ПОРТРЕТЫ ОКРАИННЫХЪ ДѢЯТЕЛЕЙ.
правитьI.
правитьСидорка былъ мальчикъ бойкій. Происходя изъ семьи одного небогатаго сельскаго обывателя, онъ въ силу какихъ то счастливыхъ судебъ попалъ въ горное училище. Во время своего ученія, живя въ Nскомъ заводѣ, онъ жадно смотрѣлъ на жизнь мѣстныхъ богачей, по большей части, составившихъ капиталы благодаря краденному золоту; на жизнь мѣстныхъ инженеровъ, компапіоновъ первыхъ, и на жизнь мѣстной полицейской администраціи, не отстававшей отъ роскоши первыхъ и создавшей эту роскошь на счетъ крохъ обывателей, еще не успѣвшихъ оправиться отъ горнозаводскаго гнета и обязательнаго труда. Пролетала по улицѣ бойкая пара дорогихъ лошадей, обдавала пылью Сидора… Онъ въ какомъ-то онѣмѣніи останавливался, скалилъ зубы, впивался глазами въ исчезающій экипажъ и въ головѣ его рождалась мысль; надо непремѣнно сдѣлаться богатымъ… Эта мысль, постепенно овладѣвшая всѣмъ его существомъ, рисовала картину не одного только богатства, а богатства, окруженнаго ореоломъ уѣздной власти.
Сидорушка жадно прислушивался къ разговорамъ дѣльцовъ на поприщѣ наживы, изучалъ, такъ-сказать, эту науку и составлялъ капиталъ необходимыхъ знаній но намѣченному пути. Я въ N — скомъ омутѣ было чему поучиться: на право и на лѣво шла нажива, нажива старая, грубая, открытая, отвѣчавшая на укоры совѣсти циническимъ смѣхомъ.
Сидоръ кончилъ курсъ наукъ горнаго училища, гдѣ, видно чемъ, горныхъ паукъ не преподавалось и самое училище, по горной части, никакихъ преимуществъ не давало.
Сидорка задумался. Онъ не зналъ, что ему дѣлать. Идти въ пріисковую службу: счастье, быть можетъ, и улыбнется, но… ему неотвязчиво мерещилась картина, гдѣ онъ былъ изображенъ въ мундирѣ со жгутами, ему низко кланялись и слухъ его щекотали пріятнымъ словомъ «благородіе».
Единственный путь къ «благородію» была почтовая служба, на которую принимались лица податнаго сословія. Эти лица жаждали чина коллежскаго регистратора болѣе, чѣмъ царствія небеснаго.
Герой мой поступилъ почтальономъ въ N-скую областную почтовую контору и, получивъ названіе «Сирьки», принялся усердно разносить письма, чистить своему чиноначалію сапоги, прислуживать и усердно внимать разсказамъ о томъ, гдѣ почтовые раки зимуютъ…
Онъ быстро понялъ, что всемогущій прогрессъ и въ почтовомъ дѣлѣ играетъ роль: такъ въ древнія времена брали съ дуги, потомъ стали брать съ хвоста, затѣмъ съ ушей, а теперь съ копыта… Сидоръ напретъ всѣ свои усилія, по услуживанью начальству, изучая между прочимъ и несложное почтовое дѣлопроизводство; и вотъ, въ одно прекрасное время, онъ назначенъ станціоннымъ смотрителемъ и его называютъ «баринъ»!…
«Баринъ» на новое поприще явился не неопытнымъ новичкомъ; онъ съ перваго шага уже показалъ почтарямъ, съ кѣмъ они будутъ имѣть дѣло.
Установивъ точную норму подати съ копыта, нашъ «баринъ» задался мыслью забрать покрѣпче въ руки свое почтовое стадо. Мало-по-малу, задавая впередъ подъ прогоны деньги (какія въ началѣ, покрыто мракомъ неизвѣстности), онъ создалъ прочную кабалу. Онъ зналъ, что теперь ни одинъ почтосодержатель не осмѣлится возстать противъ него; но, для большей безопасности и слѣдуя умнымъ совѣтамъ, онъ, во время своего смотритгльства, особенно старался ухаживать за всѣми проѣзжающими, власть имущими людьми.
И молва о хорошемъ смотрителѣ Зубоскаловѣ разнеслась далеко… Нашъ Сидоръ Ильичъ, какъ величали моего героя, создавъ себѣ въ глазахъ начальства прочное положеніе, уже не стѣснялся въ мѣрахъ и пріемахъ и капиталъ его росъ. Къ росту капитала, говорятъ, служила и удачная его игра съ бурятами, страшными охотниками до игры въ карты, а быстротекущее время незамѣтно неслось. Прошло узаконенное число лѣтъ, и Сидоръ Ильичъ произведенъ въ коллежскіе регистраторы.
Полученное извѣстіе о производствѣ такъ на него подѣйствовало, что, онъ сидѣлъ безмолвнопѣ сколько часовъ и чертилъ на листкѣ бумаги лелѣенныя и пріятныя слова: «Его Благородіе Сидоръ Ильичъ Зубоскаловъ, Его Благородіе… Высокоблагор… Высокородіе…»
Теперь нужно только мундиръ со жгутами. Зубоскаловъ далеко ранѣе рѣшилъ, что, какъ только получитъ чинъ, то броситъ почтовую службу и перейдетъ въ полицейскую.
Его благородіе немного потратилъ труда на пріобрѣтенье мѣстечка, и вскорѣ явился полицейскимъ надзирателемъ въ областномъ городѣ N.
Находясь, по случаю назначенія, въ особо благодушественномъ настроеніи, онъ все время то и дѣло подходилъ къ зеркалу, прихорашивался и каждый разъ, видя въ зеркалѣ свою физіономію, грозилъ какъ-то загадочно пальцемъ и наставительно говорилъ: «Сидоръ, надо, братъ, честнымъ себя показать»… Эти слова были программою его полицейско-надзирательской дѣятельности.
Зубоскаловъ стяжалъ себѣ названія дѣятельнаго и честнаго, а главное услужливаго чиновника. Но не смотря на это, достигнутое его усиліями, мнѣніе о себѣ, онъ чувствовалъ, что въ его капиталѣ отсутствовали драгоцѣнныя познанія, пріятные разговоры pour les daines, умѣнье танцовать, элегантныя манеры… Это, говорятъ, очень его печалило, но… «случай ли выручилъ… или Богъ помогъ»… только въ одно прекрасное время онъ обрѣлъ себѣ учительницу. Въ свободное отъ занятій время, можно было видѣть Сидора Ильича, стоящаго передъ какой-то особой и продѣлывающаго разныя ни и элегантные жесты или твердящаго изысканныя выраженія. Темная личность учительницы затронула любопытство мѣстныхъ обывателей, и вскорѣ публикѣ стало извѣстнымъ, что особа сія потомокъ когда-то богатаго еврейскаго рода, прошедшая всѣ стадіи публичной женщины и теперь сошедшая въ дешевку"…
Въ связи со слухами объ этой учительницѣ, стали въ городѣ говорить, что Зубоскаловъ, окончившій это общее образованіе, сталъ брать, по ночамъ, уроки спеціальные. Учителемъ у него былъ сосланный шулеръ, а чему онъ учился, покрыто мракомъ неизвѣстности… Поговорили и замолкли, а Зубоскаловъ внезапно былъ назначенъ временно полиціймейстеромъ. Всѣ усилія были употреблены, чтобы удержать за собой это мѣсто; онъ даже попытался получить руку дочери одного большаго областнаго чина, но потерпѣлъ неудачу.
«Жубы штрасные», — сказала барышня и замужъ за новоиспеченнаго полиціймейстера не пошла. Но другія мѣры помогли. Областная администрація не могла нахвалиться предупредительнымъ полиціймейстеромъ, а пирушки у него и подарочки кое-кому закончили остальное… онъ былъ утвержденъ въ должности.
Пора!.. сказалъ герой нашъ, какъ бы соскучившись по гешефтамъ. Темные и разнообразные слухи стали носиться по городу: скрытіе половины золота, найденнаго у китайца, покрытіе еврейскаго воровства, задолженіе арестантовъ на постройку своего дома… Слухи росли и въ декабрѣ мѣсяцѣ 18 — года разразились въ порывистый потокъ вѣстей о какомъ то грандіозномъ скандалѣ. Вскорѣ выяснилось слѣдующее: Зубоскаловъ изволилъ играть въ штосъ въ мѣстномъ клубѣ и, о ужасъ!.. однимъ изъ сыновъ Марса, пользующимся большой симпатіей въ обществѣ, былъ уличенъ въ шулерствѣ, побита" и съ позоромъ выгнанъ изъ клуба. Мѣстный Пименъ о событіи этомъ записалъ въ лѣтопись слѣдующія достопамятныя строки: «былъ утра часъ шестый. Въ клубѣ была игра и учинилось шулерство., поднялось веліе смятеніе. Нѣкій офицеръ, взявши за затылокъ градоначальника, съ размаху его физіономіей разбилъ два стекла и повредилъ жестоко раму… Что-то будетъ?..»
— Слышали, слышали? — раздавалось въ тотъ же день вездѣ.
— Ахъ, а-а-ахъ… соболѣзновали нѣкоторые.
— Дуракъ, не напрактиковался, да и пая… глубокомысленно замѣчали другіе.
Въ средѣ этихъ вздоховъ вдругъ появлялось веселое личко барышни и изъ устъ ея вытекалъ потокъ трескотни: «слышали, слышали… Леличка-то, „душка-то-варенье“… Зубоскалова-то по зу-у-бамъ»… и разсказъ этотъ несся, сопровождаемый раскатистымъ смѣхомъ…
Обитатели богоспасаемаго града раздѣлились на три партіи, образовавъ въ каждой партіи но нѣсколько фракцій. Одни думали, что дерзновеннаго офицера повѣсятъ, другіе думали, что ему повѣсятъ, а третьи — что потерпѣвшаго почтятъ званіемъ кавалера… Однако, говорятъ, было назначено самое разсекретное слѣдствіе. Какъ то невольно хочется положить перо и закончить настоящее повѣствованіе. Сколько разъ твердили міру о томъ, какъ на нашихъ окраинахъ производитъ слѣдствіе какой нибудь Сидоръ Петровичъ надъ угодливымъ Сидоромъ Ильичомъ. Рюмочка за рюмочкой выпивалась во время слѣдствія, брань за бранью сыпалась, въ интимныхъ бесѣдахъ, на голову злосчастнаго офицера и въ итогѣ, въ кругу своемъ, вся эта клика, не дающая своего въ обиду, изображала изъ себя тетушку Хлестову:
….мастеръ услужить: мнѣ и сестрѣ Прасковьѣ
Двоихъ арапченковъ на ярмаркѣ досталъ;
Купилъ, — онъ говоритъ; чай въ карты сплутовалъ,
А мнѣ подарочекъ; дай, Богъ, ему здоровья!..
— Дай Богъ ему здоровья, — промолвила N — ская тетушка и успокоилась. А къ этому, въ успокоеніе публики, стало извѣстнымъ, что полиціймейстеру Зубоскалову сдѣланъ выговоръ., за то, что своевременно но принялъ мѣръ къ запрещенію азартной игры.
На минуту это возбудило нѣкоторое недоумѣніе среди обывателей.
— Да какъ же бы это онъ принялъ мѣры, когда онъ самъ игралъ? — говорили одни.
— Нѣтъ, вы представьте — физіономіей прямо въ раму! Что послѣ этого ему выговоръ!
— Но неужели же послѣ такого конфуза онъ останется? — вопрошали наивные.
— Позвольте, вѣдь офицеръ не по физіономіи Зубоскалова ударилъ, а физіономіей по стекламъ; слѣдовательно, постыдную роль несла не физіономія, а стекла, ну, ихъ… и замѣнили новыми.
А между тѣмъ по городу мчалась пара вороныхъ, несущая Зубоскалова… Пара подлетѣла къ шикарному дому, изукрашенному всевозможными финтифлюшками.. Хозяинъ этого дома, достигшій своего идеала, быль сытый Зубоскаловъ.