Покойники моря (Дорошевич)/ДО
| Покойники моря : Изъ народныхъ сказаній |
| Изъ цикла «Сказки и легенды». Источникъ: Дорошевичъ В. М. Легенды и сказки Востока. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1902. — С. 98.[1] |
Это было давно. Но отцы теперешнихъ стариковъ еще помнили старичка-священника, поселившагося въ Крыму, близь Гурзуфа, въ одной изъ пещеръ Аю-Дага.
Никто не зналъ, когда онъ поселился тамъ, кто онъ и откуда. Разсказывали разное. Одни говорили, что его выбросило на берегъ послѣ кораблекрушенія, въ которомъ онъ потерялъ всѣхъ близкихъ и милыхъ сердцу, сдѣлавшихся жертвами разъяреннаго моря. Другіе говорили, что бури моря житейскаго отняли у него все, что привязывало его къ міру, и онъ удалился сюда, чтобъ предаться молитвенному общенію съ Богомъ, созерцать красоты его творенія, содрагаться праведному гнѣву Его и умилостивлять Его своими молитвами.
Что привело его къ морю — неизвѣстно, но море было единственнымъ міромъ, съ которымъ имѣлъ онъ общеніе.
Никто не нарушалъ его уединенія. Никто не мѣшалъ его занятіямъ. Никто не пробирался къ нему черезъ утесы и скалы.
Любопытствовали издали.
Онъ питался кореньями и дико-растущими ягодами, пилъ воду изъ ключа, журчащаго около, и спалъ въ своей пещеркѣ.
Цѣлыми днями бродилъ онъ по склону горъ, всматриваясь въ морскую даль, и если замѣчалъ какое-нибудь судно, начиналъ молиться и посылалъ ему свое благословеніе.
Рыбаки, отправляясь осенью на свой опасный промыселъ къ Ѳеодосійскимъ берегамъ, заѣзжали къ нему за благословеніемъ. Они какъ можно ближе подъѣзжали къ берегу и, покачиваясь въ своихъ челнокахъ, на волнахъ вѣчно бушующаго здѣсь моря, ждали, пока батюшка покончитъ свою колѣнопреклонную молитву о нихъ и издали, съ горы ихъ перекреститъ.
Весной, возвращаясь съ промысла, они опять заѣзжали къ нему, онъ благословлялъ ихъ и, казалось, пересчитывалъ число возвращающихся лодокъ.
Рыбаки вѣрили, что онъ помнитъ, сколько лодокъ отправилось въ какой стаѣ, и если онъ замѣчалъ убыль, тогда онъ плакалъ и молился еще горячѣе.
Молитва за «плавающихъ и путешествующихъ» составляла его непрестанное занятіе.
По утрамъ онъ спускался внизъ, на каменистый берегъ. Море говорило съ нимъ, и онъ понималъ море.
Съ тоской вслушивался онъ въ плескъ мертвой зыби и съ замираніемъ сердца молился за тѣхъ, кто гдѣ-то тамъ далеко, въ открытомъ морѣ, борется съ бушующею бурей.
Среди выкинутыхъ за ночь на берегъ мертвыхъ дельфиновъ, водорослей и разноцвѣтныхъ ракушекъ онъ находилъ подчасъ обломки корабельныхъ досокъ, осколки мачтъ, обрывки просмоленныхъ веревокъ.
Эти страшныя находки говорили о страшной Драмѣ, разыгравшейся гдѣ-то тамъ, въ дали морского простора.
Какъ хищники, волны подхватили судно и унесли его въ открытое море. Какъ разбойники, онѣ кинулись на него, обрушились тысячами ударовъ и раздѣлили свою добычу между собою на тысячи кусковъ. Онѣ играли доставшимися кусками добычи, дарили ихъ другъ другу. Старый сѣдой валъ, вдоволь наигравшись, принесъ свой кусокъ къ Аю-Дагу, выкинувъ его на берегъ и, разсмѣявшись милліардами брилліантовыхъ брызгъ, ушелъ въ море за другою добычей.
За этотъ обломокъ, быть-можетъ, судорожно хватались посинѣвшія, холодѣющія руки, — и батюшка молился за погибшихъ, «имена же ихъ, Господи, Ты вѣси».
Цѣлые дни онъ наблюдалъ съ вышки, не забѣлѣетъ ли гдѣ парусъ, чтобъ благословить пловцовъ.
А вечеромъ, если море было спокойно, уходилъ на покой въ свою пещерку.
Если же море металось и ревѣло, онъ, вѣроятно, всю ночь стоялъ на колѣняхъ, служилъ панихиды и молебны.
По крайней мѣрѣ, тѣ, кого бушующія волны, застигнувъ врасплохъ, подносили къ утесамъ Аю-Дага, среди секунднаго затишья, которымъ смѣняется шумъ и ревъ бушующихъ волнъ, слышали доносившійся съ вѣтромъ съ берега одинокій старческій голосъ, пѣвшій святыя молитвы.
Такъ жилъ добрый старецъ вблизи вѣчно бушующаго моря.
Всегда бурливое, оно особенно реветъ и бушуетъ теперь въ святую пасхальную ночь.
Старецъ, котораго всѣ называли святымъ, восходилъ въ эту ночь на берегъ моря и служилъ пасхальную заутреню для покойниковъ моря.
Изъ безднъ морскихъ выплывали они и на хребтахъ поглотившихъ ихъ волнъ мчались къ утесамъ Аю-Дага.
Много ихъ было, внезапно погибшихъ, теперь приплывавшихъ услышать радостную вѣсть Воскресенія.
Смѣльчаки, рѣшавшіеся пробираться поближе къ скаламъ, среди которыхъ старый священникъ пѣлъ заутреню, дорого платились за свое любопытство.
Они возвращались домой блѣдные, дрожащіе отъ страха, едва попадая зубъ на зубъ.
Много «покойниковъ моря» видѣли они.
Покойники бѣлѣли на хребтахъ волнъ, безъ шума колыхавшихся у берега.
Смѣльчаки видѣли, какъ молились покойники, какъ кланялись они «земными поклонами».
Когда же старичокъ-батюшка подходилъ къ самому берегу, такъ что маленькія прибрежныя волны, взбѣгавшія на камни, цѣловали его ноги, и громко, торжественнымъ голосомъ возглашалъ «Христосъ воскресе», тогда поднимался внезапный шумъ среди стихнувшаго моря.
— Воистину воскресе! — отвѣчали «покойники моря».
— Воистину воскресе! — отвѣчали волны.
— Воистину воскресе! — отвѣчалъ весь безконечный водный просторъ, и далекія звѣзды, что ярко горятъ надъ моремъ, загорались еще ярче и отвѣчали своимъ свѣтомъ:
— Воистину воскресъ Христосъ!
Ихъ блескъ отражался въ волнахъ и море сверкало отъ этихъ поцѣлуевъ звѣздъ съ волнами.
Затѣмъ все утихало.
«Покойники моря» уплывали обратно въ свои глубокія бездны, чтобъ снова собраться сюда черезъ годъ, въ ночь Святаго Воскресенія.
Такъ было изъ года въ годъ, насколько помнили отцы теперешнихъ стариковъ.
Но въ одну Святую ночь на морѣ разразилась страшная буря.
Смѣльчаки, съ вечера забравшіеся на утесы Аю-Дага, видѣли, какъ метались «покойники моря», словно снова переживая свою гибель, въ смертной тоскѣ, тщетно подплывая къ берегу и простирая свои блѣдныя руки.
Вопли и стоны слышались въ ураганѣ. Криками и тоскливымъ призывомъ разражались вопли, требуя пасхальной заутрени.
Заутрени не было.
Не прозвучалъ съ берега торжественный и громкій возгласъ:
— Христосъ воскресе!
И съ тоскою попрятались за тучи звѣзды, не сказавши своимъ блескомъ:
— Воистину воскресе!
До утра пробушевало море, и лишь подъ утро со скорбными воплями уплыли въ свои бездны «покойники моря», не услышавъ радостной вѣсти.
Эти стоны слышали и этихъ покойниковъ видѣли рыбаки, запоздавши въ морѣ, и пустившіеся въ путь въ Святую ночь, потому что въ эту ночь море бывало всегда безопасно.
На этотъ разъ буря разбила въ стаѣ двѣ лодки и, когда утромъ рыбаки подплыли по обычаю къ утесамъ Аю-Дага, никто не показался на горѣ, никто не сосчиталъ возвращающихся лодокъ, никто не помолился за погибшихъ рыбаковъ и не благословилъ оставшихся въ живыхъ.
Три дня тщетно всѣ смотрѣли на то мѣсто, куда обыкновенно выходилъ праведный старецъ, а на четвертый нѣсколько наиболѣе смѣлыхъ и отважныхъ перелѣзли черезъ утесы и впервые вошли въ пещеру старца.
Они вернулись грустно и торжественно-молчаливые.
Праведнаго старца не стало.
Они набрали камней и ими заложили входъ пещеры, гдѣ, съ сложенными въ крестное знаменіе перстами, лежало его бездыханное тѣло.
Такъ похоронили праведнаго старца въ той же пещерѣ, гдѣ онъ жилъ и молился.
Съ тѣхъ поръ каждую Святую ночь страшная буря разражается на Черномъ морѣ.
Плачетъ и стонетъ море у утесовъ Аю-Дага, тщетно дожидаясь пасхальной заутрени.
И не дай Богъ никому очутиться въ эту ночь въ открытомъ морѣ.
Волосы у него побѣлѣютъ отъ ужаса, когда онъ услышитъ въ ураганѣ стоны и рыданья и увидитъ мечущихся по волнамъ «покойниковъ моря»…
— Теперь, однако, стали они поспокойнѣе. Убиваются по своемъ батюшкѣ, но все-таки имъ хоть то въ утѣшеніе, что настроили по берегу церквей. Когда начинается на берегу на Пасху благовѣстъ, море стихаетъ и слушаетъ.
Такъ закончилъ свой разсказъ ямщикъ, съ которымъ я поспѣшалъ къ Пасхѣ изъ Севастополя въ Гурзуфъ.
Примѣчанія
править- ↑ Вошло в Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ III. Крымскіе разсказы. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1906. — С. 185.