ПОЛНОЧНОЙ КОЛОКОЛЪ,
или
ТАИНСТВА КОГЕНБУРГСКАГО ЗАМКА,
править
АННЫ РАДКЛИФЪ.
«Ахъ! — для чего мгновенная улыбка юнаго сердца человѣческаго бываетъ всегда признакомъ коловратной судьбины его!» —
Переводъ съ Французскаго.
МОСКВА,
Въ Типографіи Селивановскаго,
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
править«Я не дура! — рву изъ головы моей волосы, но чувствую, что они мои!… Я не дура!… Для чего, я не дура? — О небо!. тогда бы, я не была, что теперь есть! — и съ чувствами моего существованія истребила бы бремя моихъ лютыхъ печалей!… Въ дурачествѣ моемъ кукла была бы мнѣ сыномъ! — Нѣтъ! — нѣтъ, я не дура! ….Очень сильно впечатлѣна во глубинѣ сердца моего потеря, сына, а не разсудка!…»
Графъ де Когенбургъ происходилъ отъ благороднѣйшей фамиліи Саксонскаго округа; замокъ его, стоящій на одномъ изъ рукавовъ Ельбы, славился великолѣпіемъ своимъ во всей Германіи! Несчетны были богатства
Графскія, и онъ могъ почесться въ числѣ знаменитыхъ мужей своего вѣка! Еще бъ молодости, женился онъ на второй дочери Бранденбургскаго Маркиза отъ котораго брака имѣлъ пять сыновей: самой старшій изъ нихъ и самой младшій остались въ живыхъ послѣ смерти матери своей.
Графъ, оплакивавши смерть супруги своей нѣсколько лѣтъ, самъ скончался. Альфонзъ, старшій сынъ его, имѣлъ тогда двадцать шесть лѣтъ; а Фридрихъ, братъ его, былъ моложе шестью годами.
Новой Графъ Альфонзъ былъ не красавецъ; но пріятнаго вида мужчина: средняго росту, одаренный хорошо образованнымъ разсудкомъ — имѣлъ кроткій, снисходительный, но преподозрительный нравъ.
Фридрихъ, по видимому рожденный плѣнять всѣхъ, имѣлъ черты лица съ рѣдкою правильностію, былъ ловокъ и высокаго росту; хотя и получилъ онъ одинаковое съ братомъ своимъ воспитаніе, но мало пекся объ усовершенствованіи знаній своихъ, и для того былъ не такъ свѣдущъ; совсѣмъ тѣмъ въ разговорахъ его примѣтить можно было игру ума и живаго воображенія. — Онъ былъ вспыльчивъ; но горячность его продолжалась одну минуту. На на двадцать второмъ году сталъ онъ, уже страстенъ къ одной Люксанбургской дѣвушкѣ, съ нѣжными чувствами, сиротѣ богатой и прекрасной? — Купя домъ по близности братнинаго замка. и сочетавшись бракомъ съ возлюбленнымъ ему предметомъ, Фридрихъ щишалъ себя на вышшей степени благополучія какимъ только смертный наслаждаться можетъ!…
По истеченіи одного году рожденіе перваго сына усугубило радость нѣжнаго отца!…
Альфонзъ, буучи свидѣтелемъ благополучія брата своего, желалъ раздѣлить оное съ нимъ, рѣшился жениться; и для того избралъ изъ всѣхъ красавицъ Римскаго Двора Анну, единственную дочь Герцога де-Кобленца, одаренную всѣми прелестями. Въ обхожденіи имѣла она учтивую привѣтливость; видъ ее превосходилъ самую красоту; а пріятность въ разговорахъ обворовала всѣхъ — Скоро Альфонзу не въ чемъ было завидовать брату своему: послѣ десяти мѣсяповъ супруга его родила ему сына въ самое то время, какъ Софія, Фридрихова жена, разрѣшилась отъ бремени дочерью — Новорожденный названъ былъ по имени отца — Въ слѣдующій годъ Софія еще родила; но такъ нещастливо, что то стоило ей жизни — Мужство Фридрихово совсѣмъ исчезло — онъ былъ рожденъ съ чувствительнымъ сердцемъ; однакожъ слезы горести, осушаемыя рукою брата, становились гораздо сноснѣе. Анна, нѣжная невѣстка, имѣла попеченіе о дѣтяхъ Фридриха; она все ласкала ихъ, утѣшала печальнаго отпа и всячески старалась разсѣять задумчивость его, и скоро умѣла облегчить бремя огорченій своего деверя. — Альфонзъ, нѣжно любя брата своего, трогался злополучіемъ его; желалъ облегчить оное, жертвуя всѣмъ, кромѣ любви жены своей, которую почиталъ несродною оказать кому либо знаки малѣйшей страсти, и для того предполагалъ, что одна супружеская горячность заставляла Графиню имѣть попеченіе о Фридрихѣ. Къ томужъ чувствовалъ онъ пагубную наклонность къ ревности; тщетно силился истребить то изъ воображенія своего; но при всѣхъ стараніяхъ не могъ торжествовать побѣдою надъ самимъ собою. Присматривая ежеминутно за братомъ и за ареною, когда бывали они вмѣстѣ, почти увѣрился въ заблужденіи своемъ, и даже хотѣлъ просить у Графини прощенія въ несправедливости; но воображая, что тѣмъ подастъ поводъ къ нерѣшимости рѣшился предостерегать себя отъ внушеній ревности! — Послѣднее дитя Фридриха жило только нѣсколько часовъ; послѣ смерти матери. — Спустя три года также старшій сынъ его послѣдовалъ за матерью и за братомъ своимъ. — Отчаянный Фридрихъ едва начиналъ приходить въ себя послѣ такого пораженій, какъ вдругъ новое и ужаснѣйшее ввергло его въ пучину огорченій: послѣдняя дочь умерла на рукахъ отца своего! — Казалось, что Провидѣніе утѣшалось гнать его!… Фридрихъ предпринялъ оставишь страшную сцену злоключеній своихъ и путешествовать; и такъ простясь съ братомъ и невѣсткою, отправился въ предположенной путь. Отсутствіе его продолжалось четыре года; по возвращеніи онъ совсѣмъ перемѣнился; говорилъ только о несчастій своемъ — о плачевной жизни человѣческой; былъ иногда задумчивъ, иногда разсѣянъ; однимъ словомъ, никакой черты не оставалось прежняго Фридриха! — Альфонзъ хошя и горевалъ съ нимъ; но ревнивость торжествовала надъ усиліями его — Подозрѣнія умножались, однакожъ умѣлъ онъ скрыть недовѣрчивость отъ жены и брата!.. Прошло восемь мѣсяцовъ и Фридрихъ оставилъ Саксонію. Тогда-то Альфонзъ увѣрился въ точности подозрѣній своихъ и думалъ, что Фридрихъ старается разлукой утушить страсть къ женѣ его, или желаетъ скрытъ то отъ глазъ вѣрнаго мужа! ~ Графиня часто говаривала о чрезвычайной перемѣнѣ Фридрихова нрава; по отзыву ея Альфонзъ примѣчалъ, что Анна не чувствуешь никакой страсти къ брату его Фридриху; такая мысль доставляла ему спокойствіе. Со всѣмъ тѣмъ онъ не желалъ, чтобъ братъ его возвратился — Протекло пять лѣтъ и Фридрихъ не былъ въ Германіи; послѣ пріѣхалъ онъ въ домъ свой гдѣ пробывъ немного, опять уѣхалъ на два года; но при послѣднемъ возвращеніи смутность мыслей и волненіе души его преобратилось въ глубокую задумчивость: онъ жилъ въ своемъ домѣ весьма уединенно. Альфонзъ и тутъ нашелъ случай подозрѣвать его: онъ думалъ, что доставивши себѣ способъ получить Отъ Графини желанное одобреніе своей страсти, братъ его старается уединеніемъ отдалить справедливыя Альфонзовы подозрѣнія; однакожъ твердо положилъ онъ, прилѣжно-примѣчая, молчать до случая. — Сыну его минуло 16 ть лѣтъ; черные глаза, съ черными около нихъ бровями были украшеніемъ мужественнаго лица; а кудристые волосы не менѣе также придавали ему красоты; здоровой цвѣтъ показывалъ крѣпкое сложеніе; а счастливая улыбка всегда играла на алыхъ губахъ юнаго Альфонза; природный, проницательный, пылкій разумъ его былъ обогащенъ рѣдкими познаніями.
Проходилъ годъ Фридрихову возвращенію въ жилище его, какъ вдругъ важное дѣло, касательно духовной покойнаго отца ихъ, призывало Графа Альфонза въ столичной городѣ Римской Имперіи. Онъ посѣтилъ брата, простился съ женою и сыномъ. — «Жена моя теперь въ рукахъ Фридриха такая мысль удерживала торопливость его, проходя длинные сѣни замка, чтобъ сѣсть въ карсту, которая ожидала его у крыльца. — „Но по родству своему не долженъ ли онъ имѣть о ней попеченіе! — Конечно! — Я не буду подозрѣвать брата моего!“ — Съ такими сужденіями оставилъ онъ замокъ, провождаемъ будучи старымъ и вѣрнымъ слугою своимъ. Два мѣсяца жилъ уже онъ въ отсутствіи семейства своего дѣла не позволяли ему назначить точной срокѣ возвращенія. Очень часто писалъ онъ къ женѣ своей и во всѣхъ письмахъ изображалъ живую нетерпѣливость опять свидѣться. Наконецъ все приняло желаемый имъ оборотъ, и Альфонзъ съ радостью назначилъ племя возвращенія. Графиня ожидала его съ наружнымъ восторгомъ, какъ вдругъ по утру того дня, въ которой долженствовало ему прибыть въ замокъ, пріѣзжаетъ старой его слуга, отправившійся съ нимъ вмѣстѣ одинъ: смущеніе Графини требовало скораго объясненія. „Графъ прислалъ тебя напередъ? вскричала она.“
„Увы!.. нѣтъ, отвѣчалъ онъ, заливаясь слезами. Чтожъ?… не уже ли онъ умеръ?… или убитъ?…“ выговора сіи слова, она упадаетъ безъ чувствъ на полъ — Боязнь ея была основательна: старой слуга извѣстилъ всѣхъ, что два разбойника, выбѣжавшіе изъ лѣса, отстоящаго на 10 ть лію отъ замка, напали на господина и пронзили грудь его кинжалами. Молодой Альфонзъ обливался слезами; онъ чувствовалъ важность потери своей; но пришедши въ себя отъ печали, его сразившей, послалъ стараго слугу къ дядѣ съ пагубнымъ извѣстіемъ. — Анна, получивши прежнія силы, дала знакъ рукою людямъ, ее окружавшимъ, удалиться и оставшись одна съ сыномъ, такъ ему говорила г Альфонзъ! дядя твой братоубійца! — онъ убилъ отца твоего!… Клянись мнѣ отмстить смерть супруга моего?..» Альфонзъ, не отвѣчая, смотрѣлъ на мать свою, которая продолжала: ты удивляешься! — не вѣришь, чтобъ лицемѣрной Фридрихъ былъ такой злодѣй! но никогда воображеніе твое не представляло тебѣ такого чудовита, и я могу тебѣ сказать… Тутъ она замолчала — Докончите, матушка — ради Бога, докончите!… вскричалъ Альфонзъ — Нѣтъ, я не могу… я не хочу тебѣ дать ясное понятіе о братѣ отца твоего! — будетъ время и ты… Я не могу доказать, что тебѣ сказала; береги тайну сію во глубинѣ твоего сердца; но клянись, что какъ скоро обнаружится убійца родителя, твоего, отмстить смерть его и варвара наказать. — «Ахъ, матушка! не уже ли вы сомнѣваетесь, что сынъ вашъ не исполнитъ столь священную для него обязанность!… Нѣтъ!… нѣтъ, матушка! покажите мнѣ виновника и я клянусь вамъ небомъ, что сію же минуту этою шпагою пронжу трудъ злодѣйскую!… — Я узнаю въ тебѣ почтительнаго, и любезнаго сына! — да благословитъ тебя сила небеснаго Отца! — Тутъ Графиня обняла Альфонза. — О, сынъ мой! ты еще не знаешь, Фридриха; но будетъ время, когда узнаешь его!»
Фридрихъ скоро пришелъ въ замокъ; онъ оказалъ состраданіе о злой участи брата своего — Альфонзъ едва могъ выносить присутствіе его; онъ примѣчалъ, всѣ движенія Фридриха, и чуть чуть не упрекнулъ ею въ преступленіи; но желаніе, узнать все пообстоятельнѣе, удержало его; однакожъ не долго могъ онъ пробыть съ такимъ человѣкомъ, котораго почиталъ убійцею отца, своего; бросился. изъ комнаты, вскричавъ слабымъ и рыданіями прерывающимся голосомъ: «О батюшка!… вечеромъ Фридрихъ возвратился домой. — Старой слуга, привезшій извѣстіе получилъ приказаніе ѣхать на, то мѣсто, гдѣ господинъ его былъ убить, съ тѣмъ, чтобъ съ возможною бережливостію привести тѣло: въ замокъ — Фридрихъ взялся сдѣлать нужныя къ погребенію брата своего пріуготовленія. — По уходѣ его, Альфонзъ спрашивалъ у матери объясненія: по какимъ причинамъ подозрѣваетъ она дядю его; въ убійствѣ?… не требуй болѣе ничего отъ меня», отвѣчала Графиня: время объяснитъ тебѣ слова мои! — О Альфонзъ! помни клятву твою! Клянусь вамъ, вскричалъ онъ, снова не перемѣнить ее! На другой день Фридрихъ пришелъ въ замокъ; но Альфонзъ пробывъ въ своей комнатѣ, избѣжалъ такого свиданія. Прошло нѣсколько часовъ и онъ думалъ, что непріятная для него особа удалилась; въ такихъ мысляхъ вошелъ въ комнату, гдѣ обыкновенно сиживала мать его. Какое было удивленіе его, увидя ее стоящую на колѣнахъ противъ Фридриха и цѣлуя его руку? — Она вскочила; но скоро упала въ кресла — Фридрихъ отскочилъ, и, прислонясь къ окну, стоялъ какъ окаменѣлой — Гдѣ я? думалъ Альфонзъ, Но какъ сообразить видимое съ отзывомъ матери моей объ Фридрихѣ?… Графиня примѣтила-удивленіе сына своего; она подняла руки къ небу и произнеся невнятное восклицаніе! — Фридрихъ не много спустя ушелъ — Альфонзъ прервалъ наконецъ молчаніе, "Вы мнѣ приказали, сказалъ онъ матери своей, не спрашивать у васъ болѣе объясненія подозрѣніяхъ вашихъ? — Онъ хотѣлъ продолжать; но Графиня вскочила, и, обливаясь слезами, ушла, оставя Альфонза въ страшной нерѣшимости онъ ходилъ по комнатѣ скорыми шагами; потомъ вышелъ въ садъ, гулялъ, сидѣлъ; но все было тщетно; ужасная неизвѣстность удалила отъ него спокойствіе духа; а ядъ подозрѣній проникъ даже во глубину нѣжнаго сердца его! — Графиня приказала сказать, сыну своему что не будетъ къ ужину. — Альфонзъ сѣлъ за столъ, поддерживая одною рукою голову свою; онъ ничего не видалъ вокругъ себя: одно горестное предчувствіе руководствовало имъ. — Удалясь въ свою комнату, тщетно искалъ, посредствомъ сна, успокоиться и позабыть хотя на минуту скорби свои — перечитывалъ полученныя имъ отъ отца письма; но горькія слезы не долго дали ему симъ утѣшаться — Онъ бросился въ постелю — погасающая лампада едва отбрасывала блѣдный свѣтъ! — Чѣмъ болѣе умножалась темнота, тѣмъ долѣе усугублялось замираніе сердца и неизвѣстное доселѣ Альфонзу предчувствіе!… Наступила полночь; всѣ жители замка покоились крѣпкимъ сномъ — одинъ встревоженной Альфонзъ протянувшись на постелѣ, воображалъ о произшествіяхъ минувшаго дня; какъ вдругъ раздался крикъ и поразилъ слухъ его; оной проистекалъ изъ комнаты Графини. «Печаль лишаетъ ее здраваго разсудка! — вскричалъ онъ — О нещастная женщина! — когдабъ небо облегчило бремя твоихъ злоключеній!» — Онъ вздохнулъ; нѣсколько горючихъ слезъ одна за другою покатились по блѣднымъ ланитамъ его; — и скоро отягченныя сильнымъ волненіемъ крови чувства его успокоились — онъ заснулъ. Лишь только начиналъ вкушать сладость сего перваго спокойствія послѣ смерти отца своего, какъ вдругъ стукъ, поизшедшей отъ отворенія двери, разбудилъ его… Начинало разсвѣтать; Альфонзъ узналъ вошедшую мать свою: разстроенной видъ ее огорчилъ его; глаза ея сдѣлались неподвижными: все показывало горесть и отчаяніе!…
Она была обернута въ широкую и длинную епанчу; черные волосы въ безпорядкѣ разбросаны были по плечамъ ея!… «Альфонзъ! сказала она сыну своему, послушай меня и повинуйся приказу матери твоей: не требуя объясненій, бѣги сей часъ изъ замка! — Ежели ты любишь жизнь и естьли страшится праведнаго наказанія небесъ, не приближайся къ нему никогда!» Никогда!… повторилъ Альфонзъ, вскочивъ съ постели! — Къ чему такая незапная рѣшительность?… продолжалъ онъ — не уже ли думаете вы что вѣроломной дядя мой свершитъ другое злодѣйство, столъ же ужасное, какъ и первое?… Не бойтесь, я выполню клятву свою!… Развѣ это васъ устрашаетъ?… «Ты погубилъ меня — сказала Графиня — погубилъ и самъ себя! — дядя твой невиненъ! — намъ остается съ тобою одна минута спасенія! — Бѣги отъ сюда! — бѣги отъ меня и отъ дяди своего!… Возьми этотъ кошелекъ! — не приходи никогда въ замокъ! — Выбравъ и осѣдлавъ сильнѣйшую лошадь конюшни моей, уѣзжай! — Темнота способствуетъ побѣгу твоему — обними меня! — Нѣтъ — нѣтъ, нѣтъ это будетъ!…», рыданія и безпрерывно текущія слезы помѣшали ей докончить. «Уѣзжай! прибавила она — да будетъ надъ тобою благословеніе неба! — котораго лишена надежды имѣть мать твоя!…» Потомъ отдала ему кошелекъ съ деньгами — Альфонзъ примѣтилъ, что рука матери его была замарана кровію; онъ ужаснулся; но не имѣлъ силъ произнесли ни одного слова — Графиня примѣтивъ смущеніе его, еще разъ вскричала: «о бѣги и спасай меня! — Бѣги! заклинаю тебя всѣмъ — бѣги!…..» Сказавъ сіе она скоро удалилась изъ Альфонзовой комнаты, убѣжала въ свою, гдѣ и заперлась! —
Альфонзъ, удивленный отъ видѣннаго имъ, нѣсколько минутѣ былъ въ нерѣшимости, что предпріять ему; наконецъ вскричалъ: «несчастная мать! — не ужели лишилась она разсудка!… Нѣтъ, она имѣетъ его! — конечно имѣла также причину приказывать мнѣ удалиться; но для чего скрывать ее?… Дядя мой невиненъ! — говорила она — не понимаю — но что нужды мнѣ до того: повиноваться есть долгъ сына!..» съ симъ словомъ вышелъ онъ изъ комнаты и проходилъ мимо той, гдѣ находилась мать его: вдругъ отворилась дверь и она закричала: «скорѣй, скорѣй! — любезный Альфонзъ! --» Альфонзъ остановился, но дверь заперлась. Онъ пошелъ на первой дворъ и приподнявъ желѣзную перекладину, которою были заперты вороты, вошелъ въ конюшню, и осѣдлавъ любимую лошадь свою, съ стѣсненнымъ сердцемъ удалился отъ замка, бросивъ послѣдній печальный взоръ на обиталище праотцевъ своихъ!…
"Естьли ты любишь жизнь! — естьли страшишся праведнаго наказанія небесъ! — бѣги? отъ меня! — бѣги изъ замка! — никогда не возвращайся въ него! — "Онъ повторялъ ежеминутно слова. матери своей! — понятіе его терялось въ лабиринтѣ догадокъ! — Будучи чрезвычайно утомленъ, онъ уже проѣхалъ, не останавливаясь и не спрося самаго себя куда-ѣдетъ? — пять лію. Еще былъ онъ въ нерѣшимости, какъ увидѣлъ въ дали на горѣ деревню, въ которой шпиль колокольни былъ видѣнъ изъ за густаго лѣса, ее окружающаго. Къ сему мѣсту поѣхалъ онъ; подъѣжжая увидѣлъ поселянъ, идущихъ на работу; они смотрѣли на проѣзжающаго съ удивительными глазами; но Альфонзъ почелъ то обыкновеннымъ у крестьянъ любопытствомъ. Накормивши свою лошадь, онъ опять уѣхалъ; поскорѣе хотѣлъ онъ оставить Саксонской округъ, гдѣ скоро быть могъ обнаруженъ. Хотя и не имѣлъ причины укрываться; но находилъ большую затруднительность отвѣчать на вопросъ, куда ѣдетъ и кто онъ такой? — Проѣхавши еще нѣсколько лію, онъ почувствовалъ, что силы его, какъ морально такъ и физически истощены, и для того сошелъ съ лошади, привязалъ ее къ дереву, подъ которымъ могъ самъ укрытся отъ полуденнаго солнечнаго зною, и легъ на травѣ. —
Размышленія не могутъ облегчить наше глубокомысліе! — онѣ лишь умножатъ тягость онаго; а время удобно его укоротать!… Альфонзъ не прежде оставилъ дерновую постель свою, какъ примѣтя, что солнце было уже на закатѣ. Тогда проѣхавъ еще три лію увидѣлъ онъ ветхой постоялой дворъ, гдѣ и вознамѣрился провести ночь. По приходѣ въ него выпилъ онъ рюмку вина и поѣлъ не много; но безъ всякаго вкусу: это была первая пища, имъ употребленная въ теченіи цѣлаго дня, кромѣ нѣсколькихъ горстей воды, имъ почерпнутой на дорогѣ. — Альфонзъ хотя и не ожидалъ никакъ заснуть; но очень рано удалился въ отведенную ему хозяйкою постоялаго двора комнату.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
править«Ахъ! — не уже ли не можешь ты облегчить болѣзни, удручающія слабыя души смертныхъ — изтребить горестное вспоминовеніе печалей — изторгнуть изъ воображенія кровавыми буквами начертанныя понятія — и сладкою амброзіею божественнаго нектара очистить сердца отъ пагубнаго и убивственнаго разврата!
Ночь провелъ Альфонзъ въ такомъ же безпокойствѣ. какъ и прошедшей день. — На разсвѣтѣ онъ не много уснулъ — пробудясь размышлялъ о родѣ жизни, которой долженъ онъ вести: военное искусство показалось ему благопріятнымъ для него убѣжищемъ!…
Имперія тогда воевала съ Польшею; Альфонзъ рѣшился въ качествѣ волонтира представиться въ ежедневно набираемое число солдатъ для укомплектованія арміи; и для того заплатя хозяйкѣ за простой деньги, сѣлъ на лошадь и поѣхалъ въ Берлинъ. — Ввечеру второго дня Альфонзъ былъ уже въ означенномъ городѣ — нанялъ маленькое житье и на другой день попросилъ хозяина сыскать покупщика на лошадь его. — Онъ основательно думалъ, что имѣющимися при немъ деньгами едва ли достанетъ прокормить одного себя, — ходилъ между тѣмъ по городу, хвалилъ публичныя прекрасныя зданія; разспрашивалъ съ любопытствомъ имена построителей и архитекторовъ; десять дней разсѣявалъ такимъ занятіемъ грусть свою; но скоро размышленія напомянули ему безпокойство и печаль; иногда предпринималъ онъ возвратиться въ замокъ. — Дядя мой невиненъ; она сказывала мнѣ — чего же бояться его? — Однакожъ запрещено мнѣ его видѣть? — Что причиною такого страннаго приказа — Какая сокровенность? — Не уже ли они оба убійцы отца моего --Нѣтъ, не вѣрю; мать моя не подастъ Фридриху руку свою, кровью обагренную! — Для чего же удалила она меня изъ замка? — Не для того ли, чтобъ избѣжать разительнаго ей присутствія моего? — Такая мысль возмущала разсудокъ его. Нѣтъ! — продолжай онъ; можетъ ли быть она столько жестокосерда? --Но для чего стояла она на колѣняхъ у Фридриха? — Не для обмана ли моего произведено сіе? — Нѣтъ! — нѣтъ — пришествіе мое было неожиданно! — Къ чему же клонится все это — ночное явленіе матери моей, приказъ удалиться изъ замка, — кровавыя пятна на рукѣ ея. —Не понимаю — какая пагубная тайна кроется въ сердцѣ ея. — Ахъ! вижу, что не во власти состоитъ моей воплями смягчитъ злой рокъ мой! — И такъ по крайней мѣрѣ послушаніемъ докажу, что я все еще добрый сынъ! — Альфонзъ молился, о матери и желалъ ей спокойствія и благополучія. — Три дни жилъ онъ уже въ Берлинѣ; по истеченіи сего Времени хозяинъ его привелъ ему купца, которой оцѣнилъ лошадь это. Альфонзъ долго колебался объявить свои мысли — могу ли прокормить ее, думалъ онъ; малое количество денегъ моихъ скоро истощится; а послѣ что. Возьмите сударь, она ваша, сказалъ наконецъ покупщику; но только содержите ее хорошенько; потомъ бросился въ комнаты свои съ тѣмъ, чтобъ болѣе не видать лошади, сѣлъ на стулъ — вышелъ изъ задумчивости тогда только, когда хозяинъ вошедши положилъ на столъ за лошадь деньги и удалился, оставя одного Альфонза. Такимъ образомъ исполнивши желаніе свое, первое дѣло его было записаться волонтиромъ. Съ радостію увидѣлъ онъ, что новая одежда сдѣлала его неподозрительнымъ; не вѣдалъ онъ: распространится ли слухъ о нещастіяхъ фамиліи его. — Разспрашивать то почиталъ предосудительнымъ. Блескъ славы, тумъ орудія разсѣявалъ его: одно уединеніе вспоминало бѣдствія! Альфонзъ былъ около двухъ мѣсяцовъ въ службѣ, какъ вдругъ полкъ, въ которомъ онъ находился, получилъ приказъ расположиться въ одной деревнѣ, отстоящей на четыре. мили отъ Берлина. Въ слѣдующій мѣсяцъ всѣ полки выступили въ походъ. Тутъ Альфонзъ оказалъ столько мужества и храбрости, что сдѣлался примѣшнымъ Полковнику, котораго Италіянское имя удивило Аліфонза. Аріено, говорилъ онъ, служитъ Римской Имперіи — солдаты его любятъ — онъ получилъ чинъ отъ Императора — и хотя Италіянецъ, но съ удивительною храбростію сражается за Германію. Аріено подружился съ Альфонзомъ, не пропускалъ ни единаго случая доказать ему свою привязанность, чему было Альфонзъ испугался, думая, что ласки его подложныя. — Когда же армія возвратилась въ зимнія свои квартиры, Аріено пригласилъ Альфонза провести то время съ-нимъ вмѣстѣ. Альфонзъ съ благодарностію согласясь и тутъ усумнился было: но во второй разъ обманулся: ибо Аріено былъ самъ нещастной человѣкъ…. Онъ примѣтилъ скоро по задумчивости, невнятнымъ отвѣтамъ, что Альфонзъ былъ жертвою скорби! — Симпатія привлекла его къ нему; наружность Альфонзова усугубила участіе Аріено касательно судьбины его, и онъ рѣшился имѣть въ немъ товарища и друга: жительство Аріено было въ одной деревнѣ, отстоящей на три мили отъ Франкфорта. — Старая женщина, которая имѣла попеченіе о домѣ въ лѣтнее время, состояла все семейство его. — Видъ Аpieновъ не привлекалъ къ себѣ съ перваго взгляда; но добродѣтелями украшенное сердце скоро доставляло ему отъ всѣхъ должное почтеніе. Альфонзъ долго не давалъ примѣтить, что онъ всегда чувствительно тронутъ ласками Аріено, потому что уже испыталъ премѣну жизни и довольно наслышался въ младенчествѣ о недоброжелательствѣ человѣческомъ! — Такимъ образомъ протекало нѣсколько дней и Аріено, не могъ затрогать новаго друга своего съ чувствительнѣйшей стороны дружбы; наконецъ онъ ему сказалъ: „мнѣ кажется, что настоящій родъ состоянія вашего гораздо превышаетъ того, въ которомъ я васъ узналъ., Альфонзъ молчалъ на это; то самое измѣнило сокровенности его. Аріено продолжалъ: какая тайна лежитъ на сердцѣ у тебя? повѣдай мнѣ скорбь твою, и ежели не могу я быть — тебѣ полезнымъ, то раздѣлю оную съ тобою.“ Альфонзъ все молчитъ. Не ужель не имѣлъ довольно времени узнать меня — удостовѣриться о томъ участіи, которое принимаю въ благополучіи твоемъ — не думай, что хочу только удовлетворить глупое любопытство. — Нѣтъ! нѣтъ! другъ мой. — Я самъ нещастливъ и слѣдовательно знаю цѣну всякаго злополучія! — Ахъ! вскричалъ Альфонзъ, схватя Аріенову руку, вамъ одолженъ я всѣмъ-- Никогда благодарность моя не уменьшится; хотя вы и достойны всей искренности моей, но лучше пожелаю я лишиться благодѣяній вашихъ, чѣмъ обнаружить тайну мою — Такъ, другъ мой, оставь ее во глубинѣ сердца моего. — Пусть такъ, вскричалъ Аріено, не бойся, не возобновлю я усилія мои — не сдѣлаю того, что можетъ оскорбить друга моего. — Долгое молчаніе послѣдовало послѣ сихъ словъ; Альфонзъ первой прервалъ молчаніе: вы Италіянецъ, спросилъ онъ — Такъ, и вы подивитесь, что я въ Нѣмецкой службѣ. — Признаюсь, отвѣчалъ Альфонзъ. — Вы скоро перестанете удивляться, прервалъ Аріено, выслушавши повествованіе жизни моей — оно не велико; я разскажу вамъ. — Я не заслужилъ довѣренность вашу — и не имѣю права требовать такой предпочтительности. — Конечно не безъ причинъ скрываете вы нещастія свои; чтожъ касается до меня, я бы желалъ всякому открыть ихъ — Альфонзъ поблагодарилъ Аріено за такой отзывъ. — Графъ Аріено, отецъ мои, такъ началъ Аріено, былъ благородной венеціянецъ и очень богатой. Девятнадцати лѣтъ женился онъ на дочери богатагожъ Генуезскаго Сенатора, которую случаемъ увидѣлъ въ продолженіе венеціянскаго карнавала. По смерти отца своего она сдѣлалась, такъ какъ единственная дочь, наслѣдницею всего имѣнія. Въ теченіи шести лѣтъ супружества ихъ имѣли они уже четырехъ дѣтей, трехъ сыновей и одну дочь; сестра наша была старшая, братъ Степанъ моложе ее; я же однимъ годомъ моложе брата Степана, меньшой же мой братъ умеръ въ младенчествѣ. Уже достигалъ братъ мой девятнадцати, а я осьмнадцати лѣтъ; онъ былъ гордъ, скрытенъ и очень скупъ; но сіи пороки скрывая подъ обманчивою наружностію, сдѣлался любимымъ сыномъ — матери нашей, которая всю имѣла власть надъ мужемъ своимъ. — Съ самаго рожденія моего братъ чувствовалъ ко мнѣ отвращеніе и всячески старался доказать мнѣ то: итакъ посудите, съ пріятностію ли я жилъ посреди такого семейства, въ которомъ былъ предметомъ посмѣянія и ненависти? — Близь дому отца моего жила госпожа Бартини, вдова съ двумя дочерьми; она не была очень богата, но жила всегда хорошо; дочери ея имѣли такое сокровище, которое превосходило всякое богатство: онѣ были прекрасны и добродѣтельны! — Старшая изъ нихъ сочеталась бракомъ съ однимъ французомъ и съ нимъ вмѣстѣ уѣхала во Францію. — Младшая Камилла, такъ называлась она, сдѣлала впечатлѣніе надъ сердцемъ моимъ, которое ни время, ни старанія мои не могли истребить. — Я былъ увѣренъ, что разность состояній нашихъ и несогласіе родителей моихъ воспретитъ мнѣ на ней жениться; и такъ рѣшился скрывать страсть свою; но иногда глаза мои измѣняли чувствамъ моимъ. Съ моей стороны я примѣчалъ, что Камилла неравнодушно смотритъ на меня. Однажды вечеру лѣтомъ по обыкновенію входилъ я въ садъ госпожи Бартини въ самое то время, когда братъ мой выходилъ изъ дому ея; проходя мимо меня онъ вскричалъ: „я вижу что присутствіе мое теперь не нужно“, сказавъ сіе онъ ушелъ смѣючись. — Привыкнувши къ такимъ нахальствамъ брата моего я мало занимался словами его. — Вошедши въ домъ увидѣлъ Камиллу; она сидѣла и плакала у окна, а мать была подлѣ нее. Множество мыслей одна одной противнѣе представлялись воображенію моему — я спрашивалъ Камиллу о причинѣ слезъ ея? — Мать дала мнѣ краткое и невнятное объясненіе; и потомъ перемѣнила разговоръ. — Не могъ скрыть я замѣшательства моего — скоро ушелъ домой. — Отецъ, мать и братъ мой садились за столъ въ самое то время, какъ я пришелъ. — „Мы не ожидали имѣть удовольствія васъ видѣть за ужиномъ“, сказала мать моя. — Для чегоже, матушка? — Ежели я не обманываюсь, вы были у госпожи Бартини… Сказавъ сіе она громко захохотала, чему и братъ мои послѣдовалъ: я кусалъ съ досады губы, и потомъ отвѣчалъ: развѣ вамъ, матушка, не пріятно, что я хожу въ домъ ее? братецъ показалъ мнѣ въ томъ примѣръ. — Не зная что отвѣчать, они опять засмѣялись. — Отецъ мой бросилъ на меня свирѣпый взглядъ и сказалъ, чтобъ я не отваживался жениться безъ благословенія его и помнилъ бы, что Камиллѣ Бартини не бывать женою моею. — Я вздохнулъ и замолчалъ; съ тѣхъ поръ всѣмъ уже мнѣ отцовской домъ опротивѣлъ: я вознамѣрился путешествовать — выпросилъ на то у отца моего позволеніе и получилъ изрядное количество денегъ — послѣ сего побѣжалъ въ домъ къ госпожѣ Бартини; но какое было мое удивленіе, когда узналъ я, что Камиллы уже тамъ не было; а уѣхала она во Францію видѣться съ сестрою своею. — Мнѣ то показалось очень страннымъ, однакожъ я не спрашивалъ большаго объясненія отъ госпожи Бартини и тотчасъ удалился: но завтра очень рано уѣхалъ изъ отцовскаго дома. Десять мѣсяцовъ протекало и я ничего о домашнихъ своихъ не слыхалъ; хотя писалъ къ матери моей, хотя и спрашивалъ причину таковаго, долгаго молчанія; но отвѣту не имѣлъ: наконецъ спустя еще шесть недѣль я получилъ отъ матери нѣсколько строкъ, она увѣдомила о смерти отца моего и просила скорѣе пріѣхать въ Венецію.
Не теряя времени, я пріѣхалъ въ домъ отца моего въ самой день похоронъ — завѣщаніе, было тогда открыто; но посудите объ пораженіи моемъ, когда я увидѣлъ слѣдующую статью: второму сыну моему Филиппу, видя его непослушаніе, я, оставляю только 500 цехиновъ для того, чтобъ онъ помнилъ меня; что же принадлежитъ до другихъ правъ касательно наслѣдства я отрѣшаю ото всего. — Громовой ударъ не такъ поразилъ бы меня, какъ сія пагубная статья! — Послѣ первыхъ минутъ огорченія моего я оставилъ снова отцовской домъ, осыпая проклятіями злодѣя, которой оболгалъ отца моего, и бросивъ послѣдній, презрительный взглядъ на брата, которой догадался, что его почитаю я виноватымъ во всей измѣнѣ — забѣжалъ я къ госпожѣ Бартини; но увидѣлъ служанку, сидящую у воротъ; она сказала мнѣ, что госпожа ее, поѣхала къ дочери своей во Францію. — Гдѣ точно живетъ она? — спросилъ я. — Въ Монтрелье. — Какъ называется зять ея? — Кавалеръ Альбертъ. — Не наскучу вамъ разсказывать о мысляхъ и разсужденіяхъ моихъ во время дороги въ Монтрелье, только дамъ знать, что подозрѣвалъ я брата въ ложныхъ доносахъ на меня, которые лишили меня любви отцовской! — Пріѣхавши въ Монтрелье, былъ я хорошо принятъ госпожею Альбертъ. „Вы конечно удивитесь, видя меня здѣсь, сударыня, сказалъ я ей; но…“
Госпожа Бартини вошла въ самое сіе время въ комнату — я поклонился ей — она дала знать рукою дочери насъ оставить однихъ. — Я сѣлъ подлѣ нее — въ замѣшательствѣ не зналъ съ чего начать: всѣ слова, приготовленныя мною во время дороги, исчезли; я спросилъ о Камиллѣ. — Ахъ! сударь, вскричала она — дочь моя при смерти. — До сего я не зналъ, что такое нещастіе; но всякое бы мученіе было для меня легче въ сравненіи этаго. — Я упалъ въ креслы — смертный хладъ овладѣлъ чувствами моими — и Госпожа Бартини послѣ долгаго старанія привела меня въ себя. Когда примѣтила она, что начинаю оправляться, то вскричала: не ужели вы любите дочь мою? — Вы спрашиваете, люблю ли я ее? — Ахъ! подайте мнѣ способѣ доказать то,. — Она также васъ любитъ; но узнала, что вы женились на другой. — Новой ударѣ, для меня! — Госпожа Бартини разсказала мнѣ, что въ самой тотъ вечерѣ, когда встрѣтилъ я выходящаго о тѣ нее брата и вошедши увидѣлъ дочь ее въ слезахъ, братѣ мой отважился дѣлать пагубныя ей предложенія, чего страшась, она отправила дочь свою во Францію. Она прибавила къ тому, что Камилла, узнавши обѣ отъѣздѣ моемъ въ Венецію, подумала, что я ее забылъ; предалась задумчивости и за два мѣсяца до пріѣзда моего въ Монтрелье она получила письмо отъ меня, которымъ увѣдомлялъ я ее о женидьбѣ своей. — Такое извѣстіе повергло ее въ отчаяніе — чувства ея изтощились и мы ожидаемъ съ смертію только окончанія толикихъ мукъ. — Она показала мнѣ подложное письмо, писанное рукою брата моего: я съ своей стороны увѣдомилъ ее о духовной отца, открылъ ей все зло, братомъ моимъ мнѣ сдѣланное. — Она сожалѣла о участи моей. — Я принималъ участіе въ горести ея и мы вмѣстѣ оплакивали злую судьбину нашу — Подъ вечеръ Камилла умерла: какъ могу изъяснить вамъ скорбь мою? — Ахъ! другъ мой! посудите вы сами, сколь велика была потеря моя!… На другой день не смотря на усилія матери и сестры ея — я хотѣлъ видѣть гробъ, въ которомъ положено тѣло! — О сколько смерть обезобразила красоту ея! — Ахъ, Боже! сколько претерпѣлъ я мученія, смотря нѣсколько минутъ на прахъ возлюбленнаго мною предмета! — Лобызалъ хладную руку ея! — Минута была разительна; потомъ упалъ я безъ всякихъ чувствъ — и былъ не знаю какимъ образомъ перенесенъ въ ея комнату: такъ-то погибла нещастная жертва клеветы! — Я кончавши ея похороны, отправился въ Венецію. Вѣроломство брата моего совершенно мнѣ открылось; я узналъ, что онъ увѣрилъ отца моего о тайномъ будто бы бракѣ нашемъ съ Камиллою и для удостовѣренія словѣ своихъ представилъ ложное свидѣтельство одной приходской церкви Монтрелье. — Сперьва имѣлъ я въ виду одно мщеніе; но разсудокъ внушилъ мнѣ другія мысли — проливши кровь брата моего я не надѣялся поправить участь мою! — Стыдился также требовать слѣдуемые мнѣ по духовной, отца моего пять сотъ цехиновъ — рѣшился оставятъ навсегда Венецію, и такъ пріѣхавши въ Германію записался, волонтиромъ въ Нѣмецкую службу. Тридцать два года служилъ я Императору; милость его доставила мнѣ настоящій чинъ мой. — Братъ мой обладаетъ многочисленными сокровищами, а я ничего не имѣю; но при всѣхъ богатствахъ онъ не можетъ быть спокоенъ — совѣсть укоряетъ его конечно; онъ раскаивается содѣлавъ нещастіе мнѣ; но уже поздно. Посудите же: кто щастливѣе изъ насъ: онъ ли сберегая деньги свои и безпрестанно мучаясь, или я имѣвъ умѣренное состояніе и не чувствуя мучительнаго укоренія совѣсти? Альфонзъ благодарилъ друга за повѣствованіе и оказавъ сожалѣніе о злой участи — спросилъ не слыхалъ ли онъ чего объ оставшихся матери и братѣ своемъ? Тому четырнадцать лѣтъ, отвѣчалъ Аріено, какъ я узналъ нечаянно что мать моя не долго жила послѣ смерти, мужа своего; а братъ мой послѣ, смерти матери нашей, скоро женился на пребогатой дѣвушкѣ, но къ нещастію она умерла первыми родами. — Послѣ еще я слышалъ отъ Офицера, пріѣхавшаго изъ Венеціи, что во время жительства его въ семъ городѣ у Графа Аріено бѣжала дочь. Графъ былъ большой скупецъ, примолвилъ онъ, и хотѣлъ выдать замужъ дочь свою, которая была влюблена въ Нѣмецкаго Графа, противу ея желанія за богатаго дворянина; всѣ усилія бѣдной дѣвушки остались тщетными и она принуждена была вытти за того жениха, котораго отецъ ей избралъ — не много времени спустя она бѣжала и всѣ способы, употребленные къ отъисканію убѣжища ея, остались безполезными. — Сколько могу припомнить, любовникъ бѣжавшей назывался Графъ де Когенбургъ. Такъ наказало небо брата моего, лиша единственной дочери! — При названіи Графа де Когенбурга Альфонзъ перемѣнился въ лицѣ: но Аріено того не примѣтилъ — потомъ Альфэнзъ спросилъ, куда думаютъ, скрылась племянница? — Всѣ поиски какъ отца, такъ и мужа ее остались безъ успѣшны; предполагаютъ, что она бѣжала съ любовникомъ своимъ. Тогда Альфонзъ, начиналъ сличать слышанное имъ съ жизнью отца и дяди своего: первой никогда не оставлялъ надолго Саксонію, и хотя отлучался; но по любви ею къ женѣ своей никакъ не могъ онъ имѣть такой тайной интриги; а послѣдней былъ въ отлучкѣ въ самое то время, когда Аріено назначалъ побѣгъ племянницы своей, но часто пріѣзжалъ въ Саксонію и всегда одинъ. — Совсѣмъ тѣмъ отецъ и дяля Альфонзовъ только были Графы де Когенбурскія, итакъ будучи увѣренъ, что то не отецъ его, Альфонзъ сталъ подозрѣвать дядю. Хотя изъ слышаннаго и желалъ онъ поручить какое нибудь поясненіе о смерти отца своего и поступка матери; но разсудокъ его терялся въ непостижимыхъ понятіяхъ…
ГЛАВА TPЕTIЯ.
правитьШекспирѣ.
Прежде настоящаго времени, въ которое обыкновенно вся армія выступала въ походъ, Аріено получилъ ордеръ отъ Императора явиться къ полку своему. Съ сожалѣніемъ новые друзья наши оставили мирное обиталище, гдѣ въ столь короткое время они доказали другъ другу привязанность свою — Аріено благодаря Альфонза за посѣщеніе, звалъ его опять на будущую зиму — Въ половинѣ лѣта въ одномъ сраженіи на границахъ Имперіи Аріено убили въ самое то время, когда Альфонзъ упавши съ лошади, переломилъ себѣ руку; — но сей послѣдній не прежде узналъ о смерти друга своего, какъ уже при посредственномъ облегченіи; однакожъ боль руки его миновалась не задолго до окончанія похода. — Австрійскія войска скоро одержали рѣшительную побѣду надъ Поляками, чѣмъ и окончилась кровопролитная между ими война. — Большая часть полковъ, вновь набранныхъ, была разослана по провинціямъ; всѣ раненные рядовые получили отставки — Альфонзъ, слабо дѣйствуя рукою, захотѣлъ оставить службу; и для того рѣшился искать другой родъ жизни, которой бы былъ для него безопаснѣе. — По многомъ размышленіи онъ положилъ проситься къ серебренымъ рудокопникамъ, вновь открывшимся въ Богеміи. — Полкъ его стоялъ въ Прагѣ, и такъ не много ему стоило труда получить желаемое. — Скоро прозьбу его исполнили и опредѣлили, но къ легкой работѣ; товарищи же его въ точности трудами и кровавымъ потомъ доставали себѣ пропитаніе; однакожъ бывали веселы въ краткое время отдыха, смѣялись, пѣвали, разсказывали другъ другу разные забавные анекдоты. Большое удовольствіе ихъ было слушать Альфонза: онъ разсказывалъ имъ о тѣхъ баталіяхъ, при какихъ самъ находился. Многія работники служили въ полкахъ, и такое воспоминаніе возжигало кровь ихъ; они прерывали повѣствованіе его восклицаніями своими. — Альфонзъ жилъ уже съ годъ въ рудокопѣ и ни одного товарища къ нимъ вновь не прибавилось; вечерніе разговоры становились скучными: все одно и то же скоро наскучитъ. — Наконецъ сдѣлали они положеніе, чтобъ вечеромъ каждой изъ нихъ разсказывалъ приключенія жизни своей. — Жребій палъ на перваго Альфонза не трудно ему было выдумать короткою и простую небылицу, которая однако же успѣшна была принята. Спустя нѣсколько дней, досталось разсказывать молодому работнику, котораго пылкій нравъ довольно увеселилъ товарищей его! „Не важны приключенія мои, сказалъ онъ“ — Послѣ такого предисловія такъ началѣ» — «Отецъ и мать моя были хорошія люди — они содержали по договору на арендѣ землю Графа, де Когенбурга въ Саксоніи на берегу Ельбы» — Слова сіи удвоили, вниманіе Альфонза. — «О естьлибъ тотъ благотворитель, постоянной человѣкъ жилъ еще, я не жилъ бы здѣсь; но чаю грѣшить? Можетъ; быть, было, бы мнѣ хуже; и такъ благодарю небо и всѣхъ святыхъ за теперешнюю участь мою. — Хотя отецъ мой не происходилъ изъ большой фамиліи; но большая фамилія — произошла отъ него: за вычетомъ меня имѣлъ онъ пятнадцать дѣтей.» — Тутъ послѣдовалъ всеобщій смѣхъ объ острой его выдумкѣ. — «Я уже сказалъ, что отецъ мой имѣлъ на арендѣ землю, графа де Когенбурга, которой, бывъ милостивъ до него, обѣщалъ не оставишь отца моего и дѣтей. — Дай ему Боже царствіе небесное! — Кажется два года я здѣсь; ну, такъ… восемь мѣсяцовъ, прежде того, доброй Графъ поѣхалъ въ дорогу — на вѣрное куда, не знаю, думаю повидаться съ Императоромъ! — „Легко вообразить, всякъ можетъ нетерпѣливость Альфонзову — Ну, какъ онъ поѣхалъ, то въ тотъ день, когда долженствовало ему возвратиться, старой Робершъ, слуга его, поѣхавшій съ нимъ, брякъ на дворъ, и привезъ извѣстіе, что онъ упалъ съ лошади и разбился до смерти, не доѣхавъ нѣсколько лю до замка — Робертъ получилъ приказаніе погребсти тѣло господина своего на самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ убился онъ. — Теперь послушайте самое примѣчательное мѣсто моего повѣствованія: покойной Графъ имѣлъ сына семнадцати или осьмнадцати лѣтъ, прекраснаго, молодаго: онъ походилъ на меня, только не работалъ въ рудокопахъ сихъ! — Всѣ товарищи засмѣялись; но Альфонзъ вздохнулъ, онъ скрылся и мать его также; вездѣ ихъ искали — всѣ мышиныя норки перешарили, но все попустякамъ — теперь же носится молва, что Графиня сошла съ ума. — По смерти мужа и во время сумасшествія будто бы убила сына своего; а получивши прежній разсудокъ, она тѣмъ такъ огорчилась, что сама себя убила! — Навѣрное утверждаютъ только, что въ замкѣ покойнаго Барона живетъ духъ, и всякую ночь въ самой часъ до полуночи звонить въ колоколъ, повѣшенной въ башнѣ съ полуденной стороны… и всѣ догадываются, что конечно это былъ часъ убіенья молодаго Графа матерью его. — Видѣлъ ли ты самъ того духа, вскричалъ одинъ товарищъ? О нѣтъ! — отвѣчалъ разсказывающій — никто не смѣетъ пройти даже близко замка! — Онъ достался по праву наслѣдства брату покойнаго Графа, которой хотя перешелъ было туда жить; но не пробывъ двухъ дней уѣхалъ. — Онъ такъ много видѣлъ и слышалъ страшнаго, что уже не имѣлъ охоты въ другой разъ пріѣхать. —Распустя всѣхъ слугъ своихъ — заперъ ворота замка и уѣхалъ изъ Саксоніи, оставя духа одного звонить, сколько хочетъ — Еще ни одного храбреца не выискалось, которой бы желалъ повидаться съ духомъ! — Лишась помощи благодѣтеля своего, отецъ мой не могъ всѣхъ насъ содержать; и такъ братья мои разбрелись по бѣлому свѣту искать щастія; я же его нашелъ здѣсь. Хотя званіе наше низко; однакожъ я почиталъ его преимущественнѣе многихъ! --“ симъ кончилъ молодой человѣкъ. — Долго веселые товарищи шутили, смѣялись; наконецъ спать разошлись. Альфонзъ не могъ уснуть. — Память о прошедшемъ снова его мучила — Въ рудокопнѣ услышалъ онъ въ первой разъ о фамиліи своей, изъ чего выводилъ онъ, что смерть отца и другія произшествія не были еще открыты всему свѣту. — „Оставленной замокъ! — и совсѣмъ тѣмъ звонъ колокола всякую полночь!“ Онъ не вѣрилъ духамъ; но съ одной стороны какая бы причина была человѣку жить одному въ замкѣ; удалить отъ себя всякое сообщество. — Онъ не вѣрилъ смерти матери своей потому, что молодой человѣкъ почитавъ, и его убитымъ. — Пробѣжалъ мысленно все слышанное имъ и никакъ не мотъ получить прежнее спокойствіе. Альфонзъ спустя, нѣсколько времени спрашивалъ обстоятельнѣе молодаго товарища своего; но узналъ только, что многіе подозрѣваютъ Графа Фридриха въ убійствѣ, брата, невѣстки и племянника съ тѣмъ, чтобъ сдѣлаться обладателемъ замка — и всего имущества; но прибавилъ онъ, что же могло принудить его оставить замокъ? — Угрызенія совѣсти, подумалъ Альфонзъ; но мать его сказывала ему о невинности Фридриховой --и такъ онъ пересталъ, подозрѣвать того, котораго она сама оправдала. — Протекло мѣсяца два, молодой дворянинъ путешествуя по Богеміи и побуждаемъ будучи любопытствомъ, пришелъ съ однимъ слугою посмотрѣть рудокопни. Альфонзъ съ однимъ товарищемъ назначены были провожатыми, проходя по узкой доскѣ, ведущей къ самому глубокому мѣсту рудокопа, нещастной слуга спотыкнувшись, упалъ внизъ и разшибся до смерти, Графъ де Кордефельтъ, такъ назывался путешествующій дворянинъ, огорчился очень потерею такого слуги, которой во многихъ случаяхъ доказывалъ свою привязанность и раченія. — Когда вышелъ онъ изъ рудокопни, то первой предметъ, ему представившійся, были лошади, привязанныя къ дереву. Онъ посулилъ приличное награжденіе Альфонзу, естьли потрудится отвезти лошадь слуги его въ ближайшей городъ. — Альфонзъ съ удовольствіемъ, на то согласился, и такъ сѣвши оба на лошадей — уѣхали. Альфонзъ давно уже скучалъ положеніемъ своимъ — по одной нуждѣ включилъ онъ себя въ оное, — но теперь желалъ, очень возвратиться въ свѣтъ — надѣясь въ ономъ открыть тайну сердца своего. Въ такихъ мысляхъ представилъ онъ себя на мѣсто погибшаго слуги. — Баронъ осыпалъ его вопросами касательно новой должности; на которыя Альфонзъ съ твердостію отвѣчалъ, и воображая, что дѣлавши все для себя, онъ въ состояніи будетъ дѣлать тоже для другихъ. — Баронъ оставилъ его, давъ о томъ знать Директору надъ рудокопами. — Новой господинъ Альфонзовъ былъ тридцати лѣтъ, холостой, ловокъ, хорошаго и кроткаго нрава до тѣхъ поръ, пока не подумаетъ, что его обидѣли: тогда вспыльчивость не находила мѣръ. Онъ ѣхалъ отъ замужней сестры своей, живущей въ Прагѣ, въ замокъ свой, отстоящей въ недальномъ разстояніи отъ Инспруга, въ то время, когда случай доставилъ ему имѣть при себѣ Альфонза; которой скоро вступилъ въ исправленіе должности со всевозможнымъ раченіемъ и заслужилъ отъ Барона признательность и ласку — Альфонзъ часто бывалъ въ Инспругѣ, не пропускалъ ни единаго случая развѣдать о фамиліи своей; часто слыхалъ о томъ духѣ, которой по мнѣнію ихъ находился въ замкѣ; многіе почитали то колдовствомъ, потому что въ сей странѣ Германіи всякимъ брѣднямъ тогда вѣрили; но никогда не слыхалъ фамиліи своей, и такъ полагалъ, что слышанное имъ въ рудокопѣ о матери и дядѣ были легко вѣрныя догадки народа! — Баронъ, господинъ его, былъ игрокъ; хотя и не большими суммами рисковалъ, однакожъ большую часть времени своего проводилъ въ обществѣ игроковъ. Въ одинъ день игралъ онъ въ шашки съ иностранцемъ, котораго въ половинѣ игры необходимость принуждала вытти. — Баронъ нѣсколько уже выигралъ, чему иностранецъ не мало досадовалъ; по возвращеніи своемъ обвинялъ Барона въ переставкѣ шашекъ — которой тѣмъ такъ огорчился, что вскочивъ со стула, схватилъ шпагу а вызвалъ иностранца на дуель. — Щастіе ли, умѣніе ли послужило иностранцу: онъ закололъ Барона, котораго перенесли въ комнату его. — Рана была смертельна, тѣмъ болѣе что много стекло крови — онъ позвалъ Альфонза и отдалъ ему кошелекъ свой; которой принявъ Альфонзъ поцѣловалъ руку господина своего и удалился заливаясь слезами. — Баронъ держалъ за рукавъ отца духовнаго своего и показалъ на Альфонза. — Монахъ тотчасъ понялъ, что Баронъ препоручилъ Альфонза попеченію его и для того обѣщался все выполнить. — Черезъ часъ Баронъ умеръ въ страшныхъ конвульсіяхъ и мученіи.
Вотъ ужасной, но безполезной примѣръ игрокамъ!…..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
правитьУвы! — горе мнѣ нещастной! — Всѣ твердятъ, что любовь есть волнующе ея, пѣнное морѣ! Здѣсь разнообразность состояній источникъ мученій! — Тамъ отъ равенства лѣтъ ноютъ сердца при соединеніи осени съ весною! — Ахъ! — иногда бываетъ страсть по внушенію коварныхъ друзей! Симпатія хотя дѣйствуетъ въ выбора любовниковъ; но ежеминутныя распри, неудовольствіе, боязни стѣсняютъ духъ! — Щастіе любви мгновенно какъ звукъ — и осязаемо какъ тѣнь — кратко какъ сладкій сонъ — быстро какъ молнія, которая въ одинъ мигъ освѣщаетъ и небо и землю; но прежде, нежели удивленный смертный успѣетъ сказать, смотри — вся вселенная покрывается прежнею мглою. — Все что блеститъ, исчезаетъ, какъ молнія!…
Какъ скоро монахъ отдавъ нужныя приказанія и сдѣлалъ ней пріуготовленія касательно похоронъ Барона — сказалъ Альфонзу: молодой человѣкъ, ты сѣтуешь о смерти господина твоего? — Альфонзъ рыдая отвѣчалъ ему, что въ Баронѣ потерялъ онъ все. — „Не предавайся же отчаянію — подхватилъ монахъ; Баронъ мнѣ рекомендовалъ тебя съ хорошей стороны будь увѣренъ что я постараюсь помѣстить тебя въ добринькое мѣстечко.“ Слова сіи утѣшали не много опечаленнаго Альфонза. Прощай, продолжалъ святой человѣкъ, положись на Бога — предайся совершенно волѣ и благости Его. — Конечно вознаградитъ Онъ потерю твою! Я же приду завтра.» — Съ симъ словомъ ушелъ. На другой день Альфонзъ былъ спокойнѣе. — Въ назначенной часъ явился отецъ Матвѣй, такъ назывался духовникъ покойнаго Барона; «здравствуй, Альфонзъ!» сказалъ онъ. — Добро пожаловать, батюшка. — Я не переставалъ думать о тебѣ: обѣщанія, данныя умирающему и особливо служителемъ Божіимъ, должны быть священны: давши честное слово Барону имѣть попеченіе о участи твоей, почти исполнилъ обѣтъ мой; послушай и ты госудишь: я духовной отецъ въ монастырѣ Святой Елены, отстоящемъ на одну ліо отсюда. — Ризничей монастыря нашего тому двѣ недѣли умеръ и на ею мѣсто никто еще не избранъ; хочешь ли быть преемникомъ его? — Альфонзъ восхищенный такимъ предложеніемъ, благодарилъ монаха, которой обѣщалъ въ сей же вечеръ сводить его въ монастырь. Альфонзъ печально взглянулъ въ послѣдній разъ на обезображенное тѣло господина своего, и въ назначенной монахомъ часъ отправился въ путь.
Строенія монастырскія Святой Елены были огромныя. — Черныя башни, обросшія травою, доказывали древность онаго; а лѣпныя изображенія на толстыхъ стѣнахъ святыню во внутренности онаго. — Монахъ отворилъ маленькую дверцу, близь церкви находящуюся, отъ которой ключь имѣлъ всегда при себѣ — ввелъ Альфонза въ обширную внутренность монастыря. — На одномъ концѣ оной находилась калитка, ведущая на задней пространной дворъ монастыря въ углахъ того двора находила съ большіе коридоры по обѣимъ сторонамъ; тамъ были кельи монахинь потомъ взошедши по прекрасной лѣстницѣ во второй этажъ, увидѣлъ келью Игуменьи; Монахъ взошелъ къ ней, сказавъ Альфонзу слѣдовать за нимъ. — Игуменья сидѣла одна; тотчасъ узнала отъ отца Матвѣя кто былъ пришедшій съ нимъ молодой человѣкъ; она приняла его съ ласкою. — Пошептавши же не много съ монахомъ, она сказала Альфонзу, что такъ какъ онъ еще не знаетъ обряду ихъ, то казначеи велѣла показывать ему все въ первые три дни и три ночи — и послѣ краткаго наставленія, какъ Альфонзъ долженъ съ ревностію исполнять новую должность свою, Игуменья позвонила. — Извѣстивъ пришедшую казначею, что Альфонзъ, помѣщенъ на мѣсто покойнаго ключаря, приказала отвесть его въ келью и дать ему всѣ нужныя понятія, касательно должности его. — Альфонзъ пошелъ за казначеею; ей было около пятидесяти лѣтъ, старость совсѣмъ ея обезобразила; она была незговорчива. — "Ступай за мной, сказала Альфонзу, когда вышла отъ Игуменьи — я покажу тебѣ келью твою — она хороша — чего тебѣ лучше — о! крестись, крестись и кланяйся — вотъ распятіе! крестись же…, Альфонзъ приподнявъ глаза, увидѣлъ повѣшенный крестъ на сводѣ того мѣста, гдѣ проходилъ: онъ исполнилъ приказъ провожатой своей, которая такъ продолжала: не трудно мнѣ будетъ дать тебѣ понятіе о должности твоей — увѣряю тебя, что ты вѣкъ здѣсь проведешь, и не увидишь, какъ пролетитъ время. Послушай: теперь кончилась вечерня — въ восемь часовъ ты долженъ звонить въ колоколъ и приготовить церковь къ вечерней молитвѣ — въ полночь къ нощной молитвѣ — въ шесть часовъ по утру къ утренней молитвѣ — а въ десять часовъ къ обѣдни — потомъ въ четыре часа къ вечерни: вотъ все, что должно знать и дѣлать. Ты также пособлять обязанъ мнѣ вычищать церковь и держать въ порядкѣ всѣ украшенія. — Остальное время дѣлай, что хочешь. Она окончила сіе; пришедши же въ келью: здѣсь, сказала казначея, ты будешь жить, какъ Король — въ этихъ комнатахъ живетъ отецъ Матвѣй, вотъ также и моя келья — коридоромъ и чрезъ вонъ ту дверь, что тамъ въ углу, ты придешь въ церковь. — Смотри, чтобъ большія свѣчи, горящія у олтарія, никогда не потухали — ежели же онѣ станутъ догарать, то приди ко мнѣ, я дамъ другія — кажется все тебѣ сказала теперь; ежели хочешь, приходи ко мнѣ и вмѣстѣ побудемъ до вечернѣй молитвы. Перилла такъ называлась казначея, сопровождаема будучи Альфонзомъ пошла въ келью свою; она хотя и вступила въ монастырь на двадцатомъ, году жизни своей, но имѣла достаточное о свѣтѣ понятіе; однакожъ хотѣла отъ ризничаго узнать еще, что нибудь новинькаго. Къ сожалѣнію же Альфонзъ по неопытности своей никакъ не могъ удовлетворить любопытство ея. — Она приняла скромность его стыдливостію и для того сама начала разсказывать ему — забавные анекдоты о монахиняхъ — наконецъ настало время ко звону. — Скорѣй, скорѣе. Ступай звонить, вскричала она — постой — постой, надень стихарь; онъ не много тебя вяжетъ еще — но мы сдѣлаемъ другой — пойдемъ… Альфонзъ оправилъ стихарь и потомъ съ казначеею пошелъ въ церковь — ударилъ въ колоколъ приказанное число ударовъ. Теперь, продолжала Перилла, проворнѣе ступай за мною. — Альфонзъ во всемъ повиновался. Въ дверь сію войдутъ святыя сестры; держи крѣпче эту чашу; онѣ будутъ брать изъ ней святой воды, и оною окрестятъ лицо себѣ для отогнанія нечистаго духа. — Я же между тѣмъ зажгу свѣчи, но впередъ ты все это долженъ одинъ дѣлать. — Приходъ монахинь не замедлился; онѣ. входили, одна за другой въ церковь, и вошедши, каждая закидывала покрывало свое назадъ — потомъ по очереди подходили къ чашѣ со святою водою. По окончаніи такой, церемоніи Альфонзъ былъ позванъ казначеею въ олтарь, гдѣ подавалъ отцу Матвѣю облачаться. Монахъ и монахини читали и пѣли молитвы, по окончаніи которыхъ первой благословилъ послѣднихъ, и онѣ разошлись по кельямъ. Помня приказаніе казначеи, Альфонзъ потушилъ все свѣчи, кромѣ тѣхъ двухъ, которыя горѣли предъ олтаремъ — потомъ затворивъ дверь церкви, пошелъ съ Периллою въ ея комнату — гдѣ и отужиналъ. Поди теперь спать, сказала казначея ему послѣ ужина, давъ лампаду и проводя до самой его комнаты. — "Добрая ночь! не проспи полночи! — примолвила она — но Альфонзъ не сводилъ глазъ — онъ боялся проспать назначенной для звона часъ и тѣмъ подать на первой разъ дурное о себѣ мнѣніе. — Еще не било двенадцати часовъ, Перилла пришла разбудить его. — По окончаніи обыкновенной церемоніи, Альфонзъ возвратясь въ келью, легъ въ постелю, но новость и странность положенія его не давали крѣпко уснуть ему; при маломъ шумѣ, которой слышалъ онъ въ кельи у казначеи, пробужался. — По окончаніи утреннія молитвы Альфонзъ подсобилъ казначеи убрать церковь, которая сама не была безъ работы. — Нашедши таковое убѣжище, Альфонзъ почиталъ себя довольно щастливымъ — привычка скоро облегчила трудность просыпаться въ назначенное для звона время. — Прилежностію и раченіемъ заслужилъ похвалу и отличную признательность Игуменьи; она была очень довольна поведеніемъ его. — Отецъ Матвѣй полюбилъ Адьфонза; онъ примѣтилъ, что разумъ и понятія его превышали званіе монастырскаго ключаря — онъ изъяснилъ Альфонзу мысли свои и получилъ въ отвѣтъ, что въ предложеніи своемъ не ошибся; только не могъ узнать онъ тайны сердца Альфонзова! — Совсѣмъ тѣмъ отецъ Матвѣй не знавъ Альфонза, жалѣлъ объ немъ, ссужалъ его въ разныя времена для чтенія книгами — также въ свободные часы просиживалъ самъ у него. — Въ монастырѣ Святой Елены было тридцать шесть монахинь и десять еще непостриженныхъ; между сими послѣдними находилась одна, которая называлась Лоретою. Красота ея умножала вниманіе Альфонзово, когда подходила брать святой воды; естьлибъ онъ зналъ, что такое значитъ любовь, то бы примѣтилъ тотъ часъ, что былъ очень страстенъ. — Когда видалъ Лорету, то сердце его радовалось; когда же она удалялась, то онъ жалѣлъ, что ее болѣе не видитъ. — Уже протекло около шести мѣсяцовъ, какъ Альфонзъ все былъ монастырскимъ ризничимъ; однажды разговаривая съ отцомъ Матвѣемъ, онъ осмѣлился спросить его, кто та непостриженная монахиня, которой красота сдѣлала такое сильное впечатлѣніе надъ нимъ? — Это нещастная! — отвѣчалъ монахъ; одному мнѣ и Игуменьѣ здѣшняго монастыря извѣстна исторія и рожденіе ея; но я увѣренъ въ скромности твоей и такъ скажу тебѣ тайну сію. — Альфонзъ благодарилъ монаха за довѣренность. Отецъ Матвѣй началъ такъ: назадъ тому семнадцать лѣтъ, какъ однимъ вечеромъ въ исходѣ Декабря мѣсяца, (тогда, была очень дурная погода) слабой у воротъ монастырскихъ стукъ принудилъ казначею итти къ онымъ. — Нѣжной голосъ просилъ убѣжища отъ бури; она произносила имя нашей Игуменьи, что услыша казначея, отворила тотчасъ вороты, и молодой мущина, по ея мнѣнію, въ поклонническомъ платьѣ вошелъ въ монастырь, опираясь на трость свою. — Затворивши ворота, казначея отвела мнимаго молодаго человѣка въ келью Игуменьи. — Незнакомецъ произнеся только: «ахъ! будьте покровительницею нещастной женщинѣ», — упалъ безъ чувствъ къ ногамъ Игуменьи. — Утомившись усталостью и онѣмѣвъ отъ стужи, незнакомая долго была безъ чувствъ — ей дали крѣпительныхъ капель и она открыла глаза: радостныя слезы покатились по блѣднынъ щекамъ ея, когда узнала она, что нашла безопасное убѣжище! — Подкрѣпивши себя не много легкою пищею и будучи однако же еще не въ состояніи отъ слабости открыть причину прихода и наряда своего, она попросила оставить ее въ покоѣ одну. — На другой день оправившись не много, заклинала Игуменью не выдавать тѣмъ, которые можетъ быть, потребуютъ ее!.. Игуменья удостовѣрила въ покровительствѣ своемъ; но примѣтя все еще слабость, не спрашивала ни объ чѣмъ больше. — По истеченіи нѣсколькихъ дней она совершенно-выздоровѣла, но все мрачная задумчивость стѣсняла духъ ея однакожъ сама все открыла Игуменьѣ здѣшняго монастыря и мнѣ. А въ послѣдствіи времени любя очень упражняться, она написала исторію жизни своей и отдала оную мнѣ. — Я же положилъ, чтобы тайна сія не выходила изъ монастыря — однакожъ дамъ вамъ прочесть ея манускриптѣ, между тѣмъ, какъ пойду быть свидѣтелемъ молитивъ сестры Велинны, которая опасно больна. Альфонзъ получа манускриптъ изъ руки отца Матвѣя, удалился въ свою комнату.
Меня зовутъ Лоретою; отецъ мой Графъ Аріено, благородной Венеціянецъ. — При рожденіи моемъ я лишилась матери — участь моя была такъ же нещастлива, какъ и рожденіе! — Когда достигала я совершеннаго возраста, то окружена была множествомъ обожателей: одни имѣли въ виду собственно меня, а другіе богатство отца моего. Случаемъ увидѣла я Графа Фридриха де Когенбургъ: не стану вамъ его описывать здѣсь; вы не повѣрите, чтобъ человѣкъ имѣлъ такія совершенства, которыя я въ немъ находила. — Сперва думала объ немъ просто, хвалила не умышленно блестящія качества его: всѣ женщины, которыхъ только я знала и видала, отдавали ему справедливое тѣ; но увы! скоро при мѣтила я, что боготворю того, которому другія только отдавали справедливость! — Какъ пріятны первыя минуты страсти — и какъ можно предузнать лютыя мученія, которыя онѣ намъ готовятъ! — Пагубное восхищеніе! — ты причиною всѣхъ золъ жизни моей! — Одинакое чувствованіе владычествовало надъ сердцами нашими; — съ радостію услышала я первое объясненіе Фридриховой любви; а восторгъ овладѣлъ всѣми чувствами его когда поклялась я ему въ ненарушимой вѣрности!… Одно обстоятельство, о которомъ влюбленныя мало помышылютъ, заградило совершенной мнѣ путь къ высшей степени блаженства моего. — Какое дѣйствіе богатство можетъ имѣть надъ страстными сердцами! — Фридрихъ меня любилъ и я почитала его богатѣйшимъ въ свѣтѣ человѣкомъ! ~ Отецъ мой не такъ думалъ; онъ вѣшалъ достоинство тяжестью металла, — и для того хотѣлъ выдать меня за Графа Бирофа, Венеціанскаго дворянина, котораго богатство было чрезвычайно, и которой все то время путешествовалъ. — Онъ повелѣлъ мнѣ позабыть такую страсть, которою дышала я. — Гдѣ найти средствъ преодолѣть ее? — скорѣе бы согласилась я сто разъ умереть, чѣмъ одинъ разъ позабыть Фридриха! — Онъ принужденъ былъ прекратить посѣщенія свои въ домъ нашъ — отецъ мой устращивалъ заключить меня въ монастырь, естьли увидитъ Фридриха со мною. Какое мученіе не видать любезнаго предмета! — однакожъ надежда, что можетъ быть придетъ время, когда безпрепятственно могу раздѣлять страсть мою съ Фридрихомъ, подкрѣпляла твердость мою. — Наконецъ изыскала средства видѣться съ Фридрихюмъ въ саду тетки моей. Радость, при такомъ свиданіи произходившая, истребила изъ памяти горести мои; — снова клялась я ему быть вѣрною — просила небо карать меня, естьли буду имѣть другаго мужа, кромѣ его! Спустя нѣсколько времени послѣ нашего свиданія, я сидѣла одна въ комнатѣ своей, размышляла о злобной участи моей, орошая слезами письмо тайно мною полученное отъ Фридриха; отецъ мой вошелъ ко мнѣ съ извѣстіемъ о пріѣздѣ Графа Бирофа. Я оставляю чувствительнымъ душамъ судитъ о горести моей послѣ такого разительнаго извѣстія! Я ничего не говорила; ибо знала, что словами ничему помогъ не могу! — ввечеру того же дня нареченной мнѣ женихъ пріѣхалъ къ отцу моему; мнѣ велѣли вытти въ гостиную — Графъ встрѣтивъ, взялъ меня за руку; я потопила глаза, не имѣла бодрости взглянуть на такого человѣка, котораго почитала разрушителемъ блаженства жизни моей; — однакожъ надобно отдать ему справедливость: не знала я человѣка, выключая Фридриха, которой бы имѣлъ такія отличныя качества ощастливить женщину! — Естьлибъ былъ онъ мнѣ братъ, я нѣжно любила бы его — онъ жаловался на холодность мою — далъ мнѣ высокую мысль о щедрости своей. — Я нѣсколько разъ хотѣла, открывъ ему тайну сердца моего преклонить его къ состраданію. — Сколько бы зла отвергло такое признаніе! — ужасное злодѣйство бы не свершалось! Наконецъ злощастной день былъ назначено — наканунѣ объявили мнѣ, что завтра Графъ Биронъ долженъ будетъ вести меня къ вѣнцу — я: побѣжала къ отцу моему, бросилась къ ногамъ его, обнимала, родительскія колѣни и ручьями горькихъ слезъ умоляла жестокость его; всѣми силами, старалась отвратить отъ пагубнаго намѣренія; но имѣя одну дочь, онъ не трогался стономъ ея тогда какъ дикой бы сжалился и пролилъ хотя одну слезу сострадательности о разительной участи моей! — Я осмѣлилась укорять его угрызеніемъ совѣсти; но гласъ корысти заглушалъ вопль мой: — оттолкнувши, онъ удовольствовался такимъ отвѣтомъ: повинуйся или не называйся болѣе дочерью моею. — Потомъ бросивъ на меня свирѣпый взглядъ, удалился — Какъ скоро пришла я немного въ себя, то взявши руку горничной моей дѣвки — пошла къ теткѣ — ахъ! она не походила на брата своего! Я увѣдомила ее обо всемъ; но будучи сама подъ зависимостью отца моего, она ни въ чемъ не могла помогать мнѣ. — Я просила ее послать за Фридрихомъ — что она скоро исполнила — я была два часа въ ужасномъ положеніи; наконецъ посланной возвратился сказать, что Фридрихъ уѣхалъ изъ Венеціи за важнымъ какимъ-то дѣломъ, и что ожидали пріѣздъ его съ часу на часъ. — Тетка моя обѣщала увѣдомить меня тотчасъ о пріѣздѣ его; я возвратилась въ домъ отца моего, такъ какъ преступница, ожидающая неизбѣжной казни. — Прямо прошла въ комнату свою, бросилась въ постель и дала свободу литься слезамъ. — Горничная дѣвка плакала также: они была всегда со мною послѣ смерти матери моей и очень была привязана; тщетно силилась она утѣшить меня, внушить въ меня надежду на промыслѣ Вышняго! — Когда же я не много поуспокоилась, то стала размышлять о томъ что оставалось мнѣ предпринять: — бѣжать ли изъ дому отца моего; — итти ли въ объятія Фридрихова? — Онъ конечно съ восторгомъ меня приметъ, но мнѣ часто твердили, что мущины обманчивы, невѣрны и жестоки; что они презираю въ въ нещастіи тѣхъ которыхъ во время благополучія обожали. — Нѣтъ — нѣтъ Фридрихъ не таковъ! — для чего не поверить мнѣ обѣщаніямъ его! — для чего не утвердиться въ клятвахъ! — но естьлибъ онъ истинно любилъ меня, могъ ли отлучиться въ такое критическое время. Какая бы необходимость увлекла его отъ предмета постоянной любви? — Я обвиняла Фридриха, почитала его виновнымъ въ измѣнѣ, и такая мысль успокоила меня; съ меньшимъ ужасомъ воображала я о свадьбѣ моей, вы удивитесь такому странному перевороту, но посудите сами — я была на краю погибели; мысль о проклятіи родительскомъ, о презрѣніи такого человѣка, на котораго столь много обнадѣялась, устрашала меня. И такъ бракъ съ Графомъ де Бирофомъ почла изъ худшаго лучшимъ: по крайній мѣрѣ, думала я, буду въ рукахъ такого человѣка, которой, при всемъ моемъ къ нему отвращеніи, внушилъ въ меня къ себѣ почтеніе! — На другой день тетка извѣстила меня, что Фридрихъ еще не пріѣхалъ. Вижу ясно, вскричала я, что онъ забылъ меня! — о жестокой Фридрихъ! гдѣ клятвы? — гдѣ удостовѣренія въ непоколебимой вѣрности твоей? — Въ сію минуту вошелъ отецъ мой и приказалъ ѣхать вмѣстѣ съ Барономъ Бирофъ въ церковь. — Не взирая на рѣшительность мою, я бы бросилась къ ногамъ отца моего, естьлибъ голосъ Барона не отвратилъ предпріятіе мое; онъ схватилъ дрожащую руку мою, трепетаніе оной почелъ за дѣвственную стыдливость и старался ободрить меня страстными увѣреніями о любви своей. — Мы вошли въ церковь и по выходѣ оттуда назвалъ онъ уже меня женою своею: такъ кончилась участь моя, и сердце мое успокоилось. — Мрачная неизвѣстность уже болѣе не тревожила духъ мой, и я рѣшилась слѣпо повиноваться неизбѣжному опредѣленію рока! — День свадьбы нашей прошелъ въ веселостяхъ; я старалась казаться спокойною; боясь раздражить отца, дѣлала все, что ему угодно было — но сердце мое волновалось; мрачная скорбь стѣсняла оное — Въ самой тотъ день получала Я отъ родственниковъ моихъ множество подарковъ — Графъ Бирофъ подарилъ меня брилліантами дорогой цѣны. — Скупая рука отца моего при семъ случаѣ разщедрилась: онъ подарилъ меня жемчужными ожерельемъ, единственное украшеніе, которое теперь при мнѣ находится: я оное берегу въ знакъ памяти того, которой оное далъ мнѣ — не смотря на несправедливость и жестокость его. — Никакая женщина, я думаю, не была такъ печальна въ первой день свадьбы своей, какъ я! — Настала ночь и я воображала, что прекращеніе шумныхъ веселостей доставитъ мнѣ желанное спокойствіе; но ахъ! тогда-то я почувствовала, что страсть моя къ Фридриху глубоко вкоренилась въ сердце моемъ! — Въ продолженіе утра другаго дня тетка посѣтила меня — на вопросъ о Фридрихѣ она отвѣчала, что еще не пріѣхалъ. — При всѣхъ стараніяхъ моихъ казаться веселою, грусть явно обнаруживалась на лицѣ моемъ. рафъ Бирофъ истощилъ всѣ способы, могущіе по мнѣнію его развеселить меня. — Отецъ мой, которому извѣстна была причина горести моей, не пропустилъ случая укорить меня въ томъ угрожая излить всю строгость свою, естьли еще буду питать виновную страсть! — Прошелъ мѣсяцъ замужству моему, и тетка моя извѣстила меня о пріѣздѣ Фридриха и о горести его при извѣстіи о бракѣ моемъ! По щастію отца моего не было дома; я побѣжала тогда къ теткѣ гдѣ и увидѣла предметъ нѣжной страсти моей! — Ахъ! никогда при разлукѣ два нужныя сердца столько не проливали слезъ! — я заклинала Фридриха простить мнѣ вину мою потому что принуждена къ тому была жестокостью родителя моего; — умоляла его сжалиться надо мною и любить меня — я же буду любить его всегда и всегда желала быть имъ любимой! Не думайте, чтобъ я когда жалѣла объ этомъ, оплакивала преступленіе мое! — Нѣтъ, нѣтъ! — Всевышнему извѣстны сокровенныя чувствія наши! — я призываю Его въ свидѣтельство, что посреди самаго ужаснаго злоключенія моего я не чувствовала ни малѣйшаго угрызенія совѣсти! — О Фридрихъ! естьлибъ съ высоты небесной, въ которой ты теперь находится, удостоилъ своимъ взглядомъ вѣрную Лорету; — вѣрную до самой минуты смертельной — познай невинность мою? — сердце мре, возженное огнемъ непорочной любви, столь же страстно къ тебѣ, сколько и къ самой добродѣтели! — Нѣсколько времени я видалась ежедневно у тетки моей съ Фридрихомъ; наконецъ узнала, что свиданія наши обнаружились; и такъ не могши видѣться, я писала Фридриху, изъясняя тому причину. — Тутъ началась между нами ежедневная переписка и тѣмъ облегчила бремя горестной разлуки. Вѣрной слуга тетки относилъ мои и приносилъ мнѣ Фридриховы письма — двѣ недѣли спустя послѣ таковой переписки узнала я отъ мужа моего объ отъѣздѣ его со отцемъ моимъ на два дни; я увѣдомила чрезъ слугу, что буду имѣть случай видѣтся съ Фридрихомъ у тетки моей. — Послѣ обѣда этого же дня отецъ и мужѣ мой распростившись со мною, сѣли на лошадей и уѣхали. Спустя два часа послѣ отъѣзда ихъ я пришла къ теткѣ моей, которая тому не мало удивилась, но я ей все разказала и тѣмъ успокоила безпокойства ея --Она приказала спросить у повѣреннаго служителя нашего, нашелъ ли онъ Фридриха; но служитель еще не возвращался. — Три часа прождали мы съ живѣйшею нетерпѣливостію: ни Фридрихъ ни слуга не появлялся. — Я утѣшала себя тѣмъ что слуга, не заставѣ Фридриха у себя, ищетъ его повсюду; но скоро исторгнута была я изъ сей неизвѣстности! --Вообразите удивленіе и ужасъ мой! — мы услышали шумъ на лѣстницѣ — тетка моя побѣжала къ дверямъ, отворила ихъ и я увидѣла отца моего. — Я вскричала и упала безъ чувствъ! — когда же опомнилась, то была на своей уже постелѣ. О Фридрихъ? вскричала я, не-уже ли-погибѣ ты? — но увы! шпага мужа моего пронзила грудь любезнаго Фридриха! — Баронъ Бирофъ сидѣлъ подлѣ кровати моей; самыми язвительными словами укоряла я его въ жестокосердіи — разсказала ему тайну сердца моего и проливши источникъ горючихъ слезъ, снова укоряла его. — Отецъ вашъ, сказалъ онъ мнѣ, извѣстилъ меня о тайной интригѣ вашей съ однимъ чужестраннымъ дворяниномъ; я было тому не повѣрилъ, но убѣжденъ будучи прозьбами его, къ открытію тайны сей, мы выдумали ложную отлучку, думая, что въ теченіи сего времени вы не упустите видѣться съ предметомъ любви вашей, въ чемъ и не ошиблись — Нынѣ же по утру батюшка вашъ перехватилъ письмо ваше, въ которомъ вы назначаете свиданіе у тетки своей — оно послано было вами съ однимъ служителемъ, котораго мы заперли и по прочтеніи перехваченнаго письма препоручили другому служителю доставить оное по надписи — потомъ мы дожидались любовника вашего съ одной тѣсной и глухой улицѣ, гдѣ долженствовало проходить ему, и я закололъ его. Богу одному извѣстно мученіе мое, во время сего разговора: благодарю Его за то, что въ сію минуту не могла я ничего говорить: въ изступленіи моемъ осыпала бы проклятіями даже родителя моего! — Графъ Бирофъ заклиналъ меня успокоиться, представляя безполезность горестей моихъ, потому что свершенъ былъ уже ударъ; — напомянулъ мнѣ о послушаніи, которое должна имѣть къ отцовской власти; далъ ясно видѣть стыдъ, которому подвергнусь, естьли произшествіе обнаружится. — Я невнимала ничему, все, выходящее изъ устъ убійцы любовника моего, казалось мнѣ ужаснымъ; въ сію минуту горести я бы отвергда ангельскія слова, естьлибъ онѣ не имѣли силы воскресить Фридриха. — Я отказывалась отъ всякой пищи, что устрашило Графа Бирофа — онъ просилъ меня быть супругою его, пользоваться ненарушимымъ спокойствіемъ; увѣрялъ меня въ неугасимой ко мнѣ любви своей; умолялъ простить его и спрашивалъ способа, которымъ бы могъ загладить преступленіе свое и смягчить горесть мою. — Я молчала и мужъ мой съ досадою ушелъ изъ комнаты! — Лишь только онъ удалился, я приказала горничной дѣвкѣ моей идти къ отцу моему сказать, что я очень крѣпко заснула, и чтобъ не лишилъ меня толико нужнаго спокойствія. — Горничная дѣвка, скоро съ успѣхомъ возвратясь, нашла меня совсѣмъ одѣтою въ простое платьѣ и на головѣ моей частое и длинное покрывало. Я просила ее ни объ чемъ не сказывать и ушла изъ дому, не будучи никѣмъ примѣчена. Тогда было девять часовъ вечера. — Я пошла прямо въ предмѣстіе города — проходила узкую улицу; желала найти лоскутную лавку, которую нашедъ и увидѣвши, что въ ней не было никого кромѣ старушки, я просила ее дать мнѣ поклонническое муское платье, сказавъ, что иду на богомолье въ Лорету: она показала мнѣ множество платьевъ; я выбрала одно изъ нихъ и съ палкою — старушка такъ занималась похвалою покупки моей, что ни малѣйшаго обо мнѣ не сдѣлала примѣчанія. — Заплатя деньги, связавъ узелокъ свой, я въ нѣсколько минутѣ вышла изъ города на большую дорогу. — Къ щастію моему, вошедшій мѣсяцъ показывалъ мнѣ дорогу. Прошедши половину лію, я осмѣлилась перерядиться и настоящее платье мое бросила въ ровъ, потомъ прямо пошла къ монастырю сему, о которомъ нѣсколько разъ слыхала я отъ тетки моей; въ семъ монастырѣ рѣшилась я, ежели то будетъ мнѣ позволено, провести остатокъ дней моихъ. Подѣ одеждою поклонника я продолжала путь безъ малѣйшаго неудобства, кромѣ усталости. Скоро благотворительная попеченія ваши доставили счастливую мнѣ участь! — Да наградитъ васъ Боже за человѣколюбивое призрѣнье ненастной! —
Манускриптъ сей частію объяснилъ Альфонзу тайныя дѣйствія дяди его, которой былъ любовникъ достойной племянницы друга Аріено! — она почитала Фридриха умершимъ; оплакивала потерю его, жила и умерла, удалясь отъ свѣта. Нещастная женщина! вскричалъ онъ, для чего невидимая рука Ангела хранителя не открыла ей глаза! --Лишеніе сей обожаемой женщины было конечно причиною мрачной задумчивости брата отца моего! — Но совсѣмъ тѣмъ для чего не могу я почерпнуть объясненіе неизвѣстнаго мнѣ удаленія моего изъ замка праотцевъ моихъ? Нѣсколько минутъ былъ онъ въ такихъ мысляхъ; наконецъ пошелъ съ манускриптомъ къ отцу Матвѣю. — Я вижу смущеніе ваше, сказалъ ему монахъ; чувствительное сердце ваше конечно тронулось несчастіями Лореты?
Истинно, я живое принимаю угасшіе въ томъ; но знаете ли-вы, что Фридрихъ живъ еще! — Великій Боже! что знаете вы о Графѣ Фридрихѣ! — объяснитесь; заклинаю васъ, объяснитесь! — Я не могу теперь, время все обнаружитъ! — Тутъ Альфонзъ остановился. — Отецъ Матвѣй разсѣялъ между тѣмъ смущеніе свое, она при смерти, сказалъ онъ, такъ какъ и при жизни оплакивала смерть любимаго ею предмета! — Давно ли смерть прекратила страданія ея! — Печаль изсушила ее, и теперь будетъ семь лѣтъ, какъ она умерла! — Были ли какія о ней поиски! — Никакихъ — Но въ манускриптѣ она не говоритъ о дочери своей и вы также то умолчали отъ меня. — Писавъ манускриптъ, она не знала сама, что будетъ матерью; но скоро со слезами открыла она Игуменьѣ положеніе свое и родивъ призналась, что новорожденная была дочь Графа Бирофа — младенца назвали по имени матери ея! — Лорета обязана ли всегда жить въ монастырѣ! — Мать ее на смертномъ одрѣ завѣщала, что ежели не отыщется какой ближней родственникъ ея и не потребуетъ, то должна она быть 18 лѣтъ пострижена — Которой ей годъ? 17 лѣтъ и 11 мѣсяца, я думаю, продолжалъ монахъ, что отецъ ее и Графъ Аріено не знаютъ ни объ ней, ни о завѣщаніи матери ея, которая передъ смертью своею извѣстила дочь о всѣхъ приключеніяхъ жизни своей и такими черными красками представила ближнихъ родственниковъ своихъ, что не скоро пожелаетъ Лорета въ неизвѣстной ей свѣтъ: она почитаетъ себя щастливою здѣсь, и, я думаю, по собственной охотѣ пострижется.
Альфонзъ вздохнулъ, потупилъ глаза въ землю и не зналъ, что начать отъ замѣшательства — наконецъ пришло время звона и это обличило смутностъ мыслей его!……
ГЛАВА ПЯТАЯ.
править«Счастливые любовники! одаренные едиными добродѣтелями; украшенные одинакими прелестьми: одинъ полъ различаетъ ихъ! — Амалія походитъ на милую, румяную розу Майскаго утра; а Каладомпъ на блескъ полуденныхъ лучей огненнаго солнца!»
Альфонзъ только думалъ объ Лоретѣ; всякой день любовь его къ ней умножалась, но онъ все еще самъ себѣ въ томъ не вѣрилъ — желалъ очень изторгнуть ее изъ мрачныхъ стѣнъ монастыря, открыть ей страсть свою; но всякое сообщеніе съ монахинями, а особливо съ непостриженными, ему возбранялось, изключая одной только казначеи. — Какъ же исполнить желаніе свое и увѣриться въ чувствіяхъ Лореты? — Онъ рѣшился примѣчать по глазамъ ея всякой разъ, когда входила въ церьковь. При первомъ разѣ опыта своего Альфонзъ примѣтилъ, что Лорета покраснѣла отъ пламеннаго взгляда черныхъ глазъ его; она потупила глаза въ землю и съ стыдливостью тихими шагами подошла къ хору. — Альфонзъ не зналъ, что такое любовь; онъ не могъ также различить стыдливость съ неудовольствіемъ — Никогда Лорета не поднимала глазъ своихъ выше той вазы, которую держалъ Альфонзъ съ святою водою, но и тутъ стремительно потупляла ихъ. «Нѣтъ, вскричалъ Альфонзъ! Лорета, не раздѣляетъ чувства мои! Какъ не примѣтить ей горячность мою! — Ахъ! она ее видитъ несчастной Альфонзъ!» Онъ не хотѣлъ болѣе смотрѣть на нее — хотя и выдержалъ то нѣсколько минутъ, но когда брала она изъ вазы святой воды, онъ тяжко вздохнулъ — Лорета также вздохнула — Альфонзъ то слышалъ и вздохъ тотъ отояаался во глубинѣ страстнаго сердца его! — Тутъ не могъ онъ удержаться, чтобъ не посмотрѣть на Лорету: взглянулъ и примѣтилъ алой румянецъ, играющій на щекахъ ея — также божественную улыбку на розовыхъ губахъ. «Она знаетъ, чувства мои и имъ соотвѣтствуетъ: о блаженство!» Въ одно мгновеніе страхъ проходитъ и надежда заступаетъ мѣсто его; скоро Альфонзъ безъ робости взиралъ на Лорету; скромная недовѣрчивость ея исчезла — она сама искала встрѣтить взоры свои со взорами Альфонза! — Новой способъ изъясняться пришелъ на мысль Алъфонзу; онъ написалъ Лоретѣ въ короткихъ словахъ чувствованія души своей, и въ самое то мгновеніе, когда она обмочала руку въ святую воду, Альфонзъ всунулъ ей письмо такъ, что никто того не примѣтилъ — Прошло два дни въ мучительной неизвѣстности! --на третей во время вечерней молитвы Лорета дала ему въ руку записку слѣдующаго содержанія: «o Альфонзъ! объясненіе чувствъ вашихъ успокоило мучительное волненіе сердца моего! будьте скромны и осторожны — не пишете болѣе ко мнѣ: за нами примѣчаютъ!» — Альфонзъ въ первой разъ чувствовалъ совершенное удовольствіе, но радостной восторгъ скоро проходитъ наступаютъ размышленія и онъ, предавшись онымъ, страшился никогда не соединиться съ Лоретою. — Спустя пять мѣсяцовъ Игуменья очень занемогла; отецъ Матвѣй, будучи духовникомъ и врачемъ монастыря, ни на шагъ не отлучался отъ постели ея. Скоро умерла она; весь монастырь опечаленъ былъ таковою потерею, особливо огорчилась Лорета: ей сложила она второю матерью. Тѣло Игуменьи было положено въ гробъ и поставлено близъ ступеней олтаря. Въ продолженіе цѣлой девяти-десятницы служили ежедневно по три обѣдни для успокоенія души ея; три монахини и одна не постриженная были неотлучно при гробѣ. Альфонзъ почелъ то удобнымъ случаемъ вручить вторичное письмо Лоретѣ; и для того написавъ, изъяснилъ въ ономъ, что онъ племянникъ тою Графа Фридриха де Когенбурга, которой столько нѣжно былъ любимъ матерью ея, онъ заклиналъ ее при томъ бѣжать изъ монастыря съ нимъ при первомъ удобномъ случаѣ. — Ввечеру четвертаго дня Лорета шла съ очереди своей въ самое то время, какъ Альфонзъ подходилъ къ церкви; они встрѣтились въ коридорѣ. — Альфонзъ осмотрѣвъ вокругъ себя увидѣлъ, что никого нѣту — схватилъ Лоретину руку; поцѣловалъ ее и вложилъ письмо: все это было учинено въ одно мгновеніе ока. — Похороны игуменьи были совершены со всею пышностью Католическаго закона. Отецъ Матвѣй, всѣ постриженныя и непостриженныя монахини молились цѣлую ночь. — Взошло солнце на горизонтъ, и они разошлись по кельямъ — Лорета принаровила такъ, чтобъ выпили ей послѣ всѣхъ; она бросила маленькую бумажку — Альфонзъ поднялъ оную и нашелъ слѣдующее: "объяснитесь, куда хотите бѣжать вы? Онъ перечитывалъ нѣсколько разъ сію записку, цѣловалъ ее и наконецъ разорвалъ на мѣлкія части — онъ не зналъ, на что ему рѣшиться: объявить ли Лоретѣ всѣ несчастія его и ускорить побѣгъ свой? — Наконецъ положилъ во всемъ открыться отцу Матвѣю; съ нетерпѣливостью желалъ онъ застать его одного — вошелъ въ сихъ мысляхъ въ келью и робкимъ голосомъ сказалъ, что имѣетъ до него крайнюю нужду; только просилъ помолчать о томъ. Доброй монахъ обѣщался хранить тайну и Альфонзъ пересказалъ тогда ему всѣ приключенія жизни своей; когда же окончилъ повѣствованіе свое, то прибавилъ: теперь, батюшка, можете ли объяснить ужасно тайну сію? — Монахъ стоялъ нѣсколько времени въ задумчивости — потомъ взглянулъ на Альфонза, и благословя, такъ сказалъ: "избави Боже меня обвинитъ праваго — я скажу тебѣ только одну догадку мою, мать твоя, стѣсненная бременемъ горестей, предприняла ужасную мысль, избавишься отъ онаго самоубійствомъ!, — Альфонзъ содрогнулся о такой мысли и послѣ спросилъ: но, батюшка, что значатъ кровавыя пятна на рукѣ?… Монахъ, помолчавъ, сказалъ: въ сумасшествіи своемъ она можетъ быть ранила себя въ руку убійственнымъ орудіемъ, ею избраннымъ для прекращенія дней своихъ! — Для чего же приказала она мнѣ удалишься? — Во первыхъ потому, что помышляла о томъ позорѣ, которой навлечетъ на фамилію свою такимъ пагубнымъ дѣйствіемъ — во вторыхъ хотѣла избавишь отъ подозрѣнія невиннаго сына своего. "Думаете ли вы, что самая сія причина побудила ее обвинить дядю моего въ братоубійствѣ? — Точно. — Но, батюшка, для чего же дядя мой оставилъ замокъ. — Память обитавшихъ оной сдѣлала его несноснымъ для сего чувствительнаго человѣка, и онъ предпочелъ жить въ собственномъ домѣ! — Для чего же не дѣлалъ онъ никакихъ поисковъ обо мнѣ? — Можетъ быть онъ и производилъ ихъ; почему знать тебѣ — Догадки ваши вѣроподобны, вскричалъ Альфонзъ, вы судите здраво и съ большею опытностію знаете людей! — "Трудно испытать все, а судить не трудно! — "Конечно, когда все будетъ въ сихъ стѣнахъ. — Не ужели желаешь ты оставить монастырь! — Альфонзъ молчалъ; потомъ признался въ справедливости того-Мать твоя запретила тебѣ видѣть дядю твоего и входитъ въ Когенбургской замокъ!… Развѣ я, подхватилъ Альфонзъ, буду ослушникомъ матери моей, когда не выполню повелѣнія, ею мнѣ данныя въ сумазбродствѣ? — Ты забываешь, что о сумазбродствѣ ея только я догадываюсь. — Альфонзъ почувствовалъ ошибку свою, и слезы покатились по ланитамъ его; онъ вскричалъ: о святой мужъ! одно поясненіе тайны сей можетъ возвратить миръ волнующейся душѣ моей! — Я недостоинъ обитать святыя мѣста сіи — ихъ наполняю я стономъ моимъ! — Не иначе можешь ты получить желаемое, какъ осмотря внутренность замка; но и тутъ кто поручится, чтобъ трудъ твой былъ не напрасенъ! — Я не намѣренъ итти въ замокъ; а желаю быть въ свѣтѣ — мысль, что когда нибудь получу желанное поясненіе, питать будетъ надежду мою, а здѣсь я никакой не имѣю надежды, здѣсь никакая утѣшительная мысль не усладитъ сердце мое! — Куда же хочешь ты идти? — Сдѣлаться рыбакомъ на берегу Ина. — Совершенное уединеніе и трудная работа скоро заставятъ тебя сожалѣть о потери такого счастливаго убѣжища, которое имѣлъ здѣсь! — Я чувствую, что рожденъ жить въ обществѣ; но не хочу быть между множествомъ людей, ахъ! какъ бы блаженнымъ себя почелъ, естьлибъ могъ имѣть хотя одну только подругу — подругу прекраснаго пола! — Отъ одною воображенія вся кровь во мнѣ кипитъ — подумайте, батюшка, съ чемъ можетъ сравниться то, когда нѣжная и милая подруга — милая по сердцу и уму, когда прекрасная нимфа обойметъ васъ! --Скажите, скажите, батюшка, что будете вы чувствовать тогда? — Естьлибъ судьба наградила меня милліонами, Я бы ошдалъ: ихъ за. такое сладостное участіе чувственности! — Не отвлекайте меня о тѣ-мыслей моихъ: я хочу имѣть подругу… Надобно быть осторожну въ выборѣ. — Я бы попросилъ васъ быть свидѣтелемъ выбора моего! — Какъ могу я то сдѣлать? — Удаленный отъ суетностей свѣта! — Вы совершенно знаете ту которая воспламенила чувства мои! — Остерегись, дерзновенной — не ужели затѣмъ ты здѣсь призрѣнъ, чтобъ попрать уставы, и соблазномъ вводить въ искушеніе? — Кто та несчастная, которая внимала, пагубной страсти твоей? — Лорета Бирофъ еще не пострижена! — Говорилъ ли ты ей о любви своей? — Говорилъ. — Любитъ ли она тебя? — Любитъ такъ, какъ и я ее: будьте въ томъ увѣрены! — Я обѣщался умирающей матери ея возвратить Лорету самому ближайшему родственнику ея. — И такъ вы не отдадите мнѣ ее? — Ты не связанъ съ Лоретою узами родства. — Ахъ! батюшка въ вашей состоитъ то волѣ: свяжите насъ узами священнѣйшими! — Объяснись, что могу я сдѣлать? — Обвѣнчайте насъ и обѣтъ вашъ выполниться: какой ближе родственникъ женѣ, какъ не мужъ? — Осчастливьте несчастнаго! — Отецъ Матвѣй молчалъ нѣсколько времени, потомъ примолвилъ Альфонзу: что скажетъ свѣтъ, узнавъ, что отрасль такихъ знатныхъ фамилій живетъ въ нищетѣ? — можетъ ли Графъ де Когенбургъ, быть рыбакомъ? — Какая нужда свѣту вспомнить о тѣхъ, которыхъ угнеталъ? Не думайте, — батюшка, чтобъ Я заблуждался и думалъ о пышности и богатствѣ гнакъ, какъ о необходимыхъ подпорахъ счастія человѣческаго нѣтъ, любовь благополучнѣе въ хижинѣ или шалашѣ, нежели въ златыхъ чертогахъ! — «Знаетъ ли Лорета, о участи твоей? — Нѣтъ. — Такъ, скажи же ей о томъ. — Дайте мнѣ удобной къ тому случай. — Нынѣшнюю ночь я приведу ее въ келью къ тебѣ; естьли она будетъ соотвѣтствовать желаніямъ твоимъ, то не лишу васъ обѣихъ блаженства-ежелижъ на предложеніе твое не согласиться, то скоро пострижется: я принимаю участіе въ судьбѣ вашей, и для того хочу скорѣе окончить сіе дѣло, чѣмъ поспѣшнѣе тѣмъ лучше — надобно все сдѣлать и окончить прежде опредѣленія новой Игуменьи. —» Альфонзъ поцѣловалъ руку монаха, которой далъ знакъ оставить его одного — По окончаніи вечерней молитвы, когда Перилла улеглась спать, отецъ Матвѣй тихонько вошедъ въ келью Лореты, сказалъ ей, чтобъ за нимъ слѣдовала Она тогда читала молитвенникъ, которой положила на столъ, взяла лампаду, и накинувъ покрывало, пошла за отцомъ Матвѣемъ, которой подошедъ въ кельѣ Альфонзовой, остановился и далъ знакъ Лоретѣ, войти въ нее: она повиновалась, и первой представившейся ей предметъ, былъ Альфонзъ, бросившейся передъ нею на колѣни. — Радость и удивленіе заставили Лорету подумать, что видѣнное ею есть мечтаніе. — Альфонзъ смотрѣлъ пристально на нее; потомъ вспомнивъ, что не долженъ терять краткія минуты свиданія, увѣдомилъ ее о расположеніи отца Матвѣя, разсказалъ ужасныя произшествія, побудившія его искать убѣжища въ монастырѣ Святой Елены — наконецъ сообщилъ о планѣ, имъ устроенномъ, естьли согласится она раздѣлить участь его, и тѣмъ ощастливить гонимаго судьбой человѣка!…
Алой румянецъ заигралъ на щекахъ Лорензы, она не могла выговорить ни одного слова — время быстро летѣло. — Альфонзъ упрашивалъ Лорету, рѣшить участь его, и наконецъ съ тяжкимъ вздохомъ произнесла она благополучное для Альфонза согласіе. — Клятва ненарушимой вѣрности запечатлѣна была пламеннымъ поцѣлуемъ. — Спустя не много, отецъ Матвѣй вошедъ къ нимъ, сказалъ, что время звонить ко всенощному бдѣнію; онъ увидѣлъ ясно по глазамъ Альфонза всю сладость миновавшаго разговора ихъ. Лорета возвратилась въ келью свою, обѣщаясь притти къ отцу Матвѣю въ назначенной имъ часъ — Альфонзъ пошелъ звонить и приготовить ко молебствію церковь, но возвратившись оттуда ни онъ, ни Лорета не могли заснуть: они все воображали о блаженствѣ будущей ихъ жизни. — Въ назначенной часъ Лорета пришла къ отцу Матвѣю, которой ее исповѣдывалъ. Страсть чистѣйшая ко Альфонзу была сочтена имъ небольшимъ преступленіемъ противу законовъ Божіихъ. Потомъ представлялъ благоразумный Монахъ Лоретѣ всѣ коловратности судьбы, которымъ въ свѣтѣ какъ добрыя, такъ и злыя, люди подвержены! — ободрялъ ее переносить съ твердостію духа, неизбѣжныя испытанія въ кратковременной, жизни сей; — наконецъ заклиналъ подумать о намѣреніи своемъ, чтобъ не раскаяваться когда уже будетъ поздно! — Ничто не могло поколебать и перемѣнить рѣшительность Лореты. — Отецъ Матвѣй также обо всемъ говорилъ съ Альфонзомъ, и нашелъ въ немъ рѣшительноежъ мужество, противустоять бурнымъ перемѣнамъ судьбы! — Скоро монахъ-привелъ Альфонза — онъ еще повѣлевалъ имъ одуматься: на цѣлую жизнь, продолжалъ почтенный старецъ въ видомъ набожности: на всю жизнь вашу, слышите ли любезныя дѣти, вы свяжитесь, неразрывными узами, узами, которыя одна смерть разторгнуть можетъ! Такая, мысль ужаснула бы хладнокровнаго человѣка но она послужила одобреніемъ двумъ страстнымъ сердцамъ. — Взоры Альфонзовы встрѣтились со взорами Лореты, которая, улыбнулась — Альфонзъ же отвѣчалъ за обѣихъ: «мы рѣшились! — Таинство брака совершилось — Да будетъ благословеніе Всевышняго надъ вами! вскричалъ отецъ Матвѣй! --» Альфонзъ поцѣловалъ Лорету, смѣшалъ съ ея слезами свои любовію возженныя слезы! — "Завтра по утру очень рано вы оставите монастырь, продолжалъ отецъ Матвѣй, теперь же подите, каждой въ келью свою, соберите все, что хотите взять съ собою. — Новобрачные повиновались — Въ продолженіе дня отецъ Матвѣй увѣдомилъ монахинь о отъѣздѣ Лоретиномъ, почему они съ ней и прощались. — «Она уйдетъ завтра очень рано, продолжалъ монахъ намъ будетъ двойная потеря; ризничей, нашъ желая, вступить въ свѣтъ, завтра же уйдетъ.» — На другой день послѣ утреннихъ молитвъ монахини разошлись по кельямъ, а Перилла занималась прибранствомъ церкви. — Отецъ Матвѣй, вошелъ въ келью Лореты. По приказанію его надѣла она поклонническое платье, то самое, въ которомъ мать ея пришла въ монастырь — онъ вывелъ ее на большой дворъ, гдѣ уже нетерпѣливый Альфонзъ ожидалъ прихода ихъ.
«Примите сей малой знакъ моей къ вамъ привязанности, сказалъ имъ почтенной монахъ, подавая кошелекъ съ золотомъ: эти деньги будутъ вамъ нужны; мнѣ же потребенъ крестъ и могила, а не золото!.. —» Они поцѣловали руку отца Матвѣя, которой ихъ въ послѣдній разъ благословилъ. — Съ помощію Альфонза приподнялъ монахъ большую желѣзную перекладину и отворилъ ворота монастырскія --Лорета не могла удержать катящіяся слезы по румянымъ щекамъ своимъ, проходя въ первой разъ ворота. Альфонзъ обнявъ отца Матвѣя, вскричалъ: «Прости добродѣтельный старецъ, — другъ человѣчества! да осчастливитъ Богъ вечернюю зарю дней твоихъ!» — Тронутый до глубины сердца старецъ проливалъ слезы и возведъ очи на небо, испрашивалъ благополучной судьбы для счастливой четы, имъ соединенной — потомъ съ тяжкимъ вздохомъ затворилъ ворота монастырскія и съ стѣсненнымъ духомъ пришелъ въ келью свою!…
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
правитьГдѣ онъ? — Гдѣ злодѣй мой? — Да, увижу чело его, и чтобъ впередъ встрѣтившись съ подобнымъ ему человѣкомъ, могъ я бѣжать отъ ужаснаго бича смертныхъ! —
Лорета держась крѣпко за Альфоезову руку, черезъ часъ пришла въ Инспрукъ; она желала избѣжать любопытнаго вниманія тѣхъ, которые бы примѣтили удивленіе ея отъ разныхъ предметовъ доселѣ ей чуждыхъ еще, и для того съ скромностію на все взирала — Послѣ краткаго отдыха молодые супруги опять пустились въ путь: они пришли въ часъ по полудни въ желанное Альфонзомъ мѣсто — бѣднѣйшій постоялой дворъ укрылъ ихъ во время ночи. — На другой день по утру Альфонзъ пошелъ искать владѣльца домиковъ, или лучше сказать; шалашей на берегу Ина — Онъ нанялъ одинъ изъ нихъ, купилъ право промысла, имъ избраннаго, и всѣ нужныя къ тому вещи. — Лоретины ласки восхищали юнаго рыбака въ часы отдохновенія послѣ трудной работы его; онъ былъ доволенъ, что судьба доставила ему случай кормиться трудами рукъ своихъ: удаленный отъ суетностей свѣта, не имѣя ни богатствъ, ни тщеславія, которымъ заражены всѣ люди большаго свѣта, Альфонзъ и Лорета, ласкали себя надеждою прожить безъ нужды въ мирномъ рыбачьемъ шалашѣ — оной казался имъ предпочтительнѣе всякаго великолѣпнаго замка гордаго Вельможи; но скоро испытали и они коловратность счастія!…
Владѣтель той земли, на которой находилось жилище Альфонзово, былъ Баронъ де Стальдартъ, вдовецъ; жена его умерла родами вмѣстѣ съ младенцомъ. Баронъ былъ благотворительной, кроткой и привѣтливой человѣкъ. Сестра его, единственная подруга послѣ смерти жены была супруга Кавалера Егніона, Бургиньонскаго дворянина, которой убился до смерти, упавши съ лошади не много спустя послѣ смерти Баронессы Стальдартъ. Съ самыхъ сихъ поръ сестра; Барона жила съ нимъ вмѣстѣ. — Теодоръ, единственный сынъ Кавалера Егніона, достигши 20 лѣтняго возраста, былъ посланъ во Францію окончить познанія свои; онъ долженъ былъ возвратиться въ замокъ дяди своего. — Мать ожидала съ невѣроятною нетерпѣливостью, какъ будто бы предчувствовала, что болѣе его не увидитъ; здоровье ее не много разстроилось и за нѣсколько дней до Теодорова пріѣзда нашли ее мертвою на постель! — Баронъ тѣмъ ужасно огорчился. — Скоро послѣ того несчастнаго случая пріѣхалъ Теодоръ въ замокъ; но какая послѣдовала въ немъ перемѣна въ теченіи пятилѣтняго отсутствія! Во младенчествѣ его всѣ желанія, даже безразсудныя прихоти, были выполняемы слѣпою любовью матери и дяди: они боготворили его, но тушъ всѣ дѣйствія его были скромны, никакой порочной привычки не. имѣлъ онъ — По возвращеніи же сталъ гордъ, надмененъ, недовѣрчивъ и самолюбивъ до чрезвычайности. Присылаемую сумму денегъ на заплату учителей проматывалъ въ свое удовольствіе, нимало не думая о просвѣщеніи; знакомился съ такими людьми, которыя обирали его и тайно смѣялись надъ глупостью такаго повѣсы! — Баронъ, дядя его, ласкалъ себя надеждою, что присудствіе Теодорово утѣшитъ и облегчитъ потерю его; онъ думалъ найти въ разговорахъ и обхожденіи молодаго и просвѣщеннаго человѣка много полезнаго и пріятнаго! — Тщетная надежда! — Теодоръ поѣхалъ маленькимъ шалуномъ, а возвратился большимъ бурлакомъ! — Разговорѣ его состоялъ въ разсказываніи о ужасныхъ и поносныхъ званію благороднаго человѣка — природнаго дворянина, случаяхъ. — Въ нихъ игралъ онъ всегда первую ролю. — Удовольствіе же развратнаго сего человѣка состояло въ томъ, чтобъ охотою потоптать хлѣбомъ усѣянную землю бѣдныхъ сосѣдей замка. — Стонъ страждущаго человѣчества, не касался слуха ожесточеннаго Сибарита! — И бѣдные сосѣди, лишенные для похоти его кровавымъ потомъ выработаннаго куска хлѣба, приносили жалобы въ судахъ; но богатство Баронова обращало въ недѣйствительность ихъ! — Стѣсненные горестью поселяне собирались семьями оплакивать наказаніе небесъ. — Право богатаго также преимущественно, какъ и право сильнаго: мощная рука владыко! — Лорета была тогда беременна уже нѣсколько мѣсяцовъ; но сіе не воспретило ей понравиться Теодору, которой при первомъ разѣ записалъ ее въ таблицу вѣроломныхъ мыслей своихъ, такъ какъ предметъ, могущій удовлетворить скотское любострастіе его! — Альфонзъ скоро примѣтилъ коварный умыселъ Баронова племянника, но будучи увѣренъ въ непоколебимой вѣрности Лоретиной, рѣшился, не подавая никакого подозрѣнія, примѣчать за поступками Теодора. — Лорета скоро родила дочь, которая однако же жила только нѣсколько часовъ — нѣжная мать очень огорчилась потерею сего перваго ребенка. — Альфонзъ хотя и восхищался, видя безопасность жены своей; но между тѣмъ не могъ удержать слезъ, изторгнутыхъ родительскою горячностію! — Теодоръ приходилъ всякой день въ шалашъ; всегда спрашивалъ о Лоретиномъ здоровьѣ, просилъ Альфонза доставить ей подарки его. — Сей послѣдней не принялъ было ихъ; но чувствуя все жестокость такого отказа, съ сердечнымъ соболѣзнованіемъ на то согласиться. — Въ продолженіи лѣта Альфонзъ принужденъ былъ иногда проводить по цѣлымъ ночамъ на работѣ своей; онъ не думалъ, чтобъ въ сіи часы чувствовала Лорета Теодорово гоненіе потому, что онъ никогда по вечерамъ не прихаживалъ въ шалашъ; обезпечивала его также та мысль, что ворота замка очень рано обыкновенно запирались. — Теодоръ наскучилъ скромной Лоретѣ; она заклинала Альфонза попросить на него стараго Барона, дядю его, естьли не уменьшитъ дерзновенной поступокъ свой. —
Однажды ночью Лорета отъ прежней еще слабости разнемогшись — легла въ постель и уснула прежде возвращенія мужа своего. — Она пробудилась отъ крику одной дѣвочьки, которую Альфонзъ сыскалъ для компаніи женѣ своей. Дѣвочка извѣстя Лорету что шалашъ горитъ, побѣжала искать помощи. Лорета вскочила съ постели, одѣлась на скоро и побѣжала къ двери, отворила оную и увидѣла Теодора вскричала и хотѣла уйти, но Теодоръ схвативъ ее за руку вскричалъ: «теперь ты въ моихъ, голубушка, рукахъ! --» онъ вытащилъ ее изъ шалаша — она еще вскричала, но увы! — хотя бы и слышанъ былъ крикъ ея сосѣдями но почелся бы за обыкновенной страхъ отъ пожара. — «о Боже мой! — Боже! вскричала она, спаси меня — Альфонзъ! — Гдѣ ты? --» Посмотрѣвши вокругъ себя примѣтила двухъ еще людей; видъ ихъ усугубилъ страхъ ея — она вскричала въ третей разъ — Теодоръ съ торжественнымъ и презрительнымъ видомъ взглянулъ на нее; потомъ далъ знакъ двумъ Человѣкамъ схватить Лорету, которая еще сдѣлала тщетное усиліе, и тѣмъ истощивъ всѣ силы свои, упала въ руки злобныхъ похитителей!…