Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Политическія обозрѣнія
править1.
правитьСтранное дѣло! Едва только перенесешься мыслію за нашу западную границу, именно для оцѣнки современнаго политическаго положенія Европы, какъ эта мысль невольно и незамѣтно пріурочивается — не къ народамъ, не къ странамъ, даже не въ «интересамъ» того или другаго государства, явно заявленнымъ исторіей, а къ лицамъ, къ личному произволу того или другаго политическаго дѣятеля. Касалось бы именно тамъ, въ Европѣ, приняты всевозможныя мѣры противъ преобладанія личнаго начала надъ общественнымъ: конституціи, парламенты, общества воспитанныя въ свободѣ, живущія вольною, широкою жизнью. А, между тѣмъ, въ сферѣ по крайней мѣрѣ внѣшней политики, вамъ (таково наше время!) Почти лѣтъ и дѣла до этихъ обществъ, — вы видите только цѣлый рядъ своего рода самодержцевъ, отъ которыхъ зависитъ участь народовъ и миръ Европы. Какіе замыслы таитъ въ себѣ Бисмаркъ? Окончательно ли свергнутъ съ своего престола дерзкій романтикъ Беконефильдъ и не шатокъ ли на своемъ престолѣ Гладстонъ? Вызрѣло ли что-нибудь въ умѣ таинственно молчащаго Гамбетты? Поставьте, пожалуй, вмѣсто этихъ именъ слова: «Германія», «Англія», Франція, какъ обыкновенно и принято выражаться, но такъ ли это на дѣлѣ? Сойди ее сцены Бисмаркъ, и каждому ясно, что въ политическомъ положеніи Евроды произойдутъ серьезныя измѣненія, что истинные «германскіе интересы» окажутся, пожалуй, вовсе не во враждѣ съ интересами остальнаго европейскаго континента. Восторжествуй опять вскорѣ Беконсфильдъ надъ Гладстономъ, и міръ увидѣлъ бы странное зрѣлище; какъ, въ теченіи одного года, одна и та же страна три раза перемѣнила свою политику, и каждый разъ въ направленіи діаметрально-противоположномъ! Сегодня англійскіе интересы требуютъ поддержки Турціи, порабощенія Балканскихъ Славянъ и Афганистана; результатъ: избіеніе христіанъ, — кровопролитіе, трата милліоновъ фунтовъ стерлинговъ; черезъ нѣсколько мѣсяцевъ англійскіе интересы требуютъ, наоборотъ, поддержки Славянъ, ослабленія Турціи, прекращенія войны съ Афганистаномъ: опять угрозы, опять большіе расходы, возможность также войны, но ужъ совсѣмъ съ иною цѣлью. Завтра, пожалуй, «англійскимъ интересамъ» опять понадобится притѣсненіе Славянъ въ пользу Турціи и Австріи! Невольно спрашиваешь себя: да гдѣ же настоящіе-то національные интересы, въ которыхъ, казалось бы, сомнѣнія быть не можетъ, которые органически порождены исторіей, подсказываются и народными инстинктами, и общественнымъ сознаніемъ? Неужели все зависитъ отъ временнаго господства той или другой партіи, которое въ свою очередь зависитъ сперва отъ успѣха избирательной агитаціи, а потомъ отъ подобраннаго, подтасованнаго большинства нѣсколькихъ десятковъ голосовъ?
О Франціи и говорить нечего. Она вся заслонена Парижемъ, а въ Парижѣ, по выраженію «Revue des Deut Mondes» — цезарствуетъ Гамбетта. Еслибъ спроситъ, что дѣлаетъ теперь Франція, которая еще недавно предъявила притязаніе на право исключительнаго покровительства католикамъ въ предѣлахъ Оттоманской имперіи, пришлось бы отвѣтить, что эта католическая Франція очень храбро дерется съ монахами, осаждаетъ монастыри, топорами рубитъ двери аббатствъ. Будущее покажетъ, иного ли политической предусмотрительности обнаружилъ Гамбетта, возбудивъ противъ себя и республиканскаго правительства такъ-называемую «клерикальную партію». Какая это партія! Это цѣлая стихія, одинъ изъ основныхъ историческихъ элементовъ страны!
Сама страна, кажется намъ, не можетъ и не хочетъ покуда играть никакой активной политической роли. Она предпочитала бы уклоняться отъ всякаго дѣятельнаго участія въ общихъ политическихъ комбинаціяхъ до тѣхъ поръ, иска не упрочитъ въ себѣ внутренняго единства (а это задача не легкая), пока не представятся благопріятный случай нанести Германіи отместку безъ большаго риска, даже навѣрняка. Но опять-таки, по общему мнѣнію, все будетъ зависѣть отъ личной воли и энергій одною человѣка, т. е. отъ Гамбетты, который и теперь распоряжается министрами, макъ пѣшками, и котораго сами Французы пророчатъ себѣ въ диктаторы, какъ что-то неминучее, роковое. Но о Франціи поговоримъ въ другой разъ.
Вся наша рѣчь ведетъ къ тому, чтобы указать на полную зависимость настоящаго политическаго положенія Европы не отъ какихъ-либо внутреннихъ, органическихъ причинъ, а отъ личныхъ воззрѣній и качествъ политическихъ кормчихъ, и главнымъ образомъ отъ самаго смѣлаго изъ нихъ, «желѣзнаго канцлера», онъ же я «честный маклеръ». Россія, толь ко-что окончившая свой освободительный бранный подвигъ, конечно не желаетъ и не можетъ желать войны. Франція во всякомъ случаѣ можетъ лишь выжидать счастливаго для себя усложненія европейскихъ дѣлъ. Англія навязывать себѣ на шею войну, при неоконченныхъ еще дѣлахъ къ Афганистанѣ и при настоящемъ зазорномъ положеніи Ирландіи — также не можетъ имѣть охоты. Италія?.. Италія прекрасная страна! Какой климатъ! Какія сокровища исскусствъ!… Гдѣ же наконецъ узелъ тѣхъ путъ, которыми чувствуетъ себя обмотанною Европа? Чья тайная рука мѣшаетъ всѣ шашки, кто, однимъ словомъ, тайно и даже явно угрожаетъ всеобщему спокойствію, хотя и подъ маскою миролюбца? Австрія, сказали бы мы, Австрія съ ея властолюбивыми замыслами, еслибъ Австрія дѣйствительно представлялась теперь самостоятельною силою я волею. Но Австрія, по чьему-то сравненію, не болѣе какъ пузырь, надуваемой чьими-то чужими могучими легкими. Австрійскія газеты увѣряютъ, будто Австрію движетъ и поддерживаетъ закованная въ желѣзо и броню Германія. По гигантскимъ планамъ Бисмарка, посколько они обнаружены опять-таки нескромностью публицистовъ, миссія Австріи указана будто бы по ту сторону Дуная, туда на югъ, къ Эгейскому морю Центръ ея тяжести долженъ быть перенесенъ на Балканскій полуостровъ. Ей предстоитъ будто бы создать новую Славяно-католическую имперію на нѣмецко-мадьярскомъ цементѣ. А если бы такое чудовищное совокупленіе противоположныхъ элементовъ ей вполнѣ и не удалось, то въ концѣ"концовъ она бы все-таки ослабила опасную для нея союзную силу православныхъ Балканскихъ Славянъ, протянулась бы межъ нихъ глубокимъ клиномъ. Во всякомъ случаѣ, по разсчетамъ будто бы Бисмарка, разглашаемымъ австрійскою печатью, Австрія или бы вовлекла Россію съ собою въ войну, или бы, отвлекая ея военныя средства въ свою сторону, сдѣлала бы Россію неопасною для Германіи, кующей какіе-то свои, еще невѣдомые міру замыслы.
Спрашивается, чѣмъ же виноваты Славяне? почему вся Европа должна приносить въ жертву новой измышленной для Австріи миссіи — свой миръ и спокойствіе? Что это за государство, которое только въ порабощеніи, въ насилованіи чужихъ народностей находитъ raison d'être, условіе своего существованія? Австрія — это какое то «отрицательное бытіе». лишенное всякой внутренней цѣлости, всякаго центральнаго зерна, изъ котораго бы развивался живой политическій организмъ. Всѣ ея части рвутся вонъ, да только ямъ покамѣстъ дѣваться еще некуда. Никакой національной миссіи она, разумѣется, принять на себя не можетъ; не думаемъ даже, чтобы при такомъ отсутствіи единаго національнаго духа — она могла серьезно разсчитывать на свою пеструю армію и отважиться съ нею на крупную, отчаянную войну…
Тотъ и является врагомъ европейскаго мира, кто зиждетъ свои планы на угнетеніи и неправдѣ.
Заговоръ Германіи и Австріи противъ несчастныхъ Славянскихъ племенъ, стало-бытъ и противъ мира Европы, состоялся задолго до Берлинскаго конгресса, а въ Берлинскомъ трактатѣ обнаружился, благодаря содѣйствію беконсфильдовской Англіи, даже съ какою-то торжественностью. Сначала, какъ водится, общій вопль насквозь пропитанной ложью, или закоренѣло-тупоумной западной печати противъ властолюбія Россіи (не захватившей у завоеванной ею Турціи ни пяди земли). Затѣмъ, при общемъ славословіи останкамъ Оттоманской Имперіи и при общей клятвѣ сберечь ихъ цѣлость, Австрія, среди бѣла дня, по порученію той же Европы, отбираетъ себѣ у Турціи двѣ наилучшія, оставленныя ей Россіею провинціи — въ видахъ якобы лучшей организація и умиренія. Извѣстно, что это умиреніе оказалось на дѣлѣ новымъ кровавымъ насиліемъ надъ несчастными православными Славянами.
Вотъ и теперь — смыслъ всѣхъ интригъ и козней, всѣхъ дѣйствій австрійской и германской политики по отношенію къ «Востоку» — найти для Австріи новый предлогъ получить мандатъ отъ Европы для дальнѣйшаго шествія по пути къ Салоникамъ — не въ видахъ властолюбія, — о, нѣтъ! Когда настанетъ эта минута, то вся европейская пресса, въ томъ числѣ и французская, затрубитъ, въ видѣ напутствія австрійскимъ войскамъ, маршъ на извѣстной мотивъ, именно о русской завоевательной жадности!!! Болгары жалуются, что австрійскими агентами кишитъ и Болгарія, и Румелія, и Македонія. Нужны необыкновенныя усилія со стороны благоразумной части мѣстнаго населенія и напряженныя старанія русскаго правительства, чтобъ парализовать дѣйствія этихъ агентовъ, подбивающихъ будто бы на возстанія, на безпорядки, которые бы дали Австріи желанный претекстъ для умиротворенія. Балканскому населенію страшна теперь не Турція, — но именно Австрія. Посмотрите какое насиліе, тоже смирнаго свойства, творитъ она теперь надъ несчастною Сербіей!.. Но объ этомъ мы еще поговоримъ въ свое время.
Разумѣется, развитіе плановъ австре-гермаяскмъ совершилось бы быстрѣе и безцеремоннѣе, еслибъ не внезапное, какъ громъ съ неба, паденіе министерства Беконсфильда. Концертъ Западной Европы разстроился. Политика Гладстона по отношенію къ Балканскимъ Славянамъ состоитъ.именно въ томъ, чтобъ не допустить Австрію въ господству на полуостровѣ, противопоставить ей, подъ покровительствомъ Англіи, союзъ христіанскихъ племенъ и такъ-сказать — занять по отношенію къ послѣднимъ мѣсто, принадлежащее пока Россіи. Послѣднее насъ не очень тревожитъ, — до этого еще далеко, — но нельзя не радоваться отъ души ближайшему, т. е. новой благопріятной для христіанъ политикѣ Англіи. Но Гладстонъ также, думается намъ, нѣсколько обчелся: онъ очевидно разсчитывалъ на большее значеніе Англіи на материкѣ Европы, чѣмъ оно есть. Прямаго противодѣйствія своимъ планамъ онъ не нашелъ; но встрѣтилъ нѣчто еще хуже: такое содѣйствіе прочихъ державъ, кромѣ Россіи, которое привело всѣ его попытки почти къ нулю, да еще съ нѣкоторою комическою окраскою, и нѣсколько скомпрометтировало Англійскій кабинетъ въ общественномъ мнѣніи. А это собственно для Австріи съ Бисмаркомъ и было нужно.
Еслибы на Берлинскомъ конгрессѣ было утверждено то начертаніе границъ для Черногоріи, которое было предложено Россіей въ Санъ-Стефанскомъ договорѣ, все обошлось бы спокойно и мирно. Но миролюбивая Европа такой мирной развязки не допустила, придумала новыя границы и вслѣдъ затѣмъ поспѣшила согласиться на несогласіе Порты. Настоящая комбинація, для Черногоріи вовсе не очень желанная, измышлена, безъ сомнѣнія, умно, дальновидно, но и коварно. самимъ султаномъ… Впрочемъ, объ албанской лигѣ, первоначально ничтожной, но которою умѣла искусно воспользоваться Турція и заслонить ею себя какъ ширмой, мы надѣемся, равно и о Македоніи, вскорѣ помѣстить у себя самыя интересныя и вѣрныя свѣдѣнія, обѣщанныя намъ однимъ изъ лучшихъ знатоковъ этой части Балканскаго, полуострова. Порта, организовавъ, вооруживъ, возбудивъ Албанцевъ, свалила на нихъ невозможность передача города Дульциньо Черногорцамъ; эскадры державъ, взаимно обязавшіяся не высаживать на берега ни одного солдата, какъ ни становились въ воинственныя морскія позы, Албанцевъ не напугали, — и кончится, вѣроятно, тѣмъ, что несчастнымъ Черногорскимъ юнакамъ, не отдохнувшимъ отъ кровопролитной послѣдней войны, придется, даже и по полученія Дульциньо, удерживать его линь силою! Ни Австрія, ни Германія, ни Италія, ни Франція не рѣшатся перейти отъ угрозъ Портѣ къ дѣлу, да и самыя угроза были не искренны и не серьезна.
Еще менѣе, разумѣется, Гладстонъ найдетъ содѣйствія въ Австріи и Германіи относительно Греціи, тѣмъ болѣе, что державы могутъ de jure не признавать за собою обязательства: во что ба ни стало надѣлить Эллинское королевство новой границей. Греція казнится теперь за свое добровольное отчужденіе отъ Россіи во время послѣдней войны и за свое тяготѣніе къ Западу. Она вооружается, ставитъ войска на военную ногу, но едвали безъ внѣшней европейской поддержки отважится на войну. Весь вопросъ въ томъ, рѣшится ли Гладстонъ оказать таковую поддержку, хотя бы въ союзѣ съ Рооеіей; положеніе Ирландіи слишкомъ сильно озабочиваетъ Англію, и ей нѣтъ большой охоты пускаться теперь въ рискованны! предпріятія. Конечно, въ исторіи эллинскаго возстанія есть назидательный прецедентъ, когда соединенныя эскадры Англіи, Россіи и Франціи, даже безъ объявленія войны султану, въ видахъ огражденія греческихъ береговъ отъ высадки новыхъ турецкихъ войскъ, сожгли оттоманскій флотъ подъ Навариномъ, — не повтореніе подобной случайности едвали мыслимо… Вѣрнѣе всего: если вспыхнетъ на Балканскомъ полуостровѣ пожаръ, — тушить огонь, исполнить спасительную роль пожарной команды пожелаетъ Австрія…
2.
правитьНаконецъ Дульциньо или Ульцинъ благополучно переданъ Черногорцамъ. Въ самый день вступленія Черногорцевъ мы были извѣщены о томъ телеграммою изъ Цетинья. Всѣ вздохнули свободно, особенно европейскія державы, выпутавшися кое-какъ, хоть съ грѣхомъ пополамъ, изъ ложнаго, чуть не комическаго положенія, — а Англія даже торжествуетъ. Въ Англіи «Дульцинскій вопросъ» получилъ даже значеніе кабинетнаго, отъ рѣшенія котораго зависѣла участь всего либеральнаго министерства. Гладстонъ радостно празднуетъ теперь побѣду, одержанную имъ, отъ имени Англіи, — не надъ турецкимъ упрямствомъ, а — въ качествѣ капельмейстера — надъ европейскими четырьмя державами, которыя, сердясь и дуясь, какъ приневоленные музыканты, должны были таки разыграть европейскій концертъ. Всѣхъ довольнѣе собою должна быть Порта. Она очень хорошо знала, что придется рано или поздно поступиться вышеназваннымъ городишкомъ, и предпочла, чтобъ это случилось поздно; она имѣла удовольствіе помучить своихъ европейскихъ благопріятелей и, главное, убѣдиться въ непрочности того европейскаго согласія, которымъ ей такъ угрожали; Поистинѣ, турецкая дипломатія достойна хвалы и уваженія. Она не можетъ не понимать, что дѣло Турціи въ Европѣ проиграно, но борется до изнеможенія, никогда не уступаетъ сразу угрозамъ, никогда но оказываетъ предупредительности въ нанесеніи самой себѣ, по чужому требованію, ударовъ. Не худо бы нѣсколько поучиться у турецкихъ и нашимъ нѣкоторымъ дипломатамъ…
Доволенъ можетъ быть собою и князь Николай. Онъ не пролилъ ни капли черногорской крови для скорѣйшаго успокоенія Европы, въ угоду ея берлинскаго измышленія На всѣ предложенія державъ взять Ульцинъ силою и поторопить развязку, онъ отвѣчалъ европейскому союзу: ты отнялъ, ты и дай. Что будетъ t дальше — увидимъ. Въ результатѣ всѣхъ этихъ недальновидныхъ европейскихъ и прозорливыхъ турецкихъ маневровъ: болѣе или менѣе организованная и вооруженная албанская сила, которою, конечно, Турція и не преминетъ воспользоваться.
Теперь кипятится, шумитъ, оглашаетъ воздухъ бранными кликами, по врожденной народу живости и пылкости, — но въ то же время и серьезно вооружается Греція. Но какъ ни легко воспламеняются Греки, какъ ни несомнѣненъ ихъ патріотизмъ, все же безъ внушеній Англійскаго кабинета (а можетъ-быть и Россіи) правительство едвали бы отважилось на такую войну, какая теперь предстоитъ. Хотя англійскіе министры и продолжаютъ увѣрять, что концертъ европейскій существуетъ, но это ужъ такой въ дипломатіи обычай выдавать pia desideria за существующій фактъ! Достовѣрно одно, что Германія и Австрія пытались отговорить Греческій кабинетъ отъ мобилизаціи арміи, но Англія не отговаривала, а нашъ дипломатическій оракулъ, похожій на оракула только по двусмысленности своихъ заявленій, вѣщалъ недавно, что всѣ совѣты и увѣщанія Греціи теперь уже неумѣстны: поздно! И дѣйствительно, вотъ что пишетъ въ газету «Times» ея корреспондентъ — человѣкъ серьезный и достойный вѣры, извѣстный Стильманъ: «Никогда въ прежнее время же одобрялъ я агитаторской дѣятельности равныхъ комитетовъ, возбуждавшихъ Грековъ взяться за оружіе, но теперь на моихъ глазахъ совершается что*то невиданное: не комитеты, не депутаты палатъ производятъ искусственное броженіе умовъ, а весь народъ въ движеніи. Всѣми овладѣло сильнѣйшее возбужденіе и притомъ не только въ Аѳинахъ, но и въ самыхъ консервативныхъ колоніяхъ». Изъ другихъ извѣстій мы знаемъ, что съ равныхъ сторонъ стекаются въ Аѳины греческіе добровольцы. Министерство Грикуписа, послушнаго клеврета беконсфильдовской Англіи, пало благодаря своей миролюбивой политикѣ, и во главѣ кабинета стоитъ рѣшительный сторонникъ войны, популярнѣйшій теперь человѣкъ въ Греція — Кумундуросъ. «Сила — главный факторъ успѣха» — сказалъ онъ въ рѣчи обращенной къ палатѣ, — особенно на Востокѣ. Намъ некогда терять время. Мы имѣемъ рѣшеніе Европы, и нашъ долгъ привести его въ исполненіе". Въ самомъ дѣлѣ, войско доведено до 60,000, строятся броненосцы, изготовляются миноноски, снаряжается санитарный отрядъ.
«Покинутые Европой», говоритъ «Journal d’Athènes», «но свободные отъ путъ, мы рискнемъ на все. Въ борьбѣ, которую мы начнемъ, намъ нечего заботиться ни объ интересахъ Турціи, ни объ интересахъ Европы. Зажжемъ Востокъ съ четырехъ угловъ и скорѣе погибнемъ до послѣдняго, чѣмъ остановимся на полдорогѣ».
Послѣднее выраженіе кажется нѣсколько сильнымъ. Но война, разгорѣвшись, дѣйствительно можетъ повести не только къ усложненію всеобщаго политическаго положенія, во пожалуй и къ общему пожару на Балканскомъ полуостровѣ. Вѣроятнѣе всего, что Европа, убѣдившись въ неотвратимости войны, поспѣшитъ ее локализировать, т. е. ограничить спорною мѣстностью, или же наконецъ добьется таки отъ Турціи опредѣленной для Греціи на берлинской конференція границы. Если же этого не будетъ, если Турки будутъ побѣждены, то мудрено ожидать, чтобъ не возстала Македонія, чтобъ Болгары остались спокойными, сложа руки, и не воспользовались благопріятнымъ случаемъ. Если же, наоборотъ, побѣда будетъ на сторонѣ Турокъ, то честь если не Европы, то Англіи и Россіи заставитъ ихъ вступиться за Грековъ.. Нѣтъ сомнѣнія, что греческое населеніе Архипелага также возстанетъ… Но и Оттоманы не такое племя, чтобы продать свою жизнь дешево. Судороги умирающаго организма этой гордой, могущественной нѣкогда, магометанской державы способны еще сильно потрясти цивилизованную Европу…
Но пока еще только вооружаются. Мы еще успѣемъ не разъ возвратиться къ Греческому вопросу, прежде чѣмъ онъ изъ вопроса перейдетъ въ дѣло, въ дѣло загадочное. Русскія симпатіи безъ сомнѣнія всѣ на сторожѣ Грековъ, на сторонѣ правыхъ греческихъ притязаній. Но лучше и легче было бы для Грековъ, еслибъ въ войну 1877 года они обращали свои взоры, слухъ и сочувствія не къ Западной Европѣ и не къ Беконсфильду, а къ Россіи и къ православному Славянскому міру. Греческій вопросъ былъ бы теперь разрѣшенъ… Понимаютъ ли это теперь Греки? Понимаютъ ли необходимость искренняго союза не съ одними Сербами, отъ которыхъ имъ теперь трудно ожидать поддержки, но я съ Болгарами?…
Главная бѣда, впрочемъ, для Грековъ въ томъ, что ни Россіи, ни Англіи въ настоящую пору не совсѣмъ досужно. Про Роосію толковать здѣсь не мѣсто: ее занимаютъ экономическіе вопросы первостепенной важности, не говоря о другихъ. У Англіи на шеѣ. въ умѣ и въ душѣ — Ирландія. Ирландцы — устами главнаго своего агитатора и оратора, Парнелла — требуютъ для своего острова самоуправленія, съ особымъ парламентомъ, требуютъ реформы церковной (ибо Ирландцы почти всѣ католики, а католическая церковь въ Ирландіи не пользуется всѣми преимуществами церкви англиканской). Но въ основаніи всего лежитъ аграрный или поземельный вопросъ. Земля въ Ирландіи принадлежитъ въ собственность немногимъ, большею частію знати, — конечно въ народномъ движенія не участвующей. Эту землю арендуютъ, болѣе или менѣе мелкими кусками, фермеры, т. е. своего рода безземельные крестьяне, состоящіе въ. полной зависимости отъ землевладѣльца, который назначаетъ арендную плату или поземельный оброкъ но своему произволу, а неплательщика имѣетъ право (чѣмъ «но принципу» всегда и пользуется) — выгнать безъ церемоніи вонъ. Дѣваться же выгнанному некуда, — развѣ въ Америку, въ которую дѣйствительно Ирландцы въ послѣднія двадцать лѣтъ и переселяются массами. При всякомъ сильномъ неурожаѣ, затрудняющемъ уплату аренды, народъ, разумѣется, волнуется и бѣдствуетъ. — Британскій лордъ не то, что, бывало, русскій помѣщикъ, который (за немногими исключеніями) допускалъ крестьянъ въ голодные годы до господскаго сусѣка, или же отсрочивалъ оброкъ, если не по добродушію, то по разсчету, не находя выгоднымъ для себя разорять въ конецъ своихъ же плательщикомъ. Британскій лордъ не то; онъ стоитъ во главѣ европейской цивилизаціи и прославляется цѣлымъ міромъ за свой либерализмъ, который весь — "въ предѣлахъ лишь конституціонныхъ принциповъ. Принципы ему дороже всего. Ирландскіе фермеры, конечно, были бы не прочь стать, по примѣру нашихъ крестьянъ, крѣпкими землѣ, кромѣ, разумѣется, личной зависимости, — платить установленный не обременительный оброкъ, съ тѣмъ чтобъ потомъ, по истеченіи извѣстныхъ лѣтъ, получить право на самую землю или же выкупить этотъ оброкъ способомъ капитализаціи. Но на такое рѣшеніе не хватаетъ великодушія у англійскихъ землевладѣльцевъ. Освободить крестьянъ съ надѣленіемъ землею, какъ это сдѣлано въ Россіи, могли только мы, Русскіе, по нашей простотѣ и варварству: просвѣщенный Западъ до сихъ поръ не мирится съ нашимъ способомъ разрѣшенія трудной задачи, возбудившимъ однако, надо замѣтить, живыя симпатіи и несбыточныя надежды въ бѣдномъ ирландскомъ народѣ. Неурожай прошлаго года заставилъ фермеровъ проситъ сбавки арендной платы по крайней мѣрѣ на 50 % Великодушнѣйшіе изъ землевладѣльцевъ (таковыхъ было не много) соглашались на сбавку 25 %. Возникло волненіе; противъ него бывшій консервативный кабинетъ принялъ было репрессивныя мѣры, которыя либералами, съ Гладстономъ во главѣ, какъ скоро они взяли власть въ свои руки, тотчасъ же были отмѣнены. Это успокоило Ирландцевъ, но только весьма не надолго. Самый невинный билль, микроскопически облегчавшій положеніе фермеровъ, внесенный Гладстономъ, показался палатѣ лордовъ нарушеніемъ права собственности и былъ торжественно отвергнутъ. Волненіе усилилось. Землевладѣльцы настаивали на уплатѣ, и это повело къ изгнанію неисправныхъ плательщиковъ. Лишены такимъ образомъ буквально крова и куска хлѣба въ одномъ текущемъ году 2470 человѣкъ (какъ видно изъ рѣчи одного изъ друзей Парнелля, въ Коркѣ). Для пособія этимъ несчастнымъ стараніями Парнелля образована такъ-называемая Земельная лига. Но лига не ограничивается уже благотворительною дѣятельностью. Парнеллъ съ друзьями разъѣзжаетъ по разнымъ городамъ, собираетъ митинги, на которыхъ присутствуетъ по 10—15,000 человѣкъ, и въ сильныхъ рѣчахъ убѣждаетъ фермеровъ вовсе не давать платы землевладѣльцамъ и не брать въ аренду фермъ, изъ которыхъ прежніе фермеры изгнаны. Начались аграрныя убійства. Четыре землевладѣльца умерщвлены неизвѣстною рукою, и убійцы не отысканы. Въ нѣсколькихъ мѣстахъ вооруженныя толпы силою, водворяли изгнанныхъ фермеровъ въ ихъ прежнія жилища. "Полиція, хотя и усиленная въ составѣ — говорится въ гавотѣ «Times» — «не въ состояніи предупреждать аграрныя преступленія. Народъ на сторонѣ нарушителей закона. Присяжные, даже при очевидности преступленія, не вынесутъ обвинительнаго приговора, опасаясь мести. Безурядица усиливается. Землевладѣльцы начинаютъ уѣзжать изъ Ирландіи. Необходимы быстрыя и энергическія репрессивныя мѣры». Но этотъ самый вопросъ о «репрессивныхъ мѣрахъ» долго не могъ быть рѣшенъ въ совѣтѣ министровъ. Часть его настаивала на скорѣйшей пріостановкѣ дѣйствія извѣстнаго закона, ограждающаго личность и неприкосновенность жилища, habeas corpus-act, что равнялось бы объявленію страны на военномъ положеніи; во остальная часть либеральнаго кабинета, — Чемберленъ, Брайтъ и наконецъ самъ Гладстонъ — желали и желаютъ избѣгнуть такой нелиберальной, крутой мѣры. Для противодѣйствія агитаціи правительство отправило въ Ирландію значительное число. полицейскихъ и два пѣхотныхъ полка. Кромѣ того, 14 наиболѣе извѣстныхъ ирландскихъ агитаторовъ, съ Парнеллемъ во главѣ, преданы суду. Между тѣмъ созывается, парламентъ на Декабрскую сессію и Гладстонъ приготовляется внести какой-то билль о земельной реформѣ въ Ирландіи, содержаніе котораго намъ еще неизвѣстно. Мы нарочно обрисовали положеніе ирландскаго дѣла съ нѣкоторою подробностью, зная, что большинство читателей съ нимъ мало знакомо, тогда какъ по существу своему оно всего болѣе понятно и интересно именно для насъ, русскихъ варваровъ, уже порѣшавшихъ, болѣе или менѣе удовлетворительно, соціальную задачу, волнующую Западъ.
3.
правитьЖивые переговоры ведутся теперь въ Фридриксруэ, въ резиденціи германскаго канцлера. Бисмаркъ призналъ нужнымъ лично заняться греческимъ вопросомъ и стянуть въ свои руки возжи всей европейской дипломатической запряжки. Всей — за исключеніемъ, разумѣется, Англіи. Сначала ѣздили къ нему, по его призыву, французскій посолъ Сентъ-Валлье и пребывавшій въ Берлинѣ германскій посолъ въ Константинополѣ, графъ Гатцфельдъ, потомъ и нашъ посланникъ Сабуровъ. Конечно, настоящее содержаніе переговоровъ никому въ подробности неизвѣстно, но но всѣмъ слухамъ и другимъ давнымъ можно предполагать, что сущность ихъ сводится къ слѣдующему: не допускать, по крайней мѣрѣ, до поры до времени, окончательнаго разрыва Греціи съ Турціей и пустить въ ходъ дипломатическіе маневры для совмѣстнаго давленія на Порту и на греческое правительство, Недавно отправлялся съ этою цѣлью въ Аѳины по порученію Бисмарка, близкій ему Радовицъ (или правильнѣе Радовичъ) и предлагалъ будто бы Греціи новое соображеніе: вмѣсто Ѳессаліи и Эпира получить островъ Бритъ. Но несчастный король Эллиновъ, тѣснимый и Европою, и своимъ народомъ, вынужденъ былъ объявить, что всякое его отступленіе отъ прежнихъ требованій и вообще отъ настоящей воинственной политики неминуемо грозитъ его величеству сверженіемъ съ престола; что онъ можетъ обѣщать лишь отсрочку войны и то не далѣе, какъ до марта. — Мы думаемъ, что если только такая отсрочка возможна, то и она не совсѣмъ противна планамъ германскаго канцлера. Въ этотъ срокъ времени — чаетъ Бисмаркъ — можетъ сокрушиться въ Англіи министерство Гладстона, — съ паденіемъ Гладстона рушится и настоящее согласіе съ англійскимъ кабинетомъ у Россіи, а вслѣдствіе этого охладится вѣроятно и пылъ Эллиновъ, поддерживаемый теперь несомнѣнною надеждой на заступничество этихъ обѣихъ державъ.
Никто, конечно, не рѣшится самоувѣренно пророчить перемѣну англійскаго министерства, но дѣло однако обстоитъ для Гладстона болѣе чѣмъ неблагопріятно. Аграрныя убійства и волненія въ Ирландіи не только не прекращаются, но усиливаются. Парнеллъ хоть и преданъ суду, но продолжаетъ разжигать Ирландію своими, уже теперь вполнѣ разнузданными рѣчами. Онъ объявляетъ и возвѣщаетъ Ирландцамъ, что они добьются политической автономіи, если только станутъ упорно держаться этой цѣли и отвергнутъ всякія другія примирительныя уступки и сдѣлки. Бывшій членъ Беконсфильдскаго министерства Сольсбери недавно на одномъ торійскомъ митингѣ такъ обрисовалъ положеніе Ирландіи: изъ ней два правительства: одно, англійское королевское, безсильное, нерѣшительное, плохо устроенное, другое, напротивъ, рѣшительное, идущее прямо къ цѣли и крѣпко организованное, ратующее противъ англійскаго господства. Такъ какъ англійскій парламентъ, прибавляетъ онъ, никогда, ни въ какомъ видѣ не допуститъ посягательства на «священное право поземельной собственности» (посягательства, замышляемаго Гладстономъ), то, благодаря безтолковости либеральнаго министерства (англійскіе политическіе ораторы внѣ парламента, какъ извѣстно, неразборчивы въ аттестаціи дѣйствій своихъ политическихъ противниковъ), для Англіи остается одна альтернатива: подавить ирландское возстаніе силою. — Но къ силѣ же или къ насилію взываетъ теперь и членъ настоящаго министерства изъ партіи радикаловъ, статсъ-секретарь по ирландскимъ дѣламъ, Форстеръ. По послѣднимъ извѣстіямъ, нонъ потерялъ терпѣніе; и онъ не видитъ никакихъ иныхъ средствъ для успокоенія Ирландіи, какъ прекращеніе дѣйствія habeas corpus-act’а. Въ ирландскихъ рѣчахъ именно Форстеру достается всего болѣе, потому что всего болѣе на него возлагали свои надежды Ирландцы и его обѣщаніями обнадежились. Гладстонъ поспѣшно созываетъ палаты и разослалъ приглашенія ко всѣмъ «приверженцамъ правительства», т. е. правящаго теперь министерства, быть непремѣнно на своихъ мѣстахъ къ открытію парламента. Онъ надѣется разрѣшить ирландскій вопросъ, не прибѣгая къ вышеупомянутой мѣрѣ, довольствуясь посылкою двухъ трехъ полковъ и новымъ биллемъ о поземельныхъ отношеніяхъ въ Ирландія. Но онъ едвали пройдетъ… Можетъ-быть перемѣны всего либеральнаго министерства не будетъ, а дѣло ограничится тѣмъ, что во главѣ станетъ, вмѣсто Гладстона, Гартингтонъ, состоявшій и прежде главою либераловъ, — и выйдутъ изъ министерства Форстеръ, Дилькъ и нѣкоторые другіе члены. Но и эта перемѣна будетъ многозначительна, особенно для внѣшней политики Англіи. Гладстонъ съ тою страстною пылкостью, которая проявляется иногда именно у старцевъ съ молодымъ сердцемъ, и которая у нихъ же, въ молодости, при томъ же молодомъ сердцѣ, сдерживалась безъ особеннаго труда благоразумною волею, — Гладстонъ, выступивъ вновь и конечно въ послѣдній разъ на политическое поприще, дѣйствительно повернулъ было правительственный руль, особенно во внѣшней политикѣ, такъ круто въ противоположную сторону, что съ самаго начала пошатнулъ министерство и смутилъ общественное мнѣніе Англіи. Это можно было видѣть и изъ вѣрнаго отраженія англійскаго общественнаго, внѣ опредѣленныхъ партій стоящаго мнѣнія, — изъ газеты «Times». Она очевидно чувствовала и чувствуетъ себя въ неловкомъ положеніи всякій разъ, какъ ей приходилось и приходится оправдывать или поддергивать предержащее правительство и его дѣйствія по иностранной политикѣ и по ирландскимъ дѣламъ…
Во всякомъ случаѣ^ съ паденіемъ самого Гладстона иниціатива по Восточному вопросу перейдетъ въ руки Бисмарка, — а коли иниціатива, то и окончаніе или разрѣшеніе, если только не выступитъ на поприще иной факторъ, иная, не принимаемая покуда въ разсчетъ сила. Покуда же Бисмаркъ повидимому хлопочетъ о томъ, чтобы привлечь къ своему сердечному согласію съ Австріей и Россію, т. е. чтобъ связать послѣднюю вновь узами дружбы, а себя тѣмъ болѣе развязать. Увѣряютъ, что онъ не совсѣмъ доволенъ настоящимъ австрійскимъ министерствомъ и ожидаетъ тамъ перемѣны. Но что бы въ Австріи ни произошло, можно ли сомнѣваться въ томъ, — что она не выступитъ изъ его возжей и послушно потянетъ въ указанномъ ей Бисмаркомъ направленіи? Только едвали достанетъ ей той крѣпости мышцъ, какая требуется ютъ коренника, — едвали удастся Бисмарку придать этому сложному механизму ту цѣльность, ту стройность, какія нужны для исполненія его широкихъ замысловъ. — и вызвать въ сердцахъ разнообразныхъ, другъ другу враждебныхъ Австрійскихъ племенъ — ту общую національную идею, которая бы всѣхъ соединила въ одну душу и въ одно крѣпкое тѣло! Попытка Льва XIII, — замышленная имъ унія, — можетъ оказать свои плоды лишь медленно, лишь со временемъ, хотя бы и не столь отдаленнымъ, но все же не такъ скоро, какъ это было бы нужно Австріи въ виду предначертаннаго ей Бисмаркомъ плана.
Кетати объ этой уніи и объ энцикликѣ папы, установляющей общій католическій праздникъ славянскихъ первоучителей Свв. Кирилла и Меѳеодія. Хотя итальянское духовенство и славится (за немногими исключеніями) своимъ невѣжествомъ, однакоже въ распоряженіи Римской куріи не мало ученыхъ, особенно въ орденѣ іезуитовъ, гдѣ имѣется и такой ученый Русскій какъ Мартыновъ. Въ этой энцикликѣ, предназначенной «для всего христіанскаго міра», повѣствуется о подвигахъ братьевъ Кирилла и Меѳеодія именно въ томъ смыслѣ, что обращеніе Славянъ въ христіанство произошло съ благословенія, съ вѣдома, съ воли римскихъ папъ, и что не кому иному, какъ римскому апостольскому престолу обязаны Славяне свѣтомъ Христовой вѣры. Но если еще удобно включить въ число этихъ Славянъ — и Болгаръ, и Сербовъ, и Моравцевъ, и Чеховъ, и другихъ Западныхъ, то очевидно возникалъ вопросъ: какъ же оставить въ сторонѣ Россію, которая сама по себѣ — цѣлый міръ православный, оплотъ и сила восточнаго православія? Но подобными ли затрудненіями стѣсняться Риму! Энциклика прямо, не обинуясь, разсказываетъ, что Меѳеодій посѣтилъ и просвѣтилъ не только Кіевъ, но и Москву, основанную слишкомъ два вѣка спустя по кончинѣ Меѳодія!!! Это уже конечно не невѣжество, не ошибка, а сознательная, умышленная… неправда.
Эту энциклику австрійская газета «Vaterland» комментируетъ такимъ образомъ:
"Если цѣль божественнаго искупленія должна была совершиться, то царство государственнаго теократмзма, построеннаго на началахъ древней римской имперіи (т. е. имперіи Византійской), не могло быть долговѣчно. Мусульманство разбило эту византійскую карикатуру царства Христова на землѣ… Но между тѣмъ уже явился другой наслѣдникъ этого патріаршаго престола и традицій восточноримскаго цезаро-папизма, заявилъ свои права на наслѣдство и готовъ вступить во владѣніе онымъ — это Русскій Царь!
"Такимъ образомъ характеристическая черта будущаго — это борьба старинныхъ великихъ противоположностей. Съ одной стороны Западъ съ его благороднѣйшею и идеальнѣйшею культурою, — плодомъ католическаго средневѣковаго воспитанія, съ другой византизмъ. Оба противника обращаются къ Славянству. Одни предлагаютъ великія блага культуры Запада, въ томъ числѣ прежде всего единство церкви, какъ она была основана Христомъ. Другіе сулятъ всемірное господство національности.
«И возвелъ его искуситель на высокую гору и показалъ ему всѣ царства земли. Все сіе я дамъ тебѣ, если поклонишься мнѣ»… «Поистинѣ глубоко должны бы пасть и унизиться благороднѣйшія Славянскія племена, еслибъ пошли на призывъ національнаго шовинизма, панславизма», и пр. и пр.
А что же Востокъ… православный Востокъ!…
4.
править"Трудно подвести какіе-либо положительные итоги европейской политической жмени за послѣдніе семь дней. Великія историческія явленія въ своемъ медленномъ ростѣ едва уловимы для ежедневнаго наблюденія, пока не станутъ крупной величиной, направляющей, движущей, опредѣляющей судьбы народовъ. Такъ, напримѣръ, какую перспективу совершеннаго преображенія Англіи представляетъ успѣхъ поземельнаго билля, который намѣревается Гладстонъ внести въ парламентъ, открывающійся 6-го января или по нашему 25-го декабря, — если только будетъ успѣхъ! Въ случаѣ успѣха — это міровое событіе величайшей важности; въ случаѣ неудачи — это одинъ изъ тысячи фактовъ, заносимыхъ въ ежедневную политическую хронику, не оказывающихъ замѣтнаго воздѣйствія на текущую жизнь человѣчества. Новый англійскій министръ общественныхъ работъ Шау-Лефевръ на митингѣ въ Ридингѣ говорилъ всенародно въ пользу постепеннаго превращенія ирландскихъ арендаторовъ или фермеровъ въ собственниковъ обрабатываемыхъ ими участковъ. Намъ, Русскимъ, это дѣло вполнѣ знакомое и такъ-сказать родное, но для Великобританіи это радикальная мѣра, расшатывающая до основанія тотъ фундаментъ, на которомъ зиждется ея стародавній политическій строй. Поземельная аристократія въ Англіи — до сихъ поръ самый главный, существенный элементъ ея историческаго сложенія и настоящаго бытія. Нужды нѣтъ, что эта реформа коснулась бы на первыхъ порахъ только Ирландіи: это все-таки было бы уступкою принципа, исповѣдуемаго общественнымъ сознаніемъ Англіи какъ непреложный догматъ ея политическаго символа вѣры. При первой уступкѣ — новое соціальное начало завоевало бы себѣ, постепепенно почву и внѣ Ирландіи. Впрочемъ, Гладстонъ еще нейдетъ такъ далеко; заготовленный имъ проектъ закона, по сообщеніямъ газеты «Politische Согrespondenz», предоставляетъ фермерамъ право постояннаго фактическаго владѣнія или пользованія землею, пока они будутъ производить арендную плату; другими словами: землевладѣльцы лишаются права изгонять своихъ арендаторовъ, исправно выплачивающихъ оброкъ, по окончаніи срока, — такъ какъ срока арендѣ не полагается. Вѣроятно, при этомъ размѣръ арендной платы опредѣленъ разъ навсегда, или же переоброчка подчинена особымъ, не стѣснительнымъ для фермеровъ правиламъ. Вмѣстѣ съ симъ билль предполагаетъ переселеніе части земледѣльцевъ на казенныя свободныя земли, которыя на извѣстныхъ условіяхъ будутъ, участками, предоставлены имъ въ собственность; далѣе проектируется покупка продающихся ландлордскихъ земель для продажи ядъ ирландскимъ крестьянамъ…. Если этотъ билль будетъ отвергнутъ, какъ этого почти навѣрное можно ожидать, — то кабинетъ не выйдетъ въ отставку, а предложитъ другой законопроектъ, о распространеніи правъ голосованія на поселянъ-земледѣльцевъ; при успѣхѣ этого билля, число голосовъ въ пользу кабинета несомнѣнно бы усилилось, и министерство стало бы тогда располагать значительнымъ большинствомъ. Изъ этого видно, что Гладстонъ намѣренъ бороться до конца, и поставить такіе вопросы, которые, въ случаѣ даже его паденія, смутятъ торжество его противниковъ и повиснутъ надъ ними, какъ Дамокловъ мечъ.
Дѣло Греціи не подвинулось ни шагъ. Мы тоже съ своей стороны поведи съ нею рѣчь о терпѣніи, — но Кумундуросъ, по разсказу "Standardsа, спросилъ нашего посланника Шишкина: «возьмется ли Россія указать точно тѣ предѣлы терпѣнія, которые требуются державами отъ Греціи? Неужели Греція должна окупить совѣты Европы расходами на свои вооруженія? Кто поручится Греціи, что державы согласятся когда-нибудь на выполненіе ихъ собственнаго приговора? Никакое правительство не можетъ связывать руки націи, которая. поощренная торжественными постановленіями и выраженіями сочувствія всей Европы, затратила всѣ свои деньги, все свое имущество на боевые припасы. Не можетъ Греція дожидаться вашего крестоваго похода противъ Турціи!»…
Какъ справедливъ, какъ заслуженъ этотъ горькій упрекъ! Само собою разумѣется, что дружное, искреннее требованіе Европы и появленіе ея соединеннаго флота у Дарданеллъ съ твердою рѣшимостью добиться отъ Порты уступки — давно бы покончили дѣло. Но такой образъ дѣйствія, при взаимномъ недовѣріи державъ, невозможенъ; да онъ бы и ускорилъ, безъ сомнѣнія, ту развязку Восточнаго вопроса, — паденіе Турціи, — которой сама Европа страшится, не чувствуя себя еще къ силахъ поднять ея бремя на свои плечи. — Россія, съ своей стороны, также не можетъ желать быстраго наступленія той великой минуты, которая должна рѣшить судьбу Турціи и Балканскихъ народовъ. Это рѣшеніе не можетъ, не должно состояться безъ ея участія. Напротивъ — ей одной, и никому какъ ей, Россіи, Предлежитъ право и обязанность сотворить судъ и правду на Балканскомъ полуостровѣ. Но для Россіи, въ настоящее время, также необходима отсрочка. Въ томъ-то и дѣло, что Россія, выступая изъ пассивной политики по какому бы то ни было второстепенному, частному вопросу, должна имѣть всегда въ виду возможность враждебной себѣ коалиціи всей Европы, запасаться силами на борьбу съ цѣлымъ міромъ!.. Все же это не мѣшаетъ настаивать на исполненіи Портою рѣшенія берлинской конференціи о греческой границѣ съ большею энергіею, чѣмъ это дѣлается до сихъ поръ. Франція и Англія предложили было навязать Греціи и Турціи третейскій судъ, но Германія и Австрія отвергли предложеніе, справедливо спрашивая: почему же рѣшеніе третейскаго суда будетъ обязательнѣе для Турціи, чѣмъ постановленіе берлинской конференціи, и какимъ образомъ, въ концѣ концовъ, заставитъ Турцію подчиниться рѣшенію третейскаго суда безъ выстрѣла, безъ пролитія капли крови: условія sine qua non. Бисмаркъ съ своей стороны придумываетъ новую, комбинацію: принимаетъ съ нѣкоторыми измѣненіями границу, уступаемую Греціи Портой, но присоединяетъ къ ней Критъ. Неизвѣстно однако, вступила ли эта комбинація, какъ говорится, на почву серьезныхъ дипломатическихъ фактовъ.
Австрія съ своей стороны не бездѣйствуетъ и старается укрѣпить себя дома. Созданный политикою министра Бейста, послѣ разгрома при Садовой, дуализмъ, давшій имперіи оффиціальный титулъ — вмѣсто Австріи — Австро-Венгріи и раздѣлившій ее на двѣ части, по сю и по ту сторону Лейты, т. е. на Цислейтанію и Транслейтанію, въ настоящее время сильно колеблется. Опора одной Венгріи не придала имперіи силы и крѣпости — при враждебномъ, хотя и пассивномъ отношеніи Славянскихъ племенъ, составляющихъ большинство всего населенія Австрійской державы и лишенныхъ системою дуализма не только автономіи, но даже и простыхъ правъ національности. Вмѣстѣ съ тѣмъ Бисмаркъ обольстилъ Австрію перспективою получить въ наслѣдство болѣе или менѣе весь Балканскій полуостровъ, по крайней мѣрѣ включить его «въ сферу своихъ прямыхъ интересовъ», протянуться до Эгейскаго моря и вытѣснить оттуда Россію съ ея нравственнымъ обаяніемъ и духовною гегемоніей) (матеріальной, какъ извѣстно, у Россіи не имѣлось и не имѣется). Осуществленію такого замысла Германія взялась помогать не только всѣмъ своимъ вліяніемъ, но и силою, въ томъ смыслѣ конечно, что она не допуститъ, хоть бы напримѣръ Россію, препятствовать Австріи въ ея работѣ. На Берлинскомъ конгрессѣ вся Европа, не исключая и Россіи, преподнесла Австріи Боснію, Герцеговину и даже Антивари на Адріатическомъ морѣ, завоеванный Черногорцами для себя. Естественнымъ для Австріи послѣдствіемъ такого поворота во внѣшней политикѣ — была перемѣна и въ политикѣ внутренней. Примиреніе національностей на почвѣ конституціи стало лозунгомъ новаго министерства графа Таафе. Вотъ тутъ-то и началось кокетничанье съ Славянами, о которомъ мы уже упоминали. Мы говоримъ кокетничанье, потому что искренняго желанія создать изъ Австріи настоящую славянскую державу — конечно у правительства нѣтъ, да по правдѣ сказать — и быть не можетъ. Не можетъ быть даже по самому разнообразію и разноязычію славянскихъ племенъ: Поляки, Русскіе, Чехи, Словаки, Хорваты, Словинцы, Сербы, разныхъ группъ — Далмаціи, Босніи, Герцеговины, Военной Границы, Баната, Срема и пр. Господствующимъ, государственнымъ языкомъ былъ искони и пребудетъ, разумѣется, языкъ нѣмецкій, а живымъ связующимъ центромъ всей этой разноплеменности (включая въ нее Румынъ, Мадьяръ и Нѣмцевъ) издревле и доднесь пребываетъ лицо императора — Габсбурга. И надобно сказать, что династическая эта связь представляется дѣйствительно сильною. Такимъ образомъ искренняго сочувствія правительства, все-таки по существу своему нѣмецкаго, къ ненавистнымъ нѣмецкой природѣ Славянамъ нельзя было и ожидать, а только уступокъ: какъ можно менѣе уступокъ, уступокъ лишь въ крайности и по малости! Впрочемъ, нечего грѣха таить, никакого другаго пріема и не требовалось въ виду неистощимаго добродушія, простодушія, слабодушія и легковѣрія нашихъ братьевъ западныхъ Славянъ. Началось съ Чеховъ. Извѣстно, что Чехи, по настоянію старо-чешской партіи, до сихъ поръ отказывались являться въ вѣнскій рейхсратъ. Правительство, нуждаясь въ прочномъ большинствѣ, поманило ихъ разными, неопредѣленными впрочемъ, обѣщаніями. Чехи, съ благословенія и старой младо-чешской партіи, пожаловали въ рейхсратъ, подкрѣпили правительство и вотировали бюджетъ, давшій правительству средства поработить себѣ православныхъ Славянъ Босніи и Герцеговины. Въ пользу же свою Чехи ничего не добились, кромѣ — и то лишь на дняхъ — раздѣленія Пражскаго университета на двѣ половины, нѣмецкую и чешскую, и параллельнаго преподаванія наукъ на обоихъ языкахъ. Сравнительно съ правами, принадлежащими Венгріи — уступка, какъ видятъ читатели, способная вызвать лишь улыбку на устахъ правителя! Но при всемъ томъ и эта уступка досталась не дешево. О поѣздкѣ императора Франца-Іосифа въ Галицію и о политической мазуркѣ, которую, пристукивая каблуками, въ кунтушахъ, лихимъ дѣдовскимъ манеромъ отплясали предъ его величествомъ польскіе паны, не*нажившіе ума со временъ своихъ дѣдовъ, — читателямъ нашимъ вѣроятно извѣстно: все это происходило еще до выхода «Руси». И все это было бы только смѣшно, еслибъ не было и прискорбно. Всѣ польскія демонстраціи и манифестаціи въ Галиціи только наводятъ на мысль, что Поляки неисправимы, неизлѣчимы, ничего не вабили и ничему не выучились, и вновь отличились отсутствіемъ всякаго здороваго политическаго смысля и такта. Къ сущности, и они никакой особенно новой существенной выгоды для себя не пріобрѣли, но за то, какъ закипятились они самыми фантастическими надеждами! Они де встанутъ во славѣ славянской федераціи подъ скипетромъ Габсбурга! А впрочемъ, не подѣлить ли это главенство съ Чехами?!… И вотъ Чехи братаются съ Поляками, и начинается комедія взаимнаго ухаживанья.
Кстати. Мы очень рады, что на дняхъ въ газетѣ «Голосъ» появилась статья, писанная Русскимъ Полякомъ, изъ которой видно, что Русскіе Поляки открещиваются, отплевываются, отрекаются во всѣхъ отношеніяхъ отъ солидарности съ Поляками Галиціи. Такъ мы по крайней мѣрѣ поняли эту статью. Желательно, чтобъ эта статья была опубликована во Львовѣ, и за подписью: это было бы дѣйствительнѣе.
Наконецъ, по послѣднимъ извѣстіямъ, дѣлается удовлетвореніе и Хорватамъ. Бывшую Военную Границу, т. е. православно-сербское военное поселеніе вдоль бывшей турецкой границы по Савѣ (образовавшееся со времени перехода въ 1690 г. 50 т. Сербскихъ семействъ изъ Старой Сербіи подъ австрійское владычество) — велѣно отдѣлить отъ Венгріи и присоединитъ къ одному управленію съ Хорватіей. Объ этомъ, впрочемъ, мы еще не имѣемъ точныхъ свѣдѣній.
Всего менѣе, разумѣется, кокетничали съ бѣдными Русскими въ Галиціи, а о Русскихъ въ Венгріи, равно о Словакахъ, никто, конечно, и не вспомнилъ. Никто, конечно, и не вспомнитъ, даже изъ прочихъ Австрійскихъ Славянъ… Номнить ихъ будемъ только мы съ вами, читатели. Придетъ хе наконецъ и ихъ время!..
Превосходнымъ дополненіемъ къ настоящему обозрѣнію служитъ статья профессора Даманскаго, помѣщенная въ нынѣшнемъ No, въ Отдѣлѣ Критики. О разбираемой книгѣ тамъ на этотъ разъ нѣтъ ни слова, но за то — вѣрная характеристика и оцѣнка умственныхъ и духовныхъ силъ, представляемыхъ австрійско-славянскою интеллигенціей).
5.
правитьАвстрійскій государственный министръ, творецъ Австро-Венгріи или системы дуализма, Саксонецъ Бейстъ, послѣ рѣшительныхъ побѣдъ Нѣмцевъ надъ Французами, обмолвился остроумнымъ словомъ: «il n’у a plus d’Europe», нѣтъ болѣе Европы! — «Европа окривѣла» воскликнулъ и нашъ Погодинъ, прочитавъ телеграмму о сдачѣ Парижа, — «точно ей кто глазъ выткнулъ». Дѣйствительно, равновѣсіе Европы пошатнулось; перевѣсъ силы, могущества и воли теперь на одно* сторонѣ — именно Германіи. Мы разумѣемъ здѣсь, конечно, не всю Европу, а только Европейскій материкъ, безъ Англіи. Конечно, Россія могла бы и не допустить этого перевѣса, — но она предпочитаетъ держаться въ настоящее время политики пассивной. Тѣмъ не менѣе только сосѣдство Россіи съ Германіей спасаетъ бытіе Франціи и служитъ залогомъ европейскаго мира. Равномѣрно сдерживаетъ Бисмарка въ его замыслахъ противъ Россіи и противъ славянской свободы на Балканскомъ полуостровѣ, заранѣе обѣщанной имъ Австріи, необходимость считаться съ Франціей. Съ помощью кабинета Беконсфильда еще удавалось кое-какъ заморить на время червяка, грызущаго сердце Французовъ, — но съ перемѣною министерства въ Англіи, съ наступленіемъ ненавистнаго Германіи и Австріи кабинета Гладстона, Франція уже не такъ одинока: производить надъ нею «давленіе» уже не такъ удобно. Нѣмцы зорко слѣдятъ за малѣйшими оттѣнками состоянія умовъ во Франціи. Конечно, имъ нечего опасаться никакихъ наступательныхъ дѣйствій со стороны Французовъ: объ этомъ Французы, самые отважные и рѣшительные, конечно еще и не помышляютъ, — но въ Берлинѣ тревожатся уже однимъ пробужденіемъ живости въ политическомъ темпераментѣ Франціи, уже одними признаками, что ея политика изъ пассивной перейдетъ въ дѣятельную. «Гамбетта» — бьетъ въ набатъ берлинская «Nationai-Zeitung» — «глава воинственной партіи, желаетъ во что бы ни стало втянуть Францію въ рѣшительный поединокъ съ Германіей, — въ борьбу не на животъ, а на смерть». Конечно, такой трубный звукъ нуженъ только для того, чтобы смутить французскихъ министровъ, остудить на первыхъ же порахъ воинственный, но пока еще вовсе не жгучій пылъ современныхъ Французовъ. Но въ чемъ же признаки воинственнаго расположенія, озаботившіе Нѣмцевъ? Министръ иностранныхъ дѣлъ Бартелеми Сентъ-Илеръ — личность почтенная, но безцвѣтная, и энергическимъ починомъ не отличается. Президентъ Греви — честное конституціонное ничто, парадный носитель власти, самъ, лично, не властвующій. Но о нихъ никто и не говоритъ. Всѣ взоры устремлены на предсѣдателя палаты депутатовъ, Гамбетту, единственнаго человѣка во Франціи, выдавшагося впередъ умомъ, талантомъ, энергіей воли, властолюбіемъ, знаніемъ — чего онъ хочетъ и какимъ путемъ идти къ цѣли. Да, твердое убѣжденіе, крѣпкая воля, ясная цѣль — это еила, это власть вреди человѣческаго общества! Французы, въ брань и въ насмѣшку, теперь уже величаютъ его диктаторомъ, чуть не цезаремъ, — и этимъ только сами пріучаютъ себя и всю Францію смотрѣть на него какъ на сужденнаго ей рокомъ, будущаго распорядителя ея судебъ.
Пріѣзжалъ англійскій министръ-радикалъ Дилькъ, конечно по порученію кабинета, въ Парижъ на свиданіе съ Гамбеттой, и съ тѣхъ поръ воззрѣнія Гамбетты на греческій вопросъ внезапно перемѣнились. Его органъ — «République Franèaise» — незадолго предъ тѣмъ читавшій греческому правительству разныя назиданія о выгодахъ долготерпѣнія, вдругъ ощутилъ сочувствіе къ положенію Греціи, и встревожилъ самихъ Французовъ. Съ тѣхъ поръ газеты французскія и иностранныя стали наполняться разными уликами Гамбетты въ сочувствіи къ злополучной Элладѣ. Такъ парижскій корреспондентъ берлинской «Tagblatt» передаетъ, будто Гамбетта, въ разговорѣ съ наслѣднымъ принцемъ Датскимъ (братомъ греческаго короля), выразилъ мнѣніе, что Греціи слѣдуетъ держаться политики дѣйствія, что Франція поддержитъ греческое правительство въ его законныхъ желаніяхъ; что Бисмаркъ, даже въ союзѣ съ Австріей, не въ силахъ противодѣйствовать волѣ соединенной Европы; что нужно только, чтобъ Греція крѣпко вооружилась и начала войну подъ давленіемъ общественнаго мнѣнія. Хотя и можно сомнѣваться въ справедливости такого категорическаго заявленія, однако, по нѣкоторымъ признакамъ, оно вѣроподобно, если не вполнѣ, то отчасти. Парижская газета «Gaulois» въ статьѣ, озаглавленной «Гамбетта и война», прямо возвѣщаетъ, что «если Гамбеттѣ захочется, Французы должны будутъ взяться за оружіе въ защиту Греціи, а ему этого хочется». А въ преданной ему газетѣ «Voltaire» появилась рѣзкая статья, въ которой сторонники мира во что бы ни стало обзываются трусами, и затѣмъ восхваляется дѣятельность Людовика XIV — завоевателя Эльзаса, и искусство кардинала Ришельё, пользовавшагося раздорами въ Германіи.
Впрочемъ, пока только ничего, кромѣ сочувствія, и не видно. Дѣйствія еще никакого, кромѣ предложенія третейскаго союза., — мѣры, не способной привести ни къ какому результату. Любопытно только сопоставить со всѣми этими признаками извѣстіе о томъ, что одно изъ судовъ англійской эскадры стоитъ въ настоящее время у береговъ Эпира, а пять броненосцевъ изъ Ламанша (гдѣ обязанностью ихъ было не допускать подвоза оружія въ Ирландію) переведены въ Лиссабонскій портъ, поближе къ Средиземному морю.
Но Гамбеттовское сочувствіе еще не пользуется сочувствіемъ Франціи, — хотя бы Франція и исполнила повелѣніе власти. Всѣ сообщенные нами французскіе слухи и толки не на шутку встревожили разныя парламентскія группы, и представители ихъ являлись къ Вартелеми С.-Илеру за разъясненіемъ. Министръ постарался завѣрить ихъ въ продолженіи миролюбивой политики. Органъ же бывшаго министра Фрейсине, «Temps», заявляетъ: «Франція не позволитъ своему правительству выступить на путь воинственной политики».
Какъ согласить это видимое противорѣчіе? Нѣтъ сомнѣнія, что во Франціи два разнородныхъ теченія въ настоящее время. Одно — совершенно миролюбивое, буржуазное, — «консервативная республика», какъ ее понималъ Тьеръ, созданіе чисто буржуазное, нѣчто въ родѣ монархіи Людовика-Филиппа, только безъ династическаго главы. Большинство Французовъ мирится съ нею, такъ же какъ помирился и Тьеръ, не по сочувствію къ этой политической формѣ, а потому только, что она служитъ нейтральной почвой для всѣхъ династическихъ партій, дебютировала разгромленіемъ знаменитой коммуны и представляется надежнѣйшимъ залогомъ мира. Буржуазный элементъ не очень склоненъ къ воинственности, а такъ какъ Французы сильно разбогатѣли въ послѣднее время и не перестаютъ богатѣть, то «идѣже сокровища, ту и сердца ихъ». Французы вѣтрены, но и замѣчательно бережливы. Французы легкомысленны, во, послѣ урока, заданнаго имъ Германіей, они стали и осторожны, проявивъ много политической зрѣлости и такта въ своемъ затруднительномъ положеніи. Можетъ-быть буржуа, по мѣрѣ разбогатѣнія, даже пересталъ бы очень то ревновать и къ національной чести, и помирился бы съ обидой, опасаясь новаго разоренія и новыхъ ужасовъ войны съ Нѣмцами. Однакоже, есть несомнѣнно и другое теченіе, органическое и историческое, почти независящее отъ частной воли народныхъ единицъ. Немыслимо, несовмѣстимо съ натурою крупнаго государства оставить оскорбленіе своему достоинству безъ отмостки и не попытаться возстановить свое политическое значеніе. Еслибы Франція могла отказаться отъ этой роковой необходимости, ей можно было бы теперь же подписать смертный приговоръ и обѣщать участь, напр., Голландіи. Мы думаемъ, поэтому, что человѣкъ, который направится по этому послѣднему историческому теченію, непремѣнно возобладаетъ надъ всѣми партіями. Гамбетта несомнѣнно держится этого теченія, и это-то въ сущности и даетъ ему силу.
Изъ помѣщаемой ниже корреспонденціи читатели, однако, увидятъ ту внутреннюю борьбу, которая происходитъ теперь во Франціи. Къ противникамъ Гамбетты, кромѣ миролюбивыхъ буржуа, къ противникамъ Гамбетты и всякой воинственной политики, присоединяются и весьма многочисленные, благодаря ему амнистированные и возвращенные во Францію — творцы, вожди, рабочіе Парижской коммуны и ихъ приверженцы, — сбирающіеся подъ знамя непримиримаго врага Гамбетты, издателя газеты «Непримиримый» («L’Intransigeant») Рошфора. Но это возобновленіе «краснаго призрака», кажется намъ, способно только сплотить друзей порядка, безъ различія партій, около Гамбетты и придать ему новую силу. Успѣхъ коммунаровъ можетъ быть только временной; онъ вызвалъ бы только диктатуру, Франція съ восторгомъ поклонилась бы тому, кто избавилъ бы ее отъ господства Піа и Ко. Теорія оппортунизма (того, что въ данную минуту потребно), изобрѣтенная Гамбеттою, очень растяжима: она не исключаетъ и деспотизма.
Если однако Гамбетта понялъ органическое требованіе политическаго бытія такой крупной державы какъ Франція, то все же остается необъяснимымъ, какъ можетъ сходить ему и поддерживаемому имъ правительству безнаказанно такое рѣзкое противорѣчіе съ нравственнымъ и духовнымъ строемъ большинства страны, какое проявилось въ травлѣ монаховъ, въ осадѣ монастырей, въ исключеніи Закона Божія изъ предметовъ преподаванія въ народныхъ школахъ. Наконецъ, это недавнее распоряженіе: вынести вонъ (на дѣлѣ же просто вышвырнули) изъ школъ всѣ образа и Распятія! Такого рода дѣйствіе несомнѣнно должно было оскорбить народное чувство, поэтому спрашивается: «ради чего гибель сія бысть»? Очевидно ради «принципа» лишить школы всякаго вѣроисповѣднаго характера. Но ни католика, ни протестанта видъ Распятія въ народной школѣ смутить не можетъ. Кому же угождалъ французскій министръ просвѣщенія, оскорбляя народное чувство? развѣ только жидамъ и философамъ! — Для насъ, Русскихъ, такое распоряженіе немыслимо уже потому, что его не потерпѣлъ бы народъ. Онъ многое снесетъ и проститъ, только не оскорбленіе вѣры. Да и никакая у насъ деспотическая власть никогда бы не отважилась на такую мѣру… Но что же и гдѣ — Французскій народъ? Мы поставили этотъ вопросъ нашему корреспонденту: есть ли народъ во Франціи, какъ общественная и политическая сила? или вся сила его конфискована интеллигенціей, которая, во имя принципа народнаго верховенства, эксплуатируетъ народъ въ свою пользу, нравственно и духовно тиранитъ его? Есть ли наконецъ во Франціи Франція, или только Парижъ?
Какъ любопытный обращикъ бюрократическаго деспотизма во Франціи, немыслимаго не только ни въ одной конституціонной странѣ, но и въ нашей неконституціонной Россіи, укажемъ на два, упоминаемыхъ въ «Revue des Deux Mondes», 15 сент. 1880 г., министерскихъ циркуляра (во Франціи министръ имѣетъ несравненно болѣе власти, чѣмъ мы привыкли думать).
Министръ просвѣщенія Жюль-Симонъ, предшественникъ настоящаго министра, даетъ предписаніе, за No и числомъ, отъ имени Верховнаго Совѣта народнаго просвѣщенія, по поводу установленія программы философскаго преподаванія во французскомъ лицеѣ, — о томъ, что «такъ какъ нравственность невозможна безъ мысли о Богѣ, то теодицея должна быть преподаваема прежде эеики или ученія о нравственности (que la théodicée soit placée avant la morale, en donnant pour raison, qu’il n’y a pas de morale possible sans l’idée de Dieu)».
Черезъ годъ или два, другой циркуляръ за No, какъ слѣдуетъ, отъ новаго министра Жюля Ферри (сторонника de la morale indépendante) — о томъ, что «какъ нравственность совершенно независима отъ всякой идеи о Богѣ, то предметы должны быть преподаваемы въ обратномъ порядкѣ (dans l’odre inverse)»!
А все-таки мы бы рады были, еслибъ Франція отъ политики пассивной перешла къ политикѣ дѣйствія и поднялась въ своемъ политическомъ европейскомъ значеніи…
6.
правитьВо внѣшней политикѣ — заминка. La politique chôme — говорятъ Французы. Этому отчасти причиною и праздники Рождества, празднуемые особенно въ Германіи и Англіи, или Новаго Года, чествуемаго по преимуществу во Франціи. Въ Англіи ожидается открытіе парламента, и въ тотъ день, какъ этотъ No нашей газеты выйдетъ въ свѣтъ, произнесется, вѣроятно, и тронная рѣчь, которую по обыкновенію всѣ ждутъ нетерпѣливо, и которая по обыкновенію ничего не разъяснитъ и не опредѣлитъ. Если въ тронныхъ рѣчахъ не всегда значится прямо, что все обстоитъ благополучно, то допускается лишь оговорка: «болѣе или менѣе благополучно». Во всякомъ случаѣ это лишь необходимая процедура для приступа къ серьезному дѣлу. Засѣданія англійскаго парламента будутъ имѣть интересъ всемірный, — не только для внутренней англійской политики, но именно для внѣшняго политическаго положенія Европы, смотря по тому, удержится или падетъ кабинетъ Гладстона, пройдетъ ли или не пройдетъ его аграрный билль, содержаніе котораго въ точности еще никому въ публикѣ неизвѣстно, но который уже получилъ прозваніе «билля о трехъ буквахъ F». Это потому, что — по разсказамъ — система аграрныхъ измѣненій, предположенная Гладстономъ, состоитъ изъ трехъ мѣръ, изъ которыхъ каждая по-англійски начинается буквою F: именно 1) Fixity of tenure, т. е. прочность, незыблемость, арендованія земли, или предоставленіе арендаторамъ гарантіи, что землевладѣльцы не станутъ ихъ выгонять безъ выдачи имъ, арендаторамъ, соотвѣтствующаго вознаграждннія; 2) Free sale, т. е. облегченія способовъ пріобрѣтенія земля и 3) Fair rente, т. е. справедливое уменьшеніе арендной плата. Впрочемъ отвѣтственность за вѣрность этого извѣстія оставляемъ на газетѣ «Temps».
Россія, такъ же какъ и Германія и Англія, присоединилась къ предложенію Франціи подчинить рѣшеніе греческой распри съ Турціей третейскому суду, — но всѣ державы уже потерпѣли fiasco, за отказомъ и Порты и Греціи. Сочиняется новое предложеніе, которое опять-таки будетъ не болѣе, какъ дипломатическою формулою дипломатическихъ ріа desideria, — точкою отправленія для новыхъ переговоровъ европейскихъ державъ съ обѣими заинтересованными сторонами. Другими словами-это только новый пріемъ отсрочки и замедленія грядущей грозы. А гроза будетъ. Грекамъ однимъ съ Турками не справиться, и Европѣ предстанутъ два пути къ исходу: или поручить дѣло упорядоченія и умиротворенія Австріи, — что и случится, если падетъ въ Англіи министерство Гладстона, и воцарится кабинетъ Беконсфильда или торійской партіи. Или же — совмѣстнымъ движеніемъ европейскихъ эскадръ къ Босфору и угрозой самому султану въ Константинополѣ принудить его къ уступкѣ, чему, надобно полагать, будутъ противиться всѣми силами Австрія и Германія. Ослабленіе власти султана можетъ быть допущено этими двумя державами только въ связи съ прямою выгодою для нихъ обѣихъ. Ликвидація Турецкой имперіи, по ихъ плану, должна произойти никакъ не въ пользу христіанскихъ населеній Балканскаго полуострова, и не къ вящей славѣ Англіи, Франціи или Россіи, а въ исключительную пользу Австріи и Германіи.
Безъ внутренней тревога нельзя и читать про новые какіе-то наши переговоры и перешептыванія съ Германіей. Берлинскій, черной памяти, трактатъ далъ кажется достаточное свидѣтельство какъ о расположеніи къ намъ, такъ и о честности «честнаго маклера», а между тѣмъ въ средѣ нашихъ дипломатовъ въ настоящую минуту нѣтъ ни одного, который бы вселялъ русскому обществу безусловное довѣріе къ правильному разумѣнію ямъ интересовъ національной русской политики! Въ то время какъ по всѣмъ прочимъ отраслямъ управленія введена широкая гласность, и даже бюджетъ нашъ, составлявшій прежде государственную тайну, сталъ достояніемъ общественной критики (что, конечно, послужило не ко вреду, а къ пользѣ, къ облегченію административныхъ заботъ и усилій), по одному только Министерству иностранныхъ дѣлъ оказывается полнѣйшее пренебреженіе къ законному вниманію русскаго общества. Нѣтъ сомнѣнія, что дипломатическая международная дѣятельность не терпитъ преждевременной огласки нигдѣ, не только въ Россіи: но есть же всему предѣлы. Есть нѣкоторый срокъ, послѣ котораго дипломатическіе документы могутъ быть обнародованы безъ помѣхи для международныхъ переговоровъ… Почему же нашему Министерству иностранныхъ дѣлъ не ввести у себя такого же обычая? Это было бы тѣмъ болѣе умѣстно, что при изданіи въ Европѣ, отъ времени до времени, разныхъ синихъ, красныхъ, желтыхъ и иныхъ цвѣтовъ книгъ, — въ нихъ появляются и русскія ноты, въ формѣ отвѣтовъ или иного вида посланій къ иностраннымъ кабинетамъ. Такъ парижскій корреспондентъ «Новаго Времени» Молчановъ свидѣтельствовалъ въ этой гавотѣ, что перечитывая послѣднюю вышедшую въ Парижѣ Красную книгу, онъ съ краской въ лицѣ усмотрѣлъ, будто русское Министерство, по донесенію французскаго посла, само, по собственному почину, ни съ того ни съ сего, ври вопросѣ о черногорской границѣ выразило этому послу заботу о вящемъ соблюденіи австрійскихъ интересовъ въ прилегающихъ къ Черногоріи водахъ!! Да, о дѣятельности русской политики и русскихъ дипломатическихъ агентовъ мы продолжаемъ узнавать только изъ иностранныхъ источниковъ. Добрый ли это источникъ — лучше всѣхъ знаетъ само Министерство. Но по неводѣ приходится черпать изъ него, и только изъ него, потому что другихъ, лучшихъ источниковъ никакихъ нѣтъ. И мы черпаемъ, тщательно подбирая всѣ крохи свѣдѣній, разоблачающихъ намъ хоть сколько-нибудь направленіе нашей политики, — и «слагаемъ всѣ эти глаголы въ сердцѣ своемъ», но не на радость и упованіе, а на тоску себѣ безотраднѣйшую!.. Есть, правда, у нашего Министерства два органа, издаваемые на французскомъ языкѣ: «Journal de St.-Pétersbourg» и «Agence russe». Самое то, что они издаются по французски, — показываетъ, что имѣется въ виду не русская, а иностранная публика. Съ тою же цѣлью издается въ Брюсселѣ и «Nord». Хотя наше Министерство отрекается отъ солидарности съ ними, не признаетъ ихъ за оффиціальные органы, но «оффиціозности» ихъ оспаривать не можетъ, да и не оспариваетъ. Всякому извѣстно однако, что эти три газеты безъ крупной поддержки со стороны Государственнаго Казначейства существовать не могутъ. Издержка совершенно непроизводительная, на которую именно слѣдовало бы обратить вниманіе Коммиссіи о сокращеніи государственныхъ расходовъ. Всѣ эти газеты въ настоящее время совершенно не нужны. Въ настоящее время русская печать настолько развилась, настолько пріобрѣла значеніе не въ одной Россіи, но и за границей, что Министерство иностранныхъ дѣлъ не имѣетъ надобности въ особыхъ органахъ для объясненія тѣхъ своихъ дѣйствій, по которымъ желаетъ дать объясненіе. Несомнѣнно одно, что русскіе національные интересы найдутъ въ средѣ русской печати всегда самыхъ лучшихъ, самыхъ ревностныхъ защитниковъ… Да и для самого русскаго кабинета несравненно выгоднѣе предъ лицомъ Европы опираться въ своей политикѣ на общественное мнѣніе родной страны. Пусть считаются и съ нимъ наши сосѣди! Повѣрьте: въ ихъ глазахъ русская политика отъ того только выиграетъ въ уваженіи и силѣ…
Не можетъ русское общество относиться равнодушно къ внѣшней политикѣ своего отечества, къ его чести, достоинству и значенію, для которыхъ еще недавно оно со всею Россіей принесло столько жертвъ. Но со времени Берлинскаго трактата русское народное чувство не получило до сихъ поръ никакого удовлетворенія. Можетъ быть, да и необходимо предположить, что русскіе внѣшніе интересы охраняются строго и мудро. Но мы ничего о томъ не знаемъ; по тѣмъ же свѣдѣніямъ, которыя намъ приходится выуживать въ мутной водѣ иностранныхъ источниковъ, — всякій разъ, какъ только приходится вести рѣчь о политикѣ, русское сердце невольно сжимается, щемитъ и ноетъ…
7.
правитьНовый Годъ отпразднованъ и по новому и но старому стилю. Никакими особенными, рѣзкими предзнаменованіями не отличается его наступленіе; не возможно было бы примѣнять къ нему стихи поэта, что новый годъ раждается «въ желѣзной, колыбели» и что его «черты ужасно строги». Черты неопредѣленны, хотя и невзрачны, — и на первомъ планѣ выстукаетъ пока желѣзо или сталь дипломатическихъ перьевъ, — кромѣ Турціи и Греціи, разумѣется. Эти послѣднія не перестаютъ вооружаться, такъ же какъ «великія державы» не перестаютъ надѣяться, если не на разрѣшеніе спора мирнымъ путемъ, то на продленіе настоящаго, пока еще безкровнаго междоусобія. И мы думаемъ, что старанія ихъ, по крайней мѣрѣ теперь, въ текущую пору, совершенно искренны. Державы не смутились и категорическимъ отказомъ Порты и Греціи отъ третейскаго суда, и возобновили свои настоянія. Хотя Трикуписъ, — бывшій президентъ греческаго министерства во время Сербской и Русской войны, по внушенію Беконсфильда лишившій свое отечество тѣхъ выгодъ, которыя несомнѣнно сулило ему участіе въ русско-сербскомъ союзѣ, а теперь горячій сторонникъ воинственной партіи, — и такъ, хотя Трикуписъ совершенно логично и справедливо доказывалъ на дняхъ, что «третейскій судъ есть отрицаніе и уничтоженіе Берлинскаго трактата и постановленія послѣдней берлинской конференціи», что «предложеніемъ третейскаго суда Европа собственноручно разрываетъ свои торжественные, единогласные протоколы» — однакожъ Европа такимъ явнымъ противорѣчіемъ съ логикой не смущается. По послѣднимъ извѣстіямъ, отвѣты на возобновленное державами предложеніе этой странной формы разрѣшенія международной тяжбы (которая для Турціи почти равняется тяжбѣ о жизни и смерти) послѣдовали уклончивые. Этого пока только и нужно. Завяжется новая переписка, пойдутъ новыя совѣщанія о томъ, о чемъ слѣдовало условиться въ самомъ началѣ и безъ чего самое предложеніе лишено всякаго смысла: но о смыслѣ, какъ и о логикѣ, весьма мало заботятся дипломаты. Мы разумѣемъ вопросъ о томъ, прежде всего, какъ привести въ исполненіе рѣшеніе третейскаго суда, если въ концѣ концовъ какая-либо изъ сторонъ, а можетъ-быть и обѣ откажутся отъ подчиненія этому рѣшенію; согласится ли Европа, въ такомъ случаѣ, прибѣгнуть къ оружію?
Въ помѣщаемой нами ниже корреспонденціи Изъ Цетинья находится любопытное указаніе, бросающее новый свѣтъ на политику Порты. Пока, при разрѣшеніи вопроса о Дульциньо или Ульцинѣ, какъ говорятъ Черногорцы, держался европейскій концертъ, Порта упорствовала. Какъ скоро же стало явнымъ, что концертъ рушится и соединенныя эскадры готовы разъединиться, Порта немедленно, точно испугавшись чего-то, дала предписаніе сдать городъ, — и препятствій къ сдачѣ со стороны Албанцевъ никакихъ внезапно не оказалось! Почему же такъ? Да потому, что отъ проницательности турецкихъ дипломатовъ не могло укрыться очевидное безсиліе этого концерта разнородныхъ политическихъ направленій и интересовъ, концерта, котораго самое существованіе возможно было лишь при условіи бездѣйствія, условіи sine qua non. Это концертъ музыкантовъ, которые, боясь неминуемаго диссонанса ихъ совокупныхъ разно-настроенныхъ инструментовъ, соединились для гармоничнаго молчанія. Но едва Порта смекнула, что, при распаденіи концерта, возможно будетъ совокупное дѣйствіе Англіи и Россіи (на что, говорятъ, и намекнулъ султану Гошенъ), она тотчасъ же и уступила. Вѣроятно таковъ будетъ образъ дѣйствій Порты и относительно Греціи. Европейскій концертъ очевидно ничего не добьется. Но если концертъ рушится и надъ Турціей повиснетъ угроза той или другой, или двухъ-трехъ державъ, рѣшившихся довести дѣло до окончательной развязки, Порта или уступитъ или же прибѣгнетъ къ другому маневру, можетъ быть къ покровительству остальныхъ державъ, и постарается возжечь пламя всеобщей войны, — во всякомъ случаѣ не европейскій концертъ можетъ заставить ее покинуть систему дипломатическихъ проволочекъ.
Едвали однако что-либо грозитъ въ настоящую минуту европейскому концерту, а потому Портѣ теперь опасаться еще нечего. Обстоятельства пока для этого концерта благопріятны, такъ какъ ни одна европейская великая держава, въ данную пору, не готова или не расположена пуститься въ политику рѣшительнаго дѣйствія. Весь вопросъ въ Греческомъ правительствѣ: въ состояніи ли оно медлить долѣе и сдерживать воинственный пылъ населенія, — отважится ли выступить въ бой съ грознымъ врагомъ на свой собственный страхъ? Трудно взять на свою отвѣтственность какой-либо совѣтъ — все зависитъ отъ того, въ какой степени искренно и прочно бранное настроеніе сыновъ Эллады, — но если оно искренно и прочно, то едвали Греція много рискуетъ начиная войну. Въ одномъ она можетъ бытъ несомнѣнно увѣрена, что даже въ случаѣ неудачи Европа не допуститъ ее до гибели и вырветъ у Османовъ вѣнецъ побѣды; что рѣшительный образъ дѣйствія со стороны Грековъ подвигнетъ къ дѣйствію, если даже не всю Европу, то хоть нѣкоторыя державы, которымъ, впрочемъ, остальныя, если и не станутъ прямо противодѣйствовать, то конечно постараются потомъ нѣсколько подвязать руки узами междоусобнаго европейскаго согласія.
Не знаемъ, на что рѣшатся Греки, но въ настоящую минуту, какъ мы сказали, ни одна держава не расположена къ дѣйствію. Газеты возвѣщаютъ о возобновеніи будто бы тройственнаго союза: Германіи, Австріи и Россіи, или вѣрнѣе о присоединеніи будто бы Россіи къ восточной политикѣ Австріи и Германіи. Это возможно, потому что для Германіи нужно. Нужно ли для Россіи — это другой вопросъ. Очень можетъ быть, что согласіе ограничивается системою дѣйствій по греческому вопросу. Цѣль Бисмарка очевидна: изолировать Англію, которая одна, безъ союза съ сильной военной державой, не способна напугать Порту. Очень можетъ быть, что необходимо также оградить отъ русскаго протеста какую-нибудь новую затѣю австрійскаго правительства на Балканскомъ полуостровѣ. По газетнымъ извѣстіямъ можно подозрѣвать какіе-то происки, какія-то австрійскія интриги въ средѣ Албанцевъ. Пишутъ, будто Албанцы становятся во враждебное отношеніе къ Турціи, требуютъ автономіи, и т. д. Мы едвали ошибемся, предполагая, что Австрія старается заручиться напередъ албанскимъ союзомъ, притянутъ на свою сторону нѣкоторыя албанскія католическія племена (не даромъ она выхлопотала у Порты возвращеніе арестованнаго и увезеннаго въ Константинополь главы Миридитовъ) и даже обѣщать имъ автономію подъ ея верховникъ покровительствомъ, съ обязательствомъ ограждать ихъ отъ подчиненія Сербамъ — Княжества и Черногоріи. Это политика умная. Но умно ли было бы, съ нашей стороны, содѣйствовать ей, — это вопросъ особый, на который, впрочемъ, отвѣтъ для всякаго ясенъ.
Хотя нашъ цетинскій корреспондентъ и утверждаетъ, что у Албанцевъ никакихъ автономическихъ вожделѣній не существуетъ, но это едвали вѣрно. Насколько намъ извѣстно, правы и тѣ, которые отрицаютъ, — правы и тѣ, которые признаютъ существованіе этихъ вожделѣній. У самихъ племенъ никакой ясной формулы политическаго бытія не имѣется: въ нихъ живо только чувство и потребность мѣстной независимости, — племенной воли, вмѣстѣ съ покорностью главѣ племени. Но у самихъ начальниковъ племенъ бродитъ и даже болѣе — зрѣетъ и ищетъ себѣ опредѣленной формулы и идея племеннаго албанскаго союза на началѣ политической автономіи: это не подлежитъ сомнѣнію. Была минута, когда Албанцамъ казалось, что султанъ уже сокрушенъ, и одинъ изъ племенныхъ вождей предлагалъ своимъ сородичамъ искать покровительства Россіи, между прочими выгодами напирая на томъ, что сама Россія далека и мѣстной свободы тѣснить не будетъ. Мы, какъ водится, даже и не удостоили этого обстоятельства ни минутою вниманія… Роли покровительницы искала и Италія, довольно популярная среди Албанцевъ, во она и недостаточно рѣшительна, и слишкомъ близка: по какой именно причинѣ не знаемъ, только Италія не сумѣла воспользоваться благопріятными для нея обстоятельствами. Ими воспользовалась ловкая Порта и содѣйствовала образованію и вооруженію Албанской лиги. Но кажется, поведеніе вождей католическихъ албанскихъ племенъ возбудило нѣкоторое подозрѣніе Порты, и Дервишъ-паша поступилъ съ ними круто, чѣмъ вѣроятно возбудилъ неудовольствіе и что, какъ можно предполагать, Австрія ищетъ обратить себѣ въ пользу… Но для воинственнаго открытаго наступленія, кажется, и сама Австрія еще не готова.
Франція въ настоящій мигъ довольствуется уже и тѣмъ, что отъ нея исходитъ предложеніе третейскаго суда, принятое всею Европою, но не отважится, конечно, пускаться въ какое-либо рискованное предпріятіе, особенно же теперь. Теперь происходятъ выборы муниципальныхъ совѣтниковъ, слѣдовательно электоральная борьба между гамбеттистами и радикалами или «непримиримыми». Кромѣ Парижа, партія Гамбетты или правительства имѣетъ за собою всю вѣроятность успѣха, — но опять-таки при условіи мирной перспективы ближайшаго будущаго. Поэтому французское правительство играетъ въ двойную игру: рядомъ съ воинственными — не угрозами, а лишь фразами, пріятно щекотящими національное самолюбіе, выпускаемыми въ обращеніе нѣкоторыми его членами или оффиціозными органами, другіе члены и оффиціозные органы разсыпаются въ увѣреніяхъ мирнаго свойства, успокоивающихъ національную… бережливость или пожалуй осмотрительность и мудрость. Парижане тѣшатся или потѣшались въ Рождество особаго рода антигерманской демонстраціей: привезли изъ Вогезъ колоссальную елку, учинили праздникъ, въ которомъ приняли участіе 20 т. человѣкъ, въ томъ числѣ 4000 дѣтей эльзасскаго происхожденія, — и на которомъ присутствовали Гамбетта и Жюль Ферри. Нѣмцы хмурятся!
Германія занята внутренними вопросами, преимущественно тарифнымъ, и встревожена возвышеніемъ русскихъ ввозныхъ пошлинъ на 10 %, о чемъ и предстоятъ пренія въ прусскомъ ландтагѣ. Серьезнаго вниманія заслуживаетъ также и антисемитическое или антиеврейское движеніе, о которомъ мы ожидаемъ болѣе обстоятельнаго сообщенія изъ Берлина.
Англія… Но теперь настала для нея, особенно для Гладстона, съ открытіемъ парламента, страдная пора, за ходомъ которой мы будемъ слѣдить внимательно, а теперь отсылаемъ читателя въ свѣдѣніямъ о положеніи Ирландіи, сообщаемымъ ниже нашимъ почтеннымъ сотрудникомъ О. К.
8.
правитьВъ политическомъ обозрѣніи 5 No мы говорили о системѣ кокетничанья австрійскаго министерства съ подвластными ему Славянами, связанной съ дальнѣйшими планами его восточной политики. При этомъ мы замѣтили, что другаго пріема и не требовалось въ виду неистощимаго добродушія и легковѣрія нашихъ западныхъ славянскихъ братьевъ. Эти слова вызвали упрекъ намъ со стороны, Чеховъ, но упрекъ, который отраднѣе всякаго привѣта.
Нѣтъ, говоритъ органъ Младо-Чеховъ, «Народна Листы», мы не дали обольстить себя и привлечь на сторону австрійской завоевательной восточной политики. Никто и не обращался къ намъ съ такимъ предложеніемъ. Мы не повѣрили (австрійскому правительству) и до сихъ поръ не имѣемъ причины вѣрить. Напротивъ, каждый, кто сколько нибудь всматривается въ жизнь Чешскаго народа и его прошлое, не замѣтитъ въ немъ ничего, кромѣ недовѣрія, возрастающаго съ каждымъ днемъ… Правда, и мы пришли къ заключенію, что этотъ злой демонъ на берегахъ Шире, очевидно, запутываетъ австрійскую политику въ свои тенета, толкаетъ, повидимому, Австрію на востокъ, чтобъ справиться тамъ съ Россіей; мы даже раздѣляемъ убѣжденіе, что изъ этихъ именно замысловъ и стремленій возникла система дѣйствій правительства министра Таафе, но развѣ когда-либо мы одобряли такую политику?…. Политика Австріи покрыта до сихъ поръ непроницаемымъ мракомъ для австрійскихъ народовъ, — и хотя въ чешской публицистикѣ не разъ высказывалось опасеніе, не направлена ли она противъ Славянъ, однако же мы сочли нужнымъ воспользоваться обстоятельствами и самымъ «кокетничаньемъ» правительства съ нами для того, чтобы намъ, Чехамъ, усилить себя…
«Если — заключаетъ газета свою статью — вообще наше отношеніе къ правительству гр. Таафе можно выразить терминомъ, что „мы идемъ съ нимъ“, то да будетъ извѣстно ему и друзьямъ нашимъ въ Славянскомъ мірѣ, что мы не пойдемъ съ нимъ съ того момента, когда бы путь его направился противъ самостоятельности славянскихъ братьевъ нашихъ на Балканѣ, противъ развитія и освобожденія Славянскаго племени!…».
Съ радостью слышимъ этотъ мужественный, честный голосъ и заносимъ его въ свою лѣтопись. А вотъ кстати и другое гласное заявленіе австрійскихъ Славянъ, Хорватовъ. Въ газетѣ «Слобода» (свобода), издающейся въ Сушакѣ, въ статьѣ, озаглавленной «Австрія и Россія» и вызванной толками другихъ газетъ объ австрійскихъ вооруженіяхъ и о возможности будто бы близкой войны Австріи и Германіи съ Россіей, — Хорваты такъ разсуждаютъ, между прочимъ: «Мы, Хорваты, не видимъ надобности воевать съ Россіей. Она не только не представляетъ для насъ никакой опасности, напротивъ, ея интересъ совершенно сходится съ интересами Хорватскаго народа. Мы стремимся къ освобожденію… Россія же дала свободу Болгарамъ. Ей обязаны Черногорія, Сербія и Румынія вмѣстѣ съ Греціей — своей независимостью. Намъ нечего ожидать иного дара… Панславизмъ былъ пугаломъ въ рукахъ нашихъ враговъ, но онъ уже не страшенъ теперь никому… Неужели Хорваты будутъ по прежнему являться слѣпымъ орудіемъ Австріи? Неужели и теперь мы пойдемъ за Австріей на востокъ, какъ шли на западъ?!..»
Русскіе читатели мало знакомы съ западною славянскою печатью, и вообще съ австрійскими славянскими племенами. Пусть же знаютъ они, что и тамъ бьется братское намъ сердце; пусть вѣрятъ, что «чувство славянской взаимности» не какое-либо пустословіе, какъ хотятъ увѣрить нѣкоторые наши пустомысленные «Европейцы» -публицисты. Это чувство скажется, скажется въ тотъ грозный мигъ (если только ему суждено настать) несомнѣнно, когда столкнется міръ Германскій съ міромъ Славянскимъ въ лицѣ Россіи.
Но до этого столкновенія далеко, да и къ чему оно, это опасное столкновеніе, когда австро-германская политика надѣется достигнуть той же своей конечной цѣли путемъ миролюбія, опутавъ своего исполина противника цвѣточными узами дружбы?! «Times» ошибается полагая — восклицаетъ «Pester Lloyd», органъ венгерскаго президента министра, — будто между Австріей и Россіей состоялось формальное соглашеніе, но которому Австріи развязаны руки на Балканскомъ полуостровѣ. Но несомнѣнно то — увѣряетъ съ торжественнымъ паѳосомъ газета, — что въ Петербургѣ сознали, что нельзя насильственно противодѣйствовать естественному ходу вещей и что необходимое предоставитъ Австро-Венгріи то вліяніе на Востокѣ, которое обусловливается ея географическимъ положеніемъ. Чѣмъ сильнѣе мирное настроеніе Россіи и чѣмъ слабѣе, вслѣдствіе того, надежда мелкихъ балканскихъ государствъ, тѣмъ безпрепятственнѣе будетъ развиваться1 тамъ вліяніе австрійское!"…
Вотъ настоящій смыслъ миротворческихъ рѣчей, обращаемыхъ къ Россіи изъ устъ честнаго маклера и австрійскаго его помощника. Намъ нечего возразить на слова пештской газеты, потому что мы, Русскіе, съ одной стороны, не посвящены въ секреты русской политики, съ другой — не имѣемъ повода питать особенное довѣріе къ искусству нашихъ дипломатовъ. Нѣтъ сомнѣнія, что австрійское вліяніе усиливается въ Сербіи, а отчасти и въ Болгаріи; австрійскій кабинетъ празднуетъ какъ побѣду паденіе Ристича въ Сербскомъ княжествѣ и отставку болгарскаго министра иностранныхъ дѣлъ Цанкова. Послѣдняя состоялась по требованію самого князя Александра, такъ какъ обнаружилось, что Цинковъ, независимо отъ оффиціальной инструкціи болгарскому делегату въ коммиссіи о регулированіи судоходства на Дунаѣ, далъ еще отъ себя особое наставленіе — для Австріи сильно неблагопріятное и нѣсколько противорѣчившее инструкціи, но уже нисколько не противорѣчившее интересамъ Болгаріи! Несомнѣнно также, что австрійскій министръ иностранныхъ дѣлъ, баронъ Гаймерле, взялъ въ обычай посылать и Сербіи и Болгаріи дипломатическія ноты такого оскорбительнаго, высокомѣрнаго, скажемъ прямо — нахальнаго свойства, что самъ «Pester Lloyd» вынужденъ былъ сознаться, что «въ рецептахъ Гаймерле прописываются ужъ очень большія дозы, но — прибавляетъ онъ — если лѣкарства оказываютъ дѣйствіе, такъ нельзя дѣлать врачу упрека»!
Мы впрочемъ должны замѣтить, что не придаемъ еще этимъ австрійскимъ побѣдамъ особенной важности, хотя лучше было бы не доставлять Австріи и этого торжества. Мы объясняемъ, — вѣрнѣе сказать, мы желаемъ объяснить себѣ образъ дѣйствій русскаго кабинета его полною увѣренностью, что дальнѣйшаго, болѣе опаснаго для славянской свободы торжества австрійской политики онъ не допуститъ и успѣетъ предупредить его вовремя; въ настоящую же пору подобаетъ, по его мнѣнію, отстранять все, что могло бы нарушить миръ и доброе согласіе… Но не обольщаются ли и сами наши дипломаты, не запутываются ли они и сами въ лабиринтѣ своего миролюбія — во что бы ни стало? Еще вопросъ, нарушилъ ли бы доброе «согласіе и сохраненіе мира такой дипломатическій образъ дѣйствій Россіи, который былъ бы болѣе согласенъ и съ ея достоинствомъ, и съ интересами слабосильныхъ славянскихъ государствъ! Почему же именно мы должны приносить жертвы на алтарь мира и своимъ миролюбіемъ доставлять выгоды мирновоинствующей, мирнозахватывающей австрійской и германской политикѣ? Можно не обинуясь утверждать, что къ настоящей, не дипломатической, а кровавой войнѣ ни Германія, ни Австрія не готовы. Что касается собственно Австріи, то въ ея готовности къ рѣшительному способу дѣйствій противъ Россіи или на Балканскомъ полуостровѣ даетъ уже поводъ усомниться самое настроеніе австрійскихъ Славянскихъ народовъ, о которомъ отчасти свидѣтельствуютъ приведенныя нами выписки изъ славянскихъ газетъ.
Однимъ словомъ, мы могли бы сохранить европейскій миръ безъ всякихъ новыхъ нравственныхъ затратъ для себя, для своего политическаго значенія. Съ орудіемъ или, выражаясь дипломатическимъ жаргономъ, съ инструментомъ мира надо обращаться съ неменьшею осторожностью, чѣмъ и съ военнымъ оружіемъ!
Впрочемъ, сближеніе Россіи съ Австріей и Германіей, хотя и признается несомнѣннымъ фактомъ, нѣсколько иначе однакоже освѣщается въ нѣкоторыхъ газетахъ. Органъ Бисмарка, „Norddeutsche Allg. Z.“ перепечатала статью вѣнской „Fremdenblatt“, которая гласитъ, что „такъ какъ Россія отказалась отъ нападокъ на Берлинскій конгрессъ“ (это просто значитъ — отъ союза съ Англіей, въ лицѣ Гладстона), „то отношенія между тремя императорскими дворами стали дружественнѣе. О возстановленіи тройственнаго союза не можетъ быть и рѣчи. Австрія и Германія просто желаютъ мира, и если Россія рѣшится, безъ всякой задней мысли, поддержать усилія Европы для улаженія греческаго вопроса, то миръ обезпеченъ“. Другими словами, какъ мы уже говорили въ послѣдній разъ, требуется просто изолировать Англію или вѣрнѣе развести Россію съ Англіей, и лишитъ насъ союза съ державой, которая, подъ руководствомъ Гладстона, явилась главною противницей австрійской восточной политики!.. По смыслу этихъ газетныхъ рѣчей выходитъ, что Россію увѣрили, будто главнымъ противникомъ европейскаго мира — Гладстонъ, что, пожертвовавъ союзомъ съ нимъ, можно предотвратить войну Греціи съ Турціей, и Россія — повѣрила.
Гладстонъ пригвождается теперь нѣмецкими газетами къ погорному столбу, какъ врагъ европейскаго мира и какъ нарушитель Берлинскаго трактата. „Затруднительное положеніе кабинета Гладстона облегчаетъ улаженіе греко-турецкой распри“, злорадостно возвѣщаетъ оффиціозная „Politische Correspondent“… Большую услугу сохраненію мира оказала безъ сомнѣнія Франція, но рѣшающимъ обстоятельствомъ все-таки является положеніе Гладстона, связывающее ему руки».
Развяжутся ли руки у Гладстона — этого и до сихъ поръ предсказать нельзя. Засѣданія парламента только въ началѣ, но потому-то такъ и спѣшитъ и суетится европейская континентальная дипломатія. Всѣ налегли на Грецію, и Франція добилась таки чести: ее пустили впередъ, и она похвальнымъ своимъ поведеніемъ снискала благосклонность Европы и — скажемъ прямо — позоръ для французской дипломатіи. Она не довольствовалась предложеніемъ третейскаго суда. Бартелеми Сентъ-Илеръ вдругъ разослалъ циркуляръ самаго страннаго содержанія. Вникнувъ въ смыслъ постановленій берлинской конференціи, онъ открылъ внезапно, что представители державъ, по приглашенію Англіи и Франціи — собирались въ Берлинѣ только для бесѣды, для преподанія Греціи и Турціи лишь дружескихъ совѣтовъ, не болѣе; что ямъ даже и въ мысль не входило считать эти совѣты для кого-либо обязательными и что никакого своего права на этой дружеской бесѣдѣ Греція основывать не можетъ! Всѣ державы, объявляютъ газеты, обрадовались такому, вѣроятно неожиданному для нихъ самихъ, толкованію, поспѣшили принять изъясненіе Франціи и осыпали ее комплиментами! Но если было за что хвалить4и благодарить, то этимъ самымъ свидѣтельствуется, что такое толкованіе прежде никому, кромѣ Франціи, и въ голову не входило; что мудрые дипломаты всѣхъ державъ, до комментарія Сентъ-И лера, сами сомнѣвались въ значеніи своей собственной дружеской бесѣды. И въ самомъ дѣлѣ, нужно же было такъ долго спорить, изучать, опредѣлять, чертить греческую границу, посылать провѣрять ее на мѣстѣ и потокъ сгоряча еще объявить Портѣ, что ни на какую другую границу Европа согласиться не можетъ!! Французское усердіе превозмогло всѣ сомнѣнія. Можетъ-быть, по теоріи оппортунизма, такая манифестація въ пользу мира была нужна Гамбеттѣ для успѣха муниципальныхъ выборовъ, которые и окончились теперь вполнѣ для него благополучно. Ну, а со временемъ можно будетъ всю неблаговидность такого дипломатическаго поступка свалить на отвѣтственность наивнаго Сентъ-Илера… Какъ бы то ни было, но «французскій циркуляръ — восклицаетъ одна австрійская оффиціознаи газета — сорвалъ рѣшенія берлинской конференціи съ того пьедестала, на который они были поставлены частью изъ эгоизма, частью по заблужденію». Вотъ какъ отзывается Европа о своемъ собственномъ недавнемъ единственномъ рѣшеніи, стало-быть о своей собственной «мудрости»…
Бѣдная Греція! Всѣми оставленная, она если еще и не уступаетъ, то какъ будто начинаетъ смущаться, хотя «Journal d’Athènes» и заключаетъ свой исполненный негодованія отвѣтъ на позорный, по ея мнѣнію, документъ французской дипломатіи словами: «мы не откажемся ни отъ одного Изъ своихъ притяганій, и предпочтемъ честную смерть постыдному отступленію»! Какъ бы то ни было, но державы, бросивъ мысль о третейскомъ судѣ, вступили съ Портою въ новые переговоры о новой границѣ!!
9.
правитьВотъ уже двѣ недѣли, какъ открытъ англійскій парламентъ, но ни положеніе кабинета, ни судьба приготовленныхъ имъ законопроектовъ еще нисколько не выяснились. Англичане спѣшатъ медленно, но Ирландцы согласились между собою принудить парламентъ не просто къ медленному, а къ черепашьему ходу. Въ палатѣ общинъ только недавно кончены пренія по поводу отвѣтнаго адреса на тронную рѣчь. Обыкновенно эта формальность совершается въ одинъ день. Но на сей разъ Ирландцы пустили въ ходъ систему затормаживанья (obstruction). Она состоитъ въ предложеніи безпрестанныхъ поправокъ и произнесеніи безконечнаго числа длинныхъ рѣчей. Только-что, напримѣръ, раздѣлаются съ одною поправкой, встаетъ другой депутатъ-Ирландецъ и предлагаетъ прибавить къ адресу еще новое слово, сопровождая свое предложеніе пространною рѣчью, потомъ третій, четвертый, и т. д. Всѣ обязаны слушать, и всякое возраженіе подаетъ непремѣнно поводъ къ продолжительнымъ преніямъ Но по нѣкоторымъ поправкамъ избѣгнуть возраженій и невозможно, а потому волей-неволей приходится принимать бой, да затѣмъ еще всякое предложеніе вотировать. При министерствѣ Беконсфильда удалось однажды Ирландцамъ растянуть одно засѣданіе парламента на 22 часа! Вся эта тактика продѣлывается Ирландцами съ цѣлью затянуть возвѣщенное уже Гладстономъ внесеніе билля о репрессивныхъ мѣрахъ въ ихъ родинѣ, и дать время ирландскимъ безпорядкамъ принять угрожающіе размѣры и усилить недовольство правительствомъ. Послѣ одной предложенной поправки, старикъ Гладстонъ не выдержалъ и громко протестовалъ противъ такого умышленнаго злоупотребленія свободою парламентскихъ преній! Въ Англіи, дѣйствительно, не существуетъ закона, принятаго во всѣхъ конституціонныхъ государствахъ: пускать на голоса предложеніе о прекращеніи или окончаніи преній (la clôture). «Daily News» съ самоотверженностью истиннаго либерала говоритъ даже, что «obstruction» — единственное орудіе въ рукахъ меньшинства противъ деспотизма большинства. Тѣмъ не менѣе даже англійское терпѣніе лопнуло; всѣ либеральныя и консервативныя газеты одинаково возмущены такимъ легальнымъ поведеніемъ Ирландцевъ, и уже поговариваютъ, что въ министерствѣ изготовляется cloture-bill, т. е. законопроектъ о прекращеніи преній по опредѣленію больщинства палаты. — При этихъ дебатахъ главный агитаторъ Ирландіи, онъ же и членъ парламента, онъ же и подсудимый за противозаконную агитацію, Парнеллъ, отвѣчая на вышеупомянутое замѣчаніе Гладстона, прямо, безъ обиняковъ объявилъ, что Ирландія добивается разрыва съ Англіей и полной національной автономіи, и что если будутъ введены такъ-называемыя репрессивныя мѣры, то первый арестъ будетъ сигналомъ ко всеобщему прекращенію арендныхъ платежей. Эффектъ, произведенный этими словами, былъ громадный, возбужденіе было такъ сильно, что засѣданіе было немедленно закрыто. Однакожъ въ этой здоровой англійской атмосферѣ люди не легко предаются страху или отчаянію. Заявленіе Парнелла не помѣшало прежнему главѣ гомрулеровъ Шоу (Schaw) съ 15 ирландскими депутатами отдѣлиться отъ Парнелла и образовать отдѣльную группу «ирландскихъ виговъ», менѣе радикальную. По послѣднимъ извѣстіямъ, Парнеллъ освобожденъ отъ суда, такъ какъ присяжные не могли придти ни къ какому соглашенію между собою, и вердикта не состоялось.
Всѣ эти пренія, однакожъ, оказали свое дѣйствіе на министерство. Оно убѣдилось въ томъ, что первоначально заготовленный аграрный законопроектъ слишкомъ слабо и скупо удовлетворяетъ дѣйствительной нуждѣ края, что необходимо усилить его болѣе широкими льготами въ пользу арендаторовъ; что наконецъ, только законъ, существенно облегчающій экономическое положеніе массы населенія, можетъ оправдать и уравновѣсить одновременное введеніе крайне строгихъ репрессивныхъ мѣръ.
Естественно, что интересы внѣшней политики отошли теперь въ Англіи на второй планъ. Кажется, само министерство въ настоящую минуту не противъ отсрочки рѣшенія греческаго вопроса, да и не досугъ ему играть въ дипломатическую шахматную игру съ княземъ Бисмаркомъ, который повидимому рѣшился забрать этотъ вопросъ въ своя руки. Разумѣется, никто другой, а онъ посовѣтовалъ Портѣ сдѣлать, по выраженію «Norddeutsche Allgemeine Zeitung», новый шахматный ходъ на встрѣчу Европѣ, именно: не упоминая даже о третейскомъ судѣ, Порта обратилась къ державамъ съ просьбой: уполномочить своихъ пословъ въ Константинополѣ новыми нужными инструкціями для новаго обсужденія вопроса о регулированіи греческой границы! Регулировали эту границу на Берлинскомъ конгрессѣ, регулировали на Берлинской конференціи, — почему-жъ не порегулировать ее и снова, какъ скоро это времяпрепровожденіе ни къ чему никого не обязываетъ, а между тѣмъ и Бисмарку на руку? На греческое правительство всѣми державами производится теперь снова соотвѣтствующее «давленіе», какъ говорятъ на дипломатическомъ языкѣ. Бѣдная Греція! вотъ уже пять лѣтъ ее давятъ, — дадутъ вздохнуть надеждой, опять подавятъ, снова обнадежатъ и снова жмутъ! Греки, впрочемъ, не перестаютъ пылать воинственнымъ жаромъ; но трудно рѣшить издали, такой ли это пылъ, который неминуемо вспыхнетъ неудержимымъ пожаромъ, или же можетъ тлѣть долго, не потухая, но и не вспыхивая? Не знаемъ, въ какой степени вѣренъ разговоръ Кумундуроса съ корреспондентомъ «Кёльнской Газеты», — весьма возможно, что корреспондентъ его просто «измыслилъ», — но онъ не лишенъ занимательности, и именно для насъ, Русскихъ. Кумундуросъ жаловался будто бы корреспонденту на образъ дѣйствій Австріи и Германіи. «Вѣдь у этихъ державъ, сказалъ онъ, важные интересы на Востокѣ, вѣдь самою дружественною и полезною для Нѣмцевъ націей является Греція; вѣдь пора уже, въ виду близкаго паденія Турціи, принимать мѣры къ сооруженію оплота противъ Славянъ на Балканскомъ полуостровѣ»!… Можетъ-быть и дѣйствительно греческій дипломатъ думалъ соблазнить Австрію и Германію тѣми услугами, которыя Греки могутъ оказать нѣмецкимъ замысламъ противъ балканскихъ Славянъ! Наивные Греки въ самомъ дѣлѣ воображаютъ, что они нужны Австрія и Германія, и что Нѣмцы безъ ихъ помощи не сумѣютъ добыть себѣ выгодъ!… Пусть Греки прочтутъ хоть бы разсужденія прусской «National-Zeitung» о пользѣ колоній. «Тѣ колоніи лишь хороши, говоритъ она, которыя лежатъ недалеко отъ государства; еще лучше тѣ, которыя прилегаютъ къ нему. Такое значеніе имѣютъ для Россіи Средне-Азіятскія ея владѣнія. Для Германіи же лучшая колоніальная политика состоитъ въ томъ, чтобъ идти рука объ руку съ Австріей. Лучшее поприще для нѣмецкаго трудолюбія представляетъ Балканскій полуостровъ»… То же подтверждается, хотя и съ другой точки зрѣнія, ^извѣстною «Augst. Allgem. Zeitung», въ статьѣ озаглавленной: «Wohin wir treiben — куда мы влечемся?» Ну, разумѣется куда: все на тотъ же Балканскій полуостровъ! При этомъ газета перечисляетъ дипломатическіе успѣхи Австріи въ Сербіи, гдѣ свергнутъ Австрійцами Ристичъ, и въ Болгаріи, гдѣ они требуютъ отъ правительства скорѣйшей постройки желѣзной дороги, нужной пока вовсе не для Болгаріи, а для Австріи…
Кстати: «Standard» сообщаетъ, будто кн. Бисмаркъ предполагаетъ скупить въ Турціи, и преимущественно въ Македоніи, всѣ вакуфы, т. е. земли принадлежащія мечетямъ, а также купить или арендовать рудники на Олимпѣ. Носится слухъ, будто съ этою цѣлью, при помощи канцлера, образуется компанія съ капиталомъ въ 90 милліоновъ марокъ… Затѣя грандіозная, но возможная…
Однимъ словомъ, Нѣмцы распоряжаются, хотя бы теперь еще въ области помысловъ, Балканскимъ полуостровомъ заранѣе, съ такою же развязностью, какъ законные наслѣдники будущимъ наслѣдіемъ. О Россіи мало и помину. Но мы однако не можемъ не напомнить имъ снова французской поговорки: qu’ils comptent sans leur hôte, — что про хозяина-то они и забыли…
Франція… Она сама хохочетъ надъ своимъ академикомъ, попавшимъ въ министры иностранныхъ дѣлъ и неожиданно для всѣхъ выпустившимъ тотъ циркуляръ по греческимъ дѣламъ, о которомъ мы говорили въ 9 No.[1] Хохочетъ и досадуетъ. Среди оживленной, саркастической и сердитой болтовни газетъ, только органъ Гамбетты хранилъ зловѣщее молчаніе, не проронилъ ни одного слова, — изъ чего, разумѣется, всѣ вывели заключеніе, что положеніе С. Илера не прочно Кстати о Гамбеттѣ. Выборы муниципальныхъ совѣтниковъ во Франціи (а ихъ всѣхъ 480 тыс. человѣкъ) было пораженіемъ для партіи непримиримыхъ или коммунаровъ, и побѣдою для Гамбеты; даже въ Парижѣ большинство избранныхъ принадлежитъ къ партіи умѣренныхъ республиканцевъ или своего рода консерваторовъ. Прогрессивный ходъ вещей во Франціи привелъ къ тому, что республиканская легальная форма является дѣйствительно консервативнымъ началомъ по отношенію, напримѣръ, къ коммунѣ или къ принципу хронической революціи. Однимъ словомъ, значеніе Гамбетты усилилось, и Франція уже привыкла видѣть въ немъ своего будущаго главу. Сила его, какъ мы уже не разъ объясняли, именно въ оппортунизмѣ, т. е. въ теоріи оправдывающей и предписывающей практическія дѣйствія, соотвѣтствующія потребности данной минуты: теорія растяжимая до безконечности, до диктатуры. Но именно потому, что эта теорія не мудрствуете лукаво и стоитъ на практической почвѣ, она и должна была взять верхъ надъ всѣми политическими мечтаніями и отвлеченными доктринами. Гамбетта, какъ умный поистинѣ человѣкъ, хорошо понялъ, что Франція — историческій политическій организмъ, который имѣетъ свои законные инстинкты и требованія, неразлучные съ бытіемъ крупнаго государства. А эти инстинкты и требованія состоятъ, между прочимъ, въ необходимости возстановить значеніе Франціи въ семьѣ народовъ и отмстить Германіи за временное униженіе. Но для этого нужно прежде всего Гамбеттѣ стать президентомъ, а выборы президента произойдутъ только осенью. Въ результатѣ выборовъ едвали можно сомнѣваться въ виду той административной централизаціи, которая такъ прочно установлена во Франціи Наполеономъ I и которая пережила всѣ бывшія послѣ него перемѣны правительственныхъ формъ. Мы помѣщаемъ ниже корреспонденцію изъ Парижа, которую и рекомендуемъ нашимъ читателямъ. Она отвѣчаетъ на вопросы, предложенные нами нашему корреспонденту: «что такое во Франціи простой народъ? Есть ли во Франціи „Франція“ или только Парижъ?» Къ сожалѣнію мы, по недостатку мѣста, должны были раздѣлить эту корреспонденцію на два NoNo; впрочемъ, вторая половина рисуетъ преимущественно отношенія французскаго населенія къ религіи къ деспотизму теоріи, выразившемуся въ декретахъ о народномъ воспитаніи президента-министра Жюля Ферри.
10.
правитьНа политическомъ горизонтѣ: декорація безъ перемѣны, то же и тѣ же; въ теченіи послѣднихъ семи дней ничего особеннаго не произошло. Впрочемъ мы, Русскіе, какъ-то уже привыкли считать себя только зрителями, а Западную Европу со всѣми прочими частями свѣта въ придачу — ареною, сценою мировой политики, забывая, что мы и сами актеры и «въ нѣкоторомъ родѣ» за свои интересы свою и чужую кровь проливаемъ. Безспорно, одно изъ самыхъ сильныхъ ощущеній, испытанныхъ въ послѣднее время Европой, было доставлено никѣмъ инымъ какъ нами. Мы разумѣемъ извѣстіе о блистательной побѣдѣ нашего Скобелева надъ Ахалъ Текинцами и о взятіи Геокъ-Денгилъ Тепе. Нѣмцы уже злорадостно пророчили вамъ въ своихъ газетахъ новую Плевну. Но Англичане по природѣ своей вовсе не падки на оптимизмъ: они не склонны умалять значеніе нашей военной силы и убаюкивать себя иллюзіями на счетъ нашей хилости я слабости. Они, напротивъ, расположены даже преувеличивать наше могущество и наше искусство, какъ военное, такъ и дипломатическое, и считать насъ въ сферѣ политики коварнѣе и чернѣе даже самихъ себя. Еще до паденія Геокъ-Тепе, англійскій посолъ лордъ Дёфферинъ поспѣшилъ возвратиться въ Петербургъ и повелъ, какъ сообщали газеты, дѣятельные переговоры съ русскимъ кабинетомъ о дальнѣйшихъ планахъ русской политики въ Средней Азіи… Любопытно бы знать, приходило ли когда въ голову русскому кабинету предлагать съ своей стороны англійскому Foreign Office вопросы подобнаго же рода, напр. по случаю занятія Англичанами Афганистана, условій мира навязанныхъ эмиру, и т. д., и т. д.? Да мало ли о чемъ можно было бы спросить? По нѣкоторымъ даннымъ оказывается, что текинскія укрѣпленія приведены въ усовершенствованное оборонительное состояніе Англичаниномъ Бутлеромъ, что Текинцы вооружены отличными англійскими ружьями; что самое возстаніе Курдовъ въ Персіи произведено Англичанами же, съ цѣлью отвлечь вниманіе Персіи отъ Герата….
Вѣроятно и теперь усилія лорда Дёфферина направлены къ тому, чтобы мы не завоевывали Мерва и сами назначили себѣ предѣлъ, «его же не прейдеши». Подождемъ, пока нескромныя иностранныя газеты не разоблачатъ намъ секрета переговоровъ, происходящихъ и у насъ же дома въ Петербургѣ… Казалось бы невозможнымъ, и въ настоящую минуту даже вовсе ненужнымъ, уступать какимъ-либо требованіямъ Англіи и давать ей какія-либо на себя обязательства, но миролюбіе все преодолѣваетъ! все — и прямые разсчеты выгодъ, и соображенія дальновидной политики!… Впрочемъ, мы высказываемъ только опасенія, но хочется вѣрить, что они окажутся напрасными. Носится слухъ, что Скобелевъ двинулся изъ Геокъ-Тепе по дорогѣ на Мервъ. Правда, до Мерва еще далеко; Геокъ-Тепе стоить въ самомъ центрѣ оазиса, и потому необходимо прежде всего дойти до его окраины. А на этомъ полутораста-верстномъ пути, еще до окраины только, встрѣчаются опорные для Ахалъ-Текмицевъ пункты въ родѣ Асхабата и Гяура, — по нѣкоторымъ свѣдѣніямъ еще болѣе «укрѣпленныя убѣжища», чѣмъ Геокъ-Тепе. Но не подлежитъ сомнѣнію, что послѣднимъ славнымъ дѣломъ, т.-е. взятіемъ Геокъ-Тепе, цѣль экспедиціи еще вовсе не достигнута; цѣль же эта не можетъ быть иная, какъ обезпеченіе спокойствія и мира въ нашихъ Среднеазіатскихъ владѣніяхъ, какъ очищеніе края отъ налета этихъ «степныхъ орловъ» или, выражаясь менѣе поэтически — отъ набѣговъ этого хищнаго племени, живущаго по преимуществу разбоемъ и грабежомъ. Ни усмиренія края, ни безопасности для нашихъ владѣній мы не обрѣтемъ никогда, если не поразимъ хищниковъ въ самомъ ихъ главномъ, основномъ гнѣздѣ — Мервѣ. Мервъ-Текинцы — какъ бы старшіе братья и повелители Ахалъ-Текинцевъ, къ тому же богаче и многочисленнѣе ихъ.
Поэтому, разумѣется, намъ нѣтъ никакой надобности соображаться съ нервною чувствительностью Англичанъ. Если мы не хотимъ видѣть постояннаго возобновленія смутъ; если желаемъ, чтобъ не понапрасну были потрачены всѣ эти наши напряженія, труды, кровавыя и денежныя жертвы, — то мы должны идти на Мервъ, это ясно. Другой вопросъ — достаточны ли силы и средства нашего отряда для такого дальнаго, тяжелаго похода. Дѣло бы значительно облегчилось, еслибъ одновременно двинулся на Мервъ отрядъ войскъ и изъ Туркестана… Впрочемъ, стратегическіе плана экспедиціи держатся въ строгомъ секретѣ, чему мы съ своей стороны можемъ только порадоваться. Генералъ-адъютантъ Скобелевъ обнаружилъ столько осторожности, предусмотрительности, методичности въ своихъ операціяхъ на театрѣ среднеазіатской войны, что мы можемъ вполнѣ на него положиться: онъ не предприметъ ни шагу впередъ безъ достаточныхъ ручательствъ въ успѣхѣ.
Впрочемъ, Англичане напрасно безпокоятся по случаю Мерва. Это англійскій предразсудокъ. Имъ все мерещится, что Мервъ — это ключъ къ Герату. Но полковникъ Гродековъ, въ своей брошюрѣ: «Чрезъ Афганистанъ», доказываетъ, по словамъ «Моск. Вѣдомостей», что отъ Мерва на Гератъ путь для войска непроходимый.
Какъ бы то ни было, но едвали не эта наша экспедиція противъ Текинцевъ, предпринятая подъ начальствомъ знаменитаго русскаго генерала съ очевиднымъ залогомъ успѣха, была причиною отмѣны въ англійскомъ министерствѣ первоначальнаго предположенія: вывести теперь же англійскія войска изъ Кандагара. Любопытныя пренія о Кандагарѣ читатели найдутъ ниже, въ статьѣ нашего сотрудника О. К. По послѣднимъ извѣстіямъ, англійскія войска остаются.
Прискорбное положеніе досталось въ удѣлъ старику Гладстону, въ качествѣ преемника лорда Беконсфильда! Ему приходится эквилибрировать въ политикѣ на томъ самомъ канатѣ, непригодность и опасность котораго онъ такъ краснорѣчиво доказывалъ, эквилибрировать между политическими обязательствами, полученными его министерствомъ отъ министерства предшествовавшаго, и своими собственными убѣжденіями какъ либерала. Удерживать за Англіей обладаніе Трансвааломъ въ Африкѣ, присвоеніе котораго онъ, состоя въ оппозиціи, признавалъ ненужнымъ и беззаконнымъ дѣломъ; стоять на почвѣ Берлинскаго трактата, чувствовать свои руки связанными тѣмъ договоромъ, который онъ считалъ и продолжаетъ считать ошибкой; предлагать парламенту введеніе въ Ирландіи такихъ репрессивныхъ мѣръ, который претятъ его совѣсти, мыслямъ, убѣжденіямъ всей его жизни, и въ довершеніе всего, при голосованіи, имѣть на своей сторонѣ консерваторовъ, а противъ себя своихъ же, т. е. крайнихъ либераловъ или радикаловъ: незавидная участь! Впрочемъ, на Берлинскій трактатъ и на Берлинскую конференцію упираться выходитъ теперь даже «либерально» по отношенію къ Грекамъ. Мы уже указывали на то, что по почину Бисмарка континентальныя державы рѣшились вступить съ Портою въ новые переговоры о греческой границѣ, т. е. согласиться на видоизмѣненіе границы установленной на Берлинскомъ конгрессѣ! Правда, товарищъ министра иностранныхъ дѣлъ Дилысъ заявилъ недавно въ нижней палатѣ, что «державы стоятъ на программѣ изложенной въ нотѣ турецкому правительству отъ 25 августа прошлаго года, въ которой сказано, что державы не могутъ допустить обсужденія границы, установленной на Берлинской конференціи». Но это заявленіе, снова оживившее надежды Грековъ, противорѣчитъ позднѣйшимъ фактамъ континентальной политики, къ которой безъ сомнѣнія долженъ будетъ присоединиться и англійскій кабинетъ. Да и трудно не присоединиться! Вотъ какъ категорически выражается по этому предмету «Times» (21 янв. н. ст.): «Если Греція будетъ упорствовать, придется предоставить ее своей участи. Греки могутъ думать, что Гладстонъ за нихъ. Конечно, онъ желаетъ имъ добра, но предполагать, что онъ хоть одну секунду думаетъ.о томъ, чтобъ оказать имъ дѣйствительную помощь, было бы такой смѣлой гипотезой, которой, кромѣ Грековъ, никто не вымыслитъ. Никакое министерство не рискнуло бы подписать себѣ такимъ образомъ смертный приговоръ»… Греки кричатъ, что предполагаемая конференція въ Константинополѣ (конечно безъ ихъ участія) опаснѣе для нихъ отвергнутаго ими третейскаго суда… Но ихъ воплей никто не слышитъ…
Франція такъ-таки и отреклась, по крайней мѣрѣ на сей часъ (принимая въ соображеніе, по теоріи Гамбетты, l’heure opportune!), отъ греческой политики неудачнаго участника Берлинскаго конгресса Баддингтона. Кстати о Франціи. Всѣ газеты полны были толковъ о «тронной рѣчи» снова избраннаго предсѣдателемъ палаты депутатовъ, Гамбетты. Дѣйствительно — настоящая тройная рѣчь: ничего и обо всемъ, и все обстоитъ благополучно, и въ то же время загадочность свойственная оракулу… Всѣ вообще признаютъ, что она имѣетъ характеръ миролюбивый, а газета Рошфора смѣется, что Гамбетта находитъ пріятнымъ занятіемъ говорить рѣчи (воинственныя, какъ въ Шербургѣ) и потомъ ихъ опровергать. Однакожъ «Neue Freie Psesse» напоминаетъ, что Гамбетта ввернулъ-таки фразу: «палата не разойдется-де не доведя до конца дѣла національной обороны», и что эта фраза была покрыта рукоплесканіями. При этомъ австрійская газета замѣчаетъ, что военный бюджетъ Франціи — самый большой въ Европѣ, что онъ вдвое больше австрійскаго, хотя жителей во Франціи на 2 милліона меньше, чѣмъ въ Австріи.
Остальное о Франціи пусть доскажетъ помѣщаемая ниже корреспонденція изъ Парижа, гдѣ читатели прочтутъ, какъ республиканское «начальство» вычеркиваетъ слово «Богъ» изъ учебниковъ въ народныхъ школахъ, и другія странныя вещи…
11.
правитьГуломъ гудитъ слава русской побѣды надъ Ахалъ Текинцами, гудитъ и до сихъ поръ, какъ въ Европѣ, такъ и въ Азіи, гдѣ она отдалась даже за стѣною «недвижнаго Китая». Въ Китаѣ она расположила всѣхъ къ миролюбію, въ Европѣ снова пробудила и зависть, и досаду, отчасти и страхъ. Въ послѣднее время наши западные сосѣди почему-то убаюкались мыслью, что Россія вступила на путь паденія, что въ ней нѣтъ ни прежней цѣльности, ни силы, что она наканунѣ финансоваго и политическаго банкротства. Всему этому было такъ пріятно вѣрить на западѣ, и западъ повѣрилъ. Да и какъ не повѣрить! «Россія вся объята нигилизмомъ», «революція въ полномъ ходу» и т. д.: вѣдь объ этомъ писали корреспонденты иностранныхъ газетъ изъ Петербурга, а иностранные корреспонденты приняты a bras ouverts во всѣхъ петербургскихъ салонахъ, гдѣ собственными ушами, даже отъ высокопоставленныхъ лицъ, слышали толки въ родѣ того, que la Russie est une grande impuissance. Но Россія такая огромная вещь, которую, — именно подойдя къ ней слишкомъ близко, — никакъ и не охватишь взоромъ, и не поймешь толкомъ, а увидишь только то мѣсто, которое предъ глазами, и если это мѣсто Петербургъ, то по немъ и составляется заключеніе. Какое — не нужно и прибавлять. Эта ошибка случается сплошь и рядомъ не только съ иностранцами, но и съ Русскими.
Умомъ Россію не понять,
Аршиномъ общимъ не измѣрить;
У ней особенная стать:
Въ Россію можно только вѣрить,
сказалъ нашъ поэтъ, Тютчевъ. На что, казалось, былъ наблюдателенъ Англичанинъ Уоллесъ Мэкнзе: изучилъ крестьянскую общину, овладѣлъ русскимъ языкомъ замѣчательно, прожилъ въ Россіи пять лѣтъ, наконецъ издалъ толстую о ней книгу, гдѣ съ снисходительною успѣшною толкуетъ о «славянофильствѣ» и русскихъ «мечтахъ», объ историческомъ призваніи Россіи, какъ главы Славянскаго міра, и пр. Конечно, онъ готовъ былъ бы биться, по англійски, объ закладъ, что все это не болѣе, какъ достопочтенный вздоръ. А чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ по его отъѣздѣ и къ посрамленію сего дальновиднаго наблюдателя — откуда ни возьмись, потекли русскіе люди въ Сербія", сами собой, добровольно, движимые лишь сердечнымъ сочувствіемъ къ страданіямъ единовѣрцевъ соплеменниковъ, началась Сербско-Русская война, потомъ война Русской державы съ Турціей, создано новое Славянское государство — Болгарія, Славянство мощно выдвинуто на историческую арену, — совершенъ великій всемірно-историческій подвигъ… Пока живъ Русскій народъ, никогда въ судьбѣ Россіи отчаиваться не должно (это замѣчаніе для насъ, Русскихъ); пока онъ живъ, мы всегда будемъ предподносить сюрпризы Европѣ: такая ужъ наша странная земля, что въ ней сила — въ немощи… и мудрость — въ скудоуміи совершается!
Какъ ни обрадованы мы были побѣдою нашего доблестнаго Скобелева (и великое ему спасибо за радость: она была нужна намъ, — такъ давно не испытывали мы радостныхъ ощущеній?), но все же не придавали этой побѣдѣ того значенія, которое видятъ въ ней Европейцы. Вотъ какъ, для образца, отзываются о ней иностранныя газеты: «Съ желѣзною настойчивостью, говоритъ „Pester Lloyd“ — въ теченіи 180 лѣтъ идетъ Россія отъ Уральскаго хребта къ Гималаи и подчинила себѣ въ Asin территорію въ 275.421 кв. миль». «Neue freie Presse» въ длинной статьѣ даетъ историческій очеркъ ахалъ-текинской экспедиціи, называетъ походъ Скобелева однимъ изъ самыхъ замѣчательныхъ въ военной исторіи, предупреждаетъ Англичанъ не полагаться на увѣренія русскаго министерства, что Россія не намѣрена завоевывать Мервъ, потому-де, что Русскіе всегда обманываютъ!?… и заключаетъ статью такою, знакомою старою пѣснью: «мы не сомнѣваемся, что экспедиція Скобелева есть одно изъ проявленій той всемірной завоевательной политики, которая влекла Александра Великаго въ Индію, а Наполеона въ Египетъ. Разница та, что въ тѣхъ случаяхъ экспедиціи были затѣями отдѣльныхъ лицъ, а въ движеніи Русскихъ на востокъ проявляется инстинктъ Русскаго народа…. Движеніе на Геокъ-Тепе стало возможнымъ и необходимымъ послѣ присоединенія Батуми, первоклассной гавани на Черномъ, нынѣ Русскомъ морѣ» (вотъ приходится вспомнить пословицу: «вашими устами да медъ бы питъ!» И какую, по истинѣ незаслуженную сообразительность приписываютъ намъ: коли взятъ Батумъ на Черномъ морѣ, то необходимо взять и Ахалъ-Текинскій оазисъ за Каспіемъ!). Далѣе: «Беконсфильдъ радовался, что отстоялъ Баязетъ (взятый было Русскими) — пунктъ на караванномъ пути изъ Трапеэунта въ Индіи); Англичане мечтаютъ объ Евфратской желѣзной дорогѣ. а у Русскихъ Батумъ сдѣлается скоро точкой отправленіи великаго торговаго пути на Востокъ» (увы! не скоро: мы пока не сумѣли еще воспользоваться торговымъ значеніемъ Батуми!). «Много трудностей, продолжаетъ газета, на пути московскихъ піонеровъ, но традиціонная русская политика поборетъ всѣ препятствія и рано или поздно достигнетъ Индіи»… Такъ дразнятъ Англичанъ Нѣмцы. По увѣренію «National-Zeitung», англійское общественное мнѣніе сильно встревожено блистательнымъ успѣхомъ Русскихъ въ Азіи. Этого, впрочемъ, нельзя сказать про настоящее англійское правительство: по крайней мѣрѣ въ оффиціальныхъ своихъ Заявленіяхъ оно не обнаруживаетъ тревога. Такъ въ депешѣ Гартингтона къ Индійскому вице-королю, за которую обращаетъ особенное вниманіе нашъ французскій «Петербургскій журналъ», сказано, что «нѣтъ никакого основанія опасаться за Индію; успѣхи Русскихъ въ Средней Азіи не могутъ угрожать ей. Всѣ истинные знатоки среднеазіатскихъ дѣлъ осуждаютъ завоевательную политику Англіи въ Азіи». За то ужъ и расхваливаетъ «Journal de St.-Pétersbourg» Гартингтона! онъ даже увѣряетъ, что «какъ политикъ, какъ государственный мужъ, Гартингтонъ выше Гладстона»! Неизвѣстно почему газетѣ, слывущей въ Европѣ за оффиціозный органъ русскаго министерства, вздумалось удружить Гартингтону такого рода неловкой похвалой, въ ущербъ англійскому премьеру, но «National-Zeitung» забавно подсмѣивается надъ этою восторженностью французско-русскаго журнала по отношенію къ Гартингтону…
Но Гладстону не до похвалы или осужденія русскаго министерства или его оффиціознаго органа. Если вѣрить «République Franèaise», подъѣздъ къ его дому охраняется полиціей, взводъ полицейскихъ сопровождаетъ его въ парламентъ, страха ради феніевъ. А въ парламентѣ не легче. Тамъ происходятъ исторіи небывалыя въ конституціонной жизни Англіи, — былъ произведенъ, по выраженію «Norddeutsche А 11g. Zeitg.», настоящій парламентскій coup d'état. Эта страница изъ исторіи англійскаго парламента такъ любопытна, что заслуживаетъ нѣсколько подробнаго разсказа:
2 февраля н. с., въ 9½ часовъ утра, послѣ ночнаго засѣданія, одинъ изъ Ирландцевъ просилъ слова, но спикеръ, т.-е. руководитель преній, — то, что въ другихъ странахъ предсѣдатель, — отказалъ наотрѣзъ и объявилъ, что не допуститъ далѣе продолженія преній. Это произвело сильный эффектъ и возбудило было запросы со стороны Ирландцевъ о правахъ спикера, но послѣдній былъ поддержанъ Гладстономъ и палатой, которая огромнымъ большинствомъ голосовъ разрѣшила допустить первое чтеніе билля о репрессивныхъ мѣрахъ для Ирландіи. Ирландцы тотчасъ же оставили залу. Въ вечеряемъ засѣданіи того же дня Гладстонъ объявилъ, что на другой день предложитъ мѣры противъ затормаживанья (obstruction), хотя сначала говорили, что это предложеніе будетъ отложено до слѣдующей сессіи. — На другой день Гладстонъ внесъ свое предложеніе и только-что началъ держать по этому поводу свою рѣчь, какъ Ирландецъ Диллонъ встаетъ и требуетъ, чтобы первый министръ былъ призванъ къ порядку. За это спикеръ призываетъ къ порядку его самого. Диллонъ рѣзко возражаетъ, и большинство 396 голосовъ противъ 33 присуждаетъ Диллона къ удаленію изъ залы. Онъ отказывается подчиниться: его удаляютъ силою… Казалось, спокойствіе было упрочено, но не тутъ-то было. Гладстонъ начинаетъ продолжать свою рѣчь, но его прерываетъ другой Ирландецъ предложеніемъ отсрочки преній. Спикеръ объясняетъ, что слово дано Гладстону и отнятъ его нельзя. Гладстонъ встаетъ снова, чтобы говорить, — поднимается Парнеллъ и требуетъ, чтобъ слово у министра было отнято. Новое возраженіе спикера, новое упорное требованіе Парнелла; его призываютъ къ порядку: большинство 405 голосовъ рѣшаетъ удалить и его. Парнеллъ уходитъ не хочетъ и уводится сержантомъ силою. Вслѣдъ за нимъ точно ту же исторію продѣлываетъ Ирландецъ Фейнигенъ. Поднимается страшный шумъ, палата теряетъ терпѣніе и произноситъ большинствомъ уже 410 голосовъ удаленіе 36 депутатовъ Ирландцевъ! Всѣ они упорствуютъ и уводятся одинъ за другимъ при посредствѣ полицейскаго сержанта!… Но такъ какъ удаленіе имѣетъ силу на одно засѣданіе, то на другой день всѣ изгнанные Ирландцы пожаловали снова, какъ ни въ чемъ не бывало. Интересно то, что эти безпокойные, назойливые гомрулеры въ то же время признаютъ себя вѣрными конституціи, и въ самомъ дѣлѣ точкою опоры для нихъ все же англійская конституція. Удаленные изъ парламентской залы, они заняли свой досугъ сочиненіемъ и изданіемъ прокламаціи къ Ирландіи, увѣщевая ее сохранить конституціонную связь съ Англіей и не слушать Ирландцевъ — феніевъ. Феніи же (большею частью удалившіеся въ Америку) отрицаются не только какой-либо связи съ Англіей, но и всякой конституціонной борьбы: они также обнародовали своего рода манифестъ, гдѣ предаютъ народной ненависти, проклятію и мщенію какъ Англичанъ, такъ и земельную лигу, и всѣхъ гомрулеровъ съ Парнелломъ во главѣ. Феніи считаютъ всѣ средства борьбы для себя дозволенными: убійства, поджоги, не говоря уже объ открытой войнѣ, которую, конечно, правильно организовать для нихъ невозможно. Англійское правительство удвоило караулы при всѣхъ складахъ оружія и пороховыхъ погребахъ; англійскіе крейсеры стерегутъ американскіе пароходы, нагруженные оружіемъ для феніевъ…
Вотъ настоящее положеніе Ирландіи и либеральнаго министерства, стоящаго во главѣ британскаго правительства. На нашемъ европейскомъ материкѣ давно бы, ничто же сумняся, прибѣгли къ грознымъ и можетъ быть дѣйствительнымъ мѣрамъ. Да и сами Британцы отлагаютъ въ сторону всѣ принципы — не только свободы, но и простой справедливости — какъ скоро театромъ ихъ дѣйствій является Балканскій полуостровъ, Индія, Китай, Африка. У себя же дома они, едвали не пуще «усмиренія», озабочены тѣмъ, чтобъ усмиряющія мѣры какъ можно менѣе посягали на гарантію личной свободы и гражданскихъ правъ, даруемую конституціей. Ревниво относятся Британцы ко всякому свыше-конституціонному усиленію власти. Въ настоящемъ случаѣ требовать временнаго упраздненія конституціонной гарантіи въ одной части Великобританіи, т. е. въ Ирландіи, пришлось какъ разъ на долю либераловъ. Не только Гладстонъ, но и знаменитый Брайтъ поддерживалъ своими рѣчами репрессивный билль Форстера. Текстъ его еще не вполнѣ извѣстенъ, но французская газета «Temps» воспроизводитъ 17 § билля, который гласитъ, что «всякій, кого намѣстникъ Ирландіи заподозритъ въ государственной измѣнѣ или въ насиліи, въ устрашеніи, возбужденіи въ измѣнѣ, къ нарушенію порядка и т. д., можетъ быть схваченъ и задержанъ столько, сколько намѣстнику вздумается, и никакой судъ не будетъ имѣть права освободить заключеннаго». Нѣмецкія газеты признаютъ этотъ билль мягкимъ въ сравненіи съ Бисмарковскимъ закономъ противъ соціалистовъ! Но «Times» и другія англійскія газеты, напротивъ, находятъ билль черезчуръ строгимъ и особенно возстаютъ противъ придачи ему обратной силы, т. е. противъ предоставленія намѣстнику права арестовать и тѣхъ, которые навлекли на себя подозрѣніе до утвержденія билля. По послѣднимъ извѣстіямъ, въ самой Англіи возвѣщено до 12 митинговъ, собирающихся съ цѣлью протестовать противъ отмѣны «Habeas corpus» въ Ирландіи и вообще противъ билля. А между тѣмъ вовсе не диктатурой облекается ирландскій намѣстникъ, по крайней мѣрѣ съ нашей русской и вообще континентальной точки зрѣнія! Онъ обязуется каждый мѣсяцъ представлять парламенту списокъ арестованныхъ съ объясненіемъ причинъ, что уже значительно способствуетъ охлажденію всякаго усердія въ этомъ направленіи… Въ 1871 г., въ періодъ подобной же отмѣны конституціонныхъ гарантій, арестовано было всего 19 человѣкъ: такая малая пропорція, о которой не только въ Россіи, но и во Франціи и Германіи не стоило бы, кажется, и говорить!.. Остается пожалѣть, что своеобразные, но истинно почтенные островитяне Британцы дѣйствуютъ совершенно въ противоположномъ смыслѣ внѣ предѣловъ Британіи и всюду возбуждаютъ справедливую ненависть народовъ…
О Греческомъ вопросѣ, мало подвинувшемся къ разрѣшенію, поговоримъ въ другой разъ.
12.
правитьТучи чернѣютъ, гроза близится и ростетъ, утверждаютъ пессимисты, несмотря на оптимизмъ большей части германскихъ газетъ и даже на увѣреніе Бисмарка въ прусскомъ ландтагѣ, что «войны нѣтъ и даже въ будущемъ не предвидится возможности какой-либо войны» — слова, которыя при господствующей вѣрѣ во всемогущество канцлера, пріемлются почти всею германскою печатью какъ непреложное вѣщаніе оракула. Тронная рѣчь императора Вильгельма также полна самыхъ розовыхъ надеждъ на прочное вёдро, выражаетъ убѣжденіе, что «единодушію державъ удастся предотвратить даже частное нарушеніе мира въ Европѣ», но на всякій случай прибавляетъ и оговорку, что еслибы таковое нарушеніе и случилось, такъ тому же единодушію удастся «ограничить его такъ, что оно не затронетъ ни Германіи, ни ея сосѣдей». Другими словами: локализировать театръ войны, удержать ее въ предѣлахъ поединка между Греціей и Турціей. Что европейскія державы въ настоящую минуту совершенно искренно желали бы предупредить войну на Балканскомъ полуостровѣ, этому можно повѣрить, но между тѣмъ и Турція, и Греція не перестаютъ вооружаться. Маленькое Греческое королевство призвало на службу резервы отъ 30 до 40 лѣтняго возраста и довело свою армію до 114 тыс. человѣкъ. Съ такимъ страшнымъ напряженіемъ народнаго организма шутить нельзя, а можно только ожидать ежеминутнаго взрыва, если народнымъ чаяніямъ не будетъ дано надлежащаго удовлетворенія, если страна потеряетъ вѣру въ возможность инаго исхода. Несмотря на всѣ миролюбивыя надежды европейскихъ дипломатовъ, по всему кажется, что проповѣдывать благоразуміе и терпѣніе теперь уже поздно.
Между тѣмъ, въ ходѣ греческаго вопроса самое важное, въ настоящую минуту, это миссія англійскаго дипломата Гошена въ Берлинъ и Вѣну. Нѣмецкія газеты съ торжествомъ истолковываютъ эту миссію какъ явное сознаніе Англіи, что нити всего греческаго вопроса въ рукахъ Бисмарка, что въ политикѣ Гладстона произошла-де перемѣна, что онъ, Гладстонъ, «въ этомъ отношеніи, какъ и во многихъ другихъ (это говоритъ органъ канцлера „Norddeutsche Allg. Zg.“ и видитъ себя вынужденнымъ идти по стопамъ Беконсфильда. Этому можно только радоваться», прибавляетъ злорадостно газета; — «понятно, что не Германія и Австрія примутъ политику и методу Гладстона; скорѣе слѣдуетъ ожидать, что онъ обратится къ консервативному образу дѣйствій»! Въ чемъ же однако заключается этотъ бмсмарковскій консерватизмъ и его разногласіе съ либерализмомъ Гладстона? Въ томъ, что консерваторъ Бисмаркъ отвергаетъ основанія Берлинской конференція, выработанныя ею для разрѣшенія греко-турецкой распри, именно регулированную, утвержденную въ Берлинѣ границу, и сочиняетъ новую, болѣе согласную съ желаніемъ Ворты, а либералъ Гладстонъ старается удержать въ силѣ единогласное недавнее постановленіе Европы! Хотя переговоры Гошена съ Бисмаркомъ и Гаймерле покрыты тайной, однако же, по всѣмъ признакамъ, можно съ достовѣрностью утверждать, что Гошенъ не предъявилъ имъ на этотъ разъ никакого ультиматума англійской политики по греческому вопросу, а только пытался склонить ихъ къ сохраненію основаній Берлинской конференціи — и потерпѣлъ fiasco, т. е. что ни Германія, ни Австрія не согласились на предложеніе Англіи, а напротивъ англійскій кабинетъ, не находя удобнымъ отдѣляться въ настоящую минуту отъ европейскихъ державъ и пускаться, на свою голову, въ новое самостоятельное политическое предпріятіе, — присталъ къ мнѣнію Бисмарка, какъ главнаго коновода, ведущаго Австрію на пристяжкѣ. Лондонскій кабинетъ, слишкомъ озабоченный ирландскими, африканскими и индійскими дѣлами, отказывается повидимому отъ Янины и Метцова, присужденныхъ было Европою Греціи, но продолжаетъ настаивать, чтобы, по крайней мѣрѣ, заливы Воло и Аргскій отошли къ этому долготерпѣливому государству: Бисмаркъ обѣщалъ принять это требованіе къ свѣдѣнію, — и вотъ на дняхъ съѣдутся въ Константинополѣ и Гошенъ, и представитель Германіи, графъ Гатцфелѣдъ, и вмѣстѣ съ другими послами приступятъ къ новой дипломатической аттакѣ на Порту. Но и дипломаты Порты едвали не искуснѣе европейскихъ. Согласиться добровольно изувѣчить и окалѣчитъ себя, и безъ того уже калѣку, Порта, конечно, не можетъ. Она будетъ тянуть, тянуть, торговаться — до тѣхъ поръ, пока отъ дипломатическихъ увѣщаній не перейдутъ къ серьезной угрозѣ, — болѣе серьезной, чѣмъ концертный sextuor европейскихъ державъ, чѣмъ памятная морская демонстрація соединенныхъ флотилій при разрѣшеніи Черногорскаго вопроса. Да къ тому же султанъ можетъ надѣяться, и не безъ основанія, что военный успѣхъ, на первое время по крайней мѣрѣ, будетъ на его сторонѣ, и что если въ концѣ-концовъ и придется все-таки уступить побѣжденной Греціи часть территоріи, то все же въ меньшемъ объемѣ противъ настоящихъ притязаній не только Греціи, но и Европы. Намъ кажется, что война все-таки будетъ, что новая значительная уступка земли со стороны Порты, и кому же? — Греціи, — уступка въ силу одного дипломатическаго давленія будетъ для султана и его значенія на Востокѣ безславнѣе и опаснѣе пораженія на войнѣ, приведетъ къ утратѣ всякаго его авторитета въ мусульманскомъ мірѣ и къ окончательному паденію Турціи. Вотъ почему мы и думаемъ, что державамъ не удастся предотвратить близящейся грозы, развѣ предположить только одно, что у Бисмарка не всѣ карты выложены и что у него есть козырь въ запасѣ, которымъ онъ и козырнетъ въ нужное время, и выиграетъ игру….
Россія по греческому вопросу не выступаетъ ни въ какой самостоятельной роли. Мы твердо увѣрены, что она заступится за интересы Болгаріи, если ей будетъ грозить прямая опасность, — но, къ прискорбію, нисколько не увѣрены, что она сумѣетъ предупредить новые шахматные ходы Австріи на Балканскомъ полуостровѣ, тѣмъ болѣе, что, по слухамъ, мы снова въ тѣсной дружбѣ съ Германіей, или правильнѣе — въ узахъ дружбы… А Австрія, имѣя за спиной Бисмарка, терпѣливо и неутомимо снуетъ свою политическую ткань и какъ паукъ разставляетъ Балканскимъ Славянамъ сѣти въ видѣ торговыхъ и желѣзно-дорожныхъ и навигаціонныхъ конвенцій. И нѣтъ силъ у несчастныхъ порвать эти сѣти, и въ скорбномъ недоумѣніи устремляютъ они взоры на Сѣверъ, въ сторону Россіи, — не моля о помощи, но уповая лишь на заступничество, на поддержку… Не крови и денегъ нужно имъ теперь отъ насъ, а только бы твердаго, умнаго слова, любовнаго, мудраго совѣта, опредѣленной политической программы, — смѣлаго заявленія передъ Европой, что Россія — земля Славянская и ничто славянское ей не чуждо… Но мы пока сильны только на полѣ брани… Однакоже народное самосознаніе спѣетъ, и часъ его торжества не слишкомъ далекъ…
13.
правитьОтъ нашихъ почти уже сосѣдей — Англичанъ — на крайней юговосточной нашей границѣ перейдемъ къ нашимъ западнымъ сосѣдямъ — Нѣмцамъ Германской и Австрійской имперій. Судя по тому, что творится въ послѣдней — никакъ уже нельзя надѣяться скораго успѣшнаго превращенія Австро-Венгріи — не то что въ Славянскую монархію, но даже въ равноправную федерацію различныхъ племенъ, географически обособленныхъ. Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что это единственная форма политическаго бытія, возможная для Австріи въ будущемъ, способная оправдать ея историческій raison d'être. Если послѣ битвы при Садовой, древняя «Священная Римская Имперія», разжалованная Наполеономъ I въ «Имперію Австрійскую», выкинутая потомъ Бисмаркомъ изъ Германскаго Союза за. бортъ, — нашла необходимымъ укрѣпить себя признаніемъ политической автономіи Венгріи, т. е. возведеніемъ этой Венгріи въ равноправнаго члена своего политическаго организма, и дать имя сему организму Австро-Венгріи, — то развѣ только легкомысленный творецъ этого дуализма, Бейстъ, могъ ожидать, что этимъ дѣло и кончится. Тяготѣніе исторической логики ведетъ, не можетъ не вести отъ дуализма къ федераціи, отъ признанія Венгріи равноправнымъ членомъ Австрійской имперіи къ признанію таковой же равноправности за прочими членами организма. Но жизнь, преданія, политическіе и племенные предразсудки являются такими же, если не сильнѣйшими чѣмъ логика, факторами въ судьбѣ народовъ и государствъ. Ненависть Нѣмца къ Славянину, начавшаяся съ Карла Великаго, съ перваго нѣмецкаго грѣха противу Славянства, и неистовствовавшая слишкомъ восемь вѣковъ сряду, наконецъ, казалось, успокоилась на торжественныхъ побѣдоносныхъ лаврахъ. Но внезапное появленіе Россіи на политическомъ горизонтѣ Европы въ лицѣ Петра, мѣсто занятое ею въ мірѣ, значеніе этой новой славянской державы пробудили въ славянскихъ австрійскихъ племенахъ сознаніе своей народности, а въ австрійскихъ, да и во всякихъ Нѣмцахъ, старый страхъ и старую ненависть къ этимъ «плебеямъ» западнаго человѣчества! Казалось бы, простой здравый смыслъ долженъ бы внушить Нѣмцамъ Австріи, что оставлять скромныя требованіи австрійскихъ Славянъ неудовлетворенными, оскорблять ихъ отказомъ въ признаніи за ними не какихъ-либо политическихъ, а простыхъ, тамъ-сказать этнографическихъ правъ — это значитъ поддерживать въ нихъ упованія на Россію, какъ на ту славянскую реальную силу, отъ которой можетъ Славянство ожидать современемъ возстановленія своей свободы. Но ни уроки исторіи, ни внушенія политической мудрости не могутъ одолѣть инстинкта вражды одушевляющаго Нѣмцевъ — этого господствующаго, по праву культуры и историческихъ преданій, меньшинства австрійскаго населенія.
Настоящее министерство въ Вѣнѣ, такъ-называемое министерство графа Таафе. расположено къ уступкамъ въ пользу Славянъ вообще и Чеховъ въ особенности. Это то самое министерство, которое дебютировало, довольно театрально, кокетничаньемъ съ Славянами равныхъ наименованій (кромѣ Русскихъ Галиціи) — о чемъ мы уже говорили. Но когда отъ кокетничанья перешло къ дѣлу, къ уступкамъ, то въ парламентѣ и въ печати закипѣла страшная борьба. Съ особенною яростью выступили противъ Чеховъ такъ-называемые «централисты», стоящіе на почвѣ «конституціи», устраняющей національныя права славянскихъ племенъ. Какія же это такія громадныя уступки чешской національности, которыя выводятъ изъ себя культуртрегера — Нѣмца? О чемъ идетъ такая ожесточенная пря?… Хотятъ ли позволить Чехамъ имѣть свое министерство, или же свое войско? Все дѣло изъ-за университета!!
Извѣстно, что въ принципѣ правительство рѣшило учрежденіе въ краѣ отдѣльнаго чешскаго университета рядомъ съ нѣмецкимъ. По словамъ «Nation. Zeitg», философскій факультетъ будетъ открытъ въ этомъ году, остальные въ теченіи трехъ лѣтъ; библіотека, актовая зала будутъ общія у обоихъ университетовъ, но лабораторіи, анатомическій театръ и т. д. отдѣльные. Вотъ поэтому то и раздаются съ нѣмецкой стороны вопли о паденіи древняго Пражскаго университета, — чешскіе ученые осыпаются насмѣшками, заслуги ихъ унижаются и отрицаются! Министерство, не ограничиваясь обѣщаніемъ касательно университета, учредило коммиссію изъ депутатовъ для обсужденія вообще равноправности чешскаго и нѣмецкаго языка въ Богеміи. 14-го февраля (н. с.) было засѣданіе этой коммиссіи. Члены Нѣмцы яростно напали на затѣи министерства, въ которыхъ указывали нарушеніе конституціи..Чешскіе интересы поддерживалъ знаменитый Чехъ Ригеръ, а главнымъ противникомъ его былъ старикъ Гербстъ; вообще же Нѣмцы въ коммиссіи составляли меньшинство. Москвѣ извѣстно блестящее краснорѣчіе Ригра. Его слово стремится могучимъ, бурнымъ потокомъ, которымъ не всегда способенъ управить и самъ ораторъ. Отвѣчая Гербсту, онъ выразился, что «рѣчь его, Гербста, есть ни что иное, какъ вопль (Schmerzensschrei), который разсчитанъ на то, чтобы бытъ услышаннымъ за предѣломъ имперіи» (т. е. въ Германіи). «Право безъ стѣсненія пользоваться своимъ языкомъ въ сношеніяхъ съ судами и присутственными мѣстами есть историческое право Чешскаго народа. Чешскіе депутаты будутъ противъ всякаго правительства, которое не пожелаетъ признать эти права. Чешскіе короли присягали не нарушать правъ народа!»..
Слова Рилра вызвали цѣлую бурю въ коммиссіи, а нѣмецкія газеты разразились неистовою бранью противъ «московскаго паломника» (т. е. участника славянскаго съѣзда, бывшаго въ Москвѣ на этнографической выставкѣ), который осмѣливается «упрекать въ государственной измѣнѣ преданнѣйшаго слугу конституціонной Австріи!» А газета «Neue freie Presse» ставитъ вопросъ даже радикальнымъ образомъ, въ любопытной статьѣ, которую стоитъ привести въ извлеченіи, чтобы познакомить читателей съ нѣмецкою правдою я мужествомъ… «Ригеръ совершенно правъ, разсуждаетъ газета, когда, толкуя о правахъ Чешскаго народа, ссылается на тронную рѣчь, сказанную при вступленіи чешскихъ депутатовъ въ рейхстагъ. Графъ Таафе воображалъ, что признаніе чешскихъ правъ есть только фраза, а на дѣлѣ Чехи съ неумолимою логикой выводятъ послѣдствія изъ словъ тронной рѣчи»… «Что еще печальнѣе, такъ это то, что мы начинаемъ видѣть даже исполненіе обѣщаній данныхъ Чехамъ!»… «Депутаты лѣвой стороны будутъ бороться, покуда останется хоть узкая полоса конституціонной почвы, но, кажется, и эта узкая полоса уходитъ у нихъ изъ-подъ ногъ»… «Чехи не удовольствуются равноправностью языковъ; они говорятъ объ историческомъ правѣ чешской націи, а историческое право это мѣняется съ каждымъ часомъ по благоусмотрѣнію чешскихъ демагоговъ. Право это не можетъ уставиться въ рамки конституціи»…. "Теперь, восклицаетъ нѣмецкая газета съ паѳосомъ, «поставленъ вопросъ, что лучше для Австріи: отказаться отъ своего существованія, или отказаться исполнить требованія Чеховъ»?… Интересно также сужденіе органа венгерскаго министерства «Pester Lloyd»: «Вражда между Нѣмцами и Чехами, говоритъ онъ, возгорѣлась сильнѣе чѣмъ когда-либо. Образъ дѣйствій Ригра, его выраженія дошли до невѣроятной дерзости. Сгоряча онъ высказалъ затаенныя мысли и тѣмъ далъ сильное оружіе въ руки противникамъ. Слишкомъ неукротимый для исполненія политической роли, Ригеръ повредилъ дѣлу Чеховъ».
Это въ Австріи, но и Германія не оставляетъ въ покоѣ, если не Славянъ, то панславизмъ. Впрочемъ, для Германіи или, вѣрнѣе сказать, для германскаго канцлера, панславизмъ не болѣе какъ пугало — въ родѣ тѣхъ чучелъ, которыя выставляются хозяиномъ на огородѣ съ тѣмъ, чтобъ отпугивать глупыхъ, легковѣрныхъ птицъ… И что всего интереснѣе, Бисмаркъ вызываетъ этотъ призракъ, которому самъ нисколько не вѣритъ, другими словами, ставитъ это чучело на своемъ германскомъ огородѣ съ цѣлію также пугать…. кого? увы, не другаго кого, какъ насъ, Русскихъ, вѣрнѣе сказать, наши русскія власти!! Въ органѣ Бисмарка, «Nordd. Allg. Zng» отъ 18 февр. н. ст. помѣщена статья о «современномъ направленіи» въ Россіи. Статья трактуетъ о разлагающемъ умственномъ движеніи въ нѣдрахъ «національно-русской» (!) интеллигенціи, которая уничтожаетъ семью и пр., и «безпрестанно приноситъ новыя жертвы нигилизму и панславизму». «Нигилисты и панслависты», повѣствуетъ газета, «тотчасъ же становятся смирны, какъ только правительство серьезно примется за водвореніе порядка», но разлагающее направленіе въ умственной средѣ тѣмъ не менѣе дѣлаетъ-де свое дѣло. Затѣмъ статья очень пространно и подробно излагаетъ толки русскихъ журналовъ о Добролюбовѣ и Писаревѣ по поводу напечатанныхъ въ «Р. Старинѣ» разсказовъ о матери, послѣдняго. Толки, безъ всякаго сомнѣнія, курьезные и не способные дать высокаго понятія о русской интеллигенціи, но дѣло не въ этомъ, а въ умышленномъ сопоставленіи нигилизма съ панславизмомъ, когда Нѣмцамъ лучше чѣмъ кому-либо извѣстно, что нигилизмъ отрицаетъ начало національное, ничего общаго съ приверженностью къ русской народности, къ ея правамъ, чести и достоинству не имѣетъ, а до Славянъ ему и никакого дѣла нѣтъ. Нигилизмъ, по существу своему, космополитиченъ. Нѣмцы это знаютъ, но, вѣруя въ дѣйствіе клеветы, надѣются все-таки, въ концѣ-концовъ, смутить понятія русскаго правительства. Плохое же, однако, мнѣніе имѣетъ Бисмаркъ о русскихъ государственныхъ людяхъ, если думаетъ, что такимъ способомъ удастся ему заподозрить въ ихъ глазахъ — такъ-называемыхъ славянофиловъ, или просто русское народное направленіе въ литературѣ или политикѣ!..
- ↑ См. предыдущую статью.