Пока довольно. Подобные факты составляютъ соль спиритизма Вся его литература полна ими. Громоздить ихъ здѣсь нѣтъ надобности; строго говоря, достаточно и одного хорошо удостовѣреннаго, чтобъ вывести изъ него надлежащее заключеніе. Бросимъ теперь взглядъ назадъ. Мы сказали, что «задача спиритизма сводится къ тому, чтобы рѣшить къ которому изъ трехъ факторовъ отнести данное медіумическое явленіе» (стр. 102), и «не можетъ ли онъ быть сведенъ къ „психизму“, т. е. получить раціональное объясненіе безъ помощи третьяго фактора.
Такъ какъ весь вопросъ вертится на участіи въ данномъ явленіи одного изъ трехъ факторовъ, или, другими словами, одной изъ трехъ возможныхъ индивидуальностей, то необходимо было уговориться относительно опредѣленія понятія объ индивидуальности, и мы, вмѣстѣ съ авторомъ приняли, что критеріумомъ индивидуальности должно служить личное уравненіе (стр. 104).
Г. Дассьэ утверждаетъ, что спиритическія сообщенія никогда не выходятъ изъ предѣловъ личнаго уравненія самого медіума или присутствующихъ на сеансѣ лицъ (стр. 59), а въ тѣхъ случаяхъ, когда выходятъ, относятся авторомъ къ чудесному дѣйствію созданной имъ „месмерической личности“, или, что тоже, къ чудесному развитію умственныхъ силъ самого медіума, ео ipso превратившагося незамѣтно въ сомнамбула, (стр. 57, 62).
Что всѣ факты, приведенные много подъ рубриками а, б, в и г, выходятъ изъ предѣловъ личнаго уравненія медіума и присутствующихъ лицъ — это очевидно. Приходится искать, съ точки зрѣнія Дассьэ, объясненія въ сомнамбулизмѣ.
Относительно первыхъ я уже показалъ, что подобное объясненіе ни фактически, ни теоритически сюда не подходитъ. Я пытался приложить къ нимъ и гипотезу втораго фактора, въ такихъ предѣлахъ, до которыхъ г. Дассьэ даже не доходилъ; я призналъ ея логичность, ея пригодность для нѣкоторыхъ случаевъ, но долженъ былъ признать и негодность для другихъ. Напр., если медіумъ скажетъ или напишетъ нѣсколько словъ или фразъ на незнакомомъ ему языкѣ, и то будутъ общія мѣста, отрывки, цитаты, то я могу приписать ихъ безсознательному, отдаленному вліянію живущаго гдѣ нибудь человѣка. Это будетъ очень странно, необыкновенно, но не будетъ нераціональнымъ. Если же медіумъ заговоритъ со мной на языкѣ ему неизвѣстномъ, но мнѣ извѣстномъ, и отъ имени лица отшедшаго, ему неизвѣстнаго, а мнѣ извѣстнаго, и будетъ говорить со мною о всемъ томъ, о чемъ могло бы говорить со мною это лицо, то невозможно было-бы, не выходя изъ предѣловъ здраваго смысла, утверждать, что говоритъ со мною не это лицо отшедшее, а какое нибудь другое, гдѣ-либо на землѣ живущее, какъ нибудь на медіума вліяющее и принявшее на себя роль этого именно мнѣ извѣстнаго лица, чтобъ меня дурачить. При этомъ требовалось бы, чтобъ этотъ актеръ хорошо зналъ то лицо, которому онъ будетъ подражать, зналъ меня самого, того медіума, чрезъ котораго онъ будетъ проявляться, и наконецъ день и часъ моего свиданія съ этимъ медіумомъ, чтобы воспользоваться этимъ случаемъ и разъиграть комедію. Все это вмѣстѣ, помимо трудности исполненія всѣхъ условій, есть поддѣлка, обманъ и потому необходимо носило-бы въ себѣ характеръ сознательнаго дѣйствія, а такой характеръ уже несовмѣстимъ по существу съ необходимо-допущеннымъ характеромъ безсознательной дѣятельности для всякихъ подобныхъ предполагаемыхъ психическихъ проявленій, не только отсутствующихъ, но даже и присутствующихъ на сеансѣ лицъ. Говорю „предполагаемыхъ“, потому что сознательныхъ проявленій подобнаго рода мы по сіе время не знаемъ.
Тоже самое оказалось и относительно фактовъ подъ рубрикою б, т. е. медіумическихъ собщеній, писанныхъ различными почерками или почеркомъ того лица, которое себя заявляетъ. Если нашъ авторъ и говоритъ, что „подобный аргументъ представляется на первый взглядъ неотразимымъ“ (стр. 57), то мы позволяемъ себѣ думать, что онъ и на второй взглядъ останется такимъ же — по крайней мѣрѣ нашъ авторъ этого другаго взгляда своего ничѣмъ не пояснилъ, кромѣ заявленія, что это „одно изъ самыхъ удивительныхъ явленій месмеризма“ (стр. 57).
Я остановился на этихъ двухъ видахъ медіумическихъ явленій такъ пространно потому, съ одной стороны, что нашъ авторъ имѣлъ неосторожность указать на нихъ въ числѣ объясняемыхъ месмеризмомъ, а съ другой — потому, что эти явленія — природный языкъ и почеркъ — представляютъ существенныя и несомнѣнныя принадлежности всякой индивидуальности, а вмѣстѣ съ тѣмъ и наглядное мѣрило личнаго уравненія. Языкъ и почеркъ — это внѣшняя форма, такъ сказать „вещественныя доказательства“, которыми личность утверждаетъ свою индивидуальность, и въ данномъ случаѣ (медіумическомъ) независимо отъ вліяній личнаго уравненія всякаго другаго лица. Но есть у всякой личности и внутренняя форма, внутренніе признаки, которыми она точно также конкретно отличается отъ всякой другой — это ея душевное и жизненное содержаніе. Если эта личность не только называетъ себя, своихъ семейныхъ и близкихъ, но и входитъ въ подробности своего жизненнаго поприща, выражая при этомъ тѣ мысли и чувства, которыя были ей свойственны, словомъ всѣ черты своего характера — развѣ тутъ нѣтъ и фактическаго, и логическаго основанія приписать такія слова именно той личности, которая заявляетъ себя, хотя бы даже языкъ и почеркъ, которыми получилось подобное сообщеніе, были языкомъ и почеркомъ самого медіума? Подобные случаи приведены мною подъ рубрикою г), причемъ выбрано много такихъ, гдѣ ни посредникъ сообщенія, ни присутствующія при этомъ лица не имѣли понятія о сообщающемся лицѣ, и только впослѣдствіи, случайно, со стороны, получились подтвержденія о вѣрности сообщенія. Какому же фактору приписать его? Отдѣлъ сообщеній, публикуемыхъ въ Banner'ѣ представляетъ обширное поприще для изученія подобныхъ случаевъ. Тутъ не фигурируютъ знаменитости, отъ имени которыхъ публикуются зачастую, болѣе всего во французскихъ изданіяхъ, самыя банальныя вещи; подобныя произведенія мы имѣемъ право, прилагая къ нимъ принятый нами критеріумъ индивидуальности, отнести къ безсознательнымъ упражненіямъ перваго фактора, т. е. самого медіума. Здѣсь, напротивъ, простые, заурядные смертные разныхъ возрастовъ, званій, состояній, національности; то недавній пришлецъ, не успѣвшій оглянуться, то отголосокъ десятка лѣтъ послѣ перехода въ иной міръ; лепетъ ребенка, ломаная рѣчь индѣйца, степенное слова человѣка мысли, мольба материнскаго сердца — все это безостановочно слѣдуетъ одно за другимъ, какъ пестрые, вѣчно мѣняющіеся образы калейдоскопа, и у каждаго одна верховная забота — заявить, напомнить о себѣ, доказать свое загробное существованіе. И провѣрка подобныхъ сообщеній, очевидно, возможна только со стороны знакомыхъ, остающихся въ живыхъ, до которыхъ дойдутъ подобные отголоски съ того берега.
Можно замѣтить: ужели спиритическая литература не представляетъ, при подобныхъ притязаніяхъ, ничего болѣе серіознаго? Если допустить возможность такого общенія, развѣ не естественно предположить, что могли и должны бы пытаться сказать свое слово поученія и не простые, никому невѣдомые смертные, но и тѣ личности, которыя играли какую-нибудь роль въ судьбахъ человѣчества, прилагая сердце свое къ его высшимъ интересамъ, — при чемъ провѣрка подобнаго общенія совершалась бы не путемъ личнаго свидѣтельства никому невѣдомыхъ современниковъ, а доступнымъ для каждаго путемъ историческаго свидѣтельства? Замѣчу прежде всего что подобный вопросъ не идетъ къ дѣлу, ибо для разсужденія объ гипотезѣ намъ достаточно и того, что дано; затѣмъ по существу, отвѣчу, что какъ бы ни было какое нибудь сообщеніе замѣчательно по умственному содержанію своему, его всегда можно приписать умственной, безсознательной или необычайно возбужденной дѣятельности самого медіума; если же оно будетъ идти отъ имени лица болѣе или менѣе извѣстнаго, то естественно явится предположеніе о поддѣлкѣ, опровергънуть которое почти невозможно. Поэтому свидѣтельство какого нибудь Петра или Ивана будетъ гораздо дороже для разрѣшенія спиритической задачи, чѣмъ любаго именитаго лица. Для интересующихся прибавлю, что не знаю болѣе замѣчательныхъ въ этомъ родѣ сообщеній, какъ печатаемыхъ уже въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ въ еженедѣльномъ лондонскомъ изданіи „The Medium“, подъ заглавіемъ „Historical Controls“. Посредникомъ служитъ необразованный работникъ; передаются они чрезъ него устно, во время его транса, и стенографируются писцомъ.
Приводить ихъ здѣсь хотя бы въ отрывкахъ, съ достаточной для уразумѣнія полнотой, нѣтъ ни мѣста, ни надобности. Много изъ того, что тутъ говорится, не подходитъ подъ мѣрку установившихся стародавнихъ понятій; и хотя нашъ авторъ утверждаетъ, что спиритическія сообщенія вырабатываются въ мозгу самого медіума (стр. 59), но я уже указалъ выше на то противорѣчіе, въ которое онъ впадаетъ съ самимъ собою, когда товоритъ въ другомъ мѣстѣ, что „грозная оппозиція возникла противъ ревнителей новаго ученія, и спиритизмъ былъ правозглашенъ ересью“ (стр. 60). Распространяться здѣсь объ этомъ невозможно. Но такъ какъ въ другой разъ мнѣ не придется касаться этой стороны вопроса, то замѣчу здѣсь только, что выводы изъ подобныхъ сообщеній далеко не оправдываютъ заключеній автора о судьбѣ посмертнаго призрака, изложенныхъ имъ въ главѣ ХII-ой. Если г. Дассьэ признаетъ реальное существованіе посмертнаго призрака и различные способы его объективнаго проявленія, то въ числѣ этихъ способовъ онъ долженъ, какъ я уже говорилъ, признать и спиритическій; если на основаніи тѣхъ способовъ, о которыхъ онъ упоминаетъ, получились только „рѣдкіе отвѣты“, „по содержанію своему неопредѣленные и ничтожные“, то на основаніи другихъ способовъ получились отвѣты многочисленные, содержанія совершенно опредѣленнаго и далеко не ничтожнаго — и въ сужденіи о судьбѣ посмертнаго призрака они должны точно также бить приняты во вниманіе. На основаніи этихъ отвѣтовъ мы никакъ не имѣемъ права заключить, что „посмертное существо не имѣетъ никакого понятія о предстоящей ему судьбѣ, что всѣ его свѣдѣнія ограничиваются смутнымъ сознаніемъ настоящаго и нѣкоторыми воспоминаніями прошедшаго“, — какъ дѣлаетъ это г. Дассьэ (стр. 69). Напротивъ, масса подобныхъ показаній сводится къ тому, что посмертное существо имѣетъ совершенно ясное понятіе о своемъ настоящемъ и будущемъ, въ основѣ котораго лежитъ законъ нравственный и постояннаго преуспѣянія; послѣднее имѣетъ мѣсто по мѣрѣ соблюденія требованій перваго, и только задержка на этомъ пути, въ силу неумолимаго закона воздѣйствія, пораждаетъ то „чувство глубой грусти“, которое кажется нашему автору преобладающимъ.
Но мы удалились отъ своего предмета и намъ остается сказать еще нѣсколько словъ о случаяхъ подъ рубрикой в и г. Что они выходятъ изъ предѣловъ личнаго уравненія медіума и участниковъ сеанса — это уже было говорено и ясно само собой; что попытка объясненія ихъ посредствомъ неучастниковъ сеанса, т. е. кого нибудъ, гдѣ нибудъ, какъ нибудъ безсознательно дѣйствующаго чрезъ медіума, такъ же несостоятельна для этихъ случаевъ, какъ и для предшествующихъ — это также ясно. Но у нашего автора есть другой конекъ — сомнамбулизмъ. О фактахъ, приведенныхъ мною подъ этой рубрикой, онъ вовсе и не упоминаетъ; оно и удобнѣе. По всей вѣроятности они даже были ему неизвѣстны. Если бы они были ему предъявлены, то онъ, вѣроятно, сталъ бы пытаться объяснить ихъ ясновидѣніемъ. Къ этой магической, таинственной способности прибѣгаютъ, въ концѣ концовъ, всѣ противники спиритической теоріи, Поэтому намъ и надо разсмотрѣть, на сколько эта чудесная ипотеза годится для искомаго объясненія.
Какъ ни скуденъ матеріалъ, относящійся до ясновидѣнія, но тѣмъ не менѣе изъ тѣхъ наблюденій и опытовъ, которые намъ извѣстны, мы можемъ составить себѣ нѣкоторое понятіе объ его свойствахъ, условіяхъ и предѣлахъ. Мы уже имѣли случай коснуться этой необыкновенной способности въ сомнамбулизмѣ и ближе опредѣлить ея свойства и предѣлы (стр. 106—113). Перейдемъ теперь къ опредѣленію и условій ея обнаруженія. Магнетическая практика показала, что существенно необходимы три условія. 1) Усыпленіе субъекта. 2) Вліяніе магнетизера, чтобъ произвести это усыпленіе. 3) Установленіе сношенія, связи, (rapport) между субъектомъ и предметомъ ясновидѣнія. Ближайшимъ предметомъ является самъ сомнамбулъ — все до него лично относящееся, затѣмъ — магнетизеръ: его мысли, его чувство, его тѣло — открытая книга для сомнамбула. На посторонняго человѣка ясновидѣніе переносится только въ томъ случаѣ, когда онъ поставленъ въ нѣкоторое отношеніе (rapport) съ субъектомъ ясновидѣнія. Если этотъ человѣкъ на лицо, то связь устанавливается тѣмъ, что сомнамбулъ беретъ его за руку, и тогда онъ проникаетъ зрѣніемъ своимъ въ его тѣло, видитъ его строеніе, недуги и т. д., и не только въ тѣло, но и въ психическое содержаніе его — видитъ его мысли, чувства, поступки, настоящіе и прошедшіе (стр. 53) Если человѣка нѣтъ на лицо, то связь устанавливается посредствомъ предмета, принадлежащаго этому лицу Такой способъ ясновидѣнія очень наглядно описанъ авторомъ на стр. 50. Когда магнетизеръ знаетъ отсутствующее лицо, то весьма естественно видѣть въ словахъ ясновидящаго только отраженіе мыслей магнетизера; но когда магнетизеръ не знаетъ лица, о которомъ идетъ рѣчь, а описаніе правильно, тогда надо полагать, что предметъ, принадлежащій этому лицу, служитъ дѣйствительно проводникомъ для воспріятія отъ него опредѣленныхъ впечатлѣній. Если нѣтъ внѣшняго предмета для установленія связи съ отсутствующимъ, то путеводной нитью можетъ служить мысль магнетизера, направленная на извѣстное ему лицо или мѣстность. При подобныхъ опытахъ случается и то, что зрѣніе ясновидящаго, направленное такимъ или инымъ способомъ на опредѣленный предметъ, не ограничивается этимъ предметомъ, не ограничивается тѣмъ, что онъ видитъ и описываетъ неизвѣстное ему лицо, его мысли и дѣйствія въ данный моментъ, но видитъ и описываетъ ту неизвѣстную ему мѣстность, гдѣ находится это лице и все что вокругъ него происходитъ, хотя бы это было и на большемъ разстояніи. Примѣръ приведенъ авторомъ на стр. 52. Въ лѣтописяхъ магнетизма есть не мало наблюденій, устанавливающихъ фактъ самостоятельнаго ясновидѣнія на разстояніи. Слѣдуетъ однакожъ упомянуть, что есть случаи подобнаго ясновидѣнія и безъ помянутыхъ двухъ условій — магнетизаціи и сна; это случаи естественнаго, моментальнаго прозрѣнія, такъ называемаго „двойнаго зрѣнія, double vue“, когда сенситивный субъектъ внезапно видитъ нѣчто совершающееся на далекомъ разстояніи съ близкимъ ему лицомъ. Здѣсь связующимъ звеномъ служитъ душевная симпатія, остающаяся въ скрытомъ состояніи до момента необычайнаго возбужденія (см. стр. 52, 53); но эта симпатія, это звено остается непремѣннымъ условіемъ; только импульсъ въ данныхъ случаяхъ идетъ съ противоположной стороны.
Изъ всего сказаннаго мы выводимъ слѣдующее опредѣленіе: ясновидѣніе есть воспринятіе процессомъ внутренняго зрѣнія впечатлѣній, идущихъ отъ какого нибудь отдаленнаго или невидимаго для простаго глаза объекта, какъ источника силы — быть можетъ, вибрацій, отражающихся на сенситивномъ мозгу субъекта. Непремѣннымъ условіемъ подобнаго воспріятія является существующее по себѣ или искусственнымъ путемъ установленное отношеніе, звено — вещественное или духовное — между субъектомъ и объектомъ воспріятія. Въ явленіяхъ подобнаго рода субъектъ всегда говоритъ отъ своего лица и говоритъ, что онъ видитъ, употребляя выраженіе „я вижу“.
На сколько же примѣнимъ этотъ психическій процессъ къ объясненію явленій, приведенныхъ подъ рубриками в и г? Относительно нѣкоторыхъ случаевъ подъ рубрикою в можно, если не желать называть вещи по имени и признакамъ, пытаться объяснить ихъ безсознательнымъ отраженіемъ по существующему родственному или душевному сочувствію; такъ чрезъ г-жу Юнгъ въ трансѣ заявляетъ о смерти своей ея знакомая Мэри Дабіэль; черезъ Гупера, пишущаго медіума, сообщается его же рукою о смерти его отца; ему же, стуками, о рожденіи у него сына. Случай передачи сообщенія отъ живой матери къ живой дочери можно также пытаться отнести къ отраженію чувства материнской заботы о дочери; только если это — отраженіе, то какимъ образомъ слова: „ступай и оставайся“ превратились въ слова: „мать желаетъ, чтобы я пришла къ тебѣ и оставалась съ тобою“? Какимъ образомъ механическое отраженіе превратилось въ личную роль? Сообщенія отъ живыхъ, какъ мы видѣли, передаются отъ ихъ лица; и откуда взялись стуки? За то въ другихъ случаяхъ между медіумами и сообщающимися лицами нѣтъ уже никакой, ни родственной, ни душевной связи, ни даже знакомства; таковъ случай извѣстія о смерти бабушки одного изъ присутствующихъ, проявившейся чрезъ посторонее для нея лице и выражавшейся при этомъ на своемъ родномъ шотландскомъ нарѣчіи; такъ посторонній медіумъ передаетъ г. Уитингу извѣстіе объ удаленіи праха жены его изъ прежняго мѣста погребенія; какое дѣло было постороннему медіуму до этого праха, и не тревожимый же прахъ отражался въ мозгу его! Какое было отношеніе между этимъ же медіумомъ и незнакомымъ ему г. Отисомъ, который, противъ ожиданій г. Уитинга, „оказался въ живыхъ“! А вотъ и всемогущая симпатія оказывается безсильной: Мэри Баннингъ, сама медіумъ, вызываетъ брата своего цѣлый день, но тщетно; поздно вечеромъ онъ неожиданно заявляетъ, что весь день провелъ съ другой сестрой своей, которая на утро подтверждаетъ это, и т. д. Изъ этого мы видимъ, что хотя нѣкоторые случаи и можно съ натяжкой подвести подъ объясненіе таинственной симпатіи, но въ другихъ и этой возможности не представляется; а главное тутъ не достаетъ того существеннаго признака, которымъ выражается естественное или искусственное ясновидѣніе, — нѣтъ именно видѣнія, нѣтъ, кромѣ того, и тѣхъ обычныхъ условій, при которыхъ эта способность проявляется: нѣтъ магнетизера, нѣтъ очень часто усыпленія, нѣтъ и симпатическаго отношенія.
Еще менѣе, очевидно, подходитъ это объясненіе къ случаямъ, приведеннымъ подъ рубрикой г. О предшествующихъ можно, пожалуй, сказать — чтобы сказать хоть что нибудь, — что каждое такое явленіе относилось такъ или иначе до лица, извѣстнаго одному изъ участниковъ сеанса и, слѣдовательно, этотъ самый участникъ и былъ причиною, вызвавшею явленіе; какимъ образомъ — это остается покуда загадкой. Въ послѣднихъ же случаяхъ нѣтъ мѣста даже и для подобнаго предположенія: ни медіумъ, ни присутствующіе понятія не имѣютъ о сообщающемся лицѣ, и только постороннія лица, знавшія его, свидѣтельствуютъ о вѣрности его сообщенія. Что же касается сомнамбулизма, ясновидѣнія, то тутъ, очевидно, для подобнаго объясненія уже не остается никакого мѣста.
Отчего не называть вещи по имени? Еслибъ это было ясновидѣніе, то медіумъ и говорилъ-бы прямо, что онъ видитъ такое-то лицо, описывалъ бы его наружность, передавалъ бы что слышитъ отъ него, и т. д. Способность ясновидѣнія существуетъ въ медіумизмѣ сама по себѣ; медіумы, ею одаренные, такъ и называются видящими. Когда такой медіумъ видитъ и описываетъ лицо, знакомое одному изъ присутствующихъ, то мы въ правѣ отнести подобное видѣніе, какъ и нѣкоторые другіе случаи, къ отраженію мыслей присутствующаго лица; но если онъ видитъ и описываетъ лицо, никому изъ присутствующихъ неизвѣстное, которое потомъ, по даннымъ имъ самимъ указаніямъ, узнается другими лицами, то къ какому же заключенію должны мы придти?
И вотъ мы договорились, наконецъ, до того, что дальнѣйшее примѣненіе ясновидѣнія къ объясненію подобныхъ медіумическихъ фактовъ можетъ служить только къ полнѣйшему подтвержденію ихъ реальности. Если въ обыкновенныхъ опытахъ магнетическаго ясновидѣнія субъектъ видитъ на разстояніи какую нибудь вещь, мѣстность, или лицо, о которомъ ни онъ, ни магнетизеръ, и никто изъ присутствующихъ не имѣютъ понятія, и если, по провѣркѣ, описаніе данное сомнамбуломъ, оказывается, вѣрнымъ, то мы имѣемъ право заключить, что въ данномъ случаѣ мы имѣемъ дѣло не съ отраженіемъ въ мозгу ясновидящаго впечатлѣній, идущихъ изъ мозга магнетизера или лицъ, съ которыми онъ поставленъ въ симпатическое отношеніе, а впечатлѣній, идущихъ отъ объекта, реально существующаго, хотя бы внѣ обычныхъ предѣловъ нашего чувственнаго воспріятія. Поэтому, если ясновидящій — будь онъ сомнамбулъ или медіумъ — говоритъ, что видитъ и слышитъ такое то лицо, описываетъ его наружныя черты, и передаетъ о немъ тѣ подробности, которыя слышитъ отъ него самаго, и если это лицо, ни субъекту видѣнія, ни окружающимъ его лицамъ неизвѣстное, оказывается, по наведеннымъ справкамъ, дѣйствительно существовавшимъ, а его рѣчь сообразною съ его жизнью и характеромъ, то мы имѣемъ такое же точно право въ этомъ именно лицѣ и видѣть тотъ реальный объектъ, впечатлѣнія отъ котораго были восприняты ясновидящимъ медіумомъ. Такихъ случаевъ въ спиритизмѣ также не мало; одинъ изъ. нихъ приведенъ Оуэномъ въ его „Спорной области“, стр. 177 и др.
Такую же логику мы имѣемъ право примѣнить икъ явленіямъ, описаннымъ подъ послѣдней рубрикой. Медіумъ впадаетъ въ трансъ — пожалуй, въ магнетическій сонъ. Но кто же на него дѣйствуетъ? Магнетизера нѣтъ; никакого видимаго воздѣйствія со стороны присутствующихъ лицъ также нѣтъ. Между тѣмъ воздѣйствіе есть (и почти мгновенное), субъектъ начинаетъ говорить отъ имени другого лица, точно такъ, какъ еслибы говорило это самое лицо: оно сообщаетъ свое имя, свое бывшее мѣсто жительства, разныя подробности о своей земной жизни, о своемъ переходѣ въ міръ иной, и т. д. По провѣркѣ, фактъ существованія этого лица и все имъ переданное о себѣ, способъ его выраженія, характеръ его мыслей и чувствъ, подтверждаются. Изъ этого мы въ правѣ заключить, что воздѣйствіе идетъ отъ нѣкотораго дѣйствительнаго, реальнаго объекта, и что этотъ объектъ есть именно то, чѣмъ онъ самъ себя утверждаетъ.
Кстати два слова о гипнотизмѣ. Извѣстно, что нѣкоторыя явленія животнаго магнетизма, послѣ вѣковаго позорнаго клейма, вторглись нынѣ въ область научнаго міра и окрещены тамъ именемъ „гипнотизма“ — даже вошли въ нѣкоторую моду. Любопытно видѣть, съ какою осторожностью господа ученые, восхищаясь гипнотическими явленіями, обходятъ всякіе опыты, которые могли-бы поставить ихъ лицомъ къ лицу съ фактами ясновидѣнія; но они подошли къ нимъ уже такъ близко, что встрѣча неминуема, и отвращеніе къ нимъ превратится въ такое же восхищеніе, какъ только и для этихъ явленій найдется такая же гипотеза — физическая, механическая. И давно уже она готова… Но не объ этомъ теперь рѣчь. Я хочу здѣсь только замѣтить, что попытка, въ силу вошедшей моды, объяснить всѣ медіумическія явленія психическаго разряда посредствомъ гипнотизма была бы еще менѣе состоятельна, чѣмъ попытка объяснить ихъ сомнамбулизмомъ съ присоединеніемъ ясновидѣнія; ибо все сказанное нами о недостаточности этой послѣдней гипотезы для объясненія медіумическихъ явленій приведенныхъ нами выше категорій (безъ признанія третьяго фактора) равно относится и къ гипнотической теоріи, предѣлы которой гораздо уже, такъ какъ она ограничивается внушеніемъ внѣшнимъ — передаваемымъ посредствомъ слуха, зрѣнія или осязанія. Но если гипнотическая теорія не годится для объясненія многихъ спиритическихъ явленій, за то, съ другой стороны — не во гнѣвъ будь сказано гг. ученымъ — она весьма наглядно объясняетъ и оправдываетъ логику спиритической гипотезы.
Въ чемъ состоитъ гипнотическое явление и его гипотеза? Гипнотикъ есть субъектъ, погруженный нѣкоторыми внѣшними пріемами въ такое состояніе, въ которомъ онъ становится автоматомъ тѣлеснымъ и психическимъ, абсолютно подчиняющимся дѣйствующему на него постороннему вліянію; онъ мыслитъ и чувствуетъ, видитъ и дѣлаетъ то, что ему внушено внушителемъ его; онъ утрачиваетъ всякое сознаніе о своей личности, превращаясь въ ту личность, которую изъ него дѣлаетъ внушитель его. — Вмѣсто слова „гипнотикъ“ поставьте слово „медіумъ“, и вы получите и явленіе и объясненіе спиритическое, съ тою разницею, что въ гипнотизмѣ „внушитель“ здѣсь на лицо, а въ спиритизмѣ его приходится искать и предполагать — кто онъ и гдѣ онь? Въ поискахъ за неизвѣстнымъ „внушителемъ“ мы расширили гипотезу этого внушителя въ лицѣ перваго или втораго фактора до крайнихъ предѣловъ: мы искали его не только въ мысленномъ сознательномъ внушеніи, котораго гипнотизмъ еще не признаетъ, но и въ мысленномъ безсознательномъ, и не только присутствующихъ, но и отсутствующихъ лицъ; и все-таки въ этихъ предѣлахъ не нашли его (говорю, разумѣется, о нѣкоторыхъ явленіяхъ). Между тѣмъ фактъ посторонняго вліянія — внушеніе со стороны — точно также очевиденъ, какъ въ гипнотизмѣ или магнетизмѣ; приходится искать внушителя тамъ, гдѣ для его опредѣленія будетъ найдено наиболѣе соотвѣтствующихъ признаковъ; по всѣмъ этимъ признакамъ возможно предположить — и въ этомъ нѣтъ ничего противнаго логикѣ — что виновникъ этого внушенія, хотя для васъ лично и невидимъ и невѣдомъ, но дѣятель столь же реальный, какъ и въ гипнотизмѣ и магнетизмѣ; приходится, наконецъ, допустить, и не безъ фактическихъ оснсваній — тогда какъ для отрицанія нѣтъ никакихъ, кромѣ апріорныхъ — что искомый внушитель и есть именно то, чѣмъ онъ самъ себя опредѣляетъ.
И такой выводъ не будетъ только умозаключеніемъ, основаннымъ на теоріи и фактахъ гипнотизма или ясновидѣнія, на сколько они намъ теперь извѣстны, но онъ, въ опору себѣ, имѣетъ и другое совершенно вещественное подтвержденіе. Реагирующій на медіума, какъ на сенситива, объектъ не есть центръ силы чисто умозрительной, — какъ бы созданной воображеніемъ ясновидящаго медіума — нѣть, онъ даетъ себя знать и вещественнымъ, физическимъ способомъ. Нечего подобнаго въ явленіяхъ животнаго магнетизма, вообще, и ясновидѣнія, въ частности, не бываетъ — это процессы чисто психическіе. Въ данномъ же случаѣ воздѣйствующій объектъ заявляетъ себя, какъ самостоятельный центръ реальной силы, проявляющей себя осязательно въ сферѣ нашего чувственнаго воспріятія. Одно изъ такихъ самыхъ обычныхъ проявленій этой силы есть стукъ. Очень часто медіумическія сообщенія передаются именно этимъ путемъ — какъ это видно, между прочимъ, и во многихъ случаяхъ послѣднихъ двухъ разрядовъ; и иногда не сеансъ вызываетъ стуки, а стуки вызываютъ сеансъ. Это самое извѣстное, первоначальное объективное явленіе. Между тѣмъ оно уже весьма сложно: оно доказываетъ, что невѣдомая сила, проявляющаяся разумно и самостоятельно, имѣетъ притомъ и такое знаніе въ орудованіи веществомъ, что можетъ произвести въ немъ акустическое дѣйствіе. Никакимъ усиліемъ воли или инымъ намъ доступнымъ психическимъ процессомъ произвести это невозможно. И нашъ авторъ позитивистъ ничего противъ этого возразить не можетъ; мы видѣли, что онъ признаетъ стуки, производимые посмертнымъ призракомъ, какъ явленіе физически реальное; таковыми, слѣдовательно, онъ долженъ признать и стуки, раздающіеся на спиритическомъ сеансѣ, а затѣмъ столь же реальнымъ долженъ признать и виновника явленія.