Попугай (Гарин-Михайловский)/ДО
Попугай : Майкина сказка |
Источникъ: Гаринъ-Михайловскій Н. Г. Сказки для дѣтей. — СПб.: Товарищество «Общественная польза», 1909. — С. 53. |
Попугай былъ красивый, сѣрый. Сѣрый, какъ сѣрый жемчугъ, а грудь бѣлая, какъ бѣлый атласъ.
Онъ жилъ прежде далеко, далеко отсюда, въ той странѣ, гдѣ никогда зимы не бываетъ.
Онъ жилъ тамъ съ женой, съ дѣтками въ лѣсу на берегу моря.
Какой красивый былъ лѣсъ, какое красивое было море!
Особенно, когда садилось солнце.
Тогда точно все горѣло: небо, облака, море, далекіе берега.
А потомъ, когда солнце опускалось въ море, сразу становилось темно, очень темно, и не видно больше было ни моря, ни береговъ. Небо становилось темнымъ, и только звѣзды, большія яркія звѣзды свѣтились наверху и какъ будто слушали, какъ шумѣло внизу море.
И такъ темно было въ лѣсу, и такъ страшно.
Иногда просыпался какой-нибудь попугай на своемъ деревѣ и начиналъ кричать. И тогда всѣ попугаи просыпались и тоже кричали.
Но опять приходило утро, опять становилось свѣтло, и всѣмъ дѣлалось сразу весело.
Попугаи опять кричали, но уже отъ радости. Они и ихъ дѣтки прыгали по деревьямъ и хлопали отъ радости крыльями.
Разъ пришелъ въ лѣсъ охотникъ, разостлалъ сѣти, набросалъ зеренъ и спрятался. Попугаи сначала смотрѣли, а потомъ слетѣли на землю и стали клевать зерна. А когда они захотѣли улетѣть назадъ на деревья, то не могли больше, потому что запутались въ сѣти. И чѣмъ больше бились, тѣмъ больше запутывались. Пришелъ охотникъ и забралъ ихъ.
Кричали бѣдные попугаи, которыхъ забрали, кричали и тѣ, которые остались въ лѣсу.
Поймали и красиваго попугая. И такъ кричали, какъ будто плакали — его дѣтки, ихъ мама.
Они провожали его до самаго конца лѣса, прыгая съ вѣтки на вѣтку, съ дерева на дерево.
А красивый попугай сидѣлъ въ клѣткѣ и тоже кричалъ, грустно смотрѣлъ, какъ будто говорилъ:
— Прощайте, дорогіе дѣтки, прощай, жена. Никогда, никогда я больше васъ не увижу.
Охотникъ принесъ попугаевъ домой, разсадилъ ихъ по клѣткамъ, научилъ ихъ говорить и потомъ продалъ ихъ.
Красиваго попугая купила мама, у которой было трое дѣтокъ, всѣ дѣвочки. Старшую звали Тото, среднюю Ника, младшую Май.
Всѣ очень любили попугая.
Онъ сидѣлъ въ большой клѣткѣ — зимой въ столовой, лѣтомъ на террасѣ на дачѣ.
Попугай сидѣлъ на террасѣ, смотрѣлъ на море, на скалы, на деревья и думалъ о чемъ-то. То онъ разговаривалъ, то свистѣлъ, то пѣлъ даже.
Онъ зналъ много словъ и фразъ и часто говорилъ совершенно новыя.
Онъ зналъ имена всѣхъ дѣтей и совсѣмъ, какъ мама, кричалъ вдругъ:
— Тото!
Тото тогда прибѣгала изъ сада, искала маму, но мамы не было. Сидѣлъ только попугай, смотрѣлъ то въ ту, то въ другую сторону, наклоняя головку, на Тото, и спрашивалъ:
— Ты кто?
— Ахъ, ты, попка, всегда меня обманываешь, — скажетъ Тото и убѣжитъ опять въ садъ.
А попка вытянетъ шейку и слушаетъ, а потомъ начнетъ свистѣть или пѣть.
Разъ наняли новаго работника. Онъ идетъ по саду, а попка кричитъ ему съ террасы:
— Ты кто?
Работникъ говоритъ:
— Работникъ! а что?
Попугай очень любилъ вишни, виноградъ, сѣмечки, и когда Майка несла ему въ фартучкѣ ягодки, онъ вытягивалъ шею и спрашивалъ:
— Что несешь?
Кто чесалъ головку попугаю, того онъ любилъ; а кто дразнилъ его, того онъ не любилъ; когда видѣлъ его, поднималъ свои перья, хотѣлъ клюнуть, переставалъ говорить и пѣть, пока тотъ человѣкъ не уходилъ.
Больше всѣхъ онъ любилъ Маичку.
Она приносила ему разныя лакомства и говорила:
— Кушай, попочка, а я буду тебѣ разсказывать про твоихъ дѣточекъ.
Попочка ѣлъ и слушалъ, а Маичка говорила:
— Твои дѣточки, попочка, здоровыя и очень скучаютъ о тебѣ. Они тебѣ письмо скоро пришлютъ, а когда я выросту, я отвезу тебя къ твоимъ дѣточкамъ. Они такъ удивятся, какой ты сталъ умный, сколько уже говорить умѣешь.
Очень много умѣлъ говорить попочка.
Ника часто капризничала и какъ начнетъ бывало плакать, такъ три часа и плакала.
Перестанетъ совсѣмъ уже, мама спроситъ ее:
— Ты, Никочка, перестала плакать?
— Нѣтъ, мама, — отвѣтитъ Никочка, — я отдыхаю только, я сейчасъ опять начну.
Вотъ разъ, когда Никочка такъ отдыхала, попугай вдругъ говоритъ:
— Ты, Никочка, перестала плакать?
Даже Никочка разсмѣялась. Захочетъ плакать, вспомнитъ попугая и только разсмѣется.
А Тото говорила:
— Вотъ какой умный нашъ попка: никто Нику не могъ отучить плакать, а попка отучилъ.
Никочка была и самая капризная, и самая большая шалунья. Она всегда очень быстро бѣгала и падала.
Мама кричала ей:
— Ника, опять упадешь.
А Ника какъ разъ въ то время, какъ падала, кричала:
— Нѣтъ, мама, не упаду.
Разъ на террасѣ никого кромѣ попки не было, Ника влѣзла на стулъ, а оттуда хотѣла влѣзть на перила. И навѣрное бы упала; такъ какъ балконъ былъ высокій, то, можетъ быть, и сломала бы себѣ ручку или ножку.
Вдругъ попугай, совсѣмъ какъ мама, крикнулъ:
— Ника, упадешь!
Ника испугалась и соскочила со стула.
А попугай сталъ смѣяться.
— Ха-ха-ха.
Ника увидала, что это попугай ее испугалъ, и говоритъ ему:
— Нехорошій попка, зачѣмъ меня пугаешь.
А мама дала попкѣ сахару и говоритъ:
— Добрый попка, хорошій попка, ты умнѣе моей Ники.
А когда попкѣ становилось скучно, и никого не было около него, онъ кричалъ:
— Кто здѣсь, кто тамъ?
И всѣ дѣти бѣжали къ нему и кричали:
— Попочка, попа, мы здѣсь.
А онъ ихъ передразнивалъ:
— По-по-чка.
Разъ Тото подошла къ нему и сказала:
— Попочка, милый, кончилась скучная зима, и мы скоро опять поѣдемъ на дачу.
Но попочка былъ грустный.
— Попочка, что съ тобой? — спрашивали дѣтки.
Переѣхали на дачу.
Попочка было повеселѣлъ, но опять загрустилъ, совсѣмъ почти не говорилъ, слушалъ, смотрѣлъ, опускалъ головку и молчалъ.
Прежде онъ былъ такой гладкій, шелковый, а теперь перышки его торчали во всѣ стороны, и онъ часто вздрагивалъ…
Онъ сталъ совсѣмъ мало ѣсть.
Разъ Майка пришла къ нему и говоритъ:
— Попочка, миленькій, ты, навѣрно, скучаешь о своихъ дѣткахъ. Хочешь, я отворю клѣтку, и ты полетишь къ нимъ?
Вдругъ попка захлопалъ крыльями.
— Онъ хочетъ, — сказала Маичка и отворила клѣтку.
Попка вышелъ изъ клѣтки, замахалъ крыльями и полетѣлъ. Но онъ больше не могъ уже летѣть и упалъ въ кусты.
Онъ сталъ кричать такъ жалобно тамъ:
— Кто здѣсь, кто тамъ?
— Попочка, попочка, — кричали подбѣжавшія дѣтки.
А онъ еще дальше забился въ кусты и еще жалобнѣе кричалъ:
— Кто здѣсь, кто тутъ?
Когда его поймали и посадили въ клѣтку, онъ закрылъ глазки и замолчалъ.
— Навѣрное, онъ думаетъ о своихъ дѣткахъ, — говорила Маичка.
А попка спалъ и все вздрагивалъ во снѣ.
Ахъ, ему снилось, что онъ все еще летитъ далеко, далеко на свою родину, къ своей женѣ, дѣткамъ. Вотъ и на родинѣ.
Какое прекрасное утро, туманъ встаетъ надъ моремъ, въ лѣсу просыпаются птички, и онъ уже видитъ своихъ старыхъ друзей.
Онъ торопится, такъ много надо разсказать ему.
— Ахъ, слушайте, слушайте вы всѣ мою горькую исторію, слезы сами польются изъ вашихъ глазъ. Вѣдь я буду вамъ разсказывать о пропавшей моей молодости, о длинныхъ годахъ моего плѣна, тоски, моего горя…
И всю ночь бѣдный попка бился и вздрагивалъ.
А на другой день утромъ, когда дѣтки проснулись и пришли на террасу пить молоко, попка лежалъ уже мертвый въ своей клѣткѣ.