Полное собраніе сочиненій И. И. Панаева въ шести томахъ, съ портретомъ автора. Изданіе книгопродавца Н. Г. Мартынова. Спб., 1888 г. Ц. за и томовъ 12 р. 50 к., съ пересылкой 14 р. Отдѣльно каждый томъ по 3 р. Имя Ивана Ивановича Панаева почти незнакомо нынѣшней молодежи, хотя онъ умеръ всего 27 лѣтъ назадъ, въ февралѣ 1862 г., и въ теченіе четырнадцати лѣтъ (съ 1847 г. по день своей смерти) стоялъ, вмѣстѣ Съ Н. А. Некрасовымъ, во главѣ самаго распространеннаго въ то время журнала — Современника. Панаевъ родился въ 1812 г., принадлежалъ къ старому дворянскому роду, воспитывался въ «Благородномъ пансіонѣ при Петербургскомъ университетѣ» и со школьной скамьи началъ увлекаться литературною дѣятельностью. Къ обязательной въ то время для каждаго молодаго человѣка служебной карьерѣ онъ оказался совершенно неспособнымъ и, какъ человѣкъ состоятельный, въ таковой не нуждался. На литературное поприще Панаевъ выступилъ въ началѣ тридцатыхъ годовъ и скоро сошелся со многими выдающимися писателями, о которыхъ оставилъ намъ не мало любопытныхъ свѣдѣній въ своихъ Литературныхъ воспоминаніяхъ (томъ VI). Съ Бѣлинскимъ его связывала самая тѣсная дружба; съ Грановскимъ, Герценомъ, K. С. Аксаковымъ, Кетчеромъ, Катковымъ, Бакунинымъ, В. П. Боткинымъ, М. С. Щепкинымъ онъ былъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ и очень близко стоялъ къ А. А. Краевскому, какъ сотрудникъ въ издававшихся послѣднимъ, послѣ Свиныша, Отечественныхъ Запискахъ. Панаевъ зналъ Пушкина, Лермонтова, Жуковскаго, Гоголя, Крылова, Глинку, супруговъ Павловыхъ, Кукольника, Загоскина, Надеждина, Соболевскаго, отца Іожинеа и всѣхъ сколько-нибудь и чѣмъ-нибудь замѣтныхъ людей своего времени и объ очень многихъ изъ нихъ говоритъ въ своихъ Воспоминаніяхъ, переполненныхъ характерными чертами, рисующими намъ нѣкоторыхъ не только умершихъ, но и понынѣ живущихъ лицъ далеко не въ выгодномъ для нихъ видѣ. Къ сожалѣнію, Воспоминанія Панаева обрываются на 1847 г., т.-е. какъ разъ въ то время, когда онъ съ Некрасовымъ началъ издавать Современникъ.
Какъ беллетристъ, Панаевъ никогда не занималъ выдающагося мѣста въ ряду русскихъ писателей. Лучшія его произведенія даютъ лишь некрупные типики, вѣрнѣе, даже не типики, а образы, въ которыхъ выражаются нѣкоторыя черты даннаго времени, таковы его извѣстные «хлыщи», «онагры», рядъ лицъ, изображенныхъ въ Очеркахъ изъ Петербуріской жизни Новаго Поэта. Въ томъ же томѣ (V), въ которомъ напечатаны Очерки, представляютъ большой интересъ «пародіи» Новаго Поэта. Значеніе эти пародіи имѣли, по большей части, только временное, и теперь, напечатанныя безъ комментаріевъ, онѣ покажутся многимъ не тѣмъ, что онѣ есть въ дѣйствительности. Это случилось даже при жизни самого писателя: одна изъ его пародій, начинающаяся словами: «Густолиственныхъ кленовъ аллея…» была принята за серьезное произведете, на эти слова написана г. Дмитріевымъ хорошая музыка, подъ которую и распѣвалась эта шутка, какъ настоящій романсъ. Нужно большое знакомство съ стихотворными произведеніями пятидесятыхъ годовъ для того, чтобы понять и оцѣнить по достоинству пародіи Панаева. Первый томъ его сочиненій представляетъ любопытные образцы языка, какимъ писали современники Пушкина. Въ наше время такая повѣсть, какъ Спальня свѣтской женщины, написанная, кажется, въ 1834 г., по содержанію и по слогу, можетъ цѣликомъ показаться «пародіей», вродѣ Прутковской. Возьмемъ изъ нея на выдержку любую страницу, — вотъ, напримѣръ, разсказъ одного молодаго графа пріятелю-поэту: «Наступилъ 1812 годъ. Наполеонъ шелъ на Россію. Pocdi приготовляла гостю кровавое пиршество. Незабвенный Барклай очищать, ему дорогу… Москва пустѣла, чтобы дать полный раздолъ несмѣтнымъ полчищамъ исполина…» «Генералъ, возвращавшійся изъ похода, съ грудью, увѣшанною орденами, ушпиленною звѣздами, съ одною ногой и съ двумя костылями, былъ въ восхищеніи отъ своей дочери…» Въ исходѣ 1819 года генералъ скончался. День 5 мая 1821 года палъ въ океанъ вѣчности, и Бурбоны вздохнули свободно на тронѣ…" Поэтъ спрашиваетъ графа: «Настала ли пора ея любви или нѣтъ?» — «Во всякомъ случаѣ, любовь должна быть тайною, — прибавилъ съ странною улыбкою графъ Бѣрскій». Викторъ Громскій (поэтъ) задумался. Было нѣсколько минутъ молчанія. Графъ выпустилъ изо рта длинную ленту дыма". Графъ предлагаетъ Громскому представить его свѣтской красавицѣ и совѣтуетъ для такого случая сшить себѣ модное платье. «Если же у тебя нѣтъ теперь денегъ, мой портфель ссудитъ тебя необходимымъ…» Слезы брызнули изъ глазъ молодаго человѣка (поэта). «Александръ!» — произнесъ Онъ съ чувствомъ, и т. д. Слезы «брызжагь* у нихъ по самымъ ничтожнымъ поводамъ, самыя обыкновенныя вещи говорятся неправдоподобно-высокопарнымъ слогомъ, и такъ говорятъ не одни только дѣйствующія лица, но и самъ авторъ; герои и ихъ пріятели, изъ-за всякихъ пустяковъ бросаются другъ другу на грудь и разливаются-плачутъ: „Громскій едва сдерживалъ свое восхищеніе, и когда вышелъ изъ ея будуара, слезы упоительнаго самодовольствія брызнули изъ очей его“. Все это очень смѣшно и на нашъ теперешній взглядъ і нелѣпо до каррикатурности; но все это не выдумано, не сочинено писателями. Такъ было въ дѣйствительности въ тотъ романтическій вѣкъ, таково было общее настроеніе, приподнятое воспитаніемъ и литературой на слезливо-мелодраматическій тонъ, кажущійся намъ теперь искусственнымъ и забавнымъ. Въ то время всякіе „охи“ и вздохи, слезы и паданья на грудь отнюдь не были притворными и продѣлывались совершенно искренно. Тогда можно было писать и, разумѣется, говоріть, не возбуждая ничьей улыбки: „Не бойтесь, княгиня, вы будете отомщены. Мщеніе со мной, я ношу его на груди моей… — Онъ вынулъ изъ кармана заряженный пистолетъ и брякнулъ роковою сталью о столъ.“ Дайте мнѣ напиться его кровью! Я хорошо умѣю стрѣлять въ цѣль. О, рука не измѣнитъ мнѣ, наводя на него дуло этого пистолета…» Панаевъ писалъ это очень молодымъ человѣкомъ и, конечно, ничего не выдумывалъ, что мы почитаемъ весьма важнымъ. Тутъ его герои — совсѣмъ не то, чѣмъ были Евгеній Органъ и Печоринъ. Тотъ и другой, — въ особенности послѣдній, — дѣлали въ свое время новое настроеніе; они явились образцами для подражанія, тогда какъ герои Панаева были заурядными людьми своего времени и выразителями существовавшаго настроенія. Мы и говоримъ, что тѣмъ-то именно они и любопытны, и важны для насъ, что въ нихъ правдиво отразилось то время, въ которое они жили. Если бы кто сталъ теперь писать повѣсть или драму изъ того времени, то, по нашему мнѣнію, въ разныхъ произведеніяхъ И. И. Панаева и другихъ второстепенныхъ писателей тридцатыхъ годовъ современный авторъ найдетъ цѣнный матеріалъ для вѣрнаго изображенія эпохи. Въ этомъ смыслѣ изданія сочиненій забытыхъ или забываемыхъ писателей могутъ принести не малую пользу.
Сочиненія И. И. Панаева изданы тщательно, красиво, отпечатаны очень убористымъ шрифтомъ и составляютъ почти 200 печатныхъ листовъ, почему цѣна, назначенная издателемъ, должна быть названа невысокою.