ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.
правитьДли приходятъ и уходятъ, мѣсяцы смѣняютъ одинъ другой, годы уходятъ за годами; не успѣешь проститься съ весной, смотришь уже наступаетъ зима; — и вотъ опять новая весна наступила за минувшей зимой. Наполеонъ III уже давно состарился, также какъ и лапа; уже давно интимные совѣтники въ Тюльери и въ Ватиканѣ грустнымъ тономъ, шепотомъ передавали другъ другу: «Увы, не надолго насъ хватитъ!» Но теперь — весна что-ли подѣйствовала, — только въ кругахъ ревностныхъ приверженцевъ второй имперіи рѣже раздается это фатальное восклицаніе, рѣже слышатся толка о печальныхъ результатахъ, готовящихся для нихъ въ будущемъ. Съ другой стороны, Пій IX будто помолодѣлъ, насъ увѣряютъ, что боли, его удручающія, унялись, и онъ, свѣжій и разжирѣвшій, готовится торжествовать свою золотую свадьбу съ церковью. Приближается день двадцатилѣтія его управленія папскимъ престоломъ; двадцать лѣтъ онъ носитъ на головѣ тіару, и къ этому дню соберется созываемый имъ вселенскій соборъ. Прямая цѣль сознанія собора — желаніе задушить свободу. Предшественникъ этого собора триста лѣтъ тому назадъ созывался съ цѣлію стереть съ лица земли реформу. Насколько удалось тому собору разрѣшить его задачу, настолько же удастся и этому. Но нынѣшній соборъ долженъ провозгласить и узаконить вновь два старые догмата католицизма: о непогрѣшимости папы и о неприкосновенности давно упавшей церкви.
И вторая имперія желаетъ отпраздновать свою свадьбу съ французской націей. I0/Sl мая состоятся выборы, и новый законодательный корпусъ выступитъ на сцену; новый совѣтъ чиновниковъ и каммергеровъ еще разъ провозгласитъ непогрѣшимость и непобѣдимость наполеонидовъ и дастъ свое благословеніе императрицѣ на тронъ регентства. Ну какъ не надѣяться приверженцамъ второй имперіи!
Однакожъ и ихъ противники не отчаиваются: оппозиціонная партія возлагаетъ большія надежды на этотъ годъ; не одни только мечтатели, но и тысячи серьезныхъ практическихъ людей убѣждены, что до 31 декабря текущаго года произойдутъ великія перемѣны во Франціи, и теперешній порядокъ уступитъ свое мѣсто другому, составляющему предметъ ихъ пламенныхъ мечтаній, — порядку, который они подготовляютъ уже нѣсколько лѣтъ.
Но несмотря на ихъ кажущееся оживленіе, папство и бонапартизмъ сильно состарились. Подагра и катарръ на время перестали тревожить этихъ стариковъ, и они тотчасъ же забыли силу своихъ враговъ; весна облегчила ихъ страданія, и они, какъ въ былыя времена молодости, смѣются и веселятся.
Констатируя фактъ безсилія этихъ стариковъ и предсказывая ихъ близкій печальный конецъ, мы, въ качествѣ правдиваго и безпристрастнаго историка, должны констатировать и тотъ фактъ, что въ то время какъ старились ихъ главнѣйшіе политическіе и религіозные враги, старилась также и сама французская республиканская партія. Двадцатилѣтнія гоненія, притѣсненія, оскорбленія, страданія сильно потрясли ея организмъ. Правда, она еще имѣетъ возможность вызвать на смертельный поединокъ своихъ бывшихъ побѣдителей, она можетъ, наконецъ, побѣдить ихъ, поразивъ папство и бонапартизмъ въ сердце… но послѣ… а послѣ что будетъ?… Она упадетъ сама отъ истощенія; ея старыя раны раскроются, и она захрипитъ рядомъ со своими отходящими врагами. Люди, подготовившіе 1848 годъ, давшіе иниціативу тогдашнимъ событіямъ, и взявшіе на себя отвѣтственность за все, что было сдѣлано хорошаго и дурнаго, — эти люди имѣютъ теперь по 50, по 60 и болѣе лѣтъ; число ихъ рѣдѣетъ съ каждымъ днемъ: ихъ силы и способности ослабѣваютъ. Они все еще стоятъ во главѣ своей партіи; они все еще руководятъ оппозиціоннымъ лагеремъ, но ихъ офицеры и унтеръ-офицеры начинаютъ брать надъ ними преимущество.
Приближающійся переворотъ во Франціи настолько уже ясенъ, что не можетъ болѣе возбуждать никакихъ сомнѣній и недоумѣній; его чувствуютъ, его видятъ всѣ. Люди мыслящіе, честные и искренніе твердо убѣждены, что переворотъ во Франціи неотразимъ, хотя онъ приближается медленно, очень медленно, хромой поступью, какъ Эвмениды. На другой день декабрьскаго Coup d’etat очень немногіе оптимисты вѣрили въ продолжительность существованія порядка, выродившагося изъ переворота; даже сами Сент-Арно, Морни и Мола, въ глубинѣ своей души, смотрѣли на свою побѣду, какъ на удачный набѣгъ, на блистательное временное вторженіе въ непріятельскую страну, въ которой можно будетъ похозяйничать года три, можетъ быть, пять, — а потомъ убраться по добру, по здорову, слѣдовательно надо обезпечить себѣ отступленіе: купить замки въ Богеміи, земли въ Венгріи, перевести фонды въ Соединенные штаты или помѣстить капиталы на текущій счетъ въ англійскій банкъ. Если бы этимъ господамъ предсказывали тогда, что имъ удастся одержать побѣды въ Китаѣ, Австріи и Россіи, что они украсятъ свои дворцы мраморомъ, вывезеннымъ изъ Севастополя, или бронзой, взятой въ Сайгунѣ — они не повѣрили бы такому предсказанію; ни Морни, ни Бильо, ни Сибуръ, ни Переиньи, ни Вадевскій никогда не мечтали умереть на своихъ кроватяхъ въ Парижѣ, покрытые почестями и богатствомъ, провожаемые въ могилы подъ звуки похороннаго марша и громы французскихъ пушекъ!
Итакъ почему же вторая имперія столь живуча, почему, не взирая на всѣ зловѣщія предсказанія, она продержалась 16 лѣтъ? Почему, наконецъ, она существуетъ до сихъ поръ? Почему ей живется такъ хорошо? Почему, несмотря на очевидность неизбѣжной катастрофы, приближающейся съ каждымъ днемъ, почему никто не осмѣливается сказать ей: «твой конецъ пришелъ, тебѣ осталось жить, можетъ быть, не болѣе пяти мѣсяцевъ?»
Почему? Да потому, что вторая имперія не имѣетъ никакихъ внутреннихъ причинъ для своего существованія; но за то есть чисто внѣшнія причины, — которыя давали ей возможность жить неопредѣленное время, и эти причины — неискуство ея противниковъ. Изслѣдуя серьезно все, что произошло въ Европѣ въ послѣдніе 20 лѣтъ, приходится убѣдиться, что здѣсь на каждомъ шагу дѣлались ошибки и ошибки. Исторія послѣдняго времени состоитъ вся изъ ошибокъ, неосторожностей, страстей и легкомыслія. Бонапартистская имперія, несмотря на ея пѣхоту, ея кавалерію, ея артиллерію, ея полицію, ея законодательное собраніе, ея сенатъ, ея сборщиковъ податей, не просуществовала бы трехъ дней, не жила бы 24 часовъ, если бы всѣ тѣ, которые не чувствуютъ къ ней никакого расположенія, просто бы положили свои руки въ карманы и сказали: «я не шевельну пальцемъ для нападенія на имперію, по за то я также ничего не сдѣлаю для ея защиты. Пусть она обходится своими средствами!» Такъ какъ людей несимптизирующихъ имперіи огромное большинство, то бонапартисты, разстрѣлявъ нѣсколькихъ, засадивъ въ тюрьму столько же, принуждены бы были остановиться и, въ свою очередь, положить руки въ карманы. Этотъ аргументъ абстенціонистовъ былъ бы непобѣдимъ, если бы Франція захотѣла его принять и примѣнять на практикѣ; но абстенціонистовъ во Франціи очень немного; ихъ партія составляетъ ничтожное меньшинство, сомнѣвающееся въ самомъ себѣ и уже отказавшееся отъ девяти десятыхъ своей программы. Одни изъ нихъ довольствуются тѣмъ, что не являются кандидатами въ законодательное собраніе, въ генеральные и муниципальные совѣты. Болѣе строгіе не позволяютъ себѣ вотировать; по такихъ очень немного. Враги бонапартизма никакъ не могутъ удержаться, чтобы не засвидѣтельствовать ему своей ненависти, чтобы не напасть на него тѣмъ или другимъ способомъ. Разумѣется, ихъ неспособность оставаться спокойными, нисколько не ослабляетъ справедливости мнѣнія, что бонапартизмъ былъ бы доведенъ до совершенной слабости, если бы только его противники захотѣли держать въ отношеніи это строгій нейтралитетъ, если бы они рѣшились помолчать и ничего не дѣлалъ впродолженіи нѣсколькихъ часовъ. Это не лестно ни для бонапартизма, ни для его противниковъ, но за то справедливо.
Съ другой стороны, что стали бы дѣлать французскіе революціонеры, если бы бонапартизмъ не имѣлъ самаго злѣйшаго врага въ самомъ себѣ? Что стали бы они дѣлать, если бы налоги не были такъ необъятны; если бы жизнь въ Парижѣ не представляла неодолимыя трудности; если бы имперія не выкинула такой безумной штуки, какъ мексиканская экспедиція; еслибъ имперія не была побита подъ Садовой; если бы имперія не возбудила къ себѣ антипатію всѣхъ людей прогресса своею ментанскою экспедиціею; если бы никогда г. Руэ не отбивало всякую надежду; если бы префекты не были такъ высокомѣрны, деспотичны и ненавистны; если бы кардиналы и архіепископы не эксплуатировали адъ и чистилище, подобно тому, какъ эксплуатируютъ мѣдныя руды и золотые пріиски. Гдѣ бы были революціонеры, если бы бонапартизмъ не позаботился самъ себя раззорить, обезсилить. Люди, взятые вкупѣ, имѣютъ такъ много интересовъ въ пользу существующаго порядка, каковъ бы онъ ни былъ, что нація никогда не была бы способна низвергнуть этотъ порядокъ, если бы руководители его сами не помогали работѣ низверженія. Только сопротивленіе даетъ силу существованію; жизнь заключается въ борьбѣ, въ противорѣчіяхъ, въ трудѣ и заботахъ. Деспотъ, поступающій строго логично, и потому удаляющій все, что служитъ ему противовѣсомъ, поступаетъ ошибочно. Зачѣмъ, напримѣръ, Наполеону удалять непріятныхъ ему французскихъ революціонеровъ, когда они ревностно помогали дѣлу бонапартизма, нападая на него, и, надо отдать имъ справедливость, не щадили себя нисколько, и даже не чувствовали себя утомленными, исполняя такую неблагодарную работу.
Посмотрите, Луи Бельо, издавшій своихъ «Змѣй», въ настоящее время есть ничто иное, какъ анти-папа. Онъ значитъ столько же, и даже, можетъ быть, больше въ судьбахъ католичества, чѣмъ монсеньеры Дюнаилу, Дарбуа, Антонелли; онъ значитъ даже болѣе, чѣмъ самъ святѣйшій папа Пій IX. Бельо послѣдній отецъ церкви. Онъ утопилъ Монталамбера; онъ сдѣлался главнѣйшимъ авторитетомъ по части догматовъ. Луи Бельо — это Боссюэтъ, Беларминъ, Діонисій Петавіусъ, Санхецъ, Эскобаръ, Лойола, Фома аквитанскій XIX вѣка; подъ его диктовку всѣ аббаты пишутъ свои теологическія руководства, а епископы и архіепископы свои пастырскія посланія. Пій IX непогрѣшимъ, скажутъ всѣ ревнители католицизма, но онъ слишкомъ слабъ. Атлетъ же истины противъ лжи, самый непоколебимый боецъ вѣры противъ безвѣрія новѣйшаго времени, Голіафъ, Самсонъ католической церкви — это Бельо, ужасный Луи Бельо! И какую же штуку сморозилъ этотъ боецъ католицизма!
Самсонъ расшаталъ колонны чужого храма филистимлянъ; Луи Бельо расшатываетъ колонны своего католическаго собора. Правда, не мало людей трудились it трудятся надъ этимъ дѣломъ; одни работаютъ молотомъ на поверхности, другіе ведутъ мины подъ фундаментъ. Но какихъ усилій стоитъ имъ эта трудная работа разрушенія монумента, прочно выстроеннаго изъ мрамора и массивной бронзы, выдержавшаго столько вѣковъ! А Луи Бельо и не останавливается даже передъ подобными пустяками, передъ вопросами о догматахъ, канонизированіи, — о, нѣтъ! онъ превращаетъ свой соборъ въ громадную цитадель; онъ нагромождаетъ пороховые мѣшки одинъ на другой, желая однимъ ударомъ взорвать на воздухъ атеистовъ, протестантовъ, греко-руссовъ, лютеранъ, позитивистовъ, манихѣевъ, язычниковъ и свободныхъ мыслителей; а подлѣ пороховыхъ мѣшковъ складываетъ громадный костеръ изъ виноградныхъ лозъ, предназначенный для великолѣпнаго ауто-да-фе, на которомъ должны будутъ горѣть невѣрные жиды, мавры и кальвинисты. Великолѣпно! Но, пока онъ трудится, обливаясь потомъ, онъ не замѣчаетъ, что, благодаря его неумѣлости, огонь пошелъ не въ томъ направленіи, какъ желалъ неутомимый работникъ, а сообщился обоямъ и драпри его собора, какъ нѣкогда во время ужасной катастрофы въ церкви въ Сант-Яго. Пламя увеличивается, занимаются колонны его собственной цитадели, оно пожираетъ стѣны собора… Браво, г. Бельо, браво!…
Въ республиканскомъ лагерѣ есть личности, которыя трудятся такъ же сообразительно, какъ и Бельо. «Насъ шесть человѣкъ, но каждый изъ насъ стоитъ 600, кричатъ они въ рупоръ; — мы терроризируемъ міръ; мы конфискуемъ имущества 6 милліоновъ собственниковъ; мы запремъ въ тюрьмы 600 тысячъ буржуа; мы гильотинируемъ 70 тысячъ реакціонеровъ. Вы спросите, какъ мы этого достигнемъ? — Ну! нѣтъ ничего легче! Стоитъ только спустить съ цѣпи дурныя страсти. А нѣтъ ничего проще, какъ спять намордникъ съ народной дикости и грубости; надо только повернуть маленькій ключикъ въ маленькомъ замкѣ, и дикое животное, вырвавшись на волю, пойдетъ все истреблять, убивать и душить! Зло — величайшая человѣческая страсть; если вы заставите зло работать въ вашу пользу, — вы будете всемогущи. Все это мы сдѣлаемъ, имѣя въ виду добрый конецъ; — цѣль оправдываетъ средства. Такимъ образомъ съ помощію ярости и зависти, съ пособіемъ низкихъ и жестокихъ страстей, мы создадимъ всеобщую гармонію; съ помощію ненависти, гнѣва и мести, мы водворимъ царство братства и справедливости!» Вотъ какія рѣчи выкрикиваютъ иные революціонеры на ухо многихъ мужественныхъ буржуа въ Брюсселѣ, Брабантѣ и къ другимъ мѣстамъ. Выслушавъ такія сакраментальныя рѣчи, тѣ изумляются и приходятъ въ тупикъ, не умѣя рѣшить: шутятъ или говорятъ серьезно эти господа, по тѣмъ не менѣе пугаются, призываютъ къ себѣ на помощь жандармовъ, становятся въ ряды волоптеровъ-коистеблей и начинаютъ выказывать невоздержный энтузіазмъ къ великому императору Луи-Наполеону Бонапарте, къ этому столбу европейскаго порядка. Эти господа, высказывающіе свои жолчныя доктрины, которыя мы выше резюмировали, — для дѣла свободы такіе же плохіе слуги, какъ и Вельо для католицизма; они помогаютъ реакціи и возбуждаютъ ее.
Съ извѣстной точки зрѣнія не только можно примириться, но даже слѣдуетъ считать счастьемъ, что пономарь Фракасъ, съ красной рожей и съ угреватымъ носомъ, играетъ первенствующую роль; онъ кричитъ, онъ брюзжитъ, онъ ругается, онъ кощунствуетъ, онъ бѣснуется, какъ гиппопотамъ, заключенный въ зоологическомъ саду.
Мнѣ также знакомъ одинъ господинъ, имя котораго я позволяю себѣ сохранить въ тайнѣ — фигура у него чрезвычайно внушительная, взглядъ проницательный, душа мистическая, рука нѣжная… Онъ обниметъ васъ вокругъ шеи, совершенно какъ женщина, и начнетъ нѣжно нашептывать; онъ пламенно желаетъ увлечь васъ въ заговоръ, который, въ его мечтахъ, долженъ распространиться въ обоихъ полушаріяхъ, и какъ вы полагаете, какая цѣль этого заговора? Ни больше, ни меньше, какъ въ одинъ день погубить дѣтей всѣхъ богатыхъ людей, отравивъ ихъ конфектами! Эта безумная идея не даетъ ему покоя, въ ней онъ видитъ средство водворить на землѣ истинное равенство. И между тѣмъ, этотъ господинъ принадлежитъ къ числу людей, обладающихъ большими знаніями, хорошимъ образованіемъ; по натурѣ онъ скроменъ, симпатиченъ и даже очень пріятенъ въ разговорѣ, лишь бы не трогали его любимой идеи, не находили бы ее дикой и безумной.
Во всякомъ случаѣ мы предпочитаемъ, чтобы хвастунишка-пономарь оралъ по все горло и, подобно гиппопотаму, брызгалъ своей жидкостью направо и налѣво, но обращая ни на кого вниманія, — пусть онъ благодушествуетъ, сколько ему угодно, и очень рады, что другой, свихнувшійся любовникъ справедливости, гонимый и преслѣдуемый, осмѣливается говорить только вполголоса, оглядываясь по сторонамъ, и только съ самыми близкими друзьями, которые, на сколько могутъ, будутъ скрывать улыбку сожалѣнія, выслушивая въ глубокомъ молчаніи тирады своего больного друга, и потомъ раздѣлятъ съ нимъ свой обѣдъ. Въ негодованіи на нерѣшительность революціонеровъ, нежелающихъ слѣдовать за нимъ въ его крестовомъ походѣ, онъ тщетно шепчетъ: «уничтожайте эти всликолѣпныя жилища; истребляйте всѣхъ эксплуататоровъ; разите смѣло;» — но сто аудиторія молчитъ, и проповѣдникъ крестоваго похода противъ богатыхъ печально беретъ свой посохъ пилигрима и несетъ дальше свое ученіе ненависти и мести, и проповѣдуетъ опять съ такимъ же успѣхомъ.
Скажутъ: «но Вельо, но анонимный проповѣдникъ составляютъ исключительное явленіе, чудовищность натуры». Совершенно справедливо; однакожъ, не должно забывать, что Луи Вельо глава огромной католической партіи, самой многочисленной и самой могущественной въ Европѣ. Наконецъ Вельо и анонимный проповѣдникъ представляютъ тенденціи, которыя мы находимъ вездѣ вокругъ себя и въ самихъ себѣ. Всякое мнѣніе можетъ стать господствующею мыслію и перейти въ крайность. Во всякомъ глубоко-убѣжденномъ, человѣкѣ — стоитъ ли онъ за истину, или за ложь, — есть своя доля фанатизма. Знать только одно, желать только одного — что же это, какъ не фанатизмъ; вотъ почему древо фанатизма произрастаетъ такъ роскошно на почвѣ невѣжества. Фанатизмы, какъ и моды, имѣютъ свое время; но рано или поздно сознаніе протестуетъ противъ излишествъ, противъ людей, противъ доктринъ, не допускающихъ гуманности въ отношеніи своихъ противниковъ, тѣмъ самымъ лишающихъ себя права воспользоваться ея плодами. Сознаніе XIX вѣка, которое, — надобно это признать, — съ большимъ трудомъ освободилось отъ прилипшаго къ нему варварства, не признаетъ больше ни войны, ни эшафота, ни убійства; оно одинаково не можетъ извинить ни истребленія богатыхъ, ни истребленія свободныхъ мыслителей; ему омерзительно всякое убійство, взываетъ ли къ нему Петръ пустынникъ или Петръ Кастельшшъ, убиваютъ ли альбигойцевъ, сарациновъ, евреевъ, краснокожихъ или блѣднолицыхъ!
Если вторая имперія существуетъ такое долгое время, и если революція, въ фатальности и неизбѣжности которой никто не сомнѣвается, приходитъ такъ медленно, то причину этого слѣдуетъ искать никакъ не въ уваженіи и симпатіи, какія возбуждаетъ Наполеонъ III.
Послѣ успѣха государственнаго переворота, — когда бонапартисты утвердились въ крѣпкихъ замкахъ и завладѣли тучными лугами, подобно тому, какъ побѣдители норманны захватили Англію, — трусливо покорившаяся Франція долгое время страшилась мести гражданъ, ее защищавшихъ, которыхъ она дозволяла бить, раззорять, заключать въ темницы, изгонять. Теперь же, когда генерація 1848 года на три четверти замѣнилась новыми людьми, Франція по прочь водворить новую эру и избавиться отъ имперіи, которую она могла только терпѣть, но никогда ей не симпатизировала. Правительство видитъ возрастающую опасность; оно позволило собирать сходки для обсужденія соціальныхъ вопросовъ, но запретило во время преній касаться вопросовъ политическихъ. Въ этомъ отношеніи оно явилось столько же искуснымъ, какъ и правительство Гизо и Луи-Филиппа, дозволявшее обсуждать политическіе вопросы я запрещавшее затрогивать соціальные. Нѣсколько студентовъ, рабочихъ, маленькихъ журналистовъ немедленно воспользовались разрѣшеніемъ для провозглашенія массы доктринъ, кинувшихъ въ дрожь буржуазію. Они стали кричать, что не слѣдуетъ терять ни минуты времени, что надобно подложить нитроглицеринъ подъ зданіе имперіи, и оно взлетитъ на воздухъ, вмѣстѣ со всѣмъ обществомъ, исключая, разумѣется, рабочихъ, которые будутъ руководить дѣломъ. Какъ будто мина, подложенная подъ цѣлый Парижъ, станетъ дѣлать выборъ, что и гдѣ ей разрушать; какъ будто она можетъ оставить въ покоѣ мастерскія рабочихъ, взорвавъ все вокругъ нихъ; какъ будто балки, камни, башни и колонны станутъ падать только на головы клерикаловъ и чиновниковъ, помѣщенныхъ къ императорскомъ альманахѣ. За первымъ дебютомъ, сразу возстановившимъ противъ нихъ всю буржуазію, они принялись за обсужденіе такихъ вопросовъ, которыхъ трогать не слѣдовало, тѣмъ болѣе, что они вздумали разсуждать о многихъ предметахъ, которыхъ или вовсе не знали, или понимали совершенно неправильно. Такъ, не давъ себѣ труда хорошенько подумать, о какой эксплуатаціи идетъ дѣло, они смѣло провозгласили необходимость немедленнаго уничтоженія эксплуатаціи человѣкомъ человѣка; они но размыслили, что всякій эксплуататоръ самъ эксплуатируется, что всякій эксплуатируемый въ свою очередь есть эксплуататоръ, и что ея вали есть хотя одинъ актъ въ жизни коммерческой, промышленной и соціальной, который бы не былъ въ извѣстной степени эксплуатаціей). Затѣмъ выражено желаніе уничтоженія лихвенности, потомъ процента, мало этого, капитала, еще мало, — личной собственности. Удальцы пошли еще далѣе и изобрѣли на свой пай уничтоженіе наслѣдованія и теорію общности имуществъ; съ пылкостію неофита, ни въ чемъ не сомнѣвающагося, они говорили: «Всего этого мы достигнемъ безъ всякаго труда. Если собственники не захотятъ насъ слушать, — ну! мы ихъ уничтожимъ!» Эти неразумные новички, въ нелѣпомъ тщеславіи, вообразили себя новаторами въ тѣхъ соціальныхъ вопросахъ, о которыхъ толковалось уже давнымъ давно. Оли не знали, напримѣръ, что вопросъ объ общности имуществъ поднимался уже давно, даже ранѣе Платона, что многія секты еретиковъ въ средніе вѣка ставили его своей главной тайной доктриной. Они не размыслили, что доктрины, надъ разрѣшеніемъ которыхъ человѣчество задумывалось въ теченіи 24 вѣковъ и не могло ихъ примѣнить на практикѣ, — что такія доктрины не могутъ получить практическое разрѣшеніе въ какія нибудь 24 часа; что соціальныя реформы не такъ легко производить, какъ проболтать о нихъ нѣсколько пышныхъ фразъ. Въ природѣ нѣтъ скачковъ, гласитъ основный законъ науки. Что справедливо въ физіологіи и сравнительной зоологіи, то самое составляетъ истину и въ исторіи человѣка и въ экономической области. Время, какъ совершенно вѣрно замѣтилъ Ламартинъ, есть одинъ изъ элементовъ правды.
Но не эти разсужденія противъ богатыхъ, не мечтательныя предположенія о будущей организаціи новаго общества, — не самыя рѣчи произвели ужасъ въ легальномъ лагерѣ; нѣтъ, его устрашили притязанія участниковъ въ народныхъ собраніяхъ насильственно реализировать заявленныя ими требованія. Безпрестанно высказываемыя ораторами надежды на успѣшность насильственнаго введенія выраженныхъ ими крайнихъ убѣжденій раздосадовали защитниковъ легальности, которые, въ свою оуередь, отъ досадой выказали такую же несообразительность, какъ и народные ораторы.
Франція, страна всеобщей подачи голосовъ, не вѣритъ всеобщей подачѣ голосовъ, потому что она ее не знаетъ, потому что всеобщая подача не вошла въ привычки французскаго народа. Она до сихъ поръ въ сознаніи французовъ не болѣе, какъ отвлеченная истина, а между тѣмъ ее берутъ здѣсь за основаніе всѣхъ политическихъ комбинацій. Монархисты суть монархисты, утверждаетъ энергически г. Палиссъ, и революціонеры искренно, наивно, усердно деспотичны. Если соберутся въ палатѣ три революціонера, они пустятъ на обсужденіе свою программу, которую провозгласятъ въ городской думѣ и готовы навязать се Франціи, не смотря на то. что она ее ne желаетъ, не желаютъ ее и другіе революціонеры, которые хотятъ или болѣе, или менѣе, или чего нибудь другого. Въ силу своего таланта, своей смѣлости, своего духовнаго сознанія, своихъ убѣжденій, провѣренныхъ опытомъ или умозрительныхъ, всякій революціонеръ одинъ знаетъ, что нужно совершить для массъ; каждый республиканецъ принудитъ свою страну быть счастливой, и съ такой же искренностію; какъ и Людовикъ XIV, скажетъ: «Государство — это я!» Лучшіе друзья ссорятся изъ за вопросовъ, разрѣшеніе которыхъ отъ нихъ не зависитъ. Я знаю двухъ, которые болѣе не разговариваютъ другъ съ другомъ, потому что первый составилъ декретъ, провозглашающій уничтоженіе общественнаго долга (декретъ, который онъ спряталъ въ тайникъ, чтобы спасти его отъ захвата полиціей), между тѣмъ второй сочинилъ декретъ, прямо противоположный, по которому уплата общественнаго долга должна производиться конфискаціей наслѣдствъ, переходящихъ по боковой линіи. Скажемъ въ скобкахъ, этотъ вопросъ одинъ изъ самыхъ раздражающихъ, потому что онъ изъ самыхъ труднѣйшихъ для разрѣшенія; онъ самый трудный потому, что за поправленіе финансовыхъ дѣлъ взялись, не справившись съ общественнымъ мнѣніемъ страны, каковой ошибки революція теперь вѣрно уже не сдѣлаетъ. Въ долгѣ Франціи лежитъ богатство множества французовъ, и эти французы, такъ отстаивающіе всякую другую собственность, повидимому нисколько не безпокоятся, что денежной ихъ собственностью, состоящей въ государственномъ долгѣ, располагаютъ не совѣтуясь съ ними. Однакожъ страна- шатается подъ этой тяжестью непомѣрнаго общественнаго долга, который вытягиваетъ однихъ процентовъ отъ 550 до 600 милліоновъ франковъ. «Эти 600 милліоновъ составляютъ проценты съ номинальнаго капитала, который, разумѣется, не весь перешелъ въ государственную кассу, а порядочная доля его осталась въ карманахъ Ротшильдовъ, Дэлессе и другихъ; такъ что номинальный процентъ 3 со ста превращается въ 6½. Милліарды долга были употреблены на разныя безполезности, пустяки и беззаконія, во главѣ всѣхъ этихъ расходовъ стоятъ войны въ Россіи, въ Китаѣ, Кохинхинѣ, экспедиціи въ Мексику и Римъ, и, вѣнецъ всего, государственный переворотъ. Эти милліарды общественнаго долга послужили къ особенному развитію темной биржевой спекуляціи; разные плуты и бездѣльники хозяйничали въ нихъ, какъ черви въ лимбургскомъ сырѣ. Милліоны, получаемые отъ этихъ спекуляцій, сдѣлались рентой для всякихъ праздношатающихся лѣнивцевъ; они торжественно доказали, что можно получать деньги, не работая, и, съ тѣмъ вмѣстѣ, подняли цѣну на всякіе продукты. Эти 600 милліоновъ ренты производятъ обѣдненіе страны на 600 милліоновъ каждый годъ, ибо, чтобы выдавать ихъ, правительство должно получить ихъ съ производителей, а производители, чтобы наверстать потерянное, тянутъ ихъ съ потребителей. И вотъ эта круговая порука влечетъ за собою вздорожаніе необходимыхъ жизненныхъ продуктовъ. Но лучше ли эти 600 милліоновъ скинуть со счетовъ государственныхъ налоговъ; правда, отъ этого потеряютъ владѣльцы ренты, но за то страна много выиграетъ; налоги уменьшатся на 600 милліоновъ или же эти 600 милліоновъ могутъ быть употреблены на полезныя производительныя предпріятія; сами рантье будутъ достаточно вознаграждены: отъ тѣхъ изъ нихъ, кто способенъ къ работѣ, натурально не отнимается право на трудъ, кто же неспособенъ, тѣ будутъ имѣть право на пособіе. Къ тому же нора, наконецъ, подумать, что совершенно нераціонально и несправедливо взваливать на будущія поколѣнія массу обязательствъ, которыхъ они натурально не могли утвердить своимъ согласіемъ. Если бы Юлію Цезарю, когда онъ покорилъ Гарію, вздумалось узаконить поголовный налогъ на вѣчныя времена, развѣ теперешніе французы считали бы себя обязанными вносить этотъ налогъ? Не въ такомъ ли же положеніи стоятъ будущія поколѣнія въ отношеніи теперешнихъ займовъ? Франція раззорена, она не въ силахъ болѣе платить своихъ долговъ; ей остается одно — объявить себя банкротомъ и предоставить кредиторамъ государства получить свои деньги съ тѣхъ, кто заключалъ займы: съ кабинетовъ Луи-Филиппа и Луи-Наполеона. Франція и И Я милліона французовъ отъ банкротства ничего не потеряютъ; у нихъ останется тоже число локомотивовъ, какое было и прежде, все тѣже поля, которыя до этого времени воздѣлывались; напротивъ, они много выиграютъ, такъ какъ коллективно будутъ обогащаться каждый годъ на 600 милліоновъ». Такіе аргументы выставляютъ защитники государственнаго банкротства; ихъ, правда, немного, но ихъ вліяніе постоянно усиливается и они становятся во главѣ политическаго движенія.
Ихъ противники отвѣчаютъ на это: «что Луи-Филиппъ былъ не болѣе, какъ Роберъ Макеръ, а Луи-Наполеонъ взошелъ на тронъ только вслѣдствіе насильственнаго государственнаго переворота — это правда, по также точно не подлежитъ сомнѣнію, что какъ 8 милліонами потовъ въ пользу существующаго порядка, такъ и нотами своихъ представителей въ законодательномъ собраніи, — французскій народъ волей-неволей утвердилъ займы, заключенные его правительствомъ, а также и способы расходованія этихъ денегъ. Если будущій переворотъ установитъ новое правительство, то и это правительство принуждено будетъ принять въ наслѣдство отъ своихъ предшественниковъ всѣ сдѣланные ими долги, подъ опасеніемъ, въ случаѣ отказа, лишиться всего наслѣдства. Правительства должны давать примѣръ публичной честности; а вѣдь это вовсе не выходитъ изъ ряду вонъ, если честный сынъ платитъ долги за своего безчестнаго отца и мало уважаемаго дѣда. И кто платитъ свои долги, тотъ обогащается; между тѣмъ отреченіе отъ государственнаго долга нанесетъ ужасный ударъ на долгое время не только государственному кредиту, но и вообще кредиту, и въ частности торговлѣ и промышленности. И если правительство отречется отъ своего долга частнымъ лицамъ, то прямой выводъ отсюда, что и частныя лица, находясь въ затрудненіи, будутъ считать себя вправѣ отказаться отъ платежа своихъ долговъ другимъ частнымъ лицамъ. Всѣ денежныя сдѣлки-тогда будутъ производиться не по взаимному соглашенію, а посредствомъ штыковъ и ружейныхъ выстрѣловъ. Но если бы даже и удалось привести всѣ такимъ образомъ потрясенныя дѣла къ необходимому равновѣсію — что можетъ случиться только послѣ продолжительной гражданской войны, — то наступившая затѣмъ реакція, которая будетъ не менѣе сильна, какъ и предшествовавшее ей обратное движеніе, — эта реакція не замедлитъ возстановить все въ прежнемъ видѣ, для чего употребитъ также самыя энергическія мѣры». Вообще всѣ доводы въ пользу принятія будущей революціей завѣщаннаго ей долга, оставленнаго монархіями — наполеоновской, легитимистской и орлеанистской, въ основаніи тѣже самые, которыя служатъ въ пользу наслѣдства. «Пока нація, говорятъ защитники этого мнѣнія, — признаетъ наслѣдство и собственность и держится за эти права, пока она не отвергаетъ религіи, — утописты и мечтатели, считающіе себя болѣе свѣдущими, чѣмъ огромное большинство ихъ согражданъ, будутъ считаться врагами общества, такъ какъ они желаютъ произвести революцію, которой никто не предвидитъ конца, навести бурю, которая станетъ рвать паруса государственнаго корабля, а не надувать ихъ, сломаетъ мачты и разобьетъ корабль на части».
Вотъ какимъ образомъ резюмируются аргументы за и противъ, которыми помѣнялись двѣ различныя партіи противниковъ существующаго порядка, по самому щекотливому изъ всѣхъ вопросовъ; отъ его разрѣшенія зависитъ разрѣшеніе многихъ другихъ вопросовъ; разрѣшеніемъ его, въ радикальномъ или умѣренномъ смыслѣ, опредѣлится характеръ приближающагося переворота. Идутъ горячіе споры, диспутанты волнуются, выходятъ изъ себя, но никому изъ нихъ, разгоряченныхъ борьбой, не приходитъ на мысль простое соображеніе: «могутъ ли нѣсколько человѣкъ, или, пожалуй партія, произнести окончательное рѣшеніе въ дѣлѣ существенно-національномъ?»
Этотъ несвоевременный споръ о разрѣшеніи вопроса о государственномъ долгѣ, достаточно показываетъ неискуство французскихъ республиканцевъ и ихъ изумительную неопытность. Они занимаются только тѣми предметами, по которымъ не могутъ согласиться между собой, они интересуются только тѣми вопросами, которые возбуждаютъ между ними ссору и удаляютъ ихъ другъ отъ друга. И если бы какимъ нибудь образомъ они пришли къ соглашенію по вопросу объ удержаніи или уничтоженіи государственнаго долга, они тотчасъ же изобрѣтутъ другой, болѣе скабрезный, чѣмъ предъидущій, напримѣръ о наслѣдствѣ, объ отмѣнѣ гражданскаго брака, объ уничтоженіи капитала. Они вѣчно воюютъ другъ съ другомъ; это продолжается уже очень долго, и неизвѣстно когда окончится.
Имѣя противъ себя это меньшинство республиканской партія, главное занятіе котораго истреблять одинъ, другого, правительственному большинству не трудно удерживать за собой власть при помощи своей непомѣрной централизаціи, громаднаго бюджета, всепоглощающей дисциплинарной арміи чиновниковъ. Нужно возбудить слишкомъ большое неудовольствіе, нужно надѣлать преступленій за преступленіями, причинить несчастій за несчастіями, чтобы при этихъ благопріятныхъ условіяхъ потерять власть. Нужно свергнуть себя самому, потому что противники никогда этого не достигнутъ. Имъ некогда, они слишкомъ заняты. И каковы бы ни были ошибки его внѣшней политики, какъ бы ни было тяжело его правленіе для управляемыхъ, надо отдать справедливость правительству второй имперіи, что оно ловко умѣетъ подставлять ножку своимъ врагамъ. Разрѣшивъ народныя сходки, правительство запретило трактовать на нихъ о вопросахъ политическихъ, по которымъ нѣтъ разногласія между противниками существующаго правительства, и разрѣшило исключительно заниматься соціальными вопросами, служащими яблокомъ раздора для его противниковъ. И дѣйствительно, только-что открылась ораторская арена, горячіе ораторы, жаждущіе дешевой популярности, спѣшили отличиться и стали наносить тяжелые удары; если эти удары не отличались вѣрнымъ пониманіемъ положенія, справедливости выводовъ, за то они отличались силой. Нападая невоздержно на буржуазію, ораторы затрогивали исключительно либеральную буржуазію, а изъ среды ея особенно яростному ихъ преслѣдованію подверглись сенскіе депутаты; въ нихъ они бросали самые тяжелые камни, и метали ими не въ Тьера, реакціоннаго орлеаниста, іезуитствующаго волторьялца; не въ Эмиля Оливье, въ перебѣжчика-республиканца, перешедшаго къ непріятелю; но въ Жюля Фавра, въ Жюля Сннопа, въ Эжена Пельтана, которые представляютъ собою въ палатѣ самыя крайнія мнѣнія. Что сенскіе депутаты вообще личности мало симпатичныя, что на нихъ нападали съ яростію именно тѣ, которые только и желаютъ, чтобы ихъ замѣнить — это все подробности второстепенныя и мы упомянули о нихъ между прочимъ. Но-важно то, что эти-то нападенія и обратили вниманіе буржуазіи на народныя сходки. Она изумилась, увидѣвъ, что подлѣ нея, подъ нею, въ темныхъ соціальныхъ слояхъ, кишатъ и размножаются эти доктрины коммунизма, атеизма, матеріализма, крайнихъ требованій, которыя она считала почти совсѣмъ истребленными іюньскими и декабрьскими убійствами; оказывается, что эти доктрины болѣе живучи, болѣе распространены, болѣе страшны, чѣмъ прежде. Такимъ образомъ, репрессивныя мѣры не привели ни къ чему: не помогъ ни клерикальный режимъ, ни жандармскіе и полицейскіе распорядки; не подѣйствовало и стѣсненіе прессы и сходокъ! Чего не осмѣливались произносить въ 1848 году въ парижскихъ клубахъ, въ самое бурное время революціи, то теперь, при полномъ господствѣ второй имперіи, подъ носомъ полицейскихъ коммисаровъ, выкрикиваютъ мальчишки и всякій неизвѣстный сбродъ. Либеральная буржуазія была удивлена еще болѣе, чѣмъ буржуазія реакціонная; она не хотѣла вѣрить, но принуждена была убѣдиться, что рабочіе Бельвиля, Пито и Барьера получили солидное воспитаніе, помогшее имъ выказать такую силу въ критикѣ существующихъ экономическихъ отношеній. Стенографы, нанятые правительствомъ, присутствовали въ каждомъ засѣданіи; они точно записывали, какъ аплодировали оратору, требующему отмѣны золотой и серебряной монеты, какъ средства къ обмѣну и возвращенія къ пѣнѣ продуктами; другому, который предложилъ, чтобы государство конфисковало собственность буржуазіи и крестьянства; третьему, заявившему о необходимости немедленнаго установленія дароваго кредита; и наконецъ четвертому, провозгласившему: «всѣ вмѣстѣ или никто, все или ничего.» Женщины тоже появлялись на трибунѣ, но онѣ вообще были очень умѣренны, хотя всѣ ожидали противнаго; онѣ ограничились требованіемъ гражданскихъ нравъ и права на работу. Стенографическіе отчеты передавались въ оффиціальныя газеты, которыя выбирали изъ нихъ болѣе забористыя мѣста и тотчасъ же сообщали ихъ взволнованной публикѣ. Однакожъ, страсть къ преувеличеніямъ и рѣзкимъ выходкамъ, характеризующая вначалѣ народныя сходки, скоро ослабла, и здравый смыслъ мало-по-малу сталъ вступать въ свои права; пренія стали сдержаннѣе, свобода, хотя и ограниченная, оказала свое всегдашнее дѣйствіе — этотъ-то моментъ и избрало правительство для закрытія сходокъ, которыя стали казаться опасными именно тогда, какъ онѣ стали отличаться благоразуміемъ. Нѣсколько собраній было закрыто силой; многіе ораторы засажены въ тюрьмы; самые свирѣпые, самые экзальтированные, и даже менѣе честные, должны будутъ выдержать процессъ, начатый противъ нихъ правительствомъ.
Въ то самое время, когда правительство разбивало трибуну и клало конецъ ораторской пропагандѣ, само оно выступило съ печатной пропагандой. Собравъ всѣ стенографическіе отчеты, поправивъ и извлекши изъ нихъ самое необходимое, кое-гдѣ измѣнивъ кое-что, правительство составило брошюру, напечатало въ 100 тысячахъ экземплярахъ и распространило ее по всей Франціи, преимущественно по большимъ городамъ. Раздѣлять, чтобы управлять, ссорить республиканцевъ съ соціалистами, держать во враждѣ буржуазію и пролетаріатъ — вотъ секретъ, помогшій водвориться второй имперіи и помогающій ей удерживаться; думаютъ имъ и дальше пользоваться, ко наврядъ ли онъ теперь поможетъ!
Несомнѣнно, что чрезъ четыре, пять мѣсяцевъ оживутъ старинныя антипатіи между рабочими и буржуазіей, опятъ проснётся ненависть. По мѣрѣ того, какъ раздувались притязанія послѣдователей соціальныхъ реформъ, охлаждалась ревность защитниковъ реформъ чисто политическихъ; въ то время, когда съ одной стороны повышалась чашка вѣсовъ, съ другой она понижалась. Если бы по какому нибудь случаю въ эту ночь умеръ императоръ Наполеонъ, и на другой день утромъ была бы провозглашена республика, то въ 1869 году, можетъ быть, произошло бы тоже, что и въ 1848, т. е. что реакція водворилась бы въ умахъ раньше, чѣмъ революція обнаружилась бы въ фактамъ. Подъ обманчивой внѣшностью полнѣйшаго единодушія, всеобщаго согласія, большинство народонаселенія, принявъ политическія перемѣны, выкажетъ грубую и безсмысленную оппозицію всякимъ попыткамъ организаціи, а подобное сопротивленіе хуже всего, чего можно ожидать. Все дѣлается въ тайнѣ, высказываются только немногіе, развѣ только наивные простаки, чѣмъ нибудь оскорбленные, сумазбродные, неблагонамѣренные, всѣ же прочіе составляютъ тайный заговоръ, уже потому страшный, что одъ всеобщій и настолько тайный, что о немъ не знаютъ даже сами участники. Люди, которые, при такихъ обстоятельствахъ, будутъ поставлены оффиціально во главѣ движенія, станутъ играть весьма комичную роль; невидимому, они распоряжаются всѣмъ, они отвѣтственны за всѣ событія, а между тѣмъ все идетъ помимо ихъ, событія слѣдуютъ за событіями, и въ одинъ прекрасный день настаетъ реакція, поглощающая все. И это сбудется съ Франціей, сбудется скоро и неминуемо, если многочисленная и самая вліятельная часть населенія будетъ вѣчно страшиться предстоящаго переворота; если партія, жаждущая его, не согласится насчетъ общей, простой и ясной программы дѣйствія, вмѣсто того, чтобы втайнѣ, по кружкамъ, работать надъ множествомъ различныхъ, одна другой противорѣчащихъ, программъ. Странно, необходимость соглашеніи давно призвана, и признана не какой либо кучкой или кружкомъ; — большая часть партій раздѣляютъ это убѣжденіе, и, несмотря на то, все-таки соглашенія нѣтъ, къ нему двигаются черепашьимъ шагомъ, прежняя холодность существуетъ между друзьями и союзниками, республиканцы-буржуа чувствуютъ даже еще менѣе симпатіи, чѣмъ прежде, къ рабочимъ-соціалистамъ; а работники-соціалисты раздражены противъ буржуазіи, даже республиканской, какъ никогда. Стачки процвѣтаютъ[1] въ Парижѣ, въ Женевѣ, въ Бельгіи, въ мастерскихъ Джона Кокериля, куда солдаты недавно входили съ штыками и разили безоружныхъ рабочихъ; кооперативныя ассоціаціи выдерживаютъ самыя грубыя нападенія, потому что ихъ считаютъ слишкомъ миролюбивыми.
Первый избирательный маневръ правительства, заключающійся въ узаконеніи такъ называемаго права сходокъ, сопровождался полнымъ успѣхомъ.
Второй же маневръ — желаніе раззорить большія оппозиціонныя газеты дарованіемъ Франціи пресловутой свободы прессы — вышелъ не такъ удаченъ: правительство на половину одержало побѣду, на половину подверглось пораженію. Обыкновеннымъ гавотамъ, продающимся по 15 сантимовъ за нумеръ, и покрывающимъ свои издержки ежедневной продажей не менѣе 6,000 экземпляровъ, — правительство изобрѣло конкуренцію, стоящую ему порядочной суммы, выдаваемой изъ государственнаго казначейства; явились газеты но 5 сантимовъ за нумеръ; онѣ далеко не выручаютъ своей стоимости; правда, но внутреннему своему достоинству, онѣ стоятъ гораздо менѣе назначенной цѣны, и по всей справедливости, должны бы нести еще большій убытокъ. Вслѣдствіе этой неожиданной конкуренціи, дѣйствительно, всѣ парижскія оппозиціонныя газеты, но исключая даже стараго «Siècle» съ его громаднымъ фондомъ подписчиковъ, находятся теперь въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Напротивъ, департаментская пресса улучшила свои дѣла въ поразительныхъ размѣрахъ, и не столько на счетъ парижскихъ оппозиціонныхъ газетъ, сколько на счетъ офиціальной и офиціозной прессы, такъ какъ вся новая департаментская пресса — анти-имперіалистская.
Вотъ почему тотъ, кто щупаетъ пульсъ Парижа, покачиваетъ головой, а щупая департаментскій, ощущаетъ нѣкоторое удовольствіе. Вотъ почему люди, хорошо знакомые съ положеніемъ дѣлъ, ожидаютъ навѣрное, что оппозиція понесетъ чувствительныя потери въ Парижѣ, но они хорошо знаютъ также, что эта частная неудача будетъ вознаграждена съ лихвою успѣхами оппозиціи въ департаментахъ, гдѣ рабочіе, правильнѣе ремесленники, не такъ грубы, гдѣ очень много мелкихъ самостоятельныхъ рабочихъ-хозяевъ, гдѣ, наконецъ, отношенія между рабочими и буржуа не имѣютъ того характера натянутости, какъ въ Парижѣ.
Еще не наступилъ избирательный періодъ, — періодъ агитаціи и политической лихорадки, а республиканцы уже хмурятъ брови, раздумывая о предстоящемъ голосованіи въ Парижѣ, и зная, что правительство могущественно и неразборчиво въ своихъ средствахъ. Его неразборчивость доходитъ, напримѣръ, до того, что оно разрѣшаетъ игорные дома въ кварталахъ, населенныхъ учащимися, что, разумѣется, влечетъ за собой раззореніе молодыхъ людей. Каждую ночь собирается толпа въ извѣстныхъ кафе. «Что тутъ творится?» спрашиваютъ прохожіе, изумленные такимъ сборищемъ. «О! пустяки, полиція теперь разрѣшаетъ всѣмъ играть во всякія игры, чтобы поменьше занимались выборами». Шесть лѣтъ тому назадъ, въ подобный же моментъ, юношество до страсти увлекалось общественными дѣлами, студенты преобразились тогда въ избирательныхъ агентовъ, разъѣзжали но городамъ, селамъ, пересѣкали провинціи, пріобрѣтая голоса въ пользу оппозиціонныхъ кандидатовъ; нынче же они отдались совершенно игрѣ въ бакира, ланскнехтъ и желѣзную дорогу. И такъ, вотъ что сдѣлало правительство для студентовъ: оно позволило имъ раззорять свои семейства. А чтобы переманить на свою сторону рабочихъ, оно уничтожило рабочія книжки. Превосходный выходя, на сцену! Книжка унижала рабочихъ, она ихъ ставила въ разрядъ подозрительныхъ людей, говорила о ихъ низшемъ соціальномъ положеніи, отдавала ихъ въ зависимость хозяину, причиняла имъ вѣчныя столкновенія съ полиціей. Люди, занимающіеся соціальной наукой, еще 40 лѣтъ тому назадъ требовали уничтоженія книжекъ. Въ 1849 году лѣвая сторона республиканской палаты, въ свою очередь, подняла этотъ вопросъ, но была побита большинствомъ, бонапартистскими министрами, и въ частности рѣчами Руэ и Варота. Въ 1869 году, Наполеонъ III заѣхалъ въ государственный совѣтъ, чтобы сказать рѣчь о томъ, что «книжки представляютъ соціальное неудобство, и что онъ ихъ намѣренъ уничтожить, но не ради справедливости, а изъ желанія заслужить популярность;» — впрочемъ, я ошибся, онъ сказалъ: «но изъ желанія заслужить популярность, а ради справедливости». Если такъ, то зачѣмъ же онъ ожидалъ 20 лѣтъ и рѣшился только въ виду предстоящаго избирательнаго кризиса? Странная вещь! Онъ запретилъ газетамъ, подъ опасеніемъ строгаго взысканія, сообщать о томъ, что происходитъ въ государственномъ совѣтѣ, однакожъ онѣ всѣ напечатали крупнымъ шрифтомъ рѣчь императора, произнесенную въ этомъ же государственномъ совѣтѣ, и ни одна изъ нихъ не была подвергнута преслѣдованію, не исключая дани оппозиціонной прессы. Въ законодательномъ собраніи г. Руэ произнесъ рѣчь въ пользу уничтоженія книжекъ, не менѣе прекрасную, чѣмъ та, которую онъ нѣкогда произнесъ въ пользу необходимости ихъ сохраненія.
Желая выставиться въ лучшемъ свѣтѣ передъ 50,000 старыми военно-служащими, правительство приготовило проектъ закона о назначеніи по 250 франковъ въ годъ пенсіи каждому — безъ различія богатъ онъ или бѣденъ — ветерану, пережившему войны имперіи. Императоръ адресовалъ по этому случаю письмо къ г. Руэ, въ которомъ заявляетъ о своемъ намѣреніи торжественно отпраздновать столѣтній юбилей рожденія Наполеона I. "Великая личность Наполеона I стоитъ передъ нами, " говоритъ онъ. — «Это она ведетъ насъ и покровительствуетъ намъ; ей обязанъ я, что изъ ничего достигъ теперешняго положенія. Франція великая страна потому, что Наполеонъ развилъ въ ней эти мужественныя добродѣтели, которыми создаются имперіи (о, Монтескье!). Въ эпоху, когда такъ быстро идетъ развитіе ^скептицизма, кстати вознаграждать патріотическія самопожертвованія; отдать должное памяти великихъ людей — это значитъ признать одно изъ блистательнѣйшихъ знаменій божественной воли». Вознаграждая ветерановъ-военнослужащихъ, правительство отвергло предложеніе лѣвой стороны, желавшей узаконить норму пенсіи для отставныхъ учителей и учительницъ не ниже франка въ день. Опрашивается, почему правительство такъ заискиваетъ въ старыхъ солдатахъ и такъ мало заботится о старыхъ школьныхъ учителяхъ? Нѣкоторые изъ послѣднихъ получаютъ всего по пятидесяти франковъ пенсіи; есть такіе, которые, послѣ 50-лѣтней службы, должны довольствоваться только 72 франками; 19,468 учителей находятся въ подобномъ или почти подобномъ бѣдственномъ положеніи. — Улучшая положеніе школьныхъ учителей, правительство стало бы въ непріятныя отношенія къ духовенству, которое ненавидитъ свѣтскихъ учителей; и потому, боясь разрыва съ клерикалами, оно позволяетъ школьнымъ учителямъ голодать, насколько хватитъ ихъ силъ…
Министръ юстиціи, желая успокоить браконьеровъ, разослалъ циркуляры лѣснымъ стражамъ и инспекторамъ мостовъ и дорогъ, предлагая имъ умѣрить свою ревность въ преслѣдованіи уклоненій отъ законовъ объ охотѣ и рыбной ловлѣ; подпрефекты дали инструкціи полевымъ сторожамъ, въ которыхъ предлагаютъ имъ составлять обвинительные протоколы только въ случаѣ крайней необходимости; жандармамъ, прокурорамъ, чиновникамъ предписано соблюдать особенную вѣжливость до 31 мая, разумѣя, что послѣ этого дня они могутъ наверстать потерянное время. Городъ Парижъ отсрочилъ палоги наемщикамъ, платящимъ за помѣщенія менѣе 400 франковъ годовой наемной платы. По поводу всѣхъ этихъ событій одинъ шутникъ сказалъ, а десятки тысячъ повторили слѣдующую, можетъ быть, не слишкомъ остроумную, но за то вполнѣ справедливую шутку: «впродолженіи шести недѣль полицейскіе агенты оставятъ городъ въ покоѣ и, собаки станутъ бѣгать безъ намордника». Что касается до префектовъ и оффиціальныхъ кандидатовъ, то разсказы объ ихъ маневрахъ чрезвычайно разнообразятъ смѣхотворную избирательную хронику; ими расточаются обѣщанія устройства мостовъ, каналовъ, вѣтвей желѣзныхъ дорогъ, денежныхъ вознагражденій всякого рода, повышеній вліятельныхъ избирателей, опредѣленія сына въ лицей, орденовъ почетнаго легіона, концессій разныхъ предпріятій; они дарятъ колокола общинамъ, роскошные стихари приходскимъ священникамъ; ревностные кандидаты доходятъ до того, что устраиваютъ даже отхожія мѣста въ окружныхъ школахъ; они убиваютъ цѣлыхъ быковъ, берутъ вино гектолитрами, а водку литрами для обѣдовъ избирателямъ; дарятъ имъ портреты Наполеона III, фотографическія карточки въ рамкахъ императрицы… Но послѣднимъ, самымъ искуснымъ и самымъ важнымъ изъ избирательныхъ маневровъ въ пользу "кандидатовъ императора было заявленіе, сдѣланное г. Лавалеттомъ, министромъ иностранныхъ дѣлъ, что «всякая боязнь войны — химера, что Франція находится со всѣми европейскими державами въ дружественныхъ сношеніяхъ, что на горизонтѣ незамѣтно ни одной черной тучки, рѣшительно ни одной, и что имперія — это миръ!» Это краснорѣчіе расточалось для обезоруженія оппозиціи, которая передъ своими избирателями сыпала обвиненіями противъ конскрипціи, противъ расходовъ на вооруженія, противъ тягости для земледѣлія, промышленности и торговли, какую причиняетъ армія въ 1,200,000 человѣкъ, противъ безумія императорскихъ войнъ и отдаленныхъ экспедицій. Но послѣ министра иностранныхъ дѣлъ, пропѣвшаго гимнѣ миру, выступилъ военный министръ маршалъ Ніэль, и также краснорѣчиво доказывалъ необходимость для Франціи имѣть подъ ружьемъ 500,000 человѣкъ, и 500,000 другихъ, готовыхъ собраться по первому требованію, чтобы (это но адресу должно идти въ Пруссію) Франція могла во всякое время вывести всю свою армію въ поле. Между тѣмъ, несмотря на мирныя заявленія въ палатѣ, всѣ генералы, полковники, дипломаты скажутъ вамъ, что не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія въ войнѣ между Наполеономъ и Бисмаркомъ, которую рѣшено начать въ это же лѣто, послѣ выборовъ, и дать рѣшительную битву въ годовщину битвы при Садовой. Но всегда ли дѣлается такъ, какъ намъ хочется? Наполеонъ III не подлежитъ ли общимъ законамъ!
Но пора резюмировать этотъ безпристрастный и искренній этюдъ одного изъ самыхъ смутныхъ и смѣшанныхъ положеній.
Правительство второй имперіи на дурномъ счету у Европы; оно не возбуждаетъ ни симпатіи, ни довѣрія, оно помѣщается между падающими цѣнностями; оно сгибается подъ своей собственной тяжестью; ошибки, имъ сдѣланныя, даютъ право вѣрить, что рано или поздно, оно горько расплатится за свою пагубную политику. У себя дома оно, если возможно, еще на худшемъ счету, его ненавидятъ еще больше, чѣмъ прежде, но въ послѣдніе шесть мѣсяцевъ оно нанесло нѣсколько весьма искусныхъ ударовъ, а его противники выказали себя съ самой слабой стороны. Предстоящая избирательная компанія, можетъ быть, сдѣлается Лейпцигомъ второй имперіи, хотя — если не произойдутъ какія нибудь неожиданныя перемѣны — она пока должна дать весьма незначительные результаты. Правительство получитъ еще значительное большинство, тѣмъ не менѣе оно потеряетъ 30 голосовъ въ пользу республиканцевъ и скромной средней оппозиціи; по за удачи въ Провинціи, оппозиція получитъ два или три удара въ Парижѣ.
Если нѣтъ причины отчаиваться, такъ какъ прогрессъ идетъ хотя медленно, но онъ существуетъ, за то нѣтъ причины и особенно радоваться…..
Деспотъ, — разыгрывающій либерала по собственной охотѣ, — восточный монархъ, африканскій властелинъ, — которому взбрело на мысль сдѣлаться конституціоннымъ правителемъ, и который при помощи жандармовъ собираетъ выборныхъ и отдаетъ имъ отчетъ, вполнѣ разсчитывая на ихъ одобреніе, — представляетъ комичное зрѣлище, нелишенное интереса по своей неожиданности.
Его высочество египетскій вице-король чувствуетъ себя счастливымъ, высказывая своимъ подданнымъ убѣжденіе, что Египетъ вполнѣ благоденствуетъ. Но почтенный ораторъ самъ хорошо знаетъ, что это убѣжденіе въ благоденствіи не болѣе, какъ пышная фраза, фикція, парламентская уловка, «потому что, къ несчастно, Нилъ не достигъ въ нынѣшнемъ году своей обычной высоты. Но благодаря мѣрамъ, принятымъ правительствомъ, провинціи нижняго Египта воспользовались благами полнаго орошенія. Хотя тѣ же самыя мѣры были приняты и въ верхнемъ Египтѣ, но, къ сожалѣнію, онѣ по сопровождались ожидаемыми благотворными послѣдствіями: слишкомъ высокій уровень мѣстности и ничтожное количество дождей помѣшали полному орошенію многихъ мѣстностей.. въ этой неудачѣ правительство не можетъ считать себя виновнымъ; оно преклоняется передъ волей провидѣнія. Но я, съ своей стороны, поспѣшилъ уврачевать бѣдствія и оказалъ необходимую помощь земледѣльцамъ, пораженнымъ непредвидѣннымъ несчастьемъ, сложивъ налоги и десятину съ жатвы, въ мѣстостяхъ, гдѣ ея не было. Точно также я сложилъ съ нихъ налогъ на соль; я приказалъ имъ выдать зерна, какъ для засѣва полей, такъ и для прокормленія, и кромѣ того освободилъ ихъ отъ общественныхъ работъ. Эти облегченія обошлись мнѣ въ десять милліоновъ франковъ. Благодаря моему богатству, я могъ помочь всѣмъ обитателямъ верхняго Египта безразлично, отложивъ уплату налога, на болѣе долгій срокъ, чѣмъ было опредѣлено въ прошедшемъ году.
Ободренные моей помощью жители принялись за дѣло; добавочная жатва, состоящая главнымъ образомъ изъ маиса, вознаградила ихъ труды. Вы видите, что мои старанія не пропали даромъ: мы могли бояться голода и вмѣсто его видимъ обиліе. но какъ береженаго и Богъ бережетъ, то, чтобы обезопасить народъ отъ будущихъ случайностей, я назначилъ комиссію изъ лучшихъ инженеровъ страны, которые должны придумать средства для обезпеченія орошенія самыхъ возвышенныхъ мѣстностей, даже при самомъ незначительномъ разливѣ.
Пересмотрѣвъ штаты администраціи, я пришелъ къ удачной мысли уничтожить нѣкоторыя излишнія должности, чѣмъ съэкономизировалъ расходы и могъ уменьшить долгъ, оставленный моимъ покойнымъ дядею, Саидъ-Пашею. Я выплатилъ семь милліоновъ; правда, послѣ того мнѣ пришлось занять восемь. 11о доходы съ Суэцкаго канала и 1600 километровъ желѣзныхъ дорогъ вскорѣ обогатятъ насъ. И построилъ 207 мостовъ, 40 каналовъ, 25 водопроводовъ, соорудилъ нѣсколько дорогъ, для которыхъ пришлось прорывать горы, 30 шлюзовъ, 1 пловучій мостъ, 4 каменныя набережныя и пр.; однимъ словомъ, мною произведено 312 инженерныхъ работъ.
Какъ мы увидите, мирныя занятія не заставили меня упустить изъ виду и военныхъ сооруженій: я заказалъ множество прославленныхъ ружей Шаспо, и имѣю уже въ распоряженіи 22 панцирныхъ корвета, паровые фрегаты и различныя суда.
Я занимался даже общественнымъ образованіемъ, и изъ четырехъ милліоновъ жителей тысячи двѣ дѣтей и юношей уже учатся коечему; добрая треть этого числа обучается въ артиллерійскихъ, кавалерійскихъ и морскихъ школахъ. Такимъ образомъ, мой деспотизмъ — деспотизмъ просвѣщенный, — соли я не обучаю ничему народъ, за то я обучаю тѣхъ, которые будутъ управлять имъ отъ моего имени. При помощи политехниковъ, которые будутъ управлять маневрами феллаховъ, власть моя, столь же упроченная, какъ нѣкогда власть фараоновъ, будетъ предметомъ зависти для императоровъ и королей — моихъ европейскихъ братьевъ.
Мнѣ остается только возблагодарить провидѣніе, за то, что оно дало мнѣ возможность осуществить большую часть идей, имъ же внушенныхъ, и повторить вмѣстѣ съ вами: да поможетъ намъ Аллахъ!».
Вотъ приблизительный, но совершенно вѣрный, по своей сущности, конспектъ тронной рѣчи его высочества вице-короля Египта.
Въ Соединенныхъ Штатахъ война совершенно окончена. Съ одной стороны, безусловной амнистіей, дарованной всѣмъ возстававшимъ рабовладѣльцамъ, съ другой, дополненіемъ къ конституціи, принятымъ конгрессомъ. Въ силу этого дополненія, въ Соединенныхъ Штатахъ не существуетъ болѣе никакихъ различій при подачѣ голосовъ: ни раса, ни цвѣтъ кожи, ни образованіе, ни вѣроисповѣданіе не могутъ служить препятствіемъ для пользованія избирательными правами. Отнынѣ, негры, бывшіе рабы, гонимые индѣйцы становятся согражданами бѣлыхъ: подобно имъ, они имѣютъ право голоса во всѣхъ политическихъ и соціальныхъ вопросахъ, могутъ быть народными представителями, сенаторами, посланниками, при случаѣ президентами и верховными судьями. Изчезли послѣднія религіозныя ограниченія, существовавшія въ Нью-Гэмпширѣ; агитація Knownothings противъ иностранныхъ поселенцевъ не можетъ болѣе находить опоры въ законѣ, а штаты Массачусетсъ, Канзасъ и Висконсинъ, лишавшіе безграмотныхъ права подачи голоса, принуждены уничтожить это ограниченіе. Конечно, довольно опасно открывать доступъ къ политической карьерѣ людямъ невѣжественнымъ, будь они бѣлые или черные, живутъ ли въ сѣверныхъ или южныхъ штатахъ, только-что освободившимся отъ невольничества; но что погубило французскую республику 1848, то не можетъ грозить серьезною опасностью американскому Союзу. Въ сѣверныхъ штатахъ, всѣ жители, за исключеніемъ новоприбывшихъ ирландцевъ и нѣмцевъ, получили извѣстное образованіе. Въ южныхъ штатахъ въ послѣдніе три года выучилось читать и писать болѣе 700,000 негровъ. Масса учительницъ, прибывшихъ изъ сѣверныхъ штатовъ, съумѣли заохотить черное племя къ ученію, и ихъ незатѣйливыя аудиторіи въ одно и тоже время посѣщаютъ и отцы и дѣти, дѣды и внуки.
Вопросъ объ уравненіи избирательныхъ нравъ въ мужскомъ населеніи естественно вызвалъ опять агитацію по вопросу объ уравненіи политическихъ и гражданскихъ правъ между обоими полами. Этотъ вопросъ впрочемъ давно уже волнуетъ американское общество. Не мало свѣтлыхъ умовъ работало и работаетъ надъ нимъ. Цѣлыя кучи книгъ и брошюръ, изданныхъ съ цѣлію разъясненія его, доказываютъ неутомимую дѣятельность американской интеллигенціи. Главными дѣятелями но этому вопросу, разумѣется, женщины, повидимому болѣе мужчинъ заинтересованныя въ разрѣшеніи вопроса въ пользу равноправности обоихъ половъ. Онѣ издаютъ спеціальные во этому предмету журналы я газеты, книги и брошюры, читаютъ публичныя лекціи, собираютъ митинги, пропагандируютъ въ городахъ и селахъ, въ церквахъ и на поляхъ.
Если о политическомъ уравненіи обоихъ половъ судить по опыту, уже сдѣланному въ одномъ изъ американскихъ штатовъ, то женщины должны были бы немедленно выиграть свое дѣло. Впродолженіи тридцати одного года, съ 1776 года по 1807-й, граждане и гражданки, имущество которыхъ простиралось, по крайней мѣрѣ, до 50 долларовъ, пользовались наравнѣ правомъ голоса въ штатѣ Нью-Джерси, и вначалѣ всего этого періода бѣлые мужчины и свободныя негритянки, бѣлыя женщины и отпущенные на волю негры собирались вмѣстѣ въ избирательныхъ залахъ и вотировали совершенно свободно, причемъ между различными партіями не произошла ни одна буйная сцена. Можно даже указать на многія побѣды, одержанныя при выборахъ цвѣтными женщинами, и однако эти событія не повели ни къ малѣйшему враждебному столкновенію, тогда какъ во всякомъ другомъ мѣстѣ американской республики онѣ были бы сочтены положительно чудовищными, а на югѣ послужили бы даже поводомъ къ убійствамъ. Впрочемъ гражданки Нью-Джерси никогда не вотировали въ достаточномъ числѣ для того, чтобы образовать изъ себя большинство. Этимъ участіемъ въ оффиціальной общественной жизни онѣ были обязаны вліянію квакеровъ, которые, составляя тогда большинство, были самыми дѣятельными представителями своихъ гуманно-нравственныхъ идей; но когда къ массѣ населенія примѣшались пришельцы, явившіеся изъ Нью-Іорка, Ирландіи и Великобританіи, когда квакеры составляли уже слабое меньшинство, равновѣсіе между партіями было поколеблено, и возраставшее вліяніе рабовладѣльческаго элемента успѣло преобразовать конституцію штата. Въ 1807-мъ году, подъ тѣмъ предлогомъ, что какіе-то мужчины вотировали два раза, переодѣвшись въ женскій костюмъ, законодательная власть сочла нужнымъ наказать весь комплектъ избирательницъ за школьное дурачество, совершенное нѣсколькими избирателями. Для бѣлыхъ гражданъ, между которыми довольно крупный процентъ составляли невѣжественные пришельцы, были отмѣнены всякія условія ценза, тогда какъ женщины и свободные негры были устранены отъ участія въ публичныхъ дѣлахъ. Благодаря этому перевороту приверженцы рабства до послѣдняго времени пользовались штатомъ Нью-Джерси, какъ передовымъ постомъ рабовладѣльческаго юга.
При всемъ томъ мѣра, принятая противъ женщинъ политическими коноводами штата Нью-Джерси, не вызвала особенно тревожной огласки въ Америкѣ, потому что вопросъ объ уравненіи правъ между обоими полами еще не воспламенялъ умовъ или, по крайней мѣрѣ, находился еще въ своемъ первомъ фазисѣ — въ области религіи, гдѣ всѣ возможныя идеи — истинныя или ложныя — могутъ формулироваться догматами. Не на народныхъ митингахъ, а въ церквяхъ, женщины сначала стали протестовать противъ состоянія подчиненности, въ которой ихъ держало общественное мнѣніе. Тамъ и сямъ родились самыя причудливыя фантазіи, самыя странныя мечты, опиравшіяся только на мѣста изъ апокалипсиса или на мнимыя откровенія; изъ разложенія различныхъ религіозныхъ сектъ возникли новыя секты, гдѣ современныя идеи уродливо смѣшивались съ теологическими преданіями.
Но время церковной пропаганды миновало; вопросъ принялъ политическій характеръ и потребовалъ уже другихъ мѣръ и путей для своего разрѣшенія. Опоръ былъ перенесенъ на почву принциповъ, и женщины, находящіяся во главѣ движенія, образовали изъ себя большое общество — такъ называемую Equal Right Association, цѣль которой заключается въ томъ, чтобы обезпечитъ какъ для гражданъ, такъ и для гражданокъ какого бы то ни было цвѣта, побѣду политическаго равенства. Негры и женщины, одинаково удерживаемые за чертою общаго нрава, пожелали пробиться къ нему вмѣстѣ, захотѣли дѣйствовать солидарно какъ въ борьбѣ, такъ и въ случаѣ побѣды. Конечно, этого торжества пришлось бы ждать недолго, если бы союзниковъ связывало искреннее, неразрывное согласіе; но очень часто еще не совсѣмъ изгнанные предразсудки расы и мелкія интриги партій подавали поводъ къ враждебнымъ столкновеніямъ. Такъ, въ Канзасѣ многіе избиратели, симпатизирующіе праву подачи голосовъ женщинами, вотировали противъ избирательнаго права негровъ, а нью-іоркекія дамы, съ такою смѣлостью и тактомъ редактирующія газету the Revolution, въ послѣднее время сблизились съ недоброжелательной неграмъ демократической партіей, въ надеждѣ побудить ихъ принять благопріятную для женщинъ программу; миссъ Антони согласилась даже принять участіе, въ качествѣ депутата, въ большой демократической конвенціи, имѣвшей мѣсто въ ТамманиТоллѣ. Съ своей стороны, республиканцы, съ такимъ жаромъ отстаивающіе на конгрессѣ и въ журналахъ избирательное право чернокожихъ, во многихъ собраніяхъ высказываются противъ женскаго вотированья. По этому поводу между членами «ассоціаціи равныхъ правъ» зачастую возникаютъ споры; еще недавно на одномъ митингѣ знаменитый чернокожій ораторъ Фредерикъ Дугласъ и Олимпія Броунъ обмѣнялись даже довольно крупными словами, защищая относительное положеніе обѣихъ партій.
Въ прошломъ году конституція штата Канзаса должна была подвергнуться существенному измѣненію. Этотъ штатъ, гдѣ гражданская война началась задолго до событій близь форта Семтера, принадлежитъ къ числу тѣхъ государствъ федераціи, въ которыхъ радикалы пользуются наибольшимъ вліяніемъ, такъ какъ туземное населеніе, вмѣсто того, чтобы главнѣйшимъ образомъ набираться изъ европейскихъ эмигрантовъ, состоитъ преимущественно изъ земледѣльцевъ Новой Англіи: это — колонія Массачусетса. Поэтому-то главные ораторы женской партіи — г-жа Стаптонъ, миссъ Антони, г-жа Олимпія Броунъ — поспѣшили явиться сюда, чтобы на митингахъ расположить въ свою пользу народныя массы. Законодательная власть приняла предложеніе относительно предоставленія права голоса всѣмъ гражданамъ обоего пола, умѣвшимъ читать и писать. Можно было уже считать битву выигранною. Къ несчастію, однако, изъ среды самой партіи раздался ударъ, поразившій республиканскихъ реформаторовъ Канзаса. Въ это время нью-іоркскія женщины представили прошеніе конституціонному конвенту въ Альбани и докладчикомъ, по назначенію собранія, былъ г. Гарасъ Грили, издатель газеты the Tribune и одинъ изъ корифеевъ республиканской партіи. По мнѣніямъ, которыхъ онъ держался впродолженіи всей жизни, казалось бы, что г. Грили сочтетъ своимъ долгомъ принять сторону женщинъ; но онъ сталъ колебаться и въ концѣ своего доклада предложилъ отвергнуть прошеніе, подписанное его собственной супругой. Въ оправданіе своей тактики онъ говорилъ, что вопросъ объ избирательномъ правѣ женщинъ поднятъ слишкомъ рано, что онъ неминуемо замедлитъ признаніе гражданскихъ и политическихъ правъ за освобожденными невольниками; но желая пожертвовать однимъ прогрессомъ ради другого, онъ пожертвовалъ обоими.
Докладъ г. Грили и соотвѣтствующее сему рѣшеніе, принятое конвентомъ Альбани, панели робость на республиканцевъ Канзаса; они не отважились предоставить избирательное право ни черпокожимъ, ни женщинамъ. Большинствомъ двухъ третей народъ Канзаса, спрошенный въ общихъ собраніяхъ, отказался подтвердить принципъ равноправности, принятый законодательнымъ совѣтомъ, и до сихъ поръ еще какъ негры, такъ и женщины устранены отъ подачи голосовъ.
Какъ бы то ни было, но огромнымъ результатомъ для женщинъ было уже то, что они подвергли вопросъ о своемъ избирательномъ правѣ обсужденію законодательныхъ совѣтовъ почти во всѣхъ штатахъ, и вездѣ были поддерживаемы довольно крупнымъ меньшинствомъ. Въ Уисконсинѣ обѣ палаты, по примѣру канзасскихъ палатъ, вотировали распространеніе избирательнаго права на гражданъ двухъ половъ, и эта мѣра нашла поддержку въ довольно значительной части туземнаго населенія. Въ Небраскѣ одна изъ двухъ палатъ также отозвалась по этому вопросу въ пользу женщинъ.
Законодательные совѣты Конненктитута, Нью-Джерси, Массачусется, Огайо, Нью-Іорка долго обсуждали этотъ же спорный вопросъ, и процентъ членовъ, желавшихъ уступить справедливымъ притязаніямъ просительницъ, доходилъ тамъ до четвертой, третьей части, даже до двухъ пятыхъ. Въ средѣ самого вашингтонскаго конгресса нѣкоторые члены настойчиво требовали исключить слово «мужскія» изъ хартіи колумбійскаго дистрикта; девять сенаторовъ, и въ числѣ ихъ президентъ, мистеръ Бенджаминъ Уодъ, высказались въ пользу избирательнаго права женщинъ, и многіе изъ тѣхъ, которые не поддерживали его своими голосами (между ними также и г. Семнеръ), сочли за лучшее воздержаться, единственно потому, что, по ихъ мнѣнію, еще не насталъ удобный моментъ для категорическаго рѣшенія вопроса. Наконецъ, одна изъ самыхъ пылкихъ женщинъ-реформаторовъ, г-жа Стэнтонъ, не довольствуясь тѣмъ, что имя ея было внесено въ избирательные списки, лично подвергла себя приговору голосовъ нью-іоркскихъ избирателей, конечно, вовсе не въ надеждѣ быть посланною на конгрессъ, но для того, чтобы ея примѣръ послужилъ предшествующимъ фактомъ на будущихъ выборахъ.
Впрочемъ, если женщины до сихъ поръ еще не успѣли такъ или иначе ворваться въ конгрессъ или въ законодательные совѣты, то тѣмъ не менѣе онѣ получили уже право вотировать по поводу различныхъ спеціальныхъ вопросовъ. Въ Канзасѣ, Іовѣ, Уисконсинѣ, Миннсзотѣ онѣ имѣютъ вліяніе при выборахъ училищныхъ наставниковъ и инспекторовъ, и сами избираются въ должности «trustees». Даже въ Кентукки, одномъ изъ наиболѣе отсталыхъ штатовъ Союза, матери, имѣющія одного или нѣсколькихъ дѣтей, отъ шести до восемнадцати лѣтъ отъ роду, могутъ подавать голосъ по всѣмъ вопросамъ, относящимся къ воспитанію. Сверхъ того, нѣкоторые муниципалитеты, не дожидаясь окончательнаго рѣшенія штатовъ по этому предмету, уже безусловно причислили женщинъ къ числу гражданъ, имѣющихъ право голоса но всѣмъ вопросамъ мѣстнаго интереса, Между городами, признавшими гражданскую равноправность женщинъ, называютъ Сторджисъ, въ Мичиганѣ, Пассата — въ Нью-Джерси, а въ штатѣ Нью-Іоркѣ — Шенектади, городъ голландскаго происхожденія. Итакъ, стародавнія привилегіи мужского пола подверглись нападеніямъ со всѣхъ сторонъ, и лица, ставшія во главѣ нападающихъ, вовсе не похожи на людей готовыхъ склониться передъ первой неудачей, или задремать вслѣдъ за первою удачею. Г-жа Стэнтонъ, г-жа Люси-Стонъ, г-жа Бичеръ-Стоу и многія другія дамы, прославившіяся своими рѣчами или сочиненіями, не перестаютъ ревностно работать для дѣла общаго, работать въ Нью-Іоркѣ, Бостонѣ, Чикаго, во всѣхъ большихъ центрахъ, гдѣ вырабатывается общественное мнѣніе. Молодыя дѣвушки, отправленныя на счетъ ассоціаціи равныхъ нравъ, путешествуютъ вдоль и поверегъ по странѣ въ качествѣ миссіонеровъ; въ маленькихъ городкахъ, даже въ деревняхъ, заводятся мѣстные комитеты; брошюры рассылаются сотнями тысячъ, ч и газета «The Revolution», имѣющая главными редакторами своими г-жу Стэнтонъ и миссъ Антони, расходится въ безчисленномъ множествѣ экземпляровъ отъ границъ Мэна до береговъ Калифорніи. Этотъ органъ, принадлежащій къ числу наиболѣе удовлетворительныхъ изданій этого рода въ Соединенныхъ штатахъ, выбралъ своимъ девизомъ слѣдующую фразу: «мужчинамъ — ихъ права и ничего болѣе, женщинамъ — ихъ права и ничего менѣе!»
Въ настоящее время усилія женскаго союза сосредоточиваются главнѣйшимъ образомъ на колумбійскомъ дистриктѣ, конституцію котораго конгрессъ долженъ просматривать въ нынѣшнемъ году. Этотъ дистриктъ, находящійся подъ непосредственнымъ управленіемъ конгресса, служитъ, такъ сказать, пробной нивою, гдѣ предварительно нововведенія подвергаются опыту, прежде чѣмъ будутъ примѣнены ко всей націи. Это — первое государство юга, гдѣ невольники, въ числѣ трехъ тысячъ, были освобождены законодательнымъ актомъ; тамъ же, послѣ войны, избирательное право было впервые предоставлено цвѣтнымъ людямъ; теперь двадцать пять тысячъ туземныхъ женщинъ, находящихся въ требуемомъ для избирательнаго права возрастѣ, въ свою очередь настаиваютъ, чтобы имъ было предоставлено это право и чтобы о ихъ политической способности законодательная власть судила по тому поведенію, какого онѣ держались при выборахъ на митингахъ.
Грантъ занялъ Бѣлый домъ. Новый президентъ, несмотря на огромную популярность, какой онъ пользуется въ странѣ, получилъ далеко не чрезмѣрное большинство, всего 800,000 голосовъ, почти на шесть милліоновъ избирателей. Но власть, которою онъ обязанъ окончательному перевѣсу сѣвера надъ югомъ, свободы надъ рабствомъ, не можетъ быть измѣряема этими числами, она чисто — нравственнаго свойства и служитъ освѣщеніемъ принциповъ. Это не значитъ еще, чтобы Грантъ считался человѣкомъ ниспосланнымъ свыше, и могъ бы, но своей иниціативѣ, увлечь американскій народъ за предѣлы его обычной колеи. Нѣтъ, одъ долженъ только исполнять законы, вотированные конгрессомъ и принятые народомъ; говоря собственными его словами, онъ, для того, чтобы показать уродливость нѣкоторыхъ законовъ, будетъ прибѣгать только къ самому точному ихъ исполненію. Съ самаго начала ему придется признать мѣру, направленную противъ его предшественника, мѣру, весьма стѣснительную для президента, именно запрещеніе назначать чиновниковъ на нѣкоторыя важныя должности безъ согласія сената. Грантъ вполнѣ убѣжденъ въ необходимости отмѣны этого закона. Онъ напрямикъ высказалъ это свое мнѣніе самымъ вліятельнымъ членамъ конгресса, онъ опирался на то, что этотъ законъ, необходимый для сдерживанія президента, идущаго на перекоръ представителямъ народа., можетъ только стѣснять человѣка, одушевленнаго, подобно ему, самыми благими намѣреніями. Палата представителей приняла эти доводы и вотировала отмѣну закона, но сенатъ, дорожа своими прерогативами, составляющими право народа, отказался развязать руки президенту.
Извѣстія съ острова Кубы, получаемыя испанскимъ правительствомъ по телеграфу, вообще неохотно имъ обнародываются и отличаются своей неполнотой и часто рѣзкими противорѣчіями. Изъ нихъ, впрочемъ, видно, что возстаніе на Кубѣ постоянно усиливается на всѣхъ пунктахъ острова. Недавно еще возмущеніе обнимало только восточную часть острова, между Сантъ-Яго и Пуэрта-Принчипе, мѣстность гористую, сравнительно мало населенную и имѣющую мало невольниковъ; внутренняя и западная части острова, гдѣ находятся большія плантаціи сахара и табаку, и гдѣ скучено болѣе милліона повольниковъ, не принимали еще участія въ этомъ движеніи. Послѣднія телеграфическія извѣстія говорятъ о дѣйствительныхъ или же мнимыхъ побѣдахъ надъ инсургентами при Пуэрта-Принчипе и Вилла-Клира, городѣ, находящемся въ самомъ центрѣ острова. И такъ возстаніе не перестаетъ подвигаться на западъ, оно охватило уже большія плантаціи и направляется къ Гаваннѣ, а время жаровъ, между тѣмъ, приближается. Тридцати-пяти тысячное войско, отправленное на островъ, должно будетъ сильно поуменьшиться отъ желтой лихорадки. Въ Испаніи не говорятъ болѣе Cuba se va а perde, а уже Cuba se ha perdido.
Въ то время, какъ новая республика готова возникнуть на Антильскихъ островахъ, другая республика, въ Южной Америкѣ, отчаянно борется съ сосѣднею монархіею. Паргавайцы утратили уже норѣшую линію. Побѣжденные втрое сильнѣйшимъ врагомъ, они оставили свои укрѣпленія Ангостура и Камбарати, прежнюю столицу Ассуисіонъ и новую Лижве, разрушили желѣзную дорогу, которая соединяла эти города съ внутренними населенными мѣстностями, избрала оборонительнымъ пунктомъ Сіэрра-Парагвари, и устроили укрѣпленный лагерь въ Сіерро-Леонъ, за которымъ находится теперешняя столица республики, городъ Перибебуй. Настаетъ новый фазисъ Ѣойны. Бразильцы хотѣли бы вѣрить сами, и увѣрить другихъ, что они покончили съ этимъ геройскимъ сопротивленіемъ, продолжающимся 5 лѣтъ; однакожъ, несмотря на потерю многихъ сраженій и городовъ, парагвайскій народъ еще по побѣжденъ, онъ твердо и мужественно защищаетъ свою родину, и внутренняя часть республики еще неприкосновенна.
Бразильцы, неимѣя въ своемъ распоряженіи рѣки для перевозки провіанта, принужденные подвигаться въ мѣстности, гдѣ нѣтъ никакихъ путей сообщенія, находятся въ безвыходномъ положеніи. Если Бразилія хочетъ упрочить за собою побѣду, не заключая невозможнаго мира, ей придется еще истратить несчетные милліоны денегъ и человѣческихъ жизней.
- ↑ Это техническое слово. Говоря о стачкахъ всегда прибавляютъ глаголъ процвѣтать.