СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ПОКОЙНОЙ МАРІИ НИКОЛАЕВНЫ ВЕРНАДСКОЙ,
урожд. Шигаевой.
править
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМІЯ, КАКЪ НАЧАЛО НРАВСТВЕННАГО ВОСПИТАНІЯ.
правитьЦѣль образованія — сдѣлать людей по возможности умнѣе и добрѣе, а слѣдственно и счастливѣе. Достигнуть этого всего скорѣе можно, убѣдивъ людей, что въ добромъ поступкѣ ихъ выгода; а довести до этого убѣжденія можно съ помощію глубокаго изученія политической экономіи. Нѣтъ ни одного нравственнаго вопроса, до котораго не касалась бы эта наука, точно также, какъ нѣтъ ни одного вопроса матеріальнаго благосостоянія, котораго бы она не могла разрѣшить. Довольно самыхъ простыхъ предметовъ, окружающихъ насъ постоянно, чтобы убѣдиться въ ея истинахъ, — если только мы захотимъ осмотрѣться внимательно и подумать, сколько нужно было труда людей, и какія должны были быть отношенія этихъ людей между собою, чтобъ доставить намъ то благосостояніе, тѣ удобства жизни, къ которымъ мы такъ привыкли, что даже почти ихъ не цѣнимъ. Ни одна наука не представляетъ такъ ясно тѣсную связь всего человѣчества, зависимость каждаго отъ всѣхъ и всѣхъ отъ каждаго, необходимость труда отдѣльнаго лица для блага общаго, и выгоды труда всѣхъ для блага каждаго изъ насъ.
Политическая экономія ставитъ трудъ выше всего, и дѣйствительно, можетъ ли быть что-нибудь выше труда разумнаго, т. е. свободнаго и добровольнаго? Онъ по только развиваетъ умъ, по и но проходимости улучшаетъ нравственность. Безнравственный человѣкъ — плохой работникъ: даже хорошо исполняя какую-нибудь механическую работу, онъ не можетъ придать своему труду должной цѣнности до тѣхъ поръ, пока неубѣдится, что трудъ только тогда вполнѣ приноситъ пользу ему самому и всѣмъ вообще, когда онъ согласенъ съ экономическими законами; а для этого необходимо постоянство и честность, безъ которой не можетъ быть ни довѣрія, ни кредита; необходимо уваженіе собственности общественной и личной, бережливость, безъ которой невозможно накопленіе капиталовъ; любовь къ порядку, потому что ни отъ чего не терпитъ столько трудъ и благосостояніе, какъ отъ общественныхъ и частныхъ безпорядковъ; заботливость о благѣ общемъ, потому что это благо составляетъ ручательство вашихъ собственныхъ выгодъ; наконецъ — сознаніе пользы труда и уваженіе къ нему, а слѣдственно уваженіе и къ личности трудящихся.
Политическая экономія не признаетъ труда ни аристократическаго, ни демократическаго, а въ каждомъ трудѣ, который матеріально или нравственно приноситъ пользу человѣчеству, видитъ элементъ общаго благосостоянія; поэтому всякій подобный трудъ съ ея стороны одинаково пользуется уваженіемъ. Всякій человѣкъ въ ея глазахъ представляетъ изъ себя рабочую силу, которая должна дѣйствовать и приносить пользу, и если этого нѣтъ, если кто-либо не трудится ни въ какой формѣ, то такой человѣкъ, но ея справедливому мнѣнію, составляетъ тягость дли общества, потому что для его содержанія его долю труда долженъ взять на себя по необходимости кто-нибудь другой, который тогда работаетъ вдвое, чтобы прокормить лентяя.
Ясно, что существованіе подобныхъ лицъ не можетъ назваться справедливымъ, и оно возможно только при искаженномъ, искусственномъ порядкѣ вещей, а все то, что искусственно и ложно, не можетъ продолжаться вѣчно, и наука указываетъ ему предѣлы.
Даже значительный капиталъ не избавляетъ своего владѣльца отъ необходимости труда. Мы не говоримъ уже о томъ нравственномъ обязательствѣ, которое лежитъ на каждомъ капиталистѣ, и по которому онъ долженъ приносить свою долю пользы человѣчеству, въ возмездіе за весь тотъ трудъ предыдущихъ поколѣній, которымъ онъ пользуется; но онъ трудиться долженъ и потому, что, безъ его труда, предпріимчивости, капиталъ, оставленный безъ движенія, необходимо станетъ уменьшаться и можетъ совершенно уничтожиться.
И чтоже значитъ эта доля его работы, его личныхъ усилій въ сравненіи съ тою массой труда, которую онъ получаетъ отъ человѣчества въ видѣ капитала и услугъ! Человѣка благороднаго никогда не должно оставлять убѣжденіе, что онъ постоянно пользуется трудами другихъ; онъ долженъ постоянно помнить, что для него безпрестанно работаетъ множество людей; и эти мысли необходимо разовьютъ въ немъ сознаніе своего долга, необходимость отплатить за трудъ трудомъ, тѣмъ болѣе, что въ сознаніи и исполненіи этого долга заключается и наша личная выгода: что хорошо для всѣхъ, то хорошо и для каждаго, что дурно для всего человѣчества, то дурно и для частнаго лица.
Политическая экономія такъ убѣждена въ этомъ, что она не допускаетъ пожертвованія выгодъ частныхъ для блага общаго, потому что истинное благо основало только на выгодахъ отдѣльныхъ лицъ. Въ благоустроенномъ семействѣ выгода каждаго увеличиваетъ выгоду общую; точно также и въ государствѣ, такъ и въ цѣломъ мірѣ. Плутовство, ловкій, но не совсѣмъ честный поступокъ, могутъ временно обогатить человѣка; но въ этомъ богатствѣ онъ кладетъ зерно скораго разрушенія, и только честный и постоянный трудъ можетъ доставить вѣрное и прочное благосостояніе. То, что нажито плутовствомъ, можетъ быть отнято насиліемъ; но то, что нажито честнымъ трудомъ, вполнѣ возможнымъ при общественномъ порядкѣ, остается у насъ, какъ наше святое право, какъ паша собственность, какъ состояніе нашей личности и ея дополненіе. Правда, насиліе возможно и въ отношеніи къ нему; но это насиліе возбуждаетъ противъ себя сильное противодѣйствіе, и рано или поздно подвергается закону возмездія, карающаго общественныя злоупотребленія и награждающаго постоянный и разумный трудъ. Вотъ почему мы признаемъ, что для успѣха благосостоянія необходима честность и взаимное довѣріе, и что плутовствомъ долго держаться нельзя; а на шаткой основѣ невозможно создать ничего прочнаго. Правда, честнымъ трудомъ благосостояніе достигается медленнѣе, да за то — вѣрнѣе.
Ни одна наука по представляетъ такъ ясно, какъ политическая экономіи, вредъ и нелѣпость многихъ предразсудковъ, отъ которыхъ сильно терпитъ общество. Предразсудки сословные для нея не существуютъ: передъ трудомъ всѣ равны; тутъ можетъ и быть только различіе личнаго достоинства, личной силы, но не сословія. И дѣйствительно, не все ли равно для человѣчества, какаго сословія люди для него работаютъ, если они приносятъ равную пользу? Цѣнится не положеніе человѣка, а его трудъ, ?о мѣрѣ тѣхъ выгодъ, которыя онъ доставляетъ другимъ. Трудъ не нуждается ни въ какихъ сословныхъ поддержкахъ: если онъ дѣйствительно полезенъ, то будетъ достаточно вознагражденъ и безъ нихъ.
Человѣкъ, которому благосостояніе достается путемъ труда, не можетъ увлечься предразсудками, которые являются вслѣдствіе предразсудковъ сословныхъ, требующихъ, чтобъ люди извѣстнаго сословія и при извѣстномъ положеніи въ свѣтѣ, были окружены предметами роскоши и жили богато, не смотря на то, что на подобный образъ жизни недостаетъ денегъ. А между тѣмъ, увлекшись однажды этимъ предразсудкомъ, убѣдившись, что унизительно не дѣлать извѣстнаго рода издержекъ, и что нельзя, не уронивъ своего достоинства — не человѣческаго, а сословнаго — заниматься извѣстнаго рода работой, что остается дѣлать человѣку? Честнымъ образомъ вдругъ богачемъ не сдѣлаешься; чтобъ нажить состояніе, нуженъ трудъ, да въ добавокъ къ нему еще расчетливость и бережливость, качества, которыя никакъ по мирятся съ предразсудками ни роскоши, ни сословій. Какъ же удовлетворить этимъ предразсудкамъ? Остается только одно: обратиться къ легкимъ и менѣе честнымъ способамъ добывать деньги. Но тутъ политическая экономія ясно представляетъ невыгоды этого положенія для всѣхъ вообще и для каждаго въ особенности: вредъ, который дѣлаетъ одинъ, приноситъ зло и ему самому, если не немедленно, то со временемъ, и множеству другихъ лицъ. Порокъ одного лица вводитъ въ пороки другихъ, и отъ проступковъ нѣсколькихъ лицъ прямо или косвенно терпитъ цѣлое общество.
Чѣмъ человѣкъ образованнѣе, тѣмъ потребности его утонченнѣе и многочисленнѣе, и трудъ даетъ ему возможность удовлетворить этимъ потребностямъ; по издержки непроизводительные, ненужные, служащіе только данью предразсудкамъ, вредятъ обществу, и повѣрье, будто бы богатый человѣкъ непремѣнно долженъ жить роскошно, то есть тратить какъ можно больше, совершенно ложно. Отъ непроизводительныхъ издержекъ общество становится не богаче, а бѣднѣе.
Правда, нѣкоторые думаютъ, что издержки даже такого рода полезны, поддерживая промышленность разнаго рода; но трудъ, какого бы онъ рода ни былъ, не имѣетъ нужды въ искусственномъ поощреніи. Если онъ полезенъ обществу, то будетъ достаточно вознагражденъ самимъ обществомъ естественнымъ образомъ; если же онъ не полезенъ, такъ не за чѣмъ его ни поощрять, ни поддерживать. Всякаго рода искусственность, и всякое искусственное положеніе опровергается политической экономіей, и — что въ самомъ дѣлѣ доказываетъ искусственное положеніе, если не то, что мы сдѣлали какую-нибудь ошибку, и чѣмъбы поскорѣе поправить ее, оставляемъ такъ только для того, чтобъ не сознаться, что мы ошиблись, и потому, что эта ошибка какъ будто бы выгодна для нѣкоторыхъ, между тѣмъ какъ, не можетъ быть истинно выгодно для кого бы то ни было то, что невыгодно для большинства?
Этому учитъ и здравый разсудокъ, который впрочемъ никогда не бываетъ въ разладѣ съ политической экономіей, потому что каждая экономическая истина основывается на его началахъ, подвергается повѣркѣ опыта, и не требуетъ принимать своихъ выводовъ на вѣру. Поэтому изученіе политической экономіи и развиваетъ разсудокъ, пріучая къ мышленію.
По если бы даже польза политической экономіи состояла исключительно только въ томъ, чтобы уничтожить сословные предразсудки, требующіе почти обязательной лѣпи и роскоши отъ нѣкоторыхъ лицъ, то и это уже была бы довольно большая заслуга. Иногда отецъ семейства, честный труженикъ, полезный членъ общества, очень бы желалъ жить такъ, какъ позволяютъ ему его средства; по, благодаря своимъ предразсудкамъ, а очень часто, благодаря предразсудкамъ своего семейства, становится безчестнымъ и приноситъ вредъ обществу. И отчего происходитъ это увлеченіе предразсудками, сословная гордость, тщеславіе, неумѣнье жить по средствамъ, неуваженье къ труду и собственности? Часто отъ простаго незнанія самыхъ основныхъ экономическихъ истинъ.
Многіе ли изъ насъ изучаютъ политическую экономію, а тѣмъ болѣе многіе ли сознали, что не только для блага общественнаго, по для нашего частнаго, семейнаго блага она необходима? Еще въ недавнее время для женщинъ считалось лишнимъ знать даже и названіе этой науки: на что-до имъ политическая экономія, лишь бы онѣ знали хорошо свою домашнюю — говорятъ многіе; а между тѣмъ и та, и другая экономія въ сущности одна и та-же Истины экономическія именно тѣмъ хороши, что онѣ приложимы къ самымъ обыкновеннымъ случаямъ нашей жизни и всегда неизмѣнны.
Что же касается до дѣтей, то не только прежде, но даже и въ наше время, политическая экономія считается наукой недоступной, или по крайней мѣрѣ ненужной для ихъ возраста, а между тѣмъ именно она-то и способна всего болѣе развить разсудокъ ребенка, привести его къ сознанію своего долга, пріучить къ труду и бережливости, вселить въ него понятіе о необходимости труда и уваженіе къ труду, дать здравый и правильный взглядъ на отношеніе людей другъ къ другу, и уничтожить предразсудки прежде, чѣмъ они успѣютъ укорениться. Въ настоящее время мы пришли къ тому убѣжденію, что прежде, чѣмъ узнавать, что дѣлалось въ глубокой древности, ребенокъ долженъ узнать тѣ предметы, которые его окружаютъ. Это прекрасно; но, кромѣ пріобрѣтенія научныхъ познаній, кромѣ развитія ума, необходимо еще и развитіе нравственное, и — основаніемъ этого развитія можетъ служить именно политическая экономія, какъ наука въ высшей степени нравственная и развивающая соображеніе и разсудокъ.
Объясненіе явленій природы полезно для ребенка; но неменѣе полезной объясненіе явленій нравственнаго міра. Конечно, любовь и самолюбіе играютъ важную роль при воспитаніи; но съ этими чувствами должно обращаться чрезвычайно осторожно. Если ребенокъ дѣлаетъ что-нибудь только для того, чтобъ быть пріятнымъ, любимымъ людямъ, то сознаніе долга въ немъ не скоро разовьется, потому что угождать можетъ быть для насъ удовольствіе, но ставить это долгомъ никакъ нельзя, и всегда лучше, когда человѣкъ дѣлаетъ что-нибудь съ полнымъ сознаніемъ своихъ поступковъ, чѣмъ только по увлеченію, какъ бы ни было оно благородно.
Напрасно думаютъ, что преждевременное развитіе разсудка сушитъ сердце. Здравый разсудокъ не доведетъ насъ ни до чего дурнаго, потому что то, что истинно-хорошо, всегда бываетъ благоразумно. Человѣкъ часто дѣлаетъ зло только потому, что его разсудокъ ослѣпленъ злобой, что онъ ясно не представляетъ себѣ того, что вредъ, который онъ дѣлаетъ другимъ, повредитъ и ему самому; онъ смотритъ на себя, какъ на что-то отдѣльное, зависящее не отъ цѣлаго міра, а развѣ только отъ нѣсколькихъ ближайшихъ лицъ; а въ этомъ и состоитъ ошибка, которую вполнѣ доказать можетъ только политическая экономія. Есть, правда, еще орудіе къ развитію, — это самолюбіе; по самолюбіе развивать опаснѣе, потому что будетъ ли какой-нибудь прокъ изъ того, если ребенокъ станетъ исполнять свои обязанности только для того, чтобъ его похвалили, или для того, чтобъ оскорбить самолюбіе товарищей, которые поглупѣе или полѣнивѣе, и чрезъ то не только безъ пользы, но съ положительнымъ вредомъ для себя съ малолѣтства нажить себѣ враговъ; а что касается до похвалъ, то всегда ли хвалятъ ребенка не только чужіе, по даже и близкіе люди за то, что бы дѣйствительно стоило похвалы?
Такимъ образомъ одна наука политической экономіи — которая, конечно, какъ и всѣ другія науки, для того, чтобъ быть понятна ребенку, должна быть объяснена ему просто и не столько по книгѣ, сколько въ разговорѣ — всегда яснѣе можетъ доказать ему весь вредъ, который мы дѣлаемъ себѣ, возбуждая враждебныя чувства въ другихъ; потому что только при мирѣ, порядкѣ и дружелюбіи, трудъ можетъ дѣйствовать безпрепятственно, и только пра этихъ условіяхъ можетъ увеличится наше благосостояніе; а что такое благосостояніе — это ребенокъ пойметъ очень хорошо, потому что не трудно догадаться, что лучше съѣсть три лакомства, вмѣсто одного, и прілтігѣе, когда подарятъ двѣ хорошихъ игрушки, вмѣсто одной плохой.
Каждое кушанье, парадъ, забава, наконецъ все, что насъ окружаетъ постоянно, можетъ служить доказательствомъ того, что то, что говорится о трудѣ и взаимной связи человѣчества, но пустыя слова, заучиваемыя только для того, чтобъ бытъ забытыми, если они нисколько не приложимы къ дѣйствительной жизни; а нѣчто, существующее въ дѣйствительности; и въ этомъ даже почти всегда можетъ убѣдиться дитя само.
Политическая экономія въ особенности хороша тѣмъ, что ни на какой вопросъ не придется отвѣчать ребенку просто: такъ слѣдуетъ, или такъ должно. Ею почти всегда можно объяснить, почему что слѣдуетъ, и почему что-нибудь должно, и на вопросъ: для чего я это долженъ дѣлать? — у насъ всегда готовъ отвѣтъ: «потому что это тебѣ выгодно», что всегда и можетъ быть доказано. Дѣтямъ доступно чувство справедливости; когда ребенокъ пойметъ какъ много для него работаютъ, онъ пойметъ также и то, что взамѣнъ всего этого труда, долженъ же и онъ сколько-нибудь работать. Сдѣлайте нѣсколько услугъ ребенку, и онъ пойметъ, что и въ свою очередь онъ долженъ оказать вамъ услугу; растолкуйте ему, сколько услугъ дѣлаетъ ему постоянно все человѣчество, и онъ пойметъ, что и онъ также долженъ съ своей стороны приносить какую-нибудь пользу.
Какъ скоро ребенокъ понялъ нравственную необходимость труда и то, что онъ долженъ работать не потому только, что онъ не въ состояніи прожить безъ работы, а что это долгъ каждаго человѣка, то онъ получитъ и уваженіе къ труду, и между различными родами его оцѣнитъ тотъ, который полезнѣе потому, что въ глазахъ его онъ будетъ и почтеннѣе. Въ выборѣ труда затѣмъ онъ невольно станетъ руководиться только желаніемъ принести въ своей спеціальности какъ можно болѣе пользы, и слѣдственно изберетъ то занятіе, къ которому болѣе способенъ.
Ребенокъ, родители котораго не бѣдны, самъ ничего не зарабатываетъ; по за то, какъ говорится, онъ учится, и пользу этого ученья политическая экономія можетъ ему скорѣе всего объяснить. Мы учимся не для того только, чтобъ быть учеными, или чтобъ насъ называли образованными людьми, а для того, чтобъ послѣ быть болѣе въ состояніи приносить пользу нашими трудами.
Можно положительно сказать, что самый недостатокъ образованія въ низшихъ классахъ общества происходитъ отчасти отъ недостатка благосостоянія, въ слѣдствіе чего дѣти слишкомъ рано принимаются за какое-нибудь спеціальное занятіе, а никакъ не отъ свойства самаго труда. Съ увеличеніемъ народнаго благосостоянія, увеличится и народное образованіе, и политическая экономія доказываетъ, что невѣжество и грубость происходятъ въ слѣдствіе положенія общественнаго и ранней небрежной работы, и не составляютъ принадлежность какого-нибудь занятія. При самомъ грубомъ трудѣ человѣкъ можетъ быть образованъ, какъ мы это видимъ изъ множества примѣровъ: мы знаемъ сапожниковъ — естествоиспытателей, крестьянъ — поэтовъ и т. п. Замѣтимъ про томъ, что какъ бы ни были хороши истины, которыя мы передаемъ ребенку, для того, чтобъ онъ ихъ хорошо понялъ и усвоилъ, должно подтверждать ихъ примѣрами, и экономическія правила должны соблюдаться и въ семейной жизни, и, право, это было бы полезно не для однихъ дѣтей.
Бережливость, уваженіе къ труду, и къ труду всякаго человѣка, порядокъ, миролюбіе, отсутствіе предразсудковъ, любовь и благодарность ко всему трудящемуся человѣчеству — это все такія качества, которыя совсѣмъ нелишни для блага семейнаго, и можетъ быть многія излишнія издержки, и въ слѣдстіе ихъ непріятности, несчастья, разоренья, не случались бы, еслибъ только самыя простыя экономическія истины были извѣстны не только нѣкоторымъ, какъ теперь, а всѣмъ вообще.
При общественномъ воспитаніи изученіе политической экономіи въ особенности еще было бы полезно въ тѣхъ мѣстностяхъ, гдѣ люди по принадлежатъ къ одной религіи, напримѣръ, гдѣ есть много и нехристіанъ. Для нихъ наука эта полезна была бы тѣмъ, что она доказала бы умъ, что для собственнаго блага должно заботиться о выгодахъ другихъ людей, поддерживать ихъ, любить ихъ, если не но правиламъ вѣры, то въ благодарность за ту пользу, которую они намъ приносятъ, и отплачивать за ихъ трудъ своимъ трудомъ.
Словомъ, истины экономическія для всѣхъ людей доступны, и во всякой мѣстности одинаково приложимы, потому что всегда неизмѣнны и всегда основаны на здравомъ разсудкѣ.