымъ крыломъ командовали графъ Оксфордъ и лордъ Монтэгю. Первый, во главѣ кавалеріи держался въ авангардѣ; послѣдній по обыкновенію начальствовалъ арріергардомъ и оттуда руководилъ всеобщимъ движеніемъ. Крыло это большею частію состояло изъ Ланкастерцевъ, завидовавшихъ Варвику и только потому согласившихся стать подъ командой Монтэгю, что онъ раздѣлялъ начальство съ любимцемъ ихъ, Оксфордомъ. Центръ, состоявшій изъ стрѣлковъ и аллебардщиковъ, находился подъ командою герцога Соммерсета, и здѣсь тоже большинство составляли Ланкастерцы. Надъ лѣвымъ крыломъ, большею частію состоявшимъ изъ іоменовъ и вассаловъ Варвика, начальствовали герцогъ Эксетеръ и самъ графъ.

Передъ тѣмъ, какъ Эдуардъ бросился на Соммерсета, графъ, по обычаю того времени, сталъ передъ войсками и пламенною рѣчью вдохновилъ ихъ мужество.

— Друзья, вѣрные слуги и дѣти мои, сказалъ онъ, съ поля битвы, на которомъ мы теперь находимся, не можетъ быть отступленія, здѣсь вождь вашъ долженъ побѣдить или умереть. Мы, англичане, стали бы рабами, еслибы, отдавая скипетръ и корону такому же смертному, какъ и мы сами, не требовали въ замѣнъ этого королевскихъ достоинствъ. Нѣкогда, подъ вліяніемъ недостойныхъ совѣтниковъ, Генрихъ VI дурнымъ правленіемъ омрачилъ свое цаствованіе. Мои личныя обиды, были очень велики, но они были ничто въ сравненіи съ опасностями, угрожавшими моей отчизнѣ. Я думалъ, что династія Іоркская составитъ счастіе Англіи. Какъ велико было мое заблужденіе, въ этомъ случаѣ, вы уже отчасти знаете. Вы видѣли, что Эдуардъ былъ королемъ порочнымъ и развратнымъ, что дворянство было унижаемо его любимцами и кровопійцами народа, граждане страдали отъ чрезмѣрныхъ налоговъ; страну безпокоили войны и мятежи. Но вы еще не знаете всего: Самъ Господь освятилъ нашъ семейный очагъ! И вотъ даже эта святыня была поругана, съ женами и дочерьми нашими поступали, какъ съ наложницами. Слово короля должно быть священно. Но кто же изъ довѣрявшихся Эдуарду не былъ обманутъ? Въ Іоркѣ, городѣ своего отца, три недѣли тому назадъ, какъ вы знаете, онъ далъ торжественную клятву въ вѣрности королю Генриху. И вотъ король Генрихъ его плѣнникъ, и корона Генриха на головѣ клятвопреступника, который смѣетъ еще называть насъ измѣнниками! Эдуардъ нѣкогда обѣщалъ быть честнымъ человѣкомъ, и я служилъ ему. Онъ показалъ, себя королемъ жестокимъ, низкимъ, лицемѣрнымъ и развратнымъ; и я бросилъ его. Дай Богъ, чтобы всѣ свободныя сердца во всѣхъ свободныхъ странахъ поступали также съ королями, когда они становятся тиранами! Вамъ предстоитъ биться съ жестокимъ и кровожаднымъ похитителемъ престола, храбрость котораго не можетъ извинить его низости. Вы сражаетесь не только за короля Генриха, этаго набожною и добродушнаго человѣка, но и за его молодаго и доблестнаго сына, потомка Генриха Азинкурскаго, за благороднаго юношу, по словамъ стариковъ, весьма похожаго на его дѣда — героя; я самъ убѣдился, что онъ обладаетъ величіемъ и прямодушіемъ этаго знаменитаго короля. Вы бьетесь за свободу родины, за честь своихъ женъ и дочерей, за предметы, которые вашему сердцу гораздо ближе короля, за правосудіе и милосердіе. Тотъ приказъ, который отдавалъ я всегда передъ битвой, повторяю я и теперь. Мы боремся съ виновниками зла, а не съ ихъ несчастными орудіями. Бейте всѣ украшенныя перьями головы, но щадите солдатъ. Слышите, приближается непріятель. Знамена и трубачи впередъ! Подайте мнѣ шлемъ и пошли намъ Господи блестящую побѣду или славную смерть! Впередъ друзья! Покажите Лондонскимъ мастеровымъ гордые и храбрые сердца воиновъ Варвика и Іоркшира! Впередъ, дѣти мой! Впередъ!

И съ этими словами онъ взмахнулъ надъ головой своей грозной сѣкирой, отъ которой не мало враговъ пало на полѣ битвы.

Шумными, восторженными криками встрѣчены были слова графа. Всѣ были глубоко тронуты. Не по одному мужественному лицу скатилась слеза. Воины любили Варвика не только какъ начальника, но какъ друга и отца.

Чрезъ нѣсколько минутъ войска Варвика и Глочестера встрѣтились.

Между тѣмъ правое крыло Варвикской арміи столкнулось съ лѣвымъ крыломъ непріятеля, которымъ командовалъ Гастингсъ. Эта часть арміи была очень сильна. Монтэгю посылалъ эскадронъ за эскадрономъ въ подкрѣпленіе Оксфорду; и отрядъ Гастингса былъ такъ стѣсненъ, что, несмотря на храбрость начальника и солдатъ, они должны были отступить.

Эдуардъ, посреди этой рѣзни, слыша побѣдные крики непріятелей, пріостановилъ коня.

— Клянусь небомъ! вскричалъ онъ, солдаты лѣваго крыла — трусы! Они бѣгутъ! они бѣгутъ! Сэръ Гумфрей Буршьеръ, скачите къ лорду Гастингсу, скажите ему, чтобы онъ присоединилъ ко мнѣ остальныхъ своихъ солдатъ и, прежде чѣмъ отрядъ нашъ замѣтитъ, что произошло тамъ, сдѣлаемъ аттаку на непріятелей! Впередъ! рыцари и джентельмены, впередъ! разобьемъ Соммерсета и двинемся прямо въ центръ арміи графа-мятежника!

И опустивъ забрало, съ копьемъ на перевѣсъ, Эдуардъ, во главѣ своей кавалеріи, бросился на стрѣлковъ и аллебардистовъ Соммерсета.

Закованные въ латы, непроницаемыя для оружія пѣхоты, они пролагали кровавый путь сквозь ряды ихъ, не щадя никого, ни рыцаря, ни крестьяна. Напрасно самъ Соммерсетъ, съ отчаянной храбростью, бросился на встрѣчу врагамъ, съ той минуты, какъ кавалерія Эдуарда врубилась въ ряды его вѣхоты, успѣхъ замѣтно сталъ переходить на сторону Іоркистовъ.

Между тѣмъ полки Гастингса, сильно тѣснимые непріятелемъ, обратились въ бѣгство. Безъ оглядки мчались они прямо въ Лондонъ и тамъ принесли роковую вѣсть о побѣдѣ графа и несчастномъ пораженіи Эдуарда.

Сквозь туманъ, монахъ Бунгей замѣтилъ бѣжавшихъ воиновъ Гастингса, слышалъ даже ихъ отчаянные крики. Сибилла тоже узнала Гастингса. Забрало его было поднято. Громовымъ голосомъ звалъ онъ назадъ бѣглецовъ, упрекая ихъ въ трусости и измѣнѣ.

Опасность, угрожавшая Гастингсу, заставила Сибиллу забыть все зло, которое онъ ей сдѣлалъ. Она бросилась впередъ, окликнула его, но ея крикъ, ея слабый крикъ могъ ли быть услышанъ среди всеобщаго шума и смятенія.

Монахъ, увидя побѣду Варвика, струсилъ не на шутку и въ душѣ раскаиваясь уже, что принялъ сторону Эдуарда, началъ извиняться передъ Адамомъ Онъ оправдывалъ свое поведеніе желаніемъ добра Варнеру, объясняя, что, безъ его вмѣшательства, ученый былъ бы умерщвленъ въ Тоуерѣ бѣшеной чернью и что петлю на шею надѣлъ онъ ему только для вида, уступая предразсудкамъ солдатъ.

— Увы! великій мужъ, въ заключеніе сказалъ Бунгей; я нижу, что ты гораздо могущественнѣе меня; твои чары дѣйствительнѣе моихъ, хотя ты молчалъ все время, а я надсадилъ себѣ грудь, не переставая произносить заклинанія: Confusio inonicis Taralorolu, я не желаю графу вреда. Garrabora, brooillardini et nubes. О Боже, что будетъ со мной!

Между тѣмъ, Гастингсъ, убѣдившись въ невозможности вернуть бѣглецовъ, съ отчаяннымъ мужествомъ, во главѣ небольшаго отряда кавалеріи, бросился сквозь непріятельскіе ряды на помощь Эдуарду.

IV.

Туманъ до того усилился, что Монтэгю ничего не могъ видѣть на полѣ битвы. Но вполнѣ сохраняя свое удивительное мужество и хладнокровіе, осыпаемый градомъ пуль, онъ спокойно принималъ донесенія.

— Хорошо, сказалъ онъ, замѣтивъ гонца, во весь опоръ мчавшагося къ нему, мы разбили Гастингса; но я что-то не вижу серебряной звѣзды лорда Оксфорда

— Лордъ Оксфордъ, милордъ, отправился преслѣдовать непріятеля до конца пустыря.

— Боже избави насъ отъ этого! Оксфордъ просто сумасшедшій! Онъ пропалъ, если только выйдетъ изъ поляны. Скорѣй вернитесь къ нему, сэръ. Впрочемъ, нѣтъ! подождите, сказалъ онъ, увидѣвъ другаго гонца. Ну, что, каковы дѣла лѣваго крыла Варвика?

— Оно въ сильномъ затрудненіи, доблестный лордъ. Арміи Глочестера, кажется, и счета нѣтъ. Да и самъ герцогъ словно въ союзѣ съ адомъ. Два раза ловко отразилъ онъ ударъ сѣкиры Варвика. Графъ пощадилъ молодаго человѣка, чтобы поразить его товарищей.

— Хорошо! Ну, что сталось съ центромъ, сэръ? обратился Монтэгю къ третьему гонцу.

— Въ центрѣ Эдуардъ производитъ страшныя опустошенія! Но Соммерсетъ стойко держится на своихъ позиціяхъ!

— Скорѣй скачите къ Оксфорду, сказалъ Монтэгю первому гонцу и велите ему оставить преслѣдованіе и какъ можно скорѣе вернуться со своимъ отрядомъ на помощь лѣвому крылу и аттаковать Глочестера съ тылу. Поторопитесь! Отъ этого зависитъ наша жизнь и побѣда. Если онъ придетъ во-время, мы выиграемъ битву.

Посланный пришпорилъ лошадь и скоро исчезъ въ туманѣ.

— Трубачи, играйте сборъ! закричалъ Монтэгю. Хотя Оксфордъ уведя кавалерію и лишилъ насъ главной силы, но у насъ все-таки остается довольно добрыхъ копій. Надо подкрѣпить Варвика. И такъ, къ графу! Впередъ!

И копье на перевѣсъ, Монтэгю со своей свитой помчались въ галопъ, мигомъ спустились съ холмика и встрѣтились съ болѣе многочисленнымъ войскомъ, подъ начальствомъ лордовъ д’Эгинкура и Сея.

Въ эту минуту Варвику грозила та же опасность, какую испытывали войска Гастингса, обращенныя въ бѣгство. Тѣснимый Глочестеромъ, онъ былъ почти окруженъ войсками герцога.

Ричардъ вполнѣ оправдалъ довѣріе Эдуарда, поручившаго ему цвѣтъ своей арміи. Несмотря на густой туманъ, ярко-красный плащъ, покрывавшій его доспѣхи, и голова вепря на верхушкѣ его шлема, сверкали всюду, гдѣ нужно было его присутствіе, чтобы ободрить упавшихъ духомъ или поощрить мужество. Было что-то фантастическое, что-то сверхъестественное въ дикой храбрости этого маленькаго человѣка, странно вооруженнаго, бросавшагося изъ ряда въ рядъ съ пронзительнымъ крикомъ: «Впередъ! разобьемъ, уничтожимъ мятежниковъ!»

Но даже и въ пылу битвы хитрый умъ Ричарда не переставалъ работать. Одушевляя воиновъ своимъ мужествомъ, онъ въ то же время ободрялъ ихъ надеждой на сверхъестественную помощь чародѣя Бунгея, хорошо зная, какъ это дѣйствуетъ на суевѣрныхъ солдатъ.

— Смотрите! смотрите! кричалъ онъ, этотъ туманъ не натуральный, его нагоняетъ своимъ заклинаньемъ могущественный монахъ, удерживавшій корабли Маргариты въ гавани. Не бойтесь пушекъ. Заговоренные Бунгеемъ ядра отскочатъ отъ нашихъ храбрыхъ солдатъ. Духи борятся за насъ.

И съ этими словами онъ бросился въ непріятельскіе ряды, пробивая себѣ кровавый путь. Закрытый щитомъ, короткимъ копьемъ своимъ нанося удары направо и на лѣво, пробивался онъ къ тому мѣсту, гдѣ виднѣлись черныя латы, черное перо и черный конь Варвика. Его неустрашимость, дикая, упорная энергія и быстрота соображенія заставили принца избрать себѣ противникомъ вождя непріятельской арміи, герой этой великой битвы. Варвикъ узналъ своего крестника. Великодушное сердце графа въ эту минуту забыло вражду; съ восторгомъ смотрѣлъ онъ на доблестнаго юношу, своего воспитанника, сына возлюбленнаго своего герцога Іоркскаго.

— Могъ ли думать отецъ его, произнесъ про себя Варвикъ, что рука этого мальчика, въ погонѣ за славой, подымется на его стараго друга!

Въ эту самую минуту копье Глочестера такъ ловко ударило въ шлемъ графа, что несмотря на всю свою силу онъ покачнулся въ сѣдлѣ. Бросивъ въ сторону разломанное копье, уже десятое въ этомъ бою, Ричардъ бросился на противника своего съ мечемъ въ рукѣ.

— Назадъ Ричардъ, назадъ, дитя мое! вскричалъ графъ, не твоей крови требуетъ месть моя, назадъ!

— Нѣтъ, нѣтъ, лордъ Варвикъ, спокойнымъ тономъ отвѣчалъ принцъ, на минуту поднявъ забрало, чтобы графъ могъ лучше слышать его. На полѣ битвы должны исчезнуть всѣ воспоминанія, какъ бы они не были дороги сердцу! Клянусь Св. Павломъ, я даже и теперь люблю васъ! Но еще болѣе люблю я славу и честь. Отъ успѣха моего меча зависятъ власть, царское достоинство и то, что благородныя сердца ставятъ выше всего, честолюбіе. Я даже не отступилъ бы передъ грудью брата, если бы грудь эта стала между мною и моимъ славнымъ будущимъ. Ты отдалъ дочь свою другому, и я поражаю отца, чтобы отвоевать свою невѣсту. Смотри! не щади меня! Мятежникъ, защищайся же!

И не говоря болѣе ни слова, Ричардъ снова напалъ на Варвика. Ричардъ горячился, Варвикъ хладнокровно защищался и щадилъ Ричарда, поражая своей сѣкирой менѣе благородныя головы. Но рыцари, съ обѣихъ сторонъ прискакавшіе на помощь своимъ вождямъ, раздѣлили ихъ.

Графъ бросился въ ряды непріятелей, рубя на право и на лѣво.

— Впередъ! храбрые друзья мои! еще разъ послышался его крикъ. Они бѣгутъ, эти Лондонскіе мастеровые! Впередъ!

И воины Варвика мчались впередъ. Ричардъ, выбивъ Мармэдюка Невиля изъ сѣдла, бросился на помощь товарищамъ, начавшимъ уже отступать.

Войска эти состояли изъ гражданъ Лондона подъ начальствомъ Эльвина. Непривычные къ войнѣ, они не могли устоять противъ стремительнаго натиска Варвика и обратились въ бѣгство. Но храбрый Николай удержалъ ихъ. Стыдитесь! вскричалъ онъ громовымъ голосомъ, что скажутъ о насъ дѣвушки? Да здравствуютъ смѣлыя, неустрашимыя сердца Лондона! Стройтесь вокругъ меня, храбрые друзья! Пусть юноши станутъ мужами! Пусть эта стрѣла возстановитъ честь нашу.

И дѣйствительно, пущенная Эльвиномъ стрѣла ловко попала въ одного всадника, ѣхавшаго рядомъ съ Варвикомъ, онъ пошатнулся и упалъ изъ сѣдла. Это былъ герцогъ Эксетеръ.

Случай этотъ, въ связи съ энергической рѣчью храбраго золотыхъ дѣлъ мастера воодушевилъ оробѣвшихъ ремесленниковъ. Въ эту минуту къ нимъ подоспѣлъ Глочестеръ. Снова встали они въ ряды, и снова раздались крики: «Ура! за Лондонъ!» Крики, сопровождаемые градомъ стрѣлъ.

Но нападеніе Варвика было пріостановлено только на короткое время. Раненый герцогъ Эксетеръ отнесенъ былъ въ аріергардъ. Графъ же съ отрядомъ своимъ снова напалъ на Лондонскихъ гражданъ и привелъ ихъ въ сильное смятеніе. Несмотря на отчаянныя усилія Ричарда, они должны были отступить. Но Варвикъ хотѣлъ вполнѣ воспользоваться своимъ успѣхомъ и отдалъ приказаніе привести ему въ подкрѣпленіе резервы подъ начальствомъ лорда Сентъ-Джона, шевалье Литтона, сэра Джона Коніера и Гиліарда.

Между тѣмъ успѣхамъ Эдуарда въ стычки съ Соммерсетомъ мѣшалъ туманъ, такой густой, что даже вблизи не видно было непріятеля. Только боевые крики, раздававшіеся съ разныхъ сторонъ, давали ему знать имѣетъ ли онъ успѣхъ. Эдуардъ остановился прислушиваясь къ голосамъ вождей. Крикъ: Ричардъ Глочестеръ! впередъ! слышался все слабѣе и слабѣе и наконецъ смолкъ, уступивъ мѣсто другому: Глочестеръ, назадъ!

Вдали смутно слышались смѣшанные возгласы обѣихъ сторонъ: Монтэгю! Монтэгю! Бейтесь за д’Эгинкура и короля Эдуарда! Сей! Сей!

— Ахъ! задумчиво сказалъ Эдуардъ, храбрый Глочестеръ ослабѣваетъ. Монтэгю идетъ на помощь Варвику. Сей и д’Эгинкуръ преграждаютъ ему дорогу. Горизонтъ омрачается! Гастингсъ, бѣги, бѣги! Приведи сюда резервъ Кларенса! Но смотри, не оставляй его. Онъ можетъ снова измѣнить намъ. Ахъ! Глочестеръ отступаетъ! Голосъ Варвика раздается все громче и ближе, клянусь пламеннымъ мечемъ св. Михаила, я остановлю эти надменные крики, или самъ паду безгласнымъ на полѣ чести!

И ставъ во главѣ своихъ всадниковъ, онъ соединился съ пѣхотой и повелъ ее къ тому мѣсту, гдѣ происходила жаркая схватка, средоточіемъ которой былъ черный конь Варвика и красный плащъ грознаго Ричарда.

V.

Было не болѣе восьми часовъ утра, три часа продолжалась битва. Побѣда, видимо клонилась на сторону Варвика. Монтэгю пробился на помощь брату, полки Соммерсета сомкнули ряды свои. Резервы, подкрѣпивъ графа, дали ему значительное преимущество надъ Глочестеромъ. Ричардъ долженъ былъ отступить; но онъ отступалъ медленно, съ отчаянной храбростью отстаивая каждый шагъ. Враги все тѣснили ихъ по направленію къ городу.

Вдругъ блѣдный лучъ прорѣзалъ туманъ и освятилъ знамя и гербы новаго отряда, приближавшагося къ графу.

— Смотрите! вскричалъ молодой лордъ Фитцъ-Гюгъ, смотрите, серебряное солнце, знамя и гербы похитителя престола. Сама судьба предаетъ въ руки намъ Эдуарда! Впередъ друзья и увѣнчаемъ день этотъ побѣдой!

Гиліардъ тоже замѣтилъ знакомый гербъ и въ свою очередь сдѣлалъ аттаку на мнимаго непріятеля. Въ эту минуту солнце скрылось, и туманъ снова покрылъ собою все, завязался страшный бой.

Но вдругъ съ обѣихъ сторонъ раздался ужасный крикъ! «измѣна! измѣна!». Серебряная звѣзда, гербъ Оксфорда вернувшагося изъ своего преслѣдованія, былъ принятъ за солнце Эдуарда! Другъ возсталъ на друга и тѣ и другіе воображали, что имѣютъ дѣло съ врагами. Тщетно Варвикъ и Монтэгю съ одной стороны, Оксфордъ и офицеры его съ другой, старались возстановить порядокъ! Въ эту самую минуту раздался звукъ трубъ, и Эдуардъ со своимъ отрядомъ бросился на полки графа. Съ нимъ были и блестящій Гастингсъ и храбрый д’Эгипкуръ, и Ловель, и Кромвель съ своимъ окровавленнымъ мечемъ, и свирѣпый Глочестеръ и вѣроломный Кларенсъ. Появленіе ихъ навело панику на полки Варвика и они обратились въ безпорядочное бѣгство.

— Все погибло! вскричалъ Монтэгю; и оба брата, смѣло отбиваясь отъ непріятеля, на время задерживали его успѣхъ «Нѣтъ, еще не все, отвѣчалъ графъ». Отрядъ моихъ сѣверныхъ стрѣлковъ оберегаетъ этотъ лѣсъ. Я знаю ихъ, они будутъ драться до послѣдней капли крови. Пошлемъ же туда всѣхъ воиновъ, которыми можемъ еще располагать. Построй нашихъ солдатъ; я уже прикажу отступать. Гдѣ Мармэдюкъ Невиль?

— Здѣсь!

— На коня, кузенъ! Я даю тебѣ опасное порученіе. Скачи къ Соммерсету. Онъ бѣжалъ къ западу. Скажи ему отъ меня, если онъ можетъ собрать хоть одинъ отрядъ конницы, хоть всего нѣсколько всадниковъ, пусть немедленно аггакуетъ Эдуарда съ тылу. Онъ можетъ еще поправить дѣло. Если онъ откажется, гибель короля, кровь храбрецовъ, которыхъ онъ оставляетъ въ минуту опасности, пусть падутъ на его голову! Скорѣй! Скачи во весь опоръ, Мармэдюкъ! Еще одно слово, чуть слышно прибавилъ графъ, если Соммерсетъ откажется, не возвращайся, скройся въ Аббатство. Ты еще слишкомъ молодъ, тебѣ рано умирать, кузенъ! Ступай. Будь осторожнѣе.

Какъ только Мармэдюкъ исчезъ, Варвикъ обратился къ своимъ товарищамъ:

— Ко мнѣ Фитцъ-Гюгъ, мой храбрый племянникъ и вы, доблестные рыцари. Насъ всего пятьдесятъ человѣкъ, но мы дорого продадимъ свою жизнь. Поспѣши, Монтэгю, къ лѣсу! къ лѣсу!

Пока Монтэгю ловко отступалъ къ опушкѣ лѣса, Варвикъ съ толпою рыцарей оберегалъ ихъ отъ нападенія громадныхъ, постоянно прибывавшихъ силъ Эдуарда. Никогда еще мужество графа не проявлялось въ такихъ ужасныхъ размѣрахъ. Три раза врывался онъ, почти одинъ, въ самый центръ непріятельской арміи, пробивалъ себѣ дорогу по грудамъ тѣлъ, падавшихъ подъ ударомъ его сѣкиры. Въ числѣ прочихъ пали лордъ Кромвель и грозный Сей, забывъ даже старинную привязанность къ Глочестеру, онъ сбилъ его съ коня, наконецъ добрался онъ до Эдуарда, опрокинувъ знаменосца и выбивъ изъ сѣдла Гастингса, преграждавшаго ему дорогу. Эдуардъ съ злобною радостью бросился на встрѣчу врага, какъ двѣ громовыя тучи встрѣтились булава короля и сѣкира графа. Но сотня рыцарей бросились между ними и отняли у мстителя его добычу. Все меньше и меньше становилось число храбрыхъ рыцарей Варвика, все ближе и ближе наступала сильная армія Эдуарда, но благодаря отчаянному мужеству защитниковъ, Монтэгю съ отрядомъ своимъ счастливо добрался до лѣсу и Варвикъ соединился съ ними. Эдуардъ, боясь засады остановился. Въ эту минуту солнце, снова разсѣявъ туманъ, ярко освѣтило поле битвы.

Направо и налѣво остатки конницы Варвика быстро бѣжали отъ непріятеля. Оксфордъ и Соммерсетъ также. Передъ лѣсомъ остановилась шумная, громадная армія Эдуарда, весело играло солнце на тысячи развѣвавшихся знаменъ. За лѣсомъ небольшой отрядъ Варвика, стоялъ объятый ужасомъ при видѣ неизбѣжной гибели, которою угрожало имъ безчисленное множество непріятелей.

— Дѣти мои! вскричалъ тогда Варвикъ, не падайте духомъ! Положеніе Генриха подъ Азинкуромъ, было хуже нашего!

Но ропотъ неудовольствія и отчаянія продолжался въ рядахъ стрѣлковъ, самыхъ вѣрныхъ вассаловъ графа. Но вотъ изъ среды ихъ вышелъ одинъ сѣдой, но еще сильный и прямой старикъ, живое воспоминаніе согни битвъ.

— Назадъ къ отряду своему, Маркъ Форстеръ! строго сказалъ графъ.

Но старикъ не повиновался. Онъ подошелъ къ Варвику и упалъ на колѣни.

— Спасайтесь бѣгствомъ, милордъ! пока еще не поздно! Бѣгите черезъ лѣсъ! мы защитимъ васъ своими тѣлами. Ваши Мидльгэмскіе дѣти, вѣдь вы отецъ своимъ воинамъ, ваши Мидльгэмскіе дѣти не желаютъ лучшей участи, какъ умереть за васъ. Не такъ ли? обратился старикъ къ солдатамъ, которые отвѣчали ему громкими, единодушными криками одобренія.

— Маркъ Форстеръ сказалъ правду, вмѣшался Монтэгю. Въ васъ послѣдняя надежда Ланкастерскаго дома. Мы можемъ еще догнать Оксфорда и Соммерсета. Сюда! въ этотъ лѣсъ!

И онъ схватилъ коня графа за узду.

— Рыцари и лорды, сказалъ Варвикъ, соскочивъ съ сѣдла и на половину поднявъ забрало, пусть кто хочетъ бѣжать, послѣдуетъ за Монтэгю. Но тѣ, которые не теряютъ надежды на побѣду или не боятся умереть славною смертью героевъ, вмѣстѣ съ вождемъ своимъ пусть сойдутъ съ коней!

Монтэгю и всѣ рыцари проворно соскочили съ коней.

— Товарищи, продолжалъ графъ, обратившись на этотъ разъ къ вассаламъ, когда дѣти сражаются за честь отца отецъ не долженъ спасаться отъ опасности, въ которую вовлекъ дѣтей! Что мнѣ въ жизни, если она будетъ запятнана кровью любимыхъ моихъ вассаловъ, подло покинутыхъ мною въ минуту опасности? Эдуардъ объявилъ, что не будетъ щадить никого! Глупецъ! онъ даетъ намъ сверхъестественную силу, силу отчаянія! Беритесь за луки! Одной стрѣлы ловко брошенной въ тирана, достаточно было бы для того, чтобы разсѣять эту армію.. Сэръ Мармэдюкъ отправился за благороднымъ Соммерсетомъ и его рыцарями. Одинъ только часъ храброй защиты, Соммерсетъ врасплохъ аттакуетъ непріятеля съ тылу, и побѣда останется за нами! Смѣлѣй, друзья!

И графъ совершенно поднялъ забрало и обратилъ къ солдатамъ свое спокойное лицо. Развѣ можетъ быть такое лицо у человѣка, который увѣренъ, что всѣ надежды его погибли?

Въ это время и король Генрихъ съ возвышенія, на которомъ стоялъ, увидѣлъ пораженіе друзей своихъ. У палисада защищавшаго это мѣсто, собралась толпа любопытныхъ, между которыми были и развратныя танцовщицы.

— Туманъ болѣе не нуженъ, сказалъ монахъ одному изъ воиновъ, я разогналъ его; теперь побѣда на сторонѣ Эдуарда. Что скажешь ты на это?

— Правда, великій братъ, отвѣчалъ воинъ, окончательному торжеству Эдуарда не достаетъ теперь только смерти графа.

— Слышишь, подлый колдунъ! закричалъ Бунгей Адаму. Ну, какая польза въ твоихъ пушкахъ и талисманахъ? Но, слушай, скажи мнѣ секретъ этой проклятой машины, я пощажу твою жизнь.

Адамъ презрительно пожалъ плечами.

— Передать тебѣ своихъ знаній я не могу, а безъ нихъ секретъ мой ни къ чему тебѣ не послужитъ. Презрѣнный невѣжда, дѣлай со мной, что тебѣ угодно! Монахъ далъ знакъ воину, стоявшему за Адамомъ.

Солдатъ молча накинулъ на сукъ высохшаго дерева веревку, другой конецъ котораго былъ завязанъ петлей на шеѣ ученаго.

— Постой! шепнулъ ему Бунгей; жди моего приказанія. Графъ можетъ еще поправиться, подумалъ онъ. И снова началъ свои заклинанія.

Между тѣмъ Эдуардъ, окруженный Гастингсомъ, Глочестеромъ и главнѣйшими офицерами, воспользовавшись солнечнымъ свѣтомъ, разсматривалъ силы и положеніе непріятеля.

— Сегодняшній день, сказалъ онъ, не дастъ мнѣ полной побѣды, не утвердитъ за мной престола, если Варвикъ останется въ живыхъ. Вамъ, Ловель и Ратклифъ! вамъ ввѣряю я двѣсти рыцарей. Доставьте мнѣ голову графа-мятежника.

— А Монтэгю? спросилъ Ратклифъ.

— Монтэгю! нѣтъ… бѣдный Монтэгю! Я любилъ его какъ сына моей бѣдной матери; при томъ же, прибавилъ Эдуардъ про себя, я ничѣмъ не оскорблялъ его. Значитъ я могу простить его. Пощадите маркиза. Этотъ лѣсъ пугаетъ меня. Тамъ можетъ быть гораздо больше силъ, чѣмъ это можно предположить по горсти солдатъ, являющихся на опушкѣ. Сюда, д’Эгинкуръ!

Нѣсколько минутъ спустя Варвикъ увидѣлъ, какъ два отряда конницы отдѣлились отъ главнаго корпуса Эдуарда, одинъ отправился на право, другой налѣво. Середина же медленно подвигалась къ своему слабому непріятелю. Намѣреніе Эдуарда было со всѣхъ сторонъ окружить враговъ.

Но Монтэгю и братъ его не оставались въ бездѣйствіи, искусно размѣстили они стрѣлковъ межъ деревьями, а сами, съ рыцарями своими, храбро ждали непріятеля. Среди всѣхъ рѣзко выдѣлялась величественная фигура графа. Съ поднятымъ забраломъ стоялъ онъ возлѣ своего знаменитаго коня. Медленно подвигался авангардъ Іоркистовъ.

— Чортъ возьми! мнѣ легче было бы отдать Эдуарду мою голову, чѣмъ голову храбраго графа, шепнулъ Ловель Ратклифу.

— Молчи, юноша! отвѣчалъ неумолимый Ратклифъ. Мнѣ, такъ все равно кто бы не служилъ мнѣ ступенью къ возвышенію!

Въ эту самую минуту Варвикъ обратился съ послѣдней рѣчью къ своимъ рыцарямъ.

— Друзья мои, сказалъ онъ, одна надежда теперь на мужество нашихъ воиновъ. Нѣкогда, при Тутонѣ, когда я завоевывалъ престолъ этому измѣннику, я собственноручно закололъ своего благороднаго Малека; чтобы показать, что готовъ побѣдить или умереть И жертва эта такъ воодушевила солдатъ, что мы одержали побѣду. Дай Богъ, чтобы и сегодня было также. Друзья мои! въ другое время вы смѣялись бы надо мной, вида какъ дрожитъ рука моя, рука, изъ которой такъ часто бѣдное животное принимало нищу. Саладинъ, ты благороднѣйшій изъ коней, послужи мнѣ въ часъ твоей смерти, какъ ты служилъ мнѣ всю жизнь. Не для себя! милый мой Саладинъ, приношу к эту жертву! Прости мой вѣрный товарищъ!

Онъ поцѣловалъ коня своего въ лобъ, и Саладинъ, какъ бы предчувствуя ожидающую его участь, наклонилъ гордую голову свою и сталъ лизать руку своего господина. Всѣ присутствующіе были глубоко тронуты и, когда графъ закрывъ одною рукой глаза, другой съ быстротой молніи, глубоко вонзилъ кинжалъ въ грудь благороднаго животнаго, глухой стонъ пробѣжалъ по рядамъ воиновъ. Невыразимо было впечатлѣніе, произведенное на воиновъ этимъ поступкомъ. Они видѣли, что имъ однимъ ввѣрялъ графъ судьбу свою и въ глубинѣ души всѣ поклялись защищать его или умереть вмѣстѣ съ нимъ! Самъ Эдуардъ видѣлъ и оцѣнилъ эту жертву. Онъ вспомнилъ побѣду при Тутонѣ: чувство ужаса и раскаянія проникло въ его душу.

— Онъ хочетъ умереть, какъ жилъ, съ восторгомъ сказалъ Глочестеръ. И если я буду когда нибудь въ его положеніи, дай Богъ умереть мнѣ такою же смертью!

Едва успѣлъ Ричардъ произнести эти слова, какъ начался бой. Несмотря на многочисленность Іоркской арміи, аттака была сопряжена съ величайшими опасностями. Но распоряженія Эдуарда были быстры и рѣшительны: онъ не берегъ своихъ воиновъ; первые ряды ихъ сражались на трупахъ убитыхъ товарищей.

Между тѣмъ Эльвинъ со своимъ отрядомъ сдѣлалъ нападеніе на слабѣйшій пунктъ, защищаемый Гиліардомъ. Но Гиліардъ храбро защищался и съ этой стороны бой оставался пока еще не рѣшеннымъ. Правое крыло, предводимое д’Эгинкуромъ аттаковало непріятелей съ тылу. Началась страшная рѣзня. Варвикъ, Монтэгю и большая часть рыцарей бросились на помощь къ стрѣлкамъ, Эдуардъ приказалъ подвести самую громадную изъ своихъ пушекъ. Началась страшная пальба. Посреди отчаянныхъ криковъ и стоновъ, слышался громовой голосъ Эдуарда: «Бейте! не щадите никого! побѣда за нами!» «Побѣда за нами!» повторяли воины и крикъ этотъ пробѣжалъ по всѣмъ рядамъ. Онъ достигъ и до слуха плѣннаго Генриха, прервавъ его благочестивыя молитвы, въ ту минуту, какъ звуки колокола приглашали христіанъ въ этотъ святой день забыть все земное и всецѣло предаться Богу. Крикъ этотъ дошелъ и до монаха. Бунгей сдѣлалъ знакъ воину. На возвышеніи раздался отчаянный вопль, вопль женщины, заглушенный громомъ пуль.

Эльвинъ со своими наступалъ на Гиліарда.

— Сдавайся, пріятель! закричалъ смѣлый Эльвинъ, любуясь отчаяннымъ мужествомъ Гиліарда. Сдавайся и я выхлопочу тебѣ помилованіе. Смотри, вы разбиты.

— Глупецъ! отвѣчалъ Гиліардъ, скрежеща зубами, народъ никогда не бываетъ разбитъ. Но едва проговорилъ онъ эти слова, какъ ядро разорвало его на куски.

— Впередъ за Лондонъ и короля! кричалъ Эльвинъ, граждане составляютъ народъ!

Въ это время Ратклифъ и Ловель, во главѣ своихъ рыцарей, бросились впередъ исполнять порученіе Эдуарда.

За тѣмъ самымъ мѣстомъ, гдѣ стоитъ теперь колокольня, воздвигнутая въ память этой великой битвы, росли тогда два гигантскіе дуба. Прислонившись къ нимъ стояли Варвикъ и Монтэгю. Они были одни, окруженные грудами труповъ защищавшихъ ихъ отъ нападающей черни. Забрала ихъ шлемовъ были подняты, словно они хотѣли въ послѣдній разъ взглянуть другъ на друга и сказать послѣднее прости.

— Прости мнѣ, Ричардъ! сказалъ Монтэгю. Я виновникъ твоей смерти. Еслибъ я не довѣрялся слѣпо вѣроломному Кларенсу, еслибъ я не послушался его роковаго приказанія, свирѣпый Эдуардъ никогда не дошелъ бы до Лондона!…

— Ты ничѣмъ не виноватъ, братъ, отвѣчалъ Варвикъ. Мы всѣ орудія высшей воли. Да подкрѣпитъ тебя Господь, дорогой братъ мой! Мы оставляемъ этотъ міръ, обреченный на жертву тираніи и порока. Да приметъ Христосъ наши души!

Братья дружески обнялись. Настало мрачное молчаніе.

Со всѣхъ сторонъ окружала ихъ побѣдоносная армія Эдуарда. Но ни одинъ изъ воиновъ не смѣлъ приблизиться къ героямъ-братьямъ, такъ еще сильно было воспоминаніе о мужествѣ и славныхъ подвигахъ графа. Робкіе боялись ихъ, храбрые краснѣли при мысли поднять руку на героевъ.

— Сдавайтесь, милордъ, сдавайтесь; вы исполнили свой долгъ. Хотя мы и побѣдили, по слава за вами! кричалъ доблестный Эгинкуръ, подъѣхавъ къ братьямъ и соскочивъ съ коня.

— Сдавайся, Монтэгю, шепнулъ ему Варвикъ. Эдуардъ не имѣетъ причины ненавидѣть тебя; жизнь еще можетъ быть для тебя пріятна.

— Нѣтъ, она невыносима безъ славы и могущества. Мы не сдаемся, сэръ рыцарь, спокойно отвѣчалъ Монтэгю.

— Такъ умрите же и дайте мѣсто новымъ дворянамъ, которыхъ вы такъ презирали! злобно вскричалъ Ратклифъ, и вмѣстѣ съ воинами своими бросился на героевъ-братьевъ.

Вся битва сосредоточилась на этомъ пунктѣ. Семь разъ поднимались сѣкира Варвика и мечъ Монтэгю и семь душъ предстали передъ судомъ Всевышняго. Но число нападающихъ увеличивалось съ каждой минутой. Раненый Монтэгю опустился на колѣни. Варвикъ прикрылъ его своимъ тѣломъ. Сотни сѣкиръ опустились на шлемъ графа, сотни мечей вонзились въ его латы. Два крика послышались въ одно и тоже время… и, на грудахъ труповъ, показался Ричардъ Глочестеръ. Настала глубокая тишина. Воины, молча, разступились передъ принцемъ. Другъ возлѣ друга лежали Варвикъ и Монтэгю, сжавъ оружіе въ своихъ желѣзныхъ рукахъ.

Молодой герцогъ поднялъ забрало и, въ глубокомъ молчаніи, глядѣлъ на падшихъ враговъ. Потомъ, соскочивъ съ сѣдла, онъ самъ снялъ съ графа шлемъ. Свѣжій воздухъ привелъ Варвика въ чувство. Глаза героя открылись, губы зашевелились и рука его, съ слабымъ усиліемъ, подняла окровавленную сѣкиру. Съ ужасомъ отступила передъ нимъ вооруженная толпа. Но душа графа, готовясь предстать передъ судомъ Всевышняго, обратилась уже къ болѣе нѣжнымъ чувствамъ.

— Жена!… дитя мое! слабымъ, едва внятнымъ голосомъ пробормоталъ графъ. Анна!… Анна! милыя мои, да благословитъ васъ Господь!…

Съ этими словами онъ испустилъ послѣдній вздохъ. Голова его тяжело опустилась на землю, общую мать нашу. Онъ не былъ обезображенъ смертью: лицо его осталось кротко и спокойно.

— Такъ погибъ желѣзный родъ, задумчиво прошепталъ мрачный Глочестеръ, не обращая вниманія на окружавшую его толпу. Такъ палъ послѣдній баронъ, управлявшій дѣйствіями королей и повелѣвавшій народомъ. Вмѣстѣ съ нимъ кончился вѣкъ необузданной силы и надъ трупомъ его я вижу зарю новой эры. Счастливъ теперь тотъ, кто способенъ къ заговорамъ, интригамъ, лести!

Потомъ, внезапно оправившись отъ своей задумчивости, Ричардъ съ притворно-грустнымъ упрекомъ сказалъ, обращаясь къ рыцарямъ:

— Вы поступили слишкомъ опрометчиво, рыцари и джентельмены: домъ Іоркскій былъ достаточно могущественъ, чтобы не бояться пощадить такихъ благородныхъ враговъ! Трубите трубы, стройтесь въ ряды! Дорогу! Вотъ король! Да здравствуетъ король Эдуардъ!

VI.

Немедленно послѣ побѣды король и братья его отправились въ Лондонъ, чтобы возвѣстить о своемъ торжествѣ

Около возвышенія, съ котораго несчастный Генрихъ смотрѣлъ на пораженіе друзей своихъ, теперь собралась толпа крестьянъ и, съ любопытствомъ и ужасомъ, смотрѣла на то мѣсто, откуда знаменитый Бунгей производилъ заклинанія надъ туманами и уничтожилъ козни ланкастерскаго колдуна; а теперь здѣсь лежали тѣла Варвика и Монтэгю, пока приготовляли гробы для перенесенія ихъ въ Лондонъ.

Сквозь толпу пробивался молодой Іоркскій офицеръ съ плѣнникомъ. Они шли къ палаткѣ лорда Гастингса, единственнаго изъ полководцевъ, отъ котораго плѣнники могли ожидать пощады. Онъ отсталъ отъ короля и братьевъ его, чтобы позаботиться о торжественномъ перенесеніи славныхъ покойниковъ въ Лондонъ.

— Пойдемъ со мною къ Гастингсу, сэръ Мармэдюкъ, говорилъ Іоркистъ. Гастингсъ испроситъ тебѣ прощеніе у короля или, по крайней мѣрѣ, поможетъ твоему бѣгству. Послѣ такой побѣды можно пощадить одного врага.

— Не безпокойся обо мнѣ, Эльвинъ, отвѣчалъ рыцарь. Когда я увидѣлъ трусость Соммерсета, я вернулся умереть возлѣ своего начальника. Но увы! я опоздалъ! Что мнѣ теперь въ жизни? Улыбка Варвика замѣняла мнѣ все: родныхъ, друзей, почести и даже любовь.

Эльвинъ, уважая благородныя чувства плѣнника, не сказалъ болѣе ни слова и молча провелъ его сквозь толпу рыцарей и солдатъ, съ уваженіемъ и грустью собравшихся около труповъ двухъ великихъ братьевъ. Вдругъ онъ услышалъ звуки тамбуриновъ и увидѣлъ женщинъ, съ дикими пѣснями плясавшихъ вокругъ обнаженнаго дерева.

— Что это за неприличное и неумѣстное веселье? спросилъ онъ одного зѣваку-іомена.

— Пусть ихъ! бѣдняжки пляшутъ около проклятаго колдуна, повѣшеннаго по приказанію брата Бунгея, и около его дочери колдуньи.

Страшное предчувствіе сжало сердце Эльвина. Онъ бросился впередъ сквозь толпу крестьянъ и развратницъ, окровавленнымъ мечемъ пробивая себѣ дорогу. Онъ наступилъ на какіе то обломки — это были остатки бѣдной машины Адама, разломанной изъ-за алмаза, которымъ во что бы то ни стало хотѣлъ овладѣть монахъ.

На обнаженномъ деревѣ висѣло тѣло старика. Внизу лежалъ трупъ дѣвушки. Ученый и дѣвушка, наука и невинность, лежали безъ признаковъ жизни.

— Это что за сборище, раздался въ эту минуту чей-то повелительный голосъ.

— А! это вы, лордъ Гастингсъ! подойдите, полюбуйтесь! въ отчаяніи вскричалъ Эльвинъ.

— Ха, ха, ха! захохотала Гроль, уводя съ собою подругъ. Ха, ха, колдунья и ея любовникъ! Ха, ха, ха! Колдовство и смерть неразлучны. Ты рано или поздно узнаешь это, прекрасный волокита! Ха, ха, ха!

Можетъ быть, много лѣтъ спустя, Гастингсъ вспомнилъ эти слова, когда Глочестеръ предалъ его въ руки палача, обвинивъ его въ колдовствѣ и измѣнѣ!… Въ это самое время многочисленныя толпы народа впущены были въ Тоуеръ. Послѣ побѣды Эдуардъ съ братьями прямо отправились въ соборъ св. Павла, гдѣ выслушали благодарственное молебствіе, а оттуда уже отправились въ замокъ Байнердъ за королевой и дѣтьми ея, и съ торжествомъ отвезли ихъ въ Тоуеръ. Звуки трубъ заглушили радостные крики толпы и герольдъ объявилъ, что король желаетъ выйти къ народу. Дворъ и стѣны дворца покрыты были солдатами и гражданами: тутъ были и мужчины, и женщины, и дѣти, и старики, и вся эта толпа шумѣла и волновалась въ нетерпѣливомъ ожиданіи увидѣть короля.

Высоко развѣвалось на дворцѣ побѣдоносное знамя Эдуарда: два солнца одно противъ другого. Въ другой и въ третій разъ загремѣли трубы и на балконѣ показался король въ полномъ вооруженіи, съ короной на головѣ. Что значили для толпы его лицемѣріе, его развратъ и жестокость? Развѣ успѣхъ не заставляетъ всегда забывать всѣ пороки.

— Да здравствуетъ король Эдуардъ! кричала толпа.

Въ полномъ смыслѣ, дитя своего вѣка, Эдуардъ обладалъ всѣми его достоинствами и недостатками: храбрый въ бою, хитрый въ мирное время, онъ пользовался симпатіей народа. По правую руку короля стояла Елизавета, держа на рукахъ новорожденнаго сына, наслѣдника престола Англіи. Изъ-за плеча королевы выглядывало гордое лицо герцогини Бедфордъ. Возлѣ Елизаветы стоялъ герцогъ Глочестеръ, опершись на мечъ. По лѣвую руку Эдуарда вѣроломный Кларенсъ, наклонилъ свое красивое лицо къ радостной толпѣ. При видѣ побѣдоноснаго короля, любезной королевы и, въ особенности, юнаго наслѣдника, народъ разразился восторженными криками:

— Да здравствуетъ король! да здравствуетъ сынъ короля!

Елизавета, нечаянно отведя свои влажные глаза отъ Эдуарда, взглянула на Глочестера и внезапно, какъ бы съ инстинктивнымъ предчувствіемъ матери, крѣпче прижала сындъа къ груди своей, когда встрѣтилась съ блестящимъ, зловѣщимъ взглядомъ, который герой дня, Ричардъ, будущій мститель Варвика, устремилъ на слабое и невинное существо, ставшее между его безжалостнымъ, неукротимымъ честолюбіемъ и англійскимъ престоломъ.

Конецъ.

---

1. Старинный торжественный танецъ.
2. Секта, отвергавшая папскую власть, монашество и даже самыя таинства.
3. Главы ремесленныхъ цеховь въ Англіи.
4. Конные солдаты, употребляемые на разъѣзды для открытія непріятеля.
5. Судья въ Англійскихъ графствахъ.
6. Вестминстерское аббатство было укрѣплено.
7. Гомбръ — рѣка въ Англіи.