ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА. править
ИСПАНСКІЯ ПИСЬМА. править
Прошло уже болѣе двухъ мѣсяцевъ со времени побѣды революціи въ Испаніи. Что же сталось теперь съ испанской республикой?
Первый мѣсяцъ былъ совершенно потерянъ для настоящаго дѣла; это былъ мѣсяцъ веселья и восторженности, какъ будто испанцамъ ничего болѣе не оставалось, какъ только пѣть на разные тоны, подъ музыку, гимнъ Ріэго, ругать Изабеллу, Марфори и Гонзалеца Браво, хвалить Прима, Топете и Серано, проклинать убѣжавшихъ, восторгаться оставшимися, включая "ода и разбитаго подъ Альколеей Павію, графа Новалихеса, потерявшаго въ битвѣ челюсть, и тѣмъ возбудившаго жалость въ сердцахъ добродушныхъ, упоенныхъ побѣдою, революціонеровъ. Все ликовало, все цѣловалось и обнималось, не было болѣе мѣста личной враждѣ, забыта вражда политическая, вѣра, надежда и любовь были во всѣхъ сердцахъ; воображеніе розыгралось до того, что; «свобода, равенство и братство» казались уже осуществленными на самомъ дѣлѣ. Но можно ли слишкомъ строго обвинять людей, пережившихъ время Нарваеца и Гонзалеца Браво? Можно ли обвинять ихъ за то, что они такъ горячо увлеклись своимъ блаженствомъ? Счастье очень рѣдко заходитъ въ наши мрачныя убѣжища, и нельзя строго порицать людей, которые, испытавъ его, почувствуютъ чрезмѣрное опьяненіе!
За этимъ опьяненіемъ, за этимъ сномъ, для республиканцевъ настало тяжелое пробужденіе; одинъ непріятный фактъ смѣнялъ другой; каждый новый день открывалъ новое поступательное движеніе назадъ; положеніе уяснялось, и только развѣ слѣпой могъ не видѣть, къ чему все это клонится.
Первый толчокъ пробужденію данъ былъ знаменитымъ Примемъ; вновь испеченный маршалъ помѣстилъ свое пресловутое письмо въ «Gaulois», гдѣ, толкуя о безпристрастномъ отношеніи временнаго правительства, членомъ котораго онъ состоялъ, во всѣмъ безъ исключенія партіямъ, — этотъ опытный въ измѣнѣ интриганъ невольно проговорился и показалъ свои зубы.
Естественнымъ послѣдствіемъ этого письма явился проэктъ плебисцита, осуществленіе котораго имѣло бы прямымъ послѣдствіемъ уничтоженіе республики. Какъ извѣстно, только ловкость мадридской юнты помѣшала этому проекту перейти въ дѣло.
Понятно, что сосѣдство юнты, разрушающей планы временнаго правительства не могло быть ему пріятно, и оно постаралось освободиться отъ этого органа народной власти, избраннаго всеобщей подачей голосовъ.
Разъ удалось сломить оппозицію, нечего было болѣе останавливаться, и всѣ провинціальныя юнты одна за другою испытали участь мадридской. Мы уже знаемъ, что для этого правительству не нужны были особыя усилія; большая часть гонтъ не заключала въ себѣ достаточно элементовъ сопротивленія; избранные наскоро всеобщей подачей голосовъ, они состояли почти исключительно изъ людей одной партіи, и именно той, которая была во главѣ временнаго правительства, такъ что, въ сущности, очень немногіе изъ нихъ могли представить серьезную оппозицію временному правительству. Избраніе этихъ юнтъ было первымъ опытомъ примѣненія принципа всеобщей подачи голосовъ. Надобно правду сказать, что, несмотря на слабость въ составѣ гонтъ оппозиціоннаго элемента, этотъ первый опытъ нельзя назвать неудачнымъ; напротивъ, тонты работали вполнѣ добросовѣстно и, при тѣхъ обстоятельствахъ, въ какихъ онѣ находились, онѣ сдѣлали все, что могли: но чувствуя себя не въ силахъ выполнить своей задачи, они ждали и искали благовиднаго предлога избавиться отъ непосильной тягости, взятой имя на себя. И они были отчасти правы. Нельзя организовать серьезную власть, если нѣтъ ни плана, ни системы. А гдѣ же было взять систему, какимъ образомъ начертать разумный планъ во время всеобщаго волненія умовъ, во время послѣдовавшаго за тѣмъ упоенія побѣдой и совершеннаго отсутствія борьбы между партіями?
Но какъ бы тамъ мы было, правильно или неправильно разсуждали члены юнтъ, но только закрытіе юнтъ, этого органа революціи, показало, что вѣтеръ подулъ уже не съ республиканской стороны. Теперь революція имѣла представителей только въ генералахъ, искусившихся въ казарменныхъ переворотахъ, опирающихся на одну армію и подчиняющихъ всѣ свои разсчеты слѣпому случаю. Все ихъ желаніе ограничивается возможностію располагать трономъ по своему произволу и выгадать себѣ тепленькое мѣстишко; дальше этого они ничего не знаютъ и не умѣютъ дѣлать. Но, къ несчастію, каждый изъ нихъ имѣлъ своего кандидата, что, безъ сомнѣнія, ставило ихъ въ щекотливыя другъ къ другу отношенія; и они скоро перессорились бы между собою, если бы ихъ не соединяла одна общая забота: «всѣми возможными и зависящими отъ нихъ средствами препятствовать утвержденію въ Испаніи республики». Однакожъ и это общее дѣло врядъ ли бы послужило достаточнымъ поводомъ къ ихъ согласію, если бы къ нимъ на помощь не подоспѣлъ человѣкъ другого закала. Въ самую критическую для нихъ минуту, имъ подалъ руку Риверо, одинъ изъ главнѣйшихъ предводителей республиканской партіи. Переходъ Риверо въ чужой лагерь возбудилъ удивленіе и негодованіе въ средѣ его бывшихъ товарищей, подобное тому удивленію и негодованію, какія обнаружились во французской республиканской партіи, когда Ледрю-Роллэнъ, 24 февраля, подалъ свой голосъ за регентство.
Послѣ этого событія, республиканцы поняли, наконецъ, что надо немедленно или дѣйствовать или обречь себя на пассивную погибель. Они рѣшились дѣйствовать и послѣ долговременной апатіи началась самая лихорадочная дѣятельность. Разомъ, въ различныхъ мѣстахъ Испаніи, открылось нѣсколько республиканскихъ клубовъ, которые, хотя и существовали кое-гдѣ и прежде, но въ весьма маломъ количествѣ. За открытіемъ, клубовъ появились маленькія брошюрки, разъясняющія настоящее положеніе дѣлъ и служащія пропагандой республиканскихъ учрежденій; эти брошюрки расходились въ тысячахъ экземпляровъ. Затѣмъ, одинъ послѣ другого, родились на свѣтъ нѣсколько республиканскихъ газетъ и ихъ теперь насчитываютъ отъ 90 до 100. Дѣятельные люди занялись покупкою оружія, устроили правильные склады его, отправились къ горцамъ для переговоровъ, чтобы имѣть возможность отступить въ горы, въ случаѣ неудачи; въ испанскихъ скалистыхъ горахъ, представляющихъ собою естественныя укрѣпленія, съ небольшой помощью искуства, легко создать неприступныя крѣпости. Но главное дѣло республиканская партія отдала въ пуки Орензе, Гарридо и Кастеляра, которые, какъ мы уже знаемъ, объѣзжаютъ города и села, вездѣ пропагандируя идею испанской республики. Мы также знаемъ, что во многихъ мѣстахъ ихъ пропаганда увѣнчалась громаднымъ успѣхомъ. Ботъ и сегодня мы читаемъ въ одной газетѣ, что все двадцати-тысячное населеніе города Алькаи — мужчины, женщины и дѣти — вышло на встрѣчу Кастеляру: въ домахъ остались больные, да два, три патера изъ очень ужъ ревностныхъ клерикаловъ. Въ моемъ письмѣ изъ Валенсіи, я сообщилъ фактъ тамошняго республиканскаго одушевленія. Въ тотъ же самый день, безъ всякаго сговору между городами, въ Сарагоссѣ 20,000, въ Барселонѣ 60,000, а въ Севильѣ 20,000 человѣкъ произвели подобную же республиканскую манифестацію. Въ Севильѣ, если вѣрить разсказамъ, случилось такое событіе: республиканцы пошли процессіей вокругъ города. Одинъ трактирщикъ, разсчитывая на хорошую поживу, выставилъ, на ихъ пути нѣсколько бочекъ вина и предложилъ имъ освѣжиться, но ни одинъ человѣкъ изъ этой огромной толпы не захотѣлъ попробовать ни капли вина, изъ боязни дать этимъ предлогъ къ разнымъ обвиненіямъ со стороны ихъ противниковъ. Прибавьте къ этому сочувствіе къ республикѣ, выказанное народонаселеніемъ Жероны, Фигузроса, Сан-Феличе, Наламоса, Далафуржеля, Оло, Таррагоны, Мартореля, Тортозы, Игуальды, Сабаделля, Каррозы, Лериды, Гузско, Кадикса, Кордовы, Мурсіи, — и вы увидите, какъ въ послѣдніе шесть недѣль перемѣнилось положеніе вещей, не взирая на то, что Примъ, по неосторожности или по глупости, торжественно заявилъ, что въ Испаніи нѣтъ ни одного республиканца!
И въ противовѣсъ этимъ торжественнымъ манифестаціямъ, управляющая партія, рѣшившись попытать свое счастіе, устроила контръ-манифестацію, состоящую, увы! всего изъ 20,000 человѣкъ, по преимуществу изъ класса рантье и чиновниковъ. А сколько усилій было употреблено, чтобы эту манифестацію сдѣлать по возможности торжественнѣе! Въ пользу ея работалъ и министръ финансовъ съ своими чиновниками; и республика но-монархическая консортерія изъ Мартоса, Риверы, Вессери и Агиры; и безсмертный Примъ, и безсмертный Серано и безсмертный Топете! И, несмотря на всѣ ихъ усилія, сосчитано всего на все только 20,000 человѣкъ. Завтра мадридскіе республиканцы, съ своей стороны, желаютъ посчитать, какая сила двинется за ихъ знаменемъ. Скажу и о Малагѣ, откуда пишу вамъ это письмо: здѣшніе радикалы тоже приготовляютъ на 6-е декабря республиканское собраніе, въ которомъ намѣрены участвовать и поселяне, живущіе между Кордовой и Малагой.
Въ настоящее время за республику высказался полукругъ, конечными точками котораго будутъ: съ одной стороны Оло, а съ другой Кадиксъ; онъ проходитъ черезъ Барселону, Рейсъ, Валенсію, Картагену и Малагу. За республику же высказалась мѣстность, лежащая въ окрестностяхъ Сан-Сантадера, Виго, Коруньи и Ферроля. Такимъ образомъ республиканская партія можетъ разсчитывать на побѣду въ самой развитой и самой богатой части Испаніи.
Въ виду этого неожиданнаго успѣха республиканцевъ, которыхъ, послѣ измѣны Риверо, они считали совершенно побитыми, — либералы пришли въ ужасъ; они до сихъ поръ еще не поняли, что именно благодаря этой измѣнѣ и ошибкамъ временнаго правительства, республиканцы пріобрѣли столько выгодъ, что теперь имѣютъ возможность сопротивляться, опираясь на солидную поддержку въ массахъ,
Либеральныя газеты только заявляютъ о фактахъ успѣха республиканцевъ, но не рѣшаются ихъ комментировать, и, тѣмъ менѣе, подвергнуть критическому анализу. Они даже умалчиваютъ о нихъ, если только представляется какая нибудь возможность обойти молчаніемъ щекотливый вопросъ. Результатомъ всего этого явились переходы изъ либеральной партіи частію въ клерикальный лагерь, частію въ республиканскій. Послѣдніе, по совѣту Орензе, Гиннасолгл, Гэрридо и Кастеляра, принимаютъ перебѣжчиковъ съ распростертыми объятіями, и, какъ мы знаемъ, начинаютъ входить въ соглашеніе съ прогрессистами, предлагая назначить президентомъ республики старика Эспартеро. Эта идея съ каждымъ днемъ прививается все болѣе и болѣе и возбуждаетъ полное сочувствіе. Крикъ «виватъ донъ-Бальдомеро первый, король испанскій», почти вездѣ теперь заглушается другими, крикомъ; «да здраствуетъ Эспартеро, президентъ федеральной республики!» Либеральныя газеты молчатъ и не выступаютъ на защиту популярнѣйшаго своего вождя, котораго у нихъ хотятъ отнять; они показываютъ видъ, что совсѣмъ игнорируютъ фактъ. Что же касается Эспартеро, то и онъ не высказывается; еще, видно, не пришло время выступить ему офиціально въ новой роли и встать во главѣ своихъ друзей.
А что же дѣлалъ въ это время Примъ? Развѣ онъ не заботится болѣе о подготовленіи государственнаго переворота? спрашиваютъ французы, имѣющіе много солидныхъ причинъ вмѣшиваться въ подобныя дѣла. Развѣ Примъ не подготовляетъ какого нибудь проэкта новой конституціи? Развѣ онъ по прежнему не волнуетъ арміи?
Я не замедлилъ обратиться съ такими вопросами къ знакомымъ мнѣ испанцамъ. Всѣ они неизмѣнно отвѣчали, что безсмертный Примъ препирается съ безсмертнымъ Серано я съ безсмертнымъ Топете, что если онъ и можетъ быть провозглашенъ диктаторомъ, то развѣ только въ одномъ случаѣ: когда онъ рѣшится самъ объявить республику, но даже и тогда могутъ не повѣрить его искренности, вспомнивъ его письмо, напечатанное въ «Gaulois»; къ тому же его не любитъ большинство прогрессистской партіи, незабывшее еще его измѣны и воины противъ прогрессистовъ; они постоянно повторяютъ слова Эспартеро: «Примъ каторжникъ, и его мѣсто никакъ не среди насъ, а въ острогѣ». И какъ бы ни работалъ Примъ для пріобрѣтенія популярности въ арміи, сомнительно, чтобы усилія его увѣнчались успѣхомъ: офицеры или тянутъ на сторону реакціи, или принадлежатъ къ той фракціи прогрессистской партіи, которая ненавидитъ Прима, солдаты же, недовольные отказомъ въ разрѣшеніи отпуска, повидимому, уже готовы пристать къ республиканцамъ; вмѣстѣ съ тѣмъ они все же гораздо ближе къ народу, чѣмъ офицеры, и готовы симпатизировать народному желанію. Здѣсь, въ Малагѣ, баталіонъ, прокричавшій «виватъ республика!» быль съ поспѣшностію выведенъ изъ города. Примъ хотѣлъ было послать его въ Севилью, но узналъ, что тамошніе жители произвели республиканскую манифестацію, при чемъ развивалось знамя, на которомъ было написано крупными буквами: «прочь конскрипцію!» «Нѣтъ, обыкновенно кончаютъ свою рѣчь развитые испанцы, намъ не угрожаютъ серьезныя опасности ни со стороны Примга, ни со стороны клерикаловъ и карлистовъ, мы даже довольны, что послѣдніе начинаютъ высовывать голову изъ своего болота, но насъ страшитъ враждебное столкновеніе между республиканцами и прогрессистами; — вотъ гдѣ кроется дѣйствительная опасность для Испаніи».
Но чтобы ни случилось, торжество республиканскаго принципа въ Испаніи, повидимому, несомнѣнно, хотя бы теперь республиканцы и были побѣждены.
Мой товарищъ по комнатѣ, донъ-Аристидъ напѣвалъ вполголоса аріи изъ «Гайде» и «Фаворитки»; выраженіе лица у него было самое веселое и радостное. Какъ же и не веселиться, когда сама природа располагаетъ къ веселости. Воздухъ теплый и прозрачный; солнечные лучи грѣютъ и освѣщаютъ комнату; вокругъ насъ цвѣты, зелень и разодѣтыя молоденькія женщины. Кадиксъ насъ вполнѣ очаровалъ. Онъ построенъ на полуостровѣ, который на нѣсколько верстъ вдается въ море. Испанцы говорятъ, что Кадиксъ — испанская Венеція и къ тому еще Венеція молодая. Это нѣжная сирена, кокетливо раскинувшаяся на рифѣ посреди зеленыхъ и синихъ волнъ, которыя осторожно подходятъ къ ней и отходитъ отъ нея, обдавая брилліантовыми брызгана ея свѣжее, роскошное тѣло. Во всѣ времена своего существованія Кадиксъ былъ городомъ развлеченій. При римлянахъ, гадитены, являясь на пиры, исполняли свои сладострастные танцы; еще недавно дѣйствительными царицами этого похотливаго города были женщины легкаго поведенія; днемъ онѣ прогуливались но городу выставляя на показъ свои полуобнаженныя прелести и дорогіе брилліанты, украшающіе ихъ съ головы до ногъ, а вечеромъ, отходя ко сну, по ступенькамъ изъ массивнаго серебра избирались на кровати съ золотыми колонами. Въ Кадиксъ шли со всѣхъ сторонъ богатства цѣлаго міра: Индіи посылала ему свое золото. Италія мраморъ и т. д. Когда богатому кадикскому торговцу приходила охота строить домъ, онъ собиралъ да его закладку своихъ друзей, и каждый изъ нихъ кидалъ въ яму фундамента золотой песокъ, золотые дублоны и кадрюпли испанскіе. Роскошь, однакоже, не являлась здѣсь въ своей обычной наглой формѣ, она не лѣзла на показъ; она какъ будто бы старалась укрыться отъ чуждыхъ глазъ и выразиться въ опрятности и простотѣ. Такимъ образомъ находясь шаговъ за 50 отъ какого нибудь дома, вы убѣждаетесь, что этотъ домъ просто хорошо оштукатуренъ; по подходите къ нему ближе и передъ вами уже не простенькій оштукатуренный домъ, а богатый дворецъ изъ бѣлаго мрамора; дверь изъ лимоннаго дерева ведетъ въ богатыя сѣни, убранныя статуями; за другой, рѣшетчатой дверью открывается внутренній дворъ съ вазами, фонтанами, цвѣтущими кустарниками; вокругъ двора расположены колоны, поддерживающія крытыя галлереи съ лампами, стеклами, зеркалами, цвѣтниками, клѣтками съ птицами, картинами; зажженныя лампы вечеромъ распространяютъ нѣжный полусвѣтъ; все это мило, изящно, просто и вмѣстѣ роскошно. Ничего не можетъ быть свѣжѣе, веселѣе, граціознѣе кадикскихъ улицъ, совершенно прямыхъ, но безъ монотонности, съ ихъ домами изумительно блестящаго бѣлаго цвѣта, нѣсколько испещренными продольными узенькими зелеными или розовыми полосками.
Кадикскихъ женщинъ можно по справедливости назвать самыми кокетливыми женщинами въ цѣломъ свѣтѣ. Онѣ насмѣшливо относятся къ своимъ соперницамъ въ Малагѣ, хотя испанская поговорка и гласитъ, что «уроженка Малаги стоитъ всей Испаніи». Въ Кадиксѣ, между прочимъ, издается модный журналъ, самый старинный въ Испаніи.
Въ Кадиксѣ незамѣтно обычной суетливой, труженической жизни, которою характеризуются вообще всѣ большіе города, хотя его портъ, по своему счастливому положенію, можетъ укрывать къ себѣ цѣлые огромные флоты. Съ той поры, какъ Индіи потеряны для Испаніи, Кадиксъ живетъ сдѣланными въ прежнее время сбереженіями и о новыхъ пріобрѣтеніяхъ, повидимому, вовсе не думаетъ. Сооруженіе желѣзной дороги придало было Кадиксу новое значеніе, и онъ опять подбѣлился и подновился, воспрянулъ на время отъ спячки, но скоро установившіяся привычки снова взяли верхъ и спокойная праздность еще разъ вступила въ свои права. Въ Кадиксѣ живетъ очень много богатыхъ промышленниковъ и капиталистовъ, оставившихъ дѣла и существующихъ процентами съ своихъ капиталовъ. Кофейни, лавки, — всѣ мѣста, гдѣ кипитъ работа, — всѣ они содержатся галисіанами, басками, извѣстными обыкновенно подъ именемъ montanes (горды), и даже кастильцами, которые хотя и не презираютъ трудъ, но пріобрѣтя нѣкоторую обезпеченность тотчасъ превращаются въ андалузца, т. е. въ фланера, цѣлый день бренчащаго на гитарѣ, бѣгающаго за дѣвчонками и разсыпающаго на право и на лѣво комплименты. Вмѣстѣ съ тѣмъ возможно ли серьезно работать въ городѣ, гдѣ въ теченіи восьми мѣсяцевъ дѣлаютъ сіесту во время лучшей части дня, съ запрещеніемъ производить какой бы то ни было шумъ на улицѣ, гдѣ ночью до восхода солнца весь городъ прогуливается въ городскомъ саду, изобилующемъ фонтанами, каскадами, большими тоннелями, рощами изъ перечныхъ деревьевъ, самыми красивыми въ цѣломъ мірѣ? Прелестныя женщины взглядываютъ на васъ изъ подъ своихъ вѣеровъ такими чудными глазами и проходятъ мимо васъ такою изящною, граціозною походкою, шумя своими шелковыми платьями. Возможно ли серьезно работать въ Кадиксѣ, возможно ли не употребить здѣсь цѣлой жизни на изученіе и примѣненіе милаго искуства — ничегонедѣланія.
Здѣсь кстати было собрать болѣе положительныя свѣденія о дѣйствіяхъ Топете, подавшаго сигналъ къ послѣдней революціи За нѣсколько дней до революціи, Топете и его друзья вошли въ переговоры съ нѣкоторыми изъ офицеровъ гарнизона. Товарищество арміи и флота рѣшило произвести возстаніе чисто военное, разсчитывая, что кадиксцы поддержатъ его. Однакоже они ошиблись. Кадиксъ только тогда счелъ дѣло серьезнымъ, когда возстаніе обнаружилось въ Сантандерѣ, Бехарѣ и другихъ мѣстахъ, что подняло также Барселону и Мадридъ. Примъ, Топете и Серано имѣли въ виду не болѣе, какъ пронунсіаменто, и не ихъ вина, если дѣло пошло дальше и приняло видъ настоящей революціи. Они мечтали, захвативъ власть въ свои руки, учредить солидную опеку надъ Изабеллой и въ помыслахъ своихъ не имѣли выпустить на сцену управляющій народъ. Они разсчитывали нейтрализировать его громкими обѣщаніями, которыя, безъ сомнѣнія, оставались бы одними красными словами, безъ всякаго примѣненія къ дѣлу; и опять не ихъ вина если народъ принялъ всю эту игру за серьезное дѣло и самъ выступилъ на сцену съ своей ролью. И вотъ какимъ образомъ искусившіеся въ интригахъ и хитростяхъ люди становятся игрушкою людей наивныхъ.
Жители Кадикса отличаются своей набожно стою. Названія многихъ улицъ и мѣстъ говорятъ въ пользу этого предположенія. Здѣсь есть улицы: Благословеніе Божіе, Воплощеніе. Благовѣщеніе. Площадь, гдѣ, во время войны съ Бонапартомъ, собирался народъ для выслушанія новостей съ ноля битвы, — называется площадью Истиннаго Креста. Пансіонъ для дѣвочекъ посвященъ Богоматери съ Ангелами. На одномъ изъ двухъ пороховыхъ погребовъ цитадели изваяна евангельская сцена: Іисусъ, прощающій Марію Магдалину; другой же погребъ имѣетъ чудотворный крестъ, и масса вѣритъ, что. пока этотъ крестъ находится въ погребѣ, невозможенъ взрывъ ни отъ бомбы, ни отъ какихъ либо другихъ причинъ.
Наружный видъ здѣшняго кафедральнаго собора крайне некрасивъ, за то внутри все поражаетъ своимъ великолѣпіемъ. Это самый новѣйшій изъ главныхъ соборовъ Испаніи. Его начали строить либералы, по большей части волтерьянцы, въ концѣ прошлаго столѣтія Онъ обязанъ своимъ существованіемъ разыгравшемуся самолюбію. Жители Кадикса болѣе богатые, нежели обитатели Севильи и Малаги, захотѣли имѣть у себя и болѣе богатый соборъ: каждый изъ торговцевъ отдалъ по 5 % съ своего дохода въ капиталъ для постройки и, такимъ образомъ, трудъ индѣйцевъ и негровъ пошелъ на сооруженіе этого зданія, о которомъ можно только сказать, что онъ роскошенъ, но не хорошъ. Но еще соборъ не былъ оконченъ вполнѣ, какъ торговля Кадикса упала, закрылись его биржи и конторы, и изсякъ постоянный доходъ, на который соборъ строился. Постройка остановилась, и соборъ въ неоконченномъ видѣ стояли, до вступленія въ управленіе кадикской епархіей Сильвы Морено. Этотъ Морено представляетъ любопытный типъ прелатури царствованія Изабеллы II. Говорятъ, что Морено, прежде чѣмъ сдѣлался монахомъ, былъ бандитомъ, но кажется вѣрнѣе сказать, что онъ никогда не переставалъ быть имъ. Морено считался въ числѣ самыхъ свирѣпыхъ приверженцевъ донъ-Карлоса, и изъ своего штуцера перебилъ множество христиносовъ. Самымъ славнымъ фактомъ своей жизни, о которомъ льстецы не упускали часто ему напоминать, — онъ считалъ тотъ случай, когда ему удалось однимъ ударомъ проколоть трехъ плѣнниковъ, притиснутыхъ къ углу. Изъ людей такого-то сорта Изабелла и Христина выбирали своихъ друзей, фаворитовъ и совѣтниковъ. Богатое кадикское епископство до сталось Моренѣ въ старости, когда онъ уже пріобрѣлъ страсть, характеризующую многихъ дряхлыхъ стариковъ: онъ сталъ очень скупъ. Живя хлѣбомъ и сыромъ, онъ копилъ свое содержаніе и припрятывалъ денежки, которыя ему поручались для раздачи бѣднымъ, на больницы, для святого отца папы; онъ обворовывалъ всѣхъ и торговалъ душами въ чистилищѣ, подобно капитану судна невольниковъ, набирающему свой товаръ на мозамбикскомъ берегу. Онъ достроилъ соборъ, и послѣ его смерти, на городской площади поставили его бронзовую статую. Иностранецъ, увидѣвшій эту статую крайне изумится и невольно спроситъ: «съ какой стати торчитъ здѣсь этотъ уродливый пузанъ».
Въ Кади всѣ священники положительно держатъ въ своихъ рукахъ женщинъ. Законъ, изданный временнымъ правительствомъ о закрытія половины женскихъ монастырей, остался здѣсь мертвою буквою, и никто не осмѣливается напоминать объ его существованіи. Сломали только одинъ старый монастырь босоногихъ монахинь. Этотъ монастырь пустъ уже тридцать лѣтъ; послѣ паденія донъ-Карлоса рѣшились превратить монастырскій садъ въ базарную площадь, но до построекъ, а тѣмъ болѣе до церкви не осмѣлились дотронуться. И только торжествующій Топете возбудилъ буржуазію, и она обѣщала приняться за сломку разваливающихся зданій; за Топете стала дѣйствовать республиканская партія и, по ея настоянію, нѣсколько гражданъ взяли на себя ломку. Во время работы наткнулись на потайные комнатки въ стѣнахъ, устроенныя какъ разъ подлѣ исповѣдаленъ. Это открытіе произвело нѣкоторый скандалъ Ломка пошла живо, работали очень усердно, какъ солдаты, подкапывающіеся подъ непріятельскій блокгаузъ. Но ревностные католики и до сей поры съ неудовольствіемъ смотрятъ на это разрушеніе; въ немъ они видятъ святотатство, оскорбленіе святыни, и пророчатъ всевозможныя бѣды городу, за его слабое противодѣйствіе беззаконинмь требованіямъ временнаго правительства и настояніямъ республиканской партіи.
Сегодня я посѣтилъ нормальную школу, приготовляющую учителей и учительницъ. Она имѣетъ хорошее помѣщеніе и хорошее направленіе.
Сегодня же вечеромъ мы отправились въ таверну, преимущественно посѣщаемую горцами. Тамъ мы нашли юношу, который спѣлъ намъ меланхолическія народныя пѣсни; ему акомпанировалъ другой молодецъ на гитарѣ. По это было не пѣніе, а скорѣе ной. Пѣвецъ вскрикивалъ сначала не очень громко, а потомъ бралъ все выше и выше, затѣмъ началъ спускаться ниже, звуки стали дѣлаться глуше, перешли въ мычаніе, и, наконецъ, затихли; но едва пѣвецъ отдыхалъ немного, снова начинался вой и вздохи. Все это дѣлало поразительный эфектъ, но эфектъ какой-то дикій; нервы цивилизованнаго человѣка неспособны выносить этихъ звуковъ. Наконецъ пѣвецъ закатилъ глаза подъ лобъ и изъ груди его вырвался кривъ, въ которомъ былъ и визгъ и грохотъ, похожій на раскаты грома, и удаль и горе; этимъ потрясающимъ нервы звукомъ закончилась пѣсня. Признаюсь, на меня она произвела тяжелое впечатлѣніе. Я полагаю, что между этимъ пѣвцомъ и гомерическими рапсодами большое сходство. Ему съ родни придется также корсиканскій пѣвецъ. Говорятъ, что этотъ напѣвъ своимъ происхожденіемъ обязанъ арабамъ. Это возможно.
Педро-Хуанъ Орти, старый морякъ, теперь муниципальный совѣтникъ, патріархъ испанскихъ фаланстерій, предложилъ намъ проѣхаться въ его яхтѣ на Тетюанъ, большой броненосный фрегатъ въ 1,000 лошадиныхъ силъ. Тетюанъ, гордость Испаніи, по мнѣнію испанцевъ, — неуязвимъ. Когда мы подъѣхали къ фрегату и поднялись на него но спущенному трапу, насъ принялъ юноша, на видъ просто мальчикъ, командующій этою военною машиною, съ помощію которой разрушенъ тронъ Изабеллы. Юноша приняли насъ весьма любезно и приказалъ, чтобы намъ показали рѣшительно все. Мы пробыли здѣсь около двухъ часовъ и осмотрѣли дѣйствительно все, но вынесли далеко не отрадное впечатлѣніе. Въ особенности поразили насъ каюты, предназначенныя для солдатъ: трудно представить себѣ что нибудь болѣе грязное и неудобное. Съ большимъ облегченіемъ на душѣ мы поплыли обратно въ городъ. Съ жадностію вдыхали мы въ себя свѣжій морской воздухъ, и долго не могли избавиться отъ тухлаго, ѣдкаго запаха, которымъ обдало насъ въ каютахъ.
Вечеромъ происходило собраніе на площади Свободы, гдѣ помѣщается овощный рынокъ. Вечеръ выдался очень темный и дождливый. Предполагали сначала освѣтить площадь электрическимъ свѣтомъ, но вѣтеръ и дождь, соединившись вмѣстѣ, рѣшительно воспрепятствовали этому намѣренію; пришлось отказаться отъ роскошнаго свѣта и ограничиться плохенькими кенкетами, освѣщающими эстраду, на которую поднялся Гарридо. Отъ 10 до 12 тысячъ народа въ темнотѣ слушали оратора, который и самъ стоялъ въ потемкахъ. Не совсѣмъ удобное положеніе, но дѣло не въ удобствахъ; какой нибудь шалопутъ или негодяй могъ сдѣлать его критическимъ. Чтобы было если бы какому нибудь шалуну пришла охота пошутить и выстрѣлить на воздухъ, или фанатику — хватить ноженъ Гарридо? Ничего нѣтъ легче, какъ заставить андалузца схватиться за ножъ, а вѣдь здѣсь все были андалузцы чистѣйшей крови. Услыхавъ выстрѣлъ или увидѣвъ кровь, они бросились бы на городъ, и сломили бы предъ собой все, чтобы имъ на повстрѣчалось на пути. Прибавьте къ этому, что у всѣхъ воротъ, ведущихъ въ рынокъ, стояли караулы, каждый въ 00 человѣкъ милиціонеровъ, вооруженныхъ револьверами и своими длинными ножами; болѣе тысячи ихъ, также вооруженныхъ находилось внутри зданія; такимъ образомъ въ этой темнотѣ было 2—3 тысячи заряженныхъ револьверовъ. Но къ счастію ничего не случилось, хотя слушатели имѣли полное право быть недовольными за эту таинственную темноту и были дѣйствительно недовольны, и самъ ораторъ стѣснялся, не видя своей аудиторіи. Тѣмъ не менѣе онъ скоро пришелъ въ себя; его звучный голосъ дѣлался все громче и громче и рѣчь его полилась обычнымъ потокомъ. Онъ говорилъ очень хорошо; его ясныя и простыя идеи были поняты его слушателями, и рѣчь его не разъ прерывалась громкими рукоплесканіями и оглушительными «браво», и когда онъ окончилъ ее, раздался единодушный сочувственный взрывъ въ честь федеральной республики. Затѣмъ всѣ разошлись спокойно но домамъ или направились въ кафе и трактиры обсуждать слышанное. Однакоже было сдѣлано ничтожное покушеніе произвести безпорядокъ. Въ то время, какъ Гарридо напалъ на партію такъ называемой либеральной уніи и назвалъ ее раболѣпнымъ союзомъ, кто-то свиснулъ и прокричалъ: «вонъ его! вонъ его!» Сосѣди попросили крикуна замолчать, но онъ не унимался и залаялъ но собачьи. Тогда трое здоровыхъ молодцовъ стиснули его такъ, что онъ запищалъ. «Къ порядку, къ порядку», закричали со всѣхъ сторонъ. Но нарушитель порядка, повидимому, вовсе не хотѣлъ покориться; пришлось его взять на руки, вынести за ограду и отправить для отрезвленія въ муниципальную тюрьму. Тамъ бѣдняга жаловался, что его помяли ужъ больно сильно, и что не стоило подвергать свои бока опасности за какихъ нибудь 6 рублей, полученныхъ отъ такого-то господина.
Корреспонденту, какъ невольному туристу, не приходится долго засиживаться на мѣстѣ. Хотѣлось бы пробыть еще нѣсколько дней, даже недѣль ш. этой очаровательной новѣйшей Капуѣ, но, дѣлать нечего, пришлось оставить и Кадиксъ, гдѣ такъ пріятно было проведено время Мы отправились въ Хересъ.
Послѣ Кадикса Хересъ кажется плохенькимъ городишкой. Сегодня впрочемъ мы почти не видали его, осмотрѣли только хорошенькую церковь, построенную во вкусѣ возрожденія, и полюбовались на фронтонъ стариннаго зданія городской думы.
Хересъ, если принять во вниманіе его ежегодную выручку, едва ли не самый богатый городъ въ мірѣ. Хорошій ли, худой ли годъ, его 60,000 жителей, единственный промыселъ которыхъ вино — продаютъ въ Англію и Россіго свой богатый содержаніемъ алькоголя продуктъ на сумму отъ 20 до 25 милліоновъ рублей. Погреба Хереса, превосходящіе своею обширностію ногреба Шамканіи, славится въ цѣломъ мірѣ. Намъ удалось осмотрѣть погребъ донъ-Педро Гарвея; въ длину онъ простирается до 250 аршинъ и заключаетъ въ себѣ 7,000 бочекъ, каждая въ 25 ведеръ, стоимостію, среднимъ числомъ, въ 250 рублей, а всѣ вмѣстѣ въ 1.750,000 рублей. Въ погребѣ Гопзалеца 13,000 бочекъ. Такое громадное количество бочекъ находится всегда въ погребу потому, что вино должно пробыть закупореннымъ въ бочки 5 или 6 лѣтъ, прежде чѣмъ поступитъ въ продажу. Благодаря этому обстоятельству, требующему для торговли значительнаго основнаго капитала, — торговля виномъ въ Хересѣ составляетъ монополію милліонеровъ. Они учредили здѣсь крупную собственность и крупную эксплуатацію. Крупная собственность предполагаетъ небольшое число собственниковъ на огромное число рабочихъ, и немногихъ эксплуататоровъ на множество эксплуатируемыхъ, Вотъ почему какъ въ Кадикеѣ, такъ и въ Хересѣ существуетъ партія крайнихъ демократовъ, имѣющихъ свою газету «Cicucia Social», совершенно подобную газетѣ подъ тѣмъ же заглавіемъ, издающейся въ Парижѣ. Здѣсь, въ Хересѣ, соціальный вопросъ резюмируется слѣдующей проблемой: «Продавая бочку вина англійскимъ потребителямъ за 250 рублей, сколько изъ этой суммы выдѣляютъ сельскимъ производителямъ; и сколько затѣмъ остается на долю посредниковъ, богатыхъ буржуа Хереса?
При въѣздѣ нашемъ въ Хересъ, намъ попался на глаза печатный листовъ, заключающій въ себѣ протестъ республиканскаго комитета въ городѣ противъ нѣкоего Каро, который въ послѣднее воскресенье, на республиканской манифестаціи, обратился къ народу съ рѣчью, имѣвшею сюжетомъ соціальныя неравенства и призывавшею бѣдныхъ къ войнѣ противъ богатыхъ. Каро въ этомъ случаѣ поступилъ вопреки программѣ республиканцевъ, которые рѣшили затронуть соціальные вопросы только послѣ утвержденіи въ Испаніи республики. На свое неблагоразуміе и опрометчивость Каро долженъ былъ вынести публичный выговоръ. Разумѣется, самыми горячими его противниками явились богатые буржуа, примазавшіеся къ республиканской партіи. Одинъ изъ нихъ мучилъ насъ въ теченіи цѣлаго часа діатрибами противъ провинившагося сотоварища., я готовъ отдать 100 и болѣе франковъ, чтобы нагадать этому разбойнику!» На наше отрицаніе необходимости подобныхъ чрезвычайныхъ мѣръ, а главное на наше косвенное осужденіе подобной мести, пузатый винный торговецъ твердилъ одно: "Я бы готовъ былъ собственными руками задушить этого негодяя,.
Наканунѣ Гарридо былъ встрѣченъ на станціи тысячью человѣкъ, сегодня въ 4 часа пополудни онъ сказалъ рѣчь предъ 5,000 слушателей, собравшихся на площади подлѣ. 8 великолѣпныхъ пальмъ.
Непредвидѣнное обстоятельство взволновало слушателей Гарридо. Собравшійся народъ внимательно слушалъ знаменитаго оратора, какъ вдругъ распространился слухъ, что подъ какимъ-то предлогомъ стрѣлковый баталіонъ, квартирующій въ Хересѣ, получилъ приказаніе съ возможной скоростію отправиться въ портъ Санта-Марію. Вскорѣ на площадь стали собираться вооруженные солдаты, имѣя ранцы за спиной. Это произвело смятеніе въ толпѣ и она стало расходиться. Но Гарридо нисколько не смутился, напротивъ, онъ обрадовался случаю сказать нѣсколько словъ солдатамъ которымъ Примъ, подъ страхомъ тюремнаго заключенія, запретилъ участвовать въ манифестаціяхъ. Рѣчь Гарридо произвела сильное впечатлѣніе въ рядахъ солдатъ и они прокричали: «виватъ федеральная республика». Когда же командиръ скомандовалъ имъ походъ, музыканты но собственному побужденію заиграли гимнъ Ріэго. По всему кажется, что чрезъ нѣсколько дней дѣла должны принять серьезный оборотъ.
По дорогѣ изъ Хереса въ Кордову мы встрѣчали множество гражданъ, спѣшащихъ на республиканскую манифестацію, предположенную въ Алорѣ. Этотъ народъ сильно возбужденъ. «Правительство — говорили они — ищетъ предлога, чтобы обезоружитъ нашу милицію, и потомъ произвести выборы подъ давленіемъ своей арміи. Въ Кадиксѣ оно желаетъ будто бы только преобразовать нашу милицію, и для этого прежде всего требуетъ, чтобы мы отдали свое оружіе, но оно, разумѣется, вооружитъ имъ нашихъ враговъ, я приготовитъ нашу гибель. Въ Пуэрто-Марія оно наградило насъ алькадомъ, отказывающимъ въ работѣ бѣднымъ рабочимъ, которымъ, вслѣдствіе голода, приходится поставить такую дилемму: „хлѣбъ или смерть; давайте намъ работу, иначе насъ вынудятъ грабить“. Если правительство насъ обезоружитъ, мы скоро придемъ къ необходимости опять вооружиться для собственной защиты. Правительство хорошо понимаетъ это, но, произведя волненіе въ странѣ, оно обвиняетъ насъ въ склонности къ безпорядкамъ и намѣревается насъ, совершенно невинныхъ, сдѣлать жертвами, искупающими его собственную вину».
Между этими республиканцами наше особенное вниманіе и симпатію возбудилъ одинъ горячій энтузіастъ, котораго всѣ называли chico (т. е. малютка). Этотъ добрякъ казалось хотѣлъ всѣмъ услужить: тому дастъ воды изъ своей фляжки, этому предложитъ въ вагонѣ свою подушку, одному поправляетъ мантію, другому даетъ свой плэдъ. Я узналъ, что онъ горячій послѣдователь Фурье и купилъ уже землю для будущей фаланстеріи. У него семеро сыновей. «Я и мои сыновья, говорилъ онъ, — настолько привержены къ республикѣ, что если бы насъ всѣхъ осудили на казнь, и казнили ихъ раньше меня, или меня раньше, ихъ, то мы нисколько не пожалѣли бы другъ друга».
Вечеромъ но пріѣздѣ въ Алору, мы были встрѣчены на станціи тремя стами человѣкъ съ музыкой и факелами.
За обѣдомъ мы ознакомились съ фактомъ, о которомъ до сихъ поръ не слышали. Когда въ Кадиксѣ узнали о предстоящемъ прибытіи Гарридо, нѣсколько крупныхъ торговцевъ, занимающихся контрабандой, отправились къ губернатору. «Къ намъ сегодня пріѣдетъ Гарридо, сказали они, — а знаете- ли вы, что это самый отчаянный демагогъ. Пять тысячъ всякаго сброда вышло къ нему на встрѣчу. Посмотрите они произведутъ здѣсь кутерьму». Губернаторъ, испугался, удвоилъ посты, забралъ даже всю таможенную стражу. А этого-то только и добивались контрабандисты. Пользуясь ослабленіемъ надзора. они ввезли цѣлую кучу контрабанднаго табаку и хлопчатой бумаги.
Сегодня намъ привелось видѣть манифестацію крестьянъ въ пользу испанской республики. Между Кордовой и Малагой, на южномъ склонѣ Альбухаровъ, находятся два холма; на одномъ изъ нихъ, отвѣсно возвышающемся надъ равниною, видны развалины феодальнаго замка; на другомъ же, повыше, примостилась Алора Сначала предполагали созвать сто тысячъ крестьянъ изъ цѣлой провинціи но болѣе скромные и практичные совѣты одержали верхъ, и было рѣшено устроить манифестаціи въ нѣсколькихъ мѣстахъ, слѣдовательно, въ Алору созвать только окрестныхъ жителей.
День былъ великолѣпный. Солнце бросало свои жгучіе лучи на красные утесы, поросшіе темнымъ лѣсомъ оливковыхъ деревъ; посреди тисовыхъ, померанцевыхъ, фиговыхъ деревьевъ извивалась Гвадалорта; вдали, достигая серебристыхъ облаковъ, на лазуревомъ фонѣ горъ рисовалось нѣсколько стройныхъ пальмъ. Но не за свой прекрасный видъ избрана была Алора мѣстомъ собранія, а вслѣдствіе того, что мѣстные республиканцы, опасаясь реакціи, искусно раскинувшей здѣсь сѣти, считали необходимымъ торжественной республиканской манифестаціей остановить ихъ успѣхи; уже двое изъ республиканцевъ за простой возгласъ въ пользу республики подверглись здѣсь заключенію. Учредители празднества хотѣли доказать своимъ противникамъ, что если возгласъ въ пользу республики, произнесенный однимъ или двумя ртами, можетъ считаться достойнымъ наказанія, то торжественно провозглашенный тысячами людей, будетъ во всякомъ случаѣ признанъ невиннымъ. Предъ такимъ логическимъ умозаключеніемъ клерикалы должны спасовать. Манифестація прошла удачно, она не достигла гигантскихъ размѣровъ, точно также, какъ и устроенная въ Мадридѣ. Хотѣли, чтобы въ послѣдней манифестаціи участвовали до 70 тысячи человѣкъ, но ихъ было всего 25 тысячъ: въ пять разъ болѣе числа предполагаемаго реакціонерными газетами, по также а въ нить разъ менѣе предположеннаго радикальною прессою. Крестьянъ, собравшихся въ мѣстечкѣ Алора, било не 50, но всего 5, 6 тысачь. Этого было мало, но вмѣстѣ съ тѣмъ — болѣе, чѣмъ можно было ожидать. Жители мѣстечка почти не участвовали въ празднествѣ; говорятъ, владѣльцы фабрикъ пригрозили имъ сбавкою заработной платы, если они примутъ участіе въ манифестаціи. На итогъ разъ мѣстные либералы подали руку реакціонерамъ и вмѣстѣ соединились противъ республиканцевъ, которымъ впрочемъ нечего было особенно бояться этого союза, и въ этотъ день не имъ, а скорѣе ихъ противникамъ должны были лѣзть въ голову невеселыя мысли.
Какъ мы сказали, жители Алоры не принимали участія въ манифестаціи. Они стояли въ сторонкѣ, повѣсивъ носы; но за то всѣ ихъ сосѣди, прибывавшіе одни за другими на площадь, сколько можно было судить по гордой ихъ осанкѣ, въ настоящую минуту очень весело смотрѣли на жизнь. Они несли разноцвѣтныя знамена: красныя съ фіолетовымъ, бѣлыя съ чернымъ, на которыхъ были написаны девизы, какъ напр: свобода, правосудіе, равенство, уничтоженіе конскрипціи, республика или смерть! Деревня Коннъ имѣла знамя, на которомъ, съ одной стороны, виднѣлись слѣдующія слова: «да здравствуетъ федеральная республика!» а съ другой-красный крестъ, какъ знакъ приверженности къ религіи поселянъ Конна, призывающихъ на каждое свое предпріятіе благословеніе неба. Андалузцы, какъ горожане, такъ и поселяне, имѣютъ страсть къ нарядамъ и прикрасамъ и занимаются своимъ туалетомъ почти столько же, сколько и ихъ женщины, и какъ послѣднія играютъ вѣерами, такъ они кокетничаютъ своими платами.
Житель сѣвера нашелъ бы, что эти прекрасные поселяне слишкомъ горячатъ своихъ коней, что они носятъ слишкомъ много кокардъ на своихъ касторовыхъ, увитыхъ лентами, шляпахъ; что совершенно лишнее одѣвать ребятишекъ на манеръ гарибальдійскихъ волонтеровъ или кавалерійскихъ полковниковъ; но живописцу было бы пріятно увидѣть всѣ эти пестрыя толпы народа, подымающагося но горамъ и разноцвѣтною лентою извивающагося между скалъ, видѣть ихъ наряды, ихъ типы. Что касается до меня, то я съ удовольствіемъ разсматривалъ 87-ти лѣтняго старика, пріѣхавшаго за нѣсколько миль верхомъ, на мѣшкѣ, вмѣсто сѣдла; позади, на крупѣ лошади сидѣлъ его маленькій внукъ, ухватившійся за дѣда своими ручонками. Это было послѣднее путешествіе добраго старика, который хотѣлъ, хотя передъ смертію, услышать торжественное заявленіе въ пользу республики.
Пріѣхавшіе изъ Малаги: Ромуальдо-ла-Фуэігге, Гарридо и Палорико сказали рѣчи. Несмотря на все стараніе ораторовъ бить ясными, рѣчи ихъ, вполнѣ понятныя для горожанъ, не производили никакого впечатлѣнія на крестьянъ и не проникали въ ихъ сознаніе. Ораторамъ слѣдовало говорить языкомъ чувства, страсти, а. не разсудка, но ни одинъ изъ нихъ не попытался сдѣлать итого; они знали какъ опасно было возбуждать страсти этой неразвитой массы, утишить которыя стоило и безъ того многихъ трудовъ.
Собравшись для манифестаціи въ пользу республики, крестьяне не хотѣли вѣрить, что они пришли сюда только для выслушанія нѣсколькихъ рѣчей, послѣ чего должны спокойно разойтись по домамъ. Они полагали, что необходимо дать болѣе очевидное доказательство своихъ симпатій и антипатій, и для того кого нибудь хорошенько потрепать и что нибудь разгромить. Съ величайшимъ трудомъ убѣдили вооруженныхъ крестьянъ сложить свои карабины, которыми они запаслись, несмотря на всѣ увѣщанія; они во что бы то ни стало хотѣли освободить изъ тюремъ заключенныхъ будто бы за республиканскія убѣжденія. Они считали недостойнымъ, находясь въ числѣ нѣсколькихъ тысячъ противъ десятка жандармъ и тюремщиковъ, стоящихъ спокойно съ трубками въ зубахъ, оставлять несчастныхъ узниковъ изнывать за рѣшетками темницы; они съ ропотомъ уступили лишь при слѣдующей угрозѣ Гарридо: «Я стану на сторону жандармовъ и буду защищать входъ въ тюрьму».
Въ этихъ крестьянахъ республика уже имѣетъ хорошихъ солдатъ и даже гражданъ; они, правда, мало просвѣщены, но это вовсе не оттого, чтобы не было у нихъ ума и сердца, или пониманія идеи равенства и братства. Все это есть у нихъ, слѣдовательно и просвѣщеніе привьется къ нимъ и дастъ хорошіе плоды. «Въ настоящій моментъ наши враги сильнѣе насъ», сказалъ одинъ изъ моихъ пріятелей, «но число ихъ уменьшается, а наше возрастаетъ. Во всякомъ случаѣ я не помѣнялся бы съ ними ролями».
Сегодня въ 8 часовъ утра наши друзья извѣстили насъ, что префектъ Малаги совершенно неожиданно остановилъ ломку арсенала и монастыря св. Бернарда, ссылаясь на недостатокъ въ деньгахъ. Такимъ образомъ тысячи рабочихъ вдругъ остались безъ работы и, слѣдовательно, безъ средствъ къ существованію. Въ то же время, опасаясь скверныхъ послѣдствій этого распоряженія, префектъ удалился въ цитадель, гдѣ нашелъ нужнымъ удвоить караулы. Вмѣстѣ съ тѣмъ распространился слухъ, что начальникъ войскъ провинціи получилъ чрезвычайныя распоряженія. Муниципальный совѣтъ въ большемъ волненіи: онъ опасается, что рабочіе, оставшись безъ работы, могутъ рѣшиться на возмущеніе;онъ страшится, что правительство въ такомъ случаѣ, пожалуй, захочетъ послѣдовать достопамятному примѣру, поданному въ іюнѣ 1848 года Фалу съ братіей, которые, какъ извѣстно, заперли народныя мастерскія, выбросило рабочихъ на улицу и потомъ стали вознаграждать ихъ залпами изъ ружей.
Въ 10 часовъ, къ крайнему ужасу, получается извѣстіе по почтѣ (телеграфъ находится въ рукахъ правительства, которое распоряжается имъ самымъ патріархальнымъ образомъ, отсылая только благопріятныя для него депеши), что кровь пролилась въ Пуэрто-Санта Марія и въ Кадиксѣ. Вотъ точныя извлеченія изъ двухъ, трехъ посланій:
Пуэрто Санта-Марія, городъ съ 22,000 жителей; онъ лежитъ напротивъ Кадикса. Алькадъ этого города, назначенный правительствомъ, принадлежалъ къ партіи Либеральной Уніи[1]; республиканское населеніе города его чистосердечно ненавидѣло. Въ Пуэрто, какъ и въ Малагѣ, чувствуется недостатокъ въ заработкахъ. 2,000 человѣкъ требуютъ работы, алькадъ далъ ее только 1000. Неизбѣжными спутниками такого мудраго распоряженія явились голодъ и нищета, волненія и безпорядки. Національная гвардія принадлежитъ къ республиканской партіи; начальники ея избраны всеобщей подачей голосовъ, въ ея распоряженіи 300 ружей. Обезоруженіе Мадрида и Андалузіи, запасшихся оружіемъ вслѣдствіе различныхъ случайностей послѣдней революціи, входитъ въ планы временнаго правительства; предполагая, что настала пора дѣйствовать, оно рѣшилось начать съ Санта-Маріи. Требовать отъ самодержавнаго народа, чтобы онъ сложилъ оружіе, это все равно, что предложить еще не разбитому генералу отдать его шпагу, Основательной причины, на которую можно было бы сослаться, не имѣлось; убѣждали гражданъ сдѣлать это пожертвованіе во имя гражданскаго долга и для общественнаго блага. Такъ какъ милиціонеры не хотѣли этого понять, а переговоры затянулись, то, для убѣжденія гражданъ и ускоренія переговоровъ, былъ присланъ цѣлый баталіонъ стрѣлковъ, который, войдя неожиданно въ городъ, арестовалъ 50 милиціонеровъ, при чемъ захватилъ ихъ оружіе. Но и баталіонъ не помогъ. Граждане оставались при своемъ прежнемъ убѣжденіи. Рѣшились употребить болѣе внушительныя средства, и изъ Кадикса послали войска, состоящія изъ пѣхоты, кавалеріи и артиллеріи — все какъ слѣдуетъ.
Видя отправляющуюся рать для уничтоженія ихъ товарищей въ Нуэрто, — кадикскіе милиціонеры, не думая ни о чемъ другомъ, кромѣ защиты своихъ друзей, съ пылкостью, свойственною дѣтямъ Андалузіи, собрались въ своихъ кварталахъ и, безъ всякаго порядка, нестройными толпами напали на посты, казармы и укрѣпленія. Начальникъ милиціи, предводители республиканской партіи — были въ отсутствіи, — они отправились на манифестацію въ Алору; но но всему вѣроятію ихъ голоса никто бы не послушалъ, и они пали*бы вмѣстѣ съ тѣми 134-мя юношами, которые пошли на смерть и погибли, какъ мы полагаемъ, безъ всякой пользы для дѣла. Въ началѣ они имѣли много шансовъ одержать побѣду, но на помощь гарнизону пришелъ флотъ; громадный броненосецъ «Тегюанъ», съ помощью котораго восторжествовали Примъ и Топете въ сентябрѣ, уничтожилъ въ декабрѣ новое возстаніе. Прогрессисты и республиканцы, сообща свергнувшіе Изабеллу, отнынѣ стали непримиримыми врагами.
Борьба, какъ кажется, продолжалась отъ 10 час. утра до 3-хъ ночи. Поговариваютъ, что раненыхъ было отъ четырехъ до пятисотъ… Но кто знаетъ! Кто ихъ считалъ? И кто можетъ повѣрить слухамъ, распространяющимся въ такомъ возбужденномъ городѣ, какъ Малага?
2 часа по полудни. Префектъ Малаги обнародовалъ двѣ депеши пришедшія, но его словамъ, изъ Мадрида; въ нихъ извѣщалось, что реакціонеры въ Пуэрто Санта-Марія возмутились противъ безсмертной сентябрьской революціи и противъ властей, избранныхъ всеобщею подачею голосовъ… Эти телеграны еще болѣе затемнили положеніе. Правительство, мечтающее о переворотѣ, въ родѣ 2 декабря, не можетъ разсчитывать на довѣріе къ его словамъ и къ измышляемымъ телеграмамъ.
5 часовъ пополудни. Какой-то подозрительный французикъ увѣрялъ меня, что онъ получилъ извѣстіе изъ Кадикса черезъ Кордову. Этотъ городъ, но его словамъ, объявилъ республику, и теперь осажденъ флотомъ.
7 часовъ. Пришла телеграма за подписью одного изъ извѣстныхъ республиканцевъ въ Севильѣ. «Съ Кадиксомъ покончено! Городъ сдался. Правительство, въ доказательство, что оно вовсе не желаетъ производить Coup d’Etat, возстановило гражданскую администрацію» Вѣрить ли этой телеграмѣ? Не поддѣлана ли она ревностными агентами временнаго правительства?
9 1/2 часовъ. Впродолженіи часа мы ожидали поѣзда изъ Кордовы. Пріѣхала женщина изъ Хереса. Извѣстія, принесенныя ею, относятся ко вчерашнему дню. Она говоритъ, что Кадиксъ возсталъ, чтобы поддержать Пуэрто, что мѣстныя войска братались съ народомъ, по военные корабли разсудили иначе, и послали въ Кадиксъ до пятидесяти бомбъ. Городъ заперъ ворота и развелъ мостъ, соединявшій его съ континентомъ; никто не можетъ ни войти, ни выдти; на стѣнахъ его и на зданіяхъ развѣваются республиканскія знамена.
Эти извѣстія произвели сильнѣйшее волненіе въ Малагѣ. Не слѣдуетъ ли и ей возстать въ свою очередь, и возстать немедленно, чтобы замедленіемъ не испортить дѣла? — Этотъ вопросъ предлагался сплошь и рядомъ. Но если Малага возстанетъ, а Кадиксъ въ это время будетъ уже взятъ, то противъ нее сосредоточатся всѣ силы правительства, и славная испанская флотилія, безсмертные корабли которой недавно бомбардировали Вальпарайзо, а сегодня кидали бомбы въ Кадиксъ, — послѣ завтра угостятъ этимъ-же и Малагу… Невеселая перспектива! А результатъ возстанія — даромъ погибшія жертвы и много пролитой крови. Такими аргументами старались охладить пылкихъ энтузіастовъ. Только въ полночь пришли, наконецъ, къ окончательному рѣшенію, что лучше подождать положительныхъ извѣстій. Если Кадиксъ палъ, то Малага будетъ защищаться, насколько хватитъ ея силъ; если Кадиксъ устоитъ впродолженіи трехъ дней, то его нельзя будетъ покорить и въ три недѣли, а тогда Малага исполнитъ свою обязанность.
Конецъ всѣмъ толкамъ. Посмотримъ что-то скажутъ событія.
Важность послѣдствія, которыя могли повлечь за собою событія въ Кадиксѣ и Санта-Маріѣ, побудили Гарридо и другихъ вождей республиканской партіи рѣшиться на немедленную поѣздку въ Мадридъ. Вашъ корреспондентъ присоединился къ нимъ, и мы всѣ вмѣстѣ, 8 декабря вечеромъ, выѣхали изъ Малаги.
На станціи въ Кордовѣ къ Гарридо подошелъ маленькій толстячекъ, повидимому, сильно изумленный этой встрѣчей. Оказалось, что мы имѣемъ честь видѣть предъ собой особу секретаря Топете, посланнаго въ Кадиксъ для переговоровъ съ возставшими. Онъ удивился, встрѣтивъ на желѣзной дорогѣ, по пути въ Мадридъ всѣхъ главнѣйшихъ предводителей республиканской партіи, которыхъ онъ думалъ найдти въ Кадиксѣ, во главѣ возстанія. Восторгамъ его не было границъ; онъ облобызалъ всѣхъ по очереди, а Гарридо дважды. Обмѣнявшись съ послѣднимъ нѣсколькими слонами, онъ сѣлъ съ нами въ вагонъ и мы вмѣстѣ поѣхали въ Мадридъ. Что-то выйдетъ изъ этой встрѣчи?
Гарридо, по пріѣздѣ въ Мадридъ, прямо со станціи, поѣхалъ къ своимъ политическимъ друзьямъ, стоящимъ во главѣ мадридскаго республиканскаго комитета: Фигуэросу, Орензе, Кастеллру и Гвизасола. Онъ намъ сообщилъ о событіяхъ въ Алорѣ, Малагѣ, Пуэрто-Маріѣ и Кадиксѣ. «Что за чудеса вы намъ разсказываете! отвѣчали ему эти господа. — Какими глазами смотрѣли вы на все, что происходило вокругъ васъ? Вы пріѣхали изъ Малаги и не знаете, что все кадикское возмущеніе есть дѣло отвратительныхъ продѣлокъ карлистовъ и подкупленныхъ агентовъ Изабеллы. Правительство имѣетъ оттуда самыя положительныя свѣденія, которыя ежедневно сообщало намъ, и мы теперь вѣрно знаемъ, что предводители мы возстанія были генералы Рейно и Калонжъ, сантандерскій палачъ. Въ этомъ дѣлѣ мы намѣрены дѣйствовать рука объ руку съ правительствомъ, и если ему будутъ нужны волонтеры, мы готовы дать ихъ ему. Мы заранѣе утверждаемъ всякія мѣры, какія необходимо будетъ принять противъ этихъ зажигателей гражданской войны. Если во время возмущенія и слышались крики: „пивать республика“, то это было не болѣе, какъ подлый маневръ, употребленный съ цѣлью набросить тѣнь на республиканцевъ, которые, будто бы, выпустили на волю каторжниковъ и братались съ ними. Этой низости мы никогда не простимъ!»
— «Но я не сумасшедшій! вскричалъ Гарридо, — и все, что я разсказывалъ вамъ — сущая истина. На стѣнахъ Кадикса развѣвалось республиканское, а не карлистское знамя. Неужели вы можете повѣрить, что какіе нибудь каторжники и наемные возмутители станутъ геройски защищаться въ теченіи четырехъ дней противъ многочисленной арміи? Неужели вы, въ самомъ дѣлѣ, можете вѣрить, что Кадиксъ, эта колыбель нашей независимости, городъ, бывшій всегда во главѣ нашихъ революціонныхъ движеній, первый, поднявшій знамя свободы въ послѣднюю революцію, — что этотъ самый Кадиксъ такъ легко дастъ обмануть себя всякой продажной сволочи? И чьимъ словамъ вы повѣрили? Временнаго правительства, не разъ уже извращавшаго факты, или Прима, въ низости и коварствѣ котораго вы имѣли случай сами убѣдиться! Очень хорошо быть честнымъ человѣкомъ, но дурно, если эта честность доходитъ до наивности. Я очень сожалѣю, что наша мирная революція кадикскими событіями сошла съ своего настоящаго пути. Я огорченъ этими событіями, но какъ бы тамъ ни было, теперь не время разбирать: кто правъ, кто виноватъ, а нужно немедленно помочь Кадиксу, который хотятъ обезоружить также, какъ обезоружили Санта-Марію, какъ восемь дней тому назадъ пытались обезоружить васъ, и чего они легко достигнутъ, если мы будемъ каждый городъ, какъ Кадиксъ, оставлять безъ всякой помощи въ виду штыковъ Прима. Сегодня палъ Кадиксъ, завтра падетъ Малага, а послѣ завтра Мадридъ.»
Гарридо говорилъ горячо и убѣдительно, рѣчь его произвела впечатлѣніе, но далеко не то, какого она заслуживала. Комитетъ до того свыкся съ мыслью о реакціонномъ движеніи въ Кадиксѣ, что ему трудно было сразу разубѣдиться въ правильности своего заключенія. Однакоже Гвизасола и Орсизе, какъ люди съ большимъ тактомъ, чѣмъ ихъ товарищи, предложили Гарридо, на его отвѣтственность, печатно изложить подробности кадикской катастрофы и, такимъ образомъ, составить обвинительный актъ противъ правительства. Гарридо написалъ блестящую статью и въ полночь отнесъ ее въ редакцію «Игуальдадъ», газеты республиканской партіи. Ее набрали и отправили въ комитетъ; но оттуда, въ два часа, получено приказаніе: пріостановить печатаніе статьи, такъ какъ она должна произвести ужасающее впечатлѣніе. Члены комитета будутъ просить Гарридо передѣлать статью въ болѣе умѣренномъ духѣ. Этими переговорами было потеряно для дѣла цѣлыхъ 24 часа. «Глупцы говорятъ глупости, но дѣлаютъ ихъ только мудрецы» гласитъ испанская пословица.
«Вы мечтатели!» такими словами встрѣтили въ редакціи «Игуальдадъ» друзей Гарридо, выражавшихъ свое удивленіе, что въ сегодняшнемъ нумеръ ne помѣщена статья Гарридо. «Не одинъ Мадридъ вѣритъ словамъ временнаго правительства, утверждающаго, что кадикскія волненія — дѣло реакціонеровъ. Посмотрите, вотъ письма многихъ провинціальныхъ республиканскихъ комитетовъ, одобряющія энергичныя мѣры, принятыя военнымъ министромъ; они предлагаютъ, въ случаѣ нужды, вооружить волонтеровъ, чтобы помочь правительству уничтожить всѣ эти возмутительныя попытки, которыя безчестятъ нашу революцію….»
Что оставалось отвѣчать друзьямъ Гарридо, — развѣ только пожалѣть, что эти бѣдныя овцы — испанскіе республиканцы — не могутъ разсмотрѣть, что ихъ пасутъ не настоящіе пастухи, а полки, переодѣвшіеся пастухами.
Но скоро слѣпота спала съ глазъ одураченныхъ мадридцевъ. Въ полдень прибыла сюда депутація изъ Севильи, которая подтвердила справедливость словъ Гарридо и его друзей. Севилья была обманута ложными депешами, какъ и всѣ другіе города Андалузіи и Каталоніи. Она также горѣла желаніемъ помочь правительству уничтожить карлистское возстаніе. Но во время самой осады Кадикса нельзя было узнать ничего вѣрнаго. Когда же генералъ, командующій осадой, заключилъ съ возставшими временное перемиріе, севильцы проникли въ Бадиксъ и узнали гамъ истину, узнали насколько они обмануты правительствомъ. Все дѣло произошло дѣйствительно изъ-за того, что губернаторъ (реакціонеръ, ненавидимый всѣмъ населеніемъ) и генералъ, командующій войсками, захотѣли обезоружить милиціонеровъ, пожелавшихъ подать помощь своимъ товарищамъ въ Пуэрто Санта-Марія. Началась свалка между милиціей и солдатами. «Да здравствуетъ федеральная республика!» кричали милиціонеры. «Да здравствуетъ федеральная республика!» повторяли солдаты, и шли другъ на друга, и бились яростно, пока солдаты не были выбиты изъ всѣхъ своихъ позицій и принуждены отступить. Затѣмъ началась извѣстная уже осада Кадикса.
Севильская депутація получила отъ своего республиканскаго комитета порученіе представить правительству просьбу о немедленномъ прекращеніи кадикскаго дѣла, въ противномъ случаѣ послѣдуетъ всеобщее возстаніе въ Андалузіи. Чтобы предупредить гражданскую войну, необходимо войти съ Кадиксомъ въ условія, удобныя для обѣихъ сторонъ. Но мнѣнію севильскаго республиканскаго комитета, для водворенія прочнаго мира и достиженія благихъ результатовъ отъ послѣдней революціи, необходимо нѣсколько измѣнить составъ временнаго правительства, введя въ него республиканскій элементъ.
Многіе изъ членовъ мадридскаго республиканскаго комитета сопровождали севильскую депутацію въ пріемную залу временнаго правительства. Депутація была принята Серано и Топете, по Примъ не заблагоразсудилъ показаться. Депутація обмѣнялась съ генералами нѣсколькими упреками. Очень жаль! Республиканцы видно забыли мудрое правило, что тамъ, гдѣ нужны факты и дѣло, — тамъ угрозы совершенно безполезны.
Кажется мадридскій комитетъ рѣшился дѣйствовать. Кастеляръ помѣстилъ въ «Discussion» свою статью, однакожъ безъ подписи; редакція «Игуальдадъ» уже болѣе не настаивала на смягченіяхъ въ статьѣ Гарридо, и напечатала ее безъ всякихъ измѣненій, за подписью Гарридо. Послѣдняя статья произвела потрясающее впечатлѣніе; публика положительно осаждала контору редакціи: пришлось отпечатать номеръ едва ли не въ четверномъ количествѣ противъ обыкновеннаго завода. «Такъ вотъ въ чемъ дѣло, твердили мадридцы, — насъ порядкомъ поднадули. Вотъ противъ какихъ каря истовъ правительство заряжало свои пушки».
Всеобщее сочувствіе къ республиканцамъ, проявившееся въ Мадридѣ, воодушевило республиканскій комитетъ и онъ рѣшился серьезно обсудить вопросъ: не слѣдуетъ ли, въ виду такихъ благопріятныхъ обстоятельствъ, произвести республиканское возстаніе во всей странѣ, начавъ съ Мадрида? Мнѣніи, какъ обыкновенно, раздѣлились; одни находили крутыя мѣры несвоевременными, выставляли слабость республиканской партіи въ сравненіи съ силами, которыми располагаетъ правительство и совѣтовали ожидать, но не складывать рукъ, а быть всегда готовыми встрѣтить непріятеля, если онъ захочетъ напасть на нихъ.
Ихъ оппоненты, напротивъ, находили, что выжидательное положеніе, въ настоящемъ случаѣ, равносильно пораженію, что во время революцій нельзя считать своихъ противниковъ, что въ такія времена только и можно брать смѣлостью и страстью, а осторожность и благоразуміе часто бываютъ очень плохими союзниками.
Какъ водится, при подобной разноголосицѣ, не пришли ни къ чему рѣшительному. Дѣло не подвинулось ни на шагъ. Но должно быть одержало верхъ первое мнѣніе, и слабость республиканской партіи признана за вѣрный фактъ ея вожаками.
Послѣ переговоровъ между правительствомъ и предводителями политическаго движеніи въ Кадиксѣ и Севильѣ, продолжавшихся цѣлый день, былъ, наконецъ, подписанъ компромисъ. Обѣ враждующія стороны должны сложить свое оружіе; солдаты возвратятся въ свои казармы или разойдутся по квартирамъ въ другіе города; граждане возвратятся въ свои мастерскія или въ свои конторы; до преобразованія милиціи, которое должно совершиться въ 15 дней, милиціонеры сложатъ свое оружіе въ городской думѣ, подъ охрану своего муниципальнаго совѣта. Чтобы обсудить, кто виноватъ въ этой братоубійственной борьбѣ — правительство или граждане, — будетъ назначенъ посредникъ, на рѣшеніе котораго должны положиться обѣ стороны, и, слѣдовательно, вся Испанія. Но кого же избрать посредникомъ? Не легко было отвѣтить на этотъ вопросъ, и онъ вызвалъ горячія пренія. Наконецъ Риверо произнесъ имя, которое уладило всѣ затрудненія. «Кому же быть посредникомъ, какъ не Топете, говорилъ онъ. — Кто первый подалъ сигналъ къ революціи? — Топете. Сигналъ былъ поданъ въ Кадиксѣ. Топете-кадикскій гражданинъ, и во время теперешней борьбы Кадикеа съ правительствомъ, семейство Топете оставалось въ этомъ городѣ». Правительство охотно согласилось отдаться на судъ Топете. также не было причины сомнѣваться въ согласіи Каданса и Севильи. Было предположено, что завтра Топете съ экстреннымъ поѣздомъ отправится и въ Кадансъ и въ Севилью, и приведетъ все дѣло къ концу, къ обоюдной выгодѣ обѣихъ сторонъ.
Кастеляръ, Орензе, Гарри до, Гвизасола писали своимъ кадисскимъ и севильскимъ друзьямъ: «Миритесь съ правительствомъ, принимайте его условія!»
Сегодня мнѣ пришлось побывать въ театрѣ, гдѣ давали весьма популярную въ настоящее время пьесу: «Кто будетъ королемъ».
Дѣйствующія лица этой пьесы: мать — Испанія, дѣти ея — испанцы, обитатели различныхъ провинцій, и различные претенденты на испанскій престолъ. Дѣтки, принадлежащія ко всѣмъ сословіямъ, кромѣ духовнаго, разгуливаютъ по сценѣ, разсказывая о своемъ невыносимомъ житьѣ-бытьѣ передъ послѣдней революціей, объ альколейской побѣдѣ и о своихъ надеждахъ на, лучезарное будущее. Во время ихъ разговоровъ приходитъ къ нимъ великолѣпная дама въ золотой діадемѣ и золотыхъ латахъ, ихъ мать — Испанія. "Мои милыя дѣти, говоритъ она, — вы вспомнили теперь о томъ ужасномъ времени, когда вы страдали отъ этихъ негодныхъ управляющихъ Гонзалецовъ Браво, Носсдадей и компаніи, отъ которыхъ вы, наконецъ, избавились. Разумѣется, мнѣ вовсе не желательно, чтобы это опять повторилось съ вами. Но вамъ нужно имѣть короля. У меня теперь много претендентовъ, они сейчасъ, одинъ за другимъ, придутъ сюда; который изъ нихъ вамъ понравится — того я и выберу.
Дѣтки согласились на это предложеніе. Первымъ является герцогъ Монпансье, за нимъ послѣдовательно входятъ: старый португалецъ, англійскій морякъ, итальянецъ, саксонецъ, баварецъ, и молодой юноша, и теперь называющій себя Карломъ VII. Всѣ они не нравятся дѣтямъ и еще болѣе матери. «Больше нѣтъ, говоритъ мать. — Но надо же выбрать кого нибудь. Мнѣ, какъ вы знаете, мужъ нуженъ только для проформы. Выберите же мнѣ почтеннаго старичка, уважаемаго всѣми, скромнаго, бездѣтнаго, человѣка безъ всякихъ претензій; онъ васъ не будетъ долго стѣснять, ему осталось жить не богъ знаетъ сколько, а въ это время вы возмужаете и будете въ состояніи управляться сами».
Послѣднее предложеніе возбуждаетъ живѣйшій восторгъ въ зрителяхъ. Рукоплесканія покрываютъ слова матери. Каждый знаетъ, что авторъ мѣтитъ на донъ Бальдомеро Эспартеро, избирательнаго короля, перваго и послѣдняго изъ династіи.
Вчера мы справлялись: уѣхалъ ли Топете въ Кадиксъ и былъ ли приготовленъ для него экстренный поѣздъ? Администрація желѣзной дороги отвѣтила, что ни о какомъ экстренномъ поѣздѣ ей никто не говорилъ. Чего же медлитъ избранный посредникъ?
Сегодня мы узнали, что Топете и не поѣдетъ въ Кадиксъ. Значитъ, всѣ эти переговоры временнаго правительства съ депутатами была одна кукольная комедія, и республиканцы опять кругомъ надуты!
Въ то самое время какъ правительство договорилось съ республиканскимъ комитетомъ и съ депутатами Севильи и Кадикса, генералъ Кабалеро-де-Родасъ, командующій войсками передъ Кадиксомъ, и слышать не хотѣлъ ни о какихъ переговорахъ: онъ жаждалъ крови, огня и разрушенія.
Сегодня газеты напечатали депешу, полученную правительствомъ, въ которой сообщалось, что Кадиксъ сдался безъ всякихъ условій. За тѣмъ распространялся слухъ, что возставшіе отдали свое оружіе иностраннымъ консуламъ (значитъ консулы не были ни перебиты, ни арестованы, какъ старались въ томъ увѣрять подъ рукой правительственные агенты), но что Родасъ счелъ это оскорбленіемъ испанскому имени и намѣренъ смыть его непріятельскою кровью.
Дѣйствительно, республиканцы нашли для себя болѣе всего приличнымъ и удобнымъ сдать свое оружіе подъ охрану представителя республики Соединенныхъ штатовъ: не отдавать же его Родасу!
Печальный фактъ кадикскаго возмущенія еще разъ показалъ до какой степени люди довѣрчивы и просты. Испанскіе республиканцы, какъ и всѣ вообще республиканцы, чрезвычайно искренни въ своихъ сношеніяхъ съ правительствомъ, и эта искренность главнѣйшая причина всѣхъ ихъ неудачъ. Ею пользуется временное правительство, состоящее изъ искусившихся въ интригахъ и вѣроломствѣ политиковъ, и надуваетъ и проводитъ республиканцевъ на каждомъ шагу.
Правительство начало процессъ противъ газеты «Игуальдадъ», желая отомстить ей за то, что она первая рѣшилась высказать истину о кадикскихъ событіяхъ. Отвѣтственный редакторъ газеты, Гвизасола, приговоренъ къ штрафу въ 1000 франковъ, а въ случаѣ неимѣнія ихъ, къ тюремному заключенію! И такъ, сентябрьская революція, которой такъ чванятся испанцы, не проживъ еще трети года, уже перестала уважать первѣйшую и значительнѣйшую гарантію свободы — свободу печати!
Дѣло Монпансье произвело бурю даже въ нѣдрахъ министерства, Серано и Топете увидѣли, что ихъ надули кругомъ, съ одной стороны Примъ, съ другой, министры Сага га, Энала, Хорил та и Фируэрола. Серано прибѣгъ даже къ угрозѣ выйдти въ отставку, и въ газетахъ появилось уже нѣсколько статей по этому поводу.
«Испанская Корреспонденція», газета министерская, по своему направленію терпимая при всякомъ порядкѣ, и вмѣстѣ съ тѣмъ самая распространенная въ Испаніи, — першія открыла огонь горячей статьей въ пользу Монпансье. Она поименовала всѣ качества, принца, которыя даютъ ему право на испанскій престолъ. Онъ экономенъ, онъ богатъ самъ но себѣ, онъ далъ дѣтямъ самое католическое, религіозное воспитаніе, онъ былъ изгнанъ королевой, онъ забылъ свое происхожденіе и сталъ вполнѣ добрымъ испанцемъ, онъ довелъ свой испанскій патріотизмъ до того, что употребляетъ нынче исключительно испанскія произведенія; онъ даже читаетъ только книги, напечатанныя въ Испаніи. За «Испанской Корреспонденціей» затянула на ту же ноту «Иберіа», а имъ стали акомпанировать и многія другія газетки, менѣе высокаго полета.
По времени оживленія политической литературы въ Испаніи, не отстала отъ общаго прогресса и литература сатирическая. Она замѣтно оживилась и представила много интересныхъ статей и карикатуръ. Мнѣ особенно понравилась слѣдующая: Наполеонъ, съ маленькимъ императорскимъ принцемъ, сидитъ на огромномъ сундукѣ. Престарѣлый орелъ, на половину ощипанный, привязанъ за лапу къ столу съ гасильниками и кубками. Вокругъ стола расположены различныя націи Европы: пруссакъ, въ своей каскѣ съ громовымъ отводомъ, русскій, грекъ, англичанинъ. На эфесѣ сабли утверждено кресло, и на этомъ креслѣ возсѣдаетъ святой отецъ папа въ тіарѣ и съ ключами въ рукахъ. Пій IX, съ своего сѣдалища, протестуетъ и руками и ногами, на лицѣ его выраженіе ужаса. Всѣ присутствующіе спорятъ другъ съ другомъ, желая разрѣшить вопросъ: «падетъ ли папа, или удержится?» Ханжа, испанка, бросаетъ въ деревянную чашку Наполеона нѣсколько грошей — это сборъ въ пользу папскаго престола.
Эта остроумная карикатура, произведеніе Сима, напечатана въ «Monaguillo de las Saleras». Что означаетъ это заглавіе? Монагилло — это было имя маленькаго хориста въ хорѣ монастыря las Saleras, въ Мадридѣ. Въ недавнее время (до революціи) вдругъ прошелъ слухъ, что въ этомъ женскомъ монастырѣ нѣсколько монахинь забеременѣло. Но изслѣдованію, въ такомъ положеніи открыто 11 юнѣйшихъ изъ нихъ. Всѣ онѣ показали, что причиной ихъ неприличнаго для монахинь положенія былъ мальчикъ Монагилло. Къ какимъ мѣрамъ прибѣгли за этимъ открытіемъ строгіе изслѣдователи, — сказать мудрено, потому что чрезъ день или два ребенокъ умеръ отравленный, и на томъ "окончилось разслѣдованіе. Между тѣмъ общественное мнѣніе истинными виновниками беременности отрекшихся отъ міра юницъ, называло отца Дирилля, отца Кларета, и еще двухъ или трехъ другихъ важныхъ духовныхъ сановниковъ.
Я еще ничего не сказалъ о мадридскихъ республиканцахъ. Къ сожалѣнію, не могу похвалить ихъ: они очень ясно показали, что не обладаютъ ни достаточнымъ тактомъ, ни энергіею. Если бы не ихъ ошибки, кадикское дѣло не окончилось бы такъ печально. Они думали и выжидали въ то время, когда нужно было говорить громко и рѣшительно, когда слѣдовало энергически поддерживать обвиненіе противъ вѣроломства временнаго правительства. Они ничего не устроили, они не имѣютъ даже своей порядочной газеты. Ихъ газета «Революція» скучна до крайности; «Discussion» ведется очень дурно; я съ трудомъ могъ дочитать нумеръ лучшей изъ ихъ газетъ «Игуальдадъ», единственной, которая продается отдѣльными нумерами на улицахъ. У нихъ нѣтъ ни одного журналиста, а журналистъ имъ теперь нужнѣе десяти тысячъ ружей.
Муниципальные выборы начались третьяго дня, но пока идутъ предварительныя приготовленія, и они не представляютъ еще никакого интереса; настоящая битва начнется только завтра.
Оттого ли, что я посѣтилъ Мадридъ въ декабрѣ, или же нахожусь подъ вліяніемъ печальныхъ политическихъ событій, только испанская столица мнѣ вовсе не нравится. Улицы въ ней, дурно мощеныя, кривы, дома безпорядочно расположены и выстроены въ самомъ старинномъ вкусѣ, не смотря на то, что большая часть Мадрида городъ новый: вовремя нашествія перваго Бонапарта, въ Мадридѣ было всего 127,000 жителей, теперь же ихъ болѣе 300,000. Онъ сохранилъ отъ прежняго періода своей исторіи развѣ только нѣсколько іезуитскихъ церквей весьма некрасивой архитектуры, все же остальное — созданіе времени луи-филиповскаго парламентаризма и буржуазнаго доктринерства, и все-таки имѣетъ старинный, средневѣковый видъ. Какова наружность домовъ Мадрида, таковы и его жители. Они всѣ либералы, всѣ стоятъ вѣчно въ оппозиціи, по раскусите ихъ хорошенько, и вы поймете, какой цѣны этотъ либерализмъ, эта оппозиція, и на какомъ старомъ, подгнившемъ фундаментѣ покоится ихъ новое зданіе либерализма. Во всѣхъ странахъ Европы столицы стоятъ всегда во главѣ движенія, всегда руководятъ общественнымъ мнѣніемъ страны; Мадридъ же, напротивъ, тянется за провинціей; въ этомъ отношеніи Кадиксу и Барселонѣ болѣе приличествуетъ названіе столицы Испаніи, чѣмъ Мадриту.
Испанія — полуостровъ, отдѣленный отъ континента почти неприступнымъ барьеромъ — Пиринеями; Испанія, потому, сама небольшой отдѣльный континентъ съ полу-европейскимъ, полу-африканскимъ характеромъ: здѣсь различные климаты и самыя крайнія температуры: здѣсь встрѣчаются всѣ произведенія почвы отъ полярныхъ мховъ до тропическихъ пальмъ и алоэ. Такой же контрастъ и между расами, населяющими эту любопытную страну, и потому, не взирая на вѣковую работу объединенія страны, расы сохранили свою самостоятельность и не слились въ одну націю.
Мадридъ созданъ въ видахъ этого національнаго объединенія, онъ есть его орудіе и символъ; но одолженный своимъ созданіемъ австрійскому и бурбонскому деспотизму, онъ принялъ всѣ качества искуственныхъ административныхъ центровъ, и, не имѣя никакой связи съ народнымъ дѣломъ, онъ никогда не пользовался сочуствіемъ провинціальнаго населенія. И если бы теперь утвердилась въ Испаніи федеральная республика, Мадридъ сталъ бы пользоваться едва ли еще не меньшимъ политическимъ значеніемъ, какимъ пользуется Вашингтонъ въ Соединенныхъ штатахъ: онъ станетъ только главнымъ городомъ Кастиліи, мѣстомъ, гдѣ будетъ засѣдать конгресъ. Вслѣдствіе такой перемѣны, по крайней мѣрѣ 20,000 чиновниковъ, теперь служащихъ въ немъ, или будутъ признаны безполезными и уволены, или перейдутъ на службу въ свои провинціи; 10,000-мъ учащимся (изъ 20) также не будетъ нужды оставаться въ Мадридѣ, куда они съѣхались, какъ въ столицу всей Испаніи, и они переѣдутъ въ Саламанку, Барселону. Сарагоссу, Севилью и Валенсію, и, такимъ образомъ Мадридъ потеряетъ навѣрное не менѣе 100 тысячъ своихъ теперешнихъ жителей.
Мадридская буржуазія чувствуетъ, что федеральная республика не можетъ подѣйствовать благопріятно на ея матеріальные интересы, потому она и не проявляетъ особеннаго энтузіазма въ ея пользу. Слѣдовательно все, чего можно требовать отъ этой буржуазіи, — это развѣ только того, чтобы она не проявляла своей оппозиціи утвержденію республики.
Теперь для меня стала понятна измѣна Риверо и нерѣшительность мадридскихъ республиканцевъ.
До какой степени испанцы способны видѣть вездѣ политическій намекъ, показываютъ рецензіи театральныхъ хроникеровъ на пустенькую и пошленькую пьеску: «На небѣ также, какъ и на землѣ». Въ этомъ глупомъ и неудачномъ подражаніи Офенбаху фигурируютъ боги Олимпа въ такихъ дико-нелѣпыхъ положеніяхъ, что, не зная тайны причины успѣха этой пьески, можно принять испанцевъ за людей или крайне снисходительныхъ, или просто ничего несмыслящихъ въ сценическомъ искуствѣ.
Дѣло же объясняется просто, особеннымъ отношеніемъ журнальной критики къ этому произведенію. Рецензенты ухитрились найти здѣсь политическіе намеки. Меркурій, Нептунъ и Бахусъ пьесы будто бы изображаютъ въ карикатурѣ Прима, Топете и Серано. Тутъ же фигурируетъ Нецуэла, графъ Честе, возъимѣвшій намѣреніе бомбардировать Олимпъ, за нимъ слѣдуютъ Изабелла и Гонзалецъ Браво, объявляющіе, что если осажденные немедленно не покорятся, то будутъ разстрѣляны. Но Примъ, одѣтый въ костюмъ полиціанта, и Топете и Серано. во фракахъ и цилиндрическихъ шляпахъ, машущіе своими палками, разгоняютъ своихъ противникопъ. Гонзалецъ и Изабелла убѣгаютъ, а Исцуэла сдается. Въ это время гремитъ громъ и на сцену является старикъ генералъ, въ шляпѣ съ широкими полями, будто бы изображающій Эспартеро; онъ кричитъ, что надо покориться народной волѣ. Примъ, Топете и Серано выражаютъ ему свою преданность, и онъ избираетъ себѣ министерство, въ составъ котора. о входятъ и поименованные покорившіеся боги. Этотъ Эспартеро комедіи престранное лицо; онъ является и изчезаетъ, какъ Deus ex machina, такъ что нельзя замѣтить: честный ли онъ человѣкъ, глупенькій ли старичокъ, хвастунь-ли, или, наконецъ, просто гаеръ. Передъ тѣмъ, какъ удалиться со сцены, это загадочное лицо приказываетъ музыкантамъ играть гимнъ Ріэго, который служитъ прелюдіей — какъ вы думаете, чего? — адскаго катана. Публика, повидимому, совершенно хладнокровно относится къ такому соединенію и не свищетъ, но и не аплодируетъ; однакожъ требуетъ повторенія канкана, а не гимна.
Гимнъ Ріэго, нѣкогда возбуждавшій такой сильный энтузіазмъ, нынче уже производитъ мало впечатлѣніи. Но между прошедшимъ и настоящимъ теперь открылась цѣлая пропасть; нѣкогда народъ довѣрчиво принималъ всѣ нелѣпости Прима, Топете, Эспартеро, Серано, принималъ ихъ не разсуждая, и аплодировалъ не понимая. Нынче народъ понимаетъ не лучше, но за то болѣе не аплодируетъ. Это произошло оттого, что онъ потерялъ уже слѣпую вѣру, но и не познакомился съ реальнымъ взглядомъ на вещи, несмотря даже на іезуитскія книжонки, продающіяся очень дешево но деревнямъ, въ родѣ дидактической нелѣпости, озаглавленной «Искуство думать», которой переполнены всѣ пари мелочныхъ торговцевъ. И вѣроятно долго еще не познакомится, если станетъ читать подобную дребедень и принимать ее за величайшую мудрость.
Можно ли думать, что сегодня идутъ муниципальные выборы, которые должны оказать такое сильное вліяніе на выборы въ кортесы! Ни малѣйшаго движенія на улицахъ, никакихъ афишъ, прокламацій, манифестовъ, и, что всего удивительнѣе, даже ни одной статьи въ газетахъ. Между тѣмъ во вчерашнемъ нумеръ «Игуаль-дадъ» изъ четырехъ страницъ полторы первыхъ посвящены высоко-философской статьѣ: «Развитіе мысли». Редакція изволитъ философствовать во вкусѣ блаженной памяти философовъ метафизической школы, въ то время, какъ временное правительство продѣлываетъ разные фокусы и употребляетъ всѣ усилія, чтобы какъ можно болѣе нагадить республиканцамъ, органомъ которыхъ считается Игуальдадъ! — Это ужъ слишкомъ наивно, чтобы не сказать хуже!
Сегодня газеты совсѣмъ не вышли послѣ вчерашняго праздника.
Во многихъ мѣстахъ муниципальные выборы оказались, въ пользу республиканской партіи. Такой успѣхъ подѣйствовалъ по Примя и онъ, по обыкновенію, рѣшился забѣжать къ торжествующей партіи съ задняго двора. Онъ поѣхалъ къ одному илъ вліятельнѣйшихъ членовъ мадридскаго республиканскаго комитета, и въ разговорѣ намекнулъ ему, что готовъ бы былъ сойтись съ республиканцами, если бы они гарантировали ему президентство въ будущей республикѣ. Тотъ, разумѣется, отвѣчалъ хитроумному интригану, что такое дѣло рѣшитъ не можетъ даже цѣлый мадридскій комитетъ, а не только одинъ членъ, хотя и вліятельный. Примъ уѣхалъ недовольный. Топете и Орано пока еще никуда не забѣгали, но но всему видно, оба чувствуютъ себя не вполнѣ хороню.
Старикъ Эепартеро, кажется, ненавидитъ только двухъ людей въ мірѣ: Прима и Серано, отнявшихъ у него власть, вслѣдствіе возмущенія 1843 года; онъ не перестаетъ твердить: «ихъ мѣсто на галерахъ, а не между честными людьми». Эепартеро, поэтому, предпочитаетъ республику; онъ увѣренъ, что при ея утвержденіи, его заклятымъ врагамъ не будетъ мѣста въ правительствѣ. Съ синей стороны, и Примъ и Серано не устаютъ повторять, что они всегда предпочтутъ республику-монархіи съ королемъ Эспартеро.
Сегодня я повстрѣчался на улицѣ съ священникомъ, который несъ причастіе къ умирающему. Всѣ попадающіеся ему на пути люди всѣхъ сословій и положеній въ свѣтѣ становились на колѣни; женщины выходили изъ домовъ и лавокъ, кидались ницъ и лежали въ такомъ положеніи долгое время даже послѣ прохода священника. Нанявшись наблюденіями, я забылъ снять шляпу. Священникъ грозно посмотрѣлъ на меня и что-то шепнулъ дьячку. Затѣмъ много черныхъ глазъ съ угрозой обратились на меня, и я могъ замѣтить не мало кулаковъ, показанныхъ мнѣ въ видѣ внушенія.
Но я еще дешево отдѣлался. Нѣсколько недѣль тому назадъ, двое моихъ друзей, писателей, изъ которыхъ одинъ русскій, встрѣтили такую же процессію на одной изъ главныхъ улицъ Мадрида. Также, какъ и л, они зазѣвались и не обнажили головъ. Четверо или пятеро изъ проходящихъ мѣщанъ бросились на нихъ съ сжатыми кулаками. У одного изъ моихъ друзей была палка, у другого револьверъ. Увидѣвъ оружіе, нападающіе остановились, «А, это, вѣрно, французы, сказалъ одинъ изъ нихъ, — они только и думаютъ какъ бы подраться. Чортъ съ ними, съ этими безбожниками!»
Также въ одномъ изъ переулковъ два француза, громко разговаривавшіе на своемъ природномъ языкѣ, подверглись нападенію нѣсколькихъ шелопаевъ, которые сочли оскорбленіемъ слышать на мадридскихъ улицахъ иностранный говоръ, Еслибы не вмѣшательство полиціи, французамъ досталось бы порядкомъ.
Французскіе инженеры, работающіе на аликантской линіи желѣзной дороги, въ началѣ революціи принуждены были спасаться бѣгствомъ, ибо ихъ жизни грозила опасность. Испанецъ вообще не любитъ иностранцевъ, къ тому же испанскій простой народъ питаетъ закоренѣлую ненависть къ желѣзнымъ дорогамъ, увеличивавшимъ цѣнность на жизненные припасы въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ онѣ проходили.
Но сообщая эти грустные факты, слѣдуетъ сказать, что во время нашего путешествія по Андалузіи, во время особеннаго взрыва республиканскаго энтузіазма, народъ вездѣ братски принималъ иностранцевъ. Но это было время совершеннаго охлажденія религіознаго фанатизма.
Мадридъ имѣетъ свой Мабиль, лучше сказать, пародію на парижское увеселительное заведеніе, извѣстное цѣлому міру. Оно называется Капелланъ. Въ немъ нѣтъ и тѣни парижскаго изящества, красоты и веселья. Я былъ здѣсь на костюмированномъ балу и хорошо замѣтилъ, что далеко не я одинъ скучаю за свои деньги. Общеупотребительный танецъ здѣсь — хабанера, — танецъ чрезвычайно скучный и монотонный. Слегка поцѣловавшись, танцующая пара начинаетъ самымъ медленнымъ образомъ кружиться, выдѣлывая на подъ тактъ монотонной музыки. Я сильно разочаровался, смотря на этотъ скучный танецъ, въ странѣ, гдѣ есть болеро, фанданго и галега.
Тѣмъ не менѣе, канканъ начинаетъ проникать въ Испанію. Онъ вошелъ теперь, какъ составная часть и необходимая принадлежность, во многія легкія пьесы. Ему неистово аплодируютъ и постоянно заставляютъ повторять. Многія дрянныя пьесы не сходятъ съ репертуара только благодаря капкану. Одинъ шутникъ замѣтилъ мнѣ какъ-то, что канканъ-единственное завоеваніе, доставшееся на долю испанскаго народа, какъ результатъ сентябрьской революціи. Народъ еще не имѣетъ свободы религіозной; свобода прессы только кажущаяся; взамѣнъ этихъ благъ онъ пріобрѣлъ право безобразничать въ танцахъ сколько его душѣ угодно.
Мадридскіе республиканцы, наконецъ, пробудились отъ своей долговременной спячки. Состоялось собраніе въ 6000 человѣкъ. Оно было созвано съ цѣлью торжественно и публично провозгласить побѣду, одержанную республиканскою партіей на провинціальныхъ выборахъ, и. если будетъ возможно, упрочить ее себѣ въ столицѣ. Высказывая горячія похвалы провинціи, они косвеннымъ образомъ нападали на безтактность и апатію мадридскихъ избирателей, которые до сей поры еще не начинали дѣйствовать. Ихъ приглашали къ энергической дѣятельности, ихъ просили войти въ болѣе близкія сношенія съ народомъ и объяснить ему, что его сомнѣнія несправедливы. что республиканскій образъ правленія и административная децентрализація, какъ слѣдствіе федеральной республики, — ни въ какомъ случаѣ не могутъ неблагопріятно подѣйствовать на его заработки, какъ его стараются увѣрить въ томъ агенты временнаго правительства.
Трое изъ замѣчательнѣйшихъ испанскихъ ораторовъ: Орензе, Гарридо и Кастеляръ говорили сегодня рѣчи.
Я вамъ уже описывалъ Орензе; вы хорошо знакомы съ качествами его таланта, слѣдовательно, нѣтъ нужды возвращаться къ этому предмету. Орензе, какъ обыкновенно, говорилъ не приготовлясь, безъ всякаго плана; онъ импровизировалъ: его рѣчь была переполнена пословицами, остротами, анекдотами, шуточками, вводными эпизодами, касающимися исторіи страны и его собственной біографіи. Вельможа съ вельможами, ученый съ учеными; человѣкъ съ громаднымъ запасомъ знаній и опыта, — Орензе имѣетъ буржуазный складъ ума и душу крестьянина. Ни одинъ изъ испанскихъ ораторовъ не умѣетъ говорить такимъ популярнымъ языкомъ; ни одному изъ ораторовъ такъ не симпатизируютъ массы, какъ Орензе; въ немъ одинаково уважаютъ и одинаково любятъ его великія качества и маленькіе недостатки.
Орензе бросилъ бѣглый взглядъ на дѣятельность временнаго правительства; онъ очень понятно уяснилъ всѣ происки и хитрости интригановъ, имѣющихъ въ виду единственно свою личную пользу, а никакъ не благо всей страны. Съ своимъ всегдашнимъ юморомъ, онъ доказывалъ, что всѣ обѣщанныя либеральныя реформы никогда не осуществятся, если народъ будетъ пойманъ на удочку временнымъ правительствомъ; но что всѣ эти необходимыя реформы непремѣнно явятся результатомъ утвержденія въ Испаніи республики, и тогда страна шибко пойдетъ впередъ путемъ современнаго прогресса и не только сравняется въ развитіи, но и опередятъ многія, болѣе передовыя, европейскія націи.
Рѣчь Орензе произвела самое веселое впечатлѣніе на слушателей, которое вскорѣ смѣнялось противоположнымъ чувствомъ, когда Гарридо поднялся и началъ свою рѣчь. Дрожь пробѣжала но всему собранію въ то время, какъ ораторъ своимъ звучнымъ, сильнымъ голосомъ сталъ разсказывать о кадикскихъ событіяхъ. Рѣдко когда удавалось мнѣ слышать подобное ясное изложеніе, такое сильное и рѣшительное слово. Именно такими только рѣчами можно возбуждать народъ до предѣловъ крайняго энтузіазма! Въ эту минуту Гарридо былъ полнымъ господиномъ всей шеститысячной толпы.
Онъ только сказалъ: «протестуйте противъ разоруженія Кадикса, пошлите депутацію къ временному правительству; пусть она, вашимъ именемъ, выскажетъ негодованіе къ его поведенію въ кадикскомъ дѣлѣ; пусть она скажетъ, что вы не одобряете его противуконституціоннаго распоряженія объ обезоруженіи Кадикса и предположенномъ уже обезоруженіи Хереса и Севильи. Дайте знать правительству, что оно, своими дѣйствіями, превысило полномочія, данныя ему народомъ, что оно безсовѣстно нарушаетъ нрава гражданъ, и что если оно будетъ продолжать дѣйствовать такимъ образомъ, вы примете на себя защиту оскорбляемыхъ. Пригласите всѣ другіе города послѣдовать вашему примѣру, и ваша побѣда несомнѣнна. Скажите правительству, что если оно не можетъ возвратить жизни убитымъ, то пусть, по крайней мѣрѣ, дастъ свободу тѣмъ, кого держитъ арестованными, пусть предастъ суду безчестныхъ Перальту, Замору и другихъ зажигателей гражданской войны. А вы сами откройте подписку въ пользу семействъ убитыхъ, раненыхъ, арестованнымъ, изгнанныхъ, раззоренныхъ, — откройте ее-не для того только, чтобы помочь нуждающимся, а главное затѣмъ, чтобы этимъ самымъ показать, какъ вы возмущены недостойными дѣйствіями временнаго правительства.»
Эта часть рѣчи Гарридо была покрыта громомъ рукоплесканій, она довела слушателей до сильнѣйшаго энтузіазма. Но что за нимъ воспослѣдуетъ — укажетъ будущее.
Во второй половинѣ рѣчи Гарридо обратился къ либераламъ. Онъ доказывалъ прогрессистамъ, что они сами но себѣ ничего не сдѣлаютъ; имъ нужны союзники, и что отыскать ихъ можно только между реакціонерами или республиканцами. «Одна изъ этихъ партій должна стать вашими непримиримыми правами, сказалъ ораторъ. — Если вы обратитесь въ нашъ лагерь, мы возьмемъ вашего Эспартеро въ президенты нашей республики, и отдадимъ главнѣйшія мѣста въ правительствѣ достойнѣйшимъ людямъ вашей партіи. Если вы соединитесь съ нами, мы непремѣнно одержимъ блистательную побѣду; если же вы отвергнете нашъ союзъ, то результатомъ будетъ долгая, ужасная, гражданская война; вы въ ней можете погибнуть и очистите мѣсто кровавой реакціи, съ клерикалами и ретроградами во главѣ. Выбирайте, мы рѣшили, что намъ дѣлать!»
Послѣ Гарридо говорилъ Кастеляръ. Мнѣ, наконецъ, привелось услышать рѣчь этого человѣка, который, по общему мнѣнію, считается самымъ замѣчательнымъ ораторомъ Испаніи. Кастеляръ — любимецъ всей своей партіи. Это очень красивый молодой человѣкъ, съ умнымъ, симпатичнымъ лицомъ, голосъ у него довольно слабый, незвучный. Но когда онъ появляется на трибунѣ, недостатки его голоса какъ будто пропадаютъ: предъ вами великій артистъ, обаятельно дѣйствующій на своихъ слушателей. Онъ взошелъ на трибуну, водворилась необычайная тишина. Онъ окинулъ все собраніе своими блестящими проницательными глазами, и изъ его устъ полилась рѣчь то плавная, похожая на журчаніе ручейка, то рѣзкая, сильная, какъ шумъ водопада. Порою его увлекалъ гнѣвъ, и изъ его тяжело-дышущей груди выходили лишь глухіе звуки. Его дикція величественна, его длинные періоды точно выточены, его манера говорить замѣчательно элегантна.
Нужно ли говорить, что темой его рѣчи была защита республиканскихъ принциповъ, Онъ говорилъ великолѣпію, но его рѣчь нужно читать, а не слушать; въ ней больше блеску, чѣмъ идей и глубокаго анализа. Но временами онъ былъ истинно великъ, напримѣръ, когда говорилъ о постыдномъ сраженіи при Монтанѣ. Кто бы могъ въ ту минуту не симпатизировать ему, не раздѣлять вполнѣ его убѣжденій? Полагаю, что изъ его слушателей не нашлось ни одного такого человѣка.
Уже нѣсколько дней моральная температура Мадрида стояла ниже нуля: въ воздухѣ было сыро и холодно: небо мрачно; но послѣ рѣчей Гарридо и Кастеляра. казалось, проглянуло, наконецъ, солнце и согрѣло сырой, холодный воздухъ; термометръ сталъ быстро подыматься.
— Но что-то станетъ говорить теперь временное правительство?
Никто этого не знаетъ, я полагаю и само оно не отвѣтило бы на этотъ вопросъ. Положеніе теперь, въ самомъ дѣлѣ, самое критическое: республиканцы не знаютъ, что предпочесть: осторожность или смѣлость. Прогрессисты перестали существовать, какъ политическая партіи: болѣе энергичные изъ нихъ перешли въ другія партіи; партія монархическая раздѣлена на 5 или на 6 враждебныхъ другъ другу отдѣловъ: само правительство не имѣетъ своей особенной партіи а каждый изъ его членовъ симпатизируетъ той или другой, но каждый разной, Примъ еще ни на что не рѣшился, онъ забѣгалъ и къ республиканцамъ, пытался заискивать и въ другихъ партіяхъ, мечталъ о coup d'ètat, подобномъ наполеоновскому; но кажись нигдѣ и ни въ чемъ не успѣлъ; всѣ знаютъ, какой опасный другъ этотъ Примъ, готовый измѣнить при первомъ удобномъ случаѣ и выдать тайны пріютившей его партіи. Припоминаются всѣми слова, сказанныя Примемъ невзначай: «если муниципальные выборы будутъ въ республиканскомъ духѣ, мы не допустимъ выборовъ въ кортесы!» Ботъ и найдите толкъ во всей этой путаницѣ; здѣсь мудрено сказать, что будетъ завтра.
Кто бы сказалъ, что Мадридъ только еще вчера выказалъ такой горячій энтузіазмъ къ свободѣ. Сегодня опять реакція. Энтузіазма хватило только на одинъ день, лучше сказать на время самаго собранія, и испанцы, какъ говорится въ пѣснѣ «Мальбругъ» —
La ceremonie faite
Mironton, mironton, mirontaine,
La ceremonie faite
Chacun s’eu fut coucher;
T. e. по просту, каждый послѣ церемоніи отправился спать, разумѣется, выкуривши много сигаръ и помечтавъ нѣсколько минутъ о свободѣ.
Мадридскіе республиканцы, и въ особенности ихъ центральный комитетъ, могутъ хоть кого въ отчаянье привести. Только-что вчера они утверждали, что не дадутъ въ обиду своихъ друзей въ Севильѣ и Малагѣ, а сегодня спокойно сложили руки и отправились каждый къ своимъ обыденнымъ занятіямъ и преспокойно попили, поѣли, покурили и заснули, какъ будто, бросивъ нѣсколько либеральныхъ, громкихъ словъ, — они этимъ все уже сдѣлали. Самымъ невозмутимымъ тономъ они передавали другъ другу за чашкой кофе новость, что генералъ Родасъ отправился въ Севилью съ цѣлію обезоружить національную гвардію, что будто бы народная милиція безъ всякаго сопротивленія отдала свое оружіе.
Странная вещь, такіе факты, какъ обезоруженіе Санте-Маріи и Кадикса, повидимому, не открыли глазъ мадридскому населенію и оно, кажется, до сихъ поръ не хочетъ вѣрить, что планъ временнаго правительства заключается именно въ обезоруженіи національной гвардіи на всемъ полуостровѣ.
Республиканскія газеты тоже продолжаютъ пребывать въ блаженномъ снѣ; онѣ; напримѣръ, промолчали о вчерашнемъ собраніи? между тѣмъ члены центральнаго мадридскаго комитета — всѣ или литераторы, или адвокаты, пріобрѣтшіе популярность своими защитами. Всѣ они люди честные, но, исключая трехъ-четырехъ, вовсе не люди дѣйствія; они не обладаютъ должной энергіей и все боятся себя компрометировать. Они, подобно рыцарямъ, заковывавшимъ себя съ ногъ до головы, сгибаются подъ тяжестію своего оружія. Спасая какую нибудь мелочь, они компрометируютъ все положеніе: какой нибудь пустякъ ихъ можетъ возбудить, наэлектризовать, по они теряются предъ дѣломъ серьезной важности, они не могутъ ничего создать, ничего изобрѣсти; они не умѣютъ ни отстранить вреднаго шанса, ни воспользоваться удобнымъ случаемъ; они ниже своей роли и событій. Куда имъ привести къ пристани корабль, застигнутый бурями и противными вѣтрами? Они не могутъ быть хорошими кормчими; ввѣренный ихъ попеченію корабль несется самъ, своими усиліями, и если онъ приметъ должное направленіе и прядетъ въ гавань, то этимъ будетъ обязанъ никакъ не ихъ знаніямъ и распорядительности, а только энергіи и рѣшительности своего экипажа. Эти люди были вчера необходимы, завтра они могутъ быть полезны, но сегодня для нихъ нѣтъ дѣла, они только мѣшаютъ, а не работаютъ.
Если Гарридо вчера такъ широко поставилъ вопросъ, то сдѣлалъ это по собственной иниціативѣ, взявъ все на свой рискъ; если онъ говорилъ твердо и рѣшительно, то совѣтовался только съ самимъ собой; если онъ говорилъ истину а проникалъ въ глубь вещей, то опять-таки сдѣлалъ это потому, что, къ его счастію, онъ не членъ комитета. Когда онъ произнесъ имя Кадикса, не одинъ изъ его друзей поблѣднѣлъ; когда онъ требовалъ, чтобы народъ не набилъ Кадикса и Малаги и сказалъ бы правительству: «будетъ, довольно»! нѣсколько рукъ схватили его за платье и послышались просьбы: «во имя неба, остановитесь.» И если онъ послѣ того еще болѣе возвысилъ голосъ, то это опять оттого, чти онъ, Гарридо, человѣкъ рѣшительный, возбужденный до энтузіазма своимъ дѣломъ.
Гарридо возбудилъ энтузіамъ въ своихъ слушателяхъ, но былъ ли этотъ энтузіазмъ искрененъ? Трудно рѣшить такой вопросъ. Впрочемъ, въ искренности его, кажется, сомнѣваться нельзя, но онъ принадлежитъ къ разряду минутныхъ увлеченій, къ категоріи вспышекъ.
Подписка, предложенная Гарридо, въ пользу Кадикса, сегодня открыта нѣкоторыми газетами и въ нѣсколькихъ кафе.
Сегодня подтверждаются извѣстія о событіяхъ въ Севильѣ. Разсказываютъ, что тамошняя національная гвардія обезоружена безъ сопротивленія, что будто бы солдатамъ въ обезоруженіи помогали одинъ или два баталіона гражданской милиціи, своими руками выдавшіе своихъ товарищей!
Разумѣется, эти новости не могли разсѣять моего дурного расположенія духа, которое ухудшилось еще. болѣе, когда я побывалъ въ собраніи иностранныхъ ремесленниковъ, устроившихся здѣсь, въ Мадридѣ. Но словамъ ихъ, у испанцевъ не много нравственныхъ качествъ; они лѣнивы и отличаются мошенническими наклонностями; вся Испанія, по ихъ мнѣнію, составляетъ ассоціацію взаимнаго плутовства, и въ ней участвуютъ и нищіе, и самые высшіе сановники. Всѣ воруютъ другъ у друга, всѣ стараются надуть одинъ другого, а когда негдѣ и нечего воровать, становятся нищими. Армія тоже грабитъ, и "ели она періодически производитъ пронунсіаменто, то это съ единственной цѣлію получить прибавку содержанія. Магистратура-многочисленная и получающая дурное содержаніе-торгуетъ правосудіемъ, подобно тому, какъ патеры торгуютъ индульгенціями. Разсказываютъ, что изъ 150 милліоновъ франковъ, вложенныхъ Франціей въ промышленныя и финансовыя предпріятіи Испаніи, на дѣло пошло не болѣе 300, остальные разворованы и употреблены неизвѣстно на какія надобности. Невѣроятно, между тѣмъ въ вѣрности этого факта въ Испаніи никто не сомнѣвается.
Одна страховая компанія, «Фениксъ испанскій», открыла свои дѣйствія. Въ первый же годъ въ провинціи она заключила условія съ 104 страхователями. Не прошло и 12-ти мѣсяцевъ, 144 страхователя внесли требованія о выдачѣ имъ суммы страхованія, такъ какъ застрахованное ими имущество сгорѣло. Натурально, компанія не согласилась выдать безъ изслѣдованія, по которому оказалось. что сами страхователи сожгли свои дома. «Вы сами жгли свои дома», отвѣчала компанія на настоятельныя требованія страховщиковъ. «Но развѣ мы не вольны въ своемъ имуществѣ; захотѣли сжечь его, и сожгли», отвѣчали наивные страхователи. «Вамъ нравилось жечь, а намъ нравится не отдавать вамъ денегъ», продолжала возражать компанія. «А, такъ вотъ какіе вы молодцы! Хорошо! Мы вамъ честно взносили слѣдуемыя съ насъ деньги, а вы не хотите отдать — вы, значитъ, просто воры! Слушайте, если хоть одинъ изъ васъ осмѣлится показаться въ нашихъ мѣстахъ, мы васъ приколотимъ и сожжемъ ваши дома».
Компанія рѣшилась удалиться; она прекрасно знала, что безполезно требовать въ судъ такихъ оригинальныхъ страхователей.
Малагскій муниципальный совѣтъ прислалъ къ временному правительству двухъ депутатовъ.
«Мы просимъ справедливости; требуемъ суда противъ гражданскаго префекта и военнаго начальника, которыхъ вы намъ назначили, говорили они. Они насъ оскорбляютъ; они вооружили противъ насъ всѣхъ горожанъ; они не исполняютъ постановленій шиты, скрѣпленныхъ подписями ихъ предшественниковъ, и даже одобренныхъ вами. Они оставили безъ всякихъ средствъ къ существованію тысячу рабочихъ, зная о возстаніи въ Санта-Марія, наканунѣ возстанія въ Кадиксѣ. Мы удержали отъ возмущенія народъ, желавшій подать помощь Кадиксу. Чтобы избѣжать всякихъ недоразумѣній, мы сами предлагали вамъ реорганизовать милицію но вашему плану, но вы отвѣтили, что еще рано. Теперь же префектъ и воинскій начальникъ отдали приказаніе нашей милиціи въ 24 часа сдать оружіе, и отдали его въ самой оскорбительной формѣ. Если вы немедленно не отзовете этихъ господъ. Малагѣ придется испытать участь Кадикса. Мы нарочно заѣхали въ Кордову, чтобы просить Родаса помедлить. Но мы застали его на пути къ нашему городу, и онъ не захотѣлъ насъ выслушать. Вы составляете высшее правительство и обязаны защищать жизнь и честь гражданъ. Телеграфируйте же вашимъ чиновникамъ, что вы намѣрены заключить съ Малагой честныя условія. Остановите несчастіе и разрушеніе одного изъ лучшихъ городовъ Испаніи».
— Кто вы такіе? Мы васъ не знаемъ, господа, отвѣчало временмое правительство.
Депутаты удалились, увѣренные, что застанутъ свой городъ преданнымъ огню и убійству. Честь и хвала тріумвирату изъ славнаго Прима, честнаго Серано и добродушнаго Топете!
Въ «Don Diego de Noche» напечатана сегодня такая каррикатура: самъ донъ Діего созерцаетъ кадикскую программу и размышляетъ надъ манифестомъ сентябрьской революціи, скрѣпленнымъ подписью Прима, Топете и Серано, и высчитываетъ по пальцамъ всѣ обѣщанія, которыми прельщало народъ временное правительство:
Свобода сходокъ.
Свобода обученія,
Свобода богослуженій, и остальное.
- ↑ Насколько важно въ исторіи Французской революціи 1848—1851 г., познакомиться съ выраженіемъ: «Національная Партія»; настолько важно въ исторіи настоящей испанской революціи имѣть точное понятіе о «Либеральной Уніи» — коалиціи либераловъ испанскихъ, подобныхъ Тьеру, Монталамберу и Шангарнье.